↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 1
Утром 14 июня 1941 года Ольга прибыла ночным поездом в Ленинград. После объявления 9-го июня учебной тревоги второго уровня нарком ВМФ адмирал Кузнецов отбыл в Ленинград, чтоб на месте проверить подготовку Балтийского флота к будущей войне. Ольга должна была получить у наркома план противодействия акциям потенциального противника, согласно данным разведки, доработанный с учетом пожеланий Ставки.
Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) с 1.06.1941 г. был упразднен Главный Военный Совет Красной Армии, а вместо него учреждена Ставка Верховного Главнокомандования. Председателем Ставки назначался нарком Тимошенко С.К., его заместителем — Жуков Г.К. В состав вошли — товарищи Сталин И.В., Шапошников Б.М., Молотов В.М., Кузнецов Н.Г., Василевский А.М., Рокоссовский К.К.
В конце мая программа переподготовки командного состава истребительной авиации была завершена, сверхсекретный полк средств радиолокационной разведки ждал приказа к развертыванию на западной границе СССР. В связи с этим Ольга получила новое, совершенно неожиданное предписание. Она временно командировалась на работу в аппарат ставки Верховного Главнокомандования и назначалась специальным курьером по связи Ставки со штабами Балтийского и Черноморского флотов. Ее непосредственным начальником на время командировки становился нарком ВМФ адмирал Кузнецов.
С флотом, в отличие от авиации, Ольга имела дело единственный раз, когда разрабатывались перспективные планы финской компании. Да и в тот раз никаких боевых задач перед кораблями никто не ставил, кроме высадки и поддержки десанта артиллерией. Всю основную работу по прорыву береговой обороны выполнили летчики. Кузнецов получил за эту операцию звезду Героя, но прекрасно знал, кто подал идею десанта, разработал спецсредства прорыва и подготовил исполнителей. Беда в том, что каждый амбициозный человек, а нарком не стал бы адмиралом в тридцать шесть лет не имей он амбиций, очень болезненно относится к тому, что его работу поручают кому-то другому. Независимо от качества выполненной работы. Отношения у них не заладились еще тогда, так что и сейчас надеяться, что все наладится, было бы опрометчиво.
"Мавр сделал свое дело, мавра начинают уходить", — подумалось Ольге после ознакомления с предписанием, но приказы не обсуждают, а выполняют.
Весь последний месяц Ольга ходила по очень тонкому льду, применяла самые разнообразные методы, часто на грани фола, чтоб добиться нужного результата. Началось с того, что она весьма рискованно провоцировала принятие нужного ей решения, увязав в своих прогнозах прибытие личного письма от Гитлера, с объявлением учебной тревоги третьего уровня во всех воинских частях вдоль западной границы СССР. Если бы Сталин еще несколько дней раздумывал, объявлять ли тревогу, а самолет с письмом, тем не менее, прилетел бы, это могло иметь для Ольги самые печальные последствия. Но пронесло. Вождь отдал приказ об объявлении учебной тревоги третьего уровня в рамках учений проводимых в западных военных округах, как только подтвердилась информация по Гессу. В смысле полета.
О чем он после приземления говорил с британцами, разведке узнать не удалось. Официально и Берлин, и Лондон, в один голос твердили о помутившемся рассудке второго лица в правящей немецкой партии и все произошедшее выдавали за его частную инициативу. Выслушав послов, Молотов в свою очередь объяснил им, что объявленная учебная тревога третьего уровня имеет своей целью проверку подготовленности личного состава боевых частей и частей гражданской обороны в рамках плановых учений на западной границе СССР. Учения эти были запланированы давно, о чем есть соответствующие постановления Генштаба и правительства СССР, опубликованные в открытой прессе еще год назад.
А после того, как Сталин прочитал прилетевшее самолетом письмо от Гитлера, и убедился, что его смысл был Ольгой предсказан совершенно верно, вождь сам начал торопить подготовку к войне, и отдал приказ начать неявную мобилизацию под видом проведения учений и летних сборов военнообязанных. Военкоматы, срочно завершив весенний призыв, начали организовывать сборы военнообязанных первой очереди.
Сталин был человеком, который очень осторожно и нехотя давал личные обещания, именно потому, что всегда их выполнял, чего бы это ему не стоило. Все знали, как он относится к данному слову, того же он требовал и от других. Несмотря на то, что Гитлер был врагом, открыто провозгласившим борьбу с коммунизмом одной из своих приоритетных целей, Сталин не мог не уважать его за то, что тот в течение восьми лет сумел превратить Германию в одну из сильнейших стран мира. Как в экономическом, так и в военном отношении.
То, с какой легкостью руководитель страны пошел на бессмысленную и малоубедительную ложь в надежде нанести неожиданный удар, было для Сталина настолько неожиданно, а повод настолько мелочным, что у него не осталось никаких сомнений в ошибочности его оценки этой личности. Вождь написал прохладный ответ, в котором заверил Гитлера, что СССР ни при каких обстоятельствах первым не нарушит договор заключенный между нашими странами. Пообещал, что на мелкие провокации на границе РККА реагировать не будет, а на крупные, будет вынуждена ответить всеми средствами, имеющимися в ее распоряжении, при этом выразил надежду, что до этого дело не дойдет.
После этого события, руководство страны по прежнему продолжало искать политические пути предотвратить надвигающуюся войну, но уже без прежнего запала. Словам веры не было, а любые предложения Советского Союза предполагающие реальные действия по деэскалации обстановки, с обязательными взаимными проверками количества и боеготовности войск в стокилометровой приграничной зоне, немецкой стороной игнорировались, забалтывались, а по срокам отодвигались на конец июня, либо на начало июля.
Когда восьмого июня стал вопрос о необходимости объявить тревогу второго уровня, Сталин уже не сомневался, несмотря на противоречивые разведданные.
— Товарищ Сталин, по сообщениям агентов, Гитлер настаивает на решении начать войну 22 июня. Но германский Генштаб и большинство военачальников вермахта требуют перенести начало на 15 июня, аргументируя это тем, что подготовка к вторжению практически завершена и нужно нанести удар, пока нами не объявлена тревога второго уровня.
— Садитесь, товарищ Артузов. Какие данные у Разведупра Генштаба РККА, товарищ Панфилов?
— По нашим данным война может начаться как 15 июня, так и 22-го. Окончательное решение может быть принято и доведено до сведения командующих группами войск за сутки до назначенного срока. Этого времени им достаточно, чтоб выдвинуть войска на позиции, предписанные планом начала военных действий.
— В таком случае не вижу другого решения, как немедленно объявить учебную тревогу второго уровня. Товарищ Берия, как проходит эвакуация мирного населения из зоны возможных боевых действий?
— За последний месяц на новое место жительства переселены два с половиной миллиона человек, товарищ Сталин. В целом, с 1939 года по сегодняшний день с территории Литвы, западной Украины, Белоруссии и Бесарабии призваны в армию, завербованы на строительные работы либо переселены на новые места жительства свыше семи миллионов человек, что составило около двадцати пяти процентов населения этих территорий. В том числе:
Неблагонадежные элементы, а также мужчины возрастом от семнадцати до тридцати лет — 100%.
Девушки и женщины возрастом от семнадцати до тридцати лет — 50%.
Мужчины и женщины от тридцати до сорока — около 40%.
Из населенных пунктов и городов, к которым привязаны опорные пункты обороны новых территорий, эвакуировано практически все население. Те, кто хотел — переехали вглубь страны, а большинство населения, не попадающего под обязательную эвакуацию, добровольно переселились в близлежащие села, к родственникам и знакомым. По линии НКВД все мероприятия связанные с объявленной тревогой третьего уровня завершены.
— Как обстановка в городе Львов?
— Попытка поднять в городе восстание провалилась. Граждане, замешанные в попытке мятежа и связанные с организациями украинских националистов, осуждены и сосланы отбывать наказание. Все гражданское население эвакуировано. Войска, сосредоточенные в городе, продолжают подготовку к обороне.
— Хорошо... если ни у кого нет возражений, то поручим Генштабу подготовить приказ и объявить учебную тревогу второго уровня во всех воинских частях дислоцированных в западных округах и кораблях Балтийского и Черноморского флотов. Правительство даст соответствующее распоряжение партийным и хозяйственным органам. Товарищ Каганович, дайте распоряжение прекратить отгрузку товаров предназначенных Германии. Все эшелоны, не пересекшие старую границу СССР — развернуть, те, что находятся в Бресте и на подходе — пусть продолжают свой маршрут.
— Получится, что с 11-го мы прекратим поставки...
— Объясните это временными трудностями, связанными с проведением масштабных воинских учений и учений гражданской обороны в западных районах СССР. Высвобожденный подвижной состав предоставить в распоряжение товарища Хрулева. Военкоматам продолжать учения по мобилизации военнообязанных первой очереди на летние полевые сборы. Им была поставлена задача призвать 25% военнообязанных первой очереди. Нужно увеличить это число до 50%. Если нет возражений, то жду от вас, Борис Михайлович, соответствующий приказ на подпись. Еще одно. В случае войны потребуется полная концентрация всей военной, хозяйственной и партийной деятельности, тем более, что они тесно связаны друг с другом. Предлагаю разработать постановление о Государственном Комитете Обороны и передать ему всю полноту власти сразу же после начала войны.
После девятого числа все завертелось. Ольгу не отпускали в командировку в приграничные округа, и она отправила своего порученца Галю Колядко одну, дав ей детальные инструкции. А сама сидела в ожидании инструкций в приемной наркома ВМФ, собирающегося отбыть в Ленинград. Так начиналось у нее теперь каждое утро. Деятельная Ольгина натура, естественно, пыталась с толком использовать время ожидания. Она либо читала, либо, поставив перед собой еще один стул, что-то писала, подложив свою папку в качестве опоры. Приемная была большая, стульев хватало.
После получения предписания и обращения за разъяснением новых обязанностей, дежурный ставки Верховного Главнокомандующего направил ее к новому непосредственному руководителю. Дескать, нарком ВМФ будет нарезать вам задачи, товарищ Светлова, все вопросы к нему.
Явившись к наркому, предъявив предписание, она получила первое задание, — ждать в приемной пока у наркома появятся для нее и задачи, и время эти задачи сформулировать. Но поскольку такое развитие событий было весьма вероятно, то, устроившись в приемной, Ольга занялась работой. Работу она себе могла найти всегда.
Вспомнили о ней на третий день.
— Вы что здесь делаете, товарищ старший лейтенант НКВД?
— Согласно вашему приказу, полученному мной позавчера, ожидаю в приемной дальнейших указаний.
— А за эти три дня вам в голову не пришло напомнить о себе?
— Никак нет! Мне пришло в голову, что, либо вам нужно поменять секретаря, который имел удовольствие лицезреть меня все это время, либо вам нужно обратиться к врачу. Скорее всего, вам неоднократно докладывали о моем присутствии, а значит у вас налицо серьезное расстройство памяти.
— Как вы со мной разговариваете!
— Я с вами не разговариваю. Я отвечаю на поставленные вопросы.
— Трое суток гауптвахты!
— Мне странно объяснять вам столь очевидные положения устава, но любые формы взыскания, в том числе заключение на гауптвахту, на меня может наложить лишь мое непосредственное начальство, а именно руководитель внешней разведки, комиссар госбезопасности первого ранга, товарищ Артузов. Обращайтесь к нему.
— Не переживайте, подтверждение моего приказа вашим начальством будет мной получено! А пока соизвольте выполнять приказ. Вызовите караульных, — обратился он к секретарю.
— Я соизволю выполнять ваш приказ лишь после того, как лично услышу его из уст моего начальства. Можно по телефону. До этого действует прямой приказ уничтожать любого пытающегося ограничить мою свободу или изъять находящиеся со мной документы. Предупреждаю, если вы отдадите приказ караульным, мне придется пристрелить и вас, товарищ адмирал.
— Вы угрожаете мне оружием?
— У вас и со зрением проблемы? Или вы думаете, я ношу в кобуре детскую игрушку? Я исполняю приказ, товарищ адмирал.
— Девчонка! Ты меня своим пистолетиком напугать решила! Давай! Стреляй!
— Как скажите, — она неуловимо быстро сделала шаг вперед и пнула сапогом адмирала под колено. От острой боли у него потемнело в глазах, а от следующего удара ногой в печень он с трудом сумел сделать шаг к ближайшему стулу и упасть на него. Жестокая боль в правом подреберье не давала разогнуться и сделать вдох.
— Отправьте караульных обратно и соедините меня с моим начальством, — Ольга перевела пистолет на секретаря, — или вы тоже не верите, что я вас пристрелю?
Мрачный Артузов, срочно прибывший в кабинет наркома ВМФ невежливо прервал его монолог:
— Первое. Все действия своей сотрудницы считаю правомерными. Вы были предупреждены о полученном ею приказе физически устранять любую угрозу личной безопасности. Радуйтесь, что легко отделались. Другая, на ее месте, отстрелила бы вам чего-нибудь, например, колено... или локоть. Второе. По личному распоряжению товарища Сталина вам была откомандирована моя лучшая сотрудница. О ее потенциале и уровне задач, решаемых под ее руководством, вам хорошо известно. Звездочка, блестящая у вас на груди, это награда за операцию, которую она готовила целый год. В ходе которой ей пришлось, в том числе, разрабатывать и новые виды проникающих боеприпасов, и новые методы доставки их к цели. Экспертами всех ведущих морских держав захват порта Котка признан лучшей десантной операцией в истории. Никто не умаляет вашей роли, но если вы поймали звездочку, или вас комплексы неполноценности мучают, как прыщавого юнца, это очень просто лечится, товарищ адмирал. Во всяком случае, заставлять такого сотрудника как Светлова, три дня протирать стулья в приемной, лично я расцениваю как саботаж предписания подписанного товарищем Сталиным. Третье. У вас есть ровно пять минут для того, чтоб наладить рабочие отношения с товарищем Светловой. Иначе мне придется просить товарища Сталина изменить предписание, посвятив его в детали произошедшего.
Артузов встал и вышел в приемную.
— Товарищ Светлова, зайдите к товарищу адмиралу.
Ольга все это время (почти час) до приезда начальства и во время их недолгой беседы думала отнюдь не о конфликте и его последствиях. Плевать. Все сведения о событиях в Балтийском море и на севере Финляндии связанные с никелем были давно описаны, предварительные планы противодействия давно составлены. Насколько ей было известно, все эти планы пошли в работу и наверняка адмирал работает над эскизами мероприятий, созданными при ее участии.
Думала она над тем, что одна существенная деталь в противостоянии с люфтваффе не становится на место и нет никаких позитивных идей, способных исправить это положение. Детали плана разработанного в берлинском институте стратегии ВВС, и направленного на уничтожение инфраструктуры советских военно-воздушных сил в западных районах СССР были доведены до руководства страны. Этими планами предполагалось несколькими мощными внезапными ударами, в которых будут участвовать практически все воздушные силы задействованные против СССР, в первые же часы после начала войны, уничтожить все аэродромы в приграничной полосе глубиной триста километров, вместе с расположенными на них самолетами, складами боеприпасов, запасами горюче-смазочных материалов. Это обеспечило бы германской стороне полное превосходство в воздухе, которое она собиралась удержать до конца конфликта.
Все эти годы Ольга уделяла особое внимание всем вопросам, связанным с противовоздушной обороной. Командованию ВВС, ведущим конструкторам, разрабатывающим перспективные модели истребителей, приходилось часто читать ее докладные записки на эту тему, реагировать на них и докладывать результаты руководству страны. Не обходилось без споров, часто всем казалось, что ее требования чересчур жесткие.
Целый бой ей пришлось выдержать после окончания разработки и принятия на вооружение новой авиапушки НР-23. Ольга настаивала, чтоб в качестве истребителей остались только те самолеты, конструктивные особенности которых позволяют перевооружить их новой авиапушкой НР-23 и скорость которых превышает скорость бомбардировщиков потенциального противника. То же касалось новых моделей истребителей. Тут ей пришлось столкнуться с возражениями не только со стороны молодого конструктора Яковлева, но и командующего ВВС РККА комкора Смушкевича. Если первый упирал на то, что требование вооружить каждый истребитель авиапушкой приводит к утяжелению конструкции, уменьшению скорости и маневренности самолета, то второй, ссылаясь на свой боевой опыт, утверждал, что пулемет лучше авиапушки. У него больше боекомплект, что очень важно в бою, пулемет собьет все то же, что собьет пушка, но затратив намного меньше боеприпасов, как по весу, так и по стоимости. За это и уцепилась Ольга, чтоб прекратить затянувшийся спор.
