|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Рассказ.
Тусклый свет.
Утро было светлым и тёплым. В привычный шум шин и движков вплеталось пение птиц. До начала рабочего дня было ещё сорок минут и переходить лёгкого прогулочного шага на резкий и торопливый не было необходимости. Это утро было очень хорошим, оно пьянило...
Не было скрежета тормозов, не было и предчувствия опасности... Был только удар. Страшный, сильный удар и тьма.
— Вы слышите меня? Вы понимаете. Что я говорю? — я моргнул. Передо мной стоял доктор, который минутой ранее светил мне в глаза фонариком.
— Вы помните, как ваша фамилия? Попробуйте написать? — в правую руку мне вложили ручку крепкие руки врача. Держать пишущий прибор было тяжело, пальцы не слушались, рука тряслась. Сколько же я провёл без сознания?
— Замечательно, это просто замечательно. Сможете написать свой адрес? — кое как мне удалось и это.
— Превосходно. Мы боялись, что травма... Ладно, это пока не важно. Отдыхайте.
Особо сопротивляться я бы не смог, так как слабо чувствовал ноги, которые были закреплены в не очень удобной позе. Спина затекла, а руки были необычайно слабыми и тряслись при напряжении.
Через пол часа бдения я уснул.
Месяц одна процедура сменяла другую. Переломы ног срослись, но ходить категорически нельзя. Голова болит от резкого шума. Глаза режет. После травмы головы мне провели операцию на мозге. Удалили кусочек черепа превративший часть мозга в кашу, после чего я три недели провёл в коме. Травма вылезла неприятным последствием. Психосамотической аллергией на любую пыль. И ко всему прочему я сверкал наполовину лысой головой и шрамом над ухом.
— У вас прекрасные успехи молодой человек! Вы очень быстро идёте на поправку! Думаю через три недели мы начнём вашу реабилитацию. — мой лечащий врач был мужчиной средних лет с густыми, седыми усами. Он ходил всегда в халате на медицинскую рубаху и с белым медицинским колпаком, или как он там называется...
— Это действительно хорошая новость, Виктор Васильевич. А как мне бороться с аллергией?
— Сложно, сложно мне ответить на этот вопрос. Это ведь не явное заболевание. Оно у вас в голове. Возможно вам стоит обратиться к соответствующему специалисту. — да уж, сейчас мне приходится ходить в медицинской маске. А от психиатра так и заеду в "дурочку". — Но возможно, вам могли бы помочь в Израиле. Там сейчас прекрасный уровень медицины, не то что у нас, всё хуже и хуже с каждым годом. Но несомненно лучше чем в годы перестройки.
Хм, Израиль... И от куда мне взять такие деньги?
— Хорошо. Набирайтесь сил молодой человек. Вам всё понятно? — доктор приподнял бровь.
— Да, через три недели санитары возьмутся за меня всерьёз, и будут меня безбожно таскать по всему отделению не давая расслабленно придаваться саможалению и нечегонеделанию.
— Хм, совершенно верно. Всего доброго, молодой человек. Поправляйтесь.
Ходить держась за перила было... странно, больно и не удобно маска мешала и не давала дышать. Мышцы быстро уставали и удержаться, чтобы не упасть, как подрубленное дерево удавалось не на раз.
— Алё, Вован? Здорово, братишка! Как сам? Да вот Витёк мобилу загнал. Улётная вещь. Да, Вован, в больничке ещё. Нет, балабаса загнали, хватает. Ты мне в другом подсоби. Лаве надо много, где взять? Как говоришь? Осколки метиорита под Ухтой копать? Да там, поди, выкопали всё? Нет? И сколько? Сколько!? Да, ладно? Это выгоднее чем рыбу шкерить. Ясно, братиш. Давай, давай. Удачи. Помог.
