Кольцо приключений. Книга 6. Кольцо любви

Кольцо любви

Глава 1

Мое возвращение домой после тарканского путешествия было будничным. Земля это есть Земля, мой дом, моя родина, хотя и на земле есть большая страна — Россия, тоже моя родина, а в России есть самый родной уголок, где я родился и вырос. Дома меня ждали. Хотя меня не было всего-то семь дней, но мое возвращение было обставлено как приезд самого и желанного гостя.

Собственно говоря, так и должно быть в каждой семье: каждый раз навек прощаться, когда уходишь лишь на миг. Вроде бы это стихи Марины Цветаевой. Не скажу, что я являюсь ее поклонником. Отдельные стихи неплохи, остальное — не мое. Не взыщите, экзальтированные дамочки, считающие, что нескладные строчки с придыханием — это стихи. Речитативные переживания похожи на слово о полку Игореве, но стихи в любом случае должны оставаться стихами.

Самое главное в России — попасть в "обойму". Если попал в "обойму", то все, что ты напишешь, является гениальным, ну, если не гениальным, то близким к совершенству. Тебя будут награждать, цитировать, внесут в школьную программу. Школьники будут читать твои произведения, втихомолку плеваться и беззвучно материться юношескими матерками, а потом придумывать на уроке, что же этот автор хотел сказать по поводу характера того или иного героя. Преподаватели будут сверять их выдумки с теми, что выдумали предшествующие поколения или они сами.

А писатель вовсе не собирался передавать характер пьяного мужика, лежащего в луже и улыбающегося чему-нибудь. Раньше было нужно говорить, что пролетарий, устав от беспросветной жизни, шел в кабак пить горькую, а напившись, видел светлое социалистическое будущее и улыбался той счастливой жизни, которая должна была придти на смену мрачному царизму. Кто, куда и зачем пришел, мы все видели. Вполне возможно, что вытащенный из лужи пропойца впоследствии был записан в марксистский кружок, осознал все и сейчас в роли председателя губернской чрезвычайной комиссии решал вопрос жизни и смерти тех, кто жил лучше его в царское время. А не живи лучше меня, сука. Делиться нужно. Было бы у меня больше денег, я бы не пил без закуски, а сидел бы в ресторации, закусывал бы французское шампанское соленым огурцом и не валялся в луже.

Чего-то меня на беллетристику потянуло. Жена приготовила такой стол, что не выпить рюмочку совершенно нельзя. Вот тут как раз о горечи можно сказать пару слов. В водке самое главное это горечь, которая пропадает после соответствующей закуски и эта горечь вызывает аппетит, отчего люди пьющие сильно полнеют. Кстати, в старой России, когда девку готовили замуж, то для придания пышнотелости ее держали в постели, кормили белым хлебом и поили водкой. И получалась невеста — кровь с молоком. Учитесь, люди.

День-другой я отсыпался, а потом сел приводить в порядок записи от прошлого путешествия. Память штука такая, что с течением времени ослабевает, и человек уже не в состоянии описать точно то, что происходило совершенно недавно. Что-то упускается, что-то забывается, а что-то отлежавшись, становится не интересным как для читателей, так и для себя самого.

Описывая свои похождения и представляя все это фантазией, которая не могла происходить никогда, потому что она не могла произойти, я все думаю, а порядочно ли я поступаю, раскрывая свои чувства перед женщинами или мне везде нужно говорить — "русо мужико, облико морале"? Я же не могу сказать встретившейся и симпатизирующей мне женщине, что я ее не люблю, потому что я примерный семьянин и поэтому я ее просто-напросто проигнорирую.

У меня язык не повернется так сказать, как не повернется язык сказать, что у меня были женщины. А то, что я пишу в своих записках, так то фантазии. Женщина может быть только единственной. А человек, кому-то сказавший о своих победах, не достоин уважения со стороны товарищей и общества. Хотя, в нашем обществе достаточно сильно сместились ценности, примерно, как в высшем свете, где порядочность иронизируется, а пошлость возводится в ранг добродетели. Пусть так, только я не собираюсь менять свои принципы в угоду тех, кого не удостаиваю сильного уважения.

Книги мои продолжают издаваться за границей, а наши издатели не обращают на них внимания. Все нормально. В своем Отечестве пророков нет. Все идет из-за границы. Гонорары мне платят солидные, и я не продаю права на свое произведение, я просто продаю право на публикацию. И мой гонорар составляет сорок процентов от стоимости отпечатанного тиража.

У нас все несколько по-иному. Автор практически полностью продает свое произведение и получает гонорар в пределах от шести до десяти процентов оптовой стоимости тиража. Пример. Издают произведение тиражом в тысячу экземпляров. Оптовая стоимость одного экземпляра пятьдесят рублей. Тираж обходится в пятьдесят тысяч рублей, из них десять процентов авторский тираж. Сколько получается? Правильно. Пять тысяч рублей. Двести долларов США. Могла ли при таких условиях Джоан Роулинз стать миллионершей в России со своим Гарри Поттером? Сомневаются мужики.

С течением времени, когда произойдет капитализация несметных богатств России, то валовой национальный продукт России будет сопоставим с американским и акции предприятий, даже акции захудалого лесхоза будут стоить не меньше, чем акции нефтяного месторождения. Вот тогда и Россия станет мировой финансовой державой, и тогда гонорары писателей будут соответствовать мировым уровням, но до этого еще так долго.

Я не собирался в ближайшие несколько лет заниматься путешествиями, потому что нужно подучиться игре на бирже, чтобы удачно вложить имеющиеся у меня средства и получать проценты от прибыли компании. Стать рантье, как говорили раньше, или стать инвестором, как говорят сейчас. Собственно говоря, игра на бирже мало чем отличается от игры в казино, но при хорошем раскладе и при достаточных знаниях можно быстро оперировать своими средствами, то покупая перспективные акции и сбрасывая акции убыточных предприятий. В этой игре можно выиграть, а, можно, и проиграть.

Вообще-то хватит уже носиться по белому свету, пора бы остепениться, записать все, что было или придумать то, что могло быть. Это называется фантастикой, и люди с удовольствием читают о неведомых мирах, завидуя тому, где лучше и радуясь тому, что в других местах намного хуже, чем у нас. Всегда человек чувствует какое-то внутреннее удовлетворение, когда что-то случается у соседа, а не у него.

Не так давно в куче ржавого железа, бывшей когда-то водопроводными кранами, кроватями, детскими игрушками, чайниками и дверными ручками, я нашел одну сильно ржавую железку, отданную мне в довесок к старому и надежному смесителю, который не блестит фальшивым серебром или золотом и не выходит из строя вместе с блестящей краской. Пусть не так красиво, зато надежно и при небольших навыках любой человек может спокойно починить всю сантехнику в своей квартире.

Сбив ржавчину с железки, я увидел загустевшую до окаменения смазку и под ней достаточно хорошо сохранившийся шестизарядный револьвер-перстень размером по моему среднему пальцу левой руки.

— Прекрасное дополнение к моему кольцу Нефертити, — пронеслось у меня в голове, — как средство самозащиты в моем новом путешествии.

— Куда ты собрался, — сказал мой внутренний голос, — любой мир и любое время таят в себе смертельную опасность для путешественника. Тебе просто везло, а ты уверен в том, что если тебе придется вступить в схватку с подготовленным противником, хотя бы на дуэли, то ты сможешь одержать победу?

— Не уверен, — сказал я внутреннему голосу.

— Вот и сиди дома, — назидательно сказал мой внутренний голос.

Глава 2

Так я и буду сидеть дома? Кто он этот внутренний голос, чтобы командовать мной? Почему он думает, что если меня вызовут на дуэль, то я не смогу постоять за себя? Я достаточно развитый человек и в любой ситуации смогу постоять за себя. Я занимался в секции "самбо", самооборона без оружия и смогу обезоружить противника, благо все формы борьбы используют законы физики и даже не так сильный физически человек может одержать верх над физически сильным противником.

Например, если выворачивать оружие из руки, то нужно думать о том, что если тянуть его на держащий большой палец, то этот палец как раз и оказывается слабым звеном, выпустившим оружие. Или наоборот — если толкать его на большой палец, то нижняя часть оружия начнет уходить от мизинца, безымянного, пальца, затем среднего и оставит противника без оружия. Точно так же надо использовать и инерцию движущегося тела, не пытаясь его остановить, а помочь ему двигаться в том же направлении только по той траектории, которую задам ему я. А разве вы, уважаемый читатель, не фехтовали в детстве самодельной шпагой? Не так уж это и сложно, главное — все время быть начеку, отбивать удары противника и в удобный момент поразить его. С этими мыслями я и пошел в местный дворец спорта в секцию фехтования.

— Научить вас фехтовать? — тренер откровенно засмеялся моей неопытности в спортивных делах. — Да вы, батенька, опоздали лет на пятнадцать-двадцать. Мы берем в обучение лет с десяти и уже к пятнадцати годам ясно, будет из человека толк или все занятия — это пустое времяпровождение.

— Но вы могли бы мне дать уроки фехтования за деньги? — не отступался я.

— У вас денег не хватит, — отрезал тренер, — сначала нужно знать теорию, а потом переходить к практике, затратить уйму денег на спортивное снаряжение и, честно говоря, у меня нет времени на эти занятия. До свидания, — он пошел к ожидавшим его спортсменам.

Вот она вся суть спорта в России. Заниматься с перспективными учениками, а остальных на улицу легионерами организованной преступности. Говорят, что когда-то спортивные кружки были в каждой школе, в каждом дворе, физкультура была физической культурой и способствовала физическому воспитанию народа. Пойду и посмотрю на списки спортсменов-пенсионеров, которые могут мне в этом помочь.

— А зачем вам навыки фехтования? — неожиданный женский голос заставил меня вздрогнуть и удивиться. — Если от нечего делать, то лучше этим не заниматься, если для куска хлеба, то тогда можно и поговорить.

Передо мной стояла стройная девушка. Все, кто моложе меня — девушки. Спортивная фигура еще не является доказательством того, что передо мной специалист, тем более фехтовальщик.

— Вообще-то фехтование мне нужно для куска хлеба, — сказал я, — а вы знаете такого специалиста?

— А для какого куска хлеба? — удивилась девушка.

— Для хлеба с маслом, — сказал я и собрался уходить.

— Постойте, я же ничего не сказала плохого, — остановила меня девушка, — я хотела предложить свои услуги, но мне интересно, зачем вам это?

— Я писатель, — ответил я, — и для того, чтобы описать ощущения человека со шпагой в руке, мне нужно самому почувствовать это, иначе все это будет вымыслом, в который никто не поверит. А вы, какое имеете отношение к фехтованию?

— Я мастер спорта по фехтованию, но на одной из тренировок повредила ногу, сейчас не могу заниматься и участвовать в соревнованиях, работы как таковой нет, вот я и думала, что я могла бы помочь вам, а вы помогли бы мне, — сказала девушка.

— Добро, — сказал я. Я почему-то сразу поверил ей и готов был начать тренировку прямо сейчас. — Где можно взять шпаги, чтобы начать занятия сегодня.

— Так быстро не получится, — улыбнулась девушка, — давайте займемся теорией, хотя бы пару занятий.

— Теорией так теорией, — согласился я, — пойдемте со мной в кафе, я знаю неподалеку хорошее заведение, пообедаем и проведем первое теоретическое занятие. Идет?

Немного помедлив, девушка сказала, — идет, — и мы пошли на первое занятие.

Кратко сообщенная мне информация сводилась к следующему.

О фехтовании было известно по источникам 1200 года до нашей эры по рисункам в храмах Древнего Египта. Гай Юлий Цезарь разработал "фехтовальные" правила для римских легионов. Гладиаторские сражения в Риме. "Игра клинками" в Древней Греции. В Индии "святая книга" по приемам обращения с оружием. Фехтованием на современном клинковом оружии занимались представители знати для удовлетворения благородных рыцарских страстей. С появлением рыцарских доспехов холодное оружие стало более узким, чтобы им можно было наносить колющий удар в отверстия или щели в латах. Так появились шпаги и рапиры. Основы фехтования были разработаны в Испании и во Франции.

Бой с использованием холодного колющего и режущего оружия — это противоборство клинков противников с применением особых приемов, таких как прямая атака, перенос или обведение острия соперника, уклонение, отбив.

Поверхность противника делится условно на верхний и нижний, внутренний и наружный сектора, ограниченные горизонтальной и вертикальной линиями, которые пересекаются в центре гарды клинка. В соответствии с этим изучаются верхние и нижние позиции защиты и нападения.

В фехтовальном бою используются обманные движения, маскировка, финты, вызов соперника на определенные действия, маневрирование. Очень важно чувствовать дистанцию и не допускать отрыва от противника, если не думаете убегать от него. Бой может быть ближний или дальний, наступательный или оборонительный, маневренный или позиционный, скоротечный или выжидательный.

В бою на рапирах и шпагах нужно заранее определить "сектор атаки" и по нему выстраивать свою тактику. Бой ведется на значительной дистанции, при первой же возможности нужно поразить противника в ближнюю часть его тела — в руку со шпагой. Время от времени предпринимаются длинные атаки с силовым воздействием на клинок противника и попытками укола в туловище или в ногу, после чего следует переход в ближний бой. Бой на рапирах идет на близкой дистанции, иногда используются глубокие отходы. Рапирой управляют во многом за счет движений пальцами, столь же тонко строится и тактическая игра по предугадыванию намерений противника и заманивания в ловушку.

Это наука, это философия и для того, чтобы стать настоящим фехтовальщиком, нужно очень много учиться.

— Если вы хотите понять, что такое настоящий бой, то и учиться нужно на настоящем оружии, — сказала девушка, — Согласны или у вас уже пропало желание продолжать занятия?

— Я согласен, — твердо сказал я, — назначайте время и место следующего занятия. А как вас зовут?

— Завтра пойдем выбирать оружие, завтра и договоримся об оплате обучения, завтра я и скажу вам свое имя, если сочту это нужным, а сейчас проводите меня до остановки, — сказала девушка и поднялась из-за стола.

Глава 3

На свидание, стоять — на занятие, я пришел первым и еще минут пятнадцать стоял, дожидаясь ее прихода. По ней можно было проверять часы. Говорят, что точность — это вежливость королей. Я бы сказал — и королев. Но цветов в руках у меня не было. Наши отношения должны быть деловыми и будут такими. Командовать парадом все равно буду я и буду называть ее мадам д'Артаньян.

— Пойдемте, — сказала мадам, и мы пошли в магазин военных товаров.

Чего же только не было в этом магазине. Любые виды формы, погоны, звездочки, нашивки, самые разнообразные знаки и орденоподобные украшения, ножи, ружья, пистолеты, сувенирные японские мечи, шпаги, дуэльные пистолеты и прочее, и прочее, и прочее.

— Вот, — сказал я и ткнул пальцем в чашу на гарде шпаги.

Продавец принес нам ее. Блеск, да и только. Я взял ее в руку. Легкая и в тоже время чувствительная как оружие. Элементы украшения приятно холодили руку. А отделка? Вы только посмотрите. Чаша на гарде — произведение искусства с гербовыми украшениями как бы из бронзы. Сама гарда достойна того, чтобы украшать шпагу, а не принимать на себя удары шпаг и сабель. Музейный экспонат и такие экспонаты часто встречаются у состоятельных людей, благо такой предмет стоит ни много, ни мало, а целых двенадцать тысяч рублей.

— Игрушка, — небрежно сказала учительница, — бойцовскую шпагу видно по ее виду. Каждый шрам как орден на шпаге, а от блеска могут жмуриться только женщины. Хотя, это точная копия мушкетерской шпаги времен д'Артаньяна, но только это шпага очень богатого мушкетера. А нам нужна не шпага, а рапира дуэлянта и воина. Настоящая испанская бретта.

Так вот откуда пошло слово бретер, дуэлянт. От названия испанской рапиры — бретты. Вот и еще один маленький урок — век живи — век учись.

— Где же мы ее возьмем, сделаем запрос в Толедо, в Испанию и нам пришлют ее по почте, — ухмыльнулся я.

— Зачем в Испанию, — спокойно сказала девушка, — и у нас в России оружейные мастера ничуть не хуже испанских. В Златоусте аносовская оружейная сталь не уступает испанской и украшение травлением не уменьшает боевых свойств холодного оружия. Михалыч, — обратилась она к продавцу, — можешь устроить нам настоящую бретту? Очень нужно и человек этот из надежных людей, — она легким наклоном головы указала на меня.

Продавец внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Если настоящая, то будет стоить не менее тысячи баксов. Вас устроит такая цена?

Я кивнул головой.

— Тогда через неделю у главпочтамта. Лидочка, ты тоже приходи, — сказал оружейник.

Так, оказывается, мадам д'Артаньян зовут Лидией. А что, она похожа на Лидию. Типичный сангвиник. Добра, общительна, независима, самоуверенна и слишком субъективна. На все имеет собственную точку зрения. Очень любопытна. Доброжелательна. В работе безотказна. Умна, иронична. Обладает несгибаемой волей и хорошей интуицией. Склонна к анализу. Находит выход из сложных и запутанных ситуаций. К цели продвигается медленно, но верно и настойчиво. Достигает результатов в сфере обслуживания, на административной работе, в медицине и в других областях, где приходится общаться с людьми. Не берется за непосильные задачи и не интересуется чужими тайнами. Своих мнений и убеждений никому не навязывает. Не стремится к идеалам. При выборе спутника жизни не пренебрегает советами окружающих. Любит дом, семью, детей. Аккуратна, чистоплотна, может создать домашний уют и экономно вести хозяйство. Скуповата. Если семейная жизнь не удается, живет исключительно ради детей.

Мы вышли из магазина.

— Оружие у вас будет, и я надеюсь, что следов его никто не увидит, — сказала Лидия. — А сейчас вам задание: ежедневно не менее часа держать в правой руке гантель или тяжелый утюг и развивать кисть правой руки. Через неделю встретимся у почтамта, пожмете вместо моей руки динамометр и тогда определим место новой встречи. До свидания.

Действительно — независима и слишком самоуверенна, но вызывающая интерес.

Всю неделю я только и делал физические упражнения правой рукой с гантелей. На второй день у меня болело все тело, хотя нагрузка была только на одну руку. Второй день я занимался через силу. Третий тоже. Сплошные мучения. Молочная кислота в мышцах выходила с огромным трудом. Четвертый день был полегче, но все равно боль не проходила. Пятый день — так же. Шестой день принес некоторое облегчение. Стало чувствоваться напряжение в мышцах, запястье увеличилось в размерах, и я стал спокойно стоять с гантелей в вытянутой руке. Выдерживал тридцать минут. Так и прошла неделя в физических занятиях и оформлении записок предыдущего путешествия.

У нашего главпочтамта стоит нулевой столб, от которого отсчитываются все расстояния в области. Собственно говоря, такие нулевые столбы стояли во всех губерниях Российской империи. Черно-белый полосатый столб с двуглавым орлом наверху. Лидия уже была там и разговаривала с Михалычем, держащим в руках какую-то коробку высотой больше метра.

Я посмотрел на часы и сказал:

— Здравствуйте, я совершенно не опоздал, еще три минуты до назначенного времени, но все равно приношу свои извинения за то, что заставил вас ждать.

— Ничего, — сказал Михалыч и передал мне коробку. — Бретта 110.

Коробка была твердой, похоже, фанерная, имела ручку и две застежки сверху.

Я передал деньги Лидии, и она отдала их Михалычу.

Оба недоуменно посмотрели на меня.

— Так будет лучше, когда деньги за оружие пройдут через много рук, тогда оружие быстрее забудет прежнего хозяина и будет верно служить новому, — улыбнулся я.

Это я придумал только что для того, чтобы показать, что и я что-то смыслю в оружейных делах. Оружие дарить нельзя. Его можно купить. Если даже и сделан оружейный подарок, то дарившему нужно сразу отдать хотя бы рубль целковый, чтобы оружие служило добрым делам.

Мы попрощались с Михалычем, и Лидия пригласила меня пройти в старую школу, совсем недалеко от почтамта.

— Здесь мы будем постоянно заниматься, — сказала она.

В школе ее хорошо знали и сразу дали ключ от спортивного зала.

В зале Лидия открыла коробку и достала шпагу.

— Смотрите, это точная копия испанской рапиры — бретты, — сказала девушка. — Длина клинка сто десять сантиметров, поэтому Михалыч и назвал ее как "Бретта 110". Возьмите рапиру в руки и покрутите ею столько, сколько сможете.

Через десять минут я был мокрым, а рапира просто вываливалась у меня из рук.

— Будем считать, что первое занятие закончено, — подытожила Лидия. — Человек, сумеющий противостоять вам десять минут, на одиннадцатой минуте будет победителем. А если придется драться не с одним человеком, а с несколькими сразу? Поэтому начинаем с общефизической подготовки. Вот комплекс занятий. Встретимся через неделю. Будьте осторожны с бреттой. Это не сувенирный образец, а настоящее оружие, острое и коварное.

Некоторые читатели уже упрекнули меня в том, что снаряжение для фехтования не продается в магазинах. Я еще раз хочу подчеркнуть, что боевое и спортивное оружие — это совершенно разные предметы и герой повествования учится не фиксировать электродатчиком количество прикосновений к телу противника, а учится сражаться с ним не на жизнь, а на смерть. Времена там такие.

Глава 4

Ох, и прав был Суворов Александр Васильевич — тяжело в ученье — легко в бою. Пока было ученье, и до боя было далеко. Для того, чтобы заставить себя заниматься физическими упражнениями, должен быть стимул. Мой стимул — почувствовать себя мушкетером во сне и наяву. И я серьезно взялся за свое физическое развитие. Людям, у которых не было метро, трамваев и других приспособлений, облегчающих жизнь, все приходилось делать своими руками и для этого нужно иметь какую-никакую, а силу в теле.

Ученье мое было приближено к боевым условиям. У Лидии была такая же рапира, как и у меня, только на острия нашего оружия были надеты резиновые шарики с металлическими втулками внутри, чтобы не было возможности их проколоть. Шарики утяжеляли клинок, но это для учения полезно. Солдат, который два года бегает в сапогах, затем надевает обыкновенные кроссовки, и шутя ставит мировой рекорд по бегу, не отличаясь до этого особыми спортивными успехами.

Остроту ощущений прибавляла острота клинка бретты. Это не парадное лезвие кортика, а острота боевого оружия, которое применяется только для убийства, а не для нарезания хлеба. Хотя и "хлеборез" тоже оружие.

По настоянию Лидии я заказал себе кожаную куртку для занятий. Кожу выбирали в магазине, плотную и твердую, за что с нас и содрали деньги за шитье. Одно дело шить мягкую кожу, другое дело грубую кожу, которая и мнется с трудом, пока новая. Такая же куртка была и у моей учительницы. Вся в порезах. Скоро порезы появились и на моей куртке. Иногда лезвие задевало и тело. Резало его. Капала кровь.

Каждый выпад разбирался, почему и в каких условиях применяется этот прием. В учебе, наконец, приходит тот момент, когда человек начинает представлять ход схватки. Он не просто видит перед собой противника и противостоит ему, а видит и себя перед ним, обстановку вокруг и сопоставляет силы, чтобы посмотреть, какую нужно избрать тактику для победы. Это почувствовала и Лидия, которой приходилось изрядно потрудиться, чтобы "приколоть" меня.

Наступил ноябрь месяц. Пошла поземка. Ночью стало подмерзать. Что-то я припозднился с учебой, сейчас нужно ждать весны, чтобы успеть куда-то уехать вместе с рапирой. Как же я провезу ее через границу? Этот вопрос непростой. Нужно думать, хотя зима для Западной Европы не такое уж плохое время года.

— Ну, что же, — сказала как-то Лидия, — можно сказать, что учеба закончена. Вы хорошо фехтуете, чувствуете противника, поле боя и стараетесь занять на нем доминирующую позицию. Но не это главное. Вы способны пронзить человека рапирой? Насквозь. Насмерть. Или хотя бы ранить? Молчите? А я вам скажу, что у вас нет решимости убивать, и это может вас погубить. Вы же учились не для киносъемок, а для чего-то значимого, где на кону будут не деньги, а жизни или жизни и деньги. Я приготовила для Вас последний экзамен, по которому можно будет судить, кто вы такой на самом деле. Идемте.

И мы пошли. Вернее, не пошли, а поехали за город к знакомому Лидии, который занимался фермерством.

— Здравствуй, Николаша, — приветствовала Лидия хозяина, — вот привела тебе специалиста-кольщика. Он твоих свинок сейчас заколет, и мы свежатинки жареной поедим. Не возражаешь?

— Лидок, ты мой единственный друг, — весело сказал Николай, — я вот свиней развожу, а сам не могу их жизни лишать. Мужики в деревне смеются. Кольщика нанимать, это же сколько мяса приходится с каждой свиньи отдавать. Легче самому выучиться, да видно у меня жила не та. Не из вояк я, а из крестьян, хотя, если жизнь заставит, то и придется... А друга-то как твоего зовут?

— Владимир, — представился я.

Вот, значит, какое испытание мне приготовлено. Повидать мне пришлось немало, и в драках поучаствовать, и в боях настоящих, только никогда мне не приходилось вот так хладнокровно убивать беззащитных животных.

Понимаю, что жизнь жестокая штука, что окорока и колбасы не растут на деревьях. Всякие деликатесы сначала были живыми существами, а потом лишились жизни и пошли на стол гурманам. И никто это не признает жестоким, правда, не показывают, как работают убойщики на мясокомбинатах, не всякий без ущерба для психического здоровья будет на это смотреть, а как живут люди, которые этим занимаются? Я не знаю.

То, что Лидия устроила для меня такой экзамен, это жестоко с ее стороны, но она готовит меня для бойцовской жизни. Мне кажется, что любой мушкетер в свите короля Франции спокойно бы управился с этим, не испытывая никаких душевных мучений, не то, что мы — люди двадцать первого века, хотя и среди нас найдется много людей, которые посмеются над этими чувствами.

— Я попрошу уйти всех, — сказал я, — не люблю, когда это действо превращается в спектакль. Помощников мне не надо.

Я это сделал. Но сделал так, чтобы животное не мучилось и не видело свой конец.

Я вышел из хлева немного бледноватый, и меня отчаянно тошнило, хотя я не ел ничего такого, что могло бы вызвать тошноту. Это всегда так бывает после первого боя или после первого убитого. Реакция организма.

— Неужели все? — удивился Николай и пошел посмотреть. — Вот это да, вот это специалист, ни криков, ни визгов. Спасибо. Вы пока погуляйте, а я с сыновьями займусь разделкой.

Мы с Лидией прошли в небольшой садик-огород с тыльной части дома. Он был пустынен, все отцвело, но на маленьком пятачке прямо под окном стояли на ветру сохранившиеся цветочки резеды.

— Вы знаете, как называются и что обозначают эти цветы? — спросила меня Лидия.

— Как-то не задумывался над этим, — сказал я, — хотя знаю, что каждый цветок имеет значение. А эти цветы очень красивые и даже в мороз стоят так, как будто дожидались нас показать, какие они особенные.

— Это резеда — символ сердечной доброты и привязанности, — сказала девушка. — Не каждому они идут навстречу, но в вас столько доброты, что я просто поражаюсь этому. Мне кажется, что вы человек не нашего века и что у вас есть какая-то великая тайна, которую вы никому не откроете. Я не пытаюсь ее выведать у вас, но ваше желание стать настоящим бретером, меня очень сильно озадачивает. Зачем это? Показывать спортивные результаты, так для этого нескольких месяцев занятий мало. Мне самой пришлось прочитать много литературы, чтобы соответствовать вашим требованиям. Второе. Я не знаю, где вы получали воспитание, но такое поведение свойственно разве что офицерам старой гвардии и если бы снова ввели правило вызывать к барьеру подлецов, то ваша рапира не лежала бы без дела, и на свете было бы меньше плохих людей. Давайте сегодня останемся у Николая, хорошо поедим, выпьем домашней водки, сходим в баню? Вы не осуждаете меня за это предложение?

Я обнял ее и поцеловал. Я давно хотел это сделать, но между нами были деловые отношения как у учителя и ученика, как у работодателя и подчиненного. Я видел ее жалость ко мне, когда мне доставалось клинком, но она не показывала свои чувства, чтобы я был лучше всех.

