|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Огни Самайна.
Часть 1. Бал у Князя Тьмы.
Форма: повесть.
Жанр: фэнтези, мистика, хоррор, любовный роман.
Аннотация:
В ночь на Самайн — рухнут границы. И стар и млад, и знать и люд, все праздника великого ждут с нетерпением. Кого сегодня отметит Правящая чета? Кто получит высочайшую честь — приглашение от самого Князя?
И ровно в полночь, под бой курантов, с грохотом, помпой, кровью и ужасом, пробирающим до кости, грянет на весь мир великолепный в своей черноте Бал.
Бал у Князя Тьмы.
Это история случайности или нет.
Это история светлой ведуньи, получившей приглашение на Бал и по неосторожности открывшей его.
Это история опасной авантюры, ведь проигнорировать приглашение нельзя.
Это история равнодушного Князя, держащего за руку Верховную Ведьму.
Это история их соглашения.
Это история убийства случайного свидетеля среди тёмной знати.
Это история мужчины, нашедшего свою единственную и потерявшего её.
Это история о смерти и любви, о Свете и Тьме, о предательстве и обмане, о возвращении из-за грани.
О том, как светлая ведунья танцевала кровавый и жестокий вальс Смерти в объятьях Князя Тьмы.
Повелось так с давних пор... Город белокаменный, возведённый в устье реки Москвы, сосредоточии всех путей и дорог двух измерений, живёт вне времени и мира. Здесь обычные вещи меняют облик, а прежние знания обретают совсем иной смысл.
Здесь староверы соседствуют с православными, здесь по улицам гуляют маги и оборотни, среди влиятельных лиц можно распознать и шамана с Сибирских лесов и вампира из гор Румынии.
Здесь горгульи сторожат церкви, грифоны хранят небо. А где-то там, под сводами Кремлёвского собора, в усыпальнице князей и царей русских, хранятся артефакты силы невиданной. За обладание которыми ведутся игры и интриги, войны и сражения на протяжении не первого столетия. И далеко не последнего.
Шумный, огромный, живой мегаполис, напоминает растревоженный улей и яркими огнями манит к себе юных мотыльков со всех просторов, необъятной Родины. У него два лица и два имени.
С рассвета и до заката — приютит страждущего, обогреет нуждающегося, исцелит страдающего. Днём он похож на яркие сады Семирамиды, наполненный ароматом вечной весны, палящим солнцем знойного лета и мягким убаюкивающим теплом ласковой осени.
С заката и до рассвета — накажут виновного, обманут наивного, проклянут случайного. В чернильной темноте сладко пахнущей ночи город похож на затерянные сокровища Атлантиды. Манящие, своей опасностью и недоступностью, таящие в себе уйму неразгаданного, порочного, страшного и кровавого.
Два лица, два имени... Один закон. Представители Светлой знати никогда не шагнут на территорию Тьмы. Представители Тёмной — не выйдут под лучи солнечного света. И никогда, никто не осмелится попытаться соединить две такие противоречивые половины одного целого мира.
Таковы правила жизни города Москва в двух таких противоположных отражениях.
Но на каждое правило найдётся своё исключение, не так ли?
* * *
Серые тени притаились по углам, в проулках и чёрных провалах подъездов. Среди деревьев и кустов, в неровных тенях уличных фонарей. Они трепетали на ветру, тянулись вперёд, норовя успеть схватить неосмотрительного прохожего, спешившего домой после суточного дежурства в Центральной Городской Больнице.
Осень в этом году оказалась щедрой на печальные события.
Сначала авария в метро, где погибло не меньше десятка человек, а ещё сотня с лишним получили тяжёлые травмы, порой несовместимые с жизнью... будь они обычными людьми.
Затем взрыв газа в спальном районе у самой окраины. Лишь чудом удалось избежать больших жертв, но и тех шестерых, что привезла скорая, вытаскивали всей бригадой. А ведь в ней состоит как минимум три ведуна, два травника и пять целителей. В обычной ситуации такого количества лекарей будет достаточно для излечения небольшого городка.
Да только когда здесь было что-то обычным?
Иулия тихо вздохнула, плотнее кутаясь в длинное пальто и пряча нос в складках широкого палантина. Холодный октябрьский ветер трепал длинные светлые волосы, собранные в толстую косу. Одна непослушная прядь выбилась из-под обода, падая на нос. Девушка рассеянно отмахнулась от неё, попутно сбросив слабое плетение в серые тени, так и норовившие прицепиться к одинокой ведунье, да попить халявной силушки такой неосмотрительной светлой.
Тонкие нити мироздания натянулись, впитывая неслышную просьбу своего дитя, и цепочка старинных вед вспыхнула, выжигая гнездо паразита. Духовница лишь зябко поёжилась, ускоряя шаг. После долгой и напряжённой работы хотелось горячего чаю и спокойного, долгого сна. Где не будет умирающих, раненных. Где не будет кричащих детей и стенающих матерей.
Где не будет этой тонкой, морозной вязи и обжигающе ледяных прикосновений Мораны. Иногда девушка ненавидела свою природу, но мысль уйти с сумасшедшей, тяжёлой, малооплачиваемой работы даже не возникала. Каждый выбирает по себе...
Лёгкие шаги разносились глухим перестуком по пустынной улице. Предрассветный город балансировал на тонкой грани между двух своих неизменных лиц. В дымчато-серой тишине чуткое ухо ловило отголоски рычание стаи, возвращающейся с охоты. Хриплое карканье воронья, слетевшегося на остатки их добычи. Вой сирен. Где-то на той стороне улицы доблестные стражи правопорядка спешили на вызов. Видимо, кто-то неосторожно перешёл границу чужих владений.
Закон был един. Светлые не ступят на территорию Тьмы. Тёмные, десятой дорогой обойдут Свет. И лишь вот в такие моменты, когда стиралась граница, когда Ночь нехотя уступала бремя правления Дню или наоборот, можно было успеть добраться до дома, не опасаясь почти ничего.
Выстрелы, прозвучавшие совсем близко, вызвали дрожь вдоль позвоночника. Не оглядываясь, ведунья прибавила скорости, поднимая воротник пальто. Официально Сумерки были нейтральным временем, когда можно было встретить на своём пути любого обитателя Москвы двуликой. Это время тишины, Ничьё время. Только это вовсе не означала, что никто не будет пытаться подмять его под себя...
И чем длиннее были Сумерки, тем больше столкновений было между двумя противопоставленными сторонами города.
В родной двор Иулия почти влетела, не обращая внимания ни на развевающиеся концы длинного шарфа, ни на мелкие лужи, покрытые тонкой корочкой первого льда. Остановившись у покосившейся, одинокой берёзки, ведунья глубоко вдохнула чуть морозный октябрьский воздух, успокаиваясь. И по привычке закрыла глаза, прислушиваясь к той, другой части их мира. Одинокие души молчали, лишь где-то на самой окраине города умирал ребёнок.
Грустная улыбка коснулась тонких губ. Как бы она не хотела помочь малышу, не смогла бы. Болезнь опутала его тело как паучья сеть, сжимая и разрушая. Иулия могла лишь попросить Морану сгладить муки страдающего, забрать его скорее в круг перерождения.
— Лёгкой дороги, ребёнок, — тихо шепнула, прижавшись виском к шершавому стволу и молча прося богов и богинь помочь хрупкой душе.
Холодная капля упала на нос. За ней одна и ещё одна. И вот уже хмурое небо, громыхая щитами Даждьбога, расцвечивая свинцовые тучи всполохами ослепительно белых молний, пролило потоки своих слёз на землю. Развеивая предрассветный туман и давая жизнь новому холодному осеннему дню.
— Спасибо, — погладив тонкое деревце, ведунья уже неспешно направилась к своему подъезду. Очередной переход пройден, и теперь можно не опасаться, что где-то за углом притаился тёмный, поджидая неосторожную добычу.
Старая пятиэтажка сталинских времён встретила её тишиной и мрачным одиночеством. Соседи снизу, пожилая супружеская пара, уехали в Тибет, на очередной съезд целителей. Сёстры из квартиры напротив, практикующие тёмные ведьмы, давно уже не появлялись дома, явно готовясь к традиционному осеннему Шабашу на Самайн. Обычные люди в этот ранний час спали, не слыша медленных, немного усталых шагов по лестнице на третий этаж. Не чувствуя всполохов силы в рассветном дожде.
Иногда Иулия завидовала им. Самую малость. Воистину, блажен не ведающий...
Ключи неслышно звякнули, открывая потёртую деревянную дверь. Двухкомнатная квартира в полумраке, едва-едва разгоняемом тусклой лампочкой на лестничной площадке, казалась чужой и неприятно пустой. Щёлкнув выключателем, она стянула ботинки, бросая их вместе с сумкой у самого порога. На шум из глубины комнаты вышел, потягиваясь лохматый щенок, смешно переваливаясь на неуклюжих лапах и виляя хвостом.
