|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
ТЕТРАДЬ СТО ЧЕТВЁРТАЯ
Самое неприятное — это звонок, когда ты занят делом. И сначала Бурлаков притворился, что не слышит, продолжая писать. Но телефон не унимался, дребезжа частыми звонками.
— Да! — наконец сорвал он трубку.
Женский голос протараторил его номер и закончил совсем неожиданным:
— Ответьте Соснякам.
Несколько секунд обычного телефонного треска, неясных шумов и мучительно знакомый голос:
— Алло, ты меня слышишь? Это я.
— Да, я слышу, — Бурлаков перевёл дыхание. — Здравствуй.
— Ни от чего такого не оторвал? — ехидно поинтересовался голос.
— Нет, — Бурлаков откашлялся, прочищая горло и продолжил уже своим нормальным голосом. — Рад тебя слышать, как ты?
-У меня всегда всё нормально. Так как, приедешь? Ждать тебя, или ты занят?
— Я же сказал, что приеду обязательно. Буду в субботу.
— Ага. Тут Эркин рядом, ты поговори с ним.
Пауза и красивый чуть отчуждённый голос.
— Здравствуйте. Мы будем рады вас видеть.
Бурлакову снова пришлось откашляться.
— Здравствуй, Эркин, как ты? Как Женя, Алиса?
— Спасибо, у нас всё хорошо. Мы вас ждём.
И, не зная, что ещё сказать, Эркин сунул трубку Андрею.
И снова звонкий, родной, до боли в сердце, голос.
— Понял? Мы тебя ждём. Так что, смотри. Ладно, у меня время всё, будь здоров. Да, чёрт, ты как, подготовился? Ну... купил, о чём говорили?
— Да, — улыбнулся Бурлаков. — Как и договаривались. Рад, что у тебя всё хорошо.
— У меня иначе не бывает! Ну, всё, пока!
И гудки.
Бурлаков осторожно положил трубку, закрыл глаза и так посидел, пока не почувствовал, что сердце успокоилось. Интересно, почему мальчики звонили из Сосняков? Неужели в Загорье нет междугороднего телефона? Жаль, если так. Но пока это не столь важно. Он специально подгадал так, чтобы приехать в субботу, а уехать в понедельник, благо — университет в среду, и ни лекции, ни семинар отменять не пришлось. Подарки он купил, получилось и увесисто, и объёмно, но носильщик — не проблема. Чёрт, скорее бы пятница.
Повесив трубку, Андрей победно посмотрел на Эркина.
— Во как надо!
— Ну да, — согласился Эркин. — Доплачивать не надо?
— Нет, уложился.
— Тогда пошли.
На улице Андрей внимательно посмотрел на сосредоточенное лицо Эркина. Недоволен? Чем? Всё же хорошо. Но спрашивать не стал.
По-прежнему не спеша, но и без задержек они дошли до площади с обелиском и неизменным фотографом, миновали её и пошли дальше к магазину с ковбоем на витрине.
Увидев входящих в зал индейца и белокурого парня, Юл, широко улыбаясь, пошёл им навстречу.
— Привет, парни.
— Привет, — улыбнулся Андрей. — Ну, как?
— Получили Как раз настоящие ковбойские.
Улыбнулся и Эркин: ну вот, а то Андрей из-за того призового пояса переживает, теперь успокоится.
Рита занималась немолодой женщиной с долговязым подростком, объясняя преимущества джинсы перед "чёртовой кожей", а Юл выложил перед Андреем на прилавок целую связку поясов, и они пустились в долгие обстоятельные выяснения преимуществ и недостатков каждой модели.
Эркин спокойно ждал. Ну, не может Андрей не потрепаться, так на здоровье ему. Вреда никакого, а брату удовольствие. Андрей ему брат и всегда братом будет, что бы там ни случилось. Даже если... Эркин тряхнул головой и рассеянно оглядел зал. Покупать он ничего не собирался, свадьба и так в копеечку влетит, а деньги только начни тратить. А главные расходы впереди. Алиса растёт, школа бесплатная, а трат всё равно... продлёнка, завтраки и обеды, ещё витаминная профилактика, учебники, тетради, мелочевка всякая, всё для занятий в Центре... И все говорят, что трат будет ещё больше, как это? А, да, так: дети быстро растут, а расходы на детей ещё быстрее
Наконец Андрей выбрал себе пояс, расплатился и тут же вдел его в джинсы.
— Во! То, что надо, брат. Будешь себе что брать?
— В другой раз, — улыбнулся Эркин.
На улице Андрей вздохнул.
— А жаль того. Призовой всё-таки. И нож был...
Эркин кивнул, но возразил:
— Здесь нож на виду всё равно никто не носит.
Андрей нехотя согласился.
— Так-то оно так, а всё равно, жалко, — и тряхнул головой. — Ладно, брат, переживу.
— Никакие шмотки жизни не стоят, — ответил по-английски Эркин. — Помнишь?
— Ещё бы, — тоже по-английски согласился Андрей. — Только... это правильно, когда ты одетый, а голым да на снегу... тогда шмотьё с жизнью наравне.
Помолчав, Эркин кивнул.
— Да, бывает и так.
Но вспоминать им сейчас не хотелось: уж слишком хорошо кругом. И, пройдя немного молча, заговорили о другом, более важном: что ещё надо купить.
— В игрушечный зайдёшь?
— А что?
— А я тогда сюда загляну, — Андрей неопределённо показал сразу на три витрины.
Эркин внимательно посмотрел на него и улыбнулся.
— Идёт. Тогда у обелиска встретимся.
— Точно! — обрадовался Андрей. — Это ты здоровско придумал.
Действительно, чего им вместе ходить, и подарок он теперь спокойно выберет. И Андрей радостно нырнул в первый же магазин.
Оставшись в одиночестве, Эркин зашёл в магазин игрушек, походил, посмотрел... но если в книгах он теперь хоть немного разбирался, то в игрушках... Нет, без Жени, ему тут делать нечего.
Выйдя из антикварного магазина, Андрей ещё постоял перед витриной, чтобы прийти в себя. Нет, он знал, что антиквариат — это очень, ну, слишком даже очень дорого, даже не помнит, когда и от кого это узнал, но чтоб настолько...! Это ж какую деньгу зашибать нужно, чтоб такое покупать. А сама мысль хорошая, вот чего бы попроще да подешевле найти, но чтоб и смотрелось. А картина эта, где озеро под луной, хороша. Но всей его ссуды уже на неё не хватит. А зайдём-ка тогда... а вот сюда, и, может, современное искусство окажется по деньгам.
К обелиску они пришли почти одновременно с ещё более отяжелевшими сумками и облегчёнными бумажниками. На скамейках никто не сидел: холодно уже для посиделок, но прохожих много, у обелиска топтался фотограф, сновали разносчики, но уже не с пивом, а с пирогами и сбитнем. Эркин и Андрей свалили ношу на скамейку.
— Ну, что? — победно улыбнулся Андрей и по-английски: — Кофе с устатку?
— А чего, в шашлычную не пойдём? — очень удивился Эркин, доставая из кармана мелочь.
Общего капитала хватило на два стаканчика сбитня и три пирожка.
— Совсем без копья? — поинтересовался Андрей, дожёвывая пирожок.
Ну, кое-что мало ли на что, — улыбнулся Эркин. — А у тебя?
— Так же. И времени уже тоже под завязку.
— Доедим и пойдём, — решил Эркин. — Всё, вроде, сделали.
Вытряхнув в рот последние сладкие капли, сбросили стаканчики в урну, разобрали по плечам мешки, а по рукам сумки и свёртки и вперёд, к автовокзалу.
Как-то незаметно потемнело, и посыпал мелкий, нетающий под ногами снеш. Пришлось выпростать из воротников и натянуть поверх вязаных шапок капюшоны.
— Всё-таки, смотри, как точно. На Покров снег землю кроет.
— Угу, — согласился с очевидным Эркин. — Слушай, а почему деньги называют копьями. Ну, ты сказал, что ни копья. И от других такое слышал. Даже ещё там, в лагере.
Андрей пожал плечами.
— Не знаю. Говорят так, вот и всё.
— У Полины Степановны спросим?
— Давай, — кивнул Андрей. — А лучше, конечно, у... — он хотел сказать "профессора", но с ходу поправил себя: — Калерии Витальевны, она же историю ведёт. И, в самом деле, интересно.
Шли не спеша, поглядывая на витрины, хотя всё, вроде, и купили, но... нет, в самом деле, всё, что планировали и даже больше, и нельзя хапать всё, на что глаз лёг, и так...
Снег сыпал и сыпал, улица белела на глазах, и, хотя небо затягивали низкие серые тучи, заметно посветлело и стало как-то тише, хотя народу по-прежнему много.
— Зима, — улыбнулся Эркин.
— Точно, брат, — сразу откликнулся Андрей. — Зима пришла.
Их автобус уже был на месте, и, хотя до отправления ещё чуть больше получаса, Семёнов пустил их в салон.
— Грейтесь, а то, смотри, как всерьёз заворачивает.
Они уложили мешки, сумки и свёртки, чтоб при толчках не побило бутылки, и Андрей вызвался сбегать купить чего-нибудь пожрать.
— И мне возьми, — протянул ему Семёнов рублёвку. — Только жратвы, понял? У меня чай в термосе.
— Чего ж непонятного, — ухмыльнулся Андрей и убежал.
Вернулся он быстро с тремя ещё горячими большими калачами и двумя фунтами тоже горячей жареной колбасы в промасленном пакете.
— Подстелить есть что? — деловито спросил Эркин. — А то сиденье замаслим.
— Сейчас газету принесу, — встал Семёнов. — У меня сменщик книгочей, во, пачка в кабине накопилась. И на переднем давайте, там удобнее.
— Тебе виднее, — согласился Эркин.
Расположились и впрямь удобно. Во всяком случае сидя вокруг газеты с едой и термоса. Стаканчик у термоса один, и потому пили по очереди.
Эркин невольно вспомнил алабамское прошлое и хмуро улыбнулся воспоминанию. За общим разговором и едой этого не заметили.
За окном всё валил и валил снег, уже не крупой, а хлопьями. Семёнов встал и, пройдя в кабину, включил дворники.
— Ладно, мужики, пять минут осталось, собираются уже.
— Понял, — Андрей запихнул в рот остаток калача и собрал промасленную бумагу и газету.
Семёнов забрал свой термос и, когда Эркин с Андреем ушли на свои места, открыл дверь. Беззлобно ругаясь и кляня погоду, в автобус полезли засыпанные снегом люди.
— Слушай, — тихо спросил Эркина Андрей, когда автобус уже тронулся, — а откуда он тебя знает? И ты его?
— А со "стенки" ещё вроде, — улыбнулся Эркин. — Да и город-то наш невелик, я уже не по имени, а в лицо почти всех знаю. Ну, и они меня, конечно.
— Да-а, — задумчиво кивнул Андрей. — У нас не потеряешься.