Нас как будто прорвало. Николай и его жена заметили это сразу, но вида не подавали. Мы помылись в бане. Сначала женщины. Потом мужская половина. Прекрасно посидели за ужином, отведав всего, что дает земля наша русская. Потом нам постелили в клети. Это как бы чулан, отделенный от избы накрытым мостом. Там было холодно, но под огромным тулупом и вдвоем нам было не только тепло, нам было жарко. Мы горели от страсти, мы не могли остановиться, так долго мы шли друг к другу.

— Я сегодня прощаюсь с тобой, — сказала Лидия, — послушай, какие строчки родились у меня сегодня:

Я прощаюсь с тобой, мой любимый,

Ни на час, ни на день — навсегда,

Нас венчали из крови рубины

И в венки вплетена резеда.

Я огромной тебе пожелаю удачи,

Быть живым и с победой в бою,

О тебе я сегодня не плачу,

Я молитву в слезах пропою.

Если встретишь в дороге другую,

Будь с ней нежен, как будто со мной,

Я тебя ни к кому не ревную,

Все равно ты единственный мой.

И она положила голову на мою грудь.

Разве можно что-то говорить в ответ на эти стихи? Молчание красноречивее всего. Спи, хорошая моя.

Глава 5

Промедление смерти подобно. Если затормозить до весны, то все полученные навыки пропадут. Я и так ежедневно упражнялся в фехтовании, оттачивая тот или иной удар. Но это все теория.

— Проверка будет в реальном бою, — думал я и прорабатывал легенду моего путешествия.

Откуда начинать? Кажется, что я начинаю что-то придумывать. Даже знаю, как я поеду. Поездом до Москвы, затем в Питер. Оттуда на паром и в Калининград, бывший Кенигсберг. Там рядом Польша. То есть я сразу буду в Западной Европе. Климат там не шибко российский, зимой без шапок ходят. А сейчас будем экипироваться как следует. Рапира есть. Кольцо-револьвер есть.

Что с одеждой? Нужно зайти и переговорить с реквизитором в театре. Мужик толковый. Специалист по одежде любого века и любой страны. Нужен какой-то единый европейский костюм.

Начал листать справочники у костюмера. В XIV-XV веке мужской костюм состоял из рубашки, узкой безрукавной куртки "жипон", к которой привязывали тесемками узкие, длинные, обтягивающие ноги штаны-чулки (шоссы). Верхняя одежда "котарди" в виде удлиненной куртки с низкорасположенным поясом и "жакет" в виде короткой куртки; в XV веке — с расширенными вверху рукавами плотно облегала фигуру, подчеркивая талию.

С XVI века образцом одежды был испанский костюм на жестких прокладках и металлических частях: лиф "хубон" с пришитой к его низу расклешенной полосой ткани — баской и высоким стоячим воротом, замененным в конце XVI века широким гофрированным воротником, удлиненная куртка "ропилья" с откидными фальшивыми рукавами, короткие штаны "кальсес" (вот откуда, оказывается, пошли всем известные кальсоны) делали на двойной подкладке, набитой ватой или конским волосом. Такая одежда ограничивала движения, подчеркивая чопорные манеры испанских грандов. Верхней одеждой для любой погоды были плащи различных форм и размеров. Головным убором был плоский и низкий берет, замененный в середине века высокой шляпой.

В XVII веке законодателем мод стала Франция. Мужской дворянский костюм состоял из "пурпуэна" — испанского "хубона" с отложным воротником, прямых штанов "шоссов", закрывавших колени, шелковых чулок, сапог или туфель на каблуках. В середине века "пурпуэн" заменила курточка "бра-сьер" с короткими рукавами, из-под которых спускались рукава рубашки, перехваченные лентами; поверх коротких "шоссов" типа шаровар надевали широкие, как юбка, штаны "рэнгравы", отделанные по низу бахромой. В 1660 году была создана новая полувоенная одежда в виде длинного полуприлегающего "жюстокора" с рукавами до локтя.

Берем промежуточный покрой, такой же, как у д'Артаньяна: "хубон" коричневого цвета с зеленой оторочкой, "шоссы", высокие сапоги, плащ, перевязь для шпаги и высокая шляпа. Коня с седельными сумами приобрету на месте. Испанский дворянин, уехавший в Германию, а затем возвращающийся на родину через Польшу и Францию. По пути нужно брать бумаги — рекомендательные письма, как свидетельства, удостоверяющие личность. И нужен герб какого-нибудь давно пресекшегося рода, что-нибудь с "сант". Найдем.

Знакомый антиквар позвонил и сказал, что поступила к нему одна игрушка, если нужно, заходите. Пришел. Посмотрел. Однозарядное стреляющее приспособление в виде католического распятия.

Распятие у странствующего дворянина вещь необходимая, особенно у испанского. А при случае может и службу божескую сослужить. Заряжается пулей в рукоять распятия. Капсюль. В кресте ударное устройство. Просишь помолиться, берешь распятие, стреляешь, завладеваешь оружием и спасаешься.

Божеское дело спасти себя, да не божеское дело стрелять в других. А как быть иначе, если нужда подопрет? У нас тоже нужда подпирает. Человек не защищен ни от чего. Если кто-то ткнет в него пальцем, безразлично, будет ли это представитель правоохранительных органов или пахан из организованной преступности, то человека уничтожат прямо в его жилище. Пристрелят как собаку, стоит только заикнуться о своих правах и все потому, что власть имущие превратили правоохранительные органы в средство для решения своих шкурных интересов.

Любой правоохранитель принимал присягу и клялся служить закону, но когда закон сосредотачивается в пределах одного кабинета или одного клана, то тут уж организованная преступность начинает кусать себе локти. Точно такие же, как и они, но еще от государства себе зарплату получают немаленькую, государство их одевает и вооружает самым современным оружием, а они еще и крутятся для себя под защитой закона и оружия.

Вот житуха. Каждую пятилетку устраивается борьба с коррупцией и злоупотреблениями, но кто же будет сам против самого себя бороться? Это есть такой концертный номер, когда один человек изображает двух борющихся нанайских мальчиков. Вот и получается, что человек сам с собой борется. Кто победит? Победит дружба.

Беззащитность человека развязывает руки любым злоумышленникам. Во время массовых репрессий люди безропотно шли под нож, зная, что спасения им нет. Только три человека посмели дать отпор — комиссар Гамарник, который стал отстреливаться и последнюю пулю оставил себе, комкор Примаков, которого потом все равно арестовали и расстреляли, и маршал Буденный, собиравшийся отстреливаться из персонального "максима" до последнего патрона. Этого оставили в живых.

А если бы все невиновные защищали свою жизнь? Да, и тогда ОМОНы и СОБРы были вооружены не хуже сегодняшних, и объединены были в дивизии и в армии с танками, авиацией и другим вооружением и были бы квартирные бои, но тогда бы люди стали задумываться, а что же происходит? Почему красные командиры и видные большевики защищают свою жизнь? Почему мы не можем защитить свою жизнь перед произволом беззаконных законов? Почему преступники могут носить оружие, а простой гражданин не может?

Еще с тех времен остался арест по любому поводу, заключение в тюрьму на период сбора доказательств преступлений, а потом либо срок, либо расстрел. У нас так частенько бывает, что потом репу почешут и выпустят, — иди, сука, и радуйся, что доказательств твоей преступной деятельности не нашли.

Нашим людям не разрешают прикасаться к оружию потому, что сильно боятся своего народа от того, что народ с оружием в руках будет бороться против несправедливости и власти люмпен-пролетариата октября 1917 года.

В гражданскую войну победила идеология большевиков, потому что Белое движение снова хотело всех загнать под царскую корону. Большевики оказались неандертальцами, а буржуазия, извините меня за сравнение, обыкновенными дриопитеками. Вот когда с веток деревьев слезете, то тогда и будете задумываться о приходе к власти в России.

Что-то мы от темы отклонились, а все из-за того, что как только мысли о светлом будущем приходят в голову, так сразу вспоминаешь дедушку Ленина и его учеников, которые штыками загоняли людей в счастье свободы.

Тут по случаю мне досталось седло спортивно-строевое, и не так дорого. Попону купим на месте, а вот седло очень сильно отличается от средневековых седел. Ведь из чего состоит седло? Три детали: деревяка, железяка и ременяка. Деревяка это две дощечки, которые держат седло на спине лошади. Железяки скрепляют между собой эти дощечки. А ременяка это кожаное покрытие каркаса седла. При хорошей отделке получается удобное село. В таком седле удобно крутиться, вертеться в бою, но можно легко свалиться при сильном ударе или упасть, если задремлешь. Такое седло не даст расслабиться.

У ковбоев и у строевых солдатских седел высокие передние и задние луки, за которые можно держаться и чувствовать себя в седле, как в кресле. В ковбойских креслах на передней луке предусмотрен штырь-крюк, к которому привязываются поводья, чтобы освободить руки. Но в отдельных случаях этот крюк может стать опасным орудием, которое ударит по детородным органам всадника, вызвав такую боль, что от крика могут сорваться лавины в горах и занервничать орлы в облаках.

Глава 6

К путешествию все готово, кроме разве что мелочей. Первое. Документ, удостоверяющий личность дворянина. Второе. Деньги. Гульдены, дублоны, дукаты, златники, кондоры, кроны, луидоры, ливры, пистоли, скудо, солиды, соли, флорины, франки, экю. Все это уже исторические ценности и кроме номинальной цены добавляется и нумизматическая ценность. А без денег нельзя. Не сидеть же в шляпе с плюмажем с испанской рапирой в руке и протянутой для подаяния другой рукой. Не поймут мои предки.

Пойти на большую дорогу? Можно, но могут и пришибить в схватке. Из пистоля, пулей как у крупнокалиберного пулемета. Или ножом в спину. Тут уж никакое фехтование не поможет. Значит, нужны драгоценности, но изготовленные не у нас, а за границей. Представляю недоумение ювелира 17 века, который увидит клеймо пробирной палатки СССР и звездочку с серпом и молотом. Хотя, какое им дело до того, что обозначают эти клейма, лишь бы на них не было никаких кабаллистических знаков. Качество наших ювелирных изделий будет намного выше, чем в то время, в каком мне придется жить, но нужны бриллианты и изумруды. Хорошо пойдут и католические крестики, золотые иконки и складни, но с католическими святыми. Все как бы мои фамильные драгоценности.

Ладно, с драгоценностями мы кое-как разобрались, благо сейчас каждый человек может купить себе хоть весь ювелирный магазин, и никто к нему в душу не полезет, типа: а ну, покажь документ, что это все твоим честным трудом заработанные деньги!

Есть деньги — покупай, нет — проходи мимо не загораживай витрину для покупателей.

Намного труднее с документальным подтверждением личности. Сейчас народные умельцы сварганят любой документ, даже такой, что предъявитель сего является резидентом космической разведки в секторе JVC седьмого кольца Сатурна и все ему верят. Как это в старой песне:

Приятель студент, молодой повеса

Мне слепил документ их ОБэХэеСа,

Я гляжу на него и глазам не верю,

Неужели мои будут все ...

Не будем уточнять кто, но сила в документах скрыта большая. У любого разведчика должна быть ксива, а я, по сути говоря, тоже разведчик в прошлом времени и на любой вопрос должен предъявить документ и рассказать правдиво историю моего происхождения и случайного здесь появления.

В прежние мои путешествия я мог свободно предъявить документ, подписанный лично адмиралом Нахимовым Павлом Степановичем или грамотку из Посольского приказа. А вот отсюда-то мы и будем плясать.

Так, по ходу дела и биография вырисовывается. Родился в Нормандии, жил в Испании, ездил на Русь к Московскому Великому князю на службу, еду проведать моих престарелых родителей, да будет простерта над ними милостивая рука Святой Девы Марии. И по этому поводу есть и грамотка из Посольского приказа, подтверждающая, что дворовый человек князя Московского Владимир Андреев Немчинов направляется к своим родственникам в Гишпанию для проведывания и помощи. И подпись. И печать. И дворянство подтверждено, и личность засвидетельствована. Оттиск печати посольской у меня есть на бумаге, а наши спецы ее изделают в лучшем виде. На компьютере и еще в каучуке. Тут тоже подводный камень есть. Найдется какой-нибудь крючкотвор и скажет:

— А позвольте-ка уважаемый сударь полюбопытствовать, где это и в какой стране на печатях так четко и ровно круги вырезают. Как будто не человек это делал, а какая-то машина в виде автоматического циркуля. А?

И что ему сказать? То-то. Будем надеяться, что крючкотворам бумагу близко показывать не буду. Считаю до трех: раз-два-три... Ничего не разглядел? А там и разглядывать нечего. Шутки шутками, но вопрос действительно серьезный, придется печать ставить на неровной поверхности, чтобы и изображение было таким же неровным.

Русский язык я знаю. Кое-какие языки тоже знаю прилично для общения по любым вопросам. Одет буду по времени. С неизвестными мне языками лингвафон поможет. Один лингвафон остался в закопанной автомашине и ждет лучших времен, когда мы все-таки откопаем изделие мастеров с планеты Таркан и пронесемся по Северной Осетии с ветерком...

Заказ на изготовление печати разместил. Вместе с костюмером театра посадили мастеров на изготовление мне костюма. Костюмер сам приглядывал, как его шьют. Опять же само шитье. В те времена машинок швейных не было, шили на руках, специальными одежными швами. Получалось достаточно быстро, да и крепость была неплохая. Машинки появились только в девятнадцатом веке. Патент на самую удачную машинку в августе 1851 года получил американец Исаак Зингер, ставший мировой знаменитостью. Меня заверили, что машинная строчка будет только там, где ее не будет видно, а мне кажется, пусть шьют, как хотят.

Глава 7

Легко сказать, сейчас поеду в путешествие по времени. Раньше и я тоже так думал. Что из этого получалось, читатель уже знает по прочтению ранних их описаний. К любому мероприятию нужно готовиться, чтобы путешествие было приятным и запоминающимся по природным красотам, а не беготней по восполнению того, что не удалось заготовить заранее.

Итак, на поезде еду в Калининград. Там покупаю коня на одной из конеферм и переношусь в год примерно 1650-й после окончания Тридцатилетней войны. Войны между католической и протестантской Европой. Испания и Австрия Габсбургов, католики Германии и Польши против Франции, Швеции, Дании, Нидерландов, Англии, России. Практически все государства Европы участвовали в этой войне. Одни империи распадались, другие укреплялись.

Багажа у меня набралось немало. Провожали меня только близкие люди. Футляр с боевой рапирой был в руке, в кармане чувствовалась тяжесть пистолета, купленного у моего знакомого антиквара. Полицейский "Вальтер" первых выпусков калибра 7,65 мм, нигде "не запачканный и не засвеченный" с оперативной кобурой под левой рукой. Как это говорят: "Трудно жить в деревне без нагана". А в моем путешествии с большим количеством ценностей это совершенно не лишний предмет гардероба.

На дорогу ушла почти неделя. Трое суток до Москвы. Сутки до Петербурга. Сутки на пароме до Калининграда. Вещи в камере хранения. По объявлениям нашел конеферму. Съездил, приторговал себе коня. Купил и попону, так как на седле моем потник очень маленький.

Перевез вещи на ферму и переночевал. Сказал, что я из военно-исторического клуба и занимаюсь ролевыми играми в духе короля французского Людовика четырнадцатого. Хозяин даже и не удивился.

— У нас, — говорит, — со всех стран приезжают ваши ролевики, битвы настоящие производят, из пушек, ружей стреляют. Интересно посмотреть. Если что, приезжайте снова, ночлег и питание обеспечим.

Я оставил у него свою одежду и выехал в направлении видневшегося вдали леска с надеждой, что часа через два я перешагну порог времени и буду уже там.

Подъехав к лесу я, я повернул кольцо на три с половиной оборота влево. Мгновенное потемнение в глазах показало, что перемещение произошло и что я уже не так болезненно реагирую на него. Попривык, что ли. Обернувшись назад, я увидел все-тот же хуторок фермерского хозяйства, из которого выехал не более часа назад. Все было так же и не так.

Из печной трубы вился дым, и цвет хуторка стал как будто бы потемнее. Нужно проверить, что именно изменилось и заодно произвести корректировку по времени. Чем ближе я подъезжал, тем больше было изменений в самой конструкции дома, прилегающих построек, загонов. Не видно трактора с прицепом, автомобиля хозяина, пары велосипедов, зато появилось бревно коновязи, у которого уже стояли три оседланных лошади и преспокойно похрустывали сеном.

Свою лошадь я привязал рядом и сунул перед ее носом пук лежавшего рядом сена. Зашел в дом. Конечно, я уже в другом времени. Дом больше. Конструкции прочнее. Не видно фабричной обработки древесины. Все делалось вручную и обрабатывалось примитивными стругами. Но было крепко и добротно.

За большим столом сидели три человека при шпагах. Около них стоял здоровяк лет пятидесяти, вероятно, хозяин и бегала деваха лет до тридцати, заменяя тарелки. Один из сидевших за столом все время лапал ее за задницу, отчего она весело смеялась.

— Ничего себе порядочки, — подумал я про себя. — С этими мужичками ухо нужно держать востро. Хотя, если бы девушке не нравилось такое обращение, давно бы уже огрела чем-нибудь любителя мягких ощущений.

Люди разговаривали на немецком и не немецком языке. Я когда-то учил немецкий язык и чувствую, что это немецкий язык и в тоже время не немецкий. Ничего не поделаешь, в Германии вроде бы немецкий язык один, а немало наречий, сильно отличающихся друг от друга. Я стоял рядом и приложив руку к уху тихонечко покрутывал колесико настройки лингвафона. Вдруг мне прорвался голос:

— ...чего ты с глухим разговариваешь? Пошли его в ... и неси нам еще бутылочку рейнского.

Говорил один из гостей. Можно сразу опуститься ниже травы и тише воды и скакать зайчиком от кустика к кустику, а уж если прибыл куда-то, то и нужно ставить себя так, чтобы если не боялись, так уважали.

— Это кого вы назвали глухим, майн герр — мой голос на том же наречии, но с металлическими нотками не предвещал ничего хорошего, даже при условии, что мне пришлось бы драться одному против троих. — Может, соизволите повторить это еще раз, перед тем как измерить длины наших шпаг?

В комнате воцарилась тишина. Не сомневаюсь, что здесь видали виды еще и не те. Но и моя наглость вполне оправдана. Человек с порога получил оскорбление и захотел вступиться за честь и достоинство лапаемой девушки.

— Ну, что же, подумайте, что вы можете сказать, а я пока перекушу вот за тем столиком, — и я прошел к небольшому столику, — хозяин, подойди сюда.

Хозяин подошел и сразу попросил плату вперед. Вот, шельма, видит, что дело пахнет керосином, так и деньги хочет получить вперед. Бизнес, ничего не поделаешь. Я достал из кошелька золотую подвеску размером с рублевую монету образца 2001 года и кинул на стол. Хозяин схватил ее, попробовал на зуб и сказал:

— Сударь, сейчас на вашем столе будет все что угодно.

Перед этим он подошел к большому столу и показал гостям то, что он получил в виде оплаты. То ли хотел посоветоваться о действительной стоимости вещицы, то ли подсказывал, что если у меня отобрать все, то он согласен на четверть всего захваченного. Люди с такой разбойничьей мордой только так и поступают. И ведь я не ошибся. Один из гостей, который нелестно отозвался обо мне, встал и подошел ко мне:

— Пока вы не начали кушать, сударь, я хочу вам еще раз повторить, что вы глухой и тупой павлин, неизвестно как очутившийся здесь. И если вам так угодно, то мы можем измерить длины наших шпаг. В присутствии свидетелей.

Я посмотрел и действительно отметил, что моя одежда разительно отличалась от их одежды совершенством отделки и расцветки, что ли.

Мы вышли на свободное место и обнажили шпаги. То ли это стресс, то ли еще что, но я не чувствовал никакой робости. У меня всегда такая ерунда случается, как только перехожу какую-то грань, то перестаю вообще бояться чего бы то ни было. Зато потом... Да, наверное, не я один такой. Каждый человек знает свою грань и у кого-то есть силы перешагнуть через нее, а кто-то так и остается по эту сторону наблюдателем.

Поединок не был киношным фехтованием. Мы не фехтовали, мы рубились и тыкали шпагой в противника при первой же представившейся возможности. Потом, может быть, когда я вернусь домой, то буду вспоминать мой первый бой и говорить, что я провел прием "фусикумисяка" и разрубил противнику рукав, задев и тело. Не знаю, из какой стали изготовлена российская "бретта", но рубила она знатно.

Вот уже вскочили из-за стола еще двое гостей и бросились на меня. Меня спасло то, что у противников не было даг. Дага — это такой кинжал, как миниатюрная шпага, которая берется в левую руку для того, чтобы отвлечь шпагой внимание и вонзить дагу в живот или в спину противника. Нечестно это, но война на то и есть война, чтобы воевать не только честностью, но и оружием.

Спасало меня и то, что места для размахивания шпагой было мало и моим противникам приходилось уступать другу другу очередь, вместо того, чтобы всем, как положено кодле, а не благородным дворянам, броситься на меня скопом. Как я пожалел, что не надел кольцо-револьвер. Такая штуковина существенно бы уравняла наши шансы. Из револьверчика трудно кого-то убить, если не стрелять в упор в голову, но нанести увечья и вывести из строя лишних участников драки можно.

Мое беспорядочное махание шпагой возымело действие, все трое были ранены. Как меня учили, в первую очередь я пытался поразить руку с оружием, затем достать до лица, шеи и туловища.

Мандраж первого кровавого боя стал улетучиваться, я начал трезво оценивать обстановку и осмысленно наносить удары по всем правилам бойцовской науки. И тут случилось совершенно невероятное. Хозяин таверны стукнул меня по голове деревянным черпаком, а его работница или родственница, за честь которой я собрался вступиться, облила меня не совсем холодной похлебкой.

Я бы, наверное, сразу и вырубился после первого удара, да варево меня привело в чувство. Извините меня дорогие женщины, но у меня куда-то исчезли враждебные чувства к моим соперникам, и так мне захотелось врезать простым кулаком по этой симпатичной женской физиономии. Со всего маха, по-мужски, чтобы она кувырком полетела. Все могу простить женщине. Чего бы она ни сделала, у меня даже мысль не шевельнется ударить ее, если только она сама не попробует распускать руки. А здесь? Обгажены все мои прекрасные чувства, да еще какой-то гадостью с жиром залита моя одежда. Сплюнув на пол, я вышел на улицу. За мной никто не пошел.

Глава 8

Ничего себе приключения начались. Будущему мушкетеру в Менге тоже наваляли, но его-то не облили похлебкой. Моя шляпа облита, камзол, брюки, сапоги. Шпагу в руки нельзя взять, рука скользит по рукояти. Много русских слов я сказал в сердцах, пока не отвязал лошадь и не сел в седло, испачкав и его, как будто специально смазав жиром. Лошадь, услышав знакомые слова, успокоилась и затрусила по дороге в ночь.

Вещей у меня было немного. В мешочке, привязанном к седлу, лежали зубная щетка с пастой, полотенце, станок бритвенный с помазком и мыльной пеной. Лекарства в полиэтиленовом пакете. Золото и грамота посольского приказа в кожаном кошеле на поясе. А где же кошелек? Кожаная завязка на поясе, а кошеля нет. Денег ни копейки. Документов нет. Грязный как свинья на ночной дороге в Восточной Пруссии после окончания Тридцатилетней войны. Вот уж никак не мог предположить. И все мои труды по изготовлению похожей одежды, скупка золотых украшений и изготовление грамоты с печатью — все пошло прахом. Что еще на меня должно свалиться? Камень с неба? Да сколько же можно? Пришла беда отворяй ворота и, словно подтверждая эту истину, раздался голос:

— Кошелек или жизнь и побыстрее!

Три тени впереди и одна сзади перекрывали мне путь в любую сторону на опушке леса. Вероятно, Бог мне их послал навстречу, чтобы я смог хоть на ком-то выместить свою злость. Я выхватил пистолет "Вальтер" и выстрелил в тень сзади, а потом стал стрелять в тех, кто был впереди. Кто-то охнул, кто-то закричал пронзительно и когда я спешился, то передо мной на коленях стоял мужичонка и молил о пощаде, обещая служить мне верой и правдой. Говорил по-немецки, но с каким-то акцентом.

— Ты кто такой? — спросил я.

— Солдаты мы, господин, пытаемся домой вернуться, да то денег не хватает, то силы закончились, вот и ходим по лесам да по дорогам деньги на дорогу собираем, — словоохотливо заговорил мой пленник.

— Разбойничаете? — ухмыльнулся я.

— Да разве это рабой, ваша светлость, баловство одно, — сказал солдат. — А вот те господа, что на мызе сидят, вот это разбойники так разбойники. Душегубы. А хозяин мызы у них вроде как скупщик награбленного. Они к нему приезжают ближе к ночи после грабежей богатых людей. Да и мыза вроде бы как приманка-ловушка для проезжих путников. Вас-то мы заметили давно. Все смотрели, выживете ли, а если выживете, то хоть разживемся у вас монетой на пропитание.

— Хочешь домой добраться наверняка, с приключениями, но с сытой и пьяной рожей? — спросил я.

— Да, ваше сиятельство, да я для вас что угодно сделаю. Когда начальник есть, то сразу снимается забота о пропитании и жизнь делается легче, исполняй, что прикажут и живи в свое удовольствие, — заворковал бывший разбойник.

— Хорошо, давай-ка заберемся поглубже в чащу и переночуем у костерка, — сказал я.

Я развел небольшой костер, на котором мы поджарили по куску хлеба, оказавшегося у моего нового подчиненного.

Сон в эту ночь с натяжкой можно было назвать сном. Осень только в Африке теплее нашего жаркого лета, а везде в Европе осень не сильно жаркая пора. Костерок пригревал, и мы впадали в сонное состояние. Как только костер прогорал, так сразу холод вцеплялся своими иглами в наши тела, приглашая уснуть так, чтобы потом не встать никогда.

Дремал я вполглаза, наблюдая за невольным знакомцем, чтобы он ночью не напал на меня, и тот тоже боялся меня. Кто его знает, какие люди ездят по ночам и имеют ли при себе много пистолетов, которые прячут неизвестно куда.

Измазанную жиром одежду я вытирал травой и опавшими листьями. Кое-что оттер, но одежду придется либо отстирывать, либо выкидывать.

— А друзья твои где? — спросил я, когда уже наступило утро и мы стали разминать руки и ноги, чтобы прийти в нормальное состояние.

— Разбежались, кто куда, когда вы стали стрелять, — ответил мой спутник.

— А как тебя зовут? — спросил я.

— Рядовой Франц Рот, — отрапортовал он.

— Немец? — уточнил я.

— Можно сказать, что и немец, — улыбнулся Франц Рот.

— А еще кто? — стал уточнять я.

— А кто угодно, я везде могу прижиться, — бодро отвечал Франц.

— Выходит, что Рот — это не полная твоя фамилия? — продолжал я расспросы.

— Не полная, ваше сиятельство, — вздохнул рядовой, — если я вам скажу полную фамилию, то превращусь в существо презираемое.

— Там, откуда я приехал, ко всем людям относятся одинаково, — успокоил я его. — Так как звучит твоя фамилия полностью?

— Ротшильд, ваша светлость, — тихо сказал Франц.

— Нормальная фамилия. Ты еще не знаешь, как будет звучать твоя фамилия во всем мире, — успокоил я его, — я тебя нанимаю к себе на службу и доверяю тебе свои финансы и все хозяйственные дела. И не зови меня светлостью и сиятельством. Называй просто сударь. Кто спросит, отвечай, что фамилия моя Немчин и еду я в Испанию.

Вот попался мне парень. Может однофамилец, а, может, и родоначальник знаменитой фамилии Ротшильдов. Вот вам большевистский лозунг в действии: кто был никем, тот станет всем. Шильдой обычно называют табличку, которую прикрепляют к станкам, к папкам, к портфелям и на которой пишут что-то либо возвышенное, либо пояснительное. Получается, что шильда везде ко двору и везде она нужна. А сейчас нужно проверить моего слугу в деле.

