Тетрадь 70

ТЕТРАДЬ СЕМИДЕСЯТАЯ

* * *

Один за другим шли праздничные, необыкновенные, сумасшедшие дни. Двадцать пятое, двадцать шестое, двадцать седьмое... Мягкий, щекочущий щёки снег, неожиданно приятный мороз, редко проглядывающее от того ещё более приятное солнце. И каждый день что-то неожиданное, новое...

Сразу после завтрака решили сходить поздравить бабу Фиму. Собрали нарядный пакетик гостинцев, Женя накинула на плечи свою золотую шаль, Алису всунули в ботики и пальтишко поверх нового платьица. И пошли.

Коридор был уже наполнен снующими из квартиры в квартиру людьми, двери жилых квартир то и дело хлопали и даже будто вовсе не закрывались. Носилась празднично разодетая ребятня. Алиса шла, держа Эркина и Женю за руки и поздравляя всех встречных с Рождеством сразу на двух языках.

Крохотная — кухня и жилая комната — квартирка бабы Фимы была такой зелёной от множества цветов, что Эркин даже не сразу выглядел маленькую ёлочку и не на крестовине, а, как и остальные цветы, в горшке. Неужели... живая?

— Живая, живая, красавица моя, — перехватила баба Фима его взгляд. — Второе Рождество вместе встречаем. Ну, спасибо, милые мои, уважили старуху. Вот и чайку из самовара сейчас попьём.

Чай из самовара был необыкновенно вкусным, и Эркин укрепился в мнении, что им самовар нужен и после праздников стоит если не купить, то хотя бы присмотреться. Пока пили чай, к бабе Фиме заглянули из соседних квартир ещё две старушки. Одна — маленькая, как баба Фима, но сухонькая, а другая — большая, осанистая. Баба Лиза и баба Шура. Посидели немного все вместе. Алиса спела про рождественские колокола, сама пела, Эркин чуть-чуть подтягивал, чтобы не сбивалась, а так как бабушки не знали английского, то пересказала — с маминой помощью — на русский. Бабушки умилились и восхитились. И заговорили о церкви, о церковном пении, какой там хор, ну, прямо ангельский. И церковь хорошая, тесно было, правда, но уж в светлый-то день грех не пойти. А уж пели-то, пели как...

И при первой удобной паузе Женя встала, а за ней сразу и Эркин с Алисой. Ещё раз поздравили друг друга и попрощались.

— Мам, — спросила Алиса, когда они шли уже по своему коридору, — а мы в церковь пойдём?

— А тебе хочется? — ответила Женя вопросом.

— Ну-у-у, — неопределённо протянула Алиса и покосилась на Эркина.

Его лицо не выразило ни малейшего желания такого похода, и Алиса решила, что идти туда не стоит.

— Не-а, не хочу.

— Ну, — пожала плечами Женя, — тогда и говорить не очем.

Эркин согласно кивнул. В самом деле, это ж не Джексонвилль, а если здешний поп и припрётся к ним, так ничего сделать им не сможет. Не прежние времена.

На центральной площади — все её так называли, хотя на всех указателях и табличках было написано, что это площадь Победы — стояла высоченная ёлка с большими игрушками и лампочками вместо свечей. И там в полдень представление для детей, а вечером, когда стемнеет, представление и танцы для взрослых.

Они решили пойти на детское. И уже возле магазинчика Мани и Нюры нагнали Тима, тоже со всей семьёй. И ещё шли от их дома. С детьми. И всё туда же.

Эркин удовлетворённо отметил, что Женя и Алиса одеты не хуже других, и сам он — вполне на уровне. И перехватил такой же удовлетворённый взгляд Тима. И улыбнулся. Тим понимающе кивнул.

Так все вместе и пришли на площадь. Там, где-то в толпе, играла гармошка и было столько взрослых и детей, что Алиса крепко ухватилась за руки Эркина и Жени. Но Дим вырвался у Тима, схватил Катю за руку и ввинтился в толпу, волоча сестру за собой и звонко крикнув:

— Алиска! За мной!

— А ты не командовай! — завопила Алиса.

И, бросив Эркина с Женей, помчалась вдогонку.

— Ох, и боевой же парень, — сказал кто-то рядом с Тимом.

— Тихим будешь — так забьют, — возразил мужчина в ватной рабочей куртке с закутанным в платки до шарообразного состояния малышом на руках.

— Забьют, не забьют... — тут же возразили.

— А кто смел, тот и два съел...

Но Тим уже лез к ёлке, и Зина едва поспевала за ним, держась за его полушубок. Рядом туда же, но не отодвигая людей, а протискиваясь между ними, пробивался Эркин, заботливо проталкивая Женю.

Когда они продрались к ёлке, там уже крутился детский хоровод, которым командовал седобородый старик в синем длинном... халате, что ли? Вообще-то он походил на Санта-Клауса, но женщина рядом с ним в бело-голубых шубке и шапочке и с длинными светло-жёлтыми косами, это кто? На гармошке играл парень в клоунском костюме. Алиса, Дим и Катя упоённо прыгали в общем кругу, и Эркин с Тимом одновременно перевели дыхание.

Теперь они вчетвером стояли рядом и с неменьшим интересом смотрели представление.

Эркина сзади хлопнули по плечу. Он резко обернулся и увидел Кольку-Моряка.

— Привет, с Рождеством вас!

— Привет, — улыбнулся Эркин. — И тебя с Рождеством.

— Свою привёл?

— Ну да, вон прыгает.

— Ага, вижу.

— А ты чего?

Колька ухмыльнулся.

— Вон, видишь, колобок катается. В моём ремне.

— Ага, — кивнул Эркин, найдя взглядом маленькую и действительно круглую фигурку, перетянутую ремнём с якорем на пряжке.

— Братишка мой, — самодовольно сказал Колька. — Во, какой пацан!

Колька улыбнулся Жене и за локоть потянул Эркина к себе.

— На два слова.

— Ага, — Эркин отошёл за Колькой. — Чего случилось?

— Слушай, мы завтра стенку заводим. Придёшь?

— А чего ж нет? — кивнул Эркин.

Что такое "стенка" он уже представлял и не видел причин для отказа.

— Тогда к полдню на пруду.

— А он где?

— За Старым городом. Найдёшь.

Эркин кивнул.

— Идёт.

— И вот что, — Колька хитро подмигнул. — Все всё знают, но не звони. Усёк?

Эркин улыбнулся.

— Ежу понятно. К полдню буду.

Когда он вернулся к Жене, она, словно не заметив, что он отходил, самозабвенно смеялась над двумя клоунами. Хоровод уже распался, и Алиса с Димом и Катей были тут же. Тим быстро искоса посмотрел на Эркина, но ничего не сказал.

После представления они ещё немного погуляли по площади все вместе. Посмотрели, чем торгуют в палаточках и с лотков, выпили по стакану горячего, пахнущего мёдом и пряностями, напитка — он назывался сбитнем, и, к удивлению Тима и Эркина, Зина с Женей тоже впервые его попробовали. Купили шарики со снежинками — Кате зелёный, Диму красный, а Алисе синий. Шары, чтоб не потерялись и не улетели, привязывались за конец нитки к пуговице на пальто. Больше ничего покупать не стали, хотя глаза так и разбегались, но нельзя же все деньги в один день потратить, и всю площадь за раз тоже не закупишь.

К себе, в "Беженский корабль" возвращались удовлетворённые и немного усталые. Впереди, держась за руки, шли Дим, Алиса и Катя, Дим посередине, крепко держа девчонок. Зина и Женя следом, вполголоса обсуждая какие-то кухонные проблемы, и Тим с Эркином невольно на шаг отстали от них.

— Ты про стенку слышал? — тихо спросил Тим.

Эркин кивнул и улыбнулся.

— Позвали, что ли?

— Пойду завтра, — не очень уверенно ответил Тим и неохотно пояснил: — Сорваться боюсь.

— Я тоже перед олимпиадой трухал, — как и Тим, Эркин перешёл на английский. — А оказалось... Когда без злобы и голова ясная, руку удержишь. Не проблема.

— Ну... Может и так, — задумчиво сказал Тим. — На тренировках же редко когда увечили, если только... — и оборвал себя.

Но Эркин понял и про себя закончил фразу: "Если только хозяин велел". Но Тиму его понятливость не понравилась, и он, уже насмешливо, спросил:

— Не сдрейфишь беляку двинуть?

— А я против тебя встану, — сразу ответил Эркин.

Тим изумлённо посмотрел на него и тут же кивнул.

— Точно, тогда без проблем.

Они прибавили шагу, нагоняя своих. Тем более, что малыши затеяли возню, толкая друг друга в сугробы, и их пришлось разобрать по взрослым. Всю заснеженную Катю Тим отряхнул и взял на руки. Алиса немедленно и очень выразительно посмотрела на Эркина и была тут же вознесена к нему на плечо. Дим презрительно, явно кому-то подражая, хмыкнул:

— Девчонки-неженки.

И завёл светскую беседу с Женей о том, кто, по её мнению, главнее: Дед Мороз или Санта-Клаус. Женя с удовольствием хохотала, слушая его рассуждения, что Санта-Клаус приходит на Рождество, а Дед Мороз на Новый Год, но, в общем-то, старики живут дружно и специально так поделили, чтоб не толкаться зараз у одной двери. Когда Дим убежал вперёд, Женя сказала:

— Умненький какой мальчик.

Зина гордо улыбнулась и ответила:

— Да уж. Мне бы в жизни до такого не додуматься. Выдумщик он у нас, — и оглянулась. — Правда, отец?

— Это да, — улыбчиво хмыкнул Тим.

Вокруг, то обгоняя их, то навстречу шли люди, знакомые и незнакомые, и все поздравляли друг друга с Рождеством, желали здоровья и счастья.

А уже совсем возле дома они повстречали ряженых и немного постояли, посмотрели и посмеялись, и уже окончательно пошли домой, сердечно распрощавшись на лестнице у дверей в коридор второго этажа.

А когда вошли в квартиру, вдруг увидели, что день-то уже кончается.

Пока Женя раздевала и переодевала Алису, Эркин поставил разогреваться обед. Ужин был вчера, конечно, необыкновенный, и завтрак тоже. Так что обед может быть и простеньким.

Раскрасневшаяся от мороза Алиса сначала болтала без умолку, а потом чуть не заснула прямо за столом, и Женя увела её спать. Эркин знал, что ему надо встать убрать со стола, но не мог заставить себя подняться. Приятно горело лицо, истома во всём теле. Он сидел, положив руки на стол и глядя на синеющее окно, на фиалку на подоконнике. Синий сумрак в кухне... Это не усталость, совсем другое это...

Неслышно сзади подошла Женя, положила руки ему на плечи, и он, медленно поворачивая голову, поцеловал эти руки.

— Устал, милый?

— Нет... — так же медленно ответил Эркин. — Не знаю.

По-прежнему стоя за ним, Женя обняла его, скрестив руки на его груди. Эркин обеими руками прижал её ладони к себе...

— Ох, — вздрогнул Эркин. — Убрать же надо. Я сейчас....

— А гори оно синим огнём, — беззаботно отмахнулась Женя. — Успеем.

— Мгм, — не стал спорить Эркин и легко встал, так ловко повернувшись, что Женя оказалась в его объятиях.

Женя тихо засмеялась, обнимая его за плечи. Эркин подхватил её на руки и понёс в спальню.

В спальне он поставил её на кровать — Женя по дороге совсем по-детски болтала ногами и, конечно, потеряла тапочки. И из шлёпанцев он шагнул к ней на кровать. Женя, всё ещё смеясь, стала расстёгивать на нём рубашку. Эркин подставлял себя её рукам и сам, мягко водя ладонями по её телу, расстёгивая, развязывая, сдвигая и распахивая, помогал ей, когда она не сразу справлялась, скажем, с его пряжкой. Кровать пружинила под ними, раскачивала их, а Женя всё смеялась, и голова у него кружилась от этого смеха, от чего же ещё, как не от этого? Ногой Эркин незаметно столкнул на пол сброшенную одежду.

Они не задёрнули штор, но и не зажгли света, и в синем сумраке белые хризантемы на окне казались голубыми, а тело Жени... нет, он не знает, как это называется ни по-русски, ни по-английски. Нагнувшись, Эркин поцеловал её в ложбинку между грудями. Руки Жени на его плечах. Она гладила его, целовала, вздрагивала и потягивалась в его объятиях, но он чувствовал сонную тяжесть в её теле. Женя хотела спать, но ещё не понимала этого. Страшным усилием удержав себя на грани, за которой его настигала горячая чёрно-красная волна, Эркин не стал будить её тело. Они топтались на кровати, и, незаметно для Жени, Эркин ногами собрал и столкнул на пол ковёр, выгреб из-под подушки край одеяла, сдвинул его и, мягко потянув Женю вниз, уложил её и укрыл.

— Ка-ак это у тебя? — удивилась Женя.

Эркин тихо засмеялся, вытягиваясь рядом.

— Хорошо?

