Дороги ветров

Глава первая.

Я в очередной раз заглянула в зеркало и осталась довольна. В отражении не было ничего, что могло бы выдать во мне девушку. Из зазеркальных глубин самого себя разглядывал весьма привлекательный молодой человек лет семнадцати, среднего роста и немного худощавого для мужчины телосложения. Последнее, как, впрочем, и чуть женственные формы лица, можно было смело списывать на юный возраст или недокорм.

Черты лица, безусловно, привлекательной формы с нотками аристократизма. Голубые, почти лазурные, глаза, довольно тонкие губы, прямой нос, кожа цвета топленого молока. Длинные бронзового окраса волосы пришлось собрать в низкий хвост и спрятать под рубашку, а на голову одеть охотничий берет. Образ нескладного юноши-охотника дополнила мужская одежда, состоящая из коричневых брюк, подпоясывавшихся ремешком рубашки до бедер с длинными рукавами, расширяющейся на запястьях и талии, колета, и самодельного корсета, наложенного на грудь, который делал ее родней если не стиральной доски, то каменистой дорожки точно. Да и не видно этого под одеждой! А если кто в сумку сунется и обнаружит женские платья, то всегда можно будет сказать, что подарки сестре везу. Да и кто сунется-то? Только воришки если, а с ними разговор короткий и нелицеприятный. В крайнем случае, меч за спиной всегда можно применить в качестве весомого аргумента в подтверждение того, что обворовывать людей не самое лучшее дело.

Позади меня призывно заржал Ковыль. Коню не терпелось продолжить путь, и он беспокойно вытаптывал траву и всхрапывал, стоя у старого дуба, чей мощный ствол давно покрылся зеленоватым мхом.

Улыбнувшись, я убрала зеркало, а заодно и девушку — сбежавшую от родных дочь одного из влиятельнейших воинских Домов империи, в дорожную сумку и огляделась. День подходил к концу. На горизонте уже очень скоро заалеет заходящее солнце, а на небосводе появятся первые звезды-огоньки. Пыльная дорога в верстах трех от периферии леса, места, где я устроила "цирк с переодеваниями", обрывалась небольшим зданием — трактиром, теряющимся в высоких колосьях пшеницы.

— Ковыль, — я потянула коня за поводья, уводя из зарослей лесного можжевельника к пыльному тракту — смотри как странно! Лес и поле — два совершенно разных мира, а находятся близко. Стоит только перейти дорогу, и ты уже спрятан под тенью деревьев, или же наоборот открыт всем ветрам. Пойдем!

Конь только всхрапнул в очередной раз и продолжил идти по пыльной, поросшей сорняками, дороге. Если он и оценил мое замечание, то свои мысли явно решил оставить при себе.

Приближаясь к трактиру, я все четче могла разглядеть его маленькие размеры, покосившуюся веранду и крышу, покрытую желтовато-зеленым мхом. Чуть в стороне от главного здания виднелась пристройка — конюшня, в которую я завела упрямящегося Ковыля. Конь никак не хотел оставаться в этом богами забытом месте. Да и мне совсем не хотелось расставаться с ним, слишком уж дорог для меня был этот гнедой жеребец. Но не затащишь же его в комнату!

— Тихо, успокойся, — расседлав коня, я вынула из сумки мелкую пожухлую морковку — последнюю из сохранившихся запасов, и протянула ее жеребцу — Ты здесь ненадолго. Обещаю. Всего одна ночь и мы уйдем. Согласен?

Не знаю, что повлияло на решение Выльки остаться, мои уговоры или любовь к еде, но он успокоился и захрустел морковкой. Уже уходя из конюшни, я обернулась: вновь посмотрела на коня — самое дорогое и ценное в моей жизни существо. После нескольких недель скитаний по лесам мне совершенно не хотелось прощаться с ним и на несколько часов. Только вот кто знает, когда попадется на нашем пути еще один трактир и будет ли он хоть в раз лучше этого? К сожалению, ведать этого не мог никто, а нормальная постель и горячая вода манили изрядно.

— Выль, ты ведь помнишь, что надо делать, если что-то пойдет не так? — спросила я, стоя у ворот конюшни. В ответ конь громко и раскатисто заржал.

Еще только подходя к таверне, я почувствовала неприятный запах прогнившей древесины. И даже развешенные на окнах пучки мелисы никак не могли его отбить. Над входом в здание висела большая грубо сколоченная табличка, гласившая: "Таверна "Три дубка"". Интересно, это близость к лесу навеяла подобное название, или предрасположенность хозяев?

Изнутри строение оказалось еще запущеннее, чем снаружи. Прокопченные стены, освещаемые несколькими свечами, ощутимый запах перегара, пропитавший небольшие столы и стулья, расставленные прямиком под маленькими окошками. Людей в таверне было не много: несколько пьяных бугаев, да один человек с ног до головы завернутый в темный плащ. У самой лестницы, ведущей на второй этаж, расположился небольшой столик, за которым с хмурым видом сидел побитый жизнью мужчина лет пятидесяти, видимо, управляющий. К нему-то я и направилась.

— Чего тебе, малец? — он поднял на меня взгляд затуманенных хмельной пеленой глаз. Ходить трезвым в этих местах, видимо, было не в чести. — Мы не подаем бродяжкам. Уходи.

— Мне бы комнату, — я попыталась сделать голос грубее и жестче, подстраиваясь под мальчишескую речь. Выходило это не слишком умело, но вместе с моим залихватски растрепанным видом должно было быть не так уж плохо, как казалось.

— Какаю еще комнату? Я же сказал: попрошайкам не подаем. А комнату и подавно не сдам. Убирайся!

Я устало выдохнула, легким движением вытащила из кармана маленькую светлую монетку — серебряный тальон, и положила перед мужчиной, не убирая при этом с нее пальцев. Не хватало еще раздаривать деньги. За один серебряк можно было и в городской гостинице неплохую комнату снять, если быть честной! Вот только ближайший город находится отсюда в верстах пятидесяти, на другой стороне леса, а путешествовать ночью опасно, от того и приходится останавливаться здесь.

— Ээ... Малец, это... — владелец заведения изрядно протрезвел, узрев, что за комнату, обычно сдававшуюся за десяток медяков, можно было получить в несколько раз больше.

— Комнату, — напомнила я, придав голосу жесткости и опустив монетку на стол. Управляющий за мгновение замер, а потом, будто выйдя из забытья, быстро зашарил рукой в верхнем ящике стола, выудив оттуда ключ, пролепетал номер нужной комнаты и скрылся за неприметной дверью позади стола. Монету он уволок с собой, по пути пряча ее в небольшой бархатный кошель, висевший у него на поясе.

