Кей 018. Глава 5-1

Часть пятая. Подковерные игры.

Глава 1

445 год. Архипелаг гриков.

Расмес, дядя верховного правителя Пунии, безучастно смотрел, как за бортом триремы тихо накатываются волны на каменистый берег одного из островов гриков. Он уже целый год безуспешно мотается между Пунией и владениями гриков. Взад-вперед, а результата нет и нет. Проклятый упрямец Каманго! Дикарь, тупица, как и все конги, а сумел, балансируя меж интересов Пунии и Ромула, добиться неплохих успехов. Да какое там, замечательные результаты! И Грит, центральный остров архипелага за собой сохранил, и еще три островка дополнительно прихватил.

Но кто же знал, что у нового вождя конгов окажется столько ошейников подчинения! Ошибка не только его личная, но, пожалуй, и всех, кто, так или иначе, приложил руку к разрешению проблемы с конгами, гриками и плененным Гилькааром. Если как следует подумать, то и ромульский консул оказался обманут хитрозадым конгом. Тупым или все же хитрым? Вот в чем проблема, из-за отсутствия правильного понимания ее сущности и получилось так бездарно и глупо. И ведь в который раз! Двадцать лет назад кошмарно проваленный поход на Ромул, и столь же бездарные действия, случившиеся год назад, позволившие конгам захватить и остров с городом, и его, Расмеса, вместе с Гилькааром. А потом... хотели как лучше, а получилось... как всегда...

Знать бы, к чему все приведет... А ведь казалось, что принято верное решение. Пять тысяч конгов посажены на пунийские триремы и перевезены на Грит. Зная дикую вольницу у черномазых, следовало ожидать, что вновь прибывшие схлестнутся с силами Каманго. А он под шумок начавшихся стычек сумеет освободить племянника. И... опять не повезло.

У Каманго каким-то образом оказалось несколько тысяч ошейников, и он их незамедлительно использовал, нацепив на шеи высадившихся конгов. И вместо беспорядков и резни предводитель конгов получил пять тысяч исполнительных воинов. А потом и еще...

Расмес зашипел от злости, вспоминая сцену во дворце у этого дикаря. Он рассчитывал вернуть племянника, но вместо этого Каманго потребовал привезти ему еще столько же конгов. Вот именно — потребовал! Грязный дикарь, возомнивший невесть что о себе, посмел ставить условия ему, знатному патрицию! И... пришлось уступить. А как иначе, глядя, как на твоих глазах верховному правителю Пунии отрезают пальцы. Пока мизинцы, но ведь дикарь останавливаться не собирался. Расмес видел это, чувствовал, что так и будет.

Пока насобирали по саванне еще пять тысяч конгов, понеся при этом немалые потери среди наемников, пока перевезли их на Грит, вот и прошел ровно год, как двенадцать пунийских трирем вышли в море к берегам гритского архипелага.

Привезли новую партию, высадили дикарей в надежде, что хоть эта группа взбунтуется, что следовало ждать в виду отсутствия у дикарей такого количества ошейников подчинения. Но Каманго, как заправский фокусник, вытащил из рукава еще пять тысяч рабских украшений. Откуда? Из Ромула, вестимо. Оказывается, он не только Пунию сумел заставить выполнять свои требования, но и с Ромулом вел себя так же.

Вчера, подкупив одного из дикарей, что входили в ближний круг вождя конгов, стало известно, чем же Каманго приструнил ромульцев. Те испугались, что Каманго объединившись с Пунией, направит своих воинов в набег на южное побережье Ромула. Шесть тысяч дикарей, да в ошейниках, да при поддержке наемников — вот Ромул и решил не связываться с черномазым дикарем, отдав тому еще пять тысяч ошейников. И вот теперь у конгов более десяти тысяч бойцов. Могло быть еще больше. Оказывается, дикарь требовал у ромульцев поставить ему несколько тысяч воинов, уже с надетыми ошейниками. Взамен обещая отдать извечному врагу Пунии Гилькаара. Те же, скорее всего, хотели обменять правителя Пунии на сына Вилмара. Но сделка не состоялась, сын ромульского консула уже давно переродился то ли рабом, то ли каким-то червяком. Но ошейники все же поставили, надеясь подгадить Пунии. И вот теперь у Каманго уже около одиннадцати тысяч воинов. Причем неплохо вооруженных. Оружие, кстати, и пунийское, и ромульское. Каждая сторона постаралась, пытаясь направить вооруженную орду на земли соседа. А взведенное оружие обязано выстрелить, иначе такую ораву не прокормить. Каманго должен был это понимать.

