|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
ТЕТРАДЬ СТО ШЕСТАЯ
Женя очень надеялась, что Алиса всё-таки проснётся попозже, но надежды не оправдались.
В квартире было тихо и темно, когда Алиса разлепила глаза и стала думать: дедушка ей приснился или был на самом деле. Спать совсем не хотелось. Она вылезла из кровати и подошла к окну. Андрюха во всех комнатах такие хитрые шнуры сделал: как потянешь, так штора сама отползает.
Солнца нет, но свет включать не надо, и так всё видно, значит, уже утро. Алиса оглядела свой стол, спящих в кроватках и коробочках кукол и решила разбудить их потом, а пока она пройдёт по дому и проверит, кто что делает.
В прихожей тихо и темно, все двери закрыты. Алиса тронула ручку двери маминой спальни... заперто, ну, мама с Эриком всегда запираются и спят, спят... и чего в воскресенье спать, когда ни в школу, ни на работу не нужно, а можно весь день играть и гулять, а они спят. Дверь большой комнаты поддалась легко, но её и раньше никогда не запирали. Шторы задёрнуты, но видно, что на диване кто-то спит. А у Андрюхи? Тот тоже запирается, а сегодня... сегодня дверь открылась. И здесь тоже спали на диване. Один — это Андрюха, значит, другой — дедушка, и он ей не приснившийся, а всамделишный. Интересно, а кто где? Андрюху разбудить, так тот начнёт дразниться или ещё чего выдумает, а вот дедушка... во всех книжках дедушки добрые и... и лучше разбудить его.
Алиса ещё раз посмотрела на светлые серебрянно блестящие волосы спящего на диване — опять Андрюха с головой завернулся, вот смеху будет, когда задохнётся — и решительно вернулась в большую комнату.
Дедушка спал, тоже завернувшись в одеяло, даже ещё больше, только чуть макушка видна, ну да, он же старенький, мёрзнет. Алиса осторожно тронула одеяло, где, по её расчётам, было дедушкино плечо.
— Дедушка, — позвала она. — Дедушка, уже утро.
Ей ответило невнятное мычание, ну, совсем, как у Андрюхи, и она потрясла сильнее. Андрюху она бы дёрнула за видневшиеся из-под одеяла волосы, и тот сразу бы проснулся, но с дедушкой так, наверное, нельзя, надо вежливо, и поэтому Алиса стала отворачивать одеяло, открывая спящему лицо и повторяя:
— Дедушка, уже утро, дедушка...
Вдруг одеяло взметнулось вверх, так что Алиса с визгом отпрыгнула и, наступив на подол своей ночной рубашки, с размаху села на пол. С дивана на неё ошалело и сердито смотрел Андрей.
— Ой! — сказала Алиса. — Андрюха, ты чего здесь, а не там?
— Я тебе сейчас и здеся, и тама так покажу, что по гроб жизни запомнишь, как рабочего человека в выходной день будить, — зловеще пообещал Андрей, под одеялом влезая в брюки.
Алиса вскочила на ноги и, подобрав повыше, чтобы не мешала, рубашку и потеряв тапочки, бросилась в маленькую комнату с воплем:
— Дедушка! Меня Андрюха доводит!
Когда Бурлаков, разбуженный криком, а не словами — обращение было настолько непривычным, что не осознавалось — сел на диване, Андрей уже сгрёб Алису в охапку.
— А стучать западло, стукачей мочат, вот я тебя сейчас и замочу.
— Это бельё замачивают, — отбивалась Алиса. — Дедушка...!
Бурлаков уже начал понимать, что зовут именно его, оправил пижаму и встал, когда в комнату вбежала разбуженная шумом Женя.
— Алиса! Прекрати!
Словом, началось нормальное воскресное утро. Алису отправили умываться и приводить в порядок себя и свою комнату.
— Эрик, — Алиса по пути заглянула в спальню, где Эркин быстро застилал кровать. — А мы тянуться будем?
— Нет, — ответил Эркин, не оборачиваясь.
Он ничего не объяснял и не приказывал, но это было настоящим "нет", и Алиса молча побрела к себе. Ну, почему всё так как-то не так получается, и Эрик сердится, а чего? Его же она не будила.
Женя сначала чуть не расплакалась от обиды: суета, неразбериха, что о ней подумают, но плакать и переживать было некогда. Готовить завтрак, убирать, наводить чистоту и порядок, успокоить Эркина, что всё не так страшно, извиниться перед Бурлаковым, поторопить Алиску, а Андрею... господи, это же начинка, не смей, не надо его пробовать, это изюм, он набухнуть должен, и всё сразу, и всё на ней!
Бурлаков от души наслаждался этим шумом, суетой и неразберихой, хлопаньем дверей и беготнёй по квартире. Он в семье, и это семейный беспорядок, как когда-то, совсем давно, до всего...
Наконец постели убрали, умылись, побрились, переоделись и собрались за завтраком. Бурлаков, без пиджака и галстука, так счастливо улыбался, сидя за столом, что Женя, ну, почти совсем успокоилась, а, глядя на неё, повеселел и Эркин.
За завтраком и решили, что раз всё веселье будет вечером, то...
— А подарки когда? — вмешалась Алиса. — тоже вечером?
— Алиса! — ахнула Женя.
— Ну, мам, — искренне возмутилась Алиса. — Я же для тебя стараюсь! И Эрика. У вас же праздник.
— А что? — Андрей подмигнул Эркину и по-английски: — Резонно.
Эркин с улыбкой пожал плечами.
— А что? — поддержал андрей Бурлаков. — Вполне логично. Радость откладывать не стоит.
— Ну... — Женя растерянно переводила взгляд с одного на другого. — Ну... ну, если так...
— Так, так! — завопила Алиса, срываясь со стула. — Ну, пошлите, ну, давайте...
— Не пошлите, а пошли, — поправила её Женя, вставая. — Я думаю, в большой комнате будет удобнее.
— Ага, ага! — прыгала Алиса. — Дедушка, а ты чего привёз, оно так в кладовке и стоит.
— Да, — встал и Эркин. — Пошли в кладовку, Андрей, перенесём всё.
И опять суета и беготня. В большую комнату перетащили привезённую Бурлаковым коробку, принесли всякие свёртки и коробочки.
— Ну вот, — удовлетворённо выдохнула Алиса. — Вот, мам, видишь, сколько всего. А с чего начнём?
— С тебя, — сразу сказал Андрей. — А то забыла, небось, и на других теперь переводишь.
— А вот и фигушки тебе! — гордо ответила Алиса. — Вот, мама, Эрик, это я с ама нарисовала!
Рисунок — цветы вокруг слова "Поздравляю", всё яркое, разноцветное и без единой ошибки — рассмотрели, восхитились, расцеловали Алису.
— Вот! — Алиса посмотрела на Андрея. — Я ничего не забыла. Это ты забыл!
— Фигушки тебе! — тряхнул шевелюрой Андрей. — Эркин, Женя, я вас поздравляю, желаю всего, сразу и надолго, и чтоб жизнь у вас была долгая, согласная и счастливая, и вот вам от меня.
И развернул... большую шкатулку, блестящую чёрным лаком и красно-золотым узором: жар-птицы среди ветвей с ягодами и цветами.
— Ой! — ахнула Женя. — Какая прелесть, Андрюша, спасибо.
— Ты её открой, Женя, — Андрей хитро подмигивал всем сразу обеими глазами.
Женя послушно открыла и завизжала, как Алиса, даже ещё громче. Внутри шкатулка была разгорожена на ячейки: для бус, для колец, для брошек и... и мало ли что ещё можно туда положить.
Насладившись общим восторгом, Андрей взялся за следующий свёрток.
— И вот ещё.
— Книга? — удивился Эркин.
Но это был альбом для фотографий в кожаной тёмно-красной с золотым тиснением обложке.
— И ещё! — Андрей торжественно развернул свой главный — как он считал — подарок: картину.
Букет полевых цветов в кувшине. Нежные, приглушенные краски, бумага словно просвечивала сквозь них. Эркин смотрел и не мог понять. Это же просто цветы, просто... рисунок, почему же ему так... хорошо. Он с трудом отвёл взгляд, увидел встревоженные глаза Андрея и улыбнулся своей "настоящей" улыбкой. Андрей немедленно расплылся в ответной улыбке, и Эркин, бережно положив картину на стол, шагнул к нему и обнял.
— Спасибо, спасибо, брат.
Ну... ну, ты того, — Андрей вдруг растерял все заготовленные слова.
Эта картина ему сразу глянулась, и он, не раздумывая, выложил за неё полторы сотни, но боялся: понравится ли Эркину. Понравилось!
Потом Андрея целовала Женя.
— Дедушка, — Алиса дёрнула Бурлакова за рукав. — А твои подарки когда?
— Тсс, — шёпотом ответил он ей. — Не мешай.
— А, — понимающе кивнула Алиса. — Сейчас они друг друга дарить будут.
Так и было. Флакон духов и большая нарядная коробка маникюрного набора, белая шёлковая рубашка с застроченными складками на груди, яркий блестящий галстук и вязаный, как у Андрея, но не пёстрый, а гладко-серый жилет на пуговицах.
Когда Эркин и Женя расцеловались, Алиса не выдержала.
— Дедушка, ну, теперь-то да?
— Теперь, да! — улыбнулся Бурлаков.
Он достал из кармана складной нож на пружине, раскрыл его, нажав кнопку, и одним точным движением вспорол картонную крышку большой коробки.
— Однако, могёшь, — пробормотал Андрей.
Алиса затаила дыхание.
Сверху ровным слоем лежали уже знакомые коробочки с цареградскими рожками всех сортов.
— Ой! — ахнула Женя. — Игорь Александрович...!
— Праздник должен быть каким? — Бурлаков, ну, совсем как Андрей, подмигнул Алисе.
— Праздничным! — завопила Алиса, пробиваясь к коробке. — Андрюха, не засти!
— Отзынь, малявка, — посторонился Андрей.
Под коробочками с рожками таким же слоем лежали другие, но похожие, красные с золотом.
— А это что? — спросил Эркин с не меньшим, чем у Алисы, интересом рассматривающий всё это.
— Это бутылочки, — объяснил Бурлаков. — Шоколадные конфеты с коньяком и ликёрами.
— Ух ты-и! — восхитился Андрей.
Рожки и бутылочки выложили грудой на стол, и из коробки появились две бутылки водки. И тоже необычные. Одна квадратная со стеклянной пробкой-шаром и... зелёная?!
— Эт-то что? — оторопело спросил Андрей.
— Боярская водка, — веско ответил Бурлаков. — На черносмородиновых почках. А это "Башня".
Эта бутылка была и впрямь как крепостная башня, ну, совсем как настоящая, и в белой стеклянной крошке, будто в инее.
