|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
ТЕТРАДЬ СТО ВТОРАЯ
Несмотря на плохую погоду воскресенье и без прогулки шло очень весело. Они даже в гости сходили.
Обычно Женя ходила к Норме одна, но сегодня — воскресенье и вообще... Эркин, разумеется, спорить не стал, а Алису не спрашивали. Эркин переоделся в хорошие брюки, полуботинки и белую рубашку.
— Вот так. И джемпер ещё. И всё прекрасно, — Женя поправила ему воротничок, погладила прядь на лбу и поцеловала в щёку. — Чудно выглядишь.
— Иди чудно? — попробовал пошутить Эркин, осторожно обнимая Женю.
Женя фыркнула и ещё раз поцеловала его.
— Чудно! Алиса, ты готова:
— Давно уже, — мрачно ответила Алиса.
Перспектива идти в гости к учительнице её мало радовала. Нет, мисс Джинни — училка что надо, и по английскому одни пятёрки, но она её в школе каждый день видит, и это ж как себя вести хорошо придётся, ну, никакого удовольствия от гостевания не получишь.
К радости Алисы и тайному облегчению Эркина, Джинни дома не было. Пошла к подруге — объяснила Норма, искренне обрадовавшаяся гостям. Женя вручила баночку "своего" клубничного варенья. Норма рассыпалась в благодарностях. Чай у неё уже был готов, место у камина нашлось всем. И всё было очень мило и прилично.
Стеклянный шкаф-горка с фарфоровыми и стеклянными фигурками давно притягивал Алису. Женя кивнула, и Норма с улыбкой согласилась с ней.
— Конечно, Элис, посмотри.
Алиса поставила свою чашку на столик и встала. Пока она рассматривала коллекцию Джинни, за столом шёл тот же милый разговор о всяких загорских и домовых новостях. Среди прочего Норма спросила об Андрее.
— Он поехал в Царьград, — спокойно ответила Женя.
Норма кивнула, и разговор пош1л дальше. Эркин чинно пил чай и больше слушал, чем говорил. Всё-таки норма хоть и соседка, а леди, и её английский не давал ему забыть об этом и почувствовать себя свободно. Но раз Женя довольна... разговор его никак не задевал, чай был вкусным, бисквиты тоже, хотя у Жени печенье лучше.
Рассмотрев зверюшек, Алиса отошла к пианино. Здесь тоже стояли всякие интересные вещицы.
— Ты умеешь играть, Элис?
— нет, мэм, — вежливо ответила Алиса. — Но я учусь петь.
— И какую песню ты выучила?
Норма встала и подошла к пианино, открыла крышку и села.
— Ну-ка, спой, Элис, я подыграю тебе.
— Вы умеете играть? — удивилась Женя.
— Когда-то училась, — Норма перебирала клавиши мягкими гладящими прикосновениями. — Потом подбирала по слуху. Ну, Элис, — Норма подбадривающе улыбнулась стоящей рядом белокурой синеглазой девочке в платье из красно-синей шотландки, словно сошедшей со страниц старинной детской книжки.
Алиса посмотрела на Женю и Эркина, вздохнула и запела. Из уважения к Норме и памятую о главном правиле вежливости: говорить на том языке, на котором к тебе обратились, по-английски. Песенку про медвежонка, что хотел съесть луну и спрашивал у мамы-медведицы, из чего на сделана.
Когда песня закончилась, все ей похлопали, и она поклонилась, как на сцене.
— Очень хорошо, Элис, — Норма ещё раз хлопнула в ладоши. — Очень хорошо поёшь.
— А Эрик ещё лучше поёт, — вдруг выпалила алиса.
— Оу?! — удивилась Норма. — Вы поёте?
Эркин смущённо кивнул.
— Спой Шекспира, Эркин, -попросила Женя.
И это решило дело.
Норма была настолько поражена его голосом и пением, что даже растерялась и только почти машинально поддерживала аккордами. А Эркин никак не ждал, что её удивление и восторг будут настолько приятны. Он пел, а Алиса, стоя рядом и прислонясь к его плечу, тоненько подтягивала. Женя, подперев кулачком подбородок, влюблённо смотрела на них.
Спев с десяток сонетов, Эркин решил передохнуть. Норма с сожалением опустила крышку и вернулась к столу.
— Чай остыл. Я сейчас подогрею.
— Нет, спасибо, — улыбнулся ей Эркин, пение успокоило его, позволив избавиться от напряжения. — Так даже лучше.
— Давайте, я ещё вам налью, — потянулась к его чашке Норма. — Вы учились петь?
— Да нет, спасибо, — Эркин принял чашку и отпил. — Так, запоминал с голоса, и всё.
— У вас прекрасный голос, — убеждённо сказала Норма. — И слух хороший. Вам надо учиться петь. По-настоящему, понимаете?
— Мне моей школы хватает, — рассмеялся Эркин.
Поболтали ещё немного, и Женя стала прощаться.
Дома Женя сразу поцеловала дочку.
— Я себя хорошо вела? — сразу уточнила Алиса.
-Да.
— И что мне за это будет?
Женя рассмеялась.
— А если за просто так?
— Задаром одни неприятности, — серьёзно ответила Алиса.
Эркин невольно фыркнул, но Женя так же серьёзно сказала:
— Кто просит, тот получит.
И на том все разговоры о плате за хорошее поведение закончились. А воскресный вечер — это не субботний. Впереди не выходной, а рабочая неделя, и всё уже соответственно. Конечно, они и поужинали, и поиграли немного, и всё было хорошо и как положено.
Наконец, Алиса уложила кукол, собрала на завтра свой рюкзачок, совершила все вечерние умывальные ритуалы и легла.
— Целуйте меня, — распорядилась она уже с закрытыми глазами. — Я спать буду.
Женя тихонько рассмеялась, целуя её в щёку.
— Спокойной ночи, маленькая.
За Женей наклонился над ней Эркин.
— Спи, маленькая. Спокойной ночи.
— И всем спокойной ночи, — совсем сонно ответила Алиса.
Когда они вышли из комнаты Алисы, погасив ей свет и закрыв за собой дверь, Женя внимательно посмотрела на Эркина.
— Всё будет хорошо, Эркин.
— Да, Женя, я знаю, — он старательно улыбнулся ей.
За вечерней "разговорной" чашкой говорили об обычных хозяйственных хлопотах, и что Эркину нужно купить себе новую шапку-ушанку, а прошлогоднюю сделать рабочей.
— Женя, а тебе?
— У меня всё есть.
— А валенки?
— Они мне не нужны. На работе тепло, а по городу ходить сапоги и удобнее, и, — Женя улыбнулась, — и красивее.
— Хорошо, — не стал спорить Эркин. — В большую комнату будем камин покупать?
— Знаешь, я думаю, не стоит. Красивый буфет, горку... так нам туда и ставить пока нечего. Диван если только, с креслами и маленький столик, — рассуждала Женя. — И под проигрыватель тумбу.
Эркин согласно кивал.
— Пойдём в отпуск и займёмся, так?
— Конечно. Всего неделя осталась, это же не к спеху.
— Ну да, Женя.
Эркин отхлебнул чаю. Обычный разговор, обычный вечер. Всё хорошо, и если бы не тревога за Андрея... Андрей обещал вернуться. И сдержит слово, он знает Андрея, но если там обернётся всерьёз, а Андрей удержу не знает, зарывается, заигрывается, а какие игры у мышки с кошкой известно...
Но вслух об Андрее они не говорили, допили чай и легли спать. Обычный вечер, конец одной недели и начало следующей.
Поезд шёл быстро, подрагивая на рельсовых стыках и слегка раскачиваясь. Андрей лёг ногами по ходу движения: плевал он на приметы, а вот, если тормозить будут, то лучше ногами пружинить, а не головой биться. Спал он крепко, без снов, но и сквозь сон чувствуя чьи-то шаги и голоса. Его это не качалось, и он не просыпался. А когда наконец открыл глаза, то было уже светло. Но свет серо-голубой, предутренний, и шём ещё ночной.
Полка над ним была опущена, и оттуда слышался храп. Значит, ночью останавливались и подсаживались. А он и не проснулся. "Крепко спать стали, Андрей Фёдорович", — упрекнул он себя, но не всерьёз. Предчувствие опасности никогда не подводило его, а сейчас молчит. Значит, безопасно, и нечего трепыхаться. Он зевнул, аккуратно, чтобы ничем ни обо что не стукнуться, потянулся и посмотрел на часы. Полвосьмого. А за окном что?
