Тетрадь основателя

У окна партнер одного из ведущих мировых банков простоял минут десять, рассматривая предновогоднюю Седьмую Авеню, затем медленно развернулся и вернулся за огромный письменный стол. В кабинете он был один — и тетрадь на столе. Старая, с пожелтевшими страницами, в кожаной вытершейся обложке, во времена его детства такие называли гроссбухом. Один из директоров банка и последний партнер из числа потомков основателя, открыл обложку и вновь, в который уже раз, перечитал написанные синими чернилами, крупными, калиграфически выписанными буквами, строки. Начало, как всегда, ошеломляло.

"Моему сыну и будущему преемнику Филиппу, и другим моим потомкам, которые возглавят банк.

Сегодня 1 января 1903 года, мне 80 календарных (из нижеследующего станет ясно, почему это важно) лет, я болен и жить мне осталось не долго.

Первым делом, следует внести уверенность в том, что мои записки — не бред сумасшедшего, хотя и могут таковыми показаться.

Итак: в начале следующего года, начнется русско-японская война. Россия ее проиграет. Отдельно стоит отметить героическую оборону русскими Порт-Артура и посылку огромной эскадры с Балтийского моря на Дальний Восток. Порт-Артур сдастся японцам. Эскадра доберется до Желтого моря и будет разгромлена японцами в морском сражении у острова Цусима.

Это — самое близкое и простое, что ты сможешь проверить. Сейчас никто не поверит в описанное мной развитие событий, и никто не может их предсказать. Я — могу.

Не секрет, что я изменил имя по приезду в США, записавшись Эммануилом. Но и имя Мендель, с которым я въехал, тоже не настоящее. По рождении я получил имя Михаил Николаевич Левин. Да — я русский. Нет, не подданный Российской империи, а гражданин Российской Федерации. Объясняется сие просто — я родился в 1983 году, в городе Екатеринбурге, на Урале, в России. Там же вырос и окончил университет — что, как ни забавно, по нынешним законам России дает мне право на личное дворянство. Уже на предпоследнем, четвертом курсе факультета экономики, я поступил в фирму, занимающуюся продажей немецкого оборудования на заводы Урала. Сейчас таких, каким был я, называют коммивояжерами. Вы знаете разницу между торговцем подтяжками вразнос, и продавцом станков, иначе вы не встали бы во главе банка — я принадлежал ко второй категории. Мои продажи шли успешно, и через три года, когда мне было двадцать четыре, я был за счет фирмы отправлен в Германию, в компанию-поставщика, для изучения их новых товаров и обучения навыкам продаж. Так в конце 2007 года я очутился в Гамбурге. Вечером я решил прогуляться, и последнее, что происходило еще в моем времени — это открытая мною дверь отеля. Вышел я уже в 1847 году... хотя осознал сей факт не сразу. Впрочем, неправильность окружающего мира была заметна с первого шага — обернувшись, первым делом я увидел исчезнувший многоэтажный отель, на месте которого стояла трехэтажная гостиница.

Я не любитель приключенческой литературы, поэтому не стану описывать переживания и скитания по Гамбургу. Отмечу два момента. Мой капитал в этом времени, начался с наручных часов — не золотых, но много лучше местных. Их я легко продал в одном из центральных ювелирных магазинов — в портовом городе испытывающие трудности с деньгами иностранцы привычны, а выглядел я в деловом костюме несколько странно, но вполне респектабельно. Кроме часов, при мне был мобильный телефон (карманный телеграф) и бумажник с деньгами. Телефон работал от электрической аккумуляторной батареи, и когда кончился заряд, превратился в непонятную и ненужную коробочку из странного материала, которая, как и деньги из будущего, в 1847 году могла вызвать лишь удивление. От телефона и денег я избавился. Выручки за часы хватило на сменную одежду попроще и саквояж. Костюм я сохранил, он помог мне приобрести имидж "приличного человека" позже, в Америке.

Второе важное замечание, касается как раз эмиграции. Уехать в США я решил, как только понял и принял случившийся перенос во времени. Резоны мои были просты. Конечно, я был амбициозным молодым человеком, но по недолгом рассуждении обнаружил, что в текущем времени никаких преимуществ мое знание будущего не дает.

Кроме родного русского, я неплохо знал немецкий и зачатки английского — основного мирового языка в XXI веке. Но местный немецкий и, как я сразу заподозрил, а много позже убедился — русский, сильно отличались от известных мне, так что ни за немца, ни за русского, я бы не сошел.

