Дом под скалой - 2

Сражение за контроль

Мы играем на каждом встреченном пепелище. Это не задерживает нас, но позволяет расти. В умениях, в способности направлять силу музыкой, упокаивать мертвых и рассевать скапливающуюся тьму, в гармонии, позволяющей играть музыку парой или на троих.

Барабаны и флейта, барабаны и цинь, потом все трое вместе.

Заклинатели учат незнакомую музыку, буквально поглощая ее. С традиционных китайских мотивов мелодии постепенно уходят в кельтский канон. Те что я помню, откровенно европейские аранжировки. Для заклинателей это странно, но нового они не чураются.

Война, война, война слышна в этой музыке, призыв к оружию и покой для воинов.

Иногда я вспоминаю, и начинаю наигрывать самую старую классику.

Моя память — память нага, она идеальна. И я могу вспомнить все, что я есть, но предпочитаю музыку. Что хорошего в том, чтобы подробно помнить собственную смерть? Лучше — ревущие барабаны и танцующие под пальцами нити контроля, которые рвутся, если дернуть чуть сильнее.

Лучше танец на границе пепла и холодная сила, отпускающая и изгоняющая души, дающая им покой.

Шеин Лай умел играть на флейте, и мог извлекать из нее протяжный волчий вой, визг бэньши, скрип и скрежет разрушающихся гор. И теперь мог складывать их в мелодии, что наигрывала я.

Лаоин Цзе предпочитал, откровенно говоря меч и силу, но все же не был бесполезен с цинем. Аритмичные проигрыши и резкие аккорды, мягкий перебор струн, наполненных энергией, позволяли обрывать нити, связывающие живое и мертвое очень эффектно.

Эта Лаоцзы так гордился учениками, когда в землю легко и уютно ложатся призраки, а анимированные тела рассыпаются прахом.

Но пепелища встречаются все чаще и становятся все свежее. Кровь напитывает почву, тяжелый медный запах кружит вокруг нас, двигающихся в направлении, проложенном пеплом и золой мертвецов.

Мы нагоняем волну уничтожения на закате одного из дней, в широкой долине, разбитой рощами магнолий.

Выскользнув на опушку леса, Шеин тихо выдохнул, окидывая взглядом истоптанную, разрушенную землю, напружинился. Рядом затих его вечный спутник и друг. Я покачала головой, сворачивая хвост в кольца и поднимаясь, чтобы увидеть дальний конец долины, зажатой между склонами гор.

— Мулан-гу преддверие наших клановых земель, — шепчет Лаоин Цзе, вцепляясь в рукоять меча.

— Не бегите вперед, слушайте эту Лаоцзы...

Линия живого сражения то затихает, то вспыхивает там, где долина готовиться расширяться, открывая проход в следующую. А перед нами десяток за десятком встают мертвецы, подчиняясь нитям скрытых до времени командиров. Я, прожив рядом с мертвыми леями, отчетливо вижу эти нити. Да и прежний хозяин этого тела владел множеством умений, и сохранил их, прозябая в своей долине в уединении.

— Второй господин Лаоин направит предупреждение кланам, которые сражаются там. Я вижу синее, пурпурное и алое. Духовному посланнику этого господина поверят?

Лаоин Цзе кивает, складывая руки лодочкой. В ладонях под тихий торопливый шепот закружилась белая сила, собираясь в некрупную птичку.

— Эта старейшина постараемся оборвать контроль над мертвыми. С вашей помощью... Господин Шеин, посмотрите, они прячутся там?

Кончик хвоста обернулся вокруг некроманта, разворачивая в нужную сторону, и он, следуя моей протянутой руке, всматривается в левый склон, усеянный камнями.

Не самый крутой откос, удобный для того, чтобы наблюдать за долиной, как и опушка, где встали мы. Но откос, на котором очень демонстративно никого нет, если смотреть глазами. Но если спросить смерть и пепел? Нити контроля тянутся туда, сплетаясь в канат.

Шеин кивает, перехватывая флейту.

— Не торопись... начну я... и это будет больно...

