↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
ТЕТРАДЬ ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ
* * *
Экзаменационная неделя пролетела неожиданно быстро. Во вторник Эркин пошёл на работу не в обычной ковбойке, а в новой светло-голубой рубашке. Надо бы белую, Женя, конечно, права, но как ни оберегайся и переодевайся, а завод — это завод, обязательно запачкаешь. А так — сразу и нарядно, и буднично.
День прошёл как обычно. Жарко, и работали без курток, в одних рубашках. А к обеду и рубашки поснимали. Кто остался в майке, а кто и так. Мешков или ящиков не видно, одни контейнеры наготове, и Эркин, не опасаясь сбить плечи и спину, спокойно разделся, бросив свою рубашку рядом с Колькиной, засунул рукавицы в карманы штанов и взялся за скобу.
— Поехали?
— Поехали, — кивнул Колька.
Работалось Эркину легко, играючи. День жаркий, но без пекла, лёгкий, не режущий, а гладящий кожу ветер, и он уже всё здесь знает и понимает, что и куда, а зачем... а вот это ему по фигу. И чего там, в этих контейнерах, напихано-наложено — тоже.
Оглушительно зазвенел звонок.
— Докатим? — придерживает шаг Колька.
— А чего ж нет?
— Ну, давай.
Они вкатывают на платформу и закрепляют контейнер, и уже не спеша, чтобы дать обсохнуть поту, идут за рубашками. В столовую всё-так вот так, почти нагишом, как-то неловко.
— Ну как, решил с кроликами?
— Соберу на две пары, крольчатник слатаю.
— Зачем латать? — не понял Эркин. — Курятник будешь переделывать?
— А на хрена? — теперь удивился Колька. — Курятник же во отгрохали! По науке.
— Ну, и крольчатник по науке сделаем, — Эркин расплатился за обед и понёс поднос к свободному столику.
— Идёт, — благодарно согласился Колька.
Ели, как всегда, быстро, не смакуя и не рассиживаясь. И, опять же как всегда, уже на выходе столкнулись с бригадой Сеньчина, и Эркин остановился перекинуться парой слов с Маленьким Филином. Слов на шауни для большого разговора Эркину пока не хватало, и после приветствия и фразы о погоде, он перешёл на русский.
— Ну, как ты?
— Хорошо, — тоже по-русски ответил Маленький Филин. — Письмо получил, — и удивлённо: — Дошло всё.
— И что пишут? — вежливо поинтересовался Эркин.
— Зиму продержались, весну пережили. Уже легче, — серьёзно ответил Маленький Филин.
И, попрощавшись, разошлись.
Об экзамене Эркин не думал. Старался не думать. Как будет — так и будет. Не ему решать, так что... А "Б" сегодня пишет математику, а у "А" тесты... ну, так это уже совсем не касается. Его дело... вон, дурынды серые. Чего там написано? "Не... кан-то-ва-ть", ага, понятно, а вон и платформа с тяжами, наверняка для них.
— Старшой, эти? Куда их?
— Туда, — показывает ему на платформу Медведев и кричит: — Ряхов, на крепёж!
Ах ты, чёрт, это ему с ряхой работать?! Ну... ну и фиг с ним! Эркин скидывает рубашку, вешает её на какую-то скобу рядом с контейнерами и берётся за ручку, мягким ударом носка убирает стопор. Пошёл? Пошёл!
Ряху он особо не замечал, и тот старался на него не смотреть, но когда в паре работаешь, и не хочешь, а заметишь.
— Сюда его!
— Ага, — Эркин вкатывает контейнер в пазы и не удерживается: — А почему?
Ряха, приоткрыв рот, снизу вверх смотрит на него, сглатывает, судорожно дёрнув щетинистым кадыком, и отвечает:
— Эти для Северного, а с того края транзитом, их скатывать не будут, ну и чтоб не мешались.
— Понял, — кивает Эркин и бежит за следующим.
Интересно, а как Ряха их различает? И, берясь за очередной контейнер, внимательно оглядывает его, прочитывая все надписи. Ага, а почему здесь перед цифрами английская "N"? Эн? Nord? Это... правильно, север. И, подтаскивая контейнер, спрашивает:
— Этот для Северного?
Ряха кивает, готовя тяжи, и Эркин сам затаскивает и вставляет контейнер в паз. А следующий — без такой буквы — он подвозит к другому краю, чтоб не таскать по платформе, цепляя уже натянутые растяжки. Удивлённый взгляд Ряхи он постарался не заметить, но невольно улыбнулся.
Закрывать заполненную платформу фальшивыми стенами стали другие, а их Медведев отпустил.
— Всё, вали, Мороз, — и улыбнулся. — Ни пуха ни пера тебе.
— Спасибо, — улыбнулся Эркин. — К чёрту.
— Теперь правильно, — и кивнул Медведев и посмотрел на ряху. — И ты вали.
В бытовке Эркин тщательнее обычного обтёрся холодной водой и стал переодеваться. Ряха, сидя за столом, насмешливо следил за ним, но молчал. И только под конец не выдержал:
— Ты б ещё галстучек повязал.
— Надо будет, так повяжу и тебя не спрошу, — ответил Эркин вполне миролюбиво, но с осадкой.
Ряха хмыкнул.
— Всё ещё злишься? Злопамятный ты, вождь.
Эркин пожал плечами и запер свой шкафчик. И тут в бытовку вошли остальные.
— Ага, — кивнул, увидев Эркина, Саныч. — Ну, удачи тебе, ни пуха ни пера.
— К чёрту, — уже уверенно ответил Эркин. — Всем до свиданья.
И уже на второй проходной, показывая пропуск, подумал: а откуда в бригаде знают про его экзамен? Он же никому не говорил.
Как обычно по дороге в школу он пообедал в трактире с соловьями. И уже подходя к Культурному Центру встретился с Тёмкой. А на ступеньках стоял и курил Андрей. И остальные... Да, все пришли. И все сегодня в светлых новых рубашках, хороших брюках и ботинках. К удивлению Эркина, некоторые были с цветами.
— Ага, — встретил его Андрей. — Вот и ладушки. Деньги есть?
— Сколько надо? — ответил вопросом Эркин.
— Раньше не подумали, так теперь переплачивать будем, — Андрей вытащил из кармана горсть мелочи. — И как я забыл?!
— На что деньги-то? — повторил Эркин.
— На цветы. На экзамен с цветами положено.
— Понял, — кивнул Эркин и достал из бумажника пятирублёвку. — Давай, малец, по-быстрому. Держи.
Артём кивнул, взял деньги и убежал.
— Ты сколько дал? — Подошёл к ним Аржанов.
— Потом рассчитаем и скинемся, — отмахнулся Андрей.
Подошли и остальные из их класса. Трофимов, услышав о цветах, с досадой крякнул.
— И как я забыл?! Я ж учился!
— Не ты один! — зло усмехнулся Андрей.
Из других классов уже потянулись внутрь, а они стояли и ждали. Наконец подбежал Артём с большим букетом роз всех оттенков от снежно-белой до почти чёрной, как запёкшаяся кровь.
— Во!
— Ты во "Флору", что ли. бегал? — засмеялся кто-то.
А Андрей, оглядывая букет, строго спросил:
— Сколько доложил?
— Полтора рубля, — отдышался Артём. — Они по полтиннику.
— Ни хрена себе! — ахнул Кузнецов.
— Так, а нас сколько? — спокойно спросил Тим.
— Тринадцать, — ответил Эркин. — Как раз по полтиннику с каждого.
— Разберёмся, — кивнул Андрей. — И пошли. Ещё банку надо найти.
— Пойду у уборщиц попрошу, — сразу предложил Иванов.
— Давай, — кивнул Карпов.
Они как раз успели найти даже не банку, а небольшое ведёрко, но новенькое и блестящее, так что вполне за вазу сойдёт, и поставить букет на учительский стол, когда зазвенел звонок.
— По местам! — скомандовал Андрей.
Войдя в класс, Полина Степановна ахнула.
— Какая красота! Спасибо вам, большое спасибо, — и тут же стала серьёзной. — А теперь сели по одному.
Их тринадцать, а столов пятнадцать, так что расселись легко. Полина Степановна раздала им по двойному листку в линейку с бледно-фиолетовым штампом в левом верхнем углу.
— Отсчитали пять линеек сверху и на шестой пишем...
Эркин послушно склонился над листком. Он даже уже не волновался, холодное оцепенение всё плотнее окутывало его.
— ... и внизу сегодняшнюю дату. Да, на нижней линейке посередине. Двадцать девятое цифрами июля и опять цифрами сто двадцать второго года.
Стукнула дверь. Эркин вздрогнул и поднял голову. Вошли Калерия Витальевна и... Громовой камень?!
— Мы готовы, — улыбнулась вошедшим Полина Степановна.
Так это комиссия! — догадался Эркин. Об этом много толковали. Что экзамен — это не обычная контрольная там или диктант, там комиссия будет, три человека. Он посмотрел на Громового Камня, встретился с ним глазами, и Громовой Камень улыбнулся ему. Эркин ответил улыбкой, и ему вдруг стало легче. Он перевёл дыхание, аккуратно разгладил ладонью листок и приготовился писать.
— Заголовок. Ясный день.
Ну, всё. Поехали.
Полина Степановна диктовала очень чётко, не быстрее и не медленнее обычного. Громовой Камень понял это сразу. Он сидел и разглядывал склонённые над листками головы. На столе ведомость, ну-ка... Да, сплошь русские имена и фамилии, а сидят... бледнолицых четверо, три негра, пятеро непонятно смуглых, мулаты, наверное, или, как он слышал, трёхкровки. И один индеец. И только у индейца сохранено имя, остальные все сменили, видимо, переезжая границу. Почему? Ведь прошлое человека — это он сам. Да, его в армии называли Гришей, по-русски, как привычнее, да и короче, но его имя — Громовой Камень, так он записан во всех документах, просто на русском языке в переводе. И те трое, что работают на заводе, встречался он с ними как-то в городе, поговорили, они же сохраняют имена, и даже одежду наперекор всем косым и удивлённым взглядам. А эти? Почему? Стыдятся своего прошлого? Но человек не виноват, не всегда виноват в своей судьбе.
Громовой Камень заставил себя оторваться от пишущих и посмотрел на Полину Степановну. Да, и она волнуется. За четыре месяца из неграмотных, не знающих русского языка, а многие говорят всё ещё с акцентом, перемешивают русские и английские слова, и таких подготовить к экзамену... А текст без подставок и послаблений, точно за начальную школу.
Взгляд Громового Камня не смущал, а даже как-то успокаивал Эркина. Да и втянулся он быстро. Текст сложный, но проще последнего диктанта. Все слова понятны.
Андрей писал быстро, но спокойно. На четвёрку-то он всегда напишет, но и проверять всегда надо. Пока всё спокойно: ни одного слова, где бы пришлось задуматься.
Прикусив изнутри губу, но привычно сохраняя неподвижное лицо, Тим старательно проверял каждое слово. Не расслабляться. Второй раз такого промаха допускать нельзя.
Напряжённо сведя брови, Артём перечитывал текст. В этом слове он не уверен, но... так камушек или камышек? Как проверить? Камень? Совсем не то. Камыш? Ладно, как написал — так написал. Одна ошибка — это не двойка.
— Закончили? — Полина Степановна положила на стол лист с текстом диктанта и улыбнулась. — Сдавайте работы.
Напряжённая тишина сменилась вздохами, все заёрзали, расправляя затёкшие от напряжения тела, отклеивая прилипшие к спинам рубашки. Полина Степановна собрала работы.
— Результаты будут вывешены завтра.
Калерия Валерьевна и Громовой Камень встали. Посчитав это сигналом, встали и остальные.
— Не шумите в коридоре, — попросила Полина Степановна. — Идут экзамены. До свиданья.
— До свиданья... до свиданья, — вразнобой негромко попрощались ученики, выходя из класса.
В коридоре было тихо. Ну да, остальные пишут дольше, у тех средняя школа, там сложнее. И остановились покурить только на крыльце.
— Да-а, — выдохнул кто-то.
Его поддержали такими же неопределёнными вздохами. Немного поговорили, кто какое слово как написал. Тим, всё выслушав, удовлетворённо кивнул, Артём понурился, а Андрей довольно ухмыльнулся и вытащил сигареты.
— Так, мужики, давайте с деньгами решать. Считай, Эркин.
— Сразу и на два следующих скинемся, — предложил Эркин.
С ним согласились. И тут же решили, что покупать будет Артём: ему во "Флоре" как своему дешевле продадут, зачем переплачивать там, где по закону можно сэкономить.
Решили, что по рублю с каждого. Тогда, значит, если Мороз и Тёмка не сдают, и им что сверх вложили вернуть, тогда остаётся... Наконец разобрались, и Артём спрятал деньги в нагрудный карман рубашки и застегнул пуговку.
— Замётано. Так роза брать?
— Сам смотри.
— Чтоб красиво было.
— Ну...
— До завтра.
— До завтрева.
— Бывайте.
И разошлись.
Как всегда, Эркин, Андрей и Тим шли вместе. Не по дружбе, а по соседству. Хотя... вражды у них тоже нет и быть не может: не из-за чего.
— Я боялся, сложнее будет.
— Нет, — Андрей лихим щелчком отправляет окурок в урну. — На экзамене сложнее обычного не дают. Незачем же.
— Смотря какой экзамен, — хмыкнул Тим.
Эркин кивнул. Оба вспомнили одно и то же: свою учёбу ещё там. Не разговаривая об этом, они оба понимали, что при всём различии их обоих... искалечили. Вот ведь как. Ни здоровья, ни силы не занимать, а... калеки.
Эркин тряхнул головой, отгоняя эти мысли, непрошенные и ненужные. Искоса поглядел на Тима и понял, что тот думает о том же.
— Ладно. Теперь что, математика?
— Не проблема, — сразу отозвался Тим.
Андрей кивнул, но без особой уверенности. С математикой у него хорошо, конечно, но не так, как с русским или с историей.
Так рано из школы они ещё ни разу не возвращались. Совсем светло, и детей только-только стали звать по домам. Алиса подбежала к ним, с разбегу ткнувшись в Эркина.
— Э-эри-ик! Ты пришёл!
— Пришёл, — улыбнулся Эркин.
— Ага, — Алиса уцепилась за его руку и посмотрела на Тима. — Здрасьте, а Дим с Катькой домой пошли.
— Спасибо, — серьёзно кивнул ей Тим. — Ну, бывайте.
— Бывай, — ответил Эркин.
Андрей улыбнулся.
— До завтра, — и ловко дёрнул Алису за хвостик.
Алиса с визгом крутанулась, прячась за Эркина.
— Слушай, — Эркин посмотрел на Андрея, когда они уже вошли в свой подъезд. — А чего ты сказал, что до завтра? Сегодня вторник, а математику в четверг пишем. Это уже послезавтра.
— А-а, — Андрей хитро ухмыльнулся. — Завтра отметки вывесят, он же смотреть побежит. Спорим?
— И спорить нечего, — рассмеялся Эркин. — Мы же тоже побежим.
— Ну вот, — Андрей так торжествовал, будто выиграл пари. — Там и встретимся.
— И я с вами, — заявила Алиса.
— Нет, — сразу ответил Эркин. — Мы туда сразу с работы пойдём.
— Ладно, — вздохнула Алиса и, подпрыгнув, шлёпнула ладошкой по кнопке звонка.
— Ну, молодцы, — встретила их Женя. — Ну как?
— Всё в порядке, Женя.
— Нормалёк.
— Ну и хорошо. Алиса, руки мыть.
— Я с Эриком.
Весёлая толкотня в ванной, и наконец расселись за столом. Женя хотела сначала накормить, отложив все расспросы на потом, но Андрей сразу начал рассказывать. Женя ахала и восхищалась, не забывая подливать и подкладывать.
— Спасибо, Женя, — Эркин улыбнулся. — Всё очень вкусно. Андрей, кончил трепаться?
— Я хоть в слове соврал? — спокойно поинтересовался Андрей.
Женя рассмеялась, а Эркин встал, собирая посуду.
— Женя, к чаю конфеты?
— Нет, — вскочила Женя. — Я печенья спекла.
Пока она доставала печенье, а Эркин возился с чайником, Андрей скорчил Алисе рожу, та попыталась пихнуть его под столом, но Андрей поджал ноги, и она не дотянулась.
