Нет ничего невозвратимого

Нет ничего невозвратимого

мистический триллер

(и про любовь тоже...)

Таинственный магазин

Удивительные события, которые случились со мной, произошли на небольшом пятачке земной поверхности. Хотя... может кое-что происходило вовсе не на земной поверхности? Так или иначе, я должен вначале детально описать местность.

Был тёплый осенний день. Я приехал к другу в один город и заблудился. Кружляя среди многоэтажек в поисках нужного мне дома, вышел к озеру. Озеро было не широким, но длинным. Оно больше напоминало широкую, но короткую речку. Начиналось озеро с культурного городского пляжа, укутанного цементными плитами и снабженного вышкой для прыжков в воду. По одному берегу шел парк, который плавно превращался в лес. Другой берег (тот, где стоял я) проходил вдоль скалистого гребня. Над этим скалистым выступом возвышались колоннами многоэтажки-свечки — их было десять. Под гребнем возле берега проходила широкая асфальтированная набережная. И хотя набережная явно предназначалась для пешеходов, возле неё находилась кирпичная автобусная остановка допотопного вида. Вторым сооружением, "украшающим" набережную, был ларёк такого же допотопного вида, выложенный из красного кирпича. Пыльные стёкла его осевших окон прятались за чугунными решетками.

На противоположном городскому пляжу конце — озеро, которое постепенно переходило в болото, заросшее высоким камышом, а чуть дальше — густыми ивами. Ларёк и остановка находились примерно в том месте, где начиналось болото.

Ещё один объект, о котором стоит упомянуть, — тропинка. Один её конец терялся под сумрачной тенью ив, и было видно, что в том месте она выложена дощатым настилом. На другом конце тропинка круто поднималась к набережной и пересекала её. Здесь она ненадолго пропадала. За асфальтом тропинка возобновлялась, резко взбиралась на скалистый гребень и исчезала среди многоэтажек. На гребень можно было подняться только по этой тропинке, либо, сделав большой крюк, зайти со стороны городского пляжа. Других путей не было. Важная деталь: когда тропинка выходила из болота, она проходила между остановкой и ларьком.

Что касается асфальтированной набережной, то прямо за остановкой она становилась в два раза тоньше и превращалась в заурядную асфальтовую дорогу. Дорога огибала гребень, резко отдалялась от болота и терялась в неизвестном направлении.

И вот из этого самого "неизвестного направления" показался автобус — ПАЗик, очень старый и дребезжащий. Его вид погрузил меня в ностальгические воспоминания, он напоминал автобусы моего сельского детства. Автобус высадил пассажиров. Они пересекли асфальт и начали карабкаться по тропинке вверх — к многоэтажкам.

Я зашёл в ларёк купить сигарет.

— Две пачки "Славутича".

— Три тридцать, — ответила продавщица, миловидная, начинающая немного полнеть женщина, лет тридцати с хвостиком.

— А не скажете, где сороковый дом?

— А прямо здесь, поднимитесь по тропинке — самый первый и будет сороковый.

— Спасибо...

Я уже собирался уходить, но в этот момент по стёклам резко забарабанил дождь. Он и до того время от времени накрапывал, сопровождая моё вечернее блуждание по городу. И вот, наконец, созрел. За секунду дождь разошёлся вовсю. Пошел ливень. В ларьке стало темно, и продавщица зажгла керосиновую лампу.

— Электричества нет?

— Да всё никак не проведут.

Я огляделся. И меня захлестнул новый прилив ностальгических воспоминаний. Таких магазинов сейчас нет, а если и остались где-то в глуши, то набор товаров в них всё равно другой — современный. Так магазины выглядели очень давно, когда я был ещё маленьким. Жестяные трёхлитровые банки с томатной пастой, стеклянные "трехлитровки", с помидорами и огурцами. Водка, закрытая крышкой с козырьком, при помощи которого открывается бутылка. Пачки "Беломора" и спички в коробках из тонкой фанеры. Спиралевидные постаменты из шоколадных плиток. Сливки, упакованные в пирамидальные пакеты. Крупы и сахар россыпью, с жестяными совками сверху. На прилавке деревянные счёты с коричневыми и чёрными костяшками, нанизанными на стальные прутья.

