Повелитель огненных птиц

Повелитель огненных птиц

Пролог

В ночной тишине стук испуганного сердца, слышался беглецу громом.

'Сопляк! — ругал он себя мысленно. — Думал, выучил пару трюков и стал круче всех? Получай теперь...'

Среди пустынных улочек небольшого, но не такого уж и провинциального городка, по тротуару под тревожно мигающими желтыми фонарями бежал парень. Слишком быстро для обычного человека. Иногда беспокойно оглядывался, вертел головой по сторонам, выискивая в пляшущих тенях силуэты преследователей. Они могли броситься наперерез в любой момент. Если поймают... Нет, он помотал головой, отгоняя дурные мысли. О печальной участи даже думать не хотелось.

Резкие окрики преследователей далеко разносились в тишине ночной улицы. Опасения заставили молодого человека выжать из себя последние силы, чтобы сделать ещё один лихорадочный рывок, прежде чем он упал на колени, с трудом проглатывая воздух у спасительного места силы[1]. Усилием воли беглец заставил себя собраться, ещё рано праздновать победу — он по-прежнему в опасности, а преследователи всё ближе.

'Лишь бы успеть' — билась в голове отчаянная мысль.

Дрожащими руками ему удалось сдернуть со спины рюкзак, из которого на асфальт посреди проезжей части высыпал спички, пластиковую бутыль с ацетоном, маленькую вязанку сушняка и толстый стеклянный пузырёк, со слегка загустевшей темно-бордовой жидкостью. Из бокового кармашка была вытащена связка ссохшихся кисточек для рисования акварелью. Выбрав из них самую чистую, парень глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Такие дела не терпят суеты и нервного состояния. Абсолютное спокойствие и концентрация на одной единственной цели — вот что ему сейчас необходимо, чтобы сделать несколько точных выверенных мазков собственной, заранее собранной, кровью на месте ритуала.

Прикрыв глаза, молодой челок смирился с приближением сектантов, жаждущих его смерти. До этого он никогда не пытался прыгнуть выше головы, разумно полагая, что неоправданная самонадеянность может привести к гибели. Вот только теперь жизнь не просто висела на волоске — молодой человек падал в пропасть, и оставалось лишь несколько минут прежде, чем преследователи найдут его.

Вспыхнуть от потери контроля над ритуалом, было вовсе не так уж страшно. Умирать так, как гибнут враги сектантов — сгнивая заживо, оставаясь в сознании, даже когда разлагающаяся плоть слезает с костей — куда хуже, чем сгореть в огненных объятиях первостихии. К тому же огонь истинный пожирает все намного быстрее своего неодушевленного собрата.

Наконец, парню удалось добиться сосредоточения. Молодой человек кинул сухие ветки перед собой. Поднес зажжённую спичку, дождался, пока огонь ухватится за сушняк, включил музыку в плеере. Наушники были плохонькими и не давали полностью насладиться шедевром в уличной суете, но ночью город напоминал пустынный каньон с домами, нависающими над заблудшим путником. По этой причине он любил погулять в то время, когда большинство людей спит, за что и поплатился. Вообще-то, проблемы возникли из-за не туда сунутого носа, но именно ночью далеко от дома у него не было шанса на спасение. Его загоняли, как зверя. Повезло, что удалось добраться сюда, ведь это единственное место, из которого можно провести призыв.

Отвлеченные мысли не мешали заниматься основным делом. Уловив то редкое состояние воодушевления, полёта духа, что непременно возникает от хорошей музыки, молодой человек начал подвывать подобно дикарским шаманам. Вначале тихо, затем всё громче, стараясь соответствовать музыке своим вовсе не мелодичным голосом. Он взывал к пламени, весь свой восторг и внутренний огонь обратил в один единственный зов, заставляя само своё естество выплескиваться из телесной оболочки. Плевать, что вместе с этим он теряет свои жизненные силы. Огонь пышет жаром, не скупясь, и поглощает всё, до чего дотянется, бесстрашно и торжественно танцуя, с осознанием того, что каждый миг может стать последним. Если ты сам не делаешь так же, стихия не откликнется и не придёт на зов.

Парень припас пластиковую бутыль с горючим растворителем, чтобы на пике своего зова подлить в костерок. Резкая вспышка именно в этот момент должна была улучшить его симпатическую связь с пламенем, но теперь этот план казался жалким недостойным жульничеством. Пламя ответит. Парень был не просто уверен — он знал это, потому как сам ощущал себя кусочком огня, запертым в слабом теле.

Вспышка огня была куда большей, чем могла быть от маленькой связки веток, что теперь горели, но не сгорали. Истинное пламя колыхалось перед повеселевшим человеком. Кучка сушняка была для первостихии не едой, а маленьким троном.

Молодой человек оглянулся, первый из преследователей преодолевал последние метры, с его скоростью не пройдет и секунды, как он доберется до беглеца и схватит, чтобы призвать к ответу за раскрытие их тайны. Восприятие мира резко ускорилось. Дальше события растянулись, хотя прошел лишь миг. Преследователь прыгает, а беглец в то же время засовывает, сложенные ковшиком руки в пламя, чтобы тут же — невероятно быстро! — в полуобороте корпуса протянуть их, наполненные жидким огнём, навстречу врагу, увидеть удивление в его глазах и с бесшабашной веселостью наблюдать, как горящий поток сам выпрыгнул из ладоней. Сектант наткнулся на огненную струю в воздухе, был ею схвачен и отброшен обратно.

Из дворика выбежала основная группа преследователей и в нерешительности замерла, глядя на спокойно улыбавшегося парня и их товарища, пожираемого пламенем. Беглец видел, как они переговариваются, даже не пытаясь помочь соратнику. Не из равнодушия — злоба на их лицах только увеличилась, — а потому, что помочь ему были не в силах. Что они против истинного огня? Так — пресная закуска. Достаточно прикосновения, чтобы они вспыхнули также.

Парень не слышал криков умирающего, не слышал угроз пока невредимых сектантов, только мягкий говор пламенного защитника, который как давний приятель тихонько говорил с молодым человеком. Вот только он не понимал этих слов, и им обоим было жаль.

Молодой человек ощущал, как к нему несется огненное создание. Он решился призвать духа пламени во плоти, несмотря на опасность умереть в ходе ритуала. Парень с иронией думал о сектантах, их мотивы становились понятнее. В него вливалась сила, перетекающая от умирающего человека, а они, должно быть, чувствуют себя очень необычно, наблюдая жертвоприношение с совсем иной стороны, нежели привыкли. Ещё парень думал о своей самонадеянности. Связаться с сектантами, начать активные действия с почитателями тлена, но ни разу не посоветоваться с Логротом — единственным наставником в этом мире. Наивно и глупо.

Преследователи успокоились и рассредоточились вокруг начинающего заклинателя, постепенно сужая круг. Вдруг резко остановились, когда огонь внезапно вырос и обратился двухметровым столбом сияющего жара. Молодой человек слышал, как огненный гость бьется о незримую преграду, небольшой — сантиметров сорок в длину и с десяток в диаметре — сгусток истинного пламени вился вокруг огненного столба, не пускал его, но парень, убедившись, что это тот, кто ему нужен, попросил пламя отступиться. Оно проворчало что-то, но посторонилось с пути призванного создания.

Столб огня поднялся на пятнадцать метров, затем со вспышкой схлопнулся. Вместо него остался призванный дух. Был он невзрачен и мал — огненная птица размером и обликом больше всего напоминающая колибри. Странно, что его очертания легко различались невооруженным глазом, несмотря на размеры и яркое свечения. Возможно, при взгляде на этого духа зрение обострялось... а может его удавалось видеть не глазами? Только теперь на лицах сектантов проступил страх. Призвать духа стихии, пусть и такого маленького — немалый подвиг. Все силы местных магов просто пыль по сравнению с возможностью духа, имеющего облик[2]. Другое дело, что существовать в этом мире для созданий первостихий проблематично, а значит рано или поздно огненный колибри развоплотится. Нужно лишь подождать.

Молодой человек понимал это, знали о ситуации и сектанты. Колибри завис в воздухе на уровне груди парня, развернулся и взглянул глазами-искорками. Сейчас он был не собой, а лишь щелочкой, через которую глядел куда более могущественный дух. И последний мысленно говорил с парнем.

— Ты готов?

— Да. Я, наконец, решился. Хотя, глядя правде в глаза, я боюсь. Очень боюсь покидать этот мир.

— Ты говорил, что жаждешь силы. Существует множество миров, в которых ты обретешь её с меньшим трудом, чем здесь.

— Да, я помню. Ты рассказывал о других мирах, но... Я люблю свой мир. Про другие миры интересно слушать и только. Смогу ли я вернуться? Ты говорил, через дюжину лет можно будет повторить переход через врата пламени.

Дух молчал, колибри всё также порхал рядом. Наконец могучее создание заговорило с парнем снова.

— Всё несколько усложнилось. На тебе метка тлена.

Парень лишь кивнул в ответ. Последние несколько дней он постоянно ощущал отчаяние и безнадегу. Хоть его самоконтроль был на высоком уровне, чтобы плохое настроение накатывало всё сильнее. Его пытались сломить в противостоянии разума, да и нашли после погони по ночному городу чересчур уж быстро. Тревога отпустила лишь после призыва истинного пламени в своём месте силы.

— Я могу это исправить — продолжил дух — но метка тлена не сойдет просто так. Сейчас она пожирает твою душу. Её можно выжечь, однако вместе с ней будет выжжена и часть твой личности, воспоминаний.

— То есть у меня есть выбор: умереть или стать другим человеком, — усмехнулся парень, — чем же это от смерти отличается? Так и так — это будет уже кто-то другой — не я.

— Не путай, — оборвал его дух, — стать другим человеком — все равно что переродиться со сформированной личностью, а вот если ты дашь съесть свою суть, то умрешь окончательно. Решай скорее, время моего пребывания здесь на исходе. Скоро этот маленький свирфхльт[3] не сможет присутствовать в этом мире и связывать нас с тобой.

Парень уже все решил и сейчас просто тянул время, наслаждаясь каждым вдохом, сделанным в его родном мире, который он так любил. Затем развернулся всем корпусом к маленькой пташке и, схватив его руками, засунул в рот, проглатывая. Нагнулся над призванным пламенем, разорвал его руками. Перед самым лицом открылся проход в мир огня. Уже падая в этот бездонный горящий колодец, послал преследователей к моржам. В ответ услышал яростные крики сектантов, осознавших, что добыча выскользнула из их хватки.

В следующий миг парень сам закричал от боли. Огонь терзал его, проталкивая вниз, к выходу из горящей бесконечности. Все существо горело в огне, выжигая память о самой его жизни, все воспоминания о дорогих людях и бытии в мире, который он считал родным. Истинное пламя, последовало в мир огня вместе с парнем, и теперь отчаянно отбивалось от огненных языков, вызывая их яростное недовольство и мешая уничтожению чего-то неуловимого в памяти человека, чему сам он объяснения найти не мог. Может, оно защищало его самосознание, а может ещё что-то, совсем уж ему непонятное, но делало это яростно. В какой-то момент стало ясно, что каждое движение в пылающем океане сопровождается данью огню. Чем больше он выжигает, тем быстрее человек продвигается по огненному колодцу к выходу.

Через дыру в огне виднелся алтарь с приготовившимися жрецами. На нём виднелась пылающая статуя огненной птицы с загнутым как у орла клювом, широко раскинутыми крыльями и неимоверно длинным хвостом, уходящим огненной тропой куда-то вглубь неведомого храма.

Клубы истинного пламени неожиданно перестали трепетать, замерли, принимая ведомое только им решение и вдруг стали выжигать парню плоть. Они словно омывали его, испепеляя слой за слоем. Под сожженной кожей обнаруживалось не мясо перевитое сосудами, а новая кожа — более молодая. Человек почувствовал себя кусочком льда, который тает под палящим солнцем, однако продвижение вниз резко ускорилось, превратившись в стремительное падение. Позади оставался лишь след из искрящегося пепла.

Заветный выход с избавлением от боли становились всё ближе. Парень не мог нарадоваться скорому прекращению страдания. Он уже приготовился сгруппироваться перед вылетом на каменный пьедестал, когда сгусток истинного пламени вдруг изогнулся и прорезал огонь сбоку от него, открывая взору парня темный провал, в котором виднелась рогатая змеиная голова. Она смотрела на изумленного парня и улыбалась. В следующий миг тварь резко схватила его и затянула во тьму, чтобы выбросить в мире совсем ином. Пламенная дорога, которую подготовил великий огненный дух Ркалыхнурв, осталась не пройденной. Заключивший с ним договор смертный человек исчез.

Огонь забурлил, а великий дух взревел в ярости. Пламя взорвалось облаком, опаляя служителей у алтаря. Ркалыхнурв люто ненавидел змей и убивал их при любом случае, их вражда имеет историю большую, чем иные миры. Он намного могущественнее их повелителя, но уступает в коварстве. Теперь змеи нанесли ему тяжелый удар. Не скоро ещё удастся встретиться с человеком, так подходящим в роли сосуда. Успокаивало лишь то, что с ним заключен контракт, а значит рано или поздно Ркалыхнурв отыщет его в сонме миров. Тогда он передаст ему самое ценное, что имеет — свою власть, а подчиненные ему духи засияют в экстазе. Ибо этому человеку суждено стать новым повелителем огненных птиц.

[1] Место силы — область пространства (как правило небольшой площади), в которой творить магию несколько легче, чем в других местах. Магам требуется некоторое время, чтобы настроиться на незнакомое место силы и использовать его преимущества с максимальной пользой. Поэтому они "прикармливают" выбранную для себя локацию, учатся правильно с ней работать и заодно слегка изменяют под себя.

[2] Духи разделяются по множеству признаков, но существует базовое отличие: бесформенные духи и духи, имеющие облик. Последние не обязательно могущественнее первых, но представляют куда как большую опасность, т.к. имеют развитый интеллект и волю, которые помогают им создавать и поддерживать выбранную ими форму.

[3] Свирфхльт — младший среди сильных духов огненных птиц. Также существуют слабые духи, ниже которых в иерархии только элементали. Более высокое место занимаю сильные, могущественные и великие духи. Далее идут божественные сущности, повелевающие стихиями и воплощения сил.

Глава 1

— Искантерлнамзиас.

От звука своего имени я вздрогнул, повернулся к незнакомцу. Молодой человек стоял и наблюдал за моим ошарашенным лицом с насмешливой улыбкой. Его короткие пшеничного цвета волосы были острижены неровно и торчали в разные стороны. Солнце лишь недавно взошло, отчего рассмотреть лицо было сложно.

— Меня зовут Неркас. Я — новенький.

Пока его разглядывали, парень успел представиться. Пришлось кивнуть в ответ. Требовательно ожидающий чего-то взгляд Неркаса удивлял. Смотрит, как будто я ему что-то должен. Впрочем, такой взгляд тут почти у всех.

— Свое настоящее имя назвать не хочешь? — сказал, наконец, Неркас и хрипло засмеялся своей шутке.

Юмор не первой свежести, честно говоря. В этом храме даже каменные плиты знают о моей потери памяти. Если сразу окликнул новым прозвищем, то наверняка уже вызнал историю моего появления. Я отвернулся в попытке возобновить медитацию на лужайке в саду возле выделенного мне гостевого домика. Однако Неркас имел свои планы на мой счет. Именно такие случаи заставляют жалеть об отсутствии вокруг гостевых домов забора.

— Эй, слушай, давай поговорим. Я только приехал и сразу наткнулся на тебя, представляешь? О тебе ж по всем храмам рассказывают, в пример ставят... в смысле, это ж каким идиотом надо быть, чтобы полезть куда-то в такое место, после которого часть тебя исчезнет, как не было? Знаешь, не так-то просто оставаться беспамятным в храме познания, так что ты либо редкий везунчик, который не хочет ничего вспоминать, либо...

'Так, значит?'

Последние слова Неркаса не просто с подтекстом — он прямо называет меня лжецом и требует признания в мнимости моей потери памяти. Кому-то где-то такое настойчивое внимание показалось бы оскорбительным, но только не мне и не здесь — в храме познания. Народ попроще называет его зелеными домами, поэты — изумрудным храмом, маги — сборищем чокнутых менталистов, но все они ошибаются. Хотя по-своему правы, конечно.

За высокой храмовой стеной, действительно стоят деревянные домики, окрашенные в зеленый цвет. Среди украшений залов, расположенного в центре поселения замка, преобладают изумруды. А люди, живущие в своем маленьком мирке без претензий на власть и какие-то привилегии, с трудом поддаются пониманию. Чем и заслуживают сомнения в своей адекватности.

Но откуда простому человеку, поэту или даже магу знать, что основатели маленькой общины, которая со временем превратилась в огромный храм со множеством послушников, чудесным образом больше всего любили именно зеленый цвет. Отсюда и раскраска. Драгоценные камни прекрасно подходят для хранения огромного количества информации, которую они собирали по всему миру. Использовать можно любые, но... Всё верно — любимый цвет. Необходимые привилегии, облегчающие доступ к источникам информации, храмовники получили уже давно, ещё до создания первой общины. К моменту, когда их заслуги перед тремя королями[1] стали забываться они уже знали и умели достаточно, чтобы не обращать внимание на мелкие препятствия между ними и вожделенными знаниями. Будь то отсутствие желания общаться у человека или подвал, путь к которому закрыт метровой толщины дверями и живыми заклинаниями[2].

Так или иначе, под крышами зелёных домиков, вокруг замков, наполненных изумрудами с зашифрованными в них тайнами, селились в основном люди, жажда знаний которых вошла в анекдоты даже глубже, чем буйный нрав моряков. Узнавать новое, познавать неведомое для них — лучший из наркотиков. Поэтому когда появляется трудноразрешимая загадка, большинство пускают слюни, как сладкоежки на торт за бронированной витриной магазина, лишённого входной двери. Сначала начинают искать каминную трубу, потом думают, как поломать стены, если уж окна разбить не выходит. В общем, лучше сразу все прояснить. Во избежание, так сказать.

— О себе я не помню совершенно ничего и, как мне сказали, вряд ли вспомню. Только душа помнит все, но её как-то пока не научились не то, что читать, даже просто найти не могут. Вроде бы в легендах есть упоминания о существах, которые могли видеть души. Ты из таких? Нет? Так я и думал. Все обрывки знаний о моем мире, записаны в одном из кристаллов, что лежит в замковой кладовой. Там можешь и посмотреть.

Мой ответ явно не понравился Неркасу. Хотя тот ничем не выдал своего недовольства, в храме познания такие вещи начинаешь понимать интуитивно. Я провел здесь почти год, ожидая подвоха со всех сторон и старательно наблюдая за чуждым для меня миром. Когда все ново и непонятно, поневоле будешь замечать больше остальных.

— Ну откуда мне — никчемному послушнику, — начал плакаться Неркас, — знать способ чтения камней. Это ж вы тут в старшем храме посвящены в такие тайны.

Начало монолога Неркаса вызвало у меня лишь вздох. Почему начало? Потому что после тона дознавателя и жалобщика идет лесть, далее пара фраз на отвлечённые темы, сопереживание проблемам и — снова лесть. Следующий шаг — по обстоятельствам. Эту схему выведывания информации тут даже дети знают — 'Подбери ключик' называется.

— Слушай, ты ж вроде обычный послушник, а кристаллы читать только храмовники могут, — глаза Неркаса начали расширяться в удивлении, плавно переходящем в восхищение. Он даже рот приоткрыл. Актёр, что и говорить. — Это ж получается, что...

— А ты нет, — не дал ему сказать больше ни слова, начался этап лести, а храмовники в этом деле большие мастера, ещё попаду под влияние, а это считай позорное пятно. Уходить из храма под такое прощание как-то не хочется.

— А? — неловко брякнул Неркас. Рот парня так и остался открытым. Теперь уже я смотрел на него, как на соседа, который уклоняется от возврата копеечного долга — насмешливо, с примесью легкого превосходства.

— Ко мне во время медитации бесшумно подойти могут только хранитель зала познания и пара охотников храма, из тех, кого я видел, ну и ты тоже смог. Так что, на 'никчемного послушника', извини, не тянешь. А вот я — простой гость сей обители.

Дело в том, что медитации, которым обучают в храме познания всех желающих, несколько специфичны. Они направлены на обострение всех чувств. Достигается такое при помощи специальной техники дыхания и особого мысленного настроя. Ничего сложного, однако всё окружающее пространство начинает кричать и шептать, рассказывая о себе. Ни один предмет не остается незамеченным. Я ощущал все в радиусе четырёх — пяти метров, послушники храма отслеживали все на расстоянии до двух десятков метров вокруг, охотники... ну, тут сложно сказать. Не меньше сотни метров. Максимум неясен.

Слова возмущения, готовые вырваться изо рта Неркаса остановил окрик Перса (того самого хранителя зала познания), раздавшийся из-за декоративного куста.

— Неркас, ты уже проиграл. Не удалось тебе подобрать ключик, так что двигай сюда, Молниеносный.

Почему-то захотелось по-детски отомстить за тупую шутку про имя, при помощи другой — не менее глупой.

— И где же ты носишь молнию, Молниеносный?

За кустом хрюкнули, потом еще раз. Неркас побледнел и начал с подозрением поглядывать то на меня, то на хрюкающий куст. Рука его непроизвольно погладила задний левый карман штанов. Я усмехнулся.

— Что гладишь? В кармане заднем носишь?

Из-за куста раздался хруст ломающихся веток, а Неркас замер, испуганно глядя. Я понял, что чего-то не понимаю.

— Что, правда, в кармане носишь?

Под жалобный хруст веток из куста на карачках выполз Перс. Со слезами на глазах, он беззвучно смеялся, иногда похрюкивая от переизбытка чувств.

— В кармане... — пищал хранитель зала познания, постепенно распрямляясь в конвульсивных содроганиях на земле. — В заднем...

Непонимание начинало злить.

— Да что смешного? Можно подумать она у него в задниц-хмрпф...

Теперь мне не дали договорить. Крепкая рука сжала воротник так, что дыхание перехватило. Перс, которого за этот год даже улыбающимся никто не видел, как-то всхлипнул и затих, распластавшись на земле. Я перевел взгляд на Неркаса и невольно дернулся. От мужчины, который наловчился притворяться подростком, хотелось спрятаться подальше. Покрасневшее лицо и полный ярости оскал, приковывали к себе внимание, даже когда он одной рукой легко оторвал меня от земли. Силач подтянул к себе и прорычал:

— Если ты хоть кому-нибудь проболтаешься о том, что тут было, считай себя трупом.

После этого Неркас подхватил под мышку безвольное тело Перса и потопал в сторону замка, выходя из парковой зоны. Ошеломленный, я сел на землю, с наслаждением вдыхая ставший таким сладким воздух, и первый раз задумался о том, что возможно не зря назначил уход из храма познания именно на этот день. Взгляд сам собой возвращался к спине Неркаса, исчезающей из зоны видимости. С такими новичками лучше не связываться.

Больше к медитации вернуться не удалось, настрой не тот. Вещи уже все собраны, пора уходить. Прощаться здесь не принято, все, кому надо, знают, что я ухожу этим утром. Ещё бы они не знали. Сами же прямым текстом и сказали 'Пора тебе вливаться в общество, иди учиться в Гор'. Мешок с завязанным горлом на плечо и вперед в славный город Арлен. Оттуда по воздуху на дирижабле, если встретится капитан Грап — хороший знакомый Перса и скинет цену на билет. Если нет — придется ехать на скоростном дилижансе или ещё как-нибудь. Лиха беда — начало, а там видно будет.

Дорога легко крутилась под ногами. Вокруг расстилались покрытые сочной зеленой травой равнины, на которых часто встречались небольшие рощицы. Все Марийское Царство выглядело так: травы и деревья. Дышалось легко. Климат здесь мягкий, а зимы редко бывают чересчур холодными. Ласковое солнце приятно грело мою бледную кожу. Почему на меня не ложился загар, было совершенно не ясно. Были разные теории, но ни одна так и не подтвердилась.

Год затворничества в зеленых домах сказался — всё вокруг было интересным. Не проходило и минуты, чтобы у меня не вырвался радостный вздох — от вида причудливой травы или замеченной головы какого-нибудь зверька. К полудню вышел на холм, с которого отлично был виден Арлен. От холма дорога плавно опускалась к реке, поворачивала направо. Там виднелся мост. Дальше тракт становился мощеным и в своей броне из неровных камней направлял путников прямо к воротам города.

Жара стояла неимоверная, а река манила солнечными бликами на своей поверхности. Решение искупаться всплыло само собой. Пара нырков в ледяную реку с сильным течением, и вот — я уже быстро натягиваю легкую одежду бледно-зеленого цвета на мокрое и дрожащее тело. Дальше дорога пошла быстрей, одежда промокла, впитав влагу с тела, и даже в такую жару сохла очень медленно. Дорога, короткое купание, снова дорога... Путь к переправе должен был занять пару часов времени, но растянулся на все три.

Сам мост каменный, прочный, надёжный с невысокими бортиками из серого камня. Я переходил его с широкой улыбкой. Не успел отойти от моста даже на сотню метров как услышал стук копыт сзади, неторопливо развернулся и резко отскочил в сторону. Всадники мчались на распротах, стремительно приближаясь. В арьергарде один из них резко вырвался вбок на синем коне, обгоняя попутчиков. Азартная улыбка на его лице сменилась испугом, когда он увидел на своей дороге невысокого меня. Столкновение сделает его убийцей, а закон здесь весьма суров. И быть бы мне мертвым, если бы за мгновение до столкновения чья-то нога мимоходом не заехала в моё ухо, отбрасывая ещё дальше от дороги.

Когда в голове перестало гудеть, попытался встать. Получилось только сесть. Всадников видно уже не было. А даже если бы и видел их, что бы это дало? Распроты необычайно быстры, а владельцы их как минимум знатны. Если же это гонцы, то рассчитывать на справедливое наказание обидчиков не приходится. В случае моей смерти, их не спасли бы никакие уловки. Прячь труп, не прячь. Будь ты хоть сын правителя — найдут и покарают. А так, жив человек? Жив. Ах, голова болит? Ну, ничего страшного, потерпишь. Доберись до людей, попроси помощи, авось не откажут.

В этот момент вспомнился один прием из арсенала зеленого храма, который должен принести чистую, незамутненную ясность в голову и очистить чувства. Пару раз вздохнул и приступил к несложным действиям. Сосредоточился на маятниковом дыхании, отрешился от окружающего мира и скрутил воображаемый поток силы разума в комок, заставляя его вспыхнуть зелеными искрами перед внутренним взором. Видимо, что-то пошло не так, потому что в голове обосновалась чистая, незамутненная, ясная и очищенная боль. Сознание затопила успокоительная темнота.

* * *

Неркас был в ярости. Тысячу лет назад, он с двумя друзьями получил дар вечной молодости от графини Геяна. Тогда он был совсем юнцом, и попросил у могущественной ат'сзенара сделать его молниеносным. В чем там было дело, Неркас уже даже не помнил — столько лет прошло! — но вместо того, чтобы наделить его скоростью, графиня одарила обидным ударом электрического разряда. Прошла уже тысяча лет, а он все так же отчетливо ощущал этот миг при упоминании своего прозвища. Сегодня старый друг выставил его на посмешище перед сопляком, и должен за это ответить.

Возле двери в главный замковый зал Неркас положил тело Перса на плечо. Не дело тащить под мышкой старого товарища, даже если он порядочная сволочь. Уверенным шагом Неркас прошел между двумя рядами высоких колонн к противоположной стене. Из пяти дверей, расположенных там, ему была нужна вторая слева. Открыть ее могли лишь трое основателей зеленого храма — все прочие рисковали расстаться с жизнью лишь стоя рядом.

Неркас легко толкнул дверцу рукой. Могучие заклятья успокоились, как цепные псы от ласки хозяина. В открывшемся коридоре было темно, но это совершенно не мешало тому, кто строил эти стены из обтесанного камня много лет назад. Спустившись по лестнице Неркас вышел на площадку с тремя арками прохода, повернулся к правой, но его остановил очнувшийся Перс.

— Не туда, иди в средний.

Неркас раздраженно сбросил друга с плеча на пол.

— Показывай дорогу, раз очнулся.

— Уй, — Перс кряхтел, поглаживал ушибленный локоть, — поаккуратнее нельзя было?

— Нельзя! — прорычал Неркас.

— Эй, тише ты. Некоторые ловушки реагируют на шум. Как потом обходить завалы?

— Как хочешь, так и обходи, мне здесь делать нечего.

— О, — Перс возбужденно потер ладони, — вот тут ты ошибаешься. Идем скорее.

— Может, уже скажешь, зачем ты меня вызвал сюда?

— Не хочу портить сюрприз.

— Никогда не понимал твоего желания играть в тайны.

Неркас ворчал больше по привычке, он знал друга лучше кого бы то ни было. Если тот втемяшил себе в голову что-то, образумить его было невозможно. С каждой секундой Перс наращивал темп и сейчас почти бежал по коридорам. Налево, налево, направо, прямо... Неркас знал лабиринт наизусть, к центральному помещению вело несколько пересекающихся безопасных маршрутов, но места расположения ловушек Перс лично менял каждый месяц. Потому даже имея карту подземелий, злоумышленник не смог бы пробраться в святая святых зеленого храма.

— Ну как, готов? — в глазах Перса Неркас заметил неудержимое возбуждение. — Та-дам!

Неркас смотрел и не мог понять причины радости друга. В огромной пещере на срезанных верхушках сталагмитов лежали слегка светящиеся изумруды. В каждом из них были собраны все воспоминания того или иного человека. Охотники храма охотились не за дичью, а за знаниями. Всем в трех королевствах это было известно, но мало кто знал, чем занимаются лучшие из них. Зачем они нанимаются на службу к сильным мира сего, и даром выполняют их поручения. Все ради единственной цели — улучить момент и скопировать всю память человека, облеченного властью. Разум людей имеет свой предел, не так сложно предсказать, как поступит человек, если иметь о нем достаточно информации.

Неркас перевел взгляд на свод пещеры — туда, где переливался сгусток ярко зеленой энергии — зародыш воплощения силы. Когда тысячу лет назад трое друзей спросили у одной из вечных как создать такую вещь, которая могла бы предупреждать людей о грядущих бедах и помогать их избегать, ат'сзенара лишь посмеялась. Рецепт оказался прост. Вот только, заставить людей поверить, что существует некое божество. Сделать так, чтобы сила их веры воплотила нечто в материальный мир — задача не на один век. А ведь еще нужно было заставить их видеть в пока несуществующем воплощении силы определенные черты характера — благородство, заботу о людях, всезнание... Иначе говоря, от веры людей, от их чувств относительно зеленого храма зависело, каким именно станет новое божество. Эта мысль заставила тысячелетнего мужчину скрежетать зубами. Один из бывших охотников так испортил репутацию храму познания, что даже подумать страшно каким характером обладало бы воплощение силы познания, случись ему появиться на свет сейчас.

— Ну, и? Что ты хотел мне показать?

— Сейчас-сейчас, — Перс торжественно прошел к центру пещеры и вывел из-за широкого — в четыре обхвата каменного зуба пещеры маленькую девочку. — Позволь познакомить тебя с Мальвой — воплощением силы познания.

Сердца Неркаса заполнил холод. Он внимательно осмотрел девчушку. На вид — года четыре, не больше. Из-под ночной рубашки торчат маленькие босые ножки, наивные распахнутые глаза смотрят на Неркаса требовательно-выжидающе, а ручки вцепились в полы матерчатого плаща Перса.

— Правда же, она прелесть? — взгляд Перса лучился обожанием. — Извини за эту сцену с твоим прозвищем, но Мальва сказала, что Искантерлнамзиас должен покинуть зеленый храм сегодня утром. Я подумал, что после знакомства с твоей настоящей натурой он ни на секунду не задержится.

— Можно было сказать ему, чтобы выметался. — Неркас чувствовал себя обиженным. Раньше Перс более трепетно относился к чувствам друга. — И что значит 'Мальва сказала'? Она уже может говорить?

— Не только! — во взгляде, словах, движениях Перса появилась лихорадочная одержимость. Неркас насторожился, с его другом явно происходит что-то странное. — Она не только говорит, Неркас. Мальва сделала первое предсказание! Тысяча лет ожидания принесла, наконец, плоды, теперь мы сможем уберечь мир от множества проблем. Она пока не может предчувствовать катаклизмы, но если связать ее с некоторыми животными...

— Стой, Перс, о чем ты говоришь, какое предсказание? — тревога внутри Неркаса из небольшого холодка выросла до куска льда.

— Разум людей имеет свой предел, — от звонкого голоса Мальвы Неркас вздрогнул. Для тысячелетнего мужчины было жутко слышать эхо своих мыслей из уст маленького ребенка. — Мальчик, которого вы зовете Искантерлнамзиас, чужд этому миру. Он не связан ни с кем узами родства или долга, его можно направить любой дорогой.

— Знал бы ты, скольких сил мне стоило не дать ему вспомнить свою прошлую жизнь. Приходилось постоянно проверять, чтобы он не задумался, о чем-нибудь лишнем. Искантерлнамзиас должен был покинуть наш храм сегодня и попасть в Арлен до заката. Иначе он столкнется с чем-то жутким, его судьба будет связана со служителем некой чудовищной силы. Последствия этого будут кошмарны. Для всех нас.

[1] Три короля — Магнус Великий II, Арсчпир Хозяин гор и пустынь, Семивластный Зуркиг — правители соответственно Марийского Царства, Пирвии и Дастанорту. На тайной встрече узнали о заговорах против их власти от будущих основателей храма познания, после чего вместе прошли через трудности и настолько сдружились, что заключили Вечный Мир между своими странами. Марийцы известны своими учеными, пирвийцы — вояками, жители дастанорту — торговцами. С тех пор эти страны существуют в странном симбиозе и часто воспринимаются ка одна. Их часто обобщают, называя 'три королевства'.

[2] Живое заклинание или посмертное заклинание создается с использованием всей жизненной силы мага и привязывает его душу к месту чародейства, из-за чего такие заклинания не теряют силы от времени. Маг, сотворивший заклятие остается неупокоенным призраком и несет стражу, часто убивая непрошенных гостей, и испытывая чудовищные муки, если не удается выполнить свою задачу.

Глава 2

Дорога легко крутилась под ногами. Вокруг расстилались покрытые сочной зеленой травой равнины, на которых часто встречались небольшие рощицы. Все Марийское Царство выглядело так: травы и деревья. Дышалось легко. Климат здесь мягкий, а зимы редко бывают чересчур холодными. Ласковое солнце приятно грело мою бледную кожу. Почему на меня не ложился загар, было совершенно не ясно. Были разные теории, но ни одна так и не подтвердилась.

Год затворничества в зеленых домах сказался — всё вокруг было интересным. Не проходило и минуты, чтобы у меня не вырвался радостный вздох — от вида причудливой травы или замеченной головы какого-нибудь зверька. К полудню вышел на холм, с которого отлично был виден Арлен. От холма дорога плавно опускалась к реке, поворачивала направо. Там виднелся мост. Дальше тракт становился мощеным и в своей броне из неровных камней направлял путников прямо к воротам города.

Жара стояла неимоверная, а река манила солнечными бликами на своей поверхности. Решение искупаться всплыло само собой. Пара нырков в ледяную реку с сильным течением, и вот — я уже быстро натягиваю легкую одежду бледно-зеленого цвета на мокрое и дрожащее тело. Дальше дорога пошла быстрей, одежда промокла, впитав влагу с тела, и даже в такую жару сохла очень медленно. Дорога, короткое купание, снова дорога... Путь к переправе должен был занять пару часов времени, но растянулся на все три.

Сам мост каменный, прочный, надёжный с невысокими бортиками из серого камня. Я переходил его с широкой улыбкой. Не успел отойти от моста даже на сотню метров как услышал стук копыт сзади, неторопливо развернулся и резко отскочил в сторону. Всадники мчались на распротах, стремительно приближаясь. В арьергарде один из них резко вырвался вбок на синем коне, обгоняя попутчиков. Азартная улыбка на его лице сменилась испугом, когда он увидел на своей дороге невысокого меня. Столкновение сделает его убийцей, а закон здесь весьма суров. И быть бы мне мертвым, если бы за мгновение до столкновения чья-то нога мимоходом не заехала в моё ухо, отбрасывая ещё дальше от дороги.

Когда в голове перестало гудеть, попытался встать. Получилось только сесть. Всадников видно уже не было. А даже если бы и видел их, что бы это дало? Распроты необычайно быстры, а владельцы их как минимум знатны. Если же это гонцы, то рассчитывать на справедливое наказание обидчиков не приходится. В случае моей смерти, их не спасли бы никакие уловки. Прячь труп, не прячь. Будь ты хоть сын правителя — найдут и покарают. А так, жив человек? Жив. Ах, голова болит? Ну, ничего страшного, потерпишь. Доберись до людей, попроси помощи, авось не откажут.

В этот момент вспомнился один прием из арсенала зеленого храма, который должен принести чистую, незамутненную ясность в голову и очистить чувства. Пару раз вздохнул и приступил к несложным действиям. Сосредоточился на маятниковом дыхании, отрешился от окружающего мира и скрутил воображаемый поток силы разума в комок, заставляя его вспыхнуть зелеными искрами перед внутренним взором. Видимо, что-то пошло не так, потому что в голове обосновалась чистая, незамутненная, ясная и очищенная боль. Сознание затопила успокоительная темнота.

* * *

Неркас был в ярости. Тысячу лет назад, он с двумя друзьями получил дар вечной молодости от графини Геяна. Тогда он был совсем юнцом, и попросил у могущественной ат'сзенара сделать его молниеносным. В чем там было дело, Неркас уже даже не помнил — столько лет прошло! — но вместо того, чтобы наделить его скоростью, графиня одарила обидным ударом электрического разряда. Прошла уже тысяча лет, а он все так же отчетливо ощущал этот миг при упоминании своего прозвища. Сегодня старый друг выставил его на посмешище перед сопляком, и должен за это ответить.

Возле двери в главный замковый зал Неркас положил тело Перса на плечо. Не дело тащить под мышкой старого товарища, даже если он порядочная сволочь. Уверенным шагом Неркас прошел между двумя рядами высоких колонн к противоположной стене. Из пяти дверей, расположенных там, ему была нужна вторая слева. Открыть ее могли лишь трое основателей зеленого храма — все прочие рисковали расстаться с жизнью лишь стоя рядом.

Неркас легко толкнул дверцу рукой. Могучие заклятья успокоились, как цепные псы от ласки хозяина. В открывшемся коридоре было темно, но это совершенно не мешало тому, кто строил эти стены из обтесанного камня много лет назад. Спустившись по лестнице Неркас вышел на площадку с тремя арками прохода, повернулся к правой, но его остановил очнувшийся Перс.

— Не туда, иди в средний.

Неркас раздраженно сбросил друга с плеча на пол.

— Показывай дорогу, раз очнулся.

— Уй, — Перс кряхтел, поглаживал ушибленный локоть, — поаккуратнее нельзя было?

— Нельзя! — прорычал Неркас.

— Эй, тише ты. Некоторые ловушки реагируют на шум. Как потом обходить завалы?

— Как хочешь, так и обходи, мне здесь делать нечего.

— О, — Перс возбужденно потер ладони, — вот тут ты ошибаешься. Идем скорее.

— Может, уже скажешь, зачем ты меня вызвал сюда?

— Не хочу портить сюрприз.

— Никогда не понимал твоего желания играть в тайны.

Неркас ворчал больше по привычке, он знал друга лучше кого бы то ни было. Если тот втемяшил себе в голову что-то, образумить его было невозможно. С каждой секундой Перс наращивал темп и сейчас почти бежал по коридорам. Налево, налево, направо, прямо... Неркас знал лабиринт наизусть, к центральному помещению вело несколько пересекающихся безопасных маршрутов, но места расположения ловушек Перс лично менял каждый месяц. Потому даже имея карту подземелий, злоумышленник не смог бы пробраться в святая святых зеленого храма.

— Ну как, готов? — в глазах Перса Неркас заметил неудержимое возбуждение. — Та-дам!

Неркас смотрел и не мог понять причины радости друга. В огромной пещере на срезанных верхушках сталагмитов лежали слегка светящиеся изумруды. В каждом из них были собраны все воспоминания того или иного человека. Охотники храма охотились не за дичью, а за знаниями. Всем в трех королевствах это было известно, но мало кто знал, чем занимаются лучшие из них. Зачем они нанимаются на службу к сильным мира сего, и даром выполняют их поручения. Все ради единственной цели — улучить момент и скопировать всю память человека, облеченного властью. Разум людей имеет свой предел, не так сложно предсказать, как поступит человек, если иметь о нем достаточно информации.

Неркас перевел взгляд на свод пещеры — туда, где переливался сгусток ярко зеленой энергии — зародыш воплощения силы. Когда тысячу лет назад трое друзей спросили у одной из вечных как создать такую вещь, которая могла бы предупреждать людей о грядущих бедах и помогать их избегать, ат'сзенара лишь посмеялась. Рецепт оказался прост. Вот только, заставить людей поверить, что существует некое божество. Сделать так, чтобы сила их веры воплотила нечто в материальный мир — задача не на один век. А ведь еще нужно было заставить их видеть в пока несуществующем воплощении силы определенные черты характера — благородство, заботу о людях, всезнание... Иначе говоря, от веры людей, от их чувств относительно зеленого храма зависело, каким именно станет новое божество. Эта мысль заставила тысячелетнего мужчину скрежетать зубами. Один из бывших охотников так испортил репутацию храму познания, что даже подумать страшно каким характером обладало бы воплощение силы познания, случись ему появиться на свет сейчас.

— Ну, и? Что ты хотел мне показать?

— Сейчас-сейчас, — Перс торжественно прошел к центру пещеры и вывел из-за широкого — в четыре обхвата каменного зуба пещеры маленькую девочку. — Позволь познакомить тебя с Мальвой — воплощением силы познания.

Сердца Неркаса заполнил холод. Он внимательно осмотрел девчушку. На вид — года четыре, не больше. Из-под ночной рубашки торчат маленькие босые ножки, наивные распахнутые глаза смотрят на Неркаса требовательно-выжидающе, а ручки вцепились в полы матерчатого плаща Перса.

— Правда же, она прелесть? — взгляд Перса лучился обожанием. — Извини за эту сцену с твоим прозвищем, но Мальва сказала, что Искантерлнамзиас должен покинуть зеленый храм сегодня утром. Я подумал, что после знакомства с твоей настоящей натурой он ни на секунду не задержится.

— Можно было сказать ему, чтобы выметался. — Неркас чувствовал себя обиженным. Раньше Перс более трепетно относился к чувствам друга. — И что значит 'Мальва сказала'? Она уже может говорить?

— Не только! — во взгляде, словах, движениях Перса появилась лихорадочная одержимость. Неркас насторожился, с его другом явно происходит что-то странное. — Она не только говорит, Неркас. Мальва сделала первое предсказание! Тысяча лет ожидания принесла, наконец, плоды, теперь мы сможем уберечь мир от множества проблем. Она пока не может предчувствовать катаклизмы, но если связать ее с некоторыми животными...

— Стой, Перс, о чем ты говоришь, какое предсказание? — тревога внутри Неркаса из небольшого холодка выросла до куска льда.

— Разум людей имеет свой предел, — от звонкого голоса Мальвы Неркас вздрогнул. Для тысячелетнего мужчины было жутко слышать эхо своих мыслей из уст маленького ребенка. — Мальчик, которого вы зовете Искантерлнамзиас, чужд этому миру. Он не связан ни с кем узами родства или долга, его можно направить любой дорогой.

— Знал бы ты, скольких сил мне стоило не дать ему вспомнить свою прошлую жизнь. Приходилось постоянно проверять, чтобы он не задумался, о чем-нибудь лишнем. Искантерлнамзиас должен был покинуть наш храм сегодня и попасть в Арлен до заката. Иначе он столкнется с чем-то жутким, его судьба будет связана со служителем некой чудовищной силы. Последствия этого будут кошмарны. Для всех нас.