— Ага-а, — совсем как Алиса согласилась Женя, обнимая его за шею.

Эркин счастливо вздохнул, натягивая на себя край одеяла. Женя заботливо укутала ему спину, тоже вздохнула и заснула, уткнувшись лицом в его плечо. Эркин медленно распустил мышцы, вдохнул окутывающий его запах Жени и погрузился в тёплую мягкую темноту...

...Проснувшись, Женя не сразу поняла, который час. Темно как ночью, а шторы... приподнявшись на локте, она посмотрела на Эркина: вроде спит. Ну и пусть спит. Который же всё-таки час? И Алиски чего-то не слышно. Невольно встревожившись, она мягко, чтобы не разбудить его, отстранилась от Эркина и вылезла из-под одеяла. Господи, опять разгром! Её платье, нарядные брюки Эркина, рубашка, бельё... — всё на полу. Ну да, опять они — Женя, отыскивая в шкафу на ощупь халатик, хихикнула — порезвились.

Сквозь сон Эркин слышал, как Женя встала, походила по спальне и вышла. Чего это она? Совсем мало времени прошло, вечера ещё нет, к Алисе, что ли...? Не открывая глаз, он поёрзал под одеялом, пока не коснулся щекой вмятины от головы Жени на подушке.

Алиса безмятежно спала. Женя задёрнула в её комнате шторы и пошла на кухню. Надо всё-таки убраться, а то они всё так и бросили. А спальню потом, а то ещё Эркина разбудит.

Она только-только собрала и сложила в раковину посуду, когда в кухню вошёл Эркин.

— Я разбудила тебя? — огорчилась Женя.

— Нет, я сам проснулся.

— Ты иди, поспи ещё, — предложила Женя, быстро обмывая тарелки.

Эркин молча покачал головой. Спать совсем не хотелось. Словно за этот час с небольшим выспался как... как за целую ночь. Женя с улыбкой оглянулась на него.

— А не хочешь спать, тогда одевайся, — сказала она с той же "воспитывающей" интонацией, как и Алисе.

Эркин убрал руки за спину — трусов он не надел, зная, что Алиса спит, и до этого момента прикрывался ладонями — и склонил голову.

— Слушаюсь, мэм.

Женя фыркнула, и Эркин удовлетворённо покинул кухню. Женя слышала, как он прошлёпал в спальню и закрыл за собой дверь.

В спальне Эркин задёрнул шторы, включил свет и стал убирать. Поднял и повесил платье Жени, собрал и разложил бельё, повесил свои "парадные", каких называет Женя, брюки, рубашка... нет, ещё раз её вполне можно надеть, а вот трусы всё-таки в грязное, достал и натянул чистые трусы, надел старые джинсы и красно-зелёную — ещё с перегона — ковбойку и стал убирать постель. Расправил, уложил, застелил ковром. Здорово ему тогда в борьбе повезло, в последней схватке на волоске всё висело, если б, как его, да, Джордж тянулся всё лето, то по-другому всё бы повернулось. Но... повезло.

Он полюбовался на спальню. Ещё бы на пол ковёр... и Женя как-то о лампе говорила, ночнике. Если его на трюмо поставить, чтоб коридоры освещал... здоровско будет. Что ж... это тоже после праздников. И стол на кухню он заказывал... но это потом.

— Эркин, — в спальню вбежала Женя, — знаешь, что я придумала?

— Что? — с готовностью обернулся к ней Эркин.

— Сейчас узнаешь, — Женя метнулась к шкафу, порылась, достала трусики, натянула. — Ну вот, пошли.

Хотя Эркин и не думал сопротивляться, она за руку отвела его на кухню и усадила за стол, уже вытертый и накрытый поверх клеёнки скатертью. На столе лежала одна из подаренных Алисе на Рождество книг. Эркин узнал её по картинке на обложке: девочка и мальчик стоят рядом и держат книгу, а на её обложке опять мальчик и девочка с книгой... дальше было уже неразличимо.

— Вот! — торжественно сказала Женя, садясь рядом с Эркином.

— Ага, — кивнул Эркин и уточнил: — А что это?

— Эркин, — ахнула Женя. — Это же азбука! — и по его лицу поняла, что это слово ему ничего не говорит. Он что, не понимает? — Эркин, ты же хотел научиться читать.

— Да! — у Эркина даже щёки загорелись. — Да, Женя, ты... ты научишь меня?

— Ну да. А это — азбука, учебник.

Эркин кивнул.

— Теперь понял, — и робко погладил блестящую обложку. — Давай, Женя, я готов.

Женя открыла книгу.

— Вот. Это буква "а". Повтори.

— Буква а, — охотно повторил Эркин.

— Нет, просто а.

— А?

— Правильно. А это у.

— У.

— А теперь вместе.

— Это как? — не понял Эркин.

— Ну вот же. Две буквы рядом. Читай подряд.

— Читать? — удивился Эркин. — Женя, я же не умею.

Женя вздохнула.

— Ну, это что?

— А.

— Правильно. А это?

— У.

— Тоже правильно. А вместе? Ну, Эркин, я же пальцем показываю, ну?

— А-а, — Эркин внимательно следил за тонким пальцем Жени под чёрными странными значками. — У-у.

— Хорошо. А в месте?

— Ау?

— Ау, — поправила его Женя.

— Ау, — тут же повторил Эркин и задал вопрос, который поверг Женю в полную растерянность. -А что это такое?

— Ну-у, — протянула Женя. — Ну, вот если в лесу потеряются, то так кричат, зовут друг друга, аукают. Вот видишь картинку?

— Понял, — кивнул Эркин и, подумав, убеждённо сказал: — Свистеть удобнее. Дальше слышно. А это что?

— Читай.

— Уу-аа, — протянул Эркин и повторил: — Уа, так?

— Так, молодец! — и Женя сразу объяснила: — Так младенцы кричат. Видишь, ребёнок в коляске.

— Ага, — кивнул Эркин, — понял. Давай дальше. Женя перевернула страницув, и Эркин радостно улыбнулся.

А это я знаю. Эм, да?

— Да. Называется "эм", а читают когда: м-м. Ну, читай.

— Мм-аа-мм-аа, — Эркин уже осмелел и сам вёл пальцем по строке. — Ммааммаа. Мама?

Правильно! — обрадовалась Женя. — Видишь, как хорошо. Читай дальше.

— Ммуу, му, — прочитал Эркин и посмотрел на Женю. — А это что?

— Так коровы мычат.

Эркин вздохнул. Коров и бычков он много слышал, но "му" они не говорили, это точно. Но спорить не стал. А следующее слово неожиданно оказалось понятным.

— Ум?

— Правильно.

Женя заставила его прочитать напечатанные в конце страницы "столбики" слогов. Ма, му, ам, ум, ау, уа. Эркин так старался, что у него на лбу и скулах выступили капли пота.

Женя встала зажечь огонь под чайником, а Эркин, переводя дыхание, рассматривал картинки. Мама. Так Алиса называет Женю. Мама — это по-английски... mother, нет, наверное, mom, да, так. Где это слово? Он же... читал, да, читал его. Эркин, словно нащупывая буквы, повёл пальцем по странице. Это? И, ощутив, что Женя села рядом, спросил:

— Это... мама?

— Да, — Женя села поудобнее. — Давай дальше. Это буква "эр". Р-р. Понял?

Эркин кивнул.

— Тогда читай.

— Рраа, ра?

— Да, правильно. Ты не спрашивай меня, читай. Я скажу, когда ошибёшься. Давай.

— Ра... р..уу... ру... ар... ур... ра... ма... рама? — обрадовался Эркин знакомому слову. Ну да, и рядом нарисована оконная рама. А это... — Ма... ра... мара. А это что?

— Это имя. Видишь, девочка нарисована, её так зовут. Мара.

— На Марию похоже, — улыбнулся Эркин.

Засмеялась и Женя.

— Да, правда. Ну, давай дальше.

Эркин перевернул страницу.

— Это ша. Ш-ш-ш.

— Ш-ш, — повторил Эркин и прижал пальцем строку. — Шу, ша, уш, аш, ша-рр, шар? — и, не дожидаясь ответа Жени, кивнул. — Шар. Шум, Шура. Шура — имя? В лагере так мальчишку звали, помнишь? Сашка и Шурка.

— Помню, — улыбнулась Женя. — И здесь мальчик.

— Ага, вижу. Ма-ша, му-ра... Мура?

— Нет, Мура, это тоже имя.

Лицо Эркина влажно блестело от пота. Он дочитал страницу, уже не спрашивая о значении всех этих непонятных слов. Ша, шу, аш... И догадывался, что это неважно, и устал уже. Женя уже решила, что для первого раза достаточно пяти букв, но сказать об этом не успела.

— Да?! — в кухню явилась в ночной рубашке Алиса. — А в чего вы тут играете? Я тоже хочу.

— Мы не играем, — Женя встала, погладив Эркина по плечу и мимолётно про себя удивившись, что рубашка влажная. — Эркин учится. Давай, переодевайся, будем полдничать. Отдохни, милый.

Женя вывела Алису из кухни, а Эркин закрыл книгу и вытер рукавом лоб. А на обложке под рисунком... буквы. А... у... и ещё а. А остальные он не знает, и всё слово ему не прочитать. Но... но Женя называла книгу азбукой. Может, здесь это и написано? Как говорила Женя? Азбука?

Когда Женя вбежала в кухню и выключила огонь под дребезжащим чайником — и как это Эркин не заметил? — он обернулся к ней.

— Женя, что здесь написано? Азбука?

— Да, — удивилась Женя. — А что?

— Это какие буквы?

— Это "зе", это "бэ", а это "ка". Аззз-ббу-кка.

— Ага, понял, — кивнул Эркин и решительно открыл книгу.

Он перелистывал страницы, разыскивая новые буквы, а Женя накрывала на стол. Вошла Алиса, залезла на свой стул. Женя мягко, но решительно отобрала у Эркина книгу.

— Тебе надо отдохнуть.

Эркин потряс головой.

— Да, хорошо.

Алиса пила чай, испытующе поглядывая на него поверх чашки.

— Мам, а меня ты научишь? Я тоже хочу читать.

— Научу, — улыбнулась Женя. — Вот поедим, уберём и будем ещё учиться.

Эркин молча пил чай. Он никак не мог понять, что такого произошло с ним. Но... но как же так? Он учится читать, узнал пять букв, может их прочитать. И что, ничего не изменилось? Он всё такой же, прежний? Но... но как же так? Он даже не замечал сначала удивлённых, а потом встревоженных взглядов Жени.

— Эркин, — позвала она его.

Он вздрогнул и поднял на неё глаза.

— Да, Женя. Что-то случилось?

— Нет. Просто... просто ты на себя не похож, — и, видя, что его лицо стало недоумевающим, даже несчастным, перевела разговор. — А это подходил к тебе на площади из твоей бригады? Я его по новоселью помню. Николай, кажется.

— Да, — Эркин улыбнулся, и Женя облегчённо перевела дыхание. — Колька-Моряк. Он... он хороший парень, Женя. Знаешь, — Эркин смущённо нахмурился, — знаешь, он... позвал меня завтра в Старый Город. В полдень, — Эркин замялся: Колька просил не звонить, но не врать же Жене.

Но на его счастье Женя не стала расспрашивать, а даже будто обрадовалась.

— Иди, конечно.

И Эркин облегчённо вздохнул: Женя не сердится, что он в праздник уходит из дома.

После полдника Эркин решительно встал, собирая посуду.

— Я помою.

— Хорошо, — кивнула Женя. — Спасибо, милый.

Он тщательно мыл и расставлял на проволочной сушке чашки и блюдца и слушал за спиной голоса Жени и Алисы. Алису учили читать. Эркин с удовольствием слушал тоненький голосок, старательно выговаривавший эти странные слова: "ау" и "уа". Когда дошли до буквы "эм", Эркин подсел к ним.

— Эрик, а ты это уже знаешь?

Эркин с улыбкой кивнул, а Женя строго сказала:

— Не отвлекайся. Читай здесь.

— Ммы-аа, ма, — Алиса тоже придерживала строку пальцем. — И ещё раз такое же. Два ма, так?

— Как-как? — удивился Эркин.

— Ну, Эрик, один раз ма, и ещё раз. А раз и раз будет два.

— Д-да, — озадаченно согласился Эркин. — А у меня по-другому получалось.

— А как?

Алиса подвинула книгу к нему, и Эркин, нагнувшись над столом и прижав свой палец рядом с Алискиным, прочитал по слогам.

— Ма-ма. Мама.

— Да-а?! — изумилась Алиса. — Мама, так здесь про тебя написано?

Женя отсмеялась и вытерла тыльной стороной ладони глаза.

— Алиса, это чтение, а не счёт. Читай подряд.

— Мам, так здесь про тебя?

— Читай.

— Ма-ма, — прочитала Алиса и удивилась: — Мам, а у меня, как у Эрика, получилось! Мам, а почему так?

— Потому что так написано.

