Кукла

Сказка-сценарий "КУКЛА"

Данная сказка написана по идее рассказа karoldа.

Потом она переросла в ролёвку. А уже теперь стала текстом сценария-сказки. Участники сильно увлекались и переходили с третьего лица на первое. На мой взгляд, вышло это у них органично. Лучше выражает чувства и мысли героев.

Предупреждаю, сказка откровенно эротическая, с высоким рейтингом. Во многом авангардная и сюрреалистическая.

Авторы и их герои:

Князь, Дракон Хаоса — Карольд

Адский Шут — Незабудка 1001

Судья Амалей — Ниамару

Скрипач Кристиан, Алая Леди — Дитя марта

Хранительница, Теодор — Ликаона

Заяц Крис — Ледяная Дева (Ледяной Принц)

Джил — Палач Глеф

Струны скрипки надрывно так плачут.

Эй, скрипач, это реквием миру?

Время больше не стоит, не значит

Ничего. Ты играй, мой любимый.

Нити бездны в руках кукловода.

Мы с тобою лишь простые игрушки.

За окном моим реквием года.

Ты играй. Время скрипке послушно...

(Дитя Марта)

Сказка Карольда

Смотри, я вхожу в магазинчик. И звенит колокольчик над старинной дверью. Старикашка появляется из темных коридоров, где прячется всякая рухлядь, приветствует меня, а затем позволяет погрузиться в разглядывание вещиц. Я прохожу мимо красных старинных фонариков, которые зажигаются от движения ладоней, и не беру разноцветные волшебные палочки, в которых прячутся блестки и цветы. Не разглядываю разнообразные магические ящики. Я направляюсь прямиком к куклам, которые от магии нитей могут двигаться. Десять магазинов в разных городах. Сотни лавок необычных вещей. Надежда давно утрачена. Но по привычке ноги так и несут к подобным магазинчикам.

Я перебираю кукол — мальвин, напыщенных принцев, нищих, драконов, шутов... И внезапно начинаю рыдать... На меня смотрят яркие карие глаза с солнцем посередине. Там, в глубине полки...

Еще не веря, тяну руку и достаю куклу. Сердце бьется в груди. Тонкий музыкант со скрипкой в руке слышит волнение, ощущает тепло, которое горячим смыслом наполняет меня воспрянувшими надеждами.

— Сколько? — я подбегаю к прилавку, бью по звонку, не в силах ждать ни секунды.

— Сто монет, господин. — Старик произносит сумму так, словно говорит о какой-то мелочи. А ведь за такие деньги я работаю по несколько месяцев кряду. Но у меня есть деньги. Я ни за что не выпущу куклу из рук. И никому не позволю ее касаться.

-Вы уверены, что должны ее купить, — недоумение появляется на лице продавца, смешиваясь с ужасом. — Не берите...

— Я возьму, — настойчиво высыпаю и двигаю вперед золотые монеты. Старик бледнеет.

— Молодой человек, куклы, которые хранятся здесь, бывают опасны... Мне приносят и продают их, чтобы спастись от бед. Они могут убивать.

— Берите деньги. Я забираю куклу.

— Одумайтесь, что вы делаете. Оду... — дверь за мной хлопает. Я бегу. По мостовой, через площадь, пряча под полами пальто тонкого скрипача с большими темными глазами. Я бегу до дома, где снял комнату. Я закрываюсь изнутри на ключ и сажаю куклу на маленькую одноместную кровать. Много часов мы сидим напротив друг друга. И любовь наполняет мое сердце. И солнце садится за горизонт старинного города. А когда последние лучи покидают мир, когда в комнату приходят сумерки, мой скрипач вдруг начинает расти и оживать. У него белое лицо и бездонные глаза. Его черные волосы ложатся тьмой на плечи.

— Я нашел тебя... Нашел... Жена продала... Она решила избавиться... Я искал, — начинаю оправдываться тихо, а скрипач встает с кровати и склоняется близко. Так, чтобы волосы укрыли наши лица, и шепчет:

— Я знаю. — Губы касаются холодом, но постепенно теплеют, как иной раз оживает камень в летний день. Сегодня я снова буду принадлежать скрипачу. И отдавать ему страсть и тело... Я не боюсь того, что он опасная и злая кукла. Да простит меня Бог!

1

Начало игры

Скрипач

Тьма льнула к ногам кошкой, такой нежной и послушной. Вот только сегодня ее ласка не приносила ему желанного тепла. Даже скрипка, послушная рукам плакальщица мира, не могла принести удовольствия.

Странно, он один из темных лордов, призванных когда-то на землю самим Князем, полюбил. Или это его полюбили. Последняя война сбросила лордов на землю, а их тела превратились в игрушки. Горькая ирония.

Он помнил, как смеялась Ледяная Дева, превращаясь в тонкую девочку в голубой шубке. Как рвался в путах света огненный дракон Хаоса. Как превращался в плюшевого мишку Теодор — Пожиратель Миров. Как таяла в тумане превращения Кровавая Леди — остатки ее некогда алого платья рвали на клочки солнечные волки, и только красная шляпка осталась тогда на траве Предвечной Поляны. Куда угодил Адский шут, Скрипач Смерти уже не увидел, но за эти нескольких сотен лет скитаний по Земле несколько раз видел смешную игрушку в цветном колпаке — Петрушку. Так, кажется, звали его люди.

Скрипач коснулся смычком струн. Сколько раз он уже играл эту мелодию — Реквием Миру. Только для одного человека на свете он никогда не станет играть ее. Для самого лучшего, того, чьи руки даря ему жизнь, дарят и тепло. Для них двоих скрипач создаст другую мелодию — мелодию страсти. Его любимый уже рядом, ждать осталось совсем немного. Тьма, прильнувшая к ногам, уже хранит в себе тепло Его дыхания. Играй, скрипач, играй.

Хранительница

Она сидела и беззвучно плакала. Он все-таки нашел Скрипача...

С самого начала она была назначена хранителем Скрипача, должна была следить, чтобы он оставался игрушкой, но хаос первых лет перемешал все, убил многих ее друзей, и в результате она потеряла Скрипача, но обрела Ледяную Деву и Адского шута. Глядя, как разгораются их глаза, она беззвучно плакала и проклинала судьбу...

Она очень долго охотилась за Скрипачом и, когда нашла, радости ее не было предела. Как и горю. Ибо игрушка была у того единственного, кто мог ее оживить. Заклятье было сильно, но, как и любое вмешивающееся в смысл и суть мира изменение, оно имело ограничение. Любовь. Как это банально, и как страшно!

Она сумела на время перехватить чувства человека, женить его на себе и избавиться от скрипача. Но только на время. Через несколько лет туман вожделения спал, и человек исчез. А теперь он нашел Скрипача и разбудил его. Хотя мелодия, которая рвала ей душу, и была не той, что она ожидала, глаза двух кукол, сидевших перед ней, не оставляли надежды этому миру...

Ледяная Дева

Беззвучно смеялась Ледяная Дева, смотря на метания хранительницы. Он проснулся, проснулся! Скрипач смерти нашел того, кто пробудил его ото сна. И теперь... Да, теперь они свершат то, что не закончили тогда, смогут избавиться от этих игрушечных тел. Нужно только еще подождать. После стольких столетий разве год-два это время? Мгновенье! А разбудивший скрипача человек? Его можно будет и убить потом. Любовь? Темные лорды не любят. Это только страсть.

Адский Шут

Скрипка рыдает...

Плач ее поднимается в небо, зажигая первые звезды. Скользит по тонким призрачным улицам старинного города. Наперегонки с ветром распахивает окна, играя с кружевом и тюлем гардин. Ластится и льнет, укутывая волшебной мелодией смешную игрушку в дурацком колпаке, и словно шепчет: "Проснись...."

А тебе снятся кошмары — чудные миры, затейливая вязь чаяний и судеб. И каждый твой день — лишь ожидание ночи и ее сказок. Ожидание странных снов, сумрака и теней, шагов мимо зеркальных отражений, каждое из которых — реально, если захотеть и принять, а не пытаться понять...

Плачь, скрипка... Стены, окна, двери... Нет преград для дивной музыки стенаний и слез. Шаг, еще один... По лестнице, которая в любой момент может обрушиться...Куда ты хочешь, что б она тебя увела? Куда я позволю ей увести тебя?

Я — Адский Шут. И позабавился я знатно. Свой мир бросил к твоим ногам. Желая счастья, стал потешной куклой. А ты... Просто открыл другую дверь. Но, счастлив ли ты? Каждый день и каждую ночь, внимая рыданьям скрипки...

Я подожду... Я поцелуями осушу твои слезы... Я отправлю весь твой мир в бездну...

Когда-нибудь ты откроешь нужную дверь...

А пока пусть рыдает скрипка...

Теодор

— Мама, мама! — Марта бежала изо всех сил, прижимая к груди мишку. Ей было всего три года, но для своего возраста она уже была очень умненькая и резвая.

— Мама, — запыхавшаяся девочка протянула к матери плюшевого медведя. — У моего Мишки глаза светятся!

Гретхен с неодобрением покосилась на игрушку. Не любила она этот "пылесборник", но выбросить нельзя — семейная реликвия, да и Марте он очень нравился.

— Марта, — голос матери был очень строгим. — Ты же видишь, глазки у него не светятся, а тебе давно пора быть в кровати, уже поздно.

Девочка повернула медведя к себе и разочарованно выдохнула — опять глазки как пуговки и ничего волшебного! Огорченно вздохнув, Марта медленно пошла в свою комнату, устроила медведя на подушке и радостно вскинулась — глазки опять засветились!

— Мишка! — Марта прижала игрушку к себе. — Ты живой, я всегда это знала!

Потом отодвинула игрушку от себя и стала смотреть, как мишка смешно шевелит лапами, кивает головой и улыбается ей вышитым ртом. Радостная девочка забралась под одеяло, прижала игрушку к себе и прошептала:

— Я тебя никогда-никогда не брошу!

Теодор холодно улыбнулся про себя. Он уже давно был в этой семье, и набрал достаточно энергии для пробуждения, оставался последний рывок, и им стала музыка пробудившегося Скрипача. Теперь дело пойдет легче — один из миров уже его...

Дракон Хаоса

Он проснулся от звуков ветра. Или это играла музыка в темноте огромного музея? Золотые чешуйки старинного экспоната затрещали от напряжения, в рубинах глаз зажегся свет. Прошлась по залам тяжелая тень с огромным хвостом. Сработала сигнализация. И десятки охранников начали прочесывать музей в поисках вора.

Дракон же наблюдал за людьми и теперь отчетливо слышал Скрипача, чей инструмент играл отчаянно, воспевая любовь к человеку по имени Ганс. Кто это такой, Хаос не знал, но уже заранее ненавидел любую слабость к роду людскому и не собирался отдавать великого музыканта глупому и смешному чувству.

Алая Леди

Женщина в алом пальто замерла, глядя в ночное небо. Где-то там далеко плакала скрипка. Когда-то давно, женщина хорошо это помнила, мелодия была совершенно другой.

— Анна, что — то случилось,— рука в тонкой перчатке коснулась ее плеча.

— Скрипач, проснулся, — Алая леди перевела взгляд на мужчину, стоящего рядом.

— Светлые боги, ты уверена?

— Да, мой хороший. И знаешь — я рада.

— Чему?

— Глупый, ты только вслушайся,— женщина снова запрокинула голову и, прикрыв глаза застыла. Легкий порыв ветра коснулся ее лица, а открытую ладонь ткнулся мокрый нос. "Обернулся", — отстраненно подумала Алая леди. Женщина присела на корточки, обняв за шею огромного серебристо серого пса. Хранитель повернул морду и лизнул леди в губы. Она засмеялась и подумала, что сколько бы веков не прошло, никогда не оставит это самое дорогое ей существо. Ночь раскинула над миром звездный полог, где-то далеко спала маленькая девочка, прижав к груди плюшевого мишку, плакала от бессилья маленькая Хранительница, беззвучно смеялась Ледяная Дева, не веря в любовь и счастье, ревновал и рвался к жизни Шут.

А скрипка плакала и смеялась, обещая счастья только для двоих.

Ганс

Я танцую. Я плыву в этом лунном свете среди пустоты. И руки твои обнимают меня... И светом неземным горят глаза... Мы выходим в окно, чтобы шагать по крышам домов, а затем по облакам. Бледная луна смотрит, как ты держишь меня за руку. Ты говоришь, что мы не вернемся назад прежними. Что я рискую жизнью, что ты не хочешь для меня боли...

А глаза светятся ярче звезд, а музыка льется в сердце тоской...

— Ганс, разве не предупреждал я тебя не искать? — теплая ладошка рисует на щеке печаль.

Я киваю.

— Что же нам делать теперь? Куда мне спрятать тебя? Куда? — скрипач тяжело вздыхает и откидывает мантию ночного неба, за которым открываются бескрайние миры... — Бежим, пока нас не догнали.

Хранительница

Хранительница вздрогнула. Происходило что-то странное, непонятное. Музыка утихала, и это было немыслимо.

Последние несколько часов почти полностью разъяли ее, растворили в этом мире. Скрипка проникала в казалось бы полностью забытые и мертвые участки души, призывала к жизни то, что она поклялась забыть, когда становилась хранительницей. Было тяжело перестать быть человеком, но она знала, на что шла. Знала, что она должна будет забыть любовь, дружбу, сомнения, страх, что ее основным уделом станет откачивание энергии из кукол, которыми стали лорды. Даже в виде кукол, пребывая в одном из самых страшных для себя кошмаров — кошмаров беспомощности, лорды оставались сильны, и собирали по каплям, крупинкам все, что могло бы им помочь пробудиться. Долгие века она старательно оберегала кукол от чужого взгляда и убирала из них всю магию и силы, до которых могла дотянуться. И все напрасно. Отчаяние, боль от возвращающихся чувств, ненависть, текущая темной патокой от двух игрушек, сидящих перед ней — хранительница понимала, что скоро не выдержит, но нужно бороться до конца, нужно! Она же поклялась! И она отдавала все свои силы, чтобы хоть как-то оградить игрушки от музыки Скрипача.

И вот эта музыка стала стихать. Это было странно и страшно. Страшно, потому что она не понимала, что происходит. Скрипач уходит из этого мира? Но этого не может быть! Здесь его пробудивший, и Скрипач пока еще слишком слаб, чтобы уйти от него! Но стихающая музыка давала шанс, шанс собраться, и, все-таки, укрыть окончательно игрушки в кокон. Если она успеет, пару десятков лет он продержится, а она тем временем придумает, как быть.

Прогоняя из тела боль, продыхивая отчаяние, хранительница собрала оставшиеся силы и... Она не успела! На столе перед ней сидел дьявольски красивый мужчина в шутовском колпаке и издевательски улыбался. С ожившим лордом ей точно не тягаться... Замерев маленькой испуганной мышкой, хранительница стала читать последнюю молитву. Она надеялась, что успеет до того, как Шут ее убьет, и она оставит свой последний неприятный сюрприз для лордов.

Как будто угадав ее намерения, Шут, не убирая издевки с лица, легко соскочил со стола, наклонился над ней и поцеловал. Яд разлился по телу хранительницы, а Шут, помахав на прощанье, шагнул в окно.

Через несколько минут хранительница пришла в себя. Что-то было не так, но что именно Шут с ней сделал?

Адский Шут

С добрым утром...

Посмотри, как первые солнечные лучи золотят крыши домов, отражаясь в лужах и окнах. Зайцами скачут на перегонки, улица за улицей, лужа за лужей, крыша за крышей... Они найдут тебя, мой ненаглядный беглец... Тебе не скрыться. Да и от кого ты бежишь? От меня? Глупый... От себя бежишь. Меняя чувства на мимолетные страсти. Да и что знаешь ты о страсти? Я ждал тебя... Я отдал тебе свой мир и верных мне. Готов был отдать себя.

А ты выбрал его...

Но мы сыграем. Каждый в нужный мне момент сделает то, что должен. Хранители? Я уже их обыграл. Лорды? Их я обыграю.

Поцелуи мои слаще меда.... Поцелуи мои — как волшебный дурман.

Будешь мой.

Не хочешь? А что мне до того? Твои чаяния и надежды — они мои на самом деле! Будет все, как желается именно мне... И делать будешь то, что скажу. И любить так, как пожелаю. Я уже ждал слишком долго.

Жмурюсь... Ловлю на ладони теплые солнечные блики. Объемные, сладкие... Кажется, что это горсть конфет. Какую выберешь ты?

Я — Адский Шут. Паяц и клоун...

Ты — скоро снова будешь со мной.

С добрым утром, любовь моя.

Ледяная Леди

Сбежал, сбежал, сбежал. В другой мир, почти не окрепнув. И ради кого? Ради человеческого мальчишки! Глупо, как глупо. А теперь он предатель.

Хрустальные туфельки тихо цокали по мостовой, оставляя после себя шлейф холода. слишком мало сил. Ледяная Леди смогла сломить удерживающую ее оболочку.

Убить. Убить человека. И тогда Скрипач снова станет собой...

Теодор

Теодор открыл свои бусинки-глаза и вслушался в магию мира. След Скрипача исчезал с этой планеты, но пока был четко виден. Адский Шут его тоже поймал, и скоро Скрипач будет у него. Теодор вздохнул. И не надоело Шуту еще гоняться за Скрипачом? Подстраивать ему каверзы, соблазнять его людей, пытаться разрушить так тщательно создаваемую мелодию смерти? Как ребенок, право слово. Хотя ему положено жестко шутить — Шут все-таки. А ему, Теодору, такая увлеченность Шута на руку. В противном случае Шут начал бы зло играть с этой планетой, а Теодор еще не все с нее получил.

Теодор с самого начала был несколько отдален от остальных лордов. Если для остальных очередной мир был лишь полигоном для их развлечений, то для Теодора он представал, как новая возможность пополнить свою коллекцию. Жаль, что обычно он мало что успевал найти или вырастить достойного, остальные лорды очень быстро ломали новую игрушку. Ну ничего, в этот раз у него времени побольше. Скрипач ушел или уходит, Шут за ним, Ледяная Дева пока еще толком ничего не может. С Алой Леди вообще что-то странное творится, как будто и не она это. Магия ее, сила ее, но то, что она сейчас творит просто немыслимо. Но для него это и хорошо. Оставался еще Дракон, но с ним Теодор рассчитывал договориться. Теодор поворочался. Какое, все-таки, неудобное тело у этой игрушки, да и мысли как квадратные кубики, в голове еле ворочаются. Но свое тело Теодор решил пока не возвращать — в этом легче будет набраться сил, да и коллекцию пополнить тоже.

Вообще-то Теодор искренне не понимал, почему его титул "Разрушитель Миров". Он ведь так холит и лелеет свою коллекцию, а для некоторых особо замечательных экземпляров даже достойное их обрамление дает. Странно все-таки с ним Князь поступил, странно...

Теодор коллекционировал души.

Алая Леди

Лучи полуденного солнца проникали в комнату сквозь красную паутину штор. Анна стояла у окна, кутаясь в шаль. Еще ночью, услышав, что Скрипач уходит из мира, она послала воронов в разные концы мира. И вот ее посланники возвращались. Впрочем, возвращались не они одни. К женщине стоящей на балконе второго этажа слетались со всех сторон сотни черных как ночь птиц, а внизу у ног седого мужчины курлыкали белые как платье невесты, голуби.

Кровавая леди улыбнулась. Все же хорошо, что тогда в 45-м, она приняла протянутую руку хранителя. Мир и Война, что они значат друг без друга? Вечные враги, верные любовники. А эта их свадьба на осколках еще пылающего Берлина. Все— таки Святомир романтик. Тогда тоже все небо было полно птиц. Вороны и голуби кружили вместе над головами людей встречавших Победу.

Наверное, именно по этому сегодня Леди звала своих слуг не на кровавый пир, а на битву. Бой, который возможно унесет в небытие Хаоса этот кусочек вселенной. А все для чего? Просто ей, утопившей в крови войны сотни тысяч судеб, хотелось подарить счастье, и мир пусть всего лишь двоим. И ее мужчина поддержал Алую Леди.

Анна поежилась. Сила солнечных волков и проклятых воронов сплетались в тугие жгуты, закрывая выход из мира всем. Отрезая преследователям путь к беглецам.

Ледяная Леди

"Мы танцевали под музыку смерти. Властный, сильный, безумный скрипач... Даже Князь отметил тебя, я же была просто покорена. Поклялась быть твоим сторонником. Ты рассказывал мне планы, не доверяя их другим, и мы вместе смеялись, кружась под музыку..."

Невидимые людям нити протягивались по всему небу. Леди, Алая Леди... Еще слишком молодая и такая глупая. Хочешь их защитить?

"Я не прощу тебя, мой темный лорд..."

Дракон Хаоса

Рухнуло здание музея, превращаясь в пепел. Чернота накрыла звездное небо. Задрожали стекла домов в старом приморском городе. Чудовище... Огромное чудовище великой тьмой шагало к океану. И все, чего касался Дракон Хаоса, превращалось в пыль... Даже время остановилось на всех часах. Даже ветер перестал дуть.

Дракон жадно пил... Поглощая океан целиком и двигая краешек реальности все ближе... Дракон призывал верного друга Теодора, чтобы совершить страшное — изменить этот мир до неузнаваемости.

Но главной целью дракона был Скрипач... Тонкий Скрипач, которого следовало лишить алого сердца.

2

Скрипач

Полог мира откинулся неожиданно легко. Я облегченно вздохнул. Тьма междумирья обняла беглецов. Я обнял Ганса. Тепло человеческого тела заставляло быстрее биться когда-то холодное сердце.

Я тихо вздохнул. Сколько времени осталось у двоих? Где-то бродит по свету Кровавая Леди, сумасшедшая ведьма войны. Я слышал дыхание ее силы, когда только проснулся. Почти проснулись Шут и Ледяная Дева.

Вздрогнул — эхо Хаоса промелькнуло по тьме перехода. Вот и Великий Дракон проснулся. Времени оказывается совсем мало.

— Крис, что-то не так, — Ганс, повернулся ко мне.

— Все не так. Бежим,— Скрипач дернул первую попавшуюся складку мира. Яркое огромное солнце новой реальности приняло беглецов в свои объятья.

Ганс

Я падаю. Я падаю, держа тебя за руку... Все ступеньки обрушились под нашими ногами. Развалились на кусочки-пазлы, когда-то бывшие старым городом. Вот мимо проплывает крыша ратуши, вот катится в никуда колесо от повозки, вот деревья и кусты кружат вокруг, вот окна домов мигают, то зажигаясь, то темнея...

Ты смотришь на меня, мой скрипач! Черные глаза горят неземными отблесками несуществующих миров. Волосы развеваются на ветру. Ты подбрасываешь вверх скрипку... Ты тянешь меня к себе и прижимаешь крепко-крепко... И шепчешь мне тихо:

— Я люблю тебя, Князь!

Скрипач

Я сел прямо на траву. Ганс осторожно опустился рядом.

— Скажи, почему ты назвал меня Князем?

Я сорвал травинку и прикусил. Горьковато-пряный сок обжег губы.

Я смотрел на того, кто когда-то вел легионы тьмы к победам и поражениям.

"Как же искалечила тебя Последняя Война, Мой Князь! Сколько жизней прожил ты, не помня себя. Воистину, забвение не худшее из наказаний. Чего хотел добиться Судья, лишая тебя не только мощи, но и памяти. Неужели Он хотел научить тебя любви?"

Я молча потянулся губами к мужчине. Ганс охотно ответил. Травяной сок казался сладким, несмотря на свою горечь.

— Для меня ты Мой Князь, малыш. Просто поверь мне.

" А вспомнить, ты всегда успеешь. Вот только хочу ли я, что бы ты вспомнил..."

— Ты же знаешь, что верю, — руки коснулись любимого лица, губ, пробежали по плечу, тонким, но сильным пальцам скрипача.

— И я тебе верю,— я легко потянул Ганса за собой в плен изумрудно-зеленой травы.

Где-то в иных мирах начиналась погоня. Поднимались знамена грядущей битвы, но для двоих все это было не важно....

Адский Шут

Трепещет пламя свечи, сотни раз отражаясь в осколках битых зеркал... Я ворожу...

Острые грани режут плоть, и кровь моя черной завесой закроет все, что мне не нужно. Оставив то единственное зеркало, в которое я хочу смотреть.

О, Хранители и Лорды, что мне ваши замки и преграды? Я Шут — я живу в Отраженьях. Не в мире этом, не в мире ином, а — между! И в каждом осколке — мои новые маски. И в каждом осколке — мои новые жизни! И в каждом осколке — все ваши страхи!

В каждом зеркале, в любом отражении вы видите себя. А я вижу вас. Всегда...

И тебя вижу... Тебя люблю... Ворожу... Я не могу без тебя...

Я узнаю тебя — кем бы ты ни был... Я найду тебя — где бы ты ни был... И с кем бы ни был ты — все равно будешь моим.

Трепещет пламя свечи... А ты просто взгляни, как в зеркала души, в его глаза.

Ледяная Леди

Где зима, там и я... Лед, обжигающий сильнее огня. Что для меня преграды? Где есть зима, существую и я. Неужели не знала, Леди?

Холод стелется по земле, забираясь под рубашку и вызывая дрожь у человека, что лежит в объятиях куклы. Знай, мой Темный Лорд, что я уже близко...

Хранительница

Хранительница окинула мутным взглядом комнату. Что-то не так... Опираясь о пол дрожащими руками, она напрягла все силы, и постаралась сесть в рядом стоящее кресло. Не получилось. Ее колотила крупная дрожь, мышцы как будто выкручивались из тела, причиняя неимоверную боль. Проклятый Шут, что же он с ней сделал? Через несколько минут судороги прекратились, слабость стала потихоньку уходить, и сразу навалилась усталость. "Нет, не сейчас, только не заснуть, нужно понять, что не так!". Хранительница осмысленным взглядом окинула комнату, и ее опять чуть не скрутила судорога. Девы не было! Она упустила всех кукол!

Не выдержав, хранительница расплакалась. Слезы катились градом из глаз, застилая все пережитое горе, хотелось выплакаться, выталкивая все напряжение и пережитые боль, страх, очистить ум. Рот открывался в беззвучном крике, но ни единого звука не было слышно. Хранительница схватилась за свое горло. Шут! Он лишил ее голоса! И как только она это поняла, по телу заструилась магия. Это была не ее магия, и даже не впитанная ей от кукол. Это была магия темного лорда. И если бы она была чуть агрессивнее, то аура хранительницы оказалась бы разорванной. Но магия очень быстро встроилась в нее, буквально впиталась в клетки ее тела, в каркас ее ауры. О! Если бы эта сила была у хранительницы всего лишь полдня назад, куклы бы не ожили! Но... Проклятый Шут! Он лишил ее голоса, а без голоса для нее магия бесполезна. Любые магические действия она должна была сопровождать вербальным компонентом, такова была ее особенность. Молитвы она могла не произносить, но они и не имели никакого отношения к магии.

Ненависть к пошутившему с ней Лорду очистила, наконец, ее разум. Ей остается только одно — нужно связаться с главой солнечных волков, Святомиром. Хоть она и не любит его, после того, что с ним сделала Кровавая Леди, но он единственный достаточно сильный хранитель, чтобы помочь ей. Хранительница протянула руку к арту экстренного вызова...

Ганс

Зеленая трава... Ты нависаешь надо мной, заслоняя солнце... Твоя тень касается меня первой и проникает под рубашку, лаская. Я хочу закрыть глаза, но больше всего на свете — видеть теперь твою улыбку... И не терять ни одной минуты, что дарованы нам волшебством. Ты не кукла. Ты живой... настоящий. Сердце гулко стучит в твоей груди. Руки касаются меня с бережностью и лаской. Я ощущаю, как в тебе растет великая сила, и в объятиях твоих я утопаю, как в бездне...

Холодное дуновение. По поляне прокатывается ветер. Гремит где-то вдали гроза...

— Только не признавайся, что ты человек, — шепчет Скрипач.

И прячет меня в свою тень.

Теодор

Я открыл глаза. Прямой призыв Дракона он не мог проигнорировать. Жаль, что Дракон так сердит, не получится пополнить коллекцию. Хотя... Можно же уйти в тот мир, где сейчас Скрипач, в котором нет таких замечательных душ, а этот попросить для себя. Нужно превращаться обратно, слишком уж плохо это тело мыслит.

Я — еще плюшевый мишка — нежно обнял девочку.

Прощай, Марта, у тебя очень хорошая душа. Ты останешься, конечно, жить, но твою душу я заберу. Она будет одной из основных драгоценностей моей коллекции, я обязательно придумаю для нее достойное обрамление.

Теперья я высокий, хрупкий молодой человек с длинными, до пояса, волосами цвета воронова крыла. И я наклонился над беспокойно ворочающейся девочкой и поцеловал ее в лоб. Девочка на мгновение открыла глаза, из которых исчезла детская непосредственность и любопытство, и прошептала: "Прощай, Повелитель. Если ты меня позовешь, я приду". Я погладил по волосам утихшего ребенка, и подумал, что нужно ей дать что-то хорошее за столько прекрасную душу. Легкое касание магии.

Ты вырастешь красавицей и умницей, можешь выбрать себе любого, какого захочешь, мужа, и родишь мне еще одну такую же чистую и прекрасную душу. Это мой дар тебе.

То, что этот дар для девочки является проклятием, я не задумывался.

Прощай, Гретхен. Твоя душа неинтересна, но мне нужны силы. Я тебя точно не призову, так что не просыпайся. Мой дар тебе — вечно оберегать Марту и подчиняться ей.

Дракон, я иду к тебе!

Дракон Хаоса

Черной грозой... Черным ветром... Черной чумой... распространялся я по городам... Убивал за несколько минут, роняя души на асфальт, как ненужное и пустое. Материя. Уничтожать материю. Потому что все, что конечно, заразно и глупо. Лишь вечное, бессмертное достойно мучений или наслаждений, как музыка Скрипача, который знает, что такое гимн Смерти... не имеющей границ.

Вот он, спрятался в фантазии мелодии любви. Думает, что укроется от всевидящих миллионов глаз Хаоса. Лежит в траве и смотрит в темнеющее небо и улыбается. Скрипач. Красное сердце. Где человек? Где?

— Теодор!!! — загремел я. — Теодор, помоги мне найти человека...

Судья

Силуэт собора прорезАл небо резкими шпилями, много веков взирал он на город цветными витражами, оглашал воздух звуками органа, с его парапетов мрачно взирали жуткие фигуры горгулий, отгоняя от храма злых духов. Центральная статуя — самая большая и уродливая, темная громада из черного камня, увенчанная длинными рогами, вдруг шевельнулась. Огромные крылья медленно распахнулись, стряхивая пыль веков, глаза открылись — два черных колодца на высеченном из самого мрака лице. Судья выпрямился во весь свой рост, мощная фигура снова укуталась в мантию крыл, холодный бесстрастный дух пробудился — приговор не был исполнен до конца. Заключенные сбежали, новая Игра началась. Амалей слышал звуки музыки и это не был умиротворяющий орган. Скрипач! И кто же посмел разбудить певца смерти? Кто запустил цепочку, кто привнес в мир, который еще в прошлую битву заслужил покой на тысячу лет, сам Хаос?! И он уже шагает по миру в образе огненного дракона, нарушая ткань реальности, покой и упорядоченность.

— Я амнистии не объявлял, — ледяным ветром пронеслось под сводом мира. Судья взмахнул рукой, разрушая охранный купол Алой Леди и открывая лордам путь к Скрипачу.

Теодор Пожиратель Миров и Дракон Хаоса

— Хаос, ты смешон! — я кривил губы перед беснующимся драконом. — Тебе нужен человек? Или Скрипач?

Я поправил прядь волос, демонстративно отвернувшись от дракона, и ядовито усмехнулся. Хаос взревел, и на оставшийся мир рухнула первозданная мгла. Я поморщился — такой расход прекрасного материала! Нужно побыстрее развеять последствия гнева Хаоса.

— Теодор! — опять взревел дракон.

— Хаос, ты настолько поглупел? Скрипач только проснулся, он пока слаб, он не может без этого человека! Найдем Скрипача, найдем и человека! Но тебе понадобится вся сила. Забери все, что так расточительно разбросал, а я пока открою нам дорогу.

Дракон с подозрением покосился на меня и взмахнул крылами, призывая обратно глад, мор и тьму.

Я легко нащупал дорогу, по которой прошел Скрипач. Теперь нужно ее открыть...

Ну здравствуй, Алая Леди, здравствуй, Анна, дорогая моя... Ты окрепла за века почти безраздельного владычества на этой планете, но твой последний выбор не делает тебе чести. Хотя надо признать, совместное плетение солнца и проклятий распутать сложнее, но не зря я так бережно храню мою коллекцию. Лучшие души этого тварного мира будут сильнее назначенных солнечных хранителей и твоих привнесенных извне воронов. Еще чуть-чуть...

Внезапно ледяной вихрь сбил меня с ног, протащив по земле несколько метров. Дракон Хаоса раскрыл крылья, попытавшись защитить наездника, но с воем сложил их обратно — мелкие острые кристаллы льда больно рвали поверхность крыл, которым никогда ничего не было страшно.

— Я амнистии не объявлял! — разнеслось по миру.

Я замер — судья! От него можно было ожидать чего угодно. Но внезапно почувствовал, что барьер, не пускавший к Скрипачу, исчез.

Быстрый взмах руки, исцеляющий Дракона, руки прижать к уродливой голове Хаоса, лбом уткнуться в его лоб, передавая след дороги, и еще через мгновение Дракон и его Всадник летят в новый мир. К Скрипачу.

Адский Шут

Играй Паяц!

Балаганной цветной каруселью мысли и образы сменяют друг друга. Искрятся, брызжут огнями — красными, синими, зелеными, золотыми — отражаясь в сверкающих гранях.

Иду по кругу. С ладоней капает кровь, оставляя виснуть в воздухе причудливую вязь узоров. Тяну их за собой, сплетая в очертания ступеней. Шаг за шагом, все быстрей и быстрей, все безумней и безумней.

Играй Паяц!

Танцуй, кружи... С ума сходи... Рисуй на зеркалах кровавые узоры! И пусть узоры эти сложатся в черты...

Твои тонкий стан, твои глаза... Твоя душа... Твой вкус и запах. Кружат мне голову... Сгораю!

А нужно сделать вдох. И замереть. Что б следующий шаг пришелся на нужную ступень. Что б не сгореть. Не оступиться, не упасть. Что б мне к тебе попасть.

Играй Паяц!

А я сгораю. Увлекся слишком ворожбой... Тобой.

Но — ветер ледяной мне в сердце.

Да! Во славу всем Хранителям и Лордам.

Здравствуй, Амалей...

Игра все забавней и забавней, а карусель все быстрей и быстрей....

Ледяная Дева

Мир, в который переместился Скрипач, окутывала зима — я вступаю в свои владения. Заковываю в льды моря и океаны, подбираясь к беглецами..

А пока...ожидание, остается только ждать, пока льды заковывают этот мир в свой холодный плен. Ожидать и вспоминать..

— В этот мир нам туда не попасть. Князь дал заранее невыполнимое задание!

— Мой Лорд, не злитесь, позвольте вам кое-что показать.. — снежинки отрываются от моих пальцев, кружась — в каждом мире есть зима. Хоть в самом уголочке мира, но есть. Так же как день не может существовать без ночи, так же и лето не может существовать без зимы. А там где есть зима — есть я, ведь я сама создана изо льда.

Беру его за руку. О, мой Лорд, только мне позволено так касаться тебя, а снежинки все сильнее и сильнее кружат вокруг, создавая миниатюрную метель. миг и...

— Чувствуете, мой Лорд? — тихо смеюсь, — мы прибыли. Там, где зима -там и я.

.. Где зима, там и я... Неужели вы могли об этом забыть, мой Темный Лорд? Мне не преграда полог Кровавой Девы. Ведь я — это лед. Но сможешь ли ты его растопить?

— Я амнистии не объявлял!

Судья проснулся... Время. Нужно время, сейчас еще не достаточно сил. А уже спешат Дракон и Теодор. Нет! Он мой! Убирайтесь...

Алая Леди

Нити, натянутые в астрале, лопнули под натиском Хаоса. Анна вскрикнула и упала. В небо неуправляемой черной стаей вымылись в небо. Руки Алой леди окрасились кровью.

— Холодно. Почему так холодно, — бессвязно шептали враз посиневшие губы. Сейчас у распахнутого окна, на балконе она походила на куклу больше чем когда была ее.

— Анна,— Мир кинулся к женщине, одним шагом преодолев разделявшее их расстояние, даже не заметив портала.

— Мир, прости, я не смогла. Я не удержала нити. Возьми мою силу. Ты справишься. Пожалуйста. Я вернусь, обязательно вернусь когда-нибудь к тебе. Только...Удержи мир, чтобы мне было куда возвращаться, — голос некогда всесильной демонессы звучал все тише. Чтоб расслышать последние слова жены, Святомир наклонился к самым губам.

— Я вернусь. Я люблю тебя. Люблю... тебя... лю...— тело прекрасной леди последний раз вздрогнуло и застыло. Мир прижал тело жены и тихо замер не в силах сдвинуться с места. Многоголосый волчий вой разорвал скорбную тишину. Смешиваясь с криками воронов и курлыканьем голубей, он плыл по плане, заставляя вздрогнуть каждого, кто слышал его. В Мире больше не было места Войне. В мир вступила ненависть и жажда мщения. Мир рвал на части Хаос и Боль. И еще неизвестно, что из них могло победить.

Мир бережно опустил тело Кровавой Леди на траву Предвечной поляны.

"Спи, любимая, спи. Мне не нужен мир без тебя и если судья не даст нам второй шанс, я тоже уйду вслед за тобой. Но сначала я отомщу. За тебя, любимая. Ты хотела спасти Скрипача. Я спасу его. Пусть это будет вопреки правила, но я сделаю это. Спи. Я тоже люблю тебя"

Мужчина последний раз поцеловал жену, накрыл ее кроваво алым плащом. Постоя пору минут неподвижно и рывком разорвал ткань реальностей шагнул на Землю. Черный ворон с криком опустился на левой плече Хранителя. Голубь с правого неодобрительно покосился на незваного соседа, но промолчал.

В астрале надрывно звенели звуки арт. Хранительница звала на помощь. Ну что ж, боги и демоны, вы лишили меня самого дорого. Теперь не взыщите. Мне тереть не чего. Я больше не твой слуга, Судья! Ты сам лишил себя мое клятвы. Жди меня, девочка, я уже совсем рядом.

Скрипач

Еще мгновение теплый и зеленый мир окутывал холод. Ганс ежился стоя у меня за спиной. Как же не хотелось мне, чтоб человек вспомнил, но похоже выхода не осталось. Я отчетливо слышал поступь Ледяной Девы. А из сотен внезапно возникших кристаллов льда на меня смотрел Шут. Как я ненавидел эту мерзкую ухмылку. Тысячи лет и тысячи миров Шут преследовал меня, манил и лгал. Лгал, что любит, лгал, что создаст мир для нас двоих. А сам же дарил улыбки и поцелуи всем демонам и демонесам темных миров. Я устал от этой вечной игры— ревности.

Когда Князь призвал лордов в новый мир, я сразу попал в плен этих горящих глаз. Властелин принял клятву первым, и ночи на двоих были для меня откровением. А потом был Суд. И вечность без дорого существа. Любил ли я князя? Я сотни раз задавал себе этот вопрос, смотря на мир кукольными глазами. И вот, наконец, мы встретились. И я узнал, что значить любит. Любить, а не обладать или делить страсть. Наверное, поэтому я все еще боялся возвращения Князя.

— Я амнистии не объявлял, — голос судии пронесся по сотне миров, а вместе с ним в мир шагнут Хаос. Больше ждать было нельзя. Я прижал к щеке скрипку и заиграл. Мелодия памяти рвала на части Душу Ганса, заставляя вспомнить и осознать. Все свои прошлые жизни на земле, все свое величия Темного Князя.

— Прости, меня Ганс, но в этой битве нет места человеку. Я любил тебя разным, надеюсь -вернувшись, Ты — Князь, не разучишься любить. Если же нет, тогда я буду любить за двоих

Ганс

Я смотрю на ледяное зеркало под своими ногами, которое медленно покрывается сеточкой трещин, как быстро стареющее лицо, но вижу в нем не свое отражение, а странного темного демона, на котором надет шутовской колпак. Демон множится, и лица его меняются в каждом осколке.

Холодом веет от границ этого маленького мирка, заливающегося тьмой. Пахнет кровью и смертью. Пахнет сырой землей и гниением. Молнии вспыхивают высоко в небе — летают там прозрачные духи умерших.

Ты стоишь, закрывая меня от волшебства. Ты берешь в руки скрипку и играешь... Отчаянно! Как будто в последний раз.

И я вспоминаю... Нет, я вижу нас в темноте — сплетенных в одно, горячих от неудовлетворенного желания. Любовь? Я пью от бокала, в который ты налил это странное чувство, как отраву. Чтобы я забыл об обязанностях Тьмы... Чтобы отрекся и оказался осужденным...

Я любил тебя и так, Скрипач! Что ты наделал?

Скрипач

Я опускаю руки. Скрипка кажется не подъемной. Это памяти гуляет в ледяных объятиях зимы. Я не хочу оборачиваться, ведь это значит смотреть в твои глаза. Что ты вспомнил Мой Князь? Каким ты стал? Страшно.

Я устало опустил руки и прикрыл глаза. Мелодия памяти вытянула из меня силы. Сейчас и парочка солнечных волков могли бы разорвать душу, а догоняли их далеко не волки.

Я вздохнул. "Как же я любил тебя, Ганс. Смогу ли я любить тебя, Мой Князь"

Времени больше не было. Мир, принявший нас, стонал от поступи Хаоса. У меня совсем не было сил. Скрипка молчала. Выход был только один — Клятва, но примет ли ЕЕ Князь.

Я, прикусив губы, не поднимая головы, повернулся к Князю и скользнул на одно колено.

— Я присягаю тебя, в вечности и безвремени. Я клянусь, выполнять твою волю в любом их миров, куда бы не ступила моя нога. Я клянусь, быть твоей тенью, твоей дланью, твое волей. Я клянусь. И клятва моя нерушима,— я так и не рискнул поднять глаза.

Сильные руки Владыки подняли меня с колен. Жесткие горящие губы коснулись холодных губ.

— И я клянусь: любить тебя вечно.

Я от неожиданности вскинул взгляд на Князя. И утонут в полных Ненавистью и Мощью глазах Властелина. Только вот в этой самой пылающей бездне, где на самом ее краю тихо горело пламя Истинной Любви...

Адский Шут

Межмирье...

Со знаком "минус"... Не в настроенье.

А я чего-то жду.

Здесь нет света и нет тьмы... Лишь серый сумрак, осязаемый, холодный, вязкий... Он не дает дышать. Он гасит огонь в глазах и сердце и шепчет: "Спи..." До лучших времен, до новых надежд, до ясных мыслей и четких желаний. "Спи..." До солнечных дней, до летних ливней, до жарких поцелуев и страстных объятий... "Спи..." Все решится само собой...

Ну, уж нет! Ты — мой!

А это — лишь холодный туман да серая грусть. Не в настроенье...

Не люблю, когда уходят. Не люблю, когда отпускают. Так не играют! Нас слишком мало, что б мы могли позволить себе умирать.

Резко хлопаю в ладоши, и тишина разрывается звоном! Ловлю осколок. Тонкий и острый как стилет. Любуясь, рисую линию на тыльной стороне руки. Смотрю, как темные тяжелые капли сбегают по пальцам и растворяются в сумраке межмирья... Мой тебе подарок, Алая Леди...

Все как-то да решится... Все как-то да сбудется...

Межмирье...

Со знаком "минус"... Не в настроенье.

А я чего-то жду.

Чего? Кого?

Судья

Тьма окутала Шута, закрывая его от всех остальных темных лордов, отрезая все связи, превращая безвременье и межмирье в еще более ирреальную грань. Из тьмы соткался крылатый силуэт, опустился перед ним, сложил крылья в черную мантию.

— С правосудием шутки плохи, Шут! Смотри, удалю за неуважение к суду! — я усмехнулся, черты лишились положенной правосудию бесстрастности, глаза загорелись алым, пожирая стоявшего передо мной мужчину в шутовском колпаке, — Есть разговор. Сотрудничество с судом в твоих интересах, за него бывают бонусы, — добавил я, наблюдая за реакцией темного лорда.

Шут

Вот и дождался...

Только того ли, кого хотел?

Смешно и дико. Смеюсь как проклятый...

А тьма все ближе. Тьма... Моя ты прелесть... Ты думаешь, что ты меня поймал? Так я же Шут! И каждый мир — мне сцена. А тьмы пологи — кулисы... И темный атлас ночи — он ластится к моим рукам...

Перестаю смеяться. Поднимаю взгляд на тебя. Черная мантия крыльев. Красные всполохи глаз — они сжигают. А мне так холодно... Я отдал много крови.

Делаю резкий шаг на встречу — близко-близко, так, что б дыхания смешались. Глаза в глаза. Пожалуй, можно утонуть... Позволю ли себе? А ты позволишь? Амалей...

— Чего ты хочешь?

Судья

Вздох... совсем не подобающий лицу, облеченному творить правосудие.

— Шутовской наряд, я смотрю, не греет, — тихо произношу. Распахиваю огромные крылья, укрываю такую хрупкую рядом с ним фигуру.

Но через мгновенье на губы вновь возвращается усмешка, глаза вспыхивают ярче.

— Вы все нарушили условие. Вам позволено было временно обретать истинную форму, как свидание с теми, кому удалось пробудить в вас любовь. Признаюсь, что давая эту поблажку, я не рассчитывал, что она будет исполнена. И уж никак не рассчитывал, что Скрипач, вместо того, чтобы смиренно пользоваться величайшим и милосердным даром, разбудит всех. За это он должен понести наказание. Мне самому даже ничего не придется делать — вы сами приведете его в исполнение, за скрипачом охотятся почти все, — я смеюсь, и голос эхом мечется под куполом мрака, крутящимся над нами. Крылья на несколько мгновений распахиваются, обдавая шута холодом, — Но со мной можно договориться, — пальцы с длинными когтями подцепляют подбородок мужчины, оставляя алые бусины на бледной коже, — КОГО именно я изберу для исполнения... — черный кожистый полог вновь опускается на плечи Шута, укрывая от ледяного дыхания тьмы. — Чего я хочу? — произношу одними губами. — Ну, что же ты, ведь не совсем наивный мальчик, разве Судья когда-нибудь оглашает сам размер взятки?

Теодор

Я хлопнул Дракона по шее, приказывая остановиться. Хаос недовольно повернул голову — он не любил находиться в Междумирье, хотя это и была стихия, из которой он вышел. Слишком уж она напоминала о предвечном безвременьи.

— Теодор? — недовольный взмах хвостом.

Я только недовольно отмахнулся:— Неужели ты не чувствуешь?

Потоки магии, энергии миров, сил лордов — все перемешалось в причудливый коктейль, сбивающий, опьяняющий, толкающий на безрассудства. Я хрипло расхохотался — бедный Шут! Он так привык играть с миром, теперь же мир решил поиграть с ним. Такого напора безумия он точно не выдержит. Дракон шумно выдохнул:

— Смерть!

Теодор вздрогнул от стона Предвечной поляны. Ярость криков победителей, сладость стонов побежденных, кровь убитых, плач вдов и сирот — все это медленно впитывалось в поляну, порождая колебания Междумирья.

Анна! Нет! Как? Как же так? Ты же отражение всех слабых и сильных душ этого мира, без тебя они станут мягкой всеядной плесенью, не станет великих героев и предателей, как же он без тебя? Как же я без тебя?.. И где этот твой хранитель, когда он так мне нужен? Светлая клятва мести?

— Теодор!

Кто-то зовет? Подождет! Кто принес клятву? Хранитель. Клятва его. Теодор зло усмехнулся. Все, хранитель, теперь ты будешь мой, а через тебя и Анна. Еще чуть-чуть...

Резкий толчок в плечо выбил его из седла. Извернувшись, я ухватился за крыло дракона и запрыгнул на него обратно.

— Хаос! Ты прервал меня!

— Теодор, кровь! Кровь Шута!

Кровь Шута... Он что, сошел с ума? Что он собрался делать? Так Кровавую Леди не оживить, можно лишь дать подобие жизни, но без ее чар. Шут окончательно сошел с ума. Но я это использую.

— Хаос! Храни меня!

Войдя в транс, я поймал ловчей паутиной душ несколько капель крови Шута и направил ее на Предвечную поляну. Теперь остается только ждать. Резкий удар мелодии пробуждения выкинул его обратно в тело.

Бесновался Дракон Хаоса, рождая и тут же убивая миры, а на нем сидел, крепко вцепившись пальцами в чешую, бледный наездник, шепча посиневшими губами:

— Князь... Князь вернулся...

Ледяная Дева

-Князь вернулся....

Ошиблась! Ну как же не догадалась, ведь знала, знала о этой любви! А теперь... Нет! Еще не все потерянно! Нужно поспешить, ведь ты простишь меня, мой Лорд?

И льды перестают оковывать этот мир, а ледяная колесница уже готова для Девы.

Вместо коней — Вихрь и Буря, что помчатся быстрее ветра над морями и полями к нему, к ним...

Спрыгнуть, одернув поводья, подойти, поклониться и не дрогнувшим голосом:

— Ты простишь меня, мой Лорд? я ошиблась.. Вы простите меня, Князь?

Голоса,вино,веселье...как же скучно. и тебя опять нигде нет.. и ведь ты пришел, мой Лорд,я чувствую, знаю. ты прячешься от меня?...

А вот и Ты! Наконец-то!... но что?.. Князь? Не ожидала.. Вот виновник твоей грусти? Что ж, не буду мешать..

Удаляюсь, пряча улыбку — я не выдам Твой секрет...

Князь

Я оглядываюсь... Я вижу вас, мои лорды... Я могу различить вашу смерть и ваши жизни... Я могу проникнуть в вашу магию и закружить ее в вальсе безумия. Я могу перевернуть лик в обе стороны и стать пустой и страшной маской или перевоплотиться в солнце жизни...

Зачем? Зачем ты разбудил меня, Крис? Тянусь к Скрипачу, а сам рассыпаюсь на звонкие осколки... Я не человек. Я люблю куклу? Нет, я не люблю куклу...

Мне нужен Судья...

Кровавая леди

Она плыла на алых волнах. Сотни, тысячи капель крови омывали ее тело. Она была и не была. Где— то там за гранью слышался родной и такой и любимый голос. Из этой реальности ушла война, но и мир не спустился на Землю. Вечность крутила ее в водовороте душ и чьих то судеб. Вот горькая кровь предателя, вот пряная кровь влюбленных. Она тоже любила, когда-то, где-то, кого-то... А вот горячая, безумная кровь... Шута?!!! Нет мой дорогой, я больше не буду играть по твоим правилам. Я устала. Теперь мне есть для кого жить. Кровь и души дадут мне силы вернуться. Я вернусь мой Мир. Ты только сохрани мир. Для нас...

Дракон Хаоса

Я летел навстречу Князю... Видел, как тот колеблется в воздухе разноцветной дымкой, которая играет радугой вокруг Скрипача, изменяя и уводя за собой в царство грез... Лишь Князь мог поступить так жестоко с тем, кто был предан ему до начала времен.

— Теодор! — грозный рык — Он уходит... Теодор, он позвал Судью...

Бледный рыцарь заулыбался, и дождь из крови полился на землю...

Судья

Я слышал, как меня зовет Князь... но ничего... ждал так долго и еще подождет... недолго... Судья не заставит ждать себя слишком... Да и в безвременье можно чуть ускорить поток по отношению к другим — здесь пройдет час, там секунда. Шут в руках — такая редкость... эта изменчивая кукла, яркий поток, непредсказуемый, обманчивый... всегда привлекал... всегда... Амалей успел вовремя, Шут, возможно, не успел почувствовать, что Князь очнулся.

— Поторопись, иначе до твоего дорогого Скрипача доберется Хаос, — коварный шепот у самого уха, когти на лице чуть сжимаются, алые бусины на белом становятся крупнее.

Адский Шут

Я люблю тьму...

Она приносит покой. Она скрывает от чужих и любопытных глаз. От злых толков, от недобрых помыслов. Она укутывает вуалью правду, позволяя не лгать, а просто умолчать... О том кого любишь. О том чего на самом деле хочешь. К чему стремишься и какими путями...

Она позволяет побыть сумасшедшим на самом деле — здесь и сейчас.

Делает доступным.

А если любишь, можно ли позволить себе еще и влюбленность? На вечер, или на вечность.... Да как сложиться...

Кладу ладонь на удерживающую мое лицо руку. Легко провожу подушечками пальцев по запястью. Прогибаюсь ближе, не обращая внимания на стекающие по коже капли крови. Только так — сердце к сердцу. И выдыхаю в чужие холодные губы: "А хочешь, я сегодня для тебя сниму свои маски?"

Князь

Я иду по темным коридорам, я мелькаю между окнами...

-Кто ты? — спрашивают тени...

-Я Князь, — отвечаю с улыбкой. Под ногами стучат отзвуками раннего утра камни. Старый город, здравствуй!

Твои шпили касаются луны, тающей в первых клочках встающего солнца... Твои улицы — мои тени. Я и сам когда-то был этим городом и всеми другими, которые разрушены или брошены... Старый город, здравствуй...

Рука проникает в карман. И касается твоей теплой руки. Твой маленький мир уместился у меня в кармане. Но меня ждет Судья, который сказал однажды, что даже Князь не имеет права переступать через Законы...

Судья

Я замираю, крылья чуть трепещут, сердце бьется чаще. Так не бывает — Шут тот, с кем нельзя быть настоящим, потому что сам он никогда не покажет истинного лица — паяц и насмешник — обманет, отравит, закружит голову. А у судьи должен оставаться холодный разум и потому... лишь сделка... предложение подкупа... хоть так погреться у его яркого огня. Пальцы ослабевают, я склоняюсь, слизываю алые капли... они горячие... такие горячие... и пьянящие... сладкий яд или горький мед? Он снимет сотни масок, а под ними останется еще одна. Не стоит верить темным лордам... никогда! Но почему же тот, кто должен был отстаивать правосудие... погнался за миражом... окунулся в интриги? Оставил своих хранителей... они не справились... они наказали себя сами... пройдет время, и я проявлю к ним милость, но сейчас влечет совсем другое... и даст Провидение, об этом никто не узнает...

Хранительница и Святомир

Хранительница сжимала арт и звала, звала Святомира. С планетой творилось что-то страшное. Она слышала поступь Хаоса, пробуждение Теодора, странно, что нигде не ощущались Шут и Ледяная Дева. А Кровавая Леди ничего не делала, хотя, казалось бы, сейчас пришло полностью ее время — страх и боль, распространяемые Хаосом, многократно усиливали ее мощь.

Где же ты, Мир, где? Ей бы хоть чуть-чуть голоса, хоть прохрипеть один звук, она смогла бы защитить, по крайней мере, свою часть мира от Хаоса. С Теодором ей не тягаться, люди сами отдают ему души, но Хаос и Ледяная Дева — да сейчас она с ними могла бы потягаться. Яд Шута опять убил все, что пробудила музыка Скрипача — она опять стала практически такой же, как много столетий назад, когда принимала свою судьбу от Судьи. Шут даже многократно усилил ее магию. Мир, где же ты? Неужели твоя Леди тебе важнее всего мира?

Внезапно раздался ледяной голос, очищая ее от усталости и безысходности, накопленной за всю ее долгую жизнь:

— Я амнистии не объявлял!

Судья, он вернулся! Почти мгновенно из этого мира исчезли и Кровавая Леди, и Хаос, забрав свои аватары, и Теодор. Слава тебе, спасены! Но... Что же он делает? Уходит?..

Растерянная хранительница не ощущала ни одного лорда. И продолжала сжимать арт, зовя Святомира. Она не поняла, сколько прошло времени, пока перед ней не появился Мир. И на его левом плече сидел ворон Леди. Леди не могла оставить своего ворона, и это значит, что ее больше нет? Нет больше Войны? Только Мир? Но как же?..

Она почувствовала ласковое прикосновение.

— Ты звала, Фрейя. Я пришел.

Взгляд. Такой мертвый взгляд. В нашем мире нет больше мира. Будь ты проклята, Леди, за то, что сделала с ним!

— Это не она, — оборвал мысли хранительницы солнечный волк. — Она давала мне смысл жизни. Судья убил ее ни за что. Это он.

Судья? Не может быть, он же судья! Он беспристрастный, он всегда судит только по делам!

— Не веришь? Идем со мной, я покажу.

Хранительница замахала руками, показала на горло, силясь что-то сказать. Святомир нахмурился и осторожно охватил ее шею ладонями. Шут. За многие годы жизни с Леди, он узнал практически все об особенностях магии лордов, научился ее распознавать и противостоять ей. Бедная девочка. Но ничего, сейчас он ей поможет.

Через несколько мгновений/ секунд/ минут/ часов Святомир взял на руки свою сестру и шагнул в междумирье.

Адский Шут.

До дрожи... До кругов перед глазами... Что же ты делаешь со мной?

По коже языком — так сладко, так горячо. Мое дыханье рвется. Слетают маски... Одна за другой... А где я настоящий? Сам не знаю... Опять играю? Сжимаю в объятиях тебя. Ласкаюсь...

Сам не свой... Я отдаюсь тебе сегодня...

Скрипач

Если раньше ты стоял в моей тени, то теперь твоя тень накрыла меня и полмира. Твои губы обжигают, но вот ты разрываешь поцелуй. Твои глаза покрывается льдом и холодом.

— Прости, но я должен уйти. Уйти ради нас обоих.

Твоя фигура тает среди складок реальностей. Я тяжело вздыхаю.

Я зябко повел плечами. Князь ушел из мира, решать их судьбу. Он всегда, даже будучи человеком все решал за них двоих.

— Князь, Простите меня,— голос Ледяной Девы рассылался по миру сотней снежинок. Я медленно обернулся. Хрупкая женская фигура замерла в глубоком поклоне, не поднимая глаз от зеркала льда.

— Его нет здесь. Он ушел,— я еще раз зябко повел плечами.

— Я вижу, Кристиан, но все же прошу ВАС простить мне, КНЯЗЬ.

Я подошел к застывшей фигуре и, протянув руку, поднял лицо Девы вверх.

— Почему тогда ты зовешь его.

Дева грустно улыбнулась, глядя на того, кто некогда привел ее за грань. На того когда она звала свои учителем и другом, если только бывают друзья у Демонов Тьмы.

— Вслушайся в себя, Скрипач. Вслушайся, как звучит мир вокруг нас. Ты, как никто из нас, умеешь слышать и слушать. Разве ты не слышишь?

Я замер, погружаясь в круговерть звуков мира. Сила такая знакомая и близкая звучала в каждой ноте мира. Князь ушел, но их клятвы разделили вечность на "до и после". Сейчас, каждый из них стал тенью и сутью другого. Я взмахнул рукой, призывая новые силы. "Смелей, малыш!— звучал в моей голове голос Князя: — Так, кажется, ты звал меня раньше. Теперь ты — мой малыш. Прости, что взял твою жизнь, не спросив тебя. Пусть плачет твоя скрипка, ты же научишь меня играть мелодию нашей страсти?"

Я улыбнулся.

— Ты права, названная дочь. Он здесь и значит, нам есть чем встретить напор Хаоса.

Ты присягнешь НАМ Дева?

— Да, Мои Князья. Я присягаю вам.

Женщина легко поднялась с колен и встала рядом с тем, кого некогда сама назвала отцом. Небо над миром распороли Крылья Дракона...

Кровавая Леди

В тишине зеленой травы сидела женщина в алом платье. У ее ног спал серебристый волк. Женщина перебирала сотни сорванных цветов и плела венок. Прошел почти час, как она проснулась, но в мире так ничего не изменилось.

Вдруг край поляны подернулся дымкой, из которой вышли двое мужчина и юная женщина почти девочка.

— Анна, милая,— мужчина бросился к жене.

— Кто вы? Что вам нужно я не знаю вас?— Леди в ужасе отшатнулся. Волк зарычал на того, кто велел ему хранить покой Кровавой Леди.

Князь

Я ступаю тихо на ступени старого Храма и поднимаюсь все выше, слыша шелест крыльев и вой волков. Огромная пасть входа с торчащими в круглой арке зубьями решетчатых ворот манит зайти в темноту... Амнистия? Мне она не нужна, чтобы встретиться лицом к лицу с Судьей, который прячет истинную сущность за сводами законов и догм. Я не боюсь огня его инквизиции... Я просто хочу прозреть... Пока бешеная скачка не завершилась, и никто не узнал...

Шаг вперед. Вспыхивают сотни свечей. Сейчас я остаюсь человеком — из крови и костей. И я вошел в Храм, в который возможно попасть только темным лордам.

Знаешь, Скрипач, я люблю тебя и готов пожертвовать своей властью ради тебя одного... Что бы теперь не случилось!

Ледяная Дева

Стою подле тебя и улыбаюсь. Ты простил.. Отец, как давно я не произносила этого, кажется, что даже и забыла. Мы найдем Князя. Я хочу увидеть, как вы будете танцевать под музыку смерти.. А возможно.. Ты напишешь мелодию любви? Но это потом.. А сейчас начнется битва. Кружите, снежинки, пляшите! Ледяной звон ведь тоже может стать музыкой. Вальсом Смерти...

Святомир

Святомир замер. В глазах любимой женщины жила пустота. Леди отодвинулась от Хранителя и снова начала перебирать рассыпанные перед ней цветы. Тревожно вскрикнул на плече ворон. Он тоже звал Госпожу, но не находил отклика. Мужчина осторожно сел на траву, волк рычал, не признавая вожака.

"Что же случилась с тобой, дорогая. Да, ты обещала вернутся. Такие как мы всегда возвращаются. Но память. Память всегда приходит раньше нас. Именно наша память создает и оживляет тела и души. Кто ж позвал тебя из-за грани так рано. Кто-то лишил тебя памяти и любви? Кого же мне винить в этом. Судию? Хаос? Или Слепой случай? Пожалуйста, родная, Вспомни! Мир не может жить без Войны. Я не могу жить без тебя!"

— Это Судья, сделал?

" Надо же а я и забыл о тебе, хранительница!"

— Я уже не знаю. Здесь слишком много различной силы. Но я найду Амалея и спрошу его. А там посмотрим. Но найти я его должен. Ты со мной???

Судья

Поцелуи Шута ядовиты... Судья не смертный, но и его они могут отравить... даже если яд и не подействует на него...

Я почти не касаюсь его губ, язык лишь задевает уголок рта — будто случайно. Царапины затягиваются от его прикосновений, тела прижимаются так близко, что сердца стучат совсем рядом, пальцы зарываются в волосы мужчины, и шутовской колпак падает в бездну, чуть звякнув серебряными бубенчиками. А губы уже танцуют по коже шеи, и одежда ползет с плеч, гравитация исчезает, тьма принимает в мягкие объятия, больше не существует ни неба, ни тверди под ногами — и вообще ни верха, ни низа, ни времени...

Адский Шут

Таю...

Белым-белым снегом, превращаясь в весеннюю воду. Необратимо... Не играю. В страсти — моя природа. Сейчас — я твой...

Тьму озаряю маревом снежного утра... Что б видеть тебя. Что б прочертить дорожку из поцелуев по скулам... Прикусываю мочку уха — сладко... Ладонями веду узоры по твоей спине... Стягиваешь с меня рубашку, обнажая плечи... Не отступай — так правильней и легче.

Как наважденье! В дрожь бросает! Я упаду, если не буду держаться за тебя. Если ты меня не удержишь. Я смешной... Я колкий, снежный... Нежный...

Так надо... Так хочу! Пусть горьким, только медом, а не ядом.

Шепчу тебе на ухо: "Поцелуй меня! И я растаю..."

3

Хранительница и Святомир

Хранительница с ужасом смотрела на Кровавую Леди. Пустая красивая оболочка. Цветы и венок на алом платье. Это немыслимо, просто невозможно. То, что сделали с Анной, было наихудшим, что можно было сделать с лордом. Ее лишили самой сути, основы, вернули в мир абсолютно чистой.

Когда-то, до прихода лордов, до служения Судье, Фрейя хранила нити любви и смерти мира, поэтому она продолжала видеть и чувствовать больше, чем другие хранители. Она смотрела на Святомира, который пытался подойти к Анне, позвать ее, смотрела на волка, который отказывался подчиняться вожаку, на ворона, не смевшего приблизиться к хозяйке. Смотрела и видела, нити, опутывавшие сидящую женщину, неправильные, скрывавшие что-то еще. Пока не найти того, кто их наложил, Леди не вернется. Но единственный, кто мог такое сделать...

— Это Судья сделал? — она не узнала собственный дрожащий голос.

Святомир отвернулся от любимой:

— Я уже не знаю. Здесь слишком много различной силы. Но я найду Амалея и спрошу его. А там посмотрим. Но найти я его должен. Ты со мной???

Хранительница только молча кивнула, волк прижал ее к себе и шагнул за полог Предвечной поляны. И пока они уходили, их провожал внимательный взгляд Леди.

Шут, пожалуй, я тебе даже благодарна за твой подарок. Теперь междумирье для меня как открытая книга, ты дал мне возможность играть с ним. Забавно, сам-то ты можешь играть только с мирами, а мне дал возможность играть с основой. Судья здесь, я его чувствую.

— Мир, Судья здесь. Держи меня крепче.

Шаг, другой, я играю тобой, междумирье, тасую тени, тьму, звезды, потоки, тянусь к Судья. К тому, кто породил нас, хранителей, и... И предал... Шут...

Анна на мгновение замерла, а потом запела. Песнь древних сил земли коснулась Святомира, обращая его в волка, и потекла к Судье и Шуту.

Князь

Пуст храм... Тишина встречает меня. Смолкает грохот и беснование хаоса. Впереди — алтарь, на котором лежит книга Законов. Она открыта... Никто не охраняет заветный дар. И сегодня я узнаю правду... Сейчас, когда я слышу жаркое биение сердца Шута, опаленного страстью. Когда Дракон орошает маленький мир кровью, управляемый Теодором. Когда Ледяная Дева клянется мне и Скрипачу в верности. Когда Хранители с Алой Леди собрались нарушить уединение Судьи...

Я срываюсь с места и бегу. Ряды свечей гаснут... Черен Древний Храм. Я — Человек!!! А не игрушка! В руках Закона.

Судья — Шут — Хранители

Вместо насмешки — нежность... вместо яда — сладость... но, возможно, она для меня сейчас опаснее яда. Все вокруг вертится... Вторжение в Храм, Хранители приближаются... слышу их песнь. А я не могу оторваться от твоей кожи, последние пуговицы твоей рубашки улетели во тьму, я ласкаю тебя с сумасшедшей нежностью, вычерчиваю языком письмена страсти на твоей груди, животе, все ниже... страсть затмевает все — разум, долг, даже инстинкт самосохранения. Еще глоточек! Еще! Такого тебя... не знал, что ты можешь быть таким. Твои ладони скользят по моим плечам, спине, задевают крылья... Кружит голову... я сгораю... Твой шепот вынимает мне душу. Я поднимаю глаза — знать бы, маска или... нет — конечно маска... И, возможно, это ловушка. Князь вошел в Храм, а Хранители все разбрелись и я — тот, кто должен охранять Закон — здесь, с тобой — такой очевидный предатель...

— Растаешь? И растворишь меня вместе с тобой? Хорошая шутка, темный лорд...

А вопреки словам, хочется послать все в бездну, и поцеловать тебя — и пусть даже они увидят... и пусть даже ты отравишь — захлопнешь ловушку на совсем.

Но я отрываюсь от тебя — превозмогая боль, словно успел прирасти нитями сердца, оборачиваюсь на песнь, на зов. Вырастаю громадой мрака на пути хранителей, закрывая крыльями неудавшегося любовника.

— Что вы делаете здесь?! Я вас не звал! Вы оставили вверенных вам демонов без присмотра! Вы допустили их возрождение! Позволили хаосу нарушить ваш мир! Оставили Храм без охраны! Вы бежите сюда, чтобы подергать меня за мантию и попросить, чтобы я расхлебал весь тот бардак, что по вашей вине творится сейчас?! Приговор вынесен — ваша задача исполнить его! Если вы не в состоянии понять пути правосудия... Прочь от меня, нерадивые твари!

Алая леди

Где-то за границей миров звучала песня Хранительницы. Но только ее звуки не долетали до Предвечной поляны. Здесь в тишине тихо звучала совсем другая песня.

Бездна света, бездна тьмы.

Холод вечности — игры.

На весах слепых богов

Жребий прожитых веков.

Кто, скажите мне, судья?

Кто, предатель? И кто я?

На губах твоя любовь

Я вернусь... Твоею вновь.

Тень небес и тень земли

Мою душу в плен взяли,

Но хранит меня теперь

Твое сердце от потерь...

Сила текла сквозь пальцы. Анна пела. Слова песни рождались из глубин души. Она вспоминала и забывала. Кровь Шута и Сила Разрушителя сыграли с Леди странную шутку. Силы у Анны прибавилось, но вот память... Кусочки чужих жизней всплывали в ее памяти и гасли. Вот лицо... Скрипач... Он спит, устав после жарких объятий — это воспоминание Шута. Или вот ... Маленькая девочка протягивает маме игрушку— Теодор... Или вот ... Полночь. Ты таешь в руках своего извечного врага, отдаваясь ему и утопая в его ласке. Тебя никогда не любили, Война.

Анна вздрогнула. Память вернулась. Где-то там, в междумирье Святомир скалил зубы, стоя перед судьей.

— Нет! Мир! НЕТ! ОН НЕ ВИНОВАТ!!!! Это все сила хаоса! Судья не исполняет, а только выносит приговор. Милый, прошу, помоги Скрипачу!!!

Леди кричала, не в силах вырваться из плена крови и магии. Кричала, отдавая силу тому, кого любила.

" Прости, Судья. Я не нарушала твой приговор. Прости и исполни мою просьбу. Я тебя никогда ни о чем не просила. "

Алая леди устало смотрела в небо. Тонкие пальцы перебирали шерсть волка. Зверь тихо скулил, прося прощения у вожака и его леди, что не может помочь им.

Анна тихо улыбнулась. Уж она-то точно знала, что любая война приносит победу. А чтоб победили те, кто ей дорог Леди сделала все, что только могла...

Хранительница

Фрейя продолжала песнь. Она была в ярости, но заклинание прервать было нельзя. Судья был настолько далек от них в тот момент, что даже не понял, что это не призыв, это песнь мести. Песнь ширилась и медленной, неотвратимой волной катилась к Амалею, загораживавшему собой жалкого паяца, Шута. Рядом стоял и скалил Мир, он полностью ее поддерживал.

— Что вы делаете здесь?! Я вас не звал! Вы оставили вверенных вам демонов без присмотра! Вы допустили их возрождение! Позволили хаосу нарушить ваш мир! Оставили Храм без охраны! Вы бежите сюда, чтобы подергать меня за мантию и попросить, чтобы я расхлебал весь тот бардак, что по вашей вине творится сейчас?! Приговор вынесен — ваша задача исполнить его! Если вы не в состоянии понять пути правосудия... Прочь от меня, нерадивые твари!

Сердце хранительницы сжалось от боли, губы продолжали выводить мелодию, а в голове метались мысли.

Мы нерадивые твари? Мы оставили демонов? Да как он смеет? Он что, забыл, как все начиналось? Как он сам, САМ, уговаривал изначальных богов нашего мира отдать нас, отступить в сторону? Сам назначал нас хранителями кукол, а не оживших лордов! Я все это время оберегала сразу трех кукол, а он теперь так смеет говорить! Храм? В Храм мы вообще не имели права ступать! Он предал нас, и теперь гонит, как подзаборных шавок! И из-за кого? Из-за темного лорда! Если так, то он недостоин быть Судьей.

Песнь почти докатилась до Судьи, когда хранители услышали душой крик Кровавой Леди: "— Нет! Мир! НЕТ! ОН НЕ ВИНОВАТ!!!! Это все сила хаоса! Судья не исполняет, а только выносит приговор. Милый, прошу, помоги Скрипачу!!!" Мир беспокойно запрядал ушами:

— Фр-р-рейя... Сестр-р-ра...

Фрейя замерла — остановить песнь? Или нет?

Дракон Хаоса

Я ударил хвостом по поляне, пытаясь подхватить Скрипача и скрутить его. Больше всего на свете я мечтал овладеть музыкой смерти. И каждый раз, глядя в глаза темного музыканта, сгорал от страсти к его таланту. Это была не зависть — это было грубое, животное вожделение.

Но каждый раз, когда я пытался приблизиться к Скрипачу и признаться в своих чувствах, тот делал вид, что не замечает ничего на свете...

Теперь я отомщу. Я разобью проклятую скрипку и овладею Скрипачом — уже навсегда...

Ледяная Дева

А вот и первый враг — Хаос... животное, тварь, не умеющая себя контролировать и разрушающее все на своем пути. Ты всегда хотел Его — как будто имел право обладать и теперь.. Ты, правда, думаешь, что сумеешь? овладеть его музыкой, телом? как глупо.. ты слишком животное, Дракон...

Скрипач

Сквозь алую завесу пролитой крови я почти ничего не видел. Дыхание Хаоса ощущалось совсем близко. Дева взмахнула рукой, и небо прорезали тысячи ледяных стрел. Что ж. Настало время для сольной партии. Вскрикнула и застонала скрипка послушная рукам музыканта. Музыка рвала мир на части и собирала его снова. Гневная и нежная, опасная и послушная она изменяла грани бытия.

Где-то на Предвечной Поляне самого того не зная, Кровавая Леди вела мелодию верности, в междумирьи звучала тема мести и долга. Я играл. Сотни и тысячи ноток сливались в один бушующий поток. Впервые вечность внимала этой музыке. Мелодии жизни и смерти, мелодии борьбы и победы...

Адский Шут

Так холодно...

И с головой....

Но, не в манящий омут, а в прорубь с ледяной водой!

Я не умею, не могу любить? Да? А ненавидеть?

Ненавижу!

Захлебываюсь, задыхаюсь, мерзну...

Враз трезвею. Цепляю первую попавшуюся маску. Ледяную... Пусть пока такая. Ее бы кровью теплой напоить, но крови мало... Поворожил я знатно... А нужно снова ворожить... Играть. Какую пьесу будем ставить? Актеров здесь все больше... Мне только интересно, все ли знают роли?

А сам никак не отдышусь.... Все чувствую твои поцелуи и ласки... Щеки горят... И не могу себя понять....

Ну, да ладно... Долгий выдох — и шаг из-за твоей спины. Не забывать бы улыбаться... Я Адский Шут! Меня — не обыграть.

В ладонях вновь сжимаю острые осколки. Сегодня — ледяные. Мешаю с кровью...

И не могу дышать от боли... А нужно.

Раскрываю ладони и дую... Тихо... На последнем дыхании... Смешанные с кровью осколки разлетаются вокруг, превращаясь в ледяные лепестки цветов — незабудок, ромашек, маргариток, фиалок, роз... Они кружатся, укутывая всех и вся.... И снова рыдает скрипка, разбивая мечты и заново собирая, словно мозаику, вплетая узоры из танцующих в воздухе лепестков.

Улыбаюсь. А самому выть хочется от боли. И шагнуть назад к тебе, в теплые объятья...

Улыбаюсь.

— Время загадывать желанья, Хранители и Лорды! Так расскажите, кто что хочет!

Так холодно....

Теодор

Князь ушел! Я разжал синие губы и судорожно вдохнул. Спасен, пока спасен! Судья? Судью я не боюсь. Кто там еще есть? Ледяная Дева склонилась перед Скрипачом?

Улыбка исказила лицо. Мир погрузился в кровавую пелену, вызванную Хаосом.

Скрипач сейчас слаб, он все отдал Князю, Дева не соперник. Но почему присутствие Князя продолжает ощущаться?

Я всмотрелся в Скрипача. Души — специальность, моя любовь, как никто другой я чувствую их цену, красоту, изящество, силу, слабость и изъяны. У Скрипача была другая душа!

Хаос взревел, и кинулся к поляне, к Скрипачу. Вернее, к тому, кого он принимал за Скрипача.

Я был в ярости — сейчас Дракона не остановить, но неужели он сам ничего не понимает? Не мог Князь так бросить свою любимую игрушку! За то время, пока я не был наездником, Хаос изменился не в лучшую сторону. Я знал, что только моя близость, близость моей душ, не дает первозданному хаосу заполонить Дракона. Но чтобы настолько потерять разум, Дракон, все-таки, черный лорд, а не тупое животное!

Как вспышка — Алая Леди вернулась!

Здравствуй, дорогая! Ты вовремя, кусочек твой души теперь навеки мой, сейчас он мне будет не лишний. Так же как и кусок души твоего цепного пса. Сладка моя плата за помощь. Шут! Зря ты так бросил свою кровь, через кровавое зеркало ловлю и твою душу тоже. О! Ты уже сам раздробил ее для меня. Глупый мальчик. И такой сладкий, видимо не только для меня, раз уж ты сумел для него разъять свою душу. Дай мне, дай твою сладость и боль... Я полон. Теперь я готов встретить тебя, мой Князь...

Вступила в игру Дева. Усмехнувшись, я легко выставил защитную сеть из душ лучших воинов.

Старайся, девочка, старайся, твои осколки не причинят ей вреда, даже если это будут осколки твоей застывшей ледяной души.

Я встал и спокойно прошел по дракону, как будто он и не бесновался подо мной, оплевывая поляну всем своим арсеналом, под которым таял защитный купол Девы. Встав между глаз Дракона и положив руки на его витые рога, я посмотрел в глаза Скрипачу: "Играй, я жду!"

Музыка взорвала мир вокруг них.

Судья

Хранители, песня мести, мне в лицо летят обвинения в предательстве. Как мог я так низко пасть, пробудившись лишь несколько часов назад?! Нужно сохранять маску беспристрастности... да, у меня тоже есть маска — пусть и всего лишь одна. Во мне нет уже твердой веры в свою правоту, а, значит, я почти бессилен. Хранители завели песню мести — поделом предателю...

Я хотел наплести им, что все это лишь план, чтобы наказать демона, связать, вновь отправить в его бархатную тюрьму, на пыльную полку. Но Хранителей трудно обмануть, уже наверно почувствовали запретную страсть. И Шут... едва держится на ногах, а все равно колдует... я не понял, отчего он так бледен... он использует кровь для своей ворожбы и, видимо, много ее истратил. Надо же... вышел отвлекать Хранителей... когда мог бы просто исчезнуть за моей спиной, оставив глупо попавшегося на пристрастии Судью... Что это значит? Не ловушка? Я ошибся? Ничего не понимаю...

Но медлить нельзя, я чувствую, как он слабеет, и еще сквозь осколки зеркало потянулись жадные лапы Пожирателя. Темные лорды всегда одинаковы — готовы сожрать друг друга. Охотятся, подставляют, отбирают силы у своих же собратьев... И я сейчас зачем-то шагаю к одному из них... Как глупо! Но я уже преступил черту, Хранители ополчились против меня, все равно для меня уже нет дороги назад. Я сгребаю в объятия ставшую такой хрупкой фигурку, от него веет холодом, он почти дрожит... Крылья мощно взмахивают за спиной, разрезая ткань междумирья. Хранители растеряны — столько сразу всего. Мое предательство, мои наглые обвинения, Князь, Хаос, ворожба Адского Шута. Мне нужна всего секунда... и след мой исчез. Передо мной разверзлось окно, пропуская меня на пустынный пляж, а рядом изменчивый океан, он дышит, волнуется, радужными волнами смешивает слои — он экранирует наше присутствие. Им потребуется время, чтобы нас найти. Опускаюсь на песок, но не в силах разжать объятия. Прижимаю к себе драгоценную ношу. Драгоценную? Он же темный лорд — демон обмана с тысячью лиц... Я сошел с ума...

Адский Шут

Не удержать и не удержаться.

Понимаю слишком поздно, что сыграть как хочу не удастся. Что-то душу тянет. По крови... И не понять сейчас кто это. Я слишком слаб. Я чуть-чуть переиграл... Не доиграл, не доучил свою роль. Вдохнуть бы... А маска жжется! Льдом сжигая кожу! Срываю ее, закрывая лицо рукавом разорванной рубашки. И... Ухожу в межмирье? Что б карты снова спутать? Себе и все... А вот и нет! Я... Зачем-то... Отступаю к тебе... Меня шатает... Не хватает ни времени, ни сил, ни крови... И желанья нет для битв великих... Сознание уплывает...

Я хочу целоваться...

Князь

Я бегу... Я падаю... Я вижу, как Храм начинает медленно растворяться в пространстве. Судья уходит... Судья взял Шута... Кто знает Шута? Кто играл с ним в любовь? Никогда не выигрывал... Книга... Хватаю ее в последний момент, пока исчезают последние стены.

Лжец! Нет законов! Нет сводов правил... Ты обманул меня, наказав моих лордов...

Рву страницы... Слышу голос Теодора, призывающего Скрипача сыграть. Рука ныряет в карман, проверяя уютный мирок, и касается тонких горячих пальцев. Пока другие воюют, так приятно быть человеком...

-Я люблю тебя... — шепчу почти невесомо и проваливаюсь в подготовленную мной тьму, чтобы обнять, прижать милого сердцу музыканта.

Губами ищу его губы... Жаркий поцелуй... Плен драгоценных объятий. Для нас музыка смерти станет великой симфонией любви. Медленно расстегиваю пуговицы на черном камзоле. Плавлюсь от скорой возможности...

— Теодор собирает души лордов, — шепчешь ты... — Они с Хаосом и мое сердце хотят украсть.

— У тебя нет сердца, — отвечаю, нежностью стекая вниз в ожидании чуда. — Это мое сердце горит в твоей груди.

Ледяная Дева

Улыбаешься, Теодор? Улыбайся, улыбайся, торжеству... Считаешь, я слабей тебя? Зря. Ведь даже ты, Собиратель душ, не понял главного — Скрипач здесь и в тоже время тут его нет. Тебе не обыграть Князя. А пока наслаждайся своим триумфом, смейся.. хоть ты еще и не победил.

..кружите снежинки, кружите.. не дайте ему увидеть правды...

Судья

Я с минуту смотрю на разноцветные переливы над радужным океаном, пытаюсь привести мысли в порядок... обвинения Хранителей — чушь. Они не смеют обвинять меня в предательстве, потому что увидели меня наедине с темным лордом — мало ли какие планы у правосудия и кто тут кого обманывает в итоге...

И Князь ничего не сможет доказать — свод Законов не дался в руки — ха-ха, попробуйте угадать, Ваша Темность, в чем именно моя ложь. Еще не все потеряно, все еще можно вернуть на круги своя... Я поворачиваю голову и смотрю на Шута, он лежит на песке, и голова его покоится на моих коленях, растрепанные волосы рассыпаются по моим бедрам, его глаза закрыты, грудь вздымается в тяжелом частом дыхании.

Ты такой красивый... даже с этой бледной кожей и тенями усталости на лице, я втягиваю когти и провожу по твоей скуле подушечками пальцев — а ведь на тебе нет маски! И это не рисунок грима... это ожоги от твоей последней маски. А рукава разодранной рубашки пропитались кровью. Бережно беру тебя за запястья, подношу к лицу израненные ладони и начинаю зализывать порезы, осторожно, чтобы не причинить боли... Они ледяные — тебе холодно... Обнимаю крепче, осторожность перетекает в нежность, скольжу языком между тонких пальцев, целую... и сердце опять отчего-то сжимается...

Скрипач.

— Я люблю тебя,— всего три слова, а скрипка вздрогнула в моих руках. Я еще не привык быть везде и нигде сразу. Мелодия на секунду рвется, но через мгновение продолжается снова. Играй, моя скрипка, играй. Ты всегда была для меня живой, пусть же моя сила поможет тебе сейчас.

Льется мелодия, мой князь, прими меня в свои объятья. Исчезая, я успеваю заметить, как Теодор призывает души воинов. Играй, скрипка, играй.

Вот и я, мой князь. Как горячи и сладки твои губы. Как нежны твои руки. У нас одно на двоих дыхание. Позволь мне быть к тебе еще ближе.

Скрипач стонет в руках Князя, а где то в другом здесь и сейчас стонет скрипка.

— Теодор собирает души лордов, — шепчу тебе, боясь потерять в страсти самое важное — Они с Хаосом хотят украсть мое сердце.

В глазах Князя горит любовь.

— У тебя нет сердца. Это мое сердце горит в твоей груди.

И я сдаюсь. Отдаюсь воле таких дорогих рук. Рисую губами по горячей коже. И тону, тону, тону. А скрипка звучит все сильнее, вся ярче. Мелодия тел и звуки волшебной скрипки сливаются и усиливают друг друга.

Ты все ближе. Зачем нам все это. Тьма раскинулась вокруг нас гладью шелковых простыней. Где твой камзол, мой князь? Где? Наверное там же , где остался мой. Зачем нам одежда? Как манит твоя кожа. Нежная, цвета топленого молока, как она манит. Позволь мне испить до дна, бокал нашей страсти.

Играй, скрипка, играй. Жар твоих рук, губ, тела. Как близко, как сладко. Прошу тебя, не оставляй меня, мой князь. Играй, Скрипка, играй. Быстрей — еще быстрей. Я ли это? Играй скрипка играй!

Мир таит и рассыпается в сотне осколков. Играй скрипка, играй. Пусть наша страсть и любовь будет сильнее всех законов мира. Играй мой, князь, я — твоя скрипка...

Святомир

Вдруг ткань миров дрогнула, Судья подхватил Шута и шагнул в распахнувшееся перед ним окно. Дыхание горячего песка коснулось нюха Святомира. Оборотень рванулся в распахнутое окно миров, но не успел. Дверь захлопнулась перед самые его носом. Волк взвыл. Силы темных лордов рвали его душу на части. От стука крови, вожак почти ничего не слышал. "Анна, прости. Я кажется подвел тебя, дорогая. Они оказались сильнее"

Фрейя вздрогнула, но песни не прервала. Сейчас только эти слова и музыка скрипача держали вечность на гране бездны...

Силы Шута и Судии окутали Хранителей плотной сетью. Святомир беспомощно зарычал. Эхо песен Анны и Хранительницы бурлило в его душе.

"Дорогая, Ты хотела, чтоб я помог Скрипачу? Что ж Лорды, я иду к вам. Теодор, ты зря решил украсть дорогую мне душу. И если Судья решил сдаться, всегда есть время призвать Палача". Рывком разорвав ловушку, Святомир прыгнул. В мир, который пах болью и кровью. В мир, куда Пожиратель звал все новые и новые души... В мир, где играла скрипка...

Хранительница

Мысли Хранительницы метались испуганными птицами.

Остановить песнь или нет? Это не Судья лишил жизни и основы Леди, но он же нас предал!

— Время загадывать желанья, Хранители и Лорды! Так расскажите, кто что хочет!

Шут! Вот кто во всем виноват! Он околдовал Судью, если бы не он, Судья бы так не поступал! Я тебя уничтожу! Но... Что происходит? Судья с ним уходит! И они, они оба нас заперли! Предатель!

Фрейя пела, изменяя реальность, старая вырваться из ловушки Шута и Судьи, а около ее ног корчился от боли Святомир. Фрейя старалась помочь ему, но ничего не могла сделать — что-то дробило душу солнечного волка, пытаясь забраться его суть, суть хранителя мира. С этим Мир мог справиться только сам, пока он не вернет себе настоящую цель его жизни, она не сможет ничего сделать. Так целить она теперь не умеет, так целить умеет лишь настоящая любовь, от которой Святомир сейчас почему-то отказывался.

Внезапно волк рванулся вперед, хранительница еле успела прикоснуться к нему, чтобы провалиться туда, где был мучитель ее брата, и где был тот, кого просила защитить Кровавая Леди...

Дракон Хаоса

Мне не нравилось то, что происходит. Запах крови не лишал меня обоняния, которое выдавало все оттенки материи... Ледяная Дева мало интересовала... И души Теодора — тоже. Все эти песенки, все это глупое колдовство ничего не значило. А вот Скрипач!!!

Я с размаху ударил хвостом по ледяной поверхности, разрушая поляну и подкидывая Скрипача и Ледяную Деву вверх.

Зубами схватил Скрипача...

-Он — мой! — взревел, сбрасывая наездника...

Князь

Я вжимаю тело Скрипача в мягкую перину, пальцы скользят по шелку черных простыней. Губы бесстыдно пьют радость поцелуя. Горячий, возбужденный, он дарит мне магию музыки... И позволяет с ним становиться одним. Капельки пота, как воск плачущих свечей, орошает нашу тьму...

Мы сливаемся в одно. Мы принадлежим друг другу. Плевать на Законы! Я прозрел... Я не отведу от тебя глаз... И овладею твоей нежностью, чтобы сгорать каждую секунду. Ты не игрушка! Я люблю тебя, Скрипач. И долой запреты...

Cкрипач

Скрипка тренькнула и затихла. Я вздрогнул и немного отстранился от сладких губ Князя.

— Не бойся. С ней ничего не случится.

Горячий шепот заставил меня на мгновение задохнуться. Но все же я всей своей сутью потянулся к скрипке. Мгновение, и лакированный гриф привычно лег в руку.

— Теперь ты доволен? — в голосе звучала улыбка. И тут же губы Князя прочертили влажную дорожку от колена к бедру.

— Да,— я на мгновение потерял ощущение реальности. "Да мой Князь, да! Теперь никто и ни что не мешает нам любить друг друга"

Князь

Теперь мы падали в нашу личную бездну. Где нет времени. Где все интриги — ничто. И говорить не нужно было — за нас говорила наша страсть. Ты откинулся на подушки, позволяя мне нависнуть над твоим стройным телом... Я слышал стук сердца в твоей груди, подчинявшегося ветру музыки...

Сегодня, навсегда мы будем вместе... Позволь мне войти... Позволь погрузиться в тьму без остатка и двигаться, забыв о том, что я Князь.

Ледяная дева

Кто-то взывает к моей магии, не давая сосредоточиться, взывает к Зиме.. но кто? Шут? Моя противоположность, тот, кого я никогда не пойму.. Слишком много масок, слишком много чувств.. Этого не понять Льду. Зачем же ты надел Ледяную Маску? Она тоже перечит тебе..

Отвлеклась ненадолго, но этого хватило, чтоб Дракон поднял нас на воздух, хватая Скрипача.

— Он мой! — ревет, сбрасывая Теодора.

..глупое животное...

4

Адский Шут

Так нежен...

Но стоит мне открыть глаза — вновь вспомнишь, что ношу я маски.... А масок нет... Душа моя желает ласки и тянется к тебе. Дыханьем греешь мне ладони, целуешь пальцы...

Там порезы. И замирает сердце.

Чего теперь хочу я?... Не надо, пожалуйста, давать такой мне выбор... Я не доверюсь... Или, негоже на такую нежность отвечать коварством?

— Не надо, кровь мою не пей...

Я не хочу....

О, да! Я сделаю тебе больней!

Да что ты знаешь?!

Вырываюсь! Голова кружится так, что тотчас падаю на колени. Снова пытаюсь встать... Меня шатает.

— Я не хочу!!!

Опять играю и шучу... Да — вру! Но, только честно — вот тебе такое надо?! Я негода, ненастье, ливень, что стучит по крыше мира! Темной-темной ночью, холодной, мерзкой, одинокой. Так — жестоко....

А ты так нежен...

Я твоим не буду никогда! И не надейся!

На вдохе, и голову поднять, что б посмотреть тебе в глаза... И пусть с колен...

— Не подходи ко мне! Я сделаю тебе больней!

И с выдохом...

— Прошу тебя, смелей...

Судья

Адский Шут — сама непредсказуемость, яркая птица, мятущийся огонь. Никогда не мог тебя понять... всегда на тебя любовался... От тебя можно ожидать, что угодно. Ты вытворишь любую жестокую шутку, только, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Ты вырываешься, гонишь меня, вот он момент, когда можно очнуться и улететь... прочь от огня, пока крылья не опалил... Но я вскидываюсь, видя, как ты падаешь на колени. Меня останавливает даже не окрик, а взгляд — такой шальной... даже сейчас ты играешь в свои игры.

— Я боли не боюсь, — усмехаюсь, подхожу ближе, опускаюсь рядом, а потом рывком опрокидываю его на песок, заламываю ему руки над головой — он сейчас так слаб, что почти не может сопротивляться. Я склоняюсь близко-близко — к самым губам, ловлю его дыхание, но не прикасаюсь. Только трусь щекой о его щеку, целуя уголком губ.

— Ты замерз, я тебя согрею... а потом можешь идти на все четыре стороны... если хочешь... только больше не попадайся, уже не отпущу, — шепчу ему и медленно высвобождаю его руки, чтобы мои ладони вновь заскользили по его коже — по груди, по линии талии, мизинцем на секунду нырнуть в соблазнительную ямку пупка и ниже, чтобы запустить пальцы за пояс его брюк.

Адский Шут

Тяжелый... Такой... Я не вырвусь из твоих объятий.

Понимание этого — сродни ледяному ливню, которым я так грозился облить тебя. Меня бросает то в жар, то в холод... Страшно? О, да... Мне очень страшно. Пытаюсь вырвать руки, ударить, укусить... А толку? Кривлюсь в ухмылке: " Сегодня ты сильней?"

Меня согрей.... Не отпускай... А мне — огнем гореть... Для тебя...

И я так рад, что ты меня сильней... Что не мне сегодня выбирать... Хоть раз не выбирать, а знать, что выбор сделан — и мне его не изменить...

Трешься щекой о мою щеку... И я , непроизвольно, тянусь к тебе.

И прижимаюсь сильней... Как же страшно! Как же сладко... Твои руки по коже — чертят огненные узоры... Дыхание опаляет... Тянешь вниз мои брюки... Я точно сойду с ума. Всенепременно... Подаюсь на встречу, целуя в шею, там, где бьется пульс... Глажу плечи, спину... Крылья.... То едва касаясь кончиками пальцев, то почти царапая до крови. Это так... Сильно ... Чувствовать твою тяжесть на себе, ощущать как перекатываются под кожей мышцы, очерчивать их... То пугаться и замирать, то вновь ласкаться....

И хочется — что б больше... Что б долго...

Крепче держи меня...

Судья

Ты больше не вырываешься... но это не сдача в плен, ты мне отвечаешь... Я выпью губами всю твою кожу, каждый запретный уголок — пока можно, пока ты мой, я знаю, что всего лишь на мгновения. Ты пламя — тебя нельзя поймать надолго, иначе обожжешься. А мне все не напиться тобою — хотя я уже пьян до безумия. Мои поцелуи опустились уже почти до твоих бедер, но я вновь возвращаюсь выше, обманув твое напряженное ожидание, медленно подбираюсь к соску, дразню, хожу кругами, а потом накрываю горячим, жадным поцелуем, чуть прикусывая — на грани боли.

Адский Шут

Выгибаюсь! Сердце стучит так, что, кажется, его можно услышать и на другом конце вселенной. Дрожу и задыхаюсь... От желаний маюсь! Путаюсь в рукавах своей рубашки...

Руками провожу вверх по твоей спине... По плечам... Тяну к себе ... Хочу смотреть тебе в глаза!

Но, снова в крайность.

Что творю я?! Бежать!

Немедленно!!!

Опять пытаюсь вырваться... Мне, почему-то, дико страшно... Чуть не вою!

Мотаю головой...

— Отпусти меня!!!

Судья

Я замираю, тяжело дыша, приподнимаюсь, заглядываю в твои глаза — в них паника. Это не игра... или игра настолько искусная, что мне не отличить.

Я успокаивающе перебираю твои волосы, затем кончики пальцев пробегают по скулам, щекам, подбородку, ласкают губы... я боюсь яда твоих поцелуев, особенно сейчас, когда ты в смятении, но мне так хочется... интересно, может, ли яд проникнуть сквозь пальцы?.. Ты то отворачиваешься, то тянешься ко мне. Я отстраняюсь, освобождаю тебя от своего веса, чтобы тут же снова притянуть к себе, затащить на колени. Рубашка сползает с твоих плеч, как змеиная кожа, ладони мои гладят твою спину, чуть нажимают на поясницу, заставляя прогибаться, прижимаясь ко мне. Я снова целую твои плечи, ладонь сползает вдоль позвоночника ниже, за пояс расстегнутых брюк, я дотягиваюсь пальцами до копчика, массирую его, слушая твое рваное дыхание.

Адский Шут

Страшно? Когда не знаешь — почему...

Когда дыханье рвется и дрожь по телу... Когда в твоих глазах, как в зеркалах, ловлю свой образ — растрепанный, испуганный, безумный... Нет, безумие твое... Как и нежность... Ты — демон, решающий судьбу миров — легонько перебираешь пряди моих волос... Очерчиваешь контуры лица... Ласкаешь губы...

Страшно? Когда не знаешь — а бывает так?

Поднимаешь, сажаешь на колени к себе... Вновь путаюсь в рубашке... В себе. В тебе. Рубашкой ты стянул мне руки, да? Что б больше я не попытался вырваться... Не буду. Более того — сам подставляюсь под твои ладони... И опускаюсь на тебя всем весом, коленями сжимаю бедра.

— Так нравится?...

Наклоняю голову и веду дорожку из теплого дыхания по твоему виску, скуле... Цепляю зубами мочку уха — сильно, до боли... И тут же отпускаю, зализываю...

Целоваться... Хочу....

Замираю... Пожалуй, я с тобой пройдусь по краю....

Наивный? Только для тебя. Для всех — порочный... Кусаю губы себе... Что б не просить. Но знаю — уже не удержаться, даже если потом мне и жалеть. Шепчу : "Во мне не кровь сейчас... Огонь бежит по жилам... Я — твой... Ты сам решил так... а значит мой огонь тебе сейчас не страшен... Поцелуй меня, прошу... Любое... твое желание исполню...."

Вновь выгибаюсь, откидываясь назад, падаю спиной на песок и тяну тебя за собой....

Страшно? Да... Потому что с тобой — так хорошо...

Судья

Ты безумная трепетная птица — то вырываешься, то ластишься, то перехватываешь инициативу. Я бы вечность играл с тобой в эти дикие игры — ловил, позволял вспорхнуть, и снова увлекал в свои сети — вечно бы горел в этом изменчивом мятущемся огне. Ты прижимаешься ко мне, дразнишь, сжимая коленями, я сдираю с тебя рубашку, освобождая твои руки — я хочу твоих рук... всего тебя хочу...

Твой шепот кружит мне голову — если это коварство, то я попался — нельзя верить темным лордам на слово... я хотел заманить тебя в свою ловушку запретной страсти, а попался сам вместе с тобой. Ты тянешь меня за собой, я вновь вжимаю тебя в песок... больше не могу — сминаю твои губы в поцелуе, пью тебя до дна — что бы ты мне там ни приготовил. Руки жадно шарят по твоему телу, хочу чувствовать тебя всего и сразу... и долой... долой с тебя всю одежду..

