|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Был я по жизни отставным прапором, можно сказать, никем, а вернулся домой начинающим бизнесменом, сам того не ведая, не желая.
В общем, всё по порядку. Сели за кухонный стол. Там всё по хотелкам хозяйки: на телеке вместо дивидюка старый видак, крутит "Властелина колец". Пельмени у неё — больше ни у кого таких не попробуешь! На большую тарелку с горкой полстакана сметаны и столько же домашней аджики. Каждую ложку, как будто сто грамм в себя принимаешь, и в горле ничего не першит. Всё в меру, всё как я люблю, кроме душевного равновесия. Сижу как натянутая струна, жду провокационных вопросов, а их тётя Рая на корню глушит.
Только Решайло откроет рот, она ему:
— Помолчи! Дай кино посмотреть!
И тут у него в кабинете телефон зазвонил. По гудкам слышно, межгород. Он как подкинется — и туда! И походя, полою халата со стола кружку смахнул.
Обычная кружка, совдеповская. На рисунке университет имени Ломоносова и надпись "Москва". Сколько себя помню, она всегда на этой кухне была. А тут на пол — коц! — и пополам.
Тётя Рая глядит, слова сказать не может. Губы дрожат, вот-вот слёзы из глаз. Что-то, наверно, в её жизни связано с этой кружкой. Так жалко её стало! Поднял я с пола эти две половинки, приставил одну к одной, а они сцуко, склеились. Да так плотно, что стало, как было. У Андрюхи аж челюсть отвисла:
— Ни фига себе, как это ты?!
Про хозяйку вообще молчу, стараюсь в её сторону не смотреть, потому, что и сам в крайней степени озадачен. Это ж помимо моей воли получилась такая хрень! Усилитель не при делах, даже камнем не подмигнул. Если Мастер менял настройки, причём тут советский фарфор? И вообще, что в этом фокусе чёрного?
В общем, сижу, не верю глазам. А врать всё равно что-то надо.
— Сам, — говорю, — не понимаю, как могло такое произойти. Но после контузии это второй случай. Когда мамкин портрет на пол свалился, и вот сейчас. Наверно, какая-то патология.
— Ни фига себе патология! — возликовал Андрюха. — Мне бы её, я б "жигулёвские" стёкла принимал на срочную реставрацию. За треть рыночной стоимости можно озолотиться, если клиент попрёт.
А что бы ему не попереть? — услуга-то эксклюзив! Где он ещё за такие деньги лобовое стекло на новое поменяет? — И сразу быка за рога, — пошли, Серёга, попробуем?
— Где попробуем?
— В гараже. На наших "Жигулях" испытаем.
— Сиди уж! — отрезала тётя Рая, пряча в сервант обновлённую кружку. — На свадьбу себе заработать не можешь... миллионер!
Зря она так. Голова её сына работает как часы. А если на свой карман — чистый секундомер. Если б Решайло вкладывал деньги куда скажет Андрюха, ещё неизвестно, кто б у кого начальником числился. Вернулся он как-то домой из паспортного стола. Привёл с собой беженцев из Абхазии. Мать с сыном. Русские люди, хоть и говорят со страшным акцентом. Оба по специальности тренеры по большому теннису. Пообещал им Андрюха помочь с легализацией и пропиской в надежде отгрохать два настоящих грунтовых корта и заработать на этом бабла. Там те капиталовложения проще считать затратами: аренда земли, две сетки, с десяток ракеток (пусть будет оно с запасом), знакомому трактористу поляну накрыть, чтоб грунт разровнял, плюс мел для разметки. Окупится влёт!
Не дал тогда денег Решайло. Зажлобил, хоть с его-то связями это на раз плюнуть. Но беженцам с пропиской помог и пристроил их к своему "придурку". Сейчас у того своя академия тенниса, где самый дешёвый абонемент не каждой семье по карману, а тренерам платят зарплату зелёной резанкой. А крёстный локти кусает: "Зря я, Андрей, тебя не послушал!"
Вот и сейчас, как лихо Андрюха насчёт бизнеса сообразил! И, главное, вовремя. Не всё же мне на мамкиной шее сидеть? Вполне действенный план. Я только "за". Поднялся из-за стола, плечами пожал:
— Вряд ли что-то получится, но почему б не попробовать?
А сам себе думаю: который раз вру — перстенёк даже не жмёт.