Андрей сел и отодвинул занавеску. В сером мареве тёмный еловый лес, серо-бурые лоскуты полей. Смотри-ка, за два дня уже как всё облетело. Вставать не хотелось. Хотя... хотя нет, сейчас начнут вставать и ходить, а лежать на пути, у всех под ногами, не-ет, это мы знаем и этого нам никак не надо. Андрей откинул одеяло и сел, спустив ноги. Нашарил под полкой свои ботинки — рядом стояли ещё чьи-то, наверное, спящего наверху, а под другим концом полки то ли чемодан, то ли обтянутый брезентом ящик — и обулся. Ну вот, можно теперь и красоту наводить.
Андрей взял коробку с бритвенным набором, полотенце и пошёл в уборную.
Угадал он точно. К его возвращению вагон уже просыпался, а проводник бросил на ходу:
— Если спать больше не будешь, постель занеси.
— Ладно, — не стал спорить Андрей.
А из тамбура уже вплывала тётка в белой куртке со столиком на колёсах.
— Молоко, булочки, бутербродов кому...
Точно, утро. Андрей поднял и закрепил столик, взял себе молока и пару бутербродов. Мимо ходили заспанные то весёлые, то озабоченные люди. Постель он скатал и отнёс проводнику. А когда вернулся, верхняя полка уже опустела. Андрей удобно расположился за столом опять по ходу поезда и приступил к завтраку, разглядывая уже совсем облетевший, тёмный от множества елей лес за окном. Ел он не спеша, правда, и без особого смакованья. Но после вчерашнего столичного разгула смаковать-то и нечего. Обедали в дорогом, как он сразу понял, трактире, и чего только не было на столе, и рыбное, и мясное, и солянка сборная, и закусь всякая, и каша гурьевская — сладкая манная каша с вареньем — напоследок. И вкусно всё до обалдения, и порции — дай боже. Хлёбова — так до краёв, поджарка мясная горкой, да всего от пуза. А потом ещё в Гостином Дворе чаем баловались. С пикантными и деликатесными эклерами. Вот этих, жаль, не купил, но их не довезёшь. На месте делают, и больше десяти часов они не лежат, а ему только до Ижорска двадцать часов ехать. Дорогие, стервы, конечно, но и вкусны! Да-а, вогнал он профессора в расходы, что и говорить, ну, авось не обеднеет, холодильник набит, так что в магазин пару дней не сходит, перебьётся и войдёт в норму.
Доев, Андрей достал сигареты и закурил, стряхивая пепел в картонный стаканчик из-под молока. За окном шёл дождь, и стекло быстро стало мутным от капель и струек, и всё тот же лес то вплотную к дороге, то отступает, открывая поля, серые мокрые крыши над серыми домами.
— А смотреть-то и не на что!
Немолодой краснолицый мужчина грузно сел напротив Андрея.
— А чего ещё делать? — холодно улыбаясь, ответил Андрей.
— Давай знакомиться, попутчик, — мужчина протянул над столом короткопалую широкую ладонь. — Геннадий Вадимыч, а можно и Дядя Гена.
— Андрей.
Руку ему пожали крепко, явно проверяя, и Андрей ответил в полную силу.
— Могёшь, — удовлетворённо кивнул Геннадий Вадимыч. — Где вкалываешь?
— В цеху, — усмехнулся Андрей, не вдаваясь в детали.
— А я на своём деле, но тоже, — попутчик потряс над столом руками, — всё сам и своими, наёмных не держу.
— Невыгодно или не доверяешь?
Тот кивнул и достал сигареты.
— И то, и другое, и всё сразу. У меня вон, пятеро по лавкам, надо им кое-чего оставить, чтоб не с нуля, как я, когда с войны пришёл, начинали. Логично?
— Вполне, — кивнул Андрей.
Мимо них прошла женщина, бережно неся дымящуюся кружку с чаем.
— В ресторан пойдёшь? — предложил Геннадий Вадимыч.
Андрей мотнул головой, отказываясь. Хватит с него ресторанов и знакомств. Попутчик не обиделся и не обрадовался, по крайней мере, внешне. А молча надел свой пиджак и ушёл, а Андрей снова уставился в окно.
Поезд выехал из-под дождя, встречный ветер высушил стёкла, но вид всё равно заплаканный. Андрей посмотрел на часы. Десять, одиннадцатый... Книжку, что ли, достать? Так неохота лезть в сумку, он её на самое дно засунул, чтоб коробки с рожками не подавила.
Он сидел, неспешно, но и без особого вкуса курил, разглядывая лес, поля, маленькие города и совсем крохотные деревни. И даже мыслей особых не было. Пустота... не страшная, лёгкая пустота. Андрей и не думал ни о чём, просто смотрел и даже не чувствовал ничего. Шум шагов и голосов его не качался, оставаясь чем-то внешним и ненужным. И под стук колёс и летящий за окном лес неощутимо шло время. Светлело и хмурилось небо, начинался и отставал от поезда дождь.
Остановились в каком-то городе. Андрей вместе со многими вышел, накинув куртку, на перрон размяться, купил в киоске газету, потом сидел у окна и читал её. Но никогда потом не мог вспомнить названий ни города, ни газеты, ни о чём читал. Всё мимо, ни до чего ему.
Вернулся из ресторана раскрасневшийся с масляно блестящими глазами Геннадий Вадимыч. Но на этот раз ни с вопросами, ни с рассказами не полез, а взял газету Андрея и углубился в чтение. Андрей совершенно искренне не заметил этого, занятый своим.
Он старался всё-таки разрушить эту странную пустоту или хотя бы наполнить её мыслями о доме, школе, всяких прочих мелочах, даже продумал, что и как расскажет Жене и Эркину, а что только Эркину, но и это так... пузыри на воде. А если всерьёз... Но всерьёз о совершившемся он думать не мог. Слишком глубоко и долго приходилось это прятать. Отец... он ведь и Эркина приплёл, чтобы не остаться один на один с отцом. И с памятью. Мама, Аня, Милочка, дом на Песчаной и совсем смутно другие, как он теперь понимает, цареградские комнаты, что-то помнится ярко, что0то как сквозь туман, обрывки без конца и начала, нет, без Эркина он с этим не справится, слети с катушек и вразнос пойдёт. Старший брат, опора во всём, старший брат в отца место, нет, он не пустит Бурлакова, не совсем пустит, не даст тому потеснить Эркина. И Фредди. Без них у него спина открыта, и он опять голым на снегу, мишенью ходячей, нет, Эркин его тогда прикрыл, на ножи за него встал, и потом... сколько всего и всякого у них было. Эркину он себе такое сказал, чего никто не знает и никому знать не надо. Вот только... прости, брат, но это уже не моя, не только моя тайна, а в остальном... Нет, Эркин, если вдруг выбирать придётся, я тебя выберу. Всегда.
На стекло налипли белые растрёпанные хлопья мокрого снега, и их тут же смыло дождём. Андрей посмотрел на часы. Смотри-ка, а всего ничего осталось. И попутчик куда-то исчез, то ли опять в ресторан, то ли сошёл уже, ла были ещё две короткие остановки, ну и хрен с ним, а ему собираться пора. Чтоб спокойно, без спешки и с расстановкой. Он встал и вытащил из-под сиденья свою сумку, достал и бросил на столик жилет, заложил коробку с бритвенными и прочими причиндалами и, копаясь с ними, незаметно вытащил из свёртка с деньгами и засунул в кармашек джинсов ещё пять сотенных. Больше откладывать покупку зимнего нельзя.
Убрав сумку, Андрей надел жилет и снова сел к окну. Там теснились домишки пригорода, бурые пустые огороды и сады. После Царьграда всё такое мелкое, жалкое...
С утра сыпал мелкий дождь, такой холодный, что больше походил на подтаявший снег. Эркин взял с собой узел с зимней робой, натянул поверх шапки капюшон куртки.
— Женя...
— У меня зонтик, не беспокойся. Счастливо, Эркин.
Быстрый поцелуй в щёку, и Эркин ушёл. Женя захлопнула за ним дверь и заметалась в утренних хлопотах. Собрать и одеть Алиску, приготовить всё к обеду, одеться самой.
— Алиса, ты готова?
— Мам, ну, не надо плаща.
— Надо. Застегнись.
Прозрачный плащик-пелерина с капюшоном был последним её приобретением. Алисе он не нравился, так как драться в нём было очень неудобно. И для других не менее интересных дел он никак не подходил. Но спорить с мамой ещё неудобнее.
Женя помогла Алисе натянуть поверх курточки и рюкзачка плащ.
— Вот так. И не спорь.
— Я не спорю, — вздохнула Алиса.
Женя взяла сумочку, зонтик, и они вышли.
На улице было так мокро и противно, Что Алисе её плащ даже понравился: под ним было сухо и тепло.