— Алиса, не балуйся, — строго сказала Женя, ставя на стол печенье.
— А меня Андрюха заводит, — возразила Алиса.
— А ты будь умнее, — ответил ей Эркин.
Алиса даже рот открыла, не зная, что сказать, а Андрей покрутил головой.
— Ну, братик, ну, спасибо.
— Кушай на здоровье, — рассмеялся Эркин.
Благодаря чаю и печенью наступило недолгое молчание. И нарушил его Андрей.
— Так, за диктант печенье. А за математику что будет?
— А это как сдадим, — улыбнулся Эркин. — Правда, Женя?
— Ну конечно, — ответно улыбнулась Женя.
После ужина немного поиграли в комнате Алисы, и Женя погнала её спать.
— Ну, мам, ну, ещё немножечко. Я с Эриком...
— У Эркина экзамен был, он устал.
— А Андрюха...
— И у меня экзамен был, — смеялся Андрей.
— А раз ты устал, чего ты спать не идёшь?
— А я старше!
Женя прекратила дискуссию решительным:
— А-ли-са!
Алиса со вздохом поплелась в уборную. Эркин оглядел разбросанные повсюду игрушки и стал складывать мозаику.
— Она сама уберёт, Эркин.
Он виновато посмотрел на Женю. Андрей бесшумно и как-то незаметно вышел из комнаты. Эркин закрыл коробку и поставил её на стол. Женя ждала, глядя на него. И он медленно, с натугой выговорил:
— Женя, я... у меня... Не было... этого.
Женя понимающе кивнула.
— Да, да, Эркин, ну конечно.
Вошла Алиса, уже в халате, и сразу запротестовала.
— нет, Эрик, не так. Я их на ночь спать укладываю. Давай покажу.
Вместе они всё собрали и уложили. Алиса сняла халат, натянула пижамку и залезла в постель.
— Молодец, — похвалила её Женя и наклонилась поцеловать. — спи, маленькая.
— Ага, — сонно согласилась Алиса. — А теперь Эрик.
Эркин коснулся сжатыми губами её щёчки.
— Спи, маленькая.
Алиса удовлетворённо закрыла глаза. Женя обняла Эркина за плечи, и они так постояли над спящей Алисой.
На кухне уже всё было готово для "разговорной" чашки, и Андрей, сидя за накрытым столом, читал газету.
Как и говорил Андрей, в среду все пришли смотреть результаты.
Эркин протолкался к списку их класса. Нашёл себя и Андрея. Пять? И у Андрея пять! Здорово. А у Артёма? Четыре. А у Тима? Пять?! Ну-у... Он уже спокойно перечитал список их класса. Двоек нет, у двоих тройки. Ну, они бы ещё больше списывали. Живут вместе и вот устроились. Один делает русский, другой математику и списывают потом. Думают: всех перехитрили. А посадили по одному, и всё, с пеклись. А пятёрки ещё у кого? Трофимов? Ну, так он и раньше учился. И... и всё? Всё. У остальных четвёрки.
Он выбрался из толпы и перевёл дыхание. И потом сразу столкнулся с Тимом.
— Видел?
— Ага, — небрежно ответил Тим. — А ты?
— Так же, — с чуть заметной насмешкой ответил Эркин.
Они уже шли к выходу, когда их окликнули.
— Мужики, вы из "В"?
— Ну да, — обернулся Эркин.
Тим настороженно кивнул.
В принципе они их знали, эти двое из "А", остальные из "Б".
— Такое дело, мужики, — начал высокий рыжеволосый парень из "А". — Всё равно как выпускной у нас, отметить надо. Вы как? Присоединяетесь или свой делать будете?
— Выпускной — это что? — спокойно спросил Эркин.
— Ты что? — удивлённо посмотрел на него рыжий. — Совсем тёмный?
— С этим потом разберёмся, — по-прежнему спокойно ответил Эркин, поймав краем глаза кивок Тима. — А я про выпускной спрашиваю.
К ним подошли ещё из их класса и из других. И в общем разговоре выяснилось, что выпускной навроде вечеринки, а чтобы не помешали, и чтоб от души... и чтоб чужие не примазывались... за город умотать... как на маёвке, что ль? ...а что, дело... самовар там прихватить... это сколько самоваров надо? ...а нас сколько... в складчину... само собой... бабы напекут... баб не надо... это кто как хочет... ты ещё пискуна своего прихвати... ага, пелёнки с подгузниками ему менять... ладно, не по делу заводитесь... учителей позвать... а как же, всех позовём... автобус тогда нужен... ну, голова!... кто может, мужики?
— Я попробую, — сказал Тим и, видя, что все ждут объяснений, продолжил: — Я на автокомбинате работаю. Шофёром. Попробую договориться.
— Замётано, — кивнул рыжий. — Большой автобус проси, знаешь...
— Знаю, — усмехнулся Тим и твёрдо, исключая дальнейшие расспросы, повторил: — Попробую.
Решили в субботу, пока будут ждать бумаг об окончании, сказали же, что сразу и выдадут, вот тогда и договориться: кто, чего и как, и стали расходиться.
Тим ушёл в магазин, а Эркина уже у дома нагнал Андрей.
— Подождать не мог?
— А откуда я знал, когда ты будешь? — ответил Эркин вопросом и улыбнулся. — Про выпускной слышал?
— Шумели там. Тим, что ли, автобус ведёт?
— А кто ж ещё. Он же шофёр.
— Шофёр он классный, — кивнул Андрей.
Они поднялись по лестнице в уже наполненный голосами и хлопаньем дверей коридор.
Жени ещё не было. Алиса отправились гулять, а Эркин с Андреем стали готовить обед. Женя оставила им целую инструкцию, но сверяться с ней почти не пришлось.
— Выпускной — это хорошо, — Андрей критически оглядел кастрюлю с супом. — Не маловато будет?
— Всегда же хватало. Ты чего так мелко режешь?
— Чтоб прожарилась. Я с корочкой люблю.
— Как ты режешь, так одна корочка и будет.
Работали они дружно, и к приходу Жени всё было готово.
И уже за обедом рассказали об отметках и об идее выпускного.
— Конечно, идите, — Женя подлила Андрею супа. — Эркин, а тебе?
— Нет, спасибо, Женя.
— Хорошо. Алиса, не чавкай. Я что-нибудь спеку.
— Завтра решим, кто чего и как, — Андрей локтем отпихнул Эркина и встал, собирая посуду.
Алиса засмеялась и полезла из-за стола.
— Я тоже хочу.
— Дорасти сначала до посуды, — осадил её Андрей.
А Женя утешила:
— Капусту достань.
— Ага-ага, — радостно закивала Алиса, ныряя в подоконный шкафчик.
Жареная картошка приятно хрустела на зубах.
— Во! — торжествовал Андрей. — Я же говорил. Картошка с корочкой должна быть.
После обеда Алиса опять убежала на улицу, заявив:
— А я до Эрика выспалась.
Но Женя особо и не спорила. Все дети теперь гуляли допоздна, ну, пока не домой не загонят. Ночи совсем короткие, даже штор теперь в спальне не задёргивали, ложились и вставали на свету. Занятый учёбой, Эркин даже не соображал: нравится ему этот или нет. И сегодня, наскоро убрав в кухне, они с Андреем сели за учебники.
— Ты уже весь задачник перерешал.
Эркин вздохнул.
— Примеры-то я решу, а вот задачу...
— Решишь, — махнул рукой Андрей. — Так что...
— А ты историю в который раз читаешь? — ехидно спросил Эркин.
— Мало ли что...
— И у меня... мало ли что, — упрямо ответил Эркин.
Их спор прекратила Женя, попросив сходить за Алисой. Поздно уже. Эркин сразу же отложил учебник и встал. Помедлив с секунду, сел на диване Андрей.
— Давай-ка я с тобой, братик. Мозги проветрю.
— Правильно, — кивнула Женя. — Прогуляйтесь заодно.
— Слушаюсь, мэм, — молодецки гаркнул Андрей.
На улице было ещё совсем светло, из окон и с лоджий звали детей. Зина вела Катю за руку, выговаривая Диму.
— Это что ж, я за тобой бегать должна, вот скажу отцу...
Алиса, увидев Эркина и Андрея, сама подбежала к ним.
— Ну, отк, ну, ещё немножечко, — и тут же, сообразив, зачастила: — А я с вами, вот, погуляю.
— Ладно, — рассмеялся Андрей. — Давай, что ли, пройдёмся.
— Ма-ам! — радостно завопила Алиса, задрав голову к стоящей на кухонной лоджии Жене. — Мама, мы погуляем ещё, да? Все вместе! Спускайся к нам!
Эркин и Андрей замахали ей, и Женя, смеясь, кивнула и крикнула:
— Я сейчас.
В самом деле, такая хорошая погода, отчего ж не прогуляться перед сном. Женя торопливо сбросила халатик, натянула купленное уже здесь платье с короткими рукавами-фонариками, быстро переобулась и, захлопнув дверь, побежала вниз, зажав в кулачке ключи.
Они все вместе пошли вдоль оврага, дурачились, играли в салочки, и Алиса так набегалась, что обратно Эркин нёс её на руках, да так и заснула, положив голову ему на плечо. И хотя солнце уже ушло за горизонт, небо оставалось светло-синим, и было тихо особой, не слыханной ими раньше тишиной.
— Вот это? — шёпот ом спросил Андрей, — это и есть белые ночи?
Эркин осторожно, чтобы не потревожить Алису, пожал плечами, а Женя вздохнула.
— Наверное, Андрюша. Но как же хорошо.
— Да, — убеждённо сказал Эркин. — Лучше не бывает.
Экзамен по математике оказался совсем лёгким. Эркин даже не ожидал. Примеры он сразу отщёлкал, как нечего делать, а задачи — все три — были несложными, одна, правда, на четыре действия, но все слова в условии понятны, так что он сдал свой листок первым. Андрей даже головы не поднял, сосредоточенно пересчитывая задачу на черновике, но Тим бросил внимательный быстрый взгляд и снова уткнулся в свой листок.
Тим уже тоже всё решил, но ещё не переписал в чистовик. В голове вертелось одно, неожиданное и ненужное, но обдававшее липким противным страхом. Да, он понимает: рано или поздно это должно было случиться, но... но почему именно сегодня, именно с ним... Чёрт... ведь Мороз знает, кто он, трепанёт, просто так, даже не желая подставить, а тогда... тогда одно из двух. Или убьют его, или убьёт он. И сядет в тюрьму. Если его успеют арестовать. Этот чёртов поганец пойдёт мстить, а с перегоревшим спальником уже куда тяжелее справиться, а за поганцем пойдёт малец, тоже ведь спальник, чёрт, тут такая цепочка потянется... Тим сердито тряхнул головой, перечитал черновик и стал переписывать. Но помимо воли перед глазами поверх рядов и столбиков цифр сегодняшнее...
...Он закончил машину, и тут оказалось, что нет нужного масла. Случалось такое и раньше, и подобной мелочёвкой всегда одалживались в соседнем цеху или бригаде, не связываясь с заявками и походами на склад к кладовщику. Вот он сам и пошёл в третий цех. И сразу увидел его, младшего Мороза, Андрея. Парень подметал двор. Он ещё подумал, что передерживают парня на метле, руки же на месте и голова варит. Андрей был, как все, без рубашки в голубой майке. И он сначала удивился, какой тот белокожий, потом разглядел шрамы и рубцы, будто после серьёзной ломки, хотя кто же и зачем будет ломать белого, а потом увидел синюю татуировку над левым запястьем и понял. И кто, и где, и зачем. Лагерник. Живой лагерник?! Откуда?! Как?! Их же всех... Да, он сумел удержать лицо, пройти мимо и даже кивнуть в ответ на весёлое: "Привет!". Но... но...
...Но что же ему делать? Теперь, и с этим, что?
Тим переписал и перечитал работу, вложил черновик и встал из-за стола.
— Вот и молодец, — улыбнулась ему Галина Сергеевна.
Одобрительно кивнул Мирон Трофимович, улыбнулся Громовой камень. Тим ответил им всем улыбкой и вышел.
Коридор был пуст и гулок. Тим достал сигареты, но курить не стал. Так, спокойно. Кем бы ни был лагерник, но его он не узнал. Хорошо, что жарко и он не носит свою кожанку, по ней могли и опознать. Надо же, какая парочка подобралась... брасткая. Спальник с лагерником. Поговорить, что ли, с Эркином, попросить, чтоб молчал. Хотя... не сказал раньше, так, может, и не скажет, может, и обойдётся.
Не спеша он вышел на залитое солнцем крыльцо и сразу увидел Эркина. Тот сидел на боковой каменной ограде и читал. По-прежнему неспешно Тим подошёл и, помедлив, сел рядом.
— Написал? — спросил, не отрываясь от книги, Эркин.
— Угу, — Тим вертел в пальцах незажжённую сигарету. — Несложные задачи.
— Да, бывало и хуже.
— Бывало, — согласился Тим. — Что читаешь?
— историю.
Эркин всё же оторвался от книги и внимательно посмотрел на Тима.
— Слушай, ты... ты своего... — Тим перешёл на английский. — Вы с ним когда... встретились?
Эркин улыбнулся, но глаза у него стали настороженными.
— Прошлой весной, — ответил он тоже по-английски. — Ну, и что?
— После заварухи, значит, — Тим натужно улыбнулся, чувствуя, что улыбка не получается. — Повезло вам.
— Ещё как, — кивнул Эркин. — Мы везучие.
— Да.
Тим не знал, как спросить. А если Эркин не знает, что Андрей — лагерник? Хотя... должен знать, но если они встретились весной... не ходили же они до весны один в лагерной робе, а другой в паласной форме, надо думать, первым делом одежду сменили. И если... если они оба не знают, то ему-то в это лезть совсем незачем. И он медлил. А Эркин, напряжённо щуря глаза, ждал.
Выручили их Андрей, Трофимов и Артём, шумно вывалившиеся на крыльцо.
— Уф, хорошо-то как!
— Свалили!
— А вы чего здесь всухую сидите? — Олег подмигнул. — Пивка бы ща, а?
— Успеем, — решил за всех Андрей. — Давайте выпускной обговорим.
Эркин встал и отдал учебник Андрею.
— Портфель у тебя? Убери. А чего решать?
— Тим, как с автобусом? — спросил Трофимов.
Тим заставил себя забыть о незаконченном разговоре и встал.
— Будет автобус. Большой на шестьдесят мест и с багажником.
— Это для самоваров? — подошёл к ним веснушчатый парень и "Б". — А за рулём кто?
— Я и буду, — Тим улыбнулся вполне свободно. — Где собираемся и куда едем?
— Сейчас остальные подойдут, обговорим.
С шумом, уже не по одному, а толпами из дверей вваливались на крыльцо сдавшие. Споры, смех, незлая ругань на двух языках. В общем, всё решалось быстро, кроме одного: куда ехать? Все не местные, окрестности знают плохо. С этим решили погодить до субботы. Расспросят знакомых, приятелей и уже тогда... Место-то нужно и чтоб повеселиться от души, и чтоб не шуганул никто, и чтоб автобус проехал.
Разошлись шумно и весело. А что, всего один экзамен остался. Свалим и гульнём!
— Гульнём, чтоб не загорелось! — балагурил по-ковбойски Андрей.
— А чего ж нет? — поддержал его тоже по-английски Эркин. — Чтоб не хуже Бифпита было.
— Зачем хуже? — преувеличенно возмутился Андрей. — Чтоб лучше!
Тим, шагая рядом, молча слушал их шутливую перепалку. Знают или нет? Если нет... Его молчания они будто не замечали, но Тим понимал, что Эркина он уже насторожил, и когда братья останутся вдвоём... да, он против двоих. Он же не хотел, но лагерник — это совсем другое, спальник — ведь тот же раб, а лагерник — беляк, хоть и потерял расу, но всё равно... чужой. Но Эркин с ним на брата записался, так что... как ни крути... может, зря он затеял это? Обошлось бы, как и раньше обходилось... нет, не зря. Не хочет он под дулом жить.
У подъезда они разошлись, как обычно, попрощавшись кивками.
С чего вдруг Тим завёл разговор об Андрее, Эркин не понял и сразу как-то забыл об этом: не до этого, ни до чего ему сейчас. Математику-то он свалил, а вот устные...
