Мы взлетали, как утки, ...

'Мы взлетали, как утки,...'

Комары взлетали из-под ног и 'жундели' вокруг голов 'старого' и 'малого', которые пробирались через плавни еще полноводной Сыр-Дарьи к заветному омуту. У 'старого' были отличные 'вьетнамки': бамбуковые складные спиннинги и 6-тиметровые трехколенные удилища. У 'малого': трехколенный высушенный ивовый тальник, который мог соединяться при помощи трубок, добытых с ракетного кладбища. Чуть пыхтя и отмахиваясь от комаров, тяжело поднимая резиновые сапоги из солоноватой грязи, они шли к небольшому островку и омуту, образованному течением. В камышах, залитых осенним половодьем, звучно чавкали крупные сазаны. Добравшись на место, уселись: кто на раскладной стульчик, кто на кочку.

— Дядь Коль! Вон там вон прикормка лежит. Щаз достану, и переснаряжу.

— Серёнька, не тронь! Пусть так, как есть, так и будет. Слышь, тишина какая!

— Ну, какая тишина! Комары жундят, сазаны, вон, хлюпают!

А в уши генерал-полковника давно вонзился протяжный вой пикирующего 'лапотника'.

— Кои твои годы, Сережка! Еще поймешь, что такое: тихо!

— 'Товарищи сержанты! Становись!' — скомандовал майор Мамушкин. И, хотя мы только что приехали, и очень хотелось спать, мы встали и построились, подхватив свои фибровые чемоданчики. Мы — выпускники Борисоглебского училища летчиков. Частью — истребители, есть пара бомберов на СБ, и два 'штурмовика'. Прибыли, чтобы пополнить 61 ШАП Прибалтийского Особого Военного округа. Шла весна сорок первого. Местечко называлось Даукша, небольшое еврейское село в трех километрах от Кейдан, и в сорока пяти от Ковно. Железнодорожная станция Кейданы, куда мы недавно прибыли, была за речкой и за мостом примерно в километре восточнее от КП полка. Кейданы — такое же местечко, но чуть побольше, плюс станция, но она уже ближе к Даукше. Здесь давно селились, изгнанные из других мест Европы, евреи. Еще недавно это была Польша, затем эти места отошли России, потом, откуда ни возьмись, появились литовцы. Теперь это Литовская Советская Социалистическая Республика, входящая в состав СССР. Нам предстоит защищать эту часть СССР.

Майор Мамушкин был небольшого росточка крепыш, с довольно увесистым брюшком. Летчика он напоминал мало. Сдвинув фуражку на затылок, он осматривал прибывших сержантов. Некоторые из них были немного пьяны. Они из Ковно добирались самостоятельно, не забыв посетить рестораны и многочисленные пивные. Они знали, что по приезду их ждет казарма, наряды и построения на утреннюю и вечернюю поверки, поэтому слегка 'расслабились'. Проявив некоторую сдержанность, майор напомнил сержантам, что они прибыли в строевую часть Особого Военного округа, и потребовал соблюдать воинскую дисциплину. Наибольшую готовность выполнять это требование проявили именно нетрезвые бойцы. Майор вызывал их по одному, сверял фамилии со штабным распределением, и направлял сержантов в казарму соответствующей эскадрильи. Их было восемь. Полк был 'большой', кадрированный. По сигналу 'Гроза' должен был развернуться в целую дивизию. Последним по списку оказался младший лейтенант Шкирятов, единственный 'средний' командир, которому была положена не койка в казарме, а отдельная комната на квартире.

— Отличник, что-ли?

— Отличник.

— А сюда чего сослали?

— Приказали, сказали, что здесь есть 'Илы', и требуется готовить летный состав.

— Чему ты можешь помочь, зазнайка? Сам за ручку едва держишься!

— Как знаете, товарищ майор. Я, вообще-то, истребитель, и штурмовик просто на спор освоил.

— С кем спорил-то?

— С Коккинаки, Владимиром Коккинаки, он к нам с завода первые 'Илы' перегонял.

— А ну, дыхни? — спиртным от лейтенанта не пахло, — Почему не принял командование группой и допустил употребление спиртных напитков?

— Я ехал в пассажирском вагоне, а сержанты — в теплушке. В Ковно узнал, что кроме меня, еще едет группа товарищей во главе со старшим сержантом Талановым. Из училища они выехали на двое суток раньше. Вмешиваться в его действия не стал. Ехали в разных вагонах. Да и недалеко здесь. Крутой пьянки не было. Бутылка водки на всех, и пара бутылок пива на нос, это — мелочи.

— Но, сам не пьешь?

— Нет.

— Ладно, лейтенант. Вон твой капонир, а рядом — дом комсостава, свободные комнаты там есть.

Это 'там' было на южной оконечности аэродрома, ближе к плотине. Лейтенант подхватил чемоданчик и двинулся в том направлении. Майор некоторое время смотрел ему в след, затем махнул, почему-то, рукой и направился в штаб. Там горел свет, там же находился и комиссар полка батальонный комиссар А.М. Мирошкин.

— Че к народу-то не вышел, коли здесь?

— На построении увижу. Че злишься-то, Степан Наумыч?

— Ну, во-первых, пьяные все...

— Так мамка из-под юбки выпустила и деньги дала... Каждое воскресенье так.

— Да, мамлей не понравился, умный шибко, и самоуверенный.

— Это с которым после построения говорил?

— Ну, да, Шкирятов его фамилия. Звание у него, понимаш, командиром звена прислали, на штурмовики. А он одного с остальными салажатами выпуска. Странно это.

— Где его личное дело? Прижмем, зазнайку, в первый раз, что-ли. Завтра же облажается. А летная книжка где?

— Не видел, он ее не передал.

— А вот, нашел выписку. Гляди-ко! В сложных метеоусловиях — сорок часов, 'Ил-2' — 106 часов, всего 336 часов, шесть типов самолетов. И характеристика, подписанная... Не разберу, Коккинаки, ведущим летчиком-испытателем КБ-57. Красиво пишет! Ладно, завтра поглядим на это 'чудо'!

В три тридцать прозвучал горн, захлопали двери комнат комсостава, и я выскочил в коридор, и выбежал на физзарядку вместе со всеми. Командир полка еще не сказал мне к какой эскадрилье я принадлежу, поэтому встал в строй ближайшей от меня группе летчиков. Понять: кто есть кто, пока невозможно: все в одинаковых майках и трусах, на ногах у всех одинаковые сапоги. Прозвучала команда: налево, бегом марш, и все побежали, громко топая сапогами. Зарядка была короткой, через тридцать минут подбежали в дому комсостава, и подали команду: разойдись. В летнее время жизнь в частях ВВС начиналась задолго до рассвета, но был 'тихий час' после обеда, потом тактические или теоретические занятия, и опять на полеты. Я уже два года живу такой жизнью, исключение составили последние несколько месяцев, которые 'работал' в ЛИСе 18-го завода в Воронеже. Там я проходил 'практику' перед выпуском, налетав 106 часов на свежевыпущенных 'Ил-2'. Таким образом, Владимир Константинович Коккинаки рассчитался со мной за проигранный им спор и бой со мной. Мы с ним здорово подружились, несмотря на большую разницу в возрасте, и постоянно возникавшие споры по поводу вооружения 'Ил-2', но, забрать меня из ВВС ему не удалось. Помешала травма, полученная им при аварийной посадке на Ил-4. К 'шапочному разбору' он не успел приехать, в итоге, я, вместо ЛИСа завода, распределен в строевую часть. Жаль, конечно, но, армия есть армия. Здесь от твоего желания мало что зависит. Заодно посмотрим, что в частях творится. Я — человек здесь случайный, залетный, в моем родном 2015-м году служил в Липецке, в 4-м центре боевого применения и переучивания лётного состава ВВС. Так сказать, 'птенец' Харчевского. Отгонял 'спарку' Як-130 в Борисоглебск, и на посадке оказался в И-153бис. Еле сел! У Сергея Шкирятова отказала кислородная система и заглох двигатель, я успел вытащить машину из пике, запустил движок, и, пока делал 'коробочку', успел разобраться где, что есть. Немного полежал в госпитале с ушами, ну, а потом включился в учебу. Было немного скучновато, да и не высунуться особо, местные условия я знал совсем плохо. Первое время удавалось 'закосить' под 'кислородное голодание', потом делать это стало опасно, и пришлось применять другую тактику: дескать, за ум взялся. Из слабенького троечника стал отличником и активистом-пропагандистом. Терпеть не могу это занятие, но другого пути остаться в ВВС не было. Это меня и подвело: к нам прилетел Коккинаки на 'Иле', и я на спор за три часа поднял его в воздух, сдав все допуски. В итоге, оказался направленным в штурмовую 'группу' вместо истребительной, а учился на 'МиГе'. Но, повезло с тем, что попал на завод, и успешно протолкнул несколько идей по вооружению 'Ила'. Сейчас идут испытания, и ожидается, что они вот-вот будут приняты на вооружение. Но, в конце марта состоялся выпуск, и, как я уже говорил, вместо ЛИСа, меня сунули под 'Зеленую Задницу'. Они расчехвостили 61 ШАП за день. Но, до этого гнусного события еще есть немного времени.

Оделся и иду в столовую, не забыв прихватить с собой документы. По дороге разговорился с соседом по комнате, он в соседней живет, лейтенант, второй год в полку, Петя Матвеев, летает на И-153бис-63, левым ведомым. Не слишком доволен тем, что мало летали зимой, и отсутствием заданий на воздушные бои. Шли еще в темноте к столовой, их на аэродроме три: командного, сержантского и технического состава. Внешне они мало чем отличаются, но внутри разница значительная. В командной: столики на четверых, и официантки, а в остальных длинные столы на 12 человек. Петя поволок меня с собой за столик, по дороге здороваясь с остальными командирами. Петру повезло, он успел закончить 'бурсу' до приказа о том, что выпускники училищ становятся младшими командирами.

— Товарищи командиры! — прогремело в столовой. Дежурный по части отдал рапорт Степану Мамушкину, появившемуся на завтраке. Без него завтрак никто не начинал. Довольно необычно, позже выяснилось, что Мамушкин раньше служил во флотской авиации. Завтрак обычный, в помещении тихо, видно, что с дисциплиной в полку все отлично. Я выяснил имена и фамилии начальства. Выяснилось, что в восьмой эскадрилье начальства нет, там только пять техников, 22 МАСсовика, и ни одного командира. Всего в полку пять 'Илов', но все они лежат еще по ящикам. Инженер полка уехал в Ленинград на курсы по этим машинам. Так что, труба дело.

— Чем командир недоволен?

— А он всегда такой, не обращай внимания.

— А комиссар?

— Этот — вредный, на глаза лучше не попадаться, особенно после 'слизняка'.

'Слизняком' называли местную распивочную, у которой в названии были буквы 'SLIZ'. В общем, в полку с пьянством борются, что не могло не радовать меня. Разгильдяй Сергей Шкирятов был в училище главным заводилой на курсе в смысле 'поддать', а я был непьющим и в той, и в этой жизни. По сравнению с остальной частью СССР в ЛитССР цены на спиртное были ниже раза в три, особенно дешевым было пиво, которое стоило копейки, и было довольно неплохим.

После завтрака всех собрали в 'классе'. В его роли выступал местный клуб, так как остальные помещения столько народу вместить не могли. Состоялась довольно длительная процедура представления каждого вновь прибывшего. По спискам в алфавитном порядке я был последним, поэтому смиренно ждал своей очереди. Но, меня полку не представили. Сказали, что помимо прочих, прибыл младший лейтенант Шкирятов, с назначением которого возникли некоторые сложности. Поэтому, он будет представлен полку несколько позже. Позже, значит, позже. Объявили, что я и Овчинников направлены в восьмую эскадрилью, которая будет пополнена в ближайшие дни.

После такого своеобразного развода, все пошли на полеты, а я вынужден идти в штаб полка. Впрочем, не только я, но и все, приехавшие вчера, тащатся туда получать официальные назначения, и направления на склады для получения вещевого довольствия. Меня отозвал комиссар полка Алексей Мирошкин. Я представился.

— Полк обещают перевооружить этим летом на 'Ил-2'. Я видел выписку из Вашей летной книжки, что у Вас 106 часов налета на этой машине. Где и когда успели?

— Практику проходил в ЛИСе 18-го завода, товарищ батальонный комиссар. Принимал, в качестве военной приемки, машины, выпущенные заводом в ноябре — феврале месяце и проводил заводские испытания.

— Ну, и как?

— Не без приключений, дважды прыгать пришлось, а так, все в порядке. За это и получил звание. Так как практика пришлась на осенне-зимний период, то пришлось сдать на право управления в сложных метеоусловиях. Еще шесть часов, и можно будет получать допуск к ночным.

— То есть самолет вы знаете хорошо?

— Да, освоил полностью, и вводил летчиков на него. Весь курс первичного обучения.

— Отлично. Мы Вас в план поставили на сегодня на ввод в строй, поэтому получите направление у начмата, сходите на склад, и получите снаряжение. В 10.30 у нас с Вами вылет. Действуйте!

Ну, хоть времени дали достаточное количество. Аэродром большой, пока из конца в конец ходишь, весь день пройдет! Плюс, мне не поставили сдачу теоретических зачетов, а вводят в строй как после отпуска, устраивая сразу вывозные, только район придется сдать, но от этого никуда не деться. Получил обмундирование, в отличие от сержантов вещей б/у не выдали, все новое. Это радовало. Порядок в полку был. Звание у меня, конечно, не блещет, один кубарь, но и это для вещевой службы весомо. Часть вещей занес в комнату, и понес остальное в раздевалку 8-й эскадрильи, предварительно выяснив, где она. Это оказалось совсем рядом у ближайшего капонира. В штурманской службе получил карту района, и сунул ее в новенький планшет. В классе выучил основные и вспомогательные ориентиры, пролистал их в голове, и пошел к штурману полка. Полчаса позора (карта с польскими, немецкими и русскими названиями, а требовалось знать еще и литовские), и роспись на зачете стоит. Все равно эти названия никто не знал. Они не употреблялись. Со сданным зачетом и допуском прихожу на КП. Вылет предстоит на УТИ-4. Пристроился у завалинки поспать, поставив звонок на ручном хронометре на 10.00. Разбудили меня раньше. Вызывал командир, которому комиссар доложил о разговоре со мной. По документам четыре из пяти машин испытывал я сам. Одна машина прошла полный курс заводских испытаний и какие-то переделки бомбоотсеков. Я ответил, что не помню, что было изменено, потому, что с замками и крышками было много работы, но, подпись стоит, значит: все принято. Да, подписи мои. Майор хлюпнул носом, но отпустил готовить машину к вылету. Пришлось взлетать с 'шиком': не поднимая хвоста. Дескать, почерк у меня имеется. Далее по коробочке без замечаний и излишеств. Посадка и вылет в зону на пилотаж. Тоже скучно открутил положенный каскад фигур с полочками и фиксацией исполнения. Комиссар остался доволен, черканул какое-то незначительное замечание, так было положено, без замечаний никто ничего сдать не мог. Он поставил мне ввод в строй, и мы опять предстали перед светлыми очами отца-командира.

— Так, Козлов на курсах, и говорит, что еще и в госпиталь ляжет. Так что, будете назначены ИО командира 8-й эскадрильи, и командиром первого звена. В звено назначены: сержанты Овчинников, Томин и Проскуров, ну и товарищ Мирошкин изъявил желание освоить новую машину. Заодно и Вас проконтролирует. Возьмите в штабе приказ, и в 15.30 я буду на построении у Вас. Зовут как?

— Сергей... Петрович.

— Ну, Петрович, действуй. Широко шагаешь! Штаны не порви! Только из училища, и комэск! Я до комэска 15 лет летал.

Откозыряв, вышел с КП и пошагал в сторону стоянок восьмой эскадрильи. Следом за мной потянулись и три сержанта, двое из которых расспрашивали Пашу о 'новой метле'. Мне знакомиться с ними на ходу не сильно хотелось, они старше меня, выпуска осени 40-го года. В те годы набор в училища производился дважды в году. Это позволяло сократить количество преподавателей теоретического курса.

Новости в полку распространяются гораздо быстрее поросячьего визга, поэтому к моему приходу личный технический состав эскадрильи был построен. Приняв доклад старшего техника-лейтенанта Кучерова, осмотрел воинство, и поинтересовался у Кузьмы Порфирьевича: имеется ли подменный фонд рабочего обмундирования в эскадрилье. Фонд отсутствовал. Приказал озаботиться этой проблемой.

— А то к обслуживанию машин вы еще не приступили, а уже чумазые, как чушки. Одно слово — маслопупы.

— Нас ИО инженера задействовал на ремонтах 'чаек', на изучение новой техники отвел только час в день, товарищ — и тут он меня попытался унизить, — младший лейтенант. Даже на построение отпустил только на двадцать минут.

Я скомандовал 'Смирно', и доложился подошедшему батальонному комиссару, в том числе и об имеющихся проблемах.

— Некому было готовить личный состав, поэтому, и принято такое решение. Разберемся. Федотов, сгоняй за Паршениным, скажи, что я зову.

— Есть, товарищ комиссар.

— Продолжайте, товарищ Шкирятов.

— Командир полка приказал распаковать, собрать и подготовить самолеты к вылетам. Срок — неделя. С сегодняшнего дня приступаем к интенсивным занятиям по новой технике и к подготовке к зачетам по специальности. На освоение — две недели. К майским праздникам первое звено должно быть готово и облетано. Поэтому, товарищ старший техник, приказываю подготовить козлы, тали, инструменты для распаковки и всю техническую документацию по сборке к 15.30. в 15.30 построение, прибудет командир полка майор Мамушкин. Вольно, разойдись.

Техники гурьбой отправились исполнять приказание, а я занялся летным составом, внимательно рассматривая их летные книжки. 'Сливки', от слова 'сливать'. Двенадцать летных происшествий на троих. Ну, Пашу Овчинникова я сам готовил, и успел исправить недоработки в его подготовке, а этих двух требуется полностью переучивать. Очень удивил комиссар полка, который встал в строй, и подал мне свою летную книжку.

— Так, Паша, у меня в комнате на окне папка синяя, там описание и в отдельной тетради рекомендации по осмотру, взлету, управлению и посадке. Несешь в класс тактической подготовки, а мы — туда. Напра-во! Шагом марш. Разойдись.

Посыпались вопросы по 'Илюше'.

— Вообще, он довольно простой, управляется неплохо, единственное, кабина достаточно сложная, и требует подготовки. Совсем другая, чем на 'чайке'.

Мы сели в классе, из папки я достал плакаты, прикрепил их к картону скрепками, и мы начали знакомиться с машиной. Через час объявил перекур, и мы пошли обедать.

На обеде Степан Наумович поинтересовался у Алексея Михайловича как ему Шкирятов.

— Кажись, Наумыч, нам повезло с этим мамлеем. И машину знает назубок, и объясняет толково, и доступно. Просит УТИ-4 и запланировать ему вылеты с личным составом. Такое впечатление, что всю жизнь командовал эскадрильей. Он, кстати, предлагает укомплектовать полностью эскадрилью, чтобы подготовить летчиков, используя эти пять машин как учебные. Смысл в этом есть.

— Ну, так, с кондачка, решать не будем. Посмотрим, как этих научит. Но, определенный смысл в этом есть. Бум посмотреть.

После 'тихого часа' эскадрилья выстроилась у навеса, где лежали ящики с самолетами. Стальные козлы из труб с талями, и маленькие деревянные в количестве 10 штук успели соорудить. Ящики перетасовали по номерам и погрузочным документам. На столе лежали инструкции и схемы сборки. Комполка поприветствовал присутствующих, комиссар двинул речь, что Родина доверяет 8-й эскадрилье самые совершенные самолеты, и ждет, что освоение новой техники пройдет быстро и безболезненно. Это ведь как зуб удалить под наркозом, вот только потом — болит. Вскрываем первый ящик, я, с полным охреневанием, вижу в нем ЦКБ-57, первую переделку двухместного штурмовика в одноместный. С 4-мя 'ультраШКАСами'. Северный пушной зверек. Это слово у меня просто вырвалось. Тут же досталось от командира и комиссара, которые боролись за чистоту нашей речи. Достаем крылья, еще один северный зверек побежал по аэродрому: 16 установок под эРэС, но, крылья стрельчатые, полностью металлические, и со стреловидностью 15 градусов. 'Это ж практически Ил-2 сорок четвертого года!' — пронеслось у меня в голове, — 'Да еще и с бронированной кабиной стрелка! Это — моя машина!' Подставляем крылья. Внимательно смотрю за действиями техников, проверяю правильность соединения всех узлов и контровок. Лезу в кабину и выпускаю шасси. Встали на замки. Чуть поднимаем талями хвост, убираем козлы с хвоста, затем удаляем козлы спереди, и переносим большого козла к новой машине. Там лежит такой же самолет, но с 2-мя МП-6 и двумя 'ультраШКАСами'. В третьем и четвертом ящиках оказались предсерийные Ил-2 с уже укороченным фонарем, и с пушками ВЯ-23 и только в последнем находился серийный Ил с переделанными под кассетные бомбы бомболюками. Я летал на всех этих машинах, кроме первого. Точно знаю, что со второй надо снимать пушки, они клинят: на земле все стреляет, а в воздухе ленту прижимает потоком воздуха, она неразъемная, и пушки клинятся на двадцатом выстреле.

Рассказал обо всех машинах, и сразу запросил ВЯ для всех. Мамушкин пожал плечами, но подписал требования. Две машины можно сразу переделывать в двухместные, так как двигуны у всех стоят серийные АМ-38 в 1575 сил, и крыло для двухместных. И кабина стрелка бронирована. Остальные — это 'мусор': голова летчика не прикрыта совсем, только спереди. Бак не фибровый, а дюралевый, и не будет протектироваться из-за заусениц. Но, по понятным причинам, я об этом ничего не сказал. Надо подвести к этому нашего комиссара, а там и посмотрим.

Машины оказались с неподготовленными двигателями: им сменили двигатели после испытаний и, стремясь выполнить план по поставкам, загнали в линейные полки. Готовыми летать были только две машины: первая и последняя. Остальным предстояла обкатка двигателя и регулировка капризного карбюратора. Пришлось вместе с техником облазить обе, проверить все системы, затем в течение 27 минут наблюдать, как заправляется с единственной точки заправки машина. Ахиллесова пята первых серий. Наконец, получил добро на облет. Степан Наумович с площадки не уходил до тех пор, пока не получил доклад о готовности двух машин. После этого сел в свою эМку, и поехал руководить полетами. Еще одна приколка: радио на КП не было! Все — флажками! Очередной зверек пробежал по аэродрому. На прогреве двигатель работал ровно. Я посмотрел уже, регулировки выполнены по последним рекомендациям, отсюда и 75 'лишних' сил. Вооружение не вешали, просто облет машины. Вижу сигнал с разрешением на взлет, прямо из капонира ухожу в небо, нарушая все инструкции предвоенных лет, вернусь — наверное получу 'дрозда', но, сейчас я в воздухе, убрал шасси, левой рукой подбираю положение триммера рулей высоты. Эти машины неустойчивы продольно, и постоянно стремятся задрать нос. Сзади на перехват устремилось два звена 'чаек'. Покачал крыльями, и сбросил обороты, чтобы смогли пристроиться. Связи с ними нет. Три встали справа, три слева. Сопровождают. Обороты! И я отрываюсь от них, при этом проделав тройную бочку. Затем боевой разворот, 'Чаечки' пошли за мной, здесь преимущество за ними, на виражах с ними проще не соревноваться, мой 'утюг' на это не способен. Но, я успевал развернуться, и атаковать, если что. Повертевшись над аэродромом, мы пошли на посадку. 'Т' выложена, сели, смотрю, меня направляют к КП, вместо моего капонира. Решили, видимо, не отходя от кассы отоварить за взлет! Однако, я поспешил с выводами. Был построен полк, и командир объявил благодарность за быструю сборку машин первого звена, и поздравил с первым вылетом новой машины. Дал возможность летчикам полка потрогать 'коня', и перевел в восьмую еще восемь летчиков. Насколько я понял: по старому штату: 4 звена по три самолета. Фиг ему!

Шесть дней занимались в классах и в кабинах. В промежутках между занятиями успел съездить на картонажный завод в Ковно и на самолетостроительный, где собирались 'Аисты'. Мне требовались картонные трубы диаметром 325 мм и длиной полтора метра. В столярной мастерской заказал деревянные разъемные кружки. Часть из них подготовил для установки гранат РПГ-40, часть для гранат Ф-1. Разрезные деревянные кружки фиксировали предохранительные ручки гранат со снятыми предохранительными чеками. В эти же деревянные кружки вворачивались 'ушки' подвески контейнера. Две тонкие стальные проволоки проходили через картонный корпус и были предназначены для 'вскрытия' стенок трубы, чтобы контейнер разваливался сразу после сброса. Проволочины цеплялись к замку, и могли быть были отсоединены, в случае посадки вместе с бомбой. Эти подарки я подготовил для немецкой пехоты и техники. К сожалению, сам контейнер еще не прошел испытания, и отсутствовал инерционный взрыватель АТ-4, который бы позволил сбрасывать Ф-1 с любой высоты. А так, только 100 метров, иначе граната взрывалась в воздухе. На мою возню с деревяшками обратил внимание и комиссар. Спросил: зачем?

— Это — контейнер для мелких бомб. На самолете установлен бомбовый прицел ПБП-1б, но, через него днем практически ничего не видно. Сбрасывание одиночных бомб фактически бессмысленная трата боеприпасов.

Он — не поверил. Я выложил 15 металлических листов на 'дороге' на полигоне с дистанцией 25 метров, как положено в немецкой армии. Предложил на спор ему пройтись двумя 'чайками' с 'сотками'. А я зайду на ЦКБ-57 с четырьмя кассетами с РПГ-40. Я — победил! Вообще-то, мы уже это проходили, и коньяк Ереванского завода оценили вполне. Но! Количество ящиков было не определено соответствующим наставлением НИИ ВВС. Они, кстати, первыми закочевряжились! Дескать, в этом случае и прицел не нужен. Точно! Нафиг не нужен, только голову об него бить. Берешь цель, проводишь прямой угол от нее, и ориентир, лежащий на траверзе. Закрываешь крылом и жмешь кнопку, и вуаля! Тридцать метров по направлению накрыто. С одного контейнера.

И вообще, комиссар оказался очень внимательным и отзывчивым товарищем. Практически сразу он понял, что поддержать — много дешевле, чем: задробить. Помогал, и привлекал со своей стороны многих людей. Короткая стычка произошла, когда я на тактике начал производить разбор действий 'Люфтов'. Дескать, товарищ Сталин говорит, что мы с немцами дружны, как никто.

— Разрешите вопрос, товарищ комиссар!

— Ну, давай!

— Вы какого года рождения?

— Десятого.

— Следовательно, в тридцать восьмом вам было 28 лет. Так?

— При чем здесь это?

— Значит, Вы помните, что товарищ Сталин говорил тогда про немецких фашистов?

— Ну, теперича — не то, что давеча. Товарищ Сталин говорит...

— А он не может сказать, что наш единственный враг сидит за Неманом. Он надеется, что мы, рядовые коммунисты и комсомольцы, понимаем, что не случайно именно в западные округа направляется новейшая техника. 'Ил-2' заточен для борьбы с вражескими колоннами и танками, товарищ комиссар. Компанию в Польше разбирали?

— Ну, было дело.

— А мы, в Воронеже, искали средство борьбы с этим явлением. Кассетные бомбы — один ИЗ способов, товарищ комиссар.

Алексей Михайлович поморщился, но две эскадрильи 'И-153' стали нашим прикрытием.

Впрочем, не полетами, только, были заполнены эти дни. Меня выволокли, буквально, на какую-то свадьбу в Даукше. Там знойная брюнетка взяла меня в оборот. Красивая, надо отметить. Я пригласил ее потанцевать, и почувствовал, что влип. У нее были очень красивые большие глаза. Ее муж погиб в 39-м под Данцигом. Она похлопала длиннющими ресницами, сказала что-то интригующее на не совсем понятном языке, в котором прорывались русские слова. В результате, мы оказались где-то на сеновале, где остро пахло сеном и коровьей мочой. Чуть в стороне шумно дышали несколько буренок. Она остановилась у самого входа, и немного повозилась со своей юбкой. Под ней ничего не оказалось. Трусики я обнаружил в ее руке. Она 'заботливо' надела мне изделие номер 2 на соответствующий орган, и для нас остановилось время на несколько часов. Кристи, ее звали Кристина, убежала под утро, а я, не выспавшись, притащился на аэродром, где с утра начинались полеты. Но, увидев мою шею, мои товарищи дали мне немного поспать.

С Кристиной мы встречались почти каждый вечер, возле плотины, где была ГЭС, которая обслуживала и аэродром, и станцию. Замужем она была около двух недель, и два года вдовствовала. Сама из Данцига, но жила у родителей бывшего мужа, и бесплатно ухаживала за их коровами. Ее интерес ко мне был не особенно случайным. О чем мне поведал сначала начальник Особого Отдела, а потом эти же слова подтвердила и сестра ее бывшего мужа. Она прибежала сообщить мне, что Кристина прийти не сможет, у нее 'женское недомогание'. Сестра была девочкой лет 16-ти, на вид. Чуть позже выяснилось, что ей восемнадцать, но, это значения никакого не имело. Она спросила: зачем пан офицер якшается с Кристи, которая спит с немецким шпионом Вацлавом? Я пожал плечами. Мне было все равно. Я не считал Кристи чем-то большим, чем...

— Вы знаете, что будет война? — спросила девочка.

— Знаю.

— Кристи — не жидовка, она — полячка, я не знаю почему мой брат и Вы клюнули на эту продажную женщину! Зачем она Вам?

Что ей было ответить? Что мне все равно? Ребенку так отвечать нельзя. Я протянул к ней руку. Но она отбила ее, злобно прошептав какие-то еврейские ругательства. Потом долго плакала, сидя на траве возле меня.

— Я Вас люблю, и буду ждать Вас, когда Вы вернетесь. — 'Этого мне только и не хватало! Ехали бы вы из этого гиблого места, где даже родственники предают друг друга'. Выплакавшись, она ушла домой. С Кристиной у нас ничего не изменилось, кроме одного: уже перед самой войной она сказала, что утром 22-го немцы нападут на нас. На 02.00 берлинского времени назначено нападение. Что она хочет иметь сына, который будет ждать меня здесь. Вот и пойми женщин! 'Вешать надо таких Красных Шапочек близь нашего леса!'

В конце мая к нам приехали летчики-балтийцы на десять дней, мы помогли им освоить машины и провести несколько пробных торпедометаний торпедой 45-36АН, десяток штук, которых, мы 'захомячили': отложили для следующей партии обучаемых.

В полку побывал генерал-майор Ионов, начальник ВВС округа. Он прибыл вместе с командиром 8-й САД полковником Гущиным. Нас обругали последними словами, что до сих пор не сформирован 86-й штурмовой авиаполк, название которого мы только что услышали. В эскадрилье сейчас 15 самолетов, и 18 летчиков, способных их водить. Из них шесть — ночников. Наступило 18-е июня, и мы разлетелись по аэродромам подскока, большую часть из которых выбирал я сам. Ставил единственное условие: максимальная близость к стационарным мостам через Неман. По существу, эскадрилья стала отдельной, так как приказ был оформлен так, что у меня было право, не согласовывая с командованием, ставить в план учебы любые полеты. К 19-му июня у меня было запасено топлива на 18 вылетов всей эскадрильей, пять малокалиберных и шесть крупнокалиберных зенитных батарей, две эскадрильи 'И-153'. Правда, у них топлива было значительно меньше, но существовал большой запас РС. Каждое звено штурмовиков имело 160 контейнеров с противотанковыми и противопехотными гранатами. 16-ть выливных приборов с КС, и полторы сотни бомб 25, 50 и 100 кг на борт. Как удалось надыбать столько зенитчиков? Есть старинная мудрая мысль: 'Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.' Зенитчики разъезжались по лагерям, а я, обладая некоторой долей свободы, устраивал площадки рядом с ними. И им хорошо, и мне неплохо.

20-го крайний раз перед войной встретился с Кристиной, когда она и сказала мне о сроках начала войны. Впрочем, это и так чувствовалось. Я ей сказал забирать золовку и мотать отсюда, как можно дальше.

— Я не могу, я сражаюсь за Великую Польшу, а их — отправлю!

Созвонился с пятой эскадрильей управления и связи в Ковно, с командиром которой были налажены хорошие отношения. Ему, в иносказательной форме, было сказано, что в случае обострения ситуации, он должен перегнать своих Аистов ко мне. Он подтвердил свое согласие, попросил отправить ему топливо, которое, понятное дело, по общей разнарядке ему не доставили.

В субботу в 16.00 заступил в наряд дежурным по эскадрилье и командиром дежурного звена. Отменил все увольнения, и четыре раза проверял все гарнизоны, правда, по телефону. С 00.00 МСК, с 22.00 берлинского, перешел на радиосвязь по коду. В 01.00 принял команду 'Гроза' по радио и поднял по тревоге все звенья эскадрильи. Передал это все в полк. Шесть машин собирались на ночной вылет с двумя парами связанных 'соток'. Я сам сидел напротив моста королевы Луизы в Тильзите возле небольшого местечка Тушки, что у Тауроггена. Отсюда ровно 35 километров до восточной опушки Микитайской рощи, и тем же курсом выходишь прямо на мост.

— От винта! — команда подана, не закрывая фонаря, стартую и ложусь на курс 300. Справа от меня идет Павел. У него задача чуть легче: выйти на западную опушку той же рощи, найти железную дорогу, и положить железнодорожный мост через Неман. Желательно: обеими парами бомб.

На выходе врезал залпом 8-мью эресами по скоплению противника на той стороне моста, Паша доложил, что мост лежит, и он, тоже пустой, разрядился по полустанку с эшелонами. Сели, и через двадцать минут ушли с торпедами вдоль по Неману, каждую машину в этом полете прикрывало по шесть 'чаек'. Мосты-то лежат, но немцы, в основном, переправляются по наплавным мостам. Если сбрасывать торпеду с минимальной высоты 15 метров, то заглубление у нее составит всего два метра. Выставили полметра углубления, и пошли. Но, уже озираясь. Во-первых, остальное вооружение снято, во-вторых, это балда требует на взлете один угол, отрицательный, иначе хвостом цепляет, а для правильного входа ей необходим положительный, иначе нырнет и в грунт зароется. Поэтому после взлета ей требуется электролебедкой подтянуть вверх передний узел подвески, расположенный в районе 2-го шпангоута, создав положительный угол при сбросе. Устройство типа домкрата жигулей с довольно длинным штоком крепилось к 5 мм-й бронепалубе, и, несмотря на обтекатели, довольно сильно сбрасывало скорость. Снять его можно было только на земле. А остальные самолеты эскадрильи ушли искать бомбардировщики противника. Они где-то на подходах. У Виелени вижу ведущую бой погранзаставу и немцев, успевших навести мост, по нему катятся на нашу сторону танки Гота. 'Чайки', шедшие впереди, ударили РСами по скоплению пехоты, и отвлекли огонь от меня. Сброс! Торпеда выпрыгнула из воды, опять зарылась в воду и пошла. У Средников отлично сработали сами 'чайки', угодившие бомбами в переправу.

— 'Мессеры'!

— Серега, уходи, мы прикроем!

Отсюда 42 километра до Кейдан. Не, ребятки! Ыстчо рановато! Я развернулся и пошел в лобовую на атакующие 'Эмили'. Их всего четыре, атаку я сорвал, пока они разворачивались, мы успели прижаться к земле и встать в круг. И, короткими выпадами, покусывали 'мессов', пока один не задымил. От нас отстали, и мы ушли на заправку. В Кейданах машины растащены по капонирам, есть, какая-никакая зенитная артиллерия. Я зарулил в 'свой' капонир, и оттуда пошел на КП, который переехал в землянку у пруда.

— Товарищ майор! 8-я эскадрилья с 03.30 совершила 21 боевой вылет. Положили шесть мостов стационарных, и, я — наплавной. Других данных пока нет, требуется дозаправка и перелет на аэродром подскока. Истребители прикрытия поразили один наплавной мост и обстреляли противника на правом, нашем, берегу Немана. Поврежден один истребитель противника. Командир восьмой лейтенант Шкирятов.

