Во имя добра

Рассказ был опубликован в журнале «Мю Цефея» № 12, тема сборника «Игры и имена».

Вдобавок, рассказ подан на рассмотрение в проект «Заповедник сказок».

Выпуск № 169, тема «День рыцарских поступков».

В проекте «Заповедник сказок» этот рассказ занял третье место.

Во имя добра

Гнедой конь переминался с ноги на ногу в двадцати шагах от серой, мышиной масти кобылы. Фырканьем отогнав назойливую муху, статный жеребец прянул ушами и наклонился к траве, росшей вдоль наезженной дороги, справедливо рассудив, что в бой придётся отправляться ещё когда, а подкрепиться можно уже сейчас.

Его наездник наскоро крепил на левой руке щит, одновременно пытаясь метать взглядом молнии. В результате на крепления внимания не хватило, щит перекосился и повис на одной петле. Оруженосец, ринувшийся было поправить столь важную часть доспеха, был отогнан на безопасное расстояние почти таким же фырканьем, каким жеребец отгонял муху: честь рыцаря не позволяла подвергать опасности оруженосца, хотя, будем откровенны, в придорожных трактирах оруженосец пробовал еду первым.

В двадцати шагах дальше по дороге второй рыцарь опёр щит о собственную ногу, положил правую руку на верхний край щита, пристроил подбородок сверху и откровенно скучал, ожидая, пока соперник разберётся со своим доспехом. Правила рыцарства строго запрещали нападать на равного по статусу, но неготового к бою. Без свидетелей, конечно, случалось всякое, но в данном случае оба рыцаря путешествовали с оруженосцами, и вдобавок на муле с вещами сидела цыпочка, подобранная в одной из таверн по пути и взятая с собой для согревания постели. Гоняться за всеми ними по местным буеракам бессмысленно, хоть кто-то да убежит, и если убежавший запомнит гербы и проболтается... «Нет уж, — взгрустнул рыцарь, — придётся сражаться по правилам».

Рыцарь почесал плохо выбритый подбородок, вспомнил, что про него и так ходят нехорошие слухи, потому что это уже шестой оруженосец за последние полтора года, и приуныл ещё сильнее.

Первый рыцарь, пыхтя и отдуваясь, наконец, сумел закрепить щит, после чего в нарушение всех канонов рыцарства повернулся к сопернику спиной и принялся лихорадочно рыться в седельных сумках, пытаясь сообразить, в какую из них упакован турнирный меч.

— Я имею честь вызвать вас на бой! — решился произнести ритуальную формулу он. Щит, повешенный на левую руку, фактически, нейтрализовал её, поиски грозили затянуться надолго, и рыцарь банально боялся, что соперник устанет ждать и уедет восвояси.

— Да-да, безусловно, имеете, — учтиво ответил второй рыцарь, возвращая подбородок обратно на сгиб локтя. — Но, может, не надо? Солнце клонится к закату, я хотел миновать эти холмы и добраться до города засветло, а туда ещё добрых два часа топать, да и вам, чтобы добраться до цивилизованных мест с горячей пищей по ту сторону холмов до темноты, надо поторапливаться. Может быть, вы не будете вызывать меня на бой, я не буду отвечать, и мы тихо-мирно разойдёмся? Если меня спросят, я могу сказать, что я вас не заме... Не встретил.

Перья на плюмаже первого рыцаря задрожали от возмущения. При этом сам шлем с плюмажем находился в руках оруженосца.

— Никогда!!! У вас на гербе три алых грифона и чернёная лестница — вы из рода Стохо!

Второй рыцарь удивлённо приподнял брови.

— Вы правы, я Анхельм Стохо, двоюродный племянник герцога Стохо Криволапого. И если вы посмеете отпустить шутку по поводу его прозвища, мы потеряем шанс разойтись миром.

