Демон из его грез (Ночи Лихолесья)

Тиамат

НОЧИ ЛИХОЛЕСЬЯ

Демон из его грез

Его руки привязаны над головой к спинке кровати, он лежит на спине, полностью обнаженный, как в день своего появления на свет, колени раскинуты в стороны, под бедра подсунута подушка. "Так ты выглядишь лучше всего, эльф. Твое место — в моей постели, это все, на что ты пригоден", — господин говорит грубо, презрительно, и он чувствует, как щеки горят от стыда и унижения. И от возбуждения тоже. Его возбуждает собственная нагота, собственная бесстыдная поза, взгляд господина, полный откровенного желания, касания его длинных пальцев, его широкой ладони. Человек наваливается на него, вдавливая его своим телом в матрас, стискивая коленями его бедра, не давая ему пошевелиться. Он запрокидывает эльфу голову, жадно впивается в губы и не отпускает до тех пор, пока эльф не начинает задыхаться. Кажется, что его руки повсюду, они без устали ласкают беспомощное, распростертое тело — нагло, властно, уверенно. Сейчас человек действительно его господин, в его воле причинять боль и дарить наслаждение.

"Не смей закрывать глаза. Смотри на меня, мой сладкий. Я хочу видеть, как тебе это нравится!"

Запястья эльфа так туго стянуты тонкими кожаными ремешками, что они впиваются в нежную кожу при каждом рывке. Но он не может заставить себя лежать неподвижно, он дергается и рвется в путах, извивается, кусая губы. И стонет, стонет беспрерывно. Пальцы человека пробегают по его напряженной плоти, по тому, что ниже, проникают между ягодиц, и каждое касание обжигает, как огонь. Другая рука поднимается по животу к груди, начинает небрежно пощипывать сосок, и эльф со стоном выгибается дугой, откидывая голову и закатывая глаза. И в тот момент, когда ладонь господина обхватывает его член, горячий язык пробегает по груди эльфа, оставляя влажный след. Все тело эльфа сводит болезненная сладкая судорога. Он больше не может стонать, потому что горло перехватило, он больше не может издать ни звука, и только частые короткие вздохи вырываются из его полуоткрытого рта. А человеку все мало, и вот он крепче стискивает мужское достоинство эльфа, напоминая, кто хозяин его наслаждения.

Эльф чувствует, как большой и твердый член касается его ягодиц. Бессознательно он подается вперед, стремясь впустить его в себя, чтобы хоть как-то притушить огонь, разгорающийся в его чреслах. Но человек дразнит его, мучает по-прежнему, то упираясь членом в тесное отверстие между ног эльфа, то снова отодвигаясь. А руки его все так же неутомимо поглаживают нежную кожу, всюду, где он может дотянуться, дыхание обжигает грудь эльфа, и вдруг он прихватывает зубами его сосок, ласкает его языком, играет с ним губами, как с бусинкой, и эльф почти теряет сознание от острого, страстного желания.

"Скажи, что ты хочешь меня. Попроси меня, эльф!" — приказывает человек.

Эльф стискивает зубы, но тут пальцы проникают внутрь него, задевая точку сладострастного удовольствия, скрытую в его теле, и он вскрикивает. Еще и еще, в такт движениям пальцев, в такт тому, как человек прикусывает его сосок, один, другой, беспорядочно целует его, присасывается губами к чувствительной коже пониже уха, так что по всему телу эльфа распространяются волны дрожи. Вожделение становится мучительным, нестерпимым, оно туманит разум, жжет кожу, воспламеняет кровь, сводит мускулы. Он больше не может сдерживаться и в исступлении умоляет хриплым задыхающимся голосом: "Пожалуйста, господин... пожалуйста... Я сделаю все, что ты скажешь, только не мучай меня больше!" "Скажи, чего ты хочешь, эльф". "Тебя! Я хочу тебя! Возьми меня, мой господин, трахни меня, о Эру, я не могу больше терпеть, пожалуйста, умоляю, проклятье, Норт, ты меня убиваешь!" И тогда Норт ложится на него и одновременно с поцелуем в губы загоняет ему свой член на всю длину, и Гилморн кончает почти сразу, так велико его возбуждение. Но человек не собирается останавливаться, и сладкая пытка продолжается до тех пор, пока эльф, не помня себя от наслаждения, снова содрогается в оргазме, когда семя смертного выплескивается в глубине его тела...

Гилморн очнулся с криком и несколько секунд смотрел в темноту расширенными глазами, не понимая, где он и что с ним. Окончательно придя в себя, он глубоко вздохнул и попытался расслабиться, но ему это плохо удалось. Тело все еще было сведено сладострастной судорогой, будто бы Норт касался его наяву.

Этот сон снился ему с тех пор, как он вернулся в Лихолесье. Каждый раз, когда эльф отдавался грезам или дремоте, Норт являлся ему в ярких видениях и мучил снова и снова, заставляя сознаться в своем грехопадении. Все было как раньше, как тогда, в Мордоре, Норт не раз и не два развлекался так со своим пленником, но лишь во сне Гилморн его просил. Лишь во сне он, наконец, выговорил это, позволил себе умолять, унижаться, признать свое поражение. Во сне он желал Норта, желал страстно, так, будто это произошло с первой же минуты, когда он его увидел, или с первого же грубого и жестокого акта насилия, которое Норт над ним совершил.

Это все потому, что разговор их остался незаконченным. Потому что Гилморн так и не узнал, мог ли он изменить правила игры. И никогда уже не узнает. И как же долго этот демон будет владеть его грезами? Гилморн искал и не находил ответа.

* * *

"Это не он. Это просто не может быть он!"

Гилморн, наложив стрелу на тетиву лука, наблюдал из-за деревьев за караваном купцов из Эсгарота. В самом караване не было ничего необычного, в это время года купцы регулярно прибывали с товарами в Мирквуд, и Гилморн видел их немало, с тех пор как вернулся из Имладриса и стал одним из стражей границы. Но раньше никто из людей не привлекал его внимания даже на секунду.

Человек, снимавший вьюки с лошади, не чувствовал, как спину ему сверлит пристальный, неотрывный взгляд голубых глаз.

"Это не может быть он. Здесь, за сотни лиг от Мордора?"

Да, он был высок и широк в плечах — как многие эсгаротцы. Почему Гилморну так легко было представить на этих плечах черную кольчугу, черный камзол с серебром? Да, волосы у человека были черные и прямые, но они едва закрывали шею, а не спускались до лопаток. "Их можно остричь, чтобы остаться неузнанным", — подсказал ему голос собственного здравого смысла. "Подожди, пока он повернется, и ты сможешь взглянуть ему в лицо". Но ведь если бы это был он, Гилморн должен был узнать его сразу, на любом расстоянии, даже со спины!

Когда человек повернулся, эльф чуть было не вздохнул облегченно, он был не похож, он был загорелым, растрепанным и носил бороду, ничего от демона с бледным, гладко выбритым лицом и длинными прямыми волосами, струящимися на плечи или забранными на затылке в конский хвост... Но уже через секунду Гилморн понял, что его память играет с ним злую шутку. Лица людей на взгляд эльфа менялись изо дня в день, время писало на них свою нескончаемую повесть, черты лица искажались освещением, настроением, усталостью, и через несколько лет эльф с трудом узнавал старого знакомца. Борода, загар, другая прическа — все это так искажало внешность, что Гилморн был уже ни в чем не уверен. Два года, всего два года. Разве мог он так измениться?

"Тебе просто мерещится. Как, во имя Эру, он мог бы здесь оказаться? Глаза тебя обманывают, видя сходство там, где его нет! Ты просто никак не можешь перестать думать о нем..."

Человек продолжал снимать вьюки и складывать их на траву.

"Я должен взглянуть ему в глаза".

Сунув стрелу обратно в колчан, Гилморн взял лук в правую руку, вышел из-за деревьев и шагнул на поляну. Ему казалось, что от черноволосого смертного его отделяют лиги, а не сотня шагов. Сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Гилморн только надеялся, что его волнение никак не отражается внешне, потому что совладать с ним он не мог.

Когда он приблизился, человек невыносимо медленно выпрямился и посмотрел Гилморну в лицо. Глаза его были зелены и прозрачны, как изумруд. Глаза Норта Морадана. И глумливая полуулыбка, искривившая линию губ, тоже принадлежала Норту.

Сердце эльфа сделало два удара и ухнуло куда-то вниз из груди. Он на мгновение прикрыл глаза ресницами, но этого мгновения хватило, чтобы он вновь обрел самообладание. Теперь сомнений не было, и напряжение его исчезло. Теперь он должен был бросить вызов гостю из прошлого. Демону из своих грез.

Нужные слова пришли на ум сразу.

— Ты помощник главы каравана? — спросил Гилморн холодно.

— Да, мастер эльф.

Этот голос с насмешливыми нотками... Эльф едва не вздрогнул, услышав его.

— Вы можете расположиться здесь на ночь. В той стороне — источник с питьевой водой. А в той стороне, — он кивнул головой и посмотрел человеку в глаза, — наши часовые. Никто из вас не должен приближаться к ним ночью, только если будет какое-то важное дело.

— Я понял, мастер эльф.

И они разошлись, не обменявшись больше ни словом.