Адский шут

Я сам не свой... Вжимаешь меня в песок, а мне от тяжести твоей так сладко. Взглядом опаляешь и... Целуешь! Ты меня целуешь... Губы мне терзаешь... Да хоть кусайся! Это сладко... Твой вкус — мне не оторваться от губ твоих. Твой запах — не надышаться... Несмело целую тебя в ответ... Медом, горьким медом...

Я хочу... Просовываю руки под рубашку, вожу по коже... А сердце замирает -стянуть бы ее с тебя... Только, боюсь, не справиться — руки у меня дрожат... И кожа от каждого твоего прикосновенья горит... Трусь об тебя. Дерзко обнимаю ногами за талию. Выгибаюсь так, что чуть не сбрасываю тебя на песок. И снова тянусь за поцелуем... Жадно, жарко... Оглаживаю тебя всего, комкаю на тебе одежду, пытаясь ее снять...

Шалею... Резко, рывком переворачиваю тебя на спину, оказываясь сверху. Несколько секунд, замерев, смотрю на тебя ... Выдыхаю...

— При... Приворожил... Меня?

Беру твою ладонь в свою, целую кончики пальцев, провожу по ним языком, продолжая смотреть тебе в глаза...

Отпускаю твои руки, вновь позволяя ласкать меня, а сам наклоняюсь и целую в губы — страстно, потом цепочкой поцелуев спускаюсь ниже... Ладонями — за пояс твоих брюк. Тяну их ниже... И снова взгляд тебе — такой шальной...

Хочешь... Не медли... Бери меня... Я сам не свой... Я твой.

Судья

Я ходил по краю, я заглянул в бездну, я пил мед с губ темного лорда, зная, что он в любую секунду может обернуться ядом. Ты вновь внезапный, ты берешь меня в плен, мои крылья распластались по песку.

Я?! Приворожил!? Тебя?!

Только молчать, только не говорить ни слова... хотя глаза все равно выдадут... темные лорды хорошо умеют читать чужие души...

Я молчу, позволяю тебе делать все, что ты захочешь, мне и страшно, и сладко, я все еще жду от тебя неожиданных, острых, ядовитых шипов.

Сердце вырывается из груди, твои глаза сводят с ума даже больше, чем твои поцелуи. Зарываюсь пальцами в твои волосы, на мгновение сгребаю их в горсть, может быть, даже до боли, и вновь отпускаю... ласкаю позвонки на твоей шее, ты весь горишь, и я сейчас задохнусь от желания... ожидания... от твоих глаз и губ...

Адский Шут

Крышесносно... Держишь меня за волосы, то ласкаешь, то тянешь до боли... Ведусь на каждое твое движенье, каждый твой вдох... И знаю — буду делать все, что ты захочешь... Все что скажешь... Наклоняюсь ниже, послушный твоим руках... Вдыхаю пряный запах твоего желания... И — словно в омут с головой, на выдохе — целую... Обвожу языком... Пробую на вкус... Вскидываю взгляд опять на тебя. Шепчу... Опять...

— При..при...воро.. жил...

Судья

У меня больше нет сил выносить эту сладкую пытку, я тяну тебя к себе, целую в уже чуть припухшие губы, слизываю с них собственный вкус. Пальцы ищут вход в твое тело, но я не спешу, я почти мучаю тебя... и себя... добираюсь до твоего естества в глубине, ты извиваешься, открываешься мне, задыхаешься, кусаешь мои губы — ты мой в этот миг... ты меня сам сейчас попросишь... и даже если не попросишь — этих стонов из твоих уст достаточно. Сейчас! Мои ладони сжимают твои бедра, толкаю тебя назад... удерживаю, ласкаю твою спину, ягодицы... ты срываешься... снова превращаешься в мятущееся пламя... песок под нами наверно сейчас расплавится... Стон рвется из груди, руки лихорадочно ласкают тебя везде, где я могу дотянуться... Еще... еще... еще... гори... и сожги меня... до тла... до серебристого пепла, который с тихим шорохом осыплется на песок и не захочет больше воскресать... потому что я не знаю и не хочу знать, что там будет дальше... после... потом...

Адский Шут

Перехватываешь мои руки и тянешь меня вверх, на себя... Скольжу по тебе, пытаясь вжаться сильней... Я не могу сказать и слова... Но, они тебе не нужны... Достаточно и стонов моих... Целуешь меня, а мне твои поцелуи по искусанным губам — как откровение. Меня колотит просто, а ты такой горячий... Сладкий... Больной... Со вздохом подаюсь тебе на встречу, вцепившись в плечи и лбом прижавшись к твоей груди. Давай! Сейчас... Лишь только удержи...

И вдребезги — мир... межмирье... пьесы... маски... даже сказки — в бездну! Срываюсь... с тобой горю! Мы пламя... Которою расплавленным металлом течет по жилам... Сладко... Больно... Нежно... Сильно...Хорошо... С тобой гореть... И даже не дышать... Не сметь... Что б не разрушить — душу... Еще! Сильнее... Что б забылось, кто я, что я... Злой, каверзный, шальной... Сейчас — тебе такой послушный. Кусаю нежно и шепчу на ушко: "Боюсь... я.... просто так... тебя теперь... не... отпущу..."

Судья

Волны океана с плеском набегают на берег, небо над головой прозрачным куполом... я смотрю в него, а в голове ни одной мысли... или это я сам не пускаю их?

Ты лежишь в моих объятиях, утомленный, а я рассеяно перебираю твои волосы... вот бы время остановилось... но оно нас не ждет...

— Не знаю, известно ли тебе, но Скрипач вернул Князю память, — говорю, а голос кажется чужим. — Князь ушел и оставил Скрипача Хаосу, но я в это не верю. Зачем ему разбрасываться рабски верным ему лордом?! Я не знаю, кто твоя цель, но я обещал тебе... Правда, сейчас, боюсь, мы много пропустили...

Адский Шут

— Не пропустили и минуты...

Так странно слышать свой голос... Охрипший... Тихий...

Слышу, как бьется сердце у тебя в груди... Не удержать меня... Прости...

Ты пахнешь солнцем и соленым морем... Ветром, что веет меж мирами... Безумием моим и счастьем...

Не удержать меня... Когда я не хочу. Прости... Что я тебя теперь не отпущу...

Прости за то, что кто-то тоже... Мне не безразличен... За то, что пахнет он... Валерьяной и кошачьей мятой...

Прости за то, что я теперь сыграю так, что б оба были вы со мною рядом!

Делаю глубокий вдох, ладонь в кулак сжимая... Смотрю в глаза лукаво, нежно, шало... Целую... И в объятьях таю... Ухожу в межмирье...

5

Князь

Не надо рассветов, не надо закатов... Ты в объятия меня пустил и забылся со мной. Я скользил по тебе своим телом, я впитывал с тобой бесконечную жажду... Я упивался твоим совершенством и алкал от губ, никак не напиваясь. Яркими вспышками проходило возбуждение вниз, заставляя отдаваться сладостной страсти.

— Ганс, — слетало мое имя с нежных губ, мешаясь со стонами. Твои ноги, твоя узость... Ты весь горячий и мотающий головой по подушке. Мой музыкант, отдавшийся безумию новой песни...

Не надо завтра, не надо вчера... Сегодня настало! Для нас! Для тебя и меня...

Ты прижался ко мне так доверчиво, ты положил голову на плечо и закрыл глаза.

Я лежал тихо-тихо, глядя в тьму над собой и слышал шаги... Шаги, приближавшиеся по коридору между мирами. Кто-то посмел нарушить мой покой!

Кто-то... Он был очень близко... Но я не мог разгадать магию, потому что был человеком, и память моя не вернулась окончательно...

Теодор

Музыка стонала и пела, рушила мир и строила его заново. Музыка приводила в этот мир песнь мести. Мне было все равно. Я смотрел на Скрипача и не видел. Скрипка вела свою игру, но без Скрипача. Без Криса. Там была только Дева. Скрипача уже не было.

Я чувствовал, как уходит Шут, как Алая Леди молит судьбу, как мечется и рвется Святомир, невольно отдавая ему все больше сил. Но меня интересовал лишь один вопрос — как искать Князя? Он обманул меня, оставив пустышку. Или нет? Пустышка не может так играть, скрипка Криса не будет ей повиноваться, и пока скрипка здесь, нужно что-то сделать. Я усмехнулся.

Спасибо, тебе, Дева, за твое постоянство, душа Шута и твои кристаллики-зеркала — то, что сейчас мне нужно. Лети, мой Шут, как же сладко это говорить. Отражайся в ледяных зеркалах. Мне нужна скрипка.

Внезапно ледяной полог дрогнул и рассыпался под ударом Хаоса. Скрипка уходит, но я уже зацепился за дорогу, связывающую скрипку с хозяином.

— Он мой — раздался рев Хаоса и Теодор понял, что падает.

В мир ступили хранители.

Ну что ж, Хаос, ты решил сам.

Скользя по нащупанной дороге к междумирью, я извернулся, посмотрел в глаза торжествующему Дракону и изъял его душу. Глядя в полностью звериные и пустые глаза того, что только что был лордом Хаоса, я приказал:

— Разрушай!

Закрывая грань мира, я был спокоен, погони не будет — я оставил хороший подарок тем, кто хочет мне помешать.

Князь, я иду!

Дракон Хаоса

Я сидел тихо в Теодоре и потирал тихонько лапы! Наконец! Наконец я добрался до главного...

Нельзя глотать безнаказанно Хаос. Хаос проедает и уничтожает носителя, но Теодору об этом не следовало знать!!

Скрипач

Разве можно умереть и воскреснуть от любви. Когда-то я умирал и воскресал сотни раз. Да что там, я сам убивал. Миры рушились от мелодии скрипки.

Сегодня рухнул мой мир. Как горячо внутри, когда ты во мне. Как сладко, пить пот с твоих губ. Отдаваться тебе. Раньше, я всегда вел мелодию. Я был музыкантом. Сегодня я скрипка. Ты играешь мелодию страсти на моем теле. Твои руки волшебным смычком летают по моей коже. Толчок,, еще один. Глубже, прошу тебя. Еще!!!

Мои ноги где-то на твоих плечах. Твои руки сжимают меня все сильнее. Я почти задыхаюсь. Кричу! И мир рассыпается сотней цветных конфетти. Я падаю. Куда — не важно.

Твое тяжелое дыхание рядом. И шаги.... Шаги? Тянусь к послушной мне скрипке. Играй, же родная, играй. Я сейчас не в силах что-то сделать сам.

Святомир

Святомир рухнул в новый мир почти без сил. Молитва Анны звучала в его голове, но волк не понимал не слова. Женское тело белело на траве.

Воспоминания и действительность наложились друг на друга. Ревел и скалил пасть дракон. Хранитель прыгнул, позади раздался крик Фрейи...

Хранительница

Кровавый дождь, осколки льда вокруг изломанного тела Девы, боль сотен душ, утихающие рыдания скрипки, уходящий след Пожирателя, уводящего с собой душу ее брата. И летящий на них Хаос с безвольным телом Скрипача в лапах. Зарычав, Мир прыгнул на Дракона и тут же, с жалобным воем, упал. Фрейя закричала, отпуская песню-заклинание. Месть, она ведь тоже разная бывает. Хаоса накрыло воплощенной яростью и болью хранителей. Фрейя прижала к себе упавшего Мира и стала звать к жизни, используя всю свою силу. Неподалеку слабо зашевелилась Дева.

Адский Шут

Межмирье...

Дымный сумрак закручивается в вихри. Да, в настроение... Какое? Угадайте... Есть стол... А я на нем стою... А стулья водят хороводы вокруг, подвластные безумству ветра... Решаю, кого хочу увидеть в зале — когда опять сыграю.

Снова я на перепутье... На чью дорогу я ступлю сегодня? Кому позволю я себе сказать спасибо за вовремя подброшенную маску? К кому решу прийти я в вещем сне?

Закрываю глаза и делаю шаг со стола... В объятья ветра... Я ветром тебе сегодня буду сниться.... Там, где мир инеем покрыт и снегом... Ледяная Дева... А ты знаешь, что зима бывает не только злой, холодной и усталой? И ее сила — не во вьюгах и метелях. А в прелести — морозной и румяной, солнечной и светлой... Рисунки инея на стеклах, сосновая смола и хвоя, сугробы, смех, снежки и снегири... Она раскрашена как сказка — синим, белым, серебристым... И в этом твоя сила... Кружись в снежинках, под тонкий перепев меж ветром зимним и плачем скрипки.... Кружусь и я....

И опять — межмирье...

Все тот же стол.... И стулья водят хороводы, подвластные безумству ветра.... Решаю, кто первым почтит меня ... Почти что хлопаю в ладоши — и замираю. Пока попробуем без крови... А то... Чревато...

Закрываю глаза и делаю шаг со стола... В объятья ветра... Я ветром тебе сегодня буду сниться... Там, где ночью, сверкают в небе звезды... Души... Твоих игрушек....

Да, сладкий, я тебя немножечко похищу...

Любуюсь... Картина того стоит. Мой стул с межмирья... Ты, Теодор, к нему привязан ветром крепко. Чем больше дергаешься — тем сильнее путы. Чем ближе я — тем стягивают крепче. Я, может, и безумен, но не глуп... Удивлен? Не стоило так доверчиво ловить мою кровь. У меня не только поцелуи ядовиты. По крови — так легко найти и привести...

Обхожу тебя по кругу...

— А ты — подумай, красивый и хороший , чего ты хочешь.... А чего совсем не хочешь. И лучше — не ошибись на чьей быть стороне...

Подхожу все ближе. Наклоняюсь над тобой, но не касаюсь.

— При встрече Князю передашь подарок от меня?

И резко подаюсь вперед, целую тебя в губы. Страстно, жадно, почти кусая... Не позволяя увернуться. И отстраняюсь... Страшно?

Чем дальше я — тем путы тоньше... Я ухожу в волшебном звездном свете....

Вновь — межмирье.... Сумрак, вихри, стол... И стулья водят хороводы...

Алая Леди

Больно, как же мне больно. Я теряю душу по капле. Мир, милый, где ты? Почему молчишь? Я больше не слышу тебя.

Теодор, зачем тебе МОЯ душа? Разве та, что только отражение может заинтересовать? Хотя... вот и ответ. Я — Война! Я в каждой схватке, в каждом крике — не важно — боли или атаки. Святомир, жди я иду. Мне не нужна душа, я отражение. Но кто как не я поднимаю меч в каждом сражение, я рыдаю с каждым павшим. Я — война!!!

Пожухлые цветы пылью упали на землю. Тело Кровавой леди снова упало.

— Ждите, мои лорды. Война уже идет к вам. Вы сами заставили меня вспомнить.

Теодор

Я шел по междумирью и мечтательно улыбался.

Шут, сладкий мой мальчик, как же я когда-то мечтал о таком поцелуе. Об искреннем. Ты всегда играл нами, как масками, отражая нас в кривом зеркале своих грез. Как же я мечтал хоть раз поймать твою душу и почувствовать, хоть на минуту, тебя настоящего. Каких усилий мне стоило сдержать себя, не потянуться к тебе, а рваться из твоих пут. Пожиратель не мог вести себя иначе, ты бы что-то заподозрил. Какой сладкий твой настоящий яд....

Нежно касаюсь своих губ пальцами.

Все наши прежние ночи, пряные, изматывающие, когда не знаешь, ждешь ли ты рассвета или боишься, не стоят этого поцелуя.

Иду и улыбаюсь, внутри беснуется Хаос, обернутый душой Шута. Как пожрать, подчинить, победить то, что отражает тебя? Никак, если ты безумная стихия, только запутаешься окончательно.

Улыбаясь, шагаю на порог спальни. Два тела на постели.

Я смотрю на тебя, Скрипач. Черные волосы разметались по подушке, капельки пота над красными исцелованными губами, глаза полуприкрыты, а руками легкими взмахами рождают музыку, которая должна не пустить меня дальше. Как же мы внешне похожи! Хрупкие, внешне нежные, шелк черных длинных волос. Но в моих глазах живет тьма душ, а твои рождают тепло. И кто же тебя так проклял, что ты стал черным лордом?

Шагаю вперед, забирая душу у музыки.

Ты не знал, что я так умею, но твоя музыка такая живая, что обладает душой.

Жалобно тренькает струна. Опускаюсь на колено, склоняю голову и говорю:

— Я приветствую тебя, мой Князь. Я пришел вернуть тебе то, что ты приказал сохранить.

Поднимаю голову, ловлю твой пока еще испуганный, мятущийся взгляд и возвращаю тебе душу, которую ты приказал мне сохранить. Удовлетворенно улыбаюсь, видя, как меняется твое лицо.

Я возвращаю тебе душу, но будешь ли ты рад? Ты вспомнишь все. Вспомнишь, как стал подозревать Скрипача, как я для тебя постепенно изымал его душу, меняя и возвращая обратно. Как ты с моей помощью кроил его по-другому, пока не понял, что новое существо не Скрипач. Помнишь, что ты с ним сделал? Помнишь, какой он стал? Гляди, гляди на него, и вспоминай. А я подожду...

Ледяная Дева / Ледяной Принц

...Вы знали, что у Зимы нет пола?...

Приземляюсь на что-то мягкое. Кровать? Отец, Князь, Теодор.. похоже, в сборе все. и Шут, наверняка, следит. Знал ли ты, Паяц, во что обернется твой дар? Хаос почти уничтожил меня, почти.. у Зимы нет пола. была я Ледяной Девой — возродился Ледяным Принцем... Смеюсь — ну и лица.

— Ну что, не ожидали? я тоже хочу веселиться!

Князь

Я догадывался, что закончится плохо... Больно... Больно... Больно... Если срывать кожу, не будет так странно и жутко... Если резать по живому, не испытаешь такого ужаса. Моя душа! Моя душа — это кошмар, мучащий и жуткий. Черная бездна, которую не удержать...

Лорды? Смотрю на вас с улыбкой. Пришли! Ожили... Решили поиграть в дурацкие игры! Вы — мои игрушки! Все до одного! Какую я хочу теперь — мучить, целовать, заманивать в сети иступления и сумасшествия?

Встаю с кровати, не стесняясь наготы. Тело человека трескается и распадается, выпуская меня на волю. Я огромен. Я темен и яростен. Я не умею любить.

Поворачиваюсь к Скрипачу. Глаза в слезах. Он испуган. Он давал мне приворотное зелье. И я отдал ему свое сердце. Сейчас мои когти в одно мгновение проникают за грудину и вырывают алый бьющийся комок. Больно? Скрипач, ты знаешь, как я выделял тебя среди других... И ты воспользовался своим талантом...

Глажу по щеке Ледяного Принца, целую его в сладкие губы. Подхожу к Теодору... Медленно, как подкрадывается неизбежность. Сколько душ ты собрал для меня? Или для себя? Ты стал покушаться и на собратьев.

Расчетливый, холодный убийца, выбирающий лучшее. Пахнешь Адским Шутом и Хаосом... Адский Шут танцевал с тобой короткий танец. Сегодня он увлечен Судьей... Завтра...

Беру Теодора за руку. Не оглядываясь на Криса, на моего Скрипача... Я любил его человеком. Я отдавался ему без остатка. Слишком часто, слишком был верен... Теперь я другой... Я сомну мое сердце, я выдавлю всю кровь. Заставлю замолчать навеки. Музыка Любви должна стать музыкой Смерти. Так верно. Так правильно...

— Теодор, идем! Если ты называешь меня своим Князем, ты покоришься...

Теодор

Медленно и плавно встаю, глядя тебе в глаза. Ты изменился или нет? Оставили на тебе хоть какой-то отпечаток жизни в теле человека? Губы стали сухие. Незаметно облизываю их самым кончиком языка. Раньше тебе это нравилось... А теперь?

Склоняю голову, поворачиваюсь и иду за тобой. От тебя веет яростью, болью, ненавистью. Но под ними есть еще что-то.

Оглядываюсь на Скрипача. Мертвая скрипка, рана на груди. Ты будешь чувствовать все, что он. Выдержишь? Незаметно отправляю ему кусочек души, который тщательно прятал. Князь этого не заметит, и с Князем ты его не разделишь. Надеюсь, ты догадаешься, что нужно делать.

Дракон Хаоса

Я тихонечко просачивался через нос пожирателя душ Теодора, пока тот, не отрываясь, смотрел на менявшегося и становившегося собой Князя.

Князь был огромен. Больше двух метров ростом, широкоплечий, с густой копной серебристых волос и лицом истинного короля. Князь гневался... И это было на руку. Сейчас я туманом проскользнул под кровать и, всплыв с другой стороны, начал формироваться в прекрасного юношу... Очень вовремя!

Князь и Теодор явно были заинтересованы в друг друге, зато другие участники — свободны! Если только Скрипач и Ледяной Принц согласятся на легкую авантюру, то вполне можно простить и скрипку, и ледяные осколки, которые недавно ранили тело.

Князь (Тайные мысли)

"Я ничего не говорю, лишь на тебя всегда смотрю... Печаль скрываю за надменность... И мне сладка твоя неверность. Но не сказал ни разу я, как я люблю... Люблю тебя! Престол? Плевать мне на престолы! Закон? К чему теперь Законы? Ты — дар, который отрицаю. Ты боль, которою страдаю... Я вырвал сердце, чтоб забыть... Тебя я не хочу любить... Но ты... Везде! В моем сознанье. Я не прошу, не жду свиданья...

Средь лордов я тебя избрал. Сказал о чувстве? Не сказал... И так страдаю я довольно... Тебе ведь никогда не больно"

Адский Шут

Холодным серым утром так хочется а что-нибудь да сделать...

За окнами серебряной завесой мир закрыт — дожди... Не больно и не грустно. Просто пусто. И песни скрипки больше мне не слышны...Так может немножечко проблем решить?

Лбом прижимаюсь к холодному и мокрому стеклу. Вслушиваюсь в шелесты и шорохи дождя. Представляю, как падают мне на ладони холодные тяжелые капли, стекают с пальцев вниз — но уже кровью... В чем прелесть ворожбы по крови? В чем прелесть того, что душу можно разделять на части? Бросаться ими... Кто-нибудь да словит. А я никогда не упущу свое....

Тянусь нитями дождя и крови туда, где слышу частички духа своего... Туда где вижу растерзанного Скрипача с кровавой раной... И быстро, пока никто не видит и не слышит, укутываю его серой паутиной и — тяну его к себе! Быстрее... Что б и самому не поднять взор и не столкнуться взглядом с тобой.... Тобою все еще больной.... Не думать! Рывок! Открываю глаза и вижу....

У ног моих на полу лежит белый как полотно Скрипач, его грудь в крови, глаза закрыты... А рядом, держа того за руку, на меня взирает синими-пресиними очами его отродье — Снежный Принц....

— Ну и зачем ты мне здесь нужен?

Одно дело во сне ворожить, а совсем другое — нежданные гости.

Холодным серым утром так хочется... А мне одни сюрпризы!

Я подхватываю Скрипача на руки и переношу на мягкую кровать... Он укутан паутиной, в которую вплетены капли моей крови. Это должно немного помочь унять его боль. Посмотрим... Пусть спит пока...

Поворачиваюсь к мальчишке, который пятится к окну...

— Куда это ты так собрался?

Протягиваю в его сторону руку и сжимаю ладонь в кулак. В ту же секунду Ледяного принца обхватывают веревки, свитые из потоков дождя. Он зависает в воздухе без малейшей возможности шевелиться.

— Красивый снежный мальчик...

Надо же, как знатно я очаровал... Даже и не думал, что из холодной Девы может получится такой сладкий мальчик.... Ледяной? Нет... Как леденец.... Длинные белые волосы, белоснежная нежная кожа, рубиновые глаза, с гневом взирающие на меня...

— Ну что? Кому тебя продать? Есть предложения? Или, может быть, расскажешь, чем мне можешь быть полезен? Зря только ворожил тебе... Скрипача ты так и не уберег.

Судья

Хранители у моих ног пытаются прийти в себя, а я, распахнув крылья, прислушиваюсь к ткани межмирья. Что-то изменилось. Темные лорды плетут свои интриги, но этот мир пока еще стоит... Хаос временно отступил и занят чем-то другим, помимо разрушения. Князь становится все более цельным... Скрипач получил свое наказание... так правильно... но я ощущаю еще чье-то вмешательство, отчего-то быстрее начинает биться сердце... Ты все-таки достал Скрипача... Я отворачиваюсь, закрываю свои каналы в межмирье, отгораживаюсь тьмой. Мне надо подумать, передохнуть, перестроить планы... и заняться, наконец, Хранителями, пока Князь обо мне не вспомнил...

Я иду по холодному, открытому всем сквознякам храму, и вспоминаю твои поцелуи. Мне так хочется снова поиграть с огнем, вновь поймать его в свои ладони, ласкать твое неистовое тело, подчинять, вжимая в жесткий пол, чтобы не вырвался, чтобы был моим... моим... а потом отпустить и танцуй со мной, сжигай меня, доводи до безумия... я дам тебе упорхнуть, оставив в моем сердце запретные мечты... Я завлеку тебя снова... найду способ подманить любопытный огонек, согрею, если ты замерзнешь, залижу твои раны, если ты устанешь... вновь не рассчитаешь свои силы — ты, порывистый, дикий, влекущий...

Шут

Межмирье...

Стол... И стулья водят хороводы. А я все маюсь. Не спиться даже в белых облаках... Смотрю как холодный ветер скручивается спиралями и зигзагами... Как обрывки сумеречной мглы вихрями кружатся вместе со стульями. Какое настроение должно быть у меня, что б придумать все это?! Безнадежно... Сумасшедший.

До дрожи... И помню кожей...Как ласкался... Как брал, как отдавался... Приворожил меня. Так тому и быть!

На стол усядусь, зажмурюсь.... И прикушу себе запястье... На кровь... На наше счастье... Вижу... Буду...

В холодном храме от ветра я тебя своим огнем закрою... Тихо подойду и обниму. Пускай во сне — но сон нам на двоих.

Побудь со мною... До рассвета...

Судья

Я замираю, закрываю глаза, так тепло... Это сон, я знаю... Боюсь спугнуть... мне все равно, что это только сон... Я осторожно обернусь, привлеку тебя в свои объятия, закрою крыльями и тьмой мою тайну, поцелую в висок... тихо-тихо постою так... минуту или может быть вечность прижимаясь губами к бьющейся жилке на твоем виске... Я не скажу ни слова... просто позволь мне подхватить тебя на руки и унести на крышу, под купол неба... тьма станет мягкой... в ней можно будет утонуть и забыть обо всем в сплетении рук, губ, дыханий... Вырывайся... замирай на краю... я тебя поймаю... не бойся... Я не стану смотреть тебе в глаза... это для меня слишком — пусть сегодня тьма станет для нас убежищем.

Шут

Укрываешь тьмой — как теплым одеялом. И держишь в своих объятиях так нежно.... Боишься, что исчезну... Сам боюсь. Что не сдержусь, что вновь сорвусь... Ты знаешь — я буду вырываться. Метаться, маяться, кусаться... Но, я вернусь. Я буду возвращаться...

Обниму тебя, уткнусь лицом в плечо, ладони засуну под твою рубашку — что б нежить легонькими касаниями кожу... Над пропастью, на самом крае, под куполом небес...

Спи, моя радость...

7

Ледяной Принц

— Зря только ворожил тебе... Скрипача ты так и не уберег.

Дергаюсь. Вот только зачем? Знаю, знаю, что правда. Не уберег...

— Зачем он тебе? — сам не узнаю свой голос. Дрожу? Боюсь? За кого? За себя? Скрипача? За обоих... да, боюсь! Шут опасен, коварен, играющий с кровью... Приворожит, зачарует.. любого обманет!

— А чем ты можешь быть полезен мне? — нити дождя с хрустом ломаются, трескаясь и осыпаясь на пол кристалликами льда. Убираю волосы в прическу. Мешаются. Хоть как-то отвлечься..

— Ты можешь помочь Скрипачу? — надежда.. Ты слышишь ее, я знаю. И знаю что так легко не убегу.

Адский Шут

Какой строптивый... Просто прелесть. Мановением руки превращаешь свои длинные волосы в высокую и сложную прическу, украшенную сверкающим каскадом льдинок . Я продолжаю по кругу обходить тебя... Медленно, не отрывая взгляда... Нервничаешь, не зная, чего я хочу, что я могу и что буду делать. ... А в голосе твоем испуг мешается с надеждой. Так сладко...

— Я все могу... Вопрос здесь в том, что ты мне можешь предложить в замен... Желаешь перемен? И я желаю...

Останавливаюсь и пристально смотрю тебе в глаза... Рубиновые, жгучие, гневные... В них пламя... Что ж, может и получится то, что я придумал.

— Мне нужен твой поцелуй. Желанный, добровольный. Что б ты сам хотел меня поцеловать. Себя отдать мне... Всего... Такого, какой ты есть.... Мне нужен холод твой, твоя метель, твои морозы. Лед и слезы... Весь иней... Снег... Что б заковать мне душу мою в лед. А я тебе отдам на время пламя.... И обещание попробовать помочь ему ...

Кивком показываю на кровать, где в беспамятстве лежит Скрипач. Соглашайся, мальчик... Не самое плохое предложение. Менять стихии больно, но цель моя такого стоит, поверь... Да и тебе не помешает попробовать чужую силу... На время, пока не станет слишком больно и ты не выбросишь ее. Зато и ты сильнее станешь, подержав в руках безумства пламя....

— Соглашайся... пока прошу по-хорошему.

Ледяной Принц

не ожидал такого, правда. замираю. хотя.. что я теряю?

Робкий шаг, еще.. немного мнусь, тянусь к тебе. Что бы отпрянуть, закусив губу. глубокий вздох. Отдать всего? и Холод и Морозы? Зачем тебе, что ты задумал? И важно ль сейчас это?

Стремительно шагаю, прижимаюсь — робко, нежно.. И поцелуй... с колючей примесью снежинок, метелей, холодов... а так же страстью затаенной... горячей, дерзкой... Хотел всего? Бери, хоть подавись! я все стерплю! только обещание... сдержи...

Адский Шут

Едва удерживаюсь, чтоб не дернуть тебя на себя... Нет, что б волшебство случилось все должно быть добровольно...

А ты волшебный... Прозрачный, робкий, дерзкий... Силы ты еще своей не знаешь, мальчик... За одну твою улыбку в бездну готовы будут миры бросать... У губ твоих вкус первого снега, который летящими снежинками можно ловить и слизывать с ладони...

А поцелуй все глубже... Все горячей тебе, все хуже мне... Как же больно, когда холодной вьюжной стужей в лед заковываешь душу... Когда огонь все тише... И искры последние с дыханием тебе. А вот теперь тебя держать! И крепко, чтоб не разорвать было поцелуй. Я знаю, что это больно, но поверь — мне в сотни раз больней. Кожа твоя становится теплей, а я так мерзну... Инеем покрываюсь весь, кровь все медленней течет по венам... Все холодней и тише я... А ты дрожишь, теперь не смея даже шевельнуться... Когда становится совсем нечем дышать, разрываю поцелуй. Все еще удерживаю тебя, шепчу: "Спасибо..." Беру твое лицо в ладони и и поворачиваю твою голову к окну.

— Этот дождь не простой. Пройдешь под ним — и огонь, сжигающий тебя, погаснет. И если хочешь попасть в другие нужные тебе миры — просто выйди под ливень тоже, представь, что ты как капли падаешь с небес... И утекаешь... Водой... Стихией... Сквозь пальцы, сквозь землю, сквозь реальность... Но, на твоем месте, я бы пока никуда не уходил... Много желающих с тобой ... поговорить.

Ухмыляюсь. Такой мальчик долго сам не будет... Все равно тебя найдут.

— А здесь пока что безопасно. А сейчас прошу меня простить... Вас покидаю...

Провожу ледяной рукой по его щеке, такой теплой сейчас, и выхожу за дверь, под дождь.... Запрокидываю голову, подставляя лицо потокам воды... и таю вместе с ней..

Алая Леди

Леди ступила на мраморные ступени. Это все, что осталось от некогда величественного

Храма Равновесия. Боги и демоны уже успели покинуть этот кров. Леди шла по укутанным тьмой полам, по остаткам некогда длинных коридоров, по руинам огромных залов. Шла туда, куда звала ее суть Войны. Место пролитой крови.

Темная ткань была еще влажной. Рядом, еще храня тепло рук лежала забытая всеми скрипка.

Женщина взяла залитый кровь инструмент, провела смычком по струнам, вслушалась в долгое эхо. Рывком распахнула полог миров. Она шла туда, где все еще билось вырванное из груди сердце.

Хранительница

Фрейя поняла, что Мир пришел в себя и стал возвращаться. Он очень сильный, и она знала, что солнечный волк обязательно вернется, не бросит ее, нужно только помочь ему. Было хорошо и спокойно, как будто их кто-то укрыл теплым покрывалом защиты с ноткой горечи. Мир изогнулся пол ее рукой, оборачиваясь в человека. Фрейя открыла глаза. Над ними с задумчивым видом возвышался судья. Его раскрытые крылья слегка трепетали, как будто на ветру.

Фрейя замерла — чего им теперь ждать? Такого Судью она не знала. Тот, кого она помнила, кем восхищалась, никогда бы не связался с темным лордом.

Перед ней, загораживая, защищая, встал Святомир.

— Судья? — раздался хриплый голос волка.

Судья — Хранители

Я вздрогнул и очнулся от глубокой задумчивости. Крылья опустились на плечи, превращаясь в мантию. Лицо приобрело более человеческий вид... Я устал и был слегка рассеянным.

— Здравствуй, Святомир, — тихо ответил я. — Не тебе меня осуждать за поцелуи темного лорда. Что с твоей подопечной? Зачем она вмешивалась? Пока Хаос преодолел бы ее защитный купол в охоте на Скрипача, он разнес бы половину мира. Этого ты хотел? Ты совсем ослеп от своей любви?

8

Князь

Двери за нами закрываются. Я смотрю на тебя исподлобья... Обманщики кругом! И с ними говорить опасно... Но мне так нравится играть на грани, зная, что в любой момент приставят к горлу нож.

— Ты знаешь, что хочу? Ты поцелуев не получишь... Ты полон яда. Шут с тобою был... А помнишь, Теодор, я так тебя любил, — бросаюсь опасным хищником, прижимаю тебя к стене. Смотрю в глубину глаз, улыбаюсь коварным зверем.

— Давай же, покажи мне, на что способен... Отдай мне тело, не отдавая ни капли ворожбы и не пользуясь силой! — коготь проводит по щеке. Другой рукой я обнимаю тебя за талию.

Теодор

Поцелуи? Ты никогда меня не целовал. Любовь? Ты никогда не знал любви, пока не встретил Шута. Да и его любовь не смог принять. Ты меня не любил. Я всегда был твоим рабом и тебе это нравилось. Самый сильный из Лордов — и у твоих ног. Остальные еще могли играть с тобой. Или ты играл с ними.

Сегодня и я намерен поиграть с тобой. Пока могу.

Вызывающе улыбаюсь, зная, что вызову вспышку ярости, если мой Князь вернулся.

Князь

Храбришься, Теодор... Ты вероятности считаешь, возможности, логику складываешь с математикой... Срезаю на камзоле пуговицу за пуговицей. Они со стуком падают на пол и катятся горошинами к краю балкона, на котором мы стоим.

Еще порез — и ткань на груди превращается в аккуратные полосы. Я не задеваю твоей кожи... Я не стремлюсь сделать тебе больно. Мне больно! Не тебе... Ты Лорд! Ты сегодня будешь со мной — на дивный час моего безумия... Сомневаешься?

— Здесь слишком мало света...

Я щелчком зажигаю над нами луну. Цветет весенний сад. И сладостью слетают лепестки на землю. Кружат в воздухе...

Долой камзол. Долой рубашку...

— Тебя я целовать не буду, но вот цветам тебя касаться можно.

Лепестки ласкают твои плечи...

Теодор

Вздрагиваю. Страшно. Безумно. Это не мой Князь. Мой Князь никогда бы так не поступил. И силы нет. Души внутри бьются, стараясь защитить, пальцы вздрагивают в невольной попытке выставить защиту и немеют. Неужели я до сих пор так для тебя предсказуем?

— Цветам?

Каждый падающий лепесток как будто сдирает с меня кусочек кожи.

Пальцы почти не слушаются. Медленно ловлю лепесток и подношу к губам, глядя прямо тебе в глаза.

Князь

Я продолжаю рисовать извилистый узор по коже снизу вверх. И ты послушно ждешь, целуя лепестки...

Я тоже ждал когда-то... Любил... Моя горька расплата...

Слышу стук моего умирающего сердца. Я не люблю теперь. Я не позволю управлять собой.

Рука поднимает твой подбородок.

— Скажи, Теодор, где спрятаны секреты?

Я знаю, солжет. Я ведаю дрожание тела. Хочу тебя и ненавижу.

Притягиваю ближе, склоняюсь, нависаю скалой. Отпускаю. Опять обнимаю, притягиваю жадно... Глажу по спине, изумительной и нежной. И луна отражается в твоих глазах.

Теодор

Твои пальцы, кончики когтей. Заметил ли ты, что ты их выпустил? Кровавый узор на моем теле.

Кого ты сейчас видишь вместо меня? Спрашивать глупо. Шута. Хотел бы я оказаться вместо него? Когда-то я мечтал об этом, даже верил. Твои руки на спине, и невольная дрожь выдает меня. Я помню, я все помню. Я брал его душу, и я знаю, чем отличаются твои объятия для меня и для него. Больно. Ненавижу тебя. И желаю.

— Секреты?

Тебя целовать ты не запретил. Черчу поцелуями узор у тебя на груди, вдыхая твой мятный запах. Останавливаюсь напротив сердца и выдыхаю:

— Здесь.

Князь

Нет, Теодор... Не здесь... Оно в земле... В могиле... Где тишина, где каменные склепы... Целуешь сладко, ищешь во мне врага. Нет, я не враг...

Тебя хочу... Врезаться битыми стеклами в память. Оставаться шрамами, которые так болят, когда меняется погода и твои чувства. Я научу тебя любить... Я научу любить не меня. Познать радость от близости и единения, которые никогда не получу...

Пальцы развязывают тесьму на брюках. Ты — беззаботная многоликая душа. Я опускаюсь на колени и беру твою возбужденную плоть, глажу, трусь щекой...

— Поцелуи, Теодор, такая награда... А секреты за мои поцелуи... Скажи секреты все...

Теодор

Вцепляюсь пальцами в твои плечи. Нет! Это неправильно! Не надо! Губы дрожат... Это сладко... Это не ты...

Князь

Дрожи. Я двигаюсь нежно, оттягиваю крайнюю плоть. Нежность... Я не знал нежности, лишь сумасшествие обманной любви...

Опаляю дыханием твое естество. Я доведу тебя до разрядки? Нет, я воспламеню пламя...

И превращу этот сад в светлый день, где вспышки восторга сменятся новым желанием и моим молчанием.

Закрытые губы гладят вдоль ствола.

И ты дрожишь... дрожишь, не понимая, что я затеял.

Теодор

Прокусываю руку до крови, изо всех сил сжимаю зубы, лишь бы не кричать. Тело вытянуто струной, внутри в безумном хороводе носятся души, и я среди них. Как в омуте. Все переплелось — страх, любовь, ненависть, боль, желание, зависть, гнев. Он затягивает меня все больше и больше. Выплыву? Нет?

Вниз падает капелька крови.

Князь

Я ловлю эту каплю на ладонь. Я превращаю ее в мою тень. Мы с двух сторон обнимаем тебя. Я оказываюсь сзади. Заламываю тебе руки, а мое отражение начинает целовать тебя в губы. Его язык проникает в рот, дразнит, заводит.

Я же прижимаюсь так близко, чтобы ты чувствовал мое возбуждение.

— Два Князя... ты готов к этому, Теодор?

Теодор

Откидываю голову назад, упираясь в тебя, прижимаюсь всем телом. Боль в руках как наслаждение тобой настоящим. Смеюсь, чтобы не сойти с ума. Князь, зачем мне твоя подделка? Я не ты, и не Шут, я не чарую не крови, но свою душу я могу почувствовать где угодно. Мне не нужна подделка! Пытаюсь ее втянуть в себя, избавиться от нее. Пальцы опять стремительно немеют. Понимаю, что застонал. Непростительно...

Князь

Твоими губами целую тебя. Твоими руками ласкаю. Ты не можешь отрицать, что есть волшебство в этой ночи. И Князь так желает тебя, что сходит с ума от боли. Мой двойник бесстыдно касается входа в тело. А я вожу губами по мочке уха. И слушаю вой душ в тебе, как песню, как стихию.

Ты чувствуешь, как палец проникает в тебя. Нет, я держу твои руки. Я еще не касался. Сильнее, сильнее... Горю желанием обладать... Потерпи, уже скоро...

Теодор

Безумие, безумие! Оно кружит вокруг меня черным вороном, оно захлестывает волной вожделения. Оно пожирает меня изнутри воем моих душ. Откидываюсь, поворачиваюсь, стараюсь сделать так, чтобы боль в руках стала сильнее, но лишь бесстыдно открываю себя подделке. Касание своих-чужих рук, твое дыхание, от которого кожа становится чувствительнее в сотни раз. Сдавленно ахаю, ощущая свои-чужие руки. Нет! Не надо! Изо всех сил рвусь вперед...

Князь

Ты готов... Ты не готов, Теодор, но все равно... Я толкаю тебя на двойника, мы падаем... Не на пол, мы летим в постель из лепестков... И я уже не знаю, кто я, а кто моя тень... Танцем огня растекаюсь по твоей горячей коже. Подминаю под себя, вхожу резко, разрывая остатки сердца на части. Сердце останавливается и навсегда умирает. Я не умею любить, но ты так великолепен, что приятно сойти с ума...

Твой двойник добирается до твоего члена. Облизывает головку губами...

Знаешь, Теодор, что такое пустота без любви? Я отказался от счастья...

Глубже... Расслабься, не бойся. Тебе не будет больно. Больно лишь мне...

Теодор

Ничего не понимаю... Ты что-то шепчешь, ты везде, но ты нигде. Выгибаюсь в твоих руках, а душа плачет, чертя соленые дорожки на моих щеках. Души внутри вторят ей. Раскрываюсь тебе, подставляюсь тебе. Ты берешь меня, но это не ты. Мои-твои губы ласкают меня. Боль. Я не могу чаровать, но я все слышу, все чувствую. Глубже, Князь, сильнее! Отдай мне ее! Пусть хоть это останется мне!

Князь

Настанет вчера... Настанет с утра вчера... Соленых дорожек сотрутся следы, и закрыта будет дорога назад. В мой ад. Здесь горячим огнем наполняю тебя. Здесь жгусь ядовитой медузой.

Вчера я был с тобой. Вчера ласкал... Член вбивается в тебя все сильнее. Моя тень доводит тебя до исступления, и я слышу, как ты кричишь, разрезая тишину солнцем... Лепестки падают, засыпая нас и мое коварство.

— Теодор, — шепчу тихо. — Теодор... Предатель... Ты предатель... целовавший Шута.

Ты оглядываешься. Нет, я не здесь... И не там. Я стою перед тобой на балконе, пририсовывая последнюю пуговицу к камзолу.

— Я ухожу, Теодор.

Теодор

Я улыбаюсь, бесстыдно потягиваясь на примятых цветах. Закидываю руки за голову, поднимая волосы, выставляя себя. Нагло смотрю тебе в глаза.

— Когда-то я любил тебя. А теперь я получил все, что хотел.

Усмехаюсь, пробегаю языком по своим пальцам, слегка облизывая кончики. Чуть влажными пальцами веду вдоль груди, по животу, добираюсь до паха. Я опять возбужден. От игры.

— И что ты мне теперь сделаешь? Ничего! Второго пожирателя у тебя нет!

Князь

— Знаешь что? — играю тобой, качаюсь между дозволенным и опасным. Наклоняюсь к уху: — Я поцелую... Ты ведь хочешь? Сыграть в игру Шута? Хочешь...

Мои губы пахнут мятой... Мои темные мысли — червоточины вселенной.

Целую тебя Теодор... Проникаю в тебя.

Упиваюсь тем, что ты такой бесстыжий.

К чертям прошлое. Выкидываю сердце. Мне достанет страсти...

Теодор

Уходишь. Я остаюсь лежать на лепестках. Странно, что ты мне их оставил. Надеюсь, Шут, ты все, что нужно почувствовал. Я добился своей цели. Князь без Скрипача. Князь без Шута. Он все помнит. Он вернулся. Но я теперь свободен. Почему же так больно?

Сворачиваюсь в комочек на цветах, которые хранят твой запах. Глажу их руками. Князь...

Я свободен?

9

Шут

Белым снегом запорошен зимний лес... В черном небе беснуется метель... А здесь, под тяжелыми ветвями вековых деревьев, совсем тихо... Холодно и пустынно. Страшно... Чувствую себя в ночном кошмаре. Когда так нужно бежать, но невозможно даже шелохнуться. Я скован льдом... По коже — узоры инея. Волосы — хрустальные бесцветные сосульки. Сам весь блеклый, белый. На самом деле, лед — он жжется... И сердце с каждым вдохом тише бьется... Так холодно.... Так страшно... Так одиноко... Так жестоко...

— Поговори со мной!

Дыханье тает легким паром... Вижу твой силуэт перед собой... Твои глаза закрыты. Всего лишь сон... Волшебный для тебя и больной мне. Всегда чарую болью... Не смею даже прикоснуться. Серебро твоих волос под стать серебренному снегу...

— Зачем все это? Что я ищу? Чего я от тебя хочу? И почему ночами мне не спиться?

Не отвечаешь... Подхожу все ближе... Ты одуряюще так пахнешь мятой. Прижаться бы к тебе, забыться... Нет! Я для того отдал огонь и душу льдом сковал, что б не сорваться! Вновь отхожу. Не смею приближаться...

Князь

-Приблизился, молчишь... Ты в сны решил прорваться... Себя сковал ты льдом... С другим чтоб согреваться?

Хожу по снегу, слыша хруст. Ломаю ледяные ветки рукой в тонкой лайковой перчатке.

— А знаешь ли, мой Шут, что истина во снах скрывается и смыслы. И каждый жест, и наши мысли... Желания, мечты... Все это только ты.

Надрезаю запястья, но кровь не капает.

— Нет сердца у меня... Его я на клочки порезал. Его я съел, чтоб болью наслаждаться... Ты уходи... Тебе ведь нравится, мой милый, расставаться...

Дую горячим дыханием в лицо Шуту.

Шут

Дергаюсь в сторону, уворачиваясь от горячего дыхания... Нельзя! Я душу льдом себе сковал, а все равно мне хочется ругаться! В тебя вцепиться и потрясти!

— Не надо брать с меня пример и хватит насмехаться. Кровь, сердце — это все пустое! Захочешь — и вернешь...

Мне плохо. Холодно до жути. Нельзя было приходить... Нельзя даже смотреть на тебя... Теряюсь и забываю где я... Начинаю медленно кружиться...

— В каждом из миров есть множество дверей... Открой одну из них скорей... Не то я сам открою... Сыграй со мною!

Нельзя! Назад! А мята манит... Манишь меня... Я как в дурмане... Холодно и больно. Мне... нужен... ты...

Мне очень нужно скорей отсюда убираться! Падаю на колени и набираю полные пригоршни снега. Надо же — а он совсем не холодный, я его даже не чувствую... Подношу к лицу и дую. Срывается метель... И все уносит в вихрях белых снега... И меня... Я — белая изломанная кукла... Нет больше во мне огня...

Князь

— Ты так пуглив, мой Шут... — шепчу я ветру. Ловлю снежинки, рассматривая их филигранность.

Полет? Побег? Да, убегай... Беги... Согрейся в пламени далеком, как бабочка, что обжигает крылья о светильник.

Препятствовать не стану. Ты свободен... И раб. Ты больше раб, чем я, который промолчит... Ты правды не узнаешь.

10

Ледяной Принц

Так больно, страшно, не понятно... Огонь внутри, он жжет, он обжигает, убивает.. Кидаюсь к окну — быстрей, сбежать под этот дождь, вернуть мой лед, и мука прекратится... Но нет, нельзя, еще чуть-чуть.. стерплю. Ведь там опасно. и разве я могу оставить Скрипача?

Тихонько подхожу к кровати, сажусь на край... ложусь рядом. Теперь я теплый, я согрею. А ты.. ты только поскорей очнись, ладно? Я жду.. и страшно одному... Все чувства на показ теперь. и как с этим бороться? теперь уж и не знаю, как вернуть себя.. и примешь ли Ты такого меня?

Князь (тайные мысли)

"Я покидаю грани мира. Мне ни к чему постылый трон. Любовь отринул я отныне... Я сам собою погребен.

Был сладок вкус последней страсти... я вырвал сердце из груди... Я хлада вынес безучастье... Теперь могу в ничто уйти...

Я надеваю человека, как старый, брошенный костюм. Нет больше Князя... Век от века он будет где-то, но один"

... Один шаг, и я растворяюсь в толпе людей...

Скрипач.

Больно, страшно одиноко. Каждый вздох разрывает тело. Где-то далеко бьется сердце. Мое, но не в моей груди. Плачет скрипка, моя, но не под моей рукой. Странно, страшно. Больно. Ты вырвал мое сердце. Ты думал, что это боль сможет скрыть боль души. Боль оттого, что ты играешь другими. Я очаровал тебя? Нет, мой Князь, это ты напоил меня ядом любви и страсти. Ты вернулся...

Нет больше, моего мальчика.

Ну что ж я знал, на что шел, играя Память. Я тоже помню: помню губы Теодора на своих губах. Это ты приказал ему. Полню руки Хаоса на моих бедрах— это ты разрешил ему. Ты коварен, мой князь. Мне кажется, я знаю, почему судья осудил тебя потерей памяти. Чтоб ты тоже научился любить, научился страдать. Ты, мой князь, как никто из нас обязан хранить равновесие.

Кто мы? Мы овеществленные понятия: Зима, Хаос, Мир-Война, Судьба — в образе Ярмарочного Шута.

Теодор разрушитель-собиратель. Творец и пожиратель миров. И я — Вдохновение и Страсть Музыки.

Все мы приходим из Вне. Ты один всегда смотришь на нас изнутри. Ты — суть и сущность мира. Ты — это его душа. Это ты тоже забыл, мой князь. Забыл, но не сейчас, а очень давно. Это ты впустил в мир Тьму. Ты изгнал Свет из мира. Стражи равновесия кричали тебе, что так нельзя. Не правильно, но ты откинул все. Поддался пагубной страсти. Отравил всех и вся своей Тьмой. Лорды света сбежали из мира. Я один остался. Я помню, как плакал тогда Шут. Плакал и резал вены, в тщетной попытке приворожить тебя. Мы все решили сами. Мы остались с тобой. Остались, чтобы разрушать. А ты все забыл. Забыл, что все черное, некогда было белым. Забыл, что за все в мире надо платить. Забыл...

Ты смеялся. Ты был безумен, одержим. Ты пил наши души и нашу боль. Ты играл нами, как куклами. Да что там мы и были куклы.

Я сам тогда попросил Шута и Собирателя сплести наши судьбы. Как тогда выла Зима! Выла вьюгами и плакала снегами. Моя дочь знала твой холод. Только Война тогда поддержала меня. Я не знаю, понял ли ты, но каждый наш поцелуй изменял нас двоих.

Вот и сейчас это не мне больно, это плачет и болит Твоя душа. Твое сердце.

Осторожно вздыхаю.

— Отец, — Айс обнимает меня. Глупыш, сколько раз я говорил тебя, что быть женщиной проще, но ты тоже не ищешь легких путей. Когда же собиратель заметит твою ледяную красоту и захочешь ли ты теперь его внимания.

— У нас все получилось, малыш. Иди, Князю сейчас ТОЖЕ больно...

Святомир

— Ты совсем ослеп от своей любви?— вот и хладнокровный Судья изволит гневаться. Мне сейчас все равно. Я слышу, как идет по миру призрак и суть моей леди.

— Это не я. Ты ослеп. Князь полюбил, почти вспомнил про свет. Ты сам хотел этого. Что стоило тебе задержать Хаос? Выкинуть его за грань миров. Без своего наездника он не управляем. Светлые лорды не придут в мир, чей князь болен Тьмой. Что тебе стоило, позволить им любить друг друга. Нет! Приговор для тебя превыше всего. Темные лорды проснулись. Как же! Мир на гране гибели! Этот мир давно на гране. Вглядись. Хранители почти безумны? Ты прав. Мы безумны. Здесь вечность не рождает больше новых хранителей. Потому что в этом мире почти нет света. Нам трудно. Фрея одна держала три куклы. Вдумайся — три!!! Ты слишком долго спал, судья! — Мир кричал на опешившего от этого судью. — Прости, сорвался. Но мы жили в этом мире и видели, как гибнет мир. Тогда в 1945 Война сама пришла ко мне, испугалась что мир, захлебнется. Она уже не могла удержать безумие тьмы. Прости, что не разбудили тебя раньше. Прости и будь счастлив. А сейчас я должен уйти. Уйти, пока Война не захлебнулась тьмой и не начала играть. Еще одну бойню этот мир не выдержит.

Святомир тряхнул головой и не оглядываясь шагнул в меджумирье. Судья и Фрея остались одни.

Алая леди

Анна шла по миру и плакала. Тьма всюду тьма и грязь. За свою вечность она видела сотни и тысячи битв и сражений, но в тех битвах была и красота, и грязь. Сейчас Кровавая леди не видела красоты. Не больше боя один на один, нет красоты и искусства. Есть грязь и тьма. Война стала иной и Анна больше не понимала своей сути. Тьма все дольше охватывала мир. У Кровавой Леди нет сил сдержать натиск тьмы. Почему, почему все так? Хаос безумен, Шут — Судьба снова играет масками. Скрипач... Волшебный музыкант отдал все что мог, чтобы вернуть их прежнего князя... Теодор... Смешной и грустный собиратель душ. Сколько раз мы спорили с тобой за души героев... Слезы падали, на пролитую кровью землю. Дыхание бездны чувствовалось все ближе.

— Анна,— такой родной и дорогой голос рядом,— Анна, моя маленькая и храбрая Леди.

Руки, губы пытаются обнять, согреть тебя, но ты всего лишь призрак. Безумный призрак. Ты плачешь.

Хранитель тяжело вздыхает, проводит рукой то контуру твоих волос и отходит в сторону. Плачь Война, Плач. Если по миру плачет война, значит не все еще потеряно...

Дракон Хаоса

Я ненавидел всех этих Лордов, всех этих хранителей... Я ненавидел Князя! Судью! Справедливость... Я вообще ненавидел...

Я поднялся высоко-высоко, соорудил себе стул, достал огромную ложку и начал пожирать мир за миром, как тарелку супа... А дураки пусть резвятся...

Судья — Хранители

Я слушал Святомира и хмурился, но ничего не отвечал. Хранитель бросил мне в лицо, все что думал, и отправился к своей Войне.

— Хм. Князь? Полюбил? Я должен был сдерживать Хаос? — я усмехнулся, когда след Мира уже растаял. — Много вы понимаете!

Я взглянул на Фрейю — безумная, совсем... что же сделал с ней Шут... и как бы самому мне не попасться на этот же ядовитый шип.

— Тебе нужно отдохнуть, — я укутал Хранительницу своей тьмой... о, тьма бывает разная... иногда она утешает и дает убежище. — Отдыхай, а у меня сейчас слишком много дел, ситуация выходит из-под контроля.

"Кажется, опять придется судить на одних руинах", — устало подумал я и отправился в Храм.

11

Судья

Отчего так сжимается сердце... отчего так зябко, ведь ветер, треплющий волосы, сегодня дует с юга? Я сижу на крыше Храма, сложив крылья за спиной, смотрю в безлунный мрак. Что-то не так... что-то тянет меня тоненькой ниточкой... разрезает сердце... Что же это? Чей это холод... Я распускаю крылья, прислушиваюсь к ткани межмирья... я не хочу знать, с кем ты, но мне нужно знать, что с тобой все в порядке... Как глупо — беспокоиться о темном лорде...

Губы немеют от холода, острые ледяные иглы впиваются в сердце.... ты! Что с тобой? Кто мог заморозить твое пламенное сердце?! Я срываюсь с парапета, падаю вниз головой, опрокидываюсь в межмирье... Ты лежишь на полу, обнимая себя руками, и почти не дышишь, ты еще бледнее, чем в прошлый раз, мне на секунду кажется, что у тебя волосы поседели... но это иней... и вокруг тебя на полу тонкая сетка морозного узора... он хрустит под моими каблуками...

Я падаю на колени рядом с тобой, сгребаю тебя в объятия, укутываю в крылья, прижимаюсь к твоим посиневшим от холода губам... даже не целую — просто вдыхаю в тебя теплое дыхание.

Адский Шут

Звонко! Капель стучит по лужам... Тает стужа.... Наслаждаюсь дыханьем — близким и таким горячим... А сам — как льдинка. Холодный и прозрачный, блестящий, как-будто бы не настоящий... Волос не шелк, а изморозь узоров, губ ментол... Боюсь открыть глаза. Не знаю где я и в чьих объятьях греюсь. Лишь запах такой знакомый. Море... Соленый теплый ветер...

Вот только холод — он не уходит. Я почему-то знаю, что так не правильно и нужно что-то делать. Но мысли путаются, и я просто сильней прижимаюсь к тому, кто меня держит. Держит крепко. И это отдается где-то в груди непонятным чувством — то ли желанием покориться, то ли гневом... Пытаюсь сам дышать поглубже... Стараюсь в чувствах разобраться... Решаюсь поднять взгляд на того, кто пленил меня в своих объятьях.

— Кто Вы? И... Кто я?...

Звонко... Капель — колючие иголки....

Судья

Ты опять мечешься... я это чувствую, хоть ты и лежишь тихо в моих объятиях. Кто же тебя так заморозил?! На это способна лишь Ледяная Дева... вот уж не думал, что она способна тебя обыграть — тебя, воплощение обмана! Ты поднимаешь взгляд... но он такой прозрачный... ты меня не узнаешь... и себя не помнишь...

— Кто Вы? И... Кто я?...

— Ни все ли равно?! — усмехаюсь одними губами. — Тебе холодно. Позволишь унести в тепло? Отогреть? — целую твою шею, ямку за ухом быстрыми горячими поцелуями... кожа ледяная... от моих губ даже ручейки стекают, когда под ними тает иней. Я на секунду отстраняюсь, одним взмахом когтей разрываю рубашку на груди, прижимаюсь к тебе своим горячим телом... я почти не чувствую, бьется ли твое сердце... по мне бегут мурашки... какой лютой стужей от тебя веет! — Мне так не справиться, нужен огонь, позволишь унести тебя? — повторяю, ты даже не дрожишь... лед... лед... лед...

Адский Шут

Я даже не успеваю испугаться, когда ты разрезаешь когтями мою рубашку и тут же наклоняешься, накрывая меня своим телом. Так собственнически — и это точно отдается во мне гневом. Хочу отшатнуться, но не могу... Льдом скован. Чувствую, как от твоего дыхания тают кристаллики льда на коже и стекают ручейками воды... Языком проводишь по моей ключице... Это — слишком!

Вскидываюсь, с гневом глядя на тебя, и тут же смущенно отвожу взгляд... Не могу на тебя смотреть... Смущаюсь и краснею... Почему-то... И вместо того, что бы в бездну послать — лишь прикрываю глаза в знак согласия....

Судья

Да что ж ты за создание такое?! Взгляд дикий, замерзнуть тут хочешь насмерть?! Нет — я против, даже если бы ты не согласился, все равно схватил бы тебя и унес в тепло. Ты темный лорд, ты конечно не умрешь тут совсем даже и от такого лютого холода... но вы все охотитесь друг на друга, а ты не умеешь рассчитывать силы, снова выкинул какую-то запредельную шутку и остался без сил и хотя бы капельки тепла... Нет, вот так ты другому не достанешься... только не так...

Я раскрываю портал в одно из своих убежищ... за ним пока темно и неуютно... я здесь нечасто бываю. Шагаю на каменный пол, держа тебя на руках. Ты не сопротивляешься, но, кажется, потому что сил у тебя нет. Ты все забыл... ну что ж... может, оно и к лучшему, но замерзать я тебя одного не оставлю. Укладываю на ворох шкур, щелчком зажигаю камин, выложенный грубо обработанным камнем.

— Я сейчас... — ныряю на минуту в другой портал... возвращаюсь уже с кружкой глинтвейна, присаживаюсь рядом с тобой на низкое ложе, покрытое шкурами зверей. Дую на красную пряную жидкость, и ее поверхность вспыхивает алым пламенем, поднимаю тебе голову, подношу кружку к губам.

— Пей, давай, это тебя согреет, — говорю строго, как с больным капризным ребенком. А самому мне страшно и неуютно — ты чужой, холодный, не похожий на себя, с тобой что-то плохое произошло... и я отогреваю темного лорда, вместо того, чтобы радоваться, что еще один из вас вышел из игры.

Адский Шут

Все как отдельными картинками... Объятия, портал, темнота вокруг, ощущения мягкого меха под руками и спиной, твоя рука у меня на затылке и горячее питье льется по истерзанным изморозью губам... Вот это хорошо. Так хорошо, что я даже не могу удержаться, что б довольно не зажмурится, и чуть потереться затылком о твою ладонь... И тут же вскидываюсь вновь, замираю и пристально разглядываю тебя. Черный шелк волос по пояс, черные же глаза, в глубине которых будто пламя мерцает... Красивый... Опасный...Я понимаю, что боюсь тебя...И снова гнев поднимается в душе — да кто ты, что б я тебя боялся! Хочу сказать что-то, потребовать, что б ты меня отпустил, но что-то не позволяет... Эмоции сменяют друг друга так быстро и непредсказуемо, что я начинаю бояться и самого себя. Кто я?... А ты все так же смотришь на меня не отводя взгляда... Есть в этом что-то... Что-то заставляющее меня вновь краснеть и первым опустить голову. Хочу забрать у тебя кружку, но, ненароком, накрываю твою ладонь своею... Вздрагиваю так, что чуть не проливаю питье... Но руки не отнимаю... А зачем-то еще касаюсь твоих пальцев губами....

Судья

Ты — как дикая израненная кошка... То шипишь и смотришь, словно хочешь ударить — возмущенно сверкая глазами, то сдаешься и ластишься, трешься об мою руку... вот здесь тебе нравится, а здесь ты меня сейчас цапнешь... но нет, вместо укуса, тыкаешься губами мне в ладонь. Я завороженно смотрю на тебя... я Судья, я должен любить порядок... а я очарован твоим порывистым пламенем — даже сейчас, когда оно почти потухло, слабый огонек лишь встрепенулся, а уже мечется.

— Допей, ну же, чуть-чуть осталось, — настойчиво спаиваю ему остатки глинтвейна, отставляю кружку куда-то на столик и начинаю торопливо раздеваться. Стягиваю ботфорты, рубашку, брюки... кожа к коже — только так можно прогнать из тебя эту лютую стужу. Оборачиваюсь к тебе, обнаженный, только крылья сложены за спиной, нагибаюсь, опираясь одним коленом о ложе, чувствуя, как щекочут ворсинки меха, осторожно подбираюсь к тебе, наблюдая — что ты сейчас еще выкинешь.

— Я тебя согрею, — шепчу... кажется, это уже не в первый раз я тебе это обещаю... но ты сейчас вряд ли вспомнишь. — Просто согрею... честно...

Адский Шут

Как завороженный смотрю на то, как ты снимаешь с себя одежду... Глаз отвести не могу.... От кожи, от тонкого рельефа тугих мышц....Дыхание сбивается, в горле комок... То ли страшно, то ли сладко? Страх мешается с истомой, ощущения огнем горящим разливаются по телу... Ты внимательно смотришь на меня, словно не можешь решить, что именно я сделаю дальше... Укушу? Поцелую? Не знаю.... Растаю... Точно растаю, если ты коснешься меня. А я не знаю — хочу ли таять под тобой.

Не верю и, все-таки, срываюсь.... Испуганно дергаюсь и сажусь на ложе, подтягивая колени к груди и обхватывая их руками.

— Не подходи.

Судья

У меня сердце в груди подлетает к горлу от восторга. Дикий-дикий-дикий — тысячи раз это про тебя повторю. Тебя невозможно приручить и я тебя за это... кажется, люблю... Я смеюсь... смех вырывается против воли... кажется, ты и так уже начал отогреваться. Как ты смотришь! Я за этот взгляд готов забыть все на свете! Ты же сам не знаешь, чего хочешь. И все же ты не убегаешь... по-настоящему... поджал колени... свернулся в настороженный комок... наверное, даже сам не понимаешь, что этим завлекаешь... играешь...

— Не подхожу, — усмехаюсь, укладываюсь рядом, но не касаюсь. Вытягиваюсь на боку во весь рост на шкурах, откидывая крылья за спину. Мой живот в каком-то дюйме от пальцев твоих ног, утопающих в пушистом ворсе волчьей шкуры, и мышцы моего пресса сладко поджимаются от предвкушения прикосновения. Нас освещает только огонь в камине, тени мечутся по стенам над твоей головой. Я смотрю на тебя, трусь щекой о мех, глажу его ладонью возле твоих ступней, мимолетно задевая самыми кончиками пальцев. Когти я втянул... лежу тут такой внешне безопасный и пожираю тебя глазами.

— Иди сюда, согрею... ничего не сделаю, пока сам не попросишь... только согрею... если сам подойдешь...

Адский Шут

Сам? Надейся!

Вот только, почему-то, надеюсь я...

В пляшущих тенях огня в камине твои взгляды, что бросаешь на меня — они материальны. Они опасны и полны чарующей чувственности. И обещаний...Я кожей чувствую их, угадывая где коснешься в следующий раз, где оставишь, как клеймо, свой эфемерный поцелуй.

Кончики пальцев, с хорошо продуманной случайностью, задевают мои ступни — а мне хочется, что бы ты вот так же осторожно коснулся еще и еще, чтобы провел пальцами по лодыжкам, нежно окружил косточки, погладил колени...

Но, я не посмею попросить... Пока еще нет...

А желание уже разливается в крови — пламенем, не горячим, а теплым-теплым, приятно ласкающим и совершенно не страшным... Телу, кажется, совсем нет тела до каких-то глупых сомнений... Да и честно, мне разве есть до них дело? Меня влечет к тебе, тебя, похоже, тоже — и это главное. Только... Я не хочу сдаваться сразу. А поэтому, просто сажусь ближе, так, что едва не касаюсь тебя и провожу рукой по твоей спине. Не кончиками пальцев, а всей ладонью, не отрываясь, от копчика и до шеи....

— Уговори меня...

Судья

Мне удалось подманить тебя на шаг ближе... ты сам меня касаешься, проводишь по спине, так что я невольно жмурюсь от удовольствия, чуть прогибаюсь назад, подвластный твоей ладони, трусь об нее шеей... Мне так хочется подмять тебя под себя, распластать на пушистых шкурах и целовать-целовать, пока не сдашься, но нет... сегодня другие правила игры.

— Уговори меня, — дразнишь, да?

Я ловлю твою ладонь — раз уж сам прикоснулся, значит, она уже моя. Целую, выбираю пальчик, облизываю, втягиваю в рот целиком, мои губы плотным кольцом скользят по нему, а я смотрю тебе в лицо, ловлю меняющееся выражение... У меня, конечно, не бывает такого шального взгляда, как у тебя, но в моих глазах обещание удовольствия и уверенность — ты сдашься мне сегодня, растаешь в моих руках — в этом нет никакого сомнения...

Я прерываю свое волнующее занятие, выпускаю твое запястье из своей ладони, удерживаясь, чтобы не дернуть тебя к себе.

— Что-нибудь еще дашь мне погреть? — голос чуть хриплый, облизываю губы, жду, что ты будешь делать дальше.

Адский Шут

Меня колотит от каждого прикосновения... Зажмуриваюсь, не в силах выносить твой взгляд... И тут же вновь распахиваю глаза — не смотреть не могу. Сколько же в тебе жарких обещаний... Сколько не прикрытой ни чем уверенности в нужном тебе исходе, что вновь хочу отпрянуть... А потом прижаться... Играться... До исступленья доводить... Дрожать... Ласкаться... Изводить...

— Что-нибудь еще дашь мне погреть? — такая открытая провокация, что просто неимоверно сильно хочется тут же вцепиться в твою ладонь зубами! Но себе на диво сдерживаюсь. Вместо этого пальцами касаюсь твоих губ и опускаю руку тебе на плечо, заставляя опуститься на спину... Лежишь передо мной, опираясь на согнутые в локтях руки, на твоем лице отражаются блики пламени, и пламя же бушует в черных озерах глаз... Наклоняюсь над тобой... Низко-низко... Так, что мои волосы темным медным пологом рассыпаются по твоей груди и, шалея от твоей близости, от запаха, от взгляда выдыхаю в твои губы...

— А что не побоишься взять?

Судья

Я помню, как ты любишь целоваться — так, что сулишь исполнять любые желания... но я также помню и про яд в твоих устах... а ты сейчас такой дикий и, кажется, до сих пор меня не узнаешь... Мне хочется вновь попробовать твоего горького меда и твоя опасность подогревает мне кровь... но я Судья, а ты темный лорд... Откидываюсь совсем на спину, отстраняясь от безумно желанных губ, зарываюсь пальцами в твои волосы, отвожу их от твоего лица, пропуская сквозь пальцы, в их шелковом потоке соскальзываю на твои плечи, веду по бокам, крепче сжимаю гибкую талию и подтягиваю тебя выше, чтобы добраться до твоей груди, жадными поцелуями очертить твое сердце, подразнить языком затвердевшие соски, чуть прикусить их, заставив тебя выгнуться. А руки шарят по твоим бедрам, гладят нежную кожу на внутренней поверхности, подкрадываются все выше, в то время, как я сползаю все ниже под тобой.

Адский Шут

Ты не хочешь меня целовать?! Эта мысль столь резка и очевидна, что я даже замираю... Безропотно позволяю гладить мои волосы, плечи, бока... Бросаю на тебя быстрый взгляд из-под завесы волос и даже решаюсь спросить почему — но ты прикусываешь мне сосок и я выгибаюсь от сладкой боли... Не могу сдержать стон, открываюсь твоим рукам, а в висках болью жжется "Почему..." Тянешь меня выше, продолжая целовать живот, и от этих поцелуев мешаются мысли...

Но, ты не хочешь меня целовать! Вдруг осознаю — я не помню, кто я, не знаю где я и совершенно не имею понятия кто этот демон с черными крыльями и глазами, которому готов сейчас отдаться... Меня охватывает паника. В страшных сказках именно так забирают души у глупых и доверчивых... Сердце уходит в пятки. Вновь становится страшно и холодно... Ты — несомненно демон... Я — несомненно имею душу....

Что я могу сделать? А ничего... Ничего не могу... Ты сильней. Вдыхаю глубже и прикусываю себе губу. Лишь бы... не долго...

Судья

Ты отчего-то напрягаешься — опять у тебя скачет настроение. Я целую тебя нежнее, трусь щекою о твой живот, трепетно касаюсь кончиком языка. Но что-то явно не так, хоть ты и не вырываешься.. вот именно — и не стонешь и не вырываешься — не похоже на тебя.

Я бережно опрокидываю тебя на шкуры, на бок, устраиваюсь рядом — смотрю глаза в глаза, глажу по голове, убираю растрепавшиеся прядки от лица. У тебя такой потерянный и даже испуганный взгляд. Обнимаю крепче, целую в висок, скулу, щеку.

— Ты согрелся? Хочешь, просто будем спать, ммм? — шепчу ему, а сам тянусь за шкурами, укрываю сверху. Что-то с тобой все-таки случилось плохое, лишь ненадолго выглянул знакомый солнечный лучик и вновь спрятался в незнакомом, испуганном существе. Но ты и такой вызываешь во мне бездну нежности. Не знаю, что делать со своими чувствами... ты же темный лорд...

Адский Шут

Нежничаешь теперь... Уложил меня рядом... А мне все, почему-то, ядом... Страшно и как-то пусто... До слез, горьких слез... Так грустно... Я боюсь тебя. И этот страх растет в груди, мешает... Мне плохо от него... А ты меня опять в висок целуешь. Вновь так нежно-нежно... Вот что со мною? Я маюсь... Плавится мой страх в груди, перетекает в ... нежность? я сумасшедший? Я тебя не знаю! Ты — демон! Шепчешь, укрываешь... Пахнешь морем... До одуренья... Я не могу... Смотрю тебе в глаза... Долго... Не смея даже дыханье перевести. И... И резко вжимаюсь в тебя, обнимаю руками и ногами, прячу голову у тебя на груди. Замираю опять... и ты замер и молчишь — видно я тебя озадачил.

Шепчу тебе свой вопрос — такой глупый и такой важный для меня.

— Почему ты меня не поцеловал? Ты душу мою заберешь, да?

Судья

Ты совсем больной и потерянный, я чувствую, как тебе плохо. Ну что ж мне делать? Что же я не так сделал... ведь ты вроде бы уже отогрелся, стал прежним и вдруг — такое. Хочу позвать тебя по имени... но я даже имени твоего не знаю... и от этого осознания внутри тоже становится холодно и пусто.

— Ну что ты? Что с тобой случилось? — глажу по плечам, целую в макушку, говорю, как с ребенком. — Твои поцелуи для меня ядовиты, мой хороший. Пока сознательно не скажешь, что не отравишь, я не могу тебя поцеловать. Прости. Я тебя не обижу, ну что ты? Ты совсем меня не помнишь? Я Амалей. Это ты мою душу забрать можешь, а я твою... только любить... — зачем это говорю, не знаю, совсем с ума сошел. Только мне сейчас так жутко внутри — кто и что с тобой сделал? И не забрал ли кто уже твою душу?!

— Я ничего-ничего не сделаю, что ты не захочешь. Ты всегда играешь со мной, думал, что и сейчас тоже. Не бойся, все хорошо... хорошо... — шепчу и сам не верю.

Адский Шут

Каждая твоя ласка — огненной черточкой по коже... Каждое твое слово — огненным вихрем мне в душу...

Каждое твое признание — огненным мотыльком остается в моей сердце... Они порхают... И от их крыльев занимается пламя... Оно сжигает меня изнутри, течет по венам, выводит огненные узоры перед глазами... Я дрожу, сильнее прижимаюсь к тебе... До боли... Что б даже и вдохнуть было невозможно...

Нет, не таю... Переплавляюсь... Во что-то другое? Огненное, яркое, безумное, бесстрашное... Но — твое. Пламя по венам — не кровь... Рукой завожу твои растрепанные волосы тебе за ухо, провожу кончиками пальцев по скуле, губам, любуясь твоими чертами, твоим ошеломленным взглядом... Еще бы, настроение мое так скачет, что сам себе удивляюсь... И тихо-тихо...

— Меня звать Август... Священный, волшебный, огненный... Любой. Твой, Амалей, теперь так точно твой...

Судья

Я смотрю в твои глаза, и они вновь зажигаются знакомым пламенем и моя душа взлетает к небесам от восторга и облегчения. Мне все-таки удалось растопить ледяную корку, в которую тебя заковали. Ты называешь свое имя... значит, все вспомнил... Ох, ты ведь ИМЯ мне свое назвал — не знаю, что это для тебя значит, но сладко поет сердце. Шепчешь, что ты мой... ах, как хочется поверить... Целую тебя в губы, нежно раскрываю их бутон, проникаю языком, пью твой горький мед... Это я твой, а ты огонь, который нельзя приручить — лишь ненадолго погреться, пока ты позволяешь... пока не вспомнишь о мятной тьме...

— Август... Август... яркий мой, разве можешь ты быть темным? — волосы твои вновь теплыми потоками в моих пальцах — яркий, пламенный, медовый. — Я тебя никогда удерживать не буду... летай, где хочешь... лю... — осекаюсь, не хочу даже произносить, вновь целую тебя, подыскивая другое слово, — Согревай, кого хочешь... только ко мне возвращайся, я всегда тебя буду ждать, слышишь? Даже если мне и нельзя... все равно буду... даже если запрещу себе, не смогу...

Адский Шут

Сладки... Твои поцелуи... Скольжу языком по твоим губам, целую в уголок... Улыбаюсь, дую тебе на виски, пропускаю твои черные пряди между пальцами... Так хочется... А почему-бы и нет? Беру волосы в горсть, сжимаю, и оттягиваю. Заставляя тебя откинуться назад и открыть мне свою шею... Рисую языком по коже — сладкой-сладкой, горячей... А у тебя дыханье срывается... И сердце стучит так быстро... Я слышу его стук

— Не нужно мне обещаний... Делай что хочешь... Просто позволь к тебе возвращаться. Когда мне плохо, когда мне хорошо, когда я горю, когда я мерзну... Когда мне хочется вернуться.

Веду рукам по твоей спине, окруживая позвонки...

— Когда... захочешь меня... увидеть...

Не могу говорить... Вновь срываюсь на поцелуи... Какой ты сладкий...

— Не во сне — сны твои и так мои навеки! — наяву... Позови меня... По имени. Где-бы я не был, с кем бы я не был... Я вернусь к тебе.

Беру твое лицо в ладони, смотрю в глаза — пристально, словно пытаюсь отыскать истину в их глубине... Кто я для тебя... Ты чуть не сказал, что любишь... Оговорился? Или побоялся сказать? Страшно любить безумного темного Лорда с огнем в крови... Страшно и мне любить Демона тьмы с судейской мантией на плечах... Ты со мной нежен и ласков. Но не зря тебя боится даже Князь... Есть в тебе и много неведомого мне, то, что ты не показываешь пока. и все же...

— Я сказал тебе свое имя... Я назвался твоим. я не играю с тобой... Я схожу по тебе с ума.

Судья

Твои прикосновения, твои поцелуи, страсть разгорается с новой силой, закручивается внутри в огненные спирали и огонь тянется к огню.

— А я уже... сошел... с ума... — шепчу, опрокидываю тебя на шкуры, прижимаю своим весом, начинаю целовать всего, везде... опускаюсь все ниже, сдираю когтями остатки одежды — страстно, но осторожно, чтобы не царапнуть кожу. — Не верь нежности черных демонов, мой хороший, я себя сдерживаю... Но я никогда тебя не обижу... Я хочу, чтобы ты возвращался... И не отказывайся от моих обещаний. Я знаю, почему их даю, а ты нет. — Говорю и глажу твои бедра, ныряю пальцами под колени, ласкаю нежную кожу в сгибах, развожу твои ноги шире, — И спасибо за твой подарок, Август, он для меня бесценен, — склоняюсь, вбираю твое желание губами. Ты и здесь медовый... мед и полынь... Август...

Знаешь ли ты, почему Судья так часто приходил к твоей Хранительнице, чтобы проконтролировать у нее дела? Ну конечно — ведь ей доверено два темных лорда, она нуждается в поддержке... все правильно... Только неправильно, когда взгляд черных, погасивших свое пламя глаз задерживался на кукле в маске и шутовском колпаке с маленькими серебряными бубенчиками. А потом снова на крыше собора, присесть на парапет и каменной статуей смотреть на зарождающийся рассвет и его яркие краски напомнят о том, о чем Судье думать нельзя...

Адский Шут

Я знаю, мой нежный, что верить черным демонам опасно... Но, я поверю...Тебе поверю.

Бесстыдно выгибаюсь тебе на встречу... Как же хорошо... Вцепляюсь в твои плечи, кусаю свои губы. Глаза открыты, а ничего не вижу — по стенам, по темным теням лишь огонь... Не могу больше... Просто не могу — так тебя хочу. Вновь собираю твои волосы в ладонь и тяну вверх. Так, что б ты лег на меня... Чтобы чувствовать твою тяжесть на себе... Вновь очертить изгиб спины, сжать ягодицы и нежно провести кончиками пальцев вдоль позвоночника...

— Не сдерживай себя... Бери так, как ты хочешь....

Судья

Сегодня я хочу быть нежным... ты напугал меня, когда не помнил и боялся... сегодня хочу согреть тебя... только согреть... и самому согреться...

Вхожу плавно в твое горячее... горящее тело... двигаюсь медленно, глядя как ты терзаешь губы зубами... наши дыхания — тяжелые, напряженные... ты стонешь, вцепляешься острыми ногтями мне в ягодицы, заставляешь меня сильнее вбиваться в тебя... а ты мечешься, извиваешься подо мною, хватаешь ртом воздух, царапаешь мне спину. Я ловлю твои руки, заламываю вверх, вжимаю в шкуры, забываю обо всем... беру тебя — неистово, яростно, сходя с ума...

— Август... Август... люблю...

Адский Шут

Больно... Но, эта боль в радость... Подаюсь тебе на встречу. Глубже! Сильнее! Давай же, радость моя... Обхватываю твою талию ногами, кусаю себе губы, чтоб не застонать... В безумстве царапаю твою спину, оставляя глубокие царапины... А ты ловишь мои руки и заламываешь над моей головой — крепко, так что не вырвать... И это отдается во мне сладким гневом, страстью, и вновь огнем... Твоя ярость, твои движенья — они меня сжигают... Ничего не вижу больше кроме огня в твоих глазах, ничего не слышу кроме твоего дыхания... Чтоб не закричать кусаю тебя за плечо... Горю! Просто горю... Для тебя...

— Амалей... я... люблю...

Судья

Я сгорел дотла, до черного пламени перед глазами... я преступил черту... это уже больше, чем запретная страсть... ее еще можно отделить от души, скованной Обетом Равновесия, а...

Я закрываю глаза... не хочу думать — потом-потом — сейчас весь мир далеко за окном.

Обнимаю тебя, опять целую в висок, слизываю пот с твоей кожи, чувствую языком как бьется твой пульс, постепенно успокаиваясь. Приглаживаю растрепанный вихрь твоих волос.

— Не исчезай сейчас... побудь хоть еще немного со мной... пожалуйста, — шепчу еле слышно, может быть, не услышишь...

Адский Шут

Черным ветром развею по миру я твои печали все до одной... Буду я огнем неистовым для тебя каждой ночью... Не хочешь? Хочешь? А мне уже все равно... Нет меня без тебя... Свое пламя с тьмою твоею смешал... Смешной я , глупый... Но, сердце свое тебе отдал...

Нежно-нежно отвожу черные прядки с твоего лица... Целую... Сначала легонько, а потом глубоко, чуть ли не кусая... Неистово... Как будто печать свою на тебя этим поцелуем ставлю... и извиняясь за этот порыв, тихонечко провожу по твоим губам пальцами... Трусь носом о твой нос... Вновь, почему-то смущаюсь... Прячусь в твоих объятьях... Засыпаю почти... И уже на грани сна и яви шепчу:

— До рассвета... Я твой до рассвета. А дальше — как сам захочешь.

Судья

Снова укрываю тебя шкурами, прячу нас в их пушистый мех. До рассвета буду обнимать тебя... теплого, мягкого, моего... Буду вдыхать мед твоих волос... Убаюканный твоим дыханием, твоим запахом, мерным стуком твоего сердца совсем рядом с моим... я засыпаю... пусть мне сегодня ничего не снится — моя явь пока прекраснее сна...

Я проснулся от тревожного чувства — темные лорды сходились к Храму... и Князь... его зов больше не стоило игнорировать. Надо было выяснить, что он хочет... тем более, что сейчас я уже не смогу... судить... пора договариваться, но Князю об этом знать не стоит. Я посмотрел на спящего Августа... это имя отзывалось сладкой дрожью в моем сердце... еще минутку полюбуюсь на тебя... пока ты мой... не хочу тебя будить, ты так безмятежно спишь, полностью доверившись моим объятиям. Князь не простит нам... его черная душа не отпустит от себя ни одного из темных лордов. И ты... тебе ведь он тоже небезразличен... ледяная иголка в сердце...

Я осторожно высвобождаю руки, тихонько, невесомо целую тебя в уголок губ... это не простой поцелуй — ты его почувствуешь, как только проснешься. А если мне повезет, то, может, мне удастся вернуться, и ты еще будешь здесь...

12

Теодор

Я встрепенулся. Хаос? Сел, потер рукой лоб, выгоняя все ненужные мысли. Хватит страдать, есть дела.

С тоской оглядев подлунный сад, я развеял его. Пальцы опять слушались. Души внутри застыли на своих местах. Ни следа от кровавых узоров на теле. Теперь ничего не напоминало о ночи, проведенной с Князем.

Одежда наездника. Достав из кармана перчатки, я увидел, что к одной из них прилип розовый нежный лепесток. Я стоял и смотрел на него, пока боль от душ очередного гибнущего мира не привела в чувство. Сняв лепесток с перчатки, я изо всех сил сжал-смял его и выбросил за спину. По щеке протекла одинокая слеза.

Разъяв грань мира, я шагнул к Хаосу. Увидев Хаоса в виде прекрасного юноши, неодобрительно покачал головой — в таком виде Хаосу нельзя было оставаться долго, да и далеко от меня тоже. Он становился еще более безумным. Шагнув к увлеченному Дракону, взял того за подбородок и твердо посмотрел в глаза, ища там настоящего Хаоса.

— Скучал по мне?

Князь

Я стою на огромной площади перед Храмом. Тем Храмом, что отражается во многих мирах. Здесь я собираюсь встретиться с Судьей. Слишком занятым. Я знаю кем именно. Я чувствую это с того момента, как встретился с тобой во сне, когда ты трусливо сбежал от долгого разговора.

А еще я чувствую боль. Огненную боль... Но не оборачиваюсь, не слушаю музыку скрипки, призывающей меня ответить. Скрипач думает, что я отравил его жизнь любовью. Да, отравил, ища тьмы и забвения. Я — Зло, которое нужно уничтожить... Лорды этого желают. И полагают, что так будет правильно.

Они сделали бы так и раньше, но сами попались. Сами оказались осужденными. И я готов их спасти, отдав свою душу Судье, чтобы он освободил моих подданных от жестокого приговора. Чтобы я наконец перестал чувствовать адскую боль о тебе... И никогда, никогда не видел тебя больше во сне.

Ледяной Принц

— У нас все получилось, малыш. Иди, Князю сейчас ТОЖЕ больно...

Киваю, медленно вставая.. Я ведь все знаю, понимаю..

И вот стою я под дождем... как хорошо, он вымоет огонь.. Вернет мой Холод, мою суть.

Что там говорил Шут? Про то, что появлюсь, где б я не пожелал? Ну что ж, желаю. Знаю, что желаю!

Моргаю. Судорожный вздох. Храм? Ведь тут Судья? Я ничего не понимаю....

Судья

И что лордам нужно у Храма, да еще в таком количестве?! Уже двое... Еще и Хаос перешел все границы — и с ним надо разобраться... но сначала — Князь. Я и так заставил его долго ждать, а он как видно так желает этой встречи, что уж второй раз оббивает порог Храма. Ну что ж — вот он я!

Крылатая тень накрывает человека, стоящего на площади и глядящего с яростью на громаду Храма. Знаю, ярость это направлена отнюдь не на равнодушное в своей каменной монументальности здание.

Я опускаюсь за спиной Князя, взмах моих крыльев, развевает его волосы и одежду.

— Ба, Ваша Темность, собственной персоной и без охраны! — усмехаюсь я. — А не боитесь, самоуверенный мой, ходить тут в столь хрупком и соблазнительном облике? Или вы пришли покаяться и отдаться... в руки... правосудия?

Князь

Да, Судья привык, чтобы его боялись... Он самоуверенно и с пафосом появился передо мной, размахивая крыльями.

Вот он — мой соперник, которого избрал Шут. Что же, такова судьба... Играть с ней я не намерен.

— Приветствую тебя, Амалей... Довольно странно, что ты предпочел явиться предо мной с крыльями в человеческом мире... Не кажется ли странным, что ты нарушаешь сам законы?

Я смотрю прямо. Красив. Притягательной магией, силой...

— Я пришел тебе отдать кое-что взамен свободы Лордов.

Судья

И что лордам нужно у Храма, да еще в таком количестве?! Уже двое... Еще и Хаос перешел все границы — и с ним надо разобраться... но сначала — Князь. Я и так заставил его долго ждать, а он как видно так желает этой встречи, что уж второй раз оббивает порог Храма. Ну что ж — вот он я!

Крылатая тень накрывает человека, стоящего на площади и глядящего с яростью на громаду Храма. Знаю, ярость это направлена отнюдь не на равнодушное в своей каменной монументальности здание.

Я опускаюсь за спиной Князя, взмах моих крыльев, развевает его волосы и одежду.

— Ба, Ваша Темность, собственной персоной и без охраны! — усмехаюсь я. — А не боитесь, самоуверенный мой, ходить тут в столь хрупком и соблазнительном облике? Или вы пришли покаяться и отдаться... в руки... правосудия?

Князь

Да, Судья привык, чтобы его боялись... Он самоуверенно и с пафосом появился передо мной, размахивая крыльями.

Вот он — мой соперник, которого избрал Шут. Что же, такова судьба... Играть с ней я не намерен.

— Приветствую тебя, Амалей... Довольно странно, что ты предпочел явиться предо мной с крыльями в человеческом мире... Не кажется ли странным, что ты нарушаешь сам законы?

Я смотрю прямо. Красив. Притягательной магией, силой...

— Я пришел тебе отдать кое-что взамен свободы Лордов.

Судья

— Во времена, когда оживают куклы, ничего удивительного, когда горгульи слетают с крыш древних соборов, — я пожимаю плечами, крылья превращаются в судейскую мантию, — Ты пришел выторговывать свободу лордов? Ты?! Тот, кто превратил их в живые игрушки, еще раньше, чем я. Я лишь подчеркнул порядок вещей... Они игрушки, отравленные твоими темными страстями. Пока ты жив, они никогда не будут свободными... или... — мрачная улыбка ложится на мои губы, — ты пришел отдать мне свою жизнь?

Князь

— Каждую истину можно извратить, Судья. — я улыбаюсь и продолжаю быть человеком. — В отличие от тебя их игрушками я никогда не считал. А кем уж решили стать для меня Темные Лорды — спроси у них. Но они несвободны по твоей милости. То есть немилости Суда, вынесшего приговор не мне, а тем, кто невиновен.

Срываю дорожный плащ. Делаю шаг навстречу.

— Ты жизни лишить меня желаешь? Ведь проще так? Ведь так огнем владеть возможно без меня...

Судья

— Кто виновен, оставь судить мне, — я отвешиваю театральный поклон, — Владеть огнем невозможно, — моя усмешка отдает горечью, может, оттого, что моих губ в последнее время слишком часто касается горький мед. — Это стихия и если ты ненадолго зажег его в своем очаге и погрелся, ты не стал его хозяином. За лишением жизни, это не ко мне. Это обязанности Палача, я лишь выношу приговор и слежу за его исполнением. И не суди по себе, Князь, твое жадное сердце хочет всех и сразу, ты не умеешь делиться, ты умеешь только подчинять и даже отпуская, наказываешь. И уж прости, что-то мне не верится, что тебя интересует чья-то свобода отдельно от твоей власти. Но можешь продолжать, — киваю на сброшенный плащ и ухмыляюсь, — Мне пока интересно.

Князь

— Так, значит, суд будет честным в этот раз? — я многозначительно приподнимаю брови, не веря ни одному сказанному слову. Ты ловко плетешь нить рассуждений, Судья. Прикрываешься данной властью и обвиняя меня в ней же... Ты забавен.

Твой интерес происходит из того, чтобы понять почему, как и отчего... Не потому что интересен кто-то из темных. Ты уже выбрал. Выбрал и доведешь дело до конца.

— Жадное сердце? Давно ли ты слышал стук в моей груди, Амалей? Князьям нельзя править сердцем. Тем более, если их вассалы — демоны! Их нрав, их ум, их великая мощь могут сами по себе изменять мир. И Князь я лишь потому, что объединяю в одно Лордов своей душой. Здесь суть не во власти моей, а в их власти надо мной... Они выбирают, они сами себя наказывают. А ты — ты можешь вынести оправдательный приговор.

Судья

— Нет сердца? Тем хуже для тебя, значит, ты просто жадный без сердца, — мой тон дразнящий, в голову приходит смешная мысль "Интересно я смогу его разозлить настолько, что он посрывает с себя всю одежду?" — Суд честным? Да брось. Честность понятие относительное, также, как и справедливость. Всем угодить невозможно, всегда останутся недовольные и будут кричать, что с ними поступили нечестно. Потому и назначается Судья. Ты хотел почитать свод Законов? — я дарю тебе очередную издевательскую усмешку. — Я тебе его и так перескажу. Он короткий, незачем даже записывать. Пункт первый: Судья всегда прав. Второй пункт оглашать или сам догадаешься? — делаю шаг к тебе ближе. — Ты пришел торговаться? Так торгуйся, а не разводи здесь философию. Пока я не вижу никакого резона выносить оправдательный приговор. Ты как в прошлый раз не мог сдержать своих лордов под контролем и они все перегрызлись и устроили тут хаос во всех смыслах, так и сейчас что-то незаметно, что все изменилось. А как было спокойно, когда они сидели себе тихими куколками, а романтически настроенный мальчик носился по магазинам в поисках волшебного Скрипача!

Князь

— Торговаться? — я рассматриваю Амалея и хочу понять, что нашел в нем мой Шут.

Он умен, он страстен, он умеет быть нежным и в то же время безудержным, как ураган. Он и сам носит маску, только она — это мантия закона, которым теперь так легко прикрываться. Прав? Да, легко быть правым, если тебе дана такая возможность.

— Дай мне отсрочку до суда. Тебе я в залог оставлю душу мира. Когда же наступит срок, я явлюсь... И если не смогу угомонить Лордов, суди!

Он целовал его, пил яд от губ... Кружится голова лишь от того, что чувствую Шута. Мне тяжело и больно. Я люблю. Безумно. Пусть душу заберет, чтоб я стал льдом холодным.

Судья

Я смотрю на него и оцениваю... и чувствую на себе такой же оценивающий соперника взгляд. Судья бы принял его предложение... так правильно, а я открываю рот и слышу собственные слова:

— Ты же сам знаешь, что теперь мне этого мало...

Князь

-Мало? — в пьяной голове вопрос не укладывается, кажется странным и вызывающим. Я ищу подвоха. "Что тебе надо, Амалей? — спрашиваю одними глазами. — Что ты хочешь помимо?"

Нужно понять, но боль не дает сосредоточиться.

— Это все, что осталось, Амалей. — я медлю. Я понимаю, что речь идет о том, кто, как огонь. Если теперь, я произнесу слова. Если смогу их выговорить, ранясь о каждое, как о стекло. — Ты можешь забрать и Шута.

Ну, вот... Я произнес. Немного. Согласится? Не опуская головы, я улыбаюсь... А душа клокочет от любви и ненавидит — МЕНЯ! Мой Шут, тебя я отпускаю.

Судья

Я смотрю на него... ну надо же — сердца нет, а в глазах такое отчаяние. А улыбка, словно ему челюсти сводит. Тебе мало Скрипача? Мало Пожирателя? Мало...

А ты красивый... в тебе тоже есть огонь — только не такой, как у Шута — у него веселый, непокорный, метущийся, а твой готов пожрать все, включая тебя самого. Но я понимаю, почему моего дорогого мотылька манит твой пожар...

— Шут не твоя собственность... он не вещь, чтобы я мог его забрать, — холодно отвечаю ему. — Просто дай мне слово, что не станешь нам мешать. И имей ввиду, — подхожу к нему вплотную, когти ложатся на тонкую человеческую кожу на его подбородке, я вскидываю ему голову, смотрю загоревшимися алым огнем глазами в его, пока еще человеческие, наклоняюсь близко-близко и выдыхаю ему в губы, — Если он окажется в твоей постели — неважно, ты его туда затащишь, или он сам к тебе прибежит, ТЫ окажешься в моей — вместе с ним. Чтобы ему больше не пришлось разрываться между нами двумя.

Князь

Я улыбаюсь. Бедный Амалей... Страсть ослепила тебя. Нежные пальчики Шута, как мотыльки, игривы. Его слова способны раздразнить и вдохнуть жизнь даже в камень. Когда он играет, собеседник, любовник, друг или недруг теряют волю... Свою ты растерял, Судья!

Грозишь, выманиваешь Слово! Как легко тебя купить...

— Так научись его удерживать... Ты ведь сказал, что так легко за Лордами следить, справляться с их безумием... Ведь птичку приманил... Тебе я уступил дорогу... Но ты боишься... Боишься, что однажды, на рассвете, он убежит... Найдет другую радость и веселье. И больше не вернется никогда! — рука моя ложится поверх твоей. — Коль так случится, Амалей, что по твоей вине он вдруг тебя разлюбит, я откажусь от сделки. И ты вернешь мне Лордов Светлых — всех до одного. Теперь даю я Слово!

Судья

Проклятье! Ты Отец Коварства, Князь Тьмы! С тобой торговаться — себе дороже! Теперь ты не успокоишься, пока не выжжешь из сердца Шута мое имя.

Я сжимаю пальцы, и кровь течет ручейками по твоему подбородку. Мне хочется бросить тебя на жесткий пол, прямо сейчас — и показать, что я с тобой сделаю, если ты встанешь между нами. Я усмехаюсь, скаля клыки.

— Эгоист! — я толкаю его, и мы пролетаем десятки метров, пока я не впечатываю его спиной в каменную стену собора. — Да, может быть, я и боюсь! — вминаю его в камень еще сильнее, до хруста ребер, — И я не такое Слово просил, так что вот теперь тебе мое! Если Шут меня разлюбит, и я хоть на секунду заподозрю, что без тебя тут не обошлось, я приду утешаться к тебе, мой милый Князь! И тебе это НЕ ПОНРАВИТСЯ! — грубо раздвигаю ему ноги коленом, хватаю его за горло, чуть придушивая и впиваюсь в губы — жестко, раня клыками, сминая, не давая вздохнуть.

Князь

Наконец! Я добился твоей ярости, Амалей. Я добился твоей силы, Амалей! Ты сдался так просто, Амалей! Что может быть лучше, чем физическая боль, которая приглушает внутреннюю? Я чувствую вкус крови на губах, и губы твои такие преступно возбуждающие... Не бойся, Судья, я не потребую многого... Не окажу сопротивления. Впиваюсь ответно в губы противника, почти кусаю, на грани... Все теперь зависит от меня...

Проникаю языком в рот и отпускаю свою душу...

Боли больше нет... Я свободен.

Там, внизу, Судья обнимает оболочку. Я смотрю на отражения Храма в своих зеркалах.

— Амалей, — зову тихо. — Амалей!

А потом оборачиваюсь и вижу в одном из отражений Шута. Я был болен тобой! Тобой одним... Я отказался от Светлых Лордов из-за тебя...

Сейчас ты в объятиях Судьи... Прощай! Глажу поверхность, сминаю мяту между пальцами.

Я свободен. Судья стал Князем...

Ледяной Принц

Когда пришел Судья я знал, знал что меня заметили.. но потом, похоже, обо всем забыли. Чего добился Князь? Не понимаю.. И все ради Шута... Грустно улыбаюсь. Пленил он всех. Отца моего даже. Хоть это было и давно... с Шутом ведь сложно — он не постоянен. но манит — да...

И что мне теперь делать? Я не знаю. идти к Шуту? Не глупо ли? Но там Отец.. Но Он.. Захочет ли сейчас меня увидеть? Не знаю... И что же остается?

13

Теодор

— Скучал по мне?

