↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Мужчина должен охотиться на зверей и птиц и этому учится с детства. Мужчина должен убивать врагов, чтобы защитить богов своих предков, капище, которое скрывается в сердце леса. Женщина должна быть послушной, готовить, прясть, ткать, растить детей. Женщины говорят, что разговаривают с духами — духами дома, реки, леса, гор. Женщины много чего говорят, да только кто будет их слушать?
Ират был хорошим мальчиком. Не замечательным и не плохим, просто хорошим. Он научился бить птицу и зверя, знал охотничьи и боевые песни, умел выводить тайные узоры и был почти готов стать мужчиной. Но он ещё не убил человека.
Клиден не была хорошей девочкой. Она даже девочкой не была — с тех пор, как на детском празднике её приметила Мудрая и увела к себе, чтобы напоить горькой водой и испытать, будет ли из ребёнка толк. С тех пор Клиден не играла с другими детьми, не проходила девичьи обряды и не плела венки. Все дни она проводила в лесу, учась у Мудрой тайным тропам, нужным словам, колдовским песням — каждое слово в них опасно! — и многим другим полезным вещам.
В этот день Ират ничего не ел с самого утра. Старшие дали ему новую одежду, подпоясали и вручили оружие. Он знал, что он должен делать: убить Врага. Дух врага коварен. Он прячется между обычных людей. Юноша должен найти его и убить — тогда он станет мужчиной, а боги его племени будут довольны. Конечно, дух врага не сможет спрятаться в ком-то из родного селения. Надо идти в другое, чтобы найти его. Узнать врага просто — первый же человек, на которого упадёт взгляд. Ират недаром пел боевую песню всю короткую летнюю ночь. Теперь он с врагом связан. Тот вселится в душу первого же человека, который встретится Ирату в чужом селении. И Ират его убьёт.
Клиден с утра ухватила кусок вяленого мяса и убежала в лес. Сегодня Мудрая её отпустила, но Клиден не сиделось в родном доме. Все знали, что девочка, которая здесь когда-то появилась на свет, Умерла и Вернулась. А тем, кто Умерли и Вернулись, не место среди людей. Даже родная мать сторонилась Клиден. Её и по имени-то не называли, потому что имя сожрали духи по ту сторону заката. И девочку ту — тоже сожрали. Осталась только ученица Мудрой, которая ходит тайными тропами. Так что Клиден предпочла провести день в лесу. Она присела между корней высокого дуба на прогалине, обвязала его своим поясом, сжевала мясо и сама не заметила как уснула, согретая летним солнцем.
Ират уже слышал шум селения, чуял запах дыма, когда наткнулся на мирно спящую под дубом девчонку. Это было настолько дико и странно, что он даже схватился за нож. Кем она может быть? Колдуньей? А, может, душой дерева, одной из тех, о которых ему рассказывала мать, когда он ещё жил у её очага? Что же она, подстерегает путников, чтобы сожрать их души? Он даже хотел зарезать её, пока не проснулась, но остановился. Нож, который ему дали, особенный. Он должен найти духа врага и убить его — его одного. Что же, он вернётся и скажет старшим, что не нашёл врага лучше, чем спящая под деревом девчонка? Что он, почти мужчина, охотник и воин, испугался женского колдовства? Все знают, что женщины только детям могут повредить, поэтому мальчиков надо водить в капище, чтобы боги племени давали им свою защиту. Но он-то уже не ребёнок!
Так ничего и не придумав, он пнул спящую девчонку. Очень уж она его испугала, а разве не сказано, что со страхом надо бороться?
Клиден проснулась от кошмарного сна. За ней гнался враг, такой, о котором рассказывают у вечерних костров — тихо, понизив голос, чтобы не накликать. У врага не было лица, только чудовищная маска, и длинный нож за поясом, которым он вынимает душу из живого тела. И когда она во сне упала и ударилась, она открыла глаза... и поняла, что духи леса послали ей вещий сон, только вот слишком поздно. Пронзительно завизжав, девочка бросилась бежать.
Ират понял, как сглупил, когда девчонка завизжала. Зачем он не прошёл мимо! Спала бы и спала себе! Кому она нужна? А сейчас она прибежит домой и поднимет тревогу. Дух врага завладеет всеми мужчинами в её селении. Ират ничего не боялся, но справиться с целой толпой ему было не под силу, и заговоренный нож бы не помог.
Клиден побежала прочь, в чащу леса. Ей и в голову не приходило броситься домой. Ведь и птица не приводит лисицу к гнезду. Она хорошо бегала, но духи леса отвернулись от неё.
Проклятая девчонка быстро бегала. Ирату нипочём бы её не догнать, если бы боги не стерегли его путь. Её сбила с ног слишком низкая ветка, и благодаря этому Ират сумел схватить пронзительно визжащую добычу.
Он её не убил. Связал руки и ноги, заставив скрючиться в неудобной позе, заткнул рот и привязал к дубу её собственным поясом. Глаза Клиден сверкали и в сердце своём она выкрикивала проклятия.
— Я вернусь и заберу тебя с собой, — не то пригрозил, не то пообещал он. И ушёл. Духи отвернулись от её селения, ведь чужак шёл прямо к нему. Клиден билась в путах, но только сильнее их натягивала. Тогда она скорчилась и беззвучно заплакала.
Хорошее настроение вернулось к Ирату, когда он, ведомый богами, нашёл дорогу к чужому селению. Всё складывалось удачно. Он убьёт врага и приведёт домой пленницу. Её заставят работать в доме вождя, а, может быть, отпустят в дом его матушки — в благодарность, что вырастила героя. Если же проклятая девчонка будет ни к чему не пригодна, её продадут или принесут в жертву. И тогда ему достанется кусочек удачи. Чуть больше удачи, чем было раньше — это хорошо. И на охоте, и на войне нужно много удачи. Он принялся напевать боевую песню. Петь её перед убийством — это правильно. Это бросит вызов духу врага и он поскорее перед ним появится. А ещё пение помогало заглушить пронзительный визг, который до сих пор стоял в ушах у мальчика. И отвлечься от полного ужаса взгляда. И забыть свой голос, которым он обещал её забрать, когда бросал привязанную в лесу.
Мальчикам часто лезут в голову неправильные мысли. Он убьёт врага, вернётся домой и после ночной пляски станет мужчиной. И больше никогда не будет думать неправильные мысли. Никогда. Подумаешь, девчонка визжала!