Ехали медленно, или так только казалось из-за белой, сделавшей всё одинаковым снежной пелены. Но Эркин смотрело в окно с прежним интересом.
Андрей поёрзал, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза. Да и остальные пассажиры затихали, утомлённые большим шумным городом, а, может, это снег за окном навевал сон. Незаметно для себя задремал и Эркин.
А когда он, вздрогнув, открыл глаза, в салоне горел свет, а за окном всё было синим. Эркин сел прямо и потёр лицо ладонями, посмотрел на Андрея. Спит? Ну, и пусть себе спит. Что ж, всё он сделал. Если Фредди и Джонатан не приедут, это ничего не изменит, отпразднуют, а если и Бурлакова не будет, то отпразднуют втроём, что совсем хорошо и даже отлично. Но зачем Андрею так нужно, чтобы они все... собрались? Ну, Бурлаков — понятно, отец всё-таки, уезжать Андрей не хочет, вот и думает сюда его перетащить, но это он зря старается, чего профессору в нашей глуши делать, да и мы ему зачем, ему Андрей нужен, а мы остальные так, терпит ради Андрея, но это всё понятно, а вот Фредди с Джонатаном Андрею зачем? Не хочет Андрей с той стороной рвать, будто оставил там кого, а, может, и впрямь оставил, и Фредди ему как связник нужен, но... опять же зря это Андрей крутит, охранюге, конечно, верить нельзя, но, они, кто такой Фредди, ещё на перегоне понимать начали, а в Бифпите им уже до капельки всё объяснили. Зачем это Андрею? Система-то эта липкая, коснёшься и не отмоешься потом, вон Федьку вспомнить, еле оторвался мужик, и ещё... в лагерной курилке и об этом трепали, со знанием и по делу. Но против Андрея он не пойдёт.
Эркин глядел в окно, уже не замечая, что видит только своё отражение и что Андрей уже не спит, а искоса следит за ним.
Ничего, братик — улыбнулся Андрей — всё будет тип-топ, гульнём, чтоб небо загорелось. Конечно, Джонатан, может, и не нашей компании, но вот только Фредди без него не приедет. Гадом буду, дозвонюсь, выковыряю. Фредди не откажет, приедет, а там...
Эркин, наконец, почувствовал на себе взгляд Андрея и повернулся к нему.
— Выспался?
— Ага. Слушай, а ты чего лимоны не взял? Ну, к коньяку.
— Завянут к воскресенью. Да и есть они у нас. В субботу в Кривича куплю.
Андрей кивнул. Он тоже знал фруктовый магазин Кривича в торговых рядах.
— Не дорого?
— Не дороже, чем здесь, — усмехнулся Эркин. — Я смотрел. Да и на дорогу тратиться не придётся.
— Резонно, — хмыкнул по-английски Андрей. — Знаешь, я с мебелью тоже решил с Сосняками не связываться, у нас куплю. Уж больно перевозка кусается, а вещи-то такие же.
— Конечно, — согласился Эркин.
Небо за окном из тёмно-синего стало уже почти чёрным, и снова пошёл снег. В автобусе завязывался общий неспешный разговор.
— Теперь надолго...
— Да, на Покров точно...
— На сухом снег прочно лежит...
— Сыплет и сыплет...
— Зима со снегом, лето с травой, а осень с урожаем...
— Теперь и морозца можно...
— Да уж, не вымерзнет...
— Не скажи, ещё и оттепель буцдет...
— Не, если на Покров по сухой земле легло, то примета верная...
Автобус вдруг остановился, и Семёнов обернулся в салон.
— Эй, Морозы, вон "Корабль" ваш.
Только тут Эркин и Андрей сообразили, что огни, подсвечивающие снеговую сетку — это окна "Беженского корабля".
— Ох, чёрт, верно!
Быстро, чтоб не задерживать автобус — остановка же не по расписанию, и, похоже, крюк от маршрута для них дали, они схватили свои мешки, сумки и свёртки и вывалились наружу.
— Спасибо, — успел крикнуть Эркин, скатываясь по ступенькам.
— Счастлив... — конец пожелания обрезала закрывающаяся дверь.
Автобум качнулся и уже через два метра исчез за густо падающим снегом.
— Это что, крюк для нас дали? — уточнил всё-таки Эркин, затянув капюшон и взваливая на плечи свой рюкзак.
— Семёнов — человек! — веско ответил Андрей. — Помочь?
— Своё не растеряй. Пошли.
Ветра почти не было, но снег такой густой, что стало трудно дышать, да им ещё вверх по склону, а тропку уже занесло. Оба уже сообразили, что их высадили с тыльной, подгородной стороны.
Эркин помнил, что склон здесь сухой и почти ровный, без ям и промоин, и потому пошёл напрямик. Андрей сначала пошёл рядом, но потом как-то оказался сзади, и Эркин слышал его напряжённое дыхание. А наверху, у дома, вдруг оказалось ветрено, но зато и под ногами уже твёрдый, разметённый ветром асфальт. Против ветра они обогнули башню и, когда ветер ударил им в спины, перевели дыхание.
— Слушай, а здесь метель.
— Угу, давай, Андрей, поздно уже.
Андрей понял недоговоренное: "Женя беспокоится", — и молча улыбнулся.
Войдя в подъезд и захлопнув за собой дверь, они долго стряхивали с вещей и себя снег, Андрею даже под капюшон набилось. И наконец, снова взвалив на плечи мешки и разобрав сумки и свёртки, пошли наверх.
На лестнице и в коридоре уже пусто? И погода не под прогулки, и время позднее, а всем завтра на работу. Придерживая мешок, Эркин полез за ключами, обтирая подошвы о коврик, но дверь тут же — словно Женя стояла за ней и ждала только этого звука — распахнулась.
— Наконец-то... входите, замёрзли? Сейчас чаю, горячего!
— Женя... — выдохнул Эркин, опускаясь в облако её волос, голоса и объятий, и тут же мягко, чтобы не обидеть, отстранился. — Женя, мы с мороза, осторожней.
— Раздевайтесь, сейчас чаю горячего...
— Горячего попить в самый раз, то, что надо, — согласился Андрей, стряхивая с куртки остатки растаявшего снега. — Алиска, иди сюда, я куртку об тебя вытру.
— Фигушки, — увернулась от него Алиса. — Эрик, а ты вкусненького привёз?
— Алиса, прекрати!
— Ну, мам...
— Да, Женя, вот, возьми, остальное на воскресенье.
— Давай, брат, в кладовку пока.
— Да, обсохнет и наверх уберём.
— Всё потом, вам надо согреться!
И когда они, уже умытые и в домашних шлёпанцах, сидели за столом, Андрей прикончил свою яичницу и получил добавку, а Эркин положил себе ещё картошки, только тогда Женя облегчённо перевела дыхание. Всё закончилось благополучно: автобус не застрял и не перевернулся, а то такая метель, даже страшно было, но всё кончилось, всё хорошо...
— Так как вы съездили?
— Отлично, Женя. С профессором я поговорил. Он сказал, что будет в субботу.
— Да, Женя, всё хорошо. Всего накупили. Я потом разберу.
— Хорошо. Андрюша...
— Я налью, не беспокойся.
Андрей налил себе ещё чашку чая и благодушно откинулся на спинку стула, заставив Алису насторожиться.
— Андрюша, а варенье?
— Спасибо, Женя, не надо. А то распарюсь сейчас, а мне ещё до "Холостяжника" добираться.
— Не заночуешь?
— нет, брат, у меня всё зимнее там, — деловито объяснил Андрей и отхлебнул чаю. — А ведь зима-то настоящая уже.
— Да, — кивнула Женя. — Мы сегодня в Ряды ходили, и все говорят, что с Покрова зима настоящая, уже без оттепелей.
— Спорая зима нынче, — солидно подала голос Алиса. — За неделю встала.
— Во! — восхитился Андрей. — Голос старожила!
— Чего-о?! — растерялась Алиса.
— Того и этого самого, — весело ответил Андрей, вставая. — Всё, Женя, спасибо, напоила, накормила, теперь я, как на крылышках, долечу. До завтра, брат.
Встал и Эркин.
— Идём, разберём наскоро.
— Дело, брат, — согласился Андрей.
Женя, поняв, что им надо побыть вдвоём, удержала соскочившую было со стула Алису.
— Не мешай.
— Ну, мам, я Эрика целый день не видела.
— Нет, — твёрдо сказала Женя, и Алиса поняла, что спорить не только бесполезно, но и не безопасно.
В кладовке Эркин и Андрей быстро разобрали мешки, уложив бутылки, коробки и кое-какие свёртки на верхних, недоступных Алисе полках стеллажа.
— Это я с собой возьму.
— Хорошо.
— Стоп, Эркин, ты что, ушанку себе купил?
Эркин немного смущённо кивнул.
— А ну, покажись! — потребовал Андрей.
Ушанку Эркин покупал без него, и потому было вдвойне интересно.
— Сейчас. Так, ага, журнал свой возьми.
— Ага, спасибо.
Разобравшись с вещами, вышли в прихожую, и Андрей звонко позвал:
— Женя, иди, посмотри, с какой Эркин обновой.
Женя с Алисой выбежали в прихожую и начались ахи и восторги. Наконец, Андрей оделся и ушёл, Женя погнала Алису в ванную, а Эркин отправился на кухню наводить порядок к их вечерней "разговорной" чашке. Он дома, всё хорошо, всё спокойно, и если... да что бы там ни было, у него всё равно полный порядок.
На улице ветер и снег с новой силой ударили его в лицо. Андрей рассмеялся, затягивая потуже капюшон. На фиг! Теперь его ничем не испугаешь, не такое видали. Он сыт, согрелся и дошагает теперь к себе запросто. А в среду дозвонится до Фредди, и всё путём. Фредди тогда говорил, что им всегда передадут, так что в среду они оба на месте будут. А если в имение умотали... И тут же отбросил эту мысль: ну, незачем им там в это время сидеть, работы все кончены, так что наверняка оба в Колумбии. О других вариантах думать просто не хотелось. Он и не думал.
Ветер гулял только у "Беженского Корабля", дальше снег падал ровной частой сеткой. Андрей шёл быстро, с удовольствием проминая ребристыми подошвами сапог чуть поскрипывающий снег. Улицы пусты и были бы темны, если б не снег. Белое сияние снега окутывало его, и, может, от этого было так легко идти.
Дошёл он неожиданно быстро, одним духом взлетел по лестнице и открыл свою дверь. Ну, что? А и то! Он дома, понятно? Пришёл домой. И уже не спеша захлопнул и запер дверь, включил свет и стал раздеваться.
Куртка действительно оказалась непромокаемой, а вот джинсы... от куртки и до сапог насквозь. И Андрей решил начать с горячего душа. А чай и разборку вещей на потом.
В ванной он повесил на сушку джинсы, содрал и бросил в ящик для грязного бельё и шагнул в душевую загородку, тщательно задёрнул занавеси и пустил воду, блаженно охнув под тугой горячей струёй.