От дома до самого гаража Андрюха меня инструктировал. Мол, главное не волноваться, верить в себя, "и всё тогда будет тип-топ". Я в свою очередь, просил усилитель сделать так, чтобы трещина на стекле зарастала медленно, постепенно, под моими ладонями. Типа того, что я её склеиваю. Чтобы стало в итоге это стекло без сколов, потёртостей и царапин, будто бы только что из заводской упаковки.
Хоть и скользкая штука этот инопланетный девайс, получилось по-моему. Пятна грязи отлетали от прозрачной поверхности, били в ладони и падали на капот. Мой будущий шеф благосклонно сопел за спиной. По итогам эксперимента сказал:
— Будем работать! Пойду, пахана позову. Это такой кадр: если сам не увидит, денег на раскрутку не даст. А ты тут пока пораскинь мозгами, можно ли восстановить левый фонарь?
Глянул я, там действительно полный атас. Посередине дырка от камня, от неё трещины-лучики, и вся эта порнуха заклеена грязно— коричневым скотчем. Долго решал, как с этой бедой быть. В итоге махнул рукой: да хрен с ним, пускай и она будет как новая.
Наверное, зря. Этот момент у меня выпирал из памяти, когда я уже дома анализировал ситуацию. Слишком уж взгляд крёстного контрастировал с его внешним спокойствием. Андрюха ему втирает про мою патологию, а он опустился на корточки перед тем фонарём и щупает место, где только что дырка была. Руки-то помнят. Сами заклеивали. Подбивая бабки, сказал:
— Патология штука такая: сегодня она есть, а завтра с ментами не сыщешь. Поэтому, сопляки, рассчитывайте на самый что ни на есть эконом вариант.
И ещё: когда выезжали из гаража, Решайло Андрюхе два раза напомнил, чтоб взял у меня комплект запасных ключей.
— Райку хочу заслать, пусть наведёт в избе армейский порядок. Бабы — они в этом деле умнее нас.
Вот так, не заходя в квартиру, сразу решил, что там необходима уборка. Хорошо если по себе судит, а вдруг, захотел что-то найти? Не золотую ли цепь?
В общем, сижу я на кухне, ни о чём другом думать не могу. Это от отца. Нестандартные слова и поступки заставляют зацикливаться на них. Чтобы отвлечься, я решил постирать шмотки, что привёз в сумке из Питера.
"Самсунг" у меня наполовину вделан в стенную нишу, потому и остался в квартире. Судебные приставы пытались его вынести, но не хватило разума. Присел я на корточки около барабана, чувствую, в ноге дискомфорт. Отвыкла она от столь радикальных движений. Хотел уже возвращаться на кухню за низкой удобной скамейкой, на которую мамка ставила ноги, но вовремя вспомнил последний урок Мастера, мельком подумал и продублировал вслух фразу "хочу присесть".
Получилось не хуже. Будто бы всю жизнь колдовал. Скамейку клонировал на ура, один к одному. Но я не обрадовался. Не до того. Расклады в башке один хуже другого. Все мысли танцуют вокруг золотой цепуры. Нет, думаю, надо срочно от неё избавляться. Тем более, обещал усилителю, что "завтра отдам". Вот оно и подходит, это самое завтра.
Стоп, себе думаю, а не дурак ли я? Что мне мешает и Понину сбрую клонировать? Никита Хамкадзе упоминал "чуть ли ни пол килограмма", а я на безмене взвешивал — меньше половины того.
Достал её из глубин мусорного ведра, где воры-домушники рыщут в последнюю очередь и высказал два пожелания. Вернее, одно, но в двух вариантах: от лоха-ученика, который боится испачкать карму, и Чёрного Колдуна, что учится пакостить.
Первое прозвучало витиевато. Примерно так: "Хочу возвратить хорошему человеку забытую им золотую цепь. А в знак уважения и признательности за чуткость и доброту, сделать ему сюрприз в виде ещё одной".
Другой вариант понравился больше. В нём я увидел программу дальнейших действий: "Хочу развести ушлого бизнесмена. Всучить ему золото под расписку, а завтра истребовать долг".
Перстень мигал дольше обычного, зато разродился сразу двумя цепями: отдельно для лоха и колдуна.
Нет, думаю, столько в карманах не унести. Порвутся к едрене Фене. Без сумки не обойтись.
