↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 3.
Тахко. Макс
Знаете, какое у современного человека самое труднодоступное удовольствие? Ошибаетесь. Икра, крутой автомобиль и все остальные понты — это мелочи. Главное удовольствие, которого практически лишены представители вида "неоантропус" — выспаться. Потому что пока человек современный вкалывает, чтобы добыть деньги на остальные удовольствия, времени на сон-отдых остается все меньше и меньше. Ага, сам такой.
Вот и сейчас я проснулся и понял, чего мне не хватало эти бесконечные недели, пока мы сначала вкалывали на ограбление желтолицых браконьеров, а потом на чистку вельховских подвальчиков — возможности выспаться! Организм пребывал в эйфории — мягкая постель, никакого шума, отдых-отдых-отдых — и требовал "продолжения банкета". Славка жив и почти цел, мы сработали как надо и нигде не засветились, и вообще — все супер! От подушки пахнет свежими травами, щеку греет чужое тепло... ухо щекочут самые прекрасные в мире волосы. Можно расслабиться и в кои-то веки никуда не рваться, а подремать. Все хорошо...
Не открывая глаз, я тронул волосы Иррей. Погладил легко-легко, едва касаясь, чтобы не разбудить.
— Мррряу! — польщенно отозвалась соседняя подушка.
Я подскочил. Мой сосед по постели тоже.
Секунд пятнадцать мы мрачно мерили друг друга взглядами, потом кот фыркнул и подобрал пушистый хвост — видимо, на всякий случай. Больше в постели не было никого. Так, понятно.
— И куда девалась наша хозяйка?
Ответом меня не удостоили.
— Нечего мне отмалчиваться, вредина пушистая. Не устерег?
Зеленые глаза моргнули, видимо оценивая гнусный поклеп, и до меня донесся презрительный фырк. Кажется, у кота было собственное мнение, кто именно не устерег небесное совершенство, именуемое его хозяйкой.
— Ну, сбежала-то она от нас обоих, — из чистого принципа поспорил я.
Котофеич снова открыл глаза, демонстрируя всей своей усатой физиономией неприкрытый скептицизм к моим словам. Поразмыслил. И предъявил аргумент. В один прыжок слетев с кровати, кот скользнул к бочонку с лимонным деревцем и с торжеством вытащил из-за нее заботливо наполненную мисочку — то ли мясо, то ли рыба мелкими кусочками.
— Ня! — в голосе кошкина сына было неприкрытое превосходство.
— Выиграл... Бросили тут явно меня одного.
И даже знаю, из-за кого. Из-за тех магов, которые в Подвалах обнаружились. Больничка вся была в шоке, но Зеленые с из заморочками на жизни и живых просто в ужас пришли. И все, кто не был занят с посадками по вопросу "продовольственной безопасности", теперь экстренно осваивали основы целительства. И потрошили все доступные записи на предмет возможности регенерации. В принципе такая возможность существовала, именно поэтому Зеленые драконы не сходили с ума из-за покалеченных крыльев. Они верили, что рано или поздно эту возможность освоят. Но люди? Людей им было жаль.
Неудивительно, что Иррей ускользнула. Она у меня такая. Ладно, подъем!
Спать все равно уже расхотелось.
Тахко. Купол N1.
— Ваше имя?
— Хейки Юран, остай.
— Двухименный?
— Да, остай, моя семья была из доверенных людей Поднятого Вирру Мисо Айкина, правящего Альтой.
— Женаты?
— Нет.
— Род занятий?
— Мастер-зеркальщик.
— Сколько лет вы работаете в Подвалах?
— Шесть, — в негромком ровном голосе прорезалась едва заметная нотка недоумения.
Допрос был странным. Другое место, другие вельхо. Совсем другая еда. И нет работы. Впервые за много лет — нет работы. Нет ядовитых испарений. Не болят глаза, не болят ожоги. Только вопросы, вопросы, вопросы.
— Вы знаете, где находитесь?
— Нам сказали, что в Подвалах произошла диверсия и мастеров временно перевели на новое место.
— Вы знаете, кто устроил диверсию?
— Нет.
— Подозреваете?
— Нет.
— Прискорбная ненаблюдательность, — голос допросчика становится резким. — Где вы находились в миг диверсии?
— В своей комнате.
— Почему не на рабочем месте?
