Глава-черновик. Крах

— Да, вашу же мать! Как вы все меня уже зае...

Чуть не опрокинув на себя недоеденную тарелку супа, я выскочил из-за столика, скомкал, порвав газету и, выкинул её в открытое окно:

— ... ЗАДОЛБАЛИ!!!

При кладбищнецкой тишине и всеобщем обалдении от такой выходки клиентов и персонала — почти выбежал из вагона-ресторана, забрался на верхнюю полку в своём купе, отвернулся к стене и крепко зажмурив глаза, пытался уснуть...

Но не спалось!

Как говорил профессор Преображенский из известного булгаковского произведения:

"И, Боже вас сохрани, не читайте до обеда советских газет"!

Однако, легко ему — приспособленцу четырёхглазому, балобонить...

Знай себе поправляй здоровье высшим большевистским бонзам — подорванным теми в борьбе с Самодержавием, да с белогвардейщиной на колчаковских фронтах, омоложай стареющих нэпманш и великосветских шлюх, издевайся смелыми экспериментами над несчастными животными...

"Гринписа" на него нет!

Да умничай перед сожителем — который и слова поперёк не скажет, во избежание лишения жилплощади и места за хлебосольным столом.

А мне не читать советских газет нельзя!

Причём, не только перед обедом — но и перед завтраком и ужином и, в перерывах между другими занятиями. Ибо, это — мой главный источник информации по изменениям в "текущей реальности" и, другого у меня — просто-напросто нет.

Вот и, перед тем как сесть в поезд "Ленинград-Москва" — накупил целую кипу газет и журналов, засел в вагоне-ресторане за отдельный столик — чтоб никто не мешал и, сидел — портил себе настроение и пищеварение, пока не...

Ну, нервный срыв произошёл — с каждым бывает!

Я же не железный Терминатор с силовыми кабелями вместо нервов и набором микрочипов вместо мозгов.

Сперва, вроде бы как обрадовался.

Как раз в данный момент, на финишную прямую выходит организованная мной через группу "Могучая кучка" — компания по дискредитации пролетарских писателей из "Октября". Лидер будущих "РАППовцев" — Леопольд Леонидович Авербах (Исер-Лейб Меер-Шоломович Авербах) и, один из их главных идеологов — Владимир Михайлович Киршон — оказались под следствием за фабрикацию "рабочих" биографий. Стоило только через "Гусара для особых поручений", хорошенько забашляв, дать задание одному ушлому журналюге — как выяснилось, что они оба имеют точно такое же отношение к пролетариату — как Папа Римский к открытию Антарктиды.

После массового вброса "сигналов" возмущённых трудящихся в "Рабоче-крестьянскую инспекцию" (Рабкрин) — дело получило самую широкую огласку в верхах и, её главой Валерьяном Куйбышевым — была создана специальная комиссия для расследования этих и подобных им фабрикаций.

Вдруг оказалось, что это — довольно широко распространенное явление!

А то они раньше, типа не знали — пока как шкодливого котенка — их в собственную "лужицу" носом не тыкнул...

Началась очередная "чистка" и "полетело" множество — не голов в корзину, а партбилетов на стол. У обиженных оказались достаточно могущественные покровители — слово за слово и, "подковёрная" грызня кремлёвских "бульдогов" — в самом разгаре.

Казалось бы — живи и радуйся: и, речи больше не идёт — о создании какой-нибудь "Российской ассоциации пролетарских писателей" (РАПП) и, об установление какой-либо идеологической монополии в писательской среде...

Что, в конце концов и, требовалось!

* * *

Однако, "недолго музыка играла, недолго попаданец ликовал"!

Упавшее было наземь знамя несостоявшихся рапповцев, подхватил поэт Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов). В своей небольшой по объему статье, украсившей номер журнала "Революция и культура" за прошлый месяц, он сперва очень нехорошо отозвался о Пушкине, затем "проехался" по Льву Толстому, обозвал "слащавым либералом" Тургенева, а напоследок бульдозером наехал на уже современных русских поэтов: по Есенину — якобы пробравшегося в советский лагерь, дабы "тянуть вольные песни", и по Маяковскому — "двигающего нас от коммунизма в анархическое болото".

Неудивительно, что главный идеолог советской пропаганды тех лет Н.Бухарин с удовлетворением признал в ответной статье на первой полосе "Правды":

"Демьян Бедный — принципиально стоит на нашей позиции"!

Поддержку истинно пролетарскому поэту выразил и Карл Радек:

"Первой ласточкой будущей ассоциации авторов из пролетарской среды, через которые массы должны были приобщаться к культурной жизни...".

Как после выстрела стартового пистолета, к этим двоим, тотчас присоединились другие кремлёвские "небожители" и, процесс, что называется — "пошёл"!

Из пестрого многообразия литературных течений — который я пытался сохранить, буквально мгновенно выделилась группа писателей — по всем признакам претендующих на доминирование в литературе. Кроме самого Д. Бедного, её ядро составляли С. Родов, М. Гельфанд, Г. Лелевич, И. Вардин, А. Безыменский, Ю. Либединский, А. Селивановский, Б. Волин (И. Фрадкин), А. Зонин (Э. Бриль), Ф. Раскольников и другие. Сразу стал заметен их сплочённо-групповой стиль поведения: отслеживая литературные веяния, они действовали согласованно — поддерживали одних писателей и поэтов и, в тоже время — облыжно топя других.

Сразу же, стал заметен и стиль формирующегося литературного движения, обещающего дать сто очков форы несостоявшемуся РАППу: откровенно враждебно-пренебрежительное отношением к русской культуре как таковой.

Ну, а что вы хотите, когда из-под пера "отца-основателя" выходили вот такие пёрлы:

"Спала Россия, деревянная дура,

Тысячу лет! Тысячу лет!

Старая наша "культура"!

Ничего-то в ней ценного нет".

А в его баснях и фельетонах, объявленных коммунистической пропагандой "...не только непревзойденными с художественной точки зрения, но и утверждающими подлинный диалектико-материалистический метод в искусстве" — ничего кроме как о непоколебимых утверждений о невежестве и ничтожестве России, вы не найдёте.

Откуда это?

Ведь, про этого конченного ублюдка не скажешь — "жид, что с него возьмёщь?", что самое обидное!

Эта мразь — истинно русских кровей и крестьянского происхождения. Конечно, возможно — его мамаша нагуляла сие чудо-юдо с проезжим мимо "юристом"...

Но колыбельные песни она ему пела свои — русские!

И если кто-то мне будет что-то нехорошее рассказывать про "жидов-комиссаров" — погубивших в революцию хрустящий французской булкой русский народ, то я отвечу им:

— Деточки! Да ни от одного еврея — таких и столько гадостей про Россию не услышишь, как от природного русака! Наши враги сильны нашей слабостью... И если вы, добровольно и с азартом — гадите дерьмом на собственную культуру и историю, то поверьте — найдётся очень много желающих вам в этом деле помочь.

Вновь формирующаяся литературная группировка — даже ещё не проведя съезда и не самозвавшись, взялась за дело очень серьёзно. Форменной обструкции подвергся Михаил Пришвин, на которого прочно навесили ярлык реакционера.

За что?

Наверное, было бы за что — вообще бы посадили, а то и расстреляли!

Последний роман Вениамина Каверина назвали чужой и враждебной книгой, мещанским брюзжанием человека находящегося не в ладах с интересами рабоче-крестьянского государства и игнорирующего классовую борьбу.

Подобной же оценки удосужился Леонид Леонов и, даже Фёдору Гладкову досталось на орехи за его "Цемент", со странной формулировкой:

"Подобные произведения вредны, так как ничего не синтезируют, а только затемняют основную линию нашего литературного развития".

О чём сказать то, хотело?

А сколько дурно пахнущей "патоки" было вылито на писателя-фантаста Артура Сталка, поэтов Марка Бернеса и Юру Шатунова...

Мама не горюй!

* * *

Прибыв в состоянии грустно-печального пессимизма в Москву, где первым делом по срочному вызову, встретился с Борисом Шпитальным. Который, если забыли — запиливал в Туле "ППШ" (пехотный пулемёт Шпитального), с чертежей пулемёта Калашникова (ПК), предоставленных ему мной.

Тот, уже производил впечатление не "Самца прилизанного", а воробья взъерошенного и растерянного. Наверное, доверившись "послезнанию" скачанного с Википедии — я был излишне высокого мнения об его "пробивных" качествах...

В знакомом уже "околокремлёвском" кабинете спрашиваю, скептически на него поглядывая:

— Наверное — произошло что-то невероятное, товарищ Шпитальный — что Вы так настойчиво и целеустремлённо, домогались нашей встречи? Давайте, попробую угадать... Случилось второе пришествие Карла Маркса? Ротшильд и Рокфеллер вступили в компартию? Иль, Гришка Зиновьев женился в четвёртый раз на дочке последнего и объявил об отмене Мировой революции?

Машет головой, отчаянно:

— Товарищ Паулс!

— Раймонд Паулс, — поправляю.

— Товарищ Раймонд Паулс! Военные требуют переделать пулемёт под матерчатую ленту и использовать колёсный станок от "Максима"... Что делать?

Охотно подсказываю:

— Пол поменять!

— Что?!

Кулаком по столу и ору, слюной брызгая:

— Да Вас, что, товарищ Шпитальный — только вчера от мамкиной сиськи отняли?! Никаких тряпок и колёсиков... СТОЯТЬ НАСМЕРТЬ!!!

Слово доброе, подкреплённое словом матерным, просто чудеса творит!

Шпитальный выскочил от меня не только покрасневшим, потным и обозлённым — но и целеустремлённым и окрылённым.

По горячим следам, тиснул ему письмецо с ульяновским адресом и телефоном Ульяновского кооператива "Красный рассвет" — где уже достаточно хорошо освоили холодную штамповку.

* * *

Этого вроде вразумил и вдохновил на трудовые подвиги, как через день встреча с Дыренковым Николаем Ивановичем — Председателем Совета директоров "Акционерного Обществв Российского Среднего Машиностроения" — АО "Россредмаш".

— Товарищ Шниперсон!

— Тридцать три года, как я — товарищ Шниперсон. Что случилось, то?

— Давид Львович... Беда!

Закрываю глаза:

— Стой, ничего не говорите! Сейчас угадаю, что у Вас за беда стряслась...

Открыв очи, таращусь на него Нострадамусом:

— ...Должно быть — затоваривание как у капиталистов на их загнивающем Западе произошло, да?

Не скрывает неподдельного удивления:

— Откуда Вы знаете?

— А мы — ОГПУ: знать всё и про всех — наша прямая профессиональная обязанность!

А чего там знать, то? Мои люди из "Красного рассвета" и "ОПТБ-007" — в цехах и конторах АО "Россредмаш" чаще него самого бывают и обо всём докладывают в режиме "он-лайн"... Ну, или почти.

Скажите — ерунда какая-то... При общем дефиците всего и всея, при просто маниакальном стремлении большевиков механизировать сельское хозяйство — превратив крестьян с их мелкобуржуазным менталитетов в индустриальных рабочих и, вдруг — затоваривание тракторами.

Не может такого быть!

А, вот оказывается — может.

Не получилось у нашего "Мужика", своей низкой себестоимостью побить конкурентов — украинских "Запорожцев" и питерских "Фордзонов". Конечно, если бы в Советской России эпохи НЭПа был нормальный рынок — они бы разорились бы на хер и занялись бы чем-нибудь другим, чем они заниматься умеют.

Однако, как уже кажется говорил — за первых стояла ленинградская партийная "мафия", за вторых — украинская. Для покупки изделий конкурентов — советские финансовые учреждения выдавали государственные кредиты, а наша ульяновская "Красная взаимопомощь" — отпочковавшаяся от "Красного рассвета", ещё не обладала средствами кредитования в таком объёме.

