|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
От Нижнего до Ульяновки, по улучшенной грунтовке "Нижний Новгород — Саранск", всего примерно около ста сорока километров: кажется — на автомобиле можно часа за три добраться, даже если не давить "на тапку". Однако в связи с обстоятельствами приобретения данного транспортного средства — путь домой напрямую мог оказаться не самым кратким, а даже — как бы не наоборот.
Действуя по золотому правилу "лучше перебдеть, чем недобдеть" — я заранее разработал маршрут следования "задами да огородами", пользуясь всеми доступными мне источниками информации. Самодельная карта, нарисованная "от руки да на глазок", страдала рядом неточностей — поэтому я часто поворачивал не там, или пропускал нужный поворот...
Короче, я заблудился!
Барон, всё больше и больше беспокоился:
— Куда мы едем, Поп?
— На "кудыкину гору", — психовал я, — не нравится ехать — слазь и иди пешком.
— А я думал — в Москву или Петербург...
— Меньше "думай" — тебе это не идёт. А с чего ты так решил, Барон?
Тот, только усмехнулся, типа, что за детский вопрос?!
— А где ты ещё его сможешь продать или просто — кататься на нём, как не в столицах? В какой-нибудь провинции — тобой быстро чекисты заинтересуются... Им самим, такой "мотор" нужен.
Я промолчал, не ответив.
Чем дальше я забирался на Юг — тем всё больше и больше мрачнел, ранее бойкий и говорливый Мишка-Барон...
Наконец уже далеко после полудня, я буквально — каким-то наитием "нашупал" дорогу и, выбравшись на тракт "Нижний Новгород — Саранск" по рядом расположенному селу определил наше местонахождение. Оказалось до Ульяновки рукой подать — не более пятидесяти-шестидесяти вёрст.
Присмотрелся: движение минимальное...
Ну, что ж — можно и рискнуть!
Вот только как темнеть начнёт: чтоб уже ночью до Ульяновского полустанка добраться — где я хочу на первое время спрятать автомобиль от посторонних глаз.
Пока же, отъехав обратно подальше вглубь леса, нашёл ближайшую пустую поляну и решил перекусить да покемарить чуток. После второй, практически бессонной ночи да отходняка после пережитого стресса — глаза сами захлопываются.
Хоть спички под веки вставляй!
Загнав "Бразье" за кусты, собрали хворост, развели костёр, сварили в котелке "шулюм" по моему рецепту из захваченных с собой продуктов. Непритязательно варево, конечно — но мы с Бароном лопали, аж треск за ушами — как от семьи медведей по лесу стоял.
Решив наконец "открыть карты", я переодевшись в кожанку с "кубарями", напялив на лысую голову фуражку со звёздочкой и надев портупею с кобурой, сказал Мишке:
— Не знаю, что ты там обо мне возомнил свой детской фантазией, но я — вовсе не "деловой" и, не в какие "столицы" не собираюсь! Я — начальник отряда военизированной охраны полустанка Ульяновский — "чекист" если угодно и, одновременно начальник гаража при Волостном Совете рабочих и крестьянских депутатов.
Тот, широко раскрыв глаза:
— А, зачем тогда...
— Машину я угнал, чтоб втереться в доверие главе волостной ячейки РКП(б). Карьера моя от того зависит, понимаешь?
— "Карьера" у красных?! Понимаю...
Отводит глаза, а в интонации ясно прозвучало: "А то, я считал тебя человеком!".
Хмыкаю:
— А у кого ещё? У "белых" карьеру уже не сделаешь — они за бугор сбегли, разве что у "зелёных" можно попробовать... Говорят, они ещё бегают где-то в лесах — не успевают вылавливать, да по оврагам прикапывать.
Сходил "по малой нужде" в кустики и, расстилая всякое шмутьё из салона на месте посуше, уже зевая, говорю:
— Так что, Миша, давай с этой поры без всяких собачьих кличек — "Попов" да "Баронов"! Меня зовут Серафим, по батюшке — Фёдорович, а фамилия — Свешников... Кстати, как у тебя?
Молчит, как в воду набравший...
— Ладно, потом скажешь — пока побди, а я подремлю чуток.
* * *
...Казалось — только лёг, закрыв глаза и, тут же соскочил — волос, если б на голове был, дыбом:
— Мишка, ты что творишь?!
Хватаюсь за кобуру — ПУСТО!!!
В лоб мне смотрит зрачок собственного "нагана", за ним — сузившиеся глаза оскалившегося звереющего волчонка:
— Ты так на человека похож... Когда спишь! Рука не поднялась прирезать спящим. Знаю. молиться перед смертью у вас не принято... Тогда, хоть "Интернационал" спой!
Невольно, мне вспомнилось из довольно пошлого анекдота: "Чё, я вам пацан — песни петь?".
— Ааа... Яяя... Может, договоримся? — в такой ситуации и герой голливудского боевичка заверещит резаным поросёнком, — забирай всё — деньги, чёртов автомобиль... Только не убивай!
— И, так всё моим будет, — улыбаясь, давит на спуск, — за мать, за сестру, за отца... Сдохни, тварь краснопузая!
— МИША НЕТ!!!
"Щёлк, — сухо клацает курок, — щёлк, щёлк".
— Осечка, Миша! Давай попробуй ещё, — подбадриваю, — за бабушку, за дедушку...
Недоумевает — шары на лоб и, снова жмёт спусковой крючок:
"Щёлк, щёлк, щёлк...".
— ...За любимую учительницу Марь Ивановну.
"Щёлк" — осекся последний "патрон" и Барон, с неприкрытым ужасом разглядывает оружие, заглядывает в каморы револьвера — не веря всему происходящему и собственным глазам.
— Что, Миша, — сочувственно спрашиваю, наклонив вбок голову, — что-то пошло не так, да?! Долго ж ты собирался с духом — я уж и, вправду — чуть было не заснул...
Бросает "наган", выхватывает из кармана нож:
— Не подходи, ССУКА(!!!), зарежу! Кишки выпущу!