Как всегда, они рассказали Жене об экзамене, поужинали и хотели опять засесть за учебники, но Женя решительно запротестовала:
— Нет, вы устали, и вам всё равно сейчас ничего в голову не полезет, идите прогуляйтесь и спать.
— Ну, Женя... — начал Андрей.
— Я что, экзаменов не сдавала?! — перебила его Женя. — Побольше твоего! Так что, слушайся и не спорь.
— Слушаюсь, мэм, — склонился перед ней в шутливом полупоклоне Андрей. — Пошли, братик.
— И я с вами! — загорелась Алиса.
Но её не пустили.
— Нет, пусть и от тебя отдохнут. Ты лучше мне помоги.
Разумеется, спорить с Женей Эркин и не собирался. Да и в самом деле, отчего не пройтись, голову проветрить.
Выйдя из дома, они молча сразу повернули к оврагу и спустились к воде. Здесь было заметно темнее и сыро. Наклонившись над прозрачным и таким быстрым, что камушки на дне казались шевелящимися, ручьём, они умылись, напились из пригоршней и, не поднимаясь наверх, пошли рядом с ручьём по оврагу.
— Ничего, братик, — наконец заговорил Андрей. — Выжили, так проживём.
— Да, — Эркин тряхнул головой. — У тебя на работе как? Нормально?
— Полный порядок, — ухмыльнулся Андрей. — А что?
— Да, понимаешь, Тим, он же тоже там работает?
— Ну да. А что? — повторил Андрей уже иным тоном.
— Да он чего-то сегодня, после экзамена когда ждали, расспрашивать стал.
— О чём? — очень спокойно, даже с ленцой в голосе спросил Андрей.
— Да когда мы встретились. Я сказал, что прошлой весной. А он уточняет, — Эркин стал смешивать русские и английские слова, — до или после заварухи. Ты что, сцепился с ним из-за чего?
— Да нет, — пожал плечами Андрей. — Не из-за чего нам сцепляться. А и сцепимся, так невелика он птица, накостыляю.
— Не храбрись, — ответил Эркин на шауни и продолжил уже только на английском. — Он телохранителем был, и оружие с собой привёз. Не знаю уж как, но через границу протащил.
— Откуда знаешь? — глаза Андрея холодно блестели в сумерках.
— Про оружие? — Эркин усмехнулся. — Дим ребятне хвастал, а Алиска всё дома и выложила. Да и в лагере... трудно что скрыть. Он и не скрывал, так и ходил в своей куртке. Как у того, в мышеловке, помнишь?
— Помню, — кивнул Андрей и вдруг остановился, будто налетев на невидимую преграду. — Ах ты, чёрт, дьявольщина, — он зло и одновременно как-то беспомощно выругался по-лагерному.
— Ты что? Андрей? — Эркин взял его за плечо и повторил: — Ты что?
— Я ж... я ж в майке сегодня работал, ну, как все, а он как раз мимо шёл, я, дурак, пень хреновый, ещё поздоровался с ним. Увидел, значит, ах ты... — Андрей захлебнулся лагерной руганью.
Эркин сжал его плечо, слегка встряхнул.
— Мы вместе, Андрей, ну...
Андре вздохом перевёл дыхание.
— Да, брат, — и так же положил руку на плечо Эркина. — Да, значит, так... — и замолчал, будто поперхнувшись
Постояв так, они пошли дальше по-прежнему вдоль ручья.
— Садиться неохота, — негромко сказал Андрей. — Не смогу я опять за решётку. И пацана его сиротить не хочется, — Андрей заговорил по-русски.
— Думаешь... и так замолчит?
— Не знаю, Эркин. Ты с ним в лагере был, говоришь. Как он там?
— Нормально, — пожал плечами Эркин. — Не подличал. Но там и нужды в том не было.
— В том-то и дело. А так? Я ж вспомнил всё, Эркин. Меня в лагере никто не опознал, я ж и врачей проходил, и в бане мылся, и никто, понимаешь, никто... а он сразу, глаз набит, они ж... их привозили, и они... хуже охранюг были. Я тогда, ну, в мышеловке, не вспомнил, не хотел я тогда помнить, вот и не опознал, а то бы тот не ушёл. А сейчас... я же всё, понимаешь, всё помню.
— Они что? — глухо спросил Эркин. — И на вас тренировались?
— Чего? — потрясённо переспросил Андрей. — Ты... ты что, Эркин?
— Да вот, — Эркин перешёл на английски. — Их на нас тренировали, на перегоревших и просроченных. Он сам мне об этом сказал.
— Та-ак, — кивнул Андрей. — А вот теперь всё понятно, — и по-английски: — Сошлась колода. Ну, что будем делать, Брат?
— Про меня он молчал, — твёрдо ответил Эркин.
Андрей хмыкнул в ответ. И шёл теперь молча, явно что-то обдумывая. Эркин так же молча шёл рядом.
— Ладно, — наконец тряхнул головой Андрей. — Ладно, нашёл.
— Что? — заинтересованно спросил Эркин.
Убивать Тима ему очень не хотелось, и, если Андрей нашёл другой выход, то будет здоровско.
— Попробую. Его по-сухому заткнуть, ну, без мокроты.
— Понял, — кивнул Эркин. — А как?
— Сделаю, расскажу, — и улыбнулся. — Не боись, всё будет аккуратненько. Давай домой, что ли?
— Давай, — согласился Эркин.
Они поднялись по уже пологому склону наверх и пошли обратн. Здесбь было заметно светлее, да и луна подсвечивала. "Беженский корабль", белый в лунном свете с тёмными окнами — все уже спят — наплывал на них.
— Жене... — они уже подходили к своему подъезду. — Жене не надо знать об этом, ладно?
— Да, — с удивившей Андрея лёгкостью, даже готовностью согласился Эркин.
Он поймал удивлённый взгляд Андрея, но промолчал. Конечно, Жене об этом знать незачем. Как о питомниках, о Мышеловке, о его встрече с Полди в Атланте. И зря Андрей удивляется: это соврать Жене он не может, а промолчать... Да и не спросит его Женя ни о чём таком.
Когда они вошли в дом, Женя сразу разлила чай на вечернюю "разговорную" чашку. Но пили молча, даже Андрей не шутил и не балагурил.
— Идите спать, — решительно сказала Женя, собирая посуду. — Завтра будет новый день.
Эркин кивнул и тяжело встал из-за стола. Он в самом деле очень устал. Кажется, он ещё сказал Андрею: "Спокойной ночи", — а может, это было уже во сне, но ответных слов Андрея он не услышал.
В пятницу Андрей работал, уже зорко поглядывая по сторонам, готовый, как он считал, к любому повороту событий. Но всё шло как обычно. И работал он опять в майке. Как все. Кое-кто вообще щеголял без рубашки, ну а вот без этого он обойдётся, нечего шрамы выставлять и на вопросы напрашиваться — это раз, и был бы накачан как Эркин — это два, и... и вообще.
Внимания на него никто особо не обращал, Тим не появлялся, ни во взглядах, ни в разговорах ничего необычного. Пока, значит, враг затаился. Ну, и мы не будем спешить. Поспешишь — наследишь.
Но думать о Тиме как о враге не хотелось. Уж слишком классным мастером тот был, и во всём остальном... правильный мужик. А что палачом лагерным был... нет, не хочет он, ну, никак это не вяжется. Если б тот, что Крысу оберегал, вот того жаль, что не придавил вместе с хозяином его, тот — настоящий палач был, сразу видно, а этот... ладно, если будет молчать, то пусть живёт, а откроет пасть... нет, нельзя, чтоб открыл. Бей до чужого замаха, тогда выживешь.
После работы Андрей пошёл в Центр. Не так посмотреть отметки, как встретиьться с Эркином, с остальными и... и главное — чтобы было, как всегда, как обычно. Чтоб никто ничего и никоим образом...
Пятёрка по математике его не удивила и почему-то не обрадовала. Ну, пять — так пять. Нет, внешне он был, как все: шутил, хвастался, сочувствовал... но это всё так... для всех. Он играет и сам со стороны следит за своей игрой.
Но, когда его тронул за плечо Эркин, вся игра кончилась.
— Ну как?
— Всё в порядке. Себя видел?
Эркин кивнул, внимательно глядя на него.
— Тогда пошли, — тряхнул шевелюрой Андрей.
И уже на улице тихо сказал:
— Пока, видно, молчит. Подождём, пока трепыхнётся.
— Подождём, — после секундного раздумья согласился Эркин.
А дома всё было как обычно уже без игры.
Гот овили обед к приходу Жени, обедали, учили природоведение и историю, проверяя друг друга, и снова учили, потом ужинали, и Женя погнала их пройтись перед сном.
Летний тёплый вечер, белый серп на светло-синем небе, соловьиное взахлёб пение в роще за оврагом. Сегодня они не стали спускаться вниз, пошли поверху.
— Как будет, так и будет, — наконец сказал Эркин.
— Не боись, сдадим, — улыбнулся Андрей. — Не сложнее прочего.
— Угу. Но и не легче.
— Знаешь, — Андрей искоса с мягкой улыбкой смотрел на него. — Я такое как-то слышал. Чтоб большего горя у тебя не было.
Эркин помолчал, явно обдумывая услышанное, и наконец рассмеялся. Андрей довольно ухмыльнулся. А то не хватало ещё, чтобы и Эркин из-за него психовал.
Эркин вдруг огляделся по сторонам и остановился.
— Ты чего? — удивился Андрей.
— Давай, — Эркин улыбнулся. — Пошуткуем, пока глаз чужих нету.
— А не сломаешь меня? — спросил Андрей, расстёгивая манжеты.
— Не боись, — ответил ему его же любимым присловьем Эркин.
"Шутковать" — не всерьёз драться они начали ещё на выпасе, готовясь к схватке с резервацией. Потом стало не до этого. И вот снова... раз за разом Андрей бросался на Эркина и летел на землю.
— Так!
— И этак! — смеялся Эркин, отбивая выпад Андрея.
— А если так? — Андрей выхватил нож.
И снова оказался на земле, но уже без ножа. Тот воткнулся в землю так далеко, что в одном перекате не достать.
Эркин подошёл, протянул Андрею руку и, когда тот взялся за неё, одним рывком поднял и поставил на ноги.
— Силён, братик, — Андрей хлопнул Эркина по плечу и отошёл подобрать нож.
Эркин рассмеялся.
— Ты тоже, вижу, не слабачок. Помнишь.
— Ещё б забыть, — ухмыльнулся Андрей, пряча нож.
Солнце уже зашло, но настоящей темноты не было, небо оставалось синим. Они повернулись и пошли к дому.
— А на севере белая ночь по-настоящему белая, — вдруг сказал Андрей. — Читать можно.
— Ага, помню. "Пишу, читаю без лампады". Он же там жил. В Поморье.
— Точно, брат. В главном городе. Как его? — лукаво улыбнулся Андрей.
— Петрополь, он же Петроград. Так?
— Ага, а третье название?
— Пальмира. Хватит меня гонять, Андрей.
— А я, может, себя гоняю, — рассмеялся Андрей. — Знаешь, я вот о чём думал. Давай съездим туда. Посмотрим.
— Давай, — легко согласился Эркин. — А когда?
— А как гражданство получим. Пока, я думаю особо трепыхаться не стоит. А получим... — Андрей мечтательно присвистнул. — Всю Россию объездим, посмотрим.
— Да, — кивнул Эркин. — Знаешь, я, когда ещё в тот лагерь, региональный, ехал, то думал. Вот, смотри, я ж в Алабаме всю жизнь прожил, а не знаю ничего. Джексонвилль, да Бифпит, да перегон. И всё.
— Точно, — сразу понял его Андрей. — Я о том же думал, когда к границе ехал. И решил. Уж Россию-то я объезжу.
— Ты и в шофёры для этого хочешь?
— И поэтому. Дальнобойщиком, представляешь? То дальние перевозки.
— Слышал. Что ж, — Эркин открыл дверь их подъезда. — Дело хорошее.
— Не то слово, братик. И зарплата за триста, и страну посмотреть, и...
— И квалификация нужна.
— Будет, — уверенно ответил Андрей.
О Тиме они не говорили, но помнили.
На экзамен Эркин пошёл в джинсах. Праздничные брюки у него шерстяные, всё-таки жарко в них. И в кроссовках. Только рубашку надел белую. А верхнюю пуговицу расстегнул, чтобы обойтись без галстука.
— Ну вот, — Женя оглядела его и поцеловала в щёку. — Очень хорошо. Не волнуйся, ты всё знаешь. Андрюша... — она так же оглядела и поцеловала Андрея. — Отлично. Удачи, ребята, ни пуха вам, ни пера.
— Ни пуха ни пера, — повторила за ней Алиса и потребовала: — И меня к чёрту!
— С искренним удовольствием! — Андрей ловко дёрнул её за косичку и вышел.
Эркин вздохнул, поцеловал Женю.
— Эрик, — заволновалась Алиса. — К чёрту, а то удачи не будет.
— К чёрту, — он за ставил себя улыбнуться.
На прощание Женя ещё раз поцеловала его.
Когда за ним закрылась дверь, Алиса спросила:
— Мам, а почему вот на мой экзамен они пришли, и Эрик, и Андрюха, а мы на их не идём? Это же несправедливо.
— У тебя был не экзамен, а утренник, концерт, — объяснила Женя.
— А завтра? Тоже не пойдём?
— Тоже, — кивнула Женя. — Пойдёшь гулять или будешь мне помогать?
Алиса задумалась, и Женя рассмеялась.
— Решай быстренько и за дело.
Ещё вчера решили, что Женя напечёт пирожков. Разных. И чтобы резать не пришлось. И чтобы они и холодными были вкусными. Андрей бы ставил ещё условий, но Эркин уже вполне открыто дал ему тычка и сказал:
— Женя, как получится.
— Хорошо получится, — твёрдо ответила она.
Не может же она теперь подвести Эркина. Так что... за работу!
...До Культурного центра Эркин и Андрей шли молча, сосредоточенно не глядя по сторонам. Иногда Андрей беззвучно шевелил губами, что-то повторяя про себя. Где-то на полдороге нагнал Тим и так же молча пошёл рядом, но в метре от них.
На этот раз в коридоре было шумно. Все три класса сдавали устно. "А" — литературу, "Б" — физику, а "В" — историю и природоведение.
Артём принёс такой букет, что все ахнули.
— Эт-то как? — наконец потрясённо выдохнул Трофимов.
— С ума сошёл, малец?
— Такие деньги ухлопал!
— Ладно, сколько доложил?
— Сейчас скинемся.
— Нисколько, — гордо ответил Артём. — Главное — это подобрать правильно, а плата-то поштучно.
— Здоровско! — согласился Андрей.
Кивнул и молча слушавший весь этот гомон Тим.
И вот прошли в классы сквозь строй сразу замолчавших учеников учителя с папками в руках, ещё несколько томительных минут, пока там, за плотно закрытыми дверями раскладывают билеты и другие нужные бумаги, и наконец:
— Первые пять, заходите.
Они медлили, нерешительно переглядываясь, многие заметно побледнели и попятились.
— Айда, Эркин, тряхнул кудрями Андрей. — Слабаков пережидать, так до вечера проваландаемся.
За Эркином, как приклеенный, сжав побледневшие губы, шагнул Артём, тут же его опередил, поравнявшись с Андреем, Тим. Пятым пошёл Трофимов.
Взяли билеты и расселись уже привычно по одному. Эркин перевёл дыхание и перечитал билет, уже понимая. "Климатические пояса" А, вспомнил, это он знает. А второй? "Исторические этапы формирования территории России". Это...? А, вон по той карте. Ладно.
Громовой Камень оглядывал склонённые головы. Пока что его, все трое, идут на одни пятёрки, но устный экзамен — это уже совсем другое. И формулировки в билетах уже на уровне средней школы. А экзамен-то за начальную. Он покосился на сидящих рядом учительниц. А они тоже волнуется.
Андрей отложил ручку, перечитал написанное и поднял голову.
— Я готов.
— Пожалуйста, — в один голос ответили Калерия Витальевна и Агнесса Семёновна.
Андрей встал и подошёл к их столу. Свой листок он свернул в трубку и, говоря, постукивал этой трубкой по своей ладони. И ни разу в него не заглянул. Когда он заговорил, подняли головы и остальные. Отвечал Андрей уверенно, но не слишком громко.
— Всё, спасибо, — улыбнулась Агнесса Семёновна— Можешь идти. Пригласи следующего.
