Аве, фемина!

Анатолий Дроздов

Аве, фемина!

(Отрывок из романа. Черновик!)

1.

Объявление было необычным.

"Для работы в сфере обслуживания за рубежом требуются мужчины в возрасте от 18 до 30 лет, с идеальным здоровьем, приятной наружности, без вредных привычек. Образование значения не имеет, знание языков не обязательно. Долгосрочный контракт. Зарплата — от 3000 долларов в месяц. Питание и проживание — за счет работодателя". Ниже следовал телефон. Более не было ничего: ни адреса, ни названия фирмы.

Игорь хмыкнул, отложил газету и включил ноутбук. Тщательный серфинг по интернету результата не дал: ничего похожего в сети не наблюдалось. Объявление напечатали только в областной газете. Таинственный работодатель не искал популярности, что выглядело странно. Три тысячи долларов в месяц! Где? В провинции, где за втрое меньшую зарплату шефа на руках носить станут?

Тем не менее, объявление цепляло. Займись таинственный работодатель поиском женщин, Игорь уловил бы подвох. Кому требуются за рубежом дамы приятной наружности и без образования, козе понятно. Но мужиков в бордели не продают, по крайней мере, о таком он не слышал. Ищут доноров органов? Тогда почему только мужчин да еще приятной наружности? Какая реципиенту разница, чью почку ему пересадят, мужскую или женскую, и какая у донора наружность? "Скорее всего, это развод: наобещают ворох приятностей, после чего потребуют плату за трудоустройство. Получив денежки, слиняют, — думал Игорь. — Но тогда к чему ограничения по здоровью и вредным привычкам? Разводить, так всех подряд. Не сходится..."

Игорь почесал в затылке и взял сотовый. Если это жулики, он поймет. Опыт имелся.

— Слушаю, — прозвучало в наушнике. Голос был женский и усталый.

— Я по объявлению! — сообщил Игорь, поздоровавшись.

— Текст внимательно читали? — спросила женщина.

— С лупой! — заверил Игорь. — Хотел еще на вкус попробовать, но не рискнул. Кто знает, чего вы в краску плеснули?

В наушнике хмыкнули.

— Приятно иметь дело с нормальным человеком, — сказала невидимая собеседница. — А то звонят дебилы... Я о здоровье. Если пьете и курите, то не тратьте понапрасну мое и свое время. Заверну с порога.

— Я вообще-то мастер спорта, — сказал Игорь.

— А то спортсмены сплошь трезвенники! — вздохнула женщина. — Особенно бывшие.

— В рот не беру! — заверил Игорь. — День начинаю с пробежки, затем часовой комплекс упражнений. Ежедневно.

— Серьезно? — заинтересовалась женщина.

— Как на духу!

— А внешность? — спросила женщина.

— Машков с Безруковым курят в сторонке.

Собеседница засмеялась.

— Люблю веселых! — сказала секунду спустя. — Приезжайте! Предупреждаю: натощак! Предстоит сдать анализы, после чего пройти медицинский осмотр. Начинаем в девять...

— Погодите! — перебил Игорь. — Я ответил на ваши вопросы, теперь хочу спросить сам. Что за работа?

— Сфера обслуживания! — удивилась женщина. — В объявлении написано. Что-то вроде стюарда.

— Не слышал, чтоб им столько платили.

— А о подобных требованиях к претендентам слышали?

— Нет! — признался Игорь.

— То-то! — наставительно сказала собеседница.

— Почему образование не имеет значения?

— Работа простая.

— А иностранный язык? Почему не важно?

— Нет смысла требовать. Все равно не знаете.

— Я учил! — обиделся Игорь.

— Турецкий?

— Хм... — признался Игорь. — А идеальное здоровье? Чтобы блюдо подать или постель перестелить?

— Заказчик пожелал. Он платит и потому имеет право требовать. Мы всего лишь посредники.

"Ага!" — подумал Игорь.

— Сколько берете за трудоустройство? — спросил злорадно.

— Нисколько! — отозвались в наушнике. — Перелет, трансфер, питание в пути, заграничные паспорта, визы — все за наш счет. Устраивает? Приезжайте! Мы в областной больнице.

— Я живу в райцентре, — сказал Игорь. — Час — к вам, час — обратно. А рабочая смена начинается в четырнадцать. Опаздывать нельзя — больные ругаться станут. Успею?

— Думаю, да! — ответила собеседница, подумав. — Приходите к восьми тридцати. Я буду на месте. Захватите паспорт. Военный билет есть?

— Да! — ответил Игорь. — Служил.

— Берите и его. На месте заполните анкету — она короткая, и я запущу вас на осмотр. Пройдете первым.

— Идет! — согласился Игорь. — Вас как зовут?

— Ольга. А вас?

— Игорь. Приятно познакомиться.

— Мне тоже. Записывайте адрес!

Утром следующего дня Игорь трясся в маршрутке, хмуро поглядывая в окно. Старая "Газель", прыгая на ухабах, дребезжала разбитым кузовом. Стонал изношенный мотор, визжали на поворотах тормоза. Мимо проплывали стынущие на осеннем ветру придорожные деревья. Моросил дождь. Капли, врезаясь в грязное стекло, чертили по нему косые дорожки. "И почему осень так нравилась Пушкину? — думал Игорь. — Тоска! В Турции, наверное, тепло..."

Настроение у него было подстать погоде. "Опять пустышка! — думал, ругая себя за доверчивость. — По телефону все, что угодно, наобещают. А как приедешь, станут задвигать. Образование не то, специальность невостребованная. Заплати, и мы обучим тебя на курсах! Никому ваши курсы ни на что не упали... За три тысячи долларов в Америке пашут, не разгибаясь, а тут какому-то славянину да еще без образования и языка..."

Думать так у Игоря были основания. Работу он искал уже давно. Шерстил интернет, общался на форумах, где бедолаги вроде него делились опытом и впечатлениями, рассылал резюме... Все без результата. Врач общего профиля, выпускник провинциального медицинского вуза, прошедший интернатуру и получивший вожделенный сертификат, никому не требовался. Не в том смысле, что совсем — вакансий более чем хватало. В России. В районных поликлиниках, с такой же, как у Игоря, нищенской зарплатой. За границей требовалось подтвердить диплом. Без знания языка и денег — пустой номер. Процедура длительная, жить в это время где-то надо, есть-пить — тоже. Английский Игорь с грехом пополам выучил, но денег не имелось совсем. Продать квартиру — единственное, что у него оставалось — он не решался. Во-первых, выручишь копейки: это не Москва и даже не областной центр. Во-вторых, вдруг за границей облом? Куда возвращаться? В чистое поле? Здесь хотя бы над головой не каплет...

В областную клинику Игорь явился минута в минуту. Подгадать время не составляло труда: знакомое место. Заходил сюда после службы в армии — на работу просился. Не взяли. Молодой врач без опыта... Как пришел, так и ушел.

Нужный кабинет располагался на первом этаже. Игорь мгновение удивленно разглядывал изящную вывеску на дверях: "FAGG laboratories". Крупнейшая фармацевтическая компания мира! Что делает в клинике ее представительство, ежу понятно: продвигает свою продукцию. От коллег Игорь слышал: их как-то пригласили на однодневные курсы, организованные FAGG. Там сытно поили и сладко кормили в промежутках между рассказами о чудодейственных препаратах. После чего коллегам недвусмысленно предложили: каждый рецепт, выписанный больному на лекарство компании, заплатят. Немного, но одна старушка — рубль, а десять — червонец. Коллеги на предложение повелись, за что огребли кучу неприятностей. Старушки пожаловались на дороговизну выписываемых лекарств, из Москвы прислали проверяющих. Те, отлично знакомые с подобными штуками, не пожалели красок для обвинительного акта. Крайними, естественно, сделали врачей — выписали им по самое не могу. Про тех, кто платил медикам крохи, не упомянули...

"Понятно теперь, зачем им идеальное здоровье! — догадался Игорь. — Лекарства испытывать". Он собрался развернуться и уйти, но в последний момент передумал. Во-первых, жалко было потраченных денег и времени. Во-вторых, испытание лекарств на людях — вещь не страшная. Финальная стадия вывода препарата на рынок. Негативные воздействия устранены в ходе опытов на животных, людей пичкают под жестким медицинским контролем. Платят добровольцам хорошо. Фармацевтические компании очень даже не бедные.

Игорь толкнул дверь, но та оказалась запертой. Он бросил взгляд на часы: Ольга опаздывала.

— Извините! — послышалось в конце коридоре. — Не успела.

Игорь повернул голову. Цокая каблучками по каменным плиткам пола, по коридору быстрым шагом шла женщина. В белом халате, молодая и очень красивая. Только когда незнакомка приблизилась, Игорь разглядел, что она не так уж и молода — лет тридцати пяти. Возраст выдавали морщинки у глаз и на шее. Но тело, обрисованное пригнанным по фигуре белым халатом, смотрелось весьма аппетитно — на зависть юным.

— Я Ольга! — сказала женщина, подойдя. — Вы Игорь?

Он кивнул.

— Извините еще раз. Такси опоздало. Заходите!

Ольга повернула ключ в замке и распахнула перед Игорем дверь. "Наши люди в булочную на такси не ездят!" — хмыкнул он про себя и вошел. Кабинет у представителя FAGG оказался просторным. Два стола: один с письменным прибором и ноутбуком, второй — девственно чистый. Современные легкие стулья, фирменные постеры на отделанных сайдингом стенах.

— Вы пока заполняйте анкету, а я посмотрю документы, — предложила Ольга.

Игорь вручил ей паспорт с военным билетом и присел за стол. Анкета и вправду оказалась простенькой. Даже очень. Фамилия, имя и отчество, год рождения, адрес места жительства и телефон. Еще спрашивали образование, специальность и сведения о ближайших родственниках. В поисках работы Игорю приходилось заполнять куда более обширные вопросники. Некоторые фирмы интересовались даже судимостью близких, причем, требовали указать, когда, где и за что тот получил срок. Игорь поставил в графе о родственниках "не имею" и перешел к последнему пункту.

Добрую треть листка занимал список болезней. Требовалось ответить, болел ли ими претендент, для чего название следовало подчеркнуть. Возле некоторых названий имелась пометка: "или мои ближайшие родственники". Список болезней открывал гепатит "С", а завершала эпилепсия.

Игорь пробежал глазами перечень и обвел ручкой последний пункт: "ничем из перечисленного я и мои родственники не болели". Скосил взгляд. Ольга, положив перед собой его документы, вбивала данные в компьютер. Закончив, она щелкнула клавишей, мгновение смотрела на экран, после чего удовлетворенно хмыкнула.

— На учете в психиатрической клинике и у нарколога не состою? — предположил Игорь.

— Именно! — подтвердила Ольга. — Вы догадливы.

— Работа такая, — сказал Игорь, подходя и протягивая ей заполненную анкету.

Ольга взяла и быстро пробежала ее глазами.

— Вам нужна эта работа, Игорь Валерьевич? — спросила, нахмурившись.

— Вообще-то да, — не стал темнить Игорь.

— Тогда в графе "образование" укажите "среднее", а в графе "специальность" что-нибудь проще. "Разнорабочий", к примеру.

— Почему? — удивился Игорь.

— Требование офиса в Цюрихе. Они думают, что люди с дипломами чересчур амбициозны и склонны выдвигать излишние требования. Я считаю, что для России это не актуально, более того, не правильно, но моего мнения не спрашивают.

— Пойдем на подлог?

— Да! — сказала Ольга.

— Вам платят за каждого завербованного?

— Угадали! — кивнула Ольга.

— На нас будут испытывать лекарства?

— Счас! — хмыкнула Ольга. — Если вы врач, то должны знать: для каждого испытания набирают разовую группу. Добровольцам хорошо платят, желающих хватает. Тащить подопытных из России нет нужды. Как видите, я откровенна.

— Я тоже! — сказал Игорь.

— Вижу! — кивнула Ольга. — Не солгали. Внешность киноактера, здоровье... Если б не паспорт, даже не поверила бы, что вам двадцать восемь. От силы двадцать два. Этот румянец на щеках...

Игорь покраснел. Румянец был его бедой. Из-за него даже больные относились к нему покровительственно.

— Исправите? — спросила Ольга.

— Да! — согласился он...

В лаборатории, куда Игоря препроводили через пять минут, у него без лишних вопросов взяли анализы крови и мочи, после чего молоденькая сестричка отвела его в укромную комнатку.

— Вот! — сказала, сунув пластиковую баночку. — Для спермы.

— Чего? — изумился Игорь.

— Сперму. Для анализа, — отчетливо выговорила медсестра. — Так нужно.

"Скрытые инфекции будут искать, — догадался Игорь. — Хламидиоз и прочее. Круто! Серьезные люди".

— Приходилось сдавать? — поинтересовалась медсестра.

Игорь закрутил головой.

— Рассказать как?

— Лучше показать! — предложил Игорь. — И помочь. Ласково.

— Еще чего! — фыркнула сестра. — Сам справишься!

Она повернулась и вышла, спиной демонстрируя презрение. Впрочем, как показалось Игорю, не слишком искреннее.

Вручив сестричке, ожидавшей его за дверью, еще теплую баночку, Игорь отправился на врачебную комиссию. Там его измерили, взвесили, прослушали и простукали. Действо было знакомым. Игорь послушно приседал, наклонялся, вытягивал руки с растопыренными пальцами; с закрытыми глазами касался указательными пальцами кончика носа и подставлял колени и локти под удары докторского молоточка. В заключение его отвели на пульмоскан, где, велев прижаться холодному стеклу, сделали снимок легких. Было начало одиннадцатого, когда Игорь с карточкой в руках спустился к Ольге.

— Замечательно! — сказала та, пробежав глазами отметки врачей. — Если анализы и снимок в норме, через неделю позвоню. Заграничный паспорт имеется?

Игорь кивнул.

— Вы редкий претендент! — вздохнула Ольга. — Не то, что эти... — Она кивнула на дверь. — Видели?

Игорь не только видел, но и обонял. В коридоре перед дверью представителя FAGG витал запах водочного перегара и дешевого табака. Лица у претендентов на высокооплачиваемую работу за границей выглядели соответствующе. Оставалось удивляться, как таких вообще пустили в больницу. "Следовало указать в объявлении "высшее образование" и "знание иностранного языка", — подумал Игорь. — "Синяки" сходу бы отсеялись. Ольга права: ее начальники в Цюрихе — идиоты. Ладно, это не моя забота..."

* * *

Позвонили ему через три недели. Игорь уже забыл о поездке, решив, что ему в очередной раз не повезло, и звонка не ждал. Но это была Ольга.

— Вы прошли тесты! — сказала весело. — Увольняйтесь и приезжайте! Поезд на Москву завтра.

— Не отпустят! — взмолился Олег. — Хотя бы неделю.

— Завтра или никогда! — заявила Ольга непререкаемым тоном. — Отправление в девятнадцать ноль-ноль. Опоздаете, будете и впредь лечить бабушек!

"Откуда она знает про бабушек?" — изумился Игорь и тут же сообразил, что Ольга, как представитель фармацевтической фирмы, осведомлена о работе участкового терапевта в России. Бросив взгляд на часы, Игорь выбежал из кабинета. Главврач оказалась на месте.

— Чего тебе? — спросила недовольно.

— Галина Степановна!.. — Игорь опустился на колени.

— Ты что?! — схватилась она сердце. — Наркоту кому-то выписал и того подловили? Или на фальшивом больничном попался?

Игорь закрутил головой.

— Слава Богу! — главврач перекрестилась. — Тогда что?

— Увольте меня! Сегодня.

— С ума сошел! — Главврач от возмущения даже подскочила в кресле. — Да меня в области сожрут! Специалистов повсеместно не хватает, а тут расторгнуть контракт!

— Повешусь! — пообещал Игорь. — У вас под окном. — Он встал и, подойдя к окну, ткнул пальцем в старый тополь за стеклом. — Вот на этой ветке. Вас совесть замучает...

— О совести вспомнил! — возмутилась главврач. — А сам? Кто обещал работать до окончания контракта?

— Такой шанс бывает раз в жизни, — умоляющим тоном сказал Игорь.

— Куда? — вздохнула главврач.

— Турция, — признался Игорь и соврал: — Туристов лечить. Проживание и питание за их счет, плюс хорошая зарплата. Поезд в Москву завтра. Галина Степановна, умоляю! Вы ведь дружили с тетей!

— Негодяй! — сказала главврач. — Нашел, когда вспомнить! Ладно! Пиши заявление! — Она бросила на стол лист бумаги. — Прямо сейчас! Не то передумаю!

Игорь не заставил себя упрашивать. Спустя минуту, главврач, пробежав заявление глазами, кивнула и поставила резолюцию.

— Я вам из Турции дубленку привезу! — пообещал Игорь. — Самую красивую. В первый же отпуск. Лично выберу!

— Иди уже! — вздохнула главврач. — Дубленщик...

"Какие туристы? — спохватилась она, когда подчиненный ушел. — Сезон кончился! Врет! И в кого он такой?"

Ответ на этот вопрос Галина Степановна знала и поэтому вздохнула.

Игорь Овсянников, кандидат в гастарбайтеры

— Едва не опоздал! — заметила Ольга, встретив меня на перроне.

— Ты б еще за час предупредила! — огрызнулся я, от злости переходя на "ты".

Меня и вправду распирало. Полдня я стоял на ушах. Моя трудовая книжка иностранному работодателю ни на что не упала, но ее следовало забрать и оставить на хранение. Квартиру передать надежному человеку. Одноклассник Пашка, измученный жизнью на совместных метрах с тещей, за право жить по-человечески клятвенно пообещал платить коммуналку аккуратно. Труднее пришлось с расчетом. В бухгалтерии, прознав, зачем увольняется молодой врач, морщили носы, заявляя о невозможности начислить и выплатить остаток зарплаты так быстро. Я ловил на себе завистливые взгляды теток. Деньги требовались позарез: в кошельке у меня ветер свистел. В сердцах я пообещал бухгалтершам, что моя зарплата повиснет в поликлинике на вечном депоненте, из года в год проверяющие будут вписывать это в акты, из-за чего бухгалтеров будут иметь часто и в извращенной форме. Угроза подействовала — деньги выдали. Довольный, я вышел из кассы в коридор и нос к носу столкнулся с Ксенечкой. Похоже, она специально караулила. Ничего удивительного: в райцентре все друг друга знают, новости разносятся мгновенно. Кто-то не поленился позвонить.

— Уезжаешь? — спросила Ксенечка и закусила губку.

— Ага! — не стал я запираться.

— А я?

— Остаешься.

— С тобой нельзя?

— Принимают только одиноких мужчин.

— Вызовешь меня, как устроишься?

— Зачем?

— Скотина! — вспыхнула Ксенечка.

— Конечно! — согласился я. — Еще какая! Это ведь я бросил тебя и ушел к кошельку на ножках.

— А что мне оставалось? Жить на твою нищенскую зарплату? Теперь я могла бы вернуться, — многозначительно пообещала она.

"Помечтай!" — подумал я и обогнул препятствие.

— Подумаешь, принц! — закричали мне вслед. — Другого найду! Лучшего!

"Флаг тебе в руки!" — мысленно пожелал я. Меня трясло. Ладно, ушла — дело житейское. Не я первый, кого невеста бросает из-за денег, и не последний, как думаю. Но зачем изображать из себя оскорбленную невинность? Задирать нос, думая, что стоит только пожелать, как бывший возлюбленный забудет обиду и станет носить на руках? Пусть тебя твой боров носит! Я хоть и бедный, но бывшим в употреблении брезгую...

К себе домой я завалился за час до отправления маршрутки, злой и взмыленный. Вещи в сумку бросал, почти не глядя. Хорошо, Ольга посоветовала не проявлять фанатизма: на месте выдадут необходимое. Кроме зубной щетки с пастой, электробритвы и смены белья я прихватил только одну ценную вещь — ноутбук, приобретенный путем жесткой экономии. Ноутбук был хорошим и новым. Я не без основания полагал, что работодатель в Турции подобного девайса стюарду не выделит. На жестком диске компьютера, помимо любимых фильмов и книг, хранились семейные фотографии — единственное, что осталось в память о тетке. И вот, после всех этих плясок со сборами, Ольга еще попрекает...

— Дай я тебе неделю, ты бы передумал! — усмехнулась она. — А так — здесь.

— Где остальные? — спросил я, успокаиваясь.

— Вон! — указала Ольга на фигуры в отдалении.

— Всего трое? — изумился я.

— Этих едва наскребла! — вздохнула она. — Измельчал мужик в России. Вот! — Ольга протянула конверт. — Это ваши билеты и паспорта. Твой, надеюсь, при тебе, билет я по ксерокопии брала. Это вам на дорогу! — За конвертом последовал тяжелый пакет с ручками. — Присмотри за ними! Совсем дети: двое даже в армии не служили. Потом поговорим! Устроюсь в купе, позвоню!

Она повернулась и пошла к вагону. Раздумывать было некогда: по громкоговорителю объявляли об отправлении поезда. Я подбежал к спутникам, и мы помчались по перрону. Вскочить в вагон успели в последний момент.

— Давайте знакомиться! — предложил я, когда компания завались в купе. — Меня зовут Игорь.

— Я — Леша! — выпалил худощавый, белобрысый паренек и покраснел.

— Степан! — поспешил второй, очень похожий на первого, только чернявый.

— Мы братья! — пояснил Леша. — Двойняшки. Нам недавно восемнадцать исполнилось.

"Мда!" — подумал я.

Третий из компании, широкоплечий и кряжистый парень, солидно протянул мне ладонь.

— Олег!

— Служил? — спросил я, пожимая могучую длань.

— В десанте! — подтвердил Олег. — Младший сержант.

— Значит так, мужики! — сказал я. — Делим места. Молодым — верхние полки, дедам — нижние. Правильно?

Олег одобрительно кивнул.

— Размещайтесь! — предложил я. — Я пока гляну, что нам в дорогу собрали.

Бросив под полку сумку, я раскрыл пакет и стал выгружать на стол содержимое. Очень скоро по сторонам нарисовались спутники, а я все выкладывал и выкладывал. Нарезанная ломтиками ветчина и колбаса разных сортов в вакуумной упаковке, красная рыба, сыр, какие-то салатики в баночках, хлеб, соус... В завершение на столике, заваленным едой, появились минералка и плоская бутылка со светло-коричневой жидкостью.

— Не фига себе! — прокомментировал Олег. — А это что? — Он взял бутылку.

— Виски! — заметил я. Небрежный тон дался мне с трудом.

— Никогда не пробовал! — сказал Олег. — Такого! — добавил он торопливо.

Я тоже не пробовал, но сообщать об этом не стал. Лешу со Степаном и спрашивать было нечего: глаза у обоих были по блюдцу.

— Садитесь ужинать! — предложил я.

В пакете нашлись одноразовые стаканы, скоро компания, опрокинув по рюмке, оживленно работала челюстями. Я жевал нехотя — от переживаний пропал аппетит, зато остальные буквально сметали закуску. Особенно налегали братья. Они забрасывали рыбу с ветчиной в рот и глотали, едва прожевав.

— В детдоме так не кормили! — смутился Степан, заметив мой взгляд.

— Сироты? — спросил я.

— Ага! — подтвердил Леша. — Нас у мамки по суду забрали. Пила много. Мы ее потом больше не видели. Писали, но она не отвечала. Квартиру нашу другим отдали, мы в общаге жили.

— И я в общаге! — прогудел Олег. — Как бабка померла. Дом тетка забрала, меня выгнала. Сказала, что еще неизвестно, от кого меня мамка родила — не похож на ее брата. А вступиться некому: мамка-то померла.

"Так! — подумалось мне. — Интересный расклад!"

— Ешьте! — сказал, придвигая спутникам закуску.

В этот момент зазвонил сотовый.

— Заходи! — сказала Ольга.

Купе ее оказалось двухместным. Причем, как понял я, попутчиков Ольге не намечалось. Одна из полок была сплошь завалена сумками и одеждой.

— Садись! — пригласила Ольга.

Она переоделась в халат, только не белый, а цветной. Тот, однако, обтягивал ее тело не менее привлекательно. Столик был сервирован к ужину. Среди тарелок с закуской с аккуратно разложенной закуской, возвышалась бутылка вина.

— Открой! — Ольга протянула штопор.

Я послушно вытащил пробку, мимоходом заметив, что вино французское и, наверное, дорогое. Вино разлил по бокалам. Именно бокалам, а не пластиковым стаканчикам, как в их купе. Где Ольга раздобыла посуду, оставалось только догадываться.

— За удачную командировку! — сказала Ольга, чокаясь.

Она осушила бокал до дна. Я свое вино лишь пригубил.

— Ты чего? — удивилась Ольга.

— Не пью! — пожал я плечами.

— Не надо! — погрозила она пальцем. — Отбор закончен, таиться нечего. Знаю я, как вы не пьете! — Она хмыкнула.

— С ребятами посидели! — поспешил я. — Больше не хочется.

— Зря! — покачала она головой. — Я же сказала, что приглашу. Значит, будешь смотреть, как я ем. Вот!

Она хихикнула и набросилась на еду. Я заметил, что закуска на тарелках была подороже, чем для нас: лосось, палтус и ломтики темно-коричневой бастурмы.

— Не стесняйся! — пригласила Ольга.

Я пожевал из вежливости пряный, твердый ломтик вяленого мяса, бросил в рот сочащий жиром кусочек палтуса и запил это глотком вина. Оно оказалось терпким, но приятным. А вот Ольга ела жадно, постоянно прихлебывая из бокала: едва успевал его наполнять. Она допила все, сдвинула тарелки к окну и достала из сумочки сигареты.

— Ты чего? — изумился я.

— Ерунда! — махнула она рукой. — За все заплачено. Вентиляция вытянет.

Ольга оказалась права. Заглянувшая вскоре проводница, сделала вид, что не чувствует запах дыма. Она прибрала со стола пустые тарелки и принесла кофе. В чашках!

— Почему все отобранные сироты? — спросил я, когда Ольга осушила свою.

— Заподозрил, значит? — хмыкнула та. — Не зря в Цюрихе про образование предупреждали. Везут вас, бедненьких, на органы разбирать!

Она захохотала. Я нахмурился.

— Не бойся! — сказала она, отсмеявшись. — Пальцем не тронут. Пылинки с вас будут сдувать. Такая работа для мужика — счастье! Мечта. А что до сирот, так все просто. Я отобрала девять человек. Пятерых родственники не отпустили.

— Почему?

— Контракт на пять лет. Без отпусков и длительных выходных.

— Правда?

— Ты же не читал! — всплеснула она руками. — Совсем забыла!

Ольга полезла в сумочку и выложила на столик листки в прозрачном файле. Я извлек их и углубился в чтение.

Контракт был коротким — всего на двух страничках. Каждый пункт на русском языке был продублирован по-английски. Работник обязывался исполнять порученные ему обязанности — аккуратно и добросовестно, работодатель гарантировал выплату зарплату и надлежащее содержание. За рабочим днем следовал день отдыха, а вот отпусков и в самом деле не предусматривалось. Я внимательно перечитал английский текст — тот полностью соответствовал русскому.

— Ну что? — спросила Ольга. — Устраивает?

Я взял предложенную ручку и подписал оба экземпляра. Пять лет без отпуска — это, конечно, стремно, но на месте будет видно. Главное, освоиться, оглядеться, обзавестись деньгами. А там... Диплом и сертификат врача у нас в сумке, а уволиться за границей проще простого. Собрался и ушел.

— То-то! — сказала Ольга, пряча контракт. — Хотела спросить: ты и вправду мастер спорта?

— Ага! — подтвердил я. — По гимнастике.

— Так-то гляжу: маленький...

Я не люблю, когда мне говорят о росте. Не такой я и маленький: 167 сантиметров! Даже с половиной...

— Покажись! — попросила Ольга. — Разденься!

Я пожал плечами и стащил джемпер, следом — рубашку.

— Ух, ты!

Ольга встала и тронула ладонью грудную мышцу. Я усмехнулся и согнул в локтях руки, демонстрируя бицепсы. Она их немедленно ощупала. После чего ткнула пальцем в рельефные мышцы живота.

— Уважаю таких мужиков! — сказала, почему-то тяжело дыша. — Не пьет, не курит, спортом занимается. Не то, что нынешние. Я за собой тоже смотрю. Гляди!

Она распахнула халат. Под ним ничего не оказалось, даже трусиков. Две груди, тяжелые, но не отвислые, колыхнулись, задорно уставившись на меня розовыми сосками. Он невольно сглотнул.

— Потрогай! — шепнула Ольга. — Это настоящее! Никакого силикона!

Я, уже понимая, что дальше произойдет, положил ладони ей на груди. Бережно стал их ласкать. Она закрыла глаза и задышала — часто и порывисто. Затем вдруг резко отбросила мои руки и впилась мне в губы. Ее язык скользнул мне в рот и заелозил там, скользя вдоль десен. Поцелуй вышел долгим. Наконец Ольга простонала и отстранилась.

— Давай! — велела лихорадочно. — Быстрее!..

— Ты молодец! — сказала она, когда мы угомонились. — В постели о женщине думаешь. И вообще... Встретить такого в каком-то Задрищенске! Красавец, умница, да еще порядочный...

— С чего ты взяла? — удивился я.

— Навела справки. Влезла на твою страничку в социальных сетях, — Она хихикнула. — Прямо удивительно! Ни флирта, ни ругани, ни скабрезных шуточек. Не мужчина, а мечта! Как тебя до сих пор не подцепили?

— Не подцепился, — буркнул я.

— Ты не прост, — согласилась Ольга. — Я заметила. Может тебя не отдавать? Оставить себе?

— А контракт?

— Порвать и выбросить! — хмыкнула Ольга. — Везла четверых, один передумал дорогой. Всего-то делов! А?

Я не ответил.

— Не оставлю! — решила Ольга. — Сбежишь! Зачем мне колобок? От других ушел и от меня укатишься. Ладно, устала. День был тяжелый. Давай еще разок и будем спать...

Когда я вернулся в купе к ребятам, братья-двойняшки посапывали на верхних полках. Только Олег сидел на расстеленной постели. Голова его качалась в такт движениям вагона.

— Что так долго? — спросил, увидев меня. Язык у бывшего десантника ворочался тяжело. — Не дождались! — Он указал на пустую бутылку. — Самогон, конечно, но вкусный.

— Не важно! — махнул я рукой и стал застилать постель.

— Я вот думаю, — продолжил Олег. — Какую машину сначала купить? Подержанную, или подсобрать денег — и новую?

— Подержанную! — посоветовал я. — Чтоб не жалко разбить. Ты, наверное, водить не умеешь?

— Я?! — обиделся Олег. — Да я в армии рулил всем, что движется!.. Два года по контракту! Потом надоело. Платят копейки, а имеют во все дырки.

— Это точно! — согласился я, вытягиваясь на полке.

— Значит, новую?

— Ага! — сказал я, зевая.

— "Биммер" или "мерседес"? Как думаешь?

"Один хрен!" — хотел сказать я, но не успел. Уснул.

2.

Вопли гонца умолкли к закату. Тарготао жевала конину, отбитую под седлом на спине лошади, когда крики, перемежаемые стонами, вдруг резко оборвались.

"Ага! — поняла Тарготао. — Рябая Шпако все же добилась ответа".

В подтверждение ее мысли явилась Шпако, потная и усталая. Ее испещренное рытвинами лицо сияло. Склонившись перед предводительницей, Шпако замерла, ожидая приглашения сесть. Тарготао помедлила. Видеть могучую сарму, униженно ожидающую ее повеления, было приятно.

— Садись! — смилостивилась, наконец, Тарготао.

Палач села и поджала ноги. Взгляд ее выражал преданность.

— Заговорила? — спросила Тарготао.

— Да, великая! — поспешила Шпако. — Рассказала все, — она ухмыльнулась.

— Все ли?

— Можешь верить мне, великая! — насупилась палач.

— Говори! — велела Тарготао.

— Мушей ждут завтра. Их будет четверо.

— Мало! — нахмурилась Тарготао.

— Так сказала гонец. У нее не было причины скрывать правду.

— Хорошо! — кивнула Тарготао. Четверо — это плохо, но лучше, чем ничего. — А конвойная ала?

— Запаздывает, — ухмыльнулась Шпако. — В бурге тревожатся. Гонца как раз выслали, чтобы поторопить.

Тарготао едва сдержала крик радости. Получилось! Сотня, направленная навстречу ромам, сумела тех задержать. Наверняка ала, завидев противника, вместо того, чтобы ударить сходу, спешилась и загородилась щитами. Трусливые ромы всегда так делают — берегут воинов. Лишь выждав, когда у противника кончатся стрелы, садятся в седла. Только сармы к тому времени уже далеко. Преследовать их — зря тратить время. Каждое нападение степняков отбирает у ромов день пути. Пока вернутся разведчики, высланные проверить, далеко ли ушел противник, пока ала выстроится в походную колонну...

— Держи! — Тарготао швырнула Шпако мягкий, пахнущий конским потом кус мяса. — Заслужила!

Та схватила и набросилась на еду, жадно урча. "И в самом деле собака!" — подумала Тарготао, встала и направилась к шатру. Вскоре оттуда полетели быстроногие посыльные. Сотницы прискакали быстро. О перехваченном гонце они знали и ждали вызова.

— Завтра на рассвете! — объявила Тарготао. — Начнем затемно. Часовые будут дремать.

Сотницы обрадовано загомонили. Долгое ожидание утомило орду. Кони съели траву на полдня пути, торока с овсом опустели. А в бурге зерна много — ромы запасливы.

— Снимаемся! — велела Тарготао. — Нельзя опоздать. Идти тихо, копыта коней обернуть шкурами. Тем, кто насторожит часовых, сломают спину. Остановимся в пяти полетах стрелы от стен, дальше — пешком...

* * *

Часовой мотнула головой, отгоняя сон, и прислушалась. Ей показалось, и вправду раздался странный свист? Кому здесь быть? Сармы не подступают к крепости затемно: топот коней по ночам слышен издалека. Они подлетают днем, засыпают стены стрелами, после чего сразу отскакивают. Иначе скорпионы, установленные в башнях, начинают метать дротики, пробивающие даже железный доспех, к скорпионам подключаются онагры, бросающие через стены тяжелые камни. Те проделывают в рядах сармов целые бреши. Воя от бессилия, кочевники отступают. А если в стенах бурга квартирует ала, та немедленно вылетает через ворота и врубается в ряды степняков, сея смерть жалами дротиков и клинками остро отточенных спат.

Звук повторился. Часовая прищурилась. Светильник, пылавший на стене, слепил глаза. Центурион приказала выставить его и поддерживать огонь, дабы ала, спешащая к бургу, не заплутала в ночи. Гонец, ускакавший вчера, везла але приказ: спешить, невзирая на время суток. Об одном только не подумала центурион: огонь на стене лишает часовых зоркости. Глаза, ослепленные ярким пламенем, не видят в ночи.

Часовая отошла от светильника и выглянула между зубцов. Она не подумала, что вот так, на фоне пылающего светильника, представляет собой отличную мишень. Ее просчетом немедленно воспользовались. Стрела, прилетевшая из темноты, пробила воину горло. Она захрипела и упала на дорожку. Звякнула лорика, соприкоснувшись с камнем, затем прозвенел соскочивший с головы убитой шлем, но эти звуки уже никого не встревожили. Взобравшись по наброшенным на зубцы арканам, на стены прыгали сармы. Часовых в башнях вырезали вмиг. Вскоре заскрипели, открываясь, ворота, и внутрь бурга, вопя и размахивая топориками, ворвалась орда. К тому времени, когда солнце показалось из-за гряды холмов, все было кончено. В живых из защитников крепости не осталось никого.

Тарготао въехала в бург с первыми лучами. Хищно раздувая ноздри, оглядела заваленный телами двор, распахнутые двери складов, откуда воины тащили, просыпая и расплескивая, сосуды с зерном и уксусом, усмехнулась, видя, как обдирают доспехи с убитых ромов. После чего жестом подозвала ближайшую сотницу.

— Убрать! — велела, указывая на трупы. — Двор подмести, везде навести порядок. Воинов спрятать!

— Зачем, о, великая? — удивилась сотница.

— Затем, что явятся муши! — рявкнула Тарготао. — Увидят — и убегут обратно. Нам нужны они или зерно?

"Зерно — тоже!" — хотела сказать сотница, но, натолкнувшись на бешенный взгляд желтых глаз, униженно склонилась. Спустя короткое время двор и стены бурга были очищены от трупов и мусора. И это дало плоды. План Торгатао сработал. Солнце еще карабкалось к башням бурга, как орда еже скакала прочь. Груженные добычей кони шли медленно. Мешки с зерном, с сосудами с вином и уксусом висели по сторонам потных крупов. Поперек спин четырех лошадей лежал самый ценный груз. Ремни, пропущенные под животами коней, крепко схватывали мушей по рукам и ногам.

К полудню кони устали, и Торгатао объявила привал. Воин из личной охраны поднесла ей кусок конины, отбитый седлом. Предводительница отхватила зубами кусок и прожевала, морщась от удовольствия. После чего велела позвать старшую сотницу. Та явилась почти сразу.

— Поведешь орду! — велела Тарготао.

— А ты, о, великая? — удивилась сотница.

— Возьму десяток воинов, мушей и пойду другим путем.

— Это опасно, великая!

— Нисколько! — усмехнулась предводительница. — Ромы двинутся за большой ордой. Им не интересен след десятка коней. В погоне за большой добычей пренебрегают малой. Я хочу доставить мушей в Балгас живыми. Если ромы окружат орду, их придется убить.

— Ты мудра, о, великая! — склонилась сотница.

"Знаю!" — хотела сказать Тарготао, но сдержалась. Сотница не догадалась спросить, что случится с ордой, когда ту настигнет ала. Что ж... Пусть беспокоится о предводительнице, а не о себе самой. Таргатао нужно вернуться живой. В Балгасе недовольны ее самовольством. Она увела орду к бургу ромов, не слушая возражений старейших. Те разозлятся. Особенно, когда из пятисот воинов орды, вернется от силы сотня. Однако четыре молодых и здоровых муша заставят умолкнуть даже самых рьяных. Еще никто из сарм не брал у ромов такую добычу. Торгатао подымут на щите! Ее объявят лучшей воительницей степи. Многие роды попросятся под ее руку. Степь любит удачливых...

Маленький отряд двинулся в путь, когда под копытами ушедшей орды еще не осела пыль. Скакали недолго. У ручейка, бегущего от недалеких гор, Таргатао велела остановиться. Ей не терпелось насладиться добычей. Зря, что ли, она вынашивала замысел и так блестяще его осуществила? К тому же у нее Дни...

По ее знаку воины стащили с лошадей мушей и сорвали мешки с их голов. На ярком солнце муши прищурили глаза. Ноги держали их плохо. Оно и понятно. От долгого пребывания в одном положении связанные конечности затекли и набухли кровью. По знаку предводительницы воины развязали ремни на руках и ногах пленников. Опасаться нечего — муши не воины. Убежать не смогут: куда деться в открытой степи от конной сармы? Пленники растирали кисти и переминались с ноги на ногу. Таргатао велела их напоить. Муши пили жадно, проливая воду на туники. Сразу видно, не степняки. Те приучены беречь каждую каплю.

Тарготао наблюдала, выбирая. Двух щуплых она забраковала сразу. Ее будущая дочь должны быть сильной. Третий муш был высок и широкоплеч. Торгатао едва не остановила выбор на нем, но тут последний из пленников опустил чашу. Таргатао едва не вскрикнула. В бурге, торопясь уйти, она не стала разглядывать добычу. Зря. Боги послали ей дивного муша! Пленник был светловолос и голубоглаз, а румянец на его щеках говорил об отменном здоровье.

По знаку Таргатао воины сорвали с него тунику — голубоглазый и глазом моргнуть не успел.

— Тца-ца-ца! — застонала Тарготао.

У муша оказалось прекрасное тело. Широкие плечи, узкая талия, стройные ноги, бугры мышц на руках и груди. Невысок, но силен. Какие дети будут от такого красавца! Вся степь обзавидуется. Тарготао провозгласят главой родов! Завистникам придется умокнуть: их косоглазые ублюдки не сравнятся с ее детьми. Она не повезет этого пленника в Балгас, ни за что не повезет! Спрячет в орде. Будет рожать от него сама. И лучше зарежет, чем отдаст.

Тарготао повелительно указала на землю. Подскочившая Шпако расстелила на траве войлок. Воины подвели голубоглазого и знаками приказали ложиться. Муш попробовал упереться. Шпако двинула его кулаком в живот. Муш охнул и согнулся.

— Не сметь! — прорычала Таргатао. Этой собаке только дай волю — искалечит любого. Таргатао нужен здоровый муш, а не калека. Она пнула Шпако в зад и оттолкнула в сторону.

— Не бойся! — сказала она пленнику, стараясь придать голосу мягкость. — Тебе понравится.

Муш что-то ответил, Таргатао не поняла, но оскалилась и указала на войлок. Муш затравленно оглянулся и сел. Таргатао, нажав на его плечо, опрокинула голубоглазого на спину и, присев, стащила с него набедренную повязку. От открывшего зрелища у нее стало влажно в промежности. Таргатао торопливо расстегнула пояс с оружием, сбросила сапоги и стянула кожаные штаны, бросив все рядом. Рубаху с нашитыми на ней железными пластинками снимать не стала — незачем. Придет время, и она насладится всем телом муша, но сейчас достаточно короткого соития. Тот уймет горящий в ее чреслах огонь и покажет воинам, кому принадлежит этот самец.

На вид ее обнаженного тела муш не откликнулся. Тарготао удивилась. Самцы в орде истекали соком, как только видели ее без штанов. Правда, их у нее всего двое, и они не сумели подарить ей ребенка. Голубоглазый сможет! Надо ему помочь. Тарготао знает как.

Она склонилась над мушем, но тут вдруг завопил и попытался вскочить. Подскочившая Шпако прижала голубоглазого к земле. Ей явно хотелось заслужить прощение.

— Отпусти! — велела Тарготао.

Шпако отскочила. Таргатао потянулась к поясу, лежавшему на земле, и вытащила из ножен кинжал.

— Смотри! — сказала она мушу, приблизив лезвие к его глазам. — Будешь кричать, отрежу язык. Мне он не нужен. Веди себя смирно, и не пожалеешь.

Муш умолк и уставился ей за спину. Взгляд его выражал удивление и испуг. Таргатао усмехнулась и воткнула кинжал в землю — чтобы только протянуть руку и взять. После чего склонилась над промежностью самца.

Его рывок ногой стал внезапным. Колено муша врезалось предводительнице в подбородок. Зубы Тарготао щелкнули, после чего пришла темнота...

* * *

Игорь пришел в себя от тряски. Он лежал животом на чем-то теплом, и оно тряслось и двигалось. Он открыл глаза. Темно. Вернее, сумрачно. Игорь словно смотрел через плотную ткань. Спустя мгновение он догадался, что это ткань и есть. На голову ему надели мешок. Плетение ниток на рогоже было грубым, сквозь отверстия просматривалось частое мелькание. Его везут. Куда, кто?

Игорь подвигал руками и ногами. Те оказались связанными. Причем, стоило попытаться поднять руки, как тянуло вниз ноги, и наоборот. "Я лежу животом на спине лошади, — догадался Игорь, — руки привязаны к ногам ремнем, пропущенным под ее животом. Хреново!"

Его слегка мутило, саднил ушибленный затылок, но он усилием воли заставил себя об этом забыть. Не время. Нужно вспомнить, что произошло, и определиться, как быть дальше.

...В поезде они проснулись поздно: сказалось выпитое вечером виски, а у кого-то — и бурный секс. Позавтракали остатками купленной Ольгой снеди, запили ее чаем. В одиннадцать позвонила Ольга, спросила, все ли в порядке. Голос у нее был сонным — видать дрыхла без задних ног. Игорь заверил, что лучше не бывает, Ольга сообщила, что поезд прибывает через полтора часа, следует быть готовыми, и отключилась.

Москва встретила их мокрым снегом. Ольга завела компанию в привокзальную забегаловку, накормила шаурмой, причем, как заметил Игорь, сама есть ее не стала — ограничилась булочкой с кофе. Затем они загрузились в такси — все пятеро. Ольга, естественно, уселась рядом с водителем, мужчинам пришлось тесниться на заднем сиденье. Хорошо, что это оказалась "волга", а не "лада". Таксиста, пожилого кавказца с тоненькими усиками, перегруз нисколько не обеспокоил: видимо Ольга пообещала компенсировать. Из-за пробок они добрались в аэропорт к шестнадцати: по громкой связи уже объявляли посадку на Анкару. Ольга взяла у них паспорта, куда-то сбегала и вернулась с билетами.

— Вот! — сказала, вручая их Игорю. — Веди ребят! Там встретят.

— Как их узнаю? — спросил он.

— По своей фамилии. Я сказала, что ты старший.

Она проводила их до паспортного контроля, на прощание на миг прижалась к Игорю щекой.

— Спасибо! Не поминай лихом!

Когда Игорь, пройдя контроль, оглянулся, ее уже не было...

Что было дальше? В самолете их снова накормили. Мест в салоне хватало — не сезон, и братья-двойняшки весь перелет просидели у иллюминаторов — они летели впервые в жизни. Олег снисходительно глядел на пацанов, но и сам от иллюминатора почти не отрывался. Игорю он признался, что прежде за границей не бывал. Сам Игорь в полете размышлял. В Турцию они летели туристами. Чтобы работать в этой стране, нужна виза, ее даже не подумали им открыть. Почему? Перед поездкой Игорь пробил информацию и выяснил: российский турист может находиться в Турции не более 90 дней. Если планирует остаться, следует обратиться в соответствующее ведомство и попросить разрешение. В принципе, так можно поступить, но почему не открыть визу сразу?

В аэропорту их встретил хмурый турок лет сорока. В руках он держал табличку с надписью "Mr. Ofsjanykoff". Игорь с трудом узнал свою изуродованную латиницей фамилию, и подошел к турку. Тот глянул в его паспорт, и повел компанию к микроавтобусу. Потом они долго ехали. Хмурый турок отказался водителем, кроме них четверых других пассажиров не оказалось. За окнами быстро стемнело, все уснули. В течение поездки Игорь несколько раз просыпался, пытался что-то рассмотреть в окно — напрасно. Через лобовое стекло в свете фар виднелась дорога, бежавшая навстречу, она петляла, сбоку появлялись скалы; как понял Игорь они ехали через горы. Значит, работать будут не на морском побережье...

С рассветом они вкатили в небольшой город. Микроавтобус, пропетляв по узким улицам, выехал на площадь и остановился перед воротами двухэтажного особняка, прилипшего к горному склону. Выглядели ворота солидно: стальные, высокие. На правом столбе прикреплена телекамера, сканирующая подходы и площадь. Водитель просигналил, створки ворот поползли в стороны, и микроавтобус въехал во двор.

Особняк за оградой походил на крепость: узкие, похожие на бойницы окна, стальная дверь, замаскированная под деревянную. Гостей провели внутрь. В просторном холле их встретил пузатый, лысый господин.

— Мне сказали, один из вас говорит по-английски? — спросил он, едва гости поставили сумки.

— Я! — отозвался Игорь.

— Перфект! — заулыбался пузатый. — Значит, обойдемся без переводчика. Добро пожаловать! Сейчас мы пройдем в комнату, где я все объясню и покажу...

— Кофе будет? — перебил Игорь.

Толстяк ему не понравился. И еще больше — то, что по обоим его бокам застыли дюжие охранники. Их пояса оттягивали тяжелые пистолеты в открытых кобурах, дубинки и еще какая-то хрень в кожаных чехлах.

— Кофе? — задумался толстяк. — Пожалуй! — Он обернулся к одному из охранников: — Керим! Принеси!

Охранник скривился, но ушел. Спустя короткое время он явился с подносом, на котором стояли четыре бумажных стаканчика. Игорь, ожидавший настоящего турецкого кофе, был разочарован: охранник явно воспользовался кофейным автоматом. Они выпили коричневую бурду, которая вдобавок оказалась без сахара, и прошли за толстяком.

— Раздевайтесь! — сказал толстяк, проведя их в просторную комнату. — Снимайте с себя все, вплоть до белья. Переоденьтесь в это! — он указал на разложенную на лавке одежду. — Здесь все по вашим размерам. На каждом комплекте — табличка с именем. Не перепутайте!

Игорь присмотрелся. На стопках с одеждой и вправду лежали бумажки с именами. "Mr. Ofsjanykoff", "Mr. Smyrnoff", "Mr. A.Shymko" и "Mr. S.Shymko".

— Как это надевать? — удивился Игорь, разглядев наряд.

— Объясняю! — подскочил толстяк. — Там, где вы будете работать, все устроено под античность. Ваш наряд должен соответствовать эпохе — до каждой детали. Поэтому набедренная повязка вместо трусов, туника вместо верхней одежды, плюс кожаный пояс и сандалии. Я помогу вам облачиться!

На переодевание ушло время. Если с набедренными повязками и туниками с грехом пополам разобрались, то с сандалиями пришлось помучиться. Они представляли собой кожаную подметку, крепившуюся к ноге ремешками, обвивавшими икры. В них все запутались, особенно двойняшки. Как успел заметить Игорь, к нарядам их работодатель подошел скрупулезно. Одежда выглядела аутентичной времени: ткань соткана не на фабрике, швы сметаны вручную. Это обстоятельство несколько успокоило теплившуюся внутри Игоря тревогу, появившуюся после того, как они зашли в особняк. Для того чтоб пустить людей на органы, так заморачиваться не станут.

Переодевшись, гости с улыбкой оглядели друг друга. Выглядели они забавно.

— Как бабское платье! — заметил Олег, одергивая на себе тунику. — Во, блин, попали!

Братья Шимко захихикали. Игорь, к своему удивлению, ощущал себя в тунике комфортно. Не жмет, не давит, и телу приятно. Он прошелся — замечательно! Он стал укладывать в сумку снятую с себя одежду, как вдруг заметил, что один из охранников, уже знакомый ему Керим, с интересом поглядывает на его ноутбук. Взгляд у охранника был нехороший, оценивающий. Игорь нахмурился.

— А наши вещи? — спросил у толстяка.

— Не волнуйтесь, все будет в сохранности! — заверил тот. — Ничего не пропадет. Готовы? Пройдемте!

Они шагнули в боковую дверь и оказались в пещерном гроте. Тот оказался высоким и широким. Через два десятка шагов грот повернул, четверо россиян, толстяк и два охранника оказались у перегодившей дорогу стальной решетки. Керим повозился с ключами, и уперся руками. Решетка, открывая путь, покатилась по стальной рельсе, уложенной на полу.

"Не фига себе! — подумал Игорь, оценив толщину и крепость стальных прутьев. — Это от кого они так загородились?"

— Вам туда! — указал толстяк.

Гости в недоумении застыли. В шагах десяти перед ними стояла плотная завеса. Сотканная из тумана опалово-молочного цвета, она переливалась и трепетала.

— Что это? — изумился Игорь.

— Не волнуйтесь! — улыбнулся толстяк. — Это не опасно. Керим! Покажи!

Охранник протопал вперед, шагнул в завесу, скрылся за ней и почти сразу явился обратно. Толстяк что-то спросил его по-турецки, Керим коротко ответил и пожал плечами. Толстяк недовольно что-то сказал, Керим ответил, и с минуту они препирались.

Если б Игорь знал турецкий язык, то насторожился. Ибо толстяк спросил у охранника:

— Почему так скоро? Уже ждут?

— Там никого нет.

— Следовало позвать! Нарушаешь правила.

— А что может случиться? Крепость все же.

— Правила не отменяли. Получим претензию, потеряешь работу.

— А кто пожалуется? Мы их больше не увидим.

— Торопишься разделить вещи? Я видел, как ты смотрел на ноутбук!

— Сыну обещал подарить. Дорого стоит. А тут сами привезли. Давайте их выпроводим побыстрее, эфенди!

Толстяк повернулся к гостям:

— Идите! Там вас встретят и накормят, затем отвезут к месту работы.

Игорь не понравился этот непонятный диалог, и он остановил уже шагнувшего к завесе Олега.

— Я — первый! Если там все нормально, позову. Ждите!

Он скрылся за маревом. Толстяк подскочил к оставшейся троице.

— Гоу! Гоу!

Он тыкал пальцем в завесу.

— Нам сказали ждать! — возразил Леша Шимко.

— Отвали! — сказал Олег турку и показал кулак.

Толстяк обернулся к охранникам. Те, не сговариваясь, вытащили дубинки и, похлопывая ими по ладоням, стали приближаться.

— Бляди турецкие! — выругался Олег. — Идемте, парни! У них пистолеты, иначе я бы их уделал. Ничего, мы еще вернемся! Кровью ссать будут! Держитесь за мной!

Он зашагал к завесе. Следом устремились двойняшки. Толстяк и охранники проводили их взглядами, после чего, заперев решетку, вернулись в комнату. Здесь охранники мигом вывернули на пол содержимое сумок гостей. Одежду они презрительно бросали в сторону, а вот документы, кошельки, мобильные телефоны и другие, показавшиеся им ценными, вещи складывали на скамью. Толстяк, презрительно кривясь, наблюдал за этой сценой.