Несколько лет назад в районе Ухты упал метиор. Особо об этом не шумели, но у меня дядька из ракетчиков, говорит тогда очень много чинов чуть не обгадилось и на планете не наступил очередной юрский период. Но в стране была пилёжка власти, страны, денег, людей всем было не до каких-то небесных камней. В принципе и мне не было. Пока друг мой Вова Кривой не сообщил сколько отшибленные на всю голову коллекционеры платят за осколок того самого метеорита. А нужно-то всего лопата и немного удачи.
— Эй. лысенький, привет! Пойдём погуляем? — Катька, красавица моя. Глазки карие, волос кучеряшками пышный. Как же я соскучился по ощущению её тела.
— Поехали, покатаемся. — не смог, да и не хотел я сдерживать улыбку. Правда под маской наверное не видно.
Лето во всю брало бразды правления, всё зеленело, распускались цветы. Беседка в больнице утопала в молодой, сочной траве и легкий, даже невесомый хмель начал обвивать прошлогодние побеги.
— Шрамик какой. — пальчик Кати прошелся по свежему рубцу на правой стороне головы.
— Зарастёт.
— Конечно зарастёт, на тебе всё заживает, как... Не важно. Слушай. Тут такое... В общем. Ты хороший парень и я... — дальше слух отключился. Стало нечем дышать, грудь сдавило. Предала! Тварь! Ненавижу!
Мне рассказывали потом, что я встал уставился ей в глаза и влепил пощечину. Она обиделась на меня. Орала, угрожала, пыталась пнуть, когда я потерял сознание от резкого подъёма наверное.
Дышать в маске я больше не мог. Хорошо, дядя Федя, хирург, определил меня в реанимацию, так наверное и задохнулся бы.
— Алё, Витя, здорова! Слушай, достань мне противогаз с широким щитком, а? Зачем? Чтобы дышать, Витя. Просто чтобы дышать. Спасибо друг.
Так я и сел на борт Хабаровск Москва в противогазе, с вещмешком и парой Японских видеокамер с целью попасть в Ухту.
— Ой, боже! Простите. Будете что-нибудь пить? Сок? Воду?
Нет. — отрицательно мотнул я головой.
— А вам не тяжело в этом лететь? — робко, но настойчиво решила расставить для себя всё стюардесса.
— Мне тяжело без этого жить. — чуть грустно и точно гундосо ответил я бортпроводнице.
Перелёт, Москва, несколько пересадок, метро, вокзал, ожидание, переезд в поезде, Сыктывкар.
Вова обещал свести меня с местной братвой, чтоб не потерялся, да и не прессовали попусту, ну и сбывать через братву можно проще чем самому. Но процент ребятки берут лютый. Я так в жизнь на мозгоправов еврейских не соберу. А от запаха резины и скопившегося на лице пота уже дёргаются веки.
— Бабуль, а где лесника найти? Кузмича. — попробовал я на робу собрать данных у местной старожилы с пирожками.
— Да, то в лесу, милый. — щербато улыбнулась старуха. — Пирожков возьмёшь?
— А ты, бабуль, мне тогда конкретнее адресок скажешь?
— Скажу, скажу. — продолжила улыбаться бабка. — Только лесник у нас Петрович Семён.
— То-то я думаю не то что-то. Перепутал.
— А чегой-то ты в противогазе ходишь? Войны химической боишься? — чуть преподняла свою широкую бровь старая.
— Та, я задохнусь без него. Страх, чего только в современном воздухе нет.
— Это да, милый, это да. — о чём-то загрустила старушка. И тут же встрепенулась. — Так с чем пирожки тебе?
Мне то без разницы, я их есть не буду. Пока съешь пыли надышишься.
— А всех давай, по штуке.
Так я узнал адрес лесника.
Семён оказался мужиком в возрасте. Очень не советовал идти во "всякие дурные места". Отговаривал и рассказывал жуткие байки про ходячих мертвецов. Но карту военную продал. Совсем, как новая. Восемьдесят пятого года.
