Тетрадь 95

ТЕТРАДЬ ДЕВЯНОСТО ПЯТАЯ

* * *

"Страус" — фирма известная. Когда берётся за что, то солидно, если ставит точки, то сетью. Получить адреса основных точек "Страуса" в России обошлось недешёво, но без особых затруднений. Список оказался длинным. А когда пометили все точки на карте...

— Однако! Осилишь, ковбой?

— Смотря за какой срок, Джонни. И по всем я не поеду.

— Да, Пограничье исключаем.

— Надо брать узлы. Смотри. Здесь, здесь и здесь. Проедусь по ним, а мелочь потом.

Джонатан кивнул. Да, это, пожалуй, наилучший вариант.

— Вот так, Джонни. Проедусь по кругу, посмотрю, понюхаю и будем думать.

Фредди встал и потянулся, упираясь кулаками в поясницу. Джонатан аккуратно сложил большую карту России — из штабных запасов империи, удалось взять по дешёвке как устаревшую и предписанную к списанию, но для них пока сойдёт — и тоже встал.

— Есть ещё вариант, Фредди.

— Интересно?

— Комитет. Там хвоста не будет.

Фредди кивнул.

— Я думал. Но вряд ли он остался Мэроузом. Говорят, все, кто уехал, взяли себе русские имена.

— А профессор?

— Еду через Царьград, найду его.

Джонатан, помедлив, кивнул. Да, найти Эркина можно только через профессора. Будем надеяться, что Фредди удастся уговорить профессора, прижать-то его им не на чём, и не тот это человек, чтоб под нажимом работать. И заинтересовать нечем.

— Что он может потребовать за информацию, Фредди?

Фредди пожал плечами.

— Это ему в тот раз была нужна информация, он спрашивал и платил за ответ. А сейчас... спрашиваем мы. Не знаю, Джонни.

Джонатан знал, как Фредди не любит неопределённости, и хуже нет, чем действовать в неизвестности, но... но другого варианта у них сейчас нет.

Август, к удивлению Эркина, прошёл очень быстро. Наверное, из-за затеянного Андреем строительства. Но как-то и оглядеться не успел, а вечера прохладные, листва зелёная, а то на одном, то на другом дереве хоть по одному жёлтому листу заметно. Осень? Нет, они и на озеро ещё несколько раз ходили, и ещё всякое было, и ещё всякое было, и вроде ещё лето, а Женя уже перебирает, пересматривает в кладовке и спальне зиние вещи.

— Эркин, — Женя подвинула Андрею масло, -ты помнишь про родительское собрание?

Едва не поперхнувшись, Эркин кивнул.

— Да, Женя, завтра, правильно?

— Да, я думаю...

— Оба идите, — вмешался Андрей. — А я за Алиской пригляжу.

— Ой, — засмеялась Женя. — Спасибо, Андрюша. А квартира уцелеет?

— Непросто, конечно, — кивнул Андрей. — Но я постараюсь.

Эркин засмеялся сосредоточенному тону Андрея.

— А в субботу, — деловым тоном продолжила Женя, — вы поедете в Сосняки. За большими покупками.

— Ага, — кивнул Андрей. — Как скажешь, Женя. Список составь, и мы прямо по списку.

Сначала Женя хотела возразить, но тут же сообразила, что лучшего способа заставить Эркина купить что-то себе, у неё нет.

— Строго по списку, — подтвердила она.

У Эркина хитро заблестели глаза.

— А больше, ну, чего в списке не будет, можно?

— Можно, — засмеялась Женя.

О Сосняках, какие там потрясающие магазины, говорили и даже в газете писали. В Ижорске — власть, а богатство — в Сосняках, за чем надо, туда и езжай. Правда, поезд в Сосняки неудобен, но пустили автобус-экспресс, дорого, правда, дла с полтиной в один конец, но зато и закупиться можно по-крупному.

— Андрюша, тебе нужны джинсы.

— Мне много чего нужно, — кивнул Андрей. — Вот в Сосняках и куплю. У "Страуса".

Что знаменитая фирма открыла магазин в Сосняках, они тоже прочитали в газете.

— Женя, а ты не поедешь? — спросил Эркин.

— Тогда и Алиску брать, а с ней не походишь. Нет, поедете одни.

— Ладно, — Андрей допил чай и встал. — Кто куда, а я баиньки.

— Спокойной ночи, Андрюша, — улыбнулась Женя.

Андрей, как всегда, вымыл свою чашку с блюдцем и ложкой, рассовал их на сушке и вышел из кухни, хлопнув по дороге Эркина по плечу.

У себя в комнате Андрей быстро разобрал постель и прислушался. Вроде, Эркин пошёл в ванную, ладно, успеем. Андрей подошёл к книжному шкафу, провёл пальцем по книжным корешкам. Ну вот, до библиотеки, конечно, далеко, даже до той, грязинской, которую называли "малой", а большая, да, правильно, мелькала в разговорах царьградская, или основная, ну так до той, как до неба на карачках, но кое-что... А в библиотеку тогда... в пятницу. Завтра ему с Алиской исдеть. Ну, так это не проблема. У него вообще проблем нет. Всё тип-топ и лучше не надо. Даже день рождения Серёжки-Болбошки отпраздновал. Купил торт, шоколадных конфет, хороших консервов. Андрей улыбнулся воспоминанию...

...Эркин был уже дома, поэтому Алиса гуляла во дворе и, увидев его, бросилась навстречу.

— Андрюха, это что?

— Торт, — рассмеялся он. — Не узнаёшь разве?

Алиса хитро посмотрела на него.

— А я с ним ещё не познакомилась.

Ну, до чего ж пацанка ушлая! Он дёрнул её за косичку и пошёл домой. Эркин надраивал ванную, но, услышав стук двери, окликнул:

— Андрей, ты?

— А кто ж ещё. Смотри, чего принёс.

Эркин вошёл в кухню, увидел его покупки и присвистнул:

— И что празднуем?

Он уже открыл рот, но тут же сообразил, что Эркину о Серёжке-Болбошке, Серёже Бурлакове знать не стоит, вернее, Эркин и так знает, но напоминать об этом не надо, нельзя. И ответил залихватски, правду, но не всю.

— А у меня настроение хорошее!

— А что, у тебя и другое бывает? — очень серьёзно спросил Эркин...

...Андрей тихо рассмеялся. Только Эркин так умеет: серьёзным тоном, только глаза блестят. А Женя пришла, он и ей то же самое сказал. А Алиска и не спрашивала. Торт — он сам по себе праздник. И хорошо как получилось. От души посидели. Ну вот, вроде Эркин спать пошёл, так что сейчас быстренько в душ и на боковую.

Андрей ещё раз провёл ладонью по книжным корешкам и пошёл в ванную. Раздевшись, он с удовольствием оглядел себя в зеркале. А ведь и в самом деле ничего. Не сравнить с тем, как было. Он даже повертелся перед зеркалом, оглядывая себя со всех сторон. И загорел он прилично. Шрамы, конечно, заметны, но это уже так... для знатока. Так что и показаться не стыдно, видела б мама... а то всё волновалась, что из-за войны заморышем станет, а он вон каким вымахал.

Андрей подмигнул своему отражению и задёрнул за собой занавеску.

Когда он вышел из ванной, в квартире было тихо по-ночному.

Поездка в Ижорск, к радостному удивлению Громового камня, прошла на редкость удачно, хотя и не так, не совсем так, как он ждал. Вместе с ними поехали чуть ли не все учителя из новой школы. Они и перезнакомились на автовокзале, а в автобусе было шумно и по-дружески весело. И в методкабинете он не только набрал пособий, но и оставил заказ на книги, карты и таблицы. Громовой Камень улыбнулся воспоминанию. Хотя... конечно, не обошлось и без подкола, но не со зла, а скорее от незнания...

...Две женщины вытаскивают из шкафа и выкладывают перед ним новенькие листы.

— Вот хорошо. А то прислали, а мы даже не знаем, что с этим делать!

Он кивает, перебирая плакаты к букварю на шауни.

— Да, я возьму весь комплект. И ещё...

— вот, — ему протягивают пухлую затрёпанную книжку-каталог. — Вот, посмотрите и отметьте.

— Спасибо.

Страниц для шауни мало, но они чисто белые, не захватанные и сразу заметны среди других, посеревших от частого перелистывания. Ну да, он же первый учитель шауни на весь Ижорский Пояс. Он уже берёт бланк и вдруг вспоминает:

— Да, оплачивает школа?

— Департамент, — улыбаются ему в ответ. — Буквари на... вашем уже заказаны.

— Хорошо, спасибо. А прописи?

— А зачем? — спрашивает та, что помоложе и чем-то неуловимым похожая на Липочку. — Буквы-то те же. У вас же своей письменности нет.

И он спокойно объясняет, что алфавит похож на русский, но не такой же. Так что, прописи обязательны. И, выписывая цифры, держит в голове, что у него ещё школа для взрослых, три и пять, да, восемь учеников у него уже есть, и ещё могут быть, так что ещё десяток плюсуем...

...А потом гуляли по Ижорску, сходили в Краеведческий музей. Компания как-то распалась, и они с Джинни остались вдвоём. Ходили по полупустым, заставленным витринами залам. Джинни ахала и удивлялась старинным с вышитыми и вытканными узорами костюмам и большим длинным полотенцам, он даже пытался что-то ей объяснять, стараясь не стучать палкой по наборному тоже узорчатому полу. И понимал, что знает мало, объясняет путано и невнятно. Но Джинни, похоже, этого не замечала.

...Из музея вышли поздно, до автобуса всего час оставался. Надо было бы, конечно, пригласить Джинни пообедать, хотя бы перекусить, но до музея он зашёл в книжный магазин и вышел оттуда со свёртком и без денег. Но Джинни, как-то рассеянно оглядев площадь со сквериком у автовокзала, сама предложила посидеть и передохнуть.

— Хорошо, Джинни, — кивнул он и, всё-таки, нащупывая в кармане мелочь, предложил: — Хочешь мороженого?

— Ой нет, спасибо, — улыбнулась Джинни. — Лучше просто посидим.

Нашлась и свободная скамейка в тени. Они сели, иДжинни, вытянув ноги, вздохнула:

-Уфф, я даже устала. А ты? — и покраснела, сообразив, что мужчину о таком не спрашивают.

Он улыбнулся её смущению

— Есть немного, — и перевёл разговор. — всё заказала?

— Оу! Здесь так много всего, — засмеялась Джинни. — Я и для начальной, и для средних классов набрала. Вот такую, — она широко развела руки, едва не задев его, — сумку в камеру сдала.

Он кивнул.

— Я тоже. Поменьше, правда, но и набрал, и заказал.

— Гриша, — Джинни смущённо помялась. — А... а язык, ну, шауни, очень трудный?

Он пожал плечами и улыбнулся.

— Наверное. Как и другие языки. Любой язык труден, пока его не знаешь. Мне многие говорили, что английский сложнее русского.

— Да, — кивнула Джинни. — Я тоже об этом слышала. Но... н оведь это не так!

— Я думал об этом. Понимаешь, я ведь оба учил. Они... разные, и на шауни оба не похожи. Если ты выучишь один... другой язык, то выучишь и второй. А надо будет, и третий. Я думаю так.

Джинни задумчиво кивнула.

— Я когда в колледже стала русский учить, так сначала было очень трудно. А потом, в лагере, когда визу ждали, уже легче, а здесь совсем легко.

Он улыбнулся.

— Ну, чем дальше, тем легче. Мне английский тяжело давался. Хотя пятёрку имею.

Он не хотел, но прорвалась хвастливая интонация. Его аттестат без единой тройки, даже четвёрок только две — по химии и черчению, и те, как сами учителя ему говорили, чисто случайные — был и сейчас его гордостью, не меньшей, чем боевые награды.