— Щайтан! — внезапно воскликнул он и схватил со скамьи бумаги.

— Что это? — поднял голову Керим.

— Диплом. Сертификат... — пробормотал толстяк, разглядывая. — Один из русских — врач!

— Что с того?

— Людей с высшим образованием, особенно медицинским, категорически запрещено перемещать! Надо было сразу посмотреть и отправить его обратно! Теперь поздно — он прошел.

— И не пожалуется! — хмыкнул Керим. — Я беру это! — сказал он напарнику, указывая на ноутбук. — Тебе — все остальное.

Тот поморщился и кивнул. Толстяк швырнул документы на пол.

— Все бумаги и одежду в печь!

Он повернулся и вышел.

3.

Игорь Овсянников, попаданец, твою мать!

За опаловым маревом оказалась пустая комната. Я остановился и осмотрелся. Стены сложены из каменных блоков, в них прорезаны узкие окна, похожие на бойницы. Под ногами — пол из некрашеных, темных плах, над головой — вделанные в кладку стен балки, поверх которых — такие же плахи. К стене слева пристроена деревянная лестница, ведущая на следующий этаж. Судя по всему — последний: из проема в потолке падал свет.

Мебели в комнате не имелось, как и людей. Я собрался их позвать, как вдруг насторожился. Запахи... Вонь давно немытых тел меня не встревожила — врачу и такое приходится обонять, но вот этот... Сырой, железистый, запах был мне хорошо знаком. Так пахнет свежая кровь...

Я помедлил. Открытая дверь в стене напротив манила, но шестым чувством я ощутил: туда лучше не соваться. Стараясь неслышно ступать, я подобрался к лестнице и взобрался наверх. Предположение о последнем этаже оказалось верным. Открытая площадка, огражденная невысокой стеной с зубцами. Я ступил на перекрытие, огляделся и замер. Под стеной ничком застыло мертвое тело. Я понял это с первого взгляда. Характерная поза, положение конечностей...

Я подбежал и перевернул труп. Женщина... Умерла недавно — тело не успело остыть. У давних трупов кожа на ощупь очень холодная. Убитой перерезали горло — глубоко, до самого позвонка. Кровь успела вытечь, образовав под телом обширную лужу. Отсюда, видимо, она просочилась в щели меж плахами — оттого и появился железистый запах этажом ниже. У меня, некурящего, обоняние острое. На женщине были грубые сандалии, подкованные железными гвоздями, и красная туника — испачканная в крови, измятая и изорванная. Коротко стриженные волосы растрепаны. Похоже, что с тела что-то снимали, причем, небрежно его при этом ворочая. "Наверняка доспех", — подумалось мне.

Я не знал, почему в голову пришла эта мысль. Никакого оружия возле убитой не наблюдалось. Но черты лица ее были грубы, руки и ноги — мускулисты, убитая походила на воина, а не на утонченную барышню. У барышень не бывает такой обветренной кожи на лице и грубых мозолей на ладонях. И, самое главное, под туникой убитой обнаружился хвост — длинный и покрытый короткой шерсткой. Абзац!

Я встал и выглянул между зубцов. Внизу лежала крепость, небольшая, но хорошо укрепленная, выстроенная в форме буквы "п". По углам перекладины "буквы" высились квадратные башни, выступающие за стены, сам крепость примыкала к скале, к которой прилепилась третья башня, на площадке которой я стоял. Во внутреннем дворике я заметил какие-то строения. Единственные ворота крепости были распахнуты. За ними, в отдалении виднелись люди и кони. Люди что-то грузили на спины лошадей, они суетились и махали руками. Я присмотрелся. Одеты иначе, чем мертвая женщина, но тоже с хвостами.

"Твою мать! — подумал я. — Куда это нас занесло? Надо немедленно возвращаться. Там же парни ждут! Вдруг сунутся!"

Я подбежал к проему, скатился по лестнице на нижний этаж и замер. В лицо мне смотрели остро отточенные наконечники копий. Копья сжимали в руках люди в кожаных рубахах с нашитыми на них железными пластинками и остроконечными шлемами на головах. Плоские, широкие лица, покрытые редкой шерсткой, широкие носы, выдающиеся вперед челюсти. Хвосты между ног... Люди?

В стороне задавленно вскрикнули. Я скосил взгляд. Окруженные такими же существами с копьями, у входа в грот жались Олег с братьями. Блин, не послушались! Что делать? Позвать охранников? Так они, выпроводив парней, наверняка ушли.

Одно из существ грозно прорычало и потрясло копьем. Я машинально поднял руки. Существо оскалилось, показав острые, желтые зубы и что-то сказало. Другие засмеялись. Я разобрал слово "муш".

— Ничей я не муж! — возразил сердито. — Я здесь случайно мимо проходил. С вашего позволения уйду, — я ткнул пальцем в сторону прохода. — И ребят заберу.

Существо нахмурилась и что-то сказало. Сбоку мелькнуло. В следующий миг удар по затылку бросил меня в темноту...

"Меня оглушили и связали, — подвел я итог. — Надели на голову мешок, а теперь куда-то везут. Зачем? Потребовать выкуп? Нахрен мы кому-то сдались! Копейки не дадут. Обратят в рабов? Возможно. И это еще не худший вариант. Вариант с пересадкой органов здесь не катит: раз с копьями, то технологии не те. А вот в жертву какому-нибудь божку принести могут. С них станется..."

Удивительно, но я отчетливо понимал: это не сон и, тем более, не ролевая игра. В инсценировках не перерезают людям глотки. Там не глушат участников ударами по голове и не бросают их кулями поперек спин лошадей. За подобные штуки можно огрести, причем, не слабо. А откуда, скажите, взялась крепость? Какой бы малой не выглядела горная гряда, к которой прилепился особняк на той стороне прохода, но ширина ее составляет сотни метров, а по гроту мы прошагали не более двадцати. Да и сама крепость... Похоже на древний романский стиль, но оборонительные сооружения того времени в такой сохранности до нас не дошли — я это отлично помнил, интересовался когда-то. Построили реплику? Стоит немереных денег. Сумасшедшие миллиардеры, конечно, найдутся, но о такой стройке знал бы весь мир. Да и зачем миллиардеру мужики из России? К чему переодевать их в античную одежду? Чтобы огреть по башке? Не вяжется. А внешность похитителей? Людей, конечно, можно загримировать, но это стоит больших денег и отнимает кучу времени. Тут нечто другое. Нас забросили в какой-то иной мир. Обманув и пообещав невиданную зарплату, но опять-таки — не затем, чтоб сунуть в мешок. У нас с парнями имелось другое предназначение. Какое?

Ответ этот и другие вопросы я не нашел и решил не терзать себя попусту. Рано или поздно куда-то привезут, а там видно будет. Я попытался, напрягая мышцы, ослабить путы на руках и ногах — не вышло. Стянули их качественно. Судя по царапавшим кожу острым углам пут, вязали нас ремнями, а не веревками. Такие не то что порвать, разрезать не просто: приходилось пробовать.

Из-за того, что я висел вниз головой, от крови, прилившей к голове, шумело в ушах. "День в таком положении, и разрыв аорты практически гарантирован, — тоскливо подумалось мне. — Эти хвостатые точно уроды. Где их, таких, откопали? Садисты отмороженные..."

Я попытался думать о чем-то другом, но мысли крутились вокруг нынешнего положения. Я попытался ругаться и даже плеваться, не помогло. Похитители, если и слышали меня, то не обращали внимания. Ко времени, когда меня сняли с коня и поставили на ноги, я был готов грызть любого, кто подойдет близко.

Мешок с головы сдернули. Я облегченно вздохнул, заметив рядом братьев и Олега. Нас не разлучили — добрый знак. Второй последовал тут же. Нас развязали и поднесли воды. Пока мы пили, я оценивал ситуацию. Мохнатых-хвостатых вокруг виднелось с десяток, уже легче. Правда, и с таким числом справиться не просто. Мы безоружны, а похитители обвешаны острыми железяками. Владеть ими они определенно умеют. Оглушили меня мастерски: сознание потерял, но сотрясения мозга не заработал. И ребята, похоже, в норме. Попытаться?

...По окончанию четвертого курса я снялся в кино. Моя внешность приглянулась продюсеру, приехавшему в наш городок снимать фильм. Мне предложили роль молодого казака. Слов у меня было всего ничего, зато требовалось много скакать и махать шашкой. Учил меня этому дядя Миша, каскадер с многолетним стажем, человек немолодой и желчный.

— Какой из него станичник? — рассердился он, увидев меня. — С такой мордашкой девок в офисах охмурять. А мы ему — шашку! Коню уши поотрубает...

Спорить с дядей Мишей я не стал, зато прилежно исполнял его указания. К его удивлению студент-медик весьма прилично сидел в седле, а вскоре стал лихо рубить на скаку надетые на колья тыквы.

— Вправду, что ль, из казаков? — подозрительно спросил дядя Миша. — С чего такой ловкий?

— Мастер спорта по спортивной гимнастике, — признался я. — А на лошади с детства ездить умею: в деревне рос.

— Глянь, какой перец! — покачал головой дядя Миша. — Раз так, буду учить по-настоящему. Только не для этих козлов. Они мудаки и снимают полную хрень. Я тебе покажу, как надо...

К концу лета я мог вращать шашкой, почти не касаясь ладонью рукояти, на скаку подцеплял клинком брошенный на землю платочек и разрубал его в воздухе. Дядя Миша меня хвалил и звал к себе в труппу. Но тетка настояла окончить вуз...

К тому времени, как я утолил жажду, диспозицию уяснилась. В банде, захватившей нас плен, главной оказалась тетка с желтыми глазами. (Я разглядел, что похитители — женщины. Правильнее сказать: самки.) Тетка стояла в центре окружившего нас кольца и держалась надменно. Выглядела она крепкой, но не атлетом. Вырубить не представляло труда. Для начала — ногой в пах, затем выхватить саблю — у желтоглазой она за поясом. Но как поведут себя другие хвостатые? Хорошо бы растерялись. Тогда подключится Олег — он парень тертый, и драться наверняка умеет. Глазами зыркает — очнулся. Двойняшек в расчет можно не принимать — не бойцы. У нас будет шанс...

Осмотревшись еще раз, я пришел к выводу, что шансов все же нет. Самки-воины держались настороже. Особую тревогу вызывала баба с рябой рожей, походившая на борца сумо в женском варианте. Она смотрела настороженно и хмуро. Эту кулаком не прошибешь...

Желтоглазая указала на меня и что-то прорычала. Подскочившие самки сорвали с меня тунику, схватили за руки и вывели в центр круга. Я даже испугать не успел, только сморщился. От похитительниц несло запахом застарелого пота. Судя по рожам, украшенным разводами грязи, о такой вещи, как умывание, они не подозревали. Меня, несмотря на протесты, усадили на войлок, при этом "сумоистка" заехала мне кулаком в живот. Удар едва не вышиб из меня дух. Я оказался прав — с рябой шутить не следовало.

Желтоглазая, оттолкнув "сумоистку", рявкнула на нее, затем сказала нечто примиряющее. Я не поверил, но подчиняясь жесту, сел. Желтоглазая толкнула меня в плечо, заставив упасть на спину, затем присела и стащила с меня набедренную повязку. Глаза у нее стали маслеными. Встав, желтоглазая сняла пояс с оружием, сбросила сапоги, затем стянула кожаные штаны.

На меня пахнуло таким "амбрэ", что едва не выблевал. Хорошо, что желудок был пуст. Впечатление усиливал вид кривых ног, покрытых густой растительностью и длинный, до земли, пушистый хвост. Мне невольно представилось, как в этой шерсти кишат блохи. Крикнув от отвращения, я попытался вскочить, но "сумоистка" припечатала меня к земле.

Желтоглазая снова рявкнула, и рябая отпустила меня. В руках желтоглазой оказался кинжал, и она помахала им у меня перед носом. Слов, сказанных гнусной самкой, я не понял, но догадаться не составляло труда. Убьет, но для начала изнасилует. Вот для чего нас похитили! Мерзость!

Я оглянулся сгрудившихся вокруг самок. Вырваться не удастся — их слишком много, и все не спускают глаз. Парни не помогут — стоят в сторонке и выглядят жалко. Я глянул вперед и едва не вскрикнул. В просветах между ногами столпившихся похитительниц виднелась шеренга воинов в доспехах. До них было шагов пятьдесят. Воины, натянув тетивы луков, целились в спины моих обидчиц.

Я скосил взгляд. Кинжал, воткнутый желтоглазой в землю, был неподалеку — дотянуться можно. Пора! Желтоглазая склонялась над моей промежностью. Быстрым движением я ударил ее коленом в подбородок. Затем, извернувшись, левой рукой схватил кинжал.

"Сумоистка" спикировала на меня, как ястреб на добычу. От тяжести, рухнувшей на грудь, у меня перехватило дыхание. Я собрался и, держа кинжал обратным хватом, ткнул им "сумоистку" в шею. Раз, другой... Клинок вошел в тело, словно в масло. Кровь хлынула из раны, заливая мне плечо и руку. "Сумоистка" захрипела и обмякла. Для верности я ударил ее в бок, целясь в печень, затем, поднатужившись, скатил с себя ставшее непомерно тяжелым тело.

Вскочив, я огляделся. Большинство похитительниц валялись на земле со стрелами в спинах. Некоторые корчились и хрипели, плюясь кровью. Уцелевшие бежали к лошадям. К ручью, размахивая клинками и что-то крича, неслась лава всадников.

Я бросил взгляд на ребят. Они, застыв, оторопело глядели на происходящее. "Собьют и стопчут!" — мелькнула мысль.

— Падайте! — закричал я. — Живо!

Первым сообразил Олег. Толкнув двойняшек в спины, он плюхнулся на живот рядом с ними. Я склонился над подававшей признаки жизни желтоглазой и поступил, как и положено врачу, гуманно: чиркнул остро отточенным лезвием по грязной шее — там, где проходит сонная артерия. Кровь из открывшейся раны ударила ключом. Я подобрал саблю и побежал к своим, где и встал, загородив их. Кем бы ни были летевшие к ним всадники, но парней надо защитить. Я старший из четверых и единственный, кто владеет холодным оружием...

К моему удивлению, на нас не обратили внимания. Одни всадники, подлетев, спрыгнули на траву и живо добили плосколицых. Другие бросились в погоню за убегавшими. Настигнув, зарубили. После чего, ведя на поводу трофейных коней, вернулись к становищу. Только после обратили внимание на пленников. Конные и пешие окружили нас, с любопытством разглядывая. Я едва не потерял дар речи. Это снова были женщины!

Выглядели они иначе. Одинаковые чешуйчатые доспехи, круглые шлемы, оставлявшие открытыми загорелые лица. Одеты спасительницы были в короткие туники, холщовые, не закрывающие икр штаны и сапоги из мягкой кожи. Лица самые обычные, человеческие. Слегка запыленные, но не грязные. Я опустил взгляд и вздрогнул: у этих тоже имелись хвосты!

— Какой красавчик! — внезапно воскликнула одна женщин. — Прямо статуя! И пенис имеется. Большой! Вот бы потрогать!

Остальные засмеялись. "Я понимаю ее! — удивился я. — Почему? Что это за язык? Латынь? Они говорят на латыни?"

— Скажи, пусть не спешит одеваться! — подключилась другая. — Где мы такое увидим?

Женщины захохотали.

— Я не статуя! — буркнул я.

Смех мгновенно утих. Из толпы выехала всадница на рыжем коне. Левый глаз ее закрывал пласт кожи с бровью наискосок, видимо сползший вследствие ранения. Из-за этого лицо всадницы имело зловещий вид.

— Ты говоришь по-нашему? — спросила она.

Я кивнул.

— Как твое имя?

— Игорь.

— Игрр... — произнесла она раскатисто. — Я Виталия Руф, старший декурион турмы "диких кошек". Скажи своим товарищам, чтобы не боялись. Мы друзья. Почему на тебе кровь?

— Это — ее! — я указал клинком на труп "сумоистки".

— Хочешь сказать, что убил сарму?

Губы одноглазой скептически скривились.

— И эту тоже! — ткнул я на труп желтоглазой.

— Он говорит правду! — подтвердила одна из спешившихся женщин. — Когда мы подскакали, эти сармы были мертвы. В их трупах нет стрел. Обе зарезаны.

— Умойся! — бросила мне одноглазая...

— Что за хрень? — спросил меня Олег, когда мы привели себя в относительный порядок. — Налетели какие-то хвостатые бабы, схватили, связали, сунули в мешок... Теперь прискакали другие, тоже хвостатые, и тех порезали. Ты можешь сказать, куда мы попали?

— Еще не знаю куда, — вздохнул я, — но попали конкретно...

Виталия Руф, старший декурион турмы "диких кошек"

Ала прискакала к бургу, когда пыль от ушедшей орды улеглась. Трибун, разобравшись в случившемся, оставила на месте пехоту, шедшую сменить гарнизон, и бросила нас в погоню. Кони, не отягощенные добычей, скакали легко, к полудню мы достигли места, где от сарм отделился малый отряд. Трибун остановила алу, выслушала доклад разведчиков и подозвала меня.

— Вот что, декурион, — сказала хмуро. — Бери турму и скачи вслед этим ублюдкам. Вырежи их! А мы пойдем за ордой.

— Думаете, они увезли пришлых? — спросила я.

— Нет! — покачала головой трибун. — Такую добычу и под охраной десятка? Но если вдруг... — Трибун помедлила. — Делай, что хочешь, но пришлые должны уцелеть.

— А после? — уточнила я. — Возвращаться в бург?

Трибун покачала головой.

— Только, если пришлых не будет. В противном случае успокой их, ободри и вези к Степному ключу. Оттуда, заночевав, — в Рому. Нас не жди. Я не успокоюсь, пока не вырежу этих вонючек до последней!

Лицо трибуна перекосилось. "За захваченный бург в Роме спросят! — поняла я. — Обвинят в промедлении... Но если удастся спасти пленников и разгромить орду, спрос не будет суровым".

Спрашивала я на всякий случай: среди сарм, отколовшихся от орды, пришлых быть не могло. Уточнить, однако, стоило. Годы службы научили меня дотошности. Каковым же было мое удивление, когда высланная разведка сообщила: сармы везут четырех пришлых.

Турма мигом повеселела. Если удастся освободить пленников, награда выйдет щедрой. Мы шли за сармами скрытно, стараясь не обнаруживать себя, и это удалось: погоню не заметили. Когда кочевники стали на дневку, я поняла: пора! Сармы сбились в круг, потащили в него одного из пленников. Они настолько увлеклись зрелищем, что смять их можно было сходу. Я, однако, решила не рисковать. В последний миг пришлых могли прирезать. Нам это нужно? А для чего каждая третья "кошка" в турме — лучница? Я выслала лучниц вперед, остальным велела спрятаться в балку и ждать команды.

Лучницы не подвели: первым же залпом уложили семерых. Я крикнула: "Бар-ра!" Турма завыла, заулюлюкала и, вылетев из балки, понеслась в атаку. Все кончилось в один миг. Сарм вырубили, пленников не зацепили. Когда я подскакала к становищу, трое мужчин лежали ничком (по позам было видно, что целы), а четвертый стоял, заслоняя товарищей. Совершенно голый, перепачканный кровью, с оружием в руках, он выглядел непривычно и дико. Я решила, что пришлого успели ранить, но к счастью, ошиблась.

Разумеется, девочки сразу уставились на мужчину. Где они могли такое видеть? К тому же пришлый — я отметила это сразу — оказался отменно сложен. Невысокий, но со скульптурно развитым телом, он походил на статуи с форумов Рома. Лицо только усиливало впечатление. Голубые глаза под высоким лбом, русые волосы, прямой нос, изящно вырезанные подбородок и губы. Румянец на щеках... У мужчины! Совсем еще мальчик, и такой хорошенький! "Девочки взбесятся, — подумала я, — особенно те, у кого Дни. Вот ведь беда! Не поделят — за спаты схватятся!"

По этой причине я говорила с пришлым сурово. К моему удивлению, он понимал латынь. Отвечал неуверенно, запинался, путал спряжения и склонения, но разобрать получалось. Пока турма собирала трофеи, я не спускала с Игрра глаз. Вел он себя естественно. Первым делом умылся в ручье. Девочки, не скрываясь, пялились на его хозяйство, и мне пришлось показать им кулак. Голубоглазый оделся и вернулся к спутникам. Ему принесли вещи, снятые с убитых им сарм. Добыча, взятая в бою, принадлежит всем воинам, но пришлый не служил в але и имел право забрать свою. К удивлению турмы Игрр отказался от доспехов, стоивших недешево, оставив себе кошельки и оружие одной из сарм. Разглядев спату и кинжал, я вздохнула. Оружие ромской работы, явно захваченное в бою (свои мечи у сарм дрянные). Узорчатая сталь клинков, рукояти из рогов муфлона, шероховатые и удобные. Такие не выскользнут даже из окровавленной руки. Зачем спата и кинжал пришлому? С кем ему сражаться? Отбирать оружие я, однако, не стала. Пусть потешится. Наиграется и продаст, а я предложу хорошую цену. Золото пришлые любят...

Турма еще собирала трофеи, когда я подозвала пятерку и отдала распоряжение. Воины вскочили в седла и умчались, поднимая пыль. Трое поскачут в бург — доложить о случившемся и привести повозки с палатками и припасами. Другие приготовят стоянку и сварят еду. "Дикие кошки" передвигаются верхом, приучены ночевать в поле и спать под открытым небом, едят сухари и сырое мясо, однако пришлые такого не вынесут — слишком изнеженные.

Очень скоро я убедилась, что была права. Из четырех мужчин, только Игрр уверенно держался в седле. Остальные тряслись на спинах коней, словно мешки с зерном. К вечеру они сотрут кожу на бедрах и будут ходить в раскорячку. Я невольно улыбнулась, представив это. В этот момент ко мне и подъехал Игрр.

Вопросы, которыми он посыпал, заставили насторожиться. Я старалась отвечать односложно, но все равно скоро устала. Как называется этот мир? Пакс. Пакс Романа? Просто Пакс. (Откуда он знает про Pax Romana?) Кто были женщины, напавшие на бург? Сармы. Это кочевое племя? Да. А как зовут наш народ? Рома. Рома и сармы воюют? С давних пор. Куда они едут? К месту отдыха. А затем? В Рому. Это город? Столица. Они будут там жить? Да. А чем будут заниматься?..

Последний вопрос привел меня в панику. Что ответить? Пришлым не следует раньше времени знать об их назначении: об этом алу строго-настрого предупредили. В бурге мужчин встречает жрица Богини-воительницы, она сопровождает и опекает их до Ромы, потихоньку просвещая и готовя к будущему служению. Но жрица погибла вместе с гарнизоном, а я понятия не имела, что говорить.

— В Роме вам все расскажут! Я всего лишь воин, — отговорилась я.

Игрр пристально посмотрел на мой хвостик (он у меня красивый — с кисточкой!) и отъехал. Я ускакала в голову турмы, где предупредила воинов — с пришлыми разговоров не заводить. Приказ передали по цепочке, и вскоре мужчины оказались в центре круга, отделенные от моих "кошек" пространством в два конских скачка. Турма двигалась берегом ручья, который и служил ориентиром. Ручей бежал от Степного ключа. Других источников воды на тридцать миль вокруг не имеется, не считая, конечно, колодца в бурге.

Двигались мы медленно. До Степного ключа совсем близко, турма преодолела бы этот путь за пару клепсидр, но пришлые не могли быстро передвигаться. Они и без того выглядели замученными. К стоянке мы подошли с закатом. Высланные с заданием девочки не подвели. В одном котле, подвешенном над костром, пузырилась и исходила ароматом каша, во втором остывал кипяток для вина. "Кошки", увидев это, заулыбались: в походе поесть горячего — радость.

Зато пришлые, попробовав кашу, скривились. Я нахмурилась: что не так?

— Невкусная? — спросила, подсев к Игрру.

— Подгорела! — ответил тот, отставляя глиняную чашу.

— На костре всегда так! — пожала я плечами.

— Если не уметь готовить! — сказал он.

— Ты можешь лучше? — рассердилась я.

— Да! — ответил он нагло.

— Вот завтра и займешься! — сказала я и встала.

Меня трясло от негодования. Каша ему невкусная! Девочки старались — не пожалели копченого сала, турма свои чаши вылизала. А эти... Нет, это наказание — везти их Рому!

Пришлые и свободные воины улеглись на войлоки, стоянка затихла. Я обошла посты, постояла в сторонке, прислушиваясь и принюхиваясь. Ночная степь полнилась жизнью: трещали цикады, шуршали в траве мыши, в отдалении простучала копытцами стайка диких коз, но звуков издаваемых сармами, не доносилось, как и не было характерного для них запаха: кислого и мерзостного. Любая "кошка" чует его за милю. Я полюбовалась на диск Селены, заливавшей степь желтым, призрачным светом и вернулась к стану. И сразу заметила возле места, где спали пришлые, тень. Я метнулась туда и едва не выругалась. Возле одного из пришлых, присев на корточки, застыла Лола, командир третьей декурии.

— Ты что? — прошипела я, хватая ее за плечо.

— Ему холодно! — тусклым голосом пробормотала она. — Смотри, как скорчился! Я ничего не буду делать, только согрею.

Я рывком вздернула ее на ноги и заглянула в глаза. Даже в свете Селены был заметен их характерный блеск. Сжав запястье Лолы, я оттащила ее к костру и усадила у огня. Она сопротивлялась, но вяло — сознание еще не угасло. Достав из сумки кисет, я вытрусила на ладонь щепотку коричневого порошка и поднесла ей.

— Давай!

Лола слизнула и скривилась. Вкус у хины мерзостный, но это единственное средство, способное привести в чувство обезумевшую женщину. Я поднесла ей флягу и проследила, чтобы она сглотнула. Порошок, случается, выплевывают. Хина подействовала. Плечи Лолы обмякли, и она опустила голову.

— Когда началось? — спросила я.

— Сегодня, — вздохнула она. — К вечеру.

"А хину выпить Богиня-воительница не разрешила?" — хотела спросить я, но промолчала. Все из-за пришлых... Хотя от Лолы, признаться, я такого не ждала. Не девочка, у которой приступ впервые, должна понимать.

— У кого еще Дни?

— Не знаю! — пожала она плечами.

Конечно! Зачем смотреть за другими, когда у самой голова кругом?

— Ложись! — велела я. — Здесь!

— Декурион! — попросила она. — Можно я хотя бы его накрою? Застынет! Он ведь такой худенький...

Я вдохнула и выпустила воздух сквозь зубы. Ладно! Все равно не угомонится. Мне ее всю ночь сторожить?

Мы осторожно вернулись к пришлым, где Лола, стащив с себя плащ, аккуратно укрыла им избранника, не забыв подоткнуть края под щуплое тело. Мальчик во сне вздохнул и что-то пробормотал. Лола, молниеносно склонившись, лизнула его в щеку и тут же выпрямилась. Я сделала вид, что не заметила. Мы вернулись к костру, где Лола улеглась на войлок. Скоро она ровно дышала. Я подождала, наблюдая, не двинется ли еще кто к пришлым, затем встала и подошла к ним сама. Игрр спал боку, подтянув ноги к груди. Лола права: им холодно. Я сняла плащ и укрыла им пришлого. Подтыкать не стала: обойдется. Вернувшись к костру, прилегла рядом с Лолой. Та, ощутив меня рядом, придвинулась и прижалась ко мне. Я не стала отталкивать — так теплее.

4.

Виталия, декурион "диких кошек"

Обоз прибыл с рассветом. Я похвалила "кошек", не побоявшихся выехать в степь ночью, и осмотрела повозки. Девочки постарались — выбрали лучшее. Повозки нам достались новые, пароконные, две открытые, с дощатым дном, застеленным мешками с сеном, и невысокими, съемными бортами, третья — фургон. На мешках пришлым будет мягко сидеть и спать. В крытом фургоне доставили припасы. Я осмотрела их. В бурге не поскупились. Помимо палаток на всю турму и войлоков, имелись дробленое зерно, сыр, копченое сало, вяленная говядина, сушеные овощи, приправы и — о, чудо! — свежий хлеб в корзинах. Его явно пекли ночью и специально для нас.

С повозками приехала Лавиния. Увидев ее, я сплюнула. Явилась, сучка! Все знают, зачем она таскается с караванами, перевозящими пришлых. А что возразишь? Дочь верховного понтифика, ей все позволено.

Поразмыслив, я успокоилась. Лавиния наверняка прилипнет к Игрру, тем самым избавив меня от его расспросов. Вот и пусть мучается! Повеселев, я принялась отдавать распоряжения.

Турма позавтракала свежим хлебом и сыром, запила еду горячей водой с вином, и стала собираться в дорогу. Троих пришлых разместили в повозках — они после вчерашней скачки ходили, как я и предполагала, в раскорячку, а вот Игрр забрался на кобылку, захваченную у сарм. Перед этим он проинспектировал запасы продуктов и попросил пустой кувшин.

— Зачем? — удивилась я.

— Крупу замочить. Она разбухнет и быстро сварится. Мы ведь будем обедать?

Я задумалась. В походе конница ест горячее только вечером, на ночных стоянках, но пришлые — не воины. Пусть забавляется! Игрру освободили один из кувшинов, пришлый засыпал в него дробленое зерно и залил водой. Девочки наблюдали за ним с улыбками. Весть о том, что пришлый будет варить нам кашу, их очень забавляла. Игрр не обратил на это внимания. Покончив с крупой, он стал седлать лошадь. Делал он это умело. Вообще, в отличие от других пришлых, Игрр выглядел весьма бодрым. Как будто не было вчерашнего похищения и ночевки на войлоке, расстеленном прямо земле. (Свой плащ я забрала, пока он спал).

Как я и предполагала, Лавиния, завидев Игрра, задрала хвост и прилепилась к пришлому, следуя за ним шаг в шаг. Игрр вначале не обращал на нее внимания, но, столкнувшись пару раз, сказал сердито:

— Держись от меня подальше, домина! Оттопчу ноги!

Девочки прыснули. "Доминой" называют женщину пожилого возраста, а Лавинии и двадцати нет. Игрр славно окоротил выскочку! Так ей и надо!

Лавиния вспыхнула и отошла. В пути Игрр держался рядом с пришельцами, о чем-то с ними переговариваясь. К сожалению, их языка я понимаю. Жаль...

* * *

Говорил же Игорь следующее.

— У меня для вас, парни, две новости: плохая и хорошая. С какой начать?

— С хорошей! — попросил Леша.

— Мы тут вроде вип-персон.

— Что такое "вип"? — спросил Степан.

— Очень важный человек. Не заметили, как нас облизывают?

— Не слишком! — хмыкнул Олег. — Все бока отлежал. Кинули на землю тонюсенькую подстилку и даже одеяла не дали.

— Теперь дадут, — успокоил Игорь. — Спать будешь на матрасе — том, на котором сидишь. Их привезли специально для нас: старшая так сказала. А вот женщины лягут на войлоках. У нас сделали бы наоборот. Повозки пригнали тоже для нас — чтоб задницы в седлах не били.

При этих словах Олег с братьями сморщились. После вчерашней поездки кожа на бедрах саднила.

— А плохая новость? — спросил Степан.

— Нас не собираются отпускать. Повозки пригнали из крепости, нас туда не повезли. Чтоб не рванули обратно.

Лица спутников погрустнели.

— Зачем мы им? — спросил Олег.

— Не говорят! — вздохнул Игорь. — Но я догадываюсь.

Говорить о догадках он, однако, не стал. Возможно, это всего лишь его домыслы. Не стоит раньше времени расстраивать парней.

— Кругом одни бабы! — покачал головой Олег. — Да еще в доспехах! Это ж надо! Никогда такого не видел. Да еще с хвостами!

— Фемина кукудатум.

— Че? — выкатил глаза Олег.

— На латыни — "женщина хвостатая".

— Ага! — согласился десантник. — Кукудатые. Те, что взяли нас в крепости были совсем страшненькие, но эти получше. С голодухи сойдут!

При этих словах двойняшки покраснели.

— К тебе одна уже клеилась! — продолжил Олег. — Красивая! На Ольгу похожа.

— Попадись она здесь, задушил бы! — нахмурился Игорь.

— И я! — согласился Олег. — Удружила, зараза!

Игорь тронул бока кобылки коленями и порысил к Виталии. Та встретила его хмурым взглядом.

— Повозки едут медленно, — сказал Игорь. — Пока доберемся до стоянки... Надо скакать вперед и приготовить пищу.

Виталия, декурион. Сердитая

Предложение Игрра мне понравилось. До Ромы декада пути — это если идти верхом. С повозками уйдут все две. Если сократить стоянки, получится быстрее. Я сделала вид, что задумалась, после чего важно кивнула.

— Тогда я поехал! — сказал он.

Я чуть не выругалась. Пришлый поймал меня на слове. Вчера я велела ему варить кашу, он и припомнил. Только зря надеется, что сможет от нас ускользнуть. Я кликнула Лолу. Та, услыхав о задании, расплылась. Я нахмурилась. Выглядела Лола привычно, но одной порцией хины с Днями не совладать. Еще вздумает приставать к Игрру... К тому же пришлый, оставшись с девочками, попытается их разговорить.

— Выпей хины! — приказала я, когда Игрр отъехал. — И не вздумайте с ним болтать!

Лола кивнула. Спустя короткое время третья декурия, погрузив припасы в мешки, умчалась вперед.

— Куда они? — спросила Лавиния, приблизившись.

— Кашу варить! — ответила я и едва сдержала смех, заметив, как перекосилось ее лицо...

К месту стоянки отряд приблизился к полудню. Я не утерпела и сорвалась вперед. Увиденное заставило насторожиться. На полянке среди кустов тлели, затухая два костра, над ними исходили паром котлы с кашей и горячей водой, а перед моими "кошками", расположившимися кругом, стоял Игрр и что-то рассказывал, помогая себе жестами. Девочки смотрели на него во все глаза. Завидев меня, они вскочили.

— Обед готов!.. — доложила, подбежав, Лола.

— О чем он говорил? — спросила я.

— Рассказывал, как живут в его мире. У них с почтением относятся к женщинам. Мужчины открывают перед ними дверь, не позволяют носить тяжелые вещи, ухаживают за ними и даже носят на руках... Так чудно!

"Сукин сын! — подумала я. — Он что, нарочно? Девочки и без того с него глаз не сводят. Мало того, что отшил Лавинию, так еще головы кружит. Кончится тем, что передерутся. Нельзя отпускать его от себя!"

— Как каша? — спросила сердито.

— Попробуй! — предложила декурион.

Я решительно направилась к костру. Игрр при моем приближении схватил глиняную чашку и навалил в нее горячей, вкусно пахнущей каши. Я взяла ложку, зачерпнула, подула на горячее, после чего положила еду в рот. Каша таяла на языке. Мягкая, пахнущая дымком, со вкусом копченостей и приправ, она скользнула в желудок, вызвав неукротимое желание съесть еще. Я едва сдержалась. Командир не должна есть раньше воинов.

— Вкусно! — сказала, возвращая Игрру миску.

Окружившие нас "кошки" радостно загомонили.

— Внимание! — крикнул Игрр подошедшей турме. — Всем умыться и стать в очередь! Грязным еды не дам!

Девочки кинулись к лошадям. Дружно хватали бурдюки с водой, лили на руки, плескали на лица, после чего бежали к костру. Игорь, скалясь и отпуская шуточки, накладывал в чашки кашу. Я нахмурилась. По какому праву он распоряжается? Умываться, конечно же, нужно, но в походе воду экономят. Думая так, я понимала: сержусь зря. Мы заночуем у Лунного озера. Воды там в достатке: и помыться и в дорогу набрать. Но почему "кошки" его слушают? Кто здесь главный?

Кассиния принесла мне чашку с кашей, хлеб и кубок с разбавленным вином. Лола сделала тоже для светловолосого, над которым сидела ночью. Мальчик заулыбался, они сели в сторонке и стали есть, при этом Лола старательно подсовывала избраннику кусочки повкуснее. Я нахмурилась, но решила отложить разбирательство. Хотелось есть. Я опустилась на траву и принялась за обед. Рядом поглощали кашу воины. Их лица светились блаженством. Вкусная еда и вино — что может быть лучше после долгого похода?

Опустошив посуду, я встала и направилась к Игрру. Тот тоже ел, но, завидев меня, вскочил.

— Сиди! — удивилась я. — Ты же не мой воин.

— У нас принято вставать перед женщиной.

"Хитрец! — оценила я. — Только зря стараешься. Меня не очаруешь!"

— В своем мире ты был поваром? — спросила строго.

— Врачом, — возразил он и повторил: — Медикусом.

"Неужели? — не поверила я. — Такой молодой?"

Он, видимо, догадался, о чем я подумала.

— Я учился шесть лет, — добавил поспешно. — И еще год в интернатуре. Понимаю твои сомнения, декурион, я выгляжу молодо. Но мне двадцать восемь.

"На восемь лет старше меня? — мысленно ахнула я. — Не может быть!" Мгновением спустя я вспомнила: у пришлых по-другому. Они взрослеют поздно. Димидия в двенадцать уже воин, я в свои двадцать — ветеран. Девочки считают меня старухой, хотя вслух такое, конечно, не говорят. Попробовали бы!

— Научи моих воинов варить кашу! — попросила я Игрра.

— Здесь нет ничего трудного! — пожал он плечами. — Если замочить крупу, она быстро разварится. Не нужно держать котел на большом огне — тогда каша не пригорит. А мясо и сало для заправки следует резать мелко, тогда вкус получится однородным и мягким.

— Вот и расскажи им! — велела я и отошла.

Игрр, кашевар турмы

После обеда все и случилось. Сытые и слегка захмелевшие (нам, по нашей просьбе, вино наливали неразбавленным) парни валялись в неспешно едущей повозке, когда Олег вдруг рыгнул и погладил себя по животу.

— Счас спою! — сказал довольно.

— Давай! — ободрил я.

— Девки разбегутся! — вздохнул бывший десантник. — У меня ни слуха, ни голоса. Пел только в армии — и то в строю.

И тут Леша внезапно затянул дискантом:

— Во поле береза стояла,

Во поле кудрявая стояла...

— Люли, люли стояла,

Люли-люли стояла... — подтянул Степан.

Братья сели и заголосили в два голоса:

— Некому березу заломати,

Некому кудряву заломати,

Люли, люли заломати.

Как пойду я в лес, погуляю,

Белую березу заломаю.

Люли, люли заломаю...

Пели они на удивление слаженно. Высокие голоса плыли над степью, и песня, сочиненная в другом мире и о другой природе, удивительно органично звучала среди этого поля, поросшего высокой травой, вплеталась в топот копыт, звяканье сбруи, скрип колес... Турма, привлеченная неожиданным зрелищем, сбилась вокруг повозок, и, затаив дыхание, внимала пению. А братья, прикрыв глаза, самозабвенно выводили мелодию. Когда они умолкли, женщины восторженно закричали и захлопали.

— Знай наших! — довольно сказал Олег. — Это вам не мечами махать.

— Мы в хоре детдома пели, — сказал Леша. — Оба.

— Еще знаете? — спросил я.

— Ага! — кивнул Степан.

— Давайте!..

Песен братья, как выяснилось, помнили много. В их репертуаре преобладали народные, но были и современные. Ободренные вниманием слушателей, детдомовцы распелись и голосили вовсю. Когда грянули "Вдоль по Питерской", Леша в порыве чувств вскочил, отшвырнул матрас и стал отплясывать на днище повозки, выкидывая коленца. Получалось у него на диво ловко. С последним звуком он топнул ногой и картинно развел руки. Слушатели завопили. Далее произошло непредвиденное. Одна из женщин (она сидела с Лешей во время обеда), склонилась с седла, подхватила мальчонку под мышки, выдернула из повозки и бросила на круп лошади. После чего умчалась вперед. Я онемел, но быстро пришел в себя. Расталкивая грудью лошади сгрудившихся воинов, пробрался к Виталии.

— Что это значит? — процедил, кладя руку на рукоять сабли.

— Успокойся! — ответила она. — Лола не причинит ему зла.

Говоря по правде, выглядела она растерянной. Видимо, сама не ожидала.

— Сармы пытались меня изнасиловать! — напомнил я.

— Рома другие! — возразила Виталия. — Мы не насилуем! По нашим законам любая, кто силой или угрозами заставить мужчину вступить с ней в связь, будет продана в рабство, а имущество ее конфисковано.

"Ну, и где ваш закон?" — хотел спросить я, как вдали показалась всадница. Когда приблизилась, стало видно, что детдомовец сидит боком на крупе лошади, а женщина бережно придерживает его рукой. Подскакав к повозке, всадница взяла парня под мышки и опустила внутрь. Турма закричала и захлопала.

— Видишь! — сказала Виталия. — Лола так выразила восторг. Не бойся. Никого из вас не принудят. Только, если пожелаете.

— То есть, мы можем?..

— У меня тридцать женщин. Выбирай любую.

— И тебя? — поинтересовался я.

Виталия вспыхнула и, стегнув коня, ускакала вперед колонны. Я вернулся к повозке. Леша сидел раскрасневшийся, гордый.

— Покатались! — сказал, когда я подъехал.

— И все? — не поверил я.

— Ну... — потупился Леша. — Она лизала мне щеки и все повторяла...Что такое "аматус"? — шепнул он, глянув на ехавших по сторонам всадниц.

— Любимый! — сказал я, ухмыльнувшись. — Она объяснилась тебе в любви.

Олег заржал. Леша покраснел. Всадницы по бокам повозки заулыбались.

— Я тоже хочу! — внезапно воскликнул Степан и вскочил. К нему немедленно подлетела всадница, все это время не сводившая с него глаз. Она выхватила Степана из повозки, после чего, усадив перед собой, умчалась вдаль. Остальные заулюлюкали.

— Вот так и гибнут казаки! — сказал Олег и вздохнул. — Повезло пацанам! Почему я не пою?

— Не переживай! — хмыкнул я. — Только мигни! Любая утешит.

— Любая? — не поверил Олег.

— Ну... — пожал я плечами. — Две "аматусов" уже выбрали. Хочешь переиграть?

— Не! — покрутил головой Олег. — Пусть пацанам. Не нравятся мне их бабы. А вон та, рыженькая, с родинкой на щеке... — указал он пальцем. — Люблю худеньких. Ты сможешь ее позвать?

— Не вопрос! — хмыкнул я.

— Только предупреди: на коня не полезу! Пусть ко мне идет!

Я улыбнулся и поманил рыженькую. Та, настороженно глядя, приблизилась.

— Мой друг говорит, что ты ему нравишься, и приглашает к себе в повозку.

Рыженькая заулыбалась и послала коня вперед. Поравнявшись с повозкой, бросила поводья и прыгнула внутрь. Случайно или нет, но при этом она покачнулась и плюхнулась Олегу на колени. Тот немедленно схватил и прижал к себе женщину.

— Аматус? — спросил деловито...

Виталия, "дикая кошка". Слегка мокрая

Дисциплину в турме удалось сохранить с трудом. После того, как трое пришлых выбрали себе женщин, девочки, с неохотой подчинившись моей команде, отпрянули от повозок, но продолжали поглядывать на скакавшего неподалеку Игрра. Осознавали, что он достанется Лавинии, но надежды не теряли. Если пришлый сразу отвадил дочь понтифика, может, это всерьез? Лавиния красива, но Игрру почему-то не глянулась. "Лола и Калисса поступили мудро, не став гнаться за несбыточным, и сумели договориться с мальчиками, — подумала я. — Аурелию третий из пришлых выбрал сам. Остался Игрр. А он из четверых самый красивый и желанный..."

Я не на шутку опасалась, что все может кончиться дракой. В Роме женщина не смеет пристать к мужчине; за это наказывают — и строго. Но здесь степь и две декады пути. Уникальная возможность получить желаемое без чьего-либо надзора. Поэтому войско рвется к бургу, алы в поход ходят по жребию. Но в обычном конвое триста воинов, пробиться к мужчине обычной "кошке" не светит. В але тридцать декурионов, из которых десять старшие. Пока не натешатся, рядовых не подпустят. А там и Рома на горизонте... Здесь же такая возможность!

"Хоть бы он, наконец, выбрал! — злилась я. — Другие б отстали и принялись ждать своей очереди. Странный он, этот Игрр. Про меня спрашивал. Как будто видел моего лица! Или решил посмеяться?"

Думать об этом было горько и приятно одновременно. Я с трудом отрешилась от несвоевременных мыслей. Конвой требовал пригляда.

К озеру мы пришли засветло — сказалась короткая дневка. Девочки бросились распрягать и расседлывать коней, ставить палатки и разжигать костры. Вскоре, оставив дежурных, турма сорвала одежды и посыпалась в воду. Глубина озера в центре не превышает трех футов, вода прогрелась до самого дна, все радовались возможности смыть грязь. Я распорядилась поставить на берег кувшин с мылом — в бурге не пожалели — и стала наблюдать за плещущимися девочками. Пришлых из виду, однако, не выпускала. Поначалу те уставились на купальщиц, не решившись последовать их примеру, но долго это не продлилось. Игрр что-то сказал пришлым, затем подскочили Лола, Калисса и Аурелия. Они сорвали с избранников одежду и потащили в воду. Там стали их мыть, натирая спины и головы мылом. Мужчинам это понравилось. Скоро они гонялись за девочками, пытаясь их схватить, а те делали вид, что убегают. Ясное дело, притворно. Раз за разом попадаясь в руки мужчин, они визжали, делая вид, что расстроены. Остальные смотрели на них с нескрываемой завистью. В этот момент к Игрру подошла Лавиния.

Без одежды она выглядела еще прекраснее. Белая, нежная кожа, тяжелая грудь, стройные ноги... Жрицам храма не нужно декадами скакать в седле, их не мочит дождь, не сжигает солнце, а степной ветер не высекает глаза песком. Лавиния протянула Игрру руку.

— Идем!

Он покачал головой.

— Ты меня боишься?

— Нет! — сказал он. — Просто не хочу.

— Зря! — сощурилась Лавиния. — Я умелая. Мужчины кричат, когда я их ласкаю.

— Вот и иди к ним! — посоветовал Игрр, добавив непонятное мне слово.

Лавиния фыркнула и пошла к озеру. Шагала она медленно, вызывающе покачивая бедрами — так, чтобы Игрр мог одуматься и устремиться следом. Но он не смотрел в ее сторону. Сорвал лист лопуха, зачерпнул из кувшина горсть вязкого, как глина, мыла, плюхнул на лист и пошел берегом. Подумав, я отправилась следом. Лунное озеро очертаниями походит на полумесяц, потому и получило такое название. Турма плескалась в центральной, самой широкой части, пришлый направился к дальнему рогу. Там, спрятавшись за кустами, разделся. Я, притаившись, наблюдала. Игрр первым делом выстирал набедренную повязку и тунику. Отжав их, развесил сушиться. Я одобрительно кивнула. Пропотевшая одежда натирает тело и легко рвется. Пришлый мог попросить девочек, те охотно бы помогли, но он стирал сам. Мне это понравилось. Покончив с одеждой, Игрр зачерпнул мыла и вошел в воду.

В этом конце озера совсем мелко, и вода едва достигала мужчине колена. Я, прикусив язык, наблюдала, как он, не торопясь, намыливается. Подглядывать нехорошо, но я не смогла удержаться. "Богиня-воительница, как он красив! — думала я. — Эти руки, плечи и ноги... Мускулистый живот... Ни единой складки жира! Он словно сошел с постамента!"

Тем временем Игрр, разобравшись со всеми частями тела, попытался намылить спину. Руки его оказались коротковаты, достать до хребта не получалось. Он изгибался, пытаясь тянуться пальцами, но бесполезно. Поколебавшись, я сбросила одежду и вошла в воду.

— Давай помогу!

Он обернулся и уставился на меня. Взгляд у него был странным: не то испуганный, не то удивленный. Я поборола смущение и приблизилась. Он протянул мне руку с остатками мыла. Я сгребла их и стала натирать ему спину. Он, чтоб было легче, пригнулся. Мои пальцы скользили по гладкой коже, загрубевшими подушечками я ощущала упругость и крепость его мышц, и все мылила и мылила, не в силах остановиться. Наконец, он мягко перехватил я руку.

— Теперь я!

Я сбегала за порцией мыла, он взял его и развернул меня. Его руки мяли и гладили мои плечи, спину, крестец. Это было невыразимо приятно. От удовольствия я прикрыла глаза. Его ладонь достигла ягодиц, огладила их, затем он повернул меня и стал мылить грудь, живот, руки... Меня окатила волна блаженства. Богиня, как хорошо! Я опомнилась, когда его пальцы скользнули в промежность.

— Дальше сама! — сказала я хрипло.

Он пожал плечами и отступил. Плюхнувшись в воду, заплескался, смывая мыло. Я последовала его примеру. Мы ныряли и фыркали, поглядывая друг на друга. "Чего он смотрит? — сердилась я. — Глаза моего не видел? Сама знаю, что уродка!"

* * *

Если б Виталия могла проникнуть в мысли пришлого, она бы удивилась. "Отвал башки! — думал Игорь. — Это ж надо такое встретить! И где?"

Голые "кошки" его не впечатлили. Обветренные лица, приземистые фигуры, жилистые ноги... Воины. Это в кино амазонки красивые. Высокие, длинноногие, с лоскутками ткани, едва прикрывающими попы и роскошные бюсты. "Замечательные бойцыцы! — смеялся по этому поводу дядя Миша. — Ручки тоненькие — меч не удержит, тело нежное, ножки голые... В крапиву зайдет — завизжит и выскочит. А если веткой по сиськам? По личику, краской намазанному? Эти тебе навоюют! Снимают блядей, чтоб мужики пялились..."

Лавиния походила на киношных красоток (если забыть о хвосте, конечно), но она слишком напоминала Ольгу. А к той стерве Игорь испытывал дикую аллергию. Виталию он, как женщину, не воспринимал; выяснилось, что зря. У декуриона оказались красивые, стройные ноги, в меру широкие бедра, узкая талия и плоский живот с заметными квадратами мышц. Плюс сильные руки и выпуклые, сильные ягодицы. У знакомых Игорю девушек зады были или плоскими, или обвисшими, что и понятно: физкультурой в последний раз они занимались в школе. Военная служба развила тело Виталии, но не лишила его женского очарования. Даже грудь не поддалась воздействию тяжелого панциря, и теперь выступала вперед упругими полушариями. Для такой и бюстгалтер не нужен!

Подумав, Игорь решил, что недостатки во внешности декриона все же имеются. Во-первых, рослая: выше его почти на ладонь. Не страшно, Игоря это никогда не смущало... Закрытый складкой из кожи глаз. Поправимо. А вот хвост... В озере Игорь хорошо разглядел и даже пощупал незнакомую ему часть тела. Шерстки на хвостике не имелось — только на самом кончике. Сам не длинный — примерно до колена. В принципе ничего удивительного: на Земле до сих пор, случается, рождаются люди с хвостами. Это считается атавизмом. Младенец в утробе матери поначалу имеет хвостик, но, вырастая, тело поглощает эту ненужную современному человеку деталь. Бегали некогда наши предки с хвостами, куда денешься. Поразмыслив, Игорь пришел к выводу, что хвостик Виталию не портит, а придает ее облику особую пикантность.

...Они выбрались на берег и присели на траву, обсыхая. Виталия оделась первой.

— Дел много! — сказала, вставая.

— Ты красивая! — крикнул он ей вслед и добавил: — Очень!

Она дернула плечом, но не остановилась.

Виталия, "дикая кошка". Растерянная

Зачем он мне это сказал? Если хотел обидеть, то это удалось. А если нет? Вряд ли. Даже трибун старается не смотреть мне в лицо, а уж ей... У нол обостренное чувство красоты, любое уродство вызывает отвращение. У пришлых, наверное, также так. Я помню взгляды большого мужчины и двух мальчиков, устремленные на мой глаз. А вот Игрр смотрел без отвращения. Что было в его взгляде? И мыл он меня уж слишком старательно, похоже, ему это нравилось...

"Виталия, угомонись! — приказала я себе. — Довольно! Этот красавчик не для тебя. Он знает себе цену. Если Лавинию отшил... Дела не ждут!"

Дела, естественно, нашлись. Следовало расставить посты, проследить, правильно ли расположили палатки, хорош ли ужин (в этот раз готовили девочки), не скисло ли вино... Ужин, впрочем, не затянулся. После перехода и купания многим захотелось спать. Воины, пожевав каши и запив ее теплой водой с вином, разбредались по палаткам. Большим. Маленькие, предназначенные для пришлых, стояли пустыми. Недолго. Заметив, что мужчины поели, Лола с Калиссой увели туда мальчиков, затем Аурелия — большого пришлого. У костра остались Игрр, Лавиния и я. Игрр сидел, задумчиво вороша веточкой угли, Лавиния опрокидывала кубок за кубком, а я приглядывала за обоими со стороны. Меня тревожило предчувствие беды. И та не замедлила случиться.