— Грустно докладываешь! А комиссар Мирошкин доложил, что сбито 16 Ju-87 твоими орлами.

— Я не знал, я в воздухе был, они на другом канале были. Потери есть?

— Потерь нет. В восьмой. В полку есть потери. Уже третий налет на аэродром отбиваем. Тут хоть и машин немного, но бомбят исправно, поэтому заправляйтесь, и улетайте на подскок. Разведку бы организовать, откуда они по нам работают.

— Ко мне должны Аисты из Ковно перелететь. Их и отправлю. — я посмотрел на часы.

— Тут тебя какая-то гражданка домогается. У моста.

— Некогда.

— Некогда — значит, некогда. А так бы сходил, у тебя минут десять есть.

Здесь, действительно, триста метров. Прошел на КПП, там сидят Кристина и Хильда. Их дом разбомбили. Кристина сунула в руку записку, и сказала, что через час у них поезд, они едут в Москву через Паневежис.

— Это — важно! Передай кому следует. — она глазами показала на мою руку. Обнялись и поцеловались. Обе ревут. Все, у меня больше времени нет, показал им на часы, сказал, что улетаю. Кристина сжала кулачком рот, чтобы не закричать. Хильда что-то причитает по-еврейски и по-польски. Махнул им рукой, и побежал в сторону капонира.

Взлетели, два истребителя остались на земле, имеют повреждения. На бреющем перелетели в Зибули, где оборудована основная площадка эскадрильи.

Наступление на участке Тильзит — Ковно мы сорвали, немцы выбиты с правого берега, но на правом фланге немцами взяты Плунгяны, довольно большой еврейский городок и железнодорожная станция. Немцы взяли Палангу и движутся на Шауляй. Эскадрилье приказано остановить продвижение немецких колонн. Семь пар штурмовиков и восемь пар 'Чаек' рванули туда, в виде пожарной команды. Хорошо еще, что 15-й ИАП выделил три МиГа в прикрытие нашей группы. Мы загрузились кассетными противотанковыми и противопехотными самоделками. 320 килограммов во все четыре люка, и эРэСами, у кого сколько влезло. Прижимаемся к земле, идем. Вопрос со стрелками пока не решен. Место есть, и пулемет 'ультрашкас' стоит, а стрелка нет. Должность такая до войны в полку не предусматривалась. Впрочем, сегодня полк летал уже в парах, четверках и восьмерках, с самого утра, кроме одной эскадрильи, взлетевшей первой по тревоге. Майор Мамушкин, до последнего сопротивлявшийся нарушению боевого устава авиации, в первых же день войны понял, что она все спишет.

Пилить до шоссе Паланга — Шауляй 78 километров, 12 минут лета, казалось бы, какие сложности! Но, именно там сегодня наблюдалась самая высокая активность немецкой авиации. Будем надеяться, что они сейчас перевооружаются. Однако, подобные мысли немецких летчиков не посещали. Вот они, 'фридрихи', валятся с высоты на 'чаек'. Моих машин пока не видят, у меня камуфляж немного другой, специально подбирал, да и ниже мы идем. Предупредил ребят, они, пользуясь хорошей поворотливостью, встречают их лобовыми атаками. Немцам это не нравится, отрываются, и теперь пикируют на нас. Мы в грузу, и до выполнения задачи еще четыре минуты, встаем в круг, ждем прикрытие, которое спешит к нам. Наконец появились МиГи, которых не было видно и радиосвязи с ними не было. Они сорвали немцам атаку, но сами ввязались в бой на малой высоте, для них это плохо, очень плохо. Один уже горит. Но, подскочившие 'чайки' утянули два 'месса' в бои на виражах. Два других набирают высоту, после победы над правым ведомым тройки 'Мигов', мы продолжаем идти в сторону шоссе. Опять валится пара 'Мессов', и я встречаю их отсекающей очередью из пушек и ультраШКАСов. Шарахнулись! Очередь прошла совсем рядом, может быть и попал из пулемета. Уже видно шоссе, пройдя прямо над Виплаукской кирхой на вираже ухожу влево, ребята растягиваются в цепочку. Шоссе забито отступающими нашими войсками, которые разбегаются, увидев незнакомые самолеты. 'Илы' еще не называют ласково 'горбатенькие', пока мы чужие для всех. Назад посматриваю, хотя высота такая, что чуть зевнул, и... Нет, 'мессеров' связали боем, да и действовать на такой высоте истребителям сложно. Можно подскочить чуть выше, ушел на 100 метровую высоту. Есть! Вижу колонну немцев, впереди несколько танков, потом длинная вереница 'гробиков', за ними автомашины с пушками. Тщетно пытаюсь что-либо увидеть в прицел. Забросало выхлопом, хотя перед вылетом протирал. Придется по капоту. Так, от поворота до поворота 750, пересчитываю поправку. Выровнял крен, переключил ЭСБР на крайний левый. Товсь! Сброс! Лишь бы идущему следом хватило дистанции! Щелчок на средний правый, сброс. Щелчок на выбор боеприпаса. Нос чуть вниз и залпом все РС в поворот дороги. РСы у меня особенные: у них закручено на два градуса оперение. Сходят все. Огонь из пушек не открываю, а вываливаю еще два чемодана гранат, и отваливаю в сторону. Лишь после этого замечаю открывший огонь 'эрликон', но к нему уже тянется белая струя двух РС, кто-то сзади меня их пустил. На отходе хорошо видно горящие машины и даже танки. Наблюдаю, как разлетаются сброшенные 'чемоданы' и внизу грохочут взрывы. Довольно сильные. Пожалуй, что посылать так много самолетов не стоило, обошлись бы и половиной, но, замыкающее звено работает с головы колонны еще раз, добивая то, что не добили ведущие. Опять к земле, и подзываем прикрытие. У них — потери. Правда, это пока еще своя территория. Двоим пришлось прыгать. 'Мессера' ушли, и мы уходим по новому маршруту, удлиняя противнику путь нашего перехвата. У Шауляя доворачиваем вправо и идем к дому. Под нами изгибается Дубисса, наконец, посадка сходу, заруливаю, и стартовая команда заталкивает машину в лес. Жрать хочется! Как по волшебству, появляется полуторка с обедом.

Собираемся в импровизированной столовой тут же в лесочке. Батальонный комиссар здесь же. Между ложками борща делится впечатлениями от разгрома двух девяток Ju-87. Считает, что 'Ил-2' может действовать как истребитель.

— Да нет, это произошло потому, что немцы без прикрытия шли. Только напрасно Вы, Алексей Михайлович, вплотную полезли. 'Ил' — машина тяжелая, хорошая платформа для пушек. Снаряды ВЯ и МП-6 тяжелые и мощные, требовалось зайти в хвост и бить издали, чуть ли не одиночными. Больше бы насшибали, но, че уж там, как получилось — так получилось. Аисты прилетали? — спросил я у начштаба Колыванова.

— Один прилетал. Сказал, что сели на другой площадке нашей, должны скоро перелететь сюда. Вон, кажется, идут!

— Кучерова ко мне!

По лесу раздалась эта команда, которую передавали дальше. Он подошел, когда я заканчивал обед традиционным компотом.

— Что с осмотром?

— Три машины имеют повреждения крыльев и хвостовой части фюзеляжа, все крайней серии, с деревяшками. Два осколками побиты, один получил пять пробоин из 'Эрликона'. По нему работы много.

— Раз много, то переделывайте ему кабину под стрелка. 'Чашки' привезли?

— Да, привезли и сегодня еще с Ковенского завода обещали доставить.

— На все машины этот подголовник ставьте, имеется ввиду серийные.

— Там засверливаться тяжело, Сергей Петрович, но, сделаем, шесть машин осталось, из крайнего поступления. В Кейданы пришло еще две машины, собирают, надо бы летчиков туда отправить.

— Вон А-38 сели, сейчас перенаправим.

К столовой подходило человек двадцать летчиков Ковенского ЛИСа и эскадрильи связи. Они рассовали свои машины по лесу, и теперь спешили на обед. Капитан Мальцев, их командир, который и принимал решение о передислокации шел впереди. Мы обменялись рукопожатиями.

— Достали налетами, шесть машин потеряли на земле. Экипажи вывезли, так что, принимай пополнение. Двадцать шесть летчиков и стрелков.

— Стрелков? Это то, что нужно! Уже надо четверых. Ну, и кто из вас лучший?

— Я! — ответил высокий звонкий голос, — Сержант госбезопасности Голубева, чемпион округа по воздушной стрельбе.

Я удивленно посмотрел на худощавую девушку, потом недоуменно уставился на Мальцева.

— Да, Аксинья — лучший воздушный стрелок округа, и давно рвется на боевой самолет, считает, что на 'связниках' делать нечего. Чего застеснялся? Из двадцати шести человек — шесть летчиков — командиры РККА, и все стрелки у меня девушки, шестеро из них военнослужащие, остальные — вольнонаемные. Весь ЛИС — только гражданские. Самолет-то легонький, так что обеспечил я тебя головной болью. А Ксюху — бери, не пожалеешь. Ее отец — начальник Ковенской погранкомендатуры.

'Что такое: 'Не везет', и как с ним бороться! Сам себе 'особиста' присватал! Кто меня за язык тянул?' Впрочем, нет худа без добра! Наводчики нужны, а тут без взаимодействия с сухопутчиками никак. Даю заводчанам время поесть, а сам под руку объясняю Мальцеву задачи.

— Первое! Отправить двоих летчиков перегнать новые машины из Кейдан. Второе, кого-то послать посмотреть откуда немцы работают по Кейданам. Машины у тебя похожи на немецкий 'Шторьх'...

— Почему похожи? — продолжая пережевывать пищу, ответил Коля, — У меня три настоящих немецких 'Шторьха' есть, с немецкими двигателями.

— Вот их и пошлешь, 'Чайки' сопроводят до линии фронта. Вот только радиостанций нет.

— На 'немцах' — стоит.

— А принимать чем?

— Ну, да, нечем. А почему нечем? Их же три! Один покрутится возле аэродрома, и будет меня слышать, а передавать третьему, что я говорить буду.

— Сам пойдешь?

— Сам, я немецкий знаю.

— Блин! Так, все сбил, будем передумывать. Так, так, так, так, так! Ксюша!

— Слушаю.

— У тебя отец сейчас где?

— На Острове, там штаб обороны.

— Там рядом сесть где-нибудь можно?

— Только на заводе, но это — рядом.

— Бесполезно! — вставил Николай, — Завод под минометным обстрелом, так что и не надейся, что сможешь сесть.

— А если на улицу?

— На 'Иле', ты чего?

— На Аисте.

— Ты ж на нем не летал, говорил же тебе, сядь.

— Ну, вот и покажешь.

— Когда?

— Да прям щаз.

— Ну, пошли, коли жизнь недорога. — Коля быстренько докидал в рот картошку, запил компотом, и они пошли к его машинкам. Через 10 минут взлетели и сделали несколько посадок.

— Зови стрелка.

— Да вон она сидит!

— Спасибо, Коля. Где Мирошкин?

— Вместе с Капитоновым войска останавливает.

— Херней мается! Дежурный! — мы уже подходили к штабной землянке.

— Лейтенант Хаустов, товарищ командир.

— Пошли кого-нибудь за Мирошкиным к шоссе. Так, а это что за 'гроб', и где с него люди? — за землянкой стояло две машины с 'Редутом'.

— А хрен его знает, товарищ командир. От шоссе прислали, я их всех щели послал копать!

— Идиот! Щаз сам побежишь щели копать и нарядов нахватаешь по самое 'нехочу'. Быстро найди этих людей! Не дай бог они ноги сделали! Расстреляю! Бегом!

Коля удивленно спросил:

— Ты чего расшумелся?

— Это — РЛС. Она должна работать, а не стоять за штабом.

— А что это 'РЛС'?

— Радиолокационная станция, вот это горизонтальная, а это — вертикальная.

А на посадке зажгли костры: бензин в банках. 'Аист' с генералом Ионовым заходит на посадку. Экипажи РЛС не разбежались. После получения втыка, бросились настраивать и растягивать свое хозяйство. От шоссе появилось несколько подслеповатых фар. 'Аист' сел, подруливает к КП. Иду встречать начальство.

— Товарищ командующий! Командир 8-й штурмовой эскадрильи 61-го ШАП младший лейтенант Шкирятов. Эскадрилья отдыхает после боевых вылетов.

Ионов протянул руку, и я пожал ее. Спустились в землянку. Здесь даже электричество есть. Тут же распорядился насчет кофе и чая начальству. Впрочем, мог бы этого и не делать. Кажется, что моему командованию пришел конец. Генерал с собой притащил какого-то майора, который стоял рядом с ним и слушал мой рапорт о проделанной работе. Слава богу, появился Мирошкин.

— Товарищ генерал, комиссар 61-го полка батальонный комиссар Мирошкин, разрешите присутствовать.

— А, начальство все-таки есть, а то доклады идут только от имени мамлея Шкирятова.

— Вообще-то, эскадрильей и приданным прикрытием командует он. Приказ об этом подписан еще в мае. Я — только наблюдаю за работой, и выполняю боевые вылеты в составе эскадрильи. Надобности вмешиваться в работу не возникало.

— Связь с полком есть?

— Есть, товарищ генерал, и снабжение оттуда поступает. Садились там на дозаправку. Ожидаем поставку боеприпасов к часу ночи. Сейчас шесть штурмовиков готовятся к вылету в район Рагнита, там у немцев организован полевой аэродром и днем наблюдалось большое скопление авиатехники. И истребителей, и пикировщиков.

— Кто поведет группу?

— Я.

— Допуск к ночным есть?

— Получен в мае этого года.

— Какие машины пойдут?

— 'Ил-2', шесть машин нами подготовлено к ночным полетам: удлинены выхлопные патрубки, сделана охлаждаемая накладка на них, чтобы в ночи не светились. Загружены кассетными осколочными бомбами и ракетами. Обеспечивать подсветку целей будет разведгруппа, которая вылетит в район заранее на самолете 'Шторьх' с немецким двигателем. Разведгруппу должны прислать из Ковно.

— Так! Днем в районе Плунгян вы работали?

— Да, вот отчет.

— Чем бомбили колонну?

— Гранатами Ф-1 и РПГ-40 в контейнерах. — я достал из стола фотографии кассетных бомб. — Вот только картонные трубы у нас кончаются, товарищ генерал, на полтора полных вылета осталось.

— А где брали?

— В Ковно, на картонажной фабрике. Она сейчас под обстрелом.

— Образец есть?

— Найдем. Лейтенант Хаустов, распорядитесь принести от вооруженцев.

— Есть.

— Знакомьтесь, майор Ложечников, командир 241-го ШАП. Вот он считает, что эскадрилья недопустимо мало произвела самолетовылетов.

— А вы не могли бы дать в цифрах ваши выкладки, товарищ майор. С учетом того, что самолетов у меня: семнадцать Ил-2 и шестнадцать, теперь уже 14-ть, 'Чаек', а ТЗ (топливозаправщик) до вечера был один. Сейчас — 7.

— Причем здесь ТЗ? — спросил майор. — Один ТЗ может заправлять 8 самолетов в час.

— 'Чаек', и только два Ил-2, на заправку каждого уходит 27-28 минут. Плюс переезд к следующей паре. Считай полчаса, 0,5 на 8 — четыре часа. Вы 'Ил-2' освоили?

— Нет, мы их еще не получали. Почему вы не организовали постоянное прикрытие войск? — спросил майор.

— Потому, что действовать надо большой группой, иначе возрастут потери. Немецкие истребители работают парами на свободной охоте. Небольшие группы самолетов для них — семечки, а с большой группой им не справиться. Во время вылета под Плунгяны три пары 'мессеров' пытались сорвать штурмовку колонны, и ничего у них не получилось. Наши потери 2 самолета, и у немцев повреждено два. Сбить не удалось, но повредить — повредили. А колонну разнесли в пыль.

— Не спорьте с ним, майор. Этот мальчишка в 'Илах' и их боевом применении, разбирается лучше нас с Вами. — вставил комиссар. — Я не против, товарищ генерал, чтобы майор поприсутствовал здесь и посмотрел, как организована боевая работа. К утру дневные потери мы восстановим за счет резервных машин полка. Я в своих донесениях в ПУ ВВС фронта указал, что кроме мостов, стационарных и наплавных, колонны противника, артиллерийских батарей у Ковно группой Шкирятова, и моей группой, сбито и повреждено почти сорок пикирующих бомбардировщиков. А потери группы всего две машины. Летчики живы, и уже в расположении полка, принимают в Кейданах новые машины. Утром будут здесь. Полк успешно провел первый день войны, особенно отличилась группа Шкирятова.

В разгар спора появился полковник Голубев, который прибыл вместе с батальоном погранвойск НКВД. То, собственно, зачем я к нему и летал. Охранение аэродрома у нас никакое, а вокруг шныряют 'Бранденбурги' и 'саюдисы' разные. Они нас в покое не оставят, ну, если начальство само в распыл не пустит. Комиссар понимал, что заслуги полка пытаются принизить деятели из соседних дивизий, которые стремятся прибрать к рукам 'его' произведение. Он-то в эскадрилье дневал и ночевал все эти месяцы. И сейчас, когда все путем, и восстановлено управление, появляются 'варяги', которые готовы влить свою ложку дегтя в наш чистейший мед.

В окошко землянки втаскивают провода от 'Редута'.

— Что это? — недовольно спрашивает генерал.

— РЛС 'Редут' настраиваем, товарищ генерал. Перехватили по дороге отступающие части ПВО от границы. Бежит воинство. Тормозить приходится. Вот и дивизионную радиостанцию прихватили. Обогащаемся, потихоньку.

— А что с ними делать, с этими живопырками.

— Организовывать противовоздушную оборону на участке фронта. Кто бы еще МиГарей и кислородчиков прислал, мы бы еще и ночные полеты на перехват немецких ночников организовали бы.

— Откуда ты такой умный?

— Борисоглебское училище летчиков, товарищ генерал.

Принесли два индикатора, и большой кусок плекса. Я уселся транспортиром и здоровенным циркулем делать планшет, а генерал и полковник Голубев разговаривали. Генерала интересовал бой под Каунасом, и мнение полковника о качестве работы эскадрильи. Через пятнадцать минут у нас появились отметки на мониторе, которые я перенес на планшет. Через три минуты обстановка была нанесена.

— Штурмана требуются, товарищ генерал. Пока есть только операторы. Давай, веди! — сказал я сержанту в очках. — Время! Товарищ полковник? Вы разведгруппы привезли?

— Да, как обещал.

— Давайте троих сюда, поставим задачу.

Вошло три человека двое со снайперками 'СВТ' и один с 'дегтяревым'.

— Старший разведгруппы сержант ГБ Гуськов.

— Смотрите сюда, сержант. Группа будет доставлена самолетом 'Шторьх' вот сюда под Рагнит. Машина сядет в поле за железкой. У Гаулгаллена — аэродром противника. Получить на складе 40мм парашютные ракеты и подсветить стоянки. Днем стоянки находились на восточной стороне ближе к роще. Задача снайперов — прожектора ПВО противника. Отход сразу после их уничтожения. Летчик будет вас ждать. В случае любых накладок уходите в Траппонер форст, там поменьше фольварков, постараемся забрать вас, вот с этих двух, площадок. 'Северок' я у вас вижу. Задача ясна?

— Да, товарищ командир, все поняли.

— Товарищ Мальцев! Кто летит?

— Хлопонина. Сержант, после получения снаряжения ко мне подойдите.

— Есть! Разрешите идти? — он забрал подписанное требование.

Еще сорок минут ждали, когда Хлопонина доложится, что они сели, затем, в два сорок пошли на взлет. На всякий случай идем не слишком высоко, держим три километра. Через двадцать минут под крылом Юрбаркский лес. В Немане отблескивает предательница Луна. Уменьшаем обороты, идем над Траппонерским лесом, планируем, чтобы выйти в точку поворота на север. Плавно перевожу машину в вираж, мы на курсе. Сообщил на КП. У немцев зажигается несколько прожекторов, нас 'услышали'. Можно прибавлять, продолжаю снижаться. Держу 150, чтобы гранаты начали рваться в воздухе на высоте около 20-30 метров. Есть ракеты, и в течение нескольких секунд гаснут прожектора. Как бы под этот свет не попасть! Высоковато висит люстра, но стоянки я увидел. Доворот! На боевом, считаю секунды. Немцы сбили мешающую мне ракету, но, отсчет продолжается. Сброс, сброс, сброс, и последний. Полный газ и в набор, уйти от собственных взрывов. Есть! Вижу в зеркалах разгорающиеся самолеты. Встал на вираж, вижу темный прямоугольник бочек, и посылаю туда два РС, доворот, казармы, четыре РС, доворот, позиция 'эрликонов', и все оставшиеся РС пошли туда. Вираж, и грохот 'ультраШКАСа' за спиной. На всякий случай оборачиваюсь. Нет, Ксюша бьет по земле, что-то увидела там. Подал команду отходить по окончанию работы. Кто выполнил два захода, как я, кто растянул удовольствие аж на четыре, так как ПВО подавлено. Запросил КП: что с подбором?

— Подбор выполнен. Один раненый.

— Мы возвращаемся.

Теперь идем прижимаясь к земле. Высота 200 метров. Группу собрать не удалось, за мной идет только одна машина. И мы садимся первыми. Следом за нами сел один, потом пара. Потом довольно долго ждали Пашу, наконец, определили, где он, по локатору и помогли добраться до дома. Малость плутанул.

— Че ты по пустым бочкам-то бил? — смеясь, спросила Ксюша?

— Откуда я знал, что они пустые? Ладно, Вильгельм Телль, сама-то по чему стреляла?

— По бочкам, там рядом другие лежали, те — загорелись.

— Ну и молодец, пошли, закажи мне завтрак, я скоро.

— В штаб принесу, тебя ж оттуда не выпустят! — смотри, заботливой становится, а то сразу: 'Убью!'.

Подошел Алексей Михайлович, похлопал меня по плечу.

— Молоток, Сережка, вывел точно и операцию хорошо продумал. Я все голову ломал: почему напрямую не идем, там вроде бы удобнее, а после виража понял, что мы сразу на вторую площадку носом вышли. Пошли в штаб, доложимся Наумычу, где, интересно, остальные машины?

— Там на РЛС и посмотрим.

— Как тебе стрелок?

— Да ничего! Глазастая.

— И симпатичная, и наша! — он погрозил мне пальцем. Все Кристину простить мне не может. Кстати, с ее запиской надо что-то делать. Там агентура немецкая в Кейданах.

— А зря вы ее ругаете.

— Кого?

— Кристину. Смотрите, что перед отъездом передала.

— Она уехала?

— Не знаю, говорила, что через час поезд, и в Москву. Она слышала по радио, что будут призывать поляков в польскую армию на территории СССР.

— Я такого не слышал. Ладно, передам Евсееву. Сегодня там будет. А что сам не передал?

— Сразу на вылет пошел, а его в штабе не было. Отдавать через третьи руки не хотелось.

В штабе выяснилось, что никого из начальства нет. Остался только майор Ложечников. Как выяснилось, у него в полку нет летчиков, только десяток 'чаек', проще говоря, полка нет, вот он и подумал увести из 8-й в 7-ю САД практически целый полк. Хитрец. Оставлен Ионовым для получения опыта руководства штурмовым полком на 'Ил-2'. После принесенного Аксиньей завтрака с горячим какао захотелось спать, поэтому, оставив в штабе дежурного, расползлись по землянкам. На этот раз пистолет под подушку никто не совал. Мирный договор вступил в действие. Но, долго рассыпаться не дали. Подскочившую, было, Ксению уложил обратно в койку.

— Ты спи, тебе еще рано.

— А ты?

— А мне пора.

— Объявите тревогу. Товарищ полковник! Разрешите идти? Вам лучше улететь. Видимо, по нашу душу идут.

Бегу на КП. Дежурный докладывает: группа самолетов около 50-100 отметок появилась на высоте 4000 метров от Инстернбурга. Пеленг на цель не меняется, идут сюда. У КП командиры, в том числе командир дивизии.

— Слушай боевой приказ! — все застыли.

— Группа вражеских самолетов, двумя эшелонами, следует к аэродрому. Высота нижнего эшелона — 2000 метров, верхнего — 4000. Скорее всего, нижний — Ме-110, верхний — Ju-87. Им идти 15 минут. Взлетаем все и набираем в стороне 6-7 тысяч, пропускаем под собой, истребителям связать боем прикрытие, штурмовики займутся пикировщиками, с Ме-110 будет работать артиллерия и те, кто провалится вниз. Полное радиомолчание до моей команды, канал связи два, запасной — семь. Мигари, у вас связи нет, держитесь поближе. Будет туго, подводите Мессы перед нами. Поможем. По машинам, прогреваться на рулежке! Взлет по готовности, высоту набирать в стороне от аэродрома. Всем — к запуску!

Я и Ксюша рванули к машине, помогаем сбросить маскировку и запускаемся, двойной свисток о готовности стрелка, взлет с места. Отхожу к Шуливе, и там, прикрываясь кучевыми облачками, начинаю набирать высоту, за мной идут и истребители, и штурмовики, пока вразнобой, но перестраиваются. Че-то у меня машина тяжеловато высоту набирает! И тут я вспоминаю, что вылет-то мне отменили, но 4 осколочных контейнера у меня с собой. Смотрю вниз в прицел, подо мною машины, не сбросить. Беру по сетке дистанцию, и понимаю, что могу довольно точно ее измерить! А прицел мне выдаст точную поправку по разнице скоростей. Тоже дело! Выругался, но ползу вверх, на пяти тысячах дал поддув в кабину. Мне-то хорошо, а каково сейчас Ксюхе! Подул в трубу.

— Справа — маска, только кислород старый, осторожнее. Как ты там?

— Пока в норме.

— Начнешь терять сознание — стреляй.

— До шести я летала.

Шесть, значит шесть. Перешел в горизонталь. Получаю с земли курс, дистанцию и курсовой угол на цель. Все, доворот! Дал команду доворачивать.

Курсовой слабо меняется на корму, чуть довернул. Нас пока скрывает довольно большое облако, но оно скоро кончится. Им до цели осталось 7 минут. Цель вижу, и немецкое прикрытие нас обнаружило. Шесть пар немцев полезли наверх, четыре пары крутятся у бомберов. Черт, 'МиГам' не передать команду атаковать нижних. Впрочем, смотрю, Васин сам сообразил, что делать, он разделился: две четверки атакуют поднимающиеся мессы, а одна пошла ниже.

— 'Чайкам', атака! 'Горбатые' за мной! — валюсь на крыло и ухожу в пикирование, одновременно прикрывая щитки двигателя. С интересом заглядываю в нижний прицел, он имеет 'привычку' забрызгиваться маслом. Слегка успел, но еще видно, взлетели всего 12 минут назад. Предупредил своих, чтобы близко к бомберам не лезли, работать пушками с пятисот метров, бомберы поджались, и готовятся отражать атаку. Так, последняя девятка вползла в прицел, эх, высоковато иду! Накренил нос, дав 10 градусов пике, выровнялся и сброс. Обороты и наверх. Одна, две, три, четыре, пять, шесть! Свистит свисток Ксюхи! И по радио: 'Ни хрена себе!'. А мне ни фига не видно! Чертов 'Ил', все, что сзади рассмотреть почти невозможно. Наползает еще одна девятка, эти по мне ведут огонь. Маневрирую активно, выполняя 'змейку'. В прицеле, сброс, загрохотал 'ШКАС', замигали лампочки: доворот вправо. Иду вправо, в зеркале вижу хищную морду 'месса'. Опять 'ШКАС', и 'мессер' запарил движком. Второй проскочил подо мной, так как я сбросил скорость. Бью вдогон из всех стволов. Есть! Свисток от Ксюхи: короткий, чисто! Иду на третью девятку, доворачивая налево. Есть, сброс. И вижу, как Юнкерсы валятся в разные стороны на крылья и их строй распадается, они уходят в пикирование, не доходя до цели. Четвертая впереди, крайняя кассета.

— Не будь жадным, нам оставь! — послышалось в наушниках.

Дую в трубу Ксюхе.

— Обстановку сзади дай!

— Наши ведут огонь по девятке, они ниже триста, 'мессеров' не видно, они пошли за третьей, наверху бой, много парашютов, в основном — белые, немецкие.

До четвертой дойти не успел, она рассыпалась, собираю своих, и командую прикрытию выходить из боя впереди нас. Налета верхних не будет, теперь бы узнать, что там внизу. Снизу докладывают, что несколько 'Мессеров' обстреливают лес и пустые стоянки, 15-й полк идет на выручку. Просят продержаться пять минут. И мы начали спускаться, находясь в постоянной готовности встать в круг. Несколько 'чаек' притащили за собой хвосты, которые пришлось отсекать пулеметно-пушечным огнем, но, разгром эскадры убавил желание у немцев разделаться с нами прямо сейчас. 'Чайки' уверенно маневрируют на виражах, прикрывая нас огнем и маневром. В Зибулях приземлились только подбитые машины, остальные ушли в Кейданы. Я там завис с машиной на сутки. Около сотни пробоин и куча вмятин на броне.

— Товарищ Мамушкин, выделите необходимое количество людей для его ремонта.

— Даже если собрать вместе 9 беременных баб... Есть, товарищ армейский комиссар.

— Что вы хотели этим сказать?

— Клей АК-88 имеет строго регламентированное время сушки, товарищ армейский комиссар. — 'А наш Наумыч — орел! Не смотри, что мелкий. Впрочем, мал клоп, да вонюч.'

— Так, все вон! Лейтенант, останься. — Кроме меня, остался и старший майор, он, видимо, не все. Мехлис достал бумагу, золотой 'Паркер', и начал писать что-то на листе хорошей бумаги. Я сидел и помалкивал, потом мне надоело, я сказал:

— Может я пойду, там меня невеста ждет...

— Нэ нэвэста, а жена, она уже ныкуда нэ дэнэтся! — и сам рассмеялся своей шутке майор. Ухмыльнулся и Мехлис.

— Я пишу товарищу Сталину, вы можете потребоваться, чтобы я ничего не перепутал. Я — не специалист в авиации.

Писал он долго, несколько раз, действительно, спрашивал о тонких вопросах, уже рассвело, но он продолжал писать. Судя по всему, он писал не только обо мне и авиации. Затем запечатал конверт и передал его майору. Тот вытащил какую-то тетрадь, и записал туда что-то, достал ленту, и еще раз проклеил конверт, зажег маленькую спиртовку, накапал сургуч. Мехлис подошел к столу, где колдовал майор и прислонил свою печать. Майор прислонил к пакету какие-то штампы. Вытащил из портфеля бутылку с КС, проверил крепление ампулы, обернул пакет вокруг бутылки. Достал еще пакет, и упаковал все сооружение в него. Опять полез в портфель и достал оттуда фельдъегерскую сумку. Уложил и скрепил своими печатями закрытые замки. Ключи от нее сунул себе в карман. А Мехлис переспросил имя отчество и номер командирского удостоверения личности. Заполнил бумажку и передал ее мне.

— Это пропуск в Кремль, с пометкой 'лично в руки'. У секретаря Сталина вскроют пакет, сам пакет передадите лично, и ожидайте в Приемной ответ. Все понятно? Пакет — особой важности, так что, до вылета будете оставаться здесь, под охраной.

— За женой моей надо послать.

— Это еще зачем?

— Она — стрелок-радист моего самолета. — Мехлис усмехнулся.

— Сплошная семейственность. Пусть поспит, но я распоряжусь, чтобы не препятствовали члену экипажа.

— А завтрак? И все прочее?

— С бытом? С бытом вопрос решаемый, фельдслужба поможет, но, только с сопровождением. До свидания, товарищ Шкирятов. Рад был познакомиться с таким знаменитым летчиком.

Я обернулся направо и налево, за спиной никого не было. Мехлис понял мою шутку.

— Все впереди, а начало, начало — прекрасное, особенно на фоне событий. Жаль, что не смогу вылететь с Вами. Дела, и не очень радостные.

Я пристроился на стульях, и малость придавил. Брачная ночь закончилась, не начавшись, затем около половины одиннадцатого принесли новенькую форму, с лейтенантскими петлицами, попросили передать удостоверение личности. Вместе с формой принесли шикарнейший черный кожаный реглан. Летом это, конечно, излишество, но такими регланами могли похвастаться только очень старые летчики. Он был новый, где-то висел на плечиках, но петлицы аккуратно пристеганы именно лейтенантские. Не иначе Наумыч распорядился. Их уже пару лет не выпускают. Новенькие, надраенные до зеркального блеска хромовые сапоги, и все моего размера. Гимнастерка даже ушитая. Вспоминаю, что Ефросинья Андреевна — начальник швейной мастерской. В общем, полк своих не бросает, и хочет утереть нос 'масковским'. Затем прибыл штурман полка, и передал мне полетную карту с нанесенной обстановкой на двух участках фронта. На карте пометка '001', пришлось расписаться в получении.

— На виду не держи, и перед вылетом обратно не забудь заранее сдать ее в штурманскую часть в Москве. Там нанесут, с изменениями. Отметка об этом есть. Машина будет готова через час-полтора.

— Зовите фельдъегеря, мне завтракать пора или обедать, хрен разберешься. — Чекист, который охранял меня, куда-то позвонил, через некоторое время мы с ним пошли в столовую. Прямо у штаба на скамейке в курилке сидит Ксюха.

— Пошли завтракать, стрелок!

— Ваши документы, пожалуйста, товарищ сержант ГэБэ! — вежливо попросил лейтенант. Он — старший по званию, поэтому право на проверку он имел.

— Это — мой борт-стрелок.

— Насчет борт-стрелка распоряжение было. Вы с нами?

— Минуту! — она вошла еще раз в курилку и взяла с собой ворох обмундирования, в том числе такой же реглан. Ну, Наумыч расщедрился! Завтракали мы за отдельным столиком, вместе с лейтенантом. О том, что, зачем и куда ни одного слова. Присутствие двух чекистов возле меня у всех отбивало настроение что-либо спрашивать. Вернулись в комнату уже втроем. Расписались в передаче сумки. Звонок, машина готова. Лейтенант потащился с нами на старт, сучок! Поэтому, приняв машину у техника, я и лейтенанта отправил подальше:

— Ваша миссия закончена, отойдите от машины и уйдите со старта. Примета плохая.

Лейтенант улыбнулся о откозырял, только открыл рот пожелать...

— К черту, иди, иди! Не фиг на старт таскаться.

Не, ну, я крут сегодня, как командир корпуса или армии: восемь 'чаек' выруливают вместе со мной, и после взлета пристраиваются сзади. Свисток от Ксюши, ей поболтать хочется.

— В чем дело и почему тебя задержали?

— Летим в Москву с пакетом Сталину. Мы с тобой сегодня фельдъегеря!

— Фу, перепугалась, просто слов нет.

— Все, не болтать, следи за воздухом. Идем до Смоленска, если будет ветер, то до Орши. Хотя топлива до Смоленска должно хватить, если боев не будет. Как поняла?

— Все понятно!

— Лейтенант Шкирятов прибыл по Вашему приказанию.

— Знакомьтесь, товарищи, лейтенант Шкирятов, Сергей Петрович, на самолете 'ЦКБ-57', переделанном в полевых условиях в самолет 'ЦКБ-55', сбил лично 26 самолетов противника за два боевых дня. А его товарищи, у них еще один такой же самолет, а остальные — 'Ил-2', 'Чайки' и 'МиГ-3' — еще тридцать шесть или тридцать восемь машин. На земле группой товарища Шкирятова достоверно уничтожена полковая колонна противника, более тридцати самолетов противника на аэродроме в Рагнаре, шесть стационарных железнодорожных и автомобильных мостов и несколько переправ. И все это потому, что товарищ Шкирятов использует нестандартные приемы и вооружения, заявку на их изобретение и практические разработки он подал во все инстанции, но, эти вооружения остались на бумаге, а вместо перспективного и хорошо защищенного штурмовика 'ЦКБ-55' был принят на вооружение совершенно ошибочный проект одноместного самолета 'Ил-2', который не позволяет в полном объеме использовать даже имеющиеся боеприпасы, и которых мы за три дня боев потеряли более трехсот. А группа товарища Шкирятова действовала активно, наступательно, эффективно, сорвала наступление немцев на участке от Тильзита до Ковно, и при этом не имела потерь в самолетах-штурмовиках, потеряно только два самолета И-153 22-го июня и три истребителя — 23-го. Что скажете, товарищи руководители ВВС и НКАП? Кто приказал принять на вооружение самолет не соответствующий техническому заданию на него? Кто тормозит в НКБ прием на вооружение новых видов боеприпасов. Кто допустил разгром нашей фронтовой авиации в первый же день войны? Товарищ Шкирятов, помогите товарищу Жигареву восстановить картину дня начала войны?