Ему повезло. Дух врага пришёл к нему сразу, едва он только дошёл до селения. Ему не встретились ни собачонка, ни ребёнок, ни женщина, ни старик, ему встретился взрослый мужчина, а это значило, что боги были к нему благосклонны. Ират громче запел боевую песню и выхватил нож. Бить надо наверняка, иначе дух врага ускользнёт и бросится на него со всех сторон. Мужчина не сопротивлялся. Так и должно было быть, ведь Ират спел боевую песню, а она придаёт сил и забирает их у врага.
Что пошло не так?
Он не знал, не мог сказать. Только вдруг дух врага исчез, и из глаз жертвы на мальчика взглянул страх. Страх девчонки, которую он бросил связанную в лесу. Так не должно было быть! Так неправильно! Но рука его опустилась. Мужчина закричал, но мальчик уже не слушал, он повернулся и бросился бежать.
Он не смог убить человека. Он не смог выманить духа врага. Он никогда не станет мужчиной.
И, поняв, что случилось непоправимое, он упал на землю и горько зарыдал.
Ночь наступала на лес огромной медведицей. Темнело. У Клиден немели руки и ноги. Она старалась слушать — ничего другого не оставалась. Пока был день, ей было страшно. Что с ней сделают в селении врагов? Может, они едят пленниц заживо. Но при приближении темноты это будущее как будто исчезало. Была только боль, голод, страх. Что угодно могло произойти, только скорее бы.
Из темноты вдруг вынырнуло лицо. Белое лицо со следами размазанной краски.
Клиден больше почувствовала, чем узнала — это враг. Он вернулся за ней. Но почему у него так трясутся плечи?
— Ты! — сказал враг на женском языке и добавил несколько незнакомых слов. Он вырвал у неё изо рта тряпку и уставился ей в глаза. — Ты поймала мою душу, ты украла мою волю. Отдай! Отдай, слышишь!
Клиден моргнула. Она ничего не поняла.
Проклятая колдунья! Таращит на него свои глаза и делает вид, что не понимает!
— Мне больно, — ответила она наконец. Её говор немного отличался от того, которым говорили у очага его матери. — Зачем я буду тебе помогать?
— Если ты не отдашь мне душу, я... — Ират осёкся. Что он мог сказать? Чем напугать девчонку? В женском языке вовсе не было слов для угроз более страшных, чем отодрать за уши.
— Ты напугал меня, — сказала колдунья. — Я спала. Ты пришёл в мой сон.
Ират похолодел. Вот в чём было дело! Он нечаянно забрёл в сон этой колдуньи, а все знают, что сны их — не то что у людей. Он думал, что идёт по лесу, а сам оказался во сне проклятой девчонки. Конечно, на него взглянул её страх, когда он выхватил нож. Ведь всё, что он видит — часть её самой. Маленькая колдунья показалась ему огромной как небо.
Враг оказался мальчишкой. Это было так странно. Был врагом, страшным, со свирепым лицом, а вдруг оказался зарёванным перепуганным мальчишкой. Он думал, что она с ним что-то сделала. Кто знает, может, и сделала. Ведь она же увидела его до того, как открыла глаза.
— Развяжи меня! — потребовала Клиден.
— Как же! — тут же распетушился мальчишка. — Я тебя развяжу, ты проснёшься и я потеряюсь в твоём сне. Нет уж! Отдай мою душу и отпусти. Я прогоню духа врага и тогда развяжу тебя.
Брать её с собой он больше не собирался. Может быть, будь он взрослым мужчиной, он бы и попробовал. Конечно, такую не заставить работать, но если принести её в жертву, это может дать много, много удачи.
...или много неудачи.
Что, если душа колдуньи привяжется к нему навсегда?
— Душу вернуть не так просто, — сказала, наконец, Клиден. Она поняла, что мальчишка напуган и от того очень упрям. Ей не уговорить его развязать верёвки, пока он не получит желаемого. Что за чушь он нёс насчёт души? Как будто это так просто. — Я отведу тебя к Мудрой, она скажет, что нужно сделать. Развяжи меня.
— Как же! — замотал головой мальчишка. — Ты хочешь заманить меня в чащу, чтобы там твоя Мудрая сварила из меня суп! Отдавай душу сама!
— Так ты боишься, — засмеялась Клиден и мальчишка вскинулся так, как будто она его ударила. — Развяжи мне только ноги, если боишься.
— Я ничего не боюсь! — прокричал Ират. Конечно, он боялся. Когда твою душу поймала колдунья, будешь тут бояться всего. Но девчонка, кажется, не обманывала. Он разрезал путы ножом — тем самым ножом, который ему дали для убийства врага.
И тут же успокоил себя, что это, конечно, не по-настоящему, ведь он сейчас не в настоящей жизни, а во сне этой зловредной колдуньи.
Клиден хотела убежать, но руки и ноги затекли и так болели, что о побеге не могло быть и речи. Мальчишка нетерпеливо ждал, пока она разотрёт себе запястья и лодыжки, а потом схватил за руку. Вид у него был такой, как будто он боялся, что рука её вспыхнет пламенем.
— Веди! — приказал он и толкнул. Клиден вздёрнула голову. Она помнила одну тропу. Тропу, с которой мальчишка уже не вернётся.
В капище пускают только мужчин. Только воинов. Они иногда берут с собой мальчиков, чтобы защитить от женского влияния, но только в особые дни. Мудрые — пусть и не женщины, но не мужчины тоже. Нынешняя Мудрая родилась когда-то мальчиком, но это ничего не значило. Она променяла мужество на колдовскую силу. Ей нельзя являться в капище, иначе её ждёт жестокая смерть. Но... иногда... Когда воины призывали предков, кто-то должен был дать им знать, что мольбы услышаны. И была одна тропа, которая доходила до самого капища, а потом знающий человек мог сделать шаг в сторону. Один только шаг, но преследователь вбегал в капище — и оказывался перед лицами богов. Туда Клиден и провела мальчишку. Она отступила в сторону...
Девчонка вдруг прыгнула вперёд, раздвигая ветки, Ират рванулся за ней, но девчонки нигде не было, а перед ним стояли боги и строго взирали на чужака, который ещё не стал мужчиной, но осмелился их побеспокоить. Осмелился прийти с пустыми руками. Это было плохо. Это было хуже, чем поймавшая его душу девчонка. А над головой прозвучало:
— Тебе отсюда не выбраться.
