|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вернувшись с сильным запозданием в Ульяновск, я застал на одноимённом полустанке дикий ажиотаж: один за другим подходили составы с ржавым металлоломом и, прибывшие с ними бригады грузчиков сноровисто и с весёлыми матерками, "бросая груды тел (станков, рельс, ящиков с каким-то "добром" и проч.) тел на груды" разгружали всё это добро как попало в железнодорожных тупиках.
Начальник полустанка же, наоборот хоть и, "литературно" — но как-то грустно, костерил по чём свет вышестоящее начальство и ныл ржавой пилой:
— Они, что там? С ума все восходили? Куда я всё это дену?
Всюду громоздились горы железа и чугуния, на которых весело скакали местные ребятишки и меж которыми задумчиво бродили окрестные пейзане — присматривающие что стащить.
Чёрт!
Мало присвоить добро, ещё надо — чтоб у тебя его в свою очередь не украли.
Я даже не заскочив домой и не перекусив, тут же с ходу подключился к процессу — приказав поднять по тревоге все незадействованных в наряде агентов и выставить оцепление вокруг разгружаемого добра. Смотрю — двое бородатых какой-то деревянный ящик тащат:
— Стой, куда, — ноль внимания, — стой, сказал — пристрелю нах!
Только после выстрела в воздух остановились. Подбегаю, смотрю — в ящике листовая латунь:
— Вы чё творите, утырки?
— Те чё? — угрюмо спрашивает один, — жалко?
— Да, жалко!
Его со мной в кабинете начальника губернской железной дороги и, рядом не стояло.
— А зачем тогда царя свергали?
Действительно, зачем?
— А это, бычьё полорогое — не ваше собачье дело. Знай себе — удобряй навозом свой клин, а в политику не лезь!
С подошедшим Чеботарёвым обшмонали неподалёку стоящие две телеги... Мужики, хоть и деревенские — но в ништяках шаряют! Не абы чё ржавое, а прутковая и инструментальная сталь, сами — уже готовые инструменты, подшипники и всё такое прочее.
Построив, накидываюсь на своих:
— А вы куда смотрите, утырки слепошарые?
Однако, по постным мордам вижу — у самих "рыло в пушку"...
Понимая, что оцепление не поможет — сами свои же по ночам тащить-растаскивать будут, сутки на ногах провёл — но всё ценное складировал в пустующие пакгаузы, запер их на замки и опечатал.
Однако, хабар всё прибывал и прибывал! И подчас в нём находились уж совсем неожиданные вещи. Понимая, что везде успеть не могу, я обратился к отряду ОВО:
— Товарищи агенты ОВО и младшие командиры! Даю вам своё твёрдое слово, что по окончанию "операции" каждый сможет взять себе любые вещи — которые сможет увести на телеге.
Дело сразу наладилось и, я смог хоть немного расслабиться и отойти хлебнуть чайку...
* * *
Наконец, поток хабара стал иссякать — значит, полдела уже сделано. Осталось совсем ничего — весь этот металлолом "прихватизировать".
Ожидаемо посодействовал в этом начальник полустанка, который продолжал ныть:
— Ну, прямо — форменное безобразие! Если так дальше пойдёт — завалят всё и не пройдёшь.
От всей души почувствовав, посоветовал ему почаще слать начальству телеграммы с запросами и, сам не забывал это делать — будируя своё, вохровское...
Вскоре, мы так их достали, что из губернского управления НКПС пришла раздражённая ответная телеграмма-молния: "Девай куда хочешь зпт идиот тчк нас больше не тревожь всякой ерундой тчк". В мой адрес тоже выразились вполне определённо: свои проблемы, мол, решай сам — для того тебе и "наган" даден!
— Нет, Вы видали?! — начальник полустанка стоял с телеграммой в руке и растерянно хлопал белёсыми старческими ресницами, — "девай куда хочешь", "идиот", "ерундой"... Двадцать с лишним лет прослужил...
— Действительно — безобразие, — поддакиваю и показываю ответ своего начальства, — "решай сам...". Легко им там из губернии командовать!