— Гриша, — Джинн, похоже, не заметила его хвастовства, недостойного мужчины-воина. — А... а тебе нравится английский?

— Да, — удивился он её вопросу. — Почему нет?

— Ну... — замялась Джинни, подбирая слова и не зная, как выразить ей самой до конца не понятную мысль. — Ну... ну, ты воевал...

— Ну и что? — он недоумевающе посмотрел на неё и попробовал пошутить: — Я же не с языком воевал, — и так как она по-прежнему смотрела на него, добавил: — И не с тобой.

— Спасибо, — тихо сказала Джинни.

Он улыбнулся. — Я... тоже думал об этом.

Но говорить о войне ему не хотелось. И Джинни, кажется, тоже. Они просто помолчали, а потом пошли в камеру хранения за вещами и оттуда к автобусу. А там встретились с остальными учителями. И снова смех, шутки, подначки, рассказы о покупках.

В Загорье он хотел прямо из автобуса идти в школу, разложить и развесить приобретения, но было уже слишком поздно. И Громовой Камень отправился домой.

-Никак с обновкой тебя! — встретила его в прихожей Ефимовна.

— Нет, — улыбнулся Громовой Камень. — Это я для работы купил.

Он поставил рулон в стойку для зонтиков вместе со своей палкой, а книги понёс наверх. И только сев на кровать, понял, как же устал. Лечь бы сейчас и не вставать до завтра. А ещё лучше — до воскресенья. А теперь вспомни, как тебя зовут и как ты получил это имя. Ты можешь устать, но увидеть это никто не должен.

Громовой Камень оттолкнулся от кровати и встал. Медленно, преодолевая усталость и боль, разделся и надел леггинсы, мокасины и рубашку, сложил и повесил брюки, рубашку... в грязное. Даже если не успеют постирать к родительскому собранию, не страшно — пойдёт в голубой. Но надо купить ещё рубашек и... и ни на что нет денег. Он закрыл шкаф и пошёл вниз, в столовую, где уже слышались голоса и смех.

Зина решила на родительское собрание не ходить. Ну, чего ей с пузом переться?

— Давай, Тимочка, ты уж сам сходи.

— Хорошо, — кивнул Тим.

Нежелание Зины идти было ему понятно. Конечно, одно дело возле дома, где все её знают и она всех знает, а туда... Зина стесняется, а ему. чего там лукавить, будет в одиночку легче, а то когда они вместе, так он только о ней и думает.

— Хорошо, — повторил он. — Я пойду.

— Вот и конечно, — закивала Зина. — Ещё картошечки?

— Ещё, — улыбнулся Тим.

Он хоть и говорил Зине, чтоб она ложилась, не ждала его с вечерней смены, но она не слушалась, а ему сидеть на кухне и вот так не спеша спокойно обедать — хотя что за обед в полночь — было очень приятно. И ласковый певучий говор Зины, и горячие густые на жирном мясе щи, и жареная с мясом и луком картошка — всё хорошо и прямо отлично. И что на первой тарелке Зина молчит, ни о чём не спрашивает, а все разговоры начинаются на второй, тоже приятно и, как он не понимает, а чувствует, правильно.

— Тогда в субботу сходим и купим всё к школе.

— Конечно, идите, — подхватила Зина. — И прогуляетесь заодно.

— А ты?

— А мои прогулки все впереди, — весело ответила Зина.

Она что-то совсем успокоилась и уверилась, что всё будет хорошо. И о скорых — уже по всему выходит, что не больше трёх-четырёх недель осталось, и врач так сказал — родах говорила весело. Зла ждать — зло и накликать. Верно баба Фима говорит.

— Тима, чаю? Или киселя попьёшь?

— Чаю, — мотнул головой Тим.

Крепкий горячий чай вприкуску был ещё одним удовольствием, и отказываться от него Тим не собирался. Да и кисель... нет, он вкусный, но это... "детская" еда.

— И вот, я плюшек сегодня напекла.

Тим кивнул и взял пухлую золотисто-коричневую булочку.

— Вкусно, тима?

— Да, спасибо. Ты здорово готовишь.

Зина польщённо улыбнулась.

— Да уж как умею. Из хороших-то продуктов и сготовить нетрудно.

— Ну, -хмыкнул Тим, — неумёха и из хорошего плохо сварит.

Он допил чай и, блаженно отдуваясь, откинулся на спинку стула. До чего же хорошо дома. И день сегодня удачный. В хлам, считай, раздолбали машину, а он её сделал! Завтра можно уже выехать на обкатку и начать усовершенствования. Неплохое слово нашёл этот... заказчик. Интересно, в каких он чинах? Так-то всегда в штатском, но выправка намётанному глазу видна.

— На работе всё в порядке, Тимочка? — Зина быстро обмывала тарелки прямо в раковине.

— Ла, всё нормально.

Рассказывать он Зине и раньше особо не рассказывал. Но она не обижалась и даже не думала об этом.

Тим ещё раз вздохнул и встал.

— Поздно уже.

Домыть он не предлагал: Зине почему-то очень не нравилось, когда он готовил или стирал. За покупками сходить, полы натереть, починить там что-то — это другое дело. А тут...

— Ты иди, ложись, Тима, я сейчас, — отозвалась Зина, расставляя тарелки на сушке.

Как всегда, Тим сначала заглянул в комнаты к детям, постоял немного над каждым, слушая их сонное дыхание, а уже потом пошёл в спальню.

Пол в спальне теперь застилал ковёр, и он, скинув тапочки сразу у двери, с наслаждением прошёлся по упруго щекотному ворсу. Постель Зина разобрала ещё раньше, и Тим сразу разделся и лёг. Нет, его спальня не хуже, чем у Морозов, и на фиг ему не нужны паласные выкрутасы с зеркалами. А вот гостиную он сделает... вот получит премию за эту машину, премиальные деньги — шальные, и тратить их надо по-шальному, доложит из ссуды и поедет в сосняки. Магазины там — все5 говорят — обалденные! Купит и привезёт. Зина рассказывала, как эта... Норма сделала: и гостиная с камином, и столовая с сервантом для дорогой красивой посуды, и... А у него ещё лучше будет! Камин большой, с баром, или бар отдельно, диван большой, кресла, столик, и другой, на колёсиках, сервировочный, стеклянный шкаф для дорогой посуды, нет, посуду в столовую, столовая отдельно будет, а в гостиной... всякая дребедень, картины на стенах, вазы с цветами, он как-то видел, в одном доме, целая пальма, живая, в громадном красивом горшке, ещё... да, ещё шкаф для книг, кабинет ему отдельный не выкроить, да и не нужна ему целая комната, а вот один шкаф и письменный стол, и книги в шкафу чтоб дорогие, красивые, и...

— спишь, Тимочка?

Он вздрогнул. Занятый своими мыслями и подсчётами он даже не заметил, как Зина погасила свет и легла. Надо же как замечтался!

— Нет, я думаю. Как гостиную делать будем.

— Ага, Тимочка, — Зина, мягко толкнула его животом, потянувшись через его грудь, чтобы укрыть ему плечо. — Вот так. Ага, чтоб красиво было, да?

— Лучше всех, — засмеялся Тим, осторожно кладя ладонь на её живот.

— Ага-ага, — засмеялась Зина грудным воркующим смехом. — Игрунья такая, прямо пляшет.

— Балериной будет, — подхватил шутку Тим.

Зина счастливо вздохнула, прижимаясь щекой к его плечу.

— Давай спать, Тимочка, поздно уже.

Помня слова Эркина, чтоб он не лез к Зине, Тим ограничился тем, что погладил её по голове, и успокоенно закрыл глаза.

На родительское собрание все родители будущих учеников. Классы оказались набитыми битком. Женя, к своему удивлению, увидела многих знакомых по КБ инженеров и из заводоуправления. Оказывается, они своих детей тоже в эту школу записали. И соседей по "Беженскому Кораблю" много. Эркин и Женя едва успевали здороваться.

Первых классов было два. Один с английским языком, а второй — с английским и шауни. В трёхязычном учеников чуть-чуть поменьше, но многие родители пришли вдвоём, и мест тоже не хватало. Побежали по соседним классам за стульями.

Жене класс очень понравился: светлый, с приятным чуть зеленоватым цветом стен — она сразу вспомнила Андерсена; "Зелёный цвет полезен для глаз". Конечно, ещё бы цветы на окна... а парты очень удобные, крышка с меняющимся наклоном, желобки для ручек и карандашей, ящик для портфеля...

Пристроившись рядом с Женей на уголке её стула и держась больше за счёт мышц, Эркин с интересом оглядывался. Женя ему уже шепнула, что класс очень хороший, и интерес Эркина был сугубо благожелательным.

Тиму, сразу занявшему привычное место в дальнем углу, откуда хорошо видны и окна, и дверь, и затылки сидящих впереди, класс тоже понравился. Хотя бы тем, что почти не отличался от тех, что Культурном Центре.

Сначала говорила Нина Викторовна — основная учительница, потом Джинни и Громовой Камень. Слушали все очень внимательно. Женя заметила, что многие из знакомых по КБ даже записывали, как... как на совещании — ей пару раз приходилось вести стенографический протокол. Учебники, тетради, деньги на завтраки и обеды... форма? Нет, просто спортивный костюм... Для улицы и для зала... зимой будут лыжи... и каток возле школы... Это уже к ним пришёл Степан Витальевич — учитель физкультуры. Уроки заканчиваются в двенадцать двадцать... а как же, если работаешь, что же, одни домой пойдут? Женя удовлетворённо кивнула, услышав, что можно будет забирать и позже, скажем, в пять. Тогда они здесь и пообедают, и погуляют, и уроки сделают.

— Женя, — камерным шёпотом сказал Эркин, — я же раньше кончаю, а когда во вторую...

— У тебя тоже школа, — шёпотом, но заметно громче ответила Женя.

Эркин нехотя кивнул. В Культурном Центре уже вывесили списки по классам и расписание. Вторник, четверг и суббота. Так что, как ни крути... хотя, когда он в первую, то в понедельник, среду и пятницу он вполне может... а нет, в пятницу пивная, пятничная кружка — общее ватажное дело, ломать нельзя, ну, так хоть два дня...

Занятый своими мыслями, он даже не заметил, когда в класс вошли знакомые по культурному Центру Василиса Васильевна и Валерия Иннокентьевна. Кружки, внеурочные и внешкольные занятия... Ага, в Культурном Центре по субботам, но и в школе будут...

Тим, зная неугомонность Дима, прикинул, что если тот во все кружки запишется, то на уроки времени уж точно не останется. И молча улыбнулся этой мысли.

Родительское собрание закончилось поздно, на улице было совсем темно, по-ночному. Сначала шли все вместе, потом как-то незаметно Женя и Эркин остались вдвоём. Ночь была тёплой, но тоже... пахла осенью. Эркин расстегнул и снял свою джинсовую куртку.

— Вот, Женя, накинь, а то тебе холодно.

— Не сходи с ума, — рассердилась Женя. — Немедленно оденься, кофточка тёплая, а вот ты в одной рубашке точно простудишься.

И не менее решительно заставила его одеться.

— Слушаюсь, мэм, — пробурчал Эркин и улыбнулся смеху Жени.

Они шли не спеша, и Эркин вёл Женю под руку. Светились ещё кое-где окна, и фонари горели, Но Эркин ощущал, что уже не вечер, а ночь. Женя то рассказывала о будущих покупках, то размышляла, в какой кружок лучше записать Алису, а он слушал, кивал, что-то говорил, но это всё так... поверху. А главное — ночная тишина и голос Жени, и её рука на его ладони, и ещё странное иногда накатывающее на него чувство, что это не с ним, что этого просто не может быть, вот он проснётся сейчас — и ничего этого не будет. Отгоняя эти мысли, Эркин тряхнул головой и чуть сильнее сжал руку Жени.