Вынимаю из кармана "Браунинг" и также, ощерясь по-волчьи, негромко шиплю аспидом:
— Прострелю обе коленки и брошу подыхать в лесу. Если даже доползёшь до деревни или подберёт кто — всю оставшуюся жизнь будешь на полусогнутых шкандыбать и ср...ать стоя.
Протягивая левую ладонь:
— "Перо", рукояткой вперёд — сюда... НУ!!!
Чуть помедлив, он с убитым видом подчиняется...
Оценивающе осматриваю и подкидываю "трофей" в руке: рука у него — "не поднялась", видите ли! Понимает малолетний подонок, что таким и сам-то не зарежешься — коль понадобится... Так — постращать кого, только и годится. В ножах я немного разбираюсь — увлекался одно время и даже сам изготовлял.
Однако, несмотря на никуда не годный металл и заточку, нож достаточно хорошо сбалансирован...
Прикинув расстояние, подкинув поудобнее перехватываю его за лезвие и, изо всей силы метаю и, втыкаю нож в дерево за спиной незадачливого мокрушника — тот, аж пригнулся. Одно время была мода в России на спортивное метание и, я её не избежал — несколько лет регулярно посещая открывшийся в нашем городе клуб "Три ножа". Что самое интересное, хоть я и ни разу не левша, но именно так — за лезвие вполоборота, метать ножи лучше всего получалось левой рукой, а за рукоять без оборота — правой.
Вижу — впечатлило и командую дальше:
— Три шага назад! Присел и руки за шею! Вот так и сидеть — вплоть до особого распоряжения.
Подбираю свой "наган" и засовываю на место в кобуру.
* * *
...Хочется сказать огромное спасибо "партайгеноссе" Кацу! Перед "командировкой", он меня так "загрузил"-застращал рассказываемыми случаями отъёма всякими злоумышленниками табельного оружия и, им же умерщвления сотрудников НКВД, что я предпринял кое-какие меры. На нижегородском рынке же, ища запчасти к "Бразье", я не поскупился прикупить по случаю патронов чуток и запасную обойму к этой "игрушке".
Но я говорить "спасибо" не буду — чтоб он не считал, что я ему чем-то обязан.
* * *
Присаживаюсь напротив, также на корточки:
— Ну что, Миша? Поговорим о делах наших скорбных?
Достаточно спокойно, без всяких детских соплей:
— Мне не о чем с тобой разговаривать, быдло большевистское!
— Вот, как?! Ну, в отличии от тебя, мне есть о чём поговорить с культурным, хорошо воспитанным... Хахаха! ПАПОЙ-ЛАКЕЕМ(!!!) молодым человеком — сперва хотевшего без всякой причины меня зарезать спящим, а потом застрелить.
Взбесился, вскочил на ноги, слёзы из глаз — но без интеллигентской истерики:
— МРАЗЬ!!! Мой папа был ГЕНЕРАЛ!!! А вы маму убили, а сестру — перед тем, как... Я ВСЁ(!!!) видел! А отца в Крыму, в овраге расстреляли — я видел как! Я вас всегда... УБИВАТЬ!!! Везде — как только смогу... Как тогда! Всегда — да, я уже... НЕНАВИЖУ!!!
Ну, начинается... Сейчас, чего доброго — пена изо рта пойдёт.
Я подошёл ближе, переложил "Браунинг" в левую руку и, от всей души ему врезал — да так, что перекувыркнулся вверх даренными мной обмотками. Соскакивает и с кулаками на меня.
Ого!
— Английский бокс?
Спрашиваю уклонившись от удара и, не дождавшись ответа, сбиваю с ног подсечкой:
— Фигня, этот ваш "английский бокс"!
Вскакивает вновь и пытается применить против меня какой-то хитротраханный приём. Уклоняюсь, спрашивая:
— Джиу-джитсу?
Без всяких затей, укладываю его "остыть" ударом в ухо:
— Гов...но, это ваше "джиу-джитсу"! Восемь лет в средней школе номер восемнадцать и три года в техникуме и, ты бы тоже научился драться, Миша!
Впрочем, всё дело не в приёмах или даже боевых навыках — а в массе: я весил — как бы не в полтора раза больше и, ему по любому не светило в равной драке со мной. Это только в книжках да в фильмах, тощий шкет походивший в секцию карате — играючи расправляется с агрессивно настроенным, откормленным мордоворотом... Если последний, конечно, не под кайфом каким-нибудь или просто связанный.
В этот раз, он вставать не торопится.
Присаживаюсь на корточки рядом и, предварительно мельком глянув на Солнце, душевно так говорю:
— Как стемнеет, наши с тобой дороги, Миша, разойдутся в разные стороны и станут — как две никогда не пересекающиеся параллельные прямые... Геометрию Эвклида помнишь, надеюсь? А пока побудь у меня на глазах.
Действительно — отпусти его сейчас восвояси, он чего доброго — засаду на выезде из леса устроит и приложит меня из кустов каким-нибудь дрыном по кумполу.
Выковыряв из барабана револьвера порченные патроны, я вставил в его гнёзда новые. "Браунинг" спрятал, а "Наган" покрутил в руках, красноречиво посматривая на пленника.
Да присмирел Барон, вроде.
* * *
Прошло где-то часов пять-шесть и Солнце начало уверенно идти на закат. Ещё час-полтора и начнёт темнеть.
Подхожу и пинаю сапогом по голени в обмотке:
— Ну, что разлёгся как подвыпившая барышня на корпоративном пикнике? Разведи костёр, разогрей "шулюм" да поставь на огонь чайник... Видишь, у меня руки заняты.
Вижу не торопится, поэтому как-бы между прочим:
— Понимаю: "бароны", они — птицы гордые и на "быдло" им горбатиться впадлу... Однако, это в твоих же интересах! Я то, через пару-тройку часов покушаю за столом чем-нибудь домашним — а ты будешь зубами щёлкать с голоду в лесу, как дятел клювом и, причём — неизвестно сколько.