Без труда отыскав нужную комнату на втором этаже здания, я с тоской осмотрела полупустое помещение с небольшим окошком в дальней от двери стене, около которого стояла низкая кровать, покрытая тонким матрасом — прогнившим рассадником клопов и других прелестей подобного рода домов. Одиноко стоящий рядом стул был прикрыт тонкой суконной хламидой. Ни стола, ни других предметов обихода в комнате не было.

Устало вздохнув, я, от природы человек не привередливый и с самого детства приученный спать на земле, стянула с головы берет. К кровати было страшно даже подходить, настолько она казалась ненадежной, и даже у меня возникло ощущение, что вчерашняя ночевка в лесу была не так уж и плоха. Но эта, явно вражеская, мысль в моем сознании была тут же откинута за имением в комнате стула, на который я и уселась, блаженно и совсем наплевав на этикет, положенный хоть сколько-то высокородной девушке, вытянув ноги вперед.

В голове неприметным ручейком заструились мысли о будущей дороге, о том, что завтра надо будет вновь садиться в седло и продолжать путь. Не замечая прошедшего в тишине времени, я задремала, чувствуя как усталые от нескольких ночевок в лесу и постоянного передвижения последние двенадцать часов мышцы приятно ноют. Мельком пронеслась в голове мысль о том, что Ковыль тоже устал, и о том, что правильно я сделала, накормив его еще в лесу, дабы не привлекать лишнего внимания.

Очнулась я через несколько десятков минут (или мне только казалось, что прошло так мало времени?) от шума, доносящегося из коридора. Как у меня получилось уснуть сидя, я предпочитала не думать. За окном стояла непроглядная темень. Сколько же я проспала? Снаружи раздалось призывное ржание, а я подскочила. Не узнать Ковыля было не возможно. Даже не будучи провидицей я догадалась, что на нас напали. Иначе мой конь и носу из конюшни без меня не показал бы, не то что не выбежал бы с ржанием наружу.

Я замешкалась. Сердце в безумном ритме билось о ребра, подгоняя на помощь к коню, разум же твердил, что Вылька может защитить себя сам, уж я-то знаю. А вот мне, если я сейчас выскочу в коридор, не разведав обстановки, будет очень даже плохо. В таверне явно что-то происходило. Вот только что?

Для начала нужно было успокоиться. Внутренний голос тут же подсказал, что голос Ковыля звучал далеко от таверны. Это значит, что он сумел выбраться из конюшни и уже мчится к месту, где мы договорились встретиться в случае чего. Ковыль умный конь. Он обязательно доберется до леса. В том, что его не поймают, я была уверена. Мою уверенность более подтверждали разочарованные голоса снаружи, басившие о том, что этому 'темному черту' место на скотобойне.

Одной проблемой меньше! Осталось унести ноги самой, пока люди, пытавшиеся в потемках догнать Ковыля, не опомнились и не решили заняться мной. То, что оставаться в комнате равно самоубийству было ясно, как день.

Быстро натянув на голову беретку и закинув на спину тяжелый рюкзак, я приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Никого не было видно, но с лестницы доносились ругань и шум. Где-то внизу послышался грохот и раскатистый звук тяжелых шагов. Интересно, я одна такая невезучая путешественница и они там между собой отношения выясняют или нашелся еще один сумасшедший, повстречавший единственный трактир за несколько дней беспрерывного пути? Ох, Великая Богиня, лучше бы в лесу заночевала!

Захлопнув дверь, я сообразила, что через лестницу сейчас не выбраться. Значит, мне нужно время! Минута-другая еще никому в жизни не помешали. Стараясь успокоить перескакивающие друг на друга мысли, я приставила стул к двери, подперев ее. Конечно же, это никого не задержит, так пусть хоть видимость сопротивления создаст. А именно это мне сейчас и нужно.

Кинулась к окну. Второй этаж — далеко не проблема. Днем, когда видишь куда приземляешься. А ночью? Прыгать в такую темень неизвестно куда стал бы лишь самый отчаянный человек. Не я. Не поймешь ведь, что внизу! Земля ли просто, или какую подлость устроили? Вилы, например, поставили, а может что похуже! Ни за что не поверю, что они хоть как-то не предусмотрели такой способ покинуть помещение!

Оконная рама, как и все здание, была до ужаса непрочной и прогнившей. Осторожно, стараясь не цепляться за грубо вколоченные гвозди, я все же нащупала рукой свой спасительный билет! Всего в десятке сантиметров от подоконника находился парапет, по всей видимости, опоясывающий все здание. Только на ощупь он был хлипким и несуразным. Даже без поклажи в виде увесистого рюкзака и меча он был слишком ненадежным, но выбирать не приходилось!

Прежде чем перекинуть ноги через подоконник я решила порадовать хозяев этого заведения. По-своему порадовать... Лампада, дающая хоть какое-то освещение комнатке, была опрокинута на кровать. Истончившиеся ткани постели, окропленные маслом, вспыхнули настолько быстро, что и ожидать было сложно. Что-что, а это их задержит. Да еще и помешает и дальше работать подобным образом. В том, что эти люди не в первый раз гоняются за чужими конями, а после расправляются с наивными постояльцами, сомнений не было. Слишком уж много подобных заведений я повидала в своем путешествии. Комнату быстро начал заволакивать дым. Прогнившие подпаленные простыни источали удушливый запах гари. Дышать от этого становилось труднее с каждым вздохом, но более оставаться здесь я и не собиралась.

Когда нога встала на парапет я тихо выдохнула. Все же было страшно доверяться старой давно отжившей свой век древесине. Через секунду, цепляясь за выступы стены, я уже была снаружи здания. В голову сильно ударял запах гари, по ушам резали громкие мужские голоса-крики и шум, а рюкзак грозил перевесить и утянуть вниз с карниза. Через несколько мгновений первое волнение прошло, и я отыскала в себе силы двигаться дальше. Несколько шагов вправо все же дались с трудом. Не так-то просто отпустить страхи перед темнотой, падениями и неудачами, особенно, если от этого зависит твоя жизнь. Но с каждым ударом сердца делать шаги становилось легче. Вес рюкзака уже не давил с той же силой на плечи, ноги почти перестали соскальзывать с деревянной поверхности, а мысли в голове улеглись, перестав вспыхивать яркими искрами в воспаленном сознании. Это было похоже на нервный, странный, взявшийся из неоткуда, но очень нужный сейчас приступ эйфории. Она даровала свободу и уверенность. Отказаться от этого чувства было просто невозможно.

Совсем недалеко от меня послышался грохот. В сданной мне комнатушке выбили дверь, но было уже поздно. Оконная рама тоже пылала. Что и говорить: таверна вспыхнула быстро. Веселая ночь для бандитов начиналась.

