|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 41. Берлинский пациент.
Бывший представитель Коминтерна в Германии Яков Самуилович Рейх, он же "товарищ Томас", как будто подражая библейской Лотте из Гоморра и Содомы — остолбеневши, окаменел соляной глыбой на пороге кабинета при виде трупа его хозяина... Но был мощным тычком в спину со стороны сопровождающего, вброшен внутрь.
Вид у Давида Леймана, был не намногим лучше:
— Что это значит?!
Своему сподвижнику по экспроприации экспроприированного у экспроприаторов, я ответил:
— Вы несколько задерживались, мы скучали и решили поиграть в "Жмурки".
Кивая на покойника:
— Ему выпало "зерро".
Тот не понял:
— Что за чертовщину ты несёшь?
— Потом расскажу, а пока "упакуй" вновь прибывшего — видишь, товарищ нервничает... Кстати, в этот раз можешь не раздевать: вид голых мужиков — уж, начинает несколько напрягать.
"Товарищ", поняв, что встрял и причём — от слова "конкретно", пытался было по-шурику свалить под прикрытием нашего диалога, но был ловко пойман могучей дланью моего напарника и привязан к имеющемуся в кабинете стулу.
"Упаковав" гостя, Давид попросился в туалет "по-маленькому", а пока мол:
— Без меня не начинай! Я скоро...
Согласно киваю, успокаивая:
— Уточню личные данные и всего лишь.
— Яков Самуилович Рейх, он же "товарищ Томас"?
— Да, это я... Кто Вы будете, товарищ?
— В твоём случае, это уже не важно.
— Почему?
Проигноривав вопрос, сам спрашиваю с нажимом:
— Ты читал в газетах или просто слышал про "парижскую шестёрку"?
— Да, читал.
— Те товарищи, которые нам больше не товарищи, попутав берега — украли у социалистического государства крупную сумму денег в инвалюте...
А глазки то, забегали!
Достаю из-под стола коробку из-под шляпы, открываю и с отмороженным видом перебрав содержимое, выложив самотык — невольно внушающий "шок и тремор" лишь своим видом, достаю за волосы скальп — принадлежащий некогда-то некому Иосиф Гури и, стараясь максимально доходчиво — объясняю весь текущий расклад:
— ...Вот этот, когда мог делать это, сказал, что ты взял у него и его товарищей похищенные сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов — с целью открыть им в Швейцарском банке личные счета и перегнать эти деньги на них. Что скажешь?
Тот, вполне искренне возмущается:
— Да я их и знать не знаю!
Со всем скептицизмом, на который был способен:
— Ну и кому мы должны верить? Тебе — здоровому и невредимому, или этому товарищу — прошедшему самые суровые испытания, перед тем как предстать перед нами в столь непритезательном виде...?
Тот в полнейшем обалдении:
— Он, что? Умер?
— Умер, но не сразу... Так сказать — умирал по частям.
Последовал длинный перечень пыток — которыми подвергли белогвардейцы из РОВСа сего стойкого товарища, перед тем как лишить его жизни и шевелюры.
Затем, сильнейшее психологическое давление:
— Запомни сам и если уцелеешь — став хотя бы инвалидом-колясочником, а не "жмуром" как хозяин этого кабинета — передай другим: лафа кончилась! На самом "верху" было решено за вас взяться и любыми способами выбить похищенные народные деньги...
От осознания реальности происходящего бытия и, ближайших — далеко не блестящих перспективах для собственной бренной тушки тела, товарища Томаса начала колотить крупная дрожь.
А я знай нагоняй жути:
— ...Знаешь, что такое "подноготная правда"? Нет?! И чему вас только в царских гимназиях учили... Вот, товарищ Абрамов не захотел этого узнать на своих-собственных ногтях, вернул все украденные у пролетарского государства деньги и умер быстро, безболезненно и достойно — а не валяясь в луже собственных испражнениях вперемежку с кровью из разорванного в лохмотья ануса...
Несколько вальяжно развалившись в кресле за своим собственным столом, вышеназванный покойник, казалось внимательно прислушивался к моему монологу и, вытаращив стеклообразные глаза — всем своим видом подтверждал, что всё было именно так и никак иначе.
Поймав понимающе-перепуганный взгляд моего визави на лежащем на столе фалоимитаторе:
— Вот, вот! А ты что думал? Для собственного "самоудовлетворения" — мы с товарищем Лейманом, его через границы буржуазных государств — туда-сюда таскаем? Нет! Для таких вот расхитителей социалистической собственности, как ты.
Давид Лейман, чьи повадки я уже достаточно хорошо знал, ища встречи с Яковом Рейхом в ресторане — не мог не набить там своё могучее чрево, до состояния туго натянутого барабана... После этого вскоре, у него обычно начинается естественный "обратный процесс". Вот и в этот раз, "поход по-маленькому" — плавно перешёл в "поход по-большому" и, у меня было достаточно времени — чтоб запугав, подписать собеседника на "чистосердечный" ответ на каждый вопрос главного экзекутора.
Поэтому, когда напарник вернулся облегчённый телесно и просветлённый духовно, наш пленник — прямо-таки курским соловьём пел, рассказывая про все свои финансовые преступления в отношении первого в мире государства рабочих и крестьян и, выделяемого им средств на Мировую революцию.
Почему-то косясь на меня, Давид грозно вопрошал, красноречиво помахивая чёрно-резиновой "хреновиной" у носа допрашиваемого, как будто давая нюхать:
— Ты, гнида, деньги у товарища Иосиф Гури и других, брал?
Тот, буквально радостно:
— Брал!
— Где они?
— В чемодане!
— А чемодан где?
— В камере хранения на "Bahnhof Berlin-Lichtenberg"...
Номер ячейки, ключ — всё как положенно.
Внимательно посмотрев на бегающие глазки:
— Давид! По-моему, товарищ от нас что-то скрывает.
Не успел Лейман даже нахмуриться, как тот заверещал:
— Мне нечего скрывать, товарищи! Я просто не успел сказать, что ещё деньги — хранятся у меня...
Долго ли, коротко, но наконец "клиент" по всем признакам был выжат досуха — как лимон прошедший через вакуумную соковыжималку:
— У меня больше ничего нет!
Оглушительная плюха:
— Врёшь сцука!
Слёзы, сопли, рыдания...
Врёт, конечно — наверняка хоть немного, да зашкерил где-нибудь, крысёныш.
Ну, да ладно!
К счастью, бывший представитель Коминтерна в Германии не имел пока подлинных документов, чтоб открыть счёт в серьёзном банке и перевести туда деньги. Да и не доверял он германским банкам. Все уворованные средства, подобно подпольному миллионеру Корейко, он по большей части хранил в камерах хранения двух железнодорожных вокзалов и на трёх снимаемых берлинских квартирах.
— Давид! Чтоб с лихвой возместить ущерб, этого вполне достаточно.