Мылся Андрей долго, даже не так мылся, как грелся под душем, горячей водой выгоняя набившийся внутрь холод. Всё-таки после той зимы, даже зим, холода он боялся. Простудиться легче простого, а потом к тебе всякая зараза липнуть начнёт, чихнуть не успеешь, как в доходягах окажешься.
Из душа он вышел красным и распаренным, долго, старательно растирался насухо полотенцем, вытирал, отфыркиваясь, сушил волосы уже другим полотенцем и наконец, ощутив себя согревшимся и сухим, надел халат и занялся делами. Разобрал сумку, достал и повесил на вешалку на завтра лётчицкую куртку и ушанку, поставил зимние сапоги. А эти... достать и вывернуть вкладыши — отпотели, пусть сохнут, — а сами сапоги набить газетой для этого же, шапочку... на сушку? Нет, пусть так сохнет, а завтра в кладовку уберёт, непромокаемую куртку туда же. А пока подстёжку отстегнём и развесим. Для проветривания.
Оглядев завешенную вещами прихожую, Андрей негромко рассмеялся. Шмотья у него теперь... ой-ё-ёй! А что? Всё нужное, всё по делу.
Теперь портфель, завтра он с работы к Эркину пойдёт, уроки готовить. Ну, это совсем минутное дело. А мебель... в среду тогда? Чёрт, в среду ему звонить, тогда... тогда кое-что завтра, скажем, письменный стол и... ну, допустим, диван, а остальное... в пятницу? Или всё уж завтра? Чёрт, затянул он с обзаведением. Ну, кто ж думал, что в Сосняках всё то же самое, только дороже, а самое стоящее, антиквариат этот, ему вовсе не по деньгам. А ушанку себе Эркин классную отхватил, с первого взгляда невидная, серая, а надел, так совсем по-другому смотрится, как специально на заказ шитая. Ну — Андрей невольно вздохнул с уважительной завистью — на Эркине всё сидит как для него сшито, уж на что рабские штаны или куртка страшны, а ему и они идут. Не то, что, ну, тот же Митроха, видел он его в праздничном. Напялил костюм, и как седло на корове.
Закончив с вещами, Андрей пошёл на кухню выключить давно закипевший чайник. Вообще-то Женя его накормила... как всегда и от пуза, и вкусно, так что сейчас только чаю горячего попить и завалиться. Кончен бал, погасли свечи, спит принцесса в уголке... Ну, принцесса на фиг не нужна, та же баба, только мороки больше, а остальное... а всё остальное у него есть.
Андрей допил чай, убрал на кухне — совсем минутное дело, где не грязнили — и пошёл спать. Денёк выдался... что надо!
Когда Эркин в халате вошёл в спальню, Женя уже лежала, но не спала, а листала новый журнал мод и так увлеклась, что даже не заметила, как Эркин привычно запер дверь, сбросил на пуф халат и лёг. И только когда он вытянулся с блаженным вздохом, она отложила журнал.
— Спасибо, милый. Спим?
— Мгм, — согласился Эркин, целуя её. — А тебе понравился? Ну, журнал?
— Конечно, — Женя вздохнула, обнимая его. — Конечно, понравился. А себе ты что-то купил?
— Ага, — улыбнулся Эркин. — И даже ого-го.
Женя тихо засмеялась, потёрлась лицом о его плечо.
— Ну и молодец.
Эркин вздохнул, поворачиваясь к Жене так, чтобы её рука, скользнув по его телу, как бы сама по себе обняла его, и, уткнувшись лицом в её волосы, глубоко вдохнул её запах.
— Знаешь, Женя, я так за день соскучился по тебе. И Алисе.
— Мы тоже скучали.
Эркин мягко прижал Женю к себе, погладил по спине.
— Какая ты...
— Какая? — по-прежнему тихо засмеялась Женя.
— Самая, — не очень вразумительно, но вполне понятно ответил Эркин, целуя её.
Тёплая спокойная темнота окутывала их, и Эркин словно растворялся в этой темноте, потому что Женя была всюду, и он не мог понять: это на в его объятиях или он в ней, он даже забыл, что тяжёл и должен беречь Женю, и волна уже несла его и Женю, они же неразделимы теперь...
Когда он заснул, Женя осторожно высвободила руку и погладила его по голове и шее. Эркин вздохнул, не открывая глаз. Женя поцеловала его в угол рта.
— Спи, милый, спи, родной мой, хороший мой.
Эркин уже спал и только беззвучно шевельнул губами в ответ.
* * *
Осенняя горячка в имении закончилась, и Джонатан рассчитывал провести месяц в Колумбии и разъездах. Да и выборы в Федеральное Собрание оказались интересной и весьма перспективной игрой. Во всяком случае, в Экономическом клубе о них говорили. Так что...
— Только не увязни.
Джонатан удивлённо посмотрел на Фредди.
— Ты чего это осторожничаешь?
— Не люблю политики, — усмехнулся Фредди.
— Ты ж ею не занимался.
— Угу. А она мной? — и уже серьёзно: — Когда работаешь втёмную, но выигрыш всегда не твой.
Джонатан пожал плечами, но спорить не стал. Определённый резон, конечно, у Фредди есть, но оставаться настолько в стороне им теперь невыгодно. Больших ставок делать не надо, но сесть в стороне — это упустить игру.
Поезд шёл плавно, покачивая, а не тряся пассажиров, особенно первого класса. Фредди дремал, сдвинув шляпу на лоб. Октябрь и начало ноября в разъездах, потом месяц в имении, а там Рождество и святочные игры. На Хэллоуин вряд ли что будет, некому трепыхаться и русские ещё здесь. Интересно они уходят, все комендатуры на месте. Но это не наши проблемы. Что в Колумбии? "Октава", Ларри, Слайдеры, Дэннис, ещё точки... вроде всё в порядке, но надо проверить. На всё про всё недели полторы. Ансамбль ещё Луизиану переваривает. Заступаться за Гаммэна и Рича никто не собирается, Рич, к тому же, уже без паёв остался, а бардак в Атланте давнишний и постоянный. Так что это побоку. Что ещё?
Джонатан рассеянно смотрел в окно, но видел своё отражение: темно ещё совсем. В Колумбии они будут рано утром. Сразу с вокзала в "Октаву", определиться и уже тогда спокойно по маршруту. Выборы мэра Колумбии — здесь уже всё давно отработано и вклиниться никак не получится, вернее, слишком дорого обойдётся, выгода не окупит расходов, хотя участие Цветного квартала может изменить расклад, но не существенно. И за этой игрой слишком внимательно присматривают русские. Что Фредди не любит политику, понятно, но стоит покрутиться, чтобы она нас полюбила. Или хотя бы не мешала. Но для этого опять же надо крутиться и — как минимум — не стоять в стороне.
Они ехали в первом классе, и ни попутчики, ни проводник их не беспокоили. До Колумбии можно спокойно дремать. Чем оба и занялись.
А в Колумбии сыпал мелкий, по-осеннему холодный дождь, и всё было мокрым и скользким. Фредди тихо, но от души выругался по-ковбойски, идя к стоянке такси. Джонатан кивнул, соглашаясь.
В "Октаве" тихо, светло, благопристойно и Джулия Робертс на своём месте.
— Доброе утро, мисс Робертс, — улыбнулся ей Джонатан, проходя в свой кабинет.
— Доброе утро, мистер Бредли, — ответил ровный, как у автомата, голос.
С тем же вежливым равнодушием она ответила и на приветствие Фредди.
А столе Джонатана список звонков, отсортированные по срокам, смыслу и значимости письма, кассеты автоответчика... Автоответчик они поставили недавно, штука оказалась весьма дорогой, но очень удобной. Когда можешь в дополнение к тексту услышать голос, то это весьма и даже очень.
В четыре руки они разобрали письма и разговоры.
— Начнём с воскресенья?
— Смотри сам, я проверю будничные.
Фредди кивнул и взял сколотые отдельно полупустые листы: в воскресенье мало кто звонит, основная информация, конечно, по рабочим дням. Но когда это Грымза — как он про себя называл секретаршу — успела вчерашнее прослушать и распечатать? Они же в пять минут десятого вошли, а текст уже был готов. Хотя и звонков всего три. С ними успеется, начнём по порядку. На предыдущих субботних и воскресных листах записей тоже немного, и все... в основном, пометки, что перезвонили на неделе. А вчера? ... "Мистера Бредли, пожалуйста... Джонни..." Фредди невольно ухмыльнулся: звонивший явно не понимал, что говорит с магнитофоном. Стоп, это международный, звонили... из России?! Кто и зачем? Два звонка с одинаковым кодом, первый... не понял, что автоответчик... и снова звонок с этого же кода, по времени... сразу же... Фредди перечитал текст и очень спокойно попросил:
— Джонни, поставь вчерашнюю кассету.
Джонатан, сосредоточенно делавший пометки на листах, пожал плечами, но вставил нужную кассету и нажал воспроизведение. Сухой голос секретарши, назвавший пятничную дату. Ну, правильно, это она включила, уходя в пятницу, так что придётся слушать весь текст.
Продолжая читать, Джонатан при каждом новом голосе вскидывал на Фредди глаза, но, видя его ожидающее спокойствие, снова углублялся в чтение.
Фредди вдруг резко подался вперёд.
— ...ни, мистера Бредли, пожалуйста, мисс, позовите мистера Бредли...
Джонатан круто развернулся к магнитофону. Тишина, только шелест перематываемой плёнки, щелчок окончания и новый сигнал. На этот раз голос полон язвительной вежливости. Конечно, запись искажает, но узнать можно. Чёткий текст, тишина, глухо зазвучал ещё один голос, советующий всё-таки объяснить, в чём дело.
— ... позвоню, гадом буду! — и щелчок окончания разговора.
Джонатан выключил магнитофон и посмотрел на Фредди.
— Надо о подарке подумать, — улыбнулся Фредди и по-ковбойски: — Гульнём, чтоб небо загорелось.
Джонатан пожал плечами.
— Думаешь, это нам надо?
Помолчав, Фредди встал.
— Запроси у Грымзы маршруты, чтоб нам за воскресенье уложиться. И про среду не забудь.
Когда он вышел, Джонатан покачал головой и вернулся к бумагам. Забрало ковбоя, так что ехать придётся. А с другой стороны... почему бы и нет? Будет ли польза, конечно, пока неизвестно, но и вреда... не просматривается.
Джонатан ещё раз просмотрел бумаги и вызвал Джулию Робертс. И, когда она с неизменным блокнотом, встала перед его столом, начал распоряжаться.
* * *
Неделя выдалась суматошной. Ещё никогда ему так не хватало времени, как сейчас. Да что там, уж чего-чего, а времени всегда было навалом. А сейчас... школа, работа, магазины... Квартиру же надо всё-таки сделать.
