|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Эта ночь прошла также, как и три предыдущие — в тревожном полузабытьи. И утром я скорее чувствовала себя больной и разбитой, чем отдохнувшей. Да и не верилось, если честно, в мое чудесное спасение.
Возможно, я ничего не понимаю в политических играх. Но терзало меня смутное сомнение о том, что этот взбрык талийского наследника останется без последствий. Наглого мальчишку, затеявшего свою игру, как минимум щелкнут по носу. И сделать это проще всего через меня.
Вероятно, стоило донести до мужа эту простую мысль, но, полагаю, меня даже слушать не стали бы. Или я так успокаиваю себя, понимая, что у меня нет сил на очередную словесную дуэль? Потому что после вчерашнего разговора с моим дядюшкой, Энираду не должен считать меня параноиком. Как бы то ни было, но я промолчала.
Завтракали мы в круги моей новой семьи. Князь был настроен благосклонно и тепло поздравил нас, пожелав найти любовь и взаимопонимание в этом союзе. Княгиня же вовсю оправдывала звание свекрови и смотрела на меня крайне неодобрительно. Младший же наследник талийского престола был явно чем-то обеспокоен и на меня внимания не обращал. Лишь изредка кидая на брата опасливые взгляды. Но Энираду старательно его игнорировал.
После утренней трапезы в одной из просторных зал дворца прошло официальное представление нас, как супружеской пары. Процессию желающих выразить нам свое почтение и заверить в самых дружеских чувствах надлежало встречать стоя. И слава здравому смыслу мне не подсунули туфли на восемнадцатисантиметровых шпильках. Меня обули в нечто, напоминающее балетные пуанты. Непривычно, но, к счастью не похоже на аттракцион "Испанский сапожок".
Делегацию Тиверии возглавлял Полномочный Посол Империи Руэйдхри Ллейс. Он и преподнес мне букет из крупных аквамариновых лилий жутко воняющих ванилью. С детства этот запах не переношу. Но вежливость требует подарок принять и, желательно, радость по этому поводу выразить. Но улыбка застывает на моем лице, когда господин посол тихо, чтобы было слышно только нам с Энираду произносит:
— Герцог просит передать: его предложение, легкомысленно отвергнутое вами вчера, все еще в силе. Он надеется, что сегодня вы проявите благоразумие. Импульсивность ваша может иметь далеко идущие последствия. Пока еще вашу ошибку можно исправить.
Сам дядюшка в это время стоит на три шага позади, улыбается благостно и всем своим видом, как бы говорит: "А я тут не при чем". Но спектакль этот лишь злит талийского наследника. И нет в нем сейчас ни капли благоразумия. Наверное, он пожалеет потом. Или нет? Гаяр ведь говорил о том, что Энираду не совсем сволочь.
— Благодарю за искренние слова, — подчеркнуто громко отвечает княжич. — В ответ лишь могу поклясться, что буду беречь доверенное мне сокровище Тиверии.
А потом он меня поцеловал. Демонстративно. Властно. Яростно. Вымещая в этом поцелуе все свое раздражение. Но через мгновение, словно бы опомнившись и жалея об этом порыве, мой муж ослабил напор, обжигая нежностью. Это меня ошеломило настолько, что, когда Энираду отстранился, я и слова не смогла вымолвить. Лишь стояла, и глупо хлопала глазками. За что и удостоилась самодовольной улыбки. Захотелось сказать, что не так уж и хорошо он целуется. Но вместо этого, даря ответную ласку мои пальцы коснулись его щеки.
Друг от друга нас отвлекли аплодисменты, показавшиеся громом в предрассветной тишине. Пришлось натягивать на лица вежливые улыбки и продолжать раскланиваться с гостями. И выполняя этот нехитрый ритуал, мы не понимали, что драгоценные минуты ускользают от нас, как песок, сквозь пальцы.
Мне стало как-то уж совсем нехорошо ближе к вечеру. Слабость, ломоту в теле и головную боль всего сегодняшнего дня я списывала на усталость. Ошиблась. То, что казалось симптомами переутомления, оказалось отравлением.
Кажется, у меня начались галлюцинации. Странные. Пугающие.
По полу ползли хищные лианы, стремящиеся, спутать, остановить и задушить в смертельных объятиях. Меня преследовали янтарные глаза зверя, который гнался за мной с глухим рычанием. А по стенам стелился огонь, опаляющий жаром.
Я бежала, не разбирая дороги, то и дело наталкиваясь на кого-то. Пока зверь не нагнал меня. Надо было сопротивляться, ударить его, но лианы уже обвили меня, сковав руки и ноги, сдавив грудную клетку так, что сделать даже крошечный вдох стало невероятно сложно.