Тот, озадаченно спрашивает глядя в цифры столбиков в моём блокнотике.
— Сколько там, хоть?
Когда я называл общую сумму, на пару порядков превышающий долг "парижской пятёрки" — даже Давид только возмущённо ахнул и, первым делом хорошенько врезав собеседнику в лоб резиновой "балдой", принялся совестить расхитителя социалистической собственности:
— Как ты мог так поступить?! Ты же коммунист!
Мошенник лишь пожал плечами, оправдываясь:
— Я никогда не состоял ни в какой партии. Ни в вашей большевистской, ни в германской, ни в какой другой.
Недоумеваем от такого расклада оба:
— Как же тебе доверили распоряжаться такими суммами?!
— Обыкновенно. Завели в комнату в кремлёвском подвале с сокровищами и сказали: "Бери сколько надо для революции в Германии". А про партбилет меня никто не спрашивал...
Давид психует:
— СВОЛОЧЬ!!! Ты — хуже белогвардейца! Ты — хуже всех белых генералов и интервентов, вместе взятых! Из-за таких как ты, до сих пор Мировой революции не произошло!
Не успел я подумать: "А других "кадров" — априори быть не может, если говорить о хоть какой-то массовости", как выдержав, товарищ Лейман — со всей имеющейся у него дури, врезал товарищу Томасу кулаком в "бубен". Тот, чуть кульбит вместе со стулом не сделал — всего лишь четверти оборота не хватило.
— Полегче, напарник!
Поставил стул с привязанной, впавшей в беспамятство тушкой в естественное положение напротив хозяина квартиры — бывшего, а ныне бездыханного представителя Отдела международной связи (ОМС) ИККИ Коминтерна — сочувственно глядящими выкатившимися мёртвыми "шарами" на всё происходящее.
— Пойдём-ка, Давид, лучше на кухню — кофейка попьём, успокоимся да обсудим дела наши скорбные...
* * *
Перекусить у покойника — хоть шаром покати, в вот кофе было отличным!
Сварив на спиртовке уже заранее хозяином обжаренные и размолотые зёрна арабики, остудив и разлив напиток в фарфоровые чашечки, сделав первый глоток, спрашиваю:
— Каковы дальнейшие планы, Давид?
Тот, морщит лоб:
— Задавить эту гниду, забрать все деньги и в Советское посольство. Возьму своё, а остальным пусть товарищи распоряжаются.
Хм, гкхм...
Вообще-то, предполагалось, что товарищ Лейман скажет: "Давай поделим бабло и разбежимся как два ёжика в тумане". Тогда выждав первый же удобный случай — предполагалось выстрелить ему в спину из убойного австрийского шпалера, который я предусмотрительно заначил за ремнём брюк, скрытым полой пиджака. Ибо по закону жанра, сразу после предложения "поделить" — неизбежно возникает мысль "кинуть", а то и вообще:
"А зачем делить? Придушить этого лысого задохлика — а так как мёртвым деньги не нужны, забрать его долю себе".
Однако, товарищ оказался идейным и принципиальным, что не могло не радовать...
Но расслабляться всё равно не стоит.
Особо не спеша, сделав ещё пару обжигающе-вкусных глотков:
— Не совсем удачная идея, партнёр!
— Почему?
— Появление нас с деньгами в Посольстве — мгновенно свяжут со смертью этих двоих. Ты хочешь ополчить против себя весь Коминтерн?
Тот, с горячечной юношескою непосредственностью:
— Так они же — воры!
— Ты думаешь, про это никто не знает? Если эта "гнида" вернулась из Москвы, значит в ИККИ про их воровство — не только знают, но и одобряют.
— Как это?
— Обыкновенно. "Отстёгивает" товарищ Томас кому-нибудь из высших партийных бонз, а тот его "крышует".
За время нашего знакомства, Давид вполне себе освоился с моими иновременными словечками:
— Кому "отстёгивает", кто "крышует"?
— Пока не знаю, но при желании это достаточно легко выяснить, — помолчав, — вот только не уверен стоит ли это делать, Давид. Ведь, многие знания — преумножают печаль...
Мгновненно вспотев от выпитого кофе и напряжённой мозговой деятельности, громила растерянно промямлил:
— Так что же делать?
Не торопясь допиваю своё кофе:
— Надо подумать, напарник... А плесни-ка, мне ещё чашечку! Вот, спасибо...
Минут пять поизображав из себя мраморную статую Огюста Родена, наконец выдаю:
— Имеются у меня кой-какие подвязки в "Межрабпоме"... Знаешь такую организацию?
— "Международную рабочую помощь"? Конечно знаю, как не знать!
— "Межрабпом" официально считается подразделением Коминтерна, но на самом деле ведёт свою собственную политику — делая ставку по большей части на коммерческую, а не революционно-подрывную деятельность.
Настороженно:
— Ну, и...?
— Тебе решать, конечно, но можно перечислить эти деньги в банк на счёт "Межрабпома", с правом распоряжаться ими от имени...
На этом месте, я надолго завис.
Не выдержав, Лейман спросил:
— От чьего имени? Кто будет иметь право распоряжаться этими средствами?
Вполне серьёзно предлагаю:
— Ну давай запишем тебя, Давид! У тебя такая прикольная армянская фамилия в липовом нансенском паспорте — напомни мне её, а то я постоянно забываю.
Угрюмо помолчав, забыв про свой остывающий кофе, тот, нехотя решил:
— Запишем право распоряжения на тебя, Серафим.
Я тоже, без малейшего проблеска хоть какого-то энтузиазма, но внутренне ликуя, нехотя признал:
— Пожалуй, это будет не просто лучшим — единственно возможным вариантом.
Зверски на меня вытаращившись, Давид — которому очень хорошо бы подошло прозвище "Голиаф", поднёс к моему носу огромный кулак:
— Но, как только у меня появятся настоящие документы...
Честными глазами смотря в его, с готовностью:
— Конечно, конечно! Как только приплывём из Гамбурга в Ленинград — так сразу!
Успокоившись, Лейман спросил, мельком глянув в окно:
— Так, что? "Давим" этого и за дело? Уже утро и надо торопиться: до обеда можем успеть собрать все деньги на одной из его конспиративных квартир и вызвать представителя "Межрабпома".
"Притормаживаю" его выставленной вперёд ладонью, и:
— Торопиться надо не спеша, партнёр! Предлагаю сперва прикрыть наши с тобой задницы, сняв с этой "гниды" показания про их с Абрамовым воровство. Вдруг, что-то пойдёт не так и, с нас за эти два трупа — не считая парижские, спросят.
Вижу, тот менжуется.
— Опять же: судя по всему, вот-вот грянет "война спецслужб": ОМС Коминтерна зацепится с ИНО ОГПУ и, наше начальство будет весьма радо лишнему компромату на конкурента.