К удивлению Андрея, он успевал если не всё, то почти всё. Купил диван, большой трёхстворчатый шкаф, книжные полки — некогда ему возиться и самому мастерить — и даже на пару с Эркином повесил, книги, правда, расставил кое-как, без системы, ещё купил письменный стол, тоже двухтумбовый и к нему кресло, да не простое, а вращающееся, чтоб не двигать, а сел и развернулся куда нужно. К дивану торшер, чтоб лёжа читать, и тоже не простой, а со столиком-подставкой для всяких мелочей, и на письменный стол лампу. А на стену повесил — купил в Сосняках, ну, положим, не картина, а картинка, чёрно-белая, со смешным названием "гравюра", свободная минута выпадет, проверит по энциклопедии, что это за хренотень, но красиво: равнина с реками, деревьями, облака, и птицы летят, будто стоишь на обрыве и смотришь. И в целом получилось очень и даже весьма.
И со звонком в Колумбию всё прошло благополучно. Он в первую смену, так что, уходя, перемигнулся с заступавшей на дежурство Томкой, посочувствовал, что ей до ночи сидеть, побежал домой, как раз Эркин пришёл полки вешать, а потом Эркин ушёл к себе на Цветочную, а он опять бегом в диспетчерскую, к Томке. Время позднее, так что должно сладиться.
— Когда в России начинается вечер?
Фредди пожал плечами.
— Обедают они в ленч или чуть позже, но это ещё день. А вечер? — и снова пожал плечами.
Они пришли в "Октаву" к трём часам. И уже пятый час ждали звонка. Одни не только в своей конторе, но и, похоже, во всём здании. Все конторы закрываются в шесть. Уборщицы приходят в семь утра. Тринадцать часов безлюдья и тишины... Правда, есть охрана, но их это не волнует.
Джонатан за столом разобрал все бумаги и задумчиво листал "Экономический вестник", Фредди устроился в кресле, поставил стакан с виски на широкий подлокотник и погрузился в неподвижность ожидания.
Джонатан знал, что Фредди может так сидеть часами, и лучше в такое время и в таком состоянии его не трогать.
Рассчитал Андрей точно. Десять вечера — глухое время для диспетчерской. На маршрут никого не высылают, и с маршрутов возвращаются позже. Напарницей у томки сегодня не Зойка-Заюшка, а Матвевна. Только за сорок бабе, а смотрится старухой, и нрав старушечий: сидит и дремлет, а то и на диванчик приляжет. Так что не помешает.
И вошёл он с улыбкой, но тихо.
— Привет, цветочек аленький, вот и я.
Томка фыркнула.
— Без тебя, как без рук, плюнуть не на что.
— Это за что ж меня так? — удивился Андрей, стряхивая с ушанки снег и расстёгивая куртку.
— Присловье такое — объяснила Томка. — Зачем пришёл?
— С тобой поскучать.
Томка покосилась на спящую на диванчике Матвевну. Андрей тоже посмотрел на могучее, накрытое большим тёмно-серым платком тело — Матвевна спала лицом к стене — и, подмигнув Томке бесшумно переставил стул и сел рядом, свободно закинул руку на спинку её стула.
— Ну, и чего тебе? — повторила Томка, но уже другим тоном. — Я ж вас, кобелей, знаю, ничего за так не делаете.
— Обижаешь, — подпустил блатной слезы Андрей, — ой, обижаешь меня, Томушка, и вовсе зазря.
— Да ну тебя. Что я, не знаю, что ли, — Томка повела плечами и откинулась на спинку стула, словно ненароком оперлась на руку Андрея. — Ты ж котяра известный.
— От правды не отказываюсь, — шёпотом ответил Андрей, касаясь губами её уха. — Быль молодцу не в укор.
Томка тихо засмеялась, колыхнув выпяченной грудью. Андрей изобразил мучительный вздох.
— Ох, Томка, с ума ты меня сведёшь.
— Ладно тебе. Говори, зачем пришёл. И не ври, а то выгоню.
Андрей снова картинно вздохнул, но ответил серьёзно.
— Позвонить мне надо
— Зазнобе в Царьград? — фыркнула Томка. — Никак соскучился?
— Подальше, Томушка. В Колумбию.
Томка изумлённо повернулась к нему, и Андрей решил слегка поднажать.
— А не слабо тебе будет, а?
— Ты на слабо девок своих лови, — чуть сердито сказала Томка. — Ладно, попробую, — и потянулась к пульту.
Андрей молча следил, как она, надев наушники с дрожащей, вынесенной ко рту веточкой микрофона, щёлкает переключателями, разговаривая со знакомыми телефонистками. Вот ниточка связи дотянулась до границы, перепрыгнула через неё... Он думал, что Томка просто подключится, а она... через комендатуры, значит. Ну, ладно, речь, конечно, малость подкорректируем, чтоб никого не подставить.
— Есть Колумбия, — обернулась к нему томка. — Какой номер?
Андрей вздрогнул и выпалил семизначный номер. Томка повторила его в микрофон и кивнула.
— Ага, поняла, — и Андрею: — Вон ту трубку возьми, да нет же, левую, и в темпе, пока не застукали.
Андрей вытянул утопленную в пульте трубку — не зная, и не заметишь — и прижал к уху. Длинный гудок, ещё один, и щелчок... есть!
— Алло, — Андрей откашлялся: почему-то запершило в горле, и по-английски: — Мистера Бредли, пожалуйста.
Они ждали, но, когда телефон взорвался звонком, оба вздрогнули. Дождавшись второго звонка — вдруг просто ошиблись номером — Джонатан снял трубку.
— Алло?
— Алло... — молодой мужской голос. — Алло, мистера Бредли, пожалуйста.
Фредди встал и взял отводную трубку.
— Я слушаю, — спокойно сказал Джонатан.
— Джонатан, ты?! — обрадованно заорал Андрей. — А где...?
— Я здесь, — перебил его Фредди. — И не ори так, отлично слышно.
— Ага, понял, — сбавил тон Андрей. — У меня времени в обрез, так как, будете?
— Будем, — твёрдо ответил Фредди. — Джонни, как с рейсом?
— Будем у вас к семи, — сказал Джонатан.
— Утра: — радостно изумился Андрей.
Джонатан невольно рассмеялся.
— Нет, вечера.
— Ага, ага, вас встретить?
— Нет, — ответил Фредди. — Сами доберёмся. Всё?
— Да. До встречи. А, чёрт, чуть не забыл. У нас уже зима, снег лежит.
— Понял, — ответил Фредди. — До встречи
— До встречи, — попрощался Джонатан.
В трубке наступила гулкая тишина, очень далеко что-то щёлкнуло, ешё раз и включился длинный гудок свободной линии. Джонатан и Фредди одновременно опустили трубки, и Фредди наконец улыбнулся. Джонатан взял лежащий перед ним лист рейсов до Царьграда и Сосняков, перечитал и вскинул глаза на стоящего у стола Фредди.
— Слушай, парень сильно загнул насчёт зимы? Октябрь в середине, какая зима?
— Скорее всего русская, — флегматично ответил Фредди. — Снег у них уже лежит, ты же слышал. А в чём проблема?
— Плащ с подстёжкой?
— А почему нет? Пошли, Джонни, поздно уже.
Пошли, — Джонатан убрал лист с маршрутами и встал.
Вдвоём они вышли из конторы, погасив за собой свет. Джонатан включил сигнализацию и дважды повернул ключ в замке. Охранник внизу у входа с привычной лёгкостью щёлкнул каблуками и открыл дверь.
— До свидания, мистер Бредли.
— До свидания, — ответил, выходя, Джонатан.
Фредди, выходя следом, обменялся с охранником молчаливым улыбчивым кивком.
На улице снова моросило, и Джонатан махнул рукой, подзывая такси. Фредди подождал, пока он сядет, и, когда такси отъехало, спокойно остановил следующее. У каждого планы на ночь свои.
Положив на место трубку, Андрей победно посмотрел на Томку. — Уложился? Ай да я! Спасибо, Томушка, выручила, должник на всю жизнь.
— Трепач, — улыбнулась Томка и подставила ему щёку. -Целуй и выметайся, сейчас сменяться будут.
— Как скажешь, томушка, — Андрей чмокнул её в щёку и встал. — За мно не заржавеет.
— Иди уж, — засмеялась Томка. — Мне работать надо.
Когда Андрей вышел, неподвижно лежавшая Матвевна совсем не сонно сказала:
— А смотри, как он по-ихнему ловко чешет. Шпана шпаной, а язык знает.
— В угоне был, — пожала плечами Томка. — Там и нахватался.
Матвевна со вздохом встала и села к пульту со своей стороны. Пол-одиннадцатого — сейчас поедут со второй смены. А на ночную сколько выпускать? Ну, меньше десяти — это по-божески.
На улице Андрей с наслаждением, всей грудью вдохнул холодный воздух, победно вскинул и поймал ушанку.
— Чему радуешься? — окликнули его из кабины разворачивающегося у въездных ворот грузовика.
— Жить хорошо, Никодимыч! — весело отозвался Андрей, сворачивая в проулок.
Вот теперь, в самом деле, всё! Он всё сделал. Кроме уроков на завтра. А учебники... дома у него учебники, так что бегом и не оглядываясь. Чаю крепкого заварить и до полуночи... ну, как успеет, так успеет. Одну ночь не поспать... уполне возможно!
* * *
Безработной Женя бывала, а отпускницей ни разу. Чтоб не работать и деньги получать. С ума сойти! Но хлопот оказалось столько, что они с Эркином день-деньской крутились и всё время не успевали.
В понедельник встали по будильнику. Женя подняла Алису, они втроём позавтракали, и Женя повела дочь в школу, а Эркин взялся за большую уборку. Раз они мебель в большую комнату собираются покупать, то надо пол хорошо натереть, чтобы потом сразу поставить и больше не двигать. Он переоделся в рабские штаны, закатал штанины до колен и взялся за дело.
Привычные, давно нетрудные движения и спокойные мысли. Эркин, моя и натирая полы, отдраивая до блеска ванную и уборную, давно не вспоминал ни питомники, ни Паласы. Всё это ушло в такое прошлое, что не было уже ни обиды, ни ненависти, и, работая, он думал о покупках, о школе, о том, что ещё нужно сделать к воскресенью, и думал по-русски.
Мягкий ласковый взгляд погладил его по спине, и Эркин, оборачиваясь, улыбнулся. Женя, в распахнутом пальто и сбитом на плечи платке, стояла в дверях, упираясь ладонями в косяки, и, улыбаясь, смотрела на него. Эркин встал и, не шлёпая, а мягко скользя босыми ступнями по полу, подошёл к ней. От Жени вкусно пахло морозом и свежим снегом, русским запахом, и Эркин окунулся в этот запах, обняв Женю прямо поверх пальто.
— Эркин, ты с ума сошёл, я с мороза...
— Мгм, — согласился сразу со всем Эркин, целуя её в висок и возле уха, чтобы не мешать ей говорить.
Женя тихо засмеялась.
— Ой, Эркин, ну да, я разденусь сейчас...
— Ага, — кивнул Эркин, помогая Жене сбросить на пол платок и пальто.