Наконец, он не торопясь поднимается и с угрюмо-быковатым видом принимается за дело.
— Смотри в котелок мне не плюнь, "интеллигент", — строго предупреждаю, — я внимательно слежу... С вас станется, "добро нации".
Не спеша покушав сам, ровно половину оставил Барону... Пока тот жадно ел, заварил покрепче чай: душа по этому напитку истосковалась и, тут подвернулся настоящий китайский — а не какая-то суррогатина вроде "фруктового" с цикорием, или "копорского" — из листьев иван-чая, что до сих пор пил. С рук, если у спекулянтов брать — дорогой, мама не горюй! А в заводском буфете на "Красном Сормове" удалось подобрать нужные "ключики" к снабженцу и прибрести просто сказочно много заварки и, за довольно скромную цену — дешевле только даром .
Пили чай из жестяных кружек уже вместе, сидя друг против друга по разные стороны костра. Обычно, русское чаепитие располагает к "душевному" разговору, вот я и начал:
— Понимаю твои задумки, Миша: хочешь отомстить большевикам за своих близких, да?
Однако, "душевного" разговора не получилось — сидит, маленькими глотками хлебает обжигающий чай и молчит как бирюк. Ладно, пусть это будет монолог:
— А кому ты хочешь отомстить? Конкретным виновникам, или всем "краснопузым" подряд? Убивая первого встречного милиционера или совслужащего — "ответственного работника"? Хм... Если верно последнее — то ты глуп как пробка из эфиопского баобаба, Миша!
Исподлобья зыркнул на меня и всего лишь...
— Налетел ураган и, тёплое ласковое море — в котором ты недавно купался, вздыбилось и смыло твой дом вместе с папой, мамой и сестрой... СТИХИЯ!!! Печально, конечно... Но, так часто бывает.
Наклоняюсь вбок, пытаясь глянуть в его глаза и мне это на мгновение удалось:
— Ты хочешь высечь море, Миша?! Море успокоится, войдёт в свои берега и, снова будет ласковым и нежным — в нём будут купаться дети и, по нему будут плавать яхты с белоснежными парусами... А как в этой истории будешь выглядеть ты?!
Не дождавшись ответа:
— Как полный дебил.
После довольно продолжительной паузы — пусть осмыслит ранее услышанное:
— Ежели ты хочешь отомстить конкретным виновникам смерти твоих близких... То, ты — даже тупее, чем я о тебе думаю!
Наконец, у Барона непроизвольно вырвалось:
— Почему?
— Спрашиваешь "почему"? Хорошо, время ещё есть — сейчас поясню... Ты читал книжку "Граф Монтекристо", Миша?
— Читал.
Я её тоже читал... В очень далёком детстве. Сразу скажу: мне она не понравилось, как и "Война и мир" и, прочие — тому подобные "преступления и наказания". "Воды" в них много и запятые неправильно расставлены... Хахаха! А позже, когда сам "бумаготворчеством" грешить стал, всё удивлялся: как обычными гусиными перьями по бумаге — без всякого "Microsoft Office", можно написать такой объём — да ещё и, вычитывать, редактировать и переписывать Бог весть сколько раз?!
Уму непостижимо.
— Если ты читал "Граф Монтекристо", Миша, то должен знать — что у главного героя этого произведения... Этого, как его? У Эдмунда Дантона...
— Эдмона Дантеса, — поправляет.
— ...Разве? "Дантес", тот нашего Пушкина вальнул — а этого звали именно Эдмунд Дантон.
Мишка упрямо:
— Нет, его звали Эдмон Дантес!
— Да, не в том суть! У главного героя этого романа была схожая с твоей проблема и, он решил отомстить своим обидчикам. Всю историю рассказывать не буду — ты её знаешь, начну с момента побега...
Внимательно слушает.
— Итак: хитромудрым способом покинув "домзак" строгого режима на острове, Эдмунд долго плывёт нагишом по морю, теряет силы и уже готовится сделать "буль-буль" — пойдя на корм средиземноморским тупорылым акулам...
Опять перебивает:
— Откуда в Средиземном море акулы, да ещё и "тупорылые"?!
— Тебе не всё равно? Ну, положим: из Чёрного моря — через Босфор и Дарданеллы приплыли... Легче стало?!
— ???
— ...Как были в вышиванках и с трезубом — так и приплыли. Ты меня слушать будешь или только перебивать?
Невольно улыбается и:
— Буду слушать.
— Утонуть он не успел — его заметили с судна контрабандистов. Нашего героя подбирают, поят, кормят, одевают и укладывают спать в капитанской каюте. Проснувшись полный сил, наш герой режет тупым ножом капитана, стреляет из его мушкета всю команду и на захваченном корабле плывёт в родной город, чтоб отомстить обидчикам.
— Да, не так...
— Подожди, я ещё не закончил: не успел он пришвартоваться, как его схватывают и после короткого — но справедливого суда, гильошируют на городской площади под весёлое улюлюканье толпы черни... И поделом ему — ибо, дебил!
— Да, не так же всё было!
— Это я про тебя рассказывал, а не про этого Дантона! ...Ты пей, пей чай Миша — а то остынет.
Однако, ему не до чая — глаза как у филина!
— На самом же деле, Эдмунд этот — в отличии от тебя, был человекам умным. Потихоньку помаленьку — не делая подобно тебе резких движений, шаг за шагом, он с самого "дна" поднимается в "высшее общество" и, дождавшись подходящего момента, хорошо подготовившись... КРАСИВО И С ИЗЫСКОМ(!!!) свершает возмездие.
Тот, пылко возражает ссылаясь на благоприятные обстоятельства:
— У него было богатство завещанное стариком!
— У него — в отличии от тебя, Миша — мозги были! А ты б, все богатства мира профукал бы — по скудости ума... Уверен, именно поэтому — Господь не послал к тебе старика с картой, на которой сокровища зарыты.
Насупился и молчит.
— Вот сам подумай — если есть чем: приехал бы ты в Питер на этом "Бразье" (если бы доехал!) и, дальше что? Кто убил твою мать и сестру — кому мстить ты знаешь?