В большом городе, конечно, затеряться легко. Но ещё легче попасться на глаза тому, кто о твоём присутствии знать не должен. К большим городам Фредди всегда относился недоверчиво, а тут... не просто большой город, куда больше и Атланты, и Колумбии, так это ещё и столица, битком набитая чиновниками и охранюгами, да ещё он язык практически не знает и местных нюхалок плохо видит. Царьград Фредди совсем не понравился.

Хотя, в общем, дела у него здесь шли совсем не плохои даже где-то хорошо. Ещё в Колумбии, в аэропорту, он купил вполне приличный путеводитель на английском и лишнего не плутал. В конторе у Страуса всё прошло прилично. Конечно, "Октава" — слишком мелкая фирма, чтоб её знали, но сотрудничеству с соотечественником обрадовались, идею кожаной мелочёвки поддержали и дали уже от себя план-схему региональных точек. И девчонка-секретарша нащебетала интересной всячины.

Такой успех стоило если не обмыть, то хотя бы запить, но... дело прежде всего. И Фредди остановился у первой же будочки телефона-автомата, отличающейся от привычных только окраской.

Личный телефон профессора молчал, прямой в его кабинет председателя Комитета — тоже, звонить в справочную Комитета не хотелось: официальных путей он всегда избегал, засветка всегда опасна и всегда не нужна. Но иного варианта у него уже нет. На всякий случай он дошёл до другой будочки, через квартал, и позвонил уже в справочную. Там трубку сняли сразу, поняли его английскую речь и ответили тоже по-английски. Выслушав, проигнорировав вопрос о своей личности и причине интереса, поблагодарив с максимальной, но официально сдержанной вежливостью, Фредди повесил трубку и ожесточённо выругался по-уорринговски. Профессор Бурлакова нет в Царьграде и не будет до первого сентября! Определённо, что царьградское везение закончилось

Теперь бы точно напиться, но... нельзя. А поесть надо.

Русская кухня не то, чтобы не нравилась Фредди, а была непривычной и слишком тяжёлой. И английский в этих... тра-кти-р, — тьфу, придумают же! — часто не понимали или отказывались понимать. Ресторан — другое дело. Спокойно поесть, наметить дальнейший маршрут и умотаться отсюда. Ночевать в Царьграде не стоит: что-то там, в этом Комитете, непросто, раз председатель исчез.

Как всегда, приняв решение, он успокоился и на город смотрел уже по-другому. Нравится — не нравится, а ему сюда ещё не раз придётся приехать. Так что смотри, слушай, запоминай: мало ли что и когда пригодится.

Фредди шёл не спеша, но чуть быстрее обычного прогулочного шага, шляпа на затылке, плащ на руке, костюм не от Лукаса, но из первоклассного универмага Колумбии, чёрный настоящей кожи и в самую меру потёртый кейс в другой руке... нет, он вполне на уровне — решил Фредди, мимоходом оглядев себя в витринном стекле.

Толпа на улице, в общем, мало отличалась от колумбийской... чуть другая одежда, мужчины, в основном, без шляп, а кто в форме, то со всеми орденами и нашивками, что ещё? Цветных маловато, считай, что нет... много женщин в платочках, особенно пожилые... улицы прямые, а поперечные с поворотами, хороши для засад и тяжелы для слежки... а этот двор явно проходной... форма у здешней полиции синяя, интересно, какое у них прозвище, не жабы же, и ни в одном разговорнике не найдёшь, а знать надо... железных штор нет, скрытая сигнализация? Возможно. Не мой интерес, но возьмём на заметку... а шпана всюду одинакова... так, а это что?

Впереди, в трёх шагах, черноволосый парень не идёт, плывёт в танце, завораживающе красиво играя телом. Не Эркин, но из того же табуна... а вдруг...

Фредди прибавил шагу, лавируя в толпе, догнал, поравнялся с парнем и быстро искоса оглядел его. Нет, он раньше не встречал его. Если парень и был среди госпитальных, то он этого мулата не помнит. Слишком долго придётся налаживать контакт, но придётся, ему сейчас за любым центом нагибаться надо.

Мулат почувствовал его взгляд и недовольно оглянулся. Фредди улыбнулся самой доброжелательной улыбкой.

— Привет.

Лицо мулата неприязненно отвердело, и ответил он , не останавливаясь, и по-русски:

— Что нужно?

Ну, настолько познаний Фредди в русском языке уже хватало. Вопрос он понял, значит, поймут и его ответ.

— Я ищу одного парня. Может, ты поможешь.

Парень явно из этих, как говорил Эркин, джи, так что подходы с выпивкой не нужны и даже опасны, не так поймёт и ещё в драку полезет, а такая просьба и успокоит, и заинтересует.

Ответил парень по-прежнему неприветливо, но уже по-английски:

— П с чего это я его знаю и тебе помогать буду?

Фредди ещё раз улыбнулся.

— А он из ваших, -вторую часть вопроса он проигнорировал.

И не ошибся. Парень сразу уцепился за эту фразу и забыл о втором вопросе.

— Из каких это "наших" ?!

— Он был... рабом, — сказать "спальник" Фредди всё-таки не рискнул. — Индеец со шрамом на щеке.

Парень оглядел Фредди уже иначе, невольно замедлил шаг и остановился.

— Зачем он тебе? — и попробовал нарваться: — Для чего такого он не годится.

— Для чего такого, — Фредди повторил его слова с еле заметной насмешкой, — мне и ты не нужен, а он тем более.

Выдержка Фредди парню явно понравилась, и его тон слегка изменился, стал более деловым.

— Тогда зачем?

Фредди ответил, тщательно сохраняя прежнее доброжелательное выражение и интонацию.

— Поговорить надо. Где он сейчас?

— А я тебя вспомнил, — вдруг сказал парень, будто не услышав вопроса. — Ты чёрного в госпиталь привозил, — и улыбнулся.

Фредди незаметно перевёл дыхание. Этот раунд он выиграл. Теперь уже легче. Может, всё-таки предложить пойти выпить? Нет, не стоит, парень, конечно, расслабился, но не настолько. И повторять вопроса не пришлось. Парень ответил сам.

— Знаю, что он тоже сюда, в Россию собирался, а уехал ли... — и выразительно пожал плечами.

Фредди постарался не показать разочарования.

— А когда ты его видел?

— А тогда же, в Хэллоуин, привозили его к нам, — и усмехнулся с непонятной Фредди насмешкой, — на экспертизу.

Фредди кивнул.

— А здесь не встречал?

— В Царьграде его нет, — твёрдо ответил мулат. — Мы бы знали.

— Ну, спасибо и на этом, — заставил себя улыбнуться Фредди.

Попрощались они молчаливыми кивками, но достаточно дружелюбно. И разошлись одновременно.

За углом Фредди зашёл в ресторан, отмеченный в путеводителе, как "американский". Интересно, в войну он тоже работал, или это новинка для, так сказать, победителей? Но будем надеяться, что английский здесь понимают.

Ожидания оправдались. Внутри в самом деле почти как в Колумбии. Только по-русски перед входом в зал гардероб, где Фредди оставил плащ, шляпу и кейс. Бумагами он сейчас заниматься всё равно не будет.

Небольшой, достаточно уютный зал, на стенах пейзажи, виды штатов. Луизианские заросли, аризонская прерия, алабамские холмы... Скользнув по ним безразличным взглядом, Фредди подошёл к стойке. Пара хороших коктейлей перед ленчем будут в самый раз.

Английский бармена был по-школьному правильный, но с бутылками и шейкером парень управлялся вполне прилично. И на вкус... вполне... и даже очень.

Фредди одобрительно кивнул бармену и, захватив стакан, прошёл к столику в углу, откуда хорошо просматривался зал. Ну, расслабимся. Хорошая еда — а если повал здесь на уровне бармена, то еда и впрямь хорошая — вещь серьёзная, и он вполне может на этом сосредоточиться. Маршруты они вчерне прикинули ещё в Колумбии, так он и поедет: с севера на юг, от глухомани к границе.

Субботнее утро было солнечным и неожиданно прохладным. Андрей подтянул под горло молнию на своей ветровке.

— Эх, жалко джинсовку!

— Новую купишь, — утешил его Эркин. — Денег-то хватит.

— Да не в этом дело, — досадливо мотнул головой Андрей. — Память же.

Эркин улыбнулся и кивнул.

После того раза Андрей специально о Фредди не заговаривал, но заметил, что о выпасе, перегоне, Бифпите Эркин стал говорить куда охотнее и спокойнее, и мягче. Значит, понял и зла на Фредди больше не держит, хотя имени не упоминает. Ну и ладушки! Так что если и приведёт судьба встретиться, то Эркин на Фредди сдуру не полезет, а, значит, не нарвётся на пулю и ему тогда не придётся на Фредди нож доставать. А там он их лбами сведёт, чтоб всё уж до донышка высветилось: кто, чего, зачем и почему.

Междугородные автобусы отходили от вокзальной площади, пока втовокзал отдельный не построили, а который год обещают. И билеты в той же кассе, только в другом окошке. До Сосняков на экспрессе два с полтиной. Эркин протянул десятку.

— Два, пожалуйста, туда и обратно.

Кассирша улыбнулась, подавая билеты.

— Счастливо погулять.

— Спасибо, — ответно улыбнулся Эркин.

Когда они вышли на площадь, Андрей негромко, но очень серьёзно сказал:

— С меня пятёрка.

— Жратвой отдашь, — отмахнулся Эркин.

— Замётано, -по-прежнему серьёзно кивнул Андрей.

Список покупок они вчера составляли допоздна, и получился он таким, что Эркин взял свой армейский рюкзак, а потом в него ещё вещевой мешок заложил. И денег... бумажник чуть не в шар раздулся, и ещё отдельно в другом нутряке пачка. Андрей тоже взял побольше. Джинса — удовольствие дорогое, а Страус — фирма знаменитая, и за имя наценка, а скидок им, как чемпионам в Бифпите, здесь никто давать не будет.

Автобус назывался экспрессом и до Сосняков всего три остановки, а одна из них — Торжище — старинное ярмарочное село, так что автобус битком.

Андрей хотел сесть спереди, чтобы видеть работу шофёра, но тот, проверяя их билеты, сказал:

— Вам до Сосняков, так что в серёдку лезьте.

Ну, понятно: впереди тем, кому раньше выходить, а сзади сложены узлы и корзины, и трясёт там сильнее, так что спорить не о чём.

Они уже сели, и Эркин заложил свой рюкзак в надоконную сетку, когда Андрей спросил:

— Слушай, может... к окну хочешь?

— Ладно тебе, — улыбнулся Эркин. — Мне и отсюда всё видно.

Но Андрей всё-таки поменялся с ним местами и, уже плотно усевшись в кресло, объяснил:

— Отсюда дорогу видно.

Помедлив, Эркин кивнул. Конечно, Андрею лучше так, он же на шофёра хочет, а тут смотришь на дорогу и будто сам ведёшь.

— Все, что ли?

Шофёр поднялся в автобус и оглядел пассажиров.

— Едем по маршруту, следующая остановка в Ровеньках.

И сел на своё место. Андрей даже чуть перегнулся в проход, чтобы увидеть, как дрогнет и поплывёт навстречу серый асфальт площади. Автобус дёрнулся и сразу громко охнула старуха.

— Да ты тише, парень, у меня ж яйца тута!

Андрей фыркнул, кто-то заржал в голос, а шофёр, не оборачиваясь, ответил:

— С яйцами, старая, в санках езди. Старика попроси, чтоб сделал.

— У тебя, охальника, одно на уме! — взвизгнула Старуха.

