↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
В Старой Купавне, на Набережной улице, в маленьком доме у самой реки жили-были коты Барсиан и Вассиан. Когда-то, совсем недавно, звали их просто Барсиком и Васькой и были они такими крохотными, что хозяева боялись, как бы их не сцапала во дворе ворона, приняв за цыплёнка. Из дома котята тогда, правда, почти не выходили — сами боялись всего на свете. Васька всё время прятался под холодильником, а Барсик безвылазно обосновался в лежавшей на боку красной пластмассовой лейке.
Потом котята стали осторожно выбираться из своих убежищ, тихонечко красться вдоль стен, шатаясь на слабеньких лапках и мелко дрожа хвостиками. Шли дни, проходили недели. Котята подросли, освоились и вот уже запрыгали по дому пушистыми меховыми комочками, вскарабкиваясь на всё, что встречали на пути — ковры, занавески, хозяина с хозяйкой. Запрыгивали и висели, цепляясь остренькими коготками, пробуя на зубок всё новое и неведомое.
Потом котята вместо легкого детского пуха покрылись взрослой шерстью, вытянулись в длину и высоту, раздались вширь, стали отправляться на всё более продолжительные дневные, а потом и ночные прогулки. Росли они так, росли, пока наконец не превратились в нынешних Барсиана и Вассиана.
На Новый год котам подарили новую миску, купленную специально для них в кошачьем магазине в Москве. Старая миска, когда-то представлявшаяся котятам настоящим молочным морем, к тому времени так сильно уменьшилась, что Вассиан и Барсиан, когда кушали вместе, сталкивались над ней головами. Новая миска была большая, блестящая, с резиновым кольцом снизу, чтобы не летать по всей кухне под напором кормящихся котов. Но главное, она состояла из двух отдельных половин, специально, чтобы есть вдвоем — каждому из своей части. Хозяин наложил в миску вкусных мясных обрезков с подливой и торжественно поставил праздничное кушанье перед котами. Давно истомившиеся от нетерпения Барсиан и Вассиан ринулись к миске и одновременно сунули морды в ближайшую половинку.
— А ну отойди! — прорычал Барсиан.
— Сам отойди! — ответил Вассиан, пытаясь просунуть голову снизу.
— Ешь из другой половинки!
— Сам ешь!
У миски завязалась яростная борьба, коты упирались лапами, давили друг друга лбами. Никто не получал перевеса. Едва один устраивался, наконец, над аппетитными кусочками, как другой, поднатужившись, отодвигал его в сторону.
Наконец хозяин не выдержал, подхватил Вассиана под брюхо и оттащил к незанятой части миски. Барсиан мог спокойно есть из своей половины, но ему показалось, что в другой части миски еда вкуснее! Барсиан немедленно бросился туда и стал вновь отпихивать соперника носом...
— Нет! — пробормотал Вассиан. — Так нам не поесть.
— Что будем делать? — спросил Барсиан, не выпуская миску из вида.
— Попробуем есть по очереди!
— Чур, я первый!
Вассиан, подумав, согласился.
Барсиан остался у миски в одиночестве... Но без борьбы прежнего удовольствия от еды он уже не испытывал. Кот перестал есть, задумчиво переходил то к одной половинке миски, то к другой. Аппетита не было.
— Всё, наелся! — бросил Барсиан, отходя в сторону.
Место у миски занял Вассиан, но и он ел как бы нехотя, лениво. Зато у Барсиана, стоило ему оставить миску, вдруг снова возникло чувство голода. Он не выдержал и вновь сунулся мордой, отпихивая упирающегося Вассиана, у которого, похоже, вдруг тоже пробудился аппетит. Коты боролись за каждый кусок, шумно чавкали, пихались, тяжело фехтуя над миской насупленными, измазанными липкой подливкой мордами, то обходя противника снизу, то налезая сверху, едва не опрокидывая жалобно дребезжащую под дружным натиском миску... И вот миска опустела. Коты посмотрели друг на друга осоловелыми глазами, по очереди напились, перевешиваясь через край стоящего на кухне ведра, а потом осторожно улеглись на коврик переваривать пищу.
— Я, кажется, понял, почему мы такие толстые, — лениво произнес Вассиан.
— Почему? — спросил, засыпая Барсиан.
— Потому что мы едим наперегонки!