Сперва полез "в бутылку", горделивым шляхтичем подбочясь:
— Моему(!) начальству плевать с самой высокой колокольни на обоих и на их конкуренцию.
Внутренне, только диву даюсь:
"Однако!".
— Времена меняются, а любой начальство — непостояннее самой ветренней девки. Сегодня ему плевать, завтра — нет! В любом случае "фиговый листок", чтоб прикрыть задницу — не помешает, Давид.
Остыв и подумав чуток, тот согласился:
— Правильно соображаешь, Серафим!
Кивнув на набор кухонных принадлежностей, висящий на стене, предлагаю:
— После дачи показаний, лучше затащить гниду сюда и "сделать это" вот тем мясницким ножом. Мол, поскандилив во время кофепития, товарищ Абрамов зарезал товарища Томаса и, затем — осознав всю мерзость своего неблаговидного поступка, застрелился. Как тебе?
— Отличный план!
Взяв нож в руки, Давид проверил остроту лезвия, и:
— Кто будет резать? Ты?
Отрицающе кручу головой:
— Когда я убиваю — то обычно зверею и труп будет обезображенным... Вспомни того "патлатого", чей скальп в коробке. А здесь надо аккуратно сработать! Поэтому, резать товарища Томаса — будешь ты, Давид.
Что-то непоределённое хмыкнув в мой адрес, напарник обернул лезвие ножа первой найденной тряпкой и заткнул его сбоку за брючный ремень, скрыв за полой пиджака.
Что-то я какой-то нетипичный попаданец, да?
Другой бы уже на моём месте — море кровей пролил и океан женщин перетрахал, не считая прочих представителей флоры и фауны.
* * *
Наш пленник, хотя успел уже обмочиться под себя здоровущей лужей, а с левой стороны лица — заплывал огромнейшей же гематомой, оказался вполне жив-здоров и, что особенно радовало — по прежнему словоохотливым...
Захожу и без всяких "прелюдий":
— Колись, Гнида, как ты дошёл до жизни такой! Всю свою паскудную историю — от и до.
Тот, сперва было запаниковал:
— Зачем?
— Показания для сурового, но справедливого пролетарского суда.
Лейман, не будь дурак, взявшись за самотык, почти ласково предложил:
— Иль, с тебя обосцаные штаны снять и кверху "дуплом" загнуть?
Это оказалось последним весомым аргументом, побудившего обвиняемого к сотрудничевству со следствием:
— Я готов к чистосердечному раскаиванию, товариши! С чего начать?
— Начни с самого момента создания Коминтерна, а там видно будет.
В кабинете нашлась пищушая машинка и я только успевал по "клаве" наяривать !
— ...Карл Либкнехт и Роза Люксембург были категорически против создания Коминтерна — справедливо полагая что западноевропейские коммунисты сделаются полной марионеткой Москвы, поэтому проигнорировали призыв.
Прекратив печатать, задаю наводящий вопрос:
— Так за это, Радек сдал их немецким офицерам на расправу?
Тот кивнул:
— Не только за это. У Карла, были ещё довоенные счёты с обоими — подозревающими в нём полицейского провокатора.
Продолжив печатать:
— Продолжай.
— Каутский же собирался поехать на Первый конгресс, чтобы сорвать это мероприятие. Но Ленин его переиграл, срочно выпустив оскорбительную брошюрку "Октябрьская революция и ренегат Каутский" на немецком языке. Тот, просчитав её на границе, обиделся и не поехал в Москву.
— Мы собрали всех коммунистов и левых социалистов Европы с авантюрной жилкой. Однако, таких оказалось мало — буквально единицы! Тогда всеми возможными путями, завербовали множество подставных лиц, имеющих самое отдалённое отношение к революционному движению.
— В Москве нас разместили в доме, где был убит германский посол Мирбах. Европейцы оказались недовольны бытовыми условиями, а местные коммунисты недоумевали, мол — "зажрались" ребята. Но вот материально-вещевое довольствие было весьма на высоте! По ордерам и мандатам мы получали буквально всё: от носовых платков и шёлкового белья — до кожаных курток и карманных часов.
Однако, довольно кучерявенько в разгар тотального дефицита всего и вся. Только диву даюсь: три четверти населения страны в лаптях иль босиком ходят, а эти при часах рассекают...
"Да, что б я так жил", — как говорят в Одессе!
Я, или значительно реже Давид Лейман, задавали наводящие вопросы:
— А как насчёт денежного довольствия? Не обижали хозяева?
— Грех жаловаться! Некоторые товарищи так избаловались, что и шагу пешком не делали ступить — тратя по пятьдесят тысяч в день на одних только извозчиков. Другие же, предпочитали экономить — на все получаемые деньги скупая на "чёрном рынке" золотые монеты и валюту, с целью вывоза на Родину.
Делаю вполне логичное предположение:
— "Экономили" поди за счёт еды, да?
— Да, нет! Делегаты столовались совершенно бесплатно. В паёк входило буквально всё: мясо, курятина и рыба всех видов, свежие и конвертированные овощи... Икра, яйца, сыр, колбаса и сгущённое молоко...
"Это происходило в разгар голода в Повольжье... ТВАРИ!!!".
Как бы прочитав мои мысли, тот:
— ...Некоторые русские товарищи возмущались: "У нас голодают рабочие и крестьяне. На улицах русских городов и вокзалах, целые тучи беспризорных детей — которые воруют, побираются и торгуют собой ради куска хлеба...".
Сожалеючи вздохнув, он тут же "отмазался" вчистую:
— Ну, а что делать? Многие депутаты, через несколько стран — где им приходилось подолгу жить на свои собственные средства, добирались в Россию и обратно. Многих из них разыскивала полиция за революционную деятельность и, в целях конспирации — они вынуждены вести образ жизни зажиточных буржуа. Им были нужны значительные средства для приобретения легальных документов, получения виз, для проживания в гостиницах, оплаты услуг носильщиков и таксистов...
Окуеть!
Триста тысяч коминтерновцев по всему миру, ВЫНУЖДЕННЫ(!!!) вести образ зажиточных буржуев — за счёт десятков миллионов граждан Советского Союза, вынужденных не жить — СУЩЕСТВОВАТЬ(!!!) без нормального жилья, без приличной одежды, без необходимого количества продуктов питания... Болеть, преждевременно стареть, хоронить своих детей и умирать самим...
УБЛЮДКИ!!!
* * *
Устав слушать и потеряв терпение, Лейман прервал приятные воспоминания:
— Давай, как говорится "ближе к делу": про суммы проходившие через твои руки и тобой украденные у германского пролетариата!
— После доклада Чичерина о международном положении, без обсуждения приняли "Манифест Коммунистического интернационала", который на немецком языке составил и зачитал Троцкий. Многие русские товарищи сомневались, что Мировая революция произойдёт скоро, даже Зиновьев — председательствующий на Конгрессе. Но я с немецкими товарищами подняли крик: "Пролетарская революция в Германии — произойдёт вот-вот!".