Отведя Алису, Женя побежала на работу. Дождь стал жёстким и колючим, ветер обрывал последнюю листву. Неужели уже зима? Вот и отлично, кончится эта слякоть, ляжет белый чистый снег, как хорошо! Лишь бы Андрюша не задержался в Царьграде, а то Эркин совсем изведётся...
...Не один Эркин принёс сегодня зинюю робу. Правда, для валенок ещё сыро, но пусть в шкафчике лежат и есть не просят. Под эти разговоры Эркин вместе со всеми переоделся уже в зимнее, только вместо валенок сапоги на двойной носок.
— Всё, мужики. Айда, — встаёт у двери Медведев.
Осенняя страда до Покрова, то один в отпуске, то другой, так что крутись, старшой на расстановке.
— Мороз, ты, что ль, с той недели в отпуске?
Эркин кивает и спокойно отвечает на непрозвучавший вопрос.
— В пятницу отвальная.
— Дело! — хихикает Ряха. — Вождь угощает!
— Халявщику всё в радость, — осаживает его Геныч.
А Петря заканчивает:
— Да не впрок.
— Молод ты мне указывать, — огрызается Ряха. — Молоко с губ утри.
Но и Петря не уступает.
— Своё пил, стыдиться нечего.
Конца перепалки Эркин уже не слышит: ему с Серёней и Лютычем сегодня работать, вон уже дурынды серые стоят, их дожидаются. А платформа где? На грузовик если, то туда другие грузятся.
— Вон на ту, — машет рукавицей Медведев. — На двойной крепёж.
Эркин понимающе кивает и, натягивая рукавицы, идёт к контейнерам. Лютыч на крепеже, Серёне на подхвате, не впервой, сделаем в лучшем виде.
Работал он как всегда, тщательно и сосредоточенно. Да и чего дёргаться и по сторонам глазеть, когда надзирателя нет. Это там приходилось, только успевай оглядываться, чтобы под плеть или дубинку токовую не попасть, а здесь-то...
— Крепи.
— Подвинь его. Ага, хорош.
— Серёня, паз очисть, повылазило тебе.
Рычит Лютыч, огрызается Серёня... но всё это так, без злобы, без настоящей злобы.
К обеду с контейнерами управились. И как раз: только паровоз подцепил платформу, как им на обед зазвонили.
— Айда лопать! — радостно хлопает себя по бокам Серёня.
— А то перетрудился, — хмыкает Лютыч.
Эркин смеётся и шутливо натягивает Серёне шапку на нос.
И в столовой всё, как всегда. Эркин набрал себе обед, расплатился и сел за стол с Санычем и Миняем — Колька догуливал свой отпуск. Ели не спеша, солидно. И разговор был такой же, о всяких хозяйственных делах.
Время до звонка ещё оставалось, и во двор они выходили тоже не спеша, да и куда спешить-то? Под дождь что ли? И, как обычно, на выходе они столкнулись с сеньчинской бригадой. Эркин кивнул Перу Орла и Маленькому Филину. Они ответили такими же сдержанно-приветливыми кивками. Не увидев Двукрылого, Эркин подошёл к ним.
— Хей. А Двукрылый где?
— Лежит, — хмуро ответил Перо Орла.
А Маленький Филин отвернулся. Эркин понял, и лицо его потемнело.
— Кто его?
Перо Орла твёрдо посмотрел ему в глаза.
— Перебрал и сам задрался, — ответил он, перемешивая русский и шауни.
Но Эркин продолжал смотреть, требуя ответа. Остановились поодаль, то ли поджидая его, то ли...на всякий случай и Саныч с Миняем. Эркин, на мгновение полуобернувшись, улыбнулся им. Перо Орла заметил и усмехнулся, но сказал на шауни, нарочито медленно, явно, чтобы Эркин понял.
— Это не опасно. Спасибо.
Эркин, помедлив, кивнул, и они разошлись.
Во дворе уже дребезжал звонок начала смены. Снова сыпал мелкий дождь, колючий, как подтаявшая снежная крупа. Эркин похлопал себя по бокам, глубже насаживая рукавицы. Контейнеры они сделали, теперь что?
Теперь были ящики, большие, неудобные, но без всяких предостерегающих надписей, только пометки верха и низа. Так что... не проблема.
Но он с Миняем только-только втянулись и выложили контур штабеля, как пришёл Медведев.
— Мороз!
— Чего? — обернулся Эркин.
— Пойдёшь сейчас на второй рабочий, — Медведев говорил как-то смущённо и недовольно. — Подмогнёшь там.
Эркин внимательно посмотрел на бригадира и кивнул. Недоволен Медведев, похоже даже злится, но на себя. Причину бригадирского недовольства и смущения Эркин не понимал, но привычно не стал спорить. К тому же летом в страду тоже такое бывало, может и сегодня что. Заболел, скажем, кто, вот и зашиваются. Ну да, Двукрылый же, ну, вот и понятно всё, а Медведеву тоже не с руки человека отпускать, в своей бригаде некомплект, Кольки же нет. Эркин кивнул Миняю и без спешки, но и не мешкая, пошёл на второй рабочий двор.
Сеньчин ждал его посреди двора, а в трёх шагах от него плечом к плечу стояли Перо Орла и Маленький Филин, и по их напряжённым позам Эркин понял, что не в чьей-то болезни или отпуске дело, и что не от балды, как говорится, Медведев именно его сдёрнул. Он шёл по-прежнему ровно и внешне спокойно, но лицо его стало отчуждённо напряжённым.
Остановившись в шаге от Сеньчина и невольным движением заложив руки за спину, Эркин молча ждал распоряжений. И от обычной рабской стойки его поза отличалась только поднятой головой и взглядом прямо в лицо Сеньчина.
— Аг-га, — выдохнул Сеньчин. — По-русски хорошо знаешь?
Эркин по-прежнему молча кивнул. Тон Сеньчина ему не понравился.
— Ну, так объясни этим краснюкам, — Сеньчин крепко выругался, — недоумкам краснозадым, что работать надо, а не... — последовало ругательство ещё крепче.
Эркин на мгновение стиснул зубы так, что вздулись желваки, опустил ресницы и снова вскинул глаза.
— А пошёл ты... — на этот раз он выдал Андрееву формулу целиком.
Сеньчин так удивился, что не ответил. А Эркин, решив, что осадки достаточно, повернулся к Перу Орла и Маленькому Филину.
— Чего тут? — спросил он по-русски.
Перо Орла, помедлив и чуть заметно, но одобрительно усмехнувшись, кивком показал на груду контейнеров. Эркин понимающе кивнул.
— И куда их?
Маленький Филин пожал плечами.
— Нам без разницы, — сказал он по-русски совсем чисто.
А Перо Орла взмахом руки показал на две платформы в другом конце двора. Эркин проследил глазами путь и досадливо выругался: и рельсы, и лужи по дороге, и колдобины вон, замаешься. Но делать нечего. Теперь понятно, чего его послали; вдвоём с такой грудой не справиться, а так... один крепит, а двое таскают. Разгребём.
— Пошли, — повёл он новых напарников к платформам.
Показал Маленькому Филину, как готовить пазы, крепить и сходни передвигать, и сказал Перу Орла.
— А мы таскать будем. Айда.
Что Маленький Филин и Перо Орла сразу молча подчинились ему, это понятно, но что Сеньчин как заглох от его ответа, так больше и не возникал — это уже удивительно. И остальные из Сеньчинской бригады поглядывали на них издали, но не подходили и не вмешивались ни с помощью, ни с советами. Хотя... им-то какое дело, каждый свои занят. Две платформы, двадцать четыре контейнера, до чего ж тяжелы стервы, да ещё и неповоротливы, ладно, бывало и похуже.
Они возились уже со второй платформой, когда к ним подошёл Медведев.
-Мороз!
— Угу, — ответил, не поднимая головы, Эркин, как раз помогавший Маленькому Филину закрепить растяжки. — Чего, старшой?
— Управишься здесь и пошабашишь.
— Понял, — кивнул Эркин.
Когда Медведев ушёл, Перо Орла пытливо посмотрел на Эркина.
— Как ты с ним?
— Нормально, — Эркин улыбнулся. — Старшой — мужик с понятием.
— Повезло тебе, — хмыкнул Перо Орла.
— А я вообще везучий, — по-прежнему по-русски весело ответил Эркин. — Пошли, совсем ничего осталось.
Когда зазвенел звонок, они волокли последний контейнер. Эркин привычно не заметил его: работу надо закончить, а что там звенит и грохочет — по хрену. Перо Орла и Маленький Филин не стали спорить и так же внешне не обратили на звонок внимания.