— Привет, Феликс, — потрепав любимца по загривку, Иулия перешагнула через вещи, прихватив с собой пачку писем из почтового ящика. Поманив зверя пальцем, девушка прошла по коридору на кухню, сцеживая зевок в кулак.
Суточное дежурство оказалось утомительным и длинным, выжав все духовные силы из ведуньи и наградив лёгкой мигренью, что будет сопровождать её ещё дня два, коли не больше.
Через пять минут привычных действий девушка устроилась на стуле у окна, обхватив тонкими пальцами горячую кружку с травяным отваром, подслащённым цветочным мёдом. Феликс, получивший порцию еды и ласки, свернулся клубком у её ног, положив крупную голову на узкую ступню, приятно согревая уютным, домашним теплом.
Прикрыв глаза, вдохнула густой, чуть пряный аромат. Ромашка, чебрец, мелисса, немного сушёных яблок и цедры апельсина. Пряный, яркий и в тоже время мягкий, расслабляющий аромат. То, что нужно, после долгого рабочего дня.
Отпив немного, отставила чашку в сторону, пододвинув к себе стопку конвертов. Рекламные проспекты и бесплатные газеты бросила на пол. Феликсу нравились эти шуршащие цветные бумажки. А убрать мусор после возни активного щенка с ненужной макулатурой не так уж и сложно. В конце концов, ничто не мешает договориться с местным выводком домовых и взять себе одного из них. Тогда и за домом пригляд будет, и за Феликсом. И нечисть всякая шастать прекратит.
С домовыми шутки плохи. Они хоть и кажутся слабыми и никчёмными, могут превратить жизнь в самый настоящий кошмар.
Квитанции на оплату услуг отложила в сторону. Зарплата ещё не скоро, а пока оплачивать не из чего. К ним присоединилось предложение из Медицинского университета. Одно из лучших высших учебных заведений страны предлагало продолжить обучение по специальности "Целитель высшей категории". Со специализацией в психиатрии и психологии. И хотя перспектива была более чем заманчива, на реализацию таких амбициозных планов не было ни денег, ни времени...
Ни особого желания. Конечно, корочки сулили повышение и прибвавку к зарплате, возможность найти более перспективное место работы. Только вот молодая ведунья предпочитала следовать интуиции, собственному чутью, не раз выводившему её по путанным тропам из обители Мораны. А оно настойчиво шептало, что сейчас, на должности простой духовницы в обычной больнице она может сделать куда больше, чем сидя в кресле руководителя отделения, к примеру.
И зачем тогда развивать свой дар, коли не будешь пользоваться оным?
Стащив из вазочки печенье, Иулия развернула открытку, с видами Японии, посланную одним старым знакомым. Мастер Джун Ци Лан поздравлял её с прошедшим праздником Покрова Матери-Земли и наступающим днём Сварога. Желал силы, духовного равновесия и единения с Матерью Природой, так необходимого всем ведунам.
А так же настойчиво приглашал в гости и сетовал, что так и не смог отблагодарить подругу за помощь в спасении детей-сирот из приюта.
Улыбнувшись, девушка коснулась пальцами тонко прорисованных на картоне цветков сакуры, шапкой укрывшей дерево в великолепном саду. Поставив открытку у стекла, какое-то время любовалась ею, не думая ни о чём, просто наслаждаясь красивым рисунком. И лишь когда локоть задел что-то твёрдое, озадаченно посмотрела на последний, оставшийся нераспечатанным конверт.
Первые лучи солнца, пробившиеся сквозь хмарь непогоды, пугливо обходили стороной небольшой прямоугольный конверт из плотной чёрной бумаги, матово блестевший в свете дня. Алый сургуч скреплял шёлковую ленту, темнее его на два тона. Серебристые буквы готического шрифта складывались в одно слово, звучавшее как приказ.
"Прочти". И ни адресата, ни подписи, ни чего-то ещё. Кроме разве что едва ощутимого привкуса незнакомой, но щемяще-приятной магии. Холодной, как студёная зима, горько-сладкой, как подмёрзшие яблоки с дички. И ласково-тёплой, как прикосновение близкого человека.
— И кто же у нас такой загадочный? — задумчиво протянула Иулия, осторожно беря в руки конверт. Надломив печать, она вытянула ленту, положив её рядом с кружкой чая. Феликс, услышавший шуршание, встрепенулся и приподнял морду, с обожанием смотря на девушку.
Ведунья же, аккуратно отогнув треугольник бумаги, вытащила сложенный вдвое кусок картона, украшенный затейливым шёлковым тиснением. И развернула его, лишь краем сознания отмечая оборвавшиеся плетения, осевшие тёмным узором на запястье.
Потрясённый вдох потонул в счастливом лае. Чёрный конверт выпал из ослабевших пальцев, спланировав на пол, и тут же разлетелся клочьями под зубами разыгравшегося щенка. Но легче от этого не стало...
— Как же так... — растерянно протянула Иулия, ещё раз перечитывая ровные строчки, выведенные красивым, каллиграфическим почерком, с витыми буквами.
Только смысл от этого не менялся. Князь Тьмы и Верховная Ведьма приглашали достойного представителя Тёмной Знати на ежегодный Бал, что состоится в ночь на Самайн. И даже неопытный взгляд выцепил среди обезличенных слов молчаливый приказ: явиться обязательно. Правда, не уточнялось, как быть, коли письмо попало не в те руки.
Совсем не в те.
Удерживая злополучное приглашения двумя пальцами, девушка положила его на подоконник, отодвинув подальше. И закрыла глаза, потирая виски, словно от того, что она не видит его, оно исчезнет, испарившись под светом настырного солнца.
Оно никуда не делось. Ни через пять минут, ни через полчаса. Иулия просидела так почти час, пока не смирилась с тем, что ничего уже не изменишь. И забыть, проигнорировать нечаянно вскрытое послание не получиться.
Ещё в детстве им, маленьким сиротам в местной богадельне при православном монастыре, рассказывали страшные сказки о Тёмной знати и Правящей чете. О том, что получить приглашение на Бал в ночь Самайна — почётно и престижно. Это знак, признание твоих заслуг перед самою Тьмой и Хаосом. А ещё, что на каждое такое письмо накладывают комплекс чар. И получить его по ошибке — просто невозможно. как и оставить без ответа. Решившему не посещать данное торжество грозил жёсткий и болезненный магический откат.
И много других, не самых приятных последствий. Так им говорил мать настоятельница, пряча руки, затянутые белыми кожаными перчатками. Никто и никогда не видел её без них и не знал, почему она их носит.
Так, что же делать? Проигнорировать нельзя. Жертвовать своими силами, доставшимися не без труда, не было никакого желания. Магический откат штука многогранная и непредсказуемая. Как знать, чем он аукнется для неё?
Пойти же...
Пойти — подписать себе смертный приговор. Если её раскроют, Тёмная знать не станет миндальничать и разводить демагогию. И выяснять, почему она оказалась на этом Балу тоже.
Самайн — ночь ритуалов и жертвоприношений, ночь подаяния и жатвы кровавых богов. Самайн — ночь перемен и стёртой грани между мирами. Во время неё нет правил и запретов, нет морали и законов. И со случайно бабочкой, попавшей в сети, пауки церемониться не станут. Убьют, и продолжат своё безумный праздник.
Ведунья хмурилась, сжимая в подрагивающих пальцах кружку с остывшим травяным отваром. Ситуация выходила патовая. С одной стороны откат с неизвестными последствиями, с другой — ходьба по тонкому лезвию, когда любой неверный шаг может привести к долгой и не самой приятной смерти. Иулия не была наивна и прекрасно знала, на что способны обитатели Ночной стороны города. Доводилось видеть последствия их гостеприимства. Да и сама пару раз попадала в, пусть и не большие, но достаточно серьёзные переделки.
Вот только до сегодняшнего дня ей везло выбраться из них без каких-либо последствий для себя. Но, как и всё в этом мире, "удача" оказалась далеко не вечной.
А ещё где-то в глубине души, в самом её потайном уголке, тщательно прятавшиеся там демоны шептали "Попробуй". "Рискни". "Почувствуй". "Узнай"... В конце концов, жизнь ведь одна. И лишь ты решаешь, остаться тебе никчёмным, лишённым половины способностей светлым ведуном...
Или сыграть с Тёмной знатью, увидеть своими глазами греховный в своей красоте, таинственный Бал. Может, боги будут милостивы к тебе, духовница, и благословят. На удачу, в таком опасном мероприятии, как обман Правящей четы.
Невесело улыбнувшись, девушка подняла взгляд и оглядела небольшую кухню. Пучки трав и ступка, брошенная на столе. Потёртый котёл на треноге соседствовал с кофеваркой, а на полочках со специями притулились не самые съедобные ингредиенты, использовавшиеся в алхимии и медитации. Может, виновата усталость, после напряжённого, длинного и тяжёлого дежурства. Может, она просто дошла в привычной суете до точки, когда надо что-то менять, дабы не сойти с ума.
