Волчье время - эпилог

Бухту возле Братских скал сковало холодом. Утро последнего декабрьского дня в этом году было невыносимо ярким — зеленый, ноздреватый морской лед, сияющий на солнце снег, пронзительная ледяная синева над головой. На фоне снега разноцветная одежда отмечавших Зимний праздник горожан казалась горстью ярких конфетти. С уступа, на котором стоял Крикс, было отлично видно, как эта огромная толпа медленно разделилась на две части, и в воздухе замелькали первые снежки.

Хлорд оказался прав — в толпе то тут, то там мелькали серо-черные ученические куртки.

"Совет мастеров хотел бы, чтобы ты присмотрел за порядком", сказал старший мастер вчера вечером. Они с дан-Энриксом только что вышли из лаконской трапезной и шли по коридору, украшенному в честь Эйслита перевязанными лентами венками из сосновых веток, вымпелами, стягами и вдвое большим, чем всегда, количеством свечей. Блики огня плясали на клинках развешенного по стенам оружия, начищенного до зеркальной чистоты. Отметив, что на каменном полу тоже не видно ни одной соринки, Крикс предположил, что учениками, приводившими в порядок эту часть Лакона, руководил мастер Вардос.

Крикс уже собирался попрощаться с Хлордом и отправиться домой, чтобы вернуться уже после Зимних праздников, и неожиданная просьба застала его врасплох. Элиссив с Маркием и Лейдой собирались провести канун Эйслита во дворце, и Крикс рассчитывал к ним присоединиться. Он вяло запротестовал, уверяя, что бои на льду прекрасно обойдутся без него.

— Там будет куча наших, — сказал Хлорд. — Старшие могут увлечься и чего-то натворить. За младшими нужно приглядывать, чтобы не лезли в свалку и не портили другим все удовольствие. Пожалуйста, Крикс... Если пойдет любой другой Наставник, все поймут, что он там для надзора, и почувствуют себя неловко.

— А я-то чем отличаюсь от других Наставников? — буркнул дан-Энрикс, уже понимая, что он проиграл.

Хлорд хмыкнул.

— И действительно. Это, случайно, не тебя я видел из окна сегодня перед ужином? Ты, кажется, катал по парку первогодков на плечах. А потом начал выбирать сугроб поглубже и сбрасывать их в снег... Но, если честно, мне больше всего понравилась та часть, где эта малышня дружно старалась тебя повалить. У тебя до сих пор волосы мокрые.

— Да они просто звери, — рассмеялся Крикс, вспомнив визжащих от восторга первогодков, которым он под конец все-таки позволил искупать себя в сугробе. И, сдаваясь, кивнул Хлорду. — Ладно... Если Совет этого так хочет, я пойду.

Впрочем, сейчас, стоя на берегу, Крикс понял, что поторопился. Спокойно можно было прийти позже, когда участники снежной битвы войдут в раж, и расстояние между швыряющими друг в друга снежки людьми опасно сократится. Или вообще к полудню, когда на льду замерзшей бухты начнутся наиболее рискованные развлечения — схватки на бревне, кулачные бои и перетягивание каната.

Небо над Неспящим заливом выглядело непередаваемо огромным и высоким. Крикс внезапно вспомнил, как носился с Фэйро по окрестностям Леривалля, пьянея от солнечного света и от ощущения тревожного, пронзительного счастья. Едва выехав из замка, Крикс заметил, что после победы над Истоком мир стал больше и загадочнее — как в далеком детстве, когда прилегавший к дому лес казался бесконечной и волнующей воображение вселенной, полной недоступной человеческому взгляду магии. Это детское чувство не исчезло разом, вместе с его жизнью в Приозерном — оно покидало его постепенно, и еще успело окрасить оттенком волшебства и чувством легкой нереальности и его путешествие в Адель, и жизнь в Лаконе, и даже первые годы службы лорду Ирему. Полностью это чувство зачарованного, живущего своей тайной жизнью мира покинуло его только в Каларии, когда все его мысли были постоянно заняты чем-то другим. В те дни, когда на его плечи неожиданно свалилась ответственность за судьбу Лесного Братства, он так сильно уставал и был так безнадежно погружен в текущие заботы, что попросту не заметил этой перемены — а теперь искренне недоумевал, как ему удалось ни разу не почувствовать себя ограбленным из-за того, что мир поблек и съежился, и любой лес стал 'просто лесом', а дороги — просто расстоянием, которое необходимо одолеть.