— Вы его уже потеряли! — первый рыцарь кипел от возмущения. — Род Стохо вот уже сто двадцать лет служит правой рукой магнатов Теократии Рейнхольма! Вы мерзкие поработители, угнетатели, работорговцы, кровопийцы! Ни один из вас не пройдёт на территорию Альянса Фёрт, это говорю я, Доминик Тойль, старший наследник дома Тойлей!

Анхельм выпрямился. Отношения между Тойлями и Стохо, одними из самых богатых, знаменитых и влиятельных семейств в своих странах, лучше всего описывал термин «вендетта». Длилась эта вендетта вот уже без малого триста лет, и полному вымиранию участников препятствовал лишь тот факт, что в описываемые дни самым эффективным противозачаточным средством была горячая молитва.

— Но у вас не герб Тойлей! — нахмурился Анхельм. — Их герб я знаю лучше своего собственного. В лазури два золотых павлина, разделённые змеёй. А у вас что?..

По-прежнему копающийся в седельных сумках, уже пунцовый от одышки Доминик покраснел ещё больше, теперь от смущения.

— Вон тот балбес, собирая мне доспехи, впотьмах взял в оружейной щит какого-то из предков моей жены. Я балбеса, конечно, выпорол, но взятый обет препятствует мне вернуться домой и поменять щиты до того, как я совершу хотя бы три подвига. — Доминик развернулся ко второму рыцарю, триумфально потрясая мечом.

Анхельм сочувственно покивал. Взятый обет — это серьёзно. Особенно если при свидетелях.

— Ага. То есть вы вернуться не можете. А мальчишку послать?..

Вытянувшееся лицо Доминика ясно, как божий день, говорило, что он о таком варианте даже не подумал.

— Вот поэтому вы, Стохо, мерзкие, изворотливые крючкотворы, должны сгинуть в Геенне Огненной! Будем биться! До смерти! Ты не осквернишь своей вонючей ступнёй земли Альянса Фёрт, гнусный некромант! Я убью тебя во имя добра!

Девчонка радостно завизжала, предвкушая дармовое развлечение. Рыцари обернулись на звук; оба оруженосца и девчонка бок о бок с удобствами разместились на склоне чуть выше дороги, рядом с пасущимися разгруженными мулами, разделили друг с другом пригорошню семечек и азартно спорили об исходе предстоящей битвы. Анхельм прислушался к ставкам и улыбнулся.

— Да, после «угнетателей», «кровопийц», «мерзких поработителей», «вонючей ступни», и, конечно, после того как вы мне тыкали, боюсь, у нас нет выбора, — кивнул Анхельм. — Так уж и быть, я убью тебя во имя добра. Биться будем без доспехов, только мечи и щиты, — я не хочу провести здесь вечер, сначала надевая весь этот металлолом, а затем снимая его. Скажи, когда будешь готов защищаться.

Доминик бросил ножны оруженосцу, сделал пробный взмах мечом и покрутил кистью, разминая мышцы:

— Погоди, как это — ты убьёшь меня во имя добра?! Теократия Рейнхольма — это не добро, это чистое зло! Это я сражаюсь во имя добра!

Утверждение задело представителя почти что правящей семьи за живое:

— Нет, конечно! Это ваш Альянс — зло! Разве стали бы мы воевать с кем-то, кого считаем добром?!

— Альянс — зло?! Ну и чушь! У нас свобода!

— У вас не свобода, у вас шоу под названием «демократические выборы», в которых побеждают при помощи популистских лозунгов и речей! Разве можно приравнивать голос обнищавшего бродяги или наёмного работника к голосу купца, банкира или промышленника? Ведь последние, однозначно, лучше понимают законы экономики, раз они преуспевают в своих делах! Как можно считать, что правительство, выбранное бедняками, приведёт государство к экономическому преуспеванию?! Если бы бедняки знали хоть что-то об экономике, они не были бы бедняками!

— Для этого есть советники, профессионалы, которые отлично разбираются в экономике! Но эти советники — наёмные работники на службе у государства! А выборные представители лучше понимают чаяния граждан, чем потомственные аристократы, умеющие только набивать собственные кошельки и не нюхавшие реальной жизни!

