|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 48
Убрав свой компьютер, книги и бумаги с кухонного стола, я положил туда салфетки и столовые приборы.
— Уже скоро, — сообщил я Киркусу.
Со своего места за журнальным столиком в гостиной, он поднял в мою сторону бокал, подмигнул и сделал глоток.
Я подошел к Айлин. Она стояла перед плитой, в том углу кухни, что не был виден из гостиной. В одной руке она держала деревянную лопатку, в другой — свой бокал. Я подобрался сзади, просунул обе руки ей под фартук и обнял за талию, заглянув ей через плечо. На горелке стояла сковорода, полная шкворчащих кусочков маринованной говядины.
— Пахнет замечательно, — сказал я.
Она допила остатки коктейля, затем опустила бокал.
— Как там с Киркусом?
— Он меня хочет.
— Не только он.
— Но пообещал не трогать, если я не стану свистеть.
Судя по касанию ее щеки к моему лицу, я понял, что Айлин улыбнулась.
— А ты умеешь? Свистеть? Надо сложить губы...
— Подслушивала нас?
Она мотнула головой.
— Кино смотрела.
— Этого не было в книге, если что. "Иметь и не иметь"(1). Про свистеть и все такое.
— Да? Не знала.
— Теперь знаешь.
— Так чудесно, когда тебя держат в курсе, — сказала она, после чего прижалась ко мне попой и подвигала бедрами из стороны в сторону, потираясь об мой пах.
Я тихо присвистнул, почти ей в ухо.
Она спросила:
— Это ты для меня сейчас свистел или для Киркуса?
Я попытался просунуть ладонь спереди в ее платье, но она ловко поймала мое запястье сквозь фартук.
— Не сейчас, милый. Ты лучше иди обратно, составь компанию нашему другу.
— Я могу помочь тебе здесь.
— Я сама со всем справлюсь. Осталось всего несколько минут. Иди, ладно? Невежливо оставлять его там одного.
— Хорошо, — я коротко поцеловал ее в шею, затем вернулся в гостиную, — Ну что тут у тебя, Рудольф?
— Ой, перестань.
Я сел на диван и взял свой бокал. Вторая порция Лос Бухалос де Лос Муэртос была еще не выпита и наполовину, однако лед уже растаял. Я сделал глоток. Еще вполне холодный.
По радио, Рэнди Трэвис начал петь "Герои и друзья".(2)
— Еда почти готова, — сказал я.
— Я особо не спешу, — сказал Киркус.
— Хорошо проводишь время?
— Вполне.
— Рад это слышать, — я обмакнул кусок тортильи в соус, затем ловким маневром закинул его себе в рот, не пролив ни капли.
Пока я жевал тортилью, Киркус сказал:
— Нам надо чаще встречаться. В следующий раз, я вас приглашу к себе.
Я едва не выпалил "Особо не надейся!", но пребывал в слишком хорошем настроении, чтобы говорить гадости... даже Киркусу. Аромат говядины был чудесен, Айлин была в чудесном платье, я успел вдоволь налюбоваться на ее чудесную грудь, я планировал позднее пойти погулять и чудесно провести время с Кейси, и я испытывал чудесное легкое опьянении от Лос Бухалос.
— Ну что ж, — сказал я, — Только дай знать, когда хочешь принять нас.
Обе его брови приподнялись одновременно.
— Вы правда придете? — на какое-то мгновение, я успел заметить надежду и тоску в его глазах. Однако, они быстро скрылись за обычным фасадом высокомерной наглости.
— Может быть, — ответил я, — Наверное, это от многого будет зависеть.
— От чего, осмелюсь спросить?
— Давай для начала посмотрим, как сегодня все пойдет.
— Я буду примерно себя вести.
Из кухни раздалось пиканье микроволновки.
— Я приготовлю мое фирменное блюдо, — сказал Киркус.
— Это какое же? — спросил я.
— Свиное жаркое.
— Не из длинной свиньи, надеюсь.
— Длинной свиньи? — он нахмурился.
Айлин показалась на пороге. Она скинула фартук и улыбалась.
— Подходи-налетай, ребята!
Мы с Киркусом подошли к столу и сели. Айлин взяла наши бокалы.
— Вы начинайте, — сказала она, — Я пока налью вам еще.
— А чего делать-то? — спросил я.
— Бери тортилью, намазывай сметаной или авокадовой пастой, или чем хочешь, кидай сверху кусок мяса, сыр, зелень, что угодно, заворачивай — ну и жуй.
— Проще сказать, чем сделать.
Вскоре, она подошла к столу с тремя полными бокалами своего фирменного зелья. Затем села сама. Подняв свой бокал, она сказала:
— Ну, будем здоровы все!