— "Девай куда хочешь...". И куда я это всё дену?
— Да, пускай валяется! — легкомысленно отмахиваюсь, — ведь валялось же раньше, с сей поры будет валяться раз в ...дцать больше — всего то и делов.
Возмущается, раздражённо отвязываясь уже на мне:
— Как это "пусть валяется"?! Вы не понимаете, что без свободного тупика — вся наша ветка вскоре станет! Да, меня ж за это...
Он готов был расплакаться.
— Да, дилемма... Конечно, расстрел по новому Кодексу отменён, но "червонец" на делянке в тайге за саботаж огрести запросто можете, — соглашаясь пугаю, — откинетесь по звонку, а в вашем маленьком, уютном — но казённом домике с садиком и огородиком, уж кто-то другой...
— Спасибо, успокоили!
Что-то он совсем пал духом. С чего бы вдруг? Тогда, участливо советую:
— А Вы всё это продайте, а деньги отошлите в ведомство.
Насколько я его изучил, этот человек был скрупулёзно честен, оттого видать и просидел всю жизнь на этом месте.
— Как это "продать"?! — аж подскочил, — "казённое" имущество же!
— Конечно, если подходить формально — то, это госимущество, — с готовностью соглашаюсь, — но ведь, если подходить по-революционному творчески — Вы получили официальный приказ, где русским языком по белому (хотя и с грамматическими ошибками) написано: "Девай куда хочешь". Значит, Вы в праве продать металлолом первому желающему — не забудьте только эту телеграмму в дело подшить... Так, на всякий случай.
Смотрит на меня, как на дурака:
— Да, кто ж его купит?
— Ну, предположим..., — смотрю на небо, — Ульяновский волостной Совет!
— Извините, пожалуйста — но, на кой чёрт ему всё это "добро"?
— Ну... Слышал я, Фрол Изотович хочет железную дорогу до самого города проложить. А здесь рельс понавезли... На "Транссиб" хватит!
Тот, только пальцем у виска не вертит, по причине хорошего воспитания и врождённого чувства такта:
— Так ведь эти рельсы списанные! Их нельзя укладывать в полотно — паровоза не выдержат, катастрофа будет.
— Устраняем первопричину: не будет паровоза — не будет катастрофы... Так что передать "мой король"? Председателю Волисполкома, то бишь?
Махает рукой, типа — будь что будет:
— Ну, как вам с Фролом Изотовичем будет угодно.
Товарищ Анисимов долго не кочевряжился и, вскоре после небольшого нашего с ним препирательства по второстепенным вопросам и малозначащим деталям, Ульяновский волостной Совет рабочих и крестьянских депутатов — как хозяйствующий объект, оформил сделку о купле у НКПС "по остаточной цене", чуть более тридцати вагонов металлолома. Всего это "счастье" обошлось волостной казне в сумму около ста рублей червонцами — кои я с большим удовольствием безвозмездно внёс за неё.
По соотношению "цена-стоимость", это просто "сделка века" — которую стоило бы внести в Книгу рекордов Гиннесса.
Если б она уже существовала, конечно!
* * *
Затем, когда земля хорошо подмёрзла, а сильных холодов и снегопадов ещё не было, чуть менее чем за месяц, методом "народной стройки" — прямо по грунту (слава Богу местность была ровной и без естественных или искусственных препятствий) была проложена одноколейная ж/д ветка направлением "полустанок-концлагерь-чугунолитейный завод". Чтоб население и, так — сильно пострадавшее во время последних субботников по "благоустройству", меньше бурчало — разработал график по которому каждый житель был обязан бесплатно отработать на стройке два дня в неделю.
Волнения средь народа, конечно были — куда без них!
Но я их нейтрализовал, не допустив возможно ещё одного ульяновского восстания — магарычом после каждого трудового дня, для чего конфисковал конфискованный товарище Кацем и его орлами самогон местных производителей и, подарками передовикам производства — на которые пошли некоторые вещи-безделицы, обнаруженные среди металлолома.