— Вам спасибо, — ответно улыбнулся Андрей. — До свидания.
У двери он оглянулся и встретился глазами с Эркином, еле заметно подмигнул ему и вышел. Эркин решительно встал.
— Я готов.
— Пожалуйста, — кивнула ему Агнесса Семёновна.
— Минутку, — Калерия Витальевна улыбнулась входящему в класс Аржанову. — Пожалуйста, проходи, бери билет.
Когда Аржанов взял билет и сел на место Андрея, Эркин заговорил. Главное — не спешить. И не сбиться на английский. А то они с Андреем последнее время много по-английски говорили. На втором-то вопросе ничего, он там и не знает, как об этом сказать по-английски, а в первом... Наверное поэтому он говорил чуть медленнее обычного, делая паузы. Но обе учительницы одобрительно кивали почти на каждую его фразу.
— Хорошо, достаточно.
— Второй вопрос, пожалуйста.
Эркин перевёл дыхание и перешёл к другой карте. Области, столицы... надписи крупные, даже если не знаешь, можно прочитать. Границы чёткие...
— Всё.
— Спасибо, достаточно.
Дополнительные вопросы?
— До свидания, приглашай следующего.
— Спасибо, до свидания, — улыбнулся им Эркин.
Улыбнулся своей "настоящей" улыбкой, не думая об этом. Увидел их ответные улыбки и вышел.
За дверью он сразу натолкнулся на Андрея.
— Порядок! — Андрей обнял его и даже слегка встряхнул. — Здоровско отвечал. Мы тут слышали.
Эркин тряхнул головой, словно просыпаясь.
— Я что, так орал? Следующему сказали.
Михаил Иванов, побледнев до молочной голубизны, перекрестился и открыл дверь.
— Пошли, покурим, — предложил Андрей.
Эркин кивнул.
Они вышли на крыльцо, где уже стояли и сидели ожидавшие своей очереди и сдавшие.
— Вы как?
— Порядок. Сдали, — ответил Андрей, доставая сигареты.
Обычно Эркин не курил, но сейчас взял у Андрея сигарету.
— Ну, это мы свалили, — сказал Андрей, когда они уселись на каменной ограде. — Теперь до сентября каникулы.
— Да, — кивнул Эркин. — Ты здоровско отвечал. Точно на пятёрку.
— Сколько дадут, столько и возьму, — хохотнул андрей. — Ага, вон и... выкатился. Как скажи, приклеился.
На крыльцо вышел Тим. Небрежно огляделся, вертя в пальцах незажжённую сигарету.
— Ну как? — окликнул его кто-то.
— Нормально.
— Автобус будет?
— На все сто. Куда ехать решили?
— Сейчас ещё подвалят, обговорим.
— Учителей всех пригласили?
— А то!
Так, в общем разговоре, Тим не спеша, будто сам по себе, подошёл к Эркину и Андрею. Они так же не спеша встали.
— Тебе чего по истории досталось? — небрежно, как из простого любопытства, спросил Андрей.
— Древняя Русь, — так же небрежно ответил Тим.
— Хороший вопрос, — кивнул Андрей. — А то вытащил бы про войну.
— Там дат... до ужаса, — заметил стоявший рядом белобрысый парень из "А".
— Эх вы, — вмешался немолодой, самый старший из них, мужчина из "Б". — Война разве история? Она вон, рядышком, кого ни возьми, у всех болит.
Они стояли в толпе, и разговор сразу стал общим. Пошли перечисления потерь, воспоминания о погибших и пропавших без вести родственниках и друзьях.
— Пропал без вести и всё. А что там? Как там?
— А если в плен?
— Тогда кранты.
— Пленных всех постреляли, гады.
Сказал это не Андрей, кто-то другой, но Андрей, твёрдо глядя в глаза тиму, подхватил:
— Да, их ведь в лагеря отправляли.
— Да уж, — опять пожилой. — Наслышались мы. Страшные дела там творились. Потому империя эта, — он замысловато выругался, — и постреляла их. Чтоб свидетелей не осталось.
Эркин уже понял замысел Андрея и открыл было рот, но говорить ему не пришлось.
— У Мирона Трофимовича, — сказал кто-то, — два сына было. Оба на фронте, одного убило, а другой как раз в плен и попал.
— В начале войны пленных много было. Никто не уцелел.
Эркин много раз слышал подобные разговоры и рассказы ещё в лагере, да и здесь не раз, но сейчас слушал их совсем по-другому. Каждое слово, каждая фраза били по Тиму, и Тим это понимал.
— Поймать бы кого из тех, — мечтательно сказал Трофимов.
— Что над пленными куражились?
— Точно, — кивнул Андрей. — Им ведь мало было убить, им, гадам, покуражиться надо было, помучить.
Тим слушал всё это молча. Он не смог даже вставить заготовленное: "Ты-то откуда это знаешь?". Все знали, все, оказывается, про лагеря слышали, что там насмерть замучивали, что в последние дни всех постреляли, поголовно.
Андрей по-прежнему смотрел на него в упор. Держался Тим как надо, бровь не дрогнула, что да — то да, но... понял? И, убедившись, что понял, что фраза: "Скажешь про меня, скажу про тебя", — уже не нужна, Андрей мягко исподволь увёл разговор на завтрашнее. Как с местом-то решили?
Эркин перевёл дыхание.
Постепенно на крыльце собрались все, и общий разговор стал деловым. Обговорили маршрут. Тим спокойно достал карту и по ней разметил, кого, где и во сколько он подхватывает. Кто чего приносит, решили ещё раньше. К учителям решили приехать на дом. К каждому.
— Я им так и сказал, — кивнул веснушчатый, что и заварил всю кашу.
— Надеюсь, ты был вежлив, — рассеянно сказал по-английски Тим, складывая карту.
— Чего? — не понял веснушчатый.
Тим досадливо тряхнул головой.
— Ничего, — ответил он уже по-русски. — Так просто.
Он сам не понимал, как это у него вырвалось. И тут неожиданно пришёл ему на помощь Андрей.
— правильно, надо ещё раз подойти пригласить и сказать, во сколько за каждым заедем.
Эркин кивнул и оглянулся на Артёма.
— Пошли.
— точно, — кивнул Андрей. — Идите. От "А" кто с вами? Ты? Пойдёт. А от "Б"?
— А ты здесь подожди, — легко надавил ему на плечо Эркин.
— Верно, — согласились остальные. — А то ещё заржёшь не вовремя, знаем мы тебя.
— Так они всё равно сейчас заняты, — остановил их пожилой. — Вот когда выйдут, тогда уж...
— Тоже дело...
— Ну да...
Ещё раз обговорили, кто чего приносит, поспорили: не мало ли спиртного.
— При учителях надрызгаться хочешь?
— Срамота!
— Бутылка на брата — нормально.
— Для учительниц вина надо. Сладенького.
— Бабского-то?
— Ну да.
— Пойдёт. А Трофимычу коньяку. Директор всё-таки.
— Скидываемся?
— Мы купим.
— И я с вами.
— Выдюжите?
— Не бойсь! Закуси-то хватит?
— Не напиться, так обожраться?
— Ладно, мужики, чего мы...
— Как бабы.
— Да уж.
— Сейчас пивка бы...
— Потерпишь.
— сказали, в четыре дадут.
— А сейчас сколько?
Андрей подтолкнул плечом Эркина, и они выбрались из толпы.
— Во! — показал ему Эркин оттопыренный большой палец. — Классно сделал.
— Думаешь, понял? — самодовольно ухмыльнулся Андрей. — Слушай, а чего ты Тёмку позвал учителей приглашать? Он что...? — и поперхнулся концом фразы, потому что Эркин быстро и сильно наступил ему на ногу, тут же отпустил и улыбнулся.
— Мог и сказать, — пробурчал Андрей.
— А зачем? — так же тихо ответил Эркин.
Справки вручали по классам. В их классе это были даже не справки, а аттестаты за начальную школу. И после, налюбовавшись полученными тёмно-зелёными книжечками, заполненными строчками, печатями и подписями, Эркин и Артём дождались в коридоре остальных, и все вместе пошли в учительскую. Ещё раз пригласили всех учителей, сказали, во сколько приедут за ними.
— И ничего не надо, — улыбался Роман из "А". — У нас всё есть.
— Пикник в лесу? С удовольствием, — рассмеялась Джинни.
Никто не отказался. И, когда делегация ушла, Мирон Трофимович оглядел коллег и улыбнулся.
— Надо же как придумали. Ну-ка, коллеги, признавайтесь. Чья работа?
— Полная самодеятельность, Мироша, — ответила Полина Степановна. — Я бы до леса в жизни не додумалась.
— Это после того, как ты трёх берёзках заблудилась, а потом прямо на ёжика села? — спросил Аристарх Владимирович.
— Ты бы, Арик, ещё школу вспомнил! — совсем по-девчоночьи фыркнула Полина Степановна. — И лягушек в портфеле.
— Помню-помню, — кивнул Мирон Трофимович. — Визгу было много. И твой выбор в пользу филфака стал окончательным и бесповоротным.
— Да, хватит вам. Кое-что я на завтра спеку.
Полина Степановна оглядела остальных, и все закивали. Конечно, их пригласили, но и им надо кое-что вложить. Договорились, кто чего сможет и успеет. Чтобы и к чаю, и к водке. Спиртного не надо, этим и без них запасутся. А вот...
— Я принесу мяса, — улыбнулся Громовой Камень. — Попробуете мяса с живого огня.
— Это... по-индейски? — спросила Джинни.
— Да, — кивнул Громовой Камень.
Он уже думал об этом, как только услышал приглашение. И решил, что пойдёт в племенном. Хотя бы пот ому, что мокасины и леггинсы в лесу удобнее ботинок и брюк. И даже успел купить мяса и необходимых трав и договориться с Ефимовной о тазике для выдержки. Живой интерес, с каким Ефимовна наблюдала за его кулинарными упражнениями: нарезкой мяса и трав, обваливания мяса в травах и укладкой в определённом порядке — даже несколько польстило. Ну что ж, возможно это станет его маленьким вкладом в... региональную культуру — вспомнил он подходящий термин. И назовём его... так и назовём индейским маринадом.
К "Беженскому Кораблю" автобус подъехал уже наполненным. Эркин, Андрей и Джинни ждали его на улице. Джинни в джинсах, кроссовках и джинсовой курточке с корзинкой в руках.
— Доброе утро, — радостно поздоровалась она с Эркином и Андреем.
— Доброе утро, — тряхнул кудрями Андрей и перешёл на английский. — И даже столь сияющее утро померкло перед вашей красотой...
— Спасибо, — рассмеялась Джинни. — И долго вы это учили?
— Как вас увидел, так сразу и вспомнил, — Андрей склонился в полупоклоне и продолжил: — И солнце, озаряя небосклон, померкло перед вашими очами.
Эркин, улыбаясь, щурился на утреннее ещё не жаркое солнце. Эту игру — говорить обрывками стихов, добавляя или заменяя при необходимости слова — Андрей вёл часто.
— Признайтесь, Андрей, — Джинни перешла на русский. — Вы сами это сочиняете.
— Не всё, но кое-что, — скромно признался Андрей.
Эркин шутливо дал ему подзатыльник и улыбнулся Джинни.
— Доброе утро, — и протянул руку. — Давайте, помогу.
— Спасибо, она нетяжёлая.
На площадку перед домом вплывал, сразу разворачиваясь на выезд, большой автобус.
Тим дал короткий гудок, открыл дверь и вышел из кабины.
— Доброе утро. В багажник есть что?
И, не дожидаясь их ответа, открыл багажник, плотно забитый ящиками, корзинами, самоварами, ещё чем-то...
— Однако! — озадаченно пробормотал Андрей.
Но Тим ухитрился втиснуть туда их корзинки и с хлопком опустил дверцу.
— Прошу в машину, — улыбнулся он Джинни.
На Эркина и Андрея он не то, чтобы избегал смотреть, не такой уж он дурак, чтобы нарываться, но как-то это само получалось.
— А вот и мы! — Андрей подсадил Джинни и влетел в автобус, получив лёгкий пинок пониже спины от Эркина.
Их встретили общий смех и шутки. Все вместе, учителя и ученики, все в чём попроще: в лес ведь едут. Эркин даже не сразу узнавал учителей и был окончательно потрясён, увидев Громового Камня в кожаной рубашке, как у Маленького Филина.
— Ну, теперь все, — весело сказал Мирон Трофимович. — Поехали!
— Есть, сэр! — так же весело гаркнул по-английски Тим, трогая с места.
Вчера он весь вечер напряжённо думал, пытаясь решить. Что же ему делать? И уже ночью, лёжа рядом с Зиной, окончательно понял. Вариант только один: молчать. И жить дальше так, будто ничего не было, будто не видел он этого синего на белой коже номера, а если видел, то не понял. Как-то же этот парень прошёл через врачебные осмотры. И сказано было понятно. Будет молчать он, будут молчать и про него. Что ж, раз нет другого выхода... нет, любой другой вариант — это смерть. Или сначала арест, а потом смерть. А дети? Зина? Ему захотелось курить. Он осторожно встал с кровати — Зина теперь спала у стены, он настоял на этом, чтобы не беспокоить её. Встал аккуратно, ничего не задев, но Зина сонно спросила:
— Ты что, Тимочка?
— Покурить пойду, ты спи, — ответил он ей, нашаривая на стуле свои штаны.
Натянул их на голое тело и пошёл на кухню. Обычно он курил на кухонной лоджии. Вот там и решил. Надо поговорить. Один на один. Если бы ещё знать, за что именно парень угодил в лагерь. Вор, насильник, убийца? Таких всех можно купить цена, конечно, разная. Но если парень из тех, кто шёл по статье "враг Империи", а для пленного он слишком молод, то... то такого не купишь. Они потому и шли в лагеря, если выживали на допросах. Надо говорить. И если что... там же, в лесу...
Тим тряхнул головой. Вон они, только чуть поверни голову и видны оба в зеркале над лобовым стеклом. Смеются, шутят. Как все. И если б сам не видел номера, в жизни не заподозрил бы, не подумал, во сне бы не привиделось.
Джинни оказалась рядом с Полиной Степановной, а Андрей и Эркин сзади, между Артёмом и загорелым голубоглазым парнем — звали его вроде Родионом, вспомнил Эркин — из "А". Общий шумный и весёлый разговор, шутки, подначки... Андрей включился с ходу, охотно заводясь сам и заводя других, а Эркин сидел молча. Нет, он тоже отвечал на шутки, смеялся... но всё это шло как-то помимо него. Со вчерашнего вечера, когда они пришли домой, показали Жене и Алисе аттестаты, изобразили в лицах экзамены и вручение, восхитились пирожками... всё было хорошо, но вот сам он был каким-то не таким. Будто это всё не с ним, а с кем-то другим, а он только смотрит на это. Как... как в кино. И, когда уже легли спать, он осторожно сказал, сам не зная, что будет дальше.
— Женя, я...
Она не дала ему договорить, обняв и поцеловав в щёку.
— Всё хорошо, милый, ты молодец.
— Я... я как забыл про всё, — нашёл он нужные слова. — Про тебя, про Алису.
— Ну, всё понятно, у тебя же экзамены были. А теперь начинаются каникулы, — она снова его поцеловала. Всё хорошо, спи, милый.
Он послушно закрыл глаза и заснул, прижавшись щекой к её волосам...
Автобус шёл плавно, за окнами зелёные луга, желтеющие поля, деревья вдоль дороги и на холмах, и Эркин, глядя в окно, как-то забыл обо всём, ехал бы так и ехал, с бездумным интересом глазея по сторонам.
Заднее сиденье было выше остальных, и Андрей хорошо видел лобовое стекло и бегущую навстречу дорогу. И он уже понимал, что вести тяжёлый автобус по такой дороге очень даже не просто, а чтоб ещё такая плавность была... до чего же классный мастер! Может... может, он и там... — и тряхнул головой, отгоняя эти мысли. Не хочет он сейчас ни вспоминать, ни думать о лагере.
Тим вёл автобус, изредка поглядывая на привычно лежащую на колене карту. Маршрут он прошёл по бумаге несколько раз, но опробовать его ещё и на машине не успел. Как бы не засесть на лесных разворотах, машина тяжёлая, длинная, с большой инерцией... Но эти сомнения и волнения были сейчас уже не важны: кипевшее за его спиной веселье захлёстывало его, и он, не отрываясь от руля, подпевал песням и смеялся шуткам, не выделяя из общего шума голоса лагерника.
