|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
"Крепко подружиться", в понимание Давида Леймана означало прицепиться "банным листом" и не отлипать.
Я его с первого же взгляда невзлюбил, хотя и умело скрывал эту личную неприязнь. Наоборот, если посмотреть со стороны: идут два лучших — хотя и предпочитающих дружить молча, друга. Слава Богу, в отличии от того же Блюмкина — не болтливый "репей" попался, а то бы я завел его в самый дальний безлюдный сортир и там пристрелил, нах...
А потом — пусть со мной что хотят делают!
Познакомил Давида со своими двумя архитекторами и, началась — казалось бы бесконечная подготовка к загранпоездке.
На сборы, на оформление загранпаспортов, визы и всего такого прочего, у нас оставалось чуть менее недели. За это время, пока готовились загранпаспорта и визы, в Наркомате иностранных дел — куда наша "великолепная четвёрка" ходила как на работу, нам настойчиво внушали — что мы являются бойцами великой армии строителей социализма, отправляющихся во вражеское окружение. Находясь на территории врага, мы должны являть собой образец скромности, стойкости перед искушениями буржуазной среды и преданности пролетарскому долгу...
Бла, бла, бла...
Но время провели в общем-то с пользой!
За это время мой руководитель секретной миссии успел переодеться в культурно-европейское и, стал выглядеть уже не как древне-библейский беспредельщик Голиаф — а как голливудско-культовый Арни Шварц из нашего светлого некоммунистического будущего.
Ещё б ему чёрные очки вместо этих круглых "стекляшек" — не отличишь от молодого Шварцнеггера, в самом начале его актёрской карьеры!
За это время я его достаточно хорошо изучил, полностью изменив свое мнение об этом человеке. Это, не тупой "шкаф" — посланный выбивать долги, а довольно умный, осторожный и очень опасный человек — намеренно скрывающий свою сущность за личиной недалёкого увальня, со сдвигом на почве марксизма.
Тем более и языки, оказывается, знает.
— Давид! Как будет по-немецки: "коммунист"?
— "Kommunist"!
Ну, а что говорил? Чешет, как по-писанному!
— А как "Коминтерн"?
— "Komintern".
— Рот фронт?
— "Rot front".
Только диву давясь:
— До чего же наши языки схожи! А как будет: "Не бейте меня и дайте покушать"?
— "Schlag mich nicht und lass mich essen". Ты мне уже надоел, заткнись!
Чешу в затылке:
— Не... Лингвистические различия всё же имеются.
* * *
Неимоверно-жутчайшая круть и лингвистические способности моего Большого босса — выяснилась после первого же покушения, устроенного мной на него через Барона.
Нанятый тем уголовник в линялой тельняшке под кургузым — видно с чужого плеча пиджачком, не успел даже как следует замахнуться ножом — как был прямо на моих глазах обезоружен и скручен. Выматерившись на совершенно неведомой мне фене, Давид заломил ему руку — к чуть ли не затылку и, почти спокойным голосом спросил:
— Кто послал?
Тот, враз заверещал жертвенным поросёнком:
— Я его не знаю! Сунул сотню и показал тебя! Сказал: "Пырни этого жида пером в жопу и убегай — получишь ещё столько же".
Тот задумчиво глядя на меня:
— Кто бы это мог быть?
— Богом клянусь — я его не знаю, — злоумышленник от боли, уже волком выл, — отпусти, кореш — ты мне сейчас руку сломаешь!
Чуя беду, не дожидаясь вопроса: "для чего, кому это выгодно?", предложил было:
— Давай отведём его в милицию, Давид? Там, враз расколется: "МУР" есть "МУР"!
Машет головой:
— Больше чем знает, он не скажет.
И довольно ловко свернул этому бедолаге шею — благо вокруг было довольно безлюдно, а проходившие редкие прохожие сделали вид, что ничего не видели.
Такое, простому человеку доводится видеть не часто — а я так, вообще — вижу в первый раз... Поэтому тут же на месте "вытошнил" весь обед — упав в глазах руководителя операции, сразу на несколько пунктов:
— Да ты слабак оказывается, товарищ Свешников. А говорил — воевал, в польском концлагере сидел...
Вдруг, схватив за грудки, подтягивает к себе и уставившись чёрными как дуло пистолета зрачками:
— Название концлагеря, быстро!
Первое, что в голову пришло:
— Биркенау!
— Где это?
— Близ Освенцима!
В принципе, всё верно: прежде немецко-фашистского для евреев — в той местности находился польско-демократический концлагерь для пленных красноармейцев, с практически теми же порядками. Разве что без газовых камер и крематориев для сжигания трупов по причине технической отсталости.
— Комендант?
Польские фамилии тяжело запоминаются, поэтому вместо настоящих военных преступников — которым место только в Катыни, называю первые на ум пришедшие:
— Капитан Лех Валенса! Этот, платил часовым по три сигареты за каждого убитого красноармейца.