О шерстистости
Ночью прошел пушистый снег. С утра Барсиан и Вассиан погуляли во дворе по свежему белому простору, уютно скрипевшему под мягкими лапками. Когда коты вернулись с морозца на теплую кухню, идущий впереди Вассиан услышал позади какой-то мелодичный звон. Кот недоуменно оглянулся и обнаружил, что звенит, оказывается, его товарищ. На длинной и густой шерсти Барсиана висело множество маленьких льдинок, издававших тихий перезвон...
— Ну, ты даешь, длинношерстый! — захохотал по-кошачьи (то есть одной ухмылкой) Вассиан. — Ксилофон ходячий!
Вассиан был короткошерстый и не упускал случая пустить остроту по поводу волосатости своего длинношерстого друга (которой он втайне завидовал). Следом за Вассианом над обледенелым Барсианом стали смеяться и увидевшие его хозяева, но уже по-людски — громко, вслух и очень обидно. Расстроенный Барсиан забился в угол, поближе к теплой батарее. Он хотел побыстрее избавиться от льдинок, выкусывал их, выдергивал зубами, не щадя собственной шерсти. Но ледышки не поддавались. Они только постепенно таяли, отчего снизу набиралась холодная противная лужа. Барсиан несколько раз перебирался на новое сухое место, но там повторялась та же история. Хозяйка, которой приходилось вновь и вновь вытирать талые лужи за несчастным Барсианом, ругалась и толкала его в мокрый бок шваброй.
Наконец льдинки растаяли, но Барсиану от этого не стало легче. Длинная мокрая шерсть скаталась в колтуны. Вассиан, демонстративно вылизывая собственную короткую аккуратную шкурку, только посмеивался над страданиями длинношерстого бедолаги:
— Ну, ты рекордсмен! У тебя даже на спине колтуны!
Барсиан так расстроился, что не выдержал и заплакал, как положено у кошек — про себя. Хозяйка, увидев беду Барсиана, подняла его с пола, положила к себе на колени и стала вычесывать пуходёркой. Сначала Барсиану было больно, он даже взвизгивал и пытался вырваться, но возвращался твердой рукой хозяйки на место. Постепенно колтуны исчезали, свалявшаяся шерсть расправлялась и лежала теперь ровными красивыми прядями. А пуходерка продолжала и продолжала расчесывать — от пушистых бакенбард до растрепанного кончика хвоста. Барсиан уже не вырывался, а довольно жмурился и даже мурлыкал, всё громче и громче...
Вассиан почувствовал зависть. Он попытался вспрыгнул хозяйке на колени, прилечь рядом с Барсианом, но был тут же скинут обратно на пол. Хозяйка пару раз погладила его по голове, потрепала за ушком и вернулась к расчесыванию Барсиана, показавшему Вассиану розовый язычок. Теперь Барсиан мурлыкал так заливисто, что прямо слюни потекли...
Вассиан дождался, когда хозяин открыл дверь, выбежал во двор и стал носиться по снегу, забираться поглубже в сугробы, кататься и крутиться волчком. Увы, упрямый снег никак не хотел налипать на короткую шерсть... Колтуны не появлялись. Раздосадованный Вассиан потопал обратно в дом, а сидевшая на заборе кошка Ксюша подумала, какой же красивый у нее сосед — с раскрасневшимся от мороза розовым носиком, с плотной аккуратной чистой шерсткой, которая так и сверкает на ярком солнышке. И какой спортивный — как он только что в снегу купался!
Зайцы
Барсиан и Вассиан дышали свежим воздухом, лежа на высокой кладке кирпича, откуда солнце уже согнало снег. Лениво щурясь, они смотрели на хозяина, который ходил, скрипя валенками, по саду и озабоченно оглядывал стволы яблонь. Потом куда-то ушел и вернулся с хозяином соседнего дома. Они походили еще, теперь уже вдвоем, рассматривали, трогали пальцами.
— Это зайцы! — сказал, наконец, сосед. — Был похожий случай в Новой Купавне. Лес там близко, вот они по ночам и прибегают. У яблонь кора повкусней, чем у березы...
— Зайцы, — повторил Барсиан, устраиваясь поудобней. — Зайцы... Кто это такие, зайцы?
Растянувшийся рядом Вассиан только покачал головой на необразованность друга:
— Зайцы это вроде кроликов, только дикие.