— Это возымело своё действие. Вскоре, меня вызвал к себе сам Ленин и говорит: "Возьмите как можно больше денег, присылайте отчеты, если можно, газету — а вообще, делайте, что покажет обстановка, только делайте!".
Я несколько засомневался в правдивости его слов:
— Что? Прямо так из кармана или даже из ящика письменного стола, Ильич выложил и дал тебе денег?
— Нет не из кармана или письменного стола. Деньги я получал через Ганецкого...
Боковым зрением вижу — мой напарник при упоминании этой фамилии, несколько напрягся.
"А это что ещё за хрен с бугра?".
Усиленно шевелю извилинами, но ничего не могу вспомнить про этого типа:
"Должно быть большая шишка, этот Ганецкий: где деньги, там и власть".
Спрашиваю напрямую:
— Этот твой Ганецкий — большевицким "общаком" банковал, что ли?
Давид Лейман, ёрзает на стуле — как будто ему опять "на дальняк" приспичило, а товарищ Рейх обстоятельно рассказывает:
— Можно сказать и так. Через неделю после Октябрьского переворота, Ганецкий был назначен заместителем Наркома финансов и управляющим Народным Банком РСФСР. Одновременно, он заведовал "Госхраном" — куда свозились конфискованные у аристократии и буржуазии драгоценности. Из этой организации пополнялась партийная касса, но не официальная — которой распоряжался ЦК ВКП(б), а секретная — бывшая в распоряжении лично Ленина.
— Ну, тогда понятно... Рассказывай дальше.
— В первый раз, это было ещё в двадцать первом году, Ганецкий завёл в большую комнату, заставленную золотом и драгоценностями в ящиках и кучами на полу и, сказал: "Бери сколько надо на германскую революцию!". Я и брал. Брал, сколько мне надо.
— Конкретнее! Сколько взял в первый раз?
— В первый раз, чтоб не перегружаться тяжёлым золотом, я взял лишь два чемодана — набитых шведской и немецкой валютой (всего около миллиона, если довоенными рублями) и, бриллиантами. Валюта скоро кончилась — даже на почтовые марки не осталось, а "камешки" я продавал ешё три года.
— На что была потрачена валюта?
— Раздал товарищам... Это была моя ошибка: когда вернулись в Германию — я их больше не видел.
Про себя усмехаюсь:
"Или, они тебя больше не видели".
— Получается, что в дальнейшем — ты оставлял получаемые суммы у себя? — делаю аполне логичное предположение, — чтоб почаще видеться с товарищами?
— Да! Я выдавал деньги небольшими суммами.
— Но всех получаемых из Москвы денег, таким образом выдавать не успевал, поэтому у тебя скопилась такая большая сумма? Так?
Опустив глазки долу, еле слышно отвечает:
— Так...
* * *
Хм... А сколько таких "товарищей Томасов" было по белу свету? Ведь, щедрая рука Коминтерна дотянулась даже до Латинской Америки:
"Где, среди бизонов бегают тюлени,
Где над баобабами закаты словно кровь...".
Спрашиваю:
— Ты один был такой умный?
— Нет! Я всего лишь курировал финасирование революции в Германии и странах Центральной Европы. А основные усилия было решено направить на Восток, в первую очередь на Китай. Только в первый год и только на пропаганду в Китае, было выделено более ста тысяч рублей золотом.
В принципе, мне это было известно.
"Мировая революция начнётся на Востоке", — из середины девятнадцатого века предрёк Маркс, и чтобы его пророчества не оказались пустопорожней болтовнёй, московские марксистов-ортодоксы вбухивали миллионные средства в...
Во вполне себе буржуазную, мало того — консервативную китайскую партию "Гоминдан"!
Ну и следовательно — в создание и подготовку гоминдановских войск.
Это потом, в конце 20-х годов — когда Чан Кайши пошлёт кремлёвских марксистов-теоретиков на вполне конкретный "нефритовый стержень" и, начнёт методично и последовательно вырезать собственных косооких "красных" — они переобуются в воздухе и примутся заполошно взращивать "Великого кормчего" и Комунистическую Партию Китая. А пока в различных учебных заведениях Советского Союза — проходят подготовку весьма значительные по численности группы офицеров армии Гоминдана.
Где хоть самая элементарная логика, нах?
Ведь, даже самому простейшему одноклеточному биологическому организму понятно: буржуазная армия будет воевать против Мировой пролетарской революции!
Что и произошло в "реальной" истории и, отчего мы в начале 21-го века имеем два Китая — КНР и Тайвань...
Дебилы, блять!
* * *
Ещё задаю вопрос:
— Как из Москвы контролировали твои расходы? Или, вообще не контролировали?
— Как это "не контролировали"? Всех утаивающих расходы, Ленин обещал исключить из партии и ошельмовать в газетах, как воров и изменников пролетарскому делу. Каждый зарубежный представитель Коминтерна, получающий деньги, должен каждый три месяца приезжать в Москву и отчитываться. Однако из-за преследования буржуазной полицией, это не всегда удавалось делать...
Бурчу с изрядной ехидцей:
— Да, кто бы сомневался!
— ...Тогда, советские представители Коминтерна сами стали ездить по дипломатическим и торговым предствительствм с целью проверки. В частности, в 1922-ом году, комиссией Заведующего ОМС Пятницкого, была обнаружена крупная недостача в 120 тысяч лир у представителя Коминтерна в Италии Ноя Любарского. Якобы он случайно оставил эту сумму жене, а та — не зная их предназначение, без остатка потратила на всякие дамские штучки.
Остаётся лишь развести руками:
— Это, просто какой-то лютый... "Абзац"! И, любопытно было бы знать — каково последовало наказание? "Ошельмовали" хотя бы в газетах?
— Нет! "Сор", решено было не выносить "из избы". Любарского сперва отозвали и исключили из рядов ВКП(б). Но потом восстановили в партии и отправили Полномочным представителем в Монголию.
— На этом всё?
— Всё.
Конечно, согласен с кремлёвскими товарищами: Монголия после Италии — прямо-таки зверское наказание!
Надеюсь, его реабилитировали после развенчания культа личности — объявив безвинной жертвой сталинского террора?
— А кроме этого Любарского с супругою и тебя, естественно, кого-нибудь ещё уличили в "нецелевом" использовании народных средств?
Яков Самуилович Рейх, он же "товарищ Томас", с минуту пристально смотрел на потолок, но вынужден был пожать плечами:
— Больше, я никого не могу припомнить. Весьма сожалею!
Все остальные коминтерновцы, надо полагать — святее Папы Римского!
— Тогда давай — балобонь про себя, любимого.
Тот, не замедлил:
— Отчётные документы в Бюджетную комиссию при ИККИ, я перестал посылать ещё в августе 1921 года. Но всё равно получал такие суммы из Москвы (в том числе и золотом), что пришлось нанимать два самолёта для доставки их в Германию.