— Офицеры?
— По фамилии знаю одного лишь братьев Качинских — оба поручики. Старший, любил наказывать розгой из колючей проволоки, скотина, забивая насмерть... Младший, заставлял руками выгребать дерьмо, а отказавшихся — пристреливал.
Вроде поверив, отпускает.
Кивнув на собственную блевотину, я извиняющим тоном:
— Уже с утра подташнивало — должно быть чего-то несвежего съёл, а тут и ты ещё... Предупреждать надо!
Хлопнув меня по плечу, я чуть на оппу не сел, примиряющим тоном:
— Извини, Серафим! В следующий раз — обязательно предупрежу.
Смотрю на него, улыбаюсь и думаю:
"В следующий раз, я буду стрелять через карман без предупреждения и последующих извинений".
А вслух говорю:
— Всё пучком, Давид! Понимаю — вспылил, с каждым может быть.
Иду и думаю:
"Интересно, а что с ним в "реальной" истории было? В смысле — без меня, без моего вмешательства? Выполнил ли он задание и стал в тридцатые годы большим человеком в НКВД? Начальником лагеря на Колыме, например? Или не выполнил и, ему самому свернули шею? А может, сам стал "невозвращенцем"? Сколько ему, интересно — Ягодка на операцию отвалил?".
Однако несмотря на мои рефлексии, я самым решительным образом решил избавиться от такого попутчика-начальника на пути в Париж!
* * *
Вторая попытка срубить его с хвоста, была более успешной.
Уже за тысячу(!) рублей, нанятый Мишкой более квалифицированный уголовник — "щипач", украл у того документы и руководитель операции по изыманию краденных народных средств у невозвращенцев, опоздал на поезд.
Стоим на перроне Белорусско-балтийского вокзала и слушаем, как музыку:
— Внимание: Скорый поезд "Москва-Берлин" отправляется с первого пути. Всем пассажирам занять свои места, провожающим — покинуть вагоны.
— Да, где ж он? — беспокоится Сан Саныч, — ведь, не маленький же мальчик — должен понимать: поезд не извозчик — ждать не будет!
— Должно быть, что-нибудь случилось — "фарс-мажор", так сказать! Ну, что ж..., — смотрю на часы и, внутренне ликуя, траурно-печально говорю обоим своим архитекторам, — боюсь ошибиться, но кажется — мы его потеряли.
Сентиментальный, не обладающий атлетическим телосложением Прасолов, чуть не всплакнул:
— А жаль: вот бы кто на обратном пути, чемоданы нам тащил!
Немец промолчал, но выглядел весьма довольным: по-моему — он не любит евреев.
Ехали на поезде, в довольно современном и комфортабельном "дипломатическом" вагоне. Я уж и успокоился было: нет "старшого" с инструкциями, явками и паролями — нет и задания от Ягоды.
Как вдруг уже в Смоленске, он догоняет нас на автомобиле!
Чёрт бы тебя побрал... И твою уважаемую матушку с бабушкой... И всех до одного ваших пророков, Содома с Гоморрой, Царя Соломона и Ирода... И, того козла — что вас из ебипетского плена вывел!
* * *
Сидим все вчетвером в вагоне-ресторане — кушаем, пьём, охаем и ахаем — слушая лаконично-короткий рассказ Давида о совсем распоясавшихся московских карманниках. И, о очень чутких, внимательных и заботливых сотрудниках внутренних и иностранных дел из соответствующих наркоматов — которые войдя в положение, быстро и без проволочки восстановили все документы...
Вот сволочи, а?!
Нас они почти неделю мурыжили!
— И, что? Даже ещё раз о правилах поведения за границей не рассказали?
— Нет.
Я Ж, ГОВОРИЛ — СВОЛОЧИ!!!
Смотрю, наблюдаю и приятно удивляюсь: а наш "Терминатор", то — гурман и довольно неравнодушен к спиртному, оказывается.
То, что он — любитель вкусно пожрать (с его то, габаритами и весом под центнер, это не удивительно) подтвердилось буквально через час на первой же станции, где поезд остановился заправить водой паровоз. Этот здоровяк, накупил пирожков у местных торговок для всей нашей компашки — что для еврея очень удивительно, но большую часть из них умял самостоятельно — что подтверждает его жидовскую натуру.
Подъезжая к следующей станции, я вызвался добровольцем сбегать за едой:
— Теперь моя очередь!
Мои попутчики и соседи по купе — убивая время азартно играли в карты, поэтому не возражали.
Вернувшись, я протянул этому обжоре беляш, второй дожёвывая сам и, не моргнув глазом:
— Извините, друзья-камрады — но эти последние были, да и те — чуть ли не из рук выхватил!