Может... Ещё что-то. Только чем больше Иулия думала над идеей пойти на Бал, пусть даже под обманной личиной, тем больше она ей нравилась, рождая где-то там, в том самом потаённом уголке души горячее, трепещущее предвкушение. Да и почему бы и нет? Ведь никто не говорит, что она должна будет оставаться там до конца?
Кивнув собственным, отдающим изрядным сумасшествием, мыслям ведунья встала, поставив чашку на стол. Сходив за сумкой, оставленной в коридоре, отыскала среди самых разнообразных вещей телефон. А после крутила его ещё минут десять, сомневаясь: звонить или нет? Но бросив взгляд на приглашение и шёлковую алую ленту, набрала знакомый номер, отгоняя сомнения прочь.
Как говорил один мудрый старец: "Живём лишь однажды".
Если Ксана и удивилась такому раннему звонку, то виду не подала. Или просто ещё не проснулась, смачно зевая в трубку и неопределённо угукая на всё, сказанное закадычной подругой. Правда, когда Иулия упомянула приглашение на Бал и пояснила про своё желание пойти на него, медиум подавилась очередным зевком и долго, натужно кашляла. После чего бросила короткое и ёмкое "Скоро буду", тут же отключившись.
В дверь она постучала ровно через пять минут, отрывисто и сильно. Оставалось только удивляться, каким образом ей удалось преодолеть больше половины города за такой короткий срок. Не на метле же летела... Это, конечно, в духе эксцентричного медиума, но такой атавизм, как любит выражаться сама Ксана.
Гостья разулась и, не спрашивая разрешения, прошла сразу в кухню. Поставив чайник на газ, проверила сбор в заварнике и вылила его, недовольно скривившись.
— Как ты можешь пить эту травяную дрянь? — высокая, худощавая темноволосая девушка, лет двадцати-пяти на вид, с гордым испанским профилем, узкими скулами и острым подбородком смотрелась на скромно обставленной кухне смешно и неуместно. Контраста добавляло изысканная длинная юбка и блузка с крупной брошью на воротнике вместо заколки.
— Это был успокоительный сбор, Ксана, — Иулия пожала плечами, забравшись с ногами на табуретку и с интересом наблюдая, как суетится подруга, придирчиво осматривая, обнюхивая и отбирая сушёные травы.
Чтобы в конечном итоге признать их негодными и жестом фокусника вытащить из небольшого саквояжа, прихваченного с собой, мешочек с настоящий, крепким, цейлонским чаем. С кусочками цитрусовых и обязательным лимоном, перекрасившим терпкий, тёмно-красный напиток в тёплый, оранжевый цвет солнца.
Поставив перед ней кружку, Ксана устроилась на соседнем табурете, закинув ногу на ногу. Пригубив свою порцию животворящего напитка, медиум тяжело вздохнула:
— То-то я смотрю, тебя им так успокоило, что пришла шикарная в своей оригинальности мысль посетить Бал в ночь Самайна. Я таки надеюсь, это была неудачная шутка?
— Ну... — Иулия смущённо почесала нос. — Как тебе сказать...
— Желательно честно, — медиум подпёрла кулаком щёку, придавив подругу тяжёлым, мрачным взглядом.
Ведунья заёрзала, опустив голову и пряча глаза. Мелькнувшую малодушную мысль соврать пришлось выкинуть из головы. Ксана чувствовала ложь, сказывалась специфика собственной силы. Общаясь с мёртвыми, рискуя оказаться в их ловушке, невольно учишься видеть куда больше и лучше.
— Ну? — нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице. — Я жду.
— Ну а что рассказывать-то? — подув на чай, Иулия деланно пожала плечами. — Пришла с дежурства. Разбирала почту. Нашла необычный конверт. Вскрыла. Прочла. И поняла — живём лишь раз. Так почему бы не посетить это столь значимое светское мероприятие?
— Угу, — задумчиво угукнула девушка, отпивая чаю. — То есть, выражаясь нормальным языком, ты, солнце моё, получился приглашение на Бал и, из любопытства, вскрыла оное. И теперь у тебя два вариант — откат или опасная для жизни авантюра.
— Ну... Да.
— Ты с ума сошла? — ласково поинтересовалась Ксана, выпрямившись и наклонившись вперёд, заглядывая в глаза ведуньи.
— Нет, — покачала головой духовница.
— Сотрясение получила? Газа надышалась? Химикатов каких? Реактивов? Спирт в конце концов с водой перепутала?
— Ты меня за кого принимаешь? — обиженно насупилась Иулия, скрестив руки на груди. — Мне не пять лет, и работу свою я знаю хорошо!
— Конечно, тебе не пять лет, — согласилась медиум. И вдруг заорала, вскочив на ноги и уперев руки в бока. — Тебе куда как меньше! Потому что дети даже в пятилетнем возрасте знают, что такое Бал и чем он грозит такому легкомысленному Светлому, что решит посетить его! Светское мероприятие! Ха, рассказывай!
— Кса-а-ан...
— Нет, вы посмотрите на неё! Самоубийца чёртова! Что, не нашлось более оригинального и менее опасного способа свести счёты с жизнью?!
— Ксана...
— Нет и ещё раз нет, Иулия! Никакого бала и можешь засунуть свои псевдо философские рассуждения о тщетности бытия куда подальше! Можно туда же, где оставила голос разума и инстинкт самосохранения!
— Ксана!
— Что, Ксана?! Я много лет Ксана и прекрасно знаю, как меня зовут! — выдохшись, медиум приземлилась на облюбованную ранее табуретку и устало вздохнула. — Солнце, скажи мне, что ты пошутила.
— Да если бы, — Иулия протянула руку, демонстрируя причудливую вязь на коже. — Рисунок появился после того, как вскрыла конверт и вытащила приглашение.
— И?
— И мой выбор невелик, сама знаешь, — ведунья грустно улыбнулась. — Лишиться силы не хочется. А попробовать посетить Бал и выйти оттуда живой...
Какое-то время подруга молчала, видимо взвешивая все "за" и "против". Наконец Оксана недовольно поморщилась, поднимая руки вверх, признавая своё поражение:
— Ну хорошо. А от меня ты что хочешь?
— Хочу помощи. Ты лучшая выпускница факультета Иллюзий и Личин. И знаешь, как сделать так, что бы никто и никогда не узнал о моём визите в рассадник зла и порока.
— Если ты про Администрацию города, то тут помочь ничем не могу. Увы, перед бюрократией и коррупцией бессильны любые чары, — деланно равнодушно откликнулась Ксана, накручивая прядь чёрных волос на указательный палец. Её дымчато-серые глаза смотрели куда угодно, но не на ведунью. А общее мечтательное выражение лица и вовсе наводило на мысли, что собеседник витает где-то далеко в облаках.
Впрочем, для медиума такой отрешённо-блаженный вид был нормой, данностью, обусловленной их силой. Поэтому Иулия лишь фыркнула, сцеживая зевок в кулак:
— Ты прекрасно поняла, что я хочу.
— Ну да, — саркастически протянула Ксана, продолжая с интересом рассматривать потолок. — Ты хочешь, что бы я скрыла твою ауру, силу, внешность под ложным обличьем. И ты пойдёшь в нём на Бал. Где тебя благополучно раскроют, если не сразу, то в полночь точно.
— Всегда думала, что присказка о волшебстве развеявшемся после двенадцати часов, всего лишь плод чьей-то фантазии.
— Мы, знаешь ли, тоже в своём роде плод чьей-то фантазии, — Оксана смерила её мрачным взглядом. — И я не собираюсь собственноручно отправлять тебя на эшафот. Нет, ни за какие коврижки. Уж лучше тогда напрямую к Князю сунуться и попросить снять плетение. Конечно, бесплатно он делать это не станет, да и добраться до него...
— Ксана-а-а-а... Не уходи от разговора. Ты сделаешь мне ложную личину и точка!
— Почему я? — устало вздохнула медиум, прикрыв глаза и потерев ладонями лицо.
— Ну а кто ещё? — развела руками ведунья, снова сцеживая зевок в кулак. — Ты лучшая. Я знаю, у нас всё получится.
— Мне бы твою уверенность, — проворчала Ксана, допивая холодный чай. Окинув подругу внимательным взглядом, вздохнула, в который раз за это недоброе утро. — Иди спать, чудо. Бал через два дня. У нас не так много времени, как хотелось бы.
— Люблю тебя, — встав, Иулия чмокнула в щёку недовольно ворчавшую девушку и скрылась в спальне, сонно отметив странный взгляд медиума, брошенный на злополучное письмо.
Мысли разлетелись испуганной стайкой, стоило голове коснуться подушки. Лишь только подгребла прыгнувшего следом на кровать Феликса к себе поближе, утыкаясь носом в нежную шёрстку, ещё пахнувшую молоком. И заснула.