— Не нюхавшие реальной жизни?! Каждый аристократ, идущий на государственную службу, сначала учится управлять своим поместьем, а это государство в миниатюре. Таким образом, наши кадры приступают к управлению страной уже подготовленными! А где мог набраться опыта управления государством ваш выборный президент, бывший адвокат? В суде?

— Мы заботимся о нуждах и чаяниях каждого! А ваши аристократы стремятся набить только свои карманы!

Анхельм развёл руками:

— Так и мы заботимся о нуждах и чаяниях каждого! Чем больше средств будет у населения, тем большие суммы можно будет прикарманить!

— Вы наводнили свои города патрулями!

— Исключительно во имя добра! Количество преступлений против личности снизилось в восемь раз. Количество краж — в шесть. Невинная девушка может в одиночку пересечь всю Теократию из конца в конец, и ей будет угрожать опасность разве что натереть ноги. Вдобавок, расширенный штат городских когорт создаёт новые рабочие места.

— А комендантский час?!

— Классная идея, правда? Мы ожидаем бума рождаемости к следующему лету.

* * *

Вечерело. Солнце коснулось вершин холмов. Устав ждать поединка, оруженосцы развели костёр, и девушка, реквизировав немного съестного из припасов обоих рыцарей, кашеварила над котелком. Стреноженные лошади и стреноженные мулы бок о бок щипали траву. Рыцари, сидя на собственных щитах, чтобы не застудить афедроны, продолжали вести бой. Словесный.

— Как ты можешь рассуждать о свободе вероисповедания, если у вас в Альянсе есть государственная религия?

— У нас нет государственной религии. У нас есть религия, которую исповедуют девяносто три процента населения.

— Вы выгнали всех остальных из городов!

— Если большинству граждан не нравятся молельные дома других религий, то у них есть гарантированное Конституцией право запретить размещение этих домов в пределах населённых пунктов. Каковым правом граждане и воспользовались. Это называется «референдум», понятие, до которого вам, балбесам теократическим, ещё расти и расти.

— И какая же свобода выбора есть у верующих других религий?

— Либо переться в свои храмы за пять лиг от города, либо сменить религию. Всё равно их прежняя религия ложная и не приведёт к Спасению. Но заметь, никто их ни к чему не принуждает, они полностью свободны в своём выборе. А что делаете с иноверцами вы в своей Теократии?

— Сажаем их на кол. Но исключительно во имя добра, чтобы они не засоряли умы нашей молодёжи ложными учениями. Понимаешь, наши дети для нас намного важнее чужих взрослых. Сажая всех проповедников ложных религий на кол, мы следим за монолитностью нашей страны в религиозном плане, обеспечиваем преемственность духовных ценностей и боремся с разложением молодёжи.

— Сажаете на кол?! Я слышал, что вы их просто высылаете за границу...

— В общем, так и есть. Потом мы их вышвыриваем за границу, чтобы не портили вид. Мы даже кол из ценных пород дерева не извлекаем, он остаётся в потерпевшем в качестве компенсации, — потому что мы добрая страна, и во имя добра компенсируем доставленные неудобства. А вот я слышал, что у вас любой может открыть кафе.

— Враньё. Не любой. Чтобы открыть кафе, нужно пройти санитарную инспекцию. Это сложно. Например, нужно мыть руки по крайней мере дважды в неделю. Инспектора за этим строго следят.

— И эти люди будут говорить мне о правах человека! Тебе самому-то не кажется, что требование мыть руки является вторжением в личное пространство?

— Но это же во имя добра!

Анхельм величественно вознёс палец к небу:

— Заставлять людей мыть руки во имя добра — это как-то мелковато!

— А что ты скажешь о попрании свободы печати, как делаете вы в своей Теократии? Это что, по-твоему, не злое дело?

— Это дело, безусловно, доброе! Мы фильтруем новости, отсеиваем то, что не является важным для граждан или может их расстроить. Вот, например, давеча Магнат проработал на два документа больше, чем следовало, захмелел и во время официальной церемонии принялся танцевать джигу под гимн, вдобавок не попадая в такт. Ваши борзописцы, конечно, расписали бы этот случай во всех подробностях, и снабдили бы статьи светографиями?