— Дурной ты парень. Сгинешь за зря.
— Не переживай Петрович. Не пропаду я.
Ночевать решил в лесу. Путь предстоял не близкий. В лесу ночевать придётся часто. И нужно было входить в ритм.
Есть приходилось пасту в тюбиках. Типа "космическое питание" и соки с трубочкой. Боги, как я устал от этой маски.
За пол дня по лесу смог пройти около тридцати километров. Скоро должны были начать появляться вороночки. Как на зло опустился туман. Щиток приходилось протирать постоянно от взвеси висящей в воздухе.
В какой-то момент я вышел из тумана. Его просто как обрезало. Словно белая стена за спиной. Хоть рукой прикасайся.
Бесовщина какая-то.
Но кроме тумана, ничего больше необычного не было.
Вечерело. Между некоторыми деревьями и на многих кустах блестела паутина. Странно раньше я её не замечал.
— Всё, баста. Не видно уже ни..чего. Привал. Разбиваем лагерь. — звук своего голоса за практически сутки молчания разорвал тишину. — Вечер, птицы не поют... Как так?
Место падения ухтинского метеорита мне нравилось всё меньше и меньше. Жутко тут как-то. Чуждо. Не как в родном лесу.
— Но делать нечего. За эти осколки по двести баксов дают.
Ночь давила тишиной. Утро открыло ещё одну новость, на которую вчера не обратил внимания. Вокруг не было воды. Не болот. Не луж. Не ручьёв. Хотя в тумане я слышал, было журчание.
Пришлось немного вернуться, чтобы набрать водички, где там её ещё встретишь.
Плохая примета, как не крути.
Чем ближе был обозначенный лесником круг поиска, тем не понятнее становилось в лесу. Время от времени щиток облепляло жёлтоватая пыль, которая лежала на многих кустах. Частенько раздавался треск рвущейся нити. Птицы молчали. Воды я так и не встретил.
Но начали попадаться воронки.
— Эх, размахнись рука... — вибрация голоса в противогазе как-то успокаивала нервы, которые неожиданно напряглись в этом лесу.
На глубине около метра нашёлся кусок прозрачного камня. И он царапал лопату. Это нужно было снять.
До вечера удалось найти ещё четыре воронки, что наверное хорошо.
А ещё попалось озерцо... Но набирать воду я с него не стал. Там стоял олень и пил... И был он жуткий, заднее копыто страшная помесь химеры. Кажется тут радиация не в норме. Может быть и в этой луже фон повышенный. Ну нафиг, короче.
Вечером опять стало видно паутину. Не пойму, почему её днём не видно?
Место для лагеря было неудачным. Так что взяв палку я эту паутину сбивал. Вот только не разу не видел, чтобы паутина молниями билась. Это тоже заснял. Пока снимал палка в труху рассыпалась. М-да. Странны дела ваши Боги.
От озера-лужи я отошёл на километра два, прежде чем разбивать лагерь. Если это единственное озеро в округе, тут много хищников, а я даже без ружья. Зато с камерой. Японской.
Очередным открытием стало... Я не знаю. Как это описать.
В общем с дерева, с жёлтым налётом какой-то плесени упала ветка. Упала и растаяла. Пол вечера кидал в это место всякий мусор. Даже камни рассыпались мокрой трухой. Да, что же с этим местом?
Подумал, что это от кислородного голодания. Пересмотрел запись. Потом ещё раз. Потом батарея села, пришлось менять. Посмотрел запись снова. Если это галлюцинация. То уж больно устойчивая.
Пожалуй за эту запись мне дадут побольше чем за камушек. Дадут, догонят и ещё раз дадут.
Кассету убрал в подсумок. Вставил новую. Записал ещё несколько опытов с этой штукой, для гарантии. А ранним утром заметил паутину и записал её эффект с палкой тоже.
Вода кончилась.