Они уже вставили контейнер в паз и крепили его, когда подошёл Сеньчин и остановился в шаге, глубоко засунув руки в карманы не робы, а кожаной с меховым воротником куртки. Эркин, не подчёркнуто, а естественно не замечая его, прошёлся по платформе, проверяя растяжки и повёрнуты ли контейнеры номерами и метками наружу, чтобы там, где их скатывать будут, не колупались лишнего.
— Лады, — сказал немолодой мужчина в робе грузчика, незаметно подошедший к платформам. — Сами накроем, валите, мужики.
И по властной уверенности жеста, которым тот направил ещё четверых к лежащим вдоль дальних сторон платформ длинным валикам брезента, Эркин понял, что это бригадир второй смены.
— Всё, — сказал Эркин Перу Орла и Маленькому Филину. — Мы своё сделали.
— Уг, — улыбнулся Маленький Филин, спрыгивая с платформы.
Сеньчин зло дёрнул углом рта, но промолчал и, резко повернувшись, ушёл.
Бригадир второй смены внимательно посмотрел на Эркина и протянул ему руку.
— Я Крюков Василий Васильевич, а ты? Мороз?
— Мороз, — кивнул Эркин, отвечая на рукопожатие.
— Могёшь, — кивнул Крюков. — Слышал о тебе. У Медведева?
— Да.
— Понятно. Ладно, бывай.
— Удачи, — ответил Эркин, кивком попрощался с Пером Орла и Маленьким Филином и ушёл на свой двор.
На первом дворе тоже уже работала вторая смена, а в их бытовке было пусто. Все уже переоделись и ушли. Эркин открыл свой шкафчик и стал переодеваться. Разделся до белья, снял рубашку и оставшись в трусах — для исподнего ещё не так холодно — и в сапогах на босу ногу, пошёл к крану обтереться. Обычно толкотня, смех, беззлобная ругань, а сегодня... даже странно как-то.
И, уже одевшись, приготовив тючок с летней робой и закрыв шкафчик, Эркин, проверяя себя, поглядел на часы. Ого! Припозднился он нынче, надо за Алисой бежать, а то и с обедом не успеет. Женя придёт... и Андрей с дороги наверняка голодный...
На обеих проходных одинаково удивились, чего он так запоздал, вся ж его бригада ещё когда ушла. А на улице снова сыпал то ли тающий на лету снег, то ли замерзающий тоже на лету дождь. Эркин натянул на голову поверх шапки капюшон и прибавил шагу. Так, сейчас за Алисой и сразу домой. До чего погода пакостная, ну, совсем, как зимой там, в Алабаме, будь она трижды проклята. Об Андрее он старался не думать. Прохожих совсем мало, и что? Сумерки уже? Или просто тучи такие? Он шёл быстро, почти бежал, разбрызгивая лужи.
Школьный был тоже пуст и на крыльце никого, но окна в двух классах светились. Эркин взбежал по широким ступеням и толкнул дверь. В вестибюле никого и раздевалка уже закрыта, но Эркин знал, что после прогулки раздеваются уже в классе для послеурочных занятий, и спокойно откинул капюшон, расстегнул куртку и передёрнул, стряхивая воду, плечами, тщательно вытер ноги о жёсткий щетинистый коврик у двери и уже тогда пошёл к лестнице.
На втором этаже ярко светилась открытая дверь класса, и оттуда слышались детские голоса. Эркин подошёл к двери и заглянул внутрь. За учительским столом сидел Громовой Камень и рисовал, а вокруг него толпились дети. Их было немного, но они так спорили за лучшее место и отталкивали друг друга, что их казалось очень много. Эркина они не замечали, и он немного постоял, глядя на них.
Но тут Громовой Камень поднял голову и улыбнулся ему.
-Я вижу вас, — поздоровался Эркин на шауни, входя в класс.
— Я вижу тебя, — ответил Громовой Камень, а за ним вразнобой, но тоже на шауни повторили приветствие и дети.
А Алиса радостно взвизгнула:
— Эрик! Я тебя вижу! — и по-русски: — Всем до завтра, я домой!
Эркин взглядом спросил у Громового Камня, может ли он забрать дочь, и, увидев его кивок, улыбнулся Алисе.
— Собирайся.
Громовой Камень встал и подошёл к нему. И, пока Алиса собирала своё рюкзачок и одевалась, он рассказывал Эркину, уже по-русски, как у Алисы с учёбой и поведением. Всё было хорошо, и Эркин даже сам чувствовал, какая у него самодовольная улыбка.
Наконец, Алиса оделась, ещё раз со всеми попрощалась, Эркин помог ей надеть рюкзачок и плащ поверх всего, и они ушли.
На улице было темно, горели фонари и сыпал полуснег-полудождь. Алиса чинно шла рядом с Эркином, держась за его руку: погода к баловству не располагала.
— Эрик, — вдруг сказала Алиса.
— Да, — сразу откликнулся он.
— А Андрюха уже вернулся?
Эркин невольно вздохнул и сразу ощутил, как холодно, мокро и противно вокруг, а намокший узел с летней робой оттягивает руку.
— Не знаю
Алиса тоже вздохнула.
— Царьград далеко-о. Я сегодня по карте смотрела. По самой большой. От Загорья до Царьграда, знаешь, сколько?
— Сколько? — заинтересовался Эркин.
— Я на стуле стояла, так Царьград мне здесь, почти у коленок, а до Загорья я еле дотянулась. Вот сколько.
Эркин кивнул. Он знал эту большую, во всю стену, карту России. На других, поменьше, их Загорье даже не указано, только Ижорск, ну, ещё города, и даже Сосняки есть, а Загорья нет. Может, карты старые, когда Загорье ещё селом числилось, а может — подумалось ему вдруг — из-за завода, завод-то не простой, секретный. Алиса уже болтала о другом, и он охотно вступил в разговор, чтобы не думать об Андрее. А вдруг тот уже приехал? Вот придут они домой, а Андрей уже там. И Эркин невольно ускорил шаг, так что Алисе пришлось почти бежать рядом с ним.
Но дома было пусто.
Выйдя из трактира, Андрей, сыто отдуваясь, оглядел мокрую и неприглядную площадь гораздо благодушнее, чем до обеда. Хорошо поесть — великое дело. А теперь за зимним. Вон как крупа сыплет.
Армейскую или, как многие её упорно называли, военную распродажу ему указал первый же встречный. Товара там было много, а покупателей — не очень, и Андрей вволю поболтал и побалагурил с продавщицами, подбирая себе бельё и меряя одежду. Куртку, кожаную, с меховой съёмной подстёжкой, обилием карманов, молний и пряжек. Сапоги, тоже кожаные, с меховыми вкладышами и, что особенно восхитило Андрея, специальными ремешками на голенищах, чтобы кинжал пристёгивать. Две вязаных тёплых фуфайки, четыре тельняшки, ещё тёплого — девчонки называли его егерским — белья. Так что тюк получился... что надо! И денег тоже ушло... как надо. И всё же, выйдя из магазина, он отправился не на вокзал за оставленной в камере хранения сумкой, а на рынок и там на развале купил мохнатую рыжую шапку-ушанку, ещё тёплые вязаные носки и — когда везёт, то во всём удача! — уже на выходе увидел легковушку со знакомым номером.
— Привет, — весело поздоровался Андрей, подходя к машине со стороны шофёра.
— А, Андрюха, — сразу узнали его. — Привет. Гуляешь?
— Да так, по маленькой, — с напускной скромностью ответил Андрей. — Ты когда домой?
— А как машину наберу.
— Считай, Макарыч, что набрал.
Макарыч насмешливо хмыкнул.
— Разбогател, что ли, в одиночку салон оплачивать? Сваливай своё в багажник и садись. Сейчас карасей наловим и рванём.
Андрей засунул свой тюк в багажник и сел рядом с Макарычем. Шофёрил Макарыч давно и потому перед Андреем не заносился, это кто недавно сел за баранку выпендриваются и фасон давят, а Макарычу уже незачем.
— Здесь не получится, на вокзал смотаемся, там в шесть пятнадцать скорый с Печеры транзит скидывает.
— Идёт, — кивнул Андрей. — У меня там сумка в хранении.
— Ну, так поехали, — кивнул Макарыч. — Здесь глухо.
Андрей улыбнулся и сел поудобнее.
На вокзале, пока Макарыч ловил клиентов, он сбегал в камеру хранения за сумкой, а, когда вернулся, в машине уже сидели на заднем сиденье трое — двое рослых мужчин, а между ними женщина, маленькая и худенькая, как подросток. Андрей засунул сумку в забитый чемоданами багажник и сел рядом с Макарычем.
— Всё, поехали, — стронул машину Макарыч.
— Так это тебя ждали? — весело удивилась женщина.
— А что? — сразу ответил Андрей. — Разве не видно, какой я особенный?