Теперь хохотал весь автобус. Рассмеялся и Эркин, сообразив, о каких санках идёт речь. Так, под шутки и хохот, перевалили через пути и выбрались на шоссе. Поплыли обкошенные и со стожками — кто ж это ещё не свёз, интересно, под дождь осенний попадёт сено, оно уж не сытное — луга, холмы с пучками берёз, узкая извилистая рка под мостом со сваренными из рельсов перилами. Автобус потряхивало, и Эркин шепнул Андрею:

— Тим мягче водит.

Андрей кивнул, но вступился за шофёра:

-Так и автобус какой. Дребезжалка.

В самом деле, несмотря на гордое звание экспресса, автобус был хуже того, на котором Эркин ехал тогда в Центральный лагерь в Алабаме и даже того, что Тим брал для их выпускного. И меньше, и кресла не такие мягкие, и без чехлов, и багажного отделения внизу нет. Чего ж так? За такие-то деньги... Или... или этот автобус нормальный, а там они шиковали за комитетский счёт, а билеты дорогие за то, что остановок мало.

— Андрей.

— М? — оторвался от дороги Андрей.

— Ты из регионального в центральный, ну, лагерь, в таком же ехал?

— Чего? — не сразу понял Андрей. — Ты про что?

— Ну, беженский лагерь, в Алабаме, мы там сначала в региональном были, а как визу получили, так нас в Центральный перевезли, в Атланту.

— Не-а, — засмеялся Андрей. — Я сразу из комендатуры в центральный, на попутке.

Эркин улыбнулся.

— Я в региональный тоже на попутке ехал. А тебя чего сразу в центральный?

О возвращении Андрея, как он добирался до России и Загорья, они ещё не говорили. Сначала Андрей просил не расспрашивать, потом как-то к слову не приходилось. Андрей охотно поддержал разговор. Обо всём, что было после первого марта, он говорил свободно.

— Нет, я сразу в центральный попал. Уже там визу ждал.

Андрей улыбнулся воспоминанию. Улыбнулся и Эркин.

Дорога то ныряла в ложбину, то взбиралась на холм.

— Ну, пошло Черногорье, — сказал кто-то сзади.

— Черногорье? — удивился Андрей. — Вот это горы?!

— А ты пешком по ним потопай, тогда и поймёшь... — откликнулось сразу несколько голосов, и понеслось: — Ага, и прочувствуешь... Невелика горушка, да тяжела коробушка... А чем не горы...

Андрей, к удивлению Эркина, ни спорить, ни огрызаться не стал, а только кивнул.

— Потому и Загорье?

— Ну да...

— А Ровеньки тогда...

— А щас увидишь.

Автобус взобрался на очередной холм и покатил по ровному к сияющей среди садов церковной колокольне. Автобус снова загудел общим разговором.

— Ишь, ровеньские-то гордятся, вызолотили купола...

— А как ни золоти, дьячок не протрезвеет.

— А что, не полегчало ему?

— От запоя одно лечение — воля своя да милость божья.

— От запоя опохмелкой лечатся, — фыркнул Андрей.

Мужчины ответили ему дружным гоготом.

Автобус остановился на площади у церкви. Вышло человека три, а сесть попыталось не меньше десятка.

— Ну, куда, к-куда? — зарычал шофёр. — До Сосняков едем, ну, куда ты прёшься, до Ивановки твоей и пешком дотопаешь, а стоя нельзя, не положено, понял, нет, сказал, нет мест, всё, нету, рейсового ждите.

Но влезли и разместились все. Сидели теперь втроём на двухместных скамейках, проход заполнили мешки и корзины, и все разговоры теперь о ценах да продажах, и каков торг сегодня будет.

— Святой день сегодня, а вы бесовским делом, тьфу! — возмутилась сидевшая перед Эркином женщина в белом, хрустким от крахмала платочке и чёрной шали на плечах. Он неё вкусно пахло свежевыпеченным хлебом.

— Не плюй, бабка, в колодец, — тут же наперебой ответили ей.

— Вот ты за нас и отмолишь...

— А тебя чего несёт?

— Место занимаешь, ага!

— Ну и сидела бы себе в церкви безвылазно...

— А что за праздник? — спросил Эркин.

Спросил он тихо, но она за общим шумом расслышала и сердито обернулась к нему.

— Ну, чисто нехристь! — увидела его и закончила уже мягче. — Хлебный Спас сегодня.

— Спасибо, — улыбнулся ей Эркин, хотя смысл праздника не понял.

Автобус вдруг остановился прямо посреди дороги.

— На Ивановку поворот, — объявил, оборачиваясь, шофёр.

Двое из севших в Ровеньках расплатились и вышли, захватив свои мешки и корзины. Стало чуть посвободнее.

И ещё были две остановки прямо на дороге у нужного порота и развилки. Андрей догадался, что пассажиры сверх нормы — это уж прямой заработок шофёра, и ухмыльнулся. Эркин увидел эту ухмылку и понимающе кивнул.

Торжище оказалось городом чуть меньше Загорья. Они увидели его на съезде с холма, и Андрей сразу сообразил, что как Загорье прилеплено к заводу, так Торжище к ярмарке. А веселье здесь, пожалуй, как в Бифпите.

Когда автобус, миновав поворот на ярмарку, плавно покатил к центру, сразу поднялся шум.

— Эй, ты куда?!

— К ярмарке же нам!

— А ну, давай сворачивай!

— Про "давай" ты жене говори! — огрызнулся шофёр и спокойно, даже официально объявил: — Остановка на автовокзале.

— На хрена нам вокзал твой!

— Это оттуда переться будем?!

— На хрен!

— Место упущу, так с тебя убыток стребую!

— Давай здесь высаживай!

— Да чёрт с вами, высаживайтесь.

С треском распахнулись двери, и к выходу поволокли мешки, корзины и ящики. Эркин сразу вспомнил приезд в Центральный лагерь, но здесь ему никуда не надо было бежать, и он продолжал благожелательно глазеть по сторонам.

Полупустой, ставший сразу очень просторным и даже теперь меньше дребезжащим автобус плавно катил по зелёным от пышных садов улицам. Центральные улицы с двух-трёхэтажными кирпичными домами, небольшая площадь с обелиском посередине, снова улицы и наконец автовокзал. Серое приземистое здание и перед ним асфальтовый простор, утыканный по кругу столбиками с дощечками названий окрестных деревень и городков. К изумлению Эркина и Андрея, у некоторых столбов стояли повозки с запряжёнными лошадьми.

— Совсем интересно, — пробормотал Андрей.

Но тут же сообразил, что извозом не только в Загорье подрабатывают.

Автобус медленно подрулил к столбу с надписью "Сосняки" и остановился. Их уже ждали одетые явно по-праздлничному люди. У трёх жинщин пахнущие хлебом узелки, как и у той, что сидела впереди Эркина и объясняла ему про Хлебный спас. Пассажиров немного, вошли и расселись они чинно.

Шофёр оглядел салон.

— Шаврово по требованию, — и стронул автобус.

Андрей удовлетворённо кивнул: теперь-то уж по-настоящему экспрессом поедем.

После торжища автобус шёл заметно быстрее. Шофёр явно навёрстывал упущенное частыми остановками. Холмы стали плавными, и по обочинам уже не луга, а жёлто-серые поля, частые небольшие деревни. Их проскакивали с ходу, не то, что остановиться, даже скорость не сбрасывали.

— И куда гоним? — вздохнула одна из женщин.

— В Сосняки! — весело ответил Андрей. — С ветерком и без оглядки.

Он по-прежнему сидел, чуть перегнувшись в проход, чтобы лучше видеть дорогу. И шофёр, встретившись с ним глазами в верхнем зеркальце, подмигнул ему.

Шаврово оказалось городком чуть больше Ровенек, с такой же площадью у церкви, небольшим рынком тут же и главной улицей с кирпичными домами. На остановке никто не ждал, и шофёр только сбавил скорость и плавно проехал мимо трёхстенного павильончика с красивой табличкой "Шаврово", а останавливаться не стал.

И снова поля и луга вперемешку с островками леса, то сплошь белого от берёз с кое-где блестящими, как фольга, жёлтыми листочками, то тёмного от елей. Деревни теперь оставались в стороне, остановки не предусмотрены ни расписанием, ни шофёром.

Эркин рассматривал расстилающийся и словно медленно вращающийся за окном пейзаж с живым интересом. Скирды и копны — он, правда, путался где что — рощи, деревни... ему не просто интересно, а... приятно видеть всё это. Однажды, очень давно, он ещё совсем мальцом был, только-только начал всерьёз работать, его везли на торги, а кузов был щелястый, а приковали высоко, и он оказался лицом у щели. Он помнит, там тоже были зелень и дома, но помнит и своё пустое равнодушие ко всему этому. А здесь... так что, у него теперь есть... Родина? Полина Степановна им много рассказывала, объясняя, почему это слово пишется с большой буквы. Тогда ему казалось, что он всё понял и понял правильно, но к нему это не относилось. Он же родился рабом, а у раба родины нет, ни с маленькой, ни с большой буквы. Из Алабамы уезжал — не щемило ничего, и не тоскует он, как это, да, правильно...

— Андрей, — тихо позвал он.

Андрей быстро и молча повернулся к нему.

— Ностальгия... Это тоскапо Родине, так?

— Ну да, — кивнул Андрей. — С чего это ты?

— Так, -маловразумительно, но исключая дальнейшие расспросы, ответил Эркин и снова повернулся к окну.

Андрей недоумённо пожал плечами, но спрашивать не стал.

Эркину сейчас не хотелось ничего объяснять. Да и как объяснить, если сам не до конца понял. Ностальгия — тоска по Родине, у него нет тоски, значит, нет и Родины? Так, что ли? Норма тоскует по Алабаме, сразу чувствуется, она и хочет жить, как русская, как все вокруг, а получается, как там. А он? Ему ещё тогда, зимой, Тим сказал, что он стал, как русский, и Маленький Филин пусть по-другому, но это же сказал. Но он не русский, он — индеец, и Родина у него... вот кутойс, когда о Равнине рассказывает, то держит себя, а видно, что не о чужом, о своём говорит, о Родине. Родина — это когда всё своё, а что у него своё? Женя, Андрей, Алиса... вот его Родина, так получается. Ну... ну и пусть так. Где они, там ему и... Родина, со всех букв, и больших, и маленьких.

Взмахом головы Эркин откинул со лба прядь. Андрей, покосившись на него, улыбнулся.

— И до чего додумался? — спросил он с ласковой насмешкой.

— Что жить хорошо! — с той же интонацией ответил Эркин.

Андрей радостно заржал.

— До чего ж ты у меня умный!

— Вот и слушайся! — отпарировал Эркин.

За окном вдруг развернулось огромное серое поле с самолётами.

— Ух ты-и-и! — потрясённо выдохнул Андрей, наваливаясь на Эркина, чтобы лучше видеть.

— Да-а, — поддержали Андрея, — отгрохали махину...

— А земли-то под неё ушло...

— А начинали с чего, помнишь...

— Не, меня призвали как раз...

Аэродром уже остался позади, а автобус ещё наперебой вспоминал, как расчищали и ровняли поле под маленькие военные самолёты, а потом и самолёты, и полосы, ну да, ВПП называются, под них как на дрожжах росли, и ангары...

Под эти разговоры въехали в Сосняки.

Город, как сразу увидел Андрей, не чета не только Загорью, но и Ижорску. Новые дома в три и пять этажей, большие сверкающие витрины, нарядная толпа на улицах, нарядные церкви, блестящие свежей краской стен и позолотой куполов.

— Церквей как много, — вслух удивился Эркин.

Ему тут же в несколько голосов стали объяснять.

— Так торгаши одни живут...

— Ага, не обманешь — не продашь...

— Вот и жертвуют...

— Грехи, о-хо-хо, замаливают...

И автовокзал тут... настоящий, и тоже явная новостройка. Шофёр с шиком притёр автобус к тротуару и обернулся.