Пришлось отставлять стирочные дела и в самом разгаре зимы готовиться к лету. Наш бельевой шкаф — мамкина территория: что, где и зачем лежит, ведомо только ей. Без помощи колдовства там ничего не найдёшь. Потому и оделся как клоун: штаны нацепил из комплекта пустынного камуфляжа, а куртку с "комка", в котором когда-то демобилизовался из армии. Она уже выцвела так, что по цвету не различить. Вот мамка и положила в одну стопу.
Ладно, думаю, прокатит для малограмотных. Кто в девяностые будет присматриваться? Проще встретить наряд ментов на дамских велосипедах, чем военный патруль.
Присел на дорожку. Попросил у своего гаджета, чтоб никто из знакомых меня в этом времени не узнавал.
"Портал, — говорил наставник, — штука простецкая даже для начинающих". Там той премудрости: в деталях припомнить место, в которое стремишься попасть. А я эту рощу за школьным двором до сих пор вижу во сне. Мы часто туда ходили драться один на один. Очень удобно: там дырка в заборе за кустами орешника. Мы лишних людей видим, а нас они ни фига. Бросишь, бывало, обидчику вызов, назначишь секундантов — и в бой! Двое дерутся, четверо судят, седьмой на атасе стоит. Так что, дело не в месте — во времени.
Мало-помалу я оживил в памяти Поню в малиновом пиджаке, Никиту Хамказде, других пацанов, позы, слова, выражения лиц — всё важное и неважное, что хоть фрагментарно запомнил во время просмотра кассеты об Андрюхином выпускном вечере.
* * *
— Атас, пацаны!!!
Мгновение — и я там. В том месте, где только что был Андрей, снимающий видео. И кажется, даже немного его оттолкнул. Потому он и крикнул: "Атас!"
— Э! А ну стой!
Куда там! Стайкой напуганных воробьёв, драчуны сорвались с мест и хлынули в сторону густого орешника, растущего у железной ограды. Там прутья разведены. Сам проникал через эту дыру, когда опаздывал на урок. В общем, раз! — и нет никого! Даже виновный ретировался вместе со своими обидчиками. Не догонять же? — мне сейчас выходить в люди нету резона. С погодою просчитался. Не то чтобы дождь — мелкая морось сама образуется в воздухе. А у меня кроссовки с трещинами в подошвах. Шагнул, и потянуло казармой.
Не зря говорят, что с дурной головой и ногам покоя нет, — ругал я себя. — Чем ты думал, изучая первоисточник? Видел же, что мальчишки отпускают подсрачники как-то неловко, и не смог даже предположить, что им может быть скользко. Эксперт хренов! Теперь хочешь, не хочешь, надо возвращаться домой, мыть ноги, менять носки, чистить сапожной щёткой старые добрые берцы...
Сколько я в девяностых отсутствовал, минут пять-десять? А к моему "второму пришествию" поляна преобразилась. Капли влаги, похожие на росу, укрыли её прозрачным искрящимся слоем. В нём преломлялось звёздное небо. Вот на какой ещё планете Двух Солнц можно увидеть такое чудо? Стой да любуйся! Только какой-то гад эту картинку походя зачеркнул. От дырки в заборе чёрно-зелёными полосами, мрачно тянулся шаркающий след, задумчивый, долгий и одинокий.
Проводил я его взглядом, и мне почему-то подумалось, что это мог быть только Поня. Так жалко его стало! Он ведь ещё не успел сволочью стать, и не сам эту сраную сотку нарисовал. Обдурили на рынке ушлые дяди. Время такое: лохов учат, невзирая на возраст.
С другой стороны можно понять его одноклассников, их злость и мальчишеский максимализм. Но меру-то знать надо? Навтыкали подсрачников, на бабки поставили. Мы бы тоже так поступили. Но бойкот объявлять-то зачем? Тем более, в такой день? Будут потом обижаться, что Поня не ходит на встречи выпускников.
Странная дружба у этого поколения. Торжество не закончилось, под аккорды последнего вальса в спортзале кружатся пары. Потом, по давней традиции, вчерашние школьники будут бродить до утра и встретят летний рассвет на берегу залива. Все кроме одного. Нет, братцы! Одноклассников, как и родителей не выбирают. Они нам подчёркнутое "дано" в учебнике жизни, исходя из чего, решаются все задачи.