Задумал я нанести визит к моим обидчикам и потребовать возмещения всех нанесенных мне моральных и материальных убытков. Вместе с Францем мы организовали пост наблюдения на опушке леса. Примерно где-то часов девять утра из мызы выехала повозка в сопровождении одного всадника. К повозке были привязаны две оседланные лошади. Похоже, что я зацепил двух разбойников, да так, что им трудно ехать на лошади. Может быть, раны и не сильно опасные, но в антисанитарных условиях и без надлежащего медицинского ухода они могут стать и причиной смерти. У меня есть с собой запас антибиотиков на всякий случай. Тогда об антибиотиках еще ничего не знали. Все лечение состояло в промывании раны, прикладывании к ним различных трав, настоев, а то и просто засыпании порохом или прижиганием раскаленным металлом, а потом наложением повязок. Часто в боях гибло меньше людей, чем потом умирало от ран.

Мы еще понаблюдали за мызой пару часов и поехали к дому совершенно открыто. Франц сидел за моей спиной с дубиной в руках. Одежда его была в таком состоянии, что его смело можно было назвать просто оборванцем, каких много шаталось по дорогам того времени.

Глава 9

Подъехав к мызе, которую можно было назвать и хутором, и заимкой, и отдельно стоящим домом, я привязал лошадь к высокому забору, и мы прямо с лошади перемахнули через него. Я с обнаженной шпагой шел впереди, сзади с дубиной шел Франц. Без стука я открыл дверь и вошел в большую комнату, где я был вчера.

— Хозяин, твою мать, — громко закричал я, — выходи, иначе я сожгу твою богадельню.

Испуганный хозяин в переднике вышел из подсобного помещения и, увидев меня, повалился на колени:

— Сударь, не губите нас, — запричитал он, — мы люди подневольные и делали то, что нам прикажут. Марта, иди, кланяйся нашему благодетелю.

На лице Марты я не видел никакого раскаяния. Что-то мне кажется, что главным идеологом этого разбойничьего вертепа была она.

— Вот так, хозяин, — сказал я, — ты должен возместить мне стоимость испорченной одежды и выплатить штраф за вероломное нападение в твоей харчевне.

— Что вы, ваша светлость, откуда у нас деньги, — скороговоркой зачастил хозяин, — у нас все натуральное, что и получим, то сразу отдаем в виде налогов в магистрат...

— Не слушайте его, сударь, — прошептал мне на ухо Франц, — сейчас мы немного подумаем и найдем, где он прячет все ценности.

Франц походил по большой комнате, затем зашел в комнату поменьше, побыл там минут пять, вышел и сказал мне:

— Сударь, давайте запрем хозяина с девкой в чулане, а то они, чего доброго, нас сами запрут в ловушке.

Мы закрыли хозяина с Мартой в подсобке, придвинув к дверям самый большой стол. Если будут колотиться, то мы услышим.

В маленькой комнате Франц показал мне следы того, что стол там отодвигали часто и не совсем точно поставили на место, о чем свидетельствовали полоски чистого пола с одной стороны ножек.

Отодвинув стол, мы увидели люк в подпол. В сухом помещении была развешена женская и мужская одежда различных фасонов. На полках лежали какие-то бумаги, в двух ларцах были сложены деньги и драгоценности.

— Сударь, да с таким богатством можно начинать любое дело, — сказал Франц.

— А ты не думаешь, что мы, забрав награбленное, становимся такими же грабителями, как и те, кто это награбил? — спросил я.

— Что вы, сударь, — рассудительно отвечал Ротшильд, — это трофеи войны зла с добром. Вроде бы все то же самое, но это мы отняли у грабителей. Мы не знаем, чье это, поэтому со спокойной совестью можем пустить это ценности на добрые дела.

— На какие же такие добрые дела ты предлагаешь пустить эти деньги? — спросил я.

— Да на то, например, чтобы мы с вами были сыты, а чем больше будет сытых и одетых людей, тем меньше будет голодных и раздетых, — ответил Франц.

— Ладно, философ, собери все ценности в мешок и подбери себе одежду по вкусу, — сказал я.

Я практически полностью сменил свою одежду, мысленно пообещав себе помыться при первой же возможности. Взял теплые плащи на случай, если придется ночевать в лесу. Среди бумаг я обнаружил и свою грамотку из Посольского приказа, а среди драгоценностей и изделия двадцать первого века. Никаких угрызений совести я не чувствовал. Вернул свое и наказал зло.

Франца было не узнать. В хорошей одежде и с тесаком на поясе он выглядел заправским воякой, да и в нашем походе показал себя не с робкой стороны. В конюшне мы подобрали для него коня, простое седло, взяли продуктов в кладовой и уехали.

Те люди, которые первыми приедут на мызу, найдут тайник и сделают вывод о том, кто эти хозяева. Больше с хозяевами именно этой мызы мне встречаться не пришлось.

Дорога наша протекала плавно в рассказах моего неутомимого рассказчика о Тридцатилетней войне. Все началось с распрей между протестантами и католиками. Вроде бы все христиане и верят в Бога. Ан нет.

У католиков кроме Библии, как источника вероучения, есть еще Священное предание, которое является сборником решений Вселенских Соборов. Такими же главными книгами являются Катехизис, Кодекс канонического права, Догмат о папской безошибочности и учительства Папы Римского в вопросах веры и нравственности, провозглашаемого ex cathedra и утверждение первенства Римского епископа как преемника апостола Петра и монархической власти Римского епископа над всею Церковью.

Католики почитают догмат о Непорочном зачатии Девы Марии и догмат о Ее телесном вознесении, учение о чистилище, мучениках, святых и блаженных при различии между поклонением, подобающим одному лишь Богу (latria), и почитанием святых (dulia), нерасторжимость таинства брака.

У католиков практикуются семь таинств: крещение, брак, миропомазание (конфирмация), евхаристия, исповедь, елеосвящение и священство.

Я не буду раскрывать эти таинства, потому что любой пытливый ум найдет себе возможность просветить себя так же, как просвещал меня простой солдат Ротшильд, который оказался огромным докой в делах религии. Откуда он все это знает, я вам потом расскажу.

Протестанты верят в бытие Бога, его триединство, в бессмертие души, рай и ад, но совершенно отвергают учение о чистилище. Они признают спасение личной верой, священство всех верующих и единственным источником вероучения для них является Священное Писание — Библия. Она была переведена на национальные языки и понимается всеми людьми так, как это хотел сказать Бог. И ко всем христианским учениям и догматами они подходят с точки зрения соответствия их Библии. Поэтому протестанты и отказываются от различного рода церемоний, которые преподносятся католиками как вера в Бога.

Протестанты считают, что первородный грех извратил природу человека. Поэтому человек, хоть он и остается вполне способным на добрые дела, может спастись не своими заслугами, а только верой в искупительную жертву Иисуса Христа.

Честно говоря, мне почему-то кажется, что православие и католичество находятся примерно на одних и тех же позициях, и я по своим убеждениям являюсь православным протестантом.

— Франц, откуда ты все это знаешь? — спросил я, будучи сильно удивленным его познаниями в теологии и сгруппировав то, что он рассказывал по пунктам.

— Война, сударь, дама переменчивая, — с хитринкой отвечал он, — иногда она скачет вперед, захватывая все новые территории, а то возвращается назад, иногда медленно, иногда быстро, теряя по дороге своих поклонников. А такая же дама с другой стороны идет за ней и подметает все оставленное. Спросят меня, а ты католик или протестант? А ну ответь я не так, и все — вздернут на суку, только ножки задергаются. А так присмотришься к людям, как они крестятся, кому и сам скажешь, что, мол, клянусь непорочной Девой Марией, что я католик и отстанут супостаты. Или скажешь, что ты с Библией не расстаешься, и только вера твоя помогает тебе в спасении своей души. И протестанты говорят тебе — здравствуй, брат. А крестики у всех одинаковые. И говорят все на одинаковых языках, да только Библия моя на немецком языке в одном кармане, а на латыни — в другом кармане. И тут главное не перепутать.

— А ты сам-то, какой веры, Франц? — с улыбкой спросил я.

— Вера моя древняя, да только для спасения души своей и тела приходится быть и тем, и другим, — ответил Франц.

В принципе, он прав. Католичество за свои догматы оставило нам в истории инквизицию и Варфоломеевскую ночь. Души спасали, уничтожая протестантов, иноверцев, в числе коих были и родственники моего нового товарища.

Глава 10

Тот же Франц рассказал мне о том, как началась Тридцатилетняя война.

Выборные протестантов из Богемии в 1618 года приехали в Прагу в католическую комиссию, чтобы потребовать объяснений по поводу строгих мер, принимаемых по отношению к ним. Спор в комиссии превратился в драку, и делегаты выбросили из окон замка двух чешских католических советников и секретаря императора Священной Римской империи.

Выброшенные из окна упали в кучу навоза и спаслись. Не всяк враг, кто тебя в дерьмо бросает и не тот друг, кто тебя из дерьма вытаскивает. Старая побайка. Мятежные протестанты сразу сформировали свое правительство и создали небольшую армию. Вот так и началась Тридцатилетняя война.

Хочу, уважаемый читатель, сделать небольшое отступление. Дальше речь пойдет о вещах интимных, поэтому я не буду раскрывать истинные имена героев и их точные места жительства, чтобы, не дай Бог, не бросить тень сомнения или подозрения в чем-то неблаговидном на их потомков.

Как-то очень быстро и незаметно ухоженность лесных дорог и аккуратность встречавшихся фольварков сменилась обыкновенным, нашенским отношением к объективной реальности, название которой созвучно со словом марксизм и вышло оно из народных слоев, но, тем не менее, претендует на занесение в разряд научных терминов вольного толка.

На дорожных развилках стали встречаться столбы со статуйками Девы Марии и распятиями, где каждый католик (после проведенной беседы по ликвидации религиозной безграмотности я уже стал разбираться, что и к чему) мог преклонить колено и вознести молитву Спасителю нашему и матери его.

Домишки и одеяния людей сразу наводили на мысль, что мы попали как будто куда-то на Украину. Да и разговор людей, упоминавших дзенькỳе, коштỳе, парасóлька, скарпэтки, сподэнке, поньчóхы, кáва, цебỳля, шклянка, ондуляция, око, пéрсь, почекáльня, пан. Только язык то не украинский, а польский. Восточная Пруссия закончилась и началась Польша, Полония. Речь Посполитая.

— Prosze o panski paszpot? (Прошу ваш паспорт), — произнес по-польски всадник с белым пястовским орлом на кокарде и с белым султанчиком под ней. Два человека сопровождали его. Никак пограничный патруль.

Мы достали свои бумаги.

— Так, так, — загадочно произнес начальник патруля, — были на службе в Московии, пан?

— Был, пане, — ответил я, — а сейчас еду проведать родственников в Гишпанию.

— Так, так, а чем же москали так сманили вас, ясновельможный пан, на русскую службу? — недобро спросил поляк. — А вы знаете, сколько они побили поляков, которые несли им культуру и веру истинную в Бога нашего Иисуса Христа и Пресвятую Деву Марию? И какой черной неблагодарностью они нам отплатили? Польша во веки веков не забудет им этого оскорбления, и всегда будет делать так, чтобы москали содрогались, когда им придется приближаться к нашим пределам. А вам, ясновельможный пан, не ежится в наших пределах?

Чувствовалось, что начальник патруля не прочь подраться и на кулаках, и на саблях, да только зацепить меня не может, и оружия у меня одинакового с ним нет, а он, вероятно, в шпажном бою не мастак.

— Нет, пан, не ежится, — сказал я, — я же не русский, а был только на службе у них. Русскому царю так же почетно служить, как и королю польскому, и королю французскому, и королю испанскому. Честь солдата ценится всеми. В те времена, о которых пан имеет честь поминать, я был еще маленьким, и мне не довелось быть свидетелем этих событий. Соглашусь с паном в том, что русские очень своеобразные люди. Они учат медведей плясать под свою дудку, но сами ни под чью дудку плясать не собираются и не будут. И учатся они только тому, что им нужно и науку всю под себя переиначивают. Каждый, кто их обучать возьмется, сам быстрее станет русским, чем они станут нерусскими.

— Так, пан, есть так, (так по-польски обозначает "да")— сказал примирительно начальник патруля, — с русскими опасно воевать. Они без войны могут победить любого завоевателя, рассеяв его силы по необъятной территории, а потом уничтожив противника поодиночке малыми группами. А что, пан, не собираются москали войной идти против Польши?

— Нет, пан, не увидел я у них замыслов воевать западные границы, им своей территории уже девать некуда, куда им еще чужие народы, — ответил я.

— А ведь москали считают часть Польши своей русской территорией, называют ее Украиной, а поляков туземных называют украинцами. Какие они украинцы, у них даже язык почти польский, и вера у них почти польская, и сами они через три-четыре поколения станут чистыми поляками, получат такие же права шляхетные, а русские хотят их под свое крыло взять, — разразился речью мой собеседник.

— Если Польша не станет вырезать и ополячивать исконно русские народы, и если народы эти не призовут Россию спасать их, то Россия никогда не пойдет на войну с другим государством, это точно — твердо ответил я. — Сейчас Россию заботит мысль, брать или не брать под свою руку княжества грузинские, которые находятся на грани полного уничтожения своими воинственными соседями из Персии и Турции. Как это у вас говорят, не было у бабы забот, так купила себе порося. Как бы и грузинские княжества не стали тем поросенком, которого нужно будет кормить, защищать от волков, а в результате из поросенка вырастет огромная свинья.

— Цо то есть точно, — захохотал пограничник. — Те, кто переметнулся к русским и подписал с ними Переяславский договор, будут такими же, как княжества картлинские. Я их знаю. Ох, и помучаются с ними москали, а они все равно придут под нашу руку, потому что кровь нашу, шляхетскую, даже китайская кровь не перебьет. Приятно было с вами, пан, пообщаться, все-таки западные крови есть западные крови, даже дух у нас един. Если будет вас допекать наша дефензива (контрразведка), то скажите, что от поручика Сладновского добро имеется. Доброго вам пути, пане, рекомендую на ночь остановиться в корчме с огромной рыбиной на вывеске. Хозяин там Ярыба предоставит все тридцать три удовольствия. Все порядочные люди там останавливаются.

Поручик не обманул. Все тридцать три удовольствия собрались в этом кабаке с гостиницей у Ярыбы. Вино рекой, закуски тьма, заводной оркестрик с неизменной скрипочкой и красивые полонинки, готовые на все, если у пана красивые глаза, усы и толстый кошелек. Три дня промелькнули как во сне. Франц торопил.

— Сударь, — говорил он. — Польша — это не заграница. Восточная Пруссия — это герцогство, подчиняющееся Польше. Да-да, это центр Тевтонского ордена, большинство населения немцы и литвины, но после битвы при Грюнвальде орден приказал долго жить в составе Речи Посполитой.

— Подожди, Франц, — сказал я, — еще одни сутки, не могу я вот так бросить красавицу Ядвигу, сказать ей — простите, мадам, дела меня ждут.

— Так и надо сказать, сударь — дела нас ждут, — бурчал себе под нос Франц, — только оружие держите наготове. Мы не так уж далеко и уехали от того места, которое нам еще икнется.

И ведь как в воду глядел Франц.

Глава 11

Когда я сказал Ядвиге про то, что нам нужно ехать дальше, так сразу наши лирические отношения превратились в отношения продавца и покупателя.

— Чи ма пан пенендзэ (У пана есть деньги?), — деловито осведомилась девушка.

— Мам дỳжу пенендзы, — сказал я и стал собираться. — Иле мам заплациць (Сколько с меня?)

— То коштуе дзесеньць злотых (С вас десять злотых), — как в кассе сообщили мне.

Я отсчитал десять монет и положил их на стол. Чем хороша продажная любовь? Заплатил и пошел дальше, не терзаясь тем, что разбито чье-то сердце и что кто-то не спит ночью, роняя крупные слезы на подушки. Свято место пусто не бывает и уже кто-то другой лежит с красавицей Ядвигой, слушая, как она расхваливает боевые качества пана.

Я шел по пустынной улице и крутил свой револьверный перстень на среднем пальце левой руки.

— Вот он, — раздался хриплый голос, — пропивает и просаживает с девками наши денежки и даже не думает прятаться от нас. Окружайте его и не дайте уйти. Он нам нужен живым, чтобы рассказать, где у него спрятаны наши деньги.

Я увидел пять фигур в шляпах и со шпагами на боку. Ну, что же, это есть наш последний и решительный бой. Я выхватил свою шпагу и пошел вперед. После первого выстрела упал стоявший впереди меня бандит. Второй выстрел застал завыть другого. Нападавшие притихли. Еще один выстрел заставил схватиться за ногу третьего. Мал да удал. Скорость полета пули небольшая, но и останавливающее действие немаленькое. Один из бандитов быстренько подхватился и побежал.

Я остался один на один с тем человеком, который называл меня глухим. Фехтовал он неплохо и был малым не робкого десятка. Поединок продолжался не более пяти минут. И этих пяти минут хватает, чтобы вложить в них все силы и умения. Я получил ощутимый удар в левую руку. Кончик шпаги прошелся и по моей левой щеке. Миллиметры, а они могли бы явиться и причиной окончания поединка по случаю тяжелого ранения. Наконец, я смог достать правую руку соперника, а затем нанести поражение в ногу. Все, нужно уходить, что я и сделал.

— Мы тебя найдем и под землей, — пообещал мой соперник.

— Хрена с два мы меня найдете, — сказал я ему и ушел.

Я поднял Франца с постели и сказал, что он был прав в том, что нам нужно уезжать немедленно, и мы уезжаем прямо сейчас. Ротшильд убежал рассчитываться с хозяином и готовить лошадей, а я занялся своими ранами.

На щеке царапина, но достаточно глубокая. Обработал йодом, а вот на руку пришлось накладывать повязку и делать себе противостолбнячный укол. Рука болела, но терпеть было можно. Я вообще терплю сильную боль, но терпеть не могу уколов, а тут пришлось делать укол самому себе. Неприятная это штука.

Выехали мы с первыми петухами и ехали почти две недели, делая лишь небольшие остановки для отдыха, ночевки, кормления и водопоя лошадей, стремясь как можно быстрее пересечь Польшу по приморской ее части.

Приморская часть Польши с ее Вестерплатте, немецкими названиями городов — Гданьск-Данциг, Щецин-Штеттин это вообще тема исследований многих немецких ученых, которые написали по этому поводу тома и тонны бумаги, но так и не пришедших к определенному выводу по этому вопросу. Поэтому и я не буду глубоко вдаваться в этот вопрос, скажу только, что польско-немецкое противостояние в этом районе не шло на пользу краю, хотя знание "гутен таг, майн геррен" и "дзень добры, панове" не мешало никому. Как хорошо, что в моем путешествии время перемен еще не наступило.

Аккуратные домики и отсутствие на перекрестках статуек Девы Марии сказало нам о том, что мы уже в Германии. Сказать о Германии как о едином государстве в то время было нельзя. Как таковой Германии не было. Были немецкие княжества, маркграфства и курфюршества. Мы сделали остановку в Баден-Бадене, довольно крупном городе того времени, где были целебные источники, излечивающие от всех недугов. Вот в этом городке мы и решили остановиться на какое-то время, чтобы узнать, что делается в мире и какие веяния нам будут интересны.

Франц Ротшильд был парнем оборотистым. Снял квартиру из двух комнат с кухней. Для него тоже была отдельная комната, где он хранил все наши деньги и вел финансовые расчеты. Готовила и приносила еду кухарка, готовившая еще на двух жильцов. Готовила, надо сказать, неплохо. Утреннюю уборку производила приходящая горничная.

Многим из нас приходилось бывать на курортах. Сразу после приезда, пока еще не осмотрелись на местности и не ознакомились с обстановкой, у человека думы об отдыхе и поправке на водах. А как человек первый раз пришел к бювету на "водопой", то мысли совсем другие — какой тут отдых, когда дел невпроворот.

Старинные манеры, по-современному очень чопорные, тем не менее совершенно не мешали вести светский образ жизни, осаждать неприступные крепости, от которых либо уходил за бесперспективностью дальнейшей осады, либо водружал на ней свое знамя, и все в пределах норм этикета и культурного поведения. И это при том, что появление с женщиной в обществе более двух раз уже считалось чем-то вроде помолвки и всеобщего объявления о серьезности отношений этой пары. Вот в этом заключалась трудность старомодного ухаживания.

Нужно сразу и навсегда забыть о возможности похлопывания по попке, объятий и поцелуев при первой же возможности. Большое значение имеют разные знаки, свидетельствующие о том, что вам готовит та или иная встреча. Одни только взгляды могут сообщить всю необходимую информацию, и не нужно подходить и знакомиться, потому что мажордом обязательно сообщит присутствующим о прибытии того или иного гостя.

Если это вас заинтересует, то я могу сообщить несколько приемов азбуки взглядов. Когда-нибудь да пригодится, возможно, что нормы поведения будут меняться и на смену всеобщей разнузданности придет эра целомудрия.

Глава 12

Когда вы входите в бальный зал, то внимательно оглядитесь и раскланяйтесь со знакомыми вам людьми, не забыв как следует присмотреться к находящимся там женщинам.

Если вы увидите двух женщин, шепчущихся глядя на вас, то вы заинтересовали их. О чем они шепчутся, не известно, но явно о вас. А девушки, когда шепчутся, всегда делятся своими интимными секретами. Более зрелые женщины постараются скрыть то, что вы произвели на них впечатление и понравились. Но даже в старшем возрасте женщины не перестают шептаться о понравившемся им мужчине и в тоже время в ходе разговора начинают соперничать друг с другом, желая, чтобы мужчина обратил на них внимание.

Если женщина к тому же поигрывает своими украшениями, то это самый явный признак нервозности или избытка сексуальной энергии. А если она поглаживает их, пристально глядя мужчине в глаза? Ну, иди же сюда, не стой столбом, когда тебя ждет такая женщина!

Заметив вас, женщина выпрямляет спину, чтобы подчеркнуть выпуклости груди и иметь более привлекательные очертания. В дополнение к этому она поправляет прическу, стремясь выглядеть более привлекательной. А если ее ладонь открыта и обращена к вам, то она приглашает подойти и познакомиться с ней.

И не нужно расслабляться от самомнения, что вы такой неотразимый и что женщины падают направо и налево и укладываются штабелями. Надо выиграть первую схватку, потому что, заметив вас, мозг женщины начинает работает как компьютер в оценочном режиме, обрабатывая информацию о том, кто вы, как воспитаны, как относитесь к другим людям и нужны ли вы ей. Сделав свой вывод, женщина мгновенно подаст вам сигнал надежды или холодности.

Если вы не идиот и от вас не пахнет псиной, а на вашем лице заживающий шрам от удара шпагой, то в любом обществе минимум три или четыре женщины положат на вас взгляд. Вот тут и нужно искусство обойти все подводные камни так, чтобы самому не стукнуться лбом и не обидеть тех, кого вы сегодня обошли своим вниманием. Всем сестрам по серьгам здесь не пойдет. Не нужно возбуждать женскую ревность, хотя иногда именно ревность и является средством достижения положительного результата.

Курорты, санатории, минеральные воды все они одинаковы во всем мире. Романы, вздохи, свидания, вечеринки, попойки, пикники... Время проходит так быстро, что совершенно теряешь реалии времени.

Я вошел в свою комнату и был схвачен за руки двумя дюжими помощниками местного полицмейстера. Город Баден-Баден в то время был католической частью Великого герцогства Баденского.

— Вы арестованы за убийство сотрудника тайной городской полиции, — объявил мне полицмейстер, — но как иностранец вы будете находиться под стражей в вашем жилом помещении. Огласке дело предаваться не будет до решения герцога по вашему делу. А сейчас объясните, за что вы убили вот этого человека?

Около шкафа с моей одеждой лежал человек с моим распятьем в руках. Вероятно, он проводил обыск вещей прибывшего иностранца и нашел интересное трубчатое распятие. Открыл заглушку нижней части — ствола и нажал на спусковой крючок, выстрелив себе прямо в голову. Он и умер, совершенно не поняв того, что произошло.

Глядя на распластавшегося на полу беднягу, на месте которого мог быть любой грабитель, я подумал, что распятие, вообще-то, хорошо защитило мои вещи, и что каждый человек должен иметь право на защиту своего имущества и личности любым способом, даже таким.

Когда чиновник тайной полиции находился в нашей комнате, нас с Францем, естественно, дома не было и у нас было полное алиби. Я сделал выражение искреннего удивления и сказал, что совершенно не понимаю, кто и каким образом мог убить этого человека.

Это понимал и полицмейстер, но все равно он спросил:

— А чье это распятие в его руках?

— Даже не представляю, что это за распятие, потому что мое распятие стоит вот здесь, на комоде, и другого у меня нет, — ответил я ему.

Красивое распятие из красного дерева я купил в Польше, польстившись на настоящее произведение искусства, и Господь Бог своим присутствием на распятии отводит от меня подозрения в совершении преступления, которое я не совершал.

Вероятно, я кому-то перешел дорогу или проявил излишнее внимание к пассии какого-нибудь высокопоставленного человека, потому что на меня стали скрытно собираться сведения о моей возможной преступной деятельности или еще о чем-нибудь, что может всплыть совершенно случайно, безгрешных людей не бывает.

— Вы сейчас пойдете со мной и будете размещены в специальном помещении господина великого герцога, который и решит вашу судьбу, — торжественно произнес полицмейстер и показал рукой мне на выход.

Кивнув Францу, я вышел.

Глава 13

К чести полицмейстера, он прекрасно обставил мое конвоирование как непринужденную прогулку двух старых знакомых. Если меня сейчас обыщут и найдут перстень-револьвер на среднем пальце и "Вальтер" в наплечной кобуре, то пистолет-распятье будет главным свидетельством того, что я самый страшный преступник, который появлялся в Баден-Бадене.

Три дня я жил в каком-то закрытом пансионе, как высокопоставленный узник, единственным запретом для которого является общение с кем-то или выход за пределы его узилища. Не к добру эти таинственные почести. Какие-то крайности, вслед за этим роскошеством может последовать каменная клетка, кандалы и... Даже не хочется фантазировать на эту тему. Цивилизованный ум может придумать такое, до чего первобытный ум вряд ли когда и додумается.

На третий день в мою комнату вошел незнакомец в маске. А вот это уже нехорошо. Если тебя посвятили в какую-то страшную тайну, то тебя уже заочно приговорили к самому страшному наказанию за нарушение этой тайны. Можно жить спокойно, держа язык за зубами, но стоит только открыть рот, как возмездие, дремавшее тихонько в уголочке, проснется и сделает свое черное дело.

— Здравствуйте, господин Немчинов, — приятным баритоном произнес гость, — просим простить нашу нетерпеливость, но дело наше отлагательства не терпит, а решить эту задачу способны только вы. Любой другой человек это дело испортит, и практичная немка вряд ли обратит внимание на практичного немца, если она ослеплена чарами итальянской любви. Нам нужно, чтобы вы вернули заблудшую дочь в лоно государственной политики Германии. Дело очень щепетильное, поэтому мы и хотим поручить его иностранцу с условием, что вы навсегда покинете пределы германских княжеств и больше никогда здесь не появитесь. Я надеюсь только на положительный ответ, потому что отрицательный ответ будет означать, что мы ошиблись и доверили важный государственный секрет тому человеку, который вряд ли его сохранит и поэтому он умрет вместе с ним...

Многозначительно. Выбора у меня нет. А что, если я соглашусь, все сделаю, а меня потом все равно прикончат по обрисованному мне варианту. Это я высказал прямо, без всякой дипломатии. Выбирать мне не из чего. Всегда легче быть смелым, когда у тебя в руках средство в любом случае избежать того, что тебе сулят. Но разве это порядочно, когда только начинается запах жареного, крутить кольцо Нефертити? Порядочный человек так поступать не будет. Назвался груздем, полезай в кузов.

