krestonosci 3

НА ПУТИ КОРТЕСА (черновик)

ГЛАВА 1. О делах военных и не только.

По зеленому, волнующемуся морю прерии роняя пену, во весь опор неслась невысокая косматая лошаденка. Примостившийся на ее взмыленной спине чумазый мальчишка лет десяти обеими руками вцепившийся в разметанную гриву то и дело пришпоривал кобылку босыми грязными пятками. Минут через пятнадцать бешеной скачки лошадь поднимая фонтаны брызг, в три прыжка одолела мелкую, неширокую речушку, и взобравшись на крутой берег, оказалась перед увенчанным бревенчатым частоколом, земляным валом, над которым торчала сторожевая вышка. Вихрем влетев в распахнутые ворота, маленький наездник, оказавшись на пыльном, плотно утоптанном десятками ног майдане, скатился с хребта хрипящего, тяжело поводящего боками животного в дюжие руки подбежавших казаков.

— Орда, орда идет — с трудом переводя дыхание, просипел паренек.

— Ты откель малый? — сквозь начавшую собираться толпу протолкался рослый сивоусый казачина. На-ка вот водицы испей, да толком сказывай какая орда? Сколько их? Куда идут? Эй, Абдулка!

— Чегой дядько Панас?— из настороженно притихшей толпы вывернулся смуглявый черноглазый паренек года на четыре постарше гонца.

— Дуй за атаманом.

— Стенька я из Грязновского лога.

— Погодь да ты не самого Никифора ли Грязнова сынок?

— Убили тятьку — всхлипнул пацан — и мамку, всех побили и хату нашу пожгли. Я в огороде сховался, а потом Гнедуху споймал и сюда к вам.

— А, орда то велика? Пошто в острожке не затворились? Как же так? — заволновалась толпа.

— Не знаю я — в голос завыл паренек — утром пришли. Мы на покосе были. Тятька и успел только крикнуть, чтобы я домой бежал, а они как навалились..., много. Не отбиться им с Никодей было никак. Я до хаты, а нехристи и там уже. Так я сюда...

— Ну, чего насели на мальца — перекрывая гомонящую людскую массу, гаркнул сивоусый Панас — атаман придет, разберется.

— Ну-ка разойдись станишники — на майдане появился Прохор Кольцо, собственной персоной — чего стряслось? Сказывайте.

Здесь, мы ненадолго прервем наше повествование, чтобы коротко объяснить, каким образом этот вольный сын донских степей с компанией очутился за тысячи верст на другом конце света, на правом берегу огромной реки, полноводным потоком пересекающей с севера на юг североамериканский континент. Если помнит уважаемый читатель нашедший время и желание ознакомиться с первой частью нашего повествования, этот персонаж впервые встретился нам на палубе пиратской галеры столь неудачно для себя, атаковавшей у берегов Италии новоросскую каракку.

Освобожденный в результате морского сражения вместе с другими гребцами из позорного и тяжелого рабства и сполна поквитавшийся со своими мучителями, тогда Прохор отказался от приглашения Ляшкова уехать в Новый Свет. Был у казака еще один не оплаченный должок перед теми, благодаря кому он собственно на эту галеру и попал. И чтобы вернуть его, нужно было вернуться самому. Почти год скитался он по неспокойным европейским дорогам. Побывал в измученной междоусобицами и турецкими нашествиями Венгрии, кипящей в котлах всевозможных ересей Чехии, Польше только-только отошедшей от междоусобных распрей магнатов и присоединившей к себе Литву. Пережив массу опасных приключений, о коих в этом повествовании мы рассказывать не будем, добрался казак до Днепровских порогов. Сколотил лихую ватажку и несколько лет гулял по Дикому полю, разыскивая своих кровников. С одними кровниками разобрался, да вот беда в процессе "разборок" новых наплодил. Пришлось удальцам, отбиваясь от разобиженных крымчаков и ногаев уходить на Волгу. Но и там покоя не было. Шел 1508-й год. Великий князь Московский Василий Иванович лишь недавно присоединил к своим владениям территорию бывшего Казанского ханства и вместо жирных купцов на великом торговом пути все чаше встречались воинские отряды, банды мятежных татар и черемисов так и не смирившихся с поражением, или таких же как и сами казачки — "охотников за зипунами". Некоторое время перебивались ватажники с "хлеба на квас", и неизвестно чем бы все закончилось, если бы в один прекрасный день, прогуливаясь по торжищу на казанском посаде, не обратил бы Прохор внимание на знакомый флаг, белый с голубым, косым крестом над одной из усадеб.

Отсюда из казанского представительства Новоросской — Московской торговой компании, а точнее из ее вербовочной конторы и отправились атаман Прохор Кольцо и его ватага в далекую, заморскую страну. Ранней осенью несколько десятков стругов ушли по Волге в Тверь. Помимо отчаянных сорвиголов, которым в родной земле жилось скучно, уезжали и те, кого с места сорвала нужда и безысходность. Землепашцы из сожженных войной и мятежами селений и разорившиеся мастеровые ехали целыми семьями, надеясь найти счастье за океаном. А уж радужных красок, расписывая безбедную и сытую жизнь в далекой Америке, вербовщики и приказчики компании не жалели. Хватало и люда подневольного, похолопленных русскими ратниками и проданных новороссам, полоняников — казанцев.

Пополнившись в Твери товарами и людьми, как местными, так и прибывшими из Московского представительства, караван ушел в Великий Новгород, а оттуда еще более "подросшим" по первому снегу, санями до Холмогор. Здесь, в самом северном порту зарождающегося Российского государства, компания развернулась во всю ширь своих финансовых возможностей. Представительство ее занимало огромную по площади территорию, на которой ударными темпами строились причалы, склады для товаров и казармы для переселенцев, коих вместе с вновь прибывшими, к этому времени набралось уже почти полторы тысячи человек. Ждали возвращения купцов ушедших в Новый Свет прошлой весной, собирали припасы, готовили товар, строили корабли.

Поздней осенью вернулись кочи уходившие в Америку вместе с Щебенкиным. Прибывшие после полуторагодичного странствия "за тридевять морей" купцы и мореходы помимо диковинных товаров привезли с собой массу правдивых и не очень рассказов о далекой, неведомой доселе земле и царящих там порядках. Рассказы эти долгими зимними месяцами передаваемые из уст в уста в холмогорских харчевнях и наспех построенных казармах перевалочного пункта будоражили кровь и воображение слушателей. Надо ли говорить, что открытия навигации ждали с огромным нетерпением. Даже трудности длительного морского путешествия уже мало кого пугали.

Наконец, ранней весной 1509-го года огромный караван из тридцати больших двухмачтовых кочей вышел в море.

Очевидно, именно столь внушительные размеры каравана уберегли его от кишащих у берегов Норвегии, и на суровых просторах Северного моря любителей легкой наживы. Тем не менее, нельзя сказать, что путешествие было таким уж легким и безоблачным. Море взяло свою дань человеческими жизнями. Хорошо еще, что на промежуточных стоянках каравана в шотландском Эдинбурге и исландском Стурлусонвике были складированы кое-какие запасы продовольствия, но на такое количество одновременно тронувшихся в путь людей никто не рассчитывал. Жестокие шторма, изрядно потрепавшие утлые суденышки, различные хвори, плохая вода и достаточно скудное питание сделали свое дело. Не всем из тех, кто взошел по дощатым сходням на зыбко покачивающиеся корабельные палубы, суждено было достичь берегов своей новой родины.

Однако, как бы ни был опасен и тернист долгий морской переход, для подавляющего большинства переселенцев, он закончился вполне благополучно. На исходе лета караван Новоросской — Московской кампании не потеряв ни одного судна, благополучно достиг залива реки Благодатной (именно так, если помнит читатель, наши герои окрестили реку в современной нам топонимике именуемую Гудзоном).

Еще две недели, измотанные длительным путешествием люди, жили в охраняемом остроге с чудным названием "Карантин", из которого никого, никуда не выпускали. Но здесь хотя бы вдоволь давали чистой, свежей воды, с кормежкой было полегче, и лекари местные каждый день навещали, да о здоровье все выспрашивали. Все это поначалу показалось странным, и многие начали даже подозревать, не заманили ли их обманом в неволю лихие людишки. Среди поселенцев уже на пятый день пребывания в заточении начались волнения, которые неизвестно чем могли бы закончиться, если бы не "главная лекарка". Она додумалась собрать отдельно выборных от всех ватаг, в которые волей, неволей за время долгого путешествия посбивались поселенцы, и вела с ними долгий разговор. Терпеливо объясняла, что держат их здесь вовсе не для того, чтобы причинить обиду, а затем, чтобы вместе с новыми людьми не занести в княжество какую ни будь заразу и потерпеть надо всего каких-то десять дней. Не многие тогда ей поверили, но посовещавшись между собой, решили все-таки обождать. С тем и вернулись атаманы к ожидавшим их с нетерпением людям.

Надо сказать, кстати, что к тому времени вокруг ватаги Кольца, изначально насчитывавшей всего двадцать восемь прошедших с ним огонь и воду казаков, сплотилась довольно солидная "группа поддержки", побольше сотни человек, которые решили и дальше держаться одной общиной. По истечении карантинного срока переговорив с атаманом и его людьми Ляшков принял решение снабдить всю эту довольно буйную и не очень управляемую компанию припасами, небольшим количеством скота, и посадив на струги, отправить в глубь материка.

Долгой была дорога по рекам и огромным, как моря, озерам. Шли под парусом и на веслах, тянули суденышки волоками. Правда, волоки здесь какие-то чудные. Поверх бревенчатых настилов уложены были брусья-полозья, по ним катить огромные телеги, именуемые платформами, на которые ставили освобожденные от припасов струги, было не в пример легче. Для того чтобы загрузить тяжелую посудину на такую платформу использовали хитрый механизм. Несколько крепких мужиков ходили внутри больших деревянных колес, натягивая толстые канаты и поднимая груз. Много еще диковинного повидали путешественники на пути к своему новому дому: шумные водопады, кленовые рощи разукрашенные по осеннему бардовым цветом, по слухам сок этих деревьев слаще меда и местные жители в самом начале весны собирают его и за большие деньги купцам продают, Широкие, поросшие лесами, безлюдные просторы и бескрайние степи по которым бродили огромные стада непуганых, огромных быков-бизонов. Реки, в которых рыба кишмя кишит, да так, что сама в руки прыгает. Да много еще чего, всего и не перечислишь.

Вот собственно так и оказались три десятка ватажников Прохора Кольца и почти полторы сотни присоединившихся к ним переселенцев почти в самом сердце Северо — Американского континента на правом берегу Миссисипи. Здесь на мысу где в Великую реку впадает река в нашем мире называемая Арканзас и построили казаки небольшой острог. Первый год жили с опаской, держась друг, друга, были и стычки с местными. Племя Хайсинай, считавшее здешние места своими, не очень стремилось уступать землю невесть откуда взявшимся чужакам. Но пришельцы оказались бойцами крепкими, вооружены были хорошо, а потому быстро замирили индейцев. Большая их часть откочевала на закат солнца, выше по течению реки, а те, что остались, после пары хороших трепок смекнули, что жить с новыми соседями надо в мире. Больше сотни их семей остались в родных краях, постепенно роднясь с пришельцами, перенимая их обычаи, а иногда и веру. Вскоре и поселенцы привыкли к спокойной, размеренной жизни, стали расселяться по округе небольшими укрепленными хуторками, как правило, на одну семью. Разводили скот, огороды и пашни распахали. Хоть и не по душе казаку в земле ковыряться, но жить как-то надо. А с сабли в здешних краях много не наживешь, зипуна не добудешь. С местных дикарей взять нечего, сами без штанов ходят, а княжьи людишки, они вроде как свои. Разве, что в стычках с натчами, чье "королевство" располагалось на противоположном берегу, иной раз прощупывали друг друга на прочность, хотя до большой крови пока дело не доходило. Так и жили до сих пор.

Выслушав сбивчивый рассказ казачонка, атаман помрачнел, и стал отдавать распоряжения. Через несколько минут, из распахнутых ворот выметнулось несколько всадников, и помчались оповещать соседние хутора и отслеживающие продвижение врага. Постепенно к острогу стали стекаться группки хуторян. Единственные улочку и площадь тихого, сонного городка заполнила толпа горожан и беженцев. Встревожено переговаривались люди, испуганно блеяли сгоняемые в загоны овцы, ревели немногочисленные коровы. Новочеркасск готовился к осаде. Сил в распоряжении Кольца было совсем немного. С трудом удалось собрать чуть более сотни бойцов способных держать в руках оружие. То есть практически все мужское население городка от четырнадцатилетних подростков до шестидесятилетних стариков. Да и с оружием все было не так уж радужно. Если холодного оружия: сабель, топоров и копий хватало на всех, то с огненным боем дела обстояли похуже. На весь гарнизон приходилось одна большая "затинная" пищаль и две трехфунтовые пушки, установленные в угловых башнях острога, три десятка "гладких" мушкетов и одна "титовка" подаренная Прохору лично Ляшковым. Имелось также штук двадцать фитильных самопалов и ручниц и несколько луков. Для отражения небольшого набега огневая мощь вполне себе солидная, но для большой войны, увы, недостаточная. Оставалась у жителей городка надежда, что это всего лишь небольшой набег и удастся отсидеться за стенами. До сих пор индейцы как-то не решались штурмовать укрепленные поселения новороссов, но теперь все было по-другому.

Когда через пару часов разведчики вернулись, стало ясно, это не обычная приграничная стычка, а именно большая война. Со всех сторон к Новочеркасску стекались большие отряды натчей и их данников, а по рекам сверху и снизу по течению двигались довольно внушительные флотилии крупных пирог, битком набитых вооруженными туземцами.

Как мы уже упоминали: острог, окруженный земляным валом и бревенчатым частоколом, располагался на мысу вместе слияния двух рек: Миссисипи и Тихой, в нашей реальности носящей название — Арканзас. Таким образом, две длинные стороны образовавшегося треугольника, в углах которого лежали приземистые бревенчатые башни, прикрывались довольно внушительными водными преградами. Берега здесь были довольно пологими, и затапливались во время сезонных разливов. Но к несчастью для осажденных, сейчас на дворе стоял конец мая, а потому полоса суши между подножием вала и урезом воды была достаточно широка, для того, чтобы можно было ожидать атаки со всех трех направлений, а потому пришлось атаману дробить и без того невеликие силы.