Конечно, железнодорожный путь не был полноценным: не хватало в частности шпал и костылей — поэтому их экономили как только могли и заменяли всем, что под руку попадётся.
Но своему транспортному назначению он вполне соответствовал!
Всё бывшее "казённое" имущество было вывезено с полустанка к вящей радости начальника, дочиста освободив всё железнодорожные тупики. Конечно, никаких "паровозов" — вагоны катили с помощью впряжённых в них лошадей, по принципу "тише едешь — меньше устанешь". Даже тот — "американский" паровоз, смогли таким макаром переместить в бывший "исправительно-трудовой стан" — благо без угля, воды и кое-каких скоммунизденных ранее деталей — он стал не в пример легче.
Для чего спрашиваете?
Да есть кое-какие задумки...
Короче, до рождественских холодов почти управились. Конечно, кое-что по мелочи осталось ещё на полустанке — из вновь подвезённого. Советская бюрократическая машина обладает большой инертностью, поэтому составы со всяким металлическим барахлом или даже — с откровенным мусором, шли ещё долго — аж до следующей весны.
Но уже достаточно редко.
Где-то, через две недели после моего приезда "поток" холявы несколько иссяк — я смог пересчитать все доставшиеся мне ништяки. Результаты проведённой операции не особенно то и, радовали.
Рассчитывал, сказать по правде — на гораздо большее!
Из более чем трёхсот вагонов — эвакуированных в своё время из Петрограда заводов, мне досталось всего тридцать пять. Конечно, большинство приобретённого и вправду — только на металлом и годилось. От немногим менее сотни металлорежущих станков, мне зачастую достались лишь одни чугунные станины. Многое из оборудования, я просто-напросто не смог опознать, в том числе — какие-то химические реакторы, резервуары, толстостенные сосуды, фланцевые трубопроводы и прочее тому подобное. Возможно, это оборудование для приготовления взрывчатых или боевых отравляющих веществ...
По крайней мере хлором от них воняло здорово!
Среди того, что хоть сейчас (или после небольшого ремонта) можно запустить в работу имелось:
Паровая машина — предназначенная для приведения в действие вала с приводными ремнями для станков.
Небольшой, полу— тонный паровой молот и мощный гидравлический пресс. Ещё один подобный же оказался с лопнувшим цилиндром.
Пять разных видов листогибных кривошипно-шатунных прессов.
Два небольших гидравлических пресса нуждающихся в среднем ремонте.
Три токарных станка: два древних — изношенных просто в хлам, третий почти новый — хотя и отчасти раскуроченный.
Два сверлильных станка в приличном состоянии.
Разболтанный донельзя фрезерный станок и, что особенно радует — вполне годный зуборезный.
Газосварочное оборудование и к нему ацетиленовая и кислородная станция. Правда, без резиновых шлангов и ещё кое-чего по мелочи.
Ну и так далее и, тому подобное — на один средних размеров цех "широкого профиля", в общем...
По причине наступивших морозов, необорудованности или вообще — отсутствия производственных помещений и квалифицированного персонала, все движняки в этом направлении прекратил до весны и завершения работ по электрификации нашего Ульяновска.
* * *
Как только с предыдущим делом разгрёб, улучил момент и перед самым Рождеством уболтал Клима ещё раз съездить на подлёдный лов на Лавреневский карьер. Тот естественно, сперва в категорический отказ:
— Да, там же не клюёт! Не... Дорогу знаешь — езжай сам.
Машина там не пройдёт, а с лошадью я не управлюсь — даже если бы такова у меня в наличии имелась. Поэтому настаиваю:
— Согласен, Клим — в тот раз, мы с тобой облажались...
— "Мы с тобой"... Ишь, ты! Ты — "облажался", а я же предупреждал...
— Ладно, пусть облажался я... Но, ты же своими глазами видел — какие там рыбины плескались!
— Гов...но в проруби тоже бывает — "плещется". А, что толку?
— Рыбалка — не поход на рынок: раз на раз не приходится! Если сам рыбак — должен это знать-понимать.