— Разумеется! — Доминик воспылал праведным гневом. — Люди имеют право знать, что ими управляет алкаш!

— А что им это даст? — дружески приобнял его за плечо Анхельм. — Сместить Магната они всё равно не могут, повлиять на него тоже. Получается, граждане будут всего лишь беспочвенно расстраиваться, гадая, насколько Магнат был пьян, когда обещал снизить налоги. Спойлер: он вообще не помнит, что собирался снижать налоги. Так вот, сам посуди: зачем зря расстраивать людей? Не лучше ли писать о чём-то хорошем, например, о том, что растут надои козьего молока в пересчёте на валовый вес телят, что хлопкоробы Крайнего Севера перевыполнили план по обмолоту озимых яровыми, и что уже совсем скоро в серию пойдут новые ковры-самолёты с противоугонным заклинанием отечественной разработки?

— Но это же обман!

— Ни в коем случае. Обман — это сообщение ложных сведений из злых побуждений. А мы сообщаем чистую правду во имя добра. Просто не всю правду, и слегка смещаем акценты. Мы охраняем покой наших граждан. Мы убираем из новостей всё ненужное, лишнее, бесполезное и неприятное. И, как результат, количество людей, идущих на работу с улыбками на лице, в Теократии Рейнхольма на сорок процентов выше, чем у вас в Альянсе Фёрт. Мы делаем мир добрее!

— Но в результате люди не знают, что Магнат — пьяница!

— Ну вот узнают они. Решат, что с этим надо что-то сделать. Поскольку легального способа объявить Магнату импичмент у нас нет, они устроят общественные беспорядки, выведут народ на площади. Стихийные выступления могут, чего доброго, перерасти в подстрекательства к революции. Тайная полиция выявит зачинщиков, мы устроим показательные судебные процессы, на которых зачинщики признаются в работе на чью-нибудь разведку, да хотя бы и на вашу, и суд с глубокой печалью на сердце вынужден будет повесить их за измену Родине. Кому от этого будет лучше? Нам, лишившимся хороших, отважных, смелых людей, которые могли бы принести пользу стране, если бы не начали играть в революцию? Их семьям? Их детям, которые останутся без отцов? Теперь ты понимаешь, что ограничение свободы печати — это хороший поступок, который нам приходится совершить во имя добра?

— Мда. Ну, а что ты скажешь о нарушении принципа презумпции невиновности в ваших судах? Это тоже хороший поступок, который вы совершаете во имя добра?

— Послушай, давай подойдём к вопросу диалектически. Основной задачей правоохранительных органов во всём мире является снижение числа преступлений, согласен? Таким образом, наши суды, действуя на опережение в соответствии с директивой о превентивном наказании...

* * *

Луна серебрила дорогу своим мертвенным светом, на полуночном ветру шумело разнотравье. Оба оруженосца и девчонка давно спали, накрывшись одной попоной. Лошади и мулы тоже спали, прижавшись друг к другу тёплыми боками и время от времени взмахивая хвостами. Рыцари, забыв о полупустом котелке и приглушив голоса, чтобы не мешать спящим, продолжали свой спор:

— Но вы, в своей Теократии, практикуете некромантию! Ваши мёртвые не знают покоя!

— Мы считаем экономически нецелесообразным зарывать в землю хорошие средства производства. Использовать зомби на низкоквалифицированной работе намного выгоднее, чем даже раба: зомби не заболеет, не умрёт, он может работать в гуще нечистот или под водой. Он не нуждается в воздухе и в сне, ему не нужны страховой полис, зарплата или питание. Он не отпросится с работы по болезни, не уйдёт в декрет, не запьёт и не уедет в отпуск. А ещё зомби намного сильнее рабов. Использование труда зомби высвобождает рабочих для тех задач, для решения которых требуется хоть немного интеллекта.