Не знаю, сколько минут мне потребовалось, чтобы по карнизу обогнуть угол здания, но уже тогда я была рада в темноте и дыме разглядеть козырек таверны. Даже не верилось, что всего в нескольких метрах находится мое спасение. Но именно эти последние метры мне пришлось преодолевать с особой осторожностью: снизу раздавалась брань еще пуще прежнего, а из дверей выбегали люди. В темноте я почти ничего не смогла разобрать. Только поняла, что женщин среди них не было. Оно и понятно, кто же девку в такую банду возьмет? Количество разбойников угадывалось и вовсе смутно. Примерно их было человек десять-двенадцать. В руках у троих, не смотря на гарь, я разглядела факелы наперевес оружием. Не стоило быть гением, чтобы понять: остальные — тени в плену дыма и воплей — вооружены не хуже. В тот момент, как ноги коснулись крыши козырька, захотелось от души рассмеяться. Этот порыв пришлось быстро душить на корню. Меня и так могли заметить в любую минуту. И тогда от боя точно не отвязаться.

Козырек был покатым и склизким, будто являлся самым старым, что имелось в таверне. Сапоги то и дело норовили соскользнуть вниз, унося меня на встречу с землей, от чего передвигаться приходилось почти ползком, прижавшись к доскам, из под которых так же валил густой чад, хоть как-то скрывавший меня от бандитов.

Всего в шаге от края навеса удача покинула меня. Не знаю, что или кто в это мгновение заинтересовало ее больше, но именно на последнем метре я поскользнулась, упав и глубоко оцарапав левую руку торчащим гвоздем. Громкий вскрик подавить не получилось, как и звук удара тела о деревянный настил. В этот момент меня заметили все. Как иначе объяснить то, что всего через секунду в нескольких сантиметрах от меня старое дерево, будто масло, вспорола арбалетная стрела?

Не мешкая, я спрыгнула вниз, чуть не угодив в хозяйские лапы разбойников, и побежала к лесу, кутаясь в густом дыме. По руке струилась вязкая кровь, а боль почти заглушала страх преследования. Останавливаться было нельзя. Даже с моими навыками, при раненной, пусть и левой, руке я мало что смогла бы сделать против всей шайки, у которых в запасе был арбалет, да еще и в полной темноте.

В смоге я плохо различала дорогу, но точно знала: к западу от таверны находится лес с почти незаметной звериной тропой. Нужно только добраться до него, а там уже и до поляны недалеко. А на поляне Выль. Знакомый, сильный и иногда бешеный конь, с которым можно выбраться из любых передряг.

Всего в паре метрах (по звуку) от меня несколько стрел разрезали воздух. Оставшиеся позади разбойники били "в никуда", видимо, надеясь, что хоть так достанут ускользающую от них добычу. Я была быстрее, меньше и догнать меня им не удавалось, но и попыток найти меня, хоть и таким своеобразным образом, они не оставляли.

— Ловите мальчишку! Эти двое нам еще за все заплатят! — донесся до меня голос "хозяина таверны" — А коня вовсе на живодерню сдадим! Найдите их!

Что-то в его словах показалось мне странным и лишним, почти несуразным, но стоит ли искать подобное в словах человека, у которого на тебя столь нелицеприятные планы? Мысль исчезла так же быстро, как и появилась. В этот момент я пересекла порог леса.

Не позволяя себе оглянуться, я продолжила бежать вперед к заветной поляне. Дороги не было, лишь незаметная в ночи тропа, а ноги постоянно цеплялись за корни. Ветки хватали своими тонкими лиственными пальцами за одежду, царапали лицо и так и норовили хлестнуть по ране на левой руке. От каждого такого прикосновения боль лишь усиливалась, раззадоривая жужжащий пчелиный рой в голове.

Когда голоса почти стихли, я и не подумала остановиться. В памяти была только дорога к Ковылю. И она была важнее, чем спокойствие, кровь на руке и боль.

На поляну я буквально ввалилась, чувствуя, как саднит лицо, ноги, руки и легкие. Ввалилась и упала на траву, будто не было сил подняться. Пот струился по плечам и шее. Хороша же картина! Но подольше попрятаться в высокой зелени мне не дали. Над ухом заржал Ковыль, способный одним этим выдать наше местоположение, и я встала с земли. Оставаться здесь дольше было нельзя.

И все же я не могла просто потянуть коня дальше через лесной широкий ручей, разрывающий плешь леса на две части. Нужно было быстро придумать, как отвести от себя разбойников, а пока...

— Тихо, Выль. Тихо, мой хороший, — я устало обняла шею коня, предотвращая неуместный сейчас громкий раскатистый голос коня. Чувство эйфории исчезло, дав страху в глубине души шанс показать себя. На глаза навернулись слезы, и я уткнулась в теплую, обжигающую в ночном холоде шею Ковыля. Соленые дорожки бежали по щекам, руки дрожали, а я все не могла отпустить из кольца рук друга, который, видимо, решив меня приободрить, легонько толкал меня головой в плечо. И хотя от такой нежности было трудно стоять на и без того шатающихся ногах, ни мысли о том, чтобы отойти от коня, не появилось в моем мозге. Не часто мне приходится выпутываться из таких передряг. Ох, не часто! — Успокойся, мой хороший.

Кое-как отвернувшись от жеребца и утерев слезу, я оторвала от рубашки пропитанную кровью ткань, попутно отметив, то, чего не замечала раньше. Мои глаза привыкли к темноте! От того и на поляне освещенной луной, с видимостью и вовсе проблем не было. Зажигать факел сейчас было слишком рискованно, а значит это все, на что я могла положиться. В голове возникла идея того, как можно сбить со следа моих ночных преследователей.

Испорченная кровью ткань была быстро разорвана на мелкие клочки. Один я бросила тут же на поляне, другой придавила камнем у самой кромки ручья, а третий прицепила на кустарник, находящийся южнее по другую сторону воды. Пусть думают, что я пошла против течения. Остается только надеяться, что сперва никто не разгадает этот дрянной детский трюк.

Прежде чем покинуть поляну и идти дальше по течению ручья я все же кое-как перевязала руку. Порез был глубоким и болел. Конечно же, о том, чтобы нормально промыть рану и обработать ее речи и не шло. Но уж лучше я потеряют минуту времени на эту малость, чем буду следить своей кровью.

Осторожно потянув коня вправо, я направила его вниз по ручью, нам нужно было идти дальше. Вода давно размыла породу и грунт, вымыв из земли камни и распугав напором растения. Мощные корни деревьев тянулись к самой воде, но идти все равно стало легче. Журчание ручья под ногами успокаивало, хотя руку нещадно жгло. Когда позади меня вновь зазвучали голоса притупленные расстоянием, звуками леса и темнотой мы уже были далеко.