Первым делом, конечно, мне вспомнился читанный в детстве роман Твена "Янки при дворе короля Артура" (он будет популярен очень долго), описывающий аналогичную моей историю, только героя перенесло куда как дальше вглубь истории. Но на янки из романа я вовсе не походил — я не инженер, и не мог сконструировать никакого изобретения. Естественные науки я учил в школе и благополучно забыл, так что и тут впечатлить мир было нечем.

Более того — я почти не представлял историю на 1847 год! Сейчас, спустя почти полвека, я скажу, что это было очень насыщенное событиями время, но в российской школьной истории XXI века, период между наполеоновскими войнами и гражданской войной в США отражен мельком, даже касательно самой России. Я знал о грядущей войне Севера и Юга в Америке — не столько из учебников, сколько из романа "Унесенные ветром", ставшего известным во всем мире, и из фильма (о синематографе — в главах с рекомендациями) по этой книге. Знал, что в России в 1861 году произойдет отмена крепостного права и начнутся реформы, а до этого там все печально (это было не совсем так, но подробности мне стали известны много позже, да и для иностранца без особых умений, перспектив в империи действительно не имелось). Смутно помнил, что в конце 1840-х в Европе начнется серия революций и войн, в том числе в Германии и Франции — но совсем без подробностей. Собственно, даже то, что Германия представляет собой конфедерацию из кучи небольших монархий, я вспомнил, лишь прочтя местную газету.

Документов у меня не было, места для себя в Европе или России я не видел. Зато знал, пусть без деталей, что США — страна огромных возможностей, там свободно принимают эмигрантов и лояльно относятся к документам. По приезду в Америку, впрочем, оказалось, что стать гражданином США уже не так просто и быстро... но в остальном мое первое стратегическое решение в этом времени было верным.

Вспоминать переезд из Гамбурга в Нью-Йорк я желания не испытываю. Нет, ничего откровенно преступного, кроме покупки чужих документов, я не совершал (судьба прежнего владельца паспорта королевства Бавария, с которым я въехал в США, могла быть печальной, но я к этому отношения не имею), но путешествие происходило, пусть не в трюме, как у многих, но далеко не в первом классе, и было тяжелым и неприятным.

Мои зачаточные знания английского оказались много большими, чем у остальных иммигрантов, что дало мне определенное преимущество. Немалую роль сыграли мой костюм и умение держаться в обществе — обычные для 21 века и отличающиеся от местных, но недоступные выходцам из сел и рабочих кварталов. Конечно, в высшие круги я не попал, но в образе молодого человека из приличной семьи легко утвердился. Это помогло мне сначала получить работу коммивояжера и добиться в ней успеха, а затем и взять небольшой кредит на открытие лавки — фактически, представительства нескольких более крупных фирм в Алабаме.

Здесь получилось использовать мои знания о технологиях продаж и поставок из будущего, но, к моему огромному разочарованию, исключительно на мелком уровне. Увы — первые несколько лет требовалось учить язык и зарабатывать на хлеб, слушать недавнего иммигранта, без капитала и с ломаным английским, желающих особо не находилось. Этот этап закончился, когда я открыл свое дело, пусть и в глуши.

Небольшую лавку я быстро превратил в подобие универсального магазина — даже сейчас это еще считается свежей идеей. Но капитал и определенную известность я получил на схеме, которую в моем будущем называли бартерной. Южане плохо относились к долгам. Кредит там считали чем-то не вполне достойным — не только плантаторы из "старых семей", но и обычные фермеры. И все же, многим между сезонами приходилось занимать. Обычное дело — взять на текущие постоянные расходы, а отдать после продажи урожая. Хлопка, естественно. Основным товаром Юга был и остался хлопок. И я помнил, что Юг еще долго будет его основным мировым поставщиком... впрочем, это знание сыграло позже. А тогда я стал принимать хлопок в оплату своего товара. Фактически, просто заменял кредит покупателей своим — мне заем обходился дешевле, да и в любом случае я им пользовался, хоть и не афишировал. А клиенты были благодарны за то, что могут купить "без долгов", сохраняя репутацию. Дело пошло. Торгуя собиравшимися у меня партиями сырца, я вошел в хлопковый бизнес, который постепенно стал приносить больше, чем магазины (их стало несколько). Позже я объединился с парнем по имени Джон Дурр, в 1858 мы на паях создали компанию по скупке и перепродаже хлопка в Нью-Йорке, хотя сам я оставался в Алабаме.