Дракон

Я поднял глаза, в которых стояла ярость на своего наездника. Оттолкнул руку. Встал, выпрямляясь.

— Теперь я свободен от тебя! — черные глаза испустили такую же черную слезу. — Ты оставил меня. Ты хотел лишить меня души и избавиться, чтобы получить еще больше силы. Я сожру все миры... Всех вас...

Теодор

Я внимательно вгляделся в Хаоса. Странно, что он еще помнил, говорил, он должен был давно потерять разум. Значит, у меня еще есть шанс. Я нежно коснулся щеки Дракона и мягко произнес:

— Хаос, смотри на меня! Я никогда не оставлял тебя. Я просто забрал тебя с собой, чтобы ты не сошел с ума. Князь оставил нам пустышку. Там не было Скрипача. Я не убил тебя, хотя мог. Ты же это чувствовал?

Волшебный голос лился мягко, как масло, обволакивая Хаоса, успокаивая, убаюкивая, подчиняя его. Я не хотел делать больно Дракону. Даже когда Хаос избрал меня наездником, то предпочитал не приказывать, а договариваться.

Дракон

Вслушиваться в его голос было больно и одновременно приятно. Я хотел обнять Теодора. Хотелось, чтобы он больше никогда не исчезал. Но внутри другое, черная пустота утверждала, что любви не бывает и не будет никогда между ними.

Я мечтал завладеть скрипкой Скрипача, поломать ее и больше не слышать песню любви, но музыка пробудила страсть... И теперь...

— Уходи! — я потемнел, выпуская из себя сотни жалящих щупалец. — Иначе я и тебя убью.

Теодор

Я тяжело вздохнул и шагнул ближе к Хаосу, буквально насаживаясь на щупальца, которыми ощетинился Дракон, и обнял его. Прошептал в ухо:

— Глупенький. Я же твой наездник. Так ты не сможешь причинить мне вред.

Шепот лился патокой, губы пахли медом, руки нежно обнимали Дракона. Нужно помочь ему. Нужно вернуть черного лорда в истинный вид. Нужно вытравить из него столь неправильные чувства.

Дракон

Мне нравилось, как Теодор пахнет... Хотелось целовать и забыться, отбросить ярость пробуждения от скрипки.

Я перебирал волосы своего Лорда, сплетал их в завитки облаков... Щупальца отступали, сменяясь змеями, которые оплетали Теодора, прижимая того все ближе.

— Я доверился лишь тебе, — сказал я тихо. — Лишь тебе вверялся... Мы с тобой оба не любили миры... Ты воровал души, я уничтожал цивилизации. Теперь Скрипач опять желает вернуть Светлых Лордов. Он толкнул Князя к Судье...

Губы коснулись губ Теодора — мягко и одновременно со скрываемой яростью.

— Я не животное. Я стихия...

Теодор

— Я знаю, — шепот проникал во все уголки Хаоса. — Ты разве еще не все помнишь?

Хаос, Хаос... Когда тебя только призвали, ты действительно больше был похож на неразумного животного. Но ты и тогда был прекрасен. Прекрасен своей неукротимой яростью, своим желанием разрушать и создавать. Сам создавать не мог, но даже самый светлый лорд не может создать хоть что-нибудь из пустоты. Ты давал то, из чего можно создавать любые миры — первозданную стихию. Ты этого уже не вспомнишь. Когда ушли белые лорды мне пришлось изъять этот кусочек души у тебя.

Великолепный дракон разрушения...

Что притягивало тебя ко мне? Мои души? Или не только? Но в конце концов ты стал моим Драконом. Чем дольше мы были вместе, тем более разумным ты становился. В конце концов ты обрел и этот облик. Но для тебя это слишком большая нагрузка, слишком, особенно сейчас.

Я не хочу, чтобы ты опять скатился в безумие, мой Дракон.

Я углубил поцелуй.

Ты меня простишь.

Губы начали горчить.

Дракон

Я не хотел ничего вспоминать. Пусть только Теодор целует. Забыться... Не вспоминать Светлое. Быть яростным и диким лучше, чем ходить с ошейником и подчиняться, отдавая себя для созидания...

Ладошки легли на грудь наездника. Он выбрал Теодора. Он чувствует его, осязает, скручивает его в объятиях, чтобы никогда не отпускать... Нельзя, чтобы Князь подчинился и отдал себя Свету.

Язык Теодора проник в рот. Горечь. Пряность. Сладость. Кислота...

Как жарко от его объятий. Как хочется добавить чуточку виски и льда. Размешать и выпить залпом. Или абсент... Расплавить на медленном огне кусочек сахара... Выпить и отчаянно утонуть в сотнях криков чужих душ.

Я проник под камзол тонкими пальцами, пробежал по краю рубашки... Горько-сладкий, но все равно мой.

Теодор

Я понял, что он делает что-то не так. Всполохи души Дракона показывали, что он все-таки помнит изъятое. Неужели пока я его держал в себе, душа объединилась? Нужно было что-то срочно предпринимать. А не хотелось... Хотелось отпустить себя и вспомнить... Вспомнить неистовство Хаоса не только при разрушении, вспомнить, как он управлял Хаосом, как тот подчинялся ему. Вспомнить...

— Вспомнить? Неужели тебе мало Князя? — оборвал себя.

Тонкие нежные пальчики забрались под камзол, пробежались по тем же местам, по которым недавно рисовали кровавые узоры когти его Князя. Сердце болезненно сжалось.

Нельзя, нельзя сейчас ничего показывать. Нельзя сейчас сделать ему больно! Спи-спи, мой Дракон! Не думай, думать буду я. Просто подчинись...

Я отстранился от Хаоса и пробежал пальцами по скуле Хаоса, оставляя сонное заклинание:

— Ты мой Дракон...

Дракон

— Я твой! — глаза закрывались сами собой. Я так устал, я нашел, наконец, объятия... И видел... почему-то видел, как на Теодора осыпаются белоснежные лепестки...

Теодор

Я подхватил падающее тело и, сев в кресло, устроил рядом Дракона. Прижимая его к себе одной рукой, другой перебирал светлые кудряшки спящего юноши. Никто другой из лордов не видел Дракона в этом облике. Это был только их секрет.

Расслабившись, я по ниточкам душ стал проверять, что происходит с другими лордами.

14

Князь Света

Зеркала. Зеркала... Зеркала? Судьбы мира... Моя судьба... Искры света... Искры огня... Без тебя... Без себя... Не любя-любя...

Кружусь, падаю осенним листом. Между тьмой и светом. Между "до" и "после". Я проклял себя, дав Амалею Слово. Он проклял себя, потому что Слово перешло к нему. И тем самым нарушил уже запрет. Шут уже не с Судьей. Шут любит Амалея, а значит — Князя.

— Светлые Лорды! — тихо касаюсь стекол, режу пальцы. Удивляюсь — это кровь? Что произошло со мной? Что я наделал? Три светлые фигуры выходят из вечного огня, которые после Суда заключили в сосуд. Они проникают в меня, заполняя душой Света. Они давно утратили жизни, но в дар оставили так много тепла и радости. Вера? Верю в прекрасное, в великое возрождение. Надежда? Надеюсь на спасение и созидание. Любовь? Я боюсь новой боли... Но эта так ласкова, она способна согреть и подарить мечты... Боль наслаждения. Боль единения с целым Миром.

Я смотрю в зеркала и не узнаю себя. Я больше не человек. И не повелитель великого мрака. Во мне бьется неистово сердце.

Раскрываю огромные белые крылья и освещаю восходом Новый День.

Ледяной Принц

Тяжело вздохнув, захожу в Храм. Куда же ушел Князь? Или тот, кем он стал? Зачем мне все, это не понимаю... Нет, ну вот зачем, зачем я иду по этому Храму, прекрасно зная, что ни к чему хорошему это не приведет? Победить, отомстить? О-о-о, я не настолько наивен. И своих сил не переоцениваю.

Коридоры, коридоры... их бесчисленное множество. А снаружи Храм кажется меньше. Замираю, услышав шум, и сворачиваю на звук.

Белоснежные крылья... Я заворожен.. Светлое создание! Как, откуда?! Еще немного посмотреть..

Отшатываюсь.

-Князь?!

Ой, кажется, я это сказал в слух...

Князь Света

Я сижу на полу, не понимая, что происходит, и смотрю на прекрасного юношу. Снежного. Белые вихри его плащ. Белые волосы сверкают. Красные глаза.

Он похож на кого-то смутно... На кого? На Лорда Тьмы. Тот, что меняет образы и бывает Девой.

— Что тебе нужно? — прижимаю ладонь к груди. Кровь окрасила алым мой белый камзол. Я ранен? По шее стекает струйка крови.

Смутно все... Бледный рассвет вползает в стены Храма. Я больше не чувствую ненависти и злобы. Ушло метанье.

Есть надежда...

Встаю медленно и расправляю крылья.

Принц

Нет, это не Князь. Раньше — да, но теперь...

— Кем ты стал?

Подхожу, проводя по ране ледяными пальчиками.

— Я не умею лечить. Могу только заморозить, чтобы кровь не бежала. Или..

Шут же говорил, что я стану сильней? Можно попробовать..

Кладу ладони на шею Князя — такой теплый. И правда, кровь остановилась. Улыбаюсь, но тут же одергиваю себя — нашел кому! Он же так поступил со Скрипачом! Но..теперь ведь и он — не он?..

Повторяю вопрос:

— Кем ты стал?

Князь Света

Я пытаюсь понять вопрос. Кровь больше не течет, но что-то колкое проникло в меня разноцветными осколками. Радугой отразилось по крыльям и зацвело прямо в сердце. Любовь. К кому? Кто прокрался внутрь с одним касание снежного мальчика, который так гневно глядит на меня. Он сердится и хмурит брови. Я его чем-то обидел?

— Я... — ищу слова, пытаюсь понять... — Князь... Князь Света...

Этот Храм так темен. Я освещаю старинную мозаику на стенах, наполняю красками. Вспыхивают разноцветьем острые окна. Оживают рисунки... Оживает место, где недавно царил полумрак, и маленький принц начинает переливаться радугой.

Ледяной Принц

— Я... Князь... Князь Света...

Вот уж чего не ожидал.. Даже теряюсь.

-Князь Света? — смешок. — Ты?

Вздыхаю. Дааа...и вот что мне с ним делать? А тем временем Храм оживает, светлеет просто на глазах. Становиться таким красивым, что я невольно ахаю, глядя на все это великолепие — а ведь совсем пару мгновений назад все было таким серым.

— Ты останешься здесь?

Хотя какое мне дело? Вновь невольно хмурюсь, чувствуя себя нянькой, но.. почему-то не могу уйти так просто..

Князь Света

Он спрашивает меня. Какие странные вопросы. Если бы понять их смысл.

— Нет. Есть нечто... — самый яркий осколок проникает в сердце. Мир становится все ярче и красивее. — Прости, милый мальчик, я должен идти... —

взмах крыльев, и я поднимаюсь в воздух, вылетаю в открытые двери и поднимаюсь высоко-высоко в небо.

Князь Тьмы (он же Судья)

Душа Тьмы врывается в меня, вскрикиваю, выпуская из объятий пустую, бесполезную оболочку, падаю на колени, корчусь на каменной мостовой. Но этого не может быть! Я Судья! Я беспристрастен, я оплот правосудия, я не подвластен ни Тьме ни Свету — это Закон! Как могла войти в меня Тьма, как могла прикоснуться к моей собственной душе, скованной Обетом Равновесия?

Ответ прост — в мою душу уже давно вошла Тьма... любовью к темному лорду... и ревностью, разъедающей душу... Я забыл свои обязанности, нарушил Обет. Все, чего желал я — объятий Огня... И сейчас — связав Князя Тьмы словом... попался в собственную ловушку. Без Ганса мне теперь нельзя быть с Шутом, а Ганс меня ненавидит... он получил Свет, а мне отдал власть над Тьмой... Ну что ж — эта любовь к... воспоминание о его настоящем имени больно впивается в оплетаемую Тьмой душу... мой яркий... разве ты темный?... эта любовь к... Адскому Шуту с самого начала была для меня преступной — я за нее поплатился... и я ее потерял... Умел назначать наказания — умей их и принять... отголоски Обета Равновесия еще оставались в моей душе, я все еще Судья! И это катастрофа. Мир, который судит Тьма!

Боль от разрывающих меня противоречий не дает дышать, но я сумею ее смирить, сумею... Я поднимаюсь с колен — распахиваю черные крылья... Я не чувствую больше Хаоса... кто-то из моих темных лордов его смирил... МОИХ темных лордов??? Снова задыхаюсь от осознания... от всего кошмара, что ты мне подарил... Ганс... О я теперь многое о тебе знаю... Я ошибался... Но теперь поздно... Теперь это все моя ноша...

Губы прорезает усмешка...и вдруг смех вырывается из груди... прокатывается под сводами собора, вырывается в межмирье — жуткий, черный, опаляющий... я и раньше умел управлять тьмой... мне нельзя было ею пользоваться будучи Судьей, но я считал, что справлюсь... Обет Равновесия защитит меня от ее влияния... а теперь... Князь Тьмы! Может, так и правильно?

И крылья, сотканные из Тьмы, унесли меня в ночь...

Ледяной Принц

Улетел.. ну что ж, так проще. Вот только с его уходом стало неспокойно. Отсюда нужно выбираться — это однозначно. И не только потому, что это Храм. Рядом чувствуется Тьма. Князь Тьмы. Ичто-то мне подсказывает, что с новым Князем мне встречаться не очень хочется...

15

Скрипач

Я открыл глаза в странной комнате, которая медленно кружилась перед глазами. За окном хлестал дождь. Мир плакал и кровоточил, как его сердце в руке Князя. Мне кажется, я говорил с кем-то во сне, вспоминал, что было раньше, когда горел ярко Свет. Сейчас рядом со мной лежали смешные перчатки, расшитые разноцветным бисером.

Коснулся груди. Раны нет. Она зашита прочными нитками. Лгут боги когда говорят, что вырванное сердце болеть не может. А вот его болит. Или уже не его, А Ганса?

Повернулся и посмотрел на окно, где дорожками дождь рисует линии и зигзаги. Мой маленький Принц, я отправил тебя в Храм... Я так боюсь за Князя. И в сердце печаль, что вернувшись, он не любит меня больше. Мой князь, я жду тебя. Я приму тебя любым. Только вернись. Тебе же есть к кому возвращаться.

— Шут, ты еще здесь? — спускаю аккуратно ноги на пол. Ищу глазами скрипку... Рассматриваю комнату... И делаю первый шаг.

Душа моя и твоя — мы одно целое...

Еще тише:

— Шут...

Адский Шут

Распахиваю резко двери, влетаю в комнату из-под дождя! С меня потоками еще бежит вода... Я злюсь! Ох, как я злюсь... Захлопываю двери ногой, и по стене сползаю на пол. Сижу... Смеюсь. Так разыграть... Как собственность, как чей-то приз приз... Вот только спросить меня забыли.. Смеюсь безумно... Я еще и сам сыграю. И пусть мне снова больно... Так — привычней. И резко умолкаю, поднимаю голову и вижу, что Скрипач не только проснулся, но и стоит у кровати, ошеломленно глядя на меня.

— С добрым утром, Спящая Красавица? Что снилось?

И не дав ему ответить, подрываюсь с пола, одним прыжком оказываюсь возле него и хватаю за плечи. Трясу так, как будто хочу вытрясти из него душу...

— Зачем ты его разбудил? Ты хоть понимаешь, что ты сделал?

Скрипач

Я понимаю, что виноват за Зло, что пробудилось. Зачем я вернул Князю память? Я люблю его, Шут. Я люблю его и темным, как пустота, и Светлым, как безбрежность.

Ты мокрый. Ты дрожишь и злишься...

— Я люблю его, — говорю спокойно.

Ты делаешь вид, что не понимаешь? Он играл мной, использовал, унижал, но я люблю... Его!

Свет солнца появляется за окном. Как ярки становятся краски на твоем шутовском костюме... Душа трепещет... Связанная с Князем, ощущает, что больше нет того, кого я любил.

Как холодно и страшно. Где Князь? Что произошло?

— Где он? — я дрожу, ощущая, как нечто ужасное хватает меня за горло. Судья? Душа мира у Судьи...

Падаю на кровать и не свожу глаз с Шута. Чувствую, как наполняюсь свободой, как спадают с меня заклятия Суда.

— Где Князь? — меня трясет от страха. — Вы его убили? Вы...

Адский Шут

Значит, любишь... Все еще продолжаю держать тебя. Тонкий, стройный... А мы с тобой похожи, Скрипач... Вот только кем утешались влюбленно, а кого действительно любили? Да и не важно это больше. Или... Пока не важно. Мысли — разбегаются.. Поцелуй Ледяного Принца все еще дает о себе знать, хоть и согрели меня вчера.... Хорошо согрели... Саму душу согрели и привязали огненной нитью сердце. Так может, мысли разбегаются как раз из-за этого?

— Любишь? И что, мир должен теперь светом озариться?

И словно в ответ на мои слова сквозь стекло пробиваются лучи солнца...

На несколько секунд замираю, почти не слушая, что ты снова лепечешь... Отталкиваю тебя так, что ты снова падаешь на кровать — белый от страха... Или еще чего... Не до того сейчас. Закрываю глаза и взмахом руки сгущаю сумрак... Опять слышу шум дождя... Стук капель по окну.... Медленно выдыхаю и поворачиваюсь к Скрипачу

— Еще раз рискнешь чаровать здесь — и я сам вырву тебе и сердце, и душу. И глаза за одно, чтоб не смотрел на меня с такой злостью. Кого я убил? Драгоценного твоего Князя? Как бы ни так... Он сам кого хочет, до смерти доведет...

Говорю, а в душе что-то мечется, что-то не дает покоя... В сердце что-то жжется... Да что со мной такое? Что происходит с миром, с отражениями , с межмирьем и слоями бытия? Как этот ... идиот, смог в мое межмирье свет солнца принести без моего согласия?! Это невозможно... От простой смены ролей не бывает такого. Или?... Посмотри...

— И так, наш музыкальный мальчик, что будем с тобой делать?

Скрипач

Хочу ответить... Не отвечу... Ты сам собой можешь говорить. Закрылся от странного Света...

Я видел его. В это мгновение видел, как крылья белые рассвет принесли, дали мне знак, что мне, последнему Светлому Лорду, возможно, послужить и Свету.

Князь возродился как-то и меня освободил.

— Я не боюсь твоего темного огня, — шепчу устало, ищу выход из комнаты. Опасная игра — оставаться рядом с Шутом, который злится.

Который полыхает страстью и теперь... Моя музыка касается твоих рук... Ты теперь принадлежишь новому Темному Господину! А у меня другая дорога. С тобой по одной я точно не пойду.

Я чувствую скрипку... она не играет о смерти... она поет о восходе... Смычок скользит и плавится от яркого солнца... Крылья ярки... Мой Князь, что сделал ты? Зачем лишил себя ты силы тьмы... Что может Свет против воли темных властелинов. И ты один. Ты совсем один...

— Что хочешь, Шут, ты от меня? Во что играешь?

Адский Шут

— От тебя? Конечно же, твоей вечной любви. Забыл уже? Я всегда этого хотел... А ты ... Ты ушел... К нему. Что, счастлив теперь? Доволен?

Несу чушь, на самом-то деле... Потому что все не могу собрать мысли вместе... Что-то изменилось — и намного больше чем я предполагал. И меня просто бесит, то что все кусочки мозаики у меня есть — но сложить вместе не получается... Ты — один из главных кусочков. А я не пойму, что с тобой делать. А если так — опять отдадимся безумству.... И по наитию, шаг за шагом, бороться буду я с серой грустью... Тебя пугаю? Себя боюсь я.... Пусть целует меня. Лишним никогда не будет. Тем более — половина его души не его.... Действительно! Пусть целует. Добровольно. С любовью.

— Поцелуй меня... И я тебя отпущу.

Скрипач

— Поцеловать? — приподнимаю бровь. В моей душе есть темное, злое желание обладания, оставшееся от Князя. От того, кто теперь стал другим, оно дополнилось новым безумием. Безумием Судьи, который сгорает в объятиях ядовитых и изменчивых. Шут всегда играл со мной. Всегда коверкал мои пути.

Теперь он дважды опасен. Он стал фаворитом нового Князя Тьмы. И несомненно он вызовом ввергается в каждую судьбу.

— Ты слишком много хочешь, Шут. Я поцелуи дарю лишь тем, в кого влюблен. Кому способен доверять. И о какой любви ты говоришь сам? Ты в порядке? — я быстро встаю, пытаюсь пройти мимо. — Как собираешься меня ты удержать теперь?

Адский Шут

Вот глупый... Ты мне не нужен... Зачем тебя держать? Лучше иди ищи свою скрипку и сыграй на ней песню любви... Вот кого-то это понервирует, надеюсь... А я послушаю... И, может, чего-то да научусь... Но, поцелуй твой я получу... Он нужен мне. Я так хочу.

Подхожу к тебе ближе... Дотрагиваюсь до волос... Легко и невесомо...

— Я многого хочу? Я тебя спас. Я кровью своей залечил твои раны... Не хочешь сказать спасибо? Один лишь поцелуй... Я обещаю, что тебе он не навредит.

Скрипач

Я смотрю в глаза Шуту. Он так близко, что я вижу каждый миллиметр золотистой маски. На ней цветы и птицы. Яркие, манящие...

Я поцелую. Я смогу тебя поцеловать... Касаюсь губ, закрываю глаза... Не нужно этого делать, но поздно... Ты такой соленый и горький, и безумья полный... Мне нужно к Князю. Мне нужно предупредить, остановить, не вступать в пределы тьмы...

Целуюсь. С кем? С Шутом...

Адский Шут

Не ожидал, что уговоров больше не нужно будет... Раскрываю твои губы своими, нежно, не спеша... Продолжаю гладить тебя по волосам... Это как твоя музыка, Скрипач... Как тонкая песня скрипки, что разливается в теплом воздухе летнего вечера... Тихая, спокойная, мягкая... И губы твои мягкие и теплые, под стать ей...

Шагаю назад, разрывая поцелуй...

— Иди, Скрипач... Пусть твоя музыка снова зазвучит.

Скрипач

Ошалело отступаю. Шут улыбается и протягивает мне скрипку. Где прятал он ее?.. Неважно.

Я должен увидеть Князя. Я спешу безумно, чтобы разбираться, зачем ты целовал меня...

Ледяной Принц

А помнишь, как ты подобрал замершего в снегах десяти летнего мальчика?

Я очень плохо помню тот период.. помню, как ты дал мне часть своей силы, как сидел со мной, как учил.. а потом, когда я впервые должен был предстать перед другими Лордами ты одел меня в женские платья. Сказал, что нельзя, что бы они узнали, что я мальчик. И я молчал, хоть и обидно было слышать все эти смешки "неужели ты не мог подобрать мальчика, Скрипач?". такой вот "ученик" я был не один. — почти у всех были. мальчики. я завидовал, что им не нужно скрываться, но к концу вечера понял, зачем мне эти женские тряпки — тогда не выжил никто. Лорды со смехом насиловали своих "учеников", выпивая их жизненную силу. а ведь они не были людьми. но еще и не стали Лордами. меня не тронул никто. больше я не перечил и наряжался девочкой, а потом.. стал ею. По-настоящему. И ты запечатал мои воспоминания. я понимаю зачем.. Самый молодой из Лордов, неожиданно выживший ученик.. Быть девушкой действительно проще, Отец. прости, что не послушал.. наверно, я так и остался тем десятилетним мальчиком, которого ты нашел в снегах. Ты подарил мне новую жизнь. Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя за это?

16

Теодор

Что-то странное творится в мире. Осторожно дергаю за ниточки, не тревожа никого. Плетущийся узор душ путается.

Скрипач? Мой подарок на месте, но приправлен пряной горечью Шута. Не могу поверить. Скрипач никогда бы добровольно не поцеловал Шута. Но ведь поцеловал! Что ищешь ты, Скрипач? Князя? Душу своей музыки? Что тебе дороже?

Шут? Отшатываюсь. Такого безумия я у него давно не помню. Неудачно пошутил? Или с тобой "пошутили"? Как же ты пылаешь страстью и яростью, горький мед... Если так продолжишь пылать, только горечь и останется. Помочь? Задумчиво плету кружево из твоей души и крови. Нет, не буду пока, подожду. Пока ты не сможешь предложить мне адекватную цену.

Дева? Уже нет. Она, наконец, вернула себе изначальный облик. Ну что ж, вся защита Девы теперь рассыпалась, значит, поиграем, маленький Принц. Теперь отец тебя не спрячет, не защитит. Удовлетворенно улыбаюсь.

Алая Леди? Пока только призрак былой Леди. Сделать подарок? Все-таки, она достойный соперник, без нее будет скучно. Где ее домашний волк? Как и ожидалось, рядом. Тихонько протягиваю нити его души за грань, к сути нашей Кровавой Леди. Знаю, больно, но ты сам выбрал. Не нужно давать опрометчивых клятв.

Дергаются какие-то странные ниточки. Я удивлен сверх меры — вернулись Светлые лорды? Нет, лордов нет, есть что-то другое. Тяну за ниточки. Ты придешь ко мне, я все пойму.

Князь. Не знаю. Боюсь. Но без этого картинка не сложится. Тихо тянусь к своему Князю и падаю от боли. Моего Князя больше нет, есть чудовище, по-другому назвать это порождение нельзя. Тьма с возможностью карать. Пахнущая горьким медом и безумием. Шутом.

Встаю. Все. Здравствуйте, лорды и миры, я вернулся! Тот, кто завладел душой моего Князя, поплатится!

Мне нужен Шут!

Алая Леди

Алая леди сидит на Предвечной поляне. Солнечные волки спят у ее ног. Руки Анны перебирает волосы Святомира.

— Как ты думаешь, Шут отдаст ему скрипку? — тихо спрашивает женщина.

— Не знаю. Что это теперь? Просто очередной артефакт без души.

Анна смеется.

-Мир, неужели ты думаешь, простой инструмент мог хранить страсть и напор души Ледяного мальчика? Крис — гений. Только он мог создать это чудо — Скрипку Мира. Иногда мне кажется, что она больше его дитя, чем Айс.

Мужчина молчит, вслушиваясь в мир. Вздыхает и неохотно садится.

— Светлые лорды вернулись.

— Я знаю, милый, знаю. Ты хочешь присягнуть новому Князю Света?

— А ты?

— Что я? Я — Война! Война не бывает правой и светлой. Я всегда полна крови.

— В мире тоже достаточно боли и лжи .

— Так чего ты хочешь, Мир?

— Не знаю, Анна. Не знаю. Этот мир слишком долго висел над пропастью. Наверное, я хочу покоя.

— Глупый, нам не дано покоя.

— Тогда я хочу быть с тобой здесь и сейчас. Пока не настал час нового суда.

Губы тянутся к губам. Руки ласкаю тело. Глаза тонут в глазах.

Мир и Война любят друг друга. Солнечные волки спят у их ног. Черные вороны кружат в синеве неба...

18

Князь Света — Палач

Я прилетел в безлюдную долину Хаоса. Серые скалы. Серое холодное море, похожее на зеркало. Серый песок под ногами. Каждый шаг по нему необыкновенно тяжелый.

Я следовал зову. Я слышал, что лишь здесь не действует моя магия, не появляются цвета и все превращается в пепел. Идти по берегу становилось все тяжелее. Ноги погружались все глубже, но я шел навстречу темной фигуре, которая стояла у кромки воды. От нее исходила великая опасность. Я пока не знал почему...

Я шел... И вот я протянул руку и коснулся плеча... И он обернулся ко мне. В красном колпаке, скрывающем лицо. Лишь в прорезях горели углями черные оливки глаз.

— Палач? — я отпрянул. На ладонях появилась кровь от его жертв.

— Князь? — я не видел улыбки, но от чего-то представлял, как улыбается смерть. Воплощенная смерть, которая не избирает, а которая исполняет решения свыше.

— Теперь я изменился... — я сделал еще шаг назад.

— Ты совершил преступление, воспользовавшись хитростью. Назначен новый Судья. — Палач высоким дубом возвышался над этим бескрайним берегом. — Я думаю, мы встретимся с тобой в самом конце... Один на один, как и раньше.

Роняю голову. Я сделал все, что мог. Я совершил преступление, освобождая Лордов путем обмана бывшего Судьи. И даже Шуту не понять, что и его сделал я свободным... Но мне нести ответ.

— Я готов ответить!

Палач

— Значит, ответишь, — ровный спокойный голос, а в мгновение назад черных глазах теперь отражается серое небо.

— Князь, ты хотя бы сознаешь, что совершил? Мало того, что вы со Скрипачом нарушили приговор, так теперь по твоей милости мы лишились Судьи.

Ртуть, текучее железо, ни единого шороха, но Палач теперь за спиной, и уже его рука на плече у Князя.

— Если рука, в которой был меч, не в силах более держать его и направлять, следует найти другую руку. Никогда не задумывался, что будет, если выпустить меч из рук?

Серое море, серое небо, серый песок, фигура в сером балахоне и красном палаческом колпаке, безразличные бесцветные глаза в прорезях смотрят, кажется, в самую душу Светлого Князя.

— Я — лишь меч в руках Судьи. Судья выносит приговор, я привожу его в исполнение. Вы желаете, чтобы теперь Палач сам выносил приговоры и сам же их исполнял?

Князь света

— Нет. Я лишь... — сказать о том, что я любил. Что поступил так потому, что желал равновесия. Кто мне поверит? Никто. И ты, Палач, не веришь... — Есть способ разрешить все миром? Какую жертву должен принести Правитель, если пострадали Лорды ни за что? И если Судья уже был воплощеньем Ада?

Я жду. Не шевелюсь. Лишь крылья трепыхаются на солнце.

Палач

— Так все-таки — любил или желал равновесия? Задумайся над этим, Князь.

Балахон с чуть слышным шорохом опускается на песок, колпак больше не скрывает отстраненно-спокойного лица Глефа. Без балахона и палаческого колпака он уже не кажется таким высоким и внушительным — прямой, тонкий, звонкий, как шпага, Палач носил человеческий облик как ножны, лишь в уголках бесцветных глаз притаилась смерть.

— Верю я тебе или нет, не имеет сейчас значения. Я не могу судить тебя, Князь — я не Судья. Назови сам, какую цену ты готов заплатить за свою ошибку.

Князь света

Я задумчиво гляжу на Палача. Цену? Я цену заплачу любую, лишь бы забыть Его. Забыть навеки.

— Моя голова, Палач. Моя голова! — твержу, как заклинанье. Раз нет Судьи. Лишь кровью искуплю я Зло, которое творил. Я знаю, что не все осталось в памяти. Что многое теперь стерто. Но так освобожу я Светлых Лордов и дам восстановиться равновесию.

Палач

Слепое серое небо, равнодушное серое море, ветер развевает крылья Светлого Князя и треплет пепельные волосы Палача.

— Это — твой приговор себе? Ты всерьез считаешь, что твоя голова — достойная плата, за ту кашу, что ты заварил? — в голосе Глефа — сталь меча. — Хочешь увильнуть от ответственности, другим оставить разбираться с последствиями своих необдуманных поступков, сбежать в небытие? Ты огорчаешь меня. Никогда не считал тебя трусом, Князь.

Князь света

Да, я трус. Я ненавижу трусов. И больше всех — я ненавижу себя. За то, что полюбил. За ту малость, которая разбила прежний мир. Мою малость, мою плаху назвали Адским Шутом.

— Раз моя голова сегодня так мало стоит, тебе решать, какое наказанье я должен понести... Суда ведь больше не будет. И я пришел к тебе добровольно. Мне нечего терять, Глеф. Уже нечего.

Я закрываю глаза, чтобы не впитывать серость вокруг и не думать о разноцветных стеклах и бубенцах. Даже без души мира ты не ушел из моих помыслов.

Амалей

Обет Равновесия, скрепляющий душу, все истончался — ниточки огня, путы тьмы... и моя собственная тьма и собственный ревущий огонь тянулись к ним сквозь оболочку Обета. Но мне все еще удавалось его держать... хоть беспристрастным я быть уже не мог, но...

Палач...

Вот, кто сможет ответить на вопрос — подчиняется ли еще Карающий Меч моей руке... руке нового Князя Тьмы?

Я вступил в долину Хаоса... я почувствовал, как дрогнула земля, как лава проснулась в недрах серых скал, как в свинцовую гладь моря ударила молния из заклубившейся над ней воронки тьмы... отклики на бури в моей душе...

Я стиснул зубы, пламя в глазах угасло, уступая спокойному мраку. Мне все еще хватает силы сдерживаться...

Палач был не один и я застыл в нескольких шагах от беседующей пары... черные крылья трепетали за спиной — я не чувствовал себя в праве сложить их в судейскую мантию... их только что прорезали красные прожилки молний...

Белые перья... так вот ты каким стал... сбросив ношу, обратился к Свету и считаешь, что послужил Равновесию?! Я молчу... пусть решает Глеф... так уж получилось, что он сейчас мудрее каждого из нас...

Шут

А в мире моем дожди...

А слезы — это вода.... Не верь, не надейся, не жди... Да что б я еще когда! И снова вернулась злость... А по стеклам стучит дождь...

Открываю дверь и выхожу наружу. Терзаю свою душу.... Потоки воды — они нигде и везде... Неба нет, мира нет — есть лишь вечный ливень... Дождь между мирами. Где голубыми ручейками, где тяжелыми каплями зеленого бутылочного цвета... А вот луж нет. Да и земли как таковой нет тоже... Поземкой стелется под ногами туман, лишь иногда открывая взгляду темные клочки суши... Вода довольно холодная, но сейчас это даже хорошо... Немножечко огонь уляжется, притихнет. А то жжется так, что хочется заорать... Больно очень в душе. И самое плохое — больно от того, что и сделать ничего особо не могу... Не знаю что делать... И надо ли что то делать вообще.

И лучше уж я буду под дождем стоять, чем еще раз вот так проснуться... Когда душу выворачивает на изнанку, когда сердце рвется на части от пережитого кошмара, когда никак не можешь понять — сон это или явь. Страшный сон... Что ты, мой черноокий демон оставил меня , что давал Слова и Клятвы тому, кого ненавижу всей душой, кого люблю всем сердцем... И это даже не клятвы — это изменения... Ты себя меняешь. И мне от этого страшно! Другой — ты... Не мой совсем... И я не знаю, чего ты от меня захочешь... И я не знаю — может мне бежать теперь от тебя надо?

Вот только я приду, когда позовешь...

А на губах тает твой поцелуй...

Князь, что же ты наделал?! За что ты так со мной?... И так я твой...

Раскидываю руки в стороны и начинаю медленно кружиться, ловя потоки воды — лицом, руками... Черкаю ногтями больших пальцев по ладоням — не глубоко, так что б просто выступила кровь... Пусть мешается с дождевыми каплями и ведет меня туда, куда хочу попасть... Кто может больше всего знать душах, как не тот, кто их собирает? Кто их пестует и растит, разделяет и плетет из них узоры... Тот, кто мне многое расскажет.... Если я его уговорю рассказать.

Кружусь все быстрей и быстрей! Ловлю капли дождя губам, пальцами.... и... утекаю с водой.....

Теодор

Шут последним видел моего Князя, он должен знать, что с ним произошло! Как душа моего Князя оказалась заточена в безумие тьмы с его горьким медом. Тянусь-тянусь-тянусь... Где ты? Все равно не спрячешься!

Замираю — сам идет. Быстро плету ловчую сеть — теперь тебе не застать меня врасплох! И ты поплатишься за моего Князя!

Шут

Я знаю, что ты хочешь меня поймать... Не так лови! Давай! Я сам иду к тебе.... Дождем... Летним теплым дождем... что в полдень падает с небес на цветущий луг.... И умывает травы и цветы. Ты чувствуешь, как они пахнут? Как я пахну? Цветами луговыми....

Мне грустно, Теодор... Развеешь мою грусть?

Теодор

На мгновение задумываюсь — кем ты сейчас появишься? Огненным цветком? Тихим угольком? Бушующим вулканом? Я помню тебя разным. Ласковым, резким. Но чаще всего — жгущим. Ярким... Я не могу доверять твоей частичке души, которую сумел забрать у тебя. Я не могу доверять твоей крови. Они так же, как и ты, могут обмануть, заманить иллюзией, заставить забыть...

Я жду тебя, Шут...

Шут

Открываю глаза и... Вижу тебя, Теодор... Княжий любовник! Одна эта мысль поднимает в душе целую бурю! Цветами пахнет все сильнее... Все тяжелее дождь. Шагаю ближе, почти вплотную, глаза в глаза... А помнишь мой поцелуй? Вернуть решишься? Если я немножко помолчу и спрячу дурной характер. Выдыхаю почти что в твои губы...

— Мне грустно...

Теодор

Смотрю в твои глаза. Сколько раз ты манил меня, а потом отталкивал. Очаровывал медью своих волос, зеленью своих глаз. А потом отталкивал. Как ненужную игрушку. Медленно глажу по цветам на твоем лице. А ты многое забыл... Грустно, говоришь? Ничего, сейчас станет веселее.

Пальцы примерзают к твоей щеке, оплетая тебя ловчей сетью, привязывая твою душу ко мне. Мой сладкий мед будет для тебя так же горек, как и твой был для меня.

— Что ты сделал с Князем?

Шут

Больно? Так даже лучше... Что мне лед теперь... Я желал бы замерзнуть и не слышать. Но только дождь — он теплый... Он растопит лед... И снова пахнут летние цветы... Волшебно... Разве ты не хочешь вдохнуть поглубже их аромат? Я вот вдыхаю... Он так сладок... Как губы Князя были для тебя. Как я желал бы...

— Я сделал? Что он сделал со мной!

И не в силах больше противится желаньям — просто сажусь на пол и обнимаю твои ноги.... Мне грустно... Развесели меня...

Теодор

Хмурюсь, не понимаю. Так легко было привязать его душу. Он даже не сопротивлялся. Открылся. Безумный Шут! Неужели он не понимает, что я сейчас могу с ним сделать!

Цветут цветы, меняясь, вырастая друг из друга, превращаясь друг в друга. Как будто катятся капли слез из цветов. Я никогда тебя раньше таким не видел. Но я все равно тебе не верю. Ты сделаешь что угодно, лишь бы поиграть с очередной игрушкой. Я уже давно не твоя игрушка.

— Говори!

Шут

А что мне говорить? Я дурею от запаха цветов и шума ливня... Тяну тебя за руку вниз к себе. На пол, на ковер, что вышит цветочным лугом... Вот клевер, вот ромашки, вот медуница... Зверобой и чабрец... Сон-трава... Они живые! Разве ты не видишь?

— Что говорить? Что мне говорить?... Вот ты сегодня такой красивый...

Почти шепчу... Нельзя тревожить сонный летний полдень, нельзя тревожить громким шумом дождь — пусть он идет, пусть льется... А ты побудь со мной....

Теодор

Шут... Всегда Шут... Паяц... Игрок... Иду к тебе в безумную душу. Кто же с тобой так? Кому ты помог? Без тебя не обошлось, я это почувствовал. Не могу сейчас расплести твое безумие, могу сам свалиться в него. Нужно сыграть в твою игру, пока не расплету твою душу. Мне нужна душа моего Князя. Мне нужен ты... Склоняюсь над тобой. Шепчу в ухо:

— Слово, Шут. Слово.

Ты знаешь, о чем я. Дашь или нет? Играешь или нет?

Шут

Я не играю... Я тебя ласкаю... Толкаю в грудь обеими руками, что б ты упал на ковер. Сажусь сверху... Провожу кончиками пальцев по контуру лица... Очерчиваю губы... Все так открыто — я весь как на ладони для тебя... Я теплый дождь.... Я сонный полдень... Посмотри — цветы вокруг! Сорву я веточку чабреца, цвет сон-травы, листок шалфея... И проведу тебе по коже в вороте рубахи, по подбородку, по губам, вискам...

— Хочешь Слово? Так бери. Вот Слово мое тебе — я не играю! Я живу....

Теодор

Нежные пальцы на лице. Чертишь свои узоры. Даришь своей болью. Потихоньку переплетаю души. Беру твое Слово. Даже ты не можешь его обойти, обыграть. Потихоньку целую твои пальцы. Отдай свое безумие мне. Мне оно нужнее. Теплые ладошки. Что тебе нужно? Сам скажешь или я доберусь раньше? Чем готов оплатить? Ты же знаешь, платить придется...

Боль я заберу, безумие тоже. Что ты еще отдашь? Что подаришь? Что продашь? Не предашь? Да, не предашь. Ты не знаешь этого слова. В каждую секунду ты честен. Но только в эту секунду.

Сплетаю души, потихоньку сходя с ума. Тише души. Я все знаю. Так надо.

Шут

Бери... Лови его как дождь — в ладоши.... Что дождевой водой потом умыться... А мне напиться... От души твоей напиться... И буду пить я сладко. Тебя лаская негой...

Соскальзываю с тебя на пол и тяну за ворот рубахи, заставляя сесть... Прижимаюсь к тебе и нежно целую шею... Слизываю с кожи капельки дождя и нектар цветов... Пока целуюсь — пальцы проворно и быстро плетут венок из трав и цветов.. Ромашку тебе — как искренность мою, немножко маков — как жар поцелуев, и небо синее, что будет после дождя — оно в васильках... Манящий розовый и белый клевер — как мою негу... Чабрец — на веру мне... И сон-траву — на сладкий сон.

Одеваю венок тебе на голову и не могу удержаться, чтоб не провести ладонями по твоим волосам... И вновь целую — по шее веду дорожку из узоров... Так что б и слова ты сказать не мог от неги... Пуговка за пуговкой расстегиваю рубашку — долой ее! Ладони по горячей коже. Ласкают струйками дождя, мягкостью трав, нежностью лепестков цветов... И прошу:

— Ложись, пожалуйста... Я буду тебя нежить теперь...

Теодор

Верю. Не верю? Боюсь? Не боюсь? Держу лицо твое в руках. Аккуратно стираю пальцами слезы-цветы. Будут мои. Венчаешь меня своими травами-цветами. Манишь-плетешь свой узор. Я плету свой пальцами по тебе. Он еще не готов. Ты еще не готов. Верю? Нет. Доверюсь? Да. Ложусь...

Шут

Ложишься на пол, на цветочный ковер... Я же растираю в ладонях листья мелиссы и соцветия зверобоя... Чтоб пахли... И провожу по твоей спине... Неспешно, скорее сильно, а не слабо... Чередуя руки... Пальцами обвожу каждый позвонок, по кругу, мягко... Так, что б еще сильней запахло дождем и летним медовым лугом... Сон-травой... Слышишь, как дождь шумит? Как сладок сон под дождь... И я так сладок... Разминаю тебе плечи, чувствую как плавятся горячим воском крепкие мышцы — так хорошо... Ласкаю, почти невесомо, как будто это мотыльки цветные прилетели пить нектар... А потом — вновь сильнее, заставляя тебя выгибаться. Нега... Летний полдень... Аромат цветов волшебный... Распускаю свои волосы, что б они свободно спадали по плечам, по спине и груди — и ниже... Наклоняюсь, так что б пряди касались твоей спины... Чередую ласку рук и волос с легкими поцелуями... От копчика и вверх... Целовать каждый позвонок, танцевать языком...

И выше подниматься, дыханьем теплым задержаться у основанья шеи... И шептать на ухо...

— Каплями дождя разбиваюсь... Не могу по-другому... Разлетаюсь цветами... На лепестки... Прошу, дай мне Слово, что соберешь кусочки души моей... Все до последней капли... Воедино... И отдашь тому, кто больше всех будет в ней нуждаться...

Теодор

Переворачиваюсь, подхватывая, роняя, укладывая тебя. Целую, нежно, лаская. Я почти расплел твою боль. Я почти понял. Смотрю в зелень твоих глаз, почти тону в них. Но только почти. Я почти не болен тобой. Накрываю своим телом. Защищаю? Да. От тебя же. Как же тебе сейчас больно. Сколько я забрал ее уже, а тебе больно. Даже без Слова понятно, что ты не играешь. Столько боли не сыграть. Отдай, сколько сможешь.

— Отдай мне боль, — продолжаю целовать нежные губы. Отдай мне свою горечь. Шепчу:

— Отдай, сколько сможешь.

Смотрю в больные изумруды глаз. Накрываю поцелуями, чтобы они стали чище. Я все увидел.

— Я выполню твое желание, если ты выполнишь одно мое.

Что ты еще готов отдать?

Шут

Едва удерживаюсь, чтобы не вскочить, когда ты ложишься сверху. Да еще и целуешь! Но — тише... Тише... Дождь стучит... И травы ниже все от тяжелых капель... Они так пахнуть ... Цветочно, пряно... Тише....

— Хочешь моей боли? Ну так бери! Столько, сколько сможешь взять. А взамен хочу твое Слово.

Говоря это, смотрю в глаза, но закончив — тут же опускаю взгляд... Тише... Дождь стучит... Протягиваю руку и тяну из твоего венка цветок сон-травы... Целую его лепестки и, улыбаясь, смотрю на тебя...

Теодор

Шепчу, глядя в глаза:

— Мне нужна твоя сила, Шут. Мне нужно твое чарование. Иначе я не смогу собрать тебя. Твоя душа соберется только твоей кровью. Я вижу. Отдашь мне свою силу? — зарываюсь в твои волосы, вдыхаю твой одуряющий запах.

— Я даю тебе Слово, что соберу твою душу и отдам ее тому, кто в ней будет больше всего нуждаться, если ты отдашь мне свое чарование на крови.

Сон-трава в твоей руке. Какой же ты сегодня предсказуемый... Больной... Начинаю потихоньку расплетать души.

Шут

Много ты хочешь... Как всегда. Князя вот хочешь... За ним ты готов и в бездну... Я вот тоже. Но ему этого мало. И когда-нибудь он и тебя ломать начнет... Рвать на куски, на части. Забирая то единственное, что ты попросишь себе... Хочешь мою ворожбу? А я отдам. Вот только ты не знаешь, что я даю тебе... Ты берешь пока капли на ладони, а дождя все не видишь. А он идет, Теодор. И пахнут цветы... И нега льется... А я слышу, как сцепились из-за меня те, кого люблю больше жизни... Я так не могу! Я так не желаю! И не буду! Но... Тише...Тише.... Дождь идет... Послушай, как шелестят травы... И выпей моей отравы!

— Мое тебе Слово, Теодор! В обмен на твое!

И провожу по твоим губам цветком сон-травы.... Ты падаешь на меня, закрыв глаза — я не обещал не ворожить. Переворачиваю тебя, укладываю удобней на ковре из живых цветов... Секунду сижу рядом, прикрыв глаза... Тяжело дается ворожба, которая тянется как нега... Которая и меня привораживает... Но, по-другому я не умею... Так что — попробуй Теодор, побыть в моей шкуре... Может понравится кидаться из крайности в крайность.

А дождь идет... И я действительно чувствую, что вы творите. Так и хочется спросить — мне виной то, что я люблю? Я всему виной....

Целую тебя в макушку — спи сладко....

Становлюсь на колени, закрываю глаза и руками вожу по верхушкам травы и цветов... И вслушиваюсь в шум дождя... Пока еще я могу ворожить... Пока еще я вижу дорогу. Пройду ли по ней? Вы не оставили мне выбора....

А дождь идет....

Теодор

Иди Шут, своими дорогами. Иди. Я скольжу за тобой ниточкой души. Иди. Может хоть что-то изменится в этом мире? Скольжу за тобой. Вижу твоими глазами, чувствую твоей душой. Иди. А я за тобой.

20

Адский Шут

Я шел дорогами серыми...

Сердце мое вдребезги...

Ты меняешься, радость моя черноглазая... Я это слышу. Я это чувствую. Ты очень сильно меняешься. И очень скоро позовешь меня, не потому, что хочешь позвать, а потому, что можешь... Потому что знаешь мое имя... Потому что я не смогу не прийти...

Больные дороги эти...

Белые крылья у тебя, драгоценный мой... Что ты с собою сделал? Зачем меняешь себя, кроишь по живому... Идешь упрямо выбранной дорогой. A она — не для тебя... И совсем меня не слышишь...

Больные дороги эти...

Я — между вами... Игрушкой на забаву! Да, смешон... Да, хорош в постели... Целоваться и отдаваться... А на самом деле вы играете судьбами мира, называя игры любовью...

— Палач!

Эхом отдается мой голос....

— Палач! Не тебе решать судьбы, вынося проговоры! Ты их всего лишь исполняешь. Так исполни то, что было решено давным-давно... Убери причину, из-за которой Тьма со Светом готова сцепиться. Кукла? Так — в куклу!

Больные дороги эти... Вы рвете мое сердце... Вы рвете мою душу... На части... На злое горе... Себе на счастье.

Князь

Я оборачиваюсь. Шут? Амалей?

Что ты сказал, мой Шут?

Неееееееет!

Хватаюсь за Палача, почти обнимаю. Неееееееееееееееееет!

Не его!!!!!!!!!!! Неееееееееееееееееет! Меня возьми! Что хочешь делай! Умоляю!!!! Только не его!!!!!!!!!!!!!!

Игрушкой...

Или на гильотину! Не трогай Шута!

Амалей

За что же я так поплатился, что душу мою крутят черные вихри?! За любовь... Разве она не Свет? Так за что же меня обратили во Тьму?! Счастье мое огненное... ты мне дал бесценный дар... но я теперь не посмею им воспользоваться... Князь Тьмы дал слово — пусть и не моими устами... А ты ко мне теперь не вернешься сам... Что ж за несправедливость такая?! Судьей мне нельзя тебя любить, и Князем Тьмы не могу...

Я смотрю, как Светлый бросается к Палачу... нет, так его не уговоришь... не так... он тебя не послушает...

Мертвеет сердце и темнеет душа уже изнутри... черной тоскою темнеет... завывает ветер над морем... черный, холодный, тоскливый... мрак из моих глаз течет черной слезою... Поспеши с решением, Глеф, иначе я сам начну просить, чтобы ты отрубил мне голову... а меня ты послушаешь... теперь послушаешь... снова внутри меня черный лед, как прежде...

Я протягиваю руку к Палачу, на плечи ложатся крылья судейской мантией...

— Глеф, я отменяю старый приговор...

Палач — Князь света — Судья

— Я не могу решать, — нечто вроде сочувствия в бесцветных глазах. — Я — Палач, забыл?

Черные крылья, пламя и первозданная тьма... с возвращением, Амалей. Невероятно, невозможно — ты остался Судьей, став Князем Тьмы. Сможет ли твоя рука удержать Меч Правосудия? Мне тоже интересно.

— А вот и Судья. Уверен в своем решении, Амалей? Я — все еще орудие в твоей руке, но не забывай, лорды, которых ты только что освободил от приговора — теперь твои лорды.

Огненная искра, отраженная в ртутных зеркалах бесконечного моря, в холодной стали Меча. Шут, мне жаль, я не могу исполнить твой приговор, каким бы справедливым он сейчас ни казался. А как все было бы просто...

Амалей, ты сам осудил себя, сам вынес себе приговор — самый жестокий, какой возможно... но тебе виднее, Судья.

Блеск лезвия, рассекающего невидимые нити, тянущиеся к бывшим куклам.

— Приговор отменяется. На тебе больше нет вины за его нарушение, Князь — как и на Скрипаче.

Узкая прохладная ладонь накрывает пальцы Амалея.

— Я сожалею.

Князь

Я выдыхаю и падаю на песок. Сейчас я готов благодарить Амалея. Готов сказать ему сто тысяч раз спасибо. Он отменил приговор. Он спас Его. И мне больше ничего не надо. Равновесие восстановлено и все нити соединились.

— Спасибо, — шепчу пересохшими губами. — Спасибо, Глеф... Спасибо... Амалей!

Я тяжело поднимаюсь на ноги и иду по кромке воды, опустив голову и не оглядываясь. В межзеркалье... Битва закончена.

Люби, Амалей, теперь без запретов.

... Шаг, и я исчезаю в серости Хаоса...

21

Скрипач

Холодное дыхание хаоса. Пустота и одновременно наполненность. Вихри сил и ливни сущностей разрывающие серое небытие. И ты. Так далеко так близко. Что это? Я плачу. Милый мой, ты сделал все что мог. Ты призвал светлых лордов. Только вот этот мир давно отравлен тьмой. Подхожу к тебе и тихо обнимаю за плечи. Целую. Ты пахнешь мятой. Твои белые крылья вздрагивают. Ты поворачиваешься и смотришь на меня. Тону в твоих глазах. Ты все тот же. Тот Ганс, которого я любил...

Князь Света

Серый берег так контрастирует с глазами незнакомца. Он смотрит так, что кажется — солнце пришло само в мир Хаоса и пустоты. Дотрагиваюсь до нежного лица, безмолвно шевелю губами, ища слова, и ничего не могу сказать. Ветер. Какой сильный ветер поднимается над бесконечной гладью! Что изменилось с твоим приходом, незнакомец?

Я знаю тебя... Ты похож на Шута! Непостижимо похож, как брат-близнец, как отражение в зеркале... Или мне это только кажется?

Нет, ты другой... Ты свит из мелодий и ветра... Вот почему теперь он играет над волнами, чарует меня, успокаивает и дарит радость. Не страшно, что будет дальше, как повернется дело, умру ли я от руки Палача.

Мне просто хочется тебя обнять. Укрыть крылами. Сейчас. Мне кажется, когда-то я сделал тебе очень больно.

— Я виноват перед тобой? — шепчу, стирая слезу, появившуюся в уголке твоего глаза. И пробую на вкус. Соленая. Живая...

Скрипач

Целуешь меня. Но вот меня ли?

— Я виноват перед тобой?

Нет, ты не помнишь. Ну почему моя судьба всегда помнить за нас двоих?!

— Нет. Не виноват. Ты все сделал правильно.

Пальцами веду по твоему лицу. Так хочется прижаться к тебе. Согреть и быть согретым. Ты позволишь мне? Тянусь к тебе губами. Касаюсь губ, лица, чуть прикусываю мочку уха. Ты позволишь мне, мой Князь?

Князь Света

— Позволить? — Как теплы эти губы и как сладко забываться. Не помнить о недавнем разговоре с Палачом. Не тешится надеждами пустыми.

Я закрываю нас обоих крылами, чтобы не дул ветер, чтобы в синей темноте рождалось сияние и мерцали звезды. Уютный маленький мирок. Ты так похож... Ты странно так похож, как будто маску чужую на тебя надели. И медом горьким пахнет от тебя. Осколок разноцветный в сердце шевелится и не дает покоя. Шут не твой, — себе я говорю. Забудь его! Забудь...

Тебя сейчас я поцелую в ответ за ласку, незнакомец. За то, что ты пришел, когда все рушится. Когда угроза Зла так неизбежна.

Скрипач

Ты смотришь и не узнаешь. Целуешь, но не меня. Целую в ответ, не замечаю, как из глаз текут слезы. Это опять твои шутки, Судьба. Сколько веков ты будешь стоять у меня на пути? Целую. Губы цвета розовых лепестков. Глажу рукой твои волосы, скольжу ладонью по спине. Касаюсь кончиками пальцев крыльев. Чуть склоняю голову и легонько прикусываю жилку на шее. Вспомни меня, пожалуйста, вспомни. Провожу кончиком языка по твоим ключицам. Ласкаю впадинку у самой шею. Вспомни меня, вспомни. Мои руки, каются твоего пояса. кончиком пальцев проникаю за ткань. Вспомни меня, вспомни. Слушаю твое горячее дыханье. Твое тело сегодня моя скрипка! Вспомни меня, мой князь.

Князь Света

Мне жарко от твоих касаний. Мне страшно от твоих нежных рук и поцелуев. Мне сладостно, что ты здесь. Мне горько, что ты здесь. Твои сжимаю плечи. Лицо твое целую. Лоб, щеки, губы... Губы — они меня уводят в край далекий, в бескрайние луга, где васильки качают синими цветами. И манит так упасть в их зелень. Смотреть тебе в глаза... Смотреть на небо и сравнивать их цвет. К тебе склоняться и снова целовать тебя. И снова забываться...

Мечтаю? Да, похож ты на мечту... На краткое виденье, которое мне снится... В круговерти. В войне... В сплетенье судеб... Но помню я другое — то дерево заледеневшее. Фигуру белую, замерзшую... Дыханием согреть ее пытаюсь, но тает мой мираж.

И губы жаркие целую я теперь, и падаю я на ковер зеленый, расстеленный для нас средь мира, который создал ты, о странный незнакомец.

Скрипач

Нет, не вспомнишь. Целую все нежнее. Плечи и руки. Устилаю серость хаоса зеленью травы. расстегиваю твою рубашку. Какой ты холодный, мой князь. Веду рукой по твоей груди. Касаюсь алеющих сосков, скольжу ниже. По мраморной коже живота, рисую рукой тайные руны: надежда, память, любовь. Я твой, твой без остатка, но хочешь ли ты меня. Или я просто твоя греза. Мне сейчас все равно. Это мое сердце стучит в твоей груди, его твое сердце стучит в моей. Пусть смеется вечный насмешник Шут. я знаю ему сейчас тоже больно. больно терять тебя по капле, больно терять меня. Касаюсь губами твоей груди. Ты что-то шепчешь — не слышу. Скольжу к пупку. Горячил дыханием черчу ноты. Я чарую, я играю. Я творю музыку нашей страсти. Ты мой, мой. Слышишь! Ты сам сказал мне об этом.

Князь

Как терпко пахнет близость! Весенними цветами. И птичьим щебетом. Здесь музыка любви, доверия, смятенья... тебя я вижу словно впервые. Ты Светел. Ты Светлый Лорд, что долго был средь Темных. С тебя стираю черноту и боль. Я не хочу, чтоб ты страдал.

Ты — моя музыка.

Целуешь, обнимаешь, ласкаешь ты меня... Хочу с тобою быть теперь. Как в лете, утопать. Где можно бегать босыми ногами... Где незачем скрывать себя... Где под лучами можно греться... Тепло... Нет, горячо... Ко мне ты приникаешь. Все ниже, ниже спускаешься, чертя дорожки страсти.

Твои я плечи гладить хочу... Тебя познать... Хоть чуточку.

Мне не страшно, что будет дальше. Хочу забыть. Хочу забыть Его! Он выбрал не меня... Он сделал меня Злом.

Скрипач

Твои руки на моих плечах. Спускаюсь все ниже. Провожу языком под поясом твоих брюк. Мне сегодня все равно брать или отдаваться. Я хочу быть с тобой. В тебе. Или же чувствовать тебя. Что ты выберешь, что позволишь. Провожу рукой по ткани. Ты тоже хочешь. Теперь я знаю это точно. Снова целую тебя. Руки же мои скользят за пояс, касаюсь твоей горячей плоти. Вздрагиваешь. Что? Скажи мне, что ты хочешь?

Князь

Ты жарок так и так ласков. Ты сводишь меня с ума...

Небо! Какое высокое небо! Да, поцелуй... Не останавливайся. Зачем так просто все? Мое тело знает тебя. Знает твои пальцы. Твою ласку. Оно желает больше, чем просто поцелуи. Оно желает, чтобы пропала реальность.

Забвением меня услади. Забвением и светом. Твоих губ волнительная суть, как фейерверк. Что ты со мной делаешь? Зачем ты пришел? Я отдаюсь тебе...

Скрипач

Я снимаю с тебя одежды. Ладонями обвожу твое тело не касаясь его. Снова целую: губы, грудь, косточки бедра. касаюсь губами горячей плоти. несколько секунд ласкаю тебя, пью аромат твоей страсти. Осторожно отстраняясь, снимаю все с себя. Коленями развожу твои ноги. Ты так близко, так далеко. Я пью страсть с твоих губ и плеч. Твои ладони скользят по моей спине. Осторожно вхожу в тебя. Ты горячий. Я пьянею от твоего жара. Мир вокруг нас кружится в безумном танце. Из хаоса рождаются и гибнут вселенные. Мы в центре всего мирозданья и мирозданье в центре нас.

— Пожалуйста, вспомни,— шепчу тебе и рассыпаюсь. На сотни нот, на сотни звезд и ты рассыпаешься вместе со мной.

Князь

Мне кажется... Тебя я вспоминаю... Ты был... со мной. Ты так меня любил всегда. И лаской и верностью одаривал когда-то. Кристиан. Так, кажется, тебя зовут. Кусаю губы в кровь. Мне жарко от того, что ты во мне. Мне колкими осколками врывается обратно память... Мне ненавистно знать, каким я был... Мне хочется, чтоб звезды не кончались...

— Скрипач, — шепчу тебе я в ухо, обхватываю плечи. Целую шею. И капельки пота катятся в траву.

Нет смысла лгать, что я не вспомнил. Вы были с Шутом близки... Я делал тебе больно — много раз.

— Зачем вернулся? Я сам себя простить не могу за все.

Скрипач.

Я вздрагиваю от твоих слов. Бедный мой, ты все-таки вспомнил. Осторожно выхожу из тебя. мне не хочется говорить, я не могу молчать. Тянусь к тебе, но ты отстраняешься. Ты ревнуешь? Меня к Шуту? Или Шута ко мне? Мне не понять. Игры темных лордов всегда были слишком сложны для меня. Я не могу, говорить, я не хочу молчать. Опускаюсь радом с тобой на траву. Рукой случайно задеваю что-то рядом с нами. Скрипка. Моя верная спутница. Беру в руки смычок и начинаю играть. А сам вспоминаю. Нашу первую встречу. Ты смотришь не на меня, на Шута за моим плечом. Нашу первую ночь. Ты любил меня яростно и страстно, любил, что сделать больно отвергшему тебя Шуту. Магию Темных лордов рвущую мою душу на части вплетающий в мою музыку страсть и кровь. Мы все хотели Света. И ты стал светом. Но вот простишь ли ты меня? Простишь ли страсть ставшую любовью, боль ставшую наслаждением. Захочешь ли ты разделись этот мир со мной?

Князь

Однажды я полюбил... Я сам тогда не знал, что значит нить, которая связала меня с тобой, Скрипач. Я верил, что только так должно быть. Но с каждым часом любви темнел мой мир. Играл Скрипач, играла скрипка. И так по-разному я вас воспринимал. Пытался ты спасти во мне частицы радости, веры, мечты. А Шут их потихоньку отнимал.

Знаю, я должен решить, что тебе сказать

Я сажусь на траве, глажу и молчу...

Знаешь, Скрипач, я уже не я прежний. И все теперь иначе.

— Кристиан, — зову тихо, слушая твою игру. — Я больше не буду лгать. Я люблю Шута. И я хочу его забыть.

Скрипач

Смычок срывается со струн. Тишина становится почти невыносимой. Что я могу сказать тебе? Я сам сотни лет пытался забыть Шута. Он же то уходил, то возвращался. То предавал, то клялся в любви. Это он предложил мне "влюбить Князя". И я не отказал ему, впрочем... Разве можно отказать этому Адскому Шутнику. Я молчу. Время, кажется, застывает тяжелой патокой на моих губах.

— Я тоже хочу его забыть. Но это не возможно. Поверь, я пытался, — наверное, со стороны мы выглядим нелепо, но нам совсем не смешно.

— Знаешь, я не буду осуждать тебя, но и ты не осуждай. Просто уходя, знай, что тебе есть куда возвращаться. И позволь мне возвращаться к тебе...

Князь

— Я опять сделал тебе больно, беру твою руку и слизываю кровь с пальца. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив.

Это я сделал тебя таким, и твои яркие васильки глаз окрасил слезами.

Но сейчас я не могу помочь тебе, потому что и мне нет спасения.

— Я знаю, что могу к тебе вернуться. Я чувствую...

Но теперь я должен остаться один. Забыться... Прости, мой верный Кристиан.

Скрипач

Остаться один? Что ж, мой Князь. Я уйду. Уйду, чтобы вернуться, когда ты позовешь. Касаюсь губами твоих волос, целую твои глаз, пью мяту с твоих губ. Устало встаю. Взмах руки и я облачен в камзол Певца Мира. Смотрю на тебя. Какой ты усталый, мой князь. Надеюсь, мое тепло сможет согреть тебя. Распахиваю ткань миров и уже на пороге.

— Я буду ждать тебя. Там, где ты нашел меня,— и уже куклой падаю на прилавок маленькой лавочки кукольника, где-то на краю мира

Адский Шут

Я молчу... Нет смысла говорить...

Нет мыслей...

Не стало лучше никому. Причина — я... Вина — моя.

Я молчу... Нет смысла говорить...

Серый ветер и серый сумрак... Я — серым пеплом, перегоревшим, ненужным рассыплюсь по мирам... Хлопаю в ладоши! Резко, звонко! Они опять полны осколков! Так пусть же льется кровь моя!

Я молчу... Нет смысла говорить...

Хотели сердце? Забирайте. Каждому по половине. И душу в клочья... И эти клочья — ваши. В каждом из вас отныне будет половина души моей! И вы друг друга хоть теперь услышите. А мне — все тише...

Я молчу... Нет смысла говорить... Я серым пеплом рассыплюсь по мирам...

22

Амалей — Палач

Я поднимаю взгляд на Глефа — мы с ним два орудия рока... нам нельзя любить... склоняюсь, целую его пальцы холодными губами... черная слеза срывается, падает на песок.

Я опускаюсь на землю, у ног Палача, обнимаю колени руками и смотрю на море... Мгла собирается над его зеркальными водами... Черное, все черное, в море отражается тьма, на горы спускается туман. Мои глаза высыхают, дует холодный ветер, разгоняет мрак... В мире должно быть равновесие... Свет должен сменять Тьму... Тьма уступать Свету. Прошлый Князь не умел сдержать Тьмы... его душа поддалась ей... я такого права не имею... иначе мне придется выносить приговор... ох, кому?! Нет выхода! Я должен навести порядок среди темных лордов, чтобы не было больше приговоров...

Ты прости меня, мое огненное счастье... мне нельзя касаться огня... не пить мне больше горячего меда с полынью... не сгорать дотла в тайные ночи... может, хоть воспоминания мне можно оставить... но нет... стоило пустить их в сердце, подтаял черный лед, потек по щекам мрак тягучей слезой...

Нет, я должен научиться жить без этого... Иначе даже снов мне нельзя будет оставить... А ты сможешь жить без меня, у тебя есть Ганс — он теперь Князь Света... Согреет тебя солнечными лучами, соберет воедино душу, возродит из пепла... Как возродил рассвет своими светлыми крыльями...

Капают слезы... на черной мантии не видно... и лицо мое чернеет, снова лишается человеческого облика...

Князь Света

Я ухожу во тьму... И слышу звон разбивающихся стекол. И вижу летящий пепел, убивающий тебя, Шут. И Амалей мне посылает половину твоей души. Осколок в сердце... Осколок... Зачем ты так поступил, Шут? Тебе была дана радость? Тебе ли так шутить?

Я знаю, как поступить с твоей душой и освободить Амалея. Я умею многое... Но сейчас ты уснешь в моих ладонях, Шут... Сейчас я должен подумать, как освободить Судью от моего заклятья и хитрости.

Не так уж я и злобен, как раньше. Свет умеет прощать. Свет дарит любовь заслужившим ее. А Амалей заслуживает твоей любви, как никто другой. И он сейчас страдает.

Я заставил его страдать... Незаслуженно... Потому что так сильно тебя любил...

Ловлю последние частички твоей души...

Завтра... завтра я смогу подарить счастье Амалею, если он сам того захочет.

Ледяной Принц

Все же, когда вокруг Зима, мне спокойней... Белое-белое. И не живое...

Леплю из снега кролика — раньше я так любил это делать. Легко подую — и снежный зверек оживает, шевеля ушками и смотря на меня, пока я держу его в своих ладонях.

— Знаешь, ты такой один — снежный кролик. И я один. Вот только... я могу сделать еще хоть сотню таких как ты. А таких, как я, не сделает никто.

Смешок. Ты помнишь? Тот шок, когда я впервые спел под твою Скрипку? Ледяная Дева была создана отнюдь не для того, что бы скрыть мою душу, нет... что б спрятать кое-что другое. Силу мальчика, замершего в снегах. Того, кто по ошибке стал Темным Лордом. А стал ли? сомневаюсь...

Отпускаю кролика, что бы впервые нарушить Твой запрет. Простишь? Я сомневаюсь.

Закрываю глаза и начинаю петь. Пусть песнь моя долетит до тебя... Даже если тебя нет, ты услышишь... Пусть она облетит все края...Только из-за тебя...

Ирония, правда? Третий Хранитель, погибший в снегах, третий хранитель, воспитанный Лордом...

Я не хранитель и не Лорд...не белый и не черный..ни тьма, ни свет...Разве кому нужны такие? никакие, серые...

А ты... Огонь. Ты нужен. Так услышь....

23

Теодор

Выхожу из тени и смотрю на тебя. Светлый Князь. Давно тебя не было в этом мире. Ничего не видишь и не чувствуешь от боли, перебирая серый пепел бледными пальцами. Что ж, как и было задумано. Пора выполнять свое обещание. Наклоняюсь к тебе.

— Ты меня помнишь?

Интересно, ты еще не жалеешь, что вернулся? Или уже жалеешь?

Князь

Я поворачиваюсь к тебе и смотрю в упор. Ты темен, как мрак, и притягателен, как мрак.

— Вытащи осколок и возьми подарок ненужный, опасный. Любую цену проси... Что захочешь, — шепчу губами искусанными в кровь. Теперь! Чтобы кончилась серость... Мне нужно выйти из долины Хаоса.

Теодор

— Не все так просто, милый Князь, не все так просто, — вольготно устраиваюсь на траве рядом. — Я вижу, со Скрипачом Вы уже попрощались? С Шутом тоже? Кого Вы еще готовы отдать?

Стараюсь ранить побольнее, так проще добраться до нужной мне частички. Взять бы за руку или поцеловать — было бы легче. Но мой подарок Скрипачу нашел свое место, это поможет.

Князь

— Я самому мраку готов отдать весь этот кошмар... — голова трещит от боли, и сердце стучит неистово. Мне все равно, что сюда пришел Теодор — пожиратель душ. Его я прекрасно помню и совсем не боюсь. — Если ты тоже хочешь посмеяться, катись к Шуту с Амалеем.

Я встаю, пошатываясь.

— Так берешь или нет? Проси, что ты хочешь, Теодор.

Теодор

— Обещаешь выполнить любое мое желание?

Нашел. Нашел душу Скрипача, яд Шута и страсть к разрушению моей Алой Леди. Получится?

Князь

— Да, — устало. — Забери его душу у меня.

Теодор

— Тогда не сопротивляйся. Это мое желание.

Нежно обнимаю Князя, целую его. Даже сейчас чудится аромат мяты... Забираю душу Шута, Скрипача, Алой Леди, и твою, отдавая взамен душу Хаоса. В какой-то момент ты понимаешь, что я делаю, но предотвратить ничего не можешь. Через несколько минут отпускаю тебя, глядя в глаза:

— Хаос, как ты?

Хаос

Ничего не понимая, а потом пробуждаясь.

— Здорово! Как интересно ты все затеял... Во что теперь поиграем? — глаза становятся яркими агатами. Из ноздрей валит пар...

Если уж и есть где место мне так это в Свете.

24

Палач

Ветер несет песок, беснуется — нет здесь больше мертвого покоя, как нет его в душе Судьи, черной горгульей застывшего на берегу. Да и кому он нужен, этот покой? Мир — в движении. Свинцово-серые волны неспокойны... так ли равнодушно и безжалостно море, как кажется? Впрочем, бури не знают пощады — так говорят. Впрочем, смельчаки, что выходят в море, ее и не просят.

Холодные белые пальцы касаются черных волос Судьи.

Черные слезы на сером песке... Давно я тебя таким не видел, Амалей. Кто бы мог подумать, что разноцветное ядовитое пламя Шута растопит черный лед, которым ты намертво сковал свое сердце... и так ли уж это плохо? Невозможно навсегда запереть темное пламя, невозможно погасить, как ни пытайся — удивительно ли, что оно так легко откликнулось на яркую искорку, пляшущую в зеркалах миров?

Что я могу сделать, мой Судья? Ты боишься, что твоя Тьма вырвется наружу, сметая хрупкие границы, и тогда содрогнется даже Тьма внешняя? Или просто хочешь наказать себя как можно больнее за якобы запретную страсть к манящему блуждающему огоньку? Мне не понять тебя, Амалей... впрочем, это и не нужно. Оружие повинуется руке, что держит его, этого довольно. Не мне тебя утешать.

Амалей

Я вздыхаю, прижимаюсь лицом к плечу Глефа...

— Я не могу... не могу до конца... я лжец, да?

Я вытягиваю из-под мантии шнурок с ярким кристаллом... ты подарил мне свое имя... Август... я его не посмею произнести... но никому не отдам... последняя и самая дорогая частичка твоей души останется у меня...

Открываю глаза, осушаю слезы.

— Ну хватит! Порезвились и будет! — черным вихрем взлетаю в небеса, пряча у сердца самый мой дорогой подарок.

Тьма черной пастью разверзается за спиной существа с белыми крыльями... я снова не уверен, кто ты. Но сейчас разберусь.

— Вы не ведаете, что творите! Снова хотите стать пленниками, жалкими изгнанниками?! — смотрю на Теодора глазами полными ледяного мрака.

Хранительница

Фрейя с трудом выбиралась из серой хмари сна. Она постоянно куда-то бежала, кого-то искала, звала и не могла дозваться. Вокруг нее кружили куски зеркал, в которых периодически отражались то Шут с его глумливой ухмылкой, то грустный Скрипач, то злорадствующая Ледяная Дева, то какая-то возвышенная, ненастоящая Алая Леди, то печальный и задумчивый Судья, то яростный Светомир. И везде, везде ее преследовал издевательский смех Шута. И каждый раз хранительница вспоминала свое отчаяние и боль от его поцелуя. Когда ее силы стали подходить к концу, наваждение страшного сна начало уходить, сменяясь серой безжизненной пустошью. На ее унылых бескрайних просторах не хотелось жить, но это было намного лучше ее сна с Шутом. Сколько она шла, Фрейя не помнила, только знала, что тут нельзя останавливаться. В конце концов показалось тяжелое свинцовое море с одинокой фигурой на берегу.

— Палач? — голос Фрейи дрогнул. Что происходит? Был еще один Суд?

"Ми-и-и-ир!!! Брат!"

25

Скрипач — Принц (воспоминанья)

Падаю куклой. Сделал свой выбор. Теперь все зависит от тебя, Мой Князь. Тебе достаточно коснутся меня рукой и я вернусь.

Старик — кукольник с удивлением посмотрел на куклу, лежащую на столе

— Эх, говорил же я ему...— уставшие руки взяли куклу. Мужчина вздохнул и посадил скрипача на полку. Отошел, но снова вернулся. Взял игрушку, вздохнул и усадил у окна.

— Смотри, музыкант, может твой хозяин еще и вернется.

За окном пела и плакала вьюга.

Скрипач

Поешь. Светло и грустно. Зачем малыш, зачем? Я так хотел уберечь тебя от холода и боли этого мира.

Я снова поссорился с Шутом. Я не знаю к кому ушел мой ветреный любовник этой ночь. Мне было больно и холодно. Наверное, поэтому я шагнул тогда в самое сердце зимы к безымянному перевалу неизвестного мира. Я замер под порывами ветра. И снежной круговерти впервые увидел тебя.

Одинокая детская фигурка, идущая сквозь снег и ветер. Ты бредешь и даже не видишь меня, пока я не обнимаю тебя за плечики. Ты смотришь на меня через белые от инея реснички, и снежинки капельками застывают в уголках твоих губ. Я сажусь перед тобой на колени. Скидываю с плеч шубу и укутываю тебя. Ты почти не дрожишь, и мне кажется, что даже не дышишь. "Кто же ты, малыш?",— спрашиваю сам себя и неожиданно получаю ответ: "Последний хранитель мира"...

Среди зимы зеленая поляна и жаркий огонь костра, ты сидишь укутанный в мою шубу и пьешь горячий чай из березовой кружки. И рассказываешь. Тебе только семь, но ты уже видел смерть мира. Ты действительно последний хранитель мира, которого уже нет. Я смотрю в белую черноту ночи и слушаю тебя. Мне жаль тебя, мой маленький снежный принц.

— Скажи, малыш, чего бы ты хотел больше всего на свете?— задумчиво спрашиваю тебя. Ты смотришь на меня своими большими глазами и совсем по-взрослому качаешь головой.

— Я хочу, чтобы мне не было больно.

Вздыхаю. Ты не понимаешь, о чем просишь, но я выполню твое желание. Беру в руки скрипку. Начинаю играть мелодию превращения. Нити твоей души и звуки музыки плетут волшебный узор. Ты молчишь и смотри. А после начинаешь петь.

" Серебро зимы застыло на моем окне.

И плывет луна уныло в звездной тишине.

Спи, мой мальчик, я украдкой слезы оботру

Спи, мой маленький, мой сладкий. Я тобой живу"

Слова колыбельной вливаются в колдовство. Ты тихо засыпаешь. уткнувшись носом в соболя.

"Прошу тебя, Айс, не пой больше никогда. Не пой, а то тебе снова будет больно"

"Хорошо, папа", — сонно бормочешь ты.

В чертог лордов я вступаю и ребенком на руках. Маленькая девочка спит на моих руках. Я спрятал твою душу, я стер твой образ с граней мира. Я взял твои новые глаза у арктических серых льдов. Ты дитя северного ветра и зимы. Спи, ледяная леди. Мой маленький принц тебе больше не будет больно, но и тебя ... не будет.

Холод зимнего ветра пробивается сквозь воспоминания. Я слышу твою песню, мой маленький принц. Тебе снова больно. мое сердце плачет с тобой, но глаза сухие. куклы не умеют плакать...

Принц

Песня затихает, а слезы катятся по лицу. Слезы? а я думал, что разучился... прости меня, Отец.. твой дар...твой подарок. Вначале я вернул себе свое обличие, а теперь нарушил обещание.. прости..

Боль — она волнами накатывает, и я уже не сдерживаюсь, плачу. Громко, навзрыд. Все равно никто не услышит. может, если только ты...

Плачу по давно погибшему миру, плачу, потому что этот мир — он тоже плачет, ему больно. плачу по Отцу, по Темным Лордам. плачу от того, что понимаю — я ничего не могу сделать. ни-че-го. И от этого больней всего. Просто невыносимо.

Прости меня, Скрипач...

26

Палач — Хранительница

— Суда не было, — Глеф повернулся к Хранительнице, изучая ту взглядом. — Судья отменил свой предыдущий приговор, тем самым освободив Скрипача от ответственности за пробуждение Лордов.

Ты так старалась, Фрейя, столько сил приложила, чтобы этого не произошло, а когда музыка все же сделала свое дело, ты все равно пыталась по мере сил исправить последствия... и вот теперь — всего одно слово Судьи... Был ли твой труд напрасным? Или все же нет?

— Ты хранила равновесие. Благодарю тебя, Фрейя.

Отражение Князя в воде Хаоса

— Палач, палач! Не делай вид, что ты не видишь. Иди сюда, палач. Иди поближе. Войди в воду. Где твой меч? Ты держишь меч, а на самом деле всего лишь бесполезную палку. Ты смешон, палач! И правосудие ваше — смешно, как и все пустое, что я видел до появления мира. Иди сюда, Палач. Сколько у тебя душ, Палач? Одна... У каждого — одна. Так сделал я... Лишь собирателю доступно собирать. Лишь карателю доступно карать. Лишь суду доступно судить. У вас законы? У меня — беззаконие. Ближе, палач! Ближе... Где ты сказал грани весов? Высший порядок? Лед Судьи? Лед не может выносит честных решений. Как и стихия внутри Суда... Лживо все... напрасно. Не стоит оно и горстки песка под моими ногами. Иди, палач! Я дам тебе меч! Меч правосудия... Тот, которым карают и который дает право судить. Ты достоин, чтобы судить и убивать виновных. Ближе... — меч появляется в темных водах хаоса, а меч в руке Палача превращается в палку.

Амалей — Палач

Нет мне покоя, темные лорды похоже снова хотят ввергнуть мир в хаос. Что ж вы творите, неразумные? Усмехаюсь, прикладываю палец к губам и подмигиваю, Теодору.

— Секунду, Пожиратель.

Отворачиваюсь, губы касаются ладони, посылаю свой ледяной поцелуй поему мечу. Такой, каким воины целовали свое оружие — с уважением, священным трепетом и особой любовью. "Не поддавайся иллюзиям тени, Глеф. Помни, что ты сам меч. Карающий меч правосудия, послушный моей руке" .

Отпечаток моих черных губ касается уст Глефа, холоден блеск стали в его глазах. Можно обмануть воина, а острый клинок никогда. Гильотина не знает сомнений, жалости, жажды власти.

Отражение Князя в воде Хаоса и Палач

Князь (его тень в океане)

Еще слаще:

— Не слушай, Палач! Он уже не Судья. Он уже давно не судья, а кто-то совсем другой. Посмотри на него. Посмотри на него... Ты совершишь ошибку, если сейчас не послушаешь меня... если поддашься... Зайди в воду и возьми меч, пока я тебе его отдаю... Потом будет слишком поздно для правосудия... Поздно и невозможно для правосудия... Глеф, посмотри мне в глаза... Я не лгу. Ради Шута я сделаю это... Ради Шута...

Палач

Отражение Князя в свинце и ртути — один из множества осколков заблудившейся его души. Глеф больше не видит своего отражения в волнах — лишь пугающее и прекрасное лицо Князя. Кто из них потерял облик?

Океан Хаоса, где начинается и кончается все сущее. Где нет места ни форме, ни сущности, ни желаниям, ни сожалениям, ни надеждам. Где все — иллюзия, и все — правда.

Меч в твоей руке и меч в моей — какой из них настоящий? Ни один из них не стоит и горстки песка под твоими ногами, Князь! Так легко поддаться иллюзии. Только вот зачем? Черный лед на моих губах холоднее свинцовых вод. Так легко поддаться соблазну... Не знаю сомнений... так ли, Амалей? Грань миров, где все — иллюзия. Где любая иллюзия может стать правдой. От иллюзии до истины, от падения до полета — всего один шаг. Всегда один шаг.

Твой голос так ласков, так сладок, Князь! Сделать шаг навстречу тебе — что может быть проще?

Что может быть бессмысленней?

— Для правосудия не может быть ни слишком поздно, ни слишком рано. Иначе это не правосудие. Ты что-то путаешь, Князь!

Князь

О, холодны объятия Хаоса. Взираю на тебя, Глеф. Взираю и улыбаюсь. Ты не хочешь идти, потому что слышишь приказы того, кто опаснее минута от минуты. Знаешь, мне так жаль, что ты остался теперь без Судьи. Ты глупишь, Глеф.

-Если ты не подойдешь, я сделаю шаг... Шаг к тебе, чтобы ты убедился в моей правоте.

Как же нелегко преодолеть гладкость зеркала. Я здесь и нигде. Я здесь... Меня — нет.

Я поднимаюсь из вод прозрачным зеркалом, отражающим берег. В руках моих меч правосудия. Думаешь, так не бывает?

— Возьми, пока не поздно. Я не требую отдать мне палку. Мне не нужна она... — рассекаю воздух, и скалы дальних гор крошатся в ничто. — Еще не веришь?

Палач

Палач смеется задорно и звонко, ветер разносит эхо над морем и скалами.

— Мне не нужен меч, Князь! — палка в руках Глефа рассыпается серым песком, стекает по ладоням на берег.

— Я и есть Меч Правосудия, забыл? Пока Судья остается Судьей, я повинуюсь его руке. Пока я повинуюсь руке Судьи, он остается Судьей. Чего ты хочешь, Князь? Узнать, выстоит ли твой меч против меня? Подойди, и узнаешь. Хочешь сам владеть Мечом Правосудия? Тогда возьми меня и узнай, подчинюсь ли я твоей руке.

Но в чем смысл битвы ради битвы? И зачем тебе Меч Правосудия — так не терпится сменить Амалея на его посту? Возможно, он сам готов передать тебе власть и обязанности Судьи — но готов ли ты к ним?

Улыбка на бледном лице, серое небо в бесцветных глазах.

— Я не понимаю тебя, Князь.

Князь

Как ты странен. Как забавен... не хочу я ничего узнавать. Мне нужно, чтобы ты подошел... Ближе... Как можно ближе... Чтобы тебе улыбнулось солнце и ветер, чтобы тебя ослепила вспышка понимания...

Вы с Амалеем порядком достали меня за эти суматошные часы беготни. Я не люблю, когда меня заставляют играть... И играть я не собираюсь.

-Ты уже не меч правосудия, Глеф. Ты меч Князя Тьмы... Тебя устраивает такая должность? — усмехаюсь. — Тогда и тебе будет дан титул в царстве Хаоса... кем ты станешь, Глеф, когда придет твой час? Смотри в глаза истине — ты уже предал Суд. Ты исполнил волю ложного Судьи. Отменил приговор, поддался тому, что называется сделкой, заключенной не тобой, а Амалеем, питающимся страстью, со мной. Ты больше не меч. Но меч можешь еще получить... Решай.

Палач

Множатся, дробятся отражения. Палач молча смотрит в глаза Князю — спокойно, не пряча взгляд, ловя его взгляд в серости волн.

— Прав ли был Судья, отменив приговор — не мне судить... да и не тебе, Князь. Нарушил ли он равновесие — время покажет. Если так, и ни он, ни я не сможем более быть тем, чем мы были, мы станем чем-то еще.

Задумчивая улыбка на тонких бледных губах.

— Я не знаю, кем я стану — Светом, Тьмой, Хаосом, Бездной — да и важно ли это? Зачем мне твой меч, Князь? Я следую воле Судьи, а не твоей, и его волю пока ни разу не нарушил. И пока что я сам меч — меч в его руке. Даже если это рука Князя Тьмы, она пока еще остается рукой Судьи. Если Амалей действительно ложный судья, если он утратил право на Меч и, исполняя его приговор, я тем самым предал суд... Если сущность моя изменилась, и я утратил право быть Мечом, то меч мне и не понадобится более. Не мне решать, Князь. Пока я Палач, решает Судья. Перестав вершить приговоры, перестав быть орудием Суда, перестав быть Палачом, я стану чем-то иным. Но твой меч мне не нужен, Князь.

Князь

О, как патетично. Браво! Люблю патетику, когда она вся сквозит кровью. Ведь ты в крови, Палач... И кровью ты омыт. И вижу я, кем станешь ты, когда рассвет восстанет над бездною. Придет тогда и правда, и понимание, что нет больше Суда. Тебе хотел я меч дать? Что ж я не собираюсь хранить заветы прошлого. И суд мне больше не помощник. Я отпускаю ветер. Я Хаос, я Свет отпускаю на свободу. Вы больше не будете мне говорить, что делать.

-Меч мой, Глеф! Теперь мне меч принадлежит... От ваших услуг отказываюсь я... Никто из вас мне больше не Судья...

И вздыбливаю ночь... И улыбаюсь Амалею и Хранительнице... Закона больше нет.

Палач

— Меч принадлежит тебе? Отлично! — Глеф больше не прячет усмешку, и в ней столько яда, что хоть на песок сцеживай.

— Закона нет больше... желаешь беззакония, Князь? Лордов, вцепившихся друг другу в глотку? Голодного демона тьмы, разорвавшего путы обетов? Меч, которому все равно, кого разить — лишь бы кровь?

Ни суда, ни следствия — одни лишь последствия.

Что ты делаешь, Князь? И зачем, зачем? Или... о, неужели ты надеешься своим безрассудным поступком защитить Шута? Ну-ну, посмотрим, что из этого выйдет!

— Ты огорчаешь меня, Князь. Как ты думаешь: кого изберет своей целью меч Князя Тьмы, желая достойного возмездия за огорчения, если его не будут больше сдерживать законы равновесия?

Князь

— А ты еще глупее, чем я думал, милый Глеф... — теперь уж моя очередь улыбаться. — Когда не видишь полной картины бытия, не тянешь ниточки судьбы, а лишь работаешь мечом, становишься бесполым и пустым существом, у которого есть лишь одна цель — убивать. Поверь, завтра ты уже перестанешь быть чьим-либо мечом. Но прости, Глеф, я спешу. В этот час, кроме тебя, у меня слишком много дел... И хотел бы поболтать дальше, но пора. И тебе, Амалей, до свидания. До скорого свидания, мой милый Князь-Судья!

Я растворяюсь в океане. Остается лишь серость долины Хаоса.

27

Теодор

Смотрю, улыбаюсь. Ты сам пришел, как и было нужно. Я и тогда тебя не боялся, а сегодня тем более.

— Я смотрю, ты снова примерил свою мантию.

Кланяюсь:

— Здравствуй, Судья! Ты всегда говорил нам, что судишь беспристрастно, что всегда выслушаешь, перед тем, как выносить приговор. Я хочу, чтобы ты меня выслушал, прежде чем судить. Вернее, — улыбка преображается в ухмылку, — просто посмотрел.

Поднимаю свою руку, делаю надрез. Я никогда не мог чаровать на крови, ну что ж, проверим подарок. Безумие, зову тебя! Закрываю глаза и начинаю танцевать, чертя вокруг себя кровавые узоры. Безумие сладко! Ты можешь творить что угодно, оно возвышает тебя над миром! Безумие горько! Оно поглощает, забирает, подчиняет тебя! В воздухе начинает одуряюще пахнуть горьким медом. Лицо покрывается маской с алыми цветами.

— Узнаешь?

Амалей

Больно смотреть на этот образ, больно вдыхать аромат горького меда... пламя внутри начинает ворочаться, тянется к яркому огню... пытается пробраться сквозь ледяную корку Обета.

Но неожиданно усмешка прорезает мои губы, алое пламя полыхает в глазах. Я умею управлять стихиями, подчинять их своеволие и хаотическую энергию своим целям. Что ж — поиграем, Пожиратель...

— Кого ты хочешь обмануть, Теодор? Я лжец из лжецов! Твой Князь уже пытался со мной поторговаться насчет Шута. И где теперь твой Князь? Клочками тени разметал по миру свою черную душу, отдал свое тело тебе на потеху и сейчас оно сосуд для твоего любимого Хаоса.

— Обхожу его по кругу, не приближаясь. — Разбил сосуд Света... и что? Недолго же он правил новым престолом. Что вы делаете? Хаос в Свете?! Хотите вечного заключения на осколках миров? Верни Свет, Теодор. Я всем вам обеспечу кровавую дань и стенание душ. Зло должно быть в мире, чтобы люди тянулись к Свету. Но не нарушайте пределов, иначе поплатитесь. Мне нужен Князь. Князь Света. Верни мне его, Теодор, а я подарю твоему Хаосу новое тело. Красивое, соблазнительное... сможешь объездить его... во всех смыслах... — мой голос течет черной бархатной тьмой, обволакивает Пожирателя... мне все равно, как ты выглядишь... у Шута было множество масок... в моей постели множество тел... не во внешности дело... а к огню его души мне все равно прикасаться нельзя...

Теодор

Улыбаюсь. Отправляю Хаоса туда, где Судье (или уже не Судье?) его не достать. В первозданный Хаос ему сейчас хода нет — треснувший панцирь обета не даст. Рисую кровавые цветы, смотрю изумрудными глазами Шута, пламенею рыжими волосами Шута.

— Неинтересно, — заминка, смешок, — Судья.

Пальцы играют-выплетают образ Шута, души внутри стонут.

Амалей

— Боишься за свой Хаос? — усмехаюсь, ловлю пустую оболочку Князя на сгиб локтя, смотрю представление, Какой ты чувственный, как откровенно меня соблазняешь, предлагаешь себя... А я перебираю белые перышки, обвожу кончиками пальцев красивые чувственные губы, я уже целовал их... я почувствовал, как на миг, он чуть не забыл свой безумный план, вкусив моего черного пламени.

— Любовь-любовь... За одну любовь я получил власть вершить Судьбы Мира... за вторую власть над Тьмой... Не старайся, Теодор, лучше отдай мне Свет по-хорошему. Я должен восстановить равновесие, иначе будет новый суд, и в этот раз будет судить Тьма! Верни в этот мир Свет, иначе познакомлю тебя с Палачом... за неуважение к Суду, — мой взгляд полыхает, лицо искажает оскал мрака.

— Он давно уже скучает, пора ему поразвлечься... ммм, Теодор? — облизываю губы черным языком.

Теодор

Со смехом касаюсь белых перьев, рассыпая в пыль полностью бездушную теперь оболочку. Хаос забрал все, что нужно, теперь она не нужна. Играю последним белым пером, ловлю им узоры, черчу на себе страсть.

— Палач... — ловлю-кручу-ласкаю последний звук. — А как же приговор? — я на расстоянии одного шага, дотронешься? И выдыхаю, выпускаю каплю души Шута, — Амалей.

Оставшаяся во мне душа бьется, рвется, ластится... Какой подарок, Шут...

Амалей

Я смотрю... в зеленые глаза... в то, как Пожиратель искажает его образ... откуда Теодору знать, каким он был для меня... как же больно это видеть... он рассыпался в прах из-за нас... отдал двум Князьям по половинке души... я думал, что Князь Света сможет сберечь и не мне, властелину мрака, сковавшему душу черным льдом, владеть душой огня... а он, он отдал тебя Пожирателю... и тот думает, что похоть влекла меня к тебе... куражится передо мной... я так устал... и еще я больше не чувствую холодной стали моего меча... он дрогнул под льстивыми речами тени Князя... оскал мрака кривится в судороге... черная слеза катится по моей щеке... мрак никогда не станет прежним... Мне нельзя даже спасти тебя... Я проклят... но если я не восстановлю Равновесия, не будет уже никакой надежды... Глеф не станет давать шансов из-за того, что не может навсегда потушить яркий огонь... Глеф сможет...

— Если ты не вернешь Свет... мир затопит Тьма... и будет новый приговор... и на твой Хаос наденут хомут, чтобы восстановить миры... чтобы начать все сначала... а твой Князь и так уже безумный, распался на клочки... и ведет мир к новому Армагеддону... из ревности, мести, безумия... и его уже никто не пощадит... а ведь в нем когда-то был Свет... одумайся, Теодор, ты не ведаешь, что творишь... я могу вновь помирить Свет и Тьму, прекратить это безумие... Верни мне Свет... Иначе я вынесу приговор лично для тебя уже сейчас...

Теодор

Сладко, сладко, сладко... Безумие сладко, разве ты не чувствуешь этого, Судья? Подарок Шута сладок! Подхватываю катящуюся каплю пером. Оно становится черным. Заворожено превращаю все кровавые цветы в черные. Красиво. Покрываю себя черными цветами скорби.

— Это еще не все подарки, Судья. Ты не задумывался, откуда у меня умение чаровать на крови? Я же этого не умел...

Капаю алой кровью на перо. Росчерк на груди Амалея.

Броня Судьи трескается все больше. Равнодушие — не равновесие.

Амалей

Что ж... значит, тебя ни запугать, ни разжалобить, Теодор... говоришь, умеешь теперь чаровать на крови... а есть ли в твоей крови яд, защищающий тебя самого от последствий ворожбы? Знал бы ты, Пожиратель, что сейчас делаешь — говорю же, не ведаешь, что творишь. Ты сам коснулся моего мрака, жидкой тягучей каплей, упавшего из моих глаз, через кожу твоих пальцев он уже просачивается в тебя... вот он, пропитал все твои траурные цветы... красиво, говоришь? О, да! Мрак это красиво... ты сам смешал его со своей кровью... он уже впитывается в тебя... силы притяжения уже подогревают твою кровь... горячим сладким потоком скоро станет она... Я молчу, из глаз текут слезы мрака, по росчерку на груди кривится черная трещина, истекает чернильной тьмой... на пол уже стекают ручейки, они черными змеями ползут к твоим ногам, оплетают, забираются под одежду, их вибрация делает чувствительной каждый дюйм кожи, по которому они поднимаются к твоим бедрам... и выше... скоро даже ощущение собственной одежды заставит тебя корчится от похоти... притяжение... притяжение тел... и оно мне подвластно... не только звезды умею я увлекать...

Но я не дам тебе себя коснуться, я уже выучил урок — темных лордов касаться нельзя, а уж тем более Пожирателя Душ. Черные крылья мои взвиваются щупальцами мрака, оплетают твои руки и ноги, отталкивают к стене, распинают на ней. Я подхожу ближе, на расстояние пары шагов, мрак смотрит из моих глаз, я облизываю губы черным языком — я не прикоснусь к тебе, но я почувствую... только я не хочу, чтобы это чувствовал Шут. Я не умею извлекать души, но я не зря оставил себе твой подарок, мой милый Шут.

Мрак скрывает меня на несколько секунд плотной завесой — через мой мрак не проникнет ни звука до твоих ушей, Пожиратель... прочем ты сейчас занят... щупальца скользят по твоему телу, проникают везде, трутся об тебя... ищут, как проникнуть глубже...

А ты сладок, Теодор... потерпи еще чуть-чуть... и почувствуешь, каково это, когда в тебя входит мрак.

Но это ощущение не моего милого Шута, я достаю кристалл, касаюсь его губами, шепчу беззвучно... Август...

Ты обещал прийти, обещал вернуться, с кем бы ни был, где бы ни был — час настал, когда я потребую исполнения обещания. Сдергиваю завесу мрака... и ловлю в кристалл твою душу... ты вернулся ко мне, Август... прости, что вот так... прости...

Я скрываю кристалл мраком... подхожу к Теодору еще на шаг...

— Нравится? Безумие? — хрипло спрашиваю, заглядывая в лицо.

Теодор

Улыбаюсь в ответ безумной улыбкой Шута и шепчу:

— Нравится...

Я почти опоздал, но только почти. Заигрался. Но разум вовремя успел обернуть плетением душ, а тело — тело пусть корчится. Напор мрака не сравнится с яростью любви моего Черного Князя. Продолжаю шептать, пальцами чаровать:

— Ты дурак, Амалей. Кто мне мог отдать свое умение чаровать кровь? Ты так и не подумал? Я скажу тебе — Шут. Он пришел ко мне отдать свою боль, сам просил собрать его душу, разбитую тобой, убийца. Из-за тебя он рассыпался. А я обещал собрать его душу, и я собрал. А ты, что сделал ты? Навсегда заточишь во мраке? Дважды убить его хочешь? Может, тогда заберешь и его боль?

Встряхиваю рукой. Кровь Шута во мне, кровь Шута теперь и на тебе, зря ты позволил коснуться себя перышком. Оно ведь так невинно. Мрак твой с кровью Шута через щель в броне уже втянулся в тебя. Мрак, он ведь тянется к тебе. Перекидываю в твою основу, твою суть, всю собранную мной боль Шута.

Зову: "Хаос!"

Амалей

Я отшатываюсь... только от слов... я? Убийца???

— Это... неправда... я бы никогда... — шепчу онемевшими губами, но о чем я? Итак превратился в монстра... Щупальца рассыпаются, освобождая Теодора.

Ты пытаешься вернуть мне собственный мой мрак, я бы мог обратить его притяжение вспять, он подчиняется только мне, но я этого не делаю... там его боль... его... а все, что принадлежит ему, мне бесконечно дорого... даже боль... особенно боль...