Только к вечеру Кольцо, управившись с расстановкой бойцов и поднявшись на верхний ярус надвратной башни, смог во всей красе рассмотреть огромный вражеский стан раскинувшийся метрах в трехстах от городских укреплений.

Окрестности Новочеркасска напоминали разворошенный муравейник, а наступившие, ранние в здешних краях вечерние сумерки разорвали огни десятков костров. По самым скромным подсчетам численность неприятельских воинов составляла никак не меньше, тысячи бойцов. Выводы эти практически означали смертный приговор для крошечного гарнизона крепости и почти полутора сотен женщин и детей, нашедших укрытие за ее частоколом.

— Что делать будем атаман? — старый друг и соратник Панас появился по своему обыкновению почти бесшумно — мыслю, надо гонца отправлять в Константиновский редут. Пиши грамотку Константин Лексеичу, пусть на помощь поспешает.

— Делать нечего, сами не совладаем с супостатом, уж больно много их набежало — согласно кивнул атаман — продержаться бы до прихода помощи. Подбери хлопца пошустрее да этой же ночью его отправь.

— А и думать тут нечего, Аким пойдет, джура мой — хмуро проворчал Панас — акромя него и некому.

— Ну, добре. Только вот что, сперва я сам с ним перегуторю.

Вскоре перед атаманом предстал гонец — крепкий, чубатый парень лет двадцати.

— Ну как Акимушка, сможешь пройти? — Кольцо окинул добровольца испытующим взглядом.

— Ништо батька, Бог даст, проскочу. Тише меня никто ходить не может. Ужом проскользну.

Минут через пятнадцать, внимательно выслушав инструктаж, парень понятливо кивнул, осенил себя крестным знамением, и ловко спустившись по веревке со стены, растворился в ночной тьме.

Над округой повисла тишина, настолько густая, что ее казалось бы, можно было резать ножом. Некоторое время ничего не происходило, затем где-то совсем недалеко раздался крик, шум короткой, но яростной схватки и торжествующий вопль не менее чем десятка индейских глоток.

— Эх, Аким, Аким. Какого парня сгубили — скрипнул зубами Панас.

— Прими Господь христьянскую душу — Прохор снял шапку, широко перекрестился — видно плотно обложили собаки басурманские. Что ж будем утра ждать.

ГЛАВА 2. В которой читатель, наконец, встречает наших героев, а те в свою очередь считают деньги.

Для современного наблюдателя, если бы таковой появился бы в столь ранний час в рабочем кабинете главы Новороссии, заседание правительства княжества скорее напомнило бы утреннюю планерку у главы какой-нибудь небольшой фирмочки, настолько просто и естественно держались и вели беседу присутствующие. Не хватало только чашек с чаем и кофе на столе. Да и собственно перед кем было чиниться, если присутствовали в залитой ярким светом небольшой горнице "все свои". Во главе стола, как и положено руководителю восседал сам Великий князь Новороссии — Егор Ляшков. К описываемому нами моменту "стукнуло" нашему герою уже тридцать семь лет, и вот уже не гибкий, спортивный юноша — студент явился перед глазами любопытного читателя, но крепкий, казалось весь отлитый из стали, закаленный в трудах и сражениях, умудренный опытом былых лет муж: воин и правитель, в самом рассвете сил и возможностей.

Рядом с мужем, небрежно присела на подлокотник его кресла великая княгиня Татьяна. Прожитые в средневековье годы, рождение троих малышей, не только не лишили некогда юную выпускницу медицинского института города Н-ска, прежнего очарования молодости, но сделали из нее настоящую красавицу, любящую мать для своих детей, заботливую и мудрую правительницу для поданных и верную помощницу вечно занятому государственными делами супругу.

Да и остальные члены все этой теплой компании бывших студентов из века двадцать первого, ровно пятнадцать лет назад неведомо каким образом очутившиеся в суровом шестнадцатом столетии, уже разменяли свой четвертый десяток и в разной степени, кто в большей, кто в меньшей, изменились и внешне и внутренне.

По левую руку от Ляшкова разместилась со всеми своими счетами и гроссбухами Елена Живчикова. Некогда пухленькая, подвижная как ртуть, шустрая на слова и поступки "Живчик", изменилась кардинально. Не только возраст наложил свой отпечаток на внешность и характер этой нашей героини, но и весьма ответственная должность главного казначея. Теперь это была статная, уверенная в себе величественная дама с довольно привлекательным, но весьма серьезным и волевым лицом, властная и решительная, способная не только крепко держать в кулаке всю финансовую систему княжества и своих подчиненных, но и кажется даже собственного мужа, скромненько притулившегося рядом со своей второй половинкой.

Пусть рыжая шевелюра Лехи Емелина заметно поредела, а лицо украсилось морщинами, и шрамом, но фигура его: невысокая, сухощавая; живой, любознательный ум, и неунывающий характер остались прежними. Впрочем, кое-что все-таки добавилось. В нужный момент маска некоей веселой, незлобивой бесшабашности вдруг слетала с него, обнажая свирепый оскал опасного хищника, готового мертвой хваткой вцепиться в горло врага. А врагов этих, тайных и явных у главы министерства государственной безопасности Новоросского княжества за пятнадцать лет неустанных трудов на ниве разведки и контрразведки накопилось предостаточно. Вот и сейчас внешняя скромность и покорность Алексея была лишь видимостью, на самом же деле в семейном тандеме Емелин — Живчикова, главную роль играл все-таки он, а грозная казначейша, супруга своего очень уважала и даже втайне побаивалась.

Ну и еще одним, уже упомянутом нами участником совещания, сидевшим как раз напротив четы Емелиных, был министр обороны и единственный в Новом Свете генерал — Серега Корнев. Человек, когда-то в молодости, за свои не маленькие габариты и свирепый в бою нрав, получивший от индейцев почетное прозвище "Стоящий Медведь", с годами стал еще больше походить на подарившего ему столь славное имя, зверя. Теперь это был огромный, двухметровый, обритый что называется "под ноль", могучий детина с плечами — косой саженью, бочкообразной грудью, начинающим заметно выпирать брюшком, бревнооподобными руками и ногами и окладистой, роскошной, но рано начинающей седеть бородой.

Таким образом, здесь в просторном тереме — дворце на Княжьей горке собрались почти все наши герои. Мы говорим, почти, но не все. Семейство Щебенкиных, исполняющий обязанности адмирала новоросского флота Костя и его жена Светлана, по совместительству министр образования находились далеко от столицы княжества — Форта Росс, в городе Новороссийске, который если помнит читатель, располагался в устье реки Миссисипи.

— По итогам прошлого года, общие расходы казны составили... — наклонившись над разложенными на столе бумагами Живчикова, что-то прошептала про себя, нахмурилась, несколько раз щелкнула костяшками лежащих рядом счетов, и недовольно покачав головой, вздохнула — 136 тысяч 637 рублей.

— Фьють! — присвистнул сидящий напротив Сергей.

— А чего фьють-то? — укоризненно взглянула на него главная хранительница государственной казны — между прочим, почти половину этой суммы "сожрало" твое ведомство. Хотя и остальные тоже неплохо постарались.

— С этого места попрошу подробней — недоверчиво прищурился Корнев.

— Поподробней ему — казначей бросила быстрый, вопросительный взгляд на невозмутимую физиономию Ляшкова и поймав утвердительный кивок, продолжила — ну извольте, сударь. Общая численность наших вооруженных сил составляет тысяча триста человек. Одних только кормовых денег из казны было выделено за год 33тысячи 215 рублей серебром. Из расчета семь копеек в день на человека. Так?

— Ну, так — несколько сконфужено пробасил министр обороны.

— Дальше. Выплаты жалования составили 32 тысячи 682 рубля. А если добавить сюда расходы на закупку пороха, пошив униформы, корм для лошадей и мулов и прочие удовольствия, набегает общая сумма в 75тысяч 897 рублей. Вот. Получите и распишитесь.

— Мда. Солидно получается — потер бритый затылок Корнев, и тут же руководствуясь одному ему понятной логикой предложил — слушай, Михалыч. А давай еще полчок сформируем? А?

— Серега, ты милитарист. Ты знаешь об этом? — усмехнулся Ляшков.

— Знаю. Ты уже говорил. Ну, один? Всего-то, триста штыков. У нас армия сам видишь, кот наплакал. Даже полутора тысяч не насчитывает. А если завтра война? Если враг нападет?

— Между прочим — вмешался в разговор помалкивавший до того времени Емелин — у английского короля, на сегодняшний день, регулярная армия насчитывает всего двести человек, и ничего, справляется как-то.

— Зато у английского короля есть ополчение и возможность навербовать на континенте ораву крепких, опытных ребят, которые, за его кровные нобили, пойдут воевать с кем угодно — возразил Сергей — а нам наемников брать негде.

— Обойдемся, как-нибудь без этого сброда. А ополчение у нас самих имеется — махнул рукой Егор — у нас населения на все княжество что-то около ста двадцати тысяч человек из них почти три четверти еще несколько лет назад в каменном веке жили. А некоторые и до сих пор живут. Лен напомни, сколько мы с них налогов собираем, если не считать купцов и мануфактурщиков?

— В год около восьми тысяч рублей.

— Вот так. А ты говоришь еще триста штыков. Не до жиру, этих бы прокормить.

— Ну, нет, так нет — сдался, наконец, Корнев — я ведь просто так разговор завел. Вдруг да получится.

— Авантюрист — укоризненно покачала головой Живчикова — Егор, я могу продолжать?

— Да, продолжай, пожалуйста.

— Так вот. Расходы на флот, занимают второе место по степени затратности. Они составили порядка 36740 рублей серебром. Сюда включается и стоимость работ по строительству нового гальюна...

— Чего? — подпрыгнули одновременно Егор и Сергей.

— Галеона дорогая, галеона — с улыбкой поправил супругу, быстрее всех сообразивший в чем дело, Алексей.

— Гальюны, галеоны, я вашей морской терминологии не очень разбираюсь — слегка смутившись, огрызнулась Живчикова — и нечего ржать как кони. Вы слушать дальше будете?

— Ладно, не обижайся. Только ты если в чем-то не разбираешься, значит, нечего щеголять малознакомыми словечками — махнул рукой Ляшков — продолжай дальше...

— Остальная часть суммы практически в равных долях это расходы на образование, медицину и государственную безопасность — продолжила Лена — теперь о доходах. Нас здорово выручил пришедший из Новороссийска караван с товарами. Из одного только золота было отчеканено 8 тысяч 600 червонцев по 4 грамма каждый. Это только то, что пошло на переплавку, не считая изделий представляющих высокую историческую и художественную ценность. И перца 700 килограмм, проданного в Европе и России в среднем примерно по два червонца за фунт, на общую сумму 28 тысяч рублей. От казенной торговли мехами и прочими товарами, а также пошлин и налогов, полученных с купцов и мануфактурщиков, получено еще 37 тысяч 359 рублей. Таким образом, по итогам года сальдо получилось положительное, и доход казны составил 22 тысячи 732 рубля.

— Это хорошо — удовлетворенно проворчал Егор, обменявшись взглядом с довольно улыбающейся супругой — нас можно поздравить. Если мне не изменяет память, за все пятнадцать лет существования княжества это самый приличный годовой доход. Раньше-то в самый жирный год и десяти тысяч не оставалось.

— Очень хорошо выручило привезенное Костиком из Мексики золото и серебро. Если бы не оно, бюджет был бы дефицитным — скептически покачал головой Емелин — европейский караван этой весной совсем дохленький от казны собрали. Много ли товара на двух кораблях увезешь.

— А сколько всего у нас сейчас денег? — полюбопытствовала отмалчивавшаяся до сих пор Татьяна.

— А всего у нас накопилось уже 78 тысяч 865 рублей и 22 копейки.

Так уж сложилось, что государство, построенное собственными руками на диком континенте, практически на пустом месте и голом энтузиазме стало делом всей жизни для попавших в прошлое уроженцев двадцатого века, их самым любимым детищем. Надо ли говорить, что в отличие от элит, пожалуй, всех без исключения тогдашних (да и нынешних тоже) держав, не считающих для себя зазорным без стеснения запустить руку в государственный карман, для наших героев даже сама мысль о том, чтобы воспользоваться этими деньгами для удовлетворения личных нужд казалась нелепой и кощунственной. Как любящие родители воспринимают каждый пусть даже самый небольшой успех своего отпрыска, так и они по праву считали каждый новый шаг к процветанию Новоросского княжества своей большой победой и поводом для совершенно искренней радости. Разве может нормальный родитель воровать у собственного дитя?

Мало того, Великое княжество Новоросское было единственной державой в мире, в расходной части государственного бюджета, которой напрочь, отсутствовала статья, регулирующая траты на содержание двора и правительства. Немыслимое дело для 16 века, и Ляшков и его друзья, имея довольно солидный доход от мануфактур и торговых предприятий, считали себя обязанными наравне со всеми платить налоги в казну.

— Значит так — хлопнул в ладоши Егор — Лена отсчитаешь для своего благоверного, сверх уже оговоренной суммы еще восемь с половиной тысяч.

— Это очень много! — удивленно подняла тонкие брови казначей — я понимаю, что дело наверняка очень важное и очень секретное, но все-таки...

— Ну, раз понимаешь, это уже хорошо. Значит не будешь задавать лишних вопросов — тоном не терпящим возражений остановил ее Ляшков — мало того пять тысяч из этой суммы должны быть в европейской монете, без разницы какой, но чтобы ни один наш рубль или червонец, ни одна копеечка туда не попала.

— Хорошо. Я могу идти? — пожала плечами очевидно привыкшая к подобным причудам начальства Живчикова и дождавшись разрешения вышла из кабинета.

— Я тоже пойду — поднялась со своего места Таня — распоряжусь, чтобы вам сюда перекусить принесли.

Егор, занятый какими-то своими мыслями, только рассеяно кивнул головой, когда супруга, ласково погладив его по плечу и чмокнув в щеку, вышла вслед за Леной.