— Был наказан, отлеживался.
— Вот как... То есть в этот день вы не работали. И чем вы провинились? Испортили зеркало?
— Я предупреждал, что выданное нам серебро не дельное, остай. С ним невозможно сделать правильное зеркало.
— Допустим. Но это не первое ваше наказание. Я тут посмотрел... одиннадцать "процедур" за шесть лет, и большая часть на последние полтора года. Вы часто нарушали порядок. Бунтарь?
В последние полтора года. Одиннадцать процедур? Да, уже одиннадцать. Девять испорченных зеркал. У отца все чаще дрожат руки, возраст... хорошо, что пока удается брать вину на себя. Брату всего семнадцать, ему нельзя.
— Нет. Это было... были случайности. Мы стараемся работать добросовестно, остай.
— Допустим.
— За эти годы наша мастерская дала Нойта-вельхо товара на девятнадцать тысяч монет. Нигде больше нет зеркал такого крупного литья и такого чистого, пригодного под любые чары. У нас ничтожная доля брака. Мы добросовестно работаем, остай.
— Допустим. И все же: кто из вашей мастерской мог иметь связи с диверсантами?
— Никто, остай.
— Вы не спешите, подумайте.
— Никто. Я ручаюсь за своих.
— А из соседних мастерских? Это кто-то из них... или из вас. Подумайте. Должно быть хоть что-то. Может быть, это не явные преступления против порядка, может, просто какие-то мелкие нарушения. Но даже такие мелкие нарушения могут быть признаком преступных намерений.
Глаза у допросчика острые-острые — как осколки зеркала.
— Нет. И я, и мои соседи, настолько я знаю, ничего не нарушали.
— Еще раз подумайте. Если мы не получим никаких нитей для расследования, разговаривать придется по-другому.
В комнате нереально тихо.
В Подвалах никогда не было настолько тихо. Там даже ночью всегда есть какой-то шум — храп соседей, звон и жужжание ночных цехов... И так вежливо в Подвалах не разговаривали. Только почему-то от этого еще страшнее.
— Вы подумали?
— Подумал.
— И какие у вас подозрения? Ну же, Хейки Юран!
— У меня нет подозрений, остай.
Дверь за мастером-зеркальщиком закрывается тихо. Хорошо, что зеркальщик не видит, как напугавший его допросчик смотрит ему в спину. Взгляд темных глаз по-прежнему острый. Прицеливающийся.
Впрочем, он быстро опускает взгляд. Придвигает к себе лист с длинным списком имен. И медлит над недлинным "Хейки Юран".
Вторые сутки "фильтр" работал с полной нагрузкой. Мастера из знаменитых Подвалов были очень разными. Были те, за кого поручился Слава Зимин — с теми было просто, жаль, их немного. Но эти люди, в свою очередь, назвали тех, за кого могли поручиться они. Там проверки было немного — если уж человек прошел Подвалы и остался человеком, это о чем-то говорит. Были те, кто даже там ухитрялся воровать, вымогать и калечить, с ними было еще проще. Убивать таких никто не будет, увезут подальше да отпустят, только приложить придется. Есть такой рискованный Знак, по самому краю Зароков — помрачение сознания. Человек слышит, видит, понимает, но сознание — как при неумеренном потреблении "варенки". Вот пусть пока и "поспят". А там пару золотых в карман — и удачи в новой жизни.
Но больше всего было таких, как Хейки Юран. Безукоризненно послушных, безупречно правильных, идеально вышколенных — и закрытых на все замки. Выучкой напоминающих личиночий приют — последнего года обучения, когда уже похоронены "не поддающиеся обучению", а поддающиеся научились прятать чувства под пятью замками. И попробуй пойми, что там, за этой правильной маской.
Пришлось делить работу. Первым шел он, Вида. Он и один из недавнего пополнения, драконовер Ханс, взяли на себя роль устрашения — самый эффективный метод выявления доносчиков. После него — Пало и Ирина, они играли себя — спокойные и доверительные собеседники. За ними — Миусс и Ветерок, дотошно-въедливые и замечательно внимательные.
Мало, конечно. Завтра подтянутся еще шестеро помощников, но и все. Слишком ответственная работа. Слишком многое от нее зависит. Одна ошибка "фильтра", одно доверие не к тому человеку — и Тахко снова окажется под ударом.