Глубоким сном без сновидений, в кои-то веки.
* * *
Дым сигарет с ментолом разъедал окружающую среду домашнего уюта, придавая ему налёт дешёвого бульварного романа. На языке противная горечь, в мыслях мрачный мрак, а в душе странное понимание — всё так, как должно было быть. И не тебе, женщина, менять предначертанное.
Оксана Третьякова, потомок того самого графа Третьякова, в своё время основавшего Ту самую галерею, в жизни верила только двум вещам: душам мёртвым, ведь тем врать уже не было смысла и собственному чутью. Она видела мир не в одном измерении, слышала голоса ушедших и неродившихся, читала судьбы, прошлое и будущее. Волей-неволей потеряешь веру в такие непостоянные и переменчивые константы как чувства и люди. Конечно, случались исключения. Как, например, в случае с Иулией.
Но на то оно и исключение, дабы подтвердить правило.
Затушив сигарету, сгоревшую почти до фильтра, Ксана выбила из пачки новую и прикурила, прищурившись, пуская горько-мятный дым в потолок. Здравых мыслей в голове не наблюдалось. Хотелось... Странного.
И опасного для собственного здоровья. Не говоря уж о психологическом состоянии окружающих.
Руки чесались отшлёпать одну неугомонную ведунью, надавать пощёчин самодовольному, нахальному Князю и совершенно по-бабски подраться с Верховной, изрядно проредив той причёску. И хотя Ксана прекрасно понимала, насколько несбыточны и постыдны для аристократки в энном поколении подобные мечты и желания...
Менее привлекательными они от этого не становились. Медиум поймала себя на мысли о том, что одну треть собственных грёз вполне может воплотить в жизнь, коли отыщет в этом доме настоящий армейский ремень.
— А я сошла с ума, — затянувшись, затушила сигарету в пепельнице. И насмешливо протянула, выдыхая серый дым. — Какая досада!
Ответом ей послужила тишина и мерный стук мелкого моросящего дождя по подоконнику. Осень. Пора депрессий, меланхолии, суицидов и очередного обострения у безумцев и психов по всей стране. Медиум никогда не любила это время года, вызывавшее не самые приятные ассоциации с прошлым. Но ради близкого человека можно притвориться, что осёл это тигр, а верблюд — царь зверей.
И решение появиться на треклятом Балу — не сигнал к вызову добрых дядей санитаров с красивой белой рубашкой наперевес. Всего лишь задачка на сообразительность и умение врать.
Вглядываясь в причудливый узор голых веток старого тополя, росшего под окном, Ксана медленно, но верно проваливалась в транс. Мир потемнел, теряя краски. Что бы спустя три удара сердца расцвести серо-сиреневыми оттенками разной интенсивности и концентрации. Причудливый цветочный ковёр на стене, оплетающий арочный проход вместо окна. Запах тёплого молока и мёда. Привкус кислоты и металла на языке.
И тени. Много теней. У них нет лиц, нет тел, нет.... Ничего. Хоть каких-то отличительных знаков. Лишь один из них, что шагнул вперёд, склоняя голову в насмешливом поклоне, отличается от остальной, безликой толпы. Серый костюм, изящное лицо, белёсые глаза и жуткий оскал, демонстрирующий острые клыки длиною в палец.
— Здравствуй, Паромщик, — криво улыбнулась Ксана, с тихим щелчком прикуривая новую сигарету. Иулия наверняка отвесила бы подзатыльник за такое, как же, своё здоровье гробить нельзя.
А без сигарет никаких нервов не хватит, что бы выдержать происходящее вокруг тебя.
Гость промолчал, продолжая странно улыбаться. Взмах руки и пространство поплыло, меняясь, приобретая другие очертания. Просторный кабинет и двое, сидящие друг напротив друга. Высокая женщина, отрешённо смотрящая на огонь. И мужчина, скучающе слушающий доклад трясущегося вампира.
Затяжка и выдох. Безразличный взгляд сквозь сизую пелену дыма, поднимающегося вверх, искажая восприятие. Паромщик морщиться, но по щелчку его пальцев картинка меняется вновь.
Просторный бальный зал. Потёртый паркет. Высокие стрельчатые окна. Колоны в стиле классицизма. безразличные ко всему слуги-скелеты, скользящие сквозь толпу с подносами. На них бокалы в виде черепов, наполненные алой кровью. Макси, смех и обнажённая сила, окутывающего каждого гостя.
Почти равнодушный хмык и новая затяжка. Так вот он какой... Этот бал. Кровь из черепов пьют здесь как вино...
Паромщик понимающе улыбается. Лёгкое движением плечей, словно сбрасывая ненужную одежду. И виденье изменилось, сменившись в который раз.
Хрупкая светловолосая девушка в тёмно-синем, почти чёрном платье. Полумаска, червлёное золото и серебро. Высокий мужчина в чёрном. Его руки бережно, сильно, властно обнимают партнёршу. Склонившись к ней, он шепчет что-то, улыбаясь порочно и лукаво. А толпа вокруг почтительно склонила голову, признавая его выбор.
Ксана задумчиво потёрла подбородок, стряхивая пепел. Трактовать можно по-разному, но судьба такова, что как бы много ты не знал, она всегда выберет тот вариант, о котором ты и не помышлял.
Мятная горечь обжигала горло. Тени вокруг неодобрительно роптали. А медиум лишь легко улыбнулась, лукаво щурясь. Паромщик только качает головой. Неслышное скольжение и вот уже его прозрачные пальцы касаются лица девушки, обжигая холодом потустороннего мира. Незрячие глаза заглядывают в самую душу. И перед мысленным взором медленно и неспешно, проступает последняя картина, окутанная тёмным саваном печали.
Раскинув руки. Неподвижно и холодно. Тонкое тело раскинулось на земле. Тёмная зелень струится вдоль силуэта, нежными прикосновениями тревожа мёртвую девушку. Ореол волос, намокших от дождя. Потёки туши и красная помада, ярко выделяющаяся на белой коже.
Пятно. Влажное пятно на груди. Алый цветок смерти, распустившийся в хрупкой груди, пробиваясь сквозь сломанные рёбра. К застывшему лицу склоняется пожилая женщина, прячущая лицо за чёрной вуалью. На ней аккуратный костюм. Сухонькие руки скрывают лайковые перчатки. А за спиной реют острые костяные крылья, закрывая собой лунный свет.
У Смерти много имён и много лиц...
Одинокая слезинка скатилась по щеке, смазывая чёрную сурьму под глазами. Паромщик отступил, выпуская её лицо из захвата. Но Оксана не заметила этого, продолжая кривить губы в неприятной улыбке и роняя слёзы. Казалось, она слышит, как разбивается хрустальная капля об пол, разлетаясь на сотни осколков.
— Спасибо, Паромщик... хриплый голос разорвал воцарившуюся тишину. Решительно затушив сигарету, Ксана резким движением руки разорвала марево видений, поднимаясь с места. И, прихватив свой саквояж, вышла из квартиры подруги.
Для подготовки к балу требовалось купить кое-что. Прямо держа спину, медиум неспешно шла по улицам города, улыбаясь встречным прохожим и довольно глядя на серое небо.
Чему быть — того не миновать, так, кажется, говорят в народе?
Если бы она задержалась ещё немного, если бы видела таинственную усмешку на прозрачном лице Паромщика, если бы прислушалась к тому, что шептали призраки и тени...
Если бы. Виденья можно трактовать по-разному... Особенно, коли ты видел лишь часть и, при этом, не самую главную.
* * *
Багряные листья в кронах деревьев. Тонкие тропы среди мрачного, тёмного леса. И остов фонтана, каким-то невиданным чудом сохранившийся до наших дней. Парк на Воробьёвых горах спал в этот ранний час. Спал сном спокойным, мирным и уютным. Окутывая сонной дымкой, пришедшей со стороны реки, случайного прохожего, по неосторожности забредшего сюда сегодня.
И сон его продлиться ровно до тридцать первого октября. В ночь Самайна здесь вспыхнут огни и пожары. Кареты и мёртвые скакуны привезут тех, кто встал из могил, дабы приветствовать Правящую чету. Вино польётся рекой кровавой, а тонкая граница сотрётся, объединяя такие разные, такие противоречивые и в тоже время такие похожие миры.
Мужчина тонко усмехнулся, откинувшись в кресле и с некоторым отстранённым интересом вслушиваясь в сбивчивую речь молодого парня, стоявшего перед его столом навытяжку. Юный вампир, отправленный одним из кланов в качестве гаранта доброй воли, был в сущности неплохим. И знал достаточно много.
Только вот толком докладывать так и не научился.
— Приглашения разосланы? — Мирослав вопросительно вскинул бровь, постукивая концом перьевой ручки по подлокотнику.
