Выжить, только с тобой # 2

Балканы

Проблема была даже не в том, как найти Костю. Проблема была, как добраться до Санкт-Петербурга. Вот в чём вопрос. И если по городу была разбросана старая авторухлядь, то она точно не работала, как я ни старался и над нею ни колдовал. Электричество в этом зазеркальном мире, бог знает, откуда было, а вот октанового числа в бензине не было. И всё приходилось делать по старинке. Летом на старом добром советском велосипеде, зимой на лыжах. Больше никак. А до Питера всего рукой подать. Тридцать километров пёхом, причём по шпалам, и все продовольственные запасы нести на своём любимом горбу. Совсем не айс! Сколько мы там пробудем, не знаю... День туда, день обратно. А вот Балканы под большим вопросом. Я там ещё не был. И сколько там сумасшедшего зверья, я не имел даже призрачного представления. Что там происходит, в этом огромном мегаполисе, один чёрт знает.

Я плеснул грамульку беленькой в алюминиевую кружку и сделал большой глоток. Поймал Ваську, который всё время крутился у меня под ногами, копируя повадки домашнего кота, то есть все время клянчил пожрать, и занюхал его ухом. Ева мирно спала, скрутившись калачиком, на жёстком топчане, наспех сколоченном мной из гнилых досок. Можно было сделать лучше, но мне, честно говоря, было лень с ним возиться. Откуда у нас гости? Видно, нечистая принесла...

Медвежонку Ваське Ева принесла гостинец, как и обещала, пару банок сгущённого молока. Ну и, наверно, самое главное, капли от блох. Правда, для крупных пород собак. Можно сказать, на вырост... Паразиты после обработки лохматого зверька распрыгались по всей моей берлоге, чему я остался не очень доволен. Новые жильцы мне не нужны. Ну а мне беленькой. Чисто, чтобы немного ублажить мою растревоженную тоской душу. Хитрюга. Знает дорогу к сердцу одинокого отшельника.

Так что я сидел и думал. Ну, не считая медвежонка. Думали вместе и долго. Задача стояла перед нами непростая.

Да Вира мы доберёмся. А вот уже потом у нас в дороге возникнут проблемы. Через железнодорожную станцию в Павловске дикие псы нам просто так не дадут пройти. Нам без боя не прорваться. Если взять правее, то там находится Павловский парк и самая опасная территория. Территория диких бесноватых котов. Остаётся только одно. Немного не доходя до станции, забираем левее, в город Пушкин, обходя парк стороной. А потом берём немного правее, стараясь проскочить вдоль границы двух городов, чтобы обойти уже железнодорожную станцию Пушкина, то бишь Царское Село. Думаю, нас там тоже ничего хорошего не ожидает. А проверять на своей шкуре как-то не было особо желания. Вот так и придётся петлять восьмёркой, можно сказать, заячьей петлёй, пока не выйдем на двадцать первый километр. Ну и дальше уже по шпалам на своих двоих, а быть точнее, на стальном боевом коне.