Теперь у меня был план — ставка на гражданскую войну. Предотвратить ее, или как-то серьезно повлиять на события, я шансов не видел. Даже став успешным хлопкоторговцем, в местные влиятельные круги я не попал, это общество было закрытым. Тем более для меня — въезжать в США мне пришлось по документам еврея. Имя и фамилию я сменил, синагогу не посещал, и вообще старался быть "американцем" — что, кстати, оказалось обычным делом, так поступали многие мои "соплеменники", прибывшие из Европы. В жизни и бизнесе происхождение мешало редко, но в общении с политиками и плантаторами из старых южных семей, только и определявшими течение жизни Юга, разница с протестантами сказывалась. Те же проблемы были у католиков — ирландцев и итальянцев. Но смена религии не решала вопрос мгновенно — лишь в следующем поколении, да и не всегда проходила безупречно для репутации, так что я решил ничего не менять. В любом случае, особого веса мое мнение иметь не могло, и на политику южных штатов серьезного влияния не оказало бы. К тому же я не был уверен, что победа Юга или отсутствие войны, не помешают США стать ведущей мировой державой. К южанам, после десяти лет жизни там, я относился с огромной симпатией, но янки выглядели — и действительно были — куда более перспективной и динамичной стороной. К тому же я точно знал, на чем заработать много и сразу.

Я уже упоминал знаменитый на протяжении почти века роман "Унесенные ветром". Один из главных его героев, и самый успешный бизнесмен — Ретт Батлер, был "прорывателем блокады", blockade runner. Владельцем судна, провозящего в штаты Конфедерации оружие и другие товары через морскую блокаду северян, и главное — вывозящего хлопок, цены на который после блокады в Европе взлетели, а в Конфедерации обвалились в пол. Знал я об этом явлении немного, но и запомнившегося краткого примечания в книге, по моим рассуждениям хватало — прорыв блокады приносил мгновенную и огромную прибыль, вывозить следовало хлопок, а ввозить шелк, спирт и соль — последняя несла наивысшую маржу, но занимала наибольший объем.

За год до войны я женился, но на планы это не повлияло. В январе 1861 года, я продал все, что было возможно, включая магазины — сохранив только бизнес по торговле хлопком, взял кредит под свою долю этого бизнеса, и отправился с деньгами и супругой в Англию. В феврале шесть штатов создали Конфедерацию Штатов Америки, весной началась война с Севером. Я за это время купил и оснастил отличный пароход, на котором осенью, уже после начала блокады северянами, совершил первый рейс в Конфедерацию, выгодный, но еще не принесший богатства — в Англии пока не иссякли запасы хлопка. В следующем году я сделал два рейса — и они оказались фантастически прибыльными. Инвестиция 10 фунтов в отплывающий из Европы прорыватель блокады, могла превратиться в 10 000 фунтов по возвращении с хлопком. Например, за счет соли — которую конфедераты брали в сто раз дороже, чем она стоила даже на Багамах, а купленный на вырученные деньги хлопок в Европе вырастал в цене в десять раз! Естественно, требовалось немного удачи — риск перехвата флотом янки был вовсе не умозрительным. Но мне везло.

После третьего рейса, смысла рисковать жизнью я больше не видел. Корабль продал подвернувшемуся британцу, вышедшему в отставку лейтенанту из Адмиралтейства, с незапомнившейся короткой фамилией — я называл его просто Фил. На полученное наследство он купил у меня судно, загрузил, кажется, дамской галантереей, успешно прошел блокаду и вернулся с хлопком, после чего отошел от дел, разместил прибыль в банке братьев Бэринг и жил на проценты. Я становиться рантье не собирался, как и рвать связи с Югом, поэтому присоединился к миссии конфедератов в Лондоне, где, учитывая, что содержания я не требовал, был принят очень хорошо. Здесь я впервые столкнулся с большими финансами. Конфедерация размещала в Лондоне облигации, и — не буду скромничать, мои университетские знания очень пригодились дипломатам южан.

По окончании войны, я вернулся на Юг с реноме финансиста, репутацией патриота — пусть не фронтовика, но понюхавшего пороху при прорыве блокады, и с большими капиталами. Теперь я мог использовать те знания, которыми обладал. Повторюсь — я плохо знаю историю, но помню ключевые события XX века, и — что не менее важно, основные направления развития рынков, товаров и стран.