Кивнув на покойника:
— В частности, через Мирова-Абрамова, я в двадцать втором году получил восемь миллионов марок, но не указав в отчёте — фактически их присвоил. Конечно же, на пропажу столь крупной суммы — не могли не обратить внимание! Меня вызвали в Москву, но я отказался туда ехать. Тогда в Берлин срочно выехал Орон Пятницкий. Долго рассказывать, каким образом, но ему удалось убедить меня вернуть эту сумму... Однако, я уже успел прокрутить её через Франкфуртский банк и, в результате падения курса марки — заработал маржу в пять миллионов, которую тут же обратил в твёрдую валюту — в доллары и фунты...
Вспоминая эту удачную афёру, товарищ Томас улыбался — как будто забыв про своё незавидное положение, почти смеялся:
— ...В общем, несмотря на то, что изначально полученная сумма изрядно обесценилась из-за инфляции — претензий у товарищей не было. Ведь, я вернул им всё до последнего пфеннига!
Тоже смеюсь:
— Однако ловок, каналья! А за что тебя сняли и вновь вызвали в Москву?
— Меня обвиняли, что из полученных свыше семисот пятидесяти тысяч марок для немецкой молодёжи, я присвоил двести пятьдесят тысяч. Кроме того, была недостача в миллион с чем-то марок для Коммунистичекой Партии Германии... Наконец, десять миллионов марок для коммунистов Чехословакии — переданных через Наркомат иностранных дел и, которую я присвоил целиком.
— Ну и как выкрутился?
— По-разному... Насчёт последней суммы, например — то я не писал никаких расписок, поэтому смело отрицал сам факт её получения.
— И "пролезло"?
— И "пролезло"!
Ловкая бестия, согласитесь.
— Однако, тебя всё-таки "прижучили" — вызвал на ковёр в Кремль!
— На заседании Комиссии ИККИ по моему делу, что была в феврале этого года, мне смогли предъявить лишь "крайне легкомысленное отношение к пролетарским деньгам" и, порекомендовать "впредь воздержаться от поручений дел, связанных с денежными операциями".
Несколько смущённо, коррупционер-интернационалист уточнил:
— Правда, товарищи Пятницкий и Альский предлагали возбудить уголовное дело... Но за меня вступились Зиновьев, Бухарин и Радек. В конечном итоге, комиссии Пятницкого поручили дораследовать моё дело, а мне дали задание вернувшись в Германию — заниматься распрастранением революционной литературы.
Насколько мне известно, вышеназванных товарищей — совсем недавно самолично крутивших мясорубку Гражданской войны, можно обвинять в чём угодно — вплоть до принадлежности к инопланетной цивилизации, но только не в либерализме, гуманизме и врождённой мягкотелости.
Поэтому спрашиваю:
— Во что тебе встряло такое "вступление" этой троицы? Если не секрет, конечно?
Товарищ Томас, с выражением типа "какие могут быть секреты между своими":
— Чуть более миллиона, если нынешними рублями.
Напомню: в середине 20-х, сидящий на "партмаксимуме" партийный директор государственного предприятия — жил на 180 рубля в месяц, беспартийный на такой же должности — на 310 рубля.
— Серьёзные "бабки"! Не обеднел, часом?
Смеётся:
— Нет, не обеднел! С выделенных средств на издательство и распрастранение в Германии пропагандисткой литературы, я заработал как бы не в три раза больше.
* * *
Ужас, что творится, да?
Ах, эти нехорошие большевики-коммунисты...
А не подобное ли этому, происходило в наши 90-е годы? Когда у власти стояли не большевики ортодоксально-марксистского толка — они ещё при Сталине вывелись, а демократы-рыночники?
Чем одни воры лучше других?
Тем, что одни с "краснокожим" парбилетом, а другие в малиновых пиджаках?
Что одни таскали "налево" бриллианты в чемоданах, а другие баксы в коробках из-под принтера?
Тем, что первые грабят народ под прикрытием дымовой завесы Мировой революции, а другие — в открытую "невидимой рукой рынка"?
Однако есть и существенные отличия.
До "эталонного" 1913-го года и, в течении онного в России только от оспы ежегодно умирало от тридцати пяти до ста тысяч человек.
В не менее "эталонном" 1937-ом году — было расстреляно "сто тысяч пятьсот миллионов" гениальных стратегов, талантливых конструкторов и выдающихся политических деятелей — имеющих огромные заслуги перед мировым революционным движением. Потери, конечно ужасны и невосполнимы...
Но от оспы не умер ни один человек!
Точно так же, позже была ликвидирована или минимизирована смертность от сибирской язвы, чумы, сыпного тифа, полиомиелита и так далее.
Кто-то, скажет: "Да фигня это, твоя оспа".
Согласен: "фигня". Но фигня — благодаря именно большевикам, а не прежней правящей элите — которая после Октября разбежалась по безопасным заграницам, подобно крысам с зачумлённого корабля.
Кто-то из альтернативно одарённых не подумав ляпнул, а за ним как попугаи повторяют глупость:
"Если бы не революция, если бы не большевики — население России в конце 20-го века было бы не менее восьмисот миллионов...".
Деточки!
Вы хотя бы кроликов разводили, чтоб такое так безапелляционно утверждать?
Чем больше популяция при том же ареоле обитания — тем выше вероятность возникновения какой-нибудь инфекционной заразы. В течении двадцатого века, от одной лишь оспы, в мире умерло — от трёхсот миллионов(!) до полумиллиарда(!!!) человек. Эти цифры на порядки превышает число жертв обоих мировых, всех локальных войн вместе взятых и тем более — "жертв коммунизма".
Так что, если бы не большевики с их принудительной вакцинацией, то вполне возможно — население России к 21 веку, не дотягивало бы и до нынешних ста сорока миллионов "с хвостиком".
Знаю, скажите:
"Дык, вакцинацию могли бы провести и, имперские власти — не вытури их большевички, дав хорошенького пенделя!".
Позвольте усомниться!
Вакцинация против оспы была известна ешё с 18 века, мало того — первой привитой на Руси была сама Императрица Екатерина Вторая... Однако, до массовой вакцинации, руки так и не дошли. Других дел-забот у имперских властей был полон рот: братьев-славян от турецкого ига освобождать, "Жёлтороссию" в Китае строить, линкоры-дредноуты для прибрежных луж клепать и казённое бабло пилить...
А народ нехай от оспы дохнет, да с щербатыми рожами ходит — диких медведей от барских усадеб отпугивает, где хрустят французской булкой ещё не резанные большевиками помещики.
Да, что там какая-то оспа?
В дореволюционной России — которую мы могли бы потерять и лет на сто раньше, младенческая смертность была на уровне четверти от всех родившихся маленьких и беспомощных человечков. Страна, в которой гимназистки — так упоительны по вечерам под шампанское, а лакеи и юнкера — румяны, "уступала" по этим показателям только Мексике, Гондурасу и Голандской Индии. Имеются в виду, конечно, те страны — где эта мрачная статистика вообще велась...