Лунный свет все так же пробивался сквозь нависшие над нами кроны деревьев. От этого не было темно, и я часто ловила себя на мысли, что путаю ночной свет с солнечным. Не знаю, была ли это моя иллюзия, чудившаяся мне от притупившейся уже боли, или я просто окончательно устала. Но в тот момент, когда я в очередной раз споткнулась об очередную корягу, не заметить которую было не возможно, сознание все же убедило меня сделать привал.

Погони я не слышала. Не было ни гула голосов, ни треска ломающихся веток, ни огней факелов за моей спиной. Здесь лес жил своей, далекой от людей и их метаний жизнью. И эту спокойную размеренную жизнь сегодняшней ночью потревожила я, собираясь устроиться здесь на ночлег.

Приметив на соседнем берегу небольшую поляну-выбоину, я смело шагнула в журчащую холодную воду. Крепкие сапоги спасли от влаги, но по ногам все равно распространилась невероятно приятная сейчас прохлада. Перейдя ручей, я устало сбросила рюкзак на землю. Очень хотелось пить и спать. Но сначала нужно было закончить с первоочередным, с порезом.

Вытащив из рюкзака керосиновую лампу, я зажгла ее и поставила в заросли высокого лопуха. Даже с уверенностью в том, что меня не найдут, не следовало забывать о простейшей осторожности. Размотав повязку, я поняла, что мне как-то странно повезло: порез был глубоким и длинным, но вену не затронул. Вот же удача в неудаче! По краям раны остались полосы ржавчины. Гвоздь явно был старым, другого от него и ожидать нельзя.

Несколько минут я просидела почти не двигаясь у ручья, опустив руку в воду, надеясь, что поток промоет рану. Чувствовать ледяные прикосновения влаги было приятно. Вместе с прохладой уходила боль. Обработать следом рану припасенным заживляющим отваром и перевязать оказалось не так уж и трудно.

— Эх, шрам останется, — ополоснув лицо, сказала я коню, успевшему отдохнуть и теперь с упоением пьющему из ручья, и присела под раскидистую крону дерева. Лампа рядом все еще пряталась в траве, кое-как освещая полянку — Ну, это ничего, да, Выль? Шрамы мы с тобой сводить давно умеем, так ведь? Только вот седло твое осталось в той конюшне... И что меня дернуло в таверну? Все равно ничего хорошего не вышло!

Ковыль, которому, видимо, не нравились мои не слишком жизнерадостные речи, оторвался от своего занятия и подошел ко мне, головой ткнувшись в плечо. Я улыбнулась. Сыскать нежности у этого коня было сложно, и давался он не всем. Радовало то, что любовь Выльки отдавалась чаще всего именно мне и с завидной регулярностью.

Через четверть часа я уже хотела устраиваться на поздний ночлег и тушить лампу, когда услышала слабый треск и бурчание, доносившееся из соседних кустов. Ни на кого из лесных зверей это не было похоже хотя бы тем, что они просто не умеют разговаривать на человеческом языке и ругаться, спотыкаясь о корни и ветки. Это был человек. Только успев подумать о том, что это кто-то из моих преследователей, я схватилась за меч, лежавший в ножнах рядом со мной. Уж с одним-то противником я справлюсь и с раненной рукой. Недаром же столько лет меня гоняли по плацу с оружием наперевес!

Было отчетливо слышно, как затихли шаги. В нескольких метрах от поляны кто-то настороженно замер, будто боясь (и это после созданного шума!), что его обнаружат. Не дожидаясь, пока невидимый противник покинет свое укрытие, я громко произнесла:

— Кто бы ты ни был, выходи! Нечего прятаться в кустах, словно заяц.

Из ночной лесной темноты вновь не донеслось ни шороха. Но потом кустарник все же зашумел, затрясся. Послышался надрывный звук ломающихся веточек, и на свет показалась высокая фигура, одетая в черный балахон. Лица не было видно под капюшоном, но сразу угадывалось то, что передо мной был мужчина. Незнакомец не успел пройти и метра, как упал, зацепившись своим плащом за извилистую ветку кустарника, растянувшись на земле. Я вспомнила, что уже видела сегодня похожего человека в такой же хламиде в нижнем зале таверны, поэтому даже не подумала убрать меч обратно в ножны. Уж никак не вязался этот тип из бывшего рассадника клопов с обычным путником.

— Кто ты? — я замерла с мечом в руках — Один из тех тварей из таверны? За тобой еще кто-то идет?

— Ауч, нет, я не с ними! — незнакомец неуклюже сел, запутавшись в своем же плаще и лямках рюкзака, висевшего за спиной. Голос у него оказался приятным и совершенно не пропитым. Слишком чистый и ясный для простого бродяги, что кормится за счет заплутавших путников. Капюшон от движения сполз с головы мужчины, и я смогла рассмотреть его лицо. Совсем еще молодой: лет на пять старше меня. Русоволосый, зеленоглазый и удивительно ухоженный. Лицом он тоже никак не походил ни на дворовых мальчишек, что годами не видят отдыха, ни на подхалимов попрошаек, ни на тех личностей, что гнались сегодня за мною. Складывалось ощущение, что передо мной сидел не обычный путник. Слишком уж тонкие черты лица и гордо поднятая голова — Правда! Поверь мне паре... Ты девушка?!

И тут только я заметила, что мой берет валяется на траве (должно быть, слетел, когда я подорвалась с земли, услышав шум в кустах), а несколько прядей выбились из-за ворота рубашки от бега и длительного пути и теперь свисают чуть ли не до пояса. Удачно же моя маскировка обрушилась, что ни говори!

— Это не важно! Кто ты такой и почему за мной шел?

— Я не за тобой шел, послушай... Может ты меня не заметила, но я тоже в той таверне был! Отдельно от них. Вспомни, когда ты вошла, я сидел там. Потом началась эта заварушка и я сбежал. Не думал, что они так далеко пойдут. А тут увидел огонек и решил выйти к нему. Я даже не думал, что это окажешься ты! — при его рассказе в голове всплыла фраза, брошенная владельцем таверны своим ребятам: "Эти двое нам еще за все ответят! А коня вообще на живодерню сдадим! Найдите их!" Так вот, что зацепило меня тогда! "Двое"! Кто-то еще насоливший им так же сильно; кто-то кого они тоже хотели поймать. Так это был он?

Я опустила меч, поняв, что он и вправду не может быть одним из них. Но и доверять ему у меня причин не было.

— Как ты можешь доказать свои слова?

— Как? — на мгновение он прикрыл глаза и задумался — Все просто! Я поклянусь в своих словах именем Богини Солнца. Если я же хоть слово окажется ложью ты знаешь, что со мной случиться, так?