Остановившись на залитом солнцем крыльце, женщины еще немного поболтали, на сей раз о делах семейных, житейских и совершенно обыденных, но от этого для них не менее важных, и разошлись. Татьяна вернулась обратно в дом, а ее подруга, направилась к ожидавшему у ворот транспорту. На козлах закрытой, подрессоренной двуколки мирно клевал носом паренек — кучер, рядом негромко переговаривались, держа в поводу оседланных лошадей, двое крепких, вооруженных до зубов молодцов в черных мундирах госбезопасности.

— Франц, едем! На монетный двор — коротко распорядилась Елена.

— Да госпожа! — встрепенулся кучер.

Он проворно соскочил на землю, почтительно помог хозяйке забраться в возок, затем запрыгнул на свое место, причмокнул губами, слегка хлестнул вожжами ухоженные, лоснящиеся крупы двух невысоких исландских лошадок. Охранники ловко запрыгнули в седла, и небольшая кавалькада, бодро цокая конскими копытами, по устилающей двор брусчатке, выехала в распахнутые ворота Кенигсберга на дорогу, ведущую в Форт Росс.

Проехав примерно с километр, главный новоросский казначей и ее сопровождающие свернули на неширокий проселок, который миновал небольшое селение состоявшее из полутора десятков домов, окруженных огородами и садами, и вскоре привел их к группе строений, окруженных трехметровой бревенчатой стеной. У запертых, тяжелых, раскрашенных косыми белыми и черными полосами ворот расхаживали двое караульных в зеленых, гвардейских мундирах и надраенных до зеркального блеска кирасах и касках.

При виде подъезжающего возка сопровождаемого вооруженными всадниками, солдаты скинули с плеча и взяли наизготовку титовки с примкнутыми трехгранными штыками и приказали остановиться. Выглянувшую из возка Живчикову, они естественно узнали, но, тем не менее, подчиняясь жестким предписаниям регламента, пропускать не спешили. Напротив, один из часовых строго приказав оставаться на месте, с помощью свистка, вызвал начальника караула.

Вышедший из приземистого, окрашенного все тем же незатейливым образом здания кордегардии сержант внимательно обозрел внутренности двуколки, придирчиво сверил с имеющимся у него на руках образцом, великокняжеские подпись и печать на безропотно предъявленном пропуске и, наконец, повелительным взмахом руки разрешил отрыть ворота. Причем разрешение на проезд, очевидно, совершенно не касалось сопровождавших Елену телохранителей и им пришлось остаться снаружи.

За столь надежно и тщательно охраняемыми воротами размещались всего три небольших одноэтажных здания сложенных из красного кирпича. Слева располагалось складское строение с окованной листовым железом и запертой на навесной замок дверью и узенькими, забранными металлическими решетками окнами. Справа — здание цеха, у стены которого под навесом пыхтела и дымила длинной трубой паровая машина, посредством цепных и ременных передач заставляющая работать прокатный и штамповочный механизмы.

Прообраз этого агрегата был разработан еще в 1509-м году ректором Новоросского университета, Николаем Коперником. За истекшие шесть лет методом проб и ошибок, затратив массу собственных сил и казенных средств, неугомонному исследователю удалось значительно модернизировать свое детище и добиться получения от него более или менее приемлемого КПД. При университете был создан комплекс механических мастерских, в которых проектировались и собрались такие чудо — механизмы с успехом трудящиеся на мануфактурах и заводах княжества.

Однако, Живчикову интересовали вовсе не вышеупомянутые склад и цех. Оставив двуколку и возницу у ворот под бдительным присмотром прогуливающегося по двору полицейского, она направилась к небольшому домику, туда, где располагалось управление производством.

Ну а пока Елена неторопливо, окидывая предприятие придирчивым хозяйским взглядом, шествует к своей цели, мы попытаемся объяснить о каких собственно рублях, копейках и червонцах идет речь.

Если помнит читатель, уже ознакомившийся с предыдущей частью нашего повествования, в один прекрасный день осенью 1508 года нашим героям пришла в голову мысль о том, что столь старательно создаваемой ими державе просто необходима собственная валюта. Страна вставала на ноги, разрасталась, численность ее населения, хотя и не так быстро как хотелось бы, но все-таки росла с каждым годом, налаживались производства, торговля процветала, и все полнее становились золотые и серебряные ручейки как втекающие в государственную казну, так и утекающие из нее. Естественно завозимый из Старого Света монетный "разнобой" вызывал серьезные затруднения при расчетах, а посему было принято решение упорядочить финансовую систему княжества. За основу, после долгих размышлений и тщательного изучения средневекового европейского опыта, взяли десятичную систему. Золото, завозимое с побережья Юкатана и добываемое в виде самородков на берегах Золотого залива, именуемого в нашей реальности Лайтл Крик, позволило штамповать монеты номиналом соответственно в один червонец. За образец взяли, наиболее распространенный в Европе, золотой флорин, довольно крупную монету, весом около 3-14 грамма. Один серебряный рубль опять же по аналогии с шиллингом или талером весил пять грамм, но в отличие от "европейцев" стоил ровно сто медных копеек.

Ну а теперь, когда читателю стало более или менее понятно о чем собственно идет речь, мы закончим наше описание и вернемся к нашей героине, которая за это время уже успела достичь своей цели и отворив тяжелую, сколоченную из толстых дубовых досок дверь войти в крохотное, залитое солнцем из больших, зарешеченных окон, помещение.

— Добри ден, коспожа канцляр. Рад видеть вас в добрый стравии — отвесив почтительный поклон, на ужасном русском языке поприветствовал ее весьма проворно выскочивший из-за конторки низенький, хорошо упитанный мужчина лет пятидесяти.

Надо заметить, что при всем разнообразии племен и наречий в княжестве существовал один, объединяющий всю эту разношерстую компанию в единый, впрочем, пока далеко еще не сложившийся народ, официальный язык — русский, без знания которого просто невозможно было достигнуть сколь-нибудь высоких постов в Новом Свете. Причем это был не старорусский и его диалекты, на коих изъяснялись выходцы из московских, литовских, новгородских земель, а вполне современная нам его интерпретация, принесенная в этот мир пришельцами из будущего. Ему обучали детей в школах, на нем преподавали в университете, вели дела в государственных учреждениях. Увы, если молодое поколение усваивало язык достаточно легко, то людям старшего возраста, к коим относился почтенный смотритель монетного двора Гюнтер Вилленбах, он давался очень тяжело, несмотря на недюжинное старание, проявляемое этим уроженцем Саксонии в честолюбивом стремлении достичь высоких чинов на своей новой родине.

— Здравствуйте, Гюнтер — кивнула Елена, и не разводя политесов, сразу перешла на деловой тон — ну, чем порадуете? Как наши успехи?

— Битте, коспожа канцляр — саксонец снял с шеи большой бронзовый ключ, открыл им замок на стоящем в углу громоздком сундуке, один за другим выудил оттуда два увесистых кожаных мешка — здесь есть, как это? Четвере сотен монеттен.

— Четыреста червонцев? — уточнила Елена.

— Так есть.

Развязав тесьму, закрывающую горловину одного из кошелей, Живчикова высыпала на стол его содержимое, выбрала наугад тускло поблескивающий желтым металлом кругляш, с изображением всадника с копьем на аверсе и кленовым листом и номиналом на реверсе. Она взвесила монету на небольших аптекарских весах, удовлетворенно кивнула. Еще полчаса ушло на то, чтобы тщательно пересчитать деньги и внимательно изучив записи в толстом "гроссбухе" убедиться в том, что монеты отлиты из соответствующего по весу количества золота, привезенного пять дней назад с берегов Золотого залива и оставить отметку в получении. На этом все формальности были улажены, и сопровождаемая, несущим мешки с золотом Вилленбахом, главный казначей княжества важно прошествовала к своему транспортному средству.

— Я довольна проделанной вами работой и вашей честностью, Гюнтер. Думаю, по итогам месяца вы и ваши работники можете рассчитывать на небольшую премию — подойдя к возку, заметила она — однако, вам следует получше выучить язык.

Наконец, с благосклонной улыбкой выслушав горячие благодарности и клятвенные заверения подчиненного, женщина села в двуколку и небольшая кавалькада направилась к Форту Росс.

ГЛАВА 3. О делах военных и не только (продолжение).

На осажденный городок словно спустилось теплое, расшитое гроздьями далеких созвездий одеяло. Притих и неприятельский стан. Минуты ожидания плавно перетекали в часы, но ничего, не происходило. В конце, концов, уверившись, что ночной штурм не входит в планы осаждающих, атаман оставил на стенах лишь усиленные посты, отправив остальных бойцов хорошенько отдохнуть перед неминуемым завтрашним сражением.

Однако не все осажденные решили ограничиться ожиданием утра и неминуемого штурма. Было уже глубоко за полночь, когда с обращенной к Миссисипи стены острога спустилась худенькая, невысокая, мальчишеская фигурка, в которой читатель, являйся он очевидцем этих событий, без труда бы узнал уже виденного нами на площади Абдулку.

Бесшумной тенью татарчонок скользнул с вала, шустрой ящерицей проскользнул мимо сидящих и лежащих у костров воинов и скрылся в прибрежных камышах.

Теплая речная волна слегка плеснула, принимая пловца в свои объятья. Зажав в зубах изогнутый клинок ножа, стараясь не шуметь, он погрузился в воду до самого подбородка и поплыл, осторожно загребая руками. Целью Абдулки был небольшой клочок суши метрах в двадцати впереди. Один из тех небольших "блуждающих" островков, коими так богата Миссисипи.

А уж плавать выросший на берегах Волги, рано осиротевший, подобранный и воспитанный казачьей ватажкой паренек умел отлично. Несколько сильных гребков и вот уже долгожданная тень ивняка надежно скрывающая пловца от глаз возможных наблюдателей.

Поросший густым кустарником островок был не велик, всего шагов тридцать в ширину и около семидесяти в длину. У южной оконечности его болтались две большие пироги, каждая из которых вмещала в себя не меньше десятка воинов. К счастью для лазутчика, большинство натчей спокойно спали, бодрствовал лишь один часовой, да и тот наблюдал больше не за рекой, а за крепостью и привязанными у бревенчатого причала мерно покачивающимися на речной волне стругами.

Паренек, набрав в грудь воздуха, нырнул. Проплыв под водой несколько метров выбрался на сушу, еще раз внимательно прислушался, осмотрелся, отыскивая одному ему известные приметы, и крадучись двинулся вдоль берега.

Наконец возле одного из кустов остановился, немного пошарил по стволу и наконец, нащупав веревку, потянул, вытягивая из воды притопленный у самого берега небольшой челнок.

Каноэ это, сорванец несколько дней назад "честно" стащил в одном из прибрежных поселков натчей, но в городке со своей добычей показываться поостерегся, справедливо опасаясь получить нагоняй от старших казаков.

Ведя трофей "на буксире" парень еще некоторое время плыл вниз по течению, и только удалившись от крепости достаточно далеко, "оседлал" челнок и ловко орудуя веслом, двинулся на юг.

* * *

Едва солнечный диск, всплывающий над горизонтом, начал заливать розовым цветом прерию весь многочисленный человеческий табор пробудился, и подчиняясь воле собравшихся на небольшом холме военных вождей, пришел в движение. Воины собирались в отряды, выстраивались против городских укреплений и застывали в ожидании.

За всеми действиями туземцев внимательно наблюдали трое европейцев расположившихся в тылу индейского лагеря недалеко от импровизированного "командного пункта". На личностях этих персонажей, уважаемый читатель, стоит остановиться подробнее, ибо были они весьма и весьма неординарными. Тем более, что с одним из них мы уже знакомы. Отец Диего, а это был именно он, за прошедшие пять лет изменился довольно мало. Годы странствий и шпионских интриг здоровья доминиканцу, конечно, не добавили, но и бойцовского пыла отнюдь не охладили. Потерпев фиаско в своих попытках вредить новороссам в их столице, он решил теперь зайти с другой стороны, нанеся удар по южным владениям княжества. И как мы видим, в этом начинании весьма преуспел, организовав полномасштабное вторжение. Одному Богу известно, сколько сил и нервов пришлось потратить папскому шпиону, какие чудеса хитрости и изворотливости проявить, чтобы заставить, в общем-то, изначально не настроенного на конфликт с пришельцами, правителя натчей начать эту войну. И вот, наконец — то, сбылось. Монах удовлетворенно обвел взглядом результат своих стараний, и подняв глаза к небу прочел короткую и пылкую молитву призывая всевышнего всячески поспособствовать успеху замыслов своего верного слуги.

— Молитесь, молитесь святой отец — усмехнулся высокий кабальеро лет тридцати с тонкими, не лишенными благородства, чертами лица, высоким открытым лбом, густой шевелюрой выбивающихся из под мориона черных волос и аккуратной бородкой — надеюсь, небеса услышат ваши молитвы и наши доблестные союзнички не провозятся долго с этим скоплением деревянных хижин, по недоразумению именуемым крепостью. Кстати, сеньор де Сото, как вы оцениваете боевые возможности наших туземцев?

— Право не знаю сеньор Фернандо — смуглолицый, черноволосый, подвижный, юноша лет семнадцати-восемнадцати, в играющей солнечными зайчиками блестящей кирасе надетой поверх черного, богато расшитого, но несколько потрепанного колета, и бархатном берете украшенном роскошным плюмажем, с сомнением покачал головой — стараниями святого отца мы смогли обеспечить часть этого стада нормальным оружием, но вот насколько хороши они в бою, сказать трудно. Будь в моем распоряжении хотя бы сотня добрых испанских солдат, этот хлев не продержался бы и часа.

— Увы, мой юный друг, пока о такой роскоши остается только мечтать — заметил тот, кого назвали "сеньор Фернандо" — но смотрите, кажется, начинается!

Действительно стоящий на холме вождь, воздев руки к небу, прокричал что-то пронзительное и грозное. Тот час же зарокотали барабаны, завопили, завыли жрецы, и все разношерстое воинство, потрясая оружием, ускоряя шаг, устремилось на штурм.

Серые облачка порохового дыма вспухли над частоколом и плавно поплыли в сторону реки. Над пестрой толпой осаждающих раздался многоголосый вой, но одновременный залп трех десятков мушкетов не смог остановить накатывающуюся подобно морскому прибою живую волну из нескольких сотен индейских воинов.

