Часть 4 Глава 5

Хотя я и назначил брифинг на девятнадцать тридцать — через десять минут после возвращения из разведки — сам опоздал на добрых полчаса. Уже давно стемнело, и идя из лазарета к

командной машине, на каждом шагу наблюдал точную и уверенную руку Лапицкого. Все солдаты вооружены, большинство из них уже поужинали, и повара, приготовившие еду, для офицеров и патрулей, сменяющих друг друга, а также смотровых постов, уже свернули свои палатки.

Расстановка боевой техники радикально изменилась: танки и транспортеры стояли в составе взводов в полной готовности любым действиям: к эвакуации, обороне или атаке. Весь лагерь тщательно замаскирован. Лапицкий также предусмотрительно подготовил дополнительные пути отхода — были расчищены и замаскированы две противопожарные полосы. В случае тревоги вся бронетехника батальона могла приступить к атаке или эвакуации сразу в нескольких направлениях.

Эти наблюдения немного успокоили меня. Конечно, мы упали, как слива в компот, но мы должны выполнить свой долг, мы свой долг выполним. Чего бы это ни стоило.

— Полковник. — Один из моих танкистов, взводный сержант Обара, остановил меня на дороге. За ним маячило несколько других фигур переминались с ноги на ногу. — Полковник, скажите нам, что здесь происходит? Будет ли война? Потому что все говорят...

Я знал этого взводного сержанта и знал, что он не маменькин сынок. Жесткий крестьянский сын из-под Сохачева, и до сих пор я не замечал, чтобы он чего-то боялся. Всегда все делал без разговоров, быстро и качественно, с тех пор как его призвали. Если он сейчас задает мне вопросы, это значит, что край. Его даже не останавливает, что раньше было невозможно, совершенно не уставное обращение к старшему офицеру.

— Я знаю, что они говорят, Обара, — спокойно сказал я. — И вы правы. Идет война. Вот почему мы должны быть готовы сражаться в любое время. Через час или около того мы проведем сбор батальона, и там я все объясню. Согласны?

Должно быть, он был ошеломлен моим дружелюбным тоном и искренностью. Возможно, он предполагал, что я буду отрицать это, и окажется, что все вокруг было просто обычным учением.

К великому сожалению, коллега Обара. Я просто научился таким вещам, что не хочу таскать это дерьмо с собой, в одну каску. В последнее время я стал ужасным демократом. Почему только я должен беспокоиться об этом? Похлопав его по плечу, в несколько шагов дошел до штаба. Когда с шумом распахнул дверь и вошел, я оглядел знакомые лица, и заметил на них такую огромную палитру чувств, что из нее можно было бы составить общее представление о всех возможных эмоциональных состояний, встречающихся у человека — Злость, страх, волнение, гнев, серьезность, и даже пафос. В этот момент я однозначно понял — вся моя жизнь рухнула. И этот печальный вывод имел четкую и прочную взаимосвязь с Нэнси. Я ничего не мог с собой поделать, но подсознательно я винил её в случившимся. Хотя с другой стороны, я задал себе вопрос: действительно ли это катастрофа? Может быть это редкий случай, когда нам предоставлен шанс какого не было никогда, ни у кого в истории человечества? Шанс исправить величайшее несчастье, катастрофу, эпицентр который находился в этом самом месте Европы, между Татрами и Балтийским морем. Но это слишком много для меня одного, и я плохо подхожу для того, чтобы быть психотерапевтом! Особенно в этом конкретном деле. Внутри меня все кипело, поэтому без лишних разговоров я перешел прямо к делу:

— Я понимаю, что господа офицеры участвовавшие в рекогносцировке, были достаточно любезны, чтобы проинформировать своих коллег, оставшиеся в лагере, о ее результатах. Поскольку это официальный брифинг и проходит он в боевых условиях, я отказываюсь от конфиденциального общения. Все со мной согласны?

— Так точно, — ответил за всех майор Лапицкий, самый старший по званию. — Капитан Курцевич и капитан Ветеска представили подробный отчет. Выводы...