А потом морок отступил. Я лежала в медицинском блоке, а взволнованный немолодой талиец что-то объяснял Энираду. Значение слов доходило до меня с некоторым трудом.
— Если не ввести элтас ваша супруга с большой долей вероятности не переживет эту ночь. Она несколько дней принимала транквилизаторы. А потом "Звездная пыль" и воздействие контактного отравляющего вещества класса "М". Данное соединение, я так полагаю и вызвало паническую реакцию вместо экстаза.
Горло пересохло и сильно саднило, но я смогла произнести:
— Элтас нельзя. Не позволяй им. Пожалуйста.
— Она бредит, — легко отмахнулся от моих слов врач. — А вам нужно принять решение. Времени не так уж много.
— Я прошу вас выйти. Мне нужно поговорить с женой.
— Но, Ваша Светлость...
— Я не стану повторять.
Мужчина не посмел ослушаться и буквально через минуту мы остались вдвоем.
— Ты как? — спросил Энираду, пряча страх за маской уверенности и спокойствия.
— Плохо. — А зачем врать? Можно подумать по мне не видно.
— Тебя отравили. Элтас...
— Убьет. Мне не позволят жить. Тебе не позволят иметь такую жену. Окончится тем, что со мной произойдёт запланированный уже "несчастный случай".
— Тебя можно вытащить. Но если начнем детоксикацию, пути назад уже не будет. Это больно. И даже, если ты будешь просить, остановиться...
— Не буду. Зови врача. Раньше начнем, раньше закончим.
— Ты храбрая.
— Нет. Мне очень страшно. Просто жить хочется.
Это желание жило со мной не так долго. И я не знаю, смогла ли сдержать данное Энираду слово. Мир очень быстро превратился в черно-красный туман, который пах высохшими розами. Мне так хотелось раствориться в нем, прячась от боли, разрывающей мое тело. Мешал голос, который звал, уговаривал потерпеть, угрожал и ругался. Это раздражало.
— Не смей умирать. Не смей! Слышишь меня?
— Уйди, — смогла выговорить я непослушными губами.
— Держись, девочка. Осталось совсем немного.
— Отстань. — Наверное, не стоило этого говорить. Но мне хотелось тишины и покоя. — Тебе плевать жива я или нет.
— Ради того, чтобы спасти тебя, — прошипел он прямо мне на ухо. — Я поставил на кон все. Понимаешь? Все ради чего я долги годы учился и работал без права на отдых и развлечения.
— Ты сделал это для себя. Нельзя, чтобы наследнику престола диктовали свою волю союзники.
Он промолчал. А мне стало стыдно за злые слова. Захотелось извиниться. Только тихое "Прости" затерялось в крике боли, скрутившей мое тело.
Проснулась я резко, как от удара. Вокруг темнота. Сердце колотится. Руки трясутся. В горле ком. Губы онемели. В горле ком. И тело, как будто не мое. "Здравствуй, паническая атака" называется.
Не сразу поняла, что фактически лежу на Энираду, который крепко прижимает меня к себе. Пока он не простонал:
— Женщина, имей сострадание. Я не спал двое суток.
— Я ослепла? — спрашиваю его севшим голосом.
— Нет. Тут темно. Спи. Прошу тебя.
Послушно закрываю глаза, и пытаюсь замереть, но уже через мгновение начинаю ворочаться, стремясь избавиться от тяжелых объятий.
— Тебя пугает темнота? — теплое дыхание щекотит мою шею.
— Не знаю. Отпусти меня.
— Мы это уже проходили. А потом я тебя по коридорам ловил, — недовольно буркнул он, но комната наполнилась рассеянным светом.
— Я в порядке. Просто, не удобно. Ты жесткий.
— Спасибо за комплимент.
— На правду не обижаются.
Выглядел Энираду, откровенно, паршиво. Краше в гроб кладут. Встрёпанный. Бледный. Губы потрескались. Под глазами мешки фиолетового цвета. В сочетании с вертикальным зрачком, вообще, мрак. Нежить натуральная. Такого встретишь в темном переулке, всю оставшуюся жизнь заикаться станешь. И вот есть у меня предположение, что в прошлом на Земле талийцы хорошо так наследили. Тогда понятно, откуда пошли сказки о рептилоидах и живых покойниках.
А на щеках веснушки. Едва заметные. Странно. У совершенной мраморной статуи и, вдруг, веснушки. И ямочки на щеках. А это, вообще, за гранью добра и зла.