* * *

В ночной тишине Гилморн слышал шум крови в своих жилах, стук своего сердца, легкий шелест шелка, когда он чуть-чуть менял положение. Потом к этим звукам присоединился еще один. Кто-то осторожно пробирался через лес, очень тихо для человека, но не бесшумно, как эльф. Услышав его, Гилморн весь подобрался, но не обернулся на звук. Прислонившись к дереву, он смотрел в противоположную сторону, ничего не видя перед собой, весь превратившись в слух.

Когда человек встал вплотную к нему и прикоснулся пальцами к его плечу, Гилморн, молниеносно развернувшись, прижал к его шее лезвие ножа, который сжимал в руке.

— Я гляжу, ты меня ждал.

Норт улыбался, не пытаясь отстраниться или перехватить его руку. Он совсем не выглядел обескураженным.

— Что тебе здесь нужно? — спросил Гилморн ледяным тоном, сильнее прижимая лезвие к коже смертного.

— Так-то встречают гостей в Мирквуде? — сказал Норт глумливо, будто это он держал клинок у горла эльфа, а не наоборот.

— Так встречают врагов, — отрезал Гилморн, чуть шевельнув запястьем, и смертный был вынужден откинуть голову, когда давление острого лезвия на его кожу усилилось. — Ты не гость, ты шпион. Одно мое слово — и ты будешь предан смерти.

— Почему же ты не показал на меня пальцем прямо там с криком: "Держите вора!"?

— Я не был уверен.

— Ну да, как же я забыл, — Норт подмигнул. — Тебе, наверное, непривычно видеть меня одетым.

Едва не зашипев от ярости, Гилморн провел лезвием по его шее, так что показалась кровь. Норт даже не дрогнул, продолжая смотреть на эльфа с улыбкой.

— Немедленно отвечай, зачем ты сюда явился, или я тебя прикончу, да простит меня Намо Судия!

— Тебе об этом должно быть известно больше, чем кому-либо другому. Ты мне кое-что задолжал, мой сладкий.

— Неужели ты думаешь, что сможешь от меня чего-то добиться? — эльф коротко рассмеялся. — Служба у Врага ослабила твой разум!

— Видишь ли, наш разговор с тобой был так неудачно прерван, и с тех пор меня не оставляет надежда его продолжить.

— Нам не о чем говорить.

— Я и не собираюсь с тобой разговаривать.

— Тогда чего ты хочешь?

— Не так много, как ты боишься. Всего лишь поцелуй. Один поцелуй, данный по доброй воле. Я все-таки хочу узнать, как ты целуешься, Гил.

Ярость уже вовсю кипела в эльфе. Наглость смертного просто потрясала. После того, что он сделал... кто он был или до сих пор есть... Как смеет он вот так приходить и требовать от него чего-то, будто это принадлежит ему по праву? Сейчас Гилморн держал на лезвии ножа его жизнь, и все равно смертный стоял и усмехался ему в лицо! Эльф был готов на что угодно, только бы стереть с его губ эту глумливую ухмылку, это самодовольное высокомерное выражение, но он был уверен, что даже смерть не сможет этого сделать.

— Сейчас не я у тебя в плену, а ты у меня, — быстро сказал Гилморн, бессознательно облизывая губы. Он хотел потянуть время. — Ты не можешь просить и уж тем более требовать.

— Я не требую, красавчик, — улыбаясь, Норт подался вперед, прямо на лезвие ножа, так что эльф отшатнулся, слегка отводя руку. — Ты сам этого хочешь, разве нет? Всегда хотел, но не решался. Целоваться с врагом — какой позор для эльфа! А теперь я даю тебе шанс. Используй же его, мой сладкий! — человек склонил голову, приближая свои губы к лицу эльфа.

Гилморну захотелось его ударить, причинить ему боль, въехать изо всех сил кулаком в зубы, так чтобы из рассеченной губы закапала кровь. В этот момент он его ненавидел — за то что Норт прочел его тайные мысли и желания, в которых он неохотно сознавался даже самому себе. Как он может быть таким самоуверенным? Ведь это же Норт желал его так страстно, что трахал часами, не в силах насытить свое желание! А теперь он стоит, насмешливый и невозмутимый, перед своей бывшей жертвой, и ухмыляется — как будто он хозяин положения! Он должен просить, умолять, требовать — но не смотреть так снисходительно, как будто именно Гилморн сгорает от нетерпеливого желания, и в воле Норта удовлетворить его или отвергнуть!

"Я заставлю тебя потерять голову, Норт Морадан! Ты будешь стонать от страсти, а не я!"

Он вспомнил, что шептал ему Дэл в минуты близости: "Один твой поцелуй сводит с ума, он может растопить лед, оживить холодный мрамор. Взмах твоих ресниц как удар тысячи стрел в сердце, изгиб твоих губ как неодолимо манящие берега Валинора..."

Пусть Норт узнает, как много он потерял. Пусть это он дрожит от вожделения, пусть мучается по ночам жаркими грезами и мечтами, пусть его преследует запах тела, вкус губ, прикосновение пальцев, воспоминание о соитии плоти с плотью... "Я выполню твое желание и тем самым отомщу тебе!"

Гилморн отвел руку с ножом, поднял лицо и сомкнул свои губы с губами Норта. Он вложил в поцелуй все свое умение, весь свой опыт, весь пыл своей мстительной ненависти — и своего давнего затаенного желания. Он был нежен и тверд, уступчив и требователен одновременно, когда ласкал полуоткрытый рот смертного своим горячим ртом, и смертный подчинялся ему, позволял ему вести, властвовать... Это было восхитительное ощущение, и Гилморн сам не заметил, как привалился всем телом к Норту и крепче прижался к его губам, и когда язык эльфа проник тому за зубы и коснулся неба, Норт сделал то, чего никогда не делал раньше — он закрыл глаза.

Наверное, это было несколько поцелуев, слившихся в один, потому что им приходилось отрываться друг от друга, чтобы вздохнуть, но Гилморн не мог бы этого сказать точно. Когда он опомнился, он был притиснут спиной к стволу дерева, и Норт склонял к нему свое лицо, и его полуоткрытый рот был в полной власти Гилморна. Человек прижался к нему, упираясь в дерево локтем над головой эльфа и коленом, как будто едва мог держаться на ногах, и глаза его были по-прежнему закрыты. И эльф знал, что снова желает этого человека, как будто не было никаких двух лет, как будто только вчера хлопнула дверь, и Морадан ушел в битву, бывшую отвлекающим маневром спасителей Гилморна... Он не видел иного выхода, кроме как покориться своему желанию и отдаться Норту, чтобы смертный снова делал с ним все, чего желает его темная душа и извращенное воображение.

Вот сейчас в его зеленых глазах вспыхнет вожделение, как искра в сухом хворосте, превращая его в яростного, обезумевшего от похоти зверя... Гилморн почувствовал сладкое томление, представив, как Норт налетит на него, как ураган, сдерет одежду и овладеет им прямо на земле. Откинув голову и едва превозмогая слабость в коленях, он с замиранием сердца ожидал первых страстных ласк и поцелуев смертного.

Норт отстранился от него, усмехаясь, и сказал:

— Вижу, ты многому научился с нашей последней встречи. Рад за тебя, Гил. А теперь позволь мне распрощаться с тобой и вернуться в лагерь.

— Что? — удивленно вымолвил Гилморн.

— Поцелуя вполне достаточно, мой сладкий. О большем я не просил, — человек насмешливо взглянул на него, а тон его был таким, будто он разговаривал с неразумным ребенком. — Спокойной ночи! — Норт легко прикоснулся губами к виску Гилморна, развернулся и направился прочь.

Эльф смотрел ему вслед непонимающими глазами. Поступок смертного не укладывался у него в голове. Норт отказывается от него? Бросает его здесь одного? Он его поцеловал, с желанием и страстью, сам, добровольно, а смертный им пренебрег?

Гилморн издал вопль разочарования и ярости:

— Нет, ты не уйдешь!

Нож, выскользнувший в траву из пальцев эльфа где-то посередине поцелуя, вдруг сам собой оказался в его руке и полетел вслед Норту. Гилморн действовал импульсивно, но прицел его был, как всегда, точен. Лезвие просвистело мимо уха Норта и вонзилось глубоко в ствол дерева, которое тот готовился обогнуть.

Норт остановился и медленно повернулся... в тот же момент Гилморн налетел на него, и они оба покатились по траве.

— Ох, черт! — только и сказал человек, когда гибкое тело припечатало его к земле.

Сопротивляться Норт не пытался, спокойно позволив Гилморну завладеть ситуацией. Эльф оседлал его бедра и прижался к нему всем своим дрожащим от возбуждения телом. Пальцы его сами вцепились в ворот рубашки человека, разрывая его. Царапина, пламенеющая на шее смертного, которую он сам же и нанес, притягивала его, как магнитом. Гилморн сладострастно припал к ней губами и языком, целуя и слизывая кровь, чувствуя, как вожделение в нем разгорается еще сильнее.

— Я знаю, что ты хочешь меня, — прошептал он на ухо смертному, щекоча его своим дыханием и прикосновением губ, и бесстыдно потерся бедрами о его бедра, так что их напряженные члены соприкоснулись сквозь ткань штанов.

— Да уж, у кого бы не встало на красивого эльфа? — усмехнулся Норт, и голос его был совершенно спокойным и ровным, будто в эту минуту никакой красивый эльф не гладил его плечи, не целовал в шею, не стискивал его бедра коленями.

— Черт тебя побери, Норт, ты собираешься принимать в этом хоть какое-то участие? — с досадой сказал Гилморн, поднимая голову и глядя на смертного. — Я что, тебя упрашивать должен?