— Святые угодники! Синьоры! Я слышал, что аркебузы еретиков могут стрелять далеко, но чтобы настолько? Невероятно! — изумленно воскликнул молодой де Сото — этого просто не может быть. Здесь же не меньше семи акт.

— Увы сын мой — сутулый доминиканец оторвался от созерцания раскрывавшейся перед ним, достойной кисти баталиста картины, вновь печально поднял глаза к небу — очевидно враг человеческий не жалеет сил для того, чтобы поддержать слуг своих, давая им в руки столь богомерзкое и бесчестное оружие. Но, тем не менее, мы должны уповать на помощь всевышнего, и постараться разрушить дьявольские козни.

— Мда, однако, святой отец, боюсь, сделать это будет не так-то просто — третий испанец, указал на крепость — смотрите, еретики снова стреляют. И клянусь распятьем, прежде чем наши голозадые союзнички успеют добраться до вала, они успеют сделать еще, по меньшей мере, один залп.

Словно подтверждая его слова над стеной острога, вновь грянули раскаты ружейных и пушечных выстрелов. Толпа индейцев, штурмующих крепость, остановилась и вдруг отхлынула назад, оставив лежать на земле больше полусотни убитых и раненых.

— Проклятье! Они бегут ... — крик бешенства вырвался из груди де Сото и внезапно оборвался, когда кусок свинца ударил в голову молодого человека, бросив на землю уже бездыханный труп.

— Дьявольшина! — его старший товарищ несколько секунд в полном недоумении переводил взгляд с распростертого на траве неподвижного тела на легкое облачко порохового дыма, уплывающее от одной из бойниц надвратной башни — но..., но это же невозможно!

— Увы, сеньор Кортес, с тех пор как мне довелось побывать в гнезде этих еретиков, я вообще перестал чему-то удивляться. Бедный, бедный юноша, он подавал такие надежды. Прими господь его душу — отец Диего торопливо перекрестился и, ухватив оторопевшего спутника за рукав, увлек его за собой, спускаясь с пригорка — нам необходимо уйти, следующий выстрел может быть не менее точен.

* * *

— Ловок ты Петруха с огненным боем управляться — довольно крякнул Кольцо, разглядывая через бойницу результат выстрела — сколько тут? Шагов триста, поди, будет? А ну, теперь вон того петуха сними. Коли сможешь его достать, так и быть, задарю тебе оружье.

— А не жалко тебе батька? — довольно осклабился рослый, черноусый казачина, любовно оглаживая цевье "титовки" — дорогая ведь вещь. Не передумаешь потом?

— Передумаешь... Сопляк! Да ты попади сначала, потом причитать будешь. Коли Прохор Кольцо слово свое сказал, значит, так оно и будет, не сумлевайся — фыркнул атаман — да и потом, не с руки мне эта игрушка. Я больше саблей, да луком управляться привычен.

Петруха довольно ухмыльнулся.

— Попаду, чего не попасть то? — пробурчал он себе под нос, и покопавшись в висящей на плече сумке, извлек оттуда бумажный цилиндрик патрона. Зубами надорвал гильзу, вытряхнул на ладонь продолговатый кусочек свинца. Немного пороха сыпанул на полку кремневого замка, остальное вместе с гильзой запихал в ствол, туда же аккуратно, донцем вниз опустил пулю, тщательно утрамбовал все это шомполом. Выглянул в бойницу, некоторое время, прищурившись, прикидывал расстояние до цели.

Между тем толпа отступающих плавно обтекала холм, на вершине которого, грозно потрясая над головой кулаками и гневно приплясывая в окружении своей пестрой свиты, бесновался указанный Прохором "петух".

Подпрыгивания и приплясывания эти не прошли даром, откуда-то из-за холма появились новые действующие лица. Отряд был небольшим, всего человек двести, но он разительно отличался от всей остальной, довольно разношерстой оравы осаждающих. Отличался, каким-то единообразием, слаженностью действий. Каждый воин имел деревянный или кожаный доспех, прикрывающий грудь и живот, головы защищены деревянными же шлемами, сделанными в виде причудливых и жутковатых масок, но самое главное копья индейцев поблескивали явно железными наконечниками, а в руках некоторых из них можно было увидеть железные топоры и даже мечи. Быстро и решительно развернувшись в некое подобие цепи, эти отборные бойцы, словно загонщики на облавной охоте, двинулись навстречу своим малодушным соплеменникам, сбили их в кучу, заставили остановиться и покалывая отстающих остриями и старательно охаживая древками копий погнали назад, к городским стенам. В возникшей суматохе никто из простых воинов так и не заметил, как вождь, до сих пор продолжающий неистово вопить и жестикулировать, вдруг схватился за грудь, сник и мягко осел на руки суматошно засуетившихся "свитских".

Очередной меткий выстрел черноусого Петрухи на некоторое время обезглавил войско натчей, но остановить начавшуюся атаку, увы, не смог. Вновь загремели кремневки, стрелявшие из них казаки "работали" на предельной скорости, целиться в густые ряды врагов было не обязательно. Практически, каждый кусок свинца находил себе цель, бросая под ноги атакующих, неподвижное и безмолвное, либо еще шевелящееся, истекающее кровью, стонущее и кричащее, человеческое тело. Плотный огонь и потери на сей раз не только не остановили, но, кажется, еще больше разозлили натчей. Орущая толпа, выдержала мушкетную пальбу, преодолела ливень картечи и жребия из пушек, пищалей и ручниц, топча павших товарищей, прорвалась к крепости, забросала осажденных дротиками, стрелами и камнями из пращей, а затем, достигнув "мертвой зоны" захлестнула вал и частокол. Стрелки, укрывшиеся в башнях, перенесли огонь на задние ряды атакующих, а на стенах тем временем закипела кровавая круговерть рукопашной схватки.

Большая часть осаждающих вооружена была традиционными для здешних мест томагавками, представлявшими собой ни что иное, как палицы с деревянными или каменными навершиями, и копьями с обсидиановыми наконечниками. Хватало в их руках и мечей, представлявших собой деревянную палку усыпанную острыми как бритва осколками все того же обсидиана. Несмотря на довольно устрашающий вид, для защищенного кирасой, кольчугой или хотя бы толстой кожаной курткой бойца это архаичное и довольно хрупкое оружие было не таким уж страшным, но все дело то было в том, что таких, защищенных, среди осажденных, была едва третья часть. Основная же масса переселенцев, обычные землепашцы, рыбаки, охотники вынуждены были идти в бой надеясь лишь на свое мужество, ловкость, силу, умение сражаться и конечно же слепую удачу. А она улыбалась не всем.

Покинув свой наблюдательный пост в башне, Кольцо выбрался на стену и тут же оказался в самой гуще схватки. Оборону здесь держали двое: паренек лет семнадцати вооруженный охотничьей рогатиной и крепкий, не старый еще здоровяк в простой полотняной рубахе, ловко орудующий тяжелым бердышом. Пока молодой довольно удачно пырял рогатиной в то и дело возникающие над частоколом физиономии индейцев, его напарник отмахивался от тех, которым все-таки удалось преодолеть бревенчатое ограждение.

В какой-то момент, прилетевший из-за частокола, дротик с медным наконечником ударил в грудь паренька. Выронив из рук свое оружие, он захрипел и рухнул с деревянного помоста. Прикрывать спину здоровяку стало некому, и скорее всего, все кончилось бы весьма печально, если бы вовремя не подоспевший к месту схватки атаман. Ударом кривой татарской сабли, он рассек не защищенную грудь, уже было перебравшегося через верх ограды и вознамерившегося подкрасться со спины ее защитнику, туземца. Высвобождая клинок Кольцо пинком отшвырнув от себя окровавленное тело врага и тут же покачнулся от сильного удара сзади. Удар был довольно ощутимым, но железо бахтерца оказалось не "по зубам" хрупким обсидиановым пластинам. Какие-то доли секунды, индеец, который только, что размаху рубанул казака тяжелой, утыканной острыми осколками камня деревяшкой, изумленно рассматривал выкрошившееся "лезвие" своего меча. Но стремительно сверкнув блестящая, полоса доброго, стального клинка смахнула с его плеч все еще удивленно хлопающую глазами голову. Обезглавленный труп полетел вниз на головы лезущих следом соплеменников.

Между тем бой уже давно кипел практически по всей протяженности городских стен. Заваливая немногочисленных защитников крепости своими трупами натчи упорно и остервенело лезли вперед. Их потери были огромны, они росли с каждой минутой, с каждым преодоленным метром, но и силы осажденных тоже таяли, подобно куску льда под напором горячей воды.

Казалось бы, еще немного, небольшое усилие, один своевременно введенный в бой резерв и крепость падет, и резервов этих у осаждающих хватало. В нужный момент и в нужном месте не оказалось того, кто мог бы отдать приказ. Нет, все эти вожди, которых верховное "Солнце" натчей назначило командовать войском, никуда не делись. Они все так и остались, дружно лежать на вершине холма, сраженные пулями дальнобойной "титовки" в умелых руках казака.

В какой-то момент что-то словно надломилось в душах ошеломленных огромными потерями, разгоряченных боем индейцев и они дрогнули. Дрогнули и побежали. В этот момент огромное войско натчей перестало существовать как единое целое, распавшись на отряды, сильно разнящиеся между собой по численности и племенному составу. Надо ли говорить что часть этих вояк в большинстве своем "мобилизованных" насильно, воспользовалась случаем и попросту оставила поле боя, поспешив вернуться к родным очагам.

Ушли, конечно, далеко не все, но у тех, что остались забот существенно прибавилось. Как часто бывает в таких ситуациях, между военными вождями начались свары и "разборки". Напрасно отец Диего проявлял чудеса красноречия, сулил щедрые дары и грозил страшными карами, все его усилия пропали даром. Он сумел добиться лишь продолжения осады, но на повторный штурм сподвигнуть туземцев он уже не смог.

Наступило хрупкое затишье, в ходе которого обе враждующие стороны "зализывали" раны, подсчитывали потери и думали, что делать дальше.

* * *

Пока у стен Новочеркасска происходили описываемые нами события, неторопливые волны Миссисипи, лениво катящиеся к Мексиканскому заливу, уносили в своих объятиях небольшой челнок с одиноким гребцом.

Капризная Госпожа Удача улыбнулась пареньку, позволив ему беспрепятственно проскочить неприятельские посты, и теперь каждая минута, каждый гребок весла приближали казачонка к его цели. В душе удальца, впрочем, гордость за совершенный подвиг боролась с нешуточным страхом. Боялся Абдулка вовсе не встречи с врагами, грозящей ему немедленной гибелью, для столь юного возраста вообще характерны какая-то бесшабашная самоуверенность и совершенно наплевательское отношение к смерти. Она кажется чем-то далеким и маловероятным. А вот угроза хорошей взбучки, на которую в воспитательных целях никогда не скупились старшие казаки, казалась сорванцу вполне реальной. Дело в том, что в путь наш юный герой пустился на свой страх и риск, даже не подумав поставить в известность ни атамана, ни заменившего сироте отца — старого Панаса, а потому он вполне представлял себе не только размеры их признательности, но и суровость возможного наказания.

Однако, несмотря на все страхи и сомнения, горячее желание помочь попавшим в беду товарищам, заслужить и уважение, стать настоящим казаком, гнали парня вперед. Именно оно заставляло преодолевая усталость и боль от сбитых в кровь мозолей на ладонях, с каждым ударом весла приближать такую желанную цель: уже отчетливо виднеющиеся земляные валы расположенного на вершине высокого холма, на левом берегу реки Константиновского редута, и бело-голубое полотнище Андреевского флага над ним, которое лениво трепал веселый речной ветерок.

ГЛАВА 4 В которой герои плетут интриги и "делают политику".

— Ну а теперь о вещах не менее интересных — усмехнулся Егор, дождавшись, пока женщины покинут кабинет, и сделав знак друзьям подсесть поближе — Серега заказ уже готов?

— Готов. Только тесть все недоумевал, на кой черт опять нужны пятьсот фитильных аркебуз, но в принципе, с расспросами сильно не лез. С пониманием мужик.

— Это хорошо — кивнул Емелин — значит пятьсот аркебуз и четыре пушки?

— Да, как раз уложишься в три с половиной тысячи. Ну а насчет остальных сам знаешь, куда и зачем. Кстати как там дела у наших заокеанских "друзей"?

— Благодаря прошлогодней посылочке северным графствам удалось не только продержаться, но и добротно так намылить холку королевским наемникам — усмехнулся начальник госбезопасности — вообще, если бы не наша помощь и не шотландцы, их бы еще в позапрошлом году смяли.

— Согласен, поработали неплохо — вставил свои "пять копеек" Корнев — только вот не знаю, как долго еще продлиться эта тягомотина? Третий год уже пошел как мы "сворачиваем кровь" твоему "венценосному брату", и никакого положительного результата. А для нас так вообще, одна только сплошная трата денег. Может мне взять десяток-другой ребят покрепче и смотаться туда самому?

— Ты настолько в себе уверен? — нахмурился Егор.

— Там ведь не шутки шутят, заруба серьезная идет — поддержал друга Алексей — поймают, повесят без разговоров, как обыкновенного наемника.

— Ну, так уж и повесят — криво усмехнулся Сергей.

— Повесят, повесят, не сомневайся — "успокоил" Емелин — подтвердить свое "благородное" происхождение ты никак не сможешь, а значит, на почетное отрубание головы или четвертование можешь не рассчитывать. Не, ну могут, конечно, за особые заслуги, и на кол посадить или живьем зажарить, для разнообразия. В любом случае, тебе оно надо?

Корнев почесал, блеснувшую под проникшим сквозь оконное стекло шаловливым солнечным лучом, лысину и на некоторое время задумался. Живое воображение услужливо нарисовало перед глазами, прямо скажем, не аппетитные картины средневековых "развлечений".

— Не, ну это если поймают — как-то не очень уверенно протянул он.

— Пока не вижу острой необходимости рисковать ни тебе, ни нашим парням — покачал головой Ляшков — по большому счету это не наша война. Они там каждый за свои интересы режутся, а для нас, чем дольше у них будут длиться разборки, тем лучше. Дольше продержится наша база в Шотландии, да и англичанам не до великих открытий будет. Так, что пусть развлекаются.