— О чем ты думаешь?
Качаю головой. Не признаваться же. Вместо этого спрашиваю:
— Мы где?
— В детской. Только отсюда всю мебель убрали. Тут пол теплый. Стены мягкие. Если бы совсем вырубился, был шанс, что ты не убьешься.
— Давай ты поспишь, а я тихонько в уголке посижу?
— На меня смотреть страшно?
— Не думаю, что я выгляжу лучше.
— Я, может быть, в тысячу раз хуже него, — вдруг сказал он. — Но мне не плевать. Веришь?
— Ты же все это время был со мной.
— Завтра мы к океану полетим. Гулять будем, купаться. Для всех мы уже два дня, как сбежали от суеты дворца.
— То есть отравления не было?
— Мы не можем сейчас обострять отношения с Тиверией.
— Понимаю. — И так обидно стало. Как будто я справедливости ждала. А нет ее этой справедливости. Ни в прежнем моем мире, ни в нынешнем. Есть целесообразность и умение некоторых людей расставлять приоритеты.
— Вряд ли. Они все заплатят за содеянное. Просто, не сейчас.
Что на это можно было ответить? За такое не благодарят. Потому что обещание возмездия — это уже много, но намерение — не есть действие. Да и нет у меня уверенности, что важнее для него наказать тех, кто смел навязывать ему свою волю, вынуждая стать соучастником неблаговидного поступка.
Все же выбираюсь из объятий Энираду, несмотря на его явное нежелание меня отпускать. Доползаю од стены и сажусь, облокачиваясь о нее спиной. И пока я пытаюсь пережить приступ дурноты, мужчина оказывается совсем рядом. Кладет голову мне на колени и делает вид, что дремлет.
— Расскажи что-нибудь, — просит он тихо.
Мои пальцы сами зарываются в его нежные, как у ребенка волосы. И я начинаю осторожно перебирать их, а он улыбается, но глаз не открывает.
— Что рассказать?
— Не знаю. Какую-нибудь историю из детства.
Не хотелось рассказывать этому почти незнакомому человеку о себе. Слишком много грязи было в моей жизни. Но он, действительно сделал шаг мне навстречу. Почему бы не дать ему шанс чуть лучше узнать меня? Возможно, это предотвратит недопонимания в будущем.
— Уверен, что перед сном хочешь послушать страшную сказку? Меня с рождения воспитывала бабушка. Мать моя жила с нами, но я, сама по себе, ей была неинтересна. Она моим рождением хотела улучшить свое благосостояние. Не получилось. Ее это огорчало.
— Как это? Родить ребенка будущему императору и не получить содержание?
— Как признался мой дядюшка, я — ошибка зачистки. Мое рождение не было запланировано. Просто, тогда еще принц Эриан погулял на Земле... Терре Глории. Мою родную планету у вас так называют. Не дождавшись дивидендов от столь странного вложения, как рождение дочери от любовника, она меня возненавидела. Но пока бабушка была жива, я этого не замечала. Меня любили, баловали, окружали заботой. Потом стало совсем плохо. Моя мать пыталась меня убить. Тогда я этого не понимала. И лишь став старше... Ты думаешь, я преувеличиваю?
— Халатность и прямой умысел — разные вещи.
— Она несколько раз на всю ночь выгоняла меня из квартиры. Зимой. Босиком. В тоненькой кофточке. Я сидела рядом с промерзшей батареей. Она почти не давала мне еды. Била, если я брала что-то без спроса. В общем, плохой она была мамой. Потом меня забрал к себе ее бывший муж. Мы оба знали, что я — не его дочь. Но он стал мне настоящим отцом. Лучшим на свете. Мне было с ним очень хорошо.
— Он...
— Умер.
— К этому имеет отношение твои родственники?
— Папа болел. Там это было неизлечимо. Я знала, что он умирает. Да и не скрывал он этого. Наоборот — учил меня жить без него, делал все, чтобы подготовить меня к жизни без него. Мы заранее собрали сумку, с которой я должна была отправиться в приют. Я понимала, когда и куда мне предстоит поехать. А вот родственники и друзья отца даже не подозревали, что маленькая Яра такая самостоятельная. У них чуть массовый инфаркт не случился, когда вечером после похорон они меня не нашли. Путем коллективных воспоминаний за чередой горячительных напитков они поняли, что забыли меня на кладбище.
— Но тебя кто-то забрал?