Объяснять Алисе следующие буквы Женя не стала и, когда та старательно прочитала про ум, ам и му, сказала:

— Вы у меня молодцы. Алиса, пойдёшь в коридор?

— Ага, — сразу спрыгнула со стула Алиса. — А книгу к книгам, да?

— Правильно, — кивнула Женя.

Алиса вприпрыжку унесла из кухни азбуку. Женя подошла к Эркину, мягко погладила его по голове. Он, как всегда, ловко поймал и поцеловал её руку.

— Ты устал, Эркин, — Женя ласково улыбнулась. — Пойди отдохни. Поспи до ужина.

Эркин молча покачал головой, по-прежнему прижимая её руку к своему лицу.

— Мам, — позвала из прихожей Алиса, ты мне ботики застегни.

Эркин тут же отпустил руку Жени и, когда она вышла, встал. Он действительно — непонятно только от чего — устал. И не сон ему сейчас нужен, а потянуться как следует. Он как-то пару раз уже тянулся в большой комнате, но там теперь ёлка, а в маленькой... ну да, шторы-то там есть.

Эркин поправил скатерть на столе и вышел в прихожую, когда Женя уже закрывала за Алисой дверь.

— Женя...

— Да? — быстро обернулась она к нему.

— Женя, — Эркин смущённо замялся. — Я в дальнюю комнату пойду, ну... — он перешёл на английский, — потянусь немного, а то суставы сводит.

— Ну, конечно, Эркин, — удивилась Женя его смущению.

Эркин потоптался, будто хотел что-то сказать, да не решался, и пошёл в дальнюю комнату.

Здесь шторы подбирала Женя в цвет обоев, и, когда он, включив свет, задёрнул их, ему даже понравилось. И совсем не похоже на камеру. Может, он зря упёрся, и в спальне тоже шторы могли быть под стены? Под эти мысли он разделся, сложив джинсы и ковбойку у стены, оставил там же шлёпанцы и встал посреди комнаты. Проверил, не заденет ли руками люстру, и начал комплекс. Не спеша, спокойно. Он так и не спросил у Жени, что такое гимнастика. И томагавк. Ну, с гимнастикой догадаться можно. Да и слышал он это слово раньше, просто не сразу сообразил. А томагавк... это что-то индейское. Женя может и не знать.

Он почувствовал на себе взгляд и сразу понял — Женя. Только она могла так смотреть, гладя взглядом. Эркин медленно повернулся лицом к ней, улыбнулся.

— Я помешала тебе? — улыбнулась Женя.

— Нет, Женя, что ты, — он стоял перед ней, босой, в трусах, туго обтягивающих его бёдра. — Женя, ты... тебе нравится, ну смотреть, как я это делаю?

— Да, — сразу сказала Женя. — У тебя это очень красиво получается.

— Тогда... тогда я сейчас стул принесу, и...

И тут в дверь позвонили. Женя побежала к входной двери, а Эркин кинулся одеваться.

Оказывается, Алиса привела гостей: Тошку и Тоньку с их мамой. А то они ещё их ёлки не видели. И началась вечерняя праздничная суета, когда хлопают двери, приходя и уходят, не запирая дверей, даже не одеваясь, а чего там, коридор же только перебежать, не замёрзнешь...

Возвращался Эркин домой уже в темноте. Небо стало чёрным, и звёзд не видно. Значит, тучи сплошняком натянуло, и завтра пойдёт снег. А сегодня было хорошо, солнечно.

Эркин шёл ровным размеренным шагом и с удовольствием вспоминал сегодняшнее.

С утра после завтрака он навёл чистоту и порядок во всей квартире, поиграл с Алисой в мозаику, а потом оделся уже на выход и ушёл. И не то, чтобы боялся, а было как-то неловко, что в праздник, когда может весь день быть с Женей и Алисой, уходит куда-то без них. Но ведь Колька просил не звонить, и сам он понимает, что Жене и тем более Алисе делать там нечего.

У двери, уже взявшись за ручку, Эркин остановился.

— Женя, я... я не знаю, когда вернусь.

— Ничего, — Женя ободряюще улыбнулась. — Я всё понимаю, Эркин, это... мужское развлечение, правильно? — он нерешительно кивнул. — Ну вот, и ты, ведь ты хочешь быть как все, — она улыбнулась его более уверенному кивку, — и должен быть как все. Так что иди и веселись от души.

Она поцеловала его в щёку и легонько подтолкнула в плечо.

И он пошёл. В Старый Город. Через пути, к магазину Филиппыча. Магазин был закрыт из-за праздника и смотрелся сарай сараем. И дальше по заснеженной улице между маленькими бревенчатыми домами — он уже знал, что их называют избами — заборами из досок или реек. Шёл легко, не задумываясь, уверенный, что выйдет к пруду.

Пруд был не особенно большим, так, неглубокая котловина с пологими, истоптанными тропками и исчёрканными санками, склонами. Выйдя к нему, Эркин остановился, оглядываясь. На заснеженном льду гомонили, перебрасываясь снежками, мальчишки, на склонах курили, перебрасываясь уже солёными шутками и руганью, парни, а чуть в стороне толпились мужчины, курили солидно, не спеша, переговариваясь нарочито ленивыми, необидно небрежными голосами. Почти все, как и он сам, в полушубках и бурках, но попадались и армейские зелёные куртки и серые шинели. Эркин выглядывал знакомых, но его окликнули.

— О, Мороз! С Рождеством тебя!

Эркин сразу подошёл на Колькин голос.

— Здорово, Колька. И тебя с Рождеством.

Колька был в своём чёрном с золотыми нашивками бушлате.

— Мы с одной бригады, — кивнул он на Эркина стоявшим рядом мужчинам.

— Ну, чего ж, — мужчина с аккуратно подстриженными светлыми усами окинул Эркина внимательным, необидно оценивающим взглядом и протянул руку. — Мороз, значит?

— Мороз, — кивнул Эркин, сдёргивая варежку.

Рукопожатием его явно проверяли, и он ответил почти в полную силу.

— Однако, — улыбнулся мужчина и подмигнул. — Однако силён. Давно приехал?

— Да после святок месяц будет, — ответил Эркин.

Ругань на склонах становилась всё забористее и злее, парни стали, сплёвывая сигареты, спускаться на лёд, выстраиваясь в две неровные шеренги. Мальчишки воробьями прыснули во все стороны.

Эркин со спокойным вниманием следил за схваткой. Ногами, похоже, не дерутся, и не борьба, как в Бифпите, одни кулаки в ходу, не боятся кровь пустить, с замахом бьют.

— Только на кулаках, понял? — строго сказал ему Светлоусый. — Не вздумай нож доставать.

Эркин кивнул и решил, на всякий случай, уточнить:

— До первой крови?

— Пока не ляжет, хоть до десятой, — хохотнул кто-то из стоявших рядом.

— Лежачего не бить, — стали наперебой объяснять Эркину.

— Ага, и в спину не бить.

— Да, как за черту убежал, так всё.

— А до черты? — поинтересовался Эркин.

— Догонишь если... — заржали вокруг. — А ты такого пинка дай, чтоб до черты не останавливался.

Светлоусый докурил, бросил и растоптал окурок.

— Так, как тебя? Мороз? С Рябычем встанешь. Рябыч, пригляди, чтоб по первости не зарвался.

— А... — дёрнулся было Колька, но под взглядом Светлоусого замолчал, вытянулся и даже каблуками прищёлкнул.

Шеренги на льду сбились в общую невразумительную кучу. Но, как только стали спускаться на лёд мужчины, парни, как до этого мальчишки, перестали драться и потянулись на склоны, вытирая подбираемым тут же снегом окровавленные лица и доругиваясь, но уже без особого запала.

Эркин шёл рядом с Рябычем — плотно сбитым мужчиной лет сорока, не больше, с аккуратной золотистого цвета бородой. Лицо у него было чистое, без рябинок — Эркин видел рябых в лагере — и за что мужика прозвали Рябым, вернее, Рябычем — непонятно.

Пока спускались на лёд, как-то само собой разошлись на две группы и вытянулись в шеренги, но заметно дальше друг от друга, чем парни. И шеренги были ровнее.

— Ну, мужики, — Светлоусый в середине шеренги оглядел своих. — Перекрестись, что руки чисты.

Эркин не понял, но, подражая Рябычу и остальным, сдёрнул с правой руки варежку и, сложив три пальца щепотью, коснулся ими лба, груди, правого и левого плеча, расстегнул и сбросил с плеч полушубок так, чтобы тот упал сзади за спину, натянул варежку обратно. Так же сделала и шеренга напротив. Обшарив её взглядом, Эркин нашёл Тима. Смотри-ка, пришёл. Но на другом конце стоит. Ладно, потом разве только в общей свалке сойдёмся, а пока... Точно напротив него кряжистый светлобородый и синеглазый, как почти все здесь, мужчина в выцветшей от стирок синей рубашке.

— Сходимся, мужики.

И мерный шаг. Сходились не спеша и, неожиданно для Эркина, держа равнение. Когда между шеренгами оставалось меньше шага, остановились. Эркин, не отрываясь, смотрел прямо в лицо своего противника.

— Ну, с богом, мужики. Ии-эх! — прозвучал чей-то голос.

Эркин отклонился, пропуская возле уха летящий в лицо поросший золотистыми волосками кулак, и ударил точно в грудь, вложив всю силу. Вырубать надо первым ударом, второго тебе сделать не дадут — истина, усвоенная им ещё в питомнике. Попал хорошо. Его противник, по-рыбьи хватая ртом воздух, попятился, и Эркин пошёл на него. Но на третьем шаге тот словно споткнулся и сел на снег. Лежачего не бить, а сидячего?

— Пошёл на черту! — рявкнул за его спиной Рябыч.

Эркин оглянулся, проверяя, правильно ли понял.

— Пошёл! — с тяжёлым выдохом Рябыч ударил своего противника в ухо, повалив того, тяжело перешагнул через упавшее к его ногам тело в армейской гимнастёрке и пошёл к валявшимся на снегу курткам, полушубкам и шинелям шеренги противника.

Эркин пошёл рядом. Перешагнув через черту из вещей, они остановились и повернулись лицом к поредевшей "стенке".

Да, вон идёт светлоусый, Колька в своей смешной полосатой фуфайке, ещё... А упавшие так и лежат на снегу. А на той стороне кто прошёл? Тим?! Да, вон стоит. Ну, понятно, кому и пройти, как не ему. Они встретились глазами и, привычно сохраняя лица неподвижными, еле заметно кивнули друг другу.

И вот на той стороне Тим, ещё мужчина, да это же Терентий! А на этой... ого сколько! Больше десятка прошло, точно. А не прошедшие сидят и лежат на снегу.

— Наша взяла, мужики! — Светлоусый сорвал с головы и подбросил вверх свою шапку.

И Эркин, подражая остальным, свистел, что-то орал, подбрасывал и ловил свою ушанку. Лежавшие на снегу ставали, отряхивались. Строй смешался. Хохоча, ругаясь кто весело, а кто и зло, разбирали одежду. Встряхивая перед тем, как надеть, полушубок, Эркин быстро оглядел склоны, проверяя себя. Не показалось ли ему, что на берегу были женщины? Нет, точно. Прибежали смотреть. Мальчишки надеревьях...

Рябыч кивнул ему.

— Могёшь.

Эркин улыбнулся в ответ, поняв, что его приняли.

Бывшие минуту назад противниками уже все вместе шли к берегу. Эркин нашёл взглядом "своего". Как тот? Вроде отдышался. Ну и ладно. Врезал-то ему в полную силу. Дурак Тим. Ударить белого — не проблема. Ударить в силу, но без злобы — вот что сложно. Если б не те драки с Андреем и Фредди на выпасе, не смог бы сейчас. Или бы подставил себя, или бы сердце загорелось, и тогда, как в заваруху. Насмерть.

Эркин тряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас, царапающие воспоминания.

— Эй, Мороз, — окликнул его кто-то. — Айда пиво пить.

— Айда, — кивнул Эркин.

— Не время для пива. Браги бы сейчас...

— Точно, брага — самое то.

— Так что, к Мадамихе?

— А пошла она...!

— Чего так?

— А хрен её знает, чего она мешает. С кружки лапти откидываешь.

— Это не брага крепкая, а нутро у тебя хлипкое.

— Не нутро у него, а голова.

— А ну её...

— Голову?

— Мадамиху, дурак.

— На свою, что ли, зовёшь?

— А чего ж?!

— У Мадамихи крепче.

— Ну и вали к ней, — Светлоусый оглянулся и кивнул Эркину.

К Светлоусому пошла вся их "стенка" и несколько мужчин из другой. Набились в тесную, с низким потолком комнату — её называли горницей, расселись за длинным, покрытым вышитой скатертью столом. Пили золотисто-бурую густую брагу, ели пироги с мясом и рыбой и не спеша, со вкусом вспоминали, кто кому и как двинул.

— А ты ничего, — Рябыч через стол кивнул Эркину. — Раньше на "стенку" ходил?