— Ну... ну в жизни такого не видел. Даже не слышал, — покрути л головой Андрей. — Эркин, а ты?
Эркин с улыбкой покачал головой.
— Нет, откуда.
Насладившись произведённым эффектом, Бурлаков склонился над коробкой, достал блестящий целлофановый пакет и протянул его Алисе.
— А это тебе.
— Мне?! — ахнула Алиса.
Женя помогла ей открыть пакет. Там большой кружевной воротник с атласными лентами-завязками. Но сосредоточиться на подарке не удалось. Потому что из коробки — у неё что, как в сказке, дна нету?! — появились главные подарки: большой, почти во всю коробку толстый пакет и пёстрая яркая коробка.
— Женя, Эркин, я вас поздравляю, желаю отметить и серебряную, и золотую, и бриллиантовую свадьбы.
— Спасибо, — улыбнулся Эркин.
А Женя, поблагодарив, сказала:
— Только вместе с вами будем отмечать.
— Ваши слова, Женечка, да богу в уши, — рассмеялся Бурлаков.
Расцеловались и стали смотреть, что же там, под обёртками.
В пакете было шесть комплектов постельного белья. В каждом пододеяльник, две наволочки и простыня, белые, в кружевах, прошвах и вышивке, и ещё атласной лентой перевязан.
— Ой, — вздохнула Женя. — Ой, Игорь Александрович, это... как же это?
— Просто, — рассмеялся Бурлаков. — Всё очень просто. А это...
А это был самовар! Блестящий, с ручками, краном...
— А он настоящий? — влезла Алиса. — А верёвка зачем?
— Это не верёвка, а шнур, — стал объяснять ей Бурлаков. — Он электрический.
Женя даже онемела от восторга. Стол и стулья были завалены подарками и вкусностями, и она уже совсем не знала, что ей говорить и что делать.
Растерялся и Эркин. Столько подарков, и все такие дорогие. Почему? Нет, зачем? Зачем это Бурлакову? И вдруг догадался, понял, а, поняв, похолодел от страха. Это же отступное, Бурлаков откупает Андрея. Что же делать? Отказаться взять нельзя. Так сделано, что не откажешься. А принять — это согласиться. Что же делать?
Андрей покосился на Эркина и, словно догадавшись о его мыслях, переступил и встал рядом с ним, словно невзначай коснулся своим плечом его плеча. Никто ничего не заметил. Эркин судорожно, еле удержав всхлип, перевёл дыхание и улыбнулся.
— Мам, я эту себе возьму, ладно? — Алиса потянула к себе одну из коробочек с бутылочками. — А остальные потом.
И Женя очнулась.
— Алиса, не смей! Игорь Александрович, спасибо.
Она обняла и расцеловала Бурлакова, оглянулась на Эркина, и тот понял, что теперь ему предстоит это же. Поблагодарить надо, конечно, но с мужчинами он не целовался с питомника, как его в элы определили, и подошёл к Бурлакову с замирающим сердцем. Но, к его облегчению, обошлось рукопожатием и объятиями, и ничего... м-м-м, неприятного не произошло.
А потом началась опять суматоха. Бельё отнесли в спальню, заодно показав её Бурлакову, рисунок Алисы поставили на комод, альбом положили на столик в гостиной и там же нашли место для картины, и Эркин с Андреем стали её вешать, духи и маникюрный набор... в спальню, и шкатулку для украшений туда же, а на комоде уже тесно, а остальное на кухню, и всё на вечер...
— Всё, всё?! — ужаснулась Алиса.
— Что, племяшка? — ухмыльнулся Андрей. — Водки захотелось? С утра надрызгаться хочешь?
Алиса задохнулась от негодования и набросилась на него с кулаками. Андрей, хохоча, уворачивался, потом схватил Алису поперёк туловища и бросил на диван так, что пружины загудели. И на этот гул отозвался голос Жени из кухни. Слова неразборчивы, но Алиса поняла.
— Вот, меня мама зовёт, — она вывернулась у Андрея из-под рук и улепетнула на кухню.
— Алиса, воротничок к себе отнеси, вечером наденешь, — встретила её Женя.
— Ага, — согласилась с очевидным Алиса и побежала за воротничком.
Самовар решили немедленно обновить, и к чаю Женя открыла две коробочки: с рожками и бутылочками, каждому по две шутки, а всего...
— Всего четыре, — сразу сказала Алиса, уже восседавшая на своём стуле.
— Много шоколада вредно, — сказал Андрей, подмигивая Бурлакову.
Но, к его удивлению, Бурлаков явно не понял намёка и ответил серьёзно.
— Ничего, столько можно.
Почему? Он что, не помнит, забыл? Или не знает? Но тогда... нет, надо проверить.
Но его отвлекла Алиса.
— Вот! А если тебе лишнее, то отдай мне.
— Жратва лишней не бывает, — машинально огрызнулся Андрей, погружённый в свои мысли.
Но чай был таким ароматным, а рожки и конфеты вкусными, да и Эркина его психи беспокоят, а брат и так переживает чего-то, и Андрей всё отбросил, выкинул из головы и стал опять прежним.
После чая Женя посмотрела на часы и ахнула. Уже двенадцать?! Ну, почти двенадцать, но всё равно. Нужно делать обед и на вечер всё готовить, и в Старый Город идти за кулебякой, и...
И стали решать. Алиса пойдёт гулять...
— Я с дедушкой! — сразу заявила Алиса, предвкушая своё торжество: в их доме дедушек ни у кого нет, а у неё есть!
— А-ли-са, — раздельно сказала Женя.
Но Бурлаков подмигнул Алисе.
— А почему же и нет, охотно прогуляюсь.
— Тогда все идите гулять. Эркин, и за кулебякой зайдёте.
— Это в три, Женя, — спокойно сказал Эркин.
Да — тут же сообразила Женя — три часа гулять, пообедают тогда в четыре, а там надо и к вечеру готовиться, и отдохнуть, нет, надо по-другому. А как?
И после недолгих споров и размышлений решили: Эркин и Андрей занесут с лоджии мясо и сделают ещё кой-какую тяжёлую работу, а Алиса покажет Бурлакову свою комнату — Бурлаков сразу согласился — а потом... вчетвером сходят к Андрею и в Старый город за кулебякой и загорышами, потом пообедают и станут готовиться. И вроде все согласны, вот только...
— Вам не будет холодно? — спросил Эркин у Бурлакова.
— Я дедушке свой шарфик дам, — ответила Алиса, беря Бурлакова за руку, чтобы вести в свою комнату.
Андрей коротко фыркнул, а Женя озабоченно посмотрела на Эркина. И тот спокойно, но очень твёрдо сказал:
— Андрей, у тебя всё здесь? — И, увидев его кивок, продолжил: — Ну, так чего трепыхаться, Женя, я с Алисой за загорышами схожу, — и с еле заметной заминкой: — Чего человека по морозу гонять.
— Я с тобой, брат, — так же твёрдо сказал Андрей.
— Нет, — Эркин быстро убирал со стола. — Поможешь Жене.
Он не сказал, что это к Андрею приехали и поэтому Андрей должен быть здесь, с ним, но и Женя, и Андрей поняли несказанное и не стали спорить. Женя потому, что согласилась, а Андрей потому, что... ну, зачем спорить, когда всё равно по-своему сделаешь. Как Фредди говорил? Ковбой не спорит? Ага, вот и мы так же.
Занести и разрубить на куски мясо, начистить картошки и луку, это натереть, это — через мясорубку, а орехи? В ступке и в крошку? No problem, Женя! Что, и не пробовать?! Ну, как скажешь, Женя.
Кухонная суматоха смутно доносилась до комнаты Алисы и не мешала ей знакомить Бурлакова со всем своим хозяйством: куклами, игрушками, книгами и прочим, а Бурлакову вникать.
Он с наслаждением слушал бойкую на двух языках — с Мисс Рози Алиса знакомила его по-английски, как и с английскими книгами — болтовню белокурой синеглазой девочки, так мучительно похожей сразу и на Анечку, и на Милочку.
— А это кто, Алечка?
— А это Дрыгалка, его мне Эрик купил, ещё там, — она махнула рукой куда-то за стену. — Мы там в лесу гуляли.
Дедушка называл её почему-то не Алисой и не Алиской, как все и даже не Элис, а Алей, Алечкой, но Алиса как-то сразу согласилась с этим, и ей было даже почему-то приятно.
Книжки на двух, нет, даже на трёх языках, развивающие игры... да, Алечка получает всё необходимое, надо признать, для провинции уровень весьма и даже очень достойный, и о школе Алечка говорит весело и охотно, в дневнике одни пятёрки, так что и здесь благополучно. Он никак не ждал, не думал, что настолько увлечётся детской болтовнёй, что так забудет обо всём.
Занятая хлопотами по кухне, Женя и думать забыла об Алисе и даже о Бурлакове, чем он там занят, доволен ли, не чувствует ли себя покинутым и забытым. Ей было не до того. Она растирала, смешивала, смешивала, взбивала, засовывала в духовку, выносила на холод и ставила на огонь, вдохновенно командуя Эркином и Андреем.
Андрей с наслаждением выполнял все её указания и даже без приказа не дегустировал. Лучше уж здесь, среди еды, рядом с Эркином и Женей, чем профессора разговорами занимать, ожидая с каждым словом насмешки за ошибку или оговорку, он же помнит, как его шпыняли, высмеивая и поправляя, нет уж, на фиг ему этот геморрой, чёрт, забыл, что это за хренотень, надо будет в энциклопедии посмотреть, но всё равно не нужен, а вот когда приедут и все за стол сядем, тогда другое дело, там найдётся, кому профессора осадить, и шпынять его при всех профессор не по сеет. Так что всё будет тип-топ. И Эркин повеселел, а то на взводе, как мина снаряжённая, он-то уж своего брата знает, это для других по Эркину ничего не заметно, а он всё видит.
Женя счастлива — он это и видит, и чувствует, Андрей доволен, так что всё хорошо и всё как надо. Эркин даже как забыл обо всём, счастливый уже тем, что счастливы вокруг него.
Когда вся "черновая" работа была, по мнению Жени, сделана, а на плите поспевал простенький "промежуточный" обед, Андрея и Эркина отправили передохнуть и вообще...
— Ва-аще, так ва-аще, Женя, — согласился Андрей.
И Эркин рассмеялся, мягким шлепком по спине выпроваживая брата из кухни и выходя следом.
Из комнаты Алисы доносилось такое веселье, что Эркин с Андреем, разумеется, заглянули к ней.
Там вовсю шла игра в слова. Ну, как из одного длинного слова сделать много-много маленьких, и чтобы буквы такие же, и у кого больше получится, и чтоб ни имён, ни...
— И на что играете? — перебил её скороговорку Андрей.
— На интерес, — улыбнулся Бурлаков.