Автобус свернул в лес, и толчки стали ощутимее. По стенам и окнам скребли ветки. Аристарх Владимирович перебрался на переднее сиденье.
— От кривой берёзы слева вторая развилка направо.
— Понял, — Тим напряжённо вглядывался в лес, решая, какую из берёз считать кривой.
— Есть дорога и короче, — сказала Агнесса Семёновна. — Но...
— Автобус там не пройдёт, — кивнула Полина Степановна.
Тим старался изо всех сил, но автобус мотало и подбрасывало всё сильнее. Правда, это только добавляло веселья пассажирам.
— Бутылки не побьются? — заволновался кто-то.
— Главное, чтоб пироги уцелели! — тут же ответил Андрей.
— Эй, гармошку держи!
— Ах ты-и-и...
— Крепко тряхнуло.
— как на мине.
— Сравнил!
— Что б там от тебя осталось?
— Не, я вот в бомбёжку вот так же...
— Зубы береги!
— А ты язык!
Наконец автобус остановился.
— Что, приехали?
— Да, — Тим выключил мотор и встал. — выгружаемся, — и открыл дверь.
С шумом и смехом повалили наружу.
Место было выбрано удачно. На поляне, полого спускавшейся к быстрой прозрачной речушке и окружённой густым лесом. Залитые солнцем кроны и густая тень между стволами, пение птиц и журчание воды, высокая, чуть ли не пояс трава и плотные подушки мха и опавшей листвы...
Джинни вдохнула пропитанный запахами травы и листьев воздух и на мгновение словно захлебнулась им. Но тут же очнулась и кинулась хлопотать, разбирать привезённые продукты и... и надо же костёр...
Костром распоряжался Громовой Камень. Выбрал место, послал за камнями к речке — судя по шуму, там дно должно быть каменистыми — и аккуратно своим ножом снял круг дёрна вместе с травой.
— А это в тень и полейте как следует, чтобы трава не завяла.
— Зачем, кутойс? — изумился Эркин, бережно принимая на руки тяжёлый сырой круг.
— Чтобы не оставлять кострища, — объяснил Громовой Камень.
— Надо же! — Андрей покрутил головой. — Сколько раз костёр разводили, никогда такого не делали.
— Значит, не партизанил, — хмыкнул Аристарх Владимирович.
— Откуда? — искренне вздохнул Андрей.
— Так, камни сюда, — Громовой Камень выкладывал бортик по краю будущего кострища.
— Вот, — подошёл Эркин с охапкой сушняка. — Подойдёт?
— Да, правильно.
— Так нарубить же можно, — предложил Артём.
— Сушняк горит лучше, — объяснил Эркин. — Только его много нужно. Айда, малец.
— Айда, — охотно согласился Артём.
Никто вроде особо не распоряжался и не командовал, но обживалась поляна быстро. В наветренной стороне от костра расстелили плёнку, на ней скатерти и стали выкладывать посуду, запыхтели два больших самовара, озабоченно пересчитывались бутылки.
— А заваривать в чём?
— Вона, стоят.
— Цельная батарея!
— А нас-то сколько.
— Лапника бы набрать, чтоб на земле не сидеть.
— Зачем лапник? Лесины поищи.
— Ну да, обкорим малость и сойдёт.
Последнюю фразу Эркин не понял и потому остался на поляне.
Тим аккуратно развернул автобус на выезд, чтобы потом не тратить на это время — с ненагруженным-то намного проще управляться — и раскрыл мотор. И охладить, и посмотреть. Заметно припекало, он снял свою кожаную куртку и бросил её на сиденье — назло кому-то вышел сегодня в ней, а вот и не назло, а потому, что сегодня в работе, вот и пошёл в рабочей форме — и закатал рукава у рубашки. Он уже почти нырнул в горячий, устало пофыркивающий мотор, когда почувствовал взгляд. Не злой, но очень внимательный. Повернул голову и увидел в шаге от себя младшего Мороза, Андрея, лагерника. А кастет — чёрт, как же забыл о нём — остался в куртке, не переложил, дурак, хорошо, хоть нож при себе.
— Классно водишь, — сказал Андрей. — Где выучился?
Тон его был безмятежен, так, простое любопытство, не больше, а похвала звучала вполне искренне. Тим медленно выпрямился, оглядел Андрея.
— Выучили, — поправил он, переходя на английский. — Раб не выбирает.
— Знаю, — серьёзно кивнул Андрей. — Я тоже себе не выбирал.
— За что сел? — отк5рыто спросил Тим.
Губы Андрея дрогнули в злой улыбке.
— Посадили за что? А за отца. Он в Сопротивлении... был.
Тим почувствовал, как холодная волна поползла к сердцу. Вот оно, то, чего он и боялся.
— Мать с сестрёнками на допросах... погибли. А я, — и снова злая улыбка, — как видишь.
— Вижу, — глухо, через силу ответил Тим. — Ты... знаешь?
— Кто ты такой есть? Сообразил, не дурак. Зря ты к Эркину полез. Я бы не чухнулся, кабы не ты.
Тим досадливо поморщился. Он уже и сам думал об этом. Что поторопился, зря всполошил их.
— Ладно. Что было, то было, — с неожиданным для Тима миролюбием сказал Андрей. — А вот дальше что будет?
— Я про... твоего брата молчу, — твёрдо ответил Тим и усмехнулся. — И про мальца тоже. И про тебя.
— Ну, и мы молчим, — кивнул Андрей. — Ну что?
— Все своего хлебнули, и мало никому не было.
Они вздрогнули и обернулись. Занятые разговором, оба не заметили, когда подошё1л и вс тал рядом Эркин.
— Ты... — растерянно спросил Андрей. — Ты когда подошёл?
— А что? Это важно? — Эркин оглядел их блестящими глазами. — Ну, Тим, решай.
Тим насмешливо скривил губы.
— А не много меня на вас двоих будет?
— Не задирайся, — остановил его Эркин и требовательно спросил: — Есть вам что делить?
Андрей пожал плечами.
— Я его не помню. Из-под нар смотрел. А они все были... как отштампованы.
Эркин перевёл взгляд на Тима.
— А ты?
— Я их не рассматривал, — буркнул Тим.
Андрей насмешливо сощурил глаза, но промолчал.
— Тогда всё, — по-прежнему требовательно сказал Эркин. — И хватит, — и по-русски: — Что было, то быльём поросло, так?
— Так, — решительно кивнул Тим.
— Пусть будет так, — помедлив, сказал Андрей.
— Ну, — Эркин протянул руку и, когда Андрей и Тим положили на его ладонь свои, ловко переплёл их пальцы между собой и со своими и через секунду распустил рукопожатие. — Всё. Андрей, ты здесь? Я к костру.
— Не бойсь, — ухмыльнулся Андрей. — Не потеряюсь.
— Я пригляжу, — серьёзно пообещал Эркин, уходя к костру.
Они остались вдвоём. И после недолгого молчания Андрей повторил фразу, с которой начинал разговор.
— А водишь ты классно, — и предложил: — Помочь?
Тим медленно кивнул и ответил по-русски:
— А ты что-то умеешь?
Сидя у костра, Эркин изредка посматривал в сторону автобуса. Вроде, там всё было мирно. Он взял свежесрезанный гибкий прут, повертел.
— Зачем так, кутойс?
— Чтобы остался живым, — ответил на шауни Громовой Камень, нанизывая на свой прут кусочки мяса и продолжил по-русски: — И ставь наклонно, чтобы на них не огонь, а жар шёл, понимаешь?
— Да, кутойс, — ответил на шауни Эркин.
Артём удивлённо посмотрел на него и, когда Громовой Камень встал поправить огонь с другой стороны, присел рядом на корточки и спросил камерным шёпотом по-английски:
— Ты что, по-индейски знаешь? А говорил, что питомничный.
— Учусь, — так же тихо ответил Эркин.
Артём задумчиво кивнул, глядя на его работу и перешёл на русский.
— Так ты хочешь стать индейцем или русским?
Эркин вскинул на него глаза и ответил вопросом:
— А ты?
— Я русский, — с невольным вызовом ответил Артём. — Православный, вот!
— Угу, — Эркин кивнул и вернулся к работе. — Ну и будь им.
— А ты?
— А я, — Эркин озорно улыбнулся. — я уж останусь нехристем, — и громко: — Давай за сушняком, малец.
— Больше не надо, — остановил его Громовой Камень. — Да, правильно, вот здесь его ставь. Всё.
— Всё? — переспросил подошедший к ним Андрей. — Это что ж, по пруту на каждого?
— Не плачь, я поделюсь, — ответил Эркин.
Грохнул дружный хохот.
— Ну, братик, ну... — Андрей покрутил головой. — Ладно, пойду накрывать помогу.
— Там и без тебя тесно, — рассмеялся Эркин.
Весёлая толкотня и суета захватили Джинни. Она давно скинула и куда-то забросила свою курточку, оставшись в ковбойке с закатанными выше локтей рукавами. Её кексики так всем понравились. Конечно, основную работу сделала мама, она только помогала, но всё равно, очень приятно.
— Потом напишешь мне рецепт, хорошо? — улыбнулась Калерия Витальевна.
— Да! — засмеялась Джинни. — Да, конечно.
Засмеялась от удовольствия, от того, что всё так хорошо, что в небе стоят ярко-белые, круглые, как из взбитых сливок, облака, что поют птицы, а от костра тянет запахом поджаривающегося мяса, а от самоваров приятным дымом. Она подошла к костру. Как странно: костёр без дыма. Джинни повторила это вслух.
— Огонь есть, а дыма нет?
Громовой Камень встал, ещё раз оглядел своё хозяйство.
— А нам и нужен только огонь, — ответил он по-русски. — Невысокий, но жаркий. Это же не сигнальный костёр.
Два последних слова он произнёс на шауни, и Андрей сразу переспросил:
— Что, кутойс?
— Сигнальный костёр, — перевёл тот сам себя на русский. — Сигналят дымом и тогда костёр делают по=другому.
Эркин беззвучно шевельнул губами, повторяя новое слово.
— Пахнет как вкусно, — подошла к костру Полина Степановна, единственная из женщин не в брюках, а в длинной сборчатой юбке. — Ты его никак вымочил, Гриша?
Громовой Камень улыбнулся.
— Немного. Всех трав я не достал, так...
— А не пережарятся?
— Сырое мясо тяжёлое, сгибает прут, а гот овое легче, прут сам уберёт его от огня, — объяснил Громовой Камень. — Когда удачная охота, целых оленей так жарят.
— Это ж какие прутья нужны? — удивился белобрысый Никита из "Б".
Громовой Камень рассмеялся.
— Деревья молодые перевязывают сверху и на них подвешивают. Дерево само всё сделает.
— И живым остан6ется, — кивнула Полина Степановна, откровенно любуясь Громовым Камнем.
Смотрела на него во все глаза и Джинни. Она впервые видела... настоящего индейца. В учительской и тогда, на вечеринке он был как все, ну, почти как все, а здесь...
И под этими взглядами Громовой Камень убедился, что поступил правильно, поехав в племенном. Здесь это уместно и даже...
— К столу, давайте, к столу!
— О, это дело!
— Эркин, — Андрей дёрнул брата за рубашку. — Айда к реке.
— Айда, — тряхнул головой Эркин.
Они сбежали к реке, вымыли руки и умылись холодной обжигающе чистой водой. Некоторые, в том числе Тим и Громовой Камень, последовали за ними.
— Кутойс...
— Да, — Громовой камень повернулся к Эркину.
— Этот узор, — Эркин, не касаясь, полосу тесьмы, нашитой поперёк кожаной рубашки. — Он что-то означает?
— Да, — кивнул Громовой камень и улыбнулся. — Потом расскажу. Уг?
— Уг, — ответно улыбнулся Эркин.
Он пропустил Громового Камня вперёд и пошёл следом, чтобы если что, подхватить и поддержать, но Громовой Камень шёл неуклюже, подволакивая ногу, но уверенно.
У скатертей рассаживались с шумным весельем. И так получилось, что расселись по классам. Эркин и Андрей сели рядом, и почти сразу рядом с Эркином остановился и нерешительно затоптался Артём. Он уже жалел, что сорвался. Ссориться с Эркином ему совсем не хотелось. Ведь как ни крути, а другой защиты у него нет и не будет.
— Садись, малец, — кивнул Эркин.
И Артём перевёл дыхание: кажется, обошлось.
Неизбежная, знакомая по беженским новосельям процедура разлива.
— Эркин, — Андрей показывает ему бутылку. — Водку будешь?
— Давай, — кивнул Эркин, подставляя стакан.
Артёму, не спрашивая, налили вина. Протестовать тот не посмел, да и не любил он водку, вино хоть сладкое.
Тим сам налил себе минералки.
— Я за рулём, — сказал он соседям.
Ему дружно посочувствовали. Машина — не лошадь, сама не довезёт, её вести надо. А на милицию нарваться, так прощай права — это все знали.
Мирон Трофимович оглядел застолье и поднял свой стакан с коньяком. Все почтительно затихли.
— За вас, — он широким жестом обвёл застолье, как бы чокаясь с каждым. — За ваше упорство и терпение, за вашу победу над собой.
— Спасибо, — нестройно, но очень искренне ответили ему.
Все выпили и дружно накинулись на еду. Эркин как обычно ограничился одним глотком, но Андрей выпил до дна.
— Не захмелеешь? — тихо спросил Эркин.
— Меня редко берёт, — отмахнулся Андрей, впиваясь зубами в бутерброд с толстым куском сала.
— Ну, как знаешь.
Эркин на секунду задумался: какой огурец — свежий или солёный — предпочтительнее, и взял оба.
Колбаса, рыба, огурцы, грибы, капуста, картофельные пирожки с грибами...
— Это загорыши, — объяснила Полина Степановна. — У нас их спокон веку стряпают.
— Вкуснота! — причмокнул Андрей.
С ним дружно и громко согласились. Решив, что первую достаточно плотно закусили, Андрей снова взялся за бутылку. Глядя куда-то в сторону и безмятежно жуя, Эркин ткнул его локтем под руку, и наполнить стакан доверху Андрею не удалось. Он удивлённо посмотрел на Эркина и кивнул.
— Понял.
— Строго ты брата держишь, — хмыкнул сидевшия напротив Трофимов.
— На то он и старший, — ответил Андрей, передавая ему бутылку с остатком водки.
Оглядев застолье и убедившись, что у всех налито, Андрей легко встал.
— А теперь главный тост, — звонко, перекрыв гомон и заставив всех смотреть на себя, начал он. — За учителей.
Продолжить он не смог: таким дружным одобрительным рёвом его поддержали. Все повскакали с мест, тянулись через скатерти, чтобы чокнуться. Андрей махнул рукой и присоединился к остальным.
После толкотни и суеты с чоканьем, все выпили и закусили. Эркин с удовольствием отметил про себя, что Женины пирожки с луком и яйцами всем понравились. Хотя и всё остальное тоже очень вкусно.
Дав всем немного отдохнуть после второй, Громовой Камень встал.
— Мясо готово, — и озорно улыбнулся. — Пошли к костру.
— Кутойс, — сразу откликнулся Андрей, — стаканы с собой?
— С собой, — рассмеялся Громовой Камень.
Подойдя к костру, увидели, что прутья почти выпрямились, а костёр уже подёрнулся серым пеплом, лишь чуть-чуть подсвеченным изнутри красным. Громовой Камень, готовя мясо, нарезал его маленькими кусками: ведь и ножи не у всех будут, а "по-индейски" есть тоже надо уметь, — и теперь опасался, что мясо пересохло. Но всем понравилось. Да и что могло не понравиться в лесу, среди запахов травы и листьев.
— Гриша, — Джинни смущённо тронула Громового Камня за рукав. — А почему тебя называют... кутойс? — с запинкой выговорила она.
— Кутойс — это учитель, — ответил Громовой Камень. — Вон те трое...
— Морозы и Чернов?
— Да. Они ходят ко мне на занятия.
Джинни кивнула.
— Они и у меня отлично учатся.
К их беседе не прислушивались, но незамеченной она не осталась.
— Смотри-ка, училка индея охмуряет.
— А тебе-то что?
— Сам виды имеешь?
— Куда нам. С суконным-то рылом да в калашный ряд.