— Единственная гарантия для вас, господин Немчинов, только наше слово и честь, — сказал мой собеседник, — хотя, вы сами понимаете, в политике это не является решающим аргументом. Мы знаем, что вы не останетесь здесь навсегда, и мы не будем интересоваться тем, откуда вы прибыли. Не делайте удивленные глаза. Французский посланник, находящийся здесь и с которым у меня сложились весьма доверительные и приятельские отношения, сказал, что где-то пару лет назад он видел вас в ставке гетмана Малой России Хмельницкого в должности чиновника по особым поручениям и связям с Посольским приказом России. И сейчас вы едете из России с документом из Посольского приказа. Вам не кажется, что мы с вами коллеги по обеспечению безопасности наших государств? Поэтому я и гарантирую, что вы отправитесь дальше после оказания нам помощи в решении задачи, которая сейчас является самой важной.

— Могу ли я знать, в чем причина столь деликатной миссии или вы предоставляете мне право самому додуматься до этого? — спросил я.

— Я так понимаю, что если вы ставите такие вопросы, то вы согласны с нашим предложением? — оживился человек в маске.

— У меня нет другого выбора, кроме как ответить согласием, — сказал я, — и поэтому, если уж мы начали ставить точки на "и", то давайте не будем делать пропусков.

— Давайте, — согласился мой собеседник. — Это вопрос большой политики. Нашим врагам выгодно, чтобы Германия состояла из маленьких княжеств, которые сами себе декоративны со своими князьями, графами, маркграфами, герцогами, великими герцогами, своими орденами и дворами, полными прихлебателей. Единая Германия это уже сила.

Если страна — союзница, то ее начнут всеми способами укрупнять, делать единые финансы, единое экономическое, политическое, законодательное пространство, армию.

Если страна — враг, то ее всеми силами будут разукрупнять под предлогом демократии, прав наций на самоопределение и прав национальных меньшинств на звание наций.

Из кулька гороха можно сварить гороховую похлебку, а из рассыпанного гороха ничего не сваришь. Дивизия — это сила, а когда из дивизии сделают триста самостоятельных взводов, то они так и останутся взводами. Поверьте мне, что наступит такое время, когда Германия будет единой и будет самым сильным государством не только в Европе, но и во всем мире. Не скоро, но будет. Таким же, как и Россия. И наступит время, когда внешние силы снова будут стараться превратить Германию в отдельные княжества, чтобы самим править в Германии. И великую Россию будут раздирать на куски, чтобы ослабить ее и, в конечном счете, победить.

Так что то, что делаем мы, только способствует созданию понятной европейской политики. Сейчас на очереди задача объединения Бадена и Вюртемберга. Дочь Баденского великого герцога Маргарита находится с визитом у герцога Вюртембергского в надежде на то, что между нею и наследным принцем Вюртембергским сложатся теплые отношения, которые потом перерастут в династический брак и помогут последующему объединению двух земель в одну под баден-вюртембергской короной. Но сын короля Неаполя, давно влюбленный в нее, постоянно следует за ней и ему удалось вскружить голову юной принцессы. Это вызвало тревогу у герцога Вюртембергского, не желающего портить отношения как с Баденом, так и с Неаполем. И нужно сделать так, чтобы Вюртемберг и Баден были в стороне от всего этого. У вас есть какие-то предложения или замысел по выполнению этой важной задачи?

— Откуда у меня может быть план, сударь, — сказал я, — если я только-только узнал об этом. Надеюсь только на импровизацию. Вы знакомите меня с обстановкой при Вюртембергским дворе, ваше руководство направляет меня личным посланником и советником к принцессе, а остальное по ходу развития действия. Честно говоря, в моих планах не было завязывания серьезного романа.

— Все правильно, только не влюбитесь сами, не создавайте дополнительных проблем себе и нам, — предупредил меня незнакомец.

Мечтатели, как они торопят события. Баден объединится с Вюртембергом только в 1954 году. Но разве можно развеивать их мечты?

Глава 14

На следующий день у меня состоялась личная аудиенция у великого герцога Баденского.

— Господин Немчинов, — сказал человек, являющий великим магистром ордена Церингенского Льва, — мы просим вас очень деликатно подойти к данному поручению и поймите, что это я говорю не как великий герцог, а как отец. Честь и достоинство русских дворян нам известны. Я отблагодарю вас так, как только смогу. Я вас жалую рыцарем ордена и назначаю на должность советника по особо важным делам. Выезжайте как можно быстрее в Штутгарт и информируйте меня обо всем, что будет происходить. Человек в маске должен стать вашим самым близким другом.

Великий герцог встал, показав, что аудиенция окончена.

Я пришел в то помещение, которое мы занимали с Францем Ротшильдом, совершенно не зная, встречу я там Франца или нет. Он мог уехать от греха подальше, и в какой-то степени был бы прав, потому что окажись я важным государственным преступником, то в число таких же преступников был бы зачислен и он. Но Франц оказался на месте, только он договорился с хозяином дома, что тот уменьшит арендную плату на время моего отсутствия.

Товарищ мне достался честный, преданный и практичный, хотя о представителях его нации говорят очень много отрицательного, но почему-то мне всегда встречались представители лучшей ее половины. То ли мне встречалось их не так много, то ли лучшая половина просто огромна по размеру, точно так же как у представителей других наций. Возьмите, к примеру, украинского гетмана Мазепу. Его фамилия стала символом коварства и предательства, но его соплеменники в большинстве не все такие. Огромная часть осуждает его, а меньшая часть, та, которая при власти, нарисовала эту одиозную фигуру на деньгах, то ли показав, что этот человек за десять гривен продаст кого угодно, то ли показав, что цена его предательства всего-то десять гривен. Так или иначе, но это исторический персонаж как кузнец Вакула и как черт, которого он малевал на печках.

— Франц, нас принял на работу великий герцог Баденский и сейчас нас отправляют в командировку в Штутгарт. Собирайся, выезжаем завтра на рассвете, — как командир сказал я.

— Сударь, и я тоже принят на службу к великому герцогу Баденскому? — спросил Ротшильд. — А в какой должности, и какой мне положен оклад за работу?

— Франц, — шутливо сказал я, — великий герцог Баденский просил передать тебе, что ты остаешься в прежней должности — моего эконома и сотоварища и что платить тебе за работу буду я.

— Неужели он так и сказал, — не понял шутки Ротшильд, — что передайте, мол, Францу...

— Точно, Франц, он так и сказал, — серьезным голосом сказал я, — а сейчас решай все финансовые вопросы и скажи хозяину, что мы можем еще и вернуться, пусть имеет в резерве подходящее жилье для нас.

Франца не нужно упрашивать решать дела с финансами, это у него получалось всегда с выгодой для себя, даже если приходилось платить по счетам.

Я сел за стол и стал обдумывать то, что я буду предпринимать, чтобы разрушить возникающее согласие и симпатии между кронпринцем неапольским и кронпринцессой баденской, но так, чтобы не оскорбить оба властвующих дома, пробежать по острию дамасской сабли и остаться при этом мужчиной. Главное, стать незаменимым человеком для нее, говорить приятные вещи и побольше, чтобы количество сказанного мною превышало количество сказанного неаполитанцем, и подготовить хороший капкан для итальянца. А это я смогу сделать.

В Штутгарт мы ехали в карете. То есть в карете ехал я с тремя попутчиками, а Франц сидел на облучке вместе с кучером. Какие времена, такие и нравы. И сейчас сановники едут в первом классе, а простые служащие в третьем классе, а в среднем получается, что они все как бы равноправные и едут во втором классе.

До Штутгарта мы доехали без приключений. Иногда я выходил из кареты, садился верхом на свою лошадь и ехал немного в стороне, погружаясь в думы о призрачном задании.

Глава 15

Столица Вюртемберга встретила ленивым дождиком. Хорошая погода перед Рождеством.

Свои верительные бумаги я передал в приемную первого министра и мне как посланнику великого герцога Баденского определили достаточно сносные апартаменты неподалеку от дворца. К вечеру пришел посыльный и уведомил, что высочайший прием будет в два часа пополудни с последующим приглашением на ужин.

На следующий день я, начищенный и напомаженный, стоял в приемной герцога Вюртембергского, вызывая неподдельный интерес со стороны собравшихся придворных и гостей. Итальянцев я вычислил сразу. Их было трое. Они стояли в сторонке и о чем-то оживленно говорили на латинском языке. Есть такая характерная манера малых народов для выделения из толпы говорить на непонятном языке. Я настроился на голос неаполитанцев и уловил, что разговор идет обо мне.

— Не нравится мне этот баденский щеголь, — говорил один, похоже, кронпринц неаполитанский, — что-то в нем от соглядатая или бретера — наемного убийцы. Вы посмотрите на его бретту. Никаких украшений. Это не парадный клинок, а окропленное кровью оружие.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, — говорил другой, — он недолго здесь пробудет. Ему будет оказан такой прием, от которого уже не оправляются.

— Ваша светлость, — говорил третий, — нам не о чем беспокоиться. Скоро богатый Баден присоединится к королевству неаполитанскому в виде заморской территории, и вы сможете тягаться по своему могуществу с самим императором Священной Римской империи.

Хвастуны. Если это хоть наполовину соответствует истине, то положение куда как скверно. Нужно срочно что-то делать.

Вышедший в приемную шталмейстер объявил:

— Рыцаря Немчинова, посланника великого герцога Баденского приглашают для аудиенции к его светлости герцогу Вюртембергскому.

Я прошел к герцогу и передал ему личное письмо герцога Баденского.

Герцог прочитал письмо и спросил, какая мне нужна помощь.

Я ответил, что через неделю просил бы устроить большую охоту и сообщить, есть ли в лесу потаенное место, о котором знало минимальное количество человек.

Такое место нашлось. Герцог использовал его для своего уединения. Уединение понятие очень широкое, но круг лиц, которым было известно это место, был очень узким.

Маленькая заимка в лесу была оборудована внутри как зала рыцарского замка.

— Распоряжение об охоте я отдам прямо сейчас, — сказал герцог, — мне кажется, что я понимаю ваш замысел и буду содействовать ему.

Кроме того, я попросил, чтобы меня представили двору как личного посланника великого герцога и как личного советника кронпринцессы Баденской.

Герцога несколько удивила эта просьба, но что не сделаешь ради счастья своих детей.

Герцог пригласил своего сына и познакомил меня с ним.

— Учти, сын, — сказал он молодому человеку, — господин Немчинов здесь не просто так, ты должен стать его союзником. Зачем, об этом узнаешь сам, когда поближе познакомитесь.

Герцог распорядился, чтобы начинался общий прием. Все приглашенные вошли в приемную залы и выстроились вдоль стены по ранжиру чинов и положения. Герцог прошел мимо всех, здороваясь и спрашивая о том или ином вопросе, что не имело особого значения, но выказывало расположение герцога к спрашиваемому лицу.

— Господа, представляю вам кавалера Немчинова, личного посланника великого герцога Баденского и личного советника кронпринцессы Баденской Маргариты. Прошу любить и жаловать. Дитя мое, — сказал герцог миловидной девушке, — подойдите и познакомьтесь со своим советником. Ваш отец отписал мне, что только ему доверено быть постоянно рядом с вами и помогать в трудных ситуациях.

Девушка посмотрела на меня и фыркнула:

— Я не нуждаюсь ни в чьих советах, и папá об этом знает. Но, если он так хочет, то пусть этот советник советует мне, только мое дело, слушать или не слушать эти советы.

Отлично. Получилось все так, как я хотел. Мне в присутствии всех была объявлена война. Я видел улыбки присутствовавших на приеме дворян и торжество неаполитанцев. И поддерживающий взгляд кронпринца Вюртембергского Густава. Всего несколько слов, а позиции сторон уже определились. Сейчас, кто кого.

Глава 16

Согласно своей новой должности, я всюду сопровождал принцессу. Вот и представьте положение молодых людей, которых везде сопровождает неизвестно кто. Не поговоришь по душам, не окажешь знаки внимания. Просто дуэнья какая-то в мужском обличье. И все папочка разлюбезный устроил это.

Маргарита была зла на весь мир, а особенно на этого Немчинова, который был при русском дворе, сейчас при дворе Баденском и облечен высоким доверием. С чего бы это? Ну, погодите, господин Немчинов, скоро ваша превратится в мрак.

И моя жизнь действительно превращалась в мрак. Мой металлический голос звучал не совсем естественно. Это еще больше забавляло Маргариту и везде следующего за ней неаполитанского принца.

— Господин Немчинов, а вы умеете делать женские прически? — ехидно спрашивала меня девушка.

Я старался не спорить и на все ее ехидные вопросы отвечать только стихами. Так и сейчас:

Руке мужчины все подвластно:

Булатный меч, подвязка дамы,

И парикмахер он прекрасный,

И руки нежны как у мамы.

Хотите, ответьте стихами. Отвечать прозой на стихи, только проиграть в споре. И на следующий день я получаю ответное четверостишие от Маргариты:

облака легли на горы,

погрузив всю жизнь в туман,

и руки моей узоры

показали, где обман

Мой вызов принят. Начался стихотворный поединок, а в нем не бывает победителей, там все побежденные. Свои стихи Маргарита прочитала с восторгом. Молодец, девчонка. Такой пальца в рот не клади, откусит. Я улыбнулся стихам, принц неаполитанский, которому я перевел ее стихи на его язык, захохотал. Ошибка. Запишем ее в актив. Смех Маргарите не понравился, я же очень высоко отозвался о ее стихотворных способностях и сказал:

к тебе придет король бубновый

предложит сердце, царство, руку,

быть может, он знакомый новый,

с ним ты забудешь грусть и скуку.

Ответ от Маргариты не заставил себя долго ждать:

Моя судьба быть королевой,

И даже избран мне король,

И каждый шаг записан в древо,

Хочу играть другую роль.

Понятно. Пока свободна, хочется поколобродить, посмотреть, кто твой избранник, будет ревновать или стоять грустно в сторонке. Пока кронпринц Вюртембергский такой скромный поклонник и есть. Да взял бы и бросил принцу неаполитанскому перчатку в лицо. Защищайтесь, сударь! Эта дама будет моей супругой и больше никак.

Возможно, что он так бы и сделал, но положение такое, что любое неосторожное слово может вызвать осложнение в межгосударственных отношениях. Вот для этого я и есть.

Ох, этот придворный политес. Слова прямо говорить нельзя, нужен намек такой, чтобы уж не понять его, нужно быть если не бревном, то дубиной стоеросовой. И я решился на этот шаг.

Будучи в компании молодых людей, я попросил у кронпринцессы прочитать стихи в ее честь. Аплодисменты присутствующих и легкий румянец на щеках Маргариты говорил о ее согласии. Я достал листок с написанными стихами и с выражением прочел:

Жила на свете сеньорита,

С губами алыми, как роза,

Ее все звали Маргарита.

Всегда нежнее абрикоса,

На щечках солнца поцелуи,

В глазах играющий чертенок

Под звуки нежной "аллилуйи",

Но все равно еще ребенок,

Когда в толпе ее увидел.

С дуэньей шла она к обедне,

И шли за нею, словно в свите,

Три дона, лишние на сцене.

И мой клинок, быстрее мысли,

Сверкнул, как молния в грозу,

И величавость сразу смыли

Удары шпаг и боль в глазу:

Кусочек стали в глаз попал.

Я дрался яро, безрассудно,

Но был убит я наповал,

И помню как-то очень смутно,

Что кто-то лоб мой целовал,

Слезами щеки орошая,

Достав из ножен мой кинжал.

Вот Маргарита дорогая

Со мною под руку идет,

У нас в раю любовь большая,

Нам песню славы хор поет,

И нас ласкает ветер мая.

Аплодисменты были оценкой моих стихов, но не всем они понравились.

Глава 17

— Это как понять, сударь? — кронпринц неаполитанский был просто взбешен и готов был со шпагой броситься на меня. — Что это за гнусные намеки на трех донов, которые лишние на сцене? Кто здесь лишний? Это вы здесь лишний. Приехали и испортили хорошую компанию своим постоянным присутствием и вашими глупыми стишками, которые нравятся только экзальтированным девицам, а не тем, для кого приготовлены трон и корона. Неужели вы, Маргарита, тоже аплодировали этим гнусным пасквилям на меня? Он прекрасно знает, что я не смогу бросить ему вызов ему на дуэль или принять вызов от него, но мои друзья могут проучить его. Защищайтесь, сударь.

Два неаполитанских дворянина как по команде выхватили свои шпаги и бросились на меня. Свое дело они знали и фехтовали отменно, но тут с обнаженной шпагой появился и принц Густав.

— Сударь, я с вами, — сказал он мне и бросился в гущу схватки. Отчаянный и благородный парень. Вдвоем стало легче. Я приглядывал за Густавом, чтобы прийти к нему на помощь, но парень справлялся со своим противником не хуже меня. Я поразил своего коллегу по спаррингу в руку, но он перехватил шпагу в левую руку и дрался ею не хуже, чем правой.

Сразу переменить стойку это все равно, что с правостороннего движения перейти на левостороннее. Не разбери-поймешь, но я все равно приноровился и тут же получил укол в левое плечо. Хорошо "приноровился" и снова мне пришлось парировать выпад в мою сторону. И довольно опасный выпад. Мы играли клинками, скрестив их посредине длины и нащупывая брешь в обороне. Со стороны можно было понять, что идет не кровавый поединок, а демонстрация достоинств нашего оружия и тут я почувствовал, что противник мой отвел шпагу в сторону чуть больше нужного для его обороны, и я тут же сделал выпад, поразив его в бок. Я не собирался никого убивать и отсалютовал поверженному шпагой, отдавая честь достойному противнику. И в этом момент Густав получает удар в плечо и падает.

— Стойте, — закричал я, — остановитесь, это сын герцога, который принимает вас как гостей. Это так вы платите за его гостеприимство?

Маргарита бросилась к Густаву и стала пытаться при помощи своего платочка перевязывать его рану.

— Как вам не стыдно, сударь, — закричала она на неаполитанского кронпринца, — этим вы хотите добиться моего расположения? Вы глубоко заблуждаетесь в этом. Если я и буду чьей-то женой, то только вот этого юноши, который обливается кровью у меня на руках.

Эх, молодость, все-то ей нужно делать по-своему, а в результате получается, что мудрость веков все равно приходит к ним и они уже начинают верить, что это их собственный опыт, хотя потом понимают, что это не их собственный опыт, а повторение чужих ошибок, но разве кто-то будет в этом признаваться?

Вот я и выполнил возложенное поручение. Показал Маргарите, кто есть на самом деле ее воздыхатель. И углубил симпатию и взаимное влечение наследников двух соседних земель. Как это у классиков? Она меня за муки полюбила, а я ее за сострадание к ним. Ничто так не сближает, как страдание одного и готовность помочь другого. Жалеет — значит любит.

Моя рана была небольшой царапиной, на которую не нужно обращать особого внимания. Сама заживет, вот только платочек к ней приложу.

Я распорядился, чтобы принца отправили в замок и оказали помощь раненым. Принцем я займусь сам. Противостолбнячная сыворотка, антисептики и перевязка. Дня через три будет на ногах, а через пару недель вообще забудет об этом.

— Сударь, а вы не хотите сопроводить даму в верховой прогулке, — ко мне обратилась дама, на которую я совершенно не обращал внимания. Мне ее как-то представляли, но я сразу забыл ее имя, запомнив, что она доводится родственницей герцога.

Конечно, с моей стороны такое отношение к представленной даме непростительно, но наши пути не пересекались, и вот только сегодня нам довелось пообщаться. Пытаться подробно описать эту даму, это значит не сказать о ней ничего. Это была женщина. Чувствовалась порода, стать и глубокое благородство. Она не лезла в первые ряды, не стремилась выделиться яркими красками и дорогими украшениями. Украшения нужны для того, чтобы скрыть недостатки. У кого нет недостатков, тому и украшения не нужны.

— Вы лихо решили проблемы моего брата и моего племянника и, вероятно, скоро покинете нас, так и не нанеся визита ко мне, поэтому мне самой пришлось приглашать вас побыть со мной. Женщине не зазорно напомнить мужчине о том, что он мало оказывает внимания даме, — сказала она.

Так вот кто она. Точно. Это же сестра герцога Вюртембергского Луиза. Лиза. Элизабет. Елизавета. Она никогда не бывает на виду, но все самые важные вопросы обсуждаются именно с ней, в семейном кругу. Она не замужем, чтобы не вводить в семью случайных людей, а выходить замуж в дальние страны она не захотела. Поэтому она сегодня и оказалась здесь, чтобы присутствовать на узенькой и опасной тропинке к счастью ее племянника. Она ярая сторонница соединения родственными узами Баденских и Вюртембергских земель, о чем свидетельствовал изумрудный крестик ордена Церингенского льва Бадена. Церингены должны породниться с Вюртембергами.

— Мадам, я не смел тревожить вас своим присутствием, — сказал я, смиренно сняв шляпу и поклонившись ей.

— Как вы не похожи на того скромника, каким хотите предстать предо мной, — сказала она, — но я-то знаю, что вы не проходите равнодушно мимо любой из наших женщин и только занятость делами мешала вам пуститься во все тяжкие, как это было у вас в Польше и в Бадене.

Да, разведка у них работает. И я уже успел прославиться. Совершенно этого не хотел. Получается совсем как у Сергея Есенина:

Мне осталась одна забава,

Пальцы в рот да веселый свист,

Прокатилась людская слава,

Что похабник я и скандалист.

— Мадам, я готов следовать за вами туда, куда вы скажете, — еще скромнее сказал я, опустив голову в знак покорности.

Если желания женщины совпадают с вашими, то сопротивляться им нельзя.

И я не сопротивлялся, напевая про себя песню конкретных людей (Никиты Богословского на стихи Евгения Долматовского), но для всех народную:

Ты ждешь, Лизавета,

От друга привета,

Ты не спишь до рассвета,

Все грустишь обо мне.

Одержим победу,

К тебе я приеду

На горячем вороном коне.

Глава 18

Нам подвели лошадей, и я подставил колено как ступеньку, а потом, взяв другую ногу за сапожок, помог сесть ей в дамское седло.

Для сведения скажу, что дамы могут ездить в седле точно так же, как и мужчины, но для этого нужен брючный костюм для верховой езды, чего в то время пока не было. Почта России специально этому вопросу отвела целую серию марок.

Надо отметить, что на дамском седле был поручень, чтобы дама могла держаться за него, как в трамвае, хотя в трамваях дамы практически и не ездили.

Такие же поручни были и на вольтижировочных седлах. Вольтижировка — это не цирковой термин, а обыкновенный кавалерийский. Любой всадник должен уметь спрыгнуть с седла на скаку и так же на скаку заскочить в седло, делать гимнастические упражнения в седле, как говорят казаки — "вертеться чертом". Так вот на вольтижировочном седле два поручня, чтобы держаться за них при выполнении стойки в седле.

Нужно сказать, что в то время дамы были не худшими наездницами и иногда давали фору и мужчинам, акробатически держась в дамском седле.

Еще одной особенностью верховой езды является смелость всадника. Лошадь несется туда, куда показывает ей всадник, а если всадник проявляет робость, то это чувство передается лошади, она становится неуверенной, может не взять препятствие, упасть, поломать себя и всадника.

А если всадник уверен, что они вместе с лошадью способны преодолеть любое препятствие, прыгнуть с утеса в воду, промчаться по кустам, то и лошадь становится членом команды, направленной на успех.

Нельзя просто так сесть на лошадь и выиграть соревнования по конкуру. Та же лошадь скажет про себя: а ты кто такой? Да, я подчинюсь тебе, но буду делать так, как захочу. Но когда на лошади ее любимый хозяин, который приветствует ее по утрам, гладит по шее, угощает вкусным черным хлебом с солью, проверяет состояние копыт, гривы, хвоста, дает ей отдохнуть, кормит и поит, то для такого хозяина лошадь готова сделать все, что угодно. Такая лошадь никогда не бросит своего хозяина, будет стоять рядом или как собака побежит за помощью. Вот что значит лошадь. И со своей лошадью я уже свыкся. Она скосила на меня свои лиловые глаза и улыбнулась:

— Что, хозяин, опять по... женщинам?

— Да! Но мы не должны отставать от этой женщины. Поняла?

-Поняла, хозяин.

Моя дама посмотрела, как я легко вскочил в седло, взмахнула стеком и помчалась к лесу. Я не отставал от нее и так же храбро, как и она, влетел на всем скаку в чащу. Елизавета неслась, не разбирая дороги, сквозь ветки, перепрыгивая через поваленные деревья, ямы, пригибаясь и получая удары ветвями, и я в азарте погони совершено не чувствовал ударов деревьев. У нее был чистопородный хантер для парфорсной охоты, и она была в более выигрышном положении, чем я, который о парфорсной охоте только слышал, но никогда в ней не участвовал. На такой охоте зверя нужно гнать до тех пор, пока он не сдается от изнеможения. То есть, охотники загоняют зверя до смерти. Зато на том свете, загнанные звери гоняют охотников все время их нахождения в аду.

Через полчаса бешеной скачки я догнал ее на полянке у какого-то домика в лесной чаще.

— Вот мы и приехали, — с улыбкой сказала дама, — это волшебный домик, о существовании которого знает ограниченное количество людей. Считайте, что мы с вами на маленьком острове в океане леса, как Адам и Ева, попавшие из Рая на грешную землю...

— Сколько же нужно нагрешить, чтобы получить приглашение в этот рай? — улыбнулся я.

— Ваших грехов вполне достаточно для того, чтобы можно было уже искупать их, — сказала Елизавета. — Кто же о грехах своих говорит в стихах, кроме господина Немчинова? Все зачитываются вашими упражнениями, и я в том числе. А я простая смертная женщина и грех приятен мне так же, как и вам:

Моих грехов счесть невозможно,

В грехе был зачат, жил в грехе,

Я не скажу, что я безбожник,

Я — воробей у храма на стрехе.

— Ну, предложите же даме руку и введите ее в дом, — и она подала мне руку. Ее исцарапанное ветками лицо было прекрасно. Маленькая шляпка с лентой чудом держалась на огромной заколке, платье было порвано, все-таки парфорсная охота требует специальной одежды, потому что и я был не в лучшем виде.

Я подал ей руку и ввел в дом.

То, что было снаружи, совершенно не соответствовало тому, что было внутри. Это была картина из сказки тысячи и одной ночи. Полумрак помещения освещался отблесками горевшего по правую руку камина. На вертеле у камина жарился огромный кусок мяса, шкворча от жара. Я подошел и повернул немного вертел. Видно было, что камин горел уже давно, так как мясо по виду уже хорошо прожарилось. Чувство голода вдруг пронзило меня, но я подавил в себе искушение отрезать кусок мяса и впиться зубами в него.

— Не торопись, — сказал я себе, — утоляй свой голод неспешно. Сначала утоли голод чувственный, а потом уже голод телесный.

Слева от камина была стена, драпированная гобеленами и увешанная охотничьим и боевым оружием. Буквально недавно братья Гобелен основали в Париже фабрику по производству тканых картин и уже эти картины стали называться гобеленами и завоевывать почетные места в спальнях и будуарах вельмож.

Слева стояла огромная кровать с балдахином из тяжелого бордового бархата и с занавесками из китайского шелка.

По центру комнаты стоял резной деревянный стол. На полу лежала большая шкура бурого медведя с головой и оскаленными зубами. Все-таки, у человека, оформлявшего интерьер, был вкус и очень хорошо, что он не стал украшать стены головами убитых животных. Терпеть не могу это бахвальство. Это все равно как людоед будет украшать стены головами съеденных им людей.

Рядом с кроватью стоял небольшой столик, на котором в трехсвечном канделябре горели три восковых свечи, дополнительно наполняя комнату ароматом летних полей и искрами в узорах хрустального графина с красным вином и в резных гранях высоких бокалов.

Я наполнил бокалы вином, подал один бокал Елизавете и прикоснулся своим бокалом к ее бокалу. Раздался мелодичный звук, напомнивший о том, что все великолепие вокруг не стоит одной улыбки этой женщины.

Глава 19

Отпив глоток вина, я стал жадно целовать ее лицо, крепко сжимая даму в своих объятиях. Ответные поцелуи заставили меня летать над нашей землей с женщиной, пришедшей откуда-то из сказочных стран и принесшей невиданные ощущения. Боже, как много зависит от того, с кем ты, где и надолго ли. Если бы это была пещера с костром, и мы были дикарями в шкурах, то от этого чувства наши были бы не меньше.