Если брать в среднем, что человек проходит пять километров в час, то выходит шесть часов ходу. А если учесть, что мы будем кружить по окрестностям, как степные сарматы. А в Питере в это время года очень короткий день. Ноябрь. То чтобы добраться до Балкан за Костиком, нам нужно всего ничего, а сутки, или полный световой день. Ночью мы не пройдём, у нас шансов нет из-за ночного охотника. На душе неспокойно. Что-то его целую неделю не видно. Этот зверь очень умный и очень опасный. Моя интуиция просто кричала держаться от него подальше. Он вдвое был крупнее обычного таёжного волка, с чёрной густой шерстью и нереальными синими глазами, которые в кромешной тьме светились двумя холодными льдинками. Зрелище жутковатое. Я однажды столкнулся с ним возле своей берлоги, нос к носу. В результате он был ранен в правую лапу, ну а мне просто повезло. Повезёт ли в следующий раз? Не факт. Но с моим АК он знаком и стал намного осторожней. С тех пор мне в светлое время суток приходилось совершать обход своей территории, и, где мог, я её по-звериному метил. Каждый раз показывая, что это моя территория. Ну а он кружил всё время ночью, оставляя свои кучи возле моего выхода из берлоги, показывая, что ночью он тут хозяин. В общем, мы друг друга по-звериному поняли. И, надеюсь, поделили поровну время суток. День мой. Ночь его. Вот такой у нас с ним был распорядок. И я думаю, он не мутант. Нет. Он не был безумным в отличие от животных нашего мира, которые сходили сразу же с ума после перехода через солнечный портал. Могу только предположить. К этому миру он тоже не принадлежал. Я ещё ни у кого не видел горящим синим адским пламенем глаза, и это меня смущало. При переходе солнечной аномалии любое земное существо теряло свой звериный рассудок в отличие от людей, напрочь отметая инстинкт самосохранения, которые впоследствии становились похожи на растревоженный рой пчёл. Коллективный разум. Что нас отличает от зверя? Правильно, более развитый человеческий мозг. И этот весомый фактор, видно, решал при переходе через портал всё. Зверь был точно не рождён в нашем мире. Я о таком даже не слышал от профессиональных охотников. А этот мир — почти копия Земли. И если брать за основу, что через открытую солнечную ловушку перешли мы, то, возможно, также перешёл и охотник из своего параллельного мира, угодив в такую же ловушку, как Ева и я. Только у нас с ним параллели другие. И главное, что меня настораживает, он не потерял, проходя через портал, звериный рассудок. Он не вёл себя как безумный. А это могло означать только одно. Что у него были капли разума. Может, и не совсем капли. Ну, это в теории. И волк терпеливо выжидал. Он ждал, когда я совершу роковую ошибку. Я это чувствовал своей шкурой. У него, видно, было своё звериное чувство юмора, охотничий азарт, так сказать. Впрочем, наверное, как и у меня.

Я не охотник, я бывший солдат срочной службы, которому пришлось тянуть лямку в мотострелковых войсках. И всего лишь по совместительству друг охотника, с которым я иногда выезжал в лес, чтобы пострелять по пустым пивным банкам, с моим извечным корефаном Игорьком. Обычно наша охота заканчивалась так, можно сказать, как всегда. Охота — это когда ему охота, и мне охота. Вот это охота! А если с нами увяжется наш почтенный и уважаемый друг татарин дядя Рамиль, то эта многообещающая охота множилась сразу многократно. На троих. Культура распития спиртных напитков была не его коньком.

Утром собрались быстро. Выехали. До Вира, как и предполагалось, добрались быстро и без особых проблем. Перебрались через железную дорогу в город Пушкин и повернули, забирая правее. Час пришлось топать по пересечённой местности вдоль железнодорожной насыпи. Но так мы с Евой миновали стаю кровожадных псов. Ближе к полудню мы вышли на трассу, ведущую в город Санкт-Петербург. Немного передохнув, мы с Евой сели на стальных коней и отправились молча в дальний путь.

Вечер. Пригород Санкт-Петербурга. Шушары

Добрались до безобразия спокойно. Даже с Евой ни разу не поцапались. Вопрос остро стоял о нашем безопасном ночлеге. Я наотрез отказался заходить в город. Только сумасшедшие могли предложить такое безумие. Ну, или сумасшедшая! Охотника я тоже не заметил, может, он поленился и не пошёл по моему следу. Будем надеяться. Если Костик жив, то и одну ночь переживёт. А если нет. На нет и суда нет. Так что я выбрал самое не токсичное место для отдыха. Кладбище. Не смейтесь! Да, да... Самый что ни на есть настоящий погост. Причём до жути заросший колючим кустарником. Не знаю, кто там похоронен. Но самое интересное, что на могильных плитах не было ни имён, ни фамилий, ни фотографий. Только даты. Что это могло значить и с чем это было связано, я не знал. Но смотрится это довольно жутковато. Дата рождения. Дата смерти. И всё! Может, и нет тут никого. Только ждут. Меня немного передёрнуло. Мистика. Ева стала держаться намного ближе, чем обычно.

— Макс, ты это видишь?..

— Вижу, не слепой...

— А кто тут?

— Не знаю. Может, нет никого.

— Страшно...

— Шагай быстрей, темнеет. Вон железная бытовка стоит. Окон нет, только двери. Это то, что нам с тобой нужно. Ночлежка наша с тобой сегодня тут.