Далее, как-то непроизвольно — сам-собой, получился какой-то "идеологизированный" разговор:
— Так, тогда надо было на первый лёд ехать, а ты всё дурью маялся — со своей "железной дорогой"! Надоел ты уже всем нам, хуже горькой редьки... Сидел бы в своей Москве — чё к нам припёрся-возвертался?!
Возмущаюсь:
— Ради вас же стараюсь, что непонятно!
— А ты спросил нас — надо ли ради нас "стараться"? А может, мы того не хотим?!
ОПА-НА!!!
Не успел я Федьку нейтрализовать, как сложилась новая "фронда" и, по ходу — гораздо более многочисленная. Ладно:
— Вы сами не знаете, что вам надо и что хотите — как малые дети. Погоди, ещё не раз спасибо скажите, что вытащил вас из этого дерьма — в котором вы по самые уши сидели!
Косится:
— Ты ещё доживи — до тех пор...
Ах, вот как? Оскаливаюсь волком и рычу:
— ДОЖИВУ!!! Даже, если для этого придётся — очень часто свет над столами в морге включать!
Надо сказать, в этой местности — бесноватых все без исключения слегка опасаются, а я видать — здорово на такого смахиваю своими "иновременными" словами, привычками и уже благоприобретёнными заскоками. Вот и эта фраза — как-то автоматически их меня выскочившая: суть словами не понятна — но по смыслу угрожающа. Клим, видать тоже перепугался не в шутку и, крестясь пошёл на попятную:
— Ладно, что ты... Господь с тобой Серафим! Отвезу я тебя на этот проклятущий Лавреневский карьер... Что ты там прошлый раз говорил про зимние блесны?
Подогнал за труды и достигнутое взаимопонимание пару блесен и кусок японской жилки в 0,4 миллиметра и, тот повёз — никуда не делся.
* * *
Продолбив единственной пешнёй каждый по несколько лунок, занялись всяк своим делом. Клим "дёргал" удочкой для зимнего лова в отвес — короткой палкой с нехитрым мотовильцем из двух вбитых в неё гвоздей с привязанной леской. Я же тоже — нехитрой приспособой, состоящей из длинного шеста с насаженным на него куском трубы, пытался добыть со дна Лавреневского карьера песок.
В этот раз всё было, совершенно по другому:
— Ох, ну ни... Вот это, вдарило! Ох, ну ни...! Вот это, повело... СЕРАФИМУШКА!!! ПОМОГАЙ!!!
С досадой бросаю своё занятие:
— Бегу, чё орёшь?!
— Да, как тут не орать — смотри, какая морда!
— Бля...ть, вот это крокодил!
— Помогай давай — чё встал, как примороженный?
— Да, очково мне — вдруг ногу откусит...
— Лишь бы Софья тебе "бубенцы" из-за Графини не откусила! Цепляй его вот этим дрючком за жабры — чё рот раззявил?!
— Покомандуй мне ещё, — бурчу, а у самого тоже нешуточный азарт, — скормлю тебя этим акулам на обед, а скажу — сами за ногу под лёд утащили...
Эх... Бросить бы все свои прогрессорские дела, да выбраться хоть разок на настоящую рыбалку...
В этот раз всё было по-другому — "хищник" хватал "железку", просто дуром!
Я вынужден был постоянно отвлекался на вопли Клима и, бежать — чтоб багориком помогать ему вытаскивать из лунки метровых или более того, щук. Наконец, когда на льду билось как бы не с двадцать штук рыбин — а обе блесны с обрывками лески оказались потеряны в пастях их более удачливых "подруг", Клим крайне изощрённо матерясь с досады, сперва собрал рыбу, отнёс её в мешках в сани, затем подошёл и, стал мне помогать...
Чтоб побыстрее домой уехать — а вовсе не по доброте душевной
Сначала в трубе забиваемый в дно, оказывался один лишь придонный ил. Но в конце концов, наши усилия увенчались успехом: видно, проделав в верхнем наносном слое брешь — удалось взять несколько проб крупного, чёрного песка. Набрав полный деревянный ящик, я перебирал его быстро замерзающими на морозе пальцами и улыбался как идиот.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