— Ты... Ослепнешь... — я была удивлена. Такие клятвы не давались направо и налево. Более того, никто из крестьян или даже мелких купцов не посмел бы произнести ее — так велик был гнев и кара Богини за обман и нарушенные обещания. Его предложение означало одно из двух: либо он аристократ и говорит правду, либо очень хороший актер, думающий, что я решу, будто человек, предложивший дать столь великую клятву, мне не врет. — Хорошо. У меня и вправду не будет повода сомневаться в твоих словах при таком исходе. Начинай.

Русоволосый кивнул и посмотрел мне в глаза.

— Я, Рион Фирийский, клянусь именем Богини Солнца — Сунной, что все сказанное мной тебе, правда, а не ложь. Подтверждая мои слова, я отдаю себя в волю гнева ее и готов понести наказание за свой грех, — юноша протянул вперед руки ладонями вверх. Сначала ничего не происходило. Секунда, две, три... А потом над кончиками его пальцев начали загораться маленькие светлые шарики. Богиня приняла клятву. Так выяснилось не только, что Рион не врет, но и то, что передо мной сидит самый настоящий наследник великого книжного рода. Это был слишком крутой поворот событий!

Теперь у меня и вправду не было причин сомневаться в его словах. Я убрала меч в ножны. Смысла скрывать себя тоже уже не было, поэтому одним движением руки я высвободила остальные волосы из под рубашки и стянула с них ленту. Локоны рассыпались по плечам медным покрывалом.

— Я могу остаться?

— Да, — чуть помедлив, я согласилась. — Но мы оба с тобой знаем при каких условиях.

Эти условия знали не только мы одни. Они были известны абсолютно всем. А дело заключалось в еще одной клятве, которая давалась Богу Луны — хранителю всех путников в ночи. Она уберегала всех тех, кто решил заночевать в незнакомом месте с незнакомыми людьми от ножа в спину, яда в бокале и всякого вреда. Произнесший ее уже не мог навредить человеку, которому она предназначалась. И даже лютые враги на поле битвы, произнеся ее, могли спать спокойно, не боясь за свои жизни, ожидая следующего сражения. К Богу Луны люди обращались чаще.

Книжник решительно встал с земли. Мне же пришлось подойти ближе и поднять свои ладони над его руками. Клятва предполагала не только зрительный контакт, но и подобные условности. Иначе слова не имели бы никакой силы, кроме силы слепой беспечной веры в человека. Но было и одно преимущество над клятвой Небесной Царице: свое имя называть не требовалось. Самое то для тех, кого не должны узнать до поры до времени.

— Приносим клятву Богу Мани, — начали мы вместе — что до тех пор, пока наши дороги не разойдутся, мы не принесем друг другу вреда ни словом, ни делом. Jeg sverger! — между нашими руками скользнули две искры, ощутимо ударили в левые запястья и остались на них в виде тонких, почти незаметных орнаментов-браслетов.

Неожиданно послышался странный урчащий звук. Парень, вздрогнув, смущенно прижал руку к животу в районе желудка, а я чуть не рассмеялась. Вот умеют же некоторые люди ломать моменты! И все же обстановка заметно разрядилась.

— Извини-извини, — Рион улыбнулся — Полдня не ел. Все ни ко времени было. Как насчет того, чтобы развести костер, согреться и поесть? Последнее обязательно, иначе я умру, подобно льву, оказавшемуся в пустыне без воды. Не очень лицеприятно, да?

— Хочу тебя расстроить... — оглядела я парня, который скинув свой черный плащ, остался в простых замшевых брюках и темной рубашке. Он совсем не был таким, каким я могла себе представить члена могущественного Дома Книжников. Ни предельной напыщенности, ни повелительного голоса, ни приказов. Более того Рион не походил ни на одного из знакомых мне людей высшего общества. Неужели он и правду был таким открытым и простым? Или просто посчитал, что не нужно растрачивать силы на подержание должного вида? Ну, уж нет, ни в жизни не поверю. Это так просто не выветривается! Может играет? Но не может же Сунна обмануть с именами! — Огонь развести не получится, нас тут же найдут. Не по свету от костра, так по дыму!

Парень как-то хитро и лукаво улыбнулся на мои слова и полез в свою сумку:

— Это мы еще посмотрим! — он достал из рюкзака четыре прозрачных камня. В их глубине я разглядела застывшие растения, лишь удивившись тому, откуда у него могут водиться подобные вещи, а Рион уже раскладывал их по краям поляны. — Что ты так удивленно смотришь? Никогда отражателей не видела? Конечно, не те, что создают имперские маги, но и ведьмы в селениях свое дело знают! Иногда даже лучше скрывают, чем те, что продают в лавках. Эти хорошие! Нас просто не заметят. Ни огня, ни дыма, ни даже твою Сивку-Бурку!

Говорить о том, что Ковыль не Сивка-Бурка и вообще жеребец, я не посчитала нужным. Будто бы этого не видно! А Вылька за подобные слова и так потом отомстит. Копытами. Вместо этого я стащила в центр поляны сухие ветки, да прошлогоднюю траву. В силу отражателей я верила. Да и не требовать же очередной клятвы, в конце концов?! Ну что за вселенская паранойя!

Через полчаса мы уже ели хлеб с сыром и запивали все это свежим отваром из обнаружевшихся на этой же поляне побегов мелиссы. Ковыль в нескольких шагах от нас вяло жевал траву. Рион, ни капли не скрываясь, разглядывал меня, а я его. Все было честно. Через несколько минут обоюдного рассматривания он заговорил:

— А ты смелая.

— Ты о чем?

— Ну, ты же сама смогла сбежать. Да еще и таверну подожгла! Я бы не додумался. На самом деле... — он замялся — Я сам хотел тебе помочь. Но оказавшись наверху и увидев пылающую дверь, понял, что ты уже сама ноги сделала, хоть и непонятно как.

— А вдруг бы это действительно был пожар, и я сгорела бы? — я усмехнулась, вспомнив все детали моего побега.

— Конечно, сгорела! Первоначально приставив стул к двери! Я же проверил! — он вновь открыто улыбнулся. Улыбка была странной, для человека, которого воспитали в высшем обществе. Она была светлой и несдержанной. Сама я давно так не улыбалась на людях. Даже рядом с семьей, если не считать братьев да Ковыля. — Твоя рука, — Рион неожиданно перевел взгляд на покрытую перевязью рану — Сейчас поранилась?

Я кивнула. Не люблю жалость. Даже более того, я ее ненавижу. Только вот врать в таких мелочах человеку, который столь открыто улыбается, у меня не получалось. Даже игнорировать его слова казалось невозможным. Это было странно и необычно для меня, если даже с родными родителями я не могла себе позволить подобного поведения.