Вздохнув, я побрёл по этим следам, зная, что они оборвутся на первом асфальте. До утра далеко. Рынок открывается в шесть. Не стоять же под нудным дождём? Найти бы крышу над головой, а там разберёмся.
Шёл я под этой моросью, постепенно промок и мало-помалу к первоначальным намерениям охладел. А возле автовокзала вообще сдался. Там после часа ночи в зал ожидания перестали пускать. Не, думаю, ну его в баню! Эту партию нужно переиграть. Вернусь-ка домой, переоденусь и с новыми силами на поляну. Уже просчитал вариант, как лучше отсечь Поню от одноклассников, чтоб и на этот раз не ушёл, да таксист со стоянки окликнул:
— Э, гражданин-товарищ-барин, проблемы, желания и вопросы решаются в этой машине!
Уж кого-кого, а дядь Костю Поспелова я сразу узнал по голосу и допотопной тачке, над которой потешался весь город. Он раньше в загранку ходил и добыл там по случаю "Фольксваген" чуть ли ни довоенных времён. Спереди глянешь: двадцать первая "Волга", а сзади видос, как у горбатого "Запорожца". Откроешь капот: нет движка! В багажнике тоже пусто. А он там под крышкой о четырёх болтах, на потайном дне. Малюсенький — глянуть не на что. Зато зимой, в гору, уклон тридцать градусов, прёт этот "Фольксваген" по гололёду, что твой фашистский танк. Железо на передке прочнее брони. Когда дядя Костя парковаться учился, два раза "поцеловал" мусорный бак. В лепёху его смял, а раритету хоп хрен, ни вмятины. Только краску счесал на правом крыле.
Ладно думаю, подойду. Проверю, как работает гаджет. Да быть такого не может, чтобы кто-нибудь из Поспеловых меня не узнал!
— Солдатик! — вскричал дядя Костя, лишь только я вышел на свет. — Ты-то здесь какими судьбами? Заблудился, или приехал к кому?
— Да вот, — говорю, — девчонке своей хотел сделать сюрприз. Приехал без предупреждения, а она укатила в Питер. Во встречных поездах разминулись. Думал здесь до утра перекантоваться, а оно видите как? Придётся брать задницу в горсть и обратно чесать, на железнодорожный вокзал. Может, там после часа ночи пускают в зал ожидания?
Нет, это словами не передать, как прикольно следить за лицом дяди Кости. Знает меня как облупленного, смотрит в упор, а нету в глазах ни эмоций, ни капельки узнавания. Хоть бы сказал: "Слышь, парнишка, кого ты мне сильно напоминаешь?". А он даже брови не свёл и лоб не наморщил.
И тут меня мысль обожгла. Как бы я себя чувствовал, если б на месте соседа была моя мама Вера? Вот так же, как он, спрашивала недрогнувшим голосом: "Может тебе, солдат, с ночлегом помочь? — могу позвонить. Есть у меня люди, работающие в гостиничном сервисе. Доставлю бесплатно. И они лишнего не возьмут..."
* * *
Сервисом оказалась узкая комната в панельной пятиэтажке. По центру кровать "Ленин с нами", лампочка сороковка под потолком, стены заставлены высокими трехстворчатыми шкафами. Судя по следам на обоях, над окном в своё время висела картина. Удобства тоже стандартные. Слева от двери ванна, совмещённая с туалетом. Напротив неё кухня.
Все окна в квартире были плотно зашторены — обычное дело в белые ночи. Всё было тускло, всё мрачно. Ещё стоя в полутёмной прихожей, я тысячу раз пожалел, что не вернулся в свой дом, чтобы начать всё сначала. Если бы не хозяйка, статью и голосом похожая на мою покойную бабушку, я бы отсюда сразу ушёл. Даже серёжки такие, как у неё были — два тяжёлых золотых полумесяца.
Она посвящала меня в мелочи быта. Изредка прерывалась, чтоб крикнуть в глубину коридора: "Верка, опять уснула? От я холодной воды принесу!" Потом, как ни в чём ни бывало, опять обращалась ко мне:
— Курку сюда положь. Внучка встанет, утюгом высушит. Если продрог, можешь принять горячий душ. Это бесплатно. Верка, неси свежее полотенце!
Заслышав моё "спасибо", фыркнула на ходу:
— Мы бы тебя, солдат, и так ночевать пустили. Да время такое, подлое. Третий месяц пенсию не несут... Верка, не стыдно тебе?