Он упивался возвращением давно забытых ощущений, и опомнился только тогда, когда заметил, что солнце уже почти касается холмов. Фэйро вовсе не выглядел уставшим, несмотря на то что они носились по окрестностям много часов подряд, но Крикс все-таки соскользнул с седла и тщательно обтер коня пучком травы. Князь говорил, что они выезжают на закате — вспомнил Крикс, и сердце сжалось от тревожного и радостного чувства. Они возвращаются в Адель. В Адель!..

— Поехали домой, — сказал он черному коню, вскочив в седло.

На дворе Леривалля было шумно, весело и людно — если, разумеется, такое слово применимо к нескольким десяткам Альдов, выводивших их конюшен замка своих лошадей, смеявшихся, переговаривавшихся между собой и выглядевших беззаботными, словно ученики Лакона в разгар Зимних праздников.

Великолепный белый конь, на которого только что сел Князь, вскидывал голову и танцевал от нетерпения, как будто с трудом сдерживал желание пуститься вскачь. Вплоть до сегодняшнего дня Крикс полагал, что лошадей, которые превосходили молодого Фэйро, на свете не только нет, но и не может быть, и сейчас разрывался между изумлением и чувством, подозрительно напоминавшим ревность.

— Мы же ведь с тобой не хуже, правда?.. — тихо спросил он, потрепав гриву Фэйро. Тот согласно покосился на него и раздул ноздри, явно порываясь доказать, что он вполне способен потягаться с любой лошадью из Леривалля.

— Ты готов ехать, Эвеллир? Или вам с Фэйро нужен отдых?.. — спросил Князь, подъехав к ним. -Боюсь, что вам придется потрудиться, чтобы не отстать от остальных. Особенно теперь. Никто не ожидал, что вы, на радостях от вашей встречи, будете носиться по холмам до самого заката!

Крикс уже собрался извиниться за их долгое отсутствие и объяснить, что они с Фэйро совершенно не устали, но потом заметил в глазах собеседника лукавый блеск и с удивлением сообразил, что Князь просто пытался его подразнить.

— Повторишь это еще раз, если доберешься первым до той стороны моста, — сказал Крикс раньше, чем успел задуматься, кому и что он говорит.

Энрикс из Леда рассмеялся.

— Ну вот, ты наконец-то начал улыбаться... А то от твоего преувеличенно почтительного тона я чувствовал себя дряхлым стариком. Ну что, все в сборе?.. Тогда — едем!

Кавалькада всадников c ужасным грохотом и радостными кличами промчалась по самому длинному и узкому мосту из всех, которые когда-либо случалось видеть Криксу, и прежде, чем он успел спросить Светлого, как они попадут в Адель, его попутчики решительно направили коней к опушке.

Лес у подножия деревьев уже потемнел, наполнившись таинственным предчувствием весенних сумерек. Между древесными стволами залегла густая тень, и только ярко-желтые цветы, растущие между корней, сияли в темноте, как будто бы впитав последние лучи садящегося солнца.

Пока Альды скакали через лес, сумерки кончились, и наступила ночь. Князь сказал правду — всадники из Леривалля в самом деле ездили не так, как люди, и, вздумай они состязаться с Криксом в верховой езде вместо того, чтобы разделить с ним и Бакко свою магию, у людей не было бы даже призрачного шанса победить. До этой ночи Крикс даже не представлял, что можно ездить с такой скоростью. У него было ощущение, что воле всадников служат не только лошади, но и весь мир — ветер нес их вперед, как корабли под парусами, обступавшие тропу деревья отводили в сторону мешающие Альдам ветки, и казалось, что дорога сама рвется им навстречу и изо всех сил старается стать ровной, как туго натянутое полотно. При этом спешка совершенно не мешала праздничному настроению его попутчиков. В отличие от Крикса, ощущающего звон в ушах от непривычно быстрого движения и крепче, чем обычно, стискивавшего коленями бока Фэйро, Альды успевали перебрасываться фразами, смеяться и даже петь. Полностью погрузившись в удовольствие от этой сумасшедшей скачки, Крикс не сразу осознал, что, хотя они едут под деревьями, чьи кроны закрывают даже звезды и луну, он почему-то видит так же хорошо, как днем. Но потом он сообразил, что их отряд окутывает серебристое сияние, которое исходит от его попутчиков.