В Лондоне, после второго рейда через блокаду, у меня было достаточно свободного времени, без забот о заработке и текущих хлопот. И я обдумал свое положение и знания, уже с опытом жизни в XIX веке. Мог ли я повлиять на события, происходящие в мире? Я знал, что Конфедерация проиграет в 1865 — ну и что? В этом и без меня не сомневались многие, споря лишь о датах, а сторонники Юга просто не поверили бы. Я знаю о самых крупных войнах XX века — но предсказать их сегодня, означает лишь получить ярлык шарлатана. Я могу предупредить русского царя о провальной войне с Японией через год — но кто мне поверит, и главное — кто решится что-то менять? С другой стороны, попытки изменить грядущее — если они увенчаются успехом, тут же изменят более далекое будущее, обесценив мои воспоминания. Поэтому я решил использовать знание будущего на благо свое и своих потомков.

Из Алабамы я уже в 1866 году переехал в Нью-Йорк, где создал банк, названный моим именем. Естественно, банк продолжал инвестировать в хлопок, став одним из основателей хлопковой биржи. Но я вспомнил о буме железных дорог, едва услышав про них, и мы активно работали с железнодорожными облигациями. Затем было кофе — еще не ставшее тем, поистине народным, напитком, который я помнил. Наш банк успел вовремя, став членом Кофейной биржи в 1883 году. Затем была Нью-Йоркская фондовая биржа, выступления в качестве агента при размещении акций и облигаций — включая бонды штата Алабама... про последние я ничего не помнил, это был рекламный ход, для поддержания связей с Югом. Затем — электричество, сейчас мы начинаем инвестиции в нефтяной бизнес и в производство автомобилей — эти три отрасли будут среди самых прибыльных до конца века. В прошлом году, мы вошли в совместный проект с представителями Рокфеллеров и Вандербильтов — эти фамилии будут известны и в 2007 году... а теперь — возможно, в XXI веке не менее громко будет звучать и наша фамилия.

Теперь я перейду к основному содержанию этой тетради. Я опишу все то, что вспомнил из истории XX и начала XXI веков — все, что может пригодиться моим потомкам. Но начну я с изложения моих рассуждений касательно этого предмета.

Теперь я думаю, что расплывчатость моих знаний, будет скорее полезна для будущих директоров нашего банка. Если бы я помнил конкретные даты событий — например, экономических кризисов, у вас всегда был бы соблазн открывать позиции в упомянутые в моих записях дни, ведь это наиболее эффективно. Я и сам бы не удержался. Но, надо понимать, что наши действия — меняют реальность. Возможно, уже мои рейсы через блокаду северян, чуть-чуть изменили ход гражданской войны. Скорее всего (я не могу это проверить), мои биржевые операции скорректировали курсы бумаг на рынке, а может и даты корпоративных событий. Вряд ли это были существенные изменения мирового масштаба — но даты и цены, наверняка менялись. Так будет и с результатом ваших действий.

Я не знаю, какое вы примете решение насчет этой тетради. Вы можете, как это делал я, аккуратно использовать информацию сами, можете передать ее правительству или вообще опубликовать в газетах — это ваше дело. Но любое решение, повлечет изменения. Поэтому правильнее будет ориентироваться не на известные мне даты, и даже года, а на то, что позже назовут "трендами" — на направление изменений или развития. Любой тренд, если вы узнали о нем в самом начале — золотое дно.

В качестве примера, приведу одно из ближайших таких изменений. Уже вскоре, в США и в мире, начнется бум сетей универсальных магазинов. Это будут компании, владеющие такими магазинами по всей стране, с аналогичными — и очень низкими ценами во всех магазинах компании, и с широким ассортиментом в одном месте. Ничьи действия не смогут отменить это явление, разве что немного изменить сроки развития — и то с трудом и вряд ли сильно. Это уже существует, пусть и зачаточном состоянии, и такие компании будут выигрывать у традиционных торговцев — за счет возможности закупать большие объемы у производителей, перебрасывать товар между своими точками, получать кредиты крупнее и дешевле... я думаю, далее причины вы легко домыслите сами. Надо ли инвестировать в эту отрасль? На мой взгляд — это беспроигрышное решение. Но вложения могут быть разными, в разные сроки, и главное — в разные компании. На растущем рынке — растут все, как гласит известная биржевая пословица, "прилив поднимает все лодки". Но затем, часть игроков проигрывает. Вовремя выйти и диверсифицировать риски, мои записи не помогут. Просто в качестве еще более узкого примера — в XXI на слуху оставалась сеть магазинов Вулворт. Компания с таким названием, сейчас уже создана... но я не уверен, что это та самая компания. И даже если та — не факт, что вложение в нее вами денег, не ухудшит ее развитие, ведь бывает и такое. Инвестиции, даже с моими записями — нелегкий труд!

Но к делу..."