— Да встала уже, ба! Полотенце ищу.
Из меня вся сонливость вышла. Неожиданный голос, штучный, удивительного окраса. Я бы даже сказал, сексуальный. Точь-в-точь как у Сидни Уилсон, солистки панк-группы "Б-52". А мимо, вдруг, что-то прошелестело, прошлёпало босыми ступнями и спряталось за дверью сортира.
Нет, думаю, это чудо надо как следует разглядеть. И отказался от душа.
Финансовые вопросы решались на кухне под чай со сдобными сухарями. Анна Сергеевна сидела напротив меня, подперев щёку ладонью. За спиной книжная полка, совмещённая с узким столом. Там, рядами, учебники за девятый класс средней школы и стопочка общих тетрадей. Стрелки настенных часов стремились к полуночи.
Всё что у меня было это пятьдесят долларов, подаренных тётей Раей. Старая купюра, поношенная. Не помню уже, кем в это время ей приходился рубль, но судя по реакции бабушки, родственником, о котором не стоит и вспоминать:
— Где я тебе сейчас сдачу возьму с таких-то деньжищ?! Мы с внучкой на них месяц живём. Утром придётся в обменник идти. Он с девяти. Ты, Сергей, как?
— Ничего, служба потерпит.
— Только шельмуют у нас в обменниках не хуже чем в банках, — будто не слыша, вслух размышляла она. — Есть другой вариант. Поднимемся утром к соседям на четвёртый этаж. Недоросль ихний с недавнего времени скупает на рынке ваучеры, золото, и валюту. Не люблю я эту семью, а надо. Не будет же он при мне шельмовать, — и снова, — ты как? Только нужно проснуться в шесть.
— Можно и в шесть, — терпеливо ответил я.
Здесь надо отметить, что с Анной Сергеевной (так незатейливо звали хозяйку этого "сервиса") мы не только уже познакомились. Я даже успел частично удовлетворить женское любопытство: откуда, куда, зачем, почему в воинской форме, и что за причина вынудила меня проситься к ней на ночлег.
Если соврал, то самую малость: назвался своим именем, сказал, что живу в Ленинграде, а всё остальное отсёк многозначительной фразой: "Военная тайна". Сочинение про девчонку, с которой мы разминулись встречными курсами, уже разок прокатило. Я и сейчас бы его озвучил, да внутренний голос снял с языка. Глянул на Верку и понял, что скажу лишнее.
Она в это время наводила порядок в гостевой комнате. Меняла бельё. Как мама моя, а когда-то бабушка, двумя кулаками взбивала подушки. И я почему-то подумал, что очень бы даже не возражал, если б она это делала перед сном в моей холостяцкой комнате.
Верка была в коротком халате. Нет, хитрую фишку придумали предки — спрашивать ковш воды у приглянувшихся девок. Чтобы как я сейчас: склонился над чаем — увидел ноги; вместе с чашкой поднял глаза — и тебе открывается то, что выше. В общем, развал-схождение я оценил и жаждал теперь глянуть на парадный портрет. Она ж, как назло, то спиной повернётся, то боком.
В итоге случился казус. Застилая свежую простыню, девчушка споткнулась о нижний край и шлёпнулась на кровать, оголившись почти до лопаток. Я обомлел. Трусишки-то йок, спросонья забыла надеть! И мне посчастливилось случайно увидеть то, что домашние девочки до свадьбы никому не показывают.
Анна Петровна могла только догадываться, что происходит за тонкой перегородкой, но на всякий случай прикрикнула:
— Верка! Бессовестная! Сейчас же закрой дверь!
Увидев, что гость поперхнулся и покраснел, добавила для меня:
— Ты лучше туда не смотри. Спокойней уснёшь. Мальчишка у неё есть. Осенью призовут. Обещала, что будет ждать.
* * *
Я долго не засыпаю, если вокруг чуждые запахи, непривычная обстановка. Сегодня вообще атас. Лежу в приподнятом состоянии. Закрою глаза, а там! Точёные ножки, плавно переходящие в попку, нежный пушок, едва прикрывающий рельефную выпуклость, очень похожую на чуть приоткрытый человеческий глаз без ресниц. Как будто сфотографировал!