— Товарищи, вопрос стоимости имеет важное значение. Советский народ отдает нам, военным, все что может, и наш долг каждую народную копейку потратить с толком. Тут было высказано мнение, что авиапушка не только удорожает конструкцию, но и ведет к избыточным затратам при поражении цели. Так вот, с полным на то основанием заявляю, что применение авиапушки НР-23, это самый дешевый способ сбить вражеский самолет. Как учат нас товарищ Ленин и товарищ Сталин, — "практика — критерий истины", — услышав это, вождь поднял бровь и с удивлением посмотрел на Ольгу, но не прервал ее спич, — поэтому предлагаю провести эксперимент. Три истребителя одной модели. Первый вооружен системой ШКАС-7,62, второй — крупнокалиберным пулеметом, третий — авиапушкой НР-23. Командир полка подбирает пилотов одинакового уровня и выучки. Чтоб в будущем не возникало вопросов, настаиваю, чтоб третий истребитель пилотировал наименее опытный пилот. Цель — непилотируемый планер размерами не меньше истребителя. Каждый пилот выводится на свою цель. Одновременно или последовательно они взлетают, не имеет значения. Задача — сбить планер, то есть прервать планирование аппарата и перевести полет в неуправляемое падение близкое к вертикальному. По возвращению комиссия подсчитывает затраты боекомплекта и топлива.
— Считаю условия предложенного эксперимента несоответствующими боевым. У планера нет экипажа, нет мотора, бензобака.
— Я вас правильно поняла, товарищ комкор? Вы заранее согласны, что пулемет проиграет пушке предложенную дуэль и затраты на уничтожение цели у авиапушки будут минимальны?
— Нет, не согласен! Но даже если пушка и выиграет предложенный эксперимент, это ничего не доказывает!
— Доказывает, товарищ комкор. Я поставлю только один вопрос: — почему вы решили, что перечисленные вами элементы настоящего самолета из пулемета поразить проще, чем из пушки? Любому здравомыслящему человеку очевидно обратное. Пушка нанесет несравнимо более тяжелые повреждения, как кабине пилотов, так и мотору, и бензобаку.
— А какое ваше мнение, товарищ Яковлев?
— Я не считаю себя достаточным специалистом в вооружении, товарищ Сталин, чтоб принимать участие в этом споре.
— Удивительное дело! Ничего не понимая в вооружении, товарищ Яковлев проектирует истребители. Я вам открою военную тайну, товарищ конструктор. Истребитель, это самолет, предназначенный для уничтожения вражеских самолетов, а без вооружения, в котором вы ничего не понимаете, это сделать затруднительно. Может вам стоит свои модели называть как-то по-другому... например — быстрый самолет из фанерных досточек и брезента. Пилоты весом свыше 40 килограмм к полетам не допускаются.
— Это переходит все допустимые границы! Товарищ Сталин, прошу вас, как ведущего данное совещание, обратить внимание, что дискуссия не ведется, а товарищ Светлова перешла к личным оскорблениям.
— Острый язычок товарища Светловой нам хорошо известен. Некоторые товарищи небезосновательно называют его змеиный. Но в данном случае с ней нельзя не согласится. Вы приглашены на это совещание, как специалист, конструктор. С нашей точки зрения вы обязаны не только знать состояние сегодняшнего дня, но и предугадывать тенденции развития истребителей. Поэтому я вынужден повторить свой вопрос. Какое ВАШЕ мнение, товарищ Яковлев.
— Мне кажется, такой эксперимент было бы провести интересно, но я согласен с товарищем Смушкевичем, что условия не соответствуют боевым.
— Другими словами, ви тоже предполагаете, что выиграет авиапушка, но признаться в этом не хотите, потому что проект вашего истребителя придется переделывать. Труднее понять товарища Смушкевича, хотя, когда боевого летчика начинает учить сбивать самолеты какая-то фифа из внешней разведки, трудно сохранять объективность и трезвую голову. Я рад, товарищи, что мы пришли к общему мнению и все согласились, что предложения товарища Светловой должны быть реализованы в самое короткое время. Через неделю жду от вас, товарищ Смушкевич, и вас, товарищ Яковлев, подробный план действий в связи с принятым решением. Никого больше не задерживаю...
Все эти давние споры, все ей припомнили в этот раз, и реакция на ее предложение у всех была одинаковой — полное неприятие.
Ольгино предложение базировалось на следующих предпосылках:
Во-первых, согласно разработанному плану, в первые же часы войны, в воздух будут подняты и брошены в атаку на советские объекты все имеющиеся в наличии силы люфтваффе.
Во-вторых, Абвер, предоставляя достаточно объективную информацию по расположению и количеству живой силы и техники сухопутных сил СССР, систематически занижал количество техники ВВС Советского Союза. При этом боеспособность всех видов войск оценивал как низкую или очень низкую. Поэтому, около трех тысяч истребителей и многочисленные станции РЛС будут в эти первые часы войны для противника полной неожиданностью.
В-третьих, через несколько часов все станет ясно, люфтваффе уже около года имеет дело с РЛС, знает, как прятаться, как засечь станцию и уничтожить. После этих нескольких часов обнаружить и уничтожить противника станет намного, намного сложнее. С этого следует один простой вывод. Эффект неожиданности должен быть использован на 100%. Ровно. Летчики-истребители должны получить совершенно однозначный боевой приказ — полностью уничтожить самолеты противника. Приказ должен быть выполнен независимо от того, как складывается боевая ситуация, независимо от наличия боеприпасов и топлива. Только после того, как рухнула на землю последняя вражеская машина, оставшиеся в живых могут возвращаться на базу.
Любые случаи невыполнения приказа должны рассматриваться специальной комиссией. Если комиссия приходит к выводу, что преследование выживших самолетов противника было прекращено командиром без веских причин, он предстает перед военно-полевым судом, который выносит единственно возможный в данном случае приговор — расстрел.
Ольга была поражена, какое единодушное неприятие этого совершенно очевидного приказа высказали все присутствующие. Правда, их было немного. Сталин решил обсудить ее очередную докладную записку с командующим ВВС РККА комкором Смушкевичем и начальником Генштаба РККА Шапошниковым.
Первым слово получил командующий ВВС:
— Товарищ Сталин, я ознакомился с копией докладной записки товарища Светловой. Проведенный анализ совершенно очевиден, ничего нового я там не увидел. Именно так мы собирались, и будем действовать. С первых же мгновений войны летчики-истребители, комсомольцы и коммунисты, выполняя свой священный долг, бросятся на врага и уничтожат его. Что касается этого провокационного приказа, то такой приказ я никогда не подпишу. Он унижает всех летчиков-истребителей, выставляет их трусами, которые только под страхом расстрела могут биться с врагом. Нет таких летчиков в руководимых мной ВВС. Ребята без всякого приказа вцепятся в горло врага и будут его грызть до самой смерти. Вы не обижайтесь, товарищ Светлова, мы с вами знакомы давно, но я заметил, вы всегда пытаетесь добиться поставленной цели, запугивая, угрожая исполнителю смертью, а ваши пилоты-смертники чего только стоят. Ладно, я понимаю, там это нужно было для дела, но теперь вы всех моих ребят, всех летчиков-истребителей хотите в смертники записать. Вы ничего не понимаете в воздушных боях, но лезете приказы отдавать. Вы знаете, какой боекомплект, какой запас топлива у машин? Три-четыре атаки и пилот пустой. Так что ему на таран идти по вашему приказу? Товарищ Сталин! Я такой приказ не подпишу!
— Борис Михайлович, что вы можете сказать по рассматриваемому вопросу?
— Приведенный в докладной записке анализ и принципиальный план использования неготовности противника к массированному применению РЛС и значительного нашего превосходства в истребителях полностью поддерживаю. Что касается приказа, на котором настаивает автор... мне кажется, тут командующему ВВС виднее, как добиться нужного результата... в конце концов, ему отвечать за него... если товарищ Смушкевич уверен, что его орлы уничтожат врага, значит, такой приказ не нужен и может быть вреден для правильного, боевого настроя ребят. Тут все решает командир, он же несет ответственность.
— Товарищ Светлова вы хотите что-то добавить?
— Хотелось бы...
— Слушаем вас.
— Борис Михайлович... "и ты Брут..."... я задам риторический вопрос, ответ мне хорошо известен. Вам приходилось отдавать приказ, — "ни шагу назад"? Вас интересовало состояние командиров, славных парней пехотинцев, которых вы обижали недоверием этим провокационным приказом, выставляя их трусами. Что ж вы все тогда на откуп командира не оставляли? Кого утешит, что товарищ Смушкевич ошибся и его расстреляют? Ведь тысячи не сбитых немецких бомбардировщиков будут утюжить наши позиции, наши города. Я лично несогласна оставлять все ему на откуп, потому что кроме громких слов не услышала ни одной цифры. А теперь послушайте цифры. Чтоб остановить немецкое наступление и вынудить врага на переговоры нужно сбить в первый день не меньше полутора тысяч немецких самолетов. Хотя бы половину из тех, кто поднимется в воздух. Если оставить все как есть, понадеяться на разбалованных орлов комкора, мы получим результат больше пятисот, но меньше семисот самолетов. Это будет болезненно, но немцев не остановит. Дальше мы будем разменивать 1:5, за каждый сбитый немецкий пятью своими. Что касается моих знаний... три года назад я слышала от вас то же самое. Вы тогда, товарищ Смушкевич, с пеной у рта доказывали, что авиапушка истребителю не нужна, а лучшее оружие, это пулемет. Слава Богу, руководство тогда приняло правильное решение.
— Если мы правильно вас поняли, товарищ Светлова... вы считаете товарищ Смушкевич не справляется с возложенными на него обязанностями?
— Я считаю, товарищ Сталин, что в армии, и командиру, и бойцу нужен четкий приказ, где доступным языком изложены задачи, которые они ОБЯЗАНЫ выполнить, иначе их ждет трибунал. Если считать, что гарные хлопцы сами все знают, а приказ обидит их тонкие ранимые души, то это уже не армия.
— За словом вы в карман никогда не лезли, но обычно отвечали прямо на поставленный вопрос. Повторить его еще раз?
— Ненужно. Летчикам должен быть отдан четкий однозначный приказ на полное уничтожение противника. Если командующий ВВС отказывается это делать, значит, он должен быть уволен, а его место занять другой, более решительный и твердый командир.
— Ваша точка зрения нам стала понятна. Если все высказались, предлагаю на этом закончить. Товарищ Светлова, вы можете быть свободны. Товарищ Смушкевич, обождите в приемной. А с вами, Борис Михайлович, я еще хотел кое-что обсудить.
После этого обсуждения Смушкевич остался на своей должности, а Ольгу отправили к товарищу Кузнецову.
"Все тебя считают, Оля, бессердечной стервой алчущей крови, и всем ты надоела... "
Открылась дверь кабинета, и ее непосредственный начальник вышел в приемную.
— Товарищ Светлова, зайдите к товарищу адмиралу.
Она встала и зашла в кабинет:
— Товарищ адмирал, старший лейтенант внешней разведки Светлова, явилась для выполнения своих служебных обязанностей.
Адмирал поднял на нее тяжелый взгляд, потом улыбнулся каким-то своим мыслям:
— А не выпить ли нам чайку, товарищ старший лейтенант?
— Сейчас заварю и принесу. Разрешите выполнять?
— Вас не интересует, какой чай я люблю?
— Крепкий и сладкий, а детали узнаю у вашего секретаря.
— На все у вас готов ответ... вас можно сбить с толку, товарищ Светлова?
— Это так просто... товарищ адмирал..., — низким голосом с хрипотцой протягивая слова, и казалось, переходя на инфразвук, ответила Ольга и весело улыбнулась.
— Тогда начнем с чаю. Выполняйте, товарищ старший лейтенант.
— Есть!
Когда Ольга выходила в приемную, адмирал подумал, провожая ее взглядом, — "Красивая ведь девка, язык бы укоротить... и выпороть пару раз, чтоб такой наглой не была...". У адмирала снова закололо в правом боку, — "хотя... не поможет... горбатого могила исправит...".
Во время чаепития Ольга неожиданно сказала:
— Вы извините меня за то, что произошло. С моей стороны было не совсем честно таким образом играть на ваших достоинствах и недостатках. Слишком очевидным было развитие событий. Мне даже немного стыдно стало, чего со мной давно не было. Да и смысл отсутствовал во всем этом. Видно неудачи последних дней разозлили, захотелось на вас зло сорвать.
— И на чем же вы играли? О каких моих достоинствах и недостатках идет речь? Просветите, сделайте милость.
— Вы типичный представитель традиционного морского офицерства, эдакий рыцарь без страха и упрека, который вылечит раненого врага вместо того чтоб добить. С несколько упрощенным черно-белым взглядом, как на жизнь, так и на людей. Доверчивы к словам тех, кого считаете друзьями и кого записали в условно "белые". Образ моего характера, составленный вами из наших редких встреч и сплетен, которые вам, несомненно, рассказывали, оказался весьма далек от действительности. Ваше нежелание его менять и мое желание сыграть на вышеперечисленном и привели к конфликту.
— Какие же ошибки в вашем образе стали решающими?
— Вы значительно переоценили степень моей конфликтности, ожидая скорой и бурной реакции на ожидание в приемной. Длительному ожиданию способствовало и то, что вы не знали чем меня занять так, чтоб с одной стороны, я не мелькала у вас перед глазами, а с другой, в случае интереса Ставки к судьбе ее сотрудника, всегда могли доложить об общественно-полезном труде выполненном под вашим чутким руководством. Но самая большая ошибка — вы переоценили свои силы в силовом решении конфликта. Вам казалось, что все моряки, а их тут целое управление, все как один бросятся на защиту своего наркома. Может, так бы и случилось, если бы я вас не вывела из строя. Вы, морские офицеры, очень любите бравировать своим бесстрашием. А остались бы за спинами, глядишь, и скрутили бы меня. Но ведь в следующий раз будет то же самое, вы первым броситесь грудью на направленный пистолет. Поэтому, извинилась. Бесполезно потраченные усилия и время. Вы ничему не научились, я пошла на поводу своих эмоций, а за все заплатят невинные люди. Мы с вами очень разные и нам будет трудно работать вместе... может, поэтому товарищ Сталин и принял такое решение... чтоб жизнь медом не казалась.
— Интересный анализ, будет над чем подумать... особенно над вашей извращенной логикой видящей недостатки в том, что веками считалось высшим достоинством человека. Что касается последнего. Я, товарищ старший лейтенант НКВД, человек военный. Обсуждать с начальством их порученцев — не в моих правилах. Давайте начнем работать. Нам еще двое суток отрабатывать. В данный момент мы с офицерами штаба работаем над планом противодействия попыткам противника поставить к моменту начала войны минные заграждения на выходе из Финского залива. Вам что-то известно по этому вопросу?
— Эти сведения, добытые нашей славной организацией мне хорошо известны. Более того, те предварительные наброски плана противодействия, которые вам передала Ставка для творческой переработки, составлены при моем непосредственном участии.
— Вы опередили мой вопрос. Впрочем, я не сомневался в ответе. Мне кажется, ваши планы мне удастся отличить от планов составленных под руководством другого человека.
— Давайте угадаю. Мои планы от других отличает наплевательское отношение как ко всем писанным и неписаным правилам ведения боевых действий, так и международным нормам. А еще в них чувствуется пренебрежение автора к человеческой жизни и от отдельных исполнителей требуется самоубийственных действий для достижения общего успеха.
— Достаточно верно. Что-то из перечисленного обязательно есть. Один вопрос не дает мне покоя. Почему вы?
— Во-первых, не я. Есть шарашка и вы о ней знаете. В ней собраны высококлассные специалисты из осужденных троцкистов, белогвардейцев и других врагов народа. Эти люди и разрабатывают планы. Многие из них уже искупили свою вину и заняли достойные должности в действующей армии. В свое время я создавала ее и руководила. Сейчас там другой начальник, Фриновский Михаил Петрович. Мне удается иногда заинтересовать специалистов своими, как они называют, безумными идеями.