— Я ещё учусь, — объяснила Алиса. — Дедушка, а цирка у тебя нет.
— Хорошее слово, — одобрил Бурлаков. — Молодчина.
Конечно, Андрей не утерпел.
— А ну-ка и мы с вами.
— Ага-ага, — обрадовалась Алиса— Эрик, ты сюда садись.
Алиса соскочила со стула, подбежала к Эркину и, взяв того за руку, потащила к столу.
— Ну, Эрик, ну, давай.
— А меня, значит, не зовёшь, — хмыкнул Андрей, отодвигая от стены стол, чтобы все смогли уместиться, не теснясь.
— А ты везде первым пролезешь, — отпарировала Алиса, усаживаясь рядом с Эркином. — Тебя баба Шура пострелом зовёт.
— Кем-кем? — весело удивился Бурлаков.
— Ну, пострел, он везде поспел, — объяснила Алиса.
Покрасневший Андрей хмуро спросил:
— Мы играем, или как?
Эркину играть с профессором, да ещё в такую игру — он про неё впервые слышит, а тот, понятное дело, дока, профессор ведь, не работяга — не хотелось, но благовидного предлога, чтобы отказаться, не мог найти. Он вздохнул и пододвинул к себе один из разбросанных по столу чистых тетрадных листков в линейку, взял карандаш.
Бурлаков, улыбаясь, оглядел приготовившихся игроков и назвал слово. Празднование. Андрей сосредоточенно прикусил губу, свёл брови Эркин, высунула от напряжения кончик языка Алиса.
Бурлаков быстро исписал свой лист и теперь смотрел, как пишут они. Эркин и Алечка старательно выписывают, Эркин даже скорее вырисовывает буквы, а Серёжа со свободной быстротой.
— Во! — Алиса гордо выпрямилась. — Я всё!
— И я всё, — Андрей быстро дописал последнее слово.
Эркин молча положил карандаш. Стали сверять получившиеся слова. Бурлаков читал своё, а они все вычёркивали совпадающие. А потом Андрей и Алиса сверили свои списки. И у Андрея осталось одно своё слово, а у Алисы два.
В комнату заглянула Женя, и Алиса встретила её радостным воплем.
— Мам! Я Андрюху обыграла! На целое слово, вот!
Женя быстро поглядела на Эркина и улыбнулась.
— А у меня обед готов, вот!
— Пожрать я завсегда готов, — встал Андрей. — Ничего, племяшка, я ещё отыграюсь.
Встал и Эркин, незаметно скомкав и сунув в карман свой листок: ему пришлось все свои слова вычеркнуть. Хоть и на интерес играли, а проигрывать всё равно обидно.
На кухне уже всё было готово. Дружно расселись за столом, и Женя с гордым удовольствием оглядев свою семью, разложила по тарелкам салат, самый простенький, просто овощи из банок с подсолнечным маслом.
Все проголодались и ели с аппетитом. И бульон с фрикадельками — из остатков фарша пирожков, и тушёная с тем же фаршем картошка, и компот — яблочный, из своей банки — всё понравилось, всё прошло на ура. И Женя облегчённо перевела дыхание. Все сыты — всё хорошо.
Доев компот, Эркин посмотрел на часы.
— Женя, спасибо, пора.
— Конечно, — Женя улыбнулась ему. — Алиса...
— Я с Эриком! — Алиса, едва не облившись, допила компот и полезла из-за стола. — Ну, мам, ну, не хочу я спать, я с Эриком пойду.
Эркин кивнул и встал.
— Иди, одевайся.
Андрей вытряс в рот остаток компота.
— Спасибо, Женя, обалденно вкусно, — и небрежно: — Я тут прошвырнусь кой-куда.
Помедлив секунду, женя кивнула.
— Хорошо, Андрюша. Игорь Александрович, вы отдохните пока.
— Спасибо, Женечка, — улыбнулся бурлаков. — Не смею отказываться.
Словом, всё уладилось, и все остались довольны.
Когда Эркин, Андрей и Алиса ушли, в квартире сразу стало тихо и пусто. Бурлаков ушёл в маленькую комнату и прилёг на диван. Не раздеваясь, только слегка распустив ремень на брюках. Закрыл глаза. Да, он устал, но усталость праздничная, приятная. Сквозь закрытые веки мягко пробивается по-зимнему белый свет.
Неслышно ступая, вошла Женя с тонким шерстяным одеялом в руках и осторожно укрыла Бурлакова.
— Спасибо, Женечка, — поблагодарил он, не открывая глаз.
Аккуратно укутывая ему ноги, Женя сказала:
— Пледа у нас нет, извините, — и совсем тихо: — А папа, я помню, тоже так любил...
Её последние слова Бурлаков не так услышал, как почувствовал, их горечь скользнула по его сознанию, не разбудила, но отпечаталась в памяти.
Женя вышла, мягко без стука прикрыв за собой дверь, оглядела большую комнату. Да, ну вот, это действительно гостиная и столовая сразу, а не вместилище мебели, очень симпатично получилось. Теперь только выдвинуть и развернуть стол, и накрыть его. Это уже не так сложно. Нужно и ей пойти прилечь, а то ещё зевать за столом будет, вот только... да, это нужно сделать сейчас. И Женя побежала на кухню.
На улице Андрей попрощался.
— Сбегаю сейчас кой-куда наскоро, — и смущённо пояснил: — Забыл я совсем, ну, про галстук.
Эркин кивнул.
— Давай, конечно.
— И к себе за жилетом смотаюсь, чтоб, — Андрей лукаво усмехнулся, — не хуже жениха быть, а то невеста на такого дружку обидится.
— Дружку? — переспросил Эркин и, тут же вспомнил, что им как-то ещё в том году Калерия Витальевна про свадьбу по всем старым правилам рассказывала, и рассмеялся: — Валяй, конечно.
Андрей убежал, а он с Алисой без особой спешки, но и не мешкая, пошли в Старый город. Алиса шла рядом с Эркином, держась за его руку, припрыгивая на ходу и весело болтая сразу обо всём, и всё было хорошо, как вдруг:
— Эрик, а дедушка с нами теперь будет жить, да?
Эркин вздрогнул и резко ответил:
— Нет, — и чуть мягче: Алиса-то тут совсем не при чём. — Завтра он уедет.
— Ну, почему? — огорчилась Алиса. — У нас комнат много. Эрик, ну, пусть он с нами останется.
Эркин помолчал, обдумывая ответ, чтоб не врать — врать ему не хотелось — и не говорить правду, и, наконец, нашёл:
— У него работа в Царьграде.
— Тогда да, — солидно вздохнула Алиса. — Работу бросать нельзя.
Эркин улыбнулся её серьёзному тону.
Воскресное послеобеденное время, да ещё зимой, в Старом городе — глухое время, даже собаки не лают, а взбрёхивают, не вылезая из будок. Начал сыпать мелкий снег, и Эркин остановился поднять и натянуть на голову Алисы капюшон шубки.
— Эрик, мне душно.
— Зато задувать не будет.
Эркин поправил ей шарфик, и они пошли дальше.
У Панфиловны их уже ждали уложенные в фольговый пакет, а поверх ещё укутанные мешковиной загорыши и пухлая высокая кулебяка под полотенцем. Её тоже укутали и завернули. Эркин выслушал подробные наставления, как разогревать, чтоб как из печи с пылу с жару были, и достал деньги. Сто рублей за кулебяку и загорыши, и десятка за обёртки и деревянные поддоны. Расплатился, поблагодарил, и они пошли обратно. Тоже не спеша и аккуратно, чтобы не раскачать ношу.
Когда Бурлаков очнулся, то не сразу понял, где он и сколько прошло времени. Тишина и спокойствие, белый свет за окном... Он посмотрел на часы и улыбнулся: меньше часа спал, а отдохнул... Бурлаков откинул одеяло и легко пружинисто встал, с наслаждением потянулся и подошёл к окну. Белое с чуть заметной голубизной зимнее небо, заснеженные деревья и площадь перед домом, редкие прохожие. Мужчина в полушубке и серой ушанке идёт, осторожно неся два узла, похоже, не тяжёлые, а хрупкие, а рядом бежит вприпрыжку девочка в шубке с капюшоном. Но это... А Серёжа где? Они же все вместе ушли! Он подался вперёд, и тут же стекло запотело от его дыхания. Выругавшись, он торопливо протёр его ладонью и увидел, как через площадь бежит ещё один, в лётчицкой куртке и мохнатой рыжей ушанке, да, все вместе, да, это они. Остановились и смотрят вверх, на него? Да, Алечка прыгает, размахивая руками. Он улыбнулся и помахал им, всё ещё не надеясь, что они смотрят именно на него, а не, скажем, на Женю в соседнем окне. Улыбается и машет рукой Серёжа, улыбается и кивает Эркин. Будем считать, что ему.
В дверь осторожно постучали.
— Игорь Александрович, — негромко позвала Женя. — Вы спите?
— Нет, Женечка, — оторвался он от окна. — Входите.
Женя заглянула.
— Они уже скоро придут, Игорь Александрович.
— Да, Женечка, спасибо, я их в окно видел.
— Да? — удивилась Женя. — Уже пришли?
Так... так она не видела, и всё это предназначалось действительно только ему?! Бурлаков даже задохнулся от этой мысли, но сказать ничего не успел. Потому что зазвенел звонок, хлопнула входная дверь, и голосок Алисы возвестил:
— Мама, дедушка, а мы пришли!
И сразу стало шумно, весело и суматошно.
Румяная, вкусно пахнущая снегом, Алиса носилась по квартире, всем помогая и попадаясь всем под ноги и под руки. Андрей и Эркин выдвинули и развернули стол, Женя достала новую большую скатерть.
— Ну вот, сейчас расставим что можно заранее и...
— Тебе надо отдохнуть, Женя.
— Нет, Эркин, я уже отдыхала, а вот вам с Андреем и Алиске...
— Я спать не хочу!
— А тебя не спрашивают.
— А ты не лезь. Эрик, а чего он встревает!
— Алиса, не ябедничай. Нет, Эркин, это в середину. Андрей, тарелку подвинь.
— Жень, не тесно будет?
— Да нет, как раз десять мест. Ага, и вот сюда.
— Куда десять? — искренне удивился Андрей. — Нас же пятеро, да их двое. Семь всего.
Женя как-то оторопело посмотрела на него, будто не понимая. Потом поставила на стол маленькую тарелочку и накинулась на Андрея с кулаками.
— Ты мне сколько сказал?! Я на десятерых всё готовила, а ты... ты...
После недолгой, но шумной погони Андрей заперся в уборной и из-за двери сказал:
— Женя, клянусь, лишнее я съем, честное слово!
Женя даже расплакалась, и Эркин увёл её в спальню успокоиться и отдохнуть.