— Они спрашивали про отца и показали ордер из ЧК — на его арест и обыск квартиры.
— Хм... Яков Блюмкин тоже показывал германскому послу какой-то "ордер", перед тем как кинуть в него бомбу. Скорее всего, всё же это были обычные бандиты — возможно из анархистов, пусть даже и с каким-то липовым ордером.
— Матрос, пролетарий и жид..., — со злобой, — я их морды хорошо запомнил.
— Надо говорить "еврей", Миша, — мягко поправил, — хотя да... Среди евреев жидов тоже хватает! Как бы там не было, какие-то документы по этому делу должны остаться в архивах ВЧК — большевики переняли от старого режима российскую бюрократию и даже значительно её развили. Если ордер был настоящим — там должно найтись постановление об аресте с фамилиями исполнителей, если липовым — материалы расследования преступления. Было расследование? Тебя допрашивали чекисты с улицы Гороховой?
— Не знаю, я сбежал — меня тоже хотели убить... Стреляли... Нет, я сразу же на вокзал, на поезд и поехал на Юг к отцу.
— Понятно... Материалы по расстрелам в Крыму тоже должны в архивах сохраниться — такие "дела" без соответствующих резолюций и постановлений с подписями не делаются. Ну и, как ты до них — до чекистских архивов, собирался добраться, Миша?
Молчит.
— Нет, всё же ты — тупой, зря я с тобой связался.
Злится и выйдя из себя, вопрошает:
— А как бы ты на моём месте поступил? Забыть и простить, что ли?!
Коротко хохотнул:
— "На твоём месте"?! На твоём месте, Миша — я б хорошо учился в школе! И тогда бы, я знал бы историю всех революций и алгоритм их развития... Чтоб, предугадать наиболее благоприятный момент для свершения мести.
Злится, психует — но тем не менее, "насторожил" уши.
— Любая революция — истребив своих врагов, рано или поздно начинает пожирать своих детей — революционеров. Все цивилизованные страны через это прошли и наша Россия — не исключение.
Как бы мысленно прикидывая, задираю голову и уставясь на быстро темнеющее небо с резко выступившими на нём звёздами — пророчествую аки Нострадамус:
— Лет пятнадцать ещё и, начнётся... Где-нибудь в году, эээ... Тридцать седьмом. А кто будет осуществлять этот "процесс"? Да, те же самые карательные органы: ВЧК-ГПУ — в которые придут новые люди, больше некому!
Помолчав, наклоняюсь поближе к его уху и шепчу как Змей-искуситель Адаму:
— Так что, если хочешь отомстить за свою семью — тебе надо не убивать чекистов, а стать одним из них — причём, как можно более высокопоставленным... Других способов, положим — отвести в расстрельный подвал Зиновьева с Рыковым, или тюкнуть Троцкого ледорубом по темечку, не существует.
Барона так "вставило" с моих слов — что он опрокинул кружку ещё довольно горячего чая себе на мотню и долго прыгал вокруг костра с дикими воплями, а я над ним обхохатывался.
Наконец, достаточно стемнело — чтоб незаметно прошмыгнуть в Ульяновку... Ну, что ж — пора собираться.
Закинул в автомобильный багажник вещи, завёл двигатель. Мой незадачливый убийца, в мокрых штанах сидел возле костра и немигающим взглядом смотрел на угасающие угли.
— Выглядишь, как обосцаный, — брезгливо заметил я, протягивая Барону пачку денег, — вот возьми за свои труды и, давай "до свиданья".
Сдаю задним ходом, разворачиваясь и... Смотрю — стоит на единственном выезде с полянки. Сигналю — не отходит.
— Миша, хорош дурить!
— Серафим! Я больше не буду...
— "Я больше не буду, прости меня Серафим...", — передразниваю, — это всё слова! Я тебе не верю и не хочу видеть рядом с собой человека — к которому нельзя повернуться спиной.
Фыркаю презрительно:
— И, мало того — тупого человека, вдобавок. Бесполезное ты существо, Миша, прочь с дороги!
Не реагирует.
Ну, что ж...
Подгазовываю и, набирая скорость, еду прямо на него. Опускается на колени...
...В самый последний момент торможу, но всё равно — достаточно сильно бью его бампером в грудь. Из-за капота, последствий дорожно-транспортного происшествия не видно. Выждав какое-то время, спрашиваю:
— Миша! Бампер или капот не помял?
— Нет..., — отвечает еле слышно.
Должно быть, дыхалку я ему хорошо сбил — до того голос сдавленный.
— Тогда прыгай в машину.
Перебирая руками за кузов, Барон вваливается на переднее пассажирское сиденье.
Уже на выезде с полянки, ещё раз резко торможу:
— Миша, ты забыл пшак! Нехорошо бросать своё — хоть и говённое, но оружие. ...Ты меня понял?
С печально-обречённым взглядом приговорённого к повешению, он выходит и медленно-обречённо бредёт к дереву с воткнутым ножом. Наблюдаю за ним в зеркало: увидев, что я не уехал, вытащив с немалым усилием нож — он изо всех сил бросается назад, одной рукой схватившись за бок...
Кажется, я сумел приручить молодого — но весьма перспективного волка.
* * *
— ...Итак, Михаил, — как ни в чём не бывало говорю, — с этой поры ты должен стать святее самого Папы Римского! Я кроме всего прочего — руководитель местной комсомольской ячейки и, ты тоже — должен быть самым правоверным комсомольцем. Но, смотри не переигрывай! Кроме тебя, конечно — но дураков вокруг, не так уж и много...
— Понял! — настроение у Мишки заметно меняется.
Достаю из кармана небольшую брошюрку и отдаю ему:
— Это устав Российского Коммунистического Союза Молодежи, сокращённо — РКСМ: пока прочитай — чтоб общие понятия иметь, а затем тебе предстоит выучить его назубок.