Это обстоятельство субъективного характера, усугублялось объективной особенностью сельского хозяйства: в условиях, когда даже лошадь работает максимум три месяца в году — продажа в кредит, ложится тяжким бременем на бюджет организации-кредитора.

Это мне ещё в прошлом году Дед Мартимьян разжевал-объяснил, а он на этом деле немало собак ещё при прежней власти съел. Жаль только, что слишком поздно — когда план по производству 100 000 тракторов за пять лет, был уже принят ВСНХ. Под эту программу было создано АО "Россредмаш", выделены весьма солидные государственные кредиты.

Не выполнить её — значит, навлечь очень серьёзные последствия...

Нет, реализовать примерно триста тракторов в год — для Дыренкова плёвое дело.

Однако, в этом, в 1925-м году — их должно быть выпущено 5000 штук.

Повторюсь прописью и большими буквами:

ПЯТЬ ТЫСЯЧ!!!

Короче, произошло банальное, капиталистическое "затоваривание".

Однако Дыренков, покрутив головой, меня буквально чуть было не убил:

— Не только затоваривание меня беспокоит, товарищ Шниперсон. Из Харькова запретили запорожскому "Губметаллу" давать нам металл. Приехал в "ВСНХ" разбираться, а мне говорят, что нет нас в планах... Так что нечего тут мол, права качать...

Это было, без всяких преувеличений — как удар под дых!

У меня, аж дыхание перехватило.

— А что говорит по этому поводу товарищ Буханин? — спрашиваю, едва придя в себя, — ведь это он что-то там говорил про "сто тысяч стальных кобыл", подписал документ по созданию "Акционерного общества" и обещал всячески его поддерживать?

Тот, насмешливо:

— Товарищ Бухарин продолжает говорить...

— Понятно.

Обещавший Дыренкову режим наибольшего благоприятствования — оказался тем, кем и был — "Колькой Балаболкиным".

Траурно помолчали, Дыренков затем:

— Так, что будем делать?

Я, как рявкнул:

— СУХАРИ СУШИТЬ!!!

Тот, аж подскочил:

— В СМЫСЛЕ?!

— Во-первых, а всё ли Вы сделали, товарищ Председатель, чтоб снизить себестоимость выпускаемых вашим Акционерным обществом тракторов так — чтоб сельскохозяйственные артели и "ТОЗы", их могли приобрести не прибегая к кредитованию?

— Да, вроде всё...

— Вроде?! Всё?! — достаю из сейфа списочек и начинаю его дрючить попунктно, — а на это что скажите, товарищ Председатель Совета директоров?!

Бедный Николай Иванович, краснел, бледнел и даже покрывался гусиной кожей, но обещал всё исправить в ближайшее же время.

Однако, стоимость и особенно нехватка металла — грозила испортить нам всю обедню... Мой жуликоватый деловой партнёр Ксавер, за счёт которого я выкручивался до сих пор, уже на пределе своих возможностей.

А ведь на следующий год программа выпуска тракторов — 25 000!

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ТЫСЯЧ!!!

— А во-вторых, товарищ Дыренков — "под лежащий камень вода не бежит"... Езжайте-ка в самое ближайшее время на Донбасс — договариваться с предприятиями о прямых поставках литейного чугуна и стального проката. И компетентных товарищей из Ульяновска с собой захватить не забудьте.

Тот, вполне резонно:

— С пустыми руками туда не поедешь... Что я им могу предложить взамен?

— В первую очередь — свои же трактора. После этого — услуги "Особого проектно-техническое бюро Љ 007" по проектированию машин и механизмов, зданий и сооружений. Затем ширпотреб: изделия ульяновских и вообще — нижегородских кустарей: мототелеги, быстросборные домики, краска, пиломатериал... Обратитесь к соседям — в "Красный рассвет", там наверняка ещё что-нибудь подскажут.

Дыренков, внимательно выслушав, тяжело вздыхает:

— Ох, не так будет просто это сделать...

НЭП — весьма противоречив!

Вроде бы официально объявили о "свободе рыночных отношений", но в тоже время — монополизм государственных трестов, бьющих по рукам при любом проявлении инициативы и самостоятельности — не санкционированной сверху.

Тяжело вздыхаю и, я:

— Ох, как не просто... Но обязательно надо!

* * *

После этого, от имени Начальника "13-й отдела ОГПУ" Геббельса, вызвал в кабинет руководителя "Могучей кучки" Модеста Карловича. Морально похвалив того и материально поощрив и, вручив конвертики с таковыми же "стимуляторами" для Лерочки, Жоржика и Петюни — озадачил следующей целью:

— А теперь Горбатый! Тьфу ты, мать его ети... Демьян Бедный, извиняюсь, обмолвился.

Тот, удивлённо приподнял веко, но согласно кивнул:

— Давно пора — мразь довольно-таки редкостная.

Здесь всё гораздо сложнее, чем в прошлый раз — когда затевалась компания дискредитации Авербаха и Киршона.

К происхождению и следовательно к биографии того не придерёшься, а имена его сотоварищей по формирующемуся литературному объединению — мне ни о чём не говорят. Поэтому, навряд ли какой компромат отыщется на них в моём "послезнании".

— Модест Карлович... "Работаем" так: великий русский народ, проникшись идеями Маркса и Энгельса, под руководством Ленина и коммунистической партии — объединил вокруг себя другие народы России, сбросил ярмо Самодержавия, победил в Гражданской войне собственную контрреволюцию и отбил интервенцию "четырнадцати языков"...

Подняв палец вверх, патеически-высокопарно:

— ...И сделал он это первым(!!!) среди народов всего мира — указав им путь к новой жизни. Так о какой же "отсталости" или "косности" русского народа, может идти речь? Это кого он "убогими" обозвал? Это на чью мельницу этот господин воду льёт?! Да, за такое — надо в рот... Не токмо в жо... Хм, гкхм... Народным судом судить надо — не только запретить печататься!

В свете продолжающейся борьбы с так называемым "великодержавным русским шовинизмом", это было несколько рискованно. Однако, я уже давно — практически с самого момента попадания — как только добрался до пишущей машинки, одалживаемой по вечерам у секретарши Анисимова — веду борьбу с этой "борьбой".

Осторожно, тихой сапой, почти незаметно...

Но настойчиво и последовательно — шажок за шажком, подготавливая переворот в общественном мнении.

Бывший жандармский подполковник, мгновенно въехал в тему и инстинктивно щёлкнув каблуками:

— Всё понял, Адольф Виссарионович! Будет выполнено!

* * *

Эх, жаль мой "Офицер по особым поручения" в Чуйской долине с экспедицией вермикологов, а Мишка Барон усиленно штудирует учебники, готовясь к выпускным экзаменам...

Или что у них там, по окончании "трудовой школы второй ступени"?

Поэтому всё приходится делать самому, подставляя свою прогрессорскую тушку.

Ну да, Энгельс не выдаст — Каутский не съест!

Зашёл на денёк в поэтическое кафе "Стойло Пегаса", где ныне заправляет мама Елизаветы Молчановой — Надежда Павловна...

О, недавнее гнездовище "Ассоциации вольнодумцев" (поэтов-имажинистов), с прошлогоднего ремонта — куда ушли деньги с "Вернисажа", не узнать!

В "прошлой жизни", внутренняя отделка подобных учреждений была моим "коньком" — заказы были даже из областного центра и, в этот раз я тоже не оплошал. Зал всегда был полон, столики — бывало заказывали за несколько дней и, я будучи одним из главных акционеров кафе — имел с того неплохой гешефт, для своего дальнейшего прогрессорства и некоторых непредусмотренных расходов.

Сразу на входе, где искусно "обновясь" — были сохранены похабные рисунки и стишки самого Сергея Есенина и других "отцов-основателей" имажинизма (бренд, есть брэнд!), висела достаточно скромная — но сразу бросающаяся в глаза табличка:

"Дизайн зала выполнен Архитектурно-строительным отделом "Особого проектно-технического бюро Љ 007" (ОПТБ-007), город Ульяновск".

Телефон для справок, адрес — всё как положено... И уже было немало запросов от подобных учреждений общепита столицы и заключено несколько контрактов.

Ладно, в этот раз не про это — в другой раз как-нибудь

Поговорив с Надеждой Павловной сперва о делах, затем о поэзии и, особенно — о поэтах... Разузнав очень много нового — об творящемся по сенью крыла Парнаса, познакомился с одним из представителей этого беспокойного племени — как пчёлы на сахарный сироп, слетающихся в Москву.

Он, во всём подражал Есенину: писал "упаднические" стишки — которые крайне редко печатали, часто влюблялся в молоденьких девушек — но жил с женщинами намного старше себя и, частенько хулиганил — цепляясь до всех, чья "рожа" ему не нравилась и устраивал форменные побоища.

Единственное отличие от "прототипа" — мой новый знакомый не пил спиртного.

— Серж, — спросил после недолгого разговора "ни о чём", во время которого прокачал того на косвенных, — ты хочешь славы и денег?

— А кто их не хочет, Семён?

Достаю из портмоне "пресс" и отчитав несколько купюр, положил тому на столик:

— Это аванс. За каждый газетный скандал, в котором ты бьёшь морду Демьяну Бедному — будешь получать столько же. Свой адресок только не забудь скинуть, а лучше открыть счёт в "Сбербанке".

Недолго думая, хватает купюры, прячет их в карман и, кивнув на пачку денег, что я продолжал держать в руках, со смешком:

— Думаю, ты скоро разоришься, хахаха!

Сделав загадочно-невозмутимую мину на физиономии лица:

— Я имею поддержку от весьма влиятельных товарищей — которым не нравится эта вакханалия и, которые не привыкли мелочиться в принципиальных вопросах. Если ты организуешь группу "возмущённой общественности", численностью свыше трёх человек — принародно сжигающей пасквили этого писаки... Проводящей пикеты, митинги и демонстрации возле редакций издательств — в защиту русского народа и его культуры, против этого осквернителя и очернителя...

Сунув "пресс" ему под "шнобель":

— ...То, ты будешь получать столько в месяц, а может быть и ещё больше. В зависимости от успехов.

В этот раз Серж задумался и надолго...

Спрятав деньги, собрался уже уйти, как он схватив меня за руку:

— Я согласен!

Не смог скрыть удовольствия и долго тряс его руку с набитыми в кабацких дебошах костяшками:

— Я рад, что в тебе не ошибся, Серж! Надеюсь, что наше с тобой сотрудничество будет долгим и очень плодотворным.

Главное, что мне в нём нравилось и, почему остановил на нём свой выбор...

Серж был евреем!

Когда еврей бьёт морду русскому — заступаясь за честь и достоинство русского народа, никто его "в великодержавном шовинизме" не обвинит.

По крайней мере, я на это надеюсь.

Пообщавшись с собратьями по литературному духу из "Группы ЛЦК" (Литературный центр конструктивистов), побывав в редакции журнала "Техника — молодёжи", где числюсь одним из редакторов, проделав ещё кое-какие дела-делишки в Белокаменной, через недельку — вновь накупив на дорожку кучу газет и журналов, чтоб было чем себе настроение и аппетит портить, выехал в Нижний...

* * *

Ох, наживу когда-нибудь я себе прободную язву желудка и скончаюсь — жёлтым и скрюченным, как забытый на грядке огурец по весне!

Сперва вроде бы благие вести: группа хулиганов (евреев по национальности, вскользь было с удивлением упомянуто) избила пролетарского писателя Демьяна Бедного, сожгла на костре сборники его стихов и чучело самого автора и, провела пикет у одного из издательств с плакатами:

"РУКИ ПРОЧЬ, ШЛЕМАЗЛ, ОТ ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ"!!!

Ну, понеслась жара и веселуха!

Испытав изрядную досаду, что не присутствовал на этом знаменательном событии лично, на первой же станции вышел и, рискуя опоздать на поезд, сделал по-купечески щедрый денежный перевод Сержу.

С чувством глубокого удовлетворения, здесь же прочитал объявление:

"Изготовление деталей по чертежам!

