Пригоршня вечности

Пригоршня вечности

1

Он не помнил вчерашний день. Как и несколько последних суток. Не ел он ещё дольше. Мир вокруг превратился в туман. Белый вязкий кисель обволакивал деревья, кусты, заглушал звуки. Человек не слышал даже собственных шагов. Он забыл, куда идёт. Да и была ли цель? Память подводила. Туман проник в голову и вытеснил все мысли. Кроме одной: надо идти. Только кому надо?

Коряга подвернулась совсем некстати. Зацепившись за неё ногой, он полетел вперёд. Сил выставить руки, чтобы хоть как-то защититься при падении, не было. Человек лежал и почти не дышал. Он ждал боль, но она так и не пришла, только сосновая иголочка легонько колола щёку: вместо твёрдой земли его измученное тело упало на мягкий мох.

Лес. Но почему же так тихо? Лес всегда полон жизни, полон звуков. Всё скрыл туман. Человек не помнил, когда тот появился. Может, час назад, а может, вчера или на прошлой неделе. Время остановилось. Или растянулось — секунды превратились в минуты, минуты в часы, а часы стали вечностью. И всё, что ему осталось — это бесконечно идти куда-то.

Но сейчас он лежал. Сил встать не было. Он попытался вспомнить, где его дом и семья. Казалось, память вот-вот вернётся, но смутные обрывки образов из прошлого ускользали от него, как ускользают из рук мальки на мелководье у пытающегося поймать их ребёнка.

Река. Да, река около его дома была — небольшая и неглубокая, её легко можно было перейти вброд. "Там воды-то по колено", — кричал старший брат. А младший в это время стоял на другом берегу и боялся сделать шаг. "У меня был брат", — подумал человек. Только кто из них стоял на каком берегу, вспомнить не смог. Сосновая иголочка всё также колола щёку.

Хрустнула ветка. Это был первый услышанный им за долгое время звук. Затем хрустнула ещё одна: кто-то неуклюже пробирался через лес, совсем не смотря под ноги. Медведь или другой лесной зверь? А может, кто пострашнее? А если он сам шёл так же громко и привлёк их внимание? Человек хотел перевернуться и посмотреть на шумного гостя, но не смог. Оставалось только ждать.

— Кх-м, — незнакомец кашлянул, не медведь — косолапые не кашляют. — Да когда этот туман кончится?

И не враг. Они так не разговаривают, всё больше лаются на своём собачьем языке. Да, у него не только был брат, но и враг: опасный, хитрый и коварный. Сильный. Бесконечный. Но боялся ли человек его? Нет, потому что знал: где-то неподалёку, может быть совсем рядом, есть брат, который поможет, подставит плечо в трудную минуту.

— Давно тут лежишь? — голос раздался совсем рядом.

И всё же человек испугался, так неожиданно незнакомец подкрался к нему.

— Живой? — снова спросил неизвестный и, не дожидаясь ответа, перевернул на спину лежавшее на земле и оказавшееся необычайно лёгким тело. — Живой.

"Сколько же он не брился?" — подумал человек, смотря незнакомцу в лицо.

— Не знаю, неделю, может, больше, — ответил тот, словно читая мысли. — Совсем из-за тумана потерял ход времени.

Время. Человек вдруг ощутил, как оно заканчивается. Надо торопиться.

— У меня тут вода есть, сейчас тебя напою. Совсем ты бледный какой-то. Тебе пить-то можно? В живот не ранен? — незнакомец засуетился. — Меня Александром зовут, а тебя как?

— Ф-ф-ё...

— Фёдор? — улыбнулся Александр. — Ну, будем знакомы.

Александр приподнял Фёдору голову и поднёс к губам зелёную стеклянную фляжку. Вода отдавала затхлостью и резиной от пробки, но выбирать было не из чего. Свою фляжку Фёдор давно потерял. Он сделал пару глотков.

— Ну ничего, боец, жить будешь, — сказал Александр, когда Фёдор перестал пить и смог самостоятельно приподняться.