— Милый, остановись на минутку, — сказала Елизавета, — я покажу тебе еще одно волшебство.

С этими словами она взяла меня за руку и повела налево в сторону кровати, но не на кровать, а открыла дверцу, которую я не видел из-за кровати. В комнате по соседству стояла одна большая деревянная ванна, наполненная горячей водой. Кто же ее приготовил? Вероятно, эльфы, которые живут поблизости и питают к людям дружеские чувства, не появляясь у них на глазах, но встречая как гостеприимные хозяева.

— Ты не будешь стесняться принять вместе со мной ванну? — спросила дама.

Какой же дурак будет стесняться этого? Хотя, если задан такой вопрос, то кто-то уже стеснялся. И Бог с ним. Что, я буду выяснять этот вопрос? Зачем? Я просто выясню своими руками все прелести этой женщины и отдам ей все, что будет в моих силах, а сил у меня за эти дни накопилось достаточно.

Мы плескались в ванне и смеялись над тем, как мы мчались по лесу, увертываясь от предательских веток, получая удары и чувствуя азарт погони, которая должна продолжиться именно так, как сейчас.

Я на руках в одной простыне вынес Елизавету в большую комнату, положил на кровать, укрыл пуховым одеялом и подложил под голову две большие подушки.

Вы когда-нибудь видели женщину после ванны? Любая женщина похожа на русалку, пойманную удачливым охотником и принесенную в человеческое жилище. Так и Елизавета была прекрасной наядой с кудряшками мокрых волос и наивным выражением лица, ждущим чего-то вкусненького.

Я еще раз вытер ее волосы полотенцем с вышивкой, завернулся в простыню и пошел к столу, на котором на деревянном блюде уже лежало снятое с вертела мясо. Стол был накрыт на две персоны. Действительно, это эльфы, потому что я не видел и не слышал присутствия людей. Я отрезал кусок мяса, порезал его на куски. Поставил на медный поднос тарелку с мясом, положил вилки, налил два бокала вина и все это великолепие принес в постель моей королеве.

Когда я вспоминаю об этом, у меня начинают течь слюнки, и я обязательно иду на кухню, чтобы съесть что-то сладенькое и продолжать вспоминать дальше.

Жареное мясо с красным вином в постели с женщиной в полумраке, чем это не рай для обитателей земли. Мы съели мясо, и выпили вино. Я отложил поднос в сторону, промокнул лоснящиеся губы женщины салфеткой и нежно ее поцеловал.

Поцелуй получился очень долгий и прерывался только для того, чтобы вздохом выразить ощущения от слияния двух горячих тел, давно ждавших друг друга и наконец-то соединившихся вместе.

Я совершенно не понимаю пяти, десятиминутчиков, даже пятнадцатиминутчиков, которые за это время якобы успевают почувствовать что-то в контакте с женщиной. Женщину нужно чувствовать, женщиной нужно жить, и чтобы время совершенно не довлело над излияниями чувств, и сколько пройдет времени, час или два, это только Богу известно, зато мужчина и женщина отдадут себя друг другу без остатка.

Мы лежали с Елизаветой совершенно обессиленные, но счастливые и наши мысли были вместе и думали совершенно ни о чем. Нет, они думали о том, что нам так хорошо, и мы хотим, чтобы это состояние не заканчивалось никогда.

Наконец мы поднялись с постели. Елизавета надела длинную полотняную белую рубаху, лежавшую в ящике для постельных принадлежностей. И для меня там нашлась такая же рубаха, доходившая мне до колен. Взявшись за руки, мы пошли к столу. Нас покачивало, но мы были счастливы.

Вы бы видели, с какой жадностью мы набросились на вино и мясо.

— Все, — сказали бы вы, — это люди с голодного края и их не нужно в этот момент беспокоить, чтобы они не зарычали на вас.

Я никогда не думал, что смогу съесть столько мяса, но я резал его на куски, подкладывал себе, подкладывал Елизавете, мы смеялись, я перегибался через стол и целовал ее, пил вино, ел мясо и я хотел, чтобы наша жизнь в этом волшебном замке не заканчивалась никогда.

Потом снова была ночь. Объятия, Ласки, Поцелуи. Ласковые слова. А за ночью всегда наступает утро.

Глава 20

Я проснулся от того, что мне на губы упала капля воды, солоноватая на вкус. Я открыл глаза и увидел, что Елизавета держит мою голову у себя на коленях и горько плачет.

Я притянул ее к себе, поцеловал и спросил:

— Что случилось, отчего дождь идет с самого утра?

Она кивнула головой, указывая на что-то на кровати.

На одеяле лежал мой полицейский "Вальтер" модели 1001 калибра 7,65 мм. Я взял его в руку и быстро положил под подушку.

— Что здесь такого удивительного, — сказал я как можно равнодушнее, — вот там лежит моя шпага, это пистолет, ты же прекрасно знаешь, что дворянину нельзя без оружия отстаивать свои интересы и защищать свою честь.

— Я знаю. Я осмотрела твою шпагу и знаю толк в оружии, — сказала Елизавета. — Когда приходится решать вопросы обороны, то нужно знать все новинки оружия. Я видела восточные и западные пистолеты, шпаги и сабли, но ни один вид оружия не имеет такой отделки, как у тебя. Мне кажется, что еще не скоро наши мастера смогут так обрабатывать металлы и делать механизмы, которые можно спрятать в одежде. В Бадене чиновник тайной полиции застрелился из найденного в твоей комнате распятья. Ты без пистолета вышел на бой с пятью вооруженными людьми и подстрелил трех человек. Почти никто не слышал этих выстрелов, но лекари извлекли из раненых маленькие свинцовые пули. Я знаю, что ты не останешься со мной и вернешься в свой век, где тебя ждет семья. Господи, ну почему любой мужчина, которого я полюблю, уходит от меня не по своей воле, и я не мгу удержать его, — и она снова заплакала.

Что я мог сказать ей? Рассказать ей все, сказать, что я из другого века и т.д. и т.п. Ничего я не буду говорить ей. Я буду любить ее столько времени, сколько буду находиться здесь.

— Не бойся, — шептал я ей на ухо и гладил волосы, — я здесь и никуда не собираюсь уходить. Мне торопиться некуда и я, наверное, всю жизнь буду лежать с тобой в кровати, есть жареное мясо, пить вино и любить тебя. А для развлечения я буду читать тебе стихи, вот такие:

Надену я плащ с балахоном,

Чтоб выпить из чаши любви,

Я песнь пропою под балконом

И горлинку брошу — лови!

Мы сядем с тобой у камина

В ладонях согреем вино

И пышная ветка жасмина

Украсит твое кимоно.

Я завтра уйду на рассвете,

В тумане затихнут шаги

И снова я стану медведем

В чащобе огромной тайги.

Елизавета лежала на моих коленях, гладила мою бороду, улыбалась стихам и как будто забыла свои утренние слезы. Она была со мной. Я был с нею. И нам было хорошо.

— Расскажи мне о себе. Расскажи мне что-нибудь, — прошептала она, — мне так нравится слушать твой бархатистый голос.

— Что же рассказать тебе такое, — размышлял я вслух, — чтобы тебе это понравилось?

— Все, что угодно, — сказала моя дама и вытянулась в постели в предвкушении чего-то интересно.

— Хорошо, — сказал я, — тогда я расскажу тебе сказку о злом правителе, его дочери, о доброте и любви.

Елизавета с интересом обратила лицо в мою сторону и приготовилась слушать. Как мне кажется, не часто найдется мужчина, который по желанию женщины может рассказать ей что-то интересное...

Глава 21

Он был злым Волшебником и стал злым Царем — Тираном. Все подданные боялись его, потому что любая провинность каралась изгнанием, что было страшнее смертной казни в бескрайней пустыне, окружающей царство Тирана.

Однажды один сановник, доведенный до отчаяния изгнанием в пустыню своей дочери, пнул Тирана, склонившегося над свой очередной жертвой.

Неожиданность страшна и для волшебства. Тиран слетел со своего трона и упал на землю на пространство, сразу же освобожденное для него простыми людьми.

Встав с земли, Тиран злобно нахмурил брови, чтобы примерно наказать обидчика, но почувствовал, что у него нет волшебных сил. А оцепенение подданных проходило.

— Бедненький, — сказала сгорбленная старушка и погладила его по спине.

— Бедненький, бедненький, — с сочувствием говорили люди.

Сочувствие было и на лицах царедворцев. Попытки поставить всех на колени при помощи волшебной силы были тщетны.

Ошеломленный Тиран пошел прочь из города, где его никто не боялся, и где внезапно исчезла его волшебная сила, принесшая столько горя людям.

По дороге ему встретился хромой мальчик, сирота, одиноко просивший подаяние. У царя денег нет, они ему не нужны, поэтому Тиран погладил мальчика по голове и пошел дальше.

Недалеко от городских ворот его нагнал тот мальчишка, у которого уже не было хромоты, и он упал перед Тираном на колени, благодаря его за чудесное исцеление.

Стража у ворот взирала на уходящего Тирана, не зная, то ли приветствовать его, то ли оскорблять его, но в душе сочувствуя ему: хотя и плохой, но человек.

Сразу за городской стеной Тиран продал свои шитые золотом одежды. Купил пищу, подходящую одежду, и ушел.

Через несколько лет до города донеслась весть о чудесном целителе, появившемся в пустыне. Несчастные люди возвращались из пустыни осчастливленными и с верой в свои силы, больные — здоровыми, только богатые возвращались из пустыни богатыми, не понимая, что за счастье может дать этот бородатый странник.

Однажды новый Царь, свергнувший Тирана с престола, пожелал встретиться с чудотворцем, и богатый караван отправился в пустыню.

Целитель жил в маленькой кибитке с молодою женой и двумя маленькими детьми. Увидев Царя, дети побежали к нему и стали проситься на руки. Изумленный Царь взял их на руки и подошел к кибитке.

Из кибитки вышла молодая, красивая женщина, в которой, как вы сами догадались, Царь узнал изгнанную Тираном дочь. И он держал на руках своих внуков.

Затем из кибитки вышел он — Тиран.

Царь и Тиран молча стояли друг перед другом. Над ними по небу то проносились черные тучи, то сияло яркое солнце, то выходила радуга, означая очистительную грозу.

Внезапно внуки Царя стали смеяться и трогать его одежду, а все слуги в испуге бросились на колени.

Посмотрев на одежду, Царь увидел, что золотые цветы стали превращаться в настоящие.

— Значит, к Тирану вернулась его былая сила, — подумал Царь и склонил голову. Сняв с головы корону, он протянул ее Тирану.

— Не надо, — сказал Тиран, — это корона твоих внуков, а моя корона стоит за моей спиной.

И он вывел из-за спины свою жену:

— Вот, моя царица! Раньше моя власть держалась на лютой ненависти ко мне, и я был всесилен. Равнодушие ко мне и всему, что я делал, уничтожило эту власть. Но я снова обрел силу в любви. Чем больше я люблю людей, тем больше моя сила и любая ненависть бессильна перед ней. И ты Царь стал бессмертным и всесильным — посмотри на своих внуков — они твое бессмертие и сила.

Какова судьба Тирана, или его уже звали по-другому, его семьи, я не знаю. Знаю, что на месте пустыни и сейчас цветущий оазис, населенный счастливыми людьми, а всех молодоженов в нем коронуют на царство в своем доме, напоминая, что только любовь превращает камни в цветы.

— Хорошая сказка, — мечтательно сказала Елизавета, — а каким волшебством ты сегодня меня удивишь?

— Я не волшебник, просто я стараюсь сделать так, чтобы обыденные вещи казались волшебством, — улыбнулся я, — ну, вот, например, давай вместе сделаем маленькое волшебство, — и я подал ей хрустальный богемский бокал с вином. Хрусталь не был очень высокого качества, потому что в нем было большое содержание свинца, и он отливал синевой. Такой бокал не опасен для применения и качество может оценить только специалист, но вряд ли в то время умели делать то, что придумали скучающие в одиночестве женщины нашего времени.

— Делай как я, — сказал я и обмакнул палец в вино. Затем я стал водить мокрым пальцем по верхней кромке бокала, и он у меня запел. Елизавета очень удивилась, а я кивком головы показал, чтобы и она делала так же. Через какое-то время запел и ее бокал. Мы мочили пальцы в вине и старались сделать так, чтобы музыка бокалов была в одной тональности, и была как песня, поющаяся на два голоса. Затем мы легонько стукнули бокалы друг о друга, и мелодичный звон возвестил окончание нашей песни.

— Ты действительно волшебник, — сказала Елизавета, прижимаясь ко мне, — из самых простых вещей ты делаешь маленькое волшебство, способное осчастливить двоих человек. Если сможешь, останься со мной как можно дольше. Если захочешь уйти, то я тебя отпускаю с миром. Как только соскучусь, я найду тебя и передам привет с посланцем. У него на руке будет такой же перстень с моим вензелем, — и она надела на мою правую руку золотой перстенек с вставкой из черного камня и инкрустацией буквы Е.

Я кивнул в знак согласия. Она все понимала и не надеялась на долгое счастье. Мы могли быть счастливы только так, вдали от всех, а в обществе она не могла быть скомпрометирована как представительница правящей фамилии. И, кроме того, любящая и властная женщина способна на все, чтобы удержать в своих руках любимого человека. Ничто ее не остановит. Не дай Бог быть объектом любви такой женщины. Можно стать объектом женской тирании и потерять себя навсегда. Правда, я не люблю встречаться с женщинами, с которыми я расстался, тем более получать от них приветы, но не буду же я обрубать одним махом женские прихоти.

Про себя я обдумывал ее предложение остаться с ней навсегда и приходил к выводу, что я не смогу прижиться здесь. Пусть западный уровень жизни выше, чем у нас, но их культура с газоиспусканием за столом никогда не сможет быть принята мною. У них много положительного, но западная психология насаждалась дубиной и зиждется на страхе наказания или страхе лишения материального благополучия. У нас не все определяется деньгами, хотя наши "революционеры" сумели насадить все самое отрицательное из западного образа жизни и в России.

На Западе, если мужчина пригласил женщину в ресторан, и она согласилась с его предложением, то после приема пищи мужчина будет "танцевать" женщину в постели. Так он образно снял ее и оплатил за сексуальное удовольствие счетом в ресторане.

Если по счету платили порознь, то секс уходит в сторону. И наша молодежь, насмотревшись западных фильмов, угощает девушку чашкой кофе и потом пытается затащить ее в постель. И ведь находятся дуры, такие же, как и их кавалеры, которые считают это вполне естественным. А мы еще удивляемся, откуда у нас берутся шлюхи и еще в огромных количествах. Что будет с нашим обществом в ближайшее время, даже представить трудно. В самое трудное время, а оно как раз такое и есть, вспоминают о патриотизме. И в России вспомнили о патриотизме. Но сколько пройдет времени, чтобы патриотизм был духовной основой наших людей, пока не ясно.

Все западные ценности — это призрачное понятие. Иностранцы приезжают в Россию, чтобы глотнуть воздуха свободы, побыть самим собой и пообщаться с нормальными людьми, которых весь запад пытается перекроить по своим лекалам, но ничего с этими людьми не делается. На западе репрессии прикрыты западным правосудием, но в России всегда что-то делается так, чтобы треск пошел по всей планете. В других странах ломают прутики из веника проблемы, в России сразу через колено ломают оглоблю.

Глава 22

Мы вернулись через два дня, счастливые и несчастные. Все потекло своим чередом. Приемы. Визиты. Обеды. Ужины. Балы. Прощальный прием у герцога Вюртембергского. Прощальная ночь с Елизаветой. Возвращение в Баден. Мой верный Франц сидел и ждал меня. Только у меня пропало желание предаваться веселью на баденских водах, и я стал собираться к отъезду во Францию.

Что меня тянуло туда? Сам не знаю. Ехал подальше, чтобы ничем не тревожить Елизавету, а, может, посмотреть, прав ли был Александр Дюма, описывая жизнь мушкетеров? Или проверить верность поговорки: увидеть Париж и умереть? С другой стороны — сдался мне этот Париж, я лучше подольше поживу. Но раз собрался ехать, то ехать нужно.

Прощай Германия! Хотя, стоп. Возвращаться в Пруссию придется через Германию и Польшу. Поэтому я не делаю ничего предосудительного, чтобы не оказаться в положении Наполеона, уничтожившего все на пути возвращения домой.

Рассказы о разбойниках, орудующих на пустынных дорогах, являлись изустным творчеством и грустной реальностью того времени. Поодиночке никто не ездил. Составлялись группы, партии, которые ехали вместе и в случае чего, давали совместный отпор разбойникам.

Вот так, с оказией мы и доехали до Страсбурга, столицы Эльзаса. Город только что перешел во французское владение, и можно было представить, что делалось в чисто немецком городе при водворении в нем французских властей. Все знали, что это не первая смена власти и не собирались переходить на французский язык и читать французские газеты. И французы не собирались учить немецкий язык, чтобы общаться на нем с местными жителями, которым "посчастливилось" обрести французское гражданство в результате земельного передела после Тридцатилетней войны. И вообще эти времена чем-то похожи на наши славные времена двадцать первого века, когда людям обрыдла жизнь без войн и потрясений и они всеми силами трясут нашу планету, чтобы разжечь пожар новой мировой войны.

Новый главный министр французского короля кардинал Мазарини, урожденный Джулио Раймондо Мадзарино, не довольный результатами Вестфальского мира, закрепившего раздробленность Германии и передавшего Франции Эльзас без Страсбурга, все-таки добился того, чтобы и центр Эльзаса оказался во владениях короля Людовика XIV. И Страсбург оказался в его владениях, превратившись в гнездо шпионских служб того времени, искавших возможности насолить своим врагам, а для этого все средства хороши.

Самыми хорошими разведчиками во все времена были женщины. Женщины в самых изысканных одеждах и без оных, женщины скромные и развратные, женщины полненькие и худенькие, блондинки и брюнетки, с завитушечками и без завитушечек, молчаливые и кричащие, модистки и не модистки, графини и герцогини, баронессы и маркизы, горожанки и крестьянки, но все себе на уме.

Каждый человек, прибывающий в то время в Страсбург, оценивался с позиции разведки: подойдет он разведке или нет. И второе — какая женщина его сразит наповал. Тех, кто не интересуется женщинами, тех было немного по сравнению с современными мерками и те выполняли особые задания в среде, близкой к ним по духу и, как правило, очень высокопоставленной, пресыщенной всем земным и стремящейся к чему-то неземному, противоестественному.

Можно сказать, что никто не обратил внимания на молодого человека лет тридцати четырех, проехавшего по главной улице Страсбурга в сопровождении молчаливого слуги. Только один человек остановился и проводил его взглядом, внимательно рассмотрев приметы приезжего и самое главное — перстень на безымянном пальце правой руки.

А еще через час резидент кардинала Мазарини в Страсбурге почтительно докладывал о прибытии главного шпиона из Союза немецких земель с перстнем самой Елизаветы Вюртембергской. Сопровождавший шпиона человек сообщает о скрытности и хитрости этого человека, ни единым словом или жестом не показавшего, что его что-то интересует кроме увеселений на французской земле. Его Преосвященство просят санкционировать разработку этого человека с помощью опытнейшего агента Фея. И подпись: Рамзес.

Я, конечно, всего это не знал и не догадывался. Фельдъегерская связь не такая уж и быстрая, да и кардиналу нужно было обдумать, а стоит ли касаться этого человека, чтобы не разбудить дремлющее немецкое недовольство в новых французских территориях? Или все-таки проявить активность и узнать, что же нужно немцам на их прежних землях? И он отправил краткий и емкий ответ, состоящий из одного слова — "разрешаю" и креста вместо подписи. Конспирация юбер аллес.

Глава 23

Чем мне нравятся те времена? Свободными нравами.

— Сударь, мне не нравится, как вы посмотрели на меня и на мою даму, извольте извиниться или мои секунданты укажут вам место на кладбище, где мы скрестим свои шпаги и выясним, кто же виновен в возникшем между нами недоразумении.

— Сударь, кушать подано.

— Сударь, вам визитка от вашего соседа с приглашением на ужин.

— Сударь, я постирала ваши кружева, с вас пятнадцать су.

— Сударь, что вам подать к горячему шоколаду?

— Сударь, вставайте, вас ожидают великие дела!

Последнее говорили, кажется, не мне. Графу де Сен-Симону сыну сурового Бальтазара Анри де Рувруа де Сен-Симона маркиза Сандрикур, который запер сына в тюрьме Сен-Лазар за то, что тот отказался причащаться. Но Сен-Симон к моменту моего нахождения в Страсбурге еще не родился, поэтому я не могу поделиться с вами впечатлениями об этой светлой личности. Зато мне довелось пообщаться с одной светлой личностью, которая ... Но лучше обо всем по порядку.

Каждый день после позднего завтрака я выходил погулять по центральным улицам. Людей посмотреть. Себя показать. В те времена прибытие любого дворянина в населенный пункт не оставалось незамеченным. Нужно было нанести визит вежливости к главному должностному лицу в городе или хотя бы оставить запись в книге посетителей.

Пока не было ежедневных газет, все новости оформлялись небольшими справочками, которые вывешивались у магистрата и любопытные люди, являвшиеся по совместительству и разносчиками информации, как блоггеры в необъятном интернете, разносили эти новости по всем своим знакомым.

И уже в обществе составлялось предварительное мнение о вновь прибывшем. Обществом же определялось, кто первый пошлет пробное приглашение, чтобы разведать более подробную информацию. Такое приглашение я и получил от малозаметного дворянина, представленного мне в ратуше и пригласившего меня отобедать с ним для решения некоторых вопросов моего пребывания здесь.

Обед был достаточно скучен. Набор блюд не отличался изыском и расточительностью человека, привыкшего к немецкой бережливости: суп из бычьих хвостов, на второе что-то вроде тефтелей с тушеной капустой и бокал довольно неплохого рейнвейна. Разговор за столом шел в основном о моем путешествии, о том, где я был, что я видел. Можно, конечно, было и уйти от этого разговора под предлогом того, а для чего это вам, любезный, знать о том, где я был и что я делал. Но раз ответил на приглашение, то будь добр и расскажи о чем-нибудь, чтобы заинтересовать чем-то и получить очередное приглашение, на котором можно завязать нужные знакомства.

Можно было отказаться от этого приглашения и перекрыть дорогу остальным приглашениям. Хотя, для меня не нужно было никаких знакомств, но жить в обществе, не будучи членом этого общества, нельзя. Я рассказал о Баденском обществе, о минеральных водах и об их благоприятном воздействии на мой организм. Кому это нужно, до того и по другим каналам дойдет информация о моих похождениях как спецпосланника великого герцога Баденского в Вюртемберг. А пока и достаточно того, что я рассказал.

На одну ступеньку в обществе я поднялся. На следующий день другое приглашение. На следующий день третье. Так я потихоньку и становился известным в местном обществе как человек добропорядочный, воспитанный, обеспеченный и интересный собеседник. И не женат. Вот это и было самым главным.

Новая администрация города проводила совместные ассамблеи французской и немецкой знати для того, чтобы как-то установить взаимодействие между ними. Торговцы сами разобрались в своих делах. Где дубьем, где ножами, где переговорами, но передел рынка был произведен.

Ситуация в элите была другой. В немецкое время немцы являлись титульной частью населения. Во французское время все переменилось. Кроме того, прибыла часть французского дворянства из собственно Франции. В такой ситуации нужно быть либо французом, либо немцем. Кем-то другим быть нельзя. А я как раз и был тем, который другой, не примыкавший ни к немцам, ни к французам. Стал врагом и тех, и других. В том числе и женщин. Кстати, женщины и являлись тем генератором напряженности, которая существует в Страсбурге до сегодняшнего дня.

Враждебность ко мне несколько уменьшилась после того, как мне пришлось ответить на два вызова на дуэль с двух противоборствующих сторон и во время схваток поразить француза и немца. Люди, наконец-то, поняли, что я не делаю разницы между ними и ни на чью сторону становиться не желаю.

Так вот, во время прогулки после завтрака я буквально столкнулся у своего дома с плачущей женщиной благородного происхождения, одетой на французский манер. Нужно заметить, что в то время дамы сами по себе не слонялись по улицам, а всегда находились в сопровождении то ли слуг, то ли родственников, то ли в чьем-то обществе, потому что времена были неспокойные.

Днем в городе была официальная, светская власть, а ночью власть переходила к темным силам, грабившим и убивавшим людей, которые не могли дать отпор. В час Петуха начиналась ночная жизнь. Все об этом знали. Полицейские власти договаривались с блюстителями порядка ночных сил и поддерживали какой-то паритет, отдавая в жертву тех или иных людей и сохраняя жизни нужных особ.

Пройти мимо плачущей женщины нельзя и подойти к ней тоже нельзя, так как никто вас не представлял ей. Нужно выбирать между предложением и соблюдением правил приличий. Когда женщине нужна помощь, то приличия побоку. Разве кто-то будет думать о том, за какое место можно женщину брать, а за какое место брать нельзя, если ее нужно вытащить из ямы или выдернуть из пасти льва? В том-то и дело. Хотя в нынешние времена, особенно на Западе крепко подумаешь, быть ли галантным по отношению к женщине и спасать ли ее в непредвиденной ситуации. По мне, так лучше плюнуть в сторону и пройти мимо, чтобы не быть обвиненным в чем либо, например, в том, что во время близости не пользовался изделиями резиновой промышленности или во время спасения от пожара женщина была в расстегнутом халате. Времена поменялись. То, что неприемлемо в России, стало приемлемым в другом мире.

Тем не менее, я подошел к женщине и спросил:

— Сударыня, что с вами случилось?

Вместо ответа она бросилась ко мне на грудь и зарыдала. Мне ничего не оставалось сделать, кроме как взять ее под руку и привести ее к себе домой.

Глава 24

В моих холостяцких покоях оказалась женщина. Уму непостижимо. В целом, я не вижу ничего странного в том, что у холостяка в квартире в постели лежит обнаженная женщина и дожидается, когда ей принесут в постель кофе с пирожными и будут читать стихи, посвященные ее красоте и сексуальности маленького пальчика, выглядывающего из-под одеяла. Даже в те времена никто не отказывал себе в удовольствии уложить рядышком в постель прекрасное женское тело и получить от него бездну удовольствия со вкусом, не торопясь, или сразу, залпом. На любителя.

А тут среди бела дня незнакомая женщина в объятиях незнакомого мужчины в незнакомом доме и совсем без чувств. Ладно бы это была продажная женщина, которой заплатил за услуги, хлопнул по попке на прощание и сразу забыл о ней. Общество поставило бы это в заслугу как доблесть, а дамы чуть-чуть бы поревновали и втайне подумали: ах, почему на месте этой женщины оказалась не я? Я бы устроила ему Варфоломеевскую ночь!

А тут, судя по всему, добропорядочная женщина, одетая как дворянка, и позови я на помощь кого-то из местных женщин, то мог бы оказаться в довольно щекотливом положении, доказывая потом, что я не верблюд и все вышло совершенно случайно. Стечение обстоятельств. Ну, да так мы вам и поверили.

Придется выдавать ее за родственницу, приехавшую ко мне из Франции. Пока информация не просочилась в общество, я никому не говорил об этой женщине, а она лежала в беспамятстве и в лихорадке. Мне пришлось ее переодевать, менять белье, ухаживать за больным человеком. Экономка, молчаливая немка, неодобрительно смотрела на все это, а потом решительно отодвинула меня и занялась моей гостьей сама.

Гостья потихоньку поправлялась, и мы с ней перебрасывались общими фразами как старые знакомые, которые уже все переговорили и лишь добавляют что-то новое к сказанному.

Ее звали Шарлотта де Кор, парижанка, двадцати трех лет, ехала в католическое аббатство учительницей французского языка и по дороге подверглась нападению неизвестных людей, которые ограбили ее, забрали все документы и оставили одну в пяти километрах от Страсбурга.

Я как джентльмен предложил ей свой кров и пансион, предупредив, что она для всех будет моей кузиной, выехавшей по моему письму ко мне навстречу.