— В данном случае суть вашей безумной идеи — потопить корабли, как тут звучит, — "неизвестной национальной идентичности" в чужих территориальных водах?
— Совершенно верно.
— Тогда еще один нескромный вопрос. Как вам удается убедить руководство страны принять такой безумный план.
— Ваш достаточно грубый намек, пропустим пока что мимо ушей. Давайте ваш не безумный нормальный план. Вводная вам известна. В день Х-1, в 23-00 по-местному или 00-00 по московскому времени начнется тайное минирование фарватера Финского залива в тридцати километрах западнее острова Ханко. Будет еще вторая группа кораблей. К сожалению, место минирования узнать не удалось. Предстоит ее найти и обезвредить. Ваши действия?
— Со своей стороны могу заявить, что никаких намеков не делал. Что касается моего плана... после того как авиаразведка засечет корабли, ждем их выхода в нейтральные воды и высылаем на перехват торпедные катера и несколько эсминцев...
— Торпедные катера противника, осуществляющие разведку и фланговое прикрытие минной постановки засекают ваше приближение. Вполне возможно, что группу будут прикрывать авиаразведчики. Они передают информацию основной группе, те разворачиваются и уходят в территориальные воды Финляндии.
— Минная постановка противника сорвана, вызываются минные тральщики для очистки фарватера нейтральных вод. Их прикрывает эсминец и несколько торпедных катеров.
— Не успели тральщики толком начать работу, как прилетели немецкие пикировщики. В результате бомбовых ударов, часть кораблей потоплена, часть получила повреждение, они вынуждены вернуться на базу. Которая к этому времени также подверглась бомбардировке, ибо пока мы срывали минную постановку, началась война.
— Озвучьте ваш расчет времени.
— Для качественной постановки мин кораблям противника нужно порядка пяти часов. Собственно поэтому они и начинают так рано. Чтоб успеть к 5-00 по Москве, когда начнутся наносится авиаудары, все закончить и делать ноги...
— Вы могли бы не использовать в своей речи воровской жаргон. Это весьма раздражает и отвлекает от сути сказанного.
— Какой вы нежный, однако ... таким образом, расчет показывает, что два часа будет длиться постановка в финских водах, час — нейтральные и два часа советские. В два часа по Москве противник вышел в нейтральные воды, и вы выслали корабли и катера, которые прибудут на место в три. В четыре придут тральщики, пока определятся с участком работы, пока начнут тралить, в 5-00, в первой волне по ним будет нанесен бомбовый удар. В 5-30 бомбовый удар будет нанесен по всем портам и базам ВМФ. Не уничтоженные минные заградители противника вышли в нейтральные воды и продолжили свою работу.
— Погодите, если началась война, тогда совсем другой разговор...
— В чем другой, товарищ адмирал? Ведь с Финляндией мир, или вы отдадите приказ атаковать корабли в финских территориальных водах? А с самолетами, что делать будем? На финских аэродромах сосредоточатся свыше сотни боевых самолетов, которые нанесут удары по Мурманску, по позициям наших войск в этом районе, кораблям и судам в Северном и Балтийском морях. Затем вернуться на финские аэродромы на обслуживание, дозаправку, прием бомбовой загрузки и снова полетят. Ваши действия?
— В таком случае нужно объявлять Финляндии войну...
— И стать для всего мира агрессором, напавшим на безвинную маленькую, но гордую страну под надуманным предлогом. Вот, что напишут о нас газеты.
— А как вы объясните действия согласно, ваших гениальных идей?
— Очень просто. У нас с Финляндией мирный договор и мы исходим из того, что правительство этой страны НИКОГДА не пойдет на его нарушение. Только после официального объявления об его разрыве. Таким образом, боевые корабли неизвестной страны в финских территориальных водах проникли туда без согласия финской стороны и являются для наших самолетов легитимной целью, ибо угрожают как Советскому Союзу, так и нашим добрым финским соседям. Мы их пускаем ко дну. Боевые самолеты неизвестной страны захватили финские аэродромы. А как же иначе? Иначе руководство Финляндии должно ЗАРАНЕЕ разорвать мирный договор, по которому, военные самолеты третьих стран не могут находиться на финских аэродромах без согласия Советского правительства. Мы уничтожаем захватчиков и освобождаем финские аэродромы.
— А на основании чего вы захватываете демилитаризованный район Петсамо?
— Очень просто. Нам стало известно, что Швеция пропустила через свою территорию немецкую группировку, целью которой является захват месторождений никеля в районе Петсамо. Естественно, мы этого допустить не могли. Как только финны объявят войну Германии, уничтожат остатки немецких войск на финской территории, так сразу контроль над Петсамо будут передан финской полиции.
— Все у вас просто, товарищ Светлова... единственное, что меня удивило, это отсутствие в этих проектах указаний на полное уничтожение кораблей противника, гарантированного фотосъемкой, и того же касательно самолетов. Соответственно, требований применить трибунал к тем, кто не выполнил боевой приказ.
— Вы уже в курсе... хотя странно было бы наоборот... пить водку и сплетничать это основная работа советских военачальников. Раз уж вы коснулись этой больной для меня темы... давайте попробуем на вас. Вы толковый военный, искренне желающий, чтоб этот конфликт закончился как можно скорее. Я не ошибаюсь?
— Что касается второй части, то нет.
— Не надо скромничать. Итак, начнем с основного. Война это продолжение политики иными методами. Мы не хотели этой войны. Эта война нам не нужна. Фактически, разумная цель в этой войне с нашей стороны может быть только одна — добиться ее скорейшего прекращения и вернуться к довоенным отношениям с Германией насколько это возможно. Дважды в одну воду не войдешь, но лучше выстроить худой мир, чем влезть в хорошую драку, плодами которой воспользуется кто-то третий. Возражения?
— Нет.
— Что нас учат конфликты последних трех лет? Всегда, после завоевания господства в воздухе, следует быстрая и разгромная победа на земле. Везде, где господства в воздухе добиться не удавалось, не удавалось добиться решающего разгрома на земле. Таким образом, результат в воздухе, который ясен после первых же двух-трех суток войны, является лакмусовой бумажкой определяющей последующее течение компании. Возражения?
— Нет.
— На начальном этапе у нас есть два маленьких преимущества. Немецкой разведке неизвестно реальное количество передвижных РЛС в наших войсках и они их не принимают в расчет в своих планах. Мы можем выставить в три раза больше истребителей, чем предполагает противник. Таким образом, в первые часы войны мы способны высылать на перехват не меньшее количество истребителей, чем самолетов противника в обнаруженном ордере. При таком соотношении сил истребители могут легко разрушить ордер противника и уничтожить все его самолеты. Если захотят. Возражения?
— Нет.
— Вы можете меня обвинять, что я не доверяю славным сталинским соколам. НО. Когда приходит информация с РЛС в штаб дивизии, те, учитывая направление полета ордера, расположение аэродромов и текущие резервы, готовят приказ командиру полка. В нем указывается, какими силами, в каком направлении осуществить перехват и цель атаки. Стандартные формулировки такие: сорвать атаку противника, не допустить бомбардировку такого-то объекта, уничтожить противника. Единственное, на чем я настаивала: если ордер атакуется силами достаточными для его уничтожения, приказ должен звучать только так — полностью уничтожить самолеты противника. Объясняю почему. Любой другой приказ приведет к тому, что преследования убегающего противника не будет, а начнут убегать они сразу, как только заметят наши истребители.
— Почему вы так считаете?
— Да потому что приказ — "сорвать атаку противника", уже выполнен! Никто из командиров не рискнет отдать приказ на преследование! И я не могу их за это осуждать. Это будет фактическим нарушением полученного приказа. В случае потерь, а от них никто не застрахован, командир может пойти под трибунал!
— Это понятно, а почему вы считаете, что сверху не поступит приказ на уничтожение?
— А им это зачем? С самого верху указаний не поступало, зачем выделяться? Тут ведь бабка надвое сказала, могут отметить, а могут и пистон вставить, что потери в дивизии выше, чем у соседей. Поэтому, если не будет указаний, будут отдаваться стандартные приказы минимальной достаточности.
— Но требовать полного уничтожения тоже ведь нельзя. Удрало два самолета, так что всех расстреливать?
— Не всех, а командира и только в том случае если не отправил два истребителя вслед убегавшим.
— Почему два, а не четыре, не шесть?
— Потому что нужно экономить топливо и ресурс моторов, а наш истребитель в противостоянии один на один сбивает любой бомбардировщик противника с вероятностью от 95% до 75% в зависимости от модификации.
— Пусть два, а если пилотам не хватит топлива вернуться? Или боекомплект закончился? Как им выполнить приказ?
— Послушайте, а что делать, если у него животик в самолете заболит, или с носа потечет, кто ему сопли вытрет? Да, при выполнении этого приказа мы потеряем на пятьсот-семьсот самолетов больше. Так ведь не даром! Мы разменяем их на самолеты в десять раз дороже и на экипажи из двух-пяти человек! Но самое главное — захлебнется наступление. Без поддержки ВВС немецкая армия наступать не умеет, да и не будет. Поэтому на ваш вопрос, я могу ответить либо грубо, либо матерно. Если эти два болвана в бою не сбили свои цели и их послали вдогонку, значит, пусть догоняют, сбивают, таранят, хоть раком становятся, но выполняют приказ! У вас еще есть вопросы?
— Нет, но я не удивляюсь, что руководство не поддержало эту вашу гениальную идею. От них от всех такое ощущение... нехорошее ощущение. Я, конечно, выполню приказ Ставки и пошлю самолеты бомбить финские аэродромы и топить корабли в финских водах. Но ощущение у меня будет таким же. На сегодня вы мне больше не нужны, товарищ Светлова. Можете заниматься своими делами.
— Есть, заниматься своими делами! Разрешите идти?
— Да, можете идти. Оставьте секретарю телефоны, по которым с вами можно связаться.
— До свидания, товарищ адмирал!
— До свидания, товарищ Светлова.
Ольга задумчиво шла по коридору на выход:
"А ведь дошло до адмирала. Несмотря на всю предвзятость, он фактически согласился с приведенными аргументами, поэтому и отправил подальше. Значит, наличие разумного зерна не могло не дойти и до остальных. В конце концов, мы обсуждали не готовый текст приказа, а лишь основной посыл, который в нем должен быть отражен. Детали можно еще неделю обсасывать. Тараканы Смушкевича вполне понятны. Братство летчиков-истребителей, не дай боже оскорбить недоверием боевых товарищей, с которыми в Испании на этажерках летал, и пошло поехало. Но насколько его знаю, он парень хитрый и задницу свою постарается прикрыть какими-то нейтральными формулировками типа, — "стремиться к нанесению максимальных потерь противнику, в случае, если для этого созданы тактические предпосылки". И еще пару мудреных фраз ввернет, чтоб никто нихрена не понял. Но вот позиция вождя совершенно непонятна. Он становился на мою сторону в случаях далеко не столь однозначных, как этот. А тут... как переклинило. Гениальных людей не поймешь... если случается за...гиб головы, то хоть кол на голове теши... бесполезно. Но сдаваться нельзя... слишком многое стоит на кону. Мелькнула у меня мысль в разговоре с адмиралом... сплетни, вот что меня зацепило. Слухи и сплетни могущественное оружие интриганов... надо их немножко подправить и заставить служить правому делу!"
8-го июня, вечером, уже на вокзале, она давала Галине Колядко последние инструкции.
— Список командиров авиадивизий, которых ты должна посетить у тебя есть. Я выбрала семь из двадцати, со всеми уже созвонилась и предупредила о твоем визите. Рассказываешь каждому в двух словах о совещании у Сталина. Скажешь, что кроме меня и Смушкевича присутствовал Шапошников и несколько других военачальников. Мою позицию поддержали многие военные и начальник Генштаба в том числе. Смушкевич был резко против и товарищ Сталин пока оставил этот вопрос на его усмотрение. Но тучи над головой у комкора сгущаются. НКВД подозревает, что он в Испании был завербован одной из иностранных разведок и копает под него по всем направлениям. Намекни, что они многих "испанцев" подозревают. Кто не покажет результат в первых боях — автоматически попадут под колпак. Сталин думает, кем заменить наркома ВВС и решение будет принято по результатам первых столкновений. Выбирать будут из тех, кто покажет максимальный результат по сбитым немецким самолетам. Собственные потери учитываться не будут. У нас трехкратное превосходство по числу самолетов и Ставкой размен 1:1 считается очень хорошим показателем. Скажешь, что Революция Ивановна хочет лично поддержать его кандидатуру, если дивизия покажет результат по сбитым немецким самолетам. Поэтому и отправила тебя к нему.
— А как же остальные?
— Не переживай. Я выбрала самых компанейских. Они не преминут прихвастнуть на очередной пьянке о полученной по личным каналам сверхсекретной информации. С дальним прицелом. Ему ведь в новой должности хороший заместитель нужен. А друга он конкурентом не считает. Я ведь выбрала его, — Ольга хищно улыбнулась. — Знать будут все. Слухи страшная сила, распространяются быстрее пожара. Еще одно. Времени у тебя в обрез. Нигде не жди в приемной. Зашла в кабинет, выставила всех посторонних, провела беседу, потребовала самолетом доставить в следующий пункт. Копируй мою манеру поведения. Это психология. Эффект — я говорю твоими устами. Не обижайся, это очень важно. 14-го встретимся в Ленинграде. Ничего не забудь, ничего не перепутай. Пусть хранит тебя матерь Божья, — Оля быстро перекрестила Галку, и потянула к отправляющемуся вагону.
— Вы только так не переживайте, сделаю все в лучшем виде.
Девушки на секунду обнялись, и одна из них запрыгнула на подножку. Ее сразу же оттеснили дальше в проход многочисленные опаздывающие пассажиры. Вторая развернулась и быстро исчезла с платформы. Она напряженно думала:
"То, что Галка стучит Артузову, сомнения не вызывает. Скорее всего, не ему одному, а еще и структуре Власика. Так что разрешили нам эту поездку с самого верха. Но часть заданий, из самых стремных, в том числе по командирам дивизий истребителей выдала ей уже сегодня, перед отъездом. Ни с кем она не встречалась и не созванивалась. Значит, доложит только по возвращению. По межгороду может только намекнуть без подробностей. Такие вопросы по междугородней связи не обсуждаются. По этой же причине отпадает, как военная спецсвязь, так и НКВД. Завтра вечером перезвоню первому клиенту. Если Галка все правильно перескажет, он должен поблагодарить за инфу и за доверие. Прервем его монолог многозначительной фразой типа, — вы знаете, что нужно делать... и положим трубку. НКВД может заинтересоваться и даже разузнать какие слухи мной распускаются. НО. Пока инфа доберется до Берии... да и в том потоке стратегически важной информации, которую ему нужно обрабатывать и докладывать вождю в эти дни... скорее всего похерит, а даже если доложит. Слух пошел. Худший способ с ним бороться, это рассказывать, мол, это все неправда. Вот, пожалуй, и все. Больше ничего сделать нельзя... осталось только ждать. Твоя личная война, Оля, уже закончилась... скоро начнется война народная..."
Утро 9-го июня Ольга встретила в приемной Кузнецова. Нарком собирался отбыть в Ленинград. Вскоре тот пригласил ее к себе.
— Я отбываю в Ленинград. Вы остаетесь в распоряжении Ставки. Сегодня получил предписание совместно со штабом Балтийского флота разработать план, как силами Балтийского флота и приданной нам авиации парализовать доставку железной руды из Швеции в Германию. Это основная задача Балтийского флота в будущей войне. Странно, что Ставка не дала мне никаких предварительных набросков, как это всегда бывало в последние годы. Если это возможно, скажите, вашей шарашкой разрабатывались подобные планы?
— Естественно. Чего мы только не разрабатывали, — Ольга мечтательно улыбнулась. — Ваш следующий вопрос нужно адресовать товарищу Сталину. Но если хотите, могу попробовать дать свое видение ситуации.