Крикс не почувствовал, в какой момент они переместились в его родной мир, но, когда они снова вырвались из-под деревьев на опушку леса, впереди уже была Адель. Город переливался разноцветными огнями, как застывший в камне фейерверк. Праздничная иллюминация превосходила прежние творения Совета ста настолько же, насколько яркое южное небо превосходит бледные колючие созвездия в Каларии. Сразу же становилось ясно, что магистрам больше незачем беречь резервы магии.

И это было не единственным отличием.

Город, раскинувшийся перед ними, определенно был гораздо больше, чем Адель, которую он знал. Крикс попытался сосчитать ворота в крепостной стене, но на втором десятке сбился и почувствовал, что у него кружится голова. В глазах рябило от подсвеченных алым и золотым порталов и мерцавших на верхушках башен праздничных огней. Чувство было таким, как будто стоишь среди сдвинутых зеркал, и хорошо знакомые предметы предстают перед тобой бесчисленно повторенными.

— Сколько ворот в Адели, Князь?.. — спросил дан-Энрикс, с трудом сдерживаясь от порыва протереть глаза.

— Сегодня — больше, чем обычно, — усмехнулся Светлый. — Ты ведь должен понимать, что в новом мире и Адель, и любое другое место — кроме Леривалля, — существует сразу и в пространстве, и во времени? То, что вы раньше называли "настоящим", как ты понимаешь, было бы слишком тесным для всех вас. Правда, в Мире Былого и Грядущего переместиться из "твоей" Адели в Адель Наина Воителя или в Адель Бесстрашной Беатрикс так же легко, как перейти из одной комнаты в другую, но все-таки это — разные места. В зависимости от того, куда ты вздумаешь отправиться, в одном и том же доме будут жить разные люди. Но сегодняшняя ночь — особая... Сегодня настоящее должно вместить одновременно всех, кто явится на праздник, так что мир слегка расширился. Не беспокойся, утром все вернется на свои места.

— Так вот почему ты сказал, чтобы нас ждали ночью!.. — догадался Крикс, припомнив, как Альд когда-то сказал ему — "для вас, людей, законы вашего мышления превыше самой реальности".

Энрикс из Леда одобрительно кивнул.

— Именно так. Люди привыкли, что ночью знакомые предметы выглядят не так, как днем. Они, естественно, заметят, что Адель сегодня не такая, как обычно, и поймут, с чем это связано. Но все же эта перемена смутит их гораздо меньше, чем в том случае, если способность Истинной магии в любой момент и как угодно изменять реальность встанет перед ними во весь рост.

От городских ворот до королевского дворца они ехали вдвое дольше, чем от Леривалля до Адели — и не только потому, что им пришлось придержать лошадей и ехать мелкой рысью. Еще больше их задерживала напиравшая со всех сторон толпа. Стука копыт под мостовой почти не было слышно от ковра цветов. Ехавший рядом с Криксом Альд рассмеялся, хлопнул в ладоши, и лепестки вишни, яблонь и левкоев, покрывавшие их путь, взметнулись вверх и закружились у людей над головой. Дети, сидевшие у взрослых на плечах, вопили от восторга и пыталась ловить их, как бабочек, но лепестки небрежно уворачивались и продолжали кружить над толпой, не собираясь падать вниз. Но Альдам этого показалось мало, так что вскоре в ночном небе плыли золотые змеи и прозрачные, полные бледного огня шары, струи фонтанов начали светиться, и весь город затопила музыка, идущая, казалось, прямо из камней.

В тот вечер "Ожерелье королевы" стало самым популярным танцем, потому что кто-то — вероятнее всего, Элиссив — догадался шепнуть музыкантам, что никаких других танцев Эвеллир не знает. Крикс поочередно танцевал с самой Элиссив, Сейлесс, Ингритт, Эстри, Лейдой, но поток желающих не иссякал — как и поток гостей, ловивших Эвеллира в перерывах между танцами, чтобы, в зависимости от собственных вкусов и их прежней близости, крепко обнять Крикса, перекинуться десятком фраз или распить бокал вина.

