|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 11.
Восемнадцатый день второго месяца лета 41-го года со дня окончания Последней Войны, утро.
— А потому, ваше величество, я вынужден сообщить, что поступление налогов от соляных шахт составит в этом году не более десяти тысяч золотых марок, — закончил благороднейший Парс — казначей Исиринатии. — Как результат, для выполнения ваших планов, казне потребуется еще хотя бы сто тысяч золотом.
— Благодарю за в высшей степени полный и обстоятельный доклад, — благосклонно улыбнулся Ритон, — мы обдумаем ваши слова и постараемся в самое ближайшее время найти решение, кое будет удовлетворять чаяниям наши вассалов, но, одновременно с этим, позволит осуществить столь необходимые в данный момент времени преобразования.
— Спасибо, ваше величество, — поклонился человек, пятясь из рабочего кабинета венценосца.
Ритон, конечно, мог бы принимать просителей и в тронном зале, но предпочитал не делать этого — слишком много лишних глаз и ушей, слишком много церемониала. Поговорить с нужным человеком один на один — куда полезнее и информативнее.
Вот, к примеру, из нынешней беседы он извлек следующее: выжать что-нибудь еще из личного домена не выйдет. И это огорчало.
Венценосец сложил пальцы домиком и, уперев на них подбородок, прикрыл глаза, обдумывая варианты.
"Деньги нужны как утопающему — воздух, но дед отказался ссудить мне необходимую сумму, ограничившись лишь небольшими подачками. Откровенно говоря — логично, я на его месте поступил бы схожим образом, но, к сожалению, из-за этого венец может оказаться в крайне затруднительном положении уже до конца лета. На задуманные мною преобразования требуется масса золота, которое также необходимо и на усиление армии, восстановление магических сил государства, а также — залечивание ран, нанесенных войной. Причем сто тысяч — это минимально возможная сумма, которой, определенно, не хватит на все, потому как жизнь обожает демонстрировать нам свою непредсказуемость. Следует заполучить хотя бы сто пятьдесят, а еще лучше — двести тысяч. Вот только где их отыскать"?
Нехватка золота и серебра выбивала почву из-под ног, душила любые начинания, и временами буквально ввергала правителя в черную меланхолию. Будучи всего лишь принцем, он и не подозревал, как много денег нужно для управления государством. Даже став правителем Исиринии — прибрежной Исиринатии — и насмерть сцепившись с двоюродным братом за власть, он не осознавал до конца всю глубину проблемы.
Все-таки земли Исиринии, защищенные горами, являлись самыми богатыми, не знавшими бунтов, войн и разрушений вот уже несколько сотен лет, да и территории от гор и до Стоградья также нельзя было назвать совсем уж пропащими, хотя их и опалило пламя войны.
Другое дело — пресловутое Стоградье и северные провинции, перешедшие к нему после победы...
Честно говоря, узнав, как там обстоят дела на самом деле, Ритон даже проникся некоторым уважением к покойному кузену, который, получив разоренную войной, частично заполненную живыми мертвецами землю с разрушенными деревнями, сбежавшими крестьянами и рыщущими по каждой дороге бандами разбойников, сумел на равных биться с ним все эти годы, отвлекаясь лишь для того, чтобы сразиться Раденией. Впрочем, и самому Ритону пару раз пришлось надавать излишне зарвавшимся волкам по наглым зубастым пастям, из-за чего венценосец Гашиэн теперь даже говорить с ним не хочет. Не то, чтобы это было такой уж большой потерей, но все-таки, работать вместе было бы полезнее.
Впрочем, братец оказался тем еще идиотом, и плохую ситуацию за несколько лет умудрился превратить в катастрофическую. Он ничем толком не управлял и ни заботился лишь о войске, в результате чего Пиринилию, а также ту часть Стоградья и Ириулэнии, которые удалось сохранить, пришлось буквально восстанавливать из пепла.
А это требовало много, прямо-таки чудовищно много денег.