— И они что, сюда прибегают? А если мы их ночью встретим?
Коты задумались. О кроликах у них были самые неприятные воспоминания. Осенью, когда приезжал один из хозяйских детей с хозяйским же внуком, с ними прибыл в клетке вислоухий кролик, которого затем выпустили попрыгать по дому. Кролик вел себя нахально, гадил на ходу черными горошками, гонялся за котами и даже утащил у них из миски почти целую сосиску и тут же схрумкал ее словно морковку... Чего после такого домашнего кролика ждать от лесных зайцев! Вассиан и Барсиан оглядели свой двор совсем другими глазами. Оказывается, ночью здесь шастают настоящие дикие звери!
— Слушай... — неуверенно начал Барсиан, — давай вечером спрячемся в шкафу. На ночь дома тогда останемся.
Вассиан скептично повел усами:
— Только заранее намекнем хозяйке, чтобы она нам коробочку с песочком поставила, как маленьким? Приспичит, сам во двор пулей среди ночи вылетишь!
— А давай тогда, когда ночью гулять пойдем, около забора на всякий случай держаться. Если эти зайцы как кролики, по заборам они не лазают. Помнишь, как от вислоухого на телевизор забирались...
Всю ночь коты просидели рядом со спасительным забором, испуганно вглядываясь в длинные черные тени на мерцающем снегу — не выскочат ли вдруг откуда-нибудь страшные зайцы!
Наконец всё вокруг окрасилось розовым, наступил рассвет, и коты облегченно вздохнули — дикие зайцы так и не пришли из леса. Вассиан и Барсиан потянулись и приступили к утренней гимнастике. Каждый выбрал себе яблоньку поудобней и стал точить когти о ствол, пружинисто и ритмично сдирая передними лапами ароматную, пахнущую весенним кору.
— Вот они, зайцы! — раздался с крыльца крик хозяина.
Коты прижали уши, испуганно глядя вокруг:
— Зайцы!!! Где???
Через секунду Барсиан и Вассиан улепётывали со всех четырех ног, не разбирая дороги через сугробы, уворачиваясь от града снежков бегущего за ними хозяина:
— Так вот кто мне тут яблони портит... Коты, собственные коты!
За кого болеть
Солнышко грело с каждым днем всё сильнее. Снег слежался, стал плотным, кое-где уже темнели большие проталины. А на речке возле Кутузовского моста появилась растущая с каждым днем полынья. Как-то Барсиан и Вассиан собрались и пошли посмотреть на речную воду, которую не видели с осени. У полыньи тем временем намечалось воздушное сражение. В выси резали голубое небо белокрылые чайки, а на нависших над водяной гладью ивовых ветках устроились серо-черные вороны. И те, и другие высматривали — не блеснет ли в воде ошалевшая после зимнего сна рыбешка. Но больше вороны и чайки следили друг за другом. Стоило кому-то показаться, что соперник заполучил желанную добычу, как со всех сторон на него налетали с пронзительными криками и хриплым карканьем жаждущие отобрать ее враги.
Первоначально верх брали вороны. Пока чайка, выходя из пике, натужно била воздух узкими длинными крыльями, подлетевшая снизу ворона ловко выбивала рыбу из чаячьего клюва и подхватывала когтистой лапой. Вороны так обнаглели, что всей стаей поднялись с веток и стали, победно каркая, кружить над полыньей, оттесняя чаек в сторону. Однако к белым птицам подошло подкрепление и в новой схватке вороны потерпели поражение. Чайки стремительно пикировали с высоты на медленных ширококрылых ворон, так что только летели черные и серые перья. Вороны отступили к берегу, укрылись среди веток, сердито щелкая оттуда клювами, а чайки с победными криками стремительно носились над водой.
— Ты за кого болеешь? — спросил Барсиан, наблюдая за битвой птиц.
— Я? — Вассиан облизнулся. — Я за рыбаков.
И коты пошли туда, где уцелевший еще речной лед густо усеивали сидящие над лунками рыбаки. Обходя по очереди этих закутанных в толстые одежды людей, Барсиан и Вассиан строили умильные или жалостливые мордочки и почти всегда получали по одной, а то и по две рыбешки. А со стороны полыньи хрипло каркали и пронзительно взвизгивали завистливые чайки и вороны.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|