Съездили на рыбалку, отдохнули

Съездили на рыбалку, отдохнули...

Всё, в отпуске! В этом году рано, как в сорок первом, девятнадцатого июня — последний рабочий день! Закончились ежедневные прогулки по рыболовецким и охотничьим магазинам: новая леска, полный набор различных приспособ, новые блесна, крючки, поводки и прочая, прочая, прочая заботливо уложены в пластиковый ящик. Боеприпасы обновлены, удалось достать отличные английские целевые патроны к 'Тигру' и 'Сайге'. Заранее сгонял на станцию и провёл диагностику подвески. Всё готово к отпуску! Грузимся в старенький 'Mercedes-250-universal': катер, подвесной мотор 'YAMAHA', удочки, палатки, продукты, старенький 'Тигр', 'Сайга', шестеро собак и мы, вдвоём. Едем в гости к Лукашенко! Заодно поправить могилки под Гродно, крышу надо перекрыть на даче. Ну и отдохнуть: достали школьники и студенты, от экзаменов на сессии удалось отвертеться обоим. Будем ловить рыбу на Немане в Липчанской пуще. Там шикарный островок, в двадцати километрах от Волковыска, возле Хуторка у Мостов. В июне окунь и щука прёт на блесну, только вьёт! А, главное, крыша на бабушкиной даче прохудилась, требуется ремонт. Ещё в прошлом году соседи сказали, что течёт, дескать, приезжай, заодно, рубли привези или доллары. Выехали в шесть вечера по дороге на Псков. У Гатчины попали в сильную грозу: лило так, что пришлось остановиться. Дворники не справлялись! Отстоялись на обочине, потом рванули вперёд. Светлана несколько раз что-то недовольно пробурчала, дескать, всё сорвалось и скорее всего ничего не получилось. На мои вопросы, чем она так недовольна, ведь это просто гроза и она сейчас кончится, она недовольно буркнула, что из-за грозы всё может сорваться. Пожав плечами и дождавшись некоторого уменьшения осадков, выскочил на трассу, набрал скорость, наверстывая упущенное время. Жена уткнулась в какие-то расчёты, щелкая пальцами по клавишам 'Macbook Pro'. Вот, неугомонная! В отпуске, а всеми мыслями ещё на работе!

Перед границей дозаправились за рубли, в Беларуси топливо дороже! Проблем на 'границе' не возникло: ночь, все спят! Добрались к утру до Витебска. Чистота! Дворники в полпятого уже на улицах, и не таджики, как у нас, а свои, местные. Удалось даже уточнить проезд, вечно путаюсь: где поворачивать, так как на шоссе две выезда. Выбрались на трассу, и по отличному шоссе рванули на Минск. Уже давно разветрилось, дождь остался в России, а здесь высокая кучевая облачность, из которой иногда проливаются небольшие дожди. Но, шоссе почти сухое, движение небольшое, работает 'запрещённый' антирадар, поэтому в скорости себя не ограничиваю. Оставив Минск справа, уходим на Барановичи. Там отвернули на Слоним. Здесь дорога уже, довольно много поворотов. Наконец, Зельва, и мы на финишной прямой! Приехали! Поворот на дачу. Дорога здесь не очень, для 'Мерсака', еле пробились к дому. В двух местах подрубать кустарник пришлось. С трудом открыли дверь, Светлана с ходу занялась плесенью и уборкой, а я полез на крышу, смотреть, где течёт. Заменил два листа оцинковки, залез на чердак, и повыбрасывал оттуда всё для просушки. За хлопотами незаметно кончился день. Ветер разогнал тучи, красное солнце село за кромку леса. Отварили прошлогодней картошки из погреба, помянули бабушку, немного поболтали, с утра решили пойти на рыбалку. Светлана была чем-то расстроена, и сказала, чтобы я шел на рыбалку один. А она поспит, так как устала добираться и убираться. В четыре утра вдруг завыли собаки! Еле-еле их успокоили, Светлана легла снова в кровать, а я достал удочки и решил 'встретить зорьку'. Тут послышался какой-то необычный звук: 'У-У-У-У-ЗЗЫ'. А потом раздался гром, продолжительный и странный. Но, в воздухе отчётливо запахло сгоревшим тротилом. Я вернулся на дачу, с трудом растолкал жену:

— Запах чувствуешь? Тротилом пахнет!

Недовольная Светлана пробурчала что-то типа: 'А не пошёл бы ты на рыбалку!'. Я больше не стал её беспокоить, но решил проверить, что происходит. Сел в машину, а она не заводится! Стартёр крутит, а движок не пускается, охранка мигает, что нет спутников. Достал мобилу, связи нет, отсутствует сигнал. Решил сходить на Хутор, выяснить, в чём дело. Опять раздался заунывный звук и грохот. Лес вокруг дачи густой, это бывшее лесничество. Я взял двух собак, мобилку и пошёл на Хутор. Это недалеко, километров 15, заодно и ремонтников закажу, чтобы сигналку отремонтировали.

Вышел на шоссе Слоним-Мосты, пришлось прыгать через достаточно большие лужи, дождь, всё-таки, ночью был. Повернул направо, что-то неуловимо изменилось на шоссе. Я довольно долго шёл по нему, силясь понять, что произошло. Вдруг понял, что вместо железобетонных столбов стоят деревянные. Вчера, точно были круглые железобетонные, вчера был асфальт на бетоне, а теперь гравийка. Поворачиваю за поворот... и вижу проштурмованную полковую колонну. Соберы подобрались ко мне, крысятся, тяжело пахнет кровью, сгоревшей резиной. Много трупов. Меня стошнило. Когда отвыкаешь, то зрелище не шибко приятное, а запах — ну очень специфический. У солдат и офицеров: петлицы, как на форме 41 года. У рядового состава никаких документов, кроме комсомольских и партийных билетов. У офицеров есть удостоверения личности. На всякий случай подобрал два ТТ, и заложил их за пояс, запасные обоймы сунул в карманы. Взял собак на сворку и сошёл с шоссе. В кустах остановился, почесал репку и повернул обратно. Интересно, как я это объясню Светлане? Ни хрена себе! Съездили на рыбалку! Метров через пятьсот почувствовал, что не один в лесу: кто-то за мной наблюдает. Укрылся за деревом, передёрнув затвор одного из ТТ.

— Кто идёт? Выходи!

— Кто такие, что надо!

— Папаша, выходи, не дёргайся.

'Папаша': это — я. У меня седые волосы и седая бородка. Звук засёк, ушёл в сторону от ясеня, за которым укрылся, пошёл в обход. Через несколько минут увидел двух бойцов с пулемётом Дегтярёва, и, лежащего на земле, командира, который весь был неаккуратно перемотан бинтами. Я вышел им в тыл, пока они пялились на ясень.

— Не оборачиваться! Руки перед собой!

— Русский?

— Да!

— 126 стрелковый полк, полковая разведка. Сержант Пахомов и красноармеец Волков. На марше полк подвергся бомбёжке с воздуха. Здесь командир полка, полковник Бережной. Требуется сообщить в штаб полка, в Слоним.

Я вышел из укрытия.

— Оружие не трогать! Сержант Пахомов, повернитесь.

Солдат с пулемётом повернул голову:

— А где второй, который за деревом? — но, возле них уже крутятся Тилька и Тонали.

— Это я и был, сержант. Не дергайся. Доложи обстановку!

— Нас подняли по команде 'Сбор' в 01.40, было приказано выдвинуться и занять оборону у Мостов. У Зельвы нас остановили эНКаВэДешники, продержали минут 20 и направили по этой дороге...

— Дальше можешь не рассказывать: под первой машиной взрыв и сразу налёт авиации. Это не НКВД, это 'Бранденбург'. — я вытащил наладонник и открыл карту. — Здесь?

— Да, здесь! А что это такое?

— Потом расскажу. Кто-нибудь ещё есть живой?

— Лейтенант Масленников, он пошёл к Мостам, со старшиной Архиповым.

— Так, сержант, дуй к дороге, найди ещё пулемет, гранаты и патроны. Сзади, в двух километрах, есть лесная дорога. Доходите до неё и налево. Там следы есть одной машины. Это моя машина. Я бегу туда, она не заводится, но я знаю, в чём дело. В конце дороги отдельный дом, чуть в стороне. И быстрее! Увидишь лейтенанта и старшину, бери с собой. Командира оставь тут. Потом подберём, если сможем. Он без сознания.

'Всё! Рота! Бегом! Марш! Надо же так вляпаться! 'В голове моей опилки, не бе-да!'' Через двадцать минут я вырывал проклятую сигналку, и скручивал напрямую проводку. Пошёл разогрев свечей накаливания, заурчал движок, тихо позвякивая клапанами насоса высокого давления. Я остановил его и влетел в дом. Светка спит.

— Подъём!

— Какого чёрта! Мы в отпуске, какая муха тебя укусила! Иди нафиг, я сплю!

— Война, подъём.

— Пошёл к чёрту! Кому мы на фиг нужны!

— Малыш, вставай. Хочешь добрать, иди спать 'бункер', вместе со всеми собаками. 'Сайгу' прихвати и вот это! — я сунул ей 'ТТ' и запасную обойму.

— Ты что, серьёзно? — спросила, наконец проснувшаяся, Светлана.

— Абсолютно! Мы в сорок первом году. Больше ничего не знаю. И это не игра.

Это я уже говорил, натягивая камуфляж, влезая в 'лешак', распихивая по отделениям магазины.

— Ты куда?

— К Зельве, там работает 'Бранденбург'. Патроны к 'Сайге' не трать, здесь таких нет! Где станции?

— В рюкзаке, не распаковывали. Мне оставь!

— Нет, нужны будут, я не один. Всё, целую, побёг! Марш в 'бункер' и жди меня! — ответил я, прилаживая гарнитуру к уху.

'Бункер' мы обнаружили случайно, лет пять назад. Кто-то здесь партизанил: или наши, или АК, или АЛ. 'Стоп! А ведь он может быть не пустой!'. На дороге показались четыре головы: двое в пилотках, двое в фуражках. Откидываю капюшон 'лешака', иду им навстречу.

— Пахомов, Масленников, ко мне, остальные на месте! — солдат в пилотке и командир в фуражке побежали ко мне, остальные остановились. Масленников оказался молодым круглолицым блондином, немного перемазанным кровью из небольшой ранки на голове, чуть ниже фуражки.

— Лейтенант Масленников, командир 2 взвода сапёрной роты 126 полка.

— Кап-два Букреев, здесь в отпуске. Все сюда!

Подбежали Волков и Архипов. Я достал наладонник:

— Вот здесь вот, в двух кэме от сюда, есть 'бункер', необходимо проверить: пуст ли он, и, если что, использовать его, как базу. — в этот момент подошла Светлана, тоже в камуфляже и 'лешаке', с 'сайгой' в руках. За ней бежали собаки, тоже в камуфлированных комбинезонах.

— Ой, они голые! — воскликнул лейтенант.

— Мы же Вам говорили!

— Внимания не обратил.

Я расставил людей, передал одну из станций Пахомову, всё-таки разведка, и мы двинулись в сторону бункера.

Впереди на коротком Тонали, вдруг, он сел.

— Внимание! Мины!

Нашёл чуть пожухлый кружок дёрна, воткнул ветку, подал сигнал Светлане остановиться и дальше не ходить. Архипов через Пахомова передал, что впереди много мин, он возвращается. Бункер оказался хорошо упакованным. Но, Тонали провёл нас по замаскированной тропе. Но, нас только трое, остальные остановились у кромки минного поля. Крышка бункера оказалась тоже заминированной. Я снял растяжку из довольно ржавой проволоки, аккуратно снял дерн с крышки, и немного приподнял крышку. Больше растяжек не было. Бункер оказался пустым, если не считать кучи разномастного оружия, боеприпасов и продуктов длительного хранения. Закладка. Чья не понятно, но, оружие было советского производства. Пронесли на руках остальных собак. Разбираться: чья, оставили здесь Светлану и лейтенанта.

— Лейтенант, должен быть ещё проход! Ищи!

Вчетвером вернулись к машине, опустили стекла и поехали. Перед дорогой выслали Волкова осмотреться. На дороге чисто, порядок, Волков сел на переднее сиденье, старшину с пулемётом отправили в багажник: наблюдать за воздухом сзади, остальные смотрят во все стороны по секторам. Дорога, в основном идёт лесом, обзор урезан до минимума, но, у Милевичей пришлось свернуть в лес, и замаскировать машину. Дальше шли поля, передвигаться на такой машине слишком заметно. В Милевичах немцев ещё не было, но связи с Волковыском нет, оттуда слышен бой, а в Зельве уже немцы. Председатель местного колхоза довольно злобно посматривал на нас, но, всё-таки, давал информацию. Мы повернули назад. Задержка у бункера за нас расставила все точки над 'i'. Ликвидировать пост 'Бранденбурга' мы не успели. Через полчаса тронулись обратно. Эта дорога заминирована немцами у Мостов, поэтому они могут быть только сзади, не считая групп возможных диверсантов. Назад добрались быстро, подобрали полковника Бережного, откинули сиденье и положили его в салон. Аккуратно проехали к дому. Там занялись тем, что перетаскивали всё из дома в 'бункер'. Как доложил лейтенант Масленников 'закладка' была, скорее всего, нашей, судя по большинству оружия, отсутствию радиостанций и установленным минам. 'Мерс' спрятали под скирдой сена, соорудив вначале шалаш из жердей, обнаруженных в сарае за домом. Наскоро перекусив, собрались на 'большой совет'. Существовало два пути: вечером выехать на машине до Заречина, там уйти налево и прорываться на Полоцк, минуя Минск, оставляя его справа. Второй — через Мосты, короче, но положение под Мостами неизвестно. Решили отходить через Заречин.

— Товарищ капитан 2 ранга, откуда Вы всё это знаете?

— Долго объяснять, лейтенант. Но, кто-то должен здесь остаться. У нас раненый, он — тяжёлый. Ни мне, ни Светлане попадать в плен никак нельзя, именно из-за того, что много знаем. Так, что выбора нет, лейтенант: ты и старшина. Доберёмся до своих, подбросим Вам радиста и связь.

Вышли засветло, иначе по тропинке не пройти. Каждый несёт по одной или две собаки. Разобрали стог. Светлана нас отругала, за то, что полковника ей сразу не показали. Достала 'собачью аптечку', проколола что-то Бережному.

— Легкое не задето, будет жить.

Начало темнеть, отозвали Волкова из засады. Когда садились в машину, Светлана произнесла сакраментальное: 'Ты пристегнулся?'

— Солнышко! Ни одного гаишника на миллион километров нету! Можно, я так поеду? Посадка низкая, а камни встречаются.

Светлана хохотнула. Мы тронулись. Возле дороги я остановился, ребята были готовы выскочить из машины.

— Сидеть! Слушай боевой приказ! Светлана, ты пересаживаешься назад и изображаешь всю из себя раненную. Лежишь и не отсвечиваешь. Мужики: наша задача доставить эту женщину в Москву. Мы имеем полное право погибнуть, но она должна добраться до Москвы и попасть наверх. Она — доктор физико-математических наук, завкафедрой экспериментальной ядерной физики в ЛГУ. И вот эти два прибора. — я показал свой белый Macbook и серебристый Macbook Pro Светланы. — Если это будет невозможно выполнить, ни я, ни она, ни эти приборы к противнику попасть не должны. Всем всё понятно?

Вопросов не последовало. Мы прикрепили скотчем к ноутбукам противотанковую гранату. Светлана легла на уложенное сиденье, рядом с раненным, а собаки — облепили её. Окна открыты, мы выехали к повороту на основное шоссе.

— Волков! Проверь дорогу!

Он выскочил из машины, осмотрелся и подал знак: 'Вперёд'! Впрыгнул на заднее сиденье, просунул Дегтярёв в окошко и замер в ожидании. Ему хуже всех: под спиной ничего нет, не на что облокотиться. Я включил все галогеновые фары и сорвал машину с места. У нас два дня: через два дня танки Гота и Гудериана сомкнутся у Минска. Ну, что ж, посмотрим! У меня 195 км/час максимальная скорость. Двигатель взревел, и 'Мерс' начал поглощать километры.

— Всем пристегнуться!

За 11 минут долетели до Заречина, там я резко тормознул, и ушёл налево, на Вензовец. Опять подхлестнул двигатель, и 'Мерс' отзывчиво увеличил скорость. Здесь дорога была пустая. Два раза появились 'посты НКВД', по которым мы ударили из пулемётов, но, на такой скорости, надо бить из ШКАСов. А у нас ДП. Просто попугали. В Новогрудке остановились у военного городка:

— Где госпиталь?

— Триста метров вперёд и направо!

Подъехал к рыльцу, сдал чуть назад и посигналил, вызывая санитаров. Открыли пятую дверь, остальных отпустил покурить и оправиться. Полковника унесли в госпиталь, мы передали ещё две упаковки антибиотиков. Может быть, кому-нибудь ещё повезёт. Попрощались с ребятами и высадили разведку, иначе им попадёт. Разворачиваемся и направо, на Москву.

Продолжаю давить на газ. Покрытие — битумная гравийка с довольно большим уклоном в сторону обочины. Что ещё удивило, так это полное отсутствия АЗС. За Смоленском стало очевидно, что требуется или снижать скорость, или дозаправиться. Увидел дозаправляющуюся колонну Т-34. Мерс, взревев тормозами, встал, как вкопанный, возле заправщика бронетанковой бригады.

— Красноармеец! Заливай!

— Сколько?

— 80 литров!

— Лилипутов не заправляем!

— Ты, Гулливер! Лей, твою мать!

— Шуток не понимают!

Продолжили движение, немного удивившись простоте, с которой добыли топливо. Бесплатное оно у них, что-ли? Впоследствии выяснилось, что частного легкового транспорта у населения не было, в ходу были талоны на бензин. А соляр был только государственным и практически бесплатным. Самая высокая цена была у керосина, которым пользовались многие для приготовления пищи, а во время войны и для освещения. Правда, качество всех нефтепродуктов было низким, много серы. Самый ходовой бензин — А-52. В авиации — Б-70.Рассвело, стало попроще ехать. Немецких самолетов мы так и не увидели. У Кубинки, за Можайском, нас остановили. Всё, приехали! Прорываться бессмысленно. Теперь начнётся самое важное: внедрение. И от того, как оно пройдёт, очень многое зависит.

— Документы!

Протягиваю права и паспорт на машину.

— Вы — иностранцы?

— Почему?

— Тут не по-русски написано!

— Это международные права.

— Что такое 'права'?

— Удостоверение на право управления автомобилем. Имею право управлять автомобилем в любой стране мира.

— А другие документы у Вас есть?

— Вы с аэродрома?

— Да.

— Вызови старшего.

Он помахал рукой, подзывая кого-то. Подошёл сержант, представился.

— Сержант, вызовите кого-нибудь из командиров. Есть весьма важные сообщения. Полковник Орлов у Вас служит?

— Нет, есть майор Орлов, замкомполка.

— Николай Никифорович?

— Да.

— Вот его и вызовите.

— Выйдите из машины, и уберите собак. Нам требуется осмотреть её.

'Не сговорчивый! Службист! Придётся ему полежать!' Они ещё непуганые, 'Бранденбург' и Абвер сюда ещё не добрались. Я, улыбаясь, вышел из машины, и открыл заднюю дверь, где сидели собаки. А бойцы даже оружие наизготовку не взяли. А у меня два 'ТТ' за поясом, скрытые 'лешаком'. Собаки взяли в кольцо обоих, а неожиданно появившиеся два ствола убедили обоих лечь на землю и завести руки за спину. Зелёные пластиковые хомуты, поданные Светланой, завершили 'операцию'. Мирно спящего третьего пришлось разбудить, так как он спал в обнимку с телефоном. Все позывные аккуратным подчерком записаны и положены под стекло!

— 'Голубизна' — 'Урану', дайте 'третьего'.

— Соединяю.

— Николай Никифорович! Кап-два Букреев! Вы подполковника Холодова по Халхин-Голу помните?

— Да. А в чём дело?

— Я из его ведомства, меня задержали Ваши бойцы на шоссе. Вы не могли бы подъехать. Дело очень важное.

Полковник Орлов не вернётся из боевого вылета под Ленинградом через полгода. Отец с большой теплотой отзывался об этом человеке. И я читал о нём, и о том, что начальник VI отдела ГРУ был с ним хорошо знаком именно с Халхин-Гола.

Сержант пытается развязаться. Перевернул его. Светлану послал в лесок прогулять собак.

— Если что, уходи в сторону Москвы. Найдёшь тетю Машу, через неё и действуй.

— Она ж меня пока не знает!

— Ничего, зато человек хороший. А пока по лесочку погуляй. Далеко не отходи. Если что не так будет, я этих трёх уберу, тебя не хватятся. Рюкзак забирай.

— А ты?

— Не волнуйся, выкручусь, наверное.

Светлана ушла в лесок, а я остался ждать Орлова. Он подошел!!! через час. Один. Увидев связанных бойцов, удивлённо посмотрел на меня.

— Вы же говорили, что Вас задержали. А тут как в анекдоте про работника, который медведя поймал.

— Здравия желаю, товарищ майор. Они хотели осмотреть машину, а там слишком много того, что никто видеть не должен. У меня просьба: Холодов о Вас отзывался очень высоко. Мне необходимо попасть к нему или к Кузнецову. И укрыть эту машину так, чтобы никто её не видел. Можете меня арестовывать и под конвоем доставить в ГРУ, но, только туда. Пообещайте это. Я знаю, что Вам можно верить.

— А если 'нет'?

— У Вас нет выбора, товарищ майор. Сведения слишком важны.

— Я позвоню?

— Да, конечно! — я пропустил его в пост. Он снял трубку и вызвал машину с двумя водителями. Я поднял над головой руку, из леса вышла Светлана и собаки. Когда она подошла, я начал развязывать красноармейцев. Сержант попытался полезть в драку. Ещё не остыл. Пришлось взять его на болевой. После этого, с ним разговаривал уже Орлов. Отчитал его за плохую организацию службы, и попросил подойти к нему после наряда. Понятно зачем! Подъехала машина, но красноармеец не знал, как управлять Мерседесом с автомат-коробкой, поэтому в ангар её пришлось ставить мне, после этого перегрузили часть вещей, пересели в Эмку и поехали в Москву. Нас привезли к старому зданию наркомата обороны. В этом здании я никогда не был. Орлов ушёл вовнутрь, а мы сидели с водителем, который нас с интересом рассматривал.

Из дверей появился Орлов в сопровождении совсем молодого полковника Холодова. Я вышел и представился.

— Я Вас не знаю, товарищ капитан второго ранга.

— Зато я Вас знаю, товарищ генерал-лейтенант. — я снял с плеча 'тигр' и протянул ему, развернув номером на него. Он взял незнакомое оружие, провёл по нему взглядом.

— Интересно! Штамп Ижевского завода и 1994 год.

Из машины вышла Светлана, которая протянула ему 'Сайгу' с годом выпуска 2008.

— Ну, что ж, пройдёмте. Товарищ майор, я Вас больше не задерживаю!

— Там ещё наши собаки! И наши вещи.

— Тогда ждите, товарищ майор.

— Но у меня же полк!

— Ну, сейчас что-нибудь придумаем. Выгружайте! — и он буквально убежал обратно в здание. Через некоторое время он вернулся с тремя бойцами, которые подхватили рюкзаки. Я разрезал скотч и передал противотанковую гранату одному из них. Ноутбуки взял под мышку, взял трех собак. Мы двинулись к зданию. Майор Орлов, практически ничего не понявший, остался у машины. Когда, на входе в Наркомат, я повернулся, его машины уже не было.

Кабинет Холодова был на втором этаже. Лампа с зелёным абажуром, стол, покрытый дермантином и сейф. Всё строго, с инвентарными номерами.

— Откуда вы?

— Сейчас из-под Волковыска, сами из Ленинграда. Жена — физик-ядерщик, долгое время работала с ядерным оружием. Я — бывший командир батальона войск специального назначения ГРУ ГенШтаба Советской армии. Так стала называться РККА в 46 году.

— Что такое 'ядерное оружие'?

— Основа военной мощи СССР с 49 года по настоящее время. Реализовано на неуправляемом ядерном синтезе или делении ядер тяжёлых металлов. Кроме того, управляемые ядерные реакции используются для получения энергии в специальных реакторах, которую используют либо для получения электроэнергии, либо пара. Бомбы обладают мощностью от нескольких тысяч тонн до 100 миллионов тонн в тротиловом эквиваленте.

— И Светлана Евгеньевна изобрела такое оружие?

— Нет, конечно, её ещё не было, когда его изобрели. Она принимала участие в разработке и конструировании некоторых новейших образцов этой техники, в том числе, и как ведущий конструктор. Это — отрасль оборонной промышленности.

— Это несколько выше моей компетенции, поэтому этот разговор мы отложим. Вернёмся к положению в Белоруссии.

— Да, пожалуйста. Вы разрешите мне включить вот этот прибор. Это электронный прибор, позволяющий хранить, передавать и использовать информацию. — я нажал кнопку пуска 'Macbook'. — Последнее время, я увлёкся историей Великой Отечественной войны, так она будет называться в нашей истории. Особенно её начальным этапом. Поэтому, здесь собраны сведения обо всех событиях этого периода истории нашей с Вами Родины, товарищ полковник. И так, второй день войны в документах и фотографиях. Причём, с обеих сторон. С чего начнём?

— С завтрака! — послышалось замечание Светланы. Она не может начинать работу без завтрака. — Ибо Вы сейчас 'углубитесь' так, что Вас потом за уши не оттянешь. А я буду сидеть голодная. Товарищ полковник, у Вас кипяток есть? — сказала жена, развязывая и расстёгивая рюкзак. Через три минуты на столе на газете был сооружён завтрак, густо пахло кофе, копчёной колбасой, сыром.

— Я последний раз ужинал вечером 21 июня. — сказал Дмитрий Федорович. После завтрака вернулись к документам. Но, через пять минут после начала обсуждения, полковник Холодов выпрямился и сказал:

— Пойдёмте к НачШтаба.

Генерал Жуков что-то кричал по телефону кому-то. Лицо злобное, глаза сощурены. Увидев Холодова, сделал жест рукой, что не время, не сейчас.

— Что у Вас, полковник? — послышался голос с другой стороны кабинета. Он повернулся и вытянулся в струнку. В кабинете Жукова был Сталин. А как же вопли Хрущёва и дерьмократов? Главнокомандующий находился в Генеральном штабе утром 23 июня.

— Планы командования вермахта на начальном этапе войны, товарищ Сталин.

— Это — немецкая провокация, никто сейчас не знает, что задумали немцы.

Холодов повернулся ко мне и попросил показать компьютер. Я раскрыл ноут, ввел пассворд одной рукой, затем передал его Сталину. На Preview стоял файл Invasion1941.jpg

— Откуда это у Вас?

— В 2013 году это история, а не стратегические данные, товарищ Верховный.

— Гроша ломанного не стоят такие данные. Враг будет разбит и немедленно.

— Война кончится в мае 1945 года, в Берлине и на берегах Эльбы, товарищ Сталин. И обойдётся нам очень дорого из-за поражений сорок первого и сорок второго годов. Современные нам историки говорят об ошибках командования РККА на первом этапе войны, когда армия понесла неоправданные потери, пытаясь контратаковать более сильного и хорошо организованного противника с неподготовленных позиций. Потеряла более двух миллионов человек личного состава кадровых войск. Я только что из-под Гродно. К вечеру Гот возьмёт город, а 25 июня замкнёт кольцо окружения вокруг 3-й и 10-й армий под Барановичами. Здесь есть вся информация по Великой Отечественной Войне. В папке VOV. Разбита по дням, месяцам и годам, отдельным операциям и сводные карты-схемы.

К нам подошёл Жуков и внимательно прислушивался к разговору. Сталин отложил ноутбук на рядом стоящий стул, и встал.

— Какие у нас основания доверять Вам?

— Никаких, товарищ Сталин. Вы, только что, держали в руках компьютер, изготовленный в 2008 году. В кабинете полковника Холодова оружие, изготовленное в 1994 и 2008 годах. И ещё один компьютер, уже 2012 года выпуска. На аэродроме в Кубинке в ангаре стоит наша машина, сделанная в Германии в 1986 году. Вот её паспорт. На нём лазерная голограмма, защищающая его от подделки. В этом мире этого никто делать не умеет. Я понимаю, что Вы — материалист, я, кстати, тоже. Но факт остаётся фактом: я стою перед Вами, хотя родился, когда Вы были уже мертвы.

— Товарищ Жуков, посмотрите: насколько эта схема соответствует действительности на вчерашний день?

— Полностью совпадает по нашим частям и соединениям, но сильно отличается по немецким. Таких данных у нас нет. — сказал Жуков через несколько минут. — И здесь не показан Север, что там?

— Вот отдельно по Карельскому фронту. — я показал на вкладку с данными.

— А почему Вы обратились именно к товарищу Холодову? — недоверчивым тоном спросил Сталин.

— Знаю его лично с 1974 года как руководителя одного из Управлений ГРУ, а именно, шестого Управления. До самой его смерти в 86 году.

Сталин внимательно посмотрел на меня и на Холодова.

— Пройдёмте, нужно переговорить!

Мы перешли вновь в кабинет Холодова. Там нас встретила язвительная улыбка Светланы.

— Лёша, тебя не затруднит представить меня вождю народов и самому ужасному монстру, из всех рождённых на Земле. Здравствуйте, товарищ Сталин. — 'Вот язва! Помолчать не может!'

— Букреева Светлана Евгеньевна, моя жена, доктор физико-математических наук, зав.кафедры экспериментальной ядерной физики Санкт-Петербургского Государственного Университета. Специалист по ядерному и термоядерному оружию.

— А почему Вы так меня характеризуете? — спросил её Сталин.

— Я??? Вовсе нет! Это — официальное общественное мнение правящей партии России в 2013 году. У меня другое мнение, товарищ Сталин. Но, я, пока, помолчу!

— Ваш муж назвал Вас специалистом по ядерному оружию, это действительно так?

— Да, последние 20 лет я занималась малыми и сверхмалыми термоядерными зарядами. В просторечии: нейтронными. Большая часть энергии взрыва таких зарядов выделяется в виде нейтронов. Поражаются только биообъекты, зона сплошного поражения у них маленькая, а вот зона поражения личного состава противника очень большая. Насколько я понимаю, товарищ Сталин, у меня появится шанс отыграться за все 90-е? И за слёзы моего учителя? Я — готова!

— Почему Вы такая злая?

— Потому, товарищ Сталин, что в 91-м нам сказали, что нам никто не угрожает, поэтому финансирование с вас мы снимаем. Я выжила благодаря своей прабабке-блокаднице, которая всю оставшуюся жизнь, закупала продукты и хранила их у себя дома. Она не дожила до 91-го, умерла за полгода до того. Я три года ела то, что она накопила. Моей зарплаты ведущего конструктора хватало только на оплату телефона. Вышла замуж за Алексея. Затем уехала в ЦЕРН на строительство Большого Адронного Коллайдера. Вернувшись в Питер, создала установку, улавливающую потоки, обнаруженного мной, вторичного эффекта столкновений адронов. Я рассчитала всё точно, и мы с Алексеем оказались в том месте, и в том времени, где можем принести максимальную пользу стране.

— Вы не человек...

— Да, я — ведьма. Их всегда сжигали на кострах. Но, Вам нужно оружие, а оно вот тут! — и она показала на свою голову.

— Что требуется?

— Мозги, но я всех их знаю. И деньги, для этого я сохранила на компьютере все ресурсы СССР-91. И кучу всего интересного. И ещё, товарищ Сталин. Алексей — очень хороший специалист по двигателям, хоть и не говорит об этом. У него 4 международных патента по поршневым и реактивным двигателям. И вообще, толковый инженер, а не солдафон, которым старается выглядеть. И это у него получается.

Сталин повернулся ко мне.

— Судя по Вашему лицу, Вы не знали об этом?

— Так точно, иначе более плотно подготовился бы. Ты что, не могла сказать, что задумала?

— Не было уверенности, что всё пройдёт как надо. Всё должно было случиться на день раньше, но не случилось. Это был не более чем эксперимент.

