Прятки

Прятки

Трудно сказать, когда я впервые заподозрила, что на моем пути все будет не так уж легко и просто, а главное, далеко не всегда будет зависеть от моих собственных усилий. Может, когда шла подавать документы и впервые увидела, какие на стоянке машины, будто вокруг не двор института, а как минимум Международная Швейцарская выставка автомобилей? Или когда поняла, что они принадлежат совсем не преподавателям? Может, когда прочитала в списках поступивших свое имя? Или когда ассистентка деканата рассказывала мне про экзамены, занятия и конкурсы на стипендию, но смотрела с таким малопонятным тогда сочувствием, что становилось не по себе? А может, когда сталкивалась с другими абитуриентами, часть из которых сопровождала охрана, часть походила на сошедших с глянцевых журналов моделей и все они зашли сюда, не испытывая ни малейшего сомнения в том, что поступят?

Но одно знаю точно — осознала я всю глубину пропасти только в тот день, когда встретила его.

1.

...Тетя Тамара была моей спасительницей и в прямом и в переносном смысле слова. Когда погиб папа и мать погрузилась в мир, где все вопросы решаются с помощью градуса, именно старшая сестра отца, у которой никогда не было собственной семьи и детей, приехала в наш городок и следующие шесть лет заменяла мне сразу обоих родителей. Когда мама все-таки вышла из состояния пьяного угара, ее жизнь уже была безнадежно исковеркана. Лучшая работа, на которую она впредь могла рассчитывать — торговля на рынке. Друзья и добрые знакомые за прошедшее время порастерялись и общаться больше не желали, а восьмилетняя дочь, то есть я, считала ее чуть ли не чужой тетей.

Сейчас мне проще понять, хотя нет... не проще. Я не смогу ее понять, разве что попаду в точно такую же ситуацию. Надеюсь, не попаду. Никогда.

Придя в себя и вернувшись в семью, мама тетю Тамару довольно быстро из дома выжила. Не скажу, что они плохо ладили, но у них был постоянный источник спора и военных конфликтов — я. Но так как мне было всего восемь и все права были у мамы, тете ничего не оставалось, как сдаться. Наверное тому помогла доставшаяся ей от деда однокомнатная квартира в столице, а может терпение лопнуло, но так или иначе, исчерпав попытки ужиться с агрессивно настроенной женщиной, у которой внезапно проснулся материнский инстинкт, тетя сдалась и уехала. Странным образом вся агрессия мамы тут же испарилась и она великодушно отпускала меня гостить к тете каждое лето, а периодически еще и на каникулы. Все это время они общались по телефону с такой вежливостью, будто за всю жизнь слова дурного друг другу не сказали.

Когда в школе наступил последний учебный год, вопросов, куда именно ехать поступать не возникало, само собой подразумевалось, что я поеду к тете Тамаре, там жилье и присмотр. Что еще нужно семнадцатилетней девчонке? Много чего, но возьмись я перечислять, сочувствия все равно не дождусь. Мама может и поняла бы, а тетя у меня старой закалки и быстро пропустит мимо ушей даже такие безобидные развлечения, как вечер в клубе или поездка на пляж. Она уверена, что жизнь подождет, сейчас главное сдуру не наделать глупостей.

А я глупостей никогда и не делала. То есть почти никогда. Характер такой.

Когда учителя слушали мои планы про поступление, только головами с сожалением качали. Не потому, что моих знаний не хватало, причина, естественно, была более прозаична.

— Ну куда ты полезешь, — сетовала моя классная руководительница, — там только дети дипломатов да богачей. Не поступишь...

Но я поступила. Не знала до последнего и до сих пор точно не скажу, почему меня взяли на бюджетное место. Балы ЕГЭ в любой школе могут накрутить хоть до небес, но в приемной комиссии со мной провели собеседование и, похоже, остались довольны — мои баллы были настоящими, все до самой последней единички. Заслуженными.

Скорее всего, взяли меня только благодаря недавно случившемуся скандалу, когда со своих мест полетело пару ректоров и Президент лично рекомендовал остальным принимать не только деньги, но и мозги. Но, так или иначе, повезло или заслужила, мечта моя сбылась.

Наверное, стоило рискнуть и поступить хотя бы для того, чтобы увидеть, как радуется новости тетя Тамара. Никто и никогда не гордился мною больше, чем она. Будь ей позволено, меня водили бы по знакомым, предварительно обклеив ярлыками: "Донельзя лучшая племянница", "Свет очей моих" и "Смысл моего безрадостного существования". Я не шучу — у тети была такая вот жизнь — когда ей стукнуло пятнадцать, появился брат — мой отец, и на нее взвалили воспитание младенца. Видимо, тогда все материнские инстинкты, которыми она обладала, себя и реализовали. А меня она восприняла сразу как любимую и единственную внучку.

Может показаться, что я не очень-то привязана к своим родным, но это совсем не так. Тетю я люблю так сильно, что стоит всего лишь посмотреть на ее улыбку и улучшается настроение. А уж когда она неловко шутит, используя современный молодёжный сленг или пытается очень тонко (по ее мнению) разузнать что-нибудь о моей личной жизни, так вообще хорошее настроение хоть консервируй на случай наступления черных дней. Я бы так и делала, если бы знала способ.

Маму я тоже очень люблю. И безмерно уважаю. Не каждый поймет, за что можно уважать женщину, шесть лет бродившую в дыму пьяного угара, забросив без присмотра малолетнюю дочь. Но я уважаю ее именно за это — после всего она смогла остановиться. В каком-то смысле поздно, но все-таки. И смогла жить дальше, потеряв возможность со своим высшим экономическим получить нормальную работу, потеряв здоровье, красоту и выдерживая бескрайний шлейф своей дурной репутации. Непросто продолжать держаться, когда каждый знакомый, а тем более посторонний за спиной называет шлюхой и даже не считает нужным приглушить голос. Нет, домой мама никогда никого не водила, так как тетя Тамара стерегла меня и квартиру словно цербер. Но вот сама много где побывала — не считая бесчисленных собутыльников, ее вытаскивали из каких-то садовых домиков, гаражей и даже голубятней. Но мне все равно, я давно ее простила. Я ее люблю. За ту улыбку, с которой она извинялась, когда не хватало денег на новую игрушку или одежду, что мне хочется. За те маленькие вкусности, которые она приносила мне по выходным из магазина, а сама к ним не притрагивалась, потому что если делить на двоих, то ничего не останется. И особенно за тот свет в глазах, точнее за остатки света, которые появляются только когда мама вспоминает о папе.

Еще может показаться, что детство мое было очень сложным и тяжелым, но это совершено не так. Не считая времени, когда пропал папа (его уход я восприняла именно так, был и вдруг просто пропал), моя жизнь была интересной и вполне счастливой.

В шесть лет у меня появился первый настоящий друг.

В тот день я копалась в песочнице и как-то получилось, что все остальные дети двора разошлись, кто на обед, кто на кружки, кто уроки делать. А я ждала тетю, которая задерживалась где-то в магазине или на почте, сейчас уже и не вспомню.

Но зато хорошо помню, как увидела тощего мальчишку, который шел со школы, остановился, тщательно оглядел пустую площадку, но никого достойного внимания не обнаружил. Ему не оставалось ничего другого, как подойти ко мне — все лучше, чем играть одному. Мальчишку этого я, конечно же, знала — он был на два года старше, учился во втором классе, проживал в соседнем подъезде и звали его Костик.

— Че делаешь? — строгим голосом спросил сосед, выставив вперед одну ногу, что должно было, видимо, обозначать его уверенность в себе и собственной неотразимости.

— Кашу варю, — буркнула я, так как никогда не сомневалась, что мальчишкам высокое искусство приготовления такого наисложнейшего блюда, как каша, не осилить.

Он и не осилил. Скривился и заявил, что научит меня настоящим играм. И правда, научил. Через час я уже бойко стреляла из пистолета и плашмя падала в песок, чтобы избежать попадания смертельных вражеских пуль.

Не знаю, как получилось, но с тех пор мы с Костиком стали неразлучными друзьями. Расставались только на ночь, да и то не всегда — частенько Костик оставался у меня, где за нами присматривала тетя, а позже — мама, а иногда я у него, где его папа (мамы у них почему-то не было), Павел Николаевич, вечером обычно уходил, предварительно пообещав быстро вернуться, но возвращался только под утро. Впрочем, мы прекрасно обходились обществом друг друга.

Продолжалось мое счастье, пока мне не стукнуло десять — тогда Костик с папой очень неожиданно уехали куда-то далеко и письма, отправляемые на оставленный им адрес почему-то возвращались обратно.

Помню, я долго скучала, даже, наверное, страдала. А потом в моей жизни появилась двоюродная сестра София, которую на лето отправили к нам в гости (как я поняла, став постарше, отправили в качестве наказания в глушь, словно сослали в ссылку). Она была старше на целых четыре года (в детстве разница почти космическая) и с удивительной настойчивостью интересовалась мальчишками.

— Ты еще маленькая, — заявила, после приезда впервые ступив на порог моей комнаты и окинув с головы до ног внимательным взглядом, — не конкурентка, так что будем дружить.

Я с готовностью согласилась, мои глаза слепили золотые бусы на ее шее и зеленые блестящие тени на веках. Долгое время я трудилась посыльной, доставляя по адресу разнообразные записки и сердечные сувениры, хотя сестра смогла обставить все красиво и объявила меня лучшим в мире тайным агентом. Кроме того, за каждую услугу меня одаривала конфетками и разными мелочами, приятными детскому неискушённому сердцу — наклейками, ракушками и пластиковыми шариками. Я была влюблена в Софи, как только может быть влюблен ребенок во взрослое существо, которое его не отталкивает, а с удовольствием общается (пусть только на те темы, что интересуют лично ее) и даже просит о помощи.

По окончании лета сестру вернули домой, но с тех пор она приезжала к нам хотя бы раз в год и каждый раз, уезжая, увозила пару-тройку разбитых сердец. Два года назад София вышла замуж на француза, переехала куда-то в Питер и с тех пор очень мало давала о себе знать. Судя по нескольким свадебным фотографиям, которые нам прислали спустя полгода после свадьбы, сестра стала настоящей красавицей и покорила не менее прекрасного принца. Я была за нее рада.

В школе, конечно же, также не обошлось без подружек, но после Софи моего сердца больше завоевать так никто и не смог. Может потому я предпочитала учебу бесконечным вечерним променадам по набережной и часам пустой болтовни. Гулять, разумеется, тоже ходила, но как говорил отец Костика "безо всякого удовольствия". Чаще всего, потратив около часа на обсуждение одежды одноклассниц и внешности одноклассников, я просто сбегала домой, так как подобные разговоры мне были просто неинтересны.

В пятнадцать я впервые влюбилась в молодого человека (по крайней мере, мои подружки мне сообщили, что так и есть — я влюблена в Кирилла). Признаки все на лицо — я часто на него смотрю (странно было бы будь иначе, ведь он сидел прямо передо мной и загораживал спиной учительницу), помогаю решать контрольные (как и еще десятку других) и главное — вижу его во сне (хотя тот момент, где мы падаем в полный грязной воды овраг на физкультуре, мало отдавал романтикой). Это любовь! — уверено сообщили подруги. Пришлось поверить. Однако, когда моим принцем мне было предложено в парке у дома доказать свою влюбленность путем отдачи ему своего тела прямо в кустах, я изумилась и отказалась. Моя любовь не выдержала дальнейшего поведения Кирилла — он перестал обращать на меня внимание и стал напропалую кокетничать с другой девчонкой из параллельного класса. Почему-то я до сих пор очень хорошо помню, каким при этом было его лицо — русые волосы, сосульками свисающая челка, голубые глаза, взгляд исподлобья и нарочито презрительная улыбочка.

Тогда я сделала единственную большую глупость в своей жизни. И до сих пор, вспоминая, благодарю всех богов, что обошлось без последствий. Я встретилась с его заклятым врагом и отдала ему то, что отказалась отдавать самому Кириллу. Не знаю, у кого как проходил первый опыт близости, но лично мне было очень смешно от мысли, как разъярится Кирилл, когда узнает. Ровно до тех пор, пока не стало очень больно. Эта боль длилась достаточно долго, чтобы я решила впредь добровольно подобного издевательства над собой не допускать. Вспоминать свою дурость не люблю, но каждый раз не забываю снова поблагодарить небеса, уберегшие меня от беременности (такой мелочью, как предохранение я, естественно, не озаботилась).

Так что, уезжая летом я подумала, что и жалеть-то не о ком, кроме мамы. Она держалась прекрасно, сказала, что будет мне присылать деньги, я не могла отказаться (так как прожить на пенсию тети Тамары невозможно), хотя и знала, что маме придется во всем себе отказывать. Но у меня была цель — качественное бесплатное образование и надежда найти работу, которая поможет продержаться во время учебы. И небольшая сумма денег, которые я копила почти три года, чтобы иметь возможность спокойно осмотреться в своем новом окружении и придумать, как удобнее в нем устроиться.

Так и оказалась, что к осени все сложилось как нельзя лучше. Пусть квартира у тети Тамары была однокомнатной, но все равно лучше, чем жить в общежитии, куда, кстати, места мне не предложили, так как зданий было всего три на весь огромный институт и те, кто учился на моем факультете никогда мест не просили. Не сложно понять почему — большинство имело в городе минимум одну собственную квартиру, не считая родительских.

Одним из плюсов жизни с тетей также был Славик — один из моих детских друзей, проживающий этажом выше. С ним я скентовалась лет в 12, в очередной приезд к тетке, и получилось это только благодаря закрепленным во мне Костиком навыкам. Я гуляла во дворе и за деревянным домиком у качелей увидала сидящего на корточках мальчишку, видимо, он там от кого-то прятался. Подойдя ближе, я отставила ногу, подобно моему гуру-учителю и важно заявила:

— А у меня есть пистолет.

— И что? — величественно спросил мальчишка, но поднялся и штаны отряхнул.

Я молчала, так как не знала, чем еще можно его заинтересовать.

Мальчишка вытер рукавом нос и медленно засунул руки в карманы.

— Ну ладно, пошли лучше покажу, как я умею подтягиваться, — сказал.

Мы пошли к турнику, у которого и завязалась наша дружба. Заменить Костика он не смог, зато гостить у тети стало не так скучно. Конечно, в войну мы через годик играть перестали, зато у меня появился друг, который каждый приезд великодушно посвящал в то, какие мультфильмы нынче самые интересные, в какие игры сейчас играют и как прогулять школу, чтобы родители не узнали.

Когда я приехала к тете лет в четырнадцать, при встрече Славка (которому стукнуло шестнадцать) важно сообщил, что будет на мне учиться целоваться. Не скажу, что я была против, но все равно ничего не получилось — слишком сильно я начинала хихикать, когда его крепко сжатые кучкой губы приближались к моему лицу. В общем, целоваться он тогда так и не научился. Как и я. О чем, кстати, потом жалела.

Приехав поступать, я с удивлением узнала, что Славик остепенился и проживает совместно с одноклассницей (его родители переехали жить на дачу, махнув на единственного сына рукой). Ленка мне ужасно понравилась, потому что при ней Славик тушевался и много молчал, так что это знакомство терять не хотелось. Они оба, кстати, учились в строительном, что в пяти минутах езды на автобусе и узнав, куда поступила я, смотрели с восхищением, чем сильно меня рассмешили.

В общем-то, окружение меня вполне устраивало.

Оставалось только к нему привыкнуть и научиться отстаивать свои интересы.

Осень стояла теплая и солнечная. К институту, благодаря метро и автобусу (который всегда простаивал в пробках одинаковое количество времени), я подъезжала всегда в одно и тоже время. Мои институтские подружки (такие, как ни странно, появились почти сразу) метро терпеть не могли, а мне очень даже нравилось.

— Пройдет, когда полгода будешь тупо накатывать по одному и тому марштуру, — уверено и слегка томно заявляла Настя, держа между пальцами тонкую сигаретку, которую не сколько курила, сколько водила из стороны в сторону, стараясь, видимо, достичь максимальной изящности движений.

Я соглашалась, что так может случиться. Но это будет потом. Пока метро мне нравилось — и толпы людей, настолько разных, что большее разнообразие сложно представить. И горячий пряный дух из приоткрытого окна, и четкий стук колес. И конечно эскалатор, с детства ассоциирующийся со светлым будущим, к которому поднимаешься из глубокой темной ямы.

Вот и тем утром после дождливых выходных выглянуло солнышко. Я никуда не опаздывала, потому шла к корпусу неторопливо. От остановки, что прямо у ворот на территорию института, через узкий парк, потом по дорожке между стоянками, окружённой полосками газона. Одна из стоянок предназначалась для педагогического состава, а другая — платная, для студентов, которые могут себе позволить отвалить за место ежемесячно столько, сколько моя мама за полгода получает. Впрочем, обычно я равнодушна к чужим деньгам, но иногда, когда смотришь с каким видом какой-нибудь мелкий хлыщ вылезает из порше и эдак пренебрежительно дверцу захлопывает, а потом вспоминаешь, какая нищета в городках, подобных тому, где я выросла, как-то не по себе становиться от происходящего в нашей стране.

Но в общем, студенты академии оказались вполне нормальными людьми, по крайней мере большинство. В течении первой же недели все разбились примерно на три категории. Были и исключения — дети политиков и звезд экрана, которые появлялись раз в полгода, чтобы заехать в деканат и проставить в зачетке все, что там должно появляться каждый семестр. Об их личности мы знали только из списков и слухов — в нашем потоке оказалась дочь известной эстрадной певицы и сын основателя одной политической партии, о которой ходило много неуважительных сплетен. Таких ребят мы почти не видели, зато много о них слышали — большинство из них половину жизни проводили в ночных тусовках, а остаток — проходя курс реабилитации в элитных санаториях для наркоманов. Основная масса студентов состояла из ребят из очень обеспеченных семей, знакомых друг с другом по школе, по родителям или по общим местам отдыха и развлечений. Отдельным списком шла небольшая группа таких, как я, которых взяли за мозги (хотя бы частично). Хотя бюджетных мест должно было быть половина, я насчитала всего пятерых: я, плотная натуральная блондинка Настя, высокая Соня с чудными длинными волосами и узкой талией (жаль, подкачали бедра, размером больше подходящие для степной женщины, чем для городской жительницы), очень худой, коротко стриженный Игорь и серьезный Степан, в очках как водиться, но не обычных, круглых в черном ободке, а весьма изящных, которые он периодически поддевал пальцем и многозначительно смотрел поверх стекол. Степан был рассеян и сокурсниками (сокурсницами) совершено не интересовался, но мы нашли с ним общую тему для разговора — опрос при поступлении, который он так же проходил. Степан сразу же заявил, что нас взяли, чтобы демонстрировать на всяческих викторинах и выступлениях. По каким-то малообъяснимым признакам он сразу причислил меня к числу тех, на ком институт собирается выезжать все время нашей учебы, о чем и сообщил, но не радостно, а совершено равнодушно, словно ничего мирского его не волновало.

Не обошлось без групп. Самой многочисленной были квнщики. Как ни странно, веселились они крайне редко, так что застать вне репетиции на их лицах улыбку можно было разве что случайно. Была компания девчонок, в которую входили все выигравшие ежегодные институтские конкурсы красоты. Хотя нет, уточню — выигрывали всегда те, кто уже состоял в этой группе. Хулиганистых парней было целых две компании — одни более отвязные, знаменитые своими сумасшедшими вечеринками и изощрёнными розыгрышами, вторые — отличившиеся цинизмом и победами над женскими сердцами. Но следует отдать дань справедливости — несмотря на развлечения, все группы не забывали учиться, так как имели цели и интересы немного более серьезные, чем кокаин на завтрак и парочка танцовщиц на ужин (по крайней мере, временами).

Мне, естественно, засветится в составе любой из этих компаний не светило. Юмором и красотой я не блещу, а хулиганы меня волнуют только когда им от 6 до 13 лет.

Но как ни странно, такое положение дел меня вполне устраивало.

Я шла по дорожке, разглядывая блики солнца в лужах и по сторонам мало смотрела. Наступила осень и меня занимал вопрос одежды, но не осенней, а зимней. Сапоги прошлогодние еще сезон продержаться, а вот куртку нужно менять. То есть нужны деньги, а они с неба не падают. По крайней мере, мне. Собственно, еще пару месяцев до холодов есть, так что я пока не сильно заморачивалась, скорее просто напоминала, что придется искать варианты.

Когда я о чем-то усилено размышляю, отвлечь меня почти невозможно — нужно как минимум кричать прямо на ухо или хотя бы руками перед глазами помахать. Девчонки это уже усвоили, потому просто стояли у ступенек и ждали, пока я подниму на них глаза и узнаю.

— У тебя прямо каждый раз такое выражение лица, будто ты сильно удивлена, что вообще нас тут увидела, — смеялась Соня.

По утрам крыльцо перед входом всегда заполнено студентами. Где еще можно оценить окружающих, показать себя, погреться на последнем в году теплом солнышке и одновременно покурить? Соню с Настей я нашла немного сбоку, прямо у тропинки, по которой ходят со стоянки. Обе сжимали между пальцев дымящиеся тонкие сигареты красивого черного цвета.

— Аленка как всегда видит нас, только когда на ногу наступает, — хихикала Настя, осторожно переступая на высоких каблуках. — По тебе хоть часы сверяй.

— Случайно не опоздала, — как обычно ответила я, с интересом наблюдая за Настей. Всегда занимал вопрос — на что готова пойти женщина, когда уверена, что это может добавить ей привлекательности? Верите, до сих пор границ не нашла. Ну, со мной все понятно — таких вещей довольно мало. Но если посмотреть на Настю, прямо пугаешь, стоит представить, на что она способна. Иногда меня охватывают подозрения, что в борьбе за самца она способна даже отравить соперницу каким-нибудь особо мучительным ядом. Надеюсь, дороги наши в этом плане не пересекутся, проверять неохота.

Девчонки мне вообще нравились, они гораздо умнее тех, с кем я сталкивалась в своей школе. Большинство моих прежних подруг интересовались только устройством своей личной жизни и насколько сильно можно накрасить глаза, чтобы не выперли с уроков.

Первой парой сегодня шла социология и мы немного пообсуждали преподавательницу, которая имела привычку выбирать себе жертву, крепко в нее вцепляться и мучать каверзными вопросами на протяжении всей лекции.

— Если бы я знал(а) ответы на все вопросы, чего тогда идти учиться? — бурчал(а) жертва после занятий и все фальшиво поддакивали, втихую радуясь, что их сегодня пронесло.

— Смотрите, идут, — довольно громко шепнула Настя, машинально выгибая кисть, чтобы сигаретка смотрелась выигрышнее. Вот нравятся они мне, но зачем же так поддаваться общему безумию? Каждое утро я не могу затащить их внутрь до тех пор, пока не явятся обе компании мальчишеских звезд местного пошиба. Между прочим, это единственная причина, по которой я могу опоздать на лекцию — эти ребята не очень-то пунктуальны. Они, конечно, симпатичные, но не стоят того, чтобы тратить на них время. Бывает, что они обращают внимание даже на таких, как мы, но долго их внимание все равно ни на ком не задерживается.

— Сегодня с ними Танкалин, — интригующе добавила Соня. Они обе всегда яростно со мной спорили и доказывали, что даже несколько дней в обществе подобных красавчиков стоят длительных попыток их заинтересовать.

Я только плечами пожимала. Предпочитаю лишний раз не спорить, брызжа слюной, а просто остаться при своем мнении.

Когда из-за плеча выскользнул брюнет весь в коже, я машинально посторонилась. Это была компания Б (мы их так обозначили в своем тесном девичьем кругу), те, которые женские любимчики. Вторую компанию мы по аналогии называли А (те, что с дурными розыгрышами). Никто из них, собственно, особой агрессивностью не отличался, но мало ли. Предпочитаю все ситуации потенциальных столкновений по возможности избегать, а не просто ждать и надеяться, что они не выльются в какую-нибудь неприятность.

Обычно компания Б приезжали вчетвером, а еще двое, с последнего курса, присоединялись к ним позже. Я оглянулась убедиться, что еще трое и можно будет вернуться на место, где стояла до этого.

Мимо плыл восхитительный аромат какой-то мужского парфюма. Вот чего у них не отнять, так это запахов, единственное, что могло меня примирить с их близким присутствием.

Похоже, сегодня их было пятеро. Последнего я раньше не видела, потому присмотрелась...

Иногда я, как и любой другой человек задумываюсь, не являемся ли мы просто игрушками каких-нибудь богов? Ведь как иначе объяснить настолько неимоверные совпадения? Если такое событие подать как выдумку, в него точно никто не поверит, а ведь в жизни еще и не то случается!

Яркое солнечное утро стало мягким и сказочным, как на качественной фотографии, изображающей осень.

Невозможно было не узнать... Этот разрез карих глаз и высокие скулы. И ямочки на щеках, за которые его так любили старушки на площадке.

— Костя... — слово вылетело раньше, чем я сообразила. Голоса своего даже не узнала, такой он был глухой и изумленный.

Он остановился, поворачивая в мою сторону голову. Я ни секунды не сомневалась, кого именно перед собой вижу. Невозможно ошибиться! Разве можно не узнать глаза, которые блестели напротив моих каждый день в течении нескольких лет? Короткой вспышкой в них отразилось узнавание. Он всегда так смешно расширял глаза, когда удивлялся, хотя обычно они у него узкие. А становились почти круглые, как монетки.

— Костя... — и когда я успела сделать шаг в его сторону? И почему я пытаюсь идти дальше, но не получается, отведённая назад рука крепко застряла, словно попала в тиски.

Солнце вдруг превратилось в мягкую карамельную волну. После его отъезда я проплакала три дня, а желание, которое с тех пор загадывала Дед Морозу, было неизменным — чтобы Костик поскорее вернулся...

Моя рука странно заболела, я на секунду отвлекалась, пытаясь понять, что меня держит.

Честно говоря, не сразу узнала Настю, точнее не сразу смогла вернуться в настоящее. Она крепко обхватила меня чуть ниже плеча, не давая двигаться и лицо у Насти было необычное, даже странное, удивленное и сочувствующее. Ну и ладно, потом разберусь, сейчас не до нее. Ведь передо мной...

Костик... А вот теперь, когда первый шок прошел, я увидела то, что почему-то не сразу бросилось в глаза. Безукоризненную стрижку, неестественно ровный загар, переброшенный через руку пиджак из тонкой кожи... Но главное — взгляд. Так, пожалуй, смотрят на насекомое, ползающее по твоей постели. Ничего прежнего в глазах не осталось, только спокойное, слегка снисходительное безразличие.

— Танкалин, ты что, сел на диету? — поинтересовался один из компании Б, показывая на меня пальцем и под последующий хохот я, наконец, полностью пришла в себя.

Окинув меня пренебрежительны взглядом, это... существо не соизволив ответить, неторопливо ушло вслед за своими друзьями, а в моей душе память о самом счастливом времени жизни — детстве отравлялась вонючим смогом действительности. Лучше бы я никогда не видела, в кого превратился мой сосед. Мой Костик, который до сегодняшнего дня оставался самым идеальным мужчиной из всех мне известных.

— Ты что, знаешь Танкалина? — спросила Настя, не переставая крепко сжимать мою руку. На ее лице цвел интерес, грозящий всяческими неприятностями. Соня выглядела примерно так же.

Я быстро осмотрела ступеньки, повезло, что дорожка чуть в стороне и происшедшее не стало достоянием всех, кто маялся на крыльце от безделья, а то было бы разговоров. Если вдуматься, со стороны видимо казалось, что я потеряла голову при виде этого... позёра и даже пыталась броситься ему под ноги в отчаянной попытке привлечь к своей персоне хоть какое-нибудь внимание. Кстати, почему Танкалин? Фамилия у него явно была другая, на Л. Хотя это как раз и не важно. А вот все происшедшее... Это все очень неприятно... Но придется пережить.

— Нет, я ошиблась. Перепутала с одним давним приятелем.

— То есть вы не знакомы? — уточнила Соня и нехотя добавила. — Ты же на него чуть не набросилась, я такое только в кино видела...

— Как-то случайно получилось... Нет, мы незнакомы. Что у меня может быть общего с Танкалиным? — если бы Настя знала, как я ее ненавижу за эти вопросы, наверное, помолчала бы. И все равно, лучше сразу со всем разобраться.

— Сглупила, — добавляю с улыбкой, хотя скулы сводит.

Сегодня я была очень рассеяна и большинство лекций пропустила мимо ушей. Собственно, не страшно, я без труда за вечер все нагоню самостоятельно, самой даже проще сосредоточиться на предмете, чем когда вокруг мельтешит множество других студентов. Но сам факт меня настораживал. Откуда такая растерянность? Ну превратился милый мальчик в чудовище, так что? В жизни еще и не такое бывает.

И все равно так мерзко в душе...

В конце концов, я решила просто переждать. Какие бы сильные эмоции во мне не кипели, со временем все равно остынут. Правда, тут же пришла мысль, что учась в одном институте, нам придется, так или иначе, пересекаться. Хотя с другой стороны, не очень долго — он на два года старше, значит третий курс. И если правильно настроиться, даже вынужденные встречи не смогут меня больше задеть. Я их вообще не боялась, примерно представляя, как это все произойдет — первые пару раз окружающие будут внимательно следить за моими действиями, ничего глупого больше не дождутся и забудут, переключившись на что-нибудь более захватывающее.

К обеду я, можно считать, успокоилась. По крайней мере трясти перестало, хотя пропал аппетит, что только на руку — сэкономила на еде, ограничившись чашкой кофе.

Настя любила покушать основательно, Соня как обычно сидела на диете, хотя эти жертвы на фигуре, похоже, никак не отражались и все, что у нее имелось лишнего, при любом раскладе скапливалось ниже пояса. Уверена, ее фигура вполне привлекательна, вон Настя куда пухлее, а не заморачивается, но других попробуй пойми. Мне вот всегда говорили, что я отхватила лучшее, что необходимо женщине — большую грудь. А на самом деле ничего в этом нет хорошего: без бюстгальтера ничего не оденешь, бегать неудобно, в общем, в бытовом плане одни неудобства.

— Как несправедливо, — вздыхали девчонки в школе, слушая мои безрадостные рассуждения, — что твоя грудь досталась тебе, которой нафиг ничего не нужно, а не нам.

Наверное и правда несправедливо. Зато все остальное во мне вполне обычное и до шикарного не дотягивает. В общем, из нас троих, по моему мнению, Соня была самой симпатичной, Настя самой ухоженной и а... даже не знаю, что и сказать. Самой равнодушной к собственной внешности, наверное так, хотя временами подозревала, что хотя бы изредка следует ею заниматься. Прическу, может, изменить или маникюр регулярно делать. Мои нечеткие мысли по изменению внешности нарушились благодаря новости и я безо всякого сожаления с ними рассталась.

— А у меня скоро день рождение, — заявила Соня, жуя какую-то зелень с тарелки и стараясь не смотреть на картофель с отбивной на Настиной. — Не знаю, что лучше — в клуб пойти или на дачу поехать?

— А дача какая? — Настя не забывала смотреть по сторонам и казалось, она разговаривает с кем-то за другим столиком, так как, задавая вопрос, смотрела куда-то вбок.

— У нас просто садовый домик, но я про теткину думаю, если получиться ключи выпросить. Там нормальная, два этажа, три комнаты, гостиная, свет, газ, канализация, все есть. Только не уверена, что тетка ключ даст, прошлый раз мы у нее там стекло разбили, она так ругалась...

Настя с пониманием кивнула.

— Да ладно... На жалость надави, какие тут все крутые, а ты, мол, чувствуешь себя не в своей тарелке. Ну, не мне тебя учить. А много народу будет?

Соня думала долго.

— Нет. Не хочу много, вас позову и школьных друзей, всего человек десять.

— Тогда дача лучше, — авторитетно заявила Настя и переключилась на меня.

— Поедешь?

— Если расскажете, как туда добраться.

В голову тут же полезли вопросы о подарке. Опять лишние траты, но ничего не поделаешь — пропускать дни рождения людей, с которыми собираешься провести рядом несколько лет, как минимум, невежливо. Кстати, вот когда наступит мое... тогда и будут проблемы, но лучше пока не думать.

— Расскажем и даже проводим, — уверила Соня.

Настя пропустила вопрос мимо ушей, с проступающим на лице интересом наблюдая за входом в столовую.

— О-о-о, — судя по всему, там объявился, по меньшей мере, живой динозавр, — чего это тут Цукенина с Альтиной делают? Они в нашей плебейской столовой еще ни разу не появлялись.

— Видимо надоел настоящий капучино, захотелось приобщиться к народу и отхлебнуть искусственной бурды? — оперативно предположила Соня.

И правда, что они тут делают? Наша элитная прослойка всегда обедает в новом корпусе, где для них выстроили специальное кафе. Денег, которых я трачу на обед, там мне хватило бы от силы на чашку чая и то, скорее всего без сахара. Так что наша умница и красавица Цукенина могла тут явиться только если что-то задумала. Альтина была из семьи попроще и попала в "высшее общество" только потому что была подругой первой и выгодно оттеняла веснушчатым лицом фарфорово-безупречную кожу своей хозяйки. Всегда думала, что рыжие малоуправляемы, а поди ж ты — ходит за Цукениной и исправно исполняет все обязанности настоящей подруги.

И что же им понадобилось? Чтобы появилось первое предположение (которое частенько бывает самым верным), понадобилось всего минут пять, пока они прошлись через раздачу и уселись за столик на самом видной месте.

— Они пялятся на Стоцкого, — фыркнула Настя, — глазам не верю...