Большевикам, не строя дополнительно больниц, не изобретая чуда-лекарств и без массовой подготовки медработников — за двадцатые годы удалось снизить смертность среди новорожденных вчетверо.
Каким же образом, спросите?
За счёт санитарного просвещения населения.
Напечатали и развесили повсюду плакаты типа "Мойте руки перед едой!", "Мухи — разносчицы заразы!", плюс лекции в каждой деревенской избе-читальне.
И ВСЁ!!!
Получили "бэби-бум": население России увеличилось с — 94,4 миллионов человек в 1924 году — до 105,7 миллионов в 1929-м. Высочайшая рождаемость (6,8 младенцев на одну женщину) в истории страны.
Прежняя российская элита, заступившаяся в 1914 году за "братушек-сербов" — стонущих под австрийским игом, додуматься до этого не смогла...
...Ой, ли?
Скорее — не захотела.
Ещё вот...
Даже не упоминая про индустриализацию времён Первых пятилеток — экономические достижения которой во многих случаях достаточно спорны, даже оставляя за поребриком "вторую экономику мира" и путь "от сохи к ядерной бомбе", большевикам удалось к сороковым годам ликвидировать неграмотность в России.
Прежним правящим элитам, для этого не хватило тысячелетней истории страны!
Так что у коммунистов, вместе с великими преступлениями — были и великие достижения, за которые им надо памятники ставить.
А за какие реальные достижения — сравнимые с вышеприведёнными, можно добром помянуть революционеров-либералов 90-х годов?
Молчим...
* * *
Отдёрнув штору и посмотрев на сереющее берлинское небо, Давид недвусмысленно сказал:
— Пора закругляться, Серафим...
Яков Самуилович Рейх, он же "товарищ Томас", почуяв неладное, закишевал:
— Что со мной будет?
Стараясь как можно более равнодушным тоном:
— Всё плохое в жизни у тебя уже было и, оно уже далеко позади, гражданин Рейх! Дальнейшую твою судьбу решит наш пролетарский суд — самый гуманный суд в мире...
Тот, вмиг успокоился, видно вспомнив про "крышу".
— ...Подпишешь протокол, отведём тебя на кухню, напоим кофиём, а потом все втроём отправимся в Посольство — оформлять тебе явку с повинной. Правда, вид у тебя слегка не товарный... Надеюсь, у товарища Томаса лишняя пара сухих штанов найдётся?
После подписи протокола, стараясь не дышать испарениями, развязываю руки-ноги и между делом интересуюсь:
— А теперь напомни мне, кто такой товарищ Альский ? Про товарища Пятникого, я сравнительно хорошо знаю...
Иметь на примете двух честных политиков для каких-либо дальнесрочных планов-задумок — могущих в любой момент возникнуть, попаданцу не помешает ни в коем случае.
Тот, со смефуёчками:
— Аркадий Альский — какой-то неправильный еврей!
Выслушав, плавно подвожу к наиболее заинтересовавшему меня персонажу из "чистосердечного признания" товарища Томаса:
— А товарищ Ганецкий — еврей правильный, по-твоему? Как его хоть по имени-отчеству, какую должность ныне занимает?
— "Ганецкий" — это партийный псевдоним. Он же — "Генрих", "Куба", "Микола", "Машинист". Настоящее же имя — Яков Фюрстенберг, из семьи варшавских зажиточных евреев. Ближайший помощник Ленина по...
Едва уловимое взглядом движение, товарищ Томас коротко взвизгнул "предрождественским" поросёнком: "И-иии...!!!" и, после недолгой агонии, замер с торчащим в сердце кухонным ножом — удивленно уставившись широко открытыми мёртвыми глазами на развороченный череп товарища Абрамова.
"Эге..., — только осталось резумировать, — по ходу, здесь имеется ещё какая-то кремлёвская тайна, знать которую смертельно опасно".
— Чисто сработано, молодец, — похвалил я Давида, — вот только какого чёрта? Договаривались же на кухне его завалить?
— А тебе или ему не всё равно?
— Да мне-то, по большому счёту — вообще нас рать! Ему, в его-то "положении" — теперь, тоже всё покуй... А вот для полиции — нет, не всё равно.
— Обоснуй?
— Выглядело бы более правдоподобно, коль мы решили эту мокруху на хозяина квартиры повесить: по статистике, большинство бытовых убийств — происходит именно на кухне.
Тот, озадаченно чешет затылок:
— Так, давай его перетащим...?
Указываю на небольшую лужицу мочи под стулом недавно убиенного, куда уже успело набежать и свернуться немного капающей крови:
— Вместе с этим дерьмом? Теперь уж давай оставим всё как есть.
Быстро пробежавшивь по квартире, проверив не наследил где и, протерев кое-где гладкие поверхности — избавляя берлинских криминалистов от отпечатков собственных пальцев, собрались на выход.
Меня, не оставляло чувство нахождения в какой-то сюрреалистичной компьютерной игры:
"Фраги" завалены, время собирать "лут"!
* * *
Без особых проблем, после предъявления квитанций изъяв чемоданы с купюрами из камер хранения двух железнодорожных вокзалов и, двух же съёмных берлинских квартир (где деньги находились где угодно — в книжных шкафах, в самих книгах, в ящиках письменных столов), мы с Давидом "всерьёз, но ненадолго" обосновались на третьей. Здесь, кроме где кроме бумажных банкрот, нашлась пара картонных коробок с николаевскими империалами, весом порядка более десяти килограммов каждая.
А вот шёлкового мешочка с "последними бриллиантами" не нашли, хотя покойный про него упоминал...
Давид, саморучно обшмонав квартиру и не обнаружив "брюликов", искренне возмущался:
— Всё-таки надул, гореть тебе за это в Аду!
Я, перебирая-пересчитывая "ликвидность", его как мог успокаивал:
— Бриллианты — весьма специфический товар, партнёр! Головной боли с ним может быть ещё больше прибыли, так что давай условимся: "Всё что ни делается — делается к лучшему".
Всего, денег было невероятно много...
Даже не скажу, сколько именно!
Ибо, они были в разных валютах, курсы которых постоянно колебались, изменялись.
Судя по кое-каким найденным финансовым документам, покойный Рейх занимался не только банальным воровством казённого бабла — но и его "круговоротом": он активно играл на товарно-сырьевых биржах, спекулировал на валютных операциях и довольно успешно.
Лёйман торопился как голый в баню, но я действовал не спеша:
— Наш пароход отчалит из Гамбурга лишь через неделю. Так чего поперёд него волну гнать, местный электорат смешить? Один неверный шаг, напарник и, мы с тобой не только с голой жоппой — но и на нарах... А там поди, тебя уже давно заждались!