— Так, достаточно! Что мы имеем? Сумасшедшую девицу и большое количество информации, и её мужа-историка, тоже с большим количеством информации. И войну, которую предстоит выиграть. Что у Вас пишут про причину поражений?

— Неисполнение Директивы номер 1, задержка передачи данной директивы на один час сорок минут из Генерального Штаба в войска, плюс развёрнутая к тому времени сеть ложных Контрольно-Пропускных Пунктов Абвером в районах ЗОВО и ПрибОВО. Командующие трёх особых округов не справились с обязанностями. Некоторые историки устанавливают прямую связь некоторых генералов с заговором 37 года. Подмену стратегической оборонной доктрины на разработку маршала Тухачевского. Вместо активной обороны последует серия неэффективных контрударов с неподготовленных позиций и слабо обеспеченных тылами. В итоге, кадровая армия будет разбита, понесёт огромные материальные и людские потери, но, всё равно сорвёт планы Гитлера по блицкригу. С работой Абвера я уже столкнулся на примере 126 стрелкового полка, который не успел занять подготовленные позиции под Мостами. Переправы не уничтожены, Гот прорвался через пустую линию обороны.

— Некоторые генералы это кто?

— Жуков, Тимошенко, Павлов, Кузнецов и Кирпонос. Туда же причисляют Жигарева и некоторых других. Официально: вина не доказана, так как после Вашей смерти расследование было остановлено.

— Когда я умер?

— Отравлены Кагановичем в марте 53 года.

— Что можно предпринять?

— Ватутина срочно перевести в Прибалтийский округ, командующим Северо-западным фронтом. Жукова вместо Павлова, а Будённого, вместо Кирпоноса. Да, и ещё, очень много дел наворочает Хрущёв. И именно он остановит это расследование. Он объявит другую теорию, что Вы, лично, создали культ личности, разгромили РККА в 1937-м году, из-за чего всё и произошло. Это — официальная советская история, начиная с 53 года.

— Светлана Евгеньевна, с Вашими работами, в свете перспектив, которые нарисовал Ваш муж, придётся подождать. Что Вы можете предложить фронту с минимальными финансовыми затратами?

— Искусственные алмазы для шлифовки и резки металлов, головодонные взрыватели для кумулятивных гранат и снарядов, активно-реактивные двигатели для крупнокалиберных снарядов и малокалиберных ракет, всё, что связано с металлокерамикой для удешевления процесса производства массовой продукции. То, с чем приходилось постоянно работать.

— В таком случае, есть мнение направить Вас в Московский институт боеприпасов. Заодно будете готовить кадры, и разрабатывать технологии для наркомата боеприпасов. Основная Ваша тема пойдёт тоже через этот институт. Пока, заместителем директора по экспериментальной работе. А там — посмотрим. Что касается Вас, товарищ Букреев, то я затрудняюсь пока сказать, где Вас лучше использовать. С одной стороны, вы — человек военный, но совершенно незнакомы со спецификой именно Красной Армии, и на фронт Вас не пошлёшь, с другой стороны, Вы — инженер. А у нас резкая нехватка инженерных кадров. Что сами можете предложить?

— Я бы предпочёл оставаться в кадрах ОсНаз ГРУ, но, видимо, потребуется поработать с авиамоторостроителями, и разобраться с конструкцией некоторых узлов и механизмов основных танков. Но, с правом решающего голоса. Если это невозможно, то различного рода спецоперации, как раз то, к чему я готов, плюс подготовка людей для них.

— Нет, товарищ Букреев. Вы больше необходимы здесь, в Москве, чем на фронте. Заедете к Устинову, будете работать с ним и с Шахуриным.

— У нас нет документов, товарищ Сталин.

-Да-да, я понимаю. Товарищ Холодов, согласуйте вопрос и решите его.

Я передал Сталину свой наладонник, куда слил папку VOV.

— Включается вот здесь, вот папка, там ещё книги различные, много про себя интересного прочтёте. Это зарядка к нему. Требуется 220 вольт переменного тока.

— Спасибо. А сделать много таких штук сможете?

— Нет, эти технологии пока не доступны.

Разместили нас в какой-то офицерской общаге Генштаба. Там мы от души поругались со Светланой, что она не предупредила о том, что она готовит.

— Чего ты добилась? Испортила нам отпуск и ухудшила жилищные условия. Пойми, староваты мы для подобных приключений. Всё давным-давно сделано за нас, мы ничего реально изменить не можем. Денег нет, корма собакам только то, что с собой. Уж лучше бы в бункере остались.

— Ты бы не стенал, а съездил к Устинову, и вообще, ты много говорил о том, что можно и нужно изменить, чтобы всё пошло по-другому. Вот тебе и карты в руки. Действуй.

Наш спор прервало появление сразу двух Дмитрий Федоровичей: Устинова и Холодова. Холодов привёз документы и пропуск по Москве, а Устинову позвонил Сталин и приказал взять на себя размещение и использование обоих Букреевых. В наркомате обороны большие изменения: Жуков отправлен на Западный фронт, затыкать дыру и организовывать гибкую активную оборону. Вместо него вернули Шапошникова, замом Василевского. Мы с Холодовым съездили в Кубинку и забрали Мерседес. Там к Мерседесу прикрутили армейские номера, на стекло повесили пропуск НКО. Вернулись на нём к Наркомату вооружений. В наркомате я застал отчаянно спорящую Светлану с Ванниковым. Ей выделили довольно большие мастерские МИФИ, только он называется МИБ сейчас, чего-то не хватало, и она пошла в атаку на замминистра.

— Мне поставлена задача, в кратчайшие сроки, обеспечить промышленность техническими алмазами, а Вы говорите, что планом не предусмотрено! Вот, срочно и в полном объёме!

Её работа для меня всегда находилась за семью печатями, секретность такая, что не подходи, поэтому я впервые вижу её в деле. И это не завкаф, отчитывающий очередного двоечника. Где только набралась таких язвительных выражений?

Устинов, который ожидал моего появления, пошёл вниз смотреть дизель 'Мерседеса' и топливную аппаратуру. На осмотр ушло минут пять-семь, мы возвращались в кабинет:

— Алексей Николаевич, три больших дыры: топливная аппаратура к двигателям В-12, завод номер 62, гонят брак. Второе: пальцы и траки на всех танковых заводах, выходят из строя через 300 км, в лучшем случае, и эвакуация Кировского и Харьковского танковых заводов. Приказ сегодня получен. Я связался с Шахуриным, он просил посетить Московский и Пермский моторостроительные заводы и посмотреть, что можно предпринять по увеличению мощности и надёжности авиадвигателей. Это ближайшие задачи. Вы — мой заместитель, так что прав у Вас хватает, как и ответственности. Вас не смущает разница в возрасте?

— Нисколько, я был курсантом, а Вы были министром обороны.

Получив задание, поехал на 62 завод в Ярославль. Сбоку в машине сидел энкавэдешник. Якобы, охрана. В этой истории 'Шестьдесят второй' не будет эвакуирован. Завод новый, но подшипники на большинстве шлифовальных станков бьют. Угроблены отсутствием ТО и плохой смазкой. Фильтры все забиты, система: 'давай-давай' и 'Стаханов — это круто', в действии. Инженер — мямля, и полностью находится под директором. Директор — редкостное хамло и очковтиратель. Вначале было море гонору, но, когда я составил акт, он притих, затем заскулил, что он всё исправит и даст план.

— Мне не план нужен, а работоспособная топливная аппаратура.

Посоветовался с мастерами. Вначале разговор не клеился, но форма подействовала, и статус представителя заказчика: военпреда. Мастера объяснили, что лучше вызвать старого директора, его уволили три года назад, поставили этого. В качестве рекомендации написал о необходимости замены директора и направлении на завод военной приёмки. С этим вернулся в Москву и доложил Устинову. Никак не привыкну к слову 'НарКом'. Направили на завод подшипники для станков из резерва. В тот же день в самолёт и в Сталинград, требуется внести изменения в конструкцию воздушного фильтра и отдать чертежи полуавтоматической и пятиступенчатой коробки передач танков. Заодно присмотреться, что можно сделать с ходовой частью.

— Вот, габариты те же, узлы крепления совпадают, меняем оснастку в литейке, и ставим на поток ещё один вал и 2 шестерни. Вот на этом валу ставим синхронизаторы, которые на вашей коробке отсутствуют. Всё делать без остановки конвейера. — я передал чертежи главному инженеру Павлову. Тот внимательно посмотрел на них, потом на меня.

— Оригинальное решение, но, что оно даст?

— Наработок на отказ 15 лет. Устраивает? Облегчение переключения передач механиком-водителем и увеличение манёвренности танка на поле боя. А, заодно, увеличение маршевой скорости на 15 км/час.

С пальцами всё понятно: ради экономии времени и для плана недогревают. Здесь нужен контроль по времени прогрева и температуре. Лучше всего поставить СВЧ нагрев, но где взять столько магнетронов? Просто настучал по голове местное НКВД и пообещал оторвать всё, если пальцы будут идти сырыми или перекалёнными. Надо уводить их производство с завода! Где-то читал, что вместо СВЧ использовали что-то другое, но никак не мог вспомнить что! Помнил, что сделал это профессор Вологдин. Но, кто это и где он находится сейчас, я не знал. Задал вопрос сопровождающему сотруднику НКВД, тот обещал узнать и сообщить руководству своей конторы.

Из Сталинграда в Ленинград, на Кировский. Требуются траншеекопатели и много, а для них — вал отбора мощности. В наши годы он есть на любом тракторе, а здесь только на двух из восьми выпускающихся. И валы разные. Ленинградцы приняли радушно и инициативно, несмотря на то, что завод начал демонтаж производства, нашли место, где роторные машины можно делать. Жаль, что нет принтера. Приходится перерисовывать с монитора. Объявили о том, что занят Минск. Двое суток разницы с тем временем, но это может быть пропагандистская задержка. А вот то, что наступление немецких войск остановлено на подступах к Риге и Двинску, такого в той войне не было. Ригу взяли сходу. На Юге, пока, также как было, пали Львов и Комель, бои под Ровно. Зацепиться там не за что, хотя довольно много сил и средств. Совинформбюро передаёт сводки каждый час, но отличить, где правда, а где ложь, пока нет никакой возможности. Первые же траншеекопатели будут направлены на создание обороны под Псковом и Нарвой. Здесь меня застал приказ возвращаться в Москву. Я прилетел на Центральный, приехал в Наркомат. Доложил о проделанной работе.

— Да, из Сталинграда поступило две пятиступенчатых коробки для испытаний, но вызывал Вас не я, вот пропуск в Кремль, Вас вызывает Сам. — сообщил Дмитрий Фёдорович. — Вот, звоните. Позывной: товарищ Иванов.

Трубку взял Поскрёбышев.

— Да, вызывал, будьте сегодня в 21.00.

— По какому вопросу?

— Он не уточнял, просто приказал вызвать. — сказал Поскрёбышев и повесил трубку.

Я связался со Светланой и поехал к ней на Мясницкую. Нашёл её в подвалах института. Серая от недосыпа, злющая, кто-то что-то натворил.

— Как дела?

— Нормально.

— А чё злющая?

— Бывает, сам-то где пропадал?

— В Ярославле, в Сталинграде и Питере. Меня Сталин вызывает.

— Это хорошо, покажешь ему вот это. — даёт мне черный порошок в полиэтиленовом пакете. — Заодно, и вот эти сопла для двигателей гранатомётов. Их можем уже сейчас производить до 10000 в день. А вот с алюминиевым литьём не идёт, вот и злюсь. Где-то химики прокололись. Придётся катать. Масс-спектрометров нет, обещали доставить из Харькова, а до сих пор нет. Скажи ему.

— Ты бы поспала, свалишься ведь.

— Не лезь, всё: иди отсюда, а то разревусь, а мне нельзя. Устала очень.

Я не стал ей говорить, что она сама этого хотела.

В Кремле Сталин познакомил меня с Шапошниковым, точнее, Шапошников решил познакомиться и задать несколько вопросов. Дело касалось тактики действий различных генералов вермахта. От кого чего можно было ожидать. 'Сам' настроен достаточно благодушно, полностью в курсе наших дел, заинтересованно посмотрел на технические алмазы и сопла.

— Но ведь их можно просто отливать?

— Не получим такой точности изготовления и цена будет выше, да и по количеству провалимся. Товарищ Букреева говорит, что как только будет получен корпус для двигателя, можно будет начать выпуск противотанковых гранатомётов. Проблема в том, что идут большие раковины при литье из-за какой-то присадки в алюминии, а вычислить эту присадку она не может из-за отсутствия спектрографа.

— Противотанковые средства нужны как воздух, пусть заменит чем-нибудь материал корпуса.

Я достал рацию и передал всё Светлане.

— Бесшовные трубы здесь не делают! Хотя... Скажи, что завтра доложу.

Опять у Светки бессонная ночь! У меня — тоже. Маршал вцепился в меня клещом, истерзал мою папку VOV, и, в конце концов, вынес приговор: сидеть мне при Генштабе на постоянной основе.

— Товарищ маршал, не штабной я, совсем не штабной, а работать ходячим справочником, это не по мне. Отдать Вам компьютер не могу, тут слишком много по промышленности и автокад стоит. Вся эта папка есть у Верховного.

— Вы меня не понимаете, товарищ капитан второго ранга. Важен ваш опыт маневренной войны с получением информации из различных источников. Вот по авиации постоянно проваливаемся, а научить, как использовать ту же самую авиацию — некому. Нет, я буду настаивать перед Верховным о переводе Вас к нам.

— Товарищ маршал, нет у немцев никакого 'секрета победы'! Есть преимущество в количестве автотранспорта и авиации у противника. Мобильность выше, чем у нас. Поставьте авиации задачу в первую очередь уничтожать автомобили и бронетранспортёры противника. А я дожму наши танки до нормального состояния, а все лёгкие танки переделаем в бронемашины. Сейчас туго приходится: лето, даже плохие дороги проходимы для немецкой техники. Надо продержаться до осени, и они скиснут.

— Ваши бы слова, да богу в уши. Это хорошо, то, что Вы делаете, но этого пока недостаточно, для того, чтобы связать немцев по рукам и ногам, заставить их отказаться от маневренной войны. И, требуется Ваша помощь в авиации. Летаем много, потери большие, а толку мало.

— Я побывал у Климова, передал ему всё по М-108: четырёхклапанную головку цилиндров, по поверхностному виброупрочению шатунов, составу антифрикционного чугуна для втулок и колец, сейчас передадим алмазные пасты. Требуется слетать в Пермь и передать всё для М-82ФНК, М-71ФНК и М-73ТК, заодно, посмотреть на те нарушения техпроцесса, которые, наверняка, допускаются. Это — горит, причём, синим пламенем. Тем более, что Лавочкину уже переданы его чертежи по Ла-5ФН.

— Ну, хорошо, товарищ Букреев. Но и Вы меня поймите, что вопрос с авиацией требуется решать срочно, иначе без неё останемся. Слишком велики потери.

Зато всё узнал по положению на фронтах: Жуков зарылся в землю у Борисова и остановил Гудериана. Тот маневрирует, но 3-я и 10-я армии, получившие приказ на отход, треплют ему тылы и выходят в район Полоцка, сужая ему возможности для манёвра. На ожидаемом ударе в районе Могилёва разворачиваются Брянский и Юго-западный фронты. Им, пока удаётся сдерживать удары 2 немецкой армии. Но у немцев есть резерв: VI армия Рейхенау. Она уткнулась в непроходимые Пинские болота, взорванные мосты, и стойкую оборону 5-й армии генерала Потапова, оставила аръегард, и начала манёвр в сторону Минска на усиление II армии. Основные бои развернутся на подступах к Могилёву.

Ватутин держит оборону на восточном берегу Даугавы (Западной Двины), все мосты взорваны, такого предательства, как прошлый раз, когда остался не взорванным железнодорожный мост в Риге, в этот раз не наблюдается. Сил и средств у него достаточно, так как войска, которые были сосредоточены в Литве, успешно отошли после приказа на второй день войны. И из глубины успела подойти свежая армия, сконцентрированная, в том времени, у Пскова.

В КОВО Будённый постоянно маневрирует, у него много мехкорпусов, но он действует из засад, во встречные бои не ввязывается. Он — кавалерист, и знает, что конницу на пулемёты посылать бессмысленно. Средних и тяжёлых танков у него мало, поэтому действует именно так. Окружить себя он не даёт, если намечается прорыв, то он подрезает его, пропустив ударный кулак, а потом расстреливает, остановившиеся без топлива, танки. В общем, партизанит! Это как раз для него!

Но южном фланге, у немцев наметился успех. Они обошли Сафронова, разрезали армии Малиновского и Коротеева, и наступают на Умань. В резерве там только Тюленев. Там давление огромное. Немцы уже поняли, что-то идёт не так, как было задумано. Успех во Франции и Польше им не повторить. Эх, если бы англичане поддержали нас бомбёжками! Но, пока, кроме заявления Черчилля в первый день войны, от них ничего не поступало. Все ждут, когда подломятся коленки 'у колосса на глиняных ногах'. А он сопротивляется, не хочет падать. Весь мир замер в ожидании. Сволочи!

Опять самолёт и в Пермь. Там на крупнейшем в СССР моторостроительном заводе изготавливались и собирались авиадвигатели для бомбардировщиков и истребителей. Требовалось передать им технологические карты производства трех двигателей: АШ-62ИР, АШ-82ФН и АШ-73ТК. Швецов встретил меня на заводском аэродроме. С удивлением рассматривал подписанные им самим распечатки ксерокопий старинных чертежей, некогда входивших в мой реферат, в котором я обобщал работу КБ Швецова по усовершенствованию двигателей в период с 1939 по 1954 год.

— А М-71?

— Вы же в курсе, что М-71 — это спарка М-63. Он оказался очень ненадёжным, а вот АШ-62ИР — чрезвычайно надёжен и долговечен. — я посмотрел на реакцию Аркадия Дмитриевича.

— Вы полагаете, что его надо 'спаривать'?

— Я думаю, что да. Повышение степени сжатия свыше 7 для используемых материалов просто губительно. Плюс недостаточная 'масляная культура', плюс сами масла очень низкого качества. Поэтому и не пошло.

— Я тоже думаю, что здесь собака зарыта! На заводе этот двигатель отработал 100 часов.

— А АШ-62ИР — 600!

— А удельная мощность?

— Упадет на 0,3 — 0,6 лошади на кг, не принципиально, но надежность повысится. 2000, конечно, не получить, а вот 1850 — это реально. И работы не много: только изменить толщину прокладки.

— Да-да, конечно! Лучшее — враг хорошего! Я понимаю. Действительно: не удастся? — Швецов ещё продолжал сомневаться. Рубеж в две тысячи сил был так близок.

— Аркадий Дмитриевич, на масле МС-20 вы достигли предела мощности. Увеличение степени сжатия ведёт к резкому уменьшению ресурса двигателя. А запустить производство полусинтетических масел с многочисленными присадками технологически сложно в военных условиях. Насколько я в курсе, есть установка Верховного на скорейшее приобретение и монтаж завода по изготовлению масел фирмы 'Shell', но, когда реально это произойдёт, тогда и будем говорить о М-71ФН. Пока, мне даны указания нацелить Вас на скорейшее увеличение выпуска 'восемьдесят вторых' и налаживание выпуска АШ-73ТК по имеющимся чертежам Wright R-3350.

— Мои технологи утверждают, что для производства '73ТК' предварительно нужно запустить производство компрессоров ТК-19!

— Нет! Приказано начать выпуск и отладку линии немедленно, а ТК-19 устанавливать в полевых условиях! Времени ждать нет.

— Я не понимаю причину такой спешки! Машин под этот двигатель просто нет!

— Честно говоря, я этого тоже не понимаю, но, это приказ ставки и наркомата. Увы, дорогой Аркадий Дмитриевич.

— А почему так резко возросло количество АШ-82 в плане? Мы просто зашиваемся!

— Они пойдут дополнительно на истребители Ла-5, Пе-8 и Ту-2. Здесь просили уделить особое внимание срочному выпуску новой топливной аппаратуры непосредственного впрыска, но, без снижения плана по выпуску АШ-82Ф и АШ-82ФК. Переход на '82ФН' и '82ФНК' производить без остановки линии. А вот это его развитие: АШ-83ФНК, передайте в опытное производство, пожалуйста, и готовьтесь переходить на него. Срок — максимум полгода, товарищ Швецов.

— Обрадовали, нечего сказать, Алексей Николаевич! — мы попрощались, подергивая чуть опущенной головой, Швецов из цеха направился в управление, а я сел в Эмку и поехал на аэродром. Шапошников категорически запретил задерживаться. На полигоне в Кубинке начались испытания новой коробки для Т-34 и КВ.

Зачем это требовалось, осталось за кадром моего восприятия мира. На этих коробках мы въехали в Берлин. Полуавтомат-коробку отклонили, как слишком дорогую, да и бог с ней, но это — родная коробка Т-34 и Т-44. Вместо того, чтобы ставить на поток, два танка утюжат полигон в Кубинке. Единственное, что радует, что из Свердловска, Челябинска и Омска пришло подтверждение, что корпуса для них уже отливаются. А мне требуется 2000 штук, чтобы переделать фронтовые машины. Они начали поступать в конце июля месяца, но партии были по пять-шесть коробок в сутки. Сформировали шесть ремонтных бригад, согласовали с ГАБТУ, и приступили к установке и переоборудованию имеющихся в войсках танков. Эти танки направлялись во вновь формируемую 1-ю танковую армию под командованием Катукова. Мы 'вылавливали' машины первых выпусков, и 'с боем', пару раз с реальным боем, ставили их на переоборудование. Каждая группа имела в хозяйстве по два тягача на базе КВ, что позволяло вытаскивать подбитые танки и с поля боя, ремонтировать и переоборудовать их. Таким образом, было переделано более трехсот машин. Остальные проходили эту операцию более или менее в стационарных условиях.

В Горьком около месяца налаживал выпуск СУ-76М, потребность в которых была просто бешенная. А времени ждать, когда раскачается СКБ-2 не было. Существовал проект танка Т-70, используя его ходовую и имеющиеся схемы СУ-76, быстренько налаживали ее производство, сразу поставив двигатели один за другим. Часть машин выпускалась двигателями 70 л/с, на других ставился форсированные двигатели в 85 л/с. Вместе с этой самоходкой на поток были поставлены ЗСУ-37, и две ее модификации: со спаренными ДШК и полностью закрытой башней, и со спаренной ВЯ-23 в полуоткрытой башне. Лафет позволял устанавливать с небольшими переделками и пулеметы Браунинг, которые еще не поступали, но, они будут, и скоро! На зенитных самоходках устанавливался дальномер и радиостанция. Это повышало их эффективность. Однако, скорость внедрения новой техники не позволяла мгновенно насытить ею войска. Тем не менее, ровно через месяц после начала работ, первая СУ-76М сошла с конвейера, в августе 41.

В конце июля немцы прорвали фронт у Березина, форсировали Березину сразу в трёх местах. Бои за Матевичи они выиграли. Нащупали стык Брянского и Юго-западного фронта. Войска начали отход к Могилёву, на заранее подготовленные позиции на берегу Днепра. Форсировать его сходу у немцев не получилось. Но, из-за угрозы окружения, четыре армии были вынуждены отойти за Днепр от Мозырских болот. В этот момент группа Клейста повернула на юг во фланг ведущей тяжелые бои 6 армии Малиновского. Гудериан и Клейст устремились на Киев. С воздуха их поддерживало два воздушных флота. Киев обороняла 37 армия Власова. Почти два месяца она держала оборону города. Это дало возможность подготовить три новых мехкорпуса на новых, с новыми коробками и новыми ленивцами, танках, и перебросить их на киевское направление. В районе Бузовой произошёл первый в этой войне встречный танковый бой, который выиграл, с разгромным счётом, генерал Катуков. Его Т-34, поддержанные тяжёлыми КВ, разнесли ударный кулак Клейста. Немцам не повезло с погодой. Их авиация в тот день была прижата к земле туманом. Танкисты Катукова совершили марш до Житомира и основательно потрепали люфтваффе на аэродромах. Но и потери от огня зениток были солидные. После этого, вечером того же дня, Катуков отошёл обратно. Переформировавшись, он нанес удар Гудериану. С гораздо меньшим успехом, но, тоже, чувствительный. 37 армию пополнили, туда же была введена 5-я армия Потапова.

Немцы перешли к обороне, пытаясь пополнить танковый кулак и переформироваться.

Я просился на юг, но приходилось читать лекции командирам и инженерам авиадивизий: как использовать радиосвязь, заземлять электропроводку, о роли авианаводчика, использовании радиолокатора, организации эффективной ПВО аэродромов. Дела у Светланы пошли гораздо лучше, в июле начались полигонные испытания гранатомётов: ручного и станкового. А в Чкаловском появились первые Ла-5, переделанные из ЛаГГ-3. И Як-9 с двигателем М-108. Они прибыли на государственные испытания. Ещё одной новостью был прилёт Гарримана в Москву. Стало полегче! Появилась хоть какая-то координация действий с будущими союзниками. Англичане нанесли дневной удар по Кельну, и Гитлер убрал большую часть истребительной авиации на запад. Заканчивался демонтаж оборудования на Кировском заводе в Ленинграде. С особой тщательностью были отправлены карусельные станки, которые 'потерялись' в спешке того 41 года. На этот раз все они успешно добрались до места в Нижнем Тагиле. Но, по-прежнему, броня шла сырая, пальцы либо были хрупкими, либо сырыми. Кардинально взялся за это только профессор Вологдин, без него ничего не получалось. У меня не хватало ни опыта, ни специфических знаний, чтобы окончательно решить эти проблемы. Вместо СВЧ, он использовал ТВЧ, пригодились схемы умножителей частоты. Его установки решили проблемы с закаливанием, но произошло это только 8 месяцев спустя. Т-34 полегчал на три тонны, и, начал показывать хорошую скорость и выносливость. А пока, приходилось много мотаться по городам и весям, посещать кучу заводов, требовать, грозить, разносить, снимать и ставить руководство. Показывать: как и что должно работать, разбираться с конструкцией, подсказывать, хвалить и поощрять.

До середины октября сохранялось хрупкое равновесие на всём советско-германском фронте. Он застыл на берегах Днепра и Западной Двины. На юге держалась Одесса, но черноморский флот понёс солидные потери от действий люфтваффе. Поняв, что блицкриг провалился, немцы решили срезать Киевский выступ. Наша разведка засекла сосредоточение немецких войск севернее и южнее Киева. При мне, Шапошников предупреждал Будённого, что если немцы прорвутся, то их будет не удержать до самого Донца, пройдут до самого Ростова. Удар немцев состоялся. Они прорвались, и, двумя клиньями, двинулись на Харьков. Спустя неделю они подошли к Харькову, где входящие в город танки встретили бригады истребителей танков с новыми гранатомётами, а Будённый подрезал клинья и разбомбил переправы. Защищать их было почти некому. Истребителей у немцев стало не хватать. А у нас появились двухместные 'Ил-2' под надёжным истребительным прикрытием. Клейст, отскочив от зубастого Харькова, с половиной техники, пытался маневрировать в степях, но выпавший ранний снег и активный поиск его группы авиацией, решили всё не в его пользу.

В этот момент Светлана сообщила, что переходит на другую работу. Сталин выделил средства для начала работ по ядерному оружию. При очередной встрече с Верховным, а он не забывал посещать ГенШтаб, удалось забросить удочку о том, что я не своим делом занимаюсь. Всё, что я мог отдать РККА и промышленности — отдано. Я нужнее там, где с оружием в руках решается всё.

— Нет, товарищ Букреев. Это было бы преждевременным. Вы в курсе об изменении направления работ у Вашей жены?

— Частично, в подробностях мне об этом неизвестно.

— Вы показали себя грамотным инженером, особенно, как мне говорили, при доводке конструкций, устранении производственного брака. Так как мы смогли удержать в руках наши крупнейшие заводы по производству алюминия, и есть необходимость в авиации дальнего действия, а товарищ Петляков, в основном, сейчас занимается производством и доводкой своего Пе-2, и говорит, что конструкция Пе-8 себя исчерпала, мы бы хотели поручить Вам часть завода номер 22. Нам необходимо провести модернизацию самолётов Пе-8, увеличить их дальность и высотность, снабдить их новой аппаратурой. Группа конструкторов, которая работала с этой машиной, и все технологи остаются в вашем распоряжении. Соответствующий приказ мы уже подготовили.

'Оба на! Приехали! Он с ума сошёл! Какой Пе-8, если мы с трудом удерживаем немцев на Западной Двине? Что ему Светлана наговорила? Она понимает, что нет носителей для этого оружия? На этой скорости из зоны поражения не выскочить!'

— Товарищ Букреева говорит, что для доставки её 'изделий' потребуется управляемая крылатая ракета. В Уфе начали изготавливать реактивный двигатель для неё. Само изделие и самолёт-носитель будут изготавливаться в Казани, в тех цехах, которые поручаются Вам.

— Товарищ Сталин, я же не конструктор! Тем более, не авиаконструктор.

— Вам не требуется быть авиаконструктором, Вам поручается наладить производство изделия и самолётов по готовым чертежам. Светлана Евгеньевна говорит, что у Вас это лучше всех получится.

— Почему именно у меня?

— Потому, что требуется доработать дизельный двигатель ЦИАМ-30, плюс, Вы — единственный, пока, инженер, знакомый с плазово-шаблонным методом сборки корпусов и новыми материалами.

— Товарищ Сталин! По-моему, Светлана Евгеньевна не понимает всей сложности таких работ. Особенно, когда на любом заводе высится гора брака, на много миллионов рублей, а чуть кого прижмёшь, они сразу начинают строчить анонимки в НКВД. И по ним с удовольствием 'работают'. Насколько я в курсе событий, человек, разработавший этот движок, находится в местах, не столь отдалённых от Магадана. Именно из-за анонимок, когда он попытался прижать мастеров и рабочих литейного цеха, которые не давали нужной точности.

— Его дело пересмотрено, он в Вашем распоряжении. Вопрос решён, товарищ Букреев, Ваша кандидатура утверждена ГКО СССР. Приступайте!

'Вот сволочи! Это — подстава! И кто! Собственная жена! Дура!' — с такими мыслями я взял под козырёк.

Поехал к ней, но её не было на месте: в командировке, на связь по рации не выходит. Через два часа, после разговора со Сталиным, раздался звонок ВЧ: Берия. Приказал прибыть к нему. Еду на Лубянку.

После довольно длительной процедуры оформления всяких бумажек и пропусков, наконец, меня провели в приёмную. Сижу, с интересом осматривая достаточно хорошо знакомый кабинет. Поменялось здесь не шибко много. Разве что другие портреты висели, немного другие телефоны и мордашка дежурного другая. Отделка, практически не изменилась. Последний раз я был здесь в 89 году. Дежурный снял телефон, и сказал мне:

— Проходите, товарищ капитан второго ранга.

Вошёл, представился. Меня осматривают из-под пенсне, я рассматриваю его.

— Присаживайтесь, Алексей Николаевич. — значит: 'разговор по душам'. — Как мне передал товарищ Сталин, Вы не очень довольны переводом Вас на новую должность. Это так?

— Да, это соответствует моему настроению.

— Позвольте полюбопытствовать: почему?

— Потому, что такие попытки предпринимались, и кончились неудачей, товарищ Берия.

— В чём была, на Ваш взгляд, причина неудач?

— В общей неготовности технологических цепочек СССР к выпуску такой продукции. Подвесить под фюзеляж болванку возможно, самолёт взлетит, выполнит сброс, возможно, что запустится двигатель ракеты, а вот куда она упадёт... А оружие — мощнейшее. А если по своим войскам? Для использования такого оружия требуется быть уверенным на 1000 процентов в нём.