— Тогда помалкивай.
Мясо всем понравилось. Учительницы наперебой расспрашивали Громового Камня, в чём и как замачивал и нельзя ли так на сковородке или костёр обязателен
Опустошённые прутья аккуратно сложили, чтобы потом — если захочется — развести снова костёр уже просто так посидеть, и не спеша вернулись к скатертям. Последовал неизбежный, как давно убедился Эркин, тост за победу и воевавших, вернувшихся и не вернувшихся. На этом тосте Эркин допил свой стакан и, уже зная обычаи, поставил его перед собой вверх дном в знак, чтоб ему не наливали. Артём, пивший, как и он, глотками, тоже перевернул свой стакан.
— Вы чего это? — удивился Никонов.
Его круглое чёрное лицо мокро блестело от пота.
— Нам хватит, — спокойно ответил Эркин.
Да и остальные уже отваливалась от еды, сыто отдуваясь.
— Отдохнуть надо.
— Да уж, пройтись, растрястись.
— А то чай с пирогами не влезет.
— У меня-то?!
— Ну, ты бездонный, все знают.
— Эй, мужики, гармошки где?
— Споём, братцы.
— Моя в чехле была, куда положили?
Эркину все песни уже знакомы: не первый день он в Загорье, и застолье у него не первое. Пел с удовольствием, но не пытаясь взять песню на себя.
А как попели, так отчего ж не поплясать, надо же размяться. И начался тот весёлый разброд, когда каждый веселит себя сам и никто никому не мешает.
Поглазев на пляшущих, Эркин почувствовал, что и самому было бы совсем не плохо, скажем, потянуться. А вон и дерево подходящее. Эркин подошёл к к широкому развесистому дереву, выглядел подходящий сук, сбросил на траву рубашку и, подрыгнув, обхватил ладонями шершавую кору, подтянулся. И ещё раз...
— Здоровско! — Артём, как всегда, рядом. — А двоих выдержит?
— А хоть и больше, — засмеялся в ответ Эркин.
— Думаешь? — Тим, тоже без рубашки, с необидной лёгкостью отодвинул Артёма и ухватился за сук рядом с Эркином. — А ну-ка...
— Спорим! — услышал Эркин голос Андрея и усмехнулся.
— Ну, началось. Давай?
— В синхрон, — кивнул Тим. — Ну, одновременно.
— Понял, — ответил Эркин, ухватываясь поудобнее. — И раз!
— И два! — откликнулись из быстро собравшейся у дуба толпы.
Считали хором, заключали пари. Спорили на сигареты, щелбаны, деньги. Учителя с удивлением и даже некоторым испугом смотрели на это неистовство. Особенно азартно спорили цветные из "В". Громовой Камень знал, что Эркин работает грузчиком, так что слабаком быть не может, но никак не ожидал увидеть такое. Да, Тим не слабее, но у Эркина... Совсем другое. Джинни, совсем забыв, что она — учительница, а это — её ученики, с неменьшим, чем у них, азартом заключала пари. И никто не замечал, что все споры и пари заключались на английском.
— Пятьдесят семь... пятьдесят восемь... пятьдесят девять...
Сохраняя невозмутимое выражение лиц, Эркин и Тим как заведённые качались над землёй.
Уже расплачивались первые проигравшие, кто ставил на первый, второй, третий десятки... Громовой Камень уже хмурился, не понимая и желая принимать этот азарт, встретился глазами с Мироном Трофимовичем и решил вмешаться: всё же оба его ученики. А поглядев на исступлённо застывшие лица Эркина и Тима, понял: вмешиваться надо немедленно.
— Девяносто семь... девяносто восемь...
— Стоп! — резко, как выстрел, прозвучала ком анда.
Тим и Эркин послушно замерли, но пальцев не разжали. Все оглянулись на Громового Камня. И он с властной интонацией командира сказал:
— Ничья! — и уже мягче, с улыбкой: — Оба победили.
— Ну... до ста, кутойс, — в наступившей тишине попросил Андрей.
— До ста, — после секундной паузы согласился Громовой Камень.
— Девяносто девять... — возобновился счёт. — Сто!
Тим и Эркин одновременно разжали пальцы и спрыгнули. Звонкий голос Андрея подвёл итог:
— Ладно, ничья так ничья.
Эркин и Тима восхищённо шлёпали по плечам и спинам: ну, мужики, ну, сильны...
Приняв поздравления, Эркин спустился к речке охладить в воде намятые корой ладони. Плеснул себе в лицо и на плечи прохладной воды. Рядом так же умывался Тим.
— Не пей, сердце сорвёшь.
Эркин услышал камерный шёпот и ответил так же тихо по-английски.
— Знаю.
Они выпрямились, глядя друг на друга. И оба подумали: связал нас чёрт одной верёвочкой. И оба поняли несказанное.
Когда они поднялись наверх, там опять играла гармошка и плясали уже с припевками. Эркин подобрал под дубом свою рубашку, накинул на плечи, но надевать в рукава и тем более застёгивать не стал. Жарко. Он нашёл свой стакан, взял его и отправился на вдоль скатертей, отыскивая что-нибудь не спиртное. И опять столкнулся с Тимом, занятым такими же поисками.
— Минералку будешь?
— Плесни, — подставил свой стакан Эркин. — А ты ничего, в форме.
— Ты, смотрю, тоже. Где тренируешься?
— Нигде, — удивился Эркин. — сам дома тянусь понемногу, — и усмехнулся. — Ну, и на работе. А ты что, специально куда ходишь?
Тим нехотя кивнул.
— Да, хожу иногда.
Эркин понимающе кивнул и расспрашивать не стал. Не хочет говорить — так и не надо. Тим облегчённо перевёл дыхание. Никто его не обязывал молчать, но он сам решил, что знать о его походах в милицейские тир и спортзал никому лишнему не надо.
Эркин пил маленькими глотками приятно солоноватую пузырящуюся воду. Ни усталым, ни пьяным он себя не чувствовал. Допив воду, поставил свой стакан на место опять вверх дном, чтоб никто ему ничего туда не плеснул, и пошёл к пляшущим. Как бы Андрей не зарвался, а то выдаст ещё при учителях как тогда в коридоре...
Думал просто постоять посмотреть, а не вытерпел, вошёл в круг. Вон как малец выкаблучивается, а он чем хуже? И учителя все тоже...
Громовой Камень с улыбкой смотрел на пляшущих. Эх, кабы не нога... Голова как-то последнее время не мучает и даже не беспокоит, ни головокружений, ни обмороков, а вот нога... ну, до чего ж старший Мороз ловок. Эркин, да, настоящий. Самое красивое, самое гордое племя. Не бежали, не покорились, все полегли на родной земле. Только в легенде и остались. И этот мальчишка, да, Савельцев, Артём Савельцев, и тоже ведь метис, или на четверть, но нашей он крови, жалко, что на занятия не ходит, но до чего ж хорош...
Не выдержал, вошёл в круг и Тим. Да и чего отказываться, когда все. Ну, и будь как все. Не ломай компанию — не привлекай внимания. И усмехнулся получившейся рифме.
Полина Степановна, обмахиваясь платком, вышла из круга.
— Никак переплясали тебя, Поля? — улыбнулся ей Аристарх Владимирович.
— Да и ты на кругу не сильнее всех, — ответила она задиристым "девчоночьим" голосом, рассмеявшись, кивнула подбежавшей к ним Джинни. — Иди пляши, девонька, теперь твоё время.
Джинни вернулась к пляшущим, но в круг входить не стала. Посмотрев немного, она незаметно отошла и углубилась в лес.
Здесь было сразу и прохладно от густой тени, и душно от запахов. Настоящий русский лес, о котором она столько читала ещё в колледже. Джинни шла, рассеянно трогая, гладя стволы, за её спиной глухо шумело, всё более удаляясь и затихая, веселье. Поваленные ветром стволы с осыпающейся трухлявой корой, внезапно возникающие перед лицом толстые и одновременно гибкие ветви в густой плотной листве. Она отводила их, с удовольствием слушая свист, с которым рассекала воздух возвращавшаяся на своё место ветка, перелезала через стволы, совершенно не думая, куда и зачем идёт. Ей ещё никогда не было так весело и так хорошо. И выпила она совсем немного, гораздо меньше, чем на той вечеринке в колледже, когда она была действительно пьяной. Лес всё гуще, человеческих голосов уже не слышно, а ей весело и не страшно. Да, она в любой момент повернётся и пойдёт обратно, а зверей диких тут нет, а если и есть, то днём они не опасны.
Впереди громоздился целый заслон из упавших деревьев. Джинни попробовала его обойти и... и оказалась сырой и тёмной ямы, даже не успев понять, как это получилось. И сильно ударившись головой о корень вывороченного дерева. И испугаться она не успела, потеряв сознание...
Отдуваясь, Андрей вышел из круга, шлёпнув по плечу Артёма.
— Здоровско пляшешь, малец.
— Ага, — выдохнул Артём.
Что Эркин — и чего до сих пор имя не поменял, за индейство своё цепляется? — называет этого беляка своим братом, Артём знал и потому не опасался.
— Андрюха, выпьем, — окликнул Трофимов.
— Не всё сразу, — улыбнулся Андрей.
Поискал взглядом Эркина — пляшет ещё. Ну, и пусть. А пить сейчас — это сердце сорвать. Огурец, что ли, схрумкать? Ага, а вон и помидоры лежат, скучают. Он взял огурец и помидор и, понемногу откусывая то от одного, то от другого, вернулся к пляшущим.
Но гармонисту тоже захотелось отдохнуть, да и плясуны, наконец, уморились.
Эркин вытер рукавом лоб, отобрал у Андрея остаток огурца и засунул его в рот.
— Смотри, лопнешь.
— До чего братик у меня заботливый! — восхитился Андрей, торопливо доедая помидор.
Кто пошёл ещё поесть, кто спустился к воде умыться...
— Ну, чего там? С самоварами?
— Пыхтят.
— Заваривать?
— Успеешь. Выпивка ещё есть?
— Н-ну!
— Не все, как ты, без оглядки хлещут.
— Запас иметь — великое дело.
— Это да. Без тылового обеспечения никакой фронт не держится.
— Знаток!
Возвращались уходившие в лес, подсаживались к скатертям. Веселье стало ровным, спокойным.
Проходя по краю поляны, Громовой Камень заметил наброшенную на куст курточку из синей плотной ткани, отстроченную по всем швам белыми нитками. Кажется... да, Джинни была в ней, да, точно, её. Спрятать и разыграть? А сама-то она где? Он огляделся, но не увидел её у скатертей. Наверное, тоже пошла в лес... прогуляться. Вот и отлично. Он снял курточку с ветви и аккуратно запихнул под куст. Вот так. Сразу е заметно, так что... Прятать девчоночью одежду, особенно на купанье — любимое развлечение стойбищных мальчишек. Конечно, это ребячество, детская глупость, но... но почему бы и не созорничать? В такой-то день!
Громовой Камень ещё раз огляделся, проверяя, не заметил ли кто его хулиганства, и захромал к скатертям. Самое время перекусить.
Очнувшись, Джинни никак сначала не могла понять: где она и как здесь оказалась. Болела голова. И нога. И вокруг сумрачно и сыро. И очень противно пахнет гнилью. Джинни зашарила руками по склизким не осыпающимся, а оползающим стенкам, попыталась встать, но ногу прострелила острая боль, и голова сразу закружилась. Ойкнув, она села обратно, прямо в густую грязь. Надо посидеть, ус покоиться и... ичто-то придумать.
Пили уже без общих тостов, вразнобой, маленькими компаниями, а то и сами по себе.
— Гриша, коньяку выпьешь?
Громовой Камень с улыбкой покачал головой.
— Спасибо, Мирон Трофимович, но я уж водки, — и пояснил: — Я с ней с фронта знаком, её пить умею.
Понимающие кивки и улыбки.
— Тёмка, тебе налить?
— Хватит мальца спаивать.
— За собой смотри.
— Да ладно вам.
Выпив и зажевав водку парой загорышей и горбушкой с салом, Громовой Камень снова огляделся. Где же Джинни? За чем бы она в лес не уходила, пора бы уже вернуться. Остальные учительницы... все здесь. Странно.
— Ищешь кого, кутойс?
Громовой Камень поглядел на присевшего рядом на корточки Эркина и кивнул.
— Ты... Джинни давно видел?
— Ну, когда мы тянулись, она со всеми была, — Эркин сосредоточенно хмурился. — А потом... потом, вроде бы, в лес пошла. А что? Думаешь, что-то случилось?
Помедлив, Громовой Камень кивнул.
— Леса она совсем не знает, — сказал он по-русски и продолжил как про себя на шауни: — Чужая она лесу, не примет он её.
Громовой Камень решительно оттолкнулся рукой от земли и встал.
— Пошли, посмотрим, — опять по-русски. И совсем тихо: — Не шуми пока.
— Понял, кутойс.
Они отошли от скатертей, и Громовой Камень повёл Эркина вдоль края поляны, внимательно оглядывая траву и кусты. Эркин шёл за ним, стараясь не мешать. Сам он ничего в следах не смыслил и отлично понимал это. Вроде никто на них внимания не обратил.
Нога болела уже меньше, и Джинни снова попыталась встать. Надо за что-нибудь ухватиться, подтянуться и вылезти. Как глупо. Чтоб тебе провалиться... и ты проваливаешься. В какую-то берлогу. А... а если это и в самом деле берлога?! И сейчас явится её хозяин — медведь?! И... Джинни невольно всхлипнула. Может, покричать, позвать на помощь? Но... но она же так далеко ушла, что никого не слышала, значит, и её не услышат. И... и вдруг уже все уехали, а она так и останется здесь, в этой яме, с медведем? Она снова всхлипнула и тихо заплакала.
Они уже углубились в лес, когда их нагнал Андрей.
— Вы это куда?
Эркин не успел ответить. Громовой Камень недовольно оглянулся, и Андрей, покраснев, сам пришлёпнул себе губы ладонью.
Громовой Камень шёл впереди, очень медленно, вглядываясь в кажущуюся одинаковой поросль. И только когда он делал следующий шаг, Эркин и Андрей замечали обломанную ветку, примятую траву, отпечаток подошвы кроссовки на полузасохшей лужице. След был извилистый, с неожиданными поворотами, но ясный.
Когда начался ветровал, Громовой Камень пробурчал что-то неразборчивое, проигнорировав вопросительные взгляды Эркина и Андрея, и полез через стволы. Догадавшись, что учитель выругался и потому не стал переводить, Андрей широко ухмыльнулся и про себя повторил услышанное: надо запомнить, вдруг пригодится, такие знания лишними не бывают.
Перелезая через очередной ствол, Громовой Камень ушиб раненую ногу и еле сдержался. Ну, куда эту дурёху понесло? Ни ягод, ни чего ещё, что любят искать и собирать девушки здесь и быть не может. Мощный какой ветровал. А ч-чёрт!
Он бы упал, если бы Эркин не подхватил его сзади. Громко хрустнул под Андреем тонкий высохший ствол.
— Что она здесь искала? — тихо спросил по-русски Эркин.
— Найдём и спросим, — так же тихо ответил Громовой Камень и, не оглядываясь, бросил Андрею на шауни: — Не шуми.
— Уг, — камерным шёпотом ответил Андрей.
Громовой Камень застыл, прислушиваясь. Эркин и Андрей даже дышать перестали, чтобы не помешать ему. Сами они слышали только птичий гомон, не различая в нём отдельных голосов.
Джинни услышала тяжёлый хруст и замерла. Медведь? Идёт сюда? Уже?! Мама, мамочка, не надо! Она попробовала крикнуть, но только слабо, по-мышиному, пискнула.
Громовой Камень вытянул руку, указывая направление.
— Там, — и качнулся, едва удержав равновесие на скользком стволе.
— Я пройду, кутойс, — сразу сказал Эркин, взмахом руки остановив Андрея.
Он тоже услышал этот всхлип и увидел, уже сам увидел следы. Она шла здесь, поскользнулась и упала, значит, там яма. Его тот ствол не выдержит, надо обойти.
Запрокинув голову, Джинни с ужасом смотрела, как подрагивают нависающие над её убежищем концы стволов. Идёт, он идёт...
Эркин осторожно попробовал носком кроссовки ствол. Трухлявый, не выдержит. А вон тот? Да, крепкий. А яма? Ага, вон, как раз под ним и...