— Сильно? Может быть, я мог бы помочь?

— Да ладно тебе! Все нормально. Сама же виновата, что показала наличие денег. Обойдется, мол. Как же! — в голове крутилась мысль о том, что таким открытым людям (тем более из высшего общества) верить в основном и нельзя. А я говорила с ним. Почти доверяла. Было ли это влиянием нашей клятвы или нет, я не знала, но внутри чувствовалась странная дисгармония. Сердце отчаянно хотело верить этому человеку, а разум твердил об осторожности. — Мало того, что серебряник за все эти "приключения" заплатила, так еще и седло в конюшне осталось.

— Какой серебряник? Уж не тот ли, что тот хмырь спрятал в свой кошель? — парень, не моргнув и глазом, достал из-за пазухи упитанный бархатный мешочек, который этим вечером я видела у хозяина таверны. Ох, не так прост был мой новоиспеченный знакомый! И дело тут явно было не в том, к какому роду он принадлежал.

— Ты его стащил?! В этой суматохе? — я незаметно отодвинулась: клятва клятвой, но мало ли какие умения и секреты припрятаны в рукаве у этого книжника, который все меньше и меньше сходился с избитым эталоном избалованного ребенка из богатой семьи.

— Ну да! — он белозубо усмехнулся, от чего еще больше стал похож не на взрослого мужчину, а на нашкодившего ребенка, гордящегося своей очередной каверзой. — А ты как думала? Они, значит, нас ограбить собирались, и я очень сомневаюсь, что этим все ограничилось бы, а мы у них и денег стащить не можем? Сомневаюсь, что к нам они бы были столь добры. Считай это моральной компенсацией. Держи! — юноша ловко отсыпал в ладонь около половины серебряных монеток из кошеля, а оставшийся мешочек с деньгами протянул мне. — Считай это наградой за поджог. Теперь они, скорее всего, долго в подобном ключе работать не будут. Если, конечно, не решат грабить путников на дорогах. Но... С этим я разберусь.

Я не стала спрашивать о том, как он собирался разобраться с этой ситуацией. Какое мне до этого дело? Не буду лукавить, я бы сама вмешалась, стараясь разобраться с этим. Только вот не хотелось бы мне светить ни своего лица, ни имени. Слишком многие сейчас меня ищут. Эх, знали бы эти бандиты, сколько могли они получить за то, что доставили меня на порог отчего дома, свихнулись бы. Но, видно, удача мне улыбается. Или же готовит очередную передрягу. Кто ее знает?

— И, кстати... — Рион, будто зная, что крутится в моих мыслях, напрягся, открыто посмотрев мне в глаза — Я все еще не знаю твоего имени.

Я даже бровью не повела. Ну да. Не знает. Но и я не просила его называть свое. За меня это сделала клятва, пусть и данная мне. Назвать имя было бы честным. Особенно если учесть мое положение. Но не выкладывать же в конце концов ему всю подноготную вместе с титулом и прочими бедами?

Решиться назвать свое имя неожиданно помог Ковыль, незаметно подошедший к парню со спины. Он чутко обнюхал взлохмаченные русые волосы Риона и попытался было пожевать их, от чего тот передернул плечами, а конь уже передумал и вместо этого игриво толкнул юного книжника носом в спину. От таких нежностей юноша, сидевший на земле, чуть не угодил лицом в догорающий костер. Такого поведения от своего коня я никак не ожидала. Этот гнедой упрямец не желал подпускать к себе даже простых конюхов, знавших его несмышленым жеребенком, а тут непонятно что творит! Чем заслужил такую честь мой новый знакомый, мне было не ясно. Зато чувства и действия коня я понимала прекрасно. С его-то чуткостью теперь я точно могла сказать, что этому человеку можно верить. А если учесть характер моего жеребца, то доверять можно было безоговорочно. Этому датчику человеческих эмоций я полностью доверяла. Иногда даже больше, чем самой себе. Это и решило дальнейшую судьбу моего имени.

— Виянна Зарийская, первая дочь Дома Мечей, если тебе угодно, — я увидела, как по лицу юноши пробежало удивление вперемешку с недоверием. Последнее победило.

— Ты смеешься надо мной?! — он подорвался с земли — Что здесь могла забыть девушка из этой семьи? Да еще одна!

Я глубоко вздохнула (зачем спрашивать, если не готов ко всему?) и достала из сумки тонкую цепочку с медальоном, на котором белое серебро переплеталось с чёрным, образуя солнце из мечей.

— Можешь поверить: я не украла этот медальон. Так же, как и не крала коня, вещи и меч. Верь, хотя бы потому, что ни у одного человека из этого Дома...

— Не возможно что-либо украсть, не умерев, — закончил за меня Рион, ошарашено присаживаясь на землю. Кажется, до него начало доходить, что я не вру. Даже клятв не понадобилось.

Несколько минут книжник молчал, будто свыкаясь с моим именем. Еще и глаза закрыл! А я-то думала, что он легче свыкнется с этим, ведь даже я приняла его имя как должное, пусть и с клятвой. С другой стороны, у меня просто бы не получилось так удивиться... Неожиданно, с его стороны послышался смешок. Только сейчас я поняла, что он все это время пытался унять веселье, а не свои мысли!

— Хах, — он лукаво подмигнул мне — Никогда бы не подумал, что такое бывает в реальности! Обычно, только в книжках люди встречаются под тенью лип...

— Это дубы.

— Не важно! На чем я остановился? Так вот: встречаются под тенью дубов и, после непродолжительного знакомства, узнают, что им и сидеть вместе у костра не положено, потому, что их отцы просто на дух друг друга не переносят!

— Ты перегнул палку, — я уже и сама хотела смеяться, столько комично он расписал на самом деле неприглядную картину реальной жизни.

— Я знаю, — Рион кивнул — Зато ты улыбаешься. И обстановка потеплела. Слушай, может быть, мне нужно извиниться за свое недостойное поведение? Могу клятвенно заверить вас, миледи, я бы никогда...

— Замолчи! Иначе я, несмотря на клятву, все же закопаю тебя под ближайшим дубом.

— Но как же?!

— Только попробуй!

Над поляной повис смех. Смех двух почти незнакомых людей, которым и познакомиться никогда не суждено было бы. Тут только до меня дошло, что не одна я могла вырваться из оков семьи, стремясь к чему-то новому.

Глава вторая.