— Наразвлекались уже! Кто знал, что Яков Стюарт окажется таким идиотом, что не только положил всю свою армию при Флоддене, позволил себя ухлопать, да еще и наследника под английские копья подставил? Хорошо хоть на нас его крови нет. Особого влияния на Якова мы все равно не имели, и отговорить бы не смогли. А ведь все так хорошо шло, через него поддерживали сторонников Невиллей, англичане резались себе потихоньку друг с другом. Казалось бы, сиди себе спокойно, подливай масла в огонь соседям, да укрепляй свое государство, так нет же, олух коронованный сам воевать полез, да еще и старшего сына с собой поволок. А вот Александра действительно жалко. Вот с кем можно было работать. У нас на него такие планы были! И что в итоге? — недовольно высказался Емелин — нынешнему шотландскому королю всего два годика и еще неизвестно, что из него вырастет. Мать его королева, ярая англоманка, дай ей волю, так она братцу своему Генриху всю Шотландию на блюдечке с голубой каемочкой поднесет. В любом случае, если она пронюхает о наших невинных шалостях в северных графствах, можете не сомневаться, об этом тут же узнает Тюдор, и тогда "все пропало шеф". С Эдинбургской базой мы можем смело распрощаться, и дай Бог, если это станет нашей единственной неприятностью.

— Надо с этой дамочкой что-то решать — хлопнул по столу ладонью Корнев — иначе она нам всю "малину" опошлит.

— Предлагаешь ее ликвидировать? — вопросительно поднял бровь Емелин.

— Ну, зачем же так круто то. Все ж таки женщина, хотя и стерва преизрядная. Да и малолетнего Яшу сиротой оставлять не хорошо, как-то не по-человечески — вместо приятеля ответил Егор — а вот устроить заговор, отстранить от власти это можно попробовать. Думаю не все главы кланов довольны, что ими женщина правит, да еще с такими проанглийскими взглядами на жизнь. У нас есть там серьезные связи?

— Возможности, конечно, поискать можно — задумчиво пробормотал Алексей — вот, сколько лет ты уже в средневековых правителях ходишь, а все старыми мерками мир меряешь, прям какие-то интеллигентские замашки у тебя. Никто из местных "помазанников божьих" на твоем месте, скорее всего, даже сомневаться бы не стал. При первой же возможности убрал бы вдовушку с дороги, вероятней всего вместе с наследником, посадил на трон своего человечка, и никакие угрызения совести ему бы спать не мешали.

— Да уж, не оскотинился еще пока — буркнул Егор — и надеюсь, до этого не дойдет. Вообще я считаю то, что мы влезли во всю эту историю глупейшей ошибкой, но боюсь, теперь уже ничего не поделаешь, завязли по самые уши.

Он поднялся с кресла, подошел к открытому окну, некоторое время в глубокой задумчивости наблюдал за привычной, будничной суетой дворни, затем развернулся и принялся мерить широкими шагами кабинет, не обращая внимания на притихших друзей.

А ведь поначалу идея вмешаться в бурные "разборки" между английским королем Генрихом Тюдором, вошедшим в историю под порядковым номером восемь, и его вечно всем недовольными подданными, показалась Егору совсем не такой уж глупой. К этому времени не прошло и десяти лет, как утихли последние сражения бушевавшей в Англии гражданской войны Алой и Белой роз, и последовавших за ней дворянских мятежей. Воцарившийся на троне отец нынешнего английского монарха Генрих VII постепенно начал наводить порядок в истерзанной стране, но вскоре скончался. Смерть короля, вновь породила смятение и сумбур в неокрепших умах его подданных. По всей стране начались волнения среди представителей крупных и влиятельных дворянских родов, пожелавших вновь обрести, утраченные было вольности. И если мятежи в центральных и южных графствах при поддержке жителей крупных торговых городов более всего заинтересованных в крепкой государственной власти, удалось довольно быстро подавить, то в Уэльсе, и особенно в северной части страны сделать это оказалось не так-то просто. Все дело в том, что власть в северных графствах принадлежала древним и весьма могущественным кланам богатых землевладельцев, опиравшихся на ополчение из решительно настроенных, закаленных в постоянных приграничных стычках с шотландцами, йоменов. И те и другие привыкли жить по своим законам и вовсе не желали безоговорочно принять волю сидящего где-то там, в далеком Лондоне молодого короля Генриха VIII. Одними из главных заправил здесь оказались представители рода Невиллей, потомки и родственники казненного еще в далеком 1471 году самого именитого и грозного из противников правящих ныне Тюдоров — Ричарда Невилля, 16 — го графа Уорика, знаменитого "Делателя королей". С переменными успехами сражения продолжались несколько лет, и со временем военная удача, казалось, окончательно стала покидать мятежников. В 1513-м году, в нашей реальности бунт был подавлен, а его зачинщиков ожидала жестокая расправа.

— Ну и какое отношение имеет весь этот краткий экскурс в историю Англии к нашему повествованию? — спросит нетерпеливый читатель.

— А все очень просто — ответим мы. Незадолго до описываемых выше событий уже и без того изрядно "пошедшее в разнос" благодаря вмешательству наших современников колесо истории наскочило на очередное препятствие и называлось оно — Щебенкин. В 1505 году, прокладывавший новый торговый маршрут в Россию, Костя, скрываясь от назойливого внимания ганзейских шпионов, оказался на Британских островах, и случайно познакомился на дороге из Портсмута в Лондон с неким эсквайром, представившимся как Гарольд Гариссон. Оставшийся без наследства и не имеющий за душой ничего кроме старого родового клинка и комплекта изрядно побитых дедовских лат, молодой дворянин был принят на службу в Московско — Новоросскую компанию. И ничего бы не произошло, если бы не управляющий Эдинбургским филиалом Михась Русин, который по совместительству являясь еще и офицером новоросского МГБ и резидентом внешней разведки, обязан был ежегодно отправлять своему шефу подробнейшие отчеты о положении дел в Англии и Шотландии. В одном из таких разведдонесений между всем прочим упоминалось, о том, что скромный эсквайр на самом деле вовсе не тот, за кого себя выдает, а скрывающийся от королевских ищеек потомок (хотя и незаконнорожденный) Эдварда Невилля Йоркского, 17-го графа Уорика. Вот тогда и пришла в головы наших друзей "удачная", как им тогда показалось мысль использовать эту информацию для своих довольно далеко идущих стратегических планов по сдерживанию уже начинающей набирать обороты британской экспансии. С тех пор и потек через шотландскую границу к сражающимся с королевскими войсками мятежникам тоненький, поток оружия и денег, тем не менее, не позволивший Генриху VIII сломить сопротивление северных графств. И пусть скромное вмешательство новороссов вовсе не стало пресловутой "соломинкой переломившей спину верблюду", однако с небольшим камешком, попавшим между копытом и подковой скачущей лошади, сравнить его было бы весьма уместно.

— Мне нужно несколько дней, чтобы еще раз проанализировать отчеты Русина и набросать план операции — наконец прервал затянувшееся молчание Емелин — кое — какие наметочки у меня есть, но надо посидеть и подумать основательно.

— Вот и подумай. Думаю, недели тебе для этого хватит. Ладно, что у тебя по соседям?

— Есть кое-что — довольно ухмыльнувшись, Алексей открыл было лежащую перед ним на столе толстую кожаную папку, но тут же ее захлопнул и замолчал, бросив подозрительный взгляд на входную дверь.

— Прошу прощения Ваше Величество — после деликатного стука на пороге появилась крупная фигура и цветущая физиономия неизменного княжеского камердинера Петера — ее величество распорядилась подать вам вино и закуски.

— Ну, что же, подавай — кивнул Егор — дело нужное.

— Да, подкрепиться действительно не мешает — плотоядно оскалился Корнев — а то уже живот к спине присох.

— Да, уж твой-то точно присохнет — коротко хохотнул Емелин.

— Настоящего мужчину должно быть видно издалека — парировал Сергей — не то, что некоторые, за копейным древком спрятаться могут.

Пока приятели шутливо препирались, в зал неслышными тенями проскользнули слуги в мгновение ока заставившие стол баррикадами блюд и графинов, а затем дисциплинированно и четко выстроившиеся вдоль стены.

— Здорово ты Петер их вымуштровал. Каждый раз не перестаю умиляться — хмыкнул Корнев, отвлекшись от перепалки и обозрев идеально ровную шеренгу — да они, по части строевой, моим гвардейцам фору дадут. Орлы! Благодарю за службу!

— Покорнейше благодарим Ваша Милость — отвесил учтивый поклон, пристроившийся на правом фланге построения камердинер.

— Вот только отвечать по форме не умеете — махнул рукой Сергей — что с вас взять, штафирки штатские.

— Ладно, не придирайся, им не на парад ходить — улыбнулся Егор и обернулся к слугам — спасибо Петер. Можете быть свободны. Ступайте.

— Слушаюсь Ваше Величество — прислуга почтительно раскланялась, и повинуясь командам начальства быстро, но без ненужной суеты покинула "царское помещение".

— Ну и что тут у нас? — любопытный Емелин поднял крышку с ближайшего блюда и восхищенно присвистнул — ай да Танюха, ну мать уважила! Помидоры! Со сметаной! Кто бы знал, как я все эти годы скучал по обычному салату из помидоров!

— Ага, а еще сок томатный, только ради этого стоило через океан переться — с набитым ртом поддержал приятеля Корнев уже усиленно работающий челюстями.

На некоторое время воцарившаяся в комнате тишина нарушалась только бряканьем посуды. Наконец голод был утолен и Егор, расслабленно откинувшись на спинку кресла, лениво потягивая шипучий, холодный квас, окинул взглядом довольные физиономии приятелей.

— Хорош лопать. Леха докладывай — скомандовал он, наконец, поставив опустевшую кружку на стол.

— Ну, значит так: вот, что моим людям удалось накопать — руководитель Новоросского МГБ аккуратно промокнул салфеткой губы и открыл свою папку — интересующий нас объект прибыл на Эспаньолу еще 11 лет назад, прямиком под крылышко своего высокопоставленного родственника, а это, между прочим, не кто иной как сам синьор де Овандо.

— Круто — присвистнул Корнев — блатной значит. И кем же ему приходится губернатор?

— Трудно сказать точно, но какой-то дальний родственник по отцу. Вроде как дядя двоюродный. А может и троюродный, кто их разберет. Тем не менее, синьор Николас родственник хотя и дальний, но довольно заботливый. Предоставил нашему клиенту и поместье с рабами, и право на строительство дома в Санто-Доминго. Два года он исправно резал и грабил туземцев в карательных походах, а в 6-м году, видимо за большие заслуги на этом поприще, получил должность нотариуса в какой-то индейской деревушке.

— Нотариуса? — удивленно пожал плечами Ляшков — извиняюсь за выражение, на кой хрен индейцам юрист? Завещания заверять?

— Индейцам, юрист на хрен не нужен, как вы изволили изящно выразиться, Ваше Величество — хмыкнул Емелин — сейчас у испанцев нотариусом называется надсмотрщик. Сильно сомневаюсь, что туземцы в нем сильно нуждаются, но их мнения собственно никто и не спрашивает.

— Однако. Точно надсмотрщик? — усмехнулся Егор — вот уж не знал, что у этого слова изначально такое значение. Какая связь?

— Точнее некуда — подтвердил Алексей — сам удивился, когда узнал. Так вот, чем это "юрист" занимался в этой, прямо скажем малопочтенной должности, установить так и не удалось. Одно можно сказать, дела у него шли очень даже не плохо, если судить по тому, что уже через год ему вполне хватило средств построить приличный дом, прямо напротив губернаторской резиденции.

— Ну, еще бы, при такой-то волосатой лапе — усмехнулся Сергей.

— Тут скорее дело в "личных качествах". По мнению людей, хорошо его знающих, парень отличается редкой беспринципностью и алчностью, короче говоря, скотина порядочная. Так вот, до 1509-го года дела у него шли довольно не плохо, но вот тут возникла проблемка, даже скорее проблемища. Как вы уже знаете нашего давнего "друга" де Овандо отозвали в Испанию, а на его место прислали Диего Колумба, того самого который Христофорович. А с ним как раз наш клиент и не ужился. Почему? Могу предположить, что новый губернатор просто принялся смещать все креатуры своего предшественника.

— Новая метла?

— Точно. Как говорится ничего личного. Впрочем, наш объект не растерялся и тут же принялся хлопотать о своем назначении на довольно прибыльное местечко казначея в отряде некоего Веласкеса, отправляющегося куда-то, на завоевание большого острова. Какого точно не знаю, но есть основания предполагать, что это все-таки Куба.

— Только предположения? — нахмурился Егор.

— Скорее подозрения. Увы, в ближайшем окружении нового губернатора своих людей у меня пока нет, а источник, освещавший де Овандо, убыл вместе с ним в Старый Свет. Так вот вернемся к нашим баранам. Дальше начинается самое интересное. Примерно в это же время на Эспаньоле появляется еще один наш "старый приятель"...

— "Падре"?

-Ага. Он самый. Почти год бедолага у нас промыкался, а когда ничего у него не получилось, убрался восвояси. И тут происходит как по заказу, прямо как в кино. Я уж не знаю, каким образом доминиканец смог повлиять на "юриста", но тот резко поменял свои планы. Два "главных злодея" встретились, снюхались и каких пакостей нам от них теперь ожидать от этой парочки, остается только предполагать. По последней информации в 13-м году "Падре" вместе с "объектом" и неким де Сото присоединились к экспедиции капитана Понсе де Леона. Три корабля и около двухсот солдат. В марте этого же года они ушли в море искать некие северные острова, на которых якобы находится толи "источник вечной молодости", толи "вечной жизни"...

— Черт! — вдруг ругнулся Сергей — источник вечной молодости! Ну, конечно — же!

— Ты что-то об этом знаешь? — подозрительно покосился на него Алексей.

— Сам источник, это, конечно же, полный бред. Красивая сказка — пояснил Корнев — а вот Понсе де Леон личность вполне историческая, это тот самый тип, который открыл Флориду, и как раз в процессе поисков этого самого источника.