— А как же уважение к покойникам?! Разорение могил — это, безусловно, злой поступок!

— Уважение к покойникам — это неплохо, но уважение к живым намного важнее. Освободить от низкоквалифицированной работы живого человека — очень добрый поступок. А мертвецам уже всё равно, так что для них работа после смерти — тоже не зло, наши мистики и философы это доказали диалектически. Поэтому мы вправе поднимать мёртвых и заставлять их работать во имя добра.

— Неужели ваши мертвецы не заслужили отдых хотя бы после смерти?

— Есть ли что-то более великое и возвышенное, чем труд на благо родной страны?! — патетически воскликнул Анхельм. — Видишь, ты согласен со мной. А что ты ответишь, если тебе скажут, что, когда ты уже не будешь уставать и страдать, твоё тело сможет потрудиться на благо родной страны ещё немного? И при этом ты освободишь от тяжёлого, монотонного труда своих родных? Вот, ты уже киваешь! Мертвецам наплевать на отдых после смерти, зато их труд обеспечивает отдых живым при жизни, а это, безусловно, добрый поступок.

— То есть ваша некромантия — это во имя добра?

— Конечно!

— И ваши нападения на кладбища соседних стран с целью пополнить ваши когорты зомби — тоже во имя добра?

— Вы зарываете мертвецов в землю и, очевидно, не планируете использовать, а у нас они послужат доброму делу. Вдобавок отпадает нужда в таких огромных кладбищах, и вы можете пустить в оборот освободившуюся землю. Видишь, сколько добрых дел мы совершаем?

— И ваши армии зомби, захватывающие соседние страны, — это добро?

— Ну мы же договорились, что Теократия Рейнхольма — это добро. Умножать добро на земле и приносить его соседям — это добрый поступок. А если при этом удастся сохранить жизни солдат, отправив вместо них зачарованных мертвецов? Да такой поступок может служить эталоном добра и заботы о людях!

Доминик потряс головой:

— Ты складно излагаешь, Стохо, но я вижу тебя насквозь. Твои речи сладки, как мёд, но твоё сердце чернее угля. Тебе не переспорить меня, Анхельм Стохо, ведь я знаю истину. Мы будем биться!

— Видит небо, я пытался решить вопрос миром. Ладно, будем, непременно будем; если ты глух к логическим аргументам, придётся вколотить их в тебя мечом. Но только завтра. Сейчас уже слишком поздно, темно, луна скоро зайдёт, а махать мечом на слух — то ещё удовольствие. Давай, выспимся перед поединком, а утром сразимся, хоть конными, хоть пешими?

— Хм... Пожалуй, ты прав. Подождём утра. А утром холодная сталь рассудит, кто из нас останется тут, а кто отправится дальше — во имя добра!

Анхельм и Доминик со сноровкой, выдающей недюжинную практику, устроили себе спальные ложа. Оба слишком устали, чтобы слушать жалобы оруженосцев, и поэтому рыцари не стали их будить. В конце концов, если бы к лагерю приблизился кто-то незнакомый, кони подали бы голос.

Рыцарям пришлось тесно прижаться друг к другу, чтобы накрыться второй попоной.

* * *

Спустя несколько часов, когда луна зашла, и землю освещал только слабый свет звёзд, у ложа рыцарей возникла бесшумная тень. Скупыми, опытными движениями девушка, подобранная Анхельмом в таверне, вынула короткий нож и перерезала глотки обоим рыцарям. На следующий день оруженосцы продали амуницию и коней своих бывших хозяев первым встречным, а деньги, в полном согласии с разработанным ещё вечером планом, разделили на троих. Девушка использовала полученную долю, чтобы погасить долги своей матери перед лэндлордом, купить лекарства для отца и оплатить учёбу брата в церковной школе, и до конца жизни считала, что поступила правильно, во имя добра покончив с влиятельными фигурами реакционного феодального сообщества и значительно продвинув мир к более развитому капиталистическому строю.

Так добро в очередной раз победило зло.