— Я заступил дежурным командиром звена на аэродроме подскока 'Тушки', недалеко от Тильзита и дежурным по группе в 16.00 местного времени 21 июня. Обратил внимание на отдельные щелчки на линии телефонной связи, и понял, что кто-то к ней подключился. Мною был издан приказ, в котором оговаривался переход на запасной канал радиосвязи в случае возникновения помех на линиях. Была условная фраза, после получения которой дежурные звенья переходили на связь с дублированием каналов. В 20.00, сразу как стемнело, я передал условный сигнал и принял доклады с аэродромов подскока, что они выполнили мой приказ. С нуля часов, выяснив, что телефонные линии отключены, перешли полностью на радиосвязь, и только кодом. В 01.00 получил из штаба ВВС округа по радио сигнал 'Гроза', и перевел всю группу на дежурство по готовности номер один. Самолеты были заправлены и вооружены. Мною же по тревоге были подняты части ПВО округа, которые располагались по соседству. Они обнаружили большие группы самолетов, идущие на нас, и я приступил к исполнению сигнала 'Гроза'. По нему штурмовая эскадрилья, с приданными силами и средствами, наносит удар по мостам через Неман. У меня было шесть специально подготовленных самолетов 'Ил-2' и ЦКБ-55 для ночных полетов. Они имели на борту две пары 100 килограммовых бомб, связанных между собой тросом и установленным дополнительным взрывателем. Ими все мосты от Тильзита до Ковно были разрушены. После этого мы взяли торпеды 45-36 и попытались им торпедировать переправы через Неман. В трех случаях из шести нам это удалось сделать. Остальные переправы были разрушены бомбоштурмовыми ударами. Девять самолетов 'Ил-2' были направлены с прикрытием на поиск и уничтожение бомбардировщиков противника, которые в тот день летали без прикрытия, так как немцы считали, что внезапность нападения принесет им больший успех. Мы действовали только большими группами и по заранее разведанным целям. Связи ни с кем не было, приходилось принимать решения самостоятельно. Ближе к вечеру, смогли установить связь с комендантом погранкомендатуры Ковно, и отработали БШУ по артиллерийским батареям, а затем практически расстреляли в воздухе полный полк, 27 машин, Юнкерсов-87 всей эскадрильей. В этом нам помогало то обстоятельство, что мы сразу взяли на вооружение автоматическую пушку ВЯ-23, а не ШВАК. На практике в Воронеже я пробовал все виды вооружения 'Ил-2' и 'ЦКБ' и пришел к выводу, что 23-х миллиметровые пушки МП-6 и ВЯ значительно повышают возможности самолета.

— Ну, что, товарищ Жигарев, Вы готовили такой приказ, как товарищ Шкирятов на случай воздействия противника на линейные средства связи?

— Мы готовили такой приказ, где рекомендовали подготовить подобные приказы на местах.

— Разрешите, товарищ Сталин? — кивок головой, — В апреле месяце я прибыл из училища в Кейданы, радиостанции были свалены на складах, и даже КП полка командной радиостанции не имел. В полку не было, штатом не предусматривался, радиоинженера и радиослужбы. Теперь все 'чайки' нашего полка имеют радиостанции. А 15-й полк на 'МиГ-3' эти радиостанции так и не установил. Физически, они имеются. Те самолеты, которые попадали в нашу группу, им мы помогали ставить их, и обучали летчиков.

— Я и говорю, что все решалось на местах.

— Если бы Вы, товарищ Жигарев, отдавали бы приказ, а не рекомендации, то все бы было исполнено! — с горечью проговорил Сталин. — Теперь, товарищ Шкирятов, расскажите о втором дне, как удалось избежать штурмового удара по вашему аэродрому. В письме товарищ Мехлис немного сумбурно об этом написал. Как Вам одному удалось сбить 22 самолета?

— Сколько? — переспросил Жигарев.

— Двадцать два.

— Сколько я сбил, я не знаю, самолет устроен так, что назад смотрит только стрелок. У меня, кроме зеркал, нет возможности посмотреть назад и вниз.

— Нет там никаких зеркал. — недовольно пробурчал командующий ВВС.

— Вечером 22-го июня мы перехватили отступающие без приказа части 12-й дивизии ПВО. В составе задержанных машин обнаружили действующую РЛС 'Редут', которую поставили на дежурство. Ночью вылетали на бомбежку Рагнита, там пришлось бросать кассетные осколочные бомбы с превышением высоты. В этом случае, после разрыва контейнера осколочная оборонительная граната Ф-1, которой начинены контейнеры, взрывается ближе к самолету, так как она продолжает полет практически с той же скоростью, что и самолет, и плохо тормозится воздухом. Но в этом случае больший процент осколков попадает в цель, чем при наземном взрыве. Несколько осколков попали в мой самолет, который должен был утром идти на штурмовку немецких позиций под Ковно. В итоге, на момент обнаружения идущих на аэродром немцев, мой самолет взлетел с 4-мя осколочными контейнерами во всех бомболюках. Сбросить их было некуда, так как подо мной находились наши самолеты. У всех штурмовиков есть болезнь: маслом забрасывается объектив нижнего бомбового прицела, и через него ничего не видно. Но, мы перед вылетом всегда их протираем. Увидев в прицеле 'чайку', по угловым размерам я посчитал, что имею превышение 200 метров, и понял, что могу сбросить контейнер на немцев, а в контейнере — 200 гранат Ф-1. С разлетом осколков на 200 метров. Первая 'девятка' Ju-87 по мне даже огня не вела, видя, что я иду мимо, не пытаюсь их атаковать. Прицелившись, я сбросил контейнер, который по моим расчетам должен был поразить все самолеты, так как бомбардировщики сближаются перед атакой их истребителями. Результата я лично не видел, но все говорят, что упали все машины. Атаку на вторую эскадрилью пытались предотвратить два истребителя прикрытия, но один из них был сбит стрелком, а так как я сбросил скорость, то второй истребитель прошел подо мной и был сбит пушечно-пулеметным огнем. Эскадрилья попыталась сбить меня из пулеметов МГ, но, я прошел и отбомбился и по ним, упало сразу семь, по докладу стрелка, а два упали чуть позже. Третья эскадрилья, увидев, что я над ними, сбросила бомбы и ушла в пикирование, но две машины из пике не вышли.

После посадки в машине насчитали более сотни пробоин в хвосте и плоскостях, и множество отметин от пуль на бронекорпусе.

— Врет, как сивый мерин! — не выдержал опять Жигарев. — У тебя бы крылья отвалились!

— Совершенно верно! Если бы это был 'Ил-2'. Но, это — ЦКБ-55. Крылья у него — стрельчатые и цельнометаллические. Как мы видим, генерал Жигарев прекрасно знает уязвимую пяту 'летающего танка'. Да, на нем эта атака завершилась бы после атаки мессершмиттов, а такой плотный огонь целой эскадрильи бомбардировщиков разорвал бы все в клочья. Машина, после 20-ти часов ремонта, прилетела в Москву и стоит на стоянке Центрального аэродрома, товарищ Сталин. Сразу, как высох клей на заплатах.

— Товарищ Сталин, но Вы ставили задачу как можно больше использовать дешевые и доступные материалы. — высказался какой-то гражданский, которого я не знал, не Ильюшин, и не Яковлев, которых я узнал в присутствующих. — Ведь алюминиевых заводов у нас мало, и весь металл идет на бомбардировщики. Стоит потерять еще один, и даже эту программу мы осилить не сможем.

— Что скажете, товарищ Шкирятов?

— Из всего сказанного, остался непонятным радиус действия новых штурмовиков, товарищ Шкирятов. Нам требуется силами четырех механизированных корпусов пробить коридор для вывода с Белостокского выступа третьей и десятой армий, которые уже, по оперативным сведениям, находятся в окружении. Сможет усиленная группа Ваших штурмовиков действовать на таком удалении от Вашей базы? Считая те машины, которые обещал поставить товарищ Ильюшин.

— Разрешите? — я показал на карту, разложенную на столе, и прикрытую калькой.

Сталин взглянул на маршалов и генералов. Не заметив их возражений, рукой показал, что я могу ею воспользоваться. Я взглянул на масштаб и приложил линейку.

— До Белостока, включительно, но, с одной атакой в полной загрузке.

— Можете познакомиться с планом операции. — мне подали листки. Дата, время, рубежи атак, задачи, силы, средства, силы противника, разведанные аэродромы. И ни одной пометки, что где-то действует наша авиация.

— Это, — я показал на прочерк в таблице, — полностью соответствует действительности?

— По всей видимости, 'Да'. — ответил генерал армии Жуков.

— В этом случае требуется ограничить продвижение частей 10-й и третьей армий рубежом Сувалки, а лучше: Сейни, и ожидать подхода войск с северо-востока. С топливом и боеприпасами. Атака на Сейни — предпочтительнее.

— Что я говорил! — сказал Шапошников.

— Мы примем это к сведению. Вы сможете обеспечить авиаподдержку прорывающихся частей по обе стороны выступа.

— Силами одной дивизии — нет. Требуются истребители: средневысотные и высотные.

— Много?

— Еще пару полков.

— Они у Вас будут, 26-го в 04-00 Москвы — начало операции.

— Есть.

— За работу, товарищи. А Вы, товарищ Шкирятов, задержитесь.

'А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться!' — послышалось мне в тоне Сталина.

— Вы в курсе, что командующий ВВС Западного Особого застрелился в 18 часов 22-го июня?

— Нет.

— Вы понимаете свою ответственность, товарищ Шкирятов.

— Отчетливо. — чуть ухмыльнулся я.

— Что, тяжела шапка Мономаха, товарищ лейтенант?

— Младший лейтенант, товарищ Сталин. Это ничего, 'Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют'. Терять мне особо нечего.

— Берите пример с меня: я, тоже, никогда Главнокомандующим не был. А войну требуется выиграть. Идите, полковник. Удостоверение получите у товарища Поскребышева.

'Шуточки у Вас, однако, товарищ Глава Ставки Верховного Главнокомандования!' — подумал я, выходя из кабинета. Поскребышев рвет какую-то бумагу, и, протягивает мне приказ и, уже подписанное, удостоверение. Смотрю в него: выдано полковнику Шкирятову С.П., то есть фамилии совпадают, звания — не очень. Командиру Особой Авиационной Группы Северо-Западного фронта, далее ОАГ по тексту. Полномочия: так, мировая демократическая общественность отдыхает, исполнить ее затаенное глобальное желание и отстранить будущего Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза не могу, так как напрямую ему подчиняюсь. В оперативном отношении мной командует 'главный мясник'. Придется срочно поправлять ножи! С волками жить — по-волчьи выть! Командует совместной операцией двух фронтов генерал армии Жуков, видимо, специально отозванный из-под Киева. С полномочиями у меня полный порядок! Имею право привлекать, снимать, отдавать под суд военного трибунала всех военнослужащих, действующих в полосе действий ОАГ. Им надлежит дрожать и слушать. В общем, четвертый, после бога и двух командиров. Получил свой 'ТТ', выщелкнул из запасной обоймы патрон и сунул по петлицу реглана. Чтобы не забыть. Иду пешком от Кремля к 'Метрополю'. Возле него сидит инвалид с Финской, или немецкий шпион, и, несмотря на раннее утро, торгует знаками различия, петлицами, всякой мишурой, типа пряжек для ремня, частями портупеи, знаков родов войск. Так сказать, филиал военторга. Знает, стервец, в какое время раздаются пряники в Кремле. Скупил у него все шпалы и две пары пустых авиационных петлиц.

— Поздравляю, товарищ лейтенант.

— Не мне, командиру.

— Ну, все равно поздравляю командира. — оставил ему трешку на чай. Точно, шпион. Но меня сейчас это не касается. Поднялся на четвертый этаж. Ксюша спит, даже не проснулась, устала, да и выпила ночью шампанского. Белокурые волосы красиво разметались по подушке. Остренькая грудка под белой маечкой соблазнительно торчит, неприкрытая простыней. Правая рука засунута под щеку. Повесил реглан и спустился вниз в буфет. Там привезли пирожные, свежайшие, есть кофе и разнообразные бутерброды. Вот только официантку навязывают, чтобы отнесла. В отличие от меня, она имеет ключ от лифта, поэтому, пришлось воспользоваться услугами, но, дальше дверей лифта я ее не пустил, подхватив поднос с завтраком в постель. Запах хорошего кофе и черта разбудит, Ксюша непроизвольно запахивает грудь. Ей помогают усесться на кровати и передают ей пирожное 'Метрополь', бутерброды с черной икрой, твердой колбасой, вяленным мясом и чашечку кофе. Правая щека у нее в полоску, щеки розовые, смущена, и еще не привыкла к такому пробуждению. Впрочем, это, наверное, повторится не скоро, так что, не привыкнет. Сам расположил свой завтрак на тумбочке.

— Давно пришел? Я не слышала, как ты открывал дверь.

— Ты крепко спала. Но, пришлось разбудить. Завтракай, и надо добираться на аэродром. Мы улетаем.

— Но Щербаков сказал, что сегодня состоится награждение.

— Есть дела более важные, Ксюша, времени задерживаться в Москве совсем нет.

— Вкусно! Никогда такое не пробовала! — я передал ей еще одно пирожное, а она отдала мне часть бутербродов. Я забрал у нее поднос, когда она закончила завтрак. Потом она несколько секунд раздумывала, что делать со мной, ведь ей нужно было вставать. Потом решительно скинула простынь, показав длинные и ровные ноги, скинула их с кровати и встала. Я стал рядом и поцеловал ее. Фигура у нее что надо! Такую фигуру и в форму! Это издевательство над женской натурой.

— Доброе утро! И с началом нового дня! — я разжал объятья, потому, что это могло затянуться на очень долго, а приходилось поспешать. Ксюша красиво и грациозно потянулась, продемонстрировав поднявшиеся за руками красивые небольшие груди с острыми сосками. Взяла со спинки кровати лифчик, и, отвернувшись подцепила его.

— Застегни, пожалуйста!

Крючков и пластиковых застежек не было, две белых пуговицы и довольно тугие петли. Она прошла в туалет, которым, к счастью был оборудован номер, и через несколько минут мы вышли из номера, сдали ключи и расспросили дневальную: как добраться до Центрального. На выходе 'инвалид' внимательно посмотрел на мои петлицы: лейтенант, как и было. Ох, неспроста тут сидит этот инвалид. С регланами в руках, было жарко, мы подошли к остановке и минут пять ждали первый автобус. Движение только начиналось. В половину седьмого мы были в ангаре. Бригадир слесарей сообщил, что им осталось полчаса, и что можно начинать подготовку к вылету, самолет они нам подготовят. Отнесли карты в штурманскую часть, сообщили в Кубинку, что вылетаем, я составил заявку и расписался в журнале регистрации полетов, получил каналы связи и позывной. Выходим из здания КП, и идем к ангару. Перед ним стоит автобус с военными номерами. Вошли в ангар, а там целая делегация: Щербаков привез награды и вручил их нам, нас несколько раз сфотографировали, но Щербаков сказал, что мои снимки будут отретушированы перед публикацией. И не будет указано за какие заслуги вручена медаль Героя. Выкатили самолет, осматриваем его, еще одна 'делегация': Жуков остановился возле машины.

— Будешь раньше меня, займись комплектацией группы. Почему у 'самого' не все затребовал? Голой жопой воевать собрался.

— Буду позже Вас, товарищ генерал армии, у меня две промежуточные посадки: в Кубинке и в Вегайцах.

— А в Кубинке зачем?

— У меня ни одного патрона.

— Твою мать!

В бомболюки погрузили свежие газеты 'Правда' и 'Красная звезда', кстати, с Указом о награждении. Проследил, чтобы не напихали слишком много. Осмотрел самолет, расписался в журнале, и запросил разрешение на запуск, сунув одну из газет под спинку парашюта. Неожиданно быстро получил добро на запуск и прогрев на рулежке. Меня выпроваживали, освобождая место для взлета ПС-84 и прикрытия Жукова. У них боеприпасы, само собой, присутствовали. Взлет-посадка, правда, на этот раз никто не сопровождал до Кубинки. Там ставлю машину на стоянку и приходится ждать вооруженцев.

В подвале 'Правды' опубликовано об аресте бывших ответственных работников Жигарева и Яковлева. Хоть и по делу, но я им не завидую, совсем.

— Степан Наумович, разрешите?

— Слушаю Вас.

— Может быть, прогуляемся до ПАРМа?

Он пожал плечами. Не думаю, что такая перемена позиций его устроила, но, деваться некуда, 61-й полк, 7-я и 8-я САД переданы в Особую группу. Приказ об этом уже получен. Не было указано, кто группой командует, но упомянут личный Представитель Ставки. То, что им оказался бывший младший лейтенант 61-го полка вызывало определенные 'но'.

— В группе должен быть толковый замкомандующего, который возьмет на себя все тыловое обеспечение, связь тому подобное. Группе поставлена задача обеспечить воздушную поддержку прорыва из окружения двух армий, находящихся на белостокском выступе. В кольце немецких войск. От Ковно до Августова — 134 километра. Сил у нас немного, примерно полнокровная дивизия, может чуть побольше. Основной ударной силой будет наш полк наших 17 машин, плюс 40, которые собираем, и из Москвы завтра должны прилететь еще 12.

— У нас 16 машин, Грушин погиб. Над целью засбоил мотор, Михалыч приказал выходить и четверке его прикрыть. Двое из 'ястребков' выйти из боя не смогли. Тройку перехватили 'охотники' и всех сбили.

— Вечная память. Первым в полку.

— Не первым, шестым, это в твоей группе первый. Так ты говоришь, замом? Ну, деваться некуда. Как там, в Москве?

— Долго рассказывать. Устал. Нервная там обстановка. Арестован Жигарев, снят и арестован Яковлев. Приказано доводить ЦКБ-55 до ума, и дальше будем получать двухместные машины в 'старом' корпусе. Но, когда это будет, неизвестно. 12 машин идут собранные в старых бронекорпусах.

— Ну вот, собираем. Тридцать два — готовы. К вечеру закончим остальные. Из Зибулей прислали восемь человек, они облетывают. 12 человек пересадили, зачеты сданы. Сегодня должны и остальных пересадить, вот только количество истребителей уменьшается. Тришкин кафтан какой-то. Ноги укрыл — плечи мерзнут.

— Вон Ионов летит, за счет других полков будем затыкать дыры. Всех безлошадных сюда сгоним. Пойдемте встречать, Степан Наумович?

— Ну, да. Начальства развелось, плюнуть некуда!

С Ионовым ссориться не пришлось, он прочел удостоверение и приказ Ставки, понял, что судьбу генерала Копеца он не повторит, поэтому согласился срочно перебросить сюда зенитную артиллерию и транспортники, и передать всех безлошадных в Особую группу. К 16.00 Жуков обещал перебросить дизельное топливо и бензин для танков, тару и людей для организации воздушного моста в Белосток.

Тут прилетел Николай, с данными по треугольнику: все три моста в Алитусе целы, в городе немцы, танки на правом берегу Немана. Колонна танков движется к Ковно по грунтовой рокадной дороге. Кампфгруппу он засек. Я показал большой палец, и созвонился с Зибулями. Через тридцать минут взлетаем.

Мою машину переснарядили кассетами и подвесили все 16 ракет РС-82. Гришин и Петров уже находились здесь. У Петрова только 35 'Ишачков', которые тоже пойдут под Алитус, у Гришина полк Бобрика и полк Путивко: 'Ишаки' и 'МиГи'. К вылету готовы. Группа собралась у Ионавы. Построение — этажеркой. 'Илы' и 'Чайки' внизу, сверху 36 'Ишаков' и еще выше 28 'Мигов'. РЛС видит несколько машин в районе Преная, дальше не достает, нужно сменить место, но не сейчас. Я нашел дорогу, и мы идем над ней. Коля летал на 'немецком' 'шторьхе', так что нас не сильно ждут. Другая авиация там не летала. Колонну прикрывало 12 мессеров, но их сумели утащить на виражи 'Ишаки', а мы поймали колонну у входа в Визионскую рощу. Колонна жутко пылила, поэтому не смогла нас обнаружить. Южный ветерок помог. 16 машин прошлись над ней, сбрасывая кассетные бомбы, как противотанковые, так и осколочные. Затем тремя заходами отработали эРэСами. Вторая волна штурмовиков, где летели почти сплошные 'перворазники', отработала 50-тикилограммовками по второй колонне, где в основном была пехота. Три штурмовика получили повреждения и ушли домой, но под прикрытием. Было немного странным для остальных летчиков, что немецкие истребители от боя уклонялись. Ждали отставших и поврежденных. Возле них они проявляли активность, но, если прикрытие не ошибалось, то все заканчивалось благополучно. На возврате один из илов сел на вынужденную, и был сожжен мессерами до того, как приехала техпомощь. Во второй вылет с нами пошло три 'девятки' 'СБ' и 'АР-2' 46-го полка фронтовой авиации, которые смогли разбомбить один из трех мостов, потеряв шесть машин над Алитусом. Мосты хорошо прикрыты зенитной артиллерией. Там ее много.

Но, день оказался полон неожиданностей! Ближе к вечеру я уже еле ноги переставлял после двух бессонных ночей и трех вылетов подряд, забрался в комнате на кровать и уснул. Честно и откровенно послав все подальше. Ночью опять предстояло лететь к этим дурацким мостам. Два из них продолжали функционировать. Поспать дали чуть более часа. На аэродром приземлилось шесть ПС-84, которые привезли дивинженера Сакриера, и опытную партию тех изделий, которые испытывались до апреля 41-го на полигонах Управления снабжения и вооружения ВВС. Ну, внешне Сакриер выглядел не самым лучшим образом. Он сидел возле колеса ПС-84. Но, на нем была форма. Мне были переданы грузовые документы на содержимое самолетов. Отряд машин прибыл в наше распоряжение из Москвы. Требовалось их разгрузить и использовать для переброски топлива и других грузов. Он не стал здороваться, отдал честь, первым, и спросил:

— Машины есть? Подавайте машины и людей на выгрузку.

— Что здесь?

— Взрыватели АТ-4, на двух бортах. Контейнеры на одном борту, остальные идут литерным. И ракеты РС-82рк с направляющими для 'Ил-2'. По 48 на машину. И необходимые приспособления для пуска этой модификации с крыльевых установок. До 48 ракет.

— Сколько установок?

— Двадцать четыре, на 12 машин. Обещали срочно изготовить партию на 64 машины. Почему столько, мне не известно. Вчера ночью чертежи ушли на завод. Сюда я, собственно, для того, чтобы обучить вооруженцев обращаться с взрывателями и снаряжать кассеты, показать, как устанавливать пусковые установки и подвешивать на них ракеты. Потом в обратно в Москву.

— Так Вас освободили?

— Не совсем, но к исполнению обязанностей я приступил, так же, как и Таубин. Соберите людей, времени, говорят, у нас совсем мало. Когда успел? — он пальцем показал на звезду.

— 22-го — 23-го.

— Неплохо для начала.

Я показал в направлении классов для занятий, и он попросил меня помочь донести ящики. Одна рука у него не работала. Чекист пошел за нами, помогать он не стал. Благо: не так далеко. Так что утром будем испытывать полностью ракетный 'Ил-2'.

Если со взрывателем ни у кого особых вопросов не возникло, внешне он выглядел абсолютно точно, как верхняя часть УЗРГ, остальная суть спряталась внутри и была понятна. То удлиненная 'труба' без выступающих 'крылышек' вызвала аплодисменты. Из-за них, проклятых, ракеты летали куда хотели. Без взрывателя ракета была 'инертной' и 'безопасной', поэтому 'перегружали' ее не шибко аккуратно товарищи красноармейцы. В итоге, после многочисленных перегрузок, стальные выступающие крылышки оказывались смяты так, как бог на душу положит. Их правили, в основном, пассатижами. Я, да и другие 'умельцы', делали приспособы различные, чтобы их расправить, и даже подкрутку дать. Но, далеко не всегда эта приспособа оказывалась под рукой. Эта модификация была круглой, без выступающих частей. Шесть, довольно длинных, складных крыльев были прикрыты специальным стаканом, который улетал назад, а стягивающаяся нитка перерезалась в момент схода ракеты с направляющей. Крылья раскрывались под строго определенным углом, придавали ракете вращение с довольно значительной скоростью и стабилизацию в полете. Дополнительной изюминкой являлась новая боевая часть с двумя запалами, как и прежде для ОФ, но с готовыми осколочными элементами, и кумулятивная, для стрельбы по бронетехнике и ДЗОТам. Ракета была длиннее на треть, по весу тяжелее на 900 граммов, из них 600 граммов приходилось на вес новой боевой части. По весу заряда она равнялась 132мм ракете. Температура осколков при разрыве почти 1300 градусов. Вместо одного орудия РО-82 устанавливалось три, так как размах крыльев старой ракеты был 200 мм. Всего 48 штук, по 24 на крыло. Дальность стрельбы не изменилась и составляла 6,1 км. Сама установка запитывалась от стандартного ЭСБР-3п(РО). Стрельба велась поодиночке, разнесенной парой, тройкой, через одну, шестью ракетами или все двумя залпами через одну. В общем, все, что я хотел, было воплощено в металл. Это предстояло проверить на войсковых испытаниях. Полигонные на самолете 'Ил-2' были завершены на 72%, потом встали из-за ареста.

Я спросил у Ивана Филимоновича сколько новых ракет привезли, и сколько их выпущено.

— Привезли мы только то, что было на складе: 320 штук. В Ленинграде, на Арсенале, вся необходимая документация имеется, одна из линий была настроена, там дополнительно всего несколько операций. К сожалению, сказать о том выпускаются ли они сейчас, я не могу. Приказ о выпуске Народным Комиссариатом Боеприпасов существует, но ему еще суток нет. Горемыкин вчера подписал. Ждем.

— Тогда вешайте на мою машину, у меня ЭСБР-3п(б) стоит. Он у нас не на всех машинах. Больше половины имеют один ЭСБР-3п.

— Значит, требуется дополнительно монтировать второй. Какие ракеты грузить?

— Осколочно-фугасные с готовыми элементами. Предстоит работать по МЗА и прожекторам.

— Тогда, товарищи, приступим. Я, к сожалению, пока только пальцем могу показывать куда и как ставить.

К двенадцати приземлились новенькие 'Илы' с испытателями первого завода, и их командир, сходу заявил, что они только перегоняют машины, что им требуется самолет в Москву.

— На, читай, сейчас подойдут стрелки из 9-го СБАП, и вся группа идет на боевой вылет вместе с нами.

— Вы не имеете права, это самоуправство, мы — испытатели.

— Так, ты мне не нужен, ташкентский герой, ты и технику, и людей угробишь. Идешь в штаб, получаешь отметку в командировочном, и пинок под зад, да такой, чтобы ты до самого Ташкента почесывался. Вон отсюда. Еще 'ташкентские герои' есть?

Летчики попереминались с ноги на ногу, но больше никто ничего не сказал. Их пересадили на одноместные 'Илы', а их машины заняли уже обстрелянные летчики. Людей, освоивших новую машину, у меня не было, и пусть обо мне пойдет такая же слава, как о 'мяснике Жукове', я переживу. Право привлекать всех для выполнения задания у меня было. Кстати, до Москвы этот герой так и не доехал, а ребята туда вернулись, почти все. Один погиб при посадке с пробитыми колесами.

Получившиеся фотографии налета посмотрел Жуков, подошел к БОДО, и отстучал что-то кому-то.

— Сколько твои будут переснаряжаться?

— Два тридцать.

— Даю четыре часа, и мы начинаем. Вот, смотри!

Действовал он по-своему, вовсе не так, как говорили ночью. Два мехкорпуса и две моторизованные дивизии пойдут на Алитус, оттуда на Гродно. Третья армия продолжает удерживать Августов, туда же для усиления перебрасывается 17-й, 6-й мехкорпуса и 6-й кавкорпус. После взятия Алитуса, все части начинают штурм Гродно с двух сторон. Моя задача за ночь перебросить максимально возможное количество топлива под Августов.

— Ставка план утвердила, 10-я армия должна продолжать удерживать районы фронтовых складов артвооружений и боеприпасов. После взятия Алитуса обратно, ты перемещаешься в тот район, и оттуда уже сможешь достать Бяло-Подляску, Соколов и Остролек, откуда немцы выбивают 10-ю армию. По количеству самолетовылетов там сейчас пик. Задача ясна?

— Да, товарищ генерал армии.

В это время и прилетели московские 'Илы', так что выбора у меня особого не было. Группу штурмовиков я разделил на две части, Михалыч будет непосредственно работать над полем боя, а я пойду на Даугай и Варену, погоняю немцев на дорогах, так как малые кампфгруппы, чуть ли не ротные, наверняка расползлись по этому району, наводя панику, сея смерть и разрывая линии связи.

Идем группой в 16 'Илов', половина со стрелками, прикрытие — 16 'Яков' и 16 'МиГов'. После Транкоса на всех дорогах — немцы. Отрядики небольшие: несколько мотоциклов впереди, пара-тройка танков Т-2 или Т-3, пара БТР SdKfz 251 'Hanomag' и несколько грузовиков с пехотой на крыше которых держатель для MG34. Разъезжают по дорогам, грабят села, отлавливают отбившихся бойцов РККА. Цели как раз для наших машин, так что развлекались полтора часа, порядок на дорогах восстановлен. Правда, истребителям пришлось подраться, но штурман 'Редута' заранее предупредил о подходе группы истребителей противника, поэтому у них не сильно получилось. 'МиГ' на высоте вполне успешно с ними дерется. Их еще 'ободрать' не успели, так что у него три крупнокалиберных БС и БК, и два ШКАСа. Вполне хватало. Летчики в 'московских' полках были натасканные. И, похоже, на нас немцы реагировали, и о нас сообщали, а вот про верхнее прикрытие забывали сообщить, так как долго поговорить им не удавалось.

В лесной Варене немцев видно не было, но какие-то ребята попытались по нам стрелять из винтовок и пулеметов. Ой, зря они это попробовали! У бывшего жителя дерьмократической России совершенно отсутствует классовая солидарность с литовскими бандитами. Получили НУРами от всей души!

Прорыв Жукову удался. Он активно расширял его. Если возникали заморочки, то тут же срабатывали авианаводчики, которые 'паслись' на вольных хлебах, в случае необходимости Коля Мальцев их перебрасывал даже в тыл немцев. Во втором налете на Алитус накрывали правобережную часть. и лишь на выходе работали по правой. Немцы не успели эвакуировать техсостав и склады Люфтваффе с аэродрома, и мне достался новенький немецкий шлем с русскими 'папой-мамой'. Оказывается, они такие делали для нашей трофейной техники. Явно заранее! Я им остался очень благодарен. Жарко! Очень жарко! Печет так, что закрывать заслонки можно только на время атаки. Вышел из пике, и крути колесико. Сегодня уже четвертый вылет, если считать с ночи. Или с утра — третий. У штурмовиков потерь нет, немцы еще к ним не приспособились. Но, пытаются. У Ксюши еще один сбитый. А у нас первые дырки в корпусе от пушек 'Мессера'. Но, 12.7 немцу сильно не понравились. Он, нагло, попытался пристроиться и обработать нас в упор, так как я довольно интенсивно маневрировал. Ксюха взяла его всего двумя очередями. После первой, он клюнул, Ксюха заорала: 'влево вверх!' по СПУ, я дернул машину, и она опять пустила пулемет в действие. Стреляет она, и правда, хорошо. Выполнили облет района, нашли горку, где установить локатор, и три площадки у Цепкелайских болот, рядом с которыми шла железная дорога из Вильно, с нашей колеей. Здесь еще встречается немецкая. От них, до Друскининкая — рукой подать! Там — немцы, но они ушли по шоссе на Гожу, а тут — пусто. Высадили туда десант посадочный с батальоном НКВД. И отправили горючее, предварительно обрезав связь, идущую на Гродно. Ночью — переселимся. А пока погранцы работают, занимая оборону и обеспечивая безопасность БАО (батальона аэродромного обслуживания). Не зря по Варене отработали!

Паровозик из Ромашково подтащил к деревне Маргионис платформу с топливом, с нее бочки перегрузили на подводы, реквизированные у местных, и перевезли на поле, которое у местных называется Волокай. Туда сели шесть 'ночных' 'Илов', которые были дозаправлены и им подвесили вооружение, туда мы летели только со стрелковым. Оттуда, курсом 197, вылетели к Бяло-Подляска. Пришлось сделать круг, потому, что тройка 'СБ' не успела подойти точно в срок. Наконец, они наверху, мы внизу. Я битый час разъяснял им задачу: вешать ОАБ на 700 метрах, если сбрасываете Фотаб для фотографирования результатов, то предупреждать о времени вспышки. Ведущий отработал как надо, но, похоже, что ведомые ему только мешали. Но цель он осветил. Вначале косо и криво, было не понять куда стрелять, и что бомбить, потом на обратном заходе поймал цель нормально. Было трудно промахнуться. По нему в этот момент било все, что было на аэродроме. На четвертом заходе, а ему пришлось делать четыре, в него попали, и вытаскивал его Коля Мальцев двумя бортами. Кстати, после этого, и к этим заданиям у бомберов изменилось отношение. Одно дело, когда тебя бросают и выбирайся сам, другое дело, когда тебя пасут и вытаскивают, даже если ты был вынужден выброситься в тылу у немцев. Приземлились они у наших, и помогли найти 86-ю дивизию десятой армии.

Обнаруженные Ju-87 в Бяло-Подляске мы уничтожили, но израсходовали все новые ракеты, больше их не было. Я направил радиограмму Сталину об этом, Иван Филимонович уже улетел в Москву. К 04.00 прибыл самолет с ними из Ленинграда, так что без ракет сидеть не будем. В четыре утра танки и бронемашины вошли в Дзукийский лес и двинулись на Друскининкай и Гродно. Их сопровождали переброшенные по воздуху части пятого десантного корпуса, которые ночной атакой захватили и подорвали мост в Меркине. Вторая колонна вошла в тот же лес со стороны Варене, и двигалась по двум дорогам вдоль железнодорожного полотна. Мы нанесли удар по Озерам и вывели из строя радиостанцию в них, которая активно работала все эти дни. Видимо, какой-то штаб. Там появились наши танки, и все внимание немцев было приковано к этому небольшому городку. В Друскининкае стояли только тыловые части, для немцев это — глубокий тыл, сопротивляться танкам они долго не смогли. Вызванная авиация до него, с бомбами, не дошла, об этом мы позаботились. Ну, а фланговый удар вдоль реки мало кто может выдержать. Гродно взят, и части третьей и одиннадцатой армий соединились. Приказ Ставки выполнен. Плотно прикрытые с воздуха части 3-го и 12-го корпусов проделали за два дня 25-го и 26-го июня марш в 140 километров, по 70 в день, не хуже немцев. Правда, на путях этого марша осталось приличное количество вышедшей из строя техники, которую приходилось вновь ремонтировать, но, в котел пошло топливо. А танков там было еще достаточно, все их выбить немцы не успели. Берега Немана прикрыли наш маневр, и превратились в крепость, которую немцам еще предстояло взять, и не бескровно, как в ночь с 21-го на 22-е июня. Основные ударные части Гота находились у Налибокской пущи, завершая штурм Минского укрепрайона и окружение 10-й армии. Справа от нас действовал 20 армейский корпус, который был связан боями с третьей армией под Августовым.