Киркус и я подняли бокалы. Мы все склонились вперед и чокнулись друг с другом.
Киркус сделал глоток.
— Grande, — сказал он, — Mucho grande.(3)
Я тоже хлебнул:
— Рио Гранде.
Айлин выпила и сказала:
— Миссисипи.
Я поднял бокал:
— За Марка Твена!
— Фе, — сказал Киркус.
— У тебя претензии к Марку Твену?
— Он плебей. Неудивительно, что ты его так обожаешь, Эдуардо.
— "Гекльберри Финн" — величайший роман в истории! — на мгновение я ощутил укол вины за предательство Уильяма Голдмана. Но если бы я попытался объявить "Золотой храм" или "Мальчики и девочки вместе" величайшим романом...
— Ой, я тебя умоляю, — сказал Киркус.
— Это правда.
— Американский, — вмешалась Айлин, — Величайший американский роман в истории, может быть. Если не трогать британцев, и ирландцев, и русских, и французов...
— Что вообще французы написали хорошего? — спросил я.
— Дюма? — сказала Айлин, — С добрым утром, Эд. "Три мушкетера", может слышал? И Де Мопассан.
— И не забудем Сартра(4) и Камю(5), ну и есть еще Симон(6), конечно же, — сказал Киркус.
— О, а мне нравится Симон, провозгласил я, — Он и правда хорош.
— Она, — сказал Киркус.
— Мне нравится этот его сыщик, как там его, Мегрэ.
— Это Сименон, — поправила меня Айлин, — Жорж Сименон(7).
— Старичок, я говорил про Симон де Бовуар.
— А. Ну разумеется, про кого ж еще. Ну это чушь, конечно.
Айлин засмеялась.
— Тебе, должно быть, очень нравится изображать дурачка, — сказал мне Киркус.
— Как бы то ни было, — сказал я, — Если мы вернемся все-таки к "Гекльберри Финну", то я скажу, что величайший американский роман...
— Сильно переоценен, — перебил Киркус.
— Хемингуэй говорит, что лучший.
— Чем только доказывает мою правоту.
— А как по мне, "Атлант расправил плечи"(8), — сказала Айлин, — Как минимум, для меня это лучшая книга, что я читала в жизни, а ее ведь даже нет в учебных программах.
— Да ладно?
— Ни в одной программе, про которую мне известно. А все потому, что профессора ее ненавидят. Врут про нее. Отказываются рассказывать про ее книги, — нахмурившись, Айлин размазала немного сметаны по дымящейся горячей тортилье, — Боятся каждой ее долбаной книги, как черти ладана. Большинство профессоров у нас коммуняки, если вы не заметили.
С этой стороной Айлин я еще никогда не сталкивался — вероятно, это была ее пьяная сторона.
— Коммуняки? — переспросил Киркус, — М-да, без комментариев.
Прищурившись на него одним глазом, Айлин сказала:
— Мой папа воевал с чертовыми коммуняками во Вьетнаме. Ты думаешь, тут есть что-то смешное?
— Я извиняюсь, если наступил тебе на больную мозоль, дорогуша... ну, или на боевые сапоги твоего достойного отца. Но серьезно, коммунизм? Ты должна признать, что этот дискурс несколько морально устарел в наши дни. И таким образом, Айн Рэнд со своими книгами также морально устарела.
— Ты хоть одну читал? — спросила она.
— Никогда не стал бы тратить времени на такое.
Она указала на меня вилкой:
— А ты, Эдди?
— Боюсь, что нет. Но хотел бы попробовать.
Она повернула вилку к тарелке с говядиной и положила несколько кусочков жареного стейка на свою тортилью.
— "Атлант расправил плечи", "Фонтан идей", "Мы, живые"(9). Нас заставляют читать каждую чертову книгу, что вышла из-под пера немногих избранных. "Великий Гэтсби", мать его! "Жемчужина"(10), мать ее!
— "Алая буква"(11), — добавил я.
- Не говоря уж про "Мадам Овари"(12), — продолжила она, — Это что за херобора вообще была?
Киркус молча качал головой и смотрел на нас с видом крайнего разочарования.
— Сотни, буквально сотни книг, — не умолкала Айлин, — Книги любого хрена с горы, что додумался приложить ручку к бумаге, в программу попадают, но Айн Рэнд? Нет, нееет! Только не это! Она лучше большинства из них, да вообще никого нету лучше нее, но нет, ее стремятся спрятать от нас, потому что ненавидят ее идеи.
— Ее единственная идея — это эгоизм, дорогуша, — сказал Киркус.
Айлин посыпала свою говядину тертым сыром, затем начала сворачивать тортилью.