Тот шипел, аки библейский аспид, но вынужден был признать мою правоту и мне же довериться.
* * *
Денёк отдохнул-выспался и принялся за дело.
Сперва по объявлениям в русскоязычной прессе, нашёл среди эмигрантов несколько специалистов по финансово-банковскому делу и после беседы с каждым из них, отобрал одного — наиболее внушающего доверие.
Это, уже достаточно пожилой, ещё довоенный "вынужденный" эммигрант — до начала Великой войны имевший дело с николаевскими вкладами в "Дойче банке". После объявления войны между странами, вместе с другими российскими поданными мужского пола — он был арестован и до самого Брестского мира сидел в лагере для интернированных.
По приблизительно такой же схеме нашёл русскоязычного юриста — пронырливого, как глист и поднаторевшего в местном законодательстве.
В присутствии Давида Леймана, который не отходил от меня ни на шаг и, даже у дверей туалета стоял и прислушивался — писцаю я или какаю, объясняю этой "сладкой парочке" весь расклад:
— Господа! Неизвестный даритель пожертвовал "Международной рабочей помощи" крупную сумму денег, с условием что эта организация официально выйдет из состава Коминтерна...
Бла, бла, бла...
В конце разговора, видя на лицах некие сомнения в конечном успехе этой сомнительной афёры:
— Извините, чуть не забыл сказать самое главное: при успешной реализации этого незначительного дельца, каждому из вас полагается премия в виде одного процента от всей суммы...
С величайшим усилием задушив "жабу", добавил:
— КАЖДОМУ!!!
После ожесточённого "бодалова", процент бонуса пришлось увеличить до трёх, но сделка состоялась.
Мой напарник, видимо считая, что эти двое обязаны были трудиться за его красивые карие глазки, был не согласен с таким моим ходом — покраснел и надулся большим спелым помидором, но промолчал — хотя и пыхтел от злости.
Ещё день убил на переговоры с Председателем "Межрабпома" Вильгельмом Мюнценбергом, опасающегося идти на столь радикальный шаг.
Вдалбливаю ему через переводчика:
— Газеты читаешь, знаешь, что творится? Анализируешь общеевропейские и мировые тенденции? Вот-вот эта обанкротившаяся лавочка под брэндом "Коминтерн" — закроется и ты останешься при куче битой посуде, Вилли!
Не знаю, что больше подействовало — "тенденции" или названная мной сумма бабла, которая пройдёт через кассу "Межрабпома".
Конечно, были у него подозрения, почему бы им не быть...:
— Откуда, из какого источника деньги?
— Жертвует один американский предприниматель.
— Отчего вдруг такая щедрость, Серафим?
— Встретишься с ним в Гамбурге — сам спросишь.
...Но он согласился.
Впрочем, благодаря нашему юристу официальное заявление об выходе из Коминтерна — было составленно в достаточно лояльных к последнему тонах, ни один комиссар — свой горбатый шнобель не подточит. Мол, в связи с текущей обстановкой, в интересах международного рабочего движения и на благо трудящихся всего мира... Бла, бла, бла... Случилась вот такоя вот "петрушка" — вынуждены на время расстаться со штабом Мировой революции.
Ну а там, если что — так мы тут как тут!
Главное же в договоре что?
По его условиям, деньги должны быть потраченны на развитие кооперативной промышленности Нижегородской губернии и, каждая операция могла быть проведена только с согласия двух управляющих: меня — представителя "Красного расссвета" и Вильгельма Мюнценберга — Председателя "Межрабпома".
Те же двое русских эмигранта, составили Контрольный совет, следящий за правильностью соблюдения условий договора.
Конечно же мой "аппетит" несколько вырос и вместе с предыдушими хотелками, я попросил Вилли поитересоваться оборудованием для радиопромышленности. Насколько мне известно, Советское правительство — не так давно закупило у французов, уже устаревшие технологии времён Первой мировой войны. Я же, собираюсь с помощью "Межрабпома" подобраться как можно ближе подобраться к новейшим немецким...
Warum nicht?
* * *
Лейман сперва не понял, такого "хода конём":
— Что за муйню ты сотворил?
— Всё будет в шоколаде, напарник! Как окажемся в Союзе, выпишем с Вилли чек на всю сумму, предъявишь его начальству... Кто у тебя в начальстве?
"Явно не Ягодка — он лишь посредник, предоставивший подвязки в парижском отделе ИНО ОГПУ и выделивший для операции своих людей. Меня, то бишь — других под рукой не оказалось".
— Не важно!
— Предъявишь товарищу Неважно чек и, получишь если не орден Боевого красного знамени — так красные же революционные шаровары, что тоже просто неимоверная круть.
Тот, играет желваками:
— Иногда мне кажется, что я разговариваю с контрой!
Если забыл сказать, товарищ Лейман несмотря на сравнительную молодость, успел повоевать-покомиссарить в нашу Гражданскую и даже сумел на ней геройски отличиться...
— Лучше такая "контра" — как я, чем "революционер" — типа товарища Томаса, согласись.
Печально кивает:
— Вот здесь, ты как никогда прав, Серафим...
* * *
После того как деньги исчезли из квартиры, перекочевав на счёт "Межрабпома" в один из германских банков — Давид Лейман быстро успокоился, снял с меня плотную "опеку" — по крайней мере отпускать одного в магазин за хавчиком, хорошенько выспался и несколько начал скучать. Заскучав, он пару раз ходил в какой-то "особо центровой" берлинский бордель и меня туда звал, но я отказывался под предлогом, что в парижском — свой "свисток" почти "до кости стёр".
Кроме походов "за хавчиком", под грандиозную газетную трескотню про обнаруженные в берлинской квартире тела "двух комиссаров из Коминтерна", я снял копии с показаний-признаний обоих покойников. Заверив по всем правилам у нотариуса, оставил их в запечатанных пакетах у юриста из Контрольного совета, с распоряжением по моему сигналу — предать их огласке, опубликовав в немецкой прессе:
— Гонорары можете оставить себе или пожертвовать в пользу наших нуждающихся соотечественников.
Делай добро и швыряй его в воду!
Напарник же мой отвязывался по полной, как будто делая это в последний раз.
Уходя в поход по берлинским "жрицам любви" вечером, он возращался бывало к обеду и в последние разы — с хорошо заметным даже "невооружённым носом" перегарищем, что за ним давно уже не водилось. С самого Минска.
"Раскодировался", сцуко!
За сутки до отъезда в Гамбург, Лейман как-то загадочно лыбясь, вспомнил-заговорил про "Пролетарскую стойкость":
— Серафим! А сколько ты мне тогда этого порошка всыпал?
Недоумеваю: почему "порошка"? Ведь, средство для повышения потенции — эта жидкая(!) настойка на траве девясиле.