— А вот это уже разговор! То есть, Вы прекрасно понимаете, что требуется сделать! И я, теперь, понимаю Светлану Евгеньевну, почему она настаивала на этом назначении! Поручи мы это другому человеку, он отрапортует, что готово, и произойдёт настоящая катастрофа. Мы отчётливо понимаем, что, да, мы никогда не выпускали такую продукцию, наши технологи не могут подготовить безошибочную схему изготовления ни самой ракеты, ни модернизированного носителя. Поэтому, Алексей Николаевич, у Вас на заводе будет 'карт-бланш'. Общие чертежи 3М-14, его всех отдельных устройств имеются. Ваша жена утверждает, что есть возможность вписаться в габариты на имеющейся электротехнике. Но требуется доработать или закупить лаки, перекомпоновать схему расположения, сократить объём горючего, а, следовательно, дальность, если что-то будет 'вылезать' из габаритов. 300 км дальность она считает пока избыточной. И, в первую очередь, просит подготовить морской вариант ракето-торпеды, с надводным пуском и кумулятивно-фугасной БЧ.

— Когда бабы берутся воевать, это страшно!

— Вы уже поняли для чего?

— А что тут не понять! 'Тирпиц' — единственная стоящая цель для такой дурищи.

— Совершенно верно. Англичане хотят воевать нашими и американскими руками. Сейчас весь Ленд-лиз получают они, делиться им они не рвутся, ссылаясь на угрозу 'Тирпица', которого они сами сюда и пропустили. Наш флот на Севере для немцев большой угрозы не представляет, поэтому они, пока, не используют его против нас.

— Товарищ Генеральный Комиссар, я именно поэтому и сказал о 'бабе-дуре'! Если немцы пронюхают о ракето-торпеде, то всей мощью навалятся на практически отсутствующий флот.

— Наша задача: не допустить этого, товарищ капитан 2 ранга.

— Утечка может произойти в любом месте.

— Постараемся этого не допустить. Одновременно, для защиты побережья развернём и наземные пусковые установки.

— Вас понял: 'давай-давай!'

— Да, времени на раскачку нет. Война.

— Хорошо, выезжаю сегодня в Казань.

— Захватите с собой товарища Васильева, он будет курировать от НКВД безопасность и секретность на Вашем заводе. И, я надеюсь на Вас, Алексей Николаевич. Не стоит беспокоиться об анонимках. Соберите коллектив и доведите до каждого работника об особой секретности производимых на заводе работ. Посмотрите, что необходимо дополнительно закупить.

— Это я сразу могу сказать: литьевые машины с противодавлением.

— Это уже заказано, будут поставлены через месяц. Цех уже готовится их принять. Трех размеров.

Старший майор Васильев оказался немолодым, чуть лысоватым человеком. Видимо, был проинструктирован Берия, потому, что не удивлялся ничему. Даже на мой 'Мерс' внимания не обратил, точнее, сделал вид, что уже не раз ездил на таком. Через два часа он сказал, у Дзержинска, что в Горьком нас ждут. До этого ехал молча. И точно, запищал вызов рации: Светлана!

— Привет! Ты где?

— За Дзержинском.

— Что задержался? Жду уже три часа!

— Разговоры разговаривал.

— Не злись! И давай быстрее, у меня времени нет.

— Ты где?

— В Кремле, в горсовете. Васильев с тобой?

— Да.

— Он покажет. Конец связи.

Тут заговорил Васильев.

— Удобная штука! А далеко берёт?

— Нет, 25-30 км, иногда меньше. На расстоянии прямой видимости. Показывайте куда ехать!

Вся злость уже прошла, поэтому чмокнул жену и приступили к перекачке чертежей. Оказалось, что Светлана хранила у себя на компьютере кучу зазиппованных файлов по вооружениям, технологических схем и другой информации. В отличие от меня она готовилась к переходу. На трех 3-хтеррабайтных внешних дисках была информация почти обо всём. Пока перекачивалась информация, обменялись новостями. Потом я задал вопрос о проекте в Казани.

— Ты понимаешь, что это почти нереально? Здесь нет таких технологий и оборудования!

— Ты думаешь, что сделать здесь термояд проще? У меня точно такие же проблемы, даже круче. Я подобрала для производства то, что реально здесь сделать и доработала проекты под 'здесь и сейчас'. Тем более, что ты с ней знаком!

— Ты путаешь два понятия: я эксплуатировал такие, но, не производил их. Нужна куча электроники. Это же ракета. К ней нужно привязывать какую-то систему наведения.

— Радиолокатор. И наводка по его лучу. Через два месяца получишь систему наведения из Ленинграда. И вообще, подбирай здесь способных людей, разбивай задачи на простейшие, и решай всё последовательно, но, таких ячеек должно быть много. Да что я тебе объясняю, ты сам всё прекрасно понимаешь. В первую очередь: корпуса и начинка ракет, потом носитель, когда установишь литьевые машины. Всё, закончили! Дай поцелую! Я в Сарове, будет время, заскакивай!

У неё — всё просто! Шесть отсеков, шесть поставщиков оборудования в каждый отсек: Уфа, Баку, Гатчина, Казань, Саров, Ленинград. За мной корпус, проводка, вся гидравлика, топливный танк и... работоспособность всей системы. Совсем чуть-чуть. Полиамидов и полиэтиленов ещё нет. Резина не годится из-за веса, остаётся хлопок и лак. А каждый провод будут дергать сборщики, и не по одному разу. Лак не выдержит такого обращения. На месте выяснилось, что поставщиков больше, ещё Алма-Ата и Фрунзе. Я с тоски чуть не завыл, вспомнив практику на АЗТМ. Там и 1975-м большая часть изделий уходила в брак, а потом Олег Иванович, Герой Соц. Труда и местный ударник, возвращал к жизни эти изделия, почти полностью их перебирая за сборщиков. Но, перебирая документацию, нахожу решение, которое подбросила Светлана: магистральная разводка по этой технологии заканчивается разъёмами, а из Америки заказаны разноцветные провода фирмы Дюпон. Поставщик магистральных жгутов из Куйбышева. Разъёмы поставляет ему Ленинград. На мне сборка разъёмов и их изоляция. Вчитываясь в технологическую схему, понимаю, что 9 лет жил с гением по изворотливости. Всё предельно упрощено, совершенно не похоже на те 'изделия', с которыми приходилось сталкиваться. Единственный вопрос: а оно летать будет?

Казань поразила своим тыловым видом: даже работает наружное освещение. Завод расположился на северо-восточной окраине города и представляет из себя неправильный пятиугольник, ограниченный широченным аэродромом с северо-востока. На юге — железная дорога, а с севера улицей Крылья Советов (или Каравайкой). Рядом с заводом парк 'Крылья Советов'. Рядом посёлок Казмашстрой. За аэродромом речка Казанка. Мерседес остановился у ворот завода, вохровка в синей униформе проверила документы, и принялась открывать ворота. Это заняло почти пять минут, поэтому я успел осмотреть сильно захламлённую улицу. Под деревянным забором было набросаны кучи мусора, по дороге с трудом могли разъехаться две машины. Асфальта не было, следы грязи с колёс вели прямо на территорию завода. Въехав на завод, увидел ещё большие кучи мусора, вперемешку с какими-то деталями. Валяющийся под открытым небом двигатель АМ-34 вывалился из полураскрытого ящика. Лужи лоснились разводами масла, рядышком из штабеля бочек подтекала суспензия. Из трубы над аркой между цехами валил пар. Из 'начальства' на месте был главный инженер Ростовцев и замдиректора Кульчитский. Кроме них, присутствовал ещё парторг Крылов. Они были в курсе назначения, и ждали меня. Самого Петлякова не было уже два месяца, его обязанности исполнял Кульчитский, немолодой полноватый, страдающий одышкой, интеллигентного вида человек. Самуил Яковлевич уже подготовил все бумаги и приказы, поэтому передача дел прошла довольно быстро. После этого я пригласил к себе на совещание всю техническую и инженерную службу завода и огласил, в присутствии представителя НКВД, о переходе на выпуск новой продукции, о повышении режима секретности производства. Кроме того, объявил, что санитарное состояние завода не позволяет начать производственный цикл для новой продукции.

Почти две недели занимались вывозом мусора и наведением относительной чистоты в цехах. Всё запущено до, нет, сверх предела! Васильев и его команда застращали работяг, и те, в поте лица, отмазываются от поездки на Колыму. Но, наиболее квалифицированные рабочие начали изготовление плаз, точнее, самих шпангоутов, по которым будут изготовлены плазы. Работа — ювелирная! Таких мужиков у меня шесть человек. Это мой 'золотой запас'. Они же будут делать 'столы', на которых будет происходить сборка, транспортные тележки, 'ложи' для хранения и пусковые столы наземного базирования. При общей длине 6400мм, довольно сложно, имеющимися средствами, их изготовить с необходимой точностью. В наше время используются лазеры, но здесь требуется использовать обычную оптику, что-то типа системы зеркал, совмещая марки отражений. Этакий секстан. Здесь на заводе они есть и используются при сборке корпусов самолётов. Новый цех, где будут установлены литьевые машины, находится чуть в стороне от основных цехов. Неудобно, придётся таскать литьё через двор, надо выдумывать транспортёр. Озадачил будущего начальника цеха. Инженерного состава явно не хватает, их всего 35 человек, большая часть собрана в КБ. Среди технологов: 2 инженера, остальные техники. Мой зам, Самуил Яковлевич, работает на заводе с 32-го года, знает большинство рабочих в лицо, и хорошо помогает с расстановкой людей. Главная проблема: литьём на заводе занималось всего три человека, алюминиевым литьём — один. Я отправил Берия телеграммы, что этого количества явно не хватит для организации трехсменной работы. Ответа пока не получил. Тем не менее, продолжаем изготавливать оснастку по цехам. Удивляюсь, но технологическая схема довольно хорошо ложится на имеющиеся мощности. Из Ленинграда начали поступать приборы КИПа, мы приступили к переоборудованию лабораторий и постов ОТК. Вместе с литьевыми машинами приехало два американца, представители фирмы 'Ротакастер'. Якобы для настройки и установки машин. Но, на самом деле, монтаж выполняли заводчане, а американцы утверждали, что в этих цехах ничего работать не будет. В основном ссылались на недостаточную температуру в цехах, на отсутствие предварительной очистки воздуха, низкую производительность установленных детандеров, тем более, что их в Америке не закупили, а поставили наши. Тут же последовало предложение закупить их штатное оборудование. Понятно, что надеются на комиссионные с фирмы. Наш турбинный детандер конструкции Петра Капицы, вообще-то и лучше, и надёжнее, и масло не бросает. Делаю вид, что не понимаю, о чём идёт речь. Детандер даст нам и азот, и кислород, и аргон, и гелий. Единственные поставки, в которых мы, пока, нуждаемся, это смазка. У нас такую ещё не производят. Постепенно прихожу к мнению, что не всё так плохо, как казалось вначале. Если бы ещё так не погоняли. Каждую неделю спрашивают: когда?!!! Первой запустили малую машину, которая производит шпангоуты, затем среднюю, которая делает корпуса отсеков. Меняем оснастку каждую смену, таких машин шесть, по числу отсеков, но готова пока одна. Дальше, на потоке, каждая машина будет отливать одну форму, но пока их только устанавливают. Пока идёт почти сплошной брак, этот период называется отладкой оборудования. Главное, чтобы он не затянулся до бесконечности. Я уже никакой: сплю в кабинете, ем там же, постоянно отвечаю на звонки. Очень много работы как по спеццехам 4 и 5, так и по второму цеху, где собирали Пе-восьмые. Кроме того, невероятное количество работ по модернизации узлов и механизмов, конструкции планера, особенно центроплана и крыльев. Да, съёздил на рыбалку! А тут ещё и сплошной поток брака по литью! Наконец, есть доклад, что получено 12 корпусов каждого отсека, прошедших ОТК. На улице мороз, декабрь месяц. Ветрено, идёт снег и сильная позёмка. Иду в литейный цех, посмотреть на это чудо. Смотрю карту замеров, рядом стоит Вероника Васильевна, зам начальника ОТК.

— Алексей Николаевич! Вы нам не доверяете? Эти отсеки находятся в пределах нормы.

— Доверяю, просто компоную по допускам. Подавайте на сборку вот в такой последовательности. Поняли? — я отметил очередность напротив каждого изделия.

— Да, конечно!

Теперь начнётся сборка: первый отсек — масс-макет, второй отсек — масс-макет, третий отсек и четвертый отсек: выдвижные крылья и программируемый автопилот, потом: топливные танки, затем — двигательный отсек. Последний отсек: стартовый ускоритель, ещё не готов, и нас не касается, пока.

Одновременно со сборкой ракет, заканчиваем первый носитель: Пе-8 под серийным номером 42029 с четырьмя дизельными двигателями ЦИАМ -30Ф2 (форсированный, форкамерный). С двигателем сложилось достаточно интересно. Алексей Дмитриевич Чаромский приехал на четыре дня позже меня из Перми, где 'трудился в 'шарашке''. Он русоволосый, довольно высокий, с небольшими залысинами, человек, около 40 лет, но выглядел он чуть старше своего возраста. В день, когда мы познакомились, он, в первую очередь, заинтересовался моим 'Мерседесом': дизельным и с наддувом. Целый день он ходил вокруг меня и доказывал мне, что двигатель работает не совсем ровно, что требуется посмотреть клапанную группу, скорее всего, один из клапанов требует проточки и притирки. Я понял, что он от меня не отстанет, пока не увидит этот движок изнутри. Тем более, что мой имеет ресурс 1000000 километров, а его движки рассчитаны на 100 часов работы, а потом годятся только на свалку. Спустились к машине, я её перегнал в тёплый бокс и отдал ключи Чаромскому, кроме того, дал ему в руки книгу по этому двигателю, показал, где лежит запасной комплект форсунок и плунжеров.

— Одно условие: поршневую группу не трогать! Вкладышей у меня с собой только два. Что касается авиадвигателя, первый шаг: сменить регулятор оборотов, так как на малом газу глохнет. Вот блок насосов, посмотрите, как сделан центробежный регулятор здесь. Второй вопрос: у вас сейчас удельная масса больше 0.86, уменьшить этот показатель можно за счёт встречного движения поршней. В этом случае, можно добиться 0.524 кг/кВт. И положите его горизонтально. Есть ещё желание ломать мою машину? Не нужны дизелю клапана! И крышка цилиндров. Авиадвигатель должен быть двухтактным с вихревой продувкой.

— Это Вы придумали?

— Нет, Юнкерс.

— Но, Алексей Николаевич, я, всё-таки, хочу посмотреть этот двигатель! Вдруг найду что-нибудь полезное для ЦИАМ-30. Заодно, притрём клапана.

С Мерседеса на ЦИАМ перешла цепь привода вместо гитары, фор — камеры, изменилась конструкция улитки турбокомпрессора, материалы втулок и поршневых колец, конструкция прокладок крышки, система анкерных связей и новые вкладыши всех подшипников. Выиграли по удельной массе почти 70 граммов. Добились стабильной работы на малом газу без провалов. Само производство наладили на Ярославском моторостроительном заводе, с которым активно работал Чаромский много лет. Завод, в основном, выпускал танковые двигатели В-12, как основную продукцию, а два цеха делали авиационные. Кроме того, Алексей Дмитриевич начал работы над двухтактным встречным двигателем, в возможность создания которого он поверил.

Пока Чаромский ломал мою машину, я ломал стоящий на стапеле Пе-8. Наша 'дура' в люк не влезала по длине, поэтому мы объединили носовой и центральный бомбовые отсеки. К сожалению, створки люка получились очень длинными, и экипаж, в последствие, не раз жаловался на стуки и вибрацию. Потом поставили дополнительный стрингер, убрав дурацкую вибрацию. Вторым неприятным моментом был наклон фюзеляжа, а ракету изгибать нежелательно. Пересчитали трехточечную подвеску на двухточечную, но изгиб корпуса ракеты оказался слишком велик. Пришлось сооружать специальную балку, а потом ломать голову: как заставить одновременно открыться 3 замка. Всё КБ мучилось целый месяц, при условии того, что пиропатрон должен быть один, иначе увеличивается вероятность отказа. Из Уфы пришли три двигателя, и мы приступили к сборке шестого отсека. Механически, он один из самых сложных. Таких отсеков два: третий и шестой. С третьим, тоже помучились: на первой же сборке выяснилось, что сложить крылья, не повредив их, невозможно, так как изменён механизм выпуска с электронным управлением на чисто механический. Через две секунды после сброса срабатывает ППК-У, который открывает замок, держащий пружину привода механизма, и, после выпуска, защелкиваются замки. Сжать пружину обратно, не повредив крыло, невозможно: такая операция не предусматривается. Для того, чтобы установить крыло, пришлось сделать технологические вырезы, а потом их закрывать после сборки. В январе закончили сборку летающего прототипа. Пе-8 тоже выкатился из цеха на лётные испытания. Но, с четырьмя ЦИАМ-30. ЭФэФ ещё не были готовы.

Системы автопилота ракеты проверены. Но он, пока, обеспечивает только удержание по высоте и курсу, учитывает время, обеспечивает смену курса. В него сейчас заложена программа полёта по 'коробочке'. Всех удивляет очень маленькое оперение. Пе-8 выполнил четыре контрольных полёта, после этого туда загрузили 'нашу девочку'. Сопровождали машину четыре МиГ-3. Ракета окрашена в яркий оранжевый цвет, двигатель установлен на 75% тяги. Сброс выполнили у реки Вятка в северном направлении: через 75 километров она должна повернуть на запад, потом на юг, потом на восток и замкнуть маршрут. Но, скорость оказалась выше расчётной, поэтому в точку пуска она не пришла. Скорость составила целых 730 км/ч, упала она в лесной массив в 40 км севернее Арска. Один из свидетелей говорил, что ракета сильно рыскала по курсу, хотя двое из троих лётчиков этого не заметили, а последний её в воздухе не увидел.

Тем не менее, она — летает! Снял трубку ВЧ, позвонил Берия и доложил о результатах.

— Отлично! — послышалось из трубки, — Завтра же подъедет товарищ Расплетин, передайте ему шесть штук для испытаний ускорителя.

— У меня всего две, остальные девять пока без двигателей.

— Вот без двигателей и передавайте! Поставьте туда масс-макет. И снимите автопилоты, они пока на вес золота. Должен работать только третий и седьмой отсеки. Все рули зажать в нейтраль.

— Не понял, товарищ Берия! Решётки ускорителя должны работать от четвертого отсека, двигатель должен выходить на пятой-пятнадцатой секунде полёта в зависимости от модификации.

— То есть, вы считаете, что автопилот и рули в момент работы ускорителя должны работать?

— Именно так!

— А товарищ Расплетин говорит, что испытания можно удешевить, отстреливая только корпуса.

— Ракета сразу начнёт вращаться, так как решётчатые рули будут неподвижны. — трубка надолго замолчала.

— У Вас есть возможность привезти обе ракеты в Москву?

— Двумя рейсами носителя, только. Транспортных контейнеров пока нет.

— Почему?

— Сложны в изготовлении, товарищ Берия. Ложемент — очень точная конструкция.

— Тогда давайте самолётом, и сами прилетайте. Сажайте машину на Центральном.

Всё понятно! После первого же пуска пошли доклады наверх! А то, что нам ещё долго и нудно доводить эту 'лягушонку в коробчонке' до ума, никто не думает. Дал команду подвешивать 'двойку' и запросить добро на перелёт на Центральный. Сели на Центральном, только хотел дать команду выгрузить изделие, как приехали Сталин и Берия. Первый же вопрос:

— А почему она такая оранжевая?

— Это не боевая ракета, а испытательная. В ней ещё ничего толком нет, только простейший автопилот, который не учитывает скорость движения, только время. Она требуется, чтобы убедиться, что основные узлы, обеспечивающие дальность и направление полёта, работают нормально.

— Она похожа на торпеду!

— Это и есть ракето-торпеда. Калибр одинаковый, 533 мм. В качестве носителя может быть использован торпедный аппарат, но, в этом случае она ещё длиннее на 700 миллиметров. И на этот самолёт не поместится.

— А где у неё двигатель?

— Вот тут! — я показал на люк в кормовом отсеке, — После сброса люк отстреливается и двигатель вываливается из корпуса, раскручивается набегающим потоком, и затем срабатывает пусковой пиропатрон.

— Посмотреть это можно?

— Здесь, над городом? Это опасно, над Чкаловским можно пустить.

'Блин! Любопытство не порок!'. Смотрю в техкарту: автопилот настроен на полёт по прямой на максимальную дальность. По карте рассчитываю направление и место падения. Определил курс, открыл ключом люк в четвертом отсеке, ввёл курс. Сталин и Берия с интересом наблюдали за подготовкой.

— А остальные три блока зачем?

— Она может выполнить три поворота на маршруте. Сюда вводятся курсы и время. На штатном будут вводиться курсы и расстояния. Готово. Сколько нам ехать в Чкаловское?

— Сорок минут.

— Степанов, через тридцать минут взлетайте. Связь держите с Чкаловским. Сброс на высоте 500 метров, чтобы видно было. Мы вот здесь будем, бросай чуть в стороне, заходи с юга вдоль полосы.

Меня забрал к себе Берия. По дороге я поворчал, что так спонтанно проводим испытания. На маршруте наблюдателей не выставить. Ищи её потом!

— А почему Вы на неё не поставите радиостанцию и не сделаете её радиоуправляемой?

— Нет таких радиостанций, чтобы в этот калибр влезли и ещё работали при этом. Так что, это — полный автомат.

Тем не менее, в Чкаловском Берия распорядился немедленно поднять дежурное звено по маршруту. Четыре Яка взлетели и ушли в сторону Питера. Степанов сделал ещё круг, затем снизился, раскрыл бомболюк, и сбросил над полосой ракету. Вначале она падала, чуть отставая от самолёта, затем появились оранжевые крылышки, и послышался еле слышный хлопок. За ракетой появился чуть видимый след. Она обогнала самолёт, довернула направо и начала набор высоты. Меньше чем через минуту, мы потеряли её из виду, хотя Берия говорил, что ещё видит её в бинокль. Майор Степанов ушёл на посадку на Центральный. По рации раздался голос лётчика: 'Наблюдаю оранжевый объект справа, выше 3. Идёт на большой скорости.' Через пятнадцать минут уже другой голос передал, что наблюдает инверсионный след высоко в небе.

— Засеките своё место и курсовой, следуйте в том направлении. Если увидите оранжевый дым или оранжевый корпус, зафиксируйте место.

— Где должен упасть? — спросил Сталин.

— Где-то в районе Чагоды, чуть дальше. — Я показал на карте овал, где могут находиться обломки. Подождали ещё 10 минут, летчик сообщил, что у него кончается горючее, и он поворачивает. Ракету он не обнаружил. Берия распорядился сесть на ближайшем аэродроме и сообщить всё по телефону, а потом продолжать поиск. 'Передайте командиру полка, где сядете мой приказ: Искать и найти!'. А мы поехали в Москву.

Сталин ходил по кабинету, что-то обдумывая, иногда задавая вопросы. Ждали Светлану, которая с минуты на минуту должна была прибыть.

— Очень дорого получается, товарищ Букреев. А нельзя, допустим, спускать её на парашюте и ещё раз использовать?

— Нет, товарищ Сталин. Двигатель одноразовый. Его ресурс рассчитан на 24 минуты работы. 20 из них это время, за которое он 'съест' максимальное количество топлива. Четыре минуты — это резерв безопасности. Всё. Поэтому она предназначена для поражения целей, имеющих стратегическое назначение, как минимум: важных целей на уровне оперативном: радиостанций, радиолокаторов, крупных кораблей противника. Это с обычной: фугасной или кумулятивно-фугасной, боевой частью. В наше время, у неё большой выбор головок самонаведения, поэтому круг задач больше. Здесь мы сможем наводиться только на источники излучения. А со спецзарядом, может выполнять чисто стратегические задачи.

Вошла Светлана и поздоровалась со всеми.

— Здравствуйте, товарищ Букреева. Вот, посмотрели испытания ваших ракет, и не совсем понимаем, что можно с ними делать!

— Ракета не готова, товарищ Сталин. Инерционный стол ещё не прошёл всех испытаний, на этом этапе мы определяли степень готовности планера, двигателя и автопилота.

— Мы не можем найти улетевшую ракету.

— Алексей, а почему ракета пущена здесь, а не по программе?

— Приказали.

— Если ракету не найдут, значит мы будем вынуждены повторить испытания на максимальную дальность и скорость движения, товарищ Сталин. Насколько я помню, мне была поставлена задача: повредить или утопить линкор 'Тирпиц'. Это возможно двумя способами: атакой с воздуха в условиях работы его РЛС и одновременной атакой с воды. Расход ракет не должен превысить 4 штук. Общий расход ракет -12. Одну уже отпустили погулять с мальчиками и нарушили секретность, запустив её на виду у всех и привлекая для поиска посторонних людей. Я что-то недопонимаю, товарищи.

В кабинете установилась тишина.

— Ми найдём ракету, товарищ Букреева. — послышался голос Сталина. 'Ох, не простит он ей этого!' — Как Ви считаете, Светлана Евгеньевна, ми успеем до весны, осталось три месяца и 20 дней.

— Алексей, когда будет готов второй носитель?

— Через полтора месяца.

— Успеем. Даже, если у Расплетина ничего не получится.

— Мне передали странный приказ об отправке Расплетину разукомплектованных ракет без автопилотов. — сказал я.

— Кто?

— Я, товарищ Букреева. Расплетин считает, что гробить на испытательных пусках ценнейшие приборы расточительно. — ответил Берия

— Программа испытаний утверждена мной и Верховным Главнокомандующим. На каком основании товарищ Расплетин произвольно изменяет утверждённую программу испытаний. Особенно в условиях такого цейтнота. Единственная цель, которая может оправдать затраты на производство и испытания 3М-14, это поставки по Ленд-лизу, которые в 42-м году сорвёт 'Тирпиц' и англичане. Я категорически против изменений в программе, товарищ Сталин. И Алексея я послала на завод, несмотря на то, что он был против этого, только для того, чтобы сроки не были сорваны. Чтобы не возникали подобные рацпредложения. Требуется просто следовать программе.

Обстановку разрядил звонок по ВЧ:

— Нашли обломки с воздуха, место зафиксировано. — сказал Сталин, оторвавшись от трубки. — Передайте на место, что наши люди вылетели в Боровичи. Нет, к месту падения не подходить, туда никого не подпускать. Сообщите в сельсовет Рестово моё распоряжение.

Я попросил разрешение выйти, чтобы отдать распоряжения. Когда я вернулся, Сталин и Светлана улыбались, Светлана что-то показывала Сталину из папки, которую привезла с собой.

— Всё? Какая получилась дальность? — спросил Сталин

— 420 км. Скорость и время работы двигателя узнаем чуть позднее.

— Так далеко?

— С высоты 13000 метров должна была падать, если заряда аккумулятора хватило до падения, то должна была пролететь 410-420 км. Значит, рули работали до самого конца. Люди вылетели туда на ПС-84. Завтра будут результаты.

— Поблагодарите коллектив завода от моего имени, товарищ Букреев. А что у Вас с дизелем?

— Встал на стендовые испытания. Если всё пройдёт успешно, то получим взлётную мощность 1900 л.с.. Готовим ещё более мощный и лёгкий дизель для Пе-8. Но, пока об этом говорить рановато.

— Нет, товарищ Букреев, подавайте докладную, выделим финансирование. У Вас хорошо получается с производством. А вот начальству Вы отказывать не умеете!

— Я — человек военный, приказали, значит, необходимо выполнить, и потом обжаловать приказание.

Сталин улыбнулся.

— Разрешите идти, товарищ Сталин? — попросил я разрешения, видя, что они хотят что-то обсудить со Светланой и без меня.

— Да, товарищ Букреев, жду от Вас докладную по двигателю.

Остался в Приёмной, решил подождать Светлану. Она вышла только через 40 минут.

— Ты на машине?

— Нет, я летел самолётом, он на Центральном.

— Когда летишь обратно?

— Могу завтра, могу сегодня.

— Давай завтра? Чёрт знает, сколько времени не виделись! — сказала Светлана. — Поедем домой.

— В Питер?

— Не ехидничай! Поехали на Печатников. Утром мой водитель тебя на Центральный забросит.

— А есть что будем? Я есть хочу! А карточек нет. Все продукты на аэродроме.

— Да есть там всё, я, последнее время, часто в Москве. Обещали домик выделить, но пока обещают.

В квартире чисто, даже уютно, я отвык от уюта, пока Светлана готовила поесть, мы болтали обо всём. Утром меня разбудил будильник, Светлана даже не пошевелилась. Поспать утром она любит. Позавтракал, чмокнул Светлану, под окном раздался гудок машины, спустился вниз, вернулся на Центральный. Там уже стоит уже прилетевший ПС-84 с обломками ракеты. Перегрузили приборы в Пе-8, взревели двигатели, летим в Казань. Достала эта жизнь! Опять неустроенность, семейная жизнь урывками, грохот ночных звонков, постоянный недосып. На хрена мне всё это нужно! Я ж почти пенсионер, был. А тут сиди, разбирай каракули самописца. По высоте всё четко. А вот по курсу — ерунда какая-то выходит. В период между шестнадцатой и двадцатой минутой полёта ракета явно идёт по синусоиде. То же самое, что видели при пуске первой ракеты. Масса уменьшилась и требуется менять КОС (коэффициент обратной связи)? Так, смотрим на отклонение горизонтальных рулей! Да, изменилось положение триммеров, и с этого момента пошло рысканье по курсу. Получается, что КОС здесь не причём. Похоже, что гирополукомпас выскочил из меридиана, потому, что к 18-той с половиной минуте колебания прекратились.

По прилёту устроил мозговой штурм. Результата нет. Из бракованных корпусов собираем разрезную ракету, подключаем питание, пытаемся получить режим выхода из меридиана. Безуспешно. Отослали копии записей самописцев в Гатчину. А в ответ — тишина. Проблема есть, причины и ответа нет. Прошло пять дней — молчание. У меня следующий пуск на носу, а тут такая задница! Вскрыл гиросферу и обнаружил заусенец на секторе. Совсем маленький, но этого хватало, чтобы гироскоп запоздал с отработкой угла тангажа и начались вынужденные колебания. Отправили все приборы на ЗШП (Завод Штурманских Приборов) в Ленинград. Гатчинцы, выпускавшие гироскопы, оказались не причём. Но, через пять минут после отправки телеграммы, последовала команда лететь в Питер и разобраться на месте с 'вредителем'. Я бы не полетел, но зная скорых на расправу ребят Берия, сел на ПС-84 вместе с приборами, и полетел в Питер.

'Вредителя' я нашёл на Охте, и быстро. Этот станок покупал ещё Пётр Великий. До сих пор работает, только вместо ножного привода к нему прикрутили в 1911 году электродвигатель. Он — единственный в стране прецизионный станок, нарезающий косые зубья с необходимой точностью. В одном месте есть маленький скол, говорят, что Пётр в сердцах что-то бросил на него, когда запорол деталь. Так и работает, уже больше 300 лет. Я, в другой жизни, видел его работающим и в 1986 году. По-прежнему нарезает шестерни в штурманских приборах. Умели раньше делать качественные вещи!

Мастера, зная этот 'прокол' у станка, доводят вручную этот участок, убирая невыбранный станком кусок, в штурманских приборах этот недостаток не заметен, а в автопилоте он едва не стал причиной отказа.

— А почему не смените?

— У современных серийных станков больше допуски, чем у него.

— И что делать?

— В Англии такие станки делают на заказ на фирме Vickers. Но, лучшие делают в Германии и в Швейцарии.

— Угу, надо попросить Гитлера поставить.

— Просить не надо! Такой станок заказывали, и получили. Но, поставили его не нам, а на Московский часовой завод.

— То есть, есть резон заказать сектора там?

— Нет, он там стоит в линии на потоке, перенастраивать для Вас его никто не станет.

— И что делать?

— Будем доводить вручную. Параметры выдержим, не беспокойтесь. Больше такого не допустим.

Получив все ответы, вылетел в Москву. Доложился Берия.

— После израсходования 2/3 топлива, автопилот корректирует положение триммеров рулей глубины, меняется угол тангажа с одного до трех градусов. На нулевой скорости, на земле, шестерёнка стоит не на 'больном' зубе, а на скорости, в воздухе, попадала на него. Гироскоп чуть задерживался и начинал прецессию по горизонту. Затем возвращался в меридиан. На заводе не знали, куда пойдёт сектор, поэтому изготовили всё с обычной точностью.