Тот открыл и начал бубнить:
— "Капиталистический строй накануне своего разрушения. Восстающий мировой пролетариат выдвигает новые формы общества. Идеи коммунизма начинают претворяться в жизнь. На смену экономическому, политическому и духовному рабству идет новый мир — мир свободного Труда и Мысли...".
Морщусь:
— Читай про себя!
— Про меня здесь ничего не написано, — уловив мой серьёзно-недовольный взгляд, -извини, По... Серафим.
— Если вместо чекистов собрался поступать в клоуны, — с трудом сдерживаю смех, — можешь продолжать свой шутовской тон.
Трогаюсь потихоньку и не торопясь еду — теперь, спешить мне особенно некуда. Я рассказал ему свою "биографию" — особенно участие в Советско-польской войне.
— Теперь, давай обговорим твою легенду, Михаил. Думаю, тебе лучше всего представиться "сыном" нашего Н-ского стрелкового полка — уж больно в тебе заметны кой-какие армейские замашки. Теперь происхождение...
Я задумался... Нездешняя "благородная порода" у него на лице видна невооружённым взглядом — хотя по рукам не скажешь, что из "благородных".
— Как твоя настоящая фамилия?
— Гершельтман..., — увидев мою реакцию спохватился, — фон Гершельтман — мы из обрусевших остзейских немцев. Одна немецкая фамилия и осталась — а мама была чистокровной русской.
Так он действительно — настоящий барон?! УХ ТЫ!!! Никогда раньше живых баронов, как и впрочем — князей, герцогов и прочих графьёв — не встречал, не видел... И тем более — ни разу не бил им морду.
— Хорошо! Теперь ты будешь сыном еврея-выкреста и русской.
— Серафим, я...
— Молчи! Так тебе легче будет сделать карьеру — "соплеменники" помогут, а истинным евреем всё равно не станешь — у них через мать национальность передаётся. Фамилию немножко переделаем... Предположим — "Гешефтман"... Как тебе?
— "Гешефтман Михаил Константинович"..., — повторяет прислушиваясь, — нормально звучит — жиды враз за своего примут!
— Ещё раз услышу слово "жид" — высажу и дальше пойдёшь пешком!
— Я понял...
— Имя и отчество можешь оставить прежнее, а вот дореволюционную биографию надо будет хорошенько исправить. Желательно, чтоб ты был родом из мест, нынешним властям не подконтрольных... Есть какие-нибудь соображения на этот счёт?
— До Петербурга, мы долго жили в Варшаве... Мой père, тогда был всего лишь капитаном, потом подполковником. Я даже по-польски до сих пор немного понимаю и разговариваю. А когда был на Юге в беспризорниках — научился по-жид... Хм, гкхм... На еврейском. Вообще, у меня с детства способности к языкам!
— Вот и отлично: ты сын варшавского типографского рабочего. После оккупации этого города кайзеровскими войсками, ваша семья бежала в Россию, а ты потерялся во время эвакуации, некоторое время жил у еврейской родни в... Где ты жил, Миша?
— В Могилеве! Там, мы часто гостили у отца во время Германской — я очень хорошо этот город знаю.
— Всё в ёлочку! Потом, после оккупации немцами в 1918 году Могилева — ты бродяжничал, перешёл на советскую территорию и тебя взяли в воспитанники... На барабане стучать "Интернационал" сумеешь?
— На трубе умею.
Мишка протрубил губами какой-то военный сигнал... Не разбираюсь.
— Итак, тебя взяли горнистом в наш полк — где мы с тобой в 1920 году и встретились. Потом я был контужен, а ты...
— У меня имеется ранение, — Мишка показал рукой на правое плечо, — ваша большевистская шрапнель под Царицыным... В девятнадцатом году.
— Вот и отлично — как удачно всё складывается! После моей контузии и твоего ранения, наши с тобой пути расходятся — но ты знал мой нижегородский адрес и после демобилизации поехал меня разыскивать. Встретились же мы с тобой случайно в Губкоме РКСМ...
Конечно, всё достаточно "сыро" и придётся ещё хорошенько над его биографией поработать — чтоб отшлифовать её до безукоризненности гранёного алмаза чистейшей воды.
Видать, сто раз прежде подумав, Барон вернул мне мои деньги и кроме того... Я аж по тормозам — чихнув, движок заглох:
— Что это?!
— Ненароком "земельный банк" того плешивого на глаза попался... Возьми — мне деньги и тем более золото, пока ни к чему.
Новых советских денег, как бы ни втрое больше — чем у меня было после удачной аферы с самогоном и краской. Но, главное — десятка два жёлтых кружков с волосатой рожей последнего Романова и надписью на обратной стороне: "15 рублей 1897 г.". Не сразу и дошло — что это знаменитые николаевские империалы!
Спрятав поглубже в карман деньги, подняв вверх указательный палец, назидательно говорю:
— Миша! Впредь такие "акции" — только с моего разрешения. Сам подумай — если есть чем: если вдруг понадобится "на дно" залечь — куда мы с тобой пойдём, а?
— Извини, как-то не подумал...
— Придётся тебе учиться думать, а пока, — указываю на рукоятку, — иди маслай...
Мишка, с виноватым видом взял "кривой стартер" и пошёл заводить.
Сокрушительно качаю головой, трогаясь:
— Ещё одно неопровержимое доказательство твоей полной безмозглости, Фон Барон... Увы, что за поколение?! "ЕГЭ" — ети его мать и здесь достаёт! На кого мы оставим Матушку-Россию, когда... Эх!
Барон, смотрит на меня как-то... Как на "неведому зверюшку":
— Ты рассуждаешь и бурчишь как старик! Почему?
Блин, "по легенде" — я же его всего лет на шесть старше!
— По кочану.
Вдруг спрашивает:
— А скажи, Серафим...
— Спрашивай — не стесняйся. Если конечно, не о чём-нибудь сугубо интимном — о чём детям знать не положено...
— Я тебе всю душу нараспашку открыл — про меня ты всё знаешь. А тебе для чего карьера у крас... У "наших"?