Конечно, сильно упал в глазах у Александра Александровича Прасолова и его коллеги из Германии — Рудольфа Вульфа:
— Я считал Вас более расторопным, Серафим Фёдорович!
— Дас ист плёх!
Зато во время ужина с лёгким белым сорокоградусным "винцом" — Лейману стало плохо прямо в вагоне-ресторане. Имеющиеся на борту поезда медики ничем ему не могли помочь, но за небольшую мзду через проводника — заподозрили какую-то заразную инфекцию. Моего, покрасневшего, покрытого пятнами и перепуганного до смерти Большого босса, высадили в Минске и увезли в больничку — хотя тот и всячески упирался.
УУУФФФ!!!
Как гора размером с "Планету-X" с плеч моих упала.
* * *
При пересечении границ, слегка напрягало откровенно-хамское поведение польских таможенников — узревших наши "краснокожие паспортины". А в общем-то — такие же славяне-раздолбаи, как и наши русаки. Облаяли на своей лающей пшекской мове, но к досмотру отнеслись вопиюще халатно.
Затем, зело злили вежливо-гадливенькие улыбочки, дотошно-въедливых немецких стражей таможни, перерывших все вещи:
— Что это у Вас в саквояжнике?
— Это? — игриво подмигиваю, — это мужская косметика.
— Это что? Спиртное?
— Нет не спиртное, камрад, — подмигиваю ещё раз, — это мужские лекарства.
Буркнув под нос "Rot Schwule", офицер поставил штамп в паспорте и пропустил меня на территорию Веймарской Республики.
Что, что?
"Рот" то понятно: это такая "мясорубка" — куда кушать кладут... А что такое "швуле"?
Эх, жаль нет с нами Давида, он бы перевёл.
Озираюсь: слышали ли мои спутники? Нет, навряд ли — они тоже заняты процедурой таможенного досмотра, у них свои небольшие проблемы. Ну, а потом как-то забылось...
Пока делать нечего, с какой-то "профессиональной" внимательностью присматриваюсь к паспортам других стран — авось пригодится. В большинстве своём — маленькие серенькие книжечки, сшитые цветной ниткой. В большинстве своём — даже без фотографий. Указаны личные биометрические данные, такие как рост, цвет глаз, пол и имеются синие печати, проставленные обычными штампами.
В общем — ничего сложного.
Советский "краснокожий паспорт" — другое дело!
Рабоче-крестьянская, истинно народная власть — первым делом позаботилась о том, чтоб через границу туда-сюда — кто попало не шляндрал.
* * *
Однако, как велико было моё удивление — когда по прибытию в Берлин, на Силезском вокзале нас встретил...
Нет, вовсе не Канцлер Германии — Ангела Меркель с группой "Rammstein"!
Давид Лейман — живой, здоровый и, даже слегка поправившийся на ряху. Сказать, как на духу — давненько не доводилось испытывать таких горьких разочарований.
В последний раз это было в далёкой юности, когда купив на рубль билет лотереи "Спринт" — сперва выиграл пять, а затем последовательно спустил всю первую стипендию.
Дьявол тебя подери... Кинг Конг тебя полюби... Годзилла тебя поимей!
Ну, естественно — неподдельная радость от удовольствия вновь лицезреть во всей его красе, ахи, охи и расспросы — что, да как.
Оказывается, уже через несколько часов его "отпустило" (и это несмотря на лошадиную дозу "грибного порошка"?), а после обследования в больнице — первоначальный диагноз не подтвердился. По звонку из Москвы местные чекисты подсуетились и, мой шеф по спецоперации — сперва был доставлен на автомобиле в польский Вильно, затем первым же рейсом "Люфтганзы" — в Берлин.
Так что, в результате он очутился здесь — даже раньше нашей архитектурной троицы.
Ну, что ж тут поделаешь?
Не фортит мне категорически!
Но, ничего страшного — жизнь не смотря ни на что, продолжается.
В запасе, до посадки на поезд, следующий до Парижа — у нас было чуть более трёх суток.
* * *
Рудольф Вульф тотчас куда-то свинтил, должно быть в свою Баварию, пообещав нарисоваться перед самой отправкой в Париж, а мы с Прасоловым и Лейманом — отправились на извозчике в Советское посольство. Отметившись там, мы по очень выгодному курсу обменяли командировочные червонцы на марки в банке на Унтер-ден-Линден — организованном советским правительством и, поехали в рекомендованный нам "Kurfiirst Hotel" — который находился около "Zoologischen Garten" и, где нас ожидал грандиознейший облом в виде отсутствия свободных номеров.
Маркс помог — послав нам возницу, отвёзшего нас в маленький отель на углу Нюренбергер— и Курфюрстенштрассе. Здесь, на нас посмотрели как-то подозрительно:
— Russische Touristen?
Опередив всех, я жизнерадостно:
— Я, я! Обликом орале!