...следующие страницы банкир пролистывал, выхватывая взглядом лишь некоторые из давно знакомых абзацев. Напротив которых, на полях, разными чернилами и подчерками, стояли пометки: "сбылось".

Первая мировая война и невозвращенные "военные займы". Русская революция и облигации Финляндии. Взлет радио, синематограф — в который, как и советовал основатель, банк начал вкладывать после изобретения звукового кино. На упоминании фильма "Унесенные ветром", он как всегда улыбнулся — основным спонсором фильма стал его дядя. Затем Великая депрессия, Новый курс, Гитлер в Европе, вторая мировая. Директор знал про тогдашние действия банка — выход в деньги к 1940 году, покупки акций широким фронтом в 1942... Холодная война, компьютеры, интернет, строительный бум...

Он быстро добрался до последней страницы:

"На 2007 годе, эти записи, естественным образом заканчиваются. Последнее золотое дно — субстандартные кредиты. Последняя революция, о которой я могу рассказать — революция в кредитовании. Кредиты для заемщиков с проблемной кредитной историей, низкими доходами или отсутствием накоплений для первоначального взноса — массовые, не требующие многочисленного квалифицированного персонала для одобрения, дешевые для банка — но дорогие для заемщика, окупающиеся за счет массовости и — за счет возможности использования такого кредитного портфеля в качестве базы выпуска облигаций..."

Банкир снова улыбнулся, взял со стола ручку Visconti и дописал на полях, напротив последнего абзаца: "сбылось". Затем закрыл тетрадь, и откинулся в кресле.

Он родился в 1949. Банком тогда руководил старший брат отца — тоже внук основателя. Затем были размещения собственных акций, слияния... он получил кресло в руководстве банка в сорок пять лет, и уже тогда оставался единственным представителем семьи в правлении. И никто из его предшественников — сын и два внука того самого Левина, секрет тетради не раскрыл. Ее передавали старшему в семье, хранили в директорском кабинете, постоянно меняя сейфы — на все более совершенствующиеся. Код от сейфа всегда знали двое — действующий старший партнер и его наследник. Все поколения использовали записи предка. Не только в финансовых операциях — в семье были сенаторы, губернаторы, судьи высших инстанций... но доступ к семейной тайне всегда ограничивался одним-двумя родственниками, остальные получали информацию опосредовано. Полностью сохранить в секрете "озарения", периодически случающиеся у банкиров — и всегда сбывающиеся, конечно не удалось. Не в условиях, когда лишь по этой причине банк начинал многомиллионные, а затем и миллиардные проекты. Это объясняли "семейным предвиденьем", и оно стало легендой, сначала на Уолл-стрит — потом среди финансистов всего мира. Сегодня 31 декабря 2007 года. Легенда закончилась.

Он оставался последним хранителем тетради, и давно решил, что с ней делать. Раскрывать тайну путешественника во времени не хотелось. Если правда выйдет наружу, окажется, что все более чем вековые успехи третьего в США и одного из ведущих частных банков мира, основаны на инсайдерской информации. Необычной, можно сказать, чудесной и фантастической — но все же это слишком похоже на шулерство, игру с краплеными картами. Допустить такой урон репутации банка и семьи, он не мог. Да и зачем? Все уже свершилось, и — как предсказывал основатель, даже с его тетрадью, все было совсем не просто. Знать стратегические направления мало. Не меньшую, а порой большую роль, играют конкретные решения, которые потомки Левина принимали самостоятельно. Нередко ошибаясь и проигрывая — иначе бы банк давно занял первое место. Впрочем, как сказал кто-то из коллег отца, ведущих банкиров тех лет, в финансах неизбежны ошибки — главное, чтобы их было меньше успехов. У него, дяди, отца и деда, успехов было значительно больше ошибок — информация из будущего помогала сохранять эту долю на недостижимом для других уровне. Но все когда-нибудь кончается. Сегодня, в новогоднюю ночь, он собирался сжечь тетрадь в камине в семейном особняке, в 2008 году ей не место.

Вздохнув, он погладил реликвию по обложке, убрал в портфель, и вышел из кабинета.

Выйдя на улицу, он подошел к подъехавшему лимузину, и перед тем, как сесть в машину оглянулся. В здании банка, несмотря на предновогодний вечер, светились почти все окна.

На огромном стекле фасада, ярко горела надпись: Lehman.

Примечание: Банкротство банка Lehman Brothers 15 сентября 2008 года, вызванное убытками от операций с субстандартными кредитами, стало крупнейшим за всю историю США и повлекло финансовый кризис во всем мире.