Альтина и правда старательно поглядывала на одного из местных красавчиков — второкурсника Стоцкого, который, кстати, был беден примерно как церковная мышь. Но все равно богаче, чем я, не очень приятная мысль... Зато с его внешностью хоть фотки делай да продавай любительницам тщедушных кудрявых ангелов, очень красивый молодой человек, даже я это признаю. И насколько мне известно, имеет репутацию серьезного спокойного юноши, не замешенного ни в каких скандалах. Цукенина сидела к Стоцкому боком и откровенно пялиться не могла, потому посматривала краем глаза. Зато Альпина глаз от него почти не отводила, одновременно что-то многословно рассказывая подруге и вряд ли разговор шел о лекциях.

— Наша мадам запала на Стоцкого, — важно сообщила Настя, которая вообще тащилась от подобных сцен. Даже разговоры ее радовали, а уж увидеть вживую...

И вот тогда... Не знаю, что в голову стукнуло. Просто бывают такие ситуации, когда меня, наверное, черт дергает, потому что внятно свои действия объяснить не получается. Ничего плохого мне Цукенина не сделала, разве что кроме извечной классовой вражды и неприязни бедного к богатому, но так или иначе в этот момент мне захотелось ей насолить. Не знаю, почему я была полностью уверена в том, что пришедшая в голову идея должна мгновенно осуществиться, но я, недолго думая (если б задумалась, точно бы остановилась) поднялась и направилась прямо к Стоцкому.

— Привет, — широко улыбнулась. Сколько помню, никогда для меня не было проблемой подойти и заговорить с незнакомым человеком. Он окинул меня быстрым взглядом и сразу определил статус. Его, видимо, он вполне устраивал.

— Привет.

— Меня зовут Алена. Не хочешь к нам присоединиться? — я кивнула в сторону девчонок. — Ты же на втором? Значит, ознакомлен со всякими местными тонкостями. Тут кто-нибудь занимается трудоустройством желающих подработать?

И под неспешную болтовню мы неторопливо прошли к столику, где Соня почему-то перестала жевать свою траву, а Настины брови заползли чуть ли не на середину лба. Позади спину обжигал пристальный взгляд Цукениной и мое настроение впервые за день повышалось, приближаясь к своей обычной планке.

Расстались мы со Стоцким только у дверей в аудиторию, докуда он нас с девчонками проводил.

— И что это было? — негромко поинтересовалась Соня, усаживаясь справа и наконец, сумев закрыть рот, чего все это время ей сделать не удавалось.

Но боевой настрой уже прошел, так же неожиданно, как появился и отвечать я не стала. Самой бы знать...

На последнюю лекцию я не пошла. Решила, что историю экономических учений вполне можно пропустить, а лучше вернуться к тете, успокоится и разобраться, почему я веду себя сегодня так странно. Ну конечно первое — меня выбил из колеи Костик... Нет, имя не хотелось марать, оно осталось принадлежать тому мальчишке, что покорил мое сердце у песочницы. Того хмыря которого я видела сегодня вполне достойна фамилия Танкалин.

Я шла по той же дорожке, что и утром, мысли рассеяно скакали с одного на другое — обувь-куртка-Стоцкий-английский-паршивый кофе из буфета-лужи.

Рядом хлопнула дверца, так неожиданно громко, что я вздрогнула.

— Стой, — неторопливо приказал чей-то голос.

А голос, кстати, у него изменился... Стал как у взрослого, такой плавный и бархатистый. Хотя вполне можно понять, он уехал раньше, чем голоса у мальчишек ломаются.

Я замерла, потому что нужно было удержать внутри тот ураган потери, виной которому этот пижон, что стоит напротив. И щурится на солнце так знакомо... что даже больно становиться.

— Хочу сразу расставить все по местам, — не спеша заявил Танкалин. — Мне не нужно чтобы кто-то расхаживал по институту и сплетничал о моем детстве. Поэтому предупреждаю — я безо всякого труда могу превратить твою жизнь в ад, а уж если постараюсь...

Он наклонил голову, острым взглядом словно втыкаясь в мое лицо. Как только голова не разболелась!

— Ты поняла? — с тихой угрозой уточнил.

Эта сволочь убила моего Костика! Превратила в мерзкое чудовище, от одного взгляда на которого тошнить начинает. Как же это все несправедливо и печально, а главное, не исправишь. Почему я не поступила куда-нибудь в другое место? Тогда бы до конца жизни помнила о нем только хорошее и может быть, все еще продолжала верить в чудеса.

Я разозлилась.

— Можешь не беспокоиться. Костик — лучшее, что у меня было в жизни, а ты за две минуты стал самым мерзким существом, с кем я когда-либо сталкивалась. Тебя я не знаю и знать не желаю!

Я сделала шаг в сторону и быстро пошла дальше.

Этот момент был одним из тех, от которых взрослеешь. Печально, но подобное рано или поздно с каждым случается, как не остерегайся. Тем не менее, портить себе жизнь я ему не позволю!

Я сама не заметила, как доехала до дома. Тетя пропадала в гостях у одной из соседок, у которых она просиживает почти целыми днями, это у них единственное развлечение. Добавлять к историям, о которых они любят посудачить свеженькую, с пылу с жару, вовсе не хотелось, но и сдержаться я не смогла. Дотянула всего до ужина, к которому тетя изволила вернуться домой. Как только мы доели и налили чай, тетя спросила, что нового, я быстро отовралась, будто ничего и перешла к вопросам.

— Тетя, слушай... ты помнишь мальчишку, Костика с которым я дружила в детстве?

— Костика? — лицо тети тут же расплылось в улыбке. — Конечно, как не помнить. Когда я уезжала, он пришел со мной прощаться и заявил, что обязательно на тебе жениться. Помнишь? Правда потом признался, что он еще маленький и папа ему пока не разрешает, но когда он подрастет, то точно разрешит!

Да уж, стала бы она так улыбаться, увидь сегодня этого прощелыгу! Рассказывать и портить настроение еще и ей я, естественно, не стала.

— А ты не знаешь, почему они тогда уехали?

Тетя ненадолго задумалась, привычно помешивая чай, который давно уже пила без сахара, так как врачи запретили. И все равно каждый раз тщательно его размешивала.

— Нет, не знаю. Но тогда слухи такие ходили... — она неуверенно замолчала. Я вытерпела ровно полсекунды.

— Какие?

— Пашка, ну, отец Костика кому-то вроде рассказал по секрету, что когда в девяностых союз развалился, его отец, дед Кости и еще пара человек занимались какими-то махинациями, благодаря чему получили в собственность металлургический завод. А время такое было, бандитизм сплошной, стреляли всех направо и налево, вот и им начались угрозы, потом покушения. А вскоре после рождения Костика его мама взорвалась в машине. Паша всегда считал, что ее убили, ходя в милиции даже дело отказались заводить. Тогда он забрал сына и сбежал от отца, устроился в случайно выбранном городе поглубже в провинции и подальше от всех этих разборок. Только правда это или нет, не знаю.

— И что с его отцом потом было?

— Не знаю... Паша мне никогда ни о чем таком не говорил.

— Так почему они уехали?

— Я же говорю — не знаю. Хотя вроде слышала, что помирился Паша с отцом, времена изменились, тот их долго искал и однажды нашел. Вот они к нему и вернулись.

Так, так, если поразмыслить, то очень все логично. Другие времена... Дедуля выжил, организовал на краденое чистый бизнес, потом нашел сына с внуком. Все складывается и понятно теперь, откуда у Танкалина деньги.

— Кстати, а как у них фамилия была?

— Ленские, — мгновенно отозвалась тетя. А еще на память жалуется! Что-то она ее ни разу не подводила, когда дело касалось сплетен.

— А с чего это ты вдруг вспомнила? — полюбопытствовала тетя и в ее голосе звучали подозрения, которые поощрять не стоило. Хотя признаюсь — за долгие годы рядом я выработала на это любопытство полнейший иммунитет и запросто с ним расправляюсь.

— Да так... Увидала сегодня в институте одного человека, чем-то он мне его напомнил. Вот и подумала, любопытно, какой он стал?

— О, я не сомневаюсь, сейчас это чудесный молодой человек, — уверено отозвалась тетя, улыбаясь своим воспоминаниям.

Ну да, как же, расчудесный... Смесь бульдога с носорогом. Сволочь, которая, похоже, будет портить мне настроение одним своим существованием. Он конечно не обязан со мной водиться, даже если мы играли в одной песочнице, но хотя бы мог объяснить это более вежливо? А, все равно...

В общем, пришла пора переступить, забыть и идти дальше.

2

Неделя прошла обычной жизнью. Мы пережили два семинара, которые прошли не очень удачно, потому что никто толком не представлял, как именно они проходят.

По утрам, встречаясь с девчонками у крыльца, я здоровалась и сразу уходила в здание, чтобы не провоцировать лишней болтовни.

Два раза мы обедали в компании со Стоцким и Соня, в конце концов, даже пригласила его на свой день рождения. Тот согласился, величественно кивнув головой, хотя никакого энтузиазма его вид не выражал. Стоцкий был одним их тех людей, которые всегда одиночки, но не потому, что их избегают, а потому что им никто не нужен. Ну, по большей части.

Также за эту неделю меня завалили россказнями про Танкалина, несмотря на активное мое сопротивление. Информации было столько, что я уже не знала, куда ее деть. Но девчонки не смогли успокоиться, пока не выкопали и не доложили мне все известное. Уверений, что мне это все безразлично они слушать не желали.

Выяснилось, что его отец занимается экспортом металла, после сказанного тетей это не удивляло. Что сам Танкалин встречается сейчас с Асей Векиной, победительницей прошлогоднего конкурса красоты, которую, между прочим, отбил у лидера группы А, Руслана Парина. И что они с Русланом находятся в состоянии холодной войны, правда, истоков установить не удалось, вроде еще со школы, в которой оба учились до института.

— Что бы это могло быть? — размышляла вслух Соня.

— Мне без разницы, — в сотый раз повторяла я, но подруги в сотый раз благополучно пропускали мимо ушей.

— Что-то жуткое, — заворожено предполагала Настя.

Ничего не оставалось, кроме как помалкивать, чтобы не провоцировать новую порцию фантастических домыслов.

Также у меня появился первый враг (или уже второй, если считать Танкалина?). Цукенина Олеся. В общем, такое развитие событий вполне можно было предположить после моей выходки со Стоцким, но я не задумывалась об этом до последнего.

Выяснила, что не все между нами ладно на английском. На том занятии каждый должен был вкратце рассказать про свое любимое время года, а потом все остальные искали в истории ошибки. Я рассказывала довольно уверено, по-моему лучше, чем большинство до меня, но когда дошло дело до разбора ошибок, начала Цукенина...

Оказалось, английским она владеет в совершенстве (потом выяснилось, что три года Олеся провела в Англии и училась там в школе), так что отчихвостила она меня и в хвост и в гриву, кроме грубых ошибок вытащив на поверхность даже такие тонкости, которые мне, как первокурснице, знать еще рано. Про произношение вообще молчу...

— Красиво, — пробормотала Соня, когда Цукенина замолчала. Надо признать времени на разбор моих полетов у нее ушло как минимум минут десять.

Момент был не из самых приятных, но я не разозлилась. Даже, если честно, вину почувствовала — зачем вот перешла дорогу и взяла то, что мне и даром не нужно? Но еще глупее было подходить и объясняться, что Стоцкий свободен, как и раньше, так что оставалось только признать, что язык мне еще учить и учить.

А на следующей неделе элитное кафе закрыли на ремонт и все сливки нашего института изволили обедать в обычной столовой.

В первый же день Танкалин явился в обществе трех друзей из компании Б и двух девиц, которым все время обеда мило улыбался. Даже не знаю, почему меня это так разозлило. Фальшивая морда! И улыбка у него ненастоящая, словно он просто красуется. И еще жутко мозолит глаза привычка Бшников выряжаться в настолько обтягивающие свитера, как будто они их специально на пару размеров меньше подбирают, чтобы повыигрышнее смотреться. Проще тогда уж совсем с голым торсом расхаживать.

Когда Танкалин ушел я подумала, что пронесло, ведь это был первый раз после встрече на улице, когда мы оказались поблизости друг от друга и я заметила, как некоторые окружающие посматривают на меня с ожиданием. Устраивать повторный спектакль я, естественно, больше не собиралась и увидев исчезающую на выходе спину облегчено вздохнула.

Немного рано. Через минуту к выходу потянулись остальные из его компании и один из ребят, Игорь, что все время ходит в коже, остановился прямо рядом со мной, неторопливо копаясь во внутреннем кармане пиджака. Этот экземпляр, пожалуй, из их компании был самым некрасивым, какой-то слишком бледный, глаза блеклые, волосы инертно светлые. Ну, на мой вкус. Вероятно вкус у меня не ахти, так как за его локоть предано держалась одна из обедавших с ними девчонок, как-то неестественно изогнув спину и поглядывая на нас свысока.

Через пару секунд на стол передо моим носом опустилась карточка с яркими пестрыми буквами.

— Приходи в пятницу, — фамильярно подмигнул Игорь, — встретишься со своим кумиром.

— Каким? — не сдержалась я.

Он только широко улыбнулся. И улыбка такая уверенная и располагающая, какой никогда не бывает у обычного человека. Зуб даю, тренирует ее ежевечерне перед зеркалом!

— Не потеряй свой шанс, — пафосно сообщил.

Желание веселиться пропало. Кого угодно взбесит такое пренебрежение. Надо же, идти куда-то, чтобы добиться чьей-то благосклонности. Нашлись тут любимчики фортуны! Само по себе мерзко, а уж когда к этому имеет хотя бы побочное отношение этот тип под личиной друга детства!

— Слушай, Игорь. Объясню всего раз. Я перепутала вашего... друга с одним человеком, которого очень давно не видела. Но это совершено точно не он, я навела справки и уверена.

— Точно? — игриво переспросил. С таким развлечением, как я, Игорь, похоже, расставаться не собирался.

— Совершено точно. Тот... он умер, понимаешь?

Он непроизвольно выпрямился. Видимо, в моих глазах было достаточно правды, чтобы убедить Игоря. Еще бы... стоило вспомнить, что предстало передо мной вместо Кости и на глаза слезы сами собой наворачивались. Ведь с какой-то стороны он и правда умер... прежний.

Игорь заторможено кивнул, соболезнований правда не последовало, зато и приглашение не забрал, карточка осталась лежать на столе, а он ушел, утащив за собой свою подружку.

Карточку я предложила девчонкам, но увидев, куда она, они с сожалением отказались, объяснив, что клуб слишком дорогой, хотя и хотелось бы там хоть разочек побывать. Бесплатный проход — дело конечно, хорошее, но такая мелочь по сравнению с ценами на столики и бар!

— Может, когда-нибудь потом, — вздохнула Соня.

Честно говоря, сминала приглашение в маленький круглый шарик и пуляла им в мусорное ведро я с большим удовольствием!

На второй день к компании Б присоединилась Ася, один взгляд на которую заставил меня покраснеть и отвернуться. Может грудь у меня и неплохая, но до той, что выпирала из узкого вязаного платья с глубоким вырезом мне как до небес.

Ася смеялась громко и все время прижималась бюстом к Танкалину. Тот был явно не против.

Повезло, что в этот момент пришел Стоцкий (потому что общаться с девчонками, у которых глаза направлены куда угодно, но не того, с кем разговаривают, довольно сложно) и я переключилась на общение с кем-то более вменяемым. Он как раз вчера был у Марины Сергеевны, которая занимается иногда работой для таких, как мы — постоянную, конечно, не предлагают, но для желающих подработать могут подобрать временную в течении 5-14 дней. Естественно оплата там тоже почти символическая, но не в моем положении выбирать. Кроме того, у Стоцкого имелся давний знакомый в одном из бюро по трудоустройству, который периодически тоже подкидывает какие-то варианты. Он сказал, когда объявится что-нибудь стоящее, сообщит мне первой.

Похоже, общество Стоцкого, которого не волновали ни окружающие, ни их внешность, ни их поступки, не говоря уже о мелочах, вроде кто как посмотрел и связанных с этим сплетен действовало на меня положительно, так что впредь я ходила на обед только с ним и неделя закончилась совершено спокойно, без нервотрепки. То есть для меня. Был еще большой спектакль, который даже мы со Стоцким посмотрели не без интереса.

Это случилось в пятницу. Соня сдалась и в виде исключения набрала себе нормальной еды, а Настя наоборот, ограничилась супом и салатом, но даже их ела так медленно, что все уже замучались ждать именно ее.

А у меня жутко чесалось все тело выше пояса. Мой любимый серый свитер, который я практически не снимаю (как и любую другую вещь, которая чем-то необъяснимым прикипела к душе), сох после стирки, а этот зеленый, мало того что был очень узкий, так еще и кололся нещадно. Когда в столовую заявилась компания А, которая вообще редко появлялась в столовой, их главарь Руслан Парин целенаправленно потопал к столику, где расположились Бшники. Он навис над Танкалиным, к которому как обычно прижималась Ася, почти налегая сверху и так сверкнул глазами, что она тут же отодвинулась в сторону, видимо, зная, что последует и опасаясь вмешиваться.

— Ты... (не цензура), это точно ты въехал в моего паршивца! Что, до сих пор даже на автомате не научился парковаться? Или это такая неловкая попытка подпортить настроение, а? Мелковато работаешь, Танкалин — втихую напакостить. А слабо на Каперсую ночью сгонять? Кто быстрее, а? (Не цензура) только можешь?

О, зрители были в восхищении — где еще пронаблюдаешь за мирным общением двух возможных будущих дипломатов? Ругался Парин надо признать мастерски (а уж я в этом толк знаю)! Да и выглядел впечатляюще — вытертый джинсовый костюм, длинные распущенные волосы и взгляд человека, терпеливо ждущего малейшего промаха оппонента, чтобы не сдерживаясь, заехать ему в рыло. В общем, зрелище было отличное!

Танкалин, как ни странно, остался довольно спокойным, разве что сильно помрачнел. Надо же, я была уверена, что вывести его из себя легче легко.

— Парин, на стоянке давно установлены камеры и только такой дурак как ты может об этом забыть. Если ты так уверен, что в тебя въехал я, предоставь мне запись и той же ночью мы встретимся на Каперсой, но не раньше. Понял?

Говорил он негромко, но тишина стояла такая, что расслышали все. Ни одного мата не употребил к моему разочарованию — я с трудом переношу людей, которые говорят матом, а раз уж я не переношу Танкалина, то он просто обязан вести себя в соответствии с моими о нем представлениями!

В общем, никто никому не врезал, Парин попыхтел, задумался и развернувшись так, что его грива прямо как на рекламе шампуня проделала в воздухе чудный пируэт, молча пошел на раздачу за едой.

Думаю, не будет ничего страшного, если я задам Стоцкому вопрос. Кстати он, похоже, единственный, кто моментально забыл про скандал и, как ни в чем не бывало, флегматично жевал котлету.

— Сереж, а что такое Каперсая? — да-а-а, голосок у меня как у заправской сплетницы, судя по тому, как воспряли Настя с Соней и мы все втроем пододвинулись к Стоцкому так близко, что он поморщился.

— Бульвар Каперсой, там по ночам гонки устраивают. Опасное место, в прошлом году у меня однокурсник там погиб. И с третьего курса один еще покалечился, выжил, но не ходит. На домашнее обучение перевели. Там, в общем, как на дуэлях, выясняют кто прав кто нет. Ну и просто по дури гоняют.

Вот как... Получается, Парин вызвал Танкалина на дуэль, а тот отказался. С одной стороны слабак, конечно, что струсил. Но ведь с другой хватило ума не вестись на откровенную провокацию и не гонять ночью в смертельно опасном месте? Даже и не знаю...

Собственно, чего это я? Какое мне дело? Правильно, ни-ка-ко-го!

В субботу мы отправились на день рождения Сони. Ее саму с продуктами и Настей (которая электрички не переносила еще больше, чем метро) родители отвезли на машине, а мы со Стоцким (так как остальных гостей не знали) отправились вдвоем. Не уверена, что без него добралась бы до нужного места. Одни входы-выходы на вокзале чего стоят, сходу и не разберешь в какой идти. Да еще названия станций... в общем Стоцкий выступал в роли моего спасителя.

Дача оказалась одной из целой кучи подобных, построенных друг к другу так плотно, что просто диву даешься, как они тут все уживаются. Я выросла в месте, где свободной земли навалом, так что все эти сплюснутые и прижатые друг к другу участки вызывают даже не удивление, а уже жалость. А если вздумается пойти погулять? Тут же только между заборами дороги и все, другого места нет. Правда можно отойти на пару километров и попасть в лес, ведущий к станции, но ходить там никакого удовольствия не вижу, потому как кругом кучи мусора, спрессованного годами.

Хотя воздух все равно получше, чем в городе, да и небо почище.

Компания оказалась вполне обычной, очень похожей на те, к которым я привыкла в школе. Половина перепилась, кто-то упал в мангал и обжег руку, кто-то разлил на джинсы сок и ходил без штанов. Они все время вспоминали какие-то школьные хохмы и проделки, нам со Стоцким ничего не оставалось, как просто слушать и вежливо улыбаться. А слушать истории, которые не кажутся смешными тому, кто в них лично не участвовал довольно скучно, потому мы с ним тоже перепились и вечером, когда совсем стемнело, вышли посидеть в беседке под деревьями в самом углу участка. Стоило усесться на скамейку и откинутся на стену, как Сергей надо мной склонился и молча поцеловал. Ни к чему это не привело и никакого продолжения не имело. Почти сразу меня посетила одна мысль, от которой стало смешно и Стоцкий спокойно отодвинулся, терпеливо ожидая объяснений.

— Да просто Сереж, подумала. Ну, приятно все это, но не больше. А представь, окажись на моем месте Цукенина... она бы растаяла от одного твоего прикосновения. А у нас все равно ничего путного не получиться.

— Да знаю я, — мирно ответил Стоцкий, устраиваясь рядом и больше не делая попыток меня целовать. — Мы с тобой друзья.

Я согласилась. Как-то всегда получалось, что все окружающие молодые люди сразу причисляли меня к друзьям и никто огромной любовью не воспылал. Как, впрочем, и я.

— Тебе Цукенина совсем не нравиться?

Любопытно, как она воспринимает Стоцкого? Наверняка ведь думает, что и характер у него в соответствии со внешностью, ангельский. А вот и нет, Сергей довольно равнодушен к окружающим. Совсем холодный, честно говоря, любить его довольно затруднительно.

— Устал я от этих девиц, — морщился тем временем Стоцкий, — которые меня за какое-то животное принимают. Нацепят юбку в ладонь шириной и норовят под нос сунуть, будто мне больше ничего и не надо, кроме мягкого места, которое можно пощупать. Да и вообще дуры эти богатые все балованные, как одна. Они мне еще в прошлом году надоели.

— Зря ты так... Она же не виновата, что родилась в семье с деньгами.

— Да я ничего не говорю... закончу институт, женюсь на какой-нибудь дочке, вступлю в семейный бизнес... А пока ну их.

Ничего себе мальчик-одуванчик!

— Фу-у-у, как пошло звучит.

— Павлова, ты как ребенок детсадовского возраста, — снисходительно сообщил мне Стоцкий, вытягивая ноги и беззастенчиво пододвигая ими мои, — ничего, привыкнешь со временем.

— Упаси боже, — пробормотала я, но спорить не стала.

И вот, вроде все прошло спокойно и без эксцессов, но на следующей неделе я узнала, что наш "пламенный поцелуй" кто-то успел заснять на телефон и разместить в интернете в фотоотчете о поездке. Не знаю, каким образом фотоотчет нарыла Цукенина, и хотя моего лица там было не разглядеть, обычные джинсы и мой любимый серый свитер без труда узнает каждый, кто учился со мной хотя бы неделю. Так вот, если раньше Цукенина просто меня демонстративно не замечала, то теперь окатывала таким взглядом, что казалось сейчас меня поведут на расстрел. С помощью пулемета.

Стоцкий, которому я предъявила новость, сказал буквально следующее:

— Хм... ну так и лучше, пусть думают, что мы встречаемся. Может приставать меньше будут.

— А мне в этом какой резон? — хмурилась я.

— Ну не знаю... но ты подумай, если согласна, то говори.

На том и порешили.

Время, однако, шло и стоило думать о работе. У Стоцкого пока ничего не наклевывалось, поэтому я решила все-таки отметиться у Марины Сергеевны. Не оттягивая, на следующий же день после лекций понеслась в деканат. Повезло, Марину Сергеевну я застала на месте, но она громко с кем-то переругивалась по телефону, одновременно вороша кипы бумаг в шкафу. Заметив меня, прикрыла ладонью трубку и шёпотом попросила подождать в коридоре.

Ну, времени у меня полно, главное ее не упустить, но выход из комнаты только один, так что мимо все равно не проскользнет. Я уселась в коридоре на одно из сидений и достала книжку. Быстро запутавшись в правилах строения предложений немецкого я ощутимо клевала носом, когда рядом грохнуло сидение и кто-то уселся по соседству.

Я машинально обернулась и вздрогнула от неожиданности — Танкалин развалился прямо на ближнем сиденье, хотя вокруг было еще с десяток пустых. Закинул ногу на ногу.

Он весь прямо сиял, как будто нашел с утра под подушкой путевку на луну и пах так приятно, что зубы сами собой от злости сжались. Я бы предпочитала, чтоб от него несло, как из помойной ямы.

Угораздило же встретиться!

— Не темно читать? — поинтересовался.

Я молча отвернулась. Хотелось пересесть, но такого удовольствия ему доставлять я не собиралась, так что просто попыталась снова вникнуть в текст.

— Ты туда? — позер этот никак не желал просто сидеть тихо и продолжал беседу таким тоном, будто сегодня самый счастливый день его жизни и остальное не колышет! Но на этот вопрос нельзя не ответить, ему видимо тоже нужно было к Марине Сергеевне.

— Да, позовет когда освободится.

— Хорошо, — Танкалин вытащил из кармана телефон и стал что-то просматривать.

Скорее бы, подумала я, снова утыкаясь в книгу. Буквы разбегались по страницам так резво, что я даже не пыталась их свести в кучу, просто упрямо смотрела на страницу, старательно делая вид, что я тут совершенно одна.

Рядом зашуршала бумага.

— Хочешь? — он протягивал какие-то конфеты в упаковке и терпение мое при их виде закончилось.

— Слушай, Танкалин, мы вроде уже со всем разобрались. Не надо тут изображать душу компании, я у врагов конфетками не угощаюсь.

— Какой из тебя враг, — он неторопливо засунут конфеты обратно в карман, — так... мелочевка.

Я промолчала.

— Скажи мне лучше, — его голос стал гораздо жестче, — как ты сюда поступила? Твоей матери на рынке за продажу тухлых кабачков подняли зарплату?

Врезать бы ему как следует! Надо было сразу его ударить, но даже прикидывать нечего — если будет драка, он без труда победит и сомневаюсь, что его остановит то, что я принадлежу к слабому полу. Потому я обошлась словесным ударом.

— Это ты сейчас говоришь о женщине, которая на последние деньги покупала зефир, который терпеть не могла, но ведь Костик так его любит? — прошипела с максимально возможным презрением. Кто-то тренирует улыбки, я вот на таких хмырях — голос. Могу им гордиться!

— Ох, не надо мне тут показательных выступлений на тему добра и зла, — поморщился. Причем не очень сильно, видимо не желая, чтобы морщины появились.

— Думай в следующий раз, каким тоном отзываешься о моей матери!

— А иначе что? — лениво протянул.

Что уж сомневаться, я не способна причинить ему ни одной действительно крупной неприятности. Да и зачем? Можно разобраться прямо сейчас...

— А иначе я тебе всю морду расцарапаю, ты меня, конечно, остановишь, но я не сомневаюсь, что успею, — внимательно осматривая его лицо, спокойно сказала я. И честное слово, верила каждому своему слову! Любой другой мог отозваться о маме и гораздо хуже, а я бы и внимания не обратила, но именно от Танкалина не могла слышать даже малейшей грубости. Слишком обидно за маму...

Он, как ни странно, довольно улыбнулся, вытягивая ноги поперек коридора. Похоже, совсем меня не опасался. Ну-ну, попробуй только еще хоть слово добавить!

— Дурой ты выросла, Аленка, — с улыбкой заявил. Как он вообще смеет вспоминать мое имя? Да что ж он меня так раздражает-то?!

— Зато не такой мерзкой, как ты, — мгновенно парировала я. — Оставь меня в покое, не хочу с тобой разговаривать.

— Дуро-ой, — словно не слыша, тянул Танкалин, одновременно откидываясь на спинку стула. Если бы оно было на ножках, он пожалуй стал бы на нем раскачиваться. А я бы не отказалась немного подставить подножку и полюбоваться, как он грохнется на пол. Жаль это все осталось несбыточной мечтой.

Не знаю, чем мог закончится наш разговор, но дверь открылась, являя Марину Сергеевну.

Она окинула нас быстрым взглядом, остановилась на Танкалине.

— Константин? Вы тоже ко мне? — потом быстро перевела взгляд на меня. — Подождете?

Желая любым способом отделаться от присутствия рядом этого хмыря, я согласно кивнула, даже слишком быстро. Он поднялся, окидывая меня на прощание пренебрежительным взглядом. Намекал, что пришел последним, но кто я такая, чтобы не пропустить его вперед? А мне без разницы, лишь бы морду его лишний раз не лицезреть.

Сидел он в кабинете долго, оттуда доносился хохот и еще они пили кофе. Казалось, Танкалин специально там задерживается, чтобы мне пришлось ждать дольше, ну а я вдруг вспомнила, что собственно неважно в какой день прийти, могу и завтра, так что тихо поднялась и ушла. Пусть развлекается.

Следующий день начался с новости, которую девчонки посчитали какой-то необычной.

— Ася Танкалина бросила, представляешь? — заговорщицким тоном спросила Соня.

— Мне без разницы, — машинально ответила я.

— А знаешь почему? Говорят, он на выходных в клубе подцепил какую-то танцовщицу, мулатку и притащил к себе на квартиру. Ну, а Ася их застукала.

В принципе не заметила, чтобы он вчера вечером особо переживал, что его бросили. Даже наоборот, явно был навеселе. В любом случае, мне-то что?

— Плевать.

Поморщившись моему равнодушию, девчонки продолжили обсуждали новость без моего участия. В который раз удивляюсь, когда они успевают еще и учиться, ведь все время тратят на другие занятия.

Тем же днем Танкалин явился на обед в компании какой-то брюнетки в ярко-алом кожаном костюме. Если бы она училась в нашей школе, ее бы дежурный выловил на входе и выгнал домой переодеваться. Здесь всем было фиолетово. Она не отводила от Танкалина томных широко распахнутых глаз и он в ответ пялился на нее так же пристально. Но честное слово, уверена, он придуривается. Неужели эта мадам верит, что мужик может смотреть так томительно совершено серьезно? Да и никакой нежности в его взгляде не было ни на грош! Хотя... у всех свои игры.

Через пару дней открыли спецкафе и вся элита перестала таскаться в общую столовую. Я сама удивилась, насколько сильно этому факту обрадовалась.

С работой было совершено глухо и меня начали посещать нехорошие мысли, что ведь вообще может ничего не получиться. Если сейчас на обед я трачу деньги из запаса, то через месяц от него ничего не останется и мне придется сидеть голодной. Тех, что присылает мама, едва хватает на продукты для дома, потому что пенсия тети Тамары уходит на квартплату, которая с моим появлением увеличилась и единый проездной. Про обычную стипендию можно даже не вспоминать, на конкурс сторонних берут с третьего курса и то нужны публикации хотя бы в институтских сборниках. В общем, до третьего рассчитывать не на что.

Повезло мне всего однажды — в институте проходил осенний ознакомительный конкурс по мотивам известной телевизионной игры, за участие в котором платили деньги, потому что желающих участвовать первокурсников откликнулось куда меньше, чем требовалось. Заплатили немного, но за пару часов веселья это скорее походило на приятное дополнение. Кроме того, засветится на общественном поприще тоже не вредно — преподаватели гораздо лучше и благосклоннее начинают относиться, проверено еще в школе.

Очень быстро наступила зима. Денег не осталось и я уже собиралась примерять свою старую куртку, которую предусмотрительно не выбросила, а притащила с собой. Необходимость снова в ней ходить не очень радовала, хотя мириться с неизбежным я вполне привыкла. Но увидев меня в этом ужасе посреди коридора тетка ахнула, собралась и куда-то ушла. Вернулась через час с деньгами. Я так растерялась... думала, она продала что-то или заняла, а значит придется отдавать, но оказалось просто у нее тоже имелся запас на черный день. На мои убеждения, что день вовсе не черный, ну разве что слегка она отмахнулась и отправила меня на рынок. Куртку я купила.

Еще чуть-чуть — и вот уже Новый год на горизонте. Соня с Настей решили отмечать со школьными компаниями, на институтское сборище я не пошла, потому что элементарно не хватило денег. Стоцкий собрался в гости к своему троюродному брату, но с ним идти не хотелось, особенно туда, где я никого не знаю. Новый год не тот праздник, когда хочется видеть незнакомых людей, по-моему это очень домашний день, который следует проводить с семьей и друзьями, потому на приглашение Славика я моментально ответила согласием.

Он еще меня просил не рассказывать Лене про тот момент, где собирался на мне учиться целоваться. Я согласилась молчать, хотя не поняла, в чем проблема, все равно у нас ничего не получилось. Ну, раз ему спокойнее...