— Нет. Действительно забыли. Но я знала, что мне делать даже в такой ситуации. Дошла до остановки. Села на трамвай. Доехала до дома. Я должна была взять сумку и поехать в детский дом, а не оставаться ночевать в одиночестве. Но это была моя последняя ночь дома. Мне так хотелось, пусть и совсем ненадолго притвориться, что ничего не произошло, и он все еще со мной. Что на свете все еще есть кто-то, кому я нужна. Но утром, как и обещала, я поехала в приют. Там было неплохо. Кормили. Не так, что б вкусно, но три раза в день. Одежду выдавали. Да и какой-никакой порядок там поддерживался. То есть драки были. И откровенные избиения тоже. Но до пыток и убийств не доходило.
— Тебя... били? — спросил Энираду настороженно заглядывая мне в глаза.
— Я была неинтересной жертвой. Не плакала. Поднималась, если падала. Била в ответ. Не отдавала своего. Никогда. А тот раз, когда отдала местные хулиганы надолго запомнили. Нам на полдник йогурт выдавали. Так вот они повадились у малышни и девчонок — тех, что послабее их отбирать. Было два варианта. Или съесть все до того, как до тебя доберутся, или отбиваться. И так каждый день. Мне это надоело уже через неделю. Поэтому в один далеко не прекрасный день я "испугалась" угрозы прибить меня к какой-то матери и отдала свой полдник. Остаться голодной до ужина было не слишком весело, но справедливость требует жертв. После того, как он прикончил мой стаканчик к нему подошла и сказала, что я его отравила. Не поверил. Зря, между прочим. Я туда полпачки слабительного подсыпала, которое позаимствовала в кабинете нашей медсестры. На следующий день повторила для закрепления эффекта уже с другим идиотом. С тех пор ко мне больше не лезли, окончательно признав самой отмороженной.
— Сколько тебе было лет?
— Тринадцать. Опасный возраст. Гормоны. Раздражение накатывает по поводу и без. Страх отсутствует. Эмпатии ноль. А если ты еще и осознаешь собственную безнаказанность... Это порой приводит к весьма противоречивым решениям.
— Я думал ты пошутила про страшную сказку.
— Прости. Как-то не идет на ум ничего веселого. Может, в другой раз?
Отступление
Как мужчина может загладить вину перед девушкой? Наследник талийского престола думал, что это несложно. Достаточно пары безделушек из княжеской коллекции и любая забудет все свои обиды.
Но можно ли назвать так то, что чувствовала сейчас Яра? Девушка едва не умерла из-за... его беспечности. И, да, он виноват перед ней за то, что произошло. Не поверил в грозящую ей опасность, а потом позволил произойти этому злополучному отравлению. Нужно было бить тревогу, когда принцесса говорила о плохом самочувствии. Но Раду списал это на впечатлительность "тепличного цветка", выросшего в тишине дальнего поместья. Нельзя было даже близко подпускать к ней делегацию Тиверию. И плевать на скандал.
Его нежданная жена смотрела на подаренную парюру с совершеннейшим безразличием. Поблагодарила, конечно, но словно бы нехотя. И тотчас же бросила шкатулку на ближайший же туалетный столик.
— Тебе не понравилось?
— Красиво.
— Ты даже не улыбнулась.
— Этот подарок выбирал не ты, и не для меня. Предположу, что Ладислав нашел нечто, что в его представлении не стыдно будет надеть княжне на какое-нибудь светское мероприятие.
— У меня отвратительный вкус. И с чувством уместности некоторые проблемы. — Энираду не оправдывался — объяснял.
— Это ты так считаешь?
— Матушка не устает раскрывать мне глаза на мои недостатки, коих у меня великое множество.
— Она тебя не любит?
— Меня сложно любить. Я не слушаюсь советов, не разделяю ее политические взгляды.
— Ты же ее сын.
— Она родила меня не для этого.
— Ты сам понимаешь, насколько страшные вещи говоришь?
Девушка испытующе на него посмотрела, склонив голову в сторону.
— Что бы я ни рассказал о своем детстве или отношении родителей ко мне, это вряд ли станет в один ряд с твоей историей. Моя мать не желает мне зла. Просто, я для нее больше наследник Талийского престола, чем сын. Так бывает в династических браках.
— Так не должно быть, — голос Яры был тихим и вкрадчивым.
— Жизнь иногда играет не по правилам, придуманным хорошими девочками. — Энираду грустно улыбнулся.
— Ты считаешь меня глупой?
— Удивляюсь, как ты смогла сохранить такие наивные представления о жизни?
— Они правильные. Родители должны любить своих детей в противном случае, не стоит их заводить.