— Это не есть гут, как говорят наши немецкие поданные — Егор резко поднялся с места и принялся расхаживать по кабинету — действительно, я тоже что-то такое припоминаю. Читал где-то или по телевизору видел. Получается, уже минимум полтора года как испанцы обосновались на материке, а мы все еще ни сном, ни духом? И где теперь вылезет эта троица? Что они предпримут?

— Пока трудно сказать — пожал плечами Емелин — я на всякий случай направил предупреждение о возможных провокациях Косте в Новороссийск, и снарядил на юг вдоль побережья экспедицию с целью сбора сведений о появлении посторонних, но это пока все, что мы можем предпринять. Сами понимаете, это шестнадцатый век, здесь все делается черепашьими темпами и информацию можно ждать месяцы, а то и годы, к тому времени она порой уже безнадежно устаревает. Впрочем, с другой стороны если "объект" сейчас во Флориде, значит он не может угрожать нашим интересам в Мексике, и "Падре" сам того не подозревая сыграл нам на руку?

— Пока получается так, а как дальше будет, поглядим — задумчиво протянул Егор — ты вот, что свяжись с нашим советником в Тенесси, и с Новочеркасском, пусть казаки и маскоги тоже будут начеку. Да, и еще! Надо прощупать настроения натчей, это самое наше слабое место на Миссисипи, если и ожидать удара то именно с этой стороны.

— Понимаю — кивнул Емелин — сегодня же отправлю гонца. Я пойду?

— Иди. Я завтра планирую быть в городе, там встретимся.

— Хорошо — Алексей быстро собрал документы и направился к двери, уже на выходе обернулся — да, кстати, Егор будешь в Форте Росс, навести Вольфа. Старик хотел с тобой поговорить о чем-то важном. Очень сокрушался, что не может приехать сам, боится, не выдержит дороги.

— Да уж за последний год наш бравый вояка сильно сдал. Хорошо, навещу. Серега ты чем планируешь заняться?

— Ну, срочных дел у меня пока нет, если ты не возражаешь, поеду в свое поместье. Уже почти неделю дома не был. Аленка убьет.

— Валяй. Нужен будешь, я тебя вызову.

Распрощавшись с друзьями, Великий князь Новоросский вновь подошел к окну. На сей раз внимание его привлек одинокий всадник, который на лихом галопе буквально влетел в распахнутые ворота замка. Подняв коня на дыбы, сидевший в седле юноша ловко спешился и, бросив поводья подбежавшему конюху, в несколько энергичных скачков одолел ступени крыльца и скрылся в доме.

Юный княжич Михаил Егорович благодаря своему довольно высокому росту, развитому неустанными тренировками с оружием и без, регулярными занятиями верховой ездой, и греблей крепкому телосложению, и обветренной, загорелой из-за постоянного пребывания на свежем воздухе физиономии, выглядел несколько старше своих четырнадцати лет. Пожалуй, на вид ему можно было дать все восемнадцать. Год назад, парень окончил среднюю школу и по настоянию родителей продолжил свое обучение, поступив на первый курс университета Форта Росс. Тогда же Егор, желая приобщить отпрыска и наследника к делам государственным, стал иногда приводить его на заседания кабинета министров, в чем, однако пока не очень преуспел. Все эти совещания пока еще казались мальчишке занятием весьма занудным и малопонятным. Гораздо веселей и полезней, по его мнению, было провести время на тренировочной площадке среди отцовских телохранителей, или бродить по лесу со старым индейцем дядькой Елпишкой, который во время таких прогулок много рассказывал воспитаннику о разных лесных обитателях, учил читать их следы и понимать повадки. Не говоря уж о том, что можно было вместо сидения в душном кабинете лихо мчаться наперегонки с ветром, сжимая коленями бока разгоряченного скакуна, или пересекать речные стремнины, управляя легким берестяным челном. Да что там говорить, даже на лекциях в университете и то было гораздо интересней.

— Красавец — улыбнулась неслышно вошедшая в комнату и вставшая рядом Татьяна — весь в отца.

— Раздолбай — укоризненно покачал головой Егор — носится как угорелый. Кстати, почему он не в университете? Прогуливает? Вот дождется у меня, намылю холку, будет знать.

Не смотря на внешнюю сдержанность и даже некоторую строгость в отношениях с домочадцами, своими детьми гордился он по-настоящему. Особенно старшим, который с каждым годом все больше и больше походил на него самого, лет эдак двадцать назад, и жена это прекрасно понимала, а посему все эти угрозы всерьез не воспринимала.

— Весь в отца — снова с улыбкой повторила она.

— Такой же раздолбай?

— Такой же бесшабашный.

— Бесшабашный? Ха, когда это было — меняя гнев на милость, хмыкнул Егор и уже более миролюбиво проворчал — ладно, пойдем защитница, пообщаемся с потомком.

Глава 5. У дальних берегов.

Мягко покачивается палуба под ногами, мерно поскрипывает такелаж, плещет разрезаемая форштевнем морская волна. Все это настолько привычно и знакомо стоящему на шканцах Косте, что стало уже неотъемлемой частью, можно даже сказать смыслом самого его существования. Нет, в его жизни, конечно же, есть место семье: горячо любимой жене и детям, друзьям, государственным делам и заботам, но по настоящему легко и свободно Щебенкину дышится только здесь, на кажущейся непосвященному человеку столь зыбкой и ненадежной, корабельной палубе.

— Герр адмирал — стоящий рядом с рулевым у штурвального колеса неизменный Шнитке вытащил изо рта сделанную из кукурузного початка трубку — ветер падает. Как бы не заштилеть.

— Действительно — Костя оглянулся, окинув взглядом безбрежно синее, без единого облачка небо и неторопливо ползущую примерно в полукабельтове, в кильватере за флагманом эскадру в количестве трех вымпелов — Ганс, распорядитесь добавить парусов, попробуем выжать из ветра все, что возможно. Сигнальщик! Передать на мателот: "делай как я".

— Есть! — молодой парень в белой, холщовой, матросской робе выхватил из-за пояса яркие флажки и принялся лихо "семафорить", передавая приказ адмирала на идущий следующим в ордере корабль.

Заглушая все остальные звуки, залились переливчатой трелью боцманские дудки, зашлепали по выбеленным солнцем и морской водой доскам босые пятки. Повинуясь приказу, матросы бросились к снастям, бойко побежали по вантам и реям, захлопала разворачивающаяся парусина, жалобно заскрипев корпусом "Северная звезда" слегка прибавила ход.

Щебенкин грустно усмехнулся, похоже, для каракки это поход последний. Отбегала свое "старушка". Недавние кренингование и тимберовка, тщательная подготовка к плаванью, конечно — же, сделали свое дело и состояние судна еще вполне на уровне, и ход может хороший дать, и корпус достаточно крепкий. Возможно, еще можно будет использовать для патрулирования побережья, но в дальних переходах лучше не рисковать. Шутка ли, приобретенная 14 лет назад посудина и куплена то уже не новой была, а уж после того семь раз Атлантику пересекла, да еще переход от Форта Росс до Новороссийска. В общем, по возвращении придется флаг переносить на другой корабль. На какой только? Выбор то небольшой, но выбирать замучаешься. В южную эскадру списали все старье, которому в Старый Свет ходить уже противопоказано: купленный еще в 1503 году в Европе полакр "Аскольд", каравелла португальской постройки "Надежда", и отбитая у англичан каракка "Фортуна". На атлантических маршрутах сейчас работают пара относительно "свежих", пригнанных из Франции больших полакров, галеон и бриг собственной постройки. Ничего вот обещали корабелы в этом году достроить новый галеон, и сразу же заложить еще один бриг специально под Костины нужды. Вот и будет флагман для Южной эскадры.

— Вахтенный! — Щебенкин бросил очередной озабоченный взгляд на паруса -Накошку ко мне! Быстро!

— Есть! — преданно "пожирая" глазами начальство, рявкнул в ответ матрос и тут — же исчез, чтобы через три минуты "материализоваться" вновь, на этот раз вместе с невысоким индейцем лет двадцати пяти. Одеяние состоявшее из перетянутой цветным поясом длинной, рубахи из белой хлопковой ткани и самое главное своеобразная форма черепа: вытянутая, слегка приплюснутая в висках, выдавали в нем уроженца того — самого Юкатана, к которому вот уже две недели незнакомым до сиих пор маршрутом добирались корабли новоросской эскадры.

— Ты звать моя — невозмутимо с достоинством поинтересовался туземец, глядя снизу вверх на огромную фигуру адмирала.

— Да. Хм — Костя задумался, пытаясь понятнее сформулировать вопрос.

Русский язык этот майя, два года назад пришедший в Новороссийск торговать, да так и осевший в городе, конечно, в какой то степени освоил (собственно говоря, поэтому его с собой и взяли в качестве переводчика) но фразы в разговоре с ним стоило формулировать попроще и покороче.

— Короче — Щебенкин, решивший быть максимально лаконичным, попросту ткнул пальцем в сторону материка, темная полоса которого отчетливо виднелась в зыбком знойном мареве в нескольких милях по правому борту — Тулум где?

— Короче там — невозмутимый индеец в точности повторил его жест.

— Тьфу ты! Какой вопрос, такой и ответ. Это я уже понял. Идти долго еще?

— Моя нет знать.

— Ты же сказал, что знаешь дорогу? — Костя едва сдержал себя, уж очень хотелось выбросить горе — проводника за борт, на радость приличных размеров акуле, уже несколько дней подряд следовавшей за эскадрой в ожидании выбрасываемых с камбузов отбросов.

— Моя знать — столь же невозмутимо возразил, не догадывающийся о сгущающихся над его головой тучах, туземец,

— Твой лодка быстро ходить — наконец, правильно расценив бурю эмоций отразившуюся на загорелой, бородатой физиономии собеседника, счел нужным объясниться он, и снова указал рукой в сторону материка — моя видеть там.

— Ганс, меняем курс — приняв решение, Костя хлопнул ладонью по планширу — все понятно и логично, парень хочет определить местоположение, привязавшись к известным ему ориентирам на суше. Да и штиль лучше переждать лежа в дрейфе в паре кабельтовых от берега. Заодно можно будет пополнить запасы пресной воды, да и командам бы не мешало отдохнуть.

— Гут — кивнул капитан и распорядился — эй на штурвале! Поворот три румба право. Курс крутой бейдевинд. На компас иметь зюйд-вест!

Каракка слегка накренилась, беря круче к ветру. Следом за флагманом стали описывать циркуляцию, меняя курс, другие корабли. За счет более удачного галса скорость хода эскадры слегка "подросла" и уже через несколько часов оценив расстояние до берега в три кабельтовых, Шнитке отдал команду убирать паруса и ложиться в дрейф. Матросы подтянули к борту болтавшиеся аз кормой шлюпки и загрузившись в них, двинулись вперед, замеряя глубины. Затем шлюпки были загружены завозные якоря и экипажи принялись верповать суда в спрятавшуюся за поросшим джунглями мысом, небольшую, довольно удобную бухту.

Первыми на незнакомую землю высадились два взвода стрелков, находившихся на кораблях эскадры в качестве абордажных команд. Когда на белоснежный песок ступила нога адмирала, шесть десятков солдат уже заняли боевые позиции, держа наготове оружие и настороженно вглядываясь в окаймляющую пляж зеленую стену субтропического леса. Впрочем, предосторожности оказались излишними, первобытная тишина нарушалась только плеском волны, криками вьющихся над головами чаек и истошными воплями неведомых и невидимых зверей и птиц, прячущихся в густом переплетении лиан и древесных ветвей. Если туземцы и наблюдали за высадкой чужаков, своего присутствия они ничем не выдавали.

Костя еще раз внимательно осмотрел окрестности в подзорную трубу и задумчиво потер подбородок. По уверениям проводника путь от устья Миссисипи до Тулума, богатого торгового города майя пройден почти на две трети. Бухта, в которую сейчас неторопливо втягивалась эскадра, со слов все того же Накоши-ка-ана, регулярно использовалась маяйскими мореходами для отдыха и пополнения припасов и отсюда, чтобы достигнуть конечной точки маршрута, следовало идти строго на восток вдоль побережья, огибая Юкатан. По-хорошему, конечно, стоило бы здесь закрепиться основательно, на постоянно основе, построить форт, оставить гарнизон. Но сил катастрофически мало. Можно конечно построить какое-никакое укрепление, разместить в нем взвод солдат и пару десятков моряков, но как долго они продержаться, если придут испанцы? Да и местные вполне могут создать серьезные проблемы. У Кортеса помниться в реальной истории было четыре сотни бойцов, и то ему пришлось изрядно попотеть, чтобы закрепиться на континенте. Естественно своего точного местонахождения Костя не знал, карта побережья только им составлялась, но он был уверен, что в оставленной им истории конкистадоры впервые высадились где-то не далеко отсюда.

Здравый, стратегический расчет не оставлял камня на камне от колонизаторских планов Щебенкина, но огромная, зеленая и пупырчатая жаба судорожно сжимала холодными, липкими лапками горло и отчаянно вопила, требуя застолбить за собой и не отдавать никому этот роскошный залив, без всякого сомнения бывший кусочком того-самого, некогда потерянного людьми рая.

Пока наш герой мучимый сомнениями, разглядывал окрестные красоты, взвешивал все "за" и "против" основания новой колонии в здешних благословенных местах, эскадра, наконец, заползла в бухту и застыла на рейде. Гребные суденышки, покончив с верпованием, принялись деловито сновать между темными тушами кораблей и белоснежной полосой пляжа, выгружая на берег партии моряков, приступивших к обустройству лагеря.

Незваные гости, а вернее хозяева, появились, когда первые лучи рассветного солнца разогнали беспросветный мрак южной ночи, и лагерь новороссов начал просыпаться, пугая суетой и шумом человеческих голосов радующуюся наступлению нового дня живность в окружающих пляж джунглях.

Четверо невысоких, неплохо сложенных мужчин средних лет одетых в длинные рубахи, набедренные повязки, сильно смахивающие на средней длинны юбки, в щедро украшенных перьями и вышивкой накидках, шли с южной стороны лагеря, в сопровождении держащих оружие наготове стрелков к неторопливо завтракающему Щебенкину.