Лавиния, швырнув на землю пустой кубок, подскочила к Игрру и схватила его за руку.

— Идем со мной!

— Нет! — сказал тот, вырывая руку. — Я же сказал!

— Как смеешь! — зашипела она. — Да знаешь, кто я?

— Насрать! — сказал Игорь.

Он произнес это на неизвестном мне языке, но, странное дело, мы обе поняли.

— Ты! — задохнулась Лавиния. — Лупа!

— Сама лупа! — не замедлил Игорь. Я аж подскочила. Лавиния — сука! Зачем она так сказала? Пришлым нельзя этого говорить!

Лавиния взвизгнула и выхватила кинжал. Я вскочила, но опоздала: лезвие сверкнуло в свете костра. Я закричала, но когда подлетела, Лавиния лежала носом к земле, а Игрр, сидя на ней верхом, выкручивал ей руку.

— Вот ведь, блядь! — сказал, отбрасывая кинжал в темноту. — Могла и порезать!

Он опять сказал это по-своему, но я догадалась о смысле слов.

На мой крик сбежались "кошки". Игрр встал и освободил дочь понтифика. Та поднялась, явив всем мятое лицо и испачканную землей тунику. Я ощутила, как меня охватывает бешенство.

— Ты пыталась убить пришлого! Без всякой причины. За это полагается смерть. По возвращению в Рому, я доложу претору, и тебя казнят!

— Не докажешь! — скривилась Лавиния. — Суд не поверит!

— Ты дочь верховного понтифика, — согласилась я. — Но твоей матери здесь нет. Зато есть "кошки", и любая с удовольствием тебя зарежет. В Роме мы скажем, что это дело рук сарм. Если хочешь жить, уезжай! Не медля!

— Ты пожалеешь! — взвизгнула Лавиния, но лицо ее выдало страх. Я не шутила, и она это поняла. Опустив взгляд, она побежала к коням, и спустя короткое время в ночной тиши послышался одинокий топот.

— Идите спать! — приказала я девочкам. — Хватит на сегодня! Игрр ляжет в моей палатке.

"Не хочу, чтоб из-за него дрались!" — хотела добавить я, но удержалась. Пришлому не нужно этого знать.

"Кошки" рассосались. Игорь направился к моей палатке. Присев у входа, он стащил сандалии и скрылся внутри. Я, успокаивая сердцебиение, прошлась по стоянке. Девочки или спали, или притворялись спящими. Часовые несли службу. Я направилась к себе. У входа в палатку сняла сапоги и пояс с оружием. Забросила это в ближний от входа угол. В случае тревоги окажется под рукой. Затем на четвереньках вползла внутрь.

Дыхания Игрра не было слышно. "Спит! — успокоилась я. — Вот и хорошо!" Я замерла, пытаясь разглядеть, где он устроился, чтобы лечь в стороне, но в этот момент сильные руки схватили меня под мышки. Я ойкнула и попыталась высвободиться, но он оказался сильнее.

— Тихо! — раздался шепот. — Всех перебудишь.

Я замерла. Горячие губы коснулись моего лица и заскользили по нему. "Что он делает?" — испугалась я, но тут его губы отыскали мои, его язык проник мне рот и затрепетал там. Волна неведомого удовольствия накрыла меня. Я ощутила, как тело мое обмякает. Его руки погладили меня по спинке, затем скользнули ниже. Ухватив за подол туники, он потащил ее вверх, и я невольно подняла руки, помогая. Снятая туника полетела в угол. Затем пришла очередь штанов. Он запутался в шнурке, стягивавших их, и я развязала его сама. Штаны последовали за туникой. После чего меня обняли, и я обнаружила, что Игрр тоже без одежды. "Он меня ждал! — поняла я. — Мог ведь замерзнуть. Ночи прохладные..."

Эта мысль пришла и исчезла. Он стал гладить меня — бережно и ласково, и волна блаженства прокатилась по моему телу. Его губы снова нашли мои. Затем наши тела слились, и я разом перестала о чем-либо думать...

5.

Пробуждение было необыкновенным. Открыв глаза, Виталия обнаружила, что голова ее покоится на мускулистой руке, а сама она прижимается к горячему мужскому телу. Ничего удивительного, что жмется: ночи в степи в это время года стоят прохладные. Под тонкой попоной или плащом не очень согреешься. Девочки стараются спать вместе, но при этом они одетые, а не голые, как Виталия сейчас. Но ведь тепло!

Дыхание Игрра щекотало ей щеку. Какое-то время Виталия лежала, улыбаясь и вспоминая произошедшее ночью, затем вздохнула и отбросила попону. После чего попыталась встать.

— Куда? — раздалось сзади, и сильная рука опрокинула ее обратно. Виталия от неожиданности взвизгнула. Его губы, приникшие к ее губам, заставили ее умолкнуть, а затем они вновь стали одним целым. В этот раз он ласкал ее нежно, не доводя до страстного крика, но это было не менее приятно, чем ночью — даже лучше. Словом, из палатки она выбралась уже после рассвета и слегка помятая.

Турма давно встала; "кошки" копошились у коней и костра, ожидая, пока согреется вода, припозднившегося декуриона они встретили понимающими улыбками. Виталия сделала безразличный вид. Подумаешь! Она не заставляла Игрра ее ласкать, он сам захотел. Она лишь взяла его в свою палатку, остальное — его желание.

Она успела умыться и позавтракать, когда из палатки выбрался Игрр. Турма немедленно уставилась на пришлого. Игрр не обратил на эти взгляды никакого внимания. Позевывая, двинулся к озеру, умылся и направился к костру. Дежурная воин протянула ему хлеб и испеченные в золе куриные яйца. Он поблагодарил и устроился рядом с Виталией.

— Черствый! — скривился, куснув хлеб.

— Пекарен здесь нет! — сказала Виталия. — Скоро останутся одни сухари.

— Мука и закваска имеются?

Виталия кивнула. Закваску привезли вместе с припасами — наверное, положили впопыхах. В походе хлеб не испечешь.

— Яйца и сало я видел, — продолжил он, — сковородки — тоже. Вечером испеку вам блины.

Воины у костра, не сговариваясь, уставились на Игрра. Каша, приготовленная пришлым, пришлась им по вкусу.

— Что такое блины? — спросила Виталия.

— Ну... — он задумался. — Хлеб такой. К нему бы еще коровье масло...

Он вздохнул.

— Кто учил тебя готовить? — не удержалась Виталия.

— Тетя! — ответил он. — Она растила меня вместо матери. Много работала и приходила поздно. Я готовил ей ужин.

"А служанка?" — хотела спросить Виталия, но удержалась. Пришлые, прибывающие в Пакс, как ей говорили, родом из бедных семей. Служанок у них наверняка нет.

Продолжать разговор она не решилась. И без того на них смотрели во все глаза и ловили каждое слово. Вскоре к костру подтянулись другие пришлые. Они тоже позевывали и прикрывали ладонями рты. Воины встретили их понимающими взглядами. Четверо "кошек" этой ночью время зря не тратили. Значит, и другим повезет...

Завтрак не затянулся. Скоро колонна, разобравшись в привычном порядке, двигалась по степной дороге. Игорь не стал забираться в седло. Привязав кобылку к повозке, составил компанию Олегу.

— Полежу! — сказал, устраиваясь на мешках с сеном.

— Одноглазая замучила? — ухмыльнулся десантник.

— Так! — ответил Игорь, привстав. — Давай разберемся в понятиях. Во-первых, не одноглазая. Глаз у нее есть, просто не виден под складкой кожи. Во-вторых, я не хочу, чтоб о Виталии так говорили.

— Да я ничего! — стушевался Олег. — Ты это... Того. Не обижайся!

— Забыли! — сказал Игорь, заваливаясь на мешки.

— Хочу спросить, — продолжил Олег после молчания. — У тебя с ней как? В смысле это?..

Игорь пожал плечами.

— А вот у меня...

— Что? — заинтересовался Игорь.

— Странно как-то, — вздохнул Олег.

— Хвост помешал?

— Это как раз ничего. Даже в кайф, — улыбнулся Олег. — Ты ее обнимаешь, а она тебя им гладит. Я про другое. Она меня лизала.

Игорь приподнялся на локте.

— Не там! — поспешил Олег, заметив ироничный взгляд спутника. — В лицо.

— И что?

— Ну... — Олег почесал затылок. — Непривычно. А целоваться не хочет.

— На Земле немало народов, у которых поцелуй считается развратным действием, — тоном школьного учителя сказал Игорь. — Например, у индийцев.

— Правда? — изумился Олег.

Игорь кивнул.

— Знаешь, я не сильный ходок, но школе, когда учился, мы с девками много... — Олег ухмыльнулся. — Так что разбираюсь. Видно, что я у нее первый. Ничего не знает, ничего не умеет, все приходится показывать. И в тоже время... — помялся он. — Не девочка.

— Тебе это важно?

— Не слишком, — ответил Олег, подумав. — Но хотелось бы знать.

— Особенности анатомического строения, — пожал плечами Игорь. — На Земле часть девочек появляется на свет без девственной плевы или с ее зачатками. Поэтому при первом акте ничего не происходит.

— Здесь у всех так?

— Чтобы узнать, нужен осмотр, — просветил Игорь. — Собрать девочек, поставить гинекологическое кресло и провести исследование: визуальное и мануальное.

— Во! — обрадовался Олег. — Займись! Ты же доктор!

— Во-первых, я не гинеколог, — загнул палец Игорь, — во-вторых, кресла нет. В-третьих, нахрен нужно.

Олег обиженно засопел.

— Она меня укусила! — сказал обиженно. — Здесь! — Он указал на грудь. — Мы распалились, а она как грызнет!

— До крови?

— Синяк. Но больно, блин!

— Ерунда. Среди травм, полученных при сексуальных контактах, нередки разодранные ногтями спины, прокушенные губы, вывихнутые конечности, сломанные ребра, и даже такая характерная, как перелом полового члена.

— Тьфу, на тебя! — воскликнул Олег.

Игорь захохотал.

— Тебе хорошо смеяться! — обиделся Олег. — Самого-то не тронули.

Игорь отвернул короткий рукав туники и продемонстрировал спутнику синяк на плече.

— Так это у всех! — обрадовался Олег. — Тогда нормально. Я думал, что мне попалась дикая.

— Отшей ее, и все дела!

— Она мне нравится, — вздохнул Олег и повел ладонями в воздухе. — Она ласковая. Меня любит. Ее Аурелией зовут.

— Золотая, — сонно пробормотал Игорь.

— Что? — не понял Олег.

— Имя ее так переводится — "Золотая".

— Красиво! — согласился Олег. — И сама рыженькая. Слушай, мне тут начинает нравиться. Кормят, заботятся, женщины любят... Кайф! А?

Ответа он не дождался. Игорь, раскинувшись на мешках с сеном, спал...

А к Виталии, скакавшей обочь, приблизилась всадница, щупленькая и, судя по лицу, совсем юная.

— Вита! — окликнула тихо.

— Чего? — вздохнула декурион.

— У тебя с ним было? С Игрром?

— Да! — ответила Виталия, помедлив.

— И как?

Губы Виталии непроизвольно расплылись в улыбке.

— Передай его мне!

— Ниоба! — покачала головой Виталия. — Он же не вещь!

— У самой же получилось! Такой...

"Уродливой!" — мысленно закончила Виталия.

— Я не ждала этого, — сказала она. — Велела ему лечь мне в палатку, чтоб девочки не передрались. Думала, будем просто спать. А он...

— Значит, уложи его со мной!

— Он не захочет.

— А ты прикажи! Он тебя слушается.

— Ниоба! — покачала головой Виталия. — Ты моя сестра. Если я стану пихать Игрра к тебе в постель, девочкам это не понравится. Я взяла тебя к себе в турму по просьбе тети, но мужчин не обещала.

— Ты просто жадная! — надула губки Ниоба. — Не хочешь делиться!

Виталия нахмурилась и отвернулась.

— Прости! — Ниоба в раскаянии коснулась ее руки. — Я не хотела. Я знаю: ты хорошая и любишь меня. Сама не понимаю, что со мной. С тех пор, как увидела Игрра, хочу его, не переставая. Он мне снится.

"Не тебе одной!" — мысленно вздохнула Виталия.

— Приходит и ласкает меня, — продолжила Ниоба. — И мне становится сладко-сладко. Откуда это? Ведь у меня сейчас нет Дней.

Виталия не ответила.

— Пожалуйста! — Ниоба умоляюще смотрела на Виталию. — Поговори с ним. Пришлые любят золото. У меня есть деньги. Я заплачу!

— Ниоба! — вспыхнула Виталия. — Только посмей! Они не должны об этом знать!

— Тогда придумай другое! — воскликнула сестра. — Ты же у нас умная.

Она пришпорила лошадь и умчалась вперед. "Начинается! — подумала Виталия. — Ниоба совсем девочка, поэтому говорит, что думает. Другие смолчат, но затаят обиду. Как сказать это Игру? Объяснить? А ведь надо..."

Эту мысль Виталия не додумала. На колонну напали сармы.

* * *

Сотня Тарготао, высланная задержать алу и потрепанная в тычке с ней, двигалась на соединение с ордой. Выйдя к Степному ручью, она наткнулась на разгромленное становище. За сутки, прошедшие после боя, трупы не успели почернеть, хищные птицы их не тронули, так что предводительницу и ее спутниц узнали без труда.

Сотница, выражая горе, расцарапала себе лицо и долго выла, катаясь по земле. Воины не мешали — обычай. Они деловито стащили трупы в кучу и кое-как, используя топоры, котлы и шлемы, присыпали их землей. Все прекрасно осознавали: курганчик простоит лишь до первого дождя, после чего вода вымоет тела, но устраивать похороны и насыпать высокий курган не было времени. Сотница завершила ритуал плача, кратко объявила: "Месть!"

От недавней стычки с алой от сотни уцелела половина, запасы припасов и стрел подходили к концу, но воины воодушевились. Судя по следам копыт, рома ушли малым числом, и при внезапном нападении сарм ждал успех. А, значит, — и добыча. Оружие, доспехи, кони... В кочевье воинов, потерявших предводительницу, встретят не ласково, однако богатая добыча заставит недовольных умолкнуть. Сотня тронулась в путь и скоро вышла к месту ночевки рома. Следы говорили, что ушли те утром и, что особенно обрадовало сотницу, с повозками. С ними рома будут двигаться медленно, а добыча возрастет. Глубоко вдавленная колея от колес, говорила, что повозки груженные. Сотня заночевала, не разжигая костров, а с рассветом двинулась в погоню. Шли осторожно, высылая дозоры, поэтому рома настигли с закатом. Нападение отложили на утро. Воинам следовало отдохнуть, к тому же рассвет — самое время для атаки. Часовые устали, враг — полусонный и не готов защищаться.

Сармы затаились в высокой траве и приготовились к бою, как тут сотница разглядела у костра мушей. Поначалу она не поверила глазам, но, присмотревшись, поняла, что не ошиблась. Муши и одеты по-другому, и двигаются иначе. Всего их насчиталась четверо. От радости сотница едва не завопила. Вот это добыча! Теперь ясно, зачем Тарготао ушла из орды — хотела сохранить мушей. Ей это не удалось, а вот у них получится. Рома не более трех десятков...

Сотница сходу поменяла план. Нападение на становище становилось невыгодным — в неразберихе мушей могли убить. Следовало выбрать другой момент. Сармы, таясь, отошли назад и двинулись вдоль дороги, не выпуская из виду турму. Разглядев, что муши улеглись в повозки и не показываются поверх бортов, сотница решила: пора! Наказав воинам во что бы то ни стало беречь мушей, она собралась скомандовать атаку.

Нападение могло стать успешным, не вмешайся Ниоба. Расстроенная разговором с Виталией, она выскочила не в сторону от колонны и разглядела в высокой траве островерхие шлемы кочевников. Ниоба развернула коня и помчалась обратно, размахивая руками.

— Сармы! Сармы!..

Турма среагировала мгновенно. Авангард и арьергард колонны, в считанные мгновения соединились. Воины сорвали с седельных крюков щиты и спешились. Коноводы отогнали лошадей за повозки. Турма действовала быстро и слаженно, как один организм. Опыта, приобретенного в боях, ей было не занимать.

Разбуженные криками, мужчины в повозках вскочили, но Виталия, подлетев, велела им спрятаться.

— Сармы будут стрелять! — крикнула торопливо. — Не высовывайтесь!

Игорь перевел, пришельцы скатились под повозки и уже оттуда наблюдали за приготовлениями. Женщины выстроились в две шеренги и по команде закрылись щитами. Причем, второй ряд держал их над головами первого. Верхние щиты частично перекрывали нижние, образуя своеобразную чешую, непроницаемую для стрел и дротиков.

Увидев, что рома успели загородиться, сотница взвизгнула и прокричала команду. Сармы на ходу перестроились и натянули луки. Перед стеной из щитов закружился смертоносный круг. Управляя лошадьми с помощью ног, сармы по очереди выпускали стрелы, целясь в щели между щитами. Главное — разбить строй, а дальше в ход пойдут топоры. Железный град яростно бил по обшивке щитов.

Из-под повозки мужчинам были видны лишь ноги и спины женщин. Игорь поколебался и встал. Рядом немедленно возник Олег.

— Ложись! — велел Игорь. — Убьют!

— Да я!.. — обиделся десантник. — За бабскими спинами...

В этот момент одна из стрел нашла цель. Из строя, уронив щит, вывалилась женщина. Из плеча ее торчало оперенное древко. Шеренга сдвинулась, закрывая просвет, но щели между щитами увеличились.

— Поубивают девок! — крикнул Олег. — Вот, бляди немытые! Да я им!..

Десантник подскочил к повозке и в один момент отцепил запасное дышло, Размахивая жердиной, он обогнул щитоносцев и встретил ударом в грудь первую же подскакавшую сарму. Кочевница слетела "кошкам" под ноги, где ее тут же прикололи. Олег замахнулся для следующего удара...

"Песец! — подумал Игорь. — Сейчас всем песец! Окончательный и бесповоротный. Сармы бросятся на Олега, девки кинутся его отбивать, после чего пойдет свалка. Нас вырежут и вырубят..." Не раздумывая больше, он отвязал от повозки свою кобылку — в суматохе о ней забыли — и вскочил в седло. Рукоять трофейной сабли сама прыгнула в руку. Ударив в живот кобылки сандалиями, Игорь вылетел в смертоносный круг.

— Все это фигня! — говорил дядя Миша, когда массовка изображала перед камерой конный бой. — Казак в верховом бою не фехтует. У шашки гарды нет; станешь отбиваться — без пальцев останешься. Казак врага режет. Сбоку, уходя от удара. Я покажу как...

Трофейный клинок походил на знакомую Игорю шашку: изогнутый и легкий. Разве что хват иной. Выбирать, однако, не приходилось.

Сармы крутились вокруг щитов по часовой стрелке, Игорь, ворвавшись в круг, устремился против. Застоявшаяся кобылка стремительно мчала его по вытоптанной траве. Левой рукой Игорь держал повод, а правой вращал над головой клинок — как учил дядя Миша. Навстречу летели лица: потные, грязные и изумленные. Пролетая мимо, Игорь выбрасывал руку, целясь в голову, и, не думая: зацепил или нет, мчал дальше. Это были не киносъемки, а настоящий бой: совсем не зрелищный и по-воровски подлый, но выбирать не приходилось. Сарм — много, и они вооружены. Надо сбить их порыв и заставить смешаться, остальное сделает турма.

Появление в круге муша с мечом ошеломила сарм. Он летел им навстречу, стремительный и грозный, и разил, разил и разил... Будь это обычная рома, ей пришел бы конец — топорами и дротиками сармы владели. Но сотница запретила трогать мушей. Воины медлили и пропускали удар. В считанные мгновения строй нападавших дрогнул. Некоторые, зажимая разрубленные лица, скатились под ноги коней. Среди них оказалась и сотница. Сармы, потеряв командира, растерялись. В этот момент от повозок грянуло: "Бар-ра!" Воспользовавшись моментом, турма вскочила в седла, и теперь конная лава надвигалась на врага. Стрел, чтобы встретить противника, у сарм не осталось. Они повернули лошадок и бросились наутек. Ускакать удалось не всем. Подскакавшие "кошки" метали им в спины дротики, рубили спатами; бой превратился в истребление. Недолгое. Опасаясь за пришлых, Виталия скомандовала преследование прекратить. Воины съехались к ней раскрасневшиеся и запыхавшиеся.

— Все целы? — спросила Виталия.

— Все! — доложили декурионы.

Виталия не поверила и пересчитала сама. Декурионы не врали. В турме, пошедшей в атаку, никто не погиб и, судя по виду, даже не получил раны. По крайней мере, серьезной. Небывалая удача!

— Сарм добить, добычу собрать! — велела Виталия и поскакала к обозу.

...Игрра она нашла у повозок. Он хлопотал у Ниобы: это она получила стрелу, стоя за щитами. Приподняв девушку, Игрр пытался стащить с нее доспех. Ниоба, закусив губу, стонала. Виталию на миг охватила жалость к сестре, но клокотавшая внутри ярость взяла верх. Да еще эта боль в пояснице...

— Ты! — крикнула она. — Как посмел! Тебя могли убить!

— Тебя тоже! — заметил он хладнокровно.

— Мы бы справились! У сарм кончались стрелы...

— Помолчи, а? — перебил он. — Не видишь, я занят.

Виталия подавилась словами и отошла.

— Чего это она? — спросил Олег.

— Переживает, что мы с тобой сарм разогнали. А они вроде не при делах.

— Ха! — приосанился Олег.

— Видно десантника! — похвалил Игорь.

— Я контрактником в оружейке работал, — признался Олег, и добавил поспешно: — Но срочную тянул в десанте!

— Помогай! — попросил Игорь.

Вдвоем они стащили с Ниобы лорику. Для этого пришлось срезать наполовину выступавшее наружу древко. Окровавленную тунику Игорь снял сам, обнажив девичье тело с маленькими грудями-капельками. От раны тянулась от ключицы к незагорелому животу тоненькая струйка крови. Присев, Игорь некоторое время разглядывал рану, затем взял пальцами обрезок стрелы и слегка надавил. Ниоба вскрикнула и дернулась.

— В ребро уткнулась! — пробормотал Игорь. — Хреново.

Он встал и прошелся по полю боя. Выдернув из земли несколько стрел, осмотрел наконечники. Затем попробовал один из них с древка снять. Наконечник соскочил неожиданно легко.

— Сармы нарочно так делают! — пояснила подъехавшая Лола. — Чтоб в ране остался.

Игорь кивнул и, бросив стрелы, кроме одной, вернулся к Ниобе. Там, попросив девушку поднять руку, приложил к телу стрелу, совместив ее проекцию с торчащим отрезком. После чего ощупал ребро на спине Ниобы.

— Может получиться, — пробормотал, вставая.

...Интернатуру Игорь проходил в травматологическом отделении. Сюда везли попавших в ДТП, выпавших из окон домов, ошпаренных и обожженных, поскользнувшихся на заснеженных улицах и пострадавших в домашних разборках. Игорю в травматологии нравилось. Разумеется, интерна не подпускали к сочетанными травмами; к таким раненым сбегались специалисты всех отделений, но, случалось, что и от Игоря что-то зависело. Штатные врачи не любили дежурить по выходным, и оставляли вместо себя сообразительного интерна. Как-то в субботний вечер в травматологию привезли мальчишку с железным штырем в груди. Школьники играли на стройке, один из них поскользнулся и упал прямо на торчащую арматурину. Та пробила парня насквозь. Приятели раненого сообразили позвонить в МЧС. Спасатели, прибыв на место, отпилили штырь и вместе с ним привезли школьника в больницу. Игорь пытался дозвониться до старших коллег, но те оказались на дачах, к тому же поевшими шашлыков. А чем в России запивают шашлык, даже козе известно. Словом, Игорь штырь извлек, и мальчик выжил.

В травматологии Игоря обещали взять в штат, но тут Родина вспомнила, что врачам отсрочку не давала. Игоря призвали в армию, а ждать его не стали...

— Покашляй! — попросил Игорь Ниобу.

Та послушно кашлянула и сморщилась от боли.

— Сплюнь! — Он протянул руку.

Ниоба плюнула в ладонь.

— Крови нет, — пробормотал Игорь, разглядывая слюну. — Легкое не задето. Повезло.

Он обтер руку о тунику и выпрямился. Воины, окружив повозку, смотрели на него.

— Чистые бинты! — сказал Игорь. — Воду, мыло, вино и уксус, — Он помедлил и добавил: — И топор. С хорошим обухом...

За то, что Игорь собирался сделать, в России отняли бы сертификат врача. Был случай, когда хирургу снизили квалификацию за спасенную жизнь. Во время операции у больного открылось кровотечение, его не могли остановить. Когда, наконец, получилось, запасы крови иссякли. Больной умирал. Хирург велел перелить пациенту его кровь — группа и резус совпадали. Пациент выжил, но врач нарушил инструкцию, это ему и припомнили...

Однако раненую девочку следовало спасать. Если стрелу не извлечь — сепсис или гангрена. Наконечник в ране — тот же результат. А вот если попробовать, шанс есть.

Игорь заставил Ниобу выпить кубок вина, затем тщательно протер уксусом кожу на спине, на плече вокруг раны, а также пенек древка стрелы. Не спирт, конечно, но все же. Тщательно вымытыми руками он взялся за древко и нажал, двигая наконечник внутри тела. Зрачки у Ниобы расширились, она замычала.

— Молчи! — пригрозил Игорь, показав кулак.

Ниоба испуганно кивнула. Из глаз ее вытекли и заструились по щекам слезы. Игорь вернулся к прерванному занятию. Стрела вошла Ниобе под левую ключицу и, потеряв силу от удара в доспех, прошла к боку, уткнувшись наконечником в ребро. Ощущая, как острие наконечника скребет по кости, Игорь пытался нащупать щель меж ребрами. Почувствовав, что стрела прошла вперед, облегченно вздохнул.

— Топор! — велел отрывисто.

В руки ему сунули гладкое топорище. Зрачки Ниобы снова расширились.

— Закрой глаза! — велел Игорь.

Неизвестно что подумала несчастная девушка, но приказу она подчинилась. С короткого замаха Игорь стукнул обухом по пеньку стрелы. Наконечник с хрустом прошел между ребрами и выскочил наружу вместе с частью древка. Ниоба вскрикнула и потеряла сознание. Олег, не спускавший с нее глаз, подхватил девушку. Игорь бросил топор, вцепился в показавшуюся в боку Ниобы стрелу и рывком вытащил ее. Отбросив в сторону, протер закровившую рану смоченной уксусом тканью. Когда он закончил с повязкой, Ниобу подняли и унесли.

— Ну? — сказал Игорь, вставая. — Кто следующий?

К нему выстроилась очередь. Раны других "кошек" оказались легкими — большей частью царапины. Некоторые Игорь даже зашивать не стал — смазал уксусом и забинтовал. После чего ткнул в стоявшую в сторонке Виталию.

— Теперь ее! Снять лорику и тунику!

— Я... — пыталась возразить Виталия, но подскочившие декурионы мигом раздели ее и отвели к Игорю. Тот, окинув борт повозки, подхватил Виталию на руки и уложил животом на мешки с сеном. После чего пробежался пальцами вдоль хребта.

— Где болит?

— Нигде! — сердито ответила Виталия. Она еще злилась. Мало того, что Игрр влез в схватку с сармами, так еще командует!

— Понятно! — сказал Игрр и перевернул ее животом кверху. Поднял вверх левую, затем — правую ногу. Виталия вскрикнула.

— Чем тебя? — спросил Игрр, опуская ногу.

— Топором! — призналась она. — Но на спине щит висел.

— А ты в этот миг пригнулась, — дополнил он. — От раны спас щит, но от сотрясения защемило корешок в позвоночнике. Ложись на живот!

Виталия перевернулась. Игрр попросил принести масла, плеснул его на ладони и стал массировать ей спину. Его сильные пальцы ласково, но сильно мяли ее мышцы, ладони скользили вдоль хребта, словно растягивая его. Виталии стало необыкновенно приятно, и она закрыла глаза. Накатило блаженство, почти такое же, как и прошедшей ночью, и, если бы не боль, покалывавшая в хребет, Виталия закричала бы от страсти. Но она сдержалась. Игрр закончил массаж и легонько шлепнул ее по ягодице.

— Вставай!

Она нехотя подчинилась. Он помог ей одеться.

— Еще пять сеансов, и будешь как новенькая.

— Пять? — обрадовалась Виталия и внезапно увидела устремленные на нее взгляды "кошек". Они горели завистью. "Почему так ударили не меня?!" — словно говорил каждый взгляд.

— Возможно больше! — сказал Игрр. — Посмотрим динамику. Тяжелое не поднимать, больше трех килограммов не носить. — Он засмеялся, сообразив, что последнюю фразу произнес по-русски, и она его не поняла. Он посерьезнел и коснулся пальцами складки над ее левым глазом. — Можно?

Виталия кивнула. Он сдвинул складку вверх, открыв ей обзор, зачем-то подвигал кожу вниз, вправо и влево.

— Чем это? — спросил, убирая пальцы.

— Меч! — ответила Виталия.

— Рану забинтовали наспех, кожу никто не зашивал, а как вспомнили, она приросла? — продолжил он.

— И еще шлем на голове, — вздохнула Виталия. — Сарм оказалось много, мы отступали. Более тяжелых не успевали перевязывать.

— Понятно! — кивнул он. — У вас есть пластические врачи?

— Кто? — удивилась она.

— Лекари, исправляющие дефекты лица.

— Нет! — сказала Виталия.

— Жаль! — вздохнул он. — Работы всего ничего.

В груди Виталии кольнуло.

— Ты...Можешь?

Он помедлил и кивнул.

— Делай!

— У меня нет инструментов!

— А какие нужны?

— Скальпель! — сказал Иггр. — Это нож с маленьким лезвием. Иголки, чтобы зашивать раны, нитки, бинты. По обезболивающее промолчу — вина выпьешь. Что у вас имеется?

Виталия подумала, подошла к оседланной лошади и порылась в колчане. Достав стрелу, срезала ножом древко на ладонь от листовидного наконечника.

— Скальпель! — сказала, вручая обрезок Игру.

Тот попробовал пальцем кромку и кивнул.

— Нитки и иголки найдем.

— Вита! — сказал он. — Будет больно.

Она хмыкнула.

— Могут быть осложнения, и тогда шрам станет еще безобразней.

Она хмыкнула во второй раз.

— Ладно! — сдался он. — Если что, так без претензий. Я не пластический хирург...

— Возвращаемся к озеру! — крикнула Виталия турме. — Двигаться дальше поздно.

Игорь, пластический хирург. Обиженный в лучших чувствах

Любопытных от повозки я прогнал. Уложив Виталию на доски, закрыл салфетками ее глаза и волосы, оставив лишь операционное поле. Салфетки нам сделали из кусков ткани, которые прокипятили и высушили. Импровизированный скальпель прошел ту же процедуру. Предварительно наконечник поправили на точильном камне до бритвенной остроты. Рот мой скрывала повязка из прокипяченной ткани, руки многократно вымыты мылом. Пора...

Теперь я ругал себя, что согласился. Какой из меня пластический хирург? Но сделать операцию хотелось. Девчонка комплексовала из-за своего глаза — это бросалась в глаза. Она хорошая, Вита, хоть и строит из себя начальницу. Я вздохнул и сделал первый надрез...

Операция прошла на удивление быстро. Возможно потому, что Виталия вела себя молодцом. Лежала неподвижно, только поскрипывала зубами. Я хотел сунуть ей в рот деревяшку, но Вита отказалась. Даже когда я срезал багровый, толстый рубец, образовавшийся от давней раны, она не дернулась. Я наложил последний шов и стал бинтовать голову.

— Погоди! — остановила Виталия.

Подбежавшая декурион поднесла ей бронзовое зеркало. Виталия, сняв бинт, некоторое время рассматривала свое лицо. Кровь, струйкой наплывала ей на бровь.

— Вита! — взмолился я. — Испортишь!

Она неохотно вернула зеркало и разрешила забинтовать ей голову. При этом она улыбалась...

Блины в этот вечер я печь не стал — пропало желание. Парни выглядели хмуро. Вчерашние пассии избегали общения с ними. Ребята связывали это с дневной битвой, но я подозревал, что дело в другом. В чем скоро и убедился. После ужина, Виталия направилась к своему шатру, я устремился следом.

— Нет! — остановила она. — Будешь спать у себя.

— Там Ниоба! — возразил я.

— Скажи, чтоб перебралась к другим.

— Вита! — спросил я помедлив. — Почему? Я тебя чем-то обидел?

— Нет! — покачала она головой. — Наоборот. Но так нужно.

— Я не буду к тебе приставать! — заверил я. — Просто полежу рядом. Я врач, а ты нуждаешься в попечении.

— Ниобе оно требуется больше! — сказала Виталия наклонилась ко входу в палатку. Я сунулся следом и тут...

Нет, я все понимаю! Не хочешь, так и скажи. Но хвостом по лицу-то зачем?

Виталия скрылась в палатке, даже не обернувшись. Вот значит как? Ладно!

К своей палатке я шел, закипая от злости. Я это припомню! Ты у меня попляшешь! Ты еще не знаешь, на что способен обиженный в лучших чувствах пластический хирург...

6.

Виталия Руф, старший декурион. Растерянная

Перед рассветом я обошла посты, с удовлетворением отметив, что девочки бдят. Декурионам я вчера накрутила хвосты: нападение сарм они прозевали. Хорошо, что Ниоба увидела. А еще Игрр... Умом я понимаю: его помощь пришлась как нельзя кстати. Не полезь он в бой, потери с нашей стороны могли оказаться тяжелыми: сарм было много. Но ведь он мог погибнуть! Что сказали бы в Роме. Да что Рома? Мне самой после этого хоть горло себе режь. Игрр, хвала Богине-воительнице, уцелел и даже сделал мне операцию. Впервые за долгое время я вижу обоими глазами. Рана под повязкой ноет, но это приятная боль. Я даже крепко спала, тем более что никто не мешал. Не обнимал, не гладил, не касался своими губами моих губ. Как сладко у него это выходит! Внутри все замирает... Стоп, об этом не надо! Ему нельзя больше со мной. Я все сделала правильно. Не стоило, конечно, хвостом его по лицу, но зачем следом лез? Ведь сказала же! Он, разумеется, обиделся, и будет дуться, ну, и пусть! Я "дикая кошка", а не какая-то пава с форумов Рома. У нас разговор короткий...

Лагерь просыпался. Воины тянулись к озеру, дежурные хлопотали у костра. Сбросив сапоги, я зашла в воду и с удовольствием умылась, стараясь не замочить бинт. Вытершись захваченным с собой куском холста, обулась и пошла к костру. И только тут обратила внимание на мертвую тишину в лагере. Спустя мгновение я поняла причину.

Игрр, вытащив Ниобу из палатки (не приходилось сомневаться, что спали они вместе), нес ее на руках. При этом Ниоба не выглядела страдающей, наоборот, улыбалась и весьма бодро прижималась к Игрру. Отойдя в сторонку, Игрр поставил сестру на землю, спустил ей штаны, а затем, подхватив под бедра как маленькую, помог справить нужду. У меня отвисла челюсть. Мало того, что ни я, ни мои девочки никогда не видели, чтобы пришлый носил женщину на руках, так еще это!

Этим, однако, дело не кончилось. Натянув Ниобе штаны, Игрр отнес ее к озеру, где умыл, а после — все также на руках — доставил к костру. Дежурная дрожащей рукой протянула ему два испеченных в золе яйца. Игрр очистил их и стал Ниобу кормить. И та, ничуть не смущаясь, принялась откусывать! При этом кокетливо улыбаясь. Мерзавка! Вчера с Лолой мы ее осмотрели и обнюхали. Рана не выглядела плохо, гноем не пахло, но я все равно скормила Ниобе изрядный кусочек горного воска, взяв себе лишь с горошинку. Среди трофеев, взятых у сарм, воск нашелся, но его оказалось мало, пришлось экономить. После такого лечения Ниоба не только ходить, в седле должна сидеть! А тут такое себе позволяет, да еще на глазах у всех! Я физически ощутила грозовую атмосферу, повисшую над лагерем.

— Ниоба в состоянии есть сама! — резко бросила я Игрру.

— Она раненая! — возразил он. — Я врач и обязан заботиться. Ты же сама велела!

От взглядов, устремленных на меня, я ощутила, как задымилась кожа. "Бунт! — подумала. — Немедленный! Сначала проспала сарм, теперь передала Игрра сестре. И зачем мы наткнулись на этих пришлых?"

— Отойдем! — сказала я Игрру.

Он встал и пошел за мной.

— Прекрати! — потребовала я, когда мы отдалились.

— Почему? — Он сделал невинное лицо.

— Девочки передерутся. Ниоба — моя родственница. Наши матери — сестры. Все подумают, что я тебя ей отдала.

— А не надо было! — заметил он.

— Игрр! — я прижала руки к груди. — Прошу!

— Мы снова спим вместе?

— Нет! — отрезала я.

— Тогда и я говорю: "Нет!"

— Ты не понимаешь! — взмолилась я. — Мне этого не простят. В турме тридцать воинов, и каждая тебя хочет.

— А я не переходящий приз, чтобы ходить по рукам! — хмыкнул он.

— Неужели ты этого не желаешь? — удивилась я. — Такие красивые девочки!

— Только с тобой! — отрезал он. — Ну? Договорились?

Я покачала головой и вернулась к костру. Там, присев, быстро перекусила. Игрр явился следом. К счастью Ниоба успела позавтракать, поэтому сцена кормления не повторилась. Игорь поел сам, после чего, взяв Ниобу на руки, отнес в повозку. Там, видимо, попросил крупного пришлого по имени Ольг уступить место, потому что тот встал и перебрался к мальчикам.

Когда турма двинулась в путь, каждая из девочек могла наблюдать: пришлый и Ниоба лежат, обнявшись, и о чем-то мило беседуют. С седла-то видно далеко. Я почувствовала, как почва уходит из-под ног. Подозвав декурионов, я отъехала с ними в сторону.

— Это он нарочно! — объяснила нахмуренным девочкам. — Притворяется.

— Почему? — спросила Лола.

— Вчера я не пустила его к себе.

— А он хотел этого?

— Он и сейчас хочет! — вздохнула я.

— А ты?

— Ты знаешь тех, кто его не желает? — разозлилась я.

— Нет! — покачала головой Лола. — Но раз так, забирай!

— Что? — удивилась я.

— Ты могла взять его сразу! — пожала плечами Лола. — и никто бы не пикнул — ты старший декурион. Но ты поступила честно, и все это видели. Девочкам мы объясним.

— Спасибо! — поблагодарила я.

— Не стоит! — улыбнулась Лола. — Ты водишь турму три года, и у нас нет убитых. Ты треспарта, но не заносишься, как другие, и делишь с нами горе и радость. Игрр не случайно выбрал тебя. Пусть лучше он будет с тобой, чем девочки примутся выяснять, кому он достанется.

— Остальные пришлые должны спать с нами! — вмешалась Калисса. — До Рома нужно успеть каждой!

— Не получится! — прикинула я. — Если, конечно, не в каждую ночь.

— Пусть будет по правилам! — возразила Лола. — Не то обозлим их, и они откажутся. Сделаем лучше — свернем на объездную дорогу.

— Как объясним это в Роме?

— Нападения сарм мало? — усмехнулась Лола. — Что может быть важнее жизни пришлых? Объездной путь дольше, но безопаснее. Если доставим мужчин в сохранности, не упрекнут.

— Пожалуй! — согласилась я.

Вернувшись к повозке, я кивнула Игрру:

— Надо поговорить!

Он оставил Ниобу и забрался в седло.

— Я согласна! — сказала я, когда мы отъехали. Он заулыбался. — При одном условии, — добавила я жестко. — Твои друзья будут спать с девочками!

— Так они не отказывались! — пожал он плечами.

— Ты не понял, — возразила я. — Со всеми, по очереди и через ночь.

— Почему "через"?

— Так нужно!

Он внимательно посмотрел на меня.

— Это как-то связано с нашими контрактами?

— Да! — призналась я. Чего уж теперь?

— Мы можем и сверхурочно, — улыбнулся он. — Не мешки же носить.

— Как знаешь! — не стала я возражать. Если он сам предлагает...

Игорь ускакал к пришлым, а я вернулась к Лоле с Калиссой. Услыхав о предложении Игрра, те заулыбались.

— Как будем делить? — спросила я.

— У нас три декурии и трое пришлых, — пожала плечами Кларисса. — Проще простого. Степа забираю я, Лола возьмет Алекса, а Ольг достанется твоим девочкам. Дальше — по жребию.

"В котором вы тоже участвуете! — подумала я. — Потому и выбрали своих мальчиков. Ладно, не мое дело..."

— С одним условием. Те, у кого Дни, без очереди!

Декурионы, не сговариваясь, кивнули. Дни — это святое...

* * *

Игорь, вернувшись, сообщил о разговоре спутникам.

— Что за фигня? — спросил Олег. — Ничего не понимаю! Нет, я не против, конечно, девчонки они хорошие, но почему со всеми?

— Потому что это редкая возможность. Ты что, не видишь? С тех пор, как мы здесь, вокруг ни одного мужчины. Девчонки над нами трясутся. Вита чуть не убила меня за то, что полезли к сармам. Думаю, пострадай мы, ей бы не поздоровилось. Словом, мужики у них в дефиците, и они хотят этим воспользоваться.

— А если забеременеют? — спросил Леша. — Алименты не заставят платить?

— Ой! — Олег всплеснул руками и повалился на мешки. — Ой, не могу! Алименты... Они же про них не знают. Первобытные люди!

— Античные, — поправил Игорь.

— Какой хрен разница! — не согласился Олег. — Теперь все ясно. Поможем нуждающимся? — он подмигнул братьям.

Те покраснели.

— А ты? — спросил Олег Игоря.

— Не участвую.

— Запал на Виту?

Игорь кивнул.

— Она симпатичная! — согласился Олег. — Особенно после того, как ты ей глаз починил. А с той малой ты специально выделывался? Виту хотел позлить?

— Ага! — кивнул Игорь. — Спать со мной отказывалась. Пихала к другим.

— Правильно сделал! — одобрил Игорь. — С ними так и надо — на ревность бить. Только осторожно. Еще зарежет!

— Не посмеет.

— Кто знает? — не согласился Олег. — Была у меня одна. С ножом кидалась, когда с другой видела. А потом пристала: женись! Как жениться, если ей сорок, а мне двадцать три? Ее дочке шестнадцать!

— Зачем такую выбрал? — удивился Игорь.

— Кому я нужен без денег? — вздохнул Олег. — Бабы, они богатых любят. А эта сама подлезла. Я же не знал, что она психованная.

— Сбежал? — спросил Игорь.

Олег кивнул.

— Потихоньку. Сказал, что к ребятам в гараж иду. Она что-то почуяла, проводила. Только сумка моя была уже там — с утра занес. Ребята припрятали. Она увидела, что в гараже мужики, а баб не имеется, и слиняла. Я за сумку — и на вокзал! Как думаешь, с Аурелией мне разрешат?

— После остальных! — сказал Игорь.

— Тогда выбирать не буду! — заявил Олег. — Пусть сами решают! Ох, и оттянемся! — Он ухмыльнулся. — Так, пацаны?

Братья кивнули и снова покраснели.

— Договорились! — сказал Игорь и поспешил к Виталии. Та обрадовано заулыбалась, и скоро новость облетела турму. Воины повеселели и с криками стали носиться вокруг повозок, скаля зубы. Одна Ниоба грустила. Но это никого не интересовало.

Виталия, "дикая кошка". Прирученная

Вечером Игорь пек блины. Тесто он приготовил заранее. На стоянке поставил глинные сковороды на угли, выждал, пока те прогреются, и смазал каждую салом. Над лагерем поплыл дух жареного. Игорь плеснул в сковородки по ложке теста, разровнял и стал ждать. Сбившиеся вокруг девочки напряженно ждали. Выждав, Игорь ножом перевернул блины, подождал, пока они пропекутся снизу, затем сбросил в миску. После чего оторвал от одного блина кусочек и бросил в рот.

— Как? — не утерпела я.

— Не получились! — вздохнул он. — Вкус не тот. Мука грубого помола, закваска вместо дрожжей, молока нет...

— Дай! — попросила я.

Он оторвал кусочек мне. Я прожевала. Замечательно! Что ему не нравится? Вкусная лепешка! Горячая, свежая и нежная. Я не замедлила это сказать.

— Да? — удивился он. — Ну, если понравилось...

Дальше он работал, не разгибаясь. Мазал сковородки куском сала, плескал в них тесто, ровнял, переворачивал... Готовые лепешки летели в миску. Как только их набиралась стопка, миску немедленно уносили. Когда тесто кончилось, он разогнулся и с удивлением глянул на пустую.

— Не осталось! — виновато сказала я. — Прости! Не усмотрела.

— Я каши поем! — успокоил он. — Она-то хоть есть?

— Сколько угодно! — засмеялась я. — Все лепешки хватали. Я сама съела три. Вкусно!

— Буду кормить вас блинами! — пообещал он. — Каждый день! К концу пути располнеете так, что на лошадь не влезете!

Я засмеялась. Что-что, а полнота "кошке" не грозит. На мгновение прильнув к его плечу, я вскочила и побежала за кашей. Посты в тот вечер я проверила наспех. С трудом сдерживаясь, неспешно подошла в своей палатке и нырнула внутрь. Игрр ожидал меня. Нет, я не буду об этом рассказывать!..

Наутро Игрр проведал Ниобу. Сняв повязку, осмотрел раны, покосился на меня, а затем принялся ощупывать ее всю — с головы до пальчиков ног. Ниобе это, конечно, понравилось. Мерзавка охотно подставляла тело рукам Игрра, а тот вдруг стащил с нее штаны, после чего стал трогать и рассматривать то, что "кошки" под ними прячут. Меня затрясло. Это зачем? Стрела угодила Ниобе в плечо, а не между ног! Это я и высказала Игрру, когда мы отошли.

— Я медикус, — сказал он. — Мне интересно, чем вы отличаетесь от наших женщин.

— И чем?

— Чтобы точнее узнать, нужно осмотреть других.

— Только попробуй! — прошипела я.

— Ревнуешь? — улыбнулся он.

Я? Ревную? Да что он себе возомнил! Я гордо подняла голову и пошла к лошади. Турма выстраивалась в колонну, следовало присмотреть.

Когда мы тронулись в путь, Игрр подъехал ко мне. Я приняла независимый вид. Пусть только заикнется об осмотре!

— Почему раны Ниобы заживают так быстро? — спросил он. — У нее нет воспаления и жара. У тебя после операции — тоже. Это особенность вашего организма?

От неожиданности я не нашлась, что сказать. Достала из сумки мешочек и протянула ему.

— Что это?

— Горный воск. Его находят сармы. Это трофей. Если пожевать кусочек, раны не воспаляются и быстро заживают.

Он взял воск, лизнул, после чего, откусив чуточку, пожевал.

— Никогда не слышал о таком лекарстве, — сказал, возвращая мешочек.

— Оно очень редкое и дорогое. Нам повезло, что воск обнаружился в сумках сарм. В Роме он стоит больших денег.

"Которых у "кошек" нет", — мысленно добавила я.

— Сколько Ниобе лет? — спросил он.

"Зачем это ему?" — насторожилась я.

— Она взрослая.

— А ты?

Я возмущенно засопела. Он что, издевается?

— Не сердись! — улыбнулся он. — У моем мире врач первым делом спрашивает возраст пациента. Вы в моем попечении, поэтому хотел знать. Это секрет?

— Ниобе — пятнадцать, мне — двадцать.

Лицо его выразило удивление. Дальше расспрашивать он, к счастью, не стал.

На дневке Игрр снова гладил мне спину. Помня о предыдущем сеансе, я велела девочкам отогнать повозку в сторону и не подходить. Не зря. Когда волна блаженства вновь затопила меня, я успела вцепиться зубами в мешок, поэтому мычала вместо того, чтоб кричать. А он все мял и гладил... Когда я, наконец, пришла в себя, то заметила, что Игрр с любопытством меня разглядывает.

— Очень необычная реакция, — пояснил, протягивая тунику. — Наши женщины тоже любят массаж, но им лишь приятно. А чтобы так... Интересно: это у всех? Хорошо бы проверить!

— Кого ты собрался гладить? — насторожилась я. — Ниобу?

— Ей нельзя — раны могут открыться.

Подумав, я позвала декурионов. Если ему хочется, пусть попробует. Лола с Кассинией будут молчать, а мне интересно. Убеждать девочек не пришлось. Лола сбросила тунику и улеглась на повозку. Игрр плеснул на ладони масла и приступил...

Свою ошибку я осознала почти сразу. Лола завопила так, что турма вскочила и помчалась к нам. А я ведь Лолу предупредила... Она корчилась и орала, Игрр, как ни в чем не бывало, продолжал ее гладить, сбежавшиеся девочки смотрели на это, распахнув глаза. Когда Лола, простонав в последний раз, затихла, Игрр обернулся.

— Повышенная чувствительность к тактильному воздействию, — сказал довольно. — Плюс нетипичное расположение эрогенных зон.

Ни я, ни девочки ничего из сказанного не поняли.

— Ладно! — сказал он, оценив устремленные на него взгляды. — Сейчас сделаю массаж еще одной, остальные пусть записываются. Прием вечером и строго по очереди, — он засмеялся.

В этот раз его поняли. Турма ринулась к биваку, где под присмотром Лолы принялась метать жребий. От злости я едва не прокусила губу. Да что это творится? Почему никто не подумал спросить меня! Кто здесь старшая?!. А Игрр улыбнулся и подмигнул мне. Едва сдерживаясь, я повернулась и пошла к биваку. О чем разговаривали Игрр с Калиссой, оставшейся на массаж, я не слышала, а зря.

Едва мы тронулись, как Калисса подскакала ко мне.

— Игрр предлагает ехать вперед и варить кашу, — сказала, оскалившись. — Можно?

Я только плечами пожала. Скачите хоть в Гадес! Мне все равно. Я тут никто и звать меня никак. Пусть он там всех вас перещупает и перетрогает. Мне до этого дела нет.

Калисса махнула рукой, ее декурия сорвалась с места и с гиканьем умчалась вперед. Игрр скакал в центре колонны, закрытый со всех сторон "кошками", и я невольно отметила предусмотрительность Калиссы. Нападения мы не ждали: захваченная в плен сарма, перед тем, как ее прирезали, сообщила, что другой орды рядом нет. Но береженого Богиня воительница бережет...

К биваку мы прибыли до заката, издалека разглядев дымок костров. С приближением ощутили запах. Аромат, доносившийся к нам, был столь притягателен, что рот мой заполнила слюна. Это что же он приготовил? Не кашу, точно. Почувствовав запах, оживились девочки и стали подгонять коней.

Игрр и Калисса встретили нас улыбками. Я спрыгнула с лошади и направилась к костру.

— Разреши пробу, старший декурион? — вытянулся Игрр.

Я с подозрением глянула на него. Нет, похоже, не издевается. Я кивнула. Он схватил чашку и навалил в нее чего-то густого и вкусно пахнущего. Каша? Он все-таки сварил кашу? Тогда почему она так пахнет? Подув на ложку, я бросила еду в рот и прожевала. Вкус необыкновенный. Свежее мясо и... Ориза? Он приготовил оризу?

— Раздавай! — севшим голосом велела я и отошла в сторону. Весело загомонившая турма выстроилась в очередь. Я села на траву. Да что же это? Он меня в асс не ставит!

...Кто-то сел рядом. Я подняла голову.

— Поешь!

Игрр протягивал мне полную чашку.

— Это ориза, — сказала я.

— И что?

— Очень дорогая крупа. Ее держат специально для раненых. Варят в молоке и дают для укрепления сил. В припасах ее совсем мало.

— Молока у нас нет, — возразил он, — и вряд ли найдем. А вот раненые имеются. К тому же, как сказала Калисса, дальнейший путь безопасен, и нет смысла оризу беречь. Почему не побаловать девочек? Они у тебя молодцы — сражались храбро. Два боя за три дня...

Я подумала и взяла чашку.

— Как это называется? — спросила, проглотив несколько ложек.

— Плов. В своем мире я его часто готовил. Там этой оризы — горы!

— А мясо откуда?

— Козу подстрелили. Их тут стада. Из костей я сварил бульон — раненым полезно. Ешь!

— А ты?

— Повар запахом сыт! — засмеялся он, но все же сбегал за своей порцией.

Я не заметила, как очистила чашку. Игрр, не слушая моих возражений, сунул мне в руки свою.

— Я вправду не голоден, — заверил меня. — Из бульона ребрышек натаскал. Девочки есть не стали — не захотели кости грызть. А я люблю...

Наелась я так, что хоть неси. Сказав это в шутку, я пожалела. Игрр вскочил и подхватил меня руки.

— Отпусти! — испугалась я. — Смотрят!