На лес медленно наползал полдень. Стоящее в зените яркое солнце игривыми ручьями света пробивалось сквозь пышные кроны деревьев, в которых плутал затерявшийся в листьях ветер. Кажется, его свободной порывистой душе очень нравилась эта забавная шалость, позволяющая срывать с многолетних коренастых дубов перезревшие жёлуди. Последние, вторя звонкому щебету птиц, шумно падали на землю, вызывая у местных белок множественные запасливые порывы. Рядом, шагах в десяти от нас, бежал искрящийся в солнечных лучах ручей, а перед глазами мелькали зелёные просторы чащи. Все вокруг бурлило и бежало, радуясь жизни, возвещая о приходе дня.

Придерживая за поводья Ковыля я смотрела в спину идущему впереди нас Риону и все силилась понять, что же он — отпрыск одной из великих семей страны — мог забыть в дороге к столице да еще и совершенно один? Догадываюсь, что подобные мысли и вопросы крутились не только в моей голове, но, ни один из нас не смел переходить ту хрупкую грань между едва знакомыми путниками и товарищами, знающими друг о друге чуть больше положенной нормы.

При всем нашем теплом общении на протяжении двух дней с того момента, как Рион буквально ввалился на поляну, ни одной серьезной темы мы не поднимали, хотя и решили продолжить путь бок о бок. Главной причиной для этого решения стало то, что он, как и я, направлялся в главный город нашей родины — Мирион — портовый, буквально выросший из камня на гребне скалы, уголок жизни. Наша клятва продолжала действовать, а значит, мы вполне могли положиться друг на друга.

Самым странным для меня было то, что я отчетливо понимала и осознавала свое желание доверять Риону. Он не вызывал у меня никакого отторжения или неприязни. Открытый и улыбчивый мальчишка просто не ассоциировался в моей голове с неприятными типами, что могут мило и льстиво улыбаться, а позже, цепляясь за каждый неверный шаг или не к месту оброненное слово, строить козни. Возможно, всё это было лишь обманкой, очередной лживой уловкой высшего общества, но я, доверяя чуткости Ковыля и порывам своего сердца, желала, чтобы такой добродушный и на первый взгляд простой Рион был настоящим.

Еще одной, и далеко не безосновательной, причиной присмотреться к Риону было и его, совсем не свойственное книжнику, владение оружием — прямым двуручным клинком с темной вязью линий на рукояти. Все: от повадок до мельчайших движений говорило о том, что меч за его спиной используется чаще, чем положено правилами семьи Форийских. Иной раз, наблюдая за тренировками парня во время привалов, я мысленно признавалась себе, что в бою друг против друга мы были бы на равных. На моей стороне в этой схватке оказались бы ловкость, опыт и скорость, на его — сила ударов и нестандартный, непредсказуемый и далёкий от навязанных канонов стиль владения мечом. В последнем я успела убедиться еще вчера, когда он ловким совершенно незнакомым мне движением подсек на тропинке, выбив из тельца дух, большого зайца для ужина. Это смертельное движение заворожило меня настолько, что я сама испугалась мысли и желания увидеть это вновь. Увидеть, понять, разгадать... Чертова привычка примерять движения чужих клинков на себя! Спасающее, но ужасное умение продумывать ответный ход на любой взмах меча даже не предполагаемого противника, а обычного человека. Странно, что еще к ножам в тавернах не приглядываюсь, иначе с особой точностью можно было бы констатировать глубокую паранойю.

Я еще долго могла бы размышлять о доверии к одному идущему впереди книжнику, если бы не поняла, что все догадки и мысли здесь бесполезны. Либо спросить, но тогда необходимо будет рассказать и о себе, либо утопить глубоко в своей душе ненужное бессмысленное любопытство. Что даст мне это знание? Спокойствие? Силу? Нет, ровным счетом ничего, ведь вскоре наши пути разойдутся, оставив после себя лишь теплые воспоминания о нескольких погожих днях и ничего не значащих разговорах, которые вскоре сотрутся из памяти.

Невольно подумалось о том, что прощаться(даже в мыслях и до расставания) мне совсем не хочется. В компании Риона было легко и уютно. Словно лютой зимой с мороза зайти в теплый дом, где тебя непременно ждут. Странно-домашнее ощущение преследовало меня все то время, что мы провели вместе. И пусть путешествие еще не подошло к концу, мне уже было грустно отпускать от себя этого человека.

Чтобы не думать о неизбежном я мягко потянула Ковыля вперед за поводья и нагнала Риона. Тот лишь улыбнулся, не сбавив шагу, и указал вперед:

— Дальше должен быть большой овраг. Его лучше обойти, так спокойнее будет. А к вечеру доберемся до противоположной стороны низменности, там и до ближайшего городка рукой подать. Не больше дня пути.

— Откуда ты столько знаешь про этот край?

— Откуда? — юноша усмехнулся, поправив сползшую с плеча лямку рюкзака, и взглянул на шелестящие над головой зеленые кроны деревьев. — Когда-то у моего дяди была усадьба недалеко от западной границы леса. Никто не понимал, зачем ему так нужен такой совсем небольшой кусочек земли вдалеке от всех наших владений, но он сам был уверен, что его дом — лучшее место на свете. Я часто в детстве неделями не покидал этого поместья. Мне там нравилось. Столько пьянящей свободы и простора, казалось, и не сыщешь больше нигде. Тогда же облазили с дядей весь лес. Хорошее было время...

По губам Риона скользнула грустная улыбка. Он явно сожалел о том, что не может вернуться в то далекое время. Сколько ему было тогда лет? Десять? Двенадцать? Что-то было упущено, и лес теперь был не только ярко-красочным светлым символом жизни, он приобрел неожиданный привкус тягостной ностальгии парня. И пусть я не была в этом лесу в те времена, мне невольно захотелось в них заглянуть, понять счастье ребенка, покинувшего душные стены дома и окунувшегося в волшебное буйство цветов и красок. Это желание так сильно овладело мной, что я с особым усердием стала рассматривать лес. Вдруг хоть что-то не изменилось?

— А что сейчас с тем домом, с дядей?

— Поместье все еще стоит там. Не думаю, что с ним что-то случилось, слишком уж важное место. Дядя тоже никуда не делся. Только вот путь туда мне теперь закрыт. Они с моим отцом, который всегда порицал его образ жизни, окончательно разругались и кому-либо из младшего поколения запретили бывать там. Хотя, думаю, в связи с последними событиями этот запрет с меня снят...

Не успела я спросить, о каких таких событиях говорит Рион, как впереди прорезался ослепительно-яркий солнечный свет. Зажмурившись, я замерла на несколько секунд, а открыв глаза, ахнула. Всего в нескольких шагах от нас действительно начинался огромный глубокий овраг, поросший кустарниками и деревьями, ютившимися на склоне. Ручей, так же спускался вниз, обрываясь где-то на дне необыкновенно большого кратера, который таковым не являлся.