— Пошли отсюда, — прошептала Лейда несколько часов спустя, придвинувшись так близко, что ее дыхание защекотало ему ухо. — Если еще кто-нибудь подойдет, чтобы отвлекать тебя разговорами, то я за себя не ручаюсь.

Тон у Лейды был шутливым, но за напускной небрежностью угадывалось нетерпение.

Крикс ощутил, что его окатила теплая волна. Сердце забилось радостно и быстро. Он украдкой огляделся, чтобы оценить их шансы потихоньку скрыться с праздника. Элиссив с Маркием самозабвенно танцевали, Князь о чем-то толковал с Валлариксом, а Нойе с Иремом в плотном кольце островитян играли в странную игру — поочередно метали ножи в пустую бочку, на которой была намалевана мишень, и после каждого удачного броска, встречаемого радостным визгом Айрис, осушали чарку с чем-то, подозрительно напоминавшим можжевеловую водку. Оба выглядели полностью захваченными своим делом.

Крикс подумал, что игра наверняка затянется надолго. Он и сам за этот вечер выпил больше, чем за всю предшествующую жизнь. И если поначалу Крикс боялся, что он скоро опьянеет до такого состояния, что не сможет ворочать языком, то вскоре с облегчением почувствовал, что в этот раз хмельное оживление не переходит в отупение и тошноту. И это не могло не радовать, поскольку огорчать кого-нибудь отказом Криксу улыбалось так же мало, как и портить себе удовольствие от праздничного вечера. Впрочем, охваченным азартом Ирему и Альбатросу наверняка понадобится время, чтобы осознать, что ни один из них не свалится под стол, даже если им вздумается состязаться до утра.

— Пошли! — кивнул он Лейде, и они, взявшись за руки, незаметно выскользнули из зала.

...Лаконцы и вчерашняя беседа с Хлордом совершенно вылетели у него из головы. Крикс смотрел на искрящийся под зимним солнцем снег и улыбался своим мыслям, напрочь позабыв о Круге мастеров и его поручении.

* * *

— Давай быстрее, начинают!.. — воскликнула Ингритт, и, не дожидаясь, пока Олрис что-нибудь ответит, помчалась по берегу так быстро, что с головы слетел опушенный мехом капюшон. Олрис с тенью смущения подумал, что упреки Ингритт, все утро твердившей, что он слишком долго спит, слишком медленно ест свой завтрак и слишком неспешно собирается, имели под собой кое-какие основания.

В свое оправдание Олрис мог бы сказать, что снежное сражение на льду наверняка затянется надолго, и они ничего не пропустят, даже если вступят в бой на несколько минут позже других, но спорить было уже не с кем — Ингритт мчалась, как на крыльях, и ее тугая темная коса моталась из стороны в сторону и била Ингритт по спине.

Олрис бросился следом за подругой, но догонять Ингритт всегда было той еще задачкой. Ей как-то на удивление легко далась вся эта заумь про "умение правильно двигаться", которое, по утверждению дан-Энрикса, было основой тхаро-рэйн. А вот у Олриса пока что ничего не получалось, хоть ты тресни, да и большинство других учеников справлялись с этой премудростью не лучше его самого. Хорошо ещё, что приходящие ученики не начинали каждый день с пробежки вдоль стены, как те, кто жил прямо в Лаконской Академии, иначе Ингритт совсем задрала бы нос.

Когда дан-Энрикс, получивший должность мастера, предложил Олрису и Ингритт посещать занятия в Лаконе, Олрис принял это предложение хотя и с радостью, но не без тайного смущения — воспоминания о насмехавшихся над ним лаконцах все еще были слишком свежи, а уж о том, как отнесется к его появлению в Лаконе мастер Вардос, Олрису не хотелось даже думать. Но долго ломать голову над этим ему не пришлось, так как вскоре он встретился с главой Лакона прямо во дворце — тот выходил из комнаты дан-Энрикса, и Олрис, как раз собиравшийся зайти, едва не налетел на мастера. Без шрама и вечного желчного недовольства на лице наставник выглядел куда приветливее, чем в его воспоминаниях, но Олрис все равно ощутил сильное желание, плюнув на вежливость, юркнуть в ближайший коридор. Однако Вардос повел себя совершенно неожиданно.