Честно сказать, я голых девчонок не особо-то видел. Никогда б не подумал, что это красиво. Особенно после Питера. где дежурная медсестра порывалась меня соблазнить. Заманила в отдельный бокс чтобы вколоть порцию обезболивающего, смахнула с меня пижаму вместе с трусами, распахнула свой белый халат... а под ним вообще ничего! И давай голым задом крутить: то так встанет, то так. Да всё норовит срамным местом до моего лица дотянуться. А у меня блин, полового задора ноль, его после ранения будто бабушка отшептала. "Видит око, да зуб неймёт". И к нестихающей боли ещё не привык.
В общем, и смех и грех. То ли кричать караул, то ли прятаться под подушку. Нормальная баба, не старая ещё, лет тридцати, а спиртом от неё так и прёт! Была бы чуть потрезвей, быстрей сообразила, что я не алё. Итог всё одно один: в наглую отсосала и отпустила.
А Верка... ну я сравнил! Это что-то домашнее, чистое. Как она взбивала подушки! Нет, после всего мною увиденного, как честный человек, я должен на ней жениться!
В общем, лежу, уставился в потолок и представляю, как будет светла моя жизнь между двумя Верами. Хозяйки тоже не спят. Обе на кухне: младшая утюгом щёлкает, старшая моет посуду. Будто им тоже не вставать в шесть! И кажется мне, что это я из-за них уснуть не могу. Уже и гимн по радио отыграли, а они всё суетятся. Видно клиентов у этого сервиса раз, два и обчёлся. Вон, бабка сказала, что они на полста баксов месяц живут. И крыше наверно отстёгивают, в то время без этого как?
* * *
Толком уснуть не успел, хозяйка трясёт за плечо "Вставай, без пяти шесть!" И губы бескровные поджимает куриною гузкой. По лицу не поймёшь, спала она или книжку на кухне читала. На стуле, в изголовье кровати, куртка моя висит. На сидении три цепочки. Не кучей лежат, а порознь, во всю длину. Не волнуйся, мол. Мы у тебя ничего не украли.
Ну, ты, думаю, спецназ, разведрота! На ровном месте спалился! Что теперь люди подумают?
В общем, подпортил себе настроение. Да так, что о Верке даже не вспомнил. Будто бы видел во сне, а утром забыл.
Хозяйке мои эмоции были неинтересны, она к ним повернулась спиной.
Я заправлял, ставшую холодной, постель. Выскакивал в ванную ополоснуть лицо. Всё это время она безмолвно стояла в прихожей, дежурила возле входной двери. Где-то за ней монотонно тренькал велосипед, осторожно спускаемый на руках.
В нужный момент провернулся замок, и старушка произнесла:
— Юноша! Если время вам позволяет, зайдите, пожалуйста, к нам. Есть разговор.
— Делов-то! — прозвучало в ответ.
Я вчера ещё подозревал что "недорослем, покупающим золото ваучеры и валюту", мог оказаться Поня. Теперь убедился — он. Не бочкообразный ещё — в прихожую протиснулся без проблем — и вежливый для профессии, которую выбрал. Формою головы он уже напоминал грушу. Белесый пушок кудрявился на щеках и дополнял сходство, а глазки выглядывали из-под его бровей, как два червяка, которым хотелось есть.
Доллары он разменял без проблем. Бумажку на свет посмотрел, пальчиками по сгибу провёл и уточнил:
— Рублями?
Хозяйка сказала, что да.
Поня раскрыл "пидорку" (так звался народом брючный кошель во времени, куда я попал), поворотился ко мне безденежным боком, на ощупь зашелестел пальцами.
В общем, в сравнении с тем, каким я недавно видел коллектора в офисе, был этот молодой человек приятным во всех отношениях. Только деньги черпал из отделения, в котором хранил потасканные купюры. Типичный начинающий бизнесмен, но уже не лох. Когда я спросил: "Золото не возьмёшь?", вежливо отказал:
— Извините, но я вас не знаю и вряд ли когда-нибудь встречу. Золото от подделки на глаз различить не сумею, а реактивы с собой не вожу. Они у меня на рынке. Вы, если не передумаете, приходите лучше туда. У главного входа спросите Поню. Любой покажет...
Сколько хозяйка взяла за ночлег, ведомо только ей. Я сдачу не пересчитываю. Тем паче, в присутствии будущей тёщи.