— Чтож, разведка прошла успешно. Но воды надо больше. — подвёл я себе черту по поиску. Надо возвращаться.
Обратный путь выдался сложнее. Воду я не рассчитал и теперь ужасно хотелось пить. Лицо зудело. А мысли крутились вокруг денег.
— Ух, ё. — не заметил и наступил в какую-то ямку. Там, то ли сгнило что-то, то ли что. Но какая-то слизь была, и заляпала мне весь ботинок. — Мать твою.
Через два шага я понял, что был не прав. Это какая-то кислота, и она растворяла мне ногу. Мой крик глушил меня же, мешал думать и дышать. Но эта пакость не останавливалась, но и не растворяла ногу, как ветки та пакость. Нога становилась, как кисель, или желе... вместе с ботинком. Но на голени действие этой гнили не закончилось. Минут через десять я чувствовал и видел, что нога начинает болтаться чуть ниже колена.
— Мамочка, как же помирать не хочется, мамочка... — трясущимися руками затянул ремень на бедре. Достал аптечку. Вколол местный анестетик и общее обезболивающее.
Не о том я мечтал, не о том.
— Аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!!!! — в глазах помутнело, всё тело трясло, хруст хряща отдавался выстрелами в голове. Боги, как же больно... — было последней мыслью, после того, как я откинул остатки ноги в сторону.
Очнулся ночью. Лихорадило. Ослабил жгут. Стало немного легче.
— Вот и отбегался.
Кое как смог сделать более менее одинаковые костыли. Всё лишнее из рюкзака выбросил.
Я выберусь. Выберусь. Обязательно выберусь.
Запасные штаны ушли на то, чтобы обвязать на костылях ручки, что бы те не так натирали подмышки.
— Боги!!! Да, что не так с этим местом?! — но на крик не ответил даже лес. Тишину разрывало только моё тяжёлое дыхание. — Выкуси! Я не сдохну тут!
Ковылять пришлось долго, но скоро птицы запели. В кустах зашуршали мышки, а на деревьях забегали белки.
— Выбрался. — не смог, да и не хотел я сдерживать облегчённого вздоха.
На полянке решил сделать привал. Тем более на такой удобной и с поваленным деревом. Все мысли были только о воде и боли. Но как факт, отдыхать это не мешало.
Как молотом пробилась мысль, что жаль я эту дрянь, что сожрала мне ногу снять не смог. Вот это стоило бы денег!
— Тьфу, какие нафиг тут деньги. Выбраться бы. — и так захотелось снять эту дрянь с лица, что сдержаться не смог. — Ах, как же хорошо дышать...
— Кривой, дыбай, на нашей точке вася сидит левый. — мужчина в потёртом местами комке указал на сидячего на поваленом дереве парня.
— Ща спросим с него, чё он такой борзый. — ответил ему товарищ в не менее потёртом камуфляже и золотыми зубами.
— Э. Вась, ты чё бессмертный? — тряхнул парня тот, которого назвали Кривым, за шрам на лице наверное. — Ржавый, ты зырь, он дохлый вообще. Зажмурился.
— Зенки то открытые и ноги нет. В капкан попал, лошара. — сделал вывод громила.
— И от кровопотери зажмурился? О дыбай, камера. Крутая, какая. Чё там. Твою мать.
— Чё там, чё там? — начал тянуть руки бугай.
— Ржавый, нам Рашпиль за этот видос лаве отсыпет... Да, не лезь, сломаешь ещё.
— Чё, сразу сломаю, не чё я не сломаю.
— Шмонаем его, побырому и уходим. Фарт терпил не любит.
— Господин Меркулов, вам очень понравится эта запись...
— Без сомнения, господин Рашпиль, без сомнения. — сверкнул улыбкой чуть рыхловатый и очень улыбчивый мужчина в дорогом костюме. — Я не сомневаюсь, что вы предоставили мне что-то стоящее.
Конец.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