— Я хотел извиниться перед вами, — суховато, но вполне доброжелательно произнес он. — Я много слышал о том, как вы проявили себя во время схватки за Адель. Боюсь, я вас недооценивал.

Олрис почувствовал себя польщенным и, одновременно, озадаченным. Он шевельнул губами, но так и не смог придумать, что ответить. К счастью, мастер, судя по всему, и не рассчитывал, что Олрис поблагодарит его за комплимент.

— Что думаете делать дальше? — спросил он. — Останетесь в Адели, или собираетесь вернуться... хмм... на родину?

Олрис ответил, с облегчением подумав, что после сегодняшней беседы пребывание в Лаконе будет не таким тяжёлым испытанием. Узнав о приглашении дан-Энрикса, глава Лакона смерил Олриса оценивающим, бесстрастным взглядом.

— Вот как, — сказал он. — И вы, конечно, собираетесь последовать совету лорда... то есть, извините, теперь уже мастера дан-Энрикса?.. В таком случае, забудьте все, что я сказал. Я не хотел бы, чтобы мысль о ваших подвигах затмила для вас понимание того, как мало вы умеете.

Олрис опешил.

— Но ведь вы...

— Я сказал то, что думаю. Любой, кто не поддался темной магии и дрался за Адель, достоин уважения — будь это опытный боец, мастеровой, впервые взявшийся за меч, или мальчишка вроде вас. Но с той минуты, как вы переступите порог Лакона, вы для меня — не героический защитник города, а просто ученик. И меня будут интересовать не ваша отвага и самоотверженность, а ваши достижения и ваше трудолюбие. То, что теперь владение мечом — не вопрос выживания, а способ приобщения к Истинной магии, такой же, как любое из известных нам искусств — ещё не повод относиться к делу спустя рукава. Я бы даже сказал, совсем наоборот.

— Понятно, — вздохнул Олрис. Но потом, когда Вардос ушел, Олрис подумал, что, хотя наставник, как обычно, совершенно не старался щадить чувства собеседника, в сущности, ничего обидного он не сказал. И что, возможно, иметь дело с этим новым Вардосом будет не так уж сложно.

Поладить с лаконцами тоже внезапно оказалось проще, чем он думал. Если до сих пор ученики почти всегда дружили только с теми, с кем делили одну башню и были знакомы с самых первых дней учебы, то бои в Верхнем городе переменили положение вещей. Ученики, плечом к плечу сражавшиеся с гвиннами, общались, словно лучшие друзья, и никто из них не вспоминал, кто здесь на третьем году обучения, а кто в этом году заканчивает Академию. Олриса с Ингритт приняли легко.

Новых товарищей Олриса переполняло любопытство. Многие из них гордились тем, что защищали город и участвовали в битве за Лакон, но все считали, что Олрису с Ингритт, видевшим штурм Северной стены и оборону гавани, посчастливилось пережить куда более масштабные и драматичные события. О том, что в последнем бою за Южный порт Олрис сражался мечом Крикса, говорили с восхищением, в котором ощущалась нескрываемая зависть. Временами Олрис спрашивал себя, что бы они сказали, если бы слышали то, что сказал ему Крикс — что меч признал его, благодаря чему Олварг вообразил, что Эвеллир находится на другом конце города, а Крикс сумел застать его врасплох и победить.

Олрис ни с кем не говорил об этом — ни с друзьями из Лаконской академии, ни даже с Ингритт. Мысль, что Ривален мог увидеть в нем кого-то вроде Крикса, не столько льстила его гордости, сколько смущала Олриса. Тем более, что сам он не почувствовал в Ривалене никакой магии. Правда, впоследствии Олрис припомнил, что оружие дан-Энрикса казалось слишком легким и удобным для такого длинного меча, и в тот момент, когда он плечом плечу с Ингритт выходил из лазарета, рукоять Ривалена как будто бы нагрелась у него в руке. Но тогда он не обратил на это ни малейшего внимания, потому что первым, кого он увидел, когда яркий дневной свет ударил его по глазам, был Нэйд — Нэйд, находившийся в каких-то двадцати шагах от них. И, когда Ингритт закричала, громко окликая Мясника по имени, Олрис мог думать только об одном — что он должен убить Рыжебородого, прежде чем все закончится.