— Долг престолонаследия, — возразил Энираду как-то потеряно.
— Плевать на эти твои долги, — начала распаляться девушка. — Вот у тебя было хорошее детство?
— Да!
— Врешь. Не знаю, правда, мне или себе. Оно у тебя было еще более паршивым, чем у меня. Потому что тебе с рождения пришлось доказывать своим родителям, что ты достоин быть княжичем. Потому что правящая семья видела в тебе не ребенка, а Наследника.
— Ты, выросшая в совсем другой среде, вряд ли поймешь. Тот, кто возглавит эту страну однажды, должен быть этого достоин. Власть — серьезное испытание. Чтобы пройти его с честью...
— Раду, ты — человек. Пусть и тысячу раз генно-модифицированный. Наверное, я первая говорю тебе это. Но каким бы совершенным ты не выглядел внешне, как бы не закалили твой характер, разум и волю, тебе может быть грустно, страшно и больно. Ты совершишь сотню ошибок. Не потому, что родители недостаточно тщательно культивировали в тебе чувство долга перед родиной. Ты будешь всего лишь человеком, даже если решишь положить на алтарь служения всего себя без остатка.
— К чему эта пламенная речь? — с раздражающей усмешкой спросил мужчина.
— Ты не стал бы плохим наследником престола, если бы мама и папа окружили тебя нежностью. Это не сделало бы тебя слабей. Безразличие родителей может дать человеку броню, способную выдержать любой удар. А их любовь — крылья. Нет, броня — это не так уже и плохо. Но что-то мне подсказывает, что она мешает тебе дышать. А своей ледяной маской ты разучился по-настоящему улыбаться.
— Я все еще не понимаю смысла данной тирады.
— У нас будет ребенок?
— Мы еще даже не целовались. А дети случаются от кое-чего поинтересней. Но, полагаю, со временем...
— А у нас оно есть? Впрочем, это неважно. Вряд ли наши принципы и взгляды претерпят кардинальные изменения. Я буду любить своего ребенка. А ты будешь старательно изображать любовь, если на нее неспособен. Иначе, наш брак станет для тебя весьма тягостным.
Энираду набрал в грудь побольше воздуха, словно готовясь сказать в ответ что-то весьма колкое, но промолчал. Ненормальная девчонка бесила его неимоверно. Она раз за разом бросала ему вызов, словно не понимая, что не способна сражаться с ним на равных. А ведь ему ничего не стоило ответить на ее выпад. Поставить на место идиотку с атрофированным инстинктом самосохранения. Сломать эти идиотские крылья, которыми она так гордится. Потому что у принцессы "забытой" в трущобах варварского мира не может быть такого огня во взгляде. Она должна бояться лишнее слово сказать. Как она смеет угрожать и дерзить, подвергать сомнению правильность его воспитания, ставить какие-то условия?
А на задворках сознания зудит крамольная мысль: а может его несгибаемая жена права? Может она, действительно, в чем-то лучше, сильнее его, если без страха и сомнений смотрит идет вперед, если готова любить и защищать его ребенка? Просто потому, что это правильно.
И вдруг словно пелена слетела с его глаз. Перед ним стояла шани Старой династии Джанната. И он понял почему шахди Гаяр смотрел на нее с таким восхищением.
Энираду любил историю и будучи подростком зачитывался хрониками времен колонизации и объявления независимости.
Гениям тяжело жить в системе, стремящейся заглушить любые колебания и привести все и вся к статистической норме. Это рождает протест, ненужный традиционному обществу. Потому что все перемены болезнены. И радикально настроенных юнцов, которым не находилось места в их родном мире отправили умирать на дикую, малопригодную к жизни планету "Тысячи островов" — Таний.
Но они не просто выжили. Эти одержимые построили свой идеальный мир, свободный от паутины религии, которая в стремлении сохранить себя душит любое инакомыслие, оплетая людей миллионами иррациональных запретов.
А ведь первой, кто сбросил оковы была женщина — дочь шахди, которую отец отдал асару* миссии "Колонизация".
* Асар — командующий. Воинское звание джанната. Прим. автора.
Легенда гласит, что однажды простолюдин, выросший в приюте для беспризорников, будучи еще совсем мальчишкой увидел внучку шахдияра и загорелся безумной мечтой.
"Однажды она будет моей", — твердил он всем, кто желал его слушать. Над ним смеялись другие мальчишки и воспитатели. Позже, когда судьба занесла его в армию, сослуживцы сокрушенно качали головами, считая, что негоже детские фантазии забирать с собой во взрослую жизнь. Подчиненные полагали всепоглощающую страсть к недостижимому идеалу невинной блажью. Но так как командиром тот был строгим, но справедливым и за своих стоял горой, то, что когда-то казалось невероятной глупостью, обрело романтический ареол.