Мужчины засмеялись, а Макарыч насмешливо хмыкнул.
Но общим разговор не стал. Пассажиры тихо говорили о чём-то своём, Макарыч глядел на дорогу, а Андрей на его работу. Учёба вприглядку — всё равно учёба. Вёл Макарыч машину легко, немного рисуясь, но совсем немного. Стало уже совсем темно, и дорога в мокрой подмерзающей корке, но скорости Макарыч не снижал.
— Рассадино, — сказал он, не оборачиваясь, когда показались светящиеся окна деревни.
— Четвёртый слева, — ответил один из мужчин.
Макарыч мягко притормозил у высоких дощатых ворот. Пассажиры, теснясь, выбирались из машины. Вышли и Андрей с Макарычем помочь с багажом. Гостей, видимо, ждали, и из боковой калитки вышла высокая старуха в накинутой на плечи тёмной шали, а за ней двое высоких, как она, подростков. Пока старуха обнимала и целовала приехавших, мальчишки споро разобрали выгруженные из багажника чемоданы и поволокли их внутрь. Андрей захлопнул багажник и вернулся в машину, а минуту спустя сел на своё место Макарыч, захлопнул дверцу и рванул с места. По его довольной ухмылке, Андрей понял, что чаевые были щедрыми.
— Ну, — вздохнул Макарыч, выруливая на большую дорогу. — С богом и домой. Хорошо погулял-то, Андрюха?
— Лучше всех, — весело ответил Андрей.
— За каким таким ездил-то? Неуж, ближе Царьграда шмоток не нашёл?
— Проведать надо было человека одного, — Андрей усмехнулся. — С довойны не виделись.
— Война ж тебя старше, — удивился Макарыч.
— Мы в Пограничье жили, — объяснил Андрей. — Как под Империю попали, так для меня война и началась.
— Ну, тогда понятно, — кивнул Макарыч. — Хлебнул, значит.
— Досыта, — серьёзно ответил Андрей.
— Слышал я про угон. Говорят, страшное творилось. Сколько семей порушилось.
Он говорил не спеша, пересказывая слышанное и читанное, а Андрей соглашался и поддакивал. Спорить не о чем, а что Макарыч и десятой доли не знает, как оно там было, так ему и не надо всего знать, крепче спать будет. Когда всё знаешь и помнишь, жить тяжело.
— Тебе в "Холостяжник"?
— Нет, на "Корабль".
— К брату, значит, — кивнул Макарыч и свернул в проулок. — Отсюда ловчее. И правильно, семья всегда дороже всего, — и, лукаво покосившись: — Старший брат в отца место.
— Точно, Макарыч, — охотно согласился Андрей.
"Корабль" сверкал всеми окнами.
— Ага-ага, — закивал Андрей. — Ну, спасибо, Макарыч, с меня...
— Завтра колымагу мою отмоешь, — закончил за него Макарыч. — Понял?
— No problems! — весело ответил по-английски Андрей, выволакивая наружу свои вещи.
Он захлопнул крышку багажника, и машина сорвалась с места, как будто его хлопок и стронул её. Андрей взвалил на плечо тюк, подхватил сумку и пошёл к подъезду. Под ногами хрустела корка смёрзшейся воды, дождь кончился и заметно похолодало. Вовремя он прибарахлился.
В коридоре уже пусто: детвору спать укладывают. Остановившись у знакомой двери, Андрей пошаркал подошвами по коврику, сбросил на пол тюк и полез за ключами.
Когда пришла Женя, обед у Эркина был уже готов. Они пообедали, Алису уложили спать, а Эркин пошёл в дальнюю комнату готовить на завтра уроки.
Писал, читал и вроде даже правильно получалось, а в голове одно: Андрей. Неужели его отберут? У Бурлакова все права на Андрея, и у них одна кровь, а он Андрею записанный, а что бумажка против крови? Бумага. Скомкал и выбросил, а если сжёг, то как и не было.
Закончив с русским, он отложил тетрадь — Женя потом проверит — и взялся за физику. Всё бы ничего, если бы не формулы: буквы как в английском, а называются по-другому. Мирон Трофимович сказал, что это по латыни. Сколько же языков на свете? Интересно, есть ли хоть один человек, который бы все языки знал?
Решив задачи, Эркин тряхнул головой и стал перечитывать параграф. В общем, физика ему нравилась. Как и остальные предметы.
Пока он делал физику, проснулась Алиса. Он слышал, как Женя разговаривает с ней, и улыбнулся, не отрываясь от учебника.
Заглянула Женя.
— Эркин, чаю хочешь?
Эркин поднял голову и смущённо улыбнулся ей.
— Физику только закончу, ладно?
— Хорошо, — улыбнулась Женя и ушла.
Эркин снова уткнулся в учебник.
В кухне Женя накрыла на стол.
— Алиса, руки мыть.
— Ну, мам, я же не гуляла, а спала. Я лучше за Эриком схожу.
— Без всяких "ну", — отрезала Женя. — И Эркина не беспокой, он уроки делает.
Алиса вздохнула, надула губы и побрела в ванную. То уроки, то стирка, то ещё что-нибудь эти взрослые выдумают, лишь бы от неё отвязаться. И Андрюхи нет, он хоть и приставучий, и дразнится, а без него совсем тихо и скучно. Она долго и тщательно мыла руки, потом вытирала их, палец за пальцем. А мама почему-то совсем не торопила её.
Эркин дочитал параграф, закрыл книгу и встал. Потянулся, сцепив пальцы на затылке, выгнулся на арку и выпрямился. Почему-то всякий раз после чтения или письма ему хотелось двигаться, гонять по телу волну, тянуться в полный размах, до хруста в суставах. Но его ждала Женя, и он ограничился ещё одной аркой.
— Эрик, — заглянула в комнату Алиса, — ты идёшь?
— Иду, — улыбнулся ей Эркин.
Когда они пришли на кухню, Женя с улыбкой покачала головой.
— Всё-таки пошла. Алиса, я же просила.
— Я уже сам встал, — заступился Эркин, усаживаясь на своё место.
— Всё сделал? — спросила Женя, подавая ему тарелку с оладьями.
— Биология осталась. И география. Но там только читать. Как вкусно, женя.
— Вот и хорошо, на здоровье. Ты больше сметаны бери. Алиса, не вози по тарелке.
— Андрюха возит, ты ему ничего не говоришь, — возмутилась Алиса.
— Он взрослый, — ответила железным аргументом Женя.
— Эрик, ну, почему взрослым всё можно?!
Эркин пожал плечами, не зная, как ответить.
— Взрослым тоже не всё можно, — усмехнулась Женя.
— Да, — кивнул Эркин и тоже усмехнулся. — Это так.
Алиса недоверчиво посмотрела на него, на Женю и вдруг соскочила со стула.
— Андрюха!
И тут они тоже услышали, как поворачивается в замке ключ. Эркин сорвался с места и бросился в прихожую. И, когда Женя с Алисой вбежали туда, входная дверь была распахнута настежь, на полу у двери валялись какой-то тюк и сумка, а посередине стояли Эркин и Андрей, обхватив друг друга.
Женя, плача и смеясь одновременно, обнимала их обоих, прыгала вокруг и упоённо визжала Алиса.
— Я вернулся, брат, — по-камерному тихо сказал Андрей, ткнувшись лбом в плечо Эркина.
— Господи, Андрюша, наконец-то, — Женя неожиданно легко втиснулась в их объятия, поцеловала Андрея в щёку и захлопотала. — Алиса, замолчи, перепугаешь всех. Андрюша, оладьи есть, сейчас поужинаешь...
Она попыталась оттащить загораживающий дверь тюк, и тогда Эркин как очнулся и отпустил Андрея.
— Женя, не надо, я сам.
Суета, смех, поцелуи и объятия, вопросы без ответов... Он вернулся, он дома!
— Это я себе зимнего в Ижорске купил, Женя, это потом, пошли гостинцы столичные смотреть, нет, Женя, есть не хочу, чаю бы, да, я такого к чаю привёз...
И ни слова о главном, ради чего и ездил в Царьград. Это за столом. Да и главное — совсем другое, главное — он вернулся.
Андрей снял и повесил куртку, переобулся и подмигнул Алисе.
— Пошли подарки смотреть.
На кухне Женя с самой деятельной помощью Алисы убрала со стола, и Андрей стал выкладывать подарки. Коробки с цареградскими рожками, книги, перчатки, шарфик, ленты... и ещё... и ещё... и ещё...
— Господи, Андрюша...
— А что, Женя, на стенку повесить, знаешь, как смотреться будет. — А это чего?
— Это для перца и соли, да, Андрюша?
— Ага, и вот к ним, для уксуса и масла. А себе я такой взял. А это для торта, Женя, и лопатка специальная. Правда, здоровско?