— Нет, — качнул головой Эркин. — Я о "стенке" только здесь и услышал.

— А так-то дрался? — спросил ещё кто-то.

— А иначе не выживешь, — ответил за Эркина Колька. — А вот, слушай, ты ж как-то об олимпиаде говорил.

— Там один на один выходили, — ответил Эркин.

— Это как, сам-на-сам, что ли?

Помедлив, Эркин не очень уверенно кивнул.

— Так, наверное.

— Ага, понятно.

— Ну, так что, мужики, на масленицу теперь "стенку" заведём или как?

— А чего спрашиваешь, испокон так было.

— Ну да, отродясь, святки да масленица.

— На Ивана Купалу ещё.

— Я не о том. А в масленицу и сам-на-сам попробоваться можно.

— А то мы не знаем, кто чего могёт?

— Новых много. Смотри, как "стенка" показала.

— И то.

— Что ж, мужики, дело решили?

— Чего бухтишь, ясно, что решили.

— Тогда остатнюю, мужики. Наливай, хозяин.

Светлоусый, бережно наклоняя большую — Эркин таких и не видел раньше — мутного, словно запылённого изнутри стекла бутыль, разлил брагу. Получилось по полстакана. Все взяли стаканы и встали.

— Ну, дай боже, нам и завтра то же.

Эркин выпил со всеми, как все взял кусок пирога, заел и в общей толпе пошёл в сени. Как все кивком ответил на полупоклон жены Светлоусого, что благодарила их за честь да почёт.

На улице Эркин почувствовал, что опьянел. Странно, брага не показалась ему особенно хмельной. Он взял пригоршню снега с ближайшего заборного столба и вытер им лицо. И вроде полегчало.

— Айда, — Колька хлопнул его по плечу.

— Куда? — спокойно спросил Эркин.

— На Кудыкину гору. А по дороге ко мне завернём.

Эркин не стал спорить. В самом деле, Колька у него на беженском новоселье был, и вообще... стоящий парень.

Они прошли по улице, свернули в проулок, где заборы были уже гораздо выше и глухими из неокрашенных досок. Колька толкнул узкую калитку, и они вошли в загромождённый сараями и поленницами двор. К удивлению Эркина, Колька не пошёл к дому, а свернул на тропку между сараями, кивнув Эркину на метавшегося на цепи кудлатого грязно-белого пса.

— Он только брехать горазд, иди смело.

Натянув до отказа цепь, пёс обнюхал край полушубка Эркина и, гавкнув им вслед, ушёл в конуру.

За сараями ещё один забор и калитка. Второй двор был маленьким и не таким заставленным, от калитки расчищенная дорожка к крыльцу, рялом с крыльцом в окошке виднелась детская рожица.

— На Пасху покрасишь, к Рождеству облупится, — Колька провёл ладонью по лохмотьям краски на столбике крыльца. — Дерьмо, а не краска.

Но обшарпанная дверь закрывалась плотно и не скрипела, а внутренняя была обита войлоком, и в сенях чисто, лампочка забрана в колпачок абажура, вещи не навалом, а по стенке в ряд крючки, снизу вроде полки для обуви, тут же специальный веник, чтоб обметать снег, и вообще... порядок на загляденье. Они разделись, обмели бурки и вошли в кухню, где в ноги Кольке сразу ткнулся мальчишка, а от печи им улыбнулась женщина в фартуке поверх платья и в косынке, из-под которой выбивались кудрявые тёмные пряди.

— Во! — Колька подхватил мальчишку под мышки, легонько подбросил и поймал. — Братан мой. Мировой пацан! А это мама Фира. Мама Фира, это Мороз, мы в одной бригаде.

— Здравствуйте, — улыбнулась женщина. — С Рождеством вас.

— Здравствуйте, — ответно улыбнулся Эркин. — Спасибо, и вас так же.

— Мама Фира, он нехристь, вроде нас, — засмеялся Колька. — Ты нам чаю сделаешь, а? Мы со "стенки" и браги выпили. Ну, твоего чаю, ладно?

— Конечно, Коленька. Ты к Сёме после зайдёшь?

— Не, сейчас, — Колька опустил мальчишку на пол и легонько подшлёпнул. — Юнга Колобок, вольно, можешь быть свободным. Айда, Мороз, разуемся только.

Пол был чистым, и Эркин спокойно остался в носках, поставив, как и Колька бурки у печки на специально подстеленной рогожке. Из кухни они прошли в маленькую горницу и быстро — Эркин и оглядеться не успел — нырнули в совсем уже маленькую комнату, отгороженную от горницы даже не стенкой, а занавеской. "Выгородка?" — удивился про себя Эркин. Узкая длинная комнатка упиралась одним концом в печь, а другим в окно. Узкая, явно самодельная койка, застеленная пёстрым, сшитым из разноцветных треугольников одеялом, крохотный, похожий на вагонный, столик у окна. Над кроватью приклеенные к стене фотографии.

— Во, ты фотки пока посмотри, а я к Сёме загляну. Другой мой брат. Лежачий он, спинальник, — последние слова Колька произнёс с таким угрюмым выражением, что Эркин счёл за лучшее воздержаться от вопросов.

Колька исчез, а Эркин подошёл поближе рассмотреть фотографии. Мужчина, чем-то похожий на Кольку, в чёрной форме с погонами, нашивками, на груди медали, ордена, какие-то значки. Сбоку на поясе как нож, но подвешен как-то странно, не по-ковбойски. Тоже моряк? А нож тогда зачем? Рядом раскрашенная вручную фотография девушки со светлыми кудряшками. Сначала Эркин подумал, что это родители Кольки, но девушка никак не походит на Маму Фиру. Так это Колькина девчонка, что ли? А вот и сам Колька, и ещё с десяток парней, все в форме, с орденами, у ног чемоданчики и мешки, смеются все... Из-за занавески доносились голоса, засмеялся Колька, ещё кто-то.

— Ладно, мама Фира, — Колька вошёл и встал рядом с Эркином. — Смотришь? Это мы на дембеле. А это батя мой.

— Моряк? — рискнул уточнить Эркин.

— Ну да. А это, — Колька указал на фотографию девушки. — Это маманя моя. Я-то такой и не помню её, это ещё, — он хмыкнул, — ещё до меня. А другой фотки нет.

Эркин задумчиво кивнул. Значит, мама Фира — не мать Кольке, ну да, и молода она для этого, а... а это уже Колькины проблемы, не его.

— Вот, — плечом отодвинув занавеску, в комнату вошла мама Фира. — Попейте чаю пока, а там и обед поспеет.

— Ага, — Колька ловко взял у неё две большие чашки с дымящейся тёмно-янтарной жидкостью и поставил на столик. — Спасибо, мама Фира.

— Спасибо, — улыбнулся и Эркин.

— На здоровье, — кивнула она и вышла.

— Садись, — Колька вытащил из-под столика табуретку, а сам сел на кровать.

Эркин сел на табуретку и взял чашку, вдохнул горьковатый, напомнивший костры на Перегоне запах.

— Чай такой? — удивился он.

— У мамы Фиры он особенный, — засмеялся Колька. — Чай-трезвиловка. Знаешь, как голову проясняет. На травах всяких.

Эркин глотнул обжигающе горячую жидкость. Да, чувствуется что-то... травяное.

— Хорошо?

Эркин молча кивнул в ответ, и Колька довольно ухмыльнулся.

— То-то. Готовит мама Фира... обалдеть, как вкусно. Кабы денег побольше...

— А что, — Эркин и видел, что Кольке хочется выговориться, и не хотел обидеть зряшным любопытством. — Ты один работаешь?

— Ну да, — Колька заговорил тихо. — Сёма, он лежачий, ему спину осколком повредило, руки ещё шевелятся, а дальше всё... А пенсия инвалидная — это ж не деньги, слёзы. На Колобка пенсия за отца тоже... дай бог, чтоб на хлеб хватало. Если б не огород, да не куры с козой, то совсем... кранты. А это ж всё обиходить ещё надо.

— Кроликов ещё можно, — задумчиво сказал Эркин. — Я в лагере слышал, что кроликов держать выгодно.

— Во, — Колька взял со стола и показал ему тоненькую книжку, на обложке которой был нарисован кролик. — В библиотеке взял, — Колька заговорил в полный голос. — Думаем мясных завести и пуховых, чтоб пух ещё счёсывать и прясть.

— Козы тоже пуховые бывают, — поддержал Эркин.

— Слышал. Наша Манька молочная зато. Три стакана как отмерено.

— В день?

— Скажешь тоже, она ж не кошка. В дойку, — гордо сказал Колька.

Эркин изобразил изумление и восторг, и Колька довольно заржал. С той стороны занавески запыхтели и подёргали ткань.

— Закатывайся, — разрешил Колька, подмигивая Эркину.

Отодвинуть или поднять ткань малыш не мог, и потому просто подлез под ней.

— Во, я ж говорю, Колобок, — смеялся Колька. — Лезь сюда.

Сопя от напряжения, малыш забрался на койку, сел рядом с Колькой и очень серьёзно, даже строго посмотрел на гостя. Эркин улыбнулся ему, и мальчишка сначала неуверенно, а потом широко улыбнулся в ответ. Колька взъерошил ему кудрявые тёмные волосы и сказал с нарочитой строгостью:

— Ну, пришёл, так сиди тихо. Юнги без команды голос не подают.

Малыш снизу вверх посмотрел на него и подлез ему под руку, упёршись кудрявой макушкой в подмышку Кольке. Эркин улыбнулся, сразу вспомнив Алису, её манеру так же подлезать к нему или Жене, улыбнулся своей "настоящей" улыбкой.

— Хороший пацан.

— При моём воспитании плохим не будет, — Колька допил свой чай и удовлетворённо фыркнул: — Уф, хорошо!

Эркин кивнул, допивая. Колька легко встал, снял малыша с кровати и взял обе чашки.

— Давай, юнга, отнесём посуду на камбуз, нечего ей в кубрике делать.

Юнга, камбуз, кубрик... это что, не по-русски уже? И, когда Колька вернулся, Эркин сразу спросил об этом.

— Это по-морскому, — рассмеялся Колька. — Кухня — камбуз, матросы в кубрике, офицеры в каюте, а юнга... ну, мальчишка на корабле, будущий моряк. Понял?

— Понял, — кивнул Эркин.

— Вот, — Колька показал на ещё одну фотографию. — А это корабль мой. Катер "Стерегущий". Вот такой, — он показал Эркину оттопыренный большой палец. — Вот такой корабль был. Я-то сначала на "Ревущий" просился, к бате, рапорт писал, а потом не жалел. И команда классная была, во парни.

— Это они? — Эркин показал на фотографию, которую Колька назвал "дембелем".

— Не, это я после госпиталя на линкор попал, на "Север", а "Стерегущего" и поднимать не стали. Нас из всей команды и пятёрки не уцелело, сутки, считай, болтался, пока не подобрали меня. А "Ревущего" ещё раньше подбили, там никто не выплыл. Это на Гнилой Банке. Там страшные бои были. Они всё на север, в обход к Поморью рвались, ну, и мы, насмерть, закрыли проливы.

Он сыпал именами и названиями, которых Эркин не знал, а потому и не запоминал и даже не всегда понимал, о чём говорит Колька, но слушал, не перебивая. А когда Колька замолчал, осторожно спросил:

— А брат твой, тоже моряк?

— Не, Семён в авиацию хотел, по мамкиной дороге, а попал...

— Твоя мать — лётчик?! — изумлённо перебил его Эркин.

— Не моя, Сёмкина, — отмахнулся Колька и засмеялся озадаченному виду Эркина. — Во каким стрелком мой батя был. Как пальнёт, так попадёт. Ну, я в госпитале и получил и на батю похоронку, и от Сёмы, чтоб навестил его, вдвоём ведь остались. Мне, как всем, отпуск на поправку, недельный, дали, я литер выправил и к нему. Я-то в Морском лежал, а он в Горном. Приезжаю, а у него в палате мама Фира сидит. Представляешь, я-то даже не знал, что батя опять женился, — Колька засмеялся и покрутил головой. — Вот так мы и встретились.

— Повезло тебе, — убеждённо сказал Эркин. — Ну, что нашли друг друга.

— Не то слово! — Колька прислушался к шуму за занавеской. — Пошли, с Сёмой познакомишься.

Они вышли в горницу, и тут Эркин понял, почему она показалась ему такой маленькой. Она же разгорожена! Ну да, Колькина выгородка за занавеской и вон ещё одна отодвинута наполовину, открывая рядом с печью высокую кровать с лежащим на ней молодым ещё, вряд ли намного старше Кольки, парнем. Его лицо было бледным и, как показалось Эркину, слегка одутловатым, но он больше Кольки походил на моряка с фотографии.

— Во, Сёма, это Мороз, мы в одной бригаде.

— Привет, — Семён протянул Эркину правую беспалую ладонь.

Эркин пожал её и улыбнулся.

— Привет.

— Слышал, ты на "стенке" хорошо стоял, — улыбался Семён.