— Буду весьма признателен. И еще. В продолжение нашего недавнего разговора. Обдумав все не один раз, я пришел к выводу, что вы правы. Командиры истребительных дивизий должны получить четкий и однозначный приказ о характере боевых действий в первый день войны. Свое мнение я сегодня высказал товарищу Сталину. Он поблагодарил и сказал, что учтет мою точку зрения.
— Вы замечательный человек, товарищ адмирал. Будь вы неженаты, я бы закружила вам голову, мы бы жили недолго, но счастливо, и умерли бы в один день... — она улыбнулась какой-то шальной улыбкой, а ее большие глаза таинственно блестели в полумраке кабинета. — Но судьбу не изменить. Чаша сия минует вас, товарищ адмирал. Что касается невысказанного вами вопроса. Вы знаете мой стиль решения поставленной проблемы. К сожалению, любой реальный план прекращения поставок руды, означает начало военных действий, как в территориальных шведских водах, так и на ее территории, в области добычи железной руды. Ставке такое решение проблемы на сегодняшний день видится чересчур экстремистским, и она надеется, что вы ее порадуете чем-то более вменяемым. Поэтому, решила вам эти планы не показывать.
— Но ведь стоит бросить лишь один взгляд на карту, чтоб стало понятно — шведы могут провести сухогрузы в своих территориальных водах вплоть до Германии, далеко за пределы действия нашей штурмовой авиации...
— Остается одно. Самолет-наблюдатель, связанный по рации с подлодками, наводит их на цель. Те топят сухогрузы в шведских водах. Мы тупо открещиваемся от произошедшего и киваем на Великобританию. Ее подлодки действительно охотятся за шведскими сухогрузами в любых территориальных водах. Из-под воды ведь так трудно определить свое местонахождение.
— В этом определенно что-то есть... реальная угроза без официального конфликта... по крайней мере, обвинить нас в чем-то будет весьма затруднительно... но ведь это тоже было в ваших проектах?
— Сочтемся славою, главное, уломайте Ставку.
— Что ж, мне пора... спасибо за идею.
— Пустое, она очевидна. Это вам спасибо, товарищ адмирал. Разрешите идти?
— До встречи, товарищ Светлова.
Она шла к выходу из наркомата и улыбалась:
"Определенно в рыцарях без страха и упрека есть что-то притягательное. Это же надо... давно меня так не пробирало... аж слезы на глазах выступили... первый раз в жизни от радости плакала. Но... не судьба. Нельзя радоваться, нельзя быть счастливой... все это нужно спрятать на самом дне. Чтоб не привлекать Беду. А она ходит рядом и скоро придет к нам всем".
В Ставке ее отправили к Артузову, который с удовольствием загрузил ее делами управления. В конце недели она не выдержала и под формальным поводом забрать у Кузнецова какие-то бумаги для Ставки, отправилась в Ленинград навстречу Галине, которая должна была из Риги заехать в Ленинград по дороге в Москву.
* * *
На следующий день, вечером 14 июня, Ольга встретила на вокзале своего порученца, лейтенанта НКВД Галину Петровну Колядко, завернувшую в Ленинград после командировки по всем приграничным военным округам. Они поужинали в привокзальном ресторане, ожидая посадки на ночной поезд в Москву. Галина, между сменами блюд, подробно доложила обо всех переговорах и принятых решениях. Ольга молча слушала, равнодушно двигала челюстью, не чувствуя вкуса. Все прошло штатно, Галка везде успела, со всеми переговорила, никто не мешал и не задавал глупых вопросов. Наверно нужно было радоваться, но на душе было пусто...
За соседним столиком ужинали два молчаливых сержанта НКВД выделенные ей Артузовым в эту поездку в качестве охраны. На ее вопрос, зачем аж двух, начальник вместо характерных для него подколок, на которые Ольга нарывалась, ответил очень серьезно:
— Ты уже почти три года высвечиваешь своим запоминающимся именем и куда более громкими делами. Наверняка разведки всех основных стран уже давно обратили на тебя внимание. Я бы поменял тебе биографию еще год назад, но тогда... некем оказалось заменить тебя на твоем участке работы и товарищ Сталин приказал тебя охранять. Смотри в оба. Ребятам дан приказ с тобой не общаться, так что не удивляйся их скромности.
Этот короткий спич шефа она поняла, как подготовку к неизбежному — Революция Ивановна Светлова растворится в небытие...
Когда они сели в поезд и остались с Галиной вдвоем в купе, Ольга молча достала из своего чемодана бутылку коньяка, разлила по полстакана и провозгласила короткий тост:
— За победу! — чокнулась, выпила, достала пачку папирос и закурила.
— Окно открой, — бросила мимоходом подруге и вновь погрузилась в свои мысли, глядя в темноту невидящим взглядом.
Выполнив приказание, Галина рискнула обратиться к своей начальнице:
— Что-то случилось Революция Ивановна? Вы на себя не похожи... курить начали...
— Все нормально Галка. Товарищ адмирал — прекрасный человек. Несмотря на то, что мы с ним вначале слегка поцапались, затем быстро стали почти друзьями. План утвержден, и очень скоро ребятам взлетать. Все остальное... не имеет уже значения, — она замолчала, а через минуту неожиданно вновь заговорила. — Знаешь, есть такая древняя легенда... когда греки разбили войска персов в Марафонской битве, они послали гонца в Афины сообщить жителям о победе. Гонец бежал около сорока километров без остановки, передал жителям радостную весть и упал замертво.
— Конечно знаю, ...
— Так и я... бежала к этому дню, дни и ночи... ночи и дни... не жалея ни себя, ни других... не останавливаясь ни перед чем, используя любые средства, убивая, обманывая людей, которые мне верили. Что-то получилось, что-то не очень... добежала ... а вот упасть и умереть не получается. Умом я понимаю, что это, наверное, должно радовать... нужно найти новый смысл в дальнейшей жизни, новую цель. На словах все просто... — Ольга вновь замолчала, а потом продолжила, — впрочем, может я даром ною... расстреляют меня и все решится само собой... — радостно закончила она свою мысль и одним глотком опрокинула в себя треть стакана.
— Да что вы такое говорите, Революция Ивановна...
— Не стенай, лучше коньяк разлей и следующий достань. Выпьем за ребят. Мальчишки, мальчишки, мальчишки... вернитесь живыми домой... который час?
— Двадцать три сорок.
— Уже скоро...
Галине очень не понравилось предположение начальницы, что ее могут расстрелять. Однажды Галина Колядко уже прошла по самому краю, когда ее начальника, бывшего наркома внутренних дел сняли с должности, а через три месяца он скончался от острого сердечного приступа. Второй раз не спать ночами, дожидаясь, когда за тобой приедут твои коллеги... не хотелось.
— Вы меня извините, конечно, Революция Ивановна, но меня это тоже касается... два с половиной года мы вместе. За что вас могут расстрелять?
— За что, за что... наобещала я больно много руководству страны... по-другому нельзя было. Иначе полководцы наши великие такого бы наворотили... за годы не расхлебать. Но, выше головы не прыгнешь... будь у нас в армии полмиллиона трехосных грузовиков мы бы воевали совсем иначе... а так... остается только надеяться на здравый смысл руководства Германии. Сама знаешь, с этим там не все в порядке. Вот и получается, Галка, замкнутый круг...
— Вы то в чем виноваты?
— Кто-то должен быть виноват... я самая подходящая кандидатура... наливай. Немцы — не финны... масштаб другой... там все прошло, как по маслу... но вечно везти не может. Знаешь, сколько надутых индюков, больших и очень больших стратегов в немалых должностях, мнение которых похерили, мечтают, чтоб что-то пошло не так? Имя им — легион. Как они начнут вопить, ты, Галка, даже не представляешь... давай выпьем за то, чтоб ребята выстояли... если немцы прорвут линию Сталина, вот тогда, точно — песец прибежит с Северного полюса, большой, толстый и пушистый...
— Да что вы говорите такое, Революция Ивановна! У нас какое преимущество в технике!
— Ага, особенно на грузовой транспорт посмотри — меньше в двадцать раз. Ладно... не будем о грустном. Давай спать ложиться. Завтра будет очень трудный день. Кстати, он уже начался. Как быстро летит время...
В коридоре вагона кто-то постучался в дверь соседнего купе и уверенным голосом потребовал предъявить документы. Галина невольно потянулась к грудному карману гимнастерки за удостоверением, а Ольга, прислушавшись к чему-то, метнулась к открытому окну и далеко высунув голову начала крутить ней то влево, то вправо.
— Делай как я, — тихо прорычала она, выбросив в окно чемодан с вещами. Сама выскочила на стол и выбралась ногами вперед из окна. Повиснув на двух руках, она одну отпустила, резко развернулась по ходу движения и, оттолкнувшись, прыгнула в сторону.
* * *
В декабре 1940 года, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчиль получил от руководителя отдела внешней разведки занимающегося Россией, полковника Арчибальда Смита объемное досье касающееся некой Ольги Стрельцовой. Разведка провела большую работу и смогла достаточно полно осветить роль этой особы в принятии различных решений касающихся стратегии и тактики различных родов войск РККА, разработке вооружений и ее вклад в развитие некоторых отраслей промышленности, в том числе в производство антибиотиков.
— Господин Смит, вы уверены, что во всех делах описанных в этом досье замешана эта мифическая Ольга? Вы уверены, что она провидица? Почему не указано чем она занимается в настоящее время?
— Сэр, должен признаться, что большую часть информации содержащейся в данном досье, я получил от сионистских организаций, к которым обратился за помощью. Дело в том, что в настоящее время это единственный путь получить достоверную и полную информацию из Советского Союза. Если они считают нужным, то делятся с нами имеющимися у них данными. Это бывает не часто. На большинство моих вопросов они не отвечают, утверждая, что не располагают нужной информацией. Но в данном случае пошли навстречу. Я уверен, у них есть актуальные сведения об Ольге, но они их сознательно придержали. В своем досье они ее именуют прозвищем — "Провидица". Мне это показалось символичным, и мы ее назвали так же. Многие серьезные люди из их организаций уверены в том, что это не просто прозвище. Она их очень заинтересовала, на этом можно сыграть. Более того, я прямо спросил, может ли британская разведка рассчитывать на их помощь, в случае, если перед нами будет поставлена задача захватить и допросить данную особу.
— И какой был ответ?
— Мы можем надеяться только на получение от них необходимых сведений для проведения акции. В силовой части они участвовать не будут никоем образом. За это они требуют присутствие своего человека на допросе, видимо у них есть к ней свои вопросы, и они хотят услышать то, что нас интересует. Нам придется согласиться на эти условия, сами мы нужной информации не раздобудем.
— Когда вы намечаете совершить эту акцию?
— Мы еще не получили приказ...
— Считайте, что уже получили.
— Как вы знаете, Германия готовится напасть на СССР в конце мая или начале июня. В соответствие принятой стратегической доктрины, непосредственно перед вторжением, в Советский Союз будут засланы множество германских диверсионных групп. Одним из принципов блицкрига является развал тыла страны путем террора, саботажа, убийства руководителей и уничтожения узлов связи. Я предполагаю будущую акцию замаскировать под действие такой диверсионной группы, а Ольга станет одной из случайных жертв нападения.
— Вы же собираетесь ее выкрасть?
— Безусловно. На месте останется труп другой женщины, однако, при всем уважении, сэр, я бы не хотел утомлять вас деталями еще не спланированной и не утвержденной акции. При желании, вы сможете ознакомиться с детальным планом операции после его разработки.
— Хорошо. Единственное безоговорочное условие — никто не должен заподозрить нашу страну в случившемся.
— Слушаюсь, сэр.
— Еще один вопрос, мистер Смит. Вам знакомы выводы наших военных специалистов относительно возможных результатов военного столкновения России и Германии? Они основываются на информации предоставленной вашим отделом.
— Я ознакомлен с этими документами, сэр.
— Каково Ваше личное мнение по этому вопросу? Вы ведь знаете русских намного лучше.
— Я уверен, что действительность будет весьма далека от написанного. Все сравнения с Францией не стоят выеденного яйца хотя бы потому, что и у Франции, и у нас, сэр, отсутствовал стратегический план противодействия вермахту. А у русских он есть. Его можно коротко сформулировать как, — "Не давать двигаться, уничтожая транспорт, перекрывая дороги и защищая города". Несмотря на кажущуюся незамысловатость и, как считают некоторые, тупость предложенной концепции, я вижу в ней потенциал, который способен неприятно удивить руководство вермахта. Они в этом очень похожи на наших военных, сэр.
— Хорошо, если бы так... нам быстрый проигрыш русских ни к чему... доложите результаты по этой Ольге.
К средине мая 1941 года, вся подготовительная работа по операции "Провидица" была завершена. Оставалось ждать подходящего момента.
* * *
Стаффорд Криппс, британский посол в СССР с мая 1940 года, ждал в пятницу 13 июня 1941 года в приемной Сталина, когда у вождя закончится очередное совещание, и он сможет его принять. Ярый сторонник коллективной безопасности в Европе он был послан новым премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчилем в СССР с заданием в кратчайшие сроки нормализовать отношения Советского Союза с Великобританией и склонить СССР к военному союзу с новой Антантой.
К сожалению, на первых порах разговоры с Молотовым и сотрудниками наркомата индел (к Сталину он смог пробиться только через четыре месяца) напоминали диалог слепого с глухим. Как правило, выслушав очередные аргументы, почему Советский Союз должен прыгать от счастья за возможность дружить с таким светочем прогресса как Великобритания, господин Криппс слышал в ответ приземленные сентенции на тему, мол, если Великобритания действительно хочет перевести отношения с СССР в разряд дружественных, то неплохо бы получить тому материальные подтверждения. А именно, СССР заинтересован в приобретении следующих товаров — список прилагается ( во главе списка фигурировали: техдокументация на модернизацию авиамоторов Мерлин фирмы "Роллс-Ройс", особо точные фрезерные станки и много других высокотехнологических мелочей), а также в обмене научно-технической информацией в ряде отраслей: самолетостроение, станкостроение, радиолокация. Лишь после снятия всех запретов и реального прогресса в торговле и научно-техническом сотрудничестве может идти речь о заключении долгосрочных договоров и стратегическом партнерстве между нашими странами.
Напрасно господин Криппс убеждал Молотова и сотрудников наркомата иностранных дел, что заключение такого договора в первую очередь в интересах Советского Союза, которому угрожает военный конфликт с Германией. Что Великобритания островное государство, к которому Германии не добраться, а СССР — вот он, стоит границу переехать. И только военный союз с владычицей морей может спасти СССР от неминуемого разгрома, чем тот должен немедленно воспользоваться, пока Великобритания не передумала и не заключила с Германией мирного договора. Тогда всю территорию СССР накроет огромный северный лис, может не один, а много маленьких, но очень полных.
К сожалению, несмотря на очевидность приведенных доводов, тупые русские и не только русские, но не менее тупые (среди тех с кем общался господин Криппс, были и евреи, и украинцы, и армяне, и мегрелы) отказывались воспринимать благородство великой нации протянувшей им руку помощи. Они, как попугаи, требовали уступок в принятых парламентом Великобритании торговых ограничениях, наложенных на Советский Союз. Господину Криппсу было грубо и предельно нагло заявлено, что без предварительного снятия Великобританией всех ограничений в списке товаров интересующих СССС, ни о каких дальнейших переговорах не может идти речь.
Премьер-министр велел ждать пока для русских не запахнет жаренным, а затем вновь вернуться к разговору о военном договоре. И вот этот момент настал.
— Господин Сталин, премьер-министр Великобритании поручил мне сообщить вам, что согласно данных нашей разведки, Германия планирует 15 июня, утром, начать войну с Советским Союзом.
— Передайте премьер-министру нашу благодарность. К сожалению, наша разведка получила аналогичную информацию от агентов в Германии. Как вы, наверное, знаете, мы еще месяц назад объявили учебную тревогу и начали подготовку к конфликту. На сегодняшний день она полностью завершена и войска готовы дать достойный отпор агрессору. Мы не понимали и до сих пор не понимаем причин будущего конфликта. Со своей стороны мы сделали все возможное, чтоб предотвратить худшее, но наши старания не были замечены руководством Германии.