— Сосняки, конечная. Просьба освободить салон.

Фредди ещё на подлёте, когда на развороте внизу открылось поле с рядами самолётов и ангаров, и большой куб аэропорта, понял, что карта устарела, и Сосняки совсем не такое захолустье, которое он ожидал увидеть. Что ж, тем лучше для дела. И понятно, почему здешняя точка в реестре Страуса помечена четырьмя звёздочками. Страус помечал свои точки, как отели, пятизвёздочная одна, в Царьграде, ну, столице и положено, так что четыре звёздочки говорили о многом.

На такси Фредди решил не тратиться и поехал на городском автобусе до центра. Из автобусного окна город совсем по-иному смотрится, и разговоры послушать тоже стоит. Хоть он и понимает даже не каждое десятое, а двадцатое слово, но и это кое-что даст.

Эркин и Андрей не спегша шли по улице, с благодушным интересом глазея по сторонам. Можно было бы, конечно, и доехать на городском автобусе, но они предпочли размяться после долгой дороги.

— Товар дорогой, до нас не раскупят.

— Точно, — кивнул Эркин.

Что джинса недёшева, он ещё по Бифпиту помнил, а этот... Страус, в газете написано, лучшая фирма, и за одно имя приплата, куртка у него призовая с нашивкой Страуса, у Андрея другая была, так что, конечно, пусть себе купит.

— Андрей, смотри.

— Ага! — завороженно выдохнул Андрей, разглядывая витрину книжного магазина.

Да, их загорский, как говорится, и рядом не стоял. Там и в половину такого выбора нет.

— Ладно, — тряхнул головой Андрей. — На обратном пути зайдём.

Эркин кивнул, но уточнил:

— Если деньги останутся.

Андрей самодовольно ухмыльнулся.

-Не боись, братик, на всё хватит.

Потом так же постояли у магазина игрушек, прикидывая. Чего такого нет у Алисы, чтобы купить ей в честь первого сентября. А там мебельный, и ещё книжный, и ещё, и ещё... Магазины тянулись и теснились вплотную друг к другу, и так до Торговых рядов, таких же, как в Загорье, но побольше, на целый квартал, а за Торговыми рядами опять магазины, а уж трактиров, кабаков, чайных, пельменных, ресторанов, кафе... а это что?

— Шашлычная, — прочитал Андрей вывеску и пожал плечами. — Не слышал даже, а ты?

Эркин покачал головой, с интересом рассматривая вывеску, на которой под солнцем и луной два барана то ли плясали с палками в передних лапах, то ли... в самом деле непонятно. Смуглый черноусый мужчина — Эркин сначала принял его за мулата, но тут же понял, что нет, и не индеец, и не трёхкровка — в белом фартуке до ботинок улыбнулся им.

— Заходи, дорогой, всё узнаешь.

— На обратном пути, — пообещал ему Андрей.

Что-то глаза у этого... слишком хитрые, как бы не нарваться. Им скандал совсем ник чему.

— Ждать буду, дорогой, — ещё шире улыбнулся усач.

Торговая улица закончилась площадью.По кругу росли деревья, под ними стояли скамейки, а посередине на пёстрой от цветов клумбе возвышался серый каменный...

— Обелиск, — сказал Андрей.

Эркин кивнул, соглашаясь.

За площадью Торговая улица продолжалась. Опять магазины, рестораны, верхние этажи сплошь завешены вывесками контор. Да-а, Загорье их и впрямь... Но вот и синяя "джинсовая" вывеска, а в витрине большие вырезанные по контуру фотографии: ковбой на вздыбленном коне и... да, подружка ковбоя — коу-гёрл. Ну, вот и добрались.

Андрей поправил на плече ремень своей сумки и толкнул дверь. На его толчок сразу отозвался тонкий и звучный колокольчик.

Просторный, несмотря на стеллажи со стопками вещей, светлый зал был пуст. Миловидная продавщица в джинсовой юбке, белой рубашке с повязанным под воротник пёстрым шейным платком и красной жилетке с эмблемой Страуса на нагрудном кармашке улыбнулась им.

— Хэллоу! — весело поздоровался Андрей.

И она ответила тоже по-английски:

— Хэллоу. Чем могу помочь, джентльмены?

— Мы не джентльмены, — забалагурил Андрей. — мы лучше!

Рита никак не ждала услышать английскую речь. А ведь её взяли в эту фирму именно за знание языка. Пока она по-английски говорила только с мистером Ричмондом — директором и Юлом — старшим продавцом, и то Юл просил её чаще говорить с ним по-русски, чтобы выучить язык. Так что пусть они теперь послушают, как она управляется. Что эти двое что-то купят, она особо и не рассчитывала. У них же так: зайдут, на цены посмотрят и наружу. Ещё бы, рубашка — семьдесят рублей. Да царьградская дорогая — три рубля, а тут... это ж месячный заработок. А они, все трое, даже мистер Ричмонд, получают процент с продаж. И эти вряд ли что купят, так хоть поболтать, симпатичные оба.

Обычно Юл не вмешивался в разговоры Риты с покупателями, тем более, что русский он знал, но не настолько. А этот говорит по-английски, хорошо говорит, почти по-алабамски, индеец, понятно, помалкивает... стоп, индеец в нашей куртке, и носит её не первый день, это уже шанс. И джинсы... не наши, можно уговорить подобрать к куртке. И Юл не спеша, как бы невзначай, вышел к прилавку.

Дав Андрею немного почесать язык, Эркин достал свой список.

— Ты закончил? Тогда я начну, — сказал он по-английски.

— Пожалуйста, сэр, что вам угодно, — Рита, уже познакомившаяся с Андреем, вовсю кокетничала своим правильным английским. — У нас большой выбор.

Эркин развернул и разгладил ладонью лист. Глаза у него хитро заблестели, И Андрей, предвкушая удовольствие, прикусил губу, чтобы не заржать раньше времени.

— Не соблаговолит ли высокородная миледи уделить недостойным малую часть своего драгоценного внимания и оказать высокую честь милостивой помощью в наших многотрудных и, смею надеяться, небезуспешных поисках искомого?

Первым засмеялся Юл. За ним заржал Андрей. Эркин сохранял серьёзное и предельно почтительное выражение, а Рита, явно не поняв и половины фразы, растерянно улыбалась.

— Браво, парень, — отсмеялся Юл. С парнем в куртке от Страуса, с фирменным ковбойским поясом и таким английским надо держаться по-свойски, а что он индеец, нужно в упор не замечать, целее будешь. — Умыл так умыл! Прямо по списку пойдём?

— Прямо и не сворачивая, — принял игру Эркин и мягко улыбнулся девчонке, чтобы та не стала обижаться.

— А если чего не будет? — решил поддеть Юла Андрей.

— У нас да чтоб не было?! — картинно возмутился тот.

— Спорим?!

У Юла загорелись глаза, но Эркин вмешался по-русски:

— Андрей, уймись, — и по-английски: -Сначала детское. Есть?

Юл ожидал, что, либо список будет читать белобрысый, либо индеец выучил его на память, но парень явно собирался читать самостоятельно! Ладно, и это сейчас побоку, началась работа.

— Возраст, рост? — так же деловито ответил Юл, кивнув Рите, чтобы та приготовилась снимать и подавать вещи.

— Семь лет, рост... — Эркин на секунду замялся.

— Обычный, — вмешался уже серьёзно Андрей. — Бери с запасом, у неё самый рост сейчас.

Юл понимающе и согласно кивнул.

— Так, джинсы, юбка "колледж", — прочитал Эркин и остановился, выжидая.

— Есть такие, — подтвердил Юл.

А Рита развернула перед ними юбку в сбору на резинке с пристёгивающимся нагрудником, на котором были выстрочены патрончики для ручек, кармашки для ластика и всяких мелочей.

— Бретели с пряжками, на любую длину, и вот, тоже на кнопках, — она немного суетливо показывала самые выигрышные, по её мнению, детали кроя.

— Очень удобно, — авторитетно вставил Юл. — Для школы лучшая модель. Что дальше? Жилет?

— Да, обязательно. Теперь курточку.

— Блузоном?

— Да.

— Вот эту возьми. Рита...

Но та уже выложила перед ними синюю отстроченную курточку с кармашками, кнопками и тёплой пристёгивающейся подкладкой с верхним меховым воротничком.

— Вот, это фланель с ангорой, до снега носить можно.

— Ангору бери, — важно кивнул Андрей.

Но Эркин и не думал спорить. Придирчиво осматривая каждую вещь, он кивал и отмечал галочкой в своём списке. Наличие в кармане куртки индейца ручки-самописки уже не привлекло особого внимания Юла: когда странностей настолько много, их перестаёшь замечать. И стоило Эркину обратить внимание на какой-то шов или показавшуюся неровной кнопку, вещь тут же заменялась.

— Ещё рубашка.

После недолгого обсуждения, в котором Рита принимала самое деятельное участие, доказывая, что разнообразие, да ещё девочке обязательно, Эркин взял сразу три рубашки: синюю, голубую — под глаза, и чёрную, как немаркую. Сам он уже давно не воспринимал чёрный цвет как признак рабской одежды.

Набралось уже за две сотни, и Юл был согласен на всё, лишь бы не спугнуть такого покупателя. Джинсы у них ещё брали, удалось впарить две куртки, месяц на это ушё1л, а детского никто ещё не брал. Ну, Ричмонд будет доволен. И список у парня далеко не закончен. Ну...

— Так, — Эркин перевёл дыхание. — Теперь женское. Размер, — он посмотрел на список, — двенадцатый.

Рита метнулась к нужному стеллажу.

— Джинсы?

— Нет, юбку.

Женя очень убедительно доказала ему, что джинсы ей не нужны, пока вор всяком случае, а вот юбка с длинным жилетом ей для работы будут очень удобны. И, пожалуй, рубашку. И Эркин честно выполнил поручение. Юбка, жилет, рубашек, как и Алисе, три и тоже голубую, синюю и чёрную, а джинсы и блузон — он уже придумал — купит Жене на день рождения, чтобы ей было в чём на маёвку пойти, ходит же Джинни в джинсах и ничего.

Отобранные вещи Юл тут же упаковывал в фирменные пакеты.

— Всё?

Эркин улыбнулся.

— И мне. Джинсы и три рубашки.

Юл быстро, но внимательно оглядел его и крикнул Рите:

— Джинсы двенадцать, рубашки -восемнадцать.

— Точно, — кивнул Эркин.

Юл самодовольно хмыкнул.

— Не первый год работаю, парень, глаз у меня набит. Ещё...?

— Куда ж ещё, — засмеялся Эркин. — Всё.

— Считать? — уточнил Юл.

— А как же, — ответил за Эркин Андрей. — А мы проверим.

— Не нарывайся, парень, — очень миролюбиво осадил его Юл, доставая счёты. — Ты ещё ничего не купил.

— У меня всё впереди, — ухмыльнулся Андрей.

— Посмотрим, — Юл защёлкал костяшками. — Детских... на двести девяносто, женских... на триста, и тебе... куртку не возьмёшь? Тоже можно с подстёжкой, — поднял он на Эркина глаза.

Эркин покачал головой и улыбнулся.

— Когда эту сношу.

— Ну, это когда ещё будет, — напоказ вздохнул Юл. — Так, двести пятьдесят, и всего восемьсот сорок, премия... чего тебе в премию?

-Для девочки что-нибудь, — сразу решил Эркин.

— Рита, колледж-рюкзак подай.

Рита положила на прилавок нарядный, в заклёпках, молниях и пряжках полурюкзак-полуранец. Юл рассчитал точно: рюкзак стоилдороже премии, и тридцать семь рублей Эркин достал без звука.

— Рита, коробку.

— Не надо, — отмахнулся Эркин, открывая и до отказа растягивая горловину своего армейского рюкзака.