Добавить к этому непрерывные траты на армию, войну со взбесившейся нежитью — большое спасибо его императорскому величеству — помощь Академии, Ордену и церквям остальной четверки, и получится безрадостная картина тотальной неплатежеспособности молодого венценосца.
Безусловно, за несколько лет Ритон сумеет наладить финансы и залечить некоторые — по крайней мере самые болезненные — раны, нанесенные войной... Но у него нет времени!
"Каждый упущенный день лишь укрепляет положение Шахриона. И это, попрошу заметить, безотносительно тех в высшей степени пугающих сведений, которые адресовал нам верховный маг Гартиан", — подумал Ритон, в очередной раз прикидывая, что хуже для Исиринатии — крепко ухвативший бразды правления император, или спятивший маг чудовищной силы.
Как ни крути, а выходило, что хоть пнем об сову, хоть совой об пень, как принято выражаться у простолюдинов. Оба варианта — одинаково губительны и не оставляют никакого простора действий.
А значит...
"Значит, с его императорским величеством следует разбираться в предельно сжатые сроки. Счет в нашем текущем положении идет на месяцы, максимум — на сезоны".
Но для того, чтобы действовать быстро нужны деньги. Достать которых неоткуда.
Замкнутый круг!
Венценосец заскрипел зубами и рывком вышел из-за стола, распахнув двери на балкон и выходя подышать свежим воздухом.
Теплый ласковый бриз приятно охладил разгоряченную голову и Ритон, глубоко вдохнув приятный чуть солоноватый воздух, немного успокоился.
Море всегда приводило молодого правителя в хорошее настроение, видимо, сказывалась аблисская кровь, и этот случай не стал исключением.
Он подошел поближе к высокой резной ограде и оперся о нее, прикрыв глаза и пытаясь хотя бы немного привести в порядок разбегающиеся, точно тараканы, мысли.
"Интересно: его величество Шахриону в бытность правителем огрызка некогда могучего государства было столь же трудно, как и мне сейчас"? — подумал он и тотчас же ответил самому себе. — "Глупый вопрос. С какой стороны ни посмотри на данную проблему, мое положение все же отличается гораздо большей устойчивостью и надежностью, нежели его собственное, хотя ряд условий и выглядят схожими".
Отчего-то это самовнушение не сильно работало, а потому Ритон еще раз полной грудью вдохнул воздух, надеясь пропитаться покоем, даруемым морем.
— Ваше величество изволит любоваться видами? — послышался за спиной до боли знакомый голос Найлиэны и венценосец, прежде чем обернуться, скривился.
"Интересно, благодаря каким именно ухищрениям сия особа раз за разом умудряется подбираться ко мне на расстояние удара? Маги, стражники, ловушки, что, для нее это все — пустой звук? И не надоело ли ей постоянно демонстрировать силу"?
— Приветствую прекраснейшую Найлиэну, — коротко кивнул собеседнице венценосец.
— И я приветствую ваше величество.
Эльфийка грациозно подошла и, положив на ограду предплечья, выгнулась, как бы невзначай демонстрируя восхитительную фигуру.
Все это было проделано столь плавно, текуче и естественно, что даже Ритон, прекрасно понимавший все эти ухищрения — как-никак не один раз видел силу воздействия Найлиэны на дядю — с трудом подавил вспыхнувшее желание. Да, эта женщина смертельно опасна. Возможно даже, опаснее зрящего Ратриолы.
— Я всегда рад обществу столь невыразимо прекрасной особы, — проговорил он, улыбаясь, и прикладывая титанические усилия для того, чтобы голос не дрожал, — но все-таки не могу не спросить: какая цель привела тебя ко мне сегодня, о звездорожденная?
Эльфийка улыбнулась ему одновременно и уважительно, и многообещающе, и зовуще, и Ритон все-таки не сумел сдержаться, сглотнув густую, тягучую слюну и непроизвольно выдохнул.
— Моя цель — все та же, — мило хлопнув длиннющими ресницами проворковала эльфийка, — помочь его величеству в неравной борьбе с возрожденной Империей Тьмы, пока наши... союзники... готовятся к новой встрече, на которой мы будем обсуждать уже конкретные меры.