Его ладони скользили по телу Жени, отстёгивая, развязывая, распахивая и сбрасывания на пол. Сам он был только в рабских штанах, поэтому мимоходом дёрнул конец шнурка, распустив узел, и, качнув будрами, спустил штаны. А Женя всё смеялась и смеялась, они не оказались совсем голыми среди разбросанной по полу одежды.
— Мы сумасшедшие, да? — Женя обеими руками обняла его за шею.
Эркин вместо ответа мягко поднял её на руки и, перешагнув через одёжный ворох, вышел в прихожую.
— А теперь куда? — спросила Женя.
— А куда хочешь, — весело ответил Эркин. — Квартира большая. Мне с тобой везде хорошо.
— Мне тоже, — Женя поцеловала его в щёку и стала рассуждать: — К Алиске не стоит.
— Угу, — кивнул Эркин.
— В кухне неудобно, — продолжала Женя. — На лоджии холодно.
— Давай в ванную, — предложил Эркин.
Женя засмеялась.
— Нет, я тогда до вечера не просохну.
— А в маленькой? — спросил Эркин. — Андрей не обидится, и там диван щекотный.
— Какой диван? — удивилась женя.
— Ну, с ворсом, — объяснил Эркин, уже входя в большую комнату, залитую белым снежным светом.
— А ему и говорить не надо, — сказала Женя. — Мы же потом всё уберём.
— Ага, конечно, женя, — Эркин коленом толкнул дверь, входя в маленькую комнату.
Вчера, думая, что Андрей заночует у них, Женя задёрнула шторы, и в комнате было полутемно. И Эркин, положив Женю на диван, подошёл к окну. Решительным, даже резким рывком раздвинул шторы и обернулся.
Женя сидела на диване с ногами боком к нему и вынимала из узла шпильки.
— Да? — лукаво улыбнулась она ему. — Тебе так больше нравится?
— Да, — кивнул Эркин. — Да, Женя.
Он подошёл к дивану и гибко опустился на колени. Женя порывисто наклонилась к нему, и её волосы накрыли их. Эркин счастливо засмеялся, целуя Женю. Он целовал её, дышал её телом, и Женя то откидывалась назад, отбрасывая волосы, то снова наклонялась к нему, накрывая волосами, и его обдавало то светом, то тьмой.
Женя легла на диван, И Эркин одним плавным движением подбросил себя и навис над Женей, удерживая себя на выпрямленных руках и упираясь ладонями в диван у плеч Жени.
— Щекотно? Ну, от дивана.
— Ага, — засмеялась Женя.
— А я сверху... пощекочу.
И всем телом легко касаясь тела Жени, заскользил по ней, гладя, щекоча её собой. Женя вскинула руки, обхватив его за шею.
— Ах, ты та-ак?
— И даже этак, — засмеялся Эркин.
Женя вдруг выгнулась навстречу ему, словно пытаясь поймать. И Эркин поддался ей, войдя точным и сильным ударом. Женя охнула и засмеялась.
— И ага!
— И ага! — радостно подхватил Эркин.
Он качался в Жене то длинными плавными, то частыми резкими толчками, и Женя отзывалась ему, ловила его встречными движениями, отталкиваясь от пружинящего под ними дивана.
И наконец волна, которую он так долго сдерживал, с силой ударила его между лопаток и по затылку, бросив на Женю.
— Х-г-ха, — гортанно, не слыханным раньше горловым звуком выдохнул Эркин, падая в бешеный чёрно-красный водоворот, последним усилием сознания обхватывая и прижимая к себе Женю, чтобы волна не разделила их.
Руки и ноги Жени оплели его плечи и бёдра, её волосы, как сами по себе, метались вокруг них, хлеща его по затылку и спине. И волна не разделила их — успел счастливо подумать Эркин, прежде чем исчезнуть в чёрно-красном водовороте....
Когда Женя, всхлипнув в последний раз, расслабилась и обмякла, Эркин осторожно отделился от неё и сел на край дивана, перевёл дыхание. Ровный снежно-белый не режущий глаза свет заливал комнату, было тихо и очень спокойно. Осторожно, чтобы не потревожить Женю, он чуть повернул голову и искоса посмотрел на неё. Женя лежала на спине, прикрыв глаза локтем, и улыбалась. За лето она загорела, и её груди казались совсем белыми, как снег.
Женя глубоко вздохнула и потянулась. Эркин повернулся к ней и, вытянув руку, кончиками пальцев погладил её по шее и груди. Женя, не открывая глаз, тихо засмеялась. Эркин подвинулся и, наклонившись, поцеловал её в закрытые глаза.
— Как хорошо, — вздохнула Женя.
— Ага, — согласился Эркин.
— А времени сколько? — вздохом спросила Женя.
— Не знаю, — ответил Эркин. — Женя, а зачем? Мы же в отпуске.
— Обед надо делать, — счастливо вздыхала Женя, — за Алиской идти, а за мебелью тогда завтра.
Эркин кивал, продолжая гладить, ласкать Женю кончиками пальцев.
Женя подняла руку и тоже погладила его по груди, нажав пальцем на сосок, как на кнопку звонка.
— Кто там? -охотно подхватил шутку Эркин. — Входите.
— А я думала, это будильник, — засмеялась Женя. — Что пора вставать.
— Так ты же его выключила, — тут же переключился Эркин. — Он теперь до-олго не зазвонит.
— И как долго? — лукаво спросила Женя.
— А пока не надоест, — залихватски, но с замирающим сердцем ответил Эркин.
— Мне никогда не надоест, — серьёзно ответила Женя.
— Да? — обрадовался Эркин. — Тебе хорошо? Нравится?
— Ну, конечно, Эркин, — Женя снова погладила его по груди и животу.
И Эркин подвинулся поближе, чтобы ей было удобнее.
— Ты очень хороший, Эркин, ты... ты такой красивый, и сильный, и умный. Я не знаю, как сказать, я думаю, я бы не смогла жить без тебя.
Эркин уже не слушал, вернее, не слышал слов Жени, ещё вернее, не не патылся понимать. Потому что рука Жени гладила и ласкала его, и внутри всё внутри дрожало и мучительно сладко дёргалось. Он ещё подвинулся и откинулся назад, лёг на диван, уронив голову на колени лежавшей навзничь Жени. Женя гладила его, любуясь им, его большим и сильным телом, мягко поддающимися, вздувающимися и опадающими от её прикосновений мышцами, его гладкой красновато-коричневой кожей, невыразимо приятно скользящей под его пальцами. Тело Эркина напряглось, выгибаясь, так резко, что Женя испугалась и отдёрнула руку.
— Нет! Хрипло выдохнул Эркин. Ещё... Женя, ещё...!
Женя понимала, что с ним, знала, что должно произойти — не девочка давно уже, и читала, и видала — но судорога, потрясшая Эркина, даже немного испугала её, а ещё больше, когда он после всего обмяк и замер, побледневший до желтизны, с закушенной губой, весь мокрый от пота, на её глазах покрывшего его лицо и тело крупными каплями.
Переведя дыхание несколькими всхлипами, Эркин открыл глаза и увидел лицо Жени. Она сидела, вытянув ноги и коленями поддерживая его голову, и смотрела на него. Эркин виновато улыбнулся.
— Я... испугал тебя?
— Нет, — улыбнулась Женя. — Всё хорошо, Эркин.
— Тебе тяжело, — Эркин заставил себя сесть. — Прости, Женя, я... я как забыл обо всём.
Женя обняла его и поцеловала.
— Тебе было хорошо?
Вместо ответа Эркин обнял её, зарылся лицом в её волосы, плечи его вздрагивали, как от плача, и Женя гладила их, приговаривая что-то неразборчиво ласковое, пока не почувствовала, что он успокоился.
Наконец Эркин оторвался от Жени и встал, вытер ладонями мокрое от пота и слёз лицо.
— Я сейчас всё здесь уберу Женя, и закончу большую комнату.
— Хорошо, — улыбнулась Женя. — Ты в душ?
— Да, — чуть смущённо кивнул Эркин. — Женя, а... а пошли вместе? Честное слово, помоемся и всё.
— Знаю я тебя, провокатора, — Женя поцеловала его в щёку и выбежала так быстро, что он не успел её удержать. Даже если бы попытался.
Эркин вздохнул и огляделся. Так, сначала... да, сначала диван. И быстро, пока пятна не засохли. Он сорвался с места и выбежал из комнаты.
Женя, уже в халатике, хлопотала на кухне, и вещей её на полу в большой комнате не было. Когда это только убрать успела?
Эркин тщательно дважды протёр обивку дивана и, убедившись, что все следы убраны, побежал в ванную обмыться. А ещё большую комнату надо закончить, он же всё так и бросил.
Эркин быстро вымылся в душе, дополнительно умылся холодной водой, чтоб всю дурь из головы выгнать, а то совсем без ума стал, потерял себя, никогда раньше, даже в волну, с ним такого не было.
Ещё раз проверив диван, Эркин снова взялся за пол в большой комнате. Он тщательно, даже яростно тёр паркет, когда Женя окликнула его.
— Эркин, я за Алиской.
— Что? — вскинул он голову. — Уже?!
— Ну да, — засмеялась Женя. — Ты в окно посмотри.
Эркин обернулся к окну и увидел, что белизна снежного дня еле заметно поголубела предвестием сумерек.
— Так поздно? — удивился он.
— Ещё не очень, но я хочу в магазин заглянуть, я там на маленьком огне оставила, — говорила Женя, быстро одеваясь.
— Я пригляжу, — кивнул Эркин, выйдя за ней в прихожую. — Мне чуть-чуть осталось.
— Ага, милый.
Женя быстро чмокнула его в щёку и убежала.
Оставшись один, Эркин зачем-то потрогал дверной замок, повернул шпенёк на два оборота и, вздохнув, поплёлся доделывать пол. Такого с ним ещё никогда не было. Чтоб даже время перестал ощущать, ну... ну, надо же такому. И будто устал он чего-то.
Он всё-таки закончил возню с паркетом, отнёс в кладовку мастику, щётки, суконку, сеял и сунул на место рабские штаны и, пользуясь тем, что оказался один, а дверь заперта, немного пошлялся нагишом по квартире по всяким хозяйственным мелочам. Потом оделся уже в домашний костюм и пошёл на кухню.