Голос раздавался со всех сторон одновременно.
Это говорили боги.
Мальчишку обнаружили мужчины, зашедшие принести богам вечернюю жертву. Это даже был не обряд, всего-то нужно было помазать каждому идолу губы и положить на траве перед ними кусок мяса. Назавтра эти куски исчезали. И вот. Наткнулись. Мальчишка в одежде Коршуна, с размазанной по лицу краской сидел посреди капища и качался из стороны в сторону. Глаза у него были пустые.
По всему было видно, что он ещё не мужчина. Его следовало наказать, но Бедила, старшего из них, смущала одежда Коршуна. Все знают, что Коршуны — непростое племя. Убьёшь одного мальчишку, завтра их придёт толпа — и все за твоей головой. К тому же его взгляд...
Его поставили на ноги. Он покачнулся, но не упал. Глаза оставались пустыми, потерянными в стране за закатом. Шаг за шагом мальчишку вывели из капища и привели в селение. Надо было решать, что с ним делать.
Мальчишка ночь пролежал в доме Бедила, глядя перед собой ничего не выражающим взглядом. Он не слышал ничего и не чувствовал. Что с ним делать? Коршуны наверняка знают, что он отправился сюда. Кирен рассказал, что мальчишка пытался напасть на него, но не смог, отчего-то развернулся и удрал. Это было странно. Все знают, что молодые Коршуны всегда убивают. И если им помешать убить, то придут старшие мужчины их племени, и селения больше не будет. Кирен был готов к смерти. А теперь...
К Бедилу позвали Отца Мёртвой Девочки, того, чья дочь Умерла и Вернулась. Считалось, что он ближе всех к Той Стороне. Но и он ничего не придумал.
Тогда из лесу позвали Мудрую.
Мудрая долго кружила вокруг мальчишки, взывала к духам, бормотала заклинания и жгла вонючие травы.
А потом равнодушно сказала, что он потерялся в Той Стороне и во власти чужих чар. Не она, Мудрая, их наложила, не ей, Мудрой их и снимать.
И они послали гонца к Коршунам.
Мальчишку нашли в капище, а, значит, в его судьбу вмешались боги. Хоть и странное Коршуны племя, но боги у них у всех общие. Против воли Могучих и Коршуны не пойдут.
Мудрая вернулась в свой тайный лесной дом, села у огня и рассказала Клиден, зачем её звали в селение. От неё не укрылось смятение ученицы. Очень скоро наставница знала всё.
— Пойдёшь к ним, — сказала Мудрая жёстко. — К Коршунам. Не сейчас. Сперва их Мудрые попробуют. Потом будут искать кого посильнее. Два дня. На третий явишься. Если не явишься — мальчишка умрёт.
— Пусть умирает, — равнодушно сказала Клиден. — Он пришёл к нам убивать.
— Если ты спасёшь его — Коршуны никогда сюда не придут с оружием. Всегда мир будет. Если он умрёт... Их боги могут на наших обидеться. Тогда ни селению ни жить, ни нам с тобой в лесу не спрятаться.
Ученица кивнула. Спорить было не о чем.
— У нас есть время. Я научу тебя песням силы, — сказала Мудрая, — расскажу про Ту Сторону то, что знают только воины. И... есть ещё кое-что. Ты слишком молода. Я хотела открыть это позже.
— Дух болезни?! — вскочила на ноги Клиден. Об этом искусстве её наставницы ходили легенды. Кто ещё мог вытащить причину страданий из человеческого тела, показать её людям и бросить в огонь? — Но почему ты...
— Он меня не слышал, — объяснила Мудрая, поняв незаданный вопрос. — Чтобы лечение помогло, он должен слышать тебя! Должен надеяться на тебя! Люди вокруг должны надеяться! Твоя песня подчинит их, из их веры ты сплетёшь верёвку, которую бросишь на Ту Сторону. Ты его туда отправила, тебя он услышит. Твоё колдовство поможет. А теперь слушай и запоминай. Шаг за шагом ты пройдёшь вместе с ним этот путь и выйдешь там, где выходит солнце. Слушай.
Клиден пришла к Коршунам к вечеру третьего дня. На ней был походный плащ и шаманская шляпа из соломы и перьев. В руках она держала погремушку своей наставницы. Погремушка издавала низкий пугающий рокот, как будто гневные предки с Той Стороны пытались докричаться до нерадивых потомков.
Смотрела она себе под ноги, не поднимая глаз, чтобы никто не мог разглядеть за полями шляпы её лица. Клиден была напугана. Но Мудрые не признаются в своих страхах. Мудрые пугают других, чтобы их боялись и уважали. Поэтому Клиден пришла сюда. Сделать то, чего не могут сделать другие.
Ей заступили дорогу. Девочка видела только босые ноги и древко копья.
— Кто ты? — спросил страж.
Клиден не подняла на него глаз. Он не стоил того, чтобы с ним разговаривать. Вместо этого она протянула вперёд погремушку и встряхнула её перед носом у спрашивающего. На погремушке чёрной краской была нарисована смерть. С помощью такой можно вернуть человека с Той Стороны или загнать его туда и бросить. Клиден подождала и снова встряхнула своё шуршащее оружие. Ноги и копьё отступили.
— Кто ты? — спросил другой голос. На этот раз шаманка подняла взгляд. Одежда, украшения, перья. Стать. Интонации человека, привыкшего приказывать. Перед ней стоял старейшина Коршунов.
— Плохо, когда человек застрял на пороге, — сказала девочка твёрдо. Лицо её было вымазано ритуальной краской. Это было необязательно, но Мудрая знала, что узоры скроют страх в глазах ученицы.
— Ты ничем не можешь ему помочь, — отозвался Коршун, отступая, чтобы тень девочки не коснулась его. — Уходи.
— Я знаю, каково это — умирать. Но я умею и вернуться. Не гони меня.
— Все Мудрые это знают. Все воины это знают. Сегодня на закате он умрёт и уже не вернётся.
Это значило — несчастного мальчишку добьют. Добьют, а потом пойдут собирать ему рабов в той новой жизни, которая у него начнётся. Он не прошёл посвящение, поэтому убивать будут детей. Мальчиков и девочек её племени. Что она наделала?