— И что? — хмыкнул он.

— Ну...

— Ты раненая, а я врач. Почему не отнести больную к палатке?

Я не нашлась, что возразить. Не хотелось, честно говоря. У палатки Игорь уложил меня на войлоки, чмокнул в щечку и убежал делать массаж. Я слышала, как он распоряжался у повозок, затем оттуда донеслись чьи-то страстные вопли. Странно, но меня это не взволновало. Я закрыла глаза и провалилась.

...Меня ворочали. Кто-то стаскивал с меня пояс и сапоги.

— Нет! — попыталась воспротивиться я. — Мне надо проверить посты.

— Калисса проверит! — возразили мне. — Ей все равно нечем заняться: Степ ночует с другой, — он засмеялся. — А вот тебе нужно поспать. Мало того, что раненая, так еще ложишься позже всех, а встаешь затемно. Не о чем беспокоиться! Нет здесь сарм!

Не слушая моих возражений, он затащил меня в палатку, и уложил на мешок с сеном.

— А ты? — удивилась я.

— Я здоровый и могу и на войлоке.

— Иди ко мне! — попросила я.

Он подчинился. Мешок отказался вполне широк: можно и вдвоем, если обняться.

— Спи! — велел он. — Я же вижу, как ты замучилась.

— Разбудишь меня под утро?

— Непременно! — пообещал он. — Я ведь собирался тебя ощупать — с головы до ног. Чем и займусь.

Я хихикнула. Он чмокнул меня в губы и погладил по спине. Последнее, что я запомнила, — ласковый шепот над ухом. Что он мне говорил? Амор? Или это я ему?..

7.

Игрр, медикус и архимагирус турмы. Официальный

Через два дня после боя с сармами мы свернули с наезженного пути и потащились какой-то тропой. Виталия пояснила: старая дорога. Ехать ею в Рому дольше, зато безопаснее — места кочевий сарм остаются в стороне. Детский лепет. Ребенку понятно, зачем им время тянуть.

Мои планы это, впрочем, не нарушало. Наоборот. До прибытия в Рому я собирался кое-что выяснить. Тохесом чувствую, что ничего хорошего нас в столице не ждет. Недаром хвостатые об этом молчат, как пионер-герой на допросе в гестапо. Пусть! Нас тоже не в капусте нашли. Если линию Мажино нельзя взять штурмом, то можно попытаться обойти. Лучший способ получить что-то от женщины — сделать вид, что тебе это не нужно. Я перестал задавать неудобные вопросы и сделал вид, что увлечен другим. Виталия переживала, что я лезу в ее дела, командую девочками, и я ей кое-что нашептал, ночью. Назавтра меня объявили медикусом и архимагирусом турмы — на все время путешествия. Так сказать делегировали полномочия. Теперь могу общаться с "кошками" в рамках обозначенного, чем и пользуюсь. И Вите приятно, и мне полезно.

От женщины, если к ней с лаской, можно узнать многое. Первое и самое главное: ни у кого из девочек, как оказалось, не имеется отцов. Матерей они вспоминали, а вот отцов — нет. Любопытно, не правда ли? Удивил и возраст "кошек" — от четырнадцати до семнадцати. Самой старшей, Виталии — восемнадцать. При этом все девочки выглядят явно старше. Это подтвердил и медицинский осмотр, осуществленный в рамках массажных процедур. Никакой угловатости, характерной для подростков, недоразвитых органов — взрослые женщины, почти не отличающиеся от земных. Если, конечно, забыть о хвостах. Хвосты я тоже исследовал. В принципе ничего особенного: дополнительная конечность — и только. У большинства на хвостах имелась шерстка — короткая и негустая, в редких случаях — кисточка на конце. Как мне объяснили, кисточка — признак породы. У каждого народа свои тараканы в голове. У европейских Габсбургов, к примеру, признаком породы считалась выдающаяся вперед нижняя челюсть, причем, у отдельных представителей династии она выдавалась настолько далеко, что дождь заливал рот. Кисточка — это еще ничего, даже приятно, особенно когда ею тебя под подбородком гладят... Ладно, это меня понесло, вернемся к нашим хвостам. Длина их — примерно до середины голени, и только у Виты — до колена. У сарм были до земли. "Кошки" управляются хвостом как с любой конечностью — ловко и не задумываясь. Я видел, как Вита, одеваясь, не глядя, просунула хвостик в специально предназначенный для него разрез сзади штанов. Так мы вдеваем руки в рукава пальто. На хвостах много нервных окончаний, "кошки" просто обожают, когда их здесь гладят. При любом удобном случае Вита тут же подсовывает мне свой, прямо мурлычет, когда я откликаюсь. У всех девочек оказались сильные и гибкие тела, мускулистые руки и ноги. Последние большей частью короткие. Ничего удивительного. Снимите земных женщин со "шпилек" и убедитесь: длинноногих мало. Что, к слову, не препятствует привлекательности. Наоборот. В постели коротконогая дама даст фору любой модели — сексопатологи подтвердят. Есть даже специальный индекс по определению половой конституции, который высчитывается отношением роста женщины к длине ее ног. Чем индекс больше (читай, ноги короче), тем фемина чувственней.

Чувственность наших спутниц зашкаливает. В постели они стонут, кричат и норовят кусаться. Нередко теряют сознание. Притом в сексе абсолютно не искушены — парни твердят это в голос. Сексопатолог в этом мире не нужен.

А вот повар — очень даже. Моя стряпня девочкам нравится. Не удивительно. Как мне рассказали, в походах "кошки" питаются сухарями и мясом, причем, нередко сырым, а кашу варят, если есть время и желание. Сплошное надругательство над организмом! Куда смотрит начальство? Или оно у них, как у нас? Хуже, чем армии, в России кормят только тюрьме.

Быть поваром турмы совершенно не трудно. Помощников — море. Костер разведут, котлы помоют, воду согреют, продукты доставят, причем, свежайшие. Дичь по степи ходит непуганая. Ежедневно притаскивают козу или пару дроф (так, вроде, называются эти огромные курицы), причем, мясо можно заказать по выбору. Дичь освежуют или ощиплют, разделают и порежут. Остается только заложить это в котел и добавить нужное.

По два раза на день тушим, варим, печем. Гуляш, поджарка, беф-строганов, мочанка... Девчонкам последняя очень нравится. В первый раз, макая блины в подливу, перемазались, как дети мороженным. Шаурму тоже одобрили. Настоящую, а не ту, что вокзалах строгают неизвестно из чего. Ведь ничего хитрого. Блины испечь (девочки навострились), мясо, предварительно замаринованное, на углях подрумянить, а дальше — покрошить и завернуть. А мой крупяной супчик на ребрышках или похлебку из овощей на бульоне с потрошками пробовали? Завидуйте! С радостью приготовил бы борщ, да свеклы нет. Ее здесь выращивают, но в припасах не оказалось. Зато много фасоли. Лобио мое трескали — за уши не оттянуть. А блюдо простейшее. Фасоль замочить и отварить, слегка помять после готовности, добавить поджаренные лук и чеснок, после чего перемешать.

Так вот и ехали, вернее, тащились по степи, останавливаясь на дневки и ночлеги. В Паксе заканчивалась весна. В воздухе плыл аромат отцветающих трав, кричали птицы, поскрипывали колеса повозок, и звенела, украшенная бронзовыми бляхами, сбруя. Табун захваченных у сарм коней трусил за обозом, неся на спинах добычу: оружие, доспехи, одежду. "Кошки" ворковали с парнями, которые, нахватавшись латинских слов, предлагали им "амор". Девчонки в ответ смеялись и просили подождать вечера.

Красивый здесь мир. Солнышко ласковое (правда, девочки говорили, что летом жарко), воздух чистый, вода в ручьях вкусная. Трава стоит в рост человека. Никто ее не косит, в стога не складывает. Живности полно, и нас она не слишком боится. Вечерами к кострам выходит зверье — посмотреть на гостей. Тонконогие козы, какие-то грызуны, похожие на наших сурков, лисы... Волков не видел. Они, как сказали девочки, здесь есть, но человека боятся. Мелкие...

Я подружился с Лолой. Хорошая девочка: веселая и шебутная. Как-то насобирала лягушек — целый мешок, и ночью вытряхнула его посреди стана. Лягушки попрыгали к палаткам — прятаться. Утром визгу было! Калиссе Лола горсть соли тишком в кашу бросила. Та попробовала, сплюнула и прибежала ко мне с претензией. Лола в это время от смеху каталась. Дети, честное слово! Но поболтать с Лолой приятно. Отношения у нас чисто приятельские. Во-первых, Вита меня пасет, как чабан овцу в окружении волков, во-вторых, Лола втрескалась в Лешу. Кормит его, моет, обстирывает — прямо, как мать. Ночью она разрешает ему с другой, а утром все: кыш, куры! Хозяйка пришла. Леше Лола тоже нравится: сам видел, как он ей пальчики целовал. При этом лицо у нее было... Словами не описать.

Парни перестали обращать внимание на хвосты девочек — привыкли. Ничего удивительного. На третьем курсе к нам в группу пришла Аллочка — перевелась из другого вуза в связи с переездом родителей. Страшненькая! Вылитая баба Яга в молодости. Нос большущий, рот — до ушей, губы — тонкие, волосенки — жидкие, зубы крупные и желтые. Витек, мой приятель, как увидел, застонал. "Я, — говорит, — буду смотреть на ЭТО три года? Не переживу!" Пережил... Очень скоро болтал с Аллочкой и даже с курсовыми ей помогал. А новенькая к диплому замуж вышла. Да за кого? Андрея Демина, первого красавца курса. Причем, видно было, что это брак по любви. Андрюша топтался вокруг избранницы, как голубь вокруг голубки, бормоча: "Аллочка! Аллочка!.." И та принимала его восторги, как должное. Это мы считали ее уродиной, а вот она себя — нет. Так и наши спутницы. Им хвосты сзади как нам спереди... Словом, вы поняли.

Лола рассказывает мне о Вите. Хвалит. Командир грамотный — за три года в турме ни одного погибшего, о людях заботится. Как поведала Лола, Вита высокого рода, но с подчиненными держится запросто, что "кошки" ценят. Еще, по словам Лолы, Вите пора возглавить алу, но назначение зажимают: похлопотать некому, а сама Вита просить не станет. Я не слепой и тоже кое-что вижу. Девочки у Виты вышколены, каждая знает свой маневр. Достаточно вспомнить, как турма отбивалась от сарм, и как ловко воспользовалась их замешательством. Вита не ляжет спать, пока не обойдет посты, да еще ночью встанет, чтобы проверить. Днем постоянно в заботах. Ведь не бережет себя совсем! Я как-то решил помочь и ночью, пока она спала, сам посты обошел. Трудно, что ли? Наутро случился скандал. На меня наорали, пообещав разжаловать из медикусов в пассажиры — за превышение полномочий и дискредитацию начальства.

— А спать будешь в своей палатке! — закончила Вита разнос.

Все женщины одинаковы, неважно, с хвостами они или без. Как не по ним, так отлучают от тела. Будто это нам только нужно. И ведь в чем подлость? Вздумай я подчиниться, выйдет хуже. Вытянут из палатки, надают по ребрам и обвинят в коварстве. Дескать, специально вынудил любимую себя прогнать, поскольку в душе подлец и замыслил измену. Небось, кого-то уже присмотрел? Кого? Колись! Молчишь? Вот тебе, вот! Любые слова в таких случаях бесполезны. Поэтому я встал на цыпочки и лизнул Виту в щечку. У местных это означает любовь, раскаяние и просьбу не сердиться — все вместе. Она хлопнула ресницами и смутилась.

— Больше не будешь? — спросила жалобно.

— Мамой клянусь! — чистосердечно заверил я.

Она кивнула, мы помирились, а ночью парафировали соглашение. С чувством глубокого взаимного удовлетворения. За всем этим я не заметил, как миновали большую часть пути. Заросшую тропу сменила накатанная дорога, а еще через день вдали замаячили стены и башни. Турма разом оживилась.

— Это Рома? — спросил я Виталию.

— Тара, — покачала она головой. — Но Рома неподалеку.

В город мы въехали до полудня. Парни ради такого случая взгромоздились в седла — сверху видней. Мы крутили головами, разглядывая, крытые черепицей дома с внутренними двориками, мощеные улицы, фонтаны и местных жителей. Симпатичный городок! Но внезапно я испытал шок. По улицам наравне с привычными женщинами бродили сармы! Такие же мохнатые, с хвостами до земли. Женщины одеты в свободные, длинные платья до пят, мужчины — в туники и сандалии, с плащами через плечо.

— Кто это? — спросил я Виталию.

— Нолы, — ответила она и отвернулась.

С таким же успехом она могла сказать: "к'ханги!" "Нолы" мне ничего не говорило. Не успел я уточнить, как одна из мохнатых вдруг завопила и ринулась к нам. От неожиданности девочки растерялись и не сумели ей воспрепятствовать. Мохнатая, проскользнув между крупами коней, вцепилась мне в ногу. Я струхнул, ожидая, что она укусит, но нола стала ногу лизать. "Кошки", опомнившись, оттеснили ее на обочину и в сердцах перетянули по спине плетками. Нола жалобно вскрикнула, и осталась стоять, провожая нас взглядом.

— Что это с ней? — спросил я, придя в себя.

— Дни... — процедила Виталия.

Какие "дни"? Я собирался это спросить, но, глянув на лицо Виталии, не решился. Турма проследовала на постоялый двор. Лошадей назначенные "кошки" погнали в конюшни, мы разместились по комнатам, после чего спустились к обеду. Еду подавали женщины, одновременно похожие и не похожие на уже виденных нол. Фигуры и лица вполне человеческие, но черты грубые, а на щеках — заметный пушок.

— А эти кто? — шепнул я Лоле, не решившись беспокоить Виталию.

— Кварты! — таким же шепотом сообщила она.

Разъяснила, называется...

Турма пообедала, после чего я отозвал парней и предложил сходить на базар. Удобный повод, чтоб осмотреться. Да и нужно. Наши туники пообтрепались, сандалии поизносились, и вообще человек должен иметь запасную одежду. Нельзя же в одной и той же постоянно!

— В Роме вам выдадут новую! — заявила Виталия, когда я изложил просьбу.

— Не хотим приезжать оборванцами! — возразил я. — Деньги есть. Смотри!

Я отцепил трофейный кошель и высыпал монеты на стол. Глаза у Виталии и ее спутниц стали круглыми.

— Это много? — спросил я, заметив ее смятение.

— Очень! — ответила она. — Мое жалованье за год, даже больше.

— На одежду хватит?

— Вот за эту, — сказала Виталия, ткнув пальцем в золотую монету. — Вас оденут с головы до ног. Только не ходи с такими деньгами по рынку! Тара — приграничный город, народ здесь разный. Могут ограбить!

— Пусть попробуют! — хмыкнул я. — Я же с парнями!

— Ткнут украдкой ножом в спину — и все! — не отстала Виталия. — Не спорь! Возьми пару монет, кошель оставь дежурным. А я с девочками сопровожу вас.

По всему было видно, что ей не хочется отпускать нас одних, и я не стал спорить.

— Как хочешь! — пожал плечами.

На рынок двинулись двумя декуриями. Девчонки тоже захотели шопинга. Как объяснила Виталия, Тара — обычный городок, ничем, кроме близости к границе, не примечательный. Даже мрамора здесь почти не встретишь — сплошь кирпич. А вот торг здесь хороший — все дешевле, чем в Роме. Я шел, разглядывая окрестности. Своеобразное зрелище! Дома выходят на улицы глухими стенами и оградами, видны только двери, тяжелые и окованные металлом. Дым струится из отверстий в крышах — печных труб нет. Пахнет свежеиспеченным хлебом и жареным мясом. На стенах — многочисленные надписи. Я присмотрелся — реклама! И здесь эта зараза! Они надписи приглашали посетить лавки, бани и цирюльни. Другие звали голосовать за Попею, мудрую и щедрую. "Лучшего эдила для Тары не найти!" Ниже от руки было торопливо приписано: "Сучка — эта ваша Попея! Все знают, что спит с нолами!" Следующая надпись приглашала в лавку Эмилии, где "всегда есть свежая форель и другая рыба". Ниже прыгающие буквы: "Тухлятина у нее, а не форель! Попробуете, с латрины не слезете! Свежая рыба только у Глаты!" М-да, конкуренция!

Я стал переводить парням надписи, те засмеялись, но тут Виталия дернула меня за рукав и указала вперед. Над распахнутой дверью одного из домов висели на крюках туники и сандалии.

— Лавка! — сказала она.

Мы вошли внутрь, и я к своему удивлению увидел за прилавком земного мужчину. Высокого, с обильной сединой в черных волосах, но самого обыкновенного. Нашему появлению хозяин поразился еще больше. Замер, оторопело уставившись.

— Им нужна одежда! — сказала Виталия, указав на нас. — Туники, набедренные повязки. И обувь.

— Сделаем, госпожа!

Лавочник пришел в себя и засуетился, бросая на прилавок вороха одежды. Окинув очередного клиента цепким взглядом, он рылся в них, вытаскивая нужное. Скоро в наших руках оказалось по тунике.

— Господа могут примерить!

— Пусть и штаны найдет! — сказал Олег. — Надоело в бабском ходить.

Лавочник издал сдавленный звук. Он перевел взгляд с Олега на братьев, затем — на меня.

— Руски?

— Ага! — подтвердил я. — Из России. Недавно прибыли.

Глаза лавочника блеснули. Он шагнул из-за прилавка и выпрямился:

— Здраво, друг! Мойе име Бранко. Я серб.

Виталия Руф, старший декурион. Подавленная

Идти к Бранко мне ужасно не хотелось: нехорошее предчувствие одолело. Но лавочник вцепился в Игрра, и стало ясно: не отстанет. Игрр тоже загорелся. Я пыталась напомнить, зачем мы пришли, но Бранко мгновенно выдал каждому из мужчин по комплекту одежды и обуви и заявил, что не возьмет денег. Спутники Игрра идти с нами не захотели. Прихватив покупки, двинулись дальше. Игрр снабдил их деньгами и наказал торговаться. Девочки отправились следом. За пришлых можно было не беспокоиться, и я смирилась.

Бранко закрыл лавку и повел нас к себе. Обитал он в домусе неподалеку. Дом выглядел очень зажиточно: имел просторные триклиний и атриум, обширный перистиль с садом и бассейном, наполняемым из источника, а не дождем, как у бедняков. Нас встретила хозяйка — статная, красивая женщина, которую Бранко представил, как Леонтину. Он ей что-то шепнул, Леонтина сморщилась, но ушла распоряжаться. Тем временем Бранко показал нам дом и познакомил девочками-подростками Алвой и Аматой. Те вбежали в перистиль и с радостными криками бросились к лавочнику. Он подхватил их, расцеловал, при этом лицо мужчины осветилось нежностью. "Это его дочери! — догадалась я. — Богиня-воительница, как Леонтине это удалось?"

Вскоре явилась хозяйка и пригласила в триклиний. Стол был накрыт. Я удивилась. Понятно, что Леонтина не бедная, но чтоб так быстро? У нее или постоянно держат на кухне еду, или же рядом харчевня. Как бы то ни было, но мясо, рыба и хлеб, стоявшие на столе, источали призывные ароматы. Мы омыли руки, возлегли и приступили к трапезе. Пока насыщались, говорили мало. Служанки подливали вино, уносили пустые миски и подавали полные. Я лежала рядом с хозяйкой, Игрр устроился возле с Бранко, мужчины время от времени вздымали чаши и ударяли ими друг о друга, что-то при этом произнося. В дороге я видела такое у пришлых, но не поняла этого обычая. Тост произнести, ясное дело, нужно, но стучать-то зачем?

На душе у меня было гадко. За эти дни я привязалась к Игрру. В пути я замечала, что ищу любую возможность его обнять, прижаться или хотя бы коснуться. "Зачем это тебе? — уговаривала я себя. — В Роме ты с ним расстанешься и, скорее всего, более не увидишь!" Однако поделать с собой ничего не могла. И вот все закончилось. Игрр умный и догадается, зачем их везут в Рому, а если нет, то Бранко расскажет. Возможно, уже говорит. Узнав правду, Игрр даже не взглянет в мою сторону. А что я могла сделать? Зачем Богиня-воительница послала нам пришлых? Случись иначе, мне бы не было бы больно...

Когда мы насытились, Леонтина попросила рассказать, откуда мы и куда следуем. Я начала неохотно, но потом увлеклась. Поведала про взятый сармами бург, погоню за ордой, про первую и вторую стычку с сармами. По лицам Бранко и Леонтины было заметно, что они поражены. Тогда я сообщила, как Игрр выручил турму, рванувшись в бой. Леонтина недоверчиво покрутила головой:

— Прости меня, декурион, но верится с трудом. Я вполне допускаю, что Игрр храбр и мог броситься вам на помощь. Мой Бранко тоже такой! — Лицо ее осветила улыбка. — Но чтоб Игрр сразил нескольких сарм?! Пришлые не владеют нашим оружием.

Я почувствовала, что краснею. Леонтина прямо не обвинила меня во лжи, но намекнула. Что ответить? Пока я мучилась, подбирая слова, Игрр встал и подошел к скамье перед триклинием, где мы по обычаю оставили оружие. Игрр взял свое с собой, видимо, впечатлившись моим рассказом об опасностях Тары. Вытащив из ножен трофейный меч, Иггр вскинул его над головой. В следующий миг клинок образовал в воздухе сверкающий круг. Круг сместился вперед, после — за спину Игрра, замелькал то с одного, то с другого бока. Игрр вращал мечом, будто не касаясь рукояти, и без всякого видимого усилия — будто играл. Хозяева смотрели на него зачарованно. Я тоже. В походе я видела, как Игрр упражняется с мечом, но такого он не показывал.

Клинок в руках Игрра внезапно застыл, он сделал неуловимое движение, и меч скользнул в ножны, которые Игрр держал в левой руке. Он положил оружие на лавку и вернулся к столу.

— Теперь веришь? — спросил хозяйку.

— Да! — сказала Леонтина. — Прости!

— Ты обидела не меня, а мою женщину, — сказал Игрр. — У нее и проси прощения!

Леонтина нахмурилась.

— Я покажу гостю библиотеку! — поспешил Бранко, вскакивая. Он схватил Игрра за руку и потащил из триклиния. Мне захотелось выпить, и я потянулась к чаше с вином.

— Не спеши! — остановила меня Леонтина...

Игорь Овсянников, пришелец. Просвещенный

— Не сердись! — сказал Бранко, когда мы оказались в таблинуме. — Леонтина — хорошая женщина, но не любит нежданных гостей. Да какая хозяйка их любит? Не волнуйся! Леонтина слишком умна, чтобы сориться по пустякам. Она очарует твою девочку, и та забудет об обиде.

— Леонтина — твоя жена? — спросил я.

— Хозяйка.

— А девочки?

— Наши дочери.

Я глянул недоуменно.

— Ты здесь недавно...— усмехнулся он и внезапно спросил: — Ты говоришь по-английски?

Я кивнул.

— Перейдем на этот язык. Его здесь не знают. Служанки любят подслушивать, и Леонтина разозлится, когда узнает о разговоре. Она ревнует меня к прошлому. Я отвечу на твои вопросы, но сначала расскажи о моей родине. О Косово. Я не слышал о нем давно...

— У них получилось, — сказал Бранко, когда я умолк. — Оторвали Косово от Сербии. Этого следовало ожидать. После того, как НАТО начало нас бомбить... Но я все же надеялся...

Серб встал и кликнул служанку. Та, получив приказ, убежала и вернулась с кувшином и чашами. Бранко разлил вино и, не чокаясь, осушил свою. Затем снова наполнил.

— Леонтина станет ругаться, — сказал, заметив мой взгляд, — но я сегодня напьюсь. Душа болит...

Он поиграл желваками.

— Меня зовут Бранко Петрович, — продолжил, вздохнув. — Я был учителем английского языка. Обыкновенный человек. Имел семью: жену Дущицу и сына Милко. Я не воевал против албанцев, а учил детей, причем, как сербских, так и албанских. Когда в Косово стало плохо, жена уговаривала меня уехать. Я не послушал. Я не верил, что наши соседи-албанцы могут сделать нам плохо, ведь мы жили мирно.

Бранко помолчал.

— Они ворвались к нам ночью. УЧК... Сказали, что я помогаю сербам и меня надо за это наказать. Жена пыталась воспротивиться, но они избили ее. Меня связали, надели на голову мешок и увезли. Я оказался в каком-то бараке. Там были еще мужчины, главным образом молодые. Всех схватили, как и меня, обвинив в пособничестве Сербии. Я ожидал, что нас будут допрашивать и даже пытать — об УЧК ходили страшные слухи, но албанцы не спешили. Нас даже сносно кормили.

Бранко вздохнул.

— Однажды в барак пришли врачи. Нам велели сдать анализы: кровь, моча... Мы обрадовались. Раз прислали врачей, значит, смерть не угрожает. Кто заботится о здоровье приговоренных? Только один из нас не радовался, Слободан, хирург... В суматохе, которая тогда получилась, он заглянул в бумаги, привезенные врачами. Когда те ушли, Слобо, так мы его звали, сказал, что подобные анализы берут для трансплантации органов, и нам, скорее всего, приготовлена участь доноров. Мы не поверили. Об УЧК рассказывали всякое, но такое? Врачи уехали, и вскоре из барака стали забирать людей. Их уводили, и более не возвращали...

Бранко взял кубок и осушил его.

— Скоро мы поняли, что Слобо прав. Мы пытались освободиться и напали на охранников, но у нас не было оружия. Троих пленников застрелили, а затем албанцы добили раненых. Им перерезали глотки прямо на наших глазах. Среди тех, кого казнили, был Слобо. Мы более не бунтовали. Всеми овладела апатия. Мы целыми днями лежали на нарах. Когда охранники входили, все поднимали головы, ожидая, кого выкликнут, несчастного уводили, остальные продолжали лежать. В конце концов, нас осталось одиннадцать. И тут снова явились врачи...

Бранко налил себе вина.

— У нас опять взяли анализы, только в этот раз потребовали и сперму. С первого раза сдать ее не получилось. Мы были слишком подавлены. Тогда нам показали нам порнофильм. Некоторые, увидев его, плакали. Мы думали, что видим женщин в последний раз. Анализы увезли, а через неделю семерых, в том числе меня, вызвали.

Бранко опрокинул вино в рот.

— Нас везли в крытом грузовике. Через Албанию — в порт, а потом — на корабле по морю. Мы не понимали, зачем? Органы можно взять на месте — так объяснял Слобо. Но один из охранников проговорился. Сказал, что сербским свиньям необыкновенно повезло. Нас выкупила фармацевтическая компания...

— FAGG?

— Да! — кивнул Бранко. — FAGG. Поначалу мы не слишком обрадовались: думали, что станем подопытными животными. Однако нас привезли в Турцию, а оттуда переправили в Пакс.

— Для чего?

— Осеменять нол.

— Окуеть!

— Ты об этом ничего не знаешь, — кивнул Бранко. — Ну, так слушай! В этом мире испокон веков жили две расы: люди и нолы.

— А сармы?

— Это те же нолы, только кочевники. У них и языки схожи, только в Роме большей частью говорят на латыни. Латынь занесли люди, которые появились здесь в период владычества Рима. Подробности опущу, сам узнаешь, но люди и нолы жили мирно. Более того, смешивались. От человеческих мужчин у нол рождались метисы, похожие на людей. Моя Леонтина и твоя девочка, как раз такие и есть. Похожи на наших женщин, только с хвостами.

Я кивнул.

— Так появилась раса, которая составила основу Рома. Людей, насколько знаю, было не много. Образовалось государство, скроенное по римскому образцу, где главенствующее место заняли женщины-метисы.

— Почему женщины?

— У нол был матриархат, и они сохранили его. Кроме того, от мужчин-людей у них рождаются только девочки.

— А у человеческих женщин от нол?

— Я не слышал о таких детях, — пожал плечами Бранко. — Наверное, это не поощрялось. Здесь строгое деление по крови. Есть кварты, демидии, треспарты и комплеты.

— То есть?

— Все просто. В кварте — четверть человеческой крови, в димидии — половина, в треспарте — три четверти, в комплете — вся. Это определяется по внешнему облику. Лицо, фигура... И хвост — чем он короче, тем больше в ноле от человека. Для примера, воины, с которыми ты зашел в лавку — димидии. Моя Леонтина и твоя Виталия — треспарты. А комплет я не видел. Они, если и встречаются, то в Роме. У настоящих комплет, говорят, даже хвостов не имеется, но я в это не верю.

— Зачем деление?

— От него зависит положение в обществе. Обычные нолы стоят на самом низу. Их даже грамоте не учат. Они не имеют право избирать и избираться. Нол не берут в армию и на государственную службу.

— Почему?

— Нет смысла. Очень мало живут — в среднем двадцать лет. Кварты — примерно тридцать, димидии — за сорок, треспарты дотягивают до пятидесяти и более. Сколько живут комплеты, не знаю, но, думаю, дольше. Димидии и треспарты — полноправные граждане Рома, но высоких постов димидии не достичь — не пустят. Поэтому есть стимул повышать статус своих детей, улучшая им кровь. Для этого применяют осемененение. Этим занимаются в храмах.

— Как?

— Жрица обмакивает жезл и вводит.

— Твою мать!

— А ты думал нол подкладывают в постель? — усмехнулся Бранко. — Это нерационально. Спермой донора можно осеменить большее число женщин.

— Вряд ли. Этот метод неэффективен.

— Это у нас. Здесь работает. Дело в особенности организма нол. Они знают, когда забеременеть. Появляется необыкновенно сильное влечение к самцу, нола буквально сходит с ума. Они называют это Дни.

Я кивнул: слышали. И даже видели.

— В такой момент нола и приходит в храм. Беременность наступает в большинстве случаев. В остальное время мужчина ноле не требуется.

— Хм... Я бы не сказал!

— Если человеку не дать вина, — Бранко поднял кубок, — он не сможет оценить его вкус. Так и проживет в неведении. Подавляющая часть нол никогда не знала мужчин. Нас здесь мало.

— А местные?

— Лет тридцать назад в Паксе случилась эпидемия. Люди вымерли, все.

Я присвистнул.

— Нол эпидемия не затронула. С тех пор они завозят мужчин.

— Через FAGG?

— Да.

— Зачем это фармацевтической компании?

— Думаю, деньги, — пожал плечами Бранко. — За каждого из нас платят — две тысячи золотых. Это очень много.

— Для FAGG — крохи, — возразил я, прикинув. — Они миллиардами ворочают.

— Тогда не знаю. Все, что связано с FAGG, здесь тайна.

Мы помолчали.

— Когда мы узнали, зачем здесь, то очень обрадовались, — продолжил Бранко. — Кричали и плакали от счастья. Никто не рассчитывал остаться в живых.

— А дальше?

— Пять лет я служил в храме. Вновь прибывшие мужчины содержатся там. В это время интимные связи с женщинами запрещены.

— Мужчин держат взаперти?

— Днем передвижения свободны. Но у каждого здесь, — Бранко указал на левое запястье, — бронзовый браслет — знак принадлежности к храму. С таким подругу искать бесполезно. За связь с храмовым мужчиной нол казнят.

"Твою мать!" — подумал я.

— Почему так строго? — спросил, откашлявшись.

— Жрицы ведут учет: кто, от кого, какая пропорция человеческой крови... На этом держится система власти. Попытку присвоить себе не надлежащий уровень легко пресечь, когда имеются документы. Не то каждая сможет заявить... Смешение кровей дает разные комбинации, от одного и того же мужчины может родиться и кварта, и треспарта. В спорных вопросах обращаются к жрицам.

— Откуда возят мужчин?

— Из Европы. Пакс не принимает китайцев, негров и арабов. Только европейская внешность. Очень ценится светлая кожа, волосы и голубые глаза. Как у тебя, к примеру, — Бранко усмехнулся. — Вербуют преимущественно в бедных странах. Очень много румын, что и понятно, их язык близок к латинскому, они быстро осваиваются. Русских, пока я служил, не было. Вы первые.

— Мужчины не отказываются?

— Зачем? — Бранко пожал плечами. — За донорство платят. Сперму сдают через день, а за порцию полагается золотой. Это очень много. Пятнадцать порций в месяц — пятнадцать золотых. За год выходит сто восемьдесят, за пять лет — девятьсот. За эти деньги можно купить дом. Мужчины, которых привозят сюда, бедны, у них нет образования и хорошей профессии, поэтому они довольны. Работа легкая, а денег много.

— Что по завершению контракта?

— Предлагают продлить, но соглашаться не обязательно. Ты можешь уйти из храма. Многие так и делают. Становятся лупами.

— А это кто?

— Проститутки.

Я присвистнул.

— Да, в Паксе лупы — мужчины. Встречаются с женщинами под присмотром жриц. Те следят, чтобы встречи были не слишком частыми, и взимают налог. Лупы хорошо зарабатывают — больше, чем в храме. За свидание берут не менее двух золотых, но могут и три-четыре — как договорятся. Такой, как ты, может смело просить пять, — подмигнул Бранко. — Это очень дорого, но к лупам стоят очереди. В Паксе престижно забеременеть от лупы.

— Погоди! — остановил Игорь. — Я не пойму. Мы прибыли сюда по контракту. Но пока нас везли...

— То много и горячо любили, — улыбнулся Бранко. — Все просто. Пока на руке нет браслета, мужчина свободен. Любая женщина может предложить тебе близость, и это не считается преступлением. По установленному порядку браслеты надевают только в главном храме Рома, это торжественная церемония. До этого вы — ничьи. Разумеется, вам этого не сказали, — Бранко хмыкнул, — и девочки из охраны воспользовались оказией. Бесплатные лупы... Не все забеременеют, зато будет чем похвалиться. Здесь все регламентировано. Храмовый мужчина носит бронзовый браслет, лупа — серебряный, у свободных их нет совсем, хотя некоторые надевают золотые. Но свободных мужчин, помимо тех, кого еще везут Рому, очень мало. Это те, кто состарился и не может быть лупой, или же не захотел им стать. Такие заключают контракт с какой-либо женщиной и живут при ней. Но за это мужчины расплачиваются бесплодием.

— То есть?

— Тебе дают лекарство, три дня в лихорадке и выздоравливаешь. Можно любить женщин, но детей не будет.

— Так ты...

— Да! — кивнул Бранко. — Выпил.

— Фашизм! — сказал Игорь.

— Закон! — пожал плечами Бранко. — Рома правовое государство, в нем соблюдают законы. Если мужчина уходит из храма, закон безжалостен.

— Почему ты согласился?

— Из-за девочек. Женщина, которая приходит в храм, имеет право выбрать отца. Ведь она платит! Ей показывают доноров, она даже может с ними поговорить — это не запрещается. Мой контракт истекал, когда пришла Леонтина. Сказала, что родила от меня девочек и хочет, чтобы у них был отец. Она богата, и может сделать меня счастливым. Такие предложения делают часто, только мало кто соглашается. Леонтина мне понравилась. Я попросил показать девочек, и она привела их. Алва похожа на мою мать, Амата — на Милко. Когда я вижу их, то вспоминаю родину. Я согласился и подписал контракт. Пожизненный.

— Почему не брак?

— Я не слышал, чтобы здесь женились. Условия мне предложили очень хорошие. Леонтина обязана меня содержать, заботиться, платить мне жалованье и не обижать. От меня требуется жить с ней и не покидать без разрешения. Это все. Работать не нужно.

— А лавка?

— Скучно без дела. Я серб, и мне стыдно жить за счет женщины. Торговля идет хорошо. Мои покупатели женщины. Я говорю им комплименты, им это нравится, и они часто заглядывают.

— Леонтина не ревнует?

— Она достаточно умна, чтобы не путать чувства с бизнесом. Она знает, что я люблю наших девочек, а другие детей мне не родят. Интрижку она простит, разве что поворчит немного, но я не грешу. Если бы хотел много женщин, то пошел бы в лупы.

— Странно, — сказал Игорь. — Зачем вербовать мужчин, если можно ввезти сперму? У нас ее завались!

— А как нола увидит отца своей дочери? К тому же с замороженной спермой нужно уметь обращаться. Это античный мир.

Мы снова помолчали.

— Мне грех жаловаться на жизнь, — сказал Бранко. — Я уцелел, и у меня есть семья. Девочки растут замечательные... Но я не могу простить себе: почему не пошел на войну? Пусть я бы погиб! Господь призрел бы меня в царстве своем. Убивать тех, кто уничтожил мою страну, издевался над женщинами и детьми, резал нас на органы, взрывал наши церкви — святое дело! А я струсил...

Вино снова забулькало в чашу.

— Идем! — сказал Бранко, допив. — Твоя девочка заждалась. Она красивая, даже шрам ее не портит. Ты ей очень нравишься, я видел, как она на тебя смотрела. Как некогда Леонтина на меня. Она тогда очень боялась, что я скажу "нет". Даже заикалась от волнения. Возможно, поэтому я согласился...

8.

Виталия, "дикая кошка". Расстроенная

Дорогу к постоялому двору мы преодолели молча. Не знаю, о чем думал Игрр, но я вспоминала разговор с Леонтиной.

После ухода мужчин она придвинулась ко мне и заглянула в глаза:

— Хочешь знать, как я получила Бранко?

Я закивала. Это был тот вопрос, который я желала, но стеснялась задать.

— Я решила забеременеть в храме, — начала Леонтина. — Деньги на луп имелись, но они мне не понравились. Заносчивые...

Я снова кивнула: правда.

— Поехала в Рому — там выбор больше. Ходила по двору храма и, как все, разглядывала мужчин. Те шутили, предлагая их обнять. Жрицы этому не препятствуют: после такого общения с женщинами мужчинам легче давать семя. И тут я заметила Бранко... Он стоял в сторонке и ни с кем не разговаривал — только смотрел. Стройный, красивый, но с очень грустными глазами. У меня кольнуло в груди...

Леонтина помолчала.

— Ты когда-нибудь ощущала, глядя на мужчину, что именно от него хочешь детей?

Я покачала головой.

— А я так сразу почувствовала. Я не стала подходить к Бранко — постеснялась, просто указала на него жрице. На другой день мне влили его семя... И я забеременела, сразу! Не понадобилось приходить снова, как нередко бывает. Когда родилась Алва, я поняла, что не ошиблась. Девочка вышла такая хорошенькая! Я поняла, что и вторая дочка должна быть тоже от Бранко. Когда Алва подросла, я поехала в Рому. В этот раз к Бранко была очередь: не одна я разглядела, что он красив. Предстояло ждать, а Дни могли пройти. Пришлось заплатить жрицам. Я снова увидела Бранко, в этот раз он держался бодрее. Я попросила обнять меня, он откликнулся, и у меня снова кольнуло в груди. Я опять забеременела с первого раза! После этого я не сомневалась: надо любой ценой получить этого мужчину!

Леонтина взяла кубок и отпила.

— Я разузнала, когда у него кончается контракт. Жрицы держат это в тайне, опасаясь, что мужчину сманят, и он не пойдет в лупанарий. Я опять заплатила, после чего пришла в храм и нашла Бранко. Я не знала, с чего начать разговор. Обычно в таких случаях предлагают деньги, но мне показалось, что ему не понравится. Я сказала, что у меня от него две дочки, они очень красивые, и я хочу, чтобы у них был отец. Он внимательно посмотрел на меня и спросил, можно ли увидеть девочек. Я ответила, что они в гостинице под присмотром няни. В храм запрещают приводить детей, жрицы не хотят, чтобы отцы их видели. Мы договорились встретиться на форуме. Я побежала в гостиницу. Девочек умыли и приодели. Я боялась, что он не явится, но Бранко пришел... Алва сразу потянулась к нему. Ей шел третий годик, в этом возрасте дети боятся чужих, но Бранко она признала. Стала таскать его за волосы, и он рассмеялся. В этот миг я поняла, что он согласится...

Леонтина улыбнулась.

— С тех пор не было дня, чтобы я не радовалась. Бранко очень любит девочек, а те его и вовсе обожают. Еще бы! Только у них в Таре есть отец. Каждый вечер Бранко ложится ко мне в постель, и мы засыпаем, обнявшись. Это такое счастье! Я знаю, что у него в том мире семья, он сам рассказал мне об этом, но его жена далеко и не сможет его забрать. Но я не люблю, когда ему напоминают о прошлом. Поэтому рассердилась, увидев вас. Прости! Это глупо. Вы уедете, а он останется.

— Бранко не встречается с другими женщинами? — спросила я.

— Нет! — засмеялась Леонтина. — Первое время я боялась, но потом поняла, что он не такой. Ему нужна только одна женщина. За это я люблю его еще больше. Я исполняю все его прихоти. В его мире мужчины содержат семью, и я купила ему лавку, хотя доход от нее никакой. Я позволяю ему учить дочек языку, который им никогда не понадобится, и рассказывать им истории, которые он называет "байки". Девочкам они нравятся. Я заказываю ему свитки и не ругаюсь, когда он время от времени напивается. Мое завещание составлено в его пользу. Я готова делать гораздо больше, но Бранко — человек скромный. Единственное, что я запрещаю ему, так это покидать Тару. Я не хочу, чтобы он виделся с другими мужчинами. В первое время его друзья приезжали к нам, я накрывала им стол, они много пили, после чего начинали петь и плакать. Бранко — тоже. После таких встреч он несколько дней ходил сам не свой и забывал обо мне, — Леонтина смахнула слезу. — Я не хочу, чтобы он грустил, и запретила эти встречи. А ты? — внезапно спросила она. — Хочешь получить Игрра?

— Я не думала об этом, — смутилась я.

— Зря! — покачала головой хозяйка. — Он красив и неравнодушен к тебе.

— Ты так думаешь? — Я почувствовала, что краснею.

— Стал бы он вступаться за тебя в другом случае? Неужели ты его не хочешь?

— Хочу! — вздохнула я. — Очень! Но мы везем мужчин в храм. Не думаю, что он согласится ждать пять лет.

— Это долгий срок, — согласилась Леонтина, — но за это время ты можешь родить ему детей. Двух девочек или даже трех. Мне кажется, что Игрр им обрадуется. А по окончанию службы подпишет с тобой контракт.

— В Роме многие его захотят. Игрр слишком красив. У него будет выбор. А я не богата.

— Игрр не из тех, кто ищет денег. Он не лупа. Никто из них не помчался бы защищать тебя, рискуя при этом погибнуть. Твой шрам... Это в том бою?

— Нет. Три года назад меня ударили мечом, бровь сползла и закрыла глаз. Так и приросла. Я могла видеть левым глазом, только приподымая бровь пальцем. Уродина... Игрр посмотрел, сказал, что он медикус и может это исправить. Он срезал лишнюю кожу и зашил. Теперь вижу обеими глазами.

— Ты спала с ним?

— Да.

— Легла с ним до операции или после?

— До.

— То есть он выбрал тебя одноглазой? Виталия! — Леонтина покачала головой. — Думаешь, Бранко подписал со мной контракт только из-за девочек? Будь я уродлива... Такого мужчину, как твой Игрр, терять нельзя. Я на твоем месте ничего бы не пожалела. Есть еще кое-что. Сколько мне лет, как думаешь?

Я внимательно посмотрела на хозяйку. Глаза умудренной жизнью нолы, но лицо...

— Двадцать пять — двадцать восемь.

— Тридцать шесть! — засмеялась Леонтина.

— Не может быть! — воскликнула я.

— Может! — кивнула она. — Я очень поздно завела детей. Мать оставила в наследство расстроенные дела, и мне пришлось много работать, чтобы привести их в порядок. Алву я родила в двадцать шесть, Амату — в двадцать девять. У меня к тому времени появились седые волосы. Старуха. Честно говоря, я не надеялась, что Бранко согласится. Но с тех пор, как он со мной, я перестала стареть. Даже седые волосы исчезли. Гляди! — она приблизила лицо, чтобы я могла видеть. — Бранко словно дарует мне молодость. Я не знаю, почему это происходит, но результат ты можешь видеть сама...

И вот теперь, шагая обратно, я размышляла над словами Леонтины. Хочу ли я Игрра? Глупый вопрос. Он такой... Я даже не могу подобрать слов. Сильный, смелый, добрый, ласковый, умный... А какие слова говорит! "Девочка моя маленькая! Глазки твои — как два солнышка, губы — как мед, кожа нежнее пуха. Руки твои мягки, грудь — упруга, а лоно, принимая меня, возносит на небеса..." Откуда он это знает? Его латынь поначалу была такой скверной... Я не ни за что хочу с ним расставаться! Только вот согласится ли он?

Тем временем показался постоялый двор. Мы вошли в свою комнату, Игрр плюхнулся в ложе и застыл, заложив руки за голову. Я потопталась и осторожно прилегла рядом. Он, однако, не обнял меня, как я ждала. Я кашлянула, привлекая его внимание, но он не отреагировал.

— О чем ты думаешь? — спросила я, страдая от его невнимания.

— О словах Бранко.

— И что он сказал?

— То, что я надеялся услышать от тебя. Зачем нас везут в Рому.

Я похолодела.

— Нам запрещено... — пробормотала чуть слышно.

— Ты всегда соблюдаешь запреты?

— А ты? — обиделась я.

— По обстоятельствам. Когда на турму в дороге напали сармы, ты велела нам не высовываться. Олег первым нарушил запрет. Он схватил дышло и побежал сражаться, хотя мог погибнуть. Он хотел вам помочь. Тогда и я... Если бы мы послушались, "кошки" погибли бы. Мы поступили правильно, нарушив запрет?

— Да! — согласилась я.

— Почему же ты не осмелилась? Я думал, что не чужой тебе. Оказалось, что всего лишь бесплатный лупа.

— Игрр!.. — закричала я. — Это неправда! Ты не лупа! Совсем не лупа! Нет...

Я не нашла слов и от горя расплакалась. Слезы потекли по моим щекам, и тогда он вдруг обнял меня и стал собирать их губами.

— Я тебя очень люблю! — заговорила я сквозь рыдания. — Я не хочу тебя терять. Только это зависит не от меня. Хочешь, я умру за тебя? Возьму твой кинжал, он острый...

— Вот этого не надо!

Он погладил меня по щеке, стирая остатки слез.

— Сделаем так! — сказал он, когда я успокоилась. — Ты мне расскажешь все. Что это за мир, и как у вас все устроено. А потом мы подумаем, что нужно сделать.

— С чего начать? — спросила я, шмыгнув носом.

— С начала! — предложил он...

Игрр, попаданец. Задумчивый

— Наши предки обитали у моря, которое называлось Понтом Эвксинским, — начала Вита. — Но тогда мы не знали этого и звали море Большой Водой. Жили в степях, разводили скот, выращивали зерно. Наши женщины воевали, а мужчины вели хозяйство. Рядом обитали сармы. Мы с ними бились за водопои и пастбища, так продолжалось сотни лет. А затем появились люди. Их было много, они оказались сильнее, и оттеснили племя в бесплодные степи. Тогда старейшие решили уйти. Они знали о проходе в горах, который вел в неведомые земли. Проход нашли пастухи. Они прятались от дождя в пещере и обнаружили...

Старейшины послали разведку, и та сообщила: в новом мире нет людей. Зато есть дичь, много. Там растет сочная трава и текут реки. Нолы снялись и пошли. Гнали скот, везли скарб... Переселение заняло не одну луну. От прохода племя пошло на юг. Разведчики сообщили: там больше воды, гуще трава, а на жирных землях растут деревья, из которых можно делать жилища. Вслед за нами в Пакс прошли сармы. Мы завалили пещеру камнями, но они их разобрали. На месте, где теперь стоит Рома, состоялась большая битва. Мы победили, и сармы откочевали. Многие из них вернулись обратно в тот мир, но часть осталась. С тех пор мы и воюем... — Виталия вздохнула.

— Договориться пробовали?

— Сармы признают только силу. В Паксе нет нужды сражаться за земли, их много, но сармы любят войну. В первое время они нам серьезно досаждали. Пока не пришел легион.

— Кто?

— Они называли себя "рома". Так звали их главный город. Легион восстал против правителя, и тот послал войска, чтобы расправиться с непокорными. Рома решили уйти. Неизвестно, кто сказал им о проходе, но рома его нашли. Они забрали семьи, имущество, за воинами увязались и те, кто не любил правителя и боялся его мести. Пройдя в Пакс, рома завалили проход — на долгие века.

Неподалеку от нынешней Тары легион встретили разъезды нол. Рома не хотели воевать и попросили позволения осесть в Паксе. Взамен обещали военную помощь. Наши старейшие обрадовались. Рома были молоды, здоровы и умели сражаться. В легионе имелись врачи, инженеры, кузнецы, шорники, портные, писари. Среди тех, кто ушел с легионом, нашлись даже скульпторы. Мы дали им земли и позволили брать наших женщин, поскольку своих у них было мало.

"Хм... — подумал я. — Отважные мужики, эти римляне. Хотя в античные времена к этому относились проще. Процветала зоофилия..."

— Поначалу к ним ездили, чтоб забеременеть, — продолжила Вита. — Дети от рома рождались здоровые и крепкие. Но, самое главное, они жили долго! Век нолы короток. К двадцати годам она дряхлая, а люди в эти годы только вступают в зрелость. Наши женщины стали жить с рома. На месте лагеря возник город. Рома нашли глину, стали делать кирпич, открыли месторождения железа, меди, олова. Со временем — золота и серебра. В домах у рома было тепло, они заводили бассейны и термы. Старейшие ворчали, что племя изнежится, но после того, как легион, взяв нол, прогнал сарм далеко на север, они умолкли. Со временем мы стали одним народом. Переняли у пришельцев язык и обычаи, государственное устройство и законы. Но, в отличие от рома, наши женщины остались воинами. Они сражались и трудились наравне с людьми. Смешанные браки стали нормой. В семьях рождались девочки и мальчики. В сенат избирали как мужчин, так и женщин. В городах появились храмы, посвященные богам рома. И вот это возмутило жриц Богини-воительницы. Они взбунтовали нол, объявив, что люди намерены захватить Пакс. Они, де, обратят нол в рабов, а сами станут господствовать. Большинство племени поддержало жрецов. Нолы в большинстве своем были бедны, а люди жили богато...

"Знакомо! Вставай, проклятьем заклейменный!.."

— Сенат под давлением жриц принял закон. Людей переселили в отведенные для них места и запретили покидать их.

"Резервации. Как для американских индейцев".

— Смешанные браки в Паксе запретили. Жен-нол и детей, которые походили на матерей, у людей отобрали.

"Апартеид..."

— Не все люди подчинились этому. Случилась резня, в которой погибли многие. Нолы одержали верх — ведь люди научили их сражаться. С той поры на протяжении веков, люди жили отдельно. Чтобы удлинить век нол, мы брали у них мужчин, держали их в храмах для семени, а через пять лет возвращали обратно. Людям ведь тоже нужно воспроизводиться. Однако мальчики у нол перестали рождаться. Жрицы говорили, что так хочет богиня, и что это даже к лучшему. Ведь женщины у нол всегда главенствовали. А семя, необходимое для продления рода, всегда найдется. В том, что они ошибались, стало ясно, когда случился мор.

— Давно?

— Тридцать лет назад.

— Как это случилось?

— После появления легиона прошли века. У нас имелось сильное государство, в котором жили миллионы нол. Наши дети учились в школах, имелись свои врачи, строители, ремесленники и даже художники. Набеги сарм не представляли угрозы — их легко отбивали. И тут из старого мира пришли люди. Они называли себя "фармацевта" и знали латынь. Они рассказали, что строили дом и случайно нашли проход. Пришлые говорили чудные вещи. В том мире, с их слов, люди ездили на повозках без лошадей и летали на железных птицах. "Фармацевта" объявили, что пришли с миром. Попросили позволения брать понемногу землю, воду и животных. Сенат после дебатов это разрешил: пришлые не представляли угрозы. Но вскоре "фармацевта" захотели построить свой город. Сенат заподозрил обман. Для чего люди брали землю, воду и животных? Не затем ли, чтобы вначале разведать, а после завоевать Пакс? Город — опорный пункт, необходимый для покорения страны. Пришлым велели уйти. Они подчинились. А после случился мор.

— Сразу после ухода?

— Через год. Это были страшные дни. У людей начинался жар, из носа и ушей текла кровь, их рвало, и рвота тоже была кровавой. Умирали все заболевшие. Трупов было так много, что их не успевали закапывать. Города, где обитали люди, и сегодня стоят пустые.

"Похоже на эпидемию лихорадки Эбола..."

— А нолы болели?

— Нас болезнь не затронула.

— Что было дальше?

— Сенат спохватился. Нам грозила большая беда — могли переродиться в обычных нол. А те тупы и ленивы, не любят учиться и способны только к простейшей работе. Живут большими семьями, мужчины у них не работают, пропитание добывают жены — их по нескольку у каждого самца. В три года нола способна забеременеть, а в пятнадцать прекращает рожать. К двадцати — умирает. Наша цивилизация неизбежно рухнула бы. Потому несправедливые законы отменили. Взамен приняли новые, защищавшие людей, как великую ценность. Только поздно: людей не осталось.