— А если он не круглый?
— Ай да племяшка! А углы срезаешь и мне в добавку. А вот, это дощечка. Это фарфор, Женя, это сыр там нарезать или колбасу, я и себе взял, — и неожиданно вырвавшееся: — У нас дома такая была, я помню.
И спокойный ответ Жени:
— У нас тоже была. С папоротником.
— Сколько же ты потратил? Андрей?
— Да не бери в голову, братик. Не дороже денег.
Андрей лукаво подмигивает Эркину, стол завален коробками и свёртками, и всё так хорошо, как... как и должно быть.
Наконец всё разобрали, книги и вещи отнесли на положенные им места, осмотрели и одобрили обновки Андрея, и Женя заново накрыла на стол.
— Цареградские рожки? — Женя разглядывала коробочки. — Слышала, но не ела, даже не видела. Андрюша, ты разных взял?
— Ну да, по коробке каждого. С каких начнём?
— Со всех! — сразу предложила Алиса.
Эркина и Андрея этот вариант устраивал, но Женя вмешалась и своей властью навела порядок. Двенадцать штук в коробке? Значит, по три каждому. И начнут с кокосовых.
— Как скажешь, Женя, — подчёркнуто покорно подчинился Андрей, вызвав общий смех.
Рожки оказались настолько необыкновенно вкусными и маленькими, что Женя, налив всем ещё по одной чашке, открыла коробочку с кремовыми, а то вдруг испортятся, будет совсем обидно.
Андрей рассказывал о цареградских чудесах, о поездке... Эркин и Женя чувствовали, что он недоговаривает, и понимали причину: не хочет при Алисе.
После чая Эркин и Андрей ушли в дальнюю комнату готовить уроки, а Женя осталась на кухне. Эркин задержался было, но Женя замахала ему.
— нет-нет, иди, Эркин, я сама, а у вас уроки.
Эркин кивнул и ушёл.
Войдя в комнату, Андрей стянул через голову своё жилет, бросил его на свободный стул и с блаженным стоном повалился на диван.
— Уфф, хорошо-то как!
Эркин остановился над ним, глядя с мягкой ласково-насмешливой улыбкой.
— Про уроки забыл уже?
— Да не в жисть, братик.
Андрей легко вскочил, словно подбросил себя и, мимоходом хлопнув Эркина по плечу, подошёл к столу.
— Что у нас завтра? Ты письменные сделал?
— Да.
— Ну, тогда я пишу, а ты учи.
Так они обычно и делали, и обсуждать здесь нечего, обычно они и не говорили об этом, но сегодня — не обычный вечер, а потому и всё хоть немного, но по-другому.
Эркин взял учебники по географии и биологии и сел на диван, а Андрей устроился за столом, разложив свои тетради. И вроде стало как всегда: спокойная тишина и шелест страниц.
— Всё хорошо, брат, — сказал вдруг, не отрываясь от письма, Андрей.
— Хорошо, — как эхом откликнулся Эркин, так же не прерывая чтения.
И снова тишина.
Заглянула Женя.
— Эркин, иди, поцелуй её на ночь.
— Да, Женя, — сразу отложил он книгу и встал.
Алиса уже лежала в постели, зажмурившись и обхватив обеими руками подушку.
Эркин наклонился и осторожно коснулся губами её щёчки.
— Спи, маленькая, спокойной ночи.
— Ага-а, — сонно протянула Алиса. — Спокойной ночи, Эрик. Идите, я спать буду.
Женя, улыбнувшись, выключила свет и уже в прихожей обняла Эркина. Они немного постояли, обнявшись, и Эркин вернулся к урокам.
Обычно Андрей заканчивал раньше, но сегодня у Эркина была солидная фора. И закончили они одновременно, вернее, Андрею осталась одна география, но её он и после чая сделает.
Вечерний "разговорный" чай. Алиса спит, и можно говорить по делу.
— Ну, — Андрей с удовольствием отхлебнул чая, — поговорил я с профессором и всё уладил.
— Вы помирились? — живо спросила Женя.
— Женя, — Андрей с ласковой укоризной покачал головой, — я же сказал, что всё уладил. Никуда он меня отсюда не стронет.
Эркин счастливо улыбнулся. Андрей это заметил, подмигнул и продолжил:
— А он к нам приедет. На свадьбу.
Женя ужаснулась, и стали уже обсуждать подготовку к свадьбе, что купить, да что сделать, а вот расспрашивать о Царьграде и поездке стало как-то недосуг. Нет, конечно, Андрей понимал, что все расспросы впереди, да и самому хотелось рассказать, не всё опять же, но вот будут эти расспросы и рассказы уже потом и выборочности не заметят и не поймут.
— С субботы мы в отпуске, — мечтательно улыбалась Женя. — А там целая неделя. Всё успеем, да, Эркин?
— Конечно, женя, — ответно улыбался Эркин.
— Ну, и ладушки, — Андрей допил чай и встал. — Мне ещё географию учить, — подошёл к окну и, отогнув штору, выглянул на улицу. — Смешно. Уезжал , осень была, а приехал — уже зима. За два дня всё переменилось. Смешно,правда.
— Да, — как-то удивлённо согласилась Женя, — за два дня. В субботу как повалило, так и до сих пор.
— Так что вовремя я прибарахлился, — самодовольно ухмыльнулся Андрей и отошёл от окна. — Ну, всё. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Андрюша.
— Спокойной ночи, — улыбнулся Эркин.
Проходя мимо него, Андрей на несколько секунд опёрся ладонью на его плечо.
Когда закрылась дверь дальней комнаты, Женя улыбнуласьЭркину.
— Ну вот, а ты волновался.
Эркин вздохнул и тут же улыбнулся.
— Да, Женя. Но ведь всё хорошо, да?
— Конечно, да, Эркин.
Андрей заставил себя дочитать географию и прислушался. Да, все легли. Ну, и ему пора, завтра с утра перечитает и лады. Хорошо, что он тогда занёс портфель сюда. Ну, всё, за полночь уже, надо выспаться.
Он быстро постелил себе и пошёл в ванную. А что, у профессора куда как не лучше, хоть и столица. Андрей с удовольствием, но быстро вымылся и пошёл к себе, погладив по дороге воротник своей новой куртки.
Сквозь сон Эркин услышал, как прошёл к себе Андрей, и, вздохнув, обмяк, окончательно засыпая.
* * *
Вторую неделю шли дожди, уже совсем по-осеннему холодные и неприятные. Ларри с марком укрывали на зиму клумбы и альпийскую горку, с крыльца убрали качели и летние кресла. Эстер озабоченно проверяла зимнюю одежду. Рут за лето из всего выросла, а у Марка и Ларри вообще ничего приличного на зиму нет. Ну, и себе тоже надо. Но главное — дети и Ларри.
— Мама, — заглянул в кладовку Марк. — Мы пойдём к Джоку, хорошо?
— Хорошо, — ответила Эстер, разглядывая зимнее пальто Рут. — Папа знает?
— Да, он сказал, что можно, — влезла из-под руки Марка Рут. — Так мы пойдём, да?
— Да, идите, — кивнула Эстер, откладывая пальто к предназначенным в церковь — пальто вполне прилично для пожертвования — вещам.
Марк и Рут убежали, она слышала, как простучали по лестнице их шаги, а потом хлопнула задняя дверь. Конечно, пусть поиграют до ужина. Джока она знает, как и его семью, как и все семьи на их улице. Эстер оглядела аккуратные стопки вещей и решила, что на сегодня достаточно. Она вышла из кладовки, щёлкнув по дороге выключателем, и прислушалась. Кажется, Ларри в гостиной. Эстер лёгким движением поправила волосы и пошла вниз.
Ларри уже развёл огонь в камине и устроился в кресле с газетой. Эстер села в другое кресло и достала из корзинки вязание. Ларри поверх газеты посмотрел на неё и улыбнулся.
— Устала, Эсти?
— Нет, что ты, — ответно улыбнулась Эстер. — Как прошёл день?
— Очень хорошо. Взял три заказа.
Он никогда не говорил ей о заказчиках, только о заказах. Конечно, проверяя его книги, она читала фамилии заказавших и получивших, но никогда не показывала, что кого-то узнала. Её это не касается. И Ларри тоже. Человек может назваться любыи именем. В бумагах номер, наименование, граммы и караты, коды и итоговые суммы, а имена... это не существенно.
— Что-нибудь интересное, Ларри?
— Да, одно. Я хочу попробовать, — лицо его стало хитрым, — кое-что новенькое.
— Конечно, Ларри, это будет сногсшибательно, я уверена, — горячо поддержала его Эстер.
— Как и твой пуловер.