Крик Ингритт показался неожиданно высоким среди голосов хрипящих, стонущих или ругавшихся мужчин. Нэйд обернулся. Пластины его доспеха были темными и липкими от крови, волосы и борода слиплись в неряшливые колтуны. Сперва он изумленно сдвинул брови, недоумевая, откуда девчонка из чужого мира знает его имя — но мгновение спустя он узнал Ингритт, и его широкое, почти квадратное лицо внезапно осветилось жуткой, хищной радостью. Торжествующе осклабившись, Мясник направился в их сторону, без всякого усилия прокладывая себе путь среди сражавшихся — и Олрис ощутил, что страх за Ингритт окатил его, словно холодная волна.

Они переглянулись — и, одновременно заорав для храбрости, атаковали Нэйда с двух сторон, как делали на тренировках с Лейдой.

Нэйд небрежно отмахнулся от атаки Ингритт, явно стараясь ее не зацепить. Олрис сообразил, что Нэйд рассчитывает получить ее живой — и, увернувшись от меча Рыжебородого, снова набросился на Нэйда. Кажется, он плакал от ярости. Он охотно согласился бы умереть десять раз подряд, лишь бы хотя бы на одну минуту стать не мальчишкой в слишком длинной для него кольчуге и с чужим мечом, а кем-то вроде Крикса. Он проскользнул под падавший ему на голову клинок, как никогда бы не осмелился даже на тренировке с деревянными мечами, и еще успел увидеть изумление в глазах Рыжебородого, когда Ривален прошел сквозь его двуслойную кольчугу, словно нож сквозь масло.

Но Олрис даже сейчас не понимал, как ему это удалось.

— Князь с самого начала говорил, что из тебя однажды может получиться Эвеллир, — сказал дан-Энрикс в день своего возвращения, пригласив Олриса пройтись по галерее, чтобы никто не мешал их разговору. Из-за приоткрытой двери Зала тысячи колонн звучала музыка, и гости продолжали шумно веселиться на пиру, но в коридоре было тихо и безлюдно.

Олрис протестующе замотал головой.

— Какой из меня Эвеллир!.. Наверное, все дело в Олварге. В том, что мы с ним... что он... — Олрис умолк. При мысли, что Олварг был его отцом, Олрис даже сейчас чувствовал, что каждый волосок на его теле встает дыбом.

Крикс задумчиво взглянул на собеседника.

— Князь бы, возможно, с тобой согласился. Он сказал бы что-нибудь о том, что зло всегда несет в себе зерно своего разрушения, и в конце концов порождает то, что должно его истребить. Но лично я уверен в том, что ваше родство с Олваргом тут совершенно ни при чем. Дело в тебе самом. Только не спорь, — остановил его дан-Энрикс, когда Олрис встрепенулся, собираясь возразить. — Пойми, что этот Меч вовсе не выбирает самого достойного или же самого отважного из всех людей. И меня он признал своим хозяином совсем не потому, что я был лучше всех дан-Энриксов, пытавшихся принять Наследство Альдов до меня. Ривален отзывается, когда у нас не остается более заветного желания, чем потребность избавить мир от зла. И, если хочешь мое мнение, тебе не стоит лишний раз думать о своей связи с Олваргом. Когда-то, когда я узнал, что он был братом моей матери, я тоже чувствовал себя довольно отвратительно. Но потом я вспомнил о Валлариксе и подумал, что Олварг, к счастью, не единственный дан-Энрикс, с которым нас связывает кровное родство.

Странное дело — до тех пор, пока он это не сказал, Олрис не сознавал, что между ним и Криксом тоже существует родственная связь, пускай и не настолько близкая, как он воображал. Глаза внезапно защипало, и огонь от освещавших галерею факелов расплылся в яркие сияющие пятна. Олрис застыл посреди коридора, чувствуя, что его разрывает между желанием вцепиться в Эвеллира, как в лесу после сражения с Безликими, заплакать и позволить Криксу обнимать и утешать себя, словно ребенка — или гневно заорать и швырнуть Эвеллиру под ноги бокал, который он держал в руках.