— Одну минуту, майор. Выводы немного позже... — Я глубоко вздохнул: — Господа, у меня для вас две новости: хорошая и плохая. Хорошая новость в том, что я знаю, что произошло. Это постарались наши американские друзья, с их кровавым изобретением, они были достаточно любезны, чтобы предоставить нам путешествие в прекрасную реальность тридцать девятого года. — Я махнул рукой в сторону, где присела MDS. — И, к сожалению, это не шутка. Они разработали технологию, которая позволяет путешествовать во времени.

Я мог бы попытаться немного смягчить свою речь и освещение фактов, но я этого не сделал. Сам был в шоке, хотя мой разум был пугающе ясен. В нескольких словах я подвел итог разговора с Нэнси. Все, хотя в конце концов я уверен, в течение последних нескольких часов напряженно искали рациональное объяснение окружающей нас действительности — сейчас смотрели с недоверием и изумление. Смысл сказанного мной еще не дошел до них. Точно так же, как это было со мной четверть часа назад.

— Как я уже сказал, есть и плохие новости. — Я замолчал на мгновение, чтобы они могли

сконцентрироваться. — К сожалению, в наше время нет пути назад. Система просто

была разработана таким образом, что при коротких скачках во времени возврат не требовался.

Даже, как я понимаю был нежелателен. Короче говоря, похоже, что мы застряли здесь навсегда.

Ну, теперь они просто в ступоре. Все они по-настоящему умные люди, хотя частенько скрывают это под масками притворной или естественной раскованности. Но они способны быстро анализировать факты, у них хорошие рефлексы, они профи. Но они сейчас подавлены. Я знаю, что они сейчас чувствуют. Мои слова доходят к ним как бы издалека, у них создается впечатление, что они и я — две разные реальности. Вот так рациональные умы защищаются от внезапной, неожиданной и ошеломляющей информации.

— Я не верю в это, — наконец заговорил Савицки. Как ни странно, это был он. Он не был одним из постоянных паникеров. Но на этот раз даже он был захвачен ею. — Это какая-то сказка…

— К сожалению, нет. — Я покачала головой. — Это экспериментальная технология, которая должна была быть испробована в боевых условиях в Афганистане, и как мы видим она работает хорошо. Даже слишком хорошо, как вы убедились в этом сами своими глазами, лейтенант.

— Подожди, подожди, подожди минутку. — Ветеска. Странно, что так поздно. — А как насчет этого MDS? Я хотел бы знать, почему мы не можем вернуться? Почему мы не можем переместить

вектор в этом крутом компьютере на сто восемьдесят градусов и просто совершить короткую поездку в обратно?

— Мы не можем, — отрезал я. — Программа этого не предусматривает.

— Ну, такую программу можно написать, — поддержал Ветеску Курцевич. Партия возвращения

таким образом, уже состояла из двух членов. — Нэнси... — заткнулся он, встретившись с моим взглядом.

— В конце концов, у Санчеса есть ИТ-специалисты в штате.

— Так и есть. Но я не знаю, смогут ли они это сделать. Одно дело — знать, как управлять системой, другое — придумать алгоритмы...

— Но вы можете попробовать, верно? — Войтынский. Партия возвращения уже состоит из трех человек. — Давайте поговорим с ними. Их это должно волновать так же, как и нас.

— Можно попробовать, — неожиданно согласился я. Я просто должен был сказать им что-то. Некоторую надежду, особенно когда вот-вот будет сделано неотразимое предложение. — Вы, конечно, можете попробовать. Но... есть кое-что еще…

— О, черт... что-то еще? — простонал Ветеска, нетерпеливо размахивая руками. — И я сегодня наелся достопримечательностей!

У меня было впечатление, что он — голова и рот многоликого организма, который думает и чувствует точно так же, как и он. Типа все сказали: "Да, сэр, полковник, мы докладываем

покорно, что план на день исчерпан. Нам было очень весело, но больше не беспокойте нас.

Полковник больше не беспокойте нас этим дерьмом, хорошо? Мы выезжаем". Нет, черви. Это не так просто.

— Да, точно. Я понимаю, капитан. Я вас всех понимаю, господа. Я просто хотел сказать, что сейчас 1 сентября 1939 года, мы находимся в состоянии войны, и мы являемся частью польской армии. Польской Армии…