"Особое проектно-техническое бюро Љ 007" (ОПТБ-007) осуществляет услуги по проектированию здание и сооружений, машин и механизмов, нестандартного оборудования, узлов, различных деталей.

Принимаются заказы, по чертежам заказчика или по образцам, на изготовление деталей машин промышленного назначения. Перед началом изготовления в обязательном двустороннем порядке утверждается техническая документация, которая в дальнейшем является приложением к договору на изготовление продукции.

Обращаться: Нижегородская губерния г. Ульяновск, адрес, телефон для справок".

Однако, только взял в руки другую газету — как моё благодушие разом кончилось.

В главном пропагандистском печатном органе Советского Союза — газете "Правда" (а это очень серьёзно!), была напечатана разгромная статья некого "Осинского ", под громким заголовком:

"Американский автомобиль или российская мототелега?".

Сей деятель (по моему разумению — далеко не из простых), якобы недавно проехавшийся по европейским столицам — сперва делает вполне справедливое замечание, что даже по сравнению с Варшавой — Москва больше напоминает большую деревню, а не европейскую столицу.

Что по количеству автомобилей, "одна шестая часть суши" — находится на сороковом(!) месте в мире, со своими двенадцатью тысячами по большей части безнадёжно устаревших и в хлам изношенных машин — уступая даже таким "развитым" промышленным странам как Финляндия (18 тысяч), Польша (16 тысяч) и Румыния (14 тысяч)...

Что даже "отсталая" царская Россия, имела в пресловутом тринадцатом году шестнадцать тысяч автомобилей — занимая по тому времени более-менее почётное четвёртое место .

В принципе всё верно: автопром надо развивать и, причём немедленно — не дожидаясь второго пришествия Маркса и Мировой пролетарской революции, которых с таким уровнем моторизации народного хозяйства и вооружённых сил — можно и не дождаться.

Ну, а дальше Осинский, не знаю как его по имени-батюшке — со всем пылом не растраченной по самодержавным тюрьмам да ссылкам энергии, напустился не на своих собратьев в Кремле — впуливающих гигантские средства на поддержку мирового коммунистического движения, вместо развития автомобильной промышленности — а, на...

На нашего Кузьку Домовёнка, на его деревянную "Мотыгу" и, на лиц — потакающих его кондово-сермяжной автомобильной самодеятельности!

Автор, призывал не мяться дурью, не смешить своей убогостью весь цивилизованный мир — а брать пример с Генри Форда, хвалебно отзывались о американской технике и о производстве в целом.

Вдоволь поизгалявшись над ульяновским деревенским автопромом, в самом конце статьи Осинский заключает:

"Совершенно ясно, что подобного рода "массовым производством" отнюдь не стоит заниматься. Это — чистейшая кустарщина и ничего более. Эти так называемые "мототелеги", при лозунгах индустриализации страны и рационализации промышленности — производить просто позорно. И надо строго спросить у этого юного, не по годам ретивого дельца и его покровителей на всех уровнях: а где при общем недостатке они берут металл для своих варварских экипажей?".

В ответ на статью Осинского, в редакцию "Правды" из разных концов Советского Союза хлынул поток писем от рабочих, крестьян, красноармейцев, служащих и специалистов. Надо отдать должное — в некоторых письмах опубликованных там же — виден практический подход, зачастую подкреплённый цифровыми расчетами, например:

"Машина крестьянского типа должна быть очень прочна, до крайности упрощена в своей конструкции и управлении, дешева и рентабельна (выгодна). При этих условиях на мототелегу ульяновских товарищей (т.е. на легкий грузовичок), хоть завтра открывайте в СССР миллиардный заем — вкладчиков будет больше, чем можно себе сегодня вообразить. А вот любой американский автомобиль — будет нашему сельчанину не по карману, как единоличнику — так и члену коммун или товариществ".

Однако, значительно больше было других:

"Товарищ Осинский! Вы правильно затронули одну из самых старых ран — старых, как само крестьянство, больную, никогда незаживающую рану. Сколько горя и муки испытываем мы, ответственные работники и специалисты — агрономы, врачи, техники — больше находящиеся в дороге, чем на работе — от нашего бездорожья и нашей истиннорусской телеги? Теперь же какие-то неграмотные прохвосты — навязывают нам, то же самое, только с моторчиком.

Долой!

Вы были вполне правы, называя мототелегу ульяновских самоучек-кустарей — варварским экипажем. Иначе и нельзя назвать этот экипаж езды и пытки.

Даёшь американский автомобиль!".

"При автомобилизации по американскому образцу, возможно было бы еще больше приблизить к населению госаппарат и осуществлять контроль и руководство над низовыми организациями, учреждениями и отдельными работниками. Притом, контроль не бумажный — а реальный, непосредственно на месте. Деревня еще спит и, при старых — хотя и слегка обновлённых тележных средствах передвижения, будет еще долго спать".

"На вопрос, являются ли наши дороги препятствием для введения автомобилей получается общий ответ: "Нет". Громадное большинство считает, что с появлением автомобиля необходимость заставит чинить дороги и держать их в проезжем состоянии. Повсеместное внедрение мототелеги "Ульяновского завода", убеждает некоторых руководящих товарищей, что и с этими дорогами они обойдутся.

Но ведь бездорожье является препятствием не только для автомобиля!

Оно (бездорожье) препятствует, замедляет движение абсолютно всего нашего культурного и экономического строительства. По хорошей дороге скорее побежит культура в деревню. Поэтому я за то, чтобы запретить производство мототелеги и скорее строить заводы по образцу американского "Форда"".

Тут же, как будто по заблаговременному сговору, было опубликовано несколько угарных фельетонов про ульяновские "уазики", пара серьёзных статей от знатоков — типа неведомого мне инженера Шеймана и, наконец заговорил главный калибр — Георгий Пятаков, Евгений Преображенский и...

Лев Давыдович Троцкий!

Интересно, что эту троицу объединяет?

Из тех же советских газет — медициной нерекомендуемых к употреблению перед приёмом пищи, я узнал что последний — недавно назначен Председателем "Главного концессионного комитета при Совете Народных Комиссаров СССР" (Главконцесск, Главконцеском, Главконцесском) — ведомством, занимающимся предоставлением иностранцам концессий — для экономической деятельности на территории СССР. Первые же двое — его заместители в этой конторе.

Видимо, готовится какая-то сделка с фирмой "Ford Motor Company", возможно уже та самая — об строительстве "Нижегородского (Горьковского) автомобильного завода" и мы с Домовёнком, представляем для них какую-то угрозу.

Мда... Иметь таких могущественных врагов — это уже слишком!

Я не против Генри Форда, наоборот — восхищаюсь и вдохновляюсь им в своих прогрессорских делах. И против его "Ford Model AA" — ничего против не имею, это очень хорошее учебное пособие для создания собственного автопрома.

Однако, не могу понять — чем наша мототелега может помешать строительству Горьковского завода и выпуску на нём реплик форда под пролетарским брендом "ГАЗ-АА"?

Ведь, это — вообще разные классы: "УАЗ-404" можно сравнить скорее с трёхколёсным мотороллером "Муравей", чем с "Газелью"...

Какой-то, ничем не объяснимый абсурд!

Попала комиссарам "шлея под шинель" — иначе никак не скажешь.

* * *

В Нижнем в этот раз пробыл сравнительно недолго.

Пообщался со своим литературным агентом — Верой Ивановной Головановой, по вопросам издательств фантастики Артура Сталка, стихов покойного Марка Бернеса — из не так давно "случайно" обнаруженной тетрадочки и, новых песен ульяновского поэта Юры Шатунова.

Удовлетворённый количеством поступающей на один из моих счётов авторских гонораров, встретился с Ксавером и, ещё больше удовлетворился было... Ксавер, последовав моему совету и скупив за бесценок большое число облигации обязательных и добровольных государственных займов у своих простоватых коллег-нэпманов, в первом полугодии 1925 года — слил их государству с прямо-таки фантастической маржой в тридцать шесть процентов, сказочно при этом наварившись.

Мне с этого навара досталось всего лишь пять лямов "налом" — моя обусловленная первоначальным договором доля... Но навряд ли, этот пройдоха заработал всего двадцать миллионов на этой афере.

Однако, пойди теперь — проверь!

Так или иначе, я был на него не в обиде.

Однако, глядя с некоторой долей неприязни на лоснящееся от довольство лицо партнёра, вспомнил, что не так уж далёк тот день — когда НЭПу карачун и, всё моё правдами и неправдами созданное богатства — развеется как бриллиантовый дым...

И скис, как поставленная на солнечный подоконник крынка молока.

Немного повеселел общаясь со своими комсомольцами из Нижегородского Исполкома РКСМ — заразившись их безудержным оптимизмом свойственным молодости.

Но под вечер немного озадачила Елизавета:

— Ты не против, если мы проведём выпускной вечер в "Стойле Пегаса"?

Не сумев скрыть удивления, я в усиленном режиме зашевелил извилинами — соображая каких напастей, следует ожидать от этого головняка:

— Вот, как? Что за блажь и кому такое пришло в голову?

Капризно поджав губки:

— Ты же сам сказал: такое мероприятие надо провести так, чтобы на всю жизнь запомнилось...

— Я про торжественный вечер типа "Новогоднего огонька". Зря мы что ли с Аристархом Христофоровичем сценарий целый месяц сочиняли, а ребята из "ТРАМа " репетировали?

— Одно другому не помешает! Сперва отгуляем в Ульяновске, потом в Москве — где многие из ребят и, не были ни разу. Походим по столице, посетим исторические места, познакомимся с известными людьми — вроде поэтов, завсегдатаев кафе. Сам же говорил не раз: подобные мероприятия — укрепляют корпоративный дух.

Что называется: выучил на свою голову!

— А мама знает? Буквально вчера из Москвы, где заходил и в кафе: Надежда Павловна — знать ничего не знает про выпускной вечер в её заведении.

— Ma mère, ничего против иметь не будет, — и хитро улыбаясь, — особенно если с ней поговоришь ты.

Смирившись с неизбежным, печально вздыхаю:

— И в каком составе и, за чей счёт гуляем?

Протягивает мне списочек, план "мероприятия", и:

— Ребята решили скинуться — кто сколько может...

Насмешливо на неё глядя:

— Конечно же — больше всех, "смогла" скинуться ты.

Скромненько потупив глазки:

— У меня скопилась на счету довольно-таки приличная сумма за рекламные плакаты от "Красного рассвета". Девица я незамужняя, любовников тоже не имею... Поэтому, моё "приданное" — пропивать по кабакам да проигрывать на скачках, некому.

Последняя откоряка:

— Ты обещала Ваньке да Саньке самолёт!

— Малы они ещё: как подрастут — я для них ещё заработаю. Тем более Саша Яковлев обещал хорошую скидку как старой...

— Деве! Хахаха!

— Нет, знакомой.

Вздохнув, махнул рукой:

— Хорошо! Гулять, так гулять.

* * *

Поутру прибыв на поезде на Ульяновский полустанок, не стал дожидаться рейсового "тракторопоезда" — а поймал на свободного извозчика на мототелеге и, поехал домой. Езда на мотыге неспешная — критики нашего "деревянного автопрома", в чём-то правы. Зато успел налюбоваться видами природы и строящегося Ильичёвского района — где "Жилстроем" была возведена уже целая улица из типовых универсальных кирпичных двухэтажных зданий, в том числе две школы первой ступени.

И сказал он:

— Это хорошо!

"Он", это, то есть — я.

Асфальт бы вот ещё и, было бы вообще замечательно.

Возле отчего дома, я застал толпу зелёной молодёжи рыл в двадцать-двадцать пять, среди которых — как тополя на Плющихе выделялись несколько уже довольно-таки великовозрастных балбесов. Держа в руках плакаты антирелигиозного содержания, они выкрикивали аналогичные лозунги и мешали проходить в Благовещенский Храм верующим — в основном старикам, да убогим. Перед редкими же взрослыми мужиками — почтительно расступаются, чуть ли не со снятием картузов.