Норт ответил ему насмешливым взглядом.

— Было бы неплохо, — сказал он, не скрывая сарказма.

— Не дождешься, — произнес сквозь зубы Гилморн. — Это ты меня будешь просить!

Он рванул на Норте рубашку, так что пуговицы отлетели в траву, и принялся целовать и покусывать белую незагорелую кожу его груди, спускаясь все ниже по дорожке жестких черных волосков, которая исчезала за поясом штанов. С каждым прикосновением губ и языка эльфа дыхание смертного на секунду замирало, и член его набухал еще больше. Однако даже это не заставило Норта отвечать на его ласки. Тогда Гилморн расстегнул на нем штаны, высвободил его мужское орудие, полностью готовое к любовному поединку, и целиком взял его в рот. Теперь он мог себе признаться, что ему всегда нравилось чувствовать языком и губами нежную бархатистую кожицу на твердой напряженной плоти, слышать вздохи удовольствия, издаваемые человеком, ощущать, как нарастает его возбуждение, и властвовать над ним хотя бы в это недолгое время, которое отделяло его от оргазма. Сейчас он мог бы ласкать Норта и дальше, довести его до конца, заставить его выплеснуть свое семя ему в рот... это было бы приятно, сладко и возбуждающе, но оставило бы его самого неудовлетворенным. Он страстно желал сейчас другого — чтобы это внушительное орудие вошло в его тело, в жаждущее отверстие между его сведенных желанием ягодиц.

— Да ты, никак, собираешься меня изнасиловать? — насмешливо сказал Норт.

Пальцы его вплелись эльфу в волосы, человек отстранил его от себя, грубо выворачивая ему голову, так что эльф вскрикнул от боли. Норт поднялся и застегнул штаны.

Гилморн готов был зарыдать от разочарования и досады. С ненавистью глядя на человека, он принялся ругаться самыми грязными словами, которым Норт его в свое время и научил.

Когда его словарный запас иссяк, эльф замолчал, тяжело дыша и сжимая кулаки. Ноздри его раздувались, губы подрагивали, и захлестывающее его разочарование было просто болезненным.

— Ну, ты кончил? — сказал Норт, выслушав его, и похабно ухмыльнулся.

— Зачем ты надо мной издеваешься? — несчастным голосом сказал Гилморн, глядя на него снизу вверх. — Чего ты от меня хочешь?

— Чего ты хочешь, мой сладкий, я бы так поставил вопрос.

— Ты прекрасно знаешь и сам, — пробормотал эльф, отводя глаза. Ниже пояса у него все просто сводило от желания, и возбуждение явно не собиралось идти на убыль.

— А я хочу услышать это от тебя, — с удовольствием произнес Норт и подошел поближе, заложив большие пальцы за ремень. — Давай, скажи это, Гил. Попроси меня.

Гилморн быстро облизал губы. Он никак не мог решиться... Было унизительно сознаваться в своем вожделении этому демону, безжалостно его мучающему.

— А если я не стану просить, ты что, вот так просто уйдешь? — с возмущением воскликнул он.

— И уйду, — весело подтвердил Норт.

— И для этого ты сюда приперся из Мордора, рискуя жизнью? Чтобы играть тут со мной в свои дурацкие игры? — Гилморн вскочил на ноги и подошел к Норту вплотную, глядя на него с яростью.

— Никаких игр, все взаправду, блондинчик, — с легкой хрипотцой в голосе выговорил тот, прежде чем припасть жадным поцелуем к губам эльфа.

Гилморн почувствовал, что тает и млеет от прикосновения этого горячего рта. Он прижался к Норту, забросил руки ему на шею и пылко ответил на поцелуй. И когда Норт оторвался от него, губы эльфа будто бы сами произнесли жарким шепотом:

— Пожалуйста, Норт. Я хочу тебя, я хочу быть твоим в эту ночь.

* * *

Он получил все, что хотел. Норт налетел на него, как ураган, содрал с него одежду и овладел им прямо на земле, покрывая его тело страстными ласками и поцелуями. Эльф только и мог, что извиваться под ним и, постанывая, кусать пальцы, чтобы удержаться от громких криков. В эту ночь было все, чего ему так не хватало два года — дикая, животная страсть, бешеный напор, вожделение, непристойная, грубая, низменная похоть. Норт его практически изнасиловал, хотя эльф и не думал сопротивляться. Оба они кончили почти сразу, поскольку уже были возбуждены до предела своим словесным поединком пополам с любовными ласками.

Норт воспользовался передышкой, чтобы раздеться самому, чего он не успел сделать раньше. Перекатившись на спину, Гилморн следил жадными глазами за тем, как из-под одежды появляется сильное мускулистое тело: широкие плечи, выпуклая грудь, живот с четкими квадратами мышц, мощные бедра... Этот смертный мог целый день таскать на плечах доспех, в руках тяжелый щит и меч-бастард, а потом чуть ли не до утра валять эльфа по кровати без всяких признаков усталости. Как любой эльф, Гилморн был сильнее среднего человека, но против Норта у него не было никаких шансов. Тот мог бы одним движением руки свернуть ему шею. К удивлению своему, Гилморн понял, что эта мысль его возбуждает. Не прошло и секунды, как член его был напряжен еще сильнее, чем прежде, хотя он мог бы поклясться, что это невозможно. Сила и звериная грация Норта, волчий огонек в его зеленых глазах снова заводили эльфа, как прежде — до дрожи, до боли, до стона, до лихорадочного огненного безумия. Расставив колени, эльф сжал ладонью твердую плоть, поднимающуюся между его ног, как будто это могло уменьшить его возбуждение.

— Будь ты проклят, Норт Морадан, я так тебя хочу, что схожу с ума, — хрипло сказал он и посмотрел на Норта так бесстыдно и призывно, как только мог. — Я хочу, чтобы ты меня оттрахал до потери сознания, как в старые времена.

Норт присвистнул.

— Да ты и впрямь многому научился, — сказал он удивительно мягко, без обычного ехидства в голосе, наклонился и поцеловал эльфа в полуоткрытые губы. Его щетина привносила в поцелуй странные, непривычные для Гилморна ощущения. Он еще никогда не целовался с кем-то, носящим бороду.

— После меня у тебя были любовники, красавчик?

— Были, — лаконично ответил Гилморн, следя, как смертный пошарил среди своей одежды и достал оттуда какой-то флакончик. Масло, ароматическое масло. Ну конечно...

— Ты что, заранее знал, что так будет? — спросил эльф, лаская себя в такт движениям ладони человека, смазывающего маслом свой член.

Норт положил ему руки на бедра, подтащил его ближе к себе.

— Я все о тебе знаю, мой сладенький эльфенок. Даже то, чего ты сам о себе не знаешь, — Норт провел губами по колену эльфа, не отрывая взгляда от его лица, на котором ясно читалось откровенное желание. — Я был уверен, что ты не устоишь. Гил, ты, наверное, единственный эльф в Средиземье, который любит трахаться, — сказал он, прежде чем его твердый, горячий член вошел в плоть эльфа.

Гилморн застонал и обхватил его талию ногами, притягивая его ближе, заставляя проникать еще глубже. Медленно, размеренно Норт начал двигаться, опираясь на руки, и при каждом толчке эльф подавался ему навстречу, стремясь продлить контакт.

— Сильнее... еще... — задыхаясь, прошептал он.

— Ласкай себя, мой сладкий... да, вот так... Я хочу видеть, как ты меня хочешь.

— Ну трахай же меня, черт тебя подери... Норт... Я этого не вынесу... — стонал Гилморн, все быстрее двигая рукой вверх-вниз, изгибаясь всем телом, чтобы впустить Норта в себя еще дальше.

Но человек продолжал сладкую медленную пытку. Придерживая эльфа за бедра, он вставлял ему свой член на всю длину, а потом почти целиком его вытаскивал. Широко открыв невидящие глаза, Гилморн перекатывал голову из сторону в сторону, закусив губу. Дрожа всем телом, он пытался прижаться к Норту еще ближе и бессвязно шептал:

— Сделай это, Норт... пожалуйста... давай, ну... я хочу тебя...

Норт зарычал и засадил ему сильнее, резче, не в силах больше сдерживать свое желание. Теперь он начал трахать Гилморна яростно, неистово, как раньше, как всегда, как эльф больше всего любил. Гилморн зажал рот рукой, заглушая свои крики. Еще несколько движений жаркой плоти внутри него, и судорога оргазма скрутила тело эльфа. Он выгнулся дугой под Нортом, сжав его изо всех сил коленями, чувствуя, как обжигающая влага разбрызгивается по животу, и тут человек тоже кончил, и семя его горячей струей вылилось в эльфа.

Норт навалился на него и прижался головой к его груди. Его расслабленный член выскользнул из Гилморна. Эльф обнял человека и рассмеялся счастливым, довольным смехом.

— Мне кажется, я могу заниматься этим сутками, — шепнул он Норту, нежно проводя ладонями по его спине.

— Сутки не обещаю, но ночь еще не кончилась, — отозвался человек.

Перед рассветом они, наконец, смогли оторваться от наслаждения друг другом, и легли рядом. Гилморн прижался к Норту и, приподнявшись на локте, заглянул тому в лицо:

— Не могу поверить, что смертные способны на такие безумства из-за страсти. Неужели ради меня ты проделал такой путь и рисковал жизнью? А если бы тебя кто-нибудь узнал?