Под ударом окажутся маги — по-настоящему сильные, бесценные маги. Драконы, от которых зависит это распроклятое Равновесие, само существование их мира. Живые, не сумасшедшие наконец, драконы! Огненные, Водные, Зеленые, Земные! Дети...
Нет. Спешить некуда. Место есть, а не будет, так Земные сделают еще. Время есть. Пусть медленней, но эту толпу они просеют до крупинки.
Мерзко это, пугать и так несчастных людей, но безразборная жалость — это не то, что они могут себе позволить.
Пришлось уже наслушаться.
"Нарушения порядка? А как же, господин надзирающий! Или старший надзирающий? Про диверсию не знаю, однако подсказать могу, кто знает! Сосед мой, кузнец, точно из этих. Как где какое нарушение порядка — так он там сразу. Я докладывал!".
Из списка вычеркивается имя Тернико.
"Здоровьичка вам, сталбыть, господин новый надзирающий! Краснодеревщик я, сталбыть, готовый служить чем есть и со всех, значит, силов! И, коли вы про этих дивер... двер... так я вам скажу: мастера моего поспрошайте, змея подколодного! Он опять порядок нарушал! Сам видел, он свою, значит, вкусность, ну добавку то есть, что вы ему приписали, вышивальщице отдал, Райке, с бабских мастерских! А то нарушение! Нельзя еству на сторону отдавать! И меня доносчиком обозвал и по уху въехал. Вы ж его на ремешки отправите? Чего он обзывается?".
Еще одно имя перечеркивается идеально ровной линией. Еще один человек очнется где-нибудь на побережье, обнаружит в кармане пяток золотых и будет долго гадать, как он там оказался.
"Что вы, господин надзирающий! Мы все как одна трудимся во благо Нойта-вельхо! Всемерно! Диверсия? Конечно, мы все расскажем про диверсию! Только не соизволит ли объяснить господин надзиратель, что это такое? У нас на кухне ни разу такого не готовили. Это северное блюдо? Нет, что вы, я не смею потешаться, я помочь хочу. Да я расскажу что хотите, только я ж ничего не знаю, мы ж при кухне круглые сутки обретаемся. А, может, вам про дерсин рассказать? Это когда в рыбе яйца запекают, а в яйцах... Злоумышленник? Да где ж у нас злоумышленники, у нас самое опасное — щука да зайцы, они против господ вельхо никак умышлять не могут. Уже иду. Доброго здоровьичка".
Поварша Анета. Перо невольно подчеркивает это имя в списке. У нее очень ясный голос, у Анеты — в нем очень трудно спрятать издевку. У нее не получается. И глаза такие честные-честные. Впрочем, она останется. Про нее он уже решил. Почему снова вспомнилась? Честные-честные глаза и язвительность, спрятанная за нарочитым послушанием...
Итак, Хейки Юран, мастер-зеркальщик. Перо заскользило по желтоватой бумаге расчерченной вручную таблицей. Одиннадцать наказаний, ни одной отметки о поощрении за донос, все премии, немногочисленные, кстати — только за "придумки", сиречь усовершенствования. У его отца и брата — отметок о дополнительных поощрениях больше. А наказаний, соответственно, меньше... интересно. Или наш зеркальщик тупее своих родичей, или? Или он их прикрывает. А судя по тому, что угрозу он понял, но оговаривать никого не стал, второе вероятнее. А раз на оговор не пошел, защищая даже не своих, а чужих, то ты нам подходишь, мастер-зеркальщик. Возможно.
Еще одно имя ложится в "белый список".
Через день повторим беседу, Хейки Юран, правда уже в другой обстановке.
И, надеюсь, я в тебе не ошибся.
Тахко. Макс
Весенний день встретил ясным солнышком и легким ветерком. По небу бодро плыли легкие облачка, к небу не менее бодро тянулись первоцветы и снежники, а рута уже выпустила душистые сережки и осыпала всех желающих и нежелающих ароматной пыльцой.
— Поберегись! — тут же добавил мне бодрости старушечий голос, и мимо, оглашая воздух предупреждающими возгласами, пробежала бабуля типа "божий одуванчик" с бревном на плече. Бабуля. С бревном. Пробежала. Что ж я тогда натворил своей магией? До сих пор удивляюсь.