Блин, стоило только на месяц уехать — как тут же завелась какая-то нечисть!

Подойдя, громко рявкаю:

— А ну-ка кыш отсюда, мелкие!

Оборачиваются и, тут я бешено вращая глазами, хватаясь за карман, как заору:

— ПАСТИ ПОРВУ, МОРГАЛЫ ПОВЫКАЛЫВАЮ!!!

Толпа "онижедетей", роняя писаные от руки транспаранты, прыснула в стороны с паническими воплями, типа:

— Контуженный вернулся!

Лишь трое самых старших — однозначно заводил этого цирка под открытым небом, вразвалочку отошли не спеша — изо всех сил делая вид, что им ни капельки не страшно.

Один из них, когда я уже заходил в калитку, с характерным певучим выговором выкрикнул мне в спину:

— Ми ще з тобой погутарим, попович!

Оборачиваюсь и презрительно сплюнув в его сторону, отвечаю с усмешкой:

— Сперва, сопли свои вышиванкой утри!

Даже, издали было видно, как он побелел от злости.

Дождавшись со службы Отца Фёдора, сперва расспросив о здоровье, конечно, за обедом интересуюсь:

— Это что за изменения в нашем природном ландшафте, бать?

С печалью разводит руками и тяжело вздыхает:

— Да вот, сынок... Жили-были не тужили, как образовался у нас буквально намедни "Союз безбожников " — будто без него забот не было. За что же наказание нам такое, а?!

— И сильно досаждают?

— Нет, сегодня в первый раз было — как специально под твой приезд, — понимающе-заговорнищески подмигивает, а затем отводит глаза в сторону, — однако...

Покрутив головой — он дал понять, что добра в будущем не ждёт.

Сам, диву даюсь:

— Совпало так, божий промысел здесь не причём... И кто был инициатором? Эти трое? Кто такие и почему не знаю?

Городок то, в принципе небольшой, но мелюзгой — прямо-таки кишит и, в отличии от взрослых — далеко не всех знаю в лицо.

— Один приезжий — сам не ведаю, кто таков и двое наших... Ну, почти наших.

— "Почти"?

— Семьи их в войну к нам приехали: одни из Вильны, другие из Салороссии.

— Надо говорить "из Украины", отец.

Тот, упрямо:

— Мне привычней — "из Малороссии". А что такое "Украина" — я не знаю.

— Ну, тебе видней, спорить не буду. Так, что с этими двумя?

— У Шлёмки то, семья поначалу богатая была: как приехали — так сразу купили себе хороший дом с лавкой и стали торговать. Но потом он, то ли сам сгорел — то ли помог кто... Тёмная истории, в общем. Зато, после Революции сразу в пролетарии записались! А семья Коробка, к нам из своей Галиции изначально нищей приехала. Сперва, за версту меня завидев — со всех ног бежали руку обслюнявить, а потом...

Чуть не сплюнув, священник только поморщился брезгливо и продолжил:

— ...Батька Коробка — первым в милиционеры подался, как Советская власть установилась. Ох и, лют был! За малым чуть не убил, всё искал что-то, при обыске все подушки с перинами штыком пропорол — белым-бело, как зимой в доме стало. Первым его и, на вилы подняли — когда в восемнадцатом восстание было. Жаль только, не... Прости меня, Господи, за мысли греховные...

Отец Фёдор перекрестился на иконы и замолчал.

Докушав в полном молчании, попив чай под разговор о погоде, да видах на урожай "во саду ли, в огороде", начав собираться, спрашиваю:

— "Коробок" — это такая западно-украинская фамилия?

— Нет, это их малоросская натура: как пойдут детишки в лес по грибы, по ягоды да орехи, а после на речку купаться — так этот, втихушку у них из коробков (лукошек) — в свой по жмени пересыпал. Вот так и прозвали его "Коробком", а как его на самом деле звать — все и забыли.

Кажется вспомнил.

Эти двое пытались в комсомол вступить — так там хорошие оценки за учёбу или трудовой стаж требуют, порядки у нас такие — с одним происхождением не пролезешь. Пытались к Ваньке да Саньке в "футбольные команды" вступить — так там муштра и тренировки до седьмого пота...

А потом, как-то про них и забыл.

Оказывается, зря!

Одевшись, перед тем как уходить:

— Ночевать не жди, отец.

Тот, как-то странно взглянув:

— К Софье Николаевне собрался, сынок?

— Сперва пробегусь по делам, потом ближе к ужину — да, к ней...

Вижу, что-то хочет сказать, но не решается.

— Что-то случилось, отец?

Отводит глаза в сторону:

— Да нет, ничего... До встречи, Серафим!

Застоявшийся "Форд", как будто меня ждал-поджидал и завёлся с пол-пинка. И я тоже по нему соскучившись — по "коробке", жму на "тапку" и вперёд вдоль недавно проложенной на северо-восток узкоколейке — соединившей Ульяновск и волость с бывшим Заокским "горным" районом.

* * *

Объезд начал, в буквальном смысле этого слова, издалека — с Воспитательно-трудовой колонии (ВТК) для несовершеннолетних имени Кулибина, где уже работал с переменным успехом первый цех "Завода контрольно-измерительных инструментов". Побыв здесь с часок, по-деловому сухо пообщавшись с Антоном Семёновичем Макаренко, удовольствовавшись увиденным и услышанным и, записал просьбы и нужды, отбыл.

Затем, заскочил на полчаса в уже строившийся Наукоград, где пообщался с профессором Чижевским Дмитрием Павловичем — напряжённо работающим над малой промышленной установкой по выделению сверхчистого по этим временам диоксида титана.

Слегка попеняв Дмитрия Павловича за медлительность и, терпеливо выслушав в ответ его бесконечные хотелки насчёт оборудования для металло-химической лаборатории и, так уже по оснащению стоящей — на голову выше любых других отечественных:

— Сколько можно ждать биокулярный микроскоп — позволяющий различать одни кристаллы от других?

— Столько — сколько нужно, Дмитрий Павлович.

— Мы получили компрессор из Германии — но такой системы и, в таком состоянии, что нам пришлось его больше чинить, чем на нем работать... Вы, что? Издеваетесь? Сколько можно терпеть такое отношение, я спрашиваю?!

Только и остаётся, что отвечать:

— Маркс терпел и нам велел!

Взяв "проблемы на карандаш", посетил здесь же посёлок педологов — уже возведённый из быстросборных домиков. Поговорил с Фридрихом и Екатериной Залкиндт, бывшей в девичестве Олейниковой, послушал писк первых младенцев рождённых по проекту "Поколение Next", поугорал над данными им "революционным именам (Марлены — в честь Маркса и Ленина, Октябрины — в честь революции, Эвиры — напоминание об эпохе войн и революций и даже, Ледавы — в честь Льва Давидовича Троцкого и Либкнехтины — в память о германском коммунистическом вожде Карле Либкнехте) и, со счастливой улыбкой на лице поехал дальше.

Посёлок вермикологов был практически пуст — большая часть учёных уехала в Чуйскую долину за одноимённым дождевым червём, но работы шли. Рабочие с весёлыми матерками вручную перелопачивали кучи компоста, где копошились и размножались прожорливые "маньчжурцы" — черви, привезённые в прошлом году с Дальнего Востока.

В думах, как механизировать этот процесс, проехав через поля Подхоза — зеленеющих дружными рядами картофельных кустов, я наконец приехал в "Особое проектно-техническое бюро Љ 007" (ОПТБ-007), при Ульяновском исправительно-трудовом лагере.

Побывав в Опытно-экспериментальном цехе и посетив ряд конструкторских бюро — в первую очередь Архитектурно-строительный, я затем у себя в кабинете, выслушивая доклад своего "второго я" — зэка Краснощёкова, сообщающего мне, что Богданов не приедет — получив новое назначение в ВСНХ, обратил внимание на его кислый вид:

— Ну не приедет Александр Александрович — да и Маркс с ним! Жили же как-то без него и его "теологии" и, дальше жить будем — пока не помрём. Или, ещё что-то случилось что, Александр Михайлович?

Однако, во рту стало горько.

— Да уж, случилось, Серафим Фёдорович... Забирают меня от Вас!

Это было так неожиданно — как ушат колодезной воды за шиворот и я растерялся:

— Час от часу не легче... Куда забирают и кто?

— Назад в Лефортово, а вот кто...

Недоумённо разведя руками:

— ...Даже, не решаюсь предположить.

Так, так, так...

Случайность, или чья-то целенаправленный замысел?

Если знающий все мои дела-делишки и планы Краснощёков выйдет из-под моего "колпака" — это может иметь самые непредсказуемые последствия для меня и моей "империи".

Этого допустить никак нельзя!

Лихорадочно соображаю:

— Какие меры были предприняты Вами лично?

— Сперва я через Начальника лагеря, в ответ на запрос отправил уведомление об невозможности этапа в связи с состоянием здоровья. Затем, через Брайзе и его юридическую контору "Красная справедливость" — прошение об амнистии к следующей годовщине Октября.

— Каковы шанцы на последнюю? Что Иосиф Соломонович обещает?

Довольно кисло:

— Ничего не обещает — всё зависит от "кремлёвских" и их тайных помыслов... А они только Марсу известны.

— Друзьям, приятелям и просто знакомым писали?

— В первую очередь. Но пока никакого ответа нет.

— Сколько сможете продержаться "на больничном"?

— Да, хоть всю жизнь! Лишь бы какая-нибудь сволочь — комиссию с поверкой не прислала.

Поразмыслив, подытоживаю:

— Ну, что ж... Будем — надеяться на лучшее, но готовится к худшему. Вы, Александр Михайлович — "на лыжах" бегать умеете?

Недоумевая, таращится:

— В каком смысле "на лыжах"? Лето же на дворе?!

— Хахаха! Это я так — иносказательно.

В крайнем случае устрою Краснощёкову побег, сделаю ему новые документы, выдумаю биографию и спрячу его где-нибудь в Выксе у Дыренкова.

Напоследок побывав в неподалёку от Ульяновского ИТЛ расположенного Центр изучения способностей человека "Осознание-Икс", узнав как там идут дела у четы Сифаровых Володи и Нины. Послушав, как щёлкает прообраз релейной электронно-вычислительной машины и, познакомившись с вновь прибывшими "учёнными идиотами" и их уникальными способностями, поехал в Ульяновск.

* * *

В первом же подразделении моей промышленной "империи" — фармацевтической артели "Красный активист", меня ждал новый удар судьбы.

В прошлом году я перевербовал прибывшего из Германии химика-технолога Фрица Ратценбергера — по чьё-то бюрократической халатности направленного в Ульяновскую ВТК к Макаренко, где требовались лишь технологи-приборостроители или хотя бы механики.

Приставив к нему ученика местного аптекаря Артёма Засыпкина — очень способного парнишку, я поручил "изобрести" сульфаниламид со стрептоцидом вкупе. Тот, сперва взбрыкивал — мол, какое там лекарство может получиться из обыкновенного красителя?

Однако, пробурчав нечто вроде "любой каприз — за ваши деньги", с присущим немецким прилежанием — взялся за это "дохлое дело", всё более и более им увлекаясь. На мои вопросы об успехах, он сперва со скрытым ехидством — отрицал саму возможность получения положительного результата, затем стал как-то подозрительно отмалчиваться.

Мне бы насторожиться, когда этот чёртов фриц — вновь стал энергично трясти своей совершенно круглой, как футбольный мяч головой, с рыжей как огонь шевелюрой:

— Nein, Chef ... Nichts funktioniert, tut mir leid.

Но, я не могу за всем и за всеми уследить!

Да и как заглянуть в душу человека?

Вот и результат: без малого месяц назад, воспользовавшись моим отсутствием -Фриц Ратценбергер сбежал вместе Артёмом Засыпкиным, прихватив результаты исследований.