К нам привезли генерала М.Г. Хацкилевича, командира самого большого в округе механизированного корпуса. У него в корпусе на начало войны было 1024 машины. По моим сведениям, он должен был погибнуть вчера под Зельвой, но нет, жив, и его корпус ударил от Белостокской пущи на Гродно, а не отходил к Минску. Штаб и основной аэродром для связных самолетов у нас теперь в Саловарте, небольшой деревушке на берегах небольшой реки Меркус. Жители деревни почти полностью ушли. Лабусы! Немцы им больше нравятся. Свой полевой штаб Жуков расположил в Варене, которую основательно 'почистили', оставив только служащих железной дороги. В городе, как я уже писал, активно действовала банда местной организации 'Шаулю саюнга'. Правда, во время нашего налета были убиты ее главари. Меня Жуков высвистал из Волокая. Требовалось решить: что делать дальше, и определить задачи для ОАГ. Задачу минимум мы выполнили: мешок разорван. Генерал был не парадный: в черном промасленном комбинезоне и в танкистском шлеме. От него пахло потом, кровью, сгоревшим порохом. Лицо грязное, в потеках от пота. В общем, его Колины девушки прямо из танка выдернули под Гродно, и сюда. На Жукова это не слишком действовало, поэтому после короткого разноса за потерю управления и отсутствия на связи в течение двух дней, генерала отправили мыться.

— Приведите себя в порядок, потом и поговорим. Теперь с тобой, Сергей. Не знаю: что и как, но вместо тебя назначен генерал Красовский. Я ничего не понимаю в этих играх, но тебя отзывают в Москву.

Я вытаращился на него, но он протянул мне текст шифровки. Подписано Сталиным. В той же телеграмме содержалось требование немедленно вернуть по железной дороге 12-й корпус на место дислокации под Елгаву. 61-й штурмовой полк отвести в Лосики под Двинском. Части и соединения 3-й и 10-й армий придаются Северо-западному фронту, Августово и Белосток оставить, и отойти за Неман. Красовский менял не только меня, но и Ионова. ВВС Северо-Западного фронта упразднялись и формировалась первая воздушная армия. 61-й ШАП в ее состав не вошел. Вот она, царская милость!

Лавочкин доводить машину решил с М-107, ну и пусть ждет его, проще всего оказалось договориться с Гудковым, которого мы и уволокли с собой в дивизию. Тот смекнул, что при таком внимании к ней, ему удастся вывернуться из застарелого конфликта с Лавочкиным и Горбуновым. Он стал исполняющим обязанности инженера дивизии.

Для Ксюши настали райские денечки и ночки. Так как она была в Москве до этого один раз, то ее интересовало все в столице, и иногда удавалось выкроить время и для посещения театров и музеев. В общем, она повышала культурный уровень, а я — обороноспособность страны. Но дважды меня выволакивали на культурные мероприятия. Однако, как любой отдых, и этот имел свой срок, и после лекции в Академии 30-го июня, мы заняли места в кабинах.

В Двинске и рядом с ним уже сидит три полка из пяти по штату. Штурмовой полк медленно, но пополняется по 5-ти эскадрильному штату: 4х17 самолетов 'Ил-2', из них один учебный, и эскадрилья разведки, связи и управления. Истребительные полки пришли большими, старого штата: 64 самолета ЛаГГ-3. Создавались они весной 41-го, а приказа переходить на 30-самолетный полк еще не выпустили. Мамушкин принял должность замкомандира дивизии, теперь он подполковник и получил Красное Знамя за бои в Литве и Белоруссии. Командиром штурмового полка стал полковой комиссар Мирошкин, кавалер ордена Ленина. Народу стало много, все разношерстные, большинство истребителей участия в боях не принимали, но с переводом строевых полков, вооруженных 'МиГ-3', возникла заминка. Сейчас снять с фронта два полка практически невозможно. Выручило то обстоятельство, что 'отдыхал' в 'Авиаторе'. Забросил удочку Новикову, и потихоньку провел 'собеседования' с большой группой 'безлошадных'. Плюс составил собственное мнение по некоторым товарищам, так как на отдыхе видно, кто чем занимается. Пьяниц в полках и так хватает. В результате приняли пополнение в 75 человек, полностью освоивших 'МиГ-3', и начали поступать машины, часть новых, из Харькова и Москвы, а часть из ремонтов, но с новыми двигателями. Кроме того, под Москвой начал формирование 401-й ИАП, набираемый подполковником Супруном, известным на весь Союз летчиком. Он, тоже войдет в состав дивизии. Чуть позднее поступила команда формировать 215-й штурмовой ЗАП, для подготовки летчиков штурмовиков, но это произошло на полмесяца позже, когда был выполнен план развертывания 61-го полка. 16-ть двухместных машин в полку, из них 14-ть нормальных, а два — полевая переделка из стандартного одноместника. Мирошкин гоняет более 'молодых' на бомбометание и ракетные стрельбы. Машины поступают в час по чайной ложке. Ни одноместные, ни двухместные не идут. Так в неполном составе 2-го июля были переброшены под Овруч, на место будущего котла. Контратака 5-й армии Потапова захлебывалась в условиях безраздельного господства в воздухе немецкой авиации. Утром 2-го мы приземлились в Овруче, но, толку от нас — никакого. Говорили-говорили о воздушной войне, а на место мы прибыли без локатора. В дивизии три полка, один из них штурмовой, а два на ЛаГГах, разведчики остались под Гродно, у нас всего два 'Аиста'. В общем слепые и глухие, а Птухин уже кричит по телефону: 'Давай-давай'. Свои самолеты он уже пожег, теперь за мои взялся. Так как мы — резерв Ставки, доклад пошел туда, рассредоточил самолеты и выслал 'аиста' на разведку. Немцы накопились у переправы через Случь у Чижовки и Новоград-Волынском. Южнее еще есть переправы. Пришлось идти туда полным составом, только две эскадрильи остались прикрывать аэродромы. Появления большой группы самолетов немцы не ожидали, а когда ракетные 'Илы' начали гвоздить по батареям МЗО, то возникла паника, которую мы гасили, с одного захода сбрасывая весь имеющийся боезапас контейнерных бомб. Провели одну атаку и пошли домой. Пусть разбираются сами с этими завалами. На отходе появились мессера, но, группы у нас плотные, никто не отстал, прикрытие большое, истребители в штурмовке участия не принимали и имеют большой боезапас. Идут в лобовые, и отсекают немцев от штурмовиков. А навстречу еще идет тридцать два самолета с полными танками и боезапасом. Сели все, несколько ЛаГГов нуждаются в ремонте. Однако звонок из Киева: большая группа немецких самолетов следует к нам в гости. Но, отбомбились они не по нам, а по плохо замаскированным и, частично, ложным аэродромам у Коростеня. Кто-то поднял остатки истребителей оттуда, и мы успели дозаправить свои машины. Через двадцать минут после начала бомбардировки аэродрома в Коростене, подошли наши ЛаГГи. Состоялся довольно сильный воздушный бой, из которого немцам пришлось выходить досрочно, в результате потери у них были выше, но и нам досталось: семь машин вынуждено сели в Коростене, две перевернулись на воронках, четверых сбили. Больше топлива и боеприпасов не было. За каким хреном нас сюда послали — неизвестно! Лишь к вечеру пришло топливо на железнодорожную станцию и боеприпасы в Овруч. Но, одновременно с этим и приказ Ставки вылететь в Славутич. Здесь наши действия были запоздалыми и отвратительно организованными. Списали все на Птухина, дескать, он виноват. Он, действительно, добивался перевода ОАГ к нему, чтобы хоть чем-то помочь наземникам, а меня держали в Москве ради лекции в Академии.

Садились сходу, на последних каплях горючего. Я стоял на крыле и наблюдал за посадкой. Очень волновался за двухместные 'Илы', у них топлива меньше всех, а покрутиться пришлось много и долго. Они сели все, правда один застрял на краю аэродрома, у него двигатель остановился. У остальных топливо еще было, и они выстроились в 'коробочку' и садились. Прикрытия, как водится, не оказалось. Аэродром толком и артиллерией не прикрыт. Накроют — мало не покажется, немцы видели, что мы к Полтаве отходили. Поэтому Лагги крутятся над аэродромом, и в первую очередь заливают горючее в 'МиГи' и 'Гу'. 'Гу' жрет топлива гораздо больше 'ЛаГГа', и радиус у него меньше, если с форсажем поработать. Подхожу к КП, там какой-то генерал от политики разносит моих истребителей, что они уклонились от боя и вернулись с перкалем на пушках и пулеметах. На петлицах 'птичка' и два ромба. На рукаве — звезда. Представляюсь.

— Полковник Шкирятов, командир первой гвардейской смешанной дивизии.

— Дивизионный комиссар ВВС Юго-Западного фронта Гальцев. Полковник, почему Ваши гвардейцы не стреляли?

— Эти? Стреляли, как видите, ракет под крыльями нет. Значит, шесть раз стрелял каждый.

— А пушки, а пулеметы?

— Это — истребители непосредственного прикрытия. Немцы к строю этой эскадрильи не прорывались, а использовать боезапас, предназначенный для воздушного боя им запрещено.

— Кем запрещено! Каждый снаряд предназначен для гитлеровцев!

— А чем он мою задницу прикроет, если все выпустит по земле? Пальцем? Пальцем не получится. Эскадрилья выполнила свою задачу, мои штурмовики вернулись без потерь со стороны воздушного противника. И она подавляла работу ПВО. Именно такую задачу я им и ставил. Товарищ комиссар, почему так мало топливозаправщиков? Мне генерал Астахов сказал, что нас обслужат, но здесь нет ракет '82-РК'.

— Возьмете РС-82 и повторите атаку.

— Это невозможно, товарищ комиссар. Эти ракеты не могут обеспечить подавление ПВО, и их будет в три раза меньше, чем требуется. И, у меня приказ Ставки на перебазирование для смены двигателей и профилактического ремонта. Все машины выработали свой ресурс. Откуда я могу связаться с генералом Астаховым. Он в курсе, что я могу нанести только один удар. Я его нанес. Больше дышащие на ладан самолеты я в бой не пошлю. У нас скорость всего 350 км, моторы полной мощности не развивают. И здесь нет готовых 'КМГ-100', а 'КМГ-250' мы можем поднять только один. А это запрещено инструкцией по эксплуатации.

Глазки комиссара превратились в щелочки, острый подбородок еще более заострился. У него давно выработалась привычка, что его приказы не обсуждаются. Попытку перейти на крик, я остановил, подписанным Сталиным и Шапошниковым, предписанием на вылеты, где вылет на Щербаки не был обозначен.

— Я и так выполнил ту работу, которую должны были делать люди, базирующиеся южнее. Щербаки находятся за радиусом действий моей дивизии. Далее ВВС фронта выправляет ситуацию самостоятельно, у меня есть другие, поставленные мне лично, задачи. Действовать с аэродрома, где нет даже локатора, это подставить вполне боеспособную часть под штурмовой удар немцев. Дивизия является Резервом Ставки Верховного Главнокомандующего. Вот тут написано. Взгляните, товарищ дивизионный комиссар. Разрешите идти? Мне разбор полета провести нужно.

'Телега' на меня поехала в Москву, но не для того я слепил дивизию, чтобы ее угробили на неподготовленных позициях. А дыры затыкать пальцем я и сам умею. Четвертая эскадрилья ушла в Конотоп, мы — в Славутич. А комиссар вылетел в Киев. Понимая, что этим все не кончится, решил позвонить по ВЧ Сталину. Позывной я имел, но еще никогда им не пользовался для связи с ним. Только в Москву в Управление ВВС и по заводам звонил.

Доложился о штурмовке кампфгруппы Клейста, и о тех проблемах, которые возникли с техническим состоянием машин в дивизии. Практически, только недавно прибывший 401-й ИАП и две эскадрильи 400-го полка боеспособны. Быстрой замены самолетов не предвидится. А нами пытаются заткнуть все дыры, которые образовываются каждый день. Сталин меня отругал за то, что я не докладывал лично ему.

— Поймите Вы, наконец, что Резерв Ставки подчиняется мне, и от Вас требуются ежедневные доклады о выполненной работе и положении на фронте. Вы же выполняете распоряжения, которые Ставкой не принимались.

— У меня, в моих документах, это не прописано, товарищ Сталин. Любой командующий, старше меня по званию или должности, имеет полное право отдать мне приказ. Я обязан его выполнить, а позже обжаловать это приказание в установленном законом порядке.

— Это наша с Вами недоработка. — разделил со мной ответственность Сталин. — Дивизию отведут в Харьков на переформирование. Вас заменит другая дивизия. К тому же, немцы могут попытаться взять Харьков, поэтому мы отведем ее целиком, а не по частям. Но, профилактику проводить так, чтобы дивизия оставалась боеспособной. Тридцать два самолета 'Ил-2' новой серии будут направлены в Харьков завтра.

— Вас понял, товарищ Сталин. Разрешите после перелета в Харьков прибыть в Москву с новым истребителем 'Гу-82'. Он уже прошел войсковые испытания. Сбито 13 самолетов противника, потерь среди 8-ми самолетов нет.

— Хорошо, прилетайте.

Но, человек предполагает, а начальство располагает. В Тукум, где находился штаб дивизии, опять садится Голованов, и меня, едва уснувшего, будят и засовывают в ТБ-7 412-го БАП. В трех машинах везут в Англию 24 летчика, которые будут проходить переучивание на машины, которые будут поставляться по Ленд-лизу, и работать потом инструкторами в ЗАПах. В конце июля в Москву прилетал Гарриман, и присоединил СССР к Ленд-лизу. С аналогичной миссией вылетел в США известный полярный летчик Байдуков. Меня воткнули в состав 'делегации' для красоты. Получил большой пакет от Сталина, сижу, читаю 'ЦэУ'. Мне поручается, и далее следует длиннейшее описание того, что именно предстоит сделать. Внутри моего пакета нашел еще запечатанные конверты, которые предстоит передать различным адресатам, в том числе, и Черчиллю. Уже над Сааремой пришлось включаться в СКУ. Сам Голованов в Англию не полетел. А на меня 'возложили' представлять ВВС СССР и всю Красную Армию. Дескать, лучший ас Союзной авиации. Главное — быстро 'отстреляться', и домой, там дел невпроворот, а тут: митинги, встречи, речи. Но, знакомство с иной техникой и тактикой — дело полезное. Хотя, у них танков на аэродромах не может быть по умолчанию, а у нас — это главное ПВО противника. Чуть пехота зазевается, и они уже в гостях. 'Мы их не звали, а они уже пришли!'.

Из самолетов показали 'Спитфайр МkV' и 'Харрикейн MkII'. 'Харрикейны' они снимают с вооружения, поэтому могут поставить много, а 'Спиты' этой серии выпускаются и для RAF, поэтому поставки их ограничены. Несмотря на возражения посла Майского, у которого были иные распоряжения, настаиваю на поставках МкV, пришлось связываться со Сталиным, и говорить ленинскими словами: 'Лучше меньше, да лучше!'. Тем более, что англичане сразу заговорили о возможности передачи лицензии на выпуск 'Мерлинов Мк45', и, оказания помощи в оснащении и запуске завода по их производству. То, что они сделали чуть позже в США, но, США пока не воюют, и поставки от них идут невоенные, в основном. Тем более, что современных самолетов у них еще нет, которые бы превосходили 'Спитфайр' или 'Мессершмитт-109F'. Там, пока, только 'Кобры' Р-39, решение о поставках, которых уже принято в США, но, Англия ближе, и пока существует ближневосточный коридор, так что поставки пойдут, и относительно быстро.

По второму, очень важному для нас вопросу, удалось зацепиться в присутствии Теддера и Черчилля. Обсуждался вопрос: как удалось избежать избиения нашей авиации в ПрибОВО и Одесском ВО, ведь в остальных местах фронта в первые часы войны авиации досталось очень сильно. Черчилль сказал, что, начиная с 1-го июля, RAF начала операцию 'Циркус', пытаясь облегчить положение нашей авиации, которую они продолжают до сих пор, хотя успехов пока не слишком много. Немцы оставили на Западном фронте две истребительных дивизии, одна из которых, вооружена новейшими истребителями 'Фокке-Вульф 190'. И англичане понесли значительные потери, и перешли к ночным действиям.

— Мы, впрочем, как и вы, использовали для отражения атак разработки профессора Бонч-Бруевича: РЛС. К сожалению, пока дальность ее не очень нас удовлетворяет. Инженеры говорят, что мощность магнетронов недостаточная. Ленинградские ученые говорят, что их сдерживает только их отсутствие, хотя они, почему-то, производятся в других странах, хотя созданы они именно в Ленинграде.

— Может быть, это происходит потому, что изобретение не было запатентовано?

— Нет, многорезонансный магнетрон имеет всю патентную документацию. Только его разработчик умер чуть более полутора лет назад, и разработки были приостановлены. Теперь мы испытываем нужду в этом виде электронных ламп. Хотелось бы решить эту невеликую проблему и как можно быстрее, так как противник на многих участках обороны действует безнаказанно. Вам в этом отношении несколько проще: вы находитесь на острове и у вас большой флот. А мы вынуждены содержать огромный штат постов наблюдения и оповещения о воздушном нападении в условиях прифронтовой полосы, что серьезно подрывает нашу оборону. Там, где данные приборы не успели начать использовать, там имеются большие потери в авиации. Наша промышленность обеспечить полностью нас этими приборами пока не может. Хотя поставки и идут. В моей дивизии уже два радиолокатора с дальностью 150 км. А требуется охватывать фронт радиусом в 300 километров. Примерно так, как сейчас у вас работает ваш центр ПВО.

Теддер переглянулся с Черчиллем, ведь у них прекратились налеты на Англию, вся авиация немцев находилась сейчас на Восточном фронте, лишь в Африке и на Средиземноморье шли вялые, осторожные бои. Конечно, если смотреть по карте, то 'язык' немецкого наступления выглядел жутко: захвачена почти полностью Белоруссия и почти полностью Украина, лишь несколько приморских областей и часть Молдавии удерживаются нашими войсками. Но, Красная Армия выдержала удар 300 дивизий противника. Первые несколько панических недель закончились, и мы стали проводить и наступательные действия: 10-я армия заканчивает очистку захваченных ранее противником территорий и вышла на Неман в нижнем течении. Захвачен, аннексированный Германией в 39-м, Мемель. Советская авиация бомбит Берлин.

— Ваш лидер, в своих письмах мне, говорит о скором наступлении на Винницу с двух сторон с целью окружения трех глубоко прорвавшихся немецких армий: 1-й танковой, 17-й и 11-й. Как вы считаете, такой удар может иметь место? Как настроение в войсках?

— Мы полтора месяца назад базировались недалеко от Киева. Армии генералов Малиновского и Коротеева вышли из мешка, устроенного им под Уманью, и перевооружаются. Нас перебросили на северо-запад, где сразу началось наступление. Думаю, что по возвращению мы вернемся под Киев. Хотелось бы, чтобы в дивизии к этому времени были бы полки на 'Спитфайрах' для прикрытия верхнего эшелона.

— То есть, Вы считаете, что обещания господина Сталина могут быть выполнены? — спросил еще раз Черчилль.

— Мы крайне заинтересованы в скорейшем разгроме немецких армий и армий ее союзников. Для этого нам необходима не только истребительная, но и бомбардировочная авиация. С правого фланга мы можем наносить чувствительные удары по территории Германии, Чехословакии и генерал-губернаторству, что существенно подорвет экономику Германии. Лично мне кажется, что окончательная зачистка Курляндского полуострова предназначена для этого. Не случайно это совпало с началом бомбардировок Берлина. Нам необходимы и бомбардировщики. Летный состав у нас имеется.

— Немцы пишут, что русский летный состав плохо подготовлен, и несет огромные потери, как в материальной части, так и в личном составе.

— По своей дивизии могу сказать следующее: на фронте мы с первого же дня, отводились в тыл один раз для замены двигателей. Во всех остальных случаях пополнялись за счет поставок новой техники. Потерь в полках: около 5-7%. Мы действуем достаточно эффективно, есть потери среди истребителей, но штурмовики обычно потерь не имеют. Их охраняют, они — наша основная ударная сила. Ведущий 'восьмерки' несет 48 ракет с дальностью действия больше, чем дальность эффективного огня немецкой ПВО, на нем лежит ответственность по подавлению ПВО противника и управлению ударными самолетами. Истребители непосредственного прикрытия тоже имеют по 24 таких же ракеты. Мы эшелонированы по высоте, и находимся под наблюдением штурманов наведения, которые подсказывают нам: с какой стороны к нам приближается противник. Прикрытие успевает занять максимально удобную позицию для атаки. Дивизия смешанная: есть высотные самолеты 'МиГ', они работают наверху, и к штурмовке никогда не привлекаются. Непосредственное прикрытие идет на малой высоте, чуть выше штурмовиков, участвует в подавлении ПВО, и, между ними и 'МиГами' находятся облегченные 'Гу-82' без ракет и бомб, которые держат средние высоты. В этой компоновке они превосходят все немецкие машины, как по скорости, так по маневренности и вооружению. Несут 4 пушки 'ШВАК' 20мм. В дивизии 2 полка 'МиГов', два полка 'Гу-82' и два полка 'Ил-2'. В сумме более 400 самолетов, две трети которых — истребители. Штурмовики очень плотно прикрыты, и действуют наверняка. Как в наступательном, так и в оборонительном боях. Часть самолетов находится на земле, и встречает возвращающихся из боя, не позволяя немцам атаковать израсходовавших боезапас и топливо летчиков. Так что справиться с таким сплоченным и слетанным боевым коллективом сложно. Потери, конечно, бывают, но в основном носят случайный, а не системный характер.

— Но, Ваша дивизия имеет статус 'Резерва Ставки', люди, наверное, там отборные, с гораздо лучшей подготовкой, чем в остальных строевых частях. — усомнился Теддер, командующий RAF.

— Нет, основу дивизии заложил 61-й штурмовой авиаполк, теперешний 1-й гвардейский ШАП, элитная часть только одна, бывший 401-й истребительный авиаполк, теперешний 3-й ГвИАП. 2-й и 4-й ГвИАПы обычные линейные полки, были расквартированы до войны в Сибири. Бывший пятнадцатый ИАП, теперь первый гвардейский, входил в нашу 8-ю САД еще до войны. С первого же дня воюем вместе. Они на 'МиГах', а мы на 'Ил-2' и на 'И-153 Чайках'. Провели уже три крупных операции. Ну, или четыре, смотря как считать. Так что, лорд 'Гав-Гав' немного подвирает об успехах люфтваффе в небе России.

— Не подвирает, а врет как сивый мерин! — уточнил посол Майский.

Полетать на 'Спите' мне не позволили, они ж не знали, что он у меня уже давно 'освоен'. Но я и не слишком сильно рвался, это еще совсем не та машина, на которой я летал в Жуковском на МАКСе. Тот был с восемьдесят пятым Грифоном и пятилопастным винтом. Зализанный и максимально облегченный, он, конечно, привлекал массу внимания и был звездой салона. Эти — трудяги ПВО, еще не имеют каплевидного фонаря, он изуродован накладным бронестеклом, имеет выпуклые боковые грани, наверху — уродливое зеркало заднего вида. Все рули — перкалевые. 'Костыль' не убирается. Но, соглашение подписано, и распространяется на всю серию машин всех модификаций. Главное: прицелы у всех хорошие с гиростабилизацией и вычислителем. Мой немного затянувшийся визит заканчивается, назад меня 'подбросят' на 'Галифаксе' прямо в Тукум. В отличие от нас, их ВВС Швеции совершенно свободно пропускало через свое воздушное пространство!

Прилетел! А моей дивизии уже нет! Перелетела на новое место дислокации! Меня, вместо того, чтобы доставить по месту службы, направляют в Москву, для отчета: что я наворотил в Англии. Сижу, ругаюсь с Новиковым:

— На хрена подписан контракт с 'Роллс-Ройс'? Нам что, своих двигателей не хватает? И так все склады забиты М-82, которые ставить некуда! Ты что, белены объелся? Они ж не технологичные, и требуется ручная доводка!

— У тебя есть лучше? С 1515 или 1 585 л/с при весе в 700 килограммов

— Сколько?

— 744 килограмма, две тринадцать силы на кило. Есть такие?

— Нету, но, обещают! Швецов говорит, что...

— Пусть говорит! У него сколько граммов в час на силу выходит? 345? Вот пусть и таскает бомбы до Берлина и обратно, а мы на 225 полетаем. Что за вопрос? Я не спорю, хороший двигатель М-82, эксплуатируем, но, Александр Александрович, есть лучше и БЕСПЛАТНО.

— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!

— Это — верно. Победим — будем разбираться. А сейчас надо плюхать их на бомберы, и вбивать Германию в Средневековье. Другого — не дано. Сколько безмоторных ТБ-7 сейчас в Казани?

— Штук восемьдесят, не считая тех, что в полках.

— Придут моторы — у нас должно быть все готово. Это — задача.

— А...

— Никто ничего не отменяет, все продолжают работать, появится что-то — хорошо, потому, что не из нашего кармана. Не появится — нам от этого не жарко и не холодно. Восемь двигателей с 55-тыми карбюраторами я привез. Они — высотные. Давайте ставить! А там — разберемся. В любом случае на две машины больше.

Вылетали мы вечером из Англии, три машины были транспортными, у них сокращены экипажи до 4-х человек. Шесть бомбардировщиков — боевые, до освоения машин больше, пока, перегонять не будут. Все самолеты одной серии и выпуска 39-го — 40-го года. На всех 'Мерлины ХХ'. Не самые лучшие машины, но, они все без верхней турели, поэтому более скоростные. Главная заморочка в том, что бензин они кушают 100-октановый. Поэтому одна из машин привезла присадку для топлива, еще две везли двигатели 'Мерлин 45-50с' которые и собираются передавать, и кучу армированных шлангов к пневмосистеме для наших 'Илов'. Ахиллесова пята нашего любимого штурмовика. Подходишь домой с задания, глядь, а воздуха для выпуска шасси и тормоза нет. И на заводе эти трубы дурацкие какой-то замазкой мазали, чтобы сдать приемке, а через месяц эта замазка выкрашивалась, и начиналась 'борьба с утечками'. Поэтому, увидев 'человеческие' шланги, я напрягся, и выбил их поставку. Чаще всего 'подтекало' на перезарядке оружия, там удары мощнейшие и стальная труба не выдерживала. Так как дивизии на месте не было, так на этих двух машинах и прилетел в Москву рано утром. Рабочий день у Сталина недавно кончился, вот и было время предстать пред грозными очами командования ВВС. Четыре двигателя тут же забрали в 'Импортный отдел ВВС', его уже создали. Им предстояло быть разобранными до нуля, все секреты будут изучены и запротоколированы. Всю войну этот отдел напряженно 'воровал' секреты. Дело нужное и полезное. И работали там отличные специалисты своего дела. Новиков тоже не удержался и посмотрел на распакованный 'Роллс-Ройс'. Лишь после его осмотра удалось удержать в целости и сохранности все движки. Чего торопиться, еще придут, пойдет партия, тогда и не грех будет разобрать. Здесь же ограничились постановкой на стенд одного из двигателей для замера мощности.

К полудню вернулись в саму Москву из Чкаловска, и направились в Кремль. Новиков не упускал момента предстать перед Сталиным в случае малейшего успеха.

— 'МиГи' почему-то сняли с производства на трех заводах. Нет двигателей для них, уже несколько катастроф из-за крыльчатки, и изготавливают их плохо. В общем, Новиков приехал на 'первый завод', поднял новый, только принятый военприемкой, самолет, и не смог на нем разогнаться даже до 500 километров. Плюс летчики боятся летать с закрытым фонарем. На большой скорости он не открывается.

Все понятно! Начали проявляться детские болезни, и проще снять, чем исправить, а тут еще и я влез, со 'Спитами'. Но, Новиков, вот сукин сын! Он же ничего не сказал об изменениях в комплектации дивизии. Ладно, будем воевать дальше. Выбьем мы себе 'МиГи' или 'Спиты'. Скорее всего, генералов от авиации смутила цифра 'пустых' вылетов 'МиГов'. Немцы на высоту в нашем небе лезут редко, основные удары по ним наносятся на малой высоте. 'МиГи' с двумя ШВАК довольно уверенно работали по 'Ju-88', и они прекратили разбойничать, и летать без прикрытия. И теперь ходят на высотах не выше 4-5 км. И экипажу легче, и кислород не требуется. И наши потянулись туда, куда нас тянет противник.

Второе, чего не было в дивизии, это ночных 'Илов', приказал послать инженера дивизии в командировку, и изготовить в Киеве патрубки и накладки для двух эскадрилий в обоих полках, тем более, что ночники были, но если долго не летать ночью, то навыки утрачиваются. До начала наступления еще две недели, должны успеть.

Но, главное не это, главное — тактика, поэтому собрал всех командиров от звена и выше на дивизионную конференцию по тактике штурмовой авиации. Затем проверил работу авианаводчиков и радиометристов со штурманами наведения. Расстановку и маскировку РЛС, и сил прикрытия. 'Аистов' в 230-й дивизии нет, обходятся санитарными 'У-2'. Ковенский завод пока работать не начал, и, скорее всего, уже и не начнет.

В 1-й ГвШАД заморочек с 'Окой' хватало! Больше всего боев у них было — с нашими самолетами. Они от 'шторьха' только звуком двигателя отличаются. Ну, и если снизу или сверху смотреть, то наш более остроносый, и чуть нос более вытянут, а если сбоку, то видно, что у него костыль без колеса. Коля Мальцев еще и вооружил 'Шторьх' ракетами, теперь это легкий ночной штурмовик. Хохоту было море, пока делал, прицела-то нет, но Николай и тут всех уделал! На куске целлулоида нанес круги и отметки тысячных, с помощью АК-88 приклеил рамку для донесений изнутри на лобовое стекло, с парными винтами: справа-слева, и сверху-снизу, пристрелял, откорректировал, и получился вполне приличный прицел. Теперь, когда идет на задание по наведению, и один, то вешает до 20 ракет, если дополнительный бак не берет. В общем, колдует с весом, у него каждый грамм на учете. А хохотали все только до того момента, пока Коля не нарисовал себе две звездочки на фюзеляж. Его атаковала пара 'Мессеров-110', а это шесть огневых точек на каждом. Чтобы сбить наверняка, немцы решили действовать в плотном строю, видимо, хорошо слетанная пара была. Николай быстро развернулся и сорвал им атаку маневром вниз-в-сторону, не отстали, да еще и стрелки начали помогать. Немцы начали широкий размашистый вираж, и вновь зашли для атаки. Коля развернулся и атаковал их в лоб, выпустив очередь из 6-ти ракет, и опять: вниз со скольжением. Одна из ракет попала в ведущего, его развернуло, и с ним столкнулся ведомый. 2:0 в пользу капитана Мальцева. И по колоннам ночью у него очень удачно получалось. Самолет у него был немецкий, только звезды на крыльях и хвосте. Ночью немцы его не боялись, поэтому охота у него получалась знатной! Вот после такой 'охоты', им и занялись 'охотники'. Видимо, кого-то важного зацепил.

Немцы ожидать нашего наступления не стали, и начали наступление на Центральном фронте, но направляясь на юг, а не на Москву. Им очень мешала 5-я армия Потапова, окопавшаяся в неудобных для немцев местах, где они не могли использовать преимущество в маневре. 230-я дивизия вступила в бой у Рогачева, где немцы второй раз попытались форсировать Днепр, чтобы выбить армию Кузнецова с позиций в междуречье Днепра и Сожи. Целью немцев был Гомель. Однако зацепиться за левый берег им не удалось. Впервые мы столкнулись с притопленными переправами, две из которых продолжали действовать двое суток, пока были обнаружены. Тут Потапов, который тихо-мирно дрался с другой группой армий немцев, форсировал Припять, взял Калинковичи, и двинулся на Бобруйск, а 230-я дивизия активно занялась мостами и переправами через Березину. Гетьман, хорошо помнивший свои безуспешные налеты на переправы, и большое количество потерь в 4-м полку, наглядно увидел, в чем заключалась его ошибка: не подавив надежно ПВО противника, соваться на переправу бессмысленно. Его подвела именно тактика в тех боях: поставлена задача — переправа, у тебя 'летающий танк', вперед. Очертя голову, можно и более ценный прибор сломать. Мы отработали ракетами по позициям немецких зениток, расположение которых было предварительно разведано высаженной разведгруппой, которая выставила маячки, и повесила обыкновенные простыни на верхушках деревьев, обозначающие направление и рубежи открытия огня. Залпы РС обрушились на позиции зенитчиков, которым стало не до самолетов, атакующих переправу. Точно уложенные связки 100-килограммовых бомб разнесли металлодеревянные пролеты, разбили предмостья, и дивизия пошла к следующей переправе. А крайний штурмовик сбрасывал зажигательный бак на остатки былой роскоши. Тренировки просто так не прошли, мазали немного, в основном, попадали, так как знали, что их прикрывают, и, при попытке открыть огонь, прикрытие сразу же подавит огневую точку.

— Работаем! — звучала команда ведущих, и люди — работали! Спокойно, как на полигоне, отправляли вниз 'подарки фюреру'.

— Ну вот, я тебе и говорю, что дивизию ты подготовил, а взаимодействие с наземными войсками — упустил. Но, ничего, первый блин — комом, так бывает. Поглядим, как дальше пойдет. Хотя тебя в Генштабе хвалят. Но, мы, оба, отвечаем за южное направление, и действовать тебе придется на всем направлении. Моего вмешательства в эти вопросы не требовалось. У тебя достаточно и прав, и обязанностей, чтобы приструнить зарвавшегося комкора. А ты жаловаться ко мне прибежал. Поэтому, будь чаще на совещаниях, и сделай так, чтобы тебе подчинялись. Все! Мы отвечаем за направление, а не в бирюльки играем. Молод ты еще, чтобы сразу все понять и поднять, но, должен стремиться к этому. Соответствуй.

Замечание верное, отвлекаться на организацию переучивания не стоило, есть задачи поважней и помасштабнее, там и заместители могли сработать, но хотелось посмотреть: что англичане прислали, а то не пришлось бы бежать к царю и кричать: 'Англичане ружья кирпичом не чистят!'. А местность здесь складчатая, множество оврагов и довольно густого кустарника, отличная 'зеленка', где пушки и танки спрятать, таким мастерам маскировки как немцы, как два пальца об асфальт. Наступление шло с напругом, довольно медленно. Стремительных бросков не наблюдалось, сопротивление немцы оказывали сильное, хорошо, что погода стояла нормальная, мешали лишь дымы пожаров и не сброшенная листва. Наступление шло вдоль железной дороги Могилев — Жмеринка. Напрямую было бы быстрее, но, логистика хромала на обе ноги, приходилось придерживаться железной дороги. На севере армия Власова забрала обратно Фастов, мы подошли к Шаргороду, и только после этого наша воздушная разведка заметила некоторое оживление на дорогах внутри будущего котла. Немцы начали сосредоточение на внутренних фасах наступления, видимо, решив изнутри подрезать клинья наступающих войск. Немецкая 1-я танковая армия находилась справа от нашего наступления в районе Кировограда. И мы, поручив поддержку войск армейской и фронтовой авиации, повисли над железными и шоссейными дорогами, нарушая снабжение многочисленных немецких войск. Одновременно с этими мероприятиями, корпус вел активную разведку. Все крупные железнодорожные станции были подвергнуты штурмовке. Больше всего интересовали топливные цистерны и горючее в бочках. Неожиданно много целей давало НКВД по своим каналам. Правда, с некоторым запозданием, поэтому удары приходилось наносить в других местах, чем указывалось в шифровках.

Через неделю после начала наступления, активизировалась 4-я и 6-я румынские армии. И нас переключили на работу в двух направлениях. Южный фронт взял Жмеринку, в тот день капитан Мальцев обнаружил крупное, до двухсот танков и самоходных установок, соединение немцев под Маяками. Выкристаллизовался замысел немцев. Если вы полезете в Википедию про Комаргород, то Вам поведают: каким прекрасным городом он был до 1650 года. Дальше 'история' обрывается, и начнется она снова, когда пшеки из-под стекла выкопаются. Но, до остекления еще 75 лет, поэтому поведаем о поселке городского типа в Винницкой области, куда ночью прилетело три самолета нашей эскадрильи разведки и связи. Говорят, что был основан Комаром-Забужинским, судя по фамилии: за Бугом комары его и съели. Знаменитый камень надгробный — на нем буквы выбиты на иврите или идише, скорее, второе. Это не потому, что меня еврейский вопрос интересует, а потому, что их здесь много было... Но, до войны. Теперь здесь их нет, почти. А, этот самый: Коломойский, последним в Лондон улетел. Зато бандеровцев много. Гетто здесь были, в каждом селе, и в каждом городе, и понятно, что организовывали их вовсе не немцы. Местные старались, и у каждого из них было имя. Вот только последыши их до сих пор живы.