— В связи с этим премьер-министр поручил мне еще раз обратиться к советскому правительству с предложением заключить долговременный военный союз между нашими странами. После подписания необходимых документов в кратчайшие сроки будут сняты большинство торговых ограничений. Более того, часть военно-технической помощи может быть представлена вашей стране безвозмездно, как военному союзнику.
— Я просил бы вас, господин Криппс, донести до правительства Великобритании простую мысль. Советскому Союзу не нужны друзья на месяц, на год, или на одну военную кампанию. Если Великобритания решила выстраивать дружеские отношения с нашей страной, то это нужно делать шаг за шагом, учитывая просьбы и желания своего будущего партнера. Тот вариант договора, который предлагает ваше правительство не является долговременным, а поэтому, нас не интересует. Более того, даже рассматривая вариант поиска временных союзников на одну военную компанию, мы никогда не согласимся на союз при столь неравных условиях. Как следует из текста договора, ваша страна собирается отсидеться на острове не посылая на континент ни сухопутных войск, ни летчиков, ни артиллерии. Советский Союз должен нести на себе всю тяжесть войны за жалкие подачки, которые ваша страна "безвозмездно" будет нам присылать. Мы предпочитаем иметь свободу действий, чем связывать себя обязательствами войны до победного конца ничего не получая взамен. Насколько я знаю, товарищ Молотов обсуждал с вами основные положения долгосрочного военного союза между нашими странами...
— При всем уважении, господин Сталин, но вы требуете немыслимого! Великобритания никогда не согласится на условия, выдвинутые Советским Союзом! В таком случае, нам проще пойти на союз с Германией!
— Никогда не говорите — "никогда", господин посол. Мы сформулировали наши минимальные требования: — Полный контроль над проливами. Турция и Иран становятся либо нейтральными, либо дружественными странами, разрешая СССР разместить войска на своей территории. Великобритания соглашается на присоединение территории Палестины к Советскому Союзу в качестве новой союзной республики, и не будет возражать против любых изменений границ между СССР, Китаем, Японией и Манчжоу-Го. Это если кратко. Детали можно обсуждать, но только в этом случае Советский Союз готов заключить бессрочный военно-политический союз с Великобританией и защищать ее территорию и территории всех ее колоний от посягательства третьих стран. Мы никого не торопим, но это не означает, что данное предложение не может потерять свою актуальность. Со своей стороны мы можем гарантировать, что на протяжении ближайшего месяца готовы рассмотреть данный вопрос в деталях. Если у вас нет вопросов, то я вас больше не задерживаю.
* * *
15 июня в 00.20 по московскому времени самолет-наблюдатель контролирующий устье Финского залива заметил группу неизвестных судов медленно движущихся поперек устья от финского острова Бенгтшер в направлении мыса Тахкун. С аэродрома возле Талина, по тревоге, была поднята первая эскадрилья штурмовиков Ил-2 входящая в состав 12-го полка береговой авиации Балтийского флота. Полк специализировался на топ-мачтовом бомбометании. Уже в полете их встретила эскадрилья истребителей И-16, которые должны были прикрывать атаку штурмовиков. Сразу взяв курс на запад, они вышли над Рижским заливом. Описав полукруг, самолеты приближались к острову Бенгтшер с запада.
Командир отряда, капитан Рудой, приказал всем штурмовикам выпустить шасси, а истребителям отстать и контролировать западное направление. С выпущенными шасси Ил-2 был весьма схож с немецким бомбардировщиком "Юнкерс-87", что, вместе с курсом полета, должно было помочь усыпить бдительность экипажей. Белые ночи были в самом разгаре, поэтому заметить медленно идущие корабли не составило труда. Три минных заградителя в сопровождении шести тральных и четырех торпедных катеров медленно двигались в направлении мыса Тахкун.
Капитан Рудой, еще год назад, когда отрабатывались приемы топ-мачтового бомбометания по малоразмерным целям с высотой борта порядка двух метров над поверхностью воды, предложил несколько видоизменить стандартную методику. По транспортам и боевым кораблям с высотой борта порядка шести метров и больше, предписывалось совершать бомбометание при строго горизонтальном полете на максимальной скорости 430-450 километров в час, с высоты 25-35 метров, на расстоянии от цели 300-350 метров. Бомба за две-две с половиной секунды свободного падения успевала пролететь горизонтально 250-320 метров, затем рикошетила на высоту до шести метров и врезалась в борт цели. Здесь самое главное — соблюсти строго горизонтальный полет в момент сброса бомбы.
Если для поражения размерных целей такая методика давала хорошие результаты и процент попаданий на полигоне приближался к девяносто процентам, то при атаке подвижной цели с низким бортом он не превышал 25-30 процентов. Чаще всего бомба после рикошета перелетала через тренировочный щит. Да и те три-четыре секунды времени после сброса бомбы до поражения цели, вполне достаточно для маневренного катера, чтоб, изменив курс, избежать столкновения.
Капитан Рудой разработал свою систему поражения малоразмерных объектов. Сбрасывание бомбы производилось с высоты 25-30 метров с расстояния 150-170 метров до цели, но не при горизонтальном полете. В момент сброса бомбы летчик на доли секунды переводил самолет в пологое планирование на цель с углом 5-6 градусов. Бомба за время полета, которое уменьшилось до полутора секунд максимум, снижалась на 15-17 метров за счет угла атаки и 7-10 метров за счет свободного падения. Таким образом, бомба либо сразу поражала цель, либо падала с небольшим недолетом. Рикошет если и получался, то был невысоким, а чаще всего бомба продолжала движение к цели под водой и поражала ее ниже ватерлинии.
Поскольку зенитное вооружение катеров было заведомо слабее, чем у транспортов и боевых кораблей, начальство посчитало риск более позднего сброса бомбы вполне оправданным, и новый метод топ-мачтового бомбометания вошел в боевые уставы штурмовиков прибрежной авиации. Сегодня его эскадрилья должна была продемонстрировать эффективность нового метода в своем первом боевом вылете.
Распределив цели, штурмовики начали разгон и снижение с высоты в две тысячи метров, когда расстояние до цели сократилось до трех километров. Моряки спокойно наблюдали за "германскими" самолетами и приветственно махали руками, пока расстояние не сократилось до километра, а высота самолетов до ста метров над уровнем моря. Но за шесть секунд, которые остались до атаки трудно что-то понять, а тем более сделать, особенно, когда никто не открывает огня, а капитаны не могут разобраться в том, кто и почему решил к ним подлететь на такой малой высоте.
Условия для бомбометания были идеальными. Не меняя курса, цели перемещались с невысокой, равномерной скоростью, зенитный огонь не был открыт. Штурмовики несли на подвеске по четыре стокилограммовых бомбы. В первом заходе из десяти сброшенных бомб, семь поразили свои цели. Был потоплен один торпедный, три тральных катера, и один минный заградитель, в котором от взрыва бомбы детонировали мины. Два минных заградителя были поражены подводными взрывами, но еще держались наплаву. Повторным ударом и они были потоплены. С катерами пришлось повозиться. Бомбовые удары были малоэффективны. Их сперва расстреливали интенсивным пушечным огнем, выводя из строя двигатель, а затем уже добивали бомбовым ударом. В результате боя удалось уйти лишь двум торпедным катерам.
Доложив, что из тринадцати обнаруженных целей потоплено одиннадцать, в том числе три минных заградителя, шесть тральных и два торпедных катера, в составе эскадрильи потерь нет, капитан Рудой дал приказ возвращаться домой. Уже на аэродроме он узнал, что в бою побывала и вторая эскадрилья его полка. Самолет-разведчик обнаружил вторую группу подозрительных кораблей возле финского полуострова Поркалла-Удд, когда они начали выставлять мины в направлении острова Найсаар (Эстонская автономная область). Однако командир второй эскадрильи не додумался применить обманный маневр и выпустить шасси у своих самолетов, поэтому был встречен зенитным огнем. В результате боя были потоплены три минных заградителя и два тральных катера, но эскадрилья потеряла один самолет.
Этой же ночью из военного порта Талина в поход вышли три подводные лодки. Им была поставлена задача, начиная с 15 июня, с пяти утра московского времени атаковать любой сухогруз покидающее воды Ботнического залива. В помощь им были выделены самолеты-разведчики, задача которых — регулярно контролировать акваторию и докладывать об обнаруженных судах находящихся рядом с устьем залива.
15 июня в 2-00 по московскому времени с военных аэродромов Эстонии поднялись в воздух свыше двухсот самолетов прибрежной авиации Балтийского Флота и взяли курс в сторону побережья Финляндии. В составе группы были как штурмовики, так и бомбардировщики с истребителями прикрытия. Им была поставлена задача, разделиться на группы и уничтожить все самолеты, находящиеся на двадцати финских аэродромах.
Война на Балтике началась значительно раньше ее официального провозглашения...
* * *
Галина Колядко, не раздумывая, вышвырнула свой чемодан в окно и нырнула вслед за начальницей. Сделав несколько кувырков, она вскочила на ноги и первым делом прислушалась к себе. Полет прошел практически без неприятных последствий, не считая пару синяков и царапин.
Подобрав чемодан и осмотревшись по сторонам, Галина, кроме приближающейся с пистолетом и чемоданом в руках Революции, с удивлением обнаружила существенные изменения в подвижном составе поезда, в котором они еще недавно были пассажирами. Основной поезд, ставший на треть короче, резво убегал вдаль. За ним, все больше отставая, катились два спальных вагона, один из которых они только что благополучно покинули, а невдалеке был виден хвост из четырех последних вагонов неподвижно стоящих на рельсах.
— Ты чего рот открыла? Пистолет твой где? За мной!
Революция легко взобралась на насыпь, пересекла ее и побежала по полю в перпендикулярном направлении к линии железной дороги. Поезд ушел от Ленинграда не больше чем на сто пятьдесят километров. Небо над головой было достаточно светлым, чтоб различать препятствия под ногами и ориентироваться на местности.
— Куда мы?
— Там шоссе Москва-Ленинград.
— Ну?
— Баранки гну! Головой думай! Как диверсантам отсюда выбираться? На шоссе их должна ждать машина. Ниже согнись, чтоб нас с вагона не засекли.
Галина с досадой подумала, что после того, как начальница растолкует, все становится очевидным. Одно непонятно, когда она успела все это не только сообразить, но и придумать план действий.
Они успели забежать в придорожную посадку, как заскрипели тормоза. Сквозь кусты было видно, как два вагона остановились в километре от них. Были слышны приглушенные расстоянием звуки выстрелов.
— Поднажмем, мало времени осталось.
Осторожно подобравшись к дороге, они пересекли ее стремительным рывком. Проскочив посадку с противоположной стороны дороги, очутились на тропинке вьющейся вдоль поля и придорожных деревьев. Здесь можно было уже не скрываться от чужих глаз. Ольга, заметно ускорившись, понеслась по тропинке в сторону Москвы и остановившихся вагонов. Галина попыталась убедить ее, что по инструкции им нужно никуда не влезая, спрятаться и ждать подмоги, но упрямая начальница посоветовала беречь дыхание и ускорила темп. Стало не до разговоров.
Тентованный грузовик с работающим мотором и выключенными фарами стоял на противоположной обочине дороги в направлении Ленинграда. Окна были открыты. Водитель сидел за рулем, а второй пассажир курил, стоя на обочине возле второй дверки, и всматривался в происходящее на железной дороге.
Они забежали по тропинке так, чтоб оказаться сзади и сбоку. Нужно было снова пересечь дорогу.
— Бежишь по диагонали на правое заднее колесо. На тебе контроль кузова и пассажир, я занимаюсь водителем. Если в кузове есть связист — пассажира валишь, связисту отстреливаешь конечности. Если кузов пустой — стреляешь пассажиру в ногу и правое плечо. Закидываем его в кузов, я за руль. Все делаем в темпе, прятаться некогда. За мной.
Уже на бегу, Ольга увидела, водитель, повернув к напарнику голову, что-то увлеченно рассказывал, энергично жестикулируя.
"Детский сад... впрочем, чего им бояться, до ближайшего населенного пункта километров двадцать".
Выстрелив через окно шоферу в затылок, Ольга, оставив чемодан, рванула вдоль капота к его напарнику, которого Галина уже успела ранить двумя выстрелами и теперь убеждала не делать глупостей. Тот будучи либо в шоке, либо тупым от рождения, пытался что-то достать из кармана левой рукой. Получив от Ольги рукояткой пистолета по затылку, разлегся на земле и в дальнейшем активного участия не принимал.
Схватив трофей за руки и за ноги, две советские девушки с трудом, но забросили немаленькую фигуру в кузов через задний борт и заняли места согласно списку. Галина — в кузов, Ольга, выкинула труп шофера на дорогу, обыскала и заняла его место.
Спрятав обнаруженные документы, она включила передачу и начала разворачивать машину в сторону Москвы. Рассиживаться было некогда. В любой момент могли появиться товарищи пленного с автоматическим оружием в руках. В том, что им не понравится экспроприация транспортного средства, сомнений не было.
— Может лучше в Ленинград, товарищ старший лейтенант?
— Головой работай. Кто-то дернул стоп-кран последних вагонов. Они уже наверняка ждут эту машину на обочине и слышали выстрелы. Могут и очередью встретить. Связать клиента, перевязать и допросить.
* * *
Посол Германии в СССР Фридрих-Вернер фон дер Шуленбург был ночью 15 июня поднят с постели дежурным секретарем посольства. С Берлина пришла срочная телеграмма, в котором ему предписывалось: с 4-30 до 5-00 московского времени встретится с любым официальным представителем наркомата индел СССР и вручить ему официальное извещение. С 15 июня 1941 года, с 3-00 по берлинскому времени (соответственно с 5-00 по московскому), Германия находится в состоянии войны с Советским Союзом.
Молотов на встречу пригласил также послов Финляндии и Швеции. Пока все собрались, время уже хорошо перевалило за пять часов утра по московскому времени и соответственно, три часа по берлинскому. Выходной. Пока всех найдешь, пока с дач доберутся. Флегматично выслушав официальный текст заявления, Молотов проинформировал послов Финляндии и Швеции, что в связи с началом войны Советский Союз требует от этих стран ежедневной, точной информации обо всех торговых судах входящих и выходящих из их портов. А именно: куда движутся и какой груз на борту. Все суда будут досматриваться на предмет военной контрабанды и товаров двойного назначения, уличенные в вышесказанном будут конфискованы, либо пойдут на дно.
Все боевые корабли, подводные лодки и катера финского военного флота предписывалось переместить в Ботнический залив. Любой военный корабль, который появится в Финском заливе, будет немедленно уничтожен после обнаружения, в том числе и в финских портах, и в территориальных водах Финляндии.
Кроме этого послу Финляндии было сообщено, что Советскому Союзу хорошо известно о ста пятидесяти германских самолетах размещенных на финских аэродромах в нарушение договора заключенного между нашими странами. Если подобная практика будет продолжена, то Советскому Союзу придется захватить как аэродромы, так и всю территорию Финляндии, на которой они располагаются.
На возмущенное заявление финского посла, что советские самолеты нанесли бомбовый удар по финским аэродромам, товарищ Молотов заявил, что это грязные инсинуации и потребовал предъявить объективные доказательства, — обломки сбитых советских самолетов, пленных пилотов, либо еще что-нибудь. Тут же предложил создать международную комиссию по расследованию обстоятельств данного инцидента.
Также товарищ Молотов сообщил, что советской разведке стало известно о планах Германии захватить демилитаризованный район Петсамо, который, проявляя добрую волю, Советский Союз вернул Финляндии в прошлом году после окончания войны. С единственным условием. В этой провинции не должно быть никаких войсковых соединений, только полицейские силы. Поэтому, Советский Союз был вынужден этой ночью ввести туда свои войска, чтоб защитить порт, рудники и предприятия от захвата германскими агрессорами. Добыча руды никеля будет продолжена, но отправляться она теперь будет не в Германию, а в СССР. Дальнейшее будущее этого района целиком и полностью зависит от позиции Финляндии в этом конфликте.