Всё это великолепие венчал огромный плакат, изображавший строгую женщину, приложившую палец к губам. Большими красными буквами на плакате надпись: "БУДЬ БДИТЕЛЬНЫМ!", под ней — красными буквами поменьше, пояснялось, зачем надо быть бдительным: "ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ!". Был здесь нарисован и этот самый враг, маленькая, злобная фигурка которого карабкалась по буквам.

Будто в унисон моим мыслям женщина достала авоську-сетку. Ту самую старинную сетку, которой нас, детей, наказывала тётя Валя, лихо используя её вместо ремня. В свободное от основной воспитательной работы время сетка занималась переносом разных продуктов средней величины, так как мелкие выпадали проскальзывая, сквозь её ячейки.

Продавщица положила в сетку буханку чёрного хлеба и две бутылки молока. Да, именно те самые прозрачные пол-литровые бутылки с широким горлышком, заткнутые фольгой. Последний раз я видел такие лет двадцать назад.

— Где продукты берёте?

— Со склада привозят.

"И где это сохранился такой склад?", подумал я.

Тем временем дождь немного притих.

— Ну, я пошёл! Счастливо...

— Подождите, вместе выйдем — сказала она, затушив керосинку. Стало совсем темно и тихо.

Мы вышли из магазина. Было прохладно, пахло дождём и озером. Последние капли дождя лениво стучали о барабанный козырек. Вечер сгущался. В домах на гребне один за другим вспыхивали светлячки окон, а на болото с противоположной стороны легла сизая мгла.

Продавщица деловито звенела ключами. Я закурил и ждал её под навесом. Магазин закрывался длинным и плоским металлическим брусом, который наискось пересекал дверь, выкрашенную красной половой краской. Брус с одной стороны крепился на петлях. С другой находился замок в виде полого цилиндра. В замок вставлялся большой ключ, имевший вид металлического прута с расширением на конце.

— Я очень люблю дождь, — неожиданно сказала она, закончив возню с замком. Наступило недолгое молчание.

— Ну, пойдёмте.

— А нам не по пути.

При этих словах она посмотрела мне прямо в глаза. Это было так неожиданно, что я невольно отвёл взгляд. Цвета её глаз я не разглядел.

— Я в селе живу, за болотом — добавила она.

— Не боитесь одна ходить ночью по болоту?

— А чего бояться?

Я почему-то пошёл за ней и мы одновременно остановились на том месте, где тропинка начинала спускаться к деревянному настилу.

— Не провожайте меня... Не надо — с усилием сказала она и снова заглянула мне в глаза (я снова невольно отвёл взгляд). — Вам в противоположную сторону.

— Ну, тогда прощайте.

— До свидания, — чуть слышно произнесла она.

Я смотрел на её удаляющийся силуэт. Вот она спустилась к болоту, вот пересекла деревянный мостик и скрылась в зарослях ив.

Многоэтажки-свечки уже вовсю сияли гирляндами окон. Из-за того, что дома находились на высоком скалистом гребне, они выглядели величественными и неприступными, как древние замки.

Я направился к сороковому дому.

Шёл дольше, чем предполагал. Дома не строят на скалах. Особенно шестнадцатиэтажные. Они начинались метров за двести от скалистого выступа. Моя тропинка, после того, как я пересёк гребень, превратилась в выложенную плитками мостовую. Вокруг бегали дети. В темноте слышались их возбуждённые визги.

— Папа! Папа! Твой друг приехал! — закричал белобрысый очкарик лет девяти, открывший мне дверь. Моё появление так вдохновило его, что он вначале забыл поздороваться. Сильно покраснев, мальчик тут же исправил ошибку.

— Ну, наконец-то! Где ты так долго ходил? — мы обнялись с товарищем.

Электронные часы на стене показывали девятнадцать двадцать две.