— Какие последствия, Перс? Я не понимаю тебя. О каком служителе ты говоришь? Наш мир далеко не безобиден, но во всех трех королевствах не найдется...

— Нет больше трех королевств, Неркас. Ты не заметил? Миролюбивые марийцы презирают 'богатеев из Дастанорту', а пирвийцев считают 'тупыми вояками'. Пирвийцы причисляют бывших братьев к паразитами, что пользуются благами мирной жизни, за которую было уплачено кровью подданных владыки гор и пустынь, — голос Перса стал слишком тихим, уголки губ дрожали, глаза смотрели в никуда. Заметив это Неркас все понял, — А потомки колдунов Дастанорту...

— Что за предсказание она сделала Перс? Не молчи, друг, расскажи мне.

Перс молчал, его губы беззвучно шептали что-то.

— Я покажу тебе, — Мальва быстро пошлепала по влажному дну пещеры. Перс дернулся, в попытке остановить её, но девчушка растворилась в воздухе. В следующий миг она оказалась возле Неркаса.

— Он должен это увидеть, чтобы понять, — головка отвернулась от Перса бессильно повесившего руки, теперь изумрудные глаза смотрели в саму суть Неркаса. — Дай руку.

Неркас сжал протянутую ладошку, успел удивиться ее холоду, а затем его закружило в вихре видения. Радостные лица жителей трех королевств; веселый смех детей, гоняющих старого пса; лица воинов, несущих стражу на границе. Жители Пирвии, Марийского Царства и Дастанорту были перемешаны, как цветные конфеты на витрине кондитера. Все изменилось в один миг. Пузатый купец с добродушным лицом лил отраву в деревенский колодец, на границе пепельноволосые пирвийцы резали спящих сослуживцев, марийские маги творили сложное колдовство в землях Дастанорту. По земле стелился туман, в котором мелькали гибкие тела человекоподобных чудовищ, небо закрыли тучи крылатых тварей, под землёй рыли норы дети забытых богов... Огонь, туман, яд клыков, пронзающих плоть, смерть, отчаяние... И яркий росчерк понимания — этого ещё не случилось. Шанс исправить всё есть, но это лишь ничтожный шанс избежать кошмарного будущего.

Неркас с трудом поднимался с ледяного пола пещеры, перед глазами мелькали обрывки видений. Мальва стояла рядом, ни тени эмоций на лице. Неркас ощутил её чуждость. Она не человек, а внешность — лишь маска, оболочка. Вызов от Перса пришел неделю назад, если все это время Мальва показывала ему такие кошмары, состояние друга становится понятным.

Назад друзья шли молча, воплощение силы осталось в пещере. Лицо Перса снова застывало каменной маской.

— Неркас, не стоит пугать послушников.

Он лишь кивнул другу. Перс смотрел с пониманием и раскаянием.

— Я не хотел, чтобы ты это видел. Твоя комната готова, поднимайся, как успокоишься.

Перс ушел, а Неркас прислонился к одной из колонн главного зала. Холодная. Но этот холод свой, родной — не такой, как холод маленькой белой ладошки. Отдышавшись, мужчина пошел дальше. В комнату он не вошел, а ввалился. Всю ночь ехал верхом, поэтому теперь одолевала сонливость. Неркас только радовался возможности погрузиться в сон. Чувство безнадежности и отчаяния из видения что-то надломило в нём. Спать, спать... Говорил ему внутренний голос. Неркас тряхнул головой, чтобы не свалиться от усталости прямо на пол.

Из окна одуряюще пахло весенними травами, провожали уходящий день громкоголосые птицы, тоска отпускала. Неркас выглянул в окно. По дороге шёл послушник, присел на лавочку напротив окна Неркаса. Молодой ещё.

Основатель зелёного храма улыбнулся, наблюдая за начинающим медитацию юношей. Словно почувствовав взгляд, тот поднял на Неркаса широко распахнутые изумрудные глаза. Её глаза...

Неркас отшатнулся от окна, задернул занавеску.

— А ведь все послушники проходят инициацию, которая связывает их... с ней? И медитация создавалась, как способ передать воплощению силы информации о мире. Каждый член зеленого храма — её глаза и уши...

Внутри Неркаса появилась твердая уверенность — не всё так просто с этой Мальвой. Мужчина с опытом в тысячу лет выбирался из-под мягкого савана сонливости.

— Отставить сон, — Неркас подошел к стене, окинул гобелен и вдавил кнопку потайного механизма. — Что-то здесь не так. Посмотрим, чем живет храм познания Марийского Царства[1].

Мужчина нырнул в тёмный провал тайного хода, там он двигался чрезвычайно тихо. Теперь каждый послушник мог оказаться невольным шпионом, а Неркас ещё не знал, можно ли доверять этой Мальве.

— Кого же мы создали: спасителя человечества или очередного монстра?

[1] Всего храмов познания три — по одному в каждом из трех королевств. Тот, что находится в Марийском Царстве называется старшим, поскольку в нем расположено воплощение силы 'познания'. Сам факт попыток основателей создать столь могущественное существо — самая большая тайна зеленого храма.

Глава 3

Когда я очнулся, вокруг раскинулись вечерние тени. Вытер кровь, брызнувшую из носа, осмотрел себя. Пыль, налипшая на мокрую одежду, превратилась в вязкую грязь. Чтобы подняться на ноги и проковылять пару километров пути до ворот города понадобилось три остановки и пятнадцать тяжелых вздохов.

Возле ворот остановили стражники — четверо мужчин, один седоусый, постарше, и трое молодых. Все — в кожаных доспехах, с приделанными металлическими пластинами. Предплечья защищены наручами. На поясах короткие мечи, за спиной щиты. На поясах мощные бляхи с символом Арлена — разломанной короной.

— Кто, откуда, куда? — стандартные вопросы. Формальность — не более.

— Искантерлнамзиас, из храма познания — в Гор. Надолго в городе не задержусь, — на стражника я не смотрел. Слева было куда более завлекающее зрелище: облака, окрашенные в золотисто-красный цвет, манили, притягивали взгляд.

— Проходи, — уронил слово Седоусый, пропуская измученного меня под защиту гостеприимных стен города, когда откуда-то сбоку раздался растянутый возглас.

— Не спеши-и-ите. Уже ведь моя-я-я сме-е-ена. А значит, и пропустить его, после опроса должен и-и-именно я-я-я.

Седоусый нахмурился, закатил глаза и подошел к вальяжно выплывавшему из темноты стражнику — жилистому, с улыбкой предвкушения на смуглом лице. Пара фраз эмоциональным шепотом и седоусый, махнув рукой, увел свой молодняк внутрь города. К жилистому присоединились ещё трое вояк. Все четверо выглядели внушительно и серьезно, как и положено страже. Опять стандартные вопросы: откуда и с какой целью путник направляется в цветущий Арлен. Я ответил и в свою очередь поинтересовался, почему это Арлен 'цветущий', если всегда был 'гордым'[1]. Вместо ответа получил счастливую улыбку жилистого. А когда спросил, к чему такой допрос, был одарен ещё более довольным оскалом и новым шквалом вопросов.

Так и тянуло бросить всё, и уйти куда подальше от приставучего стража, но в город хотелось больше. Над массивными воротами зажгли огонь в нескольких металлических тарелках подвешенных на цепях. Дрова, облитые маслом, трещали и слегка чадили, распространяя вокруг на удивление приятный аромат. Такой хорошо отгоняет комаров и мошкару. Стражи не должны отвлекаться от долга службы на раздражающее воплощение вселенского зла.

Блики на дереве врат, блестящем от пропитки алхимическими составами, вызывали неприятные чувства. Заходящее солнце мигнуло последним лучом, скрываясь за горизонтом. Красиво.

Страж продолжал мучить меня своими придирками. Азарт в глазах жилистого намекал на бессонную ночь возле ворот или ночевку в дорожной пыли.

— Слушайте! Да что вы ко мне прицепились-то а? Я просто хочу зайти в город, нормально выспаться и пойти дальше своей дорогой, — раздражение перебороло даже усталость.

— Ага-а-а, — довольно протянул жилистый, — нестыковочка. А говорил, что собираешься полететь или поехать, про пеший путь и речи не было. Что ж, наверное, нам следует начать снача-а-ала.

Но не успел он пойти по новому кругу мучений вопросами, как ворота города открылись, выпуская всадников на распротах. Тех самых, из-за которых я так плохо себя чувствовал. В неровном свете факелов рассмотреть эту шестерку было трудно, но негодяя, который меня чуть не затоптал, узнал сразу, как и он меня. Пока думал, кто из остальных заехал мне в ухо ногой, этот лихач бросил монету. Поймать ее не удалось из-за плохого самочувствия.

— Надеюсь, ты не в обиде за недавнее происшествие? Этого должно быть достаточно для возмещения причиненного вреда.

В следующий миг всадники рванули по дороге, только лихач чуть задержался, чтобы увидеть моё шокированное лицо, когда я поднял монету и резво ускакать за остальными с криком 'Не стоит благодарности'.

— Благодарности? — пролепетал я, затем повернулся к жилистому стражу и, не выпуская из руки монеты, спросил — Я что, так плохо выгляжу?

Моё удивление стало понятно стражам после того, как они рассмотрели сокровище, которым одарил лихач. Вот уж действительно не стоит благодарности. В руке я держал мелкую монетку с решеткой на одной стороне и неровным кругом на другой. Эта монета называлась 'тит' и была сделана из достаточно тяжёлого сплава. Заковыристые составы сплавов для денег — один из первых способов защититься от фальшивомонетчиков. Прогресс не стоит на месте и уже изобретено немало отличных способов маго-технической защиты от подделывания валюты, однако и старыми[2] деньгами продолжали пользоваться. Только из-за низкой защищенности они сильно упали в стоимости. Так что и подделывать их не было никакого смысла. Конкретно этот экземпляр 'старых' денег был около сантиметра в диаметре.

Мелкими их делали из-за большого веса этого сплава, и стоимость их была также наименьшая. Такую монету даже нищим попрошайкам не бросали, потому как купить что-нибудь, имея пусть даже на десяток таких монет, было невозможно. Минимальный номинал среди 'новых' денег был 'купец' и стоил он порядка нескольких тысяч этих титов. За одного купца можно было приобрести несколько караваев хлеба или один не слишком большой кусок мяса, крынку молока или новенькое красивое писчее перо. Купить несколькотысячную часть чего-нибудь из этого, разумеется, нельзя, поэтому подобный откуп иначе как издевательством и не назовешь. Я бы и не знал про этот тит ничего, если бы не так тщательно готовился в храме к жизни в новом для себя мире. Громкий хохот жилистого, переводящего взгляд с монетки на моё ошарашенное лицо и обратно, оказался заразителен. Остальные стражи, растеряв серьезность, посмеивались вместе с ним.

— О-ох, похоже, не только я терпеть не могу зеленых пиявок. Как присосутся со своими вопросами, так и жизни от них нет. Ну, каково почувствовать себя на месте своих жертв, а? И всё то вам надо вызнать. Ей-богу, надоели — слов нет, как пристанете, что те кровососы летучие пока вся кровь не выйдет — покоя не видать.

Меня так поразили смена манеры речи жилистого и неожиданная веселость, что я не сразу уловил смысл его слов.

— Погоди, — начал я понимать, — то есть ты всё это время держал меня здесь потому, что тебя достали зелёные 'познаватели'?

— Именно! Я хотел, чтобы вы на своей шкуре почувствовали, как надоедают людям ваши допросы, а ещё...

В голове шумело. Не от боли, нет. Это была ярость. Я не слышал, что там ещё говорил этот страж. Все мысли занимали видения горячей ванной, чистой одежды, и лечебного амулета, которым в обязательном порядке оснащаются все комфортабельные гостиницы, а иных в Арлене и нет. Я видел, как они уплывают всё дальше, только лишь потому, что на мне храмовый тряпичный плащ зеленого цвета, сапоги охотников храма и бледно-зеленые рубаха и штаны. В лицо бросилась кровь, а в ушах заколотил набат в такт участившимся ударам сердца.

— ТЫ ИДИОТ!

На мгновение стражник даже растерялся, то ли не ожидал, что его назовут идиотом, то ли не мог поверить, что кричу на него именно я. Все-таки, когда на вас повышает голос некто едва достающий вам до груди — это... удивляет.

— Почему? ПОЧЕМУ?! Почему ты ни разу не спросил послушником какого храма познания я являюсь!?

— Да какая разница все вы зеленки помешанные на...

— Вот как? Все? — страж лишь кивнул, довольный собой, отчего у меня вылетел мученический вздох. — А знаешь, почему ты идиот?

— И почему же? — нахально улыбнулся страж.

— Потому что, я провел в старшем храме познания, почти год... В одном из трех старших храмов познания я почти год пробыл ГОСТЕМ, ПРИДУРОК! Меня каждый... Каждый светлый день доставали вопросами, потому что я потерял память. Надо мной измывались, заставляли изучать всякий бред, вроде ритуальных танцев дикарей и что в итоге? Я ничего... Ничегошеньки не вспомнил из своего прошлого, потому что в храме больше интересовались остатками моих знаний о другом мире[3], из которого я сюда попал, чем пытались мне помочь. Хорошо хоть взамен научили пользоваться их странными книгами... Этими палками[4] и изумрудами... И разрешили доступ к информации об этом мире и кое-каким приемам из арсенала храмовников... Этим, как их... для укрепления памяти и обострения чувств, и ещё медитации...

С каждым мгновением все больше прерываясь и задыхаясь от гнева, рассказывал этому стражу, что я о нём думаю. Под конец уже не мог ничего говорить, только яростно хватать ртом воздух и обрывками жестов выражать негодование. Однако чувство неудовлетворенности распирало изнутри и, в конце концов, я бросился на стража, хоть и понимал всю глупость подобной затеи. Добежать до него так и не смог, уже на втором шаге, из разделявших нас пяти, споткнулся, поднял кучу пыли и беспомощно барахтаясь, закричал куда-то в небо от бессильной ярости. Это окончательно опустошило меня и помогло немного собраться с мыслями. Я снова мог рассуждать адекватно. Протянутую руку стражника, помогающего подняться, схватил уже с некоторым безразличием.

Через несколько минут мы с жилистым пили чай в караулке. На его неловкие попытки извиниться лишь махнул рукой 'Проехали', и теперь просто успокаивался, приводя эмоции в порядок. Мысленно я уже просчитывал маршрут своего дальнейшего путешествия, но взгляд всё чаще возвращался к мелкому титу, вызывая в душе бессильную ярость. Мало того, что меня ударили и оставили на обочине в тяжелом состоянии, так ещё и насмехаются. Что ж мир не так уж велик, даже спустя годы я буду помнить о доставленном унижении. Эта мысль принесла неожиданное успокоение — теперь было кого винить хотя бы в части бед.

— Меня Харрел зовут.

— Искантерлнамзиас.

— Иск... как?

— Можешь так и звать — Иск. Всё-таки моё имя сложно выговорить — не то что запомнить. Как мне пройти к стоянке дирижаблей? — вопрос, казалось, обрадовал Харрела.

— Нужно пройти через весь город по главной улице, дальше — возле выхода из города — повернешь налево. Увидишь площадь посадки воздушных кораблей. Там же и место для ночевки найти можешь. Я бы тебе тут переночевать предложил, но устав города... — страж лишь виновато пожал плечами. Я заметил, что он обводит пальцем контур шрама в форме звериного клыка на левой скуле. Нервничает что ли? Хотя какая разница, ничего страшного ведь не случилось. Попал в город чуть позже, делов то. Мир от этого не рухнет, а я и подавно.

Благодарно кивнул стражу и заторопился в путь. К счастью, голова уже не болела. То ли чай помог, то ли ещё что, но дальнейшую дорогу ничто не мешало продолжить. Главная улица была широкой, ровной и освещенной через каждые пятнадцать метров. Масляные фонари с магическим усилителем давали слабый свет, но этого хватало, чтобы не спотыкаться о редкие выбоины на дороге и не потерять направление.

Арлен — отнюдь не маленький городок — тянулся на несколько десятков километров в каждую сторону от центральной площади, до которой я дошел к середине ночи, сопровождаемый лишь эхом от щелканья подбитых железом пяток сапогов. На площади невольно засмотрелся на окружающие её здания. Разного стиля, но неизменно привлекающие взгляд, необычные: пузатые с лепниной и острые, резкие с чётко обозначенной угловатостью, где даже стены не были ровными. Все они смотрелись чуждо рядом друг с другом. Однако при взгляде на всю площадь сразу создавалось впечатление удивительной гармоничности.

Все четыре фонтана в центре тихо журчали. Один большой, словно нависал над тремя поменьше, и эта несимметричность еще больше подчеркивала всю абсурдную красоту главной площади Арлена — старой столицы Марийского Царства. Новая столица — Скират — по слухам была больше и красивей. Неожиданно захотелось оказаться там прямо сейчас. Я поддался настроению и поспешно покинул столь необычную площадь, надеясь улететь на дирижабле ещё ночью, пусть и без скидки на билет.

Просто идти оказалось невмоготу, поэтому засеменил легким бегом на носочках. Теперь уже совершенно бесшумно. Обувь, которой меня столь щедро одарили в храме познания, была окована на пятках и покрыта какой-то странной слоистой полупрозрачной кожей на остальной части подошвы. Голенище доставало почти до колена, и было покрыто множеством небольших бляшек. Между ними же растягивались нити веревки, которую при необходимости разматывали и использовали для самых разных целей. Ею можно связать пленника, спуститься с крыши какого-нибудь здания, распилить или скорее перетереть не очень толстые деревянные и даже металлические предметы. Очень особенная вещь. Окованная пятка была своеобразным оружием, а бесшумность являлась основой работы охотников храма, для которых и создавалась такая оригинальная обувь. Передвигаться так, чтобы не издавать ни звука металлической частью подошвы было выше моих сил, так что периодически в тишине ночи резкими вспышками раздавались звонкие звуки удара металла о камень.

Зелёный храм. Раньше к его услугам прибегали довольно часто, но шестьсот лет назад всё изменилось. Один из охотников, Закрин, расследуя кражу мелкой драгоценности, вывел на чистую воду взяточников в мелких и крупных городах. Попутно указал на членов тайного общества 'Закрытые ворота', раскрыл попытку заговора против короны, добыл доказательства причастности самого короля к подстреканию бунта. Подобные вещи не внове для зеленого храма, однако Закрин объявил обо всём этом на площади перед дворцом в Скирате. Начались массовые волнения... В общем, лучше бы он не выносил сор из избы, особенно из чужой. Тем более, если речь идёт о дворце. Неписанные правила игры оказались нарушены. Охотников храма познания после выходки Закрина начали побаиваться. Общаться с ними желания ни у кого не было. Их стали воспринимать не иначе как врагов народа трёх королевств.

Членов общества 'Закрытых ворот' объявили виновными в череде убийств чародеев. Доказательств не было, но тайное общество проводило борьбу с различными сектами, призывающими иномировые сущности. Чародеи же в своих ритуалах призывали и подчиняли силу хаоса из-за границ самой Вселенной. Многих из 'Закрытых ворот' тогда убили, но кто поручится, что уничтожили всех? Я все-таки тоже из другого мира. Пусть для местных десяток-другой пришельцев в год это практически норма, всё равно есть чего опасаться. Хуже фанатиков только здравомыслящие фанатики, а среди членов тайного общества, вероятно, было много умников, раз после изобличения Закрином они тихо растворились среди остальных людей.

За мыслями об охотниках я не заметил, как впереди появилась группа лиц. Улицы Арлена были пусты, в окнах виднелись отсветы магических ламп, слышался шум, но все это отделялось каменными стенами домов. Я вдруг почувствовал себя очень неуютно. Захотелось поскорее преодолеть участок со странной компанией из четырех человек. Я ускорился.

Обо что умудрился споткнуться на ровном, как зеркало, участке дороги, так и не понял. Спешка сыграла против меня — пытаясь избежать ушибов, лихо перекувыркнулся через голову. Поскольку подобные упражнения в зеленом храме практиковать не доводилось, мои ноги буквально выстрелили вперед после кувырка. Когда закованная в металл пятка правого сапога врезалась в чью-то голень, я понял — сейчас меня будут убивать. Такая травма наверняка очень болезненна. Полу-стон полу-шипение пострадавшего только подтвердил опасения.

Я резво вскочил на ноги и увидел, как прежде мирно беседовавшие люди сцепились в драке, резко обменявшись несколькими ударами. Очевидно, моя неуклюжесть спровоцировала конфликт. Они на секунду разошлись, позволяя оценить расстановку сил. Моя случайная жертва, оказалась разбойничьего вида мужиком. Он прихрамывая, размахивал дубинкой, нещадно матерился и рычал. Рядом с ним стоял мужичок: босой, в одних штанах, с голым вываленным пузом и брелоком на шее. Напротив — здоровый бугай в коричневых штанах, куртке с капюшоном. Возле него стоит молодой парень в сером. Сапоги, широкие штаны и длинный плащ на голое тело — все одинакового оттенка. На поясе висели изогнутые ножны с короткими клинками. Эти — вторые — выглядели увереннее и шансов на победу, вроде бы, имели больше. Я помимо воли порадовался, что ударил не одного из них.

Тем временем, голопузый мужичок, схватил висящий на веревочке брелок и проткнул им кожу на левой стороне груди. Непонятное бормотание не казалось каким-то особенным, но кровь начала впитываться в предмет, наводя на мысли о колдовстве. Дождавшись пока он начнет отводить руку с брелоком назад, со страху я запустил в него своим дорожным мешком, отчего брелок снова воткнулся в тело голопузого.

'Раз уж этот колдовской амулет питается кровью, то пусть он и выпьет этого горе-колдуна до донышка...', — рассуждал я, глядя на странного бродягу.

Он безуспешно пытался вытащить опасную вещицу, по телу начали расползаться черные разводы. В это время бугай из 'моей группы' быстро сделал несколько шагов к хромоногому. Отмахнувшись от дубинки, он шумно выдохнул. Я с удивлением наблюдал за вылетевшей из-под капюшона короткой — не более полуметра — струёй пламени. Дважды покалеченный, взвыл от боли, хватаясь за лицо, и упал без сознания. Голопузый перестал дергать застрявший в груди брелок и с ревом бросился к парню в плаще. Тот слегка пошатывался, плохо ему что ли?

Я посчитал, что тоже должен внести более существенную лепту в общее дело, а то ведь парнишка в плаще хоть и выглядел лихо, но кто знает, на что способен этот колдун? Не так давно хитрый приём храма вместо облегчения принес голове неимоверную боль. Я лихо повторил процедуру, но уже для противника. Немного концентрации, несложная последовательность мысленных действий и выброс энергии, как при закачке информации в камень. Посыл достиг голопузого с небольшой задержкой, оставляя след в виде колебания воздуха, а затем он взвыл от боли и упал на колени.

'Всё. Дело сделано', — стоило мне об этом подумать, как голопузый начал подниматься. В этот момент стало очень страшно. То, что поднялось, с трудом можно было принять за человека. Половину потемневшего, словно подгоревшая бумага, торса покрывали странные символы. Глаза были наполнены чернотой, на руках появились толстые двухсантиметровые когти. Тварь оскалилась и зарычала, но черные клыки на фоне белизны остальных зубов напугали меня куда сильнее. Вот уж действительно, многие знания — многие печали. Именно такие клыки (удлиненные, темного цвета) были характерны для тех, кто получил благословение Милисатра — высшего демона боли. Тем, кто питал его болью, он давал силу и нечеловеческие возможности. Только теперь я понял, что натворил.

[1] Подобно тому, как короли получают народные имена-прозвища, так и городам присваиваются приставки. Марийцы считают, что у каждого города своя судьба, и если уж он ее показал себя городом веселья, то необходимо это подчеркнуть, дабы любому чужеземцу было ясно, чего ему ждать в том или ином месте. Если в поселения регулярно случаются какие-нибудь несчастья, то и подавно. Со временем, подобные названия стали носить статус полуофициальных. Иногда они даже упоминались в документах, если необходимо было как-то различить населенные пункты с одинаковыми или похожими названиями.

[2] Первыми применять магическую защиту к монетам стали купцы, выпустив новый номинал для расчетов внутри гильдии. За крупные поставки товаров было выгоднее расплачиваться несколькими монетами, чем несколькими сундуками золота. Долгое время 'купеческие' монеты были самыми дорогими и надежными в трех королевствах. Затем несколько монет нового номинала выпустила группа дворян, посчитавших это делом престижа. Защита на их монетах была куда сложнее, чем на купеческих, но стоили 'дворяне' и 'дворянчики' лишь немногим больше 'купцов'. В конце концов за дело взялись маги и имперское казначейство. С тех пор валюта разделилась на старую и новую. Со временем старые деньги обесценились, а новые прочно заняли свое место в кошельках граждан.

[3] Множественность миров является обыденным фактом для местных жителей. О том, кто способен путешествовать между мирами, ходят противоречивые слухи, но факт того, что 'кто-то таки может' не вызывает у местных сомнений. Сама культура мира во многом пострадала от вторжений уроженцев других вселенных и планет. Первым крупным потрясением для Эйшона, а именно так называется этот мир, стал приход 'вечных', которые имеют самоназвание ат'сзенара. Ситуация закончилась относительно мирно, в отличие от вторжения жителей одной из версий Земли, которые пришли мстить вечному Арону из дома Мастеров за превращение души их планеты в игровую базу. Эти события описаны в серии 'Зеркала Арона'. Последствия разразившейся битвы отразились на всех жителях обеих планет, привели к созданию 'Ордена закрытых дверей', а также оставили на Эйшоне различных существ, страшные легенды, могучие артефакты.

[4] Риптак — небольшой деревянный жезл с овальным сечением приблизительно 3 на 2 сантиметра. Используется для хранения информации на ряду с драгоценными камнями, однако это изобретение зеленого храма менее долговечно и надежно. Чем длиннее 'палка', тем больше информации вмещает.

Глава 4

Демоническими амулетами можно было пользоваться по-разному. Один из способов — принести демону кровавую жертву. Другой — накормить его тем, чего он жаждет. Милисатр поглощал боль. Как всякий демон боли, он забирал её, отдавая взамен силу. Сколько крови и боли получил Милисатр сейчас, трудно было представить, но, похоже, немало, если расщедрился на тёмное благословение. Я с надеждой взглянул на невольных товарищей и понял — они готовятся продать свою жизнь подороже, не надеясь выжить в битве против такого страшного противника.

Изменившийся голопузый почему-то медлил. Странный звук заставил меня обернуться. В расстройстве от увиденного, я даже на миг забыл про угрозу скорой и, очевидно, мучительной смерти. На нас неслись все те же всадники на распротах, которые сначала так неаккуратно, при помощи ноги, убрали меня со своего пути возле моста, а потом оскорбили подачкой мелкой монетки возле городских ворот. Неожиданно с грустью подумалось о невозможной теперь мести. Особенно выделялся этот белобрысый на синем распроте. Теперь он зачем-то приподнялся в стременах и взмахнул рукой из стороны в сторону. Этот гад, похоже, требовал расступиться с дороги.

'Ну что ж сейчас они получат, — мелькнула в голове мстительная мысль, — Не одни мы сегодня умрем.'

Я злорадно повернулся к новоявленному полудемону, ожидая его реакции на подобное (всё-таки, они обычно чрезвычайно высокомерны и готовы бросаться на любой источник провокации), но от увиденного просто окаменел. Тварь, которая должна была начать убивать всех вокруг, совершенно спокойно стояла с отрубленной головой. Стоять тело осталось даже, когда всадники окружили меня и пару невольных боевых товарищей. Группа спешилась, а я чуть присел, напрягая дрожащие ноги. Чуть что — буду драпать отсюда быстрее зайца. Да я демону был на один удар, а тут какие-то лихачи взмахом руки издалека сносят этой твари голову. Как будто спасся ото льва, чтобы увидеть едва заморившего червячка дракона.

Один из всадников оказался симпатичной девушкой со строгим взглядом. Она бросилась ко мне, схватила левую руку, рассматривая узор на тыльной стороне ладони.

— Повелитель огненных птиц, — сказала она, глядя на меня сверху вниз, — вот, значит, кого Логрот нашёл себе на замену. Что ж достойный выбор. Дом Карвинпасв рад приветствовать своего нового главу. — Лицо девушки озарила приятная улыбка, однако строгость во взгляде никуда не делась. — Надо же, теперь ты дважды повелитель.

После этих слов все остальные всадники склонили головы в почтении. Я растерянно оглядывал незнакомцев, безразличные морды распротов, недоуменные лица бугая и парня в плаще, требовательный лик строгой девушки. Слишком много непонятного: странное поведение новичка в храме познания, недальновидный страж, неожиданные разборки с применением колдовства, мчащиеся то туда, то обратно всадники на неимоверно дорогих неизвестно кем выведенных лошадях, повелители какие-то. С каждым мгновением неподготовленный к подобному разум все больше охватывало странное оцепенение. Самообладания и выдержки хватило лишь на одно слово:

— Ч-чего?

* * *

Сильдиг бежал, что есть сил. Нужно скорее доложить старшему. Дорога к месту собрания казалась слишком долгой. Вот и Медвежья улица, на самом краю Арлена. Третий дом от перекрестка с улицей Ловца. Сильдиг потянулся к ручке, но дверь начала открываться сама. Мужчина отпрянул. Пара быстрых шагов за угол и осмотреться. Не заметили? Похоже, нет.

Это в центре города все жилища имели некую изюминку, а на окраине Арлена дома были однотипными. Веселые, слегка испуганные молодые люди выходили из здания с ошарашенными лицами. Их объединяло чувство причастности к чему-то необычному, тайному. Сильдиг их понимал, ведь сам чувствовал то же. Тайное общество, в котором он состоял, внушало трепет своей мощью. Эти дети не понимают, что являются всего лишь подопытными, необходимой частью эксперимента, который откроет большие возможности сообществу.

Мужчина не обольщался на свой счет. Вполне возможно, он сам часть иного эксперимента, но возможная смерть мало волновала бывшего сапожника. Все смертны, но знание, что его участие поможет произойти чему-то великому, грело душу потусторонним огнем. Каждая мысль о том, что он является неотъемлемым винтиком в механизме судьбы, заставляло трепетать тончайшие струны души. В свое время он будет выкинут, как и прочие ненужные детали. И что с того? Такова судьба.

Глупая молодежь расходилась. Возбужденный гомон становился все тише. Выждав для порядка некоторое время, Сильдиг бесшумно скользнул в приоткрытую дверь. Обойдя скрипучие места пола, он замер у двери в другую комнату. Прислушался, все ли подопытные ушли?

— У меня есть ещё несколько знакомых с фамилиарами, я пригласил их в Арлен. Будут через несколько дней.

Этот самодовольный голос был хорошо знаком Сильдигу. Он принадлежал отпрыску одной из посольских семей, что проживали в Арлене. Его владелец носил тёмный бархатный плащ с массивными золотыми знаками-застёжками, соединенными золотой же цепью. Жёлтые с коричневым отливом кудрявые волосы до плеч — словно ещё один кусок потёкшего благородного металла. Перчатки с руническими письменами, обязательный ритуальный кинжал, странно пахнущие мешочки на поясе и многие иные странности... Весь вид этого юнца кричал о неординарном уровне пристрастия к тайным искусствам.

Сильдиг терпеть не могу этого задаваку, но в комнату входил со спокойствием на лице. Раз ведутся подобные разговоры, то посторонних там нет. Блондин обернулся, лицо его скривилось. Сильдиг знал, что не нравится этому чудику, но на такую явную демонстрацию ответить взаимностью не мог. Равнодушие — это максимум, который он мог себе позволить. О несправедливости думать не хотелось. Отдавать ментальные силы стоит лишь важным вещам. Например, мысли так и вращались вокруг старшего. Рыцарь в сплошном чёрном доспехе стоял неподвижно. Забрало с несколькими тонкими вертикальными прорезями опущено, впрочем, как и всегда.

— Я пойду, хорошо? — вопрос блондина на первый взгляд остался без ответа. Вот только Сильдиг уловил посланный ему приказа, даже без слов старшего. Именно этим и отличаются настоящие последователи от одноразовых марионеток. — Ты что делаешь? Убери свои руки!

Наряженный в золото юнец старался выглядеть грозно, но руки Сильдига крепко вцепились в плечи жертвы. Мужчина с мрачным удовлетворением слушал шорох клинка, выходящего из ножен. Он был прав насчет решения старшего. Блондин еще пытался хорохориться, когда из его груди вылез клинок. Резко, словно пронзило не плоть человека, а трухлявую доску, изъеденную червями. Клинок устремился дальше.

"Вот и мое время пришло" — думал Сильдиг.

Но нет, клинок остановился в нескольких миллиметрах от него. Видимо, он пока нужен старшему. Сильдиг думал, о том, какую ещё роль ему предстоит сыграть прежде, чем его отправят в обитель последнего пристанища. Взгляд обратился к клинку, который закованный в черный доспех рыцарь не спешил вытаскивать.

Лезвие его было оплетено серой паутиной, столь густой, что она казалась экзотической тканью. Ни одна капля крови не пролилась, всё впиталось в густую сеть нитей. Они не удовлетворились пассивной ролью. Сильдиг знал, что паутина проникает вглубь тела юнца-марионетки, высасывая жизненные силы.

Наконец, меч был извлечен. На теле, упавшем на пол, не было заметно раны, складки плаща очень удачно всё скрывали, только на груди часть дорогой материи, из которой была пошита рубаха и роскошный плащ щёголя, поменяла цвет и растрепалась гнильем. От тела придется избавляться. Всего-то легкое изменение структуры ткани, но и это было слишком значительной уликой для опытных расследователей, не говоря уже об охотниках зелёного храма.

Кстати, насчёт них. Важные новости следует доносить до ушей старшего прежде всего. Иначе, план может сорваться, и грядущие великие перемены обратятся пылью неосуществленных мечтаний. Сильдиг не мог этого допустить. Во что бы то ни стало он должен помочь воплощению столь великого замысла. Возможно, если он окажется достаточно полезен, ему позволят прожить до того времени, когда мир преобразится. Сильдиг испытывал непередаваемое наслаждение даже от простого осознания причастности к грядущему. Мысль о том, что его имя может остаться в истории приводила мужчину в чистейший экстаз. Это была вершина его мечтаний.

— С северных ворот в город вошел некто в одеждах зелёного храма.

— Некто? — интонации в голосе старшего были очень слабыми, почти что отсутствовали. Лёгкое эхо придавало ему жутковатый оттенок.

— Молодой человек. Из его спора со стражами вышло, что он был гостем зелёных, теперь на учёбу в Гор направляется. Случайно заметил. Если бы он проскочил чуть раньше, мог что-то вынюхать о тайной встрече...

— На северных воротах, говоришь? Этой ночью там дежурит Харрел с подопечными. Он этих выскочек в зеленых хламидах терпеть не может. Если пропустил, значит, он и вправду мог оказаться простым гостем храма познания. Если он в Арлене проездом, то не должен нас волновать.

— Повод для беспокойства есть. Мне доложили, что этот якобы гость умудрился ввязаться в свару других неизвестных со жрецом Милисатра. За ним пристально следили от самых ворот, какое-то время он провел на площади, затем с пешего хода перешел на бег, словно опаздывал. Спешить к дирижаблям смысла не было, скорее всего, он получил сигнал, что нужно поторопиться.

Сильдиг прервался на секунду, ожидая слов старшего, но тот хранил молчание, поощряя бывшего сапожника к продолжению.

— Жрец Милисатра оказался одним из благословенных, — пускай старший не произнес ни слова, Сильдиг ощутил его интерес, — а затем им помогли. Члены торгового дома Карвинпасв.

— Северяне? — задумчиво обронил чёрный рыцарь.

— По всему выходит, что да. С тех пор, как мы предположили их причастность к северному материку, нам не удалось получить доводов этой теории, но и однозначно противоречащей информации найти не получилось.

— Что сейчас с этим человеком из зелёного храма?

— Мне неизвестно. Наблюдатель увидел смерть жреца и зафиксировал срабатывание сигнального камня. Кто-то вызвал отряд химер, потому мой человек посчитал за лучшее убраться подальше.

— Правильное решение. От химер ему спрятаться не удастся, к тому же дальнейшее вполне предсказуемо.

— Не поделитесь своими мыслями?

Сильдиг давно искал связь причин и следствий, старался запоминать как те или иные люди действуют в определенных ситуациях. Не раз ему доводилось встречаться с лихими людьми: ворами, убийцами, подпольными дельцами и ростовщиками теневого мира. Себя к разбойной касте Сильдиг не причислял. Да, благодаря его действиям уже сейчас гибнут люди, а в будущем погибнут многие миллионы, но что с того? Всё дело в цели. Если она низменна, то и человек — ничтожество. Но цель великая, захватывает иных личностей. Не таких, как Сильдиг, но подобных этому рыцарю в чёрных латах и тем, кому он служит.

— Всё просто, — наконец, нарушил молчание собеседник Сильдига — каждого из участников стычки возьмет под конвой один из отряда химер. Проведёт допрос, поводит по близлежащим кварталам. Ночью этот метод особенно эффективен. Днём к нему прибегают нечасто из-за снующих по улицам людей. Если отслеживать реакцию человека, можно заметить места, на которые он реагирует особенным образом. Это может быть место хорошо ему знакомое, либо то, в котором он недавно побывал. Так можно выяснить степень связи подозреваемого с городом. Когда тебе в затылок дышит противоестественная тварь, трудно себя контролировать, все маски слезают, как шелуха. Этот метод используется только в отряде химер. Благодаря твари Харрела, все члены отряда могут поддерживать мысленную связь друг с другом на довольно большом расстоянии. Они сравнят показания подопечных, их реакции и решат, как с ними поступить.

— Какие есть варианты? — тут же уточнил Сильдиг у старшего.

— Либо отправят в отстойник, либо — в яму. После ямы многие становятся сговорчивее. Нашего знакомца в любом случае ждет отстойник.

— Почему?

— Если он оказался там случайно, то это выяснится довольно быстро. Если же он один из охотников зеленого храма, то знает все ухищрения стражей, потому сможет не выдать себя и опять-таки попадет в отстойник.

— Сохранить самообладание возле химеры... Это возможно? — удивился Сильдиг. В его понимании стражи из отряда химер были полумифическими существами. Он часто видел их в деле. Всегда находились глупцы, считающие себя самыми хитрыми и смелыми, но все они кончали притворяться, когда на их шее смыкались зубы чудовища в тихой и оттого особенно жуткой угрозе.

— Нам достаточно дождаться утра. Он направляется в Гор? Прекрасно. Ему нужно спешить. Лучше иметь день-другой в запасе, чем безнадежно опоздать на вступление в одну из академий. А вот если он — охотник храма познания, тогда найдется ещё ряд непреодолимых причин, — в последних словах Сильдиг уловил сарказм и насмешку, — которые не дадут ему покинуть Арлен. Это яснее прочего покажет — он стремится задержаться в этом городе, выставляя всё цепью непреднамеренных событий. Охотники зелёного храма хитры, подобное вполне в их стиле. К счастью, все их трюки давно известны.

— Вот как, — Сильдиг задумался. В словах старшего был смысл. — И если парень из храма "случайно застрянет" в городе, больше, чем на день-другой..?

— Мы его убьём. Как и всех предыдущих ищеек зелёного храма, которые вздумали обосноваться в Арлене.

Сильдиг прищурился. Он подозревал, что исчезновение зелёных храмовников дело рук его старших товарищей, а теперь получил прямое подтверждение. Ему доверили опасное знание. Не опаснее прочих тайн, которыми владел Сильдиг, но сам факт значил много. Пока что он не просто нужен — ему планируют дать некое новое поручение. Значит, с телом заносчивого ничтожества, что лежало на полу, требовалось разобраться поскорей.

Бывший сапожник взвалил на себя труп. В который раз поразился. Считалось, что мертвецы весят меньше живых, потому что из них вылетает душа. Сильдиг даже слышал об опытах, подтверждающих это, но легкости почему-то не ощущал. Всякий раз трупы ложились на его плечи гораздо большей тяжестью, чем живые люди. Ох, не зря ходит меж людей выражение 'мёртвый груз', совсем не зря.

Придавленный весом тела щёголя, Сильдиг тяжело ступал по ступеням подвала. Светлые, из не ошкуренного дерева, они жалобно поскрипывали, слегка прогибаясь под его ступнями. В подвале не было ничего, кроме большого тёмного камня. Места на нём хватит двум таким юнцам, ещё и останется. Сильдиг сбросил тело на плиту. Из неё тут же полезли серые щупальца-паутинки. Они впивались в ткань одежды, ползли по поверхности, оплетая тело, заворачивая в кокон.

Рука мертвого по локоть вывалилась за пределы плиты. Сильдиг наклонился и аккуратно положил ее на серый кокон паутины — туда, где должна быть грудь мертвеца под серой пеленой. Под весом руки кокон прогнулся, будто там была не твердая плоть, а желе. Серая пелена быстро разрослась и опутала всё тело. Сильдиг осмотрел руку. Ну вот, опять прицепилась. Часть паутинки прилипла к ребру ладони и теперь пыталась высосать из него жизнь, но у неё ничего не выходило. Была ли тому виной капля крови волшебника в жилах Сильдига, или причиной стало что-то иное, бывший сапожник хранил это обстоятельство в тайне. Если его хозяева узнают, что есть человек, которого не может сожрать эта паутина тлена, кто знает, как они отреагируют? Аккуратно отцепив серый клок, Сильдиг бросил его на плиту. Тело щёголя уже перестало существовать, серые нити втягивались в плиту, оставляя чистую поверхность.

Сильдиг поднялся обратно, прикрыл дверь и доложился старшему.

— Никаких следов, как всегда.

— Хорошо, — ответил равнодушный рыцарь.

Сильдиг смотрел на своего старшего в секте и поражался. Человек перед ним был стражем города. Как никто не заметил, что человек, обязанный охранять жителей Арлена, на самом деле готовит их к закланию? Или в страже ещё есть сектанты? Сильдиг надеялся, что однажды узнает это.

— Проследи за этим гостем из зелёного храма. Даже если он покинет Арлен, следуй за ним, а мне пришлёшь своего помощника.

— Которого из них?

— Самого смышлёного. Того, с отрезанным ухом.

— Осмелюсь предложить другую кандидатуру. Человек, о котором вы говорите, слишком честолюбив и недостаточно предан нашему делу.

— Хорошо, решай сам. Завтра вечером помощник должен быть здесь.

— Он будет.

Сильдиг выходил из домика на Медвежьей улице с широкой улыбкой. Нужно проследить? Он проследит, узнает всю подноготную этого 'гостя', а затем вернется в Арлен. Его заслуги оценят. Обязательно.

Глава 5

Как ни странно, мой разум от неминуемого сумасшествия из-за горы непонятностей, навалившейся на него, спасли стражи Арлена, среди которых был и единственный мой местный знакомец — Харрел. Как оказалось, он входит в летучий отряд быстрого реагирования. Бойцов вроде него старались рассредоточивать по службе среди менее талантливых коллег в качестве силовой поддержки и как надежный источник практических знаний в делах военных. Летучим отряд был почти в буквальном смысле. Каждый в нем имел боевую химеру, некоторые из тварей могли летать.

Такие химеры были привилегией военных, отслуживших в специальных войсках Марийского Царства. Создавались эти твари группами магов, под конкретного человека, который формулировал требования в соответствии со спецификой своей работы. Кому-то требовались исключительно устойчивые к перепадам температур твари, способные долго обходиться без воды, что крайне полезно в пустыне. Кому-то со способностями мимикрии и сопротивляемостью ядам, для лесных бдений, а кому-то нужна была химера для работы в городских условиях, такие могли превращаться во что-то безобидное, вроде домашнего животного. Однако они всегда имели не поддающиеся осмыслению способности, а в случае смертельной угрозы могли быстро унести хозяина в безопасное место. Подчинялись ручные чудовища всегда одному единственному человеку, умирая вместе с ним.