Клиден отвернулась от старейшего и прошла за частокол ограды. Он не остановил её. Мудрых не принято останавливать. Если они захотят её прогнать, они позовут свою Мудрую, чтобы она выгнала чужую из селения. И только с разрешения своей шаманки решатся напасть. Все знают: после смерти такие, как Клиден, ещё опасней, чем при жизни. Если её душа будет в своём праве, не всякий шаман отгонит от горла убийцы.
Но если Мудрая ошибётся, можно всё. Стоило только оступиться, как воины отбрасывали почтение и жестоко вымещали на шаманах свой прошлый страх. Клиден должна была во что бы то ни стало разбудить мальчишку. Говорят, десять шаманов пели над ним, но он так и не очнулся. Все десять сказали, что над ним чужая власть, которую им не дано преодолеть. Их не тронули, уж больно необычное вышло дело. Но отпустят ли Клиден?..
Шаманка огляделась по сторонам. Нужный дом она нашла сразу — только из него выходил чёрный вонючий дым. В доме жгли травы, чтобы отогнать голодных духов, охочих до человеческой жизни. Может, съедят, высосут кровь, а, может, займут тело, чтобы бродить по ночам и сосать человеческую кровь. Страшно, когда душа покидает тело надолго. Страшно, когда ты к этому не готов. Воины — не шаманы. Воины только раз бывают на Той Стороне и то дальше порога не заходят. Ненадолго.
Её по-прежнему никто не останавливал. Клиден вошла в дом. У самой границы между мужской и женской половинами, поближе к очагу была выдвинута лежанка. В очаге плачущая женщина жгла вязанки вонючей травы. Было трудно дышать. Это хорошо. Это поможет.
Ират никогда в жизни такого не видел! И не думал, что оно бывает. Время тянулось бесконечно. Проклятая колдунья заманила его в свой сон и проснулась. Когда человек не спит, он не видит снов. Поэтому тут так пусто. Ничего нет. Ни птиц, ни зверей. И оружия у него тоже нет. Всё его оружие годилось только для мира людей. Тут, в снах, нужно что-то другое.
Время тянулось бесконечно. Ират с нетерпением ждал заката. Когда наступит темнота, колдунья должна будет уснуть! Или она спит днём, как ночные твари? Где она появится? Выйдет ли из заката или вырастет из серой невесомой пыли под ногами? А, может, упадёт с неба?
Время шло и шло, солнце еле ползло по небосклону.
А потом он услышал её голос. Голос доносился с неба, он тянулся и тянулся и почему-то нельзя было разобрать ни одного слова. А ещё — он как будто приближался. Словно это к нему приближается проклятая колдунья.
Мальчишка лежал на спине, глядя в потолок невидящими глазами. На его обнажённой груди красовались магические знаки. Клиден встряхнула погремушкой, заводя свой напев. Голос её звучал низко и жутко.
— Я пойду за тобой, где бы ты ни был, я найду твой путь и верну обратно, — пропела она.
Женщина у очага обернулась и всплеснула руками. Ну да. Она, небось, даже пугаться перестала. И надеяться тоже. Вчера было десять шаманов — взрослых могучих шаманов. А сегодня одна только Клиден. Кого она может напугать? Кого обнадёжить?
Но мальчишка вздрогнул всем телом. Женщина вскрикнула и подавила крик, закусив руку. В дом набежали люди, мужчины и женщины. Они смотрели на мальчишку, который как слепой прислушивался к словам Клиден. Смотрел и молчали.
— Ты не скроешься от меня, — продолжила Клиден и закружилась вокруг лежанки. Шелест её погремушки то раздавался тихо-тихо у самого уха мальчика, то гремел под потолком. — Я перейду огненную реку, я спрошу чёрную птицу. Птица скажет мне, где пролёг твой путь. Я перейду ледяную гору, я спрошу белого змея. Змей покажет твои следы. Я переплыву бездонную пропасть, я спрошу красного зверя. Зверь откроет пасть и в пасти его — весь мир. Я пройду мимо острых клыков, я пройду по пищеводу, я войду Зверю в брюхо. Я найду там тебя. Я вложу в твои руки нож, я скажу тебе — ударь! Ты разрежешь зверю брюхо. Ты проснёшься.
С этими словами шаманка вложила в руки мальчишки ритуальный нож, сделанный из крашенного красной краской корня и воткнутого в него чёрно-белого пера. Пальцы мальчика сжались вокруг рукояти.
Невидимые руки дали Ирату нож. Дали нож и хотели было отстраниться, но он был не так-то прост! Если колдунья пришла к нему незримой, он заставит её появиться! Он схватил колдунью и потянул на себя, а потом...
— Ударь! — сказала Клиден громовым голосом. Мальчик взмахнул ножом... но одновременно он взметнул свободную руку, схватил Клиден за край одежды и с неожиданной силой уронил на себя. Шаманка встретилась с невидящим взглядом его пустых глаз, а после...
Она стояла перед ним — уже не непонятная девчонка, а взрослая шаманка с лицом, разрисованным ритуальными знаками. Но это была она. И в её глазах знакомо плескался страх.
Её встретил злорадный смех. Мальчишка был такой же, как и наяву — голый по пояс, с грудью, разрисованной магическими знаками. В правой руке он держал длинный нож с черно-белым лезвием.
— Теперь тебе не сбежать, колдунья! — заявил мальчишка, отпуская её руку. — Ты выведешь меня из своего сна — или умрёшь.
Клиден не верила своим глазам. Вокруг простиралась бескрайняя равнина, в которой не росли ни травы, ни деревья. Не было ничего, совсем ничего вокруг, только у самого горизонта смутно виднелись очертания гор.
— Ты сильная, — продолжил мальчишка, усмехаясь. — Я всё ждал, когда ты уснёшь, но ты не спала. Я долго ждал. Я терпеливый. Воин должен быть терпеливым. Ты пришла. Сама пришла. Теперь тебе пришлось уснуть. Пришлось вернуться за мной.
Она не боялась его — это было обидно. Но было ей до безумия страшно. А ещё — она не знала, как отсюда выйти. Или не была уверена в том, что знает. В какую же страну она сумела отправить своего врага?
Этого не могло быть. Так не бывает. О таком никогда не слышала не то что Клиден, но даже её наставница. Так не бывает.