После традиционных расспросов об общих знакомых, за уютной бутылкой водки, я рассказал другу о своих блужданиях. Когда рассказ подошел к эпизоду с покупкой сигарет в диковинном магазине товарищ тревожно перебил меня:

— Ты... ты тоже... Ты его видел?!!!

— Кого его? А-а... ларёк. Да не только видел, вот даже сигарет купил...

— Покажи.

— Да, что тут показывать — вот пачка открытая на столе лежит.

Друг взял мои сигареты (сам он курил "Мальборо", а я не переношу импортных) и долго рассматривал их.

— Ты ничего не перепутал? Ты именно в ТОМ ларьке купил?

— Да! Именно в том. А чего ты пристал к этим сигаретам? Что, уже нализался? Так рано ещё.

— Нет... ещё не нализался.... Слушай — этот ларёк... его нет.

— Как нет?

— Рассказывай, что было дальше.

Я продолжал повествование, подхлёстываемый возбуждённым вниманием товарища. Подробно описал поразивший меня интерьер, внешность продавщицы. Рассказал о ливне, о том, как проводил продавщицу к тропинке, о том, как она ушла в своё село.

— Повезло тебе, братец, — произнёс товарищ, после минутного молчания. — Нет там никакого села, а ларёк давно заброшен.

— Как заброшен? Если я в нём сигареты купил?

— А ты точно ничего не перепутал? Может, ты их раньше купил? Может, забыл? — спросил он меня второй раз. Я разозлился.

— Ну, что я и впрямь похож на идиота?

— Дело в том, что для наших, для жителей города, ларёк — это всего лишь заброшенные развалины. А чужие, то есть приезжие, и то далеко не все, иногда видят его целым. Видят там иногда свет.... Ещё люди на болоте пропадают... Редко, правда, но бывает. Ещё было два-три убийства... или не убийства... Трупы находили на том месте, где ларёк. Говорят без следов телесных повреждений. Писали, что там секта сатанистов орудует. Вернее не там, но трупы туда отвозили. Писали, даже суд был над ними. Правда оно, или нет — не знаю. Но люди, все, кто видел свет в магазине, кто видел этот ларёк, не заходили внутрь. Я думаю, только благодаря тому, что не заходили, они остались живы и смогли рассказать о ларьке. Но чтобы ТАМ кто-то купил сигареты и выбрался оттуда невредимым!!! Я о таком не слышал.

— А чего ларёк не снесёте?

— Да, говорю же тебе! Снесли его давно! Там только фундамент остался. Завтра сам увидишь. Такое дважды никому не являлось. Да и те, кому являлось.... Может по пьянке? Может галлюцинации? Я сам до конца не верил этим слухам. Но сегодня я услышал не из третьих-четвёртых.... От очевидца. Тебе ведь о таком никто не мог рассказать. Значит, у тебя не могло быть таких галлюцинаций. Это так редко случается... все эти миражи у ларька... я даже не предупредил тебя. Извини. Да и как я мог знать, что ты в окружную пойдёшь, мимо этого чёртового ларька.

Это прозвучало, как вопрос. Я вертел в руках купленные сигареты. Сигареты, вроде, как сигареты. Ничего необычного. Может, с дурманом каким? Так я уже полпачки выкурил — и ничего. Вспомнил взгляд продавщицы, как я упорно не давал ей заглянуть мне в глаза. Вспомнил обстановку ларька.... Если бы не эта необычная обстановка, которая поразила меня и без всяких мистических историй — я бы подумал, что товарищ меня разыгрывает.

— А что там за болотом? Куда ведёт тропинка?

— Завод там. Я на нём десять лет проработал. Правда, по тропинке туда никто не ходит, почти... болото гиблое. Автобус рабочих возит, крюк большой даёт — где-то через полгорода. Пока доберёшься, со всеми остановками — часа полтора. Напрямую — минут тридцать-сорок ходьбы. Но... я как-то пошёл напрямую, и после этого дал зарок больше не соваться туда.

— А что там? Расскажи, как было.