Отсмеявшись, Бурлаков Постучал в дверь уборной.
— Вылезай, балабол.
— А его прихватило, — немедленно влезла Алиса. — Медвежья болезнь называется.
Дверь уборной распахнулась, стукнув об стену. Алиса с визгом улепетнула к себе, и было слышно, как она изнутри припирает стулом дверь, а Бурлаков перехватил красного от ярости Андрея.
— Ну, ты чего? Шуток не понимаешь?
Андрей рванулся.
— Малолетка всякая вякать ещё будет! Я ей так сейчас пошучу... Соплячка дерьмовая...
Но Бурлаков удержал ешл рывок, и Андрей, нехотя успокаиваясь, перевёл дыхание.
Из спальни появился и подошёл к ним Эркин.
— Слушай, Андрей, может, уже можно сказать? А то Женя обижается.
Андрей посмотрел на него и заставил себя улыбнуться.
— Нет, брат, сюрприз он до конца сюрприз, — и Бурлакову. — Пусти уж, чего ты меня... — и, не договорив, дёрнул плечом, высвобождаясь.
Улыбнувшись, Бурлаков отпустил его. Андрей ещё раз перевёл дыхание, посмотрел на дверь Алисиной комнаты.
— Ну, племяшка, я ещё до тебя доберусь.
— Да? — сказала из-за двери Алиса. — Так ты по-всякому обзываешься и меня доводишь, и язык тебе ни разу не мыли.
— Чего-чего? — удивился Андрей.
— За грязные слова язык мылом моют, — Алиса рискнула приоткрыть дверь на щёлочку. — Вот.
— И кто тебе мыл? — развеселился Андрей.
Эркин покраснел, а Алиса уже бесстрашно — ситуация явно переменилась в её пользу — вышла в прихожую.
— Эрик, конечно. Он и тебе вымоет. Эрик, ты и ему язык вымой, он, знаешь, как меня обозвал.
Положение Эркина было безвыходным, но из спальни вышла Женя.
— Это всё потом, — распорядилась она. — Уже пять часов, всего два часа осталось. Андрей, так сколько ещё народу будет? Уже честно.
— Двое, Женя, они к семи обещали.
— И кто они? — со спокойной требовательностью спросила Женя.
— Женя, — Андрей даже руку к сердцу приложил, — клянусь, они тебе понравятся. Ну... ну, это сюрприз, Женя. Ну, Женечка, ну, подожди, вот увидишь их, это... — он на мгновение запнулся, подбирая слова. — Это такие люди, женя, всё будет хорошо, Жень, ну, поверь на слово.
— Ладно, — наконец улыбнулась Женя, не в силах противостоять его улыбке. — Поверю.
Эркин перевёл дыхание и улыбнулся: обошлось.
Всего два часа осталось, надо доделать стол, кухню и себя в порядок привести, времени в обрез. И Алиса чтоб хоть часок поспала, а то будет за столом зевать.
— Алиса, или сейчас поспишь, или как хочешь, но тогда в девять в постель.
— Сейчас, — вздохнула Алиса.
И Женя снова начала распоряжаться и командовать.
Вылет в четыре пятнадцать. Ну, почему нужный рейс всегда в самое неудобное время? А если рейс через границу, то ещё паспортный контроль, таможня и прочие прелести. Вот, в самом деле, пожалеешь, что Россия ограничилась капитуляцией и контрибуцией, не проведя присоединения, стали бы тогда все маршруты внутренними, без идиотских и мешающих заморочек. А ковбой обещал прийти прямо к самолёту, так что всё на нём, и... Джонатан, чертыхаясь про себя, вежливо попрощался с таможенником, проводил взглядом уплывающие по багажному транспортёру коробки с их подарками и пошёл к выходу на поле. И уже в трёх — не более — футах от дверей он услышал за спиной знакомые шаги и обернулся.
Его нагонял Фредди, в тёмном, стянутом поясом плаще, фетровая шляпа "полуковбойского" фасона, в руке чемоданчик-кейс, с каким он обычно ездит в Россию. Значит, всё-таки заезжал на квартиру, в пятницу ушёл без него. Ну... ну...
— Не надувайся, лопнешь, — тихо посоветовал Фредди, поравнявшись с ним.
— Я это тебе ещё припомню, — так же тихо ответил Джонатан.
— Я подожду, — покладисто согласился Фредди.
Самолёт был русским, и всё, включая комплекцию стюардесс, радовало основательностью. Джонатан сел поудобнее и посмотрел на часы.
— Четыре часа летим, — ответил Фредди. — Можешь спать.
— Сволочь ты, ковбой.
-Грамотная, — уточнил Фредди и повторил: — Спи, Джонни, на завтрак я тебя разбужу.
— Иди к чёрту, — закрыл глаза Джонатан.
Фредди откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Если он ни в чём не лопухнулся, то обоснование у них будет железное и с далёкой перспективой. Даже если и есть накладки, то это не страшно. Их джексонвилльская беготня тоже сработает. Полиция любит мозаики складывать, вот и подкинем ей камушков, чтобы картинка по нашему вкусу получилась. Вылет полиция отследила, все топтуны по местам торчали, багаж наверняка и просветили, и пронюхали, и на зуб попробовали. Пускай. Записей нет, кассеты прослушаны и стёрты, тексты уничтожены. Так что парень не засветился, если только их телефон не на постоянной прослушке. Но это вряд ли. Не того они полёта птицы, чтоб так вокруг них суетились. Джонни вес набирает чисто, а к Экономическому клубу полиция всегда была с полным уважением. Нет, должно получиться здорово. А пока можно расслабиться и вздремнуть.
Что-то ковбой задумал, уж больно морда у него хитрая. И одна отговорка: Не бери в голову". А про обоснование заикнулся, так стервец ржал похлеще табунного жеребца. Нет, что-то у ковбоя заготовлено. Ну, посмотрим. До Korchevo — ну, до чего у русских названия заковыристые — можно спать спокойно.
Работа на такси была непростой, и к тому же, как догадывался Тим, его на такси неспроста отправили, но она, пожалуй, самая доходная из возможных, и потому он не спорил. Теперь у него бывали и субботние, и воскресные, и ночные смены — всё, как и положено. Сегодня он с пятнадцати и до двадцати трёх. Может, и дольше, если подвернётся выгодный рейс, такое уже бывало. Выручку всё равно сдавать в восемь утра. Километры по спидометру умножаем на таксу, а что сверх, то твоё. Да ещё зарплата. Правда, и машину за свой счёт обихаживаешь, но это если что сверх нормы ставишь или делаешь. Как и положено. Не нами заведено, не нам и ломать. Нет, Тим ни на кого в обиде не был.
Воскресное утро, возня с детьми, домашние хлопоты — Тим никогда не думал, как это может быть приятно. Как всегда, в воскресенье его разбудили дети. После рождения Машеньки он всё ещё спал в гостиной на диване — пришлось купить ещё тумбу для белья, а то диван без нижнего ящика — и дверь на ночь не запирал. Так что Дим с Катей врывались к нему утром беспрепятственно. И сегодня он проснулся, когда Дим по своему обыкновению начал прежде, чем войти, крутить и дёргать дверную ручку.
Тим проснулся, но лежал с закрытыми глазами и, молча улыбаясь, слушал знакомые шорохи и позвякивания.
— Пап, ты спишь? — спросил голос Дима.
— Нет, — улыбнулся Тим и открыл глаза. — Входите.
Дим в пижаме и Катя в длинной ночной рубашке вбежали в гостиную и с хода полезли к нему на диван. Началась весёлая возня, прыжки и кувыркания. Наконец, Дим уселся верхом ему на грудь, а катя свернулась клубком у него под боком, и начался разговор о великих воскресных планах. Правда, полувеликих, потому что с обеда Тим уйдёт на работу, но до обеда... их время!
В разгар обсуждения пришла Зина и погнала Дима с Катей умываться и вообще нечего в ночном бегать, а когда малыши убежали, села на край дивана рядом с Тимом.
— Разбудили они тебя?
— Нет, — Тим блаженно потянулся, закинув руки за голову. — Как Маша?
— Спит, — улыбнулась Зина. — Покушала хорошо и спит. Она у нас умница.
Тим кивнул. Умна Маша или нет, он не знал — слишком мало её видел, да и какой ум у такой... даже не малявки, у таких, что у груди, даже кличек не бывало, малявка — это уже с года, мелюзга питомничная, да и те ещё дураки... — но с Зиной охотно соглашался. И ... это же его дочка, отчего ж ей не быть умницей. Он потянулся ещё раз и сел, поцеловал Зину в щёку. Она смущённо покраснела и вздохнула.
— Ох, Тимочка, до трёх месяцев нельзя, ты уж потерпи, ладно?
— Ладно, — кивнул Тим и прислушался к детским голосам за дверью. — Пора.
— Пора, пора, — закивала Зина и встала.
Началось утро, началась круговерть мелких, обычных, а потому и нетрудных дел. Хозяйственные хлопоты, прогулка с детьми — это его дом и это его жизнь. Тим уже не думал и не вспоминал, а просто жил. И поминал добрым словом Старого Сержа.
На улице было тихо, иногда сыпал мелкий снег, но не ветрено. Для санок ещё рано, маловато снега, да и ручей в овраге ещё не промёрз, как раз со склона в воду влетишь, но они и так погуляли по свежим тропинкам. Гуляли многие из их дома, и, пока детвора с визгом гонялась друг за другом, мужчины постояли и покурили под солидный неспешный разговор о политике. Футбол-то уже кончился, а хоккей — о нём тоже в газете писали — никто не видел, а говорят, что вроде футбола, только по льду, ну да ладно, а ты вот о другом скажи...
Тим с удовольствием поговорил и об этом. Как все, приехавшие до Нового года, он мог голосовать, на выборах в городскую Управу уж точно, и отказываться не собирался. Не то, чтобы уж очень интересовался этим, но ему же и детям его здесь жить, так что, кто в Управе сядет, так на твоей же шкуре и скажется.
Дома их ждал воскресный обед. Может, и рановато, но Тиму на работу сегодня. Хочешь в три выехать, так в два на месте будь, а чем раньше выедешь, тем больше заработаешь.
После обеда, пока Зина убирала со стола, он посидел в спальне возле кроватки, разглядывая спящую Машеньку. От неё смешно и непривычно пахло молоком и Зиной, и спала она смешно, причмокивая во сне пухлыми губками. Наверное, она и вправду красивая, ему так все говорят, и Зина, и Лариса Иннокентьевна — патронажная сестра, что раз в неделю приходит к ним, он уже пару раз сталкивался с ней, а уж она-то много детей повидала, и Баба Фима... Не могут же все вот так, не сговариваясь, врать, просто он мало младенцев видел, вот и не различает. И что она на него похожа... Ну, он-то сам не такой уж красавец, а то бы не в телохранители, а в спальники — упаси господи — отобрали бы, так, нормальный негр... А Машенька смуглая, но светлее него, и носик пуговкой...Стоя в дверях спальни, Зина умилённо вздохнула, потом тихо подошла и села рядом с Тимом. Не отводя от кроватки глаз, Тим завёл руку ей за спину и обнял за плечи. Зина, снова вздохнув, прислонилась к нему, положив голову на твёрдое тёплое плечо мужа.