Когда заканчивался обязательный срок службы, ветераны сохраняли химеру в качестве благодарности короля за отменную службу. Впоследствии они становились дорогостоящими наемниками, телохранителями или просто очень уважаемыми гражданами, потому как не уважать владельца марийской боевой химеры — очень вредно для здоровья. Особенно с учетом ментальной связи между владельцем и химерой, а также отсутствием полного контроля над созданием. Бывали случаи нападения химер на людей, вызвавших мимолётное неудовольствие их владельца. Чаще — у тех, кто не успел привыкнуть к мирной жизни. Конечно, для решения подобных проблем были разработаны специальные амулеты для владельцев химер и простые инструкции по безопасности для мирных граждан, но... всегда ведь остается шанс нарваться на полнейшего дурака, как с той, так и с другой стороны, который решает пренебречь инструкциями.

Арлен был городом уникальным во многих отношениях, но одной из главных его особенностей было наличие этого самого летучего отряда. Чем власти городка привлекали бывалых ветеранов к себе на службу, не знал никто, но факт — такой отряд был только в этом городе. И именно для его вызова была создана специальная система сигнализации. Небольшие камешки разных цветов, достаточно прочные, чтобы не вызывать ложных тревог и достаточно хрупкие, чтобы даже ребенок мог их разбить при помощи тяжелого предмета.

Не все имели такие важные вещи. Каждая улица разбивалась на отдельные участки, где выбирали два-три дома, ответственных за контроль ситуации. В обязательном порядке сигнальными камнями снабжались жители угловых домов. Хотя, если была возможность, отдавали предпочтение тем, в чьи обязанности и так входит слежка за ночными улицами — охранникам складов, патрулям, работникам различных ночных заведений.

В этот раз вызов произвел некто из жильцов окружающих домов. Это стало ясно, когда самый молодой воин (на вид не больше тридцати, но по внешности местных оценить — та ещё задачка) зашёл в ближайший дом. Возможно, жильцы его ещё не ложились спать, а возможно — проснулись от шума во время драки, главное — летучий отряд был здесь и Харрел тоже.

С одной стороны нас сторожил ширококостный страж с химерой, более всего похожей на сплющенную сороконожку пяти-шести метров длинной. Все сегменты ее брони были покрыты белыми костяными наростами, к ним же через неравные промежутки крепились шесть пар крыльев, похожих на стрекозиные. На голове шевелились три пары усиков разной длинны. Венчались последние коричневыми шарами, из которых торчали распушенные волосяные иглы фиолетово-красного цвета. Ближний к монстру красный распрот взволнованно отступил ближе к людям.

Рядом расположилась химера того стража, что зашел в дом. Белое в округлых черных пятнах лягушачье тело с синими лапами было покрыто редкими оранжевыми перьями. Птичьи голова, крылья и хвост имели желто-черную раскраску и маслянисто поблескивали.

Сзади я рассмотрел примостившегося на крыше слизняка с множеством щупалец. Изгибались они так, будто костей в них нет вовсе. Большего рассмотреть не удалось, так химера постоянно меняла форму и была или прозрачной, или так удачно меняла цвет, что сосредоточиться удавалось лишь на отдельных её частях. Зато хозяйка химеры — мужеподобная женщина с арбалетом в руках была видна очень хорошо. Многозарядный арбалет — одно из изобретений гильдии часовщиков — внушал опасения. Местные механики — люди странные. Словосочетание 'увлечённый механик' означало примерно то же, что и безумный учёный в моем мире. Владельцы химер тоже не отличались уравновешенностью психики. Такие личности вполне могли взять что-нибудь экспериментальное. Тут поневоле начнешь нервничать. Если эта штука выстрелит сама, будет очень неприятно. В основном потому, что направлено орудие на меня.

Харрел стоял с другой стороны дороги и гладил свою химеру. Существо лежало на его плече и было длиной с руку стража. Чересчур худая, нездорового тёмно-сизого цвета с гладкой кожей, маленькой овальной головой на длинной тонкой шее. Большие добрые, беззащитные глаза химеры никак не вязались с представлением о 'жутких кровожадных тварях', каковыми обязаны быть боевые монстрв Марийского Царства.

Я ринулся к Харрелу, опять непонятно за что зацепился, упал, поднялся, доковылял с ушибленным коленом под настороженными взглядами его товарищей и быстро попытался изложить ему то, что видел с тех пор как покинул уютную караулку стражников. Страж внимательно посмотрел на меня и жестом остановил словоизлияния.

— Сейчас я должен отвести тебя в тюремный отстойник. Там тебе с остальными придется побыть до утра, пока расследователь не примет решение, что с вами делать.

Втроем (я, Харрел и химера) мы отошли от места происшествия. Я заметил на земле черное перо. Наклонился, чтобы поднять, но был остановлен стражем.

— Оно ядовитое, не трогай. — моя рука резко отдернулась от красивого перышка — А теперь рассказывай что произошло. Ты, наверное не знаешь, но когда кто-то с места происшествия вот так бросается и начинает все рассказывать, это вызывает сильные подозрения.

— То есть, ты подумал, что я пытаюсь рассказать свою версию событий вслух, чтобы предупредить 'подельников' относительно 'общей версии случившегося'?

— Ну, я то так не думаю, но именно так всё выглядело. Тем более, сейчас, когда творится нечто совершенно странное. Последние преступления в Арлене совершенно необъяснимы. Такое чувство, что злоумышленники научились проходить сквозь стены. Ничего об этом не знаешь? — пытливо посмотрел на меня страж.

— Откуда? Я же только сегодня в большой мир отправился.

— Мало ли... Может, слышал что-то в зелёном храме. Нет, так нет. А теперь рассказывай, как ты умудрился влезть в драку с демонопоклонником.

— Кстати, то перо не нужно убрать? — удивился я.

— Не нужно. Через пару часов оно станет совершенно безобидным. Ты, давай, рассказывай.

Я начал говорить, изредка поглядывая в добрые глаза химеры. Казалось, она тоже прислушивается к разговору. Рассказ закончился задолго до подхода к тюрьме, возле которой уже ждали парень в плаще и бугай — невольные союзники в ночном бою.

Харрел перекинулся парой слов со стражей у ворот тюрьмы, и с товарищами ушел по своим делам. Нас троих осталась караулить средних лет женщина со строгим взглядом, одетая в пластинчатый доспех невозможной расцветки. В самом деле, кто захочет делать броню из мягкого податливого золота, к тому же невероятно тяжелого? Ответ напрашивался сам собой: перед нами стояла маг духа. Не всем мастерам оккультных искусств было под силу укротить свой дух, не у всех он был достаточно силен и велик, чтобы можно было сотворить нечто псевдоматериальное одной своей волей, вроде того же доспеха или оружия. По мелочи многие баловались магией духа, но вот такую крупную вещь сделать непросто. Преимущество в том, что сотворённые предметы не влияют на своих владельцев. Для неё доспех ничего не весит, а нас — придавит запросто. Конечно, это могла быть просительница Алых Залов.

Те, кто не мог или не желал тратить годы на занятия самодисциплиной и обучение контролю над духом могли обратиться в Алые Залы. После простенького ритуала они становились обладателями волшебного доспеха, способного спрятаться в особом слое пространства. Конечно, гибкости в их таланте не было никакой. Просители Алых Залов могли использовать только то, чем их одарили во время церемонии, зато силы в таких творениях было немерено. Ни один человек не может состязаться в мощи с богом. Имя бога-покровителя Алых Залов держалось в строжайшей тайне, оно было известно лишь жрецам высших посвящений, даже охотники храма познания не смогли ничего вызнать.

Пока я сонно клевал носом (откат от резкого выброса адреналина), страж в золотом доспехе привела нашу тройку к одной из камер. Дверь открылась совершенно бесшумно. За ней оказалось слабо освещённая комната с деревянным настилом метровой ширины, идущим вдоль каменных стен. Довольно большая — где-то пятнадцать на двадцать метров — чистая, сухая и содержащая больше десятка узников. На появление новичков почти не обратили внимания. Прямо напротив входа был большой участок свободного пространства. Там наша троица и разместилась. Я присел на деревянный настил, облокотился на теплую стену и мгновенно уснул.

Проснулся от неприятного ощущения в желудке, который, очевидно, спать не ложился и теперь требовательно ворчал на нерадивого хозяина. Спросонья не сразу осознал, где нахожусь. Несколько мгновений вспоминал события предыдущего дня. Как всегда, сон притушил краски событий. Теперь меня намного больше занимала ароматная булочка и стакан молока, стоящие передо мной на полу в деревянной посуде, чем мысли о столкновении с демонопоклонником.

Оглядевшись, понял — нехитрый завтрак получили все заключенные. Булочка оказалась неимоверно вкусной и сытной. Допивая молоко, думал лишь о том, что нужно было нарваться на какие-нибудь неприятности ещё днем. Тогда мог и переночевать в тепле и вкусно поесть. И всё совершенно бесплатно. Хотя нет, я же и так получил порцию проблем — половину дня в отключке провалялся из-за тех всадников. Странных всадников. Сначала носятся как ветер в поле, потом чушь всякую несут. Додумать не дал сосед, тот самый бугай. Он так и не снял капюшон с головы.

— Тебя как зовут, парень?

— Искантерлнамзиас, — невольно вырвался вздох. — Редко кому удается запомнить и выговорить моё имя с первого раза.

— Искантерлнамзиас, да? Забавно, что тут скажешь.

Я удивленно моргнул.

— Вот так сразу запомнил?

— Ничего сложного.

— Ага, у Кастора идеальная память. — к разговору подключился тот, что в плаще. — Меня Скирмил зовут. А насчет твоего имени действительно ничего сложного. Искантерлнамзиас. Пфф... Подумаешь.

Я совсем растерялся. Вот так сходу рушатся все привычные устои мира. Сегодня люди выговаривают моё имя с первого раза, а завтра что — местное солнце станет на западе? Лицо моё, очевидно, приняло странное выражение, потому что вокруг раздались смешки. В глазах Скирмила плясали огоньки веселья. Кастор только ухмылялся, дожевывая завтрак.

— Мда... И как это у вас получается, а я то думал...

— Не мучай голову, — расхохотался один из заключенных — эти двое, пока ты слюни во сне пускал, развлекали всех своей способностью к запоминанию. А имя твоё и правда лёгкое. Искапретм... ммм... Искантрелманс... Искатренл... Во имя всех богов! Да его ж хрен выговоришь!

Теперь хохотали все. А я немного успокоился. Не всё так страшно, я не сошел с ума и мир не перевернулся с ног на голову. Вот помню был случай... И тут память выкинула перед моим лицом руку и показала неприличный жест — не помню. Бывает, возникнет ощущение, чем-то схожее с тем, что переживал раньше, такая себе ассоциативная цепочка. За ней потянется воспоминание, и вдруг сорвётся как рыба с крючка. Я попытался сосредоточиться, в надежде вспомнить что-то из прошлой жизни, но нет... ничего.

— О чем грустишь, Искантерлнамзиас? — спросил Скирмил

— Да так, думал, вспомню что-нибудь.

— Что вспомнишь? — не понял Кастор.

— Да хоть что-нибудь. Я из другого мира, а когда в этом оказался, почти ничего и не помнил.

— Ага, а имя такое запомнил, да? — реплика Скирмила вызвала новый взрыв хохота.

— Нет, имя тоже забыл. Меня просто нашли недалеко от храма познания. Я без сознания был. Разбудили, спросили как зовут. Я что-то пролепетал в ответ. Вот это и приняли за моё имя. Я его сам неделю выучить пытался. И только через месяц, когда более менее подучил язык, смог спросить чего они вообще меня так заковыристо называют. Представляете, как все удивились?

Новый взрыв хохота заключенных показал, что с воображением у них всё в порядке, а нас вряд ли ожидает что-то плохое. Люди, которым светят серьезные неприятности, так не хохочут.

— Почему не сменил? — Кастор был сама лаконичность.

— Привык.

Я рассказал вкратце свою историю. Скирмил и Кастор просветили по поводу своих полуночных дел. Оказывается, они едут в Гор — город академию, состоящий из различных школ, обучающих всевозможному волшебству, чародейству и прочей магии. Туда же, куда направлялся и я сам. Только ребята (на вид оба едва ли намного старше меня) перед приездом на учебное место решили разжиться парой демонических артефактов.

Все ученики, независимого от выбранной школы, обязаны проводить исследования в определенной области магического знания. От них во многом зависит дальнейшая карьера и направление специализации будущего кудесника. А поскольку они видели себя исключительно практиками, то решили подстраховаться и приобрести материал для полевых исследований. Тогда могли бы откреститься от нудных теорий.

На вопрос как они умудрились выйти на владельца демонических вещиц, которые лишь формально являются законными, Скирмил сослался на знакомства дальнего родственника — дядюшки двоюродного племянника брата свояка его отца. После этих слов на лицах некоторых заключенных появились понимающие ухмылки, а я потерял к вопросу всякий интерес, ощущая, что меня водят за нос. Однако кое-что в сказанном всё же взволновало меня.

— Мм... Скирмил, какие вообще правила нужно соблюдать во время обучения? Может, есть что-то эдакое, ну... просто не хочу вылететь сразу после начала обучения из-за незнания чего-то общеизвестного.

— Смотря куда вступать собрался. Ты в какую школу едешь?

— Да я как-то ещё не совсем определился, колеблюсь между... да неважно, в целом. А ты?

— Приедем — увидишь, — Скирмил тоже не захотел откровенничать.

На самом деле я совершенно точно знал, куда именно еду. Меня интересовала одна конкретная школа, если её можно так назвать. Путь Агниркуса. казалось бы, почему не сказать об этом Скирмилу? Так вот, это не суеверие и не предрассудки. Есть надежда, что дальше будем добираться до Гора вместе со Скирмилом и Кастором, но если скажу куда собрался вступать, они вряд ли захотят продолжать путь в моей компании.

Сколько себя помню (чуть меньше года, который провел в этом мире), я почти ничего не хотел, кроме новых знаний и впечатлений. В зелёном храме же утверждали, что меня гложет желание силы. Хотя я ничего такого не ощущал, они выяснили, что это желание было иррационально и преследовало меня в той жизни, которую я не помню. Поэтому мне следовало попробовать стать немного сильнее, чтобы хоть что-то вспомнить. А все источники, которые попались в храме познания, однозначно утверждали: Путь Агниркуса воспитывает исключительно сильных последователей. И дело тут даже не в количестве чар, которые они способны применять, не в их мощи, а скорее — в образе мышления. Особенно меня поразил один случай, описанный в хрониках зелёного храма.

Некто Асментрий — выпускник школы исповедующей путь Агниркуса — пришел ко дворцу баронессы Рийской — редкой красавицы (портрет я видел, действительно поражает). Эта дева пообещала отдать своё сердце самому сильному из претендентов на её руку. Асментрий же могучей статью не отличался. Хоть и был высок, но при этом имел чересчур худощавую фигуру и явно плохо обращался с мечом.

Естественно, его высмеяли. Баронесса в это время отсутствовала, но нашлись среди претендентов на её руку желающие избавиться от выпускника Пути Агниркуса до приезда красавицы. Первым кто бросил вызов Асментрию был крипт Каверит. Дуэль по настоянию крипта оговаривала "бой до смерти". Дата встречи была отложена на несколько дней от момента вызова. Крипт Каверит хотел посетить несколько вечеров перед поединком. Всё это время он бахвалился своей будущей победой. Потому всех удивила его неявка на место поединка. Асментрию была присуждена автоматическая победа. Вечером того же дня стало известно: крипт Каверит был разорван урсулиской в пригородном лесу. Зачем туда понесло крипта перед дуэлью для всех оставалось загадкой.

Спустя день траура по погибшему воину, вызов "оставшемуся без заслуженного наказания недоноску" решил бросить граф Тиль. Безземельный граф не претендовал на руку баронессы, но интересовался своеобразным состязанием, устроенным ею. Граф Тиль искренне сочувствовал погибшему крипту и собирался выставить Асментрия из замка в память о "благородном Каверите". Соответственно граф бросил вызов с условием, что бой будет вестись до первой крови. В случае проигрыша, Асментрий покинет владения баронессы Рийской, и никогда не будет претендовать на женитьбу с этой прелестной особой. Все свидетели утверждали, что Асментрий принял данные условия без каких-либо возражений, как и в случае с криптом.

Встреча мужчин была назначена на утро следующего дня. Хроники повествуют, что когда на поединок явился Асментрий, даже изнеженные ручные собаки благородных дам, замерли от удивления. Да и как тут не удивиться, если он явился на дуэль в длинной, до земли, шубе и с коротеньким ножом в руке. Удивление окружающих было столь сильным, что они даже забыли высмеять Асментрия. Тот же указал, что оружие и доспех не обсуждались, а значит, он мог выбрать их по своему усмотрению. Таким образом, выбрал те, которые счёл нужным.

Граф Тиль не был глупым человеком и признал: не смотря на нелепый вид, шуба из меха отри действительно может сослужить хорошей защитой даже против топора, что уж говорить о его дуэльном мече. Однако при этом придется жертвовать скоростью и манёвренностью. В условиях дуэли граф считал подобный размен довольно глупым. Выпускник Пути Агниркуса оставил это замечание без внимания.

После сигнала о начале боя Асментрий невероятно быстро подскочил к графу и... обнял его. Не ожидавший такого дуэлянт, не сразу воспользовался своим преимуществом в силе и откинул противника прочь. Следующую минуту Асментрий уклонялся от выпадов графа, разрывая дистанцию. Однако тот был опытным воином и пару раз достал противника. Тем не менее, крови не было (спасла-таки Асментрия шуба). Зрители начали роптать. Стало ясно, что дуэль превратилась в какой-то цирк.

Когда граф от души замахнулся своим мечом и, наплевав на дуэльный кодекс, собрался бросить меч в противника, его неожиданно скрутило в приступе жесточайшего кашля. Через десяток секунд он уже еле стоял на ногах. Открытые участки тела пестрели красно-фиолетовой сыпью. Пораженные зрители не сразу поняли, что происходит, когда Асментрий демонстративно медленно достал из кармана маленький нож и попытался пустить графу кровь. Вот только коротенький клинок не оставлял кровавых линий.

Зрителям нож казался на удивление тупым: сколько Асментрий ни проводил им по коже графа, крови все не появлялось. Лицо, ладони, шея... нигде кровь не хотела выступать. Многие посчитали, что нерадивый претендент на красотку боялся сильно ранить дворянина, да только переборщил с осторожностью. Эта версия была разрушена, когда последователь Пути Агниркуса, наконец размахнулся и воткнул нож в грудь графа. Маленький ножик с невероятной легкостью прошил кожаный доспех. Зрителям трудно было поверить, что минутой раньше он не мог оставить ни единой раны на теле графа. После демонстрации крови, Асментрия нехотя признали победителем, а проигравшего поспешно увезли домой.

Врач удовлетворил любопытство свидетелей дуэли, заявив, что никакой угрозы жизни графа нет. Причиной сыпи была простая аллергия на мех из шубы Асментрия. Однако, кроме троих дам, с которыми за прошедшие дни граф Тиль успел разделить ложе, это никого не успокоило. На резонное возражение хороших знакомых графа, о его неподверженности аллергии, врач с усмешкой поведал о своеобразной приправе в блюдах графа. Помимо экзотического вкуса и вполне определенного влияние на мужской организм, она способна вызвать аллергию на мех.

Возмущению дворян не было предела. Они призывали многие кары на голову Асментрия, называли его отравителем и подлецом. Врач заверил собравшихся в том, что приправа появилась на кухне графа задолго до этих событий, что подтвердил и повар пострадавшего. Это несколько успокоило благородное собрание. Они были вынуждены извиниться, признавая, что всё же погорячились. Но только с 'отравителем'! Достойным воином Асментрия после победы считать не желали.

Некоторые любопытные захотели переговорить с самим графом Тиль, но целитель категорично воспротивился. По его словам, многочисленные мелкие порезы на коже лица, шеи и ладоней при каждом движении доставляют графу чересчур много боли, а поскольку заживают такие ранения крайне медленно, то в ближайшую неделю граф вряд ли сможет получать удовольствие от общения. Все тут же вспомнили о 'неудачных' попытках Асментрия порезать противника. Оказывается, нож был на редкость острым, а 'клоун в шубе' достаточно искусно им владел, чтобы разрезать лишь кожу. Это объясняло лёгкость, с которой был пробит графский доспех. К тому же показывало на редкость злобный характер последователя Пути Агниркуса. Он ранил кожу, но не пускал кровь до самого последнего момента, вынуждая обидчика страдать.

Асментрию, бросали еще несколько вызовов. Все препятствия он преодолевал с лёгкостью, уверенно оперируя слабостями противников. И чем дальше, тем больше его боялись. Появились слухи, что первый противник Асментрия не просто так решил прогуляться по загородному лесочку. Встреча с урсулиском могла быть далеко не случайной. По возвращении баронесса была закидана ворохом жалоб и кошмарных слухов. Она соглашалась наказать наглеца и выслушивала следующую порцию ябед на кошмарного последователя учения школы архимага Контуса Агниркуса.

Истории, одна страшнее другой, вливались ей в уши болтливыми 'блюстителями чести и порядка'. Стоит ли говорить, что именно Асментрий стал избранником баронессы Рийской — невероятной красавицы и очень неглупой женщины. А наказанием ему стало повеление разобраться с врагами красавицы, что настойчиво пытались присоединить её земли к своим. Асментрий сделал это блистательно, попутно сильно расширив территории, на которых стал править вместе с умной женой.

В общем, последователи Пути Агниркуса умели побеждать и по праву считались сильными людьми. Обратная сторона медали — к ученикам этой школы редко хорошо относились. Зачастую их поступки вызывали гнев правителей и ярость обывателей, поскольку не поддавались привычной логике даже больше, чем поступки прочих сильных существ. Я не знал, как обстоят дела в других державах, но в Марийском Царстве последователей Пути Агниркуса почти ненавидят. Почему почти? Потому что всё-таки любой маг, воин или волшебник, не говоря уж о чародеях, на ненависть к своей персоне реагирует всегда с позиции силы. А сила — единственное, чем прославился Путь Агниркуса в широких массах. Ворчать под нос в компании кружки пива — это одно, а нарваться на неприятности из-за длинного языка — совсем другое. Школа Пути Агниркуса очень сильна. Пусть сила эта странная, я собирался испить из её источника сполна. Но пока есть возможность сохранить это в тайне — зачем портить отношения с возможными попутчиками?

Глава 6

Я покосился на Кастора и Скирмила. Они просили всех заключенных показать перед собой несколько пальцев на один лишь миг и затем спрятать руки куда угодно. Происходящее заставило меня усмехнуться. В храме познания приходилось быть свидетелем похожих шуток. Наставники храма рассказывали о хитрых приемах. Они помогали ввести собеседника в ступор, чтобы потом было легче получить нужную информацию. Суть этого трюка в том, что пока заключенные будут думать куда деть руки, они не сразу разожмут зажатые пальцы. Это усугубиться их азартом и спешкой. При должной сноровке, можно успеть запомнить кто и что показывал. Для такого фокуса нужна внимательность, а не выдающаяся память. Ну вот. Что и следовало доказать. Заключенные заметались и вместо того, чтобы использовать самый простой способ сбить наблюдателя с толку — растопырить пальцы — потратили почти пять секунд впустую, пытаясь спрятать руки.

— Ну что ж, — задумчиво протянул Скирмил, нагнетая обстановку, — это будет сложно. Полагаю, хмм... пальцев было...

— Сорок четыре, — Скирмил повернул ко мне удивленное лицо. Я же продолжил: — Трое показали по одному пальцу, двое — по три пальца, пятеро — по семь. Остальные решили проявить оригинальность и не показали ни одного.

Удивленное перешептывание заключенных, сверяющих правильность ответа друг с другом, сменилось пораженной тишиной. В отстойнике раздавался лишь громкий заразительный смех Кастора, который не прервался даже после довольно громкого щелчка дверного замка.

Дверь в камеру открыл страж, защищенный полным чёрным доспехом с опущенным забралом. Доспех состоял из множества небольших пластин, соединенных колечками и цепочками с крючками да завитушками непонятного назначения. Мог ли кто-то выковать такой доспех? Пожалуй, да. Мог ли обычный страж позволить себе купить такое произведение кузнечного искусства? Очень вряд ли. Следуя логике, я рассудил, что перед нами очередной маг духа, наловчившийся создавать себе защиту.

Непонятно было только с этими завитушками на доспехах, похожими на кустик из проволоки, закрученной в один моток. Это из-за плохого контроля возникло, или они для чего-то предназначены? Задать этот вопрос так и не решился. Куда нас вели было непонятно, и оттого я начал нервничать. Короткий коридор и лестница привели к открытым дверям кабинета старшего расследователя города Арлен. Им оказался дряблощекий мужчина со строгим лицом и легкой сединой в редеющих волосах. Он распекал одного из своих подчиненных.

— То есть, ты всерьез рассматриваешь эту версию? Преступники научились проходить сквозь стены, но занимаются мелким воровством? Если я ещё раз услышу подобную чушь, ты отправишься служить на границу с Фистафией! Иди и найди следы этой шайки, к вечеру у меня на столе должен лежать отчет с адекватной версией! — подчиненный быстро вышел с упрямо поджатыми губами. Старший расследователь обратил внимание на нас. — Это они?

Наш сопровождающий в чёрном доспехе даже не пошевелился, но видимо его молчание было принято как знак согласия.

— Надеюсь, впредь вы воздержитесь от совершения столь рискованных сделок на улицах моего города, — произнёс старший расследователь и махнул рукой. Молчаливый страж в чёрном доспехе быстро вывел нас из здания. От сильного хлопка дверью я дернулся и повернулся к стоящему слева Скирмилу.

— Это что вообще сейчас было? Я думал, беседа будет более содержательной.

Скирмил поежился.

— От более содержательных бесед с расследователем бывает очень плохо.

— Это с чего вдруг? — удивился я.

— Просто поверь его опыту, — пробурчал Кастор из под капюшона.

— Ага, — я все не мог успокоиться, — а ты, значит, знаешь это от дальнего родственника?

— Именно, — Скирмил сказал это резко, явно не желая продолжать обсуждение своей родни. — Давайте уже убираться отсюда. Странно, что нас так быстро отпустили. Как бы на более серьезные неприятности не нарваться.

Я кивнул в знак согласия, посмотрел на Кастора. Лицо здоровяка не выражало ничего. Да уж, ему всё нипочем. Совершенно непробиваемый тип.

— А почему с нами не было того, другого... ну, который с дубинкой был?

— Отказался сотрудничать со следствием, надо полагать. Тебя, когда вели к тюрьме, допрашивали? — Спросил Скирмил. Я кивнул. — Вот и нас расспрашивали с Кастором по отдельности. Потом сравнили показания и в итоге отправили в отстойник. А Лолтис, так того типа звать, — пояснил мне Скирмил, — или не стал ничего объяснять, или наврал с три кучи...

— С три короба, — машинально его поправил, думая как стражи успели сравнить показания, если сразу же после короткого обхода не перекинувшись ни словом, отправили нас в отстойник.

— Это у нормальных людей с три короба. А у таких ублюдков, как Лолтис, которые приводят, вместо обещанного коллекционера, жреца сильнейшего из демонов боли, что слова, что испражнения — одно, — Скирмил поморщился от неприязни и продолжил. — Так вот, если ты с радостью сообщаешь всё как есть, без утайки, то попадаешь в отстойник. Там тепло, сухо и кормят прилично. А если упорствуешь и изворачиваешься — добро пожаловать в яму. Сырую, холодную, без единого проблеска света. Из еды там одни крысы, а если учесть как стражи 'любят' таких вот упорствующих, то ещё неизвестно, кто станет едой. Крыс там тоже не кормят, знаешь ли.

Скирмил замолк, а я подумал, что он должен был немало пережить, чтобы узнать всё в таких подробностях. Оставалось только поблагодарить Харрела, который собирался отвести меня в отстойник ещё до начала допроса.

Когда проходили мимо четырех фонтанов в центре площади, опять невольно ими залюбовался. Днём они выглядели куда красивей, чем ночью. Множество радуг в окружающих их брызгах так заинтересовали меня, что и не заметил, как появилось препятствие в виде других людей. В одного из которых я благополучно врезался. Кастор со Скирмилом помогли подняться. Я ожидал криков и ругани, может даже начала драки, но когда рассмотрел, с кем столкнулся, то сильно струхнул. Внезапно стало понятно, чьему заступничеству обязан таким скорым освобождением из-под стражи.

Это оказались те самые всадники. Сегодня они пришли без распротов, только на своих двоих. Меня одолевали дурные предчувствия. Чего ожидать от людей, которые сначала едва не убив человека бросают его на произвол судьбы, а затем с лёгкостью одним взмахом руки сносят голову ожившему ночному кошмару большинства нормальных людей — благословлённому слуге демона? Как оказалось, сбил с ног я ту самую девицу, что была у этого отряда кем-то вроде предводителя.

— Рада видеть, что с вами все в порядке, повелитель, — прорычала эта девушка, отряхивая одежду от несуществующей пыли. В глазах её пылала нешуточная злость. За её спиной, чуть левее, стоял запомнившийся белобрысый лихач. Теперь уже моё лицо стало злым.

'Ну почему, я столкнулся не с ним? Потом можно было бы ещё потоптаться напоследок по его лицу, чтобы стереть эту туповатую улыбочку. Хотя, кого я обманываю? На этих ребят нарываться совсем не хочется.'

— Молодые люди, меня зовут Амрен, — вступил в разговор мужчина. Из шестерых человек этот был самым высоким, самую малость ниже Кастора. Он выглядел серьёзным человеком, и как-то неуловимо вызывал чувство расположения. — Давайте, продолжим разговор в более подходящем месте.

Деваться 'молодым людям' было некуда, и мы согласились. С таким челвоеком хотелось разговаривать без лишней грубости, вежливо, с удовольствием, что само по себе навело меня на мысль о внушении и заставило сосредоточиться. Далеко идти не пришлось. На противоположном от тюрьмы крае площади располагалось странное и угловатое во всех смыслах здание, которое ещё ночью привлекло моё внимание. Оказалось, что это всего лишь своеобразная проходная — приёмная перед самим домом. Двухэтажный особняк, окруженный цветочными лужайками и плодовыми деревьями не оставил равнодушным даже Кастора.

— Что это за место? — здоровяк выглядел на редкость умиротворенным.

— Мой дом, — ответила предводительница этого странного отряда.

Через несколько минут мы разделились. Кастор и Скирмил сидели с чаем в беседке из какого-то странного белого дерева с текстурой напоминающей кость, а меня провели в дом. Вообще, лёгкость и сказочность местной атмосферы совсем не сочеталась с грозным видом хозяйки окружающего великолепия. Видимо, внешность обманчива. Обо всем этом я успел поразмыслить сидя у окна в одной из комнат на втором этаже особняка. Прекрасный сад радовал глаз, а то, что отсюда было хорошо видно беседку, в которой отдыхали новые знакомые, добавляло чуточку спокойствия растревоженному плохими предчувствиями сердцу.

Наконец, в комнату вошли хозяйка дома и девочка, лет тринадцати на вид. Предводительница всадников была все в той же одежде для верховой езды, что и раньше: чёрные штаны, плотно облегающие стройные ноги, короткая куртка и сапоги с низким каблуком. Каштановые волосы, стянутые в хвост на затылке черной лентой, распадались за плечами пышным потоком. Почему-то только сейчас я заметил, насколько она привлекательна, особенно на фоне стоящей рядом девочки.

Ровно спадающие, абсолютно черные волосы малышки контрастно выделяли общую мягкость черт лица. Это жизнерадостное дитя было одето в черное платьице с несчетным количеством всяких кружевных нашивок и оборочек. На одежде ребёнка особенно сильно привлекали внимание многочисленные крылатые феи с тёмного цвета кожей. В тёмных кукольных нарядах и с чёрными крылышками они должны были сливаться в одно пятно, но почему-то легко выделялись глазами. Будто зрение само собой улучшалось, чтобы уловить каждую складочку миниатюрных фигурок. Присмотревшись к ним, можно было увидеть творения настоящего мастера. Все чёрные феи, несмотря на общую схожесть, почти неуловимо отличались в различных деталях — уникальная работа. А резкие, в чём-то даже злые, черты лица пришитых игрушек сильно оттеняли добродушное выражение лица девочки, отчего она казалась ещё милее.

— Меня зовут Ямнис, а это, — взмах в сторону хозяйки дома, — Мирситена.

— Искантерлнамзиас, — к имени девушки отнеслись спокойно, то ли и не такое слышали, то ли уже знали как их 'гостя' зовут.

— Итак, — задумчиво произнесла малышка, — с чего бы нам начать?

— Быть может с того, что вообще происходит?

Девушка и девочка переглянулись.

— Мда-а, что-то такое мы и предполагали, — протянула девочка, покосившись на хозяйку дома. — Логрот что, совсем ничего тебе не объяснил?

— А кто такой Логрот? — вопрос вызвал новое переглядывание девушек.

— Тот, кто поставил тебе метку нашего дома, — продолжила малышка. — Ты предвечный, он распознал тебя, и предупредил... должен был предупредить о том, кто мы такие, и кем вскоре станешь ты сам. Разве не поэтому тебя отправили в этот мир?

— Вообще-то, я ничего не помню о своей жизни, до того момента, как попал сюда. Так что, может, вы мне всё объясните?

— Всё настолько плохо? Были ещё какие-то негативные последствия при переходе в этот мир?

— Я уменьшился, — на мои слова малышка отреагировала заинтересованным взглядом, который отдавал чем-то странным.

— То есть, помолодел, — протянула она, — как будто отмотали несколько лет назад?

— Нет, — я замотал головой — я остался таким же, только меньше в размерах. Моя одежда была вся в подпалинах, но на несколько размеров больше. Когда меня нашли, я в ней свободно барахтался. Предположительно, я был выше на тридцать сантиметров. Это вот столько, — показал он руками расстояние для большей ясности. — Приблизительно. И ещё храмовники подтвердили, что пропорции тела остались такими, как и были, если судить по одежде. Опять же, приблизительно. Так что версию о внезапном омоложении отбросили сразу, а вот почему так случилось... — я развел руками, показывая всю глубину неясности данной ситуации.

— Хумум... — неразборчиво пробормотала девочка, закусывая губу. Она задумалась, глядя куда-то в потолок и постукивая указательным пальцем по подбородку. — Я бы не стала вот так сбрасывать это со счетов. Возможно ты прикоснулся к вечности во время перехода... Потеря памяти в процессе инициации не редкость... И метка смазана. А если... Нет, определенно он ещё не стал ат'сзенара... Значит, так! — похоже девочка наконец, приняла какое-то решение. — Примем, как данность, что ты — ничего не знающий предвечный, и постараемся донести до тебя хоть какие-то основы нашего бытия. Думаю, месяца хватит, чтобы вбить в твою голову знания о том, чего делать нельзя. Потом можешь заниматься, чем хочешь, а вот когда, наконец, станешь ат'сзенара... — Малышка мечтательно улыбнулась. — Вот тогда мы займемся твоим воспитанием всерьёз.

— Э-эй, — я так разнервничался, что даже заикаться начал. — К-какого ещё месяца? Я ни на что согласия не давал. Мне в Гор нужно. Через неделю начнется приём в ученичество, а я и так еле насобирал денег на дорогу и обучение. И вообще, вам не кажется, что похищение человека — это уже чересчур? Я...

— Не тараторь, — перебила девочка. — Делай, что старшие говорят. Это для твоего же блага.

— Вообще-то, я постарше тебя буду, — всё моё существо, прямо-таки источало скепсис и раздражение.

— Думаешь?

В следующий миг лицо малышки оказалось прямо передо мной. Глаза её широко распахнулись, а на меня обрушились видения о временах столь древних, что в человеческом языке нет слов, чтобы это описать. Я видел планеты и звезды, они появлялись и гасли. Видел множество народов, красивых и кошмарных. Видел закаты и рассветы в мирах похожих на мой родной и совершенно непостижимых для человеческого разума. Это было... завораживающе. Красиво. Чудесно. Никогда я не видел ничего подобного. Я просто знал — даже до потери памяти мне не доводилось видеть такого. Непостижимое великолепие многих видений, заставляло трепетать душу в чистейшем экстазе.

Внезапно всё прекратилось. Девочка отошла на шаг и удивленно посмотрела на меня.

— Надо же, выдержал.

Мне так хотелось увидеть продолжение, что рука сама непроизвольно дернулась вперед, сцепив пальцы на тонком девичьем запястье.

— Покажи мне ещё!

Властность грубого окрика поразила меня самого. Ведь я даже не собирался что-либо говорить. Тем более так резко требовать продолжения чудесного видения. Взгляд, брошенный на малышку, вызвал острое чувство вины. Она вся сжалась, будто на плечи ей положили тяжелый груз.

— Спи.

Сказанное громким шепотом слово вылетело из детских уст и окутало меня мягким коконом, залезло в голову и заполнило ее шуршащим эхом. Я успел выдохнуть еле слышное 'Прости' прежде, чем погрузился в мягкие объятия тьмы.

Глава 7

* * *

Мирситена замерла в оцепенении. Напряжение, не оставлявшее её с начала разговора, достигло своего апогея. То, что Искантерлнамзиас выдержал 'взгляд вечности' ещё куда ни шло, в конце концов, он — предвечный. Мало ли что он пережил в прошлых воплощениях. Пока душа развивается, проходя через множество жизней и смертей, она приобретает свои особенные, уникальные черты, чтобы со временем обрести самосознание и стать ат'сзенара — истинно вечным существом.

Сознание ат'сзенара находится не в плане духа, как у богов, не на стыке плана духа и материи, как у демонов и уж конечно не в материальном плане, как у тварных существ. Оно укореняется в плане души. Конечно, это утрировано. Жизнь души настолько отличается от привычной большинству существ, что окончательно оставить уровень тварных существ и духов способны лишь старшие ат'сзенара, жаждущие спокойного счастья гармонии. Юные вечные, оставаясь связанными с душой, переносят основную часть сознания в иную плоскость бытия — чаще всего в материальную, чтобы наслаждаться простыми радостями тела. С богами и демонами тоже не всё так однозначно, но что в этом мире просто?

Мирситена была молода даже для людского племени — ей было всего восемьдесят лет. При средней продолжительности жизни людей этого мира в двести тридцать два года, это было сущей безделицей. В сорок пять лет наследница герцога Раж — родного брата правителя Пирвии — по наитию провела странный обряд, в результате которого призвала силы Дома Кровавой Тьмы и стала ат'сзенара. Тогда она осознала мир в гораздо большем смысле, чем можно объяснить человеку.

Герцог довольно быстро понял, что случилось с его дочерью. Потому, когда на следующий день в замок прибыла Ямнис, он сразу поверил гостье, которая выглядела как пожилая леди, не утратившая печати красоты. Всем было объявлено о болезни наследницы, а затем и о смерти. Церемония захоронения была проведена по всем правилам. Тело поместили в фамильный склеп, и никто не поинтересовался: 'Почему любящий отец совсем не опечалился смертью любимицы?'.

Ямнис переделала тело Мирситены за двенадцать лет. Именно столько требуется чтобы энергетика человека полностью адаптировалось к измененным каналам энергии, приспособилась к потокам сил, отличных от привычных для этого мира. После вмешательства Ямнис, Мирситена не утратила красоты, но была буквально пронизана могуществом. Стала быстрее, сильнее физически и магически. Ямнис не пожалела силы при создании сосуда для новой Заклинательницы Дома. Дальше Мирситена развивалась сама, довольно плодотворно. Она была слаба по меркам ат'сзенара великих Домов, но с рядовыми вечными могла справиться без труда. Для её возраста это было огромным достижением. Знания, собранные в библиотеке Дома, открыли ей многие тайны, но нигде не было упоминания о том, чему она стала свидетелем только что.

Ямнис — плоть от плоти одного из древнейших — сгорбилась под давлением воли простого человека. Он — предвечный, да, но далеко не каждый из сильнейших ат'сзенара, принцев и принцесс иных великих домов, мог вызвать хоть малейшее напряжение на лице Хранительницы Дома Кровавой Тьмы.

Мирситена не была знакома с Логротом. Он бродил где-то в иных мирах. Всё, что молодая вечная знала — это существо было довольно эксцентричным и фактически создало Дом Кровавой Тьмы. Теперь Мирситена была уверена в его ненормальности. Непонятно, из какого мира бывший Защитник Дома вытряс новичка, но нужно быть совсем безумным, чтобы ставить на это метку наследника.

— Мирситена, — окрик Ямнис заставил девушку вздрогнуть, — мне нужно провести модификацию его тела. В какой комнате это можно сделать?

Хозяйка особняка задумалась. После такой процедуры в комнате, скорее всего, придется проводить капитальный ремонт. Ямнис — мастер своего дела, но эманации после процедуры остаются очень неприятные.

— Коричневая комната мне никогда не нравилась.

Эта фраза вызвала у девочки улыбку. Что бы только что ни произошло, Хранительница Дома быстро оправилась.

— Не переживай о новом главе Дома. Он будет хорошим Защитником. Правда, с этим знаком Повелителя Огненных Птиц не все ясно. Ркалыхнурв ненавидит подчиняться кому бы то ни было. Стихия огня накладывает свой отпечаток. Он часто обзаводился слугами, рабами, но никогда не искал покровителя. В конце концов, именно это и сделало его великим духом, ставшим над всеми огненными птицами. Он вплотную приблизился к богам, его почитают во многих мирах. Зачем ему делать кого-то повелителем сонмов своих слуг? Быть может, он нашел способ стать богом, но боится потерять власть над огненными птицами? Ладно, с этим разберемся позже, а пока займемся нашим будущим Защитником. Сомневаюсь, что он будет доволен вашими действиями при первой встрече. И что-то мне подсказывает, слова о сильной спешке в поисках слабого сигнала метки определенно не будут восприняты в качестве достойного оправдания. Беднягу сбили и не оказали совершенно никакой помощи. Подумать только, так торопились найти кандидата, что едва сами же его не убили! — слова Ямнис заставили Мирситену покраснеть. — Ребятки, помогите мне донести это тело до коричневой комнаты.

После этих слов один из пикраль, что замерли недвижимыми фигурками на платье Ямнис, взмахнул своими узкими крылышками и подлетел к спящему парню. Повинуясь взмаху маленькой ручки, тело кандидата взмыло в воздух, приняло горизонтальное положение, животом вниз. Маленькая злобная фея тут же уселась на Иска в районе поясницы. Радостный пикраль скрестил ноги, создал длинную плеть из тьмы, и стал нахлестывать бока импровизированной лошади. Тело медленно поплыло вперед. От взгляда на это действо у Мирситены помимо воли начала появляться озорная улыбка.

Пикраль — немногочисленный волшебный народ, присягнувший на верность Хранительнице Дома Кровавой Тьмы. Тёмные феи стали её элайа. Это слово включает в себя очень многое. Они и её слуги, и дети, почитатели и верноподданные. Они получали часть силы своей госпожи, становились бессмертными и обретали особый статус. Рядовой ат'сзенара трижды подумает, прежде чем связываться с элайа представителя великого Дома. Иногда нападение на слугу — оскорбление даже большее, чем ругань в адрес господина. Личные проблемы и решаться должны лично. Выбирай противника по силе — неписаный закон ат'сзенара, которые привили благородство многим простым народам.