Эта самая встреча должна была состояться буквально через пару дней, и на сей раз — спасибо за тириомали — ехать никуда не придется. И — да — на ней можно, наконец, будет обсудить важные вопросы.
"Если, конечно же, я сумею отыскать где-нибудь золото. Потому как без него все прочее не имеет значения, ведь мы банально не сумеем купить ни услуги шпионов, ни клинки наемных убийц".
— Помочь? — заинтересовался венценосец. — Интересно. Слушаю тебя, о звездорожденная.
Найлиэна улыбнулась ему и, поднявшись, оперлась о перила спиной, чуть откинувшись назад и демонстрируя внушительных размеров грудь, туго обтянутую платьем.
Она не соблазняла, она — играла, это Ритон понимал прекрасно.
"Если зрящая захочет затащить меня в постель, то сделает это куда грациознее и изящнее, да что уж там, заставит умолять и обещать все на свете, как это было с дядей", — зло подумал он, но в очередной раз восхитился талантам своей собеседницы и порадовался тому, что они пока еще на одной стороне.
— Насколько мне известно, — продолжала Найлиэна, — вы испытываете... некоторые финансовые трудности, не так ли?
Ритон скривился — тема была слишком болезненной для того, чтобы пытаться отшутиться или сделать вид, что это его не волнует.
— С прискорбием вынужден признать вашу правоту. Увы, но государство, разрушенное войной, практически полностью исчерпало все свои внутренние резервы. Внешних же заимствований найти негде.
— А что вы скажете на беспроцентный кредит, скажем, в один миллион золотых аблисских марок? — мило улыбнулась эльфийка.
Ритон был готов к чему угодно, но все-таки не сумел сохранить невозмутимость на лице.
— Сколько? — воскликнул он, тотчас же обругав себя последними словами и немедленно успокаиваясь. — Что ж, подобный кредит, действительно сумел бы решить немалую часть наших текущих проблем, правда, многое зависит от срока его погашения и процентов, о звездорожденная.
Эльфийка усмехнулась.
— Десять лет, два процента годовых.
И Ритон понял, что попался.
Венценосец не знал, где именно эльфы взяли деньги, не представлял, чем ему придется расплачиваться. Здесь и сейчас ничто не имело значение кроме суммы.
"Один миллион. Золотом" ...
— В каком документе мне следует расписаться кровью? — только и мог уточнить он.
— Я покажу, — улыбнулась эльфийка. — А пока я хотела бы сообщить вам одну крайне интересную новость.
* * *
Девятнадцатый день второго месяца лета 4-го года со дня Реставрации (по имперскому летоисчислению), полдень.
— О мой повелитель, как ты себя чувствуешь? — приторно-сладкий, точно медовая коврижка, голос Дарлионны вырвал Шахриона из паутины тягостных раздумий и бредовых видений, навеянных то ли Тенью, то ли новым таинственным игроком.
— Благодарю, о извечная, сегодня мне немного лучше, — соврал Шахрион, стараясь не обращать внимание красавицу, демонстрировавшую прямо-таки материнскую заботу к захворавшему императору.
Они покинули Наиргион на рассвете, оставив отряд численностью в сотню латников, десяток рыцарей смерти и двух магов следить за порядком и разбираться с последствиями.
Ни о каком праздновании после покушения, конечно же, не могло быть и речи. Город гудел, точно растревоженный улей, жители попрятались по домам, а улицы заполонили вооруженные люди. Сутки Шахрион отлеживался в выделенных ему покоях, приходил в себя, размышлял, вяло переругивался с Тенью, глуша головную боль пилюлями. За это время удалось отыскать нескольких участников заговора и еще три дюжины подозреваемых отправились в городскую тюрьму. Черный Властелин настрого запретил делать с ними хоть что-нибудь и приказал ждать дознавателей из столицы — с женой, успевшей уже вернуться из Жемчужины Востока, он связался в первую очередь.