— К нам гости — составлявший адмиралу компанию Шнитке, отставил в сторону деревянную миску, из которой только, что с аппетитом поглощал тушеные с солониной бобы, привычно сунул в рот, ставшую уже неизменной, трубку.

— Похоже на то — согласился Костя и убрав в сторону посуду, поднялся на ноги, сделал пару шагов навстречу приближающейся процессии.

— Дьявольщина! Будь я проклят герр адмирал, если шкура одного из этих туземцев ничуть не краснее нашей с вами — выругался за его спиной старый моряк — смотрите вон тот, что идет вторым.

Действительно теперь наш герой и сам отчетливо видел, что один из четырех индейцев, таковым не являлся. Был он намного выше и крупнее своих спутников. Безбородая, смуглая, обрамленная длинными, темными волосами физиономия его по обычаю аборигенов была украшена шрамами-татуировками, а мочки ушей оттягивали массивные, вероятнее всего золотые диски, но это явно был европеец.

— Посмотрим, что за гусь — пробормотал Константин, сделав еще шаг вперед, остановился, положив руку на эфес тяжелого палаша, бросил, не оборачиваясь, через плечо — толмача позовите.

Между тем майя преодолели отделяющее их от нашего героя расстояние и остановились, со сдержанным любопытством разглядывая пришельцев. Над пляжем повисла тишина, нарушаемая лишь шумом ветра, плеском прибоя и криками вьющихся над головами птиц.

— Твой звать моя? — нарушил молчание подошедший Накоши-ка-ан.

— Звал — кивнул Константин — спроси, кто они и чего хотят?

— Люди Чектемаль — неохотно пояснил толмач и категорично заявил — плохой люди. Нет верить, они обмануть, делать твой смерть. Их надо делать смерть. Надо делать жертва Кецалькоатль. Их хорош жертва, Змей будет радость, его помогай твой. Надо быстро делать жертва и идти Тулум. Там хорош.

— Молчать! — рассвирепел Щебенкин, у которого, идея принести совершенно незнакомых туземцев в жертву их собственному змееобразному божеству вызвала вполне закономерное неприятие. И вообще, наивная хитрость переводчика была совершенно очевидна — я твоих советов не спрашивал! Убрать его с глаз моих! Под арест! Ганс! У нас есть люди говорящие на испанском языке?

Двое стрелков подхватили слабо упирающегося горе-толмача под руки и уволокли к шлюпкам.

— Найдем герре — кивнул капитан — я немного знаю. Вы уверены, что он испанец?

— Больше чем уверен.

Немец коротко кивнул и обратился к пришельцам на ломаном языке Сервантеса. И о чудо! Затесавшийся среди туземцев европеец ответил. Между ним и Шнитке завязался было довольно оживленный разговор, который Щебенкин, убедившийся в возможности наладить с местными хоть какое-то подобие дипломатических отношений поспешил ненадолго прервать. Гостей пригласили к костру, и уже под нехитрое угощение и несколько бутылок предусмотрительно прихваченного вина, немало поспособствовавших взаимопониманию, загадочный европеец поведал свою историю. Звали его Гонсало Герерро родом из Палоса. Он был простым матросом на корабле под командой Педро Вальдивия, отправившемся из Дарьена, поселения расположенного как Костя понял из путаных объяснений кастильца, переведенных далеко не блестяще знающим язык немцем, где-то на Панамском перешейке, к острову Санто Доминго. Путешествие это кончилось для испанцев весьма плачевно, разыгравшийся шторм утопил их судно, выбросив на рифы, и спастись удалось всего лишь двум десяткам моряков и пассажиров во главе с самим капитаном. Почти полмесяца шлюпку с потерпевшими кораблекрушение людьми носило по морю, пока, наконец, не выбросило на побережье Юкатана. Однако на этом злоключения мореходов не закончились. На берегу, пятнадцать мужчин и две женщины, ослабевшие от голода и жажды, потерявшие умершими от истощения нескольких спутников, попали в руки индейцев касика Канкуна. Участь Вальдивии и еще пятерых пленников была ужасна. Их принесли в жертву на алтаре какого-то из местных богов, а тела, по уверению Герерро, попросту съели. Не желая становиться ничьим обедом, он с несколькими спутниками умудрился сбежать. Полуголодное скитание по джунглям было недолгим и вскоре храбрый моряк вместе с последним из оставшихся в живых товарищей, священником Херонимо де Агильяром, был снова схвачен и в качестве пленника попал в крупный туземный город Тулун. Впрочем, унылая и беспросветная жизнь раба не устроила Гонсало и он вновь пустился в бега, на сей раз удачно, добравшись до города Чектемаль. Здесь его принял местный правитель — касик На Чан Кан. Впечатленный недюжинной силой и храбростью испанца, вождь женил его на одной из своих родственниц и сделал советником по военным вопросам, в коей должности бывший моряк и был направлен вместе с другими знатными людьми, встречать невесть откуда взявшихся пришельцев.

Между тем, пока Герерро рассказывал о своих похождениях, его туземные спутники воздали должное угощению, и если скудная и неприхотливая закуска особого впечатления на них не произвела, то привезенное из Европы довольно неплохое "рейнское" оставило после себя благотворное впечатление. Не любивший алкоголя Щебенкин пил мало, только в "дипломатических целях", больше делал вид, Шнитке ограничился лишь одним стаканом, а потому четыре литровые бутыли аборигены "приговорили" практически без постороннего вмешательства.

Даже имевший опыт употребления куда более крепких напитков испанец заметно захмелел, что уж говорить о его непривычных к спиртному товарищах? К моменту, когда последняя посудина "показала дно", их изрядно разобрало. Тот, что был постарше, уже принялся клевать носом, а вскоре и вовсе погрузился в глубокий, здоровый сон. Двое других, однако, еще держались. Один затянул какую-то непонятную, периодически прерываемую дикими криками и сопровождаемую неприличными жестами, судя по всему развеселую и разухабистую песню. Второй, схватив опустевшую тару, принялся ею размахивать и настойчиво что-то по-своему лопотать. Сообразив, что ему нужно, Костя сделал знак одному из стоявших в оцеплении стрелков и через несколько минут солдат притащил от шлюпок полуведерный анкерок с кукурузной водкой. Нет, наш герой вовсе не намеревался спаивать индейцев, но гости настаивали на "продолжении банкета" и он как радушный хозяин отказать им в этой малости ну никак не мог.

Вид разлитой по стаканам прозрачной, к тому же сильно шибающей резким, сивушным ароматом самогонки сильно отличался от выпитой ранее кроваво-красной, густой жидкости "рейнского" и вызвал замешательство в рядах пирующих. На помощь пришел Шнитке. Бравый капитан в несколько глотков осушил свою посудину, крякнул, вытирая усы и бороду, и затянулся неизменной трубкой. Через несколько секунд его примеру последовал испанец.

"Певец" с подозрением посмотрел на довольные лица собутыльников и наконец, решившись, выпил. Застыл, выпучив глаза, жадно хватая открытым ртом воздух, и вдруг, не сказав ни слова, рухнул навзничь и безмятежно захрапел. Последний, оставшийся на ногах майя несколько секунд с ужасом взирал то на распростертое тело приятеля, то на водку в своей руке, а потом, издав полный отчаяния вопль, одним махом влил в себя содержимое своего стакана. Некоторое время с ним ничего не происходило, затем на лице появилась счастливая улыбка, он икнул, еще раз блаженно улыбнулся, стянул с себя плащ, старательно расстелил на песке, и улегшись на него, благополучно "убыл в страну Морфея".

Изрядно "накушавшийся" испанец между тем пребывал в самом благодушном настроении и уверял своих новых знакомых в своих дружеских чувствах. Узнав о том, что новоросская эскадра отправляется в Тулун с торговой миссией и везет в своих трюмах партию изделий из железа, он принялся горячо убеждать Щебенкина сменить курс и следовать в Чектемаль, обещая самое радушное отношение со стороны тамошнего правителя и всевозможные торговые преференции.

Похоже, бывший моряк действительно воспринимал приютивших его туземцев, как свою новую семью и вполне искренно пекся об их интересах, и особенно о безопасности. Мало того, европейцам вообще и тем более своим бывшим землякам — испанцам Гонсало теперь не доверял совершенно и более того, готов был воспринимать не иначе как врагов. Прожив несколько лет в колониях он прекрасно знал всю кровавую изнанку "мягкой" испанской колонизации, и не питал никаких иллюзий насчет судьбы Чектемаля и его населения, окажись оно под властью наместников "наихристианейшего" кастильского короля. Новороссов же, по их собственному уверению, не стремящихся к колонизации здешних земель и преследующих сугубо коммерческие цели, он совершенно справедливо счел потенциальными соперниками испанцев в здешних водах, а значит своими естественными союзниками.

Чем дольше Константин слушал нетрезвые, а потому весьма откровенные рассуждения Герерро тем больше приходил к выводу, что было бы просто преступным не воспользоваться столь удачно подвернувшимся шансом. В конце концов, он принял решение, и через три дня, дождавшись попутного ветра и пополнив запасы воды, а также принесенных туземцами свежих продуктов корабли эскадры вновь вышли в море.

ГЛАВА 6 Туман над Миссисипи.

Мерно и неспешно несет свои кажущиеся свинцово-серыми в предрассветных сумерках воды огромная река. Где-то на противоположном берегу еще истошно кричит невидимая в кустах ночная птица, над водой поднимается пелена тумана и неторопливо ползет на сушу вверх по высокому обрывистому склону. Белесые хлопья окутывают бревна частокола, стелются между платформами — курганами на которых стоят большие деревянные дома. Несмотря на столь ранний час широкие, прямые улицы полны народом. Мужчины, женщины, дети, все они молча стоят и терпеливо ждут. Их взгляды устремлены к самому большому и роскошному строению, стены которого украшены плетенными из травы разноцветными циновками и тщательно выделанными и разрисованными причудливыми узорами шкурами бизонов. Подножие высокого, правильной формы кургана, на котором оно словно парит над укутанным утренним туманом Натчезом, оцеплено воинами, живой стеной отделяющими жилище правителя от многоликого, слегка волнующегося моря застывших в благоговеянном ожидании поданных.

Наконец наступает момент, который повторяется изо дня в день с тех самых незапамятных времен, когда боги создали земную твердь и заселили ее людьми и животными. Выходит высокий, довольно тучный, молодой мужчина, одетый в белоснежные, роскошно украшенные птичьими перьями одежды, его сопровождает большая, богато и пестро разодетая свита. Воздев руки к светлеющим небесам, он издает громкий, гортанный крик и вдруг, словно подчиняясь его приказу, на востоке появляется край солнечного диска. Толпа восторженно взвывает, а человек на холме продолжает, что-то выкрикивать, делая пассы руками, словно дирижирует огромным оркестром. Тысячи глаз с восторгом и восхищением следят за каждым движением живого божества.

Наконец все заканчивается. "Дирижер" издает последний крик и развернувшись величаво, скрывается в дверном проеме. Дело сделано. Большое Солнце указал своему младшему брату путь, которым тот должен следовать каждый день, теперь его трудная миссия выполнена, и он может идти отдыхать, предоставив мелким людишкам заниматься своими малозначительными делами. Все будет как всегда: небесное солнце освещать землю, знать — управлять, жрецы — возносить хвалу богам, воины сражаться, а мичмичгули — возделывать землю, охотится, ловить рыбу, собирать плоды, производить нужные в хозяйстве вещи. Каждый должен заниматься своим делом. Так заведено богами и порядок этот неизменен уже многие сотни лет.

Среди тысяч зрителей, с затаенным дыханием следивших за разворачивающимся действом были двое, на которых оно не произвело должного впечатления. И если у Кортеса "представление" вызвало лишь ироническую усмешку, то его спутник наблюдал за всем этим с плохо скрываемым бешенством, никак не вязавшимся с саном священнослужителя подразумевающим смирение и всепрощение.

— Какая дьявольская мерзость — осенив себя крестом пробормотал доминиканец — как отвратительны и невыносимы для каждого истинного христианина эти сатанинские кривляния. Клянусь святым распятьем, я сделаю все, чтобы свет истинной веры пролился на этих несчастных язычников. Даже если придется выжигать скверну каленым железом.

— Да будет так, да будет так святой отец — набожно перекрестился второй испанец — но всему свое время. Пока эти язычники исподволь делают то, что выгодно нам, следует набраться терпения и не обращать внимания на все эти ужимки и кривляния. Не этому ли вы постоянно меня учите?

— Да сын мой — согласился монах — терпение и смирение — суть добродетели истинного христианина. Но вернемся к нашим делам. Когда доберетесь до Паскуа Флорида, в Понсе будет ждать корабль. Он доставит вас на Эспаньолу. В Санто-Доминго найдете торговца из Палоса мэтра Травиньо, отдадите это ему. Купец отправляется в Форт Росс и его миссия очень важна для нас. На словах передадите: "время действовать". Он прекрасно поймет, о чем речь. Теперь следующее: вот это письмо к его превосходительству. Здесь просьба выделить в наше распоряжение отряд солдат...

— Увы, ничего из этого не получится — горько усмехнулся Кортес — я не в фаворе у нового губернатора и боюсь даже ваша просьба, при всем уважении которое он питает к вам, вряд ли повлияет на наши с ним отношения...

— Даже если синьор Колумб не даст людей, по крайней мере, он не будет препятствовать набору храбрецов, желающих добровольно примкнуть к вашей экспедиции. Кроме того в Санто-Доминго уже должны прийти корабли с наемниками из Европы. Вот здесь послание для мэтра Гольдберга, думаю, он уже заждался. Двух месяцев вам хватит, чтобы собрать отряд и доставить его сюда. К этому времени я надеюсь захватить противостоящий нам форт и тогда вместе с союзниками мы ударим на юг к устью реки, прикрыв себя со спины. Надо ли говорить, кого его величество назначит губернатором новообретенных земель? — отец Диего перекрестил своего собеседника — благословляю вас, друг мой, на тяжкие труды во имя величия господа нашего. И помните: здесь и сейчас, для вас начинается путь к славе, власти и богатству. Ну, ступайте. Будьте осторожны в пути. Храни вас Бог!