Кроме меня, правда, никто не удивился, видно забег этой громогласной бабуси с бревнышками — это такие мелочи, не стоящие внимания. Народ спокойно расступался и снова продолжал свои дискуссии.
— Куда? Я же просил эти стволы к шкатулочникам, а не к мебельщикам!
— Шкатулочники забраковали, говорят, на этой древесине все резцы поломаешь! Твердая очень!
— Зеленые намудрили, что ли? Ладно, оставь эти стволы пока, сомневаюсь, что за такую твердость нам мебельщики спасибо скажут. Потом придумаем, куда их...
— Семена! Куда полетела, девчонка?! — кричит вслед девушке дед в распахнутой куртке. — Семена забыла! Что сажать будете, торопыги?
— Мы сегодня саженцы сажаем, семена завтра!
— Матушка, да что ж вы такое принесли?
— Дак краску! Вы ж сами хотели, чтоб новенькие были одетые все в одинакую одежу, чтоб стало быть, кажный видел: эти, значит, новенькие, помощь им оказывать, при случае.
— Но не в такой же жуткий цвет!
— И-эх! Взяли раз... взяли два...
— Поберегись!
— Вы уверены, что хотите взять на поруки пленного? Вы же знаете, сколько там сложностей!
— Так у нас семья большая, пригляд будет, да и парень неплохой...
— А третье опытное поле — сразу за Белым ручьем.
Не город, а муравейник. А ведь какой был сонный и тихий городок. Плохо ты, Макс, на народ влияешь. Вон как все разворошили. Столица и то поспокойней будет. Девять утра, а все при деле. Посмотреть приятно.
А красивый все-таки город. Из настенных ящичков, из желобов под крышами уже спешит-торопится навстречу солнцу зеленая поросль будущих цветов, на подоконниках все так же разливают аромат спокойствия снежники. Рутовые деревца, что растут, кажется, прямо из мостовой, уже дают первую тень. Почти отстроен разрушенный особняк у центральной площади, бывшая казарма для вельхо. Там решено сделать дом для гостей-драконов. Правда, одномоментно в центральном зале могут поместиться не больше двух Крылатых, но это если в натуральном виде. А в человечьем — милости просим, домик, кажется, распланирован на сто мест. Сегодня, кстати, Ритха хотела залететь. В смысле, прилететь в гости. Проведать братцев.
— Макс, Макс, погоди!
Меня догоняла девчонка из экспериментальной группы, Мирен.
— Макс, привет, все правильно? — и не ожидая ответа, затараторила, — Макс, ты говорил, что после налета на Подвалы зайдешь к нам, что обсудим расширение линейки товаров! Макс, а та девушка, лекарь, Катя, она рассказывала про "бюстики", это правда? Такое правда есть?
— Ну... э...
— А нарисуешь? Она обещала, а потом застряла на работе, и никак! Даже спит там. А у нас ведь швеи! Им же интересно!
— Э...
— А, ты спешишь! — спохватилась Мирен. — Иди-иди, мы тебя вечером ждем!
— Но...
— Ой, поняла! Некогда! Тогда мы сами забежим, у нас подарок для вас!
И умчалась, прежде чем я успел что-то сказать. Это как я буду рисовать "бюстики"? И кто это "мы", которые забегут к нам вечером?
Ладно. Разберемся.
— Макс! Мааааксик!
— Чиррррр!
О, Янка со своим Штушей. И с "женихом".
— Максик, ты хороший, ты суперский, ты самый-самый лучший!
— Стоп. Что случилось?
— Ничего. Мы хотели сказать спасибо за сыр! Он такой вкусный, такой вкусный, он всем жутко понравился...
— Намек понятен, будет вам добавка.
— Максик, ну я же не из-за добавки... Риник, скажи!
— Она не из-за добавки, — послушно подтверждает самоназначенный Янкой жених. — Она из-за Славы.
— Мы навестить хотим. А нас не пускают. Максик, ты ведь туда? Ты ведь нас возьмешь?
Так Славка еще у медиков? Нехорошо. Хотя там же Катерина, наша землячка. Настоящий доктор. Ей только дайся в руки, потом не сбежишь. И все-таки что-то меня царапнуло. Сдал побратима на руки медикам и успокоился? Рановато, похоже.