— Он не стоял, — Колька придвинул к Эркину табуретку и сел на кровать в ногах Семёна. — Он как сквозь масло прошёл. Двинул раз — и всё. И знаешь, кому? Волкову, ну, Леонтию.

— Ого, — Семён с уважением смотрел на Эркина. — Леонтия сшибить — это силу надо иметь.

— Дело не в силе, он открыто стоял, — охотно поддержал тему Эркин.

— А ты, я заметил, без замаха бьёшь, — подхватил Колька.

— Замахиваться — это время терять, — усмехнулся Эркин и не удержался: — Вырубать надо первым ударом, второго тебе сделать не дадут.

— Верно, — кивнул Семён. — Много драться пришлось?

— Много, — честно ответил Эркин.

Из кухни прибежал и полез к Кольке мальчишка. Но почти сразу вошла, вытирая на ходу руки об угол фартука, мама Фира.

— А теперь спать.

Она очень ловко взяла мальчишку на руки и унесла в соседнюю комнату, несмотря на обиженное хныканье. А они продолжали разговор о "стенке". Эркину рассказали о кулачном бое "сам-на-сам", что там выходят попарно, один на один, а правила те же, хотя и в обхват взять и повалить можно, но это если сумеешь вплотную подойти. Эркин рассказал о ковбойской олимпиаде, о Бифпите, перевёл, как смог, формулу трёх радостей ковбоя, и они все вместе долго взахлёб ржали.

— Ну, это по-нашему, — отсмеялся Колька. — Как с корабля на берег, так то же самое.

Семён смеялся и шутил вместе с ними и, когда мама Фира вошла в горницу, сказал покровительственным тоном старшего:

— Идите есть, драчуны. А я сосну малость. Коль, задёрни меня.

— Ага, — легко встал Колька.

Сразу встал и Эркин. Он не знал, нужно ли прощаться, но Семён уже закрыл глаза, а Колька подтолкнул его в плечо и, отходя, задёрнул за собой занавеску.

И тут Эркин увидел, что в горнице рядом с маленькой украшенной ёлочкой на комоде над узким деревянным диванчиком на стене висят гитара и... как нож в ножнах. У моряка на фотографии такой же. Ну, нож ладно, а вот гитара... Колька заметил его взгляд и невольно вздохнул.

— Батины. Гитара и кортик. Всё, что осталось. Ордена на нём были, как положено. А кортик тогда не взял с собой.

Эркин понимающе кивнул. От Андрея ведь тоже... только ящик с инструментами остался. И понимал, что невежливо вот так стоять и смотреть, и не мог отвести глаз от гитары.

— А ты... играешь?

— Не, — мотнул головой Колька, — так висит. Как память. Вот Колобок подрастёт, может, будет, — и зорко посмотрел на Эркина. — А что, ты играешь?

— Играл, — вздохнул Эркин, — уже, да, шесть лет, как в руках не держал.

— Ла-адно, — протянул Колька, — пошли, поедим.

Ели на кухне. Тоже, как и горница, маленькой, за покрытом полотняной скатертью столом. Мама Фира подала им. Колька нарочито строго посмотрел на неё. — А сама-то?

Она улыбнулась. — И я с вами.

Сняла фартук и косынку и села к столу. Посуда была — Эркин уже в этом разбирался — самая дешёвая, но еда оказалась необычной и очень вкусной. Жёлтый куриный бульон с плавающими в нём маленькими шариками — их называли клёцками, потом запечённая в печи курица, оказавшаяся, к крайнему изумлению Эркина, без костей. Нет, так поглядеть, курица как курица, только что без крылышек, а режется на ломтики как... как колбаса. Его изумление очень понравилось Кольке. А мама Фира всё подкладывала и подкладывала ему и Кольке. Потом был чай, из самовара, с золотистыми кругляшами печенья.

Мама Фира угощала и расспрашивала Эркина о его семье, давно ли он в Загорье, почему выбрали именно этот город.

Эркин улыбнулся.

— Как-то само получилось. Искали работу и жильё. Ав деревню не хотелось. В деревне для Жени работы нет.

— Конечно, — кивнула мама Фира. — Город у нас хороший. Мы сюда тоже, можно сказать наугад приехали, — по её лицу скользнула еле заметная мгновенная тень и тут же сменилась улыбкой. — И не жалеем. Правда, Коля?

— Точно, мама Фира.

Глаза у Кольки радостно блестели.

— Эх, жаль, мама Фира, ты нас на "стенке" не видела.

— Ну нет, Коля, это зрелище не для меня. Давайте, я вам ещё чаю налью.

— Спасибо, — Эркин запнулся, не зная, как обратиться к ней. За столом он разглядел, что она ненамного старше него и, похоже, ровесница Семёна, и тридцати ей точно нет.

Она поняла его заминку и улыбнулась.

— Мама Фира я, вы же с Коленькой вместе. Пейте на здоровье. И печенье берите. Нравится?

— Да, очень вкусно. Никогда такого не ел.

— А ты заходи почаще, — пригласил Колька.

И за едой и разговором не заметили, как за окном потемнело. Мама Фира встала и включила свет.

— Как хорошо, что свет провели. Так прошлой зимой с керосином мучились.

— Да, — кивнул Эркин. — Знаю. Мы тоже так жили, — и встал. — Большое спасибо, но мне пора.

— Заходите ещё, — улыбнулась мама Фира.

Они попрощались, Эркин взял свои бурки, обулся, и Колька вышел с ним в сени. Эркин быстро оделся, чтоб не держать человека в холодных сенях.

— Спасибо, что зашёл.

— Спасибо, что пригласил, — ответил в тон Эркин. — И ты заходи.

— Спасибо, зайду. Дорогу-то найдёшь, или проводить?

— Найду, — улыбнулся Эркин.

Они даже обнялись на прощанье, и Эркин ушёл.

Фонарей в Старом Городе, похоже, не было, но настоящая темнота ещё не наступила, в окнах горел свет, отсвечивал снег, так что заблудиться Эркин не боялся. Он благополучно пересёк оба двора, вышел в проулок и на минуту остановился, соображая, как лучше идти. Где-то нестройно, перекрикивая друг друга, пели, а вон ещё, и ещё... Эркин улыбнулся. Нет, всё хорошо, жаль только, что Жени с ним не было.

Гуляли здесь, в общем-то, как в Цветном: с песнями, несерьёзными стычками, разве только песни другие, да нет — тряхнул Эркин головой — всё другое, всё хорошо и даже лучше.

— Эй, Мороз, здорово, куда спешишь?

— Здорово, Антип, — охотно откликнулся Эркин. — Домой иду, а что?

— Больно рано ты домой собрался, — Антип был несильно, но заметно пьян. — Здорово ты сегодня на "стенке" врезал, это обмыть надо.

Шумная компания окружила его, шлёпали по плечам и спине, звали отметить. Совсем, как в Бифпите после скачек и борьбы. И Эркин пошёл с ними. Напиться он не боялся, зная, что в общей гульбе главное — не отказываться и не ломать компанию, а в рот тебе заглядывать не будут, и смыться втихую тоже не проблема.

Так в общем и получилось. К тому же, пока добрались до трактира, компания сильно поменялась в составе, и, выпив с Антипом и немного посидев для приличия со всеми, из общей пьянки Эркин удрал. Тем более, что в трактире вовсю шумел Ряха, а уж с ним в одной компании быть зазорно.

И сейчас Эркин шёл, жадно дыша холодным воздухом и с удовольствием слушая снежный скрип под бурками.

В Новом Городе гуляли не на улице, а по домам, из окон вырывались голоса, музыка, пение... Святки, неделя гульбы. И с площади слышалась музыка. Эркин уже знал, что вечерами там танцуют, и, если бы с ним была Женя, конечно, они бы пошли туда потанцевать. Он же... он же ни разу не танцевал с Женей, так, может, завтра или послезавтра... как она захочет... Он шёл и незаметно для себя пел, подпевая доносившейся до него музыке.

После снегопада снова выглянуло солнце, и — Святки же! — почти все обитатели "Беженского Корабля" пошли кататься на санках. Крутые, почти отвесные, у самого дома склоны оврага дальше становились более пологими, а овраг заметно шире. И с утра туда потянулись, протаптывая тропинки, взрослые и дети с санками. Многие, особенно поначалу, смущались, что, дескать, вот только детишек чтоб позабавить, но чинились недолго и вскоре уже катались и барахтались в снегу чуть ли не наравне с детворой.

К огорчению Эркина, Женя недолго была с ними. Чуть покаталась и ушла готовить обед. Алиску прогулки не лишишь и одну её не оставишь. Так что всё ясно и понятно, но... Женя, поглядев на его расстроенное лицо, улыбнулась.

— Всё в порядке, гуляйте, как следует.

Эркин хмуро кивнул. Женя, привстав на цыпочки, поцеловала его в щёку.

— А я вам приготовлю сюрприз. Ну же, Эркин, улыбнись.

И он не смог противиться ей. Да и заметил к тому же, что остались с детьми , в основном, мужчины, или дети сами по себе гуляют. И Зина ушла, а Тим остался с Димом и Катей.

Когда Алиса в очередной раз, сев на санки, оттолкнулась и покатилась вниз по склону, Эркин подошёл к Тиму.

— Привет.

— Привет, — ответно улыбнулся Тим. — Хорошо, солнце выглянуло.

— Погодка, что надо, — охотно поддержал тему Эркин.

Перебросились ещё парой фраз о погоде, что сухой мороз и впрямь куда лучше алабамской сырости. Здоровее, во всяком случае. Помогли выбраться наверх детям, отряхнули их, усадили на санки и снова отправили вниз.

— На масленицу опять "стенка" будет, так?

— Про кулачные бои говорили, один на один.

— Слышал, — кивнул Тим. И усмехнулся: — Разохотился никак?

— А ты нет? — хмыкнул Эркин.

Тим задумчиво кивнул.

— Что ж, всё так, — и улыбнулся. — А хорошо было.

— Хорошо, — согласился Эркин.

И когда Алиса, Дим и Катя выбрались к ним, волоча санки, и потребовали кататься всем вместе, они не стали спорить.

Когда Эркин и Алиса пришли домой, Женя только ахнула, увидев их.

— Господи, вывалялись-то как!

Она хлопотала, вытирая, переодевая, развешивая одежду, и ругала их. Но ругала так, что даже Эркин понимал: она совсем не сердится, это — так просто.

И был необыкновенно вкусный обед с плавающими в густом тёмно-коричневом соусе кусками мяса и свекольным салатом-винегретом, и вкусный яблочный компот с приятной кислинкой. Тогда, придя домой после "стенки" из гостей, Эркин рассказал Жене об угощении, и оказалось, что Женя не знает, как делать курицу, чтоб она была целой и без костей. Она даже расстроилась из-за этого, и Эркин утешал её, говоря, что ему особо и не понравилось, так, интересно просто, как это получается. А так у Жени гораздо вкуснее.

— Спасибо, родной, — чмокнула его в щёку Женя.

Очередной, наполненный всякими событиями день подходил к концу. Сегодня они опять ходили за покупками. Завтра Новый год, так что и продукты, и подарки, и на ёлку кое-чего — всего надо подкупить. Вчера вечером гадали, топили воск, так и свечей запас надо сделать — все огарки потратили.

А на Главной улице опять суета и толкучка в магазинах. Весёлая праздничная суета. И тут Эркин увидел в одном из магазинов такое... у него на мгновение даже дыхание перехватило. А цена? Вполне по карману. И будет у них тогда на Новый год... Всё будет! Он даже отвёл глаза, чтобы Женя не заметила, всё-таки он ей сюрприз готовит. А когда принесли всё купленное домой, даже не стал раздеваться.

— Я кое-куда ещё схожу, ладно, Женя?

— Ну, конечно, Эркин, — Женя раздевала Алису.

— Мам, и я с Эриком.

Женя, быстро посмотрев на Эркина, покачала головой.

— Нет, маленькая, ты мне на кухне поможешь.

— Ну ладно, — согласилась Алиса и тут же нашла себе дело. — Давай я буду конфеты раскладывать.

— Посмотрим, — улыбнулась Женя.

Эркин зашёл в кладовку и взял ещё денег, крикнул Жене на кухню, что он пошёл, и выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь.

И бегом по коридору, по лестнице, по скрипящему под ногами снегу. Лишь бы успеть, чтобы никто не перекупил.

Коробка была нетяжёлой, но большой. Конечно, ему обернули её в подарочную бумагу, перевязали, сделав ручку, чтобы было удобней нести, и он шёл уже спокойно, разглядывая витрины, в которых по-прежнему стояли ёлки, но вместо хлева с младенцем и ангелов были теперь Дед Мороз и Снегурочка — Эркин уже знал, кто это — и не оленья упряжка с Санта-Клаусом, а тройка запряжённых в сани коней. И второго, да, все говорят, что второго января так же будут катания в санях. А завтра тридцать первое декабря, Новый год...