Кортес легко запрыгнул в седло, ведя в поводу вторую, вьючную лошадь, в сопровождении проводника, двинулся к городским воротам. Доминиканец проводил его взглядом и обернулся к подошедшему, довольно богато одетому, важному индейцу.

— Приветствую тебя Оглашающий Волю Солнца — учтиво склонил голову он. Внутри все еще кипела и клокотала злоба, но отец Диего был далек от того, чтобы даже на один миг поддаться обуревающим его чувствам. Поддавшись праведному, с его точки зрения, гневу можно было в одну минуту загубить плоды многомесячных трудов, а этого опытный дипломат и шпион позволить себе никак не мог. Этот надутый, расфуфыренный как павлин, чванливый туземец мало того, что был родственником здешнего царька, возомнившего себя чуть ли не Богом, но и занимал один из важнейших постов в здешней иерархии.

"Оглашающий Волю Большого Солнца", как его здесь именовали, доносил до натчей указы и повеления их правителя, и был одним из тех, чьим благорасположением пренебрегать, никак не стоило. Мало того, уже порядком присмотревшийся к местным обычаям испанец заметил за этим вельможей еще одну важную особенность. Советник был очень честолюбив. Больше всего на свете он ценил возможность распоряжаться жизнью и смертью других людей, властвовать над их телами и душами и это была та самая струнка, на которой хитрый доминиканец просто не мог не сыграть.

— Здравствуй и ты Черный Человек — снисходительно кивнул туземец — куда ушел Железноголовый Воин? Судя по тому, что ты осенил его знаком своего бога, путь ему предстоит тяжелый и опасный.

— Воистину безгранична твоя мудрость, о, великий — тонко улыбнувшись, польстил собеседнику монах — синьора Фернандо действительно ждет долгая дорога, но он вернется и приведет солдат, которые помогут сокрушить наших общих врагов.

— Воины Высокого берега и сами в состоянии победить своих врагов, жрец чужого бога — надменно вздернул подбородок вельможа.

— Несомненно, несомненно — вскинул руки отец Диего — нужно будет только приложить еще одно усилие. Принял ли Большое Солнце решение послать дополнительные отряды для осады и нового штурма?

— Большое Солнце не должен думать о таких ничтожно малых вещах. Но я услышал твои слова Черный Человек. Воины будут. Только им нужно железное оружие, а ты привез его слишком мало.

— Вот об этом нам и стоит поговорить, мудрый советник — священнослужитель почтительно подхватил собеседника под локоть, увлекая его за собой.

* * *

В то же самое время, в сотнях километров выше по течению реки, также стояли и беседовали между собой два других человека, судьба которых напрямую зависела от описываемых нами выше событий.

Несмотря на столь ранний час на бревенчатом причале у Хатчинской крепости царила суета. Десятки людей сновали туда-сюда, загружая припасы на слабо покачивающиеся на речной волне струги. Небольшой, состоящий из полудесятка пятнадцатиметровых плоскодонных суденышек, караван готовился к отплытию. Владелец всего этого богатства Игнат Постолов стоял здесь же, положив ладонь на рукоять торчащего из-за широкого атласного кушака ножа, строгим, хозяйским взором наблюдал за погрузкой. Без малого десять лет отслужил он казенным приказчиком на торговых постах и факториях, и вот скопив кое-какую сумму, наконец, решился открыть собственное дело. Теперь вот уже второй год гоняет торговые караваны от Форта Росс до самого Новороссийска. Туда возил железо и медь в готовых изделиях, обратно перец и хлопок. Вот и сейчас все пять стругов были плотно загружены различным инструментом, "белым" оружием, котлами, гвоздями, скобами и прочим подобным, весьма востребованным на юге товаром, приобретенным на мануфактурах Титовых и Клауса. Оставалось лишь принять на борт припасы, да особый, государственной важности груз и можно отправляться в путь.

Наконец появилась процессия из четырех носильщиков туземцев, несущих на своих плечах небольшие, пуда на два каждый, бочонка в сопровождении, неразговорчивого, вооруженного "до зубов" парня в черном мундире и того же цвета, широкополой шляпе с кокардой в виде кленового листа. Агент госбезопасности должен был сопровождать порох до Новочеркасска и там с рук на руки передать его казакам.

-Здорово служивый — приветствовал попутчика Игнат — чего-то вид у тебя нынче нездоровый.

— А! — страдальчески сморщившись, махнул рукой безопасник и направился по сходням следом за носильщиками.

— Понятно — ухмыльнулся купец и обернувшись к своему собеседнику пояснил — вчера маскоги, здешние брагой ягодной угощали. Она и на вкус то далеко не нектар, а уж на утро голова от нее и вовсе как чугунный котел становится. Вот Никодим и мается...

Его собеседник, невысокий, худощавый, паренек лет пятнадцати тряхнул рыжим, выбивающимся из-под залихватски сдвинутого набекрень берета, чубом, на его веснушчатой физиономии мелькнула легкая тень улыбки.

— ... Так вот — продолжил между тем Постолов, отвечая на ранее заданный вопрос — теперь до самого Новочеркасска ни городков, ни селищ никаких не встретим. А ты говоришь, припасу много берем. Я ведь одних гребцов почитай две дюжины душ у маяймей в Атхаканке нанял, маскогов оружных для охраны дюжину, да моих людишек, худо-бедно, с десяток будет. Я тебе так сударь мой, Николай Лексеич скажу, припасу в дороге, его много не бывает. Ты вот, что оружию свою проверь на всякий случай, да в справности держи.

— А мы, что Игнат, воевать с кем-то собираемся? — с видимой небрежностью поинтересовался паренек, хотя по азартному блеску в глазах и заигравшему на щеках румянцу было очевидно, что сообщение о вероятных опасностях его не на шутку возбудило. Еще бы, какой нормальный мальчишка в этом возрасте не мечтает об опасных приключениях и героических подвигах?

— До сей поры, Господь миловал — перекрестился купец — но сторожиться все одно надо. И порох на полке в сухости держать, а то в такой туман... . Ты вот, что возьми кожи кусок, да замок на пистоли своей оберни. Береженого, то говорят и Бог бережет, так-то вот.

Пока юноша, последовав совету торговца и отойдя в сторону с деловым, весьма серьезным видом осматривал и готовил к походу свое снаряжение, погрузка была завершена окончательно и наконец, подан сигнал к отходу. Приняв на борт команду, охрану и пассажиров суденышки стали одно за другим отваливать от причалов и повинуясь слаженным действиям гребцов, двинулись вниз по реке.

Очередной день долгого плавания проходил для юного путешественника столь же размеренно и буднично, как и все предыдущие. Коле, расположившемуся на носу головного струга, не нашлось никаких занятий кроме как дремать, пригревшись на теплом весеннем солнышке или лениво разглядывать проплывающие вдоль борта уже изрядно поднадоевшие береговые пейзажи. Конечно, в самом начале путешествия, пятнадцатилетнему мальчишке, впервые вырвавшемуся из под опеки родителей и почти никуда не выезжавшему до этой поры из казавшегося теперь огромным и шумным Форта Росс, виды диких лесных дебрей и индейских поселений казались чем-то необыкновенно интересным и увлекательным. Но дни сменялись такими же похожими на них днями, и тихое однообразие дороги стало уже изрядно утомлять нашего путешественника. Впрочем надо отдать ему должное, за все это время он ни разу не пожалел о принятом решении. Еще бы скольких трудов стоило только убедить родителей дать сыну возможность самому сделать свой выбор. Отец видел в старшем отпрыске продолжателя своего дела, мать считала, что нет для него ничего лучше карьеры финансиста, но сам Николай уже давно мечтал о морских странствиях и сражениях. С самых малых лет с упоением слушал он рассказы бывалых моряков, частенько бывавших в доме родителей. Бегал в порт любоваться на казавшиеся ему белоснежными крылья парусов над темными тушами кораблей, часами стоял на берегу разглядывая в позаимствованную у отца подзорную трубу то лазорево-синий во время затишья, то серый в непогоду океанский простор. В конце — концов, отучившись, год в университете и закончив, первый курс, парень пришел в отцовский кабинет и завел решительный и трудный разговор, итогом которого стало полученное разрешение на поступление в морское училище в Новороссийске и письмо переданное родителями для адмирала новоросского флота Константина Щебенкина.

Между тем день начал клониться к закату, и небольшой караван пристал к берегу. Запылали костры, на которых усталые путники готовили горячий ужин, и вскоре небольшой бивуак, утихомирившись, погрузился в мирную дрему. Земля здешняя принадлежала народу чокто уже давно принявшему покровительство королевства маскогов, а потому считалась достаточно безопасной, тем не менее, многоопытный торговец не только озаботился выставлением караулов вокруг лагеря, но и не поленился перед сном лично обойти их и проверить.

Пристроившийся ночевать на струге Николай проснулся от легкого холодка. Коварный туман мокрыми щупальцами забрался под сбившееся во сне шерстяное одеяло и принялся щекотать босые пятки. Паренек поднял голову, огляделся. Белая пелена окутала мир настолько плотно, что казалось, все окружающие предметы утонули в прохладном молоке. Лагерь еще спал, и только у слабо просвечивающего сквозь туман костерка виднелся невнятный, словно размытый силуэт часового. Отбросив одеяло в сторону сладко, до хруста в суставах потянулся, встал, звонко прошлепал по мокрым доскам сходней на берег, наспех умыл лицо речной водой. Вокруг царила полнейшая тишина, только река неспешно и равномерно плюхала волной в борта суденышек. Какой-то посторонний звук заставил насторожиться. Коля поднял голову, прислушался, он готов был поклясться чем угодно, что звук ему прекрасно знаком. Причем не просто знаком, а буквально надоел до чертиков за долгие недели плавания. Негромкий всплеск опускаемого в воду весла. Через несколько секунд всплеск повторился, затем в тумане появилось темное пятно, в котором вскоре можно было уже разглядеть длинный низкий силуэт индейского каноэ. А потом вдруг утренняя тишина буквально взорвалась. На стоянку каравана со всех сторон хлынула лавина дико вопящих и истошно завывающих демонов.

Один из напавших на стоянку караванщиков "монстров" внезапно вынырнул из тумана, и размахивая грозно ощетинившейся осколками обсидиана дубиной, бросился к застывшему в изумлении пареньку. Грохнувший неподалеку выстрел вывел Колю из оцепенения и заставил, наконец, осознать грозящую опасность. Отчетливо понимая, что убежать уже не успевает, мальчик решился на отчаянный шаг. Заорав от ужаса, он бросился под ноги набегающему на него противнику. Результат превзошел все ожидания. Не ожидавший такой выходки, от казалось бы, не способной к сопротивлению жертвы, неведомый враг кубарем покатился по земле. Огромная, страшная, птичья голова с оскаленным, окровавленным, зубастым клювом отлетела в сторону и "чудовище" оказалось рослым, крепким, размалеванным в боевую раскраску, но все-таки вполне себе обычным туземцем. Впрочем, этот маленький успех лишь на короткое время отдалил опасность, но не ликвидировал ее совсем. Поверженный враг, ошеломленно тряся головой, уже поднимался на ноги и Николай начал медленно, не сводя с него взгляда, отползать, спиной вперед, совершенно позабыв про висящий в ножнах на поясе широкий охотничий нож, отцовский подарок. Под руку попало, что-то округлое и холодное на ощупь. Недолго думая он схватил найденный предмет и силой швырнул его в противника. Тяжелый голыш, с показавшимся поразительно громким стуком, врезался в висок индейца. Голова его резко мотнулась назад, и резко обмякшее тело рухнуло на прибрежный песок. Вокруг размозженного черепа начала медленно растекаться алая лужица, а Коля стоял на коленях и с ужасом смотрел в окровавленное лицо и широко открытые глаза убитого им человека. Его, конечно, учили и стрелять, и фехтовать, кстати сказать, по уверению своего учителя фехтования, шпагой парень владел на довольно приличном уровне, но участвовать в настоящих сражениях, а уж тем более убивать до сих пор не доводилось.

— К стругам! — внезапно рявкнул над ухом знакомый голос и крепкая рука Игната рывком подняла Колю на ноги — к стругам! Бегом!

Между тем столь неожиданно начавшаяся схватка стала подходить к своему логическому финалу. Увы, печальному для большинства путешественников. Внезапность нападения и численное превосходство нападающих сделали свое черное дело. К тому времени, когда торговец и его юный спутник добрались до своих суденышек, на четырех из них уже вовсю хозяйничали враги, и только у головного струга с десяток, оставшихся в живых караванщиков, продолжал сопротивление.

Постолов вовсе не был воином, сражаться саблей и мечом он не умел, но вот топор, другое дело. Обычный плотницкий инструмент в его руках превратился в страшное в своей эффективности оружие. И ему почти удалось прорваться к своему суденышку, но увы, врагов было слишком много. В какой-то момент удар каменного наконечника индейского копья достиг своей цели. Игнат покачнулся, упал на колени. Попытался подняться, но подскочивший индеец, одним взмахом своего деревянного меча, практически профессиональным движением палача срубил ему голову. Всего этого Коля к счастью своему уже не видел. Пырнув своим ножом в ногу одного из противников, он увернулся и сильным толчком в спину столкнув в воду второго, пулей взлетел по сходням на борт струга, едва не наступив на окровавленное, тело. Человек под ногами зашевелился, и мальчик с ужасом, скорее даже не по залитому кровью, изуродованному лицу, а по обрывкам черного мундира узнал в нем Никодима. Преодолев замешательство, Коля бросился к своим вещам, вытащил заряженный пистолет и дрожащими руками взвел курок.

— Дай — хрип за спиной заставил обернуться.

— Дай мне — "безопасник", прилагая огромное усилие, приподнялся, протянул руку.

Еще до конца не осознавая, что он делает, мальчик отдал оружие и, подчиняясь какому-то непонятному ему самому инстинкту, прыгнул в воду.

Буквально через несколько секунд страшный взрыв разорвал, разметал в клочья и само судно, и сражающихся людей, не деля их на "своих" и "чужих". Громовой раскат прокатился по окрестностям, а через некоторое время все стихло и успокоившуюся реку, неторопливо уносящую вниз по течению обломки и трупы, вновь укрыло белое полотно тумана.

ГЛАВА 7 Новороссийск.

62