Тартионна предложила бросить все и вернуться, но Шахрион отклонил эту ее идею. Он считал, что если остановится, то лишь продемонстрирует врагам слабость, а поступать так сейчас было равносильно самоубийству.
А потому — путешествие продолжилось.
Правда, при этом в карету императора напросилась Дарлионна, причем сделала она эта столь изящно и умно, мотивируя все своей заботой о здоровье господина, что даже и отказаться не получилось. В результате, внутри помимо него теперь находились Дарлионна и одна из ее служанок — средних лет женщина, прилагавшая все усилия для того, чтобы слиться с фоном и не отсвечивать.
"Ну да, наверное, предложи ей сейчас на выбор: ехать дальше в карете, или оказаться посреди лиосской пустыни, эта женщина очень серьезно задумалась бы. И не факт, что в итоге осталась бы с нами".
Страх неприятный, но, откровенно говоря, заслуженный, ведь народная молва за считанные часы разнесла слухи о бойне по всему городу, и Шахрион ни капли не сомневался — спустя пару недель о произошедшем будут знать едва ли не все жители Империи Тьмы.
В разговоре с Тартионной свою чрезмерную жестокость он списал на панику, вызванную внезапным нападением. Про три попадания из арбалета тактично промолчал, не особо, впрочем, надеясь на то, что Тартионна не узнает об этом. Не факт, конечно, что Госпожа поверила своему Властелину, но она по крайней мере пообещала направить слухи в нужное русло.
Даже собственную агонию готов пустить на благо народа, — хихикнула из-за спины Тень, и у Шахриона непроизвольно дернулась щека.
"Проклятая тварь"!
Еще один тихий смешок.
"Что б ты сдохла"!
Не дождешься, о могучий император. Но даже меня поражает твоя забота о народе. Вместо того, чтобы спешно возвращаться к сыну, ты продолжаешь путешествие вперед, туда, где все началось. Да еще в таком состоянии... поразительное мужество и не менее поразительная глупость.
Откровенно говоря, Шахрион считал точно также, однако отменить назначенные мероприятия не мог. Просто не имел права!
— Слишком многое поставлено на карту, чтобы потакать своим слабостям, — прошептал он.
— Что, простите? — откуда-то издалека, будто из тумана, до него донесся взволнованный голос Дарлионны и император едва не хлопнул себя по лбу от досады.
"Идиот! Разболтался сам с собой прямо в карете"!
Он вымученно улыбнулся и развел руками.
— Прошу простить мою рассеянность — мысли вслух. Слишком уж последние дни оказались напряженными.
— И не говорите! — всплеснула изящными ручками красавица. При этом ее губы сложились буквой "о", и она резко стала похожа на маленькую нахохлившуюся синичку. Чрезвычайно привлекательную синичку, между прочим.
Шахрион мотнул головой, не понимая, что за муха его укусила.
Тихие гнусные смешки за спиной четко дали понять — что именно за муха.
И снова накатила волна ярости, бороться с которой приходилось теперь ежечасно. Но и на сей раз император вышел победителем из противостояния с собственным безумием, а потому Дарлионна получила не сокрушительный магический удар в лицо, а вежливый ответ.
— К сожалению, у нас слишком много врагов, о извечная. Как внешних, так и внутренних.
Он выразительно посмотрел на свою собеседницу, как бы намекая: "ты ведь не из них"?
Наградой ему стал еще один вздох, полный горя столь искреннего, что даже император поверил в правдивость Дарлионны.
— Но владыка, не значит ли это, что нам следует объявить войну остаткам Лиги и покончить с этой заразой раз и на всегда? — мило хлопая ресницами уточнила его собеседница.
Она так хорошо играла набитую дуру, что в некоторые моменты хотелось поаплодировать актерским талантам юной красавицы.
"Зато в другие моменты очень хочется содрать с нее кожу и оттрахать то, что останется"!!! — яростно подумал Шахрион и сжал костяшки пальцев так, что ногти впились в ладони.