Норт пожал плечами.

— Можно подумать, в Мордоре я не рискую жизнью. Мой сладкий, на свете осталось так мало для меня интересного, что новые впечатления я ценю на вес золота. А ради такого сюрприза, — он прервался для поцелуя, — стоило проделать путь хоть впятеро более долгий.

— Мне стыдно это признавать, — Гилморн вздохнул, — но ты оказался во всем прав.

— А ты храбрый маленький эльф, — сказал человек даже с каким-то удивлением. — Я не думал, что ты когда-нибудь переступишь через свою эльфийскую гордость. Не у всякого хватает мужества принимать себя таким, каков он есть.

— Ну, положим, спасибо я тебе говорить не собираюсь...

Норт засмеялся.

— Эльф с чувством юмора? Редкое зрелище.

— Просто ты видел эльфов при таких обстоятельствах, когда чувство юмора любому отказывает, — ядовито отметил Гилморн.

Ну вот, как он ни старался забыть, кто такой Норт, вспомнить все равно пришлось. Враг, слуга Врага свободных народов Средиземья... и при этом, черт побери, лучший любовник, которого только мог желать Гилморн. Один из лучших. Будь у Дэла хоть немножко этой страсти... Будь Норт на другой стороне...

И снова ему в голову пришел вопрос, который все эти два года его мучил.

— Я могу спросить тебя, Норт? Только если ты обещаешь ответить честно.

— Валяй, мой сладкий. Зачем мне тебе врать?

— Ты бы выполнил свое обещание? Отпустил бы эльфов, если бы я провел с тобой месяц?

Норт вдруг весело, искренне рассмеялся.

— Ты, никак, по ночам не спал, думая над этим? Неужели тебе не приходило в голову, что я отпустил бы и десять, и сотню твоих плаксивых сородичей, только бы ты остался со мной еще на месяц, на год... навсегда. Да я с ума от тебя сходил, красавчик.

Гилморн почувствовал, как краска заливает его щеки. Слушать это было приятно, и хоть ему было стыдно своего тщеславия, он ничего не мог с собой поделать.

— Ты, наверное, очень разозлился, когда я... когда увидел, что меня нет, — пробормотал он.

— Я бы не назвал это "разозлился". Я бы сказал, что я был вне себя от бешенства. Если бы я вас догнал, то приказал бы перебить всех, кроме тебя.

Гилморн вздрогнул. В это он легко мог поверить.

— Но больше всего меня злило то, что я сам был во всем виноват. Ведь потайную дверь вашим показал тот заморыш, которого я отпустил, верно?

Помедлив, эльф молча кивнул.

— А эти два ублюдка, которых я приставил тебя охранять... — вспышка ярости исказила его лицо. Норт замолчал, стараясь справиться с собой.

— Значит, ты знаешь?.. — тихо спросил Гилморн.

— Было нетрудно догадаться, почему они валяются там с расстегнутыми штанами, и повсюду разбросана твоя одежда. Я же не дурак и не слепой. Жаль только, что им посчастливилось легко умереть. Я бы... — прервавшись на полуслове, он сжал кулаки и отвернулся.

Гилморн коснулся его плеча.

— Они ничего не успели мне сделать. Ну, полапали немножко, поставили пару синяков, и все.

— Хоть за это спасибо твоим эльфам, что вовремя подоспели, — проворчал Норт со злостью. — А так весь кайф поломали. Ты ведь уже был готов, я это видел. Еще немного — и ты бы валялся у меня в ногах, умоляя тебя трахнуть.

Эльф улыбнулся, не собираясь ни подтверждать, ни оспаривать его слова.

— Кстати, блондинчик, ты ведь должен мне пять дней. Я намереваюсь провести их здесь, с тобой, пока купцы не снимутся с места. Ты будешь ложиться со мной каждую ночь и выполнять все мои желания, правда, сладкий?

Краснея, эльф опустил ресницы в молчаливом согласии. Разве он мог отказаться?

— И что ты собираешься делать потом? — спросил Гилморн и тут же мысленно обругал себя за этот вопрос. Только сейчас ему пришло в голову, что теперь Норт может захотеть вернуть его. Если человек прикажет ему следовать за ним, сможет ли Гилморн ему противостоять? А если Норт просто свяжет его, перекинет через седло и увезет с собой?

С замиранием сердца эльф ждал его ответа. Норт не торопился отвечать, с удовольствием растягивая молчание. Его взгляд как бы оценивающе скользнул по стройному обнаженному телу, прижавшемуся к нему. Как будто он никак не мог решить, что он собирается делать потом.

— Вернусь обратно, разумеется, — наконец, сказал он.

— Один?

— А ты бы хотел пойти со мной? — Норт удивленно приподнял брови.

— Н-нет, — выдавил эльф и отвел глаза. Ни за что на свете он не хотел бы снова оказаться в Мордоре, будь там хоть десяток Нортов.

— Я и не сомневался, что ты так скажешь. Наверное, я бы и сам этого не хотел. Тебе не место в моей крепости. Я бы еще подумал, будь я богатым лордом с роскошным замком...

— Угу, королем Арнора и Гондора, — хихикнул Гилморн. — А я был бы твоим постельничим.

Норт рассмеялся и поцеловал эльфа в голое плечо.

— Уж я бы нашел тебе занятие, — сказал он. — Хотя не знаю, умеешь ли ты еще что-нибудь делать так же хорошо, как заниматься любовью.

— Пить, — подсказал Гилморн с широкой улыбкой. — Так что мог бы быть и виночерпием. Подливал бы тебе в чашу вина, а сам бы лапал, пока никто не видит.

Оба расхохотались и несколько минут не могли успокоиться.

— А ведь когда-то ты краснел даже от слова "постель", — смеясь, сказал Норт.

— Теперь мне приходится сдерживать свой язык, чтобы не повергать родичей в шок. Ты, знаешь ли, сделал все, чтобы вышибить из меня стыдливость.

— И результат мне чертовски нравится. Очень возбуждает, когда твой хорошенький сладкий ротик говорит пошлости. Но я знаю для него лучшее применение...

Норт встал на колени, и его член, на глазах поднимающийся, оказался перед самым лицом эльфа.

— Давай, поработай язычком, мой сладкий. Возьми в рот, — приказал он, и голос его снова был хрипловатым от желания.

Гилморн повиновался беспрекословно, и когда на рассвете смертный оделся и ушел, эльф все еще ощущал на своих губах пряный вкус его семени...

* * *

Ночью они встретились на том же месте. Гилморн ждал Норта, завернувшись в плащ. Обнаружив, что под плащом на эльфе нет ничего, если не считать цепочки на шее, человек так завелся, что взял его прямо стоя, прижав к стволу дерева, и через пару минут после оргазма снова был готов к сексу. Чем больше он трахал эльфа, тем сильнее его хотел. Гилморн отдавался ему с изумлявшей его самого страстью и потрясающим бесстыдством. Как заправская шлюха, он охотно и с желанием раздвигал для него ноги, неутомимо ласкал Норта, терся об него всем телом, сопровождая это непристойными выражениями, из которых "Трахни меня!" было самым приличным. Теперь ему не нужно было притворяться, и эльф чувствовал облегчение. На пять ночей с него как будто сняли цепи, и он был свободен. Был собой.

Впрочем, собой ли? Он не узнавал себя в этом нахальном и распущенном существе, которое с ненасытным пылом принимало противоестественные ласки от смертного мужчины и отдавало их в ответ. Вначале Гилморн еще удивлялся сам себе, а потом перестал об этом думать. Это было как помутнение рассудка, которое должно было кончиться через пять дней. И тогда эльф снова вернется к своей обычной жизни, в которой окружающие чопорны и велеречивы, а ночи одиноки и холодны... Все потом, а сейчас он подставляет зад смертному и стонет: "Мать твою, Норт, засади мне... еще, глубже!" Норт зажимает ему ладонью рот и начинает трахать его сильнее, бедра его яростно ударяют по ягодицам эльфа, и вот снова, уже в который раз за ночь, эльф чувствует внутри горячий фонтан спермы и слышит собственный полузадушенный вопль. Смертный не собирается слезать с него — не вытаскивая члена, он тискает эльфа до тех пор, пока его неутомимое орудие снова не встает, и он снова входит глубоко в тесное отверстие, медленно, с наслаждением...

Однако и человеческая, и даже эльфийская природа подвержены усталости, и какое-то время им приходилось отдыхать в объятиях друг друга. И ночи в Лихолесье не были похожи на ночи в Мордоре — не было настороженного молчания или яростных перепалок, теперь они могли позволить себе просто лежать рядом, наслаждаясь близостью друг друга после соития... Могли говорить друг с другом, шутить, иногда — даже быть откровенными.

— Мы никогда больше не встретимся?

Эльф сам не знал, хотел бы он этого или нет, но вопрос вырвался у него сам собой.

Норт поцеловал его и произнес почти что нежно:

— Я бы хотел, чтобы ты подольше оставался со мной. Но это невозможно. Ты мечта, мой прекрасный эльф, а мечтой нельзя обладать.

Гилморн с удивлением взглянул на него. Норт редко бывал в таком романтическом настроении. Если быть точным, то Гилморн еще никогда не слышал от него таких речей.

— Я предпочитаю, чтобы со мной рядом был тот, кто больше похож на меня. С кем легко и просто, кто может быть мне близким, кто меня понимает... — Норт заложил руки за голову и мечтательно поднял глаза к звездному небу, просвечивающему сквозь кроны деревьев.