Клиден долго ждала, когда ей откроются великие тайны. Когда её научат ходить на Ту Сторону. Научат видеть притаившуюся в человеке болезнь.
И что же?
Теперь она понимала, почему Мудрая не торопилась с этим уроком.
Всё оказалось обманом!
Не было никакого духа болезни.
Был только фокус, в который верили легковерные глупцы!
Все воины глупцы!
Простой фокус, который убеждал больного и делал его тело сильнее.
Лечит не обряд.
Лечит общая вера в то, что лечение поможет.
Шаманы отличались друг от друга только фокусами, которые использовали.
Только умением убеждать!
Всё было обманом, всё!
И вдруг...
Мальчишка, не шаман, даже не воин, сумел не только пробраться на Ту Сторону, но и увести туда её, Клиден! Он ждал её, но она действительно не спала два дня, всё учила песни силы. Если бы не помогла эта, она затянула бы другую, пострашнее. Никто не ждёт, что поможет первая же песня. Постепенно она бы вооружила мальчишку, напоила бы его и накормила и убедила бы в том, что он может проснуться.
Он ведь не был болен.
Мудрая говорила — его страх напугал его. Заставил заблудиться в собственных видениях. Голос той, которая, он верил, заперла его в своих снах, должен был пробудить мальчишку. И сначала всё шло как надо. Тот, кто не слышал ни матери, ни отца, ни десяток опытных шаманов, стал слушать её, Клиден. Всё было правильно.
А оказалось, он затаился внутри своего тела, чтобы заманить её сюда.
Заманить её в сон.
На Ту Сторону, про которую правды не знает никто, а песни шаманов и воинов — ложь, одна только ложь!
Мальчишка внимательно за ней наблюдал и ухмылялся.
— Да, — сказал он, — тебе никуда не спрятаться. Ты покажешь мне дорогу. Ты выведешь меня из своего сна.
Ещё недавно Клиден начала бы молиться. Теперь она знала — молиться некому. Никого нет ни в небе, ни под землёй, ни на вершинах гор.
Никого нет.
А эта странная пустынная земля есть.
Она оглядела саму себя.
Погремушка была с ней и, в отличие от ножа, не изменилась. И шляпа тоже осталась на голове. А вот плаща не было. Жаль. Вокруг подул злой режущий ветер. Не к добру был этот ветер. Не к добру.
— Здесь всегда так пусто? — спросила шаманка, снова оглядываясь по сторонам.
— Всегда, — пожал плечами мальчишка. Он подкинул нож и убрал его за пояс. — Ни змей, ни птиц, ни зверей. Ни воды, ни огня. Ничего, только пустота. Боги не слышат меня отсюда.
Клиден посмотрела на небо. Облаков не было, но и солнца не было видно. Так бывает, когда облака слишком тонкие, чтобы их могли разглядеть люди. Она прищурилась.
— Вон там, — кивнул мальчишка на бледное пятно, которое склонялось над затерянными в тумане горами. — Когда я тут появился, был полдень. А теперь, видишь, клонится к закату.
Шаманка похолодела.
Прошло несколько дней с того момента, как они встретились с мальчишкой. Но для него длился один день. Только один. И солнце уже клонилось к закату.
— Когда оно зайдёт, мы умрём, — сказала она.
Мальчишка пожал плечами.
— Я сюда не просился, — ответил он.
Надо было взять себя в руки. И думать. Как они могли попасть в это место? Что это было такое? Как им отсюда выбраться?
Им?
Клиден покосилась на мальчишку.
— Даже не думай удрать, — сказал он. — Там, наяву, я тебя не выпущу.
— Что ты слышал там, наяву? — спросила Клиден, не отвечая на угрозу.
— Тебя, — удивился вопросу мальчишка. — Сначала ты пропала, а потом появилась.
— Что ты слышал?
Мальчишка покачал головой.
— Я не различал слов.
— Что ты делал тут, пока меня не было? — продолжала спрашивать Клиден.
— Шёл, — отозвался мальчишка. — Я шёл на закат. Думал, вдруг выйду. Не вышел.
Он шёл на закат, но не выбрался отсюда. Понятно, почему. Там, на закате, была смерть. Ветер задул сильнее. Откуда он доносился? Кажется, что отовсюду.
— Надо идти на восток, — сказала Клиден с усилием.
Вера.
Человека лечит вера в лечение.
Она, Клиден, не верит больше ни во что.
Но мальчишка верит. А если верит, он может проснуться! Надо только, чтобы он поверил, что может. Надо сказать ему то, что покажется ему правдой.
— Надо идти на восток, — повторила она. — Спиной вперёд.
Мальчишка скривился.
— Дорога на закат — дорога к смерти, — уже уверено проговорила шаманка. — Нам надо в обратную сторону! Мы должны идти не так, как умирающие!
Он смерил её взглядом и протянул руку.
— Идём, — сказал он, становясь лицом к бледному пятнышку солнца.
— Как твоё имя? — спросил мальчишка после долгого молчания.
— У меня нет имени, — устало ответила Клиден. — Я Умерла и Вернулась.
Клиден — так звали её дома. Когда она ещё была живой девочкой.
Можно ли перестать чувствовать себя живой только потому, что над тобой пропели волшебные песни?
Песни, в которых, она теперь знает, нет ни капли силы. Только обман.
— Так глубоко ты не заходила, — сказал мальчишка. Он не спрашивал.
— Нет. Не заходила.
Её тогда усыпили. Мудрая позже научит Клиден этому искусству — если будет кого учить. Усыпить человека так, чтобы он слышал твой голос и верил ему. Усыпили и заставили пережить смерть и возвращение. Весь путь, все испытания были только сказкой. Выдумкой, обманом для дураков.
Мудрая боялась, что Коршуны убьют всех, и её в том числе, за то, что их боги обидели мальчишку. Только поэтому она открыла ученице свою тайну прежде времени. Клиден вдруг представила себе одутловатое лицо наставницы. В нём не было ничего ни волшебного, ни величественного. Обычное лицо. И ни капельки не женское. И тело у Мудрой не было женским, хоть она и удаляла все волосы — все, даже с головы. Даже брови.
— А твоё? — спросила девочка. Ей надоело называть маленького Коршуна мальчишкой.
— Ират, — отозвался он. — Это тебе не поможет. В нём нет силы. Я получу сильное имя после Испытания.