Половину дня мы с Леной проторчали на кухне, прикрываясь необходимостью готовить, а на самом деле напились коктейлей и я без всяких угрызений совести проболталась обо всем, о чем клятвенно обещала молчать. Не знаю, чего боялся Славик, но слушая про его губы бантиком и крепко зажмуренные глаза, с которыми он ко мне приближался, Лена покатывалась со смеху и периодически убегала на балкон покурить и успокоиться.

Гостей к ним пришло немного — две пары, Ленина старшая сестра, толстушка Наташа, покрытая мелкими желтыми кудряшками и двое молодых людей слегка диковатого вида. Было довольно забавно наблюдать, как они, сидя по обе стороны от Наташи пытались через нее переговариваться, но все попытки общаться помимо ее персоны Наташа быстро пресекала.

Мы слушали речь президента, Славик держал наготове шампанское, а одна из девчонок, Ольга, быстро говорила, что когда бьют куранты, она вспоминает родных, которых нет рядом и желает им счастья. Она так настаивала, что нам необходимо проделать то же самое, что когда начался бой я действительно уставилась в бокал с шипящей пеной и вспомнила маму... и тетю Тамару, хотя она всего этажом ниже. А потом Костика. Не того, который он сейчас, а того, которого я выдумывала, когда о нем вспоминала. Это был вежливый, не очень улыбчивый молодой человек, верный, уважающий людей и отвечающий за каждое свое слово. Стена, за которой ничего в жизни не страшно. На существующего Танкалина моя мечта не была похожа совершено.

Хорошо, что Славик сильно размахнулся и случайно попал мне в бок локтем, а то я бы так и думала до утра. К чему?..

Часа в два мы ходили к елке, поставленной недалеко на площади, где потеряли обоих незанятых парней и Наташу. Не знаю, нашли ли их, потому что я, наконец, вымоталась и ушла домой спать.

Так же быстро пролетел сессия, не вызвав у меня совершено никаких осложнений. Половину зачетов я получила автоматом, да и вообще плохо понимала, как можно что-то не сдать. Разве что с языками было сложновато, они давались мне с трудом, самостоятельно изучать их замучаешься, а нанять репетитора, естественно, не на что.

Единственное, что было неожиданного — Цукенина все-таки смогла мне отомстить.

В тот день я опаздывала на зачет, зимой автобусы стали простаивать в таких пробках, что хоть за два часа выезжай. И не факт, что успеешь. Я опаздывала почти на час и бежала бегом.

Нужная мне аудитория располагалась в конце коридора, дотуда я не дошла.

— Стой! — Цукенина и еще парочка девчонок стояли у окна почти вначале, прямо у лестницы, с которой я выскочила, — в 317 перенесли. Мы уже сдали.

Я, недолго думая (а зря) бросилась в 317, обрадовавшись, что она ближе. Хоть на полминуты, но опоздаю меньше.

Залетела в кабинет и застопорилась. Свет не горит, вокруг ни единого человека, пустые места... Только легкое движение слева. И что это?

У стены Танкалин с какой-то девицей, на этот раз рыжей, явно тут не экзамены сдавал. До дела, похоже, не дошло, но и оставалось немного. Кстати, стоит, наверное, отвернуться, зачем же так пристально на них смотреть? Я слышала, конечно, об экстремальном сексе, но не думала, что любители подобных развлечений рискнут заниматься им прямо в институте.

Девица громко расхохоталась и только тогда я увидала лицо Танкалина. Нет, инстинкты все-таки вещь отличная, потому что развернулась и бросилась бежать я раньше, чем сообразила, что это стоит сделать. Благо сапоги у меня без каблуков, не люблю на них ходить.

Лестница, на которой ждало спасение была уже совсем близко, а там попробуй пойми куда я свернула. Лучше, наверное, бежать вниз, там народу много. Или в туалет напротив, там защелка. Уже прикидывая, где лучше спрятаться, я почувствовала сильный рывок назад. И просто свалилась с ног, но Танкалин, как ни странно, ронять меня не стал, а даже поддержал.

— Ты что себе позволяешь? — зашипел, нагибаясь к моему лицу. Его возбуждённый вид мне совершено не понравился. Впрочем, как и любой другой.

— А что я себе позволяю? — попробовала я свалять дурочку.

— Ты меня преследуешь?

— Что? — Ушам своим не верю, вот это самомнение!

— Хочешь оказаться на ее месте? — вкрадчиво спросил этот хам. Ого, как гормоны играют, его, пожалуй, стоит отправить назад к этой его э-э-э даме, пока на нормальных людей бросаться не начал.

— Да пошел ты! — я озверела. — Я, между прочим, не в спальню к тебе ворвалась, а в кабинет, где экзамен должен был идти!

— Не верю, — и еще ближе. Его хищный взгляд вдруг превратился в какой-то оценивающий и это не просто настораживало, это... пугало! Похоже, мозги у него отключаются, когда он на взводе. Значит, нужно переключать внимание на что-нибудь другое.

— Танкалин, не устраивай сцен. Тут вокруг полно народу. Хочешь всем сообщить, что случилось? — ровно прошипела я. Тянуло врезать коленом промеж ног, но сложно врезать человеку, когда он к тебе так прижимается. Кстати... он ко мне прижимается? Я быстро отшатнулась.

— Остынь!

На этот раз Танкалин остался стоять на месте и рук больше не распускал. Разве вообще так нормально, что даже неважно, кто? Точнее, кого? Мерзость какая...

Краем глаза я увидела, с каким интересом на происходящее любуется Цукенина с подругами. В руке одной из них мелькнул телефон. Нужно быстрее сматываться, пока не засняли, хотя уже вроде и нечего снимать. Эх, Цукенина... И все равно не могу на нее разозлиться!

Зачет я сдала на автомате.

Две недели до начала занятий мы со Стоцким проработали на выставке оборудования для очищения воды. Заплатили, кстати неплохо, на месяц при моих разумных тратах должно хватить. Да и весело было. Наш павильон явно пользовался успехом. Сергея вырядили в форму из обтягивающих штанов и расстёгнутую на несколько пуговиц рубашку, а меня в короткую юбку и блузку с низким вырезом, поверху — корсет. В общем, посетители ходили, похоже, не столько изучать предложенный товар, сколько глазеть на нас. Но это без разницы, платят — и замечательно.

В последний рабочий день, 12 февраля, на работу я опоздала. Отовралась, что проспала, не говорить же правду? Тем более такую глупую. Просто дело в том, что я сама не заметила, как в переходе метро застопорилась и простояла полчаса, разглядывая цветные открытки на стенде у книжного киоска.

И только потом поняла, почему. Тому безупречному молодому человеку, который появлялся в моем воображении последние несколько лет, стоило вспомнить о Косте, сегодня исполнилось двадцать. Как и настоящему Танкалину.

3.

Второй семестр начался одновременно с жуткими холодами. Я доезжала в институт полумертвой от холода и долго отогревалась у батареи. Тем страннее было видеть дефилирующих мимо девушек в тонких сапожках на каблуках и коротких юбках. Хотя, в машине с климат контролем, конечно, хоть голышом можно ездить.

Новостей, как ни странно, не было, кроме разве что одной — компания Б полным составом запаслась абонементами в бассейн, после чего образовалась очередь из девушек, желающих посещать бассейн в то же самое время.

Эх, я бы тоже не отказалась от бассейна (естественно, не в тот день, когда там появляются Бшники, чтобы даже случайно лишний раз не пересечься), но мне не светило. Даже если найти время, денег все равно нет.

Хотя вот еще один момент, который меня очень удивил и даже, думаю, порадовал. Однажды днем мимо нас в фойе прошел Игорь из компании Б, к которому как обычно прильнула какая-то мадам в ярких одежках. Мы стояли у стены, ожидая нашу старосту с новостями относительно списка литературы, которую насоветовали по языкам и Соня, тщательно проследив за парочкой, вдруг сказала:

— Чего они все время к ним так плотно прислоняются? Ноги, что ли, не держат?

О, неужели я дождалась доказательства наличия у моих сокурсниц самоуважения? Нельзя терять такой момент!

— А вы смотрите внимательно и запоминайте, — говорю, — чтобы если вдруг кто-то из них обратит внимание на вас, вы смогли всего за несколько секунд покрепче к ним приклеиться, как они к тому привыкли. А то мало ли... не оправдаете ожиданий и пиши пропало!

И Соня, выслушав мой совет, взяла и сморщила нос! Похоже, не все печально в датском королевстве и у нас с девчонками имеется шанс на взаимопонимание. Мелочь, а приятно. Настя вообще теперь обе компашки игнорировала, потому что завела себе молодого человека, с которым познакомилась на дне рождения бабушки. Когда она рассказала, где, честно говоря, просто челюсть отвалилась. Сейчас знакомятся где угодно, но так... по старинке, что ли, даже звучит немного нелепо.

Но зато, потеряв интерес к местным звездам, они мне, дуре, объяснили еще кое-что. Внешность и клубы, конечно же, имели немалое значение, но помимо этого частенько девчонкам, что встречались с Бшниками, перепадали неплохие подарки. Бижутерка там, камушки, шубку могли купить, на отдых свозить. Как говориться и приятно и полезно. Вот так вот... Помниться, в школе одноклассницы часто вздыхали, что джентльменов нынче не осталось. А интересно, откуда им взяться, если вокруг такие леди? В общем, было так противно, будто меня с головой окунули в... ну, в общем, ничего приятного, так что я побыстрее попыталась об услышанном забыть.

Вот так шли дни, дела мне ни до чего не было, потому что холода продолжались и становились все злее и жёстче. Уже не хотелось ничего, кроме повышения температуры. Однако время шло, заканчивался февраль и зима только зверела.

Однажды утро кроме мороза порадовало городских жителей обильным снегопадом. На следующий день я с трудом заставила себя ехать в институт, так как примерно представляла, как будет двигаться транспорт по сугробам. Но все равно поехала. И, как ни странно, простояла в пробках всего около часа, топили в автобусе сильно и обошлось без отмороженных частей тела.

Заканчивалась четвертая пара, когда в заднем кармане джинсов завибрировал телефон. Обычно мне никто не звонит, (кому, кроме тети и мамы?), а они знают, что днем у меня занятия. Номер отразился домашний, тети Тамарин, и я ответила, хотя рисковала вызвать гнев преподавателя, которые все, как один, терпеть не могут, когда студенты во время лекций болтают по телефону.

Это была соседка баба Аня из квартиры напротив. Постоянно прерываясь, испуганным слабым голосом она сообщила, что тетю только что увезли в больницу с сердечным приступом.

Преподаватель не рассердился, потому что ничего не заметил — я не сказала ни слова. Когда баба Аня положила трубку, еще минуту прижимала телефон к уху, пока, наконец, дошло, что больше ничего не говорят.

Еще через минуту я выбегала из аудитории со скоростью, близкой к скорости реактивного самолета. Одеться толком не успела, наскоро накинула куртку, шарф развивается в руке, шапка торчит из кармана.

Никогда раньше мне не было так страшно! Тетя ни разу не жаловалась на сердце, хотя перечень припоминаемых ей болезней включал даже самые редкие и экзотические, а так же множество выдуманных. Про сердце она, наоборот, шутила, что она будто отдельно от нее остальной существует — живет и бьется само по себе. Вот вам и добилось...

Залетая за очередной угол по дороге ко входу, я врезалась в Игоря из Бшников, с силой приложившись носом к его куртке. Они тут все семеро были, даже если бы получилось уклониться от одного, врезалась бы в другого.

Черт, нос теперь будет ныть, а может и синяки под глазами появятся. А мне еще с врачами говорить... А примут за оторванную какую-нибудь и тогда точно наплюют на тетино здоровье!

— Эй, — довольно беззлобно вскрикнул Игорь, придерживая меня, будто я пьяная и не могу устоять на ногах.

— Извини, — очень быстро ответила я, порываясь бежать дальше. Меня схватили за рукав.

— И все? — он загадочно улыбнулся. — Слова извини мало.

Я настолько была занята тетей и ее здоровьем, что вряд ли бы смогла пошутить в ответ. Или нагрубить. В любом случае ответить ничего не успела, между нами влез Танкалин, отодвигая Игоря в сторону.

— Подожди, — бросил тому и насторожено на меня уставился.

— Эй... — назвать по имени, похоже, не решился. И правда, как же иначе объяснить, откуда великий Танкалин знает имя какой-то придурошной первокурсницы? — Что-то случилось?

— Ничего. Мне нужно идти, — на одном дыхании выпалила я, судорожно протискиваясь в сторону выхода и мертвой хваткой сжимая шарф. Он всего на секунду повернулся к остальным, которые с огромным любопытством на нас глазели, но я уже проскочила мимо и понеслась к двери.

Когда автобус застрял на половине дороге к дому, я не выдержала и пошла пешком. Времени может и не сэкономила, но хоть какое-то действие в таком состоянии всяко лучше простого ожидания.

Баба Аня долго меня успокаивала. Я рвалась ехать в больницу немедленно, но она не пускала — сегодня увидеть тетю все равно не дадут, врачи разошлись, кроме дежурного, который в любом случае переправит на лечащего, так что до завтра там появляться смысла нет. Еще был вопрос, который меня жутко мучил — деньги. Во сколько обойдется лечение, ведь бесплатное у нас все только по названию? Но даже если сработает полис, дальше-то что? Ей же нужна реабилитация, лекарства, даже хорошее питание, что делать?

Отсутствие денег на вещи, необходимые в нормальной жизни я переношу стоически и даже с юмором, потому что твердо уверена — не в этом счастье. Но когда случается нечто подобное, когда чье-то здоровье и даже жизнь зависит от этих самых денег, охватывает почти отчаяние. Доказать самой себе, что не в деньгах счастье довольно легко, но доказать это другим невозможно. Так что придется общаться с людьми, от которых зависит тетя на их языке и столько "слов" мне негде взять.

В дверь звонят... Только бы она поправилась! Надо успокоиться и дождаться завтрашнего утра. Точнее обеда, посещения с десяти.

— Пойди, открой, — тихонько тронула меня соседка за локоть. Только пожилые люди могут так прикасаться — нежно и поддерживающе.

Звонят, да... Значит, кто-то пришел и нужно открыть.

Обычно я смотрю в глазок, но сейчас было не до этого. Я думала, пришла одна из подружек тети и распахнула дверь не глядя.

Лампочка в коридоре тускло осветила высокий силуэт в пальто. Я зажмурилась, чтобы быстрее привыкнуть к свету и понять, кто это...

Чтобы узнать мужчину мне понадобилось всего пара секунд.

Павел Николаевич почти не изменился, но только сейчас, увидев его глазами взрослой женщины, я поняла, насколько это красивый мужчина. И как... его сын на него похож.

— Дядя Паша...

— Бог мой, Аленка, какая красавица выросла! — бодро заговорил он. В детстве его голос был просто одним из многих. Но, вероятно, на женщин он действовал безотказно уже тогда, ведь как иначе объяснить, что даже у меня по спине мурашки?

Позади у лестницы маячила еще одна фигура с серьезным нейтральным лицом.

— Пригласишь войти?

— Да, конечно, — я быстро отступила в сторону. Мимо протиснулся дядя Паша, на секунду остановившись в прихожей и оглядываясь.

— Туда, — я указала на кухню. Второй мужчина остался в коридоре, судя по всему, это был охранник. Он сам прикрыл дверь, оставшись в общем коридоре.

— Добрый день, — неторопливо поздоровался дядя Паша с бабой Аней и развернулся ко мне. — А я только что от твоей тети.

— Откуда вы знаете?

— Вы Павел Николаевич? — баба Аня даже привстала, острым взглядом смотря снизу вверх. — Да? Аленка, это я сказала. Павел Николаевич позвонил...

— Я сяду? — дядя Паша был совершенно спокоен, а я мельтешилась на кухне, не зная с чего начинать вопросы и вообще за что хвататься. Видеть его в нашем доме было так странно... Так, для начала стоит немного успокоиться... Сделать кофе, только я что-то забыла... Оно точно стоит где-то в верхних шкафчиках!

Через минуту баба Аня усадила меня за стол и взялась делать все самостоятельно. К тому моменту, когда передо мной поставили чашку, я уже дрожала нервной мелкой дрожью.

— Я говорил с врачом, ей уже ничего не угрожает, так что можешь больше не волноваться, все будет хорошо. Ее даже к пятнице домой отпустят, если осложнений не будет

Дядя Паша смотрел на меня так ласково, что стало немного неловко. Пальто он не снял, оно выделялось светло-бежевым пятном на фоне наших старых обоев и выглядело, как жемчужина в обрамлении грязной мокрой раковины.

— Откуда вы узнали?

— Да вот... Костик позвонил. Сказал, случилось что-то у тебя. Координаты дал.

— Дал мой домашний телефон? — удивилась я.

— Нет... но его найти совсем не сложно, зная адрес.

— Он знает адрес? — еще выше взлетели мои брови. Дяде Паше я верила, стоило услышать, что с тетей порядок, прямо от сердца отлегло. Странно другое, а именно то, что Танкалин младший озаботился помощью мне, ведь он явно дал понять, что не расстроиться, вдруг исчезни я раз и навсегда с поля его зрения. И еще вопрос, отчего дядя Паша захотел нам помочь?

— Думаю, адрес довольно просто узнать в деканате или у твоих знакомых.

Пришлось промолчать. Не станешь же в такой ситуации намекать, что прозвучало, мало сказать, неубедительно. Ни за что Танкалин не пойдет к моим друзьям, а в деканате просто так даже ему чужой адрес не дадут. Да и ладно. Это все странно, но разберусь потом.

— С ней точно все в порядке?

— Да, да... Не переживай.

Он был совершенно спокоен. Разве что лицо немного осунулось, как бывает при сильной усталости.

— Интересно... — дядя Паша весь прямо воспрял и стал внимательно меня изучать, — почему Костик раньше не говорил, что ты учишься с ним в одном институте?

— А... — говорить правду я не стала. — Не знал, наверное.

— Он тоже так сказал... Не узнал, мол, сразу, но что-то я не верю. Тебя сложно не узнать.

Скользкая тема... Не знаю, как бы выворачивалась, но он вдруг сам ее изменил.

— Рассказывай, как живешь? — спросил удивительно серьезно.

— Все хорошо... Только вот с тетей теперь...

— Врачи утверждают, ее жизнь вне опасности. А остальное уже не в нашей власти, как понимаешь. Да... помню твою тетку, хорошо помню, она мне частенько выговаривала, что сыну нужна мать. Может и права была, — совершено неожиданно уплыл в прошлое дядя Паша. — Но чего уж теперь. Я вот другому удивился — даже если Костик тебя не сразу узнал...

И задумчиво прищурившись, откинулся на спинку сидения.

Я молчала, просвещать гостя насчет того, каким именно вырос его сынок, вовсе не хотелось.

— Он очень изменился, правда? — отстранено спросил дядя Паша.

— Он же вырос, — уклончиво ответила я. Любой ребенок меняется, когда вырастает, а уж каким вырос Костя во многом должно было зависеть от самого дядя Паши. В любом случае, я не имею к этому никакого отношения и в дальнейшем иметь тоже не желаю.

— Вырос, да... Даже страшно, насколько... Ну ладно Аленка, я со встречи, устал очень. Но не мог не заехать, так хотелось на тебя посмотреть... С тетей все будет хорошо, не волнуйся. А ты сама-то как?

— Спасибо, уже хорошо.

Он быстро кивнул, отодвигая чашку в сторону. Кофе Павел Николаевич почти допил, надеюсь, эта вежливость не далась ему слишком тяжело, думаю, обычно он пьет кофе совсем другого качества. С какой-то стороны это даже можно считать подвигом!

Куда больше меня, однако, волновала совсем иная мысль.

— Дядя Паша... А почему вы нам помогаете? — наверно, не очень правильно в такой ситуации задавать провокационные вопросы, но хотелось точно знать, чем обязана.

Он тонко и удивлено улыбнулся.

— Я вроде не настолько изменился, чтобы не помочь пожилой женщине, когда-то следившей за моим ребенком. Она не раз меня выручала, если я бывал... занят. Тем более, я вполне могу себе это позволить.

Да, невежливо вышло, чего уж там. Почему человек не может помочь кому-то просто так, без всякой корысти? Я ведь всегда верила в человеческое бескорыстие, а вот столкнулась в реальности — и сомневаюсь. Хотя, скорее всего причина в Танкалине младшем, из-за которого кажется, что все его окружение такое же, как он сам.

Дядя Паша тем временем внимательно оглядывался, очень красноречивым взглядом скользя по маленькой кухне со старой мебелью и облезшим потолком. Нет, в такой кухне смотрелся холеный мужчина в деловом костюме, надо признать, крайне нелепо.

— Алена, — вдруг решительно сказал. — Знаешь... я ведь знал твоего отца. Не очень долго, но все же. Я хочу тебе помочь. Сейчас я человек вполне состоятельный и могу, например, ежемесячно платить тебе какую-нибудь сумму, ну... предположим в пару тысяч евро, пока ты учишься. Я так понимаю, кроме тетки и матери рассчитывать тебе не на кого? Ты на бюджетном?

Прямо поплохело от названой им суммы. Это тоже по старой дружбе? Хотя, почему нет, когда есть возможность, почему бы не позволить себе играть, как вздумается?

— Да, на бюджетном и нет, спасибо, — еле выдавила я, — я не могу брать у вас деньги.

Он снисходительно улыбнулся, будто я сделала именно то, чего он и ожидал.

— Не хочешь быть обязанной? Я понимаю, этого никто не любит. Но с другой стороны, подобные вещи отлично закаляют характер, поверь мне. Так что, может, подумаешь?

— Нет, — как можно тверже ответила я, быстро мотая головой, потому что соблазн был очень велик. Настолько велик, что пришлось напоминать, чей передо мной отец.

Больше уговаривать дядя Паша меня не стал, спасибо ему. Но еще минутку подумав, вдруг добавил:

— Хорошо, нет, так нет. Ну а может быть ты хочешь подрабатывать? Понимаю, времени мало, ты же на дневном, но придумаем какой-нибудь график удобный, к примеру, пару вечеров и выходной? Что скажешь?

Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой! Да и отказаться два раза подряд от подобных предложений глупость даже для меня, поэтому ответила я максимально быстро.

— Да!

— Уже лучше, — он улыбнулся, доставая из кармана визитницу, а оттуда белоснежную карточку с четкими черными буквами. Ф.И.О., телефон и все, ничего лишнего, даже никакой должности или названия фирмы. Протянул мне.

— Послезавтра я улетаю, вернусь через неделю, это будет... четверг. Позвони вечером, после восьми, обсудим, что да как. Если с тетей что, тоже звони, договорились?

— Хорошо.

Когда он ушел, стало так грустно, будто папа на миг появился и снова пропал. Даже странно, дядя Паша, похоже, совсем не изменился, разве что немного поседел, а Костик...

Опять эти мысли дурацкие! А сложнее всего молчать о его натуре сволочной, когда все вокруг так хорошо о нем думают.

На следующий день с утра пораньше я бросилась к тете в больницу. Меня пустили, но совсем ненадолго — она была очень слаба. Я раньше не попадала в такие ситуации, когда сидишь возле самого дорогого человека, которому очень плохо и ровным счетом ничего не можешь сделать. Ей даже на улыбку сил не хватало, а мне ничего не оставалось, кроме как держать ее за руку и делать вид, что все будет прекрасно. Что еще я могла?

На выходе узнала, что можно приходить по вечерам, посещения до восьми, так что через день я отправилась с утра в институт, договорившись с тетей, что у нее буду появляться после занятий.

Меня не оставляла одна навязчивая мысль, которая, как ни странно, очень помогала отвлекаться от тетиного здоровья, где от моих усилий все равно ничего не зависело. Почему Танкалин мне помог, зачем? Теперь, встречая его в институте, я внимательно наблюдала за его поведением. На первый, мимолетный взгляд оно было не очень лицеприятно — он много улыбался, хохмил, кокетничал со всеми мало-мальски симпатичными девчонками и не стеснялся некоторых прилюдно тискать. Если девчонок в компании не было, Бшники довольно грубо шутили между собой, лениво переругивались, а иногда дурачась, толкались, затягивая, как в водоворот, всех попавшихся под руку окружающих. Обычные мальчишки, разве что слишком самоуверенные. Хотя, с другой стороны, а чего я ждала? Что они будут в фойе дуть порошок, устраивать стриптиз и жарить шашлык из человечины на огне, зажжённом от пачек денежных знаков? Бшники, конечно, отличались друг от друга, как отличаются люди в любой компании, но, в общем, были вполне предсказуемы, как и сам Танкалин.

И все же мне казалось, что-то здесь не так. Потому что я никак не могла отмахнуться от вопроса, зачем ему было мне помогать и этот момент мне очень не нравился.

Но, так или иначе, я должна была его поблагодарить. Выловить Танкалина в одиночестве оказалось настолько просто, что я удивилась. Заняло всего минут пятнадцать, которые мне правда пришлось прождать на морозе, в углу стоянки, ожидая пока он приедет. Не разбираюсь в машинах, точнее марки-то различаю, но не модели. В детстве, помниться, он любил большие джипы, мы рассматривали картинки в журналах и Костя с восторгом описывал, как вырастет и купит себе точно такую же. Наверное, передумал, потому что приехал на низкой приплюснутой машинке, насколько я понимаю, спортивной. Не знаю, что за удовольствие зимой на таких ездить, увязая в снегу и переваливаясь на сугробах.

Не думаю, что он меня заметил, но припарковался прямо напротив. Парин, похоже, сильно бы удивился, увидев, что припарковался Танкалин с первого раза.

Вышел очень быстро, даже не застегнув пальто, аналогичное тому, в котором был Павел Николаевич. Обоим очень шло, надо признать, как и широкий шарф, небрежно наброшенный на шею. Он хлопнул дверцей, сумрачно посмотрел на меня и быстро оглянулся по сторонам. Поблизости никого не было, так как лекции уже начались.

— Танкалин... — Костей называть я его все-таки не решилась. Между расчищенной от снега дорожкой и стоянкой высился сугроб, через который мне лезть не хотелось. Хм, а я как раз не подумала, как брать подобное препятствие.

Пока я прикидывала, что проще — разговаривать через сугроб или все-таки попытаться взять эту высоту, Танкалин вдруг сделал два шага вперед, утопив в снегу свои ботинки по щиколотку и оказался рядом. Ноги у него, похоже, длиннее, чем мои. Впрочем, это неважно.

— Я хотела сказать тебе спасибо за тетю. Без вашего вмешательства за ней бы так тщательно не ухаживали. Да и вообще... неизвестно, чем все бы закончилось. Спасибо.

Он слушал внимательно, будто получал крайне важную информацию, которая будет поступать плотным потоком еще очень долго, но я уже все сказала и добавить было нечего. Тогда Танкалин снова стал оглядываться по сторонам.

— Не стоит, — одновременно сказал. — Будешь должна.

— Не поняла?

В голове мгновенно вспыхнуло подозрение, что он собирается заставлять меня делать всякие нехорошие вещи и ладно, если просто написать реферат. Выполнять его пожелания я, понятное дело, не собираюсь, но сам факт!

Он хмыкнул.

— Шутка. Чего с тебя взять?

Прямо от сердца отлегло.

— Хорошо, — я уже собиралась разворачиваться. Повинность выполнена — я успокоила свою совесть, поблагодарив человека за помощь и неважно, какого человек и из каких соображений он эту помощь оказал. Я уже сделала шаг в сторону, когда он вдруг быстро заговорил:

— Хотя теперь мне приходиться тратить массу времени, объясняя, почему ты до сих пор ни разу не приехала к нам в гости. Отец так настойчив, словно ты как минимум наша близкая родственница. А он не бывает так настойчив даже со своими любовницами, — усмехнулся.

Интересная какая речь. Чем вызвана? Вроде как попытка выставить меня виновной в том, что дядя Паша его теперь не оставляет в покое? Ладно, это просто решается.

— Соври, что у меня новые друзья и подруги и совершенно нет времени расхаживать по гостям.

Он посмотрел удивлено.

— Ты что, пытаешься обучить меня азам вранья? Думаю, в этом вопросе я давно уже специалист высочайшего класса.

Конечно, как же иначе! Кто-то осмелился дать совет Танкалину! Я пожала плечами.

— Ну, тогда сочувствую, что из-за тети у тебя такие неприятности. Жалеешь?

И он очень неожиданно изменился, побелел, будто от страха. И глаза расширились, а в его случае подобное значит, что Танкалина охватили какие-то нешуточные эмоции.

— Я никогда не жалею о том, что уже сделал, поняла? Особенно если это могло спасти человеческую жизнь! — прошипел с такой силой, что я вздрогнула. Потом замер, словно над чем-то раздумывая, отвернулся и не оглядываясь ушел в сторону здания.

Это тоже было непонятно. Мне он никогда не улыбался, хотя в окружении всех остальных светился, как новогодняя елка. Ну или, в крайнем случае просто не замечал.

Я столкнулась еще с одной странностью — в библиотеке мне попался сборник результатов прошлогоднего конкурса "Как должна звучать лекция?", где одним из трех победителей числился Танкалин. Участники должны были составить такую лекцию, какую хотели бы услышать сами по свободно выбранному предмету. Танкалин писал об отечественной истории (тоже, кстати, очень не похоже на тот типаж, к которому я его причислила). Писал легко и с юмором, вставляя любопытные факты, так что читать было действительно интересно. Сначала я решила, что это писал кто-то другой, сейчас легко купить какую угодно работу, начиная с реферата и заканчивая докторской. Но в чем смысл? Одно дело — покупать работу, необходимую для учебы, а тут... Никаких оценок, никаких наград, кроме публикации крошечным тиражом, просто игра. Причем малоизвестная, потому что ни о чем подобном я не слышала и в этом году в плане оргкомитета похожих конкурсов не числилось.

Получается, он тут не просто тянул время до диплома, а действительно учился. Учился сам, сдавал сам и даже больше — находил время на участие в конкурсах. Это в голове никак не укладывалось. Типаж Танкалина, как циничного и равнодушного представителя современной золотой молодежи, повернутого на демонстрацию себя, как самца, никак не вязался с помощью нищей малознакомой бабке и учебой. Может... я понимаю что-нибудь не так? А как еще? Точно могу сказать, он совершенно не боится, что я что-нибудь разболтаю о его детстве, иначе бы совсем по-другому разговаривал. То есть предупреждение в тот первый день было направлено не на запрет афиширования нашего детского знакомства. А на что тогда? Что-то было в его поведении скрытого, но совершенно невозможно вычислить, что именно.

Наверное, я слишком много времени тратила на эту неразрешимую головоломку. И скорее всего, привела бы она меня к одной вполне определённой мысли — что Танкалин совсем не так плох, как мне казалось. Но, к счастью, вскоре все встало на свои места. Однажды утром мы с Настей в фойе ждали Соню. Бшники торчали у противоположной стены и Танкалин, как обычно, улыбался во все стороны.

Что же не так? Интуиция вроде бы основывается на знаниях, а в моем возрасте знаний не так уж и много, значит, моя интуиция вполне может ошибиться. Но если, к примеру, следить за его поведением достаточно долго, то я смогу уловить, что меня настораживает. Точнее, что не так?

Вдруг грохотом пронесся громкий голос, заполняя фойе до самого крошечного уголка.

— Павлова, ты так смотришь, словно я голый! Ты это, держи себя в руках. Или так и быть, можешь подойти и потрогать, убедиться, что я настоящий. Можешь потрогать меня везде, я потерплю, — нагло заявил Танкалин, выпятив грудь и раскинув руки, словно приглашая обниматься. Окружающие замерли и я отхватила личную "минуту славы". Не помню, когда я последний раз так краснела. Мне было по-настоящему стыдно. Но не из-за слов, что он сказал и не оттого, что на меня пялились с пристальным интересом множество посторонних людей. Мне было стыдно именно оттого, что я покраснела, словно подросток.

Зато все сомнения в его личности мгновенно растаяли. Мне просто мерещилось... ничего в нем нет нормального, просто немного не такой, каким, мне казалось, должен быть. Ну так и я раньше не сталкивалась с подобными элитными мерзавцами, откуда мне знать, на что они способны? Будет мне уроком.

Соня подошла как-то незаметно и мы сразу же направились к аудитории, но не доходя до места, они вдруг дружно схватили меня под руки и оттащили к окну.

— Слушай, Аленка, — как-то необычно серьезно заявила Соня, не отводя прямого взгляда. — Ты хоть и постоянно подчеркиваешь, насколько неправильно мы себя ведем с подобными ребятами, но понимаешь, на самом деле именно ты в этих случаях самая из нас уязвимая. Знаешь ли, все вокруг прекрасно понимают правила существующей игры. Мы все в нее играем, готовы к происходящему и полностью осознаем, что делаем. А ты... еще нет.

— Ты о чем? — никогда не думала, что Соня бывает такой серьезной и рассудительной. Настя, кстати, стояла рядом и согласно кивала.

— Объясню проще, — вступила Настя. — Провести с Бшниками несколько дней, поклубиться, оторваться в... хм, ну отдохнуть — это одно. Но влюбляться в них нам бы и в голову не пришло! Такое себе могут позволить только кто-то вроде Векиной или Цукениной. Кто-то с собственными деньгами. А для нас это слишком большой риск, понимаешь? Сказок в жизни не бывает.

Черт возьми!

— Не волнуйтесь, это другое. Исследовательский интерес, — быстро ответила я, но голову все-таки опустила.

Они переглянулись.

— Она поняла, — сообщила Соня Насте и они, поджав губы, еще раз меня осмотрели. Такими необычными девчонок я раньше ни разу не видела.