— Это хорошо, что нашли причину, но станок надо заказывать...

В конце февраля выкатили первый Пе-8м, первый, собранный по новой схеме, с большим количеством сварки под аргоном, полностью изменённым центропланом. Благодаря поступившему американскому листовому дюралю, задняя часть корпуса уже выполнена с несущей обшивкой. Этому самолёту не суждено летать. Он выполнит 1 полёт над заводом, и, если не выявится неисправностей, то сядет под Москвой и будет сломан в ЦАГИ, поэтому на нём стоят АМ-35А, которые не используются для дальних рейдов. С некоторой грустью проводили его в первый и последний полёт. Начинаю беспокоиться по срокам поступления полноценного инерционного стола. Уже 23 февраля, а у нас конь не валялся! Все оставшиеся корпуса 3М-14 уже оборудованы двигателями, поступила ГСН (головка самонаведения), даже отъюстировали её на земле, а полноценного автопилота до сих пор нет. Позвонил Светлане:

— Работаем, заканчиваем. — и положила трубку. Видать её уже достали. Привезла через семь дней сама. Шесть штук, ровно на то количество корпусов, которые есть на заводе.

— Вычислители достали! На компьютере получается один результат, у них — совершенно другой. Чёртова механика! Точность изготовления требуется просто невероятная! Как американцы умудрялись такое делать?

— Они систему поправок применяли, и рассчитывали их для каждого вычислителя.

— А что не сказал?

— А ты спрашивала? Я откуда знал, во что вы там уткнулись? Так готово? Или требуется перепроверить?

— Готово. Полностью.

— Ну, умница!

— Я знаю!

— От скромности ты не умрёшь!

— Значит так: у нас всего две попытки, поэтому: что ты знаешь про Тирпица?

— Седьмого марта будет вот тут: 72R35'N, 10R50'E.

— То есть, через трое суток? Во сколько?

— Около полудня местного. В это время рассветает очень поздно.

— Он использовал какую-нибудь радиоаппаратуру?

— Неизвестно. Плюс, это данные той войны! Задачей 'Тирпица' был перехват двух конвоев: PQ-12 и QP-8. Где сейчас эти конвои?

— Не знаю.

— Милая, так войсковые операции не планируют. Требуется точно знать, что делаешь. А ты хочешь на удачу сработать. А, между прочим, там будет экипаж самолёта. Заводские лётчики-испытатели. На отходе их могут перехватить с Хебухтена. Ты об этом подумала?

Светлана сняла ВЧ.

— Товарища Иванова, товарищ Громова. Здравствуйте, товарищ Иванов... Да, я сейчас у него на заводе, привезла недостающие приборы. Меня интересуют координаты двух конвоев союзников: PQ-12 и QP-8... Нет таких? ... А что сейчас происходит в Баренцевом море? ... Так... Так... Поняла... Да, существует... Уточню... То есть, некоторая активность немецких радиостанций зафиксирована? ... Нет, конечно... Я направлю туда товарища Громова и две машины... Нет, не будем... Нет, не готово... Да, чисто авиацией... Монтаж начнём сегодня. До свидания, товарищ Иванов.

— Он дал добро на проведение войсковых испытаний. Необходимо поставить РЛС на носитель.

— Куда и какую?

— РБП-3, под носовую турель.

— Слушай, у нас и так нос перегружен. Ты из машины делаешь ракетоносец, а он бомбардировщик. Куда бомбовый прицел воткнём?

— Тот, который стоит, выбросим на помойку. Я привезла новые прицелы с вычислителем, гирополукомпас, автопилот, новый лаг.

— На этой машине ничего менять не будем. Это — невозможно. Всё это пойдёт на третий носитель, потому, что придётся менять всю проводку, заново проходить государственные испытания. Это авиация, а не экспериментальная ядерная физика. Это там ты можешь произвольно устанавливать новые приборы. Здесь — нет! Даже на второй ты уже опоздала с этими вопросами.

— Не шуми, я это знаю. Дополнительно пробросить требуется всего 16 одножильных проводов. Установить 8 разъёмов. Остальные провода пробрасываются внутри одного отсека, без нарушения имеющейся проводки и конструкций. Смотри сюда! — она открыла схему изменений. — За день управиться можно. Назовём это не модернизацией, а 'подвеской дополнительного оборудования' для выполнения программы испытаний новой ракеты. И никаких государственных испытаний не будет. Самая сложная работа: это протащить волноводы. Всё, пошли в ангар, работать надо, а не бухтеть: невозможно, не получится, нельзя.

Она собрала всех техников самолёта, и четырех слесарей-сборщиков, предварительно расспросив Самуила Яковлевича, кто способен выполнить работу. Поставила задачу демонтировать приборы, и раздала каждому лист операций. Три инженера, которых она привезла с собой, и два слесаря начали размечать отверстия под обтекатель прицела. Чуть выдвинутый вперёд, он оставлял только три ряда иллюминаторов от кабины стрелка-бомбардировщика: первое и два последних. Одно из бронестёкол вытащили, и заменили его листом дюраля с тремя отверстиями, на которых были установлены резиновые уплотнители. Завели два жгута проводов и волновод. Быстро закрепили сначала сам прицел, затем закрыли его обтекателем. Индикатор прицела установили в штурманской рубке. Там же поставили автопилот, вскрыли пол пилотской кабины и поставили между стрингерами исполнительный механизм автопилота. Соединили его с тягами рулей управления и механизмом триммеров. Работали так быстро, что можно было подумать, что они всю жизнь этим занимались. Заминка возникла только один раз, когда выяснилось, что рука в перчатке может не пройти между волноводом и новым прицелом ОПБ-11Р. Один из инженеров сбегал к С-47, на котором они прилетели, и принёс изогнутый волновод. Репитер компаса установили и у правого, и у левого лётчика. Через 5 часов монтажные работы были завершены. Машину вытащили из ангара, подключили к аэродромной сети и начали юстировать прицел и локатор. Мы со Светланой пошли немного отдохнуть. Но, войдя в мою комнату, и увидев тот бардак, который накопился за 4 месяца, меня припахали на уборке помещения.

— Как ты можешь жить в таком свинарнике? В цехах у тебя чисто! А здесь?

— Я здесь почти не бываю!

— Не ври! Судя по количеству окурков: бываешь и регулярно! Постельное бельё где?

— В шкафу. Здесь часто живут Расплетин и компания, иногда лётчики строевых полков, а я ночую, обычно, в кабинете.

— Дорогой, сделай так, чтобы твоя квартира была твоей! И заведи уборщицу! Денег на её оплату у тебя хватит. Всё, давай спать! Я устала!

Толком поспать, конечно, не удалось. Меня выдернули из постели через два с половиной часа, так как майор Степанов забарабанил в дверь: на самолёте установлены новые приборы, неизвестной конструкции, что делать? Ведь у них плановый вылет в Капустин Яр! В итоге, они взяли другую машину и частично заменили экипаж, оставив штурманов и стрелка-бомбардира.

Машину в воздух подняли через пять часов, вместо Степанова её вёл Алифанов. Предстояло отбомбиться на заводском полигоне тремя видами бомб. Вместо одного из штурманов и носового стрелка взяли двух инженеров. По возвращению Николай Григорьевич доложил, что при первом включении автопилота машина рыскала, и только после регулировок держала уверенно курс и высоту. Вторичная регулировка понадобилась после каждого из заходов на бомбометание из-за изменения центровки. При переходе с ручного на автоматическое управление и обратно непредвиденных ситуаций не возникало. Очень непривычно, что на боевом не надо управлять самолётом, всё делает автопилот и бомбардир. Выявлено расхождение альтиметра с реальной высотой почти сорок метров.

— А попали бомбами?

— Да, попали, и на боевом находились всего 36 секунд. Хороший прицел!

— Пишите отзыв.

— Уже написал.

— А бомбардир? Где он, кстати?

— В санчасти! С непривычки ударился о новый ящик в кабине. Ему инженер немного помешал. Сейчас придёт. Машине подвешивают другие бомбы, сходим ещё раз, уже без 'помощников'. Попробуем отбомбиться полностью без оптики.

— Нет, возле завода — запрещаю. Если перепутаете цель, могут быть большие неприятности. Учиться бомбить по радиоприцелу будем на противнике, а не на заводе.

— Нет, Алексей Николаевич, я буду контролировать визуально. Кнопка 'отбой атаки' у меня под рукой. Всё предусмотрено. Цели — контрастные, мы проверяли. Одно бомбометание выполнено инженером. Было попадание. Это же просто клад! Все мосты наши! Помните, у нас на полигоне 'заколдованный мост', по которому никто попасть не может из-за леса? Вот по нему и ударим.

После посадки весь экипаж долго качал бедных светкиных инженеров! Мост они разнесли с первого захода! Два прямых попадания! В этот момент появилась Светлана, она шла от диспетчерской и не поняла сразу, что происходит. Попалась, голубушка, ликующим лётчикам! Но, лицо у неё было довольное. Сразу после этого, она задала вопрос:

— Машина готова, а ракеты?

— На тестах, через час закончат.

— Всё, товарищи, не расходиться, быть в готовности к вылету через два часа. Проработайте маршрут на один из северных аэродромов, в Мурманской области.

— Там нет аэродромов, пригодных для нас!

— Аэродромов нет, но есть Пермус-озеро в одном километре от железнодорожной станции Оленья. Там начали готовить площадку для нас. Поэтому, вначале садитесь в Ленинграде, по готовности вылетаете в Оленью. Предположительно, наша цель находится или может находиться в Альтен-фиорде. Через час я уточню задачу.

Она развернулась и пошла в управление, а мы недоумённо переглядывались между собой. 'Как можно так планировать операцию? Ничего неизвестно, ничего не подготовлено, и вот на тебе!' Спустя минут пятнадцать прибежал дежурный по заводу, передал, что меня вызывают по ВЧ.

Звонил Голованов, он уточнил задачи, подтвердил наличие топлива, зенитной артиллерии и готовности полосы на Оленьем.

— Там базируется 19 гвардейский полк, они удлиняют полосу, готовность к 24 часам сегодня.

— А освещение?

— Костры вдоль полосы. Толщина льда позволяет взлетать с полной нагрузкой. Сейчас отправляю туда две машины на лыжном шасси.

После разговора я повернулся к Светлане:

— Почему такая спешка?

— Англичане подтвердили, что зафиксировали обмен шифровками из Альтен-фьорда, они объявили тревогу на караванах. Их эскадра находится в 600 милях от места гибели 'Ижоры'. Самой 'Ижоры' в море нет. Надо будет сделать два рейса, и взять две ракеты. Больше не успеем. Первым бортом летишь на озеро. Учти, ты сидишь на земле. В воздухе тебе делать нечего. На тебе обе ракеты, и всё. Остальное проводит Голованов. Ты только обеспечиваешь подготовку и подвеску. Машина готова?

— Ещё не знаю! Пойду, переоденусь.

Облачился в унты, меховой комбинезон, взял 'Тигра', оптику и 'ТТ' с патронами. На стоянке в усмерть обиженный Степанов доказывает Алифанову, что это его машина и должен лететь он.

— Нет, товарищ майор, вылет будет выполнять капитан Алифанов. Можете пойти 2 пилотом.

— Иду вторым!

Ещё в воздухе стало известно, что лыжные машины 860 полка сели в Оленьей. Мы довернули и пошли туда. На посадке здорово тряхнуло, но сели нормально. На оленьих упряжках везут на станцию, а оттуда таким же транспортом везут топливо для машин. Моторы укрыли попонами из ваты и брезента, под ними разожгли печки, моторы держат горячими. Второй вылет отменён, нечем снять и подвесить ракету. Чёртова спешка! Здесь Голованов, Водопьянов и Головко, командующий флотом. Представился.

— Как думаете обнаружить ордер? — задал вопрос Головко.

— На машине установлен радиолокационный прицел. Две машины пойдут впереди, будем их поддерживать в поиске. Задача: вызвать боевую воздушную тревогу на 'Тирпице', чтобы он включил свой радиолокатор. Как только его засечем, так мы пускаем ракету. Дальности у нас с избытком.

— А какой вес заряда?

— 340 килограммов.

— Вы не сможете пробить ни его палубу, ни его башню. Зачем этот цирк?

— Попасть бы! А там пробьем! Заряд кумулятивный, бронепрожигающий. Вторая часть — фугасная, она взорвётся внутри.

— Так что? Ждём рассвета? — спросил Голованов.

— Нет, сразу по готовности, ваши машины готовы?

— Да, уже заправились, подвешены бронебойные 1000 килограммовки по две штуки.

— А зачем? Вы собираетесь атаковать ордер двумя машинами? Снимайте бомбы, вешайте обычные 250, на отходе ударим по какой-нибудь другой цели. Если подобьём, то успеем слетать за другими ракетами, и тогда уже по нему будет работать и наша, и британская, и американская авиация. Уйти не дадим. А людей гробить не нужно. Вы должны только спровоцировать его, добиться включения локаторов в активном режиме, и отвернуть по команде командира носителя.

Водопьянов вышел отдать приказания. Через три часа, в два ночи по Москве, все взлетели. Головко и я сидели у радиостанции. Машины шли в режиме радиомолчания. Штурман отмечал для нас их полёт. Через час машины дали условный сигнал, что прошли точку 1, поселок Альта. Вдруг пришёл сигнал, что в воздухе противник! Кто-то из немцев решил взлететь. Опять тишина. Время тянется уж очень медленно. Головко постоянно курит, нервничает. А я наоборот, почти сплю.

— Как Вы можете спать в такое время?

— Считаю, что операция плохо подготовлена, и никакого чуда не произойдёт. Хорошо будет, если машины не потеряем.

Пришел сигнал о том, что в Альтен-фьорде чисто, противник не обнаружен, продолжаем поиск. Это четыре точки на карте, одна из них имеет координаты гибели 'Ижоры'.

— Товарищ адмирал! А где сейчас союзный конвой?

— Был вот здесь, а обратный вот тут.

— Вы поэтому тут точку поставили?

— Да. А почему у Вас звание морское, а я Вас не знаю? И что у Вас за винтовка?

— Это не мой секрет, товарищ адмирал.

Принесли поесть, давно бы так, а то уже в желудке часа два бурчит. Пока ели, пришёл сигнал о том, что обнаружен локатор, но частота союзная, меняют курс. Алифанов дал новый курс впереди идущей паре. Пошли навстречу обратному конвою. Неожиданно Водопьянов дал сигнал, что возвращается, на борту неполадки с оборудованием. Через три часа должен появиться над нами. Через час оба оставшихся самолёта повернули на обратный курс. Для бомбёжки выбрали Хаммерфест. Идут туда. Немцев в море они не обнаружили. Вдруг радист Алиханова стал давать шифровку. Довольно длинную. После дешифровки прочли: 'Обнаружил разрозненные цели севернее Хаммерфеста. Предположительно позиции подводных лодок противника, их координаты...' и шесть групп цифр.

— Не наша зона ответственности. — пробурчал Головко, но распорядился передать данные адмиралу Фрейзеру.

Именно в этот момент заговорила радиостанция 49-го.

— Вижу цель: 10 вымпелов, идут противолодочным зигзагом, коробочкой. Две крупные отметки, остальные меньше. 036! Вам влево на курс 57 истинный. До целей 54 километра. Я пошёл на круг!

— 049, Вас понял! Ложусь на 57. — раздался голос Голованова.

— Идите вверх + 1!

— Понял!

— Есть работа РЛС! Частота — немецкая! Работают два локатора! Товсь! Сброс! Ракета пошла! 036, маневрируй, но не приближайся близко!

— Понял.

— 036, отворачиваем, домой!

— Там же 'Тирпиц'!

— Домой, тридцать шестой, домой!

— Вижу взрыв! Всё, отходим.

— Отхожу.

Головко стукнул кулаком по столу!

— Булавочный укол! — схватил трубку ВЧ и начал сыпать команды в трубку, поднимая немногочисленную бомбардировочную авиацию флота.

— Товарищ адмирал!

— Отстань, кап-два, не лезь не в своё дело!

Ну, не лезь, так не лезь. Наворотила дел Светланка! Сколько людей угробят, пока мы ползаем туда-сюда. Адмирал продолжал извергать фонтан идей и ставить на уши ВВС флота. Подождав ещё минут десять, я повторил запрос:

— Товарищ вице-адмирал!

— Что тебе?

— Не тебе, а Вам! Мне связь нужна. Не чем у Вас идти на 'Тирпица'. У Вас 14 исправных торпедоносцев, а Пе-2 его не достанут, а если достанут, то с одной пятисоткой. Максимум немного повредят краску. Отмените вылет! Кроме потерь, ничего не будет. Дайте трубку. Это моя операция, Вы только обеспечиваете её.

Маленький Головко уставился на меня. Понятно, что с ним так давно никто не разговаривал. А тут стоит какое-то чудо в камуфляже и нагло требует отменить все его распоряжения. Я взял трубку ВЧ и громко попросил товарища Иванова к телефону. Было видно, как сдулся Головко.

— Здравия желаю, товарищ Иванов! 'Тирпиц' обнаружен, удар нанесен, отмечен взрыв. Результаты пока не известны. Самолёты в воздухе, будут через два часа.

— Поздравляю Вас с выполнением первой боевой стрельбы, товарищ Громов. Мы вчера распорядились выслать Вам 'изделия' литерным составом. Часа через три-четыре будут у Вас. Обеспечьте разгрузку и бесперебойные вылеты. Добейте его, разрешаю использовать все!

— Слушаюсь, товарищ Иванов. Здесь товарищ с флота? Передаю трубку!

— Товарищ Арсений! Вы слышали мой приказ? Обеспечьте бесперебойную и безопасную работу подчинённых товарища Громова. За их безопасность Вы лично отвечаете. Это большой успех! Поблагодарите всех, кто обеспечивал испытания. От моего имени.

— Есть товарищ Иванов! Мы здесь решили поддержать атаку 'Тирпица'!

— Ни в коем случае! У Вас недостаточно сил и средств! Займитесь обеспечением охраны аэродрома и единственного, пока, самолёта-носителя. Ни одна бомба не должна упасть на аэродром. Обеспечьте прикрытие железной дороги во время прохода литерного поезда. Вы меня поняли?

— Понял Вас, товарищ Иванов. — Головко убедился в том, что Сталин повесил трубку и вызвал начальника штаба Кучерова.

— Степан Григорьевич, дайте отбой и верните самолёты, если успели взлететь! ... Нет, операция на контроле Ставкой, перебросьте сюда 78 полк на усиление. ... Нет! Приказано не атаковать и не мешать действиям АДД. У меня всё.

Извиняться он, конечно, и не подумал, но начальственный тон в разговоре со мной он сменил.

— А я могу поинтересоваться: чем вы ударили по 'Тирпицу'?

— Я не могу сказать, по кому мы ударили. Ударили ракетой. Сейчас придёт литерный состав, сами увидите. Это — ракето-торпеда. В ближайшее время поступит на флот, в первую очередь, на Ваш флот, для защиты побережья. Требуется быстро подготовить здесь аэродром с длинной полосой. Лед ведь скоро растает.

— Здесь же места нет!

— Есть, в 12 километрах отсюда две пологие сопки. Вот между ними и стройте полосу. Там только камни убрать и прикатать немного. Удобно тут и железная дорога рядом. Единственное что: Алакурти рядом. Но, АДД по нему отработает уже в ближайшее время.

— Так Вы конструктор этих ракет?

— Нет, я — директор завода, где они выпускаются. Это была первая боевая стрельба этой ракетой. Дай бог, не последняя! Но, судя по тому, как был доволен товарищ Сталин, далеко не последняя.

— А далеко стреляет?

— На 400 км. Но, это по площадям или по приводу, например, радиостанции. А так, 50 — 100 километров.

— А с кораблей?

— Только с тех, на которых радиолокаторы стоят.

— У меня только два таких.

— Будем устанавливать, товарищ адмирал.

За разговором время потекло быстрее, наконец, послышался гул моторов. Кто-то вернулся, Голованов просит добро на посадку. Краснофлотцы зажигают костры, и тяжёлый корабль мягко приземляется на три точки. Затем появился Алифанов. Водопьянова не было, он идёт на двух моторах, но он на связи. Подъехали экипажи. Огромная фигура Голованова ворвалась в штаб 19 полка.

— Почему Вы приказали снять тысячекилограммовки? Чем мы будем добивать 'Тирпица'?

— Ракетами, товарищ генерал. Они вот-вот подойдут. Стемнеет и пойдёте снова. Я имею приказ Сталина: не рисковать, людей и технику не терять. Сейчас требуется убрать машины с озера и тщательно замаскировать их. Особенно Вашу, товарищ Алиханов. Лично отвечаете. Потеря этой машины — это провал всей операции. А немцы постараются её ухлопать. На возврате в воздухе кто-нибудь был?

— Никого!

— А прицел включали?

— Да, я трижды проверялся, делая круг, поэтому и приотстал.

— Это хорошо. Через час начнёт светать. Приводите полк в боевую готовность, проверьте связь с постами ВНОС. И вот теперь, главное: Николай Григорьевич, в кого попали?

— Не знаю, Саша утверждает, что в самую большую отметку.

— А Вы, товарищ генерал, что видели?

— Взрыв и пожар. С виду — 'Тирпиц', но точно сказать не могу.

Сел Водопьянов, а Голованов уже приказал перебросить сюда ещё две машины и запасные двигатели к ним. И самые большие бомбы! Он не оставляет надежду влепить 'Тирпицу' бомбу. Днём, а он сейчас очень короткий, всего три часа, англичане попытались атаковать ордер торпедоносцами с авианосца 'Викториус'. Немцы сбили 12 из 16 самолётов, ни одна торпеда по цели не попала. Со скоростью 12 узлов ордер отходил в сторону Хаммерфеста. Через три часа он окажется в пределах действия истребителей Люфтваффе. Утром, чуть в стороне от аэродрома, был воздушный бой между 'Киттихауками' и 'Мессершмиттами', которые прикрывали 'Раму'. А я увидел легенду авиации Северного Флота: майора Сафонова. 'Раму' сбили до того, как она успела что-либо увидеть на аэродроме. Но, над нами, на очень большой высоте, прошёл немецкий разведчик 'Юнкерс-86'. Пошёл в сторону Архангельска. Снимал или не снимал озеро — неизвестно, будем считать, что снимал. Прибыли ракеты в транспортных контейнерах, и механизм для подвески ракеты. Пришлось его ставить на лыжи, чтобы дотащить до аэродрома. Надо будет изготовить санки для контейнеров и погрузчика. Записал это в результатах испытаний. Наши самолёты скрыты на просеках, а истребители замаскированы у берега. Как не хватает локатора! До вечера дежурные истребители и барражирующие над аэродромом 'Киттихауки' еще трижды вступали в воздушный бой с немцами. Немцы интенсивно летали на разведку. Всё, стемнело. Только собрались сбрасывать маскировку, в воздухе опять завыл 'Юнкерс'. На этот раз он сбросил осветительную бомбу. Теперь точно сфотографировал! Сразу после его пролёта четыре машины тяжело оторвались от озера, и пошли в набор. Днем получил шифровку от Светланы: 'Переключить ГСН в режим 2М. В случае разворота ракеты, выключить радар.' Со штурманом Севастьяновым потренировались, как это делать. Всё равно, немного волнуюсь. Всё-таки, новый режим: подсветки. Они пошли не напрямую, а через Мурманск, чтобы обойти возможных ночников немцев, над морем повернули и пошли в вероятную точку ордера. У немцев, даже ночью, в небе было три истребителя над ордером. Им осталось всего 100 миль до спасительного берега. Англичане от них в 300 милях, спешат, но между ними завеса 'волчьей стаи', поэтому англичане явно не успевают! А нам требуется сделать за ночь два вылета. РЛС немцев не работала. Севастьянов пустил ракету. Взрыв! Три самолёта Голованова сбросили шесть двухтонных бомб и вступили в воздушный бой с немецким прикрытием. Им вслед ударили немецкие зенитки. Севастьянов помогал остальным уклоняться от атак трех 'мессершмиттов'. Ушли, но у двух машин есть повреждения! Просили их бомбить! В третий вылет пошло только две машины: Алиханов и Голованов. Я просил Александра Евгеньевича не рисковать и не бомбить.

— Всё равно бесполезно! С такой высоты не попасть! Пожалуйста, не надо! Там же истребители. Не подходите к ним!

Упрямец, всё равно, взял бомбы. Ни себя, ни людей, ни машину не бережёт. В третьем вылете ему повезло! Он попал по кому-то одной бомбой. На борту двое раненых. Хвост просто измочален осколками. В следующий вылет вместо Алиханова пошёл Степанов. Ордера на месте не оказалось. Степанов предложил пройти над Хаммерфестом, но, я запретил.

— Ложитесь на обратный курс и через Мурманск на базу. Всё!

В штабе установилась тишина.

— Интересно, куда они делись? — спросил Головко, глядя на меня.

— Два варианта: первый, поганый, отремонтировали машину, и ушли в Хаммерфест, но, маловероятно. Второй: тот, кого мы добивали, на дне, а Циллиакс бросил его и ушёл на базу.

— Как установить?

— Послать днём Пе-3 и сфотографировать. Как минимум, должны быть обломки и топливо.

— Вам звонить Самому! Ваша операция.

Снимаю трубку, доложил о результатах третьего вылета, и о наших предположениях, и принятых решениях не исследовать фьорд Хаммерфеста. Сталин помолчал, затем произнёс:

— Задание партии и правительства вы выполнили. Возвращайтесь в Москву, все, кто принимал участие в охоте на 'Тирпица'.

— Не раньше, чем через три дня, три машины сильно повреждены. На ходу только две машины.

— Носитель убрать из фронтовой полосы немедленно, товарищ Громов. И отправьте назад неизрасходованные 'изделия'. — и повесил трубку.

Передал остальным слова Сталина. Все повеселели. Позже выяснилось, что 'Тирпиц' мы не утопили. Немцы успели подвести буксиры, и уволокли его в Хаммерфест. Заход с моря на Хаммерфест невозможен: крутая скала прикрывает внутреннюю гавань и создаёт радиолокационную тень. На скале огромное количество зениток. Атака возможна только с юга. Но на ремонт он встал крепко!

По прилёту поругались со Светланой, причём, до: 'забирай свои игрушки, и не писай в мой горшок!' Впервые за почти десять лет. Я, не без основания, считал, что 'Тирпица' мы упустили из-за неё, потому, что плохо подготовили операцию. Надобности действовать в море не было. Мы могли его утопить на стоянке. Подождали бы полмесяца, снарядили бы не шесть, а десять ракет, и двумя бортами бы отправили бы его рыб кормить. Понятно, что уже 'бы', после каждого глагола. Зачем было торопиться и показывать противнику наши возможности? А она полезла в бутылку!

— Ты понимаешь, что тему хотели закрыть? Слишком дорого и медленно всё делалось!

— У меня корпуса и механизмы были готовы давно, а ты не смогла вовремя сделать инерциальные столы и вычислители, потому, только, что постеснялась спросить у меня, как это делается! Ну, признайся самой себе, что ты в механических компьютерах разбираешься, как свинья в апельсинах! Не потому, что глупая, а потому, что это не твой профиль. И что? Поставила под угрозу весь проект, чуть не сорвала всё! Если бы я не начал действовать нахрапом, положила бы кучу людей из-за своего сраного проекта. Нет здесь целей для нейтронной бомбы! Войну они и так выиграли, без всякой нашей помощи. Что делать будем, если немцы всерьез полезут на Север? Отвечай! До твоего нейтрона ещё как до Пекина босиком! Да по колючкам!

— Ты сам хотел здесь всё переделать! Я — предоставила тебе эти возможности!

— И теперь до конца дней своих будешь этим попрекать! Ты знаешь, я сидел на своей работе ровно, меня, как тебя, никто не подсиживал, заплату домой носил. Могли каждый год поехать отдохнуть. А теперь что? Диван в рабочем кабинете? И столовская жратва каждый день? А оно мне надо?

В общем, Светлана хлопнула дверью, и сказала, что ноги ее больше здесь не будет. Признаться в том, что она накосорезила, было выше её сил! Тем более, что её тут приголубили, погладили по головке и дали Героя Соц. Труда. И направили в АН предложение сделать её Президентом, вместо стареющего академика Комарова. Пусть балуется! Я человек не научный! Я, за операцию на Севере, заслужил только мнение Сталина:

— У Вас, товарищ Букреев, скверный характер! — потому, что всё, что я думаю, про проведённую операцию, я сказал.

В итоге, остался один, лежу на диване в своём кабинете, и 'созерцаю Мичиган'! Попросил меня не беспокоить, и выключил телефоны. У меня бутылка армянского коньяка, две шоколадки из лётного пайка, и три собаки из шести. Мы их разделили. Они понимают, что мне неуютно, что меня всего корёжит, от того, что сделал, но, решение принято, обжалованию не подлежит.

Из ЦАГИ пришло заключение, что после переделки корпуса и центроплана, Пе-8м может нести 6 тонн в перегрузе и 4 свободно, меня сделали начальником КБ имени Петлякова, теперь, кроме Пе-8, на меня навесили Пе-2 и Пе-3, а это ещё четыре завода. Несмотря на 'скверный характер'! Так что, дел прибавилось, но, сегодня я выходной. Туля старается привлечь моё внимание. Бог с тобой, пойдём гулять! Я сидел на скамейке, отхлебывая коньяк из фляжки, а собаки бегали по весеннему парку возле управления. Вдруг, ломанулись ко мне, и кого-то облаяли.

— Товарищ директор! ЧП во втором цехе! У третьей смены все амперметры не прошли проверку КИП и ОТК. Сборка стоит.

— Кто дежурный?

— Карякин.

— Пусть пишет объяснительную, и, если будет выпущено за смену машин меньше, чем по плану, завтра ко мне в 10.00.

— А что вы здесь делаете?

— Собак прогуливаю.

Это — зам. начальника ОТК Бережная Вероника Васильевна. Понятно, что Ирочка, секретарша, уже доложила о моей ссоре с женой. Месяца три назад Вероника Васильевна интересовалась моим семейным положением. Жил-то я в Казани один! Убежала куда-то. Я достал папиросу. Уже довольно тепло. В куртке так просто жарко. Опять залаяли собаки.

— Я передала Ваше распоряжение! — 'Сейчас попросит закурить, не иначе!'. Лезу в карман за 'Казбеком'. Да, попросила! Будем отбивать первую атаку. Ничего не хочу! Хочу побыть в одиночестве, и всё обдумать. Честно говоря, никто не нужен. Всем все понятно, кроме меня! Мы со Светланой познакомились на улице: шел-шел человек по скверику, где я прогуливал собак, и упал. Какой-то гад украл у неё последние деньги. Отнес домой, благо недалеко, откачал, покормил, и она ушла. Потом ещё раз встретились там же, ещё, ещё, и стали жить вместе. Всё было хорошо, но работали мы в разных местах. Потом она уехала в ЦЕРН, я думал, что не вернётся. Нет, вернулась и мы расписались. А Вероника Васильевна рассказывает мне о себе. Я не слушаю, если честно. Просто иногда поддакиваю. Вдруг проскакивает знакомая цифра: 126.

— Постойте, Вероника Васильевна! Ваш муж служил в 126 полку? Кем он был?

— Командиром полка, я гораздо моложе его.

— Ваш муж, скорее всего, жив. Мы сдали его в госпиталь в Новогрудке. Это недалеко от Слонима.

— Когда?

— Ночью 23 июня 41 года.

— За этот срок писем от него не было, Новогрудок захвачен немцами в начале июля, если я правильно помню.

— Сделайте запрос в кадры РККА, получите точный ответ. Вам же ничего не приходило? Ему известен этот адрес?

— Это адрес моих родителей. Он его знает.

— Ранение было тяжёлым, мог и забыть. Поинтересуйтесь! — 'Всё, атака отбита! Теперь она будет обдумывать новую ситуацию! Ей не до меня! Ура!'. Я зря надеялся! Теперь разговор пошёл, что были сложности последнее время, перед самой войной, поэтому, наверное, её муж не пишет... и тому подобное. Мне это надоело, я подозвал собак и пошёл домой, попрощавшись с дамой. Настроение совсем упало. Какого чёрта я полез в бутылку? Мне реально не хватает Светки!