Мирситена надеялась, что у неё тоже однажды появятся свои элайа. Для начала хватит и одного, так легче будет его защитить. Ямнис ругалась на подобные размышления Мирситены, заявляя, что к элайа нельзя относиться как к домашним питомцам. Для таких целей ей стоит завести фамилиара. Мирситена послушно кивала, но в мыслях всегда возвращалась к заманчивому видению. Взгляд девушки упал на беседку, в которой Амрен — Посредник Дома — развлекал беседой друзей Искантерлнамзиаса. По лицу хозяйки поместья расползалась улыбка. Никто не должен знать, кем на самом деле являются члены торгового дома Карвинпасв. Но ведь парень наверняка проболтается об этом друзьям. А значит надо принять меры, по защите интересов Дома.

План созрел в голове девушки мгновенно. Пока Ямнис занимается корректировкой тела будущего Защитника Дома, Мирситена сделает этих ребят своими элайа. С радостными мыслями она вышла из комнаты, направляясь к ничего не подозревающим жертвам её маленькой мечты.

* * *

Ямнис справилась за неполный час. Глубоко перерабатывать тело новичка смысла не было, а укрепить и немного расширить существующие каналы для токов энергий разных планов бытия — заняло у неё пятнадцать минут. Гораздо больше времени понадобилось, чтобы решить, что делать с обнаруженными внутри Искантерлнамзиаса духом и частью истинного пламени. Мелкая огненная птица, очевидно, была даром Ркалыхнурва — своеобразной гарантией контракта, символ которого остался в виде знака на тыльной стороне левой ладони парня. Странновато, конечно, но относительно объяснимо. Истинные стихии же были сами по себе. Над ними не имели власти ни боги, ни ат'сзенара, ни (как подозревала Ямнис) демиурги. В среде бескрайних океанов сил, некоторые энергии обретали свои слои реальности — еще не отдельный план, а своего рода огромный кусок подпространства. Такие энергии назывались стихиями. И в этих плоскостях бытия возникала своя странная и непонятная жизнь — воплощения стихий. Обладающие высокоорганизованным разумом, они способны были бросить вызов богам, иногда даже побеждая их. Их долгое время путали с элементалями, пока не осознали всю глубину своих заблуждений. Впрочем, эти воплощения стихий и сами называют себя жителями Огня, Воды, Земли и так далее — немудрено было запутаться.

В конечном итоге их стали называть высшими элементалями, согласившись, с тем, что раз могут быть разумные и неразумные существа тварного плана — животные дикие и культурные (к которым относится человек), то в энергетическом плане должно быть так же. С истинными стихиями всё куда сложней. Они разумны, являясь скорее совокупностью разумов, чем единой личностью, но что самое поразительное, их местом жизни являлся план душ. О возникновении истинных стихий могут рассказать, разве что Древнейшие — те, кто видел гибель вселенной, и выжил в Купели Перерождения. Отец Ямнис был одним из Древнейших. Одним из тех, кто приложил руки к воссозданию вселенной, по крайней мере того кусочка сущего который удалось отгородить от влияния обезумевших демиургов. Он как то назвал истинные стихии изначальными. Ямнис помнила, с каким благоговением отец относился к истинным стихиям. В детстве она очень любила сказку о том, как изначальная Тьма дала отцу свою кровь, благодаря чему он и смог выжить во время перерождения вселенной, не обратившись безумным псом хаоса. Не того Хаоса, что всегда был неизменной частью Мира, приводящей к бесконечному изменению прежней сотворенной Вселенной, и сам был одной из изначальных стихий — источником времени, а хаоса безумных демиургов, исказивших и извративших своей силой привычный порядок вещей.

И вот теперь она видит кусочек одной из истинных стихий, перед которыми так благоговел её отец, в спящем парне. Влиять как-то на истинное пламя, которое угнездилось в нём, Ямнис не решилась. Она ограничилась созданием своеобразной камеры, в которой истинное пламя будет относительно безопасным для Искантерлнамзиаса, однако при этом по-прежнему будет находиться в пределах его сути. Подумав ещё мгновение, Ямнис создала похожую камеру для огненного свирфхльта, только эту снабдила 'органом', предназначенным для ограничения сил духовных созданий. Она не доверяла Ркалыхнурву. Мало ли зачем великий дух поместил эмиссара в своего партнёра по контракту.

'Кстати, — вдруг подумалось Ямнис, — не мешало бы еще раз переговорить с пленницей'.

Она спустилась в подвал, отперла дверь, запечатанную двадцатью двумя заклятиями, ослабляющими и удерживающими змей. В тёмной комнате Ямнис увидела Сириду — змеепоклонницу, которая так удачно купила себе жизнь сообщением о парне с меткой Дома Кровавой Тьмы. Женщина утверждала, что из-под крыла Ркалыхнурва Иска утянула Меанха — великий дух, одна из свиты Сееихеиии — любимой дочери прародителя всех змей — Хиерешольхка.

Сирида, скованная многочисленными чарами, подняла усталый взгляд на Ямнис.

— Я выполнила свою часть сделки. Вы нашли парнишку, теперь отпустите меня.

Ямнис смотрела, как Сирида с трудом повела затёкшими плечами.

'Она, должно быть, испытывает сильные неудобства, — думала Ямнис, — её тело сейчас почти обездвижено, оставляя совсем немного возможности разогнать кровь и это было правильно. Если хочешь сделать пленника более сговорчивым нужно сковать его, однако никогда нельзя полностью лишать его движения, от этого все члены просто занемеют. Если же пленнику оставить небольшую возможность шевелиться, то пленник сможет немного разгонять кровь, но этого будет всегда недостаточно. Со временем это будет вызывать все большее раздражение, мешая отдыху, лишая сил. Нет большей пытки, чем мелкие неудобства, помноженные на время'.

Вслух же Ямнис сказала иное:

— Он потерял память. Что ты знаешь об этом? — она словно бы не услышала предыдущих слов Сириды.

— Такое случается во время перехода между мирами. Если хочешь, я могу узнать у Меанха, что она думает по этому поводу. Наверняка, ей известно больше. Всё-таки, именно она украла вашего кандидата у огненных птиц.

Ямнис смотрела в усталое лицо Сириды. Измученное, но не сломленное. Пока не сломленное. Комплекс чар, которые она наложила на змеепоклонницу, не зря носил название 'Перемалыватель'. Пока она ещё может шутить: предлагает ослабить чары и позволить ей воззвать к Меанха — одной из великих духов змей. Этот бой Ямнис переживет с легкостью — если и не победит, то заставит великого духа пожалеть о своем приходе, — но что случится с остальными? Члены Дома отделаются относительно легко, вечные как-никак, однако кандидата они потеряют. Ничего, нужно лишь ещё немного подождать, тогда Сирида станет более сговорчивой.

Ямнис собиралась задать очередной вопрос, когда её коснулся телепатический посыл Амрена. Защита, наложенная на подвальное помещение, скрыла смысл послания, но оставила ясный эмоциональный отпечаток. Главный дипломат Дома был не на шутку встревожен, что случалось с ним крайне редко.

Уже на первом этаже Ямнис почувствовала одновременно мягкий и резкий аромат корня под названием 'рог нифкаса'. Этот корешок мог быть использован во многих ритуалах, но сейчас Ямнис не сомневалась. Она ощущала отголоски ритуала по подготовке существа к становлению элайа.

— Мирситена, — прошипела Ямнис, опрометью рванув к месту ритуала.

Глава 8

Пробуждение было тяжелым, туман в голове постепенно рассеивался, вытесняемый спором хозяйки особняка и той самой малышки, с которой я недавно разговаривал. Недавно? Попытался вспомнить, когда уснул, но ничего не получилось.

— ...этих элайа замкну на него, — послышался сердитый голос Ямнис.

В следующий миг сон слетел, как и не было. Я почувствовал, как в меня впиваются две раскаленные иглы. Задергался, пытаясь вытянуть их, но почему-то никак не мог найти, место куда они вошли — руки везде натыкались на гладкую кожу, а ощущение раскаленных иголок, сдвигалось. Казалось вот оно, сдвинь руку на пару сантиметров в сторону и наткнешься на них, но нет. Я отчаянно дергался, ощупывая свое тело, однако все чего смог добиться — выпасть из кровати. Избавиться от обмотавшего тело одеяла удалось практически сразу. Затем я вскочил и воскликнул:

— Что вы со мной сделали?! — получилось как-то чересчур театрально и насквозь фальшиво.

Мирситена отвернулась. Её лицо, уши, шея запылали румянцем. Я вдруг обратил внимание, что совершенно наг. Одежда лежала на кресле рядом. Бросился к ней, однако быстро натянуть на себя не получилось — все застёжки на вещах оказались застёгнуты. Возникало ощущение, что меня из неё просто телепортировали.

— Ты только что почувствовал установление связи с элайа, — невозмутимо вещала Ямнис.

— С кем-кем? — переспросил, выставляя между собой и девушками щит из рубахи, призванный защитить от их взглядов.

— Элайа — личные слуги ат'сзенара, — продолжала Ямнис. — Пока связь между вами слаба. Вечером проведем завершающий ритуал, тогда Кастор и Скирмил окончательно попадут под твою опеку.

— Зачем вообще это нужно? — наконец бросил попытки расстегнуть непослушные пуговицы на одежде, схватил одеяло и обмотал вокруг своего тела.

— Мы не вправе рисковать. Если они расскажут, что ты один из предвечных, это поставит под угрозу твою жизнь и благополучие Дома.

Я честно пытался понять логику этих девушек. Теперь, когда одеяло надежно укрывало меня от бесстыдного взгляда темноволосой девчонки, можно спокойно поразмыслить над сложившейся ситуацией. Я вполне смог принять тот факт, что так просто меня не отпустят. Возможно, я и вправду заключил какое-то соглашение и просто забыл об этом во время перемещения в этот мир, как забыл и о многом другом. Теперь же пришло время отдавать долги. Ладно, с этим разберемся позже. Но вот зачем было делать моих попутчиков фактически рабами (а кем еще могут быть слуги связанные с хозяином при помощи ритуала) вместо того, чтобы просто отпустить их на все четыре стороны? Последний вопрос я и задал этим девицам.

— Твои друзья наверняка попытались бы 'выручить' тебя из нашего 'плена', привлекли бы властей. Они ведь ничего о нас не знают. Проявление нездорового интереса со стороны различных сообществ нашему Дому вовсе ни к чему, а значит, придется посвятить их в наши тайны. Пока я занималась усилением каналов тока энергий в твоем теле, кое-кто, — Ямнис покосилась на молчаливо стоящую рядом девушку, — хотел сделать их своими элайа. Согласилась, старшинство друга они примут намного легче, чем незнакомого человека.

Согласной Мирситена вовсе не выглядела, очевидно, ее просто поставили перед фактом. Я глубокомысленно покивал, и задал вопрос, который не давал мне возможности соединить рассуждения девушек в логическую цепочку.

— А с чего вы взяли, что мы друзья? Наше знакомство ограничивается парой фраз и ночью в тюремной камере, — девушки ненадолго задумались.

— Почему же они пришли сюда с тобой? — наконец подала голос Мирситена.

— Никто не говорил, что идти нужно мне одному. А отказывать в маленькой просьбе отряду, который целиком экипирован распротами, особенно если они легким взмахом руки убивают культиста, получившего благословение высшего демона — не лучшая идея для тех, кто заботиться о своем здоровье и долголетии.

Некоторое время Ямнис молчала, затем у нее отчего-то дернулось левое веко, потом еще раз. Неожиданно волосы девушки зашевелились, образуя вокруг головы темный ореол, волосы плыли, как будто находились в воде, радужка глаз покраснела, а изо рта раздалось злобное шипение.

— Мирситена... — Ямнис бросила испепеляющий взгляд на подругу, затем быстро вышла, громко хлопнув дверью. Лицо, оставшейся в комнате хозяйки дома выражало вселенскую скорбь и раскаяние.

— Слушай... Мирситена, да? — решил я уточнить один момент. — А эту связь можно разорвать?

— Как разорвать? — в ужасе воскликнула девушка — Ты не понимаешь! Иметь элайа — это чудесно и...

— Да или нет?

— Если не проводить завершающий ритуал, связь сама скоро пропадет.

— Скоро это когда? — решил уточнить.

— Через пару-тройку лет... Наверное.

Я лишь присвистнул. Пара лет — это не так уж мало. С другой стороны, никакого вреда эта связь не причиняет, так? Размышляя, я сосредоточился на неведомо куда воткнутых иглах, затем самой связи и вдруг совершенно четко осознал местонахождение двух связанных со мной существ. Они как-то отличались друг от друга, но слишком тонко, чтобы можно было конкретно сказать, чем именно. Сообщил об этом Мирситене. Она кивнула, мол, так и должно быть.

А после начала рассказывать. Рассказ этот был долгим и странным. Начала она с истории о прекрасном неведомом мире, в который явился некий человек. При себе он имел артефакт, в котором была заключена значительная часть сил Творца. Творца другой вселенной, и силы чуждой этому Миру. Тот человек жаждал могущества, но взял больше, чем мог выдержать. Его охватило безумие. В попытках спасти свой разум он начал изливать эту Силу во вселенную. Однако яд оказался чересчур силен. Этот человек так и не спас свой разум, но что много хуже, безумие стало захватывать других существ.

Могущественные демиурги легко оперировали силами вселенной, но новая была им чужда. В своей самонадеянности они решили, что смогут совладать с чужеродным могуществом, окунувшись в него. Однако итог был печален — в конце концов, разум покинул и их. Если прежде вселенная медленно пропитывалась безумием силы иного Мира, то в тот кошмарный час она рухнула вся. Немногие островки реальности смогли защититься от безумия могущественных творцов. Спустя немногие годы не осталось и их. Хаос безумия колыхал вселенную, однако нашлись те, кто сумел то, что не удалось даже великим творцам миров. Они сохранили свой разум. Те, чьё сознание до последнего сопротивлялось. Они стали объединяться в группы, искать способы прекратить свои мучения.

Раз за разом они пытались умереть в материальном плане, однако, получая силу от безумных демиургов, их тела-темницы всё больше сводили с ума. Сохранившие рассудок обращались всё более кошмарными чудовищами, испытывая невозможные муки. Так безумие иной силы, захватившей демиургов, ближайших соратников Творца, пыталось поработить последние капли прежнего Мира, сосредоточенные в памяти выживших. Как ни пытались они поскорее вернуться в объятия изначальных стихий, чтобы обрести упокоение, ничего не выходило. В безумии своём демиурги наделяли чудовищ силой большей, чем миры, творимые ими прежде. Избавлялись от силы всеми возможными способами, надеясь обрести смерть.

Сопротивляться бесконечно невозможно, потому однажды все те, кто боролся, постепенно разделились на псов хаоса и Вечных. На тех, кто обрел бессмертие тела и тех, кто соединил сознание со свободной душой. Псы хаоса обрели облик в соответствии с безумием поразившем их разум, Вечные же обрели облик истинный. Однако жить в кошмарах, порождаемых безумием некогда великих творцов миров, было невероятно больно. Тем, кто помнил, каким Мир был прежде, невыносимо было видеть то, что творилось теперь.

Тогда Вечным пришли на помощь изначальные стихии. Они открыли им, что безумие чужой силы лишило демиургов воли, а лишь она способна возродить если не Мир, то его часть. Воля лучше всего проявляется в борьбе. Бороться с безумием творцов оказалось бесполезно. Вечным не доставало могущества для этого. Тогда они решили устроить грандиозную Битву. Вначале, каждый из них создал кусочек реальности, освобожденный от безумия чужой силы. Затем они начали сражение. Они сражались друг с другом, но искали не побед, а битв. В победе над слабым не было чести, как не было позора в проигрыше сильному. Высшим подвигом, высшим счастьем в те кошмарные времена было найти равного себе по силе.

Критейс, один из благословленных изначальной Тьмой, однажды встретился с Сайтрием — благословленным светом. В безумном мире невозможно было отсчитать время, однако достоверно известно, что сражение их было долгим. Оно захватило полностью, что заставив Вечных позабыть обо всем прочем, даже о безумии впавшего в хаос мира. Их глаза не видели ничего, кроме глаз противника. Они смеялись в восторге, ведь никто не мог одолеть противника в этом сражении. Битва всё более походила на танец, скрепленный взаимопониманием душ.

Они сражались и не заметили, как вскоре каждый их удар, исполненный их Силой и Волей, разрывает ткань Мира, искаженного танцем безумия. И все, что было из тьмы стремилось к Критейсу, а что было из света жаждало прильнуть к Сайтрию. Все же, что не было ни тем, ни другим, оседало пылью под их ногами. Шло время, и пыль обратилась Твердью, она росла, пока не простерлась дальше, чем хватало взгляда, а сражение всё длилось и длилось. Они настолько познали друг друга в этом сражении, что уже не знали чья рука наносит удар, а чья — парирует. Сражение стало танцем, преисполненным гармонии, каждый предвидел движение противника и своё, которым нужно ответить. Они знали как продолжить движение. Необходимости следить за противником и партнёром больше не было. Тогда они оторвали взгляд друг от друга. Осмотревшись вокруг — поразились.

Под ногами их была твердь, над головами — небеса. Половина окутан тьмой, половина — светом. Они соединялись в месте сражения-танца. Удары больше не разрывали реальность, ибо окружала их Бездна. Но каждое столкновение сил, отрывало кусочек тьмы и клочок света. Свет проникал во тьму и пробуждал ото сна покоящиеся души. Души эти спускались вниз и, зараженные духом сражения, вставали на одну из сторон, сливаясь в могучие армии. Сонмы душ сражались, разделяя безумную реальность на свет, тьму, твердь и бездну там, где это не могли сделать Критейс и Сайтрий. Осознание того, сколь много душ освобождено от безумия чуждой силы, настолько осчастливило их, что они остановили сражение — своё и армий. Однако радость была преждевременной, постепенно безумие демиургов отвоевывало пространство мира, вновь погружая его в бурлящую пучину ужаса. Критейс и Сайтрий хотели начать сражение вновь, но им на помощь пришла Нит, прекрасная и великая в своих мудрости и доброте. Она не смогла освободиться от силы безумных и стать вечной, но и псом хаоса не стала. Огромное тело девы было заполнено силой, которая подчинялась ей.

Воскликнув свое имя, Нит привлекла внимание Критейса и Сайтрия. Коснулась тверди руками и ногами, накрыв ее своей силой, своей плотью и оградила освобожденный кусочек новой реальности от безумия демиургов. Так был возрожден наш мир — малая часть Мира прежнего. С тех пор, в нашем кусочке вселенной тьма и свет ведут бесконечное сражение-танец посреди бездны, ограниченные силой и плотью Нит. Хаос безумных демиургов ломился в пределы защищенного мира, но все чего добился — раскол тверди, что не была снаружи защищена силой Нит. Твердь сотрясалась. Части её, пораженные хаосом, взлетали кверху, образовывая планеты и звезды. Возрадовались Критейс и Сайтрий, увидев это, но радость была омрачена изменениями в Бездне. Влияние хаоса не исчезло полностью. Во многих мирах, следуя законам Творца, возникала жизнь — тварная. Те, кто был чувствителен к тонким энергиям, оказались поражены влиянием Бездны. Так появились первые демоны.

Тогда Критейс и Сайтрий призвали иных Вечных, что не добились столь великих успехов. Те взяли из Бездны часть, что соответствовала силе их стихии-покровителю и тем ослабили злую силу. Спустя неисчислимое количество лет, когда многие миры не только возникли, но и умерли, когда многие из Вечных ушли в неизведанные места, люди стали называть их Древнейшими, а тех, кто шел под их знаменами — Древними. Те, кто стали Вечными, после воссоздания мира искали мудрости у Древнейших, прозванных также неназываемыми. Потому как имена их вплелись в законы Творца и стали ключами от нашего мира. Те из постигающих мир, кто в прозрении своем познавали все тайны живого клочка сущего, определяли имена неназываемых. Они могли обойти законы Творца, но не получали счастья достигнув величия Древнейших, ибо всякое нарушение гармонии губительно.

Ат'сзенара научились у неназываемых искать себе подобных и тех, кто только станет Вечными в будущем. Они обучали их и помогали обрести свой путь. Так возникли Дома. Те из них, что были основаны Древними или Древнейшими, были прозваны великими. Многие Вечные печалились, видя смерть своих потомков. Дети унаследовали плоть, но не имели способности слить своё сознание с душой. В попытке решить эту проблему были созданы элайа. Вечные жили, старели, умирали и возрождались вновь молодыми, а их элайа благодаря особому ритуалу обретали часть сил покровителя и редкое долголетие. Ни в чьих силах обратить кого бы то ни было Вечным, но ритуал позволял элайа забыть о старении. Прекрасные вечно юные элайа...

После этих слов я словно очнулся от полудремы, глядя на Мирситену. Видимо часть про элайа была ее любимой, раз возникновение миров она практически опустила, а вот про ритуал поет все больше и больше, вот уже и до подробностей самого ритуала дошла, промежуточные стадии, ингредиенты для зелий-подношений изначальным стихиям. Привела примеры целых рас элайа, которыми правили Вечные, называя себя Князьями. Наконец, смакуя особенности ритуала, она странно завершила свой рассказ, обличающим жестом. Указательным пальцем Мирситена почти уперлась в мой нос и грозным голосом спросила:

— Теперь-то ты понимаешь, как прекрасно иметь элайа, как это чудесно и великолепно? Быть Княгиней прекрасных чад своих... Что может быть лучше?

На лице Мирситены застыло умиленно-мечтательное выражение.

— Покровитель должен быть сильным. Тебе не кажется, что делать меня неким Князем несколько преждевременно?

— Я и не собиралась делать элайа твоими. Ты и так уже повелитель огненных птиц и вскоре станешь повелителем Дома Кровавой Тьмы. Великого Дома, между прочим. Хватит с тебя, — м-м-да-а, такое чувство, что она меня не слышит. Ну, вот при чем тут это? Как понимать это её 'хватит с тебя'? Ведет себя, как будто я у неё любимую игрушку отбираю и на вопрос 'Зачем?' отвечаю 'А чтобы было!'. Вдобавок, после этого выкидываю отобранную вещь в самый дальний угол чулана, где она гарантированно превратится в труху, потому что каморка открывается не чаще раза в сотню лет. К тому же, опять эта песня про повелителей.

— А вот с этого места поподробнее, пожалуйста.

— Я ведь уже говорила, — удивилась Мирситена, — великими называются Дома основанные Древнейшими и Древними, точнее теми из них, кто стал Вечными, а не развоплотился с окончанием сражения во имя воссоздания мира.

— Да нет, — непонятливость девушки заставила поморщиться. — Я хотел узнать с какого это перепугу я вдруг стал повелителем Дома и каких-то там птиц?

— Знак на твоей левой руке.

Я взглянул на темную татуировку на тыльной стороне левой ладони. Черные линии змеились языками пламени, складываясь в огненное облако.

— И что?

— Это — знак повелителя огненных птиц.

— На огонь похоже, конечно, но с чего ты взяла что именно птиц?

— Не на картинку смотри, загляни в суть вещей, пронзи взглядом обыденность... А! Ты же еще не Вечный, — Мирситена нервно грызла ноготь большого пальца, сжав кулак. — Короче, я такие вещи не путаю понятно? Кроме того, на тебе печать предвечного — кандидата Дома Кровавой Тьмы. Есть некоторое различие в печатях разных Домов. Мы, например, можем составлять целые послания и вкладывать их в метку, чтобы другие члены Дома могли прочесть сообщение. На твоей метке значится, что ты — предвечный. Логрот назначает тебя своим наследником — будущим Защитником Дома и что-то еще, но метка смазана. Больше Ямнис ничего расшифровать не смогла.

— В отличие от прочих Домов, — продолжила девушка, — в нашем всегда был лишь один Защитник. И это всегда самый сильный воин. Сильный настолько, что способен одолеть всех членов Дома одновременно. Учитывая, сколько времени мы проводим совершенствуясь, и сколько прожили некоторые из нас... Короче, я не верю, что ты на это способен, — девушка бросила на меня очередной раздраженный взгляд, вздохнула успокаиваясь. — Теоретически все мы равны в Доме и у нас нет правителей, однако закон Дома обязателен к соблюдению, и в нем сказано: 'Слово Защитника Дома неоспоримо'. Оспорить его решение нельзя, понимаешь? Кто же он тогда если не Повелитель Дома?

— Если какое-то решение членов Дома, приведет к проблемам, логично это решение забраковать, верно? В конце концов, если нанимаешь телохранителя, имей здравый смысл слушать его рекомендации, а не ставить его перед выбором сделай или умри.

— Аааа... — скорбно протянула Мирситена, — это ты правильно сказал. Отец мой тоже так думает.

— Твой отец тоже вечный?

— Нет, что ты. Он простой смертный герцог.

— А как...

— Потом расскажу, сейчас не время. Ты давай выметайся во двор, сейчас будем будить твоих элайа и вводить в курс дела.

— Они же вроде еще не стали...

— Потом поговорим, иди, давай.

— Может, хотя бы одеться дашь?

Мирситена, наконец, сосредоточила на мне взгляд, опять покрылась румянцем и быстро покинула комнату. Я со вздохом опустился на кровать. Одевался не спеша, трудно было подумать, что я стану говорить едва знакомым людям об их новом чуть ли не рабском положении.

Глава 9

На красоты особняка не обращал внимания, хотя посмотреть было на что: нескромно богатая отделка ассоциировалась скорее с замком какого-нибудь правителя. Впрочем, отец Мирситены герцог, а это, обычно, родственники короля, так что девица может себе позволить немного роскоши. Стены, обшитые тем же белым похожим на кость деревом, кое-где прикрывали картины — пейзажи в основном. Возле больших, почти во всю стену высотой, окон расположились различные растения в амфорах и вазах (назвать эти произведения искусства цветочными горшками язык не поворачивался).

Прошел первый пролет, второй, третий, после чего уперся взглядом в приоткрытую подвальную дверь. Вспомнил, что особняк двухэтажный и развернулся, в сторону выхода... одной головой. К моему удивлению тело совершенно не слушалось. Словно приросло к месту, где стояло. Стоило мне повернуться к подвальной двери, как ноги сами начали идти, а рука оттолкнула дверь. В помещении было темно, однако на полу угадывался чей-то силуэт.

— Садись, — тело само выполнило приказ, отданный шипящим голосом. — Ты потерял память? Великая Меанха предполагала подобное. Слушай внимательно.

Я помимо воли сосредоточился, опускаясь на холодный пол.

— Расслабься. Вдохни поглубже, задержи дыхание. Ещё не выдыхай. Хорошо, потерпи ещё немного. Теперь медленно выдохни. Ещё медленнее... Медленнее, говорю. А теперь, когда выдохнешь остатки, сделай быстрый резкий вдох. Заполни лёгкие полностью и сразу резко сожми мышцами, как будто пытаешься быстро выдохнуть, но так, чтобы весь воздух остался внутри.

Непонятно откуда взявшееся послушание заставило делать всё по инструкции. Сократил мышцы грудной клетки, не выдыхая воздух, разрывая лёгкие. От перенасыщения кислородом разум стал проваливаться в темноту. Шипящий голос, словно крючок, зацепил сознание в подвешенном состоянии.

— Сосредоточься. Почувствуй тело. Почувствуй свою суть. Ощущения отличаются, запомни их. Вспомни все свои мечты, все желания. Почувствуй свою суть. Они отличаются, запомни это. Ощути свой дух, сейчас он слаб, но ты все равно можешь чувствовать его. Ощути свою суть. Они близко, но отличаются... запомни это. Ощути свои воспоминания. Ощути свою суть. Они отличаются, запомни это. Ощути свою суть... Ощути свою суть... Ощути свою суть...

Эхо слов долго гуляло в полной темноте, вокруг меня. Не было ни ощущения тела, ни желаний, ни стремлений. А что же было? Я? Что я? Моя суть? Я? Мы отличаемся, но — две части одного. Моя суть. Я потянулся к тому, что мог ощутить одним лишь сознанием. Движение было, но и не было в то же время. Я двигался в направлении, которое невозможно описать привычными понятиями. Как-то понемногу начало приходить понимание, что измерений не просто больше трех. Мир сложен, но в нем нет преград для моей воли. Да, воли. Стоило вспомнить о ней и продвижение резко ускорилось, затем ещё и ещё...

Впервые я познал мою волю ещё в том мире. Дома, когда пытался освоить телекинез. В примитивном варианте освоил, но главное, что вынес — это осознание своей воли. С тех пор мои попытки научиться магии сдвинулись с мертвой точки. Я не знал как накопить ману, энергию, силу? Как не назови, суть одна — нечто, что способно заставить заклинания действовать. Сколько книг было перелопачено? Много — не сосчитать, но ничего не выходило.

Воспоминания лились неторопливым потоком, а полёт всё ускорялся. Раньше я не представлял как можно лететь, оставаясь на месте, теперь видел (ощущал, знал) многие другие направления (плоскости, измерения), помимо того в котором двигался. Неожиданно мне открылось нечто прекрасное, нечто совершенное, уникальное, чуждое любому представлению, но знакомое и родное.

Кристалл, но был он окружен туманом и сам казался мягким и ласковым как вода или воздух. Кусочек чистого света, который не распространяется, а остается недвижим (сконцентрирован, покоен). Абсолютное совершенство, мерило всего, нечто изначальное и конечное. Парадоксальное. Душа. Моя душа. Моё эго (моё я) приблизилось к ней. Сознание затопили нежность и благоговение. Постепенно взор (чувство, понимание) начал вычленять всю её глубину. Я не торопился. Совершенно ясно понял — в душу нельзя пробиться, нельзя проникнуть быстро, только постепенно, плавно сливаясь в нечто единое. Потому, наверное, с первого взгляда бывает лишь страсть, симпатия, но не любовь, которую нужно растить и лелеять, прежде чем она окрепнет.

Смутное беспокойство отвлекло на миг, предчувствие надвигающейся лавины вызвало колебание души. Я успел лишь уловить это, но не успел удивиться, как сзади ударило целым комом непонятных сетей, сгустков, и чего-то неуловимого. Все это объединялось одним — жутким отвращением, которое они вызывали на фоне прекрасного кусочка совершенства. Тем не менее, даже сознавая, что это невозможно моё сознание ринулось в попытке прикрыть душу от этой грязи. Моё маленькое, ничтожное 'я' чуждая энергия унесла огромным потоком, закрутила и прижала к душе. Даже сквозь прослойку непонятного нечто был виден прекрасный свет, такой близкий и такой недоступный.

Я ощущал, как эта грязь оплетает душу, и завыл от бессилия. В этот миг я готов был отдать всё, я готов был умереть, лишь бы спасти её от подобного. Моё 'Я' начало плавиться и растекаться вокруг. Я видел как туманная дымка, что плотно прилегала к душе, начала распространяться, охватывая грязную паутину. Склизкие комья непонятных субстанций прорастали друг в друга, сплетаясь в чудовищную мерзость. Сознание растекалось тонким слоем вокруг, охватывая душу по всей площади. В одном месте я увидел прикрученного паутиной огненного птаха и тот час узнал его — свирфхльт, которого я непонятно зачем проглотил, когда убегал из своего мира через огненные врата в домен Ркалыхнурва. В другом месте — комок оранжевого пламени. Он единственный был сравним с прекрасной душой.

Было невыносимо думать, что эта душа моя. Этого просто не могло быть. Во мне нет такого совершенства, такой чистоты, такого скромного величия. Даже до этого пламени мне далеко. Сознание облетало душу и стало ясно, что в одном месте есть нечто сравнимое с истинным пламенем — Тьма. Из неё тянуло отчаянием. Во тьму люди прятали все низменное и отвратительное, что в них есть. Потому близкое знакомство с этой первостихией могут выдержать лишь сильные духом люди.

Пятно темноты постепенно растворяло паутину грязи в себе, но не посягало на душу. Я возликовал. Тьма. Конечно же тьма! Ещё там — на Земле — я выяснил, умирая мы — человеки — проходим очищение тьмой. Это наша стихия. Надеоённые тьмой мы так отчаянно стремимся к свету, стремясь обрести свою гармонию. Тьма растворяет всё лишнее, даря умиротворение и покой нашим измученным душам, чтобы затем вновь выпустить в мир для новой жизни. Те, кто не дают тьме до конца сделать свою работу, тянут в новую жизнь воспоминания об ошибках прошлого воплощения. Но я не такой, нет. Чтобы защитить этот прекрасный кусочек души... разве жизнь — слишком большая цена?

Сознание сконцентрировалось насколько возможно в тёмном пятне. Растворение омерзительной серой грязи шло медленнее, чем казалось. Благодаря барьеру из моей воли, сознание не пострадало. Быстрее, быстрее, молил я, но ответа не было, как не было и результата. Я начал копаться в этом пятне и воля словно надорвала его в одном месте. Из ранки тьмы показалась маленькая капелька крови, скатилась по темному пятну и попала на паутину грязи. В мгновение ока разъела её и обратила в темный туман, открыв крохотное пространство души. Освобожденное пятнышко света горело для меня ярче всех прожекторов мира.

Теперь я видел решение. Все моё существо воззвало к Тьме. Паника, граничащая с безумием, и истовая вера смешались в единый комок. Как мать молит о защите ребенка, я взмолился Тьме о спасении души. Пускай даже я умру, пусть от меня, как личности не останется и следа, но она будет свободна от этой мерзкой мешанины, что облепила её всюду.

Тьма ответила. Она увещевала, пыталась что-то донести, но я не слушал, а все больше просил. Предлагал себя в рабство, раз её не устраивает просто смерть моего крохотного жалкого 'я'. От Тьмы веяло недовольством — ей не нужны рабы.

— Что? — вопрошало все моё существо. — Что мне сделать?

От Тьмы повеяло жалостью и добротой. Я вспомнил, как в детстве также ощущался взгляд мамы, когда я — трехлетний карапуз — уколол себе палец иголкой, а после ревел, оповещая всех вокруг о неожиданном коварстве блестящей штучки.

На миг показалось, что все вокруг замерло, затихло, даже моё сознание перестало метаться.

— Живи, — заботливо и нежно повелела мне Тьма, всколыхнув воспоминания о дорогих мне людях.

Затем то самое тёмное пятнышко лопнуло черным туманом и всосалось в одну точку, откуда следом хлынул густой красный поток, обволакивая мою душу, частично растворяя в себе грязь. Радость моя была безмерна, однако это не помешало мне заметить, как спасаясь от этого потока, метнулась прочь маленькая рогатая змейка, что раньше укрывалась в тёмной метке Логрота. Багрово-алая нить ринулась за ней, обволокла и начала уничтожать.

Меня резко дернуло вбок. Я видел потолок, обложенный деревянными досками и одновременно облепленную непонятно чем душу. Слышал предсмертный крик рогатой змейки и приказ отданный шипящим голосом, в котором всё больше нарастала паника.

— Освободи меня, скорее! — испуганно крикнула женщина, сидящая в подвале недалеко от моего полубессознательного тела.

Я понимал, ещё немного и змейка растворится, тогда этот голос будет не властен надо мной, но рука уже двигалась. Я не видел, какой символ ладонь без моего участия стерла и что нарисовала на пыльном полу взамен, да это было уже и неважно. Пленницы и след простыл, остались лишь легкие возмущения в пространстве.

Я лежал на полу в подвале и безучастно наблюдал внутренним взором, как кровавый поток, обволакивает душу. Чувства вымерзли.

'Вот и всё', подумалось мне, когда поток обволок душу полностью и начал растворять всё лишнее. Вместе с этим стало расплываться и моё тело, покрываясь тёмным туманом. На фоне овладевшей мной апатии, резко резануло чувство грубого животного страха. Сознание заметалось, желая жить. Что угодно, лишь бы выжить и не быть растворённым со всем прочим!

— Стой, — прошептал я, то ли самому себе, то ли растворяющей всё Тьме. — Пожалуйста, становись.

Кровавая оболочка перестала растворять меня, а ладони нащупали мокрые дорожки из глаз от слёз восторга и благоговения, вызванных встречей с душой; слёз позора, вызванных постыдным страхом. Я боялся смерти. Кричал, что готов на все, чтобы освободить душу из-под гнета несовершенства грубых материй, но легко делать это, когда не осознаешь, что теряешь. Сейчас же — как никогда остро осознал, какой вкусный воздух в этом пыльном подвале, и какое теплое солнце согревает крышу там, снаружи. Вдруг до дрожи захотелось, хоть одним глазком, мельком заглянуть в свой родной мир, поговорить с родными. Стиснул зубы и, прикрыв глаза, из которых текла предательская подсоленная вода, тихо заскулил от осознания облегчения. Не хватило духа. Я не встречал ничего более прекрасного, чем душа, осознавал свою ничтожность и все же позорно поджал хвост, как побитая собака, когда дело дошло до уничтожения моего эго, поддался жалости со стороны Тьмы.

Я знал, пройдет совсем немного времени, и подавленность от этой встречи исчезнет, уступит место здоровому прагматизму. В конце концов, самому прыгать в объятия смерти глупо, но воспоминание о пережитом самоуничижении, о своей слабости останется со мной навсегда. Оно упадет в копилку к другим подобным кусочкам памяти. Тем самым, которые придают дополнительный стимул поискам силы. Той, что позволит мне сделать что-нибудь в ситуации, когда, казалось бы, ничего уже не изменить. Той, что будет надёжнее пистолета и станет действовать вернее законов мира. Я искал магию, развивал волю, но как показало последнее событие, нужно найти в себе силу духа, достаточную, чтобы применить всё это. На определенном уровне, я всё ещё слишком слаб. Не знаю, сколько я так лежал, но вряд ли долго. В распахнутую дверь ворвалась Ямнис, склонилась надо мной и ужаснулась. В распахнутых глазах плескалось непонимание пополам с ужасом.

— Что случилось? — у неё получилось сказать это так жалобно, что я невольно улыбнулся. Трудно было поверить, что эта девочка — могущественная Вечная, 'плоть от плоти Древнейшего', как сказала Мирситена.

— Я стал демоном, — мои слова, казалось, хлестнули Ямнис по лицу, так она вздрогнула.

— Ты что-то путаешь, — робкая надежда проступила в её глазах, не желающих верить в очевидное.

— Я всё вспомнил Ямнис. Я встречался с Логротом, там — в своём мире. Он многое мне рассказал о Вечных, о духах, богах и демонах, — одно воспоминание вызвало смешок. — И об элайа рассказал. Не всё так просто, как пыталась показать Мирситена. Впрочем, какая разница? Ты ведь понимаешь, Ямнис?

— Да. Тебе не стать Вечным в ближайшей перспективе, а я не смогу подправить внутреннюю структуру энергоканалов без высоко риска убить тебя. Повреждение тонких структур оболочек души недопустимо, — её тихий шепот стал шорохом земли засыпающей гроб, в котором были заколочены наши общие надежды.

Да, морж его забери! Наши надежды. Надежда Ямнис на обретение нового члена Дома, и моя — на долгую и счастливую жизнь. Пускай о своём возможном обращении ат'сзенара я узнал лишь сегодня, было невероятно горько осознавать, как исчезает мой счастливый шанс на обретение бессмертия сознания. То самое, которое позволит пройти через цепочку перерождений, не теряя своей личности и памяти о прожитых ранее жизнях, а следственно — и накопленного опыта.

Сколько раз, ещё в родном мире, я слюни пускал на эти мечты, представлял, как смерть отступит предо мною, но... Погоди ка, всё ведь еще можно исправить не так ли? Демоны, как и всякая прочая нечисть, ограничены в развитии, но это ли повод опускать руки? Нужно преодолевать трудности, развиваться — это ключ к становлению Вечным. И в этом плане Путь Агниркуса ещё более привлекателен, чем ранее.

Но почему Логрот не сказал мне о метке? Не сказал, что... Ах, да! Предвечным не сообщают о том, кто они, чтобы не мешать становлению. Понимание ограниченности во времени. Понимание того, что смерть всегда рядом и неизвестно когда нагрянет, заставляет смертных шевелиться, не лениво идти, а бежать быстрее ветра за одной лишь тенью своей мечты, своего предназначения. Это наше преимущество перед нелюдью. Все нечеловеческие расы — потомки потомков элайа, связанных с ат'сзенара — смертными, но вечными существами. Они осознают, что у них еще много времени, спешить некуда, поэтому всегда проигрывают человечеству в итоге. Во всех мирах.

Время — вот чего не хватает для совершенствования своих способностей. Да, в своём мире я добился немалого, но этого оказалось недостаточно, чтобы противостоять сектантам. Все мои способности помогали бороться только на ближней дистанции, а сектантам нужен был контакт в несколько секунд, чтобы заставить кусок плоти отвалиться от человека. Несколько секунд — достаточно большой срок в реальном бою. За это время можно вырваться из захвата и нанести с десяток ударов с учетом моей скорости восприятия. И всё же меня загнали в угол стаей сектантов. Можно было попытаться прорваться, но это закончилось бы смертельным исходом в девяти случаев из десяти.

В попытке успокоиться взглянул на Ямнис. Она то краснела, то бледнела. Подумать только, девочка видела зарю вселенной, но ведет себя и вправду, как ребёнок. Впрочем, за всё приходится платить. Юное тело, вносило свои коррективы в реакцию на происшедшее. Та же Мирситена чересчур смущалась при виде оголённого меня. Сознание вечных заякорено в душу, чистую и прекрасную. Снова резануло скорбью по томящейся душе, оплетенной мерзкими комьями. Что есть сил, погнал это чувство прочь. Потому они воспринимают мир как дети, хотя тут скорее наоборот — дети близки к понимаю того, как выглядит мир глазами вечных. И потому-то среди ат'сзенара так редко встречаются воины. Причиняя боль другим, они страдают вместе с ними.

Да что там говорить, если все искусства боя вечных крутятся вокруг принципа 'не убей', поскольку смерть ограничивает время совершенствования души. И пусть перед ними будет законченный маньяк, ат'сзенара будут страдать, решив отправить его во владения изначальных стихий. Зачатки эмпатических способностей говорили, что Ямнис страдает чувством вины. Я понимал её. Теперь, когда вспомнил всё, я отчетливо её понимал. Традиции вечных запрещают вмешиваться в процесс становления кандидатов. Они должны сами дозреть до этого, но в этом полном опасностей мире, как можно не беспокоиться о слабом человеке, который до становления может и не дожить?

Ямнис усилила мои энергоканалы. Храм познания, в котором я провёл почти год — не то место, где гость может значительно увеличить личное могущество. Ямнис подстраховалась. Одна из немногих, кто владеет знаниями достаточными для вмешательства в организм человека и многих других разумных существ, усиления его без нарушения гармонии.

Спасибо ей за это, конечно. Ведь всё было бы хорошо, если бы я хоть немного времени провёл в спокойствии. Свыкся с изменениями. Встреча со слугой великого духа змей, оставившего закладку в моей душе, всё изменила. Теперь с имеющимся багажом знаний, я точно знаю, что змеепоклонница пыталась сделать. Это был один из несложных способов ускорения становления ат'сзенара. Зачем она помогала мне, оставалось совершенно неясным. Однако в революционном пути развития всегда есть риск, потому подобные ритуалы ат'сзенара почти никогда не использовали. Единственное применение им — помощь кандидату, который запутался во время становления, чтобы облегчить последний шаг.

Вот так одно наложилось на другое и теперь все эти каналы силы стали путами, которые привязали мои тела из разных планов бытия к плоти тварного мира, смешав их между собой, иначе говоря — я стал демоном. Скоро моя плоть начнет меняться от излишне сильных эмоций или энергетических колебаний в тех самых каналах, как следствие вызванного ими изменения баланса энергопотоков, с которым теперь чересчур тесно связано моё тело. Вполне возможно, уже сейчас я превращаюсь в отвратительного мутанта. Эти мысли отрезвили и заставили собраться.