Все-таки с подругами мне повезло. Они одновременно кивнули и тему закрыли, что было прямо сказать, из ряда вон. Я шла между ними в аудиторию и впервые думала, что на самом деле опять просчиталась, принимая человеческие игры за проявление настоящего характера. Внутри осталось ощущение, что они и правда разбираются в окружающем мире гораздо лучше меня, хотя и не находят нужным это афишировать.

В пятницу тетю Тамару из больницы не выписали и согласились отпустить только в среду. Я договорилась со Славкой, что мы заберем тетю на его машине, которую за ненадобностью подарил Славику кто-то из его родственников. Надеюсь, этот агрегат не развалиться по дороге, хотя Славик убеждал, что полностью верит в ее работоспособность и даже намерен летом поехать на ней отдыхать в горы. Сомневаюсь, что в таком преклонном возрасте машина способна одолеть горы, да и просто особо высокие сугробы на столичных дорогах, но сомнения пришлось оставить при себе, чтобы не давать Славке повода надуться и отказаться забирать тетю.

К двенадцати мы доехали до больницы, причем безо всяких происшествий. Славка пожелал остаться в машине, но я его потянула за собой внутрь, чтобы не мерз, прикрываясь необходимостью нести вещи. Надо признать, нести было особо нечего, так что мою хитрость он быстро раскусил, но к тому времени ключи от машины уже лежали в кармане моих джинсов и отдавать их назад я не собиралась.

Тетя все никак не спускалась. Славик настойчиво зажимал меня в угол, требуя вернуть ключи и угрожая в противном случае применить силу, и в этот момент я вдруг увидела у поста медсестры Танкалина. От неожиданности замерла и Славка тут же схватился за меня руками, пытаясь добраться до кармана. Танкалин с интересом за этим наблюдал, но потом вдруг перехватил мой взгляд, резко отвернулся и пошел в сторону входа. Что он тут делает? Больница не из тех, которые посещают люди с его достатком. Мысли, что он мог явиться за теткой, я даже не допускаю. Ну, не мое дело по большому счету.

Когда спустилась тетя, мы со Славкой забыли про скандал и подхватили ее под руки, провожая к машине. Выглядела она неплохо и даже стала рассказывать о проведенном в больнице времени. Я задавала вопросы и между делом поинтересовалась, не навещал ли ее кто сегодня утром, она ответила, нет, даже соседки не приходили, так как далековато зимой добираться и смысла нет, ведь она итак едет домой.

В общем, что в больнице забыл Танкалин, я не узнала, так что просто выбросила этот вопрос из головы.

А Славка еще неделю на меня дулся и клятвенно обещал, что уж кого-кого, но меня в горы точно не возьмет!

В четверг я, как и договорено, позвонила Павлу Николаевичу, чтобы о себе напомнить. Судя по голосу, он был занят, так что просто назвал адрес и сказал, что ждет меня завтра вечером к семи, охрану на входе предупредят.

Нетерпение не давало спать. Я ворочалась с бока на бок, уже предвкушая первую зарплату, которую потрачу целиком на собственные развлечения (хотя знала, что не получиться), но хоть помечтать! Куплю себе огромный шоколадный торт! И съем его целиком. Ну, по крайней мере, постараюсь.

Немного портила настроение мысль, что Танкалин младший тоже может иметь отношение к работе, куда меня пригласил старший. Да что там может, в любом случае имеет! Но это малая жертва по сравнению с теми, что я готова принести, чтобы облегчить жизнь тете и маме. Будет, скорее всего, непросто, но пора привыкать. Вряд ли в будущем я буду работать только в компании воспитанных и милых людей, с которыми до ужаса приятно общаться.

Ехать на следующий день после занятий домой смысла не было, так что я просидела час в одном их институтских кафе, зубря этот чертов английский, который чем дальше, тем сложнее становилось учить. Я не поспевала за программой, хотя даже высшая математика давалась мне довольно легко. Если так дело пойдет, придется что-то придумывать. Стоцкого, что-ли просить помочь, но не знаю, как у него самого с этим дела.

Хуже всего с произношением, которое нужно было именно слушать. Мой единственный плеер развалился, новый мне не по карману, магнитофона у тетки не было, старый компьютер, отданный два года назад Славкой, звук воспроизводил таким ужасным, что копируй я подобное произношение, только все окончательно испорчу. В общем, слушать правильную английскую речь негде и пока способов это дело изменить нет. Грустно вздохнув, я собрала вещи и поехала на встречу с Павлом Николаевичем.

По нужному адресу нашла двухэтажное здание — одно из кучи таких же невысоких (исключением был только большой супермаркет напротив). Внутрь здания меня пустили безо всяких проблем, проверили паспорт и отправили на второй этаж. Там, войдя в дверь из темного стекла, я попала в широкий коридор, посреди которого стояла полукруглая административная стойка, за которой ожидала секретарь. Она отвела меня в кабинет Танкалина старшего, где тот находился в полном одиночестве.

Договорились мы быстро. Вернее, он говорил, а я только кивала. График мне предложили следующий — два вечера в неделю, вторник и четверг с 6 до 12 плюс выходной (суббота, если нет другой предварительной договорённости). Про зарплату я уточнять на стала, доверившись словам, что платить мне будут вполне прилично. Кроме того, в 12 расходилась вторая смена охраны и Павел Николаевич уже договорился, что за доплату кто-нибудь из охраны будет подвозить меня домой, чтобы я по ночам не шаталась по улице. Я бы прослезилась от такой заботы, если бы итак не была ошарашена всем происходящим.

Потом, правда, моей уверенности в безоблачном будущем нанесли удар.

— Бывает, у меня проходят вечерние встречи, — пояснил Павел Николаевич, как-то подозрительно посматривая на мои ноги.

— Так вот, выглядеть ты, как понимаешь, должна прилично.

Мне поплохело... Неужели я выгляжу неприлично?

— В смысле хорошо одетой, вежливой и доброжелательной, — нашел он нужным пояснить.

Оставалось только вздохнуть. Хорошо одеться без денег невозможно, а их нет. Из своего гардероба я не припомнила ни одной мало-мальски нормальной вещи, которую такой, как Павел Николаевич посчитал бы достаточно приличной. Он вдруг широко улыбнулся.

— А ведь у тебя день рождение на днях, правда?

Я кивнула. Надо же, помнит. У нас месяц с Костиком разница (не считая двух лет). У меня — тринадцатого марта.

— Что хочешь в подарок? — поинтересовался дядя Паша.

Голова опустилась. Все понятно... Денег на приведение себя в приличный вид просто так предлагать он не станет, думает, откажусь, поэтому хочет преподнести их как подарок. Нет, так я тоже не могу, потому что понимаю — это одно и то же.

— Купите мне коробку шоколадных конфет, — упрямо пробурчала я, не поднимая головы.

Черт, а если он меня на работу не возьмет из-за моего внешнего вида? Тогда выбора, конечно, не будет и придется соглашаться... на подарок.

Он задумался.

— Ладно, — сказал через минуту. — Мы сделаем следующее — бухгалтерия выделит тебе некую сумму, а следующие полгода будешь получать зарплату меньше, гася полученный кредит. Так что купи себе одежды, ну ты понимаешь? Никаких крайностей я не требую, но про джинсы забудь. Строгий костюм, юбка, не вызывающие классические блузки. Платья можно, все понятно?

Конечно, понятно было все. На том и разошлись.

Первым рабочим днем станет шестнадцатое марта, через неделю. Я некрасиво воспользовалась болезнью тети Тамары, чтобы не праздновать свой день рождения. Хорошо, что о нем мало кто знал, только Славик и девчонки, даже Стоцкому я не говорила.

Впрочем, Соня с Настей сообщили, что восемнадцать такая дата, которую никак нельзя не отметить и пригласили меня в кафе, обещая в подарок за меня заплатить. Отказываться смысла не было, мы встретились вечером тринадцатого у метро, где мне вручили одинокий воздушный шарик, с которым я никак не могла сладить — он дергался под порывами ветра, так и норовя стукнуть в лицо.

Вечер получился веселым. Соня заказала шампанского и нам хватило одной бутылки, чтобы поднять настроение до максимума. Кафе, в котором мы сидели, включало зал с бильярдными столами и спустя час Настя уже гоняла с какими-то ребятами шары, а мы за нее болели, так как играть не умели, а учиться желания не было.

Наши новые знакомые оказались приехавшими из глубинки России и Украины строителями, отмечали тут рождение у одного из них сына, так что повод отмечать вместе у нас быстро нашелся — я и новорождённый, хотя и имели разницу в восемнадцать лет, стали отличной основой для тостов.

Допоздна впрочем, мы засиживаться не стали (с утра на занятия) и вскоре разошлись по домам.

Кстати, теперь я по закону совершеннолетняя.

В выборе новой одежды девчонки также приняли участие, доходчиво объяснив, как должен одеваться офисный планктон, к которому я отныне принадлежу. Целый день они таскали меня по какому-то огромному магазину с распродажами и без их помощи я, пожалуй, тут бы заблудилась. Ну, в вещах бы точно запуталась.

Одновременно пришлось пережить допрос с пристрастием о Танкалиных с тетей Тамарой в роли главного следователя. Даже поняла причину кислого настроения Танкалина младшего во время нашего разговора на стоянке. Отделаться от тети было совершено невозможно, хотя она все еще была слаба и большую часть дня лежала, не вставая. И все равно, я за всю жизнь столько не наврала, сколько за один вечер того дня, когда тетя вернулась из больницы. А что делать? Не хочу, чтобы она знала правду. Я бы и сама согласилась эту правду забыть, если бы могла...

Шестнадцатого я вышла на работу. Сразу перейти на костюм у меня духу не хватило, ограничилась новыми брюками и светлым тонким пуловером. Еще я подстриглась и даже сделала простенький маникюр. Но в общем я, похоже, не очень сильно изменилась, потому что в институте на меня поглядывали, конечно, с удивлением, но не особо пристально. Танкалин все это время внимания никакого на меня не обращал, так что даже если и знал, что я теперь работаю на Павла Николаевича, то предпочитал молчать.

Мандраж первым рабочим днем был, конечно, и особенно сильно проявился в момент, когда я входила в здание, но ничего страшного не случилось. Во-первых, никого в офисе не оказалось, кроме парочки бухгалтеров, добивающих отчетность, молодого и перспективного сотрудника информационного отдела (как он представился) и охраны внизу.

Работа оказалась простейшей, по большому счету нужно было только отвечать на редкие звонки, принимать факсы и вообще создавать видимость, что фирма работает круглосуточно, без выходных и праздников. Единственная сложность заключалась в том, что большинство звонивших говорили не на русском, а на английском, поэтому меня снабдили списком стандартных фраз, которые следует говорить в случае, если я поняла, о чем речь, а также отдельным листом с одной фразой, которую следует читать, если я не разберусь, чего же именно от меня хотят.

Итого в моем распоряжении появился: бесплатный быстрый интернет, сосед системщик Никита, который уходил не раньше десяти, а также отсутствие не только всякого начальства, но и любых других сотрудников. А, еще забыла важную вещь — кофейный аппарат в кухне, в который я влюбилась в первого взгляда! Не знаю, в общем, кому как, а вот я от подобной работы осталась в полном восторге!

Второй рабочий день мало отличался от первого. Я стояла за секретарской стойкой, перечитывая записки с подсказками и думала, скоро ли рискну обходиться без них? Насколько просто взять и заговорить на чужом языке? Страшновато было, честно говоря.

Стенка ресепшна доходила мне примерно до груди, сверху красиво и мягко светили лампы, выхватывая стойку из полумрака, царившего в остальном коридоре. Вот только дверь на этаж была с ограничителем и закрывалась беззвучно, поэтому шаги я услышала, когда вошедший был уже близко.

Танкалин младший целенаправленно двигал ко мне, на ходу резко стягивая перчатки. Та-а-ак, это выражение лица мне совсем не нравится. Такое, словно он уже вцепился в добычу и отпускать не намерен. Видимо, все-таки узнал и пришел скандалить. Что ж, лучше разобраться сразу, тем более речь я заготовила заранее, не хотелось судорожно искать слова, когда ругань уже начнется.

Он подошел вплотную, окидывая меня внимательным взглядом. Ноздри еле ощутимо дернулись.

Я перехватила инициативу и заговорила первой.

— Слушай, Танкалин. Мне тоже никакого удовольствия не доставляет необходимость с тобой пересекаться, но я не откажусь от этой работы, потому что лучше терпеть тебя, чем с показушной гордостью уйти и жить на пенсию тетки, которая в силу возраста и здоровья заработать не сможет, даже если лоб от усердия разобьет. Так что просто отворачивайся, когда мимо ходишь и не трать лишних слов на напоминание того, как ты круг, а я нет. Понял?

Он опешил, еле видимо отшатнулся. Потом задумался, его глаза резко перебегали с предмета на предмет. Потом потянулся к пакету, который держал в руке, быстро сунул туда руку.

Шмяк... Перед моим носом на стол упала коробка конфет с кокетливым бумажным бантиком в углу.

— С днем рождения, — сквозь зубы процедил Танкалин. — Но так... на всякий случай, твоей речью я проникся, приму к сведению.

Черт, опять краснею! Что ж такое-то?! Как вообще это понимать, он что, просто притащил мне конфеты?

Теперь-то уж, конечно, поздно и в его каменном лице не разглядишь, в чем тут подвох. И кстати, эта ухмылочка, которая на нем проступает очень меня настораживает. Даже как-то... жутковато становится.

Бежать было глупо, да и стенка нас разделяла, хотя не думаю же я, что он на меня наброситься и придушит? Смотреть можно как угодно неодобрительно, но убивать безо всякой причины...

Танкалин тем временем медленным движением достал из вытуренного кармана пальто бумажник, открыл его, еще раз коротко на меня взглянув.

— Конфеты отец просил передать. А я и забыл, что у тебя день рождения. Но раз уж вспомнил, сделаю тебе подарок.

Он демонстративно достал пару тысячных купюр, задумчиво посмотрел на меня. Достал еще одну, опять скептически меня осмотрел, делая вид, что оценивает. Похоже, хочет задеть, слишком красноречивый взгляд. Не может же не понимать, что денег у него я не возьму? Хочет насладиться отказом или даже руганью?

Танкалин очень вызывающе улыбнулся. И тут вдруг... стало очень смешно. Не вовремя, конечно, но то, как он сейчас смотрел, просто до неприличия напоминало тот взгляд, который появлялся на его лице в детстве, когда мы в каком-нибудь потайном месте находили спрятанный от нас пакет с конфетами. Он смотрел так, когда на правах старшего решал, сколько можно мне дать конфет, чтобы зубы не разболелись. Вспомнила и свою обычную реакцию на одну-две конфеты, которые он с большим сомнением в результате подобных размышлений мне протягивал. Я надула щеки и наклонилась ближе, подозрительно заглядывая в бумажник.

— Все давай! — угрюмо пробурчала. — Сама поделю!

Его пальцы замерли, так до конца и не вынув купюр. Я подняла глаза вверх... Ах, какое лицо! Сдержаться совершено невозможно, я засмеялась, наблюдая в его глазах почти суеверный страх. Не стала дожидаться, чем дело закончиться, вышла из-за стойки и отправилась к Никите в кабинет. Мне, конечно, нельзя рабочее место покидать, но несколько ближайших минут, думаю, лучше провести подальше от Танкалина.

4.

Прошел месяц. Половину своей первой зарплаты я потратила на одежду — плащ до колен и высокие весенние сапоги, даже девчонки одобрили, впервые увидав меня в таком наряде.

— Ну вот, становишься похожа на местную, — сделала Соня комплимент, который мне показался весьма сомнительным. Тоже мне... было бы к чему стремиться!

На мою работу нарадоваться не могли ни я, ни тетя. Она считала это чуть ли не трамплином, с которого я вознесусь вертикально вверх по карьерной лестнице. К тому же работа почти не оставляет времени на безделье, от которого происходит бесцельное времяпрепровождение вроде шатания с сомнительными друзьями и пьянок, которые в понимании тети неизбежно ведут к неразумным интрижкам, беременности и приобретению ленивого мужа — фаната футбола.

Остальных денег мне должно было с лихвой хватить на месяц, еще и частично тете на лекарства оставалось. Я позвонила маме и сказала, что больше денег присылать не нужно. И как поняла из дальнейшего разговора, тетя Тамара уже давно ей обрисовала в самых неестественных красках появление в нашей жизни Танкалиных. Но у мамы есть еще одна замечательная черта — она никогда не бывает слишком любопытна, так что ей хватило обещания поговорить об этом предмете когда-нибудь потом, при личной встрече.

Английский я немного подтянула, Никита скачал на свой рабочий компьютер тьму тьмущую учебных и обычных фильмов на английском и открыл мне к нему доступ, а также снабдил наушниками, чтобы в коридоре, в котором по вечерам должна царить тишина не грохотал громкий звук. До чего оказался неугомонный парень, ни секунды на месте не мог усидеть! Ему было двадцать пять, женат, сын, но дурачился иногда, как трехлетка. Периодически я чувствовала себя нянькой, вынужденной следить, чтобы он никуда не залез и ничего не сломал. Впрочем, похоже, это свойственно всей их мужской породе.

Пересекалась на работе я в основном только с ним и с главным бухгалтером, Ниной Алексеевной, женщиной лет тридцати пяти, которая жутко не любила официоз и морщилась каждый раз, когда ей пытались донести какую-нибудь мысль вежливо. Частенько она оставалась допоздна и в такие вечера закармливала нас с Никитой конфетами и печеньем так плотно, что я потом сутки не могла видеть ничего сладкого.

С Танкалиными я почти не встречалась. Старшего пару раз заставала в офисе, но он все время находился в обществе посетителей, поэтому коротко здоровался и уходил. Младший в офисе не показывался совсем, так что я сделала вывод — он просто не помогает отцу и никакого участия в деятельности фирмы не принимает. Наверное и к лучшему.

В институте Танкалин долгое время появлялся в одиночестве. Вернее, не совсем в одиночестве — в компании Бшников, но без висящей на руке подружки. И честно говоря, было гораздо проще, когда на нем кто-нибудь висел. Тогда мне хватало мимолетного взгляда, чтобы до краев наполниться отвращением и выбросить его из головы. Когда же я видела Танкалина одного, отвернуться становилось гораздо сложнее... Не знаю, если бы не девчонки, я бы, пожалуй, не единожды вляпалась в нелицеприятную историю, похожую на произошедшую тогда в фойе.

— Тебе нужно завести молодого человека, — сделали вывод подружки, в очередной раз не очень аккуратно разворачивая меня от входа, у которого толпились Бшники, в сторону лестницы. Соня уже почти две недели встречалась со старшим братом своего одноклассника и вот уже почти две недели девчонки имели привычку каждую свободную минуту пускаться в длинные подробные обсуждения своей сексуальной жизни, отчего у меня вначале вообще волосы дыбом становились, но со временем я попривыкла и относилось к происходящему философски, как к неизбежному злу.

— Ты что, все еще... э-э-э, ну... — совместно с любопытством неудачно пыталась проявить такт Настя.

— Нет.

— А чего тогда кривляешься? Слушай, что говорят. Заведи себе мужчину, нам они тоже нужны для физического и психологического здоровья. Может, не будешь... пялиться куда не следует.

— Я подумаю, — если быстро согласиться, есть шанс, что от меня отстанут хотя бы на время и перестанут заострять внимание на моментах, о которых говорить совсем не хотелось.

— Нет, жить без парней все-таки скучновато, — добивала Соня. — Хотя Вадик такой упрямый и не хочет...

От подробного пояснения, чего не хочет делать Вадик, я нервно закашлялась и в результате привлекла к себе оба задумчивых взгляда.

— Павлова, а ты получаешь удовольствие от секса? — уже не пытаясь проявить деликатность, в лоб спросила Настя.

— Э-э-э, нет, — на вопросы в лоб я почему-то всегда отвечаю правду. Какое там удовольствие? Про первый раз вообще молчу, да и вторая попытка тоже к удовольствию никакого отношения не имеет.

Обе понятливо кивнули.

— Надо над этим работать, — заявила Соня. Обе тут же приняли вид прожжённых куртизанок.

— Как? — опешила я.

Мне прочли целую лекцию, которую прервать я так и не решилась. Если пересказать приличными словами и вкратце, таких, как я, в мире как минимум треть и они сами виноваты, потому что ничего не делают со своей чувственностью. И что мужики в этом могут, конечно, помочь, но лучше практиковаться самостоятельно.

Неужели я считала, что когда-то действительно сильно краснела?! Похоже, всегда остается возможность провалиться под землю глубже, чем уже провалился.

— Так что в идеале найти бы такого, который сможет и бревно разогреть, но их слишком мало, — с сожалением закончила Соня.

Я не стала говорить, что моя вторая попытка как раз имела отношение к такому "мачо". Половина подруг была от него в восторге. Этакий местный вариант Казановы с философией свободного волка. Иными словами, нежелающий ни за кого отвечать слабак (как я такую философию понимаю). Да ладно, мне фиолетово на его философию, но тот вечер, что я у него провела, я бы провела с большим удовольствием, читая какую-нибудь интересную книжку.

— Так что фригидности в принципе не бывает.

— Да найду, найду, отстаньте! — взмолилась я, в конце концов. Похоже, они так и не поняли, откуда такая странная реакция на искреннюю заботу.

Заканчивался апрель. Помню один чудесный даже для весны день, слишком необыкновенный, настолько все вокруг буквально сияло, а людей окружала аура доброты и умиротворения. Весь день институт плавал на волнах смеха и даже самые строгие преподаватели все время улыбались и ни к кому слишком сильно не придирались. На работу я ехала с таким удовольствием, будто там меня сейчас, как минимум, коронуют. Нина Алексеевна притащила огромный торт, усыпанный орехами, а Никита преподнес мне цветок какой-то неизвестного вида, который опознать не получилось. Пах он противно, но я вежливо улыбнулась (хотя и получилось слишком криво) и поблагодарила.

— На сдачу дали, — пояснил он происхождение странного растения, — завтра завянет уже.

Ни разу за время нашей совместной работы Никита не проявлял ко мне никакого интереса, как к женщине, так что прямо отлегло, стоило узнать, что цветок ему просто деть некуда, а домой тащить лень. Меня полностью устраивала форма нашего общения и было бы обидно ее менять. Как я обожаю таких людей — ни одного косого взгляда, ни одного намека, ему было совершено без разницы, какого я пола!

Чай мы пили, наверное, целый час. Потом Нина Алексеевна ушла домой, спрятав остатки торта в холодильник, я вернулась к секретарской стойке и включила какую-то музыку. Было девять часов и, судя по прошедшему месяцу, в такое время уже никто не придет, а звонок я услышу.

Через минуту из коридора раздался громкий протяжный стон. Я побежала посмотреть, что случилось — Никита выкатывал из комнаты, сидя в компьютерном кресле на колесиках, демонстративно уронив голову на бок и держась рукой за раздувшийся живот.

— Объелся, дышать не могу, — пожаловался, не поднимая головы и потребовал срочно раздобыть ему лекарство от желудка. Ногами, однако, он перебирал довольно бодро, причем настолько, что оттолкнулся слишком сильно, не успел затормозить и наехал мне прямо на ногу. Больно-то как было! Я шипела, ругалась и плевалась так, что Никите пришлось забыть о несварении желудка, быстро вскочить и уступить мне место. Я уселась в его кресло и стала тереть ступню, вспоминая, есть ли в нашей аптечке что-нибудь, кроме лейкопластыря, за чем можно послать провинившегося. Оставалось надеяться, что все кости остались целы!

В отличие от меня, сам Никита происшествием особо не опечалился и вскоре выкатил из серверной на другом кресле, посолиднее, с ручками, на вид угрожающе массивном. Таким можно и насмерть переехать... Невозможно было удержаться от попытки от него укатиться (так как убежать мешала больная нога). В результате через пять минут мы столкнулись и упали где-то в районе стойки, он с хохотом пытался подняться, почему-то вставая коленом мне на ногу, а я, естественно, его отталкивала, не желая, чтобы на меня наступали.

Одно из кресел уперлось в стену и Никита, поднимаясь, бился о сиденье лбом и падал назад, отчего я хохотала еще громче.

Давно я так не веселилась! Встать не получалась, так что я сдалась, осталась лежать на полу и попыталась успокоиться. Еще через минуту, когда удалось совладать с приступами хохота, приподнялась на локтях... И увидела у входа Танкалина младшего.

Никита тоже его увидел, потому уже молча поднялся и подал мне руку. М-да, такое настроение испортить, я схватилась за руку, встала, отряхнула юбку и, сделав лицо кирпичом, молча проследовала за стойку. Хотела предложить Никите помощь, но он уже укатывал сразу оба кресла, причем слушались они его гораздо лучше, чем несколько минут назад. Танкалин поворачивал вслед нашим передвижениям голову, но так и не отвернулся. Мог бы сделать вид, что не заметил, как тут выселяться, пока он не появляется! Должен же знать, что вежливый человек — это не тот, кому не бывает неловко за собственное поведение, а тот, кто не замечает, когда неловко другим.

Еще немного постояв, Танкалин подошел к диванчику для посетителей у стены рядом со стойкой, развалился на нем, закидывая одну руку на спинку, а второй поманил меня.

— Что?

— Подойди, пожалуйста. Хочу кое-что спросить, — на редкость вежливо попросил.

Причин отказывать вроде нет, ладно, подойду. Еще раз поправив юбку и опустив ее пониже, я вышла из-за стойки.

Он кивнул на диван.

— Садись.

Сейчас у него на лице улыбка, которая появляется, похоже, только когда он видит меня. Ну, или еще разве что Парину так же скалиться, как голодная акула в предвкушении обеда. Эта улыбка меня сразу же приводит в боевую готовность. Я демонстративно села подальше, сохраняя на лице максимальную вежливость. Мы не разговаривали с того дня, когда он желал поздравлять меня с днем рождения. Надо подготовиться...

И все же подготовиться я не успела.

— Ты им всем даешь? — грубо поинтересовался Танкалин.

— Ч-что? — пролепетала я в полной уверенности, что мне послышалось.

— Ну, со всеми спишь? Стоцкий... тот парень в больнице, теперь Никита, — его глаза нехорошо горели и он очень понятливо улыбался, словно приглашал в соучастники, посмеяться вдвоем над какой-то пошлой приторной шуткой.

Зубы заскрипели, честное слово. Только поэтому я успела сдержать первый, почти неконтролируемый порыв вцепиться в его шею. Как говорят, не придушить, так хотя бы подержаться... Еще несколько секунд глубокого дыхания и все, я успокоилась. Да, работа мне попалась отличная — научит владению собой при общении с подобными... существами.

А, кстати, с чего я вообще должна отчитываться, где и с кем провожу свободное время, в том числе сплю? Я примерно сложила руки на коленях и откинулась на спинку. Он выжидал, как-то нетерпеливо сжимая губы.

— Да, Танкалин, ты прав, — на редкость спокойно ответила. Расту! — Ведь в твоем мире иначе не бывает, правда? Не может же увиденное быть просто дурачеством, когда два человека весело проводят время. Ты же не представляешь, как это — веселиться с друзьями, не можешь понять, как это — просто дружить с девушкой, при этом не пытаясь залезть ей под юбку. Так что ты прав, я с ними со всеми сплю. Хотя нет, чего это я заговариваюсь... Правильно сказать — я им всем даю!

Сложно объяснить ту глухую злость, которую он во мне вызвал. Я поднялась, решив, что говорить больше не о чем. И... этот черт опять дернул, чтоб ему пусто было! Какой там самоконтроль, если я не могу управиться с собственными порывами, не успеваю их останавливать? Дойдя до стойки, я оглянулась и добавила еще кое-что.

— А тебе не дам, — сообщила и ушла в кухню. Налила две чашки кофе и демонстративно пошла с ними к Никите, чтобы спокойно посидеть в его комнате. Правда, демонстрация осталась без внимания, потому то Танкалина в коридоре не оказалось.

Вечером, ложась спать, я уже дико жалела о своем поведении. Надо было просто к черту послать и все, зачем было показывать, что его слова меня задевают? Но все-таки, какая сволочь! Тоже мне, святая простота, у самого бабы чаще меняются, чем носки, а еще смеет мне замечания делать!

Ночью я очень плохо спала и даже, кажется, пыталась придушить подушку, представляя, что это Танкалин. И пообещала, что буду отворачиваться в ту же секунду, как только его увижу!

Так и случилось. Утром Танкалин прошелся по фойе с Асей, с лица которой не исчезала благосклонная улыбка, вызванная, видимо, намерением продемонстрировать, что между ними опять все прекрасно. Так что отвернулась я очень быстро...

Еще через неделю стало совсем тепло, так что я перешла на костюм в рабочие дни и легкую куртку в обычные.

Однажды утром я стояла на остановке у дороги и тут хлынул настоящий весенний ливень, такой, когда словно из ведра поливают. Зонта у меня, естественно, не было, иначе бы дождь ни за какие коврижки не начался! Я задумчиво оглядывала остановку, уже забитую людьми настолько плотно, что между ними даже при большом желании не протиснуться, разве что пожертвовав костюмом, а им жертвовать я не собиралась. И тут вдруг прямо напротив меня у остановки притормозила машина.

— Эй, Павлова!

Я оглянулась. Это был Француз (кличка, конечно же), один из Бшников, настоящего имени которого я даже не знала.

— Садись, подвезу, — крикнул он, наклоняясь и отворяя дверцу со стороны пассажирского сидения. Предложение было таким неожиданным, что только в машине я опомнилась и поняла — раздумывать, стоит ли соглашаться уже поздно...

Он вырулил в поток, одновременно одобрительно поглядывая на вырез моего костюма. Терпеть такие взгляды не могу, лицо у меня, между прочим, выше!

— Что в пятницу делаешь? — поинтересовался Француз.

— Учусь, — сухо ответила я.

— А вечером?

— Ничего, — ответила я чистую правду.

— Хочешь проветриться вечерком? Давай, я заеду за тобой часам к восьми и отвезу в одно из моих любимых мест, там как раз вечер мужского стриптиза будет. Поедешь? — его зубы сверкали неестественной и прямо какой-то хищной белизной.

Это что... от меня клеит что-ли? Надеюсь, лицо у меня не очень удивленное, ну, хотя бы челюсть не отвалилась.

— Нет, спасибо, — изумлено ответила я.

— А чего так? — невозмутимо, словно все идет по плану, продолжил Француз. Интересно, за что ему дали такую кличку? За вьющиеся темные волосы, которые он собирал в хвост, за вытянутое лицо и нос слегка с горбинкой? Не помню, честно говоря, что по этому поводу болтали.

— Равнодушна к стриптизу, так что не хочу, спасибо.

— Я тебе нравлюсь? — без всякого перехода спросил этот странный человек, продолжая широко и доброжелательно улыбаться.

— Ты? Я... не знаю, мы же с тобой совершено не знакомы. Как я могу сказать, нравишься ты мне или нет?

— А внешне? — невозмутимо продолжил он.

— Ну... Да, наверное, внешне ты вполне симпатичный.

— Так в чем дело? Почему тогда нет? — он резко крутанул руль на повороте, а так как я следила за разговором, пытаясь прийти в себя от удивления, от неожиданности повело в сторону и пришлось упираться ладонями в приборную доску.

Я промолчала, не найдя подходящих слов.

— Ты подумай, — сказал Француз, когда мы уже подъезжали к институту. — В пятницу ответишь. Хорошо подумай, — тут он (мамой клянусь!) кокетливо подмигнул.

Когда мы свернули на стоянку, Француз вдруг резко затормозил, чуть не врезавшись в машину напротив. Кстати, знакомую какую-то машину... низкая, округлая, где-то я ее точно видела.

— Слышала? — сбил с мысли сосед, наконец, паркуясь и останавливаясь.

— Э-э-э, хорошо, подумаю, — рассеяно ответила я, протягивая руку к дверце, но этот паяц вдруг выскочил из машины, оббежал ее вокруг и сам распахнул передо мной дверцу. Еще и руку подал. А когда я на него оперлась и вышла, быстрым движением притянул к себе, легко целуя в щеку.

— До пятницы, чудо ты мое...

К крыльцу я подошла на автомате, там стояли такие же пораженные происходящим девчонки. Как он меня назвал в конце и с какой, собственно, стати?! Это не считая всего остального...

— Что это было? — спросила Соня, хлопая совершено круглыми глазами.

— Э-э-э, я сама не поняла, — откровенно призналась я.

Через пару секунд Настя вдруг захохотала в полный голос, чем действительно сбила с меня и Сони оторопь.

— Весна... — снисходительно пояснила, когда мы перестали таращиться друг на друга и на лицах появилось вполне вменяемое выражение.

Но по дороге на пару мне все-таки сделали внушение, пояснили, что когда говорили про молодого человека, не имели в виду такого, как Француз. Как будто я сама не знаю!

Соглашаться на его предложение я, понятное дело, не собиралась, но пришлось придумывать, как бы так отказать, чтоб он не принял отказ за простое кокетство. Француз походил на тот тип молодых людей, про которых говорят, что с ними проще переспать, чем доказать, что взаправду не хочешь этого делать.

Однако в пятницу никто ко мне так и не подошел. Когда утром Бшники проходили по фойе, Француз оглянулся, увидел меня и быстро кивнул, но даже не улыбнулся, а шедший рядом с ним Танкалин, не оборачиваясь, вдруг крепко вцепился в его плечо и резко дернул, почти толкая перед собой. Так что отмазываться не пришлось, видимо, Француз нашел себе на вечер другую пассию.