Только никто не верил, что ему улыбнется удача. А этот человек шел к своей цели, не желая довольствоваться меньшим. И однажды шахди Ансар предложил ему свою младшую дочь. Как взятку. В обмен на клятву, что те, кто улетел, не вернутся.
Полюбила ли она его в ответ? Кто же знает. Но она постаралась разделить с мужем груз, который возложила на него эта сделка с совестью. Их дети стали первыми модификантами, адаптированными под нынешнюю среду обитания. А они сами положили свои жизни на то, чтобы колония жила и развивалась. На родине этого ей так и не простили, постаравшись вычеркнуть из памяти, ставшую женой того, кого потом назовут мятежником и нечестивцем.
"Честь мне судья, — сказала она однажды и слова ее вошли в анналы истории. — Разум — мой проводник. Бога нет. Нет его суда, которым пугают священники, стремясь призвать нас к покорности. Нет ничего за гранью смерти. Но у каждого из нас есть бесценное время, которую нельзя тратить на бессмысленные, но привычные ритуалы. Вместо поклонения чего-то, что находится за гранью человеческого понимания, мы должны искать ответы на вопросы вселенной, жить в мире с самими собой и делать тех, кто рядом с нами немного счастливее".
А ведь Яра вполне могла сама сказать нечто подобное, искренне веря в свои слова. И, возможно, он будет гордиться тем, что именно эта девушка стала его женой. Если сумеет защитить эту хрупкую, несмотря на все свое бесстрашие, красоту.
— Нас ждет флаер, — сказал он спокойно. — Все, что тебе может понабиться на моем острове, уже собрали. Пойдем.
Часть 11
Я никогда не была на море. Смешно. Всегда мечтала туда попасть, но не получалось. С папой не успели. Летний лагерь, в который нас возили от детского дома находился в лесу. И там даже ручейка не было. А когда я выросла и могла бы поехать туда сама, банально не хватало денег.
А тут в моём распоряжении оказался целый остров, на котором мне предстояло жить неделю или даже две. Но, особенность грез заключается в том, что мысли о чем-то желаемом и недостижимом всегда приятнее их воплощения в реальности.
Я смотрела в окно флаера на клочок суши, которую покрывает бурная растительность, на притаившуюся вдоль берега песчаную косу и должна была радоваться. Мне даже хотелось радоваться. Но получалось лишь равнодушно оценить эстетическую составляющую. Да, красиво. Да, похоже на райский уголок. Но в сердце ничего не шевельнулось.
Вспомнились кокосы. А это, между прочем, одно из моих самых больших разочарований в жизни. В той глупой рекламе они казались такими вкусными. И я с первой своей зарплаты купила себе кокос. Самый большой из тех, что были в магазине. Как я его открывала — отдельная история полная боли и страдания. Потому что ни молотка, ни скалки, ни даже большого ножа у меня не нашлось. А в итоге: кокосовую воду я пролила, не успев даже попробовать, а мякоть напоминала, даже не траву, а позапрошлогоднее сено.
Когда мы сели, мой муж галантно подал мне руку, помогая спуститься с трапа. Мягкий золотистый песок расстилался роскошным ковром у нас под ногами.
Белое солнце, отраженное белым песком и водой, ослепляло. Шум волн и ветра оглушил, дезориентировал. А Энираду крепко ухватив меня за запястье куда-то потащил.
Как оказалось, к большому белому шатру, расположившемуся прямо посреди пляжа. Там за лёгкими резными столиками сидели молодые люди, и вели оживлённую беседу. Отовсюду слышались взрывы смеха. От восторженного девичьего визга, который поднялся, стоило нам приблизиться у меня заложило уши. И тут же на шее княжича повисло сразу две юные особы. Причем, одна из них, как бы невзначай меня оттолкнула и неприятно полоснула платиновыми волосами по лицу. Разумеется, пришлось отпустить его руку и отступить на шаг назад.
А этот... кобель рассмеялся, когда обе красотки местного разлива звонко чмокнули его в щеку, каждая, со своей стороны.
И нет, я не ревную. Мне это венценосное сокровище не нужно ни даром, ни с доплатой. Но это же — банальное неуважение.