— Да, мессир, — черноволосый юноша склонил голову. В его глазах читалось лишь почтение, но чувства, эмоции, пробившиеся сквозь защитный панцирь, говорили совсем другое.
Страх. Неприязнь. Ненависть. И снова — страх. Инстинктивный. Животный. И от того ещё более сладкий. Уголки губ Князя дрогнули, обозначая довольную улыбку. Увы, практика показывала, договориться с вампирами можно было лишь силой. Доброго слова они не понимали, зато отлично внимали языку боли и пыток.
— Зал?
— Готов, мессир.
— Свободен, — милостиво кивнув головой, Мирослав перевёл взгляд на женщину, сидевшую в кресле у ярко полыхающего камина. Высокая, с роскошными волосами цвета меди, собранными в тяжёлый узел на затылке. Чуть раскосые глаза чернее самой чёрной ночи и тонкая, ядовитая улыбка.
Ядовитая в прямом смысле слова. Эти пухлые губы, окрашенные чёрной помадой, могли одинаково сильно дарить удовольствие и боль, отравляя само сердце и чистую, яркую душу.
Вампир испарился так же незаметно, как и появился в этой комнате. А пара лишь обменивалась нечитаемыми взглядами, иногда позволяя себе покровительственную улыбку. Для них это была любимая игра, попытка угадать мысли собеседника. Правда, заранее обречённая на провал.
— Вы в этот раз поразительно молчаливы, моя дорогая, — мягко упрекнул женщину Князь, принимая у слуги бокал тёмного вина.
— Вам это не нравится? — хриплый, но мелодичный голос не скрывал искреннего интереса. Женщина перевела взгляд на огонь. Протянув руку, окутанную тонкой сетью полупрозрачной перчатки, она коснулась открытого пламени, заворожено глядя на то, как вспыхивает и опадает хрупкая ткань. Кожа же осталась нетронутой, обласканная горячими тонкими языками.
— Меня это... Удивляет, — Мирослав хмыкнул, равнодушным взглядом смотря на забавы своего партнёра. — Канун Самайна, а Вы, моя дорогая, даже словом не упомянули наше Соглашение. И не предложили на выбор очередную кандидатку. Неужели Вы сдались?
— Мессир, за столько лет Вы так и не смогли меня узнать? — деланно удивилась Верховная Ведьма, пряча довольную усмешку за скучающим выражением лица. — Может, я просто решила в кои-то веки положиться на саму Судьбу? В конце концов, у Вас с этой дамой далеко не тривиальные отношения.
— Как... Недальновидно с Вашей стороны, миледи, — лёгкая улыбка тронула губы мужчины. Приподняв бокал, он иронично вскинул брови. — Пей до дна, Верховная. Пей греховную сладость горького вина. Пей, пока Судьба благосклонна к нам. Пей до дна, Верховная.
— Как пожелаете, Князь, — лёгкий наклон головы. Пальцы стиснули тонкий хрусталь, качнув густой напиток, прокатившийся по круглым стенкам бокала. Она закрыла глаза, вдыхая терпкий аромат, с нотками...
Аконита.
Ведьма коротко рассмеялась, глядя на партнёра сквозь призму вина. И не отводя взгляда, отпила, с удовольствием слизнув каплю с губ. Чувствуя, как тысячи тонких игл пронзают тело и тут же исчезают, смытые текущей по венам смесью, давно заменившей такую простую и ценную человеческую кровь.
— Знакомый вкус яда, — чуть помолчав, Аврора провела указательным пальцем по краю бокала, собирая остатки напитка. потёрла между большим и указательным пальцем, принюхиваясь. Недовольно поморщилась. — Качество, правда, оставляет желать лучшего. Но твоя... Фаворитка совершенствуется, этого нельзя не признать.
— Я знал, что тебе понравится, — довольно протянул Мирослав, отставляя свою порцию в сторону и сложив руки домиком. — И, думаю, тебе понравится мой подарок на Самайн.
— Подарок? — женщина заинтересованно выгнула бровь, наклонившись вперёд. Её хриплый голос казался настоящей, полноценной лаской, оставляющей на коже мужчин горячий отпечаток хрупких ладоней. Но Князь лишь холодно усмехнулся.
Их связывали не те отношения, как думало большинство, с их же молчаливого одобрения. Иногда проще дать людям придумать объяснения самим, чем пытаться донести до них правду.
— Подарок, — Князь поднялся и, обойдя стол, предложил ей руку. В ответ на вопрос в её тёмных глазах, лишь снисходительно улыбнулся, позволив Тьме в душе пробраться в комнату, укутывая их в смерть и страх, пробирающий до костей. Наверняка те, кто стоял в коридоре вздрогнули от давления его силы, но Верховная лишь опустила взгляд, принимая столь щедрое предложение.
Предложение, от которого нельзя было отказаться.
Холод его кожи резко контрастировал с обжигающим теплом женской ладони. Пристроив её на локте, Мирослав не спеша повёл Аврору к неприметной двери в углу кабинета, скрытой высоким стеллажом, забитым древними книгами. Там, вслед за узким полутёмным коридором скрывались... Особые помещения, породившие немало не самых приятных слухов о нынешнем правителе. Каждый представитель Тёмной знати слышал хоть раз о неугодных, приходивших на аудиенцию к Князю и пропадавших бесследно.
Или становившихся безвольными куклами в руках опытного марионеточника. Идеальными, молчаливыми, исполнительными слугами, отдавшими свою душу в угоду Князю Тьмы.
На лице Верховной застыло выражение вежливой отрешённости. Ей, как никому другому было известно, куда они идут. И пусть у ведьмы не было по определению никаких предубеждений относительно использования всех разделов магии, даже самых отвратительных и чёрных, она не сразу смогла справиться с дрожью, пробившей тело.
Аврора никогда бы не призналась. Но порой она боялась этой стороны натуры своего партнёра, любовника и почти что — друга.
Мимо потрескавшихся стен, покрытых блеклой старой росписью. Мимо потускневших картин, некогда представлявших собой ценность. Мимо расколотых икон, висевших здесь в насмешку богам и вере. Они шли недолго, остановившись перед тяжёлой дверью, оббитой металлом. Толкнув её, Князь пропустил Аврору вперёд, предоставляя ей сомнительную честь первой войти в небольшой овальный зал, с высоким сводчатым потолком.
Здесь пахло кровью и болью. И долгой, мучительной смертью, без возможности хоть как-то прекратить эту пытку. В центре, на полу, покрытом чёрной гранитной плиткой, в центре круга из свечей, заключённого в пентаграмму, лежала девушка.
Неяркое пламя кидало пугающие отблески на серые стены, теряющиеся высоко над головой. Оно расцвечивало бледную кожу жёлтыми всполохами. Окутывало белое платье золотистым свечением.
Девушка казалась живой.
Мирослав вытянул руку, предлагая Верховной самой осмотреть свой подарок. Он стоял возле двери, улыбаясь довольно и счастливо, с удовольствием смотря на то, как теряются краски на бледном лице его спутницы, как ужас мелькает в бездонных глазах и исчезает там, вновь скрытый вежливым интересом.
Шаг, ещё шаг. Медленно, словно боясь вспугнуть неведомых птиц, Аврора подошла к бездыханному телу. В правильном круге свечей, девушка лежала на спине, благочестиво сложив руки на груди в молитвенном жесте, сжимая цепочку с серебряным крестиком в пальцах. Она улыбалась, мучительно болезненно и от этого ещё более пугающе страшно.
А на груди, там, где когда-то билось живое сердце, расцветало алое пятно, обнажая разодранную грудь. Вывернутые рёбра окружали дыру в грудной клетке, где вместо привычного человеческого сердца, в окружении ошмётков плоти и капель крови, стоял букет из чёрных роз. Живой, трепещущий, ещё покрытый утренней росой, он нежными лепестками касался остывающего тела, источая сладкий аромат.
Уже смешавшийся с запахом тлена и разрушения.
Верховная закрыла глаза, странно улыбаясь. на светлом, тонком, почти детском лице Фаворитки застыло выражение счастья, с мукой страдания. А пустые глазницы, словно чёрные дыры, притягивали взгляд, завораживая своей безобразной красотой. Чувственно очерченные губы прорезала грубая бечёвка, навеки сшившая их вместе. Тёмные волосы разметались по полу, перемежаясь с листьями лавра. Лоб же венчала терновый венок, оставивший глубокие царапины на нежной коже.
— Тебе нравится мой подарок? — вкрадчиво поинтересовался мужчина, так и оставшийся стоять у двери.
— Он... Великолепен, — справившись с голосом, откликнулась Верховная, вновь посмотрев на жертву обстоятельств, коли можно так выразиться. В чём-то юная ведьма действительно была виновата сама.
Например, в том, что так и не поняла, с кем имеет дело. И попыталась прыгнуть выше собственной головы. В какой-то степени ей было жаль девчонку...
Но лишь самую малость, и где-то очень глубоко в душе.