Улыбаясь, Гилморн потерся щекой о его плечо и промурлыкал:

— Ты ведь любишь его?

— О ком ты?

— Об этом красивом юноше, с которым мне пришлось по твоему приказу разделить постель. Об Артагире. Ты любишь его?

— Ну... черт, я не знаю. При чем тут любовь? Мне просто хорошо с ним, — сказал Норт, сам не замечая, как черты его сурового лица озаряются нежностью при одном упоминании имени своего возлюбленного. — Арт великолепный любовник, и... черт, ты что, мысли читаешь? Я слышал, что эльфы проницательнее людей, но чтоб настолько?

— По вам это было видно. Только слепой бы не заметил, как много он для тебя значит.

— Эльфийские штучки... — пробормотал Норт. — А сам ты, мой сладкий? — вдруг спросил он. — У тебя есть кто-нибудь?

Когда Гилморн вспомнил Дэла, тоска на миг сжала его сердце.

— Да, есть, но сейчас нам пришлось расстаться на время, — сказал эльф со вздохом.

— Ты его любишь? Ему чертовски повезло, мой сладкий.

Гилморн снова горько вздохнул.

— Он так не считает...

— Да уж кто бы сомневался. Наверное, бедняга думает, что его постигло проклятие Намо или что-то в этом роде. Тебе надо было выбрать человека, не эльфа.

Глаза Гилморна расширились.

— Н-но... откуда... Откуда ты знаешь?.. — выдавил он, пораженный.

— То, что твой любовник — эльф? Это же очевидно. Держу пари, один из тех, кто вытащил тебя из Мордора. Может быть, тот самый, который прикончил моих слуг. Есть в тебе что-то такое, что должно притягивать суровых воинов. Даже холодный нолдо не устоит перед твоим обаянием.

Эльф смотрел на него с суеверным ужасом, не в силах произнести ни слова. Как Норт мог угадать так точно?

— Не смотри на меня, будто у меня появилась драконья морда, или что-то в этом роде, — усмехнулся человек. — Всего лишь интуиция и здравый смысл. Я знаю людей, ни один человек не отпустил бы от себя по доброй воле такое сокровище, как ты. А ханжа-эльф, которому досталась твоя любовь, не сможет понять своего счастья, будет мучиться сам и мучить тебя. Вряд ли кто-то из твоих соплеменников способен оценить тебя по достоинству, Гил. Их плоть достаточно слаба, чтобы можно было их совратить, но дух недостаточно силен, чтобы принять свои желания, не страдая от сожалений и угрызений совести.

Гилморн отвернулся и закрыл лицо руками. Он был не в силах смотреть Норту в глаза. На сердце его было тяжело, и непривычно мягкий голос человека не успокоил его, а, наоборот, растревожил. На глаза эльфа навернулись слезы.

— Откуда ты можешь это знать? — прошептал он глухо.

— Я просто знаю, и все, — пожал плечами человек. — Таков мой дар. Когда понимаешь природу других, ими легче управлять.

— Ты удивляешь меня, — Гилморн посмотрел на него из-под руки. — Ты мой враг, мой бывший тюремщик, слуга Саурона, циничный, аморальный и безнравственный, ты причинил в своей жизни много зла. Если мы когда-нибудь еще встретимся, это будет на поле боя с оружием в руках, мы будем пытаться убить друг друга, и кто-то, скорее всего ты, в этом преуспеет. И все-таки я не могу не чувствовать к тебе уважения.

— Жизнь полна парадоксов, мой сладенький эльфенок, — произнес Норт с улыбкой.

Он прижал к себе Гилморна, отвел его волосы и принялся целовать его затылок и плечи.

С невольным вздохом удовольствия эльф закинул руку за спину и запустил пальцы в растрепанные черные волосы смертного, притягивая его голову ближе.

— Например, меня возбуждает мысль, что я трахаю чужого возлюбленного, — дыхание человека щекотало шею Гилморна. — Что мысли твои принадлежат другому, и все-таки ты отдаешься мне. Ты, бессмертный эльф, которому положено делить постель только с женщинами и только по любви... Ты нарушаешь все законы Эру, ложась со мной, мой сладкий.

Поцелуи Норта становились все настойчивее, горячее, и член его, касающийся ягодиц Гилморна, твердел с каждой секундой. Гилморн застонал и подался назад, чтобы прижаться всем телом к смертному. Он все равно не знал, что ответить Норту, но даже если бы и знал, желание и возможность говорить улетучились в тот момент, когда ладонь человека легла на его пах и принялась ласкать чувствительную плоть. Одновременно с этим Норт сунул ему колено между ног, раздвигая их, и придвинулся ближе.

— Не стану тебя убивать на поле боя. Снова возьму в плен, и тогда не жди пощады, красавчик! — промурлыкал Норт на ухо Гилморну, двигая бедрами, так что член его терся о ягодицы эльфа.

— И что ты сделаешь со мной? — Гилморн вздрогнул всем телом от сладкого предвкушения.

— Ничего нового и оригинального, мой сладкий. Все то же самое, много, часто и в разных позах...

Человек вошел в него плавным и сильным движением. Со стоном эльф изогнулся и откинул голову на плечо любовника, упираясь ладонями в землю, чтобы сделать теснее контакт. Его тугие мышцы сжали плоть смертного, пронзающую его тело, и так же сжалась ладонь Норта на пенисе эльфа, доводя его возбуждение до грани невозможного.

— Видел бы нас с тобой сейчас твой нолдо. Видел бы он, как ты подставляешь задницу под мой член, блондинчик.

— Да хоть... сам Манвэ... Мне все равно...

— Под ним ты так же извиваешься, красавчик? Отвечай мне!

— Он никогда... О Эру... Ах... Он никогда... не был так жесток со мной... Пожалуйста... не дразни меня... пожалуйста...

— Мне нравится, как ты просишь, — сладострастно произнес человек. — Давай, проси меня, эльф! Умоляй!

Эльф вскрикнул, глаза его закатились, когда член Норта в глубине его тела задел одно особо чувствительное местечко. Гилморн попытался дотянуться до своей напряженной плоти между ног, но человек перехватил его руку, перевернул его лицом вниз и навалился сверху.

— Ты кончишь, только когда я тебе позволю, сладенький. Сначала тебе придется попросить.

Слабым, прерывающимся голосом эльф принялся умолять его, сам не понимая, что говорит, ощущая только невероятное, невыносимое возбуждение, которое отчаянно требовало разрядки. Наконец Норт сжалился над ним, поднял его на колени и оттрахал так яростно, что эльф еще долго приходил в себя после оглушительного, опустошающего оргазма.

* * *

Чем ближе было их расставание, тем чаще на ум Гилморну приходили беспокойные мысли, вызывая неприятный холодок, и он тщетно пытался их прогнать.

"Что было бы большим ударом для моих родичей — увидеть меня в объятиях мужчины, смертного? Или узнать, кто этот смертный?"

В их последнюю ночь вместе он все-таки решился завести весьма и весьма рискованный разговор...

— Послушай, Норт, а разве тебе так обязательно возвращаться?

— Не понял?

Гилморн заговорил торопливо:

— Тебя же никто не знает. Ты мог бы сменить имя, уехать... В Рохан или в Гондор... Поступить в армию... Ты ведь воин, мог бы легко добиться высокого положения... Мы могли бы... встречаться иногда...

Норт с интересом взглянул на него.

— Пытаешься перетянуть меня на вашу сторону, Гил? Пустое занятие, — сказал он с неприятной кривой усмешкой.

Гилморн собрался с духом и продолжал:

— Я знаю, ты разозлишься на меня, но я не могу промолчать... Ты служишь Черному Врагу, а это путь к гибели. Остановись, пока не поздно! Что бы ты ни сделал раньше, всегда есть возможность заслужить прощение, вернуться обратно к добру и свету...

— Не верю своим глазам. Голый эльф лежит рядом со мной и ведет душеспасительные беседы, — сказал насмешливо человек.

— Я серьезно, Норт, — с досадой произнес Гилморн. — Ты что, боишься взглянуть на себя со стороны? Или твои убеждения так нестойки, что ты опасаешься о них говорить?

Норт потянулся.

— Просто это скучно — обсуждать философские идеи. Как только речь заходит о нравственности и морали, ты становишься зануден, Гил. Ну ладно, будет тебе серьезный разговор, раз уж ты так хочешь. Ты думаешь, что на службу к Саурону меня занесла какая-то несчастливая случайность, что меня завлекли в Мордор обманом, затуманили мой разум красивыми речами и щедрыми посулами?

— Разве не так? Иначе что бы такой человек, как ты, делал в этой обители зла? Ведь в твоей душе еще осталось добро, я это чувствую. Ты вовсе не такой хладнокровный злодей и убийца, каким хочешь казаться...

— А ты думаешь, Саурону служат только те, кого хлебом не корми, дай поубивать и пограбить? — Норт коротко рассмеялся. — Верно, я вовсе не злодей. Я просто делаю работу, которая очень хорошо вознаграждается.

— Почему бы тогда не делать то же самое на службе... ну, хотя бы, у Гондора?

— Нет, спасибо, в гондорской армии я уже был, — рассеянно сказал Норт.

— Ты был воином Гондора?

