Contract

Контракт.

Юлия Атти и Евгений Гайсин.

Каждый мой день начинается одинаково — с прихода стилиста-визажиста и двух личных помощников. Я не говорю, что это плохо. Нет. Мне это нравится. Но иногда хочется неожиданности. Хочется сюрприза, преподнесенного жизнью, оставленного на пороге не яблочного пирога в плетеной золотистой корзине, а послания в бутылке. Чтобы сорваться на поиски капитана Гранта. Чтобы отчалить от берега, не жалея, что оставила после себя лишь записку...

Сегодня день, когда меня снова ждет пирог. А из бутылок — лишь оставленные молочником.

Я сижу в удобном кресле перед зеркальным трюмо. Вокруг меня порхает стилист-визажист. У меня на сегодня назначено много встреч.

— Лиз?

Я вижу в отражении свою помощницу. Чуть менее секунды назад она удивленно заломила бровь, просматривая информацию на экране планшета. Вот эта заломленная бровь и заставила меня произнести ее имя вслух.

— Пришло сообщение от вашего отца.

Я не подгоняю помощницу. Вижу, как на ее лице отражается борьба с сомнением. Не тороплю ее. Зато пришло время оценивать образ на сегодня.

— Экселлент!

Мой второй помощник любит вставлять словечки, имеющие аналог и в нашем языке, но у каждого из нас есть свои фишки. У Егора — словечки из словарей других стран. Но они идут Егору, приклеиваются к образу, как крохотные рыбки к коралловым островам.

Я гляжусь в зеркало. Но вижу, почему-то, все еще хмурящуюся Лиз. Стилист делает выпад и все-таки заставляет меня сконцентрироваться на своем лице. Сегодня мои волосы застыли в холодной волне. Отливают пшеничным медом. На их светлом фоне особо ярко смотрятся алые губы и голубые глаза. Как по мне, сегодня стилист переборщил с румянами. Подчеркнул впалые щеки. Говорю об этом Егору.

— Экселлент!

Егор отрезает, как серпом. Стоит, подпирая рукой подбородок.

— Деловой обед с вашим отцом согласован. Мы успеем посетить реабилитационный центр и строительство медгородка. Вечером встреча меценатов-сердечников.

Все наши встречи назначены не просто в разных концах города. Нам придется прибегнуть к помощи пилота, чтобы успеть везде и вовремя.

А вот неожиданная, незапланированная заранее встреча с родителем — это сюрприз. Надеюсь, приятный. Потому как появиться на сборище меценатов-сердечников в образе пациента, а не спонсора, мне не шибко хотелось.

Выбор Егора на сегодня — светлый брючный костюм. Он обещает, что на строительстве я смогу снять пиджак и оставаться в майке. Затем же снова облачиться в полный комплект элегантности на обед с родителями.

Папе, на самом деле, все равно, во что я одета. А вот мама...

Реабилитационный центр расположен на берегу большого озера. Его финансирование — папино раскаяние. Искупление.

Наша финансовая империя выросла на костях жертв Второй Мировой. Семья Атти, сумевшая сохранить материальные ценности, сберегла и ценности духовные. Выплатами государственных репараций мой отец был недоволен, поэтому и взялся за восстановление доброго итальянского имени. Он рьяно восстанавливал исторические памятники, используя на строительствах людей, потерявших почти все на полях боев. Он мотался по странам, собирая по крупицам разграбленное, привлекая инвесторов. Он выращивал гениев из потомков уничтоженных в лагерях. Он личным примером заставлял других выплачивать по долгам.

Мой папа — бывший военный. И сейчас он с ума сходит, когда видит человека, искалеченного чужой войной. И вкладывает в таких деньги, которые со временем возвращаются с лихвой. А моя работа — обворачивать его одержимость в красивую обертку.

Строительная компания сумела вписать в горный пейзаж высотку в пару десятков этажей, и теперь мы подлетаем к центру на вертолете, пугая диких жителей ревом двигателя.

Мне все еще не дает покоя внезапно назначенная встреча, но я должна улыбаться и радоваться встречам. Сейчас у всех с собой камеры. Если ты не хочешь ударить в грязь лицом, ты должна быть во всеоружии. Даже если ты не отправлял пресс-релиз, в сеть в любом случае сольют видео и фото с тобой. О комментариях лучше не беспокоиться. Сейчас каждый считает себя в праве облить тебя грязью, даже если кому-то просто не понравился оттенок твоего блеска для губ.

С реабилитационным центром мы разбираемся быстро. Егор успевает поулыбаться воякам, смущая последних, и порой шокируя. Лиз продолжает неотрывно следить за новостями в сети и подсказывать ответы на вопросы. Мы — персоны публичные. Нам следует быть осторожными с высказываниями.

На строительстве не все в порядке. Но снова на люди мы сор не выносим: у нас все в порядке, мы справляемся, идем по графику, успеваем вовремя. Я не читаю по бумажке, но вежливо отклоняю вопросы журналистов, которые не относятся к теме встречи.

Усаживаясь в кресло геликоптера, спрашиваю у Лиз:

— Тебе удалось выяснить причину внезапного желания лицезреть меня?

Помощница закусывает губу и не поднимает взгляд. Мне кажется, что она вот-вот разгадает загадку, но, увы... Она отрицательно качает головой. Я вздыхаю, снимаю наушники и отворачиваюсь к окну.

На крыше небоскреба сумасшедший ветер. Он ударяет меня в бок с такой силой, что Егору приходится поддерживать меня. Прическе каюк...

Пока спускаемся в лифте, Егору удается вернуть мне утреннюю свежесть, а образу — шик. Он прыгает вокруг меня, как яркий апельсиновый мячик. Но стоит створкам разъехаться в стороны, как тут же становится в свою излюбленную стойку, подпирая рукой подбородок, и выдает что-то вроде "сносно".

Меня ждут в конференц-зале. И что самое подозрительное — просят помощников оставаться в холле. Это мне жутко не нравится. Это значит, что встреча будет носить крайне деловой и крайне личный характер. И сердце начинает бешено стучать.

В огромном зале стоит овальный стол. Я последняя. Меня ждут. Пятеро. И видя, кто именно меня ждет, я начинаю лихорадочно перебирать варианты: обморок, метеорит, внезапно образовавшая встреча... Нет, лучше, наверное, метеорит...

— Юлия, присаживайся.

Папа говорит привычно бодрым голосом. Я слышу в его интонациях финальный исход встречи. Он будет доволен вне зависимости от моего ответа. Так как ноги отказываются меня держать, я падаю в ближайшее ко мне кресло. Ровно по диагонали от меня сидит мужчина, лицо которого мелькает на страницах бульварной прессы с регулярностью, угрожающей популярности Мадонны.

Мой отец — единственный, кто не сидит. Мама не смотрит на меня. Она избегает моего взгляда.

Родители Евгения сидят рядом с сыном. На столе перед ними лежат две стопки бумаги. Не толстые, но внушающие страх.

— Юлия, нам поступило деловое предложение, и я намерен ответить согласием.

Я надеваю улыбку внимательного слушателя. А внутри горят леса Сибири. Единственное деловое предложение от влиятельной семьи, родители которой привели на деловую встречу взрослого сына, может предполагать слияние. Физическое. И на столе лежат не просто бумаги. На столе лежат брачные контракты.

Я не смею оторвать взгляд от отцовского лица. Хоть и уверена, что меня изучают несколько пар любопытных глаз. Но и здесь я должна держать марку. Не должна проявлять истинность переживаний.

— Юлия, мы подготовили все бумаги. Вам лишь следует поставить подписи...

— Я могу их изучить?

Давно не я не осмеливалась перебивать отца. Но мою попытку хоть как-то изобразить независимость оценила мама. Она благодарно улыбнулась.

— Сутки.

Тон отца похолодел. Я уверена, что он просчитал все варианты. Что выбил лучшие условия. Не знаю, сколько времени он планировал и сколько денег потратил на консультации с лучшими юристами, но я все равно хочу посмотреть некоторые пункты контракта.

— Двадцать минут.

Я снова перечу отцу, но на этот раз он доволен. И готов ждать. Поэтому садится возле мамы.

В зале нет помощников. Никто не принесет мне экземпляр контракта. Поэтому мне приходится перебороть слабость в коленках и пройти по изогнутой линии позора. Меня продали, а я улыбаюсь.

Мой будущий муж не соизволил помочь. Как сидел, так и продолжил сидеть. Зато у меня появилась возможность его рассмотреть. Он развалился в кресле. Кажется, его нисколько не напрягает сложившаяся ситуация. Он расслаблен, и я готова поклясться всеми предками, что он не станет исполнять пункт контракта о супружеской верности.

А именно этот пункт меня и беспокоит больше всего.

Евгений красив. Настоящей мужской взрослой красотой. Но он ее прячет. Умело выставляет напоказ ребячество и разгильдяйство. За то время, пока я иду вдоль длинного стола, мне удается припомнить самые яркие моменты его биографии: брошенных подружек хватило бы, чтобы замостить их сердцами площадь Сан Марко, разбитых машин на его счету больше, чем могут уместить чикагские штраф-площадки вместе взятые, а статей о публичных выходках хватит, чтобы занять все места на полках полного собрания налогового кодекса Канады.

Я присаживаюсь около мамы, подвигаю бумаги к себе и ищу пункт про исполнение супружеского долга и сохранении семейного очага. Удивительно, но именно эти пункты обозначены дополнениями. А весь контракт сводится к слиянию не нас с Евгением, а к финансовому соитию двух империй. Нашей банковской и их строительной.

Не знаю, благодарить ли отца за сдержанность в вопросе личного характера или плакать. Он захотел закрепить слияние корпораций старым проверенным способом, но не посчитался с нашими интересами. Мы подпишем эту часть. Старшие уйдут, а нам с моим будущим супругом придется еще обсуждать пункты контракта, относящиеся к продлению рода. Это будет пыткой. И чтобы поскорее закончить ее, Евгений прибегнет к каноническому поднятию рук в жесте "сдаюсь". Чтобы я или наши юристы ни предложили, он все равно будет жить по собственным правилам. Я могу хоть миллион евро запрашивать за каждый его выход в свет с любовницей, он все равно будет выходить к прессе с новой любовницей. И каждый раз — с все более глупой и страшной.

— Ваши юристы согласны со всеми пунктами контракта?

Я бросаю холодный, как адриатический ветер, взгляд на моих будущих родственников. А сама в душе надеюсь, что они бросят мне спасательный круг.

— Со всеми.

"Пух!" Моя надежда лопается мыльным пузырем. Им выгодна сделка в лбом случае. Их империя меньше нашей. И они уже не чаяли женить отпрыска.

— Хорошо!

Я хватаю ручку и размашисто перечеркиваю свою жизнь. Затем тянусь за вторым экземпляром и снова пачкаю лист. Оставляя ручку, как закладку, возвращаю оба контакта на место. Теперь осталось дело за малым — должен расписаться Евгений.

Он лениво отрывается от спинки кресла, лениво тянется за бумагами. Я не слышу ничьего дыхания. Все ждут от Евгения какого-то подвоха, взбрыка в последний момент. А я даже мысленно не пытаюсь его умолять сделать что-либо. Это бесполезно. Сын Бертрис и Влада Гайсин бросает на меня короткий взгляд исподлобья. Мне на секунду кажется, что именно он ждет от меня чего-то неординарного. Но уже через мгновенье ставит свою подпись рядом с моей. После повторной закорлючки его и мои родители облегченно вздыхают.