В очередной раз загнав своего зверя внутрь, Шахрион пристально заглянул в безразмерные глаза Дарлионны, которая кокетливо моргнула и одарила своего повелителя теплой улыбкой.
"Что, папа волнуется, не придется ли исполнять вассальный долг раньше времени"? — успокоившись, подумал император. — "Справедливые опасения, девочка".
— Война, извечная, на самом деле не несет ничего хорошего ее участникам, — назидательно произнес он. — Война — это слезы жен и матерей, обездоленные люди, смерть, разрушения...
"И, что куда страшнее, кошмарные затраты, бюджетный дефицит и прекращение торговли".
— Именно поэтому, — продолжил он, — я приложу все силы для того, чтобы новая война не началась.
"Если, конечно, от меня будет что-нибудь зависеть".
— Думаю, что недавнее покушение не было результатом деятельности врагов, — продолжил император. — Скорее, какие-то обозленные на меня безумцы попытались свести счеты, только и всего.
"И нельзя сказать, что они были далеки от успеха".
— Ты должен беречь себя, мой Властелин! — горячо воскликнула Дарлионна. — Потеря столь гениального ума, величайшего, наверное, со времен Первого Некроманта, погубит всю Империю!
И снова — ни звуком, ни интонацией, ни мимикой, извечная не выдала притворства.
"Какая поразительная актриса", — в очередной раз восхитился Шахрион. — "Повезет тому кольценосцу, которого она охмурит. Жаль, только, что лесть насчет гениального ума слегка не соответствует действительности".
Слегка? — тут же вернулась Тень.
Шахрион хотел было шикнуть на нее, но не успел — именно в этот момент кортеж пересек границу Стоградья, а точнее — земли, попавшей под действие Безымянного Заклинания.
Шахриона скрутило!
Тысячи голосов обрушились на него со всех сторон, завывая от боли, моля о снисхождении, прося помочь, даровать покой, убить, убить, убить наконец!
Ни в один из прошлых визитов не случалось ничего похожего, и, надо сказать, ощущения были просто кошмарными.
На лбу выступила испарина, сердце бешено заколотилось, легкие сдавило, и Черный Властелин вдруг понял, что не может вдохнуть. Как будто этого было мало, внутри черепной коробки точно взорвался огненный шар, опалив глаза изнутри, и император со стоном завалился на бок. Он дернул рукой, намереваясь выхватить коробочку с лекарством, но не успел.
Сознание стремительно ускользало, и тускнеющим взором Шахрион успел различить только полное ужаса лицо Дарлионны.
"Наконец-то... не... играет", — с трудом подумал он, после чего погрузился в пучины беспамятства.
* * *
Где-то, когда-то.
Люди завывали, отплясывая сумасшедший танец вокруг огромного помоста, на котором возвышались шесть исполинских фигур из дерева.
Костры вздымались к небесам, разгоняя ночную хмарь, и благодаря ним было видно, как днем.
Сотни, тысячи полуголых и потных мужчин и женщин, чьи лица, руки и плечи были разрисованы разноцветными красками, точно сошли с ума, воя одним им известную песню на непонятном языке. А еще сотни и тысячи мужчин, женщин, детей и стариков наблюдали за безумным действом и подпевали, а их глаза блестели, яростным фанатичным огнем неофитов, только-только открывших для себя новую веру.
На помосте — под немигающими взорами деревянных идолов — восседали шестеро: трое мужчин и трое женщин. Двоих из них император узнал сразу — повзрослевшие юноша и девушка, принесшие своего ребенка в жертву непонятным силам. Четверых — спустя пару секунд.
"Это те, кто сопровождал некроманта и чародейку света при штурме города", — сообразил он.
Шахрион вздохнул. Там — в реальном мире — его настоящее тело, скорее всего, умирало от удушья, и, конечно, хотелось бы поскорее вернуться туда... Вот только он понимал, что еще раз это видение ему никто не покажет, а ведь именно таинственные сны наяву дарили надежду на спасение. Призрачную, но лучше уж такая, чем никакой.
А потому Черный Властелин, затаив дыхание, старался запечатлеть в памяти каждую, пусть даже самую незначительную деталь.