Пообещал Янке встречу со Славкой, но после обеда и отправил в школу. Школа, правда, пока одно название. Учат всех, но народ разновозрастный, учителей пока мало. Так что уроков пока всего пара в день, дальше перекус и мелочь разбегается-разлетается по делам.
О, а вот бабушкины мастерские. Вот куда надо будет привести Славкиных товарищей по несчастью. Пусть посмотрят, что такое настоящие мастерские. Огромные окна для света и воздуха, удобные столы, и надсмотрщица, которая следит, чтобы каждый час вязальщицы и кружевницы вставали и делали разминку и зарядку для глаз.
— Макс?
Ох! Пока я смотрел на мастерские, меня самого... высмотрели. И весьма грамотно зажали в угол. Еще одна наша попаданка, Нина Васильевна. Любительница кавказцев. Ну и зверюги. Собак я люблю, но таких здоровенных... как с ними хозяйка справляется? Сама ведь щепка щепкой.
— Здравствуйте, Нина Васильевна.
— Я к тебе присматривалась, — не ответив на приветствие, мрачно заявила женщина.
Угу. Понимаю. И каковы же результаты?
— Тут неплохо. Так что отдаю, пригодится, — в мои руки втискивается какой-то полотняный мешок, килограмм весь-десять весом. — С тебя магия. Пока.
Короткий свист, и собакины расступаются, выпуская меня. Женщина кладет руку на холку одного из кавказцев. И только, когда она скрывается за углом, я понимаю, что "пока" — это не наречие времени, а "до свидания".
Да ну нафиг. Я с такими потрясениями сегодня до больницы вообще доберусь?
И с таким мешком! Откуда она вообще его... надеюсь, там не мина.
Через пять минут я был готов бежать за Ниной Васильевной и обещать ей магию, золото и усиленное питание! А также платья, украшения и косметику, как только у нас получится что-то толковое! Хотя, принимая во внимание ее увлечения... куплю суперковрики для ее собак! И сделаю суперошейники! С чарами от блох и выпадения шерсти! Все, что она захочет!
В мешке оказались семена. Наши, земные семена. Я не знаю, где она их взяла и куда собиралась их сажать в таком количестве... но... но...
Ладно картошка, хотя я и за нее был готов расцеловать не то что Нину Васильевну, но даже ее пушистых друзей! Но кукуруза! Но помидорчики! Но подсолнечник! Дорогая, бесценная Нина Васильевна! Так, маршрут меняется. Надо поскорей сдать это добро нашей боевой бабушке. Потрясающий подарок! Потрясающая женщина!
И все-таки, зачем ей нужны были какао-бобы?
Тахко. Ирина
С освобожденными магами все было плохо. Совсем.
Ирина — сдуру, не иначе! — сунулась посмотреть. Представление получить, что да как. Получила. Потом в комнате своей минут пять сидела-выбирала, чем это "представление" запить. Разум диктовал принять успокоительное. Глаза упорно сворачивали на настойку, подаренную Миуссом, и на образцы наливок на Максовом спирту.
Впечатление оказалось сильным.
Один запах чего стоил. Ее будто отшвырнуло на семьдесят с лишним лет назад, туда, в Отечественную. В сорок четвертый, в самый конец лета, когда ее разведроте попался первый концлагерь...
Тогда они не сразу даже поняли, что вот это, лежащее у колючей проволоки — человек, живой человек, а не кучка грязных лохмотьев. Когда он открыл глаза и посмотрел на них...
Тогда не только она, девчонка зеленая, мечтала переубивать всех, кто на немецком говорит, тогда даже Деда пришлось за руки хватать.
Тогда даже врачи надевали повязки, смоченные в уксусе или спирте — иначе невозможно было работать.
Тогда...
Они все выпили тогда, тем вечером, и даже ей налили, в первый раз за долгих полтора года. Другого успокоительного у них тогда не было...
И сейчас опять. Неудивительно, что желтокожие "цивилизаторы" с Куппи и местные "скромники" так хорошо поладили. И те, и другие обожают калечить тех, за чей счет живут. Зеленым драконам — крылья, подвальным вельхо — глаза. Чтобы никуда не делись.