За окном уже сумерки — рано как темнеть стало. Эркин задёрнул шторы и включил свет. На плите тихо успокоительно булькал суп, смутно, даже не слышались, а ощущались такие же домашние спокойные шумы из-за стен, или это сипела вода в трубах. Эркин подошёл к окну и встал за шторами. Лоджия уже покрыта снегом, цветочные ящики с землёй они ещё в сентябре сняли и поставили на пол, чтобы не сорвались от снега, шкафчик для продуктов тоже в снегу, надо будет выйти, обмести, а снег всё идёт, редкий, но падает и падает... как же с ним такое случилось, не было такого, чтоб кончил и залил всё, с... да нет, один раз ещё мальцом видел, как отлупцевали одного, годом старше, да, их только-только стали растравкой накачивать и тот не совладал с собой, так... так ему увиденного на всю оставшуюся жизнь хватило, даже в волну с ним такого не бывало, себя терял, а это помнил, а сегодня... Женя, наверное, обиделась, струя же горячая, липкая и коркой засыхает, но... но как же он себя настолько потерял... стыдоба, хуже мальца... Это его самого как-то в учебке беляку дали, их ещё на джи и элов не поделили, со всеми работали, и беляк залил себя, а его заставил эту корку слизывать, и сейчас, как вспомнишь, с души воротит, а он и Женю, и диван... что же теперь делать?
— Эй, Эркин, — сказали вдруг за его спиной. — Ты где?
Эркин вздрогнул и стал выпутываться из шторы.
— Андрей, ты?
— Ну да, — Андрей помог ему высвободиться. — Как дела, отпускник?
— Хорошо, — помедлив, ответил Эркин. — А Женя за Алисой пошла.
Андрей пытливо посмотрел на него.
— Случилось что? Брат?
— Да нет, — пожал плечами Эркин. — Всё в порядке. А ты чего так поздно?
Андрей ухмыльнулся.
— В мебельный ходил, купил кой-чего, ну, и завёз.
— И чего купил?
— Всего, — весело ответил Андрей, но глаза его оставались серьёзными.
Андрей чувствовал, что с Эркином неладно, но не знал, как подступиться. А тут ещё и Женя с Алиской пришли. Стразу стало шумно, весело и хлопотливо. А после обеда Эркин с Андреем сели за уроки, и тут уж не до разговоров.
За обедом Эркин убедился, что Женя на него не обиделась, и успокоился. Ну, случилось, ну, виноват, но Женя поняла, что он не нарочно, и всё, можно забыть и не думать. Да и уроки стали намного сложнее и требовали больше внимания, чем раньше.
Работали как всегда: сосредоточенно и, хоть каждый делал своё, слаженно, помогая уже тем, что были рядом и каждый уверен в помощи другого...
Эркин встал из-за стола и потянулся, сцепив пальцы на затылке. Лежавший на диване Андрей опустил на грудь учебник и с улыбкой посмотрел на него.
— Сделал?
— Письменные. Давай, освободи место.
— Ага!
Андрей легко встал и тоже потянулся.
— Давай, Эркин.
Они поменялись местами, и снова тишина шелеста страниц и поскрипывания пера по бумаге.
Прибежала Алиса звать их ужинать.
— Через пять минут, — ответил, не поднимая головы, Эркин.
И, посмотрев на часы, кивнул Эркин.
— Да, через пять минут.
Алиса постояла, глядя на них, и убежала.
...Эркин резко захлопнул учебник и сел на диване, и практически одновременно отложил ручку Андрей.
— Уф-ф, свалил! Ты как?
— Порядок, -ответил Эркин. — Пошли ужинать.
— Пожрать я завсегда готов, — ухмыльнулся Андрей.
И Эркин охотно засмеялся в ответ.
На кухне светло, тепло, стол накрыт, Алиса сидит на своём месте, весело крутится и гримасничает. И Женя разливает по чашкам чай.
— Всё сделали? Ну, молодцы, садитесь.
Эркин сел на своё привычное место и с удовольствием вдохнул ароматный пар.
— Как вкусно, Женя.
— Ты же ещё не ел, — удивилась Алиса.
— Запахи вкусные, — объяснил Эркин.
— Ага-а?! — догадалась Алиса. Нарочито шумно втянула в себя воздух и согласилась: — Ага!
Диалог этот повторялся у них почти каждый вечер и не надоедал обоим. Женя покачала головой, но ничего не сказала. Андрей шумно восторгался и уверял, что в жизни такой вкусноты не ел, сыто жмурился на свет Эркин, Алиса в меру безобразничала... Женя наслаждалась миром и весельем в доме, но неизменно заходил разговор о воскресенье и тогда снова: заботы, хлопоты, непонятные намёки Андрея и виноватое смущение Эркина...
Уже в постели, когда Женя расчесала волосы, заплела на ночь косу, легла и погасила лампу, Эркин тихонько спросил:
— Женя, ты... ты очень на меня обиделась?
— Не выдумывай, — Женя обняла его и поцеловала в висок. — Не за что мне на тебя обижаться.
Эркин успокоенно вздохнул, приваливаясь головой к её плечу. Всё в порядке, можно спать.
А во вторник с утра Андрей ушёл на работу, Женя повела Алису в школу, условившись встретиться с Эркином у мебельного магазина.
Оставшись в одиночестве, Эркин убрал на кухне и в спальне, придирчиво оглядел большую комнату — не упустил ли он чего вчера — достал и положил в бумажник деньги и стал одеваться. Снегопад не прекращался, и Женя ещё вчера убрала всю осеннюю одежду в кладовку и вывесила зимнее. Эркин надел тёплое бельё, джинсы, ковбойку. Портянок наматывать не стал: не на работу же, так что, носки, бурки, совсем за лето не слежались, Женя их ловко газетами набивает, шарф, новая ушанка, а старую на работу отнесёт и будет в шкафчике держать, полушубок... охлопав себя и убедившись, что бумажник, ключи и варежки на своих местах, он ещё сложил и сунул в карман матерчатую суку, а вдруг что по мелочи купить придётся, и наконец вышел, плотно закрыв и тщательно заперев дверь.
В коридоре, на лестнице и во дворе было тихо и пусто. Взрослые на работе, ребятня в школе, малышня сама по себе не гуляет. Коныч с утра всё размёл и пошёл передохнуть. В магазине Мани и Нюры приветливо светится окно-витрина, и женщина в серой шубе и такой меховой шапочке открывает дверь. Это миссис Норма — интересно, а как звали её отца, ну, чтобы совсем по-русски обращаться, надо будет спросить при случае — пошла за ежедневными покупками. Под ногами поскрипывает свежий чистый снег, воздух приятно холодит лицо. Эркин шёл быстро, но без спешки, весело оглядывая витрины. Когда сыт и тепло одет, то зима даже в удовольствие, и это русская зима, а не алабамская тоскливая слякоть.
Мебельный магазин Сторогова, где он прошлой зимой покупал спальню, ещё не открылся, и Эркин прошёл дальше к угловому магазинчику мелочей и безделушек. Они с Женей ещё тогда говорили, что в гостиную нужен красивый шкаф для всяких... красивостей, как у Нормы. Ну, шкаф они купят, это не проблема, а что поставить туда? Пустой шкаф совсем не смотрится.
У этой витрины его и нашла Женя.
— И что выбрал? — взяла она его под руку.
Эркин вздрогнул и повернулся к ней.
— Женя? Я... я думаю для шкафа, ну, в гостиную...
— Для горки?
Да, Женя. Как тебе это?
Женя осмотрела большую, свёрнутую причудливой спиралью розовую раковину и кивнула.
— По-моему, ничего.
— Она тебе нравится? — обрадовался Эркин.
Женя вздохнула.
— Дорого уж очень.
Вздохнул и Эркин: они же сразу решили не тратить ссуду на пустяки, и платить триста с лишним рублей за такую фиговину... нет, не стоит она таких денег.
Что именно купить, они решили давно, но всё же походили по магазину, рассматривая, прицениваясь и обсуждая. Продавец им не мешал и подошёл точно в тот момент, когда Женя решила перейти от экскурсии к закупкам. Большой мягкий диван с бордовой, ноне яркой, а как бы матовой, приглушенной обивкой с тиснёным узором того же цвета и два таких же кресла, затем узкий и высокий шкаф, застеклённый с трёх сторон и четвёртой зеркальной стенкой, и маленький столик к дивану...
— Женя, давай ещё вот этот, на колёсиках, возьмём.
— Да, и... нет, ну, это потом.
— Хорошо, — согласился Эркин и полез за деньгами.
Рядом с продавцом уже стояли два магазинных грузчика, шофёр открывал дверь на обе створки, и Эркин ещё расплачивался, а грузчики уже тащили диван к выходу. Эркин расплатился за мебель и пошёл к машине. Женя села в кабину к шофёру, а он в кузов с грузчиками.
Доехали и внесли мебель быстро, Эркин рассчитался с бригадой, и они с Женей стали расставлять мебель. Шкаф сразу нашёл своё место, а вот диван и кресла...
— Эркин, а тебе не будет мешать?
Эркин огляделся.
— Если большой стол не выдвигать, нормально, Женя. А маленький я буду переставлять.
— Хорошо, милый, — Женя чмокнула его в щёку. — А в шкаф пока поставим вазочку.
— Которую? — решил уточнить Эркин.
Вазочек у них было две: одну, фарфоровую, расписанную цветочками, Женя привезла из Джексонвилля, а вторую — хрустальный искристый шар — им подарили на новоселье.
— Обе, — сразу ответила Женя. — И сухарницу, что мне девочки на именины подарили.
— Ага, понял. И лебедя? Ну, из спальни.
— Нет, — улыбнулась Женя. — Я люблю на него смотреть.
Эркин невольно расплылся в блаженной улыбке: этого лебедя он подарил Жене на Новый год, и раз он ей так нравится...
Конечно, две вазочки и плетёная из "золотой" проволоки ажурная корзинка-сухарница — этого слишком мало, но всё-таки шкаф не пустой, и главное — начать, а там видно будет и само пойдёт.
Только управились с мебелью, как надо готовить обед, Эркину же в школу, а она забыла обо всём. Женя заметалась в кухне с такой скоростью, что Эркину там места уже не нашлось. Он пошёл в кладовку и оглядел верхние полки с видневшимися свёртками и пакетами. Да, это он не сообразил, а ведь Женя ему ещё когда о шкафе для гостиной говорила, что нужен обязательно, надо было побеспокоиться. Но вся эта красота такая дорогая, а они и так выше маковки потратились. Ну, мебель всё рано нужно, а это... не зря же по-русски безделушками называется.
С этим Эркин пошёл на кухню, где Женя уже заканчивала готовку обеда.
— Ага, хорошо, — встретила она Эркина. — Садись, сейчас пообедаем наскоро.
— Мгм, — согласился Эркин. — Женя, а огурцы ещё есть?
— Под окном, — ответила Женя, сосредоточенно разливая по тарелкам суп.
Эркин достал туесок с огурцами, выложил на тарелку один большой и два маленьких, а огурцов-то мало осталось, докупать надо.
— Женя, огурцов совсем нет, я схожу завтра на рынок?
— Нет, Эркин, давай я лучше одну из своих банок открою, попробуем. Ну, если не получилось, тогда купим.
— Хорошо, — кивнул Эркин. — Но у тебя всегда хорошо получается.
— Спасибо, милый, — засмеялась Женя, и Эркин самодовольно ухмыльнулся.
Они пообедали, Эркин переоделся, взял портфель — как уже привык, собрал его ещё с вечера.
— Женя, я в школу, — крикнул он из прихожей, наматывая шарф.