Новый знакомец был в испачканной гимнастёрке с пустыми петлицами зелёного цвета. Пилотку он лихо заломил на затылок. Александр улыбался и пытался напустить на себя бравурный вид, но глубоко запавшие голубые глаза на сером заросшем щетиной лице выдавали в красноармейце безгранично уставшего человека. Сколько ему лет? Тридцать, сорок? А может, всего лишь восемнадцать? "Он тоже красноармеец, — подумал Фёдор. — И тоже потерялся в этом тумане. Сколько нас таких здесь бродит?"

— Идём? — Фёдор не стал уточнять куда. Он знал, что новый знакомый тоже знает.

— Идём, — согласился Александр и протянул руку: — Давай помогу подняться.

Фёдор стряхнул с лица сосновую иголку.

Они шли молча. Вода придала Фёдору сил, но не избавила его от смертельной усталости. Александр, наоборот, ослабел: было видно, что каждый шаг давался ему всё труднее и труднее. А туман и не думал кончаться, казалось, он становился ещё плотнее, хотя куда уж больше.

— Ты ведь не думаешь, что мы здесь просто так? — наконец разорвал тишину Александр.

— Не думаю, — ответил Фёдор.

— Почему мы идём именно в эту сторону? Что в ней такого особенного?

— Давай спросим.

— У кого? Здесь никого кроме нас нет, — Александр обвёл руками туманный лес.

— А ты попробуй, вдруг получится, — сказал Фёдор.

— Эй, есть тут кто? — Александр сам удивился, насколько громко он крикнул. — Вот видишь — здесь только мы.

— Чего орёте, балбесы, — через несколько секунд послышался ответ.

— Ты кто? — спросил в никуда Фёдор.

Из тумана к ним навстречу вышел красноармеец с винтовкой через плечо. Такой же усталый, такой же заросший.

— Филипп, — ответил он.

Александр и Фёдор по очереди представились.

— Куда путь держите?

— Туда, — указал рукой Фёдор.

— И я туда же.

— У тебя поесть не найдётся? — спросил Александр.

— Было немного хлеба, да пришлось выкинуть, — с сожалением произнёс Филипп.

— Хлеб? Выкинул? — удивился Фёдор.

— Пропах какой-то гадостью, — пояснил Филипп. — Не то что есть, даже нюхать было противно.

— Эх, — мечтательно произнёс Александр. — Я бы сейчас краюху с парным молоком навернул.

— Хорош! — прервал его Фёдор.

— И чтобы он такой горячий был, ароматный, с хрустящей корочкой. Только что из печки!

— Говорю — хорош, — повторил Фёдор и легонько ударил Александра по плечу.

Разговор прервался. Они стояли посреди тумана, посреди затихшего леса, и каждый из них молчал о своём, но все вместе они молчали об одном и том же: о доме, о родных и о злой судьбе, что свела их здесь. Но в памяти витали только обрывки воспоминаний о мирном счастливом прошлом, и никто из троих красноармейцев не мог их собрать в единое целое.

* * *

Сперва им показалось, что на обелиск они вышли случайно. Красноармейцы сами не заметили, как кончился лес и началось поле. Туман слегка рассеялся, и они обнаружили себя бредущими по колено среди зелёного разнотравья. От неожиданности они остановились. Фёдор взглянул на небо, но не увидел ничего кроме знакомой до боли белой пелены. Солнце так и не появилось.

— Что это там? — спросил Александр, указывая рукой на тёмное пятно, которое виднелось впереди метрах в десяти.

Посреди поля лежал чёрный гранитный камень. Цель их пути. Они это поняли сразу, как только подошли к обелиску. Одна сторона камня была гладко отполирована. Они стояли перед ним и не могли осознать увиденное. Буквы никак не хотели складываться в слова. Нет, это застывшие перед камнем бойцы не хотели понимать написанное.

— Федя, прочти, — наконец сказал Александр, самый старший из них.

— Тут наши имена, — ответил брат.

— Я знаю, прочти.

— Карачёв Александр Алексеевич: 1906-1942, Карачёв Филипп Алексеевич: 1912-1941, Карачёв Фёдор Алексеевич: 1918-1942.

— Там ещё одно имя, ты забыл прочитать, — тихо произнёс Филипп. — Михаил.

— Его нет с нами, — сказал Фёдор.

— Тогда его нужно найти, — заявил Александр. — Идёмте.