Он отдал Юлу деньги и стал укладывать покупки.

— Ну, а теперь давай я с тобой поговорю, — ухмыльнулся Андрей.

— Давай, — так же ухмыльнулся Юл. — Посмотрим, на сколько тебя хватит.

— Посмотрим. Джинсы — это раз.

— Рита, десятый.

— Три рубашки — два.

— По одной на цвет? Рита, двенадцатый.

— Куртка — три.

— С подстёжкой?

— Не надо, есть у меня тёплая.

— Тогда попросторней бери, чтоб поддеть.

— Ладно.

— Юл, четырнадцатый?

— Верно, девочка. Жилет?

— Нафиг. У меня есть.

Быстрая трель на счётах.

— Четыреста. Премия... двадцать рублей. Ну-у... — Юл искренне замялся.

Вообще-то премиями занимался Ричмонд, нет, впарить что-либо в счёт премии, как этот рюкзак, Юл мог и сам, но ничего подходящего по цене и назначению не было. На жилет парня не раскрутить, детского ему, похоже, не нужно, а шейных платков тут не носят, вот и есть у них только два для манекенов.

Андрей, насмешливо щурясь, оглядывал Юла.

— А говорил: есть всё.

— Есть, — твёрдо ответил Юл. — Доплатишь до полной цены?

— А чего ж нет!

— Тогда сам смотри.

Андрей обвёл взглядом полки и стеллажи. Алиске, что ли, чего-нибудь, или Жене... дорого всё, доплата больше премии, и дарить эти деньги тоже неохота.

— Вот, посмотрите, — вмешалась Рита.

Юл одобрительно кивнул: молодец девчонка, вовремя вспомнила. Они только вчера получили эти майки с фирменным логотипом, даже не разложили толком.

Белая футболка с короткими рукавами и маленькой синей эмблемой у левого плеча понравилась Андрею.

— И почём?

— Девятнадцать — штука и тридцать пять — пара.

Ни хрена себе цены! Но фирма есть фирма.

— Давай пару, — Андрей полез за бумажником. — Всего, значит?

— Четыреста двадцать три.

Сумка Андрея всех его покупок не вместила, и куртку уложили в армейский рюкзак, а часть купленного Алисе в старый вещевой.

За всё время, что они были в магазине, туда никто не заходил и даже не заглядывал, и Андрей подумал, что их мотовство здорово поддержало прославленную фирму. А всё-таки...

— А зря я с тобой не поспорил, — выпрямился Андрей, поправляя на плече лямки мешка.

— Проспорил бы, — засмеялся Юл. — Убедился, что у нас всё есть?

Ответ Андрея был настолько искренен, что Юл понял: речь в самом деле идёт не о подначке.

— Я пояс хотел к джинсам, настоящий, ковбойский, — и кивком показал на Эркина.

Юл серьёзно кивнул.

— Заходи через месяц, подберём.

— Зайду, — так же серьёзно ответил Андрей.

— Спасибо, — Эркин улыбнулся Рите, — всё было очень хорошо, мне очень помогли ваши советы, — и перешёл на русский: — Я не умею по-русски так красиво говорить, как по-английски, но вы — замечательная девушка, и тот, кого вы выберете, будет счастлив.

Юл, разумеется, не понял, но по улыбке Эркина, смущению Риты и восторженному жесту Андрея догадался, что индеец отпустил какой-то сверхудачный комплимент, и поддержал его энергичный кивком и улыбкой.

Когда они остались вдвоём, Юл подмигнул Рите.

— Ну, девочка, мы недельную, а то и больше, сделали. Интересно, откуда они приехали? Ты не спросила?

— Нет, — пожала плечами Рита. — А зачем?

— Когда живут на соседней улице, то постольку не закупают, девочка. Ты поняла? Я к Ричмонду, чтобы он не забыл о нашей, — Юл подмигнул Рите, — премии.

Странно, что Ричмонд не вышел в зал посмотреть, с кем они так долго занимались, в любом случае тысячу триста они сделали и их сто тридцать не должны пропасть.

В кабинете Ричмонда сидел посетитель, в котором Юл с первого взгляда признал соотечественника.

— Юл, старший продавец, — представил его по имени, но официальным тоном директор.

— Привет, — улыбнулся гость, не называя себя.

Увидев его холодные до пустоты глаза, Юл сразу решил, что чем больше дистанция, тем целее будешь, и стал предельно деловит.

— Здравствуйте, сэр. Прошу прощения, мистер Ричмонд, но спрашивали ремень к джинсам, настоящий ковбойский пояс.

Глаза гостя на мгновение блеснули, оживился и Ричмонд.

— И что ты ему сказал?

— Чтобы зашёл через месяц.

— Будет раньше, — твёрдо ответил гость и улыбнулся совсем человечно. — Джинсы-то он купил?

— А как же, сэр.

Говорить о выручке, а тем более о премиях при посторонних не полагалось, и Юл исчез. К тому же звякнул дверной колокольчик, оповещая о приходе покупателя.

В магазине Рита убеждала двух мужчин в преимуществах джинсов над брюками.

На улице Андрей с подчёркнутым уважением оглядел Эркина.

— Ну, братик, ты даёшь!

— Бери на здоровье, — ответно рассмеялся Эркин.

Он был доволен жизнью как никогда: он не просто купил всё, о чём говорила Женя, но сумел пересилить себя, увидел, что чёрный цвет и в самом деле, просто цвет. И эти рубашки совсем не похожи на рабские, с яркой отстрочкой и блестящими кнопками, и по-английски говорил, обходясь без "сэр" и "мэм", сумел, и даже без напряга, только сейчас сообразил. Нет, всё, и в самом деле, хорошо.

— Отдышался? Пошли!

— Куда? — поинтересовался Андрей.

— Деньги тратить, — рассмеялся Эркин. — Сверх списка.

— Вот это дело! — охотно поддержал его Андрей.

Они стояли как раз у соседней витрины, заполненной флаконами, флакончиками и тюбиками, и Андрей сразу понял замысел Эркина. И правильно: гулять — так гулять!

Получив неожиданное подкрепление в виде желаний покупателя, Фредди не только договорился о поставках, но и подписал контракт. А контракт — это не устная договорённость, хотя и её соблюдают, но контракт — это бумага! На неё можно сослаться. Они даже выпили по стаканчику, посидели за беседой и вообще расстались друзьями.

Выйдя на улицу, Фредди уже совсем по-другому осмотрел улицу. Да, точка перспективная, и, может, стоит завязаться поплотнее. Теперь ему... да, выкроить сутки на Царьград, профессор уже вернётся, поговорить с ним и уже тогда по прямой к Джонни. Что в плюсе? Два полных контракта и на трёх... одобрительные договорённости. Джонни будет доволен. Поставщика он уже должен был найти. Как в войну было? Один спекуль купил у другого вагон мармелада, и оба разошлись: один — искать деньги, а другой — искать мармелад. "Октава" не торговец, а посредник. А хорошо бы и свои точки заиметь.

Под эти мысли он не спеша шёл мимо магазинов, разглядывая витрины и толпу. Да, Страус всё-таки прав и далеко смотрит. Пусть затишье, но это пока не распробуют и не поймут, что такое настоящая джинса. Город на перепутье — самое торговое место.

На площади у обелиска Фредди присел на одну из скмеек. Тут же подлетел бойкий разносчик с уже понятным: "Чего желаете?". К удивлению Фредди, баночное пиво было. И даже неплохой марки.

Потягивая пиво, Фредди рассеянно разглядывал толпу, седого растрёпанного фотографа, предлагавшего всем запечатлеть себя у обелиска. Интересно, в честь чего или кого обелиск?

Выйдя из очередного магазина, Эркин сосредоточенно свёл брови и задумался. Андрей терпеливо ждал, хотя и голому ежу ясно — и денег, и времени у них только погулять-поглазеть, пожрать и домой.

— Всё! — наконец выдохнул Эркин. — Под завязку. Только на обед. А у тебя?

— Я ещё на книжный оставил, — самодовольно ухмыльнулся Андрей.

— Тогда пошли, — кивнул Эркин. — Где есть будем?

— А где придётся! Хоть в той шашлычной, помнишь ещё?

— Помню, — засмеялся Эркин и очень точно повторил: — Захады дарагой!

— Ага! — заржал Андрей.

Не спеша — всё-таки мешки набиты — они пошли обратно к автовокзалу. Хоть и думали погулять по городу, но видно дальше Торговой они не уйдут. Андрей ещё крутил головой, разглядывая витрины, но Эркин решил, что все покупки уже сделаны, а впустую и глазеть нечего. Только сомневаться начнёшь: купил что надо или лопухнулся.

Так они добрели до площади с обелиском. И Андрей, конечно, отправился смотреть, что там написано. Надпись то ли забыли позолотить, то ли её смыло, но они обошли четырёхгранный сужающийся кверху столб и ничего не нашли.

— Что, ребята, — фотограф как из-под земли вынырнул, — запечатлеетесь?

— Если ты, дед, скажешь, для чего эту штуку здесь вздрючили, снимай нас до потери пульса, — сразу ответил Андрей.

— Я тебя самого сейчас вздрючу, — пообещал фотограф. — И тоже до потери пульса. Ишь, внучек нашёлся!

Отругивался фотограф не зло, явно радуясь завязавшемуся разговору, и Эркин движением плеча сбросил и мягко опустил на землю мешок. И тут почувствовал чей-то очень внимательный взгляд.

Разглядывая толпу вокруг обелиска, Фредди невольно выделил двух парней. Оба высокие, черноволосый в джинсовом, под ковбоя, но не ковбой, откуда здесь взяться ковбою, а второй — белокурый, в светлой ветровке, в каких ходит пол-Колумбии, оба, видимо, как здесь говорят "с той стороны", куртка у черноволосого потёрта, не сегодня и не вчера куплена, но от Страуса, а ловок парень, неужто опять из того же табуна, стоит попробовать поговорить, белобрыс приблатнённый, шпана, конечно, хотя нет, не шестёрка, нет, в короли по возрасту не годится, но валет силён, и зачем ему спальник? Спальник и блатарь... но... но... Фредди моргнул, отгоняя наваждение. Так и до глюков докатишься.

Но кто ж это так уставился? Эркин обернулся, пытаясь понять, кто его так выглядывает. И увидел, не сразу, но увидел сидящего на скамейке мужчину в тёмном костюме, сбитой на затылок шляпе и с банкой пива в руках. Их глаза встретились, и Эркин узнал его. Вернее, узнал-то он сразу, но только сейчас понял, что не ошибся, что не почудилось ему.

Фредди сглотнул вдруг закупоривший горло шершавый комок. Отвернувшись от спутника, на него смотрел Эркин, и его недовольное жёсткое лицо на глазах мягчает и даже не светлеет, а словно наливается светом.

— Андрей, — тихо позвал Эркин. — Андрей, смотри.

— Чего? — обернулся Андрей. — Куда смотреть? Ты... — и как-то всхлипнул, словно подавился непроизнесённым.

Белобрысый обернулся, и Фредди задохнулся, как от удара под дых. Смяв в кулаке пивную банку, он встал и шагнул к ним.

— Фредди! Живо-ой!

Они встретились, вернее, столкнулись на полпути от обелиска к скамейкам и замерли, застыли, сцепившись в объятии.

Разумеется, вопль Андрей привлёк внимание, и вокруг закрутилась толпа любопытных, но встреча друзей — событие, конечно, интересное, но не настолько, чтоб всех надолго собрать, да и Эркин вспомнил о брошенных мешках, а Фредди про кейс и плащ. Плащ -так и чёрт с ним, но потерять уже подписанные контракты...

— Ну, парни, — наконец выдохнул Фредди, когда они уже свалили на скамейке мешки, убедившись, что ничего не пропало. — Ну, не ждал!