Я запахиваюсь крыльями, оборачиваю себя во мрак... так проще пережить боль... я мог бы исторгнуть ее вместе с мраком, но даже его боль я никому не отдам...

— Собрал? Для чего? Чтобы как всегда обмануть и полакомиться за счет чужого горя? Или скажешь, ему лучше было в твоем нутре?! Пожиратель! Я отдал его душу Князю Света, он же может творить... он мог воскресить его... Шут же любил его... любил еще, когда он был Князем Тьмы... я больше не мешал им, держа слово этого безответственного двуличного ублюдка... а он... он... он предал и Свет и Шута! Отдал их тебе! Жадному темному лорду!!! Я бы послал всех вас в бездну! Этот мир заслужил, чтобы его поглотил мрак! Да вот, незадача, сам теперь Князь Тьмы и ответственность за ваши безумства теперь на мне...

Мрак мой научился впитывать боль и отдавать его другому... спасибо тебе, Теодор, с каждого лорда я получаю ныне подарки... проклятые... но, что делать... кто-то же должен исполнять долг. Да и Князем Тьмы я теперь имею право тебя наказать...

— А хочешь попробовать мою боль, Теодор?! Хочешь?! Давай, на десерт, Пожиратель!

Сгусток мрака... из самого сердца... он впитал мою боль... он ударяется в тебя...

Да только мне не станет легче, мое сердце кровоточит все новой болью и она вмерзает в черный лед острыми иглами бесконечно. Ты выбрал легкий путь, мой милый Шут... а мне пришлось разорваться на части, но все же остаться жить и исполнять этот проклятый долг. Я не отказывался от тебя и не просил Князя отказаться... он же вручил мне все — и ношу Тьмы и Слово с отказом... я поверил его новому Свету, а он предал все, что только мог. А я должен жить, исполнять теперь уже два долга... и даже коснуться не могу моего яркого огонька... и мое проклятье, что любовь моя приносит лишь несчастья... и смерть моим возлюбленным...

Теодор

Падаю на тебя, вцепляюсь в тебя обеими руками. Немеющими губами шепчу:

— Глупец. Ты никогда не жил с Темным Князем. Что мне твоя боль? Твоя боль не перекроет моей. Хочешь, знать, как полностью звучало мое Слово Шуту? "Я соберу твою душу и отдам тому, кто больше всех будет в ней нуждаться". Как ты думаешь, кому душа Шута нужна больше — тебе или ему самому? Я ведь могу не только собирать души, я могу их возрождать.

Хаос, Хаос, где же ты?

Амалей

Я развеиваю мрак, боль острыми иголками осыпается на меня снова... Я беру в ладони твое лицо... к темным лордам нельзя прикасаться... я опять совершаю ошибку... и те, кто назначил меня Судьей ее тоже совершили... надо было надеть на меня хомут, как на Хаос!

— Куда ты возродишь его душу? В мир хаоса и боли? В мир, где даже свет сам отдался на пожирание темным лордам? И что? Хочешь, чтобы через пару дней его судили на осколках распадающего мира? И мне придется судить! Придется... ибо если не приговор, то мир поглотит мрак и даже темные лорды не спасутся! Вы все думаете только о своих страстях, вам нет дела ни до чего больше! Верни Свет... Возроди Князя Света... Ему его душа нужнее всего — он его любит так, что готов был пожертвовать собой... не ведая, что творит! Только его жертва напрасна и опасна, а моя... так надо... так всем будет лучше... моя любовь ведет лишь к гибели... А он его утешит... если он и правда может быть светлым... если он пришел к тебе, чтобы ты возродил душу Шута... Верни Князя Света. Что ты хочешь за это? Давай заключим сделку, если мне ни запугать тебя, ни достучаться до твоего разума, так, может, хоть можно подкупить?!

Теодор

Ты весь открыт, брони больше нет. Я добился своего. Спрашиваю грустно, не отнимая рук от тебя.

— Судья, неужели ты не понимаешь, кто нужен этому миру?

Хаос неслышно ступает из тени, встает за моей спиной и кладет мне руки на плечи. Красивый мальчик, и не подумаешь, что Дракон Хаоса. Судя по твоим ошарашенным глазам, ты тоже не понял, кто это. Ах, Судья, Судья. Ты силен, но с душами ты не работал. Ловлю кусочек души Шута, который выпустил, когда пытался тебя очаровать.

— Хаос, свети!

И из Хаоса начинают бить лучи Света, который он поглотил из Князя Света. Судья, ты думал, что я опасаюсь за моего Дракона? Нет, я просто опасался за поглощенный им Свет. Для тебя он сейчас хуже всего на свете. Без твоей брони он тебя ранит так, как ничто на свете. Верчу в пальцах кусочек души Шута, наматывая все, что ты успел у меня забрать. Не отдам я тебе Шута, погубишь ты его своей больной страстью. Я возрожу его свободным. Он играл всеми нами, даже моим Князем, пока не встретил тебя. Пусть остается таким же. Изымаю из тебя душу моего Князя. Теперь у меня обе части души нашего мира. Отступаю к Хаосу, обнимая его.

— Домой!

А ты подумай, Судья, подумай.

Амалей

Я смотрю, как ты исчезаешь... вот и хорошо... Равновесие восстановлено. Сколько пришлось играть, менять себя, лепить из мрака... Они думают, что свет причиняет мне боль... да я могу поглощать его... но мне запрещено — по Обету. Все теперь идет хорошо, Суд можно отложить. Душа Князя собрана воедино... не до конца, но с безумием покончено. И Огонь свободен... ты прав, Теодор, я кого угодно могу погубить... своей больной страстью. Мне любить нельзя, от этого гибнут миры. Возвращаю черный лед Обета. Как легко теперь! А мне останутся воспоминания... и имя... я им не воспользуюсь, но оно будет мне дорогим напоминанием о том, что я тоже умел любить... и еще сны... теплые сны на крыше Храма...

Боль еще бьется острыми иголками глубоко... но они исчезнут, когда я увижу, что мой Шут счастлив...

Кто-то должен помнить о долге... иначе мир рухнет — и не будет ни света, ни тьмы, ни огня... лишь мрак... а ему так одиноко в холодной пустоте — однажды лишившись покоя, его уже не обрести.

Темные лорды не так уж безумны, но, сохрани меня Провидение, принять еще хоть раз титул Князя Тьмы! Ими так сложно манипулировать! И хоть мне удалось добиться своего, кто знает, не придет ли в их безрассудные головы новые беззакония! Не буду больше считать тебя безрассудным, Князь, со стихиями и правда трудно справиться. Иногда нужен неординарный подход. Усмехаюсь. Забавно все-таки — какую власть имеют страсти над этими существами!

Пространство разрывают крылья, черная горгулья снова на своем посту...

Теодор

Кружусь в безумном танце, плачу холодными слезами, взмахиваю руками, черчу красными каплями деревья, птиц, цветы. Горек твой подарок, Шут! Мрачна душа Судьи, черна душа моего Князя, бела душа Света. Страшна твоя броня Судья! Змеится-искрится она, стараясь держать демона, сыпется черными камнями. Но демон не может быть Судьей... Надеюсь, мой дар тебе понравится, демон притяжения... Сладок твой подарок, Шут! Пушистым облачком, призрачным сиянием, яркими переливами... Цветут цветы вокруг, ползут змеи по мне... Кружусь... Взмахиваю руками... Черными глазами, белыми волосами идет судьба ко мне... Ледяными осколками рушится мир. Падаю на лепестки последнего сна с Князем. Я соберу тебя. Ты будешь другой, ты будешь не мой. Ты будешь счастлив с Шутом. А я свободен. Как же я вас с ним ненавижу!.. Кружусь... Собираю... Чарую... Плачу кровавым дождем, расстилаюсь северным ветром... Собираю Князя...

Неподалеку у стены зала сидел Дракон и думал о том, что Наездник скоро станет только его.

28

Ворожба Князя

Скрипач

Все же остаться надолго куклой у Скрипача не получилось. Сердце князя в его игрушечной груди испуганно забилось. Крис почувствовал, как часть его души исчезает в тени безвременья. "Князь, Что же ты натворил! Неужели это то чего ты хотел? Как ты мог поверить Разрушителю. И почему ты отпустил Шута? Неужели ты не видишь Смерть за маской Судьи? Светлые лорды еще слишком слабы. Что они без тебя? Что ждет мир, когда Хаос сморит глазами света, а тьма — глазами Равновесия. Почему же я снова иду этими узкими улочками? Я просто хочу вернуть тебя, мой князь. Вернуть, что бы ты снова мог сказать мне что любишь меня"

Князь

Я не умер. Не исчез в Теодоре. Я в тебе, Скрипач. Слышишь? Голос в твоей голове.

Наверное, ты забыл, что я твой Князь. И сердце мое ледяное, и отражений у меня много. Ты хочешь быть игрушкой? Уйти от ответственности. Свалить все на любовь? Или на мою нелюбовь к тебе. Ты знал, что я люблю Шута. Ты знал с самого начала. А теперь, когда мне нужно все сделать правильно, когда я могу стать одним целым, а не кусками реальности, ты предпочел оставить меня. Ты — Темный Лорд бросил не только любимого, ты бросил господина.

А мне нужна твоя помощь. Твоя музыка. Музыка Смерти, которая заставит Амалея измениться и перестать носить судейскую мантию. Теодор забрал практически всю мою душу, но я успел оставить там подарок, ибо нельзя нарушать данное другому Слово без моего ведома. Судья уже не в равновесии. Он влюблен злом. И сам он зло. Пусть же осколок моей души, острый и маленький, что прижался ко льду равновесия и скрылся от Пожирателя, расколет защиту навсегда. Пусть потечет темная сущность Амалея и изменяет прежнюю сущность. Он и есть — новый Лорд Смерти, Лорд Тьмы. Не судья уже. Мой подданный.

И если ты любишь, — голос помолчал. — То поможешь вернуть и Шута. Ты и Принц вполне способны оживить тело. Так нужно, Скрипач. Так велит тебе твой князь во имя равновесия. Лордам будет доступно любить. Амалей и Шут станут моим вассалами.

Скрипач

Я слышу твой голос в моей голове. Ты просишь, нет приказываешь! Ловлю губами снежинки. Сколько раз я играм Реквием? Десятки сотни раз. Сейчас ты приказываешь сыграть мне Смерть. Мне больно. Глубоко внутри я все еще Светлый. Но... Я сам дал тебе право приказывать мне. Сам. Вот и площадь перед Храмом. В этой грани это высокий шпиль протестантского костела. На мгновение замираю и... Музыка Смерти и Тлена течет из под моего смычка. Я вижу, как освобожденное мною зло туманом скользит по улицам города. Как усмешка судьи отражается искажаясь в тысяче зеркал глаз прохожих. Из моих глаз текут слезы, но я продолжаю играть. Пока поет моя скрипка, ты мой князь всесилен. Я снова дарю тебе этот мир. Только прошу, и ты верни мне того, кого мне не дано забыть. Того, кого я ненавижу так же сильно, как и до сих пор люблю.

Князь

Да, я слышу. Слышу, Скрипач. Я сильнее бури, больше смерча... Темнее ночи. Смерть. Колкий лед моей темной стороны способен разорвать на тысячи осколков Амалея, но я вбиваю лишь один в его защиту и разрушаю лед правосудия. Так! Так... Теперь ты свободен от данного слова. Ты уже не горгулья и не Судья. Ты свободен, сильнейший из демонов. Люби Шута. Люби его страстно и без опасности отвечать. С громким смехом осколок моей черноты вырывается из Судьи и превращает его в демона.

Поцелуй шлю Палачу, лишившемуся правосудия.

Скрипач

Руки устало падают. Свершилось. Мой Князь, ты доволен? Ты выпил мою душу до дна, ты снова воспользовался мной. Смогу ли я поверить тебе? Я стою под снегом. Плачу. Что ты еще хочешь, мой господин? Нужна тебе моя любовь или я только слуга тебе? ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ!

Князь

Обнимаю тебя сзади теплым мехом, закутываю. Шепчу:

-Ты не игрушка! Тебе нельзя быть игрушкой... Ты слишком много значишь для меня. — целую невесомо тебя в затылок. Я еще не здесь. Я черная сторона моей сущности. Тень, в которой проще утонуть, как в бездне. На грани тьмы стоишь ты уставший и вымотанный. Тебе дарую твою душу, обратно... Зря тебя я наказал за связь с Шутом... А мой кусочек забираю.

Смотрю с улыбкой. Меня ли ты любил, о светлый Кристиан? Когда-то ты иным был и...

— Есть еще у нас с тобою дело — вернуть шута. Вернуть его, спросить, зачем такую сделал глупость? Зови сюда скорее Принца своего. Пусть лепит нам снежки и возвращает Шута...

Скрипач

Твой шепот. Твои руки. Или не твои? Я уже и забыл тебя настоящего. То что когда то началось как авантюра Шута С Хаосом и Собирателем давно перестало быть для меня игрой. Я любил тебя. Любил твою тьму, любил отблески почти умершего света в твоих глазах. Я сам вернул тебя, и тогда в ледяном мире и сейчас. Как я могу не любить тебя? Сейчас, когда моя душа нежным светом горит внутри? Я оборачиваюсь к тебе. Тебя почти нет здесь. Ты просто тень, но я почти касаюсь твоих губ. Почти не слышно выдыхаю: — Люблю тебя, сволочь!

Отворачиваюсь и кричу в паутину метели.

— Айс, мальчик мой. Ты нужен НАМ с князем!

Князь

Я бы хотел тебя ответно поцеловать. Но грани пока так тонки. Милый мой Скрипач, мое безумие света, моя игра музыкальных волнений. мой космос. Ты злишься, но ты для меня всегда так много значил. Вот и теперь — ты силный Лорд. Владеющий великой стихией. Звуками вселенной. Гармонией.

— Спасибо, Крис...

Скрипач

— Не за что, глупый. Не за что,— отвечаю тебе и делаю шаг вперед, чтобы поймать моего сына. И почему-то мне так хочется сказать "нашего", но я помолчу сейчас не время, да и не место...

Принц

Уже нет сил плакать.. И я только тихонько жмусь в комочек. А метель все нарастает. Но разве она может причинить мне вред? Даже сейчас... А жаль. Тогда бы боль прекратилась.

— Айс, мальчик мой. Ты нужен НАМ с князем!

Отец? Отец зовет? Я даже растерялся... Я думал, он стал куклой... Князь его вернул?!

Нет, сейчас не время гадать, он сам расскажет.

Рывком встаю и шагаю. В метель, в самое ее сердце. Чтоб та перенесла меня в объятья Скрипача.

-Отец...

Князь

Я вижу, как на поляне появляется Ледяной Принц и стою тенью в стороне. Скрипач и Айс обнимаются, что-то говорят друг другу. Белоснежный тонкий юноша смотрит на меня исподлобья, а потом кивает.

Наверное, все же получится... Милый Шут, ради тебя я готов унизиться и попросить.

— Айс, прошу, оживи его... Оживи...

Принц

— Айс, прошу, оживи его... Оживи...

Вот уж не ожидал услышать от Князя такие слова. Вздыхаю — я все равно хотел, чтоб Шут вернулся. Хоть и не люблю его, с тысячью масок и Огнем.

Отстраняюсь от Скрипача — как же давно он меня не обнимал!

— Вы же понимаете, что его душу я не верну? Она у Теодора, и так просто он ее не отдаст. Вернуть Шута без души, этого будет достаточно?

Князь

Я киваю. Скрипач — тоже.

Теперь нам остается только ждать, что предпримет Ледяной принц. Я и Скрипач отступаем, я опять кутаю Криса в свою шубу и прижимаю к себе, чтобы он не мерз. Он еще мерзнет.

— Сделай это для меня, — просит Скрипач.

И Айс соглашается.

Принц

Несмотря на момент, я немного улыбаюсь — Скрипач так забавно смотрится, укутанный в шубу Князя. А просить повторно меня не стоило. Я бы все равно это сделал.

Глубоко вздыхаю и начинаю петь. И в песнь свою вплетаю все — все свои силы — силу Хранителя и силу Темного Лорда. На первую мою песню ты не откликнулся. Но сейчас я заставлю тебя ее услышать, Шут.

Тихая, она облетит все уголочки миров, найдет и адресата.

" Ты огонь и ты яд —

носишь тысячи масок

никогда не понять мне тебя..

Даже так я заставлю

и меня ты услышать

пусть моя песнь облетит все края...

Ты вернись, тебя ждут

я прошу тебя, Шут!

ты вернись, тебя ждут...."

Метель неожиданно взвыла, закружилась, чтоб резко прекратиться, опуская в покрывало снежинок Шута...

подойти, прикоснуться — такой холодный...и прошептать

-Открой глаза, Шут...

Князь

Мне так мил твой образ. Твои глаза... Твое молчание... Шут, лети! Шут, будь свободен. Тело найдет душу. Душа найдет тело. Хлопаю в ладоши, и Шут исчезает, а его тело летит навстречу душе... Так надо! А меня... меня лепит Теодор и ненавидит, и проклинает... Я должен с ним поговорить.

29

Амалей

Я сижу на парапете Храма... смотрю с любопытством на миры...

Темные лорды снова страдают, ревнуют, жаждут... Страсти играют вами... Страсти-страсти... И только я играю страстями, подчинив их своим целям. Я мрак, я холоден и непроницаем... я как черный ящик — вы кидаете в меня свои осколки... свои страсти и с тайным страхом ждете — что же вылетит обратно... Усмехаюсь...

Подарки... подарочки... много я их собрал... Вон еще и от Князя осколочек себе на память оставил... темный осколочек, острый... только что мраку тьма? Разве может она сделать его еще темнее?!

Осколок вылетает... вновь разбивая лед... ах, ну опять разбили очередной панцирь... будто в холодном мраке космоса может кончиться черный лед?!

Будто и правда меня может сдержать какой-то Обет?! Ты правда в это веришь, Князь?! Я и Обетом своим верчу, также как и своими страстями. Надо — держу его, а не выходит управлять миром с Равновесия... что ж иногда можно и подтопить ... и расколоть... что у меня льда что ли мало в моем космосе?! Потягиваюсь, расправляя крылья. Ну что ты творишь, Князь, хочешь, чтобы мир в очередной раз погасил мрак?! Нет, это больно, пусто, скучно и неинтересно... А вот огонь — он яркий, изменчивый, он вселяет в холодный мрак радость... Ради него я буду хранить этот мир... я узнал новое... любовь — вот, что держит сильнее обетов. Этот мир достоин существовать... я так решил... осталось убедить в этом Глефа...

Князь собирает свою душу... хорошо... гармония должна быть восстановлена... Я тебе присягну Князь... только целому, а разорванному на части безумцу будут только такие же безумные игры. Ты забыл свое предназначение... на части разорвался... страсти-страсти... если тебе нужен холодный мрак, чтобы сдержать безумие твоей души — что ж, ты его получишь. Усмехаюсь... оскал мрака смотрит на пляску Тьмы и Света... Ему любопытно, что они могут с ним сотворить... Холодному и безучастному — ему скучно.

Палач — Хранительница

Палач

Отражение Князя тает в свинцовых волнах, морской солью оставляя на губах привкус последних слов.

— Бесполым и пустым... Ох, Князь, Князь! И никогда я не ставил целью убивать... но насчет меча ты, очень может быть, окажешься прав.

Что с тобой сделал Князь, мой Судья? И — имею ли я теперь право так тебя называть? Чем ты стал теперь, Амалей?

А Фрейя по-прежнему стоит на песке, и то ли ждет чего-то от Палача, то ли сама хочет сказать ему что-то, да помешала беседа с отражениями.

Палач ли? Вот ты уже и сомневаешься — Князь добился своего.

Шаг в сторону — от океана, поглотившего шепоты и соблазны, изгибы иллюзий и осколки истины, к застывшей как статуя женщине.

— Что я могу сделать для тебя, Хранительница?

Сейчас не время сомневаться. Разрушить себя ты всегда сможешь и позже.

Хранительница

Хранительница? Я уже не уверена. Я не знаю. Я не чувствую Судью. Здесь не действует моя сила, не действует сила Шута. Безумие последних дней теперь очевидно для меня. Как и то, что я до сих пор безумна.

— Я не чувствую Судью. — Глаза сухие, горло наливается новой болью. — Что нам делать, Палач?

"Мир, где же ты?"

Палач

Шелест ветра, шепот океана, шорох песка. Пересыпаются песчинки в часах Мироздания, начало отсчета и его конец, чье-то время пришло, чье-то — подходит к концу.

— Я не знаю, что нам делать, Фрейя, — Глеф сейчас кажется как никогда человечным, в нем нет больше безжалостного блеска стали. — Можно назначить нового Судью, раз прежнего больше нет. Но нужен ли этому миру Судья? Нужен ли Судья Темным лордам? Кажется, Князю больше по нраву хаос... возможно, стоит оставить его и остальных наедине с последствиями принятого им решения. Но как тогда быть с вами, Хранителями? И я не знаю, остаюсь ли все еще Палачом, или я уже что-то совсем иное... Мне нужно поговорить с Амалеем.

Блеск лезвия, на миг рассекшего ткань реальности — и Хранительница остается одна на берегу Океана Хаоса.

Хранители

Океан Хаоса тяжел. Находиться здесь не каждому дано и возможно. Фрейя стоит и ждет Святомира.

Сколько прошло? Минута, месяц, год? Течение времени не чувствуется. Фрейя стоит и смотрит в предвечный Океан, шепча: "Мир, забери меня отсюда".

Сколько прошло? Минута, месяц, год? Грань открывается, из междумирья шагает волк. Хранители смотрят друг на друга понимающими глазами, их молчанье многозначительнее любых слов.

Сколько прошло? Минута, месяц, год? Мир подхватывает Фрейю на руки и шагает домой. Нужно подумать. Нужно решить.

30

Князь

Я — Тень. Всего лишь тень, добившаяся своего. Я Князь, который получил отмену договора. Я несчастный, потому что Шут вмешался и... Если бы он не вмешался, то был бы жив. И не стоял бы я здесь, проклиная себя и обнимая Скрипача, который так страдает по моей вине. Ловлю белоснежный осколок льда. Это часть души, вырвавшаяся из Амалея, вернулась ко мне. С нее капает черная смола. Смола проедает почву. Но ничего не может сделать Душе. Минута, и вновь кристалл чист и прозрачен. Надо спешить. Я отправил Шута к Душе. А она у Теодора.

Щурюсь, прикидывая, как лучше сократить путь. Ни к чему знать Крису, что я так стремлюсь побыть с Шутом наедине, что запустил ненужное и опасное заклятие, потому что Пожиратель Душ не преминет воспользоваться телом и может вложить туда, что угодно.

Я нервничаю, когда делаю два шага вперед и оказываюсь во мраке... Теодор. Я чувствую его дыхание. Слышу его... Он все ближе. Играет с собранной моей душой воедино, думает, что она останется в его ладонях. Нет, я позову, я заставлю их теперь вернуться. Вонзаю осколок в себя и называю тихо свое имя. Никому оно неизвестно, но с помощью него я могу создавать и разрушать миры. Я могу воскресать миллионы раз.

Больно. Привычно, обыденно... Я существую. Могу увидеть себя в зеркалах межмирья. Ты изменился, Князь, — говорю себе. — Ты стал так глуп, что поддаешься слабостям. Ты отдал Душу, растерзанную в клочья в надежде, что ее воссоздадут. Но цену заплатишь тройную.

— Теодор, — кричу на все межмирье. — Я иду к тебе! Здравствуй, мой рыцарь.

Теодор

Любуюсь на плетение соединенной души. Знаю, что она не полна, но она все равно совершенна. Как бриллиант с изъяном внутри, который лишь подчеркивает красоту своим темным провалом. Кровь капает, цветы растут и тут же рассыпаются прахом.

— Теодор, — слышу тихий зов Дракона. Поворачиваюсь.

— Теодор, что-то происходит. Хаос колеблется, — небольшое сомнение в голосе, — мне кажется, Он идет.

Оглядываюсь по сторонам и убираю все свидетельства моей слабости. Темный, мрачный пустой зал с креслом посередине. Усаживаюсь в кресло, утягиваю за собой Дракона, зарываюсь в его волосы, черпаю его силу.

Плетение души исчезает. Слышу крик:

— Теодор! Я иду к тебе! Здравствуй, мой рыцарь.

Я жду тебя, Князь. От чего так сжимается сердце?

Князь

Темнеет покрывало реальности, когда я выхожу к тебе. Я Тень... С осколком в груди... За мной туман клубится дымка света. Я хожу по кругу. Ты не один. С тобой Дракон. Послушный, нежный, честный... И мне не нужно, чтоб кто-то сейчас мешал... Не прячься, Теодор, за Хаос. Хаос, уходи... Мешает мне присутствие твое... Кусаю изнутри животное... И заставляю. Нет, я вынуждаю его отступить, сверкнуть алыми глазами и скрыться побыстрее.

— Ты ждал ведь, Теодор? — я опускаюсь на одно колено, чтобы поднять черный цветок, отливающий золотом. — Так сладко пахнут розы, когда в саду рассвет и сладкая лежит роса... Чарованием сладко заниматься? Есть кое-что, что я хочу забрать. Ты мне отдашь?

Глаза твои темнеют, как сталь. Ты не отдашь. Ты хочешь говорить. А я цветную стягиваю нить реальностей, чтоб задержать Шута.

Теодор

Прячешься. Не воплощаешься. Не хочешь меня видеть или боишься? Чаровать, говоришь, сладко? Сладко и горько. Как Шут. Закрываюсь маской, рисую по себе желтые цветы расставания и прощания, смотрю зелеными глазами, встряхиваю рыжими волосами. Повторяюсь, повторяюсь... Опять запах горького меда, от которого першит горло. Ныряю в безумие. Может хоть оно защитит меня в этот раз?

— Что ты можешь предложить?

Князь

Ты примеряешь чужие образы. Наверное, интересно познавать противника. Хотя ведь вы вместе вкушали и мед, и горечь... Бесплотному, мне все равно, как пахнут цветы на полях. Мне не страшны укусы диких пчел. И жала не проникают под кожу, как если бы я был живым...

— Ты злишься, Теодор? За что? Ведь ты мне ближе всех... — Я подхожу к тебе близко-близко, сажусь на подлокотник. Касаюсь твоих волос. — Со мной не торгуются... Хотя ты можешь и торговаться, я ведь уступлю в любом случае, ты это знаешь... — я срываю с тебя цветы, как ненужные атрибуты, провожу по шее... И ты почувствуешь, как я близко. — Зачем ты собрал мою душу? ты же знал, что так я стану еще безумнее, если только обрету тело. Разве я просил тебя об этом? — пальцы проникают в твои волосы, такие шелковистые и одуряюще пахнущие чужим телом, но за всеми масками я чувствую, что это ты...

Теодор

Безумие не спасало. Ты ведь тоже его любишь, Шут. Еще хоть раз прикоснуться, еще хоть почувствовать... Тепло, власть, кровь... Но ты хоть можешь от него убежать. Резко отстраняюсь, стою на одном колене, одной рукой опираюсь в пол, вторая на сердце. Глаза в пол. Так положено приветствовать Князя. Чтобы сразу вырвать себе сердце, если он пожелает.

— Приветствую Вас, мой Князь.

Поднимаю голову, смотрю своими глазами. Меняю маски, стараюсь убежать.

— Вы знаете, Князь, зачем. Нам не нужно два Князя. Нам нужен один. Хозяин мира. Свет и Тьма вместе, но не серостью. Я все сделал правильно. Вы не будете безумны. Проверьте, Князь.

Страх пожирает безумие. Склоняю голову, смотрю зелеными глазами, защищаюсь рыжими волосами. Меняю маски. Хочется чаровать. Нельзя. Слишком явно. Пальцы дрожат от желания что-то сделать. Нельзя. Катится кровавая капля от прокушенной губы.

Князь

Я сажусь рядом, практически в стаю на колени.

— Ты не знаешь моего безумия, чтобы говорить об этом так просто. Каждый из нас. Каждый, кто мыслит, кто существует, в чем-то безумен, чего-то желает. И желания сводят его с ума. Но темным куда сложнее. Они не есть желание снаружи. Они — желание изнутри. Их суть какое-то желание. — Я поднимаю твой подбородок и касаюсь холодными губами твоих губ. Я тень, но я чувствую, как ты изменился... как много накопилось в тебе страсти.

— Знаешь, Теодор, всю вечность я ждал случая, чтобы сказать тебе о самом главном свойстве души. Ты ведь их собираешь... — гляжу в чужие зеленые глаза, а вижу тебя. Моего рыцаря... — Душа, как ты... Она собиратель... Она превращает материальное в энергию. Она проживает в сосуде какое-то время и набирается энергией... Злом, добром и ЖЕЛАНИЯМИ. Скажи, чего желаешь ты, а не души, которые ты собираешь?

Теодор

Маски осыпаются одна за другой, последней уходит Шут. Внутри все выворачивается, немеет, стонет. Руки и ноги дрожат, разум плывет. Сворачиваю тугой спиралью души, забирая у себя слабости, желания, очищая ум. Все плывет. Шепчу немеющими губами:

— Ты не сможешь...

Князь

— Конечно, не смогу, Теодор... Только ты можешь... Лишь ты... Сам... — Я беру твою руку в свою, целую запястья... Ты такой красивый и такой любимый. Мой малыш!

Губы поднимаются выше, играя в салочки с лучами душ, что мечутся в тебе... Ты пожиратель? Нет, ты пленник всех желаний, что вбирают души. Их много, и желаний — не счесть. Всплывает ореолом алмаз моей души над твоею головой, за ней спешит веселый огонек... Они вдвоем. Они сейчас вдвоем. Ловлю ладонью обе души.

И проявляюсь материальный.

— Спасибо, Теодор! — горячими становятся вдруг губы. И проявляюсь я, чтоб тень моя на пол легла. Чтоб дрогнули светильники вокруг, и в каменном зале стало вдруг теплее. К тебе я наклоняюсь ближе, ложусь я рядом, обнимаю...

И смотрю, очерчиваю пальцем твое лицо, Темные стрелы бровей, нос изящный тонкий, верхнюю губу...

Теодор

Я отдал тебе все, что ты хотел, почему же ты не уходишь? Почему мучаешь? Впиваюсь поцелуем в твои губы, пальцами в волосы, пока можно. Жадно пью твое дыхание. Это я, я! Я умею управлять моими душами, я умею ими играть, их желаниями и возможностями, почему же я не могу справиться с собой? Я могу сплести любую вязь из душ, хоть черта, хоть ангела, почему же я не могу изгнать тебя? Прижимаюсь всем телом, ластюсь своей душой. Мой Князь... Говоришь, уступал мне? Я не знаю. Я все помню, но я не знаю. Помню, как корчился от боли без тебя и от тебя. От твоих просьб, которых нельзя ослушаться. Делил твои желания и страсти. Я не могу без тебя. Кем я становлюсь с тобой? Кем я становлюсь без тебя? Лучше бы ты был черным, властным, так проще...

Раскрываю душу. Что сделаешь в этот раз?

Князь

Ты так внезапно проявляешь страсть... Я и сам тону в твоей открытости. Каждый раз. Каждую встречу... Достаточно твоего взгляда присутствия. Даже не слова. Неуловимого дыхания. Аромата твоей кожи. Твоих рук. Твоих безумье вызывающих губ.

Я притягиваю тебя к себе. Я хочу чувствовать тебя рядом. И ты знаешь, что быть рядом — это пытка для меня. Мое тело знает твою красоту. Твою силу. Твое неистовство. Ты для меня глоток воздуха для ледяного, вечно кочующего в бескрайнем черном море айсберга.

— Зачем ты открываешь мне себя? Зачем ты мучишь? Неужели ты не веришь, что дорог мне, что я тебя игрушкой и слугою не считаю? — целую тебя в ответ, покрываю тебя поцелуями.

Шепчу:

— Мой Теодор, мой лепесток слетевший,

Ты душу заставляешь так звенеть!

В холодном сердце растопляешь твердь... — я теряю рифму из-за твоих поцелуев по шее, по плечам... Я схожу с ума, каждый раз, когда ты рядом.

Теодор

Поцелуи в ответ. Не могу больше сдержаться. Вкус твоей кожи, сладость твоих ласк, безумный твой шепот. Не слуга, не игрушка. Я что-то другое. Я не знаю, как себя назвать. Ты мой Князь. И этим все сказано. Выцеловываю свой ответ по твоей шее, по плечам, по груди. Я что-то другое. Плету свою душу для тебя. Пальцами по груди, по бокам, по бедрам. Ласкаю своей душой. Пусть я безумен, но весь мир подождет...

Мой мятный горький Князь. Я вздрагиваю от твоих прикосновений. От ласк схожу с ума. Я весь твой.

Князь

Ты открываешь мне свое желание. Твоя душа рисует во мне, не только на коже — по сердцу рисует. Ты знаешь, на алмазах моей души рисунок твой растает. Но теперь, и твердь становится как солнце. Хочу согреть. В объятиях своих. Быть нежным, ласковым, чтоб боль с сомненьями забрать — все-все. Свои, чужие. Ни к чему тебе страданья.

Ко мне стремишься ты, и я к тебе... С тобой сплетаюсь. Ветвями, вихрями, вьюнами... Я оплетаю тело твое своим желанием. Оно у нас одно? Быть вместе и дарить друг другу негу.

Грудь твоя гладкая. Соски темны... и затвердели от возбуждения. Их обвожу я языком. Зигзаги рисую на коже. Мой нежный рыцарь... Ты такой красивый, с глазами лунными и сердцем жарким.

Теодор

Выгибаюсь под тобой от сладкой муки. Как же хочется еще! Как же хочется тебя! Как же хочется... И начинаю чаровать. Первый и последний раз с тобой. Режу свою руку. Взмах... Белыми волосами, черными глазами... Моя судьба... Смотри, запоминай. Кровь моя, чары Шута. Рисую огонь, сжигающий меня. Огонь, сжигающий Шута. Смотрю безумными глазами, шепчу потрескавшимися губами:

— Здесь я, здесь — Шут. Видишь разницу?

Беру огонь слева, огонь справа, провожу огнями по его рукам.

— Чувствуешь? Чувствуешь желания?

Я не знаю, что ты сейчас со мной сделаешь за такое, но я хочу защитить тебя любой ценой. Даже собой. Смотрю безумными глазами... Белыми волосами... Судьба моя...

Князь

Конечно, чарованье. Ты его оставил. Решил ты поиграть со мною в выбор. Ты думаешь, я буду выбирать? Желания моей души ты видеть хочешь, Теодор. Тянусь к тебе, твоей щеки касаюсь, глажу. Успокаиваю. Льется чарованье.

— Мой рыцарь, ты запутался совсем. Между местью и любовью. Между ревностью и страстью. Знаешь, тот любит, кто способен отпускать. Нет ничего и никого, кем ты владел бы безраздельно. Его отнимут мысли и дела, его отнимут личные секреты, минуты слабости, позора... Болезни, страхи и, наконец, смерть. У смерти как украсть любовь? Скажи?

Твои целую руки. Одну, затем другую.

— Ты Теодор... Я — Князь. Лишь позволяя друг другу, мы можем на час, на миг владеть. Вот что понять ты должен. А потом... Мы можем не проснуться. Зачем тебе такая глупость... Кровь...

Теодор

Алыми каплями, темными словами льется боль... Он не понял. Значит, поймет потом... Потом... Поймет. А я защищу. Я помогу. Я не игрушка, не слуга. Ты мой Князь. Собираю кровавый огонь. Облизываю порез, залечиваю. Губы в губы, обхватываю тебя ногами, толкаю тебя в себя. Забирай!

Князь

Меняешь настроения, сводишь с ума каждый раз. Хочешь меня. Поддаешься... Я стараюсь не спешить. Я вхожу в тебя осторожно, но теряю контроль. Мой Теодор, зачем? Зачем ты снова рядом? Мои желания к тебе так ярки, так очевидны... Ты — блаженство вызываешь в теле. Расплата ждет меня... За все расплата... Нельзя к тебе мне приближаться. Меня к тебе влечет неумолимо... Я двигаюсь сильнее, в тебя вбиваюсь. И вижу, как трава далекого поля открывает мне лежащую фигурку. Шут. Пробудить тебя от сна и отпустить. К Амалею. Отпустить... Не держать... Не сметь тебя удерживать... Не слушать. Речей твоих...

Целую Теодора. И горю. Ты близок так и ты — ты настоящий. Не призрачный огонь, за которым я бежал всю жизнь. Ты здесь, со мной... Мой рыцарь.

Теодор

Двигаюсь тебе навстречу, выгибаюсь, отдаюсь. Я твой, ты мой. Пусть только здесь и сейчас. Пусть только здесь и сейчас. Люблю неистово. Все для тебя сделаю. Губы в крови. Кровь в огне. Чарование в тебе. Пожалуйста, сильнее!

Пальцами вцепляюсь в тебя, кажется, что дышать невозможно. Как же ты прекрасен! Пожалуйста, еще!

Князь

Сердце стучит ярко. Сердцем становится все мое тело. Я прижимаю тебя к полу, чтобы поднять ноги еще выше, и задаю неистовый ритм, от которого в глазах мелькают звезды.

Ты кричишь, но я не ослабляю хватки. И лишаю тебя подвижности, чтобы владеть тобой без остатка. Сегодня страсть на твоем лице рисует красоту. И волосы темные разметались черным атласом. Ты держишь меня... Не я — тебя, а ты...

Теодор

Кричу. Не могу, хочу двигаться к тебе, но ты держишь, не даешь. И от этого сладость сильнее, желание ярче. Голова кружится, душа плывет, оплетает нас. Князь! Ты берешь меня, я отдаюсь без остатка. Выгибаюсь, со стоном кончаю.

Князь

Я, наконец, тебя отпускаю. И выхожу, но продолжаю целовать. Ласкать твою кожу. Бормотать и что не знаю сам, потому что, наверное, слова не имеют значения. Трусь о тебя щекой. Прижимаю к себе.

— Прости, Теодор... прости, — до меня вдруг доходит, что я извиняюсь. Сам не знаю за что. Но я остро ощущаю, что ты чувствуешь и почему ты сейчас рядом.

Губы целуют твои предплечья. Соленые, влажные. Гулко стучит твое сердце, и душа твоя открыта мне.

Теодор

Хочется, чтобы этот момент продлился как можно дольше. Тихая ласка Князя, его странные слова. Теряюсь, не знаю что сказать. Просто прижимаюсь к тебе, вдыхаю твой запах, ласкаю пальцами твою душу. Не свободен, и никогда не буду. И что? Значит, это действительно моя судьба. Ниточка моей жизни вьется вокруг твоей. Переплетается с ней. Пусть так и будет. Чувствую, сейчас уйдешь. Но я теперь знаю, что делать.

Князь

Мне нужно спешить... Мне не хочется уходить, Теодор. Я так боюсь своих чувств. Ты ничего не понял. Не понял, как я боюсь любви к Шуту. Как страшно мне встречаться с ним. Я знаю, что не устою, поддамся искушенью. Потеряю и буду умирать и днем и ночью, умываясь кровью.

Тебе не надо знать об этом, Теодор. Ты должен быть счастлив. Ты мой... Тебе я доверю все тайные свои уголки.

Теодор

Ушел. Привожу себя в порядок.

— Хаос! — смотрю на появившегося юношу. — Мне нужно знать, где сейчас Князь. Помоги мне найти его.

С кем — я знаю. Я помогу тебе...

Хаос

Глумливо улыбаюсь. Слежу за светом Князя. Я ведаю, куда он пошел. Все дорожки одинаковы. Ага! Вот эта ведет на венчальную поляну. Там вечно Шут любил глумиться над своими любовниками. Он спит. Я вижу. Лежит в траве такой овцой невинной. Терпеть паяца не могу.

— А что ты мне за это дашь? — Вот сейчас я получу по шее. Отскакивая подальше. Я в глазок смотрел, как вы тут кувыркались. Но попросить-то можно!

Теодор

Изумленно выгибаю бровь, весело осматривая Дракона. Взрослеет. Поиграть, что ли? Время пока есть, душа Шута непроста даже для Князя.

— А что ты хочешь?

Хаос

— Чтоб угадал, конечно, — я смеюсь. — Иные мысли есть? Ну, нет, катайся, но чтобы спать... Вот лучше Принца я бы покатал.

Я нагло хватаю яблоко со стола и надкусываю.

— Допустим там есть сад... И речка... И Дерево еще... Красивое такое... Но Шут красивее, конечно. Князь прельстится... И насладится страстью. Там прямо все для этого как раз. И антураж, и прелесть, и романтик.

Теодор

Темнею лицом, шагаю вперед, хватаю Дракона за горло.

— Антураж, говоришь?

Души внутри воют и ревут.

— Принца, говоришь?

Глядя прямо в обиженные глаза, отбираю яблоко, кусаю, облизываю губы, а потом отталкиваю Дракона. Улыбаюсь лицом, плачу душами, продолжаю есть яблоко.

— А иди, покатай.

Хаос

— Чего ты злишься? — хмурюсь не понимая. — На венчальной поляне Князь.

Еще чего? Теперь вот только подойди. Совсем сдурел...

Сжимаю губы. Хочу тебя сожрать, но как всегда жалко. За что тебя люблю, не понимаю. Ты ж совершенно помешался на Князе, а он тобой играет. Вон, Скрипача на щелчок пальцем разводит. И льстиво говорит всегда: "Любимый Крис!" Не Крис, а прям кис-кис!

Не демон, а какой-то дурачок со скрипкой. И ты туда же...

Теодор

Нет, все-таки маленький он у меня еще. Бросаю яблоко, обхватываю, прижимаю, ерошу черные волосы, целую в уголок глаза.

— Не сердись. Хочешь, подарю что-нибудь?

Души черными воронами. Нужно будет наведаться туда через некоторое время. Когда Шут уйдет.

Хаос

— Хочу! — придумывать что-то не надо... — Тебя хочу. Теперь...

Прищуриваюсь зло. Что, и теперь откажешь? Я ненавижу Князя!

31

Князь

Отблески. Сотни мерцающих огоньков твоя душа, Шут. Бережно я несу в себе то, что мне всего дороже. Твою душу, чтобы отдать и чтобы подарить тебе мир, а миру — Тебя. Звонкого,

как лесной ручей, задорного, как шаловливый ветер.

Изменчивого, как океан. Непонятного и... не принадлежащего даже самому себе.

Я нашел тебя. Ты спишь под зеленой ивой у небольшой речки, подложив ладошки под щеку. Маска чуть съехала в сторону.

Колышется зелень вокруг. Бескрайнее поле. Бескрайний вечер, где небо, как купол огромного амфитеатра.

Я ступаю неслышно, но тело твое чувствует, что скоро соединится с душой. В прорезях маски подергивают веки. Я присяду? На минуту... Прости, что заставил тебя страдать и совершить такую глупость. Больше никогда не раскидывайся своей душой, Шут. Она принадлежит лишь тебе.

Я выпускаю из рук веселый огонек. Он скачет... скачет ...

едва касаясь поверхности травы, и внезапно вспыхивает над тобой, озаряя вечерние сумерки разноцветными светлячками.

Стрекочут кузнечики... Вечер. Самый первый вечер твоей новой жизни, Шут.

Шут

Сон или явь?

Пахнет летом... Свежей водой, травою луговою... Теплым ветром... Мятой... Тобою?!

Резко распахиваю глаза и приподнимаюсь, опираясь на локти.

Да так и замираю... Мыслей нет вообще! Я ничего не знаю...Тобой любуюсь... Тонким станом, чертами, тем, как колышет ветер шелк твоих волос... Здесь вечер... Здесь ты — такой желанный... Здесь я...

И я не знаю — что мне делать и что думать. С тобой я ничего совсем не знаю.

Заставляю себя вдыхать и выдыхать. Резко. Под перестук сердца. Оно колотится в груди, а я смотрю на тебя, то отвожу взгляд, то вновь не могу наглядеться.... Мне дико.

Мне страшно. Что важно, а что совсем не важно? Почему молчишь и смотришь на меня так, как будто я виденье из твоих снов... Нежных? Кошмарных — тебе или мне? Наверное, мне. Как всегда.

В бездну... Негу, вечер... Теплый ветер, что ласкает кожу... Как я хочу, что б это ты ладонью провел мне по щеке... Как не хочу, что б ты меня опять пленил...

Сон или явь? С тобою — я не знаю... Ты не позволишь мне узнать! Устало говорю:

— Чего ты хочешь, мое проклятье?

Князь

Мотаю головой. Что я могу сказать? Могу лишь описать, как в рыжину волос вплетаются лучей рассветных нити. Как зелень глаз похожа на траву. Ее сейчас могу погладить я рукой.

Понять, что цвет имеет смысл и форму... Ты так пуглив, как эти светлячки, что в поле танцуют до рассвета.

Проклятье? Нет, всего лишь кто принес тебе шальную душу.

Тебе она нужнее всех... Тебе лишь одному... Волшебному, чарующему вскрику любви моей, что втайне сохраниться.

— Я лишь тебе вернул твою же душу. — я поднимаюсь и смотрю вокруг — заход теряет краски. И первая звезда над горизонтом пробуждается предвестником прекрасной летней ночи. И хочется дышать от счастья, что в тот момент, пока я шел сюда, твоя душа была с моей. Все получил я что хотел.

Гляжу вновь на тебя. На явь, которой улыбаюсь.

— Зачем ты сделал глупость? Пришел, вмешался... Ты удивил меня... Неужто ты серьезно хотел быть наказанным? За что? Что светишься и жжешь других, их пробуждая страсти и желанья?

Да полно, ты не виноват. И теперь свободен. Судья отменил приговор и теперь стал, как и ты... Он демон теперь, свободный от обета. Беги, наверное, он ждет тебя...

Шут

Смотрю на небо — уже темное, с первыми звездами... А у самого горизонта еще горит красная полоска заката...

Когда-то... Я для тебя готов гореть был вечно... Ночь за ночью... День за днем. Безумным, сказочным огнем... Что изменилось? А ничего... Зачем себя ты только мучаешь? И меня зачем?

Поднимаюсь вслед за тобой, обхожу тебя по кругу... А ветер тихо шелестит в ветвях ивы... Ее зеленые косы опускаются до самой воды... Она плачет... и мне хочется плакать тоже.

Останавливаюсь за спиной и обнимаю тебя. Пусть так! Пусть опять будет мне больно! Но, я тебя сегодня никуда не отпущу...

Дую тебе на затылок, нежно целую в основание шеи — такой теплый, такой трепетный, такой милый... Играешь со мной.

Это не на мне маска сегодня, а на тебе. Маска милого-милого мальчика, что страдает из-за неразделенной любви... Но, вам ли, мой Князь, не знать... Закидываю голову, так и не отпуская тебя, и смотрю на небо. Почти ночь... Тихо плещется вода, омывая берег, звезды полноправно красуются и сверкают серебром... И это серебро льется мне в душу...

Мятной негой....

Прижимаюсь к тебе еще сильней и шепчу. слова вылетают ночными мотыльками — лихорадочные, непонятные даже мне, холодные, теплые...

Шут

— Ненавидишь меня? Ненавидь! Ревнуешь? Ревнуй! Хочешь больно сделать? Делай! Но, не говори, что не любишь! Не ври мне!

Князь

Да, я умею лгать. Всегда. Быть сталью, с острым лезвием. Словами ледяными обжигать. Но ты — ты почему-то страстен так и так серьезен теперь. Мне б обернуться, посмотреть на тебя прямо и солгать, чтоб отшатнулся ты и убежал уж навсегда. Но я тебя не вижу. Я вижу поле — зелеными волнами шумит оно. Не лжет. Твои глаза такого же безумного цвета.

— Любовь, — шепчу, роняя звуки музыкой и сомнением. — Ты сказал "любовь"?

Мне душно. Мне некуда деваться от поля и от рук твоих. И пальцы напряжены, как струны.

— Шут, зачем сейчас ты все это сказал? — я вспоминаю ветреность твою. Твои улыбки. Твои игры. Не со мной. С другими. — Я сделал все, что смог. И ты свободен. Нет царства. Нет вассалов. Нет запретов. И для тебя так многое открыто теперь. Любовь мешает. Выпивает кровь. Чувства

будоражит. Она уничтожает. Проедает душу. Тебе же она — радость, счастье. Ты светишься, когда влюблен в кого-то, кто дарит тебя счастьем. Кто тебе послушен. Амалей. Он. Я знаю, ты сейчас меня прервешь. Я это жду. Жду, что ты мне скажешь.

Шут

— Амалей... А знаешь, как сладко это имя мне произносить? Как сладко знать, что ждут тебя такого, как ты есть... Со всеми бедами и страстью, чтоб ночью было только счастье....Как сладко покорятся его рукам, и исполнять его желанья...

Не отпуская тебя, по тебе, прижимаясь телом к телу, поворачиваюсь и становлюсь так, чтоб видеть твои глаза. И продолжаю говорить...

— Знаешь, как сладко отдаваться? Пугаться, убегать и знать, что не отпустят.... Стонать под ним... — выдыхаю это тебе в губы... Отшатываюсь резко. Дышу тяжело, как после долгого бега. Хочется... Схватить тебя за руки, заломить их тебе за спину — грубо, больно. Прижать тебя к коре ивы — так, что б она царапала нежную кожу — и целовать. Страстно, кусая, что б на тебе оставались следы... Что б ты, наконец-то, проснулся! Что б сам брал то, что хочешь. Но я пока сдержусь....

Отхожу еще на шаг и медленно начинаю расстегивать ворот своей рубашки.

Князь

Ты жарок, как огонь. Ты дразнишь тело. Ты пробуждаешь вновь во мне горючую, как адская смесь, ревность, и отступаешь, чтоб еще дразнить? Ты, верно, так проделывал не раз. Глаза

я отвожу, когда ты начинаешь расстегивать ворот рубашки.

Почему я не послал отдать душу Принца? С ним тоже ты б сыграл в другую какую-нибудь свою игру.

-Шут, прекрати. Иди играть с другими. — я злюсь уже сильнее. — Хватит! Про любовь ты спрашивал. Так я тебе отвечу все, как есть. — глаза я вскидываю на тебя, гляжу тебе в сердце. — Я люблю. Тебя лишь одного. Давно. Всегда. Тебя рисую в мыслях. Тебе молюсь, бездушная жестокость. Ты тело хочешь предложить? Зачем мне тело? Я от одной лишь близости к тебе, что мимо ты прошел. Иль где-то просто оставил вещицу ненужную, смешную, бываю счастлив.

Проклятьем называешь ты меня? Нет, ты проклятье. Рана, что не заживает, и болит и днем и ночью. Теперь решил ты рассказать, как ночи проводил? Забавный был рассказ. Наверное, понравится он многим. Судью обворожить — великая победа. А уж коль так тебе с ним сладко, то кончим разговор. Я не намерен ни смотреть, ни слушать.

Срываюсь с места я, по полю быстрыми шагами ухожу. Я ненавижу себя за то, что на секунду. На миг один с тобою рядом задержался, любуясь, как ты просыпаешься от сна.

Шут

Срываюсь за тобою! Догоняю! Обхватываю руками и ногами, так, что падаем в траву. Держу крепко, так, что б и не думал вырываться. Не сегодня! А глаза щипает от слез... Их я удержать не могу... И они стекают по моим щекам, делая твои волосы влажными... Почти кричу тебе:

— Знаешь ведь сам! Знаешь! Как я тебя люблю! Злого, безумного, темного! Душу тебе отдал, сердце тебе отдал...

Себя отдал... Ну что мне еще сделать? Как сказать? Ну услышь меня, пожалуйста!

Выть хочется. Просто выть! Дико и безумно! Задыхаюсь, шепчу...

— Не уходи... Пожалуйста... Не уходи... Не уходи... Люблю тебя....

Князь

Ты такой сильный. И ловкий, гуттаперчевый. Ты! Задыхаюсь от твоей близости, от запаха травы, от того, что мы катаемся по ней, собирая на одежду семена, которые пахнут моим безумием. Здесь по утру летают пчелы и распускается душистый клевер.

Ты так кричишь, что заглушаешь ночь. И вдруг нисходишь на нежность+ Безумные признанья.

Я затихаю, бросая борьбу, которая, конечно, глупа и бессмысленна.

Ты отпускаешь и позволяешь повернуться — к тебе. Мне кажется, я все уже сказал+

— Я не ухожу, — тебе я говорю. — Всегда я рядом, Шут. И даже если ты этого совсем не замечаешь. Прости, что я вспылил.

Мне хочется тебе сказать так много, но слов уж нет.

Потеряны они в бесконечных и гулких лабиринтах памяти. Год за годом я учился молчать. И от того я мир на кон поставил. И Лордов превратил в игрушки. Все сначала. Как круг, как безумие.

— Шут, нам нужно поговорить, — твои я вижу губы. Они манят меня, и я схожу с ума.

Шут

На миг всего лишь отпустить тебя, чтоб вновь прижаться...

Тело к телу. Надо было не дразниться, сразу срывать рубашку... Чтоб кожей... Что б чувствовал, как дышу, как горю тобой, как бьется сердце...

Мне плохо, меня трясет так, что болью сводит мышцы...

Голова кружится, в горле пересохло... Окидываю тебя взглядом — растрепанный, одежда в беспорядке, рубашка порвана — вцепился я в тебя крепко.

— Поговорить... Прости меня, но сейчас я могу только повыть... На луну... На тебя...

Срываю полную ладонь травы с цветами клевера — серебристыми в ленном свете, сжимаю в кулаке и провожу ими по-своему лицу... Снимаю маску....

— Посмотри на меня, пожалуйста.. Я очень хочу... Что б ты знал какой я... Настоящий. Со мною очень сложно, любовь моя... С тобой не легче. Но, хочу с тобой... Так хочу с тобой...

Беру твое лицо в ладони — а руки у меня дрожат, дышать забываю вообще — почти целую... Замираю...

— Решишься? Вот такого... Шального, дурного совсем, глупого... Я не могу без тебя. Не хочу без тебя. Хочу с тобой....

Князь

От слов твоих кругом голова. И если бы голову сейчас срубили мне, то был бы тот же результат. Ты настоящий для меня всегда был. Всегда — с тех пор, как создал судьбу кристалл моей души, тебя в нем отразив, как в солнце. Твое лицо. Я каждую черточку, каждую деталь тогда запомнил. И не носил ты масок, как теперь, скрываясь и хитря с любым из смертных.

— С тобой, — я повторяю. Тянусь к тебе, кладу руку поверх твоей руки. Ищу в тебе чего-то. И вижу блики солнца в воде.

Еще чуть ближе. Недоверчивым коротким поцелуем я тебя коснулся. Я знаю, что не должен делать так. Но ты так близко, слишком близко от меня.

И мне уж все равно, что будет завтра. Нельзя держать.

Нельзя владеть любовью. Лишь принимать иль отвергать — вот наше право.

— Я люблю, — шепчу, и руки тебя внезапно обнимают. И только звезды видят, что ты сейчас со мной.

Шут

Целуешь... И срываюсь! Впиваюсь в губы — жестко, даже жестоко... Отрываюсь... Языком веду от подбородка, по скуле к уху... Сладкий, мятный... Дурею от тебя... Зубами прикусываю мочку уха... Руками сжимаю тебе плечи, оглаживаю тебя — сильно, не жалея... Сдираю рубашку — в лохмотья ее, долой, по коже хочу твоей выводить узоры... Тянусь к ремню на брюках — а руки так дрожат и не слушаются, что не могу расстегнуть... Чуть ли не вою... Тыкаюсь тебе в шею — не удерживаюсь и вновь целую — нежненько на этот раз.

— Я не могу сам... Помоги мне... Пожалуйста...

И тут же отстраняюсь... Сам не знаю зачем. Просто, что б посмотреть на тебя... Увидеть как ветер теребит прядки волос, как лунный свет, мешаясь с звездным, освещает твои черты, серебрит глаза и волосы... Щеки у меня горят... Сам горю... Хоть бери да в воду прыгай. Не могу так... Не могу больше — вновь тянусь к тебе.

— У..у...успокой ... м.. ммм.... меня... С... сделай... чччто... нибудь....

Князь

Сожги меня, себе твержу, как заклинанье. Твои поцелуи жадны, опасно возбуждающи. Ты горечь моя. Моя отрава. Ты все готов с меня сорвать — скорее, чтобы буре я поддался, как лист, что поднимается к самым звездам и теряет связь с реальностью, с землей.

Не успеваю я понять, ты отрываешься, глядишь с сомненьем, и умоляешь вновь.

Я не могу терпеть такую бездну. К тебе я приникаю. И с корнем вырываю пуговицы на рубашке, чтоб кожи коснуться, гладить тебя и целовать. Или нет, чтоб овладеть тобой и умереть с рассветом. Освобожу тебя сейчас я от преград.

Стекаю вниз. Зубами рву ремень, тяну с тебя брюки. Ты весь в огне, как в лихорадке. И зарево твоих волос в траве, как пламя, а глаза — они сверкают жадно.

Я и себя теперь освобождаю от одежды. И ты мешаешь, дергаешь за пояс, рычишь нетерпеливо. Злишься. Рвешь брючину. Целуешь в шею. Кусаешься почти. Схожу с ума.

Шут

Кусаю... До крови... Пугаюсь, дергаюсь прочь от тебя, цепляюсь за траву и застываю — на коленях, перед тобой...

Крышу сносит окончательно... Смотрю тебе в глаза, тону в них... Там лунный свет... Там омут... Там лед... Я — босиком по льду... Не глядя — где полынья, где прорубь...

Беснуется душа!

Откидываюсь на спину, чувствую, как холодит мне кожу луговое разнотравье... Не отрываю взгляда от тебя... Щеки горят, губы искусаны, ветер трепет мои волосы... Безумный.

Безумно твой... Опираюсь на локти, приподнимаясь, и развожу ноги в коленях... Да! Смотри на меня... Вот так... Что б кровь у меня в венах леденела от ужаса... Трогай — везде, где хочешь, как хочешь.. .Царапай, кусай... Говори, что твой... Что б больше никогда не посмел забыть — чей я...

Твой... Так бери меня...

Князь

Лава. Зной ночи. Целуешь и кусаешь. Ведешь за собой. Не даешь мне и секунды опомниться, включить рассудок.

Испугаться, что я творю, что делаю. Встаешь внезапно на колени. И лунный свет тебя так нежно освещает. Кожа твоя прозрачна, тонка. И сам ты стройный, тонкий, как травинка. Я жду твоей усмешки. Но ты не смеешься. Ты дрожишь. И падаешь в траву спиной, чтобы мне открыться. Твои колени. Ты изогнутой дугой, что требует сыграть на ней теперь. Я умираю от желанья. Я не хочу тебя терять с рассветом. Но даже эта ночь мне будет счастьем. Извилистым ужом вползаю между ног. Ты возбужден. Ты ждешь меня. Дрожишь. Я прикасаюсь трепетно к ногам, веду все выше, глажу. Мну ягодицы, что мне навстречу поднимаются призывно. Ты губы прикусил. Глаза закрыты. Губами прикасаюсь к внутренней стороне бедра. Веду языком по мошонке, чуть втягиваю и отпускаю. Пальцы берут твой член — горячий, жаркий, напряженный. Ласкать тебя хочу.

Хочу тебя всего.

Шут

Я не могу так больше... Не могу... Ласка твоя жжется... Как лед по горящей коже... Ведешь ладонью по щиколотке, по коленям, по бедрам... До боли, до потери пульса... Хочу тебя... Видишь же, знаешь, чувствуешь... Пожалуйста...

Выгибаюсь навстречу тебе... Глаза распахнуты, но не вижу ничего... Все залило серебром твоих глаз...

Я не могу так... Нет! Только так и могу.

За волосы тяну тебя на себя... Меня колотит... Кусаю себя за запястье, что б боль хоть немного привела меня в чувство, и я смог разжать кулаки... До крови... Вновь оглаживаю тебя всего... Царапаю спину... Бесстыдно сам подставляюсь, трусь об тебя, ногами глажу и обхватываю твои ноги... Раскрываюсь еще сильнее — так, что б ты вжался в меня... Как.. хорошо.... Просовываю руку между нами, что ладонью обхватить твой член... Скольжу, нежу, обвожу пальцами головку... Горячий такой... Не выдерживаю — подаюсь к тебе, целую в губы — до звездочек перед глазами.... Вновь прошу:

— Пожалуйста... Я не могу больше...

Князь

И я не могу. Терпеть, ждать, срываться от тоски. Выкручиваю тебе соски до боли. Кусаю тебе плечи. Впиваюсь в тебя диким животным. Вжимаю тебя в траву, чей запах мы впитали. Чуть отстраняюсь, направляя в тебя член. Касаюсь твоей узости. А ты так резко подаешься на меня, что хочется кричать от страсти.

Теперь все неизбежно происходит — с нами? Я с тобой?

Безумный сон, что снился мне холодными ночами, когда узор мороза рисует на стекле тоску. Теперь трава вокруг и ты, твое дыханье в ухо, жаркое, быстрое. Стоны. Мои движенья внутрь. Все глубже, все сильнее. Я выхожу наполовину, вновь в тебя — до криков. Забыв себя. Неважно ничего, кроме тебя и ног твоих, так жарко меня обхвативших, твоих толчков навстречу. Алых губ искусанных и влажных. Впиваюсь в рот, ласкаю языком. Жемчужинка! Мой редкий жемчуг ты. Лазурь. Мой Шут. Язык с твоим сплетается. И член внутри сжимает теснота. И член твой трется между нашими телами.

Шут

К тебе... Навстречу... Пусть больно... Всего лишь пару вдохов — и отпустит... И будет сладко.... Раскидываю руки в стороны, срываю горсти травы, выгибаюсь... В безудержном ритме — кажется, что сердце бьется через раз, как дышать, вообще не помню... Сильно... До криков моих... Обнимаю тебя — что б хоть за что-то удержаться... За тебя удержаться...

А меня уже уносит... Почти не осознавая, отвечаю на твой поцелуй — требовательный, с привкусом моей крови на искусанных губах, с горьким медом, с мятой... Твоей мятой.... Меня уносит... В твое мятное серебро...

Я не отдам тебя... Никогда... И себе не позволю уйти....

Князь

Сияние вокруг. Не ворожба, то небо. Мы в небо падаем вдвоем. Тебя я поднимаю, сажаю на себя. Целую плечи, грудь, твои соски. В тебя вхожу, приподнимаю, опускаю. Любуюсь на тебя. Ты голову назад откинул, смотришь в небо. А волосы кометами летают за спиной. Еще, еще, хочу тебя любить. Не отдавать на час, на миг. Мне вечности все мало, чтобы тобой налюбоваться. Изгибом шеи, подбородком острым. Тебя держу я крепко и не отпускаю. Назад откидываюсь, чтоб в лунном свете смотреть, как ты меня седлаешь и возносишь все выше к звездам.

Это страстно. На грани. Больно. Вожу руками по телу твоему, дивлюсь, как ты прекрасен. И жжет меня полынь. И сладким медом сам расплавляюсь я. Твое прекрасно тело, в нем скрыта тренировка и борьба. Ты изгибаться можешь так, что словно нет костей. Ты очень сильный, но теперь, как пластилин.

Мне мало. Мало.

Шут

А в темной небе разлито серебро... Звезды... Они совсем рядом... Кружатся и сходят сума, водят хороводы вокруг нас... Вцепившись в плечи тебе, раз за разом, ловлю ритм твоего желания, срываю поцелуи... Кусаю губы себе опять...

Как я могу так? Я не умею любить так! А люблю... Мне кажется, что у меня за спиной распускаются серебряные крылья... Чуть-чуть еще — и я научусь летать... Ты меня научишь....

Пьянит меня запах твоей страсти, смешанный с ароматом луговых цветов... Пьянят меня твои очи — озера расплавленного серебра... Пьянят твои сильные руки, что удерживают и раз за разом то подбрасывают вверх, то

опускают вниз, даря наслаждение... Люби меня! Не отпускай, даже если буду вырываться...

— Мой... Какой же ты... Мой...

Я не могу больше... Вновь впиваюсь зубами себе в запястье — лишь бы не кричать. Мне, почему-то кажется, что криком я развею эту сказку... Но, от стона удержаться не могу... А серебро сверкает и пахнет мята... Срываюсь, сцепляю зубы еще сильней, вновь чувствую вкус своей крови — и мир бьется, как зеркала при ворожбе... На осколки.... Но, я их не боюсь... Ведь ты со мной....

Падаю на тебя, не в силах не то, что шевелиться — даже говорить.... Лишь прижимаюсь крепче...

Князь

— Тише-тише, — целую тебя в висок, отодвигаю волосы в сторону. Твои щеки влажные от слез. Ты нежный, тягучий, влажный. Ты лежишь на мне, и я слышу наши сердца. Вижу надо мной небо. Оно огромное. И звезды такие яркие, волшебные звезды.

— Я люблю тебя. Слышишь, — мои губы проводят по мочке уха. Собираю твои волосы в хвост. Хочу видеть тебя, но ты зарылся в меня, как в единственную защиту. Ты такой неописуемо уязвимый, что мне хочется накрыть тебя крылами.

Я укутываю нас в белые перья. Мы не замерзнем этой ночью. Ты не замерзнешь. Маленький мой вестник судьбы. Если бы ты знал. Если бы ведал. Вожу по твоей спине ладошками, изгибы, впадинки, линия позвоночника, бедра.

Я боюсь, что настанет утро. А оно придет. Сегодня. Теперь.

Уже появляется едва различимый свет над зеленью лугов. И смолкли ночные цикады. Шут, что мне делать теперь с растерзанным сердцем. Ты скажешь сейчас, что уходишь.

Вспорхнешь бабочкой и исчезнешь. Я обнимаю тебя крепче.

Нельзя тебя держать. Увянет радость, заключенная под стражу. Да, я скажу тебе — лети. Ведь ты свободен. Я лишь несвободен.

Шут

Слышишь, как стучат в такт наши сердца? Слышишь? Как ветер шелестит листьями, как травы колышутся и льнут, как бежит вода... Это неизменно... И так же неизменна моя любовь к тебе... Нежно ласкаю твою спину, самыми кончиками пальцев... Осторожно — как будто и не я царапал тебя еще несколько минут тому назад... На рассвете — время для нежности...

— Я слышу... И всегда буду слышать... И мне верь, пожалуйста... Я люблю тебя. Я буду с тобой, когда захочешь и сколько захочешь. Любым, таким, каким пожелаешь... Просто верь мне...

Поднимаю голову и провожу языком по твоей шее, слизывая капельки пота... Дую на висок... А подол небес уже занимается первыми всполохами малиновой зари. Сколько осталось до самого рассвета... Что мне теперь делать? Я чувствую, как гулко колотится твое сердце в гуди... Чего ты боишься? Что убегу? Да ни за что! Вот сейчас будем спать...

Сколько захотим... Пока не надоесть обниматься. А потом пойдем собирать малину в ближайший лес. Я не верю, что с таким малиновым рассветом не найдется рядом и настоящей малины... Вкусной... Как твои поцелуи... Буде тебя ею кормить... Что б ты улыбался.

Шепчу тебе на ушко:

— Хочешь малины? И ... Хочешь спать со мной до утра? Или до полудня... Второе вот мне ближе...

И еще тише, больше в волосы, чем в ухо:

— Я буду уходить... Но, я всегда буду возвращаться. Веришь мне?

Князь

Сейчас готов я верить всему, что скажешь. Твоим словам, твоим улыбкам... Тебе я верю, Шут. Ты хочешь? Верю... Ты для меня родник. Ты жизнь моя... Судьба... Я столько раз твердил, что не должен даже смотреть на твое очарованье. И маски сам я на тебя все надевал, мрачнея год от года.

Ты стал жестоким игроком с тысячами лиц. И мог наворожить любую страсть и горечь, и войну...

— Я верю, — шепчу тебе я в ухо. Спать будем тихо, до обеда... Тебя обнимаю, привлекаю, чтобы чувствовать каждую твою клеточку.

Ты льнешь ко мне. Глаза ты закрываешь. И знаю, я усну...

Что будет, когда проснусь? Когда уйдешь? Нет ответа... Я схожу с ума. И горит душа. Осколки разноцветного стекла.

Твои осколки в моей душе.

— Спи, милый, спи... — тебя качаю. — Спи...

Отпущу тебя, чтобы потом... От боли умирать. Но ты об этом не узнаешь.

Шут

Ласкаюсь... Вот же глупый ты... Конечно, мне совсем не веришь... Но, ничего, я не буду спешить... Все шаг за шагом — ты, малиновый рассвет, поспать, потом малина... И ты опять... Тебя люблю....

Князь

Я просыпаюсь. Светит ярко солнце. Ты рядом где-то сонно бормочешь во сне. Прижимаешься, ластишься. словно и сам лучик света. Смотрю на тебя и опять любуюсь. Милый мой долгожданный Шут. Нет маски на тебе. Твое лицо — расслаблено, нежно... Я глажу твои брови, по скулам, рисую след запоминанья, касаюсь губ. ТЫ не ушел. Ты здесь... Я так боюсь... Глаза сейчас откроешь. Вдруг отпрянешь...

Продлить твой сон и близость... Как хорошо. По телу разливается истома. Тебя опять целую — нежно, осторожно. И губы открываются навстречу...

Шут

Я бы просыпался так каждый раз — от твоих сладких поцелуев... Радость моя...

А костры рассветов уже отгорели, и полуденный зной распахнул свои объятия. Синее-синее небо, горечь полыни и прохлада мяты на губах, нежные касания... А я чувствую, как колотится в груди у тебя сердце — чего ты опять боишься? Я же здесь... Я не ушел никуда от тебя. Да и как я могу

оставить тебя после такой ночи? А если даже и уйду... Как я могу не вернуться?

Приподнимаюсь и кончиками пальцев очерчиваю твое лицо — каждую черточку... Затаив дыхание, ждешь, что же я скажу...

Радость моя... Верь мне, раз уж доверился. Терции жизни — как наслажденье игрой. А моя жизнь навеки связана с твоей.

Верь мне... Любовь моя...

Князь

Хочу тебе я верить... Мы вернулись к тому, с чего начинали. С доверия. Как я могу довериться ветру? Он не может принадлежать никому... Приподнимаюсь, тебя разглядывая.

— Скажи мне, Шут, теперь... Сейчас... Что все твои слова игра... Что лишь пошутил... — к тебе склоняюсь, в безумстве глаз ищу секреты. Их много там. Но я тебе безумнее... Не знаешь почему. Все изначально, когда внутри и свет и тьма... И обе, как варево густое, тебя лишь любят — ОДНОГО. Могу я этим чувством разрушать миры. Могу их созидать. — Ты, хитрое блаженство. Уст твоих касаться, как дурмана. И рядом быть опасно... Теряю разум я. Ты обещаешь мне

вернуться? Нет. Ничего не говори. — Прикладываю пальчик ко рту. Его целуешь ты. — Послушай, Шут, нам надо поговорить. Пусть я скажу, а ты молчишь пока. Я — Князь. Был Князем для тебя, но никогда им не был. Любил тебя я с первого мгновенья. Мне не мешало чувство это до той поры, пока ты сам не дал мне знак. Не стал играть. Позволил помечтать, погрезить. Осуществил сегодня все мои мечты и тайные желанья. Ты понимаешь... Мне опасен ты... — я запинаюсь, в глазах твоих тону. — И я тебя боюсь. Боюсь, что существуешь ты хоть где-нибудь. Что я тебя найду. Не ты меня... Ведь я тебя найду, почувствовав измену... И убью. Молчи! — почти кричу, — Зачем ты это сделал? Скажи, что пошутил. Скажи, и мы забудем об этой ночи...

Шут

Беру ладони твои в свои, целую тебе запястья... Твоя кожа пахнет мятой...

— Послушай и ты меня... Веришь мне, не веришь... А я люблю...

Ты с ветром меня сравнил? Да, я ветер... Теплый ветер, что так любит играть и играться. То ластиться, нежненько-нежненько, то срывается в ураган... Я люблю тебя! Но нельзя меня на цепь посадить и заставить ходить рядом...

Я умру тогда... А я тебя любить хочу, а не умирать.

Князь

Ты прав как неизбежность... Тебя я отпущу...

Тебя...Стараюсь ровным быть. Не слушаешь меня совсем. Ведь я любому голову снесу, кто до тебя дотронется... Я хуже Амалея. Я по тебе схожу с ума.

— Пойдем тогда искать малину. Потом... Когда захочешь ты уйти, скажи...

Весь этот жаркий полдень мы едим малину. Целуемся, играем в салки... Мы ближе всех на свете. Подарок мне на долгое прощанье. Боюсь тебя терять. Ведь стану я убийцей беспощадным. Ну а пока, пока ты только мой.

И будет ли еще когда-то встреча, я не знаю. Тебя я отпускаю.

На закате. Целую на прощанье. И слышу голос твой:

Шут

Целую тебя вновь. Мой мятный.... Моя радость... Моя любовь....

И, улыбаясь, хлопаю в ладоши.

32

Алая Леди

Святомир ушел с рассветом, волки ушли с ним. Анна еще не которое время нежилась на траве поляны. В межумирье что-то происходило, но Леди это волновало мало. Женщина смотрела в небо и считала воронов. Нет! Ну, конечно же она знала всех их по именам, но это не капли не мешало ей считать.

Война никогда не любила всех этих интриг и хитростей, если, конечно, это не были стратегические маневры. Она презирала шута, за его вечное гримасничество и игру, Теодора — за его интриги, Хаоса — просто за то что он животное. Единственный из всех, кто был симпатичен Кровавой Леди — это Скрипач. Как он играл Реквием! Боль от каждой прерванной жизни, страсть и грусть. И еще... Играя он всегда плакал. Войне это нравилось. Именно по этому помогла ему и Гансу. Последнее время Анна стала сентиментальной и ее это нравилось. Остальные лорды даже подзабыли, кто она и в чем ее сила. Ну вот сейчас Святомир ушел из этой грани мира, Фрея тоже с ним. Значит нет никого, кто мог бы указать ее, что делать. Кровавая леди нежилась, лежа на траве, вороны войны кружились в безоблачном синем небе. Мир замер в ожидании, но вот чего???

Князь и Зеркала

Сменяю зелень радости на черный пепел. Сменяю волшебство на колдовство. И на земле, и на любой планете я высекаю имя... Мое имя, которое могло бы уничтожить вас. Темнеет венчальная поляна. Я на кругу стою, залитом ярким светом. Клокочет вокруг чернилами хаос. Великая мощь его тянется ко мне безумными картинами, что так изменчивы и опасны. Темнеет мой светлый лик, и волосы становятся чернее ночи, и пропасти-глаза светлеют, заливаясь утром:

— Молюсь тебе, источник уничтожения. Молюсь тебе во имя мирозданья... Услышь же сына своего, что вышел из твоих чертогов, неся в себе твою жестокость. — встаю на одно колено, склоняю голову. И волосы смолою льются на светлое пятно, заполняя его черными гадюками. — Во имя страсти, что я испытал, во имя тебя, бескрайняя жестокость... Рви на части собранную душу.

Шумит чернилами густая темнота. И стонут в ней создания не рожденные, убитые, и духов злых сильнее становятся густые голоса:

— Что хочешь, Князь? Что хочешь, вечный сын? — из тьмы ко мне тянутся десятки черных рук и щупалец.

Но я не боюсь. Я ждал, что ты ответишь.

— Прими меня в свои объятья. Убей во мне любовь. Свет ненавижу, отрицаю. Он слабым делает меня. Податливым чужим страданьям. Я забываю истины простые. Я начинаю упиваться жизнью. Смотри, — я вынимаю алмаз из груди и протягиваю навстречу алчущим рукам. — Нет изъянов. Ни одного. Но внутри — разноцветное стекло. Оно лишает меня покоя.

— Ты о Шуте. Тебе я говорил. Не отражай любви в гранях главного кристалла. Не отразил бы ты его в свете, не было б проблем.

Тьма берет мою душу. Изучает долго-долго. И я в молчании стою и жду. Все меньше круга свет. Все меньше боли. Окутывает мгла меня густая, крылами накрывает. Сопротивляться нет уж сил. И нежностью ласкает плечи. Ее щупальца проникают под одежду. И тьмы губы целуют мои губы. Сплетаются мой язык с языком хаоса. Все так странно. Я поглощен безумием.

— Мой мальчик, ты запутался совсем, — рвет стихия на части душу, превращая в семь зеркал, стоящих по кругу. Я к первому подхожу, чтобы увидеть там себя. Светлый образ. Высок и строен князь. И волосы его горят серебром звезд, и кожа пахнет мятой. Он улыбается открыто. И со мною о любви неверной говорит.

— Ты проклят, — я шепчу отражению. — Ты здесь останешься навеки, Светлый Князь. В этом зеркале вместе с моим именем.

Иду я дальше к зеркалу второму. Боюсь смотреть в глаза синие. В глаза яркие. В глаза неземные. Теодор... Когда ты появился, были ль души? Были ли желанья. Могли бы существа, что обладают материей и формой предположить, что поглотят их желания? Да, убивай, владей драгоценным даром, от которого люди каждый день отказываются. Меня ты не обманешь. Ты сплел душу Князя зря. Ты дал мне повод имя прошептать. А имя настоящее мое дает мне власть над вами, демонами, стихиями, материей.

Иду к тебе, другое отраженье. Зеркало третье, улыбнись. Когда-то пело ты о вечном возрождении. Когда-то верил я, что есть причины для радости и музыки вселенной. Но научил тебя, Скрипач, я смерти. Я научил убивать тебя музыкой, превращающей всех в унылость и разочарование. А самое страшное — внушать полное равнодушие. Я любил твою дерзость. Твою силу, пока ты не влюбился в меня земными чувствами... Ты стал человечным, Скрипач. Ты наказан за это.

Четвертое зеркало. Маленький Принц. Принцесса. Ледышка, которая зажжена внутри алой розой сердца. Морозишь? Слишком юн для больших дел. Мстителен, когда не надо... Быстр слишком на расправу и приязнь. Ты вырастешь и станешь жестоким морозом, я знаю. Я еще научу тебя убивать хладом и красотой.

Пятое зеркало. Алая Леди, полюбившая мир. Кровью бы тебе питаться, а не плакать по убитым. Слишком ты своевольничаешь, но я знаю, как вернуть все на круги своя.

Зеркало шестое... Дракон. Стихийное бедствие. Животное, которое всегда голодно. Проваливаются в тебя миры. Ты... Глуп и своеволен. И тебя надо держать в узде. Иначе все уничтожишь болезнями и стихиями.

А вот и демон Тьмы. Мы встретились уже в новой круговерти. Как жарко мрак зажжен твой. Красивый ты, как может быть привлекательна тьма. Когда и сам я черен и хаотичен. Я бы мог рассказать тебе о любви тьмы к свету, но ты и сам все прекрасно знаешь. Ни к чему придумывать неосторожные слова... Ты так меня смутил тогда, у храма, буйством чувств и ревности. Ты любишь... Как я рад... Ты любишь, значит слаб.

А позади тебя... Здравствуй, Глеф. Глажу стекло. Меч острый. Демон правосудия. Прав ты, когда умеешь думать. Не прав, когда становишься чьим-то оружием. Если есть у меча господин, он — лишь орудие, но не оружие. Тебя подчинил Амалей, которого самого наказали льдом равновесия.

Нет зеркала больше. Я стер тебя... Я стер тебя... Ты не приблизишься теперь, не взбудоражишь... Нет, ты здесь. Я пальцы разжимаю и разглядываю цветное стеклышко в ладони. До тех пор, пока владею я стеклом, ты будешь мой и будешь жить, умирать и снова возрождаться. Этим стеклом я тебя создал. Этим стеклом я тебя могу уничтожить. Ты знаешь, Шут, что так и будет с каждым, чьи зеркала имею... Стоит лишь разбить... Твое стекло в душе храню. В самом тайном месте. Ты мой... Ты только мой. В моей ты клетке, даже если и не знаешь...

Я безумен? Да, жемчужный, это так... Тебя я создал для себя... Но никому ты не принадлежишь.

Собираю зеркала в одно. Душа переформировалась острыми шипами. Волосы вернули цвет, тело стройность, но в лице неуловимо что-то изменилось. И это зло мое... Моя ярость. Мое сумасшествие. Будьте осторожней, демоны сумасбродные.

33

Палач

Вспышка света на стали лезвия, и вот уже Палач стоит за спиной демона — пока еще Палач.

— Что ж, здравствуй, мой Судья — или я уже не могу называть тебя так больше?

Мрак, способный поглощать миры и души, космический лед навеки погасших солнц и звезды, трепещущими огоньками во тьме, далекие и манящие... давно я не видел тебя таким, Амалей, так давно, что и забыл, как это.

— Поговорим, Амалей? Мы не можем больше оставаться в стороне, равнодушными наблюдателями, Князь вовлек нас в этот странный и дикий танец, в игры тьмы и света, разрушения и сотворения. Да и был ли ты равнодушным наблюдателем, будучи Судьей? Каждому из нас придется выбирать... а возможно, ты уже выбрал?

Кто ты есть сейчас и чего хочешь, Амалей? Мне нужно это знать, чтобы сделать свой выбор.

Амалей

— Здравствуй, Глеф, — демон оборачивается, криво улыбаясь, — Больше не Судья, да, но мне ничего не стоит взять Обет снова, Силы знают, что я не сам его разбил... я даже могу включить это в следующий приговор Князя, как преступление против имущества Высших Сил, — усмехается шире. — Кому еще судить этот мир, как не демону, в чьей власти порядок вещей? Не тот, которым правит Князь — его стихия страсти... душа этого мира. Моя же — тело мироздания... и я могу сломать его, если поддамся страстям. Думаешь, я смогу остаться прежним в играх Князя? Если он научит мрак страстям... что будет с этим миром? — подходит ближе, заглядывает в глаза, — Знаешь, как сладка любовь, Глеф? — проводит пальцами по твоей щеке, задевая уголок губ... всегда таких холодных... твердых... Амалей уже забыл, можно ли их согреть и растопить...

Палач

Холодные пальцы сталью сжимаются вокруг запястья, улыбка лезвием скользит по открытой ладони демона.

— Сладка? — тихий смешок. — Это кому как, Амалей.

Отстраняется, ртутью выскальзывает, и вот уже на расстоянии шага — прямой и тонкий, как клинок.

— Как Палач я не могу больше оставаться твоим мечом — только Судья имеет право на Меч Правосудия. Но мир меняется, и меняемся мы вместе с ним... кто знает, останусь ли я Палачом в этом изменившемся мире?

Я не оспаривал твое право судить, даже когда ты отменил последний приговор Лордам. И никто не останется прежним в играх Князя. Пришла пора менять и меняться. Ты не ответил на мой вопрос, Амалей — чего ты хочешь сейчас? Судить? Поддаться страстям? Разрушать? Создавать? Чего-то еще?

Амалей

Амалей задумчиво смотрел на юношу... юношу, которому много веков... и часть из них они провели вместе... почти неразлучно.

— Я не знаю, чего я хочу. Но я знаю, чего я НЕ хочу. Я не хочу, чтобы был новый Суд. И не хочу, чтобы этот мир погиб. Здесь есть нечто ценное, что достойно сохранить. Любовь, радость, счастье. Я хорошо усвоил прошлый урок, я научился управлять страстями... посмотри, я вместо того, чтобы загнать их обратно в куклы или равнодушно дождаться, когда хаос истощит терпение высших сил... вместо этого я попробовал по-другому, и Равновесие было восстановлено... Не карающей рукой, а... более тонким воздействием. Это интересно, Глеф! Я раньше считал Князя безумцем, но я понял, как он правит лордами... это интересно... — в холодных глазах мрака зажглось пламя азарта. — Хочешь, я научу тебя тоже? — он скользнул за спину Палача, склонился над самым ухом. — Равновесие можно удерживать разными способами, необязательно быть холодным и беспристрастным, — руки Амалея обвили тонкую талию Палача, — Раньше мы учили друг друга иным вещам, но можно попробовать новые, — шепнул он ему на ухо, касаясь его губами.

Палач

Прикосновения мрака обжигают, как лед и огонь одновременно. Пламя, в котором тает лед и раскаляется докрасна металл... Что с тобой станет, если испытаешь на себе всю ярость черного пламени?

— Это интересно, — эхом с холодных губ. Пепельные пряди щекочут лицо Амалея и скрывают выражение лица его Меча, и неясно, соглашается Глеф со словами бывшего Судьи или отвечает своим собственным мыслям.

— Раньше я считал Лордов неразумными детьми, которые, будучи оставлены без присмотра, поубивают друг друга и разрушат собственный дом... теперь понимаю, что ошибался. Они яркие и легкие, тяжелые и холодные, злые, беззаботные и беспамятные, ведомые своими страстями... но, дойдя до края пропасти, они каждый раз останавливаются. И если кто-то все же срывается — они ловят, на самом краю, всегда на краю — но ловят. Они причиняют боль друг другу и себе — но разве это не то, чего они хотят на самом деле? Им больше не нужны ни Судья, ни Палач — они прекрасно справятся сами. И... я думаю, это хорошо.

Тонкие пальцы накрывают ладонь демона, слегка дотрагиваются до кончиков черных когтей. Глеф поворачивает голову — глаза в глаза, темное пламя и прозрачный горный хрусталь.

Хочешь, чтобы я остался твоим мечом, Амалей?

Амалей

Темные пальцы зарываются в пепельную копну волос, вместо ответа Амалей наклоняется, прижимается губами к холодным губам меча, он любит чувствовать этот холод... Глеф... такой бесстрастный и стальной... он может до бесконечности испытывать терпение мрака и теперь, без связывающего ледяного панциря внутри, это вызывает жадный трепет черного пламени. Руки ползут по гладкому шелку одежды Глефа, Амалей притягивает его ближе, мягко разворачивая к себе. Тонкое тело в его руках... тонкое, но только не хрупкое, в этом существе острая твердость стали... и ее нелегко расплавить... но как же влечет эта трудность задачи! Мрак настойчиво ласкает неуступчивые губы — откройся же мне... откройся...

Палач

Прохладные губы приоткрываются, впуская тьму и огонь, сталь вздрагивает под натиском мрака. Глеф отвечает на ласку, его губы тверды, и в поцелуе он так же безжалостен, как в схватке. Затем Палач — вернее, уже бывший Палач — отстраняется. Кончики холодных пальцев, едва касаясь, очерчивают контур губ демона, чертят линию от щеки к уху и вниз по шее. Задорная усмешка, блеск прозрачных — бесцветных — разноцветных глаз — то ли азарт, то ли что-то еще.

— Это следует понимать как "да"?

Амалей

Амалей смотрит на него и в глазах горят красные огоньки, он качает головой, ластится к прохладной ладони Глефа.

— Нет, — еле слышно, и уже громче, — Я хочу научиться отпускать... на свободу...

Палач

— Что такое свобода? — свист стали, ушедшей в замах перед финальным ударом, шелест ткани, стирающей кровь с лезвия, шорох ножен, принимающих в себя клинок после поединка. Задумчивые огоньки в светлых глазах.

Знаешь ли ты, мой Судья... нет, теперь уже бывший Судья, чем стану я, перестав быть мечом? Я — не знаю. Хотя ты прав, это тоже может быть интересным. Но для начала придется сломать и меч, и ножны... знаешь? И — хочу ли я, чтобы ты знал?

Пальцы Глефа оплетают запястья Амалея, губы — все такие же холодные — мучительно-нежно касаются ладоней демона.

— Ценю твой выбор, Амалей и надеюсь, что понимаю его. И... спасибо тебе. Иногда ты был безжалостен, но никогда — жесток. Ты многое взял у меня, и многое дал. Я не пожелал бы никому оказаться в твоей власти, но лучшей руки для Меча я не мог бы желать.

О да, Амалей, ты многое взял и многое дал.Смогу ли я теперь стать прежним? И — захочу ли?

Серебристый росчерк — как взмах шпаги. Глеф стоит на одном колене, опираясь на меч, словно рыцарь на старых полотнах.

— Возможно, я найду новую руку, достойную взять Меч. Возможно, я откажусь от возможности быть Мечом, изменю свою сущность и облик.

Серебристый росчерк — шпагу в ножны. Тонкий силуэт — серебряной гравюрой на темном металле ночного неба, в двух шагах от демона. Улыбка — тонкая, как новорожденный месяц, и такая же светлая.

— Наше время подошло к концу, Амалей, но это было хорошее время.

Амалей

Ты снова неуловимый... и как всегда непреклонный... твоя сталь не растаяла под моими руками. Ты целуешь мои ладони и у меня внутри что-то вздрагивает, и на секунду становится трудно дышать. Твои слова как всегда четкие и ясные, а я не знаю, чего я хочу... меня очаровывает внезапность и непредсказуемость. Льда Равновесия больше нет внутри... я мог бы его восстановить, но меня уже манит безграничная свобода... и я хотел бы подарить это ощущение тебе — тому, кто разделял мою участь несколько веков... кто был для меня самым близким существом. Я смотрю на твою идеально прямую фигуру... я не могу отпустить тебя вот так...

Я вдыхаю свободу полной грудью, наполняясь на миг восторгом — посмотри, Глеф, что это такое.

Мрак взрывается, разлетаясь на миллионы частиц черной пустоты... там, где только что возвышался черный крылатый демон, гуляет ветер. Вихрь собирается за спиной юноши, близко... опаляя горячим всполохом крыльев... сегодня мрак горяч... в его душе вертятся огненные протуберанцы вместо космического льда.

— Я не отказываюсь от тебя, Глеф, — тяжелые ладони ложатся на узкие плечи, огромные крылья накрывают, укутывают сталь в бархат. — Моя рука все еще готова держать тебя... если ты этого хочешь. Я все еще намерен служить Равновесию... но по собственной воле, без Обетов и Слов... Но... хороший... верный мой... — привлекает его к себе, прижимаясь щекой к пепельным прядкам, целует уголком губ, — Я редко... нет... я вообще не знаю, когда я еще воспользуюсь мечом. Ты же знаешь, покарать я могу и сам... а ты... ты... ты был нужен, когда я сам умел лишь разрушать до основания, гасить звезды... Теперь все изменилось. Я многому научился за эти века и у тебя... и у миров... Ты прав, мир меняется, и я хочу этих перемен. И для тебя тоже.

Палач

Мир, огромный и беспредельный, сейчас сужается до кокона крыльев мрака. Бывший Палач прикрывает глаза, позволяя себе насладиться неторопливым скольжением черного бархата по светлой стали клинка, теплым дыханием в волосах, горячей искренностью слов демона.

— Значит, я неверно понял тебя, Амалей, — лица Глефа не видно, но по голосу можно догадаться, что он улыбается.

— Кто говорит о каре? Меч не только головы сносит... меч рассекает путы зависимости, узелки сомнений, паутину страхов... А то, что тебе не так уж и часто приходилось обнажать меч во имя правосудия — разве это плохо? Я уже привык к своим ножнам, — со смешком юноша разворачивается, не разрывая объятий мрака, медленно пропускает сквозь пальцы прядь черных волос.

— Что будет нести меч — разрушение основ или разрешение оков — зависит от руки, его держащей... ну и от самого меча в некоторых случаях. Обет Равновесия не связывает нас более, и мне теперь необязательно действовать лишь по твоему слову — я не Палач, а ты не Судья. Может быть, мне понравится быть просто твоим мечом. Может быть, я со временем захочу стать чем-то другим... знаешь, теперь мне кажется, что необязательно ломать клинок, чтобы измениться... это может произойти со временем, постепенно. Может быть, чему-то я научусь у тебя — наши уроки друг другу были порой болезненны, но это в прошлом, а будущее — в наших руках.

Амалей

Бывший Судья улыбается, чуть грустно, ему больше нечего сказать. Решение принято, лед разбит... слов и так уже много сказано. Он снова целует холодные губы... благодарно... во всяком случае намерение было такое... но льда внутри больше нет, и мрак жадно ворочается, и руки уже сами собой лезут под одежду, крылья смыкаются крепче, начинают расползаться на отдельные сегменты.

Палач

Бархатом по стали — обещание блаженства. Языки темного пламени ласкают неспешно — впереди вся вечность. Нетерпеливые прикосновения когтистых рук к бледной коже — вечность на исходе. Почему у твоих губ такой соленый привкус?

Глеф увлекается и дает себя увлечь, жадно впитывает вкус, запах, ощущения — такие знакомые и в то же время совершенно новые. Прохладные узкие ладони чертят линии на груди Амалея — сталью по бархату. Лезвием по коже, обещанием и угрозой, тонкая грань между жаром и холодом, между наслаждением и болью. Между нежностью и... чем?

Амалей

Глеф касается его... касается сам... не изображает больше из себя ледяную статую. От контраста холодных прикосновений к горячей коже бегут сладкие мурашки. Кожа Глефа теплеет под губами — длинный раздвоенный язык демона мрака облизывает шею, когти торопливо расстегивают пуговицы на рубашке, огромные черные крылья превратились в змеящиеся ручейки мрака, бархатные и горячие, они забираются за ворот рубашки, скользят по пояснице над поясом брюк. Сердце Амалея стучит так гулко, что, кажется, от него слышно эхо.

Палач

Губами — осторожно и бережно — к сердцу. Бывший Палач смотрит внимательно и без улыбки, в его глазах сейчас отражается ночь, но разве испугать ночной темнотой того, кто сам — мрак? Мысли — тягучим темным вином, черной патокой, гранатовым соком. На губах сладко, горячо и остро — желания и свобода, страсть и неизбежность. Одежда поддается щупальцам мрака, белая кожа как будто сама льнет к живому черному бархату. На секунду Глеф застывает, прячет лицо в ладонях — то ли смешок, то ли всхлип, не разобрать.

Амалей

Кожа такая нежная, прохладная, как приятно ее ласкать, скользить по ней словно сотнями пальцев, растекаться всей своей сутью... но что-то не так... живой и уже такой теплый Глеф снова словно деревенеет... нет — скорее стальнеет... как-то отдаляется... и этот звук. Амалей вздрагивает, отстраняется... его крылья? ... это... мрак... все вернулось, он снова стал свободным и жадным до новых ощущений порождением мрака. Усилием воли демон собирает свои крылья... почти больно... озноб проходит по позвоночнику.

— Глеф? — тихонько спрашивает, бережно касаясь ладоней юноши, закрывающих лицо. — Я... я сделал что-то не так? Ты... ты... ты так... не хочешь? — наклоняется, пытаясь заглянуть в лицо.

Палач

— Не так? — юноша медленно отнимает ладони от лица, сейчас он как никогда более похож на человека, но в глазах и улыбке человеческого не осталось ни грамма — смесь растерянности, полудетского любопытства и нездешнего знания. — Все так. Все слишком так...

Кончиками пальцев от губ к губам — ближе и ярче самого глубокого поцелуя, а пальцы неожиданно горячие — слишком горячие для вечно холодного и отстраненного Меча — слишком горячие для человека. Серебристая ткань тлеет, расползается, обнажая тонкое гибкое тело. Кожа больше не кажется холодной — она обжигает, как раскаленный металл.

Амалей

— Слишком так? — демон усмехается, целует пальцы, облизывает сначала лишь мимолетно коснувшись языком, но потом быстрая раздвоенная черная полоска влажно пробегается по всей длине, забирается между пальцами, щекочет ладонь. Два колодца тьмы смотрят на юношу и в них разгораются алые огоньки.

Гибкое белое тело — сталь раскаленная добела... она тоже становится мягкой... податливой... Крылья с шумом схлопываются, накрывают юношу и тут же распадаются на десятки змеящихся щупалец, гладящих его всего... всего... сразу... ненасытно... Когтистые руки обвивают тонкую талию, демон притягивает его к себе... прижимает крепко и горячо...

Глеф, — выдыхают губы, — Мы теперь свободны, — и накрывают поцелуем — требовательным, но с оттенком какой-то отчаянной нежности.

Палач

Брать — жестко и неумолимо, и дарить — ласково и нежно... Поцелуй одновременно ожог и откровение, как будто каждый стремится выжечь на другом навеки свое клеймо и одновременно облегчить неизбежную боль, причиняемую раскаленным металлом.

— Да, — шепотом у края губ. — Сейчас — да.

В такие минуты останавливают свой ход светила и замедляет бег неумолимое время... В такие минуты океанские волны разбиваются на миллионы сверкающих осколков, а небеса становятся гигантским зеркалом, и каждый из живущих может увидеть в нем отражение своей мечты... По крайней мере, так кажется, а проверить, так ли это на самом деле, еще никто не пробовал — потому что в такие минуты находятся дела поважнее.

Глеф обнимает Амалея крепко и сильно, вплетает пальцы в шелковистую тьму волос. Острым ногтем — от затылка до поясницы и ниже, вызывая дрожь, рисуя границу между ознобом и жаром. Горячее безумно напряженное тело юноши почти вибрирует, когда жадный бархат стекает по плечам, по бедрам, обволакивая и проникая одновременно, раскаленные добела пальцы впиваются в плоть демона.

Амалей

Демон выгибается, шумно выдыхая, ощущая острый... ожог? ласку? страсть? Когти бессознательно впиваются в тонкую фигурку в его руках. Ноздри улавливают запах крови. Амалей опускается на колени и слизывает языком алые дорожки от его когтей... Глеф обжигающий... до боли в губах... и демон снова срывается с нежности на жадность... язык черной змеей ползет по линии талии, выписывает знаки бесконечности на животе... дразнит так близко к желанию юноши, но не касается... бесконечность... Щупальца мрака оплетают ноги и руки Глефа... не обездвиживают совсем, но ограничивают свободу, словно он запутался в бархатной сетке. Шевелятся, чуть сжимаются на миг крепко связывая и тут же чуть отпускают.

Палач

Кожа становится невыносимо чувствительной, как будто ее нет вовсе. Капельки влаги на обнаженном теле, на полуоткрытых губах — неужто сталь окончательно расплавилась? Лихорадочно-болезненное желание сводит с ума, но еще больше с ума сводит невозможность выразить его, ответить на чужую страсть — прикосновением на прикосновение, лаской на ласку... и в то же время эта временная беспомощность так сладка, так опасно-заманчива. Позволить мраку все, что ему заблагорассудится... Голова запрокинута, брови страдальчески сведены. Полувыдохом-полустоном:

-Только не отпускай!

Амалей

Не отпустит... мрак уже тебя не отпустит... и от твоего шепота бархатные оковы сжимаются только сильнее... губы горячие, обожженные накрывают возбужденную плоть, поглощают с ненасытностью мрака... словно утягивают в водоворот... в мраковорот... Здесь Глеф еще горячее... прикосновения к раскаленной стали обнажает до нервов... из горла Амалея вырывается неясный стон... он пьет желание, мешая его со своей болью. Щупальца пульсируют, нагреваясь от тела своей жертвы... извиваясь, проникают между ягодиц, трутся о вход в тело юноши... одно чуть проникает кончиком... но другое тут же отталкивает и само пробует стать первым... мрак течет по телу, мешается с потом, мажет собственным соком.

Палач

Как же горячо! Слишком горячий для тебя... прости... но это ты, ты сам меня таким сделал сейчас... мой демон...