Иногда Эркин останавливался, но не от усталости, а чтобы прочитать вывеску. Там, где ему все буквы известны. Это очень странно: смотришь на... значки и закорючки, и как будто кто-то говорит тебе и ты слышишь уже слова. Эс... эн... о... вэ... ы... эм... с новым... гэ... о... дэ... о... эм... годом... с новым годом. И в конце торчком палочка с точкой снизу, это не буква, а... да, восклицательный знак. С Новым годом! А здоровско ведь получается. В самом деле, получается. В жизни бы не подумал, что он будет читать. И это тоже... Женя.

Миновав магазины, он пошёл быстрее, поздравляя встречных знакомых с наступающим праздником и благодаря за поздравления. Зашёл в магазин Мани и Нюры — они говорили, что к Новому году у них будет кое-что, ну, совсем необыкновенное.

— С наступающим вас, — поздоровался он от порога.

— И тебя с наступающим.

— С наступающим, Мороз.

Маня и Нюра, улыбаясь, выкладывали перед ним коробки и пакеты.

— Вот, побалуй своих.

— Ага, спасибо.

— А себе-то?

— В Новый год шампанское положено.

— Да уж, головой не качай, положено.

— Нюра, ты ему подарочный набор покажи. С бокалами.

И Эркин не устоял. Бутылка, два бокала и белая роза в коробке. И ещё коробка с шоколадными конфетами, и пакетик с нарезанной тонкими ломтиками рыбой, розовой, белой и чуть желтоватой. И под конец Эркин совсем разошёлся: купил две большие плитки шоколада и тут же подарил их Мане и Нюре.

— А это вам от меня. С праздником!

Они в один голос ахнули и залились таким смехом, что он и сам рассмеялся.

— Ай да кавалер!

— Вот это обхождение!

Ну, с праздником тебя!

— Ну, спасибо!

И, когда он, уже попрощавшись и собрав покупки в сумку, уходил, напомнили, что завтра они до трёх только, так что за молоком пораньше зайди, второго завоза не будет.

Уже идя к дому, Эркин вдруг вспомнил, что это Фредди так в Бифпите делал, и недовольно, злясь на себя, что без конца вспоминает того, дёрнул плечом. Но долго хмуриться было нельзя: полно встречных, все знакомые, все поздравляют, надо отвечать, улыбаться и самому поздравлять.

Алиса, нетерпеливо топтавшаяся у двери, пока он возился с ключами и замком, увидев большую коробку, оглушительно завизжала. Да так, что из кухни прибежала с ложкой в руках Женя. И ахнула.

— Эркин! Что это?!

— Ну-у, — замялся он.

Но Алиса пришла ему на помощь.

— Это на Новый год, да?

— Да, — радостно кивнул Эркин.

— Тогда убирай до завтра в кладовку, — распорядилась Женя, быстро поцеловала его в щёку и, ойкнув, убежала на кухню.

В кладовке Эркин убрал коробку наверх, к пакету с новогодними подарками, и туда же коробки с шампанским и конфетами, а рыбу лучше под окно, конечно. А шоколадных и сахарных зверей... можно и сегодня или лучше на ёлку повесить?

С его идеей повесить эти пакетики на ёлку Женя согласилась.

— Вот идите и вешайте, а я пока с обедом управлюсь. Ой, это ты рыбу купил? Эркин, какой же ты молодец, это на завтра. Алиска, не хватай, поломаешь. Вот и идите вместе, вешайте.

Эркин сгрёб в охапку все пакетики, и они с Алисой пошли к ёлке. В самом деле, мандаринок и конфет почти не осталось. Всех угощали и сами прямо с ёлки ели.

Они как раз успели всё развесить, когда Женя позвала их обедать. А потом Алиса спала, а он заново натирал полы во всей квартире, отмывал ванную и уборную. Завтра праздник как-никак. Работал он с поразившей Женю весёлой тщательностью. И Алиса после сна не пошла играть в коридор, а стала ему помогать. И время до ужина прошло, ну, совершенно незаметно. Зато Алису пришлось отмывать с неменьшим старанием. Эркин в процесс мытья Алисы никогда не вмешивался. И после ужина, пока Женя мыла Алису, он сидел на кухне, упоённо перечитывая уже знакомые страницы азбуки. Всё-таки, как же это получается, что он может читать. Рабу это не положено, это тайна открыта только белым, господам. А оказывается... оказалось несложно, странно только, но, нет, ничего непосильного в этом нет. Так что, и здесь белый обман? А если... чёрт, как он раньше не додумался, ведь писать он тоже может, писать — это... рисовать буквы. Две-то он умеет. Где бы взять бумагу и ручку...

Эркин встал и пошёл в спальню. Хотя он отлично знал, что и где лежит, но открыл один за другим ящики комода, осторожно перебрал лежащее там своё и Женино бельё. Конечно, ни бумаги, ни ручки он не нашёл. Может, в трюмо...?

— Эркин, ты что ищешь?

— Женя, — он круто повернулся к ней, — я... мне... я подумал... я же могу и писать, ну, срисовывать буквы, Женя...

— Ну конечно! — ахнула Женя. — Господи, как же я не сообразила. И ты ищешь бумагу, да? — он кивнул. — Сейчас... ой, Эркин, у меня же только расходная тетрадь и ручка, в сумочке. Слушай, Эркин, — она подошла и обняла его, — после праздников всё купим, хорошо? — он опять кивнул и в кивку поцеловал лежащую у него на плече руку Жени.

Конечно, это он сглупил, начал пороть горячку, будто этот день последний.

— Да, Женя, конечно. Извини.

— Тебе не за что извиняться, — она поцеловала его в щёку. — Эркин, знаешь, я подумала, ты всегда моешься в душе, тебе не нравится ванна?

— Да нет, — растерянно ответил Эркин. — Просто, просто как-то так, само собой получается.

Женя задумчиво кивнула.

— Так, ладно. Эркин, ты посиди с Алисой, я пока в ванной уберу. Хорошо?

— Конечно, — улыбнулся Эркин.

Женя ещё раз поцеловала его в щёку рядом со шрамом и убежала. Эркин закрыл дверцу у трюмо и пошёл к Алисе.

Алиса уже лежала в постели и очень обрадовалась Эркину.

— Э-эрик, ты посидишь со мной?

— Посижу, — улыбнулся Эркин.

Он переставил стул и сел возле кровати.

— Эрик, а завтра Дед Мороз придёт, да?

— Да, — кивнул Эркин. — Конечно, придёт.

— Эрик, а когда ты был маленьким, он к тебе часто приходил?

— Нет, — засмеялся Эркин. — Он ко мне совсем не приходил.

— Да-а? — изумилась Алиса. — Ты не слушался, поэтому?

— Когда как, — неопределённо хмыкнул Эркин.

— А когда ты слушался, — начала было Алиса, но тут же перескочила на другое. — Эрик, а Дед Мороз придёт один или со Снегурочкой?

— Не знаю, — честно ответил Эркин.

— На площади они вдвоём были, — рассуждала Алиса. — И подарки разносить должны вдвоём.

— Правильно, — вошла в комнату Женя. — А ты почему ещё не спишь, а? Ну-ка, закрывай глаза.

— Ага-а, — врастяжку согласилась Алиса, послушно закрывая глаза и вытягиваясь под одеялом. И совсем сонно приказала: — Целуйте меня, я спать буду.

— Спокойной ночи, маленькая, — тихо засмеялась Женя.

Она наклонилась, поцеловала Алису в щёку и подвинулась, уступая место Эркину.

— Вот теперь всё правильно, — одобрила его поцелуй Алиса, не открывая глаз. — Спокойной ночи.

Эркин поставил на место стул и оглянулся на Женю. Она с улыбкой кивнула ему и, выходя следом, погасила Алисе свет.

— Иди, Эркин. Я тебе ванну приготовила.

— Чего-о? — изумился Эркин.

— Иди-иди, — смеясь, Женя шутливо подтолкнула его в спину. — Всё увидишь.

— Слушаюсь, мэм, — пробормотал он по-английски, направляясь в ванную.

В ванной было тепло и немного парно. Женя в самом деле наполнила ванну и даже пену сделала. Эркин разделся, уже привычно складывая одежду, засунул трусы в ящик для грязного белья, перешагнул через борт ванны и медленно, опасаясь расплескать воду и пену, сел.

Да, в ванне он не мылся, хотя их учили работать в воде, в бассейне или в ванне, учили мыть, но не мыться. В Джексонвилле он мылся, сидя в корыте, было тесно, не очень удобно, но приятно, а вот так... Необычно.

Пузырьки пены, шипя, лопались на его плечах и груди, И Эркин по-прежнему осторожно, но уже потому, что не хотелось делать резких движений, попробовал лечь. И получилось, даже ног сгибать не пришлось. Он лёг поудобнее, упираясь затылком в край ванны, так что вода с пеной покрывала его почти до горла, глубоко вздохнул и медленно, смакуя удовольствие, распустил мышцы. Как же хорошо, как же необыкновенно хорошо. Время от времени он мягкими плавными, даже ленивыми движениямизачёрпывал пену и растирал себя ею, но больше просто лежал неподвижно, полуприкрыв лаза.

— Эркин, ты не утонул?

Эркин медленно открыл глаза, увидел склонившуюся над ним Женю и улыбнулся.

— Не-е, — протянул он.

Женя рассмеялась.

— Полежишь ещё? — он молча кивнул, улыбчиво глядя на неё. — Ну, лежи, только не засни. А то захлебнёшься и утонешь, — погладила его по голове и вышла.

Эркин улыбнулся, немного поёрзал и закинул руки за голову. Ох, как же хорошо! Душистая, радужно переливающаяся пена, тёплая и какая-то... густая вода. Нет, в будни так не поваляешься, а в праздники... и в выходные... Нет, так хорошо ему ещё никогда не было.

Когда Женя всё-таки начала беспокоиться и зашла посмотреть, как он, Эркин лежал в ванне, закрыв глаза, и лицо его было таким безмятежно спокойным, что Женя испугалась.

— Эркин... — она тронула его голову, и голова качнулась, едва не скрывшись под водой.

— Эркин! Ну же, что с тобой?!

Чуть не плача, Женя попыталась ухватить его за плечо, но голое скользкое от пены тело от её попыток, уходило под воду, безвольно колыхаясь.

— Эркин!!!

Она в ужасе наклонилась над водой... И вдруг две сильные руки взметнулись, обняв её, и увлекли в пенную душистую воду.

— Ой!

Её халатик вздулся пузырём, и Эркин, дёрнув за конец, мгновенно развязал поясок, снял с неё халатик и ловко выкинул за борт ванны. Женя услышала, как он мокро шлёпнулся на пол.

— Господи, как же это?! Эркин...

— Ага, — сразу согласился со всем Эркин, усаживая Женю напротив себя. — Тебе удобно?

— Ты с ума сошёл, — убеждённо сказала Женя.

— Точно, — кивнул Эркин.

Он под водой стащил с Жени трусики и выкинул их из ванны вслед за халатиком.

— Женя, мне так хорошо было... Я и решил, Женя, ты ноги вот так поверни, ванная узкая, ага, вот так, тебе удобно? Ну вот, я и решил, что тебе тоже должно понравиться. Я и притворился.

— Так ты меня заманил?! — ахнула Женя. — Ты провокатор!

— Ага. Ты меня душить или топить будешь?

Эркин наконец устроил Женю так, что они сидела на его вытянутых ногах, а он её обнимал. Немного воды во время этой возни выплеснулось, но там было больше пены, а коврик на полу хорошо впитывал влагу.

— Женя, — Эркин поцеловал её в щёку, — у тебя на затылке пена, давай я выну шпильки.

— Эркин, но я уже мылась, опять волосы промывать, да?

Женя говорила по-детски жалобно, но попыток вырваться не предпринимала.

— А я потом тебя в душ отнесу, — пообещал Эркин, осторожно распуская её узел. — Вот так. И вот так.

Женя вздохнула и положила голову ему на плечо.

— Честное слово, Эркин, ты сумасшедший.

— Ага, — согласился он, не вслушиваясь в её слова.

Он набрал полную грудь воздуха, зажмурился и опустил лицо в воду, под водой поцеловал Женю в грудь так, чтобы воздух пузырьками пробежал по её телу.

— Эркин, — не на шутку испугалась Женя. — Ты же захлебнёшься!

Она за волосы выдернула его голову из воды. Эркин проморгался, отфыркался.

— Тебе понравилось? — очень внушительно спросил он.

— Ну да, конечно, но, Эркин...

— Тогда не мешай мне, Женя, не дёргай меня, ладно?

Он улыбнулся ей и опять нырнул. И Женя невольно охнула, почувствовав на своей груди его губы.

Эркин вынырнул, помотал головой, стряхивая с волос воду, и победно улыбнулся Жене.

— Ну как?

— И всё-таки ты сумасшедший, — счастливо ответила Женя, целуя его в скользкую и чуть горьковатую от воды щёку.