— Я её вижу, — бросил он назад на шауни и громко позвал по-английски: — Хей, мисс Джинни!
— Оу! Это вы? Да, вы нашли меня?!
Сзади радостно заржал Андрей.
— Да, сейчас.
Эркин осторожно опустился на колени и лёг так, чтобы опираться на ствол грудью, опустил вниз руки.
— Хватайтесь, мисс Джинни, — он по-прежнему говори л по-английски.
И когда она протянула к нему снизу свои, схватил её за запястья и потянул вверх, на себя: сама же она подтянуться не сможет. Жёсткие бугристые ладони сдавили её руки. Она видит лицо, смуглое, улыбающееся, знакомое. Это Мороз, её ученик, сосед по дому, муж Джен, но... но это уже было! Её уже так вытягивали, беспомощную, перепуганную, властно поднимали, это было! Когда? Где? Почему ей сейчас так страшно?! Её же спасают.
Поднимая Джинни, Эркин боялся, что ствол, хоть и казался крепким, но не выдержит двойного веса, обломится. Но спешить тоже нельзя, надо плавно, без рывков. Потом ему казалось, что это длилось очень долго, а Андрей говорил, что он раз дёрнул — и всё! "Ты ж её как репку из грядки выковырял!"
Прижимая Джинни к себе, Эркин плавно, чтобы резким движением не обрушить подгнившую кучу, выпрямился и попятился по стволу от ямы. Она молчала, глядя на него круглыми испуганными глазами.
Когда они уже вчетвером выбрались из ветровала, Громовой Камень покачал головой.
— Как же это вас угораздило, Джинни?
— Я шла и упала. И ударил ась. Очень больно.
Джинни говорила очень медленно, будто по обязанности. Будто думала о чём-то другом, из-за чего перепачканные промокшие джинсы, ссадина на лбу, подвёрнутая лодыжка, ушибленный локоть — всё это уже совсем не важно.
— Джинни, — Андрей вдруг заговорил по-английски. — Вы в порядке?
— Да, — она остановилась, поправила волосы, тронула ссадину.
— Не трогайте, — перехватил её руку Громовой Камень. — Придём и промоем, а то загноится. Как нога, идти сами можете?
Он говорил по-русски, и она так же отвечала ему.
— Да, — она попробовала переступить и повторила: — Да.
Эркин сразу отпустил её и пошёл чуть сзади и сбоку, чтобы подхватить в случае чего.
— Я, Джинни говорила по-русски с усилием, будто преодолевая что-то, мешающее ей. — Я в порядке. Я... испугалась.
— Понятно, — кивнул Андрей. — Идёшь и проваливаешься. Тут любой испугается.
Громовой Камень улыбнулся.
— Джинни, а почему вы не позвали на помощь?
— Я испугалась, — Джинни говорила уже свободнее. — Ну, что придёт медведь.
— Медведь? — удивился Громовой Камень. — Почему?
— Ну, это же его... дом, его, да, берлога.
К изумлению и даже обиде Джинни, Громовой Камень захохотал.
— Ох, Джинни, — наконец с трудом он выговорил сквозь смех. — Ну, какая же берлога в такой сырости? — и снова засмеялся.
Фыркнул и Андрей, а за ним, помедлив с секунду, наконец засмеялась и Джинни.
Когда они вышли на поляну, оказалось, что их отсутствие заметили и уже беспокоились.
Полина Степановна, Калерия Витальевна, Агнесса Семёновна и Галина Сергеевна сразу занялись Джинни: промывали ссадину, заклеивали её пластырем, утешали и успокаивали. Спасителям тут же торжественно налили.
Громовой Камень, поблагодарив, взял свой стакан и тяжело сел, незаметно потёр ушибленную ногу. И невольно улыбнулся: настолько живописен был рассказ Андрея.
Эркин равнодушно, не почувствовав вкуса, выпил водку и так же равнодушно, как по обязанности, жевал что-то. Он выдал себя, сам, полез сдуру, и теперь она, кона, конечно, узнала его, вот сейчас выплачется на плече Полины Степановны и расскажет, не могла она не узнать, не вспомнить. И тогда... не хочет он думать, что будет тогда. Да, повеселились, нечего сказать. И чего он полез? Андрей бы её отлично вытащил, и всё было бы в порядке, а теперь...
От водки Джинни отказалась, и ей налили горячего чая. Грея руки, захолодевшие от пережитого страха, о стакан, она оглядывалась и то и дело наталкивалась взглядом на хмурое лицо старшего Мороза. Чем он недоволен? И... и почему она его испугалась? Он же её спас. Нет, она ничего не пони мает. Но... но это ощущение на руках, это жёсткое, сжимающее запястья кольцо, властно отрывающая её от земли сила — это же всё было, но... но когда? Неужели... нет, она не хочет сейчас думать об этом. Ей нельзя это вспоминать. Тряхнув головой, она отбросила, заставила себя отбросить эти мысли. Потом, она всё обдумает потом.
Горячий чай, сладкие пирожки и пироги, маленькие рассыпчатые кексы, конфеты, танцы и песни под гармошку... И, поглядев на уже смеющуюся над своим нелепым приключением Джинни, Эркин вдруг подумал, что всё обойдётся, она не вспомнит. Если сразу не узнала, то... то, может, и пронесёт, как раньше проносило. И он уже по-иному оглядел стол, отыскивая, чего он тут ещё не пробовал. Вроде... вон того пирога, и чаю бы ещё. Он налил себе заварки и со стаканом в одной руке и пирогом в другой пошёл к самоварам за кипятком.
Танцующий в круге Андрей поймал краем глаза улыбку Эркина и успокоился: теперь-то уж точно всё в порядке.
Натанцевавшись, снова пили чай и уже не ели, а доедали. Солнце уже уходило за кроны деревьев, и праздник сам по себе стал сворачиваться. У костра решили не сидеть: ещё ж обратно ехать, а в темноте выбираться из леса непросто.
Громовой Камень разобрал очаг. Прутья воткнули в землю под кустами: там сыро, а они живучие, могут и корни пустить. Камни снесли обратно к реке, где и брали. А потом положили остывшее и политое водой кострище дёрн, и будто ничего здесь и не было.
— И никаких следов! — восхитился Артём.
Громовой Камень улыбнулся ему.
— Следов много. Смотри, как всё истоптано. На высокой траве следы очень заметны.
Артём смущённо покраснел.
— Ну... ну, это же не важно,
— Да, — кивнул Громовой Камень. — Здесь и теперь не очень важно.
И пошёл к скатертям, куда всех звали, чтоб доесть и допить: не везти же обратно. Но особо упрашивать и уговаривать никого не пришлось. Отсутствием аппетита никто из присутствующих не страдал.
Тим допил свой чай и, жуя на ходу пирожок с вареньем, ушёл к автобусу прогревать мотор, а то скоро темнеть начнёт. Из самоваров сливали последние капли и вытряхивали золу. Собирали посуду, корзинки и кастрюльки. Громовой Камень, ловко орудуя ножом, вытесал из ящичной доски лопатку выкопал ямку.
— Шелуху, скорлупу и прочее сюда. А объедки под кустами разбросайте, разберут.
— А кости?
— В яму, — и улыбнулся. — Кто любитель, тот сам себе отроет.
— Правильно, — кивнула Агнесса Семёновна. — А бумагу и прочее несъедобное ко мне вот в этот мешок. Чтоб никакого мусора за нами не оставалось.
И уже уходя к автобусу, Громовой Камень поднял из-под куста курточку Джинни.
Разместили в багажнике опустевшие корзинки, кастрюльки, самовары, ящики и мешки. Тоже оказалось непросто. Чтоб не помялось и не побилось в дороге.
Войдя в автобус одним из последних, Громовой Камень, проходя к своему месту, бросил на колени Джинни её курточку.
— Оу! — удивилась Джинни. — Спасибо, я совсем забыла о ней. Где вы её нашли?
— Не в берлоге, — рассмеялся Громовой Камень.
Джинни покраснела. Кажется, её теперь будут долго этим дразнить. Конечно, им и особенно ему смешно, но она-то всерьёз испугалась.
Убедившись, что никого и ничего не забыли, Тим мягко стронул автобус и со светлой, ещё солнечной поляны они въехали в полупрозрачный предвечерний сумрак. Кто-то пробовал ещё петь, но большинство сидело тихо, а кое-кто, сморенный выпивкой и весельем, задремал.
Эркин сидел рядом с Андреем, с бездумной отрешённостью глядя в окно на царапающие стекло ветви. Кажется, и в самом деле всё обошлось: его не узнали. Как же хорошо было. И повеселились, и подурачились, и поели вкусно и досыта. Сколько же он выпил? Два стакана, точно. И не пьяный, не очень пьяный. А Андрей? Эркин посмотрел на брата. Андрей спал, откинув голову и улыбаясь во сне. Джинни сидела впереди, Эркин её не видел и поэтому сейчас о ней не думал. Не то, чтобы забыл, а просто не думал.
Когда выехали из леса на дорогу, заметно посветлело, и Тим прибавил скорость. Хорошо было, что и говорить. Смешно, но это у него второй выпускной. Не сравнить с первым...
За последнюю неделю погибли ещё двое. Джок и Рич. На гонках лобовой атаки. Хозяин рассадил их всех по машинам по одному. Манекен на заднем сидении изображал хозяина. Ты ведёшь машину, и тебя атакует другая машина. Кто кого будет атаковать, знает только хозяин. В прошлый раз он атаковал Слима и перевернул его машину тараном без стрельбы. Слима он вытащил из горящей машины и даже сбил с него пламя, но... с переломанным позвоночником. Хозяин велел Чаку добить Слима, а его выпорол. За то, что не стрелял, бросил без присмотра свой манекен, да ещё и помог без приказа. Солидно ввалили. А сегодня он в обороне и такой глупости уже не повторит. Кто же атакует? Этот? Этот? А ч-чёрт, сзади.... Коробочка? Ну, нате! Он круто выворачивает руль, выскакивая из ловушки, разворачивается, взвизгнув тормозами, и выдыхает ответ на непрозвучавший приказ.
— Да, сэр, кончать их, сэр!
И бросает машину в лоб, в створ между двумя атакующими. Удерживая руль одной рукой, быстро стреляет в окна. Есть в мотор! Горит! А второй? По нему промазал, но тот слишком круто выворачивает, врезается в ограждение и отлетает к горящей машине. Теперь горят оба. Уносясь на скорости, он в зеркальце заднего обзора видит, что кто-то в горящей куртке выскакивает и катится по траве, сбивая пламя. Выскочил Юп, а Джок сгорел. А Рича застрелил на атаке чак. Так их осталось десять. Они стояли перед хозяином как положено: ноги расставлены, руки в карманах, глаза в упор, а хозяин прохаживался перед ними, разглядывая так, будто впервые видел. "Как на торгах", — мелькнула у него мысль, но он тут же отбросил её как несусветную глупость: телохранителей, да ещё на клятве не продают.
— Хорошо, — кивнул хозяин.
Но это не было похвалой, а так, просто словом. Дальше, как обычно. Каждый получил своё. Он получил ожидаемый приказ на порку за промах и неожиданную похвалу:
— А что приказ понял — молодец.
Только тогда он вспомнил, что в каждой машине стоит подслушка, и хозяин на своей вышке слышит каждое их слово. А вечернюю еду готовили на двенадцать, так что он и Чак получили по двойной порции: за себя и за убитых ими. Как было заведено...
...Проверяя себя, Тим поглядел на карту. Нет, всё правильно. Нет, всё правильно. А белая ночь — совсем даже неплохо. А тогда...
...Тогда они не поняли, что это была не тренировка, а экзамен, выпускной. Правда и слова такого тогда не знали. Радовались, что дожили. До вечера, до кормёжки. И всю неделю они работали и тренировались уже вдесятером. Хозяина видели редко, работали с недавно привезёнными, два десятка при купили зачем-то и поставили проредить новичков, выбив некондицию. Тим усмехнулся. Зачем-то?! Теперь он понимает: зачем. Их уже предназначили к продаже. И Грин ездил договариваться с покупателем. Но тогда
Это им и в голову не приходило. Не могло прийти. Они же дали клятву...
...Вечером в субботу им обычно давали свободное время. И он уже думал о гараже. Как всегда: поест — и в гараж. Хозяин их очень редко в это время беспокоил.
— Ну что, парни, сегодня по одинарной? — скалит зубы Кит, складывая тренажёр.
— Ещё не вечер, — огрызается Юп.
— Тебе-то двойная точно не светит, — Чак в шутку несильно тыкает Юпа в обожжённое плечо. — Ну, палёный, стыкнемся? А? На хлеб, а? — и хохочет, когда Юп молча, закусив губу, чтобы не кричать от боли, отходит.
Он тоже молчит. Юпа обжёг он, и не ему заступаться. Чак озирается, ищет, с кем бы стыкнуться. До крови — на хлеб или до двойной пайки — до конца, но желающих рискнуть нет. Они убрали зал и пошли в душ. Душ перед обедом тоже обычен. Если только ничего особого не случится. Но на выходе из душа их встретил хозяин. И велел идти в зеркальный зал. А вот это уже было нарушением режима, да и есть сильно хотелось, но, разумеется, никто даже бровью не повёл: хозяином сказано — ими сделано. Хозяйская воля выше и закона, и обычая. В зале хозяин велел им раздеться и встать у зеркальной стены. Они скинули обычную одежду домашних рабов, которую носили вне тренировок, и выстроились у зеркала. Руки за спиной, ноги расставлены, веки опущены — сейчас они не телохранители, а обычные рабы.
— На случку отберут, — шепнул Джордж.
— Тебя на торги, а Юпа на Пустырь, — сразу ответил Чак.
Ещё кто-то совсем тихо хихикнул. Он промолчал. Куда отберут — туда и пойдёшь. Хозяин оглядел их, велел Саю и Гэбу по меняться местами и снова прош1лся вдоль их строя, заглядывая им в глаза под ресницы. Хозяин это умел, хотя был высоким, не ниже них. Он стоял спокойно, уверенный в себе, что ни в чём не ослушался, так что наказывать его не за что. Да и остальных, пожалуй, тоже. Всю неделю работали и тренировались слаженно и точно. А что новеньких сильно побили и проредили, так это положено, их тоже поначалу и валтузили до Оврага. И угадал: наказания не было. Даже наоборот.
— Хорошо, — кивнул наконец хозяин. — Вы хорошие рабы.
И они заулыбались в ответ: такую похвалу заслужить непросто.
— Но до высшей награды вам ещё далеко...
Хозяин остановился, и они дружно облегчённо заржали. Высшая награда — это лёгкая смерть от руки хозяина. Награда наградой, но чем она позже, тем лучше. Переждав их смех, хозяин продолжал:
— Но кое-что вы сегодня получите.
И коротким взмахом руки показал им на лежащие у другой стены свёртки.
— Артур... Дик... Флетч... Чак... Джордж...
Хозяин называл их, и они по одному подходили, брали указанный свёрток и возвращались в строй.
— Тим...
Он выходит. Вот этот свёрток? Да. Тяжёлый...
— Одевайтесь.
Он быстро разворачивает тёмное тонкое одеяло. Полная форма телохранителя. Два ножа, кастет, два пистолета, глушители, обоймы, отмычки, наручники... всё, что положено. Нет только гранат и автомата. Но те выдаются на конкретное дело, а этот набор всегда на нём. Он быстро одевается, размещает на себе оружие, и вот их строй уже иной. Руки в карманах, головы подняты.
— Да, — кивает хозяин, — вы теперь настоящие телохранители, — и улыбается. — Этот вечер и ночь я даю вам. В награду.
Вечер и ночь? Он всю ночь сможет работать в гараже и в мастерской?!...
...Тим усмехнулся. Рано он тогда обрадовался. Ни в гараж, ни в мастерскую он не попал. В зеркальце он оглядел салон: кто спит, кто так сидит и в окно глазеет. Ну, немного уже осталось. И лагерник спит. Андрей мороз. Ладно, решили — так решили. Хорошо, что парень его не помнит. Лагерей много было, может, они и впрямь тогда разминулись. А тот вечер... да, это был их праздник. Грин уже знал, что продаст их, и наверняка знал кому, вот напоследок и устроил им... праздник... выпускной...