Спрашиваю у Канцевича Аркадия Вениаминовича — бывшего аптекаря, а ныне — Председателя артели "Красный активист", производящей активированный уголь — популярное и практически единственное действенно-эффективное лекарство "от живота":

— Ищут?

— Заявление в милицию написали, стало быть — ищут.

— Как поймают — Фрица на кол, это непременно! А уж потом...

Тот, согласно кивает:

— Артёмку — выпороть хорошенько, с этого засранца будет достаточно, а насчёт этого рыжего — я согласен. Он же у нас девку обрюхатил и смылся.

— Сволочь!

— Ещё какая, сволочь.

Хрен они их найдут, потому что этот хитрый фриц — сказал, что едут в Ленинград за реактивами и, моим именем взял довольно крупную сумму денег. Хватились то, собственно говоря — лишь перед самым моим приездом, когда мамаша "брюхатой" девки подняла кипеш.

— Одно в этой истории радует: тот фашист — не ЛГБТ какой-нибудь толлерастический и, Артёмкиной заднице — ничего не грозит.

Изумлённо пучит зенки:

— ЧЕГО?!

— Да, так ничего — мысли вслух...

Вполне понятно моё состояние, да?

Я кипел как тульский самовар с овном, источая зловонно-ядовитые миазмы...

Блин, как только в сорок пятом (все силы приложу — чтоб пораньше!) возьмём Берлин, жив буду — специально приеду в Германию, найду этого фашиста и казню самой лютой смертью.

Чтоб такое придумать?

Ведь кол в жоппу, это по-любасу — довольно банально и пошло.

Немного успокоившись:

— Ничего из исследований не осталось?

Протягивает тощую тетрадочку с вырванными листами:

— Вот, разве что..., — лезет в стол, — Артёмка впопыхах оставил. Какие-то каракули, похожие на химические формулы. Я их не понимаю.

Внимательно рассмотрев:

— Ну и почерк у вашего ученика! Ладно, покажу при случае какому-нибудь химику — может, разберёт что...

* * *

Объехав до вечера другие ульяновские артели и, подумав было: "ну хоть в целом-то, всё порядке" — я забыл сложить пальцы крестиком, сплюнуть три раза через плечо или хотя бы трижды постучать по дереву.

Поэтому может, на совещании председателей артелей и руководства промышленно-торгового кооператива "Красный рассвет", меня ждал сюрприз в виде понурого как корабля с поникшими в штиль парусами, Кузьмы Рубцова.

Вытолкнув вперёд своего племянника как нашкодившего котёнка, дядька Клим сурово молвил:

— Ну, рассказывай, Кузьма Никитович — как ты докатился до жизни такой!

Тот, красный как помидор, глядит в пол и молчит.

— Что? Пакостить горазд был, а отвечать кишка тонка?

Наконец допрашиваемый поднимает на меня полные слёз глаза, и:

— Она была очень красивая!

Председатель только за голову схватился:

— Ой, дурак...

Последовала продолжительная тирада, с упоминанием всей кузькиной родни по мужской линии до седьмого колена — не столь оскорбительно-матерная, сколь обидно-насмешливая.

Мне пришлось вмешаться, чтоб Кузька — прямо здесь в моём кабинете на втором этаже "Красного трактира", не умер от жгучего стыда:

— Клим! Хорош человека тиранить. Кузьма! Иди домой, мы здесь без тебя всё обговорим-решим, да разгрести попробуем.

Когда за ним закрылась дверь:

— Рассказывай, что он там... Если можно — покороче.

— Да, если совсем коротко, то болезнь у него — "малокровие" называется: когда елдак стоит — голова ничего не соображает!

Дружно грянул "хор" председателей артелей:

— БУГАГАГА!!!

Подождав когда стихнет:

— Хм, гкхм... А теперь поподробнее и без твой обычной похабени, Клим.

* * *

Если Господь нашего Домовёнка золотыми руками и технической смекалкой — наградил по-царски щедро, то в житейско-практическом — прямо-таки над ним жестоко надругался.

Короче, наш Кузя — простофиля ещё тот!

Зная это, я регулярно предпринимал меры — прежде всего морально-воспитательного характера, частенько ему повторяя:

— Сорить деньгами или просто их кому-нибудь показывать, хвастаясь — не только просто по-мещански пошло и глупо, но и небезопасно.

Однако, в одно ухо влетело — в другое вылетело!

Изобретатель мототеги ("УАЗ-404"), главный конструктор и даже Директор "Ульяновского автомобильного завода" (под финансовым опекунством своего дяди Клима) — быстро стал самым богатым юношей в СССР.

И, хотя это официально не афишировалось — но похвастаться то, ой как хочется!

Особенно пред девушками — вполне его понимаю, сам таким был.

Но перед ульяновскими девушками особо не похвастаешь — они и, так про него всё знают, как про облупленного. Поэтому Кузька перешёл на нижегородских — где часто бывал.

Город есть город — там таких "любят"!

Долго ли коротко, но нашлась девица, которая (интимные подробности опускаем) — развела нашего Домовёнка на крупную сумму денег. Сперва, попросил их "по-хорошему" у своего дяди Клима — якобы для покупки станков, но тот не дал. Тогда этот влюблённый балбес в его отсутствие, снял со счёта около двадцати пяти тысяч рублей — предназначенных для уплаты налога за свой "УАЗ" в Фининспекцию. Девица, заполучив "залог любви" — скрылась в неизвестном направлении, а наш простофиля — остался с разбитым сердцем у разбитого корыта.

В принципе ничего страшного, если бы он сразу признался — как понял, что его "развели" как сирийского хомячка... Однако, Кузьма "включил партизана" и тупо молчал и, даже перехватывал уведомления — надеясь видно, что "само собой рассосётся".

Но с "финиками" такие номера не проходят!

Как нежелательная беременность — проблема росла и росла и, наконец — разродилась большим и пушистым полярным песТцом.

Дед Мартимьян — Председатель кредитно-кооперативного учреждения "Красная взаимопомощь", входящего в "Красный рассвет", положил мне на стол листочек казённого бланка:

— Имущество "Ульяновского автомобильного завода" арестовано и будет по суду отчуждено в пользу государства.

Клим, угрюмо бросил:

— Лучше бы этого "любовничка" арестовали — да его по малолетству нельзя привлечь к уголовной ответственности.

В принципе, расстроился не особо.

Напоминаю: "Ульяновский автомобильный завод" — это нечто большого сарая, где на деревянных столах собирали самый сложный узел "мотыги" — примитивный как топор неандертальца, двухтактный двигатель. Детали для него, как и всё остальное — поставляли многочисленные артели, кустари-единоличники и частные предприятия.

Однако, дело принципа, прецедент — после которого нас обуть захотят многие, да к тому же — под угрозой уже довольно известный бренд!

После нескольких минут кладбищенской тишины — лишь воробьи в открытое окно что-то обидное чирикали, да ворона где-то вдалеке — Нострадамусом что-то нехорошее каркнула, Председатель кооператива "Красная жара" — растерянно на меня глядя, вопросил:

— Что делать?

Отвязываюсь на него:

— По рыбалкам будем больше ездить! Ещё будут у кого, какие предложения?

Брайзе Иосиф Соломонович — бывший известный московский адвокат, затем — зэка в Ульяновском ИТР, а ныне владелец "на паях" юридической конторы "Красная справедливость" — очень осторожно, заходит откуда-то очень издалека:

— Если поговорить... С нужными людьми, и... Кхе, кхе... Ну, сами понимаете.

— Мы поняли, дальше что?

— Завод поставят на аукцион по голландскому образцу. Объяснить что это такое?

Эгэ... Это значит — со снижением первоначальной цены, равной сумме неуплаченных налогов, плюс пенни.

Тщательно промокнув носовым платком лоб:

— Нет, не надо — здесь все люди грамотные. Выкрутимся как-нибудь... Если больше ни у кого неприятностей для меня нет — расходимся.

* * *

Дальше — больше!

Накормив до отвала ужином, владелица "Красного трактира" Софья Николаевна Сапогова, не пустила меня в свою опочивальню, твёрдо заявив:

— Туда нельзя.

Превратно понял слово "туда" и, подумав, что нельзя "туда" по причине известных особенностей женского организма — регулярно встающих перед нашими прекрасными половинками, я не особенно то и расстроился.

— Ну, нельзя — так нельзя! Тогда пойдём ко мне в кабинет, кое-что покажу.

Чуть помедлив, она последовала моему приглашению.

Сдёрнув покрывало с недавно появившегося здесь лишнего стола и неким угловатым предметом в виде буквы "П" на нём находящимся.

Любуясь сам, самодовольно спрашиваю:

— Ну, как тебе, Софья Николаевна?

— Что это?

Показываю карандашом:

— Это макет гостиницы "Пять красных звёзд". Четыре этажа с номерами, конференц-зал, ресторан, сауна с бассейном, автостоянка, скверик с фонтанчиком — в виде голых баб держащих чащу... Я уж и со скульптором в Москве договорился!

— Красотища то, какая!

— Обрати внимание, Софьюшка: это — пенхауз, наше с тобой уютное... Во! А чё очи твои на сыром месте? От счастья, что ли?

Вытерев глаза накинутым на плечи платком, та решительно заявляет:

— Серафим Фёдорович! Я выхожу замуж.

Что-то я тупить начинаю. Напряг память, но ничего не могу вспомнить:

— Ээээ... Напомни мне пожалуйста дату, когда я сделал тебе предложение?

— Мне сделал предложение Спиридон Емельяныч.

Сделав пару быстрых шагов, успел усесться на стул:

— Если мне не изменяет память — это один из руководителей нашего "Жилстроя", да?

Это тот, с коим я рамсевал по началу... Отомстил таки, гоблин староверческий!

— Да, он начальник над всеми плотниками. Вдовец с ещё довоенного времени — как и я.

Потупив глазки, слегка краснеет:

— Мы с ним уже третий месяц, как... Встречаемся.

Вспомнилось, что по возвращению — многие земляки бросают на меня украдкой, а то и открыто — какие-то "не такие" взгляды. Тотчас загорелись уши и вспомнилось бессмертное из "Трёх мушкетёров":

"Поздравляю, месье Буонасье — Вы олень!".

Хрен бы с ним — найду, куда "присунуть"... Но авторитету среди местных — если не совсем крышка, то нанесён значительный ущерб.

Лихорадочно соображая, как исправить положение:

— Конечно — совет вам да любовь, как говорится... Но, на хахуа? Это порода китайских собак, такая. Вроде, жили мы с тобой гражданским браком — не тужили, так многие сейчас делают. Может, обидел чем?

С железной женской логикой — которую, как известно — ничем не перешибёшь, заявляет:

— Тебя постоянно не бывает дома, ты постоянно занят, а хозяйству мужские руки нужны. Спиридон Емельяныч — он мужик непьющий, хозяйственный и работящий.

Молчу, чувствуя себя последним оплёванным овном...

С убеждённостью в своей правоте, горячо продолжает:

— Да и не ровня мы с тобой! Ни по возрасту, ни по "полёту". Ещё лет пять и я стану старухой — от которой ты сам сбежишь. Ты, Серафим Фёдорович — орёл и, если шею себе не свернёшь — улетишь далёко отсюда и навсегда. Я же — старой курицей, останусь вдовий свой горький век доживать.

Помолчав, решаясь — сказать или нет, смущённо-горделиво добавляет:

— Да и непраздна я...

— Вот, как? — совсем обалдевши, встаю и по-мужски трясу её руку, — ну, поздравляю!

Заглядывая в глаза:

— А часом не от меня, ты залетела-понесла, голубушка?

— Нет, не от тебя — я дни считала.

Да, вроде не врёт...

Ну, что тут скажешь?

И сказать то, нечего!

Ревности не возникло, просто чувство, как будто у тебя что-то украли... Что-то привычное и удобное, всегда находящееся под рукой.