И дикарь сделал свой ход. Не против Пунии, нет. И не против Ромула. Каманго направил орду конгов на захват соседних островов. Потерял несколько тысяч, зато прибавил к своим владениям еще три острова. И за сохранение жизни пленникам грики теперь платят конгскому вождю отступные, дань. А тот снова требует поставки новой партии пленников. И что делать, как спасать Гилькаара?

А выручать из плена племянника нужно срочно. В Гиппоне сложная ситуация. Внутри совета оппозиция подняла голову, а наемники ненадежны, ропщут. У них ведь потери из-за похода за живыми головами. Чем глубже в саванну, тем больше потерь.

Размышления Расмеса прервало появление дежурной лодки, курсировавшей по маршруту от триремы до пристани и обратно. Не вовремя она появилась, солнце стоит в зените, и у гребцов сейчас послеобеденный отдых. Они ведь не те рабы, что прикованы к веслам на триреме, а свободные наемники, работающие по найму. Платят им, конечно, меньше воинов, но это и понятно, риска меньше — меньше и плата.

По веревочной лестнице на корму поднялся один из его людей, Вербон. Хваткий малый, которого Расмес ценил за сообразительность. Не будь тот плебеем из семьи мелких лавочников, далеко пошел бы в карьере.

— Господин легат, ко мне не более получаса назад обратился один из конгов, тот, что откликается на имя, — Вербон презрительно усмехнулся, — господина Мбомве. Черномазый господин, — Вербон вновь презрительно вытянул нижнюю губу, — посмел сделать мне наглое предложение. За золото он готов... — Вербон замолчал, но, видя нетерпение на лице Расмеса, продолжил, — убить правителя Гилькаара.

— Что?! Вот негодяй! Надеюсь, ты проучил эту обезьяну, Вербон?

— Хотел, господин легат, но вовремя остановился.

— Что там еще?

— Дикарь, как и все конги, глуп, я же посмел сдержаться, и тот мне многое выложил. Он захотел, почти потребовал, двадцать золотых за его предложение.

— Мерзавец! — вновь воскликнул Расмес.

— Господин, выслушайте, боюсь, как бы нам не опоздать.

— В чем дело, Вербон?

— Со слов этого конга, он в этом деле не один или что-то в этом роде. Одним словом, как я сумел разговорить его, кто-то готов заплатить за убийство правителя Гилькаара, но не Мбомве, а другому конгу. Вот этот господин и решил поторопиться и заработать самому.

— Так, что-то я не понял, ты хочешь сказать... продолжай!

— Другие купили конкурента Мбомве, судя по всему, за десять золотых. Вот конг и решил заработать больше денег, но уже от нас.

— Он что, сумасшедший? Чтобы мы хотели убить Гилькаара?..

— Конги, господин легат, что с них взять. Мозги отсутствуют, чтобы понять, что нам надо освободить правителя, а не убить. В отличие от других белых.

— Ромульцы?

— Я так и подумал.

— Подожди, подожди... Убив Гилькаара, они устранят причину для новых поставок конгов для Каманго. Тот для них, как кость в горле. Грики ведь под их протекторатом, а теперь после того, как потеряли четыре острова, а Ромул так и не помог, даже наоборот, предоставил ошейники Каманго...

— Все верно, господин Расмес.

— Мбомве, говоришь. Спускаемся в лодку, нам нужно к Каманго, как бы не опоздать.

Пробиться на аудиенцию к конгскому вождю оказалось, как всегда, не просто. Серебряные монеты уплывали во все стороны. Сколько же прилипал кружится вокруг этого Каманго! И каждому дай, причем, больше, чем предыдущему. Падки на подношения эти конги! В Пунии все не так. Если ты из патрицианского рода, то плебеям не место путаться перед патрицием, под кем бы те ни обретались. Затопчут. Уж как-нибудь два патрицианских рода договорятся между собой, а в виноватых окажется плебей.

Здесь же каждый ничтожный конг, каким-то случайным образом оказавшийся во дворце вождя, гордо надувал щеки и нагло клянчил деньги. Не дашь, помешает, потеряешь время, которое сейчас столь важно. Вот и приходилось платить, опустошая кошелек. И даже несмотря на рассыпаемую щедрость, до Каманго добирались более двух часов.