— Вот видишь, тебя уже в этом убедили, а ведь ты даже ее книг не читал. А все почему? А все потому, что и не хотят они, чтоб ты читал их. А вот ты знаешь, какая ее настоящая идея?
— Боюсь, что ты сейчас нам поведаешь.
— Никто не имеет никакого долбаного права, — сказала она, — Брать то, что ему не принадлежит. Вот как государство, например. Государство ни фига не имеет права нас чего-то там заставлять делать... даже ради того, что они называют "общим благом". Мы не рабы чьи-то. Мы имеем абсолютное право на плоды нашего труда, и мы ни хера лысого не обязаны обществу. Как Джон Голт, ты про него слышал когда-нибудь?
— Разумеется, — со вздохом сказал Киркус, — Кто такой Джон Голт?
— Кто такой Джон Голт? — спросила его Айлин.
— Очевидно, порождение твоей литературной богини.
— "Он погасил огни мира". — при произнесении этой фразы, ее голос немного охрип, а на глаза навернулись слезы.
— И это значит... что? — спросил Киркус.
— Вот они-то как раз и не хотят, чтобы ты это узнал, — сказала Айлин. Она вытерла глаза, затем отхлебнула из бокала и сказала, — Прочитай книгу! — после чего подняла ко рту свернутую тортилью.
— Это "Атлант расправил плечи"? — спросил я.
Она кивнула и шмыгнула носом.
— Возможно, попробую, — сказал Киркус, — Роман, способный довести крепкую Айлин Дэнфорт до слез...
— Слышь, это что сейчас было насчет "крепкой"? — возмутилась Айлин.
— Этот эпитет касался твоего характера, а не телосложения.
— Что-то не так с моим телосложением?
— Вовсе нет, моя дражайшая Айлин. С точки зрения стороннего наблюдателя, оно вполне выдающееся, осмелюсь сказать.
— Спасибо.
— Разве оно не выдающееся во всех смыслах слова, Эдуардо? — спросил он меня.
— Я бы сказал, что да, — согласился я, и потом, слегка встревожившись насчет частицы "не" в вопросе, добавил: — В смысле, выдающееся, точно.
— Разумеется, он ничего другого и не способен сказать — ведь парень в тебя уже обкончательно, ой, простите, окончательно втюрился. Тогда как я представляю собой подлинно нейтральную сторону, и говорю правду без боязни последствий. С точки зрения абсолютной объективности, я могу сказать, что твое телосложение поистине выдающееся. По крайней мере, та его часть, с которой я знаком. Уверен, что Эдвард имеет надо мной преимущество в данном аспекте.
— Едреть... — пробормотал я.
Он поглядел на меня.
— Твое красноречие поистине легендарно, старина, — вновь обращаясь к Айлин, он продолжил, — Кстати говоря, я так понимаю, целая банда малолетних подонков в среду вечером имела удовольствие лицезреть твои явленные всему свету сисечки? Такое ощущение, что их уже все видели, кроме одного меня.
Уставившись на него, она склонила голову на бок.
— И откуда ты взял такие новости?
Киркус поглядел на меня и улыбнулся.
— Надо понимать, я не должен был говорить этого?
— А как же "молчок, могила"? — спросил я.
— Ты не пояснил, что к прекрасной Айлин моя клятва тоже относится.
Я простонал вслух.
— Да ничего страшного, — сказала Айлин. Затем запихнула в рот край тортильи и откусила большой кусок. Она принялась жевать, и с каждой секундой ее глаза все сильнее увлажнялись. Она проглотила еду и вытерла рот салфеткой. Затем произнесла:
— Мне надо выйти, извините.
Она рывком отодвинула стул, встала и покинула кухню.
Со своего места, я видел, как она широкими шагами прошла через гостиную и в коридор. Спустя пару секунд, хлопнула дверь. Очевидно, она зашла в уборную.
— Охохонюшки, — сказал Киркус, и улыбнулся, — Как полагаешь, она, наверное, съела что-то не то?
(1) — "Иметь и не иметь" — роман Эрнеста Хемингуэя.
(2) — "Heroes and Friends" by Randy Travis
(3) — "Здорово. Отлично." (исп.)
(4) — Жан-Поль Сартр — французский писатель и философ
(5) — Альбер Камю — французский писатель и философ
(6) — Симона де Бовуар — французская писательница и философ
(7) — Жорж Сименон — бельгийский писатель
(8) — "Атлант расправил плечи" — роман американской писательницы Айнд Рэнд.
(9) — другие романы Айн Рэнд
(10) — "Жемчужина" — повесть Джона Стейнбека.
(11) — "Алая буква" — роман Натаниэля Готорна
(12) — "Мадам Бовари" — роман Густава Флобера. В насмешливом искажении от Айлин, название романа прозвучало примерно как "Мадам Яичник".
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