Первым из кресла поднялся некромант.
Он, перекрикивая многоголосую песню, не заговорил, заорал:
— Да будут славны Шестеро!
— Слава, слава, слава!!! — в тон ему ответили тысячи людей.
— Да будет доброта их восславлена верными!
— Да будет, да будет, да будет!!!
— И да получат наши владыки достойные жертвы!
— Жертвы! Жертвы!! Жертвы!!!
Последнее слово начали скандировать буквально все участники мистерии, причем оно не затухало, а напротив, разгоралось, подобно лесному пожару, становилось громче и четче, безумным крещендо разлетаясь по окрестностям. И, точно в тон ему, откуда-то из темноты донесся рев десятков рогов.
И толпа пришла в неистовство. Вопли стали еще громче, музыка ускорилась до предела, а танец превратился в странную мешанину рук, ног и извивающихся тел. Казалось, что люди исчезли, и на их месте образовалось разноцветное многорукое и многоногое существо. И тысячи пастей этого существа произносили лишь одно слово: "жертва".
Звуки рога стали громче и спустя пару мгновений Шахрион различил вдалеке огненную змею, приближавшуюся к — теперь император был в этом уверен — капищу.
И Черный Властелин отлично понимал, что именно произойдет дальше.
Он не ошибся — пехотинцы с копьями и факелами, в медных доспехах и с большими щитами, закинутыми за спины, конвоировали тех, кого следовало принести в жертву богам.
И одного взгляда на пленников хватило Шахриону для того, чтобы узнать их. Ненавистные лишенные каких бы то ни было природных изъянов тела и лица сейчас были покрыты коркой из засохшей грязи и крови, прекрасные длинные локоны — запутались и растрепались, многие пленники получили раны, одежда их превратилась в лохмотья. И все равно, спутать эльфов с кем-то еще было невозможно.
"Но ведь даже в летописях звездорожденных нет сведений о тех временах", — удивился Шахрион. — "Или эти летописи лгут"?
Пленники, сопровождаемые безумным пением фанатиков, взошли на помост, их поставили на колени перед шестью статуями и подле некроманта встала его жена. Она извлекла из чехла обсидиановый серп и спокойно подошла к первому из пленных.
Эльф старался выглядеть мужественно, но видно было как сильно он боится. Впрочем, остальные жертвы не были в состоянии даже на такое — почти все они тряслись от ужаса, стенали и рыдали, размазывая сопли по грязным лицам, и, конечно же, все как один — обоссались.
"Впрочем, не могу осуждать их за это", — подумал Шахрион, наблюдая за беснующейся толпой. — "Сам бы обделался, оказавшись тут в роли жертвы".
— Верные! — не закричала — завизжала жена некроманта. — Вот свежая кровь для наших благодетелей!
— Кровь! Кровь!! Кровь!!!
— Вот потроха, мясо и кости, которые мы предложим в качестве подношения.
— Да! Мясо! Потроха! Кости! Подношение! Подношение!! Подношение!!! — вопила толпа: безликий, единый организм, разверстые пасти, безумные глаза, и дикая, звериная жажда крови.
Чародейка усмехнулась и наклонилась к первому пленнику.
— Есть что сказать напоследок, падаль?
— Катись к демонам, — собрав остатки мужества, эльф плюнул в лицо своей мучительнице, но та и не подумала оскорбиться.
Спокойно стерев плевок с лица, она резко воздела свой серп вверх и отточенным ударом обезглавила эльфа.
Тугая струя взметнулась вверх, забрызгав женщину, чей рот был раззявлен в безумной ухмылке. Она высоко подняла отрубленную голову и, повернувшись к все еще сидевшим товарищам, кивнула им.
Четверо тотчас же поднялись и, выхватив клинки, бросились к обезглавленному телу. Точно мясники на бойне они рубили и кромсали, отделяя конечности с таким упоением, будто от этого зависела их жизнь. Пара минут, и вот от эльфа остался жалкий обрубок, заливающий кровью постамент, а толпа взорвалась ликующими возгласами.