От удивления эльф даже сел, не сводя широко раскрытых глаз с человека. Ему не приходило в голову, что Норт мог когда-то служить светлым силам. Впрочем, он никогда не задумывался над тем, откуда Саурон берет своих слуг, будто они сами собой появляются в Мордоре. Будто бы Гортхаур выращивает их, как грибы, в подземельях...

— А что тут удивительного? Я родом из Южного Итилиена, мой край испокон веков поставлял воинов в гондорское войско.

— Ты воевал с Мордором?

— И с Мордором, и с Умбаром, и с Харадом. Три года я бил орков, пиратов, кочевников, вешал мародеров и грабителей, охранял обозы, нес караул во дворце наместника — в общем, развлекался, как мог.

В голосе смертного звучал горький сарказм. Было совершенно ясно, что гондорская служба оставила у него мало приятных впечатлений.

Гилморн решился спросить:

— Что же заставило тебя перейти на другую сторону? Гондорские властители причинили тебе обиду?

Человек зло усмехнулся.

— Ты, наверное, ожидаешь услышать слезливую повесть о том, как со мной несправедливо обошлись, оскорбили и унизили, как я был захвачен жаждой мести и потому обратился ко злу? — Норт взял эльфа за плечо, притянул к себе и, приблизив свои губы к его уху, произнес раздельно и четко: — Нам, людям, Эру дал свободную волю, право выбора между добром и злом. И я выбрал Саурона Гортхаура сознательно, в здравом уме и твердой памяти, потому что я стремился к богатству и власти, которых Гондор не мог — и не хотел мне дать.

— Я не понимаю, — беспомощно сказал эльф. — Предпочесть работу тюремщика и палача доблестной службе на благо человеческой расы, на благо всего Средиземья, в армии величайшего королевства, основанного потомками эльдар...

— Ты был бы поражен, узнав, как мало волновало благо всего Средиземья верхушку армии этого самого величайшего королевства. Командование грызлось между собой и плело интриги, заигрывая то с Роханом, то с Умбаром, то с Харадом, простым воинам приходилось заниматься грабежом, потому что им не хватало продовольствия, а быть палачом мне приходилось и на гондорской службе.

— Я слышал и о более вопиющих случаях, — пожал плечами Гилморн. — Дисциплина — отнюдь не самое сильное место людей, и бескорыстие вашей расе не свойственно. Но все-таки армия всегда делала свое дело — оберегала мирных жителей от врагов.

— Мирные жители — быдло, которое будет поддерживать того, кто пообещает снизить налоги. Они привечали сауроновых шпионов и посылали гонцов в Мордор с докладом о наших передвижениях, — проворчал Норт. — А когда я приказал повесить парочку из тех, кто был пойман на горячем, в назидание прочим, командир отменил мой приказ и засадил меня под арест на неделю.

— Зверство никогда не приводит ни к чему хорошему, — возмущенно возразил Гилморн. — Лишь единицы подпали под темное влияние Врага, это еще не повод клеймить позором всех, кто занимается мирным трудом! Разве они не были вам благодарны за то, что вы были щитом между ними и враждебными силами?

— Спасибо на хлеб не намажешь, — снисходительно сказал Норт. — В моем возрасте не берутся за меч ради одних моральных принципов. Я покинул родной дом без гроша за душой и поступил в войско, думая, что это лучший путь для энергичного человека добиться высокого положения, заслужить почет и славу. Однако скоро я понял, как был наивен. Богатство и знатность рода значат там больше, чем воинское умение и опыт, и командиры в своих шитых золотом плащах и сверкающих доспехах в бою прячутся за спины своих солдат.

— Просто твои заслуги не заметили, и ты... — попытался возразить эльф, но человек его перебил:

— Заметили, еще как заметили. Через месяц я уже был сотником, неплохая карьера для сына захудалого лорда. Под начало мне дали жуткий сброд, собранный со всего Средиземья: мошенников, воров и убийц, которые сбежали в армию от тюрьмы или виселицы. Предыдущего сотника нашли зарезанным в канаве, и мне предоставили честь занять этот пост. Ждали, вероятно, что я облажаюсь. Черта с два! Через три месяца эти ублюдки стали как шелковые. Я им привил и дисциплину, и послушание, и храбрость в бою, таких образцовых вояк было еще поискать по всему войску. И что же? В одном из боев наш бездарный капитан отправил нас на верную смерть, и все мои воины полегли, как один, не сделав ни шагу назад. Со мной спаслось лишь трое. После боя я, как был, в крови и грязи, явился к капитану требовать объяснений. Тот рассмеялся мне в лицо и сказал: "Воры и жулики, расходный материал, что о них жалеть!" Я избил его до полусмерти, прежде чем меня смогли оттащить. Тогда меня в первый раз разжаловали и засадили под арест.

Голос Норта был спокоен, он говорил о былом хладнокровно, без эмоций, и от этого его рассказ странным образом казался только более убедительным. Отдавшись потоку своих воспоминаний, он словно забыл о существовании Гилморна, и эльф не решался проронить ни слова, чтобы не спугнуть несвойственный человеку разговорчивый настрой. Тот Норт, который вставал за его рассказом, был ему совершенно незнаком...

— Потом капитан наш получил-таки в бою орочью стрелу в горло, я занял его место, и моя карьера пошла в гору. Вот тогда я вдоволь насмотрелся на идиотизм, интриганство, склоки, взятки, казнокрадство, пьянство... Армия прогнила насквозь, там процветали все возможные пороки. Почти все, — Норт усмехнулся. — Проводить ночи с мужчинами в гондорской армии было не принято.

— Значит, ты уже тогда отличался... эээ... такими склонностями? — не удержался от вопроса эльф.

— Сладкий мой, женщины меня никогда особенно не привлекали. Я всегда предпочитал мужчин, с тех пор как лишился невинности, — невозмутимо ответил человек.

Гилморн прикусил язык, чтобы не задать тот вопрос, который напрашивался сам собой: при каких обстоятельствах Норт лишился невинности. Он решил, что не хочет об этом слышать. Вряд ли человек, который знал с юных лет только любовь и ласку, мог стать таким жестоким.

Вместо этого он сказал, сдерживая улыбку и опуская ресницы, чтобы ехидный взгляд его не выдал:

— Тебе, наверное, тяжело приходилось.

Норт снова усмехнулся.

— Да уж... Все смотрели на мои развлечения сквозь пальцы, пока я таскал в свою палатку пленных якобы для допроса. Или деревенских юнцов, которые позволяли все, что угодно, за красивый кинжал или золотой браслет. Зато был большой скандал, когда я затащил в постель младшего сына одного... хм... высокопоставленного лица. Наутро этот мальчишка не придумал ничего лучше, чем устроить истерику и обвинить меня в том, что я взял его силой.

— Вряд ли он был так уж неправ, — ехидно отметил Гилморн.

— Изнасилование — не мой стиль, красавчик. Там все было по доброму согласию. Я, конечно, напоил парня как следует, но даже бочонок вина не заставит пойти в постель с тем, кто не нравится. А я ему нравился. Он меня хотел до дрожи в коленках, хоть и страшно стыдился своих желаний. Вино, уговоры, ласки, пара поцелуев, и он уже страстно подставлял мне губки и все остальное, стонал от удовольствия и в самых непристойных выражениях умолял его оттрахать. А утром протрезвел, вспомнил про свою родовую честь, про мораль и нравственность, и давай рыдать и кричать, что я, свинья такая, его изнасиловал. За такое меня бы вздернули. Но отец его то ли не хотел афишировать это дело, то ли не поверил до конца сыночку, так что ограничились очередным разжалованием и арестом. Месяц я просидел в тюрьме, а потом меня отправили к Мораннону. Заслужить, так сказать, прощение кровью. Вот я и проливал там орочью кровь, а сам уже подумывал, куда бы податься, в Эриадор или в Рохан, или плюнуть на все, вернуться в свой убогий замок, пахать землю, варить эль и разбирать крестьянские тяжбы.

"Это, по крайней мере, достойнее, чем служить Саурону", — хотел было сказать эльф, но удержался. Он не собирался понапрасну злить Норта.

— И что же заставило тебя покинуть ряды гондорского войска? — кротко спросил Гилморн.

— Я все искал удобного случая дать деру, хотел дождаться то жалованья, то лета, и тут случай как раз подвернулся. Но это долгая история...

— Расскажешь мне? — Гилморн сел на Норта сверху, обхватив его коленями, и наклонился, игриво проводя кончиками волос по его груди. — Я очень хочу послушать.

"Соблазнить человека — наука нехитрая", — вспомнилось ему. Что ж, похоже, он уже начал осваивать, как вить веревки из любовника одним взмахом ресниц, потому что Норт сказал:

— Когда ты так смотришь, тебе невозможно отказать. Ну, конечно, если ты опять не станешь предлагать мне пойти в гондорскую армию.

— Не стану. Расскажи мне, как ты попал в Мордор.

— Ну ладно. Я был начальником патруля, и ко мне привели на допрос пленника, схваченного с донесением от одного из шпионов Саурона. Совсем мальчишка, лет восемнадцать. Он не пытался запираться, не просил пощады, хотя и был сильно напуган...

Норт тряхнул головой, словно отгоняя непрошеные видения. Гилморн не знал, что он сейчас видит перед собой мысленным взором.

