Кей 018. Глава 5-5

Глава 5

445 год. Пуния. Гиппон.

Шабар Барильян, новый верховный правитель Пунии, возлегал на роскошном ложе во дворце правителей. Наконец-то эта резиденция стала его вотчиной! Долго ждал, мечтая об этом дне, и вот — свершилось!

Шабар прошелся взглядом по дворцовой комнате и слегка скривился. Слуги плохо замыли кровь, обязательно их следует наказать. А крови было много, пол, стены, старое ложе, которое пришлось выбросить и вместо него принести вот это, увы, не такое важное и значительное. Впрочем, это ненадолго — он уже отдал приказ об изготовлении нового, соответствующего его высокому положению.

Взгляд Шабара задержался на его верном Хамкуте, стоящем перед ним в почтительной позе. Сколько он уже так стоит? Пожалуй, можно и обратить на слугу внимание. По крайней мере, тот это заслужил. Захват власти прошел удачно, а ведь он, если честно говорить, очень опасался провала. Уже трирема наготове стояла в порту, готовая в любой момент отчалить. Но все получилось. Тартаганы, правда, не все убиты. Их сторонники частично перебиты, частью разбежались. В Совете Пунии осталось всего трое, включая и его, верховного правителя. Но это поправимо, были бы свободные места, а людишки найдутся. По большей части из рода Барильянов и их союзников. Тех немного, но это уже в прошлом. Сейчас набегут, набиваться в друзья станут. А как иначе? Не без этого же.

Надо будет дать парочке верных приближенных патрицианство. Кому? Да вот хотя бы Хамкуту, что смиренно стоит перед ним, глядя в пол. Понимает свое место. Был плебеем, станет патрицием. Тем более в Пунии придется заполнять лакуну — несколько старых патрицианских родов пойдут под нож.

Ох уж эти старые рода! Какие горделивые! И чем гордиться? Предки их плебеями были, раз нет силы древней крови. Гордились тем, что аристократы вот уже четыре столетия, а его, Барильяна, за глаза презирали, потому что роду всего два века. Называли выскочкой-рыбаком. Да, предки из рыбаков. Два столетия назад Барильяны стали патрициями. За это пришлось отдать почти половину состояния, скопленного на рыбном промысле. Двести лет прошло. И вот теперь Барильяны первые в Пунии!

— Ну что там у тебя, Хамкут? Докладывай, — Шабар решил не затягивать начало разговора.

— О, мой повелитель, — Хамкут низко поклонился, чем вызвал довольную усмешку верховного правителя, — в настоящее время в живых уцелело чуть более четырех сотен воинов, имеющих ошейники. Остальные либо погибли, либо их раны оказались несовместимы с возможностью продолжать вам служить.

— То есть увечных и тяжелораненых прирезали?

— Да, мой повелитель.

— Продолжай, что там с ошейниками?

— Как и предполагалось, второй раз их использовать невозможно.

— Это плохо. Сколько осталось свободных ошейников?

— Четыре десятка, мой господин.

— Почему так мало? Воруешь? — Барильян повысил голос.

— Нет, что вы, мой повелитель. Часть свободных ошейников по вашему приказанию надеты на родовых слуг, имеющих доступ в те места, где вы проводите свое время. Зато теперь их благонадежность надежно закреплена на шее, — Хамкут впервые позволил себе улыбнуться. Впрочем, сейчас это безопасно, Барильяну понравились его слова.

— Окольцованные надежны? — Шабар спросил, зная ответ, но лишний раз услышать приятное известие не помешает.

— О, без сомнения, мой повелитель, — Хамкут снова поклонился.

— Это хорошо. Четыре сотни, говоришь? Пусть станут моей ближней охраной. Что еще можешь сказать?

— По жалованью окольцованным наемникам.

— Они же теперь рабы, какое еще жалованье? — в голосе правителя прозвучало недовольство.

— Да, это так, мой господин. Но без денег тоже нельзя. С деньгами будет надежнее, к тому же, что скажут наемники? Могут побояться, что и для них найдутся ошейники. А так, хоть небольшое, но жалованье.

— Небольшое? Это сколько?

— Им обещали полуторное...

— Нет! — Шабар громко крикнул, даже, скорее, взвизгнул.

— Да, конечно, мой господин, никаких для рабов полуторных. Обычный наемник получает четыре солида, декурион — шесть. Уменьшим вдвое.

— Все равно много. Это сколько же из казны уйдет?

— Не более тысячи солидов за год, мой господин.

— Много!

— Но обычным наемникам пришлось бы заплатить две тысячи. Мы экономим тысячу. Никак нельзя иначе. Ради вашей безопасности, мой повелитель. Могут быть заговоры.

Барильян нахмурился, на его круглом, по-старчески дрябловатом лице ходили желваки.

— Ладно. Но смотри у меня!..

Час спустя уже сам Хамкут возлежал, правда, не на богатом ложе, а только на диване, но от этого не менее удобном. А перед ним стоял Масмет, примипил пунийского войска. Хамкуту, конечно, хотелось промариновать примипила, как это недавно проделал с ним Барильян. Он сейчас имел возможность польстить своему тщеславию, но лучше этого не делать. Во-первых, Хамкут не верховный правитель и тем более не патриций, а во-вторых, разницу в их положении он уже продемонстрировал, а дальше нужно думать не о надувании щек, а о том, как заработать пару сотен солидов. Именно об этом он и собирался поговорить с Масметом.