В выходной я вышла на работу и как положено, потратила полчаса на безделье, кофе и просмотр некоторых сайтов в интернете, а потом попыталась заняться английским. И не смогла подключиться по удалённому доступу к компьютеру Никиты! Проверила дверь в серверную — она, естественно, была заперта. Но я точно знаю, что выключить свой компьютер он никак не мог, значит что-то другое. Пришлось звонить.

— ....Да! Нажала! — нервным голосом твердила я в трубку пятнадцать минут спустя, в течении которых мы с Никитой успели уже два раза поругаться и помириться, а также я выслушала поток инструкций типа "нажми кнопку слева вверху и потом третью снизу строку на пятой вкладке третьим пальцем правой руки, но только если она начинается со слова Системный".

— Нет тут в разделе Сеть никаких названий с буквы В!! — уже не сдерживаясь, вопила я еще через пять минут. — Какие гости? Какой ребенок? Не смей отлынивать! Я дважды, между прочим, спасала тебя от голодной смерти!

Над ухом кашлянули. Я отреагировала вполне предсказуемо — почти отпрыгнула в сторону, чуть не выронив трубку.

У стойки стоял Танкалин, с интересом наблюдая за моим разговором и не знаю, как долго стоял и слушал. Просто прекрасно!

Он сделал широкий разрешающий жест рукой, словно приглашая продолжать, он, мол, мешать не станет и подождет. Я отвернулась.

— Не смей бросать трубку! Не смей оставлять меня совершено одну! — прошипела я через минуту, но было поздно. Никита заявил, что они уже стоят на пороге дома родителей жены, к которым впервые за полгода явились в гости и ему больше не разрешают болтать по телефону.

Я медленно положила трубку на место, с трудом сдерживаясь, чтобы не швырнуть ее со всей силы. Вот невезение! Сегодня целый день никого, Павел Николаевич в отъезде, никаких важных звонков быть не должно, даже бухгалтера не работают, впереди целый день и что?! Я вынуждена сидеть без своих фильмов! А я целую неделю ждала, когда смогу посмотреть Властелина колец с оригинальной озвучкой.

— И что случилось? — спросил Танкалин, когда я, наконец, перестала злобно сопеть.

— Ничего.

Минута молчания.

— У тебя не получается добраться до тайных сокровищ Никиты? — мягко предположил Танкалин. Я как завороженная подняла глаза и тут же попалась... Никогда раньше не слышала, чтобы он говорил таким легким и даже улыбчивым голосом. И я так скучала по его лицу, когда он с разгорающимся интересом о чем-то задумывался.

— Да, — быстро ответила я, заставляя себя отвернуться. Так, английский, английский... И не думать о... ни о чем другом.

— Давай я посмотрю.

Быстро подскочив, я предусмотрительно обошла стойку с противоположной от него стороны. И пошла сразу на кухню.

Я не позволю ему на себя влиять... сбивать себя с толку! А ведь сейчас он даже ничего не сделал, просто оказался рядом и сказал пару фраз! Господи, как страшно-то! Нет, нет... это просто злость и ничего больше!

Через пять минут я достаточно настроилась, чтобы выйти и довольно равнодушно встретить его взгляд. Такой спокойный и даже как будто извиняющийся.

— Я открыл, смотри, тебе это нужно? У папки твое имя.

Он не заставит меня слишком явно держаться на расстоянии, как вокруг чего-то опасного! Пришлось подойти ближе. В папке лежали все мои фильмы. Если бы еще от Танкалина так вкусно не пахло! Пришлось задерживать дыхание.

— Да.

Он скользнул взглядом по монитору.

— Ты так английский учишь?

Я промолчала. Он вдруг оглянулся.

— Хочешь, я отдам тебе официальный оксфордский курс для иностранных студентов? Там книги, фильмы и самое интересное, он адаптирован под современный язык, который довольно сильно отличается от классического. Я по нему занимался, отличная вещь. Первые две части принесу, если понравиться, найдем продолжение. Хочешь?

Я растерялась. Ни разу не видела у Танкалина такого лица, спокойного и задумчивого. Ни следа усмешки или кривой улыбки. Никакого ненормально фанатичного блеска в глазах, как у охотника на что-то живое...

— Так что? — повторил он. Черт, неужели я так и пялилась на него все это время? Хотелось встряхнуться, как намокшей под дождем собаке, чтобы взять себя в руки.

— Не знаю. Ты принеси, я посмотрю и скажу, хочу этот курс или нет.

Он отвернулся к монитору.

— Сейчас найду тебе описание, почитаешь про него подробнее... там инструктаж, как начинать.

Танкалин стал набирать что-то на клавиатуре и вдруг, совершено неожиданно замер, опустив руки.

— А в общем, сама найдешь, — глухо сказал и мгновенно поднялся, так что мне пришлось отшатнуться, чтобы он в меня не врезался. — Я спешу.

Он отодвинулся и обошел стойку с другой, дальней от меня стороны, одновременно вынимая из кармана телефон.

— Готовы? — почти сразу с кем-то заговорил. В голосе звучало что-то вызывающее. — Я выезжаю, пересекаемся у красной звезды.

Как только он скрылся за дверью, я села в еще теплое кресло и уставилась в экран. Фильм включать не стала, потому что сейчас мне нужно было решить другой вопрос. И решить очень быстро.

Я довольно легко расправляюсь с тем, что голова забивается звуками его голоса, его взглядом, улыбкой, линией плеч и даже движением головы, когда он к кому-нибудь поворачивается... в общем, со всякой ерундой, когда Танкалин ведет себя, как последняя сволочь. Но что делать, если он вдруг начинает вести себя смирно и даже более того... мило?

Совершенно определенно такой Танкалин меня пугал. Я боялась его. Или... себя?

Пришлось вспомнить пару его "коронных фраз", выражение лица, когда он их изволил озвучивать и я решила, что этот метод вполне можно применять в случаях, когда снова придется с ним общаться.

Я еще и не с такими трудностями справлялась, что мне Танкалин!

На неделе меня поджидала неприятность, в которой тоже была виновата я сама. За неделю до этого среди сокурсников составили список желающих посетить семинар по основным различиям культуры запада и востока. Когда пришли билеты, выяснилось, что я осталась без билета, потому что мое имя чудесным образом из списка испарилось. А так как список составляла одна из подружек Цукениной, даже далеко за объяснениями ходить не пришлось. Но если я прощала мелкие подлости, то простить вещь, которая влияла на мою учебу я уже никак не могла. Как только окончательно выяснилось, что семинар проплыл мимо меня, я вскочила, решив не откладывать в долгий ящик, а сразу во всем разобраться и без предисловий обратилась к Цукениной.

— Олеся, нам нужно поговорить. Пойдем, выйдем?

Вокруг замолчали. Цукенина вскинула голову и как-то странно прищурилась.

— Пойдем поговорим! — настаивала я. Последнее время мы со Стоцким пересекались крайне редко, раз-два в неделю за обедом. Так сколько можно трепать мне нервы, учитывая, что ни одной попытки заговорить с ним самим она так и не сделала?

Олесю тут же загородила собой преданная Альтина.

— Никуда она с тобой не пойдет.

— Я не к тебя обращаюсь!

— Она с тобой не пойдет, отойди!

— Цукенина? — пришлось отклониться и заглянуть Альтиной за спину. — Ну? Идем?

Та сжала губы.

— Отстань от меня, — негромко сказала.

И что это такое? Как мне понимать подобный ответ? Пакостить она, значит, будет, а разговаривать нет? Что прикажете делать, караулить ее что-ли перед занятиями? Живут они с Альтиной, надеюсь, не вместе? Окружающее нас любопытство становилось все гуще и приторней, Альтина все больше надувалась от важности своей защитной миссии, так что пришлось отступить. Разберемся чуть позже...

На последней паре мы получили список тем для рефератов по философии и вечер пришлось сидеть в библиотеке, пытаясь понять, зачем философы столько времени тратили на свои мозгодробительные высказывания. Хотя... почему не потратить, если лежишь себе в саду на кушетке, рабы подают вино и виноград, а преданные ученики, открыв рты, сидят у твоих ног и внимают вылетающей из твоих уст мудрости?

Днем мне позвонила секретарь и сказала, что в субботу у Павла Николаевича будет встреча с партнерами из Англии, соберутся они у него в кабинете, а после отправятся в ресторан, так что мне придется приехать пораньше.

В среду и четверг Танкалина я не видела и хотя обычно меня это не волнует, но сейчас было не совсем обычный случай — я каждое утро видела Бшников, а с ними Векину, значит, Танкалин в институте не появлялся совсем... А куда делся, интересно?

Рабочий вечер четверга шел тихо и спокойно. Но часов в девять, когда Никита уже собирался линять домой у входа появился Павел Николаевич. У него была опущена голова и очень усталое лицо, словно он слишком много и безрезультатно думал. Осунувшееся и почти серое, что на фоне светлого костюма выделялось еще сильнее.

— Кости тут не было? — спросил, даже не здороваясь.

— Нет... А что случилось? Он что, пропал? — я тут же напряглась. Танкалин младший, конечно, не самый приятный тип из всех мне известных, но это еще не повод желать ему всяческих неприятностей.

— Нет, Аленка, — дядя Паша устало облокотился о стойку, опуская голову, — просто он предпочитает в этот день побыть один, я думал, может сюда придет. Но говоришь, нет... Кстати, вот еще что, иди домой, сегодня будет внеплановый выходной. Никита здесь еще? Да? Пойду скажу, он тоже может быть свободен.

Павел Николаевич так стремительно направился к серверной, что я не успела вылезти на рожон с вопросом, а что, собственно, сегодня за день? Уже через минуту Никита шел к выходу в сопровождении дяди Паши, они со мной попрощались и, переговариваясь о делах, исчезли на лестнице.

Уйти пораньше домой я никогда не против, тем более по вечерам метро и автобусы пустые, это так необычно и кажется, будто совсем в другом городе оказался, непохожем на тот чересчур суетливый и шумный, каким он становиться, когда встает солнце. Но сначала я зашла в магазин напротив нашего офиса, продукты, конечно, на метро тащить бы я не стала, но мне нужны были мелочи вроде шампуня, зубной пасты и мыла, а у нашего дома магазинчиков с подобными товарами мало, а в тех, что есть продается не пойми что с просроченным сроком годности и по завышенным ценам. Где нельзя заработать на продаваемом количестве, зарабатывают на повышении цены, это же и ежу понятно, а не то что первокурснику престижного института.

И, конечно же, выйдя из магазина, где я, кстати, несмотря на позднее время, попала в очередь, я вспомнила об оставленной на столе офисной стойки библиотечной книжке по философии, которую, признаться, взяла только из-за картинок. Лица такие у этих философов интересные, перекошенные какие-то, смешные или воодушевленные, ни одного равнодушного. Страшная это все-таки наука, оказывается.

Охрана, естественно, пропустила меня без единого звука протеста. Я вошла в дверь на втором этаже и сразу его увидела. Танкалин младший сидел на диванчике, на котором мы тогда так душевно пообщались на тему моей личной жизни, сидел, уткнувшись лицом в руки и от его потерянной позы становилось страшно.

— Кос... Танкалин! — дядя Паша прав, он и правда сюда пришел. Зачем? — Что ты здесь делаешь?

Он быстро поднял голову... Вначале показалось, что он плакал, но нет, глазницы впавшие, словно он долго не спал, но глаза сухие, разве что такие страшные, словно он сидел тут не один, а в окружении каких-то жутких кошмаров.

— Это ты что здесь делаешь? — его губы дрогнули и он их тут же крепко сжал. — Отец должен был всех отпустить.

— Я книгу забыла, — пожала плечами. — Что случилось? Павел Николаевич тебя искал.

И опять этот всплеск страха в глазах... Если бы они блестели хоть немного сильнее, я бы точно сказала — он плакал. И нахмуренный лоб, как у человека, который сосредоточен и сдерживается, чтобы не думать о чем-то неприятном.

— Что случилось? — спросила я еще тише. С ним творилось что-то необычное, а мой дурацкий, основанный на жалости женский инстинкт тут же потребовал подойти и попытаться его успокоить. Обнять покрепче и убедить, что все хорошо. Сдержаться было непросто...

— Сегодня пять лет, как не стало деда, — почему-то ответил он. Сильно удивлял сам факт того, что Танкалин ответил, но еще необычнее звучало объяснение... Пять лет очень большой срок, скучать по человеку, конечно, будешь всю жизнь, но чтобы до сих пор иметь такое лицо, будто дед умер только что... Это как-то неестественно.

— Мне жаль. Ты его очень любил?

— Очень.

— Столько времени прошло...

Он странно повел головой, словно отряхиваясь от моих слов. Как же сложно бороться с инстинктами! Пришлось обхватить руками себя, чтобы хоть куда-то их деть.

— Хочешь, я тебе кофе сделаю? — неожиданно предложила я.

И сразу же о своих словах пожалела... Что ж я мелю вообще, какой кофе? Танкалин тоже, видимо, не понял, потому что целую минуту молчал, опустив глаза. Но забирать предложение обратно уже, к несчастью, было поздно.

Потом он очень глубоко вздохнул и очень медленно поднялся. Посмотрел уже спокойно и свысока, будто вспомнил, кто тут хозяин, а кто так... мимо проходил.

— Нет, мне пора идти, — металлическим тоном сообщил.

— Ладно, — мгновенно согласилась я. Настаивать не буду, итак жалею, что предложила. Глаза, однако, пришлось отвести, слишком резкий у него был взгляд.

— И пожалуйста, Павлова, — вдруг добавил он, — не вздумай устраивать на меня охоту!

— Не поняла?

— Да у тебя же на лице все написано... Ты же до сих пор меня воспринимаешь, как своего детского партнера по играм. Тебе кажется, я притворяюсь, а на самом деле полон всяческих достоинств, каким и должен быть твой детский друг? Но это не я, пойми, наконец! Того мальчишки давным-давно нет! Ничего прежнего не осталось, он давно уже вырос, перестал быть идеальным и прекрасно знает цену окружающего мира!

— Сомневаюсь... — я тут же спохватилась. — Не в смысле, что от тебя прежнего ничего не осталось, тут ты мои сомнения быстро развеял. Сомневаюсь, что так уж хорошо знаешь мир, тоже мне, великовозрастный старец. Что за снисходительное выражение у тебя на лице все время, как будто ты жутко вырос, а мне так и осталось десять лет!

Он быстро наклонился, как будто вперед стал падать, но сразу же остановился.

— Я все сказал, — жестко добавил, развернулся и торопливо ушел.

Ах, надо же! Тоже мне, ценная добыча, на которую все желают охотиться. На кой черт ты мне сдался? Плевать мне на тебя!

И все же... настолько горевать по деду, да еще и через такое время. Еще одна вещь, совершено неподходящая типажу нового, незнакомого мне Танкалина.

5

Казалось, произошедшее в четверг будет преследовать меня еще долго. Но в пятницу утром, добравшись до института, я забыла даже о том, что собиралась подкараулить на стоянке Цукенину, настолько меня (впрочем, как и всех остальных) огорошила носившаяся в воздухе новость.

Ночью на Каперсой насмерть разбился парень с четвертого курса, один из группы Ашников. По слухам, они устроили гонки, как это называлось "до первой крови", в результате которых Парин попал в больницу с ушибами и сотрясением мозга, а его бывший друг Ведин, с которым они повздорили — прямиком в морг. Я Ведина, конечно, видела не раз — высокий и прямой, распущенные волосы до плеч взлетают при ходьбе — почти у всех Ашников подобная прическа. Ничего плохого сказать о нем не могу и, хотя дороги наши не пересекались, все равно человека искренне жаль. Особенно после услышанной истории спора, которая походила на скопированную из романа — у Парина в родственниках имелся известный киноактер и он однажды заявил, что новая девушка Ведина, которой тот довольно долго добивался, перед звездой не устроит. Она и не устояла... Ведин получил в доказательство своего проигрыша фотографии, но вместо того, чтобы просто признать, что был неправ, совершено неожиданно обвинил во всем Парина и вызвал того на дуэль. И погиб... Вот так нелепо и страшно закончился какой-то глупый спор и некрасивый розыгрыш.

Настроение у всех вокруг было мрачное. Преподаватели невпопад вздыхали, студенты переговаривались непривычно тихо, а девчонки молчали и хмурились, оживились только к концу занятий после моей случайной фразы.

— Забыла Цукенину поймать из-за всех этих новостей, — расстроено пробурчала я.

После недолгой тишины голос подала Настя.

— Как поймать? — осторожно спросила.

— Да надо поговорить, в конце концов. Объясню ей, что Стоцкий полностью свободен, пусть дерзает, а меня оставит в покое. То есть объясню, если поймаю без этой мега активной защитницы Альтиной, которая поговорить спокойно не дает. И чего она на меня так набрасывается? — удивлено спросила я, действительно не понимая, что может быть пугающего в обыкновенном разговоре.

Соня смотрела исподлобья.

— Так ты с ней собиралась просто поговорить? — подняла брови.

— Ну конечно, надо же прояснить ситуацию, пока ей еще чего в голову не пришло. Не желаю быть объектом мести.

Настя вдруг не сдержалась и прыснула со смеху.

— А она уверена, ты хотела ее... побить.

— Что-о? — Вот так новость, я что, настолько напоминаю невменяемую, готовую при любой возможности броситься в драку? Да еще из-за такого, как Стоцкий?

А девчонки уже хохочут вовсю, так что даже окружающие смотрят с неодобрением — в институте все-таки неофициальный траур.

— Ну что, ты девушка простая, провинциальная, манерам не обучена. Распетушилась и потребовала пойти поговорить, что еще можно было подумать?

И правда что ли со стороны так показалось? Вообще косились многие, но я думала, просто любопытствуют. Так это получается и девчонки...

— А вы тоже так подумали? — уточнила я.

— Ну-у-у...

Да уж, лесное обо мне мнение сложилось, ничего не скажешь. Зато понятно, отчего Цукенина не захотела пойти поговорить. Хорошо, что я не успела поймать ее с утра на стоянке, вот была бы потеха! Ладно, пережду несколько дней, пусть успокоится, потом разберемся. Надеюсь, напакостить за это время особо не успеет.

В субботу на работе затишья тоже не наблюдалось. С утра появились партнеры Павла Николаевича. Никаких проблем не возникло — я встретила их у входа, проводила к нему в кабинет, вежливо улыбаясь всю дорогу, а после принесла кофе, сахар, сливки и еще пару вазочек с мелкими круглыми печеньями и конфетами, которые никто и никогда из посетителей не трогает, потому в дальнейшем они плавно перемещаются на кухню, где их с удовольствием поедают сотрудники.

Через час Павел Николаевич попросил уточнить, заказаны ли им столики в ресторане, я позвонила, все было в порядке и они сразу же уехали.

Мой рабочий день заканчивался в шесть, но в этот раз я задержалась, потому что досматривала фильм про зомбиков, которые методично вычищали человечество с лица земли, причем фильм был японским, а озвучка — американская. В общем, тот еще винегрет...

Танкалины появились вдвоем. Впереди летел младший, след в след за ним, почти наступая на ноги — Павел Николаевич. В мою сторону никто так и не взглянул, за что я была благодарна — лица у них были, мягко сказать, неприветливые. Я бы не удивилась, если бы дверь кабинета распахнулась сама по себе, из чувства самосохранения, издалека завидев приближающихся.

После непродолжительных размышлений я быстро пришла к выводу, что досмотреть фильм можно и в следующий раз, а сейчас лучше слинять. Мало ли что?

И, конечно же, не успела. Хотя... как посмотреть.

— Костя, стой! — по коридору к выходу уже торопился младший, на лице максимальная концентрация упрямства и вызова, за ним Павел Николаевич с горящими в каком-то непонятном экстазе глазами.

— Я сказал, не поеду! — сквозь зубы прорычал младший, проигнорировав просьбу остановиться.

Дядя Паша вдруг замер, видимо, сообразив, что догнать его, а тем более остановить силой все равно не получиться. Тогда он просто сказал, очень быстро:

— Костя... дед был бы счастлив, если бы знал, какое предложение нам поступило.

И младший замер так резко, будто пленку между двумя действиями вырезали. Лица его я не видела, но голову он опустил и, казалось, стоит против воли, потому что уйти просто не может.

— Такими возможностями не разбрасываются, ты и сам должен понимать. Ты не можешь отказаться, Роджер еще никому не предлагал подобной практики. Если бы дед дожил, он был бы счастлив! — добивал сына Павел Николаевич. Я вдруг поняла — они не очень-то ладят. Странно, ни разу не думала, что у них, как у любых родственников тоже могут быть напряженные отношения. Младшего было жаль, настолько его поза была вымученной и мне не понравилось, как дядя Паша на него давил.

— Хорошо, — вдруг глухо ответил Костя, — я поеду... Добился, чего хотел? Теперь отстань.

Через пару секунд дверь за его спиной закрылась и, хотя там имелись доводчики, она все равно почти хлопнула.

Павел Николаевич молча развернулся и ушел в свой кабинет. Я подняла сумку, нажала на кнопку системного блока компьютера и даже не стала ждать, чтобы проверить выключился ли он, просто вышла и побыстрее отправилась домой. Меня преследовала твердая уверенность, что я увидела нечто, для моих глаз не предназначенное.

Зато воскресенье прошло отлично — тетя Тамара окончательно оправилась и закатила чаепитие с соседками, а меня они поймали на выходе при попытке смыться на улицу и вернули на место за столом, так что пришлось час сидеть среди бабушек, вежливо улыбаться и краснеть, слушая о себе всяческие комплементы. И сравнивать их с тем, что говорит Танкалин. Контраст неимоверный... Так что для разнообразия и для поднятия самооценки времяпрепровождение было что надо.

В среду я все-таки поймала Цукенину. Вернее, устала пытаться застать ее без общества Альтиной, поэтому просто подошла к обеим во время перерыва между парами.

— Олеся, нам нужно поговорить.

Подруга тут же прикрыла ее грудью. Вышло картинно и немножко смешно. Может, за такое поведение ей доплачивают?

— Наедине, — сообщила я рыжей охраннице, — давай после занятий встретимся в кафе у бокового выхода и поговорим? В общем, буду там тебя ждать, хорошо? — обратилась уже к самой Олесе.

Цукенина довольно быстро сообразила, чего от нее хотят и согласно кивнула, видимо, еще толком не придя в себя после новости, что говорить мы будем хоть и без свидетелей, но в людном месте, так что драка исключается.

Пришла она вовремя. Альтина, впрочем, никуда не делась, прохаживалась по дорожке парка, куда выходили окна кофе и старательно пыталась разглядеть нас сквозь стекла.

Олеся решительно уселась на диванчик, оббитый черным дерматином, схватила меню, переданное ей официанткой, но открывать не стала.

— Чего тебе? — неуверенно спросила, ерзая по сидению. Похоже, нервничала.

— Хочу внести ясность в отношении меня и Стоцкого.

Ее глаза неожиданно забегали, а меню она осторожно опустила на стол.

— Между нами нет ничего, не было и не будет, кроме простой дружбы, да и то слишком сильно сказано, — быстро заявила я. — Можешь быть соверше-енно спокойна! Даю слово. Обещаю. Мамой клянусь. Какие еще слова тебе хотелось бы услышать?

Она глубоко вздохнула и почему-то посмотрела в окно на Альтину, причем с неприязнью. Интересно, чего общаться с человеком, если он вызывает такие отрицательные эмоции?

— Так это правда? — неуверенно заговорила Олеся. — Мне говорили, конечно, что ты в Танкалина втюрилась, но я думала, мало ли... одно другому не мешает.

— Что?! — не знаю, удивили ли ее мои слова, но вот я от услышанного была в тихом ужасе.

— Ты не стала бы врать насчет Стоцкого, да?

— Зачем мне врать? Я уже сказала — меня он не интересует. Так что там с Танкалиным?

Она все так же рассматривала через стекло свою соратницу и защитницу. Хотя из взгляда больше выходило — чересчур ревностную преследовательницу.

— Я знаю, — сказала громче, — сама видела, как ты на него смотришь. Все знают, что ты к нему неровно дышишь.

— Кто все? — в горле пересохло. Вот чего и не хватало!

— Ну, может не все, но некоторые особо приближенные, — она вдруг усмехнулась, так необычно, как-то по-взрослому, что ли. — Мне лично Зайцева сообщила.

— Кто?

— Зайцева Нина, — пояснила Цукенина, — с четвертого курса, которая с Векиной ходит.

М-да... Вот и дожили до сплетен. Какая-то... мымра развлекается за мой счет, а я ни разу не в курсе! А главное — что же теперь делать?

— А ты откуда ее знаешь? — отпускать теперь такой кладезь информации до того, как вытащу все нужное, я не собиралась. Впрочем, Цукенина и сама не особо стремилась уходить. Она легко пожала плечами.

— У нас с Зайцевой дачи в одном поселке, а компанию Танкалина я почти полностью знаю, родители знакомы.

На родителей мне было начихать.

— И давно... они говорят?

Цукенина задумалась, будто на самом деле подсчитывала, сколько именно дней назад впервые эту новость услышала.

— Давно уже. Как Танкалин рассказал, что вы с детства знакомы, так и стали болтать.

Что он рассказал? Я, видимо, выглядела такой потрясенной, что Олеся продолжила безо всякой просьбы.

— Вы же знакомы? Он сказал, в одном дворе росли. Неправда что ли?

— Правда.

— Ну вот, — беспечно болтала она дальше. — А потом многие видели, как ты на него смотрела в фойе, стали поговаривать, что ты с детства в него влюблена.

— Глупость какая...

И что теперь делать? Хотя, какая мне разница кто там что придумывает, сколько помню, меня это никогда особо не волновало. Так что не стоит и начинать. Вообще вокруг не так уж и много людей, чье мнение мне действительно интересно, а остальные пусть идут лесом! Но вот что странно — почему до сих пор никто не пытался меня подколоть, задеть или посмеяться, ведь при подобных разговорах всегда найдутся желающие пройтись катком по моим нежным (как они думают) чувствам.

— Какие, однако, сплетницы у нас тактичные, — вслух удивилась я. — Ни разу не слышала, чтобы за спиной кто-то болтал, хихикал или пальцем указывал.

Она снисходительно улыбнулась.

— А причем тут такт? Танкалин сказал, услышит, что о нем треплется кто, будет разбираться. А как о тебе болтать, чтоб его имя не задеть?

Ах, он сказал... Звучит как-то бредово.

— И что он сделает? — поморщилась я недоверчиво. Впрочем, пришлось быстро принимать вежливый вид, потому что принесли кофе, которым мой заказ и ограничивался. Цукенина тоже улыбнулась, приветливо и чуть-чуть фальшиво, а после заказала сок. Потом продолжила:

— Ну... девчонкам ничего, разве что общаться перестанет и своим друзьям заодно запретит, а где еще такую компанию найдешь, чтоб сразу много классных и не жадных парней? Те, что с Париным тусуются, все немного придурошные, а сам он слишком злобный, да и шутки у них дурацкие, — она покривилась. — Говорят, Парина собирались лечить в больнице с псих уклоном и формулировка была "немотивированная агрессия и жестокость", но родители отказались, не поверили, что у единственного сына могут быть проблемы с головой. Теперь вон расхлебывают... Шутка такая у наших есть, мол, один из автосалонов семьи работает чисто на Парина, потому что тачки он бьет с промежутком максимум в неделю, — она вдруг зло рассмеялась.

Нет, все-таки странные они какие-то, дети богатых родителей. Обычные не бывают такими... непонятными. То как маленькая девчонка боится, что ее побьют, то говорит с такой желчью, что во рту кисло становится. И уж точно, дружить с Альтиной, которая вызывает у Олеси такие неоднозначные эмоции обычному человеку и в голову бы не пришло.

Челюсть моя опускалась все ниже. Цукениной, похоже, это нравилось.

— Отвлеклась, извини. Нечасто приходится просвещать кого-то вроде тебя. Радует, что ты хоть не дура и выше головы прыгнуть не пытаешься, как... некоторые. Что там дальше? Так вот, девчонок не тронет, а вот парней, — она усмехнулась, — очень даже может. С Париным ты думаешь они по какой причине на ножах? Парин однажды подшутил над школьным другом Танкалина, того чуть не посадили за изнасилование, причем малолетней. Танкалин его тогда поймал, два зуба выбил, челюсть свернул, в общем, ору было... Говорят, даже ногами пинал, но свидетелей не нашли. Скандал страшнейший, в результате родители Парина даже без какого-то контракта остались. Зато теперь у них, как в сериале. Например, негласное соперничество за королеву красоты и каждый раз все спорят, кто же победит, — она усмехнулась. — Сейчас конкурс начнется, будет на что посмотреть.

Поток информации был чересчур бурным и захлестывал так, что появился реальный риск захлебнуться.

— Хватит, Олеся! Больше ничего не говори, хорошо?

Она послушно замолчала.

Да уж... пошла баба за грибами, а притащила лося. Теперь лося нужно разделать и употребить, вернее, переварить. Та-ак, а собственно я тут вроде по делу нахожусь?

— Ну что, Олеся, давай со Стоцким закончим. Значит, мы разобрались и больше ты меня дергать по мелочам не будешь? И кстати, билета я тебе все равно не прощу!

— Да это не я, — она как-то неловко отвернулась, — это девчонки. Бесятся так, будто ты их личный враг. Я и не знала, пока они меня перед фактом отмщения не поставили. Достали уже, — пожаловалась.

— Ладно тогда... Забудем. Слушай, мне жутко любопытно, но ты отвечай, если не хочешь. Олеся, а зачем тебе Стоцкий? Он никого не любит, кроме себя, может, не дорос еще, не знаю, а может от природы такой. Из него объект для сердечных переживаний, как изо льда мороженое.

Она вдруг широко открывает глаза, наклоняется так близко, что даже как-то неуютно становится. И смотрит своими глазищами, огромными и голубыми, как озера. И не моргает. Ей бы гипнотизершей заделаться, был бы толк, честное слово.

— Павлова, это мне говоришь Ты?

— В смысле?

— Та, что на Танкалина запала? — уточнила она, подозрительно пристально меня разглядывая.

Да сколько же можно?!

— Цукенина, это все вранье! Ни на кого я не западала! Я его вообще терпеть не могу... еще с детства!

— Как хочешь, — внезапно отступила Олеся, отодвигаясь назад, — мне без разницы, твоя жизнь. Но понять ты меня должна... Думаешь, почему я с Сергеем так и не заговорила ни разу? Думаешь, мне есть какое-то дело до того, с кем он там спит? Да плевать, я бы у любой его отбила! Только причина в другом. Я просто боюсь подойти, понимаешь? Это как единственного шанса лишиться. А так пока можно хотя бы придумывать, как все будет...

Оставалось только вздохнуть. И даже какую-то родственную душу в ней ощутила, неизвестно почему.

— Ладно, так на чем мы остановились? Значит, мир?

— Да, мир. Алена, а скажи... Стоцкий мной совсем не интересуется?

Можно было, наверно и соврать, но чем-то она меня зацепила сегодня. Не могу определить, как я теперь ее воспринимала — как хорошего человека или как плохого. Но как необычного точно.

— Стоцкий? Он вообще очень странный. Честно скажу — если тебя устраивает, что тобой интересуются из-за возможной доли в папином капитале, на интерес Стоцкого вполне можешь рассчитывать.

И она опять уставилась в окно, где Альтина уже, похоже, потеряла последнее терпение и зыркала по сторонам так свирепо, что искры летели.

— Ну и пусть, — вдруг сказала, — пусть за капитал, но зато будет всегда пылинки сдувать, чтобы этого капитала не лишили.

Я промолчала. Может и так... Вон у Цукениной денег полно, а особо не заметно, что она счастлива. Втюрилась в Стоцкого, да и подруги какие-то дурные. А если они меня так и не оставят в покое? Кстати, интересный вопрос.

— Олеся, а подруг своих ты сможешь остановить, чтоб опять перед фактом не ставили?

Она поморщилась.

— Не бойся, разберусь.

— Хорошо.

На том и расстались. Свежевыжатый сок в высоком узком бокале она, кстати, даже не попробовала...

Не знаю уж, как именно Цукенина расправлялась со своими соратницами, но больше с ее стороны никаких подвохов не было.

Вскоре (через одну субботу) прошел конкурс мисс красоты института, его выиграла первокурсница Вероника Игнатова. После оглашения имени победительницы вышедший к тому времени из больница Парин выскочил на сцену и преподнес ей огромную корзину цветов. Танкалин наблюдал за процессом из зала, попыток приблизиться к королеве не делал. А я оглядывалась на окружающих и видела, как в глазах большинства ярким огнем горел азарт. Вечером желающие отмечать соберутся в парадном зале и, похоже, спектакль намечался презабавный. Первое действие произошло прямо сейчас — Векина что-то спросила у Танкалина, получила короткий ответ, как бешеная подскочила и понеслась на выход. Интерес только накалился. А мне... стоило представить, что они там с Париным могут устроить в бою за новую мисс, стало так противно, что я развернулась и ушла. Не хочу видеть.

В понедельник Танкалин с утра появился в фойе с Вероникой под ручку, она разве что не мурчала, обтираясь о его плечо.

День прошел как в тумане. Вечером я купила литровую бутылку водки, поднялась к Славику и впервые в жизни напилась до беспамятства, настолько, что заснула прямо у них в кресле. Хорошо, что не хватило сил спуститься и предстать в таком виде перед тетей, иначе бы она расстроилась, а я не хотела ее лишний раз волновать.

