Дом под скалой 5

Хуанчан, столичный город

Дорога, словно змея, извиваясь, забиралась на холмы и вползала в город.

Между иззубренных стен словно разинул пасть грозный алый дракон. Башня из кровавого кирпича, ощетинившаяся копьями и защитными талисманами, возвышалась над воротами, зев которых был украшен зубьями решеток, готовыми сомкнуться и пришпилить к пыльным плитам любого нарушителя.

Длинные полотнища темного шелка, расписанные угрожающе-черными узорами, свешивались вниз в туннеле и шелестели, пока мы проезжали мимо, задевая их плечами.

Одно за другим они вспыхивали, когда мой шлейф втягивался за стены города. И гасли, подчиняясь тихому рокоту невидимых барабанов.

Тидао, расположившись поперек седла, мерно покачивается, пока кортеж, выстраиваясь в полагающемся рангами порядке, медленно движется по улицам Нижнего города.

Это не трущобы, трущоб тут нет, это, скорее, казармы. Дома утилитарны и лишены обычных украшений, острые коньки и изогнутые горбыли крыш уныло-коричневые, а не пылают огнем и киноварью. Таковы и люди, суровые, строгие, выстраивающиеся вдоль стен и заборов, пропуская наш кортеж.

Киноварь и золото в Среднем городе, где лорды и заклинатели соревнуются в значимости. От них рябит в глазах, и я поправляю вуаль, чуть склонив голову.

Мелодия тихо мурлычет, словно ее напевает огромный кот, вползая следом в Верхний, закрытый, город. Тут даже дышится по-другому. Соперничество и благовония осталось за золотыми воротами, под взглядом черных драконов, смотрящих снисходительно на пестро наряженных жителей.

Здесь воздух чист и ясен, и доминирует власть. Серебро и платина, тонкие золотые узоры, изморозью ложащиеся на стены. Степенные слуги в многослойных одеяниях, плавно перемещающиеся по широким улицам, изящные паланкины, уступающие дорогу пропыленному кортежу.

Дворец, вырастающий из земли словно облако белого и голубого жемчуга. Тут, у еще одних ворот, мы разделяемся и следуем каждый своему ритуалу.

Ритуалы спасительны.

Мои сейчас буду проходить в одиночестве. Потому, соскользнув со спины черной твари, кланяюсь спутникам. Прощаюсь с чиновником, ускользающим через боковые двери в холодное левое крыло, заклинательницам, тихо исчезающими за белоснежными створками высотой в два человеческих роста крыла правого.

На пару мгновений я остаюсь одна, среди слуг, чье дело — очистить двор от коней.

Подхватив тидао и дорожный мешок, смотрю вверх.

Этаж за этажом поднимается жемчужное кружево. Воздушные арки, летящие своды, поющие карнизы и изящные изгибы крыш.

Родовой тотем Императоров — дракон. Длинное тело, свернувшееся среди крыш, то ли призрак, то ли дух. Сияющая перламутровая чешуя, жемчужные клыки с мою руку под усами, умные бледно-янтарные глаза с узким вертикальным зрачком, серебряные когти и гребни. Хищный оскал пасти. Теплое дыхание? Или это просто ветерок.

Я смотрю ему в глаза, мечтательно улыбаясь, и ступаю под своды его логова через центральный вход.

Три светлых пустых зала и малый двор спустя меня ждет тронный зал и чайная церемония.

Тонкий терпкий аромат, белые драпировки от потолка до пола с алой росписью, сине-голубая плитка — тропинка на полу и тишина ведут меня к трону, где сидит ряженая кукла с неожиданно живым лицом под вуалью.

И стол, вокруг которого суетятся бесшумные призрачные тени, рассыпающиеся по жесту Императора.

Я склоняюсь, опускаюсь на колени, касаясь лбом пола.

— Эта Лаоцзы Ли Мин Гуань приветствует Императора. Да правит он десять тысяч лет.

Это ритуал.

Шелест ткани, шаги, тихое позвякивание украшений.

— Этот император приветствует Лаоцзы. Встаньте, равному отдают равный поклон.

Я понимаюсь, но остаюсь на коленях.

Император присаживается напротив и нас разделяет лишь стол. Чайнички с вековой патиной и невидимой росписью, пиалы из тонкого белого фарфора, сладости из риса на тарелках в форме цветочных бутонов.

И снова — ритуал.

Обмен словами, словно жемчужными каплями. Расспросы и заверения, рассказы и сплетни, смиренные просьбы и завуалированные приказы, провокационные предложения и вежливые отказы.

— Стоит ли этому императору беспокоиться, что Лаоцзы займет его место?

— Стоит ли Ли Мин Гуань опасаться, что этот Император скинет бремя власти на эту несчастную?

Жемчужный ручей речей течет.

— Этот Император знает, что Лаоцзы предпочитает грубые чаи? Это "Черный деготь" из морских долин.

— Эта Ли Мин Гуань благодарна.

Поклон. И новый чайничек возникает на столе, обдавая зал одуряющим ароматом трав.

-Уйдет ли Лаоцзы в уединение снова теперь, когда наступил мир?

— До мира столь же далеко, ка и до места уединения этого мастера. И любой мастер должен нести ответственность за своих учеников, а не уходить в уединение, едва исчезнет проблема.

Еще чай, удивительный, темный, с золотистой искрой, скользящей по поверхности от края до края пиалы, чуть солоноватый, с острым привкусом перца и имбиря.

— После войны нужен мир, и тем, кто сражался, мир нужен особый... как здесь, в тиши под крылом дракона.

— У Ченлуна нет крыльев, Лаоцзы...

Улыбку я прячу в пиале с белым чаем из почек с редкого сортового куста, лепестков роз и магнолий.

— Эта усталая Ли Мин Гуань не будет создавать новый клан, и была бы благодарна за возможность вернутся в свой дом под скалой. Но там, в тихой долине не хватит места для тех, кому нужна тишина и покой...

— Но этот Император может найти тихую долину, где можно найти покой. И ученики, и учителя.

— И в имперских землях наступит мир...

Рокочущие барабаны наигрывают мелодию спокойствия и защиты. В спину дышит дракон. Обещания скрепляются клятвами в сияющих ци свитках.

Я действительно не смогу сейчас вернуться в свой домик под скалой. Но, пожалуй, смогу перетащить и домик, и скалу в местечко поближе.

Туда, где не — ученики смогут найти покой.

А политика, что же... политику можно будет оставить Императору. И его дракону.