В общем неофициальное знакомство с друзьями Энираду, которые по совместительству были его свитой не задалось с самого начала. Они, в большинстве своем, смотрели на меня с вежливым недоумением. Как на шестилетку, прибившуюся к компании брата-подростка. А я не хотела с ними общаться и не считала нужным изображать заинтересованность или расположение. Меня утомляла шумная толпа. И откровенно раздражало такое отношение.
Терпения моего хватило минут на пятнадцать. А потом, плюнув на все я пошла гулять по пляжу. Одна.
Энираду, купающийся в лучах всеобщего внимания, не сразу заметил моё отсутствие. Он улыбался, что-то говорил в ответ на нежное щебетание девушек. И снова выглядел, как идеальный принц, с которым не хотелось иметь ничего общего.
Иллюзия близости, возникшая между нами ночью развелась, как дым.
Но это было к лучшему. Не стоит тешить себя напрасными надеждами. Он если и не враг, то в друзья или защитники особо не рвётся. Мы даже не союзники.
Оставив между мной и шатром метров шестьсот, я села прямо на песок, сняла босоножки, опустила гудящие ноги в немного прохладную воду и закрыла глаза.
— Почему ты ушла? — раздался раздраженный голос княжича прямо у меня под ухом минут через десять.
— Устала.
— От чего? Мы же только прилетели. — И столько недоумения в золотых глазах, что захотелось треснуть его чем-нибудь тяжелым.
— Я обязана быть там? — раздражение, копившееся с самого прилета, нашло выход. — Это твои друзья. Вот и общайся с ними сам.
— Что на тебя нашло? Все ведь было нормально. И тут эта демонстративная акция. Яра, это выглядит по-детски.
— А мне плевать.
— Ты обиделась. Вот только мне интересно, на что?
— Я хочу побыть одна.
— Как же с тобой сложно! — простонал он, запрокидывая лицо к небу.
— Давай ты вернешься вон к той компании и продолжишь веселиться с ними, а меня оставишь в покое? И все будут счастливы.
— Они мой ближний круг — друзья и подчиненные. И мы крайне редко вот так отдыхаем. Чаще — работаем. Тебе будет полезно познакомиться...
— А я не хочу! Не хочу быть там. Не хочу ни с кем знакомиться. Не хочу! Что непонятного?
Энираду тяжело вздохнул и словно бы через силу произнес:
— Прости. О том, что произошло на самом деле знает всего несколько человек. Все остальные думают, что мы просто выбрались отдохнуть и решили они составить нам компанию, поздравить со свадьбой. У нас не приняты пышные торжества и красивые церемонии. Но чтобы не позвать друзей... это выглядело бы странно. Единственное, нужно было отложить это мероприятие на пару дней. Я не подумал. Опять. У тебя что-нибудь болит?
— Нет, — говорю, глядя на линию горизонта — туда где океан сливается с небом. Ругаться как-то перехотелось. Да и непонятно, чего я сорвалась? Талиец мне ничем не обязан. Да относится он ко мне лучше, чем можно было рассчитывать. — Все нормально. Если нужно, я вернусь и побуду там.
— Если уверена, что не сорвешься. Истерика навредит в первую очередь тебе самой.
— Я умею держать себя в руках. Могу даже сделать вид, будто не замечаю, как мне все "рады".
— Тебе только предстоит завоевать их уважение и любовь.
— Уважительное отношение они обязаны проявлять. Это банальная вежливость. Но твои, так называемые, друзья, решили, что могут не утруждать себя подобным. А любовь свою пусть засунут куда-подальше. Мне она без надобности.
— Не торопить отталкивать тех, кого видишь впервые. Среди них много очень хороших людей. Просто, они воспитаны и ведут себя по-другому.
— Если любовь заслуживают или покупают, это уже не любовь, а что-то другое. Ее дарят. Не требуя ничего взамен.
— Яра, ты — зануда. К каждому слову придираешься.
— А ты — ханжа, который, к слову, не знает настоящего имени своей жены.
Я прыснула от смеха, глядя в его ошарашенное лицо. У Энираду была живая мимика, когда он не прятался за маской высокомерной невозмутимости. Меня разрывали противоречивые эмоции. С одной стороны, мне гораздо больше нравился Гаяр. И симпатия к талийского княжича казались мне самой почти что предательством. С другой, мой супруг действительно старался наладить взаимоотношения. Он защищал и заботился в меру своих сил. И это уже было немало.
— Ты пошутила? — спросил он растерянно, а я отрицательно покачала головой, вставая.
— А как тебя зовут?
— Раньше надо было спрашивать, — добавляю в голос игривые нотки. И даже не потому, что хочу пофлиртовать. Энираду вызывает у меня слишком противоречивые эмоции. Просто хочется сбросить пар. И желательно, чтобы при этом никто не пострадал.