Перед нашим выездом я всю ночь размышлял над тем, где нам с Евой остановиться и переждать безопасно ночь. В голову ничего путного не шло. Зайти ночью в город? На Балканскую площадь! Я ещё в своём уме... Павловск, как магнит, притягивал безумных зверей. Думаю, и Питер не исключение. Вот только размеры его не сопоставимы с Павловском. А так добротная бытовка для сотрудников ритуальных услуг. Я как-то тут крутился по своим делам в нашем мире, вот и приметил. Нам с Ольгой на дачу такой же нужен был. Метал крепкий, окон нет, дверь одна, и весь хозяйственный инвентарь можно было убрать под надёжный замок от любителей чужого добра и недобросовестных соседей. Так и тут закроемся, и ни одна зараза нас с Евой не достанет. Ева остановилась и рывком дёрнула меня за рукав бушлата.

— Макс, смотри... — она практический прошептала и показала рукой на большую чёрную мраморную плиту.

— Ну, мемориал. И...

— Смотри внимательно...

— Да что там?!

— На даты смотри...

— Даты как дат-ы-ы...

Я замер. И до меня стало понемногу доходить. На мрачном обелиске, покрытом мусором и недавно наметённой осенней пожухлой листвой, было начертано пять дат рождения и так же пять дат ухода из жизни. Видно, это была семя. Судя по гравированным датам рождения, двое взрослых и трое детей. Все они погибли в один день. И эта трагедия произойдёт две тысячи двадцать четвёртого года тринадцатого ноября! То есть она случится ровно через четыре года! День в день! Я вытер вспотевший лоб. А Ева вцепилась крепко в мой локоть, думаю, что сразу её и не оторвать. Фантастика... Это могила из будущего. Только безымянная. Трагедия произойдёт ровно через четыре года!

— Макс... только не говори мне, что наше будущее предрешено...

— Было бы предрешено, были бы имена. А так... — я приобнял Еву и прикоснулся губами к её виску. Стараюсь вывести Еву из глубокого оцепенения и успокоить. Ева на мой зов откликнулась.

— Нам пора, уже темнеет.

— Макс, ну как же...

— Пойдём, пойдём отсюда... — поторапливаю Еву. Я поправил рюкзак, одёрнул на плече свой АК и покатил велосипед в сторону бытовки. Ева молча пошла за мной. Краем глаза отмечаю ещё одну дату, и ещё, и ещё. Все даты смерти были из будущего. Ни одной прошлой или настоящей не было. Но не было и имён, да и обычных к ним фотографий. И это хоть как-то внушало мне оптимизма.

Двери бытовки я крепко замотал проволокой. Всё. Мы в безопасности. Можно передохнуть. Мышцы ныли, ноги гудели. На полу валялся старый пыльный матрас.

— Поспи, устала ведь...

Я снял с плеч своё снаряжение и бросил на фанерный пол. Ева присела в угол и нервно поджала под себя ноги.

— Макс, разве так бывает?.. — она вскинула голову и поправила чёлку. Её глаза сверкнули от отблеска огня зажжённой зажигалки.

— Кто решает, сколько нам осталось?.. Скажи...

Я выдохнул голубой дым.

— Макс, ответь мне! Кто?! Кто вправе определить твою судьбу? Кто он такой, чтобы решать, кому жить, а кому нет! — Ева перешла на крик. — По какому праву, Макс! Слышишь меня? По какому такому праву всё решено... кому умирать! Кто он? Кто решает, что тебе пора? Мы что... скоты на бойне? Ты... ты... и ты... Кто-то ткнул пальцем, и всё... и тебя больше нет! Для него это игра? А как же мы?! Наши чувства! Наши страдания! Ему мало их?

Ева уже стояла и трясла меня за грудки.

— Тише ты, тише... дурная... — я сгрёб Еву в охапку и крепко прижал. — Всё нормально... Всё хорошо... Успокойся.

— Макс... — тело Евы вздрогнуло в судороге.

— Я думаю, на эти вопросы нам вряд ли кто-то с тобой внятно может ответить.

Ева расклеилась. Эта упрямая несносная и целеустремлённая девчонка.

— У всех у нас есть вопросы, на которые мы не можем ответить. На то она и жизнь. Я верю в свою судьбу. Я верю даже в злой рок человека. Слышишь меня? Но я также верю, что человек может её победить. Нужно только захотеть. Сильно захотеть. Вот как ты, например... Ты же выжила в этом безумном мире. Ты боролась. Ты не сдалась. И нет в этом мире сильнее силы, чем воля человека. Свободного человека. Верь мне...