Шарлотта легко вошла в общество, принимала участие во всех увеселительных мероприятиях, но в моем сопровождении, что избавляло от настойчивых ухажеров, рискующих напороться на острие моей шпаги. Она была прекрасной наездницей, и мы часто совершали с ней конные прогулки в окрестностях города. Это воздушное создание удивляло меня своей непосредственностью и красотой, и я не заметил, как влюбился в нее и не мыслил отлучиться от нее даже на час. Но к модисткам она хаживала одна в сопровождении экономки.

А вот Францу она почему-то сразу не понравилась.

— Не знаю, сударь, это ваше барское дело, кого привечать, а кого не привечать, — ворчал он, — только сдается мне, что это та еще птичка. Я их на своем веку повидал достаточно.

— Что ты можешь понимать в людях благородного происхождения, — сердился я, — благородство можно воспитать, но благородство крови не купишь и не воспитаешь.

— Ах, сударь, — резонно возражал Ротшильд, — все можно купить, были бы деньги. Вот я накоплю денег и куплю себе, к примеру, баронский титул с грамотами, печатями, генеалогическим деревом, потомками и предками, гербами и традициями. Я буду бароном Францем Ротшильдом и буду всем говорить, что благородного происхождение и благородство мое не по бумагам, а по крови. И кто-то в этом усомнится? Да я его по судам затаскаю. Да я его разорю...

— Франц, — назидательно говорил я, — не влезай в те вопросы, которые тебя не касаются.

— Слушаюсь, сударь, — говорил Франц и занимался своими делами.

А ведь он прав. В отношении титулов. Я прибыл из демократического времени, пришедшего на смену коммунистическому тоталитаризму и царскому империализму. Вроде бы после всех чисток, массовых репрессий, нескольких войн, в том числе гражданской, нескольких волн эмиграции в стране не должно было остаться ни одного дворянина, ан нет.

Как началась свобода, так появились дворянские общества, и самые правоверные коммунисты стали отпрысками древних княжеских родов, графов и столбовых дворян. Стали возрождаться дворянские собрания. Появилась масса чудом выживших детей убиенных большевиками царя и царицы русской. Как "потомки" императорского рода они стали раздавать дворянские грамоты и разные титулы с выдачей соответствующих бумаг с оплатой полиграфических расходов и расходов на изготовление цепей герцогов и магистров. Фабрики по изготовлению царских и княжеских регалий и различных новоназванных орденов стали процветать.

Многие должностные лица России стали кавалерами негосударственных, общественных орденов, с лентами через плечо как сенаторы и сановники его императорского величества, обвешанные различными звездами и крестами, среди которых теряются награды российского правительства, если таковые имеются.

Это стало бизнесом. Плати деньги и получай орден. Но разве чиновник будет платить свои сотни тысяч рублей за блестящую побрякушку себе на грудь и кавалерственный диплом? Конечно, не будет, а все ордена выдают не за заслуги, а за деньги. За казенные. По деньгам и достоинство. Если всех сановников российских обязать одеть все полученные им ордена, то не нужно будет никакой кадровой революции. Вот оно, все на ладони. Сильная штука Интернет. Посмотришь его страницы, волосы дыбом встают, да только начальники наши всех рангов Интернета этого как черт ладана боятся.

Франц зародил у меня какое-то сомнение в отношении Шарлотты, но оно рассеялось без остатка, как только я увидел ее, возвращающуюся от модистки.

Глава 25

— Владимир, — сказала сегодня мне Шарлотта, — скажите откровенно, как вы ко мне относитесь?

— Мадмуазель, — сказал я, — неужели вы не видите, как я к вам отношусь? Да я...

— И жизнью готовы пожертвовать ради меня? — спросила девушка.

— Вы только скажите, и я..., — начал я, но она меня перебила. — Сегодня произошло событие, которое покажет, действительно ли я вам так дорога и что вы готовы ради меня на все.

— Прикажите, и вы увидите, — запальчиво произнес я. Хотя, давать такие обещания не совсем разумно любому человеку. Прыгать в пропасть ради женского каприза? Увольте. — Если это будет подчиняться здравому смыслу, то я в вашем распоряжении.

— Я не знаю, будет ли оно соотнесено со здравым смыслом, но сегодня я увидела того, кто ограбил и надругался надо мной, оставив беспомощной в лесу, — сказала Шарлотта.

Чувство справедливости в каждом человеке наготове и всегда готово, почти всегда, откликнуться на зов помощи и на свершение правосудия:

— Кто это? — твердым голосом спросил я.

— Барон фон Райнбах, — четко произнесла имя Шарлотта, — я его никогда не забуду.

Барон был лидером немецкой общины, пользовался уважением за свою честность и принципиальность во всех вопросах, но если он обидел Шарлотту, то он может вычеркнуть свое имя из списка жильцов этого света. Я встал, надел шпагу и вышел из дома. Я шел к дому барона Райнбаха, готовый убить этого мерзавца.

Барон был дома и вежливо встретил меня, пригласив в кабинет, но я прямо в зале, где были еще несколько человек, объявил, что пришел вызывать барона на поединок за нанесенное им оскорбление благородной женщине.

Удивлены были все. Барон в особенности. В удивлении он приложил правую руку ко рту, как бы сдерживая себя от ненужных слов, готовых вырваться в ответ на мое обвинение, и я увидел на его безымянном пальце серебряный перстенек с черной вставкой и белым вензелем "Е". Такой же, как и у меня. Значит, этому человеку можно было верить.

Я поднял правую руку и сделал такой же жест, как и барон. И барон увидел мой перстенек. Он жестом предложил мне пройти в другое помещение, извинился перед присутствующими, сказав, что вышло недоразумение, и мы скоро присоединимся к ним.

Мы прошли в кабинет, и барон предложил мне рассказать все, что побудило меня вызывать его на поединок. Я рассказал о Шарлотте де Кор. Барон потемнел лицом.

— Эта змея появилась и здесь, — сказал он. — Несмотря на молодость у нее ядовитые зубки. Не ревнуйте, у меня с ней ничего и никогда не было, а вот со многими мужчинами у нее было, да еще как. По нашим данным, Шарлотта близка к самым доверенным лицам кардинала Мазарини и используется как смертельное оружие по устранению неугодных кардиналу людей.

Обставляется все так, что к политике это не имеет никакого отношения. Красивенькая девица, которая рано поняла, что через постель можно добиться много, если давать всем, но понемногу. Она появляется в поле зрения интересующего объекта вся несчастная, униженная, оскорбленная и мужчина становится тем бальзамом, который возвращает ее к жизни. С ней мужчина удовлетворяет любые сексуальные фантазии, получает то, что он не в состоянии получить в обыденной жизни и чувствует, что может получить еще и более изысканное, и вот тогда на пике сладострастия делается признание, которое не оставляет равнодушным ни одного благородного человека: кто-то надругался над ней. Выбранное ею орудие идет и убивает "обидчика" или сам погибает в схватке. Тогда выбирается другая шпага, затачиваемая в постели женским искусством обольщения.

Мы знали, что мадам де Кор находится в Страсбурге. Одну дуэль я не мог предотвратить, оскорбление мне было нанесено публично, и отступать было нельзя. Я не убивал противника, но рана оказалась серьезной, и молодой человек умер от горячки. А Шарлотта исчезла. Потом кто-то сказал, что ее видели в окрестностях города в компании с приезжим дворянином. И я давно жду вашего визита. Ваш перстень показал мне, что вы не наш враг. Давайте вместе сходим и переговорим с вашей дамой. Если все окажется правдой, то вы будут вправе убить меня без всякого поединка. Договорились?

Я кивнул головой в знак согласия, и мы с бароном поспешили к снимаемому мною дому.

— Франц, мадам дома? — сходу я спросил Ротшильда.

— Нет, сударь. Сразу после вашего ухода она решила совершить конную прогулку и до сих пор не возвращалась, — ответил мой эконом.

В комнате Шарлотты ничего не напоминало о присутствии здесь женщины. Все было прибрано, никаких шпилек, заколок и только легкий запахов духов выдавал, что здесь была женщина. Никаких вещей. Ничего. Была и нету.

Барон был прав. Шарлотта не вернулась. А я получил еще один урок, что нельзя верить несчастным женщинам. Женщина даже в несчастье способна быть такой, чтобы никто не заподозрил в ней желание всеобщей жалости. А если женщина выставляет напоказ свое горе, значит — она хочет чего-то добиться этим. Будьте осторожны, господа, благими намерениями выложена дорога в Ад!

Глава 26

Если от тебя ушла женщина, то нужно благодарить за это Бога — она спасла тебя от многих несчастий, которые могла принести. Любящая женщина никогда не станет создавать опасные ситуации. Но если женщина тянет своего спутника по заведениям, относящим к городскому дну, шокируя своей вульгарностью завсегдатаев, или стремится затеять скандал, вылив в лицо местному мафиози бокал дешевого вина, то с этой женщиной нужно расставаться немедленно и бесповоротно.

Эта женщина мечтает, чтобы ею владел мужественный пират, вытерший кровавые руки об штаны и заваливший ее на грязную постель. В какой-то час она вытрясет из вас все, а если не сможет этого сделать, то наймет уголовников, чтобы это сделать. Это не современная классификация. Так было всегда. Избалованные и пресыщенные женщины, вышедшие с самых верхов или с самых низов это самые опасные особи, уничтожающие все вокруг себя. И Шарлотта относилась к ним.

С бароном у нас завязались отношения приятельства, не афишируемого, а действительного. Мы частенько дискутировали в его кабинете, обсуждая вопросы политики, путешествий, общественных отношений, науки и было интересно слушать, как аристократ оценивает то эли иное событие с точки зрения влияния на его собственное владение, последующего влияния на княжество, потом на государство и так далее. Сразу приходит обобщенный вопрос: а почему пролетарии мыслили категориями мировой революции? Очень просто. У них не было ничего, а им обещали во владение весь мир. Барон заразительно смеялся, когда я рассказывал ему теорию социалистической революции:

— Определенно, Владимир, вам нужно учиться писать книги и писать истории, аналогичные тем, которые вы мне рассказывали, — говорил он. — Возможно, что-то рациональное в этом есть, и вы затмите своей славой господина Рабле с его Гаргантюа. Главным героем будет Гегемон, который будет съедать сотни своих сограждан, поставивших его у власти. А если Гегемон будет героем эротических историй, по десять на каждый день, то господин Бокаччо со своим "Декамероном" окажется на вторых ролях. Я вам предрекаю великое будущее. Шпага — сильное оружие, но перо — во сто крат сильнее. Один взмах пера и о злодее знают все. Все указывают на него пальцем, и он бежит в дальние страны, а там ваша книга — и все люди в дальней стране снова указывают на него пальцем. Расскажите о Шарлотте де Кор, и вы спасете других людей. Придумайте, например, что ее праправнучка лет через сто пятьдесят-двести, изменив свою фамилию и став Шарлоттой Корде, убьет зловещего Гегемона, освободив людей и пригласив на трон доброго короля.

Боже, как недалеко от истины был барон фон Райнбах. То ли Господь вложил эти слова в его уста, то ли он обладал даром предвидения, но в 1793 году Мари-Анна Шарлотта де Корде д"Армон убила Гегемона — Жана-Поля Марата, журналиста и одного из кровавых вождей французской революции. Когда Марат хвастливо сообщил Шарлотте, что по его приказу будут казнены все роялисты, женщина возила в него нож. Последние слова Гегемона были: "Как? Меня?" Да, тебя! Шарлотта Корде очень была похожа на Шарлотту де Кор. Возможно, что Шарлотта переродилась и в праправнучке возобладала кровь благородных семейств, куда внедрялась ее прапрабабка. Не знаю. И знать не хочу. Но если мне доведется встретиться с этой...Шарлоттой, то она от меня не уйдет. Ее унесут.

Я не стал говорить барону о его предвидении, но обещал подумать над его предложением и заняться написанием книги о моих путешествиях, но только тогда, когда я вернусь домой.

— Дорогой Владимир, я хочу взять с вас слово, чтобы вы писали мне из всех мест, где вы только будете, — высказал просьбу фон Райнбах. — Мне это очень интересно, и я не хочу прерывать наши дружеские отношения. Ее светлость Елизавета недавно в письме передавала вам привет и сказала, что хранит воспоминания о вашем пребывании в Вюртемберге и роли в родстве двух правящих династий. Такое не забывают никогда.

— Спасибо, барон, — сказал я. — Отпишите мадам Елизавете мои чувства глубокого уважения и самого искреннего почтения самой прекрасной женщине, когда-то встречавшейся мне. А вам я буду писать при первой же оказии.

— Я счастлив, Владимир, что наши мнения о мадам Елизавете совпадают, — сказал барон. — Я вам скажу, что немецкие женщины самые лучшие любовницы. Преданные, любящие и горячие. И не подвергайте это сомнению. Пойдемте, я вас познакомлю с одной из них. Это кузина моей жены. Приехала погостить к нам после гибели ее мужа в недавно закончившейся войне. Она не снимает траур, но в ваших силах сменить краски ее одежды.

Ревность, взыгравшая при словах барона о Елизавете, постепенно утихла, и меня разобрало любопытство, что это за загадочная немецкая женщина, которая способна удивить такого человека, как я. Но тут же червячок самокритики запищал, — быстро же ты забыл Шарлотту, которая обвела тебя вокруг пальца и подчинила своей воле. Берегись, раз плененные мужчины могут плениться еще раз. Необъезженный жеребец носится сам по себе в табуне и любит того, кто ему по нраву. А объезженный жеребец ходит под седлом в строю, жует то сено, которое дадут и случается с тем, кого ему приводят. Взбунтуйся, прояви волю, скажи, что ты не хочешь ни с кем знакомиться, захочешь, познакомишься сам. Прояви свой нрав!

Я бы и проявил свой нрав, но это было бы невежливо по отношению к барону, и я вместе с ним вышел в гостиную, где рядом с женой барона увидел стройную женщину примерно моего возраста, одетую в черные одежды. Ее бледное лицо не было безжизненным, но на мой поклон она ответила лишь еле заметным движением головы. Ничего себе статуя. И это одна из лучших немецких женщин?

— Дорогая Мария, — начал барон, — я хочу представить тебе моего личного друга, господина Владимира, находящего здесь проездом из далекой Московии, человека скромного поведения и большой начитанности, поэта и мастера шпаги. Острием своего клинка он умеет выписывать такие узоры, что все кружевницы Страсбурга собираются у его окон, чтобы посмотреть на его упражнения и сделать зарисовки для новых кружев.

Глава 27

Вот это барон. Прямо-таки мастер современного пиара. Жена барона улыбалась приветливой улыбкой. Мария была такой же недоступной, только в ее глазах проскочили какие-то искорки. Или это мои искорки отразились в ее глазах, не знаю, но когда я наклонился поцеловать ее руку, то я почувствовал, как рука ее дернулась от прикосновения моих усов.

— Не такая уж она и статуя, — подумал я. — Если женщина боится щекотки, то это очень тонкая натура, не избалованная и не привыкшая к ласкам как к чему-то обыденному.

— Мадам, — скромно сказал я, — прошу простить мою неловкость, но я в глубокой печали. Я потерял одного друга, чуть не потерял другого и сейчас даже не знаю, как мне быть. Я не такой набожный человек, каким бы я хотел быть и не умею высказывать свои чувства перед Богом. Не откажите в моей маленькой просьбе позволить мне сопроводить вас в храм, чтобы разделить вашу скорбь и помолиться об обретении душевного покоя.

— Вот и прекрасно, — сказала баронесса, — Владимир, я поручаю вам свою кузину и надеюсь, что вы примете наше приглашение к обеду, я уже дала поручение о сервировке стола на четыре персоны. Мы хотим дать обед в честь приезда моей кузины, и за столом будут только свои люди.

Я сопровождал Марию в храм, предложив правую руку, на которую она легко оперлась. Мы могли бы вызвать карету, но до церкви было недалеко и с дамой лучше прогуляться, чем сидеть в не совсем чистой карете, глядя друг на друга, но избегая прямого взгляда, чтобы не показаться слишком вульгарным.

В церкви я смиренно сидел на скамеечке рядом с Марией и был погружен в свои думы.

— А не слишком ли я долго задержался здесь, — думал я, — что из того, что я сижу в храме и слушаю пение священника, которому подыгрывает на фисгармонии монах. Рядом со мной прекрасная дама, которая так и останется прекрасной дамой в моей памяти. Поводов подраться, поплести интриги, поухаживать за хорошенькими женщинами предостаточно и в моем времени. Узнать какой-то секрет из событий этого времени? Да какой секрет может согреть душу в двадцать первом веке? Нахватать раритетов и продать их в мое время? Увольте меня, я не крохобор и не делец, которому досталась частичка от дара царя Мидаса. Увидеть Париж и умереть? Нет, я не собираюсь умирать в самое ближайшее время. Кстати. А если я действительно буду убит на дуэли, то доверенный человек, повернув кольцо на моей руке, отправит меня в мое время, то буду ли я там живой и невредимый? Надо же какая проблема? Только с этим я экспериментировать не буду. Да и мысли такие в храме Божьем греховны. Не для того нам дана жизнь, чтобы ею можно было не дорожить. Сколько я еще собираюсь здесь быть? Как только одержу победу над прекрасной Марией, то можно трогаться в путь? Нет, это низко. Я к ней даже не притронусь. Я буду ее беречь от всего, что может ей помешать жить и каждое утро распускаться как прекрасной розе.

От моих мыслей меня оторвала Мария:

— Сударь, служба уже кончилась и в храме никого не осталось.

Тишина храма действовала умиротворяюще. Как будто мы очутились в каком-то другом времени или в совершенно другом мире, где нет ни суеты, ни врагов, а все ласково и добросердно. Я встал, и мы вышли их храма.

— Я впервые вижу, чтобы люди так усердно молились как вы, — сказала мне Мария. — Вы ушли в себя, и мне пришлось вас оттуда вытаскивать. Мне даже показалось, что вас не было рядом со мной.

Каждое слово Марии говорило о том, что она начала оживать. Вероятно, с ней рядом никогда не было человека, с которым хотелось бы петь, смеяться танцевать, делать невероятные глупости под одобряющий взгляд любимого человека. Не каждому достается такое счастье.

— Прошу прощения, сударыня, — как можно мягче сказал я, — мне казалось, что мы с вами очутились на какой-то залитой солнечным светом и усыпанной яркими цветами лужайке. Я стоял, широко раскинув руки, а вы шли ко мне в белом платье с венком цветов на голове...

— А дальше что? — спросила меня Мария.

— Как раз в этот момент вы вернули меня сюда, — улыбнулся я.

Обед получился оживленный. Я был в ударе. Рассказывал истории о службе в Московии. О порядках в приграничной Польше, о праздниках и обычаях.

— А какие в Московии женщины? — спросила меня баронесса.

— Они такие же, как и здесь, прекрасные и остроумные, — улыбнулся я.

На восточном ковре на стене я увидел висящую гитару.

— У вас кто-то играет на гитаре? — спросил я.

— Вам знакома эта греческая кифара, которую изготовили в славном городе Неаполе? — спросил барон. — Я купил ее во время путешествия в Италийские земли и даже брал уроки игры на этом инструменте.

Он подал знак, слуга снял со стены гитару, обтер пыль и подал ее барону. Хозяин уверенно взял инструмент и взял несколько аккордов.

— К сожалению, это все мои умения игры на ней, — сказал барон.

— А можно попробовать мне? — спросил я.

— Будьте так любезны извлечь несколько звуков из этой коробки со струнами, — улыбнулся хозяин.

Дамы с интересом смотрели на меня. Неаполитанская шестиструнная гитара производства семнадцатого века из экологически чистых материалов и без применения химии. Она была легка и уже звенела от предвкушения прикосновения к струнам. Я проверил настройку, подтянул один из колков и вспомнил свои лирические вечера. Я заиграл и запел песню, которую все почему-то считают цыганской, а это стихи Роберта Рождественского. Если родственники Рождественского пристанут ко мне с требованием контрибуции за то, что я пел песню на его стихи, то я выброшу эту песню из своей памяти и из этой книги, и пусть они и дальше закапывают его талант в землю:

К долгожданной гитаре

Я тихо прильну,

Осторожно и бережно

Трону струну,

И она отзовется,

Зазывно звеня,

Добротою наполнив

Тебя и меня.

От зари до зари,

От темна, до темна

О любви говори,

Пой, гитарная струна!

Глава 28

Своим выступлением я поразил хозяев. Даже я поразился ему. Никогда особенно не играл на гитаре. А тут какой-то кураж нашел. Лингвафон, вероятно, точно передал интонации и мотивы стихов, потому что Мария сидела и вытирала глаза платочком.

Назавтра меня пригласили на пикник и на конную прогулку, устраиваемую немецкой общиной.

— Как бы вы ни хотели, Владимир, но все вас считают достойным членом немецкой общины, а Мария прямо заявила, что без вас она на пикник не поедет. Я ее в этом поддерживаю. Она стала оживать и только благодаря вам. Завтра в восемь утра ждем верхом и в одежде для пикника. Наши дамы отказались ехать в карете, и будут верхом сопровождать нас. Мне нужно вас познакомить кое с кем и обсудить некоторые вопросы. До завтра, мой друг, — сказал барон и я откланялся.

Лежа в постели, я слушал бормотания Франца, докладывавшего мне о состоянии наших финансов, и представлял, что нахожусь на одном из курортов и все события напоминают череду из обыкновенного курортного романа.

Сначала Баден-Баден. Край амуров и любовных наслаждений. Даже в самом названии заложена лиричность. Баден-Баден. Баден переводится как плавать, купаться. Четко определенное физическое действие, имеющее назначение принятие процедуры, смывание грязи или преодоление водной преграды. А баден-баден (baden-baden) это поплавать в свое удовольствие, искупаться, получить удовольствие. Как шлафен (schlafen). Спать. Лечь, повернуться на правый бок, положить ладошку под щеку и уснуть ровно на восемь часов, как предписано артикулом. А шлафен-шлафен это поспать, понежиться, подремать в свое удовольствие.

Потом дела династические и встреча с Елизаветой. Незабываемая встреча, но и она пройдет и будет забываться с течением времени, когда я приеду домой.

Затем куколка Шарлотта, которая понадеялась на то, что мой рассудок забит гормонами, я не буду слушать голос разума и убью указанного ею человека.

Хотя, любовь способна на многое. Тот же Андрий Бульба отказался от своего рода козацкого ради любви паненки. Все бульбаши как бульбаши, а один вот попадается такой, и про всех бульбашей будут говорить, что они запродали захидникам славянское братство за тридцать сребреников.

А сейчас Мария. Возможно, что мне нужно разбудить спящую принцессу своим поцелуем и внушить ей, что я только сон. Прекрасный, нежный, но сон...

— ...и всего у нас остается двадцать семь тысяч ливров, — вывел меня из раздумий голос Франца, — мы достаточно богаты, но это не говорит о том, что все эти нужно промотать за три дня. Я так думаю, что кое-что можно ссужать нуждающимся, а кое-что вложить в складчинный капитал, например, в сообщество, которое занимается пассажирскими перевозками между городами. Чует моя душа, что это вложение принесет нам прибыль немалую.

— Франц, когда ты упоминаешь о душе, то начинаешь говорить как русский, — улыбнулся я. — Все русские горазды на прожекты, только вот сами их не любят реализовывать. В отношении транспортной компании я даю добро, можешь оформлять документы от моего имени с доверительным управлением на твое имя, а вот по поводу ростовщичества, то мне это не по душе. Если тебе это так нравится, то учреди ростовщическую контору, обзови ее банком, принимай на хранение деньги, выдавай кредиты и дери со всех проценты за хранение денег и пользование твоими кредитами. Все будет чинно и благородно, хотя никто не гарантирует того, что какой-нибудь Раскольников не придет к тебе с топориком за кредитом.

— Сударь, все сделаю в лучшем виде, — оживился Франц, — и ни один студент с топориком даже близко ко мне не приблизится, так же, как и к вам. Я нанял некоторых людей охранять вас как зеницу ока. Люди надежные и на глаза лезть не будут.

Вот шельма, все схватывает на лету. Повезло мне с моим экономом. Если не прогорим на чем-нибудь, то все деньги я оставлю ему, не буду же я таскать все с собой. Так, разве что безделицу какую-нибудь.

Глава 29

Я подъехал к дому Райнбахов ровно в восемь. Колокол на городской башне стукал в такт стуку копыт моей лошади. Меня уже ждали. Я поцеловал дамам руки и поприветствовал барона.

Руку Марии я придержал чуть надольше, чем это требует этикет и не уловил ни единого движения убрать руку. С каким удовольствием я поцеловал бы ее в губы, но всему свое время. Не торопите люди, события. Недожаренное мясо никогда не будет шашлыком.

Мы, не торопясь, поехали к месту сбора компании. Дамы ехали впереди, мы чуть поодаль. Барон негромко говорил мне:

— Весь пикник — это собрание единомышленников, к коим я причисляю и вас, потому прекрасная Елизавета не разбрасывается своими монограммами на ее перстнях. Это может получить только особо доверенный человек, имеющий большие заслуги перед домом Вюртембергов. Сейчас мы находимся во владении французского короля. Но это не навсегда. Мы не дадим себя офранцузить, сохраним немецкую культуру и будем в постоянной готовности отстоять свое право на вхождение в состав земель Германии. Сколько времени пройдет, никто не знает, но это время настанет и когда французские власти уйдут, у нас будут люди, способные возглавить местную администрацию и работать на благо единой Германии. Сегодня мы создаем организацию, и участие в пикнике означает согласие с нашими целями и задачами. Затем каждый подпишет учредительный документ и этот документ будет спрятан так, что его никто и никогда не найдет, но каждый участник будет знать, что его подпись оставлена и его потомки будут наследовать эту подпись.

Все это напоминало какой-то средневековый обряд с тайными обществами, клятвами. Мы не так далеко ушли от средневекового общества и масоны существуют до сих пор со своими обрядами и тайнами. Каждый представитель элиты считает за честь получить посвящение в одной из лож и быть увенчанным каким-нибудь масонским орденом или титулом на времена будущие. Кто его знает, как все случится? Придет время, а он герцог какого-нибудь ордена тамплиеров или искусителей непорочных дев.

— Барон, а вы не думаете, что это станет известно французским властям и все участники манифеста или конкордата подвергнутся преследованиям? — проявил я осторожность.

— Едут только проверенные люди, на которых мы полагаемся как на себя, — очень уверенно ответил барон Райнбах.

Самоуверенно, но, возможно, что вот такое открытое собрание под видом пикника общины будет менее подозрительно, чем перешептывание по углам.

Собравшиеся на выезде из города по западной дороге дворяне и богатые горожане кавалькадой двинулись на заранее приготовленную поляну, где уже суетились слуги, горели костры, жарилось мясо и готовились различные кушанья. Веселье предстояло нешуточное.

На поляне накрывался огромный длинный стол, чтобы все, сидя плечом к плечу, чувствовали общность интересов, а песни в обнимку с покачиваниями из стороны в сторону демонстрировали единство германского духа и германской нации.

Барон Райнбах объявил о подписке на строительство часов на городской ратуше и попросил досточтимых граждан города Страсбурга жертвовать, кто и сколько сможет и расписаться в подписном листе. Подписным листом являлся договор, а монета, передаваемая сборщику, являлась лишь средством маскировки. А где собранные деньги? Где-где, пропили.

Рассказывал нам преподаватель военной подготовки в институте, что когда он учился в военном училище, то они собрали деньги на штангу и послали двух штангистов в город купить спортивный снаряд. В этот день штанг в продаже не было, и они с горя все собранные деньги пропили. Ребята были здоровые, в пьяном виде буянить начали, так их еле сумели скрутить.

Вот такие дела. Так и с деньгами на устройство часов. До сих пор ведь нет. А что вы на пикнике делали? А ничего, начальник, чай пьем, шеш-у-беш играем, конспирацию соблюдаем.

Веселье было в разгаре, мы с Марией уже два раза плясали задорные немецкие пляски и сидели рядышком за столом, разговаривая ни о чем, но как будто говорили о чем-то самом важном для нас.

Не глядя, я протянул два высоких бокала из бронзы, и кто-то из слуг сразу налил в них вино. Капля вина попала мне на руку. Я оглянулся, чтобы укоризненно покачать головой неловкому виночерпию, но это оказалась девушка, которая уходила в сторону хозяйственных столов. Что-то знакомое мне почудилось в ее походке, в характерном и знакомом покачивании бедер, которые так и прилипали к моим рукам.