...Обычно в этом зале они учились ресторанной работе. Накрывать, подавать, охранять, нападать, использовать подручные средства. А сегодня-то здесь что? Обещали награду, а вместо неё очередная тренировка?! Входя, он привычно быстрым запоминающим взглядом окинул зал. Так... разгорожен на кабинки-ячейки по кругу, пред каждой стол и два стула, а в кабинке низкий широкий диван... что-то новенькое, такой вводной ещё не было... кабинок десять... работа в синхрон? Столы уже накрыты... тарелки, две бутылки, один прибор... а манекенов нет.
— Это вам, — хозяин широким жестом отправляет их в зал. — Ешьте, пейте, — и ухмыляется, — и всё остальное.
Они, всё ещё недоумевая, разошлись по столикам. Им? Это им? Жареное мясо, настоящие бифштексы, овощи, бутылка виски и бутылка минералки, ещё какая-то еда... это всё им?! Он огляделся. Да, вон Дик уже жуёт, ну, Гэб в жратве всегда первый, а хозяин? Смотрит и улыбается. Значит, и это всё взаправду?! Он сел к столу и налил себе, глотнул. Да, виски. Придвинул к себе тарелку и стал есть, стараясь особо не торопиться: столики расставлены так, что от соседних не дотянутся. Чтобы отнять, придётся встать и подойти, а тут он уже от любого отобьётся. Хозяин хлопнул в ладоши, и они дружно, вскинув головы, оторвались от еды, а Подлиза Кит даже на ноги вскочил, показывая, что готов к работе. Но хозяин звал не их. В зал вошли... спальницы?! Чёрт, настоящие спальницы! И по жесту хозяина подбежали к ним, к каждому.
— Это тоже вам! — расхохотался хозяин. — Каждому на ночь. Всем поровну.
Молодая пышногрудая мулатка склоняется над ним, целует в щёку и шею возле уха, и он уже не следит ни за своей едой, ни за выпивкой. Когда спальница рядом, так уже ни до чего. Да и хозяин сказал, что всем поровну, так что даже Чак не посмеет...
...Тим усмехнулся. Да, дальше уже всё как в тумане. Пили, ели, трахались, менялись спальницами, снова пили. Как ещё до ножей не дошло, или они даже пьяными помнили: кто они есть и чего им позволено. А на следующий день их продали. И это вспоминать уже никак не хотелось, ни под каким видом. А вон уже и Беженский Корабль показался.
Они так и договаривались, что как он всех собирал утром, так и развезёт по домам. Тим остановил автобус и обернулся.
— Беженский Корабль, ladies and gentlemen, — объявил он сразу на двух языках.
— Оу! — встрепенулась Джинни. — Спасибо.
Эркин мягко толкнул Андрея.
— Просыпайся, приехали.
— Ага, — сразу открыл глаза Андрей.
Они вышли из автобуса и невольно огляделись, будто попали в незнакомое место. Тим вышел следом, открыл багажник и достал их корзины.
— Пожалуйста, мисс Джинни. Держите, парни.
— Спасибо.
— Ага, спасибо.
Тим захлопнул багажник пошёл на своё место. К его удивлению, Андрей последовал за ним. Удивился и Эркин.
— Эй, ты куда?
— Не боись, братишка, — рассмеялся Андрей, — не заблудился, — и чуть серьёзнее, глядя на Тима. — Подмогну с машиной. Не против?
Помедлив, Тим кивнул.
— Не против.
Эркин нахмурился, но... но он не может запретить Андрею, и ведь решили, что прошлое в прошлое, вместе решали, так что... ладно, авось обойдётся. И он уже спокойно пошёл вслед за Джинни к дому, к их подъезду.
Хотя было ещё достаточно светло, но гуляющих уже нет: завтра понедельник, всем на работу. Джинни это устраивало. И то, что Андрей уехал, тоже. Всю дорогу в автобусе она вспоминала, заставляла себя вспомнить. Рядом было тёплое мягкое плечо Полины Степановны, и она рискнула. Ей говорили, сначала доктор айзек, а потом врачи и психологи в лагере: "Не вспоминайте, оставьте это в прошлом, за чертой", — но сегодня она рискнула перейти эту черту. И вспомнила. Да, эти руки, жёстко сжимавшие её запястья, и подъём вверх из темноты, и навалившееся на неё сильное тяжёлое тело, и... Джинни покосилась на идущего ступенькой ниже Эркина и остановилась. Невольно остановился и Эркин, удивлённо поглядел на Джинни. И медленно, начиная догадываться, нахмурился.
— Послушайте, — Джинни сглотнула, — я хочу... Мне надо поговорить с вами.
Она говорила по-английски, и Эркин ответил ей на том же языке.
— Здесь и сейчас?
— Да, — твёрдо ответила Джинни. — Именно сейчас. И здесь.
Эркин хмуро кивнул.
— И что... О чём вы хотите говорить?
— Вы, — Джинни говорила медленно, явно подбирая слова, — Вы до освобождения были рабом, так?
— Да, — резко ответил Эркин и, вскинув голову, посмотрел ей в глаза. — Я был рабом, мэм, и что дальше?
И Джинни уже не стала проверять имена хозяев, название имения, нет, это не нужно, она не ошиблась.
— Вы помните меня? Помните, что случилось... в ту ночь?
Эркин отвёл глаза. Вот, значит, что.
— Да, помню, — и снова повернулся к ней. — Спрятал вас в скотной, а потом вытащил, и вы ушли из имения.
Джинни на секунду растерялась.
— Но... но я сама там спряталась.
Эркин невольно улыбнулся.
— Вас бык видел. Он запах чуял и беспокоился. Я и задвинул брикет.
— Хорошо, — помедлив, кивнула Джинни. — Но... но когда вы... вытащили меня, вы помните, почему вы это сделали?
— Что? — угрюмо повторил Эркин. — Что вам непонятно?
— Ну, вы же... — Джинни запнулась. — Вы же хотели... — она не смогла произнести это вслух, — и не стали. Почему?
— Ничего такого я не хотел, — твёрдо ответил Эркин.
— Но... но вы же...
— Что я? — Эркин перевёл дыхание. Нет, он не отступит, да, пусть здесь и сейчас всё решится. — Что я сделал?
— Вы... трогали меня, — неуверенно сказала Джинни. — Я... я хочу понять. Зачем вы это делали? — и, так как он молчал, упрямо продолжила: — Наваливались, трогали и... и не сделали ничего, отпустили. Почему?
— Почему делал или почему не сделал? — решил уточнить Эркин.
Джинни удивлённо посмотрел на него и тряхнула головой.
— Я хочу знать правду. Всю правду.
Эркин вздохнул.
— Я не знал... кого прячу. А когда вытащил, подумал, что вдруг хозяйка. Вот и проверял, — она молча смотрела на него круглыми удивлёнными, но не испуганными глазами, явно не понимая, и он нехотя пояснил: — Хозяйка серьги носила, вот я и... трогал, проверял. А, когда понял, что не хозяйка, ушёл, — и наконец улыбнулся. — На вас у меня злобы не было.
Джинни задумчиво кивнула. Эркин молча ждал. Наконец, она сказала:
— Хорошо, Я всё поняла. Но это... не вся правда. А если бы это была хозяйка? Что бы вы сделали?
И спокойный, страшный этим спокойствием ответ:
— Убил.
— Вы... — ошеломлённо пролепетала Джинни, — вы так ненавидели её? За что?
Эркин уже совсем успокоился. Самое страшное сказано, и вроде бы его поняли, а это... уже пустяки.
— Я её и сейчас ненавижу. А за что? — он зло улыбнулся. — Это долгая история. И не для вас.
Джинни поняла, чот он ей больше ничего не скажет про миссис Кренстон, и спросила о другом:
— Я узнала вас только сегодня, а... вы? Когда вы меня узнали?
Эркин улыбнулся уже совсем по=другому: весело и открыто.
— На первом уроке. Когда услышал.
— Но, — удивилась Джинни. — Но мы же и раньше... встречались. И на беженском новоселье и потом...
— Но тошда вы по-учительски не говорили, — объяснил Эркин.
Разговор стал уже совсем другим, и они оба понимали это.
— А там? Разве там вы слышали меня?
— Ну да, — негромко рассмеялся Эркин. — Вы же приходили на скотную, про коровок и молочко рассказывали.
— А вы...
— А я в стойле у быка сидел и слушал. Они уже не стояли, а поднимались по лестнице, шли рядом и говорили... как добрые знакомые.
— Я и не знала.
— А никто не знал, — весело хмыкнул Эркин. — Самое безопасное место в имении.
Они уже вошли в коридор своего этажа, и второго своего вопроса: почему тогда он не попытался... не захотел... неужели она ему настолько не понравилась? — Джинни так и не задала.
Их двери напротив, и остановились они одновременно. Эркин достал ключи.
— До свидания, мисс Дженнифер, — улыбнулся он ей. — Спокойной ночи.
— Да, — кивнула Джинни и протянула ему руку. — До свидания, спокойной ночи, и... и спасибо вам, Эркин.
Они обменялись рукопожатием, Эркин открыл дверь и вошёл в свою квартиру.
Алиса уже спала, но Женя ждала его.
— Я очень поздно, да? — виновато спросил Эркин, когда они уже сидели на кухне и пили чай.
— Ну что ты, Эркин?! — искренне изумилась Женя. — Когда у меня был выпускной, в колледже, мы до утра гуляли. И в школе тоже. Вы ещё рано закончили.
Эркин вспомнил разговоры в автобусе и усмехнулся.
— Кому мало, те догуливать пошли.
Женя охотно рассмеялась.
— И Андрей?
Эркин пожал плечами.
— Он поехал с Тимом, помочь тому с автобусом, ну, помыть, почистить... а потом... не знаю. Его дело.
— Конечно, — кивнула Женя. — Ты доволен, Эркин?
— Да, — Эркин счастливо улыбнулся. — Да, Женя, очень. Было очень хорошо, весело.
И вдруг он неожиданно для себя зевнул.
— Иди спать, Эркин, — рассмеялась Женя. — От радости тоже устают.
— Да-а? — удивился Эркин, но послушно встал. — Женя, твои пирожки так все понравились.
— Ну и отлично. Тебе завтра ведь во вторую смену, да? Вот и выспишься.
— Ага, — согласился Эркин.
Душ, спальня... кажется, он заснул, ещё выходя из кухни, и всё остальное продела во сне и не проснулся, когда Женя легла рядом и поцеловала его, только вздохнул и улыбнулся.
Выслушав рассказ Джинни, Норма покачала головой.
— Джинни, ну, когда ты повзрослеешь? Ну, зачем ты полезла в берлогу?
— Мама, я не полезла, а упала, и потом Гриша сказал, что медведя там и быть не могло.
— Конечно, медведь — умное животное. В отличие от некоторых учительниц.
— Ну, мама! — рассмеялась Джинни. — Всё закончилось хорошо, а конец делу венец.
Последние слова она сказала по-русски, Норма не так поняла, как догадалась и кивнула.
— Немцы говорят: Ende gut — alles gut. Конец хорош, всё хорошо, — перевела она сама себя на английский. — Но, Джинни, глупость, окончившаяся благополучно, остаётся глупостью.
— Да, мама, помню, ты мне это столько раз говорила.
Джинни вскочила и со смехом расцеловала мать.
— Мамочка, всё хорошо, и я иду спать.
— Конечно, Джинни.
И, когда Джинни вышла, снова покачала головой. Но уже с другой улыбкой. Как хорошо, что её девочка выздоровела.
Уже лёжа в постели, Джинни блаженно потянулась и тихо засмеялась, вспоминая сегодняшний день. Как всё-таки было хорошо! И Мороз... Эркин Мороз... нет, она пока не станет рассказывать маме, надо самой всё это обдумать, кое-что выяснить. Интересно, а почему её1 вытаскивал Мороз, а не Громовой Камень, искал-то он. Не захотел дотронуться до неё? Непонятно. Ладно, всё завтра, всё потом. А сейчас — спать. Всё хорошо, можно спокойно спать. И завтра не надо на работу. Мирон Трофимович дал им всем отгул на один день. Потом два дня на документацию и отпуск до конца августа. И не забыть, что в среду Иван Купала, будет большой праздник, на траве у озера...
С этим она и заснула.
Андрей шёл домой, любуясь рассветом. Хорошо, что сегодня ему во вторую смену. Сейчас в душ и часика четыре он возьмёт. Только от Алиски не забыть запереться.
А хорошо погуляли. И с Тимом всё утряслось, да так, что лучше и не надо. До чего ж мужик своё дело знает, у такого поучиться не грех, а удача...
...Когда они, высадив последних пассажиров у Старого города, остались вдвоём, Тим впервые оглянулся на него.
— Ну?
Он пожал плечами.
— На комбинат, куда же ещё.
Тим кивнул, и они поехали на комбинат. Он стоял, держась за ограждение кабины шофёра и смотрел на работу Тима. Фредди вёл по-другому, но... да, Тим, конечно, классный специалист.
— Нравится?
— Да, — вздрогнул он. — Классно водишь.
Тим заговорил по-английски, и он отвечал так же.
— И что? Всерьёз хочешь на шофёра?
— Всерьёз, — кивнул он. — Я уже говорил.
— Да, помню, — Тим сосредоточенно глядел перед собой.
Он чувствовал, что того разговора в лесу Тиму м ало. Но и ему — т оже. Да, конечно, слова, данного Эркину, он не нарушит, но и не помешает им сейчас никто: время позднее, один на один будут. Решить-то решили, но по деталям стоит пройтись...
...Андрей поёжился, передёрнув плечами: прохладно на рассвете, а он в одной рубашке. Ну, ничего, осталось немного, а там в душе прогреется...
...Автобус отмывали до блеска, чистили салон и багажное отделение, а уж мотор чуть ли не заново перебрали и отрегулировали.
— Это ты всегда так? — не выдержал он.
Тим кивнул.
— Как ты к машине, так и она к тебе.
И он ответил памятным ещё с лагеря, с уроков Старика.
— Инструмент не живой, а руку чувствует.
И Тим улыбнулся.
— Сам придумал?
— Нет, слышал. Учил он меня. Ещё там, — и помедлив, всё-таки сказал: — Меня спас, а сам лёг.
И по лицу Тима увидел: тот всё понял правильно. Какое-то время работали молча. И уже сам Тим начал:
— Нас из всей десятки... Один я, похоже, остался.
Вот тогда и пришло ему в голову ещё раз проверить. Вдруг... ведь и сколько лет прошло, и действительно он их тогда не разглядывал.
— Слушай, вас всего десять было?
— Осталось, — поправил его Тим. — Начинало нас... вдвое, а может, и ещё больше.
Он кивнул.
— Что, так учили?
— А ты думал! — Тим резко крутанул болт, едва не сорвав резьбу. — Каждая тренировка сортировкой.
— Понятно. И что, — он задумался, подбирая слово, — все как ты? Ну, одного увета?
Тим даже как-то удивлённо посмотрел на него.
— Да... слушай, верно, так и получилось.
И он, уже переводя дыхание, радуясь, что и память не подвела, и что личных счётов у них нет, решил всё-таки уточнить:
— Мулатов не было?
— Нет, — сразу твёрдо ответил Тим. — А... что?
— Тогда... я помню, там мулаты были, пятеро, наверное.
— нет, — Тим уже сообразил и тоже заулыбался. — Было двое, но они быстро вылетели, ещё до выездов. И... давно это было?
Он нехотя кивнул.
— Давно. Я совсем малолеткой был. Ладно, не вы, значит, другие... — и остановился, не договорив: "такие же",
Но Тим понял. И опять они работали молча. Но согласно. А отладив, вылизав машину, отмыли руки здесь же во дворе — бытовки-то закрыты, а бегать за сторожем, чтобы открыл, неохота.
— Ладно, — Тим стряхнул с рук воду. — Дома отмою.
И к выходу они шли вместе. Но Тим сразу ушёл, а его окликнула из своей будочки девчонка-диспетчер. А там...
...А там до утра проболтался. Ему не трудно, а ей приятно. Легко всё прошло, по доброму согласию и в общее удовольствие. Ей тоже скучно, так чего ж... не позабавиться.
Андрей легко взбежал по лестнице на второй этаж и прошёл к своей двери. Ещё тихо, но уже чувствуется скорое утро. Верхний замок, нижний... смотри-ка, не закрыли, ждали его. Теперь лишь бы не разбудить никого, и до полдня отстаньте все от него.
* * *
1998; 15.08.201430
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|