— Наш милостивый правитель согласился с моим предложением выдать рабам из числа наемников жалованье. Два солида в год воину, три декуриону и пять центуриону.

— Но это в два раза меньше...

— Я и без тебя знаю, сколько получают наемники. Правитель вообще не желал им платить. Вообще. А теперь сравни разницу между тем, что могло быть и что получилось. Сравнил?

— Да, господин легат.

— Это хорошо. Поэтому не забудь прислать мне две сотни солидов, как только эти бывшие наемники получат полугодовое содержание. Двести солидов в полгода. И смотри у меня, — точно такие слова час назад сказал ему Барильян, и Хамкут не смог удержаться, чтобы их не повторить, — рабам жалованье выдать! Не меньше солида на руки! И если надуешь, не заплатишь, а правитель об этом узнает, сгниешь заживо!

— Я понял, господин легат.

— Это хорошо, что понял. Теперь слушай меня дальше. Окольцованных наш правитель хочет оставить при себе охраной, Нет, не ближней, слава богам. Но все равно на виду могут оказаться. Поэтому ты оружие им верни, кроме самого ценного. Я потом подъеду, посмотрю, что выбрать. И еще вот что. Собери все испорченные ошейники. Их общее число вместе с теми, что на живых наемниках, тьфу, на рабах из числа наемников, должно равняться восьмистам семидесяти трем. Запомнил?

— Да. Но их выдано меньше.

— А ты все же приди к этой цифре.

— Но...

— Сделаешь похожие, примут за испорченные.

— Один в один не получится.

— А ты постарайся. Мне же придется с проверяющими пообщаться.

— Правитель уже направил?

— Нет, даже речи не было. Но будут, у меня нюх на это. Покалеченных при тебе резали? — легат перевел разговор на новую тему.

— Да, — Масмет ответил с некоторой задержкой, которую можно было, наверное, и не заметить, если специально не всматриваться. А Хамкут цепко смотрел на примипила.

— Половину суммы, что придется заплатить проверяющим, отдашь мне.

— Но почему? — Масмет был обескуражен, казалось бы, такой несправедливостью. Легат припрятал пару десятков ошейников, каждый из которых можно продать не просто дорого, а очень дорого, а ему платить за то, чтобы подмена не выплыла наружу.

— Почему? Не будешь хитрить. Сколько из прирезанных осталось в живых? — голос легата заледенел.

— Э-э... Двадцать восемь, господин легат.

— Все выживут и не станут калеками?

— Да, господин легат.

— И куда ты собрался их продать?

— В Ромул.

— Тогда ты дурак. Ромульцы передали Барильянам тысячу готовых к активации ошейников, а ты собрался продать им рабов с их же ошейниками.

— Но ошейники работают лишь с браслетами, а те имеются только в Ромуле.

— Есть и у Каманго. И не только у него. За деньги можно купить много всякой всячины. Правда, про продажу браслетов я не слышал. Но это сегодня, завтра все может измениться. Вилмар не вечен. А браслет у меня имеется, — Хамкут вынянул левую руку. — Да и у тебя тоже. И не один, а даже два. Думал, я не узнаю, что ты один браслет подменил, подсунув его копию вексиллярию? А его, надо же, вчера убили. Второй раз браслет не использовать и подделать его проще, чем ошейник. — Хамкут хищно смотрел на своего подчиненного, уличенного в очень ценной краже. — Кому собрался фиктивно зарезанных продать вместе с браслетом? Говори!

— Господин легат...

— Ну.

— Я еще не решил. Честное слово! Да и когда договариваться? Ошейники и браслеты появились так неожиданно. Но думал о Ромуле, патриции там богатые.

— Патриции, говоришь... У Вилмара сыновей нет, бастарды не в счет. Рано или поздно произойдет заваруха. Окольцованные воины будут при деле. Так?

— Да, мой легат.

— Так-то так, да не так, — голос Хамкута вновь заледенел. — У них уже с год даже слуг патрициев окольцовывают. Бесплатно! Ты не знал? Думал дорого продать? За солиды? А вот это видел? — Хамкут сунул пальцы, сложенные в фигу под самый нос Масмета. — Цена им в денариях, а не в золоте. А если Барильяны прознают, то отдашь все вырученные деньги и еще сверх того. И сам получишь украшение на шею, у правителя еще осталось несколько десятков неиспользованных ошейников. Вот я и говорю, что ты дурак. Ведь так, а, Масмет?

— Да, господин легат.

— Вот видишь, ты со мной согласен. А был бы умным, то придумал, как заработать много золота. А теперь послушай умного человека. Мы, точнее, ты продавать спасенных рабов не будешь, а спрячешь их на дальней заставе, там твой племянник распоряжается, вот пусть он их и укроет. А нужны они будут, чтобы сразу взять куш. Большой и жирный. Чистую кровь! У Вилмара подрастают шестеро бастардов, до них, пока он жив, не добраться. Зато есть мальчишка в Пустошах. Его уже пытались выкрасть, да не сумели. Теперь должно получиться!