— Мы тоже! — ухмылялся во весь рот Андрей. — Фредди, ты надолго к нам? Насовсем? А то давай...

— Андрей, — перебил его Эркин, — ты бы сходил, взял пива и пожевать...

— Да на хрен пиво! — возмутился Андрей. — Айда в шашлычную эту, там и посидим.

Эркин досадливо прикусил губу: Андрей впервые не понял его, но, поймав взгляд Фредди, заставил себя улыбнуться.

— Ладно, пусть по-твоему.

Фредди жадно разглядывал парней. Определённо не бедствуют, сытые, Эркин аж лоснится, разносчиками, что ли, стали?

— Чего вы такие навьюченные?

— За покупками приехали.

— На перепродажу, что ли?

— Зачем?

— Вот ещё!

— Себе, семье...

— Ты надолго?

— Вечером улетаю.

— У нас автобус в пять.

— И далеко?

— В Загорье. Не слышал небось?

-Не слышал, — согласился с Андреем Фредди, доставая записную книжку. — Говори адрес.

— На память уэе не надеешься, значит, — не упустил случая съязвить андрей, доставая из кармана рубашки маленькую пачку узких картонок. — Вот, братик, а ты говорил: зачем да к чему. Вот как раз для таких случаев.

Фредди насмешливо хмыкнул: был Эндрю выпендрёжником и остался таким же. Но Андрей писал свободно, явно не вчера буквы узнал. Быстро написав по-английски, Андрей протянул визитку Эркину.

— Давай, брат.

Эркин кивнул и, поддерживая игру, слегка демонстративно достал свою ручку, старательно записал уже по-русски их полный адрес. Писал он чуть медленнее Андрея, но достаточно свободно.

— Держи, Фредди.

Фредди взял визитку, повертел, разглядывая аккуратные строчки.

— Это когда ж вы так навострились?

— — Эркин здесь, а я, — Андрей фыркнул, — и раньше умел.

— Врёшь! — искренне возмутился Фредди.

— Ай да я! — восхитился Андрей. — Всех купил! Да я на двух языках свободно с до школы ещё и читаю, и пишу.

— Та-ак, — неопредённо-угрожающе протянул Фредди и улыбнулся. — Силён. А Эркин знал?

Эркин кивнул, а Андрей довольно усмехнулся:

— У меня от брата тайн нет.

И сёкся: так быстро и холодно блеснули глаза Фредди.

К ним подошёл фотограф.

— Встретились, значит?

— Встретились, — охотно подыграл Андрей.

— Запечатлеть надо!

— Уговорил, дед, — хлопнул себя по коленям Андрей и встал. — Давай, Фредди, запечатлеемся.

Предложение не вызвало у Фредди особого восторга, но он возражать он не стал.

После недолгого, но детального обсуждения решили: Фредди один, потом парни вдвоём, потом все вместе. И каждая карточка в трёх экземплярах, каждому чтоб.

— И сразу готово будет? — не поверил Эркин.

— За два рубля будет, — твёрдо ответил фотограф.

— За всё два рубля?! — изумился Андрей.

— За каждую, — фотограф сдвинул аппарат за спину и вытащил другой, большой и похожий на ящик. — Фирма веников не вяжет.

— Фирма делает гробы, — закончил за него Андрей. — Давай, Фредди.

Фотограф своё дело знал. Важность, с которой он их расставлял, заходил то с одного бока, то с другого, напомнила Эркину Билли Скиссорса в Джексонвилле, тоже артист... был.

Полученные фотографии Фредди вместе с их визиткой убрал в бумажник. Эркин — все шесть — к себе, во внутренний карман. А в честь чего поставлен обелиск, они так и не узнали. И вспомнили об этом уже по дороге в шашлычную, но тут же забыли. Разговор шёл дёргано, перескакивая с одного на другое.

Усач у входа в шашлычную обрадовался им как старым знакомым, почти друзьям. Шашлычная оказалась приятно прохладным полуподвалом со сводчатым потолком и расписными стенами. По стенам вперемешку теснились горы, люди, овцы, лошади, облака , солнце, луна и звёзды. И пахло костром, вернее, жареным на костре мясом. От стойки им заулыбался ещё один усач, чуть постарше и подороднее того, что у входа.

Из провели к угловому удобному столику, где и они расселись, и вещи сложили так, что и не мешают, и под рукой, и не на виду. Узнав, что они впервые про шашлыки слышат, усач осведомился: просто ли они зашли или что-то особенное?

— Друга встретили, — Андрей хлопнул Фредди по плечу. — Ха-арошего друга. Надо отпраздновать.

— Конечно, надо, — горячо порллержал усач. — Друг — второй брат, сейчас праздник будет, всё вам будет.

— Спасибо, отец, — перебил его андрей. — Но в пять у нас автобус — это раз, и сотня в кармане — это два. Ещё вопросы есть?

— Какие вопросы, дорогой, — усач обмахнул белой салфеткой столешницу из тёмного дерева. — Эй, Гиви, праздник у людей, не слышал разве, — и ещё что-то непонятно-гортанное, будто слова клокотали у него в горле.

Черноглазый, похожий на усача долговязый подросток развернул перед ними хрустнувшую от крахмала скатерть. Как из воздуха появлялись и располагались на столе глиняные тёмно-блестящие миски с помидорами, огурцами, зелёным луком и ещё какой-то зеленью, блюдо с белыми пухлыми лепёшками и такое же с белыми кружками сыра, тяжёлые, отливающие серебром стаканы и кувшин с вином.

— Ну, живём! — потёр руки Андрей.

— Живите долго, дорогие, — подхватил усач, разливая вино. — От этого вина, дорогой, радость больше делается, душа весельем полнится, а кто весел, то и живёт долго, у нас в горах его пьют и по двести лет живут, мамой клянусь.

Когда он отошёл, Фредди взял в руки стакан.

— Ну, со встречей, парни.

— Со встречей, кивнул Эркин, так же беря стакан.

Самого главного он Фредди пока не сказал, не мог при Андрее, хотя... Андрей — ему брат, всё о нём знает, если бы не Андрей, он бы и сейчас по-прежнему думал.

Густое, сразу и сладкое, и приятно кисловатое вино не обжигало, а согревало горло и тело. И солёный сыр, и нестерпимо жгучая фасоль в мисочках со смешным названием "лобио", и овощи — да всё под это вино становилось только вкуснее. Ничего не теряя и не изменяясь.

Андрей от еды не встанет, надо решаться. Эркин глубоко вздохнул.

— Фредди, я... — Фредди ожидающе смотрел на него, и Эркин снова вздохнул. Андрей вдруг отвёл глаза, заинтересовавшись горами на другой стене. — Фредди, ты прости меня, не держи обиду за то, в Алабаме, я дураком был, ты по одним правилам играл, а я тебя по другим судил.

Фредди перевёл дыхание и кивнул, принимая извинения. И очень спокойно спросил:

— Ты с тем игроком рассчитался?

Эркин недоумевающе посмотрел на него.

— Ты о чём? — и тут же понял. — А, нет, Фредди, мы просто город пошли посмотреть, а тут эта гнида надзирательская навстречу, увидел меня и бежать, я за ним, а уж Фёдор с Гришей за мной. Так мы в тот бар и влетели, — Фредди молча смотрел на него, и Эркин продолжил: — У Фёдора тамсвои дела были,это так, но привёл их туда я, — и улыбнулся. — По своему делу.

— Ладно, — кивнул наконец Фредди. — Обошлось и ладно, — взял сво стакан. — Выпьем, чтобы и потом всё обходилось.

— Выпьем, — повернулся к ним Андрей. — За мир, дружбу и любовь.

— Что-то тебя развезло быстро, — хмыкнул Фредди.

Пили и ели не спеша, но миски и блюда пустели, и кувшин уже лёгкий. Но Андрей и обернуться к стойке не успел. Точно угадав момент, на стол водрузили блюдо, где на стальных узких лезвиях трещали, исте5кая жиром, пахнущие свежим душистым дымком куски мяса вперемешку с баклажанами и помидорами. И миски с острой бордовой капустой. И со свежей зеленью. И новый кувшин вина. Произнеся все подобающие прочувственные слова, усач удалился.

— Мм, — причмокнул Андрей после первых кусков. — Вот не думал.

— Здоровско, — согласился с ним по-ковбойски Фредди.

И усмехнулся своему непроизнесённому: "почти как в Аризоне", Ковбои часто жарили мясо без сковороды прямо на раскалённой решётке, и оно так же пахло дымом и травами, случайно попавшими в костёр. Нет, этот... ша-ш-лъ-ик, ну и название — совсем не плох. Надо будет запомнить. Есть чем теперь поддеть Джонни, а то он себя великим гурманом числит. Французская кухня, конечно, класс, но это совсем даже весьма и очень.А с чем соус? Что там за зёрна плавают? Но никогда такой баранины не ел. И вино в самый раз. Тепло, весело, но голова ясная и руки в силе.

Опустевшие тарелки, миски и блюда незаметно исчезли со стола, зато появилось блюдо с фруктами, второе со сваренными в виноградном соке — как объяснил усач — лесными орехами и совершенно непроизносимым для Фредди названием, и в довершение крохотные чашечки чёрного кофе. (Уважаемые знатоки застолья, если я что-то напутала, пожалуйста помогите откорректировать, убрав явные противоречия)

И разговор шёл под стать обеду. Перескакивая с одного на другое, но всё легко, весело, с необидными шутками и подначками.

Наконец Андрей посмотрел на часы и присвистнул:

— Однако! Эркин, сколько на твоих?

Эркин посмотрел на часы — Фредди невольно отметил и привычность жеста и качество офицерских часов — и кивнул:

— Да, только дойти.

Андрей полез за деньгами, Но Фредди цыкнул:

— К-куда?!

— Ты чего?! — возмутился Андрей. — Мы ж тебя угощали.

— Платит старший, — внушительно ответил Фредди, кладя на стол сторублёвую купюру, а сверху ещё десятку чаевых — десять процентов от счёта, насколько он знал, общепринятая практика, и вряд ли в России процент выше — и поглядев на красного набычившегося Андрея и хмурого Эркина, улыбнулся: — Успеете ещё, парни, не последний раз видимся.

Помедлив, Эркин кивнул, а за ним и Андрей.

Разобрав сумки и мешки, они вышли на улицу. По-прежнему солнечную и многолюдную. Но им показалось, что прошло очень много времени.

Нив книжный, ни в игрушечный магазины заходить уже не стали. Шли, разглядывая витрины и прохожих. Эркин и Андрей переводили Фредди вывески, объявления и крики разносчиков.

Их автобус уже стоял у столба с вывеской "Загорье", надо было прощаться. Фредди достал визитку "Октавы".

— Так, парни, если что, звоните сюда. Если нас нет, нам передадут.

— Замётано, — кивнул Андрей. — Когда приедешь?

— Когда смогу, — усмехнулся Фредди.

— Когда лендлорд отпуск даст, — понимающе кивнул Андрей. -Ты ж на годовом контракте, нет? Слушай, тебе ж по трудовому законодательству положено...

— Иди уж, трепач, — засмеялся Фредди. — До встречи, — улыбнулся Эркин.

— До встречи.

— Будем ждать, Фредди, не исчезай.

— Удачи вам!

— И тебе удачи!

— Всем удачи.

— Лендлорду от нас...

— Передам, не сомневайся.

Водитель их автобуса стоял у двери, проверяя билеты. Эркину и Андрею он кивнул как старым знакомым.