Мрак держит крепко, не давая ни отстраниться, ни притянуть ближе, ни податься вперед к столь желанной ласке. Мрак дразнит, распаляя еще больше, заставляя возбужденное до предела тело дрожать, как натянутая струна. Из глаз Глефа текут слезы, мгновенно высыхая на горячих щеках. Безжалостно-медленные касания мрака, обжигающая нежность светлого металла — сладкая пытка для обоих.

Широко распахнутые глаза, блестящие от слез и непереносимого возбуждения.

— Амалей!

Амалей

Демон не прекращает своего занятия... не кричи, мой хороший, не зови, бесполезно... Темные щупальца подкрадываются к губам, затыкают рот, открытый в немом... нет, уже не в немом крике. Мягко ласкают небо, скользят по деснам, переплетаются с языком.

Демон на миг замирает, язык быстрой змейкой проскакивает по стволу — по всей длине, щупальце между ягодиц напрягается, входит одним сильным толчком и, пульсируя, проникает глубже, двигается сначала медленно, но потом все быстрее... страсть мрака разгорается все ярче... становится все ненасытнее... застилает разум когда-то управлявшего им демона... но только не сейчас... сейчас мрак вырвался на свободу, стер все границы и запреты...

Палач

Бархат и сталь... Танец по лезвию... Ритуал.

Сплетение плоти в поцелуе, жадный жар гибкого узкого тела, беспощадно-ласковый мрак, проникающий все глубже в тело и душу... Ритуал.

Дернувшись, Глеф сжимает в ладонях обвивающие его руки щупальца...

...и рассыпается серебристой пылью. Вместо худенького юноши с пепельными волосами в объятиях Амалея Меч — ясный, светлый, раскаленный и обжигающе ледяной одновременно. Тысячи лезвий, обвитых щупальцами мрака и лепестками обвивающие их сами — бережно, не повреждая... сжимая, стискивая.

Переплетение желаний, жар и холод, боль и наслаждение. Вечный танец на грани между запретами и соблазнами, между страхами и желаниями, между возможным и невозможным.

Амалей

Меч... прошивает светом... прожигает... ты такой яркий, Глеф, что даже мрак можешь пронзить... так пронзай... выжги каленым железом все злые семена, что впустили в меня темные лорды... один лишь уголок оставь... теплый... тот, о который я всегда могу согреться... но и его очисти... только росток не тронь... один единственный...

Только ты и можешь очистить, самое чистое и честное существо в этом мире... демон целует лезвие, режет губы и все равно прижимается ими... и всем лицом... пока не теряет человеческие черты... не превращается в черный клубящийся вихрь, букетом обнимающий меч... фонтаном взлетающий по нему вверх, рассыпающийся прямо в лепестках лезвий... и только одна пульсирующая сфера мрака со всполохами огня остается насаженной на меч.

Мрак черными лепестками опадает обратно, кружит, собирается в темную крылатую фигуру. Амалей стоит и хрипло дышит и меч в груди горит, а на лице ни то мука, ни то блаженство. Руки с черными когтями обхватывают клинок... нежно... режутся об острые края, стон срывается с губ, когда Амалей вынимает из себя меч... вместе с пульсирующей сферой, увитой алыми молниями... ловит ее, держит в одной ладони, а в другой сияющий меч.

Палач

Сияние меча постепенно гаснет, он ртутью стекает по ладони демона, и вот уже Глеф стоит перед ним в своем прежнем облике, опустившись на одно колено. Ловит когтистую руку, прижимается к ней губами — такими же прохладными, как обычно.

— Наш договор скреплен, Амалей. И, — озорная искорка на дне прозрачных глаз, — пожалуй, такой способ мне нравится!

Амалей

Демон опускается на колени рядом, гладит окровавленной ладонью по пепельным прядкам.

— Нет свободы... я ошибся... для меня ее нет... я изменился... ничего не вернуть... ничего не спасти... — вздыхает, улыбается, — Помоги мне, Глеф, сохрани для меня это... — протягивает на ладони черный пульсирующий комок, — Я теперь чист, благодаря тебе. И мне... — улыбка становится светлее, — тоже такой способ нравится... но мне снова нужно идти к Тьме... и этого, — пальцы чуть сжимаются на основании сферы, — тьма не должна коснуться, я одному тебе доверяю, ты последний чистый и светлый на этой земле. А меня Тьма влечет... так влечет, что страшно становится, — а улыбка на губах жуткая, с тайным, каким-то диким торжеством.

Палач

Что страшного в том, что тебя влечет тьма? Она — такая же стихия, как воздух, как вода, как пламя, как свет... Создавать и разрушать может каждая из них, все зависит от воли наделенного силой.. Демоны, Темные Лорды, стихийные существа... страстные порывы переходят у вас в мучительные сомнения, горькое отчаяние — в горячую надежду, беззаветная любовь — в ослепительную ярость... Вы дарите, отнимаете и снова дарите. И... спустя столько веков вы все еще мне интересны. Вы умеете удивлять... и не только.

На ясном лице бывшего Палача легкая грусть — созданию Грани не всегда легко понять даже Светлых лордов, что уж говорить о порывах и метаниях тьмы? С одной стороны, это помогало сохранять бесстрастие, но вот с другой...

— Свобода есть. Свобода решать и действовать — или напротив, не решать и бездействовать — и расплачиваться за свой выбор. Свобода сожалеть о выборе или не сожалеть о нем. И мы свободны пользоваться этой свободой или добровольно лишить ее себя.

Глеф протягивает ладонь, осторожно берет в руки доверенную ему драгоценность.

— Я сохраню, — пульсирующий мрак впитывается в светлую сталь груди. — Иди. Если будет нужно, ты всегда можешь призвать меня.

Амалей

— Спасибо тебе, Глеф, — целует в лоб, а потом в губы — нежно и горячо. — Ты не беспокойся, я себе новое слеплю, если что... только оно пустое будет... а в этом огонь. Я же мрак... какие страсти? В меня, что посеешь, то и пожнешь, — усмехается, а в глубине глаз еще что-то — ни то тайна, ни то сомнение. — Я только этот урожай хочу сохранить, у меня такого раньше вырастить не получалось, — последняя грустная улыбка на прощанье и взмах огромных крыльев... и от черного демона уже ни следа...

Палач

На губах Меча — отражение улыбки Амалея.

— Что посеешь, то и пожнешь, значит? Но как... — внезапно Глеф запрокидывает голову и смеется, и не понять радость это или отчаяние. — Так вот почему они выбрали меня!

34

Амалей

Прямо перед тобой Князь черная рана на ткани мироздания... она формируется в крылатый силуэт и я ступаю в этот участок Вселенной, сдвигая реальности. На мне больше нет судейской мантии... да и официальный костюм мне теперь ни к чему — лишние хлопоты при формировании моей материальной проекции. Достаточно юбки в пол на бедрах... она струится темными волнами мрака и я словно плыву над полом, не утруждаясь имитацией ходьбы. Я не складываю крыльев... они так и остаются распахнутыми за спиной, ничуть не прикрывая моего обнаженного торса. Да, полное нарушение дресс-кода, уж расставаться с официальной должностью — так расставаться.

— Здравствуйте, Ваша Светлость, — скалюсь черной улыбкой, — Или опять Темность? Что ж вы не успокоитесь никак, все-то вам надо хаос затеять?! Устроили себе беззаконие и хотите проверить, насколько хватит терпения Высших Сил? Но в любом случае, я пришел выразить благодарность за свою свободу лично, — отвешиваю театральный поклон, задевая кончиками огромных крыльев носки твоих сапог и с усмешкой взглядываю изподлобья. Опять у тебя полный душевный раздрай, я это вижу... ты не в состоянии быть цельным... ты даже не понимаешь, что ... или кто... на самом деле над тобою властвует.

Князь

После океана Хаоса меня мотает. Я очень устал от магии Отца. Я еще не прошел второе испытание, как явился ты — искуситель... Хитрый, красивый, такой, каким тебя видит Шут. Твой великий мрак прекрасен. Гораздо больше он мне нравится теперь. Судейская мантия сковывала тебя. И делала странным и иногда скованным. Читаю в твоих глазах усмешку. Ты пришел не для того, чтобы благодарить. Ты явился, почувствовав, как малиновое варенье коснулось моих губ. Что не было горечи в той сладкой ночи, которую подарил мне Шут, рожденный отражением моей души. Единственный луч света во мне самом.

— Да полно про беззаконие. Закон там, где есть власть, — я показательно кланяюсь в ответ, развожу руки в стороны, показывая, что безоружен. — И благодарить меня не за что. Ты свободен от обетов. И Слово с тебя снято.

Клокочет внутри ревность, но я ее показывать не стану. Стекло цветное прячу в самый центр острых шипов.

— Опять грозить начнешь расправой, досточтимый Амалей? Нет тебе занятия? Найти? Сейчас мне некогда, поговорим позднее.

Ромашки. клевер душистый... Со мной венчальная поляна наяву. Мне вреден Амалей, как всякая заразная болезнь, что в душу лезет и там ножом пытается вертеть.

А золото волос твое, мой Шут, прекрасно. И свит ты из волшебства душистой ночи... И звезд, и восхищенья моего.

— Прочь, Амалей, спешу! Не до тебя мне.

Амалей

Ты меня гонишь, а я нарочно складываю крылья, но за спиной, теперь не прикрываюсь я судейской мантией, сотканной из них. Ты пахнешь солнцем, луговыми травами, малиной, медом, я чувствую, как ты цепляешься за эти ощущения... с чего бы сейчас?! Хм, как любопытна твоя реакция на меня.

— Расправой?! Когда же я расправой вам грозил? — вскидываю брови в притворном удивлении, — Разве что предупреждал о правосудии... но что мне оно теперь? Вы сами разбили единственное, что меня сдерживало, Ваша Темность. Или Вы считаете угрозой, — обхожу тебя по кругу, невесомо задевая бархатным черным крылом твое плечо, пара перышек мрака на миг касаются твоей шеи, — что я обещался затащить Вас в постель? Ну что ж... вы свое Слово любезно забрали, — останавливаюсь за спиной и продолжаю над самым твоим ухом, обдавая его горячим дыханием, — Хотите я заберу свое?

Князь

Конечно же, любезный Амалей, в вас все прекрасно без этих накладных ограничений.

— вы слово забирать пришли? Как это мило... — черчу я в воздухе вокруг нас черный круг, что поднимается выше небес и всех звезд и закрывает нас плотной крышкой, как в ловушку. — Верните слово... Слово... Не помню ваших слов... Лишь помню поцелуй и, кажется, хотели вы немного ласки? — я хаосом касаюсь ног демона. Рывком тяну к себе. — Что тьма и чернота друг другу противопоставят? — заламываю руки за спину бывшему Судье. — Теперь я сам вас поцелую.

Амалей

Какая прелесть? Черненький интимчик... а гнали было, Князь... куда-то торопились там... что, все дела уже забыты, импульсивный мой? И, ууууу, как боитесь, что сбегу. И не надейтесь, у меня на вас сегодня планы...

Я починяюсь, позволяю себя скрутить... едва могу сдержать торжествующую усмешку, она танцует на губах моих дразнящих... О, я многое узнал, побывав Князем Тьмы... секреты власти... которых, может быть, ты и сам не сознаешь, мой безрассудный Князь.

— Люблю ядовитые поцелуи, — в глазах сверкает вызывающее пламя, — Я мнооого их знавал... таких безумно сладких и... — облизываюсь черным языком, — опасных, но с Вашим по ядовитости не сравнятся никакие.

Князь

— Ну что вы, яд? Как можно, Амалей? Вас поцелую я без яда... Чтоб вспомнить, как меня вы целовали... — чуть-чуть касаюсь губ. Распробываю вкус. — Как сладко! Очень сладко, — шепчу тихонечко, почти что робко, улыбку мешаю с кровью. — Сладкая черника чернит на языке. Чернику я люблю... И черный вкус. И черное блаженство. А вы, мой сладкий, любите вы сверху?

Языком провожу по шее, отпускаю руки демону, чтобы его обнять.

Целую дальше. Он все оставил мне открытым.

И плечи, и грудь, живот. Черничное люблю в чернильной темноте.

-Станцуем танец, Амалей? лишь вы и я... И неизбежность встречи. — Шум дождя прорезает с молниями наш мир. И я тяну судью в безумный танец, где всякий шаг, как возбужденье плоти. Его черные волосы взметаются от ветра, сплетаются с серебром. — Ты слаще всякой тьмы, люблю я вкусно кушать, — откидываю Амалея назад, удерживая одной рукой, и приникаю губами страстно уже, как будто это последний поцелуй на свете

Амалей

— Сверху... снизу... это такие относительные понятия, Князь... я покажу вам позже...

Ты кружишь меня в танце, я отвечаю тебе, рывками прижимаюсь ближе, дразняще у самых твоих губ на миг проскальзывают мои губы, я выдыхаю мрак, он бархатом касается твоего лица, ласкает скулы, щеки, перышком касается изгиба твоего рта. А потом снова чуть дальше, насколько позволяешь ты, и вернуть холодное равнодушие на лицо, и лишь глаза сверкают — они светятся в темноте,вспыхивают от каждого безумно возбуждающего движения твоего тела.

Ты страстен, восторг — откинуться в твоих объятиях, и чтобы смешались неба и земля. Твои губы жадные, жаркие...долго ждал, Князь? Жалел хоть на мгновенье, что тогда оставил свою телесную оболочку? Не задержался еще хоть на часок?

Мой язык — длинный горячий сплетается с твоим, ползет, проникает в твой рот, раздваивается... растраивается, ласкает небо, скользит по деснам над зубами. Я меняю гравитацию... и вот уже я нависаю над тобой, обнимаю крепко... не упади... под твоими ногами пол, но он больше не внизу...

Князь

У бездны нет запретов и пространства, и поцелуй, как будто мы попали в невесомость. давайте же летать, Амалей. Без крыльев... Без страховки... Изменчиво менясь на глазах. Змеею становлюсь и обвиваю тело, скручиваю ноги, проникаю между ними, под складки ткани, ползу все выше, трусь изнуряющей похотью, Конец хвоста обвивает член, ласкает, скользит, заставляет его становится твердым, горячим...

— Хоть кверху ногами, Амалей, — переворачиваюсь в воздухе, веду языком по груди прямо вниз по квадратикам живота, проникаю руками под пояс. Играю пространством и своим телом, гибко танцующим змеей вокруг — везде. Ласкаю даже пятки нежностью своей.

— Черничный мой, черника из черник... — расстегиваю пояс, И юбка летит вниз, а губы мои находят такое дивное совершенство демонической плоти, облизывают головку.

Тьма... Тьма нас кружит все глубже. Молнии взрываются вспышками все чаще... Гром грозы. Мы в самом эпицентре.

Амалей

О бездна, что ж ты делаешь? Облизываю губы беспрестанно... и да, не зря одел я юбку, ох не зря... Как это горячо и сладко, жидкое пламя стекает вниз живота... усмехаюсь, то сжимаю твой хвост бедрами, то раздвигаю ноги шире. Глупые ограничения человеческого тела... о, как я люблю вот так... похотью мрака... Я знал, Князь, зачем к тебе прийти... Откидываюсь назад, перегибаюсь в талии... это мое тело тоже лишь создание мрака и нет ограничений... сейчас, когда разбиты льда оковы... А ты уже ползешь по мне... все ниже... твой язык... мне кажется, что у тебя их тысячи... теперь я знаю еще один секрет, Князь, мне было интересно, чем же ты так держишь своих сумасбродных лордов? Я хотел попробовать твоей горькой мяты... но ты дашь мне больше... спасибо тебе, Князь... но только вот сейчас мне мало! Нетерпеливо рычу... мну пальцами твое изменчивое, скользящее по моей коже тело... еще, Князь, этого мало... толкаю бедра вверх, хочу забиться глубже в твой рот, что так славно сейчас старается доставить мне удовольствие.

Князь

Ловлю твой ритм и жар тела, и напряженность мышц, каждое твое движенье. Сплетаю кольца, глажу ими ноги, руки, шею, затылок ласкаю. Все глубже, глубже, ярче твоя жадность. Ты страстен, ты открыт мне... И многого хочу я от тебя теперь. Познать, как тьма сольются с мраком.

Вбираю, наслаждаюсь нежностью кожи. Черничный мой. Меж ног твоих змея своим хвостом ищет вход в тебя. Ты стонешь... Ты взлетаешь в молнии со мной. и мне так хочется узнать тебя поближе. Рисунком на змеиной коже горю я хаосом. И в плоть вхожу так страстно, что ты изгибаешься... О как ты изгибаешься в руках моих, черничный...

Давай же будем вместе. Я мятою тебя натру, проникну в кожу, сольюсь с твоим чернильным ядом... Мой хвост все глубже входит, осторожно. Насколько я сдержусь еще, чтоб не ворваться на всю возможную глубину.

Амалей

Я открываюсь похотливому хвосту, извиваюсь, не сдерживаю бесстыдные стоны... ты меня хочешь... горишь страстью весь... меня пронзает огненной стрелой желание... твое... я пью его... вбираю, впитываю жадно... еще... еще... забудь обо всем! Сейчас! Со мной! Да что ж ты нежничаешь?! Нашел с кем нежничать! С порожденьем мрака! Я ярости хочу, жестокости твоей, тьмы, хочу добраться до самого дна твоего! Ну же, Князь!!!

Мышцы внутри меня скручиваются жгутом, сжимаются вокруг твоего хвоста, мнут его, жадно затягивают глубже... во мрак... в тугой, тесный, ненасытный...

Мои крылья накрывают тебя, теряют очертания, расползаются десятками щупалец, играют с твоим хвостом, обвивающим кольцами все мое тело, ластятся, переплетаются, завязываются в узлы, пульсируют, страстно обхватывая тебя по всей длине... Не вырвешься теперь... даже если захочешь... но ты не захочешь... о нет... как сладко, жгуче сладко, всем тобою, впиваясь, обладать... Давай же, двигайся, доставь же мне наслаждение, острее которого нет в этом мире! Щупальца приходят в движение, толкают тебя внутрь меня... пульсирую... пульсирую весь... подчинись пульсации мрака... он хочет, чтобы ты погрузился в него сильнее... больше... давай же!

Князь

От ненасытной жажды я чернею. Срываюсь. Нет больше запретов. Вбиваюсь резко, чтобы понял ты, как я тебя хочу. И пропускаю в темноту свою... Войди, нежданный гость. Ты здесь желанен. Ты можешь все теперь, тебе я разрешаю.

Рву на части разум. Да... Ты... Ты мой... Как мало нужно теперь. Твои тугие мышцы, твои движенья резкие, и сбившееся дыханье. Вбираю член твой ртом неистово, а хвост в тебя все глубже входит. Резко. От этого лишь жарче.

И все твои щупальца... О. они прекрасны! Ну, почему ты раньше мне не открывался? Был холоден иль слишком резок... В словах, делах... Ты мой, Тебя хочу...

Мне двигаться в тебе сплошное наслажденье... И доводить до спазмов... До крученья в воздухе, заряженном магией. В нас ударяют молнии с тобой. И мы еще темнее... Жгут твои крепкие щупальца, в меня вплетаются... Приятно. Черники много, в ней тону и сам ей становлюсь.

Стремлюсь тебя любить так сильно, как раньше ненавидел. Мой хвост тебя пронзает, не останавливаясь ни на секунду. Мой рот тебя ласкает — в горло, до боли... Еще... Еще...

Амалей

О, твоя мята такая пряная... жгучая... перечная... Вот так, я могу больше... да... мрак жаден... даже боль от человеческого тела лишь спазмы горячие, словно лава создает... и пламя... жидкое, черное, оно течет, обволакивает твой яростно вбивающийся хвост... мрак с чавканьем засасывает тебя все глубже... туда, где ослепительные протуберанцы жгучими иглами касаются твоей плоти. Я весь пульсирую — и внутри и снаружи и темп все нарастает — щупальца судорожно шевелятся, сминают твою упругую плоть... находят вход в твое тело... ты мне открылся... это сводит с ума... Ненасытный мрак обнаруживает новое лакомство... лижет... аж, трясется от вожделения... жидкое черничное... мажет... извиваясь, сладострастно подергиваясь, вползает в тебя, подхватывает ритм общей пульсации.... увеличивается в размерах, растягивая тебя, и вновь опадает, чтобы проникнуть еще чуть глубже и вновь разбухнуть до возможного предела... и еще чуть-чуть... Два темных монстра извиваются, завязавшись в тугой узел... они хорошо понимают друг друга сейчас... они не боятся страсти друг друга, не сдерживаются ... дергаются в черном клубке двух змеящихся тел, истекающих мятной горячей черникой.

Князь

Жарко... Жала... Я выпускаю жала, чтобы быть к тебе еще ближе... Я вонзаюсь в тебя. Я уже не контролирую себя. Даю тебе возможность войти в меня, я открываюсь страсти... Ты так прекрасен, когда такой... Ты неизбежность, которую нашел я среди тьмы. Не отпущу тебя. Входи, внедряйся глубже, распаляй огонь. Черничный, черный... Час настал для нашего с тобою единенья.

Тебя я подаюсь навстречу, тебя вбираю глубоко, и глубже, чтобы плавилось нутро, до боли, до наслаждения — в одном мешаю кубке. Мы растворяемся в друг друге, как две мглы. И ослепительною вспышкой вдруг становимся, чтоб умирать от наших движений.

Тебя ищу, К тебе ползу я вверх. Целую губы, опаляю. Языком кровавым вылизываю, измождаю... Пью тебя потоком. Когда бы мог такое испытать... Пью... Так... Не бойся уступать... И я тебе все уступлю. И это так приятно.

Амалей

Есть вещи за пределами пределов... где настоящими мы можем быть на миг, когда в кроваво-черном поцелуе два порожденья темного начала друг другом обладают... до конца... не спорят больше... не существует в этот миг границ... И каждое малейшее движенье — вспышкой... и судорога вместе... одна за другой... мы уже не понимаем... не различаем ощущений, кто друг в друге движется... мы вместе... сейчас... в один миг... последний... опаляющая тьма смешалась... И твои жала — о как остро... ты во мне каждой своей клеточкой... пьешь, берешь... и я тебя... до изнеможенья... пока два тела не сплетаются до судороги мощной... спиралью нас закручивающей в пространстве...

Я закрываю глаза... остываю... наверно дым идет как от вулкана... по телу и щупальцам еще проходит слабая дрожь... запах в воздухе такой одуряющий... мои губы расслабляются... ты все еще лижешь меня... а мне не хочется даже шевелиться.

Князь

Мы больше не чувствуем боли, мы больше не чувствуем адских тисков наших сплетенных тел. Мы — одно целое, которое способно поглощать звездные системы, планеты, вселенные...

Я медленно выхожу из тебя, продолжая слизывать черничный сок с твоих висков... Целую в черные губы. Какой ты... ты такой... как черная планета... Сам... ты бездна...

Падать в нее мягко.

Кольца ослабляют хватку и гладят тебя, изучая каждый миллиметр. Милый Амалей, ты можешь быть восторгом без единого изъяна.

Затихает дождь и круг магии ослабевает, позволяя вернуться реальности, лишь я тебя не отпускаю ни на минуту. Продолжаю гладить и ласкать...

Амалей

Хорошо... я одновременно полон до краев и первозданно пуст...так хорошо... Как приятно чувствовать, как твоя гладкая теплая кожа скользит по моей... блаженство... блаженство побыть настоящим... не бояться, не сдерживаться... да, таким я могу быть только с тобой — таким же монстром, как и я. Забавно... и приятно... дико приятно... Щупальца расслабляются, соскальзывают с гибкого змеиного тела, даря последние благодарные поглаживания... Крылья вновь собираются и я просто укрываю ими нас, как большим бархатным одеялом.

Князь

Я лежу с тобой рядом в нашей тьме и блаженствую от накатившей слабости. Перед глазами танцуют сиянием огоньки. В голове — помутнение. Мы чувствуем друг друга до сих пор.

Твои крылья такие мягкие... Как будет жалко с тобой прощаться, Демон Тьмы. Ты очень сильный стал... Ты что-то говорил мне вначале в нашей встречи. Ах, да ты возвращал мне слова... Слова глупы, слова не нужны, не выражают чувств

Могу я говорить витиевато, лгать и обманывать... Теперь все безразлично... Хочу с тобой лежать я в этой густой темноте, смешанной с мраком.И просто одаривать тебя. Касаньями, поцелуями, своим молчаньем.

Решимся ль мы с тобой поговорить.

Шепчу тебе:

— Так сладостно любить...

Амалей

Я медленно открываю глаза... ты не прочтешь в них эмоций... они непроницаемы... да в них и вовсе-то бывает только три состояния — бездонные колодцы, блестящий черный лед, и пламя. Я смотрю на тебя... просто смотрю... всматриваюсь в твое лицо... да что мне это даст? Мое лицо маска мрака... твое... хм... зеркало изменчивой тьмы... твои ласки сладки, но я и черное коварство твое помню, и кто знает, что за новый подарочек мне достанется от твоих поцелуев.

— Уж лучше, чем ты будешь ненавидеть... впрочем, тебе, наверное, и ненависть сладка... — тихо отвечаю.

Князь

Умеешь ты скрывать за мраком все эмоции. Пускай скрываешь. Я чувствовал тебя, и я тебя познал... Чего боишься ты, ты ведь сильный?

Приподнимаюсь на локте, чтобы разглядывать тебя, черничный Амалей. Однажды я уже смотрел тебе в глаза... Однажды я узнал, что тебя выбрал Шут. Чтобы к тебе возвращаться. Одно условие он нам с тобой задал. И нас столкнул он лбами.

— Ненависть? Сладка... Когда уж стала ледяной... А так она мешает только.

Глажу твои крылья. Рисую по ним зигзаги кончиком пальца.

— Ты тоже, оказывается, меня подозреваешь... Забавно... — резко поднимаюсь иду к краю тьмы к черному зеркалу. Разглядываю себя в нем, не обращая внимания на Амалея больше.

— Ты в прошлый раз сказал, что сходишь с ума по Шуту. Не по словам — по действиям. Я каждому, кто с ним переспит, приготовил наказанье. Я честен? Так ты опять его примешь в объятия свои? Ведь ты, наверняка, подарочки оставил мне дурные... Я подозрителен? Я тоже... как и ты не верю в честность. Так что? — улыбка, вернувшаяся на лицо, почти жестока. — Ведь он придет...

Не оборачиваясь, гляжу в тьму зеркала...

Амалей

Текучим мраком поднимаюсь с пола, подхожу к тебе, обнимаю сзади и прижимаюсь весь к тебе.

— Ммм, наказание? А будет больно, мой Князь? — шепчу с придыханием и чуть прикусываю твое плечо и зацеловываю следы от моих клыков, — Сказал, что схожу с ума? — усмехаюсь, — Еще бы вспомнить сейчас, что я там тебе плел, мой Князь непостоянный, — целую тебя в ухо, обвожу длинным языком изгибы ушной раковины. — Однако вспомнил... хм... мы друг другу дали слово. Ты свое забрал, я тоже хотел... или не хотел... да в бездну бы слова, тебя хотел... и получил... мне было сладко... да вот ты о словах опять напомнил. Ты так всегда, сначала телом своим поманишь, а потом опять — слова-слова, — подмигиваю тебе черным мраком. — А ты ведь меня сейчас заставил мое сдержать, — и снова трусь от тебя всем телом. — А раз честен, может, теперь свое сдержишь? Ммм? А то ведь говоришь о чести, а не по-княжески — других заставляешь и свои и твои слова держать, а сам чуть что, так взял обратно. Не вспыхивай, я тебе тоже в этом случае пообещаю, что ни один из моих отростков в Шуте твоем ненаглядном не побывает, ни одна частичка моя в него не проникнет, ну пока ты сам держишь слово о своем отказе от Шута, хочешь? — и ухмыляюсь улыбкой искусителя, гляжу в зеркало над твоим плечом, облизывая длинным языком свои губы.

— Я готов поверить в честность, мой Князь.

Князь

Приподнимаю бровь:

— Так не забрал ведь, Амалей. Ведь просто все... Я ночь провел с Шутом. И снова проведу... и снова... когда захочет, если он придет... теперь в него вонзишься? — рисую на стекле рисунки мрака... Задумчиво все жду, что скажешь мне. Да, было сладко, бесподобно, мой черничный. Ты мне сейчас еще сказать захочешь что-то...

Спиною облокачиваюсь на тебя откидываю голову тебе на плечо... И молча жду ответа.

Ах нет, тебя опять касаюсь и трусь о твое тело с нескрываемой благодарностью.

— Так говори, Амалей. Что ты мне ответишь...

Амалей

— Обмааанщик, — прикусываю мочку уха, посасываю ее и с сожалением выпускаю изо рта. — Ты уже не можешь отказаться от меда, да? А он вреден для твоих острых зубок, они тупятся и начинают ныть, лишая воли, — глажу тебя по животу ладонями, — Теперь еще черничка... ты сладкоежка, Князь, и это тебя погубит. И знал бы ты, как я этого не хочу! Я ничего тебе не отвечу, мой сладкий... горький... острый... С тобою вообще говорить опасно, да и слов ты своих не держишь — тогда какой в них смысл? Я мрак... в него, что посеешь, то и пожнешь... твои семена мне нравятся... очень... — целую тебя везде, где могу дотянуться, шею, ухо, щеку, скулу, уголок губ.

Князь

Так что же, и не будем говорить. К тебе я поворачиваюсь чтобы обнять и целовать опять... И растворяться уже почти не в чернильности, а в синеве твоих черничных глаз...

Мы проведем сегодня много времени вместе. И на рассвете расстанемся, чтобы встретиться опять... надеюсь, что уже в кровати не вдвоем...

Но пока... Пока я не готов... Я не готов тебя делить... А тем более — с кем-то разделять Шута... Он для меня слишком важен. Любимый... Он мой любимый...

35

Князь и Океан Света

Ночь прошла... Ночь в комнате, где был Амалей. Я открываю глаза и вижу мрак. Я закрываю глаза и вижу... Свет. Мне нужно уйти в грезы... Мне нужно уйти в безумные прекрасные грезы, чтобы оказаться на берегу Света после безумия ночи, когда я познал мрак Амалея.

Босыми ногами ступаю я в светлый океан. И волны его принимают меня с негой, как блудного сына. Я вижу семь зеркал в самом центре и ступаю к ним. Семь светлых лордов здесь должны быть. Заглядываю в первое. Там черный демон, Князь всех зол на свете ухмыляется мне кровавой усмешкой. Он похож на огромного питона, на котором вьется рисунок Хаоса.

— Ты пришел, — шепчет голос. — Грязен, беспомощен... Мальчик мой... Как же тебе тяжело...

— Отец, — срываюсь на крик. — Отец, что я должен сделать, чтобы закончилось страдание?

— Отдать. Без остатка отдать... И потерять... И обрести...

Закрываю уши от грома тысяч голосов, закрываю глаза от яркого света. Делаю шаг ко второму зеркалу. Разбиваю его. К третьему — разбиваю. Я бью зеркала, чтобы сущности света не возвратились... Остается лишь одно... окровавленное... мое...

36

Князь — Скрипач после Океана Света

Князь

Я засыпаю беспокойным сном после встречи с океаном Света. Я долго добирался из центра, теряя по частям остатки холодного Хаоса, и теперь должен уснуть здесь, на цветном берегу иллюзий, под деревьями моего воображения, ибо идти дальше просто не смогу. Щебечут птицы над головой. Здесь меня никто не потревожит...

Снимаю камзол и складываю, как подушку. Так удобнее — лежать, думать, прокручивать варианты... Я почти не злюсь... Почти... Черен внутри меня силуэт души...

Закрываю глаза, вынуждая себя заснуть... Сейчас круги пред глазами становятся безмятежностью. Я уже далеко от океана... так далеко... Вне времени... Я засыпаю...

Скрипач

Небо в алых всполохах огромного солнца медленно ползущего за горизонт. Тени бегущие от подножия сосен вглубь леса. И тонкий силуэт на фоне облаков. Плачет скрипка. Больно и пронзительно. То ли виня в чем -то, толи прощая все на свете. Смычек летит, послушный руке музыканта. И весь мир звучит в унисон этой скрипке. Так, наверное, и звучит счастье...

Князь

Я не слышу музыку, я чувствую ее через тонкие вибрации океана Света. Я сплю, но одновременно поднимаю голову и смотрю, как меняется внутренний мир — мой сон, такой чуткий и тонкий. Как паутинка. Нужно встать, нужно понять... музыка... Скрипач... Крис. Где-то рядом... Пришел поговорить... Или лишь душа его во сне отзывается свету...

Скрипач

Звуки музыки все тише и тише. Ночь почти вступила в свои права. Последний луч солнца скользит по фигуре скрипача. Он здесь и его здесь нет. Он только сон. Вдруг, с пронзительным звуком, рвутся струны. Сорвавшийся смычек рвет руки в кровь. Сотни алых капель сливаются в темную фигуру, она растет, растворяя в себе фигуру скрипача. Маска боли на ее лице, треснутые губы кривятся в усмешке.

— Ты звал меня, Князь???

Князь

Какой он странный! Вроде он, а с другой стороны — нет. Он болен. Он ищет ярости в себе и не находит. Скрипач! Тебе нельзя было меня любить. Ты не умеешь справляться... ты...

Я встаю и делаю шаг в сторону берега, где стоит одинокая фигура в солнце. Волосы Скрипача развеваются на ветру. Скрипка его блестящая, черная, с красной полосой сбоку.

— Крис, я не уверен, что звал... Ты хочешь поговорить?

Я не пересекаю границы травы. Есть что-то угрожающее в тебе... Что-то странное.

Скрипач

— Ах, ты не уверен?— Скрипач делает шаг вперед, вглядывается в знакомое лицо. Сейчас уже ясно, что это вовсе не он. Черты лица заострились, волосы вьются по плечам змеями. Они черны и ядовиты. Они жаждут зла. Вглядевшись, можно заметить головы гадюк и капюшоны кобр.

— Хочу ли я говорить?— демон заливается лающим смехом, бросает скрипку и делает еще один шаг. Корпус трещит под его ногой, тихонько тренькают струны.

— Нет, я не хочу говорить, я хочу убить тебя.

Безумный хохот тонет в остатках закатного солнца.

Князь

Твой образ открывает мне, что Свет тебя покинул. Я делаю шаг назад, на зеленую траву, удерживая сон и не желая его покидать лишь потому, что был удивлен.

— Убей! Если, конечно, сможешь...

Мне интересно. Мне нравится, что так странно расчерчена реальность. Половина моей стороны цветная, а ты — на черно-белой. И даже солнце там, кажется, не греет. Странный призрак.

Скрипач

— Не так быстро, мой князь,— демон мести тихо ступает по краю травы, — не так быстро. Ты думаешь, я так глуп, чтобы бросится на тебя здесь и сейчас? Нет, мой князь,— снова этот лающий смех, прозрачные глаза безумны и одновременно пусты.

— Я буду убивать тебя по капле. Сначала я заберу у тебя Скрипача. Он так пронзительно светел и наивен. После — Принца. Глупый мальчик, он так любит названного отца. Я буду забирать их любовь по капле, травя каждого из них дыханием ненависти. Ненависти к тебе. Ты всесилен, князь, но тьма не может существовать без света. Ты сам выжигаешь мне дорогу. Сам. Ты сам в итоге убьешь себя. А я посмотрю...

Снова этот смех и смрад, когда демон наклоняется совсем близко.

Князь

Даже так? Ну, попробуй... Ты... который и сам еще не знает, кто он... Вернее, думает, что изменится...

Надо заманить тебя на мою траву, а потому я делаю шаг на черно-белую половину и сам утрачиваю цвет... Одновременно со мной в мир духа переходит огромное зеркало, отражающее цветную часть берега.

— Твоя дорога бессмысленна... ты не идешь, ты падаешь... — обнажаю зубы в улыбке.

Скрипач

-Да, — то ли шепот, то ли шипение змей в волосах.— Я падаю. Но ты падаешь вместе со мной. И мне этого достаточно.

Смрад дыхания касается твоих белых губ. Отражение в зеркале бьется и дробится на сотни тысячи кусочков. Лица знакомые и не очень. Глаза отражений пусты. Треснутые губы впиваются в живую плоть. В этом поцелуе нет ни страсти, ни желания. Только ненависть. Длинные когти впиваются в твои плечи, разрывая плоть. Вкус крови от прокусанных губ. И дикий смех демонического безумия...

Князь

Целуй еще, кусай, пей кровь мою. Уже ты мой. Уже познал ты свет. Ты в ловушке. Обнимаю демона и увлекаю к зеркалу, чтобы на него облокотиться. Мы падаем в зеркало. В мое зеркало, в котором лишь моя сила и власть... Крис... Я вижу тебя сквозь змей твоего горя и боли. Черт побери! Крис! Зачем ты так глупишь? Ты можешь просто прийти мне и сказать... Я готов к тому, чтобы подарить тебя домик на берегу. Счастье, я буду к тебе приходить и ласкать... Крис... ты так глупо ревнив.

Скрипач

Осколки ранят кожу. Часть змеек остаются на стекле. Демон смеется:

— Зови, его зови. Может и дозовешься. Но вот я его тебе не отдам. Он мой. Мой. Он сам призвал меня.

Острые клыки рвут твои губы, пьют кровь, не пьянея. Когтистые руки рвут одежду , оставляя кровавые полосы на плечах и спине. Двое сцепившиеся фигуры падают на траву.

Князь

Мне не бывает больно от тьмы, но ты такой ядовитый теперь, я борюсь с тобой и наконец прижимаю к траве, чтобы самому кусать тебя в губы и впиваться в горло, чтобы насытиться твоей яростью .Мне она понадобится, Скрипач Смерти, которого я однажды уже закрывал в зеркале. Теперь ты тоже останешься здесь. Срываю с тебя одежду, бью тебя кулаком по щеке. Сильно, чтобы ты перестал сопротивляться. Я тобой овладею. Ты никуда не денешься.

Скрипач

Голова демона дернулась, дыхание на мгновение сбилось.

— А ты достойный противник, Князь,— полузадушено прохрипел он. Когти впились в спину почти до кости.

— Ты так привык побеждать,— выворачиваюсь от твоих поцелуев и впиваюсь в шею. Пьете кровь друг друга. Трава вокруг уже все алая. Это не страсть, это бой. Бой, где нет запрещенных приемов. Где ядовитые когти рвут тебя на части.

Князь

Я чувствую разрезаемую когтями плоть, твои зубы пронзают кожу на шее. Я тону в твоей крови, ты — в моей. Приходит наконец боль. Я чувствую. Я так давно не испытывал таких сильных эмоций, мой серый лорд. Ты сейчас темнее, чем я... ты пьешь от света. Пей. Пей жадно... Еще ... ну... До последней капли мою светлую кровь... Я готов... Пей... Не останавливаясь, пока твое лицо не станет светлым, а скрипка не начнет срастаться...

Я едва жив, когда в тумане вижу твое светлеющее лицо...

-Крис, — шепчу тихо. — ты хотел меня убить?

Скрипач

Лицо демона тает слишком медленно и не охотно. Скрипач опасливо отстраняется от чуть живого князя.

— Нет, я не хочу тебя убить. Я просто хочу научиться ненавидеть. Тебя и себя тоже.

Князь

— Или убивай, или возвращайся... Нельзя быть и светлым, и темным. Эта ноша не для тебя... Крис, — шепчу одними губами, струйка крови течет изо рта. — Я виноват. Но ты всегда был моим Скрипачом. — тянусь ладошкой и касаюсь щеки. — Моим единственным Светлым, что никогда меня не бросал. Ты ведь тоже любишь Шута... Ты любишь Шута, но не можешь мне простить, что и я его люблю?

Скрипач

-Любишь, любишь, любишь,— Я вздрагиваю и на минуту замолкаю.— Люблю, а вы меня предаете. Что ты — что шут. Нельзя так, нельзя! Я вас обоих люблю, а вы мне делаете больно. Нет не любовью своей. Любите, кто же вам запретит. Вы же меня своими дерганьями туда-суда убиваете. Ты меня то любишь, то дергаешь, как люди собачку к ноге. Ты не просишь — приказываешь! Как же! Ты же князь!!!! Скотина ты редкостная,— слезы текут из небесно-синих глаз. Тихо, навзрыд плачет скрипка.

Я говорю, кусая губы и вздрагивая. Тихо, зло, бессильно...

Князь

— Я не хочу приказывать — ты заставляешь. Подчинись мне, будь моим, и я буду твоим... Ты ведь подчиняешься вопреки, Скрипач. Ты подчиняешься, потому что я Князь. Подчиняйся мне как возлюбленному. Я буду тебя беречь. Я сделаю для тебя отдельный мирок, где нет никаких напастей. Ты станешь жить там... И творить там — свою музыку... А я буду твоим частым гостем, и Шут. Улыбнись, Крис... Все, чего ты избегаешь, так глупо. Нельзя, чтобы мы разругались... ты для меня музыка...

Скрипач

Ну, вот опять. Мирок, подчинись. Я молчу. Как же объяснить князю, что ему не нужно, что его считали, пусть не равным, но достойным совета. Я способен понять и страсть князя и огонь шута, но что я для них? Хочется сдаться, смириться и уйти в маленький мирок, которым так манит князь. Но... мне надоело всегда отходить в сторону. Всегда быть где-то там.

— Нет, прости меня, князь. Но мою любовь тебе придется заслужить. Я выполню твой приказ, как князя, любой! Но приказать любить тебя ты мне больше не сможешь. Прощай.

Я встаю с окровавленной недавно схваткой травы, подхватываю скрипку и шагаю в пелену леса...

Князь

Я с трудом рванул вверх за своим Скрипачом, обхватил запястье.

— Ты и так меня любишь... Если ты так упрям, если ты уйдешь теперь... Ты знаешь, что я сделаю с тобой? Я тебе многое прощал, но вот того, что ты ... Ты знаешь... Твоей глупой мести... — рывком возвращаю Криса к себе. — Есть грань, за которую не ступают. Ты ступил... Ты давно мой. Ты не уйдешь так просто. Я тебе просто не позволю.

Я знаю, что говорю. Могу стальными нитями тебя связать, Скрипач. Не рискуй моей милостью по отношению к тебе. Ты пахнешь медом и полынью. Ты ведаешь, что я тебя могу убить... Твой демон внутренний мне не нужен, но твоя суть... Провожу по подбородку... Нежу шею. Целую в гладкость щеки, сползая ниже к уголку рта.

Скрипач

Падаю в твои объятья, как в омут. Пытаюсь отвернуться, но ты целуешь меня. Твои пальцы скользят по моим плечам, касаются кожи. Не могу. Не могу уйти от тебя! Ты мой яд, мой наркотик. Ты пахнешь кровь. Моей кровью, своей кровью. Несколько секунд борюсь сам с собой и все же целую тебя. Зло и обижено. До крови. Соленый привкус на губах возбуждает и сводит с ума. Я касаюсь кончиком языка длинных и глубоких ран на твоих плечах. Музыка страсти все сильнее звучит в моей душе. Этот демон что-то изменил во мне, скольжу по твоей груди, прикусывая и одновременно лаская. Я все еще безумен, но мое безумие — ты.

Князь.

Ты не такой, каким был раньше... Ты изменился... Но изменил ли себе и своим правилам, милый Крис?

— Знаешь, как я заметил тебя? — спрашиваю, пока твои губы скользят по моим ранам. Мне больно физически так же, как и морально, внутри разноцветное стекло горит огнем. Жжет меня. — Я увидел не скрипку, я обратил внимание не на твою Скрипку. И уж тем более не думал, что из-за этого окажусь проклят Судом вместе с вами, кого превратили в игрушки. Я увидел в тебе именно ТЕБЯ. С твоими недостатками, слабостями, даже некоторой человечностью. Что для тебя сила демона, когда ты способен ради любви пойти в огонь, когда... Я не требовал многого... Я был твоим Князем... Я знал, что давить на тебя — это уничтожать... Я прикажу лишь раз! Один раз по-настоящему... — обхватываю подбородок Скрипача, смотрю в глаза. — Ты выполнишь мой приказ?

Скрипач

Аккорды страсти рвут на части. Кровь стучит в голове подобно тамтаму. Я почти не слышу, что ты говоришь. Я тону в твоих глазах. Твои пальцы чуть дрожат.

— Ты выполнишь мой приказ?— вздрагиваю. Хочу отвернуться, но твои пальцы держат. В глаза бросается твое, разорванное демоном, плечо. Мне тяжело сейчас думать. Страсть, желание, боль, обида, что-то еще бурлят в моей душе. Я все еще люблю тебя. Я хочу тебя. Понимаю это как никогда остро. А приказ, что значит еще один приказ! Я выполню сотню твоих приказов, как бы не хотел иного. Но любую твои просьбу, я выполню еще быстрее. На мгновение прикрываю глаза. Вслушиваюсь в себя, в свою музыку. И тихо выдыхаю,

— Приказывай,— говорю и понимаю, что прикажи ты мне умереть, сердце остановится само, только потому, что ты этого хочешь...

Князь

Это будет твоим наказанием за измену. Я знаю, что делаю. Я ведаю о том, как поступаю.

— Крис, — падаю перед тобой на колени, обхватываю тонкую талию. Утыкаюсь в тебя, словно ищу защиты, и кровь пропитывает твою одежду. — Настанет час, когда я позову тебя... Очень удивительный час. Обещай мне... Обещай исполнить то, что я тебе прикажу. — Я лезу во внутреннюю подкладку камзола. Достаю оттуда... Глаза твои темнеют то ли от ужаса, то ли от резкой и болезненной мысли. — Обещай мне, что убьешь меня, не задумываясь и не спрашивая ни о чем...

Скрипач

Кинжал. Тонкий, длинный. Музыка замирает. Тишина почти осязаема. Рука, кажется, сама берет оружие. Теплый и одновременно обжигающе холодный. Мне ... страшно???

Этого я не мог ожидать. Ты ждешь. Молчишь. Наверное, со стороны мы выглядим странно, но... только сейчас я обращаю внимание, что все вокруг зыбко. На мгновение промелькнуло видение — чашки чая в моих руках. Но пока, это все не важно. Тянусь к скрипке. Касание и рукоять кинжала сливается с декой.

— Обещаю...

Говорю, а сам думаю, что уйду следом за тобой, если... Вспоминаю Шута, как всегда ни к месту, не вовремя, но... понимание что мне есть что терять и любить, без тебя заставляет вздрогнуть. Я разучился понимать сам себе, но, убив тебя, жить я не смогу точно...

— Обещаю, — опускаюсь рядом с тобой на колени и, целуя тебя, повторяю,— Обещаю, любимый...

Князь

Я прижимаю тебя к себе. Пусть ты сейчас не понимаешь, но мне необходима твое Слово. Оно обязывает тебя сделать так, как я задумал. Я целую тебя в губы, успокаиваю, стараюсь утихомирить часто бьющееся сердце. Мой Скрипач. Ты должен знать обо мне все и ничего. Больше я никогда не стану человеком, которым ты владел, как игрушкой. Ты ведь тоже играл со мной, когда меня покинула память?

Глажу тебя по спине, почти прощаю. И море Света затопляет нас, излечивая наши раны.

Я целую тебя с невесомой нежностью.

Шепчу:

— Крис, Крис... я так соскучился по тебе и вспоминаю тебя ... заново как будто вижу тебя и твою музыку, и твою любовь к Шуту, и себя... Сумасшедшего, одинокого, озлобленного...

Скрипач

Твое дыхание так близко. Кутаюсь в свете. Как давно я не видел Света... Тьма тоже может нежной и мягкой кошкой, хотя я подозреваю, что только со мной. Целуешь, осторожно и нежно. Ни хочу, ничего ни хочу. Даже странно. Еще мгновение назад меня рвали на части мысли и чувства, а сейчас... Покой. Умиротворение. Твои губы. Целую в ответ. Нежно, неторопливо. Кажется, у нас впереди вечность. Я знаю, цену слова. Знаю магию обещания. Когда-нибудь, я убью тебя, чтоб умереть самому. Но пока... Тихонько дую тебе в лицо. Твоя челка смешно топорщится. Я нежусь в твоих объятьях на волнах света... мне хорошо и спокойно...

Князь

Я очень хочу тебя излечить... Минуты света равны годам мрака. Свет и тьма неравномерны, но света бывает достаточно всего чуть-чуть, чтобы облегчить страдания. И Шут — тоже свет. Ты можешь греться в нем, Скрипач... Ты... Единственный певец жизни теперь, которому нужно не забывать о том, какая ответственность лежит на твоих плечах — дарить капельку надежды каждому, кто сомневается.

Скольжу губами по твоему лицу, по твоей белой шее. Ты соленый от крови, слизывать кровь, все равно, что совершать обряд единения. Скрипач, мне так сейчас просто... Даже если бы ты по частичке растаскивал меня, было бы меньше больно, чем когда любишь. Ты любишь... Свет, Шута ... и меня... И нам ничего не надо объяснять друг другу.

Скрипач

Медленно и неспешно. Твое тело, мое... где мы, кто мы... не важно... есть только мы твои руки на моей спине, мои руки в твоих волосах... задыхаюсь тобой и дышу, тоже тобой... ты легко разводишь мои ноги, раскрываюсь тебе на встречу... у нас одна на двоих мелодия.

Князь

Я укладываю тебя в зеленую траву, где так пахнет сладким медом. От твоих волос. Ты сейчас у Шута... Я чувствую дыхание, но сон такой реальный, осязаемый. Продолжаю целовать, медленно расстегиваю окровавленную рубашку, вынимая каждую блестящую перламутровую пуговку из петлиц. Отодвигаю ткань. Глажу кончиками пальцев твою кожу на груди. Гладкой, нежной. Целую, веду языком ниже, расстегиваю дальше, добираюсь до пупка... Ты отдаешься мне... Ты музыка моя... Горячий песок юга. Светлый лорд, не темный...

Целую тебя... Ласкаю тебя, расстегиваю брюки... Тянусь к тебе вверх, опять целую губы, наваливаюсь всем весом... Ран больше нет... Есть только Свет.

Скрипач

Как давно ты не был таким Князь, человеком ты обычно отдавал, не брал. Только сейчас понимаю, как мне не хватало тебя. Тебя, а не кого-то с твоим телом. Твоя рубашка порвана, держится на одной пуговице у самого воротника. Чуть отстраняю тебя и снимаю остатки ткани с твоих плеч. Веду рукой по груди. На мгновение задерживая руку чувствую удары твоего сердца. В унисон. Наши сердца бьются сейчас в унисон. Снимаю с тебя остатки одежды. Провожу рукой по коже ягодиц и отстраняясь ложусь на траву. Я хочу видеть тебе, я хочу тебя. Сейчас я это ты... и пусть только сейчас...

Князь

Я смотрю на тебя...Я хочу сегодня быть твоей скрипкой. В это сне я хочу быть скрипкой. Летящей птицей, белыми облаками, небом голубым, ромашками на бескрайнем поле. Я всего лишь Скрипка в твоих руках, Скрипач... Твои длинные тонкие пальцы не раз касались моих струн смычком... Ты не знал...

— Ты не знал об этом, — шепчу тебе... — Ты не знал, что я твоя скрипка, — мое тело изгибается, принимая формы скрипки. А затем — свет ударяет из моего тела. За спиной вырастают крылья. Белоснежные крылья птицы, которая всегда была свободна. Музыка... Я музыка...

Скрипач

Схожу с ума от тебя. Ты стонешь. Поддаешься мне на встречу. Адажио, мой хороший. Медленно и нежно. К чему торопится? Здесь и сейчас нам принадлежит вечность. Ты так тяжело дышишь. Скольжу по тебе рукой, ласкаю головку кончиком пальца. Я не спешу. Ты вздрагиваешь. Касаюсь тебя рукой, играю мелодию страсти. Аллегретто. Я уже почти срываюсь с ритма, все глубже и жестче. Твое тело — послушная моей воле скрипка. Ферече. Ты стонешь, почти кричишь...

Князь

Хочу отдавать... Хочу брать... Хочу быть... существовать ли... жить ли... Играть, замирать. Целую тебя... Теряю тебя... И ты меня целуешь. Ищешь во мне приметы... Как странно все во сне. Или яви? Быть скрипкой больно, потому что на играет... И тело мое горит от тебя огнем музыки и желания...

Скрипач

Вздрагиваешь, но тянешься за моей рукой. Прости, но я не могу больше терпеть. Вхожу в тебя и снова замираю, кровь стучит в голове. Ты моя музыка, моя скрипка. Выгибаешься мне навстречу... Аккорды близости звучат во мне. Свет качает нас. Мир качается вместе с ними. Беру тебя. Отдаюсь тебе. Мы одно целое. Мы музыка мира... Крещендо !!!...и я срываюсь с верхней октавы вниз водопадом звуков. Ноты кружатся вокруг в странных созвучиях и ритмах. Я опустошен. Этот мир на двоих так прекрасен...

Князь

Ты владеешь мной сейчас. Мне жарко от того что ты во мне. Мне хочется кричать. Я прикусываю запястье и дышу не в такт. Мое тело принимает тебя, дрожит страстью. Оно мне уже не принадлежит. Оно только твое теперь. Только тебе я доверюсь... Белые крылья трепещут в солнце. Ты прижал меня к траве и не отпускаешь. Как хорошо... Двигайся, мне почти не больно... Ты во мне рождаешь свет, который разливается по позвоночнику огнем... Не отпускай...

... И я открываю глаза...

37

Князь и Алая Леди

Князь

Я должен был поговорить с Алой Леди, последней из Темных Лордов, которая оказалась одна теперь. Мне нужно было успеть сделать это быстро, практически во время встречи со Скрипачом, а потому в океане Света зазвенело зеркало. И из него потекла кровь. Она смешивалась с водой, которая становилась черной и вилась ногами осьминогов, приближаясь к берегу Хаоса. Пока оттуда не вышло мое отражение — такое же черное, как беззвездная ночь.

— Анна, — позвал я женщину, лежащую в траве. — Последний разговор с твоим Князем, прежде, чем ты сплетешься с Миром навеки.

Алая Леди

"О! вот и Князюшка наш явился", Анна мысленно язвительно усмехалась. С Миром женщина всегда сдерживала себя, следуя своему собственному изречению, что любовь это немного работа. Сейчас же смысла быть вежливой она не видела. Убьет — так мир сам сорвется в пропасть из крови и скоби, а Кровавая Леди родится снова. Превратит в куклу — Святомир все равно вернет своей любовью. Лишит памяти — ну и пусть, она снова захлебнется безумием и зальет мир кровью невинных и виноватых, как чуть не утопила в крови.

— Вы что-то хотели, князь? — голос Леди холоден, как лезвие готового к удару меча.

Князь

— Здравствуй, Анна, — кланяюсь тебе театрально, с меня течет ручьями кровь, затопляя берег. Я не тот милый Князь, которого так часто видят демоны. Я источаю кровь и боль. — Давно не видел тебя так близко. — поднимаю алые глаза на мою демоницу. Ищу в ней холодности. Да, такой она мне и нужна. — Я пришел вернуть тебя край твоего кровавого платья. Тогда на суде, оно порвалось,

Алая Леди

— К черту платье! В этом мире достаточно боли и крови, чтоб соткать не одно, а тысячу. Передо мной-то ты можешь не играть Шута. Знаешь же, что я ненавижу его маски. Или ты хочешь предложить мне испить твоей крови? Уволь! Я и так достаточно безумна. Или ты решил отдать мне тьму и предаться любви с Крисом? Если это так, то вы дурак, князь. Я дала вам шанс, и в том, что он потерян, виноват только ты! — Леди, села и смотрела прямо в лицо нежданного гостя. Сейчас она не была похожа на нежную кошку обнимавшую волка на мосту под луной. В глазах, черных, как пепел сгоревших городов плясало пламя пожаров. С этой женщиной сложно шутить. Война шуток не понимает и не хочет понимать.

— Итак, ЧТО вы хотели, князь???

Князь

Что я хочу, ты знаешь... Ты чувствуешь это по моему настроению. Я нисколько не боюсь твой холодности, под которой остывает пепел.

— Однажды, Анна, ты поймешь, что не Мир останавливает войну любовью, а Война перекраивает Мир по своему усмотрению. И я пришел говорить не о Скрипаче, которого ты так сейчас хочешь понимать, потому что своими руками чуть не уничтожила Мир. — улыбаюсь беззлобно. — Этот клочок ткани от твоего платья, когда ты чуть не убила того, кого теперь любишь.

Алая Леди

— Ну что ж... — женщина чуть наклоняет голову и по ее алым волосам бежит "серебро вдов". — Все в мире имеет цену. Какую же цену за память хочешь ты?

Анна вглядываться в лицо князя, чуть кусая припухшие губы.

Князь

Хочу! Я протягиваю к тебе руку и жду, чтобы ты ее взяла. Ни к чему бояться моей крови.

— Я сам тебе отдам то, что ты потеряла. Без условий, Анна. Не настолько я мелочен, как Темные Лорды. Ты ведь тоже не мелочишься, убивая целые народы? — молчу, ощущая твою короткую, как вспышка, боль. — Просто я тебе отдам этот клочок. Тот клочок Мира, что стал твоим платьем. А ты... Ты уже сама решишь, захочешь ли признаться хранителю — почему закончилась война... Не из-за любви, а потому, что ты увидела, как Мир умирает. Искупишь свою вину и свою боль. Вернешь свой разум и силу, и память...

Я протягиваю тебе красную ткань.

Алая Леди

Кому как не мне знать цену мира. И уж не мне боятся крови, любой. Протягиваю руку и беру алый лоскут. Да, война без мира ничто. И Мир ничто без Войны.

— Между мной и Святомиром нет тайн. Да и любви нет,— вздыхаю, ласкаю пальцами ткань: рассказать или нет. А впрочем. Что я теряю? Да ничего. Интересно князь поймет или нет. — Я долго шла к нашей с ним сделке. Он не мешает мне пить боль и кровь маленьких войн, я не выхожу "большой мир". Мы оба с тобой больны, князь. Ты — тьмой, властью, похотью. Я — кровью. Хранитель мой якорь на гране безумия. А народы? Что мне до них. — Лгу, и тебе и себе. Когда кровавое безумие проходит, наступает время слез. Война ведь, не только шум и кровь боев, это еще и слезы о павших. Я — плакальщица мира. Обрывок моего платья проливается кровью Мира сквозь пальцы. — А знаешь, князь, где цветут самые красивые цветы. На поле брани, политом кровью. Так что ты все-таки хочешь, князь. Не лги, я знаю, что просто так ты не приходишь никогда.

Князь

— Не лгу. — Отрываю куски плоти и бросаю их на землю. — Я убил всех светлых лордов. Теперь я должен решить, что делать с собой. Мой двойник остался в океане. Я остался в океане. И Князь... — понимаю, что говорю сбивчиво и непонятно, — запечатал меня в кровавом зеркале, чтобы потом разбить и его...

Алая Леди

Мгновение молчу, а после захожусь в диком хохоте так не подходящем леди.

— Ты перехитрил сам себя, князь. До этого даже я бы при всем моем безумии, не додумалась. Убить самого себя, ради самого себя! Воистину говорит Мир, есть на этом свете справедливость.

На моих глазах слезы, от смеха. Ты и правда запутался, князь. И я, кажется, знаю, что тебе нужно. Тяну из междумирья одну из своих стрел. Удивлен? Прокалываю свой палец, стряхиваю каплю крови. Маленькая алая искорка замирает в воздухе. Во что бы ее превратить? В кулон — банально. О, придумала! И все-таки я стерва. И даже горжусь этим. Протягиваю тебе тонкий стилет.

— Держи. Против Моей крови не одно кровавое зеркало не выдержит. Что делать, надеюсь, сам разберешься.

Князь

Мы всегда понимали друг друга без слов, Алая Леди. Я дал тебе великую силу когда-то. Теперь ты больше, чем Война. Ты тот Мир, который мог бы быть, но уже никогда не будет. Та возможность, которую каждый раз игнорируют. Улыбаюсь тебе:

— Ты угадала... Это лучший подарок из тех, что я получал...

Я касаюсь пространства и ныряю в собственный сон, чтобы в нем открыть глаза и увидеть фигурку Скрипача, лежащую на траве рядом со мной. Я иду, Князь.

Алая Леди

Фигура Князя тает, оставляя капли крови. Леди Анна лениво опускается на траву. Зачем что-то делать? Все, кто захочет, сами придут к ней. Забавно, но мало кто из лордов, не считая шута, знает о силе крови. Все они почему-то гоняются за душой. Душа — всего мысли и чувства, она без плоти. Взмах руки, и алые следы сгорают, превращаясь в пепел. Ни к чему оставлять глупым лордам кровь Князя. Лордам ни к чему, а Леди она и не нужна — у нее и своей хватает. Кровавая Леди нежится, лежа на траве. И вороны войны кружатся в безоблачном синем небе. А по губам женщины скользит улыбка...

38

Шут — Ледяной принц

Адский Шут

Снежною зимою мороз рисует рунки на оконном стекле... Инеем, метелью, снегом — дивные узоры... Чудных зверей и птиц — невиданных и тайных. Морозной вязью выводит волшебные узоры цветов — искрящихся, блестящих.... Изумительных в своей красоте. Места, где не ступала ничья нога — на рубежах далеких земель и забытых королевств... И к ним ведут морозные же дороги... А я куда хочу попасть? Какая дорога моя? я заблудился... Как-будто поднялась метель и темным снегом все скрылось с глаз долой... И не знаю в какую сторону мне делать шаг... Еще не страшно, еще не слишком холодно и устало — но ощущение безнадежности — оно уже поселилось в сердце.

А я не буду ждать, пока выбора не будет совсем! я не могу бороться со снежной вьюгой... Но, я могу пойти к тому, в чьей это власти... Вновь надрезаю я себе запястье.. И красным вывожу по вязи инея свой путь...

Ледяной Принц

Играть с морозом, разрисовывая на стеклах прекрасные узоры, которые не так-то просто повторить людям. Играть с вьюгой и метелью, слушая их голоса и пение, понятное только мне.. Позволять им резвиться, запутывая путников — те сами виноваты, что зашли на мои владения. смеяться кружащим вокруг снежинками — кому-то они приносят холод, но мне так хорошо.. Я не знаю, что такое тепло, мне, Ледяному Принцу, оно ни к чему.

А потом... не знать, но почувствовать, что кто-то идет. мед.. Огонь.. Что он забыл в моих владеньях?

Адский Шут

Один лишь шаг — а как он много значит... Куда лишь девается вьюжная тоска и безнадежность? Я не успел глаза открыть, а уже знаю, кто передо мной...Снежный-снежный! Искрящийся и искренний... Такой... Каким бывает лишь новый день, после темной злой зимней ночи... Когда на небе носились тени... И тени же попадали в сердце, заставляя его болеть... И забывшись, все же засыпаешь с тревогой и непонятной болью.

А утром, лишь открыв глаза, видишь как солнце светит на небе ярком голубом, как снег — волшебным покровом так и манит пробежаться по нему... И сердце отпускает...

В этом магия твоя, Ледяной Принц?

И, не ведая, что творю, так и не открыв глаз, делаю резкий шаг вперед, что б заключить тебя в объятья — хрупкого, тонкого, ледяного.... Замечательного и светлого. и шепчу тебе на ушко:

— Спасибо, что воскресил меня....

Ледяной Принц

И вправду пришел... Что тебе нужно Шут? стоишь с закрытыми глазами, и я не спешу начать разговор. Вокруг снежинки и вьюги, но я скажу им, чтобы они не тревожили моего неожиданного гостя...

Я даже и не понял, как меня заключили в объятья — резко, неожиданно... Попытался освободиться, но твой шепот

— Спасибо, что воскресил меня....

И я уже сам обнимаю тебя — Тебя! Не знаю почему... Но я и вправду очень рад, что ты воскрес... Огонь...

Адский Шут

Ты... Такой... Не знаю с какой из жизней это воспоминанье, но вот если вывесить на мороз мокрое свежевыстиранное белье — оно через пол часика замерзнет.. И будет таким хрустяще-хрупким... И пахнет оно морозной свежестью и зимним солнцем... Вот и ты такой. Холодный... Манящий... Зимне-настоящий!

А мысли скачут... Ни одной поймать не могу... И не хочется их ловить... Хочется лизнуть тебя в щеку, чтоб попробовать, какой вкус у твоей кожи... Хотя я знаю и так — ты леденцовый.

глаза открываю и чуть-чуть отступаю — не разжимая объятий, но так, что б мог на тебя смотреть — удивленного, непонимающего что происходит... Такого... Забавного... Такого искреннего... Провожу ладонью по твоим волосам, по всей их длине — от макушки и до талии... И рукой по бедру... И вновь вверх — по спине, по плечам, что б взять тебя за подбородок и поднять лицо выше, так что б смог смотреть тебе в глаза... А они как рубины...

Вот что со мной? Хочется улыбаться... Хочется заставить улыбнуться тебя...

Ледяной Принц

Смотришь на меня со смешинками в глазах и я еще больше теряюсь, не понимая что же тут происходи и почему ты пришел... Гладишь по моим волосами, ведя по всей их длине и наверняка специально гладишь еще и бедра.. Вот зачем ты это делаешь? Улыбаешься.. смотришь странно. Ведь раньше никогда так не смотрел. На меня. А что изменилось? Пол? Хотя нет, я сам знаю, что что-то большее... Смущаюсь под твоим взглядом — ты ведь все смотришь. И улыбаешься — наверняка все мысли на лице написаны. Это ведь ты сделал меня таким, сломал печать Скрипача. А я.. до сих пор не понял — благодарить или проклинать тебя за это.

— Я спас тебя потому что хотел. А почему хотел — не знаю..

Смущаюсь. Ну вот и зачем я это говорю? Тебе наверняка смешно — я глупым кажусь наверное...

Адский Шут

Трепещешь... Юный принц, а был ли у тебя кто-то раньше... Вот что-то мне подсказывает, что нет... Боишся? Не нужно меня бояться...

Оглядываюсь где я... С трудом удерживаю смешок — это сама судьба. Мы в спальне.... Морозные узоры по стенам, огромные окна занавешенные прозрачным голубым тюлем... Кровать под балдахином... Простыни белые и хрустящие... Все идеально для того, что б подхватить тебя на руки и ,пока ты не успел подумать о том , что происходит — кружась, уложить тебя на кровать ... А сам ложусь рядом, на бок, подпираю голову рукой и смотрю на тебя... И улыбаюсь...

— Я спрошу — чего ты хочешь? Чего желаю я сам видишь... Я не знаю почему. Вот просто хочется... Ты очарователен... Можно, сегодня с тобой я по-хорошему немножечко сойду с ума?

Ледяной Принц

Подхватываешь меня на руки, кружишь.. Я даже не успеваю опомниться, как оказываюсь на кровати. Смотришь, смущая, спрашиваешь, что я хочу и ждешь.. Можно ли тебе позволить? Я не знаю, я теряюсь... И все же ты меня манишь.. ты всех манишь, Шут на твой огонь все слетаются, как мотыльки... Это опасно, я знаю, но все же протягиваю руку, проводя по твоим волосам и смущено улыбаюсь. Просто хочется? А почему бы и нет? наверно, твое безумие заразно, потому что я уже знаю свой ответ, и ты, наверное, прочитал его в моих глазах, но все же я скажу в слух

— Немножечко можно... Наверно, я тоже схожу с ума.. ведь знаю же, что растаю... А разрешаю...

Улыбаюсь, немного несмело и тянусь к твоим губам...

Адский Шут

Отвечаю на твой несмелый поцелуй... Нежно-нежно... Едва касаясь твоих губ — таких холодных, таких вкусных. Целую в самый уголок, ласково обвожу контур языком... Наклоняюсь над тобой, нависая... А ты напрягаешься, вскидывая на меня испуганный взгляд.

— Не нервничай... Тебе понравится, мой снежный... Лапочка бело-пушистая...

Целую более страстно, проникая языком в твой рот — ты сладкий... Холодный и сладкий как мороженное... Ванильное лакомство...

Переношу свой вес на одну руку, а второй глажу тебя... То едва касаясь, то проводя ладонью с силой... Твои белые волосы рассыпались по простыне, щечки порозовели, дыханье сбито... Очарователен! И нежность кружиться метелицей, заполняя мои мысли и чувства... "Только бы не испугать... Только бы не сделать больно.."

Отстраняюсь и быстро снимаю через голову свою рубашку. Наклоняюсь ближе и начинаю расстегивать пуговички на твоей. одну за одной... Медленно перекатывая в пальцах ледяные кругляшки ... Смотрю на тебя... Любуюсь... Столь не смел, но столь откровенен в своих желаниях... И порочен, и невинен одновременно... Ты — как первый снег! Ловлю тебя в ладоши...

Ледяной Принц

Твои поцелуи.. Нежные-нежные! Но я все равно пугаюсь, даже порываюсь вырваться — зачем я тебе все это позволяю?! но ты отговариваешь, целуешь... Целуешь так, будто я конфета — сладкая и вкусная.. А потом.. Касаешься меня своими теплыми руками... Нежно, приятно.. От твоих прикосновений бабочки в животе порхают.. так сладко, запретно, приятно.. Начинаешь раздевать и я даже не думаю порываться прекратить — ты уже поймал меня в свой сладкий плен, как мотылька.. Снежного мотылька. Куда я улечу?

Адский Шут

Сегодня, мой снежный мотылек, ты летаешь со мной...

Снимаю с тебя рубашку и тут же провожу кончиками пальцев по груди, животу... Завожу пальцы за пояс брюк — нежно и осторожно лаская кожу... Вновь отстраняюсь — что б снять с себя сапоги и брюки. Смотрю, не испугал ли тебя. Нет, не испугал... Смущаешься — несомненно. Я сам смущаюсь... я не ожидал от себя столь ярких порывов. Это все ты, мой Ледяной Принц... Не удержаться, что б не попробовать на вкус изморозь твоей кожи... Провожу языком вокруг сосков, немножко кусаю и тут же зализываю место укуса.... А ты вьюгой выгибаешься мне на встречу... Снежной вьюгой — летящей, искрящейся дивными огнями... провожу дорожку из поцелуев ниже... Осторожно стягиваю с тебя брюки и тут же перехватываю твои руки, не позволяя закрыться от меня. Резко поднимаюсь выше — так чтоб видеть твои глаза, что б вновь целовать твои нежные трепетные губы, виски, щеки и подбородок... Чтобы ты опять перестал смущаться, забыл о своем страхе и позволил мне тебя любить.

— Снежное мое счастьице...

Ледяной Принц

Ласкаешь меня... Дразнишься, что бы поддавался к тебе на встречу, когда ты убираешь пальцы.. Я не хочу, что бы ты останавливался! о понимаю, что так надо, когда ты уже полностью обнажил себя. Меня это не пугает, нет.. Смущает только от осознания ЧТО сейчас должно произойти, прогибаясь под твоими ласками.. Но вот когда ты хочешь раздеть меня все же пытаюсь закрыться, спрятаться от твоего пронзительного взгляда, который смущает неимоверно, заставляет краснеть еще сильней.. Хотя куда уже?! а потом резко смотришь мне в глаза, целуешь.. А я не произвольно шепчу

— Ты хочешь, что бы я растаял?...

Адский Шут

— Тай, снежинка моя серебристая... Тай....

Вновь опускаюсь ниже, целуя тебе живот, вылизываю ямочку пупка... А ладонью глажу тебя — колени, нежная кожа с внутренней стороны бедер... Хочу, что б ты метелью былся в моих руках!

И губами касаюсь твоего желания... Сладкий... И здесь ты сладкий... Леденцовый! Так бы и облизывал тебя... А ты метаешься по кровати и мне стоит больших трудов удержать тебя... Продолжаю целовать и облизывать, а пальцами осторожно касаются тебя между ягодиц... Нежно, что б не испугать... Что б не сделать больно.

Поднимаю голову и бросаю взгляд на тебя. Ты лежишь, запрокинув голову и закрыв глаза, руки сжаты в кулаки... Осторожно отпускаю тебя и ложусь свержу... Провожу ладонью по лицу, откидывая белоснежные прядки, чуть касаюсь твоих губ своими...

— Посмотри на меня, солнышко... Я хочу видеть твои глаза....

Ледяной Принц

Выдыхаю. Теперь понятно, почему тобой был очарован Скрипач, почему в тебя влюблены и Князь и бывший Судья.. Ты такой.. волшебный..

А уж что ты вытворяешь с моим телом, заставляя метаться по кровати и комкать простыни в ладонях. А ведь это — только начало, все еще впереди... Я же совсем растаю.

Всхлипываю — не хочу что бы ты останавливался. Но все же выполняю твою просьбу что бы встретиться с твоим взглядом и вновь смутиться, не решаясь опустить взгляд. Знаешь, а меня впервые называют солнышком.. я же Зима..

Адский Шут

Целую тебя — сильно, страстно, так, что б из головы твоей вылетели все мысли, что б не думал и не боялся — и медленно вхожу в тебя... Как узко... Перед глазами танцуют снежинки и я еле сдерживаюсь, что б не податься сразу резко вперед... Замираю... Вновь целую тебя — напряженные скулы, закушенные губы... Языком собираю соленые снежинки...

— Тише... Тише... Все хорошо... Расслабься... Сейчас пройдет...

Жду, кусая себе губы... Нежно дую тебе в лицо... И начинаю медленные движения....

Ледяной Принц

Твой поцелуй.. такой страстный, горячий, заставляешь меня забыть обо всем, пылко отвечая.. Но все же отрываюсь, тихо вскрикивая — я не ожидал, что это будет так больно. Цепляюсь за твои плечи, мечтая что бы это прекратилось но... Все же внемлю твоим советам, пытаясь расслабиться что хоть и плохо, но получается...

Тихонько всхлипнуть и вновь откинуться на простыни, позволяя тебе делать со мой что угодно.

Адский Шут

Метелью — белой-белой... Очарованьем своим и безумной пляской забирающей сердца и души... Вьюгой — снежной-снежной, кружащейся... В хоровод уводящей чувства... Люблю тебя... Неспешно... Нежно и жарко... Томительно и сладко... Да, кусай губы и царапай мне плечи! Да, я хочу слышать твои сладкие стоны! Да, изгибайся и подавайся мне на встречу... Еще и еще... До полного улета... До потери ощущения реальности... Ничего больше нет. Никого больше нет. Есть лишь только я... Есть лишь только ты... Глаза твои рубиновые... Губы твои ванильные... Тело твое страстное... Душа твоя снежная...

И снегом же рассыпается метель... И мы вместе с этим снегом рассыпаемся по небу... На сотни, на тысячи узорчатых снежинок...

Ледяной Принц

Заставляешь меня забыть кто я и кто ты.. Просто сейчас, просто вдвоем.. Мы.. Уже и губы в кровь искусал и твои плечи исцарапал — ты и так ворожишь на крови, а еще и я.. Но разве возможно остановиться? Когда ты двигаешься во мне так невероятно — и быстро и нежно, так, что непроизвольно выгибаешься на встречу, желая получить больше, глубже, сильнее... Так, что заставляешь отбросить все страхи и стеснения, крича чуть ли не в голос и умоляя не останавливаться.

— Пожалуйста, еще...

И выгнуться, забиться мотыльком в твоих руках кончая — впервые таким, впервые так...

Адский Шут

— Солнышко мое зимнее... солнышко...

Нежно укачиваю тебя, совсем сонного, в своих объятиях... Ласково глажу по волосам... Очерчиваю искусанные губы... Заворачиваю в теплое одеяло и осторожно ложу на кровать, опускаясь рядом... Я не буду спать пока... Я буду любоваться тобой, Ледяной Принц... теплое зимнее солнышко... Я хочу сделать тебе подарок... Беру тебя за запястье и твоим ногтем надрезаю себе ладонь... Несильно, мне нужно лишь несколько капель крови... Ловлю их и мешаю со снегом, превращая в рубиновый кулон на тонкой цепочке. Кладу подарок тебе в ладонь. Это — желание. Одно желание, которое ты загадаешь — и оно обязательно исполнится.

А за окном тихо-тихо падает пушистый белый снег...

Ледяной Принц

С кровати вставать совершенно не хотелось. Так хорошо, приятно... И даже легкий дискомфорт это не портит. Первый раз... с Шутом... Никогда бы не подумал.

Сжать в руке кулон и все же встать, уткнуться лбом в холодное стекло и вспомнить...

— Ну что, приглянулся тебе кто-нибудь?

Впервые ты привел меня на бал.

— Ты думаешь, кто-то может привлечь МОЕ внимание? — усмехаюсь, но знаю, что ты заметил.. Заметил, что я взгляд не могу отвести от Него. Такой скучающий вид на протяжении всего вечера — зачем же пришел? Все же решаюсь, подхожу

— Не подарите ли мне танец, Собиратель душ? — слегка улыбнуться и ни жестом, ни словом не выдать, как важен Ваш ответ.

— Меня не интересует Лед, — надменно, резко, что б сразу растоптать любое желание.

Но показать, что я задета? Нет! Холодный взгляд, улыбка, разворот... А внутри так пусто-пусто...

Тяжело вздохнуть, обрывая воспоминания... А ведь... Какой я глупый...

39

Князь — Ледяной Принц

Князь

Юный, красивый мой мальчик... Я уже давно научился управлять стихиями... Я знаю, что такое зной... Жаркий огонь, убивающий и сжигающий. Ведаю о силе камней... Способных сдвигать вселенные. Я могу рассказать тебе о воде, превращающейся то в пар, то в текучую субстанцию, то... в ЛЕД. Ты, мой маленький демон, хранил когда-то стихию воды и воссоздавал жизнь, но теперь замерз и перестал дарить жизнь по весне.

А ведь весной так весело журчат ручьи...

Тяну тебя к себе из царства холода и льда. О, ты не ожидаешь, что после нежностей с Шутом окажешься на моих коленях внезапно? Это очень странно.

— Ну, проказник, — тебя держу я на коленях крепко. — Тебя я накажу, мой прозрачно-снежный...

Ледяной Принц

Вот только же стоял у окна, а теперь... Пугаюсь — очень. С последнего раза Вы очень изменились, Князь.

-Накажите? За что?

И держишь крепко — я даже не пытаюсь вырываться — и так ведь не сбегу — поймаешь. И неужели все из-за Шута? Не стоило мне на соблазны поддаваться? Как мог забыть я, что Князь до ужаса ревнив.. И что теперь? И как меня накажут?

Теряюсь, жмусь — ведь я еще почти и не одет — пижама только. Что смущает еще больше..

И все же.. что тебя так изменило? Куда ты дел того, кто нежно в снежном поле обнимал Скрипача?...

Князь

Чернее ночи волосы мои после встречи с Амалеем. И много во мне осталось от него... Глаза черны, как ночь. Я не пошел пока в океан Хаоса. Но я уже готов к тому, что меня ждет много подарочков.

— Я тебя не отпущу... Сиди тихо, — рычу на ухо диким зверем. — Ну, малыш, как ты мне ответишь за все свои ночные шалости? Жить хочешь? — касаюсь шеи с медальоном. Тогда сейчас вот произноси желание...

Я мерзко улыбаюсь. Думаешь, Скрипач тебя спасет. Скольжу руками по талии, чувствуя медовый запах. Мы сидим на маленькой поляне на дереве поваленном, вокруг кипит весна... И распускаются цветные первоцветы.

— Я подскажу, что надо загадать.

Ледяной Принц

Твоя улыбка так не вяжется с пейзажем вокруг — весна.. А ты знал, что я ее не люблю?

И руки твои скользят по телу — там, где недавно ласкал меня Шут. И я уже не могу скрыть своей дрожи — пугаешь. Темный, черный — я не вижу ни одного просвета в тебе и от этого еще страшней — что так тебя изменило, Князь?

Вздрагиваю при упоминании отца.

— И что ты хочешь? — Губы не слушаются. Я знаю, что не посмею возразить. Что тебе нужно от подарка Шута?

Князь

— Ты сейчас коснешься вот этого кулончика и скажешь три слова... Всего три слова... — елейно тебе улыбаюсь, встаю с тобой, но не отпускаю. Целую тебя в щеку, обжигаясь твоим льдом... — Повторяй за мной. Хочу... полюбить... Теодора!!!

разворачиваю тебя к себе, держу за хрупкие плечи. Сейчас ты скажешь и растает лед. и станешь ты изменчивой водой... С такими яркими чувствами внутри...

— Говори, проказник!

Ледяной Принц

Испугано смотрю, еще не веря в то, что ты велишь мне сделать.. Нет, не хочу! Не хочу я так!

Мотаю головой, сжимая кулон и не произношу не слова — не хочу любить.. Зачем? ведь ко мне и так вернулась боль.. я не хочу растаять! Ты ведь это знаешь, понимаешь? так зачем?

Шепчу

— Зачем? Зачем Вам это Князь? ведь он Ваш Лорд.. один из Ваших.. — запинаюсь. Да, я знаю это. — Любовников...

Князь

Я не гневаюсь, твой подбородок сжимаю с силой.

— Так что, ты хочешь тоже стать? — глаза сверкают яростью. — Говори или я не ручаюсь за себя.

Я как можно грубее притягиваю тебя, мну тебя ягодицы.

— Как он тебя ласкал? Что говорил? Что просил? Ты... понимал, что я все не оставлю просто так. Говори! ХОЧУ ПОЛЮБИТЬ ТЕОДОРА!

Впиваюсь в губы, рычу... Отпускаю

— Говори или будет так, как я хочу...

Ледяной Принц

Испугано всхлипываю — так я еще никогда не боялся... Сказать? А что еще остается?

Не думал, что сполна буду ощущать на себе ревность Князя. и почему еще не убил?

а губы дрожат, не слушаются...

-Я.. хочу.. нет, не хочу! Не буду!

Дергаюсь — отчаянно, резко, что даже ты не ожидал и отпускаешь. Отхожу на пару шагов и замираю — бежать бесполезно.

— Я не хочу его любить. Почему именно Теодора? Почему его?! — всхлипываю и только сейчас понимаю, что по моим щекам текут крупные слезы. Плачу? опять плачу...

Князь

Я так решил, маленький поганец... Я так зол, что вокруг нас начинает меркнуть свет. Как смел ты касаться моего золотистого и сияющего? Да как ты вообще мог подумать, что тебе сойдет это с рук?

Скручиваю тебе ноги змеиным хвостом.

— Говори!!!!!!!!!!— Я меняюсь, превращаясь в огромного черного скорпиона, чье жало направлено на тебя. — Кто ты такой, чтобы мне перечить?

Ледяной Принц

уже даже не вырываюсь и почти не пугаюсь... Плачу, закрывая лицо руками. Ты злишься на меня.. Но разве кто-то может устоять, когда Шут его соблазняет?

— Нет.. не хочу его любить.. Не хочу говорить.. — Уже почти шепчу.. Но ты же все равно добьешься своего? Не хочу говорить, не хочу признаваться... Не хочу терять свой Лед, что меня защищает...

— Зачем мне загадывать это на кулон? Не поможет.. ведь я и так.. — срываюсь — Я и так люблю Теодора!!

Князь

Я усмехаюсь. Я знал про эту тайну. Протягиваю клешню.

— Давай сюда. Кулон давай! Умеет ли любить такая ледышка, как ты? Ты и растаять не можешь... Ты сам себя загнал в ловушку... ты не достоин, чтобы получать такие подарки... Любить — не желать. Любить — это быть стихией, а не ледяным болваном. Давай кулон. Ты любовь познать не хочешь! Или говори заклинанье: Хочу полюбить Теодора!!! Маленький глупый демон.

Ледяной Принц

Грустно улыбаюсь — у меня уже просто нет сил спорить.

— Вы правы, Князь, я не хочу познавать. Все, кого я любил в итоге были несчастливы. Даже мой Мир.. и тот разрушен. — Сжимаю кулон — мне все равно нечего терять. — Хочу полюбить Теодора.

Не удерживаюсь, всхлипываю

— Доволен?!

А волосы наливаются цветом. Небесно голубые, пушистые... Как вода чистая.

Князь

Уступает мой мрак прежнему серебру. Я вновь уж Князь — не монстр. И ты еще не ведаешь, мой мальчик, что от заклятия тебя освободил...

— Доволен, милый... Познаешь много ты теперь напастей. Ты станешь бурным океаном. Ты станешь грозами с ветром. Ты станешь волнами высокими... Ты чувствовать начнешь... Мороз? Ты заморозишь... Любовь? В тебе согреется она... Ты напоишь весь мир теперь любовью... Иди, мой милый. Ты наказан.

41

Теодор, Дракон Хаоса, Принц

Хаос

— Хочу! — придумывать что-то не надо... — Тебя хочу. Теперь...

Прищуриваюсь зло. Что, и теперь откажешь? Я ненавижу Князя!

Теодор

Задумчиво смотрю на Дракона. Меня, значит? Зубки решил показать? Ну что ж, посмотрим... Тянусь к Принцу. Хм... Изменился, раскрылся, то, что мне нужно.

Беру Дракона за подбородок.

— Где сейчас Принц?

Принц

Тихое и спокойное небо заволокли тучи. Гроза? Нет, буря. "беги маленький Принц, беги.." Бежать? но от кого, куда? И главное за чем?

Подняться, встать на камень ногами — вокруг вода — разве она меня не защитит? Но что-то надвигалось... Я почувствовал это. Как чувствовал страх Океана.

Чего он боится?.. Хотя.. скорее кого?..

Дракон Хаоса

Да, я зол... Я очень зол на Теодора, который всегда ведется на Князя и исполняет все, что тот хочет. И мне не нравится, что Пожиратель Душ, сильнейший демон, вот так — запросто — позволяет Князю крутить собой и использовать... Я сдвигаю время, чтобы найти этого Принца. Опять не сидится на месте... И вижу пологий берег, море или океан и фигурку с голубыми волосами.

Хотел с тобой спать, Теодор? Да мне плевать на ваши игры в кровати... Ты и твои лорды — обыкновенные... А... Беру тебя за руку и шагаю на берег к Ледяному Принцу.

— Вот он, тыкаю в одинокую фигурку.

Теодор

Яришься, бесишься... Усмехаюсь, но только про себя. Нельзя сейчас показывать истинные чувства Дракону.

Смотрю на тоненькую фигурку, изучаю пристально, тихонечко касаюсь струн души. Ты изменился, маленький Принц, очень изменился. Один бы ты так не сумел сделать. Чарование разлито по тебе. Шут. Только ведь очнулся, а уже и здесь успел что-то натворить.

Обнимаю Дракона, шепчу ему в волосы:

— Вот тебе и Принц. Покататься же хотел?

А сам смотрю прямо в глаза Принца.

Дракон

Я не люблю, когда я в теле мальчика. Меня, если честно, бесит, когда до меня дотрагиваются так неожиданно... я бы ответил, как и что хочу теперь с тобой сделать, Теодор, но я промолчу.

— Хотел поговорить, так я подожду... — сам смотрю на Принца. Он такой красивый на фоне моря... Я люблю море... Или просто оно нравится мне... Не важно... Я просто буду на волны глядеть...

Принц

Вздрагиваю, видя КТО пришел по мою душу. Хаос и ..Ты. Вздрагиваю, зябко передергивая от внезапного холода плечами, но все же дерзко отвечаю на твой взгляд. Ждешь, что я сам подойду? ну нет. сейчас хоть и немного, но вода отделяет нас. а значит она защитит. Пусть не самого меня но хотя бы мои мысли, мои чувства.. Не хочу, чтоб Ты знал! Иначе... Иначе подчинить меня будет так легко, ведь правда? Стоит просто поманить...

— Зачем вы пришли?

Теодор

— Ну почему же "поговорить"? — почти мурлыкаю на ухо Дракона, сжимая его еще крепче. Дергается. Пусть дергается. Большим пальцем глажу по пуговкам его рубашки. А сам продолжаю смотреть на Принца. Зачем пришли?

— Поговорить, мой маленький, поговорить.

Аккуратно глажу по ниточкам души. Какой же ты еще несмышленый...

Принц

Хмыкаю, невесело

-И все? Так говори...

Не понимаю, чего он добивается? Думает, я как самоубийца сейчас спущусь к ним на берег? Нет уж.

-Говори, я слушаю. Мне отсюда все прекрасно слышно, правда.

Нагло улыбаюсь. Показать, что я тебя боюсь? Ну нет. Точнее не тебя а того, что ты можешь узнать, заглянув глубоко в мою душу... И я очень надеюсь на удачу, что тебе будет просто не до того. Что ты будешь занят своим Драконом.

Дракон

Пришли? Притащил. Теодор опять начинает играть в свои дурацкие игры. Вот, научился от Князя.

Рычу в ответ:

— Ты меня ни с кем не перепутал? Принц, будьте любезны, объясните мне, как тут самому глупому демону, что происходит, — я обвожу взглядом изменяющуюся реальность. Князь. Опять Князь что-то делает. Сдергиваю с плеча руку Теодора. И иду к юноше с голубыми волосами. Покататься, говоришь? Ну-ну, ты ведь опять затеял что-то... Только меня не посвятил.

Теодор

Смотрю на все веселыми глазами. Молодец, Хаос. Чем больше страха, тем мне легче. Продолжаю потихоньку плести-расплетать-изучать душу Принца, глядя, как Дракон идет к нему.

Принц

— Просветить? Как будто я сам что-то понимаю, — холодно улыбаюсь. Думали, я разучился так? Ну нееет...

Делаю шаг назад, едва балансируя на камне, готовый, если что, сразу уйти под воду — это моя стихия и только попробуйте там до меня добраться! Но все же жду...

А Теодор молчит все, только развлекается.

Ежусь, стараясь хоть как-то оградиться водой, не сдаваться так просто... И с вызовом гляжу на Князевского рыцаря.

Дракон

И этот такой... Еще вот немного и я сорвусь.

— Нашел на кого злится? Я в тебя ледяными дротиками не кидался, — рычу тихо. Ты так активно защищал мерзавца, что даже противно... И что? Что ты добился, Принц? А? Что Скрипачу плохо, а Князь бесчинствует опять? Ну? — я резким движением уничтожаю пространство вокруг. Поглощаю в момент всю воду. Принц теперь просто стоит на камне, вокруг которого голая пустыня. — Быть игрушкой было приятнее, наверное. Мне просто была нужна эта чертова скрипка, из-за которой все мы утратили силу. И были игрушками. Чтобы больше никогда не звучала музыка смерти.

Принц

Противно?! Вспыхиваю, едва сдерживая гнев и тут же утрачивая свою холодность, даже не обращаю внимания, что единственной моей защиты больше нет.

— Да кто ты такой, чтоб обвинять моего отца и забирать его скрипку?! Во всем виноват ваш Князь, это его вина, что Крис страдает! Скрипка — часть его, как я мог позволить забрать и сломать что-то столь ценное?!

Спрыгиваю с камня, что бы подойти к Дракону, гневно буравя его взглядом.

-Вы сюда для этого пришли? Осуждать?!

Теодор

Мягким шагом подхожу к Дракону, останавливаюсь у него за спиной. Близко-близко, но не трогаю. Тихонечко касаюсь душой, пробегаю по волосам, по позвоночнику, забираю лишнюю ярость. Чуть успокаиваю.

— Разве музыка смерти?

Легко касаюсь запястья Хаоса, остужаю... Забираю гнев...

— А тебе, Принц, какая музыка сейчас по душе?

Ты уже почти открыт для меня...

Дракон

Я не смотрю на тебя. Ты меня успокаиваешь. Опять. Гневаться бы, а приходится опять смолчать. Смотрю себе под ноги. Ладно. Не мое дело все это? Вспылил я лишь из-за скрипки. И Скрипача, к которому всегда был неравнодушен. Или вернее, неравнодушен к Скрипке. Мне дано разрушать. Ему — творить. Разве это справедливо?

Глажу Теодора по руке. Все нормально. Все со мной хорошо.

Принц

Перевожу гневный взгляд на Теодора и тут же остываю, понимая, ЧЕМ мне это грозит.. Наверняка в моих глазах отразился страх — ты еще не знаешь почему, но ведь осталось, как я понимаю, совсем немного, да? Я совсем не умею закрывать свою душу.

Шаг назад... Бесполезно, Я уже не сбегу....

— Музыка? Наверное, о несчастной любви.

Я все равно не сдамся.

Теодор

Прижимаю к себе Дракона, прислоняюсь щекой к его голове, слегка целую его в волосы. И наблюдаю за Принцем. Душа расплетена, душа сплетена как нужно мне. Смотрю, как Принц голодными глазами наблюдает за мной. За моими действиями. Касаюсь Хаоса. Легко и нежно, легко и нежно. Касаюсь искренне. Я же действительно люблю тебя, мой Дракон.

— Принц, у меня к тебе деловое предложение.

Смотрю в твои округлившиеся глаза.

Принц.

Уже знаешь? Еще нет? Это нервирует. Впиваюсь ноготками в свои ладони, оставляя там следы-полумесяцы. Но тебе об этом знать не нужно.

— Предложение? И даже деловое? Могу ли я хоть узнать, какое?

Криво улыбаюсь. Мой лед дает трещину. Не могу смотреть. Но отвести взгляд — значит признать поражение. А этого допустить никак нельзя...

Теодор

Милый маленький Принц... Да, зря ты перестал быть Девой. Зря ты сейчас не с отцом. Ты такой забавный. И красивый. Голубые волосы волной, голубые глаза сверкают, губы сжаты. Пытаешься быть твердым. Хорошенький. Миленький...

— Мне нужна одна нить твоей души.

Дракон

Опять он за свое. Прижимаюсь к Теодору, оборачиваюсь, обнимаю за шею. Шепчу щекоткой:

— Зачем тебе его душа? Он же колюче-ледяной... — прикусываю ухо. — Поехали кататься... Мне надоел этот берег.

Оборачиваюсь на принца и улыбаюсь. Колючка.

Принц

Я растерялся даже.

— Одна нить моей души? Зачем тебе она?

Я правда не понимаю — никогда не вдавался в особые подробности твоих сил и сейчас ты этим легко можешь воспользоваться...

— И что же я получу взамен, если соглашусь?

Но соглашаться я не намерен....

Теодор

Намеренно медленно наклоняю голову к Дракону, выдыхаю в его губы:

— Думаешь, и правда колючий?

Чувствую, как дрожит душа Принца, как рвется куда-то в сторону. Не пускаю. Оплетаю. Не даю уйти. Поднимаю к Принцу голову, смотрю в яркие глаза, привязываю взглядом:

— А чтобы ты хотел?

И опять наклоняюсь к Дракону, говорю-дразню-выдыхаю:

— Потерпи, скоро покатаемся.

Как долго ты выдержишь, маленький Принц?

Принц

Досадливо морщусь — колючка? Это теперь-то? Глупый Дракон.

Что бы я хотел?

— Что я хочу вы дать мне не в силах... От вас могу я только самообман получить. А это мне не нужно.

Пожимаю плечами.

— Поэтому может просто разойдемся? Я и так уже достаточно предавал свою сущность, с меня довольно.

Улыбаюсь. Открыто, даже нежно.

— Поэтому сделка не состоится.

Дракон

Сделка. Я опять злюсь. Мальчишка наглый. Какая сделка? Кидаю рассерженный взгляд на Теодора и ярким всполохом своего огромного хвоста ударяю рядом с Принцем по земле.

— Колючка! — теперь уж прямо в лицо. — Ледяная колючка! — хватаю Принца за горло удлинившейся лапой и тяну к себе. — Ты всего лишь маленький бывший хранитель мира. Я и тебя сожру, и Теодора, и всех вас, если будешь меня злить...

Принц

Не ожидал... Больно... Непроизвольно всхлипываю, смотря в горящие глаза Хаоса. Как же с тобой не просто....

Сам не зная зачем, протягиваю руку, проводя по его волосам.

— Съешь. Я больше не ледяной, скорее водный, но съешь. Дракон... Прости, что я тогда тебя поранил... Не злись.

Дракон

Хмурюсь, глядя тебе в глаза. В моих, наверное, уже сверкают молнии хаоса. Я принимаю твои слова как вызов. Ты со мной реши поиграть. Нет уж, я тоже умею так. Обхватываю твой затылок рукой, целую в губы. Чтобы ты понял, какой поток безвременья, пустоты во мне может быть...

Отпускаю.

— Съесть? Рискуешь? Да?

Теодор

Смотрю мечтательно на Принца. Славный мальчик. Нежный. Подхожу сзади, обхватываю руками. Целую в шею, в ухо.

— Нравится мой Дракон?

Принц

Качаю головой.

— Нет. Я серьезно.

Мягко улыбаюсь. А знаешь, ты, наверное, еще больший ребенок чем я. Такой неконтролируемый... Подчиняешься, наверное, только своему наезднику...

Непроизвольно кидаю взгляд на Теодора? Чего он молчит? Ждет, пока меня и правда поглотит Хаос?

И только перевожу взгляд обратно, как меня обнимают сзади, целуют... От чего вздрагиваю всем телом, испуганно распахивая глаза, отшатываюсь к Дракону, буквально прижимаясь к нему от неожиданности.

Дракон

Я поднимаю взгляд на Теодора. Конечно, меня опять использовали, чтобы поймать кого-то. Сжимаю губы, щурю глаза на Принца. Сверкаю из них не менее холодными льдинками

Чего испугался. Он не кусается, как я.

— Серьезно? Ладно уж, — приятно, что ты такой мягкий, нежный, можно тебя обнять. — Не обижай мальчика, — говорю грозно. — Я его простил.

Теодор

Мурлыкаю:

— А я и не обижаю.

Прижимаюсь еще больше к Принцу, беру Хаоса за волосы одной рукой, тяну к себе и начинаю целовать.

Принц

Вот же.. одно прикосновение, а вызывает столько эмоций..

Испугано всхлипываю, сжимаясь — да, я сейчас готов согласиться на что угодно, лишь бы меня выпустили. Не видеть, не слышать, не ощущать... Как ты, целуя Дракона, прижимаешься ко мне. А мне только и остается, что уткнуться в дракона и кусать губы от зависти и страха... Лучше бы я оставался Девой.

Дракон

Дергаюсь от поцелуя, возмущенно отодвигаюсь. Опять ты наглеешь. Принц в моих объятиях трепещет былинкой. Чего ты испугался? Я не злюсь. Глажу его по плечам.

— Теодор, — возмущаюсь почти беззлобно.

Теодор

— Что, "Теодор"? — делаю шаг вперед, опять прижимаясь к Принцу. Легкими движениями глажу его по плечам, опускаюсь руками ниже, пробегаюсь по бокам. Легко целую Принца в макушку.

Принц

Спасибо, Дракончик, правда...

— Я согласен, согласен! только прекрати... — Я не хочу быть твоей игрушкой, не хочу! Хочу убежать, спрятаться... А еще больше прижаться к тебе, позволить себя ласкать, чувствуя твои руки на моем теле, губы на моем лице.. Но ведь это непозволительная роскошь для меня, да? Я знаю, кому принадлежит твое сердце. Поэтому сделаю все, что угодно, чтобы не попасть в такой желанный и сладкий плен твоих рук. Даже если при этом мне придется отдать тебе свою душу.

Теодор

— Дело в том, мой маленький Принц, — продолжаю целовать Айса в макушку, руками забираясь под его рубашку, — что та ниточка, которая мне нужна, так просто не достается.

Чувствую, как под руками дрожит тело Принца, как он возбужден. Это так приятно!

— Ты согласился, значит, тебе придется мне отдаться.