Здесь, в Казани, чуточку переоснастили цеха, расставили по-другому серию, стало помещаться 16 машин в цех. Второй месяц подряд выдаём 24 штуки Пе-8м вместо трёх по плану. Готовим к выпуску новую машину. К начальству более не вызывают. Шахурин, иногда, в конце месяца звонит. Мы с бобиками приспособились по утрам бегать купаться на Казанку. Далеко, правда, но, и я, и собаки довольны. Два ракетоносца стоят на аэродроме. Четвёртый цех выпускает только ракеты для ВМФ, со стартовым ускорителем. На фронтах позиционная война: где-то сто метров взяли наши, где-то немцы. Работает, в основном, артиллерия и авиация. Пехота зарылась в землю, обросла дотами и дзотами, но Украина, Литва, две трети Белоруссии, Молдавия, часть Латвии и Карелии под немцами. На мосту через Волгу заметил 'новый' танк Т-44, значит, готовимся. Пора показывать Пе-12! У него нагрузка в перегрузе 16 тонн, четыре дизеля: 2х4200 и 2х1900. Дальность 14000 км с нормальной нагрузкой. Три машины готовы. Звоню Сталину:

— Товарищ Верховный! Коллектив завода собрал три новых машины: одну для ЦАГИ, одну: носитель крылатых ракет 3М-14а, до 8 штук, и один ночной дальний бомбардировщик.

— Такого конкурса мы не объявляли, товарищ Букреев!

— Так и передать коллективу? Хорошо, поставим в заводском музее. — и я повесил трубку. Выйти из кабинета я не успел, звонит ВЧ.

— Вы почему бросили трубку?

— Я не бросал, аккуратно положил, товарищ Сталин. Я бережно отношусь к народному имуществу!

— Что за машины? И на какие средства? Конкурс мы, действительно, не объявляли. Откуда взяли ресурсы?

— Всё законно, товарищ Сталин! За счёт сокращения выпуска Пе-2 и ликвидации их производства на 24 заводе. Дюралюминиевый лист бюро Туполева принимать отказалось: наш толще, чем им требовалось. Д-27, в чушках, остался за счёт сокращения удельного расхода на серийной продукции заводов 21 и 22. Всё остальное — премии за сверхплановую продукцию. Соответствующее решение парткома и профсоюза завода имеется. Можете присылать Госконтроль. До рубля отчитаюсь.

— Вы не ответили по машинам.

— Один ракетоносец, до 8 штук 3М-14А в двух барабанных установках, второй — бомбардировщик: нормальная нагрузка 10 тонн, в перегрузе 16, у обоих дальность 14000 км. Третья машина для ЦАГИ, на слом. — трубка замолчала.

— Я повторюсь: у Вас скверный характер. Жду Вас с машинами на Центральном.

— Мы там сесть не сможем. В Чкаловском или Монино.

— В Чкаловском!

В Чкаловском — НИИ ВВС. Заводские испытания машины прошли, государственные — нет. Так что сразу двух зайцев убьём: покажем машины и сдадим на гос. испытания. Пошли строем на Москву. Сели, расставили машины. Вокруг собралась толпа испытателей. Машины выглядят необычно. Что-то, почти неуловимое осталось от Пе-8, но крыло уже, большего удлинения, щелевой закрылок, двойной предкрылок, плоские башни пушек. Два локатора, централизованный пост обороны. Шесть пушек могут вести огонь вперёд по одной или трем целям, назад могут смотреть 7 двухточечных установок. По 200 снарядов на ствол, в носу и корме по 300. На части башен могут стоять Березины. До 800 патронов на ствол. В общем, ежик получился. Высотность — 12 км с полной, и 13 с нормальной нагрузкой. Два двигателя: сдвоенные двухтактные горизонталки, закрытые бронёй, и не выступающие из крыла, и два обычных АЧ-30ф2. Винты крайних движков можно флюгировать для экономии топлива. И, главное! Раздача топлива автоматическая. Прибыли Сталин и Шахурин. Все люки открыты, успели загрузить бомбами и ракетами. Начались расспросы.

— Назначение этой машины? — спросил Сталин, показав на ракетоносец.

— Противолодочный, патрульный, и стратегического назначения самолёт. В принципе, он универсальный. Если немного изменить размеры фюзеляжа, может быть пассажирским. Такой вариант предусматривался, разработан, но не строился. Беспосадочный перелёт в Вашингтон прямо из Москвы. Удельный расход топлива у этих дизелей 125 граммов на лошадиную силу в час. У вторых 165. В настоящее время максимально выгодно использовать в противолодочном варианте, так как конвои несут значительные потери от действий немецких подводных лодок. Самолёт оборудован для длительных полётов над морем, поиска и уничтожения всплывших подводных лодок, как ракетами, так и бомбами. Заводские испытания мы прошли, дело за НИИ ВВС, хотя, имеется очень много причин немедленно перевести его на Север и проводить государственные испытания с боевым применением. Это его боевой радиус, а это — максимальный, только с бомбовой нагрузкой. Вся Северная Атлантика наша. И он — зубастенький, товарищ Сталин, может потопить крупный корабль противника, не входя в зону действия его ПВО. В радиусе до двухсот километров. Здесь два локатора.

Сталин чуть прищурил левый глаз, и неотрывно смотрел на меня, пока я говорил.

— Вы действуете последовательно, товарищ Букреев. Вы были правы тогда, в марте. Мы, действительно, поторопились. Сейчас мы станем полными хозяевами в море. А говорили, что Вы не конструктор!

— Я не конструктор. Это всё разработки бюро Петлякова и товарища Чаромского. Моя роль сводилась только к тому, чтобы подсказать направление разработок, одобрить или отбросить варианты.

— Сколько таких машин в месяц Вы можете делать?

— Выпуск уменьшится, товарищ Сталин. Сейчас с перегрузкой выдаём в среднем 20 машин. Будет 10-12. Не хватает площадей и рабочей силы. Плюс, мы же продолжаем выпускать 4 Пе-2 в сутки. При трёх по плану.

— Пе-2, даже с моторами М-108, уже исчерпал себя, устарел, уступает Ту-2. Мы планировали передать 21 завод обратно Туполеву. Но я вижу, что целесообразнее оставить его в Вашем распоряжении, товарищ Букреев. Какие недостатки выявлены на заводских испытаниях?

— В основном, по ВРШ крайних двигателей. Первый вариант снят с производства, сейчас используем импортный, фирмы Боинг, поставляется по Ленд-лизу, готовим вариант 2. И, мы не удовлетворены качеством сборки радиолокатора бокового обзора. Есть замечания по работе некоторых приборов. Есть необходимость, товарищ Сталин, выделить их производство в отдельную отрасль, отделив от производства других приборов. Самолёт не танк, здесь требования существенно выше.

— Да, не Вы один жалуетесь на Наркомат приборостроения. Мы уже рассматривали этот вопрос. Сколько 3М-14а Вы можете выпускать на имеющихся мощностях?

— До 30 в сутки, и 15 3М-14м, на них есть план. Но, столько инерционных столов к нам никогда не поступало.

— Мы запустили ещё один завод в Комсомольске-на-Амуре. И еще один вопрос, но здесь он обсуждению не подлежит. Жду Вас через два часа у себя. Поздравьте коллектив завода с производством таких замечательных машин. А премиальные, потраченные заводчанами на их разработку и строительство, мы вернём!

Разговор со Сталиным продолжился у него в кабинете.

— Что требуется для увеличения дальности 3М-14?

— А почему Вы этот вопрос задаёте мне? Я ведь не разработчик этих ракет, я их строю. Насколько я помню, требуется другое топливо, по-моему, перекись водорода. Или жидкий водород. Я не занимался такими двигателями, так что, вопрос не ко мне.

— Что произошло у Вас со Светланой Евгеньевной?

— Мы расстались.

— Могу я поинтересоваться: почему?

— Не сошлись в некоторых принципиальных вопросах.

— Вы с ней виделись последнее время?

— Нет. Последний раз в марте.

— Так Вы из-за операции 'Охота'? Вы тогда отказались от награждения, и высказали особое мнение по поводу планирования операции. Очень обидно высказались.

— Я специалист по проведению специальных операций, товарищ Сталин, и высказался чисто с точки профессиональной. Фактически, моя роль сводилась к тому, чтобы подвесить ракеты в бомболюке и взвести ГСН. Это работа техника по вооружениям, и звания Героя Советского Союза она не заслуживает. Так как я был отстранён от планирования и проведения операции, немцы могли существенно ослабить нашу оборону на Севере из-за недопустимо высоких потерь при добивании 'Тирпица'. Лишь с Вашей помощью и путём перехвата управления на себя, удалось выкрутиться из очень поганой ситуации.

— Нам хотелось отметить именно эти Ваши действия!

— Я, к сожалению, не услышал этого ни на разборе операции, ни в Ваших словах после разбора. Все молодцы! Все провели блестящую операцию, все Герои. Никогда не думал, что мальчишка, царапающий на крыле крутого авто икс, игрек и ещё какой-то знак, герой. Хотя рискует не мало, если у машины крутой владелец, то и голову может оторвать. Вставать в один ряд с такими героями мне не хочется. Поэтому я и отказался. Именно поэтому, мы со Светланой и поссорились. Начала планировать эту операцию она, совершенно не имея никакого опыта в проведении подобных операций. Когда минимальными силами наносишь чувствительный, а лучше смертельный удар противнику, не оставляя ему никаких шансов на спасение. Возможность провести такую операцию мы имели. И я могу это доказать немедленно. У немцев на Севере ещё три неповреждённых крупных корабля, ремонтирующийся 'Тирпиц', и около полусотни других 'корыт'. У меня три 'носителя', доработанных. Разрешите провести операцию и разгромить кригсмарине на Севере и Балтике.

— Я ещё на аэродроме понял, что Вы будете просить меня об этом. Неудовлетворённое самолюбие?

— Нет, на фронт меня вы не пустили, дескать, в тылу будешь полезнее. Ладно, в итоге фронт удалось стабилизировать, лишить немцев былой мобильности. Теперь надо выигрывать войну. Быстрыми, точными и неотразимыми ударами по болевым точкам Третьего рейха: флоту, это подвоз топлива и материалов, нефтезаводам и заводам по производству синтетического топлива, заводам по производству самолётов, ракет, химическим предприятиям, мостам. Забить все фарватеры потопленными кораблями. Мы же можем теперь выбирать место и время удара.

— Да, Алексей Николаевич, Вы, всё-таки, человек другого времени. С совершенно другим опытом войны. Не зря Вас Шапошников рядом с собой держал! Ох, и ругался он, когда Вас на завод перебросили. А с женой... Попытайтесь с ней поговорить. Её теперешнее состояние внушает опасения, что она вот-вот сорвётся. Всё старается кому-то что-то доказать, что она лучше, сильнее. Так долго не протянет. Либо сердце сорвёт, либо голову. Не жилец она, а делом занята важнейшим. Я Вас прошу, лично. По поводу Вашей операции, готовьте обоснование.

— Нет данных, их собирать надо, а в Казани этого не сделать. Надо лететь в Олений и начинать оттуда. Там будем, через месяц, иметь представление о потребном расходе боеприпасов, топлива и других материалов, средств и сил.

— Ну, что ж, хорошо, но, рядом с Вами будут работать ещё два человека, которых требуется обучить планированию подобных операций. Кого лучше подобрать? Моряка? Лётчика?

— Особого значения не имеет, лучше с академическим образованием.

Он позвонил, спросил Светлану, выслушал ответ, и повесил трубку.

— Она в Снежинске, будет не скоро. Придётся отложить. Ваш зам с производством справится?

— Конечно.

— Тогда действуйте. Приказ получите сегодня.

На этот раз всё подготовлено: аэродром, круговой радиолокатор, позиция для ракет, заправщики, два полка на 'кобрах' и 'киттихауках' в качестве прикрытия и сопровождения с подвесными баками. Они встречают и провожают наши машины. Плюс 2 гвардейский торпедоносный полк расположен на той же базе для отвлечения внимания от наших полётов, точнее первая и вторая эскадрильи. Наши стоянки укрыты в капонирах и завешены маскировочными сетями. Сделали несколько снимков с разных высот, всё в порядке. Старые машины ходят с одной ракетой и 12-ю 'сотками'. Новая, на ней смешанный экипаж: испытатели НИИ ВВС и стрелки второго гвардейского полка, с пятью ракетами и, бомбами, доводят нагрузку до штатных 10 тонн. Вторая новая машина осталась в Москве, и там проходит штатные госиспытания. Работа начинается со взлёта дежурного звена истребителей, затем взлетают наши машины, потом два звена истребителей сопровождения. Сейчас полярный день, самый разгар лета, летаем круглосуточно, но на подходах к Мурманску борта встречают наши истребители и провожают домой. Немцы рядом. По берегу мы не работаем, чтобы ракеты не попала к противнику даже в виде обломков. По донесениям разведки, Редер и Циллиакс не упоминали в рапортах слово ракета. Были упомянуты планирующие бомбы, над которыми усиленно работали сами немцы, и среди разработчиков были аресты. Нашими основными целями стали подводные лодки противника и морские разведчики немцев.

В отличие от почти бездействовавшего надводного флота, противник активно использовал подводные лодки против северных конвоев. Для их поиска и наведения на них подводных лодок и авиации, базирующейся на Лофотенских островах, немцы поместили в Нарвике несколько Fw.200C-4 'Кондоров', снабженных метровыми радиолокаторами. Большая антенна плохо помещалась на самолёте, поэтому была настроена полностью на боковой обзор. Спереди и сзади Фокке-Вульф был почти слепым. Поэтому он ходил зигзагами в поисках целей. Одно время, пока не было конвоев, это был довольно эффективный бомбардировщик. С появлением эскорта снизило возможности, а дороговизна машины заставила использовать его исключительно для разведки. Обладая небольшой скоростью, он держался в стороне от конвоев, особенно, если в составе конвоя предполагался или находился авианосец или что-то авианесущее. Вооружён он был слабо, а наличие в нижней части плоскости топливопроводов, делало его очень уязвимым. Союзные моряки его очень не любили, потому, что вслед за ним прилетали Ю-88 и Не-111, хорошо защищенные и хорошо вооружённые бомбардировщики и торпедоносцы.

В один из вылетов, в районе Ян-Майена, наша 'Пешечка' зафиксировала работу РЛС, с частотой, не совпадавшей ни с немецкой, ни с английской судовой или артиллерийской станцией. Заинтересовавшись, пошли посмотреть, что это такое. С дистанции 100 км появилась отметка, довольно быстро движущаяся, не судно. Значит, самолёт. Вопрос: чей? У англичан в этом районе никого, американцы данных до траверза Медвежьего не давали. Либо американец, либо немец. Тут у подполковника Федора Опадчьего взыграло святое! И он пошёл на сближение! Имея столько пушек с вычислителями, а впереди явно не истребитель! 'Кондор' явно просматривал противоположный борт, потом и вовсе выключил локатор. Шёл он довольно низко, вдруг мимо него проскочил довольно большой самолёт, и немца разорвало снарядами четырех спаренных 23мм пушек! Он, даже, передать ничего не успел. Наши с удовольствием показали фотографии, сделанные штурманом Васильевым. Этим боем новая 'пешка' доказала, что её можно использовать против немецких бомбардировщиков, находящихся без истребительного прикрытия. Достаточно дальнобойное вооружение позволяло достаточно эффективно атаковать противника на параллельных курсах, где у него были только 7,92 мм пулемёты МГ-15 или МГ-81. Благодаря более высокой скорости прицеливания и высокой плотности огня, самолёты противника уверенно поражались с расстояний, превышающих дистанцию эффективного огня малокалиберных пулемётов. Выигрыш по скорости на высотах до 6 км достигал более ста километров в час, а на больших высотах — более двухсот км/час. Так как большинство немецких бомбардировщиков не обладали радиолокаторами, то перехват осуществлялся задолго до того, как бомбардировщики смогли бы подойти к атакуемому каравану. Кроме того, так же эффективно бомбардировщик позволял бороться и с подводными лодками, так как позволял их обнаруживать издалека, и наносить удар ракетой с большой дистанции. Наличие на борту глубинных бомб позволяло атаковать лодку, обнаруженную визуально на перископной или околоперископной глубине. Все эти виды атак были испробованы в течение государственных испытаний, и получили высокую оценку у летчиков НИИ ВВС. Отмечалась возросшая нагрузка на штурмана, в качестве рекомендации было отмечено пожелание ввести в состав экипажа второго штурмана-оператора РЛС. Особо отмечались комфортабельные условия в полёте, легкость управления, высокая механизация крыла и малая посадочная скорость. Испытатели отметили низкую пожароопасность и возможность продолжать полёт при одном работающем АЧ-60ф2. В общем, машина получилась удачной, и максимально подходящей для патрулирования в северных широтах.

Война есть война, поэтому, через две недели, после выполнения 16-ти полётов, Госы были подписаны, практически, без замечаний. Второй Пе-12 прибыл с перегонным заводским экипажем, наш Пе-12р тоже должен перейти под комплектацию второго гвардейского. Пока экипажи переучиваются, летают наши испытатели из ЛИСа (летно-испытательной службы) 22-го завода, а вот подмоторных и средних стрелков начинаем подбирать из полка. Я, когда начались испытания и боевые вылеты на патрулирование нашей зоны ответственности, и у меня под командованием оказалась почти авиадивизия, был в странной ситуации. По положению, действующему в действующей армии, мне положено отдельное помещение, ординарец, автомашина, охрана и тому подобное. В цидуле, пришедшей из штаба ВВС флота, это всё поручалось обеспечить штатному второму полку. Машину нашли, в качестве помещения выделили комнату на складе ПДС в ста метрах от стоянки 12. Там сейчас находится гостиница переменного состава. Сами полки были расквартированы на соседней горке километрах в четырёх от стоянок. По инструкции! На аэродроме постоянно находились только дежурные звенья, и ЛТС (летно-технический состав) плановых полётов. В столовую приходилось ездить три раза в день за два километра и, иногда, стоять на железнодорожном переезде по часу. Или выходить из машины и идти пешком на 'горку', в здание лётной столовой. В минно-торпедном полку некомплект Л/С, так как его часть ещё базируется по старому месту в Ваенге. В поселке идет большое строительство: возводятся ДОСы, клуб, кочегарка, объекты различного назначения. В общем, все при деле и все заняты. Свободных людей нет, все что-нибудь делают. Создаётся крупная авиабаза. А северное лето короткое, раз-два, и зима. Вместо ординарца мне предложили сменных дежурных, которые будут приходить на час в определённое время. Я должен находиться на месте, открыть им дверь, проследить, чтобы совсекретные документы не пропали вместе с маленьким сейфом, закрыть дверь за ними, и идти по своим делам.

— Товарищ кап-два, нет людей! — сказал замначштаба. — Большая часть краснофлотцев ещё в Ваенге. Есть одна кандидатура, но Вы откажетесь!

— Почему?

— Борт-стрелок сержант Ведманиеле, она — 'безлошадная', месяц назад вернулась из госпиталя. Стрелком в экипаж её никто не берёт. Единственный свободный человек.

— А почему не берут?

— Летчики народ суеверный. У неё семь боевых вылетов за полгода, в трех боях сбила шесть 'мессеров', но из вылетов с боями, всегда, возвращалась только она. Три боя — три экипажа. В общем, кличка в полку у неё: 'Ведьма не ела'. А списать не можем.

— Мне на боевые не летать! Человек хороший?

— Нормальная! Хотя ситуация её тоже достала. Может быть, первое время будет задираться. Стрелки у нас смертники. Сначала валят их, потом машину.

— Хорошо! Давайте вашу 'Ведьму'!

— Только вы ей этого не говорите!

— Договорились!

Я уехал на аэродром и продолжал заниматься своими делами. Ближе к вечеру стук прикладом вниз двери (у склада часовой, такой сигнал установлен). Выхожу на крыльцо.

— Товарищ подполковник! Разрешите обратиться!

— Я — капитан второго ранга. Разрешаю!

— Извините, товарищ капитан второго ранга! Сержант Ведманиеле, борт-стрелок, прибыла в Ваше распоряжение.

— Проходите!

Её обманули. Ей сказали, что она будет борт-стрелком, а не ординарцем. Она бежала два с половиной километра от казармы сюда, чтобы занять место стрелка.

— Как Вас зовут?

— Килли. Килликке Ведманиеле. Мне сказали, что меня направляют к Вам борт-стрелком на новые 'Пешки'.

— Два 'Пе-8' полностью укомплектованы, сержант. Новая 'пешка' ещё на испытаниях, там укомплектован экипаж, пока. Единственная вакансия: ординарец командира.

У неё на глазах выступили слёзы.

— От меня хотят избавиться. Никто не хочет брать меня в экипаж. Я уже месяц, как вернулась из госпиталя. Я очень хорошо стреляю. У меня 6 сбитых, товарищ капитан 2-го ранга. Хотите, покажу? — тут она увидела моего 'Тигра'. — Мой сейд! Какая красавица! Разрешите?

— Посмотри!

'Тигрик' попал в руки профессионала. Она несколько раз вскинула его к плечу, вопросительно уставилась на меня, касаясь винта плечевого упора. Я мотнул головой. Она поправила плечевой упор и приложилась к прицелу.

— Я покажу!

Улыбнувшись, я взял из стола пачку патронов.

— Пошли!

Дал ей пять патронов, она сразу поняла, что магазин отстёгивается, снарядила его, передёрнула затвор. Точно определила сосёнку в ста метрах от нас, и, тремя выстрелами, пристреляла под себя винтовку.

— Готова!

В этот момент никаких целей не было, и мы пошли по зарослям голубики, чуть удаляясь от склада. Из-под ног взлетел рябчик. Винтовка взлетела к плечу, и мгновенно раздался выстрел. В стороны полетели перья.

— Давай винтовку, достаточно! Подбери птицу.

Я разрядил оставшийся патрон. Классно стреляет!

— Пошли, а то сейчас набегут!

И вправду, от караулки бежала тревожная группа. Я объяснил, что пристреливали винтовку. Не очень довольный старшина с ржавой ленточкой взял на караул и повёл бойцов обратно в караулку. А мы вернулись в комнату.

— А где ветошь и ружейное масло? — спросила Килли.

— В рюкзаке, в левом кармане.

Показал ей, как разбирается винтовка.

— Товарищ капитан второго ранга, может быть, всё-таки, возьмёте стрелком?

— После испытаний все машины останутся в полку, но установки у нас сложнее, чем на Ил-4. Научишься, буду рекомендовать. Всё СВОБОДНОЕ время можешь посвящать изучению установок. Подчеркиваю, свободное! Но, прямой работы немного.

— Я согласна. Всё равно в полку жизни не будет. Сама виновата. Давайте, я рябчика отварю?

Аэродром она знала, как свои пять пальцев. Тут же затрещала печь, остро запахло разгорающимся углём, откуда-то появилась марля на окне, полог на двери, посуда на полке в прихожей. Краснофлотцы принесли какой-то довольно длинный тюфяк, через некоторое время возникла Килли, которая съездила в расположение за вещами и привезла продукты.

— Продукты откуда?

— У меня лишних талонов много. — талоны экипажа обычно хранил стрелок, он первый после вылета бежал в столовую, занимал столик и заказывал еду на весь экипаж, пока штурман и командир отчитывались о выполнении полёта.

— Возьми мои! — я протянул ей половину.

— Оставьте себе, я же говорю, что у меня их много.

Она немного шумновато двигается, наверное, из-за унтов и резких движений. Всё старается выполнить с максимальной скоростью, пууко в её руках просто мелькал, когда она чистила картошку, потрошила и ощипывала рябчика. Перья в одну сторону, пух в другую.

— Откуда ты всё это притащила?

— Из землянки, наш борт стоял метрах в ста отсюда. Другой машины не прислали, так что все пока наше! Даже сауна есть.

— И что? Не растащили?

— Нет, грех! Всё достанется тому, чью машину сюда поставят. Если есть живые из предыдущего экипажа, они забирают своё. Им можно. Остальное остается новому экипажу. Зажигают костёр и всё жгут. Потом поминают не вернувшихся. Всё, варится, я пойду баньку растоплю.

Ей, примерно 20-22 года, небольшого росточка, худенькая, лицо узкое, губы тонкие сухие, почти бесцветные волосы, определить какого они цвета невозможно, такие же бесцветные брови и ресницы. Впечатление такое, что их просто нет. Красавицей её назвать очень сложно. Нет, в наше время, при помощи косметики всё бы было на месте, но косметикой здесь никто не пользуется, кроме дам строго определённой профессии. Но на эту косметику страшно смотреть.

Полк кадровый, уже давно на Северном Флоте, поэтому женщин в полку относительно много. В основном, вдовы. В полку сменился уже третий состав. Корабли умирать не любят, огрызаются. А торпедоносцы должны заходить на них на предельно малой высоте и довольно долго прицеливаться, после сброса, обычно, проскакивают над целью. В этот момент по ним ведёт огонь всё, что может стрелять. Штурман занят расчётами и прицеливанием, поэтому огня из носовой установки не ведёт. В общем, возвращаются очень немногие. Рано сбросишь — не попадёшь, и трусом обзовут, поздно сбросишь, не успеет взвестись, просто стукнется о борт. Но свою порцию огня машина получит. А на возврате ждут 'мессера' с Хебухтена. В общем, лётчики уходят, а жёны, нет, вдовы остаются. А сейчас полк перевели из Ваенги, все, кто не служил в полку остались там, в БАО, повезло только тем, кто был в штате. В общем, 'Торпедоносцы' смотрели? Это тот самый второй гвардейский торпедоносный.

— Килли! — спросил я вернувшуюся девушку, — Ты сказала, что сама виновата, что случилось, почему вдруг такого стрелка и не берут?

Она остановилась, посмотрела на меня, видимо, решая говорить или не говорить.

— 'Ведьмой' меня прозвали. Мама, когда я ей сказала, что иду в школу воздушных стрелков, потащила меня к нашей колдунье. Я — комсомолка, но отказать матери... Меня напоили каким-то отваром, я ничего не помню, что происходило, но мне сказали, что меня заговорили, что я не умру, пока не покажу своё имя. А когда под Куусамо нас сбили, все выбросились на парашютах, командир и штурман попали к финнам, а мой парашют не хотел спускаться, и меня ветром оттащило на нашу сторону за линию фронта. Ребята достали шила, и мы напились, поминая моих. Я, по пьяне, всё и разболтала. А после того, как в третий раз сбили, у Рыбачьего, через пятнадцать минут нас вытащили катерники из воды, но и командир, и штурман были уже мертвы, а у меня ещё билось сердце. Теперь все верят, что я заговоренная. А свою смерть отдаю другим. Почему Вам рассказала? Так всё равно расскажут. Не лётчики, так бабы. Они у нас на язык шустрые.

В комнате вкусно запахло птицей. Килли стояла, помешивала супчик, добавляя туда какие-то коренья, листики, собранные ею в тундре по дороге.

— Ты — местная?

— Нет, я из Карелии, но жила недалеко отсюда, возле Кеми.

— А где стрелять научилась?

— Отец охотником был, и я каждый год ему помогала. Одна я дома росла, мама болела, и детей больше не было. До этого было трое, но все умерли от голода. А Вы откуда?

— Из Ленинграда.

— А у нас говорили, что из Казани...

— Работаю там, но первый год.

— У Вас отбоя не будет от местных женщин. Очень многие хотят, как можно быстрее, уехать отсюда. А мне нравится в тундре! Можно, я Вашу винтовку буду брать? Очень бой хороший! Дичи здесь много!

— А местное начальство ругаться не будет?

— Насколько я знаю, сейчас Вы здесь самый старший.

— Вот как?

— Все говорят. У меня готово!

Она поставила мне большую миску с супом из рябчика, а сама пристроилась на тахте и ела там, как я не уговаривал пересесть за стол, она не соглашалась. Она немного странная, по-русски говорит с лёгким акцентом, чуть растягивая слова, и, иногда неправильно ставит ударения. Другой народ, со своей культурой, своими привычками. И суп не напоминал ничего из того, что я пробовал из дичи. За счёт абсолютно других приправ. Кто она по национальности я не спросил, да и толку-то! Я не разбираюсь в северных народностях. Карелка, финка, саамка, большой разницы не вижу. Говорят, совсем разные, но я не улавливаю пока этой разницы. После ужина я заполнял карточки испытаний, все борта были на вылете, возвращаться будут после пяти утра. Килли ушла куда-то с посудой, затем появилась снова.

— У Вас бельё чистое есть? Сауна готова.

'Помыться? Вообще, это идея!' Я полез в рюкзак. Сауной оказалась землянка в двухстах метрах от склада, возле небольшого чистого ручья. Но без предбанника, раздеваться надо снаружи, под комарами. Меня сначала удивило, что Килли начала раздеваться тоже, потом вспомнил, что у 'них' так принято. Натоплено было здорово! Я, правда, предпочитаю пар жару, но, в таких условиях и это сказка. Сказал об этом Килли.

— Баня есть в городке, но только по субботам. Мы сами вырыли эту баньку, чтобы отогреваться после полёта. В воздухе промерзаешь до костей. Борисов, крайний командир, тоже не любил жар, у него тут банка и веники припрятаны, сейчас достану. Только я вниз пойду, я пар плохо переношу. А Вы — парьтесь!

Она достала банку, налила горячей воды туда. Там плавали какие-то веточки, травы, листья. Я плеснул на камни, вот это дело! Запарил веники и прошёлся по себе ими. Черт возьми, как приятно. Выскочил из баньки и лёг в ручей. Потом заскочил обратно.

— Странные вы люди, русские! Что в этом хорошего? Я один раз пробовала, так мне плохо стало!

— Так это если перепаришься! Для этого в воду и прыгаем.

— Нет-нет! Она холодная! Я не для этого греюсь! Только дрова переводите!

Разубеждать я её не стал. Пусть моется, как привыкла. Я завершил мытьё, сбегал ещё раз к ручью, и начал вытираться и одеваться. Мошка достала, сразу липнет.

— Меня не ждите, — послышалось из-за приоткрывшейся двери, — мне ещё здесь убираться!

По дороге я нашёл штук восемь больших белых грибов, принёс их в дом. Но, появившаяся Килли резко запротестовала против их присутствия в комнате.

— Их нельзя есть!

— Что, ядовитые? Не может быть! Это белые.

— В тундре они бывают и ядовитыми, нет, матросы их едят и сушат, но как можно есть эту гадость?

Я похохотал над Килли, но вынес их на крыльцо. Утром их уже не было, наверное, часовые себе забрали. Лег спать, пока машины в воздухе, но проснулся не от рева двигателей, а от того, что кто-то тихонько плакал. В комнате темно из-за маскировки, зажёг свет.

— Килли, ты чего?

— Нет-нет, товарищ кап-два, ничего. Это я от обиды. Извините, что разбудила! — послышалось с топчана.

Я прошёл в прихожую, присел на тахту.

— Кто тебя обидел? Я?

— Да нет, Григорьев и остальные. Все воюют, а меня кухаркой сделали.

— Сегодня у полка вылетов не было.

— Не было! — всхлипнула она. — Нет, Вы меня не обидели, и даже руки не распускали. Любят у нас поддразнить. — и тут она заревела ещё больше, вспоминая что-то свое, былое. Как женщина она мало меня заинтересовала, девчонка ещё совсем. Всхлипывая, она рассказывала о том, что было в течение этих восьми месяцев, пока она на флоте. Все обиды, приставания, насилие, все, что происходило с ней и остальными. Ей требовалось высказаться, и решить свою судьбу, так как она отчётливо поняла, что в полк её больше не возьмут.