Самолеты не садились, они выбросили семь человек: шестеро наводчиков, и одного 'дальняка'. 'Дальняком' была девушка из этих мест. Скинув парашют, она сняла и положила вместе с парашютом комбинезон, облила все серной кислотой и закопала. Приземлилась группа между 'железкой' и селом, на опушке небольшой рощицы. Оттуда Натуся, как ее в детстве звали, отправилась в село, а группа двинулась в сторону станции Вапнярки. Между селами есть дорога, и в одном месте стоит небольшая рощица. Там требовалось организовать наблюдательный пункт, и подать сигнал о том, что немецкие войска выдвигаются на исходные. Задание Натуси не знал никто. От речки Русавы, здесь прорыта протока, которая образует ряд прудов, в которых разводили карася и карпов, и использовали под мельницы и для вымачивания конопли. Места здесь хлебные. Натуся пробралась к собственному дому, и залегла у оградки, наблюдая за несколькими домами. В двух из них играла музыка, и раздавались пьяные голоса. В остальных — даже огонька не было видно. Тренированным движением девушка перемахнула через плетень, и двинулась к дому. Было странно, что Дружок не лаял. Будка оказалась пуста, расстегнутый ошейник и цепь лежали возле нее. Дверь в дом даже не на защелке, открыта. Света в окнах нет. Требовалась маленькая бумажка, которая лежала в верхнем ящике буфета. Она подтверждала, что Натуся — полунемка, фольксдойче. Чуть приоткрыв стволом 'ТТ' дверь, девушка принюхалась. Чухой запах! И сильный запах самогона. В доме кто-то был, видимо, спал. Она отошла в сторону бани. Там из окошка чуть пробивался лучик неяркого света. Диверсантка достала небольшую трубочку и прижала ее к раме, затем к стеклу. Голоса она узнала, но дверь оказалась запертой. Пришлось стучать своим 'детским стуком'.

— Хто там?

— Це я, мамо!

— Ой, лышенько!

Натуся прижала палец к губам, показывая матери: не шуметь. Ну, да, попробуй уговорить кого-нибудь не думать о зеленой обезьяне. Насилу удалось заставить не причитать. Выслушав последние известия про то, какие гады жили рядом в одном селе, Натуся выяснила, что в доме живет Василь, ее одноклассник, подавшийся в полицаи. Он охраняет гетто, нехристь, организованное на западном краю села. Днем охраняет, а ночью пьет, как сапожник, видимо совесть усыпляет.

— Мама, помнишь у нас была старая справка на немецком, что наша бабушка — немка, фон Браухич. Где она?

— Ой, туточки, я зараз! — она минут десять ковырялась в бумажках, все пытаясь рассказать о том, как она каждую из них получила, потом нашла необходимую.

— А папа где?

— Так нет папы, его 17 июля убили, сразу, как немцы вошли.

— Я пойду, мама. Мне нужно. Береги себя!

— Ой, лышенько!

— Тихо! Кто-то во дворе ходит!

— Это Василь, до ветру пошел.

— Тихо! Гаси свет!

Они посидели немного, и дождались, пока хлопнула дверь дома. После этого Натуся засобиралась. Мать сунула ей в дорогу довольно большой узелок. Но, напрямую к станции девушка не пошла. Ее заинтересовал дом с музыкой. На поручень крыльца она поставила РПГ-40, низ которой прихватила суровой ниткой. Гранату прикрыла тряпкой, поднятой у крыльца. Нитку она прикрепила к двери, соорудив растяжку, вытащила чеку, усмехнулась, и пошла огородами к станции Вапнярка. Грохот взрыва догнал ее через двадцать минут.

— Чем вы можете объяснить такие низкие потери? — продолжил Шапошников.

— Значительным ослаблением ПВО противника после начала наших действий над территорией противника. Хочу сразу отметить, что справка товарища Хрущева не содержит расхода ракет РС-82рк, основного оружия нашего корпуса. Мне кажется, что товарищ Хрущев намеренно вводит в заблуждение генералитет РККА.

Смотрю, Сталин чему-то улыбается, остальные смотрят в сторону: дескать, не ссы против ветра, пацан! Плохо дело! Опереться не на кого, все в пас сыграли. И тут:

— Никита, а ты когда, эта, начал в авиации сечь, эта долбанная. И, х..рен моржовый, почему раньше не сказал, я бы тебя, эта, вместо Шкирятова, на корпус, бы, поставил. Че молчал, эта? Вот уж, воистину, услужливый дурак — опаснее врага! Ну, пожурил я, при тебе, эта, его один раз, что не может всех 'транспортников' сбить, эта. Так то, потому, что оборвать транспортный мост, кроме него, никто не мог. А он за него не в ответе! Пришлось напрячь Резерв Ставки, так как остальные — 'обо... обгадились!' — громогласно заявил Семен Михайлович. Знак 'Эта' на современном русском звучит как 'собака': значок в почтовом адресе. В исполнении Буденного подразумевалась особь женского пола, когда четырехногая, а когда и двуногая, но сексуально распущенная. Ругался он редко, только если его кто-то доводил до белого каления. Он продолжил:

— Меня с моим отчетом, тоже, сунули под занавес, чтобы не мешал спланированному концерту, а путем надо было меня вперед пустить, чтоб командующие армиями и фронтами так не врали откровенно, а отвечали на имеющиеся к ним вопросы. Плохо провели операцию, очень плохо, и противник почти без труда из котла ушел. Проигрываем мы ему в подвижности и организованности. И здесь корпус Резерва Ставки — это тот образец, на который следует равняться остальным. А так что получалось: требуешь от Савицкого нанести удар под Кривым Рогом, отвечает есть, а потом пять-шесть часов ждешь этого удара. Он его наносит, но уже по пустому месту. Спрашиваешь: Что так долго? 'Да, понимаете, Семен Михайлович, топливо застряло, машин мало готовых'. А я так скажу: х-му танцору завсегда яйца мешают! Что понравилось у КРС: сами ищут цели, активно ведут разведку, и, если попросил поддержки, то через 15-20 минут они уже на месте, а то и раньше, если в воздухе. И психологическое воздействие на противника оказывают высокое. Это не пара прилетела, пожужжала и улетела, а рев стоит такой, что всех святых выноси. Так что ругать Шкирятова не за что. Косяки наши правил, как мог, но решает все в бою — пехота, а у нее со скоростью — проблемы. Медленно передвигается, всех тормозит. И качество танков низкое, встают, и плохо вывозятся и ремонтируются подбитые. Немцы свои сразу из боя вытаскивают.

Диссонанс внес своим выступлением маршал. Возник легкий шум, который остановил покашливанием Сталин.

— Товарищ Шкирятов, почему Вашему корпусу не удалось разгромить немцев на отходе?

— Погоду они выбрали для прорыва соответствующую, товарищ Сталин, за пять дней смогли только два вылета сделать. Туман и дождь. А все пять дней работала только эскадрилья разведки, связи и управления. У меня здесь представление на звание Героя ее командиру, майору Мальцеву: за вскрытие положения группы Клейста 12 сентября, за обеспечение разведки в течение всей операции, и за ночные штурмовки немцев с помощью ночного легкого штурмовика 'Шторьх-Аист', он переделал связной самолет в ночной легкий штурмовик, с 20-ю ракетами РС-82рк. Кстати, 'Аистов', почему-то, перестали выпускать, а этой машине цены нет!

— Это тот, который мне Геринг подарил? — спросил Сталин.

— Не знаю, у немцев он называется 'Физилер Fi-156 Шторьх', а у нас 'Ока-38 Аист', они немного разные. У немца V-образный двигатель, 8 цилиндров, у нас рядный шестицилиндровый, а так — похожи, только немецкий с радиостанцией, а наш — без, и это — плохо. Их в Ковно делали, они с тех времен и у нас. Только с запчастями совсем плохо стало, только трофейными и пользуемся.

Разборка закончилась, с корпуса меня сняли, правда, сказали, что временно. И вместо меня назначили Мамушкина исполняющим обязанности. А замом ему назначили полковника Аладинского. Он раньше был командиром 12 САД в ЗОВО, потом был командующим ВВС 43-й армии. Для него это — серьезное понижение, так что с назначением не все понятно, тем более, что Мамушкин в начале войны был только командиром полка, а Аладинский несколько лет командовал дивизией. Мы лично незнакомы, пока, и у меня нет времени выяснять: что и как. Забрав с собой жену, чтобы не хулиганила, она тайком подлетывала, так как самочувствие у нее улучшилось, мы на 'штатном' 'Си-47' летим в Воронеж. Там Ильюшин подготовил самолет на замену Ил-2 по рекомендациям, которые получил от меня и летчиков. Бронекорпус оставил как есть, чтобы не снижать выпуск машин, уродливый воздухозаборник переехал в консоли центроплана, капот сверху закрыт броней и имеет нормальную аэродинамическую форму. В четыре раза уменьшены лобовые размеры коков шасси. Старый 'Ил' имел 'уменьшенное' шасси 'Ил-4' с вилкой для оси колеса. Этот — одностоечную консольную, разворачиваемую на 90 градусов, переднюю стойку, убираемую в бронекорпус. Бомболюков теперь не четыре, а два под 250 кг бомбы. Двигатель, планируемый, АМ-38ф, но пока стоит старый АМ-38. 'Эф' еще не прошел госиспытания. Увеличена высота киля и немного приподняты рули глубины, что позволило избавиться от постоянных рысканий по высоте, которые реально утомляли в полете. И изменена их форма. Дурацкий бензобак между летчиком и стрелком ушел под кабину и вперед на место воздухозаборника. Теперь он изготавливается из фибры. Радиус действия увеличился до 520 км. Костыль окончательно убран в корпус. Вооружение: 4 пушки ВЯ с дульными тормозами щелевого типа, или 2-ВЯ и две Б-20, и 48 точек подвески ракет. Главное! Оборудование кабины выполнено для всепогодного и ночного полета. Стрелок может исполнять обязанности штурмана. Точнее, это — штурман теперь. Отлакирован, как рояль! Если бы серийные так изготавливались. Ксюша сходу уселась на место стрелка, и на мое требование покинуть машину преспокойнейшим образом показала мне фигу! Пристегнулась, пошевелила Б-20, показала большой палец. Взлетаем с полной нагрузкой. Немного покрутил триммер высоты, машина вверх лезть перестала. Идет устойчиво. В кабине удобно, хотя и маловат обзор, так как на заводе не озаботились зеркалами, дескать, стрелок все видит, у него сплошная прозрачная броня. Прицел ОПБ-2 переехал к стрелку, он теперь выполняет сброс бомб с горизонтального полета, так было на первых ЦКБ-55, а у меня — АСП-1 и метки на капоте для работы с пикирования. Пробуем на полигоне метнуть болванки с горизонтали. У Ксюши и меня не очень это получилось. Смазали, тренироваться надо. Хотя отклонение и небольшое. Затем я отбомбился второй парой 'соток' с пологого пикирования, попал. Теперь ставим 'Р' на прицел, поверх основной шкалы прицела появляется новая. Так она лежит горизонтально, но новая не мешает использовать и пушечную шкалу. Здесь же прописаны дальности, удобнее стало. Выполнил заход, на полигоне стоит танк Т-IV, эх, лазерный дальномер, бы, а так приходится почти на глазок работать, хотя, уже опыт какой-никакой накоплен. Щелкаю электроспуском, выбирая крайние ракеты. Пуск, второй, ракеты пошли. Сход плавный, видно хорошо. Первой попал, второй промахнулся. Работаю из пушек, трясти и дергать машину стало меньше. Есть попадания. Заморгала лампочка от высотомера, тяну на себя — моргать прекратила. Все боеприпасы расходовать не стал, посмотрим, как ведет себя на посадке в таком состоянии. Шасси теперь гидравлическое, а не воздушное, вышли, щиток на 50 градусов, и машина просто поползла на 135 км в час. Еще и подрабатывать машиной надо. Посадка без козла, сразу притер на все точки. Вылезли, и осмотрели машину. Подошел Ильюшин и Коккинаки.

— Ну, как?

— Лучше! Много лучше, хотя совать ОПБ стрелку — это лишнее, мы с горизонтали фактически не работаем, и непривычно выполнять команды стрелка. Тут дело в чем: если стрелок дал влево, то надо быстро развернуть машину туда, там противник, чтобы стрелок успел его обстрелять. То есть резко даешь ногу, а потом отыгрываешь, по его сигналу. Привычка. А здесь требуется плавно.

— Ну, что я говорил! — сказал Коккинаки.

— По нормам ВВС самолет, вооруженный бомбами, обязан иметь бомбовый прицел.

— Ой, да бог с ним, пусть будет! Теперь он при аварийной посадке не мешает, и правило выполнили. Буква — она превыше всего!

Машина понравилась, сильно возросла путевая скорость за счет отличной аэродинамики, вылизали ее просто. С ракетами у нас скорость едва за 400 максимальная была, этот дает 450 с ракетами, а если вешать их меньше, так еще 20 км прибавляешь. Без внешней подвески — 510. Не пробовал, но в документах так написано. Связки бомб использовать стало легче: трос мешать перестал. Прицел удобный и, в случае посадки на живот, по башке бить не будет. Фонарь более обтекаемый и бронестекло хорошо выполнено. Обзор вперед надежный и широкий. В общем, машину вплотную приблизили к 'Ил-10'. В чем-то даже превзошли уже послевоенный самолет.

Из Воронежа летим в Крым, отвожу супругу к матери, несмотря на ее возражения. Но, больше некуда. Квартиры у нас нигде нет. И оттуда к новому месту службы: город Тукум, Латвийской ССР, 81-я АД ДД. Должность не указана, по имеющейся документации, я, как и был, являюсь командиром авиакорпуса Резерва Ставки. Выполняю специальное задание Ставки. Содержание задания мне не сообщили. Сталин назначил, а потом отменил встречу. Причина мне не известна. Возможность отвезти жену в Севастополь мне предоставил Новиков.

В Тукуме и Елгаве сидят все полки 81-й дивизии: 412-й, 420-й, 421 и 433-й. Как они там умещаются — непонятно. Но, судя по тому, что читал об АДД тех времен, в каждом полку не более эскадрильи. Так оно и оказалось. Командует дивизией полковник Голованов, с которым я уже встречался в августе. Я прилетел ночью, Голованов был в воздухе. На земле удивились моему прилету, так как о нем никто не был проинформирован. Ситуация стала еще более запутанной. Поместили меня прямо в штабе, выделив комнату на втором этаже здания. Оставалось дождаться Голованова, может быть он в курсе событий. Или связываться со Сталиным, хотя мне этого не хотелось. Была непонятна причина отмены встречи. Может быть все, что я сейчас делаю — бессмысленная трата времени. Хорошо, что жену сумел вывезти, пусть и в Севастополь. Прилег поспать, штаб недалеко от аэродрома, услышу, когда заревут моторы. Но, поспать не дали, через час вошел шифровальщик, и попросил спуститься к нему на БОДО. На связи 'хозяин'. Мне передали довольно длинную ленту аппарата, стою, читаю:

'Генерал майору Шкирятову укомплектовать авиагруппу нанесения удара Варшавскому железнодорожному узлу обеспечить прикрытие подавление ПВО успех операции Нарком обороны СССР И Сталин' — а это — 41 год! Почесал репку, отправил вопрос о сроках, силах и средствах, возможностях задействовать агентуру на местах, это же не прифронтовая полоса, там нашей корпусной разведкой не обойтись. Требуются люди и документы. И мне требуются люди, тот же Мамушкин и ремонтно-аэродромные роты. Проще корпус сюда перебазировать, чем тут на месте что-то развивать, тем более, что у людей — свои задачи. Ответ пришел быстро: 'Операцию подготовить провести конца года задача двтчк вывести надежно на долгий срок весь узел тчк корпус или отдельные его части находится Вашем распоряжении зпт может привлекаться решению других оперативных задач подготовку к операции вести не срывая боеспособности корпуса разрешается привлекать любые необходимые силы и средства исключением частей и подразделений непосредственно на передовых позициях вам помощь направляется представитель разведки войска польского Нарком обороны СССР И Сталин'. Хоть какая-то конкретика появилась, связался со штабом корпуса, и отправил приказ Мамушкину обратным рейсом направить сюда группу квартирьеров и снабженцев. Подготовить несколько аэродромных рот к переброске в этот район. Точное место дислокации подскажу позднее. Пока ответа не получил, кроме подтверждения: 'Принято'. Вышел от связистов, так как послышался гул моторов, кто-то возвращался из вылета. На улице уже начало светать. Погода мерзкая, низкая облачность, моросит мелкий противный дождь. Подошел командир 'моего' борта и получил от меня письменный приказ, аналогичный тому, который я отправил Мамушкину.

Панфилов долго меня пытался 'проинструктировать', мне приходилось выслушивать это, и лишь под концом сказать, что все мои усилия будут направлены на решение основной задачи, и, если кто-нибудь: Борута-Спехович, Панфилов или мадам Зайцеховская вздумают мне мешать, то я найду способ и метод обломать им рога и выбить мозг. На полном серьезе. Генерал от ГРУ расхохотался, и сказал, что это — самое правильное решение!

— Не заостряйтесь на этом вопросе. Он Вас особо не касается. Полковник Максимцев, Вы с ним уже знакомы, отвечает за эту часть операции, и он полностью в курсе событий. Вы свое отношение ко всему этому уже высказали, и совершенно правильно поступили. Просто, как руководитель операции, Вы можете принять жесткие меры по отношению и к вербуемой, и к ее начальнику. Прежде, чем это сделать, согласуйте с нами и Верховным этот вопрос. В остальном, само собой, Вы абсолютно свободны в выборе сил и средств для достижения успеха в основной операции, которой Ставка придает первостепенное значение. Вот именно так меня товарищ Сталин и проинструктировал.

Угу, мы вам не мешаем, так, чуть-чуть палки в колеса вставляем. Хорошенькая перспектива, особенно, если кто-то из двух 'поляков' — немец из Абвера. Или оба. Впрочем, я понимаю и Панфилова: эти двое крутятся возле руководства страны. Я же видел их входящих в Большой дворец. А для того, чтобы совершить теракт сильно много средств и не нужно, для умелого человека. Бог с ним, понятно, что происходит, и впадать в эйфорию, что граждане Польши нам помогают, я не собираюсь. Нужны их агенты, и их каналы связи, остальное будем использовать по мере поступления задач.

Основная проблема: нет сил. В четырех полках 81-й дивизии АДД семь ТБ-7, двенадцать Ер-2 и двадцать два ПС-84. Где-то должны болтаться девять 'Галифаксов', но я, почему-то их не видел. Зашел в помещение штаба 81-й, мне выделили несколько помещений под мои нужды, поэтому все происходит в одном здании, но на разных этажах, и в разных помещениях. У 81-й — свои секреты. Ищу Голованова. Нашел, что-то обсуждает со штурманом 412-го полка. Я подождал, когда он закончит, и после этого спросил его, есть ли у него время поговорить. Александр Евгеньевич посмотрел на часы, и сказал, что полчаса у него есть.

— Я тут насчитал 41 борт с суммарной грузоподъемностью 80 тонн. Это все, что есть?

— Ну, в общем, все. 12-ть ТБ-7 проходят перемоторизацию в Казани, и 36 Ер-2 делают то же самое в Воронеже.

— Так, секунду, мне весьма компетентные товарищи сказали, что Пе-8 значительно больше. 35 было принято армией, и 30 стояло без моторов к Казани.

— Семь машин потеряно в августе, точнее, пять, два на ремонте, но это — капитальный ремонт, это — надолго. Так что, считай семь.

— Семь и семь — четырнадцать плюс двенадцать — двадцать шесть. А остальные?

— Первый — разбит, второй — в Казани, три под Киевом, шесть и девять в Полтаве. То есть еще про 19-ть знаю, где стоят. Данных про остальные машины просто не имею. Что-то было в Орше. Непонятно, что в Витебске, внятного ответа я не получил. В общем, скорее всего, остальные машины на заводе, в разной степени готовности. То есть там не только двигатели отсутствуют.

— Хорошо. Теперь об 'Ер-2', что с ними?

— Здесь все четко, 36 на заводе, двадцать два у меня, остальные — разбиты и сбиты. Их всего 72 выпустили. Больше всего разбитых. Взлетает он плохо, никогда не знаешь: взлетит или нет.

— Так. А вместе со мной из Англии прилетали 9-ть 'Галифаксов', я их не вижу.

— Один лежит на кладбище, вон там, а остальные в Костроме.

— Что говорят о сроках перемоторивания, потому, что 80 на ноль пять — 160 бомб. С этим на Варшаву лететь бессмысленно. Мой корпус в три-четыре раза больше поднимает, как минимум, правда, пятисотки взять не сможет.

— Точно ответить не могу, потому, что каждый день разные цифры.

— Я тогда в Казань слетаю, в Воронеж. А потом в Москву заскочу.

— Целесообразнее: сначала в Москву, прихватить кого-нибудь из НКАП, а уж потом по заводам. Так скорее будет.

— Резон в этом есть, хотя раньше обходился другими действиями, но, Вам виднее, Вы в этой кухне дольше варитесь.

— Еще не готов. — улыбнулся Голованов.

— Вас не затруднит отправить 'Спитфайры' по маршруту, как только погода позволит. Особое внимание: Модлину. Он сейчас больше, чем Варшава интересует. У меня радиус маленький, мимо него не проскочить.

— Да, конечно. Прослежу. Чтобы сработали при первой возможности. А кто это днем прилетал?

— Бывший капитан русского Генерального Штаба, ныне командующий Войска Польского, ети его мать.

— Опять бомбить будут. Примета плохая. Впрочем, на поле особо никого и не было.

В Казань пошли двумя бортами: наспех залатанный 'Ер-2' с дизелями М-40, тот у которого шасси не вышло, ему требуется ремонт центроплана, и мой 'С-47', американский. По дороге 'Ер-2' опять сдох и сел в Торжке, а мы дотянули засветло до Казани. Садиться пришлось на боковую ВПП, грунтовую, а не асфальтированную. Летное поле было забито самолетами всех марок. Все ВВС спешили укрыться от войны здесь. Есть серьезно поврежденные машины, без крыльев и моторов, есть такие, что хоть сейчас в воздух, есть совершенно новенькие, и все стоят. Чего-то ждут. Не зря Голованов советовал лететь сначала в Москву. Но не беда, их сюда заставят прилететь, и не я. Знакомлюсь с товарищем Горбуновым, который всем своим видом показывает, что гусь свинье не товарищ, это из-за исчезнувшей буковки 'Г' в слове 'ЛаГ-5'. Аббревиатура 'ЛаГГ': Лавочкин, Горбунов, Гудков, ему больше нравилась из-за авторских. Он, напрямую, заявил, что фронт требует 'Пе-2', и план по ним завод выполняет, конструкторская документация по перемоториванию тяжелых машин не готова, не пришла из Москвы от Петлякова, поэтому, готова одна машина, и дальше, как в известном одесском анекдоте: 'Войдешь на Привоз, купишь там петуха и будешь клевать мозг ему! Ты — стоишь на Дерибасовской!'

— Вы уже все сказали, товарищ Горбунов? — остановил я поток его красноречия, когда он перешел на сплошные лозунги, что у него фронт требует. Он несколько удивленно приостановился.

— Вот мои документы, Вы разговариваете с Представителем Ставки по авиации, которому поставлена задача: сформировать ударную авиагруппу, привлекая любые воинские части и любые предприятия для этого. Сколько двигателей 'Мерлин 45' и '46' имеется в наличии?

— Англичане прислали их больше тысячи, лежат на складе.

— Вы понимаете, что две страны организовали их доставку Вам, для того, чтобы наши машины летали, а не ползали по небу, как беременные тараканы, а вы третий месяц выпускаете ОДИН самолет. На фронт захотелось, товарищ Горбунов? Могу организовать.

— Но, Вы понимаете...

— Я не понимаю, я ничего не понимаю, и не желаю понимать. Мне тут ваш друг, Лавочкин, мозги дрючил про 'ЛаГГ' полтора месяца, мы на лыжном заводе сделали 8 'ГУ-82' за три дня. И ничего, летают до сих пор. Поэтому приказываю организовать перемоторивание всех имеющихся ТБ-7 на 'Мерлин-46 HL', и подготовить 300 'Пе-2' с моторами 'Мерлин-45'. Иначе дело будете иметь со мной, и не только. Постановление правительства на эту тему давно существует. 'Мерлины' предназначены для замены двигателей М-105, АМ-35А, М-40 и М-30. У Вас есть это постановление?

— Такое постановление у меня есть, но КБ...

— Меня не интересует Ваше 'НО', меня интересует срок начала работ: сегодня в 20.00, и срок окончания работ: 24.00 28 ноября. Вот мой письменный приказ. Неисполнение — расстрел. У меня — тоже сроки!

Я вышел от него, смотрю, все забегали, поинтересовался у Степана, командира 'Си-47', про его самочувствие:

— До Москвы дойдем?

— Машина готова, Сергей Петрович.

— Тогда запрашивай Москву, и по коням! Здесь он еще не валялся. Получать нечего!

Сели в Москве, не успели коснуться колесами взлетки, как на аэродром въехала машина с Шахуриным. Он отвел меня от самолета.

— Я понимаю, зачем Вы прилетели в Москву. Давайте, мы не будем вмешивать в этот вопрос товарища Сталина. Есть упущения, конечно, сами понимаете, продукция несерийная, поэтому отложили в долгий ящик. Петляков доложил, что отправляет чертежи в 02.00 в Казань. Работы на месте будут организованы круглосуточно. А шишек на голове и у меня, и у остальных товарищей, достаточно. Мы рассмотрели график поставок новой техники для Вашей группы: к 20-му ноября поставки будут закончены. Мое Вам слово. Вас домой подвезти?

Я согласился, тем более, что не знал: где искать жену.

— Заведите себе в Москве водителя и машину! Вы же имеете такую возможность. Так все командующие делают. Есть воинская часть коменданта Кремля, через которую все это и оформляется.

— Учту.

— А что ж 'Пе-8' с 'Мерлинами' не попробовали? Он уже летает, но на испытания в Москву еще не приходил.

— У меня с собой нет ни одного человека, кто его освоил, это к Голованову. Я, как и был, командир штурмового корпуса. Просто сейчас работаем вместе с Дальней Авиацией.

— Опять какие-нибудь 'авиапоезда'? К черту эти эксперименты!

— Нет, просто совместное задание. После Винницы перебросили на него.

— Все, приехали. Вот здесь, на четвертом этаже. И недалеко от завода. Квартира бывшего главного инженера 39-го завода. Держали в резерве НКАП. Но тут такие люди просят!

— Я не просил.

— Да? А мне сказали...

— Нет, решили все без меня, я узнал об этом позавчера.

Шахурин уехал, жены дома не оказалось. Как и ключей. Правда, это в двух шагах от Центрального, на Беговом проезде. У дома странная архитектура: два подъезда трехэтажные, а середина имеет четвертый. Дом огорожен, почему-то. Уже темно, светомаскировка везде, хотя Москву и не бомбят, но немцы периодически летают на своих 'Ju-86r' над Москвой, даже днем. Остановилась машина, из нее вылез незнакомый мне человек в фетровой шляпе. Он открыл заднюю дверь машины и помог выйти из нее женщине в форме. Они отпустили машину, но, мужчина не стал провожать женщину, что-то сказал, пожали друг другу руки, и мужчина перешел через улицу и свернул к 8-му дому. Старший политрук, шедший к подъезду дома, оказался Аксиньей. Ее уже предупредили о моем прилете, и сам начальник КБ подвез ее домой. Он живет в доме напротив. Хочет познакомиться, но сегодня решил нам не мешать. Впрочем, завтра он этого сделать не успеет. На 07.00 у меня назначен вылет. Квартира оказалась довольно неплохой, но есть проблемы: протечки, которые серьезно угрожают ей. Дом недалеко от завода Центрального аэродрома и авиазавода, а на ипподроме стоят зенитки. Металлическую крышу пробили осколки 85-мм снарядов. Обещали отремонтировать до зимы, а она начнется уже завтра-послезавтра. Придется подключать хозчасть корпуса. Ксюша недовольна назначением: отвыкла от этой работы, и появилось множество новой документации, огромное количество приказов, за нарушение которых следуют весьма серьезные приговоры. Работать стало очень тяжело, но она понимает, что решение принимал не я.

— Ну, потерпи немного, Ксюшенька, скоро уйдешь в декрет, а там что-нибудь придумаем. Работа для женщины с ребенком, и впрямь, не слишком удобная. Чуть позже переговорю с кем надо. Сейчас — никак. Пытался, но не получилось.

— Здесь какими судьбами? Опять уйдешь в Ставку на всю ночь?

— Нет, если не вызовут, собирался, но решил вопрос на ином уровне. Экипаж отдохнет, и летим дальше.

— Ну, а у меня все плохо: завод выпускает 'Ил-10', а нашему КБ выделили цех для производства 'Аистов'. Так что, начальников у меня прорва. Все под контролем. Давно в такой нервотрепке не работала. Летать стрелком несколько проще и не так опасно. Не вовремя я забеременела!

— Я тут вкусняшек разных привез, давай разбирайся. Пайки-то тыловые, а тебе за двоих нужно кушать. У меня борт часто на Москву работает, так что буду подбрасывать, у нас пока с продуктами неплохо, рынки работают, и у колхозников всегда можно и свежий сыр, и творог пастеризованный купить. Вот масло.

— Надо с соседкой снизу поделиться, у нее парней трое, вечно голодных.

Утром она проводила меня до самого борта, и долго смотрела в след улетавшему самолету. Тяжело вздохнув, пошла на нелюбимый завод, и дико неприятную ей сейчас работу: бумажки, бумажки, доносы, расспросы, допросы. Чертова Крыська!

— Я была плохой матерью, и не смогла его защитить. Если все получится, то я теперь знаю через кого и как действовать. Панфилов ежедневно бывает в штабе армии. Правда, нет уверенности, что у меня все в порядке после вмешательства врачей. Хочется надеяться. А ты не волнуйся! Я тоже умею быть благодарной.

'Ох, отблагодарит! При случае!' — подумалось мне. В три утра позвонил Панфилов, он выслал машину за Зайцеховской, затем приехал сам. Не хамил. И то ладно. Поинтересовался будет ли работать, сделав вид, что понятия не имеет об этом. Я передал деловую часть разговора о Хмели, Ольшевском, точке, и подпулковнике Розумовском.

— О точке — знали, за остальное ей благодарность объявлю.

— Она стремится уйти из разведки.

— Хочешь посмеяться: я — тоже! Очень неприятное занятие, особенно агентурная. Прошусь на фронт, но, сегодня назначен начальником Главного Разведывательного Управления Генштаба РККА. Учтем мы ее пожелание, учтем. Ее и трех сотрудников миссии сегодня освободят. Остальные поедут 'отдыхать'. Как старшая по званию, она, пока, будет командовать миссией. Операция продолжается, я вылетаю в Москву, и постараюсь прислать Розумовского. Тебя, по нашей линии, буду представлять к Знамени. Верховный просил тебя отдельно поблагодарить за провал Борута.

Операция продолжалась, начала поступать техника и люди. Много сил и времени уходило на тактическую подготовку полков 'Пе-4', как назвали новую машину. И обучали летчиков Пе-8 и Ер-2м выполнять полеты в строю. У них это было не принято, каждый шел на цель отдельно, и на каждом командире и штурмане лежала полная ответственность за выполнение задачи. Происходило это потому, что скорости и тактико-технические данные всех машин были индивидуальными. Пролет одиночной машины реже вызывал реакцию ПВО противника, а бомбить... Бомбить наши штурмана ухитрялись точно, несмотря на плохие приборы, индивидуальное мастерство находилось на очень высоком уровне. Началась зима, много времени и сил ушло на смену камуфляжа. Даже беспокоящие бомбежки проводить не удавалось из-за сильнейших снегопадов. Вылеты делали максимум один — два раза в неделю. В основном, занимались отработкой 'слепых полетов'. Пришлось перенабирать людей из действующих полков. Требовались хорошо подготовленные летчики. 7-го ноября, в ночь на 8-е, решили попробовать себя на 'оселке' Пиллау. Город насыщен зенитной артиллерией, кораблями, которые тоже не стоят без дела. Толчком к этому делу послужил прилет из Англии эскадрильи 'Галифаксов', один из которых был оборудован сантиметровым локатором. А на 'Лысой горе' стоял маяк. Если над ним повернуть на 50 градусов истинного, то через 40 километров ты оказывался над станцией Пиллау. Четко над линией путей. Слепая бомбежка под управлением РЛС. Забрался в хвост 'Галифакса', попробовали отработать наведение. Нет, много машин он не возьмет, но с двадцатью справиться можно. На земле — метель, низкая облачность. Машины по одной отрываются от земли, потом долго собираемся. Я раскладываю 'пасьянс' на планшете, приписывая каждой отметке позывной. Наконец легли на курс, ведущий в море. Рядом со мной сидит еще один 'будущий штурман наведения'. Где-то под нами Либава, идем в сторону маяка Риксхофт. Не доходя его, ворочаем налево на курс 140. Наш борт отходит от группы, она начинает перестраиваться в кильватерную колонну, набирая четкие дистанции между собой. Внизу — сплошная облачность, высотой почти пять км. Мы идем на шести двести сорок. Ходить на 'четких' высотах немцы всех отучили. Зенитчики у них обученные. Ищу позицию, когда одновременно вижу отметки с земли, но не сплошную засветку, и своих бомберов. Даю, одновременно, объяснения старлею Никифорову, ученику. Обнаружил маяк Кальберг, доворачиваю на него остальные машины, пересчитывая курсы каждому. Идут, пеленги не меняются. Поочередно встают на вираж, я — мористее, и вижу всю цепочку, и две точки, которые соединил прозрачной линейкой. Отрабатываю с каждым его курс и снос. Все идут как по ниточке. Немцы открывают заградительный, отвлекаясь и на наш самолет, не понимая, что происходит. Они точно не могут определить вслепую высоту, и ставят разновысотное заграждение. Определил разрыв по высоте, передал на борта. Штурман пересчитал треугольник, дал дистанцию. Головная машина подошла к рубежу и сбросила вниз пакетом все шесть тонн, отворот. После первой очереди, у немцев перестало стрелять, на некоторое время, большое количество батарей. Заграждение рухнуло. Во что попали не знаю, но эффект был отличным. Затем огонь восстановился, но был неорганизованным. Каждая батарея била в свою точку, никакого переноса огня не было. Жаль, что не видим разрывов, но нам это и не требуется. Продолжаем высыпать как тяжелые двухтоннки, так и всякую мелочь с кассетниками и РРАБами. Одна машина получила попадания, горит, но держится в воздухе. 'Галифакс' довольно неплохо переносит повреждения и имеет неплохую систему пожаротушения. Как и ТБ-7. Главное: до конца бороться и применять все, что имеется. Машина самостоятельно освободилась от груза, и доложила, что повреждена и отходит. Наша машина шла без бомб, чтобы иметь превосходство в скорости, поэтому мы на цель не заходили, и теперь активно собираем в ордер оставшиеся машины. Доложили в Москву об ударе по Пиллау. Даже не видя результатов, понятно, что эксперимент прошел довольно успешно. Ночники с Пиллау-Зюд не взлетели. Небо чистое, если так можно сказать. Оставалось только сесть. Для этого требовалось пробить толстую облачность, восстановить ориентирование, найти привод, аэродром и сесть. Подбитый борт доложил, что сел на брюхо в Мемеле, едва перевалив через линию фронта, а мы еще пробиваем облака. Вначале я видел машины, затем началась такая засветка, что локатор пришлось выключить. Облака просто набиты снегом, бесполезно. Сидим, прижавшись спиной к креслам, за иллюминатором темнота и пролетающие снежинки сплошным потоком. Легкое обледенение. Тоже может сыграть не кислую шутку. По СПУ командир то и дело просит штурмана сбросить наледь. Раздается дробь каких-то молоточков. О, разрыв, видим землю, передаем командиру.