— Когда я жила у очага моей матери, меня звали Клиден, — сказала девочка.
— Зачем мне это знать? — пожал плечами мальчишка и оглянулся на восток. Клиден последовала ему примеру.
Шаманка была не так уж плоха, понял Ират, когда посмотрел на восток. Мир наконец-то изменился. Этого обрыва в нём раньше не было. Наверное, стоило рассердиться на колдунью, что велела пятиться всю дорогу. Он мог сверзиться с обрыва и сломать себе шею. Но Ират был так рад увидеть что-то кроме бесцветной пустыни, что рассердиться не получалось. Они вдвоём припали к обрыву и жадно вгляделись в расстилающийся перед ними мир. В нём были краски!
Это был настоящий лес, с травой и деревьями, которые раскачивались и шелестели.
— Спускаемся, — предложил он, кивая вниз. У шаманки округлились глаза.
— Как?! — отшатнулась она.
Ират ещё раз осмотрел обрыв. Не такой уж он и отвесный. Плохо без верёвки. Но можно попробовать. Девчонке трудно будет. Вон у неё какие одежды длинные. Да и привычки нет. Плохо без привычки.
— Спиной к востоку, — сказал вслух Ират и рассмеялся. — Давай, разворачивайся и ползи.
Девчонка совсем побелела под своей краской. Принялась озираться по сторонам.
— Должен быть другой путь! — отчаянно запротестовала она.
Другого пути не было. От края до края неба тянулся этот обрыв. Ветер, от которого шаманка всё время ёжилась, подул сильнее. Теперь он дул порывами, как будто его что-то гнало. Как будто...
Над лесом, хлопая крыльями, с востока на закат летело чудовище. У чудовища были крылья на полнеба и огромный острый клюв. И оно было чёрное.
— Что это? — спросил Ират. Теперь их почти сдувало с обрыва, приходилось плотно прижиматься к земле.
— Чёрная птица, — отозвалась шаманка. — О ней поётся в песне силы.
— А что с ней делать, в песне не говорится?
— Надо спросить у неё дорогу, — ответила девчонка.
Они вдвоём посмотрели на приближающееся чудовище. Было непохоже, что оно умеет говорить. А если и умеет, то отвечать на их вопросы не захочет.
— Она далеко, — принял решение Ират. — Давай вниз.
— Что?!
— Вниз. В лес. Она не сможет выхватить тебя из-за деревьев. Она слишком большая.
— А ты?
Ират протянул руку и пощупал склон. Это был песок, не камень. Очень плотный песок.
— Я первый, — сказал он и достал нож.
Свесившись с обрыва, Клиден следила, как мальчишка вырезает в податливом склоне ступеньки. Самому ему, похоже, ничего такого было не надо. За что он цеплялся ногами — даже не рассмотреть. Как будто находил пальцами малейшие трещинки. Птица над ними заложила круг. Такая огромная! Что же такое о ней пелось? Она несёт на своих перьях ночь. И убивает. Но как её усмирить, заставить успокоиться? Клиден подняла взгляд и увидела лапы, увенчанные кривыми когтями. Острыми и длинными. Потом посмотрела на клюв.
Потом услышала крик мальчишки, задрала шаманское одеяние, повернулась и принялась нащупывать ногами первую ступеньку. Птица над головой издала гневный клёкот. Девочка подняла голову и увидела над собой растопыренные в предвкушении когти.
Погремушка, где погремушка?!
Погремушка была привязана ремешком к запястью и мешалась на руке. Клиден поспешно схватила рукоять и встряхнула. Раздался далёкий гром.
— Чёрная птица, — закричала девочка в небо, — ты велика, ты заслоняешь солнце. Твои крылья несутся с ветром, твои перья приносят ночь! Ты велика, чёрная птица, но я — Мудрая и моя власть не меньше твоей. Я говорю тебе — сложи крылья! Я говорю тебе — сядь. Я говорю тебе — отдохни!
Взмах крыльев едва не смахнул девочку с обрыва.
Вера.
Главное, чтобы верил мальчишка.
Надо найти слова, которые ему понравятся.
— Я принесу тебе жертву, о чёрная птица! Ровно в полночь я отправлю к тебе быка. У него будет высокий горб и гордые рога. Ты будешь сыта, о чёрная птица. Сядь, отдохни. Сложи крылья.
Вниз, надо спуститься вниз. Чёрная птица не может летать между деревьями, она слишком большая. Надо только спуститься и добежать.
Она перечисляла жертвенных животных и нащупывала ногами ступеньки.
— Барана с крутым лбом я дам тебе. Козла с длинной бородой. Раскормленного борова я отдам. Отдохни пока, чёрная птица...
Она оступилась и упала бы, но мальчишка оказался у неё за спиной. Оказывается она спустилась. Склон закончился. Теперь надо было бежать в лес. Птица сидела на краю обрыва и чистила клюв о невесть откуда появившийся камень. Взгляд её был неожиданно умным и строгим. Мальчишка низко поклонился.
— Мы вдоволь накормим тебя, чёрная птица, — пообещал он и, схватив Клиден за руку, помчался к лесу. За спиной раздался гневный клёкот и снова подул злой порывистый ветер.
— Что это за тварь? — спросил Ират, когда они, спрятавшись между деревьями, ждали, когда птица улетит. Её не было видно сквозь кроны, но деревья качались под взмахами огромных крыльев.
— Ночь, — ответила Клиден, не задумываясь. Такие вещи знают все шаманы. — Темнота. Каждый день темнота наползает с востока и гонится на запад, за солнцем. Каждый день она пытается поймать солнце, но оно скрывается под землёй.
— А почему она не ловит солнце под землёй? — спросил Ират. Деревья качались всё меньше и меньше. Кажется, птица улетела. — Там же темно.
— Потому что под землёй солнце стережёт белый змей, — отозвалась Клиден. — Он хочет сразиться с солнцем сам и не пускает туда чёрную птицу.
— А что такое белый змей? — полюбопытствовал Ират.
— Холод. Он стискивает человека своими кольцами и человек умирает.
— А чёрная птица что делает?
— Выклёвывает глаза, — ответила Клиден прежде, чем сообразила, что не стоит мальчишке знать все опасности, которые их могут настигнуть. — Ведь в темноте ничего не видно.
Ират никак не ответил. Выклеванные глаза его не пугали.