И слегка прикусываю мочку уха Принца.

Принц

— Нет! — отчаянно, почти умоляюще... — Я согласился, что бы ты меня отпустил, это нечестно! — комкаю одежду на Хаосе, цепляясь за него, как за свою последнюю опору.

Страшно-страшно-страшно! Потому что хочется развернуться, прижаться всем телом и целовать, целовать, целовать такие желанные губы, покрывать поцелуями такое любимое лицо... А вместо этого перед глазами все плывет. Вот опять плачу... И в тоже время горю от твоих прикосновений. Предательское тело...

— Пусти...

Дракон

Он вцепился меня колючкой, спрятал лицо в моей груди и зарыдал. Я опешил. Осуждающе посмотрел на Теодора. Захотелось сначала дать ему в нос, а потом опять поцеловать. Это просто безобразие — вот так думать про друга. Ну, разочек можно. Потянулся, чмокнул...

— Ладно уж, отпусти его... — сказал твердо, а сам прижал Принца еще сильнее. Такой маленький и такой беззащитный.

Теодор

Я усмехнулся, глядя в глаза Дракона.

— Отпущу, конечно. Потом. Когда получу то, что мне нужно.

Одной рукой продолжаю двигать по спине Принца, опускаясь вниз, оглаживая его ягодицы, потом опять наверх. Другой рукой глажу по лицу Дракона, продолжая смотреть в его глаза.

Принц

Наивно было подумать, что Теодор послушается Дракона и отпустит... Но все же я понадеялся, и моя надежда вдребезги разбилась о жестокие слова рыцаря тьмы. А вокруг ни лужи, не защитит меня родная стихия. Так страшно и сладко — мое тело уже предвкушает, как отдастся тому, о ком я мечтаю с того злополучного вечера, чувства, которые я так тщательно прятал даже от себя благодаря Князю теперь так постыдно выставлены наружу... Ненавижу!

— Ненавижу тебя, ненавижу себя! Ненавижу... потому что люблю...

Теодор

Наклоняюсь к уху Принца.

— Мой маленький Принц... Мне все равно, что ты чувствуешь. Но ты прекрасен в своем желании. Я удовлетворю его.

Уже обеими руками гуляю по твоему телу, избавляю тебя от рубашки. Губами целую твою шею, такую нежную, беззащитную. Твои белые плечи. Забираюсь руками в твои брюки, коленом раздвигаю твои ноги, упиваюсь твоей дрожью.

Дракон

Отступаю назад, и Принц буквально оказывается в объятиях Теодора. В его глазах испуг и мольба.

Я не знаю, чем могу сейчас помочь.

— Теодор, отпусти, последний раз предупреждаю.

Принц

Вот и все. Ты так легко втоптал в грязь мои чувства. Хотя, что я ожидал? Ответных чувств? Какая глупость...

Уже не вырываюсь. Позволяя делать что угодно. Нужно мое тело? Бери. Душа? Тоже забирай. Смотри, не подавись ей только.

— Ты такой же, как и Князь.

Удивлено слышу голос Дракона. Он меня защищает? Не ожидал.

Слабо улыбаюсь ему и опускаю взгляд — я уже сдался, мне теперь все безразлично.

Теодор

Прижимаю к себе безвольное тело, которое буквально минуту назад пылало страстью. Нет, мне это неинтересно. Смотрю на возмущенного Хаоса. Улыбаюсь ему сладко:

— Забирай.

Дракон

Он толкает Принца ко мне, заставляет поймать. Я подставляю руки и принимаю мальчика в свои объятия. Утешаю и глажу... Он такой нежный и хрупкий. Нельзя так! Целую голубые волосы нежностью. Обнимаю и стараюсь улыбнуться.

— Все хорошо... — руки кругом обвивают Принца, чтобы качать в своих объятиях. Ты мне всегда был симпатичен. Хоть и колючка. Целую волосы, глажу нежно, невесомо...

Принц

Замираю в объятьях Дракона, чтобы постыдно разревется, цепляясь за него, как за своего спасителя. Хотя почему как? Я бы себя не простил, если бы Теодор исполнил желанное после таких слов.

— Спасибо... — получается невнятно, скомкано из-за рыданий, но я так хочу отблагодарить тебя, Хаос.

Теодор

Смотрю на открывшуюся картину, любуюсь ей, буквально впитываю ее. Да, она дорогого стоит. Такой нежный мальчик, в объятиях моего Дракона. Подхожу поближе к Хаосу, кладу ему руку на плечо. Небольшой посыл, и он не сможет сопротивляться своему Наезднику. Да и не захочет. Самое приятное, не осознает, что подчиняется. Нужно только правильно все сделать.

— Поцелуй его, — показываю глазами на Принца.

Дракон

Он гладит меня так всегда, когда успокаивает в полете. Так ласково, так нежно... Я смотрю на Принца. Что будет такого, если я его поцелую? Поднимаю лицо Принца за подбородок. Смотрю в глаза. Касаюсь губами его губ. Все хорошо, говорит моя улыбка. Мои губы горячи, я знаю. А ты пахнешь бризом морским... Ветром свежим. Поцелуй. Я дарю тебе поцелуй.

Принц

Распахиваю глаза, не веря в происходящее. Зачем он это делает?! Ведь он спасал же меня не для этого, так? так почему?

Дергаюсь, пытаясь вырваться из объятий, разорвать поцелуй... И призываю всю свою силу к себе на помощь.

Гром грянул так неожиданно а и без того пасмурное небо стало таким темным, будто поздний вечер наступил моментально.

Пара капель и уже ливень. Намокшая одежда облепляет тело, по волосам струится вода.. Но это как раз то, что мне нужно!

С легкостью разрываю объятия, отходя на пару шагов, но падаю, запинаясь

— Зачем? Зачем ты это сделал?! Ты.. ничуть не лучше Теодора, обманщик! А я-то подумал что тебе действительно меня жаль...

Сверкнула молния..

Помоги мне, дождь... Унеси меня отсюда! Унеси, помоги, спрячь!

Оглушающий удар грома. А на месте мальчика уже никого нет...

Теодор

Дождь... Ты все-таки придумал хоть что-то. Улыбаюсь, ловлю капельки губами. Он пахнет тобой, Принц. Касаюсь рукой того места, где стоял. Иди ко мне, маленький...

Тяну на себя твою переплетенную мной душу. Зову души ты не сможешь сопротивляться...

Иди ко мне, маленький... Ты становишься достойным соперником, я рад.

Иди ко мне, маленький... Достойные соперники мне очень нравятся.

Иди ко мне, маленький... Из достойных соперников вырастают достойные союзники.

Иди ко мне, маленький...

Принц

Наивно было думать, что ты позволишь мне убежать, тем более ты уже полностью изучил мою душу. Я приду — да, не смогу сопротивляться, но эта пара минут дала мне передышку, а дождь остудил огонь, что ты разжигал во мне, чуть не погубив. Теперь я буду осмотрительней.

— Ты все же от меня не отстанешь?

Я стою от тебя в паре шагов, но теперь в моем взгляде нет страха, сомнений или попытки скрыть чувства. Ты растоптал их. И в каком-то смысле я тебе благодарен.

Теодор

Сижу на земле, улыбаюсь тебе. Не отстану. Черчу вокруг нас полог, огораживая от дождя.

Подхожу к тебе, вглядываюсь в твои глаза цвета грозовой тучи. Беру твое лицо обеими руками.

— Душа — она такая странная. Она выдает про нас все. Тем более такая открытая и звенящая, как у тебя, маленький Принц.

Наклоняюсь и начинаю тебя целовать.

Дракон

Все. Один пытается душу вытащить и меня тут использует. Второй вообще хамит в лицо.

Сжираю дождь, сжираю реальность вокруг и даже одежду на принце. Подумываю сожрать и колючку, которая тут выступает. Обвиваю хвостом и опять тяну к себе, превращаясь в темную тварь с адскими глазами.

Принц

Я даже позволил себя поцеловать. Ты ожидал, что я буду и теперь трепетать в твоих руках? после всех тех слов, что ты сказал? Не дождешься.

Отстраняюсь, спокойно выдерживая твой взгляд

— Поэтому ты делаешь все, что бы я вновь стал ледяным? — криво усмехаюсь и почти тут же вскрикиваю от неожиданности — Дракон, о котором я успел уже позабыть обвил меня хвостом, притягивая к себе. И это уже не тот милый мальчик, который зачем-то меня поцеловал.

Теодор

Наклоняюсь к тебе, спеленатому Драконом. Улыбаюсь, глажу по лицу.

— Нет, мой милый. Пока ты не познаешь страсть, ты так и останешься ледышкой. Твой панцирь растоплен, чувства наружу, но сумеешь ли ты подчинить их? Все чувства?

Чуть отпускаю твою душу, выпуская наружу вожделение. Целую тебя, сначала нежно, потом все более страстно. Не отрываясь от тебя, касаюсь Хаоса. Давай!

Дракон

Рычу прямо в лицо. Хаос во мне начинает трепыхаться пламенем. Я хватаю тебя за руки одной лапой и поднимаю чуть над землей.

— Что ты там говорил? Кто я? — Сощуриваю глаза и наглею окончательно. А если я наглею, то хорошего не жди... Исследую твое тело на предмет вкусности, длинным языком провожу по коже — по ногам вверх к шее. Ну, теперь нравится? Нет. Язык обвивает твой член и начинает вылизывать. Ты так и находишься в моем длинном огнем горящем хвосте и становишься все более податливым. Ты и ледышкой бы стал капать.

Принц

Вспыхиваю, теряясь в ощущениях. Где-то на краю сознания витает мысль, что это не я,что не мои чувства! но все теряется под этими ласками. Ласками ли? Не знаю... Но выгибаюсь, не сумев сдержать стон и теперь отчаянно краснею, стыдясь самого себя...

— Пустите... Что вы.. Пустите!

Почти молю. А тело, предатель, требует другого. Не хочет прекращать.

Дракон

Сейчас. Как же? Дразнился тут. Какой наглый! Отпускаю кольцо с ног, чтоб развести их в стороны и позволить Теодору полюбоваться.

Теодор

Славно, мой маленький принц, славно. Мои поцелуи превращаются в укусы. Прикусываю твои губы почти до крови, прикусываю твои соски. Жадно ласкаю тебя руками. Как ты желанно выгибаешься! Отстраняю Хаоса от твоего члена, сам впиваюсь в него ртом.

Принц

Выгибаюсь. Плавлюсь. Таю. Уже забыл кто я, что я творю, отдаваясь этому животному инстинкту, жажду еще больше таких желанных губ и рук на своем теле. Чтоб овладел. Чтоб заклеймил. Чтоб стал хотя бы на немного я твоим....

Дракон

Я вижу, как возбужден Теодор. Признаюсь — это зрелище довольно яркое и захватывающее. Раздвигаю ноги Принцу как можно шире, поддерживая его хвостом под спиной и позволяю Пожирателю Душ делать с юным белым телом все, что угодно.

Мне нравится наблюдать, как Теодор ласкает мальчика, как тот вырывается, изгибается, а потом сам начинает двигаться, подчиняясь рту, который его имеет. Теодор гладит ноги Принца, ласкает грудь и соски. Держать такую кроху мне не стоит никаких сил.

Я алчно наблюдаю. Секс, как хаос. Подобен мне. Он не имеет никакой цели, кроме удовольствия.

— Давай, — прошу, — потискай его и внутри...

Теодор

Хаос. Дракон мой. Отрываюсь от Принца. Смотрю в глаза Дракона. Поворачиваю Принца так, чтобы продолжая смотреть в глаза Хаоса, снова начать облизывать член Айса. Аккуратно ввожу в его дырочку один палец. Тело Принца дергается. Придерживаю его второй рукой. Ввожу еще один палец и начинаю ими двигать. Тело Принца выгибается. Смотрю в глаза Дракону.

Принц

Тело просто пылает, тая воском в ласкающих руках. И даже то, что мной вертят как хотят уже не имеет никакого значения — я просто получаю удовольствие забывшись. Забыв о своих чувствах, предрассудках, оскорблениях. Разве это важно сейчас, когда я получил то, чего так желал давно? И пусть я прятал эти чувства, пусть в будущем мне принесет это только боль.. Сейчас и здесь я хочу этого. Я хочу Теодора. Хочу почувствовать его в себе, Хочу, чтоб он заставлял меня таять от удовольствия. А что будет дальше? Сейчас я хочу жить мгновение.

— Ну же... еще...

Теодор

Еще? Отрываюсь от Принца. Смотрю в его затуманенные глаза, слушаю сбитое дыхание, смотрю на его тело, обвитое моим Драконом. Прижимаю его к себе.

— Хаос, ты же хотел покатать Принца? — улыбаюсь Дракону, гладя по чешуйкам. — Взлетай!

Дракон

Я люблю воздух. Люблю летать. Сейчас все так необычно. Подхватываю обоих и тяну вверх, чтобы они оказались буквально на распахнутом огнем веере моего хвоста. Теодор уже не ласкает. Он вбивает пальцы в Принца, который изгибается под его руками. Я чувствую полет, держу обоих, позволяя себе все шире раскрывать крылья и ныряю в черную бездну моей стихии.

Под крики и стоны принца.

Принц

Полет. О, да! когда Он ласкает меня, я будто взлетаю! А тут все происходит в буквальном смысле... И нет страха, что упаду. Я веру, я знаю, что он меня удержит.

Закусываю губу и просительно толкаюсь на пальцы — сейчас я могу позволить себе то, что никогда не позволял раньше, что не мог допустить даже в мыслях...

Тяну к нему руки, запутывая пальцы в черных прядях, немного дергаю на себя.

— Ну же... Не томи...

Теодор

Полет на Хаосе — это всегда восторг. Чистая стихия, которая тебе подчиняется. Как бы ни сопротивлялась. И еще одна стихия прямо подо мной. Хочет меня, желает, требует. Развожу ноги Принца как можно шире и резко вхожу в него.

— Хаос, быстрее!

Дракон

Я лечу все быстрее в потоке, который начинает звенеть хаосом. Мой восторг перемешивается со стонами, с ощущением того, что происходит прямо теперь, когда я чувствую всем свои телом биение чистой страсти. Она расплавляет и делает меня еще темнее. Чужая страсть подобна Хаосу. Я люблю смотреть. Мне нравится видеть, как высоко подняты ноги Принца, как Теодор входит в него, резко двигается и ни на секунду не дает передышки...

Принц

В ушах свистит ветер — я уже даже не слышу своих стонов. Зато чувствую горячее тело надо мной. К которому хочется прижаться, целовать, попробовать на вкус...

Но сил, что бы приподняться просто не было — сейчас я могу только отдавать себя, скользя руками по чешуйкам дракона и прогибаясь в спине, что бы Темному Лорду было удобней.

Теодор

Цепляю за нужную ниточку души и начинаю тянуть. Каждое движение Принца позволяет мне все больше забирать. Чем больше он мне открывается телом, тем легче я забираю нужное мне. И не только его душу. Полет, чешуя Дракона под руками, маленький нежный Принц, полностью отдающийся мне, тянущаяся ниточка души — безумный восторг!

Я кончаю, когда полностью вытягиваю нить души, и сразу же, не выходя из Принца, резко сжимаю его член, чтобы он тоже кончил.

Принц

Выгибаюсь в руках темного рыцаря, чувствуя, как его семя разливается по моему телу. Крупно дрожу, прогибаясь практически на грани своих возможностей и изливаюсь ему в руку, пачкая ее и себя белесой жидкостью, что бы устало откинуться на дракона и закрыть глаза, пытаясь выровнять дыхание...

Дракон

Я в полном восторге от того, что увидел. Я люблю чувствовать страсть. И мне нравится ее ощущать. Я опускаюсь на зеленую поляну, вокруг нас возвышаются горы. Аккуратно опускаю демонов на траву, а сам вновь обретаю прежние черты.

Теодор

Задумчиво смотрю на Принца.

— Ты мне понравился, маленький Принц. Вот мой тебе подарок. — Кладу руку на грудь Айса, над его бешено бьющимся сердцем. Почти полностью возвращаю прежний вид душе. Оставляю память, но убираю все эмоции от нашей встречи. Ты будешь помнить, но не будешь чувствовать. Будешь помнить, что я сделал тебе очень больно, но боли в душе не будет. Будешь помнить, что со мной было очень хорошо, но восторга в душе также не будет. Любовь и ненависть сейчас переплелись в тебе. Они не лежат ледяными осколками с острыми гранями, раня тебя и всех окружающих. Они как две бурные горные реки, сталкивающиеся между собой. Когда-нибудь ты захочешь почувствовать все пережитое, и придешь ко мне. Чтобы соблазнить или убить. А может быть, и то, и другое. Я буду ждать.

Жгуче целую тебя. Не страстно, не нежно. Жгуче. Мой поцелуй будет гореть на твоих губах, пока ты не удовлетворишь свою страсть. Он не даст забыть обо мне. Шепчу:

— Всегда помни обо мне, маленький Принц. Это мой дар тебе. Тебе от него не избавится, даже с помощью Шута. Он не сможет изменить твою душу.

Провожу пальцами по его глазам.

Принц

Ты говоришь про подарок и кладешь руку на мою грудь — прямо напротив сердца. А потом... Хочу сказать тебе, что нет, не нужно! Пусть потом мне будет больно, неприятно, пусть! Я все равно хочу оставить себе этот восторг, эту сладкую боль!.. Но ты забрал все...

Целуешь, и я отвечаю на этот поцелуй, отдавая с ним последнюю капельку страсти

— Подарок? это больше похоже на проклятье, — холодно усмехаюсь, садясь и взмахивая рукой — брызги воды окутывают мое тело, создавая почти прозрачную одежду, а я уже стою на ногах.

— Откуда тебе знать, нужен был ли мне такой подарок? — касаюсь своих губ пальцами и взмахиваю рукой, исчезая — сейчас я хочу туда, где есть вода. Окунуться и забыться.. Хотя бы ненадолго...

Теодор

Смотрю вслед Принцу. Нужен, конечно. Ты еще не понял, но ты поймешь. Ты станешь сильнее, мне с тобой будет интереснее. Жду тебя, маленький Принц.

Я все еще распален. Смотрю на своего Дракона:

— Вижу, тебе понравилось, Хаос.

Дракон

Гляжу в глаза Теодору. Что он там шептал?

— Понравилось. Ты знаешь, всегда любопытно смотреть на танец двух тел.

Потягиваюсь лениво, греясь в лучах солнца. Сегодня я расслабился, чувствуя чужую страсть и почти не испытываю приступов злобы. И Принц был таким ярким и активным...

Так горел в руках у Теодора.

— Хочешь мне предложить нечто подобное? — ухмыляюсь, обнажая острые зубы. — Ну, если ты будешь только снизу, — конечно он сейчас взорвется. — Князю это бы не понравилось.

Теодор

Стараюсь не рассмеяться над твоими словами. Боги, какой же ты... Забавный. Но снизу мне не подходит. Медленно, неторопливо иду к тебе, чуть улыбаясь.

— Да-а-а? И это, все что тебя сейчас волнует?

Дракон

А что должно волновать? Продолжаю усмехаться... Ты получил душу своего Принца.

— Меня? — я иронично приподнимаю бровь. — В последнее время ты слишком часто со мной стал играть в свои игры. Ближе не подходи, я могу кусаться, — уже смеюсь, дразню тебя... Сам же думаю, чего ты хочешь на самом деле сейчас. Слишком уж ты распален сексом. И мне это не очень нравится.

Теодор

Забавен. Красив. Мой Дракон. Давно пора тебя сделать полностью моим. Еще шажок. Улыбка.

— Можешь.

Еще шажок.

Дракон

Чернее ночи становятся волосы. Я уже начинаю задумываться, а что за игра...

И усмехаюсь менее весело.

— Что ты затеял, Теодор? Какого демона тебе надо?

Теодор

Задумываюсь на мгновение. Балансирую на грани. Сказать или нет? Начинаю балет на тонком льду. Дай только подойти к тебе.

— Тебя.

Дракон

— Меня? С какой стати? — я не злюсь. Ты частенько говоришь такие вот глупости, но что-то в твоем нынешнем поведении меня настораживает. — Я ведь могу не согласиться. Ты понимаешь, что если меня разозлишь, то очень рискуешь?

Теодор

Смотрю на тебя, слушаю, быстро перебираю варианты. Еще шаг.

— Ты мне нужен.

Дракон

Задумчиво пожимаю плечами. Конечно, нужен.

— И что? — ты подбираешься ко мне, словно собираешься поймать. Или оседлать... Прищуриваюсь. — Ты чего крадешься? Я вроде убегать не собираюсь... — или ты меня как Принца решил оседлать?

Теодор

Последний шаг. И твердо:

— Нет.

Кладу одну руку тебе на шею, чуть зарываюсь в волосы. Небольшой посыл — чуть расслабить. Смотрю в глаза.

— По-другому.

Дракон

Решил меня расслабить... очень странно. Я и так не зол. И совсем не стремлюсь тебя уколоть или ужалить. Но мне приятно твое внимание. Пусть ты и грубиян, и хитрая бестия, все равно есть особая прелесть — близость с тобой. Я привык тебя ощущать рядом. Однажды я позволил тебе на мне покататься. Ты еще не знал, что всего лишь шаловливый ребенок и играл со мной, как с хищником. С тех пор я отношусь к тебе по-особенному. Можно сказать, это почти любовь. Но так как любить я не умею...

— И что ты будешь делать со мной по-другому? Целоваться полезешь что ли?

Теодор

Прижимаю тебя к себе, зарываясь уже обеими руками в твои волосы. Немного тяну твою голову назад, наклоняюсь к твоим губам.

— А если полезу?

И нежно накрываю твои губы своими. Тебе нравится страсть. А у меня ее сегодня много. Делюсь ею с тобой.

Дракон

Ты целовал меня и раньше, но не с таким напором и желанием. Мне странен твой поцелуй. Он не пугает меня — он вызывает во мне холодные мурашки, колкие, как лед Принца. И я не мерзну — нет — я просто жду, чем ты решил меня удивить сегодня. Ощупываю тебя острыми иголками хаоса. Немного переиграешь, в тебя вонзится хаос. Но ты очень ласковый. Мне нравится с тобой обниматься. Не больше! Дальше я тебя не подпущу, а потому я беззастенчиво позволяю себе тебя обнять и одновременно обхватить кожистыми крыльями.

Теодор

Мурашки по коже. Ты еще остаешься в моих руках, но одновременно начал превращаться. Обращаться к своей стихии. Это захватывает, еще больше возбуждает и заставляет быть осторожнее. Я могу тебя заставить делать все, что мне нужно. Но не буду.

Углубляю поцелуй, обнимаю душой, делюсь желанием.

Дракон

Приятно. Целуй... Открываю тебе губы. Ты такой беззастенчивый сегодня... Не хватило любви с Князем и Принцем? Странный ненасытный Пожиратель... Можешь пока поиграть со мной... И чуточку мной. Отстраняюсь от поцелуя.

— Достаточно, было и так очень сладко... Не следует так больше делать, — в черных глазах появляются угольки хаоса. — Не ссорься со мной из-за призрачных страстей. Я же сказал уже — секса со мной не будет.

Теодор

Призрачных? Нет, сегодня они не призрачные. Я не зря начал этот танец именно сегодня. Сегодня его и нужно закончить. Мои руки еще в твоих волосах. Но приказывать пока рано.

Наклоняюсь, целуя тебя в глаза. Страсть в тебе разгорается, я это чувствую. Молчу. Просто невесомо целую.

Дракон

Ты не отступаешь. Настойчиво продолжаешь ласкаться. Я нисколько не удивлен. И все же... руки опять обнимают меня и притягивают. Некомфортно все это. Хочу понять, что тебе нужно, хотя я уже догадался... Решил меня и по-другому оседлать... Кусаю тебя за шею.

— Отстань!

Теодор

Молчу. Просто держу тебя. Потихоньку забираю злость, успокаиваю. Металлически пахнет кровью, которая каплями течет по моей шее, по груди. Но ведь она тебя тоже возбуждает. Душой аккуратно опутываю тебя. Нежно дую на твои волосы.

Дракон

Одуряющее пахнет тобой. Вдыхаю, завожусь. Сожрать хочу. Зачем ты хочешь, чтобы я тебя съел? Из груди рвется тихий предупреждающий рык. Ты меня гладишь, нежно ведешь по лопаткам вниз, по спине, по бедрам, поднимаешь рубашку, касаешься кожи. Я не могу больше — я слизываю кровь с твоей шеи.

Теодор

Подставляю тебе свою шею. Чувствую, как твой шершавый язык скользит по моей шее, ниже, по груди. Не могу сдержать дрожь — я уже безумно возбужден. Хочется схватить тебя и грубо вломиться, но я все равно продолжаю нежно ласкать тебя, привязывая и возбуждая. Продолжаю опутывать душами хаос внутри тебя. Успокаивать его, усыплять. Медленно, аккуратно, так чтобы ты не заметил.

Дракон

Мне приятно, как твои ладони скользят по груди. Прячу шипы. Пока мне все нравится... Ты меня решил объездить, я чувствую это... Я давно догадывался, что к этому придет. Но ты мне обещал, что не станешь так делать...

Целуешь меня, расстегиваешь ворот рубашки. Пуговицу за пуговицей. Я смотрю тебе в глаза, хочу знать, тебе все мало? Как ты будешь поступать дальше? Если вдруг я стану огромным драконом и придавлю тебя лапой.

Теодор

Продолжаю невесомо тебя целовать. В уголки глаз, в губы, прохожусь по скулам. Снимаю твою рубашку. Глажу по нежной коже, кое-где покрывшейся мелкими чешуйками. Чуть царапаю о них пальцы. Глажу капельками крови тебя по позвоночнику, опускаюсь руками чуть ниже, обегаю копчик. Прижимаюсь к тебе грудью. Оплетаю тебя. Не хочу тебя подчинять.

Дракон

Нежусь в твоих объятиях. Кажется, я уже сто раз видел, как вы сплетались с Князем в сумасшествии поцелуев. Сейчас они осторожные и одновременно страстные. Сердце у меня в груди стучит теперь как-то быстрее.

Неужели ты перейдешь границу. Зачем тебе это нужно? Мне очень не нравится происходящее. На белой коже появляется чешуя. Она светится перламутром и может ранить. Но ты и так водишь по мне кровью. Я люблю кровь. Люблю твою кровь, Теодор, перемешанную магией и душами.

— Отпусти, — говорю тихо. — Ты переходишь границы. Я не разрешал.

Губы твои пробегают по моим плечам, волосы щекочут и дразнят. Зачем ты меня дразнишь?

Теодор

Молчу. Нельзя сейчас говорить. Продолжаю нежить тебя душой и руками. Продолжаю успокаивать твою стихию. Ты кажешься таким хрупким в моих руках. Но ты такой опасный. Нежу. Опускаюсь поцелуями чуть ниже. Скручиваю свою душу, успокаиваю. Нельзя сейчас сделать тебе больно. Тебе будет хорошо, я обещаю.

Дракон

Ты спускаешься все ниже поцелуями. Стою перед тобой. Глажу тебя по волосам. Губы скользят блаженством по моей груди, изучают, замысловатым рисунком спускаются ниже. Ты тянешь меня за собой. Я опускаюсь и тут же оказываюсь в траве.

— Отпусти, — повторяю, а сам робею от того, как ты на меня смотришь.

Теодор

На мгновение закрываю глаза — лишь бы сейчас не потерять контроль над собой. Опять возвращаюсь к твоим губам. Ласково, одуряюще ласково. Опять делюсь своим желанием. Рукой глажу по животу, обегая ямочку пупка. Перемещаюсь туда губами. Ласкаю. Сейчас это самое доступное для моего воздействия место. Осторожно выдыхаю в тебя возбуждение.

Дракон

Я жду, что ты собираешься делать. Разденешь меня. Ложусь в траву, а сам готов тебя растерзать, если ты сделаешь хоть один неверный жест. Ты не спешишь, твое дыхание горячим молоком обдает мой живот, твой язык спускается к поясу брюк, кончики пальцев проникают под него. Так странно чувствовать их на мягкости своих волос.

Лежу смирно, лишь глажу тебя по плечу, по крепким мышцам, а сердце уже пускается вскачь. Ты переступаешь границы, когда тянешь молнию вниз... Осторожно. Неспешно. Я на мгновение забываю, как дышать. Грудь покрывают острые колючки. А потом вновь уходят под кожу, потому что ты опять меня ласково целуешь.

Теодор

Очень трудно себя сдержать. Особенно как представлю, что дальше может быть. Целую тебя, аккуратно лаская тебя рукой внизу. Перебираю такие нежные волосы. Легкими, как крылья бабочки, движениями касаюсь твоего члена, мошонки. Ты такой красивый! Везде. Чувствую, как ты иногда колешь меня, но сейчас это неважно. Одной каплей крови больше, одной меньше — неважно. Только возбуждение усиливается, а еще более ласково успокаиваю твою душу.

Наклоняюсь над твоим пахом и аккуратно лижу головку, пробуя тебя на вкус.

Дракон

Меня бросает в дрожь от того, что ты сейчас делаешь. Я столько раз видел нечто подобное. Полчаса назад ты ласкал так же Принца. Нет, не так... Ты сейчас нежен и ласков... Ты практически нежишь меня, язык твой облизывает мой член, и я чувствую, как возбуждаюсь. Я знаю, что такое возбуждение. Не так я мал, чтобы не понять твои намерения.

Ты зашел слишком далеко. Пытаюсь отодвинуться, но ты меня удерживаешь. Мой член исчезает в твоем рте. Ты гладишь меня и успокаиваешь... Колючки появляются теперь на ногах и ранят тебя. Я сильно нервничаю. Я начинаю медленно заводиться, мешая злобу с возбуждением и шепчу тихо:

— Отстань!

Теодор

Глупый, что мне твои колючки! Я же твой наездник. Но сейчас они мне мешают. Открываюсь от тебя, опять зарываюсь руками в твои волосы, плету еще души, ласкаю тебя ими невесомо, нежно смотрю в твои глаза, шепчу:

— Убери, пожалуйста...

Мои поцелуи как касание ветра и пахнут сладким медом.

Дракон

Я дышу тяжело. Ты опять на мне. Просишь убрать колючки. Я убираю. Стараюсь успокоиться. Ты тяжелый. Ты пользуешься тем, что я тебя сейчас слабее. Целуешь в губы, касаешься меня своим возбужденным членом. Я бледнею. Глаза становятся совсем черными.

Сглатываю, когда чувствую твою руку. Которая обхватывает оба наших члена и начинает водить туда и обратно. Невыносимо. Из меня начинает выходить звук, как вздох...

— Что... ты... делаешь?

Теодор

Ласкаю тебя и себя. Продолжаю нежно целовать твое лицо. Легко забираю губами кожу около глаз, на скулах, чуть щекочу ямочку за ушками. Держусь, скручиваю свою душу. Повторяю как мантру — не сорваться, не сорваться! Выдыхаю:

— Ласкаю.

Опять беру в рот твой член, а руками ласкаю твои ягодицы. Нежу, нежу... Только не сорваться...

Дракон

Это невыносимо. Ласкает... Он ласкает... меня... мне непонятно... ах... Зачем? Выгибает тело... Невыносимо терпеть. Хочу бежать... Остаться... Не смей! Как можно? Ты меня не трогай. Сжимаешь ягодицы. Заставляешь метаться из стороны в сторону.

— Не смей, — шепчу, но ты не отвечаешь. Ты продолжаешь вбирать мой член в свой рот и гладишь меня...

Небеса смотрят сверху яркой синевой. Я распахиваю им глаза. Сожрать тебя хочу, Теодор. Как жарко, словно олово плавится в животе. И вдруг... я чувствую это... ты... нельзя... отодвигаюсь... Злюсь. Нельзя касаться там.

Теодор

Успокаиваю, как только могу. Прижимаю к себе, целую твое лицо, обертываю тебя в душу, нежно глажу тебя по плечам. Прижимаюсь щекой к твоему животу. Нежно глажу тебя по бедру, обвожу пальцем косточку, спускаюсь чуть ниже, дразню. Выдыхаю в тебя вожделение, у меня его и так много. И шепчу, шепчу:

— Не бойся, не бойся...

Дракон

Я замираю. Меня бьет лихорадка. В голове взрываются мыльные пузырьки. Шумит в ушах. Что ты делаешь? Зачем ты так делаешь? Говоришь, но я почти не слышу... Раздвигаешь мои дрожащие колени. Гладишь и целуешь...

В последней попытке отталкиваюсь от тебя, но одной рукой ты меня притягиваешь к себе.

Теодор

Двигаю тебя к себе, поднимаю тебя к себе. Целую твои раскрытые бедра, медленно, дразняще. В глазах темнеет от твоего дрожания, от твоих попыток что-то изменить. Выцеловываю дорожки от коленок к ягодицам. Аккуратно целую тебя между ними. Ты весь сжимаешься. Ласкаю тебя языком, заставляя раскрыться, расслабиться. Руками не трогаю, только поддерживаю. И все время делюсь своим желанием, возбуждением. Нетерпением.

Губы дрожат. Я весь сам дрожу. Боги, как же я хочу тебя!

Дракон

От твоих поцелуев, от того, что поднимаешь мои бедра и вылизываешь, дразнишь меня языком и заставляешь отвечать, я совсем растерялся. Одно дело смотреть. Другое — когда тебя трогают, когда к тебе прикасаются, пытаются рассказать лаской о том, чего хотят на самом деле. Я уже не могу сдерживать за прокусанной губой легкого стона.

Твой язык... не надо... Теодор... Руками пытаюсь тебя оттолкнуть... Ты не позволяешь... Ты лишь становишься жаднее, и я срываюсь на стон и выгибаюсь.

Теодор

От твоего стона теряю голову и впиваюсь жадным, горячим поцелуем тебе между ног. Языком раскрываю тебя полностью. Ласкаю тебя, а потом аккуратно сменяю язык на палец. Ртом ласкаю твой член. Добавляю второй палец. Аккуратно растягиваю тебя. И вожделею, вожделею!

Души безумной каруселью, я с ними, и ты со мной, не зря я тебя так долго привязывал.

Дракон

Мне не сбежать. Ты меня держишь. Водишь языком между ног, а потом... я заливаюсь краской ярости и стыда... вводишь в меня палец. Это очень странное ощущение. Мне кажется, что пространство внутри горит. Ты двигаешь его. Тянешь в разные стороны. Мне стыдно. Больно. Приятно... Нет!! Ты вводишь еще один. Горячее олово становится лавой.

Рывком пытаюсь высвободиться. Ты держишь. Двигаешь. Еще, еще, пока в глазах не начинают летать мушки.

— Пусти, — из меня вырывается стон, голос срывается.

Теодор

Не могу терпеть больше. Убираю пальцы, раздвигаю тебя и начинаю медленно входить. Успокаиваю тебя. Теряю голову. Кусаю руку до крови и подношу к твоим губам, почти впечатываю ее:

— Пей!

Продолжаю входить, прижимая тебя второй рукой к земле.

Дракон

Я вцепляюсь в твое запястье. Соленое. Больно. Не хочу терпеть. Кусаю тебя. Отпусти... Глубже... Не входи... Ты не даешь мне дышать и продолжаешь двигаться, толкаться внутрь, пока не проникаешь весь. Глаза твои смотрят на меня. Я захлебываюсь твоей кровью. Твоей магией... Кричать хочу от твоих движений и от того, что сейчас происходит.

— Больно. Пусти. Не смей. — Губы и подбородок в крови. Я не могу выпустить колючки, защититься...

Теодор

Все-все... Сейчас моя кровь начнет действовать... Нужно дать тебе привыкнуть... Подхватываю тебя под плечи. Покрываю нежными поцелуями. Слизываю я тебя свою кровь. Шепчу тебе:

— Сейчас все будет хорошо, потерпи чуть-чуть... Сейчас все будет хорошо...

Опять пою тебя своим дыханием. Нежу тебя. Гляжу в твои расширяющиеся черные бездонные глаза. Кровь начинает действовать... Души радостно воют.

Дракон

Успокаиваешь меня, целуешь, вылизываешь, но не отпускаешь и продолжаешь двигаться. Уже сильнее... Я кричу... Мне кажется, что внутри все разрывается на части. Ты перестаешь быть осторожным. Но я сейчас не могу сопротивляться. Во мне кипит лава. Огонь распаляет внутренности. Жарко. Больно и приятно...

Поднимаешь меня. Прижимаешь к себе, чтобы тебе было удобно, заставляешь обхватить тебя ногами...

Теодор

Подхватываю руками тебя под ягодицы. Двигаю тебя. Ты такой тоненький, такой сейчас беззащитный, такой возбуждающий... Кружу наши души, забираю твою боль, которую ты можешь отдать. Целую тебя везде, где можно достать. Плету нашу страсть, окунаю тебя в нее с головой. Не сопротивляйся, все будет хорошо...

Голова плывет. Только не сорваться... Еще чуть-чуть...

Дракон

Волосы в воздухе рассыпались по траве. Голова откинулась назад. Мое сердце неистово бьется. По шее стекает пот. Ты во мне. Страшно... Нет, мне странно приятно, словно все вокруг исчезает. Даже звуки. Так выглядит хаос. Отнять и у меня хочешь душу? Волю...

Опять рвусь, но член очень глубоко, врывается, отвоевывает себе пространство...

И я опять кричу...

Теодор

Твой крик служит последней каплей. Несколько резких движений, и я кончаю. Безумно! Сразу же поднимаю тебя, захватываю твой член губами — пара движений, ты изливаешься мне в рот и падаешь на меня поломанной куклой.

Ложусь на траву, аккуратно укладываю тебя рядом, обнимаю. Ты такой горячий! Убираю прядки, прилипшие к твоему лбу. Нежно целую, глажу. Убираю все лишнее. Почти отпускаю твою душу.

— Как ты, маленький?

Дракон

Я стараюсь дышать. Лежу в твоих объятиях. Дышать... Глотаю воздух...

— Что ты? ... Ты обещал... Ты... — я не злюсь. Не могу злиться, хочу тебя ударить и не бью. — Ты мне обещал...

Теодор

Глажу тебя, смотрю на тебя, любуюсь тобой.

— Обещал. Я обещал заниматься с тобой любовью не так, как с Принцем. Принц был мне не нужен. Я его только использовал. Ты мне нужен. Очень.

Нежно слизываю капельки пота над твоими губами.

— Его я брал. Тебе отдавал. Себя отдавал.

Невесомо целую в закрытые глаза.

Дракон

Я обнимаю тебя, ты мне сейчас очень нужен. Ты был всегда нужен. Хочу тебе довериться. Я хищник. Я сейчас ласковый хищник... Нужен? Тебе? Ты гад! Ты меня взял меня... Без разрешения.

— Зачем ты это сделал? Ты же... Ты знаешь, что я могу чувствовать? Ты играешь не с тем игроком... Я все уничтожу, если мне не понравится... твой взгляд, твой выбор... Теодор, я теперь не могу быть тебе другом.

Теодор

Глажу тебя. Опять целую, успокаиваю. Да, я знал, на что шел. Но без этого было нельзя.

Переворачиваю тебя на спину. Нависаю над тобой. Твердо смотрю тебе в глаза.

— Я знаю. Но мы давно уже нечто большее, чем друзья, я только перевел наши отношения на другой уровень, — страстно и нежно целую, чтобы смягчить мои следующие слова. — Но кое с чем тебе придется смириться. Я — не ты. Ты — не я. Мы будем вместе, но мы разные. Ты теперь навсегда в моей жизни. Я в твоей. Но моя жизнь не замыкается только на тебе.

Внимательно слежу за твоей реакцией.

Дракон

Ты ждешь ответа. Я прекрасно понимаю, что ты хочешь услышать. Внутри поднимается краткими вздрагиваниями волны хаоса. Я успокаиваю себя, что не злюсь теперь. Нет, я злюсь. Я очень злюсь... Чернею на глазах. Волосы становятся черными, кожа темнеет и покрывается чешуей, и я отскакиваю от тебя с шипением дикого зверя...

Говорить я не буду. Не дождешься от меня, Теодор. Взмахиваю крыльями, но не улетаю. Я не оставлю тебя в горах.

— Садись, полетели, — рычу пастью. — Я сегодня немного занят.

Теодор

Поднимаюсь, сотворяю себе одежду наездника. Опять переплетаю души. Я тебя еще не отпускал. Подхожу к тебе, беру обеими руками за морду. Защитная и атакующая сеть наготове. И целую.

Дракон

Опять.

— Прекрати меня целовать. — Уже угрожающе. — Тебе плохо понятно? Больше этого не будет. — Мы с тобой разрываем контракт. — Глаза наполняются тьмой. — Еще одна такая выходка, и я не ручаюсь за твою жизнь. Ты понял, Теодор?

Теодор

Смотрю тебе в глаза. А потом перекидываю тебе мою боль. Продолжаю крепко держать тебя. Давай. Делай что-нибудь. Уйти я тебе не дам.

Дракон

Ты опять пользуешься магией. Что ты затеял? Что ... от боли щиплет в глазах. Словно песка насыпали. Рассыпаюсь на тысячи темных звезд, вновь становясь беззащитным мальчишкой, спотыкаюсь, пытаясь сбежать. Ты меня обхватываешь и рывком тянешь к себе, запутывая в клубок.

— Пустиииииии.

Теодор

Держу тебя на руках, качаю, забираю боль, глажу по волосам, шепчу:

— Не пущу, никуда тебя не отпущу.

Сажусь на землю, обнимаю всхлипывающий комочек, прячу, закрываю от всего мира. Укрываю своим теплом.

— Не пущу. Не бросай меня.

Грею, качаю, целую в макушку.

— Не бросай, мой хороший.

Дракон

Ты до дрожи мне дорог. До дрожи к тебе я был привязан всегда. С тобой я чувствовал себя спокойнее. Но ты зачем-то пересек преграды и теперь... Что ты хочешь? Я дракон. Мы не привязываемся... Ни к кому... Но ты... один раз... мы любим кого-то. Быть твоей игрушкой я не хочу! Любить тебя? Нет, я не позволю себе любить тебя! Слезы горькой злобой льются из глаз. От них я злюсь еще сильнее. Ты меня разбередил. Заставил меня открыться... и испытать вожделение.

— Ты не должен был это делать. И все было бы хорошо. Как прежде!!!

Теодор

Обнимаю, прижимаю. Не должен. Но не мог не сделать. Надеюсь, ты никогда не узнаешь истинной причины, ради которой я так поступил. Да, она была основной, но ведь это не вся правда. Начинаю говорить:

— Ты... — и замолкаю. Почему-то трудно сказать. Но ведь правда же. Ложь ты сейчас почуешь. — Знаешь, ты мне всегда нравился. Даже когда тебя только призвали. Твое неистовство... Твоя сила... Ты... Хочешь, я переплету твою душу и ты все забудешь?

Дракон

Забыть? Ну уж нет!

— Я не хочу забывать! Никто не коснется моего хаоса... — отнимаю ладони от твоей груди. — Что ты хочешь, Теодор? Не надо больше слов... Я и так тебе подчинялся всегда... Тебе ведь что-то от меня нужно?

Теодор

Догадливый. Жаль. Опять сграбастываю тебя в объятия. Приятно.

— Глупенький ты. Если бы мне что-то нужно было, я бы тебя просто попросил. Или, в крайнем случае, приказал. Хотя... — на мгновение задумываюсь. — Можешь пообещать выполнить одну мою просьбу? Без вопросов?

Дракон

Я чувствую подвох. Ты бы давно попросил или приказал. Ты знаешь, что просто так я не сделаю что-то, что мне сильно не нравится. Ты специально затеял всю эту игру.

Тяну с недовольством:

— Обещаю! Только одну.

Теодор

— Убей меня, когда я сойду с ума. Чего бы тебе это не стоило.

Дракон

Приподнимаю бровь

— Теперь убить? По моему, ты уже спятил, — говорю с напором и вскакиваю. — Ты демон. Ты возродишься. Такое может лишь Князь!!!

Теодор

Усмехаюсь, глядя на мечущегося Дракона.

— Помни. Ты пообещал. Ты сможешь.

Ложусь на спину и смотрю в небо. Оно такое голубое, бездонное и красивое...

Дракон

Ненавижу! Ненавижу... Чтобы убить тебя, я должен уничтожить Князя!!! Ты спятил, Теодор! Ты точно спятил...

Теодор

Ловлю отблески твоей души. Безумие, бешенство. Какое небо красивое...

— Хаос... Успокойся! Я еще не сошел с ума. А когда сойду, ты поймешь что делать.

Сажусь, смотрю на своего Дракона.

— Лети домой. Я тоже скоро приду, только нужно навестить кое-кого.

Еще столько всего нужно сделать, а я уже устал...

Глядя на улетающего Хаоса, проверяю нити души. Принца есть, Хаоса теперь тоже. Пора навестить Алую Леди.

42

Теодор — Алая Леди

Теодор

Ступаю на Предвечную поляну. Смотрю на Алую Леди. Она сейчас такая, какой не была очень давно. Спокойная, уверенная в себе. Беспечная. Впрочем, никто из нас ее не тронет, и она знает это. Война дает нам возможность максимально раскрыться. Мне, например, война дает лучшие души.

— Здравствуй, Анна!

Ложусь рядом с ней на землю. Закрываю глаза. Шелестят травы, шумят деревья. Хорошо, спокойно. Только кричат вороны. Но, в отличие от суеверных людей, мне их крики не мешают. Вороны у меня внутри хуже.

Анна

"А вот и Теодор. Ведь не просто так пришел. Такие просто так не ходят. Спросить за чем пришел или сам скажет? Улыбается. А сколько у меня ты душ увел, и ведь не сознаешься? Спокойно, Анна! Спокойно! Это ему что-то надо. Вот пусть и скажет. А мы подождем"

Леди лениво скосила глаза на незваного гостя. Хмыкнула и взмахом руки отпустила стаю. Теодор не любил свидетелей, а терять своих воинов леди не хотела...

Теодор

Убираешь своих воинов. Боишься? Странно. Ты же знаешь, что я ничего тебе не сделаю. Только если буду защищаться.

Открываю глаза. Какое бездонное, синее небо... Полежать бы еще... Сажусь и смотрю на тебя:

— Анна, я пришел забрать долг. Я не знаю, придет ли Шут за своим, но я за своими долгами прихожу всегда. Ты знаешь. Тем более, когда мне должны жизнь.

Анна

— Долги, долги. И чью жизнь ты хочешь? Мою, Мира, Князя, а может, как и всем тебе нужен Шут?

Леди встала. Прямая как стрела в тетиве, она всегда готова броситься в бой. В словах Разрушителя Миров ей виделся вызов.

Теодор

Любуюсь тобой. Ты прекрасна в своем гневе! Я это тебе всегда говорил! Твой гнев ведет тебя вперед, ведет народы вперед, не давая им застаиваться в болоте сытости и спокойствия.

Продолжаю сидеть перед тобой на коленях и улыбаться. На горизонте начали появляться твои черные воины.

— Мне не нужна ничья жизнь. И ничье рабство. Ты же знаешь, Анна.

Поднимаю глаза к небу... Красиво...

Анна

У войны за плечами длинная история. А у меня, ее воплощения, еще длиннее. Вот только хитрости я так и не научилась. Хотя примеров у меня сотни. Вот и сейчас, ты Теодор играешь словами. Кружишь и юлишь. Ты ищешь, но чего? Последнего слова не существует, уж кому, как ни мне знать это. Каждый новый шаг снова ведет к пропасти. Ну что ж. Мне не привыкать.

— Чего! Ты! Хочешь!

Теодор

Любуюсь, упиваюсь твоей яростью. Это именно то, что мне сейчас не хватало. Твои глаза краснеют, твои губы алеют, наливаясь кровью. Улыбаюсь тебе нежно:

— Поцелуй.

Анна

Вздрагиваю. Ярость сменяется спокойствием. "Поцелуй войны" — возможность сталкивать народы в кровавой схватке, власть над кровавым безумием битвы. Даже князю не дано этой власти. Или же тебе нужен просто мой поцелуй? Не думаю. Часть моей души дает тебе силы, но власть? Власть дает только холод моих губ. Вот за чем ты пришел, коварнейший из лордов.

Теодор

Внимательно за тобой наблюдаю. Слушаю отголоски души и эмоций. Забавно. Кажется, ты что-то решила для себя, раз душа покрылась покровом спокойствия. Продолжаю улыбаться:

— Я хочу тебя поцеловать. Один раз. Как женщину.

Анна

— Как женщину?

Вслушиваюсь в себя. Сколько же во мне женщин. Кто-то из людей когда-то сказал:

Война в одинаковой мере облагает данью и мужчин, и женщин, но только с одних взимает кровь, а с других — слезы.

Так вот это правда. Души воинов — мои вороны. Души вдов — я сама. Мое "я" всего лишь основа, принявшая безумие. Но я не женщина! Даже с Миром, всегда была не совсем я. Вдовы, невесты, матери и дочери — это все я. Мир это знает, но знаешь ли ты. Едва ли. Даже судья и князь, не видели этого.

— Что же. Целуй, — мои губы пахнут пеплом.

"Жанна, ты хочешь узнать вкус поцелуя?"

Теодор

Анна, Анна... Что же ты творишь... Я же Пожиратель... Но я не затем тебя воскресал, чтобы убивать.

Встаю, оборачиваюсь защитой. Нежно беру твое лицо в руки и целую. Мир вокруг становится серым и пустынным. Углубляю поцелуй. Плачут души, впитывая горе и боль. Осыпаются серебряным пеплом и возрождаются вновь. Твои вороны мечутся над нами черными молниями.

Я целую тебя. Нежно, как хрупкую женщину. Реальность начинает рассыпаться горьким пеплом.

И я целую тебя как Пожиратель. Тот кусочек души, который я тебе не отдал, жадно находит твою душу. А я вслед за ним. Я знаю, тебе сейчас хорошо, моя демоница. Я даю тебе сладостные крики душ воинов. Забираю нужную мне ниточку твоей души. Я даю тебе вопли душ побежденных. Вытягиваю обратно так и не отданный кусочек твоей души, он мне еще пригодится. Дарю тебе подарок.

Разрываю поцелуй и сразу ухожу в Междумирье.

Мы еще встретимся, Анна.

Анна

Уходишь. Ну что ж иди. Жаль. Давно я не была так довольна. Ворона садится на мое плечо. Что сможешь ты, имея, всего лишь часть, от части моей души?

Интересно, помнят ли еще малышку Морриган. Или же забыли... Говорят свет имеет три лика, у меня их тоже три.

Я — "милость божья", дарующая победу.

Мои вороны — душа битвы.

И Мир... Хранитель. Третья моя часть.

Война и мир — две грани жизни любого мира. Мир, где нет войны погибнет, зачахнет от скуки. Война двигает цивилизации, но...Чтоб собрать плоды победы нужен мир. И так без конца. Я и Святомир не можем друг без друга. В нашей борьбе наша сила. Мы одно целое. Но без души, мы ничто. А я не думаю, что ты решишься целовать ворону.

43

Теодор и Амалей

Теодор

Сижу у себя в замке, пью горячее вино. Не согреться. Все внутри свивается в тугую спираль — торопись! Торопись! Я не знаю, откуда у меня такое ощущение, но времени почти нет. И если я не успею, я опять не смогу помочь Князю, опять мир сорвется в пропасть. Не хочу этого.

Закрываю глаза, пью рубиновое вино небольшими глоточками, думаю. Принц есть, Хаос есть, Алая Леди есть. Невольно улыбаюсь. Неужели ты думала, что не замечу, что ты что-то делала со своей душой? Моя наивная Леди! Мне не нужна была твоя душа полностью, а нужную ниточку я от тебя получил. Интересно, как ты отреагируешь на мой подарок, который я оставил взамен нужной мне нити?

Кто следующий? Перебираю варианты. Шут, понятное дело, напоследок. Скрипач? Тянусь проверить. Нет, Скрипача сейчас нельзя трогать. Значит, Амалей. Он изменился, очистил душу. Что ж, это будет интересно.

Залпом допиваю вино. Шепчу: "Хаос, открой мне дорогу к Амалею".

Ступаю на крышу Храма. Невольно хмыкаю — ты не изменил своим привычкам, бывший Судья. Подхожу к тебе, сажусь рядом.

— Здравствуй, Амалей! Я вижу, ты уже пообщался с нашим Князем.

Смотрю на розовые лучи рассвета, которые начинают разгонять чернильную тьму над головой.

Амалей

Долго бродил в серых предрассветных сумерках по истертым мостовым старого города... мысли то нагромождались сумбурным потоком... то исчезали совсем... а я смаковал еще тающую внутри тьму. Странно-странно... не все можно предусмотреть, но я люблю сюрпризы... Ноги сами привели меня к Храму... я несколько минут стоял, задрав голову... место центральной горгульи пустовало, но это не нарушало строгого силуэта Храма... смертные даже и не заметили. Черный плащ, укрывавший плечи, взорвался взмахам крыльев... и я снова на знакомом парапете, смотрю, как медленно разгорается рассвет. Зябко... горячая тьма внутри почти уже растаяла... Новый порыв сквозняка... ко мне снова гости... знаю я этого гостя, и я его не звал, у меня сейчас нет сил для новых игр. Вокруг меня поднимается гравитационный щит и моя фигура становится абсолютно черной... эта тонкая слоистая пленка силы даже свет не пропускает... а звук будет рождаться на ее поверхности, передавая мои слова. Мрак внутри меня клубится, перестраивается, прогоняет приятную истому, очищает пустоту внутри.

— Здравствуй, Теодор, — киваю, — Зачем пожаловал?

Теодор

Краем глаза наблюдаю за тобой. Ты стал прекрасен, теперь действительно можно поверить, что ты первозданный мрак. Интересно, что ты получил от Князя? Он же все свои игрушки как-то отмечает. Дары дарит. Чтобы не могли убежать. Гашу боль внутри, пока не время.

— Поговорить о Князе. И о новом Суде. Или о Шуте. Как захочешь. Выбирай.

Амалей

— О новом суде, — отвечаю без колебаний. Хм, как любопытно, однако, я-то думал, сюрпризы на сегодня закончены.

Теодор

Однако. Отведал нашего Князя, а выбрал все-таки про Суд поговорить. Хотя Князь и Суд сейчас понятия нераздельные.

Ложусь на крышу, смотрю на еще видные звезды. Странно, что-то очень часто за последние сутки я смотрю на небо. Прощаюсь...

— Знаешь, Амалей, — ты судил нас в прошлый раз, но ты не видел всей картины. Не видел Князя так, как мы. Как я.

Звезды тоже очень красивые бывают. Я и забыл об этом.

— Ты владел половиной души Князя, и видел только одну его часть. Настоящего Князя ты никогда не видел. А я видел. Он меня вызвал первым из демонов. Я видел, как появлялись остальные демоны. Как он меняется. Ты мне что-то говорил про боль в прошлый раз.

Поворачиваю голову и смотрю тебе прямо в глаза. В черные провалы, ведущие в никуда.

— Ты не знаешь настоящей боли. Если бы ты не закрылся, я бы тебе ее показал.

Опять расслабляюсь и смотрю на звезды. Рассвет все больше вступает в свои права, и их видно все меньше. Рассвет тоже прекрасен.

— Я сплел душу правильно. Светлую и темную часть. Равновесие, но не серость. Это не помогло. Через очень короткое время опять настанет время Суда. Так что, готовься.

Амалей

— Ха, о чем бы ты ни говорил, все разговоры ведут к Князю, — коротко усмехаюсь, — Он вас крепко всех держит на поводке ваших страстей. Я вас больше не презираю за это... это весьма, — провожу пальцами по своим губам, — приятный способ управления. Хотя он мне по-прежнему кажется ненадежным и хаотичным, но, наверное, это и есть жизнь. Только светила ходят по заданным траекториям... жизнь она не такая... это мертвая материя закономерна и не несет сюрпризов. А ваш Князь сам хотел быть осужденным в прошлый раз. Чего хотел, то и получил. Но теперь это больше не моя забота. Сколько бы я ни касался ваших игр, я в нейтралитете, Суду я не подвластен... я с другой изнанки мира и не пользовался своей силой, чтобы повлиять на равновесие... ну разве что снова позовут.... Судить... А что касается Равновесия... его можно держать разными способами... ваш Князь мудрее, чем я думал... я не стану больше вмешиваться... но если вы разрушите мир... будет жаль... я не уверен, что будет новый Суд... это если только в нем будет смысл... а смысл это ваш Князь.

Теодор

Смеюсь, искренне, от всей души. Давно так не смеялся. До слез.

— Ох, Амалей, — вытираю слезы. — Тебя больше никто судить не позовет. Ты теперь его демон! Иначе я бы к тебе и не пришел. Больно нужен ты мне как "нейтралитет". Не нужно было тебе любить Шута.

Поцеловать бы тебя сейчас...

Амалей

Улыбаюсь, приятно, когда демон смеется так искренне... хочется снять пленку, чтобы впустить в себя этот смех... но мне не нужны внешние воздействия сейчас, когда я строю новую структуру взамен разрушенной Глефом.

— Обладание всегда имеет две стороны, Теодор, уж тебе ли этого не знать? А не позовут судить и хорошо, — говорю примирительно, — Сплошной лед много веков это скучно. А сейчас столько всего, голова кругом. Жаль будет этот мир... действительно, жаль... Так зачем ты пришел, Пожиратель? Тебе тут нечем поживиться, пока одна пустота... извини, — развожу руками.

Теодор

Ложись на бок и с интересом смотрю на тебя. Странный ты какой-то сегодня. И восхитительный в своей растерянности.

— Амалей, — улыбаюсь тебе, — ты, наверное, не понял. Ты теперь демон нашего Князя. Тебя тоже будут судить. Тебе и этого тоже хочется? Для разнообразия побыть несколько веков игрушкой? Или чем-то еще, в зависимости от того, что решит новый Судья?

Амалей

— Не тебе рассказывать мне о правилах Суда, Теодор. С этим я как-нибудь разберусь сам. Ты играешь с душами и знаешь только мир страстей, ты понятия не имеешь о том, что у мира есть другие изнанки. Ну да тебе вряд ли нужны мои лекции. Еще какие-нибудь вопросы или предложения у тебя есть? Или я полетел отсыпаться? А то демоном вашего Князя, знаешь, как быть утомительно? Ну да знаешь, конечно, что я глупости спрашиваю! — усмехаюсь и зеваю черной пастью мрака, мне все холодней и неуютней, защита не пропускает ветер, но сама тратит мою энергию.

Теодор

Улыбаюсь. Я знаю про страсти все, но ты-то только начал их познавать. Тяжело, наверное? Другие изнанки? Души показывают все, все стороны бытия. Мне ли не знать...

— Жаль, я думал, ты захочешь спасти Князя. Ведь во второй раз он так легко не отделается.

Смотрю внимательно, и закидываю второй крючок.

— Он ведь тебе показал зеркало?

Амалей

Обнимаю себя крыльями, ежусь, как нахохлившийся ворон, мне зябко... и от пустоты внутри и от слов Теодора.

— Показал. Если тебе есть, что рассказать, так рассказывай, и заканчивай меня дразнить. Меня твои слова мало трогают. Мне все равно, кто чей демон, пока этот мир не собирается рухнуть в бездну... но он очевидно уже на краю...

Теодор

Сажусь. Ветер все сильнее треплет мои волосы. Я знаю, это красиво. Я знаю, это страшно, особенно когда глаза темнеют. Начинаю потихоньку раскручивать души внутри.

— На краю. Я это знаю. Если у тебя осталось хоть что-то от бывшего судьи, ты это тоже почувствуешь. Амалей. Я знаю, как этого избежать. И мне нужна твоя помощь. Выполнишь одну мою просьбу? Я могу дать Слово, что тебе я не поврежу, и это все только для того, чтобы спасти Князя. Чтобы спасти наш мир от очередного Суда.

Смотрю тебе в глаза. Ветер безумствует. Души ураганом.

Амалей

Любите вы, темные лорды, красивые эффекты... все вы порождения вашего Князя... души, страсти, желания вызывать эти самые страсти в других... Любуюсь тобой — бледный, решительный, глаза наполнены тьмой, волосы крыльями траурных птиц бьются над головой... Мрак внутри прекратил равнодушно вращаться коконом вокруг пустоты, зашевелился, вспомнил вкус, когда распинал тебя на стене и лизал твою кожу... от эмоций Глеф его почистил, а вот от воспоминаний... Чуть расправляю крылья, мне уже не так холодно... это все, как всегда, работает, только вот лишнее сейчас...

— Выскажи свою просьбу, а я подумаю. А мир от Суда спасать нечего, Суд мир защищает, чтобы вы со своими страстями и с вашим несчастным Князем не разнесли его к Бездне. А вот спасти Князя... хм... ну я, пожалуй, дал бы ему еще один шанс... Что-то в нем еще осталось... разумное, теплое... хорошее... — не хотел я пускать в голос эти эмоции, само получилось... и вдруг сам улыбаюсь от этого... ты ведь, Теодор, пожалуй... гоню от себя эту мысль, вновь застываю холодным комком мрака, укрываясь крыльями. — Я тебя слушаю, Пожиратель.

Теодор

Мир от Суда защищать нечего? Амалей, ты ведь не был по другую сторону суда, ты не знаешь, каково это! А ведь узнаешь, если у меня ничего не получится.

Распускаю души вокруг себя веером, распускаю безумными птицами, распускаю живыми змеями. Страх, ярость, вожделение. Мне сейчас все подойдет, все сгодится. Ты души никогда не видел и сейчас не увидишь, ты их никогда не чувствовал и сейчас не почувствуешь. Ты защищен, но защита слабеет. Вдруг хоть одна трещинка найдется.

Поднимаю на мгновение лицо вверх. Ветер, ты тоже прекрасен.

И опять твердо глаза в глаза.

— Мне нужна одна нить твоей души.

Амалей

Что-то мне все это не нравится, я тут внутри пленки, как в вакууме, но пленка колышется... даже душа имеет вес... для моей изнанки это отголосок тонкой материи, не моя стихия, но едва ощутимое изменение гравитации на внешней границе пленки... я бы не придал этому значения, если б рядом не стоял Теодор — Пожиратель Душ.

— Обещал Слово, что не повредишь, а сам, не дождавшись согласия, щупаешь? Лазейку ищешь? — встаю во весь рост, щелчком поднимаю вокруг себя полный непроницаемый мрак. — Очень располагает к доверию, Теодор. — С тобой уже говорит большой черный куб. — Как ты хочешь взять эту нить?

Теодор

Радостно смеюсь, встаю, потягиваюсь. Показываюсь. Подставляю лицо под поцелуи ветра.

— Я рад, что мне удалось тебя расшевелить, Амалей.

Играю на грани, но я сейчас сделаю все, чтобы спасти моего Князя.

— И от Слова я не отказываюсь. Возьмешь? — открыто улыбаюсь тебе.

— А взять нить... Просто поцелуй. Один открытый поцелуй.

Амалей

Нить души ему? Где я ему возьму то, от чего он нить просит? Там еще пока только сырая верстка грубыми нитями, а он уже хочет вытянуть... так все развалится и придется заново начинать... А то еще напихает чего-нибудь в новый проект. Во мне борется извечное любопытство — мне хочется посмотреть, что задумал Пожиратель, но и что вырастет из моего собственного проекта тоже безумно любопытно. В голову некстати приходит мысль — а какой бы я был игрушкой? Представляется ни то бархатная летучая мышь, ни то плюшевый шар со множеством ворсинок, из которого можно слепить любую форму, едва давлю смешок. И вечно я хочу убить всех имеющихся на горизонте зайцев... мрак ненасытен в своем любопытстве...

— Поцелуй, так поцелуй. Но боюсь тебя разочаровать, у мрака нет постоянной души, я из материальной природы, из телесной изнанки этого мира. Ты лопаешь души, Теодор, но навряд ли знаешь, как они формируются. Умеешь плести только из готового материала. Ну я тебе дам ниточку... какая уж сейчас есть, не обессудь. Но позвать меня всегда сможешь и найти... если я не в коконе и не развоплощусь... — черный куб просто рассеивается в пространстве, даже черного тумана не видно на фоне неба... я всегда умел оставлять материальные поцелуи, способные даже попрощаться с моим собеседником... и один из них сейчас слетает на твои губы, Теодор, даря обещанное. Он пахнет черникой... никогда у меня не было этого запаха... да и не бывает у мрака ароматов... это Князь его в меня посеял... мне понравились семена и я их немного подрастил и вот готов раздаривать — почему нет?

Теодор

Касаюсь своих губ пальцами. Спасибо тебе, Амалей. Ты дал именно то, что мне нужно. Отражение Князя в тебе.

Впитываю все ранее выпущенные души в себя. Я не знаю, как они растут? Возможно, но я умею взращивать нужное мне. Собираю пепел душ, твоей и Князя, который осыпался с тебя. Рассматриваю полученный узор. Ты уже попался, Амалей, как бы ни храбрился. Теперь Князь сделает с тобой что угодно.

Пепел... Пора на венчальную поляну... Окидываю прощальным взглядом Храмовую площадь, окрашенную в нежные тона рассветом. Надеюсь, я на ней не буду больше стоять и ждать приговор.

Шагаю в междумирье.

44

Шут — Скрипач

Скрипач

Ты снова уходишь. Смотрю в глаза сына. Как ты повзрослел, мой мальчик. Целую тебя в лоб, ерошу рукой волосы. Ты вырос, мой мальчик. Возможно когда-нибудь, ты сможешь понять и простить меня, но сейчас я ухожу. Накидываю на твои плечи шубу Князя. Приобнимаю за плечи и шепчу: "Беги Мой мальчик, Беги из этого мира. Из этого замкнутого круга. Беги, если хочешь сохранить себя. И помни: я всегда желал тебе добра." Ты что то хочешь ответить, но я уже не слышу тебя. Я делаю шаг, что бы оказаться в Сердце мира. Мой дом полон света и музыки. Устало опускаюсь на кожаный табурет у жемчужно серого рояля. На душе тяжело и горько. Знаешь, мой князь. Я умею прощать и ждать. я умею верить, но ... я устал... Устал раз за разом терять свои крылья. Я не умею ненавидеть и мстить, значит... Я найду того, кто научит меня. Но сначала...

Я хочу посмотреть в глаза того, кто привел меня к тебе. Того, кто научил меня любить тебя.

Я снова иду к тебе мой шут. Сколько раз я клялся себе забыть тебя, выкинуть из головы, но ты яд. Я всегда любил тебя, а ты, мне кажется, только играл. Когда ты сказал: так надо — я шагнул в объятья тьмы, без оглядки, без сомнения. Я не умею иначе. Знаешь, я пытался научиться тебя ненавидеть. но не смог, как и не смог забыть... забыть тебя мне не дано. Сейчас мне больно и грустно. Я видел глаза князя, которыми он смотрел на тебя. Мое место не с ним. А где и с кем я не знаю, но я хочу посмотреть в твои глаза. И возможно проститься. Почему, спросишь ты? Просто я устал прощать. Тебя, Князя. Мне больно.

Откидываю крышку рояля и ударяя по клавишам. Почти не слышу мелодию мира и вдруг понимаю. Теодор! Ему всегда нравился мой свет! На минуту замираю... не торопливо встаю. Смотрю на свой дом. Стены из дерева, хрустальные зеркала( в них так любит смотреться Айс) , рояль, два кресла у окна в сад, софа. Пустая ваза у окна на море. Мне всегда нравилось здесь. Достаю из междумирья скрипку и опускаю ее в футляр на полке у туалетного столика ( снова причуда Девы, ей нравилось гостить у меня весной и летом) открываю путь и замираю на пороге заклиная дверь в свою обитель. Никогда тьма, хаос или пустота не переступить ее порог, ни что не покинет этот дом без ведома Света... Я знаю, что делаю. Я ухожу, что бы впустую в сердце ненависть. А там где ненависть, нет места прощению и Свету. Мою темные лорды, вы сами хотели этого. И я готов, но сначала мне есть с кем поговорить. Шут, мой дорогой шут, ты пустишь меня к себе в дом????

Шут

Меня зовут... Я слышу чей-то голос... Голос из моих давно забытых снов... В них солнце лучами играет по белым стенам сквозь оконное стекло... И теплый ветер шевелит распахнутые шторы... И тихонько плачет скрипка в унисон... Не открывая глаз тянусь к нему, что б он стал громче. Что б можно было вспомнить и нежный образ, свет глаз и шелк волос... Зачем я вспоминаю? А сам не знаю... Просто плачу вместе со скрипкой... Как можно не пустить такого гостя в дом?

— Заходи, открыто...

Скрипач

Делаю первый шаг. Сколько лет я не был здесь?

— Привет. Ты меня еще помнишь?

Замечаю узоры на стекле. "Глупыш, ты все же не послушал меня". Ты молчишь. И смотришь на меня. Я отвык видеть тебя такого, без маски, без шутовского грима на лице. Я Снова хочу прижаться к тебе щекой. В нашем дуэте ты всегда был первой скрипкой, смычком. А я? ... Я наверное и не хотел ничего другого. Как и сейчас. Тянусь к твоим губа. Ты пахнешь холодом и карамелью. Мой сын, он тоже попался на твою крючек, но сейчас мне это не важно. Просто спустя сотни лет мы снова с тобой наедине

Шут

Мне кажется, я слышу твои мысли... Ненавидишь? Любишь? Сам ведь не знаешь... Смотришь на узоры на оконном стекле — то ли с ненавистью, то ли с безразличием... Сколько мы уже не виделись? Слишком долго... Но, я не хочу оставаться и говорить с тобой здесь — это мой дом... Я в нем спокоен и безмятежен. А это не тот настрой, что мне нужен, что б разговорить тебя... Куда-бы нам податься? где твои мысли и чувства потеряют свой покой и вновь заискрятся эмоциями — яркими, гневными... Их читать тогда так хорошо... А не увести ли тебя на ту поляну, где ива распустила свои косы? Наверное так будет лучше всего...

Ступаю, беру тебя за руку и усмехаясь говорю:

— Хочешь прогуляться?

Скрипач

На полпути к тебе замираю. Ну что ж. Ты сам все решил за нас. Мне уже все равно. Я уже все решил. Гулять, так гулять, но сначала ответь мне.

— Милый, зачем ты тогда ушел, зачем отдал меня князю, что ты хотел? Ответь и я пойду с тобой куда ты захочешь.

Шут

Чего хотел я? Я хотел, что б Князь счастливым был, конечно... Я же видел, как он глаз от тебя не отводит... И ты — был столь послушным, нежным, светлым, что я сердце свое разбить не побоялся, чтобы только вы счастье для себя нашли... И зря. Кто ценит счастье, добытое не в боли и страданьях... Страдаете теперь... Страдаешь, ты, мой волшебный Скрипач...

— Я тебе в пути отвечу... Пойдем!

Скрипач

Вот так всегда! Сколько раз ты все так же уходил от ответа. Пусть. Отворачиваюсь. Молчу. Ты все настойчивее тянешь меня. Ну что ж значит это судьба. Выдергиваю руку. Я для всех вас был игрушкой, конфеткой. Был. ... Все. больше нет. И пусть меня тоже не будет. я все решил. больно. как же мне больно. я любил тебя, шут, но ты ушел. любил князя, а он только играл мной. Что ж я больше не хочу любить. Я сделал свой выбор, мои темные лорды. И пусть мир скорбит и плачет обо мне. А не хочу больше любить и терять. я сделал выбор. — Ну что ж, — от улыбки сводит губы,

— Веди, Шут!

Шут

Думаешь, я ее не чувствую — твою боль? А мне тоже больно... Меньше всего я хочу играть чьими-то душами. Оно само получается так... И каждый раз я пытаюсь склеить то, что было разбито...

Беру тебя за вторую руку тоже и тяну к себе, заключая в объятья... Ласково провожу ладонями по твоей спине, легонько дую на виски...

— Не хочешь никуда идти? Ну и не надо тогда... Остаемся? Не грусти только ... Кристиан, нежный мой, не грусти... Ты сердце разрываешь мне на части....

Скрипач

Ты все такой же. Сотни лиц, сотни эмоций. Я всегда любил тебя таким. Я уже и сам не знаю чего хочу. Рядом с тобой я всегда чувствую себя таким беззащитным. Отстраняюсь и вглядываюсь в твои глаза. Тебе тоже больно. Вот этого я не смогу простить себе. Больно может быть мне, но не тому, кого я люблю (к чему обманывать себя — всегда любил). Я хочу остаться здесь с тобой, но понимаю, что эта ночь ничего для нас не изменит. Что нам не быть вместе, как бы я этого не хотел. Между нами всегда будет кто-то третий, четвертый, пятый...

— Нет, мой милый Шут. Я уже ничего не хочу. Поэтому, веди меня, куда ты хотел. Кажется, погулять!

Хорошо мы будем с тобой гулять. И говорить не о чем. А после я уйду искать Пожирателя. Я слишком устал, мне слишком больно.

Шут

Смеюсь... Да как же... Веди тебя. Теперь — ни за что. На секунда прикрываю глаза и плету сеть вокруг своего дома.... Что б ты теперь не ушел ни куда точно. Я не знаю, чего хочу... Я не знаю, зачем это делаю — у меня образов никаких сегодня перед глазами нет... Все пусто и глухо... Лишь только иногда мне кажется, что я слышу тонкую мелодию твоей скрипки... что вижу как легкий ветерок колышет тюль и развевает твои темные волосы... А ты стоишь у окна и солнце золотит твой силуэт... Я действительно это помню. Я действительно это чувствую... А по-этому мы останемся здесь до тех пор, пока не разберемся в своих отношениях.

— Нет, милый Кристиан... Мне расхотелось гулять... Хотите жасминового чаю?

Скрипач

Ну вот мы уже и на вы... впрочем... Киваю и усаживаюсь в кресло. Грею руки о чашку и молчу. Слов нет совершенно. До нашей встречи мне все было понятно. К чему спросить, я хотел просто проститься с тобой. Если я впущу в душу ненависть и месть я изменюсь. Сперва из мой души уйдет свет, а затем пропадет и способность слышать мир. Да, взамен Тьма даст мне что-то иное, но вот я "светлый" исчезну. Только вот получить ответы мне хотелось от тебя, мой шут, сейчас. Хотелось... сейчас мне не хочется уже нечего.

— Я хочу научится вас ненавидеть. Ты мне поможешь?— поднимаю на тебя больные глаза.

Шут

Опять смеюсь... А я хочу любить... Ненависть не для тебя, волшебный музыкант. Не твое это. Но, ты же мне не поверишь? Опускаюсь на пол у кресла и тяну тебя к себе. Так интересней.

— Почему страдаешь? Князь вновь не верен? Так это пройдет... Время летит быстро — а он так непостоянен... Опять захочет тебя... А будешь себя менять ему в угоду — не будет толку. Ты — такой каким ты есть и хочешь быть... И в этом прелесть... Смотри, в чашке цветы жасмина. Разве они не прекрасны? Они почти совершенны... Вот только я еще и вишни цвет люблю... И липы... Да мало ли, что будет в настроенье!

Забираю у тебя чашку с чаем и отставляю на пол. Вновь тянусь обнять. Дыханьем согреваю тебе висок...

— Хочешь, дам маску? Она чернее ночи. Ее кроил я из подола тьмы... Примерь, ты будешь в ней таким, каким сейчас быть очень хочешь.... Почувствуй на себе безумье темной стороны... А надоест — выбрасывай не глядя. Ты — светлый... Не должно быть по — другому.

Скрипач.

Мне тепло в твоих руках. Как давно я не чувствовал твоего тепла. Хочется прижаться к тебе щекой и забыть обо всем. Тянусь за чаем, делаю один глоток. Всего один. Твои руки все еще держат меня.

— Дай,— смотрю на тебя по верх маски,— только не черную, а ... красную. Ту, саму первую из твоей крови, боли и мести. Дашь?

Я понимаю О ЧЕМ, прошу. Твоя первая маска, та из-за которой ты стал темным лордом....

Шут

Вновь отбираю у тебя чай... Обнимаю еще крепче, отвожу пряди волос от ушка и говорю:

— Хочешь мою первую маску? А ты точно знаешь, что она такое? Все маски, что я ношу — они настоящие... Я не играю ими... Я в них — такой. А вот самая первая — она для игр... Она душу меняет — не меняя души. И кто— бы и что— бы не забрал у тебя — своего ты не потеряешь.

Хочешь ее? Хорошо! Бери...

Но взамен я хочу Слово твое, что не изменишь себе и душе светлой своей и снимешь маску, лишь только не будет в ней нужды.

Нежно целую тебе ладони... Нежно целую тебя в губы...

Скрипач.

Твои губы обжигают. Твои руки дурманят. Или это чай у тебя такой. Улыбаюсь.

— Спасибо. Обещаю.

Мне больше не больно. Мне хорошо. С тобой. Ты всегда такой разный, в своих масках. Но я люблю тебя самого. Твои глаза, полные тихой грусти. Твои губы, которые когда-то давно разучились смеяться. Тебе давно уже не нужно притворятся со мной. Мы были вместе сотни лет и сотни миров. Расходились и снова возвращались. Мы с тобой больше чем любовники, мы друзья.

— Обещаю.

Касаюсь рукой твоих волос. Целую тебя— нежно, страстно, ты мой родник в пустыне. Мой огонь в очаге, моя музыка...

Шут

В нежности, в неге... С тобою... А что-то не дает покоя... Вот что со мною? Тянет, манит... Как будто бы дурманит... Зовет куда-то...

Значит, так надо.

Вновь легонько целую тебя в ушко....

— Нам нужно уйти. Я не знаю почему. Просто чувствую так. Как-будто зовет кто-то...

Заглядываю в твои глаза — поймешь ли меня? Вижу, что маска уже начинает тебя изменять. Свет души меняется на тени. А что в тех тенях прячется? Что ты там прячешь? Этого мне уже знать не дано... Твой выбор и твоя воля.

Провожу пальцами тебе по скуле, лаская... Мы — зеркальное отражение друг друга... Так похожи... И, в то же время, такие разные....

— Пойдешь со мной?

Скрипач.

Закрываю глаза, нежась под твоей лаской. Я меняюсь. Маска меняет меня. Боль обретает плоть, тьма входит в мою душу. Молчу.

— Пойдешь со мной, — спрашиваешь меня ты, молчу. Я уже не совсем я, но изменение еще не завершено. Мне нужно совсем немного времени. Беру в руки чашку, чай совсем уже остыл. Делаю глоток и падаю в темную муть своей души, твоей маски. Туда где за гранью реальности, ждет меня мой князь.

Резко выдыхаю. Я возбужден почти до боли, ты с тревогой всматриваешься в мои глаза. Пытаюсь успокоиться. Маска сейчас часть меня, как и кинжал. Ощущения призрачной рукояти обжигает ладонь. Спасибо вам, мои любимые демоны, я помню мои обещания вам.

Допиваю чай, отставляю чашку на пол. Встаю. Наклоняю к тебе Шут, целую тебя властно и страстно. Отстраняюсь, с улыбкой смотрю в твои расширенные от удивленья глаза. Ты не знал меня таким, да что там я сам не знал себя. Мне легко и свободно.

— Ну и куда же мы отправляемся?

45

Венчальная поляна

Теодор

Лежу на венчальной поляне. Жую травинку. Как же здесь горели души! Собираю пепел пальцами. Ощущаю все эмоции. Безумно. Даже отгоревший пепел жжет пальцы... Души черными воронами.

Собираю пепел пальцами, плету. Душу, конечно, не сплетешь из пепла, но то, что было...

Плету... Черноглазая моя любовь... Зеленоглазая моя ненависть... Как же вы связаны друг с другом... Как же вы повязаны... Радостью и болью, страхом и откровением... Души безумными вихрями....

Подбрасываю вверх плетение. Смотрю... Сердце рвется на куски... Но нужно... Смотрю...

В этот раз ты почти не играл, Шут. Верчу полученный узор... Безумная ночь. Одуряющий день... День... Ты всегда раньше уходил с рассветом. Зачем сейчас остался? Смотрю... Души кричат грустными чайками. Море разбивается об утес... Или душа моя? Смотрю... Запоминаю...

Рассыпаться бы сейчас в пепел... Но кто тогда тебя соберет?.. Смотрю... Глаза сухие, как пустыня, губы трескаются... Мне бы сейчас твои маски, Шут, но пришлось отдать все, даже то, что было у меня раньше. Слово не обойдешь... Смотрю... Запоминаю... Нужно знать, что случилось с душой моего Князя...

Колеблется защитный узор. Приподымаюсь. Кто меня хочет видеть?

Шут

Куда попали?

О, как мы попали...

Шаг — безрассудный... Просто по желанью... По души веленью... По наитию...

Куда? А сам не знаю... В небеса... В восторг и негу... В траву по пояс... В любовь по сердцу...

Вот так попал.

И Кристиана еще с собой привел... На поляну, где совсем недавно было так хорошо. Где теперь, я вижу тебя и не знаю еще совершенно — хорошо это или не очень...

— Здравствуй, синеокий рыцарь... Мы, видимо, попались?

Теодор

Смотрю холодно. Верчу в руках атакующее плетение. Глаза темнеют, души черными смерчами. Зеленоглазая моя ненависть... Зачем пришел? Я же сейчас могу и не сдержаться. Перевожу взгляд на Скрипача. И не понимаю — он это или не он.

— Стойте там, где стоите. Еще шаг и я за себя не ручаюсь. Зачем пришли? Я поставил плетение, которое пускает только тех, кто меня хочет видеть.

Шут

Делаю шаг вперед, что б закрыть собой Кристиана... А то мало ли... Кто из вас чего начудит...

Шаг вперед — это значит ближе к тебе. Так, что вижу, как гневом и грозой наполняются твои глаза, слышу, как сердце выбивает быструю гулкую дробь... Боишься? Ненавидишь? Ну и чего?

— Чего ты бесишься? Если мы здесь — значит, так было надо... Соскучился я за тобой. Вот честное слово... Меня мое наитие еще ни разу не обманывало... Я же здесь...

Теодор

За мной, говоришь? Чувствую, как души черными змеями начинают ползти к тебе. Возвращаю. Недобро улыбаюсь:

— Шут не играй со мной сейчас. До добра не доведет... — молчу, гляжу на Шута, на Скрипача. — Или вы оба сейчас даете Слово, что не примените здесь свои способности ко мне или я ухожу.

Шут

Ой, дурной... Еще дурней чем я... А уж я то... Тут и говорить не о чем... Вот что я делаю?

Так и не отпуская руки Кристиана, делаю еще один шаг, тяну его за собой... Замерев на секунду — нет, не думая, а просто вдыхая поглубже — целую тебя... Страстно и отчаянно... И сам не знаю — как так получилось... Что на меня нашло... Видно, это все глаза твои синие — с ума меня сводят совсем...

Теодор

Не могу... Ненавижу тебя всей душой, а все равно... Поцелуй твой горький, и сразу все вспоминается. Нежно охватываю лицо твоими ладонями, целую. Ты как цветок редкий. Расцветаешь там, где хочешь. Там, где никто не ждет. Даришь, забираешь, играешь... Забавляешься... Дурманом пахнешь... В сон сладкий зовешь, а наутро исчезаешь, оставляя лишь воспоминания и боль. Целую... Опять падаю в твою сказку...

Бешено отшатываюсь, проверяю себя, рука с атакующим плетением вперед.

— Слово! Оба!

Шут

Не веришь... А я вот... Видимо, опять схожу с ума....

Ловлю твою руку и тяну тебя на себя... Ударишь?

— Слово за Слово, синеглазая прелесть... Я ничего чаровать не буду... А ты... На сегодня... Соблазнись....

Теодор

Что ж ты творишь, сумасшедший! Втягиваю в руку плетение, перебрасываю в другую руку. Чувствую пальцами, как бьется твое сердце. Пойманной птицей, ярким огнем. С трудом отрываю от тебя взгляд. Смотрю на Скрипача:

— Кристиан?

Скрипач

Теодор... Вот куда ты привел меня, друг. Из-за плеча вглядываюсь в лицо Разрушителя. Отстраненно смотрю, как Теодор целует Шута.

— Слово! Оба!

Что тебе мое слово, рыцарь. "Дай..." Кто это? Я и не я... Я спокоен. Я — это маска. Мир молчит. Сейчас музыка для меня умерла, но ты этого не знаешь. Улыбаюсь, робко и неуверенно. Я сейчас так беззащитен, неужели ты не видишь этого, Теодор.

Шут тянется к тебе, целует.

— Кристиан?

Делаю шаг вперед, Касаюсь кончиками пальцев руки Шута: "Я здесь, мой дорогой, я все помню".

— Слово? Что ж, Я дам тебе слово, сегодня скрипка не будет играть.

Шут вздрагивает, в ответ крепче сжимаю его руки и делаю еще один шаг к Теодору. Смотрю, как разгораются от нетерпения его глаза. Вот он я, бери. Такой светлый, такой ранимый. Ты же давно хотел этого рыцарь.

"Я исполню свою клятву, мой князь. Но если ты предпочтешь мне вечность, я уйду тоже. В тьму маски. Чтоб никогда уже не вернутся..."

Алая маска на моей душе так прекрасна...

Теодор

Втягиваю плетение, смотрю на Скрипача. Сколько раз я менял твою душу по велению Князя, кроил ее под него, изменял тебя. Что с тобой? Смотрю на Шута, на тебя, на ваши стиснутые руки.

— Кристиан, — пробежаться пальцами по твоему лицу, почувствовать тебя. Больно. — Кристиан, — тихо продолжаю я. — Что тебе от меня нужно?

Скрипач

Нужно... Мне сейчас ничего не нужно. Маска постепенно изменяет меня.

— Теодор, ты всегда хотел моего света, бери. Он твой. Только помоги мне убить князя.

Теодор

Смотрю на свои руки. Смотрю на душу Скрипача. Это не он. Даже если я дам сейчас Слово, оно не будет иметь силы. А мне нужно понять, что же это такое, чтобы защитить Князя. Поднимаю глаза на Скрипача.

— Откройся.

И забираю все, что мне отдают. Чувствую, как Шут пытается что-то сделать, но он сам дал Слово и чаровать теперь не может.

Скрипач

Тянусь к рыцарю губами. Срываю с них привкус чар и плетений. Поцелуи Теодора могут пьянить, могут вынуть душу. Но не сегодня.

— Откройся.

Что ж мне не сложно. Маска надежно скрыла мою душу. Иллюзии полны света, я отдаю его и маска играет отблесками тьмы. Мне, кажется, что я смотрю на происходящее со стороны. Улыбка на губах Разрушителя. Ты думаешь, все в твоей власти. Пусть так, я теперь тоже умею играть. Ловлю ужас и боль в глазах Шута... Ты понял, какого демона породила боль в моей душе... Мне хочется смеяться, но я прячу огни безумия на дне своих глаз.

— Вот он я, — почти язвлю, и тут же отступаю,— Прости, я слишком устал быть игрушкой.

Вглядываюсь в лицо Теодора, поверишь ли...

Теодор

То, что я взял — не Скрипач. Зато теперь у меня есть часть чего-то, что должно мне помочь справиться с демоном, если понадобится. Смотрю, улыбаюсь.

— Ты никогда не был игрушкой, Кристиан. Ты глуп, если до сих пор этого не понял.

И целую демона, пытаясь дотянуться до Скрипача. Сзади меня обнимают руки Шута. Голову охватывает дурман.

Шут

Поцелуями пьян... Дурман страсти распускается дивными цветками... Души делят небо на три части — как и весь мир. Кто сильней? Кто слабей? Неверные вопросы... Кто милее — вот что выстукивает сердце....Колышутся травы, чувства и эмоции волнами накатывают и я замираю каждый раз, стараясь понять — чего больше? Ненависти? Любви? Кто лишь играет, а кто действительно сходит с ума? Я — точно схожу... Каждый раз... Каждый вдох...

Одной рукой держу Теодора, второй — Кристиана и вслушиваюсь в стук своего сердца, пытаясь понять — чего же хочу....

Теодор

Смотрю в глаза Скрипача. Не вижу. Что ж. Ты сам выбрал. Я тебе помешаю. А пока... Держу Кристиана за талию, поворачиваюсь к Шуту. "Соблазнись..." Вглядываюсь в его глаза. Что сделаешь? Огонь безумный... Обожжешь? Обогреешь?

Скрипач

Не поверил... Ну что ж. Добавляю в маску света и музыки. Грохот барабана и звуки охотничьего рога. Целую рыцаря в ответ. Я тоже Музыка. Я — Скрипач, который может разрушить мир. Руки Шута перебираю пряди моих волос, Теодор крепко держит за талию. Не вырвать, не уйти. "Поддайся, соблазнись", — голос на грани сознания. Сдаюсь. Тьма маски уходит в тень, ждать своего часа. Тянусь на встречу Разрушителю, касаюсь губами его волос... А сам вглядываюсь в глаза Шута. В них огонь, такой родной, такой знакомый. Мой...

Шут

Не таю... Не улетаю... Но, и не льдом... А что — не знаю... Гореть огнем? А надо ли?

Вас обнимаю... Двоих — родных таких. Сейчас, вот именно в сию минуту. А потом — забуду... Если вам так хочется забыть.

Вы не позволите любить. Ну и не надо...

Обнимаю и Кристиана, и Теодора... Пусть на чуть-чуть, под небесами утренними, в неге лета — забуду, что и как... Пусть будет чудо...

Теодор

Все три тела так близко, так сладко, так жарко. Наклоняюсь к Шуту и целую. Сейчас можно это сделать без страха, без опасений. Можно чувствовать тебя всего, твою горечь и сладость, твою негу и твой дурман. Твое безумие и твою правду. Целую тебя, голову теряю, а рукой все крепче прижимаю к себе Скрипача. Чувствую его губы, его руки перебирают мне волосы.

С трудом отрываюсь от Шута, вглядываюсь в Скрипача. Кристиан? Глаза, в которых живет и бушует симфония мира, в которых рождается и умирает свет, сила, страсть. Кристиан... Не могу отказать себе — впиваюсь в твои губы настоящим поцелуем, сильным, страстным, жгучим.

Скрипач

Свет и музыка, я почти забыл их в тьме и боли. Целую Шута — глубоко и страстно, отвечаю Рыцарю — робко и нежно. Беру и отдаю. Я музыка. Я отражение в сотне осколков. Мои губы ласкают Шута. Я помню и узнаю заново это тело. Ты мой рок и мой дар. Неохотно отрываюсь от меда твоих губ, обнимаю тебя крепко, и шепчу, тихо только для нас двоих: "Я всегда буду твоим. Любой. Свет я или тьма — я твой". Пробегаю дорожку от мочки твоего уха до алой вишни соска и снова мысленно: "ТВОЙ". Чувствую руки Теодора на своей груди, чуть поворачиваю голову целую его. Скольжу руками по телу Шута и тону в пряной горечи губ Теодора. Мир звучит вместе со мной....

Шут

Душа вся нараспашку — под нежными касаниями, под страстными взглядами... под поцелуями, что голову кружат... Сладко... так сладко, что и мыслей почти нет...

А вокруг — лето.... Теплое, медовое... И медом поцелуи мои. В них и ветер... Теодор, разве ты не чувствуешь вкус ветра на своих губах, когда целуешь меня? Свободный, непокорный, он неподвластен никому — и в тоже время, ластится под руку, что нежит... Вот и я лащусь к тебе... А очи твои — как озера синие-синие... Или как небеса, что раскинулись над головой... Ну, хоть раз поверь мне... Хоть один единственный раз!

Обнимаю Кристиана в ответ... Дую нежно на висок, сцеловывая и вырисовывая узор... Пропускаю шелковые пряди сквозь пальцы... Как бы я хотел унять твою боль, как бы хотел, что б вообще никогда больно тебе не было... вот только не в моих это силах... а очень даже в твоих. Ты нежный такой, но, ты сам не знаешь, сколь ты сильный... Маскам и тьме — им не сломать тебя, не изменить... Все равно будешь таким, каким ты был сотворен. Таким, каким ты должен быть...

Вновь лащусь, обнимаю... Негой, счастьем... Пусть и таким безумным... Вот только что-то тянет струны души... Сильнее и сильнее...

Теодор

Ныряю в вас обоих, играю вами обоими. Меняю нежные и жгучие поцелуи. Одной рукой обнимаю и ласкаю музыку и свет, другой — огонь и страсть. Мешаю вас в безумный коктейль. Упиваюсь вами. Чувствую, что время течет как песок сквозь пальцы. Время... Время... Нужно торопиться...

Скрипач

Я не слышу тревожных ноток мира. Я таю и тону в ласке губ и рук. Я не вижу тоски в глазах Шута, не чувствую. Пью поцелуи с губ рыцаря, тянусь за руками моего пестрого счастья. Нет для меня времени. Только свет и нежность. Душа тянется к нежности, сердце — хрустальный цветок, играет и звенит. Только хрупок хрусталь, чуть задень и разобьется на кусочки. Только я не хочу думать об этом, а еще о том, что где-то глубоко ждет своего часа алая маска...

Шут

А струны тянут все сильнее... Больнее! И лето закручивается в дождливые и серые вихри... Дрожит хрусталь — и мне его не удержать. Это не в моих силах... И небо синее я не могу безоблачным оставить... Тянет меня межмирье — как мне не больно, как мне не плохо, а — ухожу... Шепчу на ухо Кристиана, вцепившись руками в его плечи

— Не позволяй себя менять другим в угоду! Не забывай, что тебя любят!

Бросаю взгляд на Теодора, рукою провожу по его щеке... И таю...

Теодор

Смотрю в тающие зеленые глаза. Опять уходит... На мгновение сжимаю душу Шута в кулак, держу его и шепчу: "Я обещал собрать твою душу, но я не обещал ничего не добавлять! Хорошенько запомни это, Шут!"

Поворачиваюсь к Скрипачу.

— Кристиан...

Скрипач

Таешь. Твой голос, твои руки. Тянусь за тобой. Падаю.

Так "любят" говоришь, я вижу, как меня любят. На глазах слезы, Теодор что-то говорит. Не слышу. Падаю в бездну, в тьму маски. Вот сейчас мне совсем не больно, но это, наверное, потому, что меня здесь нет. Я смеюсь. Холодно и дерзко. Ну что, мои лорды, вы еще не видели такого Скрипача. Хотя... к черту скрипку. Тем более, я обещал, что будет молчать. Зову мир: "Я столько лет играл для Тебя, подыграй мне!" И в руку мне ложится Черный рог Дикой Охоты. Подношу к губам рог и трублю, тени мира послушной сворой жмутся к моим ногам... "Все помню, мои лорды. Все. Я сдержу все свои обещания".

Теодор что-то говорит, чарует, пытается вернуть, удержать. Бесполезно. Я падаю, в тьму маски, в глубь безумия...

Теодор

Поздно. Смотрю в мертвое лицо. Что ж, ты сам выбрал. Шаг — и я в Междумирье. Проверяю нити души Шута и Скрипача, которые я забрал на Венчальной поляне. Правильные.

Теперь нужно навестить Князя. Я чувствую, с ним что-то не так.

46

Замок Князя

Теодор

Стою у ворот твоего замка. Страшно. Очень. Но другого выхода нет. Надеюсь, ты не отменил мне разрешение на посещение. Вхожу. Ищу тебя. Ты сидишь в главном зале у камина.

— Князь, — кланяюсь. Что-то произошло. Понять бы что.

Князь

Я немного устал с дороги. Океан Света встретил меня недобрыми знаками и показывал, что может случиться дальше. Я изменился окончательно и бесповоротно. Обратно дороги нет.

В замке моем давно стихли звуки. Ушли призраки-слуги и на лестницах шагами отдавалось эхо приближающегося гостя. Он вошел без стука в мой дом, поднялся по центральной мраморной лестнице, ведя за собой волховство и тени душ. Прошел по коридорам, в которых царили призраки звезд. Распахивал дверь за дверью в залах. Шел так быстро, пока не добрался до меня. До моего извечного темного логова.

Жарко горел камин. Я сидел перед ним уже несколько часов, колдуя пламя и жар. По залу были разбросаны шкуры. А еще дальше стояло нечто, накрытое покрывалом...

Я держал бокал в руке и пил вино. Бутылка стояла справа. Оборачиваться не нужно. Пожиратель душ пожаловали... Как пахнет горьким медом!

Не поднимаю головы, не оборачиваюсь. Делаю еще один глоток и откидываю голову назад, чтобы глаза закрыть.

— Что тебе надо? — спрашиваю без эмоций.

Теодор

Пытаюсь понять, что же с моим Князем, душа искорежена, только чем? А пока подхожу к креслу со стороны спинки, наклоняюсь, и начинаю шептать в ухо:

— Поговорить, Князь, поговорить...

Вдыхаю его запах. Как же он меня сводит с ума! Легко целую за ухо, опираюсь обеими руками в ручки кресла. Касаюсь твоих рук. Продолжаю шептать:

— Ты уже почувствовал? Сладкое безумие. А больше ничего не чувствуешь? — Продолжаю целовать тебя. В шею. За ухом. Нежно облизываю твое ухо. — Ничего? А ты никогда не пробовал с ними обоими? С Шутом и Скрипачом? Музыка и безумие вместе? А с Принцем? Чего же я спрашиваю, он же совсем недавно стал Принцем, конечно, не пробовал. — Дышу тебе в волосы, слегка прикусывая их. — Хорошенький мальчик, правда? Жаль, твой сын.

Князь

Безумие — правильное слово. Но я безумен так же, как и все вы. Лишь разница в другом — я безумен разносторонне.

Делаю еще глоток, не обращая внимания на твои поцелуи, пахнущие солнцем и блесками звезд. Не тронет меня твоя ласка теперь. И слова твои не тронут.

— Садись рядом, говори дальше, — беру бутылку, наливаю второй бокал. — Попробуй-ка вина из моих подвалов, — рисую кружево магии по залу, чтоб ты не убежал. И даже не скрываю, что творю. Сети света сдержат тебя, Теодор.

Теодор

Беру бокал, пью, смотрю на тебя. Ты так рано устал. Не прошло и нескольких дней. Душа уже разрушается. За что же ты себя так?

Пью, смотрю. Что ж, у меня только одна возможность — дай только дотронуться до тебя.

Сажусь у твоих коленей. Смотрю в твою больную душу. Невольно ласкаю тебя. Замечаю. Останавливаюсь. Прижимаюсь к твоим коленям щекой. Смотрю в твои такие далекие глаза.

— Расскажешь?

Князь

Смеюсь, треплю твою макушку.

Ты лунный свет моей души... ты знаешь это...

— Нет, ты сегодня будешь говорить. А я тебя вот слушать. И про Шута, и про Скрипача, и про Принца, и если хочешь, про себя...

Встаю, ерошу пламя в камине, зигзагами рисую над нами призрачные мертвый лес, в котором все из серебра... И трава, и деревья, и скалы... Мой замок пропадет в одночасье. Остается лишь нечто, закрытое покрывалом.

А наверху, над нами сияет каплями росы гигантская паутина.

— Говори же, Теодор, смелее...

Теодор

Ничего не могу сделать, даже касаясь тебя. Значит, нужно разозлить тебя. Или сделать тебе больно. Передвигаюсь. Сижу перед тобой на коленях. Нагло улыбаюсь.