— Я вижу. — отвечает лейтенант Молодчий. — Облачность мы пробили, Сергей Петрович. Осмотритесь, может еще кто-то рядом.

Но, кроме засветки локатор ничего не выдал. АНО горят, идем на базу. Разворот, вышли шасси, и нас уже потряхивает на кочках. Сели не все, пять экипажей ушли на запасные аэродромы. Самое противное: требуется доставлять туда высокооктановое топливо, которого там нет. Следом за нами садится ТБ-7 Голованова, одна из трех машин 412-го полка, которые ходили на задание. Остальные самолеты входили в 433-й АПДД, комплектуемый из самолетов, поставленных по Ленд-лизу.

Мне этот полк 'достался' по наследству от Водопьянова, который в августе 41-го командовал 81-й дивизией, но после неудачного налета на Берлин из Пушкина, когда вернулось всего две машины из 10, а он сам приземлился на территории временно оккупированной противником, и считался без вести пропавшим, дивизию принял Голованов. Вернувшегося по земле комбрига Водопьянова на дивизию не вернули, и он летал в 412-м полку командиром корабля. 433-й полк по бумагам имел 36 самолетов ТБ-7, больше всех полков, вместе взятых, Водопьянов стряхнул все нелетающие машины в него, и отправил их на завод в Казань, где они успешно и застряли. Командования у полка не было, был помощник начальника штаба капитан Коротеев, и четыре 'ссыльно-каторжных' экипажа, чьи командиры допустили ошибки в пилотировании и разбили машины. Так как летать им было не на чем, они согласились переучиться на прилетевшие 'Галифаксы' еще в конце августа. Потом они перебросили восемь оставшихся машин (одну расколотили) в Кострому, где было организовано, наконец, переучивание летчиков с ТБ-3 и ДБ-3ф на эти машины. Я запросил борта обратно, то прилетело 25 экипажей на 8 машин. И все, естественно, получили назначение в 433-й полк. Когда пришли новые 'Галифаксы', а англичане их дали только после того, как 'Галифаксами' был уничтожен радар в Новогеоргиевске, полк получил и их. Всего летающих машин у него теперь 17-ть. В общем, приказ 0052 от 15-го июля выполнен строго наоборот: 412-й полк, который должен был быть расформирован, летает на ТБ-7, имеет 11 летающих машин в пяти эскадрильях 3-хсамолетного состава и две эскадрильи ЛаГ-5 в качестве штатного прикрытия. А в 433-м даже командира полка нет. Подхожу к Лебедеву, он командует 412-м, спрашиваю: кого он может порекомендовать из состава 433-го на должность командира.

— Из своих — никого не дам, там такие сливки, что скоро от машин ничего не останется. — ответил Лебедев, и, сославшись на дела, отпросился в ПАРМ.

— Че, побираешься? — насмешливо спросил генерал-майор Водопьянов.

— Побираюсь, Михаил Васильевич. Полк, без командира и без начштаба, это не полк.

— Я там никого не знаю, а тех, кого знаю, близко к самолетам подпускать нельзя.

— Так, может быть, возьметесь?

— Нет, уж. 'Не имею достаточных командных навыков и опыта в организаторской работе'. Меня и командиром корабля неплохо кормят. С Асямовым поговори, может пойдет, и с Угрюмовым, он, вроде, из полка уходить хотел на 'англичан'.

Асямов — майор, а Угрюмов, хоть и комэск, но только старший лейтенант. Вызвал обоих, знакомиться. Разговор начинаю издали: что, где, когда, сколько? Асямов отвечает неохотно, видимо, уже знает, о чем пойдет разговор, а Угрюмов уже про себя решил переучиться на 'Галифакс'. Тем более, что его машина в ремонте, и он — безлошадный. С Асямовым сложнее, у него машина предвоенная, с центральным М-100 в качестве нагнетателя. Высотная и скоростная. Налеты на Берлин ему удаются, он идет выше всех и на другой скорости, поэтому немцы по нему мажут. И он же не знает, что скоро погибнет в Англии. В общем, майор отказался. Начинаю перебирать личные дела командиров кораблей 433-го полка, так как знаю их меньше двух недель всех, и всего один боевой вылет с ними, а доверять назначение системе кадров ВВС дело и опасное, и неблагодарное. Пролистываю одно за другим дела. Действительно, на английские машины летчиков 'сливали', никто не верил, что будут еще машины из-за перерыва в поставках. Стоп! Лизунов, Василий Кириллович, 1909 года рождения, призван в 1931 году, окончил Тамбовскую школу ГВФ, работал на Севере в должности командира авиаотряда. С 1941 года комэск-2 212-го полка, 51 боевой вылет, в пятидесятом в четвертый раз сбит. 13000 часов налета, на 12 типах самолетов. А вот и то, что искал, наверное. И, он служил в полку, который комплектовал лично Голованов, так что он его знает. Вызываю к себе. У капитана орден Красной Звезды, больше никаких наград нет. Вид довольно гражданский, не лихой вояка. Начинаю расспрашивать о работе на Севере. Летал, в основном, на Р-5, занимался снабжением удаленных поселков, довольно быстро стал командиром отряда. Отряд был передовым из-за малой аварийности. Стоп, то, что нужно от командира полка.

— Как вы сейчас оцениваете техническое состояние 433-го полка?

И тут полилось столько информации! Оказывается, что он очень недоволен тем, как обслуживаются самолеты, недоволен подготовкой специалистов технических служб, массой отказов вспомогательных механизмов и узлов.

— С такой подготовкой скоро все наши машины окажутся в 'карьере'. — закончил он свое выступление. 'Карьером' называлось кладбище самолетов в конце ВПП на южной оконечности аэродрома. Там был песчаный карьер, куда и стаскивали разбитые машины.

— Я хочу назначить Вас исполняющим обязанности командира полка с двухмесячным испытательным сроком. Необходимо навести порядок с документацией, летной подготовкой и техническим состоянием машин. Если возражений нет, то подготовьте план реализации этих мероприятий. Начальником штаба полка назначается майор Лышенко, имеющий опыт разработки операций авиации Дальнего Действия.

Лышенко был начштабом дивизии у Водопьянова, а сейчас болтался при штабе дивизии на второстепенных ролях 'помощником начштаба', две шпалы у него 'отрубили' еще в августе. Мы с ним разрабатывали налет на Новогеоргиевск, и он помогал с расчетами на крайний вылет. Штурманом он был замечательным.

Идем к Голованову: дивизия его!

— Александр Евгеньевич, приветствую, как отдохнули?

— Тяжелый вылет, особенно возвращение, Сергей Петрович. Докладываю: топливо и присадка доставлены по всем точкам. Инженер 433-го опять тянет с отправкой людей к месту посадки подбитого самолета.

— Я, как раз, по этому поводу. Беда в том, что командира и начштаба там нет. У меня предложение назначить туда командиром капитана Лизунова, а начштабом майора Лышенко. Оба здесь, я их с собой привел. И что-то надо делать с полком: официально, по бумагам, у него числится 36-ть ТБ и 17-ть 'Галифаксов'.

— Ну, да, я в курсе, поэтому полк до сих пор и не расформирован, потому, что потеряем и самолеты, и личный состав некуда будет отправлять. Вся ремонтная документация на 'ТБ-7' выполнена на него. Ее не переделать до возвращения в строй самолета. В штабе ВВС меня об этом предупредили. В общем, это решает Москва, и пусть решает. Не наша задача. А с назначениями я согласен. Лизунова знаю по совместной работе, требовательный, исполнительный и талантливый человек. Лышенко мне не сильно нравится, слишком педантичен, хотя и был на должности начштаба дивизии. Он был снят с должности в августе.

Он снял трубку и позвонил своему начштаба Шевелеву, и попросил его подойти. Затем вызвал Лизунова.

— Василий Кириллович! Ты какими судьбами в 433-ем? Почему из полка ушел? Он же к нам возвращается, в 81-ю, приказ Главкома уже есть! — Голованов решил сразу раскачать назначения, потому, что ему не слишком понравилось, что в его дивизии кто-то еще командует.

— Здравия желаю, Александр Евгеньевич, после госпиталя в ЗАПе в Костроме переучился на 'Галифакс'. Четыре раза горел на 'ДБ-3', решил, что с меня хватит. Везение когда-то кончается. Самолет мне нравится. Он один как три 'Дэбэшки'. С нашими, конечно, хотелось бы увидеться.

— А что ко мне не зашел после прилета, так и болтался бы рядовым летчиком, ты же комэск!

— Вы в Москве были, товарищ полковник. Мой экипаж всего пятый день в Тукуме. Но, боевой вылет уже сделали.

В общем, опоздали вы, товарищ Голованов, со своими пряниками. Капитан прекрасно понимал разницу между возвращением в родной полк на ту же должность и получением собственного полка, тем более, что еще один начальник 'покровительствует'.

— Я не вижу повода прекращать работу в миссии. Идет война, и жертвы — неизбежны. Мы с самого начала знали, что подготавливаем удар по Варшаве. Мне кажется, что в Лондоне хотели провала этой операции. Все или не все, не знаю, но, желали, чтобы она провалилась. Так войны не выигрываются. Хотя, я, конечно, не Тамерлан.

— Что ж, господин подпулковник, распоряжением Верховного Главнокомандующего, все участники операции 'Горлышко' будут представлены к орденам и медалям Советского Союза. Подготовьте наградные листы. Вы свободны.

Только из выпроводил, прибегает начальник шифровального отдела:

— Товарищ генерал! 'Воздух' на ваше имя!

Читаю, и волосы встают дыбом! Иосиф Виссарионович 'отжигает'! 'Куй железо пока горячо!'

'ГЕНЕРАЛ ЛЕЙТЕНАНТА ШКИРЯТОВА ВВЕРЕННЫЕ ЕМУ ЧАСТИ СОЕДИНЕНИЯ ПОЗДРАВЛЯЕМ ИСПОЛНЕНИЕМ ЗАВЕРШЕНИЕМ ОПЕРАЦИИ КВЧ ГОРЛЫШКО КВЧ ТЧК КРАТЧАЙШИЕ СРОКИ ПЕРЕБАЗИРОВАТЬ КОРПУС УСИЛЕНИЕМ РАЙОН НАСПУНКТА ТАПА ТЧК РАБОТУ МИССИИ ВОЙСКА ПОЛЬСКОГО СВЕРНУТЬ НАРКОМ ОБОРОНЫ СССР И СТАЛИН'

Скорость реакции у него отличная! Он понимает, где лежит ключик от Берлина!

Подхожу к домику поляков, они поселены отдельно, вошел вовнутрь, там шум, какие-то разборки в их комнате связи. Дневальный крикнул: 'Uwaga! Bacznosc!', но шум затих только тогда, когда я вошел на пункт связи. Там за грудки таскала друг друга пара человек, у одного из них алела на щеке пощечина. У Кристи рука на кобуре, а Розумовский стоит чуть в сторонке и чему-то улыбается. Пришлось гаркнуть 'Смирно!'. Пыхтя, драчуны отпустили друг друга и вытянулись, время от времени бросая яростные взгляды на друг друга и на Кристину.

— В чем дело? — спрашиваю у подполковника.

— Обсуждаем повесть Пушкина 'Капитанская дочка'. — съязвил Розумовский.

— Доложите по форме. — спокойно отреагировал я.

— Хорунжий Шилевич оскорбил поручника Зайцеховскую, за что и получил по физиономии. А у нее нашлись единоверцы. Из Москвы и Лондона поступила целая серия взаимоисключающих приказов, господин генерал. Выясняем: кому служим и кому служить дальше.

— У меня тоже новости: приказано свернуть работу польской миссии, а операцию по уничтожению Варшавского железнодорожного узла признать успешной и законченной. Бомбить Варшаву в ближайшее время мы не будем. Так что, господа офицеры и унтер-офицеры, благодарю за службу, и сворачивайтесь. — я повернулся, чтобы выйти, но меня остановил вопрос по-польски, заданный унтером с черными петлицами и васильковым кантом, который стоял между Кристиной и хорунжим Шилевичем. Я посмотрел на Кристину, чтобы перевела.

— Сержант Лешек говорит, господин генерал, что он получил воззвание генерала Берлинга, и готов вступить в ряды польских частей РККА. Где и как он может это сделать?

— В любом военкомате, сержант, если речь идет о национальных дивизиях РККА.

Теперь заговорил хорунжий:

— Что будет с нашими частями? Нас опять интернируют?

— Если заявление командования ZWZ останется в силе, то части бывшей армии Андерса будут интернированы. Пока таких указаний не поступало, поэтому, побыстрее сворачивайтесь, и получайте предписание на поезд.

— А там без пересадки в Сибирь. — перевела слова хорунжего Кристина.

— Каждый должен сделать свой выбор, хорунжий. А предатели никому не нужны на войне. От них избавляются. А то сегодня мы с вами, завтра с Гитлером. Мотаетесь, как хвост собаки.

— Офицерам бывшей царской, потом белой, затем польской армий звания сохранят? — по-русски спросил Розумовский.

— Не знаю, что касается Вас, господин подпулковник, то Вы, скорее всего, пойдете служить по ведомству генерала Панфилова. С этим вопросом обращайтесь не ко мне, а к полковнику Максимцеву. Он Ваш непосредственный начальник. Речь идет о рядовом и сержантском составе.

— Я Вас понял. — ответил Розумовский, и стал натягивать перчатки.

— Все споры заканчиваем, радиостанции отключить немедленно, выход на связь запрещаю. О снятии радиостанций доложить через два часа. Все доклады — товарищу Максимцеву. Вы более не находитесь в составе моей группы. Благодарю за службу.

У выхода столкнулся с Максимцевым и коротко описал сцену.

— Я уже получил распоряжения, Вас, действительно, этот вопрос более не касается. С сержантами и так было понятно кто есть кто, ну, а Розумовский — это удача! До свидания, товарищ генерал! Наверное, в ближайшее время уже не увидимся.

В это мне слабо верилось, но, я ничего не ответил Максимцеву. Пошел готовить перелет.

Поздно вечером позвонила Зайцеховская и попросила разрешение зайти попрощаться.

— Нас отправляют в Москву, Серж, меня и Розумовского. Он сделал мне предложение, и я согласилась.

— Поздравляю!

— И еще одна новость, Серж. Со здоровьем у меня все в порядке! Я — счастлива! — она поцеловала меня, затем озорно улыбнулась, и, покачав двумя поднятыми вверх пальцами в виде буквы 'V', положила руки себе на живот, чуть ниже талии, давая еще раз понять о каком здоровье идет речь. Послав воздушный поцелуй, наконец, удалилась! Она лет на пять-восемь старше меня, прошла огонь-воду и медные трубы. Никогда и не рассматривал ее как 'претендентку на престол'. Хотя, чисто как женщина, она и привлекательна, и опытна, и умело пользуется своей женственностью.

После организации перелета, был отозван в Москву, принят и обласкан. Теперь у меня 1-я Особая воздушная армия. Помимо штурмового, в ее состав вошел и бомбардировочный корпус: 3 дивизии бомбардировщиков 'Пе-4' и две дивизии истребителей сопровождения на самолетах 'Спитфайр' и 'Аэрокобра'. 'Кобр' всего два полка, причем, маленьких по 36 самолетов Р-39K и L, все из Англии, но у всех есть подвесные танки, так что имеют дальность 1760 км, чуть меньше, чем у 'Спитфайра'. Состав меня устраивает, так как полки 'Пе-4' имеют 28 самолетов на вооружении. Не такие большие, как штурмовые. Правда, запас в один самолет слишком мал, о чем и было сказано Сталину. Лучше было бы иметь 10 машин в каждой эскадрилье и три-четыре машины в звене управления и разведки, обязательно включив туда истребители-разведчики Пе-3МР в высотном исполнении. Хотя бы по паре на полк. Из Англии продолжают поступать 'Галифаксы', их уже два полка по тридцать машин, и обещают еще, но они входят в АДД, которая официально создана. Особая армия имеет возможность привлекать АДД для решения специфических задач. Удалось поговорить и о семье. Аксинью, наконец, перевели в штаб армии, присвоили ей армейское звание майор, и она прекратила службу в НКГБ, чему она искренне обрадовалась. И квартиру не отобрали. Долго засиживаться в Москве не дали: во-первых, начались капитальные морозы, во-вторых, требовалось организовать мощный удар по Хельсинки. Дело в том, что 'отделившаяся' в 17-м году Финляндия, прихватила, как и Польша, одну из мощнейших в мире морских крепостей: Свеаборг, где на 1918 год насчитывалось 25 береговых крупнокалиберных батарей, и 71 стационарная артиллерийская батарея по радиусу некогда русского Гельсингфорса. Можно, конечно, утверждать, что крепости к началу второй мировой войны устарели, но, если от острова Мойя (Исосаари) до Киила все было забетонировано и пристреляно еще в 14-м -17-м годах (27,4 км диаметр), то можно представить насколько сложно это взять обратно. Это еще хорошо, что не успели поставить туда, как планировали, четырехбашенную 12-ти дюймовую батарею. Просто не хватило времени, но, стволы для них лежали на складах в Свеаборге. Любим мы подарки делать шикарные, хлебом не корми!

Так как на землю Северо-Запада пришел мощнейший Сибирский антициклон, и ночные температуры просто зашкаливали, то производить аэрофотосъемки местности было удобно и производительно. К великому неудовольствию финнов и финской авиации, весьма потрепанной и устаревшей. Из Гангута прилетели генерал-лейтенант Сергей Кабанов и генерал-майор Петр Симоняк. Их привез капитан Игнатенко из 81-й морской разведэскадрильи, и тоже привез много снимков, еще летних. Кабанов насторожен: он опасается, что наступившие морозы помогут маннергеймовцам и гитлеровцам взять штурмом Гангут. Какие к этому предпосылки — непонятно, потому, что еще с лета там заложено столько мин, проволочных заграждений, настроена куча дотов и дзотов. Продовольствия и боеприпасов у него на год. Бензина — на шесть месяцев. Зарылись в землю они капитально, даже самолеты укрыли в бетонные капониры. О пехоте они не слишком заботятся — это факт, но артиллерия и начальство прикрыты капитально. При мне, зачем-то, просит танки, причем, тяжелые. Странный товарищ! Ему гаубицы нужнее! Их у него кот наплакал. И зачем он лично прилетал, для меня осталось загадкой. Я просил подвезти только снимки. Вообще, моряки суетятся и прыгают возле нас много. Прилетал и Трибуц, и Кузнецов. Куча советов, их волнует поиск второго броненосца береговой обороны, доки и верфи, которые срочно требуется разбить, хотя у меня совсем другие указания. После стабилизации фронта в августе, полуостров неплохо прикрыт авиацией с Моозунда. Один броненосец на ремонте, а ледовая обстановка не дает использовать второй. Но, моряки, с 39-го, побаиваются лыжников Финляндии. Видимо, немного паникуют. Перешеек у финнов удерживают незначительные силы: 55-й пехотный полк и шведский добровольческий батальон. Остальные войска у них находятся восточнее: на Карельском перешейке, в Карелии и Приполярье. База Гангут их мало беспокоит. После бомбардировки финских аэродромов в июне, активность немецкой авиации здесь резко снизилась. Собственной авиации у финнов недостаточно, и, хотя война финнами объявлена, кроме столкновений за острова в Выборгском заливе, и взаимных обстрелов вдоль всей границы, больше ничего не происходит. Единственным местом, где граница нарушена, было Заполярье. Там и финны, и немцы, на некоторых участках границы смогли продвинуться вперед, но были остановлены примерно на тех же позициях, что и в наше время. Но, финская армия не отходила от границ, надеясь, что немцам, все-таки, удастся осуществить прорывы.

По сведениям разведки, с которыми меня познакомил Сталин, немцы начали переброску на Север двух горных корпусов из Австрии. Собираются усилить авиационную группировку, и отрезать Москву от Баренцева и Белого морей. Поставлена задача предотвратить подобное развитие ситуации. Вот мы и составляем три карты Хельсинки: аэрографическую, экономическую и радиолокационную. Действовать предстоит быстро, пока немецкие силы скованы морозами, застывшим синтетическим бензином и отсутствием зимнего обмундирования. Все осложнялось тем обстоятельством, что боеприпасы у нас находились в западной части Литвы, Белоруссии и в Курляндии. А их требовалось много. Что-то удалось 'отжать' у балтийцев, идут эшелоны из Ленинграда, Куйбышева и Горького.

Нас на мякине не проведешь! Вниз летит ЗэБэшка, так что фиг ты уберешь огонь! Оператор РЛС вскрыл места стоянок и направил третью пару 'Илов' туда. Там отработали кассетами, появилось несколько костров. Меня на втором заходе направляют на другой конец аэродрома, там есть что-то металлическое. Даю туда очередь осколочно-фугасных РС. Топливо! И где-то рядом должны быть бомбы! Но, их не видно, даже при таком освещении. Работаем по казармам, обнаруженным капонирам и ангарам. Немецкие орудия практически перестали стрелять. Отходим, потому, что подошли 'Галифаксы', которые работают кассетами и мелкими бомбами, завершая нашу работу. Бомб у них много.

А немец, который был в воздухе, уклонился от шести атак и ушел, сволочь! У немцев великолепно работает служба перехвата. Любая команда, отданная в воздухе, тут же переводится, анализируется, и следует противокоманда. И на нашей, и на своей, и на англо-американских частотах. Вот, гады! Поняв, что с этим как-то надо бороться, сам на 'Галифаксе' через час пошел на перехват разведчика, который летел из Норвегии. Без всяких команд, используя собственный локатор, подошли и расстреляли его из носовых спаренных Б-20. Do-217. Начни его перехватывать вслух, ушел бы. Что-то надо придумать! Но что? Цифровых станций нет как класса, а аналоговые фиг закроешь.

Мучились мы правда не долго: через сутки подошли дивизионные и корпусные РЛС, и мы их развернули, создав зону ПВО участка фронта. Я доложился в Ставку, что приступаем к зачистке этого участка от вражеской авиации. Район был давно поделен между немцами и финнами, зачастую вперемешку, командовал у финнов здесь группенфюрер СС Сииласвуо. Который, кстати, был не финн, а швед. В общем, ВВС Финляндии прекращать войну вовсе не собиралась. Немцев они не трогали, а так как мир не подписан, то могли свободно атаковать вместе с немцами над 'своей территорией', своей считалось все за линией фронта к западу. А линия фронта проходит по нашей территории. Я вышел на связь по 5К, и открытым текстом заявил, что наша задача — выбить немецкую авиацию из этого района. Если финны попытаются помешать, то церемониться не станем.

А в группен NJSt.Norwegen и NJSt.Finnland под командованием генерал-полковника авиации Штумпфа не были мальчиками в коротких штанишках. И на их стороне преимущество в количестве аэродромов. Для меня сейчас главное: их со 'стационаров' вытащить. Мы с озер так быстро сработать не сможем. Правда, у них истребителей совсем чуть-чуть. Можно взять на этом. Чуть раскинув мозгами, как говориться в анекдоте про Штирлица, и поспав два часа, даю команду загрузить 'Галифакс' тремя двухтоннками с 45-тисекундной задержкой. Пришла первая РЛС из Тапы, поэтому уже не страшно: через час развернут. Здесь недалеко. Мужики устали и считают, что мы уходим на РЛС-поддержку нашего аэродрома. Только Ксюха пытается сесть в самолет, откуда ее выгоняют, и довольно успешно. Она кажет мне кулак в левое стекло кабины, провожая на взлет. Полоса разъезжена донельзя, надо бы замаскировать. Оторвались нормально, довернули от горушек, и я поставил машину на вираж. Внизу этот маршрут не обсуждали. Штурман корпуса полковник Хабаров сразу ко мне, дескать:

— Командир, там никого нет!

— В курсе. Мне нужна точка в Нижней Имантре. Знаешь, где верхняя в нижнюю переходит?

— Конечно.

— Сколько до нее?

— Четыре ноль пять.

— Считайте!

В общем, сменив семь раз курс, я оказался в восьмистах сорока четырех метрах от 'Музея Тирпица' в Каафьёрде, недалеко от Альты. Я здесь уже бывал, в 13-м году, черное, такое, невзрачное здание. С белыми пятнами. Под Кригсмарине косят. А у меня три двухтонные с сорокапятисекундной задержкой. На все — не хватит, но, на кого бог пошлет!

А в Альте истребителей не оказалось! Их к нам послали: уничтожить большевистскую заразу. А мы— Тирпиц завалили... ну, так, плюшками балуемся.

Заняв аэродромы в непосредственной близости от Альтен-фьорда, и лично разведав систему ПВО противника, я пригласил к себе вице-маршала Харриса.

— Вот сейчас у нас появилась возможность выполнить налеты на основные базы немецкого флота в районе Финнмаркена.

— Мне кажется, и давно, что Вы и без нас справитесь, однако, без трехтонных бомб просто не обойтись! — заметил Харрис.

— Давайте посмотрим план операции. Планом предусматривается вывод из строя антенн радиолокационных станций в Банаке, Альте, там их три, и в Маси. Станцию в Маси отключат наши разведчики, они же уничтожат наблюдательный пост в Гаргиа, и отключат там связь. Сейчас группы заброшены в район озера Лесярви, и готовы действовать. В 16 километрах от них — плотина электростанции, которая обеспечивает Альту электроэнергией. В водохранилище примерно 6-10 миллионов тонн воды. Охраняет все это примерно взвод горных егерей. Караулка находится в полутора километрах ниже по течению. Ее подсветят и уничтожат с воздуха. На поверхности водохранилища — лед. Выше по течению — вполне приличная полоса для Си-47 на лыжах. Вот здесь разгружаем десант и заряды. Доставляем по льду к плотине, делаем полынью и топим шеститонную бомбу. Она у нас разборная. Можно катить, можно сани перебросить. Пока немцы будут заниматься самоспасением — выполняем налет на Каа-фьорд.

— Почему раньше не предложили, генерал!

— Вывод Альты из расклада, это только полдела! Требуется подавить довольно хорошо укрепленные зенитные установки, а для этого требуются 'Илы', а у них — дальность маленькая. Из Зольдат-бухт мы их достанем, а ближе ничего не было, сэр Артур.

Перелетаем в Грязную, оттуда в Полярный, хорошо, что у нас 'иностранцев любят'. Приняты на уровне всех и вся. Нам выделен батальон капитан-лейтенанта Инзарцева, в дополнение к имеющемуся батальону ОсНаз НКГБ. Пришлось их немного переодеть и перевооружить. Операция началась.

В Маси все прошло чисто и быстро. А вот к Гаргии не подобраться: там штук триста собак ездовых, целая ферма! Пришлось совмещать с атакой на электростанцию. Коля немецком 'Шторьхе', преспокойнейшим образом зашел на караулку, отстрелялся и следующая машина положили туда ЗБ-100, затем еще два. Дот на левом берегу хороший, бетонный, 'сорокопяткой' не взять, но пулеметный. Расчет пушки бил осколочно-фугасными, пока не попал точно в амбразуру. А от Мази на лед уже плюхались Си-47 и катились на лыжах к самому горлу. Вперед рванули лыжники, а остальные бойцы впряглись в шесть разборных саней, которыми мы боеприпасы к самолетам подвозим. Эдакие бурлаки на Волге. Но, народу много, поэтому санки почти летели. Часть батальона сходу ушла вниз на помощь взводу с четырьмя сорокапятками, которые держали дорогу. Там они уже положили десяток 'Ганомагов', но немцы подвезли минометы, и бойцам приходилось несладко! Инзарцев подоспел вовремя, и с минометами.

А у плотины собирали бомбу, долбили лед для зарядов, лед был толстенный. Наконец загрохотали взрывы, образовалась полынья. Сани с собранной бомбой зацепили довольно толстым концом. В это время Мальцев обнаружил колонну немцев, поднимающуюся к Маси, и обстрелял ее. Си-47 перелетели к этому времени на Лес-ярви. Батальон начал отход, двенадцать взрывников впряглись в конец, чтобы сбросить бомбу в полынью. Не получилось, сил не хватило. Тогда двое из них кинулись к саням, и пешнями помогли стронуть сани, и бегом оттуда. А бежать тяжело, в горку, да еще и с оружием. 'Убежище' у всех в 200 метрах от взрыва за каменной грядой. Смертники! Сани съехали в полынью, все упали и прижались к матушке земле, а командир крутнул подрывную машинку. Вообще-то, вырванный предохранитель основного взрывателя давал задержку 3 минуты. Но, подрывники беспокоились, что корпус соединен может быть негерметично, поэтому к главному взрывателю еще и заряд подложили. Давит на кнопку, подрыва нет.

— Все, северный пушной зверек, отходим! Сорвалось!

Перевалив за пригорок, были сбиты с ног отраженной ударной волной: основной взрыватель сработал. В несколько плохо соображающем виде, из-за контузии, группа была обнаружена специально оставленной группой старшины 1 статьи Леонова. Незадачливых минеров подхватили под руки и повели в сторону Лес-Ярви.

В это время мы уже собрались, и тремя огромными группами шли на Альту. Впереди в ста пятидесяти километрах шли 'Илы', 'вторые' и 'десятки', с 'ЛаГ-5' непосредственного прикрытия. Стелясь над поверхностью, шли в обозначенную приводом точку, где следовало снизится и спуститься в Альта-каньон, по которому с ревом неслась вода. Она заглушит шум наших моторов, и даст возможность беспрепятственно атаковать самолетам первой волны. Впереди шла моя пара, у нас самая 'прикольная' задача. Все пойдут направо, а мы — налево. Прикрываясь скалой Сторванет, и огибая вторую скалу Квенвик, оставляя ее слева, предстояло ворваться в Каа-фьорд до основной атаки, пустить две осветительные ракеты и сделать снимки. Так приказал Сталин. 'Мы должны иметь доказательство тому, что 'Тирпиц' поврежден или утоплен до того, как союзная авиация и мы атакуем его второй раз. Вам лететь я запрещаю!' Ну, да, и как я буду выглядеть в глазах моих подчиненных? Им это надо, соваться в эту ловушку? У них другая задача: обеспечить работу пикировщиков и бомберов. Это нужно Вам, товарищ Сталин, для престижу.

Наш заход, с Пашей, немцы сорвали! Перед самым разворотом на заход, краем глаза уловил тени от аэростатов заграждения, и, качнув крыльями, ушел вправо, Паша Овчинников за мной. Я ж говорил, что больше пролететь над фьордом не получится. Стрелок докладывает:

— Более сотни аэростатов, они мешают немцам вести огонь по нам.

'А это выход!' Нас еще не обнаружили наблюдатели с эсминцев, фьорд начал наполняться дымом.

— Паша, по аэростатам! Атака!

Мы развернулись у самой воды, и пустили осколочно-фугасные. Из шести пущенных ракет взорвались две. Пустая трата боеприпасов. Хотя несколько облаков пламени говорят о том, что аэростаты — водородные. Предупреждаю всех, что в дыму — аэростаты, в Каа-фьорд не ходить. Тут за нас с Пашей взялись эсминцы, нам стало не до того, чтобы заниматься фьордом. Уворачиваемся, маневрируем, бьют довольно точно, но повреждений не имеем, пока. 'Ничего, мальчики, сейчас Алексей Михайлович прилетит!' А вот и он! Заходит в атаку на ордер, снимающихся с якорей, эсминцев. Любит он это дело: торпеды таскать! Хотя всего два потопленных кораблика имеет. Сброс, отворачивает, эсминцы травят цепи, видно, как искрит на баке, а их засыпают кумулятивными и осколочными ракетами. Эсминцы отвечают и главным калибром. Вдруг над фьордом повисает пять офигенно больших разрывов. Ору Харрису:

— Работает крупный главный калибр! Огонь неприцельный! Он здесь! Переведите Артуру! — остальных вывожу из створа Каа-фьорда. Есть потери: два 'Ила' горят, пытаются сбить огонь. Отходят к Лес-Ярви. Есть потери и у противника: из 12-ти эсминцев на плаву 9-ть. Они отходят к Каа-фьорду. Подошли 'Пе-4' и пикируют на дымы, засыпая фьорд мелкими бомбами и кассетами. Линкору они до лампочки, но не его приборам! Осколков они дают много. ПВО Альты подавлено, огонь ведут только эсминцы, которых после атак пикировщиков осталось семь. Еще раз организовываю их атаку штурмовиками и истребителями с разных сторон. Опять потери, на этот раз четыре машины подбиты, два истребителя из атаки не вышли. Но, атака удалась, малокалиберная артиллерия почти прекратила работу, и вновь заходит вторая волна торпедоносцев, в том числе флотские 'ДБ-3Т' с двумя торпедами. Еще один полк 'Пе-4' вываливает бомбы в Каа-фьорд. Дымовая завеса начинает редеть. Стали видны вспышки выстрелов малокалиберной артиллерии. Тут голос вездесущего Мальцева, он успел дозаправиться, и сейчас висит над горушкой северо-западнее фьорда:

Еще до пересечения береговой черты, к нам подходит сразу восьмерка 'Спитфайров'. Хвост 'Мосси' перепутать с кем-нибудь сложно, тем не менее, 'Спифайры' пытаются зайти в хвост.

— Don't do it, darling! My number is Bi-Si-zero-two-six-Prime. — молчание, продолжают заходить. Еще и собьют, стервецы! Примерно дистанция открытия огня, кручу вправо, одновременно давая разные обороты левому и правому двигателю, и оказываюсь сам на хвосте у первой четверки, и повторяю:

— Don't hurt my tail! My number is Bi-Si-zero-two-six-Prime! — а сам поджался к ведомому крайней пары и держу его в прицеле, так чтобы он висел в прицеле у следующих, которые могут подойти сзади.

Наконец, голос диспетчера, дающего указания, что рейс Би-Си-ноль-двадцать-шесть-прима зафиксирован, группе вести себя прилично. Кто-то, набив кашей рот, что-то говорит на якобы английском. Ни хрена не понятно.

— Здесь по-английски кто-нибудь говорит? Я — Bi-Si-zero-two-six-Prime. Восьмерка ведет себя агрессивно. Еще одна попытка зайти мне в хвост, и я открою огонь.

— Bi-Si-zero-two-six-Prime, I am 'falсon'. Our leader told that do not worry, we are your escort. Keep seven five degrees, this altitude and two & forty knots, sir!

— Well, Falсon. Agree.

Пошутковать решили! Опять заговорил диспетчер, теперь очень быстро и зло, говорил не мне, а какому-то Рэту, тот, опять, отвечал, набив кашей рот. Затем последовало: 'Йес, сэ!', и, шедшая у меня под прицелом, четверка свалилась в левый нисходящий вираж. Напоследок их лидер что-то опять злобно пробурчал в мой адрес. ПэВэОшники, они такие, им дай только побаловаться. Вторая четверка предусмотрительно держалась в отдалении почти до самого Лондона. Там я окончательно сбросил скорость, и они приблизились.

— Вау! Рашинз! Хеллоу, Москоу!

— Хай, Ланден.

— Нот Ланден, ви а фром Сидней, Аустралия.

— Велл, андестенд, бай!

— Си лэйтэ, рашинз!

Поговорили! Меня запустили по коробочке, а 'спиты' ушли на боковую полосу. Все, полет окончен. Степан недовольно пробурчал, что за такое 'патрулирование' на губу сажать надо. Ему было непривычно сидеть в такой обстановке в правом кресле.

— Зря второй не взяли, парой надо было идти. — недовольно проговорил он.

Из подъехавшей машины вышли Тэддер, Харрис и пайлот-офицер лейтенант Сперански из 140-й разведэскадрильи, он в Монче помогал Харрису с переводом, а так летал на 'Мосси'. Несмотря на то, что машина перекрашена, и слегка переделана, он ее узнает, и показывает на нее пальцем:

— Это же двести тридцать четвертый, это моя машина! Как? Я же сел на вынужденную за линией фронта, и на брюхо! У меня топливо все вылилось. Нас с Майком вывезли на биплане, но машина осталась на озере.

— Через три дня ее починили, поставили на лыжи и пригнали в Мончу, оттуда отправили в Казань, и она опять воюет, Пит.

Он заглянул в кабину снизу, увидев двойное управление и закрытый лаз в штурманскую присвистнул:

— Все переделали! И так, как мы сами хотели! И как быстро! А зачем кокпит закрыли? Это же разведчик. Штурману удобнее наблюдать оттуда.