— Опаздывал я как-то в третью смену. Так случилось, что автобус ушёл. А у меня в тот день срочный наряд. Хороший приработок. Кровь из носу надо на работу. Попутку у нас здесь словить нереально, на трассу надо выходить. Своей машины у меня тогда ещё не было. И я решил идти напрямую. Хоть был вечер, но было ещё светло — разгар лета. Когда спустился к болоту, обратил внимание, что на ивы сел туман. Знаешь, такое впечатление, как будто бы облако приземлилось. Пошел по доскам, перешёл мостик. Доски на тропе за мостом были мокрые, как сейчас помню.... Я их только и видел — эти доски, потому что ни вперёд, ни назад за три метра уже ничего не видно. "Нехорошо всё это", подумал я, но продолжал идти. Всего-то полчаса — ну что тут может случиться? Вначале по обе стороны досок, зеленела трава, покрытая росой. Потом пошли чёрные прогалины. И, в конце концов, всё пространство вокруг настила покрывала чёрная вода, или жижа болотная. Кто там разберёт? Пригляделся я к ней — жутко как-то стало. Как вроде не только ты на неё, но и она на тебя смотрит своей мутной чернотой. Беседует с тобой, зовёт к себе, засасывает. Что за наваждение? Я остановился. Стояла неестественная тишина. Что-то не так.... Не должно быть этой тишины. Я не сразу вспомнил, почему не должно.... Потом понял — я не слышу гудения завода. А его слышно даже за болотом, даже из окна моего дома. Вот... давай выйдем на балкон... слушай.

Мы вышли на балкон. Закурили. Город засыпал. Шуршали последние автомобили. Слегка шумел дождик.... А откуда-то из тёмной дали доносилось мерное и могучее гудение завода. Что-то монотонно грохало — "Бум! Бум!". И вдруг где-то на болоте тоскливо засмеялся сыч.

— Вот, как в тот раз, — продолжал рассказ товарищ, — я вслушивался в тишину и не мог понять, куда делся завод? Почему его не слышно? На ум стали приходить дурацкие мысли. Такое впечатление, будто всё исчезло — и завод, и город, нет ничего в мире, кроме меня и этого проклятого болота. Казалось, я буду вечно среди этой тиши.... Потом я взял себя в руки. Отбросил всякую бесовщину... Легенду о заброшенном магазине и об исчезнувших людях я тогда не знал. Это всё случилось где-то через полгода, после того, как я попал сюда по распределению из ВУЗа. Все эти легенды мне позже рассказали. Знал бы я раньше о них — ни за что не пошел бы через болото... Один не пошел бы, — добавил товарищ после недолгого молчания.

— Так вот — отбросил я всю эту чертовщину и подумал логически. "Завода не слышно потому, что я в низине, а звук, видать, поверху идёт". Потом глянул на доски, которые едва виднелись в темноте, и обратил внимание на то, что они свежие. Такое впечатление, как вроде их только вчера настлали. Этот факт придал мне уверенности. Наверное, руководство завода заботится о тропинке, и время от времени чинит настил. Жаль только, что перил нет... Я смело двинулся вперёд... И вдруг прямо над моей головой засмеялся сыч... Я с перепугу чуть... Ну, в общем, очень неожиданно он засмеялся. Да так раскатно... Засмеялся и полетел себе дальше. Смех его быстро удалялся — всё слабше и слабше... А потом, знаешь, снова всё громче и громче... ну, в общем, такое впечатление, что назад летит. Сделал петлю и возвращается...

Мой товарищ затянулся своей "Мальборо". Налил водки. Мы выпили, не чокнувшись, видать из-за того, что были под впечатлением от всех этих страстей. "Так только за покойников пьют", почему-то подумал я.

— За нас, — сказал тост вдогонку опомнившийся товарищ. Закусив маринованым грибочком, он продолжил.

— Мне моя бабушка рассказывала, что когда сыч плачет, кто-то родится, или счастье какое будет. А когда смеётся — это к покойнику. Поверье у них в деревне такое было. Но я к тому времени, о котором рассказываю, уже привык к смеху сычей на болоте. Уже полгода прожил здесь тогда. Меня вообще-то не смех тогда встревожил... а внезапность — добавил он, как будто оправдываясь.