— Я знал, что ты оценишь, — хмыкнув, Мирослав подошёл к женщине, обнимая за талию и притягивая к себе. Положив подбородок ей на плечо, он бесстрастно продолжил говорить. — Она пришла два дня назад. Красивая и порочная. Настоящая ведьма. Она предлагала себя не в первый и не в последний раз. И точно не только мне. Она жаждала власти и притворялась невинной, молилась богу, когда поняла, что отпускать её никто не собирается. Проклинала, кричала, грозила карами небесными и Адом... Так и не поняв, что Ад — это я.
— Ты мог её простить...
— Простить можно многое, моя дорогая Верховная. Предательство, попытку убить тебя, измену... Мы Тёмные, для нас это не так уж критично, — тихий смешок. — Но что я не могу простить, так это банальную человеческую глупость.
— И в чём же она проявилась? — Аврора склонила голову набок, думая о своём. Если её и удивила жестокость Князя, то не настолько, что бы пытаться его укорить в этом.
— Она возомнила себя моей парой, Ави, — тон мужчины стал злым и студёным, обжигая своей холодностью, а хватка крепче, причиняя боль. — И подлила в вино зелье Единства, смешанное с приворотным.
— Разве это глупость? Может, она просто влюбилась в тебя и захотела взаимности?
Мирослав рассмеялся, искренне и от души. Развернув её к себе лицом, положила ладонь на талию, второй сжимая пальцы. И закружил в неспешном вальсе, скользя по отполированной плитке, вокруг мёртвого тела, мурлыча себе под нос мелодию.
— Похоть. Желание, — тихо шепнул, склонившись к её лицу. — Да. Жажда власти, стремление к чужой силе? Да и ещё раз да! Любовь? Поверь, любовью там и не пахло. Приворотное, сделавшее бы из кого другого раба. Зелье, смешавшее бы нашу магию и силу так, что вскоре я стал бы живой батарейкой для неё. И любовники, целая череда любовников из самых разных кланов, с самыми различными социальными статусами. Любовников, мечтавших о нашей с тобой мучительной и скоропостижной смерти. Так о каком таком эфемерном чувстве может идти речь?
— Их ты тоже убил? — почти равнодушно поинтересовалась Аврора, вынужденная мысленно согласиться с его доводами.
Порой Князь бывал убийственно логичен. В прямом смысле этого словосочетания.
— Зачем? — искренне удивился Мирослав, подводя её к одной из стен. Нажав на неприметный выступ, он снова отступил, предоставляя женщине возможность рассмотреть открывшуюся выставочную витрину, спрятанную до этого за тонкой перегородкой в каменной кладке.
Стеклянные гробы, окантованные тёмным металлом. И куклы. Застывшие в самых разнообразных нелепых позах. Куклы, когда-то бывшие живыми людьми. Они кричали, бились о тонкие, хрупкие стены. Беззвучно. Бессмысленное. Бесполезно.
Вывернутые запястья. Пробитые ладони и пустые глазницы. Тонкие чёрные нити, тянувшиеся вверх, к деревянному перекрестью. Огромные дыры на животах и в груди. Обожжённая и замёрзшая плоть, увитая ядовитым плющом. С отцветающими скромными соцветиями, цвета тёмного синего неба.
— Их было семь. Ровно по числу грехов в этой книженции, — Мирослав встал рядом, с любопытством смотря на слабые попытки своих жертв получить долгожданную свободу или освобождение. Потому что смерть, окончательная смерть, была бы куда предпочтительнее ничтожного шанса на выживание.
— Уныние, — он указал на печального клоуна, со следами кровавых слёз на щеках.
— Чревоугодие, — рука переместилась к худощавому мужчине со вспоротым животом, державшем в своих ладонях собственные внутренности. Его лицо украшала безумная, широкая улыбка, от уха до уха.
— Похоть, — обнажённый парень, в вызывающей позе... Указывающий руками на пах, где не было ничего, кроме рваной глубокой раны.
— Гнев, — мощный боец, с покатыми плечами, подвешенный за запястья под невозможным углом. Он казался изломанной гротескной фигурой, рвущейся в бой, но крепко сидящей на поводке.
— Зависть, — двуликий старик, улыбающийся и презирающий. В одной руке яблоко, в другой окровавленный нож. И пустота там, где должно быть сердце. Его голова свободно вертелась вокруг своей оси, показывая то добродушную сторону, то сторону зла.
— Скупость, — обхватив свой живот, кукла сидела на полу, старательно запихивая туда деньги, почерневшие от пожара, рваные банкноты и погнутые монеты. Он запихивал их с таким усердием, что не замечал ничего вокруг и улыбался страшно и жутко. Зло поглядывая вокруг.
— И мой любимый, — Мирослав остановился возле последней витрины, любовно погладив хрупкое стекло. — Гордыня...
Аврора скупо улыбнулась. Не узнать это презрительное выражение лица, позу и вскинутый подбородок было нельзя. Олег. Глава Ковена Тёмных магов. Даже с обезображенным лицом, потеряв хоть какой-то человеческий вид, он продолжал мерить окружающий мир по своим лекалам и презирать любого, кто хоть на немного не соответствовал им.
Маг называл себя гордым. Но завидовал, ненавидел и считал себя выше остальных. А это уже не гордость... Гордыня. И получил за это соответствующее наказание. Впрочем, даже здесь, на этой импровизированной и пугающей своей жестокостью выставке, Олег умудрился оказаться на первом месте.
Представляя самый первый грех из всех семи. У Князя очень своеобразное чувство юмора и справедливости.
— Они живы, — не спрашивая, утверждая, Аврора отступила на шаг назад. Скрестив руки на груди, она вопросительно посмотрела на Мирослава. — Зачем тебе это? Гораздо проще было бы убить их.
— И позволить другим занять их место, — спокойно закончил за неё мужчина, взъерошив светлые волосы отрешённым жестом. — Тебе ли не знать, дорогая Верховная, что Тёмные понимают лишь силу. И подчиняются нам, пока мы можем постоять за себя, пока мы можем безнаказанно сотворить с одним из них такое. Не оглядываясь на нормы морали и справедливости, не думая о законе и высших силах. Пока всё так — они подчиняться. Они не будут роптать. Но дай слабину, прости одного, спусти с рук...
— И нас разорвёт стая голодных хищников, — Аврора выпрямилась, сдержанно кивнув головой. Соглашаясь со словами партнёра. — Конечно, Вы правы, мой дорогой Князь. Но было бы неплохо иметь и соратников, в окружении врагов.
— У меня есть ты.
— Пока действует наше соглашение, — подойдя к нему, осторожно погладила по щеке кончиками пальцев. — Пока ты не нашёл её, есть я. Но что будет, когда ты встретишь её, Мир? И придётся доказывать своим подданным своё право на этот выбор. Что будешь делать тогда, стоя один против них?
— Ты всё же не удержалась, — тихо хмыкнул, мужчина. — Напомнила о соглашении.
— Оно никуда не денется от того, что мы не будем о нём говорить.
— Верно. Только прошло уже столько лет, Аврора. А её нет. Нет, и не будет, видимо, такова моя плата за силу и власть. Но я не в обиде. У меня есть ты, есть верная армия Тьмы, есть паромщик, что бы доставить мою грешную душонку в родные пенаты, — переплетя их пальцы, Мирослав прижался щекой к тёплой ладони.
— Это не много, — вздохнув, Аврора слабо улыбнулась.
— Но и не мало, — возразил Князь. — Идём. Нужно продолжать готовиться к торжеству. Бал через два дня. И я хочу, что бы в этот раз всё прошло так же идеально, как раньше.
Отпустив руку женщины, Мирослав почтительно склонил голову и вышел, оставив Верховную Ведьму один на один со своими новыми игрушками. А та лишь печально улыбнулась, проводив его взглядом.
Перестал верить. Перестал надеяться. Перестал ждать. Может, хоть в этом году боги смилостивятся над ними? Она ценила его как партнёра. Но хотела свободы.
Свободы от жестоких обязательств его пары. Усмирять зверя каждый раз ей было уже не под силу.
* * *
Внутренние часы разбудили юную ведунью на рассвете нового дня. Ещё не до конца проснувшись, она машинально попыталась задержать остатки приятного сна, но незнакомец, запутавшийся пальцами в её длинных волосах, так крепко прижимавший к себе, растворился, исчезнув без следа.
Расстроенно вздохнув, девушка поднялась с кровати, машинально потрепав подскочившего к ней Феликса по лохматому загривку. Щенок весело тявкал, пытаясь расшевелить хозяйку и втянуть в какую-то свою игру.
— Встала? — спокойный голос Ксаны развеял остатки сна, и Иулия широко улыбнулась, посмотрев в сторону дверного проёма, где мрачным ангелом застыла подруга, прислонившись плечом к косяку.
— Доброе утро, Ксан, — потянувшись, ведунья поднялась, проведя рукой по волосам и собрав их в подобие узла на затылке.