* * *
Спускаясь по лестнице, мне, прежде всего, хотелось узнать, где нахожусь. А вышел во двор, завернул за угол, огляделся: да вот же она, городская гостиница! Всё здесь в одинаковой близости: рынок, наша квартира, школа, в которую когда-то ходил. Вот только нигде не ждут.
— Что там у вас? Можете показать?
Я понял спиной, что это опять Поня. Достал уже дребезжащим велосипедом!
— Ты, — говорю, — починил бы звонок да крылья как следует, закрепил. В Техасе по таким агрегатам ковбои стреляют на звук. —
И, значит, его кровную собственность ссыпаю в его же ладонь, как будто с души скидываю эти двести семьдесят с лишним грамм.
Ведь чисто формально, я свою миссию выполнил. То, что обещано усилителю, отдано из рук в руки. Теперь, если Аркашка цепочку не выкупит, а просто оценит и возвратит, это будет считаться не моим косяком, а его доброю волей.
Вопреки ожиданиям, Поня не морщил нос, чтобы сразу сбить цену, а наивно спросил:
— Не жалко? Достойная вещь, дорогая, у наших братков видел такие. Сам ещё не приценивался, финансы не позволяют. Тяжёлая, сколько в ней?
— Двести семьдесят пять грамм.
— Ого! Кучу денег, наверно, вбухали, поносить, как следует, не успели, а справедливую цену теперь не дадут и в комиссионке. Что там, что на рынке, брать будут как лом. И десять процентов слупят на развитие бизнеса...
Судя по ссылке на комиссионку, Поня настроился на покупку и подводил меня к мысли, что с золотом нужно прощаться легко. Это слегка напрягало, мешало сосредоточиться. Ибо в моей голове уже обретала детали изящная комбинация, простая и действенная, как шахматный "детский" мат.
Язык у моего покупателя был не самым литературным, а разум не отягощал богатый словарный запас. Сбивая цену, он то "экал", то "нукал" и в паузах, которые допускал, угадывались несказанные ядрёные матюги.
Как только мой план созрел, я выстрелил ответною фразой, и в клочья порвал цветастое полотно его рассуждений:
— Хочешь, Поня, я тебе эту цепь подарю?
Мальчишка завис. Глазки его — два изголодавшихся червячка, выползли из орбит и стали больше круглых очков Джона Леннона.
— Как тебе моё предложение? — ещё раз выстрелил я.
— Да ну! — не поверил пацан. — Просто возьмёте, подарите, а сами потом...
Что там за мрачные перспективы он для себя рисовал, этого не скажу, я его перебил:
— Просто ничего не бывает. Сначала мы сходим к нотариусу, обговорим детали. Он вызовёт эксперта-оценщика, определится со стоимостью. Потом набросает бумагу с условиями дарения. Если у нас с тобой не возникнет никаких замечаний, отпечатает черновик на машинке, исправит ошибки. И только тогда перенесёт этот текст на бланк. В общем, та ещё мутота. Можем к обеду и не управиться.
Пацан пацаном, а из всей этой, нарочито длинной тирады, Поня сразу вычленил главное.
— Это ж, какие условия вы мельком упомянули? — спросил он с лёгким наездом.
— Так, — говорю, — мелкая ерунда, в голову не бери. Если, к примеру, когда-нибудь у тебя, как у бизнесмена, возникнут ко мне финансовые претензии, ты будешь обязан их погасить, или вернуть мне стоимость золота, которое я тебе подарю, по биржевому курсу, с банковскими процентами.
— И всё?! — вырвалось из него.
— Всё, — подтвердил я. — Если ты не надумаешь включить в договор какие-то свои пожелания, тогда это точно всё.
Аркашка завис. Я его понимал. Предложенный мной сценарий был с виду незамысловат, как атрибуты напёрсточника. Но где-то, невидимый глазу, за частоколом юридических терминов, затаился подвох. И он его чувствовал. Врождённая осторожность не давала сказать "да", а жажда наживы — "нет".
Я уже начал подозревать, что "не будет кина", но он попросил, как о чём-то несбыточном:
— А можно мне проконсультироваться у своего адвоката?
— Нужно! — сказал я. — Его подпись под договором тоже не помешает. Ты ведь ещё несовершеннолетний?
— С чего бы?! — напыжился Поня. — Мне в мае исполнилось восемнадцать, мне теперь можно даже жениться! Вы подождёте? Это недалеко, я сейчас...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