— Что теперь? — спросил он после недолгого молчания.
— Пойдём дальше на восток, — сказала Клиден. — Мы должны дойти до заката.
Они двинулись дальше, по-прежнему пятясь, и тут Клиден пришлось полностью положиться на своего спутника. Раньше понять, где запад, где восток, было просто: солнце уже склонилось достаточно низко, чтобы это понимать. А тут солнца-то не различишь за деревьями. Да и тропа между ними петляет. А мальчишка — ничего. Шёл так же легко, как и лицом вперёд. Иногда оглядывался через плечо, что-то примечал и снова шёл. Ему не мешали корни, бугры и ямки. Он всегда знал, куда поставить ногу. Клиден и сама неплохо ходила по лесу, но так — не могла. На лице мальчишки то и дело появлялось обидное снисхождение, а потом...
Сначала появился запах: удушливый смрад, который доносился откуда-то спереди. Пахло тухлятиной, гарью и чем-то ещё, названия чему Ират не знал. Вонь усиливалась с каждым шагом, и Ират стал оглядываться всё чаще и чаще.
Лес закончился неожиданно.
Вот только что деревья стояли стеной и вдруг — ничего. Берег реки, по которой лился расплавленный металл вперемешку с огнём. На поверхность иногда всплывали и лопались пузырьки. И тогда вонь усиливалась.
— Огненная река, — пробормотала шаманка. — Она должна была появиться перед птицей, а она здесь.
Река была огромна. Широкая, почти прямая, она текла от края до края неба, разделяя лес на две половины. На сто шагов от неё ничего не росло. Клокочащие бурлящие воды огненной реки неслись с севера на юг, распространяя вокруг себя зловоние. От него кружилась голова и слезились глаза.
— Нам надо на ту сторону, — деловито сказал мальчишка и пошёл прямо к самому берегу. Делать было нечего, Клиден развернулась и пошла за ним.
Их сторона реки оказалась высокой и, дойдя до спуска к воде, они увидели, что через реку проложен мост. Очень странный мост, будто два толстенных белых бревна положили рядом... нет! Будто одно огромное бревно умудрились сложить вдвое, не сломав, и кинули через реку.
— Никогда такой коры не видел, — сказал мальчишка, кивая на... Клиден моргнула... на чешуйчатую поверхность... гладкого змеиного тела.
— Эт-то н-не бревно, — с трудом выдавила девчонка. — Это белый змей. Тот самый.
Ират тоже моргнул и увидел, что хитрая тварь лежала, сунув хвост себе в пасть. Теперь, когда хитрость оказалась напрасна, змей выплюнул хвост и приподнялся над рекой. Его клыки были больше, чем когти чёрной птицы. Змей раскачивался из стороны в сторону, выискивая добычу.
— Не дрожи, — прикрикнул Ират на шаманку, чувствуя себя старым и опытным воином. Понятно было, что они провалились куда-то глубже девчонкиного сна, на Ту Сторону, в самую страшную часть закатной страны. Похоже, даже Мудрые тут нечасто бывают. Вон, как эта перепугалась. А ведь она сильная: сумела заманить его в свой сон. Такое не всякий шаман может. — Он чувствует, как шевелится жертва. Замри!
Девчонка припала к земле как птенец, почуявший опасность. Видно было, что она пытается что-то придумать.
— Нам надо усыпить его, — тихо сказала шаманка. — Чтобы он лёг и смирно лежал, пока мы будем переходить реку.
— Ты знаешь усыпляющие песни? — тут же спросил Ират. Уж больно она неуверенно говорила. Как будто сама сомневается.
— Нет, но это неважно, — уже решительней сказала девчонка. — Подойдёт любая колыбельная.
Клиден думала, что мальчишка заартачится. Он же будущий воин, сейчас скажет, мол, ему невместно такое петь. Но Ират кивнул, сел поудобнее и, перехватив взгляд завораживающе-золотых глаз, запел ломающимся голосом:
— Спи, мой маленький, отец ушёл на охоту. Пусты горшки, погас очаг. Спи, мой маленький, отец ушёл на охоту. Он вернётся — и будет мясо. Он вернётся — и загорится очаг. Он вернётся — наполнятся горшки. Спи, мой маленький, отец ушёл на охоту. Он вернётся — и накормит свою семью. Он вернётся — и у нас будет мясо. Он вернётся — и ты вырастешь большой. Станешь ходить с отцом на охоту. Будет больше мяса в горшке. Будет ярче гореть очаг. Спи, мой маленький, отец ушёл на охоту.
Огромная голова качалась в такт его словам. Змей уже не думал нападать, его золотые глаза заволоклись мутной плёнкой. Пасть закрылась. Голова опустилась на прибрежный песок.
— Умеешь ступать бесшумно? — спросил Ират девчонку. Та кивнула. — Тогда идём. Не спеши. Надо не разбудить его шагами. Поняла?
Не переставая петь, мальчишка осторожно спустился к реке и махнул ей рукой, чтобы она следовала за ним. Страшно было забираться на спину к огромному змею. Легко шаманам петь: я встретил белого змея и спросил его! Поди спроси такого! Одни зубы чего стоят!
Они перешли на другой берег реки и заспешили к лесу. Едва мальчишка умолк, от реки раздался плеск и злобное шипение. Они перешли на бег, но змей не стал за ними гнаться, а когда Клиден рискнула оглянуться, оказалось, что позади нет и не было никакой реки.
— Что дальше? — спросил Ират. Он нисколько не запыхался и даже не удивился ни капельки.
— Дальше — Зверь, — сказала Клиден неохотно.
— Какой зверь? — нахмурился Ират. — Медведь, волк, кабан, олень? Кто?
— Просто — Зверь. Красный. У него в пасти — весь мир. В песне... в песне я входила в пасть, а потом, потом...
Лезть в пасть зверю Ирату не хотелось. Ясно было, что никто из шаманов тут не бывал и толком не знает, что делать. Кто его разберёт, этого зверя. Разорвёт своими клыками, некому будет отсюда на свет выходить.