— Ещё раз поздравляю и желаю — чтоб у вас с всё было, но вам за это ничего не было. Свадьбу гулять будете?

— Этой осенью, как все люди.

— На свадьбу не приглашай — всё равно не приду, чтоб идиотом не выглядеть и не создавать идиотской ситуации. А вот подарок от меня будет — ведь, скоро еду в Париж! Тебе что привести, Софья Николаевна? Ладно, сам что придумаю — коль тебе стеснительно.

Робко-несмело:

— Спиридон Емельяныч, часто жалится, что струмент плотничий, да столярный — очень плохой...

Раздражённо:

— Да, что ты всё заладила — "Спиридон Емельяныч", да "Спиридон Емельяныч"? Свет на нём клином сошёлся, что ли?! Ладно, я подумаю.

Окинув с сожалением стены кабинета "Отдел главного технического консультанта", где уже привык-обвыкся:

— Извини, но сейчас некогда — придётся потерпеть моё присутствие. После Парижа же — съеду я от тебя со всем своим хозяйством.

А ведь кроме кабинета — секретариат, архив, техническая библиотека, "Отдел надомной-кустарной промышленности", "Отдел по связям с общественностью"... Оброс я бюрократическими структурами!

— Да, я тебя не гоню.

— Дело не в гоньбе — чтоб лишних разговоров не было. Да и свободных номеров в "Красном трактире" добавится — от приезжих уже не протолкнуться.

Вздохнув, соглашается:

— Да, многое у нас изменилось — как ты из польского плена вернулся, Серафим Фёдорович... Разве бы Спиридон Емельяныч сюда приехал и меня нашел, если бы не ты?

И, поклонившись в пояс:

— Спасибо тебе большое!

С ответным лёгким поклоном, кивком головы скорей:

— И тебе спасибо, Софья Николаевна. Если бы не приголубила ты меня — давно б, уже женили и, как знать...

Где бы подходящее помещение найти? Или, быстренько и наскоро что-нибудь специально под офис себе построить?

Вернувшись несолоно хлебавши от Софьи Николаевны домой, заперся в схроне диаконника Благовещенского Храма и, полночи работал на компе — прежде чем идти спать.

Кстати, со слов Отца Фёдора — которого очень осторожно расспросил о ходящих сплетнях по поводу наших с Софьей Николаевной отношениях — авторитет мой у местных ничуть не пострадал, ибо те считали, что я "живу" с Графиней — с Лизкой то есть. Иль, даже вообще — нашёл себе москвичку или ленинградку.

"А чего бы он тогда в Губернию ездит или по столицам зачастил, если не к бабам?".

* * *

С утра "с повинной" пришёл Кузька Домовёнок и открыл было рот:

— Серафим, я это... Того... Ну, как там его?

Хоть и зол был на него зело, со всей возможной доброжелательностью:

— "Больше не будешь"?

— Да, я...

— Тогда садись за стол, позавтракай с нами.

За завтраком, говорили об чём угодно, только не о делах и тем более — о том досадном эпизоде.

Проводив Отца Фёдора на службу, я стараясь не быть слишком занудно-нравоучительным, сказал:

— Мудрецы не совершают ошибок, умные учатся на чужих ошибках, дураки — на собственных.

Тот, понурясь:

— Так, значит — я дурак?

— Если осознаёшь это — то уже не совсем дурак, Кузьма.

— Полудурок?

— Хахаха! — ерошу ему непослушные вихры, — будем считать, что ты — просто слишком молод. Молодость же — единственная "болезнь", которая проходит сама по себе.

Тот, вдруг пытливо на меня поглядывая:

— А ты, Серафим? Ведь ты ещё молодой, а уже... Мудрее и опытней, чем даже дядька Клим — старший тебя в половину?

Мда... Уел он меня!

Легко быть умным и даже мудрым — имея за плечами семьдесят с небольшим годков.

— Мне "помогли" стать мудрее и опытнее, но сейчас разговор не об этом. Ты газеты читаешь?

— Целиком — нет.

— И правильно делаешь!

Протягиваю ему номер "Правды" со статьёй Осинского "Американский автомобиль или российская мототелега?":

— Появилась угроза — куда более серьёзная, чем твой необдуманный поступок.

Прочитав, Домовёнок поднял на меня глаза по полтиннику:

— Он, чё? Дурак?!

— Возможно. Но сейчас мы должны, не выясняя степень адекватности этого товарища — нанести ответный удар и, заодно — заявить о себе на всю страну. Я тут "накорябал" кое-что...

Протягиваю ему черновик статьи: "О нашей российской мототелеге, немножко о себе и всю правду о лоббистах американского капитала в СССР".

— ...Прочитай и если возразить или добавить нечего, от твоего имени опубликуем в "Технике — молодёжи".

— В "Технике — молодёжи"?! Ух ты, как здорово!

Это издание литературной группы "Конструктивисты", где я числился одним из редакторов и частенько публиковал "иновременные" статейки из "старых" советских журналов "Техника — молодёжи", "Моделист-конструктор", "Юный техник" и "Юный натуралист", вмиг стало очень популярным. Возможно, даже популярнее чем "Правда".

— В ней самой. А оттуда уже перепечатают другие издания.

* * *

Время до обеда убил в Ульяновском "Театре рабочей молодёжи" — первом и пока единственным на всём советском пространстве, уточняя с Певницким Аристархом Христофоровичем сценарий спектакля "Большая перемена" и побывав на репетиции.

Спектакль должен состояться буквально через несколько дней — на выпускном вечере Ульяновской трудовой школы второй ступени, когда "путёвку в жизнь" получат около тридцати человек — в том числе и большая часть наших комсомольцев "первой волны".

Как понятно из названия, сценарий был скопиратен с одноимённого советского фильма (после соответствующего переформатирования под текущую реальность, разумеется) и обильно насыщен песенками "про школьную пору" того же происхождения. Кроме того, я хочу по памяти написать сценарии "Доживём до понедельника", "Сто дней после детства", "Приключения Электроника", "Гостья из будущего"... И опубликовать под своим литературным псевдонимом Артур Сталк.

А то, "старорежимные" спектакли — ныне не в моде, а новые "пролетарские", это чаще всего — полный трэш-угар.

Ну и опять же: лишний гонорар — никак не помешает моей прогрессорской деятельности, а даже как бы — не совсем наоборот.

* * *

После обеда планировал с часок кемарнуть, да засесть за комп — запиливая кое-какие "заклёпки"...

Да, не тут-то было!

Стакан с чаем поднести ко рту не успел, откусив кусок сахара, как прибежал милиционер и с порога:

— Тебя наш Кац вызывает — начальство с Губернии приехало.

— Товарищ Погребинский, что ли? Что-то, он к нам зачастил...

— Он самый и ещё несколько больших начальников.

Милиционер, хорошо знакомый по позапрошлому разгрому банды — не уходил, подводить его не хотелось — поэтому тотчас стал собираться, на ходу допивая чай, да общаясь:

— Ладно, я сейчас быстро... Сам-то как, Антип?

— Да, помаленечку.

— Как плечо?

— Свербит к непогоде, а так ничё.

— Семейство то, не прибавилось?

— Да, как ему не прибавиться — когда кажну ночь "тружусь"? Хахаха!

— Хахаха! Так сколько их уже у тебя, "труженик"?

— Седьмой — прошлый месяц на свет белый "выполз"!

— Не, ну, ты силён!

Испытываю хоть небольшую и тайную, но гордость: вот он — реально-положительный результат моего вмешательства в естественный ход истории. Если бы не я — срубили бы его казаки-бандиты позапрошлой зимой и, не появились бы на свет как минимум двое маленьких человечков. А разве один Антип был тогда в засаде у той речки?

Факт, как говорится, на лицо!

Да и как знать — что произошло бы уже с уже рождёнными до меня?

В это беспощадно-суровое время, потерять мужа и отца, кормильца и защитника — зачастую значит потерять и саму жизнь.

— Жилищно-материальных затруднений не испытываешь?

— Зимой ещё, домик из шпал в Ильичёвском районе выделили — есть где малятам поползать, но то что в прежней квартире, — отмахивается, тотчас тяжело вздыхая, — а денег всегда мало, сколько оклада не дай. Хорошо вот ещё старшие ребятишки на грибах в школьной артели работают, лишнюю копейку в семью тащат...

Отец Фёдор меж тем, ссыпав в бумажный кулёк весь сахар из вазочки, протягивает милиционеру:

— На вот, Антип, передай своим пострелятам — пусть побалуются сладким.

— Благодарствую, батюшка!

Улучив момент, Отец Фёдор тревожно-обеспокоенно спрашивает:

— Что-то серьёзное, Серафим?

Небрежно отмахнувшись:

— Да, как обычно — мзды поди просит.

Качает головой:

— Ох, ну чисто Орда...

— Ничего, прорвёмся.

* * *

А вот и отрицательный результат моего вмешательства в естественный ход истории!

Думаю, теперь самое время рассказать о наших отношения с Погребинским Матвеем Самойловичем, этим — героем моего так и не написанного "там" романа в жанре "альтернативная история". "В реале" был он человек человеком, а в результате моего нечаянного вмешательства — стал Начальником нижегородского губернского отдела НКВД.

А стало быть — непосредственно моим "шефом".

Ведь, если забыл кто: кроме должностей Технического консультанта промышленно-торгового кооператив "Красный рассвет" и Начальника "Особое проектно-техническое бюро Љ 007" (ОПТБ-007) при Ульяновском ИТЛ — я занимаю должности Начальника невоенизированной охраны Ардатовского сектора НКПС, Начальника Ульяновской вневедомственной милиции и Заведующего "Школы подготовки и переподготовки рядового и младшего комсостава транспортной и вневедомственной милиции" — (ШППРМКТВМ).

Опять же напомню: во время первого же выезда на задание "Группы экспедиторов специального назначения имени товарища Вагнера" — из показаний задержанного при налёте на товарную станцию бандита Васьки Кота, мне стало доподлинно известно о том, что не так давно назначенный Начальником губернского отдела НКВД Погребинский Матвей Самойлович — сколотил из уголовников банд, промышляющую вымогательством нэпманов, грабежом складов и железнодорожных вагонов.

Сперва, я не на шутку оторопел.

Предать этот вопиющий факт огласке?

Я не рискнул сделать это немедля: кто такой Васька Кот, кто такой я и, кто такой Погребинский — до этого занимающий пост помощника начальника Орготдела Административно-организационного управления ОГПУ при СНК СССР? Хороший знакомый Максима Горького и, то ли друг, то ли даже родственник Генриха Ягоды?

Он, в самом лучшем случае — отделался бы строгим выговором, проработкой на партсобрании и "поставкой на вид" — а меня бы размазали, как детский пластилин — тяжёлым катком по горячему асфальту.

Пока я думал-решал, Начальник ГубНКВД где-то через неделю после того происшествия — собственной персоной заявился в Ульяновск. Обычно, в нашей глуши начальство такого уровня — просто так не появляется и, я понял — что "он знает, что я знаю".

В первый свой приезд, Погребинский посетил все наши "достопримечательности" — Исправительно-трудовой лагерь с "Особым проектно-техническим бюро Љ 007" (ОПТБ-007), Воспитательно-трудовую колонию (ВТК) для несовершеннолетних им. Кулибина с уже начавшим работать "Заводом контрольно-измерительных инструментов", "Школу подготовки и переподготовки рядового и комсостава транспортной и ведомственной милиции" — (ШППРМКТВМ)...

Погребинский побывал в артелях "Красного рассвета", в цехах Опытно-экспериментального завода при "ОПТБ-007", на занятиях в "Полицейской школе" и на полевых учениях вагнеровцев. Пообщался с простыми, с не очень простыми и с очень непростыми людьми — с волостным руководством, стало быть. Особенно долго заседая в служебном кабинете с Абрамом Израилевичем Кацем.