Нелегальные фермы, дети из Горькой пустыни, остров в южном море, теперь подвальные узники... Кого следующего они найдут и будут выхаживать? И получится ли вылечить? Вчера выяснилось, что малыш с южного острова, Нирр, отказывается сменить облик. Он первый из Зеленых набрал допустимый для оборота вес — и не захотел обращаться. А всезнающая Янка отозвала в сторонку удивленную Ритху и шепнула, что Нирр боится. Ему человеком хорошо, а дракончиком плохо было, и он просто не хочет обратно. Что с этим теперь делать?
Что делать со всем этим?
С городом Тахко, где как в Ноевом ковчеге, собрались маги, драконоверы, Крылатые? Который жив до сих пор потому, что все считают его мертвым? Что будет дальше? Вечно прятаться не выход, этот маскарад продержится несколько месяцев, в лучшем случае год, что дальше?
Что делать с мальчишками, рвущимися в драку "за справедливость"? Нельзя же вечно хватать их за штаны, они мужчины, и они правы в стремлении привести в порядок здешние дела. Это их дом и их мир, и это их право, только скольких жизней будет стоить эта справедливость? И что будет потом? Может, местные разобрались бы даже без особых потерь, но желтые "друзья"?
Что, кстати, делать с этими лжедрузьями? Они ведь не успокоятся. Столько лет тянуть с этого искалеченного мира магию, людей, товары, прибыли. И вдруг перебои. Странно, что они до сих пор не явились к "скромникам" с претензиями. Хотя может, и являлись, просто наш контакт не в курсе. Похоже, ему не особо доверяют. Впрочем, кто кому вообще доверяет в том гадюшнике? "Скромники" ненавидят своих "друзей", те их презирают и постоянно требуют увеличить размер "благодарности" за оказанную когда-то помощь. Помощь... три погибших континента и гибель три четверти населения. Это если не вспоминать про откат назад по уровню развития. Надеюсь, им "стационарную установку поликонтакта" как следует повредило, раз они притихли и не лезут. Совпадение, или они достали своей помощью кого-то еще? Источники говорили, что основной поток шел именно через установку, а "малые приборы" лишь для "вспомогательных целей" и "временной индивидуальной инвазии".
"Малые приборы" — это, надо понимать, "Максовы "недофонарики".
Что же эти "друзья" все-таки делали на Земле...
Хоть бы один прибор раздобыть из этих "недофонариков", может, получилось бы разобраться хоть отчасти.
Что делать с этими покалеченными вельхо, в конце концов?
Сейчас... сейчас возьми себя в руки, Туманова, и займись делом.
Значит, так. Она не готова сейчас разговаривать с магами.
Надо найти кого-то из Зеленых и проконсультироваться относительно возможности вернуть зрение подвальным узникам. И вообще относительно состояния. Насколько они вообще в своем уме после всего? Магию из них Урху вытянул, следовательно всевозможные магические гадости тоже. Все эти проклятия, "приложения", "следушки" и черт знает что еще. Теперь их можно лечить как обычных людей. Этим и займем...
Черт!
На этот раз ее дикий дар налетел без предупреждения, не успела даже сомкнуть руки. Вломился в сознание, как грузовик в стеклянную витрину... огромную стеклянную витрину... и
И полетели осколки. Крупные. Мелкие. Сверкающие. Ранящие.
Серебряные!
Отражения...
Первое просто бросается на нее взбесившимся киноэкраном.
Горящий город. Не Тахко, нет — она уже видела Тахко с высоты драконьего полета. Совсем другой рисунок улиц, и нет таких мостов, ажурных, раскинутых над неширокой рекой... горящих, сейчас горящих... Несколько зданий уцелело, пламя их словно обтекает, не затрагивая. Среди них высокое здание с множеством острых узких башенок. В узких стрельчатых окнах живые лица. Здесь еще остались живые? Серебристый дракон рвется туда — помочь, спасти хоть кого-то! Но промельк белого — и по глазам бьет огнем. Взрывом. Здание рушится, сыплются башенки... и тонет, замирает навсегда в дыму изломанное драконье крыло... Нет, не может быть! Это была... ракета?
Нет, нет. Прочь. Не допустим.
"Уверена?" — дохнуло в лицо пламя. И бросило в лицо новый осколок. Новое видение.
Горы, это были горы! Те, что показывал Урху. Гнездо. Снежные шапки, величественный горный хребет, узкая долина с озером. Бывшие. Взорванные. Какая-то страшная сила быстро и жутко била по горным склонам, буквально выворачивая их наизнанку. Кипит и клокочет бывшее озеро, а потом исчезает в мешанине земли и камня. "Поздно, Слав... — выдыхает рядом безжизненный голос. — Там никто не мог уцелеть"...