Ах да, вспомнил... Когда я покаялся в своём неблаговидном поступке, то случайно обмолвился: "из самых благих пожеланий — я подсыпал(!) в твой ужин противоротное зелье...". Обстановка тогда такая была, надо понимать, что не только "обмолвишься" — заикаться до конца дней своих будешь.
— Вот ты про что... Ну, себе обычно половину столовой ложки в еду добавлял — так так "стоял", что аж зубы ломило! Тому американцу — целую ложку и, тот "драл" — всё что в том борделе шевелится. Даже случайно зашедшую за милостынею старушку афро-негритянку, что для белого евроамериканца — ужасно не комильфольный мовентон, согласись.
Изрядно преувеличиваю, конечно. Та "старушка" была вовсе не афронегритянка, а похожая на неё мулатка из Алжира.
— А с тобой я обмишулися, сыпанув целых четыре столовых ложки. Неужели до сих пор зло на меня держишь, Давид? После всего, нами двоими вместе пережитого...
Тот, лыбясь до ушей:
— Да нет, забыл уж давно... Так ты идешь к немецким мамзелям? Сегодня — последний день, когда ещё доведётся "конец помочить"?!
— Нет. Берегу своего "малыша" для будущей настоящей любви: "его" и так после парижских блядей — на раз пописцать осталось.
— Ну, как хочешь.
Что-то на душе тревожно кошкой свербит...
— Давид, — кричу в догонку, — завтра поезд в Гамбург, не забывай!
— Не забуду, — отмахивается.
Ушёл мой верный боевой товарищ в ночь и, больше я никогда его не видел.
На следующий день, как обычно утром Давид Лейман не появился — загулял, стало быть конкретно напоследок.
После обеда я уже забеспокоился, ведь в шесть часов вечера — поезд на Гамбург!
"Ладно, — успокаиваю сам себя, — должно быть сразу из борделя на вокзал приедет".
Однако на вокзал мой напарник тоже не явился, но я обратил внимание на нездоровый ажиотаж среди мальчишек-газетчиков, что-то орущих и на покупателей — выхватывающих у них товар прямо из рук и частенько даже забывающих спросить сдачу
Сенсация какая-то что ли?
Так вроде кипешь насчёт "загадочной смерти" товарищей Абрамова и Рейха уже на исходе...
Неуж, насчёт выхода "Межрабпома" из Коминтерна такая буча?
Не угадал... Демарша Вильгельма Мюнценберга — никто даже и не заметил.
Из первой же попавшейся и купленной русскоязычной газеты узнал, что сегодня ночью, из одного берлинского борделя в берлинский же госпиталь был доставлен клиент с признаками какой-то неизвестной инфекционной болезни. Бывшие при нём документы на имя турецкого армянина, на поверку оказались фальшивыми.
Бдительными полицейскими, мнимый армянин был опознан как советский гражданин еврейского происхождения Давид Лейман, арестованный более месяца назад за зверское изнасилование гражданки Веймарской Республики, после задержания убивший полицейского и сбежавший из полицейского участка.
Преступник, оказавший ожесточённое сопротивление, был застрелен при попытке скрыться.
А вот и фотография тела на первой полосе... М-да... Даже мёртвый, товарищ Лейман внушает невольно уважение своими выдающимися габаритами.
Яростно скребу свой лысый череп. Что за хрень?
После догадки — молнией во мраке ночи мелькнувшей, лезу в свой походный саквояжник...
Чёрт!
Банка грибного порошка из серых навозников пропала.
Громко хлопаю себя ладонью по лбу:
— Японский грамофон!
Тогда всё понятно: этот похотливый не по уму долбень, в моё отсутствие залез в мои вещи, нашёл грибной порошок и решил, что я его надул — зажав "китайское приворотное зелье". Задумав напоследок удивить германскую столицу своими сексуальными подвигами, сей прелюбодеянец нажрался этого антиалкогольного средства и принял "на грудь" какого-нибудь пойла, типа местного шнапса.
Дальше всё понятно, да?
Испытываю лёгкую досаду.
А я уже было троих немецких охранников из "повоевавших и понадёжнее" нанял, тазик и мешок гипса через "Межрабпом" заказал.
Получается всё зря?
Неудобно как-то перед немецкими товарищами и балтийской салакой получилось...
* * *
Уезжали из Берлина в Гамбург, а затем по морю в Ленинград — целой компанией, прямо — как правительственная делегация какая!
Со мной ехали Вилли Мюнценберг, его секретарь, бухгалтер и переводчик, эмигрант-финансист из Контрольного совета, пятеро немецких рабочих — представляющих германский пролетариат в целом, от лица которого ульяновскому промышленно-торговому кооперативу "Красный рассвет" — будет подарен целый пароход ништяков.
Кроме этого, в делегации были трое бывших "штурмовиков", с как будто специально подобранными именами: Ганс, Франц и Фриц...
Нет, не подумайте: к коричневорубашечникам из СА Эрнста Юлиуса Гюнтера Рёма — они не имеют никакого отношения.
Это — ветераны Первой мировой войны, служившие в специальных частях — штурмовых батальонах. Двое на Западном, третий — на Восточном фронте.
Последнего, звали как раз "Фриц" и, он довольно складно шпрехал на российской великодержавной мове.
После войны и неизбежного как крах империализма дембеля, все трое работали в одном охранном агентстве, имели лицензию на ношение оружия и, со слов Юриста из Контрольного совета — не чурались кой-каких "тёмных" делишек, если им хорошо заплатят. Их я нанял специально для ликвидации Давида Леймана — ибо в Союзе, он мне не был нужен ни живым ни мёртвым — от слова "вообще"...
Но, не срослось!
Ладно, пусть ребята охраняют мой хабар и как официально указано в контракте — мою "священную" особу до самого Ульяновска.
Как и в прошлый раз, когда я был в компании всего лишь нашего Главного архитектора Александа Александровича Прасолова, уезжали из Берлина под разгорающуюся антисемитскую истерию.
В связи с обнаружением и ликвидацией Леймана, разбередив старую рану — вновь вспомнили полуторамесячной давности историю изнасилования немецкой девушки "евреем-комиссаром" из Советской России. Вновь произошёл взрыв возмущения немецкой общественности. Вновь скандал, вновь под окнами Советского посольства демонстрации с требованием запретить компартию и Коминтерн, вновь антисемитские погромы и драки с полицией...
В газетах всерьёз требовали усилить давление на евреев, с целью выселить их с территории Германии в британскую Палестину.
На мой совершенно непредвзятый взгляд, всё это к лучшему и на благо этому народу: чем больше евреев уедет из Германии сейчас — тем меньше погибнет при Гитлере в концлагерях.
И самое главное, что?
Как и французская, Коммунистическая Партия Германии стремительно теряет популярность. Ведь, она — часть Коминтерна, главный штаб которого находится в Москве, в России... Откуда приехал тот самый еврей-комиссар — зверски изнасиловавший немецкую девушку.
Блин, даже специально б, у меня лучше бы не получилось!
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