Каждый маг отнес трофей к своему божеству, а тушу — у Шахриона язык не поворачивался называть то, что осталось, телом, — эльфа, положили подле статуи, изображающей красивую женщину средних лет с правильными, но слегка резкими чертами лица.
А затем настал черед остальных пленных. Им, увы, повезло сильно меньше.
По знаку некроманта два здоровенных рыцаря смерти принесли на постамент колоду, обсидиановый жизнежор вроде тех, что висели у Шахриона на стене, и здоровенный бронзовый топор. Они же схватили второго пленника и придавили его руку к дереву. Тот пытался дергаться, но безрезультатно. Он скулил от ужаса и вопил, умолял и плакал, еще раз обделался, причем по-крупному, но это не могло остановить неизбежное.
Сперва ему прямо в сердце вонзился обсидиановый кинжал. Эльф изогнулся дугой, но в следующий момент понял, что по какой-то странной причине еще жив, и на его лице даже проступило удивление. Увы, очень скоро оно сменилось другими эмоциями.
Некромант взял топор, высоко поднял его над головой и с силой опустил пленнику на локоть. Несчастный жутко заорал и задергался, но немертвые, державшие его в своих нерушимых объятьях, и не думали проявлять милосердия. Первым ударом отделить руку от тела не вышло и некроманту понадобилось еще два раза приложиться примерно по тому же месту, прежде чем конечность оказалась отсечена.
Пленник уже не орал, он выл, точно стая волков, но не терял сознания. Жизнежор просто не давал ему это сделать! Насколько Шахрион знал, агония жертвы, в сердце которой воткнут этот артефакт, может растянуться на несколько дней, и требуется опытный чародей для того, чтобы извлечь кинжал из раны.
Рыцари смерти положили на колоду вторую руку бедолаги, а некромант продолжил свой мясницкий труд. На этот раз ему понадобилось всего два удара.
Взмах. Чавк! Дикий, непередаваемый вопль.
Взмах. Чавк! Вопль.
Эльф все никак не впадал в беспамятство, а когда его переворачивали, чтобы положить на колоду ноги, дергал обрубками, из которых хлестала кровь.
"Жизнежор не дает ему забыться", — подумал Шахрион. — "Ведь каждая капля крови и каждая секунда боли должны быть потрачены с пользой".
На первую ногу чародею потребовалось целых четыре удара, а вот вторую он отделил с двух попыток.
Но и это был не конец! К отчаянно извивающемуся телу, изо всех отверстий которого лилась кровь, а зубы были обломаны — так сильно пытаемый сжал их — подошла жрица Отца, легко и непринужденно вспорола эльфу живот и запустила руки в сизые внутренности, выдергивая кишки наружу.
Она тянула и тянула, скручивала и маяла, и кровь, смешанная с содержимым кишечника, текла по ее рукам.
И все это время эльф находился в сознании!
Наконец последовал милосердный удар топора по голове, расколовший череп и обнаживший мозг, который сразу же подхватил один из оставшихся четверых, и бегом понес его к статуе Матери, а рыцари смерти уже раскладывали на колоде следующую жертву.
И все это — под оглушительные вопли, и не менее бешеную музыку, в пространстве, ограниченном множеством огромных костров, забитом тысячами и тысячами людей.
Шахрион ощутил дурноту.
Да, ему приходилось участвовать в отвратительных ритуалах, но это... Даже они с Гартианом не заходили так далеко.
Однако важным тут было иное.
"Одаренные Пятеркой принимают участие в откровенном темном жертвоприношении, и снабжают энергией боли и смерти даже самого Отца Света? Как такое может быть? Ведь Отец — полная противоположность Матери Тишины, да и остальные не должны одобрять подобное", — не смог не задаться он вопросом.
— Ты ошибаешься, — раздался над ухом знакомый уже голос.
Шахрион от неожиданности дернулся и посмотрел на говорившего.