Макс! Но осколок уже выворачивается из рамки рук, рассыпается в пыль, и не узнать про названых внуков, не посмотреть...
"Хотела? Смотри!"
И снова Макс. Закованный в странно-белые кандалы, растянутый на каком-то стенде. А за стеклом — желтокожие "цивилизаторы", и одного в руке изогнутый пульт с крупными цветными клавишами... И она откуда-то знает: Славы уже нет. Он защищал побратима до последнего. Славы уже нет. И никого из них нет...
Нет-нет. Дальше. Дальше.
В новом отражении снова Слава, улыбается. Нехорошей улыбкой, злой. Человек, что стоит напротив, что-то говорит, все быстрее и быстрее, и в его голосе угрозы быстро сменяются на просительные, потом умоляющие ноты, но Слава не слушает, он улыбается и куда-то смотрит — на часы на стене.
— ..еще успеем!
— Нет.
— Но это же ничего не изменит! У вас не получится!
Славка не отвечает.
— Ты тоже умрешь!
— Скажи мне что-то, чего я не знаю! — улыбается названый внук. И, когда человек рвется вперед, парень с той же улыбкой роняет с ладони шипастый зелено-бурый шар. А потом все мгновенно тонет в буро-пепельном облаке.
Нет. Так не будет!
Слышишь, ты, кто бы ты ни был?
Ладони жжет, и отражения снова листаются все быстрее, и от этого мелькания, дико, отчаянно, нестерпимо болит голова. Во рту вкус крови...
Но больше не стремится оттолкнуть осколки-отражения, наоборот, старается удержать, просмотреть, понять. Найти нужные. Должны быть те, кто не горят города, где не гибнут люди, где ее новая семья остается жива! Она больше не может терять своих.
Вкус крови все сильнее.
...Пробираются через барьер лазутчики Нойта-вельхо... Дальше.
...Черно-серый пепел. Везде, куда ни глянь, под тусклым солнцем черно-серый пепел... Дальше... дальше...
...Миусс и Вида смотрят на развалины Тахко. Нет, дальше!
...Смеется Иррей, взлетая в рассветное небо, рядом, тоже с цветочной гирляндой на шее, парит серебристый Макс, и семь радуг выстраиваются в небе перед парой... древний обряд... брачный...
...Лед. Живой лед! Грязно-белый, плавно-хищный поток льда стремительно-тяжелой волной летит вперед. Его не остановить, он с одинаковой яростью замораживает реку, каменит клумбы, желто-зеленые деревья, человеческие фигурки. Люди в знакомой одежде Нойта-вельхо, пытаются бежать, хватаются за Знаки, просто кричат — льду все равно. Он затапливает всех. И он не останавливается, он течет и течет оттуда, с холма, где стоит на коленях, вцепившись руками в траву, седой человек с лицом Макса.
Стой! Назад! Назад...
...Летучие аппараты желтых над каким-то странно-знакомым городом, кажется, да, это Берлин. Берлин? Земля?! Зачем?!.. Как бы в ответ на этот вопрос над городом неспешно расцветает первый взрыв...
Нет! Назад! Каким-то невероятным усилием Ирина изворачивается, хватая промелькнувший осколок с нужным отражением, не обращая внимания на то, как режет руки. Голова болит уже нестерпимо, глаза застилает красным... но это неважно — важно развернуть нужную вероятность. Ну же! Давай!
Осколок дрожит. Это одна и та же вероятность, одна и та же: невероятная драконья свадьба в небе под семью радугами... этим фрагментом будущего всплывает новое видение: озадаченный Макс отбивается от предложений жениться в драконьем виде:
— Слушай, напарник, я, конечно, планировал женитьбу. Но в комплект входил роскошный костюм, крутое застолье и салют. Жениться в костюме, который состоит только из меня — об этом мне как-то не мечталось!
Еще, еще...
Она словно смотрела фильм в обратной перемотке, да еще пропуская целые куски...
Застыл с закрытыми глазами Славка. Его руки по локоть погружены в камень, брови напряженно сведены, и на белом лице очень ярко выделяются пятна крови под прокушенной губой. Рядом человек, со спины плохо видно.