— Не ехидничай, милый, узор очень интересный, вот увидишь, когда я закончу.
— Надеюсь, на День Матери будет достаточно прохладно, чтобы его обновить.
Эстер охотно поддержала игру, изобразив обиду. Они немного посмеялись, и Ларри вернулся к газете, а Эстер к вязанию.
Ларри дочитал газету и сложил её, поглядел на часы.
— Да, — сразу кивнула Эстер и стала складывать вязание. — Уже пора.
Она порывисто встала, чтобы уже идти за детьми, но тут открылась задняя дверь и весёлый голос Марка позвал их.
— Пап, мама, мы пришли, вы где?
— Здесь, — ответил Ларри.
Марк и Рут вбежали в гостиную и наперебой затараторили, как они с Джоком играли в "фишки-догонялки", а папа Джока сегодня в патруле, а то бы, и он с ними поиграл. Ларри выслушал, покивал, похвалил, и они пошли на кухню, где Эстер накрывала на стол.
— Рути, вымой руки и помоги мне.
— Ага, — без особого восторга согласилась Рут.
Сидя за столом, Ларри с удовольствием оглядывал свою семью. Он никогда не мечтал о таком и, может, поэтому не сравнивал, не думал: лучше у него или хуже, чем у других, а просто был счастлив. У него всё так, как надо, как должно быть. После ужина дети уйдут к себе, а они с Эстер ещё посидят у камина и потом поднимутся в спальню, зайдя по дороге посмотреть на спящих детей. И будет ночь, и новый день завтра. И он не хочет, чтобы было по-другому.
* * *
Они никогда специально не договаривались, но ни разу такого не случилось, чтобы он пришёл, а её не оказалось дома, хотя у обоих и работа, и школа, и дела всякие хозяйственные.
Мария с Егоровной сумерничали на кухне под неспешные, как дождь за окном, рассказы Егоровны и такую же заунывную штопку чулок. Рассказывала Егоровна — Мария это понимала — о самом обычном, но слушала с удовольствием: столько тишины и спокойствия было в старческом певучем голосе.
И, как обычно, только Егоровна вздохнула, прервав рассказ, и попросила Марию зажечь свет, как послышались шаги, негромкий, но отчётливый стук в дверь и знакомый голос спросил:
— Можно?
— А вот и Миша, — приветливо отозвалась Егоровна. — Конечно же можно, заходи, Миша, добрый вечер тебе.
— Добрый вечер вам, — ответил Майкл, входя и стряхивая на коврик у двери воду с кожаной кепки.
Мария сунула недоштопанный чулок в корзинку и встала накрыть на стол. Русский обычай сразу кормить пришедшего был ей хорошо известен ещё по жизни со Степаном.
Майкл снял и пристроил на вешалке свою куртку, разулся, поставив мокрые ботинки на коврик, и в одних носках вошёл в кухню, положил на стол кулёк.
— Вот, купил к чаю, это шоколадные, — и улыбнулся Егоровне. — Самые вкусные.
Из всех покупных сладостей Егоровна признавала только пряники, и Майкл каждый раз приносил новый сорт.
— Они же дорогие, Миша, — польщённо ахнула Егоровна.
— А не дороже денег, — весело ответил Майкл. -Главное, что на здоровье.
— Ну, спасибо, Миша, уважил. Да ты что ж босиком, не лето же. Маша, дай ему. Сама же купила, так чего стесняешься.
Мария быстро ушла в свою комнату, тут же вернулась с новенькими мужскими тапочками и, покраснев, протянула их Майклу. У него невольно дрогнули губы в непроизнесённом слове, и Егоровна понимающе улыбнулась.
Вечерний чай всегда и ужин, а гость прямо с работы, как же не накормить. Майкл уплетал всё подкладываемое ему Егоровной и Марией и нахваливал.
Обычно после ужина убирали со стола и играли в лото: карт Егоровна не любила, а в лото на копеечку — не в грех, а в удовольствие. Но сегодня Егоровна сказала, что чего-то ей неможется, и, подмигнув Марии, ушла к себе, а они остались вдвоём.
Майкл засмеялся негромким горловым смехом, как смеялись в камерах, не разжимая губ, чтоб не заметили. Мария, понимающе улыбаясь, кивнула и громко сказала:
-Пойдём, у меня посидим.
Майкл готовно встал.
— Пошли.
Комната Марии так же мала, как и весь дом Егоровны. Майкл уже бывал здесь, но каждый раз как заново оглядывал неширокую, застеленную пёстрым стёганым одеялом кровать, комод и шкаф, столик у окна и два стула рядом. На столе кружевная салфетка-самовяз и маленькая корзинка с букетиком розовых искусственных цветов. В прошлый раз её не было.
— Красиво, — восхитился Майкл. — Где купила?
— А мне подарили, — засмеялась Мария.
— Кто? — спросил Майкл.
— А ты и вправду ревнивый, — весело удивилась Мария. — Да нет, это у Егоровны подруга для магазина мастерит, я ей с руками и шеей чуток помогла, по дружбе, ну, без денег, вот она и подарила мне.
Майкл кивнул. Ему уже было неловко. Они-то о его ревности придумали, чтоб к Марии никто не лез, а он всерьёз... Но вот как дёрнули его за язык.
— Знаешь, — Мария зачем-то поправила салфетку, — ты... ты останешься? Ну, на ночь.
— Могу, — кивнул Майкл. — Я завтра во вторую. А... зачем?
— Да, вот ты в прошлый раз рано ушёл.
— Это под полночь рано? — удивился Майкл.
— Так ночевать не остался, а Еговорна решила, что мы поссорились. Вот и ушла, чтоб не мешать.
Майкл пожал плечами и улыбнулся.
— Это-то я понял, ну, чего она ушла. Ладно, раз надо, останусь.
Обычно они сидели у стола, но шум дождя за окном не вызывал такого желания.
— Ещё чаю хочешь?
Майкл как-то задумчиво покачал головой.
— Да нет вроде.
Мария тихо, почти по-камерному, рассмеялась и показала на кровать.
— Тогда садись, посидим у печки.
Белая кафельная печь стояла в центре дома, кухня и комнаты теснились вокруг неё, чтоб тепло не пропадало. Мария налепила на кафель сводных картинок, и на обработочную камеру эта стена никак теперь не походила, да и это ж не стена целиком, а только кусок, и если сидеть спиной к ней, то совсем хорошо. Майкл сел на кровать и прислонился спиной и плечами к приятно горячей стене. Мария устроилась ь рядом, поджав ноги.
— Ну, как?
— Хорошо, — улыбнулся Майкл. — Слушай, а как она, ничего? Не ругалась, что ты картинок налепила?
— Нет, — тихо засмеялась Мария. — Сказала, что это теперь как изразцы. Ну, узорчатый кафель такой.
— Ага, понял. Из-раз-цы, — повторил он по слогам. — Надо запомнить. А на работе у тебя как? Не лезет никто?
— Да кому ко мне лезть, — фыркнула Мария. — Бабы одни. А здесь этих штучек, ну, чтоб бабе с бабой баловаться, и не знает никто, что ты, — и лукаво посмотрела искоса. — А что, хотелось бы?
— Чего? — дрогнувшим голосом спросил Майкл.
— А чтоб полез кто. А ты б его отметелил, — она снова фыркнула, — по полному праву.
— И зачем это мне? Чтоб менты загребли, что ли?
— А то у тебя руки на беляков не чешутся? — спросила она по-английски.
Майкл задумался и пожал плечами и ответил тоже по-английски.
— Да нет. Там — да, там я и в город из-за этого мало ходил. Чтоб не сорваться. А здесь — нет. А у тебя чешутся?
— Да тоже нет. Так, я просто думала...— она снова стала перемешивать русские и английские слова. — Ну, мужики ведь все такие, им лишь бы подраться, кулаками помахать.
Майкл усмехнулся.
— Я свой уже отмахал. Не с кем мне здесь драться. Да не из-за чего.
Мария кивнула.
Они сидели рядом, соприкасаясь плечами. Майкл искоса, не поворачивая головы, смотрел на Марию и, наконец решившись, осторожно поднял руку и завёл её за спину Марии, мягко положил ей на плечи, не обнимая, а намекая на объятие. Мария, к его радости, не отстранилась, не спросила ни о чём, и он рискнул чуть-чуть прижать Марию к себе. Она улыбнулась и уже открыто посмотрела на него.
— Играем, что ли?
Майкл улыбнулся и кивнул, еле заметно вздохнув. Пару раз они уже играли: обнимались и громко, с чмоканьем целовались, раскачиваясь на позвякивающей кровати, чтобы у спящей за стеной Егоровны никаких сомнений не возникало. Но признаться Марии, что "игра" ему и сама по себе понравилась, что у него всё там дёргаться вдруг начало, и что он потом до утра шатался по городу, пока не успокоилось, нет, сказать об этом он почему-то не решался.