— Ложись! — неожиданно крикнул Филипп и повалил за собой на землю стоявшего рядом Фёдора. Александру помощь не понадобилась: звук падающей авиабомбы ему был хорошо знаком. Именно так он и погиб в сорок втором. Близкий взрыв разметал землю и оставил после себя неглубокую воронку. Через секунду чуть поодаль прогремел второй, а потом и третий. Уши не болели, у мёртвых нечему болеть. Красноармейцы продолжали лежать, дожидаясь окончания авианалёта. Прогремело ещё несколько взрывов, а затем наступила тишина.

Фёдор лежал на земле и почти не дышал. Красноармеец смотрел на ползущую по травинке божью коровку. Наконец жучку надоело это занятие, и он, расправив крылья, с жужжанием взлетел в небо. В голубое небо. Туман рассеялся. Фёдор встал на ноги и огляделся. Вокруг зеленело поле, только монумента рядом не было. А вдалеке горели несколько автомашин. Внезапно одна из них взорвалась и разлетелась на мелкие кусочки. Фёдор без колебаний бросился вперёд, туда где занимался огнём ещё один ЗИС-5. Красноармеец не мог понять, откуда взялись силы, но знал, что опоздай он хоть на мгновение и будет поздно.

Он не оглядывался, он чувствовал, что братья тоже бегут за ним. Он ощущал их горячее дыхание, слышал биение сердец. К горящей машине красноармейцы подбежали одновременно.

— Мины! — воскликнул Александр. — Они везли мины.

Кузов ЗИС-5 покоробило близким разрывом авиабомбы, и из разбитых ящиков на землю выкатилось несколько артиллерийских мин.

Фёдор рванул водительскую дверь на себя. Внутри кабины, уткнувшись головой в рулевое колесо, сидел боец. С головы красноармейца стекала струйка крови.

— Саня, помоги, — крикнул Фёдор.

Вместе они вытащили раненого из кабины и понесли его прочь от горящей машины. Они не заметили, что Филипп остался около ЗИСа, они торопились уйти как можно дальше. Они старались не за себя, а они старались за НЕГО — бойца с непривычными для них погонами на плечах. Силы быстро заканчивались, но ни Фёдор, ни Александр не обращали на это внимания. Наконец братья в изнеможении повалились на землю.

Взрыва не последовало. Фёдор встал и посмотрел в сторону подвергшейся авианалёту колонны автомобилей. Красноармейцы убежали недалеко, всего метров на двести, но им показалось, что оба преодолели марафон. ЗИС не горел: тент с него был сброшен и потушен. Филипп исчез. Около уцелевших машин суетились люди.

— Сюда, у нас раненый! — крикнул Фёдор.

* * *

Бегущая к ним медсестра растворилась в белом тумане. Исчезло солнце, пропали звуки. Мёртвая тишина залезла в уши. Фёдор не ощущал даже биения сердца. Красноармеец огляделся и увидел неподалёку знакомый чёрный обелиск. Около камня стояли оба старших брата.

— Его имя исчезло, — сказал Александр подошедшему Фёдору, а затем уточнил: — Имя Миши исчезло.

— А наши?

— Наши остались.

— То есть мы всё же умерли?

— Нет, брат, — это мемориал павшим, а значит, мы живы, пока живёт память о нас.

2

— Сашка, сходи посмотри, стучится кто-то, — крикнула тётка пареньку лет шести, а затем проворчала: — И кого это на ночь глядя несёт?

Дом их стоял на краю деревни, считай последним. Дальше только дорога к реке и парому, что ходил на противоположный берег к Жукову, большому селу. Война не пощадила семью Сашки: отец, которого тот не знал, пропал без вести ещё осенью сорок первого, мать умерла при родах чуть позже, а старшая сестра четыре года назад зимой провалилась под лёд и утонула. Паренька прибрала к себе и выходила материна сестра, тоже оставшаяся одна. Жили они совсем небогато, можно сказать, выживали, но и у остальных деревенских дела были не лучше. Однако никто не отчаивался, ведь самое страшное уже позади, все смотрели в будущее с надеждой и по мере сил помогали друг другу.

— Здрасьте, — сказал Сашка незнакомцу.

