море на замкенкн

Чертов Мойша — владелец, стоянок, недвижимости и империи своим еврейским чутьём уловил — дурят. Дурят беспросветно, но доказать не мог. Лично прибыл на стоянку Давида.

Фельдман ухмыльнулся и выложил документацию на стол. Мойша выскочил с бумагами в руках и просчитал лично все машины. Сравнил ведомости, квитанции и записи в журнале.

— Кос има шелха(ерш тебя в медь)! — на мысли работодателя Фельдман нагло повернулся спиной к хозяину и ухмылялся в усы, прикрыв глаза солнцезащитными очками.

— Давай, давай, рожа еврейская, — приговаривал он, косясь на потуги местной чистокровки, — поищи ветра в поле. Это тебе не мацу жрать! Тут думать надо, — Вы думаете Моше сдался так просто? Щас! Он может и не блистал советским разносторонним образованием, но хребет имел крепкий, кровавый опыт конкуренции до слёз и безжалостности к сопернику и терпение, и деньги, и время, и язык, и армию проверяльщиков. А вот русской смекалкой в своём арсенале он похвастаться не мог, жлобство имел несусветное — частных детективов не нанимал. Сам хотел руси место указать под солнцем, пределы инициативы и свободы творчества...

Напротив стоянки, в многоэтажном здании находился туалет, окна которого выходили точно "на стоянку Давида", Мойшину стоянку. Стену дома и въезд на парковку разделяла только двухполосная дорога — квиш дуситри, с двухсторонним движением. Так как дом находился далее от полосы берега, то уровень окна туалета был выше места, где нёс службу Давид почти на три метра, если не больше. Обзор был просто превосходный. А если додуматься и взять с собой бинокль... Правда клиенты, что заходили в туалет харчевни были слегка ошарашены видом солидно одетого дяденьки с немецкой оптикой, что пялился в окно. Затем, увидев то чего хотел лихорадочно что-то записывал шариковой ручкой прямо на внутренней стороне ладони. Терпения достать блокнот не хватало. Желание вывести Давида на чистую воду лично, превышало границы любых правил поведения. После того, как Мойше записал номера въезжающих в самое напряженное время дня машин. Коих было очень много, он вылетел, как пуля забыл о радикулите, больных ногах и отдышке из помещения придорожной кафешки. Естественно помчался через дорогу на свою стоянку. Давид даже окуел от явления босса народу. Босс не обращая внимания на "Здрасссьте" влетел в будку и схватил журнал.

— Дай сюда квитанции! Быстро! — потребовал он прокурорским тоном. Глаза горели преддверием победы.

— Бери, — поднял брови Давид, — жалея потуги пожилого бездельника, давно отставшего от быстро идущей мимо рантье жизни, технического прогресса и способов благородного и законного отъёма денег.

— Вот! Вот! Вот! — читал номера с ладони, выпачканной чернилами шариковой ручки хозяин, и сверял с номерами автомобилей в журнале, на стоянке и квитанциях.

— А что случилось то, Мойше? Только, только "бикорэт(проверяльщик)" ушёл? — улыбался Давид в окошечко, наблюдая лихорадку огорчения, что охватывала правильного еврея с каждой порцией проверенных им цифр, строк и столбцов. Точнее не могло быть даже у компьютера.

— Всё нормально! — буркнул Мойше и снова "ушёл" в кафе караулить с биноклем бесполезную в таком случае удачу. Вечером Давид, покидая место работы, и сграбастав всё, что требовало доводки дома, обратил внимание на очертания знакомой фигуры в светящемся окне туалета.

— Ну, ну! Сторожи — сторожи! — утром: финансы, квитанции об оплате и журнал учёта первой и второй смены блистали непогрешимой цифирью, как котовы тестикулы весной. Мойше отдыхал дома от трудов бессмысленных, лечил уставшие ноги, радикулит и нервы. Но не сдался! Установил фотоэлемент на шлагбауме вкупе со счетчиком въезжающих и выезжающих машин.

— Хм! Дебил! Де их делают? Неужели в синагогах? — прокомментировал Давид сие усовершенствование и приспособил кусок ржавого железа, что незаметно прикрывал луч фотоэлемента после прохождения машины. Счётчик, соответственно, не считал до тех пор, пока Фельдман не убирал помеху, как бы случайно заслонившую поток контролирующего света.

Следующая попытка внести ясность и разоблачить Давида свелась к установке часового механизма фиксирующего время записи.

— Господи! И за что ты их наказал? И эти идиёты называют себя богоизбранным народом? И называют меня полукровкой и гоем?— отреагировал охранник на очередное техническое совершенство и просто подводил часы туда, куда надо: руками. Мойша залёг со стороны моря в личной машине старой "субару". Есть такой "шик" у рыночных миллионеров — ходить в драной одежде по рынку и смотреть что происходит. Мойша предпочитал ездить на старье, не замечая, что его машину только собаки не узнают на набережной Тель-Авива.

— Надо было в школе физику учить с математикой, а не тору зубрить тупо! Детективы: читать, а не смотреть по телеку,— легко засёк контрразведчика, на пустынных профилях прибрежных дорог, бывший МВДэшник службы вневедомственной охраны. Давиду даже стало на мгновение жалко соперника по комбинациям. Но только на секундучку. Давид отлично помнил стройку, где начинал и иллюзий не испытывал. Зато, его стараниями дети учились в хорошей школе, занимались в кружках и секциях(естественно платных), у жены появились золотые украшения, личная машина. Купили квартиру(Слава тебе господи! И спасибо, что ты дал мне Мойше!). Даже сейчас Давид их ненавидит. Самое простое слово, которым он благочестиво характеризует действия "местной знати":"Придурки!" — это когда у него настроение хорошее.

— Давид, но у них разные люди есть, — попытался я защитить то, что не стоило воздуха выпущенного при этом через голосовые связки.

— Это исключение из правила, — стоял на своём охранник с тяжёлым пистолетом на поясе, — Эх, надо было мне тогда самому документы в посольство США везти!

В заключении добавлю, что Давид стал давно дедом. Один из его сыновей перебрался в Канаду и работает там автомехаником. Второй собирается переехать, как и мечтал Фельдман в Америку. Жена Давида работает по специальности — тренером по художественной гимнастике. Никого не удивляет то, что у всех детей, которые занимаются в спортзале и хоть как-то попадающих на соревнования: русские или ашкеназские фамилии. Привыкли. Там же пахать надо.