— Всем спасибо!

Евгений хлопает ладонями по столу и, опираясь на руки, поднимается, глядя на меня.

— Мои юристы свяжутся...

Он не дослушивает. Я вижу, как он кивает головой, соглашаясь на то, что какие-то люди будут снова за него решать его судьбу, и уходит. В медленно закрывающуюся дверь на долю секунды просовывается голова Егора, но я отмахиваюсь.

Наши родители что-то увлеченно обсуждают, размахивают руками, переходят с одного места на другое. А я продолжаю сидеть и думать, что как-то не так я представляла себе свою свадьбу...

До мен доносятся обрывки разговора.

— Венеция — прекрасное место для медового месяца.

— А церемонию нам позволят провести в Гранд-Опера?

Мои мамы обсуждают свадьбу.

— Нет!

Я поднимаюсь из-за стола. Злость придает мне сил. Я позволила решать им за меня. Но поставив свою подпись под новым папиным проектом, я автоматически стала его пи-ар руководителем.

Удивленные взгляды придали ускорение потоку мыслей.

— Свадьбы века не будет. Это невыгодно нашим компаниям. Всплывут подробности. Нет. Мы устроим фото-сессию в костюмах. Никаких венчаний и Гранд-Опера.

— Но почему?

Возмущение Бертрис отражается в ее распахнутых, неумело накрашенных глазах.

— Мы хотим поднять стоимость наших акций на пять или пятьдесят пунктов?

Отец по-дружески похлопывает по плечу Влада и говорит успокаивающе:

— Юлия знает, что делает!

Да, к сожалению, я знаю... Знаю, что сейчас развернусь и пойду переодеваться к следующей встрече, дам задание Егору найти свадебные наряды мне и всей семье, Лиз займется поиском фотографа и местом съемки. Объявления о помолвке не будет. Зато СМИ будут трубить о нашей внезапной свадьбе, как минимум неделю. И акции поползут вверх.

Надо предупредить супруга. Было бы неплохо еще и мальчишник Евгению устроить. Но это не сыграет на руку финансам. Возможно, можно будет устроить шоу в честь анонсирования скорого появления наследника. Но до этого момента еще дожить надо. Как бы хотелось, чтобы мой нрав был не настолько сильно пропитан практичностью...

Что это? Почему я не плачу? Почему не устраиваю истерик? Ведь у меня только что забрали право выбора быть счастливой!

Я все-таки добираюсь до последней точки. Меценаты-сердечники не впечатляют моего помощника. Егор стоит по правую руку от меня и, переводя взгляд от одного наряда к другому, дает свои оценки: "моветон", "катастрофи", "шрекен".

Мне сейчас не до нарядов. Я занята обдумыванием обоюдно невыгодного пункта контракта. С отца станется свалить все неудачи слияния корпораций на наши головы. Следующим решением станет для него расширение нашей семейной идиллии до образца "два плюс один". То есть, он потребует наследника, и будет считать его появление гарантией успеха на финансовом поприще. Но тут я его разочарую.

Я улыбаюсь на камеру, а сама слушаю, как Лиз озвучивает пункт про совместное проживание:

— У вас будет общий дом за чертой города. Но в собственности корпорации.

Я киваю в знак понимания, а кто-то из гостей решает, что я с ним здороваюсь, и на долю секунды на его лице отражается замешательство, ведь мы уже и так здоровались!

— Про общую спальню ничего не сказано.

Вот, в этом весь мой отец — дальше порога спальни не заходит.

— Раз в месяц вы должны будете появляться на благотворительных вечерах и спортивно-развлекательных мероприятиях исключительно в паре.

— Кто у них прописывал пи-ар?!

Я возмущена! Подобные пункты всегда должны согласовываться со мной! Но на этот раз за меня все решили. Одного раза в месяц "выход в люди парой" будет недостаточно. А ведь Евгений будет настаивать на беспрекословном исполнении именно этого пункта! Нет, следует отшлепать их пи-арщика по самое не балуй!

Все же я не в состоянии мыслить трезво. Вокруг все картонное, плоское. Даже звуки. Начинаю осознавать, что на инъекции работой смогла продержаться полдня. А сейчас адреналин растворился. Пошел откат...

— Лиз, мне необходимо на свежий воздух...

Но я не успеваю договорить. Помощница уже тянет меня к выходу на террасу. Егор остается прикрывать тылы. Его платоническая улыбка отбивает всякую охоту у охотников на меня. А для охотниц у него прибережено нечто из ряда вон выходящее. Он часто бывает неуклюж. И если в его руках бокал красного вина...

Я пытаюсь глубоко вдохнуть, но не успевший еще остыть вечерний воздух царапает горло, засыпая легкие пустынным песком. Чтобы удержаться на ногах, мне приходится опереться на перила. Подо мной — бездна, сверкающая ночными огнями. Где-то далеко внизу — асфальтовая река. И корабли по ней плывут, подмигивая прохожим охровыми маячками.

— Я вышла замуж, Лиз...

Она гладит меня по плечу. Она знает.

Еще пару минут я стою, раздумывая, в какую сторону шагать. Но спустя несколько мгновений мир обретает объем. Я оборачиваюсь к помощнице.

— Я хочу, чтобы на платье была опушка цвета бордо по подолу и по верху лифа. В тон помаду.

И решительно направляюсь в зал.

Аукцион уже закончился. Меценаты бродят от столика к столику, запивая обыденность искрящимся праздником. Они делают вид, что отвлекаются от работы, но на самом деле, только этим и заняты. Богатые люди не перестают думать о работе. Только степень увлеченности меняется в зависимости от посещаемого мероприятия.

В глубине зала видно волнение. Там кто-то пришел. Его встречают радостными окриками.

— Прошу вас, господа! Еще минутку внимания!

На подиум поднимается распорядитель аукциона.

— Последний лот!

— Опоздавший лот!

Я слышу знакомый голос и на сцене появляется мой формальный муж. Его слегка пошатывает. Видимо, он уже выпил. И слегка переборщил.

— Поможем сердцам биться мощнее!

Он объявляет себя королем вечеринки и стаскивает через голову джемпер цвета вороного крыла. Зал наполняется женскими вздохами и мужским смехом.

— Начальная стоимость...

Он замолкает, но не потому, что еще не определился с ценой, а потому, что встречается со мной взглядом. Меня уже не волнует его выходка. Первый шок я испытала чуть ранее общего выдоха восхищения.

— Тысяча местных динаров! Шаг — пятьсот!

На помощь заиндевевшему Жене приходит его друг.

— Брат тоже хорош!

Лиз шепчет мне на ухо, и я понимаю, что была не в курсе о наличии еще одного родственника.

Борьба за тряпку набирает обороты, а мне становится совсем плохо. Меня тошнит от пьяных, от потных, от жаждущих чужого тела. Женщины завелись, в воздухе витает дух плоти. Их мужчины рады, что хоть что-то в этой жизни, кроме пин-кодов на платиновых картах, может еще расшевелить их алчные сердца.

— Мы можем уйти?

Я спрашиваю, потому что уже и так чувствую поддержку Лиз и Егора. Они стоят у меня за плечом. Мои ангелы-хранители.

— Мы можем уйти.

И мы уходим. Я не спешу домой. Сегодня произошло слишком много всего. И если встречи в реабилитационном центре я смогла пережить, то встречу с родителями...

Мы едем к Лиз. Егор, к его многим умениям, имеет еще одно — он отличный водитель. Он умеет отрываться от папарацци.

— Господи!

Я готова схватиться за голову. Что будет, когда пресса узнает о свадьбе!

Лиз пытается меня успокоить. Гладит по плечу.

Мы паркуемся во внутреннем дворе жилого дома. В нем три этажа. Квартира Лиз на втором. Но мне нужна дверь напротив. Я прощаюсь со своими помощниками и нажимаю звонок. Дверь открывается вовнутрь. Там темно, но меня, я знаю, ждут.

Я не знаю его настоящего имени. Да мне и нет необходимости его знать. Он всегда молчалив. Я не разговаривать к нему прихожу. Он делает шаг назад, чтобы впустить меня в квартиру. Я закрываю за собой дверь.

В темноте ничего не вижу. Протягиваю руку, касаюсь лацкана его пиджака. Тяну на себя, чтобы, приподнявшись на носочки, поцеловать его в губы. Тягуче. Мягко. Именно так я хочу, чтобы меня любили.

Я даю сигнал.

Он берет меня на руки, как принцессу, зарывается носом в заправленные за ухо волосы, и несет в комнату. Шторы закрыты. Свет не включен. Здесь я могу чувствовать в полной безопасности. Здесь меня никто не найдет.

Он кладет меня на диван, склоняется надо мной, позволяя вдохнуть знакомый запах. Его руки гладят мою шею, а губы ласкают скулы. Я закрываю глаза и отдаюсь всецело на волю чувств. Его поцелуи прокладывают по моей коже звездные тропы. Его дыхание плавит мою волю. Он нежен, как я и просила.

Его пальцы ищут в темноте молнию на боковом шве платья. И от каждого касания мое тело вздрагивает, пугаясь и трепеща от предвкушения. В его руках побывало слишком много женщин. Но он никогда не показывает, насколько искушен. Я готова поверить, что для него я одна единственная.

Он пересаживает меня к себе на колени, чтобы избавить от платья. Снимая его через голову, окончательно лишает мою прическу изысканности. Он гладит мои бока вверх и вниз, все сильнее сжимая пальцы так, что кажется, ребра затрещат.

Я склоняю голову, запутывая пальцы в его волосах, а он целует мне грудь, подвигает ближе к себе, чтобы я могла почувствовать его силу.

Я распускаю узел его галстука. Я очень люблю этот мужской аксессуар. Заставляю его откинуться на спинку дивана, а сама медленно расстегиваю пуговки на рубашке. С каждой новой расстегнутой пуговкой все больше оголяется его грудь, и я, наконец, могу поцеловать натянутую на упругие мышцы кожу. Пуговка — и поцелуй. Пуговка — и касание. Он шумно выдыхает каждый раз, как мой язык щекочет его сосок, а ногти царапают пресс.

Я не снимаю с него ни пиджак, ни рубашку. Мне нравится этот символизм. Недосказанность. Скрытность. Частичность...

Я не снимаю с него рубашку, а он оставляет на мне чулки. Я не успела заметить, как с меня слетело кружевное белье.

Он опускает меня на пол, на пушистый ковер, и располагается между моих ног. Мне больше не хочется игр. Я думаю, что им придают слишком большое значение. Порою, они отвлекают...

Я пытаюсь притянуть его к себе. Он поддается и ложится сверху, прижимаясь всем телом. Его губы тонкие, но мягкие. Они могут ласкать, а могут и наказать. Но сегодня я хочу нежности. Я требую поцелуя. И получаю его. Я двигаю бедрами, чтобы подсказать, что готова, что хочу почувствовать его внутри.

Игры закончились. Я пришла получить желаемое, и не согласна отступать. Я прижимаюсь к нему всем телом, подаюсь вперед. Темнота мешает рассмотреть его глаза, но я все равно знаю, что они закрыты. Он никогда не смотрит в глаза, когда занимается любовью. Мы двигаемся друг другу навстречу, врезаясь, отступая и роняя капли сладкой росы на ворсистый ковер.