— Как объяснили мор жрицы?

— Гневом Богини-воительницы — она, дескать, рассердилась за изгнание пришлых. Когда "фармацевта" снова пришли, их встретили гимнами. "Фармацевта" сказали, что дадут нам мужчин — за золото. Сенат согласился. Он согласился бы на любые условия. Так в Роме появились мужчины из вашего мира.

— У сарм они есть?

— Нет. "Фармацевта" с ними не дружат. Поэтому человек — сармы называют его "муш" — для них огромная ценность. В прежние годы сармы совершали набеги и захватывали мужчин. Они знают цену крови людей, влитой в их жилы. Поэтому попытались захватить и вас.

— Расскажи мне про Дни.

— Ты и об этом знаешь? — удивилась Вита.

— Сказали.

— Это время, когда женщина готова зачать и поэтому чувствует непреодолимое стремление к соитию. Дни случаются по-разному. У обычных нол — раз в год. У кварты — два или три. Димидия испытывает Дни еще чаще, треспарта или комплета — почти каждую луну.

— Что вы делаете в это время?

— Пьем хину — она отбивает желание. А потом и Дни проходят... Порошок употребляют только димидии и треспарты. Нолы и кварты, если у них есть деньги, в это время идут в храм или совокупляются со своими. Когда мы носим дитя или кормим его грудью, Дни не наступают.

— А в лупанарии ходите?

— Не у всех есть на это деньги. К тому же луп мало. Поэтому некоторые димидии и треспарты принимают на ложе нол. Чаще — рабов. Это считается низким, поэтому делается втайне. От этих соитий рождаются кварты. Матери отдают их нолам: не хотят их растить, чтобы не подвергнуться остракизму. Нолы охотно берут кварт. Эти девочки сообразительны. В шесть-семь лет кварта уже может работать и кормить мать.

— А когда взрослеют другие?

— Димидии — к десяти, треспарты — к двенадцати годам. У комплет зрелость наступает еще позже. Чем больше в ноле людской крови, тем дольше она растет.

— Потому "кошкам" по пятнадцать — семнадцать?

— Большинство девочек пришли в турму в двенадцать.

— Сколько в Паксе людей?

— Нол — больше двух миллионов.

— А людей?

— В храмах служит менее сотни. Луп в два раза больше. Остальных можно не считать. Это или старики, или заключившие контракт с женщинами, как Бранко. Они не могут иметь детей.

— Мало! — сказал я, прикинув.

— Поэтому мужчины ценны. Отношение к ним особое. Если мужчина убьет нолу, его оштрафуют — и только. К пришлым не применяют пыток, казнить их запрещено. А вот за покушение на жизнь пришлого ноле не поздоровится.

Я хмыкнул. Она поняла.

— Лавиния — плохая женщина. У нее нет детей, и она ищет в мужчинах наслаждения. За покушение на тебя ее накажут.

— Не думаю! — возразил я.

— Даже верховный понтифик не спасет дочь, если выдвинуть обвинение.

— Кто это сделает?

— Или ты сам или же храм Богини-воительницы, которому принадлежит твой контракт. Только Лавиния — дочь понтифика, поэтому храм промолчит. Но ты полноправный гражданин Рома...

— С каких пор?

— Как только ступил на землю Пакса.

— Я не просил гражданства. И контракт с храмом не заключал.

— Ты подписал его с "фармацевта", а те переуступили его храму. Все по закону. Когда наденешь браслет, контракт вступит в силу.

— По нашим законам обман людей с целью дальнейшей насильственной эксплуатации — преступление.

— Здесь ваши законы не действуют.

— Плохо, — сказал я. — Не пойми меня превратно. Я понимаю ваши проблемы и сочувствую вам. Если бы мне рассказали об этом в России, я бы, возможно, согласился. Но меня заманили сюда обманом и пытаются превратить в раба. Поэтому я не участвую.

— Заставят.

— Как?

— Лишат сна или пищи. Могут мучить. Ты будешь вопить от боли, но следов не останется. Кончится тем, что тебя свяжут, и возьмут семя без позволения. Жрицы это умеют.

— А если пожаловаться!

— Ничего не докажешь — никто не станет свидетельствовать. Нет следов пытки — нет и доказательства. К тому же жалобу нужно подать претору, а тебе закроют выход из храма.

"Правовое" у вас государство! — подумал я. — Как и у нас!"

— Я буду упорствовать.

— Не выдержишь.

— А вдруг? Представь, что они плюнули и решили переуступить мой контракт.

— Такого не было.

— Все когда-либо случается впервые. В принципе это возможно? По закону?

— Да.

— Кто в этом случае купит контракт?

— Любой желающий.

— На аукционе?

— С аукциона продают рабов, а ты свободный человек. Контракт уступают за ту же цену.

— Кто выбирает покупателя?

— Ты. Это ведь твой контракт.

"Ага! — подумал я. — Тепло".

— Не желаешь выкупить?

— Я? — удивилась она. — Ты этого хочешь? Правда?

— Разумеется! — сказал я и в доказательство лизнул ее в щеку. Она зарделась.

— Я об этом не думала... Две тысячи — большие деньги. У меня их нет. Хотя... — она задумалась. — Можно попытаться собрать. Только зря, — она вздохнула. — Храм не отступится.

— Это мы посмотрим! — возразил я. — Согласна?

— Да! — подтвердила она.

— Если выкупишь, не отдашь меня в лупы?

— Не говори так! — обиделась она. — Как можно? Лупы... Они такие мерзкие! Их никто не любит. Они заносчивые и жадные.

— Так ты бывала в лупанарии?

— Один раз.

На душе у меня отчего-то стало гадко.

— И как?

— Никак. Мы пришли из похода, где взяли добычу, и решили развлечься. Интересно же! Никто из турмы в лупанарии не был. Перед тем, как идти, выпили вина. Пришли, сели. Нол в лупанарий приходит много, поэтому лупы выбирают и торгуются. Нам они сказали, что не любят воинов — дескать, тела у нас грубые, никакого удовольствия ласкать. Поэтому следует заплатить больше. Мне с моим глазом — так и вовсе вдвойне. Лола обиделась и назвала луп жадными слизняками. Один из них попытался ее ударить, Лола уклонилась и ударила сама. Лупа упал. Подскочили другие, затем храмовая стража — она всегда в лупанариях дежурит — тут уж турма вмешались. Завязалась драка. Мы победили. Кто-то сбегал за вигилами. Мы побили и тех, но вигилы позвали подмогу. В конце концов, нас связали и оттащили к префекту. Та запретила нам посещать лупанарии: внеся наши имена в особый список.

Я захохотал. Вита шмыгнула носом, подозрительно посмотрела на меня, затем не выдержала и засмеялась.

— Вита! — сказал я, успокоившись. — Девочка моя драгоценная! Я говорил, что люблю тебя?

— Нет! — покачала она головой.

— Считай, что услышала.

Сильные руки обвились вокруг моей шеи, и ее теплые губы нашли мои. На том разговор завершился...

* * *

После того, как Вита уснула, я долго размышлял. Оставаться в Паксе я категорически не собирался. Жить с этими фуриями, уничтожавшими своих мужчин? Извините — подвиньтесь! Во-вторых, что мне тут делать? Врач в моем мире — придаток фармацевтических компаний. Без привычных лекарств он коновал, ничем не отличающийся от местных лекарей. Вытащить стрелу или заштопать рану они и без меня сумеют. А кто мне сделает анализы? Где найти рентген, не говоря о компьютерном томографе? А дыхательные аппараты, дефибрилляторы, системы переливания крови? Мрак...

Из Пакса следовало выбираться. Как угодно, любым способом. Первое, чего предстояло сделать, это вырваться из-под опеки храма. Пять лет под строгим надзором? А нах не хотите?! Для начала нужна свобода, и здесь без Виты не обойтись. Девочка, кажется, влюблена и все сделает, чтобы получить мой контракт. Дальше осмотримся и наметим план действий. Как ни крути, но нужен выход на людей из FAGG — только они могут вывести из Пакса. Мне они, конечно, не обрадуются, но найдется, что предложить. Я врач, знаю английский, и могу быть полезен. В крайнем случае, согласен пробирки мыть — бесплатно! Лишь бы отсюда слинять! "А как парни? — подумал я. — Уж они-то FAGG ни на что не упали. Ладно! — решил я, подумав. — Главное, выбраться одному. А после и остальных вытащить можно. Я этих "фармацевта" сдам с потрохами, в случае чего. Заварю международный скандал, сами отдадут!"

Оставалось переговорить с парнями. К моему удивлению идею уйти из храма они не поддержали.

— Пять лет всухую дрочить — это, конечно, стремно, — сказал Олег. — Но ведь платят! Пятнадцать золотых в месяц! Девчонки в турме получают два. ("И когда успел разузнать?" — удивился я). А тут выкупит баба и пляши под ее дудку! Через пять лет у меня будет свой дом, а бабы найдутся, — он хмыкнул. — Можно потерпеть.

— "Мерседес" не купишь! — напомнил я.

— Так их в Паксе ни у кого нету! — философски заметил Олег. — Экипаж заведу и кучера, вернее, кучершу. Покрасивше, — он ухмыльнулся. — А что до родины, то, что я там потерял? В России меня, кто хотел, тот и имел. Здесь я человеком буду.

Я посмотрел на братьев.

— Мы и раньше этим занимались, — сказал Леша и покраснел. — Только бесплатно. А здесь за деньги! Работать не надо, в армии служить — тоже. К тому же свой дом... Мы согласны.

— Ладно! — сказал я. — Можно тебя? — попросил Олега.

Мы отошли.

— Поможешь, если понадобится?

— Как? — заинтересовался десантник.

— Ну... Скажем, в морду кому дать.

— Это — пожалуйста! — ухмыльнулся он. — С большой охотой...

Утром в Тару вошла догнавшая нас ала. Трибун, суровая тетка лет тридцати, разыскав турму, велела Виталии привести нас. Мы явились. Представление мне не понравилось. За спиной трибуна маячила Лавиния, и это заставило насторожиться. Чего надобно этой сучке? Наверняка замыслила что-то против Виты. Не хватало потерять союзницу!

— Умница — похвалила Виталию трибун, завершив нас осматривать. — И пришлых сохранила, и девочек сберегла. Мы видели место, где вы порубили сарм. Могил не нашли, поэтому поняли, что убитых у вас нет. А вот мы потеряли почти сотню, — Трибун вздохнула, — но вонючек вырезали начисто. В Роме будут довольны. Кстати, что у тебя с глазом? — внезапно заинтересовалась она. — Прямо не узнать! Помолодела, расцвела...

— Один из пришлых оказался медикусом и сделал мне операцию, — доложила Вита. — Он и Ниобу спас, когда ту ранили.

— Это который? — заинтересовалась трибун.

Виталия указала на меня.

— Его зовут Игрр.

— Красавчик! — оценила трибун. — Скажи, чтобы зашел ко мне вечером.

— Не зайдет! — вмешался я.

— Говоришь по-нашему? — сощурилась трибун.

Я кивнул.

— Почему не придешь?

— Потому что не лупа.

— Ты рассказала ему?! — возмутилась трибун.

— Не она. Эта! — я указал на Лавинию, которая, слушая разговор, зловеще ухмылялась. После моих слов ухмылка исчезла. — Назвала меня лупой и попыталась зарезать.

— Ложь! — воскликнула Лавиния.

— Игрр говорит правду! — вмешалась Виталия. — Я свидетель.

— Вот еще! — я вытащил из-за пояса кинжал с серебряной рукояткой — как чувствовал, захватил. — Им меня и пытались убить. Твой? — я протянул кинжал Лавинии.

Та торопливо сунула руки за спину.

— Думаю, его узнают, — сделал вид, что не заметил, я. — Дорогая вещь, приметная. Итак, трибун! Я, Игорь Овсянников, свободный гражданин Рома, выдвигаю против Лавинии Варр, жрицы храма Богини-воительницы, обвинение в покушении на мою жизнь. Возьми ее под стражу!

— Духи Гадеса! — всплеснула руками трибун. — Ты серьезно?

— Более чем. Жалобу претору подам по приезду в Рому. Лавинии грозит казнь, и она захочет, чтобы я умер в пути. Поэтому покушение повторит. Ты собираешься это позволить?

— Гляди! — вздохнула трибун. — Тебе отвечать, — она повернулась к воинам: — Уведите жрицу!..

— Уверен, что поступаешь правильно? — спросила Виталия, после того, как Лавинию увели, а следом ушла и трибун. — Верховный понтифик — могущественный враг. Она раздавит тебя!

— Руки коротки! — хмыкнул я.

— Ты не понимаешь...

— Вита! — прервал я. — Мы договорились. Ты собираешься выполнять обещание?

— Да! — кивнула она.

— Тогда не мешай!

Она насупилась и ушла. Мы отправились к себе. Трибун распорядилась поселить нас в одной комнате и выставить стражу. То ли действительно опасалась за нашу жизнь, то ли мстила за отказ ее навестить. "Кошки" у дверей стояли чужие, и к Вите меня не пустили. В сердцах я обозвал их "драными" и пообещал оборвать хвосты. Они зашипели и взялись за рукояти мечей. Я юркнул за дверь. Судя по лицам "кошек", драным угрожало стать мне. Спать мы легли хмурыми. Приятное путешествие завершилось.

9.

Касиния проскользнула в дверь и склонила у порога.

— Подойди! — велела Октавия.

Помощница выпрямилась и, легко ступая по мраморному полу, приблизилась к верховной жрице. Двигалась она стремительно и плавно, что удивляло всех, кто видел ее впервые. Высокая, крупная, с мускулистыми руками и ногами, Касиния весила не менее трехсот фунтов. В свое время Октавия заметила, и, побеседовав с правофланговомым преторианской когорты, предложила ей перейти в храм. Касиния оказалась сообразительной. Одно дело за три аурея в месяц таскать на себе лорику, шлем и тяжелый щит, другое — находится при особе верховного понтифика, выполняя деликатные поручения. И платят несопоставимо больше, и прочих благ не занимать...

— Говори! — приказала Октавия.

— Претор отказалась отпустить Лавинию.

— Почему? — нахмурилась понтифик.

— Обвинение серьезное и подтверждено письменно. Жалоба подана при многочисленных свидетелях.

"Старая жаба! — подумала Октавия о преторе. — Взяточница! Набивает цену? Асса не заплачу!"

— А что пришлые? — спросила, сохраняя невозмутимость.

— Доставлены в храм, умыты, умащены и приготовлены к церемонии.

— Им рассказали об обязанностях?

— Да.

— Поняли?

— Один из них знает латынь.

— Как отреагировали?

— Спокойно.

— Никто не возмущался?

— Нет.

— Даже этот... Игрр?

— Он, кстати, переводил. Улыбался.

"Ну, это ненадолго!" — усмехнулась Октавия. Касиния поняла и тоже ощерилась. Спереди у нее не хватало зубов, выбитых в пьяной драке, поэтому улыбка помощницы смотрелась жутко.

— Женщин во дворе много?

— Не протолкнуться.

Октавия поморщилась. Прибытие в храм новых мужчин всегда вызывает столпотворение. С одной стороны это хорошо — в сокровищнице добавится золота. С другой, к новеньким выстроятся очереди. Как объяснить, что семя от Игрра придется ждать? Сколько он будет упорствовать? Сутки, пять, десять? Касиния дело знает, но среди мужчин попадаются упрямые...

"Все равно откажется от обвинения! — решила Октавия. — Не было еще человека, способного выдержать пытки Касинии. А клиенткам можно сказать, что Игрр заболел. Бывает..."

— Скажи: пусть ведут пришлых в храм! — велела она и, после того, как помощница убежала, оглядела себя зеркало.

Полированный лист серебра отразил стройную, несмотря на годы, женщину в расшитой золотыми стрелами столе и с миртовым венком на седеющей голове. Верховный понтифик смотрелась величественно. Октавия довольно кивнула и, придав лицу подобающий вид, двинулась к двери. Она не подозревала, что очень скоро величавая маска на ее лице сменится совершенно иной...

Игорь Овсянников, попаданец. Избитый

В Рому ала вошла к полудню. Сначала мы увидели вдали кирпичные стены, затем различили черепичные крыши зданий над ними. Вскоре показались ворота. Они были распахнуты. Повозки и люди, издали походившие на жучков с муравьями, вползали в них и выползали. Движение у стен города оказалось оживленным. Передовой турме пришлось потрудиться, расчищая але путь. Повозки сгоняли с мощеной дороги, люди сходили с нее сами. Слышались крики и ругань. Скоро, однако, это кончилось. Конница гулко простучала копытами под аркой ворот и втекла внутрь.

Мы с парнями вертели головами, во все глаза разглядывая дома и улицы. Последние были мощеными, прямыми и достаточно широкими, чтобы встречные повозки могли разминуться. Дома за стенами оказались многоэтажными, но к ближе к центру показались роскошные особняки с облицованным мрамором стенами. Крыши некоторых были покрыты листами меди. Пару раз встретились площади, окруженные величественными зданиями с лесом колонн — то ли храмы, то ли обиталища местной власти.

На площадях красовались мраморные и бронзовые статуи на постаментах. Мужчины и женщины. Женщины задрапированы в длинную, спадающую ниже пят одежду, а вот мужики стояли совсем голые — даже фиговых листков не наблюдалось. Причем, агрегаты у них были в рабочем состоянии. У мраморных статуй они выделялись более светлым цветом, а у бронзовых просто блестели. Парни, заметив, захихикали.

— Что это? — спросил я у Виталии, указав на статуи.

— Обычай, — смутилась она. — Если подержаться за пенис в Дни, то беременность непременно наступит.

Я перевел, парни засмеялись.

— Пусть за мой подержатся! — предложил Олег и ухмыльнулся. — Беременность гарантирую.

Переводить его слова я не стал. Ала остановилась возле одного из помпезных строений, я, Виталия и трибун поднялись по мраморным ступеням и оказались внутри просторного зала, освещаемого из узких окон под крышей. Стекол в окнах не имелось. Трибун подвела нас к мраморному столу, за которым восседала женщина в длинной — до пят — тунике .

— Граждан Игрр желает подать жалобу! — объявила трибун.

Женщина кивнула и взяла из стопки, лежавшей перед ней, лист пергамента, после чего обмакнула заостренную камышинку в бронзовую чернильницу. Процедура не затянулась. Трибун под наши молчаливые кивки продиктовала обвинение, я и Виталия, взяв протянутую камышинку, поочередно поставили подписи, после чего трибун заверила их отпечатком перстня. Затем, обернувшись, отдала приказ. Двое воинов ввели в зал связанную Лавинию.

— Передаю обвиняемую в руки претора! — объявила трибун.

Подскочившие воины в кожаных доспехах — стража претора — взяли Лавинию под локти и увели. Трибун и мы вернулись к але.

"Быстро у них! — оценил я. — У нас бы несколько часов мурыжили!" Я склонился к уху Виталии:

— Что дальше?

— Претор назначит день и время суда, — таким же шепотом пояснила она и вздохнула: — Только не верю я, что он состоится!

— А нам и не нужно! — подмигнул я.

Она посмотрела удивленно, но не решилась спросить. Вокруг топорщились любопытные уши.

Храм Богини-воительницы оказался неподалеку от резиденции претора. Огромное, круглое здание с куполом возвышалось над окружавшим его высоким забором, как великан над травой. Повозки подкатили к задней калитке, одна из "кошек" стукнула в нее бронзовым молотком, и калитка отворилась. На подходе к Рому трибун послала вперед гонца, поэтому в храме ждали. Обошлось без бюрократии, вышедшая жрица просто пригласила нас следовать за ней. Я на прощание легко сжал кисть Виталии (она кивком подтвердила, что все сделает) и последовал за парнями. Нас отвели в дом, стоявший позади храма, где велели раздеться. Привыкшие к простоте местных нравов, мы без слов скинули одежду, сложив ее на мраморную лавку. Пожилая жрица осмотрела нас с ног до головы и одобрительно кивнула.

— Сейчас вас помоют и переоденут! — объявила стоявшая в стороне высокая и крупная димидия.

Мне она напомнила сарму, бившую меня на стоянке у ручья. Только та походила на борца сумо, а эта — на штангистку. Взгляд у "штангистки" был тяжелым и недобрым. "С ней надо настороже!" — понял я и потянулся к одежде.

— Вам выдадут другую! — поспешила "штангистка".

— Мне эта нравится! — нагло сказал я.

— Оружие оставь! — нахмурилась "штангистка". — В храме дозволено только страже.

Подумав, я подчинился: оружие действительно ни к чему. А вот кошелек с деньгами прихватил. Тот был маленький и легкий. В Таре мы с Виталией поменялись. Я вручил ей свой золотой запас — вклад в выкуп, получив взамен легонький мешочек с парочкой золотых и десятком серебряных и медных монет. На первое время хватит.

Нас отвели в баню, где молодые жрицы, абсолютно голые, быстро и сноровисто нас вымыли. Затем, уложив на мраморные столы, натерли пахучим маслом. Парням процедура очень понравилась. Олег в ходе процесса все время пытался схватить свою банщицу за разные места. Та хихикала и шлепала охальника по шаловливым ручкам. Ясен пень, все мужики от такой картины возбудились. Я, покрутив головой, заметил, что за сценой наблюдает пожилая жрица, которая осматривала нас сразу. Она одобрительно кивала головой. "Еще одна проверка товара!" — понял я.

После бани нас сытно накормили, не пожалев вина. Я на выпивку не налегал, а вот парни захмелели. Поэтому благодушно слушали речь все той же пожилой жрицы, рассказывавшей, чем и как гостям предстоит в храме заниматься. Ничего нового нам не поведали, разве что уточнили нюансы. За хорошее поведение донорам предоставлялась свобода перемещения по городу и в общении с людьми. Но за пределы города выходить запрещалось. За нарушение правил полагались наказания. На какое-то время могли запретить выход в город, а в случае тяжких проступков — оштрафовать, а то и посадить в подвал. Сроки запрета, отсидки и сумма штрафа определяла главная жрица, она же верховный понтифик. Категорически запрещалось вступать в интимные связи с женщинами, пьянствовать и безобразничать. За этим, как предупредили нас, будут смотреть. Жить нам предстояло на территории храма в специально предназначенном для мужчин доме — по трое-четверо в комнате. Короче, в общаге.

Говорила жрица на латыни, я переводил. При этом позволял себе вольности и комментарии. Парни прыскали и хохотали. Жрица косилась, но от замечаний удержалась — видимо списала реакцию на щекотливость темы. Все это время "штангистка" за нами внимательно наблюдала.

— Что-то непонятно? — спросила после того, как жрица умолкла.

Все закрутили головами.

— Сейчас вас пригласят в храм, где каждому наденут браслет. С этого мгновения вы находитесь под защитой Богини-воительницы. Гордитесь! Это почетно!

"Чтоб тебя понос прошиб!" — мысленно пожелал ей я.

В сопровождении храмовой стражи мы пересекли двор. Тот был забит до отказа: нолы, кварты, димидии, треспарты — полный набор. Нас с любопытством разглядывали. "Очень хорошо!" — оценил я. Мой план, разработанный на основании сведений, полученных от Виталии, как раз это предполагал. Взбежав на храмовое крыльцо, я обернулся к толпе и всмотрелся: есть знакомые лица! Вита — молодец!

— Рад видеть вас, красавицы! — крикнул я.

Женщины в толпе сочли, что это обращено к ним, и заулыбались. Я поклонился и в порыве чувств отстучал на мраморном крыльце чечетку. Вернее, попытался ее изобразить. Толпа зааплодировала. Я еще раз поклонился.

— Ты чего? — удивился Олег.

— Бьет копытом, землю роет молодой сперматозоид! — пояснил я.

Олег заржал. Братья тоже прыснули. Так, смеясь, мы и вошли в храм.

Внутри оказалось светло. Свет вливался сквозь ряд окошек вверху, падал через отверстие в куполе, освещая установленную в центре мраморную статую. Я присмотрелся. Статуя изображала женщину в короткой тунике и с луком в руках. Женщина держала его, готовясь натянуть тетиву, взгляд ее был устремлен вперед, будто она заметила врага. "На Виталию похожа!" — оценил я. От этой мысли стало спокойнее.

У подножия статуи толпились жрицы в белоснежных нарядах. Одежда одной была расшита золотыми стрелами, а на голове красовался зеленый венок. "Это и есть верховная! — догадался я. — Мамаша Лавинии". Я внимательно посмотрел на понтифика. Та не обратила на это внимания. Держалась она величественно. Ну, это недолго...

— Подойдите! — велела верховная.

Мы приблизились.

— Сейчас каждому из вас в знак принадлежности к храму наденут браслет. Протяните левую руку!

Мы подчинились. Откуда-то сбоку возникла жрица с медным подносом. На нем лежали четыре браслета и железные щипцы странного вида. Подошедшая "штангистка" надела один из браслетов на руку Леше. После чего вставила медную заклепку в проушины и раздавила ее щипцами. "Ловко! — оценил я. — Теперь без инструмента не снять". Леша подвигал браслет, оценил, что тот не давит, и опустил руку. Жрица и "штангистка" подошли к Степану...

Я наблюдал за церемонией, готовясь. Специально встал так, чтобы оказаться последним в очереди. Пусть они расслабятся. Процедура, однако, шла быстро, и ничего путного придумать я не успел. Поэтому, когда жрица со "штангисткой" приблизились, просто оскалился.

— Гав! — выпалил в лицо жрице.

Та от неожиданности наклонила поднос. Щипцы упали "штангистке" на ногу — та подскочила и зашипела от боли. Браслет, звеня по мраморному полу, подкатился к моим ногам. И тогда я, что было сил, поддал его носком сандалии. Браслет улетел далеко. Все от неожиданности застыли.

— Не нравится мне у вас! — заявил я во всеуслышание. — Пойду!

Я повернулся, но "штангистка" схватила меня за плечо. Блин, ну и хватка! Мне удалось сорвать ее руку, но "штангистка" вцепилась в тунику. Мы завозились.

— Олег! Помоги! — позвал я.

— Наших бьют!

Подскочивший десантник без долгих раздумий саданул "штангистке" кулаком в живот, а затем, когда та согнулась, завернул ей руку к спине.

— Задержи хотя бы на минуту! — просил я и помчался к выходу. На бегу я с размаху шлепнул себя ладонью по носу и удовлетворенно ощутил, как теплая струйка побежала по губе. Нос — штука нежная, разбить легко. Но позволить сделать это постороннему нельзя — изуродуют. Перегородка искривится, а как после исправить? Здесь вам не тут... Сунув пальцы в набегавшую кровь, я размазал ее по лицу, а затем разодрал на груди тунику. Ткань мне попалось прочная, пришлось надрезать заранее. Зря, что ли, я отказался сменить одежду в бане?

У входа в храм стояла стража — две димидии в панцирях и с копьями в руках. Увидев бегущего мужчину в разодранной одежде и с окровавленным лицом, они растерялись и запоздали. Я проскользнул под копьями и вылетел на ступеньки. Толпа, увидев меня, помятого и окровавленного, ахнула.

— Граждане! — завопил я, протягивая руки. — В храме убивают пришлых! Гнев богини падет на Рому! Остановите злодейство!

Актер из меня некудышний, о чем мне без обиняков заявили на съемках.

— Переигрываешь! — оценил мои старания режиссер. — Даже для театра чересчур. Ладно, слов у тебя всего ничего, а шашкой ты хорошо машешь...

Жаль, что его не было сейчас! Он бы оценил мой триумф. Вид растерзанного мужчины, только что танцевавшего перед всеми, кровь на его лице и страшные слова, сказанные мной — неважно как, возымели эффект. Толпа выдохнула и подалась вперед.

Я не успел насладиться успехом. Подскочившие стражи за локти втащили меня внутрь. Я не сопротивлялся — дело сделано. Меня подвели обратно к статуе. У подножия мраморной богини толкались ошеломленные жрицы. Парни стояли в сторонке, окруженные стражей. Олег морщился и потирал живот — видимо "штангистка" вернула удар. Сама же она, бешено сверкая глазами, схватила меня за волосы и подтащила к верховной жрице.

— Ты пожалеешь! — прошипела та.

— Посмотрим... — ухмыльнулся я, но в этот момент "штангистка" без замаха, двинула меня под ложечку. Я ойкнул и согнулся.

— Этого — в подвал! — распорядилась верховная жрица. — Остальных — в дом! Двор очистить!

Она повернулась и пошла прочь. "Штангистка" потащила меня куда-то в сторону. Из разбитого носа на мраморный пол капала кровь, чувствовал я себя хреново, но радовался. Этот улей я капитально разворошил. Оставалось дождаться прихода пасечника...

* * *

Претор явилась так скоро, что Октавия не успела придти в себя и определиться.

— За забором — толпа! — сообщила гостья, вытирая платком мокрый лоб. — Она растет. Подходят все новые. Они кричат и требуют показать им пришлых. В противном случае грозят ворваться и все разгромить. Меня спешно вызвали...

Претор плюхнулась на скамью и без приглашения плеснула в кубок из стоявшего на столе кувшина. Смакуя, вытянула вино. "Чтоб ты поперхнулась!" — пожелала Октавия.

— Ты и вправду это устроила? — спросила гостья, довольно крякнув. — Я понимаю, что для тебя значит этот Игрр, но нельзя же сразу...

— Его пальцем никто не тронул! — зарычала Октавия. — Сам разбил себе нос и порвал одежду. После чего выбежал и крикнул, что пришлых убивают. Я не знаю, зачем он это сделал. Целы они! Все!

— Могу посмотреть? — встала претор.

— Идем! — обреченно вздохнула жрица.

К Игрру они заглянули в последнюю очередь. Как поняла Октавия, специально. После осмотра и пойдет торг. Дешево ей это не встанет.

В подвале было сумрачно, и сопровождавшей жрицу Касинии пришлось зажечь факел. Его свет выхватил из темноты мужчину, лежавшего на охапке соломы. Кровь, засохнув на лице, превратила его в жуткую маску.

— Да-а... — протянула претор, склонившись. — Славно отделали! Я же говорила, что сразу нельзя. Следовало подождать. Встань! — велела она мужчине.

— Не могу! — ответил тот голосом, полным страдания. — Меня изувечили.

— Касиния! — нахмурилась жрица.

— Врет! — сказал помощница. — Только раз и ударила. Ну, два...

— Такой, как ты, достаточно и одного, — хмыкнула гостья. — Эй! — окликнула она пришлого. — Как там тебя... Игрр? Ты, в самом деле, не можешь встать? Говори, как есть! Я Клавдия, претор Рома, прибыла, что восстановить справедливость.

— Из уважения к вам, госпожа!

Пришлый вскочил и поклонился.

— Я же говорила! — окрысилась Касиния. Она шагнула к пришлому и замахнулась.

— Стоять! — рявкнула Октавия. Касиния отступила.

— Так! — сказала Клавдия, оглядывая мужчину. — Из-за чего ты это затеял?

— Не хочу служить в храме.

— У тебя контракт!

— Не с храмом.

— "Фармацевта" его переуступили. Все законно.

— Меня заманили сюда обманом. Но если случилось, хочу работать по специальности. Я врач.

— Тебя пригласили в Пакс лечить?

— Нет! — признался Игорь.

— Тогда на что жалуешься? — пожала плечами претор. — Ты согласился работать, тебе такую возможность дают. Дело нетрудное, — ухмыльнулась она, — а плата хорошая. Ладно, пошумели и хватит. Сейчас тебе дадут умыться и принесут новую одежду. Переоденешься, и мы выйдем к людям. Скажешь им, что все хорошо. Ты просто не понял и испугался. Упал и разбил нос.

"Ловко! — подумала Октавия. — Потребует за помощь пятьсот золотых, не меньше!"

— Нет! — сказал Игорь.

— Мы можем силой! — нахмурилась Октавия.

— Что помешает мне снова разбить нос? Свяжете мне руки? Тогда не забудьте и рот заткнуть! Думаю, в таком виде я толпе понравлюсь.

"Духи Гадеса! — мысленно выругалась Октавия. — Вот же сволочь!"

— Чего ты хочешь? — спросила Клавдия.

— Пусть храм переуступит мой контракт — той, кого я выберу.

— Ни за что! — воскликнула Октавия.

— Как знаешь! — пожал плечами Игорь и повернулся к Клавдии. — У меня к тебе вопрос, претор. Когда суд над Лавинией Варр?

— Кхм... — кашлянула претор. — Я не готова ответить. Дело надо изучить.

— А что там изучать? Все просто. Есть заявление потерпевшего и свидетеля, улика в виде кинжала. Я настаиваю на скорейшем рассмотрении обвинения в суде, пока меня тут не зарезали. Кстати, если это случится, Рома восстанет — могу вам это обещать. Тогда речь пойдет не о контракте и даже не о должностях — о ваших жизнях.

— Выйдем! — сказала Клавдия жрице.

— Он не посмеет! — сказала Октавия, когда они выбрались из подвала.

— Уже посмел! — возразила претор. — Боюсь, ты не поняла, верховная: этот мальчик держит тебя за горло. Он оказался неожиданно умным. Вдобавок кто-то не менее умный его просветил. Пришлым, прибывающим в Пакс, неизвестны наши обычаи, они не говорят по-латыни. Этот же не только знает язык, но и догадался, что крикнуть. Зачем "фарамацевта" отправили такого к нам, не понимаю, но на твоем месте я бы остереглась. Уступи! Что тебе в его контракте?

— Дочь! — сказала Октавия.

— Предложим ему написать отказ от обвинения. Уступка за уступку. Думаю, он легко согласится. Не похоже, чтобы пылал местью.

— Но он посмел... — Лавиния сжала кулаки.

— Хочешь испортить ему торжество? — усмехнулась претор. — Это не трудно. До сих пор не было случая продажи контракта вновь прибывшего в Пакс. Мы вправе сделать это публично. Причем, так, что в Роме станут плевать ему вслед. Идет?

— Сколько? — спросила Октавия.

— Тысяча золотых! — торопливо сказала Клавдия.

— Если сумеешь оставить его в храме, — сказала Октавия. — И пятьсот, если контракт придется продать.

— Ладно! — согласилась претор.

10.

Игрр, выставленный на продажу. Голый

Проснулся я на рассвете. В подвале стоял сумрак, и солнечный свет, падавший из узкого окошка под потолком, уже рассеивал ночную темень. Некоторое время я лежал, вспоминая события вчерашнего дня. С претором мы договорились довольно быстро, чему в немалой степени способствовала бушевавшая за оградой храма толпа. Я согласился отказаться от обвинения Лавинии взамен на обязательство храма уступить мой контракт и не мешать в выборе нового владельца. И никаких стерилизующих микстур! С последним согласились с зубовным скрежетом. Мне проталдычили про закон, но я напомнил, что не служил в храме и в доказательство предъявил руку без браслета. Верховная пыталась возразить, но претор отвела в сторону и что-то прошептала. Жрица неохотно кивнула. Наши обязательства нанесли на пергаменты, претор, верховная и я их подписали, а к храмовому вдобавок приложили печать. Я умылся, переоделся в чистую тунику и, сунув свой пергамент за пазуху, отправился показываться народу. Вместе с парнями.

— Как у тебя? — спросил Олег дорогой. — Получилось?

— Вроде, — ответил я.

— Если что, кликни! — предложил Олег. Он оглянулся на шагавшую следом "штангистку". — Я этой... Так врезала, падла!

Я промолчал. Мы вышли на крыльцо храма, и в открытые ворота хлынула толпа. Стража остановила ее у ступеней. Претор, взывая к тишине, подняла руку и начала говорить. Я, перекатываясь с носков на пятки, выслушал легенду о перепуганном пришлом, который поскользнулся, упал, разбил нос, после чего, не приходя в сознание, воззвал к народу. Толпа слушала недоверчиво, но вид нас, чистеньких и здоровеньких, свидетельствовал в пользу официальной версии. Изложив ее, претор умолкла, и я насторожился. О продаже контракта не объявили. Теперь понятно, о чем шепталась эта жаба с понтификом. Нечестно играют! Толпа разойдется, меня уведут в подвал, а там отберут пергамент и примутся выколачивать дурь. Я поднял руку.

— Претор не все сказала! — объявил, когда толпа обратилась во внимание. — Поскольку наши отношения с храмом... хм... не сложились, мой контракт решили переуступить. Вот! — Я извлек наружу пергамент. — Подойди! — попросил стоявшую впереди димидию. Та легко взбежала по ступеням. — Читай! — я сунул ей документ.

— Все правильно! — подтвердила димидия, она же Лола, декурион турмы "диких кошек", пробежав глазами текст. — Контракт Игрра продадут! Он сам выберет его владельца!

Толпа зашумела. Некоторые нолы улыбались, другие выглядели недовольными. Нетрудно было догадаться, почему.

— Передай документ Виталии! — шепнул я добровольному глашатаю.

— Сделаю! — шепнула она и спрятала пергамент за пазуху.

— Умница!

Я наградил ее поцелуем. Лола улыбнулась и скользнула в толпу. Следом устремились фигуры в коротких туниках и штанах. "Кошки" не успели переодеться и явились в храм в военной одежде. Декурия Лолы в полном составе, все вооружены... Не отберут! "Штангистка" и претор это тоже поняли.

— Контракт пришлого по имени Игрр, действительно, будет переуступлен храмом, — вздохнув, объявила жаба. — Завтра, с началом третьего часа его представят в амфитеатре. Нолы и кварты не допускаются. Расходитесь!

Стража увела парней в общежитие, а меня отправили обратно. Сопровождала меня "штангистка" и я заподозрил неладное, поэтому держался настороже. Не зря. Как только мы спустились в подвал, "штангистка" сунула факел в кольцо на стене, после чего попыталась врезать мне по почкам. Я отпрянул и наудачу махнул кулаком. И, надо же, угодил "штангистке" в глаз. Та зашипела и инстинктивно прикрылась ладонями. Воспользовавшись моментом, я провел апперкот. Классический — в подбородок. "Штангистка" покачнулась и рухнула на каменный пол. Я подул на отбитую руку, наклонился и снял с пояса поверженной ключ. Камеру отделяла от коридора решетчатая дверь, запираемая на висячий замок, дужка которого цеплялась за прутья. Я скользнул в камеру, и закрылся. Пусть теперь войдет!

"Штангистка" очнулась скоро. Поднявшись, она приблизилась к двери и, ухватившись за прутья, попыталась ее открыть. Дверь не поддалась. Замок и решетку делали на совесть.

— Отдыхай, дорогая! — посоветовал я. — У тебя выдался тяжелый день.

"Штангистка" не отозвалась. Дернув решетку еще разок, она ушла, прихватив с собой факел.

Воспоминания привели меня в хорошее настроение. Я вскочил, стащил тунику и занялся зарядкой. Дома я предварительно совершал пробежку — привычные пять километров, но в камере бегать негде, поэтому, разогрев мышцы, я для начала отжался от пола, а затем перешел к приседаниям. Добивал первую сотню, когда на лестнице послышались шаги. Вскоре на стенах затрепетали блики от факела.

Это были "штангистка" с Лавинией. Подойдя к решетке, они удивленно уставились на меня.

— Аве, девочки! — помахал я рукой. — Подождите! Я скоро.

Досчитав до ста, я выпрямился и подошел к решетке. Гостьи не выглядели радостными. Под правым глазом "штангистки" лиловел здоровенный синяк, Лавиния смотрела сумрачно. Я подумал и начал с нее.

— Как спалось? — спросил участливо. — Не обижали у претора? Соломки подстелили? Полы здесь жесткие.

— Умолкни! — перебила Лавиния. — Если думаешь, что победил, то заблуждаешься. Гляди, чтоб не пожалел!

— Да что это у вас? — сокрушенно развел я руками. — Чуть что, так пожалеешь, да пожалеешь... Нет, чтобы, к примеру, пообещать: "Я вырву тебе сердце! После чего его съем!"

— Я могу! — пообещала Лавиния.

— А не стошнит? — поинтересовался я.

Лавиния засопела.

— Я знаю, на что ты надеешься! — сказала злорадно. — Думаешь, сговорился со своей одноглазой, и она выкупит твой контракт? Ее "кошек" вчера видели во дворе... Не рассчитывай! У Виталии нет денег. А вот у меня есть — больше, чем у кого бы то ни было в этом городе. Мы могли бы договориться. Признаю, я погорячилась. Но если ты выберешь меня...

— Иди! — посоветовал я. — К претору...

— Тебе будет больно! — пообещала Лавиния.

— Попытайся! — предложил я.

Лавиния оглянулась на "штангистку". Та потрясла дверь.

— Открой!

— Счас! — усмехнулся я.

— Я не буду тебя бить! — заверила "штангистка". — Клянусь! Просто отведу баню. Тебя надо умыть и переодеть.

"И в гробу ты будешь смотреться красиво! — дополнил я мысленно. — Нашли дурака!"

— Гуляйте, девочки! — сказал вслух. — Сегодня такое утро... А я здесь побуду. И пока не явится городская стража, с места не сдвинусь. Так и знайте!

Обе садистки чуток потоптались, но, поняв, что разговора не будет, слиняли. Я обтер пот со лба подолом туники и сел на солому. "Мда... — подумал тревожно. — От этой сучки Лавинии всего можно ждать. Ишь, глазами зыркала! И не померла она маленькой..."

Стража явилась, когда пятно света из окошка переползло от дверей к стене. Воины в уже знакомых мне кожаных доспехах заполнили коридор. Стражей оказалось аж шесть. Я присвистнул и открыл дверь. Мы поднялись наверх, пересекли двор и двинулись по залитой солнцем улице. "Штангистка" пристроилась следом.

— Эта зачем? — спросил я у старшей над стражами.

— Представитель храма, — пожала плечами она. — Без нее нельзя.

Я подумал и, заметив вывеску на одном из домов, свернул.

— Куда? — остановила старшая стражница.

— Позавтракать. Есть хочу!

— Тебя не кормили? — удивилась она.

— Только кулаками. Видишь! — я указал на распухший нос и кровавые пятна на тунике (мне принесли старую, заявив, что новая — храмовое имущество). — Ими и угощали!

Стражница одарила "штангистку" тяжелым взглядом. Та отвернулась. Я мысленно поздравил себя с новым союзником.

— Я заплачу за тебя!

— Не нужно! — возразил я. — У меня есть деньги.

Мы вошли в харчевню. Я сел за стол, стражи и "штангистка" замерли у порога. К столу подскочила квота — маленькая, но симпатичная. Совсем еще девочка.

— Умыться! — сказал я. — И завтрак. Сыр, яйца, хлеб и разбавленное вино.

— Я мигом! — пообещала квота и убежала. Обратно явилась с медным тазом и полотенцем. Пока я умывался, она накрыла стол.

— Кто это тебя? — спросила, ткнув пальцем в разорванную тунику.

— Она! — я указал на "штангистку". — Пристала, понимаешь: "Погладь меня, да погладь!" Я отвечаю: "Уйди, противная! Я таких здоровенных не люблю! Мне маленькие нравятся!" Она разозлилась — и давай драться! Тунику вот порвала.

— А потом? — заинтересовалась квота.

— Видишь синяк у нее под глазом?

Квота прыснула и протянула руку.

— Давай, зашью!

Я подумал и потащил тунику через голову. Я допивал вино, когда подавальщица явилась обратно. Тунику она не только зашила, но смыла с нее кровавые пятна. Я с удовольствием натянул на себя чуть влажную одежду и отсчитал два асса — за завтрак и работу.

— Не нужно! — сказала квота, отодвигая монеты.

— Почему? — удивился я.

— Ты ведь Игрр?

Я кивнул.

— Хозяйка с работницами побежали на тебя смотреть. Вход в ацифитеатр стоит денарий, к тому же квот не пускают, а я тебя не только увидела, но еще и накормила. Вот!

Я погладил ее по головке (девчонка зарделась), спрятал деньги и вышел. У амфитеатра нас встретила толпа. Двое из стражниц немедленно вышли вперед и стали прокладывать дорогу. Остальные обступили меня с боков. Теперь я понял, почему стражей явилось так много. "Популярность, блин! — подумал сокрушенно. — Сам виноват! Выеживался вчера..."

— Красавчик! — летело со всех сторон. — Посмотри на меня! Я хорошая!

Напор женщин растянул цепь стражниц, одна из женщин этим воспользовалась и просочилась между ними. После чего повисла у меня на шее.

— Меня зовут Конкордия! — зашептала горячо. — Запомни! Все для тебя сделаю, чего не попросишь! Будешь как орех в меду. Выбери меня!

Она стала лизать мне щеки. Подскочившие стражи отодрали дерзкую и швырнули обратно в толпу.

— Конкордия! — полетело оттуда. — Запомни!

Я только головой покачал. Мы вступили под арку и прошли коридором. Перед лестницей на арену нас встретила женщина лет сорока с багряной полосой на тунике.

— Меня зовут Эмилия, — сказала, с любопытством разглядывая меня. — Я трибун когорты вигилов. Претор поручила доставить тебя в амфитеатр и следить, чтобы не обидели дорогой. Этого не случилось?

Я покачал головой.

— Тогда следуй за ней! — Эмилия указала на "штангистку". — Тебя заждались.

— Почему за ней? — удивился я.

— Твой контракт принадлежит храму, поэтому выводить тебя на арену должен их человек.

"Могли бы кого поприличнее найти!" — подумал я, но спорить не стал. Мы со "штангисткой" поднялись по каменной лестнице и шагнули в распахнутую дверь со створками из деревянных брусьев, обитых железом. При этом "штангистка" пропустила меня вперед.

После полутемного коридора свет ударил меня по глазам. Я зажмурился и вначале услышал шум. Вокруг будто закипал прибой. Тяжелая волна накатилась на скалы, и теперь била в них в неукротимой ярости. Я остановился и почти сразу ощутил толчок в спину. "Штангистка"! — догадался я и прошел вперед. После чего открыл глаза.

Я стоял посреди засыпанной белым песком овальной арены, а вокруг, начинаясь на высоте в два человеческих роста, тянулись к небу трибуны. Они были заполнены до отказа. Даже на беглый взгляд на нас взирало несколько тысяч глаз, причем, исключительно женских. Вытянув шеи, они разглядывали диковинку, некоторые даже вскочили с мест.

— Раздень его! — раздалось сверху. Я узнал голос претора.

— Давай! — толкнула меня в плечо "штангистка".

Я расстегнул пояс и стащил тунику.

— И это! — Она указала на набедренную повязку. — Покупатель должен видеть товар!

"Штангистка" ухмыльнулась, показав щербатый рот. Я пожал плечами. Если они думают меня унизить... У врачей особое отношение к наготе, они видят ее ежедневно и по многу раз. Зажав пояс в руке, я стащил повязку и сунул ее "штангистке".

— Хорошо постирай!

На трибунах засмеялись. "Штангистка" побагровела, но повязку не бросила. Подобрав брошенную мной тунику, скрылась в дверях. Я бросил пояс на песок и поднял руки.

— Всем видно?

На трибунах одобрительно засвистели.

— Покажи что-нибудь! — крикнула претор. Теперь я разглядел ее. Жаба сидела в роскошном кресле под багровым балдахином и, судя по ее довольной роже, упивалась моментом. — Спой что-нибудь или станцуй, как вчера в храме.

На трибунах опять засмеялись. Я подумал и стащил сандалии, бросив их рядом с поясом. Затем отошел к краю арены и поднял руку.

— Вольные упражнения! — крикнул, подражая голосу диктора. — На арене — мастер спорта Игорь Овсяников!

Бежать по песку было труднее, чем по гимнастическому ковру, но я не зря размялся с утра. Песок из-под босых подошв летел назад и в стороны. Акробатическую связку я не делал давно, но почему-то был уверен: тело вспомнит! Ощутив, что разогнался достаточно, я прыгнул и приземлился на руки. Есть кульбит! Второй... Стойка на руках, "угол", шпагат... Снова разбежавшись, я взлетел в воздух, закручивая пируэт, и, перевернувшись через голову, приземлился на ноги. Не двойное, но все ж сальто, да еще с пируэтом. Вот вам! Я победно вскинул руки над головой. Трибуны взорвались овацией. Женщины, вскочив, изо всех сил били в ладоши. Я опустил руки, поклонился и злорадно заметил, как сморщилось лицо претора. Овации стихли.

— Что еще можешь? — продолжила Клавдия. — Кроме, как трясти пенисом?

На трибунах захихикали. Я спокойно ждал, пока они успокоятся.

— Ты знаешь, что я медикус! — сказал, когда наступила тишина.

— Откуда? — картинно развела руками претор. — Кто может это подтвердить?

— Я! — вскочила женщина в первом ряду, и я с радостью узнал Виталию. Пришла... — Я, Виталия Руф, старший декурион "диких кошек" свидетельствую: Игрр говорит правду. Когда мы везли пришлых в Рому, он спас мою "кошку". Стрела сармы пробила ей грудь и застряла внутри. В таких случаях воины умирают: при попытке извлечь стрелу наконечник остается в теле. Игрр сумел достать стрелу, и Ниоба выжила. У меня самой левый глаз не видел, его закрывала кожа, приросшая после ранения. Игрр убрал ее и — вот! — Виталия повернулась кругом, демонстрируя свое лицо. — Здесь многие меня знают и могут подтвердить.

Трибуны одобрительно загомонили. Претор подняла руку.

— Пусть то, что ты сказала, правда. Но не вся. Давай вспомним этот поход. Пока ала шла к Северному бургу, его захватили сармы. Гарнизон вырезали. Погибла целая центурия! — Клавдия возвысила голос. — Пришлых захватили, и ала пустилась в погоню. Мужчин удалось отбить, но пала еще сотня. Всего убито около двухсот воинов! И все для того, чтобы их спасти! — претор указала пальцем на меня. — А что мы получили в благодарность? Этот Игрр вчера устроил в храме скандал. Разбил себе нос, порвал тунику и стал кричать, что в храме убивают мужчин. Взбаламутил граждан, которые едва не разнесли храм. И все из-за чего? Он, видите ли, не желает в храме служить! Вместо того чтобы помочь Рому восполнить число жителей, в том числе погибших из-за него, он потребовал, чтобы его контракт продали. Кто-то на этот счет Игрра хорошо просветил. Уж не ты ли, декурион?

Виталия опустила голову. "Круто мочит! — подумал я. — Ну, тварь!"

— Чего же он добивается? — продолжила Клавдия. — Я скажу. Вы знаете, что мужчина в храме зарабатывает пятнадцать золотых в месяц, в то время как воину мы платим два. Мы идем на это, потому что в мужчинах у нас нужда. Без них мы вымрем. Но им все равно мало. (Амфитеатр загудел). Если Игрр пойдет в лупы, то станет зарабатывать втрое больше. Ведь он силен и красив, в чем мы только что убедились, и дети от него будут такими же. Поэтому он станет требовать за встречу не три-четыре золотых, как остальные, а пять-шесть. И женщина, у которой Дни, заплатит! А теперь я хочу спросить вас: это справедливо?

Амфитеатр разразился возмущенными криками. Женщины вскакивали и потрясали кулаками. Я подумал, сел, зачерпнул песок и стал пересыпать его из ладошки в ладошку. Трибуны стали стихать.

— Посмотрите на него! — Клавдия театральным жестом указала на меня. — Ему даже не интересно ваше мнение. Он пересыпает песок, думая, что это золото. Он уже видит его в своих руках!

Трибуны снова завопили. Я хладнокровно продолжил свое занятие. Ждем...

Виталия, декурион. Торжествующая

Когда Игрр показался на арене, сердце у меня дрогнуло. Он и без того не высок, а теперь, с трибун, казался и вовсе казался маленьким. Совсем беззащитный! Когда претор приказала его раздеть, я едва удержалась, чтобы не перерезать ей глотку. Пусть ее заберет Гадес! Где это видано: раздевать свободного гражданина? И тут Игрр меня поразил. Стал прыгать и кувыркаться, демонстрируя ловкость и силу. Богиня-воительница, зачем? Теперь все его захотят! Неужели он передумал? А я уже подписала закладную...

Усилием воли я собралась, и, когда претор, стала издеваться над Иггром, ответила ей. Только старая жаба дала отпор. Язык у нее подвешен, без этого в преторы не пробиться. Игра она тоже осадила, и он беспомощно опустился на песок. Теперь его оплюют и забросают яйцами. Вон нолы с полными корзинами стоят — специально приготовлено. Наверняка Клавдия позаботилась. Чтоб она сдохла!

Шум в амфитеатре стал стихать, установилась тишина. Повисла пауза. Никто не знал, что делать дальше, и я видела, что Клавдия растеряна. Она, видимо, ожидала, что Игрр начнет возражать, но его слова потонут в возмущенных возгласах. Возможно, он повернется и уйдет, что в принципе равнозначно. Яйца полетят вслед, после чего Игрру на улицах Рома лучше не появляться. Клавдия, наконец, спохватилась.

— Эй! — окликнула Игрра. — Чего молчишь?

— Даю возможность тебе высказаться, — ответил он. — Ты закончила?

— Да! — сказала Клавдия.

— Раз так... — он встал и отряхнул руки. — У меня вопрос: с чего ты взяла, что я должен быть вам благодарным?