— Этого не может быть, — подумал я, и повернулся к Марии. — За наше здоровье, — пожелал я ей, — чтобы жизнь наша была счастливой и долгой.

Я поднес бокал к губам и вдруг почувствовал горький запах миндаля. Я немедленно схватил руку Марии и буквально оторвал ее бокал от губ. Но она уже выпила часть вина и смотрела на меня виноватым взглядом, как будто извинялась за то, что ей очень нехорошо и она тем самым испортила такой прекрасный день. Мария вдруг повалилась и на ее губах стала выступать белая пена. Я крикнул, чтобы мне пришли на помощь, и передал Марию на руки барону и его жене.

Все-таки мое предчувствие не обмануло меня. Это была Шарлотта, и она сделал свое черное дело, убив Марию. Я сделал громкое объявление, чтобы никто не притрагивался к напиткам, потому что они могут быть отравлены.

Несколько человек сразу бросились к запасам вина, проверять их состояние. Я погнался за девушкой, которая бежала по поляне к лесу. Догнать я ее не смогу. Она убежала намного раньше, чем я бросился за ней в погоню. В лесу, вероятно, стоит готовая верховая лошадь или там ее ждут сообщники. Времени на раздумья у меня не было. Я достал свой полицейский "Вальтер", остановился, глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и прицелился.

Выстрел был слышен только мне. Бежавшую девушку как будто кто-то толкнул в спину, и она упала. Держа наготове оружие, и не спуская взгляда с леса, я приблизился к отравительнице. Это была Шарлотта. Она была еще жива. Я приподнял ее и увидел, что пуля попала ей точно между лопаток. Вряд ли я чем-то смогу помочь ей. Это понимала и Шарлотта. Собравшись с силами, она прошептала:

— Моя дочь... Руайяль... мадам Дюжо... не оставь ... Шарлотта...

Когда подбежали люди, Шарлотта была уже мертва.

Подошедший барон положил мне руку на плечо. Я все понял. Мария тоже была мертва.

Господи! В чем я провинился перед тобой? За что ты лишаешь меня самых близких людей? Что я могу сделать, чтобы искупить свою вину? Господи...

Глава 30

Через три дня я уехал из Страсбурга в поисках населенного пункта Руайяль и маленькой девочки на попечении мадам Дюжо.

Барон и баронесса отговаривали меня от этой затеи, убеждая, что я буду в очень большой опасности как человек, который убил одного из доверенных людей кардинала Мазарини, но я был непреклонен. Я был уверен, что кардиналу известно обо мне больше, чем я это знаю. Ни один здравомыслящий человек не будет уничтожать то, что может обогатить его новыми знаниями и способствовать своему возвышению над остальными при помощи предсказаний, которые помогут ему правильно расставить акценты в своей политике.

Франц не был в восторге от этой затеи и уговорил меня переодеться в монашескую одежду, чтобы если и бросаться в глаза, то своим благочестием и смиренностью, а рапира моя всегда будет наготове в его руках, да и крест мой, пулями стреляющий, он хранит среди вещей.

— Добро, Франц, — сказал я, — закажи мне сутану слуги ордена Иисуса Христа.

— Господи Иисусе, — перекрестился Франц, — это-то вам зачем, сударь?

— Не всегда нам придется дорогу прокладывать благочестием, — объяснил я ему, — а основатель ордена Игнаций Лайола не считал грешным монаху оружием владеть и к земным радостям прикасаться.

Еще в институте мне довелось почитать "Историю Германии" Иоганна Шерра, который немало времени уделил описанию ордена иезуитов.

"Иезуит был ученый, воин, государственный человек, художник, воспитатель, купец, но всегда оставался иезуитом. Сегодня он был в союзе с венценосцами против народов, а на другой день употреблял в дело кинжал и яд против венценосцев, когда, по изменившимся обстоятельствам этого требовали выгоды его ордена. Он был фанатик, вольнодумец, сводник, обманщик, моралист, благодетель, убийца, ангел, дьявол, смотря по тому, что требовалось по обстоятельствам. Везде он был у себя дома. Не было у него ни отечества, ни семьи, ни друзей. Его орден был для него все. Для своего ордена он жил и умирал с самоотвержением, достойным удивления".

Собственно говоря, я сам был для себя орденом и подчинялся своим законам — законам путешественника во времени. Как-то так получалось, что я оказывался всегда там, где был нужен и все мои действия вписывались в ход истории, совершенно не меняя ее конечную составляющую.

После возвращения из путешествия я внимательно изучал прессу, стремясь выявить возможные следы моего пребывания в прошлом, и ничего не находил. Я был слишком маленьким винтиком в механизме истории, чтобы вызвать какой-то катаклизм.

А вот большой человек может столько наворотить, что его столетиями будут поминать потомки. Возьмите Сталина. Его предшественник Иван Грозный привел к Великой Смуте, которая едва не закончилась гибелью России. Сталин — один из тех, кто привел Россию к другой большой войне и поставил страну на грань выживания. И только сверхчеловеческие усилия народа, десятки миллионов жертв помогли спасти государство. Последователь Сталина — Хрущев чуть не начал новую мировую ракетно-ядерную войну, отдал российский Крым Украине, разгромил свою армию и разогнал офицерский корпус. Его последователи хлебнули отсутствие Крыма, но все равно занялись разгромом армии в виде ее реорганизации и разгона офицерского корпуса. Кто будут их наследники, чем они прославят себя, вряд ли мне доведется узнать, потому что сроки их правления увеличились в полтора раза.

В сутане с капюшоном я стал просто неузнаваем. Сутана имела разрезы спереди и сзади, чтобы при посадке в седло сутана не задиралась и не делала всадника похожим на черт те что в юбке.

Я нанес прощальный визит Райнбахам. Прощались грустно. Мария похоронена в семейном склепе. Я хотел как можно быстрее покинуть этот город, чтобы уйти от горьких воспоминаний, но разве от них спрячешься под сутаной. Они найдут тебя везде. В городе, в лесу, на панихиде, на балу... До свидания, друзья, свидимся ли мы еще или нет, но вас буду помнить я, и будут помнить те люди, которые прочитают эти записки.

Как мы будем искать Руайяль, я не знаю. Будем использовать принцип — язык до Киева доведет. Но в Киев мне что-то не хочется ехать ни сейчас, ни тогда, когда я вернусь домой, и даже тогда, когда представится такая возможность, я постараюсь от этой возможности отказаться.

Мы ездили по северо-восточным департаментам Франции и искали деревню Руайяль. И мы нашли с десяток таких деревень, но ни в одной из них не было мадам Дюжо с маленьким ребенком.

— А, может быть, вам нужен замок Руайяль, — спросил хозяин трактира в одной из деревень, — до него не так близко, с десяток лье придется ехать.

Надо же, мы, можно сказать, кружились вокруг того места, что нам нужно и никак не обращали на него внимания. Не торопясь, это два дня пути. Торопиться нам некуда. Завтра с утра и поедем.

Глава 31

Замком Руайяль можно было назвать с натяжкой. Это был двухэтажный каменный дом с хозяйственными пристройками, но все равно это была дворянская усадьба, хотя и без Версальского шика, но чувствовалось, что люди здесь не голодают, хотя и особого достатка не имеют. Все домочадцы в черной одежде по случаю траура. Буквально на днях похоронили свою дочь Шарлотту, урожденную де Руайяль, убитую где-то в Германии. Единственная дочь и престарелые родители в большом горе.

Все это мне рассказала достаточно бойкая и набожная женщина лет пятидесяти, подошедшая ко мне под благословение и попросившая молиться за преставленную деву Шарлотту.

Что-то мне подсказывало, что это та женщина, которая мне нужна, но я все равно переспросил, не знает ли она мадам Дюжо. Женщина чуть не упала от неожиданного вопроса.

— Да, я знаю мадам Дюжо, но ее сейчас нет здесь. Если что нужно, то я передам ей, — быстро заговорила она, стараясь поскорее покинуть общество монаха.

— Передай ей, сестра, что за обман она будет вечно гореть в аду и не будет ей спасения, если она не выполнит последнюю волю умершей в отношении ее маленькой дочери Шарлотты, — строго сказал я.

Женщина заплакала и сказала, что она и есть мадам Дюжо, но о том, что у Шарлотты есть дочь, не знает никто. Тем более ее родители. Ребенок незаконнорожденный. Считается, что она сирота и дочь сестры мадам Дюжо. Она пока живет в семействе Руайяль как кормилица их дочери, но сколько времени ее будут содержать, она не знает.

Ситуация осложнилась тем, что незаконнорожденный ребенок считался печатью позора и там, где был такой ребенок, он всегда попадал в число изгоев. Нужно что-то было делать. Что, я не знал, но нужно было встречаться с родителями Шарлотты и решать судьбу их внучки.

— Мадам, — сказал я, — я прошу сопроводить меня к родителям Шарлотты, представить меня как духовника их дочери и быть в готовности по моему сигналу появиться с ребенком и подтвердить, что это их законная внучка.

— Я все сделаю, как вы говорите, ваше преподобие, — снова заплакала мадам Дюжо, — только помогите моей маленькой Шарлотте, она всегда была без матери, но ведь она ребенок и не заслуживает горькой участи. Не для этого Бог призвал ее на этот свет. Как я хочу, чтобы она была счастлива.

Мы с мадам Дюжо пешком пошли к замку, а Франц в поводу вел наших лошадей.

Мадам и месье Руайяль были уже в достаточно зрелом возрасте. Шарлотта была их единственным и поздним ребенком. И нужно было щадить их возраст и здоровье.

Я сообщил им, что прибыл из Страсбурга и что я был духовником их дочери Шарлотты. Мое напоминание об их дочери всколыхнули горькие чувства, и мне пришлось успокаивать стариков, прибегнув к молитве за спасение душ умерших.

"Господи Боже, не оставь рабу твою Шарлотту милостию твоею, прости ей все прегрешения, что были в ее бренной жизни и даруй успокоение и мир оставшимся здесь. Да пусть они доделают все, что не успела доделать она, пусть принесут счастье потомству ее и наставят его на путь истинный. Господи! На тебя уповаем в мыслях своих и в помыслах наших, вразуми тех, кто еще находится в сомнениях и упокой души, мятущиеся в неверии. Аминь".

Супруги Руайяль слово в слово повторяли мою молитву и смиренно стояли перед распятием, висевшим на стене. Не было привычных нам икон, но и молитва была не знакома им, потому что все священники произносили обращения к Господу нашему о сокращении времени нахождения усопшего в чистилище и на то, чтобы на него не падали кары небесные. Моя же молитва была совершенно другой, православной, которая призывает милость к павшим и падшим.

— Святой отец, расскажите нам о нашей дочери, — попросила мадам Руайяль, — мы так ее редко видели после того, как она уехала в Париж...

— Вряд ли я вам что-то много расскажу о ней, — сказал я, — я ее знал только в Страсбурге, куда она прибыла по каким-то важным делам. Знаю, что она была добрая христианка, хотя, как и все мы, не без греха. Мне довелось быть ее душеприказчиком, последние слова свои она произнесла на моих руках, и видит Господь, я обязан выполнить ее просьбу, чтобы душа ее не металась на том свете. У Шарлотты есть дочь и она просила не оставить ее заботами.

— У нашей дочери дочь? — удивились супруги. — Да к тому же еще незаконная, если Шарлотта наша в браке не состояла. Да как же мы бросим грех на наш род, где все предки наши богобоязненные католики? Этого не может быть. Мы не можем в это поверить и как мы можем кому-то рассказать об этом?

— Последними словами усопшего грешно шутить, — тихо произнес я, — если вы не верите слуге божьему, то, может, поверите человеку, которому вы должны верить? Мадам Дюжо, заходите.

Вошла мадам Дюжо с ребенком, завернутым в одеяльце. Девочка так была похожа на свою мамочку, что, когда она зевнула, я был просто поражен сходством.

— Да, мадам и месье, это Шарлотта, дочка нашей маленькой Шарлотты, — сказала мадам Дюжо, — она привезла мне ребенка тайно и сказала, чтобы я ее пока подержала у себя, пока она не найдет место в Париже для ребенка. Вот и медальончик на девочке принадлежит самой Шарлотте.

Воцарилась тишина. Все понимали ситуацию, но не знали, что можно делать в такой ситуации, чтобы не потерять свое доброе имя и не потерять, и не сделать несчастной свою внучку.

— Я вижу единственный выход в том, — нарушил я молчание, — что вы удочерите сиротку и сделаете ее своей наследницей. У вас будет новая дочь по имении Шарлотта, ваша плоть и кров чисто дворянских кровей. Сдается мне, что она урожденная де Кор. Я встречусь с настоятелем вашей церкви, и мы переговорим по этому вопросу. Даст Бог, что род ваш не пресечется с потерей старшей Шарлотты.

Муж с женой переглянулись и согласно кивнули головами.

Глава 32

Встреча с настоятелем местного монастыря прошла в теплой и дружеской обстановке. Корзину с продуктами и вином Франц втащил прямо вслед за мной и поставил у стола. А когда святой отец увидел выглядывающие из-под моей сутаны сапоги со шпорами, то вообще не последовало никаких вопросов.

Прямо при мне была сделана запись в церковной книге, что девочка, по имени Шарлотта, урожденная де Кор, записана дворянами Руайяль на свое имя как их законная дочь такого числа месяца и года 1650 от Рождества Христова. Такую же выписку сделали и для предъявления в магистрат. За труды святому отцу был пожалован кошелек с десятком золотых ливров. А после официальной части мы присели за скромный столик и напились до положения риз. Я на автопилоте дошел до нужного мне дома, упал в постель, не забыв протянуть Францу выписку из церковной книги.

На следующий день я лечился после вчерашнего. Оказывается, Франц нам приносил вино несколько раз. Вот от того, что сорта вина были разные, и болит сегодня голова. Другое дело водка. От хорошего продукта ни голова не болит, ни все остальное. А где достать водку в этой Франции?

На третий день я уже был в нормальном состоянии. С аппетитом позавтракал хорошей яичницей с ветчиной и бокалом легкого вина, призвал к себе Франца и дал ему поручение оказывать помощь господам Руайяль в содержании внучки вплоть до ее совершеннолетия. Восторга это поручение не вызвало, но и протестов тоже.

— Учти, Франц, — сказал я ему, — я скоро буду один, и ты будешь один. От того как хорошо распорядишься этими деньгами и будет зависеть твое будущее благополучие. Лишь богоугодные дела приносят прибыль...

— Сударь, неужели вы верите в эти сказки, которые рассказывают проезжие монахи, — усомнился Франц, — деньги нужно вкладывать не в богоугодные дела, а в выгодные. Я бы предложил вам вернуться в Германию, и я с удовольствием поеду с вами, потому что здесь во Франции сейчас свирепствует Фронда во главе с принцем Конде, которая старается уменьшить количество приверженцев молодого короля Людовика XIV.

— Подожди, подожди, — остановил я его, — а что же кардинал Мазарини сидит без дела?

— А Мазарини нет во Франции, — ответил Франц. — Фронда постановила изгнать его из страны, и он уехал в Кельн, где имеет как бы свое правительство Франции и из Германии влияет на все французские дела.

Ай да Франц, ай да сукин сын. Пока я решал бюрократические вопросы, он уже выяснил всю политическую обстановку и знает, вот что можно вкладывать деньги, а во что — нельзя. Во всяком случае, сейчас во французский бизнес ничего вкладывать нельзя. Оберут до нитки, объявят антифрондистом-роялистом и пустят по миру.

В дверь комнаты просунулась голова мадам Дюжо:

— Сударь, приехал какой-то дворянин с письмом для вас.

— Для меня? — удивился я.

— Да, для вас. Так и сказал: святому отцу Владимиру Немчинову, — подтвердила мадам Дюжо.

Очень даже странно. О моей поездке знал только барон Райнбах. Может, это от него весточка?

— Этот дворянин иностранец? — уточнил я.

— Нет, что вы, сударь, как бы я поняла иностранца? — в свою очередь удивилась мадам Дюжо.

— Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, — подумал я, передернул затвор "Вальтера" и, подпоясав сутану, прошел в гостиную.

Описывать курьера я не буду. Представьте себе пыльную дорогу и пыль, которая покрывает все, так как у всадника нет кабины с герметичными дверями и кондиционером, создающим повышенное давление и не пускающим пыль внутрь. Кроме того, тогда не было таких хороших бритвенных принадлежностей, чтобы лицо человека было чисто выбрито, а одежда была аккуратно отглажена и вычищена. Вообще, наше восприятие того времени по фильмам с лощеными актерами совершенно не соответствует тому, что мне пришлось увидеть.

Курьер осведомился:

— Мсье Немчинов? — и подал сложенную бумагу, скрепленную красным сургучом и печатью с монограммой "М".

Я открыл послание.

Мсье!

Мне не часто встречаются люди, смело встающие у меня на пути. Как правило, это происходит от незнания людей. Поэтому я хотел бы закрепить наше заочное знакомство очным общением.

Мазарини.

Приглашение. Четкое. Краткое. Без двойственных толкований. И никто не знает, к кому оно обращено. Устное распоряжение курьеру. Что будет в результате нашего общения? Но известно, что кардинал человек очень расчетливый и даже свое поражение он превратил в победу, а врагов превращает в помощников для достижения своих целей.

Я могу и отказаться от этого приглашения. Никто меня не осудит. Я иностранец и занят своими делами. Какое мне дело до какого-то там кардинала Мазарини. Но любопытство и какое-то чувство тщеславия одержало во мне победу. Познакомлюсь с кардиналом Мазарини, возьму автограф (чего же я не стал коллекционировать автографы тех людей, с которыми мне приходилось встречаться?). Снова взгляну на город Кельн, который я уже видел в конце девятнадцатого века и в огненной средине двадцатого века, откуда я уехал в Латинскую Америку, подарившую мне столько прекрасных воспоминаний.

Машинально я достал из внутреннего кармана шариковую ручку, щелкнул кнопкой и внизу подписи кардинала поставил крестик. На дипломатическом языке это означает, что послание просмотрено и на него дан положительный ответ. Курьер взял письмо и сообщил, что он через пару часов будет отправляться в обратный путь. Мсье может поехать вместе с ним. И это тоже неплохо.

— Франц, — крикнул я, — собирай наши вещи. Я послушал твоего совета — мы едем в Германию.

Глава 33

Дорога до Кельна была спокойной. Лихие люди нам не встречались. То ли Господь нас хранил, то ли слуга его — кардинал. Зато веселых дам было предостаточно в каждом селении. Не знаю, почему это так, но нравы были намного свободнее, чем у нас на Руси. Мы выглядели совершенными пуританами по сравнению с западными обывателями. И среди них были пуритане, но они были в меньшинстве.

В дороге никогда нельзя быть расточительным, чтобы не привлекать к себе людей алчущих, но и впроголодь себя держать тоже нельзя, потому что голод удлиняет дорогу. Так же, как и пресыщение.

Курьер по своей курьерской привычке все порывался скакать вперед, но я тормозил его, говоря, что не пристало лицу духовного звания куда-то торопиться. Даже Спаситель наш и тот не торопился на свою Голгофу, а любое дело это такая же Голгофа, где ожидают его чувства приятные и неприятные. Так зачем торопить то, что и так будет воздано нам каждому по заслугам своим? Он хотел выслужиться перед начальником своей быстротой, но можно было выслужиться и тем, что вместе с ним приедут и приглашенные люди. Два чувства боролись в нем, и поэтому он был каким-то нервным. Эта нервозность передавалась и нам, заставляя более внимательно присматриваться к окружающим нас людям.

Если во встречных людях искать только врагов, то через некоторое время все люди будут казаться врагами. Те черты, которые раньше украшали людей, теперь свидетельствовали об их жестокости и коварстве. Улыбки были зловещими, взгляды злыми, все действия несли угрозы. Это напоминало паранойю. Стоило только подумать, что мы находимся среди друзей, как лица людей преображались. Улыбка была улыбкой, красивое лицо — красивым. Хотя на самом деле среди этих красивых лиц были и наши недруги, готовые поквитаться за смерть сотрудника "Фея".

Кельн оставался Кельном. Основа города, его историческая часть является лицом каждого города. Стоит перестроить эту часть или уничтожить ее в приступе градостроительного зуда и город уже не является тем городом, которым он был заложен нашими предками. Сколько у нас осталось таких городов в России? Единицы, а Запад все-таки хранит свою историю и не ломает то, что было построено не ими и является гордостью мировой культуры.

Резиденция Мазарини была не в самом центре. Мы сняли квартиру подальше от него. Великие люди притягивают к себе все хорошее и плохое. Лучше держаться подальше от этих центров притяжения, чтобы воронка страстей не затянула и нас. И от милости королей нужно держаться подальше.

Аудиенция была назначена через два дня. Я оделся в свое цивильное облачение со шпагой, шляпой с плюмажем и отправился к резиденции изгнанного кардинала.

Дворецкий, справившись о моем имени, пригласил пройти в гостиную. Через несколько минут вошел слуга в темной одежде и проводил меня в кабинет кардинала.

Мазарини был в полном кардинальском облачении и сидел за массивным письменным столом, углубленный в чтение какого-то документа. Мельком взглянув на меня, он указал гусиным пером на высокий стул у приставного к столу столика. Еще через пару минут он встал, обошел вокруг стола и сел на стул напротив меня. Позвонил в колокольчик. Вошел слуга и внес поднос с кофейником, двумя чашками и парочкой круассанов. Германия Германией, а порядки здесь французские. Сам прием официальный, но с большой долей уважения. Не для расправы же хитрый лис пригласил меня в свое гнездо.

— Здравствуйте, мсье Немчинов, — сказал кардинал, — много наслышан о вас. Вы как ветер, появляетесь и внезапно исчезаете, оставляя после себя разбросанные листья от деревьев. А ведь эти деревья кто-то высаживал, холил, поливал и ждал созревания плодов.

— Здравствуйте, Ваше Преосвященство, — смиренно ответил я, — я сразу откликнулся и приехал по Вашем зову, чтобы засвидетельствовать свое искреннее почтение и глубокое уважение. А деревья не только несут свои плоды, но и ветвями своими царапают человека.

— Вы преуспели не только в вопросах дипломатии и этикета, мсье Немчинов, — сказал Мазарини и продекламировал, -

В речах красивых много меда,

Да только меда горек вкус,

На пчел охота сейчас в моде

И мед дает цикуты куст.

Как вы думаете, кто это написал?

— Неужели Омар Хайям, Ваше Преосвященство? — решил я высказать свою догадку, хотя Хайям писал в стиле рубаи — ААВА — где рифмуются первая, вторая и четвертая строчки, а это обыкновенное четверостишие, которое иногда бывает лучше рубаи.

— Нет, это я написал. Во Франции одни пчелы (золотые пчелы — символ новой королевской власти во Франции, у старой королевской власти — лилии) атакуют других и все это под лозунгом укрепления королевской власти. На самом деле идет борьба за власть и в ход пускается самое изощренное оружие — лесть и яд. И неизвестно, что страшнее.

— Все-таки яд страшнее, Ваше Преосвященство, — решил я немного повернуть разговор в нужное мне русло. — От лести люди не умирают, а яд убивает наповал. Лесть может направить нужную руку в ту сторону, куда нужно льстецу. Но не для всех лесть затуманивает сознание. И не все феи обладают такой властью над людьми. А мед, собранный пчелами с цветков лилии, может быть лечебным...

При этих словах Мазарини прищурился и хитро посмотрел на меня, ничем не выдав своего отношения к теме начавшегося разговора.

— Прошу вас отведать моего кофе, мсье Немчинов, круассаны местной выпечки и скажите, не слишком ли кофе горек для вас, — сказал он и отпил кофе из своей чашки.

Глава 34

Кругом одни отравители. Сначала стихотворение про горький мед из цикуты. Потом Шарлотта с отравленным вином и смерть Марии. Сейчас намеки на горький кофе. Вряд ли он решится отравить человека, который является личным знакомцем нескольких владетелей немецких земель, находясь на территории германских княжеств.

Я взял чашку и смело отхлебнул кофе. Нет, раньше кофе не умели варить, а, может, я просто не уловил тогда вкус этого кофе, стараясь определить, добавлена в кофе цикута или нет?

— А вы игрок, мсье Немчинов, — задумчиво произнес Мазарини, — и с вами нужно играть в серьезную игру. Я знаю, что вам многое известно и что вы способны убить любого человека своей шпагой или каким-то маленьким оружием, которое никто так и не видел, даже мой агент, который спал с вами в одной постели. И я не знаю, что вы замышляете, сидя сейчас напротив меня.

— Если бы что-то замышлял, Ваше Преосвященство, — ответил я, — я не сидел бы напротив вас, а что-то делал. Любые переговоры сродни дипломатии, а дипломатия имеет свои традиции, которые никто еще не нарушал, за исключением тех людей, которые исключены из разряда великих.

— Ну, что же, — задумчиво произнес кардинал, — я не сомневался в вашей порядочности, поэтому и пригласил вас для одного дела, чрезвычайно важного для Франции и для многих государств, не являющихся с нею соседними. Я хочу поручить вам миссию доброй воли в интересах Франции.

— Покорнейше прошу извинить меня, Ваше Преосвященство, — решил я расставить точки над "i", — но я не являюсь подданным Вашего короля и...

— Вы, сударь, первый, кто осмеливается возражать мне, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, начал говорить Мазарини, — я первый министр Франции и пользуюсь правом помещать в Бастилию любого человека, кто может быть опасным для Франции.

— Но в свободном городе Кельне, где большинство людей говорит на нормальном немецком языке, а полицай-президент является моим хорошим знакомым, — я не боялся врать, не побегут же люди кардинала проверять, является ли приезжий господин Немчинов хорошим знакомым полицай-президента, — Бастилии нет и давайте побьемся об заклад, что 14 июля 1789 года свободные граждане Франции будут плясать на обломках вашей Бастилии "Карманьолу"...

Мазарини молчал.

— ...и неужели Вы думаете, что я не подстраховал себя после того, как ваша сотрудница, подписывающаяся "Фея", отравила мою любимую женщину и чуть не отравила меня. Уж поверьте, Ваше Преосвященство, я смогу выстоять против дюжины ваших слуг и взорвать любое препятствие на своем пути...

— Я так и думал, что вы тот человек, которого нужно хранить и держать рядом с собой, чтобы не придти к раздаче на праздничном застолье, — восторженно сказал кардинал. Он легко сохранял хладнокровие в неприятном разговоре и не выпускал инициативы из своих рук. — Я предлагаю вам любой оклад за службу. Графское достоинство. Замок. Поместье. Орден Святого Духа. Почет. Уважение. Женщины. Близость к королевскому двору. Власть. Огромную власть. Большое количество подчиненных, которыми вы сможете повелевать, как вам заблагорассудится. Мне просто нужен такой человек как вы. Я даже не сомневаюсь, что вы легко назовете имя моего предшественника.

— Это вы имеете в виду Арма́на Жана дю Плесси́, герцога де Ришелье? — блеснул я своей осведомленностью.

— Да, — живо откликнулся Мазарини, — из его ослабевших рук я принял на себя заботы о французском королевстве. И поверьте, господин Немчинов, мне не нужно ничего особенно много. Мне нужно знать, когда закончится Фронда и я смогу вернуться в Париж, и какая судьба уготована Франции.

— Ваше Преосвященство, я же не колдун, чтобы знать будущее, — пытался отшутиться я, но не тут-то было, кардинал и не думал сдаваться.

— О колдовстве речь не идет, — сказала кардинал, — я знаю, что некоторые люди наделены Божественным даром предчувствия, иначе, откуда же вы можете знать, когда будет разрушена Бастилия?

— Это шутка, Ваше Преосвященство, кто же может поручиться, что через сто с лишним лет Бастилия будет разрушена, — давал я задний ход.