Разбираться, что вообще происходит, я не стала, просто выпила с утра две таблетки антипохмелина, любезно протянутые Леной, нацепила самое равнодушное выражение лица и запретила себе думать обо всем, кроме того, что относиться непосредственно к зарабатыванию денег, учебе и тете с мамой.

За день у меня ушло две пачки мятой жвачки. И теперь, смотря на меня, вряд ли кому-нибудь хватило фантазии заподозрить меня в какой-то глупой влюбленности.

Время текло как-то незаметно... Началась сессия и никому не было больше дела до болтовни и сплетен. Впрочем, никаких осложнений сессия не вызвала ни у меня, ни у Насти с Соней, мы отделались быстро и уверено. По окончанию в качестве праздника провели вечер в кафе в парке под открытым небом, а потом еще катались на колесе обозрения, бродили вокруг фонтанов и делились планами на лето. Последнюю часть я пропустила, потому что планов пока никаких не было. Ну, кроме работы.

Тетя мне подарила в честь окончания первого курса тонкую золотую цепочку с небольшим кулоном — знаком зодиака. Я вообще золото не люблю, как и желтый цвет, мне ближе червленое серебро, но подарок тронул меня почти до слез и не надеть его я просто не могла.

Вот в таком умилённом настроении я в очередной четверг явилась на работу. Никита воспользовался моим безотказным настроением и уговорил себя прикрыть, а сам быстро сбежал домой. Терпеть не могу врать, тем более начальству, но он действительно подловил меня в момент, когда сказать "нет" просто невозможно.

Потом позвонил мужчина, говорил по-русски, но с таким сильным акцентом, что ему пришлось раза три повторить, чего он хочет — оставить сообщение для Павла Николаевича, которое он продублировал по почте, — мистер Гальтен вернулся из отпуска и ждет звонка.

Я записала сообщение на листок, которые утром передавали дяде Паше, отложила в кучку таких же, а потом услышала шаги.

Танкалин младший шел ко мне, улыбаясь той самой безоблачной улыбкой, которой я боялась теперь больше, чем презрительного прищура.

— Привет... — еще и голос доверчивый. Пришлось в спешном порядке вспоминать попытку сунуть мне денег, а после ненавязчивое вмешательство в мою личную жизнь и пару раз быстро прокрутить все это в голове.

— Добрый вечер.

Самое неприятное — он оказался слишком близко, навалившись на стойку, а отойти — все равно, что показать свое неравнодушие к его соседству. Хотя... и этот пристальный взгляд. Вот почему бы ему не оставить меня в покое? Я решила, что хуже не будет и быстро отодвинулась.

— Танкалин, ты чего-то хотел? — поморщилась.

Он растеряно пожал плечами.

— Да так... Как сессия?

— Позади.

Пришлось хмуриться и смотреть мимо, потому что он продолжать сверлить меня глазами и от этого становилось неуютно. Может, его не научили, что пялиться на людей так пристально просто невежливо? Да еще и эта рассеянная улыбка...

— Что будешь летом делать?

— А я должна перед тобой отчитываться?

Спокойнее, держи себя в руках. Эх, где опять моя выдержка? Почему так просто пропадает?

— Не должна... — Танкалин все еще улыбался, как тогда, у кабинета. Видимо в таком настроении ему было безразлично, что говорят и делают окружающие, он просто не давал свое настроение подпортить. Как будто вовсе и не важно, каким именно тоном я разговариваю.

— Ну, раз мы разобрались, что на вопросы о моей жизни я отвечать не намерена, может, у тебя есть другие?

— Нет, — радостно поведал он.

— Тогда можешь быть свободен!

Вот черт... против такой улыбки нужны экстренные меры. Я быстро вспомнила то утро, когда увидела его с новой мисс. Очень удачно получилось, по крайней мере, страх перед таким Танкалиным быстро сменился желанием его придушить.

Он вдруг вздохнул и — о чудо! — улыбка немного померкла.

— Пока... Аленка.

Раньше, чем я сообразила что-нибудь ответить, он развернулся и быстро ушел. Даже в кабинет Павла Николаевича не заглянул. И чего приходил вообще?

В пятницу я проснулась только к обеду. Обожаю когда не нужно утром вскакивать и куда-то нестись, впрочем, это обожают все. Весь день бездельничала, валялась на кровати и смотрела телевизор. Кстати, телевизор бы поменять, картинка уже расплывчатая. Надо над этим подумать попозже, может получиться "изыскать средства", как выражается тетя.

В субботу на работу я опоздала, но никто не заметил — с наступлением лета офис вообще пустовал, хотя в рабочие дни все еще походил на улей, так плотно его забивали люди. По выходным и вечерам не верилось, что днем эти комнаты живут совершено другой жизнью, а бедная кофеварка не успевает варить на всех желающих кофе.

Я посмотрела какой-то новый фильм про восставших мертвецов (что было нашим с Никитой общим интересом), о котором он отзывался с восторгом. Фильм оказался неплохой, но без фанатизма, местами смотрелось сильно натянуто. Хотя, с другой стороны, откуда мне знать, как подобная история развивалась бы в реальности?

Вскоре пришел Павел Николаевич, попросил кофе, предупредил, что через час к нему явится посетитель.

Я принесла ему такой, как он любит — некрепкий американо всего с одной ложкой сахара. Вообще он еще любит, когда корицей посыпано, но она закончилась.

— Спасибо, — рассеяно окинув меня взглядом, сказал дядя Паша, но когда я поставила чашку и развернулась, вдруг добавил:

— Посиди со мной немножко.

— Посидеть? — я удивилась, но виду постаралась не показать, села и стала наблюдать, как он поднимает чашку и отпивает. Слишком горячо, чашка отодвигается в сторону, а Павел Николаевич неожиданно вздыхает.

— Одиноко как-то стало... Вроде Костя часто дома не ночевал, но я хоть знал, что он в городе, а тут всего сутки — а уже соскучился.

Я даже не сразу поняла...

— А где он?

— А, ты же не знаешь, наверное, — чашка медленно переместилась обратно к дяде Паше. — Вчера улетел в Англию на практику. Один человек, с ним еще отец начинал работать... Так вот, он взял Костю помощником, отличная возможность посмотреть, как принято вести дела в цивилизованном мире... Только не привык я, что он надолго уезжает.

— Вот как...

Странно, так зачем он приходил в четверг вечером? Может что-нибудь забыл? Но ведь дальше стойки он так и не продвинулся...

Ерунда какая-то! Зачем Танкалину тащиться на фирму, чтобы просто пройтись по коридору? А может, хотел меня на дорожку подоставать? Тоже глупо, дергать он меня любит, конечно, но чтобы ради этого ехать куда-то в последний вечер, когда у него куча друзей и эта... Вероника, которые, наверняка, захотят проводить друга.

Собственно, а какая разница? Это же хорошо, что уехал, можно быть уверенной, что не выскочит в самый неподходящий момент, как черт из табакерки и не обвинит во всех смертных грехах. Нужно порадоваться и расслабиться...

— А когда он вернется? — совершенно неожиданно спросила я дядю Пашу.

— Осенью, к занятиям и вернется.

Больше двух месяцев... Но разве не здорово, что можно не ждать никаких подвохов и просто спокойно жить? Я столько времени его не увижу, что... хватит уже!

Но почему-то стало очень тоскливо. И еще жутко захотелось домой, к маме.

— А... мне отпуск положен? — спросила я неуверенно.

Павел Николаевич и про кофе забыл. Хмыкнул задумчиво.

— Конечно... Выбирай любое время, летом мало кто на работе нужен.

— А... отпускные мне положены? — еще неуверенней уточнила я. Потому что если отпуск не оплатят, то смысла уходить в него не будет, без денег все равно никуда не уедешь, а как обстоят с этим дела на фирме, я еще не знаю.

Он вдруг засмеялся.

— А хватка у тебя есть, Аленка, хотя и детская еще совсем. Будут тебе отпускные, обещаю. А когда хочешь уйти?

Я еще раз посмотрела на его руки, лежащие поверх чашки.

— С понедельника, — твердо ответила.

Наверное, человек все-таки слишком быстро забывает о своем прошлом. Всего год прошел, но после столицы наш городок, где прошла вся моя жизнь, казался тихим и низким, словно стелящимся по земле. А сколько здесь было зелени! А на каком огромной расстоянии друг от друга здесь стояли дома!!

С мамой мы говорили, как минимум, восемь часов подряд. То есть я говорила, а она только улыбалась, смеялась или хмурилась (в зависимости от темы), а в промежутках задавала наводящие вопросы.

Она была первой, кому я целиком и полностью рассказала всю правду о Танкалине младшем. Вернее, не совсем полностью, некоторые его фразы и поступки озвучивать все-таки не стала — маме было бы неприятно услышать, что он пытался кинуть мне денег в виде подачки или обвинил, что я имею привычку спать со всеми подряд. Но общее представление об его личности из моего рассказа сделать было нетрудно.

Ей, конечно, итак было неприятно, что я вынуждена работать у дяди Паши, хотя его я описывала только в положительных светлых тонах — мне сложно судить, каким он был, пока жил в нашем городе, но сейчас это вполне нормальный человек.

В общем, жизнь не спеша налаживалась. От мамы я не отходила ни на шаг, потому что она взяла неделю отпуска (правда в отличие от меня, неоплаченного) и на работу не ходила. Когда-нибудь я буду зарабатывать достаточно, чтобы забрать ее с рынка, где летом жара, а зимой промёрзлая стужа и буду платить ей в несколько раз больше только за то, что она жива и здорова! Но для этого придется сначала доучиться, потому что на данный момент я итак выполнила программу-максимум — обеспечиваю себя сама, хотя и учусь на дневном.

На третий день вечером мама начала вести себя довольно странно — то порывалась сходить в магазин, хотя мы еще раньше закупили все, что только может пожелать женское сердце и желудок. То к тете Алле, хотя сама в первый же день рассказала, что она уехала в гости к родственникам. В конце концов, вспомнила про какую-то кошку, которую немедленно нужно кормить и ушла. Не знаю, что там за кошка и чем она питается, если на ее кормление уходит три часа, но похоже, от моего слишком навязчивого общества мама с непривычки устала.

Так что следующим днем я отправилась на пляж со своими школьными подругами, половина из которых уже обзавелись младенцами, а вторая приехала на лето из ближайшего города, где имелся Сельскохозяйственный техникум и Педагогический институт.

Неожиданным было то, что болтать и бездельничать с ними оказалось вполне интересно. Я узнала кучу нового относительно беременности, младенцев и мужей, который являются домой после смены, пошатываясь и распространяя вокруг плотный спиртной дух, а также методы воспитания и первых и вторых (хотя сомневаюсь, что мне хватило бы духу использовать подобные методы на практике). Я все-таки склоняюсь к мнению, что разумные люди всегда могут между собой договориться, а младенцев нужно любить независимо от того, во сколько они просыпаются и кричат.

Мамы с детьми разъехались перед обедом, а я с Маринкой, которая относилась к редкому числу поступивших и училась на преподавателя математики (что меня весьма удивило, потому что математику в школе она боялась пуще того, что мама найдет в сумке противозачаточные таблетки) загорали до самого вечера. А потом вместе пошли домой, так как жили всего через дом друг от друга.

У самого крупного продуктового магазина городка Марина заговорщицки хмыкнула, словно о чем-то вспомнила и потащила меня в обход, через двор. Там увидела, как с черного хода грузчики разгружают машину и на редкость довольно заулыбалась.

— Вот он, смотри, — ткнула пальцем в одного из них.

— Кто? — я не поняла, почему у нее вызывает интерес этот невысокий, худой, но жилистый мужчина лет сорока, да еще с такими колючими глазами.

— Да ты что? Это же зэк этот, Пташин, у которого с твоей матерью интрижка! Все знают! — радостно пояснила Марина, причем от радости забыла понизить голос, так что грузчик явно услышал сказанное дословно. Он быстро опустил ящик, который только-только поднял, выпрямился и окинул нас подозрительным взглядом. При виде Марины его лицо сморщилось, как от вони, а мой прямой взгляд он встретил так же — прямо и даже вызывающе. Я растерялась, потому что не знала, что в такой ситуации нужно делать, подходить глупо, что я ему скажу? Но и так пялиться некрасиво...

Его губы искривились, он отвернулся сам. Быстро поднял ящик и ушел внутрь магазина. И больше не вышел, ящики таскал теперь только второй, злобно зыркая на нас из-под густых бровей.

Через пять минут я пришла в себя и в сопровождении Марины пошла дальше. Она еще пыталась доложить какие-то сплетни, но я не слышала, потому что обдумывала новость — моя мама встречается с этим мужчиной и, похоже, к нему неравнодушна. Единственный вывод, в котором у меня не возникло ни малейших сомнений — на кошку Пташин не был похож совершенно...

Дома уже был готов ужин, мама очень быстро накрывала стол, а после так же быстро уселась и начала есть.

— Ты чего не ешь? — спросила через минуту, когда я так и не взяла в руки ложку, — не голодная, что ли?

— А ты куда так спешишь? — спросила я, — опять пойдешь кормить сегодня... кошку?

И вроде вид сделала совсем невинный, но актриса из меня, похоже, никакая.

— Тебе рассказали? — спросила мама, почему-то опуская голову.

— Да, — ложку я взяла, потому что и правда проголодалась.

Она молчала, но мне знаком этот упрямый вид с крепко сжатыми губами. Она так выглядела, когда воевала с тетей Тамарой за приз в виде дочери.

— Мама... А почему ты нас не познакомишь? И вообще, почему сама не сказала?

Он нервно вздохнула, так и не продолжив есть, хорошо хоть лицо немного разгладилось.

— Аленка... он же сидел.

— И что?

— Уголовник — это навсегда. Говорят, такие не исправляются.

Я все это и сама отлично знаю, правда. Но еще я знаю свою маму. Жить с кем-то не очень добрым, драчливым или лживым она не стала бы даже от отчаяния. Потому что у нее уже есть один проторённый путь, куда гораздо легче уйти от одиночества и заменять его другим глупо.

— Мама, мне все равно, раз он тебе нравиться.

Она не ответила. Задумалась, с сомнением рассматривая что-то на столе. И как убедить? Ведь не могу я уехать, зная, что она живет с кем-то, совершенно мне незнакомым? Не угрожать же пойти познакомиться с ним лично?

— Алена, раз уж зашел разговор... ему жить негде, — неожиданно заговорила мама.

— То есть? А раньше где он жил?

— Здесь, — спокойно ответила она.

Та-ак, вот теперь понятно, почему у меня по приезду такое впечатление, будто вещи как-то перелопачены и свалены в спешке. И что много пустого места, где явно должно что-то лежать, вроде следа от чего-то круглого на полке в ванной.

— А сейчас он живет у одного друга и я боюсь, там часто пьют... — заговорила мама.

Намек вполне понятен, я буду тут еще почти месяц, а за месяц он вполне может спиться. Ладно, комната у меня отдельная, присутствие незнакомого мужчины в квартире вещь, конечно, не самая приятная, но что еще делать?

— Я не против, пусть возвращается и живет здесь, — ответила я и уже молча принялась за еду.

Пташина звали Вова. Он пришел с сумкой на следующий день к ужину и весь вечер сидел, как на иголках. Говорил мало, резким тоном и все время хмурился и отводил взгляд. Пару раз матерился, но, несмотря на все это, мне показалось, он жутко не уверен в себе и просто не знает, что делать. Может я бы засомневалась, стоит ли ему доверять маму, если бы не один случайный взгляд в самом конце ужина, когда я отошла налить чай и заметила, как он краем глаза на нее смотрит. Быстро скользит глазами и отворачивается. И столько в этих глазах тепла и страха, вот честно, пришлось отставить чайник и выйти на балкон, чтобы не разреветься.

Что-то слишком впечатлительной я становлюсь... И мне это совершено не нравиться. Хотя радует, что маме, наконец, повезло, ведь это первый мужчина после папиной смерти, которого я рядом с ней вижу. И ее выбор.

Через месяц я вернулась в город и на работу. В первую же неделю пришла жара... вот злости не хватает, зимой такой мороз, что зубы сводит, а летом жара, от которой плавишься как кусок масла! В первый же свободный день меня поймал Стоцкий и затащил с собой на пляж, потому что идти туда в одиночестве он не желал. Насти и Сони в городе не было, они разъехались, одна на море, другая — к родственникам. Даже Славка с Леной отправились-таки в горы на его до удивления живучей машине. Надеюсь, они доберутся...

С пляжа мы уползли уже под вечер, жара почти не спала, но хоть солнце припекало не так сильно, да и тетя Тамара оборвала телефон от переживаний, куда это я запропастилась на целый день!

Зато на работе была красота — кондиционеры и прохлада, хоть ночуй прямо на рабочем месте. Я сидела в кресле и прикидывала, что лучше — день на пляже в тени дерева или все-таки в офисе под кондиционером, когда зазвонил мой мобильный. Новый бы купить, но опять извечный вопрос денег — на нормальный не хватит, менять на такой же дешёвый смысла нет.

Номер высветился незнакомый. Я ответила.

— Аленка... — сказал далекий голос и я онемела.

— Аленка... это ты? — повторил он чуть громче.

— Та... Танкалин? Это ты? — наконец, вернулся ко мне голос. Причем с заметными нервными интонациями.

— Привет, — судя по всему, он улыбался.

— Привет.

— Как лето? Говорят, у вас там жуткая жара, — продолжил он нашу великосветскую беседу.

— Жара, да... А почему ты звонишь?

Он вдруг засмеялся, так странно, очень счастливо, что ли...

— Знаешь, где я? — вопрос пропустил мимо ушей, — я сейчас стою напротив самого настоящего замка, такого, из старого серого камня, с башнями, бойницами и узкими окошками. А в них — кованые решетки. И зелень вокруг. Красота... Ты хотела бы на это посмотреть?

— Да, — ответила я, потому что не знала, насколько этот разговор вообще реален. Может, мне просто сниться сон?

— А небо синее, даже слишком... Здесь так спокойно...

Я облизнулась и собралась с силами.

— Зачем ты звонишь? — переспросила.

— Да вот думаю, — не меняя тона, продолжил он, — что тебе привезти в подарок? Закупал подарки на днях, а тебе так ничего не нашел.

— Спасибо, мне ничего не нужно.

Он опять счастливо засмеялся.

— Не нужно... И что же мне с тобой делать? — спросил.

— В смысле?

— Ну, что же мне тебе привезти? — пояснил Танкалин.

— Если тебе так уж хочется привезти подарок, выбери что-нибудь на свой вкус, — машинально ответила я.

— Боюсь, этот замок не подлежит транспортировке.

Он замолчал. Интересно, а какие там девушки в Англии? Вряд ли Танкалин проживает в мужском монастыре. И кстати... с кем же он там у замка? Вот о чем стоило первым делом подумать! И тут же накатило напоминание о том, какой я обещала себе быть.

— Это все? — строго спросила я, — я вообще-то занята.

Еще немного тишины. И, кажется, звук ветра... не уверена.

— Все, — твердо ответил он. — Не смею больше отвлекать.

Гудки я слушала, наверное, минуту, потому что не могла заставить руку отпустить телефон.

Этот разговор еще долго бы меня преследовал, если бы не Стоцкий. Вернее, если бы не его заявление. Дело было на пляже — мы как раз валялись на одеяле на травке под деревом, место под которым реально было занять, только придя рано утром, чуть ли не до восхода солнца.

Я насторожилась, когда его взгляд весьма откровенно остановился в районе моей груди.

— Слушай, Павлова, — нейтральным голосом заявил Сергей. — У меня к тебе предложение.

— Какое? — спросила я, уже чувствуя подвох и заранее готовясь ко всяким неприятностям. И было к чему! Выслушав его предложение, первые пять минут я вообще была в шоке, а после не знала, плакать мне или смеяться. В общем, месяц назад Стоцкий расстался с одной женщиной (которая, между прочим, была старше его на восемь лет и замужем). С ней он периодически встречался для необременительного приятного близкого общения, и теперь ему нужна замена, так сказать, без особых претензий, потому он предложил мне занять ее место.

— Ты в своем уме? — спросила я, в конце концов, восхищаясь такой несусветной наглостью. Мне хотя бы немножко подобной и уверена, жить стало бы гораздо проще.

— А что такого? — невозмутимо поинтересовался Стоцкий, но взгляд все-таки отвел, уставившись на ветки дерева.

— А мне это зачем?

— А почему нет? Необременительно и приятно.

— Да ну тебя, — я отмахнулась, поняв, что эту беседу лучше не продолжать, все равно переубедить его невозможно. — Найти кого-нить другого. Цукенину, к примеру, если она еще не передумала.

— Это с твоего курса? Та, у который сеть заправок? — тут же заинтересовался Сергей. Ну вот что за тип, сделать такое предложение и тут же переключиться на другой объект! Разве так должны вести себя нормальные молодые люди?

— Ага, с моего.

— Познакомь.

— Позвоню вечером, если она согласиться. Но я буду договариваться только о знакомстве, понял? Мне еще с ней учиться. А остальное ты сам объяснишь. И вообще, советую для разнообразия прикинуться джентльменом! С нами нельзя, знаешь ли, сразу о личном, — заявила я.

Он хмыкнул.

— Да запросто, — заявил.

Нет, ну что за молодые люди пошли! Это мир такой или я не такая? Даже подумать страшно...

Вечером я позвонила Цукениной и, несмотря на заявленное Стоцкому, обрисовала ситуацию подробно. Причем пожёстче, чтобы она явно поняла, с какой стати Стоцкий ей заинтересовался. Времени и сил на объяснение ушло немало, потому что природный такт заставлял высказываться корректно, что в данном случае было непросто.

А она вдруг рассмеялась.

— Павлова, — говорит, — хватит мучиться и мямлить ерунду. Мне пару раз приходила в голову идея опоить Стоцкого и изнасиловать. Так неужели ты думаешь, меня смутит твое невнятное объяснение касательно того, что именно ему от меня понадобилось?

Все сожаления я тут же проглотила. Парочка, по большому счету, складывается на равных.

На следующий день вечером я стоически дождалась Цукенину в парке и отвела к реке, где нас ожидал Стоцкий, явившийся, к моему большому удивлению, с цветами. Судя по крокодильим взглядами, которым новоиспеченные знакомые обменялись, вряд ли они сегодня станут гулять по парку. Я побыстрее смылась.

С тех пор Стоцкий из моей жизни пропал, но зато вернулся Славик с Леной и Настя, так что остаток лета пролетел быстро и весело.

Потом начались занятия. А Танкалин так и не вернулся. Мне было неудобно задавать Павлу Николаевичу вопросы, дело вроде как не мое. Но прошла неделя и я решилась. В субботу, как только он пришел и поздоровался, подалась вперед, чтобы успеть его остановить и узнать, как там у младшего дела с практикой.

И вот опять... Стоило собраться с силами, как все решилось без моего участия и совершенно неожиданным способом.

Остановившись напротив безо всякой просьбы, дядя Паша расцвел в улыбке и спросил:

— О, Аленка, а хочешь составить мне компанию? Я сейчас еду встречать Костю.

И я порадовалась, что под руками стол, за который можно незаметно зацепиться.

— Да, — глухо сказала я.

— Собирайся, заберу кое-что и выходим, — Павел Николаевич ушел в свой кабинет, а я опустилась на кресло. Я не жалела о своем решении... не сейчас. И лучше пока не думать, зачем? Я итак знаю, что сделала глупость. Знаю, что пожалею, очень сильно пожалею, но не в этот момент, позже. А сначала... сначала я увижу Костю.

6

Дачный сезон еще не закончился, потому дороги были довольно свободные. Павел Николаевич сидел впереди, рядом с водителем и изредка с ним переговаривался.

А я почти прилипла к окну, пытаясь заставить сердце биться не так часто. Сиденье было удивительно удобным, машина тихонько урчала, вокруг пахло очень необычно — не просто кожей, а плотным будоражащим запахом роскоши, но почему-то жутко хотелось открыть окно и впустить в салон ветер. Подставить ему лицо и закрыть глаза. Но в этом и недостаток кондиционеров — открытое окно только мешает поддерживать нужный климат.

До аэропорта добрались удивительно быстро, водитель остался в машине, а мы с дядей Пашей отправились в здание. Оказалось, нужный нам рейс уже прибыл, так что прилетевшим оставалось только пройти таможенный контроль, дождаться вещей (что в наших аэропортах может затянуться на непредсказуемо долгое время) и предстать перед счастливыми встречающими.

Мы спустились на нижний уровень, где пропускные пункты, без дяди Паши я вряд ли бы так быстро их нашла, но постаралась запомнить дорогу, в будущем наверняка придется встречать каких-нибудь людей, хотя бы тех же клиентов. Мы стояли напротив пропускных пунктов, через которые выходят прибывшие, низко над головой висел потолок из металлических пластин бронзового цвета, отчего казалось, что сейчас ночь и мы глубоко под землей.

Где-то гудели вентиляторы, Павел Николаевич что-то негромко рассказывал, но к счастью, ответа не ждал, потому что вряд ли бы я смогла внятно выговорить хотя бы пару слов. Удивительно, что все мое на редкость нервное состояние скрывалось глубоко внутри — увидев себя в отражении одного из магазинчиков, я поразилась, насколько спокойным выглядит мое лицо.

Костю я не узнала. Вернее, конечно же, узнала, но он был совершено не похож на того, к которому я привыкла. Танкалин всегда одевался дорого и стильно, и даже человек несведущий, увидев его шмотки, смог бы догадаться, что это вещи качественные и дорогие и на рынке подобных не купишь.

Сейчас же на нем были джинсы, сильно рваные на коленках, бесформенный темно-серый блейзер с заплатками на локтях, из ворота которого выглядывала белая футболка, огромные ботинки на толстой подошве и шапка... Челюсть у меня просто отвалилась — какая-то длинная трикотажная шапка с висящей позади кисточкой. Он ужасно походил на киношного беспризорника.

И как же он улыбался...

Стоило ему выйти из прохода и найти нас глазами, как Павел Николаевич пошел навстречу и почти смял его в объятиях, одобрительно хлопая по спине и довольно улыбаясь. На внешний вид младшего он не обратил ни малейшего внимания. Значит, им не удивлен? А это, в свою очередь, значит, что он его уже раньше таким видел! А я — нет...

Когда дядя Паша, наконец, отпустил Костю и отвернулся к вещам, тот повернул голову и посмотрел на меня — я стояла чуть позади, чтобы им не мешать. Он быстро сделал несколько шагов и остановился напротив, так близко, что я почувствовала, как от него пахнет чипсами и газировкой. Никаких следов дорогого вкусного парфюма и такой запах ему безумно шел.

— Здравствуй, Алена, — на шее у него виднелась толстая металлическая цепь, похожая на ошейник. Разве можно было при виде подобного не улыбнутся?

— Здравствуй, Костя, — пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в лицо, он все-таки был выше.

— Ты загорела, — с тихой улыбкой сообщил.

— И ты...

Пожалуй, мы стояли слишком близко друг от друга, но ведь без рук, значит, не считается? Еще от его одежды пахло каким-то свежим порошком или кондиционером. Мне хотелось прижаться к этой одежде носом и чтобы он меня обнял. Эту ленивую мысль я мимоходом отогнала, итак было слишком хорошо. Но вот рядом появился Павел Николаевич.

— Пора идти, хватит дорогу загораживать. Костя, это все вещи?

Он тут же отвлекся.

— Да. Давай мне эту сумку, а сам бери ту, на колесиках, ее везти проще.

И мы отправились к машине.

Первый тревожный звонок в моей голове прозвенел, когда Костя вышел на стоянку и оглянулся на город. В его непривычно живых глазах вдруг промелькнуло что-то странное, даже больное, но вышедший водитель уже отвлек его внимание, забирая вещи и мастерки укладывая их в багажник, а Павел Николаевич, не мешкая, садился на переднее сиденье машины, кивком приглашая присоединяться.

Несколько минут дядя Паша посвящал Костика во всякие новости, от меня далекие. Выяснилось, что строительство дачи, которую дядя Паша пожелал возвести в полном соответствии со своим безупречным вкусом, продвигалось на удивление медленно и получалась она совершенно не такой, как он планировал. Он уже и не рад, что в это ввязался, хорошо хоть старую продать не успел, как собирался. Потом перешел на какие-то контракты, поездки, хитрожопого посредника (тут он передо мной извинился, но продолжал называть того только так), работающего на оба лагеря и как ни странно, Костя явно понимал, о чем речь. А я ведь была уверена, что он никакого отношения к работе фирмы не имеет и отцу никак не помогает. Похоже, опять ошиблась. Впрочем, мне это свойственно.

Когда мы, наконец, въехали в сам город, Костя вдруг надолго приклеился к окну, выглядывая из него с таким отвращением, с каким помешанный на чистоте человек заглядывал бы в ворота свинофермы. Его улыбка постепенно таяла, от этого было немного больно, как и оттого, что я не понимала, в чем дело.

— Кстати, может, пообедаем? — вдруг предложил Павел Николаевич.

— Сейчас? — удивился Костя и даже от окна отлип, — мне нужно попасть домой, принять душ... переодеться.

— Ну-у-у, — дядя Паша взглянул на часы. — Уже два, в пять у меня встреча, так что если не сейчас, то без меня. Поужинаете без меня? — спросил он и мы с Костей вдруг изумлено уставились друг на друга.

— Разве Алена не на работе? — удивлено спросил он.

— Она всего до шести, ну и уйдет раньше, если что, — хмыкнул дядя Паша.

А я смотрела на Костю и просто не могла отвернуться. Мне дико нравилось, как он сейчас одет и хотелось об этом сказать, но, конечно же, я не стала этого делать.

— Поедешь ужинать? — вдруг спросил Костя и мое сердце на миг остановилось.

— Да, — не думая, ответила я. Потому что думать было никак нельзя.

— Я заеду к шести, — сообщил он и отвернулся назад, к окну.

Примерно через полчаса мы приехали к их дому, и я впервые увидела, где именно живут Танкалины. Это был какой-то огромный комплекс из нескольких невысоких домов, максимум этажей по десять, изумрудные и голубые панели, въезд на территорию по пропускам, во дворе дорожки, выложенные из камешков и огромный парк вокруг.

Павел Николаевич вышел первым, предварительно договорившись с водителем, что тот отвезет меня обратно в офис.

— Я заеду, — повторил Костя, выходя из машины следом за отцом. Выпрямился и оглянулся на дом. Немножко нахмурился, Павел Николаевич сам достал вещи из багажника и потащил к подъезду, только тогда Костя очнулся и перехватил одну из сумок. Я смотрела, как они заходили в подъезд и думала, что этот Костя, спину которого я сейчас вижу, совершенно не похож на того человека, который вышел к нам из пункта пропуска.

Странное подозрение резануло сердце, но я его отогнала. Не сейчас, пожалуйста, только не сейчас. Машина отъехала и, пропетляв по въездной дороге, вырвалась на трассу.

Меня доставили прямо ко входу в офис. Кроме охраны опять никого не было, я поднялась наверх и выпила три чашки кофе подряд, но собраться все равно не получилось. Я сто раз пожалела, что не ношу с собой косметику и в сумке лежит только блеск для губ. И что не надела сегодня свое самое красивое летнее платье. Даже пришла неожиданная мысль поехать переодеться, но вряд ли бы я успела вовремя вернуться. От идеи позвонить кому-нибудь и попросить привезти мне платье сюда тоже пришлось отказаться — как я объясню подобное тете Тамаре?

Я включила какой-то очередной фильм из коллекции Никиты, чтобы хоть как-то отвлечься. Выбрала с пометкой "кишки и кровища", надеясь, что зрелищность данного сюжета хорошо приковывает к себе внимание зрителя.

...В шесть часов он не приехал.

В половину седьмого его все еще не было.

Я смотрела, как на экране меняются картинки, что-то происходило. Кто-то кричал, кого-то ели, вроде даже живьем, кто-то размахивал бензопилой, из отрезанных частей тела хлестали фонтаны крови и все это ничуть меня не задевало.

Танкалин позвонил без пятнадцати семь. Он был пьян.

— Слушай, — шумно выдохнул, — у меня тут... не получается в общем никуда!

На заднем фоне грохотала какая-то музыка, смеялись и разговаривали люди.

— Костя, иди назад, пока мы окончательно не продули, — крикнул не очень трезвый женский голос.

Он на секунду оторвался от трубки.

— Сейчас, я же сказал! — раздраженно крикнул в ответ.

— Так вот, — вернулся, — не могу м-м-м приехать, извини. Я тут... плохо себя чувствую. Голова после перелета жутко болит.

— Танкалин, так пиццу или суши? — опять завопил кто-то издалека.

— Да чтоб... — неразборчиво пробормотали в трубку.

Я очень быстро отключилась, так и не сказав ни единого слова.

Дома была тетя Тамара, которую видеть сейчас я не могла. На улице в моем состоянии появляться не стоило, к друзьям соваться тоже — они захотят объяснений и разговоров по душам. Я не хочу. Но к счастью на работе никого и, судя по тому, что сегодня выходной, уже никого не будет.

Я уселась на диванчик и уставилась в стену.

Мне нужно идти дальше. Потому что если я остановлюсь, я пропаду. Совсем пропаду, раз и навсегда. А у меня тетя, которая гордиться мной больше, чем только можно представить. Иногда мне кажется, что гордиться незаслуженно... И мама, которая полжизни проторчала на рынке, отдавая мне последнее и заслужила, чтобы теперь я о ней позаботилась. И я сама... могу рассчитывать только на собственные силы. У меня есть цель, которая еще не достигнута и я должна как можно более плотно ей заниматься. Не стоит останавливаться и забывать о цели даже на секунду.