— Спорный вопрос, — задумчиво откликнулась медиум, смотря на девушку каким-то нечитаемым взглядом. — Ты всегда спишь сутками после дежурства?
— А какое сегодня число? — озадаченно потёрла заломившие кисти рук Иулия, добравшись до кухни и с удовольствием принимая из рук недовольной чем-то Оксаны кружку крепкого чая. Только держать её было сложно, старая травма неожиданно дала о себе знать. Такое чувство, как будто в кости шуруп закручивают. Медленно и с садистским удовольствием.
Помассировав ладони и пальцы, она блаженно закрыла глаза, добравшись до нехитрого завтрака и делая первый глоток горячего напитка.
— Самайн, — угрюмо отозвалась Ксана, усевшись напротив. — Ты проспала сутки, я уже хотела будить тебя. Или подумала, что ты прониклась голосом разума и отказалась от этой безумной идеи.
— Самайн... — медленно протянула Иулия, словно пробуя на вкус это слово. Оно отозвалось волной предвкушения внизу живота и тонкой, щемящей надеждой где-то в душе. И вдруг добавила, без видимой на то причины. — Мне снился странный сон.
— Сон? — медиум прищурилась, настороженно поглядывая на хозяйку квартиры.
— Он казался таким... Реальным. Правда всё, что я помню, это ощущение чужих пальцах в волосах и боль.
— Боль?
— Да, — после небольшой паузы, кивнула головой ведунья, прижимая ладонь к груди. — Здесь. Чуть выше сердца. Такое чувство было, словно мне пытаются что-то передать или забрать. Вырвать. И розы. Помню запах роз. Сладковато-горький. С нотками миндаля. Знаю, глупо... Но мне показалось, что так пахнет яд и я могу поклясться, я чувствовала его вкус на языке.
— Глупый сон, — отмахнулась Ксана. Слишком быстро, слишком решительно. И духовница заметила дрогнувшие губы, сложившиеся в грустную ухмылку. Но медиум быстро взяла себя в руки, улыбаясь саркастично и ехидно. — Забудь его. Лучше скажи, ты действительно хочешь этого? Это твоё искреннее, настоящее желание?
— Да, Ксан. Я всё решила, — отставив кружку в сторону, Иулия вновь машинально помассировала руки. Несколько лет назад ей по глупой случайности раздробило кисть и запястье.
Случайный выстрел. Удачный удар битой. Тёмные не слишком церемонятся со светлыми. Особенно с теми глупыми их представителями, что по собственной неосторожности оказались не на той территории.
— И у меня нет ни единого шанса отговорить тебя от этой авантюры? — медиум провела пальцем по краю ножа, лежащего рядом с её рукой. Острый край оставил едва различимый след на коже.
— Ни единого, — положив ладонь поверх её руки, Иулия сосредоточилась, призывая свою силу. Лёгкое покалывание и серебристая пыль, оседающая из ниоткуда на их сплетённые пальцы.
Царапина затянулась мгновенно, оставив после себя розовую полоску от запёкшейся крови на чистой светлой коже. Посмотрев на палец, Ксана кивнула собственным мыслям и перевела взгляд на ведунью:
— Одевайся. У нас не так много времени, как хотелось бы.
Девушка улыбнулась, мягко и тепло, погладив её по щеке:
— Всё будет хорошо.
И вышла, напевая что-то себе под нос. Оксана же только тяжело опёрлась локтями на стол, закрыв лицо руками. И прошептала, зная, что никто её не услышит:
— Даже если всё будет плохо...
Она не видела, не знала точно, но чувствовала за своими плечами леденящее душу дыхание адских гончих. И, наверное, впервые в жизни проклинала свой собственный дар, не раз спасавший её драгоценную шкуру.
Сборы не заняли много времени. Переодевшись в простые джинсы и рубашку, Иулия заплела волосы в косу, уложив её венцом на голове. Из вещей взяла лишь одно: овальный крупный камень сердолика, неправильной формы, оплетённый червлёной золотой проволокой.
С одного из концов на краю восседал величественный грифон, обхватив лапами кулон и расправив крылья. Над его головой, в импровизированной короне, была вплетена объёмная бусина лунного камня, молочно-голубого цвета. Крепился кулон на тонкую чёрную ленту, неплотно прилегающую к шее.
Пальцы коснулись тёплого камня. Когда-то давно его подарил учитель, сказав, что однажды этот талисман обязательно поможет сделать правильный выбор.
Она очень надеялась, что всё будет именно так.
На кровати остались сиротливо лежать телефон и дамская сумка с документами. Прихватив ключи и взяв на руки Феликса, Иулия вышла из комнаты, к ожидавшей её в коридоре Ксане.
Не говоря ни слова, они покинули квартиру, закрывая за собой дверь. И так же молча спустились во двор, ещё наполненный сладковатым ароматом ночи, не развеявшимся под первыми лучами солнца.
Медиум вела машину легко и непринуждённо, включив радио и найдя какую-то медленную мелодию. Она подпевала иностранной певице, постукивая пальцами по оплётке руля. Иулия же молчала, глядя в окно на мелькавшие мимо дома и магазины. Разглядывая яркие вывески и лица немногочисленных прохожих, выбравшихся из дома в такую рань.
Город просыпался медленно и неохотно. Казалось, в этот день он вдвойне неуступчив, не желает поддаваться Светлой своей стороне и отпускать беснующуюся Тьму. Ведь именно в эту ночь грядёт яркое, обольстительное событие. Бал.
Кто о нём не слышал? Слышали все. Кто осуждал, кто восхищался, а кто молчал, смотря куда-то вдаль невидящим взором. Помнится, на тех глядели сочувственно, говоря, что они потеряли часть себя.
Ведунья перевела взгляд на запястье, где яркой чернотой, с искрами серебра, сверкал тот самый узор-приглашение. Возможно, что они так же как она получили Приглашение и вскрыли, не зная, какую напасть оно таит. Возможно, они тоже хотели спасти себя и приняли решение посетить Бал.
А может, пережидали наказание дома, закрывшись ото всех. Об этом не принято говорить вслух. Сила, дар — это так же интимно и лично, как отношения. Это больше, чем брак или разделённые на двоих чувства.
— Я бы с удовольствием прибила тебя своими руками, — неожиданно заговорила Ксана, выворачивая руль в сторону и перестраиваясь в другой ряд. — Это было бы гуманнее, честнее...
— Ты не убийца, — улыбнулась Иулия, посмотрев на подругу. Поджав губы и зло раздувая ноздри, она выглядела почти красивой. Чем-то похожа на Немезиду, богиню возмездия и правосудия.
— К сожалению, — вынужденно согласилась Оксана, паркуясь возле небольшого, неприметного особняка, чудом затерявшегося среди многоэтажок города. — И одним богам ведомо, почему я согласилась на эту авантюру...
Её ворчание ведунья пропустила мимо ушей, проходя в пахнущую стариной и сандалом прихожую. Казалось, время не властно над этим местом. Сколько Иулия себя помнила, этот дом всегда казался куском прошлого, выпавшим из реальности, из течения времени. Мебель восемнадцатого века, гравюры и картины неизвестных художников. Необычные предметы быта и полное отсутствие хоть каких-то напоминаний о семье.
Нет, у Ксаны были фотографии. Потёртые, выцветшие карточки, стоявшие в резных деревянных рамках или же витых обрамлениях из латуни. Были и родственники, где-то в Сибири, кажется. Только вот сама медиум никогда о них не говорила. Как-то со смешком ответила, что их разделяет куда больше, чем расстояние и замолчала, посчитав тему закрытой.
Ведунья, сама ставшая сиротой в малолетстве, понимала и не настаивала. В конце концов, дружила и общалась она с самой Ксаной, а не с её вроде как существующими родственниками.
Спустив Феликса с рук, она вопросительно посмотрела на задумчивую подругу:
— С чего начнём?
— С описания того, кем ты будешь, — Ксана взмахом руки указала на два кресла. Устроившись в одном из них, сложила руки домиком и заговорила, неспешно, расставляя акценты. — Во-первых, внешность. Менять её сильно нельзя. Форма лица, глаза, отдельные черты — будут неизменными. Что бы личина была как можно больше достоверна, должно быть больше естественных кусков оной. Волосы останутся тем самым якорем истины: цвет, длина. Глаза углубим и сделаем ярче подводкой. Косметика, если тебе интересно, одно из лучших естественных средств изменения внешности. Губы подкрасим, сменив их линию на более... Чувственную. И ещё — полумаска. Ты оденешь её и это обязательное условие.
— Зачем? — Иулия села напротив, забравшись в кресло с ногами и обхватив колени, прижимая их к груди.
— Так твоё лицо останется неузнанным. Проще говоря, маска скрывает часть картинки, а из оставшихся кусочков сложится противоречивый и несуществующий облик, — Ксана хмыкнула. — Ну и это обязательно условие. Ты не знала? На этот бал все идут в масках. Впрочем... У тебя ещё будет время понять, что на самом деле представляет собой это мероприятие.