Мне хорошо. Уютно и спокойно. Ровно до тех пор, пока я не вспоминаю, что сегодня должна была быть моя первая брачная ночь. Но, видимо, мой муж не возжелал встретиться. Неужели я должна выполнять все пункты договора прямо с сегодняшнего дня?

Евгений Гайсин.

"Который час? Шесть? Не рано ли для петухов? А! Это новый ринг-тон! Кто тут у нас? Воу! Рыжая?! Нормально! А тут кто? Лысая?! Ну, вообще!"

— Так, девочки! Пора и честь знать!

Глупая шутка, я знаю. Но она мне нравится! Так же, как и чувствовать себя всесильным, просыпаясь в собственных апартаментах в кольце из ноги и рук первых красавиц, сошедших ко мне прямо со страниц журнала "Максим".

Я хлопаю в ладоши, доводя до озверения сонных мух. Они могут до обеда спать. Но у меня свое расписание.

Сначала — поход в бассейн. Полчаса интенсивных занятий — я плыву против течения. Это лучше, чем бег по пластиковой дорожке сквозь нарисованный на панорамном экране лес.

Затем плотный завтрак. Я не изменяю злакам. Но привык запивать горячим шоколадом.

Срабатывает напоминалка: "Завтрак в инстаграм". И я улыбаюсь на селфи. На фоне тарелки со злаками. Смартфон тут же оповещает — у вас тысячи лайков. И это в семь утра! Надо бы поднажать и добраться до миллиона!

Снова срабатывает напоминалка: "Стройка века!!!" и три восклицательных знака должны указать мне на важность события. Сегодня на стройку приезжает инспекция от "Атти-Финанс". Это важность, да! За чашкой шоколада решаю — опоздать или приехать раньше?

За меня решает звонок друга.

— Жека, ты сегодня на тест-драйве?

Вспоминаю, что именно сегодня я назначил свидание с самой прекрасной из всех мне знакомых созданий.

— Тесла, жди меня! — отвечаю другу и тут же меняю статус в ФБ.

На стройку прилетаю. Железный конь, хоть и имеет лишь два колеса, но летает не ниже пегасов. Естественно, я не предупредил, что появлюсь раньше. Девчонки в приемной суетятся, убегают в уборную подкрасить губы и расстегивают верхние пуговки блуз. Веселье в самом разгаре. Они стреляют глазками в меня, я отражаю атаки, умело выводя их из строя комплиментами. Бабы любят ушами!

Просматриваю документацию. Не нахожу ничего необычного. Возможно, потому, что мысли мои уже далеко...

— Я возьму это с собой! — машу перед носом прораба бумагами и наблюдаю, как он спадает с лица.

Видимо, эти бумаги были подготовлены для инспекции, и теперь ему придется попотеть, чтобы очень быстро сообразить копии. Даже не собираюсь входить в его положение. Мне нравится. А этому жиртресту полезно согнать пару слоев.

Уже оседлав байк, прислушиваюсь к звуку. Вертолет. Инспекция прибыла. Достаю смартфон и делаю селфи в шлеме на фоне приземляющегося геликоптера. А потом даю по газам.

На треке полным-полно людей. Мои друзья из команды техников прилипли к посетившей их красотке. Но лишь мне позволено ласкать ее.

Я переодеваюсь и забираюсь на сиденье пилота. Я в предвкушении. Я опьянен запахом кожи. Я одурманен рокотом двигателя. Я включаю музыку и меня разрывают роковые турбины. Я давлю на газ, срывая асфальт. Я лечу, забывая о времени. Меня прижимает к креслу. Наверное, так чувствует себя женщина, когда я ложусь на нее всем телом. Это неописуемо. Это непередаваемо. Это фантастика!

Кажется, мой победный клич заглушает мотор.

Я завершаю круг, заставляя команду механиков ругаться в дыму. Им придется менять покрышки.

— Дорогая малышка... — Комментирует мой брат.

Я знаю, он мне завидует.

— Возможно, я дам тебе подержать ее за ручку.

Я смеюсь, не замечая, как мелькает злоба в его глазах.

На моем телефоне куча пропущенных звонков. Я перезваниваю.

— Да, пап! Дай мне пять минут, и я буду у тебя.

Подозреваю, что я где-то напортачил. Возможно, прокололся с инспекцией объекта. Но у меня есть только три минуты, чтобы снова просмотреть планы. И останется еще две, чтобы добраться до места встречи. Я бросаю многозначительный взгляд на "Теслу" и слышу, как Николя возмущается:

— Нет!

Но мне плевать. Я обещал папе быть на месте через пять минут...

Неожиданностью для меня становится адрес. Меня позвали в головной офис "Атти-Финанс". Значит, все же напортачил!

Мня проводят в огромный конференц-зал. Здесь меня уже ждут. И желание сделать селфи в крутом кабинете улетучивается, как только я вижу лицо главы корпорации Атти.

Плюхаюсь в кресло рядом с отцом и сразу вижу титульный лист какого-то контракта. "Контракт"... Бросаю молчаливый взгляд на отца. Он кивает мне в ответ. Мать жует губу. Ненавижу ее эту привычку!

Чешу подбородок и открываю последнюю страницу контракта. Вижу две фамилии. Свою и Атти. Обе графы для подписи пусты. Как и место Юлии. Интересно, в каком кресле она предпочитает сидеть на совещаниях?

Осознавая всю полноту провала, откидываюсь в кресле и стараюсь не думать о Юлии. Стараюсь думать о "Тесле".

Дверь открывается, впуская новых посетителей. Это она. Как всегда шикарна, изысканна и холодна. В отличие от меня, она сразу понимает, что собрание столь значимых личностей знаменует нечто сногсшибательное. Она улыбается, но я вижу, как слабнут ее ноги. Она садится в кресло далеко от меня. Тем лучше. Я не буду чувствовать запах ее страха. А она — моей обреченности.

— Юлия, присаживайся.

Ее отец, как по мне, чересчур деловит. Он поставит дочь перед фактом, не посчитается с ее мнением. Интересно, она упадет в обморок или устроит истерику?

— Юлия, нам поступило деловое предложение, и я намерен ответить согласием.

А она ничего так... держится!

Чтобы разобраться с условиями ей приходится поднять свой хорошенький зад и продефилировать вдоль длинного стола. Я не готов сейчас пялиться на нее, но знаю, что она идет с гордо поднятой головой. Надеваю маску полнейшего безразличия и снова думаю о "Тесле". Она садится достаточно близко, чтобы завладеть моим вниманием. Я чувствую аромат хвои и горького табака. Но ведь она не курит!

Мне интересно, какие именно пункты контракта ее интересуют. Если про исполнение супружеского долга, то я соглашусь лишь на "раз в год" и после распития чертовски дорогого бренди из погребов их славных винных запасов. И плевать на чужое мнение!

Она задает еще какой-то вопрос, но я уже не слушаю. Решаю, как быть с мальчишником. Как-то неправильно ставить подпись на брачном контракте, прежде, чем отгуляешь хорошенько по поводу.

Кажется, я слегка увлекся планами на вечер. От меня чего-то ждут. Ах, да! Подпись.

Я, слегка заторможенный, бросаю сомнительный взгляд на Юлию. Неужели не будет истерик?! А потом мысленно отмахиваюсь. Рано или поздно меня бы приперли к стенке. Наступило рано или поздно — уже не столь важно. Я, блин, женат!

На телефон приходит сообщение с неизвестного ему номера: "Про свадьбу никому. Лиз. Помощник Юлии." Запишем...

Возле "Теслы" стоит брат.

— Пригнал мой байк?

Он недоволен. Я вижу. Знал бы он про мое недовольство!

— Ты чего?

А брату я могу говорить о том, что женат? Наверное, могу... Подхожу, присаживаюсь на капот рядом с ним. Машина нагрелась на солнце. Я не загонял ее на подземный паркинг. Такую-то красавицу и в темницу!

— Есть планы на вечер?

— А есть повод?

Николя, как всегда, знает, что спросить...

— Есть повод.

Я провожаю взглядом идущую мимо красотку. У нее длинные волосы и ноги. Она неумело облачила их узкие джинсы и надела чересчур высокие каблуки. Никакого уважения к геометрии. Невольно сравниваю ее с Юлией. Вся семья Атти носит одежду гордо. Они относятся с уважением к каждой детали. Но они — снобы...

— Так что за повод?

— Я скажу, только громко не надо, да?

Брат кивает понимающе.

— Мальчишник...

— ...!!!

— Ну, я же просил...

Николя извиняется, и достает сигарету.

— Я думал, ты бросил.

— Я не думал, что ты решишься! — мямлит он, подкуривая.

— За меня решили.

Я хмыкаю и тянусь за пачкой.

Брат удивляется.

— Я думал ты бросил...

А я уже думаю, что отличный способ не говорить ничего, но предупредить. Достаю телефон, забираю у брата кожаную куртку, натягиваю ее и делаю селфи снизу. На экране я с сигаретой, в куртке. А за спиной — огромная вывеска "Атти-Групп". Пускай мои фолловеры покумекают, с чего это такие совпадения: корпорация, моя сигарета и я.

Бросаю брелок от "Теслы" брату, принимаю подачу с мото-брелком.

— Так, что с планами на вечер?

Николя думает, затягиваясь. Затем открывает дверцу авто, бросает окурок и тушит его ногой.

— Я заеду за тобой. Поедем покорять сердца...

Я возвращаюсь домой и достаю пыльную коробку. В ней — мои старые проекты. Возможно, если я стану хорошим мужем, финансы моей супруги помогут мне воплотить идеи в жизнь?

Но работать не выходит. Старое не становится новым. Мои мысли снова возвращаются к "Тесле". И вскоре на новом листе появляется Бэт-мобиль, очертаниями очень схожий с моей красавицей. Забрасываю эскиз в Пинтерест и мгновенно нахожу отклик. Только он меня не радует. От восторга пищат девушки, желающие забраться ко мне в постель.

Сижу и думаю — хорошо это или плохо? Сколько еще времени мне отведено? Скольких я еще успею покорить своим обаянием, прежде чем в силу вступит новый критерий оценки — толщина моего кошелька?

Телефон пиликает напоминанием: завтра инспекция прибрежного объекта. Напоминание неимоверно меня воодушевляет. Я бросаю короткий взгляд на незавершенные проекты, смахиваю их снова в коробку и отправляюсь отмывать руки от пыли.

Николя приезжает ко мне, когда ночь расчерчена огнями вдоль и поперек.

— Куда мы едем?

— Я же говорил — разбивать сердца!

Я ухмыляюсь. Из этого клещами не вытянешь!

Мы приезжаем на какое-то мероприятие. Но прежде, чем зайти в парадный вход, сворачиваем за угол и спускаемся в подвальчик. Здесь нас ждут сигаретка и легкий коктейль из дыма и горьких поцелуев темнокожих красавиц. Я пьян. Я молод. Я богат...

Николя тащит меня на свет. В вестибюле слишком ярко светит солнце. Я удивляюсь и спрашиваю у брата, кто у нас тут такой богатый, что выкупил монополию на солнце ночью. Он хохочет и продолжает меня тянуть за собой.