Машенька громко причмокнула и закряхтела, вздрогнула и подняла голову Зина, Тим посмотрел на часы и встал.
— Мне пора.
— Ага-ага, — Зина встала и наклонилась над кроваткой. — Опять мокрая? Сейчас сделаем, а папка наш на работу пойдёт, денюжку заработает.
Под её воркующий ласковый говор Тим вышел из спальни.
Собирался он как всегда быстро и продуманно: тёплое армейское бельё, фланелевая рубашка — для свитера ещё не настолько холодно, джинсы, бурки, полушубок, ушанка — снег уже плотно лежит, так что нужно по-зимнему, бумажник, ключи, кастет и нож — всякое может случиться и лучше без штанов, чем без оружия.
Зина вышла в прихожую, когда он был уже готов на выход.
— Пошёл?
— Да. Смена до полуночи, не жди меня.
Как всегда, перед работой он говорил отрывисто и резко, но Зина не обижалась: понятно же, что не на гулянку собирается, работа на машине нервная. Тим кивнул ей и вышел.
На улице л1ёгкий морозец, под бурками чуть поскрипывает свежий снежок. Прохожих мало: время-то для всех обеденное. Шагалось весело, в охотку, и до комбината он дошёл быстро. В киоске у ворот купил пачку сигарет и галеты, чтобы пожевать в дороге, если что непредвиденное.
В проходной, сидя, дремлет Тимофеич и, похоже, не открывая глаз, кивает в ответ на приветствие Тима, но эта дремота обманет только незнающего. У них в десятке это — спать, но при этом всё видеть и слышать — лучше всех получалось у Гэба, но и он сам такое умел, всех учили.
Во дворе и в цехах пустынно, редкие встречные уважительно и весело здороваются с ним, он отвечает так же. В бытовке переодеться, полушубок, бурки и джинсы убрать в шкафчик, надеть старые брюки — уж очень карманы там удобные, да и привычней ему за рулём в них — старые ботинки и куртку.
— Здорово, Дмитрич, — окликнул его от своего шкафчика рыжеусый Родион. — В рейсе сегодня?
— Да, — кивнул Тим, привычно охлопывая на себе куртку и проверяя, всё ли на своих местах. — А ты?
— Пошабашил уже. Ну, счастливой работы.
— А тебе хорошего отдыха, — ответно улыбнулся тим.
Хотя он теперь и на машине, но из старой бытовки не уходил: свыкся уже с соседями, приспособился, да и в цеху ему тоже случается работать, и вообще всегда лучше со своими.
Его ярко-жёлтая с боковой полосой в чёрную шашечку "пегашка" стояла в своём боксе. Тим похлопал, здороваясь, её по капоту и начал предрейсовый осмотр.
Всё было в порядке, и без семи три Тим подъехал к воротам и пошёл в диспетчерскую за маршрутным листом.
— Привет, — весело он поздоровался с Зоей. — Заказы есть?
— Привет, — улыбнулась она в ответ. — Сегодня свободный, держи. Сколько намотаешь — всё твоё.
— Понял, — Тим взял лист, свернул и вложил во внутренний карман куртки.
— В Ижорск к поезду рванёшь?
Тим покачал головой.
— Не те рейсы, в сосняки поеду.
— Ни пуха, ни пера тебе.
— К чёрту, — весело ответил Тим, выходя из диспетчерской.
Ворота уже раскрывались, Тим сел в машину и мягко стронул её с места.
На всякий случай он поехал широким кругом по городу; вдруг кого куда подкинуть надо. В Старый город заворачивать нет смысла: там такие поездки заранее планируют и тогда оставляют заказ с точным временем и маршрутом, а если что вдруг наскоро, то предпочитают лошадь, да и неудобно "пегашке" на узких проулках между заборами, а вот сюда... сюда заглянуть стоит.
За городом с другой стороны потихоньку рос и разрастался ещё один квартал. Не избы, а дома, с водопроводом, канализацией и паровым или водяным отоплением, а сады не для урожая, а для удовольствия. Здесь жило заводское начальство и прочие... с деньгами и претензиями. Тим знал, что зовут этот квартал "Дворянским Гнездом", но почему... говорят, есть книга с таким названием, но на чтение не по школе времени совсем не хватало. Да и какое ему дело до название, а вот то, что здесь вполне мог найтись желающий проехаться на такси, скажем, в торговые Ряды за покупками — вот это уже и важно, и значимо.
Тим не спеша, выжидающе ехал по улице между красивыми фигурными заборчиками палисадников. Дома — где деревянные, где кирпичные, где под камень оштукатурены — все красивые и одни похожи на картинки из учебника истории — Тим даже вспомнил название: терем, а другие — на знакомые по Алабаме коттеджи.
И он угадал! С тротуара ему призывно махнула рукой женщина в чёрной каракулевой шубе и такой же шапочке, а рядом с ней стояло два чемодана, и Тим с трудом удержался от радостной улыбки: не иначе как на вокзал, а сейчас поездов нет, так что до Ижорска наверняка.
Но оказалось ещё лучше.
— В Сосняки, в аэропорт, — сказала женщина, едва он притёр машину к бордюру рядом с ней.
— Хорошо, — кивнул Тим и вышел уложить чемоданы в багажник.
Он уже захлопнул багажник, когда распахнулась дверь дома, и к ним по заснеженной дорожке подбежал молодой, но с заметным брюшком мужчина в белой мятой рубашке со съехавшим набок галстуком и в лакированных полуботинках.
От него сильно пахло спиртным.
— Слушай, не дури, ну, какого рожна тебе надо, — быстро затараторил он ещё на бегу. — Ну, нашла из-за чего... Из-за какой-то шлюхи...
Женщина словно не слышала его, а уж Тиму, тем более, безразлично. Он распахнул перед женщиной заднюю дверцу, а когда она села, занял своё место и стронул машину.
— Ты ещё пожалеешь! — крикнул им вслед мужчина, зябко охватывая себя за плечи. — На коленях приползёшь, не приму!
— Не дождёшься, — тихо ответила женщина, достала из сумочки носовой платок и заплакала, уткнувшись в него лицом.
Тим вёл машину легко, с привычной сосредоточенностью. Дорога только припорошена снегом, а шины "пегашке" он ещё когда сменил на зимние, так что не идёт, а поёт машина. Русские машины вообще ему нравились своей надёжностью, кузов и салон, конечно, не "линкор", но... любой "линкор", кроме "тревела", пожалуй, на здешних дорогах сдохнет в момент, ну, так "тревел" на то и внедорожник экстра-класса, по проходимости только армейским, да и то не всем уступит. Ему говорили, да и в книгах по автоделу попадалось о машинах с "другой" стороны, из-за "дальней" границы: английских, немецких и французских, но пока ни одной в натуре он не видел, а картинки... они, конечно, о многом расскажут, но пока руками не пощупаешь — одна трепотня.
Городки, деревни, посёлки... всё мимо, он не рейсовик, сам себе маршрут прокладывает. Карта на колене, бегущая навстречу дорога, ощущение скорости в лежащих на руле ладонях, а к снежной белизне он уже привык, совсем она не мешает.
Женщина перестала плакать, вытерла лицо и убрала платок, откашлялась, прочищая горло.
— Долго ещё?
— Не очень, — ответил Тим и, бросив короткий взгляд на карту, уточнил: — Меньше, чем проехали.
— Хорошо. В аэропорт, пожалуйста.
Тим молча кивнул: про аэропорт она уже говорила, так что могла и не повторять.
С этой стороны заезжать к Соснякам удобнее: как раз через аэропорт. Вот уже и поле видно, и самолёты. Женщина снова открыла свою сумочку и завозилась в ней. Она что, деньги ищет? Хреново, если так, но будем надеяться на лучшее.
Тим подрулил к самому входу и мягко затормозил.
— Приехали.
— Да, спасибо, — перегнувшись через спинку переднего сиденья, она протянула ему деньги. — Сдачи не надо.
— Спасибо.
Тим взял деньги, щёлкнул выключателем замка багажника и вышел достать чемоданы. У машины уже стоял наготове со своей тележкой носильщик. Тим достал из багажника чемоданы, захлопнул крышку и снова сел за руль. Его работа закончена, и эта женщина с её проблемами его никак и никаким боком не касается. Он отъехал к стоянке междугороднего такси.
Машин здесь было немного. Две из Ижорска и одна местная, Тим оказался четвёртым. Подошёл диспетчер в лётчицкой куртке и армейской фуражке с кокардой гражданской авиации.
— А, Чернов. Как доехал?
— Привет, Капитан, — Тим уже хорошо знал, что этот на прозвище откликается охотней, чем на имя. — Караси есть?
— Через полчаса рейс из Печенги, может и подгребут.
— Из Печенги не караси, — хохотнул подошедший к ним ижорец. — Белорыбица северная в полтонны весом.
Тим вышел из машины и охотно поддержал шутку.
— Лишь бы рессоры выдержали, а белорыбицу не упустим.
Подошли и остальные шофёры. Одного из ижорцев — рыжеусого мМксима — Тим встречал и раньше, у них явно совпадали смены. Второго ижорца звали Романом, а местного — пожилого, если не сказать старого — Иванычем.
— Загорье? — переспросил он, когда Тим назвался. — Знаю, возил туда, не ах дорога.
Тим кивнул, но возразил:
— На Чернушку хуже.
— Сравнил! — хмыкнул роман. — То вообще просёлок, пока не промёрзнет, не проедешь.
Не спеша, всей компанией подошли городские — человек десять. Разговор стал общим. Тим держался со спокойной уверенностью. В первый раз он приехал в Сосняки с Анисычем. Анисыч работал на такси уже десятый год, знал всё и всех, и за его спиной Тим и вошёл в круг. Покосились, конечно: ещё один водила — на одного клиента меньше, но промолчали, он же не сам по себе, не городской фраер на подработке, а от хозяина, а хозяйство загорское на всю округу знаменито, оценили и его умение молча слушать, и знание машины — это-то сразу видно, как подъехал и на стоянку зарулил, так свой класс и показал.
Футбол, политика, погода, всякие местные происшествия... Тим охотно поддерживал общий разговор: он читал те же газеты, что и все, ходил, как все, в кино, да и всё у него, как у всех, как и положено.