Товарищ Молотов отметил, что существуют многочисленные разведданные о тайном соглашении Финляндии и Германии о совместных военных действиях против СССР. К сожалению, это подтверждается и фактическими действиями Финляндии нарушающей мирный договор между нашими странами, подписанный в 1940 году. Правительство Финляндии должно отчетливо понимать, что начало войны с СССР будет концом независимости этой страны. Цитируя бессмертный роман Николая Гоголя "Тарас Бульба", можно сказать, — "Я тебя сынку породил, я тебя и убью".
Послу Швеции было заявлено, что СССР хорошо известно о транзите немецких военных грузов и личного состава германских войск через территорию Швеции в район Петсамо. Впредь подобные действия шведского правительства приведут к тому, что СССР будет вынужден предпринять адекватные меры, а именно: бомбовые удары по железным дорогам и портам Швеции, оккупации севера страны и ее железорудных карьеров. Если Швеции хочет остаться нейтральной стороной в этом конфликте, то ее поведение должно этому соответствовать. В том числе в торговле.
Посол заявил, что подобные действия в отношении независимой и нейтральной Швеции недопустимы и могут привести к тому, что Швеция будет вынуждена объявить войну Советскому Союзу. На это заявление, товарищ Молотов ответил, что объявлять или не объявлять войну является суверенным правом каждого государства, также как и право каждого государства адекватно реагировать на любое действие соседа несовместимое с его статусом якобы нейтральной стороны.
Послу Германии было велено находиться в Москве, а тем временем сотрудники наркомата индел выяснят, где, и как произойдет обмен сотрудников советского посольства в Берлине на сотрудников германского посольства. Фридрих фон Шуленбург выразил свое личное сожаление по поводу столь трагического развития событий, в которое лично он не мог поверить, несмотря на все факты. Он пообещал, что вернувшись в Берлин приложит все силы для скорейшего прекращения этого конфликта.
Товарищ Молотов проинформировал посла Германии по поводу текущей позиции советского правительства. СССР не давал повода и не видит ни одной объективной причины для продолжения этого конфликта. Поэтому, если в течение ближайших двух недель от германского правительства поступит сигнал о перемирии и начале переговоров, Советский Союз положительно ответит на такую инициативу. Вместе с тем, британская дипломатия на протяжении последней недели заметно активизировала свои попытки склонить нашу страну к заключению военного союза с Британией. Обязательным условием выдвинутым британской стороной является участие СССР в войне до полной капитуляции Германии. Пока что британская сторона не смогла заинтересовать Советский Союз этим предложением, но ставки растут и нельзя исключать, что взгляд советского правительства на возможность подписания таково договора может претерпеть существенные изменения. Фридрих фон Шуленбург пообещал, что немедленно передаст все услышанное в Берлин.
* * *
— Ориентир — пять, вправо — три, стекла бинокля.
Базарбек Карамергенов повел винтовкой вправо, увидел цель и не успел его второй номер Степан Триска в уме отсчитать пять секунд после целеуказания, как грянул выстрел, взлетели осколки битой линзы, и бликовавший в лучах восходящего солнца вражеский бинокль исчез.
— Есть.
Пока Степан высматривал следующую цель, Базарбек передернул затвор снайперской винтовки и несколько раз моргнул, плотно прижимая веки, чтоб снять с глаз усталость.
Призвали его, как и Степана весной 1940 года. Но если Степану, родом с Луцкой области Украины, присоединенной в 1939 году, до Бреста было проехать километров двести от силы, то Базарбеку пришлось преодолеть тысячи четыре этих километров в несколько этапов. По результатам первых боевых стрельб взвода, Степан занял первое место, а Базарбек — второе. Обоих от взвода направили на шестимесячные курсы снайперов, где они и подружились, общаясь друг с другом на дикой смеси русского, украинского и казахского языков. Поскольку Базарбека никто кроме Степана не понимал, и только тот мог ему объяснить чего хочет от них очередной преподаватель, то все зачеты и экзамены у них принимали сразу у двоих.
Много с тех пор воды утекло, Базарбек уже давно стал стрелять намного результативней Степана. А выиграл первую стрельбу тогда Степан просто потому, что в отличие от напарника для него это были далеко не первые стрельбы. Впервые он стрелял из боевого оружия еще в 1938 году, когда его призвали на службу в польскую армию. Служил он тогда в Кобрине, в пятидесяти километрах от Бреста, но формировалась их часть в Бресте, так что запомнил он крепость еще с тех пор. Не прошло и полгода после армии, как в 1939 году началась война Польши с Германией. Тогда попал он в Брест по мобилизации на пятый день войны. Там из резервистов формировали боевые подразделения и отправляли на фронт. Как рассказывал потом Степан Базарбеку, опоздай русские части хотя бы на сутки, неизвестно как бы сложилась его судьба.
После того, как советские танки окружили крепость, Степан, вместе со многими другими резервистами, в первую же ночь перебежал к русским и вскоре уже был дома. В третий раз попал он в Брест весной 1940 года, когда его призвали уже в советскую армию. Естественно, к тому времени, он уже хорошо понимал с какой стороны браться за винтовку и как попадать в мишень.
И Степан, и Базарбек должны были демобилизоваться этой весной, после того, как придет новое пополнение. Но пополнение не приходило, и приказа не было. На политинформациях политрук все более откровенно склонял всех к мысли, что германские нацисты могут нарушить мирный договор, заключенный между нашими странами. Что рабочие и крестьяне Германии, одураченные нацистской пропагандой, поверили, что смогут поработить народы Советского Союза и стать на наших землях буржуями и помещиками. И перед советскими бойцами стоит задача показать агрессору, что от Москвы и до британских морей — Красная Армия всех сильней. Командир взвода прямо сказал бойцам, что все подразделения Брестского опорного пункта еще прошлой осенью были полностью укомплектованы личным составом, вооружением и боеприпасами и никаких изменений в составе до окончания учений и отмены учебной тревоги быть не может.
— Война будет. Стрелять будем, — Базарбека после политинформации всегда тянуло на философию.
— Тут меня и положат... — уныло рассуждал Степан. — Недаром доля уже третий раз в этот клятый Брест приводит. Тут мы все и останемся, Базарбек...
— Кто плохо стреляет, тот умрет, кто стрелять умеет, кто прятаться умеет, тот всех убьет, а сам жить останется, — нерушимому спокойствию товарища позавидовали бы и скалы.
— Твои слова да богу в уши, — буркнул Степан. Он небезосновательно относил себя к тем, кто стрелять и прятаться умеет.
Рассвет 15 июня 1941 года они встретили в своем окопчике, аккуратно вырытом и тщательно замаскированном на северо-западном склоне первого, самого южного люнета Тереспольского вала. Кроме снайперской винтовки Мосина, у них на вооружении был карабин для бездымной и малошумной стрельбы на основе револьвера Наган, ППС и несколько гранат на всякий случай. А вдруг придется схлестнуться с врагом на короткой дистанции.
В эту ночь на немецкой стороне границы не утихала напряженная и разнообразная деятельность. На узком промежутке между первым каналом, примыкающим к валам крепости (по нему и проходила граница), и вторым, вырытым на сто метров дальше (вглубь теперь уже германской территории), было относительно спокойно. Изредка по этой своеобразной "косе" прогуливались немецкие пограничники, а несколько стоящих здесь деревянных вышек были заняты всю ночь наблюдателями. Зато за зарослями, покрывающими берега второго канала, всю ночь продолжалось движение и перемещение воинских подразделений. Мелькали неясные тени, доносились характерные звуки. К четырем утра московского времени все утихло и замерло в тревожном ожидании.
Надо сказать, что большинство присоединенных территорий жило по местному времени на один час отстающего от московского (четыре утра московского, соответствовало трем утра местного времени). Но после начала учений и объявления учебной тревоги пришел специальный приказ во все воинские части, дислоцированные западнее старой границы. Согласно приказу с пятнадцатого мая распорядок дня в вышеуказанных воинских частях и часы всего командного состава переводились на московское время. Во избежание недоразумений.
Как только небо посветлело пред рассветом, и отдельные фигуры стали различимы не только в бинокль, ребята выбрали свои первые цели из всего представленного разнообразия. Базарбек навел винтовку на наводчика ближайшего орудия, спрятанного вместе с остальным расчетом и боеприпасами под маскировочной сетью, а Степану понравился пулеметчик уже переправившийся со своим отделением на ближний берег второго канала. До него было порядка ста пятидесяти метров, что не могло не радовать, ведь попасть Степану нужно из карабина с дозвуковой скоростью патрона, дававшего значительное рассеяние на дистанциях свыше двухсот метров.
До пяти утра лежали спокойно, по очереди наблюдая за противником. А затем потекли томительные минуты ожидания. Они не целились. Очень трудно долго держать цель на мушке, не зная, когда придет команда на выстрел, через одну минуту или через двадцать.
Чтоб вовремя среагировать на звук артиллерийских залпов, иметь лишнюю секунду и не дать выбранным целям времени нажать на гашетку, ребята воткнули в землю малые лопатки и прижались ухом к черенку. Как объяснял инструктор в снайперском училище, так можно услышать намного больше и намного раньше, чем вторым ухом в воздухе. Ибо, звук по земле распространяется намного быстрее, чем в воздухе. Как говорил инструктор, скорость звука в земле зависит от того насколько сухая и каменистая почва, но в самом плохом случае, скорость будет раз в пять больше чем в воздухе. Поэтому, весьма желательно, чтоб один из снайперской пары слушал звуки в земле. Это даст такие драгоценные секунды, от которых очень часто зависит сама жизнь.
Вот и сейчас пригодилась эта наука. Услышав гул, исходящий от деревянной ручки, каждый из них успел прицелиться, выбрать холостой ход курка и выстрелить одновременно с пришедшей по воздуху звуковой волной. Дернулась голова наводчика, и он поломанной куклой упал на землю. К пушке бросился унтер-офицер, стоявший рядом с биноклем в руках, но вторая пуля, выпущенная Базарбеком, ударила в спину и бросила его тело рядом с наводчиком. Заряжающего и подающего скосил пулеметный огонь.
Степан азартно взводил курок и выискивал себе цели на ближнем берегу канала. После очередного выстрела, Базарбек легонько толкнул его в плечо и протянул бинокль. Не дело снайпера стрелять всех подряд. Их либо пулеметами покрошат, либо другие стрелки найдут. Комбат четко определил приоритет целей, и не дело снайперам стрелять во все что движется. Для этого есть сотни стрелков на валах.
Дальше они стреляли как обычно. Десять выстрелов, две обоймы и смена состава — наблюдатель берет винтовку, а стрелявший бинокль. За следующие двадцать минут каждый отстрелял свои десять патронов, а приоритетные мишени стало находить все трудней. Все кто выжил, оттянулись метров на восемьсот-девятьсот от канала и начали интенсивно закапываться в землю, а ближе никто не шевелился.
— Степан, скажи нашим — стрелять не надо. Мы позицию менять будем. Ближе нам идти надо. Больно далеко немец сидит. К миномету поползем.
Расчет 50-мм миномета они сняли еще на первой минуте боя. По прямой к той низине и небольшому окопчику, в котором располагался расчет, было около четырехсот метров. Степан был полностью согласен с товарищем. В этот раз немецкий артобстрел был неплотным и эпизодичным. Было очевидно, что все нацеленные на Тереспольский вал батареи попали под внезапный артиллерийский огонь советских войск. Но даже тех немногих 150-мм реактивных мин прилетевших в первую минуту боя было достаточно, чтоб понять уязвимость их позиции расположенной всего в десяти метрах от нижней линии окопов. Как учил их инструктор в снайперской школе — "Снайпер живет и умирает на нейтральной полосе. В расположение своей части приходит, только чтоб отъесться, отоспаться и патронов набрать".
Время они выбрали удачно. Противник был полностью занят наведением порядка, восстановлением связи и управления своими частями. Если и наблюдал кто за валами крепости, то все внимание уделял вершине. Под прикрытием переносных пологов ребята спустились к самому каналу. Там надули камеру, заранее захваченную для этой цели, натянули над ней кусок сетки, сложили одежду, оружие, переплыли сперва ближний, а затем и дальний каналы. Надутую камеру оставили в кустах на берегу второго канала, а сами оделись и поползли дальше, к намеченной ранее позиции.
Не успели они обустроиться на новом месте, как из Тересполя выехали танки, немецкая пехота дружно поднялась в атаку, а на Тереспольские валы обрушились сотни мин и снарядов. До поднявшегося в атаку противника было не больше шестисот метров, и времени оборудовать вспомогательные позиции не было.
Радовало одно, с принципами снайперской работы немецкие офицеры не были ознакомлены даже поверхностно. Немецкая армия создавалась и совершенствовалась, как армия атакующего типа, избегающая позиционного противостояния. Массового присутствия снайперов в войсках не было, ибо в стратегии блицкрига и тактических приемах германской армии не предусматривалось использование специально подготовленных стрелков.
Была превосходная берлинская школа снайперов, но это была штучная продукция. Ее выпускники направлялись в разведовательно-диверсионные отряды, где они могли использоваться для ликвидации старших командиров, снятия часовых и других задач, поставленных командиром такого отряда.
Но в данный момент они отсутствовали в рядах наступающих и никто не обращал внимание на то, что странным образом страдали от неприцельного огня русских пулеметов, огрызающихся из ослепленных близкими разрывами амбразур, в основном офицеры и унтер-офицеры, выделяющиеся на фоне рядовых, как своей формой, так и вооружением. Рев моторов, лязг гусениц, огонь собственных пушек, пулеметов и минометов полностью глушили все остальные звуки, в том числе и редкие выстрелы раздающиеся где-то на нейтральной полосе, а бьющие в глаза лучи солнца, встающего из-за горизонта, практически исключали даже случайное обнаружение снайперской позиции.
Но хорошее не бывает долгим и вскоре, когда расстояние до атакующего противника сократилось до трехсот метров, друзьям пришлось не спеша, но поспешая, отступать в прибрежные заросли. Загрузив свое плавсредство оружием и переносными пологами, под которыми они передвигались, снайпера перебрались на противоположную сторону дальнего канала и спрятались в густых зарослях.
Еще несколько дней назад немцы прорубили в них через каждые пятьдесят метров четырехметровые проходы с каждой стороны канала. Так, чтоб передовым частям и спрятаться было где, и наступать. Поэтому существовала небольшая вероятность, что прямо на спешно оборудованную позицию в зарослях неприятель не полезет.
Немцы уже показались на противоположном берегу. Пользуясь тем, что в результате артиллерийской подготовки и огня из танковых орудий, оказались временно подавленными практически все огневые средства батальона на южном участке Тереспольского вала, они спешно начали переправляться через канал, пытаясь атакой сходу ворваться в окопы защитников.
* * *
Первым в этот день 15 июня 1941 г. в 5.30 (7.30 по московскому времени) с речью к нации выступил канцлер Германии Адольф Гитлер. В своей речи он долго рассказывал о всемирном заговоре еврейских плутократов и жидо-большевиков. О том, с каким тяжелым сердцем он подписывал мирный договор с Москвой в надежде разбить этот фронт не дающий жить немецкой нации.
Но Москва ответила черной неблагодарностью на благородный порыв немецких национал-социалистов. Аннексировала прибалтийские страны. Обидела маленькую Румынию, заставив ту отказаться от Бессарабии. Оттяпала кусок Польши, нагло воспользовавшись победой германских войск. Принудила Финляндию подписать позорный мирный договор. Концентрирует войска в западных районах Советского Союза. Постоянно ведет переговоры с Великобританией, торгуясь с ней о цене за вероломный удар в спину великой Германии.
Не имея больше сил терпеть все эти издевательства, имея неопровержимые доказательства вероломного союза русских с англичанами, зная точную дату начала русского наступления, Германия вынуждена была предпринять адекватные меры и разбить русскую группировку, готовящуюся к нападению.
Сегодня он, как канцлер и верховный главнокомандующий, отдал приказ о нанесении превентивного удара по жидо-большевикам. Очень скоро доблестные германские войска разобьют русские варварские орды, и долгожданный мир воцарится в любимой Германии.
* * *
15 июня, в 9-00, к советскому народу обратился товарищ Сталин. Его речь была очень краткой:
— Дорогие соотечественники, граждане Советсткого Союза, дорогие братья и сестры! Сегодня, в 5 часов утра, Германия, без объявления войны, не разорвав договор о дружбе и сотрудничестве между нашими странами, не высказав ни одной претензии к нашей стране, начала военные действия против Советского Союза. Немецкие самолеты сотнями пересекли границу нашей страны. Они пытались бомбить наши города, военные части и аэродромы. Немецкие войска перешли границу и вторглись на территорию СССР.