— А твоему отцу — зачем была карьера? Или, он не делая карьеры — до генерала Императорской армии дослужился? Так не бывает, Миша.
Фыркает:
— Сравнил тоже...
Назидательно глаголю, пусть и с излишним пафосом
— Красные, белые, зелёные в крапинку или серо-буро-малиновые рептилоиды-инопланетяне у власти — а Россия никуда не делась. Она у нас одна и её надо защищать! Или ты до того глуп — что даже такого не понимаешь?!
— Ты Россию "защищаешь", — в голосе недоверие и откровенный стэб, — на каком-то — забытом людьми и Богом полустанке?!
Слегка озверев, я:
— Родину, Миша, надо защищать ВЕЗДЕ!!! Твой отец, разве не говорил тебе это?!
Глубоко задумался и весь оставшийся путь, мы проделали молча...
* * *
Не включая фар — почти полной луны на чистом небе было вполне достаточно, не спеша двигаясь, практически не встречая на тракте встречных гужевых телег — тем более автомобилей, далеко за полночь добрались-таки до полустанка Ульяновский.
Оставив Барона сторожить "Бразье", прошёлся по полустанку... На перроне никого: суточный наряд, естественно — дрых без задних ног в караулке.
Хорошо!
Но как-нибудь надо будет устроить внезапную учебную тревогу-побудку...
Нашёл дом Чеботарёва и осторожно постучавшись в окно, разбудил его жену — а та уже растолкала самого комвзвода ОВО.
— А мы уж было потеряли своего "заведующего оружием", — не кривя душой, вполне искренне обрадовался тот, — вчерась Анисимов с Кацем прибегали, ругалися на чём свет стоит... Обзывали тебя по всякому.
— Должность у них такая — ругаться.
— Это точно! Привёз то — за чем ездил?
— Привёз, привёз..., — отвечаю, — иначе бы не вернулся.
— Правильно: Фрол Изотыч, прямо как взбесился — запросто пристрелить может.
Усмехаюсь:
— А сейчас он сразу добреть начнёт...
— Да, жалко было бы — вернувшиеся мужики шибко тебя зауважали, товарищ Свешников, — вполголоса заговорщически, — ты как ещё поедешь в город в другой раз — меня обязательно возьми, Серафим Фёдорович...
Уклончиво отвечаю:
— Там видно будет — заранее не обещаю. Ты это, Гаврила... Дай мне ключи от того пакгауза — где пушка стоит.
— Да у меня бы в сарае сложил... Много ль, добра там у тебя?
— Много! Дай ключи, говорю!
Долго не выкобеливаясь, тот с готовностью:
— Погодь чуток, сейчас вынесу...
Получив ключи, я говорю:
— Ты пока не ложись — к тебе ночевать придём... Не тащится же на ночь глядя в Ульяновку.
— Ночуйте, не жалко..., — зевает, — а много вас будет?
— Я и, со мной один вьюнош. Заодно и познакомишься — в нашем отряде "сыном полка" будет...
— Кем, кем?!
— Долго объяснять... Потом узнаешь.
— Ладно! Пойду — скажу бабе, чтоб постелила вам обоим где...
* * *
Дальше, всё было вообще — проще выеденного яйца и, как говорится — делом техники!
Утром на построении, где меня только что на руках не подкидывали — как Юрия Гагарина вернувшегося после первого полёта на Луну, я представил Барона отряду и толкнул пламенную речь:
— Товарищи агенты особого военизированного отряда и младшие командиры! В республике свирепствует детская беспризорность! Если каждый отряд — подобно нашему, усыновит хотя бы по одному ребёнку...
Бла, бла, бла!!!
Естественно упомянул всех пролетарских вождей всуе и, целых три раза главного борца с беспризорностью — товарища Дзержинского Феликса Эдмундовича.
Мишка, застенчиво улыбался невинным ангелочком и, всем без исключения агентам понравился — даже тогда, когда я предложил взять его на общий отрядный кошт.
— Не обеднеем, чего уж там, — слышались голоса полные неподдельного энтузиазма, — обмундируем, прокормим — человеком воспитаем!
Так же — "на ура" прошло, что жить Мишка будет у всех по очереди — я тоже не исключение.
— Это, Михаил, для того — чтоб ты проникся народным духом и ничем от простого "быдла" не отличался, понял? Тебе сколько полных лет — всё забываю спросить?
— Шестнадцать...
— Дату рождения оставь прежней — чтоб не путаться, а год скинь — иногда очень полезно подольше оставаться ребёнком. Когда достигнешь совершеннолетия, у тебя будет как минимум три года стажа службы в войсках НКВД и столько же — комсомольского... Неплохой "стартовый капитал" для карьерного роста.
Мишка, скосив глаза куда-то влево-вверх, прикинул хрен к носу и обрадованно вскрикнул:
— Понял! Отлично придумал, Серафим!
— То-то, — взявшись за треснувший козырёк, я резким движением вниз надвинул ему кепку на нос, — голову человеку дана — не токмо кепку носить!
После построения, подождав когда агенты разойдутся по своим делам, заперлись с "воспитанником" в пакгаузе и провели предварительные работы по разборке "Бразье". Сперва поддомкратив, поставили кузов на чурки, затем сняли колёса. Слили горючее с бака и моторное масло с картера. Раскрутив все болты крепления двигателя, откинули цепь с коробки передач, отсоединили провода электрооборудования и трубки топливной системы...
Ближе к обеду дождавшись попутной телеги, погрузили на неё пустые керосиновые бидоны и мои вещи и, направились в Ульяновку. Первое время — пока оформляем документы и опекунство, Мишка поживёт у моего названного отца.
* * *
Дома нас встретил "до полусмерти" обрадованный Отец Фёдор — аж за сердце от радости хватался:
— Ты бы знал, Серафимушка, что тут про тебя только не наговорили...
— Ничего, ничего..., — обнимаю его, утешая, — сухие мозоли от "наговоров" в ушах не вырастают.
Не менее его обрадовался и наш "квартирант" — Певницкий Аристарх Христофорович:
— А я уж было, обратно лыжи навострил... Ваш Фрол Изотович и слышать ничего про театр не хочет!