В лифте душно. Я начинаю обмахиваться ладонью, которая с каждым движением становится все шире и шире, пока не превращается в веер. Я начинаю хохотать, сгибаясь пополам, и никак не могу объяснить брату, что я — королева Датская и машу веером, потому что мне слишком давит корсет.

Дышать становиться легче, когда мы вываливаемся из лифта. Пентхаус...

— Пентхаус... Пентхаус...

Я повторяю слово до тех пор, пока оно не начинает терять смысл. А Николя ржет.

Глоток прохладительного напитка прочищает мозги. Я слышу, как кто-то борется за право обладать какой-то вещицей.

— Лот... лот... Нет, это слово не потеряет смысл.

Мы пришли под самый конец аукциона. Вокруг нас — сплошные снобы. Именно в такой компании себя бы, как рыба в воде, чувствовала Юлия Атти. Да она бы всех за пояс заткнула бы!

— Дьявол!

Я не понимаю, почему я должен именно сейчас думать о ней?

Николя сообщает мне, что здесь собрались богачи и богачки, желающие выбросить пару звонких монет на благотворительность. Помочь какому-то центру сердечников. И что пора расшевелить это сонное царство. В конце концов, лучшие мальчишники начинаются с потери контроля над головой!

Я подзываю к себе распорядителя и приказываю продолжать торги. На кону — шмотка от лучшего срывателя головы!

— Опоздавший лот! Начальная стоимость...

Мой взгляд выхватывает знакомый блеск волос. Я запинаюсь и, кажется, впервые в жизни сражен наповал. И кем же? Собственной женой! Она смотрит на меня с презрением. Хотя большая половина зала и ее широкоплечий помощник, в том числе, готовы откусить от меня кусочек и ни с кем не делиться.

Кажется, Николя приходит мне на помощь, и продолжает торги. А я пытаюсь отвести взгляд от удаляющейся к выходу фигуры, и понимаю, что ничего не выходит. Не выходит отвести взгляд, не выходит объяснить себе причину, по которой меня тянет на выход, как магнитом.

— Продано! Милой леди с оголенным плечом!

Николя трясет меня за плечо, по-братски обнимает, возвращая меня на землю. Мои волосы взлохмачены. Во рту пересохло. Я смотрю на брюнетку, что поднимается на сцену и целится в меня опытным взглядом. Вспоминаю, что у меня — мальчишник. А еще... я остался без джемпера...

— Вы не одолжите мне свою блузку? Кажется, ночи похолодали...

Я пьян. Я молод и я беззаботен.

Брюнетка, кажется, спрашивает, как же быть ей? Ведь она останется почти, в чем мама родила, и ночи имеют влияние и на нее. Я обещаю ей, что со мной она не замерзнет, и подмигиваю.

Уже через десять минут она сидит у меня на руках и шарит языком в моем рту. Слегка отодвигаю ее и обнаруживаю нас в салоне лимузина. На коленях брата вытанцовывает еще одна брюнетка. Я вижу, как он счастливо улыбается.

Говорю ему, что, кажется, мы слегка переборщили с дозой, но Николя меня не слышит, а моя подруга снова требует внимания. Она и ее огромные коричневые соски.

— Ого!

Не знаю, нравится ли это мне. Но уж ей-то точно нравится...

Юлия Атти.

Каждый мой день начинается одинаково. Я сижу перед зеркалом, вокруг меня суетится визажист. Я должна выглядеть идеально. Я должна держать марку.

— Сегодня мы целый день на побережье.

Лиз, как всегда, разговаривает со мной, но ее взгляд неотрывно следит за сводками новостей.

— Тебе добавилось работы?

Я имею в виду, что теперь ей придется следить еще и за бульварной прессой. Ведь именно там чаще всего мелькает лицо моего официального мужа. А теперь еще будет мелькать и мое лицо.

Раньше желтая пресса не любила меня. Я была слишком скучна и слишком закрыта для них. Я была слишком нравственна. Но я сумела заполучить холостяка, возглавляющего списки самых желанных. Теперь я стану завсегдатаем блогов.

— Я рада работе.

Егор кивает головой. Он готов поддерживать и меня, и Лиз. Они были бы отличной парой, если бы Лиз была парнем...

Я выхожу из дома. Из своего семейного гнезда. Передо мной гектар газона, фигурные кусты и мощеные дорожки. Я знала этот дом. Никогда не думала, что он станет моей удавкой.

Женя дома не ночевал. Уверена, он предоставит адвокатам убедительное алиби. Он работал. Поэтому и не ночевал дома. Мне почему-то обидно. Наверное, потому что мне хотелось бы, чтобы все было по правилам.

— Не вздыхай. Он исправится.

Я хмыкаю. Егор верит в то, что можно перевоспитать взрослого мужчину?

Нас снова ждет перелет. На этот раз лететь полчаса. Побережье ждет нас.

Во время полета мне удается провести короткую встречу он-лайн. Меня интересует, почему финансовая группа благотворительного художественного фонда задержала материальную поддержку и тем самым сорвала первый премьерный показ нового вернисажа подающего надежды художника.

Я говорю холодно. Это что-то новое в моем репертуаре. Я вижу это по тому, как переглядываются между собой мои партнеры по бизнесу.

— Мы никогда не даем просто так.

Я напоминаю, что деньги — это средство достижения цели. В данном случае цель — это дорогостоящая операция, которую художник оплатит себе сам.

— Или вы хотите, чтобы он умер от переживаний и тогда стоимость его работ взлетит до небес?

Я предпочла бы видеть талант живым. Но у моих финансистов, похоже, немного другое видение.

— Если вы сделали ставку на чужую смерть... — Я уже не смотрю на экран перед собой. Мое внимание приковано к экрану карманного планшета. Я перевожу деньги со своего личного сберегательного счета. Художник будет жить. — То вы проиграли.

Я поднимаю взгляд. Надеюсь, разрешения камеры будет достаточно, чтобы они прочувствовали всю силу моего недовольства. Надеюсь, крохотные пиксели сожрут их сердца. Пускай ищут виновного. Я не дарую жизнь тому, кто хочет сыграть с чужой смертью.

В салоне частного самолета меня облачают в закрытый модельный купальник, выдают широкополую шляпу, под которую я прячу тугой узел волос. Из аэропорта на виллу нас доставляют вертолетом.

Вечеринка еще не началась, но вездесущие папарацци не спят. Порыв ветра дергает меня за повязанное на бедра парео. Камера любит мои стройные ноги.

Гости прибывают на катерах, вертолетах и машинах. Девы облачаются в модельные купальники, выбирают их сами. После вечеринки они заплатят благотворительные взносы за эти порою безвкусные тряпки.

— Я этого не вынесу!

Егор прав. Им с Лиз лучше спрятаться от палящего солнца поглубже в доме. Хотя я и знаю, что Егор может вытерпеть пекло. Но вот справиться с безвкусицей модельеров и моделей ему порою не дано.

Я иду под навес. Меня приветствуют знакомые. Я даже забываю о том, что вчера вышла замуж по контракту.

В доме собрались нимфы и Аполлоны. Среди них можно обнаружить Дионисов и Венер. Но все они — куклы. Никто здесь не настоящий. Особенно я.

Среди всей этой кукольной красоты я остро испытываю желание застрелиться. Как Земля может носить таких, как я? Притворщица. Лизоблюдка.

— Чудесная шляпка, Юлия!

Я возвращаю комплимент старой знакомой, беру огромный коктейль, украшенный таким количеством зонтиков и фруктовых завитушек, что кажется, моя дорожная сумка весит меньше.

Мишура... Мишура... Зонтики, бокалы, музыка, взрывы смеха... Вспоминаю слова Егора: "Один такой коктейль может спасти жизнь малышу с пороком сердца". И я сдаюсь. Я иду работать, чтобы завтра отдать чужие деньги за красивую тряпку центру детской микрохирургии.

У бассейна веселье в полном разгаре. Меня пытаются втянуть в забаву, но мне удается выскользнуть. Невольно ловлю себя на том, что ищу Евгения. Оправдываю себя тем, что хочу контролировать его шаги, как пи-ар специалист. Он теперь не просто часть нашей семьи. Он теперь лицо финансовой империи.

О чем только думал отец, выбирая мне мужа?!

Я не успеваю полностью погрузиться в пучину возмущений, потому что на берегу происходит нечто, заставившее людей сместиться от бассейна ближе к океану.

Я не заметила, как оказалась на террасе, отделяющей игровую зону бассейна от пляжа. Я стою выше всех, и мне прекрасно видно, что происходит на воде. Какой-то парень показывает мастер-класс по флайборду. Толпа одобрительно ревет и просится испытать счастья.

Мое внимание приковано к мужчине, которого столб воды выносит практически на сушу, заставляя прыгающую толпу обезьян отпрянуть, образовав проход. И я понимаю, что мне в супруги достался образец показушности.

Евгений любит поражать толпу. Евгений любит находиться в центре внимания. Мне придется нелегко с ним. Но мне придется смириться. Понимаю, что вместо обычного фреша, мне нужно что-то покрепче. А еще я понимаю, что если буду злоупотреблять, превращусь в алкоголика.

Слышу позади себя щелчок затвора. Оборачиваюсь и улыбаюсь объективу. А затем вспоминаю, что за камерой скрывается человек. И довольно привлекательный. Что-то щелкает теперь и у меня в голове. Нет, я не заразилась жаждой славы. Но я нестерпимо хочу переплюнуть паяца, что не мог прибыть на вечеринку, как все люди. Он должен был приплыть, как Нептун, на волнах тщеславия.

Я позирую на камеру, салютуя безалкогольным напитком. Я придерживаю рукой широкие поля шляпы и отворачиваюсь к воде. Камера продолжает щелкать затвором.

— Моя невесточка скучает?

Я замираю в напряжении. Меня только что бросили в кипяток, и теперь меня можно подавать вместо лягушачьих лапок.

— Давай первую семейную фотку вместе, а?

Я медленно оборачиваюсь на голос. Брат Жени — Николя, совсем не похож на отца моего мужа. Зато, видимо, унаследовал абсолютно все короткие извилины своей матушки. Буду недалека от истины, если предположу, что в отместку за мой отказ от шикарной церемонии, она подговорила сына испортить задумку с акциями.

Камера теперь не перестает щелкать. Отрицать бессмысленно. Журналист уже услышал необходимую сенсационную информацию и остались считанные минуты до того, как она будет растиражирована в сети.

— И это будет единственное фото. — Обещаю я Николя.

Он обнимает меня за талию, слишком сильно прижимает к себе и улыбается в камеру. А затем, подражая своему братцу, исполняет фортель. Опрокидывает меня и, не переставая хохотать, целует в плечо. Фотоаппарат неистово записывает моменты моего позорного падения.

Лишь бы у него не было выхода вай-фай!

Но я ошибаюсь. Сделав тысячу качественных снимков, папарацци, превратившись из симпатичного мне парня в злыдня, живущего за счет чужих сенсаций, достает из наплечника планшет и добивает меня некачественным фото, тут же отправленным в сеть.

Как в страшном сне я поворачиваю голову к жутко хохочущему Николя. Рядом со мной нет Егора. Он бы меня остановил. Но его нет. И моя рука, собственно, мне не подчиняясь, опрокидывает на голову близкого родственника коктейль.

Мне повезло. Папарацци был занят делом. Он не успел запечатлеть момент моего промаха. Но успевает зафиксировать раскрытый от неожиданности рот моего деверя.