А теперь еще одно. Чтобы идти дальше я должна переступить через... это. А чтобы переступить, придется признать. Увидеть врага в лицо.

Я закрыла глаза и призналась самой себе в самом страшном — я по уши влюблена в... эту сволочь. Никто из сплетников не ошибался, все так и есть. Эта влюбленность настолько сильна, что голова начинает кружиться всего лишь при одной мысли о нем.

Новость я приняла. Потом примерно час искала по интернету и читала статьи, где любовь объясняется животным инстинктом размножения, а влечение основывается на химических сигналах организма — феромонах. То, что доктор прописал. Стоит разобраться в структуре какого-нибудь процесса, разгадать его, вывернуть наизнанку и все становиться проще. Должно стать!

Я окончу институт, не отвлекаясь ни на что. И больше не позволю Танкалину сбивать меня с дороги своими бзиками, хватит! А потом я устроюсь на отличную работу, заберу маму и найду самого лучшего в мире мужа. Я буду его любить, хотя сейчас в такое и не верится, у нас будут дети, мы будем жить долго и счастливо и даже умрем в один день, как в сказке!

Но это будет потом, сейчас приоритет другой — учеба.

Как же глупо я попалась... всего-то один звонок и пару улыбок. Чтобы я еще хоть раз!

Все. Хватит!

Как ни странно, встретившая меня дома тетя Тамара ничего подозрительного в моем поведении не заметила.

Следующим утром я начала новую жизнь.

Прошла неделя. С девчонками мы по привычке утром встречались на крыльце. Настя рассталась со своим молодым человеком и находилась в состоянии свободного поиска. Соня последнее время постоянно опаздывала и пока мы ее ждали, я стояла рядом с Настей и выслушивала ее рассуждения на тему, где бы найти такого, чтобы соответствовал (и далее бесконечный перечень пунктов). Надо признать, пункты менялись каждый день, некоторые пропадали совсем, некоторые хаотично перемещались вверх-вниз. Но независимо от этого, сколько бы мы не смотрели по сторонам, ни одного подходящего Насте кандидата ни разу не обнаружили...

На бухучете преподавательница предложила желающим дополнительное занятие в среду вечером за чисто символические деньги. Я тут же согласилась. Все, что имеет уклон в математику и анализ итак дается мне легко, но зато вечер будет занят и занят делом. Девчонки подумали немного и тоже записались, а потом все время до обеда вздыхали и прикидывали, не зря ли. Даже надоели, честное слово, ну не хочется — пойди и откажись, чего мне-то голову морочить? Поэтому, когда мы вошли в столовую и я увидала Стоцкого с Цукениной, то быстро воспользовалась моментом, сказала девчонкам, что у меня к Стоцкому важный разговор и быстро смылась.

Как ни странно, с самого начала занятий Цукенина ходила в нашу столовую, а не Стоцкий с ней в элитную. Я вообще думала, он не из тех, кого смущает, когда женщина за него платит, а оно вон как повернулось...

Необычная вообще пара из них получилась. Встречались они гораздо чаще, чем нужно для дел, на основе которых их пара и образовалась. Они почти всегда приезжали вместе и уезжали после занятий тоже вместе, Цукенина за рулем, Стоцкий с невозмутимым видом рядом. Иногда он ждал ее под аудиторией, а после молча провожал в другую. Я вообще ни разу не видела, чтобы они о чем-то говорили, разве что парой фраз перекидывались, но судя по всему оба чувствовали себя вполне комфортно. Цукенина все еще общалась с Альтиной, но уже очень редко, только в случаях, когда отсутствовал Стоцкий, так что та нашла себе другую компанию — ту самую, где Векина, Зайцева и последняя мисс Вероника. Векина, кстати, давно уже встречалась с каким-то малоизвестным троюродным племянником главы одного из десятка крупнейших банков страны Андреем, который был немного туповат, но зато смотрел он на Асю так жадно, будто хотел облизать прямо здесь и сейчас. После Танкалина ей, видимо, такой взгляд был в новинку.

Сам Танкалин появлялся среди Бшников, но без баб. Вероника ходила кругами, но он ее игнорировал. Впрочем, это уже было неважно.

Так вот, сбежав от стонущих в припадке неуверенности девчонок, я напросил на компанию к Стоцкому с Цукениной. Они неожиданно вежливо согласились. Неужели тренируют на будущее королевскую невозмутимость? Занятно. Обед обещал быть спокойным, но стоило усесться за столик, как к нам подошел некий первокурсник Роман Ольховский. Странный, кстати, первокурсник, потому что в институт он попал прямиком из армии, и никто не знал как именно, влиятельных родственников у него вроде не имелось, платить за него было некому, но так или иначе, он поступил.

Откуда он знаком со Стоцким я тоже не знала. У Романа было очень простое лицо, из тех, что легко теряются в толпе. Еще он был немного лопоухим, но растрёпанные волосы удачно уши прикрывали. Волосы темно русые, глаза светлые и морщинки в уголках глаз, когда он улыбался как-то всем лицом сразу.

— Можно я с вами посижу? Не люблю есть один, — обратился к Стоцкому. Видимо, желание и согласие слабого пола его не особо интересовали.

Стоцкий равнодушно кивнул. Цукенина кисло улыбнулась (приветливо, видимо, не получалось). А я и вовсе его проигнорировала.

Роман совершено не обладал чувством субориентации и общался со всеми одинаково, так сказать по-братски, вне зависимости от их общественного положения.

Цукенину, к примеру, спросил, чего она нацепила такие узкие брюки, передавит живот и все, детей не будет. Та даже поперхнулась от подобного замечания, но промолчала, разве что глаза округлились. Ольховский решил, что от ужаса, потому что она прониклась, а я уверена — от его наглости. Не привыкла Олеся к такому простецкому обращению.

На меня Рома смотрел с интересом, примерно половину времени — в лицо, вторую половину — на грудь, но к счастью молчал. Я ушла первая, оставив Стоцкого самого развлекать его знакомого.

Обед, в общем, получился не самым удачный. Зато девчонки за это время успокоились, решили, что разок дополнительные занятия посетят, а после и решат окончательно, надо ли им это. День закончился в блаженной тишине.

На следующий день за обедом Роман не нашел в столовой Стоцкого (они опаздывали), если вообще искал, потому безо всякого смущения присоседился за столик, где уже сидела я с Соней и Настей. Судя по лицу последней, она тут же принялась оценивать его на предмет возможности сделать своим молодым человеком. Не знаю уж, что она решила, но в конце обеда Роман спросил сразу нас всех.

— Что вечером будете делать?

Мы задумались. Не над ответами, а пытаясь понять, зачем ему сразу все трое?

— Работать, — ответила я.

— В кино пойду. Со своим парнем, — подчеркнула Соня.

— Пока ничего, — решила, наконец, Настя.

— Ясно. — Судя по тому, что его взгляд остановился снова на мне, охладил его пыл именно мой ответ. Неужели у меня появился собственный поклонник?

Было немного смешно, но вскоре я о нем забыла. Вечером на работе должен был появиться Танкалин младший, и если в институте я его общество легко игнорировала, на работе такого не получится. Но с другой стороны, все равно рано или поздно придется учиться общаться с ним прилюдно, так что надолго откладывать разговор тоже смысла нет, только хуже будет.

Придя на работу, я первым делом навестила Никиту, но он был занят, срочно писал какую-то программу, в такие моменты его лучше не трогать. Он, конечно, не кусается, но смотрит с таким нетерпеливым презрением, что хочется превратиться в червяка самостоятельно, чтобы такое великое существо, как он, не тратило на тебя свои божественные силы.

Пришлось вернуться за стойку к своим прямым обязанностям без предварительного часового ритуала чаепития.

Танкалин появился почти сразу же — классические брюки со стрелками, блестящие туфли. Стрижка, когда волосок к волоску, однотонный свитер с треугольным вырезом. Ничего хотя бы отдалено напоминающего ту одежду, в которой он прилетел из Англии, я на нем больше ни разу не видела. Да и неважно это уже...

Танкалин младший должен был подписать пришедшие бумаги, но курьер их еще не доставил, о чем я первым делом ему и сообщила.

Кончено же, получила в ответ такой взгляд, будто я лично посодействовала и задержала где-то курьера, может даже силой. Он зло сжал губы, но вместо того, чтобы уйти в кабинет Павла Николаевича, почему-то подошел к стойке, демонстративно на нее облокотился и уставился мне прямо в лицо. Но нет Танкалин, ты меня больше не заденешь, обещаю, мысленно сообщила ему я.

На секунду он отвел глаза, потом отвернулся, но сразу же вернулся назад, улыбаясь уже довольно мерзко, будто быстро привел себя в нужное настроение.

— Поясни мне, Павлова, одну вещь, а то никак сам решить не могу. Ты ведь тоже принадлежишь к их числу.

— К кому?

— К юным и прекрасным дамам, — ухмыльнулся Танкалин.

Предчувствую головомойку. Может он просто извращенец, чем его поведение и объясняется?

— Так что вас интересует больше всего? Деньги, власть или известность?

Неужели Танкалин желает слушать еще чье-то мнение, кроме своего собственного? Как-то не вовремя...

— Понятия не имею, да и вряд ли я могу отвечать сразу за всех, — разговаривать совершенно не хотелось.

— Ты стала бы жить с мужчиной весом в два центнера?

— Два? Вряд ли, — автоматически отвечаю.

— А с очень богатым мужчиной в два центнера? Очень богатым, таким, что купил бы все, что пожелаешь?

— Нет.

— А с тем, кто имеет привычку использовать тебя, как боксерскую грушу?

— Нет.

— А если этот агрессивный тип по совместительству известный продюсер и сделает тебя звездой экрана? Да и зубы потом вставит самые качественные?

— Нет.

— Уверена?

Как же он меня утомил, честное слово! Я совершено не понимаю, откуда в нем столько всего разного понамешано...

— Слушай, Танкалин. Чего тебе от меня надо? — устало спросила я. — Ты можешь просто оставить меня в покое?

Он ненадолго задумался, но этот полубезумный огонь в его глазах, похоже, не так-то просто унять.

— У каждого своя цена. У каждой женщины своя цена, — уточнил Танкалин.

— И что? Судя по твоему поведению, ты ищешь самую дорогую? Или самую дешевую?

— Я ищу единственную.

Смешок вырвался сам собой.

— Оригинально... И в чем план? Перепробовать всех, а потом выбрать?

Он упрямо прищурился.

— Не самый плохой план.

— Ну да, — равнодушно ответила я.

Танкалин опять замолчал.

— Так что тебе нужно-то? Говори прямо, к чему этот опрос?

— Хочу точно знать твою цену.

Я засмеялась. Какое-то отчаяние накатило, нет, невозможно поверить, что он просто возьмёт и про меня забудет. Но я уже решила — задеть себя я больше не дам.

— Как банально... Ну так и быть, скажу, если ты первый ответишь. Какая твоя цена?

— В смысле? — он, похоже, не понял.

— В прямом. Сколько стоит получить тебя в мое полное распоряжение? Так, чтобы больше никто другой к тебе не приближался? Чтобы только я, а? Сколько?

Впервые мне удалось его пробить. Он медленно отклонился и даже, кажется, с ноги на ногу переступил.

— Ты не захочешь, — вдруг сказал, на миг прикрывая глаза.

— Откуда тебе знать? — с преувеличенным любопытством спросила я, вдруг почувствовав вкус этой странной игры.

— Я знаю. Это ты... просто не знаешь ничего. Но поверь, не захочешь.

Напоминает разговор глухого и слепого. Могут ли вообще друг друга понять два настолько разных человека?

— Я стою очень дешево, — вдруг заявил Танкалин.

Зачем вообще все это нужно? Все давно решено и будет проще, если он будет держаться от меня подальше.

— Глупый разговор.

— Даже не хочешь услышать, насколько дешево? — Может у него вообще температура? Какой-то вид больно лихорадочный. Да и мне, собственно, проще было бы эту странную беседу не продолжать.

— Боюсь, я вообще не готова платить. Нисколько. Меня как-то больше интересуют бесплатные отношения. Халява, так сказать.

Он дернул головой и замолчал. Еще пару раз шевельнулись губы, будто Танкалин пытался что-то из себя выдавить. Но так и не смог. Уходил он медленно и даже тяжело. Но меня это больше не волновало. Когда явился курьер, я позвонила в кабинет, где засел Танкалин, он попросил принести бумаги к нему. Что я и сделала.

Сидел он не за главным столом, а у окна, сложив ноги на подоконник. Я оставила документы на столе и вышла, даже не оглядываясь.

Правда, потом пришлось сесть в кресло и прислонить пылающий лоб к стенке стойки, чтобы охладиться. Потому что появилась еще одна проблема, которую раньше я упустила... Когда я вошла в кабинет, меня прямо обдало его запахом. И этот запах... возбуждал. Пришлось поразмыслить. Не думала, что до этого дойдет, но кажется, мне действительно нужен мужчина, чтобы сбить это настроение. Не желаю, чтобы Танкалин вызывал у меня такие эмоции.

Он прошел мимо, не прощаясь, мне было все равно, потому что теперь на повестке дня стоял вопрос кандидатуры. Стоцкий уже недоступен, а других, собственно, у меня никогда и не было. Но, в общем-то, не думаю, что буду проблемы, нужно просто оглядеться.

Когда на следующий день в обед к нам снова подсел Роман, я вдруг сама себе усмехнулась. И зачем далеко ходить? Судя по всему, я вполне могу договориться уже здесь и сейчас.

— А что ты делаешь вечером? — без промедления поинтересовалась я, потому что всегда был уверена — с проблемами нужно разбираться быстро и решительно. У меня была проблема — физическое влечение к Танкалину, у меня было решение — сидящий напротив молодой человек, вполне приятный, с неплохой фигурой, так чего, как говориться в одном известном фильме, зря время терять?

Он вдруг принял такой жалостливый вид, что я даже испугалась, не переборщила ли, разглядывая его настолько откровенно? Может он не привык и побаивается таких решительных действий? Но оказалось, он сразу после занятий уезжает с родителями на дачу и вернется только в воскресенье. Вот если бы я раньше сказала... А может, я поеду с ним?

Так сразу в омут кидаться мне не хотелось, да и приближаться к его родителям никакого желания не имелось, так что от дачи я отказалась и мы договорились встретиться в воскресенье вечером.

Девчонки остаток дня надо мной хихикали, но если я решила, меня вряд ли могут сбить с дороги такие мелочи!

Мы встретились в каком-то огромном торговом комплексе, которых теперь чуть ли не больше, чем обычных кинотеатров, посмотрели какой-то не особо интересный фильм, рук Роман не распускал, но доведя меня до подъезда, все-таки рискнул поцеловать, так что думаю, период ухаживаний надолго не затянется. Собственно, целовал он меня минут десять и это было приятно. О том, что все это время мне приходилось выкидывать из головы совсем другое лицо, я упоминать, естественно, не стала. Когда следующим утром Ромка поймал меня на ступеньках у института и поцеловал, я тоже не сопротивлялась. Не особо люблю прилюдные игры, но разок можно, хотя головную боль в виде двух любопытствующих подруг я явно заработаю.

— Давай я приглашу тебя сегодня в гости? — прошептал он на ушко, повиснув на мне сзади. От него неплохо пахло — зубной пастой и еще чем-то еле заметным, может кремом для бритья? Я быстро согласилась.

— Я позвоню в семь, — добавил он, кусая меня за мочку уха, отчего даже дыхание перехватило. Не от наплыва чувств, а от неожиданности, я почему-то испугалась, что он возьмет и случайно ее откусит.

Но все-равно стоять так было приятно и я даже внимания ни на кого не обращала, ни на девчонок, ни на Цукенину, притормозившую рядом, ни на все эти компании, толпами прогуливающиеся мимо.

Роман вел себя предельно вежливо и даже проводил меня в аудиторию.

К обеду он не явился, прислав смску, что срочно вынужден уехать по делам. Я, честно говоря, даже обрадовалась. Обниматься с утра, когда прохладно, а он теплый — это одно дело, но за обедом, когда я ем, совсем другое. Терпеть не могу, когда мне мешают во время еды.

Вечером Роман не позвонил, а когда я пыталась дозвониться до него, оказалось, что его телефон недоступен. К десяти я перестала названивать и задумалась. Только бы с ним ничего случилось... Ведь даже если его телефон сломался или потерялся, мой номер он должен помнить? Или нет?

В общем, спала я плохо и надеялась, что он просто забыл телефон, потому что иначе получалось, что с ним случилось что-то страшное.

Утром я приехала чуть ли не за час до занятий и почти ослепла, пытаясь разглядеть каждого, кто появлялся на горизонте. Пусть хотя бы Стоцкий явится, может он подскажет, как можно найти Ромку?

Девчонки очень удивились, увидев меня на ступеньках, это был первый раз в этом году, когда я пришла первой. Только они спросили, не случилось ли чего, как вдруг я его увидела... Роман, как ни в чем не бывало, шел по тропинке, а потом увидел меня. Ну слава богу, прямо от сердца отлегло, с ним ничего не случилось! Но раньше, чем я успела подойти, он вдруг отвернулся, сделал лицо кирпичом и быстро проскользнуть мимо меня в здание.

— И как это понимать? — удивилась Настя.

Не отвечая, я ринулась вслед за Романом. Думаю, если бы я была в него действительно влюблена, преследовать бы не посмела, а осталась обливаться горючими слезами над своим разбитым сердцем. Но я четко помнила, чего от него хотела раньше и совершено точно знала, что мне надо сейчас — мне требовались объяснения. Я догнал его быстро, почти у лестницы, куда он направлялся мимо лифта. Загородила проход.

— Даже не думай, что обойдемся без объяснений, — быстро сообщила. — Где ты вчера был?

Он замялся, надувая губы.

— Я думала, с тобой случилось что-то страшное! Ты что, не мог позвонить и сказать, что у тебя изменились планы?

— Да, изменились, — пробормотал он. — Давай не сейчас, а?

— Нет, давай сейчас! Роман, я ночью почти не спала, представляя тебя в морге или зарезанным в подворотне, потому изволь пояснить, что же помешало тебе хотя бы позвонить?!

— Давай не сейчас, — уже тверже повторил он, — люди смотрят.

Но я уже завелась... Сложно представить, сколько нервов на него ушло, а ему лень сказать пару слов, чтобы меня успокоить?

— Роман, я так понимаю, люди тебя смущают? А меня, представляешь, нет... Ну так вот — если ты сейчас же со мной не объяснишься, я закачу тут безобразнейший скандал с воплями и душераздирающими рыданиями. Прямо сейчас, — откровенно заявила я, — мне начинать?

Я демонстративно набрала полную грудь воздуха. Он подозрительно косился, но молчал. Не веришь, значит, что закачу? Зря, я же девушка провинциальная...

Через секунду он быстро зажал мне рот ладонью.

— Ну что ты так расстраиваешься? — быстро-быстро заговорил, но голову отклонил, стараясь держаться подальше, — ничего же еще не было, я ничего не обещал, так что я тебя и не обманывал. А вот деловые договоренности не нарушаю, нет... Мне хорошо заплатили за то, чтобы я больше к тебе не приближался, так что извини, но такие бабки на дороге не валяются, а ты симпатичная конечно, но...

— Кто? — онемевшими губами спросила я, брезгливо откидывая назад его руку. Еще будет ко мне прикасаться! — Кто тебе заплатил?

— Ну такой... косоглазый, на ауди спортивной ездит... Их тут целая компания, вот из этих, — он кивнул головой в сторону. Я повернулась — мимо проходил Француз, разглядывая нас с неимоверным любопытством.

Косоглазый? В их компании был только один косоглазый... Как и куда делся Ольховский, я не заметила.

На стоянку я вынеслась как раз вовремя. Пробегая по крыльцу, быстро сказала девчонкам, что совсем скоро вернусь, не пройдет и пары минут, и сразу же все подробно расскажу. Машина Танкалина как по заказу заезжала на стоянку. Мне казалось, я долетела до него раньше, чем он припарковался, хотя расстояние было порядочным. Припарковался он почему-то в самом дальнем углу, хотя ближе к зданию было полно пустых мест.

Еле успел дверцу захлопнуть и прижаться к машине, как я на него набросилась.

— Это ты ему заплатил? — с ненавистью спросила. Хотелось выцарапать его наглые узкие глаза. Никогда не слышала, чтобы его называли косоглазым, но мне неимоверно понравилось!

Он вдруг резко выпрямился.

— Я, — спокойно ответил, подаваясь вперед.

— Как ты посмел вмешиваться в мою жизнь? — холодно отчеканила я. Никогда раньше я не испытывала такого всепоглощающего бешенства! Кажется, от меня даже искры летели.

Танкалин наклонился ближе, знакомо кривя губы.

— Он торговался, — едко сказал. — Я заплатил на треть больше, чем собирался изначально. Зачем тебе настолько продажный парень?

Тогда я взяла... размахнулась и залепила ему пощечину. Со всей силы. Так от души, что звук шлепка разлетелся по всей стоянке. Размахнулась снова.

На этот раз руку он перехватил и очень крепко сжал. Не отпуская, вдруг медленно потянул на себя, прижал к своей груди, накрывая сверху своей ладонью. Я почувствовала, как бешено бьется его сердце.

И тут же резко отдёрнула руку.

— Не смей больше никогда лезть в мою жизнь! Не тебе решать, кто мне подходит, а кто нет. Не смей манипулировать и покупать моих друзей. Я буду общаться, с кем хочу, спать, с кем хочу, жить, как хочу. Молодые люди не ограничиваются теми, кто обучается в нашем институте. Их полно в других местах, к примеру, у меня во дворе. Ты даже не узнаешь! А если и узнаешь... не смей больше ко мне лезть! Не смей больше никогда ко мне подходить! Иначе...

— Что иначе? — тихо спросил он.

Я подняла голову. Сколько же во мне ярости, и как она вся во мне помещается? Глаза застилает белая пелена, я даже с трудом различаю его лицо.

— Я могу начать встречаться с Париным, — вдруг сказала я. И откуда такая странная идея пришла? — Его у тебя вряд ли получится купить?

Конечно, мне и в голову бы не пришло связываться с таким придурком, как Парин, даже от большого желания насолить Танкалину. Бесить его — одно дело, но чтобы ради этого терпеть общество Парина... С какой стати? Это я уже однажды проходила, еще в школе и повторять не собираюсь. Но Танкалину откуда об этом знать?

Он сильно побледнел и молчал. Еще пару секунд я думала, не заехать ли ему еще разок, чтобы сразу за все, да и больно понравилось, но решила, что все-таки лучше держать лицо, потому просто развернулась и ушла.

7

Осень в этом году была очень долгой, снег все никак не желал выпадать. Но уж когда выпал, то сразу покровом толщиной сантиметров в десять.

Я с удовольствием вырядилась в новые сапоги, которые купила еще летом с огромной скидкой. Это меня девчонки научили — оказалось, что сапоги за семь штук не обязательно покупать по полной цене, а достаточно только дождаться распродажи и купить их за две, правда, места надо знать и успеть вовремя. Никогда раньше у меня не было такой качественной и дорогой вещи и тем приятнее было знать, что я заработала на нее самостоятельно. Красота...

Дополнительные занятия по бухучету вдруг вывели меня в любимчики нашей преподавательницы. Она обожала обращаться ко мне на лекциях с вопросами и даже если ответить не получалось, сияла, будто я лучшая за все время ее преподавания ученица. Видимо, карма у меня такая — вызывать у пожилых людей умиление.

С девчонками я теперь встречалась гораздо чаще, мы по пятницам собирались у Сони или у Насти, иногда где-нибудь в баре, где знакомились с разными молодыми людьми, правда, без особого энтузиазма. После того случая, когда я на стоянке врезала Танкалину и мне ничего за это не было, я на неделю стала звездой и часто ловила на себе изучающие и восхищённые взгляды. Но сплетен так и не услышала.

Танкалин, как ни странно, оставил меня в покое и даже появляясь на работе, ограничивался стандартно вежливыми фразами — приветствием, прощанием и разговорами четко по делу. Девчонки утверждали, что он вообще последнее время какой-то странный. Гораздо реже появляется в компании Бшников и все чаще — вдвоем с неким Николаем Смирновым, родители которого, как оказалось, планируют открыть совместно с Танкалиными какое-то общее предприятие. Это мне Павел Николаевич сообщил, когда однажды вечером Смирнов с отцом явился в офис к нему на встречу, а я не сдержалась и полюбопытствовала, кто это были?

Они появлялись вдвоем практически везде и казались такими серьезными, будто втайне решали судьбы мира. Даже слух прошел, что их отношения... очень личные, но слух долго не продержался. Я так вообще пропустила его мимо ушей — чтоб Танкалин поменял свой женский Клондайк на Смирнова, в жизни в такую ересь не поверю. Когда к концу осени к ним присоединилась девушка, я победоносно улыбнулась, убедившись, что была права. И ошиблась — оказалось, Марина начала встречаться не с Танкалиным, а со Смирновым. Впрочем, дела мне до этого никакого не было.

В очередное посещение кафе мы с девчонками познакомились с двумя молодыми (хотя на деле выяснилось, что не очень-то и молодыми) людьми, которые неожиданно оказались приятными и веселыми собеседниками. На меня запал светловолосый худощавый помощник юриста Дмитрий, я подумала и решила, что его кандидатура вполне подходит для решения моих физиологических проблем. В следующий раз мы встретились с ним в кинотеатре, он, к счастью, оказался на редкость решительным и целоваться начал прямо там, как только погас свет. Когда свет включили, он предложил провести эти выходные у него.

Я согласилась, наврала тете Тамаре, что переночую у Насти и следующим вечером явилась домой к Дмитрию. Он меня всячески удивлял — приготовил ужин, зажег свечи, даже фигурный лед для коктейлей заморозил, но спокойно всем этим насладиться так и не позволил...

Наверное, он был не самым плохим любовником, но уже по той спешке, когда он мне даже поужинать спокойно не дал, можно было предвидеть дальнейшее... Хотя Дмитрий и был довольно нежным, уже тогда, когда он меня раздевал, я поняла, что с кандидатурой крупно просчиталась и ничего хорошего опять не выйдет. Только жаль, поздно отказываться. Ну, хотя бы больно не было.

Когда вся эта внеплановая зарядка закончилась, я "вспомнила", что обещала вернуться домой уже сегодня и уехала посреди ночи, потому что подозревала — утром он захочет продолжения. А мне продолжения не хотелось.

Я побаивалась, что Дмитрий станет настаивать на продолжении нашего знакомства, но все закончилось на редкость просто — пару раз он звонил, я отмазывалась тем, что жутко занята на работе, потом мы совместно решили, что я перезвоню сама, как только выпадет свободный вечер, но он все никак не выпадал. Дмитрий, видимо, сделал выводы и больше не звонил.

Итак, я вынуждена была признать, что эксперимент провалился... С треском. Не знаю только, хорошо это или плохо. Однозначно плохо, что Танкалин продолжал вызывать у меня эмоции, которые очень не хотелось испытывать в его присутствии. Хорошо, что не нужно тратить время на близкое общение с кем-то другим и можно вплотную заняться обучением. На том я и остановилась — когда попадется кто-нибудь, с кем стоит попробовать еще разок, думаю, я пойму.

Время шло и вроде все было чудесно, но иногда я не могла спокойно спать. Мне снились странные вещи: бесцветный город полный удушающего серого дыма, который вползал в горло и слепил глаза; тонкие башни, теряющиеся в высоте, по лестницам которых нужно было подниматься и чем выше я оказывалась, тем холоднее и темнее становилось вокруг. Я просыпалась от страха и потом долго не могла заснуть. Даже тетя обратила на это внимание и стала перед сном заваривать мне траву, которая пахла резко, но на вкус была вполне ничего. Я послушно пила, не скажу, правда, что она мне особо помогала.

Жизнь текла ровной рекой и я быстро привыкла, что все гладко. Когда выпал первый снег, я столкнулась на стоянке с Танкалиным, он вежливо кивнул, так низко, что почти походило на поклон, не сделал попытки подойти и я вдруг поняла, что теперь не напрягаюсь в ожидании неизбежных гадостей с его стороны. Это был вообще хороший день, снег повысил всем окружающем настроение и я всю ночь спала спокойно.

В начале декабря меня отозвала поговорить Цукенина. Завела в безлюдный коридор у библиотеки, оглянулась, свидетелей не было, чему она обрадовалась и только тогда вытащила из сумочки длинную, поблескивающую серебром полоску бумаги.

— Держи. Это тебе мой новогодний подарок.

— Подарок? С какой стати? — я удивилась, но полоску взяла. На черной матовой бумаге змеилась зимняя метель, в которой виднелись изогнутые белые силуэты танцующих людей. А в центре снежные хлопья складывался в слова "Приглашение".

— Это на новогоднюю слоеную вечеринку в клуб "Туманный остров", там большинство институтских отмечают, мы со Стоцким будем. Хочу, чтобы ты тоже пришла.

— А я вам зачем? — удивительное дело... Они со Стоцким прекрасно обходились обществом друг друга и ни в ком другом не нуждались. А остальные предпочитали держаться подальше, потому что от их молчаливой компании тоже не фанатели. Стоило представить себя между Цукениной и Стоцким, как мы чокаемся бокалами, так даже передернуло непроизвольно.

— Это приглашение на две персоны, включен вход, столик на двоих и стандартный набор продуктов и выпивки. Тебе не за что не надо платить. Наш столик будет рядом.

Еще страннее... Хотя уже радует, что некую свободу действий мне предоставили. Только бесполезно это все.

— Хм, туда пускают в деловых костюмах? — съязвила я, потому что вечерних, да и просто красивых нарядов у меня, естественно, не имелось.

— Если не в чем пойти, могу отдать какое-нибудь из своих платьев, — с готовностью предложила Цукенина.

— Но зачем это все? Ты совсем не похожа на добрую самаритянку, можешь и не пытаться, — я так и не понимала, что она задумала.

— Я просто... хочу тебя отблагодарить как-то.

— За что?

Она недоверчиво скривила губы.

— За Стоцкого, конечно.

Вот так номер! Было бы за что благодарить.

— А причем тут я? — растеряно переспрашиваю, а перед глазами Сергей, обернутый подарочной бумагой, которого я подвожу к Олесе и передаю, как говориться, из рук в руки.

— А ты как думаешь?

— Думаю, совершено ни при чем!

Она не ответила.

— Ладно, Олеся, а слоеная — это как? — вспомнила еще одно непонятное слово.

— Ну, как... Вначале до полуночи все будет тихо-мирно. Там... электро хаус, легкое техно, а как шарахнет полночь, музыка резко меняется на более жесткую, асид, к примеру, минимал, освещение на какие-нибудь кислотные цвета, танцевальная поддержка появляется почти без одежды, в общем, жара наступает...

Описываемый ей мир был так далек от моего собственного, что я не нашлась с ответом и просто хлопала глазами, безрезультатно пытаясь представить что-то подобное.

— В общем, мое дело пригласить, а ты решай, — Цукенина поправила сумку и уплыла по коридору вдаль, как одинокий кораблик, ушедший в бескрайний океан.

Приглашение пришлось спрятать. Идти я, конечно, не собиралась, но показывать его девчонкам все равно не рискнула. Во-первых, оно всего на двоих и взять я могла только одну из них, а выбирать не хотелось. Во-вторых, идею отдать приглашение им, чтобы отправить обеих я отбросила, потому что некрасиво так поступать с Цукениной, так или иначе, она хотела меня порадовать.

Я даже несколько дней думала, а не сходить ли на самом деле разок посмотреть, как проводит праздники современная клубная молодежь, а то я ведь явно отстаю от жизни, но там, скорее всего, появится и Танкалин, а он способен одним своим видом испортить мне любой праздник. Я не настолько люблю халявные билеты, так что просто засунула их подальше в ящик с документами и забыла.

Приближался Новый год. В прошлый раз он прошел почти незаметно и ничем не запомнился — просто вечер в компании Славика с Леной, много разной еды и прогулка шумной ночью по морозной улице. Ничего другого в этот раз я тоже не ожидала.

Впервые что-то неладное я заподозрила 27 декабря вечером, вернувшись домой после работы. И хотя время было уже порядком за полночь, застала тетю Тамару в непривычно взвинченном состоянии — она рыскала по комнате, собирая свои вещи и укладывая их в огромный чемодан.

— Ой, Аленка, ты уже пришла? — удивилась, разглядывая ночную сорочку, которую держала в руках.

— Пришла... А что случилось?

Я заранее села в кресло, а то мало ли что доведется услышать. Минут через пятнадцать охов, ахов и причитаний удалось докопаться до сути — вечером тетя Тамара позвонила маме, а трубку взял какой-то мужчина, заявил, что там проживает и недостаточно оперативно сообразил как-нибудь отовраться. Заподозрив неладное, тетя Тамара выкопала где-то номера телефонов соседей, обзвонила их всех и достоверно установила факт связи мамы с насильником и убийцей, который задурил ей голову, а сам только и ждет, как поудобнее обнести квартирку и спокойно слинять.

Не знаю, в какой именно момент тетя Тамара ощутила прилив материнской любви по отношению к моей маме, но она собиралась ехать на вокзал немедленно, чтобы побыстрее добраться до мамы и вправить ей мозги, а заодно объяснить этому расчетливому типу, что за маму есть кому постоять, так что пусть не думает, что ему что-нибудь светит.

В гневе тетя Тамара бывает страшна. Упоминать, что нахожусь в курсе факта существования этого мужчины, я не посмела, иначе бы и сама получила на орехи, а все попытки успокоить тетю с треском провалились.