— Так не с ним надо было переговоры вести — а с директором школы Кулагиным.
— С Нилом Николаевичем? Что-то не догадался...
— Устроил бы Вас, так или иначе... Вы рисовать умеете?
— Конечно! Какой гримёр рисовать не умеет?
— Официально устроились бы в школу учителем рисования, а любительский театр — как общественная нагрузка.
Как говорится: помяни чёрта — он и явится!
Не успели пообедав, перейти на чай с некоторыми вкусностями — что я из Нижнего привёз, как в трапезную без стука влетает товарищ Анисимов с неразлучным Федькой. У обоих рожи — как у расстрельной команды напротив окровавленной "стенки".
Не здороваясь:
— Что так долго?
Точно также, даже не пристав:
— В следующий раз пошлёшь своего "кучера", товарищ председатель — быстрее получится.
Федька, аж пунцово покраснел от злости — у нас с ним явная нелюбовь "с первого взгляда".
Фрол Изотович, не обратив никакого внимание на эмоциональное состояние своего холуя, уже несколько более сдержанно:
— Ну и как съездил...? Удачно?
Откусив изрядный кусок вкусной сушки, не торопясь тщательно пережевав и запивая чаем проглотив, отвечаю:
— Всё нормально, товарищ Анисимов: твой "француз" забегает строго по графику — зуб даю.
У меня даже неделя в запасе окажется... Так — на всякий случай.
— Денег и это..., — внимательно разглядывает мою кожаную курку висевшую на вешалке, — хватило?
— Откуда..., — махнул рукой, прибедняясь, — пришлось свои кровные ещё добавлять! Так что сам понимаешь...
Немножко успокоившись, тот понимающе кивает: мол, не беспокойся — так или иначе компенсирую. Затем, обращает внимание на Мишку:
— А это кто?
Федька перебивает с ответом:
— Ещё один дворянчик — по морде его видно!
Мишка, лишь ответил сиятельной улыбкой.
Я, осуждающе покачав головой:
— "Морда" — это у твоей кобылы, если что! А у людей — "лицо". А это, мой фронтовой товарищ — мы с ним из одного котелка рубали, одни сапоги носили по очереди и одной шинелью накрывались.
Затем, глядя на Федьку с явной угрозой в голосе:
— Поэтому полегче насчёт "дворянчика" — а то я могу и, в рожу заехать! Происхождения же он — самого что ни на есть пролетарского и, когда некоторые зад свой об бричку начальства полировали — кровь свою проливал за первое в мире государство рабочих и крестьян.
— Что-то уж молод он больно..., — с сомнением произнёс Анисимов, присаживаясь за стол и без разрешения наливая себе чаю.
— "Молод"?! Да в Красной Армии шестнадцатилетние полками — бывало, командовали! А Михаил Гешефтман — всего лишь горнистом у нас в полку был.
Тот, потянувшись было за сдобным кренделем с маком, тем не менее — как хорошая служебная овчарка настораживает уши:
— "Горнистом"? А ну-ка напой мне "привал"!
Мишка, старательно надувая щёки, что-то там изобразил — продудев как эфиопский слон, в период гона за эфиопской же слонихой. Удовлетворённо кивнув, Анисимов спросил не оборачиваясь:
— Фёдор! Кобылу то, хоть привязал или опять она от тебя сбигит куда?
— Да, вроде привязал...
— "Вроде"... Вроде Володи, под вид Фомы. Ну, так иди — проверь!
Тот, с обиженным видом вышел и больше не появлялся. Проводив его несколько скептически-неприязненным взглядом, Председатель Волисполкома протягивает мне "краба":
— Ну здравствуй, товарищ Свешников!
— И Вам не хворать к досаде мировой буржуазии, товарищ Анисимов!
* * *
Во время чаепития, я подарил Председателю волостного Совета автомобильный журнал "Overdrive Magazine":
— Смотри, Фрол Изотыч — девки американские какие!
Мнения разделились: если Аристарх Христофорович просто слюни пускал:
— Какие у них короткие юбки — едва коленки закрывают!
То Отцу Фёдору, явно не понравились короткие юбчонки на американских девчонках:
— Тьфу, срамота!
Мишка не удержавшись, сострил:
— Под юбками у них всех — одно и то же...
За что тут же схлопотал от меня звонкий подзатыльник, вызвавший всеобщее одобрение.
Я же приложил ладонь к сердцу:
— Вы уж извините отрока неразумного — нахватавшегося в казармах да окопах, всяческих "премудростей" от несознательных бойцов...
Разговор тут же перешёл про способы воспитания и перевоспитания подрастающего поколения с помощью "подручных средств" и затянулся до самого конца чаепития.
Лишь один Фрол Изотович молчал — не отрываясь смотря на цветные картинки и, по всему было видно — интересовали его вовсе не девки и их "короткие" юбки...
После чаепития, Анисимов до того раздобрел, что подбросил нас с Бароном до волостного управления НКВД.
— Ну смотри, Миша, — предупреждаю улучив момент, — от этого визита возможно — вся дальнейшая судьба твоя зависит! Поэтому хорошенько "жуй" язык, прежде чем по своему обыкновению — корявое что ляпнуть!
Однако вопреки моим опасениям, встреча мнимого "Гешефтмана" и товарища Каца пришла "на ура". Еврей, живший до 1915 года за "чертой оседлости", встретил "земляка" с распростёртыми объятиями! Мишка оказывается, за время своих странствий достаточно хорошо овладел "одесским разговорным" и шпарил на этом полуеврейском диалекте так, что позавидовал бы любой биндюжник с Молдаванки. А когда они вполне бойко побалакали на пшекском — у главы волостного НКВД не осталось никаких сомнений в достоверности навешанной ему на уши "лапши" и он клятвенно пообещал восстановить товарищу Гешефтману его утраченные документы.