Бледное лицо, испуганные серые глаза, вздрагивающие губы... На щеке — кровавая полоса, кто-то из воинов чиркнул кинжалом, когда его брали в плен. Руки связаны за спиной. Туника на груди разорвана. Парень, похоже, сопротивлялся, и очень активно. Не так уж безобиден, как кажется с первого взгляда. Молчит, смотрит в пол. "Подними голову!" Стираю ему кровь с щеки. "Не надо играть в милосердие, офицер. Вы меня все равно казните, так стоит ли марать платочек?" Мальчишка... сам пытается играть в героя. Так просто выбить из него дурь вместе с зубами. Но жаль уродовать такое красивое личико. Парень действительно красивый. Белокурые волосы до плеч. Тонкие черты лица. Разрез глаз изящный, ресницы как у девушки. Фигура что надо — стройненький, узкобедрый, длинноногий. У Саурона все посланцы такие? Под моим изучающим пристальным взглядом парень начинает неуверенно ерзать. Не знает, чего ждать. "Что ж не задаешь свои вопросы?" "А ты хочешь что-нибудь рассказать?" "Ничего я не расскажу, и не надейся!" "Пыток не боишься?" Достаю кинжал, с задумчивым видом держу его над пламенем свечи. Парень нервно облизывает губы, не отрывая взгляда от кинжала, лезвие которого покрывается копотью, потом вздыхает и опускает голову. "Боюсь!" — говорит сквозь зубы. "Замучаете до смерти, как ваших в Мордоре мучают. И плевать, все равно я ничего важного не знаю. Делай что хочешь". А я ничего не хочу. Ну узнаю, допустим, имя еще одного шпиона, тайный знак какой-нибудь, еще одну потайную тропу к Гортхауру. Что, пойду Мордор штурмовать? Или мне за служебное рвение жалованье прибавят?

— Заперся я с ним в комнате, поставил связанного перед собой и думаю, что с ним делать. Такая тоска меня брала от моей службы, что делать ну совершенно ничего не хотелось. Кроме, разве что, попробовать, каков мальчишка в постели. Все равно нам пленников держать было негде, отводили в ближайший овраг, горло резали и закапывали. Только все орки раньше попадались, не с кем поразвлечься. А тут такой красавчик. Я решил уже, что перед казнью пустим его по кругу. Может, даже отпустим потом.

Я сижу, молчу, разглядываю его. А он понял, что бить и пытать пока не будут, осмелел, начал насмешничать. Ну, я ему по морде съездил пару раз, он присмирел немного. Теперь моя очередь была глумиться, и я душу отвел. Отхлестал по щекам и поиздевался вдоволь, так что довел его чуть ли не до слез. Пощечины — не очень-то больно, хотя рука у меня тяжелая, сам знаешь, зато обидно до дрожи. Сбил я его с ног и подниматься не даю. Он несколько раз попытался, потом плюнул и остался на коленях стоять, надулся и глазищами сверкает, а я сижу на краю стола и спокойно ему рассказываю, что мы с ним сделаем: где его каленым железом будем прижигать, что отрезать, куда иголки вгонять и так далее. Думаю, может, так его напугаю, что язык у него развяжется, и руки марать не придется. Он на меня смотрит, как завороженный, губу закусил и вздрагивает. Но молчит и пытается даже в таком жалком положении выглядеть браво. Храбрый мальчик. Видно, что он к военному ремеслу непривычен, да и ребята сказали, что дрался он неумело, хотя и отчаянно. Мне казалось, что Темный должен выглядеть такой прожженной злобной тварью, зубы скалить, смотреть с ненавистью, поносить меня на чем свет стоит. А этот держится с достоинством, что твой принц в плену, даже язычок свой острый придерживает.

Велел я, наконец, принести разный палаческий инструмент — щипцы, ножи, жаровню и прочее. Парень, как это увидел, совсем сник. Думаю, ну все, готов, сейчас расколется. Беру его за плечо и говорю этак мягко: "Может, передумаешь? Я в такой работе удовольствия не нахожу, а ты и подавно не найдешь. Так хочешь все это испробовать на собственной шкуре?" Он взял себя в руки и отвечает сквозь зубы: "Делай свое дело. Я в жалости не нуждаюсь. Знал, на что иду. Если бы можно было время вспять повернуть, я бы снова поступил так же". Решил я еще поглумиться: "Да что такого в твоем Гортхауре, что ты за него умереть готов? Думаешь, ему дело есть до тебя?" Он посмотрел мне в глаза, улыбнулся и сказал: "Если я расскажу, ты все равно не поверишь. Решишь, что я тебя обманом на Темную сторону совращаю. Скажу только одно — у Гортхаура, как ты его называешь, можно быть самим собой. Не притворяться ни перед кем. Быть тем, кто ты есть, и не стесняться этого. Поэтому я готов скорее умереть, чем продолжать жить в вашем лживом мире, где каждый пытается казаться лучше, чем он есть на самом деле". И тут я с ужасом чувствую, что его слова задевают какую-то струнку во мне, и чтобы ее заглушить, говорю зло: "Посмотрим, что ты запоешь через полчасика!" Сдираю с него тунику, и...

Гладкая белая кожа под пальцами... Напряженно вздрагивающие плечи, руки вывернуты назад, так что лопатки сведены, спина выгнута и бедра чуть выпячены вперед... Ремень низко на бедрах только подчеркивает их стройность. Талия тонкая, как у девушки. Да не у каждой девушки такая талия... Волосы рассыпались по плечам. Он встряхивает головой, откидывая их назад, чтобы не лезли в глаза. Я ощупываю его жадным взглядом. Худощавый, нежный, изящный... Само совершенство. Начинаю думать, что такой мальчик — слишком большая роскошь для моих солдат. Он должен достаться мне одному. Только что с ним делать потом? В кандалах держать все время, что ли? Отпустить — ведь руки на себя наложит... Но того, что случится, я предвидеть не мог.

Задумчиво Норт поглаживал спину Гилморна и молчал. Эльф умирал от любопытства и одновременно — от ужаса перед тем, что он может услышать. Любопытство оказалось сильнее, и он тихонько спросил:

— А дальше? Ты с ним... — договорить он не решился.

— Ох, мой сладкий, тогда-то меня ожидал большой сюрприз. Парень смотрит на меня и говорит торопливо: "У меня есть к тебе одна просьба... Пока ты не изуродовал мне лицо и не нарезал из моей спины ленточек, может быть, ты позволишь мне удовлетворить тебя?" "Что?" — я стою, разинув рот, и глазами хлопаю. "Вы меня все равно убьете, а я перед смертью хочу еще раз побыть с мужчиной. У меня так давно этого не было. Я могу взять в рот, я хорошо умею, тебе понравится". Я просто не могу поверить, что слышу это. А взгляд у него такой, что я словами не могу описать. Выдавливаю из себя гадкий смешок и говорю: "Хочешь мужика? Будет тебе мужик, и не один. Могу прямо сейчас отдать тебя своим ребятам, они не откажутся позабавиться". Он бледнеет, но глаз не опускает: "Тогда возьми меня первый. А то потом, когда мне все там разорвут, тебе будет не так приятно..." Я еще пытаюсь найти какое-то разумное объяснение: "Надеешься, что после этого я тебя пощажу?" "Нет, я просто хочу тебя. Пока я еще могу что-то чувствовать. Пожалуйста... Я ведь вижу, как ты на меня смотришь. Ты тоже этого хочешь, разве я не прав?" Ну, меня долго упрашивать не надо, у меня уже стоит так, что в штанах тесно. Я всаживаю ему член в глотку, для страховки придерживаю ему челюсть большими пальцами, но это все ни к чему, потому что он и правда хочет доставить мне удовольствие, облизывает меня, как шлюшка в борделе, которой пообещали заплатить вдвое. Я еще не встречал никого, кто был бы так искусен в этом деле. Разве что... — Норт вдруг притянул к себе Гилморна и поцеловал его крепко в губы. — Разве что кроме тебя, мой сладкий...

Эльф почувствовал, как нарастает возбуждение человека. И его собственное тело начало отзываться, когда Норт принялся тискать его ягодицы. Он прижался грудью к его груди, животом к его животу, и их уже полностью возбужденные члены соприкоснулись, воспламеняя желанием кровь.

— Ты ведь отпустил потом этого мальчика, Норт? Ты ведь отпустил его? — прошептал эльф, проводя губами по шее Норта пониже уха. — Скажи мне...

— Да, я его, черт возьми, отпустил... Только сначала спустил с него штаны, разложил на столе и отымел так, как его никогда в жизни не имели. Мне приходилось зажимать ему ладонью рот, потому что он так стонал и вопил, что туда бы сбежались все караульные. Он был горяч невероятно, подставлял мне зад, как течная сука, отдавался бесстыдно и страстно, несмотря на мою грубость, на боль, которую я ему причинял. Он хотел получить все, что я мог ему дать, он же думал, что это последний раз в его жизни. Потом я трахнул его еще раз, он заводил меня до безумия, с этим своим взглядом, говорящим: "Делай со мной, что хочешь, я весь твой..." Он стонал, вскрикивал и пытался шутить: "Так пытают в Гондоре? Мне жаль, что я не попал к тебе в плен раньше..."