Хорошо хоть удалось уговорить подождать до утра и купить предварительно билет, в праздники не так-то просто взять и уехать прямо посреди ночи.

Следующим вечером тетя села на поезд и отправилась доставать маму. А что я могла поделать? Обратный билет она взяла на 5 число, рассудив, что за неделю вполне успеет справиться с опасным субъектом Вовой.

Маме праздники светили нервные. Я же предвкушала спокойную ночь в компании Славика и Лены, которые к удивлению всех друзей и родственников все еще проживали вместе и даже почти не сорились. Так, устраивали изредка прилюдные спектакли, но чисто от скуки. Хотя незнакомые люди, слушая взаимные упреки и обещания нанести друг другу всяческие травмы частенько пугались.

Когда вечером 29 раздался звонок в дверь, я решила, что это Ленка пришла договориться, кто что будет готовить, но посмотрела в глазок и увидела незнакомую женщину. Вообще-то я незнакомым людям могу и не открыть, но что-то в ней было такое... смутно близкое.

Дверь я открыла. Передо мной в шубке из черного гладкого меха и круглой шапочке стояла... Софи.

Через секунду она уже висела на моей шее, одновременно смеясь, хлюпая носом и что-то многословно рассказывая, а я обнимала ее за талию и под ладонями скользил мокрый мех.

— Софи...

Она внезапно отпрянула, резко задирая голову.

— Не называй меня так! Меня зовут совершено по-другому — Софья или София, поняла?

Я ошарашено кивнула. В детстве она ругалась, если я смела произносить ее имя любым отличным от Софи способом.

Сестра еще раз хлюпнула носом, что как-то не вязалось с ее серьезным видом обеспеченной и уверенной в себе женщины.

— Я хотела остановиться в гостинице. Но вдруг вспомнила, что ты теперь взрослая и живешь у тети Тамары. И даже повезло — адрес нашелся в книжке. А... тетя где?

Пришлось пояснять, что она в экстренном отъезде по семейным обстоятельствам.

— Тогда я останусь у тебя! — заявила Софи, видимо порадовавшись такому повороту событий. Схватилась за шубку, быстро расстёгивая пуговицы, тут же ее сняла. На ней были черные брюки и тонкий розовый джемпер, который очень шел к разрумянившемуся от мороза лицу.

— А где твои вещи? В камере хранения оставила? — спросила я, потому что все при сестре имелась только женская сумочка размером с ладонь.

— Какие вещи! О чем ты! — насторожилась Софи. Судя по лицу, вопрос ей не понравился.

— Что-то случилось?

Она вдруг вздохнула и замерла, а потом стала натягивать назад шубу.

— Слушай... Аленка, давай одевайся, нам нужно в магазин. Я так, на сухую, разговаривать не могу.

— У меня полно еды и даже есть водка, — призналась я, вздыхая. Вот и у Софи не все в жизни гладко...

Ждала, что она сморщиться от отвращения, вряд ли сестра привыкла к таким плебейским напиткам. Но она подняла на меня удивительно серьезные глаза и твердо сказала:

— А водку мы оставим на десерт.

Через час мы вернулись с пакетами доверху полными фруктами, мятой, джином, лаймом, крабами и твороженным тортом. Вслед за нами в квартиру ворвался запах мороза, такой густой, что даже на языке ощущался его вкус. Мы решили, что свежесть нам не помешает и открыли на кухне форточку, отчего дышать стало холодно, но приятно.

Еще через час, выковыривая из твердого панциря крабовой клешни мясо и допивая пятый по счету махито, я, наконец, узнала о причине, благодаря которой лицезрела перед собой Софи.

Утром она явилась на работу к мужу, чтобы уточнить какие-то мелочи насчет предстоящего праздника и застукала его в обнимку с девицей из планового отдела. Юбка девицы была задрана почти по пояс, а язык полностью находился во рту у ее мужа.

Тогда Софи (которую парочка не заметила) тихо попятилась, вышла из здания, села в такси, отправилась прямиком в аэропорт и там вспомнила обо мне, куда еще лететь больше не придумала и вот она уже на пороге...

— И ты даже объяснений не потребовала? — осторожно спросила я, стараясь не будить зверя, который живет в сестре с самого рождения (это я отлично помню). — Может... просто что-нибудь произошло?

— Ненавижу! — процедила Софи.

— Ты совсем с ним не поговорила? Он что, так и не позвонил, тебя же целый день дома нет? — однако с некоторых пор благодаря... кое-кому сидевшего в Софи зверя я не очень-то и боялась.

— Я выбросила телефон, — спокойно сообщила она и вывернула остатки махито в раковину. Тут же стала забрасывать в пустой бокал резаный лайм и мяту.

— То есть ты сбежала, уже почти ночь, а он даже не знает, где ты и все ли с тобой в порядке?

— Больше ни слова, — Софи сосредоточено давила лайм вилкой с таким ожесточенным видом, что я и правда не стала ничего добавлять.

Еще через два часа я рассказала ей про Танкалина. Все, до самой последней мелочи, переживая каждый момент заново. И сама слушала как незнакомую историю, удивляясь и негодуя.

— Ненавижу, — уже привычно сообщила Софи в конце и пьяно улыбнулась.

— Кого? — поинтересовалась я.

— Мужиков. Всех, — доверительно сообщила она.

Я бы сразу их всех так кучей характеризовать не рискнула, но именно в этот момент хотелось полностью с ней согласиться.

Мы проснулись к обеду тридцатого. Софи стонала, развалившись на диване, пока я заваривала чай. Но стоило ей выползти на кухню и сделать пару глотков, как ее глаза остановились на остатках вчерашней пьянки, потому что уборку я только начала, и руки еще не дошли до посуды с остатками торта и увядшей мятой. Софи мгновенно преобразилась, выпрямила спину и дробно простучала ноготками по крышке стола какой-то быстрый ритм. А потом перевела взгляд на меня, отчего я замерла, боясь спровоцировать какую-нибудь глупость, к которым такое ее лицо обычно и приводило.

— Давай-ка, лягушка, покажи мне приглашение, которое тебе подарили.

В детстве она называла меня царевна-лягушка, а вчера для удобства сократила до одного слова. Мне было без разницы, но взамен я успела договориться, что раз уж она меня так называет, то не станет визжать, когда я по привычке назову ее Софи. Заодно выяснилось, почему это имя отныне ее не устраивает.

— ОН так меня называл! — выплюнула она.

Софья звучало непривычно, но постепенно я привыкала, хотя стоило на минутку перестать следить за разговором, как вылетало Софи...

Приглашение нашлось в ящике комода, на котором стоит телевизор.

— Зачем тебе? Только не говори, что хочешь пойти! — я следила, как сестра тщательно изучает бумагу. Заодно пыталась припомнить, когда это успела разболтать про приглашение. Припомнить не удалось.

— Хочу, хочу... — мурлыкала она. — Я им всем покажу!

— Кому? — когда она начинала так злилась, я не знала, плакать или смеяться. Конечно, было очень ее жаль, но я не подавала виду, потому что это не тот случай, по которому Софи смогла бы принять чью-то жалость. Еще я не понимала, как вообще можно посметь обидеть такое существо? Маленькая, тонкая, почти невесомая гибкая кукла с локонами до плеч и огромными светлыми глазами. Вчера мы, кстати, покрутились у зеркала на дверце шкафа и выяснили, что похожи — я, правда, немного крупнее, плюс грудь, но все равно видно, что сестры, хотя глаза и волосы у меня темнее, а лицо не такое узкое и вытянутое.

— Всем мужикам! — уверено угрожала Софи и я не верила, что она говорит серьезно.

К вечеру я подумала, что не верила зря.

Допив чай, она приказала одеваться (именно приказала). Но я не спорила, мне нравилась ее компания, да и спорить после того, что ей пришлось пережить вчера, с моей стороны было бы жестоко. Я почему-то отлично представляла, как больно может ранить измена любимого человека, хотя мне так никогда не изменяли.

Оказавшись на улице, Софи хищно осмотрелась и, казалось, приняла охотничью стойку. Хотелось сказать "Фас", но я сдержалась, опасаясь, что шутку сестра не поймет. Не в таком состоянии.

Принюхавшись (!!!), она развернулась и направилась в сторону метро. За ночь опять выпал снег и теперь громко хрустел под ногами, а нос щипало от мороза, так что на улице было на редкость замечательно.

— Мы куда? — я пыталась как-то разобраться в наших планах, но она все вопросы напрочь игнорировала.

— Молчи, лягушка, — томно улыбаясь, но при этом зло сверкая глазами, отвечала Софи, — чтоб они все сдохли!

Я прятала улыбку в воротник куртки и молчала.

Примерно через два дома Софи что-то увидала и прибавила ходу. Вообще было немножко скользко и я уже начала опасаться, не закончится ли наш поход вывихнутыми лодыжками, как промежуточный пункт похода был достигнут. Это оказался салон красоты. Софи влетала внутрь, где администратор салона тут же с вежливым видом поднялась со стула — судя по одежде Софи, та в деньгах не нуждалась.

— 31 вечером нам нужен парикмахер и стилист на дом, есть желающие? — крикнула Софи, пройдя мимо администратора и заглянув прямиком в зал.

Уже через минуту я записывала на бумажке адрес, а Софи расспрашивала девушку, откликнувшуюся на зов, потянет ли она клубный макияж, который, как известно (кому известно? я так первый раз слышу) главное чтобы не скатился в вульгарный. Девушка клятвенно заверила, что потянет и они перешли к договору об оплате.

Следующим пунктом стал торговый центр. Дорожку уже притоптали и теперь каждый шаг превращался в сплошное скольжение и балансирование.

— С какой целью? — рискнула я поинтересоваться.

— Нам нужны платья! — полыхнула угрозой ее улыбка, — чтоб они все там слюной захлебнулись! Пусть у них все мозги без кислорода задохнуться, когда кровь уйдёт в другое место!

Пожелание было страшным и я даже ее зауважала, расшифровав, о чем речь.

В торговом центре Софи чувствовала себя, как рыба в воде и в магазинах ориентировалась превосходно. Здесь по коридору мы передвигались хотя и быстро, но степенно (видимо, так положено настоящим шопоголикам), а она только из стороны в сторону головой вертела и комментировала, где что стоит покупать.

Наконец, нам встретился магазин, который ее устроил. Софи заплыла внутрь и к ней тут же подошли девушки, работающие в зале, потому что покупателей, кроме нас, на горизонте не наблюдалось. И они тут же всей кучей затарахтели: клубное платье, казуал, нейлон или шелк, никаких вставок, лучше с открытой спиной и т.д. Меня повертели из стороны в сторону, окинули профессиональным взглядом и вскоре нам уже притащили по несколько вешалок с вещами.

Потрясающий глазомер — платья садились строго по фигуре и все отлично смотрелись (даже не принимая в расчет, на ком были надеты). Оставалось только по приказу Софи выбрать что-нибудь поэффектнее.

На цену платьев я догадалась посмотреть, когда мерила уже третье — черное с яркой разноцветной вышивкой на груди и по линии подола. Оно стоило, как три моих зарплаты.

— Софи, — зашипела я, выскочив из кабинки и подойдя к соседней, где засела сестра, — у меня нет столько денег. И даже будь, я не стану тратить на одноразовое платье!

Занавеска резко одернулась, хмурая сестра окинула меня быстрым взглядом.

— Это тебе не пойдет, грудь закрыта, иди мерь то, что в звездах. А про деньги можешь не волноваться — у меня с собой три кредитных карточки мужа... И мне их совершено не жалко!

Занавеска резко задернулась, чуть не прищемив мне нос и я тут же решила, что если ей доставляет удовольствие обокрасть собственного мужа, пусть развлекается.

Софи выбрала золотистое платье, усыпанное стразами и походила в нем на солнечный лучик — такой же теплый и сияющий. Мне понравилось обычное маленькое черное платье, классика в понимании Коко Шанель, но Софи категорически его отвергла и остановилась на глубоком синем, хотя оно все сплошь было покрыто блестящими серебряными звездами — вверху слегка ими присыпано, а к низу усыпано так плотно, что изначальный материал с трудом просматривался. А блестящее я вообще не люблю. После короткого, но жаркого спора мы остановились на другом — черном, но из атласа. Правда, оно было слишком... откровенно, но стоило об этом заикнуться, как в меня уперлись прищуренные глаза и я практически заглянула в бездну. Нет... вставать на пути у разъярённой женщины, когда она пытается отвлечься от мыслей о предательстве опасно для здоровья.

— Но для платья с таким глубоким вырезом нужно белье, которое не выглядывает наружу, а у меня такого нет, — пискнула все-таки я в припадке здравого смысла.

Она гомерически расхохоталась.

Расплатилась Софи карточкой, хотя я видела, что в сумке у нее полно наличных.

Главное было сделано, оставались мелочи — белье она мне тоже выбирала сама. Я, искоса глянув на первый попавшийся ценник, закрыла глаза и просто не мешала. Угораздило же угодить в руки обезумевшей от мести женщины! Хотя пусть лучше вещи покупает, чем рыдает и рвет себе на голове волосы от отчаяния. Вот только жутковато слушать, как оно постоянно бормочет себе под нос что-то вроде:

— ...всех их породе порченой! ...чтоб каждой (нецензура) выдре... Ах, да у нас просто дружеский перепёх! — кривлялась Софи. — Давай выпьем по чашечке кофе и не будем расстраиваться!

Обувь мне всегда было очень сложно выбирать, но на этот раз туфли мы купили всего минут за десять — в первом попавшемся магазине. Я не привыкла к высоким каблукам и как Софи не пыталась купить мне шпильки сантиментов пятнадцать, стояла на своем и, в конце концов, доказала, что даже с семью мне придется нелегко.

Так, обвешавшись пакетами, мы вышли на улицу, где уже стемнело и снова начался снег. В воздухе медленно парили потрясающие огромные хлопья. К тому моменту, когда мы добрались до подъезда, обе были покрыты пушистым слоем, как живые сугробы. Зайдя в квартиру, Софи разделась и первым делом вытряхнула из пакетов новые вещи, разбросала их по дивану, завалилась сверху и, блаженно улыбаясь, уставилась в потолок.

Я поставила чайник, поморщившись при виде посуды, которую с утра так и не домыла и, вернувшись в комнату, упала рядом с сестрой.

— А теперь, — Софи повернула голову и пристально посмотрела мне в лицо, — где там водка?

Я думала, за пару дней Софи угомониться. Думала, немного придет в себя, успокоится, поймет, что это не выход.

Напрасно...

Уговорить позвонить мужу я ее так и не смогла. И ничего не поделаешь — я его номера тоже не знала, как и адреса, а то давно хотя бы телеграмму отправила — это, наверное, страшно, когда возвращаешься домой, а жены нет. Какой бы Дитрих не был плохой, но ведь наверняка переживает, хоть немного?

В клуб, судя по приглашению, следовало прибыть к девяти. В восемь мы были полностью готовы, стояли друг напротив друга и с пристрастием друг друга рассматривали.

Девушка не соврала — яркий непривычный макияж с темными тенями вокруг глаз на наших лицах смотрелся на редкость гармонично. Волосы Софи естественными локонами рассыпались по плечам, платье плотно облегало фигуру, на ногах — еле видимые босоножки. Красавица...

Моим видом Софи тоже осталась довольна. Я сама долго стояла перед зеркалом, знакомясь с отражением. Меня сильно смущал вырез платья — стоило немного наклониться и, казалось, грудь вот-вот выскользнет наружу. На талии платье охватывал широкий пояс, а юбка походила на колокол — края неровные и как-то загнуты внутрь. Прическа казалась очень простой, хотя стилист вылила на меня полфлакона лака — распущенные прямые волосы в живописном беспорядке. Ткань платья очень приятно скользила по бедрам и ногам, похоже, из-за колготок, которые тоже, естественно, выбирала Софи. Кожа в них походила на шелк. Украшений на нас не было. Совсем. Никаких. Она даже кольцо сняла и спрятала под телевизор (не знаю, почему именно туда, просто случайно увидала краем глаза).

Зато на моем левом предплечье теперь имелась тату дракона, которое девушка из салона красоты нарисовала краской. Тоже идея Софи, которая увидев результат, сказала: "Берегитесь женщин с татуировкой дракона". Не знаю, о чем это она, но рисунок мне понравился.

Духами сестра меня набрызгала своими, какими-то немного кисловатыми, но с Софи по таким мелочам лучше не спорить.

Куда больше я спорила, когда она заявила, что мы пойдем прямо в этой обуви, всего лишь накинув сверху верхнюю одежду.

— В мороз? По сугробам? — изумлялась я.

Он картинно заводила глаза.

— Там всего пять градусов мороза, потерпишь. Тем более такси подъедет прямо к подъезду и высадит нас тоже прямо у входа.

— А если там места не будет, куда подъезжать? Ты хоть представляешь — гололед и сугробы, а мы ковыляем по ним на шпильках? Я похожа на полоумную?

— Не спорь со мной! — шипела Софи и кто сомневался, что, в конце концов, я сдалась! Лучше заболеть и неделю провалятся с температурой, чем еще раз вызвать на лице сестры это выражение хищника, напавшего на след добычи.

Пять метров от подъезда (в котором тоже не сказать, что было тепло) до машины по новогоднему морозу я пролетела за секунду, казалось, даже не касаясь земли ногами. Но надо признать у клуба и правда было чисто и расстояние до входа оказалось еще меньше, чем от подъезда.

Мы немного опоздали, но Софи заверила, что так даже лучше. Нас милостиво запустили вовнутрь и только тогда проверили приглашение, даже не проверили, а просто убедились, что оно вообще существует. Потом нас встретила хостесс, позвала за собой, довела до раздевалки, дождалась, пока мы разделись и привычным движением руки пригласила в сторону зала.

Там было немножко темнее, чем в коридоре. Первой в глаза бросалась пустая сцена, украшенная абстрактными ледяными фигурами (или не ледяными, кто его знает). Непривычная мне ритмичная музыка доносилась буквально отовсюду и была настолько громкой, чтоб слов идущей впереди Софи я не слышала, только по шевелящимся губам угадывала, что она опять что-то бормочет. Свет вокруг был голубым, ломким, отбрасывая почти водянистые тени, казалось, мы в воде. Между столиками возвышались конструкции изо льда и блестящего белого метала, мы шли за хостесс, стараясь ничего не задеть, но так и тянуло остановиться и рассмотреть подробнее, что это за дизайнерское чудо такое...

Софи плыла, выпрямив спину, выпятив грудь, с таким снисходительным наклоном головы, что просто гордость за нее охватывала.

Я шла сзади и смогла оценить, как вслед Софи оборачиваются мужчины. И некоторые женщины. Я проследила за ошарашенным взглядом Альтиной, которая сидела за столиком на четверых рядом с Зайцевой. Потом они машинально перевели взгляд на меня. Лицезреть такие ошарашенные лица было на редкость приятно, я сделала вид, что вижу девчонок впервые в жизни и постаралась не сбиться с шага — туфли на каблуках все-таки не моя стихия, хотя Софи тренировала мою походку все утро. Вскоре мы добрались до столика, Софи быстро уселась, причем так, что сложенные друг на друга ноги торчали сбоку, одной из них она рассеяно покачивала, с кровожадностью рассматривая окружающих.

Я по сторонам смотреть не стала, как-то неудобно было. Разве что за соседним столиком нашла Стоцкого в футболке с какими-то пестрыми разводами на груди, от которых глаза резало и Цукенину в платье такой же расцветки. Она кивнула, внимательно меня рассматривая, а после переключилась на осмотр Софи. Стоцкий лениво махнул рукой, похоже, его не пронял даже мой необычный (и надеюсь, весьма привлекательный) внешний вид.

Софи тем временем изучила зал, довольно хмыкнула и повернулась ко мне.

— Спорим, я отгадаю, кто их них этот твой косоглазый?

— Он не мой. И может его вовсе здесь нет, — сообщила я, забыв почему-то возразить против самого обзывательства.

Она отмахнулась.

— Вылитый толстосумчатый хлыщ, как ты и говорила. Ну что, показать, кто?

— Ладно, попробуй, — разрешила я, рассматривая столик. Не так уж и густо — двухъярусная тарелка с канапе, утыканными зубочистками на одном ярусе и мелкими пирожными на втором. Я подняла небольшой, запаянный в пластик лист, лежавший на столе — оказалось, нам положено несколько коктейлей на выбор и даже еда — каждому по основному блюду из списка и салат. Все остальное — за дополнительную плату.

Тут же подскочил официант, вежливо и выжидающе уставился, держа на весу раскрытый блокнот.

— Махито, еду позже, — даже не заглядывая в предложенный список, крикнула Софи. Официант моментально исчез.

— Вон он, — ткнула куда-то вбок Софи.

Я проследила за пальцем — она указывала на столики с другой стороны танцпола, над которым мелькали яркие вспышки света, потому разглядеть удалось не сразу.

Танкалин сидел за одним столом со Смирновым, Мариной и еще одной девушкой, мне незнакомой. Голова закружилась от чего-то неприятного, хотя девушка сидела от Танкалина на расстоянии. А мне... что? Отвыкла, оказывается, видеть его за такое времени в женском обществе? А вот не надо отвыкать!

Сам Танкалин не отрываясь, сверлил меня взглядом и, несмотря на расстояние, видно было, что он очень зол.

Я отвернулась.

— Он? — снисходительно уточнила Софи.

— Да... а как ты узнала?

— Да он на тебя смотрит с тех самых пор как мы вошли и даже не моргает.

Я дернула плечом. И ладно, мне все равно.

Официант подошел вовремя, поставив перед нами коктейли. Я смотрела и думала — ну что мне этот коктейль... Толку-то от него, повернулась к Софи и встретила внимательный изучающий взгляд.

Официант развернулся...

Софи очень невежливо схватила его за край форменной рубашки.

— Любезный. Водки. Бутылку. Лед. И какая тут программа?

— До полуночи просто музыка, танцы, поздравление будет проходить в соседнем зале, куда пригласят за пятнадцать минут до нового года. Потом другие танцы, погорячее. Кстати, водка не входит в состав включенного комплекта, — добавил.

— Хм, — зубы у Софи сверкнули необычно ярко, когда она опять обвела расчетливым взглядом зал, — за это можешь не волноваться.

Официант быстро и почему-то очень многозначительно кивнул, одновременно косясь на меня.

— Отлично, — Софи выпустила его рубашку из пальцев и за три глотка осушила бокал до дна, полностью игнорируя приложенную соломинку.

Водка была доставлена моментально, причем в комплекте с томатным соком, перечницей и крошечными стаканчиками с серебряным краем.

— Ненавижу, — вместо тоста процедила Софи сквозь зубы.

Я согласно кивнула.

А потом понеслась...

За то, что нам не хватит базового комплекта выпивки, можно было не волноваться. Софи всего лишь вышла на танцпол, где к ней почти моментально присоединились другие девушки, а после и молодые люди, а потом неспешно прошлась мимо столиков. Когда она вернулась за наш, официант принес первую бутылку. Я удивилась...

Еще через полчаса столик был уставлен подарками так плотно, что мы попросили официанта часть убрать. Поклонники преподнесли (Софи или нам обеим, не знаю) несколько бутылок вина, несколько бутылок крепких напитков, примерно ящик шоколаду, двадцать коктейлей на выбор, несколько блюд из спецменю ресторана (даже не знаю, что это), и это только то, что я запомнила.

Честно говоря, мне было на удивление весело. Еще днем Софи сообщила, что в нашем случае нельзя закусывать плотно, это мешает танцам, так что мы закусывали чисто символически, только чтобы заесть вкус выпитого.

Когда сестра пошла по второму кругу на танцпол, ко мне подсела Цукенина.

— Отлично выглядишь, — дежурно сказала, — не ожидала даже. А это кто с тобой?

Светлую фигурку уже окружали какие-то молодые люди.

— Это истребительница мужчин. Советую держать Стоцкого подальше, потому что она как раз на задании, — пошутила я.

— Поняла, — быстро и серьезно ответила Олеся, посматривая на Софи уже насторожено.

— Танкалина видела? — спросила Цукенина через минуту, так и не отворачиваясь от танцпола.

— Я? Нет, — клятвенно заверила я.

— Если бы во мне так настойчиво прожигали дыру, я бы точно почувствовала, — сообщила Олеся, но тут Софи уже направилась обратно к столику с очередным уловом в виде еще незнакомых парней, так что Цукенина ретировалась за свой столик.

— Знакомься, это Джеймс, он впервые посещает нашу страну, — радостно крикнула, мило улыбаясь новой жертве. Джеймс расплылся в улыбке и поцеловал мне руку. Думаю, он вел бы себя совсем иначе, если бы знал, что незадолго до этого Софи грозилась проделать с каждым представителем мужского пола детородного возраста. Я специально уточнила возраст — это от 13 до 70 включительно.

Джеймса я еще запомнила, а потом знакомства полились такой рекой, что я не то что имен, я и лиц почти не различала, тем более водка — не мой профиль и в голове жутко гудело.

Клубная музыка оказалась не просто ритмичной, она походила на спираль — витки закручиваются, сжимаются, становясь все плотнее, все напряженнее, пока в одно мгновение не выстреливают, распрямляются, освобождая заряд. И новый круг... Я танцевала, у моей талии дрожали чьи-то руки, к спине еле уловимо прижималась чья-то грудь, а на ухо шептались комплименты моей неземной красоте.

Я сеялась над шутками, даже не пытаясь вникнуть в их смысл, а Софи меняла кавалеров так быстро, что вскоре новых и свободных в зале, похоже, совершено не осталось.

Кажется, я жутко напилась. Но неважно, ведь не получалось вспомнить, когда я вообще в последний раз так веселилась. Взгляд Танкалина я чувствовала спиной и это доставляло какое-то особое, слегка извращённое удовольствие — как стакан яблочного сока на похмелье. И я еще милее улыбалась очередному партнеру и охотнее пододвигалась, когда мне хотели что-нибудь сказать.

Потом музыка неожиданно прервалась:

— Открыт соседний зал, через десять минут начинается речь президента, — сообщил голос в микрофон и мелодия продолжилась дальше.

С трудом отделавшись от желающих сопровождать, я вернулась к столику. Хотелось пить. Мимо мельтешили люди, блестели огни, шумели голоса.

Софи пронеслась, держа под руку двоих парней, одним из которых, к моему изумлению оказался Игорь из Бшников, остановилась на миг у столика и сообщила, что немедленно ждет меня в соседнем зале. Я кивнула и принялась оглядывать столик в поисках, чего бы выпить прохладительного. Вдруг рядом возник сутулый мужской силуэт. Какое-то незнакомое лицо, не вспоминается, знакомились мы или еще нет.

— Я могу предложить то, что добавит вашему вечеру пикантности, — заявил загадочный незнакомец. — Водка не лучший выбор для девушек, которые любят потанцевать. Интересует?

Через секунду на мое плечо легла тяжелая рука.

— Кыш, — спокойно сказал голос и у меня перехватило дыхание. Незнакомец послушно отступил, тут же растворяясь в полумраке клуба, потому что свет здесь приглушили, а меня уже поднимали на ноги.

— Придется теперь и со мной потанцевать, чтоб уж все, так все, — с иронией сообщил голос и передо мной появилось лицо Танкалина.

Пока я соображала, как мне с ним себя вести, он уже вел меня к опустевшему танцполу. Точнее, почти нес, крепко прижимая к себе за талию, потому что ноги идти отказывались.

— И что же ты вытворяешь? — зло поинтересовался. — Пишемся в пионерки?

— Это оскорбление? — с готовностью поинтересовалась я, с удивлением вспомнив, что оскорблений от него не получала уже о-очень давно.

Он на секунду отвел глаза.

— Нет. Глупая шутка.

Смех вырвался сам собой, погружая обратно в лихорадочный восторг, в котором я провела весь этот вечер.

— Я веселюсь, — сообщила Танкалину.

Он сжал меня крепче.

— Ты пьяна.

Я подумала, подумала и обиделась — как невежливо намекать девушке, что она не совсем трезва!

— Еще не очень, между прочим.

— Ты очень сильно пьяна, — выдохнул Танкалин и я поняла, что он зол просто до бешенства. От этого стало еще веселей.

— Тебе-то что? — спросила я, в конце концов, отсмеявшись.

— Мне? То, что с пьяными... красивыми девушками в таких ситуациях всегда происходят вполне предсказуемые вещи.

— Какие? — наивно поинтересовалась я.

Рука вцепилась в мою талию так, что казалось, на коже синяки останутся. Мы дошли до танцпола, но не танцевали, а просто стояли под сверкающими лучами.

— Не зли меня, — заявил Танкалин, смотря сверху вниз.

— Тебе какое дело? Чего ты за меня хватаешься? Ты же не один, так иди и танцуй, с кем пришел!

Он машинально оглянулся на свой столик, уже пустой, куда делись Смирнов и девчонки я не видела.

— Это подруга Марины, которой некуда было идти. Ко мне она не имеет никакого отношения.

Конечно же, я ни на миг не поверила, но дышать почему-то стало немного легче.

— А мы вроде договаривались, чтобы ты не смел ко мне приближаться, — напомнила я и задней мыслью подумала, что голос и правда, как у пьяной.

— Прежде чем начнешь угрожать, хочу сообщить, что если Парин хоть раз до тебя дотронется, это для него очень плохо закончиться. А ты будешь виновата, потому что я предупреждал!

Я задумалась... И снова расхохоталась. Вот есть же люди, которые отлично умеют устраиваться и все сваливать на окружающих, всегда оставаясь ни при чем!

Танкалин вздохнул.

— Я не могу... смотреть, что ты тут вытворяешь. Что это за подружку ты нашла? Хочешь с ней за компанию в неприятности влипнуть?

За честь Софи нельзя было не вступиться!

— Это моя сестра! И не смей говорить о ней в таком тоне! Ты ничего о ней не знаешь!

— Да ну? — притворно удивился Танкалин, вдруг дергая меня и поворачивая вокруг оси так резко, что голова тут же закружилась и пришлось за него держаться. — И чего же я не знаю?

— Она вас всех ненавидит, — по большому секрету сообщила я ему на ухо и довольно улыбнулась, радуясь, что я с Софи нахожусь по одну сторону баррикад. Такого врага не пожелаешь и... Танкалину.

Вокруг было пусто, музыка утихала и замедлялась. Танкалин молчал, а я с удивлением поняла, что очень крепко обнимаю его за шею. Обеими руками. И мгновенно попыталась отпрянуть. Он молча притянул меня обратно, возвращая руки на прежнее место.

— Ты хоть представляешь, что здесь сейчас начнётся? Выскочит голая подтанцовка, а экстази будет пыльцой плавать в воздухе. Да тебя же на части разорвут!

— Неужели ты расстроишься? — с фальшивым удивлением поинтересовалась я и опять расхохоталась при виде его резкого взгляда.

— Как только тебя сюда отпустили? А что твоя мама подумала, если бы тебя тут увидела? А тетя? Она хоть знает, где ты ошиваешься?

— Она уехала на праздники в гости, — радостно сообщила я, уже совершено перестав сопротивляться и снова его обнимая. Собственно, я уже не раз сегодня на ком-то висела, зачем делать исключение?

— Так ты еще и дома одна? — он вдруг глубоко вздохнул. — Ну все, хватит! Ты немедленно отправляешься домой!

— С какой стати? — смех немного притупился, сменяясь легким раздражением.

— Я за тебя отвечаю, раз нет никого другого!

— Может ты забыл, о чем мы договаривались? — раздражение быстро нарастало.

Последняя еле слышная музыка резко прервалась и из соседнего зала почти сразу же понеслась речь президента.

— Я сама решу, как мне развлекаться. А ты не смей лезть! Вообще, отойди от меня, — я убрала руки и попыталась его оттолкнуть. Безрезультатно — он даже не пошевельнулся. — Отойди, я сказала. Ты! Косоглазый!

Он так резко прищурился, что стал полностью соответствовать тому, как я его назвала.

— Потом сама спасибо скажешь, когда в голове проясниться, — вдруг сообщил, подхватил меня и потащил к выходу, — будешь дома сидеть, пока тетка не вернётся, я лично прослежу!

Я молча пыталась вырваться. Можно было, наверное, позвать на помощь, но было как-то неудобно, словно я маленькая и не могу сама разобраться со своими проблемами. Да и вообще как-то все абсурдно...

Он вытащил меня в пустой коридор, вдогонку неслись неразборчивые слова предновогодней речи, гудел народ.

В коридоре с одной стороны стена была зеркальной — с другой ее периодически подпирали декоративные колоны. За первую же из них я со всем возможным проворством и ухватилась. Танкалин остановился и молча принялся отрывать мои руки, а я пыталась еще и ногой зацепиться. Стоило ему оторвать пальцы одной руки, как я крепче перехватывала другой. Иногда он пытался тянуть меня за талию, но так меня можно было утащить только вместе с колонной.

Вдруг раздался бой курантов. Отлично! Просто красота! Сейчас шарахнет новый год, а я тут...

В зеркале напротив девушка в немного мятом платье крепко держалась за колону, а парень в джинсах и простой темно-синей рубашке крепко держался за девушку, обхватывая ее со спины, что смотрелось как-то... интимно, что ли. Картина меня жутко рассмешила, руки сами собой разжались. Вот в зеркале парень оборачивается и тоже смотрит...

Через секунду мой затылок обхватила рука, талию — другая, а после Танкалин тяжело навалился сверху, прижимая к стене и через мгновение уже меня целовал.

Остальной текст убран в связи с выходом печатной книги.

Спасибо за понимание.

Купить книгу в электронном виде можно тут — http://noa-lit.ru/pryatki.html

(C) декабрь 2010