Штрихи к портрету

В начале 1990-х годов начинающее дубненское телевидение загорелось идеей сделать репортаж о жителях исторически первого микрорайона институтской Дубны. Походили, посмотрели, выбрали двухэтажный коттедж в готическом стиле. Навстречу интервьюерам с крылечка спускается хозяин, продолжает говорить по мобильнику:

— Лёлик, я тебе перезвоню, ко мне пришли.

— Что-то мне ваше лицо знакомо, — вступает в диалог молодой телевизионщик. — Вы где работаете?

— В Институте.

— Да-а? А мы думали, здесь новые русские живут! И кем?

— Директором.

Немая сцена, как сказал бы Николай Васильевич Гоголь, а Антон Павлович Чехов добавил бы, что все были приятно ошеломлены.

Так дубненское телевидение познакомилось с Владимиром Георгиевичем Кадышевским. А я познакомился с ним в феврале-марте 1971 года; у нас незадолго до этого прошло распределения по кафедрам, и в начале 6-го семестра к нам на физфак пришли три молодых лектора из Дубны: Кадышевский, Матвеев и Филиппов.

Кадышевский читал теорию групп, Матвеев — теорию рассеяния, что читал Филиппов, не помню. Кадышевский покорил всех сразу. Хотя слово ·читал? в данном случае — это неточно. Он размышлял, приглашая нас к своим размышлениям. Может быть, отчасти и изображал, но делал это талантливо. Артистическое начало в нём было.

Это напоминало беседы о науке. Кадышевский приобщал нас к романтике научного познания. Говорил, тщательно подбирая слова, как будто пробуя их на вкус; стараясь выразиться предельно лаконично и, я бы сказал, прецизионно точно.

Дистанция между нами, конечно, была. Но беседовал он с нами не как ментор со школярами, а как потенциально со своими будущими коллегами, и это подкупало. После летних каникул он пришёл с бородой, и первое, что он сказал, было: ·Не знаю, как вы меня, а я вас узнаю!?

Он был безупречен. Один раз только опоздал. Это случилось 12 апреля 1971 года. Ненамного, мы ещё не разошлись. Вошёл, извинился, сказал: ·Умер Игорь Евгеньевич Тамм. Слышали про такого? Прошу почтить его память минутой молчания?. Мы встали, помолчали, после чего Кадышевский произнёс дежурную в таких случаях фразу: ·Прошу садиться? — и всё занятие рассказывал о Тамме.

В 1995 году в журнале ·Природа?, в 7-м номере, полностью посвящённом 100-летию со дня рождения Игоря Евгеньевича, были опубликованы его воспоминания, которые он назвал ·Что бы вы хотели спросить у академика Тамма?? — взяв это с объявления, которое увидел в общежитии МГУ весной 1958 года. В опубликованных воспоминаниях есть почти всё, о чём Владимир Георгиевич рассказывал нам тогда, но кое-что не вошло. Мне запомнилась его фраза: ·У меня, как у всякого четверокурсника, была уже своя теория элементарных частиц...? Ну да, подумал я, как же, как всякого!

Так что что спросить у академика Тамма ему было что, но свой вопрос он так и не задал, не решился, а вот поговорить с академиком в тот вечер переходящий в ночь, ему удалось. Они ехали по ночной Москве, и четверокурсник Кадышевский рассказывал, а академик Тамм слушал, время от времени задавал вопросы, уточнял, поправлял, указывал на слабые места, а когда такси остановилось у его дома, неожиданно предложил: ·А давайте прогуляемся ещё полчаса!? И они ходили вокруг его дома и разговаривали о науке, и вспоминая об этом через много лет, Владимир Георгиевич сказал, что ему самому теперь трудно в это поверить, но это было, было!

Случай ли определил дальнейшую судьбу Владимира Георгиевича, или сама судьба послала ему этот случай, но именно в тот вечер, переходящий в ночь, Кадышевский услышал о квантованном пространстве-времени Х. Снайдера — красивой теории, как сказал Игорь Евгеньевич, которая ·почему-то не пошла?. Зерно упало на благодатную почву...

Они снова встретились через три года на семинаре Тамма; выпускник физфака МГУ Владимир Кадышевский делал свой доклад. Игорь Евгеньевич был приятно удивлён тем, что теория Снайдера получила развитие. И после семинара спросил: ·Можно я буду работать вместе с вами?? Кадышевский мог бы сказать: ·Не знаю, как вы, но я вас узнаю!? Но он, конечно, так не сказал. А Игорь Евгеньевич, конечно, не узнал бывшего четверокурсника — ведь перед ним стоял по сути дела уже состоявшийся учёный. Когда тот напомнил ему о полуночном такси и прогулке по ночной Москве, Тамм воскликнул: ·Так это были вы?!?

И они стали работать вместе. Со временем теория раздробилась на множество вариантов, и каждый выбрал свой. Достигнув возраста, в котором человек начинает подводить промежуточные итоги, Кадышевский назвал своими учителями Ландау, Тамма и Боголюбова. Он не сделал акцента ни на одном из них, но ближе всего ему, конечно, был Тамм. Они оба были романтиками в науке. Кадышевский бывал у Тамма дома, они обсуждали новости, обменивались идеями и результатами, потом играли в шахматы. В последние годы Игорь Евгеньевич был прикован к дыхательной машине, и Владимир Георгиевич — это не вошло в канон, но нам он рассказывал, как однажды заметил, что больше не проигрывает Игорю Евгеньевичу в шахматы, хотя играет на прежнем уровне, ничуть не лучше...

Не один Тамм смотрел на своего молодого коллегу как на восходящую звезду советской теорфизики. 2 декабря 1965 года директор ЛТФ Д. И. Блохинцев записал в дневнике: 'Сегодня у меня был В. Г. Кадышевский — молодой учёный со светлыми глазами, чистым, правильным лицом и ясным умом. Такими бывают гении...'

  Начало: Забытая мелодия для скрипки