— Тебе идет...

Я имею в виду вишенку на ухе и зонтик в волосах.

Я пала в своих глазах. Оставив Николя разбираться с проворным папарацци, направилась в дом. Решила снова заесть неудачу работой.

— Ты уже в сети.

Лиз говорит не слишком обрадовано.

— Там есть что-то о возможной свадьбе?

— Догадки. — За Лиз отвечает Егор. Теперь и его нос воткнулся в экран планшета.

— А как с акциями?

— Поползли вверх. Фондовый рынок чувствителен к предварительным ласкам.

Я закатываю глаза. Мне не хотелось бы, чтобы помощница проводила сексуальные параллели. Отец выкажет недовольство особым способом...

— Я теряю хватку.

Мои помощники удивлены моим откровением.

Я сажусь в кресло, беру в руки электронный экземпляр дополнений к контракту.

— Его юристы согласны со всеми пунктами.

Я бросаю долгий взгляд на Лиз. Не понятно — довольна она этим или нет.

— Все только по обоюдному согласию, — отвечает она.

— Лучше бы — по первому требованию.

Егор подал голос. Ехидный голос.

— Завтрашняя фото-сессия не отменяется?

Я откладываю планшет, поднимаю взгляд на помощницу.

— Я нашла платье с кантом цвета бордо.

Лиз хвастается. Мои запросы хоть и скромны, порою бывают слишком неуместны.

— Моего мужа известили?

В комнате воцаряется тишина, нарушаемая лишь слабо доносящимися звуками с улицы. Каждый из нас успел попробовать на вкус мой новый статус. И только у меня, почему-то, нет желания кривиться от кислого привкуса вчерашней встречи.

— Мне следует вернуться к гостям.

Я поднимаюсь, поправляю сценический наряд, и выхожу под палящий софит тропического солнца. Жутко хочется искупаться, но это плохая идея. Я и так привлекла слишком много внимания.

Николя я нигде не вижу. Однако, догадываюсь, потому как толпа на пляже все еще сосредоточена в одном месте. Подхожу ближе и вижу, что на флайбордах теперь стоят не менее двух десятков людей. Интересно, это развлечение за чей счет?

Мой муж опекается какой-то девицей в ярком купальнике. Видимо, ей пришлось постараться, чтобы найти в коллекции классических силуэтов это мини-бикини. Она теряет равновесие и падает то в воду, то в объятия Евгения. Я предсказываю поражение наследнику фамилии Гайсин. И выигрываю джек-пот!

Девушка в ярком бикини кривит личико, когда выныривает из воды, и что-то объясняет моему мужу. Евгений ныряет, а уже через минуту выходит на берег, неся на руках пострадавшую.

— Ногу подвернула...

Я смеюсь. Сказал бы мне кто лет десять назад, что девушки будут использовать этот прием в воде — не поверила бы!

Мне интересно, чем закончится этот спектакль. Не менее заинтересованы и обладатели камер. Я присаживаюсь в шезлонг и жду развязки. В какой-то миг Евгений видит меня и, не раздумывая, направляется в мою сторону. Ах, оказывается, возле меня есть свободный шезлонг!

Опускаю голову, рассматриваю свой аккуратный педикюр. Я под прикрытием широких полей шляпы. Вижу лес ног. Они топчутся теперь и вокруг меня. До меня доносится писклявый голосок мужниной ноши. Она жалуется на несовершенство конструкции флайборда. Я бы посоветовала следить за несовершенством конструкции ее мозгов, но благоразумно молчу.

Евгений помогает ей прилечь на шезлонг, падает на одно колено перед ней. Мне видны его ребра, пояс закатанных до колена штанов. Ткань намокла и липнет к коже, обрисовывая идеальные формы бедра. Соблазнительно...

— Ну, вроде все в порядке. — Говорит мой муж, держа в руках пятку девушки в мини-бикини. — Возможно, ты слишком перетянула крепление. Нарушила кровообращение. Отсюда и судорога. Но я не врач.

— О, твое внимание лучше любого лечения!

Пострадавшая воркует, хватает Евгения за руки. Вокруг собралась толпа, дают советы, делают снимки. Я уже начинаю жалеть, что согласилась на роль немого свидетеля. Думала, драма будет более... драматичной.

— Так тебе уже легче? Ты можешь ходить?

Евгений, кажется, по-настоящему обеспокоен. Или играет на зрителя?

— О, нет! Нет! Я не могу ходить еще! Побудь со мной! Не уходи...

Широкие поля моей шляпы не позволяют другим увидеть, как я закатываю глаза. Зато зрители, ожидающие, как и я, больше экшена, начинают по чуть-чуть терять интерес и возвращаются к водяной забаве. И я решаю подбросить дровишек в угасающее полымя.

— Ой, это что? Скорпион?

Толпа бросается врассыпную с дикими криками, перепрыгивая друг через друга. А впереди всех бежит девушка в мини-бикини, позабыв о травмированной ноге.

Хмыкнув, Евгений присаживается на ее место.

— Довольна?

— А ты?

Мы не отвечаем на вопросы друг друга. Уж слишком много в них подсмысла. Натянутый над нами шатер колышется на ветру, я наблюдаю, как ветер терзает опадающие цветочные лепестки.

— Твой брат сболтнул лишнего.

Я не сержусь, ведь отец еще не звонил мне. А то, что Лиз до сих пор не отчиталась о его звонке, подает надежды, что и не позвонит. А значит, не сердится.

— Младшенький... Что с него взять?

— Не бери его завтра на фото-сессию...

— Пожалуйста?

Его вопрос застает меня уже в пути.

— Настойчиво прошу...

Решаю, что на сегодня хватит. Следует выспаться и завтра выглядеть лучше всех.

Евгений Гайсин.

"О, сколько там? Шесть? О, как рано..."

Сегодня просыпаюсь с трудом. Бреду к бассейну, забывая проверить постель. Перебираю воспоминания вчерашнего дня. Вспоминается с трудом. Больше не буду курить ту гадость...

Пятнадцати минут заплыва хватает, чтобы прочистить мозги. Мышцы начинают приятно ныть и я усиливаю напор бьющей в лицо струи. Я плыву вверх по горной реке, как лосось на нерест. Хреновое сравнение, но оно поднимает настроение.

Традиционное селфи со злаками и новый статус в ФБ: "Возвращение к жизни процесс довольно приятный".

Сегодня весь день будет посвящен какому-то мероприятию на побережье. Кажется, мы выкупили там заброшенную стройку и активно готовим ее к реставрации. А, точно! Инспекция!

Трачу несколько часов на изучение калькуляции. Обнаруживаю нестыковку. Делаю пару звонков и понимаю, что без личного присутствия не разобраться. Самолет уже ждет. Доезжаю до причала на байке и делаю селфи на фоне крыла. А потом еще и на фоне пропеллера.

Высота, как и скорость, меня покоряет. Каждый раз, как первый. Под ногами проплывают острова, мосты. Я забираю по дуге и, перевалившись через невысокую гряду, снижаюсь, чтобы пощекотать нервы верхушками деревьев.

Параллельно вспоминаю, что так и не прочитал ни строчки брачного контракта. А ведь там, наверное, есть какие-то обязательные к исполнению пункты. Надо у юристов выпросить краткое описание, а то, как я буду знать, что нарушать?

Стоило мне вспомнить про вещь, выбивающую из колеи, как тут же начинает барахлить мотор. Самолет легкий. Его бросает из стороны в сторону. Кажется, Халку понравилась игрушка и он пытается вытрусить пилота из кабины. Самое страшное — это тишина. Мотор больше не чихает, он задохнулся и я пока еще планирую. Но знаю, что у меня не будет ни малейшего шанса, если не дотяну до воды.

Я судорожно выдавливаю кнопки на приборной доске, пытаюсь реанимировать двигатель. Он не просыпается. Я тысячу раз прощаюсь с жизнью. Зубы стучат не от страха, а от вброса адреналина и физической тряски. Халк, демоны тебя задери!

Я не готов бросать птичку, но уже тянусь рукой к парашюту.

— Дьявол!

Я стучу кулаком по штурвалу, потому что рюкзака с парашютом нет.

Я слышу, как свистит ветер, даже через поролоновые прокладки наушников. Я вижу, как несется на меня земля, покрытая густым лесом. Возможно, мне удастся спастись, верхушки деревьев отпружинят...

Я проверяю ремни безопасности. Они уберегут меня от преждевременного вылета в разбитое ветровое. Единственное, о чем жалею, это то, что не успел дотронуться до ее волос. Мне кажется, что они струятся водопадом, что они живые. Хоть что-то живое в ней есть...

Словно соглашаясь с моим вердиктом, мотор чихает и заводится сам по себе. Я чудом вырываюсь из лохматых хвойных лап, ухожу в вираж и громко кричу, перекрикивая мотор.

На берегу меня никто не ждет. Я приводняюсь и выкатываюсь на песок. Адреналиновая доза уже рассосалась, меня больше не трясет, но рассказывать кому-либо о том, что я чуть не попрощался с жизнью, совсем не хочется. Мне надо отвлечься. Я сижу некоторое время на одном из поплавков, вода медленно качает самолет и меня вместе с ним. Я постепенно прихожу в себя и обращаю внимание на то, что твориться вокруг. Я, оказывается, никому не нужен.

Рабочие, загорающие на берегу, хоть и близко не время обеда, довольно быстро начинают собираться, когда понимают, что я — не просто потерпевший крушение. Мой косой взгляд придает их телам ускорения.

Я иду через всю территорию стройки и наблюдаю печальную картину — процесс явно затягивают.

Мне хватает всего нескольких минут, чтобы обнаружить причину полной расслабленности рабочих. Их начальства нет. И судя по всему, его и не ожидают в скором времени.

Объясняю политику корпорации, представляюсь, потому что забыл с самого начала это сделать, и начинаю выявлять слабые места цепи. Уже через полчаса на объект прилетает взмыленный прораб. И с порога получает отставку. Я указываю ему на недочеты в сметах и сообщаю, что он самолично будет возмещать нанесенный материальный ущерб. И начнем с его авто.

Устроив разгон, назначаю нового прораба. Обещаю внеплановые проверки и премии для особо рьяных. Не приветствую стукачество. Но и покрывательства не потерплю.

Недалеко от буферной строительной зоны присаживаюсь прямо на песок, чтобы решить, чем заниматься дальше. Время уже перевалило за полдень, а почтовый ящик переполнен сообщениями.

Открываю Инстраграм и тут же натыкаюсь на фото веселящегося Николя. Смотрю на геометки и искренне удивляюсь. Он ведь совсем недалеко. Набираю его.

— Жека! Ты где?

— Кажется, совсем недалеко от тебя. И совершенно случайно!

— Давай к нам!

— А у вас — что?

Николя рассказывает вкратце, и подчеркивает, что в бикини здесь облачены сливки общества. Я решаю, что пляжная вечеринка — отличный повод отложить визит к юристам.

Совсем рядом обнаруживается чахленький прокат флайбордов. Уточняю у брата детали и направляюсь к прокату, закатывая по дороге брюки до колен. Я буду ходить по воде.

Такого никто не ожидал, конечно! А мое появление придало красок этому скучному собранию мудо-акционеров.

Почему подобные мероприятия постоянно приходится оживлять?! И как вообще Николя удается находить самые задротные пати? Или это я старею?