— Как? — удивилась Клавдия. — Мы же платим такие деньги!

— А ты спросила: хочу ли я их?

Амфитеатр загудел.

— Денег все хотят! — отмахнулась Клавдия.

— Смотря какой ценой! — возразил Игорь. — Слушайте меня, граждане Рома! — внезапно крикнул он. — Я, Игорь Овсянников, говорю вам: никто не звал меня в Пакс! Мне предложили работу в другой стране, но обманом затащили сюда и превратили в раба. А теперь скажи мне, претор, ты знаешь рабов, которые благодарны за неволю?

— Ты не раб! — воскликнула Клавдия.

— Неужели? — усмехнулся Игрр. — Тогда почему я здесь? Почему с меня сорвали одежду и выставили на всеобщее обозрение? Разве не так поступают с рабами перед тем, как их продать? Или в Роме есть закон, позволяющий делать это со свободными? Назови мне его!

Клавдия лихорадочно вытерла пот со лба. Я готова была спрыгнуть на арену и расцеловать Игрра. Какой он у меня умница!

— Пойдем дальше! — невозмутимо продолжил Игрр. — Едва я оказался в этом мире, как меня попытались убить. Сначала сармы. С них спроса нет. Тем более что в отместку я их убил.

Трибуны загудели. Игрр поднял руку, призывая к тишине. В амфитеатре стихло.

— "Дикие кошки" освободили меня из плена. И что же? Меня снова попытались убить. И кто? Гражданка Рома! Или ты, претор, об этом не знаешь? Не ты ли вчера уговаривала меня отказаться от обвинения против Лавинии Варр, дочери верховного понтифика?

— Ложь! — воскликнула Клавдия.

— Да? — сощурился Игорь. — Есть ли здесь пергамент, которой я передал вчера?

— Да! — услышала я свой голос. — Вот! — я показала свернутый в трубочку пергамент. — Вчера Игрр передал это моему декуриону. Это обязательство храма продать его контракт. Его подписали верховный понтифик и претор.

— Покажи! — попросила седая женщина, сидевшая в первом ряду. Я узнала ее и протянула пергамент. Она взяла и внимательно просмотрела текст.

— Здесь подпись претора! — сказала, подняв свиток над головой. — Игрр сказал правду.

На трибунах в очередной раз зашумели.

— А теперь я спрошу вас, — продолжил Игорь, когда все стихли. — Зачем претору подписывать такое обязательство? Объясню. Этого потребовал я в обмен за отказ от обвинения Лавинии. Иначе меня просто убили бы.

— Неправда! — возопила Клавдия.

— Да ну? — усмехнулся Игорь. — Не ты ли, претор, увидев меня окровавленным в храме, первым делом спросила понтифика, не рано ли она начала? Подразумевая тем самым, что бить меня можно, но позже. Или ты не знаешь, что над мужчинами в храме издеваются? Их сажают в подвал, морят голодом за малейшую провинность, чем нам и пригрозили, едва мы прибыли. И ты хочешь, чтоб мы благодарили за это? Заявляешь после этого, что мы не рабы?

В амфитеатре повисла напряженная тишина. Клавдия не отвечала, Игорь тоже умолк. И я не утерпела.

— Я хочу сказать... — закричала, что было сил, — что не только мы спасали мужчин. Они тоже спасли нас. В дороге на турму напали сармы. Их было полсотни против нас тридцати. Мы загородились щитами, но тут ранили Ниобу. Щели между щитами возросли, нас могли перестрелять... Тогда пришлый по имени Ольг схватил дышло и бросился бить сарм. А Игрр вскочил на коня, выхватил меч и помчался на врагов. Он зарубил не менее десятка сарм, благодаря чему мы уцелели.

— Это правда, декурион? — недоверчиво спросила женщина в тоге.

— Перед лицом Богини-воительницы клянусь! — я подняла руку.

— Вы вручили мужчинам дубовые венки? За спасение жизней граждан Рома?

Я опустила голову.

— Ты, верно, была занята другим, — усмехнулась седая. — Я даже догадываюсь, чем. Поэтому Игрр и стоит сейчас на арене. Никто в Роме не смеет обидеть человека, удостоенного дубового венка, потому что за него вступится армия. Держи! — она сорвала с плеча тогу и швырнула Игрру. Тот ловко поймал. — Прикройся! А теперь слушайте все! — оставшись в тунике с пурпурной каймой, женщина повернулась к трибунам. — Я, Северина Гракх, народный трибун, властью, данной мне гражданами Рома, отстраняю от должности претора Клавдию Пульхр за пренебрежение своими обязанностями и злоупотребление властью. Я назначаю ревизию положения мужчин в храме Богини-воительницы и лично прослежу, чтоб ее провели по закону. Я объявляю, что контракт Игрра подлежит продаже и будет торговаться три дня. Право на переговоры с пришлым получит та, кто в эти три дня внесет в казну города полную сумму выкупа, то есть две тысячи золотых. После того как Игрр выберет нового владельца, остальным деньги возвратят. Если он никого не выберет, то вернется в храм. Теперь о тебе, пришлый! — Она повернулась к Игрру. — Чего ты хочешь? Только не проси освободить тебя от исполнения контракта — это против закона. Рома заплатил за тебя две тысячи золотых, и должен получить их обратно.

— Прошу не возвращать меня в храм! — сказал Игрр. — Сама понимаешь, почему.

— Хорошо! — кивнула Северина, подумав. — В амфитеатре тебя устроит? Здесь есть комнаты.

— Да!

— Решено! Я велю Эмилии о тебе позаботиться. Что еще?

— Пусть мне вернут оружие — меч и кинжал. Я взял их в бою.

— Их принесут сюда, но отдадут после продажи контракта. А дальше владелица решит, нужен ли тебе меч. Согласен?

Игрр кивнул и спросил:

— Могу я обратиться к женщинам?

— Говори! — разрешила трибун.

Игорь вскинул руку. Закутанный в тогу с пурпурной полосой он, сам того не понимая, походил на магистрата, вышедшего к народу. По трибунам пробежал ропот.

— Я хочу сказать всем, кому интересен мой контракт. Я не раб, и не собираюсь ублажать кого-то за деньги, будь то лупанарий или спальня богатой женщины. Тех, кто пришел сюда за этим, прошу не тратить деньги и время — я не выберу вас, чтоб мне не предложили. У меня все.

— Хорошо сказал! — одобрила Северина. — Иди!

Игрр подобрал с песка пояс и сандалии и направился к выходу. Тут я снова не выдержала. Вскочила и выбросила руку от груди.

— Слава Игрру — победителю сарм! Вале!

И трибуны, вскочив вслед за мной, выдохнули:

— Вале!

11.

Игрр, медикус. Добровольный

Эмилия встретила меня на лестнице.

— Я все видела и слышала, — сказала, положив мне руку на плечо. — Хорошо говорил! Учился у ритора?

"Тебя бы в поликлинику к старушкам! — подумал я. — Там и ритора не надо".

— Ты весь в песке! — продолжила Эмилия. — Сейчас тебя умоют, а я подумаю об обеде.

— Где моя туника? — поинтересовался я.

— Забудь эту тряпку! Я велела ее выбросить. Тебе принесут другую одежду. Ты мой гость. Идем!

Внизу она поручила меня двум стражницам. Те отвели меня в баню, где, стащив тогу, уложили на мраморную скамью и обдали теплой водой. После чего стали намыливать. Стражницы занялись этим с таким рвением, что пришлось вмешаться: могли и кожу стереть. После мытья меня промокнули полотенцами, отвели к другой скамье, где, нежно ворочая, в четыре руки натерли пахучим маслом. Тем временем другие вигилы принесли новую одежду. Я первым делом потянулся к набедренной повязке.

— Позволь я! — попросила одна из стражниц.

— Зачем? — удивился он.

Стражница покраснела.

— Я никогда не прикасалась к мужчине.

Я посмотрел на нее. Невысокая, курносенькая, на вид лет двадцать. Не красавица, но вполне симпатичная. В России у такой сыскался бы воздыхатель — и не один. Довели страну! Девки при виде голого мужика дуреют! Я вздохнул. Стражница восприняла это как одобрение и стала прилаживать повязку. С делом она не спешила и сумела потрогать то, что ей так хотелось. На меня накинули тунику, после чего, усадив, обули. Одна из стражниц, намылив мне лицо, стала брить. "Где навострилась?" — удивился я, но, глянув на ноги женщин, догадался, как шлифуется мастерство.

К Эмилии меня отвели чистенького, сияющего и приятно пахнущего. Трибун встретила меня возле накрытого стола.

— Садись! — предложила, указав на скамью. — Извини, что не предлагаю возлечь. Здесь нет лектусов. В амфитеатре не устраивают пиров.

— А зачем вам амфитеатр? — спросил я, усаживаясь. — В Роме есть гладиаторы?

— Были, — вздохнула Эмилия. — Давно, когда мы с людьми жили вместе. После разделения нол и людей гладиаторские игры запретили. Амфитеатр используют для церемоний и общественных мероприятий. Иногда проводят поединки.

— Кто сражается? — заинтересовался я.

— Воины. Повздорят спьяну и идут драться. Поединки проходят публично, судьи следят, чтоб было по правилам. Зрители приходят и делают ставки. Те же самые гладиаторские бои. Ешь!

После бани я почувствовал зверский голод и набросился на еду. На угощение не поскупились. На большом блюде красовался зажаренный целиком поросенок, его окружали тушки каких-то птичек, не то куропаток, не то голубей, на блюдах горками лежали сыр, хлеб, зелень, в кувшине плескалось вино... Горячее, нежное мясо таяло во рту, кости птичек хрустели на зубах, вино ласкало небо и язык. Эмилия только успевала подливать мне в кубок. Сама она тоже пила, но ела мало.

— Спасибо! — поблагодарил я, насытившись. — Давно так не кормили!

— Теперь будут! — усмехнулась Эмилия. — Это угощение передала одна из женщин. Она просила меня спросить: тебя устроит пять тысяч?

— То есть? — не понял я.

— Предлагает пять тысяч золотых сверх того, что собирается заплатить за контракт. Лично тебе. Это большие деньги. Хватит, чтобы безбедно прожить до старости.

— Она красива?

Эмилия хмыкнула.

— И немолода? — догадался я.

Трибун кивнула.

— Таких предложений много?

— Пока одно, — усмехнулась Эмилия. — Но другие воспоследуют. Эта оказалась самой шустрой. Что ей передать?

— Поблагодари за обед, и скажи: я отказываюсь. Впредь не бери такие подарки. А предлагающих их гони.

— Тебя не интересуют деньги? — удивилась трибун.

— Я здоров и могу заработать.

— Ты не похож на других мужчин, — покачала головой Эмилия. — Хочу тебя попросить. Виталия сказала: ты медикус. Посмотришь мою девочку?

Я кивнул. Эмилия подошла к двери и позвала:

— Кора!

В комнату вошла девочка-подросток, высокая и очень худенькая. Ступала она осторожно, будто по раскаленным углям, и при этом морщилась. Я поразился ее красоте. Иконописное, будто с картины сошедшее личико, огромные, серые глаза под длиннющими ресницами...

— Ноги болят? — спросил я, вставая.

— Да! — вздохнула Эмилия.

Я уложил Кору на лавку, согнул и разогнул ей ноги в коленях, покрутил ступни, проверяя голеностопы, ощупал суставы, проверил рефлексы и чувствительность кожи. На ревматизм клиническая картина не походила, как и на артрит. У себя в поликлинике я направил бы девочку на анализы и успокоился, но здесь такой роскоши не предполагалось.

— Давно болеет? — спросил Эмилию.

— Скоро полгода, — ответила трибун. — Обращались к разным медикусам. Дают отвары, мази, велят натирать — не проходит.

— Когда боль сильнее: днем или ночью?

— Ночью! — ответила Кора. — Спать не могу.

"Ага!" — подумал я, разглядывая вытянувшуюся на лавке девочку.

— Она быстро растет?

— Как лоза у реки! — ответила трибун. — С осени почти на фут.

— Тогда ничего страшного. Все из-за этого. Тело растет, кости не успевают, от них отщепляются осколочки и остаются в мышцах. Они-то и болят. Пройдет, как только Кора перестанет расти. Думаю, что очень скоро. Пока давай ей лекарство от боли, на ночь — отвар, чтоб лучше спала. Есть у вас такой? Замечательно! Все будет хорошо.

Я не удержался и погладил девочку по головке. Та улыбнулась, показав ровные белые зубки.

— Правда, красавица? — спросила Эмилия.

— Чудо! — подтвердил я.

— На улицах оборачиваются! — довольно сказала трибун. — Я рада, что тебе понравилась. Ты можешь ее взять. Как только у нее наступят Дни...

— Ты что? — перебил я. — Она же ребенок!

— Тринадцатый год! — обиделась Эмилия. — У нее уже были Дни. Кора сможет забеременеть.

— А родить? — разозлился я. — Ты на бедра ее посмотри — как у цыпленка! Кости таза не сформировались. Да она умрет при родах! Ты этого хочешь?

"Тем более что родовспоможение здесь, наверняка, ниже плинтуса! -подумал я. — Про кесарево не слышали. Да и кто его сделает? Нужны оборудование, инструменты, анестезия... Они тут совсем охренели — детей мужикам подкладывать!"

— Кора, доченька! — сказала Эмилия. — Выйди!

Девочка подчинилась.

— Прости! — сказала трибун, когда за дочкой закрылась дверь. — Я не думала, что разозлишься. Ты очень странный. Другой пришлый потребовал бы денег, и плевать ему на то, что будет с Корой!

— Сама догадаться не могла? — укоризненно спросил я.

— Не подумала! — призналась Эмилия. — Посмотрела на тебя и решила: какая красивая будет внучка! — Она помолчала. — Хочешь, я куплю твой контракт? Для нее! — она кивнула на дверь. — Через два-три года Кора сможет родить. Я буду нянчить внучку, ты — лечить людей, Кора — вести дом. Из нее выйдет замечательная хозяйка, это уже сейчас видно. Я очень хочу, чтоб у дочери был свой мужчина, а у внучки — отец. У нас с Корой немного денег, но ты сказал, что не ищешь богатства. Согласен?

Я покрутил головой.

— Почему? — спросила Эмилия. — Не хочешь Кору?

— Она замечательная! — сказал я. — Но есть другая женщина.

— Ты договорился с ней о выкупе?

Я кивнул.

— Теперь понятно, из-за чего все! — кивнула трибун. — Она придет завтра?

— Если найдет деньги.

— Она не богата?

— Откуда деньги у воина?

— Вы познакомились по пути в Рому?

Я не ответил.

— Я, кажется, догадываюсь, кто это, — сказала Эмилия. — Она так яростно тебя защищала... Красивая девочка и очень хорошая. Я знаю ее: наши матери дружили. Виталия росла у меня на глазах. Ты сделал правильный выбор! Отдыхай!

Эмилия встала и, чеканя шаг по каменному полу, вышла. Мне показалось, что ступала она не слишком уверенно.

* * *

К полудню следующего дня я принял полтора десятка женщин и всем отказал. Устал неимоверно. Вежливость требовала каждое предложение выслушать, а приходившие дамы лаконичностью не отличались. Наоборот, старались полно и красочно обрисовать все преимущества, которые обретет красавец-мужчина, выбрав их в качестве хозяйки. Когда я произносил: "Нет!", лица у женщин становились обиженными, как у детей. Они желали знать: почему? В любом мире женщины требуют ответа на этот вопрос, спрашивается, зачем? Результат не изменится, а вот дополнительные огорчения гарантированы. Не спрашивай, и тогда можно объяснить себе, что угодила под дурное настроение. Или, скажем, избранника настигло несварение желудка, и ему стало не до любви. Тогда останешься при мнении, что по-прежнему неотразима. Зачем видеть, как мужчина мямлит, пытаясь придумать нечто правдоподобное, в результате чего обижает тебя еще больше. По большому счету женщине плевать на объяснения, ей результат нужен!

Так думал я, поглощая принесенный стражей обед. Попросив оставить меня, жевал, не ощущая вкуса. Размышлял. Правильно ли я поступаю, отказывая всем подряд? А если Виталия не придет? Просто не получится собрать деньги — и все? Что тогда? Возвращаться в храм? Лучше сразу повеситься... А ведь среди приходивших женщин попадались очень хорошенькие. Я видел, что они в лепешку расшибутся, дабы угодить своему мужчине, то есть мне. С ними можно было договориться. На Виталии, в конце концов, свет не сошелся. Она, конечно, красивая, но в Роме таких много. Та же Кора, как подрастет, затмит всех. А Эмилия будет с меня пылинки сдувать, это уже сейчас видно...

Думая так, я прекрасно осознавал: не смогу. В бытность мою интерном в больницу привезли искалеченную в аварии девушку. Я дежурил в приемном покое и первым подошел к каталке. Несмотря на тяжелые травмы, пострадавшая была в сознании и, увидев меня, спросила тревожно:

— Доктор, я буду жить?

— Конечно! — ответил я. — Мы еще спляшем на твоей свадьбе!

Она обрадовалась и посмотрела радостно. На самом деле я с первого взгляда понял: не выживет. Девушке раздавило живот и размозжило таз, и она держалась только за счет лекарств, которых бригада скорой помощи вколола ей немерено. Скоро набежали вызванные из других отделений хирурги, девушку повезли в операционную. Там несколько часов ее пытались спасти, но только продлили агонию. Во второй раз я увидел девушку в реанимации. Она уходила, причем, в полном сознании. Говорить уже не могла, но на меня глянула с таким укором, что я даже спустя годы помнил этот взгляд.

У врачей особое отношение к смерти, она часть их работы, неприятная, но терпимая. Но ту девочку я забыть не смог. Пусть в ее смерти не было моей вины — я вообще не принимал участия в лечении — но все ж...

Виталия, когда мы договаривались о выкупе, смотрела на меня с такой же беззаветной доверчивостью. Я знал: если выберу другую, она не упрекнет. Но взглядом одарит...

"Ведь обещала найти деньги! — думал я. — Значит, рассчитывала, что сумеет. Почему не идет? Сколько мне тут болтаться? Я свое обещание выполнил!" К окончанию обеда я находился в скверном настроении, что не замедлило сказаться, когда явился следующий посетитель.

Им оказался... мужчина. Смуглый, чернявый, он как две капли походил на виденных мной хозяев жизни с предгорий Кавказа. Такой же лощеный, сияющий, с выдающимся вперед пузом и золотыми перстнями на пальцах. Вылитый хач.

— Ты кто? — спросил я. — Гей?

Посетитель осклабился, показав желтые зубы.

— Меня зовут Арбен, — сказал, подходя. — Никакой я не гей. Здесь это запрещено. Могут тюрьму посадить и даже в рабы продать. Слишком мало мужчин, чтоб терпеть конкурентов.

Он подмигнул.

— За каким хреном явился? — ласково поинтересовался я.

— У меня лучший лупанарий в Роме! — гордо сказал "хач". — Такие женщины нас посещают, ах! — Он чмокнул губами. — Большие начальницы...

— Погоди! — перебил я. — Мне говорили, лупанарии принадлежат храму.

— И мой принадлежит, — согласился Арбен, — но управляю им я. Доходы делим. Один золотой из тех, что платит женщина, идет храму, один мне, остальное забирает лупа.

— Неплохо! Пятьдесят процентов.

— Я несу расходы по содержанию лупанария! Мужчин надо кормить, одевать, платить прислуге. Почти ничего не остается!

"Хач" делано вздохнул. "Врет!" — понял я.

— А вот у луп остается все, что получат.

— И много выходит?

— Как у кого, — пожал плечами гость. — Меньше четырех за посещение у меня не берут, некоторым лупам дают по пять. Ты можешь просить шесть золотых! — Он осклабился. — Вот и посчитай! Тебе останется четыре. Пятнадцать посещений в месяц — шестьдесят. Большие деньги! Через пять лет будешь богатый человек. Купишь дом, заведешь слуг, выберешь девочку... Хоть десять! Живи и радуйся! А?

Он снова оскалился.

— А чаще пятнадцати раз?

— Нет! — огорчился Арбен. — За этим строго следят. Жрицы дежурят. Считается, что если часто, то семя плохое. Уж, я им объяснял — ни в какую!

В его глазах отразилось сожаление. На этот раз — искреннее.

— Как ты попал сюда? — спросил я. — Откуда?

— Из Косово.

— Серб? — удивился я.

— Шиптар! — обиделся "хач".

— Я встречал здесь серба из Косово. Он рассказывал, как его продали.

— Так и я здесь из-за этого, — сморщился шиптар. — Охранял барак, откуда их на органы брали. Как объявили независимость Косова, в полиции служил. А тут сучка Дель Понте стала нас искать. Вот меня и сунули в Пакс, чтоб не болтал. Могли и убить... — Арбен вздохнул. — Я поначалу очень переживал. Потом присмотрелся и понял: здесь можно жить! Свел знакомство с верховной жрицей. Деньги к тому времени были, поделился, — "Хач" ухмыльнулся. — Теперь вот уважаемый человек! Сенаторы здороваются. А кем в Косово был? Обычным полицейским. Здесь хорошо. Кругом одни бабы, которые в нашем деле ничего не понимают. Перед мужиками стелются. Ты, главное, меня слушай! Я твой контракт за две тысячи выкуплю, поэтому первое время будешь спать, с кем скажу. Большие женщины придут! Хорошие знакомства заведешь. И мне хорошо, и тебе полезно. А?

— Скажи! — поинтересовался я. — Эти сербы... Тебе их не жаль?

— С чего? — удивился "хач". — Они же собаки. И вера у них собачья!

— Подойти! — попросил я ласково.

"Хач" охотно приблизился. Я, не вставая, без размаха ударил его в пухлый живот. "Хач" охнул и согнулся. Я встал, схватил его за волосы и сунул лицом в поднятое колено. Ощутил, как от удара у "хача" хрустнули кости носа. Лицо его залила кровь, он упал на пол и скорчился.

— За что? — просипел с натугой.

— За все! — пояснил я. — За лупанарий, лучший в Роме, больших женщин, сербов и их веру собачью... Считай меня Гаагским трибуналом. Прокурором и судьей в одном лице.

Я с размаху пнул "хача" в бок. Тот жалобно охнул. Я добавил. Затем, освирепев, стал пинать лежащего на полу шиптара, не разбирая куда. Я не помнил, как в комнату вбежали стражи и оттащили меня. Очнулся стука собственных зубов. Они выбивали дробь на стенке поднесенного мне кубка. Я сделал глоток и осмотрелся. Меня окружали стражницы. "Хача" на полу не было — увели или унесли. Только несколько пятен крови сохли на светлом мраморе.

— Все нормально, девочки! — сказал я, отдавая кубок. — Мы тут немножко повздорили с приятелем — только и всего. Вы можете идти.

Стражницы потоптались и вышли. Одна скоро явилась с тряпкой и затерла следы крови. Тряпка оказалась сухой, поэтому слабо различимые пятна остались. Стражница ушла, я сел и мрачно уставился на испачканный пол. Я не понимал, с чего меня прорвало. Этот Арбен, конечно же, мразь, но это дело Бранко — вышибать из него дух. Серб это сделает, он ничего не забыл. Может поэтому Леонтина не выпускает его из Тары? Я тоже не святой. Пробыл в Паксе менее месяца, и уже зарезал с десяток женщин. Причем, хладнокровно, не испытывая угрызений совести. Понятно, что у сарм с "рома" война, но я к ней каким боком? "Рома" тоже не ангелы. Заманивают в свой мир мужчин, заставляют заниматься всякой фигней, избивают, продают как рабов, лупанарии вон пооткрывали. Ясен пень, мужики относятся к бабам соответственно. Рвут с них деньгу и плюют сверху. Какой-то сюрреалистический, уродливый мир. "Повезло" мне угодить сюда. За большими деньгами погнался...

Додумать я не успел. В комнату ворвалась Эмилия.

— Зачем его искалечил? — закричала с порога. — А если умрет?

— Невелика потеря, — сказал я.

— Тебя приговорят к смерти.

— Мужчин в Роме не казнят.

— Хм!.. — задумалась Эмилия. — А ведь правда. За что бил?

— За гнусное предложение.

— Он мужеложец? — удивилась трибун. — Тогда бояться нечего. Если выживет, то в суд не подаст — побоится. Самого в рабы продадут.

"Вот и отмазка нашлась!" — подумал я.

— Зачем его вообще пустили? — спросил сердито.

— Он гражданин Ромы, — пожала плечами трибун. — Деньги внес. Имеет право.

— Хватит на сегодня! — взмолился я. — Голова заболела. Попроси женщин уйти.

— Сами разбежались! — хмыкнула Эмилия. — Как только этого вынесли. Неохота попасть под дурное настроение. Одна осталась. Упрямая. Примешь?

— Давай! — обреченно вздохнул я...

Упрямой оказалась молодая, худенькая треспарта лет двадцати пяти. В одной руке она тащила тяжелую сумку, второй прижимала к груди девочку лет двух. При этом пыхтела, как паровоз. Я вскочил и бросился помогать. К моему удивлению женщина отдала мне ребенка, а не сумку.

— Подержи! — попросила, после чего извлекла из сумки кувшин с вином, кубки, сыр и прочую закуску. Стол она сервировала умело, по-хозяйски, ничуть не смущаясь моим присутствием. Осторожно придерживая малышку, я сел. К моему удивлению, девочка не дичилась. Наоборот, воспользовалась случаем, схватила кусок сыра и принялась его обкусывать. Мать глянула на нее с улыбкой.

— Ее зовут Ия, — сказала, присаживаясь. — А меня Кира. У меня в Роме кирпичный завод. Большой — почти сотня нол. Во-от такие! — она развела руки, демонстрируя толщину тел работниц. — Работа тяжелая: месить глину, формовать кирпич и черепицу. Нолы выматываются, поэтому много пьют. На работу приходят похмельные, скандалят, меня не слушают, — Кира вздохнула. — Нужен управляющий.

— Я?

— Да! — подтвердила заводчица.

— Я никем не руководил, тем более, нолами.

— Справишься! — заверила Кира. — Я видала тебя на стадионе. Ты сильный и ловкий, умеешь говоришь. К тому же очень красив. Они будут смотреть тебе в рот. Накажешь — будут страдать, похвалишь — умрут от счастья. Я буду платить пять золотых в месяц. Это хорошие деньги!

"У шиптара "хорошими" были шестьдесят!" — мысленно усмехнулся я.

— Я слышала, как ты сказал, что не хочешь быть лупой, — продолжила Кира, — поэтому и пришла. Я не стану заставлять тебя спать со мной, мне этого не нужно. Я беременела от лупы, мне не понравилось. Мы составим подробный контракт. Ты получишь свободу. Сможешь жить, где хочешь, и с кем хочешь. Только работай! Угощайся! — Она придвинула кубок.

Я отхлебнул. Вино было терпким и явно хуже того, что пил вчера. "Экономная, — подумал я. — Хотя чему удивляться? Предприниматели копейку считают".

— Ты получила завод в наследство?

— Да! — подтвердила Кира. — Мама справлялась, а у меня не выходит. Доходы падают, — Она вздохнула, и я подумал, что она совсем еще девчонка.

"В принципе нормальное предложение, — оценил я. — Работай — и все дела! Но пять лет... Отпусков здесь нету, а пахать придется от рассвета до заката. До FAGG при таком раскладе я доберусь не скоро. Разве что оговорить в контракте..."

— Вот что, — сказал, придя к решению. — Сделаем так. Буду честен: есть женщина, которая я обещал контракт. Я жду ее. Сейчас она собирает деньги. Если не выйдет, приму твое предложение. Потом и оговорим условия. А пока жди.

— Договорились! — обрадовалась Кира.

— Держи! — я протянул ей ребенка. Малышка вдруг закапризничала и вцепилась в мою тунику.

— Ты ей понравился, — улыбнулась гостья, забирая дочь.

* * *

Виталия явилась назавтра, причем, со всей турмой. "Кошки" ввались в комнату и выстроились у входа. Виталия выступила вперед.

— Волей воинов первой турмы "Диких кошек", — произнесла торжественно, — за спасение жизней граждан Ромы пришлый Игрр награждается дубовым венком. Прими!

Она протянула на вытянутых руках обруч, сплетенный из тонких веточек с молодыми, зелеными листиками. Я нагнулся, Виталия возложила венок мне на голову и отступила. После чего, ударив себя кулаком в грудь, выбросила руку вперед.

— Аве, Игрр!

— Аве! Аве! Аве! — рявкнули "кошки", повторив ее жест.

От неожиданности у меня защипало в глазах. Какие они все же замечательные!

— Спасибо! — сказал я растроганно. — Я скучал по вас, красавицы. Вот! — Я потер глаз.

"Кошки" засмеялись. Строй мгновенно рассыпался. Меня обступили и стали тискать.

— Мы тоже скучали! — тараторила повисшая на моей руке Ниоба. — А рана моя совсем зажила! Хочешь глянуть?

— Потом! — вмешалась Эмилия. — Расскажи лучше, как Игрр вас спас.

Она подмигнула мне и заняла место в кругу "кошек". Я, сообразив, отвел Виталию в сторону.

— Олегу не забудьте венок вручить! — сказал громко. — Он первым на сарм бросился.

— Обязательно! — сказала она так же звучно.

Я наклонился к ее уху и перешел на шепот.

— Ну?

— Продала, что смогла, заняла, дом заложила, — виноватым шепотом сообщила она. — Только все равно не хватает.

— Много?

— Восемьдесят шесть золотых.

"Всего-то?" — хотел сказать я, но вовремя сообразил: это не мало. Если я подпишу контракт с Кирой, то заработаю столько за полтора года. Я задумался. Виталия смотрела, кусая губу.

— Отпусти девочек и задержись, — сказал я тихо.

Она кивнула и отошла. Спустя минуту Лола заторопила "кошек", те просочились в дверь, оставив нас втроем.

— Эмилия! — сказал я. — У меня просьба. Займи восемьдесят шесть золотых. Я верну. Обязательно.

— Не хватает? — хмыкнула трибун.

Я кивнул.

— Не дам! — сварливо сказала Эмилия. — Даже асса! А вот ей займу, — Она указала на Виталию, — даже без процентов. При одном условии. Ты станешь отцом моей внучки, как Кора подрастет. Мы впишем это обязательство в заемное письмо.

Виталия торопливо глянула на меня. Я подумал и кивнул.

— Согласна! — сказала Виталия.

— И почему я вам помогаю? — вздохнула Эмилия. — Кора меня вчера замучила: "Когда Игрр придет к нам жить?" Говорит: руки у тебя ласковые... Ладно, это решили. А что делать с другими женщинами? У амфитеатра — толпа. Сто двадцать три претендентки на контракт внесли в казну полную сумму выкупа. Они требуют встречи. Явились и те, кому отказали вчера — надеются, что ты передумаешь. Женщины ругаются за право пройти первой и пытаются драться. Я вызвала вторую центурию, но вигилы не справляются. Как им сообщить?

— Позволь мне! — сказал я.

Эмилия подумала и кивнула. Мы вышли в коридор. К своему удивлению я обнаружил там турму: "кошки" толпились у стен, оставив узкий проход. Нас они встретили настороженными взглядами.

"Знают! — догадался я. — Виталия наверняка у них занимала и сказала, зачем. Стоило секретничать!" Я улыбнулся и показал оттопыренный большой палец. "Кошки" завопили и бросились обнимать Виталию. "Надеюсь, она не пообещала им того же, что Эмилии!" — подумал я. Трибуну с трудом удалось прекратить этот бедлам.

— Вы лучше бы охраняли Игрра с Виталией! — сказала она. — Вдруг мои не сдержат.

Мы вышли из амфитеатра. У главного входа колыхалась толпа, с трудом сдерживаемая стражниками. Увидев процессию, толпа затихла. Сотни глаз впились в нас. Я поправил на голове дубовый венок.

— Милые женщины! — сказал, подпуская в голос тепла. — Я бесконечно благодарен вам за желание купить мой контракт. Каждая из вас его достойна. Вы красивые, умные и добрые. Сердце мое разрывается...

Я сделал драматическую паузу.

— Только я не могу выбрать всех. Я ночь не спал, думая, кого предпочесть, и решил положиться на волю богов. Сказал себе, что выберу ту, кто первой войдет в мою комнату. И боги послали ее, — Я взял Виталию за руку и вывел вперед. Толпа загудела. Я поднял руку, требуя тишины. Шум постепенно стих. — Эта женщина пришла не для того, чтобы купить контракт. Она принесла мне вот этот венок, — я коснулся головы. — Я удивился проявлению воли богов, но потом вспомнил. Виталия оказалась первой гражданкой Рома, которая встретила меня в этом мире. Она отбила меня у сарм. Когда те снова напали, Виталия защищала меня. Она заботилась обо мне на пути в Рому. Боги ясно дали понять: вот та, кого они выбрали. Кто ты таков, чтобы противиться нашей воле? Я сказал об этом Виталии, и она заверила, что внесет выкуп в казну, став владелицей моего контракта. "Боги или безвластны, или же властны", — сказал великий Марк Аврелий. Здесь есть те, кто отрицает власть богов?

Я обвел глазами толпу. Все стояли молча. Эмилия изумленно крутила головой.

— Тогда смиренно примем их волю, и не будем роптать. Вале!

— Вале! — нестройно отозвалась толпа, колыхнулась и стала расползаться.

— Ну, ты и демагог! — сказала Эмилия, когда толпа рассосалась.

— Я соврал? — поинтересовался я.

— Нет, вроде, — почесала она в затылке. — Но я не знала, что ты советуешься с богами.

— Хороший совет никому не мешает, — философски заметил я и подмигнул Виталии. Та зарделась. После того, как они с Эмилией отправились за деньгами, я позвал Лолу. Шепнув ей пару слов, вложил в ладонь несколько монет.

— Здесь хватит, чтобы накормить турму! — заметила Лола, разглядев деньги.

— Турму в следующий раз! — пообещал я. — Сегодня для двоих. Самое лучшее.

— Сделаю! — сказала Лола. — Пошлю девочек харчевню, а ключ от дома возьмем у служанки.

— Виталии — ни гу-гу! — предупредил я.

— Обо мне бы кто так заботился! — вздохнула Лола.

12.

Флавия, принцепс. Разочарованная

Из зеркала на меня смотрело юное лицо с вздернутым носиком, россыпью веснушек на румяных щеках и светло-серыми большими глазами под рыжеватыми бровями. Совсем девчонка! Я насупилась и показала своему отражению язык.

— Ай-ай-ай! — укорила Лаура. — А еще принцепс! Не стыдно?

Я вздохнула. Стыдно, конечно. Не девочка уже — четырнадцать лет. Но что делать, если боги послали такую несерьезную внешность? Какой из меня принцепс с таким лицом?

— Сиди смирно! — велела Лаура и стала закалывать мои волосы бронзовыми шпильками, которые она доставала изо рта. Удивительно, но даже со ртом, полным шпилек, Лаура умудряется отчетливо говорить. У меня этого никогда не получалась. Пробовала — и не раз.

— Замечательно! — сказала Лаура, завершив работу. — Теперь ты похожа на матрону — важную и степенную.

Я фыркнула. Как не укладывай волосы, а возраст не скрыть. Сенаторы, когда я открываю заседание, прикрывают рты, чтобы спрятать улыбки. За неуважение к принцепсу могут наказать. А как уважать, если она так несерьезно выглядит? И голос у нее писклявый...

Я повернулась на наставнице.

— Какие новости?

— Сенатор Мелания поскользнулась на ступеньках и сломала ногу. Теперь она теперь пропустит заседания этой и будущей декады. У Ноны родилась внучка, и она прислала приглашение на пир. Ольвию...

— Лаура! — перебила я. — Не забивай мне голову ерундой. Ты знаешь, о чем я спрашиваю.

— Извини, принцепс! — сухо сказала Лаура. — Но я специально начала с малозначительных новостей, чтобы ты не забыла их, когда услышишь главные. Открыв заседание сената, ты должна посочувствовать Мелании, поздравить Нону и пообещать Ольвии, что негодяйки, забросавшие ее на улице гнилыми овощами, будут найдены и примерно наказаны.

— Прости! — покаянно сказала я и погладила руку наставницы. — Ты как всегда права. Я такая несдержанная!

— Просто еще совсем девочка! — вздохнула Лаура и обняла меня. — Любопытная и нетерпеливая. Со временем это пройдет, и ты станешь великим принцепсом — как и твоя мать.

Она отстранилась и выпрямилась.

— Итак. Пришлый Игрр вчера выбрал хозяйку контракта.

— Кого?

— Виталию Руф, старшего декуриона "Диких кошек".

— Простую всадницу? — изумилась я.

— Да. Более того, совсем не богатую. По моим сведениям Виталия по крохам собирала деньги для выкупа. Ей даже пришлось заложить дом.

— Это ее турма везла пришлых в Рому?

— Да. Тогда они с Игрром и познакомились — весьма близко. Как удалось узнать моей помощнице, Виталия и Игрр весь путь до Рома спали в одной палатке. При этом пришлый игнорировал других "кошек".

— Любовь! — вздохнула я.

Лаура хмыкнула.

— Что ты хочешь сказать? — насторожилась я. — Я не права?

— Нет, девочка. Твой вывод в отношении Виталии абсолютно справедлив. Только обезумевшая от любви женщина может сделать то, что совершила она: поставить себя на грань разорения ради обладания любимым. А вот с Игрром не так просто.

— Почему? Он же отвергнул других? В том числе богатых. Значит, влюблен.

— Я в это не верю.

— А я бы поверила! — вздохнула я. — Это так замечательно! Пришлый и женщина-воин из Пакса встретились на поле сражения и полюбили друг друга.

— Я попрошу Апрелию сочинить по этому поводу поэму, — усмехнулась Лаура. — Она умеет. Женщины будут рыдать. Но нам с тобой нужно видеть вещи такими, какие они есть. Желаешь слышать?

— Говори! — сказала я.

— Четверых пришлых привезли в Рому позавчера. И первое, что сделал Игрр, — предъявил обвинение за попытку его убить в отношении Лавинии Варр, дочери верховного понтифика. Саму Лавинию по требованию Игрра привезли в Рому в оковах. Ты слышала о чем-то подобном?

— Нет! — сказала я. — Лавиния действительно покушалась?

— Судя по моим сведениям, да. Дочь верховного понтифика известна своим неумеренным влечением к мужчинам. Она посещает лупанарии не для того, чтобы забеременеть, а для удовольствия. Есть слухи, что она спала с мужчинами из храма, но доказательств на этот счет нет, что и понятно: за подобные дела вешают на крестах. В последнее время Лавиния повадилась встречать пришлых. Пользуясь тем, что в пути они формально свободны, Лавиния затаскивала их в постель, причем, совершенно бесплатно, — Лаура хмыкнула. — С Игрром, однако, не получилось. Он почему-то ее отверг, и Лавиния замахнулась на него кинжалом. Игрр сумел ее обезоружить. Виталия прогнала Лавинию, тем, по здравому размышлению, и должно было кончиться. Но Игрр потребовал суда. Тем самым превратив верховного понтифика — женщину, в распоряжение которой он поступал, в смертельного врага. Странно, не правда ли?

— Может, он не сознавал, что делает?

— Не думаю, — покачала головой Лаура. — Удивительно, что Игрр вообще выдвинул обвинение. Пришлые, прибывающие в Пакс, не знают законов и обычаев Рома, а Игрр действовал уверенно. Из чего следует вывод: у него был замысел, и он его блестяще осуществил. Октавия выставила на продажу его контракт. Одновременно пришлый разобрался и с Клавдией.

— Так ей и надо, жабе! — воскликнула я. — Старая взяточница!

— Ты не должна так говорить! — покачала головой Лаура. — Здесь нас никто не слышит, но, привыкнув, ты можешь повторить это в другом месте. Последствия могут быть печальными.

— Не буду! — повинилась я. — Продолжай!

— Не знаю, что пообещала Октавия претору, но та вознамерилась опорочить Игрра. Его вывели на арену цирка, где раздели, будто раба, и Клавдия произнесла речь, в которой выставила Игрра жадным эгоистом, не желающим служить Рому. Говорить она умеет, и цирк готовился осудить пришлого. Ты смогла бы вынести подобное унижение?

— Нет, наверное, — ответила я, подумав. — Я бы эту жабу убила.

— А вот Игрр вынес, — сказала наставница, сделав вид, что не заметила "жабу". — Он невозмутимо выслушал Клавдию и не стал немедленно возражать, чего все ждали. В результате Клавдия сама попросила его ответить. Результат ты знаешь. Клавдия отстранена от должности. Северина вцепилась в нее так, что уже не выпустит. Назначена ревизия положения мужчин в Храме — это удар по Октавии, причем, очень сильный. И все это он проделал за пару дней — никому неизвестный пришлый, которого привезли сюда на племя. Тебя это не удивляет?

— Удивляет! — подтвердила я.

— То-то и оно. Давай порассуждаем. Прежде "фарамацевта" поставляли малообразованных и начисто лишенных амбиций мужчин. Те прибывали без знания языка, не умели владеть оружием — жалкие и беспомощные в нашем мире. Они нуждались в опеке — хотя бы на первых порах. И вот прибывает очередная партия. Ее захватывают сармы, но мужчин удается отбить. В ходе боя Игрр сумел завладеть оружием и зарезать двух сарм, включая предводительницу орды. Очень необычно, ты не находишь?

— Откуда это известно? — удивилась я.

— Моя помощница хорошо расспросила "кошек". Вина не жалела. Далее еще интереснее. На пути к Рому сармы нападают на конвой, везущий пришлых. Сарм больше, ситуация складывается тяжелая. В самый напряженный момент боя, Игрр вскакивает на коня, выхватывает меч и несется в атаку. На первый взгляд — безумный поступок. Ведь его убьют! Но этого не происходит, более того, Игрру удается зарубить или ранить с десяток сарм, после чего те бросаются наутек. Бой выигран, причем, ничтожной ценой: только одну из "кошек" ранили, да и та впоследствии выжила. Кстати, лечил ее Игрр. Чудо? Отнюдь нет. Хладнокровный расчет. Сарм за убийство мушей казнят, у них это сидит в сознании, и Игрр это знал. Его не посмели его тронуть — Игрр не получил даже царапины. Но в глазах "кошек" Игрр становится героем. Мало этого, в пути он лечит их, готовит им пищу, всячески ублажает. В результате в Рому прибывает турма, влюбленная в пришлого, а декурион и вовсе сгорает от страсти. У Игрра появляются преданные друзья. Они помогают ему сохранить пергамент, который Клавдия необдуманно подписала. А как было разыграно последующее действие! Клавдия, не подумав, начинает Игрра порочить и нарывается на блестящую отповедь. При этом ее разоблачают, как взяточницу, а народ Рома узнает, что пришлый умен и храбр. Он спас граждан Ромы, за что удостоен дубового венка. Патриции и сенаторы бегут выкупать его контракт, но Игрр к всеобщему удивлению выбирает обычного воина. Почему? Чувства? Именно так все и подумали. Но я вижу тонкий расчет. Выбери Игрр аристократку, мы забыли бы о нем. А так вышла красивая история. Они сражались вместе и полюбили друг друга... Игрр становится легендой, и, пожелай он выдвинуть в свою кандидатуру в магистраты, то с большой вероятностью победит на выборах.

— Думаешь, такова его цель?

— В пользу этого говорит многое. За тридцать лет никто из пришлых не стал даже эдилом, более того, не пытался эту должность занять. С точки зрения пришлых смешно претендовать на должность, которая не оплачивается. Думаю, скоро мы услышим об Игрре.

— Ты боишься его?

— Я опасаюсь всего, что необычно и малопонятно. Почему "фармацевта" прислали такого мужчину? Он красив, умен, знает латынь и блестяще говорит. Он храбр и владеет оружием. К тому же решителен. В Роме чтят легенды. Времена, когда нолы с людьми жили мирно, вспоминают как золотой век. На фоне магистратов, погрязших в коррупции, Игрр смотрится выигрышно. Я не удивлюсь, если чернь со временем потребует избрать его трибуном, а то — и принцепсом.

— Даже так? — удивилась я.

— В этом нет ничего невозможного, — пожала плечами Лаура.

— Ты подозреваешь "фармацевта"?

— Да. По договору, заключенному с ними, мы живем раздельно. Они не вмешиваются в жизнь Рома, мы не препятствуем им заниматься своими делами. "Фрмацевта" живут в своем городе, в Роме практически не бывают и поддерживают связь только с верховным понтификом. Вполне возможно, что им захотелось большего. Вмешаться прямо — нарушить договор, а вот завладеть государством через своего человека... Беспроигрышный ход! Предъявить претензии не сможем: Игрр — гражданин Рома, и они не отвечают за его действия.

— Что будем делать?

— Пока наблюдать. Если намерения Игрра проявятся, примем меры. Самые жесткие! — Лаура поджала губы. — Я пойду на все, но не позволю пришлым завладеть Паксом!

"Среди погибших в мор был и ее отец, — вспомнила я. — Лаура любила его и навещала. Так поступали многие, несмотря на запреты. Лаура считает: мор устроили "фармацевта" — уж больно выгодно они им воспользовались. Только доказать это невозможно..."

— Хорошо! — кивнула я. — Но спешить все же не будем.

— Я не настолько глупа, чтобы убить Игрра сейчас, — сказала Лаура. — Пусть пришлый проявит себя.

— Хорошо бы его увидеть! — сказала я. — И поговорить.

— Не получится.

— Почему?

— У нас нет повода пригласить Игрра в Палатин. Ехать к Виталии — встревожить ее. Игрр для нее, как драгоценный камень для бедняка, — Лаура усмехнулась. — Наедине его достают, любуются, а затем прячут от посторонних глаз. Думаю, она запретила Игрру выходить из дома. Наш приезд воспримут не правильно. Виталия решит, что Игрра хотят забрать, и подымет тревогу. "Кошкам" это не понравится, могут взбунтоваться. А они самая боеспособная часть в Роме, не считая преторианцев, конечно, поэтому резня выйдет знатная. А наше положение и без того шаткое. Подождем, пока ситуация не разрешится сама.

— То есть?

— В контракте Игрра четко прописано: ему нужно платить. В храме он получал бы пятнадцать золотых. Где взять их Виталии? Она и без того в долгах. Достаточно Игрру подать в суд, как тот освободит его от контракта. Думаю, он так и сделает.

— Это опасно! — заметила я. — Если его убьют, некому подать обвинение.

— Игрру не впервой рисковать. Думаю, он осмотрится и что-то придумает. А если нет... — Лаура усмехнулась. — Нам это только на руку.

— Жаль Виталию! — вздохнула я. — Я за нее порадовалась. Такая красивая история!

— В жизни мало красивого! — сказала Лаура. — Пора, девочка! Сенаторы собрались. Не забудь! Посочувствовать Мелании, поздравить Нону, Ольвии пообещать...

— Хорошо! — кивнула я.

* * *

— Ты уезжаешь в город пришлых! — сказала Октавия. — Немедленно!

— Из-за Северины? — нахмурилась Лавиния.

— Она желает с тобой говорить. Боюсь, это кончится для тебя тюрьмой.

— Игрр подписал отказ от обвинения.

— После чего заявил в цирке, что его к этому вынудили. Угораздило же тебя! — покачала головой Октавия. — Мало мужчин? Уж кому...

— Он не похож на других, — вздохнула Лавиния.

— Хитрый и лживый подонок!

— Он красивый и сильный! — возразила Лавиния. — Я и сейчас, после всего, что он сделал, его хочу. И получу!

Она насупилась. Октавия покачала головой. И когда дочка натешится? Неукротимая. Сколько раз просила остепениться, забеременеть, родить. И самой Лавинии пора, и Октавии внучка не помешает. Не слушает. Дважды травила плод... Если, не приведи Богиня-воительница, об этом узнают — не бывать Лавинии верховным понтификом. Под суд пойдет. Сколько можно вытаскивать ее из историй? А ведь приходится. Одна у нее дочка, любимая...

— Если будешь слушать, получишь Игрра!

— Как? — заинтересовалась Лавиния.

— Я выкупила заемное письмо Виталии. Эта дурочка подписала его, не глядя. В случае невозврата долга ее имущество переходит заимодавцу. Предполагалось, что это дом, больше у нее ничего нет, но она не подумала, что контракт — тоже имущество. Выплатить долг Виталия не сумеет — откуда у нее деньги? — и потеряет все, в том числе Игрра. Понятно?

— Мама! — Лавиния повисла на шее матери и лизнула ее в щеку. — Ты у меня такая умная!

— Учись, пока я жива! — наставительно сказала понтифик. — Тут некоторые возомнили, что могут тягаться со мной, пора указать им место.

— А что с ревизией? — спросила Лавиния, отступая. — Северина не любит тебя и вцепится. И если кто проболтается...

"Наконец-то правильный вопрос! — усмехнулась Октавия. — А то все мужчины... Что она нашла в них?"

— Северина уйдет ни с чем! — сказала пренебрежительно. — Более того, оплеванная. Я приказала закрыть храм на два дня — для подготовки к ревизии. Нолы уже негодуют — они пропускают очередь получить семя. Пусть благодарят Северину. Мужчинам, чтоб не роптали, я компенсирую потерю денег, на что потрачу золото, отложенное для Клавдии — та не заслужила его. Все только испортила, дура! А вечером я устрою для жриц и пришлых пир. Накрою столы, приглашу их возлечь вместе. Пир перейдет в оргию, — Октавия усмехнулась, — и все окажутся виноватыми. Жрицы — в соблазнении мужчин, те — что нарушили запрет. Если узнают, никому не поздоровится. Так что будут молчать. Тем более, делаю доброе дело: как для жриц, так и для пришлых. Им ведь хочет ласки. Вот так!

— Ма! — восхищенно сказала Лавиния.

— Так-то, доченька!

Октавия потрепала ее по щеке.

— А можно и мне... в оргию?

— Нет! — нахмурилась Октавия. — Уезжай! Хочешь Игрра, терпи! Передай Говарду: в скором времени его навещу. С подарком. Есть разговор.

Лавиния кивнула и вышла.

13.

Виталия, хозяйка контракта. Влюбленная

Девочки проводили нас до дома. Взяв в кольцо, шли, чеканя шаг. При этом, как я заметила, горделиво поглядывали на прохожих, как будто сопровождали не старшего декуриона, а, по меньшей мере, принцепса.

У дверей моего домуса Лола остановила турму.

— Дальше не пойдем! — сказала. — Не хотим мешать.

Она подмигнула.

— Не замучь Игрра, декурион! — крикнул кто-то из задних рядов. — Нам оставь!

Девочки засмеялись.

— Так! — сказал Игрр, делая зверское лицо. — Это кто у нас такой умный?

Шутница спряталась за спины подруг. Лола показала ей кулак.

— Не сердись! — сказала Игру. — Она не хотела тебя обидеть. Просто мы немножко завидуем... — она запнулась. — Я не то хотела сказать. Мы все помним. Как везли вас в Рому, как ты лечил и кормил нас, а твои друзья нас ласкали. Это были счастливые дни. Никому из "кошек" такого не перепадало. Нам завидует ала. Да что ала? Вся Рома! А теперь мы им показали! Они считали, что если богатые и знатные, то все в Паксе принадлежит им. А ты выбрал Виталию, одну из нас. Пусть теперь знают! "Кошки" — самые лучшие!

Она вздернула к небу кулак, и турма завопила и заулюкала. Начавшие было собираться прохожие, метнулись в стороны.

— Я хочу, чтобы ты знал, — продолжила Лола, когда девочки успокоились. — Мы за тебя что угодно... Кого хочешь на кусочки порежем и псам скормим! Вот!

Игрр засмеялся и обнял Лолу. Та шмыгнула носом и лизнула его в щеку. Затем отступила и выбросила руку от груди.

— Вале!

— Вале! — рявкнула турма и рассыпалась. Девочки заулыбались, загомонили и двинулись вспять.

Я достала из сумки тяжелый ключ и отперла дверь. Мы вошли в вестибюль.

— Здесь я и живу! Ой! — внезапно спохватилась я. — Совсем забыла! Совершенно нечем тебя кормить. Я не предполагала, что получится с выкупом, поэтому не подготовилась. Сейчас сбегаю в харчевню...

— А это что? — указал Игрр на корзины со снедью. Они стояли чуть в стороне от порога.

— Откуда это? — растерялась я.

— Бог послал, — сказал Игрр, по-хозяйски подхватывая корзины. — Пошли смотреть дом!

И мы пошли. Дом у меня небольшой, но уютный. Квадратный триклиний с мраморным столом, на котором Игорь оставил корзины, традиционные атриум и таблинум. Две небольшие спальни с низкими, сводчатыми потолками. Побеленные известкой кирпичные стены, черепичная крыша на потемневших балках и пол из мраморных плит, уложенных прямо на утрамбованную землю. В любую жару в доме прохладно и дышится легко. Дверей внутри нет, ветерок гуляет по комнатам. Игрр дом похвалил, но более всего ему приглянулся дворик. Еще бы! Здесь у меня четыре дерева, источник-фонтан, откуда из мраморной головы быка льется в чашу бассейна поступающая по акведуку вода. Излишек воды выбегает через сток в стенке и попадает в каменный желоб, ведущий к отверстию в фундаменте пристройки. Игрр догадался, что там латрина. Заглянул, оценил. Чисто, удобно. Под мраморным стульчаком бежит ручей, выносящий нечистоты в городскую клоаку, никаких запахов... Рядом — баня, откуда мыльная вода стекает в ту же клоаку. Еще в перистиле имелись клумба и мраморный постамент — в данный момент пустой.