— Ну, не получается у меня, как у всех! Страшно? Конечно, страшно! Ведь никакая я не заговоренная, и кровь у меня такая же, как у всех. Вот только всё насквозь отморозила в море. Даже не забеременеть, чтобы уйти из полка. А я так хотела этого зимой. Дернуло меня всё рассказать тогда, сатана перкеле. Когда Борисов, всё-таки, меня в экипаж взял, я думала, что всё изменится. Бабник он был, и насильник, ему нравилось, когда всё это делается через силу, а сам, как мужик, совсем слабый был. И жинка от него через это и ушла, видели её, наверное, в финчасти работает. А я не сопротивлялась, и у него ничего не получалось. Он так злился! И, в первом же вылете нас сбили, хоть я и двух мессеров завалила. А теперь что делать? Все будут говорить, что я Ваша 'ППЖ', а Вы на меня даже и не смотрите. Все и так сторонились, а теперь совсем хана.

'Да, всё понятно! О времена! О нравы!' Зная, что впереди шансов уцелеть мало, все старались жить на всю катушку, не оборачиваясь назад и не загадывая дальше следующего вылета. Четкие разграничения существовали только по иерархии: спит с начальством: 'ППЖ', спит с кем-то из лётного состава: 'Своя', спит с младшим по званию: 'Б'. Вся градация! Примитивно, но... Такова жизнь. Бог с ним, не будем изображать праведника и импотента.

— Пойдём. — сказал я Килли.

— У меня морда зарёванная.

— Ничего.

Она подбежала в умывальнику и пару раз плеснула себе в лицо. Легла рядом и прошептала:

— Можно я всё сделаю сама? У меня так давно никого не было!

Я не ответил. Она повернула меня на спину, и села сверху.

— Только не надо ничего делать! Я сама!

Я чуть помог ей только тогда, когда она дошла до конца.

— Я смогла показать своё имя! — сказала она минут через десять после этого. Дыхание у неё было бурным, несмотря на то, что прошло много времени. Я провёл ей пальцем по спине.

— Ещё! — попросила она, изменившимся голосом. — Всё! Хватит! — и мгновенно уснула. А мне пора было вставать, где-то далеко послышался гул моторов. Когда я вернулся, Килли и 'Тигра' в комнате не было. Появилась только в 10, принесла глухаря и трех тетеревов. Мордашка смущённая, подошла ко мне, и смущенно потянула за пуговицу гимнастерки:

— Спасибо! Знаешь, как моё имя? Килликка — 'женщина'. Я сегодня ей стала. Впервые в жизни.

Через неделю, один из стрелков прибыл на вылет пьяным в стельку, и Килли ушла на вылет вместо него. Борт вернулся, потопив транспорт в 2000 тонн. В кабине стрелка на ремнях висело маленькое худенькое тело мертвой Килли, лучшего воздушного стрелка Северного Флота.

Состав группы по окончанию испытаний поменялся: Пе-8р, уничтожив восемь подводных лодок и шесть транспортов противника, ушли на завод на смену двигателей, и назад больше не вернутся. Они малоэффективны для такого рода деятельности. Их переоборудуют в стандартные бомбардировщики и передадут в линейный полк. Производство Пе-8 прекращено, завод переходит на выпуск Пе-12 двух модификаций. Пе-12, который проходил государственные испытания в Москве, прилетел к нам, в составе звена, с ним ещё две машины, уже серийные. Бомбардировщик и ракетоносец. В конце июля нами была отмечена активность немцев в районе Маточкина Шара. Там появились немецкие подлодки. По итогам испытаний ракетоносцы имеют сейчас смешанное вооружение на борту: от двух до 4 ракет, 20 глубинных и 16 обычных 250 кг бомб, около 9 тонн нагрузки. Целей для ракет мало. Лишь однажды ребята обнаружили на переходе крупный одиночный корабль и две подводные лодки, которые, прижимаясь к паковым льдам, шли к мысу Желания. Началась 'большая охота'. Вопрос был согласован со Сталиным. Он сказал: 'Пропустите его в лёд и там постарайтесь его остановить'. Наши борта четверо суток, сменяя друг друга, ждали, когда 'Адмирал Шеер' войдёт в лёд. У немцев был самолет-разведчик на борту. В районе мыса Желания лодки встали к припаю, немцы катапультировали самолёт и начали вести ледовую разведку. Наш 01-й успел потопить две лодки в районе Маточкина Шара, а 03-й ещё три у Карских ворот. Всего лодок было задействовано семь. 2 августа был перехвачен и уничтожен 'Кондор', который шёл к 'Шееру'. Наконец, 3 августа 'Адмирал' вошёл в Центрально-Карский массив. Стоит описать обычную для тех мест погоду: сплошная облачность высотой 200-300 метров до нижней кромки, толщина покрова больше трех километров. Под облачностью полярный день, берег окутывает туман. Пригодных аэродромов нет. Лёд слабый, сесть можно только дома. Лыжного шасси нет. Мы выкрутились только потому, что в составе экипажей были такие асы-полярники, как Водопьянов, Ляпидевский, Мазурук и Черевичный. Ну и за счет приводов и приборов, конечно!

Себя мы не обнаружили, так как были над облаками. Когда 'Шеер' прошёл 50 миль, 'ноль первый' ударил бомбами по лодкам у Желания, а затем пустил ракету по 'Шееру'. Довернул на него и по радиолокационному прицелу отбомбился 250 кг бомбами. Палубу и башни такие бомбы не пробьют, но осколками повредят всё, что только возможно на мачтах и надстройках. Водопьянову повезло: потом стало известно, что одна из бомб пробила решётку трубы и взорвалась в дизель-генераторном отсеке, вызвав пожар и уничтожив ГРЩ (главный распределительный щит). Ракета пробила четвёртое машинное отделение, и полностью вывело его из строя. Крейсер зажало во льдах, так как он вынужден был остановить машины из-за аварии на ГРЩ. После восстановления питания, продолжить движение не удалось: произошла подвижка льда и проход, обнаруженный 'Арадо', закрылся. Сам самолёт был уничтожен взрывами фугасок. Началась ледовая эпопея 'Шеера'. Через 4 дня, он вышел на связь с адмиралом Редером, сообщил, что атакован из-за облаков с невероятной точностью. Остался без хода, просит помощи. Из Альтен-фьорда к нему на помощь вышли 'Хиппер' и 'Лютцов' в сопровождении 6 эсминцев. Мы зафиксировали это, и следили за его переходом. Наш флот немцы ни во что не ставили, поэтому рванули на полном ходу напрямую к мысу Желания. 'Хиппер' сходу вошёл в ЦКМ, так как мы пропустили беспрепятственно 'Кондор', который дал ему данные по ледовой обстановке. А 'Лютцов' остался у мыса Желания. Когда до 'Шеера' оставалось 15 миль, Мазурук атаковал 'Хиппер' одной ракетой. Зашёл с другого борта и ударил второй, так как корабль не остановился и начал передачу кодом, затем Мазурук прошёл с кормы и высыпал 250-тикилограммовки. 'Хиппер' встал. Из перехваченных УКВ переговоров стало ясно, что ход он потерял, РЛС выведена из строя первым ударом, но немцы знают, что их атаковали ракетами и бомбами. Видимо, кто-то из сигнальщиков увидел полёт ракеты. Хотя, оба командира считают положение безнадёжным, но, предпринимают усилия по освобождению кораблей из ледового плена, путём подрыва льда зарядами. 'Лютцов' попытался дать ход, но 'Единичка', под командованием Водопьянова, атаковала его всеми 4 ракетами, а возвращавшийся Мазурук добавил ещё две. Тут зашевелились англичане и двинули свою эскадру в направлении мыса Желания. И Сталин дал команду топить всех. В 'Двойку' и 'Четвёрку' загрузили двухтонки с перегрузом, по восемь штук в каждую. После сброса первой же бомбы капитаны первого ранга Хартманн и Меендзен-Бокен, дали SOS и сообщили о капитуляции. А вице-адмирал Кюмметц назвал их трусами! Сам он сохранил восьмиузловой ход, и ещё час оставался на плаву, пока 'двойка' Ляпидевского двумя бомбами не поставила окончательную точку в его карьере.

К нам прибыл адмирал Кузнецов, который взял на себя командование операцией по пленению экипажей двух 'карманных линкоров', вызволению их изо льда и буксировки в Молотовск. По дороге, он решил лично поблагодарить и поздравить лётчиков отдельной группы с удачной операцией. А мы готовились к удару по Хаммерфесту. Разведотдел Карельского фронта, наконец, получил данные агентурной разведки о месте стоянки 'Тирпица'. Он стоит в гавани Хаммерфеста под скалой у аэродрома. На длинных тросах установлены маскировочные сети. Немцы пригнали три плавучих дока и собираются ввести линкор в них. Сведения достаточно достоверные. Человек, передавший их, давно работает с нашей разведкой. Но, доставка сообщения заняла много времени. Вокруг Хаммерфеста три крупных аэродрома немцев. Почти одновременно с Кузнецовым, прилетел вице-адмирал Головко, с которым в прошлый раз у нас не всё сложилось. В этот раз, он не вмешивался в работу, наоборот, помогал её проводить, и был всегда во взаимодействии. Поэтому, на вопрос Кузнецова о том, насколько хорошо помогает нам флот, я ответил положительно. Кузнецов задал вопрос, почему мы не объявляли о победах над подводными лодками?

— Не было необходимости, товарищ адмирал. Если бы мы объявили об этом, надводные корабли не вышли бы в рейд. Требовалось выманить их в море, так как искать их днём над Норвегией небезопасно. Особенно на новых машинах. Сейчас испытания завершены, есть успех, будем развивать его. Осталось найти стоянку 'Шарнхорста'. Но, он где-то южнее. А скалы в Норвегии крутые и дают многочисленные радиолокационные тени. Сегодня готовимся атаковать 'Тирпиц'.

У машин, действительно кипела работа. Всем машинам подвешивали двухтонные бомбы. Для этого у ракетоносцев снимали задний барабан. Две в люк, две под крылья. И две ракеты с осколочно-фугасной БЧ, чтобы подавить немецкие РЛС флак-дивизионов.

— Облачность не помешает?

— Нет, поможет. Если что, нырнём в неё.

Мы прошли в штаб группы, большую землянку с хорошим перекрытием, и там показали маршрут: из Оленьего до Кваненгена, там поворот на Хаммерфест.

— Зачем такой большой крюк?

— Тут по пути следования только один аэродром противника. По нему ударит 2 гвардейский. Нанесёт удар под облаками. Мы пройдём незамеченными. Дальше будем находиться вне зоны действия РЛС противника. Затем ложимся на курс, которым стоит 'Тирпиц', согласно данным разведки. Есть семь точек, где можно выполнить обсервацию, и точно привязать все к навигационной и радиолокационной картам. С этой стороны 'Тирпиц' скалами не прикрыт. У Альтен-фьорда снизимся до нижней кромки облаков, чтобы уменьшить рассеивание. Первой пойдёт 'двойка', следом 'единичка', если обнаружит радар, отстреляется по нему. Затем 'четверка' и 'тройка'. Вероятность того, что попадём по 'Тирпицу', и не одной бомбой, достаточно велика. На 'тройке' есть ОФБ-100 в носовом люке. Это 'подарок' аэродрому в Хаммерфесте. Он на горе, почти параллелен стоящему 'Тирпицу'. Плюс, если данные не верны, то с этой стороны будем хорошо просматривать всю гавань. Если облаков не будет, значит, снижаться не будем. И есть вероятность того, что этот сектор РЛС противника не просматривается, антенн кругового обзора у них нет. — доложил штурман группы Аккуратов.

В этот момент начали запускать моторы 'Ил-4' и истребители прикрытия. Начался 'рабочий день'. Несмотря на планы, оба, командующий и нарком, остались на аэродроме в ожидании результатов. Алакурти прошли без помех со стороны противника. Под облаками шёл жестокий бой между немцами и нашими. Все машины набрали 12000 метров, собрались в плотную коробочку. О чём и доложили условным сигналом.

— Теперь полтора часа ждать, товарищи адмиралы. Ещё один аэродром у немцев только в Серк-Йозене. Наши будут обходить его за сто двадцать километров.

Принесли обед, Головко что-то сказал адъютанту, тот принёс ему портфель. Оттуда он достал бутылку с золотисто-синей этикеткой 'Navy Rum'.

— Вот, Николай Герасимович, адмирал Фрейзер презентовал.

— Его ж матросам выдают!

— Он сказал, что его пьют все на Ройял Флиит.

— Ну, давай попробуем. Что он сказал по поводу трех линкоров?

— Спросил, почему его не дождались, а утопили 'Лютцов'.

— И что Вы ответили?

— Что рассмотреть повреждения возможности не было, поэтому опасались, что, как и 'Тирпиц', починится и уйдёт в последний момент.

— Да, нормально, и резонно. Что ещё говорил?

— Хватит ли у нас сил довести капитулировавших немцев до базы?

— У немцев ситуация безвыходная, выводить корабли из строя мы им запретили, под угрозой того, что оставим их зимовать на льду. 'Красин', 'Сталин' и 'Сибиряков' идут к мысу Желания вокруг Новой Земли. Так что, сил и средств хватит. Ну и 'особая группа' поможет проследить, чтобы немецкие лодки не прорезались.

— У немцев есть база на Новой Земле. Это явно! Где-то в Маточкином Шаре. Уже три лодки там уничтожили. Не просто так они туда бегают. — сказал я в ответ.

— Слышал, Арсений Григорьевич? Готовь десант и проверь там всё! Гитлер точно даст приказ потопить корабли, как только вылезут изо льдов.

Пришёл сигнал о повороте на Хаммерфест. И второй, что погода снизиться не позволяет. Большие разрывы в нижней облачности, перестраиваются в колонну. Над Хаммерфестом светило солнце, бомбили с высоты 11000 метров, за 8 минут до сброса первых бомб, 'единичка' выпустила ракеты по начавшим работать РЛС и высотомерам противника. 'Тройка' сделала зигзаг влево на 500 метров, запустила две ракеты по пятну в гавани, и пошла прямо на аэродром противника.

Шедший замыкающим в колонне, он наблюдал и за результатами работы троих товарищей.

— Вижу! Вижу 'Тирпиц'. Вижу накрытие! Второе! Есть третье! Работаем по стоянкам и капонирам!

После этого группа собралась на 13500 метров и пошла в сторону облачности. Спрятавшись за неё и убедившись, что пилоты взлетевших 'Мессеров' не могут набрать такую высоту, довернули на аэродром. Головко поднял полковой оркестр, который встречал возвращающуюся группу. Кузнецов позвонил Сталину, и, после разговора с ним, передал распоряжение Верховного: мне возвращаться в Москву, передав командование полковнику Ракову.

Сталин читал мой отчёт, а я сидел под пристальными взглядами Шапошникова, Василевского и Берия. Закончив чтение, Сталин отложил отчёт в сторону, взял ещё одну папку, вытащил оттуда бумагу и протянул мне.

— Читайте!

Это было письмо Черчилля, писавшего о недопустимости нарушения установленных зон ответственности, внесения хаоса в действие Royal Navy, о нарушении этики Объединённых Наций, и требование: передать технологии, с помощью которых нанесён такой ущерб кригсмарине. В противном случае, он будет настаивать на прекращении действия Ленд-лиза для СССР. Пробежав глазами, я вернул бумагу Сталину.

— Вы не дочитали до конца!

— Я прочёл всё. Он прекрасно понял, что его флот будет также разгромлен, как и гитлеровский, потому, что имеет такую же уязвимую структуру, и лишён авиационной поддержки в момент выполнения операций. Наличие трех легких авианосцев, с самолётами недостаточной высотности, его не спасёт.

— Ну и что прикажете делать?

— Лететь в Вашингтон. Необходимо показать, что он находится в зоне действия нашей авиации. Вы не могли бы сказать, в каком состоянии готовности находится проект 'РДС'.

— Через месяц пускаем первый реактор-накопитель. — ответил Берия.

— Тогда, стоит передать японцам, что их коды читаются американцами.

— То есть, товарищ Букреев, Вы хотите не замять вопрос, а обострить его? — спросил Сталин.

— Товарищ Сталин! На сию минуту, мы имеем самую боеспособную армию в мире, и совершенно слабую экономику. Но, она способна производить боевую технику в массовых количествах. Простую и эффективную. Кроме того, у нас есть несколько модернизированных заводов, производящих технику, которой ни у кого, пока, нет. Есть огромные проблемы с персоналом, который способен управлять этой техникой. В отчёте написано, что овладение этой техникой идёт с огромным трудом, массово производить её мы не можем. Просто не хватит персонала для её использования. Для подготовки персонала нам требуется время, довольно значительное. Почему мы всячески планировали операции так, чтобы не вступать в прямое столкновение с противником? Для того, чтобы не терять имеющийся персонал. Нам, ещё, требуется около полугода, для того, чтобы реально подготовить всего полк таких машин. Дальше пойдёт быстрее, но не очень. Общий уровень образования у нас очень низкий. В основном, 7 классов, закончившие 10 классов, после краткосрочных курсов, становятся командирами во всех войсках. А нам на должности техников, командиров огневых установок и стрелков-радистов требуются, как минимум, именно они, так как они знакомы с физикой, и могут себе представить, как работает эта техника. Но сейчас в стрелки набираются люди с минимальным образованием. Во-первых, большие потери, во-вторых, в основном, на всех машинах ВВС, турели имеют ручное управление, кроме Пе-12. Необходимо уравнять техников, командиров огневых установок и стрелков-радистов на Пе-12-ых с командным составом, чтобы привлечь сюда способных, образованных, хотя бы по минимуму. Требуется ускорить обучение техников и стрелков.

— Мы учтём Ваше замечание, но почему в таких условиях Вы стараетесь обострить ситуацию?

— Потому, что у наших союзников сейчас сложилось совершенно другое мнение: вооружения, на голову превосходящие их собственные, у нас имеются, мы свободно ими овладели и используем с максимальной эффективностью. Без потерь справляясь со сложнейшими задачами. О наших проблемах с кадрами они не знают! Америка может поддержать Черчилля, если будет чувствовать себя в полной безопасности. Если показать им, что мы вполне можем работать по их территории, то они будут принимать гораздо более взвешенные решения.

— А не случится так, что наоборот, они ещё больше испугаются и прекратят оказывать нам помощь?

— В течение 41-42 года мы получили по Ленд-лизу вооружений на целую армию, и сейчас в пути находятся два крупных конвоя. Даже если Роял флиит их бросит, мы в состоянии защитить конвои. У нас в том районе 4 борта Пе-12. Разведку Лофотенских островов мы провели. Аэродромы противника нанесены на карту, и могут быть атакованы в любое время. Двух 16-тонных машин вполне хватит. Если что, перебросим туда ещё и Пе-8м. А два Пе-12р обеспечат уничтожение любых лодок, как немецких, так и английских. Но, необходимо послать кого-то на Пе-12 в Америку, минуя Англию.

Сталин заглянул в блокнот, закрыл его.

— Да, завтра в Казани заканчивает испытания шестая машина. Обратите внимание, товарищ Букреев, что, обещанных Вами 10-12 машин в месяц, завод не производит. Пять машин ушло в брак!

— Это неизбежно, товарищ Сталин. Требуется время, для того, чтобы рабочие научились производить операции без брака. А ОТК научился корректно производить контроль изделий. Вернусь, займусь этим вопросом.

— Нет, товарищ Букреев, Вам, пока, предоставляется отпуск по семейным обстоятельствам. Получите у товарища Берия допуск на объекты 'РДС'. Вы мне обещали кое-что. Кроме того, командование Военно-Морским флотом, по итогам двух операций, ходатайствует о присвоении Вам звания контр-адмирал. Соответствующий приказ я подписал. Поздравляю, товарищ контр-адмирал. Коллектив 22 авиазавода, КБ Петлякова и Вы, лично, представлены к Сталинской Премии этого года за создание, строительство и успешные испытания нового стратегического бомбардировщика. Вы, непосредственно, включены отдельно, так как принимали активное участие в создании и испытаниях изделия 3М-14 двух модификаций. Так как Вы не были включены в состав лауреатов по этой тематике, ГКО СССР принял решение провести Вашу кандидатуру отдельно по обеим тематикам.

'Мда! Мой 'скверный характер' списан за ненадобностью!'

— Служу Советскому Союзу, товарищ Верховный!

— Займитесь тем, о чём я Вас просил. Возьмите заводской самолёт. Если посчитаете, что 'объекту' требуется отдых и смена обстановки, сейчас свободна Госдача номер 2 в Ялте.

'Ого, вот это почести! Что там Светлана замутила?'

Заехал в кадры ВМФ, оттуда позвонил на завод, потом в ателье при Военторге, подобрал форму. Заводской Пе-8 сейчас на Севере, повёз какие-то запчасти в Оленью, будет завтра на Центральном. Я заехал на Лубянку, получил пропуска на пять объектов, уточнил, где находится Светлана. Подал заявку на перелёт. Надо где-то переночевать, решил поехать на Печатников, ключи у меня есть. Тут давно никого не было. На подоконнике много пыли, вода в собачьих мисках высохла полностью. Лето в этом году жаркое. Открыл окна проветрить комнаты. Немного свежести не помешает. Позвонил дежурному, сообщил, где нахожусь, и лег спать, хотя спать не особенно хотелось. Немного поворочавшись, всё-таки, уснул. Разбудил меня звонок: Поскрёбышев.

— Вы где?

— На Печатников.

— За Вами сейчас вышлют машину. — и повесил трубку.

Через 15 минут внизу послышался шум машины. Едва я вошёл в приёмную, Александр Николаевич сделал подгоняющий жест рукой. Вошёл, доложился.

— Хорошо, что не успели улететь! Пришло сообщение от капитана парохода 'Донбасс' Павлова, что англичане открытым текстом подали команду силам сопровождения оставить конвой, конвою рассредоточиться. Немедленно на Центральный, и в Оленью. Четыре машины дополнительно вылетели туда. Промедление смерти подобно! Действуйте. Вот Ваши полномочия. Конвой сейчас прикрывает единственный американский тральщик. Указания Ракову мы дали, но поручаем проводку этих двух конвоев Вам. Это ответ английской стороны на наш отказ передать технологии.

— Кто-нибудь в США вылетел?

— Да, полчаса назад, после согласования с Вашингтоном и Гарриманом, вылетел Нарком Молотов. Гарриман находится в том же самолёте.

— Разрешите идти?

— Вылетайте немедленно, товарищ Букреев. Действуйте продуманно, но решительно.

Машина ждала у дворца, через 10 минут я был у прогревающего моторы Пе-8. Мне дали куртку, меховые штаны, которые я одел уже в полёте. Прошёл в радиорубку и дал РДО Ракову, передал приказание Сталина и попросил выйти на связь с 42089. Через 10 минут получил расшифрованный ответ. За это время составил РДО для судов конвоя, в котором написал: 'Конвой PC14 переходит охрану сопровождение Северного флота СССР тчк Командование конвоем принял контр тире адмирал Букреев тчк Все распоряжения приказы командира конвоя капитана 1 ранга Шеффилда считать утратившими силу тчк Распоряжения британского адмиралтейства адмирала Фрейзера исполнению не подлежат тчк Выражаю благодарность командиру тральщика 'Портсмут' приказываю дтчк собрать конвой ордер тчк до поступления особых указаний следовать генеральным курсом 31 тчк Соблюдать радиомолчание тчк Не открывать огонь четырёхмоторным самолётам красными звёздами крыльях тчк Пределах прямой видимости этих самолётов связь 16 канал тчк Контр тире адмирал Букреев тчк GWU тчк'.

Ракову передал: немедленно нанести удар по трём аэродромом: Анденес, Лекнес и Будё. Раков передал, что две машины уже давно ушли к Лекнесу и Анденесу, сейчас вышлет 'тройку' с 4 тоннами для попутного удара по Будё. 'Единичка' подходит к конвою, имеет топлива на 10 часов патрулирования. Пойдёт на малой высоте и попробует помочь 'Портсмуту' собрать конвой.

Почти рассвело, полярный день начинает идти к концу, но ночи ещё короткие. Чуть в стороне от ВПП стоят четыре не закамуфлированные машины. Там идёт покраска. Иду в штаб. Раков, с красными от бессонницы глазами, протягивает руку.

— Рад видеть, Алексей Николаевич! — и, после того, как я снял куртку, — Поздравляю, товарищ контр-адмирал!

— Спасибо! Радиограмму передали?

— Да! Только не поняли, всё на английском.

— Там всего три наших судна: один танкер и два сухогруза. Ничего, радисты английский знают. Новые 'пешки' когда будут готовы?

— 'Пятерка' — через час, её уже закончили два часа назад. Сейчас начнут вешать боеприпасы.

— Сколько ракет на позиции?

— 65. Из них...

— Не надо спецификаций, я их знаю, новых не поступало?

— Идёт литерный.

— Нам понадобится много стокилограммовок. Основная цель — аэродромы противника. Все чётные снаряжать ими. Что по Анденесу и Лекнесу?

— Удар нанесли. Машины ещё в воздухе. 'Тройка' отбомбилась по Будё, но за результат не ручается. На площадках машин не было.

В этот момент принесли РДО с 'Единички': веду воздушный бой 9 'юнкерсами' тчк обнаружил завесу 200 км северо восток зпт работаю тчк требуется досрочная смена тчк Водопьянов

— Давайте я схожу! — предложил Раков.

— Нет, Василий Иванович, сейчас спать, пойдёте на 'шестёрке', через четыре часа на Будё. Идите спать.

Постепенно картина вырисовалась. Мне позвонил Кучеров, сообщил, что в Североморске в штабе 'Север' RF появилось полное непонимание ситуации: есть нормальные офицеры, которые с первых дней на Северном флоте. Они в полном недоумении. Есть ребята, которые хитро улыбаются, но у Степана Григорьевича есть схема расположения сил и средств английского флота на 17 часов вчера.

Вспомнил, что забыл закрыть окна в квартире, поэтому запросил по ВЧ Громову.

— Она отдыхает, просила не беспокоить.

— Передайте ей, что оставил открытыми окна в квартире на Печатников...

— Я соединяю, есть указания.

Спустя некоторое время послышался голос Светланы, сонный и недовольный:

— Слушаю, Громова!

Я повторил сообщение.

— Ты где?

— Улетел на Карельский фронт из Москвы, не думал, что это будет так срочно. Поэтому окна оставил открытыми.

— Сам знает, где ты?

— Конечно.

— Где собаки?

— В Казани.

— Хорошо, что позвонил. Извини, спать хочу. Увидимся! — и повесила трубку.

А я, на 'пятёрке', вылетел в район конвоя. Надо успокоить людей и посмотреть всё на месте, что происходит. Судя по тому, что говорил Сталин, он очень обеспокоен случившимся, и он не очень верит в успех дела. По ходу движения выполнили пуск по какой-то цели. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Навстречу, на высоте 13000, возвращается 'единичка'. РДО с неё: 'Израсходовано 8 ракет, 80% имеющегося боезапаса к пушкам. Сбито шесть 'юнкерсов-88'. Над конвоем 'тройка', девяти судов нет, ушли на Север. Г-м Водопьянов.' Связались с Мазуруком, отбивает атаку двух девяток 'Юнкерсов', просил ускорить движение, по возможности. Из Оленьего сообщили, что три машины пошли бомбить аэродромы на Лофотенах. Штурман произвёл ещё один пуск ракеты.

— Куда стреляем?

— Вот сюда, товарищ контр-адмирал. Судя по величине отметки: подводная лодка.

— Да, 'Тигрис', Ройал Флиит.

— Их просили, сегодня, выйти из зоны действия и с пути следования конвоя, товарищ адмирал. Имею чёткие указания.

— Действуй, но экономь боеприпасы. Мы вряд ли здесь будем идти с конвоем.

Подходим к конвою. Он уже напоминает конвой: идут тремя колоннами, в ордере 31 вымпел. На одном из судов пожар, но двигатель работает, к нему подошел тральщик, пытается помочь. Флаг — британский. Запросил его по УКВ

— The minesweeper near firing vessel, answer to zero fifth!

— Низ Мэйджестриз шип 'Айршир', лефтэнент Грэдвелл. Энд ю?

— Гуд джоб, лефтэнент. Ай эм реа адмирал Букреев, Ностерн флиит, коммандер оф зис конвой.

— Йес, сё!

— Увэр из зе Ю Эс Эс 'Портсмут'?

— Ин зе хеад оф ордер, сё!

— Зеро Фифс то 'Портсмут'! Лефтэнент Рэдмоунт хеа! — видимо Редмоунт намолчался, вопросы от него посыпались, как из ведра. Пришлось оборвать его.

— Куда пошли суда, вышедшие из ордера?

— На север, ближе ко льдам.

— Сколько?

— Девять.

— 'Айршир' и 'Портсмут', доложите, сколько у Вас топлива?

У 'Айршира' топлива оказалось больше.

— Вам выйти из ордера и следовать курсом 15. Мы пошли искать суда.

С судов увидели, как у нас запустились зафлюгированные крайние двигатели.

Сбежавшие суда были обнаружены в Гренландском море. Они не знали, что посёлки на Шпицбергене ещё весной были уничтожены немцами. Пришлось 'уговаривать' их стрельбой из пушек поперёк курса. После этого, восемь судов легли на курс сближения с конвоем. Одно судно мы так и не обнаружили. Вернувшись к конвою, увидели самолёт Водопьянова, который успел пополнить боезапас, дозаправиться и вернуться. Отпустили Мазурука, разошлись по обе стороны от конвоя.

В конце следующего дня со стороны Мурманска подошли четыре эсминца: 'Гремящий', 'Громкий', 'Грозный' и 'Урицкий'. Тут же встали под борт танкера 'Краснодар'. Оставив одну машину над ордером, сам пошёл к конвою РС-15. Тот ещё не вошёл в зону действия немецкой авиации, и четырём американским эсминцам удавалось сохранять дисциплину в строю. Одно судно было торпедировано вчера. Где-то бродит недобитая немецкая лодка. Степанов начал описывать круги над конвоем, а я переговаривался с американцами. Новость, что во время 'смены караула' мы потеряли только два судна, и одно было повреждено, было встречено радостными щелчками радиостанций и, иногда, не совсем трезвыми голосами 'торгашей'. У людей появилась надежда. А после запуска ракеты по немецкой лодке, всплывшей за кормой конвоя, чтобы обогнать его, и полученного подтверждения, что в 30-милях от места залпа подобрали несколько немецких подводников, у людей была уже не надежда, а уверенность в том, что они дойдут до Мурманска и Архангельска. Американцы продолжали охранять конвой, несмотря на то, что британский флот ушёл. Небольшой конвойный авианосец выпускал 'даунтлессы' и 'авенджеры', которые вели воздушную разведку и боролись с подводными лодками противника, хотя и не так эффективно, как наши 'пешки'. Крупных кораблей противника уже не было. Густой дым из труб многочисленных кораблей конвоя высоко поднимался в небо. Конвой шёл к Медвежьему, несмотря на то, что англичане ушли.

Фотографии, полученные после бомбардировки Будё и Лекнеса, показывали, что 5-му воздушному флоту нанесен огромный урон. Норвегия страна горная, аэродромы тут на вес золота. За всё время проведения операций на Северном флоте, мы бомбили только Хаммерфест, и то, не в полную силу: сотками из носового люка ракетоносца. Сейчас, после прибытия пятой новой машины, у нас, наконец-то, полнокровная эскадрилья. Бомбежки велись с большой высоты, где наши самолёты были недосягаемы как для зениток, так и для истребителей противника. Безнаказанно борта подходили к любому аэродрому и разгружали на него 16 тонн бомб каждый. Основательно пробежавшись по всему норвежскому побережью, мы практически уничтожили всю немецкую авиацию на Севере, за исключением нескольких истребительных штаффелей, находившихся в Карелии и на юге Норвегии. Активность 'птенцов Геринга' быстро сошла на нет.

'Кризис Ленд-лиза' кончился: прилёт Молотова и Гарримана в Вашингтон поставил жирную точку на потугах Великобритании. В своё время американцы отказали нам в поставках тяжёлых бомбардировщиков. Мы сделали свои, гораздо большей дальности, гораздо большей грузоподъёмности, и обладающих непревзойдённой точностью нанесения ударов. Как по площадным, так и по точечным целям. Мы вывели из строя четыре крупнейших корабля Гитлера, не потеряв ни одного самолёта, ни одного человека. Два из них: захвачены и ремонтируются в Молотовске. А ещё один, 'Петропавловск', бывший 'Лютцов', в Кронштадте прошёл ходовые испытания и вошёл в состав Балтфлота. Адмирал Фрейзер вышел обратно из Скапа-Флоу, и начал патрулирование в своей зоне ответственности. На шестой день РС-15 прошёл Медвежий и вошёл в нашу зону ответственности.