Ева приподняла на меня опухшие глаза. Я не видел этого, но я точно знал.

— Как ты? Макс...

— Почему как я?..

— Но ведь ты сам остался в этом зеркальном мире. Ты выбрал свободу... А потом меня спас... Ты и Костика спасёшь? Правда...

Я кивнул.

— Мы вместе... А сейчас надо поспать. Нам нужно набраться сил. Завтра тяжёлый день.

Ева спала, уткнувшись лицом в рюкзак. А я сидел и думал. Думал долго, так и задремал.

Утро принесло нам с Евой первые неприятности. Ночной охотник был рядом. Я видел оставленные следы его жизнедеятельности. Он это сделал специально. Чтобы я знал, что он тут! Прямо у входа бытовки, напротив железной двери. Мимо не пройдёшь.

— Он следит за нами... — Ева стояла рядом и смотрела на свежую кучу. Я кивнул.

— Не знаю, чего он добивается. Но я его не понимаю. Если бы волк охотился, то он этого бы не сделал.

Я снял АК с предохранителя, передёрнул затвор и направил в сторону густого кустарника чёрную точку автоматного прицела. Минуту выждал. Ни один редкий лист не дёрнулся, ни одна ветка не шелохнулась, ни одна серая тень не промелькнула. Хитёр старый лис. Явно он за нами наблюдал. Не для того он гадил у нас под дверью. Он надо мной издевался.

Первую зиму в целях своей безопасности вокруг берлоги я ставил растяжки. Но только разочаровался. Зверь подходил к каждой Ф-1, долго стоял, это было видно по его натоптанному следу, а особенно по свежему снегу, и ни в одну из них ночной охотник не угодил. Он их просто изучал. И, видно, своим звериным чутьём чувствовал, что они несут для него смертельную угрозу. Я также ставил стальные петли по его натоптанной тропе. Но он не шёл в петлю. Он их не просто обходил. Волк обходил петли с разных сторон. Волк долго стоял и крутился возле них. И также ни в один из силков не пошёл. Чем заслужил огромное моё уважение. А одну из петель уже поздней зимой просто перекусил. Перекусил упругую ветвь, за которую цеплялась стальная проволока. Я нашёл её у себя на выходе из берлоги. И я сделал, думаю, правильный вывод. Он её снял. Снял и бросил её на моей тропе, чтобы я понял, что понял он. И я понял. С тех пор я перестал ставить на ночного охотника капканы, а только мочился по углам своей берлоги. Ну, и на его тропе... Просто из вредности своего характера. А он мне гадил в отместку под железную дверь.

На Балканы мы вышли к одиннадцати утра. Велосипеды пришлось оставить примерно в километре. Рюкзаки с припасами также подвесили высоко на дерево. От зверья подальше. Шли налегке. Взяли только комплект. Честно признаюсь, было страшно. Я не дома...

Город нас встретил сыростью. Нет, это не мелко моросящий дождь. Это дыхание безлюдного мегаполиса. Затхлость. Одиночество. Безнадёжность. До площади рукой подать. Вот она. Но нам нужно спуститься с платформы Купчино в подземный переход и выйти на Балканскую площадь. С тяжёлого серого неба Петрограда начала сыпаться мелкая ледяная крупа. Кивнул Еве — нам пора. Быстро перекидываю через шею офицерскую кожаную портупею и делаю два витка. Ева молча повторяет за мной. Это нас спасёт от безумных котов или подобных мелких неадекватных зверьков. Сонная артерия — это самое уязвимое место в нашей с Евой амуниции. Не хотелось бы, чтобы мелкая тварь, прыгнувшая на тебя сверху, её повредила. Зацепил ворот бушлата на железный крючок. Сверху натягиваем чёрные вязаные маски. Уши тоже беречь надо. И под конец спортивные лыжные очки. Глаза тоже мне очень нужны. Крепкие кожаные перчатки закончили наши с Евой приготовления. Мы готовы. Я вскинул автомат и стал осторожно спускаться в мрачное подземелье подземного перехода метро Купчино. Сумрачно.