Всё это время, он не переставал хвалить меня, с ходу въехав — кто на этом поле "главный суслик" и, в моём кабинете, шутливо грозя пальчиком — но очень с серьёзными глазами:

— Умно придумано, товарищ Свешников, очень умно! Практически, подпольная организация...

Видимо, заметив мой непроизвольный испуг, он продолжил покровительственно-успокаивающе:

— ...Но не политическая — а хозяйственно-экономическая.

Ффффуууффф...

Недоумённо отвечаю:

— Скажите тоже, Матвей Самойлович! Никакого "подполья" — всё на виду и в полном соответствии с советским законодательством.

Тот, понимающе-восхищённо глянув:

— Да! Подкопаться очень непросто — у Вас и, своя юридическая контора имеется.

Подняв палец вверх:

— Это, если по закону... А если из соображений революционной целесообразности?

— Имеете в виду "по беспределу", Матвей Самойлович?

— "По беспределу"..., — как будто смакуя новое для него слово, — какое совершенно точное определение!

Затем, как будто без всякой связи с вышесказанным, он пожаловался на очень трудное материально-бытовое положение нижегородских милиционеров. Действительно, те даже по виду — больше напоминали вооружённых бомжей, чем доблестных блюстителей порядка. За этим стояло: мол, пойми правильно — вынужден организовать банду, чтоб одеть-обуть и накормить своих подчинённых. А вот далее...

— Нехорошо, когда одни милиционеры бедствуют в обносках, а другие роскошествуют в обуви стоящей как полтора партмаксимума..., — вкрадчиво-убедительно говорил он мне, — ведь, все мы делаем одно дело — стоим на страже закона, и на защите советского народа. Или, Вы считаете, как-то иначе, товарищ Свешников?

Прямо не сказал, конечно, но ясно дал понять:

"Делиться надо — а то будут проблемы".

Понимающе кивая, отвечаю бодро:

— Поможем, чем сможем, товарищ Погребинский.

Тот, достаёт блокнот, раскрывает и показывает его мне:

— Я вот здесь подчитал — сколько вы "можете" уже в этом месяце.

Пробежав глазами списочек, я понял что он составлен по принципу: "Проси больше — получишь сколько надо".

Поторговавшись, я смог урезать "помощь" в три раза, логически обосновав:

— Курицу, несущую золотые яйца — принято не резать, а доить!

— Хорошо! — легко соглашается, затем жёстко, — первый "удой" я жду через неделю.

И сперва, да!

Нижегородская милиция была первой государственной организацией в стране, одетой в "пролетарки" и "камчатки" и, обутой в "берцы" и "дутоши". Вооружённой новенькими "Винторезами", а не "Наганами" с вытертым до дыр воронением. Вновь поступающие на службу в губернские органы правопорядка — проходили обучение в "Школе", опять же за наш счёт. Помощь "Группы Вагнер" и курсантов в патрулировании, облавах и прочей мусорской текучке...

Надо — так надо, разве кто-то возразит против?

Но, аппетит приходит во время еды!

Чем дальше, тем всё более и более — лавинообразно вырастали хотелки Начальника Губернского отдела внутренних дел и, большую часть собираемой "мзды", он тратил мягко говоря — "нецеленаправленно".

То бишь — для "собственных нужд".

К описываемым событиям, Погребинский обзавёлся с моей невольной помощью меблированным до самой крыши пятнадцатикомнатным особняком в центре города, излишне роскошным для его должности служебным автомобилем — покруче чем у самого Андрея Жданова, заграничными шмотками, изрядной суммой денег налом и на счетах в "Сбербанке" и, наконец — по крайней мере тремя любовницами-содержанками.

Конечно, тяжело мне было, однако моя "империя" — росла быстрее, чем изначально убогая фантазия у Погребинского. "Хата, тачка, шмара, шмотки, жрачка" — вот собственно говоря и, всё.

А больше чем в пузо влезет — не сожрёшь!

К тому же, ваш покорный слуга — тоже "паразит", каких ещё поискать надо. К примеру, я довольно бесцеремонно злоупотреблял его именем — чтоб решить кое-какие бюрократические заморочки, довольно часто встающие перед "Красным рассветом" и его структурами.

Мзду берешь — значит крышуй!

В общем-то, грех жаловаться: мы с Погребинским достаточно плотно "сработались" и, этот "симбиоз" — продолжался бы бесконечно долго, но...

Но что-то, какая-то внутренняя чуйка мне подсказывала, что вот-вот — что-то грянет.

* * *

Глаза у Абрама Израилевича Каца — Начальника Ульяновского волостного отдела НКВД, были печально-грустными и, едва зайдя в его кабинет — я сразу понял, что подкралось нечто "пушистое".

Кроме него и Погребинского, здесь присутствовал настороженно-хмурый Председатель исполнительного комитета (Исполкома) волостного Совета — Анисимов Фрол Изотович, Начальник Нижегородского ГубГПУ — знакомый мне по разгрому банды и по "Делу Сапрыкиных" почти двухлетней давности и, ещё четверо незнакомых мне молодых людей в форме и при оружии.

Поздоровались, хоть и не за руку, вежливо предложили присесть.

— У нас накопилось к Вам множество вопросов, товарищ Свешников, — первым начал "гебист", открывая папочку с грудой от руки написанных листочков.

Ещё с первого взгляда при первом же знакомстве, он не показавшийся мне "кровавым" — а наоборот культурно-интеллигентным и, по слухам про него ходящим — знатоком поэзии и литературы, завзятым театралом.

Правда про, это "лицо кавказкой национальности" ходили и другие — очень нехорошие слухи...

Так ведь, людей без изъянов не бывает, правильно?

Особенно, при такой "работе".

— Спрашивайте, отвечу — у меня секретов от Советской власти нет.

Берёт первый листочек и поверх — прямо-таки "бериевского" пенсне, пытливо заглядывает мне в глаза:

— К нам поступил сигнал, что Вы — самозванец.

Меня "на гляделки" не возьмешь, поэтому изумлённо на него таращась:

— В смысле? Выдаю себя за расстрелянного Николая Кровавого? За Гришку Распутина? За покойную императрицу Александру Фёдоровну или за одну из её дочерей?

Тот, потупив очи:

— В смысле, что Вы — не Свешников Серафим Фёдорович, а кто-то другой — очень похожий на него человек.

— Ах, вот оно что...

Ненадолго задумаюсь и, как можно рассудительней:

— А смысл "другому человеку" выдавать себя за поповича? Вот я понимаю: в газетах пишут, что группа литераторов присвоили себе пролетарское происхождение — с целью примазаться к Советской власти и присосаться к кормушке...

Замечаю, как в глазах Погребинского сверкнули молнии и, продолжаю — уже откровенно стебаясь:

— ...А какой смысл выдавать себя за сына "лишенца"? Вот если бы за сына товарища Дзержинского или хотя бы лейтенанта Шмидта!

Тот, строго:

— Не устраивайте здесь балаган, Свешников!

Посерьёзнев:

— То, что я — Свешников Серафим Фёдорович, может подтвердить сидящие здесь товарищи Анисимов и Кац. Если и этого мало, можно спросить у моего отца — Иерея Благовещенского Храма.

— Про ваше происхождение, тоже немало "сигналов" от граждан.

Сказав это, Гебист устремил свой "чЮдный" орлиный профиль на выше упомянутых и, Фрол Изотыч тут же подтвердил мою личность:

— Да, Серафимка это... Правда, когда меня в пятнадцатом на войну забрали — он ещё совсем мелким был и до весны двадцать второго года, я его не видел.

Абрам Израилевич:

— С товарищем Свешниковым, я познакомился только после того, как он вернулся из польского плена. Однако, если гражданин Свешников Фёдор Евграфьевич — признал его за сына, стало быть — так оно и есть.

Гебист, откладывая несколько сшитых вместе доносов в сторону:

— Хотя у Вас имеются две старшие сестры... Но думаю — признания родного отца достаточно, чтоб закрыть эту тему.

Замечаю, что между им и Погребинским — хорошо заметна какая-то личная неприязнь.

Если кто не знает, а я забыл сообщить: ОГПУ не дружит с НКВД и, постоянно его же и "нагибает". Сама же советская тайная полиция, в данный момент, напоминает закрытое для посторонних и даже хоть какого-то государственного или партийного контроля — "государство в государстве", где борются за влияние и преференции несколько группировок — сплочённые в том числе и по национальному признаку.

* * *

Переложив на самое "дно" первый, кавказец достаёт другой листочек с каракулями:

— Поступил сигнал, что Вы собираете здесь "бывших", "социально чуждых" и так далее... Вот, даже пофамильно список имеется — всего около ста человек.

Заглядывая через глаза в самую мою душу, резко — буквально как хлыстом:

— С какой целью?

Примерно представляю себе, от кого могли поступить такие "сигналы".

Из-за наплыва в партию "ленинских призывников" — молодых, рьяных, да горластых — в волостной ячейке ВКП(б), власть потихоньку меняется. Старые кадры — Председатель волисполкома Анисимов, Кац, Конофальский, Взнуздаев и другие, хоть и держатся ещё силой своего авторитета из-за прошлых революционных заслуг — но мне уже понятно, что этот "статус-кво" ненадолго.

Конечно, в основном ребята вполне нормальные... Но есть и формирующееся вокруг Федьки-ассенизатора группка довольно активных и агрессивных экстремистов, мутящих воду.

С этим надо что-то срочно решать, но как?

Пока нет ни одной здравой идеи...

Натравить на них своих комсомольцев?

Избиение члена партии — может повлечь за сбой непредсказуемые последствия, вплоть до обвинения в терроризме.

Не хочется, край как не хочется подставлять своих ребятишек!

Протягиваю руку:

— Разрешите списочек?

После секундного промедления заполучив, с минуту изучаю (о, да здесь даже мой лучший друг Борщёв-Слащёв есть!) и, выдаю:

— В большинстве своём, здесь бывшие заключённые — отбывшие срок по чисто-уголовным делам в Ульяновском ИТЛ. А как известно, уголовный элемент — социально нам близок!

Положа руку на кандидатскую карточку в нагрудном кармане, как можно искреннее:

— Поэтому, я не понимаю возникших ко мне претензий.

Сидящие за столом переглянулись, Погребинский как-то неопределённо-весело хмыкнул, но никто не решился возразить.

Лишь, Гебист, слегка склонив голову на бок:

— Это — другое дело! Ну, да ладно... Но ведь там не все бывшие заключённые Ульяновского исправительно-трудового лагеря? Я, например — насчитал таких менее половины...

От досады чуть не прикусил губу:

"Вот и охота была тебе подсчитывать?".

— ...Остальные приехали из других городов — зачастую от нас очень дальних и пишут, что именно по вашей рекомендации, — они были устроены в государственные учреждения, главным образом в школы.

Забрав назад список, он начал перечислять поимённо, а затем вновь уставился на меня — мол, что на это скажешь?

Встав, как памятник на площади перед обкомом:

— Великий Вождь мировой пролетарской революции, Учитель и Основатель — товарищ Владимир Ильич Ленин, сказал: "Нам некогда ждать, когда появятся коммунистические люди. Мы вынужденные строить первое в мире государства рабочих и крестьян с теми, кто нам достался от царского режима".

Пожав плечами:

— В каждую советскую контору-учреждение зайдите, там больше половины "бывших"... Так почему у нас в Ульяновске должно быть как-то иначе? Как появятся в достаточном количестве наши — советские специалисты, тут же заменим ими "старорежимных".

Однако, гебист не унимается:

— Вот, например некий Борщёв... Пишут, что он — белогвардейский офицер.

Чувствуя, что потею:

— Я не знаю, что там пишут и кто пишет, хотя догадываюсь с какой целью. Мне лишь известно, что он учитель математики и немецкого языка. Да, я порекомендовал Борщёва в школу! Но о его белогвардейском прошлом — мне ничего неизвестно и сильно сомневаюсь, что таково вообще имеется.