Рейс из Печенги белорыбицу не привёз, но караси были. Хватило и городским, и двум первым на их стоянке: Иванычу и Роману. Максим, а за ним Тим сдвинули свои машины, сейчас начнут подъезжать к рейсу на Белогорск и можно будет перехватить обратку. И как в воду смотрели! К крыльцу дружно подкатило сразу пять машин. Но двое — не такси, привезли своих и пошли внутрь провожать. Из такси один тут же уехал, видно, смена уже вышла, ещё один подрулил к городским, а пятый...
— Чайник? — угрожающе спросил Максим.
Помедлив, Тим кивнул. Да, "чайник" — ни патента, ни лицензии, ни по найму, сам по себе перехватывает по маленькой, цену сбивает. Шакал! Тим, а за ним Максим молча вышли и встали рядом перед своими машинами. Так же сделали и остальные. И "чайник" понял, что здесь не отломится, а схлопотать вполне можно, и тих, словно крадучись, уехал.
Тим удовлетворённо кивнул и посмотрел на часы. Скоро рейс из Скопина, может, и пофартит.
Женя перевела дыхание, оглядела стол и скомандовала:
— Всё, теперь одеваться. Эркин, я тебе всё приготовила, Андрей...
— Слышу, Женя, — Андрей был сама кротость. — Уже иду.
В спальне на половине кровати Эркина лежали его нарядные брюки, новые рубашка, жилет и галстук, носки, на полу стояли его полуботинки. Эркин оглянулся на дверь спальни, но решил, что Женя как раз сейчас Алису переодевает, так что можно и не запираться. Он быстро расстегнул и скинул ковбойку и джинсы, после секундного размышления переодел и трусы. Рубашка, носки, брюки, полуботинки, теперь повязать галстук и уже тогда заправить рубашку в брюки — вроде, его когда-то учили именно в такой последовательности одевать беляков и беляшек, что под мужчин выделываются, но это было очень давно. С галстуком он справился легко: малец толково показал и научил. Так, теперь жилет...
Стукнув костяшками по косяку, в спальню вошёл Андрей, одетый по-праздничному: хорошие брюки и блестящие ботинки, белая рубашка и нарядный полосатый жилет, — в руках пакет с галстуком.
— Слушай, — Андрей смущённо улыбнулся. — Ты знаешь, как с этой хренотенью обращаться?
— Давай, — взял у него пакет Эркин. — Голову подними.
Андрей послушно задрал подбородок. Эркин поднял ему воротник рубашки, достал из пакета галстук и взялся за работу.
Дверь Андрей оставил открытой, и Бурлаков, как раз шедший из ванной — он решил ещё раз побриться — остановился в коридоре и молча смотрел, как стоит навытяжку, высоко подняв, даже чуть запрокинув голову, Серёжа и Эркин завязывает ему галстук. Володька тогда собирался на выпускной, галстуки тот не признавал, но Римма настаивала, и после небольшой перепалки Володька сдался, и он пришёл как раз к концу, когда римма завязывала Володьке галстук, а тот терпел с видом несправедливо приговорённого.
Андрей почувствовал его взгляд и повернул голову. Бурлаков вздрогнул и отошёл, а Эркин сердито — он не был уверен, что делает всё правильно — сказал по-английски:
— Не трепыхайся.
В спальню вбежала Женя.
— Эркин, Андрюша, вы готовы? Тогда идите, я сейчас.
— Да, Женя, — Эркин опустил руки и оглядел Андрея. — Ты как?
Андрей сглотнул.
— Дышу пока. Я думал, ты меня совсем удушишь.
— Идите-идите, — почти вытолкала их Женя. — Мне переодеться надо.
— Как скажешь, Женя, — склонился в полупоклоне андрей. — Пошли, брат.
Эркин кивнул.
— Мы будем в гостиной, женя.
— Хорошо, идите-идите, — нетерпеливо отмахнулась Женя.
И когда они вышли, заперла за ними дверь.
В гостиной на диване сидела Алиса в новом ярко-голубом — под цвет глаз — платье. Увидев Эркин, она соскочила на пол.
— Эрик, посмотри, я красивая, да?
И закрутилась перед ним, демонстрируя пышную юбочку, белый кружевной воротник во все плечи, локоны с белыми бантами у висков, лаковые белые туфельки, а на рукавах манжеты с блестящими пуговками, а лок5оны мама завила, вот так,называется спиральками,
— Я красивая, Эрик?
— Красивая, — улыбнулся Эркин.
— Ты тоже красивый, правда-правда.
— Спасибо, — улыбаясь, но очень серьёзно поблагодарил Эркин.
— А мне показаться не хочешь? — ухмыльнулся Андрей.
— Ты дразниться станешь, — ответила Алиса и круто повернулась на месте, раздув юбочку. -Дедушка, я красивая?
— Лучше всех, — ответил, входя в гостиную, бурлаков.
Увидев его, Андрей так и замер с открытым ртом: вместо обычного галстука бабочка, тёмная, почти чёрная, блестящая с яркими тёмно-красными, рубиновыми — вдруг вспомнилось, словно само по себе всплыло в памяти нужное слово — отблесками. Эркин удивлённо переводил взгляд с него на Бурлакова и обратно. Замолчала и Алиса, тоже ничего не понимая.
Это что? — наконец смог выговорить Андрей. — Та самая?!
— Что ты, — грустно удивился Бурлаков. — Откуда? Это я сейчас купил, перед поездкой, — успокаивающе улыбнулся Алисе. — Чтобы быть при полном параде.
— Правильно, — согласилась Алиса, разряжая обстановку.
И уже бурлаков оглядел Алису, Андрея и Эркина, выразив полное удовлетворение их видом и даже восторг.
Что делать, теперь никто не знал, и они просто сели на диван и стали ждать Женю.
На скопинский рейс Тим особо не рассчитывал, ну, не больше, чем на любой другой. И, когда увидел бегущего к ним через площадь диспетчера, подмигнул Максиму.
— Кажись, таки-да, — пробормотал максим и уже распахнул свою дверцу, но...
— Чернов! — выдохнул диспетчер. — Давай...!
— Чего?! — возмутился максим. — Мой черёд!
— С той стороны, — диспетчер перевёл дыхание. — По-нашему ни бум-бум. И на Загорье им.
— Тогда понятно, — согласился Максим. — А что, Капитан, хороши караси?
— акулы цельные, — отмахнулся диспетчер.
— Садись, — распахнул перед ним дверцу Тим. — Подброшу. Да, а акулы -это кто?
— Давай-давай, мне вон завал разгребать, — и Капитан пошёл к спорящим с городскими таксистами трём мужчинам в полушубках и лисьих ушанках, бросив через плечо: — Рыбы такие, человека пополам перекусывают.
Разворачиваясь и подъезжая к дверям аэропорта, Тим всё пытался вспомнить, как эти... эта... akula зовутся по-английски, вроде читал про них, но из дверей уже вышли двое, одетых явно не по-здешнему, а носильщик вывез на своей тележке две упакованные по-магазинному коробки. Ну, всё побоку, работаем.
Все аэропорты, как и вокзалы, одинаковы. В принципе, полёт проходил нормально, немного смешила и раздражала уверенность ковбоя, но тот и в самом деле уже проехался по этому маршруту, и не раз, так что всё понятно и оправданно.
В Скопине они привели себя в порядок — Фредди сказал, что потом времени на это уже не будет — и Джонатан вынужденно, но с невольным удовлетворением признал, что всё идёт по плану без отклонений от графика. Фредди кивнул, но не съязвил, а продолжал помалкивать, улыбаясь с насмешливым благодушием.
Кофе в буфете аэропорта напоминал нормальный только своим названием, да ещё — очень отдалённо — цветом.
— Как ты можешь это пить?
— Костровое под конец перегона ещё хуже, а ты можешь взять себе чай, — благодушно огрызнулся Фредди.
Джонатан подозрительно оглядел блестящее сооружение в углу стойки с экзотическим названием: samovar — Фредди его уже просветил — и покачал головой.
— Обойдусь.
— Как?! — удивился Фредди и перешёл на ковбойский говор: — Лорды, они ж без чаю никуды, кажный день с пяти часов наливаются.
Не меняя голоса и улыбки, Джонатан так же по-ковбойски ответил, куда Фредди может засунуть лордов с их пятичасовым чаепитием.
— А-а, — понимающе протянул Фредди. — Так ты не лорд, а подпасок. Тогда лопай, что дают, и не вякай.
Пришлось проглотить вместе с кофе: ковбой любит, чтоб последнее слово было за ним, так не будем ему противоречить в таком пустяке.
Последний перелёт был совсем коротким — по местным масштабам — и неутомительным. Облака поредели, открыв белую равнину.
— Здесь и впрямь зима, Фредди.
— Ну, нас же предупреждали.
Джонатан кивнул. Предупреждён — уже вооружён. Это он ещё от деда — светлая ему память — слышал, и потом не раз убеждался в правоте старой мудрости. Подготовились они согласно предупреждению и, значит, вооружены.
Посадка, выгрузка, объяснения с диспетчером по поводу такси — объяснялся Фредди, и, к изумлению Джонатана, его, похоже, понимали.
Холодный злой ветер ударил им в лицо, как только они вышли из дверей аэропорта на просторную и, не сказать, чтобы забитую людьми и машинами, площадь.
— Здесь всегда так?
— По-всякому, — ответил Фредди. — Ага, это к нам.
Перед ними развернулась и застыла, припечатавшись к заснеженному асфальту, ярко-жёлтая машина с полосой в чёрную шашечку вдоль борта. Щёлкнул замок багажника, и из машины вышел высокий... негр. В меховой русской шапке, но... куртка, ботинки, брюки... как у Чака, полная форма. Совсем интересно. Их ждали, или случайное совпадение? Ковбой явно не в курсе.
Что перед ним и в самом деле... зубастые рыбы, Тим понял сразу, даже нужное слово выскочило в памяти: sharks — и картинка соответствующая. И дело не в одежде, хоть она и дорогая, а... а в них самих, в их хозяйской, господской уверенности, особенно у того, что стоит впереди, а за ним... телохранитель? Белый телохранитель?! Это ж какие деньги надо иметь, чтоб так шиковать? Багажник уже открыт, и носильщик укладывает коробки. Тим вежливо улыбнулся.
— Добрый день, джентльмены, прошу вас, — и распахнул обе дверцы.
Если их и ждали... отказываться нет повода, вещи уже в багажнике, Фредди расплачивается с носильщиком, отступать поздно. Джонатан сел сзади, а Фредди впереди.
Тим захлопнул дверцы, быстро обежал машину и сел на своё место, положил руки на руль, ожидая приказа.
— Загорье, — сказал Фредди и после недолгой паузы, так как негр не двигался, продолжил: — Цветочная, тридцать один.
— Загорье, Цветочная, тридцать один, — рефлекторно повторил Тим, с трудом осознавая адрес. За ним? Старый Хозяин нашёл его и прислал... этих... зачем? Ну... ну... — А какая квартира, сэр?