— Рассказать? Расскажу. Про мед твой горький. — Взгляд из-под ресниц. — Сам пришел. Ко мне. К тому, кого ненавидит. — Усмехаюсь.

— К княжьему любовнику. — Начинаю расстегивать камзол.

— И не один. Со Скрипачом.

Задумываюсь, снимая камзол.

— А ты знал, что у Принца первым был Шут?

Смотрю прямо тебе в глаза. Мои губы целовали всех совсем недавно. Мед, Музыка, Холод. Война, Хаос, Мрак. Неужели не прельстишься?

Князь

Конечно, как мило! Какой ты милый мальчик.

— Раздевайся дальше, — стою и допиваю свой бокал, раскрашиваю золотом реальность. И листья, и трава — все золотое. С неба падают снежинки — легкие блестки звезд... — Что же ты Дракона упустил... — бросаю бокал вверх. Он попадает в паутину и превращается в каплю.

Ты уже скинул камзол и рубашку. На тебя опадают снежинки, прилипают, делают кожу сияющей. Мне нравится этот рисунок искусного ювелира.

— Понравился восторг вкушения? Как тебе Шут? Отменно, да? — облизываю губы. Они чернеют. Мое тело изменяет черты. Я становлюсь все выше и мощнее. Витые рога прорастают из головы. — Жаль изначально я уже рогатый, да?

Теодор

Кажется, получается. Встаю. Медленно снимаю всю одежду. Потягиваюсь.

— Вы знаете, Князь. Шутом невозможно насладиться.

Тебе всегда нравились мои волосы. Выставляю их, показываю. Улыбаюсь мечтательно.

— Особенно если приправить его музыкой и холодом. И Хаосом. Такой милый мальчик, давно стоило его объездить.

Волосы падают черным водопадом.

Стою, смотрю на тебя. Я возбужден. От игры, от тебя. От страха.

Князь

Игнорируешь мои вопросы... Продолжаешь раздеваться, играться, как гибкий и опасный кот, что ловит мышь. Твои волосы вспыхивают искрами снежинок, стекают водой по плечам. Твои стройные бедра прекрасный образец для непостоянства связей. Ты так манишь меня своими синими глазами, как будто призываешь окунуться в само желание... Как и в прошлый раз.

Я кружево плету вокруг тебя...

Лишу тебя я сил...

Лишу тебя я власти душами распоряжаться. ТЫ МНЕ ОТВЕТИШЬ!

Тебя сплетают нити сверкающие в кокон. Нет, ты не связан, двигаться не можешь сам. Теперь лишь мне подвластен...

— Иди сюда, — тебе я говорю, и ты подходишь. Поднимаю за подбородок. Твоя кожа бела, как луна, твои глаза выжидают моих решений.

— Хочешь сыграть? В мою извечную игру — десять вопросов? Ответишь верно, будешь жить. А не ответишь... — я скидываю покрывало, под которым зеркало с твоей сутью. — Я разобью его... Одним ударом.

Теодор

Князь, ты до сих пор так и не понял. Я не могу жить без тебя. Когда я тебе стану не нужен, я сам разобью свою душу.

Продолжаю нагло улыбаться. Даже связанный твоей ворожбой я могу тобой управлять. Отклоняю голову, медленно облизываю твои пальцы, шепчу в них:

— Конечно, Князь...

Князь

Притягиваю Пожирателя душ, свитого теперь из моих звезд.

— Ты похож на чудесную игрушку. Ты любишь быть игрушкой у судьбы... И зря с судьбой играешь... Ты понимаешь, что сегодня жизнь твоя поставлена на кон? Нет, не понимаешь...

Тебя я заставляю руки поднять над головой. Паутина спускается и сплетает запястья.

Я буду бить тебя сегодня, демон... Вдруг звезды формируются в хлыст. А я твои целую губы горячей страстью, прокусываю нижнюю губу, пью кровь твою. Хлыст размахивается и ударяет по спине, в области ягодиц.

— Первый вопрос, — дыхание в губы. — Убью ли я тебя сегодня и почему?

Теодор

Твои губы и боль. Как часто я уже их чувствовал. Мне не страшно. Я чувствую только тебя. Твой запах. Твою мятущуюся душу. Прикусываю твои губы в ответ. Шепчу:

— Нет. Я тебе нужен.

Князь

Прищуриваюсь зло. Отхожу. Когтем рисую на зеркале царапину. Она вызывает в тебе адскую боль. Я знаю, что душа болит сильнее тела.

Вывожу на стекле "Шут". Ты не видишь, что я пишу...

К тебе я приближаюсь вновь. Глаза закрыты. Боль ты терпишь, но вот и первый стон срывается с губ. И ты дрожишь. Паутина тянет тебя выше... Стягивает запястья нещадно.

Я провожу по животу пальцами вниз к члену... Сжимаю его. Возбуждаю... Играю с ним в наслаждение... А ты пытаешься все колдовать. Напрасно. Не получится. Пальцы проникают между ног. Нежат.

— Что я написал? На зеркале... Что будет твоей болью до конца веков?

Теодор

Больно... Но мне эта боль с начала времен. Я ее сегодня уже получил. Я ее впитал. Я ее себе взял. Я ее принял. Еще больнее мне не может быть. Безумная ночь, малиновая нега... Как же больно... Толкаюсь в твои руки, улыбаюсь в твои глаза. Облизываюсь твоим губам.

— Шут...

Князь

Пальцы касаются мошонки, гладят. Тебе неудобно. Тебе больно, но ты расставляешь ноги как можно шире, пропуская меня и мои пальцы. Вожу по кругу вокруг ануса. Трусь губами одновременно о твои губы. Плеть размахивается сзади внезапно и ударяет со всей силы, разрезая твою кожу. Кровь. Она от того, что ты меня кусаешь. Я проникаю пальцем внутрь.

Слизываю кровь.

Еще раз ... Двигаюсь внутри медленно-медленно... И выхожу... Между пальцами проявляется серебряное колечко для члена. Ты сегодня не кончишь. Я тебе сделаю жарко.

— Теодор, мой мальчик... — паутина отпускает твои запястья, но внезапно несколько других нитей хватают руки ноги, чтобы тебя связывать в нужную мне позу. В коленях, чтобы ноги были разведены, руки в стороны... Ты падаешь на спину в новую паутину.

— Теперь вопрос, желанный рыцарь мой, кого бы ты отдал на растерзанье за неверность свою мерзкую?

Теодор

Боль кривит губы, но я все равно улыбаюсь. Распятый, раскрытый. Распаленный. Дрожь от твоих пальцев по всему телу. Желание болью и млением. Выставляю себя. Облизываю губы, стараясь их остудить, шепчу:

— Я всегда был верен Вам.

Души толкаются изнутри, стараясь защитить, помочь. Тише... Тише... Мне будет только больнее...

Князь

— Это не ответ, — ты лежишь передо мной в алмазном блеске паутины. Она тебя оплетает. Клейкостью лишает тебя душ. Вырывает их по одной из тебя. Жрет твои души...

Я к тебе в клейкую середину ловушки, чтобы мы поднимались над серебряным лесом, к звездам... Я — паук. Огромный серебристый паук с тысячью глаз... Не страшно, Теодор. И паутина — мои волосы...

— Сделай выбор. Сейчас. Один из демонов по твоей вине будет моей следующей жертвой.

Прямо перед твоим лицом щелкают челюсти. Из моего черного тела выходит острое жало, водит по твоим напряженным разведенным ногам. — Ты ведь хочешь жить... — длинный язык вылизывает тебя, начинает толкаться внутрь твоего тела.

— Твой выбор...

Теодор

Страшно. До ужаса. До дрожи. И хочу тебя. Даже в таком виде. Приподнимаю таз, открываясь тебе еще больше. Сжимаюсь от наслаждения...

Но если я сейчас не приведу тебя в чувство, ничто не поможет. Чье бы имя я сейчас не назвал, ничего не поможет. Начинаю ласкать пальцами твою паутину. Твои волосы. Нежно перебирать, заплетаясь в них пальцами. Они такие красивые. Вечно бы их гладил. Гляжу в твои глаза, стараюсь найти тебя.

— Себя.

Раскрываю душу и оплетаю ею тебя. Тяну тебя на себя.

Князь

Хитрец, ты правильно ответил... Иначе бы все было еще хуже. К тебе я прижимаюсь черным телом. И изнутри растет мое коварство и начинает твердеть, желанием томиться, пульсировать тереться тебе о живот.

Ты так красив, когда испуган... Когда ты хочешь больше, больше, больше...

— Теперь мой милый ты отдашь себя, — в тебя вонзаюсь я на всю глубину. Чтобы искры из глаз, чтоб ты терял соображенье.

Ты мне ответишь. За все!!! За непослушанье.

— Так выбери теперь себе награду... Что предпочтешь, ты души возвратить, что долго собирал так или... зеркало получить? Свою свободу? Подумай. То опасное решенье.

Теодор

Не получается думать. Не могу. Ощущаю тебя каждой клеточкой тела. Всей душой. Тяну тебя на себя. Хочу тебя безумно! Когда ты входишь в меня, кажется, что я полностью теряю сознание. Выламываю тело — еще, еще!

Души? Зеркало? Свободу? Не нужна мне свобода без тебя! Шепчу безумно:

— Души!

Князь

Я сделаю тебе очень больно. Я отпускаю разом все души, и они врываются в тебя обратно, ломая, истязая... Ты мечешься подо мною и уже не контролируешь себя. А я вбиваюсь в тебя и делаю сумасшедшим твой кромешный ад. Выше поднимаю ноги передними лапами... Не кричи... Бесполезно... Не отпущу тебя...

Шепчу распаленным вожделением.

— Ты должен мне ответить... За все ответить, — рвусь в тебя, желаю... — Отдашь мне душу? Свою душу?

Теодор

Ничего уже не понимаю. Боль и наслаждение переплетаются в какой-то немыслимый клубок. Хочется, чтобы это прекратилось. Хочется, чтобы это продолжалось как можно дольше. Рвусь и ластюсь. Сам не знаю, чего хочу. Душу? Смеюсь безумно. Ты так ничего и не понял! Моя душа давно принадлежит тебе, хотя и находится во мне. Но сможешь ли ты справиться с Пожирателем без души? Как же страшно!

Губы кривятся в адской усмешке. Впиваюсь в тебя поцелуем, отправляя в тебя душу. В любом случае я выиграл! Темнота...

Князь

Я меняюсь с тобой душой. Я хотел, чтобы ты почувствовал мою власть, чтобы ты испил мое желание. Увидел меня изнутри. Жадным, разрушающим, безжалостным монстром. Твоими губами, полными боли... О, как я ее теперь чувствую... Твоим наслаждением спрашиваю, когда мое тело вламывается в тебя, но чувствую, это я спрашиваю:

— Нравится меня подчинять?

Теодор

Вою от боли. Не смог! Не получилось! Это не я, это не ты! Нельзя так, я так не смогу ничего сделать. Оплетаю свое туловище твоими лампами, твоим желанием. Смотрю в свои глаза твоими. Какие же безумные возможности и безумная боль! Продолжаю проникать в себя, вызывая яростное желание своего тела. Чувствую его корчи. Так будет проще, я знаю. Еще чуть-чуть, пока я не растворился. Я Теодор, я Пожиратель! Я Теодор... Я Теодор... Сознание плывет... Сейчас! Вцепляюсь в себя еще крепче.

— Тебя — да, но это не ты! — и выдыхаю свою душу обратно. В своем теле я сильнее, хоть и возможностей меньше. Потерпи, прошу тебя!

Князь

Да ты не знаешь сути, что мы с тобой одно... Мы всегда им были. Тебя я отделил как тьму свою, как жадный мрака холод...

Целую я тебя... Нежнее становлюсь, меняюсь, превращаюсь. И исчезают путы, и паутина... Мы на кровати лежим с тобой. И я в тебе, мой рыцарь.

Я резко выхожу. Переворачиваю тебя на живот, поднимаю бедра, чтобы войти опять, прижать тебя к себе до основания.

— Пусть ты не ты. Пусть я не я... Есть ли смысл меня так мучить? Смысл твоих поступков?

Теодор

Прижимаюсь к тебе. До дрожи. Руки дрожат, ноги дрожат. Закусываю губу, чтобы сдержать стон. Твое дыхание опаляет. Мучить? Выгибаюсь тебе навстречу. Ты сам себя мучаешь! Сам себя превращаешь неизвестно во что. Тихим всхлипом срывается ответ:

— Чтобы ты был живой.

Князь

И в смерти буду я с тобой... И после, когда вдруг стану хаосом и тьмой... сейчас ты так желанен. Я слизываю пот с твоего виска. Катится к черту мир. Кружится комната в безумной пляске огней... И все мне мало. Не дам тебе я кончить. Ты напряжен. Тебе, наверное, очень больно... Твой член так напряжен, но разрядки не добиться. Касаюсь его, вожу, а сам в тебя вбиваюсь.

— Ты хочешь кончить, милый? Хочешь? Тогда скажи, что будешь подчиняться!!! Иль нет? Ты дальше станешь мстить?

Теодор

Как же ты сладок! Даже боль твоя. Перехватываю твою руку, накрываю своей. Переплетаю пальцы, вместе с тобой касаюсь своей плоти, ласкаю себя, терзаю себя. Дрожу от вожделения. От желания. От тебя. Вздрагиваю от каждого твоего движения во мне. От каждого нашего движения по мне.

— Нет! Я не дам тебе себя разрушать!

Князь

Кольцо с тебя снимаю. Достаточно всего нескольких движений, чтоб фейерверк оргазма нас поглотил обоих. Твои мышцы так сокращаются, мы замираем. Лишь сердца бьются так, словно вырвутся друг другу навстречу...

Я падаю на тебя всем весом. На спину тебе. Перекатываюсь на кровать тяжело. Лежу с закрытыми глазами.

Ты рядом просто дышишь тяжело.

— Теодор, как ты меня терпишь? Ты должен ненавидеть...

Теодор

Прижимаюсь к тебе. Как терплю? Не знаю. Сколько раз я ненавидел себя и тебя, сколько раз пытался уйти, что-то изменить. Ничего не получалось. Стоило тебе появиться, как все опять начиналось. Наклоняюсь к твоему животу, целую твои мягкие волосы, провожу языком по уже расслабленному члену. Просто тихо ласкаю. Я не знаю. Отрываюсь от тебя, поворачиваюсь, смотрю в глаза:

— Я просто люблю тебя.

Князь

Я просто наслаждаюсь. Я злился на тебя вначале. Я думал, что ты испугаешься своего гнева и не придешь... Но ты пришел... Ты мой... И я твой, знаешь это...

Лежу тихо, вкушая твою нежность.

И тихо все пою я песенку немыслимую. Странную... сумасшедшую... Решаясь задать тебе вопрос, последний... Вдруг вспыхивают свечи на столиках, на окнах, на полу... Приподнимаюсь и гляжу тебе в лицо...

— Что я сейчас спрошу? Ты знаешь?

Теодор

Смотрю на тебя. Это самое страшное, что ты сейчас мог спросить. За любые свои желания и мысли я могу ответить. За твои — нет. Руки дрожат. Вцепляюсь ими в простыню. Страшно. Меня бьет крупная дрожь. Я пришел отдать себя, защитить тебя. Что я сейчас услышу? А если ты хочешь услышать что-то другое? Я не знаю.

Боги, как же страшно! Но в голове только одна мысль. Мой ядовитый разум отказывает в твоем присутствии. Чувствую себя полным дураком, но не могу. Шепчу пересохшими губами:

— Зачем я тебе? Кто я тебе?

Закрываю глаза, наклоняю голову. Хоть так защититься!

Князь

Я подаюсь к тебе, чтобы обнять, а потом отстраняюсь, чтобы ты не ожидал... Не знал, что я сделаю и вытаскиваю из своего мрака... коробочку, которая щелкает и открывается. Там блестит кольцо...

— Кто ты мне? Пока мой рыцарь, но может быть и больше... Ты согласен? Стать моим супругом?

Теодор

Поднимаю голову. Не верю. Смотрю на тебя, на кольцо. Не верю. Дрожащими пальцами касаюсь кольца. Настоящее. Касаюсь тебя — не сон. Знаю, что почти ничего не изменится. Знаю. Все знаю. И все равно выдыхаю:

— Да.

Князь

Что мне дороже в этом мире? что сейчас я делаю? Я знаю. Я точно знаю, что ты будешь со мной в вечности. Я выбирал не страстью, а душой. И стеклышко цветное ни при чем. Любовь и царство -разные понятья. Мне нужен друг, любовник и помощник. А быстрокрылый ветер для любви.

Здесь ты, мой рыцарь. Ты избранник. Тебе на палец одеваю я кольцо и нежно я тебя целую в губы.

Шепчу:

— Ты в мести проиграл, так выиграй войну в любви.

Теодор

Утыкаюсь лицом в тебя, обнимаю. Выиграл — проиграл. Я не знаю. Я знаю, что буду с тобою вечно. Что буду защищать тебя. Буду любить. Буду все делать для тебя. Мой Князь.

Поднимаю голову. По лицу катится одинокая слезинка. Больше ты их не увидишь.

— Как мне тебя называть, Князь?

Знаю, Имя не скажешь. Но как?

Князь

Я принимаю тебя в свои объятия. Я тебя сегодня измучил. Мог убить от ярости. Теперь все позади. Теперь ты будешь опять моим и никуда не уйдешь.

Имя? Безмолвно произношу имя, чтобы вернуться к образу света и излечить тебя от ран.

— Называй меня, как тебе нравится. Я больше тебе не Князь.

Прячу, прячу за шипы стеклышко цветное. Мое маленькое стеклышко... Пахнущее медом и луговой травой... Потерянное счастье... И улыбаюсь счастью другому...

И отгоняю тьму, что в моем теле горит от встречи с Амалеем...

47

Трое

Князь

Я покидаю пределы замка, завороженный своим поступком. Я предложил Теодору руку и сердце, чтобы избавиться от любви. Я и сам изменился, потому что побывал в руках Хаоса, сплелся с Амалеем в великой страсти и утонул в его черничной тьме безрассудно, дабы понять, что так искал мой нежный жемчужный Шут? Почему он выбрал именно этого демона... Но даже это не спасло меня от безумия. и океан Света не спас. Я прячу стеклышко цветное от себя в глубинах души.

Иду по камням вниз от замка к берегу. Покатый склон порос кустарником. Ветер холодный серебрит волосы.

Спускаюсь все ближе к каналу, чтобы найти старую лодку, спрятанную среди деревьев. Падают на голову листья. Это сентябрь пришел нежданно и меня разворошил.

Развязываю узел на вбитом в берег коле. И вдруг пугаюсь. Что-то рядом... кто-то смотрит на меня.

Шут

Так и не смог заснуть... Брожу по отраженьям серой тенью... В каждом — осень... Не голубая даль небесная, а серым — небо... Ветер беснуется... Пахнут зимним морозным холодом хризантемы в туманах отражений... И только листья кружатся огоньками — багряными, златыми... Я их ловлю, из них плету венок... Я скучаю... До жути и до воя. За тобою... Неверный? А что мне твоя верность — я сам как ветер... Буду кружить чувства как эти листья... Я скучаю... И даже не поворожить — боюсь тебя чего-то... Знаю точно — нельзя мне трогать кровь сейчас... По-этому просто гуляю... Из мира в мир — с осенним ветром, небом серым и золотыми листьями в венке. Он как корона украсил мне чело... И первые капли дождя будут драгоценными камнями в золотой оправе. Я, наверное, не в праве хоть что от тебя хотеть... И знаю — вот точно чувствую и знаю — мне надо бы уйти как можно дальше... И надеяться, что ты меня забудешь... Ведь ты со мной играть не будешь — ты сделаешь мне очень больно...

А ветер все сильней... Спускаюсь с пригорка и подхожу к речке... Да так и замираю. Этого быть не может! Так не бывает! Так просто не бывает.... Это судьба? У лодки возле речки ты...

Князь

Стою я в ступоре. Ты рядом, на пригорке. Зачем ты здесь? Что делаешь в своем смешном уборе из листьев алых, желтых, оранжевых. Что за напасть такая? Я так хочу забыть тебя, как ветер, но вновь нас словно сводят дороги и туманы.

И нет мне сил уйти иль отвернуться. К тебе срываюсь, мчусь к тебе, прыгаю по камням вверх — туда, где ты стоишь, мой лучезарный призрак. Обнимаю резко, к себе тяну, вдыхаю запах волос. Дышу тобой... Ты рядом...

Неважно, пусть на миг пришел. Я рад. Я все тебе скажу опять. Я на колени падаю, обхватываю колени тебе.

— Я видел Амалея... Я знаю почему ты ищешь мрака? — целую твои ноги. И дрожу от холода, что сердце заставляет чаще биться. Нет, то не холод, стеклышко твое. Оно мое навеки

— Ты свободен, волен жить так, как хочешь... Не заставляй других страдать из-за того, что я тебя ревную... — схожу с ума. Я виноват. Я главное боюсь тебе сказать. Что я тебя хочу из сердца вырезать и дал кольцо другому. Ты смотришь на меня... А я целую ноги...

Шут

На коленях? Передо мной? Я точно сошел с ума.... Да что же за напасть мне такая? Вдруг отпускает что-то в душе... И теперь ощущается и холодный пронизывающий ветер, и моросящий с неба дождь, и жуткая усталость... Холодно... Так безразлично на все.

Ноги просто подламываются, и я падаю рядом с тобой. И не могу не говорить....

— В бездну... А в бездну все... Вы делите меня как куклу... Ты делишь... Я не могу так! Слышишь — не могу! Я не хочу жить без тебя. Вот не хочу и все. и ты мне больно делаешь каждый раз, когда говоришь, что отпускаешь. У меня сердце разрывается на части, от боли в твоем голосе. Зачем ревнуешь? Я хоть раз не возвращался? Я хоть раз уходил, на самом-то деле? Это я тебе все позволяю — творишь, что хочешь, ворожишь, как хочешь, мир разбиваешь, мир создаешь... Спишь с кем хочешь, в любви клянешься кому хочешь... А я остаюсь виноватым! Не могу так больше! Хочу к тебе приходить когда мне хочется, а не когда удобный случай раз в тысячелетье да и то, после моей смерти и воскрешения! Почему, ты мне не позволяешь себя любить?

Князь

Мне все равно, что ты кричишь теперь. ругай меня, брани. Последними словами. Листва кружит над нами. Ты мой... Тебя люблю... И в сердце я тебя не отпускал...

Я буду вечно ждать тебя. На миг... на час... на вечность... Мой ветерок, что мне развеет скорбь. Я поднимаюсь, вновь тебя ловлю. Я знаю, хочешь убежать. Не выйдет. Тебя целую в губы, прижимаю к сердцу, закутываю в плащ свой. Милый Шут... Тяну тебя пойти за собой, потом хватаю на руки и несу по камням вверх. Тебе же холодно! Ты мерзнешь... Не так, как под деревом ледяным — иначе.

И продолжаю тебя я прижимать. шепчу в ушко:

— Ты мой жемчужный... Плевать, что ты ругаешься теперь... Ныряю в арку. В дворик каменный вношу, где почернел уж вьюн, но живы георгины. Цветут так ярко в садике моем. Ты тоже яркий, как цветок осенний.

Вношу тебя я в дом. К себе, скорее, не могу я больше... чтоб нам с тобою никто уж не мешал поговорить. Захлопываю дверь и ключ в замке я поворачиваю резко.

— Теперь кричи! Уж сколько хочешь кричи! — и на тебя я надвигаюсь громадой.

Шут

Вырываюсь, пытаюсь укусить, ударить — но ты держишь крепко. Дверь запер на ключ — что б я уж точно не вырвался. Да куда уж я от тебя денусь? Я слабей тебя... Ворожить я не рискну — тебе только дай сейчас попробовать моей крови, так я до конца веков не буду помнить где я и кто я. Злюсь дико... Со злостью мешается и страх... Ведь сделаешь со мной все, что захочешь... А в бездну...

Отскакиваю от тебя, забываюсь в дальний угол... Зло усмехаюсь... Рывками стягиваю с себя рубашку, дергаю пояс брюк...

— Что, хочешь?! Хочешь меня? Вот он я! Подойди и возьми! Или страшно?!

Поворачиваюсь, что б замахнуться и со всей силы ударяюсь виском о угол окна... Больно. До тошноты и звездочек перед глазами... Боль отрезвляет. Становится так ясно и понятно, что мне сегодня очень не повезло... Вдруг замечаю, что волосы твои темнее ночи, а в глазах опасно полыхает огонь... Мороз дерет по коже. Кто ты теперь? Кем стал? Паника накрывает... Что угодно, лишь бы вырваться от сюда...

Вновь забываюсь в угол... Обнимаю себя руками.

— Я не дамся так просто. И не надейся.

Князь

Смотрю, как ты мечешься по комнате, как пойманная птица. Пугаешься и прячешься подальше. Ждешь, глазами сверкаешь опасливо. Ты будешь драться? Приподнимаю бровь.

Шаг делаю вперед. Вжимаешься ты в стену. Рубашка на полу лежит беспомощно. Ее я поднимаю, на кровать кладу.

Еще шаг -осторожно.

— Дверь открыть? Что ты хочешь? Поговорить боишься... Я тебя не трону... Не бойся! — шаг еще. сажусь на край кровати, ладонью рядом хлопаю, зову. — Присядь, пожалуйста... Я не кусаюсь.

Ну, милый, что же ты?

— Давай я буду говорить опять, а ты молчать? Так проще... Ты просто слушай. — ключ от двери кладу рядом с собой. Скажу, открою дверь и улетай.

Я не боюсь тебя терять сегодня. Стекло я вынимаю из души. Сияет оно разноцветьем и красотою неземной. всегда любил ты яркие блестяшки.

— Это ты. Твоя свобода! Твой пропуск во все закрытые двери. Отдать тебе? Написано здесь имя... Какое? Знаешь сам...

Шут

Ну да, так я сразу и поверил. Твое настроение скачет похлеще моего. И, в отличии от меня, каждый его скок у тебя хорошо продуман.

— Если ты не против, я от сюда с тобой поговорю.

Сажусь на пол, прислоняясь спиной к холодной каменной стене... Хоть бы не долго так сидеть... Ненавижу мерзнуть... Ненавижу такие разговоры. Ненавижу... Вот так.. А все равно тобой любуюсь... Вот что ты опять с собой сделал, что волосы почернели? Что глаза горят адским пламенем? С какими силами опять играл? Зачем? Что б меня вот до такого ужаса довести? Так поздравляю — мне дико страшно.

Знаю я, что ты мне предлагаешь... Да вот только толку? Зачем мне свобода без тебя?

— Знаю... И что мне с того?

Князь

Зачем ты так? тебе я предлагаю не свободу...

Качаю головой, светлеют волосы от любви, становятся живыми. И сам я вдруг теряюсь...

Шут, я хочу тебе не только свободу отдать...

— Ты глупый... — говорю. — За эту безделушку любой бы отдал все. Тебе я предлагаю жизнь мою. Мою свободу. Имя, что пока что неизвестно никому.

Так что? Ты испугаешься сильнее? Откажешься? Встаю, беря ключ, иду к двери и открываю, намеренно я оставляю стеклышко на кровати. Стою в дверях не оборачиваясь.

-Лети!

Шут

Говорю же — лунным безумным зайцем скачет настроение твое... Чудо ты мое... Пугающее меня чудо...

Поднимаюсь и тихонько подхожу к кровати, беру стеклышко в руку, не глядя.

Так же тихо похожу к тебе... Обнимаю со спины и вкладываю свою ладонь в твою

— Скажи мне, чего ты хочешь? Ты хочешь, что б я его взял? Зачем? Пожалуйста, ответь мне... Я жить не буду, если сделаю тебе больно.

Князь

Молчу. мне сладко. так сладко, что ты пришел и не боишься...

Зачем слова? Уходишь, остаешься?

Скажи, что хочешь и о чем мечтаешь? Ты ничего... не знаешь, не ведаешь, не понимаешь... Ты отражение луча в закате моих мечтаний, образов и смыслов. Ты появился мне в наказание...

Шепчу:

Ты знаешь имя.

Оно как завершенье лета. как первые дожди. Когда так холодеют ночи. Оно такое теплое, шальное... Оно...

Твою ладонь сжимаю и стеклышко врезается нам обоим в кожу, пропитывается твоей-моей кровью... Ворожба... Какая ворожба по тонкому стеклу.

Мои милый Шут.

— Ты знаешь... Знаешь... — я отпускаю руку. поворачиваюсь к тебе, обескураженному солнцу.

-Имя знаешь ты... Оно одно у нас с тобою

Шут

Больно... Сколько раз уже резал себе ладони — а больно каждый раз... Закрываю глаза и просто сильней прислоняюсь, положив голову тебе на плечо. Наша кровь мешается на разноцветных гранях... Я не вижу, а чувствую, как в внутри стеклышка вспыхивают разноцветные огоньки — как будто в пляс пустился рой светлячков. Как капли крови рисуют по этим светлячкам непонятные мне узоры и письмена...

Ты сейчас ворожишь, радость моя... И я не знаю, что несет мне твоя ворожба. Я не могу понять. Просто доверяю тебе... И доверяюсь...

Что б тут же замереть от услышанного! Как так может быть? Я просто не понимаю.

Нежно касаюсь губами твоей скулы... Поднимаю на тебя взгляд — что сейчас в твоих глазах? Мне не разгадать...

— Солнце мое, я ничего не понимаю... Я тебя боюсь... Я тебя люблю... Что нам делать? Имя твое — это такая сила... Зачем мне открыл его? Почему оно у нас одно на двоих?

Князь

— Тебе лишь доверяю. Тебе лишь одному все тайны... — я рассыпаю звезды. В небе мы стоим. Не в комнате. Среди зеркал волшебных. И отражаемся, и превращаем мрак в сиянье ночи. — Я тьмой окутываю мир... И свет я берегу. Тебя, мой милый. Ты — свет. В моих ладонях. Коль потеряю, станет так темно, что все утратит смысл. — К тебе склоняюсь. И вихрями ворожбы окутываю, как виденьями, чтоб ты познал, как были мы близки — всегда. И в то же время далеки.

— Тебя назвал я Демоном Судьбы. Но я солгал. Ты знаешь... Ты ведь солнце. Ты часть души, которая исторглась и стала стеклышком цветным. Моя короткая и ветреная страсть, желание любить миры, их совершенство, дать им надежды. Ты и сам надежда, — тебя я обнимаю. — А ты меня боишься... Ты боишься?

Ищу в тебе чего-то и боюсь. Рискую я тебе доверю имя...

Шут

Ты меняешь обличья мира одним лишь словом... Зажигаешь и гасишь звезды по желанью... И так же по желанью — то наполняешь мою душу светом, то черной тьмою... Я метаюсь между тобой, который любит меня и тобой, что будет долго мучить... И никогда не знаю — какой ты на этот раз...

Просто обнимаю тебя — без мыслей, без желаний... Просто тело к телу — стук сердец, кожи тепло, дыханья наши... А вокруг ты рассыпал звезды... И зеркала. Я жмурюсь — нельзя мне в эти зеркала смотреть... Я — Шут, ношу я маски, а это — зеркала истинных реальностей... Если буду смотреть в них долго, то потеряюсь... Себя потеряю... Стану живой куклой — послушной хозяину зеркал...

Вновь тихонько целую тебя в висок. Реками нежно глажу спину...

Мой... Такой непостоянный, такой пугающий временами, такой одинокий.... Мой!

— Я не боюсь тебя, мой свет... я доверяюсь... Делай, что хочешь...

Князь

Доверчивый... Любимый. Тебе доверю я сейчас такое, что никому уж более на свете не доверял. Ты прячешься, утыкаешься в плечо, как маленький, потерянный скиталец

— Август, — произношу я тихо... — и все вокруг взрывается и светом, и хаосом... В твои вливаются руки моя великая сила. Везде, где ты бы ни был, теперь мы будем вместе. И станем мы с тобой одним...

Целую тебя жарко, твои ласкаю губы. И нежу их, и говорю им имя... Мне сладко это имя. Одно у нас оно... Одно для нас, как связана судьба в цветную нить. Кровь капает с моей ладони, рождая розы, что нас оплетают. Они приносят шипами боль, они ласкают лепестками.

— Коль ты меня предашь, мой Август, знай, что случится дальше... Я погибну. Ты станешь Князем. И имя новое получишь...

Шут

Это больно.

Вот это больно на самом деле — когда тебе выворачивают душу наизнанку, а я даже и не знаю зачем... Это больно на самом деле — когда сажают на цепь, рядом с собой, в оковах непонятных обетов с неочерченными гранями... Это больно, когда берут, что отдаешь — и много раз больше... Не глядя...

вот теперь мне страшно... За тебя... За себя.. В бездну — даже за Амалея...

Молчу. Лишь прижимаюсь к тебе сильнее, стараясь не дрожать. А вокруг расцветают дивным цветом розы... их лепестки ласкают как нежнейший шелк... Их острые шипы рвут мне сердце.

Ты забрал у меня право на выбор. Забрал возможность быть легким ветерком, что гуляет где хочет и везде ему рады... Я же и шагу не ступить теперь без опасенья... Я не хочу играться в судьбы мира! Я не хочу быть причиной твоей боли...

Ты выбрал самую прочную цепь, любовь моя...

Князь

Всегда ли я так упивался близостью твоей? ВСЕГДА... Жемчужинка моя в холодном черном сердце. Согрею я тебя... Не отпущу... Тебя подхватываю на руки и кружу с тобой. И рыжие волосы твои огнем весь мрак вдруг растопляют, чтоб в комнату вернуть нас в замке... Тут теряюсь я... Ты обетованный мир мой, Август.

Кружевной мой, тонкий... Ты не понимаешь, какую тайную я доверил, какую власть над миром...

Я рисую тебя из своих тайных молчаний. Я помню каждую минуту, когда ты появился... впервые. Я помню, как не сводил с тебя глаз на балах... Я ревновал тебя... И надевал на лицо твое чудное каждый день маску за маской. Последняя была чернее ночи. Но красоты я не укрыл. И ты...

— Теперь бери же стеклышко свое... — кончаю ворожбу, и вдушу погружаю тебе мучавший меня осколок, весь в нашей крови.

Как больно. Я чувствую теперь тебя. Так ярко. Каждое твое трепетанье. А ты, ты чувствуешь меня... Мои читаешь мысли...

— Я люблю тебя.

Шут

Вдох — выдох... И снова.... Медленно... На счет... вдох — выдох... Не сорваться... Любишь. И я люблю. Поэтому — вдох-выдох...

Глаз не открываю... Ветер... В поле дует теплый ветер... И небо синее... Колышется трава...

Я в бешенстве! Я в злости! Как же мне больно! Ты душу кроишь мне! И одеваешь ошейник с цепью...

Распахиваю глаза...

Нежно тебе улыбаюсь... Провожу ладонью по твоему лицу... Ты видишь в моей душе лишь ветер. Безмятежный... И я не дам тебе увидеть что-то кроме. Не надо тебе моих страданий... Я сам решу их все.

Я в бешенстве. Мне дико страшно. Но, я не вру:

— Я люблю тебя.

Князь

Твой ветер так прекрасен...

За ним лишь черная мелькает точка... Ты учишься и здесь скрывать... Меня ты масками своими увлекаешь... Сдираю их рывком.

— не будет больше масок... Я не держу тебя. Тебе теперь все можно. Давай же, мне скажи, что я не прав. Что было лучше, чтобы тебы преследовал? Чтоб убивал других?

К стене тебя прижимаю, руки ползут по оголенной груди... Оттягивают соски.

— Побудь сейчас, потом и слова не скажу... Не призову и не потребую, чтобы... — от боли разрываются виски. — ты меня любил и дальше...

Шут

Вдох-выдох... Нет! Снова в бездну! А там — на тысячи осколков!

Ррррычу. Цепляюсь в тебя со всей силы — в запясть, так что б не вырвался, так что ногти прокалывают кожу и окрашивают ее красной кровью. Если уж чаруешь так, если уж сплетаешь души и одеваешь мне такой ошейник — я хочу, что б между нами недоговорок не осталось.

— Послушай меня! Тихо! Слушай! Объясни мне — ч то я могу, а что опять тебя в пучину безумия отправит. Рамки мне дозволенного очерти. Я много не прошу... Я так тебя люблю и сам знаешь, что буду делать то, что говоришь. Но, я хочу знать, чего мне нельзя!

И много тише... Почти шепотом...

— Если ... Ты запретишь мне видеть Амалея — лучше сейчас мне сам горло перережь... Я не могу выбирать между вами.

Князь

Прищуриваюсь... Ты испытываешь свою жизнь, межчуг драгоценный мой. Играешь ты в опасную игру и проиграешь... Ты проиграешь... если ты не понимаешь, что предлагаешь мне.

— Видься, — выдыхаю.

И отпускаю.

Отхожу. Дышу.

-Прочь от меня... Прочь, дерзкая жестокость.

Не сдерживаюсь и бью по щеке. Не сильно, но твоя голова дергается в сторону, а на щеке проявляется красное пятно.

— Не трону Амалея.

Зверею и темнею. Амалей. Чернильный, сладкий... черника из черник...

Шут

Удержался. Не схватился рукой за щеку. Это хорошо.

На секунду прикрываю глаза...

— Как хочешь, мой драгоценный... Как желаешь... Не хочешь видеть... Не хочешь слышать — твое дело. Ты мне не веришь .Ты мне не хочешь верить!

Дело твое...

Стараюсь говорить медленно и размеренно, что б ты не видел, как завожу за спину руки, как сжимаю в кулаке звезду из тех, что ты рассыпал в волшебстве вокруг... Сильно, так что б острые грани проткнули ладони... Пусть льется кровь... Пусть этой кровью сейчас я начарую и напишу тебе на темных небесах, как я тебя люблю...

Ты это когда-нибудь увидишь... А пока что... Все снова на круги своя...

— Я ухожу.

Князь

Чаруешь. Ах ты маленький... Ах ты... Зверею! и зверем становлюсь с алчущими глазами.

-Уходишь, Значит? Ты уходишь... Прочь уходи... Уходи же... Давай... Давай! — кричу и становлюсь громадным зверем... — Прочь уходи, тебя не видеть впредь. Да лучше умереть, чем вот так страдать. Прочь уходи... — и не чем вновь дышать. Острыми когтями полосую стену рядом с тобой, пробивая камни.

Шут

Да что это за напасть? За что мне это?!

От бешенства и сразу до тоски.... Почему меня так кидает из крайности в крайность? Я — сумасшедший... Прости меня, моя любовь, но ты меня сам очень скоро убьешь — и все твои проблемки на этом закончатся.

Надо сместить реальности и быстро убираться в отражения от тебя... А вместо этого, закрыв глаза, кидаюсь к тебе — под когти... В бездну...

Князь

Ловлю тебя... Подминаю под себя. Рычу и обожаю. Во мне остался дикий зверь желающий тебя безумно. Срываю одежду , разрываю ее на части. Прижимаю тебя к полу, потом хватаю в зубы и уношу в густую темноту... чтобы там тебя уже вылизывать и возбуждающе тереться об тебя. Ты извиваешься, горячий мой. Плевать, что ты боишься... Я хочу. Прижатый, ты не сможешь сопротивляться. Измазываясь в крови, слизываю ее с твоей руки...

Член мой становится горячим, твердым... Он так тебя желает... Мое оранжевое солнце августа.

— Такой ты сладкий... — скручиваю запястья ползущей змеей, в которую превращаюсь. Раздвигаю кольцами ноги. Скольжу по их внутренней стороне... Ты не видишь, какой я теперь. но вполне можешь ощутить мою гневливую жадность.

Шут

Страшно? Да, мне страшно!

Я вырываюсь, дергаюсь и извиваюсь... Пытаюсь отпихнуть тебя... Пытаюсь вырвать руки из твоего захвата... Ногами стараюсь ударить посильней... Куда-нибудь... Куда придется! И сердце в рваном ритме бьется, дыхание сбито... Стараюсь извернуться так, что б хоть укусить тебя... Не вижу ничего — вокруг тьма... Первобытная, черная, непроницаемая... Я даже звезды не могу позвать, что б серебром их осветить хоть что-то... А ты — я не пойму кто ты... Что опять ты с собой сделал?! Что делаешь со мной?!

Слизываешь кровь с моей ладони... И искрой эта мысль во мне!

Кровь! Моя! Меняет отраженья... Из тысячи зеркал найду то, в котором ты... И в дребезги его! Что б осколки ртутью жидкой стали и с кровью моей смешались — и все тебе... На выдохе, почти теряя сознание от страха и твоего безумства — меняю тебя... Это больно! Это дико больно! Но, только... Я вижу вновь твои черты в серебряном свете и чувствую тебя на себе...

Просто закрываю глаза... Сил нет вообще... Тело сводит от боли...

Князь

Ты хочешь видеть этот образ? Ты хочешь меня видеть... Меня привычного... Меня ли... Тебе ведь нравится чернота Амалея. Мою ты не подпускаешь. Нет, шут, я тебя заставлю сдаться.

Целую в губы, извиваюсь, обхватываю ноги... И все равно — назло тебе... сердись... Ругайся! Ты ведь хотел меня узнать... Бываю я ведь тоже сумасшедшим...

Вдруг резко я от тебя отодвигаюсь и сажусь... Меня озаряет — конечно, ведь любят тьму всегда вопреки. Меня же ты не любишь, ты привязан...

Еще я больше злюсь.

Встаю, иду к шкафу и кидаю вещи одеться.

Из комнаты иду я прочь, шепча себе, что так нельзя любить. Знать, что откажет мне, а Амалею — нет.

Останавливаюсь на винтовой лестнице, на первой ступеньке. Жжется солнце твоего близкого присутствия. Иду обратно широким шагом. Распахиваю дверь...

-Ты точно выбрал так?

Шут

А я сижу на холодном каменном полу, поджав колени к груди и обхватив их руками... Если не шевелиться и не вдыхать глубоко — не так уж мне и больно... И серый сумрак заволакивает мне сознанье... Так тихо... Я ничего совсем не слышу. А вижу лишь сумеречную мглу межмирья... Все тоньше стены бытия... И я... Я ухожу к себе домой...

Сам выбрал за меня.

Князь

Ненавижу. Люблю. Цепляюсь... ледяными ... пальцами за тебя... не пущу тебя... отпущу... тебя... мед целую... Нет! Слезы текут по щекам... Я безумно смеюсь... Я сделаю опять сейчас какую-нибудь глупость... Но разве ты уйдешь? Вот сейчас...

Закрываю тебя от зеркал своих и от межмирья...

— Давай целоваться, -прошу в губы.

Шут

Мне — все равно... А мне — устало... Не отпускаешь... Ну и не надо. Целоваться? Как хочешь... Целуй...

Мне — все равно... Огонь лишь тлеет где-то. Я почти его не слышу... Не хочу... Не вижу... Не желаю... Я даже не страдаю.

Мне — все равно... Темно....

Князь

Так значит все равно... Рычу опять. Давать тебе мне знаки надоело.

Не любишь — не люби. Я знаю, где тебя сегодня отогреют. Вверх воздеваю руки. И хлопаю, как хлопать любишь ты... И коридор я черный создаю. Несу тебя по темному убранству. Вхожу я в комнату, наверное, знакомую до боли. Горит камин... Горит камин огромный и кто-то темный сидит там в кресле... Это... Амалей.

Я окликаю демона:

— Возьми и отогрей. В нем столько силы теперь. Но предал он меня при первой же надежде. Навстречу нам поднимается Амалей.

Амалей

Смотрю на вас обоих и холоден мрак в моих глазах, а на губах усмешка.

— Что за тон, Князь? Я тебе не присягал, чтоб слушаться твоих приказов. И я тебе не грелка для твоих пассий. У тебя их слишком много, меня на всех не хватит просто... Быть может, проще отогреть тебя? Раз уж ты сам ко мне пришел, а этот нет, хотя обещал...

Текучий мрак вновь за твоей спиной, Князь, прижимаюсь к тебе, шепчу в ухо, касаясь его губами, а черный бархат крыльев вновь течет по тебе, свивается в змеи... помнишь?

И ты его мне насильно тащишь на руках... после того, как плакался, что он твой любимый... ах, да, забыл, теперь, когда тебе это невыгодно, мой сумасбродный Князь, слова уже ничего не значат — ни твои, ни чужие... А мне потом из-за твоего в очередной раз разбитого сердечка, опять весь мир с осколков собирать?! Устал я резать пальцы об осколки... меня бы кто согрел, мой эгоистичный Князь.

Князь

Ты горячий. Горячее, чем лава. Ноша в моих руках безразлична и холодна, и глаза отводит в сторону. И злится...

Сейчас вот спрыгнет, закричит: "Я не твоя вещь!" И имя мое назовет при Амалее... Чернею.

Разворачиваюсь к Демону Тьмы. Гляжу внимательно. Ты сам говорил про то, что его любишь... Ах, как сейчас ты лжив и хитер. Ты знал, что однажды он меня заставит сюда прийти. Неужели это сделал Шут?

С ним вместе отступаю.

Шут

А мне нет дела... В мыслях давно лишь серый сумрак... Клочья тумана... Я снова мерзну. Я ухожу все дальше по дороге, что не выбирал. И нет сил не остановиться, не развернуться... В страсти моя сила... В любви... А если у меня ее забрать — меня не будет. Но, мне нет дела...

Мне нет дела...

Ни кому нет дела...

Тебе нет дела....

Ах, значит ТЕБЕ нет дела, мой Князь?!

И что-то рвется... Сердце? Кровью, болью, огнем горит...

И всю ярость, всю злость вкладываю в удар! Пусть не кулаком, но запястьем, наотмашь, так, что б кровь побежала из твоих разбитых губ. И тут же вырываюсь и скатываюсь на пол. Отскакиваю от тебя...

Кусаю руку и кровью черчу защитный контур вокруг себя.

— Идите в бездну оба!

Князь

Я чернею чернее ночи. Если бы я мог, я бы разорвал тебя на части, Шут.

Ты хочешь, чтобы я гонялся за тобой, чтобы тепел, что ты меня меняешь на кого-то... А потом еще смеешь прийти и сказать, после того, как я отдал тебе все, что ты желаешь еще и к Амалею летать?

И этот... Пассия, значит? Вот как получается, дружочек мой рыжеволосый... Ты...

Рычу неистовым зверем. Сожрать тебя, холодный обманщик. Ты играешь, играл, ты будешь играть!!!

Амалей

Князь — ты отшатываешься от меня... отступаешь... от тебя холодом и яростью. И лепестки мрака уже потянувшиеся к тебе обжигает морозом, они скукоживаются... да только почернеть еще больше не могут. И от Шута... еще холоднее вьюга, воет безысходностью... Но я смотрю на тебя Князь... смотрю и не могу поверить — в тебе страх и отвращение... ну что ж... Губы мои вновь кривятся усмешкой, черной желчью мои слова.

— Да ты что, Ваша Темность, испугался меня, что ли? Что я тебе могу нового-то сделать, уж той ночью все перепробовали... — но меня бьет озноб, ломаюсь, укутываюсь в крылья, больше не улыбаюсь. — Ну что ж, наигрался и бездна с тобой, не хочешь меня, так проваливай отсюда, — прохожу мимо, равнодушно... только внутри грызет пустота, крутит мрак желанием... желанием, которое не разделить... и так плохо-плохо... зря прошел мимо, надо было подальше. Сажусь на корточки рядом с кровавым кругом, смотрю на Шута... где ж ты мой яркий огонечек, нет тебя больше... да и в любом случае не для меня такие огонечки, я сейчас тебя даже погасить могу. — Что ты с ним сделал, Князь? — глажу воздух по контуру круга, а меня всего трясет. — Хочешь вновь довести до самоубийства? В этот раз он ведь и душу может разорвать так, что не соберешь... да и дарить-то больше некому... Я мрак, в меня, что посеешь, то и пожнешь, он нежность в меня свою сеял и тепло... А теперь нет льда, что можно чуть-чуть подтаять, одна жадная бездна, — нет больше сил, сворачиваюсь в комок, голову опускаю на колени и смоль волос сливается с бархатом крыльев, говорю глухо. — Уходи, и ревность свою можешь забыть, мне теперь можно быть только с таким как ты... таким же монстром... а любого другого я до безумия доведу... Уходи сейчас, пока отпускаю... в мое жилище нельзя просто так зайти и выйти... уходи, пока не передумал, а то подниму гравитационную ловушку и останешься на веки со мной... вспомнишь, как ненасытен бывает мрак. Уходи... Шута твоего я отпущу, как только очухается, а сейчас я тебе его не отдам — иначе он с собой покончит. Пусть отдохнет здесь, подумает... я ему ничего не сделаю, можешь, не беспокоиться. Уходи... уходи же... мне тебя больно видеть, — сжимаюсь крепче, на полу остается уже лишь большой ком клубящегося мрака.

Князь

Их двое. Тьма, лежащая рядом с огнем. Допрыгался, Шут? Доигрался! Ты сотворил все это... Ты... тебя я так любил... Угрозы тьмы... Теперь уж все равно... Я так привык. Сказал ты, отогреешь! Да, отогреешь, я не сомневаюсь. Есть прелесть особая во тьме — она скрывает чужие слезы и печаль, и боль... И можно вволю наплакаться, сказать все без затей. А мне же говорить уж не престало. Во мне и свет и тьма. Я лишь наполовину служу потокам мрака. Ты же полон достаточно теперь, чтоб отогреть Шута. И ты его ведь любишь... Ты разозлит меня хотел, назвав его пассией. Шут не рассыплется, как ты предполагаешь. Он сейчас мощнее бури. Он ОГОНЬ, который думает, что является лишь жалким угольком. Такую силу я отдал ему в руки, что тебе, Амалей, и не снилось... Довольно ж лжи! Тебе не выбирать, Шут. Я Князь... Тебе достойнее найти себе ровню. И Амалей как раз подходит. Он — тьма! Ты — свет. Прощайте, дорогие... Я слов уж говорить не стану. Прощальный взгляд бросаю на тебя, мой Шут. Ровно через час ты загоришься от стекла, как спичка, и станешь ярче и свободнее всех демонов на свете. Ты Амалея растопишь жаром.

Я Шипы души, что были все наружу, в себя втыкаю, открываю коридор.

— Прощайте оба! Чтобы вас я больше никогда не видел, — говорю и шаг в густую тьму прохода совершаю.

Вас ненавижу я обоих но так дело не оставлю Сначала встормашу как следует. Разворачиваюсь, поднимаю Амалея с пола, трясу, как грушу злобно.

-Хватит тут изображать из себя принца. Меня это достало.

Ударяю по кругу молнией, разрываю его.

-И ты! Межмирье тебе недоступно теперь. Хватит играть на нервах. Оба — идиоты! Вы получили, что хотели... Теперь вот тут разыгрываете драму! Не выйдет, милые... Вы плохие актеры!

Амалей

Ушел... последняя надежда сгорела до черного пепла... неужели ты не слышал, как отчаянно я гнал тебя?! Вакуум внутри... такой холодный, что кажется я сейчас весь в него провалюсь... я падаю на пол бесформенной черной тряпкой... свобода? Я ошибался, Глеф... никакая это не свобода, а пустота... свободным я был лишь раз — одну единственную ночь, когда не надо было ни сдерживаться, ни претворяться... но это больше не повториться... ласкал меня, целовал, а, оказывается, ненавидел. Отомстить хотел вот так... ну что ж — у тебя получилось.

Но ты возвращаешься... правда, лишь для того, чтобы снова облить ненавистью... разорвать и без того уже пустое... Ну да я тебе не Судья... и никому теперь... Мне уже все равно... черные брызги во все стороны... и под потолком черным фонтаном... и лишь одно перышко падает к кровавому кругу "Прости, мой нежный... с тобою я узнал, что меня тоже кто-то может нежно... не знаю — любить ли, жалеть, хотеть... прости, если можешь"

А черный вихрь делает последний круг... я умею оставлять материальные поцелуи... оставлю последний... тебе, Князь — люби, ненавидь, разрывайся в своих страстях... может быть, вспомнишь мрак... и как мы были единым целым... прощай...

Вселенная... такая огромная... прими в объятия порождение мрака... мраком все начиналось... мраком когда-нибудь закончится, когда погаснут последние звезды... а пока — каждый из вас всегда сможет увидеть мрак — просто плотно закройте глаза и он окутает вас... и сами решите, чем его наполнить... но это буду уже не я...

Князь

Хватаю его пытающуюся сбежать сущность, сжимаю в своих объятиях, крепко, держу, ломаю практически, закрываю своей темнотой.

— ты никуда не уйдешь, — шепчу на ухо. — Ты сейчас будешь тут, со мной... Такой был грозный — сразу в бездну. Стой! — целую в губы. — Ну, напрасный жест ты делаешь! Ты сладок, ты пьянишь... Ты нравишься... Ты весь такой жестокий и вдруг... Что за бегство? От себя? От меня? От Шута? Ты не уйдешь, — скручиваю жгутами. Яростно, болезненно, но так вернее...

Амалей

Задыхаюсь... ну какого черта?! ... пытаюсь вырваться, раствориться прямо в твоих руках... но на уже почти рассыпавшиеся губы ложится поцелуй... и мрак сам, без моей воли, плотнеет, становится материальным, тянется к тебе. Раздвоенный язык сплетается с твоим и жадно, жарко тебя лижет. О, проклятье! Пытаюсь отвернуться:

— Оставь же меня уже наконец! Хочешь знать? Да я тебя в ловушку пытался заманить! Да сам попался! Ну ладно, — замираю, расслабляюсь, пусть губы будут холодными и равнодушными... уймись же ты, мрак, не могу я сейчас.

Шут

Пламя... Оно завораживает... Золотистые огоньки — везде... Бликами перед глазами, мурашками по коже — горячими, щекотными... В сердце, в душу... На кончиках пальцев пляшут маленькие огоньки... Ярость переплавляется в страх, страх переплавляется в нежность, нежность переплавляется в безразличие, безразличие переплавляется в желание... Я сам не свой... Не такой как всегда... Или, наоборот, как раз сейчас — именно свой? Мне дико... Мне легко... Вокруг столько силы первобытной... Силы создания и разрушения, что не удается сосредоточится ни на чем, и мысли поймать не могу... Просто огненный поток эмоций...

Дотрагиваюсь ладонью до черты круга и развеиваю защиту... Даже не думаю зачем... Я просто желаю... Коснуться.. Того, кто пахнет мятой... Того, кто пахнет морем...

Это желание в крови... Во мне... Огнем выжигает по сердцу... Я страсть сама — как я могу противиться желаньям? Я не противлюсь... Я даже не чарую.

Я так живу...

Неслышно делаю два шага и подхожу к Князю, что обнимает Амалея...

Князь

Я от тебя алкаю твою густую темноту, мой милый, мой черный мрак. Ну, ты горячее всякого огня, когда ты злишься. Ты мне нравишься, мой сумрак. И до сих пор я вспоминал, как мы кружили в небе, в молниях. Я пил тебя и радовался нашей близости. Я знал, что ты пришел из мести, но все случилось не так, как мы думали

Теперь тебе свою я отдаю тьму. Тебя пытаюсь пробудить, глаза ты открываешь. Черные. Темные, затуманенные мраком. И смотришь мне через плечо так странно. Огонь. Меня касается сзади огонь, пробегает по спине. Такой ласковый. Только мне знакомый. Ты такой изменчивый, мой милый Шут. Недавно гневался, теперь вот вышел на волю, чтобы дразниться опять.

— Все хорошо? — у кого из вас я спрашиваю, не знаю, но кажется — у обоих.

Амалей

Тебе плевать, что я не отвечаю, ты меня так целуешь, что голова идет кругом, и колени подгибаются, и прижиматься к тебе хочется... не могу... пустота внутри вся горит... она так жаждет быть заполненной твоей тьмой... прошивает воспоминаниями, весь содрогаюсь, распахиваю глаза... а за твоей спиной Шут... ах, да, совсем забыл... ты пришел сюда из-за очередной ссоры с ним. Ты всегда ко мне приходишь только по этому поводу. Да и он ко мне... лишь утешаться...

Я все-таки прижимаюсь к Князю... так сладко чувствовать жар твоего тела, у меня уже просто лава стекает вниз живота... я в тебя вжимаюсь, наклоняюсь к уху, шепчу раскаленным, хриплым шепотом:

— Знаешь ли хоть, что за ловушку я тебе готовил, Князь? Догадался ли уже?

Князь

Сгораю . С двух сторон сгораю. Касаются меня сзади ладошки Шута. Такие горячие... Чувствую тьму, которая обволакивает черникой. Я только что гневался на вас обоих. Теперь все внутри разрывается на части... Что за напасть такая? Целую в губы Амалея, тону в нем неизбежно. Он так сладок! Мне хочется больше, чем просто объятий. Шут не знает о нашей близости. Не ведает, что тогда случилось. Вопрос задает Демон Тьмы. Уши слышат, голова не воспринимает. Шут прижимается ко мне сзади. И опаляет близостью.

— Ловушку? Какую ловушку?

Амалей

Усмехаюсь, и огоньки пляшут в глазах:

— А может, ты в нее все-таки попался, а, Князь? — зарываюсь пальцами в твои волосы целую в губы, ускользаю, вновь целую — в шею, облизываю длинным языком, — Хочу тебя, — шепчу.

Шут

Чуть отстраняюсь, мотнув головой, и вокруг рассыпаются огненные брызги с волос... Дергаюсь в сторону — не ожидал ничего подобного. Ошарашено оглядываюсь, а вокруг кружатся золотистые мотыльки... Понимаю, что вот теперь ощущаю все — и свое дыханье, и стук сердца... И боль начаровавшегося тела... Вижу... Как мой Князь ласкает Амалея, целует, гладит... А мой темный демон — отвечает ему... И я не знаю, что мне делать. Совсем-совсем... Голова пустая... Мне хочется коснуться их... Мне хочется убраться куда подальше... То ли смущаюсь, то ли ревную... Вдруг решаюсь и легонько провожу пальцами по руке Амалея — локоть, запястье... И по его ладони скольжу на плечо Князя... Выше... провожу по скуле.... А тело сводит от непонятной мне истомы...

Замираю, не решаясь ни отступить, ни продолжить огненный танец легких прикосновений... Лишь отвожу взгляд...

Князь

Я не сдерживаюсь больше. Я тяну Шута к себе, разворачиваюсь, обнимаю, чувствуя, как по шее скользит горячим вожделение язык Амалея, и целую Шута, прикрывшего блаженно глаза. Вокруг него летаю золотистые бабочки. Он больше не прячется и не боится.

Целовать его так сладко и сладко чувствовать, как тебя обнимает тьма, как она накрывает тебя, обволакивает, как в прошлый раз. Как руки Амалея скользят по талии к бедрам. Как тебя обнимает Шут, одной рукой гладящий Демона Тьмы.

Самая чудная ловушка, в которую я когда-либо попадал. Сладкая. Медовая. Черничная. С оттенком мяты.

Я глажу своего Шута по спине, он отзывается. Теряясь в его красоте. Теряюсь от близости Амалея. Вниз всполохами скатывается острое желание обладать и отдаваться. Только бы не закончился этот сумасшедший танец огня и света.

Амалей

Волос касается легкая теплая ладошка, все внутри замирает и на миг даже больно... закрываю глаза, пытаюсь вновь научиться дышать... а внутри что-то жалкое, болезненное... дрожит на краю пустоты... пустоты... мне так пусто теперь без тебя... того, кто напоил меня темным вином, от которого мне не очнуться. Прижимаюсь к тебе, Князь, еще сильнее, руки ныряют под одежду... гладят, ведут узоры, чуть царапают острыми когтями, прикусываю мочку уха, одновременно сжимая сосок, трусь возбужденным членом о твои ягодицы. Ты целуешься с Шутом, а по мне золотыми ручейками ваше взаимное желание... и остро от него, и больно, и сладко...

Шут

Пламенем темным... Растекаюсь.... В поцелуе...

Ничего не знаю... Горчит что-то — на языке, по коже, по сердцу... И все никак не согреться...

Пропускаю твои волосы, Амалей, сквозь пальцы... А хочется — сжать кулак и притянуть тебя к себе... Но — медлю. Не решаюсь... Просто ласкаю пока.

А меня целуют — до головокружения. И ноги подгибаются — а стою все равно прямо.

Как на краю — с завязанными глазами. Не вижу... Слышу и ощущаю — но, так мало... И все горчит мне... Теряюсь? Паникую? Пока — нет... Не решаюсь... Пламенею просто. То ли загореться, то ли совсем погаснуть. Мне ничего не ясно!

Обнимаю тебя, мой Князь, за шею, прижимаюсь телом — все же висну... Не удерживаюсь... Ощущаю, как огненными ручейками стекает желание вниз живота. Тереться об тебя хочется... Об вас двоих — до потери сознания...

А пока — растекаюсь... Поцелуями...

Князь

Ласки... сказочные ласки. Сплетенные языки. Шут так умеет целоваться — до звезд в глазах. Я с ним теряться бы готов хоть каждую минуту. И Амалей... Он жаркой тьмой сейчас так близок, так горяч. Мы ссорились? Я, кажется, схожу с ума, и руки обнимают милого жемчужного, что так напряженно и одновременно горит. Мну ему ягодицы, увлекаю в середину. Чтобы он оказался между мной и Амалеем. Ласкаю. Заставляю опереться на демона тьмы. Всем телом прижимаюсь близко-близко. Пью мед из уст и чувствую, как черничным хаосом меня охватывает невесомость, уже столь знакомая и пугающая страстью. Амамалей. Целует Шута в шею. Склоняется ко мне все ближе... И вновь наши губы находят друг друга.

Безумие. Как мы бываем безумны, если уступаем... Зачем? Я хочу... Вас обоих. Сейчас.

Амалей

Ты сумасшедший! Что ж ты делаешь со мной? Мучаешь зачем так?! Шут... теплым, ярким солнышком ко мне... нет, горячим, горящим, мимолетно касаюсь губами медовых волос, кожи... все пропитано мятой... твоей мятой, Князь, и голова кружится и пустота ноет... снова хочу... хоть глоток... тянусь к Князю и опьяняющим поцелуем снова... так что пол из-под ног уходит... пьяное твое вино, терпкое, темное, густое... ну дай же мне еще? И от меня выпей... язык струйкой мрака в твои мятные уста... хочу смешать... чернику, мяту, море... и полынь... не знаю, дашь ли мне меда... но хоть полынь... обнимаю тонкую талию Шута, расслабься, нежный, пусть ноги подкашиваются, не упадешь, мы тебе не дадим сейчас... Крыльями накрываю вас обоих, и они расползаются ручьями мрака, гладят бархатом, льнут теплыми волнами.

Шут

Каждое прикосновение — горячим угольком по коже... Рисуете, чертите, выжигаете... Не стереть мне этого никогда... И дивной золотой вязью проступают эти узоры на коже... Каждая черточка каждого прикосновения — огнем горит...

Чувствую твои руки, черноглазое мое счастье, держишь меня — и я верю, что удержишь... Поворачиваю голову немного — и языком веду по твоей скуле... Черничный, да? Шепчу, почти в самые губы...

— Хочешь меда? Хочешь? Бери... И... Можно тебя попробовать?

И вновь соскальзываю поцелуями на шею, откинув голову...

А руками глажу твои плечи, Князь... Хочу по коже... Очень хочу!

Щеки горят, открыт вам... Не могу спрятать пылающее лицо даже покровом волос. Слишком уж трусит меня... Колени дрожат. Действительно — не держали бы вы меня, так уже давно б на полу был... Поднимаю голову, глаза в глаза:

— И твоей мяты хочу....

Князь

Комната плывет в тумане... Твое лицо, Шут, светится ярким огнем. Что ты делаешь? Зачем просишь, когда я готов тебе и так всего отдать. Тянусь к тебе губами опять. Целую тебя жадно. Рукой глажу твой член. Твой грудь обнажена. Теперь ты не холодный. Ты такой горячий.

Крылья Амалея накрывают нас. Ласкаюсь об их бархат. Теряю контроль над собой. В поцелуе перехожу через грань. Обвиваю ногу шута. Ползу горячими прикосновениями к Амалею, чтобы обвивать его и тянуть к себе. Еще немного, и я утрачу всякое терпение... Мне жадно хочется получить ответ. Касаюсь руками груди Амалея через Шута. Ласкаю ее гладкость. Провожу затвердевшим соскам. Хвост проникает ему между ног...

Остановиться? Если сейчас скажут "нет", я еще отступлюсь. Я смогу отказаться? Не знаю. Сияние золота и мрак черники...

Мучительно отрываюсь от Шута, чтобы потянуться к демону тьмы.

— Амалей, сейчас... Твоя ловушка... Хочу... — теряю слова и увлекаю вас обоих к кровати.

Амалей

Кусаю губы, постанываю, внизу живота сладкая дрожь, чувствую как ползет по бедрам жадный змеиный хвост — и меня горячей волной захлестывает, по позвоночнику раскаленной иглой прошивает... воздух из легких выбрасывает... хочу... Ладони бессознательно шарят... тонкая талия шута, его грудь, нежная кожа под пальцами... я когти не втянул... поцарапаю наверно сейчас... Слышу твой голос, Князь, по искривленным в гримасе похоти губам ползет усмешка... нравятся тебе, Князь, мои сладкие ловушки? И мне... твои... иди ко мне... в мой мрак... согрей его... разорви...хочу чтоб в клочья... чтобы снова свободным... и брать и давать... выпусти себя, Князь... не забудешь мои черничные ночи... Подхватываю Шута на руки... и змей везде... оплетает нас... не понимаю уже где ты, Князь... в глазах темно от желания... мы падаем на широкое ложе... чьи-то губы... мята и терпкое вино...

Шут

Накрывает просто... Волнами... На каждый поцелуй, на каждое движенье... Сам себя боюсь — так дух захватывает. Дышать не могу... Глаза закатываются от острого удовольствия... Хорошо же как...

Пугаюсь, ощущая, как по ноге что-то ползет. Спина вмиг становится ледяной и я чувствую, как бегут вниз капельки пота... Дергаюсь, пытаясь вырваться, но мне не дают... Все плотнее окутывают темные крылья... Энергия тьмы скользит по коже веером ощущений. Мышцы сводит болью от страсти... Хочу... Очень!

Амалей подхватывает на руки, удерживая... Так — правильно... Хороший мой... Знаешь, что хочу, но не решаюсь...Понимаю это, и все равно не могу унять дрожь... Ведь ты, мой Князь, влечешь нас к ложу... Обнимая кольцами... И мне страшно... Но, вдруг, сталкиваюсь с тобой взглядом — и тону.... Во тьме? Нет, в твоей страсти... И просто ближе прижимаюсь, переставая вырываться...

Почему боялся? Не доверял? Не мог доверится... И отпускает что-то... Доверяюсь сейчас...

Князь

Целую тебя. Обвиваю тебя, мой огонек. Ползу по тебе и дрожу от страсти. Такой ты горячий и робкий. Вырываешься, чтобы опять прижиматься. Твое тело такое нежное. Я бы ласкал его и не отпускал ни на мгновение. Рисую по тебе зигзаги. Тьмой переполняюсь и горячим дыханием бездны становлюсь. Ты оказался между нами, как в ловушке из тьмы.

Ты сейчас полыхаешь огнем все ярче и желаннее. Запускаю руки в твои волосы, глажу по спине. Нахожу твой вход. Касаюсь члена Амалея. Напряженного и жаждущего. Его дыхание опаляет меня. Его темные извилистые отростки проникают мне в кожу. И заполняют страстью. Я вьюсь по его торсу, по спине. Глажу его...

— Не бойся, — шепчу Шуту. — Ничего не бойся.

Губы тянутся целовать плечи. Они такие гладкие. Касаются пальцев Амалея. Языком проводят по ним. Черничный мой, я не забыл ту ночь.

Амалей

И мои слова эхом в твой висок, огонек ты трепетный, пугливый — "Не бойся, все хорошо". И вдыхаю полынь... терпкая... горькая... Только руки Князя выбивают все мысли из головы... стон опять... хриплый... хочу тебя, мой темный... щупальца мрака трутся об тебя... сжимают... мнут твое гибкое изменчивое тело... пронзил бы тебя всего... брал бы всем своим мраком... пил бы твою мятную тьму. Влажно прикосновение к пальцам, втягиваю когти, задыхаюсь от нежной ласки, провожу по губам... помню я твои губы... жаркие... жадные... вы меня с ума сведете оба... Целую... шею... медом пахнет... Шут... Я уже совсем потерялся в калейдоскопе тел, прикосновений, запахов, желаний... Ловлю ускользающего змея, сжимаю бедрами, трусь об гладкую кожу членом... как хочется... прямо сводит все... безумие... ты везде Князь, и Шут в моих руках, и его кожа под моими губами

Князь

Шут извивается в моих руках. От страсти он стал таким горячим, влажным. Его губы целуют меня, почти кусают, он обвивает меня ногами, трется об меня, выражая желание и нетерпение. Он уже не сопротивляется, и сотни черных щупалец оплетают его тело и ласкают, проникая между ногами , вылизывая и возбуждая. Я и сам чувствую, как близок Амалей. Я не сдерживаю своих желаний. Мой хвост давно ласкает вход в его тело, заставляет его изгибаться, целовать Шута почти с яростью, почти на грани. Безумием я пробиваю себе дорогу внутрь Амалея, вижу как Шут подается назад, выставляясь демону Тьмы. Меня трясет от желания, от того, что мышцы пропускают меня внутрь. Губы обхватывают сосок Шута, руки алчно ищут его член. Медовый... мой... черничный... мой...

Шут

И с граней вниз сорваться...

Отдаваться... До дрожи. Черничными разводами по коже... Сколько... тебя... всего... Я выгибаюсь на каждую ласку — трогай меня, царапай — до крови! Это сладко... Демон мой — не сдерживай себя. Я хочу тебя такого... Тьмой своею меня бери.

Ведет... От запаха, от вкуса... Черника с мятой... И тебя ведет — я чувствую... Дрожишь... Трусь ягодицами об тебя... Глубже бы...

Руку протискиваю между телами — что б коснуться твоего члена... Глажу его, соскальзываю ниже... Дотрагиваюсь до Княжего хвоста, что ласкает тебя внутри... Ласкаю тоже... Князя, Амалея по нежной коже...

Голову склоняю на плечо Князя... И снова — мята... Кусаю — до боли! И тут же зализываю...

Вот я дурной! Меня ведет... С тебя ведет! В любом твоем обличье... Хочу тебя в себе... Опять целую жарко... Проводу языком по твоим губам, а ты отстраняешься и наклоняешься ниже... Целуешь мне грудь, кусаешь... Выгибаюсь, прижимаясь сильнее к Амалею... Губы его ловлю...

Не могу так! С двух сторон — жарко и сладко. Брежу вами... Берите...

Амалей

Мрак яростно приветствует тебя, змей, судорожно сокращаясь, втягивая глубже, плотно стискивает на грани боли и расслабляется, пропуская еще дальше. Вскрикиваю... желание огнем по жилам... Щупальца извиваются, истекают темным соком, присасываются к коже... Оплетают змея, мнут его в жадных влажных тисках... ищут вход в тело... хочется как тогда... чтобы переплестись... чтобы пульсировать... И Шут, трется об меня, дышит так неровно, мечется... Бездна, как же все это так... Но думать не могу... у меня внутри тьма горит раскаленным сверлом... пальчики нежные по напряженному до дрожи члену... это выше моих сил... я задыхаюсь, впиваюсь в губы клыками до крови... нежно вхожу в Шута... меня дергает бешеной страстью хвоста... а перед глазами темные спирали... прижимаюсь всем телом к мокрой от пота спине Шута и шепчу что-то бессвязное между стонами.

Князь

Все так призрачно, зыбко, когда ты отдаешь всего себя восторгу единения... Вспыхнул свет Шута, заполняя нашу общую с Амалеем тьму. Мы не выпускает этот огонь, владеем им. И владеем друг другом. Мне сладко от меда Шута, я плыву в его золотистом мареве, упиваюсь его кожей, такой прозрачной и нежной, словно сотканной из света звезд. Я слышу его стон от того, что в него входит Амалей.Я ощущаю, как мой хвост теперь вбивается в тело мрака, как то отвечает мне и вызывает по всему телу горячие мурашки желания.

Стучит предательски сердце. Сегодня мне дано слиться в одно с мраком и светом... Слиться и обрести... Я чувствую, как один и отростков ласкает вход в мое тело, прогибаюсь ему навстречу, позволяю растягивать и медленно проникать внутрь. Доверяюсь, целую тьму, вбираю в рот один из других жадных извилистых членов Амалея, облизываю... Шут уже не стонет, а вскрикивает... Он роняет на мое плечо голову, чтобы двигаться в такт движениям моим и демона Тьмы. Я тоже хочу тебя, солнечный мой, я к тебе подбираюсь, раздвигаю твои ноги шире, приникаю к тебе, втираюсь, требую... отдаться. А сам в это время отдаюсь тьме. Со стоном и трепетом.

Шут

Выгибаюсь до предела — еще чуть-чуть и, кажется, что переломлюсь... Не могу ничего... Перед глазами огненные мотыльки... Они порхают ... А по венам — огонь. Чистое пламя... Я — пламя само в ваших руках... Голова запрокинута, волосы разлетаются медными прядями... Это твои отростки ласкают их. Несмело, ловлю один губами... Провожу языком по нему...

И чувствую твой горячий у член у входа в мое тело... Амалей... Ну какой же ты сладкий... Терпкий... Черничный! Ты — нежный... Губы свои кусаешь до крови, лишь бы мне одну только нежность дарить... Сам подаюсь тебе на встречу, сжимая руки и царапая Князю плечи. С губ твоих пью твою же кровь — зализываю ранки языком... А ты почти выходишь из меня и снова входишь на всю длину своего члена. Я падаю на Князя, не сумев сдержать стон — до того хорошо... Впиваюсь зубами себе в запястье — на этот раз даже так не получается привести себя хоть чуть-чуть в чувство. И облизываю кровавые следы от моих ногтей на тебе, Князь... Мешаю нашу кровь — и эта смесь на моих губах — она пьянит... Приникаю к твоим губам в поцелуе — диком. Огненным смерчем... Что б в тот же миг рассыпаться на сотни меленьких смерчей и вновь собраться вместе... И опять целовать, стонущего в полный голос, задыхающегося от страстных хрипов и нежный шепотов, дрожащего от движений твоего хвоста в нем, моего драгоценного Демона Тьмы... И снова нашу кровь мешать... Как сладость...

Самую желанную мне сладость...

Вновь роняю голову тебе на пахнущее смесью мяты и валерианы, черники и моря, и даже меда моего, плечо, мой Князь.... Моя радость.... ... Я вижу, как черный отросток Амалея проникает в твой рот... Как завороженный на это смотрю... Хочу так же и сам облизывать...

А ты трешься об меня. Вжимаешься сильнее... Ноги мне раздвигаешь. Хочешь меня тоже? От этой мысли уносит... Я хочу! Вас обоих в себе...

Открываюсь еще сильней... Трешься членом о член Амалея... Замираешь рядом, у самого входа и начинаешь медленное проникновение... А я сгораю. И снова, с пепла возрождаюсь — для вас обоих. Входишь в меня весь... Я даже дышать не могу -таки это сильные ощущения... внутри все сжимается и пульсирует... Чувствую, как Амалей успокаивающе дует мне в основание шеи... Нежно проводит руками по бокам , бедрам... Твои же руки держат крепко — не давая отстранится... Это в радость... Не отпускай меня... Никогда меня не отпускай...

Мышцы растянуты до предела. Я чувствую вас обоих во мне... Пламя по венам... По коже... На каждое движенье хочется кричать. А не могу... Лишь получается хрипло стонать... До того хорошо... До того сказочно... До того безумно... На каждое движенье, голосом — сорванным и хриплым, огненно-страстным:

— Люблю.... вас... обоих люблю....

Это безумие. Настоящее безумие... Тьмы со Светом... В три ипостаси.

Князь

Горячий... обжигающий... поток тьмы и черной ночи... Сплетаемся телами с Амалеем. Я в него вонзаю острые шипы, полные яда и истомы... Они не причиняют боли, лишь добавляют остроты и желания. Мой хвост в тебе расширяется, пульсирует, пробивает себе дорогу, не дает тебе передышки, мой темный черничный демон, что окутывает меня своей желанной тьмой. Мой член уже по основание вошел в Шута. И от огня отростка Амалея внутри все горит. Движения его резкие. И жадные... Как и мое теперь желание обладать...

Губы целуешь, мой Шут. Кусаешь, пьешь мою кровь... Опять вылизываешь, чтобы скользить языком по шее, по плечам. Бьешься птицей в руках... Насаживаешься на наши члены. Отростки Амалея овивают меня, ласкают, трутся между ног по спине... Я тоже уже полностью скрутил его и не отпущу до самого конца

Слышу голос Шута...

Обоих? Обоих любишь ты... Мой огонек... мой маленький тоненький огонек... Член пульсирует в тебе. Я ищу твой, забираю в кулак и вожу от основания к головке... ТЫ стонешь, дышишь часто, закатываешь глаза. Я смотрю в глаза Амалею. Чернее ночи. Страстные, пожирающие... И вновь падаю в желание.

Амалей

Все тело до самых кончиков расслоившихся крыльев горит и плавится, ощущений так много, что можно сойти с ума. Тьма вновь переплетается со мной в тугой узел и все мышцы дрожат от вожделения... и я в нее проникаю... медленной пыткой в узкое змеиное тело... и чувствую как губы твои, Князь, знакомые, жадные охватывают другое щупальце и огненные ручейки от каждого движения умелого рта. Шут меня целует, кровь мою слизывает, я нежно зарываюсь пальцами в его волосы, а во мне ревет тьма и ничему уже не перекрыть этот рев. А потом из меня хриплый рык, я дергаюсь, ощущая, как член Князя вплотную притирается к моему, как растягивает плоть и без того охватывающую меня тесным кольцом. О, бездна... хочу выйти и не могу... желание захлестывает непереносимо и Шут не сопротивляется, сам открывается нам обоим, насаживается. Мычу что-то, а бедра сами двигаются, и тело мое двигается вдоль хвоста, остро ощущая его расширение внутри. Я вновь разрываю свои губы клыками и когти выпускаю прямо в собственные ладони... только бы не сорваться... я же порву так Шута. О, коварство тьмы, впиваются шипы, входят сладким дурманом... я кричу, но не от боли, а потому что тьма меня затопила до краев и нет меня больше, а есть только жадный мрак, и он берет... яростно... ненасытно... даже когда отдает... скручивает алчной пастью твой хвост, вибрирует уже от перерастяжения, а все равно все поглощает и не желает остановиться. Вот так Князь, да?! Рычу снова... еще одно щупальце проталкиваю в змеиное тело и уже два их двигаются, но не в унисон, а в равном разном ритме вбиваются в тебя.

Шут

Я сгораю... Раз за разом... От каждого движенья, от каждого толчка... Сознание выхватывает лишь обрывки — вот шелк черных волос растекся по плечу... вот ловлю взгляд Князя — в дурмане страсти... ваши руки у меня на бедрах — удерживают, ласкают... ощущаю два члена в себе — туго, глубоко... дрожь по телу... вдох Амалея мне в ухо... запах его крови...

Откидываю голову ему на плечо, путаюсь волосами в черных отростках, шепчу рвано:

— Не бойся... мне .... сделать... больно... с тобой... не страшно....

Закидываю голову еще сильней и облизываю его по коже возле ушка... Медленно... В противовес безумному танцу тел.

А за тебя держусь, мой Князь... Мой сладкий... Мой мятный... Мой горький... Рукой ласкаешь мой член — и я уже ничего не соображаю... Кто, где... Делайте, что хотите! Мне сладко... Мне хорошо... Вбивайся сильнее... Хочу тебя чувствовать в себе... Вас обоих хочу...

Мышцы сокращаются сами... Я не могу не дрожать, я не могу не хотеть, я не могу не гореть... Я — пламя... Вы зажгли меня...

Все видится сквозь золотистую призму... Я взгляд сфокусировать не могу... На губах вкус крови...

Князь.

Он входит в меня — твой второй отросток, Амалей, твои черные отростки удерживают меня от бегства. Ты не позволяешь мне отстраниться. Расширяешь требовательно. Рычу... Пропускаю... Наслаждаюсь. Целую Шута. Впиваюсь ему в шею, в плечи...

Горячий пот струится по его коже. Тело сияет звездами. Мне больно, мне приятно. Мой член горит. Мой хвост давно сошел с ума.

Не надо только останавливаться. Не сейчас. Все мелькает и кружится перед глазами. Чувствую тело Амалея, лобзаю его осторожно и одновременно с вожделением. Когда сойду с ума от страсти и невесомости, когда взлечу навстречу звездам... Еще... не отпускать и быть самому в плену.

Шут вскрикивает, когда я заполняю его горячим потоком спермы. Пульсирует мой хвост в Амалее... Я умираю от страсти...

Я хочу умереть сейчас или оставаться вечно, сплетенным в кольцах и чернильности.

Амалей

Сложный безумный узор из двух видов тьмы, проникающих друг в друга... наслаждающихся, не знающих сомнений в эти сладкие до боли мгновенья... а внутри этого пульсирующего, жадно шевелящегося клубка ярко горит огонь... и он еще один связующий элемент... яркий, пряный, горячий... Я держу его, держу бережно, несмотря на то, что беснуюсь с ним вместе с тьмой... снова втянул когти, снова глажу нежно... но быстро лихорадочно перебирая пальцами по влажной коже... а пальцы в крови... в моей крови, стекшей с когтей, пропоровших ладони... Мы оба сходим с тобой с ума, Князь... из-за него... или друг из-за друга... все неважно сейчас... я отдаюсь тебе, Князь, позволяю твоему хвосту алчно хозяйничать в моем теле... оно течет мраком, пропитывающим тебя... хочу чтобы еще долго ты не мог смыть мой запах, чтобы купался в нем... чтобы он мешался с твоей мятой и с медом, что уже и так въелся в твою кожу... и чувствую, как пустота заполняется уже не только твоей тьмой... жжет изнутри... хорошо... я снова сгораю до черного пепла внутри... и он падает под веками лавиной... и я не сдерживаю крика... я чувствую твой горячий поток спермы, Князь, и он мешается с моим... из горла вырываются рваные хрипы... отростки еще дергаются в змеином теле, последний раз взбухают, растягивая до предела и выпуская пряный сок. Опадаю без сил и ловлю Шута на свою грудь, мимолетно целую в мокрые от пота рыжие кудри. Пусть сейчас остановится время... и мы все так и останемся здесь в сплетении тел... и душ... Мне все равно, что будет дальше... теперь все равно... Я познал такое, после чего уже больше ничто не имеет значения... пусть хоть скатится в бездну... у меня нет сил его держать...

Шут

В ваше черное небо взвиваюсь золотым пламенем... Разлетаюсь миллиардами искорок, чувствуя, как внутри меня разливается ваше тепло ... Сам разливаюсь... Пламя вспыхивает в последний раз, чтоб опасть... Но, не исчезнуть... Просто угольками тлеть. Пока вновь не разбудите.

Спиной прижимаюсь к Амалею, чувствую, как неровно он дышит... Хороший мой... Поднимаю руку — тяжело до невозможности отцепить ногти, на коже Князя остаются кровавые полумесяцы — и обнимаю моего демона за спину... Просто ласкаю — легонько, бездумно...

А второй рукой вывожу узоры по плечу Князя... Радость моя... Наклоняюсь чуть — и нежно целую в отметины от своих ногтей... Слизываю капельки крови... И опять откидываю голову на грудь Амалею...

Так легко... Дыханье еще скачет... И сердце стучит в рваном ритме... Но, как же мне хорошо — в ваших объятьях...

И нет больше мыслей... Хотя вру... Есть... Не отпущу вас... Никогда... Мир разрушу и вновь соберу — лишь бы мы были вместе....

Князь

Закрываю глаза. Падаю в невесомость. Мне становится так хорошо. Завтра? Я о нем совершенно не думаю

Вывожу губами слова беззвучно:

— Люблю.

Но произнести их не хватает сил. Откидываюсь на спину и лежу, усмиряя сердце. Я в ловушке. Да, чернично-медовой. Сладкой. Но я не могу оставаться здесь... Меня держит... Держит великая силы, вытягивает из комнаты, утаскивает...

Хочу закричать и коснуться вас опять, но проваливаюсь в темноту... А вверх всплывает... отражение.

Амалей

Амалей вынырнул из блаженного забытья, почувствовав возмущения в контуре, опоясывавшем убежище. Князь снова играл в свои непонятные игры... и в глазах опять ярость и ненависть... но лишь секунда и его образ растаял. Амалей невольно вздрогнул и инстинктивно закрыл крыльями Шута. Демон мрака поднял стену гравитационной ловушки вокруг убежища — давно надо было это сделать. Теперь сюда никто не войдет и не выйдет. Через поле антипритяжения не способен просочиться даже свет. Все волны распадаются на частицы и отлетают прочь. Многие из них даже не могут понять, что с ними происходит — незнакомые с другой изнанкой мира — там, где непрерывное движение застывает и распадается на отдельные элементы.

Шут

Не понимаю... Пламя взметнулось, опаляя... Свет меркнет...

А что-то режет, выкручивает, нити тянет из полотна судьбы...Меня ломает... Серебром жжется... Я не понимаю! Лишь сильнее прижимаюсь к тебе. Кутаешь меня в крылья, гладишь по спине, нежно целуешь в висок, успокаивая — а я совсем уже почти на Гранях...

Не сном... Не явью...

Образы, рисунки, узоры — перед глазами... Не вижу... Не слышу, что мне говоришь...

Мята к сердцу... Но вместо неги — ртутью, ядом... Зеркальным ядом...

Лишь только удержи! Лишь только будь со мною рядом!

Больно... Кажется, что что-то острое на кусочки режет сердце. А перед глазами — кусочки же мозаики ... Сложу все вместе — и будет картинка, и смогу разрисовать небеса судьбы так как надо... И краски нужные найду, и кисти... А если нет... Даже думать не хочу!

Обнимаю тебя еще сильней. И понимаю, что надо делать дальше.... Наитие? Как всегда оно...

— Мне нужно показать тебе кое-что... И попросить... Доверишься мне?

Амалей

Тебе плохо, ты дрожишь, прижимаешься ко мне... все еще мне доверяешь... значит, не чувствуешь пустоты у меня внутри... как странно, и я ее больше не чувствую... этого не может быть, но это есть... жжется внутри и пульсирует... болью...

Целую тебя... целую в губы, только чтобы успокоить — без страсти... мягко, нежно, как хрупкий цветок. Перебираю успокаивающе твои кудри, шепчу в них:

— Август...

Ты спрашиваешь доверюсь ли я тебе, и внутри что-то больно щемит... сосет пустотой... пустота еще есть, значит, тоже... Доверять темным лордам, кому из вас можно доверять? Князю так точно нет, все его страсти... он только манипулирует, играет и сколько бы ни было сладко, как бы ни хотелось поверить... Меня пробивает озноб, снова холод внутрь вползает... а жжение глубоко в груди еще сильнее и меня скоро колотить начнет от этого контраста... обнимаю тебя крепче, словно могу удержаться... за тебя...

— Август...

А ты с ним пришел, с Князем... вернее он тебя принес... насильно... ты не хотел сюда приходить... ты ко мне сам не вернулся, хотя обещал... Сидел, замкнувшись в круге, и не хотел ко мне даже прикасаться... много всего прошло с тех пор, как мы давали друг другу клятвы в этой комнате... порывистые, необдуманные... я, впервые отведав тепла, нежности, любви, а ты... кто знает, может, пожалел уже не раз... рассыпался пеплом... наверное, испугавшись, что я воспользуюсь твоим именем. Зря сейчас я напомнил, наверное... назвал тебя, не сдержался... Доверюсь ли я? А что мне терять? Все, что я терять не хотел, я уже схоронил в твердой стали... а сейчас могу играть и в ваши игры... только горько мне от этого... так горько... полынь на губах одна полынь...

— Расскажи мне. Если я смогу помочь, я помогу...

Шут

— Я чувствую твою боль, хороший мой. И мне больно вместе с тобою... Я говорил — я твой. Я не беру слов своих назад... Сложно со мной, да? И мне сложно со мной... Я хочу тебе кое-что показать. Я не знаю как это описать. Я это тебе отдать хочу... Если взять захочешь... Пойдем со мной?

Целую тебя в уголок губ... Верь мне... Я очень тебя люблю...

И, с новым вдохом... Касаясь мрака твоего... Огнем... Я двери открываю ... А за ними...

Молоко... Разлилось по небу....

Млечный Путь под моими ногами... Буду смешивать быль и небыль, звезды яркие — с облаками...

— Не открывай глаза, хороший мой... А то упадем.

Держу за руки и тяну тебя за собой. Спиной вперед иду по звездной призрачной дороге... Черные небеса... Черные твои волосы и глаза...

Шаг за шагом... Нельзя сомневаться — а значит все тревоги прочь... Нельзя спешить — этот путь спешки не любит. Так легко оступиться, не попав на нужную звездочку, и упасть в бездну. Но так же легко и не успеть — и тогда мгновенье, которое я так жду, оно будет утеряно.

Шаг за шагом... А звезды мерцают холодным светом, освещая твои демонические черты. Сегодня ты как никогда раньше, кажешься мне демоном. Опасным... Непредсказуемым...

Боюсь тебя, но в то же время доверяю тебе безраздельно. Люблю тебя...

Слышно шум волн — под нами море... И ты пахнешь морем.

Как волны набегают на берег — раз за разом, стирая следы на песке — так и ты. Я могу делать что хочу, могу играть как мне видится — но все равно... Стоит ощутить твое касание, почувствовать тяжесть твоего тела... И я песком прогибаюсь под тебя... Ведь сотрешь все следы, все метки... Необратимо... И этой необратимости хочется покорятся. Сам не знаю почему — но, верю... И буду позволять... Все, что хочешь... Лишь ты мне верь тоже! Ведь даже волнам нужен берег, на котором они могут рисовать...

Млечный Путь отражается в черной воде — и звезды теперь точно везде — и над нами, и под нами. Время выбрано верно. Волшебная дорога продолжается по водной глади и, если пройти по ней до зеркального конца, на последнем шаге мы станем на первую ступень белой мраморной лестницы... Притягиваю тебя к себе, легонько касаюсь таких желанных губ и шепчу:

— Теперь можно... Смотри, как красиво...

Черное небо и черное море — до самой далекой дали... Искрятся бриллианты звездочек.

А за спиной — широкая лестница на сто ступеней, что ведут на террасу, укрытого пока ночными сумерками, дома

— Это не межмирье... Это не отраженье... Это реальность. Самая настоящая. Просто спрятанная очень хорошо. Здесь мой дом. И я хочу, что б ты мог приходить сюда... Чтоб не ждал, пока я сам приду...

Здесь молоко разлилось по небу....

Здесь суть моя... И сила... И слабость...

И не пахнет мне больше мята....

Беру тебя за руку и веду по ступенькам вверх. А по бокам лестницы, по резным перилам что-то вьется... Только это что-то не живое... От него слышно прахом и пеплом, ртутью...Подвожу ближе....

— Видишь, что это? Это мята.... С нее прядут нити для полотна судеб... А она совсем мертва....

Не получилось ее хранить... У нас двоих... Может, втроем будет легче?

Поможешь в этом? День за днем... Что бы не случилось... Потому что без тебя я теперь не хочу... И он не хочет. Я это чувствую... У меня семена есть, а посеять их не могу. Их в души сеять надо! А у нас сейчас лишь пепел... И эти сухие зеркальные стебли — они нам не дают жить... Тянут....

Мозайку не могу сложить! Но, сложу.... А ты нас удержишь?

А сам не удерживаюсь — вновь тебя обнимаю и шепчу на ушко...

— Хороший мой... Страшный мой... Нежный....

Амалей

Ты нежный, теплый, ласковый, ты даришь надежду... и тебе хочется доверять... Я закрываю глаза, отдаюсь на волю твоих рук, что ведут меня куда-то, пропускаю через ловушку, стоило тебе коснуться ее своим огнем. Она не для тебя... для тебя она никогда не будет преградой... Мы куда-то идем... словно парим... и я чувствую давно забытое ощущение звезд под ногами... а потом шум моря... а ты шепчешь, чтобы я не открывал глаз... хорошо... тебе виднее... если я хоть на миг поверю, что ты ведешь меня в западню, этому миру незачем существовать... Я Князю такое прощу... а ты... ты надежда этого мира... нежный мой...

Открываю глаза, когда ты позволяешь, и замираю перед открывшейся красотой... словно космос вокруг... но это не пустота, это настоящее, тихое, безмятежное и прекрасное, что хочется перестать дышать, чтобы мгновенье остановилось.

Я слушаю тебя и не могу понять — за что... за что мне все эти подарки? Почему имя подарил, а теперь вход в свой дом показал... ведь потом бояться опять будешь и покоя тебе нигде не будет... даже здесь...

Притягиваю тебя, прижимаю к груди, утыкаюсь носом в рыжую макушку и закрываю глаза — крепко-крепко... чтобы не потек из-под ресниц мрак.

Я не смогу прийти, прости... Не скажу тебе сейчас... позже, когда расставаться будем... Но я не приду сюда... один... Узнает твой Князь, это сердце ему разобьет, и он погубит все... и тебя... и себя... а я не могу этого допустить... Но мир и так на краю... и нам осталось недолго... но ты надежда, и пока ты жив и свободен, я буду ее хранить. Надежду.

Ты осторожно выбираешься из объятий, гладишь меня по щеке, улыбаешься грустно и тянешь вверх по лестнице... и про мяту мне говоришь...

— Я тебя не понимаю, — шепчу горько, — Я с другой изнанки мира. Там нет душ, нет страстей. Но я здесь и есть — затем, чтобы держать. Думаешь, я хоть когда-то был против вашего Князя? Он смысл этого мира, он его одушевляет... Даже Люцириэм — тот, кто зажигает звезды, не в силах сделать мир живым... для этого нужны такие, как твой Князь. Вы это все по-другому видите, по-другому называете. А я вижу с другой изнанки, — замолкаю, не в силах объяснить. Просто укачиваю тебя, держа в своих объятиях.

Шут

И все сильнее мне кажется, что складываю я мозаику... А каждый кусочек убегает все быстрей и быстрей... Я такой страшный? Да и не просто убегает — а сердце бьет на осколки... А этими осколками я раню сердца дорогих мне...

Но, дверь открыта и путь выбран... Я Адский Шут... Я сыграю и пройду до конца. Не привыкать....

— Не надо понимать... Просто сделай... Очень прошу... И ...Приходи сюда... Когда захочешь... Дорогу знаешь теперь... Я так хочу. Я люблю вас двоих... Лишь с одним мне не быть.

Целую ... Сладко.... Медово... Хороший мой...

Отстраняюсь и провожу руками над веткой мяты... И все они вдруг осыпаются пеплом... все до единой. А в моей руке — горсть семян.

Вкладываю их тебе в ладонь, сжимаю ее и целую костяшки пальцев.

— В нужное время — посей их. Нитками прорастет эта мята — новыми, крепкими, без недоговорок, без обид, без страхов... А чьи судьбы на веки свяжешь ими — решать тебе.

Тебя люблю... Его люблю... Хочу, что б и меня любите...

Больно... Оставлять тебя... Но — таю... По дороге звездной ухожу в межмирье... Складывать мою кровавую мозаику.

Амалей

Ты исчезаешь... снова... де жавю... Я сажусь на ступени и ветер мне в лицо, а я уже не чувствую холода. Море колышется и звезды вместе с ним. Я прижимаю сжатую ладонь к груди, медленно раскрываю ее, впуская в свой мрак семена... Я знаю многое... и не знаю в тоже время ничего... Я такой же как ваш Князь — двуликий. Черная материя и пустота.

48

Теодор

Задумчиво смотрю на кольцо. Ты никогда не делаешь ничего просто так. Я сам выбрал свою судьбу, но я не мог по-другому поступить. Это явно не просто кольцо. Рубин в центре подмигивает и манит. Попробовать? Устраиваюсь поудобнее в кресле, накрываю пальцами и начинаю искать душу.

И почти сразу проваливаюсь куда-то. Страх мобилизует. Защитная сеть, разведывательная, опознание. Аккуратно двигаюсь вперед. И сталкиваюсь с собой... Смотрю в свои безумные яростные синие глаза. Вижу себя, извивающегося змеями чужих душ. Вижу ярость. Вижу страх. Вижу даже любовь. Мои губы шепчут мне: "Помоги!". И проваливаюсь обратно.

Открываю глаза. Значит, это правда. Я не я. Я не настоящий. Или все-таки настоящий? Сейчас мне все равно. Но силу из кольца я могу тянуть. Это хорошо, мне это сейчас нужно.

Проверяю, где сейчас Шут. С Князем. Душу опять корежит болью. Тише... Тише... Выдыхаю, расслабляю. Сейчас это неважно, как бы она не болела. Усмехаюсь. Я, все-таки, Пожиратель... Могу и свою душу свернуть как нужно.

Пока Князь занят, нужно все-таки сделать задуманное...

Достаю проекцию души Князя, которую снял, пока был с ним. Выпускаю. Смотрю. Что-то не то. Вообще не то...

Достаю нити душ. Принц, Хаос, Алая Леди, Амалей, Скрипач, Шут, моя. Семь демонов. Семь отражений Князя. Плету общую душу всех демонов. Не знаю сколько. Плету. Сил почти нет, тем более что постоянно наблюдаю за Шутом. Но нужно доплести. Выпускаю законченное плетение. Совмещаю проекцию души Князя и сплетенную душу. Нет совмещений по основным координатам. Кручу проекцию и сплетенную душу. Становится страшно.

49

Князь-Глеф

Князь

Мне хочется понять, что с тобой стало за все это время... Кем ты стал, Меч? Как ты ошибался, когда меня не слушал. Найти тебя? Мне просто не искать, а в волнах приближаться... не ждать... не искать... нет высших сил... и никогда не было. Зеркало плывет по океану хаоса. Огромное черное зеркало с символикой по раме.

Вдруг оно вскидывается, как конь встает на дыбы, и Черной тенью оттуда на берег выпрыгивает... Князь.

— Глеф, я вышел из воды! Ты еще хочешь продолжить наш разговор?

Глеф

Взмах лезвия, пространство раздается на миг, и Глеф, покинув Храм, делает шаг на берег — к тому, кто вышел из вод хаоса.

— Хочу. О чем ты будешь говорить со мной, Князь?

Почему ты стал зеркалом, Князь? И — кто тот, другой, что носится сейчас по мирам?

Князь

Я делаю к тебе шаг и кладу на плечо руку. Она тяжела. Она очень тяжела. Теперь ты узнаешь своего Князя? В глазах сталь. Они светлы... не так, как всегда. Серая сталь и полоски света вертикалью.

— Я хочу говорить о зеркале и его изъянах. О том, что упустил суд, когда превращал в игрушки демонов. Ты холоден в решениях. Ты должен был мне поверить в первый раз. Когда я пришел к тебе. Еще немного, и мира не станет. Мне нужно удержать равновесие.