Узнав, что отряд военизированной охраны полустанка решил взять над Михаилом коллективное опекунство, Абрам Израилевич выразил вполне искреннее сожаление, что его опередили... Я ему с нисколько не деланным энтузиазмом:
— Товарищ Кац! В республике полным-полно подобного "контингента" и волостной отдел НКВД может взять на воспитание хоть дюжину.
Тот, только своим горбатым шнобелем повёл!
Забегая немного вперёд сообщу, что я очень хорошо распиарил в комсомольских, в уездных и губернских СМИ — факт усыновления беспризорника нашим ульяновским ОВО. Написал и в редакции ведущих центральных газет. В этот раз, не в "Правде" конечно — а "всего лишь" в "Известиях", но всё же опубликовали мою маленькую статейку — вызвавшую большой резонанс. Затем, статьи других авторов на эту тему — посыпались как из рога изобилия!
Последствия моего вмешательства в естественный ход событий, мне был очевиден. Не знаю, может и "в реале" такое явление — имело место быть, но движение по усыновлению беспризорных детей воинскими частями — вскоре стало довольно массовым...
"Сын полка" — так и мелькало в газетных заголовках!
Хотя, конечно — это была всего лишь капля в море.
* * *
После районного отдела НКВД, мы с Мишкой пошли в гараж — где меня уже ждала-поджидала вся команда.
Елизавета, лишь увидев выходящего из-за угла, с визгом кинулась мне на шею и, не стесняясь никого, покрыла всё лицо жаркими поцелуями:
— Я одна верила, что ты обязательно вернёшься!
Остальные мои помощники, как-то смущённо отводили глаза.
Оказывается, за время моего отсутствия — среди членов первой в Ульяновке комсомольской ячейки, бушевали нешуточные страсти, а близнецы Ванька и Санька — даже по своему обыкновению подрались и, теперь отсвечивали практически одинаковыми фингалами.
— Да куда бы я делся от своих парней..., — целую Елизавету в зарумянившуюся щёчку, — и от самой прелестной девушки на просторах этой части обитаемой Галактики?!
От моих слов ребята ожили и тоже весьма сердечно — хоть и по-детски неуклюже, выразили свою радость меня вновь лицезреть.
Наконец, все обратили внимание на Барона.
— А это кто с тобой, Серафим? — с ревнивыми нотками спросил Ефим.
— Ах, да... Знакомьтесь, товарищи: Михаил Гешефтман — мой боевой товарищ, сын полка и также как и, вы — комсомолец...
Вкратце рассказал нашу с ним "историю" вооружённой борьбы с белополяками и Мишку обступили с вопросами:
— Ты вправду воевал? Ух, ты...
— А у поляков танков и самолётов много? Ух ты, жесть...
— Тебя вправду ранили? Ну покажь... Ух, ты... Больно было, да?
Интересно было наблюдать за началом отношений Ефима и Михаила: как два кобеля "обнюхались" при приёме новичка в стаю. Вроде и, слов немного и диалогов — раз, два и обчёлся, но сколько потайного смысла в жестах, в взглядах...
И, главное — проверка "на прогиб"!
Я заранее Михаила проинструктировал, расставляя всех по местам "в стае":
— Лиза — моя девушка, про неё даже не думай. Главный после меня — Ефим. Ты же держись как бы немного в стороне — не как единое с ними целое, а скорее — как самостоятельный союзник. Всё понял?
Тот, недоумевает:
— Конечно, понял. Вот, только не понял...?
Достаточно резко обрываю:
— Подрастёшь да поумнеешь — поймёшь. А пока, это тебе понимать ещё рано... Да и, вредно!
Вот и сейчас: выдержав достаточно длинную паузу — чтоб не уронить достоинство, Михаил "сморгнул" первым и, Ефим Анисимов тут же успокоился — его верховенство никто не оспаривает.
— Что это у тебя в руках, Миша, — спрашивают ребята, — такое круглое? Глобус, что ли где свистнул?!
— Это — футбольный мяч, — достаёт из сумки, — про футбол что-нибудь слышали?
— Слышать то, слышали..., — каждый норовит пощупать.
Мишка набивает на ноге несколько раз и, ловко пнув, отправляет мяч в ворота...
— ГОЛ!!!
...В закрытые гаражные ворота. Отскочивший мяч он остановил ногой и, ею же подкинув, поймал в руки — что вызвало нешуточный ажиотаж:
— Ух, ты... Ловко! Научишь?
— Конечно! Вот возьми — попробуй сам... Ничего — у меня тоже в первый раз не получилось.
Молодёжь, на завтра откладывать интересное занятие не хочет — да и, не может... На то она и молодёжь! Тут же приступили к тренировкам, а мы с "моей девушкой" уселись на лавочку возле гаража, взявшись за руки и "влюблёнными" глазами смотрели друг на друга.
Улыбаясь, вполне искренне — тем не менее достаточно строго поучаю её, менторским тоном:
— Ошибка, Лиза! Если ты так будешь при каждой встрече вешаться на шею — даже любящему тебя мужчине, он вскоре будет считать это за должное... А там недолго и, до потери всякого к тебе интереса.
Та, широко раскрыв глаза:
— Я вправду была очень рада тебя увидеть, Серафим!
Кто б сомневался...
— Не важно! Ты должна была стоять скромно, немножко в сторонке и загадочно улыбаться. А я должен был внутренне беситься, не понимая — рада ты мне или не очень... А может, ты за моё отсутствие кого другого нашла?!
— Да, нет... Я...
— Не важно! Главное — я должен теряться в догадках.
Елизавета внимательно — как усердная ученица, покорно слушала.
— Учись скрывать свои чувства, привыкай всегда носить на лице "маску": иначе, кроме как домохозяйки — увешанной сопливыми детьми, ничего путного из тебя не получится...
Не дождавшись когда парни натешатся новой игрушкой, я проводил её домой — где довольно долго посидел и поболтал "под чай" с Надеждой Павловной об всяком-разном.
Возвращаясь уже впотьмах, прохожу мимо Трактира...
Дай, думаю — зайду!
И, "зашёл" — недолго думая...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