— Да, милый, — Женя выбежала из кухни и быстро, с придирчивой лаской оглядела его: достаточно ли тепло он оделся.
Эркин поцеловал её и вышел.
На улице снова шёл снег, и он в который раз весело подумал, что как же это сразу началась зима. В субботу же ещё осень был, всего, ну да, два дня прошло, третий день сегодня.
На ступеньках Культурного Центра, как обычно, курило несколько великовозрастных "школьников", и среди них Андрей в своём новом зимнем наряде. Что на работе, что здесь его куртку, сапоги и ушанку оглядели и обсудили со всем вниманием. Увидев Эркина, он улыбнулся, плевком погасил окурок и ловким щелчком отправил его в урну. Улыбнулся и Эркин, взбегая на крыльцо.
— Здорово!
— Здорово, во смотришься! — Эркин показал Андрею оттопыренный большой палец.
Андрей самодовольно ухмыльнулся, открыл рот, но тут же закрыл и преувеличенно вежливо поздоровался, склонив голову и незаметно подтолкнув Эркина. Мимо них, потупившись, чёрной тенью проскользнула Манефа, никак не ответив на приветствие и даже словно не заметив никого из стоявших и посторонившихся перед ней. Андрей громко вздохнул ей вслед. Все засмеялись.
— Зря стараешься, Андрюха, — насмешливо хмыкнул немолодой Алёшин из десятого класса. — С ней, как с нашими, не пройдёт, она из этих.
— Это каких? — поинтересовался Андрей.
— Из скитских, — Алёшин пыхнул дымом. — Богова по обету.
— Монашка, что ли?
— Не, те нормальные, в войну в госпиталях, некоторые даже на фронт шли, наравне с санитарами раненых вытаскивали, и на фабриках, ну, где ручная работа тонкая нужна, прямо за станками молились, — стоявшие рядом кивками подтверждали его рассказ, что, дескать, тоже об этом слышали. — А эти... всяко о них болтают, — и резко оборвал себя: — Ладно, мужики, пора.
— Пора так пора, — пробормотал Андрей.
Когда они вошли в свой класс, Манефа сидела на своём месте, положив руки на стол и склонив голову.
— Садясь рядом — место его, законное — Андрей улыбнулся.
— И всё равно, здравствуй.
Туго обвязанная чёрным платком голова Манефы чуть заметно дрогнула, обозначив поклон, и беззвучно шевельнулись бледные губы. Андрей счёл это достаточным для первого раза, и стал устраиваться, раскладывая книги, тетради, ручку, карандаш и прочую мелочёвку в удобном для себя порядке.
Артёма не было, и Эркин сидел один, и вообще народу немного, а перед самым звонком, буквально на шаг опередив Полину Степановну, вошёл Тим. Андрей заметил, как Манефа пугливо покосилась на Тима, и покровительственно шепнул:
— Не бойся, я рядом, — и отвернулся, вставая навстречу Полине Степановне.
— Здравствуйте, здравствуйте, — улыбнулась Полина Степановна. — Садитесь и начнём работать.
Андрей раскрыл тетрадь и изобразил такое внимание, что Полина Степановна покачала головой, но ничего не сказала.
Проводив Эркина, Женя побежала в кладовку проверить свои банки. Варенья, соленья, маринады. Так, эти огурцы на кухню и... кабачки? Нет, кабачков у неё только две банки, а впереди ещё столько праздников. День Победы, день Свободы, Рождество, новый год, у Эркина день рождения... это только то, что она с ходу вспомнила, а если вдруг гости? Нет, огурцы и всё.
Господи, оглянуться не успела, а уже за Алиской бежать. Женя торопливо оделась, схватила сумочку и сумку и выбежала из квартиры.
В коридоре, на лестнице, на улице встречные и попутные, знакомые, соседи, сослуживцы... господи, да она уже весь город знает, не то что, в Джексонвилле. Там... Элма Маури, мисс Милли и мисс Лилли, Рози, миссис Стоун, девочки из обеих контор и... и всё, кое-кого ещё помнит в лицо, а по имени так и не узнала, господи, доктор Айзек, вот кого жалко, что за человек был, а миссис Стоун со странностями, ну да бог с ней, да и со всей той жизнью. Вон и школа.
Сегодня с детьми занималась Валерия Иннокентьевна, и Женя с удовольствием подробно обсудила с ней Алискины успехи в пении и танцах, и не стоит ли учить её музыке, скажем...
— Я на гитаре хочу, — вмешалась Алиса.
Уж если на неё сваливаются ещё уроки, так хоть чтоб было по её выбору. А на гитаре Эрик играет, она как Эрик будет. Но её и слушать не стали. Вот взрослые всегда так. Ну, ничего, она сама с Эриком поговорит, он с мамой, правда, не спорит и тоже заодно, но он всё понимает, и, если захочет, то мама по его сделает, уж она-то...
— Спасибо, Валерия Иннокентьевна, — встала Женя. — Алиса, готова?
— Давно уже, — мрачно ответила Алиса.
На улице наступил уже совсем вечер, и небо, и снег стали одинаково синими. Алиса шла рядом с Женей, держась за её руку и рассказывала последние школьные новости. Большого холода нет, и Женя ей не мешала. Зашли по дороге в пару магазинов за обычными будничными покупками и к дому подошли в полной темноте.
— Мам, а Эрик где? — спросила Алиса, когда они поднимались по лестнице.
— Ты же знаешь, сегодня вторник, он в школе, лучше подержи, — Женя дала ей сумку и достала ключи.
— Я знаю, — вздохнула Алиса. — Мам, у него же отпуск, а его всё равно нет, это же несправедливо.
Женя открыла двери, и их встретила тихая пустая и тёмная квартира.
Пока Алиса, сопя, стаскивала с себя шубку, сапожки и шапочку, Женя разделась, отнесла покупки на кухню, сбегала в спальню и переоделась в халатик.
— Алиса, не копайся, рюкзачок к себе отнеси, не бросай где попало.
— Ладно, мам, я знаю, — Алиса поволокла рюкзачок к себе.
— И переоденься быстренько, — крикнула ей вслед Женя и побежала на кухню.
Сунув рюкзачок на его место между книжным шкафом и рабочим столом, Алиса решила проверить, что там в большой комнате. Обычно дверь открыта, а сейчас нет. К Андрюхе она, конечно, не пойдёт, у неё своих книжек полно, а большая комната — общая, туда всегда можно.
Услышав её восторженный визг, Женя прибежала из кухни. Увидев, как Алиса упоённо прыгает на новом диване, Женя настолько возмутилась, что даже задохнулась и не сразу нашла слова.
— Ну, мам, — сразу начала Алиса. — Ну, он же новый, ну, я чуть-чуть.
— Никаких чуть-чуть! — наконец выдохнула Женя. — И...
Она не успела договорить, какие ещё наказания ждут Алису, как та уже спрыгнула с дивана, подхватила свои тапочки и улепетнула. И как ни была сердита Женя, но не смогла не рассмеяться. Ну, что за девчонка!
На кухне что-то зашипело, и Женя бросилась туда.
Алиса сидела у себя в комнате, пока мама не крикнула:
— Алиса! Ужинать!
И тогда явилась на кухню как ни в чём не бывало. Женя грозно посмотрела на дочку, но Алиса изобразила такую "святую невинность", что Женя опять рассмеялась. Но сказала:
— Чтоб больше этого не было.
— Ага, — горячо согласилась Алиса. — Ну, что ты, мам, я же всё понимаю.
— Тем более, — внушительно подвела итог Женя.
Алиса кивнула и углубилась в еду.
Обычно Алиса говорила, что будет ждать из школы Эрика и Андрюху, и немного спорила об этом с мамой, но сегодня, хотя вроде мама уже не сердится, решила, что лучше не рисковать, и без звука отправилась к себе укладываться спать.
Женю её послушание и кротость насторожили, но не настолько, чтобы забыть об остальных делах. Дел выше головы, а...
А среда оказалась ещё суматошнее. С утра, отправив Алису в школу, Женя пошла в Старый город на рынок и, конечно, хоть и будничный, маленький, но знакомых-то сколько, и со всеми надо поговорить, так что домой вернулась только к обеду. А Эркин ещё утром ушёл к Андрею, чтобы подготовить всё, и как только Андрей с работы придёт, они сразу там поедят и за полки возьмутся. И хотя обедать предстояло им ей вдвоём с Алисой, готовила Женя на четверых: Эркин придёт голодный, Андрюша — тот всегда есть хочет, сам говорит, что ещё растёт, нет, даже лучше на пятерых, Андрюше надо побольше. Огурцы в банке оказались вполне съедобными, так что надо заново запасы в кладовке пересмотреть, отобрать, чем она блеснёт, и всё-таки своё дешевле, чем покупать, хоть немного, да сэкономить...
Но Эркин пришёл один. Усталый, но весёлый и будто чем-то смущённый.
— А где Андрюха? — сразу врезалась в него Алиса. — Он в гости пошёл?
— Нет, — улыбнулся Эркин. — У него другие дела, — и в ответ на взгляд Жени уточнил: — Он позвонить пошёл.
— В Царьград? — живо спросила Женя.
— Д-да, — неуверенно ответил Эркин и добавил спасительное: — Наверное.
Женя вздохнула и решила не настаивать. И потом... ну, что такого, что Андрей решил ещё раз поговорить с Бурлаковым — больше-то ему звонить некому — ведь отец всё-таки. Конечно, Андрею его не хватает.
После обеда Эркин сел за уроки. Алиса возмутилась, что у них отпуск, а с ней всё равно никто не играет, и, взяв книжку, уселась на диван в маленькой комнате.
— Я с Эриком читать буду.
— Читать можно, — вынужденно согласилась Женя.
Эркин улыбнулся ей.
— Всё хорошо, Женя.
— Ну, ладно, — окончательно сдалась Женя и ушла из комнаты по своим делам.
Но, наведя в кухне, ванной и спальне порядок, заглянув и проверив комнату Алисы, Женя почувствовала, что ей чего-то скучно и одиноко, и снова пошла в маленькую комнату. Они все так до сих пор и путались, называя её то маленькой, то дальней, то Андрюшиной, а вот "кабинет" так и не привилось.
Здесь царила сосредоточенная тишина, вдруг напомнившая Жене библиотеку в колледже. И, погрозив Алисе пальцем, чтобы та не вздумала шуметь, тихо взяла из шкафа библиотечный затрёпанный томик "Жаркого сердца" — библиотекарша хвалила, говорила, что сердечно и увлекательно, тоже записалась в библиотеку: не таскать же Андрюше книги и ей, и себе, и Эркину, а дают всего по две книги на две недели, а каждому ведь своё интересно — и, сев на диван, тоже углубилась в чтение.
Эркин даже не оглянулся, головы от тетради не поднял, но улыбнулся и потом читал, и писал, улыбаясь. Будто это и в самом деле... приятно. Обычно устные уроки он учил, сидя на диване, меняясь с Андреем местами, но сегодня остался за столом. Было немного непривычно и, может, от этого он устал больше обычного и, встав из-за стола, сразу выпрямился, сцепив пальцы на затылке, потянулся, выгибаясь на полуарку.