Мария вздохнула и теснее прижалась к нему.
— Тебе холодно?
— Нет, — она опустила ресницы, затеняя глаза, и повторила: — Нет, не холодно. И... да на фиг нам игры эти. Тебе... хорошо вот так... как мы сейчас?
— Да, — твёрдо ответил майкл. — А... тебе?
— И мне... хорошо.
Они говорили, перемешивая русские и английские слова, как всегда наедине, как говорили между собой все парни.
Майкл уже уверенно обнял Марию и привлёк к себе. Мария обняла его за шею, поцеловала в углы губ. Майкл глубоко вздохнул и запрокинул голову, подставляя её губам своё горло. Мария скользила губами по его шее, расстёгивая на нём рубашку, поцеловала в ямку между ключицами. Майкл вздохнул, как всхлипнул, поятнул с её плеч домашнее платье. Мария мягко остановила его.
— Порвёшь, я сама.
Майкл тряхнул головой, словно просыпаясь.
— Да, я тоже сам.
Они встали и, не глядя друг на друга, разделись. Мария откинула одеяло и оглянулась на Майкла.
— Давай?
— Да, — кивнул Майкл.
— Ложись, я свет выключу.
Майкл прошёл мимо неё к кровати и лёг, вытянулся на спине, закинув руки за голову. Мария, мягко шлёпая босыми ногами, подошла к двери и щёлкнула выключателем. В наступившей темноте сразу стал слышнее шум дождя за окном. Мария вернулась к кровати и мягко толкнула Майкла.
— Подвинься.
— Нет, — ответил он. — Я с краю.
— Как хочешь, — тихо засмеялась Мария. — У печки теплее.
Она ловко перелезла через него и легла рядом.
— Укроемся?
— Не знаю, — помедлив, ответил Майкл. — Как хочешь.
Мария так же лежала, закинув руки за голову. Поза, которую запоминают в первый же год учёбы и помнят всю жизнь. Лежали долго, и наконец Майкл осторожно плавно повернулся набок лицом к Марии и кончиками пальцев коснулся её шеи, погладил шею, плечо, повёл пальцами вниз к груди, коснулся соска, погладил ложбинку между грудями. Мария лежала молча и, когда он убрал руку, так же погладила его по шее и груди.
— Так? — тихо спросила она.
— Да, так, — выдохнул Майкл.
Теперь она гладила его по лицу, а он губами ловил её пальцы. Потом они обнялись, прижавшись друг к другу вытянувшимися напряжёнными телами, осторожно, будто только что сами это придумали, тёрлись друг о друга.
Майкл замер так внезапно, что Мария даже встревожилась.
— Что с тобой? Больно?
— Ничего, — глухо ответил Майкл и повторил: — Ничего. Просто... подожди, я сейчас, только... отдохну.
Мария приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо, неразличимо чёрное, только влажным блеском отличавшееся от окутывающей их темноты. Майкл откинулся на спину, частыми всхлипами переводя дыхание. Он никак не мог расслабить, распустить сведённые в тугой комок мышцы. Он никак не ждал такого, ну, дёргалось, ну... ведь вразнобой, как у мальца от первой растравки, и вдруг... а у Марии сухо всё, ему нельзя входить, он же ей там обдерёт всё. Ладонь Марии легла ему на живот, мягко скользнула к лобку.
— Свело, да? Давай я руками, полегчает. А хочешь, ртом?
— Нет, — выдохнул он. — Не надо. Я сам.
— Ну, чего ты застеснялся? — тихо засмеялась Мария. — Мне нетрудно. И приятно.
— Да? — удивился он. — Тебе нравится? Не противно?
— С тобой нет, — очень серьёзно ответила Мария.
Майкл порывисто повернулся к ней.
— Давай, и я тебя, я аккуратно, руками, я умею, не бойся.
— А чего мне бояться? — фыркнула Мария. — Давай, конечно, — и неуверенно: — Тебе... приятно? Ну, трогать меня. А то я зашершавела.
— Мм, — невразумительно промычал Майкл, целуя её.
Мария вздрогнула, когда пальцы Майкла скользнули между её ног, прошлись по краям щели, и она ощутила... но... но ведь этого не может быть, нет!
— Нет! — выдохнула она.
— Что? — удивился Майкл. — Я же легко.
— Нет, не ты, нет, я же перегорела, у меня там сухо всё, выжжено.
— А сейчас так и очень даже мокро, — тихо засмеялся Майкл. — Я же тоже перегорел, а с тобой во! Войти могу.
— Так входи, — сквозь слёзы засмеялась Мария.
— Смотри-и, — с шутливой угрозой сказал Майкл, мягко наваливаясь на неё.
Он сказал в шутку, так просто, и никак не ждал, что и в самом деле получится, что сможет войти и ударить. Мария охнула и обхватила его, прижимая к себе, запрокидываясь и выгибаясь встречным движением.
Они молча исступлённо бились друг о друга, уже ничего не помня и не осознавая, потому что обоих несла, швыряла и била чёрно-красная обжигающе горячая ледяная волна. И когда она отхлынула, они остались лежать рядом, мокрые и обессилевшие. И время снова остановилось.
Мария частыми всхлипами перевела дыхание, нашарила руку Майкла и переплела свои пальцы с его.
— Да, — почти беззвучно ответил он на непрозвучавший, но понятный обоим вопрос. — Это была она.
— Да, — выдохнула Мария. — Я поняла. Я... я думала, это болтовня...
— Она есть, — Майкл сглотнул, облизал губы. — Это правда, она есть. И... и у нас была волна, понимаешь, волна?
Повернуашись набок, Мария свободной рукой коснулась его губ.
— Нет, не надо об этом, мы же знаем, не надо, ты понял?
— Да, — шевельнул губами под её пальцами Майкл. — Хорошо.
Мария мягко погладила его губы и вытянулась рядом с ним. Было тихо, только шумел за окном дождь. Впервые Майкл не мог понять, который час, сколько времени до утра. Он снова облизал пересохшие губы. Мария не могла его видеть, но сразу сказала:
— Я сейчас попить принесу. Хочешь чаю? Без сахара, холодного.
— Ага, — согласился Майкл.
Мария легко перелезла через него и пошла к двери. Майкл слышал, как она открыла дверь и вышла. Свет она не включала, хорошо, как все спальники, ориентируясь в темноте. Майкл лежал и слушал. Вот она взяла из буфета чашку, наливает заварку, воду из самовара, идёт обратно.
— Вот, попей.
— Ага, — он сел и взял у неё чашку, глотнул приятно горьковатую, чуть тёплую жидкость. — А сама?
— Оставь глотнуть.
Майкл протянул ей чашку, она отпила и вернула. Так, поочерёдно, они допили чай.
— Ещё?
— Нет, хватит.
Мария пошла было к двери, но остановилась, постояла задумчиво и вернулась обратно.
— Вроде проснулась, она иногда встаёт ночью. Утром помою.
Она отнесла чашку к столику, поставила там и вернулась к кровати. Перелезла через Майкла, погладив его своим телом, и снова легла рядом. Он сел, нашарил в ногах валик одеяла и лёг, натягивая его на их тела.
— Вот так. А то ты замёрзла.
— А то меня и согреть некому, — тихо засмеялась Мария, прижимаясь к нему.
Засмеялся и Майкл. Они обнялись и немного опять потёрлись, погладили друг друга.
— Ещё или спим?
Майкл прислушался к себе.
— Ну... могу, наверное. Мне во вторую, отосплюсь. А тебе?
— В первую, — вздохнула Мария. — Поздно уже, давай спать.
— Ладно, — согласился Майкл. — Спим.
Мария уткнулась лицом в его шею, снова вздохнула и повторила:
— Спим.
Майкл слегка подвинулся, укладываясь поудобнее, чтобы не затекли руки, и закрыл глаза. Всё случилось и так, и не так. А чего он ждал? Он знал, что это будет, с первой минуты, как её увидел, и всё потом было и так, и не так... так и не так... странно, ведь не от чего уставать, он бы мог всю ночь, а устал, глаза сами закрываются. А Мария уже спит, он это чувствует. Вокруг тихо, и за стеной так тихо, когда не спят, а слушают. Ну... ну и пусть. Если Мария захочет, они поженятся, можно и в церкви обвенчаться, а не захочет... он будет просто приходить, разве им этого недостаточно?
Мария, не открывая глаз, улыбнулась, потёрлась щекой о его плечо и снова заснула.
Они давно спали, когда дождь наконец закончился.
* * *
2000; 3.02.2015
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