Все тот же черный клубящийся туман, скрывающий очертания человека. Или не человека, кто знает? Кто может сказать, что за тварь насылает ему эти видения.
— Ошибаюсь в чем? — уточнил он.
— Думая, что пятеро отличаются от шестой.
— Кто... Нет, что они такое? — спросил Шахрион, бросив короткий взгляд на расправу над третьим пленником. В его случае мучители начали со вспарывания живота и вытаскивания наружу потрохов.
— Боги, — невесело усмехнулся собеседник. — Что, не нравится их лик?
— Не слишком, — признался император. — Я никогда не слышал ни о подобных ритуалах, ни о столь дикой жестокости кого бы то ни было из Пятерки.
— Правда? — в голосе собеседника проступили саркастические нотки. — Стало быть, истребление всех жителей Ривитена во славу Отца — сильно отличается от того, что ты зришь в видении, созданным силой моей памяти?
— Памяти? Ты утверждаешь, что это — прошлое?
— Истинно так.
— И какие же это времена?
— Столь далекие, что о них не сохранилось никаких записей даже у эльфов. Времена, когда одно людское племя обрело могущество. Времена где-то за сотню лет до создания Империи Тьмы.
У Шахриона челюсть отвисла от услышанного.
— Не может этого быть! — воскликнул он. — Ведь всем известно, что некромантию принес людям мой предок — Шахрион Первый! Но даже одаренный, отмеченный Матерью не может жить так долго!
— Так вот же он, Шахрион Первый, — из облака вытянулась рука в черной перчатке и указательный палец показал на некроманта на постаменте, — вот он, увлеченно вырывает зубы очередной жертве своих новых хозяев. Ему и его подельникам потребовалось немало времени на то, чтобы создать Империю Тьмы, это да. В те времена не только у этого народа были... могучие покровители, скажем так.
— Но как?
— Я бы очень хотел рассказать тебе обо всем прямо сейчас, но не могу, не проси.
Шахрион вздохнул.
— Тогда расскажи то, что можешь.
— Хорошо. Спрашивай.
— Что это за ритуал?
— Обычное жертвоприношение.
— Обычное? — Шахрион неверящим взглядом охватил безумную кровавую вакханалию и понял, что в прошлом представление об обыденном, кажется, заметно отличалось от того, что было принято считать обычным в его время.
"Интересно, а будут ли потомки с таким же ужасом взирать на мои деяния и считать меня диким варваром, преисполненным безумия и ярости"? — подумал он.
— Обязательно будут, — таинственный собеседник в очередной раз прочел мысли императора, — такова наша жизнь. Времена меняются, меняются и нравы.
— И я несказанно рад этому, — пробормотал император, оборачиваясь к своему туманному собеседнику. — Для чего люди приносят такие кошмарные дары Шестерым?
— Потому что те требуют их, разве не очевидно?
— Отец Света очень любит эльфийские мозги, кишки и конечности?
— И не только эльфийские. Эти... твари... питаются всем, что можно сожрать: верой, обожанием, поклонением, болью, страданием, горем. Им плевать на смертных, всегда было плевать. Важно лишь жрать. И поверь — они ненасытны, точно пламя: сколько ни дай, всё будет мало.
Туман на миг принял человеческие очертания и стал походить на мужчину в черном балахоне. К сожалению, из-за капюшона нельзя было разглядеть его лица.
— Тень имеет к ним отношение?
— Пока что я не могу ответить на этот вопрос.
— Что вообще происходит?! — не выдержал Шахрион.
— И на этот — тоже.
Император тяжело вздохнул.
— Тогда скажи хотя бы: есть ли у меня шанс на спасение?
— Твое время подходит к концу, император, — неожиданно промолвил мужчина, — и лишь от тебя будет зависеть, спасешься ли ты, или падешь в бездну. А теперь — прощай. Мы еще увидимся.
И, как и в прошлый раз, видение начало тускнеть, рассыпаться осколками и обращаться в непроглядную тьму.
"Шанс все-таки есть", — подумал Черный Властелин за миг до того, как потерял сознание. — "Он есть"!
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