— Это имеет значение? — см мягкой насмешкой спросил Джонатан.
Тим, стараясь сохранить спокойствие, судорожно придумывал правдоподобный ответ.
— Там несколько подъездов, сэр.
Фредди кивнул: ему ещё тогда парни говорили, что дом большой, за что и прозван "Кораблём" — и ответил:
— Семьдесят седьмая.
Тим незаметно перевёл дыхание: не к нему, уже легче — и повторил:
— Да, сэр, семьдесят седьмая, — и стронул машину.
Мягкий плавный ход машины поставил всё на место, что так оно и есть, и Джонатан рискнул начать игру.
— Гриновский?
Если откажется, значит — ловушка, они вляпались и надо соображать, во что, и как выбираться, а если подтвердит... Но ответили вопросом.
— Это имеет значение, сэр?
К удивлению Тима, сидевший рядом с ним телохранитель негромко рассмеялся, а задний улыбнулся и ответил совсем неожиданно.
— У нас работает один такой. Из последней десятки, — Джонатан сделал паузу, ожидая вопроса, но негр молчал, а в зеркальце он видел его напряжённо ожидающие глаза и потому сделал следующий шаг, назвав имя: — Чак.
Лицо негра оставалось спокойным, но Фредди чувствовал, что разговор берёт парня за живое, и подыграл мягким, почти добродушным:
— Помнишь его?
— И кем он работает, сэр? — напряжённо спросил Тим.
— Шофёр и автомеханик, — ответил Джонатан.
— Чак согласился на шофёра?! — вырвалось у Тима.
И опять пассажиры удивили его.
Джонатан с удовольствием рассмеялся: такое изумление было в голосе водителя, а Фредди, усмехнувшись, ответил:
— Ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.
Фраза показалась Тиму знакомой, но где он её слышал или даже читал... не вспомнишь вот так с ходу.
За разговором они выехали из города, и теперь их окружала заснеженная, чуть голубеющая в ранних сумерках равнина.
Фредди с интересом рассматривал распахивающийся за лобовым окном пейзаж: столько снега он ещё не видел. Нет, и в Аризоне снег бывает, да только не лежит дольше двух-трёх дней, а здесь... осень ещё, октябрь, а как в январе.
— Совсем зима, — сказал Джонатан, так же смотревший в окно.
И Тим, почувствовавший, что можно, откликнулся:
— Немного запоздало, сэр, но снег прочно лёг.
— Езде не мешает? — спросил Фредди.
— Есть резина специальная, ещё цепи, навески разные... Нормально, сэр, — с такой же спокойной деловитостью ответил Тим.
— Понятно, — кивнул Фредди.
В машине тепло, и Джонатан распахнул плащ, открыв меховую подкладку. Он совсем успокоился, что ловушки нет, простое совпадение, редко, но бывает. Станет ли оно удачным... посмотрим по обстоятельствам. Но до чего же живучи гриновские, ведь устроился, в чужой стране, и, судя по его виду, неплохо устроился, надо же, таксист, это значит, не только карту, но и язык знает.
Фредди невольно прислушивался кровному, но какому-то непривычному гулу мотора. Что ж, похоже, для России русская машина неплохо и даже хорошо, или это класс водительский? Очень мягкий ход, а скорость приличная.
Что в дороге языки развязываются и с шофёром легко болтают, Тим знал ещё по прежней, даже до Грина жизни, а здесь убедился, что русские — такие же люди, и охотно поддерживал любой разговор, считая это своей профессиональной обязанностью. И сейчас он спокойно и в меру доброжелательно отвечал на вопросы об особенностях русских дорог и машин, привычно вставляя "сэр", но без излишней почтительности. Они ему не хозяева, а пассажира. Но фраза Капитана о рыбах, что человека перекусывают, сидела в памяти, и с каждой минутой он всё больше убеждался в правоте капитана. И хотя всё спокойно и как надо, как положено, но внимания терять нельзя.
Маленькие, то ли городки, то ли посёлки стремительно пролетали мимо, или это машина пролетала сквозь них, и тогда становилась заметной скорость, и опять снежная равнина, сливающаяся на горизонте с небом.
Джонатан вдруг скомандовал:
— Разворачивайся!
Тим еле заметно пожал плечами и стал плавно тормозить для разворота, а то по снегу на такой скорости так занесёт, что и перевернуться недолго.
Фредди круто обернулся назад.
— Сбрендил?
— Цветы забыли, — словно не замет л угрозы в его голосе Джонатан.
— Чёрт, — вынужденно согласился Фредди и поглядел на часы. — Подожди, парень, по дороге есть магазин?
Тим уже почти закончил разворот, но остановился и ответил:
— Есть хозяйство, где выращивают цветы на продажу, "Флора", там можно купить.
— Давай в темпе, — распорядился Фредди.
— Да, сэр, — кивнул Тим и стал разворачиваться на прежний курс.
Всякое он повидал, но, чтобы телохранитель командовал хозяином... хвост собакой не вертит. Так что, всё — игра? Кто же здесь главный? До сих пор всё было понятно, но теперь... как-то на уроке шауни говорили о кочевье, и кутойс сказал: "Не важно, кто едет впереди, важно — кто командует стой". Похоже, здесь так же. Неважно, кто сидит на господском месте, важно, кто командует маршрутом. Но здорово они его разыграли, почти поверил, или... да к чёрту беляков этих с их вывертами, его какое дело, кто у них главный. Не пропустить поворот на "Флору" — вот о чём думать надо.
Скорость увеличилась, и машину стало слегка и даже приятно покачивать, но мотор гудел по-прежнему ровно и ненапряжённо.
— Сам регулируешь?
— Конечно, сэр.
Фредди усмехнулся.
-Коня сам корми, чтоб знал тебя, а не конюха, — сказал он по-ковбойски.
И Тим невольно улыбнулся, чувствуя, что не может не подхватить игру.
— Завсегда такое, масса, — ответил он нарочито рабским говором.
И оба с удовольствием захохотали.
Рассмеялся и Джонатан. До чего же ловок ковбой, две фразы — и есть контакт. Вон уже совсем по-свойски болтают, а гриновского приручить — это высший пилотаж.
— Машину арендуешь или кредит взял?
— Нет, сэр, — покачал головой Тим, но без малейших признаков сожаления. — Я в хозяйстве работаю. На автокомбинате.
— Ага, — понимающе кивнул Фредди. — Зарплата и чаевые, так?
— Точненько, масса.
— Неплохо.
— Не жалуюсь, сэр.
— И давно здесь?
— С Нового года, сэр.
Фредди понимающе кивнул: значит, тоже от Хэллоуина сбежал, да, наворотили тогда, но об этом лучше не спрашивать, мину из любопытства не ковыряют, но интересно: в Колумбии тогда Чак, судя по всему, в одиночку орудовал, а этот где тогда отрывался и счёты сводил? Но пока это не нужно, а, значит, и не важно.
Снег уже не голубой, а синий, и небо тёмное. Тим включил фары.
Джонатан озадаченно посмотрел на свои часы.
— Почему так темно? По часам ещё...
— Шестой час, сэр, — ответил Тим. — Уже вечер, -и пояснил: — В декабре в три уже темно.
— Однако, — неопределённо сказал Джонатан.
Тим почувствовал себя задетым, а тут ещё Фредди добавил:
— Нашёл место для жилья, только мигнул и дня нет.
И Тим решился ответить.
— Длинная ночь очень удобна, сэр, всё успеваешь.
Насчёт того, чем в зимнюю ночь заниматься, чтоб хоть и темно, да не холодно, балагурили и в бытовке, и в мужской курилке много, вот он и не сдержался.
Джонатан и Фредди с удовольствием расхохотались.
— И много успел? — спросил сквозь смех Фредди.
Тим самодовольно усмехнулся.
— Троих, сэр.
— Ух ты, чтоб тебя...! — восхитился по-ковбойски Фредди. — Это с Нового года и троих отковал?! Ну, кузнец!
— Двоих с собой привезли, — всё ещё улыбаясь, объяснил Тим. — А третья уже здесь родилась, — и с гордостью: — Коренная гражданка.
Фредди даже присвистнул: о таком обороте он не знал и не думал, это стоит обмозговать, потому как придётся учитывать.
Поворот, ещё поворот, разъезженная грузовиками колея, призрачные силуэты теплиц за сетчатым забором вдоль дороги, а с другой стороны... похоже, сады.
— Большое хозяйство, — задумчиво сказал Джонатан.
— "Флора" на всё Ижорье знаменита, — серьёзно сказал Тим. — Говорят, и в Царьграде свой магазин держит. Ну, и ещё по городам, а север — весь её.
— Большое хозяйство, — повторил Джонатан.
И Фредди кивнул, показывая, что всё понял.
Рядом с большими, чтобы свободно могли разминуться два грузовика, фигурной ковки воротами одноэтажный, развёрнутый торцом к подъездной площадке длинный дом. У его крыльца Тим и остановил машину.
— Флора", сэр.
Воскресные смены, особенно вечером, самые спокойные. Всё сделано, полито, обрезано и взрыхлено, лампы ещё горят, но уже в вполнакала, растения отдыхают, и нечего их по пустякам беспокоить. Можно собраться в бытовке за магазином, пить вскладчину чай из пузатого самовара и неспешно, без злости и страха, болтать, сплетничать о начальстве и городских придурках, что в земле ни уха, ни рыла.
Артём с удовольствием участвовал в этих посиделках. В складчине он на равных, и в разговоре — тоже. А если завернут покупатели, будет совсем здорово. С оптовиками он, конечно, дела не имел, с теми управляющий все разговоры ведёт, а его если и зовут, то на погрузке помочь, а вот розничная... началось это под Пасху, приезжали за цветами из церквей со всей округи, народу не хватало, и его послали помогать подтаскивать ящики с гортензиями — их больше всего для церкви берут, удобные они для украшения. И он — как-то само собой получилось — подошёл к одному старику помочь составить букет, а то лысый дурак набрал дорогих срезков, а веник веником, ну и... раскрутился старик на двадцатку, и пошло, и пошло... А на Троицу он уже вовсю вкалывал на продаже, раскручивая церковных старост и богомолок на гирлянды и букеты. И с каждой продажи ему и законный процент, и чаевые. Так и повелось, у него теперь даже свой халат продавца, зелёный и с эмблемой "Флоры" на нагрудном кармане.
Трифон предложил перекинуться в картишки, в "подкидного", даже не по маленькой, а на чистый интерес, но Арнольдыч строго покачал головой.
— Никаких карт. Найн.
Таисия Ефимовна согласна закивала.
— Ну, чего тебе не сидится, Триша, чего ты в этих картах нашёл, ведь грех один.