Тот, залопотал что-то:
— Ein Zimmer für drei? Ich bitte um Verzeihung, meine Herren, aber das Bett für drei auf einmal wird zu eng...
Давид, переводит:
— Он предлагает нам общий номер, но предупреждает, что кровать узкая.
Я поспешно, опережая Сан Саныча:
— Нет, нет! Только отдельные номера — чего бы, это не стоило!
После чего, взяв сравнительно недорого, нас по одному поселили в небольшие комнаты, в которых из мебели — была только широкая кровать и пара стульев, а из "удобств" — кувшин с водой и таз.
Правда, бельё — свежее, а вода в кувшине — чистая, хотя и тёплая.
Позже, мы узнали что этот отель, вовсе не предназначался для длительного проживания приезжих, а сдавался по часам прелюбодеям для любовных свиданий... Но было уже поздно — из кувшинов, мы уже успели испить.
Перекусили в уютном ресторанчике при отеле сосисками с тушёной капустой, сходили в парикмахерскую, "прикинулись" по-европейски пошитой одеждой в магазине готового платья и обзавелись просто роскошными шляпами. Раньше, я в таких — только гангстеров в американских видосах видел.
Как их там, мать их так?
Фрэнки Костелло, Лаки Лучано, Аль Капоне, Фредерика Феллини, Фрэнсис Альберт Синатра...
Затем, Давид предложил нам сходить в "весёлый дом", типа на экскурсию:
— Посмотреть, как буржуазия морально разлагается.
Но мы с архитекторами дружно отказались:
— Буржуазия, "разлагается" точно так же, как и пролетариат — максимум в три естественных "отверстия".
Ну и так — пошатались до вечера по столице Веймарской Республикой — архитектуру, людей посмотрели, себя показали. Как раз не так давно, немцы "голосами домохозяек" — выбрали президентом небезызвестного Гинденбурга, который через восемь лет назначит канцером Гитлера.
Дык, они ж не знали!
Ну, что сказать?
Мне Берлин очень понравился!
Чистенько, опрятненько, аккуратненько... Народ одет хорошо, недостатка продовольствия не чувствовалось. Хотя, проигравшая мировую войну Германия переживала далеко не лучшие времена — но даже берлинские трущобы, по сравнению с центральными московскими жилыми кварталами — выглядели гораздо выигрышней. Не так давно выданный немцами кредит в 300 миллионов золотых марок, для закупок Советским правительством машин и оборудования для заводов и фабрик — тоже о многом говорит.
Такое ощущение, что проигравших — кроме нас нет...
Особых проблем с языком не было. Александр Александрович Прасолов, по-немецки понимал — хотя и "с пятое по десятое" и, даже Давид Лейман — вполне сносно общался с местными на какой-то татабарщине.
Лишь ваш покорный слуга ходил дурак-дураком, со скуки встревал со своими компьютерными американизмами в разговоры или читал вслух часто попадающиеся вывески на русском.
Да, да!
Однако, даже не зная дойче шпрехе — в Берлине не пропадёшь.
Этот город, а вовсе не Париж, в этот самое время — считается "столицей" русской эмиграции. Всюду слышится родная речь и даже довелось по этому поводу иметь удовольствие слышать такой анекдот, в переводе:
"Встречаются два наших:
— Ну, как тебе Берлин?
— Отличный город, но два недостатка.
— Это какие же?
— Слишком много немцев и они всё ещё плохо говорят по-русски...".
Зацепился тут с одним в котелке и нафабренными усами, который явно намекая на Леймана, запел было о "жидовском засилье" в России — которую они потеряли.
А я, чуть не за грудки хватая:
— Ну, а что поделаешь коль те, кто должен был править Россией и защищать "мышцей бранной" русский народ — русские аристократы, все эти Голицыны да Оболенские — ещё до Революции разбежались по Парижам? Свято место не бывает, господин без Отечества! Так что, скакал бы ты лесом — пока я тебе в бубен не зарядил...
Мда... А ведь перспективы, с помощью русской диаспоры в Германии, в 20-е годы — несколько подкорректировать будущую историю, были просто блестящие. Но мы их как всегда — торжественно просрали.
Кстати, о "перспективах", пусть и не столь радужных.
Мне через день, через Фрица Юнгера — назначена встреча с Председателем "Межрабпома" Вилли Мюнценбергом. А этот Давид-Голиаф, за мной как привязанный ходит.
Как бы и, мне "не просрать", а?
А что же делать, то?
Никого из берлинской шпаны я не знаю, "грибной порошок" его не берёт...
Терминатор из жидкого металла, иттить его мать!
* * *
Вдоволь нагулявшись, ещё пару раз поскандалив-поругавшись с нашими бывшими соотечественниками по идеологическим причинам, просто со скуки, иль из хулиганских побуждений — уставшие и довольные возвращаемся в отель, чтоб поужинать и отправиться по своим камерам... По номерам, то бишь — отдыхать до утра лёжа.
