Часть 6 Глава 3.2

— Ну? — Я подбодрил его.

— Ну, ничего, пан подполковник, — ответил он. — Мы не можем управлять всем. Но вы также можете

намекнуть маршалу то-то и то-то, пока Гудериан не вышел из Померании.

Общаясь друг с другом таким образом, мы провели время с огромной пользой. Вы можете

сказать, что к концу полета я был экспертом по правильному расположению наших войск.

Ветеска сообщил, что препятствий нет, если только я все правильно расслышал, в нас еще никто не стрелял, мы были всего в пятнадцати метрах над землей. Куприс нервно крутился на седении. Похоже, ему очень не нравилось летать, и уж точно не с Ветеской. Он ослабил воротник своего мундира, громко вздохнул, семнадцать раз проверил, что под его сиденьем его брезентовый мешок. Интересно, какие подарки он приготовил для своей семьи?

Я посмотрел в иллюминатор, и увидел несколько столбов дыма, поднимающихся в небо, это означало, что мы приближаемся к месту назначения. Перед взлетом мы договорились, что подлетим к Варшаву точно с юго-запада, врайоне аэропорта Окенце, что по Краковскому шоссе, которое действует и сегодня, а потом полетим дальше, придерживаясь улицы Жвирки и Вигуры.

Через три километра мы достигнем поля Мокотовское, которое собственно и находится в нужном нам месте. Мы постараемся приземлиться на углу Аллеи Независимости и Раковецкой, потому что именно там, по словам Галаса, командный пункт маршала.

Польские артиллеристы были мало осведомлены о нас и просто расстреливали все, что попадалось в поле зрения, потому что примерно оот Окечи я видел рядом с вертолетами разрывы, такие как вчера, когда немецкая артиллерия обстреливала нас из-за реки Мокра. Разрывов было гораздо больше — видимо орудия были меньшего калибра, но более скорострельные. К счастью, техника этого времени не позволяла быстро вращать стволы, так что, хотя мы и летели небыстро по нашим меркам, к счастью, в нас никто не попал. Ветеска последовательно придерживался тактики полета, только над крышами зданий и деревьями. Варшава произвела невероятное впечатление. В конце концов, это был мой родной город, но не могу сказать, что я был знаком с каждым ее уголком. Улицы были узкие, большей частью вымощенные булыжником, я даже не узнал некоторые хорошо известные мне улицы. Чем ближе к центру, тем компактнее становилась застройка, но в целом город производил впечатление хаотично разбросанных скоплений зданий, довольно слабо связанных между собой дорогами. На улицах гуляло много людей, стояли конные повозки и автомобили. Если бы не несколько пожаров, у меня вообще не было бы ощущения, что идет война.

Ветеска также знал город, поэтому я оставил навигацию на его усмотрение. Думаю, его немного смутил или увлек вид за окном, потому что мы улетели слишком далеко.

Увидев знакомые крыши, прищурился:

— Ищете главнокомандующего в Новом Свете?

— Красиво, да? — Ветеска не проявил раскаяния. — Я даже не знал, что так бывает, трамваи ходят…

Что мне бросилось в глаза, так это ровные тротуары и веселые разноцветные неоновые огни, рекламирующие бесчисленные рестораны, ночные клубы и театры варьете. Ночная жизнь, при достаточных финансовых ресурсах, наверное была чем-то захватывающим в этом городе.

Вертолеты повернули назад, и мы пролетели над Маршалковской в направлении Мокотова. Люди на улицах — а движение было огромным — склоняют головы набок, некоторые даже размахивали руками. Аккуратные, чистые улицы, ухоженные дома, автобусы, трамваи — все это казалось мне экзотическим и далеким с одной стороны, а с другой — теперь я со всей остротой осознал, как много у нас общего с этими людьми и с этой войной. Я начал жалеть, что не взял с собой Курцевича.

Руководствуясь скорее инстинктом, чем убеждением, Витеска свернул направо, и мы оказались на Мокотовском поле. Перемахнув через его край, полетели вдоль проспекта Неподчинения. Галась и Куприс так прилипли к стеклу, что я боялся, что они его выдавят и вылетят наружу.

Угол проспекта Неподчинения и улицы Раковецкой выглядел совершенно иначе, чем в нашем времени. Здесь и сейчас это была окраина города. Поле Мокотовское одно время даже служило аэропортом, а перед самой войной, если не ошибаюсь, там был ипподром. Улица Батория еще не построена. Витеска выбрала для приземления большой участок безлесной местности, метрах в трехстах от нашего пункта назначения. Оба вертолета сели без особых трудностей на выбранное место. Даже с такого расстояния было видно, что перед внушительным зданием, окруженным прочным забором, который, как я предполагал, был нашей целью, царит движение как в пчелинном улье. Десятки офицеров приходили, уходили, в спешке заходили внутрь. Работа вооенных кипела вовсю.

Только сейчас я заметил, что на краю посадочной площадки установлено орудие зенитной артиллерии. зенитное орудие. Длинный ствол с воронкой на конце был направлен на нас совершенно недвусмысленно, а расчет выглядел так, будто вот-вот нажмет на курок. Чуть в стороне стояли несколько офицеров в форме и группа пехотинцев, с оружием, наготове.

Симпатично это начинается. Я посмотрел вниз на свою темно-зеленую форму, обтянутую камуфляжной плащ-палаткой, на заклеенную клейкой лентой выгравированное имя на его левой стороне, которое ни в коем случае не указывало на меня как на тайного посланника правительства Ее Величества, и и пришел к запоздалому выводу, что идея поездки в Варшаву была откровенно идиотской.

Лопасти несущего винта начали замедлять свой ход. Галас уставился на меня, как сорока в ружье, вероятно, думая, что таким образом он меня подбадривает. Я понял, насколько сильно и быстро, почти ударяясь о ребра билось мое сердце. Ветеска высунулся из кабины, посмотрел внимательно на меня и спросил:

— Почему бы мне не пойти с тобой?

— Нет, — с трудом выдавил я сквозь сжатое горло. — Оставайтесь с вертолетами. Может захотят их захватить, может произойти налет, землетрясение, что угодно. Вы должны следить за обстановкой. У меня с собой рация, так что я постараюсь оставаться на связи. Однако, если что-то случится... — Я посмотрел на часы. — Вы должны быть готовы через два часа, ровно в девять часов пятнадцать минут, лететь обратно на базу.

— Что может произойти?

— Я не знаю. Все что угодно. Если я не свяжусь с вами в течение двух часов, вы летите к

Лапицкому, и вы следите за развитием событий. — Я не хотел допустить дальнейшего

обсуждения, поэтому я просто взял папку с картой и документами, надел каску на голову и

взялся за ручку двери. — Ага, Куприс. ты должен будешь вернуться через два часа. Есть ты, или нет — мы улетаем. Ясно?

— Так точно, — ответил он как обычно, но я почему-то не обратил внимания на то, что он ведет себя не как обычно. Он явно нервничал. — Ну что ж, — заключил я в стиле Никодима Дызмы, дернул за ручку и вышел.