Операция подходила к концу. Тем неожиданней прозвучало по телефону предложение Головко и Фролова поддержать наступление на Петсамо и Киркенес. Мы нанесли три удара: по аэродрому Луостари, по Лиинахамари и самой Печенге. Фронт, с 41 года замерший на реке Западная Лица, был прорван при помощи огнемётных тяжёлых танков и в течение суток переместился к реке Титовка. Затем 126 стрелковый корпус обошёл немцев и ворвался в Луостари, соединился с 99 корпусом и овладел Петсамо, старинной русской Печенгой. Двадцатый армейский корпус генерала Ван дер Хоопа оказался в окружении под полуостровом Рыбачий. Портовые сооружения в Лиинахамари, и береговые батареи немцев, были уничтожены с воздуха, затем Северный флот выбросил там морской десант и в два дня зачистил посёлок от немцев. Ван дер Хооп не сдавался, немцы оказывали отчаянное сопротивление, но наше наступление на Никель и Киркинес успешно продолжалось. В этот момент, 20 сентября, мы получили приказ перебазироваться в Пушкин. Голованов передал, чтобы перелёт осуществлялся днём, обещал хорошую погоду. Маршрут должен был пролегать над территорией Финляндии. Нанести дневной удар по порту Хельсинки и железнодорожной станции в центре города.

Идём на 12000 к столице Финляндии. Целей для нас там маловато. Но Голованов уточнил: бомбить нужно только военно-промышленные объекты, по жилым зданиям удара не наносить. Дело политическое. Командиров и стрелков-бомбардиров я предупредил, что разрешено ударить по причальным сооружениям, кораблям и железнодорожным станциям. Раз десять финские истребители пытались нас перехватить, но не дотягивались. Один 'Спитфайр' смог подняться до 11500, но не смог подняться выше и отстал от нас. Погода, действительно, безоблачная, видимость: миллион на миллион. Тем страшнее. Радиолокаторов у финнов не наблюдается. Два раза внизу возникали разрывы зенитных снарядов. Вот и Хельсинки. Распределили цели. Суммарно на бортах 140 тонн бомб. Далеко внизу разрывы зениток. Сброс по Узловой, сброс по порту, эскадрилья распалась, работаем по судам у причалов и на рейдах. Собрались над северной окраиной города, и пошли на Пушкин, ещё раз пересекая зону ПВО противника.

В Пушкине для нас подготовлены стоянки и нормальные кровати в нормальных коттеджах! Первый вылет произвели на Клайпеду, бомбим порт и причалы. Два судна прихватили в канале и утопили их на фарватере. Во время второго налёта, на Кенигсберг, ребята обнаружили 'Принца', но ударили по нему только 4 ракетами, остальные были снабжены осколочно-фугасной БЧ. Вернувшись, подвесили тяжелые бомбы и ракеты с кумулятивной БЧ. Несмотря на то, что оставалось мало тёмного времени, ушли обратно. 'Ойген' был атакован в канале на выходе из Кенигсберга и запечатал собой выход из канала. Финляндия объявила перемирие и вышла из войны, сняла осаду полуострова Ханко. Балтийский флот перешёл в Хельсинки, и приступил к тралению фарватеров для перехода в Рижский залив. Помимо наших мин, здесь было огромное количество немецких, Финский залив напоминал 'суп с клецками'. В последнем налёте на Кенигсберг, наших пытались атаковать какие-то самолёты. Видимо, немцы решили проблему с высотностью. Но, у наших, пока выше скорость и манёвренность на этой высоте. Тем не менее, у противника появились машины, способные атаковать нас на высоте 13000 метров. К сожалению, через неделю после потопления 'Принца Ойген', меня отозвали в Москву. Группа перешла под командование Голованова. Раков, принимавший участие в создании и планировании всех операций группы, назначен её командиром. Группа в надёжных руках опытнейшего лётчика.

Сталин ничего не забыл, даже про отпуск, но посетовал, что в связи с изменившейся обстановкой, может предоставить максимум три дня.

— Требуется увеличить высотность машины, товарищ Букреев. Противник не стоит на месте. По агентурным данным, используется водно-метаноловая смесь для повышения высотности. Может быть нам стоит воспользоваться аналогичной схемой?

— Для дизельных двигателей? Этим мы уменьшим срок службы двигателя, уменьшим бомбовую нагрузку и усложним конструкцию, и без того, очень сложного и дорогого самолёта. Почему такая спешка?

— Товарищ Жигарев предоставил независимое обоснование того, что в ближайшее время временное превосходство Пе-12 над машинами Люфтваффе будет утеряно. Что последние бои показали возросшую значимость бомбардировщиков Пе-12б, и низкую эффективность Пе-12р!

'Вот это да! Спасибо партии родной, что отобрала выходной!'

— Я могу поинтересоваться, товарищ Сталин, на каком основании он сделал такое заявление? Насколько мне известно, мы не передавали ему никаких отчётов о работе и не входим в ВВС.

— Его люди тоже занимаются анализом!

— На основании каких данных? ОБС?

Сталину явно не нравился мой тон, но он решил попробовать меня на зуб. Понятно для чего это делает: хочет убедиться в том, что я крепко стою на ногах. Голованов сейчас под Палдиски, принимает аэродром Сууркюль, где закончили укладку бетонной полосы. Там планируется разместить отдельный полк АДД.

— Вы хотите сказать, что самолёт не нуждается в модернизации?

— Да! Максимум, что требуется: разместить ещё одну РЛС заднего обзора. Место под неё зарезервировано. Что касается Пе-12р: каждая эскадрилья должна иметь в составе минимум две такие машины для подавления ПВО противника, и атаки крупных и важных объектов: мостов, судов и кораблей, радиостанций. Привлечение для анализа посторонних лиц, не имеющих полной информации по боевой работе, всегда будет приносить необоснованный вариант решения.

Сталин подумал, походил, дымя трубкой.

— Может быть, Вы и правы, товарищ Букреев. Может быть! Мы посмотрим, что будет предпринимать противник. Хорошо, езжайте в отпуск!

Наши приготовления в районе Риги не остались незамеченными немцами, к тому же они имели здесь довольно много агентуры. Но, основной удар был подготовлен не здесь, а под Киевом! Будённый ударил в направлении Одессы, как только стало известно, что часть авиации немцы перевели на Север и под Ригу. С плацдармов под Запорожьем и Одессой ударили Софронов и 5 армий 1-го Украинского под командованием Малиновского. Опять горит хлеб на Украине, столбом стоит пыль и дым от разрывов снарядов и бомб. В воздухе черно от самолётов. Удара такой силы противник не ожидал. Его бронетанковые войска не выдерживают ударов новых Т-44, Т-54 и ИС-3. Большое количество качественной автотехники, поставленной из Америки, окончательно опрокинуло чашу весов в нашу сторону. Мы, теперь, решаем где, как и когда завязывать бой с противником. На восьмые сутки наступления перерезана единственная железная дорога под Уманью. Шорберт, Домитреску и Константинеску, теряя людей и технику в знойных степях Украины, пытаются выйти из-под ударов трех танковых клиньев. Рунстедт дал команду отводить войска к старой границе. Удержаться на Днестре ему не позволил Софронов. Но, я слушал эти новости 'СовИнформБюро' в Челябинской области и в Крыму. Летел туда с комфортом! Заводчане переделали один Пе-8м в пассажира. 14 посадочных мест, буфет для дальних перелётов, стюардесса. Правда, частично сохранено вооружение в носу и в корме, на всякий случай. Самуил Яковлевич сказал, что от Правительства получен заказ на три пассажирских самолёта Пе-12 повышенной комфортности. Но выпуск состоится не раньше, чем через четыре месяца. Но, их уже поставили на сборку. В Казани забрал соберов, и полетел дальше, в Снежинск. Предстоял довольно тяжёлый разговор со Светланой. У меня не было желания признавать себя виноватым в том, что произошло 8 месяцев назад. Это, конечно, нахально звучит, но я смог доказать, что я был прав, и, с полным правом, ношу и Звезду Героя, и орден Суворова II степени. Да и контр-адмирала тоже, не за красивые глаза, получил. Оказалось, что я накручивал себя напрасно.

— Что, прилетел похвастаться? Всем всё доказал, всем нос утёр? Я уже наслышана, мне все уши прожужжали: 'Ваш муж!!!...' И сплошные дифирамбы! — насмешливо спросила Светлана. — Что ты там придумал?

— Бомбардировщик с дальностью 14000 км.

— Их же сделали только в 53?

— А я не стал ничего копировать, скрутили два ЦИАМ-30, сделали их двухтактными, с вихревой продувкой, выиграли по весу почти 300 граммов на силу, и получили расход 125 граммов в час на лошадь. Плюс, он плоский, и его удалось полностью утопить в крыле. На взлёте и в перегрузе работают 4 двигателя, в крейсерском режиме — два, как у 'Ориона'. Ну и несущую обшивку применили.

Светлана подошла ко мне и поцеловала.

— Всегда считала тебя замечательным инженером, вот только, зачем ты форму одел?

— Не любишь ты военных!

— Да, ты — единственное исключение, но ты — потомственный. Горбатого могила исправит. Что прилетел?

— У меня отпуск, прилетел забрать тебя и собак в Крым, в Ялту, на Госдачу номер два. Приказ Сталина!

— Без меня меня женили? У меня два дня назад был физический пуск накопителя! Ты чем думал, когда просил об этом его?

— Я просил? Ничего подобного! Мне приказали обеспечить тебе полноценный отдых! Отказываться здесь не принято.

— А сам-то чего?

— Ну и сам, тоже, приглашаю тебя в отпуск! Надеюсь, что в этот раз меня никуда не переместят, без моего согласия!

— Ну, ты и злыдень! Пойми, у меня не на кого оставить всё это!

— Ты сама себе врёшь! Все справятся! А если нет, то ты никудышный 'рукой водитель', у которого даже толкового зама нету.

— Да есть, есть у меня заместитель и не один. Тут ты прав!

— А я всегда прав, а если я не прав, то смотри пункт 1.

— У меня купальника нет!

— А где он?

— В Москве.

— Значит, летим через Москву. У нас — персональный самолёт.

— Как это?

— Заводской, но имеет указания доставить нас туда и обратно, маршрут не указан.

К вечеру были уже на Центральном. Там стоял наш 'Мерс', который перегнали с завода, поэтому мы со Светлана съездили домой, собрались, а я успел ещё и получить последние новости из 'первых рук' и про наступление на Украине, и про перебазирование в Эстонию. Светлана собралась довольно быстро, мы прихватили всё для отпуска. Тем более, что с отпуска всё это и начиналось. Экипаж с некоторым удивлением рассматривал наше оборудование, но погрузили всё быстро.

На самом деле в Крыму не всё так спокойно, как хотелось бы. Немцы довольно близко: в Херсоне, поэтому и диверсантов выбрасывали, и налёты совершали. Итальянцы устраивали рейды торпедных катеров, была попытка проникнуть в Севастопольскую бухту и установить мины. Совсем недавно в горах был ликвидирован партизанский отряд немцев, в котором было много татар. Сейчас немцам немного не до Крыма, но, тем не менее, Берия выставил усиленную охрану дачи номер два, пока мы здесь отдыхали. Это, правда, лишило нас возможности походить по окрестностям и поохотиться, потому, что все выходы превращались охраной в боевую операцию! Какая тут охота! Зато, успел посетить судоремонтный завод и запустить производство аквалангов, в том числе и для защиты Севастопольской бухты. Плавать, как я, часами, Светлана не любит, а вот полежать на солнышке... Хлебом не корми! Под умные книжки очень хорошо засыпает! Естественно, сгорела, чуть ли не в первый день. Соберы наносились, накупались, наездились в катере, стали чёрными, как смоль. В один из вечеров состоялся занимательный разговор. На вопрос: 'Почему ты никак не прореагировала на наше расставание?', Светлана ответила:

— А его не было!

— Как так, не было?

— Ну, ты же не спрашивал: как мы здесь оказались?

— А что спрашивать? Ты бы наговорила кучу терминов, в которых я плаваю, и всё!

— Вот и зря. Если упрощённо, то это не мы, а наши копии. Мы, как были в своём времени, так и остались. Ловили рыбу, наверное, починили крышу и уехали обратно в Питер. К сожалению, мои надежды, что будет связь между копиями и оригиналами, не оправдались. Я исследовала свою кровь. Внешне всё в полном порядке, все функции она выполняет, но, я не смогла обнаружить ни одного атома. Собраны из каких-то частиц, напоминающих нейтрино. Вокруг нас имеется силовое поле, оно состоит из того самого обнаруженного мною в 10 году излучения. На биообъекты мы не влияем. Безвредны.

— А собаки?

— Такие же! Ты обратил внимание, что ни одного щенка нет, ни у нас, ни в округе, а у нас четыре кобеля и две суки. А ген HR — доминантный. В Снежинске я видела, как Тилька крыл суку, дворовую. Щенки у неё были, но от других собак: ни одного голого!

— Интересное кино! Как так могла получиться?

— Не знаю! Но заниматься этим вопросом сейчас не время. Просто я боюсь, что в любую минуту это может кончиться. Вполне вероятно, что мы — ходячие бомбы. И наши вещи — тоже. Такой вариант тоже возможен. Поэтому, как только закончится война, я займусь этим вопросом. Ты обратил внимание, что у меня не прибавилось ни одной морщинки, ни одной сединки. И у тебя тоже. Хотя работаем, как волы, недоедаем, недосыпаем, и не пользуемся косметикой, почти. Кстати, она у меня кончается.

— Бррр! Ужас какой!

— Вот-вот! Пока мы жили вместе, я об этом как-то не успевала задуматься, да и работы было невпроворот, а когда расстались, была мысль, что всё кончилось, и надо устраиваться здесь основательно. Вот тогда я и сделала это открытие. После этого я поняла, что связаны мы с тобой гораздо более крепко, чем, даже нам кажется. И я знала, что рано или поздно ты это поймешь сам, или с чьей-то помощью.

— Ладно, пойдём спать, бомба! Секс-бомба!

— Отстань! Кому говорю!... Ладно, ладно, пошли!

Утром я попытался возобновить разговор на эту тему за завтраком.

— Слушай, помолчи, а то весь аппетит испортишь! Я понимаю, почему 'тебя послали'. Я, когда до меня дошло про всё это, пыталась установить собственные пределы работоспособности и так далее. Организм реагировал на отсутствие пищи, воды, сна и демонстрировал это, но на работоспособности это не отражалось. Достаточно было выпить глоток воды, съесть кусок чего-нибудь, лечь в постель и уснуть, хоть ненадолго, все симптомы снимались, как рукой. Видимо, мои опыты не остались без внимания, и Сталину о них сообщили. Так что, мы — хорошие копии, с полной имитацией. Отличить нас от оригинала сложно. Ну вот! Теперь яичницу с беконом будешь есть сам. Иначе меня стошнит. — заявила Светлана, взяла кофе и вышла на террасу.

Несмотря ни на что, отпуск есть отпуск! Во всяком случае, морально отдохнули, побыли вместе, запаслись положительными эмоциями. Никаких звонков среди ночи, никаких проблем на производстве. Светлана тоже привела себя в порядок, подстриглась, загорела, но на восьмые сутки сказала, что всё, пора назад.

— Не обижайся! Всё было замечательно! Ты был сама предупредительность, но, пора и честь знать! Вызывай машину на завтра, будем собираться. Мне, действительно нужно на работу. Собак я заберу всех! Тебе вечно некогда, и ты их бросаешь на чужих людей!

До Москвы летели вместе, я остался в Москве, Светлана полетела дальше. Из квартиры связался с Наркоматом, никаких указаний не поступало. Позвонил Поскрёбышеву.

— У меня никаких данных нет, позвоните через два часа.

Пошёл пройтись, неожиданно заметил за собой 'хвост'. Меня это заинтересовало, поэтому позвонил из автомата в приёмную Берия. Его адъютант отреагировал мгновенно.

— Делайте вид, что Вы ничего не заметили. Медленно идите к Цветному по нечётной стороне.

— Понял! — я повесил трубку перешёл через улицу и пошёл к Цветному бульвару. Минут через 10 услышал звуки борьбы сзади.

— Всё, товарищ контр-адмирал. Взяли! — ко мне подходил один из знакомых командиров 6 отдела. — Мне приказано Вас отвезти домой или куда скажете.

— Домой. Кто он?

— Пока не знаю, не наш. Либо уголовник, либо ещё кто-нибудь.

Всполошился Берия, меня пересадили на другую машину и рядом стал постоянно ездить сержант НКВД, но в морской форме. Сталин распорядился мне выехать на завод и увеличить выпуск машин, плюс модернизировать их оборонительные возможности.

— Вполне вероятно, товарищ Букреев, что очень скоро понадобится использовать их против немцев не только в ночное время.

У немцев машина получила название 'ночная ведьма'. Постепенно мы наращивали удары в ночное время по всей территории Германии. Карты расположения всех заводов рейха у нас имелись. Точные и неотразимые еженощные удары вызывали понятное озлобление в рядах руководителей рейха, особенно, на фоне неудач на южном фланге и Севере. Они пытались с нами бороться, но темнота не позволяла собрать ударный кулак. А одиночный 'Фоккер' Курта Танка, Та-152, несмотря на большую высотность, не мог приблизиться к группе на дистанцию действительного огня. Установка локатора заднего обзора ликвидировала опасность. Гораздо большую опасность представляли тайные переговоры англичан и немцев, слухи о которых усиленно ходили.

Но, у меня, сейчас, другие проблемы: спустили новый план на 4 квартал 42 года. Ежемесячный прирост выпуска: 3 машины. Поэтому основные усилия направлены на реконструкцию 12 цеха 21-го завода. Там денно и нощно идут работы, как в 41 году, когда переделывали пятый цех. Двенадцатый — самый большой на заводе, но, не хватает пунктов ОТК, изношен инструментальный парк, нет нормальной вентиляции, отсутствуют тележки для корпусов и рельсы. Зато 4 мостовых крана, хорошее отопление и достаточное количество воздушных постов для инструмента. Работа кипит, основная нагрузка легла на снабженцев. Это заведомо слабое звено! В СССР, для того, чтобы что-нибудь получить, требуется пуд соли съесть, и кучу бумажек подписать. При этом ликвидировать неточности при составлении взаимных поставок. 'Согласовать несогласуемое'. В итоге, пока работаем 'с колёс'. На складах минимальный запас оборудования и дюраля. Благо, что двигатели идут из соседних цехов. Завод лихорадит, а народ уже привык, что всё налажено и премии стали регулярными. В октябре выкрутились за счёт переборки брака, но и этот резерв исчерпан: остальные три машины проще разобрать на металл, чем заставить летать. Немного выручили технологи, которые предложили снять с них крылья и центропланы. Лишь после трех звонков Шахурину и угрозы, что буду звонить Самому, пришло 12 вагонов с листовым дюралюминием и семь с дюралем в чушках. Второй сборочный запустили на полную мощность в середине ноября. Зачем делать такое количество машин, мне не совсем понятно. Видимо, кто-то решил, действительно, использовать их днём в виде армад, как пытаются действовать американцы из Англии. Там, пока, сплошные потери! Началось это в августе. Первые несколько налётов были относительно успешны, хотя немцы очень саркастически отнеслись к этим бомбардировкам. Бомбардировщики шли под прикрытием Спитфайров, но, после того, как пересекали Канал, Спитфайры начинали разворачиваться назад по топливу. Дальше бомбардировщики шли одни, и, несмотря на мощный оборонительный огонь, крепкий планер и хорошо защищённые двигатели, несли потери, временами до шестидесяти машин в день сбивалось немцами. И это несмотря на то, что у немцев пушки со слабой баллистикой, и они вынуждены стрелять с коротких дистанций, подставляясь под огонь. Наши, пока, действуют исключительно ночью, благо прицелы позволяют достаточно точно поражать цели. Здесь совсем другие условия: в первую очередь, засекается радиолокатор ПВО и туда направляется осколочно-фугасная ракета, которая повреждает антенну радиолокатора. Шесть точек, то есть 12 пушек, могут стрелять вниз и бороться с прожекторами противника. Высота, на которой идёт группа, не позволяет самым массовым немецким зениткам вести огонь, ни заградительный, ни на уничтожение. Могут стрелять только 128-мм пушки, которых очень мало и стреляют они редко. Плотного огня не создать. Прожектора используются для наведения на наши машины перехватчиков противника, но их мало, у них нет локаторов и, опять-таки, они должны подходить на короткие дистанции. Тогда как центральный пост управления огнём засекает их со 100 км, и ведёт их до момента поражения. На такой высоте одна пробоина в плоскости приводит к сваливанию истребителя. Зачем переходить на дневные бомбёжки мне не совсем понятно! Пусть американцы работают! Но, кто-то подзудил Сталина, и нам спустили этот план. Сейчас ехать к нему бессмысленно, так как выпуск машин не налажен. Я не против, как можно быстрее, создать две дивизии таких машин: 6 полков по 27 машин, ну, максимум, 3 дивизии. Это по суммарной грузоподъёмности тысяча В-17! Но, дальше мы упрёмся в то, что ни лётчиков, ни техников, ни стрелков для них нет! И начнутся аварии! А обвинять будут машины и конструкторов. Опять: 'Давай-давай!' Пятого декабря удалось поговорить со Сталиным об этом. На удивление, разговор получился и обстоятельным, и полезным. Он согласился, что иметь больше двухсот машин нецелесообразно: и разместить негде, и людей не напасёшься. Сейчас этого не нужно.

— А подгоняем тебя для того, чтобы теоретически мы могли выпускать 25 машин в месяц. Есть данные, что придётся преодолевать одну очень мощную систему ПВО. Гораздо более мощную, чем немецкую.

— Товарищ Сталин, там требуется не количество, там будет требоваться подавить радиовысотомеры к 127мм зенитным пушкам. Для этого нам понадобятся планирующие бомбы с самонаведением. Они дешевле ракет.

— Кто может сделать?

— Расплетин. Он опыта поднабрался и увлекается радионаведением.

— Это хорошо! Озадачим товарища. А почему, всё-таки, не показать днём нашу силу противнику? В Финляндии это хорошо сработало!

— Ну, ещё Суворов по этому поводу хорошо сказал: 'За одного битого двух не битых дают!'. Сейчас 'ночные ведьмы' — любимый самолёт Геббельса и Уильяма Джойса, лорда Хау-Хау. Они сейчас каждую ночь сбивают все наши Пе-12, иногда даже больше, чем у нас по списку! Можете представить себе, как им верят лётчики Люфтваффе! Разгром начинается с неверия в собственные силы, товарищ Сталин. Так было с нами, в 90-х. Зачем нам разрушать миф? Наши самолёты точно также уязвимы, как и остальные, и только грамотное планирование позволяет сейчас не иметь потерь. С меньших высот и днём их можно использовать при поддержке наших войск, под плотным прикрытием истребителями.

— Мы готовим Як-9дд в качестве истребителя сопровождения. Сейчас ситуация с дюралюминием стала много лучше, поэтому Яковлев готовит машину с достаточной дальностью.

— Товарищ Сталин, это не должно превращаться в повседневные операции. Мотор М-108 не высотный, его максимальная высотность с нагнетателем 11500. Почти все немецкие истребители имеют такую высотность, с новыми двигателями. Нет никакого смысла рисковать обученными экипажами и секретной техникой.

— Я учту Ваше мнение, товарищ Букреев.

Разговор окончен, какое решение примет Сталин — неизвестно, но, это тот максимум, который я мог сделать. На обратном пути заехал к Голованову, и обсудили тот же вопрос. Здесь взаимопонимание полное.

— Это Жигарев его подзуживает, он хочет прибрать назад АДД. Засыпает Его писульками о неграмотном использовании новых самолётов в АДД. Всячески напирая на психологический момент их использования днём. Зря ты сначала ко мне не заехал, надо было вместе решать этот вопрос, Алексей Николаевич. Дать бы ему эту возможность: один раз сунуться к немцам днём, да людей и машины жалко!

— Только не это! Я не собирался именно сегодня с ним говорить, он меня выловил на заседании по поводу Дня Конституции. Так как хвалил меня за налаженный выпуск, появилась возможность вставить свои пять копеек.

— Ладно, что сделано, то сделано! Вода камень точит. Завтра я тоже переговорю с ним на эту тему. Когда закончим комплектацию второй дивизии?

— Через два месяца. Максимум, что могу выдать сверх плана — четыре машины. Меня держат сельсины башенных установок. Обещали через месяц рассчитаться по долгам. 12 машин стоит без них.

— 12 декабря начнём на Первом Прибалтийском. Наша задача: УРы Кенигсберга.

— Погода какая будет?

— Около нуля. Вроде бы безоблачно обещают, но сам знаешь, как верить 'колдунам'.

— Попробуем новые бомбы, которые в Снежинске сделали. Я давай позвоню туда, попрошу отправить на войсковые испытания в Первую отдельную.

Речь шла о 500 килограммовых ОДАБ. Полигонные испытания они прошли, но на вооружение, пока не поступили из-за невозможности наладить массовое производство. Но, около двухсот экспериментальных бомб сейчас на складах в Снежинске. Их направили в Сууркюль литерным. Собственно, к началу наступления они и не нужны, понадобятся только, когда подойдём к Кенигсбергу. Попрощавшись с Александром Евгеньевичем, вылетел в Казань. К нам поступили новые пушки: А-23 под патрон ВЯ, двухствольные, с очень высокой скорострельностью: 2500 выстрелов в минуту, конструкции Афанасьева. И очень компактные, весом всего 54 кг. Оригинальная конструкция газового амортизатора-ускорителя позволяла вдвое снизить нагрузку на планер. Приняты на вооружение, поэтому срочно переделываем башни и пересчитываем поправки для вычислителей. Работы ведём на тех машинах, которые не укомплектованы стандартным оружием, так что на работе завода это не отражается.

Начиная с 16 декабря, в сводках появилось Шауляйское направление. Фронт наши прорвали. Попытка немцев задержать наступление на берегах Лиелупе не удалась. Очень жаль, но в ходе наступления сильно пострадал Митавский замок, превращенный гитлеровцами в опорный пункт. Там впервые была применена ОДАБ-500. В результате даже мост через реку достался нам в целости и сохранности. Пульт управления взрывом находился в здании Замка. Наступление под Двинском шло медленнее, местность очень тяжёлая и оборона у немцев была глубже, но войска продвигались по 8-10 километров в день. Только через 10 дней объявили об освобождении Ракишки. 25 декабря неожиданно пришёл в движение вновь образованный 2 Белорусский фронт под командованием Рокоссовского. Он ударил от Ковеля на Брест. Установившаяся холодная погода способствовала наступлению. Снежная зима препятствовала передвижению немецких войск, и 5 Января объявили об освобождении Бреста. В сводках появилось Белостокское направление. 20 Января войска 2 Белорусского и 1 Прибалтийского соединились под Тильзитом. Окружение группы армий 'Центр' было завершено.

Балтийский флот, наконец, смог выйти из западни Финского залива и приступил к операциям в районе Виндавы. В конце 19-го века в порту развернулись строительные работы невиданных в то время объемов — были построены новые причалы, молы, склады и погреба, мощный элеватор, оснащенный оборудованием японского производства с зерносушилкой, не имевшим аналогов в мире. В начале 20-го века было завершено строительство железной дороги Москва — Рыбинск — Виндава, соединявшей город Виндаву с общей железнодорожной системой России. В 1912 году объемы грузооборота в Виндавском порту заметно превосходили грузооборот в Либаве, но развитие порта приостановилось из-за 1-ой мировой войны. В годы буржуазной Латвии Виндавский порт потерял свою значимость и не развивался. В порту основным видом деятельности являлась обработка лесоматериалов, но по степени механизации работ, он все еще отставал от динамичного ритма работы порта до Первой Мировой войны. Немцы использовали порт для перевалки грузов для нужд курляндской группировки группы армий 'Север', поэтому было решено захватить его десантом прямо на причалы. За порт развернулись упорные бои. Десант поддерживали корабли Балтфлота и авиация. Особенно упорные бои шли в районе элеватора: потеря этой точки для всей Курляндской группировки означала голодную смерть, так как Мемель и Либава уже были у нас.

Гитлер пообещал немедленно деблокировать обе группы Армий, но Раков нанёс всей дивизией удар по Варшавскому железнодорожному узлу и превратил его в руины. И, в ту же ночь, по Эльбингу, а потом начал 'охоту за мостами'. А над морем крутились Пе-8, сопровождаемые Як-9дд, и бомбили всё, что могло иметь ход. Три месяца продолжалась Белорусская эпопея. Жуков, Рокоссовский и Ватутин раз за разом отрывали куски от фон Бока, и отправляли их в 'мясорубку', у немцев кончилось горючее и боеприпасы, а долгожданная помощь так и не поступала. Фон Бок поступил как солдат: он не улетел на Запад, а сдался вместе с остатками своей группы под Минском в середине марта 43. У немцев под Кенигсбергом было сосредоточено почти полмиллиона солдат, к марту. Линия фронта проходила от Куршского залива по берегу канала через города Тапиау и Велау, потом извилистой дугой уходила к древнему Фридланду и упиралась в Кенигсбергский залив. Пройти дальше мешала река, поэтому город не был блокирован полностью. Наша авиация разбросала листовки с призывом местному населению покинуть город, и по косе, каждую ночь, уходили многочисленные беженцы. В Пиллау мы затопили несколько судов в канале, поэтому выход из порта был закрыт, немцы перебросили понтонные мосты, которые мы пока не разбивали. Днём в воздухе шли упорные воздушные бои. Пять аэродромов с бетонными капонирами и авиаремонтный завод, позволяли осаждённым ремонтировать повреждённые машины и оказывать сопротивление. Гитлер приказал удерживать город до последнего солдата. Первые удары обе отдельные дивизии нанесли по капонирам аэродромов и авиазаводу. Точные данные о весьма сложной конфигурации этих аэродромов, с расположением ангаров и капониров, у Голованова имелись. Бетонная полоса — это здорово! Но она хорошо видна на экране РЛС! С капонирами похуже: их видно слабо, здесь требовалась плотность нанесения удара. Две ночи сама Германия не подвергалась бомбардировкам, чего не скажешь о Кенигсбергской авиагруппировке! Как только установилась теплая безветренная погода, было решено использовать ОДАБы. Пикировщики напирали на то, что они положат бомбы точнее, Голованов на то, что у немцев с избытком зениток на фортах вокруг Кенигсберга. Было решено, что первые удары нанесут тяжёлые бомбардировщики в момент артподготовки, а по оставшимся будут работать ОДАБами армейские Ту-2. За сорок минут до начала артподготовки взлетели обе дивизии. Целью для тридцати машин были 15 фортов первого кольца обороны, и восемь внутренних фортов. Требовалось положить 'точно в трубу' ОДАБЫ. Серией бросать нельзя! Снижается поражающее воздействие. Бить предстояло одной бомбой на одном заходе. Головную машину повёл сам Раков.

Заняв левое кресло он устроился поудобнее, набросил поясной, присоединился к СПУ и кислородной системе, и, прижав маску к лицу, сделал несколько вдохов-выдохов. Затем опробовал связь, запросив добро на запуск. Пошла 'молитва': командир читал карту запуска, остальные члены экипажа выполняли предписанные действия. Сам командир, тоже, щёлкал тумблерами, опробовал различные устройства, и докладывал результаты и принимал доклады остальных, ставя галочки в 'молитве'. Резко зашипел пусковой воздух, послышался резкий хлопок пуска, прогретые свечи воспламенили керосин, выбрасывая черные кольца дыма, двигатель запустился, борт механик убавил его обороты и поставил двигатель на прогрев. Запустив все двигатели, опробовали механизацию крыла, и установили её на взлётный режим, доложились о готовности.