— Но я же не знал, что об этом, вообще надо спрашивать.
Легкомысленно пожимают плечами, предлагая поторговаться:
— А что ты можешь предложить взамен?
— Многое.
И сказано с таким высокомерным тоном. Будто бы, действительно, почти все может. Хотя, о чем это я? Передо мной наследник целого мира.
— Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю, что. — Гордо процитировала я слова из детской сказки и расхохоталась, глядя на его ошарашенное лицо.
— Хорошо. — Энираду загадочно улыбнулся, явно что-то придумав. Когда гости отправятся по домам.
А мне вдруг стало интересно, как он решит эту задачку. Заинтригованная, я даже не заметила, как мы вошли в шатер, где вовсю развлекалась отчего-то увеличившаяся компания. Девчонок там прибавилось. И они были на одно лицо. Атака клонов какая-то, а не вечеринка по случаю свадьбы. Это странное сходство усугубляла одежда. Талийки красовались в однотипных туниках, настолько коротеньких, что балансировали на грани разврата. Почему балансировали? Да какой разврат может быть, если ни груди, ни других женственных изгибов ни у одной из них не наблюдалось?
Я слишком выделялась на их фоне, при том, что не люблю всеобщее внимание. А они смотрели. С жадным любопытством. С превосходством. С холодной враждебностью. Да, они не обязаны пылать ко мне дружественными чувствами, но как же хочется послать их всех по известному адресу.
Не знаю, как выдержала эти несколько часов. Наверное, помогло обещание Раду сыграть в сказку.
Отступление
Энираду с задумчивым видом сидел на песке у самой кромки воды и смотрел, как волны целуют берег. Ладислав хмыкнул и присел рядом.
— Княжна отдыхает? — спросил он нейтральным тоном. Дождался скупого кивка и добавил. — Я рад, что вы нашли общий язык. Она — не самое худшее, что могла с тобой приключиться. Но это ты и сам знаешь.
— Что там у нас на информационном фронте? Как подданные реагируют на нее?
— В целом, положительно. Правда, пришлось кое-что из ваших сегодняшних приключений слить в сеть. Несколько фотографий. Пару видео. И теперь подданных интересует, зачем ты собирал для нее осколки индиголита, а нее джаннатские корни и примечательная внешность. Хотя, многие посчитали, что это очень романтично. Почему, кстати, ты это делал?
— Она не знала, что это такое.
— Ну, теперь-то все ясно. Впрочем, на ответе не настаиваю. Знаю, как тебе сложно выставлять на всеобщее обозрение настолько личные моменты, но ты же понимаешь, что так лучше. Яра — хорошая девушка. И нужно было показать людям, что твоя жена — обычный человек. Что она умеет улыбаться, радуясь каждой твоей находке. Что она не умеет плавать и боится сильных волн. Что она тебе нравится, в конце концов. Подданные любят наследника престола и желают ему счастья. И теперь многие верят, что ты, действительно, мог влюбиться в принцессу, которую прятали от целого мира. У нее даже свой фан-клуб появился. Они сейчас с твоим ведут оживленную дискуссию на тему: кому больше повезло? Тебе с ней или наоборот?
— И кто выигрывает?
— После того, как Яра подбила тебя постороить замок из песка — симпатии склонились в ее сторону.
— Почему? Мы ведь вместе его строили.
— У нее получалось лучше. Поэтому достопочтенные матери семейств пришли к выводу, что она — девчонка, которой впору, если не в игрушки играть, то с подружками гулять, а ее замуж выдали. Ей двадцать один год всего. Только-только совершеннолетие наступило.
— А ведь они правы. Мне с ней повезло гораздо больше, чем ей со мной. А знаешь, что самое паршивое? Шахди Гаяр повел себя гораздо достойнее меня. Он мне письмо написал. И в нем он довольно подробно описал опасность, которую могут представлять для нее родственники Яры. "Она — невинная жертва в политической игре наших отцов. И если Вы позволите убить ее, то станете моим личным врагом". Так он написал. Представляешь? И я, вместо того, чтобы прислушаться, решил действовать наперекор. Кому и что хотел доказать? А в результате, она выжила чудом.
— Ее отравили на территории консульства. Ты не мог этого предотвратить. Точно также, как не можешь сейчас призвать их к ответу.
— Слабое оправдание.
— Другого нет. Прошлое не изменить. Но будущее в наших руках. И все причастные рано или поздно ответят за содеянное.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