Настроение у меня, я бы не сказал — что шибко "ахти", но тут...
Вроде ресторан — а одни лишь "парочки", свободных женщин нет и, некому "присунуть" — поднимая собственную самооценку и вместе с ним настроение.
Смотрю, а наш кучерявенький оказывает знаки повышенного внимания официантке в ресторане при отеле — молодой белокурой немочке, чем-то похожей на Мерилин Монро. Такая глупенькая, болтающая всякую ерунду милашка — от которых, обычно без ума мужики.
Сидим за столиком вдвоём с архитектором, не торопясь кушаем, изредка делясь впечатлениями об насыщенном событиями прошедшем дне. Внимательно наблюдаю за развивающимся, прямо на глазах, романом и подумываю о групповушке.
Интересно, интересно: наш то "Терминатор" оказывается — на поверку оказался живым человеком, которому ничто не чуждо!
А что же чистокровная арийка?
По некоторым признакам — наш ухажёр вызывает у неё лишь одну лютую неприязнь. Но она не может прямым текстом отшить клиента — видимо опасаясь за своё рабочее место. Тоже не открытие: гостиничный бизнес и проституция — сиречь синонимы. Даже если и не заставляют "ноги раздвигать" — ты должна привлекать клиента, а не отталкивать...
Иначе, для чего мы тебя такую красивую на работу взяли?
Впрочем, на мой взгляд — пока всё в рамке приличий, даже за задницу её — в отличии от постояльцев, не лапает. Заметил я уже такой местный обычай.
Но, вот немец за соседним столиком — вся морда в шрамах, должно быть ветеран войны, так не считает и, от злости кусает губы.
Определённо, он очень сильно не любит евреев!
Наш Просолов — тоже туда же, то и дело бурчит:
— Привыкла эта публика к вседозволенности.
Я, со смешком:
— Александр Александрович! Давайте завидовать молча. Люди молодые, взаимно-привлекательные — как-нибудь сами разберутся в своих отношениях.
Немец угрюмо сопит, Прасолов опять за своё:
— Да, что он себе позволяет?
— Александр Александрович, успокойтесь! Не насилует же он её в конце концов.
Немец за соседним столиком, оказывается, немного понимал по-нашему: видать морду — ему "покарябали" где-то на Востоке:
— Пусть попробовать! Deutschland, das ist nicht Russland! Управа быстро auf diesem jüdischen Schwein найдёт!
"Так, так, так..., — соображаю, — ага".
Эврика!!!
Не всё ещё потеряно: есть ещё у меня одно — последнее, но очень действенное средство. Похлопав по карманам:
— Сан Саныч! Я Вас на минуту оставлю. Кажется, портмоне в номере оставил...
— Не извольте беспокоиться, я заплачу за Вас.
— Извините, но с детства приучен — не разрешать расплачиваться за себя взрослым мужчинам!
Впрочем, когда несколько задержавшись, я вернулся из номера за столик — архитектора, уже след простыл. Возможно, закончив с ужином — он решил посетить "комнату для мужчин", чтоб потом до утра не вставать.
Еврей-переросток же, всё также крутится возле предмета своего вожделения и, видно ждёт — когда клиенты постояльцы отеля разойдутся по номерам, чтоб приступить к более решительным действиям.
Доев, жду когда "Большой босс" проголодается — когда инстинкт самосохранения перевесит "основной" инстинкт. Его ужин почти не тронут, а ведь за него деньги плачены.
Его деньги, между прочим!
Наконец, "натура" взяла своё и, вновь усевшись на своё место — тот буквально в один присест смёл всё со своей тарелки и вновь умчался к своей "белокурой бесовке".
Ну, что? Дело сделано и, пора идти баиньки...
* * *
Проснувшись утром, зевая и потягиваясь выхожу, нахожу Прасолова и поздоровавшись, спрашиваю:
— Мне привилось или ночью действительно был какой-то шум?
— Ну и сон у Вас, Серафим Фёдорович — я прямо завидую! Я Вас уж и тормошил, и...
— И, всё же?
— Представляете, ваш жидовчик...
— Фи, Александр Александрович! Не уподобляйтесь старорежимного околоточному надзирателю с Крещатика.
— Ну, а как ещё назвать вашего знакомого? Зверски изнасиловавшего официантку? Великодержавным русским шовинистом, что ли?
Напрягаю извилины, морщу лоб:
— Это он ту — беленькую?
— Да, её!
— Одобряю выбор! А почему сразу "изнасиловал"? А может, у них... ЛЮБОВЬ!!!
— Вот именно, что изнасиловал, — того трясёт как при лихоманке, — причём — зверски! Привыкли у нас, понимаешь к вседозволенности...
— Зачем сразу думать о самом плохом? Может это — провокация германской военщины? Британской разведки? Эмигрантских белогвардейских организаций? Масонов, наконец?!