— Здесь была статуя, — объяснила я, заметив его интерес. — Я ее продала, как и картины. К чему, если домус заберут?

— То есть? — удивился он.

— Я взяла ссуду под залог дома. Через месяц надо внести проценты — двенадцать золотых. У меня их нет, и взять негде. А еще основной долг...

Спохватившись, я умолкла. Не надо об этом сейчас... Он внимательно посмотрел на меня. Я закусила губу.

— Идем! — сказал он ласково. — Я тебя покормлю...

* * *

Пока он хлопотал, накрывая на стол, я успела переодеться. В Гадес военную форму! В доме я женщина, а не декурион. Я выбрала короткую тунику и простые сандалии без ремешков. Ткань у туники легкая, почти прозрачная — это нижняя одежда, которую носят под паллой, но я у себя дома или нет? В конце концов Игрр меня и не такой видел. И ничего, не умерла...

Игрр подтащил к столу двухместный лектус, набросал на него подушек и жестом пригласил меня к столу. Я прилегла на левый бок. Он пристроился за моей спиной. Я подумала и немножко сползла назад, чтобы голова оказалась на уровне его плеча, и мы не мешали друг другу есть. Впрочем, вру. Мне просто захотелось положить голову ему на грудь. Он воспринял это благосклонно и даже придвинулся ближе. Его тело, горячее и сильное просто обожгло меня. Голова слегка закружилась. Богиня-воительница, как же я по нему соскучилась!

Игрр разлил по чашам вино, разбавил его водой, придвинул блюдо с жареным павлином. Дорогая еда! Откуда она взялась? Неужели девочки позаботились? Вряд ли. Они бы выбрали, что подешевле. Это Игрр! Как же я сразу не догадалась? Попросил Лолу. То-то она ему подмигивала! Какой же он у меня!..

Игрр оторвал от тушки ножку и протянул мне. Я взяла и стала обгладывать. Вкусно! Игрр присоединился. Через миг в моей руке осталась лишь косточка. Я бросила ее в блюдо, следом полетела косточка Игрра. После ножек пришел черед крылышек. Когда и они превратились в кости, Игрр руками порвал жареную птицу на кусочки. После чего стал по одному вкладывать их мне в рот.

Я немедленно включилась игру. Хватала зубами мясо, жевала и даже облизывала жирные пальцы кормильца. При этом все теснее и теснее прижималась к нему. Скоро у меня зашумело в ушах. Я ощутила, как вдруг застыло и напряглось его тело. Сильным движением он развернул меня к себе. Я обвила его за шею руками и потянулась к его губам. Ласка, которой он обучил меня дорогой, вышла долгой и сладкой. Отпрянув, Игрр потянул мою тунику вверх, после чего сорвал свою. Спустя мгновение лектус, непривыкший к таким упражнениям, жалобно заскрипел.

Мы ласкали друг друга сильно и яростно. Стонали, вскрикивали, сливались в одно целое и разжимали объятия. Я не помнила, как потеряв голову, впилась ему зубами в плечо, а он так сильно обнял меня, что перехватило дыхание. С последней судорогой наши тела распались. Мы рухнули рядом и застыли.

— Наконец-то! — сказал он, отдышавшись. — Дождаться не мог.

— Сказал бы! — удивилась я.

— Постеснялся, — объяснил он. — Ты же теперь моя хозяйка. Как себя вести?

— Да я тебя!..

Я попыталась его укусить, но он держался настороже и своевременно схватил меня за плечи.

— Прекрати! Я и без того весь в синяках.

— Никто не увидит! — успокоила я. — Будешь сидеть дома.

— Определила меня в тюрьму? — прищурился он.

— Игрр! — Я приподнялась и заглянула ему в глаза. — Ты не понял. Я хочу, чтобы пока не выходил. Во-первых, к тебе станут приставать — раз на руке нет браслета, ты считаешься свободным от контракта. Может случиться неприятная история. Во-вторых, ты унизил Октавию и Клавдию. Они к такому не привыкли и постараются отомстить. А я только-только тебя обрела... Мы осмотримся, и решим, как дальше.

— Договорились! — кивнул он.

Я положила голову ему на грудь.

— Ты по мне скучал?

— Прямо рыдал ночами.

— Игрр! — я поднялась на локте. — Не шути так!

— А ты не задавай глупых вопросов! — вздохнул он. — Я здесь, с тобой — этого достаточно. В эти дни у меня были несколько другие заботы. В подвале храма я боялся, что не доживу до утра. Повезло, получилось. После того, как Северина объявила об условиях продажи контракта, я ожидал твоего прихода, а ты все не появлялась...

— Ты же знаешь, почему!

— Трудно было передать весточку? А я сомневался. Еще эта толпа... Меня даже в лупанарий вербовали.

— Я тоже сомневалась! — не выдержала я. — Там было столько богатых и красивых женщин! Я боялась, что ты выберешь другую.

Я не удержалась и всхлипнула. Как он не понимает!

— Ладно! — сказал он. — Закончили. Пошли купаться! С детства мечтал в фонтан залезть...

Игрр, контрактник. Озабоченный

Проснулся я рано — привык. Телевизора здесь нет, интернета — тоже, поэтому ложишься рано. К рассвету успеваешь выспаться, даже если часть ночи потратишь на другие дела. В спальне царил сумрак. Некоторое время я лежал, силясь понять, как оказался под этим низким, сводчатым потолком, но потом сообразил. Осторожно освободившись от головы Виталии, устроившейся на моей руке — та что-то недовольно пробурчала, но не проснулась — я встал, и, захватив тунику, вышел в перистиль. Вода в бассейне оказалась холодной — не успела прогреться. Поколебавшись, я окунулся, но тут же выскочил — обжигает. Ночи пока стоят прохладные. Покряхтывая, я растерся до красноты захваченным в доме полотенцем, после чего, набросив тунику, направился в кукину — так здесь зовут кухню. Вчера Виталия не только показала мне комнаты, но и разъяснила назначение каждой их них.

В кукине, своему удивлению, я столкнулся с незнакомой димидией лет сорока. Она сосредоточенно раздувала в жаровне угли.

— Аве! — поздоровался я. — Меня зовут Игрр. А ты Аманда?

Вчера Виталия сказала мне о служанке, и я запомнил имя. Аманда нечленораздельно буркнула в ответ и продолжила свое занятие. "Да! — подумал я. — Здесь нас не любят. Интересно, за что?"

Поколебавшись, я подошел к столу и стал разбирать остатки вчерашней снеди. Количество еды сократилась — любовь и купание пробуждают аппетит, но на завтрак хватало. Взяв кус копченой грудинки, я нашинковал ее тоненькими ломтиками, достал из корзинки четыре яйца, подумал и добавил к ним оставшиеся два. Бронзовая сковородка с ручкой нашлась на вбитом в стену крючке. Но едва я завладел посудой, как служанка подскочила и вырвала сковородку.

— Аманда! — удивился я. — Мне нужно позавтракать.

— Сама сделаю! — сердито сказала служанка.

"Тяжелый случай!" — понял я.

— Я чем-то тебя обидел?

— Ты!.. — Она аж задохнулась. — Он еще спрашивает! Виталия разорена, дом у нее отберут. Я прослужила здесь двадцать лет, а теперь останусь без куска хлеба. Мне сорок шесть, кому я нужна? Все из-за тебя!

"М-да!" — мысленно вздохнул я.

— Не переживай! Наладится. Я буду работать и верну долг.

— Лжец!

Она швырнула сковородку на стол и выбежала из кухни. Переживать по этому поводу я не стал. Баба с кухни — дышать легче. Угнездив отвоеванную сковородку над жаровней, я бросил в нее ломтики грудинки. Те заскворчали, испуская вкусный аромат, и стянулись в гармошку. Я перевернул их деревянной лопаткой и стал бить поверх яйца. Посолив, проследил, чтобы белок с желтком не затвердели полностью и своевременно снял сковородку с жаровни. В этот момент над ухом кто-то засопел.

— Что там? — спросила Виталия, пытаясь заглянуть мне через плечо. — Я спала и почуяла запах.

— Руки мыла? — сурово спросил я.

— Вот! — Она показала розовые ладошки. — Остальное тоже чистое.

— За стол! — приказал я, пряча улыбку.

Мы, как и вчера, улеглись на лектусе, и стали забрасывать в рот горячую яичницу. Заедали ее свежим хлебом, принесенным Амандой, и запивали вином, разбавленным горячей водой. Сковорода опустела быстро.

— Почему у тебя всегда вкусно? — спросила Виталия, облизав ложку.

— Потому что готовлю с любовью! — просветил я.

— Ко мне? — обрадовалась она.

— К желудку.

Она засмеялась и потерлась щекой о мою.

— Не выспалась! — пожаловалась на ухо. — Ты не дал.

Я хмыкнул. Это еще надо выяснить, кто кому не давал.

— Мне было так хорошо! Ты такой умелый. У тебя было много женщин?

"Начинается! — вздохнул я. — Вот зачем это выяснять? Кому нужно?"

— Отвечай! — потребовала она. — Честно!

Я задумался. В юности, когда бушевали гормоны и сверстники бегали по девчонкам, я гасил приступы плоти в спортивном зале. Даже на сборах, где, по традиции, презервативы — один из обязательных предметов в сумке спортсмена, было не до любовей. Я планировал стать чемпионом, поэтому к вечеру из спортивного зала буквально выползал. Какие девочки? В институте пахал от рассвета до заката. Тот же латинский учил в объеме, гораздо большем, чем требуется врачу. Преподаватель попался хороший, увлек.

— Латынь не так богата, как русский язык, — объяснял нам. — Но скупость средств дисциплинирует мозг, приучая говорить кратко и по существу.

Вот и приучался... Об остальных предметах и говорить нечего — медицинский вуз. Дальше была работа и армия. Нельзя сказать, что за эти годы у меня ничего и ни с кем, но если и случалось, то как кратковременный эпизод. Серьезные отношения возникли только с Ксенечкой. Тогда я думал, что это всерьез...

Вита смотрела вопрошающе.

— Мало, — заключил я.

— Почему? — удивилась она.

— Это у вас мужчин нет, — пояснил я. — У нас иначе. Наши женщины могут выбирать. Поэтому капризны, требуют, чтоб их водили, гм... в харчевни, катали на повозках и дарили подарки. У меня не было повозки и денег.

— Глупые! — заключила Виталия. — Разве это главное? Так им и надо! Упустили свое счастье.

Она потянулась ко мне.

— Вита! — остановил я. — Надо поговорить.

Она неохотно отстранилась.

— О чем?

— О твоем долге.

Она закрутила головой, показывая, что не хочет этого слышать, но я не уступил.

— Пожалуйста.

— Что ты хочешь знать? — недовольно спросила она. — Я заняла деньги под залог дома. Вернуть возможности нет, поэтому дом заберут. Мне придется переселиться в казарму, а тебе я сниму комнату в инсуле — близь наших казарм есть неплохая. Там чисто и недорого — я узнавала. Конечно, похуже, чем здесь, зато рядом. Мне придется отдавать долги, поэтому денег будет мало...

Она внезапно умолкла и потупилась. "Стыдится! — понял я. — Купила мужика, а содержать не на что. Господи! Да наша баба мне бы плешь переела! Потребовала бы пахать, не разгибаясь. И каждый день напоминала бы, на какую жертву пошла..."

— Не переживай! Я начну работать и верну твой долг.

— Как? — покачала она головой. — Медикусы в Роме не зарабатывают много.

"И здесь та же фигня! — подумал я. — Не ценят интеллигенцию".

— Не забывай, что я мужчина. Тысячи женщин пришли в амфитеатр, чтобы только на меня посмотреть. Я думаю предложить им...

— Только посмей! — вспыхнула она.

— Ты о чем? — не понял я.

— Я не позволю тебе быть лупой!

— А я разве сказал, что собираюсь им стать? Быть лупой неинтересно. К тому же зарабатывают мало.

Она изумленно посмотрела на меня.

— Помнишь, по пути в Рому я гладил вам спины? Вы корчились и стонали от удовольствия. Как думаешь, другим это понравится?

Она задумалась и решительно вскочила с ложа.

— Собирайся!..

Из дома мы вышли вооруженными до зубов. Вита переоделась в военную форму, нацепила лорику и спату, я прихватил трофейные меч и кинжал — мне их вернули, как только Виталия выкупила контракт. За порогом Вита взяла меня за руку, так и двинулись. Я сомневался в необходимости этих предосторожностей, но переубеждать Виту не стал. Если ей так спокойнее... Мы шагали, провожаемые любопытными взглядами прохожих, и я крутил головой, рассматривая дома и улицы — надо привыкать к новому месту. Рома, как я успел заметить, был спланирован грамотно. Одни улицы бежали с севера на юг, другие пересекали их строго перпендикулярно. Никаких кривых переулков и тупиков. Полотно дороги и тротуары вымощены каменными плитами, имеются бордюры. Через каждую сотню шагов дорогу пересекает цепочка камней, вроде лежачего "полицейского", только эти не сплошные, а похожи на пунктирную линию. Сверху камни плоские и подняты до уровня тротуара. Я удивился такому странному устройству и уже хотел спросить Виту, зачем это, но потом догадался: для перехода улицы в дождь. Тротуары здесь высокие, в ливень вода бежит по дороге, и камни позволяют перейти ее, не замочив ног. А просветы между камнями не мешают стоку воды и позволяют проехать повозке. Умно.

А вот дома мне не глянулись. Сплошь глухие стены и заборы, ни одного окна на улицу! Внутри, видимо, дворики, как у Виты, и прочая красота, но с улицы здания смотрятся мрачно. Номеров на домах нет, но на каждом — имя владельца. Не перепутаешь. Из улочки, где обитала Вита, мы выбрались на главную. Эта улица была заметно шире и оживленнее. Вдоль нее, заметно возвышаясь над оградами, тянулись высокие дома с колоннами и портиками. Многолюдье поражало. Нолы, демидидии, треспарты заполняли тротуары. Одни не спеша прогуливались, другие бежали, волоча корзины и мешки. Нас обгоняли, толкали и, не думая извиниться, устремлялись дальше. По дороге катили повозки, как я заметил, исключительно пассажирские. Кого-то несли на носилках. Стук колес, крики, шум, гам... Не Москва, конечно, но на центр областного города вполне тянет.

На нас обращали внимание. Одни прохожие останавливались, провожая нас взглядами, другие удивленно замирали, видя идущую навстречу пару. Внезапно Вита дернула меня за руку и потащила через дорогу.

— Ты что? — спросил я, оказавшись на противоположной стороне.

— Преторианки... — процедила она сквозь зубы.

Я обернулся и увидел на тротуаре, откуда слиняли, женщин в багряных туниках, подпоясанных широкими поясами. На боку каждой висел меч. Преторианки с любопытством смотрели на нас, а затем вдруг сунули пальцы в рот и засвистели.

— Чего это они? — полюбопытствовал я.

— Приключений ищут! — буркнула Вита. — Могли пристать.

— Мужчин обижать запрещено.

— Скажи это им! — огрызнулась Вита. — Преторианок в лупанарии не пускают — они там все громят, а мужчины им интересны. Могут утащить в казарму, и не выпустят, пока не натешатся.

— Да ну? — не поверил я. — Насиловать нельзя.

— А кто докажет, что насиловали? Преторианки поклянутся, что мужчина сам их захотел. Был случай. Контуберний преторианок захватил на улице лупу, увел в казарму и держал там три дня. После того, как вмешалась верховный понтифик, мужчину освободили. В лупанарий его вели под руки. На разбирательстве контуберний в голос заявил, что лупа сам к ним пристал, в казарме не мог угомониться, а они всего лишь уступили его домогательствам.

Я захохотал. Она метнула в меня недовольный взгляд.

— Сколько в контубернии воинов? — спросил я.

— Девять.

— Повезло мужику!

— Игрр! — Вита сжала кулаки. — Не шути так!

Я не стал спорить. Мы двинулись дальше и скоро остановились у роскошного особняка с колоннами, вернее, у окружавшего его забора. Виталия взяла бронзовый молоток, подвешенный на цепочке, и стукнула в обитую железом дверь. В верхней трети открылось окошко, в котором показалось лицо седой кварты.

— Старший декурион Виталия Руф и пришлый Игрр к Помпонии Главр! — сообщила Вита.

— Ждите, доложу! — сказала кварта и закрыла окошко.

— Кто эта Помпония? — спросил я.

— Самый богатый торговец Рома.

— Ты ее знаешь?

— С детства. Она служила центурионом в когорте матери. Вышла в отставку, занялась торговлей и разбогатела.

— Так ты занимала у нее деньги? — догадался я.

— Просила, — вздохнула Виталия, — но она не дала. Даже отругала меня.

— Тогда зачем мы здесь?

— Нужно...

Вита не договорила. Калитка распахнулась.

— Госпожа ждет! — поклонилась знакомая кварта.

Мы поднялись по широкой мраморной лестнице и вошли в просторный зал, освещенный падающими из дыры в крыше лучами. Посреди зала имелся продолговатый бассейн с водой, как я понял, дождевой. Вода, отражая свет, освещала отделанные мрамором стены и шкафы у них. Дверцы шкафов были отворены, я догадался: чтобы любой мог видеть полки, уставленные золотой и серебряной посудой. Похваляются богатством, совсем как наши олигархи! Только у тех яхты...

Помпония ждала у нас у одного из шкафов. Рослая, широкоплечая и слегка грузная, она походила на знакомую мне "штангистку" из храма. Лицо с начавшими опускаться брылями щек выглядело надменным.

— Привела показать? — загремела Помпония, едва мы приблизились. — Так я его в амфитеатре видела. Молодой, сильный, здоровый, дети от него будут красивые. Ну и что? Две тысячи золотых все равно не стоит...

— Уважаемая! — перебил я. — Мы по делу.

— Какому? — насторожилась Помпония. Лицо ее приняло неприступный вид. "Денег не даст! — догадался я — А нам не нужно".

— Я собираюсь предложить гражданам Рома эротический массаж. Вита говорит, что нужно посоветоваться с тобой...

— Конкретно! — перебила она.

— Это лучше показать. Вели принести ложе с матрасом и немного масла.

Помпония хлопнула в ладоши и распорядилось. Ложе и масло тут же доставили — прислуга у бывшего центуриона оказалась вышколенной.

— Снимай одежду и ложись на живот.

Помпония пожала плечами и сделала знак служанкам. Те мгновенно разоблачили ее, и торговка устроилась на заскрипевшем ложе. Я сцепил пальцы, разминая суставы, плеснул на ладони масла и приступил...

Охнула она после того, как я приступил к разминанию. Затем застонала, и более уже не прекращала. Я мял и врезался костяшками в обложенную жирком спину, она корчилась и вопила, поминутно поминая Богиню-воительницу. Когда последняя судорога сотрясла ее тело, я отступил и сложил руки на груди. Помпония какое-то время лежала, затем села и сделала знак служанкам. Те набросили на нее одежду.

— Сколько с меня? — спросила торговка, вставая.

— Золотой.

— Справедливо! — согласилась Помпония и кивнула димидии, стоявшей рядом. — Дай!

Та полезла в кошель и протянула монету. Я зажал ее в кулаке.

— Я всегда плачу, — наставительно сказала торговка и повернулась к Вите. — Почему не сказала, что он так умеет? Я бы дала денег! И не в долг, а за долю в деле.

"Фиг вам! — подумал я. — Еще не хватало! Заставила бы пахать..."

— Но раз так вышло, поступим иначе. Десятая часть мне, и от клиенток не будут отбоя.

— Сами справимся! — хмыкнул я. — Делов-то! Напишем объявления — и все.

— Гляди-ка ты! — ощерилась она. — Три дня в Роме, а уже командует. А ты уверен, что к тебе пойдут? А если набежит толпа, справишься? Сумеешь организовать, чтоб никто не обиделся? Охрану, напитки для тех, кто ждет? У тебя есть для этого слуги? У меня найдутся. Я велю принести Виталии ложа с подушками, пришлю музыкантов, чтоб женщины не скучали, и прикажу сделать специальный стол. На ложе гладить неудобно — у тебя заболит спина. За мной вся организация, тебе останется только массаж. Идет?

Я посмотрел на Виталию. Та кивнула. Я протянул Помпонии руку. Та шлепнула своей лапой по моей ладони, едва не отбив ее. Центурионша, туды ее в качель! Силы девать некуда!

— Когда начинаем? — спросила торговка.

— Завтра!

Она кивнула, и мы попрощались. За порогом я протянул золотой Вите.

— Возьми!

Она улыбнулась и спрятала монету в кошель. Мы двинулись обратно, но не успели пройти и сотни шагов, как дорогу преградили уже знакомые преторианки. Намерения дам отчетливо читались на их лицах.

— Духи Гадеса! — выругалась Виталия, хватаясь за меч.

— Не нужно! — остановил я. — Сам.

Она пыталась возразить, но я решительно двинулся к преторианкам. Те смотрели на меня, ухмыляясь. Так... Молодые, рослые, широкоплечие. Одна чернявенькая, другая — рыжая, у третьей лицо, как полная луна. Довольно симпатичные. Вооружены. Преторианцы, насколько помню, в Древнем Риме были гвардией императоров и имели большой вес. Им позволялось многое. Они даже императоров меняли. Здесь, похоже, картина такая же. Что ж...

— Аве, девочки! — сказал я, приблизившись, и добавил тоном прожженной сводни: — Желаете развлечься?

Преторианки, не сговариваясь, кивнули.

— Предлагаю эротический массаж.

— Что? — удивилась чернявая.

— Вам понравится. Будете стонать и кричать от удовольствия. По золотому с каждой, идет?

Преторианки переглянулись и снова кивнули.

— Тогда следуйте за нами, но не приближайтесь, не то моя хозяйка нервничает.

— Так она "кошка"! — хмыкнула чернявая. — Мы с ними деремся.

— Почему?

Чернявая пожала плечами. "Дерусь, потому что дерусь!" — вспомнил я слова литературного героя.

— В этот раз попрошу без рукоприкладства. Договорились?

Преторианки кивнули и расступились. Я вернулся к Вите, и мы проследовали дальше.

— Ты что им сказал? — спросила Вита, оглянувшись. — Почему они идут следом?

— Я пригласил их к нам.

— Зачем? — насторожилась она.

— На массаж. Это клиентки. Успокойся. Представь, что за нами катятся золотые монеты...

Вита насупилась, но промолчала.

Виталия, хозяйка контракта. Удивленная

Игрр не устает меня поражать. Сначала стал спорить с Помпонией. Да ей магистраты боятся возражать! Это, конечно, моя вина — не предупредила, кто она, но ведь и сам догадаться мог. В таких дворцах, как у Помпонии, простые нолы не живут. Что меня удивило еще больше, так то, что Помпония не рассердилась. Наоборот, стала доказывать, что может быть полезной. Удивительно. Другие платят, не спрашивая. Попробуй, откажи! Скупому или лавку ограбят, или мастерскую сожгут... А вот Игрру пообещали помощь, причем, немалую. Помпония слово держит и сделает, как обещала. Это из-за того, что Игрр ее погладил?

Далее — больше. Когда преторианки преградили нам путь, я всерьез опасалась: придется драться. Мерзавки выпили и были настроены безобразничать. Игрр утихомирил их двумя словами, после чего потащил за собой. Я волновалась, ожидая, что ничем хорошим это не кончится, но Игрра, когда он что-то задумал, не переубедить. В доме он вытянул в атриум лектус, бросил на него матрас и пригласил чернявую преторианку возлечь. Та охотно подчинилась. Пока она вопила и корчилась под руками Игрра, другие стояли, не сводя с них глаз. А после едва не подрались за право быть следующей. Игрр утихомирил злюк, предложив бросить жребий. Преторианки послушались. Я наблюдала за этим из таблиниума, спрятавшись за шторой — не хотела раздражать мерзавок своим присутствием. И без того они недрюжелюбно поглядывали.

— Понравилось? — спросил Игрр, когда последняя из мерзавок оделась. — Не обманул?

Преторианки кивнули и полезли в кошельки.

— А можно по-другому? — спросила чернявая, рассчитавшись. — Чтобы фаллосом?

Я едва сдержалась, чтоб не схватиться за меч. Да они совсем обнаглели...

— С фаллосом любой сможет, — спокойно возразил Игрр. — А вот так, как я, больше никто. Зачем вам фаллос, красавицы? С ним и нолы балуются. К лицу ли почтенным преторианкам равняться на нол?

Чернявая подумала и важно кивнула.

— Приходите еще! — поклонился Игрр. — Рад буду доставить удовольствие.

Преторианки попрощались и удалились. Я облегченно вздохнула и вышла к Игрру.

— Вот! — улыбнулся он, протягивая мне монеты. — А ведь, считай, не начинали работать. Выгоднее, чем лупой, а?

Я закивала. Попробуй, возрази! Четыре золотых — это мое жалованье за месяц. Игрр заработал их за час.

— Не мешало бы перекусить! — сказал он, потирая руки.

В этот раз нас кормила Аманда. Наготовила она много. Это я велела перед уходом — Игрр любит поесть. Да и я с ним, если честно. Держалась Аманда с Игрром почтительно. Утром она с ним поцапались, разбудив меня своим криком, но сегодня воочию убедилась, что он за человек. Мало того, что усмирил преторианок, так еще получил от каждой по золотому! Кому это удавалось?

Аманда принесла блюда, и оставила нас одних. Правильно. Одной едой мы не ограничились. После того, что я сегодня видела, просто нельзя было позволить Игрру забыть, кто его хозяйка. Любимая, между прочим. И он это подтвердил, доведя меня ласками до потери сознания. Когда я очнулась, то обнаружила свою голову на его плече, а на моей груди лежала его рука.

— Не жалеешь, что выкупила контракт? — спросил он, когда я открыла глаза.

Я возмущенно засопела. Как можно такое спрашивать?

— Вот и славно! — сказал он, поняв. — А то мне показалось...

— Меня беспокоит только одно, — поспешила я. — Завтра мне на службу. Я заплатила трибуну за два дня отпуска — на большее та не согласилась. Ты останешься один, а сюда придут женщины, в том числе красивые...

— В амфитеатр они тоже приходили, — пожал он плечами. — К тому же я не буду один. Придут слуги Помпонии, Аманда... Нет причины беспокоиться. Пошли купаться! Я стану тебя мыть, а ты — меня. Согласна?

Еще бы я возражала!

14.

Флавия, принцепс. Озадаченная

— Наши предположения в отношении Игрра оправдываются! — сообщила Лаура на утреннем докладе. — Он связался с Помпонией и через нее предложил женщинам какой-то необыкновенный массаж. Несмотря на непомерную цену к нему стоит очередь.

— И что? — пожала я плечами.

— Много найдется в Роме женщин, способных платить золотой за процедуру? — усмехнулась наставница. — Только самые богатые и знатные. Торговцы, заводчики, магистраты, сенаторы... В короткое время Игрр заведет полезные связи, после чего станет действовать. Умно придумано!

Я почесала нос.

— Виталия в этом участвует?

— По моим сведениям, нет. Утром она уходит в казармы, вечером возвращается. Игрр принимает женщин один. И о чем они говояит, можно только догадываться.

— Что ж! — сказала я. — Надо к нему сходить!

— Тебе? — изумилась Лаура.

— Я вроде знатная, — усмехнулась я. — И золотой заплатить в состоянии...

К Игрру мы попали только через три дня. Клиенток у него оказалось много, а Лаура потребовала полной секретности. Посему подгадала, чтоб оказаться в дневном списке последней. Нечего Роме знать, куда ходит принцепс! К дому Виталии мы подъехали без сопровождения ликторов, на обычной повозке, набросив на головы капюшоны плащей. Оставив меня под опекой преторианцев (те заранее оцепили дом), Лаура скользнула в дверь домуса и вскоре вернулась.

— Можно! — сказала, подавая мне руку.

Меня провели в атриум, посреди которого стоял необычный стол со ступеньками, предназначенными для того, чтоб на него взбираться. Масляные лампы, освещавшие комнату — на улице стемнело, позволили разглядеть на столе тонкий матрас, укрытый простыней. Сам Игрр стоял здесь же. Невысокий, широкоплечий, он смотрел на нас, скрестив руки на груди. Короткие рукава туники не скрывали красивых, бугристых мышц на его плечах. Я всмотрелась в лицо пришлого, и почувствовала, как слабеют колени. Лаура не обманула, утверждая, что Игрр красив. Удивительно привлекательное лицо!

— Раздевайся, госпожа! — сказал пришлый, поприветствовав нас.

Я помедлила. Вдруг показалось неудобным остаться перед ним совсем обнаженной — нацепить нижнюю юбку или набедренную повязку (женщины их не носят) мы с наставницей не догадались. Тогда он шагнул ближе, снял с меня плащ, затем, присев, стащил столу. Оба пояска на одежде, он развязал быстро и ловко — чувствовалось, что наловчился. Передав снятую одежду Лауре, он подхватил меня на руки и отнес на стол.

— В первый раз многие теряются и не знают, как себя вести, — объяснил, укладывая меня спиной кверху. — Другие пытаются не так лечь. У меня массажный салон, а не лупанарий. Расслабься, госпожа! Думай о чем-нибудь приятном.

Я не успела сообразить, о чем мне думать, как сильные ладони легко коснулись моей спины. Скользнув вдоль хребта к пояснице и обратно, они повторили это несколько раз, затем стали мягко, но чувствительно разминать мышцы. Мне стало приятно, и я прикрыла глаза. Его ладони елозили по моей спине, мяли ее — так продолжалось достаточно долго. Внезапно его пальцы скользнули вдоль ребер — от крестца к животу. Сладкая волна прокатилась по моему телу, и я непроизвольно застонала. В следующий миг он повторил это — раз, другой, и я ощутила, что погружаюсь в блаженство. Я стонала, плавая в нем, и желала только одного: чтобы это не прекращалось. Игрр будто услышал мои мысли, и посылал мне волны удовольствия одну за другой. В конце концов, они захлестнули меня с головой, судороги прокатились по моему телу, завершившись приятной истомой.

— У вас необычное расположение эрогенных зон! — услышала я, словно издали. — Впервые встречаю. Отдохните!

Со стола я слезла сама. Подскочившая наставница помогла мне одеться. Выглядела Лаура испуганной.

— Ты комплета, госпожа? — спросил Игрр, когда облачение завершилось.

— В восьмом поколении, — подтвердила я.

— Я так и подумал, когда увидел твой хвостик, — улыбнулся он. — Он совсем крошечный. Спасибо, что расширила мои познания.

— О хвостах?

— Об эрогенных зонах. Теперь, если придет другая комплета, буду знать, с чего начать. С тобой пришлось повозиться. Другие стонут почти сразу.

Лаура поняла намек и протянула Игрру монету. Он взял и поклонился.

— Вале, принцепс!

Мы с Лаурой переглянулись.

— Ты знаешь, кто я?

— Нетрудно догадаться, — засмеялся он. — Твоя спутница настойчиво требовала принять тебя последней. Так поступают, когда хотят, чтобы посещение осталось втайне. За час до твоего появления дом окружили преторианцы. А они, насколько я знаю, охраняют принцепса. В-третьих, вот! — он показал монету. — Это твой профиль, госпожа?

Я уничтожающе глянула на Лауру. Та смущенно потупилась.

— Тебе понравился массаж, принцепс?

— Да! — кивнула я. — Можешь звать меня Флавией! Я здесь по частному делу.

— Как скажешь! — поклонился он.

— Мы можем поговорить?

— Если разделишь со мной ужин. Я проголодался.

Я кивнула и, не обращая внимания на осуждающие взгляды наставницы, двинулась вслед за Игрром в триклиний. Там нас встретила красивая треспарта с белым шрамом на загорелом лбу. Удивительно, но это ее не портило, наоборот, придавало лицу загадочный вид. Из-за того, что кожа, заживая, натянулась, левая бровь женщины была слегка приподнята, и казалось, что она смотрит иронично. Я догадалась, что это Виталия. Так и оказалось. Нам предложили ложе, Игрр с хозяйкой устроились напротив. Немолодая служанка омыла нам руки, после чего принесла кубки, кувшины с вином и водой. Затем подала свежеиспеченный хлеб и блюдо с комками горячего теста. Над ними поднимался пар.

— Что это? — заинтересовалась я.

— В моей стране их зовут "пельмени", — пояснил Игрр. — Это рубленное мясо, завернутое в тесто и сваренное в кипятке. Попробуйте!

Он подхватил ложкой пельмень, но, к моему удивлению, вложил его в рот Виталии, и только следующий взял себе. Поколебавшись, я, по примеру хозяина, подцепила пельмень. Раздавленный зубами, он наполнил рот горячим и невообразимо вкусным мясным соком. Я с удовольствием прожевала мясо и тесто, ощутила вкус яиц и коровьего масла, а терпкое вино, разбавленное ледяной водой, приятно остудило горячее небо. Божественно!

Я взяла следующий пельмень, затем еще. Рядом работала ложкой Лаура. Судя по ее виду, пельмени ей тоже понравились. Насыщаясь, я бросала взгляды на Игрра. Он ел сам и кормил Виталию. Голова женщины покоилась на его груди, Виталия открывала рот, как птенец в гнезде, и получала пищу, после чего Игрр брал пельмень себе. Судя по всему, это было обычной их лаской. Я подумала, что, наверное, это очень приятно, когда тебя кормит сильный и красивый мужчина.

Пельмени кончились быстро. Служанка подала жареных перепелов, блюда с печеными яйцами, сыр, финики в меду, но их почти не тронули — насытились.

— Мне понравились пельмени, — сказала я, отпив вина. — У нас не знают такого блюда. Это ты готовил?

— Аманда! — Игрр кивнул на застывшую в сторонке служанку. — Мне некогда. К тому же у Аманды выходит вкуснее. Она крошит мясо мелко, а тесто раскатывает тоньше. У меня на это не хватает терпения.

Довольная улыбка тронула губы служанки.

— Не возражаешь, если я пришлю повара перенять рецепт?

Игрр кивнул.

— Ты знаешь и другие блюда? — вмешалась Лаура.

— Много, госпожа. В моем мире совершенно иная кухня.

— Тебе не нравится наша?

— Здесь много жареного на сале мяса. Это вкусно, но не полезно для здоровья. От такой пищи у человека со временем начинает болеть желудок, на его стенке появляется язва, и, если это место прорвется, наступает смерть. У нас таких больных спасают, разрезая им живот и ушивая язву, но здесь так не умеют. Поэтому лучше есть вареное. Рекомендую это, как врач.

— Благодарю! — сказала я.

Он кивнул и усмехнулся.

— А тебе, госпожа, — продолжил Игрр, обратившись к Лауре. — Мясо и вовсе нельзя.

— Почему? — удивилась наставница.

— У тебя ведь болит нога? Сустав большого пальца?

Лаура кивнула. "И как он разглядел? — удивилась я. — Лаура почти не хромает — приступ прошел".

— Сустав увеличен и деформирован, — словно услыхав мои мысли, объяснил Игрр. — Правой ногой ты ступаешь осторожно. Думаю, недавно она болела. Эта зовется "подагра". Приступы вызывает жирная пища, особенно мясо, и неумеренное потребление вина. Рекомендую есть растительное и молочное. Можно рыбу, но не жаренную. Про вино лучше забыть. Ты пьешь его слишком много.

Я метнула взгляд на наставницу и увидела, как та смутилась. Гм! А я и не знала. Днем Лаура трезвая. Ну, почти...

— О чем ты хотела поговорить, Флавия? — как ни в чем не бывало продолжил Игрр. — Не про пельмени же?

Я помедлила. Желание побеседовать с пришлым было внезапным. Начать беседу издалека? Уже начали. Лучше откровенно.

— Чего ты добиваешься?

Лицо Игрра выразило удивление. Я продолжила:

— Едва явившись в Пакс, ты переполошил Рому. Устроил скандал, добился продажи контракта, чего не случалось ни разу. Ты обличил Клавдию и завоевал сердца многих граждан. Ныне делаешь необыкновенный массаж, который притягивает знатнейших и богатых женщин Рома...

— И это выглядит подозрительно! — перебил он. — Поэтому ты гадаешь: не готовлю ли я заговор? Покушение на твою власть?

Я кивнула.

— Успокойся, принцепс! Власть меня не привлекает.

— В таком случае, зачем ты здесь? — вмешалась Лаура. — Ты не похож на других мужчин. Образован, знаешь латынь, говоришь как ритор и владеешь оружием. Тебе известны наши законы и ты умело ими пользуешься. Хочешь сказать, это случайность?

— Одним словом, я не понятен и вызываю тревогу, — усмехнулся Игрр. — От такого лучше избавиться. Например, убить.

Виталия подняла голову и окатила нас ледяным взглядом. "А ведь она нас убьет, если покусимся на Игрра! — поняла я. — Не задумываясь".

— В моей стране, — продолжил Игрр, — есть люди, которые во всем видят заговоры. Есть даже такая теория — конспирология. Ее приверженцы везде ищут врагов. На самом деле глупость и жадность людей, небрежность в исполнении ими своих обязанностей страшнее любого заговора. Я попал в Пакс из-за того, что вербовщица, стремясь получить больше денег, скрыла наличие у меня образования. Я врач, а медикусов у нас учат латыни. На этом языке пишут названия лекарств и обозначения органов человека. Владеть оружием меня научили на съемках фильма. Это такой театр, чтоб вам было понятнее. А что до умения использовать законы, то в моей стране это обычное дело. У нас старушка напишет такую жалобу, что десять начальников возьмутся за головы, — Игрр усмехнулся. — Вот и вся загадка.

— Ты не ответил на вопрос, — напомнила Лаура. — К чему ты стремишься?

— К спокойной и обеспеченной жизни, — пожал плечами Игрр. — Хочу заниматься делом, которое мне нравится, получать за работу достойное вознаграждение, иметь дом и семью, — он привлек к себе Виталию, и та вновь устроилась на его груди. — Я не стремлюсь в политику, мне это не интересно. Но я не люблю, когда меня принуждают, поэтому отказался служить в храме. Для этого пришлось схитрить, но ведь и меня в Рому завлекли обманом. Не хочу врать: о покупке контракта мы заранее договорились, — Игорь коснулся губами макушки хозяйки, и та улыбнулась. — Вите для этого пришлось залезть в долги. Золото предстоит вернуть, поэтому я делаю массаж. Стоит он дорого, поэтому доступен богатым. Не моя вина, что мои клиентки еще и знатны. Плати мне, принцепс, и я не стану их принимать.

— Сколько? — спросила я.

— За две с половиной декады я заработал двести пятьдесят шесть золотых. Поток клиенток не иссякает. Мы вернули долги знакомым, осталась лишь ссуда под дом. Триста золотых в месяц — столько я стою.

— Сенат на мое содержание дает меньше, — вздохнула я.

— Тогда не предъявляй мне обвинений. Я не собираюсь мешать тебе править, а ты не препятствуй мне зарабатывать.

— "Фарамацевта" сознательно не посылают в Пакс образованных? — спросила Лаура. — Я правильно поняла?

Игорь кивнул.

— Почему?

— С необразованными легче. Их проще обмануть, и они менее требовательны. Им хорошо платят, и они довольны. Я не хочу такой судьбы.

— Тебе не нравится Пакс?

— У вас странный мир. Мой тоже не идеален, но в нем хоть отношения между полами нормальные. У нас женщина не станет приставать к мужчине на улице — ее сочтут сумасшедшей. Здесь иначе: я стараюсь не выходить из дома.

— Пусть Виталия купит тебе браслет! — сказала Лаура. — Носи его, и приставать перестанут.

— Объясни это преторианкам! — хмыкнул Игрр. — Браслет у меня есть, но им на это плевать. Уже не раз цеплялись. Ваши преторианки отмороженные на голову...

— Они умелые и храбрые воины! — перебила Лаура. — Отважно сражаются. У них тяжелая служба, поэтому они стремятся развлечься.

— Для чего напиваются, громят лупанарии и пристают к мужчинам, — усмехнулся Игрр. — Вы просто разбаловали их, госпожа! Армия невозможна без дисциплины, иначе как воевать? Хотя преторианки, наверное, не воюют — это дворцовая стража.

— Ты не прав.

— Разве?

— Спроси свою хозяйку! — обиделась наставница. — Пусть скажет, какую форму носила, когда получила рану. И как это случилось.

Игрр повернулся к Виталии.

— Ты служила в претории?

Виталия кивнула.

— Ей повредили глаз в сражении у Ромы, — продолжила Лаура. — Сармы пришли с набегом, войск не хватало, и мы вывели в поле когорту преторианок. Они сражались, как духи Гадеса. Сарм полегло тысячи, но и у нас пали многие. Уцелевшие вернулись в ранах. Мать Виталии, Кларисса, погибла на моих глазах — стрела пробила ей шею.

— А что там делала ты?

— Командовала войсками! — усмехнулась Лаура. — Так что не клевещи на преторианок, пришлый!

Игрр нахмурился. Я заволновалась. Не хватало, чтобы Игрр с Лаурой подрались.

— Причина в том, что мужчин мало, — вмешалась я. — Поэтому наши женщины ведут себя так. Мы хотим, чтобы вас было больше. Готовы платить, но "фармацевта" говорят, что завлекать мужчин в Пакс трудно.

— Они не врут, — кивнул Игрр. — Торговля людьми в моем мире считается преступлением. За него жестоко преследуют. Но есть другой путь решить проблему. Если о вас узнают в моем мире, приедут тысячи мужчин. Единственное, чего они потребуют, так это права вернуться. Но многие останутся. У вас замечательные женщины — красивые, добрые и преданные, — он снова коснулся губами макушки Виталии.

— Почему "фармацевта" не сделают так? — спросила Лаура.

— Компания "FAGG", которую вы называете "фармацевта", производит лекарства. Это выгодное дело. Как я понимаю, они нашли у вас вещества, которые позволяют добиться преимущества. "FAGG" хранит Пакс в тайне — иначе утратит монополию. Придут другие, и "фармацевта" лишатся денег, причем, очень больших. Для вас две тысячи золотых — много, для них — крохи. Думаю, золото, которое вы им платите, не покидает пределов Пакса, "FAGG" тратит его здесь.

— "Фармацевта" могли устроить мор? — спросила Лаура.

— Я думал об этом, госпожа. Для начала поясню. Болезни вызывают крохотные существа, настолько маленькие, что их не видно простым глазом. В моем мире их досконально исследовали. Существа попадают в организм с воздухом, с водой или пищей. Иногда — через кровь. С их помощью можно устроить мор, но я сомневаюсь, что "фармацевта" это делали.

— Почему?

— Много причин. Во-первых, болезнь появилась спустя год после их ухода. Как мне рассказали, нолы при этом не болели, а вот люди умирали. Возможно, организм нол не воспринимает эту болезнь. С людьми вы жили раздельно. Возбудитель мора мог где-то дремать, и не проявлялся, пока случайно не обнаружили. Например, раскопали какой-то могильник. В моем мире такое случается. Вдруг появляется неизвестная болезнь, и начинает собирать жатву. Пока найдут лекарство, многие погибнут. Но у нас никогда, даже во время чумы, не было, чтобы умирали все.

— Что такое чума?

— Страшная болезнь. В прошлые века она выкашивала целые города.

— Как и у нас?

— Судя по симптомам, это не чума. К тому же, как я говорил, от нее умирали многие, но не все. Какой-то местный возбудитель. Мне сказали, эпидемия началась в городах людей. А почему заболели мужчины, жившие в храмах?

— Их отпустили к родным — помогать и ухаживать.

— Храм позволил?

— Верховный понтифик явила милость.

Игрр бросил на Лауру странный взгляд.

— А те люди, что находились в пути? Кто приехал в Рому и другие города по делам?

— Услыхав о море, они вернулись домой.

— Вы их выслали?

— Они захотели сами.

— И вы не препятствовали?

— Они имели на это право.

Игрр покачал головой.

— Вы осудили их на смерть. В моем мире, когда начинается эпидемия, первым делом изолируют очаг болезни. Зараженный город окружают войска, никого не впуская и не выпуская из него. Это простейшее, но очень эффективное правило.

— Мы не знали о нем.

— Значит... — начал Игрр, но вдруг умолк. Было видно, что он пришел к какой-то мысли, но не спешит ее высказывать. Мы с Лаурой переглянулись.

— Почему у нас нет мальчиков? — спросила я, меняя тему разговора. — Во времена, когда люди с нолами жили вместе, они рождались.

— Не могу ответить на твой вопрос, Флавия. В моем мире мальчиков и девочек поровну, мальчиков рождается даже больше. Почему здесь иначе...

Игрр развел руками.

— Гнев богини! — вздохнула Виталия.

Игрр покосился на нее, но промолчал. В триклинии повисла тишина, и я поняла, что нам пора.

— Благодарю за ужин! Мне понравились твой массаж и угощение.

Я встала. Следом вскочила Лаура.

— Приходи еще! — улыбнулся Игрр...

— Он проговорился, хотя, думаю, не понял этого, — заметила Лаура уже в повозке. — Теперь мы знаем, чем занимаются "фармацевта" и почему возят так мало мужчин.

— Подозреваешь Игрра в пособничестве?

— Нет! — ответила наставница. — Для пособника он слишком искренен. Похоже, действительно влюблен. Ни один мужчина в Паксе не стал бы работать с утра до вечера, чтобы вернуть долг хозяйки. Игрр не опасен.

— Мы можем его использовать!

— Для чего? — удивилась Лаура.

— Он умен и много знает.

— Он тебе просто понравился, — улыбнулась наставница. — Игрр красив и делает великолепный массаж: я слышала, как ты стонала. Тебе, конечно, хочется видеть его чаще. Но не забывай, кто ты! Принцепсу не следует поддаваться чувствам.

"Виталия поддалась и не прогадала! — подумала я. — Теперь у нее есть мужчина, который заботится о ней. Он ласкает ее и кормит из рук. А у меня никого нет".

Подумав, я решила, что не права. У меня есть Лаура, мудрая и преданная. С ней я в безопасности. Но Лауре не ляжешь на грудь, и она не покормит тебя из ложечки. Об этом даже смешно думать. Я вздохнула, но ничего не сказала...

Виталия, просто женщина. Окрыленная

— Ты говорил смело! — сказала я, когда мы остались вдвоем. — Флавия оценила.

— Умненькая девочка! — кивнул он. — Даже удивительно. В ее-то годы...

— Флавия — потомственный принцепс, их к должности готовят с детства. У нее замечательные советники. Одна Лаура чего стоит! Бывший трибун преторианской когорты, пропретор и проконсул, ныне — сенатор. Она дружила с матерью Флавии, и та, умирая, завещала ей дочь. Своих детей у Лауры нет, воспитанница ей — как родная. Они правят вместе.

— У Флавии реальная власть? — заинтересовался Игрр.

— Принцепс — первый среди сенаторов. Она открывает заседания и первым берет слово. Ставит свое предложение на голосование, и, если получит одобрение, противникам нечего противопоставить. Кроме того, Флавия еще и цензор. Если вычеркнет кого-то из списков сенаторов, это навсегда.

— Не слабо! — покачал головой Игрр.

— Зато сенаторы могут отрешить ее от власти. Сговорятся и проголосуют. Поэтому Флавии и Лауре приходится лавировать.

— Вот за это я и не люблю власть! — сказал Игрр. — Постоянно нужно к кому-то подлаживаться, кланяться, обещать. Я этого не умею.

"Очень даже умеешь! — подумала я. — Заставил Октавию продать контракт, двумя словами успокоил женщин у амфитеатра, мигом договорился с Помпонией..."

Поразмыслив, я решила Игрру этого не говорить.

— Почему ты ушла из претория? — спросил он.

— Из-за ранения. Преторианки дерутся пешими, сомкнув щиты, и воину нужны оба глаза — иначе он пропустит удар или не защитит товарища. Мне предложили турму, и я согласилась. Поначалу пришлось трудно. "Кошки" и преторианки враждуют. "Кошки" — димидии, дети нол, а преторианки — треспарты. Их матери состоятельны, занимают высокие посты. Они отправляют детей в преторий для карьеры. Треспарту, не служившую в армии, не выберут даже квестором. Димидии стать магистратами не могут. Для этого нужны деньги, а они бедны. Их матери умирают рано, "кошки" живут на жалованье, откладывая по ассу на старость. Они надеются, что у дочерей сложится лучше, но "кошки" постоянно в походах, в стычках с сармами, поэтому нередко гибнут. Срок службы в але — пятнадцать лет, многие не доживают до отставки. Родив девочку, "кошка" оставляет ее кормилице и навещает дочку наездами. Если та теряет мать, и нет других родственников, девочку отдают в храм. Там из них делают жриц или стражей. Преторианке не нужно служить полный срок — достаточно подать прошение и уйти. Многие так и делают — им есть на что жить.

— Лейб-гвардия...

— Что? — не поняла я.

— Преторианки. В моей стране были такие войска. Комплектовались из детей знатных семейств, любили пьянствовать и безобразничать. Правда, в сражениях, если доходило дело, дрались храбро.

Я кивнула: похоже.

— У меня к тебе разговор, — начала, набравшись решимости. — Я заходила к ростовщице, которой заложила дом. Хотела спросить, как скорее вернуть долг. У нас ведь есть деньги.

— И что?

— Она сказала, что продала долг храму.

Игрр нахмурился

— Я насторожилась и сходила к адвокату. Та разъяснила: в случае невозврата ссуды, не только дом, но и твой контракт переходят к храму. Подписывая письмо, я поручилась имуществом, контракт в него входит.

— Никак не уймутся, сучки! — выругался Игрр. — Ладно, не страшно. Деньги есть, долг вернем. Откажутся принимать, придем с нотариусом.

— Это не все. Адвокат сказала, что в случае моей смерти, контракт отходит храму бесспорно. А я... Через три дня мы отправляемся в поход. Обычный объезд границ Рома. Но стычки с сармами в ходе него случаются.

Он смотрел на меня в упор.

— Я подумала... Вот! — я достала из сумки и вручила ему пенал из кожи.

Игрр извлек пергамент и впился глазами в текст. Я помнила его наизусть. "Виталия Руф, старший декурион алы "Диких кошек", проживающая на улице Помпеянской в собственном домусе, будучи в здравом уме и при памяти, по собственной воле прекращает контракт с пришлым по имени Игрр, даруя ему свободу. Подписано ею собственноручно. Нотариус Веттилия Фавн".

— Хороший документ! — сказал Игорь, пряча пергамент в пенал. — Нужный.

— Теперь ты волен уйти. Прямо сейчас.

— Ты меня гонишь? — прищурился он.

— Нет! — испугалась я.

— В таком случае я хотел бы остаться. Здесь уютный дом и ласковая хозяйка. Хорошее питание опять-таки.

Мать-богиня, почему он всегда шутит? Даже сейчас? Разве можно...

Зыбкая завеса скрыла от меня триклиний. В следующий миг сильные руки обняли меня.

— Что ты, девочка?...

— Я боялась, что ты уйдешь! — заговорила я, всхлипывая. — Сюда приходит столько женщин! Они богатые и знатные, а я всего лишь декурион. Наверняка тебе предлагали... Флавия за столом прямо пожирала тебя глазами! Стоило ей повелеть...

— Пусть повелевает своими служанками! — сказал он. — Я ей не лупа. Поговорим?

Я торопливо вытерла слезы и кивнула.

— Знай: я не собираюсь тебя бросать. Обещал выплатить долг и слово сдержу. Дальше загадывать не будем. А что до женщин, то ты права: предложения были. Одна, оказавшаяся адвокатом, предложила расторгнуть контракт через суд под предлогом, что ты не платишь мне жалованья. Обещала непременно выиграть дело. Просила за это пятьсот золотых — видимо прикинула, сколько я зарабатываю, — Игрр усмехнулся.

— А ты?

— Послал ее в одно место.

— Какое?

— В то, что у вас под хвостом.

Я засмеялась и ткнулась лицом ему в шею. Он погладил меня по спине.

— Не рассказывай об этом документе! — попросила я. — Не нужно, чтобы о нем знали. Без контракта ты беззащитен. Могут даже убить. По законам Ромы обвинение убийце выдвигают родственники жертвы или тот, с кем она связана контрактом. Прочим не позволено.

— Учту! — сказал он. — Пошли в баню! Аманда воды согрела.

Мы помылись, переоделись в чистое и отправились в спальню.

— Давай спать! — предложил Игрр. — Сегодня я что-то устал.

Я не возражала. Чувство, переполнявшее меня, не требовало ласк. Я скользнула в его объятия и прижалась, впитывая его тепло. Он что-то прошептал на своем языке и вздохнул. И тогда я запела. Эту колыбельную напевала мне мать. Древняя, на языке нол, она запечатлелась в моей памяти каждым звуком. И вот теперь я повторяла их, баюкая своего мужчину.