Я резко встал, попутно удивившись легкости тела, его скорости и подвижности. Кажется, что я стал сильнее, но это обманчивое впечатление. Обрести силу на пустом месте невозможно. Даже для поддержания себя на том же уровне приходится постоянно трудиться, что уж говорить об увеличении могущества. Поднял руку, вторую, осмотрел себя со всех сторон, насколько позволяло человеческая физиология. Человеческая? От этой мысли сердце наполнилось приятным теплом. На вид я по-прежнему человек. Значит, не всё еще потеряно! Правда вокруг тела вьётся темная дымка, окружая со всех сторон, да и одежда маловата...

Я подпрыгнул от радости под удивленным взглядом Ямнис. Я снова нормального роста. Конечно, сто семьдесят один сантиметр не такое уж великое достижение, но это то, что отмеряно мне природой. Быть недомерком — метр сорок — порядком надоело еще в период временного беспамятства. От избытка чувств, схватил Ямнис на руки и закружил в пустой подвальной комнате. На её крики: 'Ты что творишь, придурок? Отпусти! Немедленно отпусти меня!', внимания не обращал совершенно. Хотелось петь, но помня о своих вокальных талантах, решил сдержаться, чтобы не мучить нежный девичий слух. Тем более и Мирситена спустилась.

— А что здесь... — начала растерянная девушка.

Отпустил, наконец, Ямнис и, пробегая мимо Мирситены проговорил:

— Я стал демоном, но жизнь прекрасна и стоит того, чтобы ещё немного помучаться.

* * *

Сирида шла по подземному туннелю. Дети змея расступались перед ней и смыкались сзади, провожая взглядами желтых глаз. Их тела тихо шуршали чешуей в такт движениям. Когда-то давно Сирида презирала себя за уродство. Она была слишком похожа на людей, слишком отличалась от родни. Но в итоге е` отличие оказалось полезным. Вернуться на поверхность без страха быть убитыми, ради этого е` народ готов был пойти на многое.

Когда в зеркале Астии — единственном сохраненном артефакте народа — появилось отражение Меанха, радости детей змея не было предела. Они не забыты, одна из ближних прародителя почтила их своим присутствием. Каково же было удивление Сириды, когда Меанха призвала её к себе на службу. Уродливая по меркам детей змея, но привлекательная — по людским. Единственная, кто подходил для задания великой.

— Ты справилась? — из огромного — в три роста Сириды — зеркала, смотрела рогатая голова змеи.

— Да, великая Меанха. Я сделала всё, как вы сказали, но он уничтожил закладку.

— Ничего страшного. Главное — он теперь дитя.

— Простите, великая.

— Я знаю, о чём ты хочешь спросить. Сирида, ты сомневаешься, что он откроет хранилище ордена закрытых дверей?

— Простите, великая, но даже если он это сделает, думаю, будут желающие помимо нас прикоснуться к сокровищам.

— Не если, Сирида. Когда он откроет хранилище, будут многие желающие, но у тебя будет возможность забрать мою тиару.

— Но ведь ваша уверенность основана лишь на словах того ат'сзенара.

— Логрот не бросает слов на ветер, Сирида. Это вообще не свойственно древним, к тому же он не просто ат'сзенара — он стал богом особого типа. Три года назад, я начала готовить тебя, а Логрот готовил этого мальчишку. Мы заключили договор, и ты исполнила нашу часть сделки. Ямнис ни о чем не догадалась?

— Нет, она со своей ученицей живут в мире, сотканном из иллюзий. Не могу поверить, что такая сила находится в руках столь ничтожных...

— Не смей недооценивать ат'сзенара, ученица. Они опасны, очень опасны... что бы там про них не думали. А этот мальчишка откроет хранилище ордена — это неизбежно. Нам нужно лишь подождать.

Сирида поклонилась тёмному провалу зеркала. Меанха ушла, но она вернется, когда придет время, чтобы направить детей змея на верный путь. Они ждали сотни лет, подождут ещё немного. Меанха сказала, что тот парнишка теперь дитя. Что же из него вырастет?

* * *

Неркас затаился, боясь пошевелиться. Он прижимался спиной к мокрому камню стены в одной из самых дальних частей катакомб. Сюда послушники храма познания забредали редко. Причин было несколько, и главная среди них — ветхость камней и высокий риск обрушения размытого подземными ручьями прохода.

— Вы уверены? — голос одного из послушников выдавал его беспокойство. Двое других рядом с ним молчали. С напряженными фигурами они не сводили глаз с крупного зеркала в серебряной, почерневшей кусками, оправе.

— Разумеется, — из зеркала раздался детский голос. Неркас особенно внимательно следил за ним. Через небольшую щель в камнях охватить всё место сбора не удавалось, но увиденного хватило с лихвой. В зеркале не отражались трое послушников зелёного храма, вместо этого там виднелась клубящийся сизый дым. По центру, нетронутый странным явлением, висел ребёнок. Он приветливо улыбался, как симпатичный соседский мальчик. К сожалению образ портили четыре зуба чёрного цвета — клыки сверху и снизу. Послушники зелёного храма общались с Милисатром, сильнейшим из демонов боли, известных этому миру.

— Если... — начавшего говорить послушника оборвал взмах руки ребёнка в зеркале.

— Да брось ты. Кому есть дело до обмана таких мелких сошек, как вы? Используйте ритуал и всё будет прекрасно. Найдите отмеченного печатью тлена и сможете получить огромную награду. Вы же этим и занимаетесь, так? — ребёнок коротко хохотнул. — Если бы к моей личности не относились так... трепетно, я бы просто оставил заказ в зелёном храме на поиск нужного мне человека. Это обычная работа. Так это и воспринимайте. Зовите, как найдёте этого человека. Его печать тлена недавно пострадала, но благодаря этому удалось узнать, что он в этом мире. Амулет позволит вам найти его на расстоянии двухсот метров. Больше амулетов — быстрее выполните задание.

Милисатр в зеркале исчез. Оно снова отражало каменное помещение. Послушники подняли руки, быстро сделали надрезы на пальцах. Кровь упала на пол. Что-то беззвучно сверкнуло. С резким шуршанием послушники стирали чародейский круг на земле. Наклонившись, троица подобрала что-то с земли и бросилась в проход.

Неркас резкими движениями сломал шеи паршивым овцам зелёного храма. Обыскав тела, ничего ценного найти не удалось за исключением тех самых талисманов для поиска некоего человека. Неркас осторожно заглянул в комнату. Обычно для него не составило бы труда раскинуть область познания вокруг. Тогда, даже стены не помешали бы ему рассмотреть каждую черточку чародейского круга. Опасаясь быть замеченным Милисатром, Неркас сдержался. Теперь восстановить заклятье не представлялось возможным.

— Пора отсюда уходить. Искал проблемы в одном месте, а нашёл в другом, — Неркас покачал головой. — Надеюсь, эта Мальва — хорошее создание. В любом случае, проблема с Милисатром куда значимее... Пора вернуться к истокам. Заодно проверю, что там с этим Искантерлнамзиасом. Если он так важен, почему его вообще отпустили одного? Что-то здесь не так. И Перс... Ладно. Как в старые добрые времена — один на один против заговорщиков мирового уровня. Ха!

Неркас задорно подбросил амулеты в руке и ловко их поймал. Последние события грозили проблемами, но за столько лет жизни он уже почти не боялся смерти, а вот скуки... С бурлящей как в молодости кровью Неркас отправился навстречу новому приключению.

Глава 10

Я уже несколько часов лежал на мягкой зеленой травке, и осторожно отвечал на вопросы девушек о произошедшем, родном мире, встрече с Логротом, своих опытах в обретении силы, переходе в этот мир и жизни в храме познания, выдавая строго дозированную часть информации. В это время маленькие феи с одежды Ямнис ожили и суетно занимались моей новой одеждой. Мирситена все причитала, какие у Ямнис чудесные элайа, а та пыталась убедить подругу, что это не элайа, а просто волшебный народ, который принял её покровительство. Объясняла, что они далекие потомки элайа Дома Духа Природы. Впрочем, делала это без огонька, видимо уже отчаялась достучаться до разума подруги.

Результатом стараний маленьких крылатых человечков стали: белая рубаха и черные штаны свободного покроя, коричневый тряпичный плащ и сандалии из мягкой кожи, к которым приделывали части подошвы от храмовых сапог. Белая полупрозрачная слоистая кожа на носовую часть — для бесшумного перемещения (как оказалось при определенном воздействии мыслительной энергией она буквально прилипала к твердой поверхности, с которой в данный момент соприкасалась — вот и весь секрет моих постоянных падений на ровном месте), и окованная пята — дополнительное оружие в бою. Девушки были задумчивы. После горы вопросов, они, похоже, уже не значли о чём ещё спрашивать.

— Да что с тобой происходит? — раздраженно бросила Мирситена.

— Обычный отходняк, скоро пройдет, — ответил я с идиотской улыбкой. Действительно скоро пройдет, можно было бы поднапрячься и волевым усилием вернуться в нормальное состояние. Но, во-первых, непонятно какое именно состояние для меня теперь является нормальным, а во-вторых — я действительно был счастлив, ощущая жизнь и красоту мира в недоступной обычному человеку полноте, потому решил 'расслабиться и получать удовольствие', тем более делу это не мешало.

— Чему ты радуешься, дурацкий дурак? Быть демоном вовсе не здорово! — о, вот и Ямнис включилась в игру 'У кого прекрасна жизнь? У тебя? По морде ему, по морде!'

— Не всё так плохо. Я остался похожим на человека и вернул телу нормальный размер. Вот уж даже не ожидал, что так получиться. Знаешь, как я рад? Правда, немного стыдно, за то, что просил у Тьмы её кровь. Наивный я все-таки до безобразия.

— Чего ты сделал? — севшим голосом спросила Ямнис.

— Девочка, — голосом строгого наставника сказал я, — правильно говорить не 'чего' а 'что'!

Мой палец в обличающем жесте указал в небо. Однако Ямнис не подыграла, вместо этого подошла своими детскими руками схватила за ворот плаща и начала трясти. Голова болталась как воздушный шарик, видимо, и правда тело стало чересчур легким. С тоской вспомнил, что часть меня растворилась во тьме. Сильнее я не стал, но с оставшимися силами смогу действовать эффективнее, потому как балластная нагрузка (вес тела) уменьшилась. Меня всегда поражало, как подобное возможно? Морж его знает, привычная логика давала сбой там, где дело доходило до взаимодействия энергий разных планов бытия.

— Да прекрати ты, — взмолился я, — ну, выпросил у Тьмы немного её крови, понимаю, это невообразимая наглость, а она мне дураку, 'живи' говорит. Но я же не соображал тогда, почти. Точнее соображал, но мыслил другими категориями и вообще...

Что 'вообще' мир так и не узнал, потому что Ямнис, наконец, отпустила меня, отчего я стукнулся головой о землю. Трава приняла тело мягко, но зубы всё равно неожиданно громко клацнули. Прикушенный кончик языка болью жаловался на нелёгкую жизнь во рту у болтуна. Теперь оставалось лишь молча наблюдать за ходящей из стороны в сторону Ямнис. Она ушла в себя, шептала что-то, размахивала руками, иногда вскрикивала и в исступлении топтала клочок травы, одной ей известно в чём провинившийся.

— Точно выпросил? — повернулась ко мне Ямнис.

— Хмм? — не сразу понял, о чем она говорит. — Ну да, точно.

Боль в языке прошла как то слишком уж быстро.

— Покажи! — приказала Ямнис.

— Что показать?

— Кровь Тьмы.

— И как я это сделаю? — лицо само скривилось в иронической гримасе. Впрочем, её быстро сменила улыбка, вызванная воспоминанием из детства. Тогда, сидя за копьютером и развлекая себя прохождеием второй части игры о безымянном герое, я подозрительно часто слышал от персонажа эту фразу. Либо разработчики не рассчитывали на столь креативное применение предметов, либо моё незнание игр этого жанра было поистине безграничным.

— У отца в молодости была способность переводить частицу крови Тьмы в глаза. Тогда он видел такоееее... — мечтательно улыбнулась Ямнис. — У тебя тоже должно получиться, попробуй! Кровь не могла сразу... усвоиться. Да, усвоиться — это наиболее близкое слово.

Зависть к чужому могуществу резанула острее бритвы. Естественно, я сразу приступил к опыту. Ничего не получалось. Ямнис подбадривала, хлопала в ладоши, напевала какие-то песенки. Красивые, и голос у неё приятный, но на фоне череды неудач это только раздражало. В конце концов, нервы не выдержали и я, срывая раздражение, хлопнул ладонью по земле. Сжал кулак, вырывая шмат черной, слегка влажной земли и удивленно уставился на свои пальцы. На кончиках выступила кровь. В сердцах выругался. Надо же было так вляпаться. Быстро очищал землю с пальцев, опасался заражения, вспоминая, что в моем случае иметь расу 'демон' — это скорее уязвимость, чем преимущество.

— Да ладно, — не поверил своим глазам. На кое как очищенных пальцах не было и капли крови. Хваленая демоническая живучесть работает только, если есть ресурс — тхалльмалья — чистый продукт души, существует в плане максимально приближенному к истинному. Это вам не прана какая-нибудь, тхальмалья — голая сила. Вся возня высших демонов и богов ради этой субстанции. Во время истовой молитвы желание достучаться до ушей жителей иных планов, исполняется только с её помощью. Религиозные ритуалы собирают крохи этой энергии, заворачивают в обёртку из веры и прочих менее сильных, но не менее полезных для жителей духовного плана энергий. В моём распоряжении была тхалльмалья только моей души, а этого явно не хватит для подобных фокусов. Я слишком хорошо изучал все вопросы, связанные с этим, чтобы проявлять неуместную здесь надежду. Но где же кровь?

Ответом на мысли стала сильная боль. Мне казалось, что невидимый палач разрезает кутикулы и выдирает ногти. А они и правда покрылись кровью, которая начала собираться, формируя изогнутые когти. Посмотрел на вторую руку — нормальная. Легкое усилие воли и на ней появляются такие же 'украшения'. Боль такая, что руки начинают дрожать.

Ловлю внимательный взгляд Ямнис. Чего ждет непонятно. От новой вспышки мук вырывается возглас, переходящий в рычание. Смотрю на руки, когти из крови ещё раз выпрсли. Теперь они примерно три сантиметра в длину, а вокруг появился темный дымок. От кончиков когтей, он двигался к пальцам и сливался с тем дымчатым ореолом, что окружает остальную часть тела.

— Да! Это оно! — глаза Ямнис сияли. — Кровь Тьмы.

Девочка пустилась в пляс — на вид какая-то смесь из русских народных и чечётки с примесью движений свойственным горячим латинским танцам. Мне стало понятно, как глупо я сам выглядел совсем недавно, когда кружил её в подвале.

— Всё хорошо! просто прекрасно! — кричала Ямнис, заливаясь звонким смехом.

— Что хорошо? — решил уточнить.

— Ты будешь жить, нормально жить, а не превращаться в чудовище! — весело кричала Ямнис, продолжая танцевать.

— То есть?

— Стабилизирующий фактор, — пропела Ямнис, — лучший из них — изначальная стихия. Про кровь и говорить нечего.

— Ямнис, кровь Тьмы — метафизическая субстанция, — попытался я урезонить девочку. — Тут скорее философское толкование нужно, чем буквальное.

— Не занудствуй, — Ямнис просто сияла, — сказали тебе, что это кровь изначальной стихии, значит так и есть.

— Но на физическом плане, она ведь не мож...

— Может, — перебила меня девочка, — изменив твою кровь.

В этот миг я понял, что знания, полученные от Логрота в обмен на обещание помочь его Дому, если выдастся случай, не настолько обширны, как я считал. С трудом, опираясь на имеющиеся багаж информации, я все же мог допустить подобную возможность. Измененная кровь, поможет стабилизировать моё физическое тело и его отражения на других планах бытия. Превращение в мерзкого монстра откладывается на неопределенный срок, возможно даже — навсегда. Прекрасная новость.

— Значит, всё мое внешнее отличие от обычного человека сводится к дымке вокруг тела?

Ямнис развеяла сомнения, утверждая, что и её я смогу прятать. Нужно лишь немного потренироваться. На лицо выползала улыбка блаженного. Столько всего навалилось, но я почему то чувствовал себя превосходно, как будто это было началом чего-то настоящего среди насквозь фальшивого окружения. Я словно вышел из сна, который продолжался почти год, а передо мной раскрывался новый неизведанный прекрасный мир.

Но радость радостью, а решать что-то надо. Насколько я могу доверять этой милой малышке многотысячелетней выдержки? В конце концов, Логрот нехило так меня подставил. Сколько я его не расспрашивал об иных мирах, он неизменно скатывался к описанию конкретно этого и устройству общества ат'сзенара. Я тогда думал, это так ностальгия у него проявляется, но теперь всё выглядит несколько иначе. Он знал о моём контракте с Ркалыхнурвом, и сам же мне рассказывал о его вражде с прародителем змей. А потом я вижу змеиную морду во владениях огненного духа, которая доставляет меня именно в этот мир — на совпадение ни разу не похоже. Змея, правда, оставила закладку в душе, но это уже мелочи на фоне остальных непонятностей. А ещё эта метка. Логрот просил позаботиться о его родственниках при случае, но ни разу не намекал даже, что я предвечный.

Ркалыхнурв же обещал мне силу. Великую силу, если я пойду с ним в иные миры, буду 'нести его стяги' — прославлять или что-то в этом роде. Он хочет стать богом. Что ему мешает, не пойму? Логрот же сумел, не смотря на то, что для ат'сзенара пытаться стать богом — позорно и унизительно. Огненный дух говорил на мне метка тлена, но так ли это? Может ему мешала метка Логрота? Ямнис сказала: метка смазалась. Ркалыхнурв пытался ее стереть? Почему Логрот не предупредил меня, если хотел провернуть такую аферу? Я бы понял. Или нет? А та мерзость, почти растворённая кровью Тьмы — это метка тлена? Она полностью уничтожена или нет? А снять полностью её вообще возможно? Голова шла кругом от водивших хороводы вопросов.

Единственная причина, почему я еще не считаю Логрота своим врагом — это странное поведение истинного пламени. Перед приходом посланника владыки огненных пташек, я призвал часть истинного пламени с просьбой стать мне защитой. Помирать, так с музыкой, вот о чем я думал тогда. Призвать частичку истинной стихии было моей мечтой. Несбыточной, как я считал. По прикидкам нужна была вся моя жизненная сила, чтобы хоть мельком взглянуть на истинную стихию, а когда смерть стоит рядом, она уже не так страшит. Мне удалось получить защиту изначальной стихии, ее кусочек и сейчас пламенеет где-то внутри меня, согревая душу, ограждая от влияния кошмаров, что люди прячут во тьме.

Огненный поток, созданный истинным пламенем, испепелил одного из сектантов, а во владениях Ркалыхнурва помог рогатой змеюке унести меня во тьму. Я теряю память, непонятная женщина-змея использует меня, чтобы освободиться из плена, а заодно превращает в демона. Какой смысл Логроту сдавать меня духам змей, только чтобы они выкинули меня в этом мире? Почему пламенный защитник, опять же, помогает змее? Была опасность в храме поклонения огненному птаху или что-то ещё? Ничего не понятно.

Посмаковал ситуацию и так, и этак. Связаться с Огненным духом через покореженный знак контракта не получается. Раньше он выглядел, как сплетенная из черных огненных языков птица — с орлиным клювом и длинным хвостом, оплетающим запястье и часть предплечья. Теперь — мелкое облако из языков пламени на тыльной стороне ладони — смех да и только. Остаётся надеяться на лучшее. А на Путь Агниркуса храмовники даже при беспамятстве указали. Вот уж действительно, сила — наше все! В любом случае нужно избавляться от этого тумана вокруг. Пусть Логрот решил меня использовать втемную, но и дал он мне немало. И главное, за что я даже могу простить ему эту подставу, он помог мне обрести инсигнию воли. Признак власти. В моем случае это оказалась цепь. Чтобы сгустить темную дымку, придать форму маленьких, едва различимых цепей — почти нитей, соединить на ладони в подобие тонкой укороченной перчатки со свободными пальцами потребовалось тринадцать секунд. Долго. Дома я бы это сделал за считанные мгновения. Моржово быть демоном.

Всё же, от становления нечистью одни проблемы. Казалось бы, новый мир, энергопотоки намного насыщеннее, радуйся! Но нет — теперь придется привыкать к измененной энергетике тела. Сколько времени мне понадобиться, чтобы восстановить хотя бы то, что я умел? Пять лет, десять, пятнадцать? Все похерил в погоне за чужой силой, хотя там скорее сыграло свою роль убийство пятерых сектантов высокой ступени посвящения. То, что они творили даже вспоминать страшно, опять ярость душит. Давил бы этих тварей до последнего, если бы не прижали в углу. Но как известно, на каждую силу найдется большая. Заигрался в могучего мстителя, вот и поймали сектанты меня ночью. Как моржового любителя...

— О, — Ямнис заметила исчезновение дымки, осмотрела новоявленные перчатки, — быстро ты разобрался, хоть это и не то, что я имела в виду. Отлично, пойду будить твоих недоэлайа.

— Я здесь не останусь, — Хранительница притормозила, но было видно мои слова не стали для неё неожиданностью. Мне нужна сила, а ат'сзенара запрещается активно помогать людям в развитии. Якобы лёгкие достижения и бесплатное могущество уменьшают стимул для совершенствования, а значит — и для возникновения новых ат'сзенара. Потому и нелюдь — потомки потомков элайа — стараются никакими знаниями с людьми не делиться, пусть те хоть мрут от эпидемий. Хотите лучшей жизни? Трудитесь. Сами, всё сами.

— Так и думала, — ответила Ямнис, — но ты же понимаешь, оставаясь рядом со мной у тебя будет больше шансов на исправление энергетики тела.

— Понимаю, но сколько мне придется ждать? Демоны более живучи, но далеко не всегда. Отголоски влияния хаоса непредсказуемы.

— Возможно, за дюжину лет мне удастся вернуть тебе прежний — человеческий — облик, — Ямнис внимательно на меня смотрела, — не предполагаешь такой вариант?

— Тратить время на предположения — неразумное расточительство, — я лишь пожал плечами.

— Путь сильнейших, да? — Ямнис уже знала зачем мне в Гор. — Так, действительно, будет лучше. Я найду способ исправить свою ошибку, обещаю.

Она ушла, Мирситена помялась немного и пошла следом, я же думал о том, как легко Ямнис взяла вину за случившееся на свои плечи. Конечно, можно искать виновных, снимать с себя ответственность, приводить убедительные аргументы чужих прегрешений. Но правда в том, что во все времена, во всех мирах единственный кого человек должен винить в своих бедах — он сам. Мирситена? Ямнис? Сектанты или ещё кто? Моя жизнь зависит от моего выбора. Ни от коого из них!

Пока не было девушек, попытался воспользоваться навыками, наработанными в родном мире. Результат предсказуем — ничего не получилось. А что самое паршивое — не удавалось использовать 'предел власти', мою уникальную технику, мой шедевр! Он зависит не от маны, а от чистой силы воли. Большая часть последней в данный момент уходит на защиту эго от влияния истинной тьмы. Каждая стихия даёт адептам свои преимущества и недостатки. Сохранить свою личность неизменной или иметь чуть больше силы — это тоже выбор. Вот и выходит, что мою слабость я тоже выбрал сам. Впрочем, руки не опускаю, а значит — всё можно наработать заново.

Когда девушки вернулись с моими невезучими попутчиками, мне даже стало жаль ребят. У Скирмила и Кастора был такой вид, будто толпа человек в сто с удовольствием их попинала, а потом прилетела добрая фея и убрала все повреждения тела, оставив болевые ощущения.

Врала Ямнис самозабвенно. Нет, каждое её слово в отдельности было правдой. Среди вечных очень ценится искренность. Как говорил Логрот, это одна из великих добродетелей для ат'сзенара. Им трудно лгать, хотя искусством недоговаривать многие владеют мастерски.

— За простую защиту одежды от пыли чародеи требуют огромную сумму. Что уж говорить о сложном ритуале для возвращения нормального состояния тела и памяти человека? — начала Ямнис. Чистейшая правда — задёшево эти ребята не работают. — Из-за глупости человека, который проводил некий магический ритуал, — это Ямнис на Мирситену намекнула, — вы, Скирмил и Кастор, оказались без сознания. Потом вторая часть ритуала привела к образованию у вас с Иском некой связь, но это ненадолго, нет. Не стоит волноваться, так специалист сказал! — ну, конечно. Всего-то годик-другой и она исчезнет. А специалист это сама Ямнис, выходит. Хвалит себя и не краснеет. — И простите, я не могу назвать имя чародея, который проводил ритуал, иначе у нее и Мирситены будут большие неприятности, — ну да, если скажет что это они же с Мирситеной и накосячили, то хочешь не хочешь — неприятности будут.

Оставалось лишь поражаться изворотливости вечной. То есть, по отдельности, всё сказанное правда, но из-за отвлечённого начала и характера изложения ситуации возникали совершенно иные предположения о сути произошедшего. Из слов Ямнис можно сделать вывод, что пришел некий чародей, провёл ритуал, по недосмотру — оказал воздействие и на Скирмила с Кастором, и после этого негодяй опустился до угроз слабым девушкам. При чём одна из них — совсем ещё ребенок.

Когда ребятам положили в рот разжеванную мешанину лживой правды, они поморщились, но проглотили. Чародеи, они такие, если ритуал новый или проводится в первый раз, всякое может случиться. Мой случай вряд ли часто встречается. И претензии им даже зная имя проблемного заклинателя не особо то предъявишь. Чародей — это вам не маг какой-нибудь. Особая каста, да.

До стоянки дирижаблей нас домчали с ветерком — на распротах. Меня везла на белом скакуне Мирситена, Скирмила на красном — высокий дядька с которым приятно общаться, а Кастора на невзрачно-сером — непримечательный типчик без особых примет. Странное ощущение от поездки, вроде, лошадь как лошадь, только скорость за сотню километров в час. Идёт мягко, едва касаясь земли, никакой тряски. Такой себе четырехкопытный мотоцикл, хе-хе.

Глава 11

Дирижабль нам выбрали самый комфортабельный. Летит до Гора чуть дольше, но зато мы отдохнуть успеем. Билеты за счет торгового дома Карвинпасв — маленькая компенсация за доставленные неудобства. Представшее перед нами воздухоплавательное средство оказалось около сорока метров длиной, и выглядело как корабль, но были и отличия. Отсутствовали весла и наросты водорослей на днище. Пузырь, ответственный за подъем этой громадины в воздух, оказался удивительно малым — края выступали за борта судна всего на пару метров.

По бокам торчали реи с парусами, сейчас скрученными. Вообще все современные дирижабли оснащались магическим двигателем, но и без него местным воздухоплавателям удавалось решить вопрос полёта в нужном направлении. Сложная система канатов, рычагов и блоков позволяла использовать паруса как рулевой механизм. Существовали схемы для облегчения взлета, маневрирования в турбулентных воздушных потоках и многие другие. Кроме того, реи и паруса выполняли роль молниеотводов. Они защищали суда и передавали природную электрическую энергию в бортовой накопитель.

Поднимаясь на борт, рискнул подшутить над попутчиками:

— Не боитесь со мной лететь? Ведь, из-за меня у вас сначала сорвалась сделка, потом все загремели в тюремный отстойник, затем — под ритуал попали. Так ведь, и дирижабль может на туче зависнуть в дороге.

В ответ получил хмурые взгляды Кастора и Скирмила, приправленные молчаливым игнорированием. Видать, и правда неслабо ребят ломает. Их быстренько отвели по каютам, а я остался на воздушной палубе смотреть, как удаляется земля. Она теперь, как и мои способности — временно недосягаема.

Вспомнилось, что у Вечных принятие в Дом — это не хухры-мухры. После вливания в семью, хе-хе, у новичков появляется особенная способность — тарвектум. Интересно, а какая способность Дома Кровавой Тьмы, она вроде бы происходит от основателя Дома, который эту самую кровь от истинной Тьмы и получ... ИДИОТ! Какой же я идиот! Морж! Тупой отмороженный на всю голову морж! Я ведь выпросил кровь у тьмы, по глупости, но факт — у меня должна быть способность, как у членов этого Дома. Причем в усиленном варианте, как у основателя. Ну, или хоть какая-то... Сколько раз Логрот рассказывал о способностях тех или иных Домов. Одни были оморжеть как сильны физически, другие — воспринимали сразу чуть ли не все измерения пространства, третьи — могли летать... эх мечты-мечты... Пятые... да какая разница! Главное — Логрот никогда не упоминал способность своего Дома, даже намеком. И вот теперь, когда я в теории имею такую же или схожую тарвектум, мой единственный ключ к ней остается там, внизу, и с каждой минутой удаляется.

Ну, почему? Почему я не вспомнил об этом получасом раньше? От ярости хотелось грызть лакированный светло-бежевый борт воздушной палубы дирижабля. Заглянул за край, ух жуть! Коленки так и трясутся. Хм. А это вариант. Восстанавливать возможности всё равно ведь надо, а тут дирижабль, высота — сцыкотно. Адреналин так и прёт.

— Эй, — окликнул молодого матроса или как эти воздухоплаватели называются, — у тебя веревки нет?

— Зачем тебе?

— Спрыгнуть за борт хочу.

Матрос молча смотрит на меня. Я на него.

— Ау, есть кто дома? — пришлось помахать рукой у него перед глазами.

— Да тут я тут, просто так неожиданно... — он повертел рукой в воздухе, пытаясь передать, что именно неожиданно, — вот я и... растерялся немного.

— Ага, но теперь-то ты в норме? — дождался кивка и продолжил. — Так что там насчет веревки?

Матрос нервно улыбнулся, но когда понял, что я не шучу, как-то сдулся и так жалобно посмотрел, что я понял — без объяснений не обойтись. Со многими людьми — да чего уж там, почти со всеми! — однажды происходили вещи, которые трудно объяснить привычной логикой. Если кто-то не переживал такого лично, наверняка найдётся знакомый, который был свидетелем, а то и участником мистического действа. Обычно, истории о таких случаях вызывают лишь смех над простофилями, которые 'ведутся на тупой развод'. Я и сам не дурак над ними посмеяться, кроме тех случаев, которые похожи на то, что случалось со мной. Их берегу и лелею в отдельном уголке памяти.

Так уж вышло, что в детстве я был на редкость беспокойным ребенком, и однажды в мою детскую семилетнюю голову пришла идея повторить крутой трюк из боевика с перепрыгиванием на соседний дом — с крыши на крышу. И вот забрался я на крышу 'двенадцатиэтажки', подошел к месту с отбитым куском ограждения, и посмотрел на стоящую рядом 'десятиэтажку'. Расстояние между домами было всего-то метров пять. Я уже предвкушал свой крутой прыжок в лучших традициях боевиков, когда мой взгляд опустился ниже крыши и уперся в асфальтированную дорожку возле дома. От страха меня чуть не парализовало. Казалось, уже клонит вниз, ещё немного и сорвусь в свободный полёт.

Тогда я поспешно отошел от края, тело дрожало от переизбытка адреналина. Не помню, что за мысли бродили в моем детском мозгу, но я решил прыгать. Несмотря на страх, ВОПРЕКИ СТРАХУ. Десяток метров разгона и я лечу на крышу соседнего дома, подо мной пропасть, а я понимаю, что не допрыгну. Тело холодеет, дергается вперёд, срываясь по миллиметру и вдруг — резкий рывок вперед всем телом. Почти мгновенно преодолел в воздухе около метра, а дальше, приморжевший от неожиданности, продолжил падение по пологой траектории.

Потом крыша перед глазами, совсем рядом, но меня начало разворачивать лицом вниз. Даже детский мозг понял, влечу таким способом в крышу — мне каюк. Каким-то чудом приземлился на руки и не только не сломал их, но ещё и пробежался на хлипких конечностях несколько метров. Этот случай засел в моей памяти намертво, изменив всю жизнь. Я был слишком мал, но мне хватило ума понять — пройдет время, и я забуду этот случай, сумею убедить себя, что этого не было или просто приснилось и тогда неизведанная, таинственная часть мира пройдет мимо. С тех пор я дал слово верить себе, верить в себя и помнить всё так, как было, не приукрашивая, но и не приуменьшая. Впечатления остались яркие, но совершать сумасбродные поступки больше не тянуло.

Шло время, я взрослел, но странности случались вновь, а я старательно их запоминал и пытался научиться контролировать неведомые силы. Ключом часто оказывались сильные эмоции: ярость, боль, стремление, и, конечно же, страх. Именно с него всё началось, в том прыжке с крыши. Какой бы страх я не испытывал, я стремился его преодолеть. Страх перед соседними мальчишками, которые больше и сильнее, помог мне прыгнуть выше собственного роста и ударить с силой, на которую не способны дети. Преодоление страха в драке не давало чувствовать боль, да и синяков как таковых почти не было. Когда я перестал бояться драк, интерес к ним пропал сам собой, что они могли мне дать? Страха больше не было, ежедневные потасовки стали слишком привычными, скучными. Развитие отсутствовало, тайны скрытого мира продолжали оставаться неведомыми.

Потом был страх перед пауками, рептилиями, насекомыми. Всех их брал в руки, пока не понял: они сами боятся меня. Эмпатия развилась слабо, все на что меня хватило — ощущение угрозы и резкий взрыв испуга другого существа, за которым обычно следовало нападение животного, а иногда и человека. Потом я искал источники силы. В себе и вокруг себя. Не нашел ни шиша. Зато понял смысл использования крови, как проводника жизненной силы. О! Эти опыты по призыву... да хоть кого-нибудь.

Использовать для призыва чужую силу, то есть, приносить кого-то в жертву мне претило. К двадцати годам всё чего я достиг — это по желанию использовать свои 'особые' возможности. Становиться чуть сильнее, чуть быстрее воспринимать мир, совершать резкий рывок с места на полтора метра без малейшего мышечного усилия, и — вершина коллекции — подниматься в воздух на высоту десяти сантиметров на целых две секунды. Это была не левитация, а какое-то поле, которое создавалось вокруг любой части тела.

Вся беда была в том, что все эти возможности были ничтожны. Они были заметны, но не более. Практической пользы от них было мало. Тогда из них, как из составных частей, я начал лепить свои техники. Первым делом научился при усилении и ускорении резко прыгать с места, затем подключать эту 'не левитацию' и рывок. Быстрое перемещение на пятнадцать метров стало моментом моего триумфа. Удар, с подключением 'не левитации' позволял сдвигать стокилограммовую залитую металлом бочку (которую с непонятной целью поставили возле школьной площадки недалеко от моего дома) на несколько метров в начале тренировки, и просто отправлять в полет после двух лет развития техники. В общем, я развлекался, как мог. А потом — призвал Логрота.

Этот в высшей степени эрудированный недоумок пытался умереть, для чего стал богом. Логику такого поступка я смог понять далеко не сразу. Логроту пришлось мне рассказать о духах, демонах, богах, вечных ат'сзенара и многом другом. Поначалу мы лишь разговаривали, потом он начал давать советы во время моих тренировок, пояснять то, до чего сам я никогда бы не додумался.

Так что, если бы не эта клочковатая, тёмная субстанция, называющая себя Логрот и способная только еле слышно говорить, я бы добился гораздо меньшего. Быть может, без его лекций даже 'предел власти' (мой шедевр!) не был бы создан. А ещё он подсказал, как призвать огненного духа, вместо которого отозвался почему-то Ркалыхнурв — владыка отдельной группы могучих существ, объединённой единым обликом — огненных птиц. И, конечно же, 'тень'. Как я мог забыть про него. Неудавшийся опыт по изменению сознания с целью улучшить контроль над навыками. Единственный раз, когда я позволил Логроту залезть в мой разум. Единственный раз, когда я доверил кому-либо свой рассудок, принес мне одни разочарования. Тень — безбашенный маньяк на основе моей личности. Бррр... Лучше про это не вспоминать. Сейчас мои невеликие способности пропали, будем надеяться, и этот 'личностный шаблон' сгинул прочь.

В общем, восстанавливать пусть малое, но могущество жизненно необходимо. А начинать лучше с основ, то есть с преодоления страха. Вообще-то подойдет любая ситуация, вызывающая сильный стресс, но со страхом проще всего. Только как это объяснить члену экипажа дирижабля, чтобы при этом не показаться сумасшедшим и не раскрыть, что я стал демоном? Членам экипажа и пассажирам это знать вовсе ни к чему. Высадят еще...

— Там откуда я родом развлечение такое есть. Привязываешь себя к эластичному канату за ноги и прыгаешь в бездну. Нервы пощекотать самое то. Канат не дает резкого рывка, а плавно увеличивает натяг. Но мне, фиг ли, и обычный сойдет. Да-да знаю, я — крут. Так что, есть веревка? Ты, давай, быстрей телись, пока мы слишком высоко не поднялись, в облаках особо не попрыгаешь.

Этот... эм-м... 'воздушный матрос' завис на пару секунд и резво куда-то убежал, буду надеяться — за веревкой. Через минуту он вернулся с бритоголовым дядькой солидной комплекции. Был этот крепыш выше меня на полголовы, но всем своим хмурым видом и подергиванием мышцами, видимо, пытался убедить меня в том, что больше минимум вдвое. Ну-ну, удачи ему в этом нелегком деле.

— Не успели взлететь, а ты уже значит, поразвлечься хочешь? — приятным голосом спросил этот сплав мышц и харизмы, напрягая свое мясцо то тут, то там. — У нас в Пирвии только одно развлечение признано достойным мужчин. Покажи на что способен в поединке, и получишь свою веревку, согласен? — глаза поблескивали смешинкой.

Такой случай грех было упускать, если бой окажется достаточно напряженным, что-то из прежних возможностей может и вернуться.

— Конечно! — мой рот сам собой расплылся в предвкушающей улыбке, уши уловили крики далеких птиц, кожа — прохладу ветра, глаза широко раскрылись, а ноздри затрепетали, втягивая разреженный воздух. Организм пытался как можно полнее охватить место поединка доступными чувствами.

Мои руки неспешно потянулись к противнику, словно бы за объятиями. В следующий миг, обманчиво-ленивым движением задел пальцами его глаза. Большой силы это не требует, а слишком быстрое движение может насторожить противника. Надо же — попался! Видимо, недооценивает меня... И это хорошо. Пока он рефлекторно закрыл свои буркалы ладонями, лишив себя возможности видеть противника (и с небольшой болью в глазах можно наблюдать за обстановкой, совсем расслабился этот пирвиец что ли?). Правой ногой двинул противнику в пах. Бритоголовый немного отодвинул назад тазовую область — опять поддался рефлексам, вместо того, чтобы повернуть 'пятую точку опоры' вбок и пропустить ногу противника, то есть мою, по касательной, принял удар чувствительным местом — и, как следствие, немного наклонился. Чем я тут же воспользовался.

Нога, при обратном движении, упирается в пол немного впереди левой — эдакий полушаг. Руки слегка касаются бритой головы, мягко её придерживая, вес переношу на правую ногу, а левое колено устремляется к лицу бритоголового, которое уже не закрывают ладони, поскольку находятся на полпути к паху. Удар и — не могу поверить! — он откидывается назад, даже не попытавшись заблокировать колено руками. С ошарашенным лицом, груда мышц делает два очень маленьких шага назад, давая мне пространство для следующего удара.

Левая нога опускается впереди и чуть левее, носок развернут наружу. Переношу на нее вес, одновременно проворачивая корпус... Правая нога бьет чуть ниже колена этого горе-бойца. Он приседает на одну сторону, слегка пошатываясь (даже не пытается удерживать равновесие! блин, что вообще происходит?). В тот же миг начинаю проворачивать тело в обратном направлении. Упор на правую стопу, левая — поворот и упор носком для усиления движения. Левый кулак летит ниже виска противника, куда метил первоначально — не насмерть же бьемся — одновременно немного расслабляю мышцы правой — опорной — ноги и, слегка проваливаясь вперед и вниз, значительно усиливаю удар.

Лысый падает на палубу, а я прислушиваюсь к себе. Ничего не шелохнулось? Ничего. Печально, конечно, но почти сразу стало ясно, что из этого боя ничего путного не выйдет. Какое уж тут пробуждение способностей, если это и боем-то не назовешь? Как будто манекен попинал, хотя на самом деле человеческое тело мягче всяких деревянных болванчиков и груш с песком, а потому и бить его, хе-хе, приятней. Но все-таки, почему он даже не попытался защититься или нанести удар?

Я смотрел на поверженного противника. На переносице рассечение, на правой скуле синяк — вот и все повреждения, что он получил. Ну, может, легкое сотрясение мозга ещё. К его силе приложить немного мастерства, помножить это на опыт и получился бы боец, сражение с которым заставит ощутить азарт борьбы! В Пирвии культ воина — основа всего их общества. Как этот бритоголовый позволил себя отмутузить, ума не приложу. Наверняка, часть способностей пробудились бы от попыток подсознания вытянуть меня из опасной для жизни ситуации. А так... только время зря потратил, дирижабль всё ещё набирает высоту, нижние слои облаков, похожие больше на туман плавно приближались.

— Ладно, — обратился я к тому же 'матросу', — в бою я победил, так что тащи веревку.

Бедняга побледнел, почти сравнявшись цветом лица с моим, неспособным к загару в этом мире, фейсом. Резво убежал, чтобы через полминуты вернуться с мотком подходящего материала.

— Только сейчас не прыгай, хорошо? Для подобного требуется разрешение капитана судна. Так что мы возьмем его, ладно?

При этом он посматривал на поверженного мной здоровяка. Капитан, да? Кто бы мог подумать.

— А где моя каюта? Я как-то не успел еще узнать.

— Я проведу — вызвался этот же парнишка.

Пока мы шли к выходу с воздушной палубы дирижабля, успел увидеть несколько злых лиц экипажа. Ну как же, 'наш проиграл', и плевать им на справедливость, честь и логику с этого самого дирижабля. Я на таких молодцев еще в своем мире насмотрелся. Парень открыл дверь в каюту, и резко смысля, оставив меня в роскошной комнате.

Это был общий зал, из которого четыре двери вели к личным апартаментам. У свободных комнат, были традиционно приоткрыты двери. Осмотрев обе оставшиеся, выбрал ту, что с менее яркими цветами оформления. Отдыхать среди пестреющих элементов декора довольно трудно. Быстро умылся, плотнее запахнулся в плащ. С каждой минутой на воздушной палубе становится холодней, а мне ещё прыгать за борт. Затем начал вспоминать различные узлы, раздумывая, как бы мне получше себя закрепить. Страх хорошо, но бездумный риск — тупость полнейшая. За этим занятием меня и застали в общем зале каюты попутчики.

— И чем ты тут занимаешься? — раздался довольный голос Скирмила.

— Да вот думаю, какой узел будет надежнее. Если петля развяжется, получится как-то неудобно, — осмотрел спокойные и подобревшие лица. — Вам уже лучше стало? Научите такому быстрому способу восстановления?

Кастор важно кивнул и сказал всего одно слово:

— Амулеты.

Точно ведь. Как я мог об этом забыть? Комфортабельные места в любом виде транспорта предусматривают наличие амулета исцеления. Чем выше класс каюты, тем лучше у них... да всё лучше, не только амулеты. Как я мог об этом забыть? Неприятный холодок пробежал по спине. Вот ещё одно напоминание об изменении структуры энергетики. Метаболизм тварного тела грубо связан с обращением энергии в тонких телах. Полно энергии — радуешься жизни, устал — злой как... хм, демон. Сейчас у меня полно сил, как следствие — легкая эйфория, вызывающая рассеяность. А рассеяность не что иное, как слабость власти воли над разумом. Пусть все наработки по управлению собственной энергией полетели в тартарары, моя воля никуда не делась. Тут же начала приводить ум в порядок, но отвлёк вопрос Скирмила.

— Что ты прикрепить хочешь? К верёвке?