Психует:
— Серафим Фёдорович! Вы — умный человек, но иногда... Как будто бредите!
По его словам, преступление было совершенно — чуть ли не на глазах у почтенной публики.
Сперва, более-менее адекватно ухаживающий за девушкой постоялец — казалось бы, в один момент сошёл с ума!
Затащив жертву в подсобное помещение, он сорвал с неё одежды и рыча принялся за своё "чёрное" дело. На крики прибежали люди — которым с большим трудов оторвать насильника, до последнего пытавшегося продолжить коитус:
— Его так и увезли в полицию — рычащего, голого... С эрегированным пенисом! Представляете, Серафим Фёдорович?
Мотаю головой, протестуя:
— Нет, не представляю. И даже не хочу этого представлять!
"Разве что с Кисой разок так попробовать, в нашей "ролёвке"? Всего пару ложек из пузырька и, пока у меня — "в ноль" не "сточится", а у неё — пополам не треснет... Бугагага!".
— Девушку увезли на "карете скорой помощи"... Совершенно голую... Окровавленную... Боже ж, ты мой... Он её чуть не порвал — зверь, истинный зверь!
"Блин... Определённо передоз!
Однако, попробуй рассчитай правильно дозу "Пролетарской стойкости" для такого бугая — не имея нужных навыков ни в химии, ни в фармацевтике!".
— Мда... Нехорошо получилось.
— Так, ваш знакомый ещё и немца искалечил.
Ну, а это — вообще хорошо и, даже — очень прекрасно!
— Того, со шрамами? И насколько сильно? Часом не убил — с него станется...
— Челюсть сломал и четыре зуба одним ударом выбил.
Пилять, от Давидки я ожидал большего...
Слабак!
— Ничего страшного! До Второй мировой — как на собаке заживёт.
— Что Вы сказали? До "Второй мировой..."? Войны?!
— Да, так — мысли вслух. Не берите в голову, Александр Александрович.
Этот день прошёл на удивление бестолково — полиция, работники советского посольства, уйма назойливых журналистов... Расспросы, опросы, попытки взятия интервью. Я от всего этого ловко уклонялся, а вот Прасолов...
Блин, вот что значит — язык без костей!
Забавно, конечно, но уже под вечер конкретно задолбало.
* * *
На следующий день с утра почитал успевшую выйти свежую эмигрантскую прессу, попросил Александр Александрович перевести немецкоязычные газеты — которые постояльцы отеля буквально рвали из рук и, досадливо поморщился:
"Блин, эти газетчики в погоне за рейтингом — вечно смакуют все "пикантные" подробности и преувеличивают их в несколько раз... Поубивав бы!".
Сам не видел, но навряд ли у этого Давида-Голиафа "Penis" — размером с "бейсбольную биту". Ведь, как любила повторять одна моя хорошо знакомая, "там":
— Чем крупнее "шкаф", тем меньше торчащий из него "ключик".
А она в таких делах отлично шурупила!
Прасолов, со вчерашнего дня не прекращает бухтеть:
— Прославились на века! Теперь из-за этого жида, нас в Германии вечно будут помнить... Вон король английский Эдуард I приказал депортировать всех евреев в Польшу и четыреста лет их в Великобританию вообще не пускали. А у нас... После раздела Польши Екатерина II притащила евреев в виде слуг, надо полагать. Теперь же слуги захотели сами стать господами.
— Поздно пить боржоми, когда печень отвалилась!
Почитав прессу под ворчание своего главного архитектора, поразмышляв недолго, стал собираться в дорогу.
— Куда Вы, Серафим Фёдорович? На улицах неспокойно, толпы народа собираются — а Вы ни слова по-немецки. Побить могут!
— Иду собрать камни, Александр Александрович.
— Какие "камни"?
— Какие были разбросаны вчера. Кстати, напомните мне: как будет по-немецки "не бейте меня"?
* * *
В назначенное время, по письменной рекомендации представителя "Межрабпома" при Коминтерне Франца Юнга — состоялась моя встреча и довольно продолжительная беседа с Вилли Мюнценбергом — Председателем этой организации.
Хотя и через переводчика: он — ни слова по-русски, я — только "Гитлер капут"... Но ничего — переговоры прошли в конструктивном формате.
Конечно, основной темой тёрок были нюансы с киностудией "Красная Русь — Межрабром", которую я буквально увёл из-под его носа. Это обстоятельство Вилли изрядно напрягало — но уже полученное от "Совкино" разрешение на заграничный прокат "Аэлиты", всё же настроило его на более позитивный лад.
Закончив с делами творческими, перешли к производственным.
Прежде всего, товарищ Мюнценберг не таясь рассказал мне про планы организации относительно Советского Союза. И здесь, я вынужден с горечью констатировать: немецкие коммунисты, иначе Россию не видят — как сельскохозяйственно-сырьевым придатком будущей социалистической Германии...