— Прости меня, — негромко сказал Крикс. — Мне правда очень жаль. Я помню, как я злился на Валларикса и Ирема за то, что они ничего мне не сказали — но, как видишь, сам я поступил ничуть не лучше их.

Олрис опустил голову. Если бы Крикс пытался объяснить и как-нибудь оправдать свое решение, это бы только подогрело его возмущение, но виноватый и сочувственный тон собеседника подействовал на Олриса обезоруживающе.

— Я бы на вашем месте тоже не сказал, — помедлив, признал он. — И вообще... не думаю, что захотел бы это знать, пока Олварг еще был жив.

— Ну наконец-то! Сколько можно спать?.. — праведно возмутились их товарищи, когда Олрис и Ингритт поравнялись с группой из шести лаконцев, дожидающихся их на берегу, подальше от свистевших в воздухе снежков.

— Это все Олрис, — тут же возразила Ингритт. — Я была готова еще два часа назад.

Олрис демонстративно закатил глаза. Кто-то в толпе лаконцев засмеялся. Здесь уже привыкли к их непрекращающимся пикировкам.

— Кстати, наш мастер тоже здесь — вы видели?.. — спросил один из их товарищей.

— Где?.. — изумился Олрис, быстро обернувшись. И, действительно, увидел Крикса, стоявшего шагах в тридцати от них и наблюдающего за сражением на льду. В обычной городской одежде тот смотрелся непривычно — за последние несколько месяцев Олрис привык видеть его в черной одежде мастера Лакона. Но не узнать Крикса было невозможно.

— Ты что, действительно только сейчас его заметил? Ты же пробежал прямо мимо него, — с едва заметной укоризной в голосе сказала Ингритт. — Я собиралась поздороваться, но у него был такой вид, как будто он о чем-то глубоко задумался. Так что я решила его не отвлекать.

Олрису страстно захотелось запустить в Ингритт снежком, чтобы она хоть на одну минуту перестала важничать, но потом ему в голову пришла более соблазнительная мысль.

— Плохое место, чтобы здесь задумываться, — шалея от собственной дерзости, заметил он. — Особенно, когда стоишь к кому-нибудь спиной. Выглядит, как отличная мишень.

Ингритт насмешливо фыркнула.

— Да, как же! Мало тебе было в прошлый раз?.. — девушка явно намекала на недавний спор о действии Истинной магии, когда все слишком сильно увлеклись, и Олрис, чтобы не ударить в грязь лицом перед своими оппонентами, спрыгнул с верхней площадки Свейсборга на едва припорошенный снежком мощенный двор. Некстати вышедший из башни и ставший свидетелем его прыжка дан-Энрикс тогда увел Олриса к себе и, закрыв дверь, отчитал так, что он еще несколько дней не мог смотреть на мастера, не чувствуя, как начинают гореть уши.

Но Олрис уже зачерпнул снега и лепил снежок. Он сам не понимал, почему его постоянно тянет подразнить их мастера и как это сочетается с почти благоговейным уважением, который он испытывал к дан-Энриксу, но удержаться было невозможно.

— Слушай, ты ведь не собираешься... — начала Ингритт, но Олрис уже прицелился и метнул свой снаряд в спину о чем-то замечавшегося мастера.

Крикс развернулся с такой быстротой, что Олрис разглядел только взметнувшуюся от его плаща поземку — а дан-Энрикс, ловко поймав пущенный в него снежок, обвел глазами замерших лаконцев и, не задержавшись на его товарищах, уперся взглядом в Олриса. Наставник усмехнулся, подбросил на ладони пойманный снежок — и мягко выронил его на снег. Олрис перевел дыхание и мысленно напомнил самому себе, что нужно закрыть рот.

— Олрис, Ингритт, на пару слов, — подозвал Крикс, сделав им знак рукой. И, когда они подошли, спросил — Вы будете у нас сегодня вечером?..

Олрис с Ингритт переглянулись.

— Дело в том, что мы... ну, то есть весь отряд... — Олрис запнулся. Эта заминка вынудила Крикса улыбнуться.

— Если ты не знаешь, как мне сообщить, что вы хотите всей толпой устроить пьянку, то не беспокойся — я прекрасно знаю, как лаконцы празднуют Эйслит. Когда освободитесь, приходите к нам. Мы с Лейдой будем ждать.