Эркин счастливо засмеялся, обнял Женю и неожиданно гибким и ловким движением поднырнул под неё, перевернулся и вынырнул уже за её спиной. Выплеснулось ещё немного воды.

Они побарахтались ещё немного, пока Эркин не решил, что вода остыла и Жене холодно. Он встал, держа хохочущую Женю на руках, перешагнул через борт ванны и пошлёпал в душ.

— Сейчас обмоемся, — перечислял он, одной рукой включая воду, а другой придерживая Женю, — потом я отнесу тебя в спальню...

— Эркин, а занавес, — перебила его Женя, — Всё же забрызгаешь.

— Зато пену смою, — засмеялся Эркин.

Действительно, клочья пены украшали ванную в самых неожиданных местах. На полу стояли лужи, и тоже с клочьями пены.

— Женя, я всё уберу.

— Мы уберём, — поправила его Женя.

Они стояли вдвоём под душем — занавес всё-таки задёрнули — и Женя теребила волосы Эркина, гладила его плечи.

— Нет, Женя, я быстренько.

— Вдвоём ещё быстрее.

Эркин подчёркнуто покорно вздохнул и рассмеялся. Потому что засмеялась Женя...

А с утра тридцать первого начался опять праздник. Да, именно начался, а не продолжился. Потому что это был уже другой праздник. Эркин не так понимал, как чувствовал это.

С утра он сбегал к Мане и Нюре за молоком, хлебом и прочей обыденной мелочёвкой. И после завтрака Женя стала готовить необыкновенный праздничный ужин, объяснив, что всю ночь будут сидеть, так чтобы на всю ночь и хватило. Эркин кивнул. Что новогодняя ночь очень долгая, он знал ещё по Паласам.

И опять беготня из квартиры в квартиру. Но уже не с поздравлениями, вернее, не столько с поздравлениями — всё равно любой разговор с них начинался, сколько за советами и с просьбами кастрюльки, ступки, ситечка горсточки орехов, щепотки перца и тому подобного. Всю детвору отправили играть в коридор, чтобы не мешали. Но дети, которых обычно домой не загнать, сегодня так и лезли под руки. А надо всё приготовить, убрать квартиру, отмыть и нарядить детей, самим нарядиться, накрыть стол... а ведь голодными до вечера тоже детвору, да и мужей не продержишь, так что праздник праздником, а обед должен быть нормальным.

Накануне Женя забыла занести в кухню с лоджии мясо, и Эркину пришлось вооружиться топором и прямо на лоджии разрубать смёрзшийся кусок.

— Господи, Эркин, ты же замёрз! — встретила его Женя, когда он вошёл в кухню получить указания. — Надень полушубок.

Эркин, отдуваясь, мотнул головой.

— Нет, ничего. Женя, всё мясо занести?

— Нет. Большой кусок на ростбиф, два куска поменьше, расходные и тот, что с костью на борщ. А остальное заверни так, чтоб опять не смёрзлось, ладно? Эркин, но ты оденься.

Но он уже вышел на лоджию, прикрыв за собой дверь.

Вернувшись в кухню, Эркин выложил на стол мясо и собрался уже разрезать его на куски, когда за ним прибежали Тошка с Тонькой. У них ёлка кренится, вот-вот упадёт. Женя кивнула:

— Пусть пока в тазике оттаивает.

И Эркин пошёл крепить ёлку. А вышел оттуда, так его перехватил Артём из пятьдесят первой.

— Пока моя в магазин умоталась, зайди, тяпнем малость.

Несколько недоумевая — неужто Артём сам с топором не управится? — Эркин пошёл в пятьдесят первую, где, оказывается, собрались почти все мужчины с их этажа и даже из левой башни двое. А "тяпнуть" — это оказалось не отрубить, а выпить спиртного. Сладкой и густой вишнёвой наливки Эркин попробовал, но она быстро кончилась и кто-то принёс бутылку уже чистой водки, "со слезой". Посуды на всех не хватало, стаканы шли по кругу, чем Эркин и воспользовался: губы обмакнул, а глотать не стал и передал стакан дальше. Водку-то он уже пил, чего её пробовать. В общей сутолоке этого не заметили, но тут Антон позвал к себе попробовать хмельного квасу, который его Татьяна, ну, уж очень здорово делает... Словом, к себе Эркин вернулся нескоро, напробовавшись столько всего разного, что смущённо спросил у колдовавшей на кухне Жени:

— Женя, а если мне рассолу сейчас выпить...

— Сейчас пообедаем, — перебила его Женя, ты ляжешь поспишь, а потом холодый душ примешь.

— И буду, как огурчик, — улыбнулся Эркин. — Так?

— Как стёклышко, — мимоходом чмокнула его в щёку Женя. — Ты вылови Алиску, она где-то бегает. Ладно?

— Ну, конечно, — сразу кивнул Эркин.

Найти Алису не представило труда. Затеянная Димом игра в волков и коз была уж очень шумной. Волки выли и гонялись за добросовестно блеющими и визжащими козами. Увидев Эркина, Алиса, которая как раз бодалась с нападавшим на неё волком — Генкой из левой башни — сразу закричала6

— Чур-чура! — и побежала к Эркину. — Эрик, ты играть пришёл?! Ты кем будешь?!

— Обедать пора, — ответил Эркин, беря её за руку.

— Дядя Эрик, — вступился за Алису Дим, — ну, нам чуть-чуть осталось, я сам её приведу, чес-слово.

— Нечего меня приводить! — немедленно возмутилась Алиса. — Приводильщик нашёлся! Пошли, Эрик.

— Дима, Катя, — Зина в накинутом на плечи платке уже спешила к ним. — Идёмте, обедать пора, — улыбнулась Эркину: — С наступающим вас, здоровья и удачи в новом году.

— И вас так же, — ответно улыбнулся Эркин. — С новым годом, с новым счастьем.

— Старого бы не растерять, рассмеялась Зина, поправляя на Кате платок.

Игра рассыпалась на глазах, да и остальных тоже уже звали на обед.

— Ладно, завтра доиграем, — крикнул, уходя, Дим. — Мам, а папка дома?

— А конечно, — певуче ответила Зина. — Пришёл уже.

Эркин попрощался с Зиной и позвонил в свою дверь: уходя, он не взял ключей.

— Бегу-бегу, — откликнулась из-за двери Женя. — Заходите. У меня всё готово, мойте руки и садитесь.

После небольшой суеты и толкотни в ванной сели за стол.

— Мам, мы чуть-чуть не доиграли, — рассказывала Алиса. — А я Генку совсем перебодала, а Эрик пришёл, а...

— Не болтай за едой, — безуспешно останавливала её Женя. — Некрасиво, ну же, Алиса, будь умницей.

Салат, мясной борщ, котлеты, кисель... Праздничный обед, ставший за эти дни обычным.

После обеда Женя увела Алису спать, а Эркин, как уже привык за эти дни, взялся за посуду. Странно, но хмеля он совсем не ощущал, да и не так уж он много выпил. Ну, вот и чисто. Новый год. Праздник на всю ночь. На Рождество — подарки, на Новый год — гульба. Двойная, даже тройная смена, горящий от перехваченного вина рот, звон в ушах от музыки и криков, мятое, залапанное чужими руками, тело... Эркин тряхнул головой. Нет, этого нет, и больше никогда не будет. И Новый год здесь совсем другой. С подарками, Дедом Морозом и Снегурочкой, и вообще... всё другое.

— Эркин...

Он вздрогнул и обернулся к Жене.

— Да, Женя.

Она, улыбаясь, смотрела на него.

— Иди, поспи, Эркин, — её улыбка стала лукавой. — Ночь будет долгой.

— Да, — кивнул он. — Да, Женя. А ты?

— Я тоже посплю. Только кое-что сделаю. Иди, Эркин.

Эркин склонил голову, вытер руки кухонным полотенцем, шагнул к ней.

— Да, Женя, хорошо, но тебе тоже надо отдохнуть.

— Спасибо, милый.

Женя порывисто обняла его, быстро поцеловала в щёку и легонько подтолкнула к двери. Но Эркин успел так же быстро поцеловать её.

Постель в спальне была уже разобрана. Эркин вдруг почувствовал, что он и в самом деле устал. С чего бы это? Смешно даже. Он быстро разделся и лёг. Укрылся. И уже совсем смутно, сквозь навалившийся сон услышал, вернее, почувствовал, как легла Женя. И улыбнулся, не открывая глаз. Женя рядом, всё хорошо, всё спокойно. И не надо думать о прошлом, прошлого нет, а сейчас всё хорошо.

Женя слышала его ровное дыхание, чувствовала тепло его сильного тела и улыбалась. Он рядом, они вместе, и никто, и ничто не разлучит их. Никогда. Она счастливо вздохнула.

Сонная тишина постепенно заполняла "Беженский корабль". Все готовились праздновать Новый год всю ночь, наварили, наготовили, убрались и легли отдыхать. Ведь, ну, в самом деле, обидно будет такой праздник проспать. Через два дня на работу выходить, так что остатнее надо добрать до капелюшечки...

Проснувшись, Женя осторожно, чтобы не потревожить Эркина, отодвинулась от него и вылезла из-под одеяла. В спальне сумрачно, и, чтобы посмотреть время, пришлось брать будильник в руки. Что ж, ещё полчасика можно поспать или всё-таки...?

— Женя, — тихим сонным голосом позвал Эркин, — пора?

— Нет, — так же тихо ответила Женя. — Поспи ещё.

Но Эркин уже сел, потёр лицо ладонями и улыбнулся.

— Женя, стол сейчас к ёлке нести надо, накрывать, — его улыбка становилась всё шире, — подарки выкладывать, ведь так?

— Всё так, — рассмеялась Женя.

— Тогда я встаю.

Он откинул одеяло и встал, потянулся, сцепив пальцы на затылке.

— Женя, я только в душ сейчас схожу и потянусь немного. Ладно?

— Конечно. А я пока здесь уберу и приготовлю всё.

Эркин прислушался и удовлетворённо кивнул:

— Спит.

Взял из комода чистые трусы и пошёл в ванную. Женя тихо рассмеялась и стала убирать. Смешно, как Эркин одновременно и стесняется своего тела, и хвастается им, любит ходить голым, делает специальную гимнастику — ну, он всё делает красиво — и готов ходить в рабских куртке и штанах, что только уродуют его. Ну, ничего, сегодня он такой подарок получит... Она даже хихикнула, предвкушая удовольствие.

В ванной Эркин сначала вымылся под тёплым душем, выключил воду, перешёл из душа на коврик, с наслаждением как следует, хоть и без особого размаха потянулся, опять вошёл в душ и включил холодную воду. Чтоб в голове прояснело.

В спальню он вернулся, чувствуя себя уже совсем свежим. На застеленной ковром кровати лежали приготовленные Женей нарядные брюки, рубашка, носки, на полу стояли ботинки. Но Эркин решительно взял с пуфа свои старые джинсы.

— Я потом переоденусь. Когда всё сделаю.

Женя, перебиравшая в шкафу свои наряды, кивнула.

— Хорошо.

Эркин застегнул джинсы, накинул на плечи ковбойку.

— Пойду, стол перенесу.

Но отправился не в кухню, а в кладовку. Взял пакет с новогодними подарками и коробку. Подарки — Жене духи, Алисе нарядные ленты — положил под ёлку, а коробку — свой главный новогодний сюрприз — поставил, пока не распаковывая, у стены за ёлкой, чтоб в глаза не сразу кидалась. Коробку с шампанским и бокалами он пока трогать не стал, оставив в кладовке. Это перед полночью. И пошёл на кухню за столом. Он его за эти дни уже не раз таскал из кухни в большую комнату и обратно. И главное сейчас — не громыхнуть, чтобы не разбудить раньше времени Алису.

Женя уже была в большой комнате, а под ёлкой... под ёлкой лежал ещё один пакет. Эркин всё понял и старательно отвёл глаза.

— Женя, сюда?

— Да, вот так. И скатерть.

У Эркина так и чесался язык спросить, почему Женя не положила под ёлку свой подарок Алисе, но... но, наверное, так надо. И удержался от вопроса.

Женя застелила стол их самой нарядной скатертью.

— Я сейчас стулья принесу.

— Да, спасибо. И иди переоденься, а я Алису подниму.

Эркин кивнул. Женя явно нервничала, спешила, чего-то ожидая. Но чего? Или... или она тоже приготовила какой-то сюрприз? Тогда лучше не мешать. Женя же не спросила его о коробке, и раньше не спрашивала.

Эркин принёс из кухни в комнату стулья, расставил их у стола. Оглядел ёлку. Да, всё в порядке, свечи он все заменил, игрушки, лакомства... — всё на месте. Подарки наготове... Женя — уже слышно — будит Алису. Пора. И за окнами уже совсем темно.

В спальне он сразу задёрнул шторы, привычно вдохнув запах хризантем, включил свет, прислушался и понял: нужно поторапливаться. Ему же возиться с Алисой, пока Женя оденется. Он быстро оделся, оглядел себя в трюмо и, качнув створкой, в коридоре. А что, хорошо смотрится. Он взял с трюмо расчёску, расчесал волосы и взмахом головы уложил прядь. Вот так. И улыбнулся своему отражению.