Перед тем, как войти, их унизительно обыскали, отобрав все оружие. Вербона Расмес оставил в предбаннике, не желая видеть унижения своего человека. Все, даже самые что ни на есть ближники вождя, должны падать на колени перед ним, а те, что помельче в чинах, и вовсе обязаны доползти до правителя и облобызать ему ногу. Тьфу! Именно это предстояло совершить Вербону, если бы тот вошел вместе с Расмесом. Самому же патрицию повезло — как-никак дядя верховного правителя, аристократ. Поэтому он ограничился не очень глубоким поклоном и приветственными, льстивыми словами.

Чернокожий дикарь, волею случайности оказавшийся на вершине власти, важно надувал щеки, а глаза с красными прожилками белков лениво, но в то же время с некоторым интересом осматривали фигуру посланника. Расмес в этот момент даже с облегчением подумал, как хорошо, что у него отобрали оружие. Слишком ценным был меч, найденный еще четверть века назад при раскопках одного их запечатанных на силу крови схронов. Редкий меч, удивительная работа древних мастеров. А у этого вождя слишком липкие руки, Расмес давно это понял.

— Великий и несравненный вождь всех конгов...

— Ты привез мне обещанных воинов? — перебил его Каманго.

— Нет, великий вождь.

— Тогда почему ты здесь? Или ты не хочешь, чтобы я вернул тебе твоего господина?

— Хочу и поэтому я здесь. Его собираются убить! Твои люди!

— У белых всегда был лживый язык.

— Но это так. Не далее как несколько часов назад один из твоих людей просил у нас двадцать солидов за убийство Гилькаара!

Каманго нахмурился, а затем рассмеялся.

— Белые люди не только лживы, но и глупы. Зачем всем знать, что ты хочешь убить своего господина? Это делать нужно тайно. Или ты думал, что соглашусь его убить за меньшую сумму? Ты очень глуп.

— Нет, ты не понял! Я не хочу его убивать. Это твои люди замыслили убийство. И твой человек просил двадцать солидов.

— Твой язык лжив и ядовит. Ты хочешь навредить моему человеку, обвинив его в том, что подкупил его, подговорив убить твоего господина!

— Нет, все было не так! Все наоборот!

— Напрасно пытаешься выкрутиться. Ты глуп. Или в самом деле хочешь от него избавиться?

— Нет, твой человек этого хотел, требуя с меня деньги. Убить Гилькаара — его инициатива.

Расмес просто не знал, как объяснить возникшую ситуацию этой тупице, сидящей на троне.

— И опять ты солгал.

— Но это правда!

— Если правда, тогда получается, тебе нужна смерть твоего господина? Ты сам хочешь стать вождем? Это разумно. Незачем такое скрывать. Если я тебе помогу, ты передашь мне еще десять тысяч конгов, десять трирем и десять тысяч солидов. И сорок наложниц. Тогда я избавлю тебя от твоего господина после передачи всего названного.

— Да как мне объяснить-то! — Расмес был готов взвыть. — Я не хочу смерти Гилькаара! Его хотят убить ромульцы руками твоих людей.

— И еще одна ложь. Зачем тогда говорить, что ты дал денег на решение твоего замысла?

— Нам предлагал твой человек по имени Мбомве. Допроси его!

— Ты запутал сам себя. Это бывает, когда язык лжив. Где Мбомве? Найдите его, — бросил приказ Каманго, и тотчас же несколько темнокожих фигур бросились к дверям. Видимо, искомый персонаж находился где-то поблизости, потому что Мбомве появился почти сразу же, распластавшись ниц перед вождем конгов.

— Это правда, что белый человек сказал? Что он тебя подкупил убить его белого вождя?

Расмес еле сдержался, готовый взорваться от непроходимой тупости конгов.

— О, мой повелитель! Я в первый раз слышу о двадцати золотых монетах!

Вот! Мбомве обмолвился о двадцати солидах, но если конг непричастен, то откуда он знает о точной сумме платы? Расмес уже собрался вмешаться, задав лежащему на полу дикарю вопрос, который должен доказать ложь конга.

Но следующие слова Мбомве застали его врасплох.

— О, мой повелитель! Этот белый человек лжет. Ведь его вождь уже мертв.

— Что?! — вскричал Расмес.

Услышанное легата оглушило, и он на время выпал из реальности, а когда спустя некоторое время сознание прояснилось, то Расмес лишь успел увидеть боковым зрением занесенную над его головой дубинку. И уже, теряя сознание, до него донеслись слова Каманго:

— Остальных белых, что пришли во дворец, убейте. Одного оставьте, он должен передать Пунии мое требование о выкупе. А этого охраняйте лучше, он сам сказал, что будет новым вождем белых людей.