— Эрик! — соскочила с дивана Алиса. — Давай потянемся, ну, Эрик, ну, давай, а?!
Эркин посмотрел на Женю. Та с улыбкой покачала головой.
— Я не буду, а вы — пожалуйста.
— Ура-а! — завопила Алиса, выскакивая в большую комнату и на ходу стаскивая с себя домашнее платье.
Эркин улыбнулся Жене и вышел следом за Алисой. Оглядев преобразившуюся комнату, он отодвинул маленький столик к стене и оба кресла туда же, снова огляделся, проверяя, хватит ли места, и снял рубашку. Штаны снимать не стал. И из-за Алисы, и потому, что не всерьёз, не полным комплексом, а так, немного размяться после долгого сидения за столом.
Алиса старательно копировала его движения, и у неё даже кое-что получалось.
А когда Алису всё-таки уложили спать, Женя и Эркин сели, как всегда, на кухне за вечерней "разговорной" чашкой.
Ещё раз обсудили праздничное меню.
— Эркин, так сколько народу будет: — Женя пододвинула к нему варенье. — Бери больше, это клубничное.
— М-м, как вкусно, спасибо, Женя. Ну... ну, я не знаю, может, десять.
— Десять? -удивилась Женя. — Откуда столько? Андрей кого-то пригласил? Кого?
Эркин, покраснев до тёмно-бурого цвета, уткнулся в чашку, будто хотел спрятаться в ней от Жени и её вопросов.
— Ну, нас четверо, — безжалостно рассуждала Женя. — Бурлаков пятый, а ещё? Эркин, ещё десять, или всего десять?
— Всего, — несчастным голосом пробормотал Эркин.
Женя удовлетворённо кивнула.
— Ну, это ещё не страшно. А это мужчины или женщины?
Ей вдруг подумалось, что Андрей вполне мог пригласить свою... избранницу и её родственников, дескать, у брата свадьба, а у меня помолвка.
— Ну-у, — промямлил Эркин, проклиная про себя втравившего его в такую передрягу Андрея.
Просто молчать, как молчал всю жизнь перед надзирателями, он не мог, врать, отругиваться и отшучиваться — тоже. Это же Женя!
— Ну, Женя, ну, я обещал, — наконец чуть ли не со слезами на глазах выдавил он.
— Ну, я же не имена спрашиваю, — Женя с лукавой насмешкой глядела на него. — Понимаешь, если будут женщины, то надо больше сладкого.
— Сладкое и мы любим, — вдруг сообразил, как вывернуться, Эркин, чтобы и не соврать, и не проговориться. — Женя, ты всего побольше приготовь, а что останется, мы с Андреем доедим.
Женя ахнула и рассмеялась.
— Ну, Эркин, ну...
Эркин довольно улыбнулся: и Женю не обидел, и Андрея не подвёл. Удачно вывернулся.
Женя потрепала его по волосам — как всегда он ловко перехватил и поцеловал её руку — и стала убирать посуду.
В четверг на работе Андрей ещё держался, хотя спать почти не пришлось: с уроками сильно за полночь управился. Но проморгался, продышался, и смену отпахал нормально. Но пообедал, сел в классе за стол и... весь первый урок Андрей мучительно боролся со сном. Глаза сами собой закрывались, а вдруг отяжелевшая голова клонилась на грудь и так и норовила лечь щекой на раскрытую тетрадь и отрубиться.
У Эркина с математикой особых проблем не было, хотя вместо нормальной арифметики придурочная алгебра — и тут беляцкие выдумки неизвестно зачем, но раз надо, то чего ж трепыхаться — и он успевал искоса следить за Андреем.
С трудом досидев до звонка, Андрей сорвался с места, побежал в уборную и там долго умывался холодной водой, прогоняя сон. За спиной кто-то остановился, и Андрей, не оборачиваясь, сказал почему-то по-английски:
— Я в порядке.
— Вижу, — так же по-английски ответил Эркин. — Что случилось?
— Дозвонился я, — Андрей плеснул себе в лицо ещё пригоршню холодной воды, завернул кран и, выпрямившись, повернулся к Эркину. — Всё в порядке, будут в воскресенье к семи.
Эркин молча смотрел на него, и Андрей заторопился:
— Точно будут, Фредди сказал, он слово держит. Андрей потряс головой, стряхивая с волос надо лбом остатки воды, и улыбнулся.
— Всё, я в норме.
Эркин шагнул к нему и мягко взял его обеими руками за шею так, чтобы пальцы сзади сомкнулись.
— Стой спокойно.
Андрей, недоумевая, подчинился. Пальцы Эркина глубоко зарылись в его волосы на затылке, будто что-то отыскивали.
— Чёрт, — пробормотал Эркин совсем тихо, — неужели забыл?
— Чего? — так же тихо спросил Андрей.
— Есть! — вдруг радостно улыбнулся Эркин.
Андрей ощутил резкую, но короткую, как от укола, боль, на мгновение потемнело в глазах, и его шатнуло.
— Есть, — повторил Эркин и отпустил брата. — Пошли, сейчас звонок будет.
Всё вместе это не заняло и минуты, и в общей суматохе на них, похоже, никто особого внимания не обратил. Андрей шёл за Эркином по коридору и ничего не понимал: всё стало таким ярким и чётким, и сна ни в одном глазу, и усталости никакой... что же это такое?
— Что это, Эркин.
— До конца продержишься? — ответил вопросом Эркин и, не ожидая ответа, кивнул: — Ну, и ладушки.
Они вошли в класс, и почти сразу прозвенел звонок. Андрей сел на своё место, посмотрел по сторонам. Чёрт, что же это такое: всё будто вымытое, аж блестит, или это глаза ему прочистило? И уши заодно? Краем глаза он поймал испуганный взгляд Манефы и улыбнулся ей, тут же об этом забыв. Не до неё ему. И вообще ни до чего.
Урок за уроком странное ощущение необычной яркости и чёткости цветов и звуков не проходило. И... и словно это не он, а кто-то другой, а он только смотрит со стороны с холодным любопытством. Он читал, писал, отвечал на вопросы, трепался на переменах, но... но всё это не он, а кто-то... кто?
Очнулся Андрей уже по дороге к "Беженскому Кораблю". Эркин шёл рядом, под ногами поскрипывал снег, горели по-ночному редкие — через один — фонари.
— Что это было? Эркин?
Эркин искоса посмотрел на него, вздохнул и ответил по-английски:
— Ну, мы иногда делали так, друг другу. Когда смена тяжёлая. Или двойная.
— Понял, — кивнул Андрей. — Спасибо, брат.
Эркин снова посмотрел на него и ответил уже по-русски:
— Спасибо будет, когда до дома дойдём.
— А чего? — удивился Андрей. — Какие проблемы?
Эркин нехотя ответил:
— Всяко бывало. Я-то... не мастер. И не делал давно... — и оборвал себя. — Ладно, пошли.
Андрей кивнул, и они пошли дальше уже молча. И квартала не миновали, как Андрей стал горбиться и волочить ноги, будто какая-то сила пригибала его к земле. Эркин молча отобрал у него портфель, закинул его руку себе на плечи и сам охватил его за пояс.
— Эркин...
— Молчи, дыхалку собьёшь. Идём.
С каждым шагом Андрей всё тяжелее наваливался на Эркина, и от уже почти нёс его на себе. Тяжело дыша, Андрей пытался идти сам, но не мог и, пытаясь оттолкнуться от Эркина, повисал на нём.
Так, в обнимку, они добрели до "Беженского Корабля" и взобрались по лестнице. Вроде кто-то им встретился по пути, но ни Эркин, ни — тем более — Андрей не обратили на это внимания. Ну, примут за пьяных, ну и что?
Вот и их дверь. Эркин поставил оба портфеля на пол и нашарил в кармане ключи. Удерживая на себе Андрея, он с третьего захода попал ключом в скважину. Дверь наконец распахнулась, и огни ввалились в квартиру.
— Господи! — ахнула Женя. — Андрюша, Эркин...
— Женя, — Эркин уронил на пол портфели. — Я потом объясню, я сейчас...
Андрей тяжело поднял голову, попытался улыбнуться Жене, но только скривил губы.
— Алиса спит? — спросил Эркин, ловко сбрасывая прямо на пол полушубок и одновременно раздевая Андрея. — Женя, ей не надо его видеть.
— И тебе тоже, — прохрипел Андрей. — Женя, не надо...
— Да, Женя, — Эркин наконец вынул Андрея из куртки и сапог. — Ты иди в спальню, я сам.
И Женя подчинилась его не приказному, но твёрдому голосу.
Когда она ушла, Эркин перевёл дыхание и стал спокойнее.
— Сейчас обмоешься и ляжешь.
— Эркин... — попытался высвободиться Андрей. — Я сам.
— Закрой глаза и спи, — неожиданно ответил Эркин. — Я всё сделаю.
Возразить Андрей не смог.
Всё уже делалось без него и помимо него. Его раздели, отвели в уборную, потом в ванную и поставили под душ. Обмыли, вытерли и отвели в его комнату.
Вот тут удивился Эркин: пока он мыл Андрея, Женя прошла в маленькую комнату, приготовила постель и вернулась в спальню.
Эркин уложил Андрея, накрыл одеялом и постоял над ним. Андрей бал бледен, но губы розовые, и спит спокойно. Так что обойдётся, к утру будет в норме. Он выключил свет и вышел, прикрыв за собой дверь так, чтобы услышать, если что вдруг.
Женя ждала его на кухне. Эркин сел к столу, взял свою чашку и только на третьем глотке сообразил, что сидит голым. Виновато поднял на Женю глаза.
— Ничего, — сразу успокоила его Женя. — Что с Андрюшей?
— Всё хорошо, Женя. Он спит.
Женя кивнула.
— Хорошо. А что с ним было?
— Он, — Эркин замялся, подбирая слова. — Он устал, не выспался, наверное, ну, я его, — он перешёл на английский: — Взбодрил по-нашему, и... школу он выдержал, а по пути вот... я давно никому не делал, ну, и ошибся, не рассчитал время, — странно, но говорилось ему легко, хотя раньше он никогда не говорил Жене о таком, но Женя ни о чём его и не спрашивала, а просто слушала, будто... будто знала всё, о чём он не договаривал. — Сейчас выспится, и всё будет нормально.
Женя протянула руку погладить его по голове, и он, как всегда, перехватил её ладонь и поцеловал.
— Иди спать, Эркин, ты тоже устал.
Он кивнул и тяжело, опираясь о стол кулаками, встал.
— Иди, Эркин, — повторила Женя. — Я сама уберу.
Спорить с Женей Эркин никогда не мог, а сейчас и не хотел.
И, когда Женя вошла в спальню, он уже спал.
2000; 5.03.2015
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