Фредди видел, как парни вошли в автобус, вот Эркин сел у окна, увидел его и помахал рукой, а вот и Эндрю, тянется через Эркина к окну, оба смеются, рты до ушей. И помахал им в ответ, а когда автобус отъехал, твёрдо пошёл к стоянке такси. Теперь в аэропорт и ещё два, как и намечал, города и в Колумбию. Или сразу в Колумбию? Нет, чувства и бизнес не смешивают, коктейль хорош только в стакане. Но Царьград теперь побоку, профессор ему уже не нужен. Удачно вышло, как это слышал у русских... не думал, не гадал, нечаянно попал... плохой стрелок придумал, но вот так и получилось. Удачно, лучше и быть не может. Нашёл и нигде расспросами не засветился, всерьёз не засветился. Прямая связь — самая надёжная.

В автобусе Андрей пытался балагурить, но заснул, когда они ещё из Сосняков не выехали. Эркин покосился на него и подвинулся. Чуть-чуть, но, когда тело Андрея, обмякнув, стало сползать, то его голова легла на плечо Эркина. Не открывая глаз, Андрей пробормотал:

— Эркин, ты?

— Спи, — тихо ответил Эркин. -Я, конечно, — и почти неслышно: — Кто ж ещё.

Но Андрей услышал.

— Всякое бывает, брат, — и зевнул.

— Спи, — повторил, улыбаясь, Эркин.

Пьяным он себя не чувствовал, просто было хорошо, одновременно и лёгкость в теле, и усталость. И на подвиги тянет, и шевелиться неохота. Как же хорошо всё получилось! Никак не ждал и даже не думал. Фредди, конечно, франтом, похлеще иного лендлорда, не похож даже на себя тогдашнего, хотя... нет, тот же, Фредди не меняется, как ни оденется, а такой же... интересно, какие дела у него в России, да нет, это у Джонатана дела, Фредди же на контракте у него... ну, это их дела... хорошо, что Фредди понял его, он, конечно, тогда сильно психанул, дураком был, да его ещё тот майор, сволочь гадостная, сильно поддел, но сам он дурак, поверил охранюге, а Фредди... Фредди понял его, теперь действительно всё хорошо...

Андрей вздохнул, открыл глаза и улыбнулся.

— Не спишь, брат?

Эркин кивнул.

— Думаю. Хорошо было.

— Ага-а, — протяжным вздохом отозвался Андрей и сел прямо, сильно потёр ладонями лицо и удовлетворённо выдохнул: -Уфф!

— Выспался? — засмеялся Эркин.

— Дома отосплюсь, — Андрей подмигнул ему. — И просплюсь. Классный мужик Фредди, скажешь, нет?

— Не скажу, — усмехнулся Эркин. — Стоящий мужик. По всем статьям и... как это, ну... а, вспомнил. Параметрам.

Андрей самодовольно хмыкнул:

— Плохих не держим. Интересно, зачем его Джонатан в Россию гоняет?

— А ты бы его и спросил, -очень серьёзно ответил Эркин.

— Ну, ты и советуешь, — засмеялся Андрей. — Я ещё жить хочу. А в их дела лезть...

— Это пулю схлопотать запросто, — закончил за него Эркин, и Андрей кивнул, соглашаясь с очевидным.

За окном медленно поворачивалась холмистая, в перелесках и стогах равнина, стремительно появлялись и исчезали, пролетая мимо, деревни.

— Тетради нужно купить, — тихо сказал Эркин.

— Да, — кивнул Андрей. — В понедельник расписание повесят, вот по тетради на предмет.

— Я во вторую, схожу с утра.

— Я и после смены успею, — возразил Андрей.

— Ты после смены в Комитет пойдёшь, — напомнил Эркин.

Андрей засмеялся. Что "холостяжник" закончен и все, записавшиеся на квартиры, должны зайти в Комитет, они прочитали в газете, но и без объявлений Загорье шумело об этом уже две недели. Шестиэтажная коробка из красного кирпича с белыми наличниками окон была видна издалека. Комнат в квартирах по одной-две, но зато просторные, кухни — хоть танцы устраивай, и кладовка в каждой, и ванная, ну, не поплавать, так полежать, а в кухне плита газовая, а окна чуть ли не во всю стену, и подоконники широкие, и лоджии в каждой квартире... словом, дворец — не царский, так боярский. Но и квартплата тоже... боярская. Так на то и ссуда... лафа комитетским... а на такие деньжищи можно чего и побольше... На комитетские ссуды завистников хватало.

В автобусе негромкий ровный гул. Обсуждают покупки, строят планы. Каждому до себя.

— Знаешь, Эркин, я тут одну штуку придумал.

— Ну? Заинтересовался Эркин.

Пока что все выдумки Андрея были и интересные, и на пользу. Андрей улыбнулся.

— Фредди надо угостить. Как следует. Так?

— Так, — кивнул Эркин.

— Если в ресторан или в трактир хороший заведём, то он опять, ну, как сегодня, вывернется. Так?

— Тоже так, — согласился Эркин.

— Ну вот. Тут, как следует, обмозговать надо, — Андрей изобразил таинственность и подмигнул Эркину.

— Мозгуй, — засмеялся Эркин. — Пока мозги до школы свободны.

— Ладно, — с насторожившей Эркина подчёркнутой покладистостью кивнул Андрей. — Только ты мне, когда надо будет, подыграй.

— Ла-адно, — Эркин вдруг неожиданно для себя зевнул.

— До Загорья спим, — решительно сказал Андрей.

Эркин не ответил: он уже спал.

В аэропорт Фредди приехал за полчаса до своего рейса. Обычно он в таких случаях убивал время в ближайшем баре, но сейчас ни есть, ни даже пить не хотелось. Оглядев зал, он сел в свободное кресло и с привычной настороженностью расслабил мышцы.

Ну что? Он сделал, что мог и даже больше, прыгнул выше головы. Удача — великое дело. А теперь... подобьём край и посчитаем, по головам и по хвостам...

...Он всё-таки рискнул спросить:

— Нашёл своих?

Но Эркин улыбается.

— Да, всё нормально. Они в промежуточном, ну, региональном, лагере были.

Он кивает.

— Ну и хорошо, — и вынужденно поясняет: — Мы, когда в Джексонвилль приехали, искали вас, нам сказали, что они погибли.

— Мне тоже так сказали про Женю, — улыбается Эркин и с неслыханной им ранее гордостью поясняет: — Мою жену Женей зовут, а дочь Алисой. По-английски Джен и Элис.

Он ждёт, что Эркин по общепринятому обычаю достанет и покажет их фотографии, и готовит уже соответствующие фразы, но до этого Эркин ещё явно не дорос...

...— Хорошо устроились?

— Лучше и не надо, — смеётся Эндрю. — Я в автокомбинате. Представляешь, шофёром буду!

— И когда?

— Ну, пока я рабочий в цеху, неделя, как из учеников перевели, — Эндрю одновременно и горд, и смущён...

...— Бригада хорошая. Вот такие, — Эркин показывает оттопыренный большой палец, — мужики...

...— Так ты кем?

— Грузчиком, — Эркин довольно улыбается. — На первом рабочем дворе. Круглое таскаем, квадратное катаем.

Он охотно смеётся немудрящей шутке.

— А делает завод что?

По лицу Эркина пробегает еле заметная быстрая тень, но отвечает он безмятежно и беззаботно:

— А хрен его знает, меня это не касается.

И он понимающе кивает. Значит, о заводе спрашивать нельзя. И не будем. Нас это тоже не касается...

...— Как же так получилось?

— Да ранило меня, понимаешь, Фредди. Сначала за мёртвого посчитали, и Эркину так сказали, — Эркин кивает, подтверждая, а Эндрю продолжает тем же залихватским тоном. — А потом отлежался я, оклемался и пополз на родимую сторонушку, брата догонять...

...Стоп. Вот здесь. У Эндрю, конечно, рот до ушей, и всё, как и положено, но... не врёт, а молчит. Про лагерь в атланте ещё туда-сюда, а куда ранило и кто лечил — глухо, глухая несознанка. Приехал он...

...— Май уже, солнышко светит, птички поют...

...— Я как увидел, даже испугался сначала. Я из школы пришёл, а он на кухне сидит...

...— А хрен с ней, с Атлантой, я два раза из лагеря выходил, мне вот так, — Эркин проводит ребром ладони по горлу, — хватило.

— А я ни разу. — хохочет Эндрю. — За два-то месяца, представляешь, Фредди.

— Чего так долго?

— У меня виза просрочена была, ну, и всё по новой. Заявление, ожидание, проверки, чтоб им... — Эндрю весело ругается.

— Да, — кивает Эркин. — Мы-то удачно проскочили, как раз в середине ноября месяц кончился, и нас в Центральный, в Атланту перевезли...

...Два месяца от мая — это апрель и март. Так когда Эндрю вошёл в лагерь? До двадцать восьмого февраля или после? Найфа нашли третьего марта. Смерть определили, как предположительно двадцать восьмого. Если до, то это не Эндрю и начинай всё сначала. Нет, всё-таки Эндрю, слишком уж упорно молчит. И Эркин помогает молчать. Знает? Насколько?...

...— У меня от брата тайн нет!...

...Сказал и спохватился, заболтал о другом. Так ли уж нет?

Объявили его рейс — настолько он русский уже понимал — и Фредди встал. Главное — он нашёл парней. Живы, здоровы, хвосты обрублены, крючки срезаны, со здешней Системой не завязаны. Теперь можно без особой горячки раскрутить.

Самолёты в принципе все одинаковы, смотреть на землю с такой высоты он не любитель, а соседи ему неинтересны. И, сев в своё кресло и разместив, где положено, свои шляпу, плащ и кейс, Фредди прикрыл глаза, будто задремал, продолжая вспоминать и анализировать...

...— Жениться не надумал?

— А зачем, Фредди?

— Его и так любят, — Эркин глядит на Эндрю с ласковой насмешкой. — Первый парень на деревне.

— Во! — польщённо ухмыляется Эндрю. — И потом. Ты ж, старший ковбой, вот ты женишься, и я за тобой! Не бойсь, не отстану...

...Над этим они ржали долго и с удовольствием. Эркин легко про баб говорить стал, не заводится, как летом было, и вообще... отошёл, совсем нормальный парень, а Эндрю... всё тот же, но под малолетку уже не играет. Что ещё? Расспрашивали и его самого, в основном про имение, кто там да как там...

...— Молли замуж вышла.

— Ну, и счастья ей, — Эндрю шутливо салютует стаканом. — И деток здоровых...

...Да, здесь у Эндрю не свербит, всё нормально. И с деньгами парни не жмутся, рассказали, чего и сколько накупили, так это чуть не за полторы тысячи перевалило. Ну, это ссуды комитетские, так что, не уцепит никто, всё законно. Всё у парней хорошо, всё нормально. И... да, так и не иначе. Приехать уже прямо в Загорье и разговаривать с Эндрю один на один, без намёков и подходов. Что бы Эркин ни знал, он при этом разговоре лишний. А где? Трактир не пойдёт, не нужны тут ни уши, ни глаза чужие. Стоп! Есть место...

...— У нас дом построили, для одиноких и малосемейных, "Холостяжник", а я ж, как приехал, сразу на квартиру записался, так что в понедельник пойду, — Эндрю достаёт из нагрудного кармана пустую визитку и старательно вписывает на двух языках ещё один адрес. — Вот, квартиру, правда, пока не знаю...

...Дать парню переехать и обжиться немного. Недели две, ну, двадцать дней. Дольше тянуть нельзя, упустим время. Начнётся сезон и всё станет сложнее. Делать ещё можно будет, а решать и готовить надо сейчас. Сегодня двадцать девятое, к семнадцатому он должен это сделать. С Джонни Эндрю разговаривать не будет, Джонни для них обоих — лендлорд. Значит... значит, это его дело. И только его.

Для России рейс считался коротким, и пассажиров не кормили. Но после их пиршества в шашлычной Фредди был уверен, что два, а то, пожалуй, и три дня голодовки ему не помешают.

* * *

1999; 29.10.2014