— Удобнее, но Вы его разбили при посадке и прострелен он был. Другого не было, переделали так. Он теперь не фоторазведчик, а радиолокационный, но еще не укомплектован полностью. Аппараты Вы прострелили.

— Так положено, господин генерал. Топлива не было, а так бы еще и сжег.

— Я знаю.

— Я не удивлюсь, если узнаю, что и все 'Ланкастеры' у вас в строю?! — спросил Харрис.

— Еще не все, но девять машин уже летают. Перед вылетом нас сюда, они сделали первый боевой вылет в составе наших ВВС. Мы бомбили завод в Санкт Валентино в Австрии.

Приглашают в большое лондонское такси, они на нем приехали. Везут куда-то, крутясь по улочкам, приехали на Даунинг-стрит. Все верно, мы привезли почту, которую переправили из Москвы. Сидим в приемной у Премьер-Министра. Вокруг неспокойно, постоянно открывается и закрывается входная дверь, входят многочисленные посыльные с пакетами. У секретарей завал, разбираются что и куда. Самого Черчилля, похоже нет. Да, он вошел в приемную с улицы, позволил секретарю снять с себя шинель. Он в десантной форме, но без оружия, кобуры на поясе нет. Секретарь быстро и почти неслышно докладывает, Черчилль морщится и, иногда, кивает головой. Снял и передал белый шарф с шеи. Показал нам четверым на дверь в кабинет. Там темновато, не очень уютно, рассаживаемся по мягким кожаным креслам. Тут же секретари расставили большие пузатые рюмки и плеснули туда коньяк. Черчилль вначале довольно долго возился с сигарой, затем вскрыл пакет с письмами, который мы привезли. Не дочитал, отложил в сторону. Затем рассматривал доставленные нами снимки Каа-фьорда.

— Мы провели первую в этой войне совместную воздушную операцию, достаточно удачную, с нашей точки зрения. Но, несмотря на успех там, его перечеркнули те неудачи, которые преследуют нашу армию и флот в других местах. Мы уже объявляли, что немцы прорвались из Бреста, и мы не смогли предпринять ничего эффективного против этого. Они высадились в Африке и оказывают серьезную поддержку итальянским войскам. И японцы продолжают свое наступление на Тихом океане. Теснят и нас, и наших американских друзей. К сожалению, оставлен важный опорный пункт нашей обороны: город и крепость Сингапур. С 8-го декабря мы вынуждены вести войну на два фронта, через два дня после объявления нами войны Японии, мы потеряли там линкор 'Принц Уэльский'. До этого — два авианосца и тяжелый крейсер. Это из тяжелых кораблей. Германия потеряла один линкор. На этом фоне постановка на длительный ремонт минимум трех, а в лучшем случае, пяти крупных кораблей противника — это большой успех совместной операции. Чему вы улыбаетесь, генерал? — спросил меня Черчилль.

— Планированию, господин Премьер-Министр. Планированию... У Вас катастрофически не хватает самолетов в Юго-Восточной Азии, а только в составе моей армии числится 178 'Харрикейнов', которые мы не просили поставлять, не используем, они стоят на наших базовых аэродромах в качестве самолетов ПВО. А могли бы успеть поддержать тот же Сингапур или 'Принца Уэльского'. Я, как мог, оттягивал проведение операции в Альта-Фьорде, но кто-то настоял на ее проведении. Моя армия потеряла 37 самолетов, четырнадцать летчиков, 11 стрелков и трех механиков. Более пятидесяти человек получили ранения. Это самые большие потери за все время войны в одном бою. Через несколько часов после этого нам с генералом Харрисом принесли сообщение о том, что первая атака на стоящий флот 23 декабря была удачной. С такой разведкой мы будем воевать до второго пришествия, господин Премьер.

— Ну, я не совсем согласен с Вами, генерал, России требовалось увеличить численный состав авиации, чтобы удержать противника, и 'Харрикейн' не такой уж и плохой самолет.

— Да, он отлично подошел бы для борьбы с 'Тип-97' или 'Ki-27', как его называют у вас, которые составляют большую часть истребительной авиации Сухопутных Сил Японии. В итоге, не дал бы возможности противнику безнаказанно дойти по суше до Сингапура. Да и двенадцать пулеметов на штурмовке — тоже неплохое оружие. Забирайте, тем более, что мы их отремонтировали и сменили им двигатели на низковысотные.

— По нашим данным японцы купили патент на Daimler-Benz DB.601A и начали выпускать новый 'Ki-61', что-то среднее между 'Макки' и 'Мессершмиттом-Е' или 'F'. — вставил Тэддер.

— С этими машинами 'Харрикейн' в состоянии бороться, особенно, если учитывать физиологические особенности японцев.

— Причем здесь это?

— Еще в 39-м на Халхин-Голе было отмечено, что бои с высокими перегрузками японцы однозначно проигрывают. Узкие глаза закрываются на перегрузках быстрее.

— Вот как? Тем не менее, генерал, давайте не будем говорить о недостатках в планировании операции, а акцентировать внимание на том результате, который был достигнут. — попытался перевести разговор Черчилль

Мы вернулись в гостиницу, по дороге водитель посольства сказал, что живем мы в самом секретном месте Лондона: за парком — Букингемский дворец. Обедать пригласили вниз, в ресторан. Довольно шикарный зал, все в викторианском стиле, большое меню, никаких карточек, даже странно. В общем, непростое место. Почти сразу после обеда появились Тэддер, Харрис и Сперански. Вместе с ними еще один генерал, как мы поняли, он старше обоих вице-маршалов, хотя и имеет столько же нашивок на рукаве. Звали его Чарльз Портер. Официальная должность: начальник штаба Королевских ВВС, фактически, это — командующий RAF. А Тэддер отвечает за ПВО и истребители, Харрис — за бомбардировщики. Несмотря, что до дворца несколько сот метров, мы на машине Портера въехали за ворота Букингемского дворца. Там Сперански устроил нам маленькую экскурсию, довольно живо и интересно рассказывая о каждом зале, через которые мы проходили. В итоге, мы оказались в Большом Тронном. Довольно много народа, в том числе и Иван Михайлович, тоже, здесь. Церемонимейстер через Сперански объяснил нам: где стоять и что делать. Нас троих, с Харрисом поставили отдельно. Собственно, ради этого все сюда и собрались. Последним в зал вошел Черчилль, тоже в военной форме. Но не в десантной, а в форме ВВС. Здесь все как-то очень свободно меняют ее по своему усмотрению. Вполне возможно, что и званий они не имеют, хотя, Черчилль, вроде, пехотное училище заканчивал. Черт их разберет. Запели трубы и волынки, появился король в форме ВВС, и он имел на одну полоску больше на рукаве, чем все три вице-маршала, которые нас привезли. Король был довольно высок и худощав. Рядом с ним не слишком высокая женщина, тоже в военной форме, и с белой повязкой на рукаве с Красным Крестом. Наверное, королева Елизавета. Никаких корон, мантий, ничего такого не было. Видимо, связано это было с тем, что и я, и Степан, были в полевой форме, нас не предупреждали. Харрис получил GCB (Большой Крест Бани), я — HGCB (Почетный Большой крест) и Степан — НKCB (Почетного Командора). С точки зрения геральдики слово 'Почетный' перечеркивает все привилегии, полагающиеся простым рыцарям, командорам и кавалерам. Первым вручали орден Харрису. Ему на левое плечо положили меч, и, кроме ордена, вручили какую-то грамоту. Нас со Степаном 'меч из камня' не касался. Рылом не вышли. Вставая на место, я довольно громко, так чтобы было слышно Харрису, сказал Степану, что в Мончегорске ордена растут гуще, чем над Альтой. Мы заулыбались, и Степан добавил: 'Подальше от противника и поближе к 'кухне' — это хорошее удобрение'. Харрис немного задергался и знаками подозвал Сперански, но, тот ничего не слышал. Остальные присутствующие ничего не поняли. Церемония закончилась, все перешли в столовую справа от тронного зала. И, когда нас вызвали сказать речи, у нас у обоих орденов ни на груди, ни на шее и ни у бедра не оказалось. Последовал вопрос: почему?

— К ношению на полевой форме такие знаки не полагаются. Парадную мы не захватили, и, вообще, мы попусту теряем здесь время, участвуя в каком-то балагане. — ответил я церемонимейстеру. — Над Каа-фьордом я был один со своим экипажем. Ни один из них не награжден, поэтому, мне этот орден даром не нужен.

Я вытащил из нагрудного кармана знак, а из кармана галифе — ленту и цепь, которая еще и зацепилась за него.

— Я возвращаю ваш портрет! — откозырял, повернулся и вышел. За мной вышел Степан, сделавший тоже самое, а следом летел Майский.

— Что вы себе позволяете, молодой человек! Вам приказано действовать по планам союзников.

— Иван Михайлович! Разрешите мне самому решать, как поступать в том случае, когда меня оскорбляют.

— Я не знаю, что писали об этом здесь, но мы оба слышали, что награждены за налет на Альту в январе, который выполняли вместе с англичанами, которые шли в последнем эшелоне. А 'Тирпиц' был поврежден 23-го декабря. У него украли победу. И у нас ее украли. — сказал Степан. — Пошли, Серега, нам здесь делать нечего.

Прошли через парк, никто нас не задержал, у гостиницы стоит посольская машина. Степан поднялся наверх собрать дежурные чемоданчики. У меня был собран, поэтому я просто отдал ему ключ у портье, и стоял внизу возле стойки и курил. Влетели, буквально, Харрис и Сперански. На Харрисе красной ленты не было. Зато морда была красной.

— Серж, глядя на Вас, я тоже отказался от награды. Но, почему? Что Вас так обидело?

— То, что читали. Они трижды прочли один и тот же указ: за налет на Альту в январе. Как будто налета 23-го декабря не было. Никто больше из командиров и сержантов моей армии не награжден и даже не упомянут. Только 44-я и 97-я эскадрильи 'Ланкастеров'. Моя армия, как бы, и не причем. И это — войдет в историю, есть документы: Указ Его Величества, и я, командующий армии, при этом присутствовал, и согласился, что основную роль сыграли твои 18-ть машин, а не мои полторы тысячи самолетов, летчиков, техников, вооруженцев. Я в такие игры не играю! Это — не крикет!

— Ты прав, Серж. Перестаю сожалеть о том, что вернул королю титул и орден. Без Вас, мы бы даже не дошли. А где Степан?

— Наверху, чемоданчик собирает, мы улетаем.

— Никаких 'улетаем'! Мы специально поселили Вас здесь. Рядом: Королевский Клуб RAF. Там сегодня состоится первый в его истории прием в члены клуба двух лучших летчиков России. Там все готово, и там нет политики, Серж. А потом мы проводим Вас. Чтобы не происходило там, наверху, мы, простые летчики, (он, оказывается, простой!) должны быть выше этого. Мы ближе к богу и к небесам.

Спустился Степан, я передал ему то, что услышал.

— Ну, я-то что, меня награждали за то, что сделал, но, ты точно подметил, что только нас двоих, остальных — обошли вниманием. Ладно, пойду отнесу чемоданчики в машину. — он вышел из гостиницы и положил наши вещи в 'Паккард'.

Клуб — через стенку: Пиккадилли, 128, почему между двумя домами шесть номеров, осталось за пределами нашего понимания реальности. Над подъездом висит флаг RAF. Входим. Швейцар козыряет Харрису, и подозрительно смотрит на нас и Сперански. Петр достает членский билет, его в лицо не знают. Про нас вице-маршал заметил, что эти джентльмены станут членами клуба сегодня. Усы швейцара зашевелились, и он изобразил подобие улыбки:

— Are these gentlemen our Russian friends? — с недоумением спросил он.

Харрис отмахнулся от него, и знаком показал помочь снять куртки. У нас были кожаные велюровые черные, у остальных — черные из гладкой кожи. На наших — подвернутые рукава, мехом наружу. Швейцар показал большой палец вверх, тронув 'нашу кожу'. Он переспросил:

— Вы из России? Это те, которых сегодня награждали во дворце?

— У тебя слишком длинный язык, Джеймс! — ответил за нас сэр Артур.

— Ай эм сорри, сэ! — откланялся швейцар. Входим на лоунжу: покрытые белоснежными скатертями столы, к которым прислонены золотистые стулья с синей обивкой. Большая часть столов и стульев были заняты, и лишь небольшая часть оставались свободными.

— Gentlemen! — прозвучала команда высокого и 'увесистого' флай-маршала с массивной челюстью и довольно большими усами под длинным носом. Большинство присутствующих встало, шумно отодвинув стулья, и вытянулось, приветствуя вошедшего вице-маршала. Небольшая часть осталась сидеть, в основном — морские летчики. Присутствовали люди в трех мундирах: в черных, их было не слишком много, морская авиация, в синих — их было большинство, и в бежевых или песочных, их было меньше всех, но, они были самыми шумными.

— Друзья мои! — ответил Харрис, и помахал рукой, приветствуя всех. Несколько не по уставу, но, не лезь же со своим уставом в чужой монастырь. В лоунже было довольно шумно, так как все приветствовали Харриса на свой лад. На нас со Степаном внимания не обращали. Мы были единственные в форме хаки, с непонятными отличительными знаками, и на груди у обоих висели золотые звезды и пять-шесть орденов.

— Друзья мои! — повторил Харрис, — Мы рады приветствовать в стенах старейшего авиационного клуба мира двух лучших асов России: генерал-майора Супруна, 37 сбитых джапов и джерри, и генерал-лейтенанта Шкирятова, 31 сбитый джерри. Поприветствуем наших союзников!

Вялые аплодисменты и недовольный голос одного из 'черных':

— Это — правда?

— Насколько я понимаю, 'да'! — сказал один из летчиков, чуть приподняв руку. — Меня удостоили их встречать. — Летчик старательно выговаривал слова, подражая диктору ВВС.

— Мало того, что нам сорвали учебную атаку, так еще и зашли за спину. Генерал! У нас не говорят: Don't hurt my tail! У нас говорят: не трогай мне спину! Андестенд? Not 'tail'! But: 'Back'!

Я помахал рукой:

— Но Вы же поняли!

— Понял! Было очень убедительно, когда Вы шевелили носом в ста футах от моего ведомого, а Ваш 'Мосси' оказался вооружен. Я из Австралии, сэр, меня, и правда, не все всегда понимают. Мои извинения, сэр. Сквадрон-лидер Раттен. 'Rat', сэр. — В двадцать первом веке это называется 'особенности межкультурной коммуникации'! На столах полно выпивки, заметно, что количество самолетов и летчиков для них на острове превышают необходимое количество в несколько раз. Но, бросать их в бой никто не спешит, эксплуатируются 'национальные' эскадрильи, коих здесь много. Вон словаки, там сидят чехи, опять эти настырные 'поляки'. Все в английской форме, и лишь нарукавные или нагрудные флажки и знаки выдают их 'национальную принадлежность'. Охотно посещают довольно дорогой клуб. Здесь собрались 'сынки' состоятельных родителей, в основном, не без исключений, конечно. Есть и американские добровольцы, они как раз в бежевой форме, готовятся убыть вместе с канадцами в Африку. Это вторая часть официальной программы: окончание обучения и проводы их на фронт. Поэтому я и отметил их, как наиболее шумных.

Харрис успокоил немного сидящих за столами соратников.

— Господа, я хочу немного познакомить вас с итогами проведения операции 'Вольфрам'. Я вижу, что здесь присутствует часть командиров кораблей, принимавших в ней участие. Готовилась операция очень спешно, и бомбардировочная авиация RAF еще никогда не действовала на таком удалении от основных баз. Поводом для ее проведения послужило сообщение русских, что в ночь с 22-го на 23-е декабря одиночный бомбардировщик 'Галифакс' под управлением генерал-лейтенанта Шкирятова, присутствующего здесь, кто не понял, произвел разведку и атаковал группу крупных кораблей противника в Каа-фьорде. Мы связались с командованием русских, и они сообщили следующее. Атака произведена 3-мя бомбами в 5000 фунтов с высоты всего 165 футов. Быстренько просчитав набранную скорость бомбами, отчетливо понимаем, что атака не состоялась. С такой высоты бомба не сможет пробить ничего. Поэтому наше командование приказало срочно перебазировать туда две первых подготовленных эскадрильи 'Ланкастеров', и морем, на крейсерах и эсминцах, новейшие бронебойные бомбы весом 6500 фунтов. Русские разрешили базирование на льду озера Имантра, что было не совсем обычно, но другого аэродрома предложено не было. Пришлось лететь, тем более, что они сказали, что там базируются сейчас 'Галифаксы', то есть самолеты примерно одного веса. Плюс рядом, под Мурманском, воюет 151-е крыло наших ВВС, которое, в крайнем случае, может поддержать нас. В общем, сразу после Рождества мы вылетели. Условия? Условия были просто ужасными! Рядом небольшой город, из которого эвакуировали все население, полярная ночь, морозы до минус сорока. В небе постоянное полярное сияние. И никаких данных о Каа-фьорде! Потеряли там 'Спитфайр PR' и 'Москито', той же модификации. А рядом с нами сидит армия генерала Шкирятова, которая производит успешные боевые вылеты, выбивает немцев с ближайших аэродромов, и Каа-фьорд ее совершенно не беспокоит, как будто и нет там никакого 'Кошмара Севера'. Я, прямо скажу, я завелся, потому что нас ни к каким ударам просто не привлекали, а смотрели на нас, как на нахлебников, отнимающих у них время. У генерала Шкирятова, а он очень быстро заговорил по-английски, я даже удивился, была стандартная отговорка на все: 'Летите в Грязную, там адмирал Беван, решайте с ним все Ваши вопросы!'

Зал долго шумел, кто был возмущен, кто успокаивал соседей, ведь маршал не просто так сюда притащил такого вредного мужика. Харрису удалось еще раз успокоить слушателей.

— Затем русские начали наступательную операцию на Киркенес и Альту, тогда я и понял, что армия специально не летала в те места, а вытаскивала немцев на аэродромы, у которых уже была уничтожена система ПВО. Я присутствовал в день начала наступления в штабе ВВС фронта. Серж направил один самолет Fi-156, переоборудованный в ночной штурмовик к точке, где была разведана антенна РЛС 'Фрейя', с малой высоты ее атаковали ракетами, зафиксировали отсутствие сигналов РЛС, и после этого армия совершила налеты на аэродромы в Луостари, в Банаке, в Хейбухтене и в Хетте, расчистив дорогу на Альта-фьорд. Оказывается, все это время велась активная разведка и вскрывалась система ПВО, которую соорудили немцы, для прикрытия своей базы. Через день после захвата морским десантом аэродрома в Хейбухтене, туда перебросили топливо для штурмовиков 'Ил-2' и 'Ил-10', и 16-го января меня предупредили, что запланирован удар по Альте, в ходе которого, возможно, удастся провести разведку Каа-фьорда. Здесь я не выдержал, связался с Лондоном, заявил, что нам удалось выполнить только один налет на Киркенес, больше ни для чего нас не привлекают, а сами собираются идти на Альту. В общем, ему — он показал пальцем на меня, — приказали, и он включил нас в расстановку, в крайнюю волну, которая будет работать с высоты 26000 футов. Мы начали готовить самолеты, нам выделили прикрытие — целый полк 'Спитфайров', хотя и ночь. Мы думали, что все начнется именно налетом, так нет! Русские высадили десант, подорвали плотину на реке Альта, и, лишь тогда туда пошли штурмовики, которые просто размазали артиллерийскую составляющую ПВО, торпедировали восемь из десяти эсминцев, а, после этого, нанесли бомбовый удар по Каа-фьорду. Мы подошли туда, там уже горел один из кораблей, но, все равно, внизу все было заполнено дымом из дымоустановок кораблей и, видимо, стационарных дымогенераторов. На высоте за фьордом горел знак, по которому можно было прицелиться. Мы отбомбились, но попали под залп шрапнели из главного калибра. Повреждения получили тринадцать машин из восемнадцати. Русские, которые действовали с меньших высот, и использовали бомбы с большими задержками, под такие залпы не попадали. В общем, у нас село только 12 машин, из них только пять были в более-менее целом состоянии, а шесть машин до базы не дошли. Сели на вынужденную.

— Так это и было! Это был ад! Но, джентльмены, нас всех вытащили! Прилетали маленькие бипланы на лыжах, и по двое вывозили нас. Как они умудрялись видеть в кромешной ночи что-либо, надо спрашивать у русского генерала. — громко сказал сквадрон — лидер Гибсон.

— По локатору, Гил. — ответил я главному 'жалобщику в Монче'. — Будешь еще на нас жаловаться?

Я вытащил из планшета кучу рапортов, поданных за время дислокации двух эскадрилий в Монче. Большая часть из них была написана им. Он отмахнулся:

— Ну, нет, джентльмены, условия там просто адские, но у русских они были еще хуже, чем у нас. — смущенно проговорил он. Долго вокруг все подсмеивались над ним.

— Так, все-таки, сэр, кто подбил 'Тирпица'? И подбит ли он вообще? — раздался голос флай-маршала Меллори.

— По всем данным, которые имеются сейчас в нашем распоряжении, 'Тирпиц', 'Хиппер' и 'Лютцов' получили серьезные повреждения именно 23 декабря 1941 года. Состояние еще двух кораблей остается неизвестным, но, по донесениям норвежской разведгруппы, они тоже стоят на подушке в ожидании ремонта. И, конечно, в ходе большого налета корабли получили дополнительные повреждения. Так что, перед Вами, господа, человек, который подбил 'кошмар Севера'.

— Но, сэр, Вы сами говорили, что это невозможно с такой высоты. — это опять Меллори.

— Я ошибался. Серж нашел способ, как их повредить с такой высоты. Говорите, генерал. — Харрис рукой показал на меня.

'Подарок' уже дозаправлен, 'Спорный' дал добро, и курсом 10 градусов ухожу в сторону Саки, на траверзе Константиновского равелина ухожу на курс 275 градусов, который приведет меня в Батайницу, где расположился штаб армии. Через час услышал свой позывной и голос Ксюши:

— Ну, вот, стоило выехать к сестрам в институт...

— Ладно, не горюй! Как твои дела?

— Все в порядке! Шевелится, ждем.

— Вот это — главное, а я еще прилечу, найду время! Люблю, целую! До связи!

— До связи! Жду!

Поговорили! Подо мной небольшие горки румынские, речка Ольта, текущая к Дунаю. Видимость миллион на миллион. Внизу еще снег, в этом году его много. Ответил на запрос дежурного ПВО армии, меня идут встречать, хотя никакой надобности в этом нет. Только мне скорость придется сбрасывать. Штурманом у меня летит молоденький лейтенант, только из училища, отменили, наконец, приказ Тимошенко, и снова выпускают средних командиров. Уже речь идет, что в мае введут погоны и офицерские звания. Пока у лейтенанта два кубаря, отличник. Остальным присваивают младшего. Волнуется, так как 'на контроле у самого', но справляется. Однако английские меры длины и веса вгоняют его в ступор. Вижу, что второй раз пересчитывает объем оставшегося топлива из галлонов в литры. Пусть потеет! Все давно этого уже не делают, считают, как есть. Подходит четверка, сзади еще одна, просят разрешения пристроиться и сопровождать. 'Спиты' — новые, с удлиненными крыльями и с убирающимся костылем. Этой модификации я еще не видел, так что снабжение, действительно, улучшилось.

Начал спускаться, и на спуске закапризничал правый двигатель, зачихал, а потом и вообще заглох. Вот так 'подарок'! Вспоминаю, что про 'девятку' такое писали! Дело в карбюраторе. Прикрыл полностью охлаждение, подождал несколько минут, раскрутил двигатель, он немного почихал, но потом, все-таки, запустился. Надо ставить подогрев топлива. На полных оборотах все в порядке, а на малых глохнет. Машины только выпущены, новье, поэтому будет много головной боли. И задача стоит сложная, действовать придется на пределе радиуса. Идет плановая замена 'Ил-2' на 'Ил-10', у нас их меняют в первую очередь. Разобрали проведенные за время моего отсутствия операции. Мамушкин отчитался о них, особенно удачно сработали на правом фланге, против войск 11-й армии. Это противник сложный для нас, так как уже успел с нами познакомиться еще на Украине. Но и здесь Шоберт понес потери и отходит в сторону Львова, оставив Ботушаны. Очень неплохо поработали над венгерской Кашшей (Кошице), разбив мосты через Горнад, и запечатав крупный железнодорожный узел, разбит танкоремонтный завод, механический и крупный завод по производству огнеупоров. Особенно постарались тяжелые полки, уложив двухтоннку прямо в поворотный круг сортировочной станции. Ну, и гигантский завод у Гутниках теперь не скоро даст новые плавки. Еще более крепко бомбили Прешов, где сосредоточена авиапромышленность, которая штамповала сейчас детали для фюзеляжей и плоскостей 'Мессершмиттов' и 'Фоккеров'. Крупнейшие в Европе прессы, принадлежащие американцам, безостановочно в три смены били по листам алюминия, выгибая из него необходимые профили.

Цель номер один сейчас Марбург-на-Драве, большой промышленный город в Нижней Штирии, который в 1919 году был незаконно включен в Королевство Югославии или КСХС, а в апреле 41-го был аннексирован Германией и возвращен в Австрию. Последовала 'обратная чистка' города: если в 19-м словенцы выгнали 80% местных жителей, которые были немцами и австрийцами, то сейчас нацисты быстро очистили город от словенцев. Сюда приезжал сам Гитлер и сказал, что край в ближайшее время станет полностью немецким. Не получается у него! Слишком много заказов он насовал сюда. Район — очень интересный: что Нижняя Австрия, что Нижняя Штирия начали индустриализацию очень и очень давно. Казалось бы, маленький городишко Эбисвальд, и площадью совсем ничего, читаешь: в 1652-м году открылся оружейный завод с водяным прессом, имелся собственный арсенал, закрытый только после первой мировой войны, завод точной механики, оптический завод. Два последних работают до сих пор, прицелы делают, артиллерийские. Так что задача, которую поставил Сталин, весьма многогранна. Еще удивили, работающие до сих пор, низконапорные ГЭС с горизонтальным положением роторов турбин. Все речки утыканы ими, и фактически являются каналами, кстати — судоходными. Возле каждой плотины с ГЭС есть шлюз. Многое из того, что сотворила Австро-Венгерская империя еще сохранилось до сих пор. И работает!

Сейчас готовимся бомбить в общем-то небольшой городок: Немецкую Гору или Deutschlandsberg.

Но, в первую очередь, все три тяжелых полка, грузят полностью с перегрузом всякую мелочевку, у англичан очень удобно сделаны кассетные пакеты для 25-тикилограммовых бомб. На 'Галифакс в перегрузе укладывается 300 подарков фюреру, а 'Ланкастер' их берет 500 на такую дальность. И летим к жемчужине средневековой Германии: городу-крепости Кассель. Ночь, погода не балует, но РЛС противника развернуты на запад, а мы идем с юга. Нас интересуют всего три района города: Bettenhausen, Rotheditmold и Baunatal: заводы Хейнкеля, Юнкерса и Даймлер-Бенц. Сам иду в составе эскадрильи вооруженных разведчиков 'Москито'. Мы должны осветить и обеспечить наводку 'больших мальчиков'. Ну, и если будут противодействовать, то с их помощью, избавить их от осложнений. В составе группы идут три РЛС-разведчика. На них почти нет нагрузки, бомбовой, зато большой экипаж и опытные штурмана наведения. Маршрут почти полностью проходил над безопасными и слабозащищенными районами. Единственное место: Bindlacher Berg, этот аэродром занимала ZG-52. Рядом с ним — летное училище, где готовили летчиков-ночников. Наш маршрут пролегал всего в 24 километрах от их базового аэродрома. Поэтому сходу пришлось готовить сюрприз. 'Москито' весьма тяжело обнаруживается РЛС, в нем мало алюминия. На ночных тяжелых истребителях 'Mosquito NF Mk VII', помимо радара стояли и деревянные винты. Так что, была возможность подобраться тихо и незаметно. Лишь бы двигатели не подвели. Радиолокационного прицела еще не было, локатор мог обнаружить с 8-ми километров цель, показать находится она выше или ниже относительно самолета, и указать курс на цель. Вот такой примитив.

За дело взялся подполковник Доброславский из 3-го гвардейского. Он — опытнейший летчик, принимавший участие в испытаниях нашего 'Гнейса', оператором к нему посадили инженер-майора Штейна, из НИИ ВВС. Он отвечал за разработку радиолокационного прицела ОПБ-11р, и должен был сравнить наши разработки с английскими. Кроме наших машин, был задействован А-29А Mk.VI, с РЛС 'Гнейс-1' и прототипом ОПБ-11р, но, из-за больших размеров самого самолета и того, что он был цельнометаллическим, подвести его к полосе незаметно определенно не получилось бы.

Взлетели. Под нами останки некогда великой Римской империи императоров Габсбургов, там и сям краснеет стандартная для этих мест черепица, слегка потемневшая от времени. Одинаковые здания казарм-полукрепостей в форме каре. Внизу босоногая армия Тито перевооружается, пересаживается на Т-34, и выкатывает свои аргументы о том, как будет развиваться Югославия дальше. Отливается четникам и усташам их временное господство на этой территории. Как всегда, кроваво и мстительно, сербы двинулись вперед, и их уже не остановить. На север и северо-запад потянулись беженцы, им не простят той крови, которую они пролили. Домики и речки растаяли в наступающей темноте, затем подошли к довольно высокой облачности и пошли над ней, скрывая за облаками истинное свое направление. Лишь пеленгаторы штурманов крутятся, обеспечивая ориентирование. Сегодня со мной летит не вчерашний лейтенант, а флаг-штурман тяжелых полков майор Сергей Ушаков. Он из 433-го полка АДД, пересел на 'Галифаксы' в Прибалтике, сейчас освоил и 'Ланкастеры', но летит на 'Москито'. В этих полетах больше всего раздражает маленькая крейсерская скорость 'Галифаксов' и 'Ланкастеров', всего 350 км/час. Им до цели три часа полета, поэтому, проводив их мимо Вены и Граца, втроем уходим к 'Горе привязанного хохотуна', как дословно переводится название аэродрома. Достаточно вместительный бомболюк 'Москито' позволяет взять на такое расстояние два КМГ-250 с сотней авиационных мин каждый. АМГ-41, вставленный в каждую мину позволяет надежно заминировать аэродром. Рассмотрев аэрофотоснимки, а на них аэродром выглядит совсем не так, как современный, американцы, долго хозяйничавшие здесь, многое перестроили. Сейчас здесь шесть казарм, несколько учебных зданий, два больших ангара, лагерь для военнопленных за поселком, они ухаживают за аэродромом вместо аэродромной роты. Самолеты стоят по-немецки — полукругом в капонирах в западной и в южной части аэродрома. Кроме Ме-110-х, видны несколько учебных 'Арадо' и Ме-108 'Тайфун'. 'Сто десятых' довольно много, больше чем в группе, сколько из них имеют локатор — неизвестно.

Впрочем, все наши ухищрения не пригодились: у немцев шли плановые полеты, в воздухе четыре машины, ходят по коробочке на небольшой скорости. Видимо — учебные. Сверху довольно плотная подушка облаков, противник под ней. Пробиваем облачность вниз, выскакиваем из облаков над Тростау, но, кто-то заверещал по радио, что слышит гул английских самолетов. Под нами оказался концлагерь Стейнбрух, и охранники услышали наши моторы. Пришлось давать круголя над лесистыми горушками, заходить с востока, там оказалась позиция батареи ПВО, но, обнаружили мы ее поздновато! Я послал, почти наугад, ракету в разгорающийся прожектор, и там оказался проход в обваловке. Ракета дошла. Вторая позиция прямо по курсу, там 'ахт-ахт', и в роще казарма. Еще две ракеты, а это не 'Ил', весь боезапас ракет — 8 штук, а впереди аэродром. Слева прямоугольник бензохранилища, но я туда не дотягиваюсь, чуть доворачиваю и бью по 'эрликону', стоящему на крыше КП, но ракета взорвалась ниже. Дорабатываю из пушек. Отвернул на курс и через три секунды сбросил первый контейнер, затем второй, и влево, к лесу. Паша атаковал через полторы минуты, успел послать ракету в бензохранилище, в большой ангар, и, гораздо удачнее, положил первый контейнер, чем я, а затем, просто идеально, второй. Ему пожар на аэродроме помогал. Уже пошли взрывы, видать никого с Восточного фронта у немцев не было, с этой техникой, вживую, не сталкивались. Теперь ждем 'Гудзона'. Он, не торопясь, аккуратно заходит, у него и ракет и кассет достаточно. Аэродром защищен только от высотных бомбардировок. Все правильно, штурмовики сюда еще не прилетали, а малокалиберная артиллерия на фронте нужна. Поставили одну установку, и хватит. Однако, разглагольствовать некогда, надо на хвостик поглядеть! Кручусь, просматривая локатором округу. Это Паша, тоже вертится, только два немца, пока больше никого. Отработал Хворостов, но, ему слегка досталось на подходе осколками от 'ахт-ахта': два орудия, из четырех, на северо-западной позиции продолжали работать, правда, без подсветки это стрельба в белый свет, как в копеечку. Набираем высоту, идем на север. Тут тройной щелчок бьет по ушам: 'Гости!', щелчок в ответ, слушаю. Два щелчка, прибавляю ход 'комарику', и откручиваюсь влево, сначала плавно, потом быстрее и быстрее.

— Есть! Ниже, влево восемьдесят — это Серега, он за оператора сегодня. Краем глаза вижу, и слышу, что он трижды бьет по левой кнопке СПУ. У Паши на хвосте тоже висят. Я добавил правому, довернул, и пытаюсь зайти немцу в хвост. Самого его пока не вижу, но вот-вот будет немного света от прожекторов в Байройте. Есть силуэт, Ме-110, на носу здоровенные рога, даже ночью видно. Визуально уже проще, сманеврировал, иду на сближение.

— Один второго предупреждает об атаке. Вправо побежал.

Пошел к черной части горизонта. Вижу выхлопы, но определить ракурс пока не могу.

— Влево пошел.

Закладываю за ним.

— Пикирует.

Я убавляюсь, так, чтобы не проскочить у него перед носом, но вниз не иду. Там горушка. Плавно парашютирую, немного снижаясь. Немец прекрасно знает местность, отлично ориентируется, и использует ее складки, для того, чтобы уйти от меня, и самого 'приложить' об горку. Бой с ним на малой высоте совсем не входил в мои планы.

— Пошел в набор, пока ниже. Вправо.

Прибавляю, теперь по радару вижу, что Паша преследует немца тоже. В скорости они проигрывают, и в маневренности тоже. Вдруг почти рядом замечаю серо-зеленое пятно! Это Паша выгнал на меня немца. Доворот, огонь.

— Класс, командир! — у немца горит крыло, и теперь его Паша добьет, как муху. А мне опять вправо, искать того стервеца, что от меня ушел.

— Больше вправо! Вон он!

На фоне темного леса мелькает серый корпус немца. Он опять сменил вираж, идет влево, а там Паша. Тут Паша ударил по 'своему', и 'мой' шарахнулся вправо, как раз на меня. В прицеле, короткая, перенос, огонь. Мимо. Попаданий не видно, 'Месс' рванулся выше и встал на крутой вираж вправо, я за ним, помогая себе машиной. Еще очередь. Попал. Все, уходим. Так можно гонятся до бесконечности. Весьма опытный и толковый товарищ.

— Он сообщил, что покидает машину. — но, мы уже в наборе и догоняем Хворостова. Тому, тоже пострелять пришлось, как он классифицировал: по учебному самолету. Его атаковал 'Ме-108', видимо, курсант, заходил совсем неверно, и прямо на кормовые пулеметы. А их у 'Гудзона' много!