— Да ну тебя, Ефимовна, — Трифон ещё раз стасовал и убрал колоду в карман. — У тебя всё грех. Выпить — грех, закурить — грех, в картишки перекинуться — грех, девку...
— Тьфу на тебя, — не дала ему договорить Таисия Ефимовна и рассмеялась вместе со всеми.
— Ох, Ефимовна, — покачал головой Трифон. — Не нагрешишь, так и каяться не в чем будет, а без покаяния в рай не пустят.
— А зачем тебе в рай? — спросил Артём. — Там ни карт, ни выпивки...
— Ни девок, — закончил за него Трифон и засмеялся первым.
Отсмеявшись, взялись снова за чай, когда за окном зашумел, приближаясь, мотор. Трифон подошёл к окну, чуть отогнул сбоку занавеску, вглядываясь.
— Такси. Никак караси приплыли. Глянь, Арнольдыч.
Арнольдыч встал, одёрнул жилет, снял со спинки стула и надел тёмно-зелёный пиджак с эмблемой "Флоры" на нагрудном кармане, поправил галстук и стал Францем Арнольдовичем, справедливым и строгим управляющим ночной смены.
— Савельцев...
— Иду, Франц Арнольдович.
Артём залпом допил свою чашку и встал. На ходу надевая свой халат, он следом за Францем Арнольдовичем вышел в приёмную, заставленную образцами товара.
Почти сразу, едва они вошли, распахнулась дверь наружного тамбура и вошли двое, явно нездешние, в шляпах и плащах на меховой подкладке. У Артёма потянуло по спине холодком. Хозяева, настоящие, как тогда. Он оцепенел от страха, но следом за ними вошёл Тим, а тот, как ни крути, почти свой, и Артём смог перевести дыхание.
— Добрый вечер, -поздоровался Франц Арнольдович. — Вас волен зи?
Джонатан удивлённо посмотрел на осанистого представительного продавца. Вот уж действительно, Россия — страна неожиданностей, откуда здесь... да, правильно, немец? Но это уже не его проблема, русский тот должен знать, переводчик есть.
— Добрый вечер, — Джонатан тронул шляпу приветственным жестом. — Мы едем на свадьбу, и нам нужны цветы.
Тим перевёл на русский, и Франц Арнольдович посмотрел на Артёма так выразительно, что тот понял: отступать нельзя. Артём набрал полную грудь воздуха и шагнул вперёд.
— Добрый вечер, джентльмены, — он заставил себя обаятельно улыбнуться. — Вы оказали нам честь своим посещением.
Вообще-то Тима позвали как переводчика, и, увидев, Артёма, он сначала хотел вернуться в машину, но тут же передумал и остался посмотреть: похоже, намечался спектакль, и стало интересно. Акул за карасей приняли и раскручивать начнут, ну-ка, поглядим, как малец справится. Ну, и подстрахуем в крайнем случае.
Заговорив, Артём словно забыл о страхе, он же на работе, и, если что, то и Арнольдыч, и Трифон за него будут, и Тим, хоть и сволочь палаческая, но тоже не сдаст его, Мороза побоится, тот просроченный, да ещё эл, любому накостыляет запросто. И он бойко повёл неожиданных покупателей к стеллажам, показывая им цветы и сыпля звучными названиями.
— Это "Шарм-де-Прованс", а это "Леди Гамильтон", старинный сорт, личный подарок английской королевы российскому престолу на свадьбу дочери с наследником.
— У королевы был хороший вкус, — давясь от смеха, серьёзно заметил Джонатан.
Фредди от души наслаждался разыгрывавшимся спектаклем. А мальчишка — мастак, не заискивает, не суетится, а устоять невозможно. И похоже... да, того же табуна жеребёнок, что и младший Слайдер, ну, ты смотри, как розу берёт, ну, та прямо как сама к его ладони жмётся, да ещё и глазом на Джонни поигрывает, хорошо, что Джонни по бабам ходок и таким никогда не баловался, а то бы... и до скандала недалеко, а это на хрен никак не нужно.
— А эти? — Джонатан кивком показал на розы с длинными, не меньше трёх футов, прямыми стеблями, стоявшие в отдельном вазоне и словно особняком от остальных.
— Эти? — Артём очень правдоподобно изобразил удивление и даже смущение, хотя именно к ним вёл по периметру покупателя. — О, сэр, прошу прощения, но они приготовлены к отправке, высокий, — он показал глазами на потолок, — заказ, сэр.
— И насколько высокий? — поддержал игру Джонатан.
— Для большого приёма, сэр, — Артём почтительно понизил голос до почти шёпота. — Приём послов, сэр.
Джонатант ещё раз оглядел гордых красавиц и уже по-настоящему серьёзно спросил:
— А ещё такие есть?
Артём потупился и вздохнул.
— В розницу они по пять рублей, сэр.
— Нет проблем, — отмахнулся Джонатан.
— Тогда прошу вас, сэр.
Артём распахнул дверь, возле которой они стояли, и Джонатан увидел небольшую оранжерею.
— Окажите честь своим выбором, сэр.
Джонатан запахнул плащ, чтобы не задеть полами цветы, и пошёл по центральному проходу между гордо вздымавшимися розами. Артём достал из кармана халата секатор и пошёл следом.
— Вот эту, — Джонатан указал на белую с чуть заметным розовым как бы отблеском на лепестках.
— Да, сэр. — Артём ловко отхватил стебель.
— И эту...
— Да, сэр.
— И эту...
К удивлению Джонатана, его распоряжение не выполнили так же мгновенно, как предыдущие.
— В чём дело? — резко спросил он.
— Сэр, — Артём с искренним смущением повертел секатором. — Вы сказали, что цветы нужны на свадьбу, сэр, а жёлтый... Это цвет измены, сэр.
— Понятно, — кивнул, мгновенно успокоившись, Джонатан. — А красный? Это годовщина свадьбы.
— Пожалуйста, сэр.
— Тогда давай эту, и эту... и ещё...
Выбрав десять роз, Джонатан повернул к выходу, но Артём опять остановил его.
— Прошу прощения, сэр, но чётное число к покойнику.
— А тринадцать? — подал голос Фредди, следивший за ними от дверей. — Здесь это как?
— Как везде, сэр, — улыбнулся ему Артём. — Чёртова дюжина.
— Тогда ещё одну по твоему усмотрению, — распорядился Фредди. — И пошли.
Артём выразительно покосился на Джонатана и, не увидев его протеста, срезал тёмно-бордовую, как запёкшаяся кровь, и словно бархатную на взгляд розу. И Джонатан невольно кивнул: букет стал законченным.
— Хорошо.
— Да, сэр, прошу, сэр.
Они вернулись в прохладный после оранжереи магазин, и Артём, уложив розы на упаковочный стол, стал готовить букет. Добавил воздушной, оттеняющей цветы зелени, взял красивую прозрачную с кружевной каймой бумагу и ленту для банта.
— Это бесплатно, сэр.
— Не имеет значения, — отмахнулся Джонатан.
Фредди, с интересом оглядывая магазин, остановился перед стеллажом с плетёными из полосок коры коробочками.
— А это что?
Артём ловко вывязал пышный, похожий на ещё одну розу, атласный бант у букета и подошёл к нему.
— Это к столу, сэр. Шампиньоны, помидоры, огурцы, зелень, клубника.
Рассказывая и сыпля опять названиями сортов, он быстро снимал и открывал коробочки, показывая товар.
Внутри коробочки были поделены на ячейки, выложенные жатой бумагой, и там гордо красовались тугие помидоры, гладкие блестящие огурцы, красная клубника, топорщились пучки кудрявой и гладкой столовой зелени. Шампиньоны, правда, навалом, по весу, но тоже чистенькие, один к одному. Овощи и грибы не вызвали у Джонатана и Фредди особенного интереса, но на клубнике их взгляды немного задержались.
— Это "Царская радость", сэр, — сразу уловил их внимание Артём. — Большая коробка пятнадцать рублей, сэр, — и, видя, что Фредди взглядом пересчитывает ягоды, уточнил: — Ровно дюжина, сэр.
— Бери три коробки, Джонни, — решил Фредди. — Что за свадьба без сладкого.
Джонатан улыбнулся и кивнул.
— Да, сэр, три большие коробки, — Артём бережно снял со стеллажа одну за другой три продолговатых коробочки, каждую открыл, показал уложенные там ягоды и перенёс их на упаковочный стол.
-Что-нибудь ещё, сэр?
— Хватит, — улыбнулся Джонатан, доставая бумажник.
Франц Арнольдович звонко защёлкал клавишами и кнопками кассы.
— С вас сто рублей.
— Сто рублей, сэр, — эхом перевёл Артём, ловко упаковывая коробочки с клубникой в термобумагу. — Так не замёрзнут, сэр.
Джонатан отдал деньги главному, как он понял, по магазину, получил красивый с фирменным знаком чек и рекламный буклет, подошёл к столу, где Артём уже закончил заворачивать в термобумагу розы, и достал десятирублёвку.
— А это тебе на чай, спасибо за работу.
— Благодарю, сэр, — улыбнулся Артём, принимая деньги. — Вы оказали нам большую честь своим посещением, всегда рады вас видеть, сэр.
— А это от меня, — подошедший к столу Фредди положил ещё одну десятирублёвую купюру и, забирая коробочки с клубникой, подмигнул. — На конфеты тебе. Любишь ведь сладкое.
Двадцать рублей чаевых?! Артём даже задохнулся на мгновение, и смысл усмешки Фредди дошёл до него, когда удивительные покупатели уже вышли. Он растерянно улыбнулся им вслед и полез под халат прятать деньги. В магазин вышли и следившие за действом из бытовки Таисия Ефимовна и Трифон.
— Гут, зер гут, юнге, — кивнул Франц Арнольдович.
— Ну, ты хват, — хлопнул Артёма по плечу Трифон. — Классно сделано, магарыч с тебя, Тёмка. А, Арнольдыч, гульнём, а?
Франц Арнольдович, закрывая кассу, посмотрел на него, и Трифон заторопился:
— После смены, само собой.
Ефимовна, мимоходом, погладив Артёма по спине, озабоченно спросила:
— Арнольдыч, из Ижорска за зеленью когда приедут? Успеем запаковать?
Франц Арнольдович расстегнул пиджак, достал из жилетного кармана старинные серебряные часы и щёлкнул крышкой.
— Через сорок семь минут. У нас есть семь минут, — и, посмотрев на Артёма, стал опять Арнольдычем. — Молодец, Артём. Чисто сделано.
Артём смущённо кивнул. Чтоб на сотню случайного покупателя, не оптовика раскрутить, это и в самом деле... Но эти двое и сами шикануть хотели. А что раскрыли его, ну, здесь это не страшно, да и впрямую ничего сказано не было.
2000; 4.04.2015
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