Пляж, на который меня вынесла судьба на двух мощных струях воды, конечно, мог бы получить голубой флаг. А может, он и есть, этот флаг, но никто его не видит. Висит себе сертификат где-то в рамочке на стеночке, а народ-то не знает! Мне кажется, у настоящих поклонников крышесносных вечеринок никогда не будет пляж, удостоенный чести голубого флага.

Народ очень быстро откликнулся на мой призыв. На рев мощного движка. Я возвышаюсь над ними на несколько метров, спускаюсь, подхватываю кого-то из толпы, поднимаю визжащую, как оказывается, девицу, на полдесятка метров и падаю вместе с ней в воду. Брызги, веселье, смех — это все я!

Снобы бросают свои коктейльчики и ломятся к прокатчикам за своей порцией веселья. Девица в ярком бикини прилипла ко мне, как банный лист. На радость вездесущим журнашлюхам. Не знаю. Вот, когда на улице тебя фоткает какой-то прыщавый пацан, считая меня своим кумиром, это как-то норм. А вот к папарацци я любви не питаю. Они, получается, зарабатывают на мне. Это мой образ жизни, и я сам хочу решать — делиться мне с кем-то своей частностью или не делиться!

Потом вспоминаю подписанный брачный контракт и понимаю, что хрен я сам решаю, как жить! И прощаю всех папарацци за раз. Пусть жуют свой хлеб. Они тоже делают меня популярным...

В толпе не вижу Николя. Свой телефон пришлось отдать прокатчикам на хранение. Он запаролен, так что им не влезть в мою жизнь. Кстати, надо бы предложить им, чтобы предлагали услугу хранения гаджетов в непромокаемых чехлах. Мне бы сейчас такой пригодился...

На очередном возвышении замечаю брательника на террасе. Опять нашел себе какую-то кралю и позирует с ней перед камерой. А она сопротивляется. Ну, да, не всем по вкусу натуральные блондины...

Отмечаю, что у Николя все еще сохранился нюх на дамочек высшего света. Эта точно не молится на пин-коды голд-карт.

И вдруг понимаю, что обнимает он и целует в плечо мою законную супругу! И ей объятия Николя не доставляют ни малейшего удовольствия. И как доказательство отсутствия ее расположения — перевернутый брату на голову бокал с коктейлем. Боже, как же смешно торчит зонтик из его шевелюры! Надо будет сохранить себе в архив фото из сети!

Обнаруживаю внутри нечто жгучее. Оно растет и давит на сердце. Что это? Злость? Обидели моего брата? Нет... эта злость другого характера. Она направлена не на обидчицу. Скорее, наоборот. Я злюсь на Николя. Почему? Потому что он снова затащил меня на вечеринку снобов, на которой гуляет предводитель всех снобов — Юлия Атти! Он специально это делает?!

Казалось, я разобрался с причиной злости, а на сердце все равно лежит камень...

В ухо визжит и смеется девица в мини-бикини. Я поворачиваю голову, широко улыбаюсь и внезапно ловлю себя на мысли: а видит ли Юлия меня сейчас? Ревнует меня к этой писклявой кукле? И еще: мне жутко захотелось, чтобы она приревновала!

Ну, это уже ни в какие ворота не лезет!

Ныряю в очередной раз и обнаруживаю у себя в штанах руку девицы. И снова — новые для меня эмоции. Я злюсь. Я злюсь, хотя еще неделю назад, оказавшись в подобной ситуации, радостно прижимал к себе податливое женское тело и занимался сексом прямо в океане!

Выныриваю на поверхность и прошу даму больше так не шутить. А она лепечет что-то в ответ и вдруг сообщает, что ногу судорогой свело. Ну, да, конечно! Но, как истинный джентльмен, ныряю проверить. Нога на самом деле в порядке, девушка просто хотела показать мне интимную прическу. Снова выныриваю и хвалю за смелость, а она просит помощи. Без нее она на берег не выберется.

Я уже готов подозвать прокатчиков, но вдруг вижу, как на шезлонг усаживается моя контрактная благоверная. Вспоминается злоба, желание подразнить, вывести диссонансный аккорд разгорается с новой силой. И я соглашаюсь на авантюру. Беру на руки девицу и несу к шезлонгам. Вокруг нас — папарацци. А еще огромное количество любителей мыльных опер. Сейчас будет им район Мелроуз!

Я проверяю ногу девушки.

— Ну, вроде все в порядке. Не надо так сильно затягивать карабины. Нарушил кровообращение — и все! Судорога. Сейчас тебе нужен врач.

— О, твое внимание лучше любого лечения!

Слова, вроде, звучат медово, но мне — горше редьки. Слегка поворачиваю голову и вижу, как Юлия наблюдает за нами из-под широких полей шляпы. Думает, направление ее взгляда трудно проследить. Я меняю позу, чтобы она смогла получше рассмотреть. Мокрая ткань прилипла к коже. Я знаю, насколько это аппетитно выглядит.

Я уже и думать забыл о девице в купальнике. Единственное, о чем думаю, как бы поскорее от нее избавиться.

— Ой, это что? Скорпион?

Первым желанием становится высмеять вопрос супруги. Но уже через мгновение понимаю, что ее вопрос разогнал почти всех любопытных. В том числе и девицу, прилипшую ко мне, как банный лист. Молча наблюдаю, как снобы с перекошенными лицами, падая и перепрыгивая друг через друга, несутся прочь от нас, визжа и ругаясь. А быстрее всех бежит та, которая и шагу без меня ступить не могла каких-то две минуты назад.

Меня веселит выходка жены. Я ухмыляюсь и присаживаюсь в шезлонг.

— Довольна?

Она не может быть не довольной. Я ведь ее задел? Надеюсь, что это так...

— А ты?

У наших вопросов много значений. Я не готов ответить на ее, прежде, чем отвечу на свой.

Мое положение в шезлонге позволяет рассмотреть ее фигуру. Стройные ноги, ухоженные ногти, гладкая кожа. Кажется, она, как хрусталь, отражает солнечный свет и играет красками. Мелкие искры так и скачут по коже. Это электрика или крем для загара?

— Твой брат сболтнул лишнего.

Она обвиняет его. И даже то, что я готов был совсем недавно отдубасить его за очередную подставу, уже не имеет значения. Я встаю на его защиту. Хоть и не очень активно.

— Младшенький... Что с него взять?

— Не бери его завтра на фото-сессию...

Я, в принципе, и не собирался. Но вот напоминать мне, приказывать не позволю!

Она уже поднялась и уходит. А я бросаю свой томагавк ей вдогонку.

— Пожалуйста?

— Настойчиво прошу...

И все же, у нее шикарная фигура! А с характером надо что-то делать...

Все разбежались. Я остался один. Ровно до того момента, когда в шезлонг слева не плюхнулся Николя.

— О чем ты там уже растрепался?

Мой вопрос заставляет его замереть с очень смешным выражением на лице.

— Мне Юлия сказала...

— Ах, Юлия! — Он снова возвращается к поглощению пива. Отводит взгляд к океану. — Так, мелочи... Поздравил с замужеством.

Я недовольно кривлю рот.

— Я же просил не трепаться. Кто-то слышал?

Брат пожимает плечами. Но я знаю: за этим жестом всегда скрывается намного больше, чем попытка соскочить.

— Я просто ее поздравил.

Его настойчивость еще больше пугает.

— Ты кому-то слил инфу?

— Ну, может, стоял кто-то рядом. Жека! — Он поворачивается ко мне и пытается изобразить скучающее недовольство. — Завтра все равно объявите... Днем раньше, днем позже...

Я срываюсь с места, выбиваю пиво из его руки и сдавливаю шею пальцами.

— Я не позволю тебе решать за меня!

Я зол, как дьявол. Я шиплю и брызгаю слюной.

— Мало того, что отец за меня решал полжизни. Мало того, что он выбрал мне жену, как в гребанные средние века, заставил подписать контракт, так еще и брат решает за меня, что и как! Ты уже второй раз вытаскиваешь меня на сборище задротов и второй раз я пересекаюсь с Юлией!ты делаешь это сам или по указке отца?!

Николя отбивается. Хватает меня за запястья и отбрасывает. Я чуть не падаю, но все же удерживаю равновесие. Он вскакивает с шезлонга. Он зол не меньше меня.

— Я ничего специально не делаю! Я не решаю за тебя, братец. И уж тем более, не пляшу под чужую дудку! А вот ты серьезно попал, морячок!

Он хмыкает, бросает короткий взгляд на опрокинутую бутылку, затем машет бармену. А я жду продолжения. Ведь он, кажется, знает больше, чем я.

— Так, насколько я серьезно попал?

Он поворачивается. Нас разделяет шезлонг, но я более, чем уверен, эта пластиковая груда не помешает мне дотянуться до сонной артерии Николя, если он сейчас же не сотрет с лица эту гадскую ухмылку!

— Ты вчера не зашел в гавань, паря! С тебя — штраф!

Я ничего не понимаю. Какая гавань?! Какой морячек? Я ведь ночевал дома! О какой гавани идет речь?

Видимо, непонимание отражается на моем лице столь явно, что вызывает смех у брата.

— Ты что ж, не читал контракт?

Я развожу руками. Юристы делали это за меня. Но я еще не успел попросить у них выдержки.

— Дьявол! Я что, должен был вчера исполнить супружеский долг?

Солнце внезапно ударяет в голову. Поэтому, когда официант приносит пиво, я перемахиваю через шезлонг и выдираю бутылку у брата. Он недоволен, но понимающе глядит на меня, а потом заказывает официанту повторить.

Мне не хватает воздуха. Кажется, я пью не газировку, а лаву только-только вытекшую из жерла вулкана. Николя продолжает надо мной смеяться.

— Чего крысишься?!

— Ничего... Просто, ты почему-то сразу про долг подумал. Значит, не прочь затащить ее в постель?

— Да иди ты!..

Я снова отпиваю пиво, на этот раз чересчур резко дергаю рукой, и вспенившийся напиток выплескивается на меня.

— Дьявол!

— Да, расслабься! Просто у вас есть общий дом, в котором вы должны вместе проводить время. В основном — ночное.

— А спальня?

Меня больше всего пугает именно этот момент.

— Про спальню в контракте ничего...

Я шумно выдыхаю. Потом отдаю опустевшую бутылку брату и направляюсь к дому.

— Ты куда?

Брат кричит в спину, но мне некогда объяснять.

— Забери у прокатчика мой фон!

Я бросил самолет. Я бросил брата. Мне плевать на сохранность одного и настроение другого. Я бегу к дому в надежде увидеть Юлию и получить ответы. Но я не успеваю. Ее автомобиль уже стоит у выхода. Через открытые двери я вижу, как на место водителя садится ее голубой помощник. Он тоже замечает меня. Но не обращая внимания на мой сигнал, беззаботно улыбается и садится в машину. Мне мешают бродящие туда-сюда люди. Я натыкаюсь на девушку, опрокидываю столик, но так и не успеваю остановить машину. И ведь не позвонишь!

— Дьявол!

Я снова кого-то напугал. На меня таращатся, словно никогда не видели раздосадованного человека. Соображаю, что в смартфоне есть телефон помощницы Юлии. Бегу обратно на пляж. Но у прокатчиков моего телефона нет. Его забрал брат. И самого Николя я найти не могу. Надо что-то делать. Выхватываю у кого-то смартфон. Он возмущается, но я многообещающе улыбаюсь и прикладываю трубку к уху.