Приглушенно, что разумно, сияющий посланник стрелой срывается с рук Лаоин Цзе и исчезает, размазываясь в лучах закатного солнца.

— Нужно просто пройти, как нож, через крайнюю группу нежити, взломать барьер прикрытия и оборвать контроль.

Я скользнула вниз, сосредотачиваясь на ритме, в котором заставляю пульсировать энергию. Тихо напеваю, постукивая пальцами по посоху, но барабанные палочки не достаю. Сейчас играть на них не получится, в движении силу придется собирать на кончиках пальцев.

Но мелодия тихо гудит, позволяя силе течь по тонким леям, охватывая мертвое войско. Флейта начала тихий наигрыш, молодой Шеин призраком скользил рядом. Лаоин тихо вытащил меч, сдержанно засиявший в наступающих сумерках.

Последний шаг из-за разросшейся магнолии, и мы выступили из теней за спинами мертвых.

Те, рыча, обернулись.

Вспышка силы, света и ударной волны, порожденной барабанной дробь швырнула мертвых назад. Вперед, в прореху, переждав мощный струнный аккорд, устремился меч, ведомый уверенной рукой Лаоин Цзе.

Заструившаяся по леям сила, то, что местные называли "ци", очертила долину, поднимаясь вверх тонкой пеленой, создала лабиринт, разгоняющий сумрак. Опала вниз, оставляя искристые водопады.

Посох, обнаживший острие, танцевал в руках под ритмичную, сбивающую с толку музыку. Хвост не давал сомкнуться мертвецам позади, над ухом волну звука, выбивающую контроль над леями и нитями из рук кукловодов, поддерживала надрывная, мрачно— торжественная мелодия флейты.

Она то восходила в крещендо, то почти затихала, оставляя только пульсацию воздуха, дрожащего в ритме сердца земли.

Ба-дум, ба-дум, дум...

Мы взрезали этих мертвецов, как горячий нож — масло.

А вот и стена.

Искрит под сияющим мечом, на миг ослепляя, звучит музыкальный аккорд, тонкий перебор струн дергает нити контроля, позволяя увидеть заклинателей за барьерами. В какой-то миг мне стало видно и сам барьер, ячейки, накладываемые друг на друга и ком нитей в руках одного из десятка некромантов.

Они встревожены, дергают нити, и сзади напирают подобравшиеся ближе мертвецы.

И флейта затихает, сменяясь в руках младшего Шеин на темный, пропитанный смертью меч. Меняется и музыка, та, что действует на леи, силу, ци... Ритм сосредоточенно пульсирует, вбиваясь в щиты в разных точках. Выбор произволен и не дает сосредоточиться прячущимся за щитами некромантам, не дает им времени, чтобы укрепить один участок, когда нужно переносить усилия на другой.

Ба-дум, дум, дум...

Снова флейта пронзительно, словно ржавая пила, проезжается по леям и нитям контроля, некоторые рвутся, хлестая обрывками руки держащего контроль над мертвецами.

Он кривит доселе бесстрастное каменное лицо.

Музыка бьет в стену, нити рвутся одна за другой, но слишком медленно. В алых отблесках заката сзади напирают мертвецы и я снова раскручиваю посох, оставляя музыку танцевать.

Машина смерти, этот Лаоцзы, измельчает тела, свивая хвост тугими гольцами, крошит кости одним движением бронированного тела, и, видя, как трескается под слитным резким и дико-ритмичным ударом ци, воплощенной в сиянии и ритме вздрагивающего воздуха, рвется вперед, выкашивая мертвецов.

Последний удар посоха рушится на защитную пелену, и та со звоном падает, оставляя только морозные росчерки в похолодевшем воздухе. И этот Лаоцзы по инерции летит вперед, срубая, словно бамбуковую поросль, некромантов.

Одного за другим.

Этот Лаоцзы сдавливает тела и танцует на из раздавленной плоти. Встречает встречный удар ци и меча, волну уничтожения, хлесткий удар словно выдранной из земли леи.

И рвет нити контроля вместе с грудью некроманта. Пробивает ребра, чуть отвернувшись, чтобы осколки костей не запачкали лицо.