Спи мой, единственный, спи!

Сармы умчались в степи.

Больше в наш стан не придут,

Деточек не заберут.

Вырастешь, сам их найдешь.

Долг за обиду вернешь —

Острым клинком и копьем,

Ты отомстишь за свой дом...

Повзрослев, я спрашивала мать, почему в песне поется о мальчике? Ведь мужчины у нол не воюют. В ответ она объяснила: сармы, нападая на наши дома, убивали взрослых, а вот детей похищали. Те, вырастая, забывали свой род и становились сармами. Поэтому при набегах нолы первым делом прятали детей. Случалось, что у спрятанного мальчика при отражении набега погибали все близкие, и тогда племя учило его воевать. Обычай требовал мстить за кровь, поэтому из мужчины делали воина. Таких называли "муштарим". Повзрослев, муштарим отправлялся в поход. Если он привозил в стан хвосты убитых сарм, мстителя ждали необыкновенные почести. Его не могли, против воли, взять в чей-то шатер, муштарим сам выбирал, с какой женщиной возлечь. Самые сильные и храбрые нолы спорили за эту честь, ибо дети от такого мужчины наследовали достоинства отца и матери. Со временем обычай забыли, но песня осталась. И почему сегодня она вспомнилась мне? Может, оттого, что мой муштарим дышал сейчас мне в щеку, а внутри меня шевельнулась зарожденная им жизнь?

Сквозь дрему Игрр что-то пробормотал и внезапно всхлипнул. Я тронула его щеку. Мокрая. Это отчего?

— Ар тезем! — прошептала я, слизнув соленую дорожку. — Ар тезем, нучо! Ма акитач те. Торм! Торм, моратэ!

Он вздохнул и затих.

15.

Голова колонны показалась из-за холма, и Стив приник к оптическому прицелу "Браунинга". Блестящие, чешуйчатые доспехи на воинах, копья в руках, кони одинаковой, рыжей масти. Храмовая стража... Колонна выползла в долину, посреди процессии катила огромная повозка, крытая кожей, выкрашенной в красный цвет. Верховная жрица пожаловала. "Понтифик", как зовет ее босс...

Стив оторвался от оптического прицела — ничего интересного. Жрица приезжает в городок регулярно — у них с боссом дела. Через полчаса колонна подползет к воротам, и их без промедления откроют. А чего бояться? Хвостатые у городка ведут себя смирно: знают, что получат, если вздумают что-то недоброе. Босс, парни рассказывали, как-то велел аборигенам продемонстрировать. В степь вынесли пару десятков чучел, поставили их рядами, после чего с вышки загрохотал "Браунинг". Шерсть, которой набили чучела, взлетела облаком. Босс велел подождать, пока ветер его отнесет, и дал команду гранатометчику. Очередь из Мк.47 довершила начатое крупнокалиберным пулеметом — от чучел остались жалкие ошметки. Хвостатые, как говорили, стояли бледные. Еще бы!

Стив ухмыльнулся и вдруг подумал, что было бы неплохо сейчас повторить урок. Подождать, пока колонна приблизится, и ударить из пулемета. Крупнокалиберные пули станут рвать стражей и коней на куски, на поле воцарится хаос. А потом несколько очередей из Мк.47 — вон он стоит на турели. Полетят кровавые ошметки — то-то будет весело! А то скучно здесь, в Паксе...

Стив вздохнул и с сожалением отбросил эту мысль. Боссу не понравится — без команды стрелять запрещено. Ослушаешься — лишишься всего, так в контракте прописано. А терять есть что. Охранник получает жалованье, как двухзвездочный генерал, где такое найдешь? Причем, деньги тратить негде: выпивка и еда бесплатны, девочки — тоже. Любая из стражниц (только мигни!) с удовольствием ляжет под человека. А стражниц в поселке с десяток на каждого охранника. Выбирай! Они-то, конечно, хвостатые, но все остальное — как у земных женщин. И сами страстные... Развлекайся, а жалованье тем временем копится: по окончанию контракта Стив станет богатым человеком. Купит дом, откроет свое дело... Нужно будет только молчать о Паксе, но это пустяки для того, кто служил в армии...

Верх вышки вздрогнул — кто-то поднимался по лестнице. Стив глянул в открытый люк. Хвостатая девка в короткой рубашке лезла наверх. Лавиния, так, вроде, ее зовут. Дочка понтифика...

Стив решил было пугнуть незваную гостью, но в последний миг передумал. Эта сучка бывает у босса — еще пожалуется. Бог с ней.

Лавиния, показавшись в люке, ощерилась и ловко забралась внутрь. После чего, не спрашивая позволения, приникла к оптическому прицелу. Некоторое время смотрела, довольно повизгивая. Бывала здесь, сразу видно. Парни рассказывали, что дочь понтифика скрашивает им дежурства на вышке. На дежурстве, конечно, запрещено, но чего опасаться? Кто посмеет на городок напасть?

Стив не удержался и погладил оттопыренный зад Лавинии — хорош. Та, не оборачиваясь, мурлыкнула, и кончиком хвоста пощекотала Стиву подбородок. В штанах у охранника стало тесно. Лавиния обернулась, глянула ему в промежность и довольно хмыкнула.

— Вечером приходи! — сказала, прижмурившись. — Знаешь, куда. Приласкаю. Сейчас некогда.

Стив плохо неважно знал местную речь (охота было учить!), но сказанное разобрал. Кивнул. Девка запустила пятерню ему между ног, пощупала, хихикнула и полезла вниз. Стив проводил ее плотоядным взглядом. Жаль, что торопится, он бы не отказался и сейчас... Охранник вздохнул и подошел к железной стене вышки. В прицел смотреть более не стал: колонну хорошо видно и невооруженным взглядом...

Еще один человек наблюдал из окна верхнего этажа дома приближавшуюся процессию. В отличие от квадратного и массивного охранника этот был худощав и строен. Короткие и совершенно седые волосы обрамляли его обширную розовую лысину. Несмотря на это, выглядел Говард, а именно так звали мужчину, моложаво — лет на пятьдесят, не больше.

Разглядев, что ему нужно, Говард вернулся к столу и нажал кнопку звонка.

— Позови Марту! — велел заглянувшему охраннику.

Тот кивнул и скрылся. Спустя короткое время в кабинет зашла женщина: некрасивая и костлявая. Густая россыпь веснушек покрывала ее лицо и руки.

— Новая партия! — сказал Говард по-английски.

Марта качнула головой, исчезла, но скоро явилась вновь — с подносом, полным вяленых фиников. Лакомство густо полили медом. Примостив поднос на столе, Марта заняла место за спиной босса. А тот, уловив шаги в коридоре, расправил плечи. Дверь распахнулась, и в кабинет шагнула седая женщина в расшитой стрелами столе.

— Приветствую тебя, верховный понтифик! — склонил голову мужчина.

— Аве! — отозвалась жрица и подошла ближе. — Радуйся, Говард!

— Присаживайся! — хозяин кабинета указал на кресло. — Ты, наверное, устала? Дорога долгая...

— В пути я лежала, — отмахнулась гостья. — Перина в повозке мягкая. Сначала о делах. Прими подарок!

Октавия, а это была она, сделала знак сопровождавшим стражницам. Те подвели к столу двух девочек. Те испуганно уставились на Говарда.

— Ах, вы мои хорошие! — елейным голосом сказал хозяин кабинета и погладил малышек по головкам. Те вжали их в плечи. — Не бойтесь, милые! Здесь вас никто не обидит. Угощайтесь!

Говард взял поднос и сунул его в руки одной из девочек. Та мгновение смотрела на угощение, затем торопливо цапнула финик. Ее подружка немедленно последовала примеру. Скоро девочки вовсю поглощали сладости, пачкая губы густым медом. В меду были и их пальцы, которые маленькие димидии то и дело облизывали.

— Вот! — довольно сказал Говард. — Сейчас вас отведут комнату, где умоют, переоденут и вкусно накормят. Марта!

Конопатая вышла из-за спины босса и положила руки на плечи девочек.

— Сегодня пусть отдыхают, — сказал Говард по-английски. — Надо, чтоб успокоились.

Марта кивнула и подтолкнула маленьких димидий. Те тронулись, не забывая поглощать финики. Следом, подчиняясь знаку жрицы, удались и стражницы.

— Всего две? — спросил Говард, жестом предлагая Октавии сесть. В этот раз жрица послушалась. Говард устроился в кресле напротив. — Почему так мало?

— Сирот разбирают родственники, — ответила жрица. — В храм отдают все реже. Могу привезти нол — хоть сотню.

— Только димидии! — покачал головой Говард. — Сама знаешь. Еще лучше — треспарты.

— Где их взять?! — огрызнулась Октавия. — Это твоя вина, что девочек мало. Присылай больше мужчин.

— Могу хоть тысячу! — пожал плечами Говард. — Если не станешь привередничать.

— Мне не нужны черные! — поджала губу понтифик. — И узкоглазые. Нолы не хотят от них детей.

— Тогда не упрекай! — отрезал Говард. — Мы и без того рискуем, вербуя вам мужчин. Законы ужесточаются, полиция активна. Времена, когда из-за войн и неразберихи мужчин возили десятками, прошли. Наши вербовщики кочуют из страны в страну, нигде не задерживаясь, потому что опасаются попасть в поле зрения. Найти людей для вас сложно: вы хотите красивых и здоровых. Из сотни отбираем двух-трех, но и эти частью отказываются — подозревают неладное. У меня нет возможности исполнить твою просьбу, верховный понтифик!

Слово "просьбу" Говард произнес отчетливо, давая понять, кто здесь главный. Но Октавия не смирилась.

— С последней партией ты прислал негодного человека, — продолжила сухо. — Он взбаламутил всю Рому, навлек на меня проверку трибуна и вынудил храм продать его контракт.

— Вот как? — поднял бровь Говард. — Расскажи! Поподробнее.

Слушал он, не перебивая. И лишь покрытые седой порослью пальцы, которыми хозяин кабинета время от времени щелкал, говорили о его волнении.

— Значит, врач? — спросил, когда Октавия умолкла.

— Так он говорит.

— Плохо! — вздохнул Говард. — Это наша вина, понтифик. В искупление в следующей партии одного мужчину пришлем бесплатно. А этого — убить! И чем скорее, тем лучше.

— Лавиния хочет его себе.

— Ей мало моих охранников? — сморщился Говард.

— Этот Игрр красив.

— Ладно! — согласился Говард. — Пусть развлечется. Но недолго! — он поднял палец.

— Долго у Лавинии не бывает.

Говард сдержал улыбку.

— Задержишься? — поинтересовался вежливо.

— Завтра еду обратно, — покачала головой жрица. — Необходимо быть в Роме.

Говард кивнул.

— Лавинию заберу.

Говард усмехнулся. Октавия сделала вид, что не заметила.

— У меня просьба, — сказала быстро.

— Какая?

— Игрру помогала декурион, с которой пришлый сговорился. Она научила его, что делать, а после выкупила контракт. Оставлять ее в живых опасно — станет мстить.

Говард пожал плечами, всем видом показывая: "Я тут причем?"

— Я не могу убить ее сама: она из "кошек". Поднимется шум, а Роме у меня могущественные враги.

— Ну, так разберись с ними!

— Это непросто.

— Большие дела простыми не бывают. Я удивляюсь тебе, Октавия! Тридцать лет назад я помог тебе стать верховным понтификом. Ты получила статус и власть. Сегодня ты самая богатая женщина Пакса. У тебя сотни стражей, готовых выполнить любой приказ. Почему до сих пор ты кого-то боишься? Что тебе эта девчонка — принцепс?

— За этой девчонкой — когорты и алы. Они раздавят мою стражу, как мух.

— Убей принцепса — и все дела. Когорты останутся в казармах.

— А если покушение не удастся? Меня распнут!

— Тридцать лет назад ты была смелее! — хмыкнул Говард.

— Тогда у меня не было дочери.

"Хорошо, что у меня нет детей!" — подумал Говард.

— Ты сможешь обеспечить будущее Лавинии, только взяв власть в Роме, — сказал наставительно. — Подумай об этом.

— Хорошо! — кивнула Октавия. — Но сейчас нужно убрать Виталию — причем, так, чтобы вина не пала на храм. Помоги мне!

— Как?

— Ты дружишь с сармами. Вот! — Октавия достала из сумки протянула хозяину кабинета свиток. — Здесь расписание патрулей "кошек" с указанием маршрута. Я дорого заплатила за этот пергамент, но он того стоит. Турма Виталии выйдет в поход через декаду. Если сармы нападут на нее и уничтожат, никто ничего не заподозрит. Обычное дело

Говард задумался.

— За мужчин в следующей партии мы заплатим, — торопливо добавила Октавия. — За всех.

"Ее и вправду допекло, — подумал Говард. — Готова расстаться с двумя тысячами золотых. Если бы я привез мужчину бесплатно, она бы присвоила деньги".

— Постараюсь! — кивнул он. — На днях прибывает верховная жрица сарм. Уж не знаю, чего ей понадобилась, но она прислала гонца. Если хочешь, можешь обождать. Побеседуете.

— Нет! — поджала губы Октавия.

Говард с трудом сдержал улыбку. Дикари... Рядятся в тоги, принимают законы, гордятся цивилизованностью, но если чуть поскрести, вылезает индеец. Те даже с приходом колонизаторов продолжали резать друг друга — племенные распри им оказались важнее, чем противостояние реальной угрозе. Поэтому предки Говарда так легко завоевали Америку. По этой причине у него нет проблем в Паксе. Разделяй и властвуй! Смешно, но эту максиму придумали римляне — те самые, у которых хвостатые позаимствовали государственное устройство. Вернее, его атрибуты — до сути политики Рима туземцы так и не добрались. Вот и славно!

— Вале, верховный понтифик!

Октавия кивнула и удалилась. Говард подошел к окну. Едва жрица показалась из дверей, как к ней подбежала Лавиния, ожидавшая во дворе. Мать и дочь обнялись, затем взялись за руки и зашагали к зданию гостевой резиденции. Лавиния что-то оживленно рассказывала, Октавия кивала и улыбалась.

"Хорошо, что у меня нет детей! — вновь подумал Говард. — Они делают тебя уязвимым..."

* * *

У шатра жрицы Говард сделал знак охранникам. Те послушно остановились, но взяли М16 на изготовку. Говард усмехнулся и, пригнувшись, шагнул внутрь. Когда глаза освоились с полумраком, он разглядел женщину, которая, поджав под себя ноги, сидела на ковре. Говард поклонился.

— Приветствую тебя, Великая мать! — произнес на языке сарм. — Счастлив видеть тебя своей гостьей!

— И тебе радоваться! — отозвалась жрица по-латыни. — Окажи мне честь — сядь рядом.

Говард подчинился. Поджимать ноги он не стал, а просто вытянул. Жрица усмехнулась.

— Здорова ли ты, Великая? — продолжил Говард уже по-латыни, сделав вид, что не заметил улыбки. — Здоровы ли твои воины и скот?

— Слава богине! — отозвалась жрица. — Здоров ли ты?

— Слава богу! — в тон ей ответил Говард.

— Выпей со мной!

Возникшая неизвестно откуда служанка сунула в руки американца чашу, с поклоном поднеся вторую хозяйке шатра. Говард сделал глоток. Кисловатый, шипучий напиток приятно пощекотал небо. Сброженное кобылье молоко. Полезная вещь, если забыть, кто и как это готовил. Говард подавил приступ тошноты. Нельзя, смертельная обида. Он сделал еще глоток и поставил чашу на ковер — теперь можно.

— Легок ли был твой путь, Великая? Что заставило тебя пуститься в дорогу?

— Зови меня Мадой, — ответила жрица. — Это мое имя. Я привезла тебе горный воск.

— Стоило ли самой? Или ты опасаешься, что я обману при расчете? Разве так бывало? Я заплачу, как обычно, золотом — втрое большим весом. Или ты хочешь больше?

— Мне не нужно золото.

Говард от неожиданности сглотнул. "Попросит оружие? — мелькнула мысль. — Нельзя... Черт, что делать? С этой дикарки станет перекрыть поставки. А воск только у них".

— Чего же ты хочешь, Великая?

— Мушей.

Говард нахмурился.

— Мы уже говорили об этом, Мада. Ты знаешь, почему я не могу выполнить твою просьбу. Проход в мой мир охраняют рома. Они не позволят.

— Я могу захватить бург.

— Надолго ли? Твои воины уже делали это, но бежали при приближении рома. Сармы хороши в набегах, но не выдерживают столкновения с когортами. Не обижайся, Мада, но это так.

— Знаю. Поэтому мне и нужны муши.

— Разве у сарм нет мужчин?

— Они такие же, как и мы, поэтому их дети живут мало. Мы успеваем сделать из них воинов, но не ремесленников. У нас плохие кузнецы, плотники, кожевенники, каменщики. У нас дрянное оружие, доспехи и совсем нет метательных машин. Поэтому мы проигрываем битвы.

— Я даю тебе достаточно золота, чтобы все это купить.

— Рома неохотно торгуют оружием. Если о мечах и доспехах еще удается договориться — пусть и втридорога, то о машинах они и слышать не хотят. К тому же без воинов, которые умеют с ними обращаться, "скорпионы" и онагры — груда дерева. Кто обучит моих сарм? Кто сохранит навыки? Мне нужны воины, которые будут жить, как рома, сорок и пятьдесят лет. Тогда мы сумеем побеждать.

— А зачем тебе воевать? Или мало степи?

— Ты говоришь, как пришлый, Говард, — презрительно сморщилась Мада. — Вы не знаете упоения боя. Последняя сарма храбрее лучшего из твоих людей. Я приезжаю к тебе не впервые и хорошо разглядела твоих воинов. У них есть палки, изрыгающие огонь и убивающие издалека, но это оружие труса. Твои воины боятся взять меч и сойтись с врагом в близком бою. Не обижайся, пришлый, но это правда.

Говард кивнул.

— К тому же, — продолжила жрица, — рома не оставят нас в покое. Они готовятся уничтожить нас.

— Это неправда! — покачал головой Говард. — Я хорошо знаю намерения рома. Им не нужна война. Несколько дней тому у меня была верховный понтифик...

— Ты уверен, что она не скрывает правду? — перебила Мада. — С чего верховной жрице быть с тобой откровенной?

"Хм! — подумал Говард. — А ей не откажешь в уме".

— Около трех лун тому орда сарм напала на бург рома, стерегущий проход, — продолжила жрица. — Таргатао сделала это без моего дозволения, — Мада поморщилась, — за что и поплатилась. Поначалу ей удалось взять добычу, в том числе — четверых мушей, но рома догнали орду и перебили сарм. Из пяти сотен уцелело чуть более десятка. Вернувшись, они поведали удивительное. Сотня сарм напала на турму, перевозившую отбитых мушей, и могла легко перебить рома. Тогда один пришлых взялся за оружие. Он разил мечом с коня, и управлялся оружием так ловко, что убил и ранил не менее десятка моих воинов. Я хочу спросить тебя, Говард! С каких пор ты возишь рома мужчин, умеющих сражаться? И для чего? Не затем ли, чтобы дать рома потомство, которое, повзрослев, уничтожит сарм?

Жрица сказала это так, что Говард ощутил, как вспотела спина под рубашкой. "Если дикарка отдаст повеление, охранники не успеют! — в панике подумал он. — Их мгновенно убьют. Дежурный на вышке не догадается, и промедлит со стрельбой. Мы здесь слишком успокоились: туземцам доверять нельзя!"

— Твои подозрения беспочвенны, — сказал он как можно мягче. — Тот мужчина попал в Пакс по ошибке. Мы исправим ее. Я уже велел верховному понтифику его убить.

Жрица пристально посмотрела в глаза Говарду. Тот не отвел взгляда.

— Не врешь! — кивнула Мада. — Но я не верю, что жрица рома послушает тебя. Зачем убивать такого воина?

— Он обидел ее дочь. Понтифик жаждет мести.

— Жаль! — вздохнула Мада. — Лучше бы продала муша нам. Я хорошо заплатила бы.

"Хм!" — подумал Говард.

— Ты можешь получить его даром.

— Как?

— Слушай!..

— Ты обманываешь! — сказала жрица, когда Говард умолк. — Ни один муш не бросится выручать свою самку. Зачем? На смену найдутся тысячи.

— Ты сказала, что мы не похожи на вас, — возразил Говард. — Это правда. У вас мало мужчин, и они не ценят своих женщин. В моем мире совсем иначе. Этот Игрр мог выбрать богатую и знатную рома и жить с ней, не заботясь о будущем. Но он предпочел простую "кошку". Игрр спас ее, когда на турму напали твои воины, не думая, что может погибнуть. Это значит, что он испытывает к этой женщине сильное чувство. Воспользуйся! Вот! — Говард протянул жрице полученный от Октавии свиток.

Мада кивнула и взяла пергамент.

— А я подумаю, как помочь тебе. В моем мире есть люди, умеющие строить машины. Я могу привезти их под видом охранников. Но у меня два условия. Первое: ты будешь им щедро платить. Второе: твои воины не станут их домогаться и по завершению обучения вернут невредимыми.

— Согласна! — сказала жрица.

— Я прослежу, чтобы тебе заплатили за воск, — сказал Говард, вставая.

Выйдя из шатра, он, не оборачиваясь, зашагал к городку. Охранники заспешили следом. Зная, что дежурный на вышке сейчас смотрит на них, Говард поднял руку с оттопыренным указательным пальцем. Ствол пулемета на вышке двинулся и уставился черным зрачком на лагерь сарм. "Только бы не вздумал стрелять раньше времени!" — подумал Говард и, снова подняв руку, описал ею в воздухе круг. Охранники за его спиной сомкнулись, закрывая спину босса. Так они дошагали до ворот. Когда стальные створки за спиной группы сомкнулись, Говард облегченно вздохнул.

— Вам угрожала опасность, босс? — спросил подбежавший начальник охраны. — Дикарки хотели напасть?

Говард кивнул.

— Разрешите их проучить!

— Нет! — жестко оборвал Говард. — Ни в коем случае!

— Почему?

— Воск ты мне будешь возить?

Начальник опустил глаза.

— Не спускать с сарм глаз, но без команды не стрелять! Лишу годового жалованья!

Говард поднялся к себе, достал из холодильника початую бутылку и отхлебнул прямо из горлышка. Рановато для виски, но необходимо — его до сих пор трясло. "Русский филиал, — подумал Говард со злобой. — Не стоило поручать им вербовку. Русские наплевательски относятся к инструкциям — это у них в крови. Надо же — прислать врача! Мало того, еще и знатока боевых искусств, строптивого и неуживчивого. Они что, хотят разрушить наш бизнес? С очередной партией препарата отправлю сообщение в Цюрих и потребую, чтобы вербовщика Игрра уволили — без выходного пособия!"

Успокоившись этой мыслью, Говард плеснул виски в стакан и устроился в кресле.

16.

Игорь, попаданец. Бездомный

Поступок Виталии я оценил. Молодец, девочка, не забуду! Но назавтра я задумался. Свобода — это, конечно, хорошо и правильно, но пока об аннулированном контракте никто не знает. Потом начнется... Октавия и ее отмороженная доченька, ничего не забыли и, рано или поздно, попытаются обидчика достать. Зачем подбрасывать им повод? Наличие у жертвы родственника или работодателя, имеющего право вчинить иск, в Роме служит сдерживающим фактором — специально интересовался. Значит...

Подумав, я решил поговорить с Помпонией. "Крыша" нас регулярно навещала — как по делам, так и для принятия процедур, причем, за массаж всегда платила. Бывшая центурионша вела себя на удивление пристойно, поэтому я решил апробировать идею с ней.

— Ты это серьезно? — удивилась Помпония.

— Более чем! — заверил.

— Не знаю, — задумалась она. — Никогда о таком не слышала. Наведу справки...

Видимо, разузнать труда не составило, поскольку с новостями экс-центурионша явилась уже назавтра.

— Все можно! — заявила едва ль не с порога. — Прежние законы отменили, а древние действуют. Там все описано. У меня предложение.

— Какое?

— Беру на себя подготовку и расходы. Взамен ты обязан пригласить меня.

— Тебе это зачем? — удивился я.

— Никогда не видела! — призналась Помпония. — Будет о чем рассказать.

Я согласился. В Роме я без году неделя, никого, считай, не знаю, заняться всем самому — замучаешься бегать. А Виталию присутствие Помпонии обрадует — типа уважение. Словом, колесики закрутилось, нолы забегали, и Вита, от которой приготовления держали в тайне, что-то заподозрила.

— Меня вызывала трибун, — сообщила вечером. — Сказала, что в ноны турма свободна службы и пожелала хорошо отпраздновать. Девочки в ответ на расспросы хихикают. Ты что затеял?

— Решил собрать всех и вспомнить пережитое, — прикинулся я. — А то как-то скучно. Да и парней давно не видел.

— Их отпустят из храма? — уточнила Вита.

— Помпония позаботилась.

— С чего это? — насторожилась моя хвостатенькая.

— Попросил, — признался я. — Помпония на празднике будет. Не возражаешь?

Вита пожала плечами.

— Занимайся! — согласилась. — Я рада, что ты догадался.

В день торжества мы, как обычно, позавтракали, и вышли в перистиль, где слуги Помпонии споро устанавливали столы и лавки.

— Здесь празднуем? — удивилась Вита.

— В доме не поместимся.

Вита, подумав, кивнула. Прибежавшая Аманда сообщила, что прибыли гости.

— Надо переодеться! — заволновалась Вита.

Я отвел ее в спальню, и торжественно извлек из сундука наряд.

— Одень!

— Это мне подарок? — обрадовалась Виталия, накинув тунику из прозрачного виссона и разглядывая паллу. — Почему она красная?

— У вас так принято, — пояснил я.

Вита заколебалась, и я, чтобы не тянуть время, сам принялся ее одевать. Накинул паллу, после чего завязал пояски: на талии и под грудью. Финальным аккордом стало покрывало, водруженное Вите на голову. Как это должно выглядеть, мне рассказала Помпония. Присев, я обул Вите сандалии. Процесс одевания ей понравился, она успокоилась и перестала спрашивать. Накинув тунику, я взял Виту за руку и вывел в атриум.

Наше появление встретили аплодисментами и воплями — со стороны "кошек", естественно. Посреди атриума красовался мраморный стол, гости и официальные лица, правильнее сказать, лицо, толпились с противоположной стороны. Вита изумленно покосилась на меня, но я, не объясняя, подтащил ее ближе. Сухонькая старушка — нотариус, достала из сумки и разложила на столе пергамент, заостренную камышинку и чернильницу.

— Мы собрались здесь, — объявила торжественно, — чтобы стать свидетелями заключения брака между пришлым по имени Игрр Офсяникофф, — старушка с трудом выговорила мою фамилию, — и старшим декурионом алы "диких" кошек Виталией Руф.

Ладошка Виты в моей руке задрожала.

— Пришлый Игрр, произнеси положенные слова.

— Беру тебя, Виталия, в жены. Куда я Гай, туда и ты, Гайя!

— Теперь ты, декурион.

Вита панически глянула на меня.

— Просто повтори! — шепнул я.

— Беру тебя, Игрр, в мужья. Куда ты, Гай, туда и я, Гайя! — дрожащим голоском произнесла она.

— Все слышали? — обернулась нотариус к гостям. Те закивали.

— Удостоверяю это своей подписью.

Нотариус вывела имя на документе и приложила печать. Затем свернула пергамент и протянула мне.

Как просветила Помпония, заключение брака в Роме не предполагало выдачу свидетельства, но я настоял. Жизнь показала, лишним не будет. Сама процедура оказалась до безобразия проста: сказал нужные слова при свидетелях — и ты муж. Правда, в древности еще ездили в храм, закалывали животное, и по внутренностям определяли перспективы супружества. Это действо я решительно отверг — нафиг, нафиг! В такой день смотреть, как копаются в кишках? Помпония не настаивала. Как выяснилось, ритуальным потрошительством занимались жрецы — гаруспики, а те сгинули в мор.

— Прошу всех к столу! — объявил я, пряча документ...

— Я тебе этого никогда не прощу! — сердито шепнула мне Вита уже в перистиле. — Почему не предупредил?

— А чтобы ты сделала? — заинтересовался я. — Отказалась бы?

— Нет, конечно, — вздохнула она. — Но хотя бы подготовилась.

"Ага! — подумал он. — Замучила бы меня примерками, вопросами, как смотрится наряд, страхами, что на церемонии будет выглядеть недостаточно красивой. Невесты накануне свадьбы сходят с ума. Лучше как в омут!" Угрозы Виталии я нисколько не испугался.

Дальнейшее пошло без заминок. "Кошки" поднесли начальнице богато украшенную колыбель, сопроводив подарок скабрезными комментариями. Олег вручил мне мешочек со звякнувшим содержимым.

— От нас с парнями! — сказал, пожимая руку.

Я поблагодарил, и свадьба началась. Загудели свирели, ударили тимпаны. Готовясь к торжеству, я попросил Помпонию прислать музыкантов заранее и заставил их выучить одну мелодию. "Я собираюсь дождаться твоей свадьбы, — говорила мне тетка. — Хочу видеть, как ты с молодой женой закружишься в вальсе, как Наташа Ростова с Болконским".

Тетка говорила это, зная, что умирает. Сама врач, она не испытывала иллюзий по поводу назначенного курса химиотерапии. Просто хотела меня ободрить...

После того, как отзвучали первые тосты, и гости утолили первый голод, я вывел Виталию из-за стола. Кивнул музыкантам. Протяжный звук свирели заставил всех стихнуть. Свирель поддержала лира. Я, подражая актеру Тихонову из фильма "Война и мир", заложил левую руку за спину, а правой обнял Виту за талию. Она, догадавшись, поддернула левой рукой подол паллы, и мы сначала медленно, а затем, все ускоряясь, закружились вокруг бассейна. Вита двигалась уверенно и, не отрываясь, смотрела на меня.

Когда музыка стихла, я поклонился партнерше, взял ее за руку и повел к столу. Мимоходом заметил, что у Помпонии и многих "кошек" глаза на мокром месте. Я снова кивнул музыкантам, и те врезали что-то веселое. Забил тимпан, зазвенели колокольчики.

— Эгей, "кошки"! — завопила Лола, вскакивая.

Ее поддержали Аурелия и Калисса. Вытащив из-за стола парней, "кошки" заплясали у фонтана. К ним присоединились и остальные.

— Что значит мой танец с тобой? — спросила Виталия, отвернувшись от гостей.

— У нас так принято, — пояснил я. — Жених с невестой танцуют первыми.

Она прислонилась к моему плечу.

— Я тебя очень люблю, — сказала тихо. — Даже не представляешь как! Отныне ты самый близкий мне человек. Это первая свадьба нолы и человека за последнюю тысячу лет — мне Помпония сказала. Она считает это добрым знаком: Пакс возродится.

"Дай-то бог!" — подумал я.

Веселье набирало обороты. Разгоряченные вином "кошки", натанцевавшись, полезли в бассейн, прыгая в него прямо в одежде. Олега и братьев в воду просто сбросили. Несколько "кошек", разухарившись, двинулись было ко мне, но, остановленные грозным взглядом начальницы, сделали вид, что заблудились. Из бассейна доносились крики и визг. Мокрый с головы до ног Олег попытался выбраться, но его гуртом затащили обратно. Помпония и нотариус, оставшиеся за столом, хохотали, вытирая слезы. Мы с Витой тоже не смогли сдержаться.

Накупавшись вволю, "кошки" выползли из бассейна, и тут же, стащив с себя мокрую одежду, отжали. Влажную надели снова. Я оценил придумку: седьмой месяц в Паксе выдался знойным. Хорошо оказаться сейчас в прохладном! Я в своей дорогущей тунике обливался потом. Парней под дружный хохот гостей раздели, обтерли невесть откуда взявшимися полотенцами, и снова обрядили. Причем, как я заметил, Олега обтирала и одевала Аурелия, а братьев — Лола с Калиссой. "Ага! — подумал я. — Девочки поделили мужиков".

Это подтвердил подошедший вскоре Олег. Виталию утащили пощебетать, и я скучал один.

— Слушай! — сказал Олег по-русски. — Ты не против, если я воспользуюсь вашей спальней.

— С ума сошел! — изумился я. — Аурелию казнят!

Я выразительно постучал пальцем по браслету Олега.

— Пусть только попробуют! — набычился тот. — Они сами в храме, знаешь, что устраивают? Вскоре после того, как ты ушел, нам со жрицами накрыли столы, а, как выпили, такое началось!.. — Олег ухмыльнулся. — Группен секс.

— Охренеть! — прокомментировал я.

— Так что если тронут, все расскажу. Им самим будет секир-башка! — Олег провел ладонью по горлу. — Я знаю, к кому идти. В храм тетка какая-то важная приезжала, Севериной звать. Все спрашивала, не обижают ли нас? Никто, конечно, не пожаловался: жалко жриц. Они к нам с душой, что ж мы сволочи? Но если что, я Северину найду.

— Ладно! — сказал я. — Только не ломитесь разом. Один встал и пошел, типа в туалет, чуть погодя — второй. И возвращайтесь по одному.

— Учи ученого! — хмыкнул Олег. — Не первая свадьба! Технология отработана! — Он захохотал.

Приятель не соврал. Действительно, вначале из-за стола ловко исчезла Аурелия. Потом Олег, поглядывая на уборную, протиснулся стеночкой. Вернулась парочка довольно скоро и очень довольная. Сев рядышком, голубки обнялись и заворковали. Из-за стола встала Лола. Леша последовал за ней минутой спустя.

"Так! — подумал я. — Освоили технологию. Вот безбашенные! Девочки, конечно, своих не сдадут, но есть посторонние..." Я посмотрел на Помпонию и нотариуса. Те увлеченно рассказывали что-то Вите — наверное, делились воспоминаниями. По сторонам они не смотрели. Музыканты, получив плату, ушли. Служанок, приведенных Помпонией, не было видно. Может, и прокатит...

Вторично Олег подошел ко мне в конце застолья. По лицу десантника читалось, что он устроил схватку с вином, и бой этот проиграл.

— Тоска! — пожаловался заплетающимся языком. — Посмотрел я на вас с Витой... Дурак, что не согласился тогда. Вита — баба что надо, жизненная, за такой не пропадешь. А я за деньгами погнался. Ну, есть они у меня теперь, и что? Повозку могу купить и кучера нанять, только нахрен? Куда на ней ездить? За стены не пускают, а город пешком обойти можно: так даже интереснее. Повозку я и сам смастерить могу; знаешь, какой я механик? Ко мне в России очередь стояла! Я хорошо зарабатывал, но на "мерс", как у клиентов не хватало. Вот и доят, как быка! Обрыдло! — Олег вздохнул. — Аурелия сказала, что беременна, обещает ждать, пока контракт не кончится, говорит, что любит очень. Хорошая девочка, чистая, не то, что профуры, с которыми в России дело имел. Первый я у нее... А-а! — Он махнул рукой и пригорюнился.

— Не пей больше! — сказал я. — Накажут.

— Идут они нах!.. — прокомментировал Олег. — С утра, что нужно, сдал, имею право. Завтра день отдыха, прочухаюсь. Жрицы это понимают, приласкали мы их, — он хмыкнул. — Они и сами не прочь повторить. Вот что, док! Ты если что придумаешь, зови! Сбегу, но приду. А то пять лет...

— Договорились! — кивнул я. — А пока делом займись. Одной бизнес-леди требуется директор. У нее сотня нол, во-от таких, — я скопировал жест Киры, вербовавшей меня в амфитеатре. — Делают кирпичи. Бабы отпетые, много пьют, нужен крепкий мужик — гонять. Пойдешь?

— М-могу! — кивнул Олег, подумав.

— Тогда забеги завтра.

Олег встал и, покачиваясь, двинулся прочь. Аурелия немедленно подскочила и, обняв любимого за талию, повела к столу. "Совсем как жена мужа!" — усмехнулся я.

...Вечером мы провожали гостей. На прощание нас обнимали, наперебой желая много детей. Как я понял, здесь это считалось счастьем. Турма забралась в седла — коней все это время сторожили нанятые слуги — и тронулась. Леша и Степан, как некогда в степи, примостились на лошадях Лолы и Калиссы; те прижимали к себе возлюбленных, что-то им нашептывая. Аурелия не решилась повторить это с Олегом; шла, одной рукой придерживая подгулявшего десантника, второй ведя на поводу лошадь.

Вернувшись в дом, я с наслаждением сорвал с себя пропотевшую тунику и плюхнулся в бассейн. Виталия последовала моему примеру. Подплыв, она пристроилась на моей груди. Я обнял ее. Говорить не хотелось. Виталия не утерпела первой.

— Девочки назвали меня "матроной", — похвасталась, болтая в воде ногами. — Я теперь замужняя. Свадьба всем понравилось. Теперь в Роме пойдут разговоры...

— Лишнего бы не наболтали! — встревожился я. — Еще ляпнут из зависти...

— Не бойся! — успокоила Виталия. — Девочки заранее договорились: кого мужчины выберут, того и любят. Насчет Аурелии все знали: Олег с нее глаз в пути не сводил, и она к нему в храм бегала. А вот мальчики удивили: в турме есть девочки симпатичнее Калиссы и Лолы.

"Детдомовцы! — подумал я. — Мамкой недолюбленные. Вот и тянутся к бывалым женщинам".

— Олег хочет жениться на Аурелии, — сказал со вздохом. — Жалеет, что не последовал моему примеру.

— Она не сможет выкупить его контракт, — заметила Виталия. — В турме только у меня и Ниобы есть дома, остальным заложить нечего. Но все равно хочется, чтобы девочкам повезло! Они мне как родня. Три года в походах, чего только не пережили! И от сарм отбивались, и на голой земле спали, и последний кусок делили. Может, и вправду явятся мужчины из твоего мира и выберут их?

"Хотелось бы!" — подумал я и вместо ответа чмокнул ее в висок.

— Почему вы с Ниобой живете порознь? — спросил, чтобы сменить тему.

— Тетя ушла от нас. Невзлюбила Аманду и после смерти бабушки потребовала ее прогнать. Мать отказалась. Как можно выгнать женщину, которая растила твою дочь? Тогда тетя потребовала часть наследства. Мать отдала ей все деньги, оставив себе дом. Чтобы содержать его, осталась на службе, хотя могла уйти в отставку. Поэтому и погибла... А тетя купила дом с лавкой, понемногу торгует, но дела идут неважно, поэтому Ниоба пошла служить. Она тебе нравится?

В голосе Виталии прозвучала ревность.

— Если бы не знал, что твоя сестра, даже не глянул бы! — заверил я.

— Она просила, чтобы ты стал отцом ее дочери, — вздохнула Вита. — Но я ответила, что ты не захочешь. Я сказала правду?

— Святую! — подтвердил я.

— Вот! — засмеялась она и внезапно спросила: — В твоем мире у тебя была жена?

— Нет.

— Почему?

— Не нашлось подходящей.

— Ваши женщины некрасивы?

— Наоборот, — сказал я, — даже очень. Среди них попадаются умные, добрые и бескорыстные. Но чтобы это в одном флаконе... Такие знают себе цену. В моем мире тебя окружала бы толпа поклонников.

— И ты?

— Вряд ли. Ты на меня даже не глянула бы.

— Неправда! — обиделась она.

"Рассказывай! — подумал я. — Это здесь у вас выбора нет. А там бы подкатили бы на BMW..."

— Пойдем в дом! — шепнула она. — Не могу спокойно смотреть на тебя голого. Наброшусь прямо здесь!

Я засмеялся и выбрался из бассейна. Затем, наклонившись, вытащил Виту. Отстранившись, залюбовался. Вода, струясь по ее телу, делала его рельефным — Вита выглядела, будто выточенной из мрамора. Я подхватил ее на руки.

— По нашему обычаю жену нужно перенести через порог.

— По нашему — тоже! — шепнула она. — Мне Помпония сказала. Я хотела тебя просить, но не решилась. Хорошо, что ты сам вспомнил...

* * *

Через день Вита отправилась в поход, и я, наконец, свободно вздохнул. Человек нуждается в одиночестве, а у меня его в Паксе до сих пор не было. С первого дня на виду. Вечером, проводив последнюю клиенку, а следом — и Аманду, я плеснул в кубок вина и развалился на лектусе. Итак, подведем итоги. В Паксе я третий месяц. Что имеем? Нечто, отчасти похожее на Землю. Схожий животный и растительный мир, что не удивительно, учитывая длительное существование прохода. Климат, как юге Европы: теплые зимы и жаркое лето. Но не африканское — сказывается близость моря. В году двенадцать месяцев по тридцать дней, раз в десять лет, когда набегает разница (в году 363 дня), добавляют еще один такой же — тринадцатый. Просто и незамысловато. Месяцы названий не имеют и считаются по порядку. Сутки по ощущениям схожи с земными, но, сколько в них наших часов, неизвестно: приборы, измеряющие время, здесь примитивные — солнечные или водяные. Точностью в Паксе не заморачиваются. Есть рассвет, закат и полдень — местным достаточно. Меры длины, веса, объема заимствованы у римлян: футы, мили, унции, фунты, модии... Рома располагается на материке или большом острове — здесь это не удосужились исследовать. Зачем? Земель хватает. Древний Рим, с которого нолы слизали устройство, расширял территорию, захватывая государства, потому что в том был смысл. Напали, ограбили, обложили податями — вот на это и жили. Неплохо, между прочим. А здесь кого завоевывать? Сарм? Так что с тех взять, кроме вонючих шкур? Южнее Ромы располагается море, оттуда в город привозят рыбу, но ловят ее с лодок — больших кораблей у нол нет. Бандустан какой-то...

Об этом свидетельствовала и система власти. Формально все четко: принцепс, сенат, суды, законы. Ага! В какой-нибудь африканской стране тоже имеются президент, правительство и парламент. Внешне — пристойно. Но чуть что — племенная резня, и о цивилизации мгновенно забывают. В Роме правят кланы. Кто центровой, тот и диктует правила. Своего защитят, чужака — закопают. Золото и связи решают все. В принципе, как и в России...

Погубивший людей мор серьезно ударил по Паксу. Дело даже не в мужиках. Люди в Паксе владели ремеслами. Это они строили города, ваяли статуи, ковали оружие... Со смертью людей пропали целые отрасли. Пакс живет, но дома ветшают, оружие ломается, механизмы выходят из строя, а чинить или делать новые у нол выходит плохо. Из-за чего, к примеру, ко мне очередь на массаж? Потому что нолы им не владеют. Люди умели... Руководству страны нужно воссоздавать утерянное, а оно вместо этого делит власть. И вы хотите, чтобы я здесь жил?

Из Пакса следовало выбираться. Город FAGG (я узнал, что не город, а небольшой поселок) расположен неподалеку. Взять отпуск и съездить? Одному опасно: свободного мужика приватизируют еще по пути. Нанять охрану? Кто их знает, местных наемников? Сами и продадут. В амфитеатре мне предлагали пять тысяч сверх контракта — большой соблазн для Пакса. По-настоящему можно надеяться на "кошек", но как договориться с их начальством? Как объяснить Вите, зачем мне к "фарамацевта"? Она заподозрит и охрану не даст. Да к FAGG так просто не явишься. Завернут и отвесят пенделя.

"Ладно! — решил я. — Пока работаем, выплачиваем долги, и накапливаем информацию. Осторожно, через клиенток, ищем выходы на FAGG. Не может быть, чтобы не нашлись. Дальше пустим в ход золото, а его нужно накопить. Вот такой алгоритм".

Определившись, я допил вино и отправился в спальню. Последующие дни текли обыденно. Подъем, завтрак, клиентки. Обед, клиентки, ужин, сон. О Виталии я не беспокоился — вернется. Обычный объезд пограничных земель — показать сармам, что Рома бдит. Турмы в них ходят по графику. Одиночество мне скрашивала Помпония, забегавшая поболтать, да пару раз являлся Олег. В первый раз — за адресом заводчицы, в другой — спросить, можно ли с ней спать? Я сказал, что если он хочет подвести Киру под суд, нет проблем. Олег хмыкнул и ушел. Похоже, у него появилась идея, и он вознамерился обзавестись партнером. Самый быстрый способ — через постель. Ладно, возможно обойдется. Болтать Кира не станет — чревато. Что, интересно, Олег надумал? Надеюсь, не производство паровозов...

В тот день я заканчивал прием, как в атриум ворвалась взъерошенная Аманда.

— Там!.. — выдавила, указывая на дверь.

Я извинился перед клиенткой и поспешил на улицу. У порога стояли "кошки". Потные, запыленные, с почерневшими лицами. Увидев меня, они опустили головы.

— Где Вита? — спросил я, вдруг ощутив слабость в коленях. Помедлив, я сел — прямо на ступеньку.

— В плену у сарм, — пробормотала Лола.

"Как?" — хотел спросить я, но смог — в горле родился лишь хрип.

— Мы шли у Плоских курганов, — продолжила Лола, облизав губы. — Как вдруг — сармы. Дозор их не обнаружил — прятались. Выскочили разом — ждали нас. Мы закрылись щитами и приготовились умереть, так как сарм было очень много. Вдруг одна подскакала к нам. Прокричала, что никого не тронут, если рома со шрамом над глазом добровольно поедет с ними. Сарма пообещала, что пленнице не грозит смерть, ее желает видеть верховная жрица. Поклялась Великой матерью. У сарм это страшная клятва...

— И вы позволили?

Я услышал себя словно со стороны — таким чужим показался голос.

— Виталия приказала, — Лола опустила взор.

— Почему?

— Сказала, что лучше пропасть одной, чем всей турме. Сняла доспехи, отдала оружие и поскакала к сармам. Те окружили ее и увели, а мы вернулись.

— Лучше бы наоборот.

— Игрр! — вскричала Лола. Слезы проделали светлые дорожки на ее запыленном лице. — Мы убеждали ее, говорили, что вместе умрем, но она не захотела слушать. Велела присмотреть за тобой и ускакала. Прости нас! Пожалуйста!

Я встал. Дальше разговаривать бесполезно.

— Расступись!

Круг "кошек" заколебался и образовал проход. В нем возникли воины в блестящих доспехах. Храмовая стража? Зачем? Впереди процессии шагала Лавиния. Выглядела она весьма довольной. Рядом семенила знакомая мне старушка-нотариус.

— Объявляй! — велела Лавиния, приблизившись.

— В связи со смертью Виталии Руф... — начала нотариус.

— Стоп! — перебил я. — Вита жива. Она в плену.

— Попасть в руки сарм все равно, что умереть, — возразила нотариус. Было видно, что ей неловко. — Так гласит закон Рома. Согласно нему старший декурион мертва, и надлежит распорядиться ее наследством. Два месяца тому Виталия взяла заем под залог. Позже долг перекупил храм. Я здесь, чтобы ввести нового владельца в право собственности. Это, прежде всего, дом...

Я глянул на "кошек". Те отвели взоры. Вот, значит, здесь как. Быстро!

— Хорошо! — сказал я, сам удивляясь своему спокойствию. — Сейчас соберу вещи и уйду.

— Не спеши, красавчик! — ухмыльнулась Лавиния. — Твой контракт — тоже имущество, и принадлежит нам.

Я глянул на нотариуса, та кивнула. Подстроено! "Виталия чувствовала..." — мелькнула мысль.

— Подождите здесь!

В доме я разыскал пенал, и, вернувшись на улицу, протянул его нотариусу.

— Огласи!

— Виталия Руф, старший декурион алы "Диких кошек", проживающая на улице Помпеянской в собственном домусе, будучи в здравом уме и при памяти, по собственной воле прекращает контракт с пришлым по имени Игрр, даруя ему свободу, — прочла старушка. — Подписано ею собственноручно. Засвидетельствовала нотариус Веттилия Фавн. Это подпись Веттилии и ее печать, — закончила нотариус. — Все правильно. Пришлый Игрр, ты свободен!

— Дай!

Лавиния вырвала у нотариуса пергамент и впилась в него взором.

— Это незаконно! — закричала, бросая документ. Я подобрал его и спрятал в пенал. — Виталия не имела права распоряжаться заложенным имуществом!

— Она не закладывала контракт, — возразила нотариус. — Виталия приобрела его после того, как взяла ссуду и расторгла до момента признания ее умершей. Ты не права, госпожа!

— Благодарю! — сказал я.

Лавиния оглянулась на стражей. Те шагнули вперед. "Кошки" зашипели и схватились за рукояти спат. Стражи замерли, растерянно глядя на Лавинию.

Я скользнул в дом. Там торопливо побросал в сумку туники и набедренные повязки. Сверху положил тяжелый кошель с золотом. Последний взнос храму мы заплатить не успели — вот хрен им теперь! Трофейные меч и кинжал я сунул за пояс. Машинально защелкнул золотой браслет на левом запястье — пригодится. Не много у меня имущества... Подумав, я открыл сундук с одеждой Виталии и достал свадебный наряд. Пусть храмовая сучка заберет, что угодно, но это ей не достанется. Несколькими взмахами меча я превратил багряную паллу и накидку в груду лохмотьев. Подавитесь!

На улице я демонстративно достал из сумки тяжелый кошель.

— Эти деньги заработаны мной, и никто не смеет их отобрать!

Никто и не пошевелился. Я зачерпнул полную горсть золотых монет и подозвал застывшую в сторонке Аманду.

— Это на первое время. Осмотрюсь и что-нибудь придумаю. Не брошу.

Аманда всхлипнула и подставила сложенные ладони. Я завязал кошель и бросил его сумку.

— Постой!

Лавиния, подскочив, сорвала с моей руки браслет.

— Ты не мог купить это сам!

Темная пелена закрыла мне взор. Когда пришел в себя, то увидел помертвевшую Лавинию. Она стояла, боясь пошевелиться. Кончик кинжала упирался ей в горло — как раз пониже кадыка. Кинжал сжимала моя рука. Я оглянулся. "Кошки", окружив храмовых стражей, держали наготове обнаженные спаты.

— Запомни, сучка! — прошипел я в посеревшее лицо. — Еще раз увижу тебя, зарежу! Поняла?

Она моргнула глазами — сказать явно боялась. Я убрал кинжал, после чего двинулся на толпу. Она расступилась. Я прошагал с сотню метров, когда услышал за спиной торопливые шаги. Я оглянулся. Ниоба...

— Игрр! — выпалила она, подбежав. — Я подумала... Ты можешь жить у нас.

Я покачал головой.

— Куда ты пойдешь?

— Куда глаза глядят.

Я повернулся и двинулся в обозначенном направлении.

Бург — крепость.

Шпако на языке сарм означает "собака".

Спата — кавалерийский меч римлян.

Pax Romana — римский мир (лат.).

Римская миля составляла примерно 1,48 км.

То есть за пару часов по-нашему.

Домина — госпожа.

Ориза — рис (лат.)

Асс — мелкая медная монета

Архимагирус — шеф-повар (лат.)

Эдил — выборная должность в Древнем Риме, градоначальник.

Латрина — отхожее место.

Домус — особняк.

Комната в римском доме, кабинет хозяина.

Армия освобождения Косово, террористическая организация албанских сепаратистов, известная своими зверствами в отношении сербов.

Байки — сказки (серб.)

Вигилы — городская стража.

Около 100 килограммов.

Стола — женская верхняя одежда в Древнем Риме. Носить ее имели право женщины из высшего общества.

Первый час в Древнем Риме начинался с восходом солнца.

Вигилы — пожарные и одновременно городская стража в Древнем Риме.

У народного трибуна Древнего Рима было такое право. Он мог отменить любое распоряжение и отстранить от власти любое должностное лицо.

"Будь здоров!" и одновременно "Прощай!" по-латыни.

Лектус — ложе для пира. У римлян принято было есть лежа.

Шиптары — самоназвание косовских албанцев.

Карла дель Понте — обвинитель в Международном трибунале по бывшей Югославии в 1999-2003 годах. Написала книгу, в которой рассказала, как косовские албанцы торговали органами, изъятыми у пленных сербов.

Дубовым венком в Древнем Риме награждали рядовые воины, и эта награда чрезвычайно ценилась. Военачальники считали за честь ее получить.

Принцепс — первый в списке римских сенаторов. Почетная должность, со времен императора Августа — наследственная.

Римские должностные лица — магистраты, за свою службу не получали жалованья, что в определенной мере приводило к злоупотреблениям с их стороны.

Палатин — здесь дворец принцепса.

Палла — верхнее женское платье в Древнем Риме.

Инсула — многоэтажный дом в Древнем Риме.

Стола — женская верхняя одежда в форме длинной туники.

"Браунинг М2" — пулемет калибра 12,7 мм, состоящий на вооружении США и ряда стран НАТО. Может использоваться для снайперской стрельбы на расстоянии до 2 км.

Mk.47 Striker 40 — автоматический гранатомет калибра 40 мм с ленточным питанием.

М16 — американская штурмовая винтовка калибра 5,56 мм, состоящая на вооружении США и ряда стран мира.

Палла — длинное платье.