— Ник, ты где?

Уже через несколько минут Николя находит меня. Он обнимает двух стройняшек-близняшек и довольно облизывается, представляя мне каждую из марионеток. Но меня сейчас беспокоит другое.

Я извиняюсь и отхожу, чтобы позвонить.

— Алло, Лиз? Это Гайсин-младший. Хочу с Юлией поговорить.

— Мне очень жаль, Евгений, но Юлия сейчас занята. У нее сеанс йоги.

Я злюсь, потому что знаю — меня обманывают.

— Да иди ты к дьяволу, Лиз! Вы только что отъехали от дома! Какая йога?!

— Прошу прощения, Евгений Владиславович, но пилот просит на время отключить аппараты связи. Юлия перезвонит вам, как только мы сядем. Приятного вечера!

Я слышу короткий гудок, и связь прерывается.

Я раздосадован. Меня переполняет ярость. Я не колеблюсь долго.

— Ты летишь со мной?

Я проношусь мимо брата, продолжающего изображать из себя вешалку для шкур в бикини.

— Не понял?

— Чего ты не понял? — Я оборачиваюсь, но не останавливаюсь. — Со мной летишь?

— Простите, девушки! Труба зовет...

Он отпускает явно расстроенных нимф и идет за мной, продолжая выпытывать детали. Меня окликает прокатчик. Он отлично заработал с моей подачи.

— Мистер Гайсин, а как же ваши проценты?

Я машу в сторону большого дома.

— Отдай организаторам. На благотворительность!

Юлия Атти.

— Ты чем-то расстроена?

Лиз смотрит на меня, но теперь уже я не поднимаю головы, продолжаю читать сводки, уткнувшись носом в планшет. Несколько минут назад я активно жестикулировала, показывая помощнице, что не желаю разговаривать с Евгением, что у меня сеанс йоги.

— Я увлечена.

— Не вижу разницы.

Помощница лукаво улыбается, словно в состоянии прочитать меня. Я принимаю вызов и тоже улыбаюсь.

— Ты должна была спросить, чего он хотел.

— А ты не должна была размахивать руками так, словно на тебя рой пчел напал.

Егор наблюдает за нами со стороны. Его тоже веселит наша перепалка. Я недовольно фыркаю и отворачиваюсь. Мне надо думать о завтрашней фото-сессии.

— Знаешь, Лиз, наверное, мы не будем скрывать от прессы правду. Я предлагаю даже предоставить копию выдержки из контракта о слиянии, в которой указаны процентные соотношения наследования. Мне не нравится Николя.

Я снова нахожу наши с ним фото с противными комментариями. Их уже успели растиражировать в сети и обсосать со всех сторон. Меня не любят. Я кажусь им холодной селедкой. Но Николя... У этого репутация еще хуже, чем у братца. И его фото с зонтиком в волосах и вишенкой на ухе уже стало мемом. Пошли фото-жабы. Мы с Егором смеемся, рассматривая картинки.

Мои личные вещи уже перевезены в новый дом. Он совсем еще не обжитой. Лиз и Егору к нему добираться неудобно. И я думаю, что стоит внести поправки в контракт, но для этого следует встретиться с Евгением и обсудить. Новое место жительства должно устраивать нас обоих. Значит, все же придется с ним встретиться лично в официальной обстановке. Пока нам приходилось лишь сталкиваться лбами.

Еще совсем рано, но я прошу оставить меня. Лиз уговаривает выполнить еще одну просьбу и я соглашаюсь. Примерка свадебного платья занимает всего полчаса, но выматывает больше, чем весь день. Напоследок помощница сообщает, что на благотворительной встрече, с которой мы ушли по-английски, произошел небывалый случай: с улицы пришел человек и принес организаторам приличную сумму в дар. Сказал, человек с пляжа сделал ему годовую выручку на прокате флайбордов и приказал отдать двадцать процентов с дохода распорядителю фонда.

— Они попытались выяснить личность благотворителя?

Лиз пожимает плечами:

— Сказали, что тот благодетель не представился, но был среди приглашенных, как среди своих. Чувствовал себя в своей тарелке. И был одет в льняные брюки, закатанные по колено.

Я считаю удачей последнее сообщение. Если сложить два и два, получается, что Евгений умудрился раскрутить этих жлобов. Кроме того, не оставил деньги себе.

В голове мгновенно выстроился план. Теперь я буду изучать мужа более внимательно. Он станет моей палочкой-выручалочкой. Но в свою пи-ар команду я брать его не буду. Зазнается еще!

Выпив бокал белого вина, отправляюсь спать.

Евгений Гайсин.

Обратный путь проходит относительно спокойно.

Я, правда, не удерживаюсь, и снова шугаю рабочих. А нечего расслабляться!

— Куда ты летишь?

Николя спрашивает не про средство передвижения, а про скорость, которую я выжимаю из верного крылатого друга. Он чувствует себя не в своей тарелке.

— С каких пор ты боишься летать?

Я удивлен. Николя, как и я, любит скорость. И высоту. Наши вкусы почти одинаковы. А тут он, не переставая, курит одну сигарету за другой, поглядывая на спидометр.

— Что ты знаешь про контракт? Какие основные требования? Супружеский долг, наследники...

Брат искоса глядит на меня, но комментировать не берется.

— Ну, давай, не мнись! Ты же знаешь больше меня! Иначе не упоминал бы про заход в гавань!

Николя гасит окурок, смотрит на меня.

— У вас есть общий дом...

— Что?!

Я слишком яро реагирую, случайно давлю на штурвал и самолет зарывает носом.

— Ты с дуба рухнул?! Хочешь нас угробить?!

Николя держится некоторое время за приборную панель. Тяжело дышит. Но уже через секунду успокаивается.

— Давай держаться принятых норм.

Я таращусь на брата:

— Ты это про что?!

— Про скорость.

Николя бурчит. Но вообще-то, это я должен быть недоволен. Это меня окольцевали.

— Ник, слушай, мне тяжело. Меня продали, как племенного быка...

— В контракте нет ни слова об осеменении.

Я смеюсь. Конечно, иначе бы юристы моего отца забили бы тревогу.

— И о походах налево нет ничего. Можешь ходить.

— Да?! — Я искренне удивлен. — Тогда в чем подвох?

— Это до "пока-смерть-не-разлучит-вас".

— Дьявол!

— Тебя пугает перспектива?

— Нет!

Я чувствую, как мой лоб и главный орган жизнедеятельности скукоживается, как копченая слива.

— Тогда что?

— Завтра фото-сессия. А в контракте прописано, кто должен позаботиться о кольцах?

Николя смеется. Ржет, хлопая ладонью по колену. И наш световой день заканчивается в ювелирном бутике. Хорошо хоть, Лиз взяла трубку, и мне удалось узнать размер для кольца. Хотя, она недовольна. Меня могут засечь в ювелирном. Николя вовремя напоминает, что в сеть слиты фото его с Юлией. Могу смело валить вину на него. Я доволен братом, его предусмотрительностью и бескорыстностью. Хлопаю его по плечу и улыбаюсь.

Мне остается лишь заскочить домой за коробкой с проектами, планшетом и нижним бельем. Лиз была столь любезна, что сообщила мне адрес моего нового места проживания.

Коробка не помещается в багажник байка, приходится брать такси. Этого бы Лиз тоже не одобрила.

Особняк впечатляет. Кажется, я когда-то был здесь. Окна темны. Вижу свет лишь в холле да в нескольких боковых окнах на первом этаже. Наверное, там куховарит обслуга.

У меня в сумке лежит планшет со всеми выдержками из контракта. Я знаю, что у нас общий дом с Юлией, и было бы желательно ночевать в нем. Но ничего не сказано про общую спальню. Поэтому, если никто мне не поможет определиться с местом ночевки, я предпочту спать на диване в гостиной, чем по ошибке обнаружить свое присутствие в чужих покоях.

Юлия была более, чем сдержана в требованиях. Она не настаивала на исполнении супружеского долга, предполагала искусственное оплодотворение не ранее, чем через два года после даты подписания контракта. Требовала полностью исключить публичные выходы в свет с любовницами, но предполагала их наличие.

Читая пункт про хранение супружеской верности, я испытываю некую степень отвращения. Себя в объятиях незнакомки я представляю. Но вот Юлию в чужих руках — никак! Мужские походы налево — как правило. Без исключений. А вот женские интрижки кажутся мне чем-то из ряда вон выходящее. Почему? Я закостенелый пуританин? Да, вроде, не похож...

Контракт подчеркивает: мы должны появляться на людях вместе, как супружеская пара, не менее одного раза в месяц.

Уф! Кажется, я уже на два вперед отстрелялся...

Каждый из супругов имеет личное пространство, хобби и увлечения, не грозящие безопасности общему бизнесу и здоровью семьи.

Звучит размыто, но, тем самым, обнадеживающе. Можно варьировать.

Контракт может дополняться любыми пунктами по согласованию сторон.

А вот это мне не нравится... Или по фигу?

Зачитываюсь контрактом, выпивая скотч. И не замечаю, как засыпаю на диване в гостиной.

Юлия Атти.

Мне показалось, что я слышала чей-то будильник? Пытаюсь еще немного поспать, но это не удается. Проверяю часы — ровно на час раньше, чем обычно поднимаюсь я. Кто же меня разбудил?

Собираюсь злиться, но понимаю, что ничего не выходит. День слишком прекрасен. На манекене висит шикарное платье. Скоро придет визажист и сделает прекрасной меня.

Живот необычно крутит. Еще слишком рано для завтрака, но он настаивает. Значит, придется ему подчиниться. Подозреваю, что все это — от волнительной даты. Искусственно выведенной красивым почерком, но оттого не менее торжественной.

Пытаюсь уговорить сама себя, чтобы не обольщаться, но снова бросаю это неблагодарное занятие. И иду на кухню. Кухарка, естественно, еще не успела приготовить что-то полноценное, но мне думается, холодильник меня не подведет.

Запахиваю халат и спускаюсь вниз. Босиком. Весь дом устлан коврами. По ним приятно ходить. А главное — удобно подслушивать.

Я хитро улыбаюсь, и уже не так уверена, хочу ли я менять место жительства.

В огромные окна проникает раннее солнце. Зелень изумительно гармонирует с небом. Все вокруг радует глаз.

Я замираю на месте, когда обнаруживаю у входа огромную пыльную коробку и брошенную на нее тубу. Оглядываюсь в поисках того, кто мог бы это оставить или хотя бы объяснить присутствие чужого добра в прихожей, но никого не вижу. Заглядываю в гостиную — пусто. Только низкий стакан на столике.

Егор приехал? И начал день с алкоголя и беспорядка в чужом доме? Непохоже на него.

Зевая и встряхивая волосы, я выхожу на кухню. И в очередной раз замираю с открытым ртом, потому что на высоком стуле сидит мой законный супруг и уплетает за обе щеки легкий завтрак. Его волосы влажны, но одет он в спортивный костюм. Из чего делаю вывод — он успел опробовать бассейн.

В его руках планшет. Он бросает на меня короткий взгляд, но не спешит жаловать меня. Я прохожу мимо, направляясь к холодильнику. Он провожает меня подозрительно добрым взглядом. Я не ожидаю ничего хорошего. Я настороже. Думаю, хорошо, что между нами — целый стол.