— Ноль первый! Выруливайте, дорожка четыре. — дальше пошла информация об условиях погоды. Убраны колодки, включены фары, разрезавшие окружающую темноту, прибавлены обороты, шаг, машина тронулась, вылезла из-за капонира и начала разворот влево по ходу. Раков принимал доклады, изредка отвечая на них щелчками передатчика. Повода вмешиваться во что-либо не было. Аэродром стационарный, дорожки подсвечены, дежурный диспетчер помогает подмигиванием огней. Перед взлёткой доклад и получено добро на занятие старта. Сзади фары ведомых, отражающиеся на переплётах фонаря. Запищали тормоза, машина застыла точно у разметки '9'. Три минуты ожидали остальных, пока они занимали свои позиции. Гусеница огней превратилась в две, чуть сдвинутые к центру колонны.

— Ноль первый, Вам взлёт!

— Первая! Взлетаем!

Машина присела на носовом, двигатели взревели на взлетном режиме.

— Первая! Пошли! — отпущены тормоза, и навстречу побежали огоньки взлётки. Командир внимательно наблюдал за направлением и парировал отклонения, одновременно следя за докладами второго о скорости и борттехника.

— Точка! — с этой секунды возврат не возможен, только взлёт!

— Двести! — командир чуть подобрал на себя штурвал.

— Отрыв! — сказал второй.

— Шасси! — скомандовал Раков. Завыли гидромоторы, убирая ненужные уже стойки.

— Закрылки -пятнадцать! — продолжил полковник, и проследил глазами за исполнением. Машина слегка просела, он скорректировал это движение.

— Командир, двадцать секунд, курс сто полсотни пять.

— Принял.

— Точка!

— Пошел вправо, уменьшаю обороты! — это уже ведомым. Ведомые пристраивались к командиру, занимая свои позиции справа и слева. Эскадрилья собралась на коробочке и вышла на курс 205 градусов. Машины идут с перегрузом, поэтому все двигатели продолжают работать. Перешли на автопилот. Раков опросил по СПУ стрелков о визуальной обстановке. Станции работают только на приём. Внизу ни огонька, сплошная чернота с небольшими белыми островками не стаявшего снега. Иногда в воде отражается предательница Луна. Но, на экранах локатора чисто, ничего, кроме четких девяток его дивизии. Огромные чистые звезды, где-то далеко внизу изредка видны облака. Справа показался Рижский залив. Чуть качнув крыльями, борт лёг на курс 212 градусов, дважды моргнул навигационными огнями и погасил их. Погасли огни остальных машин, теперь только слабенькая синяя 15 ваттная лампочка в хвосте продолжала работать. Её уберут только в случае появления воздушного противника. Машины идут на 11000 метров по высотомеру. Бомбардирам так удобнее работать, а большинство зениток не достанут. Картина на экране РЛС изменилась: вторая эскадрилья пошла вправо к морю, там она развернётся и ударит по фортам 6, 7, 8. Командир работает по четвёртому и третьему, Набивахин по второму, Саломатин по первому. Затем каждый работает по своим распределённым целям. Остальные машины наносят бомбовый удар по скоплениям живой силы и техники. Игнатьев выполнил пуск противолокаторной ракеты. До цели ещё двести километров. Немцы могут засечь группу со 100 км. Так что останутся без антенны раньше. Вторая тоже выполнила пуск, ракета идёт куда-то в сторону Пиллау. Появилась одинокая воздушная цель. Движется медленно, наверное, транспортник. Уже заметны сполохи артиллерии, которая начала арт подготовку.

— Экипаж, идём точно по времени. Всем приготовится и доложить!

Приняты доклады, немецкий локатор перестал работать.

— Вижу цель 4! — доложил стрелок-бомбардир Павлов.

— Работай, лейтенант! — сказал Василий Иванович и чуть откинулся в кресле командира. Сейчас самолётом управляет не он, а автопилот со стрелком. Он, только наблюдает за приборами и обстановкой. Время от времени он чуть наклоняется и смотрит в кабину бомбардира. Взвыли гидромоторы открывая бомболюк. Через тридцать секунд раздался резкий взрыв пиропатрона.

— Сброс! — Раков положил руки на штурвал, но продолжает лететь прежним курсом. Внизу бушует океан артиллерийского огня, немцы зенитного огня не ведут. А стрелок наводит машину на следующий форт. Ещё раз сработал пиропатрон.

— Отворачиваем! — сказал полковник и мягко повел машину в правый вираж.

— Цель четыре, накрытие! — раздался голос авианаводчика.

— Павлов! Молодец, готовь дырочку!

— Цель три! Накрытие, но продолжает вести огонь восточным флангом! Повторите!

Штурман выдал курс для повторения атаки, так как большинство ведомых уже свалили свой груз на немцев, то эскадрилья разбилась на три звена, которые сопровождали своих ведущих, работавших точечно. При этом ведомые вели наблюдение за воздухом и за единственным, оставшимся у немцев аэродромом. Артподготовка закончилась, часть зениток ожило, загорелось несколько прожекторов, которых сразу погасили очереди из самолётных пушек. На город накатывалась вторая волна бомбардировщиков дивизии, которая работала уже по внутреннему радиусу обороны. Сейчас на земле началась атака наших войск, поэтому большинство ударов с воздуха наносилось по самому городу. И только четыре машины повторяли заход на частично уцелевшие форты внешнего радиуса. Выполнив заход, Раков лёг на боевой, и включил автопилот, передав управление Павлову. Но, авианаводчик дал команду отставить.

— Цель три — дробь, не наблюдать! Пехота ворвалась в укрепление.

Немного изменив курс, Павлов ударил ОДАБ по форту два внутреннего радиуса обороны. Затем вывалил остаток бомб на немецкий аэродром.

— Работу закончил! — доложил он командиру. Сделав два круга после подачи команды 'сбор', Раков собрал эскадрилью, затем, около тридцати минут, шёл на малом газу, собирая группу. Получив сообщение, что все в сборе, потерь нет, легли на обратный курс. Садились попарно, уже при свете дня, заруливали на стоянку, и всей толпой шли на командный пункт.

Там личному составу была объявлена благодарность Верховного. Это был последний вылет дивизии на Кенигсберг. Через четыре дня, противник, потеряв узловые точки обороны под точными ударами пикировщиков, капитулировал. Пиллау сопротивлялся на сутки дольше. Форпост Германии: Восточная Пруссия, перестал существовать. Это был тот регион Германии, из-за которого началась Вторая Мировая война.

Я прилетел в Сууркюль начале апреля с группой заводских специалистов для замены НС-23 на А23. Собственно, у меня были совсем другие задачи: собрать материал по противодействию противника, отработанным приёмам, выяснить количество отказов оборудования, для того, чтобы направить коллектив КБ на их устранение, до того, как придёт указивка сверху. Работать на опережение проще, хотя не все заводы придерживались этого. Заодно повидать первую группу, с которой довелось работать на Севере. Дивизия, в основном, занималась бомбёжками Южной Германии. Летчики пожаловались на то обстоятельство, что стало не хватать одного самолёта-ракетоносца для полного подавления огневого противодействия КЗА. Во-первых, немцы стали включать РЛС на непродолжительное время, во-вторых, дублировали антенны. Нами было предложено устройство, запоминающее источник излучения при помощи других ярких и неподвижных отметок, а вычислитель успевал подсчитывать текущие координаты ракеты относительно этой счислимо-обсервованной точки. Наводка чуть снизилась, но оставалась в пределах радиуса поражения. Правда, бить с больших дистанций уже было неэффективно. Ракета слишком отклонялась от цели. Требовалось подключать радионавигационную систему. Но, несмотря на проводимые Англией работы, стабильно работающей РНС в Европе, пока, не было. Наши станции в Гангуте, Таллине, в Кюресаари, в Виндаве и Либаве давали необходимую точность, но не в том районе, где требовалось. Немцы, поняв, что их бомбят по радиолокатору, всячески пытались противодействовать этому. Они поднимали самолёты и сбрасывали на большой высоте металлическую фольгу, в бессистемном порядке включали на излучение большое количество передатчиков, выносили антенны подальше от передатчиков. То есть впервые начали применять РЭБ против наших и английских самолётов. В этих условиях, у американцев, летающих днём, появилось, пока не очень заметное, но, преимущество. Единственное, реализовать его было сложно: люфтваффе совершенствовало приёмы борьбы с 'летающими крепостями', потери американцев были по-прежнему велики. У нас, тоже, периодически, возникали воздушные бои с перехватчиками немцев. Но, успеха для немцев они не имели: дальность обнаружения РЛС заднего обзора у нас была выше, и высокая плотность огня на большей дистанции, чем могли немцы. Тем не менее, у нас появились небоевые потери: несколько самолётов столкнулось в районе Сууркюля, два самолёта столкнулись над Аугсбургом. Один из них сел сразу за линией фронта, полосы не хватило, три человека из экипажа погибли. Судьба второго самолёта долго была неизвестной. Наконец, через месяц после катастрофы, немцы показали его обломки в кинохронике. После этого, кинокадры этого самолёта, снятые с разных точек и разными кинокамерами, стали непременными участниками всех выпусков Deutsche Wochenschau. Судя по кадрам, машина сильно выгорела, так как топлива на борту было ещё очень много, но, мы не слишком утешались по этому поводу. Немцы могли много почерпнуть даже из обгорелых остатков. Но, 'оргвыводов' не последовало. Был серьёзный разбор происшествия во всех полках отдельных дивизий. Виной послужило неправильное маневрирование в районе цели. Человеческий фактор.

Дела на фронте, для Гитлера, складывались неблагоприятно: остановить наши наступательные операции он не мог. Экономика Германии несла всё возрастающие потери. Отстранение Геринга, Редера и большей части старшего офицерского состава авиации и флота не добавила энтузиазма нацистским воякам. Союзники Германии один за другим выходили из войны или присоединялись к Объединённым Нациям. Сепаратные переговоры с британцами, пока, успеха не приносили. Наши войска уверенно освобождали Польшу и Словакию. На юге Румыния вышла из войны, Болгария отказала Гитлеру в размещении его войск и присоединилась к нам. Румынские части сопротивления продвижению наших войск не оказывали. Малиновский вошёл на территорию Венгрии, Будённый взял Краков. Словакия отказалась от немецкого протектората, на её территории идёт словацкое восстание. Англичане повторили высадку в Дьепе, и, на этот раз, им удалось 'удержать плацдарм'. Смехотворное количество высадившихся: 7300 человек при 15 танках, подчёркивало, только, желание немцев, как можно скорее, заключить с англичанами сепаратный мир. Американцы, занятые высадкой в Африке и затяжными боями с Роммелем, участия в 'Дьепской авантюре' не приняли. На следующий день 'военное счастье' отвернулось от Британии! Покушение на Гитлера сорвалось, Гиммлер, 'прикрывший своим телом Гитлера' и получивший лёгкую контузию, стал официальным преемником, он вывел находящуюся на переформировании во Франции танковую дивизию СС 'дас Рейх' к Дьепу, и в течение двух часов сбросил англичан в море. Его к переговорам 'забыли' пригласить. Состоялся тяжёлый правительственный кризис в Англии, к власти пришли лейбористы. Уинстон Черчилль ушёл в отставку, так как принимал участие в переписке с немцами. Нашим 'пешкам' опять пришлось пересекать Атлантику. А в июле состоялась знаменитая 'встреча в Москве' между Сталиным и Рузвельтом. Удачные действия японского флота против американского в зимней кампании 42-43 года, в результате которых, были потеряны два новых авианосца типа 'Эссекс', не давали возможности Рузвельту уделить много внимания Европейскому театру военных действий. Паника, охватившая правящие круги Великобритании, которые понимали, что США и СССР выиграют эту войну, если их союз выдержит испытания временем, вынуждала и США, и СССР, пересмотреть своё отношение к третьему союзнику. Уж слишком ненадёжным он оказался. В Москве сложились очертания будущего мира с двумя полюсами тяжести: Вашингтон и Москва. Обе стороны договорились о разделе мира на две неравные части. Но, обещали помочь друг другу в борьбе со странами Оси.

На южном фланге, в боях у озера Балатон, немцы впервые опробовали в большом количестве новые танки: Тигры, Пантеры и самоходное орудие Фердинанд. Наступление немецких войск было разрекламировано Геббельсом, как перелом в войне. Воспользовавшись тем обстоятельством, что их части были сосредоточены в лесистой местности, а наши войска остановились для пополнения и накопления стратегических ресурсов на равнине, и не имели позиционного преимущества, немцы нанесли удар тяжёлым танковым корпусом СС, состоявшим из трёх усиленных танковых дивизий. Им удалось сосредоточить там же и значительное количество авиации: большое количество ФВ-190, 60 Hs-129B-3 с 75-мм пушкой, способной пробивать башни средних и тяжёлых танков. Кроме того, немцы направили в войска большое количество новых противотанковых гранатомётов 'Панцеркнакке' или 'Фаустпатронов', как их стали называть у нас. В первый день боёв немцы прорвали фронт у Ёрда и заняли юго-западное предместье Будапешта. Геббельс и 'лорд Хау-Хау', захлёбываясь от восторга, прокричали в эфир о невиданной победе немецкого оружия, переломе в войне, о том, что они спасли европейскую цивилизацию от татаро-монгольского нашествия, и 'щаз они погонят нас поганой метлой из Европы'. Генерал Конев, который командовал 1 Украинским, был несколько удивлён такой реакцией главных пропагандистов III рейха: у него за спиной в 40 км была река Дунай. Даже если немцам удастся оттеснить его туда, всё равно у него останется два плацдарма и возможность окружить немцев у Балатона. Но, реклама — великая вещь! Всё Политуправление РККА полезло давать ему советы: как остановить немецкое наступление в кратчайшие сроки! И генерал почувствовал себя совершающим половой акт на Красной Площади. Ничего противоестественного он не совершил: под давлением противника отошёл на подготовленные позиции в 15-20 км от первоначальной линии обороны. Подтянул резервы и дал указания 4 воздушной армии ликвидировать возникшее локальное превосходство немцев. А пока лётчики расчищали небо, он выбивал танки противника. Благо, что 100мм пушки Т-44, Т-54 и 122-мм пушки ИСов позволяли это сделать. Однако, деятелей от Политуправления это не остановило. От Конева потребовали немедленно перейти в наступление, так как он своими действиями позорит Красную Армию! Член Военного Совета фронта комиссар армии Хрущёв потребовал арестовать генерала армии Конева! А Вы что думали? Что Сталин немедленно отправил Хрущёва отдыхать в подвалах Лубянки? Ничего подобного! На мой вопрос, ещё зимой 41 года, об этом, он хитровато улыбнулся: 'Никитку-то? Этого шута? Сам облажается!' Его звёздный час наступил под Будапештом. Верховный объявил благодарность войскам 1 Украинского фронта, разжаловал Хрущёва до подполковника и отправил его в Забайкальский Военный округ замполитом дисциплинарного батальона округа. Конев, выбив танки отдельного корпуса СС перешёл в наступление и, на плечах противника, ворвался в Вену, наступая по 75 км в день. 2 Украинский Малиновского освободил Белград и наступал на Загреб. Белорусские фронты освободили Польшу и пересекли границу Германии 2 июля 1943 года, и захватили важнейшие плацдармы на левом берегу Одера. До Берлина оставалось чуть больше 150 км. В Италии наши войска соединились с англо-американцами.

Наш завод продолжал всё это время выпускать по 48 машин ежемесячно по плану, и 4 машины сверх плана. Всего было выпущено 520 машин. Из них в действующей армии находилось 2 дивизии: 162 машины. 350 машин стояло в Энгельсе: 8 машин ушло на возмещение потерь отдельных дивизий АДД и 18 воздушной армии, которая тоже потеряла две машины. Одна машина была потеряна в воздухе: в топливе оказалась вода, остановились двигатели, машину восстановить после вынужденной посадки не удалось, и одна на земле: замкнула электропроводка, машина сгорела на стоянке. 8-го июля 18 армия получила приказание перебазироваться на аэродромы в Польше, Венгрии и Австрии. На заводском аэродроме осталось 5 машин. Переброска 18 армии в действующую армию была предпринята для нанесения ударов по нефтеперегонным заводам, электростанциям и другим объектам энергетики Германии. Второй задачей было полное уничтожение структур люфтваффе: авиазаводов, ремонтных мастерских, складов топлива, аэродромов и стоянок самолётов. Действуя во взаимодействии с фронтовой авиацией, наши тяжёлые бомбардировщики показали высокую эффективность их применения в летних условиях днем и ночью. Люфтваффе, изрядно потрёпанная в предыдущих боях с нашей и союзной авиацией, не было готово к массовому применению тяжёлых бомбардировщиков в условиях плотного истребительного прикрытия, к тому же, эшелонированного по высоте. На малых высотах действовали Як-3 и штурмовики Ил-1, на больших высотах Як-9 и Ла-7, совсем высоко Кинг Кобры и Ла-9. Во всех случаях бомбардировщикам отводилась роль 'дирижёров' этого оркестра. Их локаторы позволяли засечь взлетающие немецкие истребители, и навести на них истребители прикрытия, а аэродром противника тут же подвергался штурмовке или бомбёжке, которую выполняли либо штурмовики, либо сами бомбардировщики. Большие высоты, на которых действовали Пе-12, не позволяли немецким истребителям атаковать их большими соединениями. А с отдельными парами, использующими кратковременный форсаж, за счёт впрыска метанола, стрелки успешно справлялись. Тем более, что их оружие не позволяло вести огонь издалека. Лишь однажды Ракову пришлось поволноваться: 16 Ме-262 попытались атаковать девятку первого отдельного полка. Это было первое применение реактивных самолётов для перехвата дальних высотных бомбардировщиков. О том, что Пе-12 атакуют реактивные самолёты, стало известно от истребителей сопровождения, шедших впереди для расчистки неба. Все приготовились к тяжёлому бою, завращались огневые точки, стрелки лихорадочно искали в таблицах размах крыльев Ме-262. Штурман одного из ракетоносцев отстрелялся по РЛС наведения в Аугсбурге. Цели были обнаружены, захвачены и распределены. Неожиданно выяснилось, что боя не будет: немцы поднялись на высоту 11500, и сбросили скорость. Девятка, следовавшая на 13000 метрах, осталась недосягаема для них. У немцев нас могли атаковать только немногочисленные FW-190B1, Ме-209 и Та-152. Кроме того, были Ю-188С, высотные тяжёлые истребители-перехватчики, но, они здорово уступали нам в скорости, и от них легко можно было уклониться. Немецкая тактика на этой высоте была довольно примитивна: истребители забирались повыше, на 14-14,5 км, оттуда полого пикировали, стараясь догнать, идущих на скорости 500-560, бомбардировщики. Меньшая скорость — это скорость с наружной подвеской на 4-х двигателях, 560 — без неё, на двух АЧ-60ф2. В атаке принимало участие обычно 2-4 машины. Это напоминало самоубийство. Девятка, обычно, распределяла цели и открывала огонь одновременно. А это 126 23-х миллиметровых стволов, выбрасывающих 1250 снарядов на ствол. И прицеливались не стрелки, а компьютер. Нет, от стрелка тоже много зависело: было необходимо точно 'обжать' кольцо прицела вокруг истребителя, чтобы кольцо касалось обеих законцовок, на старых прицелах, или не ошибиться с выбором цели на новых, гиростабилизированных башнях с радиолокационным ПРС-4.

Во второй отдельной всем руководил полковник Молодчий, летчик с огромным опытом ночных полетов и бомбардировок. Он с первых дней войны летает на Пе-8 в тыл противника. Одним из первых пересел на Пе-8М, и командовал вначале полком, а затем и дивизией Пе-8. На Пе-12 пересел не так давно, но добился отличных успехов всей дивизией. Личный состав у него сильный. Они работали по Южной Германии, где была одна из самых сильных зон ПВО противника. Мощнее только над Берлином. Они базируются на юге, под Полтавой. Здесь их применяют не только ночью, но и днем, так как на южном фланге у немцев не очень сильна истребительная авиация. Показательно, что и днем у них в прифронтовой полосе потерь нет. После боев в Венгрии, где наши неплохо потрепали, в том числе, и авиацию противника, он восстанавливает численность с заметным трудом. Упало количество высотных истребителей. FW-190 выпускают с низковысотным мотором в качестве штурмовика, есть некоторое количество BF-109G, но тоже в невысотном состоянии. Скорее всего, заводы по производству нагнетателей уничтожены. Остальные 4 дивизии в бой пока не вводят. Они расположились в Белоруссии, довольно активно учатся и летают, в том числе, и над морем. В бой, пока, не вводят, летчики жалуются, что их отстранили от 'работы'. В полках изредка появляется Голованов, на которого набрасываются: чего ждем, имея такую мощь? От ответа он уходит. Мы встретились с ним в Лиде, там произошло несколько отказов вычислителей, выясняли причину. Оказалась брак допустили изолировщики: плохо приклеили изоляцию, в результате накапливалась влага, и проникала к контактам управления наводкой двух башен. Командующий 18-й армией прилетел сам, на Пе-12р. До этого он летал на Пе-8М. Я обратил внимание, что створки бомболюков первого барабана имеют дополнительные ряды заклепок.

— Это то, что я думаю, Александр Евгеньевич?

Тот ухмыльнулся и кивнул головой.

— А почему мимо завода?

— Некоторые товарищи считают, что так будет лучше.

— А какой смысл базировать здесь столько машин?

— На случай 'Day 'D'' и операции 'Немыслимое'. Есть сведения, что Рузвельта собираются убрать. Последнее время резко увеличилась активность переброски войск на остров.

— Странно, Александр Евгеньевич, очень странно, ведь у них дела на Тихом океане идут совсем нехорошо.

— Ему это в вину и ставят.

— Но при этом перебрасывают сюда войска? Не стыкуется! Им войска и авиация требуется там! Сведения надежные?

— Кто его знает! Но, на заседаниях звучит именно эта информация. И, некоторые товарищи, Вы их знаете, всякий раз поминают Вашу фамилию, что Вы посоветовали сдать информацию японцам о том, что американцы читают их коды.

— Глупость какая-то! Похоже, что кто-то всерьез решил нас поссорить с союзниками. А почему здесь?

— За пределом дальности действия тяжелой авиации противника. Вероятного противника.

— Надо в Москву лететь! Не нравится мне этот хоровод и пляски с бубнами.

Прервав инспекцию 18-й армии, я вылетел в Москву, и, в первую очередь, позвонил супруге. Она была в Сарове, попросил ее приехать, сказав условную фразу, что требуется срочно переговорить.

— Мне кажется, что Туле беременна!

— Вот как! Лечу!

В том, что все у нее прослушивается, я не сомневался. Встретил ее на Центральном аэродроме, пересели в Мерседес. Светлана включила 'глушилку' из 21-го века, чтобы разговор было невозможно подслушать.

— Что случилось?

Я рассказал ей о том, что узнал от Голованова.

— Как у тебя дела?

— Заканчиваем первую серию, через две недели испытания.

— Две недели... Мне кажется, что кто-то готовит удар этими хреновинами по Германии и Британии.

— Думаешь, сам?

— Не уверен, совершенно на него не похоже, но, его могут подзавести некоторые товарищи. Ты к нему вхожа?

— Вообще-то, да, но требуется предварительно созваниваться с Берией.

— И у меня, тоже, нет поводов для звонка ему. Что будем делать? — они подъезжали к дому на Печатников, но заходить туда не сильно хотелось. Наверняка там не шибко 'чисто'.

— Поехали к нему, другого выхода нет. — сказала Светлана. — Пойду я. Дело, напрямую, касается меня.

— Ты знаешь, пойдем вместе. Средства доставки сделал я. Более точно, мы.

Остановились недалеко от Боровицких ворот, пропуска у обоих были, поэтому прошли напрямую в кабинет Поскребышева.

— Александр Николаевич! Здравствуйте! Вы не могли бы доложить товарищу Сталину, что здесь оба Букреевых и просят их принять по очень важному делу.

— Вас приглашали?

— Нет, и мы не созванивались, но требуется переговорить, то, что называется с глазу на глаз.

В кабинете, как обычно, было довольно много 'ожидающих': график работы у Сталина всегда был плотным. Поскребышев знал, что у нас обоих стоит ВЧ, и знал, что если звонят 'Громовы', то требуется соединять. Александр Николаевич дождался, пока из кабинета выйдет какая-то делегация, снял трубку, и сказал, что здесь 'Громовы', дождался ответа 'соедините', и после этого сказал, что они лично здесь, и просят их принять. Кивнул головой и рукой показал на дверь, приглашая нас войти.

В кабинете никого не было, Сталин появился из-за панели, там у него что-то вроде комнаты отдыха. Подошел к Светлане и пожал ей руку, со мной обменялся приветствием кивком головы. Мы не настолько близки, и частенько ссорились.

— Что-то случилось, товарищ Букреева. Присаживайтесь.

— Носитель перебазирован в Лиду, товарищ Сталин. И там же, в Белоруссии, сконцентрировано 4 дивизии Пе-12. Личный состав дивизий осваивает полеты над морем. Нам кажется, что Вы собрались сделать ту же самую ошибку, какую сделал Трумен, попытавшись напугать Вас в 1945-м году. Ему этого не удалось. Почему Вы рассчитываете, что Рузвельт и Уоллес испугаются, а не начнут форсировать 'Манхеттен'?

Сталин закурил трубку, выдохнул густой клубок дыма.

— Я ждал этого разговора, как с Вами, Светлана Евгеньевна, так и с Вами, товарищ Букреев. 'Если режиссер в комнате на стене в первом акте повесил ружье, то оно непременно выстрелит!' Вы, оба, дали нам возможность обогнать и Англию, и Америку в области вооружений, а теперь пришли к выводу, что напрасно это сделали. Так?

— Не так! — ответил я. — Просто не стоит повторять чужие ошибки! Хождение по граблям в темной комнате обычно заканчивается плачевно. Избежать ядерной гонки, вот наша задача. Да, благодаря тому, что Светлана знает технологию изготовления относительно дешевого термоядерного оружия, СССР высвободил огромные средства для своего развития. Большой скачок сделала и авиация, и ракетное оружие. Теперь надо заканчивать войну, подбирать всю Европу под себя, включая и Англию. Расплатиться за то, что взяли у США и отпустить их с миром. И с носом. Забирать себе нефтеносные месторождения на Ближнем Востоке, все доминионы Англии, помочь США победить Японию. И сделать так, чтобы США разорились на этой войне. Я не верю, что у Америки нашлись 'лишние' войска для защиты Англии, дела на Тихом океане идут из рук вон плохо: они потеряли Гавайи, Мидуэй, часть территории Аляски. Сейчас они бодаются там, но, здесь действует британская разведка, которая дает нашей разведке 'дезу', чтобы поссорить нас с Америкой.

— Не вы один, товарищ Букреев, говорите мне это, но, и посол Майский регулярно докладывает об увеличении численности 1-й и 2-й армий США на острове.

— Скорее всего, англичане и часть американцев в сговоре, и гонят 'порожняк' туда-сюда, имитируя активность. У меня, конечно, только часть информации, но налетов на Германию 8-й армии стало значительно меньше. Вылетают реже и меньшими группами. Это — второстепенный театр военных действий для США. Он волнует только нас и Англию. А в определенных кругах военно-промышленного комплекса Великобритании консерваторы очень сильны. И они поддерживали Черчилля, до самого конца. Это — происки Черчилля, товарищ Сталин. Нельзя нам Хиросиму устраивать на территориях, которые мы и так скоро оккупируем. Помните, я протестовал против дневного применения Пе-12, сейчас, когда хребет немецкой промышленности сломан, можно работать непосредственно над линией фронта, и скорейшим образом заканчивать войну. А Англию, с их 'высадками' послать куда подальше, чисто дипломатическими методами, ссылаясь на их попытку договориться с немцами. Полностью снять с повестки дня требования по открытию второго фронта. И, главное, необходимо сменить лозунги: мы не убиваем немцев, как писал Илья Эренбург, мы освобождаем их от нацизма. Кстати, это не моя, это Ваша идея, товарищ Сталин. Только это вы сказали в том 44-м. Вам необходимо встретиться с Рузвельтом и Эттли, и выступать в роли победителя, товарищ Сталин. А подбивают Вас испугать союзников трусы, самые настоящие. Только им приходят в голову такие мысли. Мы сильны, как никогда. И можно пообещать помощь США в борьбе с Японией, и этим вернуть большую часть стоимости поставок. Трумен нас панически боялся, вот и пытался испугать бомбой. А нам боятся некого, кроме самих себя.

Сталин обратился к Светлане:

— А Вы, Светлана Евгеньевна, что скажете?

— Я бы не смогла так красиво объяснить, товарищ Сталин, у него это лучше получается. Мысли схожие, но слов, кроме крепких, уже не осталось! Наша промышленность, я имею в виду именно ТочМаш, способна дать столько зарядов сколько потребуется, но, я буду искренне рада, если мы будем работать только на склад. Ну, а сроки испытаний мы выдержали. И даже один день есть в запасе.

— Вот и отлично, товарищ Букреева. — он снял трубку и назвал позывной Голованова, повесил ее ожидая звонка.

— Товарищ Букреев, Вы готовы поехать на Дальний Восток и подготовить там все для работы нашей стратегической авиации?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Тогда, передавайте завод товарищу Кульчитскому, не сейчас, после переговоров с Рузвельтом. Он будет здесь через месяц, в конце ноября.

В этот момент в Казань приехали Сталин, Берия, Рузвельт, генерал Маршалл и Светлана. Из Сарова пришёл спецпоезд со спецбч для ракет и ствольной артиллерии. Чувствуя, что III рейху осталось совсем немного, американцы решили сорвать банк, и потребовали для себя зону ответственности в Европе. Оставаться только в Италии они не хотели. Поэтому Сталин показал им завод, где в двух цехах производились Пе-12, крылатые ракеты, в том числе модернизированные стратегические, с дальностью 2500 км, работающие на перекиси водорода, а после этого повёз в Капустин Яр. Там американцам показали 152 и 203 миллиметровые самоходные орудия 'Малка' и 'Гиацинт', стреляющие термоядерными боеприпасами 'малой' мощности: всего 2 килотонны. И взрыв нейтронной боеголовки 3М-14 мощностью 12 килотонн. Вокруг эпицентра в блиндажах и окопах находились подопытные животные. Жалко, конечно, овечек! Но, по-другому наглядно не показать.

Светлана, менторским тоном, рассказывала, что в радиусе 12 км всё абсолютно стерильно, ни одна биологическая форма жизни не сохранилась. Дальше воздействие уменьшается по квадратичному закону. Здесь, в 120 км от эпицентра, фон не превысил естественный. Для полного уничтожения населения такого города, как Берлин, требуется всего две ракеты. Экипажи ракетоносцев защищаются специальными очками, так как световой поток достаточно сильный, даже на расстоянии в 100 км может повредить роговицу глаза.

Рузвельт и Маршалл были, естественно, в курсе дел Манхэттенского проекта. Но их бомба получалась супердорогой и очень тяжёлой. А СССР наладил массовое производство не очень дорогих, малогабаритных термоядерных бомб, к созданию которых Америка ещё не приступала. И, судя по всему, уже и не приступит. Во всяком случае, Сталин потребовал именно этого. Тем более, что, кроме авиационных, Президенту показали и морские ракеты, стреляющие из 533-мм торпедных аппаратов и наземных пусковых установок. И переделанный проект крейсеров типа 'Фрунзе', у которых на вооружении стояло 64 таких стратегических ракет в вертикальных шахтах.

— Нет, господин Рузвельт! Нам не требуются дополнительные силы, чтобы полностью контролировать территорию Европы.

— А почему Вы не применяете это оружие против Гитлера? — спросил Маршалл.

— Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся. Мы живём с ним на одном континенте.

Это было последнее, что я слышал. Остальные переговоры проходили не на полигоне, а в Кремле.

Переброска 18 армии в действующую армию была предпринята для нанесения ударов по нефтеперегонным заводам, электростанциям и другим объектам энергетики Германии. Второй задачей было полное уничтожение структур люфтваффе: авиазаводов, ремонтных мастерских, складов топлива, аэродромов и стоянок самолётов. Действуя во взаимодействии с фронтовой авиацией, наши тяжёлые бомбардировщики показали высокую эффективность