Я хочу твердо заявить всему советскому народу. Мы не давали никаких поводов к началу войны, эта война нам не нужна. Я уверен, что наша доблестная Красная Армия, могучими ударами, в скором времени изгонит врага за пределы наших границ.
Враг будет разбит, победа будет за нами.
* * *
15 июня, в 17-00, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчиль, по радио обратился к соотечественникам. В своем выступлении он, в частности, сказал:
... В 5 часов этим утром Гитлер напал на Россию. Договор о ненападении между двумя странами был торжественно подписан и не был расторгнут. Германия не высказала ни единой претензии по поводу его выполнения. Под покровом его ложной безопасности, немецкие войска выставили невероятную мощь на линии от Белого до Черного морей, их военно-воздушные силы и бронетанковые дивизии медленно и методично заняли позиции.
Затем внезапно, без объявления войны, без предъявления ультиматума, немецкие бомбы упали с неба на русские города, немецкие войска перешли русские границы, и часом позже посол Германии заявил русскому министру иностранных дел, что Россия и Германия находятся в состоянии войны.
... Все это не стало для меня сюрпризом. На самом деле, я четко и ясно предупреждал Сталина о предстоящих событиях. Я предостерегал его, как до этого предостерегал других. Остается только надеяться, что мои сигналы не были оставлены без внимания.
Все, что я знаю на текущий момент — русский народ защищает родную землю и его лидеры призвали к сопротивлению до последнего.
Гитлер — это злобный монстр, ненасытный в своей жажде крови и грабежа. ... Как ни бедны русские крестьяне, рабочие и солдаты, он должен украсть их хлеб насущный. Он должен разорить их пашни. Он должен отнять у них нефть.
... Нацистский режим неотличим от худших черт коммунизма. Он лишен каких-либо принципов и основ кроме ненавистного аппетита к расовому доминированию. Он изощрен во всех формах человеческой злобы, в эффективной жестокости и свирепой агрессии. За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем.
... Но сейчас я должен заявить о решении правительства Его Величества, и я уверен, что с этим решением согласятся в свое время великие доминионы, ибо мы должны высказаться сразу же, без единого дня задержки.
... Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. ... Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, на море, в воздухе, пока с Божьей помощью не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига.
... Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем.
... Мы предложили правительству Советской России любую техническую или экономическую помощь, которую мы в состоянии оказать и которая будет ему полезной...
... Нападение на Россию — не более, чем прелюдия к попытке завоевания Британских островов. Без сомнения, он надеется завершить все это до наступления зимы...
Поэтому опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам...
Так давайте выучим уроки, которые нам уже преподал жестокий опыт. Удвоим наши старания и ударим с объединенной силой, пока есть силы и возможности.
* * *
Вечером, 15 июня, состоялось заседание Ставки Верховного Главнокомандования. Обстановку на фронтах докладывал начальник Генштаба РККА Шапошников Б.М.
— Товарищи, разрешите мне сперва озвучить общие выводы, а затем перейти к деталям.
— Слушаем вас, Борис Михайлович.
— В целом все развивается согласно результатам неоднократно проводимых нами штабных игр и даже лучше. Надо отдать должное товарищу Артузову. Его организация предоставила очень точную информацию о направлении основных ударов противника и сил, сосредоточенных в данном направлении. Самые тяжелые бои в этот первый день наблюдались на северном и центральном участках фронтов. Для меня лично явилось полной неожиданностью, что устоял Брестский укрепрайон. По всем сценариям, которые мы разыгрывали, к концу дня выживала только Жабинка. Согласно докладу генерала Тодорского, ожесточенные бои продолжались в течение всего дня. Противник не смог овладеть ни одним из населенных пунктов входящих в систему Брестского укрепрайона, однако генералом принято решение ночью оставить Чернавчицы. В результате интенсивного артиллерийского огня противника, продолжавшегося в течение всего дня, все укрепления и линии окопов практически разрушены до основания. Дальнейшее удержание данной позиции лишено смысла и приведет к неоправданным потерям личного состава.
— Какие у них потери?
— Всего, около двух с половиной тысяч убитыми и ранеными. Потери противника оценивает — не меньше десяти тысяч убитыми и ранеными. Кроме этого удержание Брестского укрепрайона позволило нашей штурмовой авиации нанести результативные удары по скоплениям моторизированных частей 2-й танковой армии противника возле понтонных переправ и дефиле дорог как южнее, так и севернее Бреста. Но Гудариан рвется на оперативный простор. Передовые части его механизированных дивизий уже появились в окрестностях опорного пункта Видомля и пытаются нащупать обходные пути в надежде выйти на шоссе Видомля-Пружаны-Слоним. Не менее ожесточенные бои велись на северном фланге группы войск "Центр" в направлении удара 3-й танковой армии и в районе сосредоточения механизированных дивизий группы войск "Север". Упорные бои велись за овладение опорными пунктами Гродно, Друскининскай, Мяркине, Алитус. Понеся существенные потери при попытке взять вышеуказанные населенные пункты с ходу, лобовой атакой, противник пытается подавить артиллерию опорных пунктов и прокладывает для своих частей обходные пути, пытаясь выдержать график движения. Пользуясь тем, что за столь короткое время плотно заблокировать вышеуказанные города невозможно, наши войска наносят неожиданные фланговые удары, заставляя противника переходить к позиционному противостоянию. И здесь хочу отметить хорошую работу авиации. Товарищ Смушкевич расскажет нам подробно. Аналогично складывается ситуация и на юге. Серьезные бои выдержали войска гарнизонов Владимир-Волынский и Рава-Русская. И здесь противник пытается найти обходные пути, натыкаясь на заминированные проселочные дороги и засады отрядов легкой пехоты. На крайнем севере, без поддержки авиации уничтоженной на финских аэродромах, попытки немецких егерей, которых поддерживали и финские подразделения, овладеть рудниками и портом Петсамо, закончились безрезультатно. Но бои были очень ожесточенными. Если коротко подвести итоги первого дня, то наши войска выполнили поставленную задачу. Механизированным частям противника не удалось оседлать магистрали и вырваться вперед. Им приходиться искать обходные пути проселочными дорогами, которые германским Генштабом запланированы для передвижения пехотных частей. Кроме того, все проселочные дороги заминированы. Одни части пытаются разминировать полотно дороги, другие принимают решение двигаться по полям. Все это вносит неразбериху в немецкий орднунг, планы приходится менять на ходу, а это не самая сильная черта вермахта. Еще раз хочу подчеркнуть. Все опорные пункты и укрепрайоны первой полосы выдержали натиск врага и находятся в наших руках. Это главный итог первого дня войны на суше. Эпизодичные уличные бои возникавшие при настойчивых попытках противника овладеть опорным пунктом показали, что сухопутные части вермахта теряются в хаотической, быстроменяющейся обстановке городского боя небольшими группами на короткой дистанции. Что еще можно добавить... объявлена мобилизация, которую нужно провести в крайне сжатые сроки. Уже сформированные части из призванных на переподготовку призывников, добровольцев из числа заключенных, выразивших желание смыть свою вину кровью, перебрасываются к линии Сталина. Это что касается дел на суше. Об итогах противостояния в воздухе нам доложит командующий ВВС РККА.
— Слушаем вас, товарищ Смушкевич.
— Товарищи, я бы тоже хотел сперва подвести общий итог первого дня. Мы сумели дать достойный отпор люфтваффе, полностью сорвать их планы, нанести им огромные потери. Нашими соколами сбито 843 вражеских самолета. Я называю цифры подтвержденные фотосъемкой и пехотными частями. Атаки немецких бомбардировщиков на наши позиции шли несколькими волнами. В 4:45-4:50 по московскому времени РЛС обнаружили пять групп самолетов приближающихся к нашей границе. Каждая группа состояла из 27-30 бомбардировщиков. Сразу же были подняты в воздух истребители с ближайших аэродромов. После пересечения границы нарушители были атакованы, не сумев проникнуть в глубину нашей территории больше чем на 50 километров. Первая волна была нами уничтожена практически полностью. Из 138 германских самолетов первой волны подтверждено уничтожение 117 машин. Не успели наши пилоты вернуться на свои аэродромы, как в 5-20, все 20 РЛС, расположенных около западной границы, зафиксировали множество групп германских самолетов идущих в сторону нашу сторону. Суммарно в штабы дивизий были переданы данные об атаке более 1250 самолетов. Мы подняли им навстречу, с аэродромов передового базирования, около 930 машин. Надо отметить, что если первая волна летела без истребительного сопровождения, то во второй волне было не меньше двухсот пятидесяти истребителей. Нам удалось полностью отбить вторую атаку, уничтожив при этом 634 самолета. Но и сами понесли тяжелые потери. Если при отражении первой волны мы потеряли 43 истребителя, то после отражении второй атаки не вернулись на аэродромы 542 машины. После этой атаки картина боя кардинально изменилась. Поняв, что имеют дело с обороной опирающейся на многочисленные РЛС, немецкие самолеты стали летать низко, небольшими группами, исключительно в сопровождении истребителей. Основная информация в штабы дивизий стала поступать от наземных постов ВНОС и отрядов легкой пехоты, с которыми штабы дивизий наладили тесное взаимодействие. Как и раньше, противник рвался к нашим аэродромам, складам ГСМ и боеприпасов. Немцы стали беречь свои бомбардировщики. Едва заметив наши самолеты, те сбрасывали бомбы и улетали. Истребители противника навязывали бой, не давая нашим ребятам преследовать убегающие самолеты. Из 92-х машин противника, сбитых нами до конца дня в этих стычках и в воздушных боях при сопровождении наших штурмовиков, подавляющее большинство — истребители. Заплатили мы за них дорогой ценой... в этих боях потеряно 287 самолетов. Резкое снижение интенсивности вражеских налетов позволило нам подтянуть резервы на передовые аэродромы и выделить истребители для сопровождения рвущихся в бой бомбардировщиков и штурмовиков. Скученные колоны противника возле многочисленных понтонных переправ и на дорогах, ведущих к ним, представляли собой лакомую, хотя и непростую цель прикрытую многочисленными зенитными батареями. Здесь основная нагрузка легла на самые защищенные самолеты штурмовой авиации Ил-2. Они боролись с зенитным прикрытием и первыми наносили удары. Редкие машины возвращались обратно без дыр в крыльях и фюзеляже. У многих таких отметок насчитывалось десятками. Практически все вылеты сопровождались воздушными боями наших истребителей сопровождения с истребителями противника. Кроме вышеперечисленных потерь, было сбито 218 штурмовиков и бомбардировщиков, в основном, в результате зенитного огня противника. По данным авиаразведки, в результате бомбардировки ПТАБами, фугасными бомбами и пушечного огня штурмовой авиации по колоннам, суммарные потери противника в танках, бронетранспортерах и грузовиках превышают три тысячи единиц. В данный момент штабы дивизий обрабатывают информацию самолетов-разведчиков и данные, поступившие от подразделений легкой пехоты, координируют с ними совместные действия по целеуказаниям ночным штурмовикам и бомбардировщикам. Ночью немцам вряд ли удастся выспаться. Во всяком случае, наши ВВС сделают для этого все возможное.
— Какие у вас потери?
— За сегодняшний день, наши общие потери составили 873 истребителя, 107 штурмовиков Ил2 и 111 бомбардировщиков.
— Товарищ Смушкевич, почему навстречу 1250 самолетам противника вылетело всего 930 наших истребителей? Почему вы не послали 1500 или 1800 машин, имея их в наличии в непосредственной близости от границы?
— Товарищ Сталин, мы оперировали тем количеством площадок, которые были в зоне близкой к направлениям полета немецких групп, согласно данным полученным с РЛС. Нет смысла поднимать истребители с отдаленных аэродромов, если они не успеют к началу воздушного боя.
— Плохо оперировали, очень плохо. Зная точное время нападения можно было держать часть истребителей в воздухе, а на земле до заправлять машины прибывшие с дальних аэродромов. Тогда бы наши летчики не оказались в меньшинстве при отражении второй волны. И потери были бы меньше, и результат... вы нам рассказываете, что немцы берегут бомбардировщики, те сразу разворачиваются и удирают. Так неужели нельзя часть истребителей маневром отправить в тыл, а часть навстречу? Пока одна группа связывает боем истребители, вторая неожиданно атакует удирающие бомбардировщики. Складывается впечатление, что не только вы, но и все ваши командиры дивизионных штабов не имеют понятия об элементарных тактических приемах. Кроме этого, мы не услышали ни слова о том, что самолеты-разведчики ищут вражеские аэродромы, что по ним наносятся удары. Это хорошо, что вы наносите удары по скоплению войск противника, уничтожаете его транспорт и бронетехнику. В этом и состоит основная задача ВВС помимо разведки. Но вы должны понимать, на данный момент есть задачи не менее важные. Вы должны уничтожать самолеты противника, его аэродромы, склады ГСМ и боеприпасов. Только после того, как вы завоюете полное превосходство в воздухе, вы можете со спокойным сердцем искать скопления войск и наносить по ним удары. Зная, что нашим аэродромам, войскам, городам ничего не угрожает. Даже не знаю, как оценить вашу работу. Результат не плохой. Беда в том, что особой вашей заслуги в этом нет и он мог бы быть значительно лучше. Плохо, товарищ Смушкевич. Если вы и ваши подчиненные дальше будете совершать такие глупые ошибки, так бездарно разбазаривать реальные шансы нанести противнику урон в воздушной войне, партии и правительству придется делать выводы. Садитесь. Товарищ Берия, что нового по вашему ведомству?
— Пока есть возможность, продолжаем эвакуацию населения из присоединенных территорий. Развернута интенсивная борьба с диверсионными группами противника. Абвер, после того как множество диверсантов были обезврежены в 150 километровой приграничной зоне, где уже семь дней действует особый режим перемещения войск, гражданских лиц и грузов, стал забрасывать диверсионные группы намного глубже, на 300-400 километров от границы.
— Надеюсь, у вас тоже есть такие группы, товарищ Берия и они не сидят без дела.
— Есть, товарищ Сталин. Этой ночью, вместе с ночными бомбардировщиками, летящими бомбить цели на территории бывшей Польши, отправятся транспортные самолеты, которые доставят несколько десятков спецгрупп НКВД к заранее выбранным пунктам. В состав каждой группы входят несколько жителей данной местности, завербованные нами из числа польских военнопленных. Задача групп — диверсии на железных дорогах, организация партизанских отрядов. Легендой для местных жителей будет, что все происходит под эгидой Великобритании и за ее деньги. Поляки любят Великобританию и верят, что та их освободит.
— Хорошо, садитесь товарищ Берия. Товарищ Артузов, как называлась ваша операция, которую вы начали готовить еще три года назад? "Харон", если я не ошибаюсь?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Есть мнение, что пора ему отплывать.
— Вас понял. Завтра начнем.
— Товарищ Молотов, что на вашем фронте?
— Видимо завтра нам объявит войну Италия...
— Этого следовало ожидать. Что еще?
— За ней последует Румыния. Посол ноту протеста принес в связи с бомбардировками румынских аэродромов. Мы в ответной ноте потребовали незамедлительного выдворения с территории Румынии всех немецких войск, военной техники, в том числе и самолетов. Либо правительство Румынии должно нам гарантировать, что ни один самолет не взлетит, и ни один немецкий солдат не переступит границу Румынии и Советского Союза. Венгрия и Словакия пока раздумывают и стараются выяснить, как развивается обстановка на фронтах. Швеция прислала ноту протеста, отказавшись выполнять наши требования. В ноте заявлено, что досмотр торговых судов в ее территориальных водах может привести к военному конфликту между нашими странами. Финляндии, на ее ноту мы ответили, те в раздумьях и наблюдают, как развивается ситуация на фронте. Делают вид, что собирают доказательства разбойного нападения нашей авиации на их мирные аэродромы. Великобритания, САСШ, Канада, Австралия и Новая Зеландия официально заявили, что считают Германию агрессором в этом конфликте, и согласны с вашим заявлением, товарищ Сталин, что СССР не давал никаких поводов к началу войны. Посол Великобритании встретился со мной ближе к вечеру, но еще до речи своего патрона. Вновь шла речь о союзном договоре в войне против Германии до победного конца. Риторика поменялась. Наши требования поменяли статус с "немыслимых" сразу до "чрезмерных". Посол заявил, что его правительство готово пойти очень далеко, но просил выдвинуть, как он выразился, реалистичные требования. Снова шел разговор о снятие всех ограничений, бесплатной помощи и внезапной любви к СССР со стороны великих демократий.