Около порога переминался с ноги на ногу солдат. Сашка и раньше видал возвращающихся с войны, как-никак два года уж минуло с того радостного майского дня. Тётка говаривала, что сначала отпускают домой самых старых, а молодым ещё послужить надобно. Своих встречали всей деревней, праздновали, чужих тоже не оставляли без крова или краюхи хлеба. Паром на тот берег ходил по расписанию, поэтому демобилизованные иногда оставались на ночь, чтобы уехать с утра.

— Пустишь переночевать? — хриплым голосом спросил гость.

— Кто там? — раздался голос тётки из горницы.

— Дядя военный на ночь просится, — ответил Сашка.

— Жди, сейчас приду.

Сашка разглядывал гостя. Ночи сейчас стояли белые, солнце долго не садилось за горизонт. На солдате была надета шинель, за спиной он держал сидор, а на сапогах налипла свежая грязь. Сашка попытался разглядеть награды, он их видел у дядьки Ерофея, но у гостя на груди была нашита только одна жёлтая полоска.

— А у вас орденов нет? — спросил паренёк.

— Нет, — сухо ответил солдат.

— А это? — Сашка указал на полоску.

— Это за ранение, — ответил гость, а затем уточнил: — За тяжёлое.

Сашка услышал сзади шаркающие шаги. Тётке было сорок с небольшим, но лихие годы сильно состарили женщину, лицо покрылось морщинами, а волосы заметно поседели. Колени у неё к вечеру совсем переставали сгибаться, вот и старалась она передвигаться мелкими шажочками. Наутро, как бы ни было плохо, она брала волю в кулак и шла на работы в колхоз. Сашка и сам просился с нею, но пока чаще оставался дома на хозяйстве.

— Пустите переночевать? — повторил вопрос солдат подошедшей тётке. — До утра, а там я на пароме в Жуково уеду.

Тётка молча смотрела на гостя.

— У меня тушёнка есть, я заплачу, — произнёс он.

— Проходи, — наконец сказала женщина. — Только сапоги сначала вымой, вон вода стоит. И где только вляпался?

Сашка заметил, как после слов тётки с лица солдата спала тревога и появилась небольшая улыбка. Гость положил на ступеньки сидор и быстро вымыл сапоги. Затем вернулся к пареньку и сказал:

— Веди.

Тётка уже ушла. Сашка провёл гостя в дом. Солдат снял шинель и повесил её на гвоздь около входа. Затем осмотрел жилище, глянул в красный угол и на стену, где висели фотографии родных. Тётка в это время внимательно следила за гостем, будто ожидая подвоха. Но солдат, как ни в чём не бывало, сел за стол и принялся развязывать сидор.

— Ты прости меня за такой поздний визит, Маруся, — сказал солдат. — Я стучался в другие дома, но никто не вышел. Не самому же ломиться в дверь? Ночь на дворе.

Сашка хотел поправить гостя, но позабыл обо всём, когда на столе появились банки с тушёнкой. Пять штук. Сашка частенько недоедал и был как тростинка: тут ничего не поделаешь, время такое. Через несколько секунд мальчишка опомнился и отвёл глаза.

— Далеко путь держишь? — спросила тётка, доставая из печи чугунок с оставшимися на утро несколькими картофелинами.

— Домой.

— Домой, — тихо повторила тётка. — А где он, дом-то?

— Неподалёку, за рекой, — солдат махнул рукой в сторону Жукова, достал нож и принялся вскрывать банку.

— Ждёт поди кто? — сказала тётка и выложила картошку на тарелку.

— А как же, — произнёс солдат. — Жена и дочь. Не видел их с начала войны. Вы сами-то есть будете?

— Молока нет, — вместо ответа сказала тётка.

— Ну ничего, мы и всухомятку смогём, — солдат подмигнул Сашке.

Сашка никогда ещё не едал такой вкуснятины. Он и конфет-то не пробовал, не то что тушёнки. Тётка иногда рассказывала про жизнь до войны, и парень воображал себе в мечтах, как они всей семьёй идут с ярмарки: отец в военной форме, с орденами, мама и сестра в красивых платьях. Все едят таинственное "мороженое", а у самого Сашки в кармане своего часа дожидается большой леденец на палочке. Вот только их лиц мальчуган не мог представить.