— Всё так страшно? — помолчав, спросила ведунья, склонив голову к плечу. Феликс под креслом увлеченно трепал какую-то книгу, валявшуюся на полу.
— Скорее странно. На взгляд Светлых, — щёлкнув пальцами, Оксана вытащила сигарету и прикурила, щурясь на свет торшера у стола. — Дальше. Платье. Открытые плечи, без лишних изысков и атрибутов. Это не главное, что ты должна показать, прибыв туда. Главное — твоя сила. И вот тут возникает проблема. Ведунья — это светлый дар. Это дар, который в принципе нельзя спутать с привкусом магии ведьмы или колдуньи.
— Но сейчас...
— Сейчас развелось слишком много условно умных личностей, не знающих основ, — скривившись, медиум затушила сигарету. — Ты же не думаешь, что на Балу будет один молодняк? А старшее поколение прекрасно знает, кто такие ведуньи. Придётся тебе опробовать другую профессию, в своей сути мало чем отличающуюся от твоей.
— И какую же? — заинтересованно подалась вперёд Иулия.
Медиум многообещающе улыбнулась, вытаскивая новую сигарету. В последнее время курить хотелось чаще и больше.
Затянувшись и выпустив дым в потолок, девушка усмехнулась, довольно протянув:
— Некромант.
— Что некромант? — непонимающе нахмурилась ведунья, невольно поёжившись от несуществующего холода.
— Ты будешь некромантом на балу, — пожала плечами Ксана. И добавила, после минутного молчания. — Некромантом с даром целительства. Редкая штука, но всё же встречаются ещё среди Тёмной знати.
— Ты... шутишь? — недоверчиво переспросила Иулия, сжимая кулаки и пытаясь побороть протестующую силу, так и норовившую вырваться из-под контроля. Вреда бы не причинила, не та направленность.
Но обстановка пострадать могла запросто.
— А заметно? — серьёзно спросила Оксана.
— Я не могу быть... Некромантом, — скривившись, ведунья презрительно фыркнула. — Я никогда не имела дел с мёртвыми телами и уж тем более не имею ни малейшего представления о том, что с ними делать!
— Распространённая ошибка большинства, — задумчиво откликнулась Ксана. — Считать, что некромант — это мастер зомби, марионеток или охотник на нежить. Нет, моя дорогая подруга, некромаг — вот, кто возиться с трупами. А некромант работает в ментальном плане, оперируя разумом и душою. Разница между ведуньей и некромантом лишь в том, что ты души исцеляешь, возвращаешь к жизни или отпускаешь из неё. А некромант души заключает в тиски, вытягивает из них силу, развеивает, упокаивает... В общем, отправляет к Моране в гости, причём зачастую насильно и против воли. Ещё режет, берёт в услужение или куда там захочет его чёрная душонка. Согласись, — тут она невесело улыбнулась, — между вами много общего.
— А обязательно менять ощущение моей силы? — помедлив, поинтересовалась Иулия.
— Ты вообще-то в курсе, что про Бал говорят? Каждый здесь нечист, каждый обнажён? Одежда не имеет значение, ты можешь прийти хоть в рубище... Но ты должна будешь выпустить свою силу, обернуться в неё, показать её. Обнажить, если так проще.
— Силу?
— Силу, Иулия, силу, — Ксана прикрыла глаза, словно вспоминая что-то. — Отец говорил, что нет ничего более откровенного и неприличного, чем выставленная напоказ сила. Но это значит, что ты открыт для Бала, открыт для новых даров Самайна и каждый, кто видит тебя, знает, что ждать.
Тишина воцарилась ненадолго. Ровно настолько, сколько понадобилось молодой ведунье, что бы попытаться понять или принять информацию. Тяжело вздохнув, она потёрла переносицу:
— Хорошо. Я... Понимаю, наверное. Но как мы этого добьёмся?
— Брошь, — коротко ответила Ксана, машинально коснувшись ворота блузки. Погладила таинственно мерцавший александрит в центре. — Небольшая, аккуратная, изящная брошь на платье, в центре лифа. Она привлечёт внимание, отвлекая от лица, от истинной силы, спрятанной под маской. В ней когда-то была заключена душа некроманта. После остались лишь капли силы и дара. Их хватит, для плетения канвы. Не спрашивай, откуда у меня такая... Вещь.
— И что это даст? — рассеянно запустив пальцы в волосы, Иулия растрепала косу. Тяжёлые, густые пряди упали на плечи, светлой волной оттеняя мрачные тона окружающей обстановки.
— Что такое, по-твоему, личина, моя дорогая подруга? — Оксана фыркнула, поднявшись с кресла и подойдя к одному из шкафов. Вытащив с верхней полки небольшую деревянную шкатулку, поставила её на столик, стирая пыль с потемневшей поверхности. — Это не иллюзия, морок, если так будет яснее. Личина — это что-то вроде второй кожи, облика, созданного из тончайших нитей силы, сотканного из крупиц магии. Он привязан к тебе, намертво. Он ляжет на тебя, тонким слоем покрыв всё тело. Он пронижет твой дар и душу. Твоё сознание. Изменяя, подстраивая, перекраивая, закрывая то, что не нужно видеть постороннему глазу. Ну а раз мы решили сделать из тебя некроманта, то и основа для плетения должна быть соответствующая.
Ведунья слушала медиума внимательно, хмурясь и поджав губы. Конечно, в каждом деле есть свои тонкости, свои нюансы. И посторонний не узнает о них, пока не столкнётся с ними сам, лично. Наверное, поэтому, осознание того, что её, настоящую, светлую, будет покрывать слой из остатков чужой души, было неприятным. Предстоящая процедура казалась неправильной, омерзительной даже.
Нет, Иулия не была идеалисткой. Юность прошла, забрав с собой максимализм и фанатичную веру в деление на белое и чёрное. Просто... Такова натура ведуньи. И она отчаянно противится любым попыткам изменить её. А уж изменить в сторону Тьмы...
Пожалуй, теперь она понимала значение выражения резать по живому.
— Неприятно, да? — тёплая рука легла на плечо, сжав в знак поддержки. Светлые глаза медиума носили всё тоже, нечитаемое, мечтательное выражение. Только где-то в глубине затаился страх... И горькая обречённость.
— Я согласна, — решительно кивнула головой Иулия, сжав руку подруги. — Это мой шанс сохранить мою силу. А здесь — все средства хороши. Сама знаешь, что меня может ждать, коли я проигнорирую приглашение.
— Тогда... — Ксана выпрямилась, рукой указав в сторону витой лестницы, ведущей на второй этаж. — Нам наверх. Там есть зал, который как нельзя лучше подходит для предстоящего действа.
— Спасибо, — встав, ведунья крепко обняла подругу, спрятав лицо у неё на плече. — За всё.
— Было бы за что, на самом-то деле... — глухо отозвалась та, обнимая в ответ и укачивая как маленького ребёнка.— Было бы за что...
* * *
Гостья давно ушла наверх, готовится к предстоящему действу. А она всё никак не могла заставить себя открыть шкатулку, сидя в кресле, закинув ногу на ногу и снова пуская дым в потолок.
Правильно ли поступает? Уверена ли в своём решении? Разумно ли смиряться с привидевшимся видением? И справедливо ли помогать единственному родному для тебя человеку совершать столь изысканное самоубийство?
Оксана сжала пальцы, ломая дешёвую зажигалку и не замечая, как по пальцам стекает горючая жидкость. Ментоловый дым разъедал глаза и горло, проникал в лёгкие, вызывая сдавленный кашель и хрип.
А мыслей не было. И осознания правильности тоже. Ничего не было...
Хмыкнув, медиум поднялась, стряхнув куски пластика с юбки. Что ж, самым правильным решением во всей этой чертовщине будет прийти на бал вместе с ведуньей. И встретиться лицом к лицу с предначертанным, давно заготовленным судьбой исходом
Не в первый же раз умираешь, верно, Ксан? Так умри красиво.
Открыв резную коробку, девушка взяла с бархатной подставки небольшую золотую брошь. Круглый, крупный камень, тонкой огранки, в витой оправе благородного металла. Чем-то напоминал цепочку ДНК или знак бесконечности. Возможно своей изогнутой линией или тонкими полосками внутри пустых полостей.
Александрит. Благородного тёмно-фиолетового оттенка, с едва заметной дымкой в глубине.
Сжав украшение в ладони, Оксана неспешно поднялась по вычурным металлическим ступенькам, придерживая полы юбки. И сразу же прошла в небольшой, круглой формы зал, когда-то бывший музыкальной комнатой. Тонкие двери захлопнулись за её спиной, отрезая любые пути к отступлению.
В дымчато-серые глаза смотрели упрямые синие, как тёплое июльское небо.
* * *
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