Я ему про заводы и фабрики, да передовые технологии — а он мне про колхозы, леспромхозы и рыбные хозяйства.
И как рогами об каменную стену!
В его видении, в будущей "Всемирной Федерации Советов" — место России "у параши". Вроде Монгольской Народной Республики при СССР — как в "реальной" истории.
Всё же договорились об сотрудничестве "Красного рассвета" и "Межрабпома" в создании "на паях" двух десятков рыбо-перерабатывающих заводиков вдоль Волги и на северных берегах Каспия.
Почему-то в окружённой морями Советской России — с её то, неисчислимыми реками, речушками и озёрами — продаётся на удивление мало рыбы, не говоря уже про морепродукты.
Конечно, я не про "осетрину первой свежести" на столах ресторанов и "спецбуфетов" — для нэпманов и партноменклатуры. Я про массового потребителя — про народ, то есть.
Стоит только немного отъехать от водоёма — как не встретишь ни одного продавца этими видами продовольствия. По-моему, дело в способах хранения, переработки и транспортировки этого скоропортящегося продукта — они были крайне отсталыми, оставшимися ещё со времён царя Гороха.
И я намерен — хотя бы в среднем Поволжье, эту ситуацию несколько исправить.
Было решено попробовать создание сети автозаправочных станций "АЗС" в крупных советских городах, начиная с Москвы. В Германии они, хотя и не "на каждом шагу" как в "моём" времени, конечно, но когда ехал на поезде — попадались на глаза довольно частенько, даже в сельской местности.
На просторах "одной шестой" — ни одной бензоколонки, я за три года не видел...
Заправляют технику буквально вёдрами!
Хотя, есть повод для личной гордости: уже, всё чаще и чаще — из двадцатилитровых канистр, производства ульяновского кооператива "Красный рассвет".
Кроме того, было подписано "намерение" о помощи в организации Ульяновской "Станция селекции сельскохозяйственных культур", участии в деятельности АО "Красный лесхимпром" и кое о чём ещё, "по мелочи".
Ну, с паршивой арийской овцы — хоть шерсти клок!
* * *
Закончив дела производственные, перешли в политике.
— ...Вилли, — перевоплотившись в библейского Змея-искусителя, говорю я ему, — а не кажется ли тебе, что "Межрабпом" — может и должен играть более важную роль в Веймарской Республике, чем Коммунистическая Партия Германии?
Бла, бла, бла и, по глазам вижу — осторожно пробует наживку:
— Это было бы весьма желательно.
— Мало того и в международном движении, твоя организация — могла бы играть более важную роль, чем даже Коминтерн.
— Почему, камрад?
Между нами, определённо уже установлен некий "вербальный контакт" и поэтому, я могу позволить себе говорить вполне откровенно:
— Что сам Коминтерн, что компартии в него входящие — суть есть пустопорожняя говорильня...
"И террористические организации, — хотелось добавить мне, но я не рискнул, — которые рано или поздно, прижмут к ногтю. Теперь уж скорее рано — после вчерашнего прискорбного инцидента".
— ...Мы же с тобой, камрад Вилли — люди дела. Ведь верно?
— Oh ja! Sie haben vollkommen recht, Genosse Seraphim!
— А люди дела всегда нагнут болтунов, ведь так?
Хотя фриц-переводчик довольно долго пыхтел — ища в немецком подходящие слова для "нагнуть", камрад Вилли вновь согласился со мной.
— А теперь, давай вместе подумаем, как этого достичь...
Когда хорошенько подумали и, кой что наметили, я:
— Вилли! Тебе известно, что между деловыми людьми положено так: "Ты — мне, я — тебе"? Я тебе — место на германском "политическом Олимпе", а ты...
Снова трудности перевода, но всё же:
— Что ты хочешь?
Предъявил свои хотелки:
— Если "Межрабопром" подвинет Компартию Германии в Коминтерне, камрад — ты от меня "колхозами" не отбояришься! Мне нужны небольшие — не более сотни персонала, специализированные, предельно механизированные и автоматизированные предприятия.
Толмач-немец снова тупил — подыскивая перевод слову "отбояриться", но всё же мы с Вилли пришли к консенсусу. Если события будут развиваться по моему сценарию, "Межрабпром" поможет со строительством и оборудованием в Ульяновске "Фабрики пластических масс", "Завода поршневых колец", "Завода автомобильной электроники и свеч зажигания", "Завода зубчатых передач", "Завода резинотехнических изделий", "Оптико-механического завода"...
Да, что там "резинотехнические иделия"!
Не хватает самого элементарного и Дыренков постоянно жалуется, что из-за отсутствия обыкновенных болтов и гаек — простаивает конвейер АО "Россредмаш".