Встречаюсь в очередной раз с ним взглядом.

— Мои приветствия! — Он радостный. Настолько, что у меня появляются подозрения: а не был ли Евгений инициатором подписания договора?

— Мои разочарования...

Я жестока. И я все еще ожидаю подвоха. Но Евгений уже отводит взгляд, продолжает жевать и кивает головой. Кажется, мне удалось донести до его куриного, избалованного женским и родительским вниманием мозга, всю полноту моего презрения. Ему следовало бы отказаться, взбрыкнуть, как он часто делает, выкинуть фортель и отказать в подписи контракта. Но он не сделал этого. И теперь ему придется терпеть мое присутствие. Так же, как и мне — его.

Окунаюсь с головой в огромный холодильник, полки которого заставлены вкусностями. Я же останавливаю свой выбор на лососе.

Возвращаюсь к столу и понимаю, что на кухне пахнет совсем не кофе. Пытаюсь определить источник запаха. Обхожу стол по кругу, наливаю себе кофе. Но даже он не в состоянии состязаться с запахом чего-то знакомо сладкого.

Заглядываю через плечо мужа. Он листает ленту Инстаграммы. И тут же обнаруживаю источник сладкого запаха — на столе перед Евгением стоит полная чашка горячего шоколада. Удивленно поднимаю брови ровно тогда, когда Гайсин-младший оборачивается на меня. Он думает, что меня интересует его лента бесконечных фото. Предлагает поделиться гаджетом, но я умываю руки.

Мы снова сидим за столом, друг напротив друга, в тишине. Я делаю себе бутерброд, режу его и запиваю кофе каждый кусочек. Думаю, что шоколад — это детский напиток. Никак не мужской. Сомневаюсь в адекватности мужа. Зато нахожу оправдание всем его поступкам, так густо населяющих страницы блогосферы.

Евгений постоянно улыбается экрану и ставит лайки. Иногда отписывается кому-то. Я завидую. Да, да, я завидую его бодрости и свободе. Особенно утром. В шесть часов.

Кофе у меня заканчивается раньше, чем бутерброд, поэтому я снова поднимаюсь и направляюсь за добавкой. Кофе-машина стоит за спиной Евгения, но он столь сильно увлечен Инстаграмм, что, кажется, не замечает моих передвижений. Поэтому, когда я уже с полной чашкой разворачиваюсь, чтобы идти на место, он хохочет и резко откидывается назад. Его высокий стул шатается и в этом амплитудном па он ударяет меня по руке. Кофе выливается мне на грудь.

— Ах...

— Дьявол!

Чашка падает, разбиваясь. Мне больно. Я шиплю проклятия, хватаюсь за обожженное место. Почему-то думаю, что пятно не скрыть — у платья открыты плечи, и лиф не закроет ожог.

Евгений соображает лучше меня. Конструктивнее. Он срывает облитый халат, рывком тянет его вниз, оголяя плечи и верхнюю часть груди, хватает полотенце и мочит его под струей холодной воды. После этого, осыпая проклятиями, прикладывает к месту ожога.

Он выше меня на целую голову. Ему приходится слегка присаживаться, чтобы дуть на меня. А я продолжаю пребывать в ступоре. Мне не больно, но я не смею пошевелиться. Я похожа на маленькую собачку, которой чешут пузико: лапки кверху, глазки прикрыты, нервы внатяжку... И я не дышу...

Из собачьего состояния меня выводят голоса и замершие на пороге фигуры. Им, конечно же, кажется, что между нами с мужем что-то серьезное. Лиз уж точно не ожидала так скоро увидеть меня в объятиях нежеланного мужчины...

— Чем лечат от ожогов?

Я прихожу в себя, отпихиваю Евгения и лечу к Егору. Теперь и помощники смахивают на собачек. Той-терьеров. Глазки выпучены, лапки трясутся.

— Егор! — Я дергаю помощника за плечо и показываю на место ожога. — Как спасать меня будем?!

Егор молодец. У него золотые руки и пытливый ум. Он делает все верно и, когда я облачаюсь в платье, на коже уже ни следа от утреннего чрезвычайного происшествия.

Мне делают высокую прическу, накладывают макияж. Я слышу, как во двор заезжают машины: фотограф, родители, чужие родители, актеры. И день превращается в тесто. Мне кажется, что кто-то залил в глаза воск. Я пытаюсь избавиться от налета, но ничего не выходит. Я брожу по комнате в тумане.

Лиз беспрекословно слушается фотографа, сажает меня то туда, то сюда, вручает и забирает свадебный букет. И он становится для меня чем-то сродни якоря. Именно от него, от этого крохотного островка загубленной бордовой красоты расходятся волны спокойствия. Цветы гармонируют с кантом на подоле широкой юбки. Их лепестки касаются моих губ и сливаются с ними в ярком поцелуе.

Лиз выводит меня на улицу, я снова исполняю приказы. Спускаюсь по ступеням, тратя на каждый шаг по несколько минут. Меня загоняют обратно и я впервые вижу Евгения в строгом костюме.

Это кукольная свадьба. Это ненастоящая церемония.

Почему тогда он выглядит, как настоящий? Как живой...

Я иду ему навстречу, хоть и вижу, что он не делает и шага в мою сторону. Краем сознания улавливаю вибрации голоса — это Лиз просит меня о чем-то. О чем? Не понимаю...

Внутри меня — пустота. Состояние такое, словно меня, как воздушный шарик, наполняют гелием, но корсет платья не позволяет надуться. И меня сдавливает с двух сторон: изнутри и снаружи.

Вижу, как Евгений протягивает руку и снова улыбается. Неужели — искренне? Я тоже протягиваю руку. Представляю, как он сейчас дернет меня на себя, отводя взгляд и криво усмехаясь, но вместо этого Евгений мягко сжимает мои пальцы, действительно, тянет на себя, но не резко. Подхватывает под локоть, затем — за талию. Мне становится легче дышать. Я понимаю, что можно часть ответственности переложить на чужие плечи. Сквозь вату в ушах слышу музыку. Оказывается, фотограф создал для нас антураж. И вроде, помогает...

Мы спускаемся по лестнице — нас фотографируют. Мы идем по газону — нас фотографируют. Мы смотрим друг на друга — нас фотографируют. Мы надеваем друг другу кольца — нас фотографируют.

Поздравления — фото. Родители — фото. Танец — фото.

Голова кругом...

И вдруг — дождь!

Сильный. Громкий. Неожиданный. И родители, сверкая пятками, убегают в дом. А я гляжу на Евгения. Он снова протягивает руку, но не спешит укрываться от дождя. Я мотаю головой — не хочу. Не хочу уходить. Мне хорошо, хоть и платье мокнет. Мне приятно, хоть и под ногами чавкает...

Я ухожу дальше от дома. Там — сад. Можно переждать под деревьями. И Евгений идет за мной. На расстоянии. Как хранитель моего одиночества.

Я роняю букет, слышу, как фотограф просит его не трогать. Оборачиваюсь: оказывается, за мной следит объектив камеры. И взгляд мужа по контракту.

— Почему ты согласился? — Я задаю вопрос лишь тогда, когда на голову перестает литься вода. Хотя редкие капли все же преодолевают преграду из густой листвы.

— Что? — Евгений подходит ближе. По его волосам стекают струйки воды. Высокий лоб расчерчен изломами.

— Зачем подписал контракт? Ведь мог бы отказаться...

— А ты? Почему ты не отказалась?

Я отвожу взгляд, ищу подсказку в траве.

— Так было правильно...

Евгений удивлен моим ответом. Он не может подобрать слов, поэтому просто открывает рот, но не говорит ничего, и снова его закрывает. Отворачивается, стирает воду с лица рукой.

— Мне кажется, у тебя слегка сбит прицел. — Он, наконец, находит слова. При этом дает знак фотографу уйти в тень. И прячет руки в карманы брюк.

— Считаешь, что я нацелилась не на того?

Мой вопрос смешит Евгения.

— Это ведь не твоя была идея. С контрактом...

— Не моя.

У меня нет карманов, поэтому мне некуда деть руки.

— Я говорю, что у тебя слегка сбит прицел на твоем эсминце "Правильный". Ты могла бы упасть в обморок...

— Это не помогло бы. — Я в этом уверена. Я думала над таким вариантом. — Лучше бы упал метеорит...

Евгений смеется.

— Идем в дом. Уже ничего не изменить.

Я хотела бы сказать, что можно попытаться жить дальше, но кажется, это жутко избитая фраза.

Я принимаю предложение мужа идти в помещение. Он снимает пиджак, подходит ко мне близко-близко, и накрывает нас, как зонтиком. Камера фотографа не перестает щелкать затвором.

В доме нас ждет угощение. И тосты. Отец холоден. Он наказывает меня за фото на пляже. И очень скоро прощается. Мама нежно целует меня в щеку и просит прощения за обоих.

Мать Евгения смотрит на меня косо. Она обижена на меня за отказ от венчания и "гранд-опера-бракосочетания". До нее не достучались мои аргументы. Но мне жаль, что я успела настроить ее против себя.

Вскоре уходят и мои новые родственники.

Лиз занята с фотографом. Они отбирают фото для различных блогов, СМИ и соц-сетей. Егор пытается сокрушаться над моей размокшей прической, поэтому я отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи и ухожу в ванную смывать грим к чертовой бабушке.

Евгений окликает меня, когда я поднялась на десятую ступень. Он стоит внизу, его волосы все еще влажные, как и глаза. Он хочет что-то спросить, но я вдруг слышу шум гравия и перевожу взгляд на закрытую дверь. Кто-то приехал и давит на клаксон. А затем открывает дверь с ноги.

Евгений уже отвернулся от меня, и когда открывается дверь, совсем теряет ко мне интерес.

— Эй, молодожены! Вы уже закончили?

Николя выглядит растрепанным. И даже кажется пьяным... Все же я была права, когда просила Евгения не брать брата с собой. Я даже слегка удивлена, что мою просьбу выполнили.

— Жека! Смотри, с чем я приехал!

Евгений выглядывает из-за плеча брата и присвистывает. Мне тоже интересно, но для того, чтобы рассмотреть, на чем приехал Николя, мне бы пришлось либо спуститься вниз, либо подняться наверх, потому что козырек над входом закрывает вид из мансардного окна.

Я остаюсь на месте, ожидая, вспомнит ли Евгений о моем существовании? И он вспоминает.

— Я сейчас...

Евгений хлопает брата по плечу и поднимается ко мне.

— Мне бы хотелось поговорить про... этот дом.

Он слегка заикается. Неужели смущен? Но я его перебиваю. Я и так знаю, о чем он хочет поговорить.

— Тебе не обязательно проводить здесь каждый день... гм, ночь. Единственная просьба: если не ночуешь, не светись на пати с длинноногими девулями. Делай вид, что занят работой. Тебе не обязательно хранить верность, но твои походы налево от официального контракта могут пагубно сказаться на стоимости акций нашего концерна. Первый год — самый сложный. Потом наши позиции укрепятся. Тогда обговорим новые детали.

Я не даю Евгению и слова вставить. На нас с откровенным интересом смотрят Егор и Николя. Даю Евгению секунду. Но он даже не пытается возражать. Значит, сказать ему больше нечего. И я, кивнув головой на прощание, ухожу к себе.