— Себя, — пояснять ничего не хотелось, но и проигнорировать ребят я не мог. Из-за меня они неслабо хватанули лиха. К тому же пытаться сконцентрироваться при отвлекающих факторах — тоже своего рода тренировка.

— Зачем?!

— Я побил капитана и теперь, как только он очнется, мне предстоит прыжок за борт. Не хочется, чтобы веревка развязалась. Хотя некоторые считают, что возможность ощутить полет того стоит. Смерть после падения с дирижабля — не самая лучшая участь.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — Кастор изменился в лице. Казалось в один миг повзрослел лет на пять.

Какое-то время в комнате разливалась напряженная тишина. Не сразу я понял, что ко мне вернулись зачатки эмпатии. Даже сильнее стали, вроде. Хотя, это как раз естественно для одемонившегося человека, тут скорее не мои способности сыграли роль, а концентрация позволила уловить эту часть ощущений и выделить в отдельную группу для анализа.

Так, не понял, НАПРЯЖЕННАЯ тишина? Посмотрел на сжавшего губы Скирмила и сурового Кастора, всё существо которого было переполнено решимостью.

— Э-э-э... Вы чего это?

— Мы не останемся в стороне, так и знай, — Кастор с серьезным лицом похлопал меня по плечу и направился в свою комнату. Хотел спросить, что с ними такое у Скирмила, но увидел лишь, как он закрывает дверь в свою комнату. Прошло меньше десяти секунд, прежде чем Кастор вышел с непрозрачной флягой в руках, а Скирмил — в своём сером плаще на голое тело и с двумя короткими, чуть изогнутыми, мечами в руках.

Я открыл рот, но вместо моего вопроса раздался стук в дверь.

— Открыто, — крикнул Скирмил. Кастор прицепил флягу к нагрудному карману куртки, сложил ладони лодочкой и закрыл ими себе рот. Тотчас раздался его очень тихий шепот. Что именно он там нашептывал скороговоркой, определить было просто невозможно.

Дверь открылась, в нее вполне твердой походкой вошел бритоголовый — капитан собственной персоной. А все-таки хорошие у них тут амулеты исцеления, самому что ли травму получить, чтобы опробовать? Блин, стоит отвлечься сразу же какая-то фигня в голову лезет. Капитан посмотрел на приготовившихся к бою парней, посмурнел и застыл в поклоне.

— Прошу прощения за своё поведение. Надеюсь, мы сможем уладить это недоразумение, и вы не сделаете это происшествие достоянием широкого круга лиц? Я готов обговорить сумму компенсации...

— Никакие деньги не помогут закрыть глаза на такой поступок, — перебил его Скирмил.

Капитан лишь вздохнул и склонился ещё ниже.

— Поймите, дело не просто в репутации. Если вы предадите гласности этот случай, для многих членов экипажа это станет концом карьеры в воздушном флоте, их семьи...

— Достойное наказание за попытку убийства, — голос Скирмила давил холодом и непреклонностью.

— Какое убийство? — капитан так и не разогнул спины, но голову поднял и теперь шокировано смотрел на парня, расслаблено держащего в руках клинки.

С минуту мы все молчали, а потом я понял, что никакое сосредоточение не позволит мне разобраться в этой ситуации, не сломав при этом мозг.

— Да какого моржа тут происходит?!!

* * *

Сильдиг спокойно ожидал своей очереди на посадку. Как и поручил ему рыцарь в черном доспехе, он последовал за гостем зелёного храма с трудно произносимым именем. К сожалению, торговый дом Карвинпасв обеспечил этому Иску поездку с комфортом. К счастью, элитные дирижабли летают куда медленнее грузовых.

— Будешь сидеть в трюме, рядом с другим грузом, — грозно зыркнул на Сильдига член команды воздушного судна.

— Хорошо.

— Тряска сильная и холод...

— Я не первый раз летаю таким способом, — Сильдиг спокойным голосом перебил воздухоплавателя.

Тот кивнул и махнул рукой, призывая подниматься на борт по широкому трапу. Между нагромождениями деревянных коробок, тюков ткани и мотков металлической проволоки Сильдиг пробрался к трюму. Имея опыт путешествий на таких дирижаблях, он благоразумно не стал дожидаться, пока ему выделят место. В этом деле лучше подсуетиться и выбрать самое подходящее место. Подходящее гнёздышко Сильдиг нашел быстро.

Среди неравномерных куч товара высокой башней выделялось наспех сооруженное стойло для коня. Животное беспокойно всхрапывало, словно знало о скором подъёме в воздух. Куча соломы внутри стойла и плотные одеяла — снаружи. Грузовые дирижабли совершенно не заботились о покупке амулетов для контроля температуры в трюме. На случайных пассажиров плевать, но защитить ценную лошадь они были обязаны. Хотя пассажиров никаких тут и не было. Сильдиг оказался единственным, кто рискнул подняться на борт. Не откладывая дело, он тут же устроился рядом со стойлом коня. Облокотившись на одеяло, он принялся ждать взлёта.

Матросы дирижабля недовольно косились, но Сильдиг не делал попыток завернуться в одеяло или отобрать от стойла ради своего согрева. Члены экипажа наверняка понимали, что пассажир попался хитрый и начнёт по-настоящему заботиться о себе только после взлёта. Заходить в трюм грузового дирижабля на большой высоте дураков нет. Будут сидеть в закрытой части судна. Сильдиг смотрел прямо на лица воздухоплавателей и тепло им улыбался. Как только здесь станет действительно холодно, он с удовольствием отберёт у коня кусочек тепла. И никто ему помешать не сможет.

Уже почти перед самым взлётом в трюме появился ещё один пассажир. Молодой парень в плотной коричневой хламиде, очевидно, хорошо подготовился к полёту на грузовом судне. Тем не менее, он тоже остановился у стойла.

— Молниеносный, — Сильдиг произнёс это привычным миролюбивым тоном, но парень дёрнулся. Рука незнакомца метнулась куда-то за спину, в район пояса. 'Должно быть, он там держит оружие', думал Сильдиг. — Кличка коня. Тот редкий случай, когда имя удачно описывает достижения животного. Победитель многих скачек. Здесь пролетает транзитом. Если бы не случайность, мы не имели возможности делить один трюм с этим удивительным пассажиром. Чемпионов возят в специальных каютах. Обычно. Не знаю, что там случилось, но мы обязательно должны отдать этому выдающемуся спортсмену должно и пасть ниц у его... копыт.

Парень посмотрел на Сильдига, потрогал мягкие одеяла, закреплённые снаружи стойла и задумчиво выдал:

— Ага. Действительно. Расположиться у ног такого чемпиона — честь для нас, — парень ухмыльнулся и представился: — Неркас.

— Сильдиг.

— Слушай, ты отлично умеешь устраиваться, я погляжу. Заранее знал, что этого коня тут повезут?

— Нет. Просто повезло.

— А как же тогда... — Неркас показал сомнение на лице. — Ты не знаешь, как холодно в таких грузовых дирижаблях?

— Конечно, знаю, — Сильдиг кивал с улыбкой. Этот парень вызывал странное чувство доверия. Казалось, эта птица имела те же перья, хоть и маскировалась под какую-то обычную пигалицу. Сильдиг вдруг решил развеять сомнения попутчика правдивым ответом. — Я не первый раз путешествую таким образом. Не так уж сложно взять тёплые вещи, горячую еду в термосе и обеспечить себе минимальный комфорт. Но... разве это не скучно? Я не особо силён и броситься в приключения действительно опасные... Словом, я не самоубийца. Организовать маленькое приключение я могу сам. Моряки знают, что я буду утепляться всеми силами. Они боятся за свой товар. Я специально не беру тёплых вещей. Остаётся только посмотреть, кто кого перехитрит. Я прокачусь с комфортом или они стрясут с меня дополнительную сумму после прибытия.

В глазах парня что-то мелькнуло.

— Знаешь, Сильдиг... — протянул Неркас. — Думаю, мы с тобой отлично поладим.

Они смотрели друг на друга с понимающими ухмылками и с предвкушением в глазах ожидали взлёта.

Глава 12

— У нас это вроде шутки, — рассказывал капитан. — Если кто издалека, подхожу, мышцами поиграю и говорю: 'А слабо по-мужски разобраться? Испытать себя в поединке?' И тут возможны варианты. Если кто не особо силен, то струхнет. Если из бойцов — начинает приготовления к драке. А потом я им: 'Ну что же вы? Поединок-то карточный!' Вот также начал про поединок другу вашему рассказывать, а он как засияет! Ну, думаю, наш человек, и плевать, что бледный как костяк. Прошу прощения, — ещё один поклон в мою сторону. — Только пирвиец может так загореться при упоминании поединка. Потому вторую часть шутки и не стал озвучивать сразу — пирвиец и так всё бы понял. А потом... поздно стало, — при этом капитан дирижабля потрогал правую скулу, на которой ещё было заметно последствие неудачной шутки.

— Мы тоже хороши, — покаянно вздохнул Скирмил. — Не стоило делать поспешных выводов.

Да уж, не стоило. Как вспомнил, что я подумал при злобных лицах экипажа, стало нехорошо. Смотрел на них свысока, раньше такого за мной не водилось. Неужели ещё одно проявление демонической сути? Или просто я заигрался в... Кхм! Демоническая суть. Всё дело определённо в ней! И после этого экипаж ничего не сделал человеку, который избил их капитана за невинную шутку — редкая выдержка.

— Знаете, — серьезно сказал Кастор, — когда я услышал, что Искантерлнамзиас сказал про прыжок за борт... первой мыслью было, что его за оскорбление капитана решили с удавкой на шее в небо выбросить. Вспомнилось ещё, что особо отличившихся заставляли самих плести узел. Плохо привяжет, лететь ему с дирижабля до земли и хорошо, если умрет от страха, а не столкновения с землёй. Сделает узел не затягивающимся — обречёт себя на медленную смерть от холода и голода в пустынном небе. Вот он и пытается сообразить, как узел завязать, чтобы поменьше мучиться.

— Да уж, — взъерошил себе волосы Скирмил, — я ведь тоже об этом подумал.

— А меня как в чувство привели, — поделился капитан, — так сразу мысль мелькнула: 'Может, он не знал? А я поставил под вопрос его честь этим вызовом?'. Это же позор. Один раз запачкавшись, уже не отмоешься. У нас не тот уровень клиентов, чтобы можно было вести себя подобным образом. Сколько шли к этому, не только я — весь экипаж, и теперь из-за моего ребячества всё под клюв нифкасу. Сразу поспешил сюда, чтобы принести извинения.

— Ничего, капитан, — Скирмил снова был беззаботен. — Думаю, Искантерлнамзиас откажется от своей глупой затеи, которая тоже может подпортить вам доброе имя.

— Вообще говоря, мне это нужно, — поморщился я, — моя личная сила в очень плачевном состоянии с момента появления в этом мире. Изначально она проявлялась при сильном страхе, это уже потом я научился применять свои таланты осознанно. А сейчас из-за изменений в энергетике практически ничего не могу.

— И куда же ты собрался вступать с такими навыками? — вопрос Скирмила отозвался моим вздохом. — Любая школа требует определенной базы, с которой будут работать. Никто не станет учить тебя с нуля.

— Помнишь, я говорил, что еще не совсем определился? — Скирмил кивнул. — На самом деле, все уже давно решено. Я собираюсь ступить на Путь Агниркуса, но учитывая как к нему все относятся...

Кастор резко засмеялся. Второй раз я слышу его заразительный смех, но чувство юмора этого человека по-прежнему не понимаю. Его искреннее веселье вызвало улыбку не только у меня — Скирмил с капитаном, тоже посветлели лицами.

— Помнишь, я тебе говорил на тот же вопрос 'приедем — увидишь'. — Скирмил явно решил меня спародировать. — На самом деле, мы с Кастором едем туда же — во владения Контуса Агниркуса. Я бы тебе и сразу об этом сказал, но учитывая как к нему все относятся... — вот и причина смеха Кастора прояснилась.

— Не думаю, что вступление на этот путь будут какие-то проблемы, учитывая твои талант к сражению Искантерлпнл... хм, прости, не мог бы ты повторить свое имя? — озадаченно проговорил капитан.

— Можно просто Иск. — Приятно, что хоть что-то стабильно в этом мире. — А вас, кстати, как зовут?

— Сирдал Варел, но можно просто Грап. — Мои брови, помимо воли поползли вверх. Если это и есть знакомый хранителя зала познания местного зеленого храма, то мне интересно какая это должна была быть скидка, чтобы у меня хватило денег на билет до Скирата на этом дирижабле высшего класса комфорта?

— Грап? Скажите, а имя Перс вам ни о чем не говорит?

— Ты знаком с этим зеленым пройдохой?

— Да, я почти год в храме познания провел. Только их умения не хватило, чтобы побороть мое беспамятство. — Грап только рассмеялся на эти слова.

— Поверь мне Иск, Перс даже камни заставит вспомнить прошлое горы, от которой они откололись. Я не просто так говорю, он при мне это сделал. Поэтому, если ты чего-то не вспомнил, то может, тебе и не нужно было возвращать воспоминания? Подумай об этом на досуге, и запомни, Перс не из тех людей, кто делает что-то просто так. Он видит дальше и знает больше многих. Если он давал тебе какие-то советы, постарайся следовать им.

— Да, давал один совет, — вздохнул я, — только уже поздно ему следовать.

— Это почему же?

— Он советовал, как приду в Арлен, добраться до стоянки дирижаблей, найти там его знакомого по имени Грап и попросить скидку на билет до Скирата. — Капитан лишь тихо засмеялся, глядя на меня, но взгляд его почему-то стал тверже.

Спустя полчаса времени, потраченных на разбирательство и получение разрешения на прыжок за борт, мы вчетвером сидели и пили чай. Капитан искоса посматривал, то на клинки Скирмила со знаком рыцарства. На лезвиях возле рукоятей был вытравлен круг с изображением гор и пустыни у их подножия. По диагонали был размещен контур двуручного меча с узким лезвием. Насколько мне известно, всякие диагональные элементы на языке геральдики обозначают наградное получение герба. Выходит, предки Скирмила верно служили правителю Пирвии.

Периодически капитан бросал взгляд на зевающего Кастора. Не только я заметил отблески огня, когда он убирал ладони ото рта, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Не знаю, о чем думали остальные, но мой разум всецело заняли мысли о собственном провале. Как ни крути, во всем этом безобразии был виноват я. Вначале не обратил внимания на шутливый настрой капитана. И ладно бы не заметил, но нет — просто не придал значения. Моржовая рассеянность, что со мной происходит?! Да еще и это эгоистичное стремление к силе... Стоп! Это уже лишнее. Сила есть сила, логично и естественно к ней стремиться, по крайней мере, для меня. В чем проблема? Ну да, очевидно же, я всего пару часов назад вспомнил кто я такой, а прожитое здесь время было довольно беззаботным. Остаток вечера я посвятил восстановлению привычного мироощущения и уравновешиванию старых и новых знаний и опыта.

На следующий день вволю напрыгался за борт. Если на воздушной палубе все было относительно спокойно, то за бортом ветры кидали из стороны в сторону. Периодически веревка теряла натяг, и тогда казалось, что я отвязался и сейчас упаду вниз. Эти мысли сменялись другими — в каком состоянии будет мое тело, когда достигнет земли? Холодные потоки воздуха царапали кожу ледяным песком.

Адреналин студил кровь, способности не проявлялись. Возвращение на воздушную палубу отметил неловким падением после некоторого блуждания. Казалось, вестибулярный аппарат сошел с ума. После выпрыгивания наружу воздушная палуба казалась оазисом в ледяной пустыне. Тепло, никакого ветра, никакой качки. Молодцы маги, без их достижений воздухоплавание не смогло бы доставлять такого удовольствия. Вокруг комфорт, а за бортом жуткое буйство стихии, самое страшное, что это ее нормальное состояние. Да уж, страшна матушка природа.

История нашего коллективного заблуждения бродила по дирижаблю, вызывая улыбки на лицах членов экипажа и пассажиров. В общем, после пяти дней воздушного пути до стоянки дирижаблей в Скирате мы с Грапом расстались, благожелательно настроенными друг к другу людьми. А вот со Скирмилом и Кастором почти не виделись, хоть жили в двух шагах. В эти дни я больше времени посвящал восстановлению психического равновесия, осваивая новый способ приложения воли, чем общался с попутчиками и возможными однокашниками.

Скират — столичный город Марийского Царства — действительно красив. С дирижабля на него нельзя было смотреть без восторга. Ровные широкие улицы, дома разбитые на отдельные группы, в центре которых, находились священные рощи семейств. И если количество домов в группах, указывало на многочисленность семей, живших маленькими кланами, то высота деревьев-исполинов в рощах, указывала на древность рода. По праздникам все семейство приходило в рощу благодарить духов за помощь в делах и спокойствие в сердце, а главы кланов с наследниками отправлялись к самому высокому дереву в роще, посвященному духу-покровителю рода. В основном это были дубы и платаны, способные расти не одну сотню лет. Даже самое маленькое семейство марийцев имело хотя бы небольшую семейную рощу, а чужеземные иноверцы, не спешили вырубать рощи, они хоть и не приносили жертв духам, но все же любили отдохнуть в тенистой тиши от шума городских улиц.

Подсознательно я ожидал, что с земли город будет менее красив. Большое видится на расстоянии. Правильная пословица. Но мои грустные ожидания не оправдались. Стоя на мощеном камнем тротуаре, я вдыхал чистый воздух Скирата, при взгляде отсюда город напоминал огромную парковую зону, посреди которой раскинулись широкие дороги, окруженные насаждениями деревьев, кустов, цветочных клумб. Лишь виднеющиеся дома говорили о том, что это место обитания людей. И хоть по территории Скират был сравним с крупнейшими мегаполисами моего родного мира, он производил впечатление крупной деревеньки.

Марийцы вообще неконфликтный народ, во многом терпимый к чужим слабостям, но и на лицах многочисленных воинственных пирийцев и надменных граждан Дастанорту были лишь покой и умиротворение. Памятники, фонтаны, произведения искусства, что находились на улицах, не знали вандализма, и радовали прохожих. Мимо них не хотелось бежать, улицы столицы Марийского Царства были созданы для неспешных прогулок, а густые тени деревьев укрывали юных поэтов, срывающих первый поцелуй возлюбленных, и сосредоточенных мыслителей, проникающих взором разума в тайны вселенной. Да, Скират — прекраснейший город из всех, что мне доводилось видеть. Не зря он получил свое прозвище.

Его основали несколько десятков человек. Все они питали слабость к искусству во всем его проявлении, включая искусство магии. Потому, сумели не только расположить вдоль дорог между домами различные памятники, картины, мелодики, книги, но и умело их защитить. В городе возникли целые площади, на которых размещались творения, объединенные единым стилем или направлением. Нет большего почета для служителей муз, чем быть увековеченным на одной из площадей беспрестанно растущего, тогда еще безымянного Скирата. На именных площадях любой желающий мог увидеть, услышать (иногда даже попробовать) шедевр, приведший творца к славе, узнать историю всей жизни мастера. Увы, классиками становятся после смерти.

Городок ширился. Со временем находилось все больше лиц, желающих жить тихой мирной жизнью, занимаясь любимым делом и наслаждаясь необычайными красотами этих мест. Земли вокруг было много, а экономить на родовых рощах марийцы не привыкли, поэтому довольно скоро городок стал довольно большим территориально, хоть и жило в нем не больше тысячи человек. Когда путешественники проезжали мимо, то любовались местными чудесами и спрашивали 'Как же называется этот городок?', им посмеиваясь, отвечали 'Какой же это город? Так живем тут помаленьку небольшой деревенькой'.

Слухи о странном безымянном городе достигли Закрига Многомудрого Первого — тогдашнего правителя Марийского Царства. Когда он его навестил, то влюбился в город и нарек его Скират Город Мечты. С тех пор он стал столицей. Однако, получить право жить в этом городе оказалось не так то просто. Закриг решил не менять в сложившемся укладе ничего. А также повелел всем посольствам старым и новым по-прежнему селиться в Арлене, где находится теперь 'рабочая' резиденция правителя. С тех пор Арлен Гордый становился все более политическим городом, теряя саму суть марийской культуры, а в Скирате собирались любители искусства, одаренные талантом в различных сферах. Со временем для обучения детей, наукам тайным и естественным, на расстоянии одного пешего перехода от столицы были построены школы различных направлений, вокруг которых постепенно также разросся городок — Гор, до сих пор не получивший прозвища. Туда-то мы с друзьями и направляемся.

Кстати, а куда это Кастор и Скирмил подевались? Красоты города сразу отодвинулись на второй план. Я сосредоточенно вертел головой в попытке разглядеть серый плащ или коричневую куртку среди гуляк, когда в правое плечо кольнуло раскаленной двузубой вилкой. Связь из-за неоконченного ритуала обретения элайа? Даже когда я стал демоном, она не пропала? Печально... С другой стороны, я теперь точно знаю где искать этих двоих.

Неразлучная парочка нашлась в одной из затененных аллей недалеко от порта. Шустро они слиняли, пока я восхищался городом. Пошел напрямик, сквозь густые кустарники, перемежающие деревья. Первое, что услышал, когда подходил — это вопрос Скирмила, повергнувший меня в шок.

— Можно мне их убить? — рыцарь коверкал свой голос, пытаясь изобразить умственно отсталого человека. В его фразе прослеживались нотки, свойственные капризному ребенку, который не понимает, почему есть одни лишь сладости вредно. Я затаился, стараясь не выдать своего присутствия.

— Нет, — тоном заботливого отца увещевал друга Кастор, — нельзя убивать людей просто так.

— Но ведь они первые начали. — Скирмил так достоверно изобразил детское возмущение, что я на мгновение даже засомневался что это он.

Подойдя ближе, увидел этих актеров. Перед ними полукругом рассредоточились пятеро разномастно одетых подростков. Старшему, на вид, было не больше девятнадцати. Это с тридцати до ста пятидесяти местные практически не изменяются внешне, а вне этих пределов активно растущие и стареющие организмы, как правило, легко поддаются возрастной оценке.

— Они всего лишь хотят нас ограбить, — продолжал втолковывать Кастор Скирмилу, — поэтому убивать их не годится.

Скирмил изобразил задумчивость. На короткое время воцарилась тишина. Незадачливые грабители заметно нервничали, Кастор внимательно смотрел на товарища, видимо этакую интерпретацию игры в хорошего и плохого стража они проводят не в первый раз. Хотя, признаться честно, меня искорки безумия в глазах, смотрящего на ветви деревьев, Скирмила зацепили за душу. Поневоле и сам перевел взгляд вверх. Ага, какие густые заросли... Предвкушая веселье, полез по толстому стволу дерева наверх, вовсю пользуясь липучими нашивками на сандалиях, ох не зря я попросил подопечных Ямнис прилепить их туда.

— А если мы их ограбим? — Скирмил, достоверно изобразил восхищение от посетившей его 'гениальной мысли'. Я тем временем тихо перебирался по веткам в тыл потерявшим инициативу начинающим грабителям.

— Эх, малыш-малыш... — ну, Кастор и выдал — прямо умудренный жизнью старец. Я даже на секунду замедлил свой спуск с тылового дерева. — Сколько раз я тебе говорил: 'Не повторяй глупости за другими'. Вместо этого мы поступим мудрее...

— Мы их просто покалечим, дабы неповадно было промышлять на чужой территории, которая отмечена знаком безопасного пути.

Несостоявшиеся грабители вздрогнули, когда из-за их спин раздался мой голос. Нервно засуетились, поглядывая то на меня, то на Кастора с пирвийцем. Теперь они находились в треугольнике, образованном нашей троицей, а их преимущество в два человека мало значит в такой ситуации, если у них, конечно, нет серьезных навыков, с которыми можно найти занятие и получше, чем обворовывание прохожих.

Понимал это не только я. Ребятня нервно откланялась и без слов удалилась, не сводя с нас взглядов, пока не скрылись в густых зарослях кустов.

— Вот уж не думал, что вы умудритесь найти проблемы практически рядом с воздушным портом.

Кастор лишь пожал плечами. Драконид смотрел на меня одобрительно, а Скирмил оказался самим воплощением удивления.

— Не думал, что ты знаешь равву. В зеленом храме и такому своих гостей обучают? — после вопроса этого актера, я оглядел мощеную дорожку, на которой только слепой не замети вывернутый и уложенный обратной стороной камень с отчетливо вырезанным листом, оплетенным паутиной с капельками росы — символ начала территории преступной группировки. Сердце неприятно кольнуло. Знак напомнил о моей душе оплетенной сетями грубых энергий. Усилием воли заставил себя успокоиться и ответить Скирмилу.

— Скажем, в зеленом храме не ограничивают гостей в знаниях, а вот откуда рыцарь так хорошо знаком с преступным миром — очень интересный вопрос.

— Рыцарь рыцарю рознь, знаешь ли. — Скирмил, облегченно улыбался. — Не хотел я тебя брать на эту встречу, чтоб не подставить под удар, но раз ты в курсе таких деталей... Думаю, в проблемы ты лезть не станешь.

— Хмм? — так они не просто внаглую срезать путь решили по меченной территории, а шли именно к бандидатм?

— Пойдем, по дороге расскажу.

Глава 13

Скирмил рассказывал о своем клане, традиционно предоставляющем услуги по умерщвлению разных хорошо защищенных лиц. О том, как однажды его далекий предок оказал услугу Хозяину гор и пустынь — правителю Пирвии. За это владыка наградил ловкого мастера и всех его потомков знаком рыцарства. Так в государстве появился клан рыцарей-убийц, не пользующихся доспехами и практически официально принимающих заказы, с отчислением от прибыли положенных налогов. Пожалуй, такое не могло возникнуть нигде, кроме Пирвии — государства, не одну тысячу лет культивировавшего путь воина. Для этой страны слова 'выживает сильнейший' являются достаточным оправданием для войны с соседним владетелем.

— Вот такие дела, — вещал Скирмил. — Брать на встречу с потенциальным работодателем лишних людей глупо, но и одному идти не слишком хорошо. Кастор отлично подходит для поддержки. Практически всегда молчит и относится к происходящему вокруг, как к чему-то недостойному внимания его деревенского величества, — я покосился на Кастора, реакция отсутствует. Толи у него нет комплексов по поводу своего происхождения, толи ему и пофиг вообще на всё. Тем времене Скимрил продолжал: — А ты как-то уж очень неординарно среагировал на провокацию Грапа, — это он тактично меня отморозком назвал или я чего-то недопонял? — Кто знает, как ты себя поведешь в присутствии представителя теневого мира. Они любят провоцировать и угрожать всем подряд, а самому идти тоже нельзя. Если ты совсем один, тебя всерьез просто не воспримут. Не с моей репутацией, по крайней мере.

— А какая у тебя репутация?

— Никакая, — скривился Скирмил. — Меня не знают, поэтому возможны попытки 'прощупать' мои ножны, чтобы оценить скрытый в них клинок. Чем больше народу, тем риск меньше, но и переусердствовать опасно. Приходить в сопровождении трех человек — это уже на грани трусости или оскорбления местного представителя теневого мира недоверием.

— Ага, и ты идешь представиться, чтобы в будущем тебе не мешали заниматься заказными убийствами.

— Иск, — Скирмил смотрел укоризненно, — заниматься подобным в столице Марийского Царства могут себе позволить далеко не все. Здесь относятся к таким делам гораздо строже, чем в Пирвии. Да и приехал я сюда не за этим. Проявить вежливость лишним не будет, мало ли как жизнь сложится. Если представляться я приду, когда мне что-то понадобится — это будет воспринято очень неоднозначно. Хорошего будет мало — ни уважения, ни помощи не получишь. Просто поверь, — поспешил он добавить, чтобы отделаться от возникших у меня вопросов.

Дальше молча шли до заведения под неказистым названием 'Место поединка'. Я только покачал головой. Вот назвали бы его 'Ристалище' и звучало бы намного солиднее, хотя смысл примерно тот же.

Заведение встретило нас полутьмой в обширном зале (примерно тридцать на сорок метров), в котором были расставлены многочисленные столы обтянутые тканями, отличными не только цветом, но и фактурой. Очевидно, делались с учетом удобства игры, которой будут предаваться посетители. Сейчас заняты были всего два стола в дальнем от входа углу.

Навстречу нам заспешил толи официант, толи крупье. Кто именно, узнать так и не удалось, поскольку Скирмил как-то странно повел плечами, словно обводя зал, не поднимая рук, а затем встряхнул правой кистью, успев при этом сложить пальцы левой в шесть разных фигур.

Парень в белой рубахе и темно-синих штанах еле заметно кивнул, и резко свернул к одному из столиков, покрытых ворсистой тканью, довольно качественно имитируя очистку от несуществующих пылинок, или чем там загрязняется сукно, приводимое в порядок несколько раз на день. Затем быстро убежал через неприметную дверь возле бара. Когда он успел подать знак старичку, сидящему возле стойки, я не заметил, но тот неспешно развернулся и побрел к одному из центральных столиков, кивком головы приглашая нас следовать туда же.

Я насторожился. Пожилой человек здесь — это в несколько раз больше опыта, чем в моем мире, все-таки раньше ста сорока лет возрастные морщины у местных появляются редко. Учитывая же причастность дедушки к теневому миру, его стоит опасаться вдесятеро больше.

Когда расселись за столом, Скирмил отвесил небольшой поклон сухонькому старичку с насмешливым взглядом, получив в ответ кивок. Кастор неподвижно смотрел в непонятном направлении. Выражение его лица говорило 'Так-то оно так, но мы то знаем...'. То есть, было слегка лукавым, веселым и задумчивым. Я осторожно глянул на старика, но тот, похоже, обращл внимание только на Скирмила. В зеленом храме я ограничился поверхностными знаниями о странном местном преступном мире, смотрел исключительно для утоления легкого интереса, посему тоже решил не кланяться.

— Я пришел засвидетельствовать свое почтение, и предупредить о своем нежелании принимать заказы на вашей территории. — нет, я точно свихнусь, он же сейчас сам нарывается на неприятности, ведь фактически сказал, что его не следует теребить с работой. В сочетании со словом 'предупредить' выглядит так, словно Скирмил угрожает некими последствиями местному криминалитету.

— Дерзишь, — дедушка откинулся в удобном, не слишком мягком кресле. — Из какого ты клана?

— Я еще не имею права на имя клана, — Скирмил поражал меня все больше, знак рыцарства на его клинках, позволяет гораздо больше, чем право на имя клана. Похоже, я действительно многого не знаю.

— Еще? — скорчил удивленное лицо старичок. — Надеешься вернуть себе это право, после того, что натворил?

— О чем вы? — Скирмил серьезнел на глазах, больше не напоминая легкомысленного весельчака, которым хочет казаться.

— Действительно, о чем? Откуда бы мне знать самого перспективного из рыцарей клана Призрачного Клинка? Самого молодого за последние несколько сотен лет мастера убийства, который, говорят, настолько хорош, что к выполнению заданий высшей сложности приступил еще до совершеннолетия. Скажи мне, Скирмил Змеиная Тень, — тихим вкрадчивым голосом проговорил старик. — Скажи — мне очень интересно! — что чувствует человек, отвергнутый семьей за ошибку, которой не допускал. Ведь заказ, оказавшийся 'запретным', тебе выдал сам клан, не так ли?

Рыцарь вздрогнул при упоминании своего прозвища, тогда как я проникся. Мастер убийства должен выполнить не менее десяти сложнейших заданий, чтобы получить второе, 'рабочее', имя, которое будет лучшей гарантией выполнения заказа. Это как убить десять президентов ведущих стран мира подряд.

Старичок наклонился, лихорадочно вглядываясь в лицо Скирмила, которое закаменело от напряжения, он явно не ожидал, что его узнают.

— Пути чести сложны, но незыблемы. Клан — превыше всего, — проговорил рыцарь. Старик крякнул и откинулся на спинку стула. Он явно был доволен ответом.

— В таком случае я признаю твое право 'говорить' мастер, — теперь старик поклонился Скирмилу, хотя и не встал со стула. Интересно 'право говорить' — это про дерзость или еще какие-то их теневые заморочки? Кстати, в прозвище Скирмила есть слово 'тень' и это уже характеризует его, как настоящего монстра. Я вдруг осознал, что этот балагур способен убить меня так, что я этого и не замечу. На моем лице начала расползаться улыбка. Такое соседство оно... будоражит.

— Меня зовут Карл Тень Теней — от слов старика по телу побежали мурашки, даже представить не могу каким монстром нужно быть, чтобы получить прозвище 'тень теней'. Впрочем, это столица государства, в котором преступность сведена практически к минимуму, обычным преступникам здесь не выжить. Я почувствовал, как ускоряется восприятие мира. Надо же, одна мысль о соседстве с такими чудовищами в людском обличии, заставляет мои пропавшие возможности возвращаться. Из-за ускорения пауза в разговоре казалась чересчур длинной, а движения людей слишком плавными. Сосредоточился на ощущениях, запоминая новые ассоциации для применения ускорения в будущем, и поспешно вернулся к обычному состоянию. — А кто твои спутники?

— Это мои хорошие друзья.

— То есть, пачкать их нашими плохими делами, — усмехнулся старик, — ты не хочешь, я правильно понял? Хорошо, закончим на этом. Надеюсь, нам удастся переговорить как-нибудь в другой раз.

Старик уже собирался вставать, когда я отстучал по сукну, всплывший в памяти сигнал из раввы. Тук-тук, тук, тук, что означает 'приготовиться, будут неприятности'. Старик удивленно посмотрел на меня, а Скирмил, наконец, оторвал взгляд от собеседника и увидел бредущего к нам модварка. Представители этой расы дружелюбием не отличаются.

— Кого я вижу? — заголосил тип с синеватым оттенком кожи, едва заметив, что мы собрались расходиться. — Неужели, это тот самый неудачник, не сумевший выполнить простой заказ? Водишься со всяким отребьем, как я погляжу? Кто тут у нас пришел на хвосте малыша-призрака?

Модварк подошел к нашему столу и принялся нарочито нагло осматривать меня и Кастора. Наш молчаливый деревенский друг не изменил позы, только радужка наполнилась оранжево-красными искорками-угольками, от фигуры дохнуло жаром. Синий невольно напрягся и решил перевести внимание на мою персону.

— Что ж ты такой бледный? — модварку, кажется, даже полегчало, когда он не увидел во мне никаких угрожающих метаморфоз. — От страха и слова сказать не можешь?

Меня охватила бесшсабашность после восстновления контроля над частью способностей, поэтому с радостью вступил в перепалку:

— Я до последнего надеялся, что ты пройдешь мимо и не станешь портить мне настроение от прекрасной беседы. Все-таки правду говорят, вы модварки рождаетесь промороженными насквозь.

— Как ты смеешь...

— Что смею? — я перебил его, слегка вздернув брови. — Говорить правду? Мало того, что ты без приглашения влезаешь в разговор, который не касается твоего носа, так еще имеешь наглость оскорблять мой цвет кожи? Знаешь, я не расист, и лишен подобных предубеждений но, видимо, в твоем случае и самые худшие слухи окажутся правдой.

Не знаю, какие вести распускали злые языки про этого типа, но я, кажется, наступил на больную мозоль. Модварки краснеют меньше, но значительно интенсивнее, отчего скулы и щеки этого наглеца приобрели цвет свекольного сока. Я же оставался спокоен. Это существо не воспринималась мной как достойный противник, скорее в своем дорогом костюме он напоминал замызганную дворнягу в ошейнике, инкрустированном бриллиантами. Как говорят в таких случаях 'кладет карту не по масти'.

— Да я... — начал было модварк, но снова был перебит, теперь уже стариком, утратившим безобидный вид.

— Вмешиваешься в мои дела, Париск? Мне плевать, что ты там себе думаешь, но если посмеешь напасть на них, и стать первым за последние двадцать лет, кто посмеет посягнуть на мою гарантию мира, — на лице модварка проступил испуг, — я познакомлю тебя со своим Инструментом, — сказал, как имя нарицательное. Уверен, так старикан назвал свое оружие. Чем бы оно ни было...

Модварк ушел, судя по прищуру старика, этого Париска в будущем ожидает мало приятного. Скирмил за всё время не произнёс и слова. Они знакомы, или слава рыцаря бежит впереди него.

— Обычно у нас тут спокойно и немноголюдно. По соседству находится квартал механиков, так что народ старается без необходимости сюда не заглядывать. — Я сразу же напрягся. Механики, вот кто действительно может доставить проблем — Да, с теми шалопаями, что выдавали себя за моих людей, уже проводят разъяснительную беседу.

Значит, за нами следили, а беседу проводят только теперь. Интересно, если бы мы выбрали силовой вариант разрешения конфликта, местный гарант зачел бы нам это, как допустимую самооборону? Или это стало бы поводом для нападения на новичков? Что ни говори, трудно ожидать добра от человека, всю жизнь проливавшего кровь.

— Уже и справки навести успели?

— Нет, с корабля мы направились сразу сюда, — ответил Скирмил, продолжая следить взглядом за действиями модварка, вернувшегося к своему столу.

— Но твой друг... — и вопросительный взгляд в мою сторону

— Искантерлнамзиас, — подсказал я.

— Какое запоминающееся имя, — протянул старик, уголки губ дернулись в намеке на улыбку.

— Я бы сказал, оно неповторимо, — на моем лице возник оскал от уха до уха. Нервничаю.

— В разговоре с Париском нужно было ограничиться чем-нибудь попроще, как твой молчаливый товарищ. Бросить такие слова в лицо главарю крупнейшей и сильнейшей группы модварков во всем Царстве — это, как жонглирование острейшим клинком. Малейшая оплошность и ты труп.

В моей голове резко заметались мысли. Жалел ли я о том, что сказал? Определенно нет. Никто не сможет лишить меня права говорить то, что я считаю нужным сказать. Сейчас же я вспоминал все, что мне известно о модварках, их занятиях, привычках и пытался понять, какими неприятностями это может обернуться в дальнейшем.

— А что за слухи, кстати? Надо же знать, чего я ему такого сказал.

— Хм, парень, о таких вещах в приличном обществе не говорят. Будь осторожен. Париск был нормальным парнишкой в детстве: смышленым, добрым, но его окружение, — старик неприязненно покосился на столик, за которым сидела компания модварка, — оставило свой отпечаток, к сожалению.

Я с легким поклоном поблагодарил старика за предупреждение, Скирмил попрощался, Кастор так и не проронил ни слова. Мы ушли из этого подобия казино, дошли до каретного двора. Рядом расположился местный городской транспорт. Разместившись в карете с маршрутом Скират-Гор, нам удалось немного расслабиться. Чем ближе мы приближаемся к учебному городку, тем больше волнения проявлялось на лице всегда невозмутимого Кастора. Спустя несколько часов мы ступили на покрытую трещинами тротуарную плитку. Наш маршрут лежал к школе, открытой Контусом Агниркусом и названной просто и незатейливо — Путь.

* * *

Сильдиг сошел с дирижабля под хмурыми взглядами членов экипажа, Неркаса и коня. Он дышал на свои дрожащие от холода руки. Они замёрзли настолько, что побелели. Члены экипажа смотрели на коня. Животное определённо пострадало. Небольшая прохлада никак не могла отразиться на здоровье коня, но этот породистый питомец был жутко избалован. Животное раздраженно фыркало — часть утепляющих его стойло одеял точно была использована попутными пассажирами.

Экипаж понимал, что не может ни в чем обвинять Сильдига. Помогая ему сойти один из сотрудников коснулся холодной руки и тут же покачал головой в сторону своих товарищей. Их взгляды сошлись на Неркасе. Он выглядел отлично, а его руки были теплыми и мягкими на ощупь после прилива крови.

Сильдиг ушел тихо посмеиваясь. Перед самым завершением полёта он специально ушел из теплого укрытия под предлогом поиска своих вещей в общей свалке багажа. Конечно, это была только уловка. Он просто искал достаточно сильный поток сквозняка, чтобы охладить ладони перед посадкой и тем самым избежать подозрений.

Неркас оказался козлом отпущения. Сильдиг чувствовал его недовольный взгляд на своей спине, но только посмеивался. Этот парень наверняка был готов провернуть что-то похожее. К сожалению, для него, Сильдиг был куда расторопнее. Тот, кто прислуживает членам злой организации должен иметь гибкий ум и быстро действовать, иначе его жизнь закончится слишком скоропостижно.

— Ты знаешь, насколько важен этот конь? — один из членов экипажа уже начинал ссориться с Неркасом. Сильдиг же лишь посмеивался, уходя всё дальше от попавшего в передрягу попутчика. — Не пытайся выкручиваться. Дерьмо лошади остыло, несмотря на тёплое сено. Кто-то должен за это ответить...

От грузового порта дирижаблей до пассажирского расстояние было не слишком велико. Сильдиг не слишком хорошо знал Гор, но ему доходчиво объяснили маршрут. В пассажирском порту его ждало очень неприятное открытие — дирижабль гостя зелёного храма уже был здесь. Грузовые суда летают куда быстрее за счет отказа от удобств, но в этот раз всё пошло наперекосяк.

— Зачем они так торопились? Им что, не терпелось избавиться от пассажиров? — Сильдиг мог только тихо бормотать о своём недовольстве.

Он подошел к одному из работников порта, расспрашивая о нужном дирижабле, затем ко второму, третьему... пока не нашел осведомлённого.

— Всего пару часов назад пришвартовался, — удовлетворил любопытство Сильдига работник порта. — Твои друзья пошли... кажется, туда. Хотя это странно.

— Почему?

— Бандитский район, — коротко ответил работник порта.

Сильдиг вздохнул и поплёлся по следу. Он пытался спрашивать о человеке, за которым должен был следить, но откуда прохожим было это знать? Они не торчат тут несколько часов кряду. В случайных торговых лавках по пути только мотали головой в ответ на его расспросы. Только в одном кто-то сказал, что видел похожего человека, да и то... куда он шел — не запомнил.

Сильдиг остановился в у небольшого кафетерия с открытой террасой и с удовольствием поедал за стоячим столом закуску под быстро сваренный кофе. Поиски выматывали. У него не было агентурной сети в этом городе. Искать человека тут — гиблое дело. Столица, как болото. Она втягивает человека, покрывает его грязью и вцепляется как постаревшая любовница. Симпатичная ряска сверху и тёмная вода, в которой не видно дна. Сколько там сопрело костей? Никто не сосчитает. И как в этом месте искать всего одного человека?

— Это ненормально! — раздался голос за одним из столиков.

Синекожий модварк сидел перед симпатичной на вид девушкой. Более чем странная компания. Сильдиг тихо улыбнулся. Он был согласен с модварком. Видеть их вместе ненормально, но пассажирский люксовый дирижабль, который вместо комфортной прогулки по небу притащил его цель быстрее, чем грузовое судно? Это ещё ненормальнее!

На руке девушки лежал небольшой амулет. С лёгкой вспышкой над ним появилось изображение молодого человека... Сильдиг чуть не поперхнулся от удивления. Это был он! Человек, за которым он должен был следить! Внешность немного отличалась. В иллюзии человек мог похвастать небольшим загаром, что сильно отличалось от его теперешней бледной кожи. На иллюзии была странная одежда. Сильдиг не знал ни одну страну, где бы ходили в чём-то подобном. Выражение лица серьёзное, а не глуповато-глумливое... Это мог быть старший брат его цели, если бы... Если бы он не был слишком похож по всем остальным признакам.

— Он пришелец... — тихо пробормотал Сильдиг. Это всё объясняло. Его цель была пришельцем из другого мира.

— Ты уверен, что это был он? — голос девушки был на редкость хладнокровен.

— Выглядит немного иначе, но я не ошибся, — модварк выглядел недовольным. — Колкий на словах ублюдок...

— В таком случае, ты не должен сдерживаться, — девушка выключила амулет. — Красный лепесток — слишком слабо для него. Ты должен использовать более горячие заклятия.