Надо было думать быстрее. Дело не в песне. Дело в том, как видит мир сам мальчишка. Он верит, поэтому у него всё получается. Потому что он не сомневается. А Клиден больше не верит ни во что. Но он думает, что она что-то знает, поэтому его веру можно направить. Кто бы мог подумать! Мальчишка, который ещё не стал воином, увидел то, чего не видели самые сильные из шаманов! Когда он вернётся, о нём сложат легенды. А она? Что она? Кто ей поверит, если шаманы знают, что вся их сила — уловки и фокусы? Ей даже некому будет рассказать о пережитом. Когда она вернётся... но надо было ещё вернуться.
— Брюхо, — быстро сказала Клиден, пока мальчишка не придумал что-нибудь пострашнее. — Ты должен распороть ему брюхо.
— Всего-то? — спросил мальчишка заносчиво.
Он хотел сказать что-то ещё, но тут земля содрогнулась. Раз, потом другой. Третий, четвёртый.
Они переглянулись.
— Это Зверь, — сказал Ират.
— Огромный, — произнесла Клиден.
Они осторожно прокрались вперёд, выглянули из-за деревьев... лес впереди был прорежен, между немногих устоявших стволов стояло новое чудовище. Похожее на волка, медведя, лису, кабана и оленя одновременно, алое как закат, оно запрокинуло голову и издало громоподобный рык. С деревьев облетела листва.
— До брюха попробуй допрыгни, — растеряно сказал Ират. — И впрямь что ли через пасть?
Из пасти смердело как из потревоженной могилы.
— Не вздумай, — попросила Клиден. — А ну как куснёт?
Они посмотрели на зубища Зверя. Потом на его когти. Зверь топнул ногой и земля снова содрогнулась. Раздавит и не заметит.
— Тебе надо стать сильнее, — сказала Клиден, оглядываясь по сторонам. Что же такое предложить, какое питьё, еду, мазь, какое зелье выдумать?! Её взгляд упал на нож за поясом мальчишки и девочку осенило.
Шаманка ловко выхватила у него нож, он и не заметил, как она это сделала. Ай да девчонка! Прежде, чем Ират успел сделать хоть что-нибудь, шаманка надрезала себе руку и поднесла свою рану ко рту.
— Пей! — приказала она, со страхом косясь на восток, туда, где зверь с каждым шагом крушил очередное дерево. — Я Умерла и Вернулась. Моя кровь даст тебе силу для этой стороны. Пей!
Раздумывать было некогда. Ират отобрал нож и приник к ране. Кровь на вкус оказалась странная. Сладкая как мёд, горькая как полынь, кислая и солёная одновременно. Такой крови не может быть у простого человека. Только у шамана, у человека Той Стороны.
Ират пил и чувствовал, как с каждым мгновением становится сильнее, выше, отважнее. С девчонкой тоже что-то происходило. Она как будто выцветала, теряла краски и съёживалась.
Мальчишка вцепился в её руку и пил, пил, пил её кровь. С каждым глотком плечи его становились шире, мускулы крепче, он рос, распрямлялся, возвышался и вместе с ним увеличивался и зажатый в правой руке нож. Вот он отпустил её руку. Клиден обессиленно прислонилась к стволу. Что это было за дерево? Наяву она никогда таких не видела. Мальчишка — нет, уже не мальчишка, а взрослый мужчина, воин, перехватил поудобней оружие и шагнул навстречу Зверю. Он всё равно был мельче, чем чудовище, он доставал тому только до брюха. Зверь заревел, прыгнул, Ират прыгнул ему навстречу, поднимая над собой чёрно-белый клинок. Клиден зажмурилась, а когда открыла глаза...
Зверь исчез в тот же миг, когда Ират распорол ему брюхо. Или... или не исчез, а будто вывернулся наизнанку. Только что он был снаружи зверя. А теперь — внутри и рядом расползается проделанная им дыра. Девчонка осталась по другую сторону, прислонившаяся к дереву. Без сил. Видно было, что идти она уже не может. Дыра разрасталась.
Девчонка поделилась с ним своей кровью, она стала ему матерью на Той Стороне. Ират не думал, он прыгнул, чтобы оказаться рядом со своей спутницей.
Земля как будто отпрянула, когда Ират приземлялся. Клиден с ужасом смотрела, как он падает... падает... падает в бездонную пропасть... откуда и силы взялись. Она выбежала из-за деревьев и успела, успела поймать его за руку... но удержать уже не смогла. Они так и полетели вниз — воин и шаманка.
Ират всем телом ощутил удар и открыл глаза. Воняло травами, а сквозь них пробивался запах дома... и пота многих встревоженных людей. Поперёк груди лежало что-то тяжёлое.
Мужчина под ней зашевелился. Клиден сползла с него и с лежанки на земляной пол. Она вернулась. Она снова была в том доме, куда пришла, чтобы разбудить заплутавшего в снах мальчишку. Клиден покосилась на лежанку. Лицо было знакомым, но тело... голое по пояс тело, разрисованное магическими знаками. Тело взрослого мужчины, который не вчера стал воином. Он прошёл посвящение и стал взрослым. Вокруг все разом заговорили, но Клиден уже не слушала. У неё получилось. Она вернулась с Той Стороны. Её не съели чудовища, она не заблудилась в снах. Она вернулась и смогла вывести за собой другого человека. Только кто ей поверит?
Ират отмахнулся от женских охов и ахов. Он теперь мужчина! Он прошёл испытание, которое никто ещё не проходил! Ират повернулся к отцу, который сдерживался, чтобы не броситься к очнувшемуся сыну, и новым, взрослым голосом принялся рассказывать о том, что с ним случилось. Не всё, потому что тайны Той Стороны должны остаться тайнами. Но самое главное он должен был сказать.
Клиден, не вставая, отползла от лежанки к стене. Про неё все забыли. Все столпились вокруг Ирата и слушали его полный намёков и недомолвок рассказ. Каждому слову юноши охотно верили. Как тут не поверишь, когда он засыпал мальчиком, а проснулся мужчиной, когда он изменился у всех на глазах?
Кто-то коснулся её плеча. Шаманка подняла голову и шляпа слетела с её головы. Волосы растрепались. Стоящий возле неё мальчишка, похожий на Ирата, только гораздо младше, в ужасе закричал. Клиден досадливо тряхнула головой и заметила краем глаза свои волосы... что-то было в них неправильно. Она поймала прядь и тут же выпустила её из пальцев.
Это была не её рука.
Это были не её волосы.
Она была молода, её ровесницы ещё только начинали плести невестины венки.
А тут, в доме Коршунов у стены скорчилась древняя старуха.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|