Мне нужно, чтобы ты привел к берегу Шута. Одного.

Глеф

Холодная узкая ладонь ложится поверх ладони Князя.

— Ты не иллюзия, — светлые глаза отражаются в столь же светлых — не поединок и не противостояние — всего лишь отражение.

— Когда ты пришел ко мне в первый раз, ты не поведал ничего такого, чему я должен был поверить. Если тебе есть, что рассказать — о зеркалах, об изъянах, об ошибках Суда или о чем-то еще, я выслушаю и постараюсь сделать то, что в моих силах. Поверь, мой Князь, мне тоже не хочется терять этот мир! Но... не стоит думать, что я холоден в решениях — просто теперь свободен их принимать.

Князь

— Всего лишь малость. Чтобы пришел Шут. Никто из демонов не должен знать об этом. Иначе не получится. Я встречу вас на берегу. И исправлю ошибку. И уберу изъян из зеркала. Иначе и остальные скоро разобьют... — зеркало тянет меня обратно. Оно начинает мелко звенеть и дрожать. Кровь из него льется и течет ко мне. Глеф... Ты теперь свободен. И разве нужно вспоминать, как вы судили меня и что сделали? Вы сами сделали это вашим судом...

— Ты приведешь?

Глеф

Короткое молчание, долгий взгляд куда-то за горизонт.

— Приведу, если он согласится. Когда до конца мира осталось совсем чуть-чуть, времени как раз хватит исправить несколько старых ошибок и наделать уйму новых! — улыбка на тонких, обычно сжатых в одну линию губах бывшего Палача смотрится... странно. Непривычно и неожиданно — особенно такая улыбка.

Князь

— Вероятно, — я отпускаю плечо Глефа. — ты познал тьму... тебе нравится быть частью тьмы? Скажи, что ты чувствуешь теперь? Ты был мечом всегда и останешься им... Но без надежды, без разумности существования, даже меч становится тупым и уже не ранит. Когда я совершил ошибку и создал этот мир, я надеялся, что равновесие — грань, важнее всего на свете. На самом деле все пустое. И равновесие мешает...

Глеф

— Кому мешает? — юноша озадаченно пожимает плечами. — Или ты сейчас о насильственном его поддержании? Что до тьмы... Я веками пытался познать и тьму, и свет — и, как видишь, не особенно продвинулся в своих познаниях, — в его голосе те же нотки, что и в свежем морском ветре — легкость и чуть-чуть горечи. — Вероятно, мне мешает равновесие, ведь я — дитя Грани. А чувствую я сейчас, — Глеф на секунду прижимает ладонь к губам, — что разумность существования не имеет ничего общего с надеждой.

Князь

— Всем... — горькая усмешка. — Высшим силам даже... Ты не знал? — срываюсь, хватаю за плечи и трясу... — Смысл ищешь в равновесии? Глупец, — резко целую в губы. Черчу через них серебро и мяту... — Нет равновесия, Глеф. Есть пустота. За светом и тьмой — пустота. Ничто.

Глеф

Губы Меча холодны, у них привкус морской соли и железа.

— Зачем мне искать смысл в равновесии? Смысл ищут совсем в других вещах, — прохладные пальцы скользят по подбородку — мимолетно-задумчивая ласка. — И даже иногда находят. А равновесие... оно или есть, или нет. И мне не очень понятно, Князь, — лукавый взгляд из-под серебристых ресниц, — как может мешать то, чего нет.

Князь

Я рассказал бы тебе о ничто, Глеф, но ты слишком юн. Ты создан быть холодным и решительным. Я же знаю многие стороны, и самая страшная из них ничто. Полная пустота, в которой я обрел смысл.

— Прости, милый Глеф, я не могу тебе ничего объяснить, — качаю головой. — Ты теперь меч демона Тьмы. Ты просто приведи ко мне Шута.

Зеркало двигается к нам... Зеркало чернеет ночью, шипит...

Глеф

— Очень жаль, что ты ничего не можешь объяснить... милый Князь, — Глеф с опаской смотрит на черное зеркало и приобнимает лорда, ледяные ладони на плечах — жестом защиты.

— Ты уверен, что хочешь возвращаться в ту штуку? Если нет, можно попробовать что-то с этим сделать.

Князь

Я оборачиваюсь на зеркало. Он цельное. Ни одного изъяна. Улыбаюсь Глефу.

— Я в ловушке. Ключ у Шута. Он откроет зеркало. Настоящее зеркало... Пойдешь со мной? Тогда кто передаст мою просьбу?

Глеф

Кончиками холодных пальцев — по горячей щеке. Уверен ли ты, Князь, что выбрал правильно? Ты ведь отлично знаешь, ЧЕЙ я меч...

— Рад слышать из уст твоих слово "просьба". Да, я передам ему. Не думаю, что мне стоит идти туда с тобой, где бы это "туда" ни находилось... разве что ты готов довериться Амалею и использовать его мощь, чтобы открыть твою ловушку.

Князь

Прости, дальше я уже не могу ждать. Меня уже растаскивает на куски.

— Передай! Только ему одному. Никто больше не должен знать. Понимаешь? Ты все понимаешь?

Осколки падают на берег. Я рассыпаюсь и становлюсь огромным черным зеркалом, в котором отражаешься ты, Глеф. Зеркало наклоняется к тебе и смеется:

— Поздно, — говорит оно.

Глеф

— Это мы еще посмотрим, — Глеф смотрит в глаза своему отражению, затем отворачивается от зеркала — чего он там не видел? Найти Шута... это будет не так уж и трудно сделать, достаточно закрыть глаза, уловить мерцание яркой искорки внутри, а потом просто позволить ей привести себя туда, куда надо.

Молнией по серому небу — рассечь пространство — шагнуть прочь.

50

Cон Шута

Шут

Лето... Мне снится раннее лето...

Полдень... Небо бирюзовое над головой... Солнце теплое, его золотые лучики зайками прыгают по темно-зеленым листьям яблонь, по нежно-розовым и молочно-белым бутонам и цветкам. Ветер играет лепестками... Они кружатся в воздухе, путаясь в моих волосах...

А я иду... Все ближе и ближе к темной фигуре, что застыла у яблони. И душа замирает — так хочется поскорей дойти и обнять.

Почти бегу последние шаги. С разбегу обхватываю тебя руками. Нежно целую в основание шеи, вдыхая такой знакомый и пьянящий запах.

Холодает? Оглядываюсь... Это не яблоневый цвет кружится вокруг — это первый снег. Морозно... Зима.... Согреешь ли ты меня?

Прижимаюсь к тебе сильней... Голову опускаю на плечо... Тихо спрашиваю:

— Радость моя, от чего ты опять грустишь?

Князь

Я вижу сон. Так часто вижу его. Снег лепестков превращается в снег, и ты приходишь ко мне, чтобы спросить. Хочу обернуться, увидеть зеленые листья глаз. Увидеть тебя, милый Шут. Есть особая прелесть видеть тебя каждую ночь. Все это время заключения после суда. Каждое мгновение думать, что ты... не видение прошлого... что еще существуешь... что твое отражение не живет теперь и не совершает поступков, о которых ты узнаешь по чужим, зеркальным воспоминаниям.

— Я не грущу, ты ведь пришел, — оборачиваюсь к тебе. И вспоминаю венчальную поляну, на которую вырвался с таким трудом... Мой милый и жемчужный сон... где все так странно. Снег, лепестки... ТЫ...

Отогреваю твои ладошки теплом дыхания, и волосы серебром опадают тебе на руки.

Шут

Провожу кончиками пальцев по твоим скулам, легонько очерчиваю губы...

Глажу тебя по волосам и вновь обнимаю — только теперь так, что б видеть твои глаза. А в них снег кружащийся отражается... В черном небе танцуют снежинки. Завораживающее зрелище. Куда моей ворожбе до твоего не придуманного очарования! И сердце мое бьется быстро-быстро — под такт твоему...

Радость моя... Радость моя... Радость моя...

Не могу удержаться, да и не хочу удерживаться — целую тебя в губы... Холодные, как те снежинки, что вокруг... Нежненько провожу языком, касаюсь уголка губ...

Шепчу:

— Поговори со мной... Не молчи... Расскажи мне... Что хочешь... Что желаешь... Что любишь...

Так хочу тебя слышать...

Князь

Я могу ли тебе говорить, что немного осталось, мой милый? Я могу ли желать, чтобы ты был несчастен? Я тебе расскажу лучшие сказки о счастье... самые лучшие сны подарю тебе, снежные, нежные, вьюжные, с цветами яблонь, с ароматом... Чтобы ты вспоминал и радовался... Чтобы ничто не проникало темное в чистое сердечко. Чтобы светом полнилась душа.

Главное? Знаешь главное... ты главное... мое сокровище... Медовый цвет... Облака белоснежные... Поведу тебя полями, лугами... Посажу тебя в лодку, и по небу, по звездной речке... Ты только слушай... И пальчиками воды касайся... Катайся... Дыши со мной одним воздухом...

Поздно ли? Надо ли? Мало мне — говорить, любить, молчать... Кричать хочу... И с тобой... одним лечу в океан из света... Неважно все. Лишь мгновение. Побудешь рядом, и ладно.

Шут

Печаль твою снегом запорошу... Заморожу! А потом пусть тает! Уходит, водой убегает... Не возвращается... Мой хороший... Мой любимый... Да не молчи же ты о том, что не так! Мне скажи... Я удивлю тебя... Я умею находить ответы... Чаровать, ворожить... Что б зимою — лето...

Мне грустно без тебя... Мне жить не хочется... А хочется — с тобой!

Дорогой звездной... А что там на другом конце дороги знаешь? О чем мечтаешь... Хочешь покажу? Проведу тебя по ней...

Лишь доверяй мне — такому... Ветреному, но теплому... Согрею... Тебя снежной зимою... Огоньками... Искорками... Не обожгу! Отогрею... Доверяй мне... Не обманет сердце мое... В нем две любви... Но, разве это так плохо? Такая у меня дорога... Не хочу другой... Только будь со мной!

Знаешь ведь... Знаешь.... Я скорее горло себе перережу, чем больно тебе сделаю или кому позволю....

Обнимаю крепко-крепко... А потом отпускаю... Касаюсь лишь запястий... Целую... Ты — мое счастье!

Князь

Нет ничего, кроме этого места для нас, милый. Часы истекают в траву зеленую песком... Я бы говорил... Я бы сказал... Слов так много... Но нету их... Лишь песни ветра, да журчание реки хрустальной. На лодочку тебя сажаю. Плыву с тобой по извилистой меж берегами странными. Тут и земля другая — запретная.

Что говорить? Обниматься с тобой мог бы вечно. Гляжу в глаза твои светлые. Мне бы чуточку памяти побольше. Наказание мое... Счастье мое... многотравное. Искреннее. Честное. Все знаю. Все тебе прощаю...

Плывет лодочка... Золотится вода... И берега расширяются. И впереди нас преграда растет и ширится огромным отражением.

Шут

Упрямый...

А травы пахнут так пряно... Плещется вода золотом, в глазах твоих отражаясь... Или это мои огоньки дорогу нашли в твою душу? Ты мне нужен... Что б жить... Что б дышать... Что б любить... Уходить... Приходить... Брать... Отдавать... Радовать!

Не хочу больше в зеркала смотреться... Хочу в твои глаза... Просыпаться утром — и взгляд твой ловить... И улыбаться... И пальцами узоры выводить по твоему плечу ... Волосы твои откинуть за спину — и целовать.... Ушко... висок.. скулу... линию шеи... Сладкие поцелуи — и пусть дыхание перехватит.... И голова кружится и у тебя, и у меня...

Разобью все зеркала. Хватит... В отраженьях нагулялись... Наигрались!

На мелкие осколки — звонко, колко! Что б ничего не осталось...

Только ты помоги мне... Просто люби... Я все могу, когда меня любишь... Я тогда — пламя!

Твое... И я тоже упрямый.

Князь

Ответно тебя целую... Тоскую... Травы перебираю твои... ароматы... цветы... ТЫ! Рядом. Такой очевидный и родной. МОЙ! Если бы я мог сказать... и предупредить... Дать тебе совет, как поступать, как жить. Но ты для меня свободен. Волен, как ветер. Целую твои руки... Нас речка несет. Кладу тебе ладонь на грудь.

— Здесь! Слышишь... Бьется. Ключик от двери нужной. Только откроешь... Им... Здесь... — задыхаюсь. Губ твоих касаюсь жарко. Мне так с тобой сладко, милый. Ты для меня огонек яркий...

Слушаю отражение зеркала. Изъян его помню.

— Стеклышко разноцветное. Настоящее зеркало с изъяном. Не хватает одной детали. Только других не подпускай... Ни одного из них, — в губы выдыхаю...

Шут

Глаза в глаза, губы в губы — дыхание одно на двоих... Слышу, что говоришь мне, радость моя... А понимаю ли? От того то и страшно...

А вокруг — вновь холодает...

Белым снегом укрываются дивные берега... Кует мороз лед по воде... Небо меняется... Темно-сизое, свинцовое — оно так низко, что кажется — сейчас упадет на нас. Да и не небо это уже — зеркало! И там, у горизонта , оно встречается с землей... Раскинулось через всю реку — от берега до берега, от края до края, от жизни до жизни... И нас течением к нему несет... неизменимо... Уже — нет.

Глаза закрываю и просто обнимаю тебя крепче...

51

Глеф — Шут

Глеф

Пронзительный ветер Межмирья, тягучая патока безвременья, неумолчный, неумолимый шорох песчинок в часах вечности... Двери и зеркала, зеркала и двери... Неисповедимы пути Шута — цветными витражами, радужными мостиками над бездной, яркими осколками мозаики в холодном сером песке — какой из них верный? Какой из них приведет к цели?

Глеф закрывает глаза и слушает, как пульсирует в его груди огненно-черная сфера — бесценный и страшный дар Амалея. Даже когда он вернет его, часть мрака навсегда останется внутри, она уже меняет его суть — медленно, неотвратимо... Пойманной пестрокрылой бабочкой бьется искорка, цветная нить протягивается от нее к одному из витражей. Рассекая пространство, Глеф шагает в золото, медь и пурпур.

Здесь царствует осень — багряно-рыжим пламенем кленов, пламенной горечью рябины, одуряющим запахом палой листвы. Солнечные лучи пробиваются сквозь листву, золотя и без того огненную голову Адского Шута.

Что ж, здравствуй, головная боль моя, яблоко раздора Темных Лордов... владыкой осени кажешься ты сейчас, как бы пошла тебе корона из кленовых листьев...

— Здравствуй, — голос бывшего Палача негромок и спокоен, как всегда, как в те времена, когда по слову Судьи он заключил неистовое пламя Шута в тельце тряпичной куклы с разрисованным фарфоровым личиком. — Нам нужно поговорить.

Шут

Я складываю мозаику... По ладоням — лучики-зайки... Золотые, багряные листья... Рябины красные кисти... А душа заходится криком.... Пламя бьется — беснуюсь дико...

Не получается. Вернее получается и складывается, а результат, все равно, неизвестен. А от этого и страшно, и больно... Я собой недовольный. Все кусочки собрал, знаю место для каждого — а картинка не складывается... Осень могу собрать — в любом из миров и отражений. Листик золотой, листик багряный... Немножко неба синего, немножко ветра мокрого... А себя — не сложу... Боюсь... Не хочу...

Уже скучаю...

Ветер бросает охапку кленовых листьев мне в лицо, и я замираю. Он принес собой присутствие и запах! Ты пахнешь им... Морем соленым под черничными небесами... А еще сталью — острой, опасной, до бела раскаленной! Влюбленной...

Сердцем я это вижу, не глазами... И огонь в сердце вдруг вскидывается, вырывается на свободу... Чувствую, как огоньки начинают играть на кончиках пальцев. Ты — последний кусочек мозаики? Или тот, кто мне поможет ее сложить? Ты тот, кому доверяет мой любимый... И я хочу тебя услышать... Иду к тебе я ближе...

И с каждым моим шагом ветер все сильнее кружит листья... Неба уже не видно, как и земли под ногами. Все исчезает в багрянце и золоте вихрей. А по ним начинают плясать огоньки... Все быстрей и жарче, все безумней...

Да гори оно все огнем!

И пламя кругом очерчивает нас.

— Поможешь мне?

Глеф

Рыжий и красный, золотой и красный, медный и красный... и лукавые зеленые искры, которые — суть и сердце пожара. Огонь отражается в прозрачных глазах Меча, ржавым осенним листом касается его губ, и Глеф улыбается Шуту — светло и открыто.

— Ничего от тебя не скроешь, да?

Пляска пламени, пляска безумного сердца Шута — и жаркой вспышкой в груди отзывается бабочка-огневка, и тяжелым больным ударом — кроваво-алый комок чужой плоти.

— Может, и помогу. Но сначала мне нужно передать тебе кое-что — от Князя. Он хочет видеть тебя.

Шут

Так хочется коснуться... Как будто чего-то родного и долгожданного... Желанного... Сам себе дивлюсь — ведь ты лишь только пахнешь им! А пламя ластится... Как будто знает много больше... Золотистые огоньки срываются с пальцев и бабочками порхают вокруг тебя...

Улыбаешься. И эта улыбка столь легкая и светлая, что не могу не улыбнуться тебе в ответ.

Пусть пламя не жжет тебя, а греет...

— Я знаю... Он мне снился. Вот только где и что мне делать — я уже не знаю. Вот видишь — гадаю... По линиям судьбы на листьях, по линиям любви на сердце... Расскажи мне, какой узор здесь видится тебе?

Глеф

Золотистые бабочки касаются крылышками щек, трепещут на ресницах... и в такт им трепещет крыльями огневка, будто пытаясь вырваться из стальной темницы.

Глеф берет в ладони руку Шута, кончиком пальца рисует на ней изломанные линии.

— Это твой узор — багрянцем по мятному серебру, медвяным золотом по черному бархату, рыжим пламенем по полуночной синеве неба, солнечным зайчиком по ряби снежного ручейка... огненной бабочкой по ртутному зеркалу. Прошлое и будущее. Линии моей судьбы — черным по белому, бархатом по стали, ты чувствуешь их. Сталью по бархату — узор прошлого, его тебе видно тоже. Узор моего настоящего не здесь, он начерчен в небесах над Океаном Хаоса, на его свинцовых волнах, на прибрежном песке — серым по серому. Там и будет ждать тебя Князь — на берегу океана, а что делать — ты знаешь лучше. Князь заключен в ловушку зеркала, и оно просто так не отпустит... но он сказал, у тебя есть ключ...

Бабочки танцуют, танцует пламя — все быстрее и быстрее. Яркие огоньки отражаются в светлых глазах, и не поймешь, что в них, кроме разноцветного мельтешения крыльев.

— Узор моего будущего — белым по белому. Ты не сможешь его увидеть.

Шут

Мне не нужно видеть... Мне достаточно чувствовать... И если уж пламя, в которое превратилась моя душа — чистое пламя, в которое ничего нельзя добавить, у которого ничего нельзя отнять — находит отклик в тебе, то наши узоры переплелись.

Закрываю глаза, кладу свою ладонь поверх твоих. Легонько глажу по нежной коже... Подношу твои руки к своим губам и невесомо целую твои трепетные пальчики... А огненные бабочки словно этого и ждали — касаются тебя, превращаясь в золотистые узоры на твоей коже.

— Я твой узор ощущаю... А все, что я ощущаю — я огнем могу прорисовать.

Удерживая тебя за запястья, развожу наши руки в стороны — и между нами раскидывается белое полотно. Провожу ладонью над ним — и на полотне проступает вязь огненных узоров. Они меняются, переплетаясь из одного рисунка в другой, огненными струйками стекают с краев...

— Сам решай, как хочешь ткать свою судьбу... Но, прошу, помоги мне распутать нити моей... Помоги мне не уйти в зеркала, когда я буду их открывать для Князя.

Глеф

Солнцем и пламенем окрашиваются нити жизни моей. Золотом по белому — вплетается нить твоей ворожбы в полотно моей судьбы, вьются огненной вязью письмена... Так должно было быть? Так — стало? В стали серебристой отражаются, пляшут-пляшут огоньки-мотыльки. А над головой, в пронзительной синеве небес танцуют клены — короной осени — твоей короной, Шут...

— Я решил уже, а дальше — пусть будет как будет. Я только за себя могу решать, и узор менять — за себя... разве что кто-то сам попросит.

Разноцветные нити в тонких, но сильных пальцах — ворохом осенних паутинок, спутанными дикими травами. В четыре руки разбирают — будто вместе над колдовским зельем ворожить собрались.

— Если хочешь, я могу разрезать те, что тебе мешают, а из остальных сплетешь нужный узор. А чтобы удержать тебя у зеркал, нужно связать нас заклинанием и кровью.

Шут

Я — пламя... Ты — пламенем каленый... Нам не нужны заклятья... Нам кровь достаточно смешать и загадать желание любое...

На секундочку прикрываю глаза, чуть крепче сжав твои ладони. А открыв... Мы... падаем... в лето... В высокое голубое небо, в звонко-хрустальную песню жаворонка, в золотую пшеницу до горизонта, в цветастое разнотравье по пояс у кромки поля...

И не нити в руках уже, а охапка душистых трав... И серебристыми ртутными змейками в этих травах — мята. Зеркальными осколками рвет остальной узор.

Смотрю в твои глаза, Глеф, и мне так страшно от слов моих... Но нельзя по-другому...

— Эти отсекай... Они лишь отражения, их изменили давным-давно. А они переплелись и стали тем зеркалом, что держит Князя. Помоги мне их убрать, чтоб больше ничего нас не держало... Чтоб не утянуло в зеркало меня, чтоб я смотреть смог в него без страха. Чтоб смог разбить.

Мне плохо от этих слов... Больнее, чем душу было рвать на части... Больнее, чем сердце на осколки бить...

Несчастье мое... Счастье... Вас, мой Князь, любить...

Вновь поднимаю взгляд на тебя, Глеф — Граней сущность... А сердце опять наполняется теплом. Не знаю как и почему, но ты мне уверенность даришь. Улыбаюсь тебе — по летнему солнечно и тихо говорю...

— Ведь если мы с ним любим — то эти нити свяжем вновь... Уже без узелков и без обрывов... Узором и волшебным, и красивым... Заворожим на счастье кровь...

Глеф

Кружит голову аромат трав — горький, пряный, медвяный. Закрыв глаза, переступить через свой страх, и верить, и знать — если не будешь бояться, не упадешь... а потом открыть и просто идти вперед. В этом мы похожи с тобой, Шут... в этом и во многом другом. Кто бы мог подумать — такие разные! И пусть твоя искренность горяча и светла, а моя прямолинейна и беспощадно-остра, как клинок, что меняется от того?

В глазах бывшего Палача отражается небо.

— Я сделаю, как ты просишь.

Ледяные лезвия ладоней и неожиданно-теплое дыхание. Светлая сталь рассекает безжалостно серебристые стебельки, над полем разливается одуряющий запах мяты. Вздрагивает бабочка-огневка в груди — в такт горячему сердцу Шута...

— Мне жаль. Знаю, это больно, — охапка ртутной мяты лежит на траве, и прохладные пальцы Глефа осторожно касаются висков Шута, даря успокаивающую ласку. — Но ты прав, настоящее вновь прорастет травой — даже сквозь лед, сквозь запекшуюся корку — пробьется, переплетется... А тебе сейчас станет немного легче дышать.

Кончиками лезвий на узкой белой ладони Меч чертит алые руны — то ли слово, то ли имя. Протягивает руку Шуту — открытой ладонью, как для рукопожатия.

— Моя кровь у тебя есть — бери, сколько пожелаешь. Теперь нужна твоя.

Шут

Боль такая сильная, что хочется кричать...

Я не могу...

Я не могу без тебя! Без мяты твоей... Пусть даже и зеркальной...

Прикусываю губы до крови... Ногти впиваются в ладони — глубоко и больно...

Огнем бы мне все жечь... До тла! Что б не болело больше...

Так было надо... От этого не легче...

Надо было все разорвать... Что б новый узор сплести — и по живому... Без ложных отражений в зеркалах... Что б ты был волен в своих решений, мой Князь... Счастье мое... Что б ты жил! А я чтобы мог тебя любить.

Я Адский Шут — я все смогу.

В ласковых касаньях вновь учусь дышать. Поднимаю голову, сдувая налетевшие на глаза прядки... Беру твою руку, Меч, и сжимаю в ответном рукопожатии... Кровь мешаю... Пусть сбудется мечта большая...

— Спасибо тебе...

Наклоняюсь вперед и касаюсь твоих губ своими — дарю дыхание, немножечко огня и капли крови — той бабочке-огневке, что бьется в твоем сердце.

Отстраняюсь, нежно проведя напоследок пальцами по твоим запястьям... Выбор сделан, решенье принято... Да, я сыграю! Моя судьба — такая! От горизонта и до края — я буду счастье рисовать огнем по небу... И быль... И небыль...

— Идем....

Глеф

Губы Меча сухи, у них привкус морской соли и железа.

— Тебе спасибо, — легкокрылая бабочка в груди доверчиво замирает, впитав плоть от плоти своей — искра Шута, зароненная им в сердце мрака, кровь Шута, подаренная... сопернику? Другу?

Время почти истекло.

— Иди один. Я приду на берег позже — мне нужно еще увидеться с Амалеем до того, как время этого мира закончится.

Песчинки в часах вечности отмеряют срок — серым песком и зеркальным крошевом. Сколько еще осталось нам с тобой, моя радость? Впрочем — сколько бы ни осталось...

Как виделось — белым по белому — не будет уже. Волшебными письменами горят на светлой стали узоры Шута, намертво въелись в лезвие прикосновения мрака. Не мне менять эти узоры... А как будет — скоро узнаю.

Время почти истекло...

— Мне всегда казалось, что в конце нашего пути у границ реальности не будет ничего — ни формы, ни смысла, ни сожалений, ни надежды. Это не пугало и не огорчало меня, но... Сейчас я знаю, что ошибался. Смотри, — Глеф берет за руку Шута, притягивая его к себе, в другой руке — меч. Он подносит сталь к их лицам — в тусклом обоюдоостром зеркале отражаются пламя августовских костров и первый лед ноябрьских ночей, закатный пожар и узкая полоса рассветного неба... пламя и клинок. А потом все заливает темной волной. Двое — такие разные, такие непохожие и такие близкие сейчас — в эту минуту они видят одно. Бархат ночи над обманчиво-спокойным морем и звезды, далекие и яркие.

— Это останется. Чем бы ни завершился круг, что бы ни ждало нас по ту сторону — это останется, а значит, ничто не было напрасным. Я не знаю, что ждет нас в конце пути, но мне достаточно помнить об этом, чтобы идти дальше — без страха и сожалений. И мне хочется, чтобы помнил кто-то еще.

Пальцы Шута легки и нежны как крылья бабочек, прощальная ласка — трепетом крыльев... радужные разводы пыльцы на бледной коже запястий.

— Мы увидимся еще! — улыбка ясная и светлая, золото запуталось в рыжих волосах Шута, осенние паутинки притаились в пепельных прядях Глефа. Все решения приняты, выбор сделан, и еще есть немного времени... немного, но есть.

Трепет разноцветных бабочек на ресницах мешает рассмотреть лицо.

Меч вновь рассекает пространство, шагая в Межмирье. Мрак в груди направляет мягко и решительно, безошибочно отыскивая нужную дверь. Если не будешь бояться упасть, не упадешь.

Время на исходе.

Глеф закрывает глаза и делает шаг.

52

Принц.

Сегодня мне снился Шут.

Ворожбою своею, плата — прядью седою, вернул магию льда.

Льдом я сковал подарок Теодора. Хрупко — хрупко. А потом разбил.

Хлынули чувства, вернулось море. Больно— больно. Пусто в душе.

Сегодня мне снился Шут. Я плакал у него на груди, роняя горькие слезы. И сжималось сердечко — от боли, обиды, предательства любимого. Не любит, не хочет. Использует только. И мне теперь пусто.

И уходила любовь со слезами, в душе тоску поселяя.

Но Шут мне сказал — "Тебя время излечит. И сможет потом полюбить ты другого."

Я знаю. Я верю. Потом это будет. Сейчас же слезами я боль свою омою, любовь свою смою.

Не буду я больше прятаться от чувств. И воду приму я, что жизнь мне подарит. Что чувствам будет бурлить во мне. И лед я приму, что отрезвить поможет, что спрячет, подскажет. Не даст мне упасть.

Тебе, дорогой мой Шут, скажу я спасибо — ты столько уже для меня ворожил. Чудесный огонь, что свел с ума Князя. Желая я счастья тебе и любви.

Познал я всю боль, но и сладость этого чувства.. Впредь буду осторожен на своем пути. Не Лорд, не Хранитель, а что-то по середине. Пусть не обладаю я магией ни крови, ни души. Пусть песня моя — моя магия, пусть вода — защита моя.

Я спою тебе Шут, пропою твое счастье.

И о тебе, Теодор, спою.

Отпущу с этой песнью свою любовь я,

Я больше зла на тебя не держу.

Ты меня не любил — в другом твое счастье.

Так пусть же он бережет тебя.

Я станцую вам танец,

Я песнь свою пропою.

Я больше никого не проклинаю.

Но больше никого и не люблю.

Замолчать, потянуться, вздохнуть с облегчением. Не буду я больше грустить!

— Отец мой, Скрипач! Хочу тебя видеть... Откройся, ну где ты? Позволь мне услышать тебя....

Шут

Шаг первый...

Чернилами разлей свой мрак по свету, хороший мой... Небом черным распахни крылья над моею головою... А ты, радость моя, серебром своим, как монистом, расшившей покров ночи... Месяц молодой и звезды яркие в небе темном зажги... А я костер разведу... Золотом пламя до небес до самых... Медью рассыпаются искры вокруг... красными лентами кровь моя — кровь наша — по огню вьется...

Ворожить буду... На судьбы, на сердца, на души... На вас — Хранители и Лорды, на вас сущности Граней...

Что вы желаете? Какой узор в мозаике?

Птичьим криком да волчьим скоком... Знаменами и щитами, мечами и латами... И куделью у домашнего очага, поздним ужином в усталой неге летнего вечера под кровом вишневого сада. Нет побед без поражений... Нет Войны без Мира... Нет тебя, прекрасная в грозах и дикости своей, Алая Леди без верного тебе Волка. Клыками он глотки рвать готов... Ради равновесия? Ради тебя. Вам ведома любовь — так любите! А нужный баланс чувства удержат сами...

То игривой метелицей, то колким льдом, то холодной полыньей, то ласковым звонким ручейком, что ластится к рукам... Снежный Принц... Не меняется душа от смены стихии! Не исполняется загаданное желание — если оно не заветное. И если тот, на кого желаешь, — не желает тоже. Чувствами... По воле доброй, по воле светлой, по воле снежной... Не заворожить их, не заколдовать, не отобрать. Так не жди! Снегом кружись, водой лейся... Не сковывай морозом сердце, лучше лед синеглазого своего счастья водой весенней растопи. А взять ли любовь свою или уйти от нее — это уже твой выбор...

Сыпется песок в часах... Чего ждешь? Какой погоды и у какого моря? Ладони жемчугом полны... Это слезы твои. Вот только рано поминальные песни голосить. За здравие еще не спели! Проснись, Фрэя! Просыпь жемчуг по земле! Пусть впитает она слезы эти и новыми ростками прорастет. Дай шанс жить...

Волшебной мелодией по сердцу... Легкими касаниями тонких пальцев по стругам души... Дуновением ветра, шелестом моря, цветами, что завораживают своей красотой, нежным румянцем на бархате щек... Кристиан... Темный Лорд со светлой душой. Страстный, порывчатый, любящий... Любимый! Просто верь — он любит тебя... Просто знай — не всегда темным нужно быть в угоду тьмы, не всегда светлым нужно быть в угоду свету. Нити судьбы своей сплети смычком и сыграй нам — на струнах лунных, на струнах солнечных...

Крылья твои занимают пол неба... И кровью свежей пахнет вода с твоих губ... Поцелуями пить ее... Поцелуями же и душу твою нежить, как ветер нежит крылья твои. Восторг полета — страсть твоего сердца. Восторг разрушения — страсть твоей души. Так почему же иной страсти боишься? Ведь не укусит... А если и да — так зубы у тебя острые! Сам кусай в ответ....

Теодор... Рыцарь без страха и упрека... Нежнее шелка косы твои, а синева глаз прелесть неба затмит своей красотой. И соколом в этом небе кружит гордость. Отважен и верен. А преданность твоя тому, кого любишь, — границ не знает. Души венком сплетаешь, как я страсти и судьбы. Легка ли эта ноша? В чем твои упреки мне? В том, что люблю? А разве ты не любишь? Ведь знаешь каково это — когда сердце разрывается на части и от боли кричать хочется, но даже шепота позволить себе не можешь... Поймешь? Поверишь? Я не враг тебе.. Слово тебе мое — я буду спасать настоящего Князя...

Танцем золотистых мотыльков рисуется имя твое по черному бархату. Глеф — сущность Граней... Остра сталь клинка, холоден и беспристрастен разум, а сердце... Сердце горячо! Ведь бьется в нем бабочка-огневка. Дыханием теплым бьется, сладостью черничной на губах, светом глаз, росой, что искрится по утру на лезвии клинка... И так ли уж это плохо — когда сталь раскаляется страстью....

Шаг второй...

Амалей... Черничным мороком... Соленой нежностью... Влюбленность? Ммм... Отнюдь, хороший мой... Уже — любовь. Запали в сердце мне черные твои очи, огнем в душе заклеймил меня... Не убежать, не спрятаться, не забыть... Да и не хочу! С тобой хочу! А буду ли? Тебе решать...Я тебя отпускаю в ночь... Я для тебя разожгу огонь... Мы тебя ждем. Я тебя жду. Люблю тебя... Возвращайся...

А по небу серебро... Не могу, не могу, не могу без тебя, радость моя! До того люблю! До жарких звездных ночей летних, до скомканных в страсти простыней, до нежных поцелуев... Мятой пахнут губы твои... Имя одно на двоих у нас... Не хочу боли и грусти — счастья с тобой хочу! А ты чего хочешь? В небыль? Иль с нами? Будь со мной...

Шаг третий...

Я — Адский Шут... И я живу игрой...

Сыграем?

Теодор

Отголосок Слова Шута толкается в душу. Ловлю его, прячу, добавляю к ниточкам. Слово. Самый бесценный подарок, который я мог получить от него. Шут... Лукавый огонек, который опаляет всех, со всеми играет, всеми живет, пьет жизни и судьбы. Так же, как и все мы, ты давным-давно попался на удочку Князя. Но сумеешь ли ты своей мятущейся душой найти его? Тебя ведь так легко обмануть!

53

Амалей — Глеф

Амалей

Мрак... бархатными объятьями... необъятными крыльями... принимает тебя в свои руки.

— Здравствуй, Глеф. Глаза можно уже открыть, — и в голосе Амалея можно услышать улыбку — чуть грустную и чуть насмешливую.

Глеф

— Здравствуй, — серебристые ресницы вздрагивают на миг, в прозрачных глазах — хрустальное спокойствие осеннего неба. — Я хотел увидеть тебя... пока этот мир еще таков, как он есть.

Улыбка в ответ на улыбку — прохладно-ласковым теплом последних осенних дней.

— И возможно, ты хотел бы забрать то, что оставил мне на хранение — до того, как все решения станут необратимыми. Останемся здесь? Или отправимся куда-то еще... пока еще есть куда?

Амалей

— Конечно, отправимся, этот мир такой огромный... — демон мрака укрывает бархатным крылом, как плащом и ведет куда-то... пространство это всего лишь сетка... с тьмой узелков и переплетений... дернешь за одно... и можно сразу перескочить на другое. Ветер в лицо... теплый, ароматный, полный цветов... волнуется под ногами альпийский луг, серебристая луна заливает плечи гор... мрак шагает к глади горного озера — идеально круглого, как чаша, и холодного, словно жидкий лед. В нем отражаются звезды, огромные, как волшебные кристаллы.

Это мир не умрет, Глеф. Погибнет одна изнанка, выдержит другая... Я здесь за этим. Судья — это всего лишь одна ипостась... А впрочем, даже если и умрет... миров много... новые звезды зажигаются от поцелуев Люцифера. Забавно, что в некоторых мирах, этим именем зовут дьявола. Какая странная бывает у людей тьма — с именем звезды.

Амалей так и стоит, прижимая к своему боку Глефа, накинув ему на плечи полу плаща, в который превратились его крылья... и смотрит на звезды.

Глеф

Тьма с именем звезды... Мне вовсе не кажется это странным. Люди словами пытаются выразить невероятное, непостижимое... недостижимое... то, что и без слов не всегда... потому — так.

Ясные и холодные звезды на бархатной изнанке ночи — почему это место кажется таким знакомым? Или...

Глеф прижимает ладонь к губам — сильно, до боли. Отражение отражения в тусклом зеркале клинка. Отражение мыслей и узоров души в самом чутком зеркале мира от начала его. Иллюзия? Все в мире — иллюзия. Любая иллюзия может стать истиной... только вот раньше он не задумывался, каким именно образом происходит это превращение.

Что ж, теперь — знаю.

Жалею? Нет. Мне ли жалеть о чужом выборе... а выбор есть всегда. Пусть даже кто-то делает его постоянно, а кто-то — лишь раз... выбор есть. Это и есть — твой?

— Миров бесчисленное множество, — юноша прижимается щекой к плечу демона и смотрит вверх. Черный бархат ночи — одновременно высоко над головой и здесь, совсем рядом.

— Но знаешь, мне будет очень жаль потерять именно этот.

Время — серебристой лентой на всю вселенную, скручивается в бесконечные змеиные кольца ленты Мёбиуса. Почему мне тогда кажется, что мир песком утекает сквозь пальцы? Впервые за века я чувствую не бесконечность, а время. Это значит, что наше — подходит к концу?

...Я не знаю, что ждет нас в конце пути...

...но сколько бы ни осталось...

Амалей

Мне тоже... будет жаль... — эхом отзывается демон, — Что ж, постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы спасти этот чудесный мирок. А то, что я тебе отдал... это все равно не сработало... а может как раз и наоборот — так правильно... Мне больше не надо это хранить где-то отдельно. Знаешь, я даже хотел его развеять... или звездочку зажечь, но так будет слишком легко... Да и, кажется, бессмысленно. Сердце — это всего лишь отражение... Дай мне руку, Глеф, — он ловит ладонь юноши и прижимает к своей груди, в глубине которой пульсирует что-то нестерпимо горячее.

Глеф

Холодная ладонь ложится на грудь демону — мрак привычно обжигает и согревает одновременно, и такой же горячей пульсацией отзывается отражение мрака внутри его Меча.

— Я хотел спросить, зачем ты оставил мне его, — Глеф задумчиво смотрит на звездный лед озерной глади, вдыхая ночь, темноту и горьковатый запах трав. — Но наверное, сейчас это уже не имеет значения?

Черный бархат неба над ними, черный бархат крыла под щекой, гладкий темный огонь на ладони и глубоко в груди одновременно... сейчас больше ничего не имеет значение. Время на миг затаило дыхание, оставив в покое острое зеркальное крошево... всего миг, но и этого иногда вполне достаточно.

Амалей

— Я же тебе сказал, когда оставлял, — Амалей улыбается и улыбка полна светлой грусти, — Не хотел, чтобы его коснулась тьма. Там надежда, Глеф... Надежда этого мира. А тьма ревнива, она не делает различий... я ожидал новых подарков от Князя, от которых бы мог потом избавиться, развоплотившись, а сердце с надеждой бы это не затронуло. Но надежда... одна надежда... хранить в сердце только надежду, ничего больше не пуская в него — это глупо, Глеф... это прекрасно, нежно, это то, ради чего хочется жить, но одна надежда не спасет этот мир...

Глеф

— Знаю, — юноша чуть отстраняется, звезды осколками хрусталя отражаются в прозрачных глазах. — Одной надежды недостаточно. Чтобы спасти что-то — неважно, что — нужны решения и действия... но без надежды и то, и другое не будет иметь смысла.

Надежда... трепет крыльев бабочки-огневки, искры, легкомысленно зароненной во мрак Адским Шутом, напитанной его чарами и его кровью. Вот каков был твой дар, Шут! То, что не подвластно ни долгу, ни рассудку, что заставляет вас, наделенных горячим сердцем Лордов, безрассудными бабочками вновь и вновь лететь на огонь и биться о стекло... то, что помогает преодолеть страх и сделать шаг вперед — сквозь отчаяние, равнодушие, пустоту.

Сожалею? Нет. Даже если потом — как виделось — ослепительно белой вспышкой, где не будет места ни пламени костра, ни звездной ночи.

Разумность существования не имеет ничего общего с надеждой.

— Надежда не спасет мир — но и без нее он вряд ли спасется. Наша слабость, да — прекрасные иллюзии, в которые так хочется верить, глупая нежность и лишенные логики поступки — но и сила тоже. Нельзя держать удар, если и не надеешься его выдержать. Нельзя сделать иллюзию реальностью, не поверив в невозможное.

Тьма пульсирует в груди мрака — такая горячая, что чувствуется даже на расстоянии, и, пропустив удар, отзывается мрак в груди Меча.

— Это Князь, да? Знаешь... — юноша, как когда-то раньше, берет ладони Амалея в свои, но не целует, а просто на секунду прижимается к ним щекой, — хорошо, что ты не собираешься избавляться от его даров. Когда придет время, ты сможешь помочь ему.

Глеф касается своей груди — там, где, отдаваясь болью в висках, бьется сгусток темного пламени.

— Если не собираешься забирать обратно, я, пожалуй, оставлю его себе — если ты не против, Амалей. Не думаю, что оно изменит меня сильнее, чем уже изменило. Однажды из него получится отличная звезда — потом, когда тебе больше не нужен будет меч, а мне придет время измениться окончательно.

Амалей

— Я не питаю иллюзий, малыш... — нежно зарывается пальцами без когтей в пепельные прядки, — Мрак порождает иллюзии, но сам он не в их власти, он слишком темен для этого... Князь... — странная улыбка прорезает губы, — я надеюсь... что надежда обретет свет. Мой же путь — тьма. Я помогу ему... я помог бы ему всегда — стоило ему попросить, но он хотел Суда, хотел наказать себя. Что бы я сделал, чтобы этого не повторилось... Мир этот слишком прекрасен... в нем есть тепло... огонь... и огонь этот любит игру тьмы и света... а я... — демон загадочно усмехается, — хочу, чтобы игра продолжалась... ибо даже мраку ведомы желания... А сейчас, давай прощаться, — Амалей склоняется и невесомо касается губ Глефа... раз... и еще... только потянись и поцелуй расцветет новыми красками.

Глеф

Ты — нет, да и я обычно не питаю иллюзий. Это все магия Шута, трепет крыльев золотых бабочек, разноцветная пыльца на черном и белом, заставляющая поверить, что не бывает пределов возможного...

Невесомая, прозрачная, призрачная ласка — морской солью на губах. Предел возможного почти достигнут?

Глеф обнимает демона — сильно, сжимая до боли, впиваясь стальными пальцами в плечи — отвечает на поцелуй яростно и отчаянно. Затем отстраняется и почти невесомо проводит ладонью по щеке.

— Ты особенный, Амалей, — Меч смотрит в черные омуты глаз мрака, не скрывая ни взгляда, ни души. — Из всех созданий этого и других миров, из всех рожденных и нерожденных, из всего, что было, есть и будет ты — самое прекрасное, самое важное и драгоценное для меня существо. Наши судьбы пока еще сплетены — твоим бархатом и моей сталью, нашим договором — и я рад этому. Я не знаю, когда порвется эта связь, я не знаю, что ждет нас дальше, и меня не пугает неизвестность... но ты — бархатная изнанка мира, вечная бесконечная ночь — ты останешься, каков бы ни был конец пути, и это единственное, что имеет сейчас для меня значение. Я хочу, чтобы ты знал об этом — до того, как мы расстанемся.

Амалей

— Ты для меня тоже очень дорог, Глеф, — гладит по плечам, снова нежно целует в уголок губ, — Но мы не можем больше не вмешиваться. Ни я, ни ты... так уж случилось.

Глеф

— Может, и хорошо, что так случилось, — улыбкой по губам мрака — ласково и нежно, будто боясь повредить. — Теперь мы видим мир иначе, не снаружи, а изнутри, впускаем в сердце и душу. Он изменяет нас, но и мы теперь можем изменять его.

Юноша прижимается холодным лбом к горячему плечу, нежась в тепле черного бархата — когда еще? — переплетает свои пальцы с пальцами демона, запрещая себе думать о том, что было и что могло бы быть. У них и так мало времени, к чему добавлять горечь полыни в пряный аромат ночных трав?

— Что ты собираешься делать теперь, Амалей?

Амалей

— Пойдем, — демон чуть загадочно улыбается, не расцепляет сомкнутых в замок рук, ведет Глефа к обрыву, садится на край и тянет его к себе... на колени... прямо над бездной, напоенной ароматом альпийских лугов. Обнимает, целует в висок, в ушко, в шею, — Ни о чем не беспокойся, мой хороший... верный мой... все будет хорошо. Я постараюсь...

Глеф

Теплое дыхание щекочет затылок, горячие губы выцеловывают затейливую вязь — узор вплетается в причудливые письмена на клинке. Юноша склоняет голову, открываясь ласке, дыхание сбивается.

— Вообще-то я за тебя беспокоюсь, — Глеф ловит руку демона — так непривычно видеть ее без когтей — прижимается к ней лицом. — Ты же что-то задумал, жизнь моя, я же чувствую...

Амалей

Амалей тихо усмехается, гладит свободной ладонью по бедрам юноши, ненавязчиво раздвигая их, дует теплым дыханием на открытую шею.

— Не думай об этом, ни о чем сейчас не думай...

Глеф

— Значит, не скажешь... — не только думать трудно, дышать трудно, когда жаром по коже, жидким огнем по телу, когда мрак изнутри просыпается и тянет лепестки навстречу мраку снаружи...

Глеф разворачивается, обвивая ногами талию Амалея, ловит прядь черных волос, притягивает ближе.

— Как пожелаешь, мой демон, — глаза — грозовое небо над океаном Хаоса, дыхания смешиваются. — Но помни: решая, ты решишь и за меня тоже — пока мы связаны договором. И я последую за тобой — куда бы ты ни направился...

Амалей

— Глеф... — целует его, жарко, ласкает губы, срывает дыхание, не дает говорить больше, пальцы стягивают одежду, гладят спину, поясницу, опускаются ниже, ища вход в тело. Мрак сегодня нежен, нет прежней жадности, ласка течет неспешным потоком, тягучим, бархатным, мягким.

Глеф

Поцелуй возвращается — терпким гранатовым вином с привкусом железа и соли. Касания ложатся на горячую кожу демона осенними листьями, струями дождя, падучими августовскими звездами — на плечи, на спину, на живот... багрянцем виноградной лозы оплетают средоточие желания.

Тугой пульсирующий комок внутри Меча разворачивается огненно-черной спиралью, тянется к породившему его мраку... толкается изнутри, ища встречи с себе подобным.

Серебристые пряди щекотной лаской — полынью и ковылем. Кончиком языка по груди — чтобы дрожью и нетерпением отозвалось...

Звездами на ночном бархате, чернью на серебре — наши узоры. Луговыми травами, опрокинутым небом — наше прощание. Шелестом песчинок, осколками зеркал — все, что еще не сбылось и все, что уже не сбудется. Ничего не изменить уже... Мне остается лишь довериться тебе, радость моя, и верить — верить, что все будет хорошо... что ты не причинишь себе вреда... что когда мир закончится и начнется вновь, я увижу тебя снова — ах, как бы мне хотелось верить в это...

Амалей

Демон мрака откидывается на спину, позволяет себя ласкать, обволакивает теплыми прикосновениями в ответ. Ладони сжимают бедра Глефа, качают на медленном огне страсти... тихой, нежной... прощальной... но там, внутри плавящейся сейчас стали останется подаренная надежда, завернутая в чистый мрак... и кто знает... может, после прощания будет новая встреча... Ведь для этого она и существует — надежда, чтобы согревать и дарить... И ветер треплет пепельные прядки, невидимыми крыльями за спиной... ласкает создание Грани вместе с луговыми цветами... где-то в ночи...

Глеф

Ветер путает, переплетает пряди, черные и серебристые, сдувает грусть с ресниц. Возвращается дыхание, размеренно пульсируя, успокаивается мрак в груди, лишь трепещет крыльями бабочка-надежда.

В улыбке Меча — прозрачность осеннего солнца, лишь в уголках губ — тени.

— Опять все сделал по-своему, да?

Болезненная нежность, горькая сладость последней ночи... твой прощальный подарок — еще один... что мне делать с подарками твоими, Амалей?

В лоб и в губы — последней, прохладной, прощальной нежностью.

— Знаю, что сейчас скажешь. Не стоит — все, что хотели, сказали уже друг другу без слов. Об одном прошу тебя — позаботься о себе, мой демон, радость моя... если случится так, что я этого сделать не смогу. Мне было бы жаль потерять этот мир, но потерять тебя... Если кроме надежды ничего не останется — что проку в ее радужных крыльях?

Амалей

— Хорошо, молчу, — гладит нежно по спутанным волосам, — Но ты тоже не решай за меня. Я научился отпускать на свободу. Так воспользуйся, если будет нужно.

Глеф

— Когда я решал за тебя? — глаза в глаза, колодцы мрака и светлая сталь. — И сейчас не буду, обещаю. Спасибо — за свободу... и за все остальное тоже. Может быть, я воспользуюсь твоим подарком. Может быть, мы увидимся вновь, когда завершится круг и наступит новый рассвет.

Невесомое прикосновение — трепет крыльев огненной бабочки.

— Надеюсь, Амалей, в конце пути ты обретешь желаемое, и конец пути станет для тебя началом.

Острым клинком по бархату ночи — дверь в Межмирье.

Прощай, моя радость!

Последний шаг сделать, оказывается, совсем не трудно. Если не будешь бояться упасть, не упадешь.

...Время истекло.

54

Глеф

Межмирье — двери, мосты и зеркала, ветер в лицо и шелест сыпучего, зыбучего времени... Сколько еще осталось? Где-то в дальних зеркалах мечется огненная искра, горит узор на ладони — достаточно протянуть руку и позвать. Уже пора? Еще нет? Прощание — черным бархатом на плечах. Все решения приняты, все слова сказаны... или еще не все?

— Здравствуй, рыцарь.

Теодор

Кланяюсь. Смотрю на тебя. Ты изменился, ты уже не Палач, но даже сейчас я не рискну проверить, кем ты стал. Кем бы ты ни стал, ты единственный из нас демон равновесия.

— Приветствую тебя, Глеф. Мир на пороге гибели, ты это чувствуешь?

Смотрю, раскрываюсь. Увидишь мою боль? Поверишь? Или пройдешь мимо?

Глеф

Образы обрушиваются водопадом, захлестывая с головой. Глеф стоит, вглядываясь в распахнувшуюся бездну — ему не в первый раз приходится ловить лепестки желаний и страхов — из них сплетаясь, возникал меч Палача, и чтобы свершить приговор, нужно смотреть и видеть, пройти сквозь цветной поток чужих страстей и поразить цель. Но прежде поток стекал по его клинку, не задевая сути, теперь же сталь, вздрагивая, отзывается на каждый лепесток. Страсть. Отчаяние. Мужество. Боль. Надежда.

Губы, закушенные в кровь и открытая нараспашку душа. Душа Князя, сплетенная Теодором, мятной змейкой утекающая в зеркало. Переплетенные судьбы. Нестерпимая боль и неистовое желание. Паутина страха и горькое мужество. Верность и желание защитить.

Бесцветные глаза бывшего Палача сейчас почти белы, руки стиснуты на рукояти меча — до боли, до судороги.

Грозный Пожиратель душ, самый опасный из демонов после Князя, его правая рука... и его верный рыцарь... Как же мы похожи с тобой, Теодор! Во всем, что касается страха и бесстрашия, выбора и мужества...

— Время на исходе, знаю. Чем я могу помочь тебе, Пожиратель душ? Я сделаю все, что в моих силах... ты знаешь, почему, а если и нет, имеешь право знать.

Теодор

Я шел, ни на что не надеясь. Шел, потому что иначе не мог поступить. Я знаю, что сейчас достаточно малейшего неправильного шага, чтобы мир скатился в пропасть.

Мы всегда жили страстями, помани нас огоньком безумия, мы завертимся в нем, утонем. Погубим себя и Князя. По-другому мы не можем. Даже я. Даже когда мой разум холоден, достаточно одного присутствия Князя, чтобы я стал его марионеткой. Так я думал до последнего времени. Но теперь... Мне все равно, кем был, кто я есть, кем я стану. Теперь для меня главное спасти его.

Слова Палача как обухом по голове. Я уже все решил, но прежде... Прежде мне нужно узнать.

— Расскажи.

Глеф

— Мы похожи, Теодор, — Глеф подходит к Пожирателю, открывая ему душу. В спокойствии светлого взгляда — грусть, теперь он не прячет ее.

— Ты — рыцарь Князя, я — меч мрака. Нити наших душ прочно переплетены с чужими судьбами, и в этом наша слабость и наша сила. Нас почти невозможно сломать — по крайней мере, пока мы сами не пожелаем быть сломанными. Нас не пугают ни боль, ни холод, ни тьма. Мы не знаем страха... за себя — нет.

Для меня, как и для тебя, не имеет значения, кем я был, кто есть и кем стану. Окажись я в тех же обстоятельствах, что и ты, я повторил бы в точности каждое твое решение... и каждый из ответов на вопросы. Поэтому.

Открытой ладонью — к ладони.

— Если бы я мог выбирать, я бы, наверное, выбрал тебя. Но и ты, и я отказались от возможности выбирать, сделав выбор еще в самом начале дороги. Мы не знаем, что нас ждет в конце пути, но и это не имеет значения тоже — что бы ни ждало, мы просто пройдем его до конца. Итак, Теодор, чем я могу помочь на твоем пути?

Теодор

Откровение... Смотрю на Глефа, чувствую его душу. Его тепло. Очередной шажок моего безумия? Страх опять ломает меня до костей и уходит. Я чувствую других. Шута. Амалея. Чувствую. Но знаю, что это не важно. Аккуратно провожу пальцами по ладони Глефа, оставляя свою нить. Теперь Палач будет чувствовать мои истинные намерения, когда я рядом. Твердо смотрю ему в глаза.

— Помоги мне спасти Князя. Помоги мне спасти этот мир. Шут не сможет. Амалей тоже.

Глеф

Я помогу тебе, рыцарь, спасти твоего Князя — то, что тебе дороже всего на свете. Без него не будет мира — хитросплетения теней и света, истины и иллюзий, боли и страсти... любви и смерти. Знаешь ли ты, Князь, скольким ты нужен и важен? Хватит ли тебе этого знания, чтобы удержаться на краю? Чтобы дождаться?

— Хорошо, — узкая сильная ладонь сжимает ладонь Теодора — рукопожатие двух воинов перед битвой. — Я не хочу ни гибели мира, ни участи Зеркала для Князя, ни отчаяния — ни для кого.

Шут, действительно ли ты ничего сделать не сможешь? Огненные бабочки, бьющиеся о ртутную гладь... даже если так, там, где ты — нет места отчаянию.

— Что мне нужно будет сделать?

Теодор

Я — страсть. Я — отчаяние. Я — безумец. И я знаю, что делать.

Выпускаю проекцию души Князя. Я знаю, ты увидишь. Смотрю заворожено. Кручу в разные стороны.

— Смотри, — разворачиваю плетение душ демонов. Собираю обратно. Оборачиваю проекцию. Выпускаю между нами. — Это душа Князя. Это наши души. Видишь?

Нити душ жадно огибают проекцию, пытаясь найти хоть одну точку соприкосновения. Извиваются. Находят. Но только одна нить. Остальные рвутся прочь. Да и та нить, которая нашла свое место, постоянно пытается оторваться, дергается, и тут же возвращается обратно. Успокаиваю нить, ласкаю ее пальцами. Спрашиваю тихо:

— Ты понял? Это не наш Князь. Это кто-то другой. И я смогу определить его. — Глажу бьющуюся в отчаянии ниточку сплетенной мной души. — Это нить Амалея. Он уже демон Князя. Но он не знал настоящего Князя, он не сможет определить. А Шут... Шут мастер желаний, но в душах не разбирается. Он может ошибиться.

Разделяю проекцию и души, прячу. С отчаянной надеждой смотрю на Глефа.

— Я дал тебе часть себя. Ты всегда поймешь, что я на самом деле чувствую. И не безумен ли я. Только ты сможешь пройти по краю и не оступиться. Доверься мне, я помогу Шуту найти настоящего Князя. И убей меня, когда я потеряю разум.

Глеф

Души демонов, такие непохожие, яркие, яростные, живые... И из них сплетается одна — единая. Все это я видел уже раньше, будучи Палачом — но теперь смотрю совсем иначе, по-другому ощущаю завораживающую картину... мира? Пожалуй, теперь я понимаю, что ты имел в виду, Князь — тогда, на берегу океана.

— Вижу. Понимаю.

Вот каковы твои выбор и замысел, рыцарь? Верно, в этом и есть моя суть — идти по краю, не оступаясь, и свершать решенное. Что ж, так тому и быть.

— Когда я в последний раз видел Амалея, он сказал мне, что вера вернее и крепче и надежд, и любви. Не знаю, насколько он прав, но я верю тебе, Пожиратель душ... тебе и Князю. Верю, что ты сделаешь все, как надо, а он поможет тебе и себе. И я сделаю, как ты просишь.

Наши пути подходят к концу, Теодор, но я рад, что последние шаги мы сделаем рука об руку.

Теодор

— Спасибо тебе, Глеф! — кланяюсь на прощание и ухожу домой. Не оглядываюсь, но знаю, что ты смотришь мне вслед. Надеюсь, хоть ты настоящий...

Время утекает белыми звездами междумирья. Его все меньше и меньше, но мне нужно успеть.

Глеф

Прямая спина рыцаря — отражением в светлом клинке.

Если придет время твоего желания, Пожиратель душ, я исполню его. Как только меч будет обнажен для убийства — не по велению руки, сжимающей его, а по чужой просьбе, по собственной воле меча — наш договор с демоном мрака будет расторгнут. Столько раз рассекал я чужие путы и связи, пришла пора сделать это и для себя...

Белым по белому... Теперь я знаю, что ожидает в конце пути.

Боюсь? Нет.

Жалею? Тоже нет.

Ветер Межмирья не пахнет ничем. Ветер Межмирья пахнет полынью и осенними листьями, луговыми травами и морской солью. В первый и последний раз Глеф позволяет себе задохнуться от полынной горечи, позволяет боли захлестнуть себя с головой... пропускает сквозь себя и отпускает. Там, куда он направится сейчас, это будет ненужным и лишним грузом.

Время течет, убегает сквозь пальцы — серым песком последнего берега, свинцом вод Океана Хаоса, ртутью темного зеркала, в глубинах которого скрывается... кто?

Времени больше не осталось.

Кровь узором по лезвию, трепет огненных крыльев, россыпь разноцветной мозаики в бесчисленных зеркалах... Достаточно лишь позвать тебя, Шут, достаточно протянуть руку — и ладони коснутся твои горячие ласковые пальцы. Прикосновение к надежде перед тем, как сделать самый последний шаг.

— Идем. Он ждет нас.

55

Князь — Теодор

Князь

Черна поверхность потолка в главном зале обители Пожирателя Душ. Но сегодня она изменяется так странно и непонятно. И отражает весь зал и все переходы дворца, и петляют в ней странные тени.

Зеркало. Огромное зеркало проявилось, чтобы смотреть на дом, в котором гулко отзывается эхо на каждый шаг.

Капли ртути капают вниз на пол. отражаются яркими звуками от стены. Кап-кап-кап. Словно дождь. Кап-кап-кап... Все сильнее идет прямо в зале дождь, собираясь в фигуру темную, высокую. Серебряные волосы, закрытые глаза. Князь стоит посреди зала, не в силах вырваться из забытья старого проклятья Суда.

Теодор

Судорожно сжимаю бокал с вином в руке. Что-то происходит. Тьма мечется по комнатам, словно старается от чего-то укрыться. Кто-то пришел. Ко мне никто не может прийти без разрешения. Только Князь. Мой Князь или не мой?

А у меня почти нет сил после последней ворожбы....

Князь

Темные колонны по периметру. Темнота звезд вливается в окна. Поднять бы веки, но тяжело. Даже через них я узнаю этот дом. Зеркало решило, что так интереснее... Усугублять и мешать... Доводить до последней черты. Открываю глаза. В них отражаются призраки. Делаю шаг вперед, проверяя, насколько отпустит поверхность, которая следит за мной.

Здесь когда-то жил Теодор. Отражение с моей душой приходило и к нему, чтобы поиграть. Оно ведет всех к гибели и новому Суду.

Иду по мрамору, исчерченному белыми вкраплениями. Волочится по полу длинный черный плащ, превращаясь в зеркало. Что ты хочешь? Что ты добиваешься? Мое отражение...

Теодор

В любом случае, нужно идти. Отставляю бокал, успокаиваю Хаоса, нельзя ему сейчас вмешиваться, только пострадает. Раскидываю сеть на весь замок. Главный зал, как и ожидалось. Тяну через кольцо, все, что могу забрать. Шаг... Смотрю на тебя... Ты кто?

Как можно более незаметно активирую проекцию души Князя и сплетенную мной душу.

Князь

Слушаю звуки... слушаю звезды... слышу тебя в полете... в невесомости крыльев маханье зеркал. Разбивается время моим присутствием. Стекла летят из окон замка. Я пришел... я не здесь. Зеркало за спиной вздымается и смеется, глядя на тебя, Теодор. Отражает сотни тебя самого. И души, что в тебе, множатся в нем в десятки раз. Я ничего не могу поделать. Зеркало сейчас сильнее всех демонов. Сказать тебе я об этом... Руки чернотой закрывают мне рот. Зато вперед выступает черная фигура.

— Нравится мое кольцо?

Теодор

В голове набатом бьется: "Нравится мое кольцо?". Значит, пришел-таки. Но нужно проверить, убедиться. Улыбаюсь. Нагло. В прошлый раз это тебя разозлило. Подношу руку ко рту, медленно, так чтобы тебе было хорошо видно, провожу кончиком языка по кольцу, обегая рубин в центре. Отстраняю руку. Выдыхаю, глядя в рубин:

— Нравится.

Продолжаю нагло улыбаться.

Князь

— Я рад, — чернит тени по залу зеркало, расшивает серебром пространство. Окрашивается черная фигура красками и жизнью. — Подойди, не бойся.

Отступаю я в сумрак зеркала.

Высок Князь и красив. Не отличишь никогда неправды, мой рыцарь. В нем душа живая, настоящая. Как придет Скрипач к зеркалу, как отомкнет Шут дверь, как отличите правду?

Отражение поднимает твое лицо за подбородок. Ветер небывалый порывом поднимает крылья белые за его спиной.

Закрываю глаза...

Теодор

Проваливаюсь в поцелуй. Обхватываю тебя руками. Вдыхаю твой запах. Голова плывет. Ничего не нужно только твои губы, твои руки. Жадно тебя целую. Обнимаю, ласкаю.

И снимаю проекцию твоей души.

Пока тело вжимается в тебя, пока душа ластится к тебе, разум сравнивает. Проекции совпали. Теперь только не выдать себя. Проекции внутрь, как можно глубже. Сплетенную душу тоже. Запрятать среди прочих душ, чтобы ты не заметил.

Раскрываюсь тебе, оберегая спрятанное. Я все также без ума от тебя, все также хочу, все также подвластен. Ты не должен ничего заметить.

Князь

Чернота обвивает тебя, накрывает белыми крылами. Я же иду к разбитому окну и дышу воздухом свежим, почти морозным. Ты всегда был первым среди демонов, Теодор. Как ты отличишь... правду... и что есть правда, если ты много веков после Суда томился в этом зеркале, что оно обрело душу и мою плоть.

— Теодор, ты не должен мешать Шуту, — темная фигура обвивает тебя. Не должен следовать за ним, когда придет Глеф.

Смотрю на звезды молча, поднимаю лицо, чувствуя ветер.

— Ты должен прийти, Теодор, — говорю молчаливыми губами. — Ты должен мешать Скрипачу.

Теодор

— Да, Князь, — выдыхаю в твои губы. Кому я отвечаю? Я не знаю. Я собираю. Я прячу. Я решу.

Утыкаюсь в твое плечо. Сжимаю пальцами твою одежду. А хочется забраться под нее, гладить тебя, чувствовать тебя. Хочется оставить в тебе метку. Нельзя.

Поднимаю голову и впиваюсь поцелуем тебе в шею.

Князь

Он чувствует ли боль от твоих поцелуев? Призрак... кровь течет по его шее... Твоя метка, Теодор? Хорошая попытка. Поворачиваюсь, невесомо касаюсь твоих волос. Поверь, я не стою, чтобы ты лил обо мне слезы или злился и искал мою кровь, как след через все проклятья. Мгла. Окружает мгла.

Теодор, я хочу лишь сказать... и не сказать... мятной россыпью оставляю мокрый след, обходя вас, пока целуетесь. Поднимаю глаза на зеркало, где отражаются три фигуры. Ты не видишь меня за своей спиной. Но в ту ночь, под лепестками я был с тобой... Был с тобой...

Теодор

Целую. Неистово, яростно. Знаю, что не тебя, но это нельзя показать. Ведь это тоже ты. Хотя бы частично. Что? Слезы? Нет, нужно прекратить немедленно, пока ты не заметил! Зажмуриваюсь изо всех сил, сжимаю, скручиваю душу внутри. А внешне продолжаю ласкать тебя. Я люблю тебя. Даже таким...

В душе рассыпаются пеплом розовые лепестки...

Князь

Падает... Оно падает... зеркало... огромным небом... на нас всех. Поздно. Поздно для меня, Теодор. Я сказал все, что мог. Успел ли ты что-то сделать?

ФИНАЛ

Великая буря поднялась над океаном хаоса, превращая его гладкое стекло в черные волны. Даль окрасилась кровью, сверкали молнии на небе. Горел огнем закат в надвигающихся на последнюю реальность черных тучах. А к самому берегу черным пятном поднялось черное зеркало, которое встречало Темных лордов. Больно. Слишком больно... Через тьму явилось колдовство. Колдовство знало, что Шут явится на берег не один. Так было написано судьбой. Князь смотрел на своих лордов. Князь смотрел пристально, ожидая того, что они решат...

Бусины времени катал между пальцами и молчаливо улыбался. Зеркало плыло к берегу. И его встречали вихри, потоки.... Уже стоял магический круг на берегу, предназначенный для семи оставшихся зеркал. Уже была близка разгадка.

Князь

Я выхожу тьмой из зеркала. Я выхожу слюдой из зеркала. Я выхожу гневом из зеркала. Я выхожу ночью из зеркала. Шут, подойди. Не бойся. Иду к тебе, дрожу за тебя. Боюсь тебя... Ты пришел. Ты не побоялся прийти, но с собой ты привел ИХ. Ты их привел... для моей беды.

Песок и чернота каплями идет за мной. Зеркало расплывается, становясь плащом жидкого олова.

Беру тебя за подбородок. Глаза зеленые. В них свет яркий... Мучающий меня болью. Я смотрю на Шута, поднимаю глаза и волоку его к алтарю. Не обращая внимания на тех, кто пришел. Шиплю:

— Ты пришел не один, Шут. Ты предал меня... — острые когти вырастают из пальцев. Я вонзаюсь в твой разноцветный камзол, рву его на части, пропарываю кожу. И вырываю твое сердце... Прощай, Шут.

Адский Шут падает... Падает на алтарь, окрашивая все своей кровью.

Я перешагиваю через Адского шута, и плащ мой становится зеркалом. На нем крохотный изъян. Скол у самого края отражения. Прикладываю его, чтобы совпало. Дрожит зеркало. Открывается дверь. И на меня падает настоящий Шут. Он без сознания.

— Тсс, — я целую его в губы... — Все будет хорошо.

Шут

И каждый раз — как первый... Поцелуи твои голову кружат...

Что я, что ты? А не важно... Ты здесь... Под руками липко и мокро, свежей кровью пахнет вокруг. Моею кровью. Зазеркальной?! Ты это сделал?! Я чувствую, хотя не вижу... Я даже тебя, радость моя, не могу видеть сейчас....

Выжгло мне глаза пламя мое же. Последняя ворожба не далась просто так. Огонь многое позволяет — но и берет много взамен. Я с каждым говорил и видел каждого — и это последнее, что видеть было мне дано. Теперь все мраком.... Он пламя потушил до теплых и не жгучих огоньков... Вот только, мрак может спрятать, защитить, утешить... Но, он не лекарь.... Прохладной мятой на ожоги бы твою любовь. Но, ее еще взрастить нам надо снова...

Я могу лишь только обнимать сильнее...

Князь мой, как же не хватает мне тебя... Но, так было надо. Я обещанья и слова свои не рушу. А ты мне нужен! Если б знал, как ты мне нужен...

Дыханьем теплым скользят по твоей коже мои слова, а перед глазами, во мраке — я вижу зеркало.... Я знаю, оно сейчас плащом тебя укрыло... Лишь твое или и мое тоже? Или меня в зеркалах больше нет, раз так пахнет кровью вокруг? Но, это все потом... Если ты позволишь, что б это "потом" было...

Не вижу, я чувствую маленький изьян в зеркальной глади, что и в сердце моем бьется осколком... Складываю их вместе, кровью поливаю — нашей кровью, смешанной, мятно-чернично-медовой, — и знаю, что огромным — на пол неба — зеркалом поднимается за твоей спиной твой плащ. Открываю...

Отпускаю...

— Свет мой, нежность моя, сказка моя, любовь моя, радость моя.

Я выбираю сердцем... душою... судьбою... Собою... Тобою... Ним...

Мой выбор не будет другим. Хочешь ты так? Не хочешь? Все решиться сегодня ночью... На что это все похоже, гоже так иль не гоже... Я не знаю. Люблю тебя... Я так выбираю.

Правильно или нет? А это совсем не важно...

И мне, впервые, не страшно....

Теодор

Еле-еле прихожу в себя. Голова кружится, тело крутит. Аккуратно ощупываю все вокруг. Князь... И твое отражение... Шут... Не чувствую себя в твоей душе... Настоящий... Океан Хаоса... Глеф...

Незаметно зову: "Хаос!". Чувствую дрожание граней, и бросаю в своего Дракона одну из проекций души Князя. Хаос, ты говорил, что только Князь может убивать. Что ж, я дал тебе подобную силу.

Тяну из кольца все, что можно, сжимаю в кулак души Скрипача, Принца, Алой Леди. Они где-то рядом. Резко встаю, и пока никто ничего не смог сделать, кричу Хаосу "Охраняй!". Он ненавидит всех. Он любит только меня. Он теперь сможет хранить.

Быстрый взгляд на Глефа: "Верь!"

Подбрасываю вверх обручальное кольцо, оплетая его душой из нитей демонов. Подобное притягивается подобным... Тяну...

Черное зеркало в Океане змеится трещинами. На берегу появляются семь зеркал. Кидаюсь ко второму, смотрю в глаза свои. За спиной Хаос ревет и бесится. Обеими руками в зеркало. Рассыпаюсь...

Выхожу из зеркала. Защитное плетение, атакующее. Смотрю на пепел под ногами. Всего лишь пепел, но пока ты ходил ко мне, пока брал мою силу, я все забрал у тебя. Все, что ты помнил. Все, что ты знал. И твои души тоже. Перехватываю нити управления душами оставшихся демонов. Ловлю кольцо и одеваю на палец. Нить души Глефу — договор в силе.

Проекция. Проверка связи кольца с Князем. Взгляд на Князя — ты все еще слаб. И обрушиваю всю свою силу, все, что накопил, все, что забрал, на отражение за твоей спиной.

За спиной из своих зеркал выходят черные лорды. Связаны ли они были со своими куклами? Поймут ли?

Фрейя

Опять бреду в сером тумане, опять зеркала вокруг, опять издевательский смех. Бегу, стараюсь как можно быстрее выбраться, знаю, что это сон! Внезапно туман под ногами превращается в серый песок и я вываливаюсь под ноги Глефу. Оглядываюсь вокруг — опять берег Океана Хаоса.

Глеф, Князь... Два Князя? Что происходит?

Быстро шепчу защиту на себя, Глефа, лежащего неподалеку без сознания Мира.

Взгляд мечется по берегу и выхватывает рыжеволосую фигуру. Шут! Губы кривятся ненавистью. Это из-за него мы лишились Судьи! Ну что ж, ты хотел подшутить надо мной, дал мне власть играть Межмирьем, силу которого я не могу вытянуть в тварный мир, но я только что оттуда, след еще не потерян, да и Океан Хаоса почти слит с ним.

Песнь мести безумной Хранительницы мира обрушивается на Шута.

Глеф

— Фрейя! — та, что призвана была хранить основы мира, сейчас собирается разрушить одну из них — не куклу уже, не отражение — саму Надежду.

Сможет ли бывший Палач помешать бывшей Хранительнице? Успеет ли?

Зеркала, зеркала... Я не жалею, Князь, что не принял тогда из рук твоих, из ртутного зеркала вод тот меч, что ты предлагал мне. Но сейчас я воспользуюсь им, не обессудь.

Воплощение Грани тянется к темным волнам хаоса — брызги — осколками зеркала. Рука сжимает рукоять — правосудие, так ты говорил, Князь? Какое сейчас, к демонам, правосудие...

Стальные пальцы впиваются в плечо Фрейи, Глеф тянет ее на себя, в другой руке меч — меч Палача, на который он давно утратил право.

Однажды ты уже складывала Песнь мести. Однажды ее уже удалось направить туда, где она уместней. Смогу ли сейчас?

Глеф поднимает меч — уже не Палач, даже не Меч демона мрака — рвутся бархатные черные ленты договора. Стискивает крепче безумную Хранительницу.

Я верю тебе, Теодор. Я не знаю Князя так, как знаешь ты... может быть, никто не знает. Но ты сказал, что сможешь отличить настоящего Князя от его отражения. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Меч — прицелом — на отражение, атакованное мощью Теодора. И туда же устремляется разрушительная сила Песни.

Амалей

Мрак... или его отражения... отражение пустоты — пустота. Семена прорастают и формируют структуру... но почва имеет свои свойства... эти свойства можно отразить — они симметричны, разницы нет. Вынимаю из груди разноцветные кристаллы, все ростки скованы льдом, пульсирующий мраком сгусток тоже леденеет, превращается в гладкий черный шар. Крылатая фигура размывается, черным туманом растворяется... на песок падают кристаллы... черный туман над осколками... опадает, впитывается в песок... тот чернеет и из него восстает черным столбом мрак, поглощая сверкающие льдинки — бесформенный... очертания крыльев формируются, но вновь растекаются. Фрейю с Глефом накрывает невидимой дрожащей пленкой... в вакууме звук не распространяется... песня гаснет, метаясь в ловушке притяжения.

Скрипач

Ночной лес, хрипит конь под темным всадником. Трубит рог, ветки летят в лицо. Ты безумен и опасен. Трубит рог, несется по мирам Дикая Охота. Нет ни памяти, ни боли. Кто ты, охотник, трубящий в рог? От чего ты бежишь? От себя. От самого себя. Глупо. От себя нельзя убежать.

Но снова трубит рог, хрипят кони, слышится гиканье егерей. Лицо твое, всадник, всего лишь маска. А за маской нельзя прятаться вечно.

Голос рога рвет в клочья тишину ночи.

Вот впереди озеро...черная, как смоль вода, густая как кровь. Сходишь с разгоряченного коня и, наклоняясь, смотришься в темное зеркало. Мгновение и ты летишь в воду, только вода ли это...

Падаю. В темную воду и холодную тьму. Брызги. Или осколки. Не важно. Не страшно.

Падаю на зелень поляны. А вот и вы, темные лорды, князья. Неспешно встаю и кланяюсь всем. Маска становится частью меня. Закрываю глаза. Холодно. Безумие дикой охоты вскипает в моей крови. Две души становятся одной, но маска сильнее. Я сам позволил ее это. Поднимаю голову. Слежу за всеми. Два князя. Отраженья. Как одинаково ваши губы шепчут: "Убей..."

Делаю несколько шагов вперед. Фрея застыла, прекрасная в своем безумии. Ее песня, текучая по лезвию меча, рвет души на части.

Еще шаг. Рыцарь. Что ты пытаешься сказать мне? Нет. Не пойму тебя, не хочу понимать.

Смеюсь. Зло и холодно. Вы не меня знали, лорды. Смотрю в глаза Шута. Боишься? Правильно. Иногда маска может стать сутью. Так и я. Тьма и безумие пьянит. А вот и вы, мои князья. Не ожидали?

"Убей",— шепчут ваши губы. Вглядываюсь в лица. Снова смеюсь. Теодор думал, что взял мою боль себе. Нет, моя боль со мной. А маска даст мне силу. Ах, князь.

Думал ты думал, что твой свет способен победить боль и ревность? Делаю всего один шаг к тебе. Тьма и тлен жмутся к моим ногам. В твоих глазах все та же тьма. Наклоняюсь к тебе и шепчу: Я помню все свои клятвы, а ты?

И не дождавшись ответа, впиваюсь поцелуем в твои губы. Алый кинжал, играя, входит в твою плоть. Ловлю губами твой последний вздох.. Осталось совсем немного, вернуть маску шуту, но не сейчас. Твой светлый двойник заливается смехом. Вот и все. Сейчас ваш ход лорды...

Князь

Чернота падает на песок Хаоса. Глаза закрываются. Прощай, Шут. Прощай, милый жемчужный. Черноту убил Скрипач. Черноту истины. Я пытался вас всех предупредить. Я приходил и говорил.. Или молчал. В зеркалах сидят истинные Лорды. Снаружи — лишь куклы — отражения.

Падаю... Умираю... Остается она... смотрит на меня сверху вниз ... Она смеется. Мой светлая кукла с белыми крыльями... Конец миру. Прощай, предатель Шут. Прощай, мой рыцарь. Зачем ты пришел.

Сердце останавливается и наступает тишина. Лишь ветер колышет серебро волос истинного Князя.

Леди

Крики ворона. Пахнет кровью. Воздух пьянит своей сладостью. Края платья кровоточат. Твоей кровью князь. Твоей сутью. Ты сделал свой выбор. Забираю кинжал из руки скрипача. Больно тебе, мальчик. Пью твою боль, упиваюсь твоей болью. И маска не помогла. Что ж. Кланяюсь светлому князю, пряча ухмылку в глубине глаз. Есть время для боя, есть для мира. Сейчас время скорби. Мое время. Играйте, блики зеркал. Играя прохожу сквозь защиту. Сажусь на траву. Перебираю волосы Святомира. Спи, мой хороший спи, мы одно целое, но сейчас мое время...

Принц

Ничего не понимаю. Князь. Ну как же. Только он мог вытянуть меня суда. Зачем? Не понимаю... Что хотят от меня — я тоже не знаю. Теряюсь. И почему-то так страшно. Так странно. Отец. Вижу и не узнаю. Другой, изменился. Будто в маске. В маске Шута? Но зачем? Почему? Столько вопросов.. А ответов нет. Раньше.. Раньше были мы вместе и я знал о тебе все-все, а теперь.. А теперь я могу стоять в сторонке и гадать, что мне делать, что я делаю здесь. Нужен? Зачем? И опять те вопросы... Теряюсь я в них. Просто зрителем быть?

Дракон

— Ненавижу вас всех, — зарычал дракон, сметая хвостом всех демонов и хватая Белого Князя. — Ты подделка! Ты не настоящий. Ты думал, я так и буду сидеть в зеркале и ждать? Нет, мы тебя уничтожим.

Белый Князь ударил в дракона Хаоса молниями. Бесполезно. Его охватывала бездна, в которой металась живая душа истинного Князя.

— Вы все предали Князя! — поворот головы на Лордов. Я сохранил его... Я и Теодор... — удар лапой по песку, в котором появляется новое черное зеркало. — Спрятали... Что, кто-то еще хочет убить Князя? А? — дракон ударил лапой по зеркалу, которое вдруг стало расплываться и превращаться в темную фигуру.

Душа вырвалась из Хаоса и втекла в рот властителя, оживив его глаза.

Теперь Князь стоял в тени огромного чудовища и смотрел на всех, сведя в одно брови, а дракон рвал позади него белого Князя, как тряпичную куклу.

— Скрипач! Подойди...

Скрипач

Боль проникает под маску. Рука пуста.

— Скрипач! Подойди...

Встаю. И кто это у нас проснулся. Дракончик. И чего же ты хочешь, Зверушка. Ухмылка ползет на губы... Ловлю краем взгляда силуэт Принца: "Мальчик мой, я же просил тебя, беги. Увы."

Подхожу к Хаосу смело и дерзко. Мне нечего терять.

— Ну и что ты хотел?

Глаза на мгновенье расширяются. Князь! Склоняю колени.

Ты же наотмашь бьешь по лицу. Маска падает. Боль заполняет весь мир. Темнота и безвременье. Где-то чуть слышно плачет скрипка...

Теодор

Чувствую за спиной Князя. Душа ликует — получилось! Раздвигаю защиту, охватываю Князя, Хаоса. Охрана души лишней никогда не будет.

Свиваю души плетью, продолжаю ломать, рвать, подчинять отражение. Что-то не так, как-то легко все происходит. Я не кукла, управлять также просто мной не получится, но почему оно не сопротивляется? Почему же? Руку резко крутит болью. Кольцо! Кукла добровольно взяла его из рук отражения, а я, впитав все из куклы, принял на себя все ее обязательства!

Отпускать плетения нельзя, руки опускать нельзя... Перекидываю все плетения в одну руку, пытаюсь снять кольцо зубами...

Отражение падает изломанной куклой, глаза Теодора становятся черными, руки собирают все плетения. Тело Теодора поворачивается к Князю и ухмыляется.

Амалей

Мрак смотрит на разворачивающуюся картину ледяными глазами, оценивает равновесие... Князь жив, истинная душа нашла тело, у алтаря сидит Шут... все срастается, приходит к истине... но еще зыбко... мир еще на краю... Вмешиваться Амалей пока не позволит никому, кто в его власти. Все ростки заморожены и сердце не бьется, ничто не должно повлиять... Подходит к пленке, в которой заключены Глеф и Фрейя... Тянет сетку притяжения, отслаивается еще одна пленка, проникает между мечом и хранительницей... и делит еще... отталкивает истинный меч от отражения... отражение легко отличить, в нем бьется одно из сердец, сотканное из отражения мрака... Черные когти вспарывают пленку, смыкаются на запястье юноши, ошарашенно хлопающего пепельными ресницами, тянут к себе.

— Не вмешивайся, Глеф, — шелест бархата, поцелуй в холодные губы — тот самый, что Судья всегда дарил своему мечу — с особой ведомой мраку любовью к твердости стали.

Князь

Я вернулся... Я вернулся в этот мир, чтобы сбросить с себя слюду и копоть зеркала, безвременья в котором всегда находился. Хватаю за руку Скрипача, который дрожит от страха и светлеет на глазах. Топчу проклятую маску, а она расползается алыми змеями по земле. Целую Скрипача в губы и говорю тихо:

-Ты мой лучший Скрипач. Ты дал мне повод. Ты исполнил то, что я просил. — глажу нежно по щеке. — Стой в стороне, а лучше уничтожь куклу Принца. — и шагаю прямо к Теодору.

Самый сильный демон одержимости. Черны его глаза, насмешка на пол-лица. Давай, вступи со мной в бой, отражение. Теодор бросается вперед. Он хочет убить. Но разве ты быстрее ночи. Разве я дам тебе повод. Мы превращаем берег в вихрь. Мы превращаем в воронку хаоса нашу схватку. Черные когти так и тянуться порвать меня. Не дам. Я рву тебя на части... Я отнимаю у тебя силы... Я верну рыцаря. Ах, зачем ты так рисковал, Теодор? Ничего... Кровь течет по рукам. Падает безвольное тело.

Шут сидит рядом, закрыв лицо руками. Он такой огненный. Оборачиваюсь на Скрипача — на куклу Скрипача, дрожащую у берега. Ты заставляла быть его темным. К чертям. Набрасываю лассо и разрываю напополам. Одним махом бью два зеркала. Выпускаю Теодора... Освобождаю свет Криса. Руки в крови. Ничего.

Еще есть дело. Да. Я меряю берег широкими шагами и иду к Амалею. Чтобы схватить его за подбородок и посмотреть в глаза, полные мрака.

— Ты мой? — спрашиваю с насмешкой. — Мой? — а затем целую в черничные губы.

Леди

Бьются зеркала. В крошки. В дребезги. Дрожит зеркальная гладь. Вот и мое зеркало скоро треснет. Нет, не хочу. Не хочу терять то, что получила такой ценой. Фрейя безумна, но ее защита еще держится. Укрываю мужа кровавым плачем. Ох, и скандал же меня ждет когда все кончится, если кончится. Прости, дорогой, но это мой бой.

Ищу глазами князя. Позволишь ли? Позволишь. Зову все свои души, все свои лики. Герои мне нужна ваша сила, вдовы — уж вы-то поймете меня как никто на свете. Шаг и я у зеркала. Алая леди смотрит на меня из его глубины. Врешь, кровавая стерва. Нет больше твоей власти. Ломаю зеркало ударом меча, звон стали подобен набату... Спасибо, мой князь, ты не пожалеешь...

Глеф

Нить в ладони дергает болью — твоим безумием, рыцарь. Я помню, что обещал. Когти мрака рвут пленку, удерживающую в себе меня и Фрейю. В ладонях мрака оказываюсь... я? Не я?

Нить обрывается — приговор свершен — кем-то еще. Что с тобой, Теодор? И что со мной?

Лезвие взрезает черноту, как мыльный пузырь. Два Меча смотрят друг на друга одинаково прозрачными глазами. Бесстрастие стали, не знающей ни жалости, ни сомнений, и серое осеннее небо, отраженное в узорчатом клинке. У одного на губах — черный лед, у другого — морская соль.

Все иллюзия? Или нет?

Кто из нас настоящий?

Бархатной негой оплетен один, накрепко связан со своим Судьей... давно уже не Судьей теперь. В груди другого пульсирует отражение мрака, бьет огненно-золотыми крыльями отражение бабочки-надежды.

Что бы ты сказал на это, насмешник-Шут, даривший кровью своей и надеждой? Или это тоже было иллюзией, отражением? Или... а имеет ли значение?

Глаза в глаза, и один вопрос на двоих: кто ты есть и чего ты хочешь? Хочешь — останешься его Мечом... сейчас еще можно, еще не рассечены связи, не расторгнут твой договор. И тогда я исчезну.

Молчишь? Тогда я отвечу. Чего я хочу для этого мира? Космического мрака с его непреодолимым притяжением, ласкового и ненасытного — все узоры, все краски мира могут засиять драгоценностями на черном бархате, лишь бы было, кому рисовать. Огненных бабочек надежды, что крыльями своими способны раздуть пламя даже в самую темную и ненастную ночь. Мужества, безграничной стойкости — слышишь меня, синеглазый рыцарь? — веры и верности, что позволят, не дрогнув, пройти сквозь ненастье и холод — к костру ли, к эшафоту. И силы — чтобы удержать это все, собрать, сложить из разрозненных мазков величественную и прекрасную картину мира. Удержите, Князь? Всегда ведь удерживали...

Чего я хочу для себя? Стать частью этого мира. Не потеряв при этом ни памяти, ни стойкости, ни надежды.

Серебристой струйкой утекает Меч из пальцев бывшего Судьи, серебристой тенью делает ему шаг навстречу его отражение, сливаясь в одно целое.

Во взгляде, устремленном на Амалея — грустная решимость.

— Я всегда был настоящим. Ты так и не понял?

Амалей

Я сделал выбор, но я рад, что ты, Глеф, не желаешь отделять ни части, притягиваю к себе свой вновь собравшийся меч, целую в висок.

— Я всегда тебе верил, слышишь? Любое твое отражение правдиво, и в твоем клинке отражается истина.

Поворачиваю голову, вижу, как Князь идет ко мне размашистым шагом, и не двигаюсь с места, что бы он ни собрался со мной сделать... Я против него руки не подниму — он смысл и хозяин этого мира, а я поклялся его хранить. Сердце не бьется и нет ни страха, ни желаний, ни надежд, только твердость стали в руке — самая надежная и незыблемая на свете. Но это Глеф... мой Глеф... драгоценный мой... а это дело с Князем для меня одного сейчас. Выпускаю руку юноши, делаю навстречу высокой фигуре Князя ровно один шаг, оставляя меч за спиной.

Властные пальцы на моем лице и насмешка в глазах. Твой ли я? И что это для меня значит?

Ты не дожидаешься моего ответа, Князь, целуешь... в черничный лед... мои губы холодны пустотой космоса, но твой поцелуй такой горячий... я использую его жар... и внутри все плавится, тает, течет... Мята прорастает во мне, тянется тебе, Князь, вплетается в наш поцелуй, я не препятствую... и сердце рвет ледяную корку, начинает неистово биться, жжет изнутри. Теперь так легко ответить...

— Твой, — едва слышно шепчу в твои губы, — Чего ты желаешь от меня, мой Князь?

Скрипач

Уничтожь. Легко сказать... Смотрю на принца... На куклу и на зеркального. Как мне дороги они оба. Запутался в темных играх. Касаюсь рукой зеркала. Какой же ты холодный. Оборачиваюсь.

— Айс, подойди, мой мальчик.

Беру твою руку. Тоже твою. Моя сила при мне. Сплетаю мелодии мира. Вплетаю у них нас двоих и зеркало. Вот и все. Остался только один шаг. Но его ты должен сделать сам. Захочешь ли, рискнешь?

— Этот лед тоже ты. Дыхание зимы обжигает. Шепот воды пленит. Сила хранителя дает власть. Сумей же принять все. Тебе давно пора повзрослеть, мой маленький, разбей зеркало.

Принц

Отец, зовешь. Ну как могу не подойти к тебе? Шагаю. И отражение шагает. Так странно все и не понятно. Я запутался, правда. Уже ничего не понимаю, что происходит.

-Разбить? — смотрю на отражение. Страшно. Будто себя разбить желаю. Взмахну рукой, льдом сковывая, снежинками окутывая, водою твердою пленю свое я отражение. И начинаю петь. Тихо, едва слышно.. Даже ты слов, мой отец, не разберешь. А отражение тем временем трескается, покрытое снежинками, водою застывшею... Все приму, и боль и радости и силу свою. Я хранитель. Я темный лорд. Я водой утеку, метелью убью, пением спасу....

Рассыпается водой отражение, легкими брызгами, белыми снежинками...

— Отец.. — На тебя смотрю, поддержать хочу.. только что я могу? Поцеловать могу. И целую я — куда дотягиваюсь, в подбородок целую., силу одалживаю. Пение мое, лед мой, воду мою.. Все тебе даю. На один раз даю. А воспользуешься даром или нет — тебе решать, я не буду мешать. — Удачи...

Князь

Князь ощутил, как теплеет сердце Амалея, обнял его плотнее, склонился к уху и прошептал:

— Вся жизнь впереди, теперь есть несколько дел... Но я буду тебя ждать вечером у себя. — Темная тень резким движением переместилась, ударила ножом по хранительнице, которая оберегала игрушки.

Темные глаза переместились на Шута. Маленький огненный. Князь подхватил его на руки, губами прошептал что-то, и из океана вырвалась огромная черная повозка.

— Кто со мной, кто остается? — адская усмешка. — Скрипач, садись... Я не намерен ждать. Теодор! Поехали.

Князь поцеловал Шута, пробуждая его от странного состояния.

Теодор

Возрождаться — это всегда больно. Не знаю, как Князь это сделал, но у меня не пропало ничего — ни память, ни знания, ни мои души. Смотрю на целующихся Князя и Амалея, смотрю на их души. Холодею. Амалей что-то делает с Князем. Я ему никогда не доверял, и до сих пор не доверяю. Двигаться почему-то трудно. Слышу слова Князя:

— Кто со мной, кто остается? Скрипач, садись... Я не намерен ждать. Теодор! Поехали.

Шаг. Хватаю Амалея за плечи. Впиваюсь в демона Мрака поцелуем, оплетаю-обжигаю его душами, вытягиваю все, что он добавлял в моего Князя. Бью изо всех сил по его душе, скручиваю ее болью, чтобы как можно больше не очнулся.

Шаг. Целую Князя, очищаю его. Сознание плывет... Падаю... Встаю, вцепляясь в Князя. Вглядываюсь в него. Теперь все правильно.

Скрипач

Мальчишка, зачем мне твоя власть и сила и меня своей достаточно. Но принимаю... Закутываю тебя взятую из межмирья шубу. На руки беру. К себе прижимаю. Маленький мой, ты маленький. Как же бьется твое сердечко. Делаю шаг, сажусь на козлы, почти рядом с князем. Прижимаю тебя чуть крепче. Смотрю, на Теодора. Любишь ли ты, моего мальчика. Сможешь ли сберечь его душу. Нет, только князь в твоей душе. Касаюсь губами снежно белых волос:

— Ничего, сын. Миров много. Ты еще найдешь, свое счастье...

Амалей

Отдаю Теодору мяту... почему нет, раз хочет? Ее освежающие ростки сами потянулись к Князю... я их лишь вырастил по просьбе Шута... огненный любит Князя, не верю, что хотел зла... что ж пусть Князь сам решит, захочет ли забрать обратно у Пожирателя. Удар Теодора проваливается в пустоту мрака, я рассыпаюсь туманом, пропуская боль сквозь себя. Темная мгла улетает в небеса... вечером следи за неосвещенными углами, Князь, внимательней, ты сам пригласил мрак в свое жилище... он коснется тебя бархатом прежде чем узнать (и возможно немного позже), чего ты от него хочешь.

Теодор

Скручиваю, сжимаю, растираю в прах все, собрал из Амалея и Князя. Я не знаю, что это такое, но менять Князя не позволю!

Амалей рассыпается мраком, провожаю его усмешкой — нельзя целоваться с Пожирателем душ без его Слова. Нельзя. Да и Слово нужно просить правильное...

Амалей

С неба прохладным дождем осыпаются поцелуи мрака.

Тебе, верный мой Глеф, знай, что ты мне всего дороже и мы еще встретимся... бархат еще коснется твоей стали... согреет ее... прошепчет в пепельные прядки то, чего никогда не говорил словами, считая что они не нужны тем, у кого такая связь.

Тебе, Теодор, примирительный поцелуй... я не враг ни тебе, ни твоему Князю... я всего лишь не хотел, чтобы мир рассыпался из-за вашего безрассудства.

Тебе, Шут, ласковый огонечек, прости, что из-за меня тебе пришлось так страдать... и держи последний подарок... Теодор забрал мяту, но я всегда оставляю себе образцы... я успел уже в небе из семечка вырастить крошечный мятный росточек... помни, нежный мой, тебе всегда мое тепло, но отныне я не стану вставать между тобой и Князем — слишком больно это выходит этому миру... люби и будь любим...

И тебе, Князь, черничное обещание... я приду вечером... вползу бархатной завесой по коже... жди...

Князь

Теодор вырвал с корнем выросшие семена... Для Шута они значили так много. Они могли бы связать его с этим миром. Во мне так много мрака. Я не смею пробуждать свет. Но внутри есть нечто такое... солнечный блик. Подарок. Оставленный давно, когда мой жемчужный только родился. Я отпущу тебя, милый. Я позволю тебе летать и быть живым. Прижимаю тебя к груди, провожу по глазам, возвращая зрение. Касаюсь ладонью сердца, кусаю себя за запястье. Кровь капает тебе в рот. Проснись теперь. Кровь от крови моей. Имя у нас общее. Гори. Впускаю луч тебе в тело. И ты вспыхиваешь прежним огнем. Август.

Любуюсь тобой секунду и отпускаю. Улетишь? Лети. На берегу уже пахнет мятой и медом.

Шут

Между сном и явью.... Между болью и негой... Между ним и тобою... Между землею и небом... Между ненавистью и любовью... Между теплом и холодом... Между безразличием и лаской... Между дождем и солнцем... Между зимой и летом... Между былью и сказкой... Разбуди меня!

Тонкой гранью — поцелуями нежными, утренними... Рассветами малиновыми, когда в подол небес утро вплетает красные нити... Когда еще сон — но уже ты....Касаниями страстными, жаркими... Когда черным бархатным мраком ночь окутывает и нежить в своих объятиях...Сладко, вышивая звезды по небу бисеринками соленого пота и рваным, сбивающимся дыханием... Обещаниями нерушимыми... Когда каждое слово — надежду дает и веру в миг сегодняшний, в день завтрашний.. Решениями верными... когда знаю — не предашь, не обидишь... Собой разбуди... Я тебе верю! И доверяюсь... И любовь свою доверяю... И не отпускай больше — ни меня, ни его! Мы же любим тебя... Так люби тоже!

Грани тонкие — а не рвутся... Кровь смешана давным-давно... Не мне выбирать теперь — а вам.. Каждый знает чего хочу. Каждый знает как жить не смогу... А как могу! Я могу дивно! Пламенем! Золотым, согревающим, то нежащим, то кусающим... Так как мне нравится, так как вам хочется...

Так можно, я буду?

Я новое полотно судеб сотку... И огонь в него свой вплету... Золотом и медью... Огонь — он твой, Князь, любимый мой, мне вновь подарил его... И мяту (спасибо тебе, Амалей, хороший мой, за подарок)... Серебряными нитками, что по сердцу мне с самого начала и до самого конца, любви узорами... Черничный мрак вплету — сладость твою и нежность, демон... Ты не встанешь между нами — ты давно с нами. Знаешь... Так приходи! И я к тебе еще приду. А пока — плету нитки рыцаря синеглазого — с гордостью, с верой и нитки снежные, с метелью белой, нитки кроваво-алые, страшные и серые, теплые, домашние, струны музыки и струны дождя, вихри ветра от крыльев и отблески солнца в клинке — все узор складывает....

Не надо его больше рвать.....

Обнимаю тебя, радость моя, руками за шею... Дыханием грею твою кожу... Люблю тебя...

Закрывается магазинчик кукол в старом городе под утро. Выходит старик. Идет по улице, шаркая ботинками по брусчатке. В руке его кукла. Длинный черный плащ. Светлые волосы... Навеки заколдован ты... навеки светлая твоя часть останется у меня. Руки морщинистые всматриваются в прекрасное лицо. Так много мрака в этом мире. Светлое надо беречь. Беречь от мрака... А демоны... пусть играются. Никогда они не разбудят светлое начало ото сна. Высшими силами становится старик в рассвете и взмывает легкой дымкой в небо.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Мои слезы от боли.

Плачет старая скрипка

На губах капли крови

И шальная улыбка.

Мы сыграли по нотам

Наши странные роли

И сейчас ждем чего-то

Счастья, мира иль воли?

Мы играли, как жили

Мы горели... и гасли

Мы любили? Любили!

И не верили в сказки.

Иней звезд на ресницах.

Холод пальцев на деке.

На последней станице

Мы простимся. Навеки?

Дитя Марта