— Наделенные властью люди должны видеть то, что будет впереди, — сказал первый министр Франции. — Это не только дар, но и результат изучения поступающей со всех сторон информации, ее обработки в соответствии с уровнем существующего образования. Королевская власть не вечна. Опора короля — дворянство само по себе является разрушительной силой. Оно будет вести борьбу с властью короля, уничтожив эту власть и уничтожив самих себя. Это диалектика, мой друг, и то, что вы говорите, сходится с моими воззрениями. Оттого я стараюсь укрепить власть короля и поставить дворянство в положение таких же граждан, как и все, не обремененных большими знаниями и полностью зависящими от короля и его милостей. Наукой пусть занимаются профессора, мы им дадим профессорские ордена и мантии, а народу достаточно уметь читать, писать и кричать: "Да здравствует король!". Но и это не вечно. С увеличением количества населения возникнет потребность в большем количестве товаров. Ремесленникам придется объединяться в артели, создавать предприятия, на которых будут трудиться наемные рабочие, ученые будут создавать машины, заменяющие труд людей, улучшится качество продукции, но недовольными будут работники, которых из-за машин выгонят на улицу. Прогресс воспитает новый класс, который будет организован совместной работой по изготовлению товаров и будет бороться за то, чтобы самому сидеть, ничего не делая и заставить работать тех, кто до этого ничего не делал, а хорошо жил.

Я слушал рассуждения первого министра французского короля и поражался его марксистским мыслям. Мы иногда склонны идеализировать действия дворян Франции, направленные против первого государственника Франции, забывая о том, что дворянская вольница привела к революциям в России и к репрессиям во время последней. Портосы, Атосы, д´Артаньяны и Арамисы вызовут движение темных сил и окажутся беззащитными перед этими силами. Гвардия Белой лилии окажется неспособной поднять лозунги сегодняшнего дня, поступиться землевладением и увлечь за собой горожан и зажиточное крестьянство. Мазарини понимает, что это аксиома, пытаясь жесткими мерами удержать власть короля в незыблемом состоянии, сглаживая все королевские глупости и предоставляя королю возможность заниматься чем угодно, лишь бы король не лез в дела управления государством.

Глава 35

— Ваше Преосвященство, Вам, возможно, известно о том, что я подолгу не задерживаюсь на одном месте, и я не люблю, когда кто-то командует мною, — начал ставить условия я...

— Это не страшно, господин Немчинов, — сказал кардинал, — я такой же человек, как и вы, и не люблю никому подчиняться. Мне и не нужно, чтобы вы все время находились рядом и были в моем услужении, очень даже хорошо, что вы будете находиться где-то в другой стране, посылая мне письма с ответами на мои вопросы. Вот подписанный указ короля Франции о возведении вас в графское достоинство. Поздравляю Вас, граф д"Росси. Вот документ, подтверждающий владение вашим имением Росси. Поздравляю. Вот приказ первого министра Франции о назначении вас личным советником первого министра с окладом в двадцать тысяч ливров в год. Астрономическая сумма, но за вычетом налогов, выплат в поддержку дворянства, на придворные праздники у вас останется несколько меньше денег, но все равно вам хватит на то, чтобы вести достойную жизнь французского графа за границей. А вот и первое жалование, — Мазарини достал бархатный кошелек, в котором по весу чувствовалось золото, — здесь распишитесь в получении. Бухгалтерия, — извинительно произнес он, пряча бумагу с распиской в стол, — а сейчас скажите мне, когда все-таки закончится Фронда?

— Я не прорицатель, Ваше Преосвященство, — сказал я, — но какое-то внутреннее чувство подсказывает мне, что через несколько месяцев в самом начале 1653 года Вы триумфально вернетесь в Париж, где Вас с распростертыми объятиями встретит молодой король, а в самом начале осени того же года падет последний оплот фрондистов — город Периге.

— Периге, Периге, — как-то задумчиво произнес первый министр, — а я ведь сразу хотел разгромить это гнездо измены, но услужливые советники отговорили меня, ссылаясь на то, что может начаться гражданская война. А разве она не началась и не идет до сих пор? — голос Мазарини приобрел силу, и он говорил со мной, как бы выступая на митинге перед многотысячной толпой, — Я обещаю, что до тех пор, пока жив кардинал Мазарини, во Франции не будет никаких революционных волнений и власть короля будет незыблемой.

Мазарини сел в кресло и углубился в свои мысли. Я понял, что встреча окончена, встал и поклонился. Во время поклона я мельком посмотрел на кардинала — никакой отстраненности от мира не было — на меня смотрели внимательные глаза человека, умеющего добиваться своего.

— За девочку не волнуйтесь, граф, — сказал Мазарини, — мы воспитаем ее настоящей подданной короля, и о ней еще услышит весь мир, обещаю вам, — он прикрыл глаза и отдался своим мыслям.

Кардинал умело провел вербовку своего сторонника. Сделал прямое предложение. Подкрепил его материально деньгами и морально титулом. Размер этого определяется ценностью сотрудника. Вероятно, я представлял для Мазарини ценность, потому что приписываемая Мазарини скупость никак не соответствовала тяжести кошелька с деньгами в моем кармане и солидностью гербовой грамоты с королевским указом, скрепленной красной сургучной печатью на толстом шелковом шнурке. Возможно, что местечко Росси — это захудалая деревушка из десятка хижин. Но суть разве в этом? У графа де Монте-Кристо вообще ничего не было, кроме найденных в пещере сокровищ, но титул открывал ему двери всех салонов Парижа, Лондона и других мировых столиц. Мазарини не из тех людей, кто попусту разбрасывается деньгами и титулами. Рядом со мной постоянно будет находиться человек, который будет передавать записочки от кардинала, отправлять мои послания и свои соображения по поводу моих контактов и возможностей влияния на власть предержащих в этом мире. Я мог бы и воспротивиться, категорически отказаться от предложения Мазарини, но нравы того времени были такими, что отказавшиеся от сотрудничества лица долго не жили. Мне лучше. Я ничем не обязан Мазарини и буду заниматься тем, чем захочу. Если будет в моих возможностях, то я буду способствовать предотвращению войн между европейскими государствами, увеличивая период мирной жизни. Думается, что это главная задача как руководителей государств, так и граждан.

Деньги и грамоту я передал своему казначею и главноуправляющему моим хозяйством Францу Ротшильду. Его гордости не было границ:

— Ваше сиятельство, ваше сиятельство, — неустанно повторял он, — вы знаете, как увеличатся возможности нашего кредита и как повысятся наши акции, когда я произведу их перерегистрацию уже от нового имени моего хозяина? Ваше состояние вырастет, по крайней мере, раза в три и любой деловой человек будет рад иметь Вас в числе своих самых почетных партнеров. А титул имеет отношение к России, откуда вы прибыли, Ваше сиятельство, — сделал догадку Франц.

А ведь действительно. Я еду из России и нахожусь на службе у Московского царя. Встреча со мной тщательно готовилась и даже титул выбран в соответствии с моим географическим нахождением. Во Францию сейчас ехать опасно, особенно полномочным посланником первого министра в изгнании. Да и пора уже возвращаться домой, загостился я в Западной Европе.

Глава 36

Мы предполагаем, а Господь нами располагает. В Кельнской типографии я заказал украшенные виньетками визитные карточки на плотной бумаге и специально сделал анекдотическую надпись: "Владимир Немчинов д"Росси. Граф" и разослал по всем приличным домам Кельна. Приглашения посыпались со всех сторон. Думаю, что Мазарини улыбнулся моей шутке и умению быть своим в любом обществе.

Быть своим и желанным везде очень утомительно. Никогда не пробуйте этого делать. Должно быть три-четыре человека хороших знакомых и один, максимум — два, хороших друга. Для нормального человека вполне достаточно. Так и бывает. Стоит только подняться на какую-то ступень в иерархической лестнице, как из всех щелей вылезают старые знакомцы, которые, как бы продолжая давно начатый разговор, говорят:

— Ну вот, а мы все думали, куда это ты подевался, что это тебя не видно на наших мероприятиях?

Стоит вернуться в исходное положение, как эти друзья точно так же исчезают в своих щелях и кажется, что это было временное наваждение, вызванное избытком свежего воздуха или лишней рюмкой за праздничным столом.

Все дни у меня были расписаны по часам. Я приходил, вернее, доползал до своей съемной квартиры где-то далеко за полночь, отсыпался до обеда и начинал новый круг визитов и раутов. Вся нормальная жизнь оставалась где-то в стороне, а вокруг жужжали светские новости и сплетни, решались вопросы назначений, анализировались действия известных лиц, составлялись партии, объявлялись войны и подписывались мирные договоры. Потом, в другой жизни все объявлялось гением кого-то из власть предержащих, а не хотением какой-нибудь мадам Шредер.

Меня уже засватали за баронессу М, хотя я не давал повода для того, чтобы связать себя узами Гименея в том времени. Но в том обществе, где мне пришлось вращаться, все делалось на благо этого общества, на укрепление его и распространение влияния на все сферы Кельна.

Точно так же и в других государствах. Все решается подковерно, а потом объявляется глашатаями на площадях и люди начинают удивляться, а кто это такой, откуда он вылез и почему, за какие заслуги его назначили в гении или сделали главнокомандующим на предстоящей войне? Не парьтесь, господа, просто так захотела тетя Галя из Бердичева. Почему из Бердичева? Угадайте с трех раз.

Нужно было что-то решать, чтобы не врасти в этот гламур и не стать частью его навсегда. Я отправил всем своим новым знакомым письма-прощания по случаю предстоящего отъезда в Московию. Поэтому мне не пришлось проводить целую неделю в прощальных визитах, выслушивая соболезнования по поводу зим, во время которых птицы замерзают на лету, а водка, вылитая из рюмки, падает на землю хрустальными кусочками льда. Пусть они продолжают думать, что по нашим улицам ходят дикие медведи и пристают к хорошеньким девушкам, люди у нас катаются на печках и ловят щук, которые исполняют все желания русских, поэтому они и остаются русскими, несмотря на множество завоевателей, которые хотели, чтобы русских вообще не было.

Франца я оставлял в Германии, располагая всеми оставшимися у него деньгами по своему усмотрению. Но всегда покладистый Франц Ротшильд вдруг воспротивился и сказал, что будет сопровождать меня до того времени, пока сама судьба не распорядится о том, что его хозяин больше не нуждается в своем помощнике.

— Сударь, я чувствую, что вам нужно попасть в то же место, где мы с вами встретились, а там ждут нехорошие ребята, которые мечтают с вами поквитаться. Куда же вы поедете без меня, да и у меня в прусских лесах остались хорошие товарищи, которые помогут нам в случае чего, — сказал Франц.

Открытку с наилучшими пожеланиями по случаю предстоящего отъезда в Россию я отправил и кардиналу Мазарини. Все-таки, он считает себя моим начальником, и я отдал дань вежливости подчиненного перед начальником. Скажу кому, не поверят, что я был личным советником всемогущего первого министра французского двора.

Обратный путь был как бы повторением пройденного. Все равно как в книге, когда возвращаешься на несколько листов назад, чтобы вспомнить, а что же было до того места, на котором ты открыл книгу. Особенно надолго я нигде не останавливался.

В Страсбурге мне пришлось доказывать барону Райнбаху, что французский титул совершенно не изменил меня. Я все тот же, живу по своей совести, буду прилагать усилия для развития российско-германских отношений, и барон всегда может положиться на меня.

Лучше всех спорный вопрос решила жена барона:

— Милый, это даже хорошо, что Вольдемар стал французским графом, и будет находиться на русской службе. Было бы хорошо, если бы он стал и германским дворянином. Насколько я знаю, герцоги Баденский и Вюртембергский предлагали ему дворянское достоинство, но наш милый друг проявил очень большую скромность. Никогда не поздно исправить то, что не было сделано раньше — дворянские грамоты ждут его, — и она очень мило улыбнулась, погладив мою правую руку с перстеньком и вензелем прекрасной Елизаветы.

— Ууууу, — подумал я про себя, — а баронесса не такая простая особа. Женская контрразведка работает исключительно эффектно и эффективно.

— Да, дорогая, — сказал барон, — я неоднократно убеждался в том, что граф человек слова и чести и я с радостью подаю ему руку дружбы.

Я тепло пожал руку барона, сознавая, что могу обратиться к барону с любой просьбой, но понимая, что и барон может обратиться ко мне тоже с любой просьбой.

Почему я акцентирую внимание на слове любой? Потому что иногда просьбы могут выходить за рамки личных отношений, а понятия чести не позволят сообщить кому-то бы ни было о сущности вопроса. Хотя, каждый должен понимать, что если товарищ вышел за рамки, то это он делает не для себя лично, а для своего государства, поэтому и в исполнении или неисполнении его просьбы нужно учитывать интересы своего государства.

Дружба дружбой, а табачок врозь. Никакие ордена, титулы не должны кружить голову и затуманивать сознание русского человека в любой ситуации.

Польша встретилась поручиком Сладновским, который, вероятно, был назначен куратором наблюдения за моей особой, и имел тесные связи с французским двором:

— Матка Бозка, Святый Езус, витаемо (приветствуем) пана графа в державе польской. Як длỳго замéжа пан позóстаць у нас? (Сколько времени думаете задержаться у нас?). Не может ли пан передать коперту (конверт) русскому поручику Морозову? Дзенькỳе. Вшысткего найлéпшего! (Всего хорошего!).

Поручик — сама любезность. Что в конверте, не мое дело. Пусть поручик Морозов разбирается с этим, если я доберусь до поручика.

Глава 37

Сколько живу на свете, я каждый день убеждаюсь в том, что русские пословицы являются средоточием многовековой мудрости. Не зная брода, не суйся в воду. Мой преподаватель в институте, бывший фронтовой разведчик, всегда говорил нам: если заходишь в какую-то комнату, то сначала подумай о том, как ты будешь из нее выходить. И для примера рассказал нам случай, который произошел с его разведгруппой в Отечественную войну в 1942 году. Возвращались из разведки, вроде бы и линию фронта перешли, однако наши отступили и разведгруппа ночью пришла в расположение "своих" войск. Была ночь, шел тихий дождик, все были в плащ-накидках. Зашли в избу, в которой они ранее квартировали, а там солдат спит немеряно. Побурчали, растолкали спящих, и сами улеглись.

— Просыпаюсь, — говорит наш учитель, — с первыми лучами, смотрю, а перед моими глазами воротник соседа, а на нем серебряные руны SS. Растолкал своих товарищей, а нас всего-то было три человека, броском в окно, противотанковую гранату за спину и ходу из деревни.

Мы издалека понаблюдали за мызой, где когда-то начали свои приключения. Франц отправился в лес припрятать нашу казну, а я нашел свои припрятанные вещи и документы. Переоделся. Спрятал бретту в коробку. "Вальтер" сунул в карман куртки, чтобы вечером выбросить где-нибудь, и поехал к корчме. Все было тихо, и я решил, что у меня есть прекрасная возможность исчезнуть из XVII века так же внезапно, как я там появился.

Я подъехал к высокому забору, спешился, привязал коня, тут ворота открылись и человек десять вооруженных людей с криками бросились на меня. Выхода не было. Я достал пистолет и стал стрелять на поражение. Кто считает, что из пистолета так же легко стрелять, как это показывают в кино, тот пусть купит себе пистолет, пачек сто патронов к нему и потренируется стрелять "на глазок" или "от живота". Все это сказки для людей, которые верят в то, что из автомата, который все ошибочно называют "шмайсером" (MP-40), можно, не прицеливаясь, попасть во что-то.

Троих я уложил, но не насмерть, двое еще держались за руки и ноги, а пистолет остановил затвор в заднем положении и оголенный ствол как бы показал мне язык — кончились патроны, хозяин. Перезарядить я не успеваю. Хорошо, что коробка с бреттой легко открывалась. Шпага в руке и стало легче, но одному против оравы устоять очень трудно. Я получил уколы в ногу, в руку и следующий удар должен быть в грудь. Я быстро крутанул свой перстень вперед на три с лишним оборота и очутился примерно в том же времени, из которого я ушел.

Около дома стояли "жигули" с синей полосой и надписью "милиция". Два милиционера о чем-то разговаривали с хозяином. Я представляю их состояние, когда они шагах в десяти от себя увидели окровавленного мужика со шпагой в одной руке и с пистолетом в другой. Один из милиционеров стал лапать себя за кобуру пистолета, а второй начал махать руками и кричать:

— Бросай оружие, стрелять будем!

Вот ситуация. Там ждут пять здоровых мужиков со шпагами, чтобы нашпиговать меня ими, здесь два милиционера, которые будут выведывать, кто меня проткнул, почему моя бретта в крови и откуда у меня пистолет времен Второй мировой войны. И за все это мне грозит до десятка лет заключения в колонии строгого режима. У нас особо никто разбираться не будет. Правосудие работает по количеству посаженных. Чем больше посажено, тем эффективнее правосудие. Грабитель-налетчик получает столько же, сколько мужик с мешком картошки. Тюрьмы переполнены. Организованная преступность в кадрах как в сору роется, а раньше каждого посаженного обихаживали, чтобы оступившегося в преступные сети завлечь.

Посмотрим, кто быстрее, милиционер достанет свой шпалер или я перезаряжу свой и умчусь обратно на мызу, как дьявол на голову тех, кто стоит и озирается от моего исчезновения.

Я сделал быстрее. Выкинул пустую обойму, а в немецком пистолете это делается легко, нажимаешь большим пальцем на кнопку и магазин вываливается сам, если он не погнут и не сильно загрязнен, вставил снаряженный магазин, перстень три с половиной оборота назад и снова я на мызе с яростными немецкими матами и пистолетом в правой руке. Я успел произвести только два выстрела, как все нападавшие на меня подхватились и побежали в разные стороны.

У меня не было ни сил, ни желания догонять их и наносить поражение. За моей спиной к мызе бежали четыре вооруженных человека во главе с Францем. Вероятно, бандиты больше испугались их, чем меня. Лесные бандиты не менее опасны, чем разбойники, промышляющие под видом дворян на постоялых дворах.

— Сударь, да как же это так, — сокрушался мой верный спутник, — неужели нельзя было подождать с полчасика, мы бы так им вместе врезали, что эта мыза превратилась в самое безопасное место во всей Пруссии.

— Франц, только без мародерства, — только успел я сказать я и отключился.

Я спал и не спал. Мне снились какие-то люди. Потом мне снился какой-то вал как будто из ваты, увеличивающий в размерах и крутящийся все быстрее, догоняя меня и подминая под себя. Я чувствовал, что кто-то обливает меня водой, вытаскивает из-под меня простыню, меняет на мне одежду, поит чем-то горьким, кладет на лоб что-то холодное.

И, наконец, я проснулся. Было утро. Около моей руки на постели лежала женская голова с распущенными волосами. Я погладил ее, и голова повернулась ко мне. Это была Елизавета. Она стояла на коленях у кровати, положив голову на мою руку. Она что-то говорила мне, но я ее не понимал. Так, отдельные слова из немецкого, что помнились со школы. Я схватился за правое ухо и почувствовал, что нет лингвафона.

— Франц, — закричал я.

Франц появился мгновенно. Я показал ему на ухо, и он подал мне приспособление, без которого я глух и нем. Другой бы выкинул какую-то штуковину, бывшую в моем ухе, а этот ничего не выкинет зря.

— ... Владимир, я так рада, что ты жив, — начал я понимать голос Елизаветы.

— Я жив, — сказал я, — но я такой голодный, что съем сейчас любого, кто подойдет ко мне ближе чем на полметра. Откуда ты появилась и долго здесь находишься?

— Франц сразу послал за мной, и я здесь уже два дня, а ты целую неделю находился на грани между светом и тьмой и никто не мог сказать, в какой стороне ты останешься, — говорила Елизавета и по ее улыбающемуся лицу текли слезы.

Глава 38

В схватке я потерял немало крови, какая-то инфекция проникла в мой организм, и я несколько дней был в бреду. Вызванный лекарь сказал, что у меня вряд ли есть шанс выжить. Спасибо Францу. Он видел лекарства в моей аптечке, видел, как я их применял и только когда лекарь сказал, что шансов никаких, набрал в шприц двойную дозу противостолбнячной сыворотки, воткнул в меня иглу и ввел лекарство, а затем стал кормить таблетками, которые там были. А были там таблетки с антибиотиками и противовоспалительными средствами на случай простуды. Так что Францу я обязан своей жизнью.

— Сударь, мызу я купил на ваше имя и выгнал бывших собственников как разбойников и скупщиков краденого. Прислуга нанята мною. Так что распоряжайтесь смело в своем доме, — доложил мой руководитель хозяйства.

— Франц, я дарю тебе эту мызу, — сказал я.

— Сударь, я прошу вас сдать мызу в аренду моему другу по лесным скитаниям с ежегодной выплатой вам десяти процентов от всей выручки, — ответил мой друг. — И человек будет к хозяйству пристроен, и хозяйство будет иметь, по лесам шастать перестанет и даст работу другим друзьям, вместе с которыми мы прогнали разбойников.

— Согласен, — сказал я, — готовь бумагу, я подпишу.

— А подписывайте сразу, ваше сиятельство, — сказал Франц, — я эту бумагу давно приготовил, — и он подал мне бумагу — договор об аренде — и мою шариковую ручку (молодец, что проверил карманы моей одежды).

Я подписал договор и ручку подарил Францу.

— Франц, — сказал я, — вот этой ручкой ты подпишешь ведомость, по которой перечислишь первый миллион золотых марок в немецкий промышленный банк. А потом начнешь делать такие же ручки и заработаешь целый миллиард.

— Спасибо, сударь, я так и сделаю, а ручкой буду подписывать только самые важные документы, — серьезно ответил мой Франц. Я знаю, что Франц Ротшильд еще покажет себя.

Елизавета постоянно была со мной, кормила с ложечки и под руку выводила гулять на улицу.

— Владимир, что за странная одежда была на тебе? — спросила как-то она. — Не означает ли эта одежда то, что ты не останешься здесь, и мне придется всю жизнь быть одной...

— Ты не будешь одна, — сказал я тихо, обняв ее за плечи, — ты всегда будешь в моем сердце, а мне нужно будет вернуться туда, откуда я пришел.

— Расскажи мне о твоем мире, — попросила Елизавета, — когда ты уйдешь, я буду представлять этот мир и нас вместе в этом мире.

— Я даже не знаю, что рассказать о моем мире. Не думаю, что тебе этот мир понравится, и я не знаю, сможешь ли ты прижиться в этом мире, — с сомнением сказал я.

— Мне кажется, что любой мир, в котором существуешь ты — прекрасен, — не сдавалась Елизавета.

— Хорошо, — сказал я, — я расскажу тебе о своем мире, но ты должна знать, что и в моем мире я такой же, как и сегодня рядом с тобой. Мой мир находится здесь же, но через триста пятьдесят лет. За это время прошло много войн, революций, великих потрясений, государства увеличивались в размерах и распадались на части, дворянство исчезло, все люди стали равными, но на место дворянства вышла элита и номенклатура, составленная из разбогатевших студиозусов, крестьян, выслужившихся солдат, служителей культа и политических партий. Герцоги превратились в губернаторов, короли в президентов, которых выбирают все граждане за посулы и обещания, что при нем и больше ни при ком они станут жить как сыры в масле. И народ голосует, радуется, потом плюется, ждет времени, когда придет другой с красивыми посулами, чтобы проголосовать за него.

— И у этих людей нет никакой родословной? — удивилась Елизавета.

— Есть, но очень скромная, и чем скромнее родословная, тем больше шансов, что его изберет народ, называемый на греческий манер электоратом. Главное, чтобы оракульские способности были на высоте, — продолжал я. — Все страны делятся по пропорции двадцать на восемьдесят. Двадцать процентов населения получают восемьдесят процентов всего созданного на земле, а восьмидесяти процентам населения остается двадцать процентов всего оставшегося.

— Но это же несправедливо, — возмущенно сказала Елизавета.

— Конечно, несправедливо, — поддержал я ее, — двадцать процентов населения страдают от ожирения, а восемьдесят процентов населения от недоедания и попытки исправить положение воспринимаются ожиревшими как посягательство на их суверенитет.

— Это все политика, но люди, наверное, стали богаче духовно, поют серенады своим дамам под балконом, ходят на балы и современные мазурки стали изящнее, — начала мечтать моя дама.

— К сожалению, моя дорогая, — сказал я, целуя ее нежные пальчики, — нравы изменились совершенно. Современные женщины свободны и раскрепощены. Они оголили свои груди и животы, носят обтягивающие юбки. Они короткие до такой степени, что из-под них выглядывают трусики. Они курят, пьют вино и крепкие напитки, говорят грубые слова, пляшут трясущиеся танцы, плачут от песен трубадуров, но часть женщин старается соответствовать понятию, что женщина должна быть женственной. Время рыцарей, турниров, шпаг и дуэлей кануло в прошлое. Мужчины дерутся в подворотнях или в ресторанах по пьяному делу, нанимают убийц для сведения счетов, пишут доносы и с помощью современной техники говорят гадости, о которых знает весь мир.

— Неужели так плохо в твоем мире? — огорчилась Елизавета.

— Мы уже привыкли к этому миру, и попадание в другой мир может освободить от внутренних тормозов все наши внутренние инстинкты. Мы предстаем перед людьми такими, какими они не хотели бы быть сами, и чтобы их дети не были такими. Некоторые люди возрождают и сохраняют наши культурные традиции, но таких людей становится все меньше и меньше. Я не знаю, как ты меня представишь в моем мире, лучше представь, что я все еще в твоем мире, — сказал я.

— Владимир, мы с тобой еще встретимся когда-нибудь? — спросила с робкой надеждой Елизавета.

— Не знаю, но никогда не говори никогда. Если меня занесет к вам ветер моих странствий, то я постараюсь написать тебе записку о том, что был вдалеке и передаю тебе привет, — успокоил я ее.

— Нет, ты должен сразу придти ко мне, потому что я всегда буду ждать тебя, и мое сердце будет свободно только для тебя. Даже, если я буду очень старая, все равно приди ко мне, чтобы я ушла спокойно в иной мир, — в голосе женщины слышалась мольба.

— Я приду к тебе, — прошептал я.

Мы наслаждались каждым днем пребывания вместе. Я не мог остаться с ней, потому что, в конце концов, душа современного человека не вынесла бы медленного прозябания в тиши средневековых месяцев. Даже современные западники стараются вырваться в Россию, чтобы посидеть в компании, напиться, покричать вволю, дать кому-нибудь по физиономии и получить ответный удар в торец, выгнать из себя оскомину цивилизации, чтобы потом вернуться в свой мир и быть чопорным и солидным западником, строго соблюдающим созданный дубиной добропорядочный образ жизни.

— Ты когда уйдешь? — спросила меня Елизавета, лежа на моей груди и перебирая волосинки моих усов.

— Скоро и я сделаю так, чтобы мое пребывание здесь казалось сном, — сказал я, обнимая ее, — закрывай глаза и спи. Пусть тебе снится наша гонка в лесу и домик, который соединил нас с тобой навсегда.

Она улыбнулась и закрыла глаза.

С первыми петухами я встал. Оделся в свою обычную одежду, проверил документы, деньги, вышел на улицу, выбросил в кусты крапивы оставшийся без патронов пистолет, все другие современные железки и крутанул перстень на три с половиной оборота вправо.

Заскрипели ворота. Мой старый знакомец верхом выгонял своих лошадей в загон у усадьбы.

— Привет, закончились ваши игры? — спросил он меня.

— Закончились. Оказия не случится до города? — поинтересовался я у него.

— Я сегодня еду в город, подкину по пути. А где ваша лошадь? — спросил он.

— Убежала, — сказал я, — если прибежит, то считайте ее снова своей.

— Спасибо. Тут на днях вы нам привиделись. Стояли мы с милицией, с соседнего хутора мой одноклассник в милиции работает, и тут появляетесь вы, весь в крови, со шпагой в одной руке и с пистолетом в другой. Пока Пашка свой пистолет доставал, вы и исчезли. Да и выпили-то мы по чуть-чуть, на работе ведь все. Покарзилось, — сказал хозяин хутора.

— Покарзилось, а кто был самым первым хозяином хутора? — спросил я.

— Говорят, какой-то французский граф с русской фамилией, то ли Русин, то ли Росин, — сказал хозяин, — идите в дом, хозяйка молоком с хлебом покормит, — и он погнал дальше лошадей.

Я пошел в дом, откуда доносился звук работающего телевизора и голос Познера: "Вот такие времена".