— Передайте послу, что Советский Союз не ветреная девушка, меняющая свои намерения по семь раз на дню. Других предложений нет, и не будет. Сформулированный пакет является минимальным и очень возможно, что в скором будущем к выдвинутым требованиям добавятся дополнительные. Обстановка меняется очень быстро. Товарищи, в целом, этот первый день войны сложился для нас удачно. Но не стоит преувеличивать этот успех. По сообщениям нашей разведки было известно, что Абвер, то ли сознательно, то ли по недомыслию, весьма невысоко оценивает боеготовность наших частей и подготовку приграничных районов к ведению боевых действий. Но командование вермахта умеет учиться. Это мы наблюдали во всех конфликтах последних лет. Борис Михайлович, передайте от имени партии и правительства нашу благодарность и низкий поклон всем командирам опорных пунктов. Передайте им, что от их мастерства, мужества и стойкости зависит судьба страны. Передайте, что правительство ждет от командиров наградных листов. Бойцы должны знать — страна знает своих героев. Товарищ Смушкевич, сегодня руководством ВВС были допущены ошибки и весьма грубые. В результате бороться с люфтваффе вам станет сложнее. Завтра у них появятся приборы определяющие месторасположение РЛС и вы должны своевременно принять меры, которые позволят ВВС сохранить глаза. Надеюсь, вы, и ваши командиры сделаете должные выводы, и сегодняшний разговор об ошибках будет последним.
— Товарищ Сталин, командиры ВВС и я лично, приложим все силы, чтоб оправдать доверие партии и правительства!
— Тогда закончим это совещание и за работу, товарищи. Товарищ Артузов, вас я попрошу остаться.
Все вышли. Вождь долго набивал трубку, размышляя о чем-то.
— Вы просили о личной встрече, товарищ Артузов, слушаю вас.
— У меня плохие новости...
— Говорите, у меня нет меча под рукой, можете не опасаться.
— Ферми выделили финансирование на создание лаборатории и дальнейшее изучение трансурановых элементов.
— Это было ожидаемо с момента его приезда в САСШ и вашей неудачи в похищении Ферми по дороге туда.
— Его и его жену слишком плотно опекали многочисленные друзья его тестя...
— Мы это все обсуждали больше года назад. Вы не хуже меня знаете, что первые результаты по проекту "Толстушка" мы ожидаем в 1943 году. После этого невиданный интерес к урану во всем мире гарантирован. Пусть Ферми работает. Говорите вашу самую плохую новость.
— Ольга ушла в подполье, если можно так выразиться. Сбежала. Сегодня ночью, она, с ее порученцем Галиной Колядко, возвращались в Москву из Ленинграда. На два спальных вагона этого поезда было совершено нападение диверсантов. Им удалось бежать через окно, захватить грузовик и языка. Они добрались в ближайшее отделение НКВД, где доложили о нападении и связались со мной. Деталей известных ей к тому времени, Ольга по телефону не сообщила. Я был уверен, это одна из диверсий спецподразделений Абвера. Оказалось, пленный им сообщил по дороге, что в кузове везли труп молодой светловолосой девушки в форме, в звании старшего лейтенанта НКВД. Выводы очевидны. К сожалению, всего этого я не знал. За Ольгой был выслан самолет. Двухместный У-2. Другой там бы не сел. Колядко добиралась в Москву на поезде. С аэродрома, машина должна была доставить Ольгу в управление, но она попросила отвезти ее домой, и забрать через два часа. Через два часа шофер доложил мне по телефону, что на звонки в квартире никто не отвечает. Прибыв на место со специалистом, проникнув в помещение, я нашел два послания. Вам и мне.
Мое, это обычное заявление на предоставление трехмесячного отпуска в связи с работой без выходных и отпусков в течение пяти лет. Внизу приписка, — "Не ищите меня, Артур Христианович. Бог даст, увидимся через три месяца. Надеюсь, вы найдете тех, кто сливал информацию обо мне". Для вас записка и запечатанный конверт. Записка так и лежала, согнута пополам. Я в нее не заглядывал.
— Тогда загляните сейчас. Вам как любителю загадок будет интересно.
На верхней половине листа была крупно написана цифра "70!!!" с тремя восклицательными знаками. На нижней половине листа стояли три фамилии:
1. Рокоссовский
2. Берия
3. Устинов
???
Внизу стояли три вопросительных знака.
Бросив взгляд на листок, Артузов на секунду задумался, потом растерянно посмотрел на вождя:
— Это не самая сложная загадка, но я не могу поверить... неужели она вам предсказала, что в 70...
— Это не то, что вы подумали. Это не предсказание... это ее требование принять закон, по которому возможность занимать высшие посты в партии и правительстве ограничивается возрастом до семидесяти лет. А я должен показать пример исполнения этого закона... теперь она еще решила перспективных кандидатов на мое место подсказать... — вождь что-то экспрессивно сказал по-грузински. Артузов решил не уточнять.
— Товарищ Артузов, какие шаги вы предприняли к задержанию Ольги?
— Стандартные, товарищ Сталин. Заявка в НКВД на розыск и задержание старшего лейтенанта НКВД Светлову Революцию Ивановну, с пометками "Срочно", "Особо опасный преступник", "Брать только живым", "после задержания немедленно доставить в Москву". Но... поймать Ольгу... мизерный шанс появится, когда мы поймем ее намерения.
— Так думайте, товарищ Артузов!
— Собственно поэтому и просил о личной встречи. Я подозреваю, что в конверте изложены мысли, которые она не хотела высказывать до войны и до своего исчезновения. Скорее всего, они будут еще менее корректны, чем записка. Возможно, там мы найдем подсказку. Для меня ясно одно, она очень невысоко оценивает свои шансы вернуться... впрочем, это было очевидно уже из самого факта побега...
— На войну собралась паршивка! Давайте дадим винтовку товарищу Сталину, товарищу Артузову и пойдем немцев стрелять! Как можно быть такой безответственной!
— Не знаю... за эти годы она всегда была одним из самых ответственных сотрудников, кроме того, Ольга максималистка... если задание, то самое трудное, поощрение — самое желанное, наказание — самое жестокое... не пойдет она, товарищ Сталин, простым снайпером или пилотом. У нее не женский, крайне рациональный ум. Сто тысяч первый снайпер, три тысячи второй пилот, даже если он лучший, уникальный, стратегически ситуацию не изменит. Для такого бегства должна быть очень веская причина. Она ведь крутилась в самых верхах, на многое могла повлиять... один этот ее фокус со слухами про отставку Смушкевича чего стоит. У меня сложилось впечатление, что он ничего не знает...
— Правильное у вас впечатление. Я его прямо спросил перед заседанием. Ничего не знает. Никто не сказал... а ведь он воевал со многими... крыло, так сказать, к крылу. Надо менять, хоть и не время... так что она задумала, товарищ Артузов?
— Задумала... что-то, товарищ Сталин, с ее точки зрения, крайне важное для страны... но разрешения на это она получить не надеется... поэтому решила сделать все сама. Товарищ Сталин, прочитайте, что она вам написала. Назовите мне только темы, которые она затронула. Детали мне не важны, и лучше мне их не знать...
Вождь открыл конверт и углубился в чтение. Прочитав некий смысловой блок, он его коротко резюмировал. Артузов молча слушал.
— Пользуясь военным положением рекомендует ликвидировать республиканские органы управления в ВКП(б). Цитирует Мехлиса заявившего, что его национальность — коммунист и требует брать с него пример...
— Рекомендует включить в состав РФССР — Одесскую область, районы прилегающие к морю Николаевской и Запорожской областей, а также Донецкую и Луганскую области целиком. Для концентрации управления портами и морским флотом в одних руках и создания сухопутного коридора в Крым в пределах одной республики...
— Немедленный переход к НЭП после окончания войны... частные предприятия работают только на конечного потребителя за наличный расчет... закупать у государства могут только сырье... тут еще очень много...
— Вот, есть кусок текста посвященный войне... здесь снова сентенции о психическом нездоровье Гитлера... он, дескать, одержим идеей поставить Германию вровень с Великобританией, надеется на братство двух великих арийских народов, где каждый будет править своим куском земного шара. Британия своими колониями, а Германия своими, которые она завоюет, уничтожив СССР и угрозу коммунизма для Европы. Поэтому Ольга не верит, что даже сильные отрезвляющие удары РККА способны подвигнуть Гитлера на переговоры...
Начальник внешней разведки, смотревший в никуда, вдруг взглянул на вождя. В его глазах азарт понимания смешался с растерянностью:
— Говорите, товарищ Артузов.
— Мне страшно это даже произнести... скорее всего, она задумала убить Гитлера...
— Это невозможно.
— Именно потому, что это невозможно... на меньшее она не согласна...
— Вы уверенны, что правильно поняли ее намерения?
— На 99%, товарищ Сталин. Все сходится. Амбициозная и значимая, с ее точки зрения, задача, исключительно важная для страны. Невозможность решить вопрос легально. Низкие, скажем прямо, нулевые шансы остаться в живых.
— Вы думаете, у нее есть хоть малейший шанс? А если она попадется? Вы представляете себе последствия?
— Проще всего считать, что я ошибся и об этом не думать. Если ей удастся ускользнуть за границу... мы ничего не сможем сделать... даже если передадим ее данные в гестапо. Нам не поверят, а случись что... не отмоемся...
— Лучше вам найти ее, товарищ Артузов. Надеюсь, вы не забыли, что отвечаете за эту девчонку головой?
— Готов ответить по всей строгости революционного закона!
— Ответите... но лучше найдите. Вы можете идти.
Зазвонил телефон. Секретарь вождя, товарищ Поскребышев сообщил, что товарищ Берия интересовался, не ушел ли товарищ Артузов и просил ненадолго присоединиться к их беседе.
— Товарища Артузова ви задержали?
— Да, ждет в приемной.
— Скажите, пусть заходит. Позвоните товарищу Берия, что мы его ждем.
Через несколько минут в кабинет в кабинет вошел нарком внутренних дел. Видно было, что он с трудом сдерживает охватившие его эмоции.
— Слушаем вас, товарищ Берия.
— Товарищ Сталин, ну нельзя же так! Если вы задумали с товарищем Артузовым какую-то секретную операцию, в которой задействованы мои люди, по крайней мере, поставьте меня в известность. Мне не нужны подробности, но когда мне докладывают, что все сделано в лучшем виде, товарищ Степанова из внешней разведки, — стекла его очков угрожающе блеснули в направлении Артузова, — успешно отправлена в тыл врага для продолжения выполнения своего задания, что я должен отвечать, если я ни сном, ни духом об этом деле!
— Успокойтесь, товарищ Берия. Расскажите все подробно, слово в слово. Ми вас внимательно слушаем.
Под внимательными взглядами двух пар глаз, напряженно смотревших на него, Лаврентий Павлович почувствовал себя неуютно. То, что его версия случившегося оказалась неправильной, это ему стало уже понятно. Альтернативных версий было масса, но ни одной положительной... поэтому он постарался быть предельно точен:
— После совещания, я вернулся в свой кабинет в 00.25. Секретарь принес мне список звонивших ко мне с пометками — "Очень срочно", "Срочно", "Не срочно". В таком же порядке начал меня соединять со звонившими. С наркомом внутренних дел Белоруссии, товарищем Цанава, я начал разговор в 00.50. Его звонок был единственным из несрочных. Он мне сообщил, что сотруднице внешней разведки старшему лейтенанту НКВД Степановой Татьяне Ивановне, прибывшей со специальным мандатом, выданным вами, товарищ Сталин, оказана вся необходимая помощь. В 23-00 по московскому времени, а значит, два часа и пять минут тому назад, она вылетела вместе с одной из спецгрупп НКВД. Точка прибытия в пятидесяти километрах юго-восточнее Данцига. Командиру приказано выполнять все ее приказы после приземления. Ее документы и мандаты ней же были запечатаны в конверт, опечатаны в ее присутствии и будут доставлены в Москву спецпочтой. Ее форма со знаками различия будет отправлена посылкой. Пакет и посылка отправлены на адрес наркомата внутренних дел. Получатель — комиссар госбезопасности первого ранга, товарищ Артузов. Я сообщил товарищу Цанава, что мне ничего неизвестно касательно Степановой, и я выясню у вас, товарищ Сталин.
— Есть возможность связаться с самолетом?
— Такая возможность есть, но группа уже может быть не в самолете...
— Свяжитесь с группой.
— Я уточню, когда будет ближайший сеанс связи. Что передать?
— Ликвидировать Степанову.
— Разрешите выполнять?
— Идите, товарищ Берия.
После того как нарком вышел, Сталин тяжело взглянул на Артузова:
— Товарищ Артузов, объясните откуда у нее документы на имя Степанова. Ви что, не изъяли их в свое время?
— Все документы и мандаты, выданные на имя Степанова Татьяна Ивановна, мной лично были изъяты и уничтожены.
— Так как вы это объясните?
— Придет пакет, все станет ясно. Вариантов очень много. От поддельных документов до самого простого. Ольга тычет в лицо свои теперешние документы, а устно громко заявляет, — "старший лейтенант НКВД Степанова".
— И что у нас такие сотрудники в НКВД, что никто не проверит?
— Товарищ Цанава ее знает лично. И знает очень хорошо, как Степанову. Он с ней в 38-м двое суток вредителей на чистую воду выводил. Зачем ему ее документы проверять, если три года назад он внимательнейшим образом изучил и документы, и ваш мандат, товарищ Сталин? Ольга в своем репертуаре. Нагло, напористо, на грани фола, при этом математически точно и очень артистично.
— Как ее на самолет в Минск пустили?
— Товарищ Сталин, у нее мандат спецкурьера Ставки Верховного Главнокомандования. Кто ее может не пустить? Не удивлюсь если она еще с утра, после прилета навела справки, кто и когда летит в Минск, вплоть до того, что задержала самолет, а через час-полтора уже снова была на аэродроме. До моей заявки на розыск она уже давно была в воздухе, а может уже и села в Минске. Уверен, что и на рейс в Минск она зарегистрировалась как Степанова...
— Что ж... после боя кулаками не машут... подождем что нам скажет товарищ Берия...
Артузов молча мотнул головой, как бы соглашаясь.
Нарком появился через тридцать минут:
— Товарищ Сталин, группа успешно приземлилась в заданном районе. Радист передал короткое пятибуквенное сообщение, подтверждающее успешное прибытие и отключил рацию. Так положено по инструкции. Все попытки внеплановой связи с группой закончились безрезультатно. Двухсторонний сеанс связи состоится завтра вечером, в 20-00, когда радист отойдет на 10-15 километров в сторону от временного лагеря.
— Товарищ Сталин, разрешите?
— Слушаем вас, товарищ Артузов.
— Товарищ Берия, завтра, связавшись с группой, первым делом нужно выяснить находится ли Степанова в составе группы, если нет, планировала ли она возвращаться. Выяснить с кем и куда ушла. Передать приказ — в случае возвращения, задержать до сеанса связи с Центром. Все задачи стоящие перед группой отменяются. Они сидят тихо, как мыши и ждут дальнейших указаний. Товарищу Цанаве нужно срочно подготовить детальный, буквально поминутный отчет пребывания Степановой в Минске и приехать с ним в Москву. Маленькая личная просьба. Я подал заявку на розыск Светловой Революции Ивановны. Снимите ее, пожалуйста, с пометкой — "в связи с задержанием преступницы". У меня все.
— Товарищ Артузов высказал дельные мысли. Думаю, их нужно взять за основу. Товарищ Берия, о результатах связи с группой, доложить немедленно. Встретимся завтра, в 20-00.
* * *
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|