Опять буровя мне нутро своими миндалевидными глазищами:

— В общем, за гражданина Борщёва Якова Александровича — Вы ручаетесь?

— Ручаюсь! Как за самого себя.

Делает себе пометку в какой-то книжице:

— Хорошо, так и запишем... Переходим к следующему вопросу.

* * *

Следующие вопросы посыпались один за другим:

— Пишут что в "Красном рассвете" эксплуатируют детский труд.

— Подрастающие строители социализма — добровольно(!) проходят трудовое обучение, одновременно зарабатывая на своё образование. Или, кто-то предлагает неграмотных тунеядцев-белоручек за счёт государства растить?

— Пишут, что являясь государственным служащим, Вы одновременно находитесь на руководящей должности в кооперативе "Красный рассвет"...

— Извините, но "технический консультант" — это не руководящая должность и, деньги за советы мне не платят.

Погребинский, стебаясь:

— Он берёт борзыми щенками!

Улыбаюсь и я:

— Товарищ шутит.

Сведя густые брови вместе, гебист поочередно посмотрел на обоих и вновь уткнулся в свои бумажки:

— Пишут, что Вы препятствуете вступлению в РЛКСМ лицам пролетарского происхождения...

— Извините, но я уже из комсомольского возраста вышел — являясь кандидатом в члены ВКП(б). По этой причине и препятствовать никому не могу.

В те славные времена, если кто не знает, комсомол — организация, хотя и идейно близкая к компартии — но независимая и, довольно часто — "ковидом чихающая" на рекомендации старших товарищей.

Следующая претензия:

— Пишут, что Вы — миллионер.

Лишь усмехнувшись:

— Что есть — то есть, скрывать не буду. За мной — миллионы советских людей, поэтому в какой-то степени — я миллионер. Впрочем, как и любой из присутствующих здесь.

Гебист, только шеей повёл и, как наш пятизвёзночный бровеносец на партсъезде — уныло, продолжил перечислять мои "грехи"

— Пишут, что Вы имеете личный автомобиль — купленный на неизвестные средства от нетрудовых доходов.

— Имеется в виду "Форд"? Это "ведро с гайками" принадлежит кооперативу "Красный рассвет". Мне он положен по должности Технического консультанта — ибо приходится часто бывать в разъездах по окрестным сёлам, где у кустарей и артелей — размещены заказы на комплектующие.

Наконец, самая толстая стопочка:

— Пишут, что как Начальник "Особого проектно-технического бюро Љ 007" (ОПТБ-007) при Ульяновском ИТЛ — Вы зажимаете изобретения, не давая им ход.

* * *

Здесь надо пояснить.

В 20-е годы, кроме обычных — происходящих от грязных рук и болезнетворных микробов на них, в Советском Союзе были две социальные эпидемии — самоубийства и изобретения.

Мне стала изрядно досаждать вторая из них.

Технические комитеты при наркоматах и губернских совнархозах — были буквально завалены проектами подводных дредноутов, летающих автомобилей, плавающих велосипедов, устройств для улавливания мыслей и прочих диковинных бессмысленных штуковин. Возле проходных заводов, постоянно толпились изобретатели пытающиеся пробиться к их руководству.

Если изобретатель не встречал немедленного понимания, одобрения и должного финансирования своего гениальнейшего детища, он зачастую обращался в соответствующие "компетентные органы" — с жалобой на ретрограда, а то и, с прямым доносом на контрреволюционного вредителя. Те же, в последнее время повадились отправлять таких жалобщиков ко мне. Я в свою, очередь отфутболивал их куда подальше и, естественно — кляузы нарастающим потоком сыпались уже в мой адрес.

Мда... К сожалению эта публика, видать имеет иммунитет от первой социальной эпидемии.

* * *

Отвечаю, не сумев скрыть крайнего раздражения:

— Девяносто процентов из всех этих проектов — безграмотный бред. Остальные — уже давным-давно изобретены, как вот этот деревянный велосипед или ветряная мельница.

— Счетный прибор инженера Чешко?

— Сей гражданин показался мне каким-то авантюристом, а не инженером.

— Он обещает с каждого арифмометра доход в три тысячи рублей в пользу государства.

— Он и Луну с неба пообещать может — только уши ему подставляй.

— А железнодорожный тормоз машиниста Казанцева?

— Извините, но "ОПТБ-007" не занимается железнодорожной тематикой. Для этого есть соответствующие организации в системе НКПС.

Погребинский, решил вставить свои ехидные "пять копеек":

— А Вы уже успели обюрократься, товарищ Свешников!

— Дело не в моём бюрократизме, а в том, что два года назад — "ОПТБ-007" создавалась по личному(!) распоряжению товарища Дзержинского, как хозрасчётная(!) проектная организация — работающая на принципах самоокупаемости и уже делающая значительные отчисления в Наркомат внутренних дел...

Я слегка насмешливо посмотрел на своего оппонента и многозначительно сказал:

— ...Вам, товарищ Погребинский, это обстоятельство — должно быть известным как никому другому. Так что, лишних денег на всякие авантюры у нас нет.

Довольно ядовитый "маяк" на Погребинского:

— Если кто профинансирует из своих собственных средств — то, за ради Маркса!

Однако тот, не сумев скрыть непонятную мне досаду:

— Мне известно, что на проектирование боевой техники — Советское правительство выделяет значительные суммы. А Вы выгнали этого талантливого самоучку — изобретателя танка, даже не рассматривая его проект.

— Я ему в следующий раз ноги попереломаю — пусть только явится!

Повышая на меня голос:

— "ОПТБ-007" — не твоя частная лавочка, Свешников!

— Вот именно, что не "частная лавочка" — куда Вы как за керосином, посылаете возомнивших о себе неграмотных бездарей и непроходимых жуликов — мечтающих присосаться к государственному карману!

"А не хочет ли он сделать из меня нижегородского Бекаури? — вспыхнуло небезосновательное подозрение, — чтоб через меня самому поучаствовать в распиловке бюджетного пирога?".

Не исключено — значит, вполне может быть.

— Успокойтесь оба!

Строго прикрикнув, гэбист убирает "изобретателей" к "самозванцам" и, монотонно бубнит дальше:

— Пишут, что Вы насильно заставляете кустарей-единоличников вступать в ваш кооператив "Красный рассвет"...

Взбурдив на весь этот абсурд, я разом излил всю желчь, вскочив и заорав:

— В "мой"? Любой кооператив — это форма общественной собственности! Кто, какой конченный дебил, такое "пишет"? Заставляю?! Да, даже пусть это и так! Вы от лица Советской власти — обвиняете меня в том, что я делаю из мелкобуржуазных элементов — культурных кооператоров? "Социализм — это союз культурных кооператоров", ещё Карл Маркс сказал! Вы что, мать вашу? Обвиняете меня в том, что я строю социализм...?!

Я бы орал ещё долго и с три короба и возможно — доорался бы на три расстрельных приговора. Однако, я увидел смеющиеся глаза Погребинского и разом заткнулся.

Чего это он?

— Вас никто и ни в чём не обвиняет, Товарищ Свешников.

Гебист, сложив вместе все эти листочки, связал папочку и засунул её... Нет, не туда — куда бы очень хотелось, а всего лишь обратно в портфель. Затем поблёскивая стёклышками "бериевского" пенсне, улыбаясь обратился к Погребинскому:

— Вы были правы, Матвей Самойлович! Товарищ Свешников — самая подходящая кандидатура быть вашим заместителем.

И тут я поплыл...

"ЧТО?!".

Лыбясь на все тридцать два, в лихо заломленной кубанке — с которой казалось ив бане не расставался, тот протягивает мне руку:

— Поздравляю, Серафим! Надеюсь, мы с тобой сработаемся.

Вижу на себе взгляд Абрама Израилевича, ставшего из грустно-печального — жгуче-завидующим, жму протянутую ладонь (куда деваться?), чувствуя себя полным идиотом, которого развели на стакан семечек:

— А, как же... "Стерпится — слюбится"!

Жестом показав на четверых незнакомцев, до сих пор сидящих мышами под веником, он:

— Дела, прямо сейчас можете сдавать присутствующим здесь товарищам.

Называет по фамилии, знакомит, я жму руки, находясь в каком-то ступоре.

Потом, мне подсовывают под нос какие-то бумаги:

— Распишитесь, товарищ Свешников.

Ах, вот оно что!

Хотя ОГПУ не руководит непосредственно НКВД — но все более-менее значимые должности утверждаются через него. А в её губернском отделе, накопились доносы на меня — вот откуда эта "комедии-клаб", оказавшаяся банальной проверкой "на вшивость".

И тут до меня дошло: это было предсказуемо, как смена времён года — но я подобно колхозному агроному, всё проспал...

Наконец, момент настал и подобно старухе Изергиль из сказки Пушкина — Погребинский решил стать "Владычицей морской"!

Убрав меня из Ульяновска и расставив своих людей на ключевые места, он захватит бразды правления над моей "Империей". А заместителя очень легко подставить и избавиться от него.

Назад, я уже не смогу вернуться.

Всё — приплыли!

Что делать?

Оставшись с одним "Красным рассветом" — я долго не протяну...

Наотрез отказаться от должности его заместителя?

Придерётся к какой-нибудь мелочи — да просто-напросто уволит, если не закроет по любому сфабрикованному поводу.

Почему сразу так не сделал?

Смотрю пристально на переносицу, пытаясь прочитать мысли...

Надеется моими руками таскать из огня каштаны?

Так, что же делать?

Согласится, а там — куда кривая вывезет?

Обратиться за помощью к Жданову?

Погребинский ему непосредственно не подчиняется — только через Наркомат. Ну положим, поговорит с ним Андрей Александрович и, тот отстанет...

Так, что?

Ещё ничем не проявив себя в его глазах, стать терпилой — со снисходительно-покровительственным отношением к себе в лучшем случае? Стать человеком — "под Ждановым"? Его "личным" генеральным конструктором? Уедет Жданов в Ленинград после убийства Кирова, мне что? Собирать манатки и вслед за ним?

Тоже вариант — но только на самый крайний случай.

Хотя...

Приложив ладонь к левой стороне груди, где под "пролетаркой" и кандидатской карточкой билось об рёбра сердце, говорю:

— Я за кресла не держусь, но... Могу сдать все служебные должности кроме Начальника "Особого проектно-технического бюро Љ 007" (ОПТБ-007) при Ульяновском ИТЛ.

Это — ключевая должность, если кто не знает.

У Погребинского, улыбку на лице — как будто в фотошопе стёрли:

— Почему?

— Архитектурно-строительный отдел Бюро разрабатывает проект Ульяновского железнодорожного вокзала в стиле "хай-тек" — для участия в "Международной выставке современных декоративных и промышленных искусств", уже открывшийся в Париже.

Подняв в небо указательный палец:

— Это, вопрос государственной важности — находящийся под личным контролем у самого Феликса Эдмундовича! Поэтому — кровь из носа, но в августе — макет вокзала должен быть в советском павильоне в Париже. И я вместе с ним — как куратор проекта.

Затем, тычу тем же пальцем в четвёрку моих предполагаемых приемников:

— Кто из вас возьмёт на себя ответственность, если проект будет сорван?

Дружно молчат хором, тогда обращаюсь к Погребинскому:

— Может Вы, Матвей Самойлович, возьмёте на себя такую смелость?

Конечно, насчёт Дзержинского я несколько...

Приукрасил!

Но навряд ли, Погребинский имеет возможность это проверить.

После пары минут тишины, соломоново решение предложил гебист:

— Хорошо! Тогда должность Начальника "Особого проектно-технического бюро Љ 007" — Вы сдадите после возвращения из Парижа, заступив на должность Заместителя товарища Погребинского.

Какое-то время это мне даст — около трёх месяцев, возможно даже полгода. А там, кто раньше сдохнет — ишак, падишах или я.

Я взглянул в глаза "Человека в кубанке" и понял, что пошёл обратный отчёт времени...