— Нет, — модварк сцепил зубы, вперив недовольный взгляд в собеседницу. — Красный лепесток уже опасен. Если я дам исполнителю что-то более сильное закончить дело по-тихому не выйдет. Я не подписывался на убийство. Есть черта, которую мы не можем пересекать. Особенно здесь! Он собрался учиться Пути Агниркуса. Они практикуют жесткое обучение, но если ты думаешь, что наставники этой школы, как в древности игнорируют смерти учеников — сильно ошибаешься. Мы не должны совать пальцы в их... под клюв нифкасу. Они убьют меня, тебя и всех наших знакомых заодно — в качестве предупреждения для остальных.

— Он не получит вреда, — хладнокровие девушки не пошатнулось. — На самом деле, мы просто помогаем ему.

— Тогда почему бы тебе не пойти и не 'помочь' ему в открытую? — модварк усмехнулся с издёвкой. — Зачем тебе помощь нашей общины?

— Есть свои обстоятельства, — спокойно ответила девушка. — Ты можешь сделать всё как хочешь. Просто покажи мне тех исполнителей, которым дашь красный лепесток. Я сделаю так, чтобы они в итоге использовали нечто более мощное. К тебе это не будет иметь никакого отношения, верно? Любые ниточки в твою сторону будут касаться только красного лепестка.

Модварк молчал. Сильдиг с интересом наблюдал за их разговором, не забывая жевать закуску.

— Договорились, — бросил, наконец, синекожий. Модварк ушел. Девушка не стала задерживаться.

— Надо же, как всё удачно сложилось... — Сильдиг радостно допивал кофе. — Я всё-таки нашёл тебя.

Глава 14

Проблем с выбором дороги у нас не возникло. Здания, принадлежащие Пути Агниркуса, располагались на северо-востоке этого научного городка. Проблемой стало добраться туда целыми и невредимыми. Первое, что мы увидели, пройдя сотню метров, по плавно изгибающемуся тротуару — сражение между механиком и магом-алхимиком. Механик был одет в просторную хламиду, более всего напоминающую мешковину. Края его одежды были окованы небольшими кусочками металла, обволакивающими край, как обложка книгу. Под хламидой постоянно что-то щелкало и клацало. Из широких рукавов вылетали металлические шипы, покрытые знаками и узорами, сети, фосфоресцирующая пыль и много чего еще.

Маг часто менял защитные поля, подстраиваясь под конкретное оружие противника, отвечая на атаки бросками разных камешков и колбочек, которые взрывались, разъедали одежду механика. Какое-то время мы с интересом наблюдали за их сражением, сопровождающимся хитрыми маневрами, но когда мимо нас пролетело ядро сантиметров пять в диаметре, сопровождаемое грохотом и снопом искр, от которых одежда механика начала тлеть, мы поспешили убраться подальше.

Думаете, мы испугались пролетевшего ядра? Как бы не так! Грохот и искры, сопровождавшие выстрел ясно говорили: для придания снаряду ускорения используются взрывчатые вещества. Огнестрельное оружие и электроника не получили широкого применения. В мире, где каждый человек в той или иной мере обладает магическими способностями использовать то, что в моем мире считается достижением науки — практически невозможно. Электроника здесь не прижилась, а вот механика развилась неимоверно. Местные 'Кулибины' ратуют за свою науку, но частенько балуются разными небезопасными штучками. Кто знает, может, у этого типа под хламидой банка нитроглицерина припрятана, а то, что мы ещё не разлетелись на куски — прихоть случая.

Стало понятно, почему у него такой спарринг-партнер. С одной стороны, алхимики тоже повернуты на всякой взрывчатой дребедени, которая может быть получена химическим путем и использована, к примеру, для эксперимента по проверке нового механического доспеха на способность компенсации ударных нагрузок. С другой — маг может защитить свою жизнь от непредвиденных последствий применения очередного 'гениального изобретения' механика. В моем и этом мирах едины во мнении — гениальность рождается на грани с безумием. Поэтому от вундеркиндов стоит держаться подальше.

Стоило нам обойти широкой дугой этих ненормальных, как мы напоролись на грядку с растениями, терзающими нескольких зайцев, попавших в переплетение их веток. Одни зверьки извергали вверх облачка пара, как гейзеры. Другие — просто бегали между неподвижными кустиками и травками. Люди рядом порассуждали о достижениях современной химерологии, а затем ушли вроде бы безопасной тропкой. Мы последовали по той же дороге. Она, кстати, привела нас к большому песчаному кругу, огороженному символическим каменным барьером — не больше тридцати-сорока сантиметров высотой.

Посреди этой арены прямо на песке сидел мужчина средних лет. Выглядел он умиротворенно и, кажется, спал. Как же мы заблуждались. Стоило пройти несколько шагов по песку в направлении одного из выходов, что расположились справа и по прикидке вели в нужную сторону, как он резко вскочил, и радостно засмеялся.

— Ну, наконец-то достойные противники, — сказано это было с явным сарказмом. — Да-да, и не пытайтесь убедить меня в вашей слабости, как предыдущие претенденты. Что же, бой за право называться вторым лучшим воином арены Гора объявляю открытым, — а следующие слова он произнес совсем уж кровожадно:

— Я вас до полусмерти уваляю.

— Какой еще бой, мы вообще-то к тому выходу идем. Вы нас с кем-то перепутали.

— Придумайте, что-нибудь поинтереснее. Такой способ отвлечения моего внимания стоит на тридцать четвертом месте по частоте использования, — мои слова пропали втуне. Он просто сам себе на уме.

— Ему вообще пофиг на наши доводы? — спросил у Скирмила.

— Ага, просто игнорируйте этого пальзирца, — тут же ответил рыцарь кинжала.

— Он пальзирец? С чего ты взял? — Кастор заинтересовался.

— Да вон на поясе нашивка.

— Ага, вижу, — покивал Кастор, а я только вздохнул от зависти к такому зрению.

Мы спокойно прошли еще метра два, а потом перед нами пронеслась струя песка. Очень быстро. Я, конечно, не проверял, но уверен, что от попадания будет больно.

— Думаете, мне хочется тратить время на все эти обходные маневры. Дам подсказку, отвлечь меня можно только сильной атакой, — для придания веса своим словам незнакомец топнул ногой по песку. Раздался грохот, арена затряслась. Поднятая вокруг пальзирца туча песка устремилась к нему, сливаясь над головой в шары. Не давая нам времени опомниться, он начал метать их одним лишь усилием воли.

Сознание ускорилось мгновенно. Не сговариваясь, я, Скирмил и Кастор прыгнули в разные стороны, чтобы усложнить задачу этому маньяку.

— Мы действительно просто хотим пройти, нам не нужно сражаться за непонятный титул! Просто пропусти нас к тому выходу и сам убедишься, — на слова Скирмила пальзирец ещё громче расхохотался.

— Потом вы откопает маленький, но жутко мощный артефакт, который, абсолютно случайно, оказался зарыт возле выхода. Знаю, проходили!

Сразу за этим его натиск увеличился, шары стали делиться, превращаться в копья и скорость полета сильно возросла. В моей душе начал подниматься гнев на этого самоуверенного, никого не слушающего боевого маньяка. Момент передышки, пока пальзирец собирал новую порцию песка вокруг себя, позволил переглянуться с Кастором и Скирмилом. В своем гневе я был не одинок, но если Скирмил смотрел на противника раздраженно-оценивающим взглядом, то на лице Кастора горел праведный гнев.

Я помимо воли усмехнулся, выпуская когти из крови Тьмы. Злость сменилась азартом и предвкушением боя. Скирмил достал клинки, с отрешенным видом. Казалось, он рассчитывает сумму предстоящих покупок ко дню рождения любимой сестрёнки, слегка покусывая губу и отстраненно глядя на песок арены. Кастор натянул капюшон своей куртки и слегка присел с разведенными перед корпусом руками, приготовившись к бою.

— Вот вы и проявили свои истинные намерения, — разразился в радостно-обличающем крике пальзирец.

— Мы не хотим сражаться, но ты не оставляешь нам выбора, глупец, — Скирмил не демонстрировал и капли напряжения, которое прикоснулось к Кастору и переполняло меня.

— Вместо болтовни лучше бы нападали, пока я не набрал песка для новой атаки, потому что теперь я церемониться не буду. Все-таки рыцарь Пирвии — серьезный противник. А вот кто-то из предков того парнишки с вдохновенным лицом, по-видимому загулял с представителем драконьей аристократии, иначе с чего бы это он так кутался в свою куртку? Прячет результат частичной трансформации — не иначе. Так ведь драконид? — Кастор не ответил, продолжая следить за каждым движением пальзирца.

— А ты у нас кто, что-то не пойму откуда у тебя такие интересные когти, — это он уже мне.

— Демон, но прошу, — голос искрился неуместным весельем, — меня в расчет не принимайте. Я таким стал совсем недавно из-за одного ритуала, который протек совсем не так, как ожидалось. И недели не прошло с тех пор. Если и есть какая-то выгода от моего нового состояния, то пока она не проявлялась. Навыки, наработанные прежде, я потерял, психическое равновесие нарушилось, а загар на бледном лице так и не появился. Сплошные минусы, — развел руками в жесте полнейшей растерянности.

Мое настроение поднялось просто до небес, может мне именно этого не хватало, чтобы окончательно прийти в себя? Хорошая драка с искусным противником, чтобы выпустить пар. Сколько из прежних сил мне удастся вернуть? Мммм...

— Так я тебе и поверил, — огрызнулся пальзирец, — вы демоны известны своим коварством, так что я...

Договорить ему не дал, с места рванув в атаку, подтверждая слухи о коварстве демонов. Не так давно пальзирец предлагал нападать на него, пока он не собрал достаточно песка для новой атаки. Что ж, мое мнение таково — если кто-то дает тебе хороший совет, грех от него отказываться, и колебаться из-за того, что советчик враг (ну, или просто псих ненормальный, как в этом случае) совершенно не стоит.

Мой коварный рывок не застал врасплох противника. Пальзирец опустил песчаное облако. Теперь оно напоминало песчаный туман, клубящийся вокруг его фигуры. Готов ко всему значит? Достойный противник. Из моего горла вырвалось рычание, левая рука рванула вперед, вспарывая воздух когтями по диагонали, из положения внизу поднимаясь вправо и вверх. И хоть до песчаного тумана оставалось еще несколько метров, коричнево-желтое облако разорвали четыре широкие полосы, а фигура больше не смеющегося пальзирца удалялась от меня. Отпрыгнул от греха подальше, потому что не знает, чего от меня ожидать? Мысль о том, что я и сам этого не знаю, вызвала смешок.

— Не знаю, кто проводил этот якобы неудачный ритуал, но передавай ему мое искреннее восхищение. Для демона, которому меньше недели, ты достал из меня тхальмалья слишком легко. Особенно с такой дистанции, весьма далекой от прикосновения, — совершенно серьезно вещал пальзирец.

Я хотел его опровергнуть, но заметил, что кровавые когти на левой руке с усилием, в пульсирующем ритме, исторгают сплошные потоки тьмы, которые обволакивает пальцы. Срываясь отдельными струями, от столкновения друг с другом они вскидывались, как брызги воды, вливались в мою цепную перчатку, отчего та сначала 'загустела', а затем выросла, покрыв руку до середины предплечья мелки цепями, со звеньями неразличимыми обычным зрением.

Давать мне время на раздумья пальзирец больше не собирался. Резко отведя назад правую ногу, он очертил дугу, которая потянулась вверх песчаной взвесью. Пока преодолел десяток метров из разделяющих нас пятидесяти, он успел отправить в мою сторону не меньше пары десятков песчаных шаров и копий. Уклоняясь от этих снарядов, я смещался то в одну сторону, то в другую, пока не пришлось подпрыгнуть вверх. Слишком поздно стало понятно, что угодил в ловушку. В воздухе не очень-то легко уклониться от метательного снаряда.

Осознал неприглядность ситуации и Скирмил, рванув к пальзирцу. Стало понятно, за что он получил свое прозвище. Скирмил несся с запредельной скоростью, размываясь в одну сплошную серую пелену. При этом передвигался странным зигзагом, плавно меняя направление движения. Сверху он действительно казался змеистой тенью. Однако, как ни был быстр Скирмил, пальзирец успел выпустить ворох снарядов в мою сторону. Сознание вновь ускорялось. Отчаяние смешалось с азартом, а ближайший шар спрессованного песка стал напоминать воздушный шарик, катимый легким ветром.

Зубы стиснулись в неимоверном напряжении, левая нога, рванулась вверх, сгибаясь в колене, правая — компенсируя это движение, откинулась назад, растягивая связки. Корпус резко, до хруста в позвоночнике, согнулся вперед. Песчаный комок уже совсем рядом. Левая стопа прикасается к верху снаряда. Преодолевая хватку тысячерукого воздуха, распрямляюсь, выстреливая собой еще выше — туда, где заканчивается зона поражения последней атаки пальзирца. Краем глаза замечаю, как одно из песчаных копий изменяет форму, сплющиваясь и превращаясь в меч. Как завершающий штрих метаморфозы — оно изменяет направление движение в попытке рассечь меня. Пытаюсь блокировать левой рукой, меч вспаривает рубаху также легко, как воздух, но рассеивается, натыкаясь на цепную перчатку, сплетенную из тьмы.

В тот миг я впервые почувствовал, что эта тьма часть меня, а ощутив единение, распустил перчатку на отдельные волокна энергии, свернул в комок и усилием воли спрессовал вместе с воздухом в один, пульсирующий от напряжения сгусток. Скирмил орудует своими клинками, совмещая короткие резкие выпады с, плавно переходящими друг в друга, режущими и рубящими движениями. Пальзирец уклоняется от его атак, одновременно орудуя песчаными плетьми, изгибающимися под немыслимыми углами. На их концах то и дело появлялись то твердые копья, то шары, то лезвия.

В одном из выпадов пальзирца от плети отсоединился кусок, обратился копьем, полетел в неподвижного Кастора. Рыцарь не оборачиваясь, опустил левую руку с клинком вниз и назад, перерубая снаряд. В очередной раз я восхитился его мастерством. Он успевает не только сражаться с пальзирцем, но и нас защищать. Я знал, потом, через пару часов после боя, меня станет терзать зависть к его силе, а его образ расположиться где-то в воображаемых вершинах, к которым стремиться мое существо, но сейчас я от всей души им восхищался.

Перевел взгляд на Кастора и понял, почему пальзирец раз за разом пытается послать ему смертоносные подарки. Вся фигура непрошибаемого увальня излучала угрозу. Грудная клетка расширялась в исполинском вдохе, от которого кожаная куртка едва не расползалась по швам. Глаза обратились двумя сферами раскаленного добела металла, от которых то и дело отрывались маленькими протуберанцами язычки пламени. Я достиг верхней части траектории своего прыжка и, медленно возвращаясь к нормальной скорости восприятия, прокричал во всю мощь легких:

— Ск-и-и-рми-ииил!

Рыцарь невозможным движением обтек противника, оказавшись за его спиной. Сильнейший удар отправил пальзирца в полет. Одновременно с этим я резко, до боли в выворачиваемом суставе, запустил вниз сгусток из тьмы и воздуха. Окончательно выпав ускорения, увидел, как пролетающего пальзирца припечатал к песку арены мой привет. В следующий миг в поднятую громаду песка ворвалось исторгаемое Кастором пламя. Часть песка мгновенно расплавилась. А на пальзирца, неловко барахтающегося в пышущем жаром стеклянном болоте, полился дождь из раскаленных капель, погребая под толщей мутно-прозрачного вязкого жара. Особого дискомфорта тот, похоже, не испытывал, а я опускаясь все ниже, опаляемый разреженным, раскаленным воздухом, поражался живучести этого философа, с неуемной жаждой драки.

Внутри меня что-то шевельнулось. Сосредоточившись, услышал идущий из глубины зов-просьбу свирфхльта, скованного внутри меня. Вспоминая свой побег из родного мира, поражался сам себе: 'Зачем я тогда сожрал этого духа?'. Наверное, в голове что-то переклинило. Впрочем, все мои гениальные идеи порождены в минуты озарения, которое впоследствии воспринимается приступом безумия, не иначе.

Не дождавшись от меня ответа, а может, сочтя молчание знаком согласия, огненный дух начал действовать. Я почувствовал, как жар раскаленного воздуха концентрируется вокруг меня, а затем проходит сквозь тело в маленькую, но прожорливую пасть огненного колибри. Боль вырвала из меня яростный крик, раскаленные капли застывали твердым прозрачным стеклом, а я ощутил, как из моих стоп вырвалось то самое поле 'не левитации'. Оттолкнулся от воздуха на расстоянии десяти сантиметров от земли, тем самым спасая ноги от знакомства с острыми стеклянными лезвиями, в которые превратились застывшие и расколотые волны расплавленного песка. Остатки перчатки из тьмы на левой руке впитались в кожу, обнажая измененную татуировку. Несколько огненных язычков у края сплелись в подобие огненного пера. Восстанавливается контракт с Ркалыхнурвом?

Перекинулся взглядом с удовлетворенным Скирмилом, измотанным Кастором, поглядел как пальзирец с раздутыми от напряжения мышцами, проглядывающими сквозь прорехи в рубахе, колошматит кулаками стеклянный слой, замуровавший его ноги до коленей. Развернулся и не спеша пошел в сторону примеченного выхода. Удивляться живучести и выносливости противника не было ни сил ни желания. Через минуту со мной поравнялись Скирмил и Кастор. Почти у выхода нас настиг крик пальзирца.

— Что? Все-таки решили откопать свой артефакт? Сражайтесь честно!

Не сговариваясь, мы втроем развернулись в его сторону. Я ударил левой рукой по локтевому сгибу правой, посылая пальзирца по известному адресу. Кастор стал полубоком, задрал левую ногу, просунул под ней у промежности левую руку, обхватил за запястье и энергично потряс. Левая ладонь свободно колыхалась, намекая пальзирцу на его мужское бессилие. Скирмил с чувством плюнул в сторону недавнего противника. Затем втроем также синхронно развернулись и пошли дальше.

— Э-эй, вы что, правда, только пройти хотели? Эй! Да, стойте вы! Погодите, давайте поговорим! Нет, серьезно! Я же не знал! Помогите мне выбраться, а потом мы все обсудим за стаканчиком наливки! Тут неподалеку отличный бар есть, вы не знали?!

— Придумай что-нибудь получше! Такой способ заставить нас дождаться пока ты освободишься и снова втянешь нас в драку, стоит на охренительно последнем месте, среди тех, на которые мы поведемся! — не сдержал я злого окрика.

Горячка боя схлынула, оставляя после себя усталость и легкую апатию. Уже возле выхода мимо нас прошмыгнуло трое парней. Присев на корточки они быстро откопали тряпицу, из которой извлекли странной формы фиговину. Наверное, тот самый артефакт, про который разорялся пальзирец.

— Друзья, нам несказанно повезло, — начал один из них, — вы только посмотрите в каком положении эта драчливая макака.

Что там было дальше, я не слышал, но мысленно злорадствуя, от всей души пожелал этим троим успехов в избиении пальзирца, временно неспособного применять свои штучки из-за отсутствия песка в пределах досягаемости его дара.

Дальше нам на пути еще встречались парочки дерущихся магов, механиков, алхимиков, пальзирцев и прочих странных личностей. Но из-за отката, после психического напряжения, нам было плевать на все. Мы просто шли, а они смотрели на наши измученные, немного злые и в тоже время равнодушные лица, останавливали бои и давали пройти, без опаски получить шальной снаряд или заклятие.

Глава 15

Приемная в каменном здании на краю территории школы Контуса Агниркуса встретила нас тишиной. У стены напротив входа стоял стол, за которым сидел одетый в потёртый наряд мужчина лет сорока-пятидесяти. Применимо к местным это означало, что ему уже под сто восемьдесят — двести годков.

Когда мужчина поднял голову стал виден шрам на лице. Он начинался на лбу и ровной линией спускался вниз через правые бровь и глаз на щеку, где плавно закруглялся и, перейдя в горизонтальное положение, такой же ровной линией пересекал нос и другую половину лица, заканчиваясь на левой скуле.

Пробежав по нам взглядом, мужчина вернулся к своему занятию. Он водил странным темным камнем с блестящими крупицами на сколе над куском чего-то напоминающего смесь камня с металлом. Камень крошился, освобождая из плена крупицы зеленовато-синего металла, которые мужчина аккуратно собирал маленькой метелкой и складывал в деревянную коробку.

Слева от нас в стене расположился закопчёный камин. Справа на лавке сидел юноша в темно-голубой мантии. Короткие волосы его были необычайно белыми, а в голубых глазах, обращенных к потолку, читалась мысль о том, что все в этом мире преходяще. Мы вышли из праха и уйдем в него же. И в этом заключается великое таинство бытия, сакральный смысл которого известен лишь творцу и ещё, быть может, великим аскетам, посвятившим свою жизнь созерцанию великого круговорота природных явлений.

Неспешно, он повернул свои глаза в нашу сторону, не меняя положения головы.

— Пришли, чтобы ступить на Путь? — лениво-равнодушно вопросил он.

Я лишь кивнул в ответ. Ни у кого из нас не было желания болтать.

— Вас всего трое? — снова кивок. — А там, за вами, никто еще сюда не идет?

Отрицательно мотнул головой. Намек на интерес в его лазах потух, а изо рта вырвался тяжкий вздох. Он слегка повел рукой слева от себя.

— Присаживайтесь.

Парень дрёнулся, будто только заметил, сколько на скамье пыли, и два раза слегка повел кистью, словно муху сгонял. Невидимая волна подняла пыль и прошлась вдоль всей скамьи, очищая для нас место. Волшебник, значит? Он-то тут чего забыл? Спрашивать было лень, поэтому просто поблагодарил кивком головы. Тот в ответ лишь отмахнулся — пустяки, мол.

Сели. Говорить не хотелось страшно, но и просто так сидеть не дело.

— Кого ждем? — получилось также равнодушно-лениво, как у этого волшебника.

— Пятого, — вздохнул тот еще раз.

— Ммм? — вопросительно промычал, радуясь, что больше не нужно оформлять вопрос в осмысленную речь.

— Для обучения Пути Агниркуса нужно собрать группу из восьми человек. Можно и меньше, но минимум необходимо пятеро, — нехотя отвечал волшебник.

— Ммм? — опять невразумительно промычал, но меня поняли.

— Кто знает. Я тут уже седьмой месяц сижу.

Наверное, сейчас мне следовало бы огорчиться, но сил на это просто не было. Сидим. Сидим. Сидим. О, вот и муха, легка на помине. Секунды две следил за ее полетом, а потом мужчина, в лице которого была представлена приемная комиссия, не отрываясь от своего занятия, взял правой рукой, лежащий рядом нож. Легко взмахнул им, воздух разрезала невидимая линия, не знаю, что там случилось с мухой — у меня же не такое зрение как у Скирмила с Кастором, — но жужжать она перестала. Нож лег на прежнее место, а вместо него в руке мужчины оказалась кисточка, чтобы смести очередную кучку крупинок.

Как ни был я обессилен, на зависть силы нашлись. Я так и не смог добиться подобного. Мой рывок, есть не что иное, как импульс, приложенный к собственному телу. Сколько ни пытался приложить импульс к чему-то внешнему — ничего не получалось. Что уж говорить о выпуске его через лезвие ножа. В основном, именно из-за невозможности использовать импульс таким способом, я и согласился на предложение Логрота создать тень своего я. Ритуал Шит'тарх — изменение личности по специально созданному шаблону.

Как Логрот расписывал все прелести создания матрицы другой личности, какие примеры приводил...

'И назовем, — говорил он, — этот шаблон Тень. Только лучшие из воинов получали право использовать это слово в своем имени! А уж ты наверняка сможешь развить свои способности до предела. Да что там, даже за пределом человеческих сил...'.

Нужно было всего лишь скорректировать психологическую матрицу. Ослабить чувство самосохранения, убрать лишние ресурсы с обработки речевой базы и моральных устоев, усилить инстинкты, ещё кое-что по мелочи. Ерунда. Подумаешь. Плевое дело. Зачем я согласился? Хотя да, сила. Силы очень хотелось. Хотелось развития и совершенствования. Хотелось преодолеть барьер, представший передо мной, как всемогущий рок.

Как я радовался первое время. Входил в состояние шит'тарх, и сразу же чувства обострялись, разум реагировал на малейшие изменения в картине мира, подмечая все вокруг. Говорить, правда, в этом состоянии не мог, но это казалось такой мелочью. Первый предупреждающий звоночек получил, когда прогуливался по городу в состоянии 'Тень'.

Как сейчас помню, шла мне на встречу пожилая женщина, запахивалась в легкую куртку, накинутую поверх платья. Перед ней бежала собачка, мелкая такая. Питомец вместо того, чтобы тихо сделать свои дела в проклюнувшейся весенней травке, начал тявкать в лучших традициях потомков Моськи. Я шел, она прыгала передо мной, разоряясь звонким лаем, и все бы, наверное, закончилось обычным образом, а случай этот затерся в памяти, если бы эту нанособаку не переклинило.

В один далеко не прекрасный момент псина решила, что она вся такая смелая и отважная может себе позволить попытку цапнуть меня за ногу. Понятно, что мне это ничем не угрожало. Даже если бы она умудрилась прокусить кожу моего ботинка, длины ее зубиков не хватило бы даже, чтобы нанести мне царапину. Я это понимал, хозяйка собачки это понимала. Не знаю, понимала ли это сама собака, но когда она на меня кинулась, я был в состоянии 'тени', поэтому резко среагировал на угрозу.

Поддел носком ботинка звереныша, махнув ногой, придал ее телу импульс рывка. Мимоходом отметил, что в этом состоянии получилось приложить импульс рывка к постороннему телу. А потом мы с хозяйкой шавки наблюдали за полетом жалобно визжащего четырехлапого комка шерсти по восходящей траектории, вплоть до столкновения с форточкой окна на втором этаже. Та, по счастливой случайности, оказалась не заперта. Шавка, благополучно затормозив о гардину, приземлилась на подоконник уже внутри квартиры. Последняя, по странному совпадению, принадлежала именно владелице собаки.

Тогда я прошел мимо, бросив равнодушный взгляд на потерявшую дар речи хозяйку. Потом вернулся к нормальному восприятию мира, но состояние 'Наплевать на всех! Потому, что я крутой и моржей одной левой на сковороде подкидываю' длилось еще несколько дней. Отметил, что выход из измененного состояния далеко не мгновенный, в отличии от входа. Прокрутил этот случай в голове, решил, что нужно извиниться перед женщиной и ее самоотверженной защитницей. Купил пачку самого дорогого собачьего корма и пошел искать их. Выяснил, в какой живут квартире у соседей, которые лишь посмеивались, когда узнавали, что я 'тот самый, кто запустил Жужу Никифоровны в космос'. Выяснив тогда же, что отправил собачку не к кому-то в гости, а в дом родной.

Позвонил. Поздоровался. Объяснил Татьяне Никифоровне, что был не в себе и теперь пришел извиниться перед ней и ее отважным питомцем. Не с пустыми руками, естественно. Женщине передал букет непонятно чего (единственное, что удалось найти на цветочном рынке ранней весной) и помахал пачкой с кормом. Женщина поблагодарила за цветы, но посетовала, что мол, корм конечно хороший, но Жужа в силу неясных причин на дух его не переносит и за всю жизнь, не смотря на его полезность, доказанную ветеринарами и клиническими исследованиями, не съела ни кусочка. Хотя за старание, конечно, спасибо. И хорошо, что не перевелась еще вежливая молодежь. А я ей 'Какая молодежь? Третий десяток пошел', а она мне 'Не может быть! На вид школьник, как есть! Да и ладно, какие твои годы....'. Обидно, что меня в двадцать два года со школяром сравнили, но не со зла ведь сказала.

Отнесла цветы куда-то вглубь квартиры, оттуда кричит 'Проходи, разувайся'. Именно в таком порядке почему-то. А я: 'Да только на минутку заскочил, извинюсь перед Жужей, и дальше побегу. Дела...'. И вот выходит она с собачкой на руках, та капризно потявкивает, но видно, что внимание хозяйки радует. Потом: 'Жученька, смотри, кто к нам пришел...'. Собака переводит взгляд на меня, теряет весь свой игривый настрой, и молча гадит хозяйке на руки, с выпученными в ужасе глазами. Татьяна Никифоровна смущенно возмущается 'Жуча, что ж ты меня перед гостем то позоришь? Взрослая же девочка...'. Опускает 'девочку' на линолеум с паркетным узором, а сама уходит в ванную руки мыть.

Собака смотрит на меня широко раскрытыми глазами с приоткрытой пастью, не делая, впрочем, попыток загавкать или укусить. Я отчетливо понимаю, что нанес животному серьезную психическую травму. Поэтому нацепляю на лицо самую ласковую из своих улыбок, наклоняюсь, разрываю пакет с кормом и ложу его на пол, так чтобы собачке было удобно есть. Та дергает глазами в сторону корма, быстро возвращая взгляд на меня. 'Ешь-ешь, — говорю ей, — не стесняйся'. Жуха с передергиванием тела и отводом головы назад с дергающимися краями рта изображает гадливость, но пересиливая себя, с нескольких попыток, подходит-таки к корму и начинает им давиться. Я вижу, что собаке не нравится — жует, а сама стоя боком, уши к голове прижала и глаз с меня не сводит. Мне неловко, а тут еще хозяйка ее выходит, руками всплескивает 'Как же так! Никогда не ела, а из твоих рук приняла! Вот, сразу видно, что хороший человек. Животные в людях все чуют, их не обманешь. Ты, наверное, хорошо с животными ладишь, да? Любят они тебя!'. Я смущенно отбрехиваюсь 'Да нет, что вы...', а сам думаю 'Как женщина умудряется не замечать очевидного?'.

Заинтересовавшись разговором, к нам вышел муж Татьяны Никифоровны — крепкий мужчина в годах, со строгим взглядом и небольшим брюшком. 'Денис Семенович, — представляется он тогда. — А тебя как звать?'. Я в ответ лишь морщусь 'Зовите, как хотите, но не по имени'. 'А чего ж так?' — интересуется Татьяна Никифоровна. 'Да имечко родители, долгих им лет жизни, такое дали, что и сказать стыдно'.

Отвлекшись от воспоминаний, с благодарностью посмотрел на Скирмила с Кастором, они хоть не пристают с этим. Память вернулась, а зовется все также Искантерлнамзиасом? Значит, так надо, и точка!

Тогда меня все-таки уговорили зайти 'на чашечку чая'. Чашечка незаметно трансформировалась в три, попутно материализовав десяток пирожков с земляникой, чем окончательно доказала, что для русского человека закон сохранения материи и энергии — тьфу и растереть. А людям из стран, соединенных прежде в один огромный союз, не грозит участь Содома и Гоморры. Все же народ у нас на редкость гостеприимен.

Из трехчасового разговора я узнал, что Татьяна Никифоровна — преподаватель детсада на пенсии, а Денис Семенович — офицер запаса, правда каких войск и звания так и не сказал. Они выяснили, что мои родители без конца путешествуют. В родных краях не были уже лет пять, общаясь с сыном по интернету. Что у них есть блог, на котором они выкладывают подробности своих похождений с иллюстрациями в виде фото и видеоматериалов. Поохали, как же 'дитятко без внимания растет', порадовались, что с финансами все в порядке.

Когда хозяйка отвлеклась на телефонный разговор, Денис Степанович шепотом попросил у меня разрешения сделать фотографию. 'От Жучи-сучи этой, проблем больше, чем от взвода десанта на увольнении, но жена тварь мелкую любит — слов нет! А так управа на эту шушеру будет, вдруг что, так я ей твою фотку в морду и все довольны. Ну как? Поможешь? От тебя ведь не убудет, а за мной не заржавеет'. Я сомневался, что поможет, но согласился. Взамен выпросил выездные уроки по стрельбе. Жаль только, воспользоваться обещанием не успел — сектанты прижали.

В общем, закончился этот случай безобидно и даже с пользой. Денис Семенович звонил, благодарил — помогает фотка! Рассказывал: 'В тот раз, собака корм до самого твоего ухода трескала, потом ее вырвало и мутило еще неделю. Молчала, вела себя прилично, только выздоровела, тварь, опять тявкать по утрам начала. Раньше — что ни делай — испортит сучка мелкая весь день. А теперь — фотку твою покажу — на месте замирает, глаз с нее не сводит'. Жена его почему-то решила, что собака меня не боится, а прям влюбилась. До чего же наивная женщина...

В следующий раз, я в состоянии 'тени' напоролся на гопников. До того случая гопники для меня лежали в той же части сознания, где и гомосексуалисты. Не в том смысле, что одно и тоже, нет. Просто оба слова начинаются на букву 'Г', как и множество других ругательных выражений. К тому же они были для меня явлениями, про которые я знал, что вроде бы где-то они есть, но никогда не встречал.

Группа из десяти подростков от пятнадцати до девятнадцати лет увидела в ответ на угрозы лишь презрительную улыбку 'Тени'. Именно после этого я перестал отождествлять этот 'шаблон личности' с собой. Помню, они очень вдохновенно живописали, что сделают со мною, если я немедленно не оставлю им наличность и всю одежду. Когда же один из них попытался перейти от слов к действиям, 'Тень' сделал свой ход. Он с каждым сотворил то, что обещали сделать с ним-мной, исключая акты совокупления.

Возраст этих ребят, а также род занятий, имена и другие подробности я узнал из выпуска новостей по местному телевидению. Сюжет рассказывал о подростках, лишенных внимания родителей и общественности, вышедших на разбой, а затем переходил к последствиям их знакомства с 'Тенью'. Когда камера показывала искалеченных детей, в моей душе ничего не шевельнулось. После того случая 'затертость' моральных устоев длилась почти месяц, зато по его прошествии я сполна насладился муками совести. В те дни я проклял Логрота с его экспериментом. Мне было противно от того, что сотворил. А еще я был напуган. Сильно.

После первого раза использования 'Тени', моральным уродом пробыл несколько дней, после второго — почти месяц, а сколько это будет длиться после третьего? И не получиться ли так, что однажды я вновь войду в 'Тень' до окончания переходного периода от одной 'матрицы' личности к другой? И что тогда? Холодный пот возникал от мысли, что однажды обращусь в 'Тень' навсегда. Это был первый раз, когда я осознал — не все страхи нужно преодолевать. Иногда нужно вовремя сказать себе 'Стой!' и остановиться, пока не стало слишком поздно. 'Тень' — это как наркотик, привыкание очень быстрое. От таких ощущений сложно отказаться, но я успел. Успел...

От воспоминаний меня отвлек шум возле входа в приемную.

— Как учить всяких посредственностей, так это — всегда и с радостью! А как преподавать боевые аспекты владык потомственной чародейке, так — расскажи про родовые ритуалы!

В комнатушку ворвалась невысокая, стройная девушка. Лицо чародейки пылало гневом, но это совсем не портило ее. Красный костюм с черными узорами облегал тело, как кожа молодую лань, обрисовывая соблазнительные очертания женской фигуры. Кинув рюкзак с раздутыми боками на стол 'приемной комиссии', она оперлась руками о стол, нависая над единственным представителем Пути Агниркуса в комнате.

— Вы тоже будете требовать от меня выдать семейные тайны чародейства, передающиеся из поколения в поколения уже несколько веков? — прокричала она в затылок мужчине. Тот скривился, но ответил хрипым голосом:

— Нет.

— Тогда я, Азалия Требхот, заявляю о желании ступить на Путь Агниркуса и обучиться этой вашей борьбе.

Мужчина аккуратно собрал инструменты и просыпанные крупицы, столь тщательно им собираемые. После чего не без некоторого колебания вышел, через дверь, расположенную справа от стола. Я оглядел своих соседей по скамье. Скирмил выглядел собрано и спокойно, уже успел прийти в себя, звание мастера дают не за красивые глаза. Кастор, по-прежнему усталый, смотрел на девицу с легкой заинтересованностью, уделяя особое внимание волосам девушки. Они спускались до лопаток, и были очень странного цвета — коричнево-красные, перемежаемые русыми, черными, светлыми, а кое-где и рыжими прядями. Тем не менее, что-то внутри твердило, что это натуральный ее цвет, или точнее — многоцветье. А вот глаза волшебника лучились радостью и чистым счастьем.

— Чё пялишься? — совсем неженственно спросила она его.

Волшебник, не отводил взгляда, словно боялся, что она сейчас исчезнет. Тихо прошептал со счастливой улыбкой:

— Пятая...

Мужчина вернулся, назвался Мимитом и отвел нас к нашему дому. Потрепанное двухэтажное здание, внутри оказалось достаточно чистым. Из просторного общего холла вглубь здания вели три коридора. Два к квартиркам: для учеников и мастеров. Третий к школьной тюрьме. Если кто-то приходил на территорию Пути Агниркуса без приглашения, его вполне могли схватить и немного попытать. Сейчас дверь была закрыта на внушительный замок.

Как пояснил Мимит, сейчас кроме него в школе ещё два мастера, которые и будут заниматься нашим обучением. Пыточных дел никто из них не знает, посему и тюремные подвалы нам ни к чему. Каждому выдал ключи от двухкомнатной квартирки. Не знаю, чем занимались остальные, а я старательно наводил порядок в замусоренном помещении. Пришлось вытащить немало поломанной мебели. До моего прихода дожили стул, кровать, огромный комод и пять столов. Зачем столько, оставалось лишь догадываться.

В первое утро на Пути Агниркуса нас никто не разбудил, давая выспаться. А когда все, наконец, собрались на улице, Мимит отвел нас к складу, где сам же выдал тренировочную форму (синие водолазки и свободные того же цвета штаны), показал раздевалку, добрел с нами до тренировочной площадки, где сдал с рук на руки нашему первому наставнику. Тот представился мастером боя Орстаком и велел построиться шеренгой.

— Итак, — раздался голос нашего мастера боя, — сегодня мы начнем ваше обучение искусству боя.

Плотный среднего роста в потертом кожаном облачении с заметным брюшком под курткой, он спокойно прохаживался перед нашим подобием строя. Темные волосы с проседью, собранные в хвост, едва доставали до плеч. Твердый взгляд на гладком загорелом лице внушал трепет. Единственный шрам от кончика левой брови, почти под виском, поднимался к центру лба на два пальца выше от переносицы. Говорил мастер быстро, но не суетливо — как-то увесисто, что ли.

— Вы, наверное, думаете, что мы начнем с вами тренировки шаблонных приемов. Нет, — он резко остановился, — этого не будет! Это не школа мечников. И это не школа борцов, как некоторые себе вообразили, — саркастичный взгляд в сторону Азалии. — Здесь не оттачивают бездумно приемы и не насилуют тело эликсирами. Искусство боя, как и любое прочее невозможно постигнуть повторением известных приемов. Искусство рождается в ваших душах, сердцах, разуме, чтобы слиться в нечто единое, неповторимое и прекрасное в своей уникальности. Растяжки, пробежки, махи, позиции, повороты и многое другое ожидают ступивших на Путь. Я обучу вас мыслить категориями, отличными от общепринятых. Привычный и проигравший — синонимы для мастеров боя. А проигравший значит мертвый. Надеюсь, вы не думаете, что мы выкинем вас на растерзание проходимцам, жаждущим крикливой славы? Многие неудачники желают возвыситься за счет слабых. А Путь Агниркуса — это путь силы. Вести о новичках разлетаются со скоростью мысли, и поверьте, найдется немало желающих затупить о вас свой клинок, опробовать заклинания или опасные смеси. И вам стоит ежедневно молиться, чтобы судьба не столкнула вас с химерологами или механиками.

Когда-то давно, когда Контус Агниркус — урожденный Вилар Лернар — заявил о том, что его ученики станут эталоном силы, над ним посмеялись. Ему бросили вызов — он принял. За один вечер на дуэлях он одолел более тридцати противников. Воины, маги, искусные пальзирцы — никто не мог с ним сравниться, а через месяц, когда он выпустил учеников прогуляться, обратно вернулся лишь один. Проходимцы не смогли одолеть мастера и кичились победой над несмышленышами, что отучились едва лишь месяц. Одного же отправили с вестью к наставнику. С тех пор появилось правило: выйти из этих стен может лишь тот, кто научился постоять за себя хоть немного. Контус установил время полторы минуты. Ровно столько нужно было продержаться против него, чтобы получить право выйти в город. Мне до него далеко, поэтому право выйти в город получит только тот, кто продержится против меня пятнадцать минут.

Скирмил присвистнул и я его понимал. В настоящем бою пятнадцать минут — огромный срок.

— Вопросы есть?

— Есть, — подала голос Азалия. — Почему нужно восемь человек для группы?

— Нужно 'хотя бы пять', — поправил Орстак, — а восемь — идеальное количество. Контус Агниркус заметил, что в группе из восьми человек, каждый найдет что-то общее между собой и хотя бы одним соучеником. Если учеников будет четверо — они разбегутся сразу же после обучения, если будет больше восьми — разделятся на группу и нескольких одиночек. Идти избранным путем в одиночестве невероятно сложно, потому Агниркус старался, чтобы между его учениками сохранялись дружеские отношения. Он выразил это однажды словами 'Найдите человека, обладающего вашими достоинствами, и с высокой вероятностью обретете друга'

— А если он будет обладать нашими недостатками, то станет врагом? — поинтересовался волшебник, который перед тренировкой спел сообщить, что его зовут Дорн.

— Да, скорее всего, ведь чаще всего мы осуждаем в людях собственные пороки, — улыбнулся Орстак. — Хотя Контус Агниркус полагал, что общие недостатки — лучшая почва для выращивания цветка любви.

Волшебник задумался и начал странно посматривать на нас, словно опасаясь увидеть в ком-то из парней свои недостатки.

— Еще вопросы?

— Сколько стоит обучение и кому платить? — на меня посмотрели, как на имбецила. — Что? Я что-то не то сказал?

— Иск, обучение в школе бесплатное. Путь Агниркуса не требует от неофитов оплаты деньгами, — Орстак говорил укоризненно. — В течении обучения, а также какое-то время после него вы будете получать задания, оплата за них будет идти на счет школы.

— Во время обучения понятно, а как вы собираетесь контролировать учеников после. Нет я понимаю, слово чести и все такое, но интересно 'что если?' — поспешил я пояснить.

— У нас есть база данных на вех выпускников школы, в которой мы храним личные дела учеников, когда вступили на Путь, какие задания выполняли, в каких областях добились успехов и т.д. Список имен и описание тех, кто когда-нибудь учился Пути Агниркуса рассылается по всем городам трех королевств. И любой человек вправе перед приемом на работу нашего ученика запросить на него характеристику. АБСОЛЮТНО ДОСТОВЕРНУЮ И ПРАВДИВУЮ. Обычно все это уже знают, но раз ты был не в курсе, то можешь прямо сейчас уйти.

— И какая запись тогда появится в моей характеристике?

— Умный мальчик, — осклабился Орстак. — Этот вопрос надо понимать, как согласие остаться?

Я промолчал. Не вижу смысла отвечать на риторические вопросы. Теперь понятно почему на меня смотрели как на вымогателя, когда в храме познания я требовал деньги за возможность поковыряться в моей голове, мотивируя желанием учиться в школе Контуса Агниркуса. Но почему же никто не сказал такую важную подробность?

А дальше началось: разминка, физические упражнения, перерыв на матчасть. В такие моменты Орстак звал ассистента — Малькона. По своей молчаливости он обойти даже Кастора (ни одного слова за неделю). Помощнику Орстака было лет девятнадцать на вид. Он показывал нам движения (не больше двух-трех повторений), объяснял не только, как его сделать, но и в чем заключается его эффективность с точки зрения боя или контроля своего тела. Простое движение, создание большего усилия за счет техники, психологические аспекты противостояния, особенности боя против магов, волшебников, стражей, рекрутов воинских частей и т.д.