Пока мы тут возились, группа успела отработать по трем целям и повернула на обратный путь. Наша помощь не требуется, и мы пошли обратно. На полных ходах топливо улетает в двигатель как в прорву. Так как дожидаться группу не надо, мы прибавили до крейсерской, и, через полтора часа, сели в Батайнице. Получил втык от собственного техника: Алексей Иванович обнаружил хвою в воздухозаборнике. Плохо, что об этом узнали не только на аэродроме, но и в Ставку эта новость долетела. Не иначе, как новый ЧВС полковник Литвиненко подсобил. До него был Ветров, отличный летчик, сейчас в госпитале после налета на Альту. К сожалению, наверное, не вернется. А жаль, хотя, ведь не обязательно ему летать. Ему стекло в глаз попало, скорее всего, спишут. Но, стоит похлопотать за хорошего человека. А этот действует втихаря, вроде, как и похвалил в донесении, но про хвою писать не стоило, и предупреждать надо о том, если пишешь о начальстве. В общем, придется присматриваться. Он с Западного фронта, поэтому я его до этого не знал.

Но, политдонесение ушло в Москву, и последовал приказ: Вылеты на боевые прекратить! Подписано Мехлисом и Сталиным. Тут вовремя подвернулась командировка в Москву: привезли ордена из Лондона, требуется предстать перед глазами сэра Криппса и главы военной миссии генерал-лейтенанта Мартеля. Криппс сказал, что в последние дни своего пребывания в СССР ему поручена самая приятная и неожиданная миссия: награждение высшими английскими орденами целой группы советских летчиков. Кроме нас со Степаном, были награждены Крестами Виктории 12 летчиков 2-го гвардейского смешанного и 78-го истребительного авиаполков, одними из первых, пересевших на английские самолеты, и добившиеся больших успехов на них в ходе зимней кампании 41-42 года. С Криппсом мы уже встречались несколько раз, интересный человек, жаль, что не все его предложения нашли сразу поддержку на родине. Еще в 1939 году он исключался из рядов лейбористов за свои требования создать антифашистский народный фронт лейбористов, НРП, коммунистов, либералов и черчиллевских консерваторов, выступавших против политики умиротворения гитлеровской Германии. Он написал в своем дневнике следующие слова: 'Теперь, после славной победы под Москвой, никто не может утверждать, что советский режим является прогнившим или подрывающим жизненно важные устои собственной страны. Нет! Если бы не этот режим и все то, что было сделано в этой стране за последние 20 лет, Гитлер, безусловно, сумел бы завоевать всю Европу, а наши шансы на победу равнялись бы нулю.' И, от имени Великобритании подписал в июле 1941 года Советско-английское соглашение о совместных действиях в войне против Германии.

После вручения ордена, я спросил у него:

— Насколько я Вас понял, Вас отзывают?

— Да, мне предложен пост Министра Авиационной промышленности в Правительстве Премьера Эттли, и я решил не отказываться от этого предложения.

— Надеюсь, что мы еще увидимся, господин Министр.

— Несомненно, генерал, тем более, что вы показываете пример использования английского оружия по прямому назначению. Народ Англии в восторге от Вашей операции в Каа-фьорде. Все газеты Англии опубликовали рассказ сэра Харриса и Ваши комментарии к нему. Благодаря этому нашей Лейбористской партии удалось отстранить от власти консерваторов, и, впервые в истории, сформировать левое большинство в парламенте и левое Правительство. Его лозунгом станет: 'Все для фронта, все для Победы!' Узнаете лозунг?

— Конечно, достаточно выйти из стен британского посольства.

— С завтрашнего дня он будет висеть и здесь. — улыбнулся Криппс, и продолжил объявлять о награждениях.

После банкета удалось позвонить Поскребышеву, и получить аудиенцию у Сталина: 'По личному вопросу'. На самом деле Сталин очень не любил 'личников', и прекращал с ними общаться, если человек просил какие-то вещи для себя любимого. Все старались не упоминать такое словосочетание при записи, пытались замаскировать его другим делом. Но, у меня вопрос был сугубо личный. Пришлось довольно долго сидеть в Приемной, так как меня отодвигали и отодвигали назад в списке посетителей. Наконец, Поскребышев снял трубку, посмотрел на меня и ответил чуть слышно:

— Да, сидит еще... Хорошо! — он повесил трубку и показал мне на дверь.

— Вас ждут, проходите, пожалуйста.

Вошел, доложился, и передал Сталину свой рапорт, в котором указал номер приказа, запрещающего мне боевые вылеты и последовавшее за этим опечатывание моих самолетов, в том числе и личных, находящихся в личном владении. Сам ничего устно не добавил, стою и смотрю на реакцию.

— И из-за этого Вы сидели у меня в Приемной три часа, и не даете мне возможность пообедать? — сказал Сталин и порвал мой рапорт, — Приказ остается в силе, вылеты на боевые задания для Вас отменяются. Вы — командующий армией, вот и исполняйте свои обязанности. А лихачить и летать в глубокий тыл к немцам генералам Вашего уровня непозволительно!

— Может быть, в этом случае, снизить мой уровень? Привести его в соответствие с моим возрастом?

— Вы отнимаете у меня время.

— В таком случае вот еще один рапорт. Прошу перевести меня на работу в Главное Управление Учебных Заведений ВВС РККА. Хоть какой-то толк от меня будет.

— Вот упрямец! Хорошо, я отменяю свой приказ. Но, учтите, что это не дает Вам права бессмысленно рисковать собственной жизнью, выполняя второстепенные задачи. Сосредоточьтесь на главном.

— Именно так и поступаю, товарищ Сталин. В данном случае прикрывал действия трех полков по бомбардировке заводов по производству авиа и танковых двигателей. Налет прошел без потерь.

— Пойдемте, пообедаем, товарищ Шкирятов. Вы в курсе, что принята отставка Черчилля?

— В курсе, товарищ Сталин, я только что из английского посольства.

— Да-да, зайдите в наградной отдел, там подписан Указ о Вашем награждении. Сюда! — он показал на дверь шкафа, и толкнул ее вправо, за ним была еще одна дверь, за которой находилась небольшая столовая, где стоял накрытый стол на шесть человек. Но, кроме одного охранника у еще одной двери, там никого не было, да и он сразу вышел. Появилась обслуга, на стол поставили супницу, салаты, закуски, Сталин разлил по бокалам киндзмараули, поздравил с английским орденом, со второй звездой Героя и с новым званием. Как ни странно, но настроение у него было хорошее, хоть и только что почти ругались. Позже он объяснил, что не хотел меня принимать из-за формулировки 'личный', думал, что буду что-то у него для себя просить, хотя и так отмечен не кисло. Тем не менее, под конец обеда, опять вернулся к тому, что лишний раз рисковать, стараясь самому выполнить задание, не стоит. Даже если сразу не получится, любое задание можно повторить. Перепроверить, подключить дополнительно силы и средства, и выполнить.

— Учту, товарищ Сталин. У меня есть еще один вопрос, по полковнику Ветрову, ЧВС армии, который сейчас находится на излечении в 1-м авиагоспитале. Медкомиссию он, скорее всего, не пройдет, понимаю, товарищ Сталин, что это не тот кадровый уровень, которым занимаетесь лично Вы, но нас вместе ставили на эту армию. Летать он, наверное, не сможет, но заместитель он отличный, и в армии его очень уважают и ждут обратно. Грех такими кадрами разбрасываться.

— Он уже не полковник, а генерал-майор, тоже получит Героя, как выйдет из госпиталя. Вашу просьбу я учту. Не нравится Литвиненко? Мне рекомендовали его как хорошего организатора, хорошо знающего тыловую службу.

— Ветров знает на собственном опыте, что требуется летчикам для выполнения задания. Литвиненко этими знаниями не обладает. Буду, конечно, присматриваться, но, возвращение Ветрова буду ждать с нетерпением.

Рассказал Верховному о налете на Дойчландсберг: этот небольшой городок сыграл важную роль в присоединении Австрии к Германии. Там нацисты устроили путч, который подавили тогдашние власти Австрии. Немецкая пресса раздула скандал и сделала из путчистов героев, это послужило поводом для давления на австрийцев. Дело было в том, что в 1919-м году, на состоявшихся в мае выборах в городской совет Вены, победила Социал-демократическая рабочая партия Австрии, и это при том, что общее руководство страной находилось в руках буржуазно-консервативных кругов. Сей факт не смутил австрийских социал-демократов, и они активно взялись за построение социализма в одном отдельно взятом городе.

Новые городские власти чётко обозначили свои приоритетные задачи: благоустроенное жильё для рабочих, школьное образование для детей бедноты, медицинское обслуживание, доступное каждому жителю города, повышение уровня культуры среди малоимущего населения.

Надо признать, что результаты деятельности австрийских социал-демократов оказались впечатляющими, и к 1927-му году число членов партии в стране составляло около 1,7 млн. человек! (Для справки напомним, что сейчас всё население Австрии — примерно 8 млн. человек).

В то время, когда вся страна жила по старинке, Вена праздновала Первое мая и годовщины российской Октябрьской революции, на центральных площадях столицы для рабочих устраивались массовые празднества и спортивные мероприятия, дети и молодёжь в возрасте от 7 лет до 21 года вступали в детские и молодёжные организации, созданные по образцу советских октябрят, пионеров и комсомольцев.

Надо думать, что социалисты, захватившие реальную власть в столице, для правительства республики были чем-то вроде гнойного нарыва. Кроме того, социал-демократы не желали довольствоваться одной только Веной, а учитывая, что партия имела в своём распоряжении боевые отряды, то вооружённые столкновения с армией и полицией были не редкостью.

В конце 1920-х г.г. австрийское правительство начало проводить политику постепенного "выдавливания" социал-демократов из госструктур. Сначала провели массовую чистку в армии, полиции и государственных учреждениях, потом руководство страны, посчитав фашизм меньшим из зол, позволило национал-социалистам занять ряд ключевых позиций. Раскол и шатания в рядах самих социал-демократов тоже сыграли на руку республиканской власти. Чаша терпения правительства окончательно переполнилась после очередного крупного вооружённого столкновения между боевыми отрядами социалистов и правительственными силами в феврале 1934-го года. Итог мини-гражданской войны — 182 убитых и 460 раненых.

15 февраля 1934-го года Социал-демократическая рабочая партия Австрии была объявлена правительством республики вне закона, начались массовые аресты членов партии, руководство партии вынуждено было эмигрировать.

Это стало концом "Красной Вены", но она не исчезла бесследно. "Красная Вена " вошла в историю в камне, кирпиче и бетоне. За 15 лет пребывания у власти социал-демократическое руководство столицы развернуло такое гигантское строительство муниципального жилья, причём комфортабельного и очень эстетичного, что по масштабам его можно сравнить, пожалуй, разве что с московским строительством 1950-х годов.

Для расправы с социал-демократами и готовили штурмовые отряды в южной Нижней Австрии. Район Дойчландсберг был интересен в первую очередь Люфтваффе. Здесь производили спички, давно. Хорошо налаженное производство фосфора в промышленных масштабах, железная дорога и завод точной механики для производства взрывателей. Более тридцати процентов зажигательных бомб производилось здесь, а немцы массово использовали фосфорные бомбы для бомбардировок. К тому же этот железнодорожный узел использовался для вывоза железной руды в Грац, большое месторождение которой находилось в горах по соседству. (В РИ этот огромный карьер эксплуатируется до сих пор и виден из космоса.)

Первый корпус нанес два удара по всем промышленным предприятиям города и уничтожил шесть низконапорных электростанций. Я 'пожаловался' Сталину на обилие промышленных предприятий в каждом городе и сложности с уничтожением небольших электростанций. Большие электростанции в Австрии только начали строить на Драве. Строился каскад по единому проекту. Первая из электростанций дала ток в 1939 году. Близость апатитовых руд позволяла строить мощные предприятия по производству алюминия и фосфора. Сталин распорядился нанести удары по всем стройкам и готовым станциям на этой реке. Предупредил о том, что Драва протекает и по уже освобожденным территориям, и просил не использовать тяжелые авиабомбы и не разрушать плотины.

— Против нас сейчас воюет вся Европа, так сказать: Евросоюз, товарищ Шкирятов, поэтому наши немногочисленные союзники не должны пострадать. Это — важно! Германский фашизм родился на основе реваншизма, обратите внимание, что они пытаются переиграть ту великую войну. Они устранили одну из причин поражения Германии: ту войну вело два немецких государства, сейчас они объединились в одно, и полностью используют весь потенциал, как самой Германии, так и Австро-Венгрии. Плюс большая часть Франции с ее мощнейшей промышленностью влилась в этот союз, и даже Италия, которая в той войне была на стороне Антанты, воюет против нас. С этим монстром нам предстоит справиться, и как можно быстрее, потому, что экономически они гораздо более развиты, чем мы. Но, у нас налажено крупносерийное производство военной техники и боеприпасов, нам, несмотря на имеющиеся разногласия, все-таки, помогают наши вынужденные союзники, которые готовили яму для нас, да сами туда угодили. Мы сильнее тем, что сумели сплотить наш народ, и он сам выдвигает из своих рядов тех, кто сможет обеспечить нашу Победу.

В общем, он прочитал мне лекцию о международном положении, где главный упор делался на разрушение экономической составляющей Третьего рейха. Он понимал, что простые, как гвозди, обещания Гитлера, подкрепленные реальными шагами по повышению экономического состояния послевоенной Германии и разгромом всех крупнейших компартий Европы, не позволяют нам использовать устаревшие лозунги в этой войне. Она будет продолжаться до тех пор, пока фашизм не будет окончательно повержен.

Вернувшись из Москвы, я озадачил нового начПО этими проблемами. Говорил серьезно, без ухмылок, что надо поработать с армией Тито, с личным составом. Донести до каждого политику партии и правительства, и привлечь, обострить, донести до каждого. Весь стереотип поведения активиста-пропагандиста вывалил на него. Тот крякнул, такого поворота событий он не ждал, не знал он, что имеет дело с человеком, которого два года мучили этими вопросами в Борисоглебске. Ничё! Времени на написание пасквилей у него поубавится, и требуется реальная работа в войсках партизанской армии, уж больно они расходились. В общем, припахал, да, и попросил его не забывать о личном составе армии, который тоже нуждается в опеке и добром ласковом слове, особенно, базируясь на аэродромах иностранных государств. Вот такую вот задачу, дескать, поставил ГлавКоВерх. Как они забегали! Как тараканы на игровом поле! Кончилось дело тем, что его 'По-2' в тумане ударился шасси о незамеченное с воздуха ограждение пастбища. Правда, пострадал летчик из эскадрильи связи, лейтенант Святов, но начПО сломал ногу, и убыл в госпиталь. До него все комиссары и начальники ПолитОтделов летали сами, и никогда не страдали в подобных ситуациях. К нам он больше не вернулся. Через месяц прибыл Слава Ветров, с повязкой на глазу, но, с глазу на глаз сказал, что о Вилли Посте он знает, и постарается.

— Бог помощь. Олег Иванович! Главное — не в этом, а в том, что живы, будете продолжать то, что делали. Тут у соседей казус произошел, не знаю в курсе-нет. В общем, массовое заражение венерическим заболеванием. Пригласили на праздник, выпили, закусили, отдохнули и двадцать человек сейчас под следствием. Приказано уделить особое внимание, хоть там и танкисты пострадали, но наши 'жеребцы' ничем не хуже.

— И смех, и грех, учту, и докторишек привлеку.

Вообще, работы политсоставу хватало, в первую очередь из-за района действий. Вино здесь пьют как воду, юг, молодое вино слабенькое, наши к такому не привычны, поэтому меры не чувствуют. А срабатывает оно с запозданием. Второй момент, не самый приятный, внешне враги и друзья очень похожи, различия только в вероисповедании, и, все стороны, очень склонны к жестокости, порой бессмысленной.

— В общем, Олег Иванович, ситуация здесь сложная, союзники ориентируются на всех, кто даст оружие и боеприпасы, а англичане это, американцы или немцы с итальянцами им без разницы. Партизанская вольница. И зачастили самолеты с Мальты и Туниса. Да и немцы усташей Павелича не забывают снабжать. И в самой Сербии не слишком спокойно: болгары тянут с выводом войск из аннексированных районов Сербии, там 'четники' устроили несколько боестолкновений. Пётр II Карагеоргиевич, из Каира перебрался в Лондон, и учится на летчика там.

Собственно, на той территории, на которой мы находимся, постоянно расквартированы 'четники' Михайловича, они оказывали помощь нашим войскам, с нашими войсками в конфликты не вступали. Партизаны Тито находились западнее, в гористой местности, их вытеснили туда немцы, итальянцы, венгры и 'четники', которые вначале вроде воевали и поддерживали их, а потом началась гражданская война. Пока постоянного представителя армии Тито в нас нет. Они больше склонны контактировать с 'наземниками'. Армия Михайловича занимает выжидательную позицию, сниматься с насиженных мест не рвется, боясь потерять остатки влияния на равнинной части Сербии.

— А у меня тут мысль мелькнула, Сергей, а что если королю предложить к нам перебраться? Ну, естественно, согласовав этот вопрос наверху. Проблем поубавится. Ты у нас совсем молодой, чуть старше его будешь, на этом и сыграть.

— Вот-вот! Все бы комбинации строить, Олег Иванович, ходят разговоры, что Тито хочет запретить Карагеоргиевичу возвращаться на родину. И Сталин примерно того же мнения. Впрочем, Олег Иванович, твоя идея, ты и продвигай. Я с этим к 'нему' не полезу.

— А я не сам, я Мехлису подброшу.

— Вот и договорились. А то постреливать по ночам у Каранака начали. По самолетам из винтовок бьют. Дескать, сеять надо, убирайтесь. Кто бьет — непонятно, там каждой твари по паре. В общем, выставили антиснайперские группы, обстрелы вроде как прекратились, плюс арендную плату пообещали продовольствием и динарами хозяевам. Но лучше бы этот вопрос решить на уровне Правительства, которое они никак собрать не могут. Разногласия у них.

Приходилось лавировать между этими противоборствующими сторонами: Петра поддерживала Англия, и давать лишние карты в руки противникам левого правительства было не слишком интересно. Хотя я прекрасно понимал, что примирить между собой сербов, а тем более другие народы с сербами может не получиться. Тем не менее, Сталин сам давал мне инструкции не дразнить лишний раз гусей, и не отталкивать от себя пусть и условных союзников. После войны разберутся кто есть кто.

Тито приехал в Батайницу лишь тогда, когда сюда прилетел генерал Александер и генерал Жуков. Александер прибыл с Указом Петра II, назначавшим Тито Главнокомандующим НОАЮ. Отрядам ЮВО под командованием Драгомира Михайловича предписывалось перейти под командование Тито. Армии Тито, находившейся сейчас на территории НГХ (Независимого Государства Хорватии), находящегося под совместным протекторатом Германии и Италии, предписывалось развернуть активное наступление на войска Италии, которые составляли большинство в иностранном контингенте оккупантов. В приказе, который привез Жуков, и нашей армии предписывалось оказать максимальную поддержку этому наступлению. Тем более, что наше наступление на этом фланге пока сдерживалось тем обстоятельством, что требовалось подтянуть тылы, а для этого не хватало 'местного' железнодорожного транспорта: у РККА оказалось недостаточно колесных пар под местную, германскую, колею, поэтому пополнение шло медленно, а сопротивление противника нарастало по мере приближения к их границам. Мы, как могли, помогали наземным частям, но, тоже, испытывали сложности в снабжении. Если поставки топлива удалось наладить через Констанцу, где несколько нефтеналивных причалов все-таки сохранилось, то с поставками боеприпасов было совсем не сладко! Несмотря на категорический приказ все имеющиеся колесные пары ставить на вагоны и платформы с ними, все равно задержки доходили до 4-5 суток против обычных сроков. Поэтому, пока армии южного фронта переформировывались, вся тяжесть боев была переложена на союзников. Пока до крупных операций дело не дошло, но мелкие легковооруженные группы партизан продолжали просачиваться через позиции немцев и итальянцев, и захватывали все новые и новые населенные пункты. Сплошной линии фронта здесь было не создать, чем и пользовались солдаты и офицеры Михайловича и Тито. Но, между собой они продолжали если не воевать, то конфликтовать. По поводу, и без. Солдаты Михайловича были лучше подготовлены для действий в горно-лесистой местности. А солдаты Тито были более мотивированы. Реально объединить их усилия не сильно получалось у немногочисленных 'советников', как со стороны Южного фронта, так и со стороны британских спецслужб.

В конце марта в Белград из Каира начали 'подтягиваться' члены довоенного Правительства. На 25-е марта назначен 'Съезд народных командиров', местом проведения выбраны казармы гвардейского полка, которые находились рядом с королевским дворцом. Под самим дворцом и под казармами идет железнодорожный тоннель, который соединяет вокзал 'Белград Центральный' со дворцом. Там внутри горы было бомбоубежище и железнодорожная станция, на одной из веток которой до войны стоял царский бронепоезд. Жившим в очень неспокойное время Карагеоргиевичам приходилось много думать о собственной безопасности. Вот на это сборище и прилетели Александер, и Жуков. На словах все высказались за единое руководство боевыми операциями. Но, начался обычный в этом случае дележ портфелей. На место начальника штаба претендовали: Арсо Йованович, капитан 1-го класса (майор по-нашему), полковник Саво Орович, еще один Йованович, Радивойе Тиосавич, совсем молоденький лейтенант, но признанный руководитель Ужицких партизан, а также генерал Новакович, и, естественно, генералы Душан Симович и Боривойе Миркович. Когда-то все они вместе базировались неподалеку от Валево, но, крыса-политика пробежала между ними. И теперь существовал приказ Михайловича, где за связь с партизанами полагалась смертная казнь. Соответствующие приказы уже существовали и у НОАЮ. Без суда и следствия. И вот этих непримиримых врагов собирают в одном месте, чтобы решить: как жить дальше. Два претендента на пост главнокомандующего: Тито и Михайлович. Да еще, в качестве третейского судьи, присутствует Жуков, прямой, как палка, уверенный в себе, и совершенно не умеющий лавировать. Со стороны англичан — ирландец Александер, упрямый и властный, как многие ирландцы. Понимая, что скорее всего переговоры сорвутся, а англичане, военные, очень хотели бы, чтобы мы как можно дольше ковырялись в этом клубке интересов, среди этих пауков в банке, подливают масло в огонь, привезя с собой приказ Правительства в изгнании и короля о назначении Тито — главнокомандующим. А отряды Михайловича весьма прилично вооружены, и хорошо натренированы. Еще до войны Михайлович разрабатывал тактику и методы партизанской войны для югославской королевской армии. Тогда его не послушались и выгнали со службы, сейчас он доказал, что его видение проблемы было ближе к истине. Сильная сторона Тито: хорошее обеспечение связью. С помощью как ГРУ РККА, так и англичан, он организовал хороший радиоцентр, и имел прямую связь как со Ставкой Верховного, так и с Каиром, и Лондоном.

Жуков, перед отъездом в казармы гвардейцев, передал мне письма и приказы Сталина, в которых рекомендовалось максимально сгладить противоречия, но, Михайлович и его отряды не должны занять главенствующие высоты в командовании НОАЮ. Кто внушил Сталину, что Тито более коммунист, чем Михайлович, осталось за кадром. Но, обсуждению это не подлежало. Дескать, совместно выработанное решение союзного командования. Жуков, Александер и Тито прибыли все на одном поезде, выгрузились на подземной станции и поднялись в здание казарм. Представители 'четников' присутствовали, но сам Михайлович 'изволил задерживаться'. До официального начала совещания еще восемь минут, поэтому, рассаживаемся. Два британских связиста колдуют с усилителем и микрофоном, несколько корреспондентов берут предварительное интервью у командования союзников. Здесь же присутствуют Буденный и Малиновский. Мне удалось отбояриться от прессы. За минуту до начала прибыл бригадни генерал Михайловский. В генеральском мундире, с бородой и очками, возмущенный тем, что у него забрали оружие. Но, совещание 'проводил' начальник Особого Отдела фронта, а у него не забалуешь. Совещание начал генерал-лейтенант Желтов, НачПО Южного фронта, который сменил на этом посту Хрущева, после известного совещания в Ставке. Мы с ним немного знакомы по Карельскому фронту, там, тогда еще корпусной комиссар Желтов был в той же должности. Вначале он пробежался по текущему моменту на всех фронтах: сейчас наступают Юго-Западный и левый фланг Западного фронта в направлении Люблина и Львова, Северный фронт продолжает наступление в Норвегии, на остальных — бои местного значения. Румынский фронт под руководством Малиновского форсировал предгорья Карпат и вошел на территорию Словакии и Венгрии. Взяты Кашшы. А на нашем участке, после удачных зимних боев, в ходе которых были взяты Нови-Сад и Белград, наступление в направлении Сегеда выдохлось, натолкнувшись на активную оборону венгров и их подручных, хорватских и боснийских усташей. На той стороне фронта рекой льется кровь сербов, которых просто вырезают усташи, а югославская армия погрязла в междоусобной войне, и упорно не желает освобождать свою Родину. За два с лишним месяца проведено считанное количество операций, освоение предоставляемой техники идет неспешно, как в мирное время. И до сих пор не понятно, как советскому командованию реагировать на наличие у него под боком довольно крупных вооруженных соединений, временами устраивающих между собой серьезные боестолкновения. Если румынская королевская армия ведет активные боевые действия против общего врага, то части югославской армии, видимо, хотят вести борьбу только с 'внутренними врагами', заняли беспринципную позицию, и фронт их нисколько не беспокоит. Ждут, когда Красная Армия освободит всю Югославию от захватчиков. Более-менее активно проводят операции только слабо вооруженные и плохо обученные партизанские части Народно-Освободительной Армии Югославии, а кадровая армия свесила ножки и пытается им мешать, уничтожая их связных, обозы и ведя контрпропаганду. Пришло время окончательно определиться с кем югославские военные: со своей страной и народом, и против фашизма, или они воюют на стороне фашистов.

Коренное отличие югославской армии от румынской состояло в том, что власть Карагеоргиевича была весьма условной! Армия 'выросла' из 'Черной руки', мощной боевой организации, борющейся за 'Великую Сербию', которая считала себя в праве снимать, казнить, и назначать королей. И вот ей дал оплеуху 'старший брат', на радость еще одним 'союзникам', которых, кстати, 'Черная рука' сильно недолюбливала.

Желтов предоставил слово командующему британскими войсками в Средиземноморье генерал-лейтенанту Александеру, который зачитал Указ короля Петра II. Было видно, что все командиры-'четники' напряглись, и ждут решительного жеста своего командующего, чтобы сорвать совещание. Я попросил у Желтова слова.

— Товарищи, господа! Я прошу всех успокоиться! Претензии, высказанные в адрес королевской армии, высказаны тремя сторонами, поэтому их можно считать объективными. Меня интересует вопрос: почему руководство 'четников' дало такие распоряжения и приказы. Как мы видим, даже их король понимает, что сейчас нет ничего важнее борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Но, генерал Михайлович, почему-то считает иначе. Вы можете объяснить свои действия? И, рекомендую Вам помнить то обстоятельство, что сейчас не сорок первый год. Да, Югославия потерпела поражение, но Вы же не сдались, так же, как не сдались те, против кого вы сейчас активно воюете. Может быть, это и есть объединительная идея? В недавнем разговоре со Сталиным, я услышал от него оценку, почему мы выигрываем: 'Мы сильнее тем, что сумели сплотить наш народ, и он сам выдвигает из своих рядов тех, кто сможет обеспечить нашу Победу'. Задумайтесь, господин генерал, над этими словами.

Михайлович, которого смутила моя молодость, решил огрызнуться:

— Не имею чести знать господина генерала, мне не понятен вопрос почему он здесь, и дает рекомендации: как, кому, и о чем думать?

— Я — командующий 1-й гвардейской особой воздушной армией Резерва Ставки Верховного ГлавноКомандующего, его представитель на Южном направлении, и мне поручено организовать воздушную поддержку наступления Народно-Освободительной Армии Югославии.

Михайлович попытался начать разговор о том, почему началась война между его отрядами и Тито. Говорил около пятнадцати минут, затем его прервал Буденный.

— Генерал, что ты тут грязное белье из мешков достаешь? Вопрос стоит несколько иначе, чем ты пытаешься его представить. Ситуация давно изменилась. Сейчас я тут и король, и правительство, и сам господь бог. Здесь, у меня в тылу, никого, кроме войск охраны тыла, не останется. Даже не надейся. Вы вернетесь сюда после победы, и вот тогда будете выбирать себе нового короля или президента. Захотите подраться между собой? Это ваше личное дело будет. А сейчас у тебя два варианта: либо под мою команду, либо через Особый Отдел в тыл. Вот он согласился с тем, что встает под мою команду. Будем формировать из них армию, что уже и делаем. Вопрос только в тебе и в твоих людях: или вы входите в состав этой армии, причем не отрядами и соединениями, а 'россыпью', либо мы Вас разоружаем. В случае сопротивления — уничтожаем. Третьего не дано. Война идет, и сюсюкаться с тобой никто не будет.

— Это я понимаю, господин маршал. Хорошо, ЮВуО присоединится к НОАЮ в полном составе, но нам бы хотелось знать: за что мы идем воевать. Великосербии не стало: Косово захвачено Албанией, Македония — Болгарией, в Хорватии немцы и итальянцы, в Банате — венгры, в Словении — Венгры, немцы и итальянцы.

— Немцы, пока, вам не по зубам, ваше направление — Итальянский фронт. Вместе с Вами будут воевать еще пять дивизий болгарской армии, которые заканчивают формирование и переучивание. Согласно заключенному договору с правительством Отечественного фронта Болгарии, спорная территория, аннексированная в прошлом году, отойдет Югославии. Мы признаем довоенные границы. — ответил ему Буденный.

— С болгарами мы не очень дружим, две войны и аннексия, но, в случае признания довоенных границ, возражать не станем. Когда они отведут войска из Македонии и Косова?

— Отводить войска никто не будет. По моему приказу, по готовности, они войдут в соприкосновение с итальянцами в Хорватии.

Михайлович пристально смотрел на маршала, пытаясь определить степень его заинтересованности в том, чтобы склонить командующего ЮВуО к сотрудничеству, но широкое лицо Семена Михайловича никакой заинтересованности не выказывало, и Драголюб понял, что его участь уже решена, как и судьба Недича, бывшего министра обороны Югославии, присягнувшего Гитлеру. Если он не согласится с предложением, то и он и большинство командиров, сидящих в этом зале, до своих отрядов просто не доедут. Он обдумывал и более хитрый ход: согласиться, и передумать потом, но он прекрасно помнил, что фоторазведчики русских уже давно покрутились неподалеку от мест базирования его отрядов, да и Тито, наверняка, сдал все его лагеря, места базирования и всех, кто ему известен. Хода назад не было! Он не ожидал такого поворота судьбы: мальчишка его предал. Впрочем, этого следовало ожидать после прихода к власти левого Правительства в Англии.

— Мне кажется, что в такой обстановке более чем необходимо присутствие в стране Его Величества, тем более, что его безопасность теперь легко может быть обеспечена. Он и послужит гарантом восстановления страны. — заявил Михайлович, просчитавший ситуацию, что приезд короля более выгоден ему, чем Тито. В крайнем случае мальчишка не уйдет от расплаты.

— Это дела сугубо сербские и мало имеют общего с темой сегодняшнего дня. Мы не возражаем против его присутствия в стране. — ответил Буденный. — Итак, господин генерал, как скоро можно ожидать окончательного принятия решения?

— Мое решение принято, господин маршал, осталось согласовать физические сроки и план мобилизационных мероприятий.

— Предоставьте списки ваших отрядов с указанием воинских специальностей военнослужащих генералу Курасову. Он занимается комплектацией командных кадров НОАЮ.

Санников, мой адъютант, приволок форму, я переоделся, куртку тоже пришлось сменить, всю вымазал в земле и глине. За селом Пятка сидело три 'Аиста', на них и вылетели в Батайницу. А там попал, как кур в ощип, в руки маршала Буденного, который меня обвинил в малолетстве, безответственности, чуть-ли не в срыве всей операции, а потом наградил 'Знаменем', подзатыльником и стаканом водки. В атаке на погреб принимало участие 8 из 12-ти 'тигров', и все они были уничтожены. Два — артиллеристами, остальные — авиацией.

Утром никакого горна и будильника не понадобилось: с соседнего минарета заунывно заорал мулла. Вместо привычной каши с молоком подали завернутый в тонкую лепешку салат с кусками мяса, обильно политый каким-то молочным соусом. И прекрасный кофе! Сто лет такого не пил! Захотелось под него еще и гаванскую сигару, но, пришлось обойтись казенным 'Беломором'. Слава и Борис есть такие лаваши не умеют, весь вымазались, в отличие от нас с Хабаровым. Эх, молодо-зелено. То ли дело мы, старики! Ну, полковник Хабаров, штурман армии, еще на старика тянул, а я... Впрочем, начальство не обсуждают. 'Спитфайры' уже сели и дозаправляются. Через двадцать минут мы в воздухе. Две четверки расположились справа и слева-выше. Идем к Каиру. Впереди 1600 километров пути, все машины идут с подвесными баками. Две запасных площадки: в Аль Джизе и в Каландии, севернее Иерусалима.

В Каландии передали восемь 'Спитфайров' англичанам, а 'Си-47-й', который привез их летчиков сюда, повез наших дальше на восток. Они будут перегонять из Багдада машины в Иерусалим, а через три недели пойдет поставка из Англии в Бейрут. В общем, какое-никакое взаимодействие было налажено. Главное, решен вопрос с бензином. Теперь мы на обслуживании RAF. До этого каждую заправку приходилось оплачивать чеками. Теперь все будут иметь заправочные книжки.

У немцев установилась абсолютная тишина в эфире после налета. Машины они, конечно, узнали. На появление здесь 'Ил-10-х' никто не рассчитывал. И сопровождали их 'И-185' и 'Лаг-5ф'. То же 'подарок' с Восточного фронта. И с красными звездами.

Проблему с водителями удалось решить раз и навсегда. Через некоторое время, в связи с действиями диверсионных групп Арабского Легиона и вермахта, мы вооружили этих людей и поставили их на довольствие. Впоследствии из этих людей выросла целая армия. Но тогда меня эти вопросы интересовали постольку поскольку. Есть? Работают? Толк есть? И фиг с ними!

Оставшись без союзника, немцы объявили Бадольо предателем и пообещали казнить его, но, поезд уже ушел. Итальянские войска, и прежде не представлявшие из себя серьезного противника, прекратили сопротивление и отдавали территории. Часть из них попала в плен к немцам, часть была интернирована нами и нашими союзниками. Перелом на юге произошел окончательный, поэтому Верховный и принял решение на вывод армии в Грецию, а оттуда в Словению и Австрию.

— А то, что промолчали, это — очень хорошо. Меня немного беспокоило то обстоятельство, что вы, по молодости лет, заострите внимание на бессмысленности операции в Италии. — Сталин ухмыльнулся в усы, всем своим видом показывая, что разговор окончен. — Пока есть время, можете слетать в Крым. До свидания, товарищ Шкирятов.

Армия переучивалась на МиГ-9 и Як-15. Было много аварий, положение у меня было очень шатким. Дальнейшее развитие ситуации я знал, но ничего не мог поделать с этим. Лишь в 48-м неожиданно пришел приказ прибыть в Москву. Кабинет Сталина совершенно не изменился, а вот сам был в белом маршальском мундире, а не в зеленом, как мне доводилось его видеть до этого. Внимательно меня осмотрев, а мы не виделись пять лет, Сталин заметил:

— А Вы изменились, товарищ Шкирятов. Мне доложили, что Вы книгу пишете?

— Нет, не пишу.

— А что так?

— Не вижу в этом необходимости, товарищ Сталин. За меня перепишут.

Сталин скрестил руки на груди, в одной руке он держал незажженную трубку.

— Про Первую гвардейскую Особую Воздушную армию вышло уже пять книг, пишут Ваши товарищи, мне доложили, что именно Вы руководите этой работой.

— Нет, товарищ Сталин. Мне присылали какие-то книги на рецензию, но я их даже не читал. Действия первой гвардейской были признаны неудачными и она была расформирована.

— Мне нравится Ваш ответ, товарищ Шкирятов. Обстановка в мире серьезно изменилась, Премьер Эттли проиграл выборы Черчиллю. Назревает война на Корейском перешейке. Принято решение восстановить 1-ю Особую армию. Её командующим назначены Вы. Поступаете в распоряжение маршала Буденного. Вы свободны!

— Есть! — я развернулся на выход, но у двери меня застал голос Сталина:

— А книги, книги Вам придется оценить! Вам, лично!

Я повернулся и увидел, что он улыбается.