Сладкие податливые губы... Гибкое тело, бьющееся в моих объятиях, ноги закинуты мне на плечи, руки по-прежнему связаны за спиной... Крепкие поджарые ягодицы, а между ними — упругая тесная глубина, куда я врываюсь со всем пылом давнего неутолимого желания, с диким возбуждением, которое во мне разжигает этот мальчик с невинным лицом и развратным взглядом. Ему больно, по щекам его струятся слезы, но потом он забывает о боли и принимает меня с наслаждением, извивается, стонет и кончает почти одновременно со мной. После судорог оргазма он лежит неподвижно, с закрытыми глазами, будто потеряв сознание. Я сажаю его на стол, и он бессильно приваливается к моему плечу, измученный до полусмерти. Улыбается слабой, довольной улыбкой. "Ты зверь, просто зверь..." — шепчет он, и в его голосе — восхищение. Разрезаю на нем веревки, растираю его онемевшие запястья. "Вставай, пойдем!" "Ты жесток... дай отдохнуть хоть немного... я не смогу сейчас идти..." "Мало времени, рассвет уже близко". Он так устал, что еле шевелит губами: "Вы не казните пленников после рассвета? Что за странные обычаи..." Видно, как его мгновенно охватывает страх, который он пытается замаскировать насмешкой, он же все еще думает, что я его убью. "Никто тебя казнить не собирается. Я тебя выпущу из лагеря, только не попадайся мне больше в руки!" Он не может сдержать облегченного вздоха и вдруг обнимает меня и трется всем телом, как кошка. "А я бы хотел... и еще не раз... попасться к тебе в руки... Ты так хорош..." Я чувствую, что готов повторить все по новой. Но надо торопиться. Заворачиваю его в плащ, перекидываю через плечо. "Не шевелись. Не дергайся". Караульным говорю сокрушенно: "Отдал концы. Я его придушил немножко, ну и не рассчитал". Они смеются: "Оставь его здесь, мы сами закопаем". "Не стоит вам видеть, что я с ним сделал. Демоны попутали, не иначе... Самому страшно". Смех смолкает, меня провожают испуганными взглядами. Тащу свою ношу в овраг. "Теперь можешь идти?" "Кажется..." "Иди, сначала туда, на юг, через пару часов можешь повернуть на запад". "А ты?" "А я буду могилку копать. Для правдоподобия". Подходит и заглядывает в глаза, говорит умоляюще: "Пойдем со мной!" "Что, у Саурона некому тебя трахать?"

— Я его вывел за пределы лагеря и отпустил. С сожалением, прямо скажу. Мне хотелось его снова, прямо там, хоть на голой земле. Но я совладал с собой и велел ему убираться...

Низкий хрипловатый голос Норта пробуждал дрожь во всем теле эльфа. Он уже догадался, кто был тот мальчик, который предложил свою любовь гондорскому офицеру, и теперь помимо воли представлял их вместе. Норт, трахающий связанного, беспомощного пленника... сама мысль об этом была невероятно возбуждающей, она вызывала к жизни собственные воспоминания Гилморна, и вот уже по его жилам растекается сладкая отрава вожделения. Забыв о своем рассказе, человек стиснул его в объятиях, ища его губы, и начал ритмично двигать бедрами, так что член его терся по всей своей длине о член Гилморна. Через мгновение эльфу уже казалось, что он умрет, если сейчас же не почувствует его толчки внутри себя. Не отрываясь от губ Норта, к которым он яростно присосался, Гилморн на ощупь нашел флакончик, растер масло по ладони и обхватил ею твердую плоть смертного. На то, чтобы увлажнить ее маслом, ушло совсем немного времени, и не медля ни секунды, эльф привстал, направил член в свою пульсирующую желанием дырочку и опустился на него, полностью приняв в себя.

Эльф застонал, откинув голову и закатив глаза. Уперевшись руками в колени, он медленно двинулся вверх, потом снова вниз, и Норт яростно толкнул свои бедра ему навстречу, погружая свой член еще глубже в желанную плоть, превращая размеренное сладострастное соитие в бешеную скачку. Он всегда стремился быть лидером, даже в этой позе... он согнул ноги в коленях, сгреб Гилморна за ягодицы и принялся его трахать. Глаза его были полузакрыты, и у эльфа промелькнула мысль, что сейчас человек видит перед собой совсем не его... Член Норта скользнул вдоль простаты Гилморна, раз, другой, эльф зажал себе ладонью рот, чтобы заглушить свой отчаянный крик, и кончил в тот самый момент, когда коснулся другой рукой своего болезненно напрягшегося пениса. Еще пара толчков — и Норт со стоном откинулся назад, извергнув в эльфа свое семя.

Они долго лежали друг на друге, расслабленные, разморенные, не в силах пошевелиться, разомкнуть объятия или даже просто что-то сказать. Гилморн просто прижимался щекой к груди человека, поднимающейся и опускающейся в так его дыханию, и бездумно слушал биение его сердца. Рука человека вплелась ему в волосы, поглаживая их, играя с тонкими косичками, которые эльф заплетал на висках.

— Не думал, что мой рассказ произведет на тебя такое впечатление.

— Ну... ты можешь попробовать рассказать мне об иерархической структуре гондорской армии, это меня точно не возбудит... Постой, а как же ты все-таки попал в Мордор? Ты пошел вместе с ним?

— Нет, конечно. Я, по-твоему, похож на идиота? Дать себя заманить в логово врага смазливым личиком и хорошенькой попкой? Мальчишка ушел, а я дал себе слово, что забуду его через неделю. Только слово мне сдержать не удалось, потому что через неделю в очередной вылазке мы нарвались на засаду, меня отрезали от своих, саданули чем-то по башке и утащили прямиком в Мордор. И первый, кого я увидел, когда пришел в себя, был он, мой распутный блондинчик.

— Это ведь был Артагир, верно?

— Он самый... Ты сразу догадался?

— Почти. Продолжай...

— Оказалось, что меня захватили по его просьбе. Арт улыбнулся своей очаровательной улыбкой и сказал: "А как бы мне еще удалось заманить тебя в гости?" Я думал, что теперь-то он отыграется на мне за свой плен, как и положено темному. Ничего подобного... Он обнял меня и сказал, что я свободен и могу уйти, когда захочу. Думаю, не стоит говорить, что прямо в тот момент я совсем не хотел уходить. Из его спальни мы в первый раз выбрались только дней через пять. Меня не запирали, не завязывали глаза, ничего такого. Более того, он с удовольствием показывал мне крепость, ничего не скрывал, будто я был посланцем самого Темного Валы, а не офицером вражеской армии. Я ждал, что вот сейчас меня приведут к какой-нибудь важной шишке и начнут обрабатывать — переходи, дескать, на нашу сторону, будешь сыт, пьян и нос в табаке. Однако так и не дождался. Когда я спросил об этом Арта, он усмехнулся и сказал: "К Артано на службу на аркане не тащат. К нему приходят сами. Ты не пленник, ты гость, сам решай". И я решился. Не прошло и года, как под моим началом была вся крепость и три тысячи воинов. Так и появился Норт Морадан, одно имя которого ненавистно моим бывшим собратьям по оружию. Теперь ты знаешь, мой сладкий, что я, помимо всего прочего, предатель и дезертир. Ну как, все еще меня хочешь?

Гилморн вздохнул, не поднимая головы.

— Кто я такой, чтобы судить тебя, — пробормотал он. — На это есть Намо. Он с тебя спросит, когда придет твой час.

— Смирение у эльфа? — человек усмехнулся. — Еще более редкое зрелище, чем чувство юмора.

— Ты когда-нибудь перестанешь издеваться над моей расой? — спросил кротко Гилморн.

— Никогда, красавчик. Вы, дивный народ, не перестаете изумлять людей.

— До рассвета всего несколько часов, не хочешь употребить это время на что-нибудь более интересное?

— О нет, мой сладкий, я пас, ты меня окончательно вымотал.

— Не думал, что когда-нибудь услышу это от тебя. А если я очень постараюсь?

— Валяй, попробуй. Попытка — не пытка, — и он засмеялся.

* * *

Перед рассветом Норт заснул, и Гилморн сам не заметил, как погрузился в дремоту, убаюканный мерным дыханием смертного.

Проснулся он в одиночестве. Рассвет уже давно наступил, золотые лучи солнца пронизывали листву. Пока он дремал, Норт собрал свою одежду и ушел. Когда Гилморн оделся и вышел к стоянке людей, он обнаружил, что она пуста. Рано утром купцы собрались и снялись с места. Теперь караван был уже на пути к Эсгароту, за пределами Лихолесья. Эльф мог бы догнать их, если бы захотел... но он не стал этого делать. Норт покинул его, не попрощавшись, а этот человек ничего не делал просто так. Может быть, бессознательно он хотел отомстить Гилморну, который так же покинул его два года назад. А может быть, он хотел обезопасить себя на тот случай, если в эльфе рассудок возьмет верх над страстью, и он решит каким-либо способом прервать карьеру вражеского военачальника. Гилморн вряд ли бы на это решился, но нельзя сказать, что у него не возникало подобных мыслей.

Норт Морадан исчез, будто его и не было, из Лихолесья, из жизни Гилморна и из его грез, чтобы никогда больше не возвращаться. Им не суждено встретиться даже на поле боя, потому что Гилморн больше не найдет в себе решимости отправиться на войну — только если война сама придет к ним. Но он не хотел бы с ним встретиться — по крайней мере, до тех пор, пока не вытравит из сердца проклятую слабость к Норту. Смертный ответил на вопросы Гилморна, но самый главный вопрос так и остался невысказанным. Как, во имя Эру, палач, насильник, убийца эльфов, слуга Врага может дарить ему наслаждение, равного которому не знала Арда?

Гилморн сомневался, что когда-нибудь отыщет ответ.

July 2002 © Tiamat

tiamat.ruslash.net