"Тарелка" желтых беззвучно сплющивается в воздухе, зависает... и рушится на заросший сорняками пригорок...
Волна сносит какие-то белые домики среди зелени. Остров, это остров?
Два незнакомых человека напряженно смотрят друг на друга, воздух пропитывает напряжение, и Макс нахально вмешивается: "А вот и не подеретесь". Не подрались...
Вида с решительным видом уходит куда-то в темноту...
Осыпающееся подземелье, какие-то бумаги...
Драконье пламя расплескивается по человеческому городу, но люди не разбегаются и не кричат, только зажмуриваются, когда кипучее ало-золотое облако докатывается до них...
Драконья стая, пара за парой, как "двойки" истребителей, взмывают с обрыва, уходят в небо...
Макс бросается к незнакомому мужчине с окровавленным лицом...
Она сама, в темном платье и отчего-то в налобной цепочке-тике, разговаривает с человеком в короне... пожимает руку мужчине на больничной койке... незнакомое лицо, опять незнако... все.
— Бабушка И... Бабушка Ира!
Столица. Рит
— Твари. Твари-твари-твари... Твари! — Понтеймо шипел и плевался. — Да как они могут так?
Остальные "скромники" выглядели не лучше. Нолле вертел в руках зеркало, то и дело сжимая ручку до хруста тонких пальцев. Мейрано угрюмо рассматривал стену, Ивех придушил свою змеюку и рассеянно обвивал ее вокруг запястья. Жиссе уже уничтожил половину запеченного кролика с травами и останавливаться не собирался.
— Мы им кучу драконов отдали тогда сразу! Мы им потом... а они сейчас просто воруют! Наши... наше... твари!
— Если они действуют так нагло — воруют наших магов у нас в столице, почти в открытую, это значит — они больше не намерены действовать по договору? Они просто забирают то, что захочется?
— Именно, Ивех! Именно! Сегодня они забрали моих... наших магов. А завтра захотят нас? Это еще наш мир, или как?!
— Достаточно, Понтеймо. Раз уж мы все плывем на одном бревне, давайте откровенно. Согласны?
— Да.
— Давно пора!
— Допустим. И?
Каирми подождал других ответов, дождался двух угрюмых кивков и одного пожатия плечиков и продолжил:
— Я знаю, что несмотря на соглашение, каждый из нас так или иначе контактировал с нашими желтыми... друзьями. Нелегальные драконьи фермы, контрабанда товаров, торговля. Я сейчас не спрашиваю, кто и чем, я спрашиваю — в последние две недели хоть один контакт с желтыми был? Хоть у кого-то?
Повисло тяжелое молчание.
— Э... нет, — наконец неохотно ответил Нолле. — Они обещали мне... неважно что. Но не явились.
— Нет, — угрюмо уронил Жиссе.
— Нет...
— Что вы на меня-то смотрите? — вскочил Понтеймо. — Я ничего! То есть...мне тоже ничего! Я вообще ничего!
— Заткнись, Понтеймо. — Мейрано сбросил свою одуванчиковую маску и зло усмехнулся. — То есть они просто перестали с нами общаться. Мы им больше не нужны.
— Драконы уходят — мы и стали не нужны.
— Зато добро наше очень нужно!
— И мы можем понадобиться. На компоненты! И согласия не спросят!
— Да как они смеют?! Мы же... мы...
— Да заткнись ты уже! Кай, что мы можем сделать?
— Не так много, как хотелось бы. Во-первых, поднимаем оружие — то, из старых запасов. Это не их "махои", но убивает не хуже. Во-вторых...
— Оружие! Какое оружие? Самое действенное требует драконьего участия, не забыл?
— Во-вторых, — Каирми даже вида не подал, что его перебили, и Жиссе замолк, сразу как-то подобравшись, — надо поискать драконоверов. Попробовать договориться с драконами.
— Что?!
— Мы их защищаем от похищений злобных иномирных захватчиков, а они нам помогают. Все просто.
— Не поверят...
— Надо чтобы поверили. Вот что... пошерстите там, в предгорьях Ловчих. Там их немного, но должны быть.
— И что с ними...
— Драконий зад, Жиссе, почему я все должен объяснять?! Перевяжите их тесемочкой и оставьте возле долины Крылатых. В знак добрых намерений!
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|