Не зная, что именно задумала Женя, он был готов ко всему. И накрывал вместе с Алисой праздничный стол, и восхищался представшей перед ними Женей в новом бордовом платье с золотой шалью на плечах, и...

И тут в дверь позвонили. Эркин перехватил взгляд, который бросила Женя на свои часики, и понимающе улыбнулся. Значит, это оно и есть.

Но такого он никак не ждал! За дверью стоял Дед Мороз! В синем с оторочкой из белого меха длинном тулупе, в такой же шапке, с серебряной закрывающей грудь бородой, с большим мешком за плечами и с высоким посохом с серебряной снежинкой на верхушке в руках.

Эркин растерянно попятился, натолкнувшись на спрятавшуюся за ним Алису.

— Мир и покой этому дому! — Дед Мороз подкрепил свои слова ударом посоха об пол. — Здесь Алиса, девица красная?

— Ага-а, — тоненько ответила Алиса из-за Эркина.

Дед Мороз важно огладил бороду синей, расшитой серебром рукавицей и вошёл в прихожую. А следом... Снегурочка?! Эркин посмотрел на Женю, увидел её улыбку и успокоился.

Необыкновенных гостей торжественно провели в большую комнату к ёлке, где немного освоившаяся Алиса, держась — на всякий случай — за руку Эркина, разгадала загадки про снег, ёлочку зайца и спела песню про ёлочку уже по-русски. Только теперь, глядя на радостно лукавую улыбку Жени, Эркин понял, зачем эта песня разучивалась. Значит, точно Женя знала про всё заранее. Значит, и подарок Алисе у них, у Деда Мороза и Снегурочки. И в самом деле, Дед Мороз полез в свой мешок, покопался в нём и вытащил... коробку, перевязанную ярко-синей в белых снежинках лентой и с ярлыком, на котором было написано: "Алисе".

— Твоё имя? — спросил Дед Мороз.

Шёпотом проговаривая буквы, Алиса прочитала надпись и широко улыбнулась.

— Да, моё, — и похвасталась: — Я почти-почти все буквы знаю.

— Ай да молодец, ай да умница! — восхитились Дед Мороз и Снегурочка.

И стали прощаться. Пожелали Алисе расти большой, умной и здоровой, слушаться старших и хорошо учиться. И ушли.

Провожая Деда Мороза и Снегурочку, Женя вышла с ними в коридор, но быстро вернулась и, смеясь, вошла в комнату, где Эркин помогал Алисе развязать бант на стягивающей коробку ленте.

— Что же ты Деда Мороза обманула, а? — спросила Женя. — Ты же и половины букв не знаешь.

— Я не обманывала, — Алиса, не отрываясь, смотрела на руки Эркина. — Я же не сказала, что все знаю.

— Ага, — Эркин даже оторвался от своей работы. — А почти — это сколько?

— Это значит не все. Ну же, Эрик, что там?

Эркин снял наконец крышку, а Алиса ахнула. Там в специальных прорезях лежали кастрюльки, сковородка, чайник, тарелки и даже ложки с вилками. Маленькие, как раз для кукол, но совсем как настоящие. Настоящий большой сервиз! Его торжественно отнесли в комнату Алисы и расставили на кукольном столе. Теперь у Линды, Спотти и Мисс Рози есть фарфоровый чайный и жестяной столовый сервизы, и кухонная посуда емть. Теперь... теперь плита нужна, так?

— Будет плита, — кивнул Эркин.

— Ага, — Алиса сосредоточенно раскладывала по тарелочкам угощение из мозаики. — И с конфорками. Я видела, Нинке из башни такую купили.

— Без конфорок не плита, — согласился Эркин.

И начался необыкновенный вечер. Играли, пели, ели вкусные вещи, сидя прямо на полу у ёлки, читали сказки, вернее, читала Женя, а Эркин и Алиса слушали. И снова ели, играли, пели... И хотя Алиса твёрдо решила дождаться Нового года, и мама — впервые в жизни! — разрешила ей сидеть сколько угодно, но к девяти часам глаза почему-то стали сами собой закрываться. А мама и Эрик ещё не раскрыли свои пакеты, что им Дед Мороз принёс. Обидно, конечно, что взрослый Дед Мороз приходил, когда она спала, но хоть посмотреть-то...

Женя рассмеялась.

— Мы в полночь откроем. Жди с нами или завтра посмотрешь.

— А мне тут совсем-совсем ничего нет? — решила уточнить Алиса.

— Алиса! Не жадничай! — возмутилась Женя.

Но Эркин пожал плечами.

— Сейчас посмотрю.

И полез под ёлку. И нашёл. Маленький плоский пакетик.

— Вот, Алиса, посмотри. Кажется, тебе.

И подмигнул Жене. Этот пакетик Алиса открыла сама. И, взвизгнув, тряхнула пучком ярких блестящих лент.

— Мама, Эрик! Смотрите!

Её восторг был таким заразительным, что Женя махнула рукой.

— Была не была! Открываем!

И Эркин снова нырнул под ёлку, где оставались уже только два пакетика.

— Вот, Женя, — он совсем забыл про игру в Деда Мороза, — это тебе.

Женя нетерпеливо, как Алиса, развернула обёртку и ахнула.

— "Очарование"! Эркин, спасибо!

— Мам, а чего это?

— Это духи.

Женя осторожно открыла флакончик и дала Алисе понюхать пробку. Запах Алисе понравился.

— мам, и меня души!

— Души?! — удивился Эркин.

— Подуши, — поправила Женя, касаясь пробкой шейки Алисы. — Вот так. И я подушусь. Эркин, и ты свой открывай.

Он совсем забыл про свой пакет. Да, конечно же, это для него. Он надорвал обёртку... Тоже флакон?! Что это? Эл... о... эс... эту букву он не знает... о... эн... лос... он...

— Что это, Женя?

— Лосьон. Называется "Люкс".

Лосьон? Эркин повертел флакон, осторожно, уже догадываясь, отвертел пробку, пальцем попробовал влажное горлышко... Да, похоже, оно самое. Лосьон. То, что Фредди называл "райским яблоком", тоже было лосьоном... Эркин даже задохнулся от волнения. Этого он никак не ждал.

— Женя, это мне?

— Ну да, Эркин. Ты же хотел, ведь так?

— Я даже не мечтал, — дрогнувшим голосом ответил Эркин.

Хотел убрать и не удержался: капнул на ладонь и протёр себе щёки и шею. Женя засмеялась, глядя на его ошеломлённо счастливое лицо. Эркин вдохнул идущий от ладони запах, улыбнулся и, бережно завинтив пробку, поставил флакон на стол.

— Женя, Алиса, я... вы отвернитесь, не смотрите пока.

— Сюрприз, да? — спросила Алиса.

— Конечно, сюрприз, — ответила за Эркина Женя, привлекая к себе Алису и вместе с ней поворачиваясь лицом к стене, — Мы не подсматриваем.

— Ага-ага, Эрик, а это чего?

— Сейчас... увидите... — с расстановкой ответил Эркин.

Женя и Алиса слышали, как затрещала сдираемая с коробки бумага, как что-то стукало, звякало, как Эркин тихо приговаривал по-английски.

— Это сюда... это сюда... это так...

Потом раздалось тихое шипение, и Эркин весело сказал:

— Готово!

Женя и Алиса обернулись, и тут как раз зазвучала музыка. На полу у стены, где была розетка, стоял... проигрыватель, вращалась пластинка, и женский голос выпевал разухабистую мелодию.

Эркин никак не думал, что Женя может визжать совсем как Алиса, даже громче.

Навизжавшись, Женя бросилась к нему на шею.

— Эркин, ты гений! Мне и в голову не пришло!

Эркин подхватил Женю на руки и закружился с ней в такт музыке. Алисе это очень понравилось, и отпустив Женю, Эркин покрутил и её.

Они ещё поплясали, подурачились, и наконец Женя пошла укладывать Алису. Был уже двенадцатый час, и Алиса засыпала на глазах. Эркин оглядел стол. Да, можно уже переделывать к встрече Нового года. Он переложил печенье и ломтики рыбы и ветчины так, чтобы тарелки не казались разорёнными, отнёс грязную посуду на кухню и, возвращаясь обратно, зашёл в кладовку достать коробку с шампанским.

Когда Женя вошла, стол был готов. Увидев бутылку и бокалы, Женя ахнула:

— Эркин, шампанское?!

— Да. И вот.

Он протянул ей белую розу из тонкого, нежного на ощупь шёлка.

— Как-кая прелесть! Эркин, куда её?

— В волосы, — сразу ответил он. — Дай, я заколю тебе, можно?

Женя молча подставила ему голову, и Эркин вплёл в её волосы у виска гибкий покорно принимающий нужную форму стебель.

— Она пахнет, чувствуешь?

— Да.

— Сейчас, сейчас я всё сделаю.

Быстро и удивительно ловко он зажёг свечи и погасил верхний свет, открыл бутылку и налил шампанского, метнулся к проигрывателю, поставил другую пластинку и тут же обратно к столу. И с первыми звуками вальса подошёл к Жене, бережно неся два бокала.

— Вот. С Новым годом, Женя.

— С новым годом, Эркин, — Женя взяла бокал.

Эркин легонько коснулся своим бокалом бокала Жени, вызвав тонкий, но лыный даже сквозь музыку звон. Они выпили, глядя друг другу в глаза. Эркин мягко взял у Жени бокал и поставил оба на стол.

— Потанцуем?

Его озорная улыбка обожгла Женю. Она засмеялась и обняла его за шею.

Женя никак не ожидала, что Эркин умеет так танцевать. Когда пластинка кончалась, Эркин ловко, не разжимая объятия, переставлял иглу на начало. Он купил две пластинки. На одной вальсы и танго, а на другой песни. На его удачу этикетки были разного цвета, и он не боялся перепутать.

Они танцевали, кружились в вальсе под трепещущие огоньки свечей. Потом Эркин посмотрел на часы, проверяя себя, и увёл Женю к столу.

— Без пяти, Женя.

— Да, — выдохнула Женя. — Эркин, конечно.

Он снова наполнил бокалы, повернул руку так, чтобы могла видеть циферблат, и сам следил. И когда стрелки наконец сомкнулись на двенадцати, он снова ударил своим бокалом о её, и они пили шампанское, пока длинная стрелка обегала полный круг. Эркин пил глоток в глоток с Женей, не отводя от неё глаз, и бокалы опустели одновременно. И снова Эркин забрал у Жени бокал и поставил на стол.

— А теперь танго, да, Женя?

Женя кивнула. Эркин быстро сменил пластинку и подошёл к ней, остановился шаге и склонил голову. Женя, задыхаясь от смеха, присела перед ним в полуреверансе, и Эркин подхватил её, обнял, на секунду замер, ловя такт, и повёл в танце.

— Господи, Эркин, я тыщу лет не танцевала.

— Ты хорошо так танцуешь, Женя.

Эркин ловко кружил её вокруг ёлки и так, в танце, подвёл к столу. Женя рассмеялась.

— А как ты догадался, что я есть хочу?

— Ну-у, — Эркин с улыбкой повёл плечами.

Женю его ответ вполне удовлетворил. Они сели к столу. И как до этого пили, так теперь и ели, не отрывая глаз друг от друга.

— Вкусно как, правда?

— Ага.

И снова танцевали. Не помня ни о времени, ни о... ни о чём не помня. И во всём мире они были сейчас одни, вдвоём. Они и вальс. Или танго. И ёлка. И тихое потрескивание свечей... Пока не кончилось шампанское. И они как-то одновременно вспомнили всё и почувствовали, что праздник кончился. Собрали и унесли на кухню остатки еды. Правда, и оставалось... чуть-чуть. Эркин включил люстру и погасил свечи.

— А стол завтра перенесу.

— Ну, конечно, — Женя вдруг зевнула, пришлёпнув ладошкой рот.

Эркин легко подхватил её на руки.

— А теперь спать.

— Ага, — согласилась Женя, обнимая его за шею и кладя голову ему на плечо.

Но в спальне она мягко, но решительно высвободилась. Эркин понял. Да, надо лечь спать, всё другое только испортит эту необыкновенную ночь. Он слышал, что как Новый год встретишь, таким и весь год будет.

— Женя, — они уже лежали в постели, — Женя, ты довольна?

— Да.

Женя повернулась к нему, погладила по груди.

— Да, милый, спасибо, у меня никогда такого не было, ни разу.

— И у меня, — вздохнул Эркин, мягко прижимая к себе ладонь Жени. — Спасибо, Женя.

— За что?

— За всё. Если бы не ты, ничего бы не было.

Они говорили, не открывая глаз, тихими, словно засыпающими голосами. И, засыпая, Эркин снова услышал слабый шорох снежинок о стекло. Идёт снег. Снег уже нового года.

* * *

1997; 28.06.2013