Позади, сквозь бьющий в ушах шум крови слышу, как рушатся ревущие тела и тихо наигрывает флейта, даря покой сражавшимся, живым и мертвым.

Последнего живого противника выдергивает у меня из рук Лаоин Цзе, окровавленный, горящий и сияющий. Ореол силы, ци, обнимает его и его меч.

Барабаны рокочут словно вдали, и я опускаю руки, встряхиваю кистями и прячу посох за спину. Резонирующий в такт барабанам воздух затихает, теряя плотность и структуру.

Что дальше?

— Приглашение, — говорит Лаоин Цзе, — гостю клана Цзе.

Я сказала последнее вслух?

Ну что же, в гости, так в гости.

Чаепитие

В большой палатке царила тишина, прерываемая только тихим шорохом ткани, когда кто-то двигался, да шелестом чешуи.

Все ритуалы, спасительные ритуалы, были проделаны, все слова сказаны, и все ждали теперь моего ответа. А же я кружила неспешно вокруг чайного сундука, перебирая мешочки, полные сушеных листьев, неспешно раскрывала то один, то второй, вдыхала терпкие ароматы. Думала.

Главы кланов сидели за низким столом, и, давая мне паузу, пили уже заваренный чай. Белый, с лепестками магнолии, безудержно горький на вкус и запах.

Рядом главой Цзе, представительным, укутанным в плотный синий атлас, очень спокойно сидит второй мастер Лаоин, тут же, по правую руку устало хмурится Шеин, демонстративно отмежевавшийся и цветом одежд и местом от красного пурпура клана Лай.

Глава Цзе — старик, и настолько стереотипный китаец, похожий на сморщенную сливу с длинной козлиной бородкой, что мне большого труда стоило придержать усмешку. Спасло лишь лицо этого Лаоцзы, в целом невыразительное.

Лай представлены молодым безусым главой, и парой заклинателей, следующих за ним как привязанные. Почти мальчишка косится на всех недоверчиво темными глазищами, но держится твердо, диалог поддерживает вежливо и спокойно.

За столом нашлось место клану Шейши в белом и голубом, Турай и Сюань в их слишком похожих коричневых плащах и бледно-лиловому Сё.

Наконец я выбираю чайный лист. Темные, скрученные, сухие до ломкости, смешанные с травами, названий которых я не знаю, но запахом напоминающими мяту. Горячая вода из глиняного чайничка переливается в тот, куда я ссыпала заварку. Парок поднимается вверх, скручиваясь спиралью, я вдыхаю, прикрыв змеиные глаза и скручиваю хвост, присаживаясь напротив главы Цзе.

Передо мной три пиалы, но ох, как я хочу взять большую кружку из тех, что когда-то были у меня. Ну, возможно однажды?

Касаюсь губами края пиалы, языком непроизвольно проверяю воду. Идеально... горячо, терпко, ароматно, горько-сладко.

Блаженное шипение срывается с губ словно само собой. Ах, как я люблю чай и как давно я его не пила! Все, я исчезла для мира этого на все три пиалы.

Чай, чай, живительная влага, бодрящий аромат, яркий темно-янтарный напиток, чуть вяжущий вкус, капля горечи от той волшебной мяты-немяты. Словно прошлым повеяло, теми давними мирными временами до перерождения, до войны, до смерти...

— У вас замечательный чай, мастер Тай, — поклонилась я хозяину чайного клада, занимающему место подальше от стола, где собрались владыки кланов. Это самый важный здесь человек, великий торговец, логист, знаток и хранитель тайн, что позволяют вести меновую торговлю и доставать редкие купажи, целебные, волшебные, укрепляющие, бодрящие и умиротворяющие.

Пожалуй, ради моего благополучия стоит поделиться парой рецептов с этим остролицым заклинателем в практичной бурой мантии.

Мастер, чье хранилище я сейчас безжалостно разорила и чье благолепие поколебала, заварив чай без должного ритуала и почтения, поклонился в ответ.

И я обратила внимание на главу Цзе.

Время строить словесные кружева?