На следующий день изучался рукопашный бой, затем — стрелковое оружие (холодное), бой в строю. Система обучения Пути Агниркуса оказалась довольно своеобразной. Сначала общефизическая подготовка и обучение бою, но не час, не два, а круглые сутки. Это должно было продолжаться в течении месяца. За это время рекрутам обычно успевали выдать основу искусства боя, поставить правильную технику мышления. Последующие месяцы по плану разбавляются теорией естествознания, гуманитарных наук, теории магических дисциплин и все это не отрываясь от процесса тренировок.

Никаких конспектов не было. Хочешь учиться, учись. Нет — как хочешь. Никаких экзаменов. Мнение наставников Пути Агниркуса — жизнь проверит, как усвоен материал. Выжил? Зачет. Но мы пока только начали свой путь к 'несокрушимой силе', потому на седьмой день наш мастер боя решил дать нам выходной, а заодно собрался поразмыслить над тем чему нас учить и как это делать, с учетом того, что он увидел.

Глава 16

— Ну, как? — спросил Малькон. — Почувствовал что-нибудь?

— Да, — кивнул Орстак, — я ощутил, на что они способны и чему их нужно учить. В целом.

— Ну, хоть так, — вздохнул молодой человек, при посторонних, разыгрывающий помощника мастера боя. — Ты стал моим учеником два года назад. Для столь малого срока, вполне неплохой результат. Что-нибудь особенное было?

— Нет, — мотнул Орстак головой, — хотя...

— Да-да, — Малькон изобразил внимание.

— От кого-то из них повеяло странной силой. Похоже на то, как я ощущаю тебя.

Малькон задумался.

— Ат'сзенара? — и тут же отмел этот вариант. — Нет, такое чувствуется сразу. Жаль, что моя способность Дома имеет слишком большие ограничения. Будь они моими учениками... Возможно, среди них есть чей-то кандидат? Что конкретно ты почувствовал?

— Темноту. Липкую, влажную. Кажется, нажми чуть-чуть и сможешь выжать ее как.... как... как тьму переполненную чем-то настолько, что она не способна это растворить.

— Думаешь, кандидат? К какому Дому принадлежит, определить сможешь? Может Дом Темной Травы или там Зыбучих Вод?

— Вряд ли мне это под силу, — Орстак всегда чувствовал себя неуютно под взглядом молодых глаз его учителя, бывшего одним из легендарных ат'сзенара. Сейчас этот взгляд подбадривал, словно говоря: 'Смелее'. — Я бы сказал, что это похоже на Кровавую Тьму.

Малькон смотрел на смущенное лицо своего протеже и вдруг расхохотался. Орстак почувствовал себя крайне неуверенно. Малькон замахал рукой.

— Не переживай, ох-х... не обращай внимания. Не стоит сомневаться... ох-хох... в своих способностях, — но неуверенность Орстака никуда не делась. — Слушай, я не просто так спрашивал. Мы — ат'сзенара — как корни дерева. Мы — основа, фундамент, источник сил. А элайа — дерево и ветви. У ат'сзенара способности Дома очень сильно выражены, но, тем не менее, мы всегда внимательно прислушиваемся к мнению своих элайа. В них наша способность обретает более тонкую составляющую, следуя аналогии с деревом — листья купаются в солнечном свете, а корни его почти не ощущают, понимаешь?

Орстак сосредоточенно кивнул. Он всегда очень внимательно слушал своего учителя.

— Так вот, — продолжил Малькон, — пусть ты получил лишь часть способности моего Дома, но вполне способен почувствовать то, что ускользнет от меня. Если бы не ограничение моей способности, я бы с радостью проверил твои слова. Проблема в том, что она действует, только между учеником и учителем, а если их учителем стану я, ты опять останешься без тренировок способности Дома, — вечный бросил взгляд на приободрившегося Орстака. — Пойми, я всегда прислушиваюсь к твоим словам. Ат'сзенара Дома Мастеров, не только обучают, но и учатся у своих подопечных, просто в этот раз ты сказал очевидную глупость. Видимо, я поторопился с выдачей списка Домов Вечных. Дом Кровавой Тьмы... хм-м... что ты о нем знаешь?

— Только то, что написано в этой книге, — Орстак показал на толстый фолиант, лежащий на столе.

— Да, в этом то и заключается проблема, — Малькон потер руками лицо и начал очередной урок:

— Дом Кровавой Тьмы — это особый Дом. Один из великих Домов, на который мало кто обращал внимание. Название у него, конечно, впечатляющее — даже пугающее! — но он никогда не вмешивался в свары Вечных. Ни один член этого Дома не сотворил себе элайа. Дом, состоящий из одних Вечных, представляешь? Просто большая семья. Никто не принимал их в расчет. Не считал их силой. Никто, кроме тех, кто вёл с ними дела. В основном, это были основатели и главы Домов. И те, кто их знал, в один голос твердили: 'Не смейте делать их своими врагами, бегите с их пути, проявите уважение и останетесь целы'.

Мало, кто знает эту историю, но в нашем Доме хроники тех дней хранятся с особой тщательностью. Ты помнишь, историю о воссоздании мира? — спросил Малькон и, дождавшись утвердительного кивка ученика, продолжил. — Там всё очень упрощенно, но в целом верно. Многими битвами были созданы полюсы сил, напряжение между которыми стало щитом, отгородившим кусочек вселенной от влияния безумных демиургов. Многие собрались в нашем мире. Многие, но не все. Далеко не все.

Прежний мир был велик, огромен! В нём хватило бы места на огромное число таких вселенных, как наша. И они были созданы. Некоторые островки мироздания, вроде нашего, просто ограждены от влияния безумцев, потому в той или иной мере воссоздают прежнее мироустройство. Иные — изменены по желанию создавших их сил. С одним из таких измененных миров мы однажды столкнулись.

Твари, которые его создали, оказались не лучше отцов хаоса. Если армии, воссоздавшие нашу вселенную, направляли всю силу на расширение территории, свободной от безумия чуждой нашей вселенной силы, то джернашш — так они себя называли — на сотворение себе подобных. Они решили создать армию чудовищ, подобных псам хаоса, но в отличии от обезумевших творцов, джернашш требовали от своих творений подчинения. Никто так и не узнал, как им удалось пробиться, через хаос, как они смогли соединить свою вселенную с этим миром, просто однажды возникло гигантское окно, из которого полезли орды монстров. Их мирок был маленьким, но все же гораздо больше этой планеты, поэтому жители были обречены.

Ты же знаешь, мы не вмешиваемся в дела людей по пустякам, потому и не любим так называемых богов, паразитирующих на людских печалях и вершащих свою справедливость и волю, они в ответ называют нас демонами, настраивая против наших элайа недалёкие стада фанатиков, неспособных отличить настоящего демона от подделки.

Пусть, мы смотрим свысока на богов, но они сильнее большинства из нас. Только старшие Вечные могут их укоротить. У нас нет стольких сил, чтобы навязывать им свои жизненные позиции, тем не менее, боги редко устраивают с нами войны, предпочитая договариваться. Знаешь, почему так случилось? О-о-о...

Малькон мечтательно зажмурился.

— Если вкратце, были случаи войны с богами. Вечные уничтожали храмы враждебных божеств, вырезали их служителей... да много чего делали. Их тоже убивали, но на то мы и зовемся Вечными, что возрождаемся вновь и вновь. Бывали случаи, когда упорство одного ат'сзенара приводило к исчезновению культа божества, его ослаблению, а затем и смерти. Тогда как Вечные продолжали жить, со своими малыми силами. Одним из первых, кто преподал такой урок зарвавшемуся богу, был Примам — Охотник Дома Кровавой Тьмы, но вернемся к столкновению с тварями джернашш.

Тогда мы с богами вышли на поле боя вместе. Они воплощались в своих последователях, щедро изливая накопленную мощь своим армиям в виде всевозможных чудес (только из-за таких случаев Вечные терпят богов, они все же помогают своим паствам — этакий резерв на черный день), ат'сзенара повели в бой элайа. Джернашш казались непобедимыми, население мира таяло день ото дня под натиском чудовищных четырёхруких тварей, и ничего нельзя было с этим сделать. Пока однажды, не пришли ат'сзенара Дома Кровавой Тьмы, — Малькон выпил воды, от волнения у него пересохло в горле. — Что может сделать столь немногочисленный Дом? Конечно, тогда каждый был на счету, но они потребовали от людей отступить, прекратить бессмысленные смерти, дать им место для сражения. Борьба шла круглые сутки, каждый шаг отвоеванной земли давался немалой кровью и вот тут им говорят отойти, как шаловливым детям! Можешь представить, как все отреагировали?

Там еще такая ситуация была, — поморщился Малькон, — все основатели великих Домов уже разбежались по вселенной по своим древним и древнейшим делам. Прочие же ат'сзенара не понимали, почему они не имеют права называть свой Дом великим, если у них гораздо больше Вечных, если у них множество элайа, которые служат верой и правдой, преумножая славу и влияние Дома. Дошло до того, что они требовали подтвердить право не то, что на величие — на само название Дома.

И если к великому Дому Духа Природы претензий не было. Все видели их элайа — беззаботных духов, что веселились в травах, реках, облаках и земле, их потомков, прозванных волшебным народом, потомков их потомков — людей, что были способны черпать силу от лесов, земли, рек, снежных вершин гор, лучей солнца и неугомонных ветров. Один из самых известных Домов, к тому же именно они раскрыли людям секреты волшебства.

За это их охотно признавали великим Домом, в отличии от Дома Кровавой Тьмы. Этот Дом был известен своей силой, но мало кто эту силу видел. И если Дом Духа Природы даже бездействуя набирал поклонников и последователей, то они... сам понимаешь. Молодые Вечные были слишком... человечны, со всеми людскими пороками, жаждой власти и наживы, в том числе. Они не могли беспристрастно относиться к Дому Кровавой Тьмы.

Тем не менее, Старшие из Вечных и боги прислушались к ним. Войска откатились назад, отдавая свою землю чудовищным тварям, оставляя на поле боя тридцать четыре члена Дома Кровавой Тьмы. И они справились. Вначале остановили тварей, а затем погнали их обратно. Понимаешь? Сотни миллионов воинов, переполненных божественной силой, легионы элайа, под предводительством десятков тысяч ат'сзенара, призванных из множества миров нашей вселенной не смогли сделать то, что сотворили тридцать четыре Вечных, из этого Дома!

Они всегда с трудом находили кандидатов, и это при том, что Логрот — Защитник Дома — на раз определял предвечных. Никто не знал, что за требования они предъявляли к кандидатам, но факт — их Дом всегда был одним из самых малочисленных, но и сильнейших при этом. Тридцать четыре Вечных сумели обратить силу джернашш в слабость.

Страшные твари помимо чудовищной силы имели одну особенность, что-то вроде способности Дома, их суть была заключена в крови. Кровь вытекала из ран, заражая наш мир. Трава, животные — всё, что живет, могло быть заражено их кровью. Их суть впитывалась во все живое и заставляла действовать сообща с тварью, которой принадлежала. Капля крови на воина с ослабшей волей, и вот у твари уже два тела, родное и захваченное со всеми знаниями и силой. Еще капля и стебли травы становятся острее меча, раня всех, до кого дотянутся и, оставляя невредимыми захватчиков.

Мерзкие серые капли... Они казались густыми как масло и невесомыми как хлопок, они тянулись спутанными нитями паутины и легко проникали в любое живое создание. Кровь джернашш растворяла в себе любую плоть и тем самым восстанавливала чудовище, которому принадлежала. Были попытки контролировать эту силу для себя.

Маги мечтали об этом. Подумай только! Их плата за силу заключается в истощении своих сил, сокращении отмерянного срока бытия. Но вот, они приносят в жертву оленя — раз, и маг снова чувствует себя молодым, а его тело пышет жизнью. Были созданы особые ритуалы. Первой предпосылкой было убить джернашш, чтобы у его крови не было хозяина, а после — использовать для перекачки сил жертвы в себя.

Проблему удалось найти не сразу. Жертвенные капли разрастались в целые лужи паутины — вязкие, но невесомые. После многих жертв они становились всё больше, пока однажды не накапливалась критическая масса.

— Джернашш возрождались? — тут же спросил Орстак.

— Нет. Куда им, — Малькон вздохнул. — Хотя лучше бы они просто возрождались. Разросшаяся кровь джернашш становилась маяком, который позволял открыть новый проход в мир тварей. Возродись одна — это было бы проблемой, но когда врываются сотни — это уже катастрофа. Всего одна капля, мой ученик. Всего одна капля превращалась в катастрофу. Она могла лежать в земле годами, пока накопит силу. Или дрейфовать на ветру как невесомая серая паутинка. Или плыть в воде, съедая одну рыбу изнутри, попадая в другую, третью, пока где-нибудь в толще океана не возникал проход. В этом и заключается ужас джернашш. Одна капля их крови была равносильна семени бедствия. Вечные едва ли могли справиться с этим. К счастью, Дом Кровавой Тьмы нашёл способ.

Их бойцы не давали крови падать на землю. Они уничтожали джернашш с немыслимой скоростью, извлекая их кровь из трав, животных и тел тварей. Джернашш, в своей живучести сравнимые с Вечными, были обезврежены способностью этого великого Дома. Тогда в их могуществе не осталось сомнений, но безмерно уважать Дом стали не из-за этого. Когда тварей довели до соединения наших миров, и загнали обратно, в этом мире осталось чуть меньше десятка членов Дома Кровавой Тьмы. Давно стало ясно — если просто закрыть проход, твари вернутся. Дом Кровавой Тьмы пожертвовал собой ради нашей жизни в спокойствии и свободе от джернашш. Почти все они ушли в мир, переполненный серой безликой энергией, чтобы сдерживать их силу уже там. С тех пор их Дом не пополнился ни одним новичком, а Логрот — единственный из оставшихся, кто способен был найти кандидатов — обезумел.

Он разрушил тот мост, что связывал наши реальности, обрекая своих братьев и сестер на нескончаемую битву в чуждой вселенной. Он знал, что иначе поступить было нельзя, но считал себя если не предателем, то кем-то подобным. Логрот стал первым и единственным Вечным, кто захотел умереть так, как умирают простые люди. Стереть свою личность, вырвать память о своем бытии ат'сзенара из самой души. Но душа — это кусочек истины, точка отсчета, мерило всего. Желание Логрота оказалось просто невыполнимым. Знаешь, среди Вечных показателем совершеннолетия является обретение истинного облика, эталона строения вместилища души на всех планах бытия. Этакий слепок, к которому ты всегда будешь возвращаться, обычно его фиксируют в детском возрасте, чтобы так сказать, можно было начать жизнь сначала. Другие в зрелом возрасте, тут не всегда удается контролировать процесс. Логрот, посчитал, что лишиться истинного облика — идеальное начало движения к своей смерти. Он множество раз пытался, но лишить себя истинного облика так и не смог. Душа помнит всё, запомни это Орстак, душа помнит всё.

Малькон замолчал, молчал и Орстак, пока его не пронзила догадка.

— Но ведь они могут вернуться! Эти двадцать... сколько их там ушло из Дома Кровавой Тьмы? Вряд ли нужно постоянно сражаться с тварями, чтобы они не пробрались в наш мир.

— Да, — согласился Вечный, — постоянно сражаться с джернашш не нужно. Достаточно было всего лишь подождать, пока путь в наш мир эм-мм 'затрётся'... трудно описать.

— То есть, они могут вернуться, правильно?

— Эх-хе-хех, — Малькон мучительно вздохнул, — вот, сколько тебе лет Орстак? Откуда эта склонность к романтике? Вроде не маленький уже?

— И, тем не менее, они могут вернуться?

— Могут, если 'избавившись от тела,

одним лишь духом и душой,

войдут в безумия пределы,

вступив с творцами в трудный бой.

Переборов соблазны силы,

скрепивши волей разум свой,

пройдут сквозь Мир, что стал могилой

для стражей хаоса

Домой.'

В очередной раз Малькон порадовался слабости своего ученика перед рифмованным словом. Даже такой примитив заставляет его ненадолго уйти в себя, что предоставляет отличный шанс избавиться от наивных вопросов кандидата. Если бы пройти пределы хаоса было так просто... Древнейшие смогли, но их так мало. Потому-то об их величии и слагают легенды. Куда они ушли? Отдыхают или воплощают еще одну часть реальности в отдельный мирок? Придет время и Малькон вернется к этому разговору, а пока Орстак не способен осознать, насколько величественны не только Вечные или боги, но даже обычные люди, которым хватает решимости идти избранным путем, как нынешним неофитам Пути Агниркуса.

Все-таки жаль, что ему нельзя перекинутся с молодняком ни единым словом. Сейчас его родовая способность работает постоянно. Только 'правом учителя' — способностью Дома Мастеров, можно оградить совсем не глупого ученика от различных нестыковок в процессе обучения, которые дадут ему понять, что он вовсе не элайа, в чем различными обмолвками и оговорками пытается его убедить Малькон, а кандидат — предвечный, которого Учитель Дома Мастеров готовит для вступления в 'семью'. Время его становления уже близко, а значит забирать у него учеников никак нельзя. Если уже сейчас он использует отголоски способности Дома, опираясь лишь на метку, то после он станет одним из искуснейших умельцев. Возможно, он даже превзойдет Малькона, и его способность не будет так ограниченна. Однако, если среди новичков действительно есть кандидат Дома Кровавой Тьмы, нельзя допустить его гибели до становления. Малькон восхищался этим Домом и потому решил сделать все, что в его силах, чтобы уберечь эту группу от неприятностей, грозящих гибелью любого из них. Как любит говорить его ученик, береженого боги берегут.

Ох уж эти боги...

— Наставник, — Орстак задумчиво потёр подбородок. — Я друг подумал о проблеме. Если Логрот обезумел, а силы Дома Кровавой Тьмы истощены...

— Да? — Малькон кивнул, поощряя ученика говорить дальше.

— Если одна из капель крови джернашш всё ещё остаётся в этом мире? Если вдруг она разрастётся... как мы можем справиться с этим?

— На этот счет не переживай, — Малькон улыбнулся. — Орден закрытых дверей из-за своих страхов перед путешественниками из других миров совершил немало глупостей, но одна вещь была действительно полезной. Они создали особое хранилище артефактов. Многие грезят о нём, но никогда не смогут найти, а если и найдут — не откроют. Видишь ли, это хранилище — само по себе является могущественнейшим артефактом. Его создали с помощью чародея. Все украденные орденом Предметы Сил находятся внутри особого пространства и питают творение Ордена. Эти закрытые двери запечатывают ослабленную область пространства.

Все, кто попадает сюда из других миров, являются жителями нашей Вселенной, уроженцами относительно близких планет. Джернашш не имеют власти проникнуть через эти скрепы. Говоря чисто гипотетически, изначально нужно очень обильно кормить каплю крови, оставшейся от этих созданий. Сама по себе её сила медленно рассеивается, поэтому без специального ритуала вырастить этот маяк не выйдет. Здесь нужен какой-то безумный маг или кто-то ещё, кто станет заигрывать с неясной силой и скармливать ей жертвы, стимулировать рост... Словом, это огромная работа.

— Но ведь есть множество культов, — Орстак не скрывал своего беспокойства. — Мы не можем проверить каждый из них.

— Это так, — Малькон добродушно улыбнулся. — Но даже если кому-то удастся скопить критическую массу этой серой дряни, остаётся печать хранилища Ордена закрытых дверей. У меня не хватит сил её открыть, и тебя — тоже. И у всей армии трёх королевств, если на то пошло. Тут нужен какой-нибудь могучий бог... ну или хотя бы высший дух уровня Повелителя. Но боги чувствуют мир и не станут рисковать. Остаётся только вариант с чрезвычайно сильным духом, но где ты найдешь Повелителя, которому настолько нечего делать?

Глава 17

Первый выходной мы все дружно отсыпались. Со второй недели тренировки приобрели индивидуальный характер. Общим было лишь одно — Ортак изматывал нас до такого состояния, при котором мы еле шевелились. Тяжелее всего это было проделать со Скирмилом и, как ни странно, Дорном. Волшебник, взгляд которого блуждал в неведомых далях, оказался довольно выносливым. Я по выносливости держался на третьем месте вначале. А после на первом, как только Орстак понял, что у меня — неправильного демона — все каналы сил перекручены и пересекаются. Как оказалось, я могу прыгать, бегать, выполнять упражнения — всё здорово, а потом вдруг истощаюсь и падаю не в силах пошевелиться.

Усталости, как промежуточного состояния между бодростью и измождением, я не ощущал, просто тупо доводя организм до истощения. Тогда Орстак стал очень аккуратно следить за моим состоянием. Каким-то неведомым образом он лучше меня знал, когда мои силы иссякнут. А чтобы я не напрягал лишних мышц во время упражнений, метал в меня иглы, сотканные из электричества, часть тела мгновенно немела. Со временем он научился так дозировать силу этих электроигл, что кроме определённых мышц — все остальные немели. Как результат — я напрягал только нужные и техника оттачивалась заметно быстрее.

Из-за такого подхода мастеру боя во время тренеровок приходилось работать едва ли не больше, чем мне, но он не выглядел огорченным.

'Настоящий мастер не только учит, но и учится у подопечных. Хорошая тренировка навыка', — вот и все, что он сказал.

И в таком вот состоянии нас, шатающихся от ветра (или от электроигл в моем случае), заставляли отрабатывать малопонятные движения (чуть приподнять руку, слегка присесть, повернуть голову, повернуть локоть, приподнять стопу, не отрывая пятки от земли и т.д.), взятые якобы из учения пальзирцев. Почему якобы? Потому что пальзирцы никогда не изучали движение в отрыве от приема. На это Орстак отвечал, что пальзирские принципы нам преподавать не будут. Это, мол, убьет все наши творческие начинания на ниве сражений. А вот использовать усеченные базовые движения — это правильно. И изматывают нас не просто так. Именно в таком состоянии мы будем максимально избегать напряжения, ибо тело страдает от каждого шевеления. Таким образом, движения станут экономными. Напрягаться будут только те мышцы, которые 'действительно необходимы' для совершения определенного действия. Так мы познаем тело и научимся его контролировать.

После двух недель мы как-то втянулись, а мужская часть коллектива начала бросать заинтересованные взгляды на соблазнительную фигуру Азалии. Орстак это отметил и... увеличил нагрузку втрое. Еще через неделю мы наловчились успевать отдохнуть от тренировок во время отработки приемов. Тогда, Орстак пригласил второго нашего учителя — мастера сил Кальгира по прозвищу Искра. С тех пор мы одновременно отрабатывали приемы после изматывающих упражнений, одновременно с лекциями о природах сил.

На вопрос Азалии, почему бы не разделить занятия боем и изучение теории сил, Орстак ответил, что это поможет перевести контроль над движениями на подсознательный уровень, а сознанию сосредоточиться на поступающей извне информации. Очень важно контролировать ситуацию вокруг во время сражения. Кальгир добавил, что усиленное кровообращение стимулирует мозговую деятельность. В общем, куда ни кинь, всюду сплошные плюсы от системы Контуса Агниркуса, только ученики почему-то стонут от усталости.

За последующие две недели Кальгир Искра вывалил на нас кучу сведений, о классификации владеющих силами людей, принятой в школе Пути. Если коротко, он разделил всех на четыре категории: волшебники, чародеи, воины силы, и остальные, объединенные общим названием — маги.

Волшебники — любимые дети Мира. С этими все просто. Сила их в том, что Мир прислушивается к их желаниям и старается исполнить. О механизмах этого процесса в научной среде ходит немало споров, но доподлинно известно лишь одно — волшебником нужно родиться. Это не всегда передается по наследству, хотя те, кто имеют в предках нелюдей, склонны к волшебству немного больше. Точнее, потомки тех из их племени, что относятся к волшебным народам. Волшебство почти мгновенно возникает и действует, иногда даже незаметно для самих волшебников. Сила их напрямую зависит от желаний. Давно замечено: самые сильные волшебники мечтательны и несколько оторваны от мира. 'Витают в облаках' это про них.

Чародеи — особая каста. Как и в случае с волшебниками, талант к чародейству врожденный, но он-то как раз передается в основном по наследству. Чародеи — укротители хаоса. При помощи своих ритуалов, чародеи черпают силу из хаоса, порожденного безумными демиургами, и воплощают в мире самые невозможные вещи. Чародейство редко твориться быстро, зато в могуществе с ними не сравниться никто. Теоретически чародеи всемогущи, поскольку сил у безумных демиургов очень много, а запретить пользоваться ею ушлым смертным они даже не пытаются. Однако, на практике — чародейские ритуалы не поддаются обычной логике.

Часто они требуют непонятных заклинаний (бессмысленных комбинаций звуков), рисунков и ингредиентов. Каждый ритуал добыт жизнями многих экспериментаторов-чародеев. Их и так мало рождается, а из-за экспериментов становиться еще меньше. Что касается могущества, то помимо знания ритуалов необходимо иметь набор определенных качеств. Если у чародея не гнется один палец, множество ритуалов он не сможет применить. Что уж говорить о музыкальном слухе. Неправильно произнесенный звук в ритуале может разорвать чародея на кусочки. Потому понятно, насколько ценны знания и почему они передаются исключительно от учителя к ученику — не обязательно потомку.

Чародеи разделяют свои ритуалы на уровни или круги. Нулевой уровень — создание инструментов чародейства, что само по себе является едва ли не самой оберегаемой тайной их сообщества. Бывали случаи, когда нерадивый ученик проводил ритуал, руководствуясь неизвестно чем, и тем самым приводил к ужасным последствиям — от разрушения города, до создания нового мора от неизвестной болезни.

Первый уровень — простейшие действия, оказывающие минимальное воздействие на реальность. Ритуалы первого круга наиболее приближены к действиям магов — они опираются на естественные законы вселенной. Ритуалы второго круга более сильны по возможному изменению окружающего мира, но и творить их сложнее, чем первого в десять раз.

Ритуалы третьего круга ещё могущественнее, но и последствия ошибочного действия серьезные. Именно с третьего круга ошибка в ритуале, приравнивается к жизни чародея. Ритуалы третьего круга в сто раз сложнее, чем второго. Четвертого — в тысячу раз сложнее, чем третьего и т.д. С каждым кругом увеличивается степень нарушения законов реальности, но и сложность растет соответственно.

Большинство чародеев Марийского Царства, Пирвии и Дастанорту не могут творить заклинания выше четвертого круга. Пятый круг осваивают меньше одного процента чародеев. Максимальный уровень, достигнутый чародеями — двенадцатый. Ритуалов этого уровня известно всего восемь штук. В чем они заключаются, для чего предназначены — известно лишь чародеям преодолевшим барьер десятого круга. В основном это исследователи, которые держатся друг за друга.

Известно, что ритуал вечной молодости относится к одиннадцатому кругу. Такие чародеи активно делятся накопленными знаниями, опасаясь утраты их для последующих поколений. Именно эти чародеи определяют законы всего их сообщества. На сегодняшний день известно о восемнадцати таких умельцах во всем мире. Вообще традиции чародеев предписывают начинать обучение искусству не позднее одиннадцатилетнего возраста, только тогда чародей может уловить странную логику покорения хаоса, а значит достичь могущества.

Воины силы — люди, что пошли по пути самосовершенствования. Они развивают основное тело и его отражения на других планах бытия. Это позволяет им воздействовать на мир личной силой. Определенных методик их развития не существует, потому два воина силы могут помимо некоего общего набора навыков иметь нечто особенное в своем арсенале приемов. Некоторые считают, что после определенного развития на нескольких планах бытия воины силы становятся демонами, однако это в корне неверно.

Демонов отличает взаимопроникновение каналов силы различных планов друг в друга, что приводит к возникновению различных противоестественных изменений в организме. Воины силы при достижении совершенства на всех планах бытия могут рвать демонов на части и бросать вызов богам. Теоретически, конечно же. Поскольку для развития им необходимо сражаться. Вначале с самими собой, затем с противниками все более могущественными, чем дальше в своем развитии они заходят. Редко кто из них доживает даже до среднего возраста человека, обычно умирают раньше.

И наконец, маги. Обобщенное название для тех, кто способен ощутить энергию, наполняющую мир и оперировать ей в той или иной степени. Такие способности имеют почти все жители этого мира. Однако официальное звание маг — прежде всего ученая степень. Необразованный маг — нонсенс. Имея такой инструмент познания, как магия ученые этого мира раскрыли гораздо больше законов и тайн вселенной, чем удалось в моем родном. Забавно то, что при таких объемах накопленных знаний в этом мире нет того, что в моем именуется общим образованием.

Профессиональные знания в узких направлениях деятельности передаются ученикам непосредственно на местах их работы. То есть ребенка учат читать, писать, производить несложные математические расчеты, а после отдают в обучение мастеру. Если планируют вырастить торговца, то он начинает работать в этой сфере с детства, параллельно постигая премудрости профессии. То же самое с военными, море— и воздухоплавателями, пекарями, металлургами.

Те же, кто демонстрирует немалый талант и стремление к знаниям, отправляются в магические школы соответствующей направленности, где постигают тонкости устройства мира и получают весьма специфические знания, касательно своего ремесла. Если их знания не требуют применения сил, то к таким магам добавляется приставка 'теоретик'.

Те же купцы, например, поголовно маги-теоретики экономических дисциплин, что вовсе не значит, что они не владеют различными приемами применения сил. Им как минимум необходимы знания по созданию защитных заклятий для документации, хотя более важны знания истории, географии, политики, экономики. Гораздо важнее оперирование силой для строителей, производителей артефактов (аналог наших электронных и не только приборов), воинов, лекарей. Обучение для получения звания 'маг' длится не менее двадцати лет, заканчиваясь созданием собственной научной работы по специальности.

Следующая степень — мастер — требует от мага работы с учениками, параллельно с проведением собственных изысканий. Дается исключительно за значительный вклад в ту или иную отрасль науки или искусства. Мастера всегда уникальны, начиная от образа мышления, заканчивая стилем работы.

За мастерами следуют архимаги. Трудно сказать, что именно требуется для получения этого звания. Большинство сходиться на мысли, что архимагом, как и чародеем или волшебником нужно родиться. Этого звания удостаиваются лишь величайшие из гениев, рожденных под местным солнцем. Они всегда способствуют скачкообразному развитию научного знания, создавая нечто абсолютно не существовавшее ранее.

Самый молодой архимаг в истории — Фелиция Вакернолг. В возрасте шестнадцати лет она доказала существование всепроникающего плана бытия, пересекающего все известные слои реальности и уходящего за их пределы. Назван он был ею туманом духа. По этому поводу очень ярко и нецензурно выразился один из ведущих мастеров магии тонких планов, суть его речи сводилась к выражению 'сколько не трудись, а великое открытие произойдет случайно'.

В то время открытие тумана духа вызвало огромный ажиотаж среди ученых мира, многие из которых склонялись к мысли, что исследуя этот туман духа, можно добраться и до плана истинного. Плана души, который всегда был доступен лишь изначальным стихиям, существующим в его пределах и мифическим ат'сзенара. Впоследствии все школы магии, использующие проникновение в иные планы бытия будь то сознание мага или материя, обобщили под понятием 'магия духа'. Достичь истинного плана так и не удалось.

Спустя сто пятьдесят лет Вилар Лернар, под псевдонимом Контус Агниркус в возрасте сорока восьми лет обосновал недостижимость истинного плана при помощи опосредованного воздействия, а только лишь путем самосовершенствования и развития, приводя обширные исследования наследия ат'сзенара, расшифровать которые прежде никому не удавалось. За это молодой пирвиец, спустя семь лет был также удостоен звания архимага. Немалую роль в присвоении ему этой степени сыграло основание собственной школы, под названием Путь. Школы единственной в своем роде. Вместо конкретных знаний в ней давались разрозненные сведения о различных сферах жизни и науки. Споры о пользе этой школы длятся по сей день.

Когда во время очередной тренировки-лекции Кальгир рассказывал о том, что с точки зрения привычной логики Путь Агниркуса — абсолютная чушь, мы не смогли сдержать смех, несмотря на усталость. Как бы там ни было, все мы заметили прогресс в результате обучения. Движения наши стали легкими и какими-то... естественными что ли. Оказывается множество мышц напрягаются одновременно со своими товарищами, ответственными за движение в противоположном направлении. Иногда это незаметно, а иногда напрягается целая группа биодвижителей, которые лишь мешают процессу, если не противодействием, то нецелесообразным расходованием сил. Если отучить их от этого тело станет работать эффективнее.

Тренировки перестали изматывать до потери сознания, а даже иногда стали приносить удовольствие. Лекции вызывали живой интерес, но все запомнить не удавалось. Как-то незаметно мы пятеро начали общаться. Вначале, уточняя кто что запомнил из лекционного материала (ну, не могли мы поверить в то, что его не станут проверять, может не станут спрашивать, но поставят с ситуацию где без этих знаний не обойтись, как пить дать!), потом сплотились на фоне общих мучений, и сами не заметили как стали вначале приятелями, а затем и друзьями.

Волшебник Дорн оказался вполне кампанейским парнем, хотя привычка плыть по течению придавала ему слегка флегматичный вид. То же впечатление производил и Кастор. Но в отличии от Дорна весь его вид говорил 'Все будет хорошо. Я знаю', а легкая полуулыбка с непоколебимым видом и теплотой в глазах невольно внушала окружающим уверенность.

Азалия после совместно пережитых страданий стала приятной в общении девушкой, а то, что я поначалу посчитал заносчивостью, на поверку оказалось гордостью. Вполне обоснованной, надо сказать. В ее роду чародеи добились немалых успехов на ниве изобретения ритуалов, а сама девушка вошла в пресловутый один процент, являясь в свои девятнадцать лет чародейкой, способной творить ритуалы пятого круга. Это вполне давало ей право слегка задирать свой миленький носик. Скирмил — самый опытный и сильный из нас — строил из себя этакого рубаху-парня, хотя временами в его взгляде проскальзывало нечто твердое и безжалостное.

Спустя еще месяц наше обучение приобрело новые оттенки. Причиной этого стал Дорн. Однажды проходя полосу препятствий, он так ее возненавидел, что половина утонула в неожиданно возникшем болоте. Орстак объявил, что с этого дня мы будем учиться эту самую полосу строить. Бодрым бегом погнал нас на склад собирать материалы и под его руководством сооружать самим себе проблемы. Следующим днем все было прекрасно, а потом Дорн часть препятствий сжег, часть превратил в труху, часть отправил в полет за территорию школы. Жаловаться никто не пришел. Толи летающие приспособления — норма для Гора, толи решили не связываться с агниркусовцами.

С тех пор мы стали регулярно строить полосу, Дорн регулярно ее уничтожал. Каялся, просил у нас прощения за уменьшение времени сна, сам страдал вместе со всеми, но ничего поделать не мог. Мы понемногу терпели, пока у нас не закончились материалы на складе. Неприятно разнообразили наше обучение недельные забеги через тайные ходы школы, ведущие за Гор — к лесочку, где нам преподавали науку передвижения по лесу, искусство различать съедобные и несъедобные травы и коренья, а также выбирать подходящие деревья под заготовки для наших нужд. Вот это мы освоили быстро, очень уж не хотелось проводить в лесу лишнее время, без палаток, спальников и прочих достижений цивилизации.

На обед в школу нас не возвращали и еды с собой взять не разрешали. Не можешь отличить что можно есть, что нельзя милости просим в ряды больных. А лечили нас не лекари, а мы сами, под руководством Искры. Частью лекарства состояли из собранных трав и кореньев, частью из личных запасов мастера сил. Составляющие лекарства отмеряли трясущимися руками, так что от лечения больной часто страдал еще больше, чем до этого. Кальгир с Орстаком посмеивались, но вмешивались только тогда, когда появлялась реальная угроза жизни пациента.

Как-то раз уже после очередной тренировки, обошедшейся без уничтожения полосы (Мы все видели, как Дорн борется со своими эмоциями и пока побеждает), Азалия попросила Искру о заступничестве перед издевательствами Орстака, тот спросил чем может по ее мнению помочь.

— Ну как же, — удивилась тогда Азалия, — вы же главнее.

— Ничего подобного, — возразил Кальгир Искра. — Орстак преподает в школе дольше моего, поэтому и слово мастера боя весит побольше моего в плане обучения.

— Но вы же старше! — после восклицания Азалии Искра с довольной улыбкой погладил свою узкую, но длинную бороду и огорошил нас.

— Мы с Орстаком ровесники. Постигали Путь Агниркуса в разное время, конечно, но много друг о друге слышали, пока не встретились здесь. И я считаю, если он что-то делает, то так нужно и не мне спорить по этому поводу с мастером своего дела.

Искра похихикивал глядя на наши ошарашенные лица, а я думал это он так рано постарел или Орстак хорошо сохранился. Потом понял, что сказал это вслух. Искра посмотрел на меня с легкой укоризной.

— Иск, ты забыл? Воины стареют медленнее обычных людей, а маги быстрее. Связано это с тем, что воины развивают свои природные каналы тонких тел, а маги наоборот — калечат их для того, чтобы через разомкнутые каналы силы поглощать силу из окружающего пространства и через другие разрывы ее направлять вовне. Издревле инициация мага была опасна тем, что могли быть разорваны основные каналы сил и неофит умирал — иногда мгновенно, иногда просто быстро.

— Позвольте вам напомнить, — продолжал Кальгир, — разделение сильных по парам противостояния и согласования согласно Ирикату Сверкающему.

От посоха Кальгира оторвались четыре огонька. С резким звуком ВВУХ, они поочередно вспыхивали по бокам от него. Два выше головы, два на уровне пояса. Над правым плечом багровый огонек был похож на распускающийся бутон цветка — чародейство. Над левым — зеленый огонек был похож на огненную комету, хвост которой был повернут вверх и местами разорван, словно комета сопровождалась родственниками поменьше — магия.

На уровне пояса справа — прозрачный язык пламени, от которого отделялись такие же прозрачные хвосты, но всегда оставалось ощущение, что это один цельный язык пламени, совершенно неделимый — сила воина. На уровне пояса слева — тонкий, как от свечки язычок пламени. В нем, как в стоящих напротив зеркалах отражалось было вложено своих подобий, едва уловимо отличаясь светом с соседним слоем, они резко контрастировали на большем удалении друг от друга, перекликаясь всеми цветами радуги, перетекавшими друг в друга — волшебство.

Концом посоха Искра провел сверкающие линии соединяя огоньки, расположенные по диагонали.

— Маг и воин — противоположны в сути своей, поскольку, как я уже сказал, воины никогда не станут умышленно вредить каналам силы, а маги напротив — сознательно их травмируют. Если школы воинов ломают головы над способами развить каналы силы и не угробить учеников в битвах, то маги — как повредить свои организм так, чтобы не превратиться в немощного инвалида, неспособного о себе позаботиться самостоятельно. Некоторые решили пойти самым простым путем и разрушать каналы только в определенной плоскости бытия. Это ограничивает их доступ к силам одним-двумя планами. Они называют себя стихийниками. Недоумки. Такое широко практикуется среди зеландарцев. Они мнят себя великими, раз додумались до подобного, хотя случаи допустимого локального повреждения каналов встречаются довольно часто, являясь зачастую врожденными. Конечно, то что проверено природой достойно доверия, но как ни крути, подобное явление — ущербная мутация, которая оказалась достаточно устойчивой, чтобы прижиться в нашем мире. Поэтому их маги стареют медленнее иных.

— Это как у наших боевых магов?

— Нет, Кастор. Боевые маги пошли по сложному, но разумному пути. Они проводят учеников через школу воина, позволяя их каналам сил расти и развиваться, а затем часть из них калечат.

— И Орстак из таких?

— Дорн, Орстак пользуется исключительно силой воина. И то как он выглядит в свои Триста пятнадцать лет лучшее тому свидете...

— Сколько? — воскликнула Азалия. — Сколько вы сказали ему лет?

— Триста пятнадцать, а что касается его похожих на магию фокусов — он формирует их на основе энергии, которую вырабатывают его тонкие тела. Если сравнивать молодого воина и мага. У воина в бою нет шанса. Если провести тоже сравнение спустя сотни полторы-две лет шансы будут примерно равны и будут зависеть от личного опыта. А вот после второй сотни лет... Тех немногих воинов, что доживают до этого возраста маг одолеть почти не в состоянии. Почти, да... Как вы могли об этом забыть ума не приложу, — сокрушался Кальгир.

— Вообще-то вы об этом не рассказывали, мастер — подал голос Скирмил.

— Правда? — удивился Искра. — Ох старость-старость... Да вам наверно и не интересно это...

— Нет, очень интересно! — Дорн буквально пожирал взглядом мастера сил, так ему хотелось продолжения.

— Хотите послушать? — равнодушно спросил Кальгир, но что-то такое мелькнуло в его газах, что я заподозрил неладное. Не успел я сообразить в чем дело, как Дорн едва не закричал.

— Хотим, конечно, хотим!

— Тогда... — на лице Искры расползалась ехидная улыбка, — придется отложить ненадолго ваше возвращение в уютную постель и прочитать вам еще одну лекцию.

— Ааааааааааа!!!! — закричал Дорн, когда осознал, что угодил в ловушку сам и нас втянул.

Под конец этого крика тренировочную площадку озарили выпущенные в припадке ярости волшебника яркие вспышки молний. Мы в ступоре смотрели, как остатки полосы препятствий разнесдл по всей площади ударом Дорна. Они тихо горели рыжеватым огнем, словно боялись шумом привлечь очередной удар разбушевавшегося парня.

— А слушать эту лекцию вы будете одновременно с бегом в сторону леса, — раздался голос мастера боя, все это время остававшегося незамеченным из тени, — где с завтрашнего дня, а точнее с сегодняшней ночи, мы проведем ещё одну выездную тренировку. Во время сбора материалов для новой полосы препятствий, мы уделим особое внимание лекарственным травам. В этой части леса вы ещй не были, многое станет для вас сюрпризом.

— А... — начала было Азалия, но Орстак резко перебил:

— Нет, Азалия. За вещами в комнату забежать нельзя. Жизнь не даст вам такого шанса на сборы, вы должны быть готовы к любому повороту событий, — девушка на это лишь вздохнула. Спорить бесполезно, мы все это знали. Потому развернулись и легким бегом, чередующимся с пешим ходом, направились к тайному ходу, выходящему прямо за Гор.

Нас, помимо Орстака, сопровождал ещё и мастер сил, продолжая лекцию. Все это время огоньки продолжали висеть около него.

— Следующая пара противостояния — чародей и волшебник. Чародеи используют силу хаоса, чтобы навязывать свою волю миру как рабу, а волшебники просят мир о помощи как друга.

— Что касается пар согласования, — линии, начертанные волшебником между огоньками повернулись на сорок пять градусов, выделяя каждому символу сил свой уголок, — то их четыре. Первые две пары согласовываются путем развития. — вертикальная черта побледнела, а горизонтальная стала ярче. — Воин и волшебник развиваются свою гармонию с природой вселенной, подчиняясь ее законам и действуя заодно. Чародеи и маги развивают не гармонию, но власть над природой вселенной.

— Другой способ согласования, — горизонтальная линия побледнела, вертикальная налилась яркостью, — путь совершенствования. Чародеи и воины совершенствуют контроль над своими телами для достижения большего могущества. Волшебники и маги совершенствуют свои способы общения с миром. Разрабатывают способы донести до мира свои желания и потребовать или попросить их исполнения. Такая классификация во многом условна и сильно зависит от точки зрения, что открывает великое пространство для софистики, чем и воспользовался Ратидар Пепел, когда...

Мы добрели наконец до очередного тайного входа, раньше мы им не пользовались, потому сейчас в нем было преогромное количество пыли. Кальгир заглянул внутрь, посмотрел на свою сверкающую чистотой одежду. Задумался на миг и потушил все огни разом.

— Когда вернетесь, тогда и продолжим, — закончил Искра совсем иначе, чем хотел. — Стар я стал для таких прогулок.

А сам ведь ни разу не сбил дыхание во время бега к этому ходу. Сволочь...