— В первую очередь — "Завод метизов", камрад Вилли!
* * *
Воспользовавшись услугами "Межрабпрома", на свои кровные приобрёл для профессора Чижевского бинокулярный микроскоп фирмы "Линц" — позволяющий различать одни кристаллы от других, нужный ему для исследования шлака ульяновского чугунолитейного завода и песков Лаврищенского карьера. Кроме этого — рентгеновский аппарат для Ульяновской волостной больницы, компрессор высокого давления для своих химиков и наилучший фотографический аппарат "Kodak AG", с солидным запасом плёнки, со всеми необходимыми приспособлениями — в том числе для уменьшения или увеличения снимков...
Последний, для Ксенофонта Мартьянова — главного редактора единственной ульяновской газеты "Красный глас".
Остаток времени и имевшихся средств убил в Берлинском Торгпредстве для преодоления всех бюрократических препятствий — чтоб переслать покупки на Родину и, уж было отчаялся... Но нашёлся один хороший человек, который всего за пятьсот марок, помог их мне преодолеть.
* * *
На следующий день перед отъездом в Париж, Прасолов показал мне чемодан с личными вещами Давида Леймана, арестованного и ныне чалившегося на нарах за нападение и изнасилование гражданки Веймарской Республики:
— Что будем с ним делать?
И тут я вспомнил про "инструкции" Ягоды!
А вдруг они там?
Мля, так аблажаться...
Досадуя на себя что прощёлкал этот момент, зло на него посмотрев (а оно тебе надо было?), предлагаю:
— Давайте отвезём в посольство.
— Тогда не успеваем на поезд. Сами понимаете, у нас ничего без волокиты не делается.
— Что Вы предлагаете, Александр Александрович?
— Давайте посмотрим что внутри и, если ничего запретного — возьмём с собой в Париж и там передадим в посольство.
— А если там есть что-то "запретное?
Пожимает плечами, умывая руки:
— Тогда не знаю — Вам решать.
— "Вам решать...". Вот так вы — всегда, чёртовы интеллигенты! Сперва загоните ситуацию в безвыходное положение, а потом — "вам решать"! А потом ругаете, что не так сделали.
Обидевшись за "интеллигента":
— Вот от кого-кого — а от Вас, Серафим Фёдорович, такого не ожидал! Ну так давайте оставим в номере...
С бешенством на него смотрю и, про себя:
"А когда по возвращению, тебя в ОГПУ — за нежные яйца возьмут, заверещишь: "А я ему говорил! А он..."".
Успокаиваясь, осматриваю чемодан:
— Заперт на замок. Ключ есть?
— Да, вот он...
— Ну, тогда берите карандаш и составляйте опись.
Ничего "запретного" в чемодане нашего незадачливого попутчика не было — даже сверхпопулярного среди кабинетных чекистов "Маузера" в деревянной кобуре, из которого он валил бы десятками и сотнями диссидентов-невозвращенцев. Кроме личных вещей — достаточно внушительная сумма денег в английских фунтах и...
И всё!
А где инструкции?
"Сидят" вместе с Лейманом в немецкой тюрьме, или зашиты где-нибудь за подкладкой чемодана?
Как бы там не было, я от них избавился.
СВОБОДА!!!
— Ну что, Александр Александрович? Поедимте в Париж?
* * *
Уезжали из Берлина под разгорающуюся антисемитскую истерию.
Случай изнасилования немецкой девушки евреем-комиссаром из Советской России — получив самую широкою огласку в Германии, вызвал взрыв возмущения немецкой общественности. Мальчишки-газетчики хорошо на мне заработали — продукцию многочисленных берлинских типографий буквально рвали с руками. Скандал получился знатный — вплоть до демонстраций возмущённой общественности, драк с полицией и бросаний камней в окна советского посольства.
По моим приблизительным прикидкам, в берлинском Торгпредстве служило до 98 процентов евреев и, им можно было только "позавидовать"!
Но, я не стал...
Немецкие мужчины 20-х годов, сплошь ветераны Великой войны — по самый пуп увешанные "Железными крестами", это — не их "толлерантные" потомки начала 21-го века.
Эти, бабские юбки — в знак протеста и солидарности с жертвой изнасилования, надевать не стали!
На улицах Берлина практически шли уличные бои.
Было множество случаев избиения на улицах русских эмигрантов, но особенно — людей с яркой семитской внешностью. Озверевшие толпы добропорядочных немецких бюреров били стёкла, громили и поджигали еврейские магазины, синагоги, банки... Под раздачу попали ни в чём не повинные румыны, цыгане, болгары и, даже один "справжній расовий галичанин".
Его то, за шо?
Думаю, в конечном итоге это пойдёт на пользу многострадальному еврейскому народу. Чем больше его представителей уедет из Германии, ещё задолго до прихода к власти Гитлера — тем меньше будет истреблено во время Холокоста.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