— Нравится? — спросил Рион, глядя на мое поистине восторженное лицо, настолько здесь было чудесно. Получив совершенно невнятный ответ и кивок, парень довольно улыбнулся и продолжил — То-то же! Воды нам лучше набрать здесь. Дальше ручей кончается и до ближайшего города никакой влаги, кроме росы (а мы с тобой далеко не феи!) не будет.

Мы быстро набрали в четыре фляги воды. Две больших погрузили на круп Выльки, который ничего не имел против. Чувствовалось, что ощущать боками прохладные сумы ему нравится.

Идти, как и предлагал Рион, решили в обход оврага. Теперь я была полностью согласна с ним: со спусками и подъемами мы потратили бы намного больше времени, идя напролом вперед.

— Рион, — я все же решила задать один из мучавших меня вопросов — Почему ты мне это все рассказал? Мог ведь отмахнуться просто или соврать. Мало ли что, неужто каждому про самое сокровенное в детстве рассказывать?

— Ну, врать я вообще не люблю. А не отмахнулся потому... Потому что уверен: есть места, в которых чувствуешь себя, как дома, и есть люди, которым с первых минут открываешь двери в свою жизнь, как родным. Подумай об этом, Вия.

Он улыбнулся своей необыкновенно открытой всем улыбкой и бодро зашагал вперед, будто и не произносил никаких фраз, путая мысли и выбивая из колеи людей, что боятся доверять другим. Догнала я Риона лишь через несколько минут, опомнившись и поняв, что как вкопанная стою на месте и изумленно смотрю на его удаляющуюся спину. Так сильно его слова отразились в голове, опустившись в сердце, и вместе с кровью разлились по венам.

Словно оглушенная, я шла рядом с парнем, лишь задними, совсем далекими мыслями отмечая пейзаж, тонувший в море зелени и цветов. Высокая, до самых колен, трава почти не мешала идти, хотя тропинки не было, а если и была когда-то, то давно сама запамятовала о своем существовании. Цветы и травы будто расступались перед ногами, позволяя нам не спотыкаться, а Ковылю не путаться в пронырливом вездесущем вьюнке. То и дело на большую морду коня садились маленькие светлые бабочки, которых от чего-то не пугали ни мы, ни этот большой зверь о четырех ногах.

Неожиданно в спину ударил резкий терпкий воздух. Не считаясь ни с чем, он яростно взметнул полы наших плащей, прокатился по траве, сорвав яркие лепестки растений, и скрылся в ярко-зеленой листве деревьев, что смело топтались у западной кромки оврага. И я, и Рион оглянулись. Не так далеко от нас небо отчетливой живой полосой будто разрезало на две части. Одна из них: ясная и светлая, с чудными шляпками светлых пушистых облаков. Другая темная и чарующая, похожая на бушующие морские волны. Первая в разы уступала своей сопернице, отходя все ближе к нашей компании.

Надвигавшаяся на нас буря пришла незаметно и тихо, как умеют являться только самые сильные и свирепые в мире ненастья. Это пугало и завораживало одновременно. Словно Бог, сошедший с небес. Он — твоя жизнь, он — твоя смерть. И кто из нас сможет отвести глаза от небесного короля, что решил почтить твою последнюю минуту своим великим присутствием?

Тягучий и приторно сладкий ветер теперь бил в лицо, а мы все смотрели на надвигавшийся на нас шквал из дождя и искристых молний. Вдалеке запоздало гремел раскатисто-басовитый гром, который сильно отличался от своего обычного домашнего полукошачьего урчания. Стоявший рядом со мной Ковыль громко заржал, вторя небесному голосу, и натянул повод, желая поскорее укрыться в ближайших деревьях. Он, как никто другой, понимал всю мощь и восторг бегущей к нам бури.

— Быстрее, Вия! Нужно уходить, — Рион засуетился, подталкивая меня в спину. Необходимо прятаться, бежать, спасаться! Но уходили мы отнюдь не к ближайшей роще, а на запад. Туда, где в километре от нас начинался ещё красочный и закутанный в солнечный свет лес. Темнота была еще далеко, но так рисковать без книжника я все же не решилась бы — Время еще есть!

Мы побежали. Давать лишнюю ношу Ковылю не хотелось, поэтому приходилось просто двигаться рядом с ним. Теперь уже высокая трава была против нас, заставляя скользить в ее тонких силках. В спину подгоняли жгучий ветер и раскаты грома. С почерневших небес закапал первый дождь. Его увесистые крупные капли с шелестом разбивались о землю и плащи, будто стараясь ужалить вместо молний, что еще не могли нас достать.

Когда мы достигли кромки леса дождь уже вошел в полную силу. Он шел столбом, пригибая к земле и цветущую испуганную зелень, и голоса попрятавшихся птиц, что не смекнули о притаившейся буре, и сам шум леса, так трепетно замерший от его сильных ударов. Кроны деревьев мало спасали от разбушевавшейся непогоды, от чего пришлось идти дальше, скрываясь под густым шатром из веток и дубовых листьев, что с каждым шагом становились все плотней.

Найдя место потише мы решили остаться там. Все промокли насквозь, а меня холод и вовсе пробрал до самых костей. Странная нынче погода подстерегает нас по весне! Оглянувшись на непреклонно стоящего Выльку я без лишних мыслей бросилась к своему рюкзаку, в котором пряталось теплое походное одеяло, каким-то чудом не успевшее промокнуть под таким ливнем. Шерстяное полотно тут же оказалось на коне. Не хватало мне ещё из-за прихотей погоды терять друзей!

Ковыль благодарно опустил свою тяжелую голову мне на плечо, взъерошив дыханием мокрые волосы. С его гривы, не переставая, капала вода, а длинные темные пряди теперь больше походили на разорванные в лоскутки половую тряпку. Одеяло на его спине уже порядком взмокло, впитав в себя влагу. Даже от вида этой подручной попоны мне становилось еще холоднее, что уж говорить о коне! При всем при этом Вылька, растрачиваясь на нежности, явно хотел согреть меня. Вот же странное животное!

Кое-как вывернувшись из под конской шеи, я стала обтирать с его теплых боков и крупа последние капли. Одеяло после этого можно было лишь пускать на тряпки. Мало того промокшее, так еще и пропахшее лошадью, оно более мало на что было пригодно. Разве только лежанку из него сделать.

После того, как одеяло было закинуто сушиться на ближайшую к нам ветку я, наконец, вспомнила, что сама промокла ни меньше Ковыля. С плаща, про который успела позабыть, струились мелкие водяные дорожки, а одежда под ним была влажной и неприятно липла к телу. Рядом копавшийся Рион оказался более расторопен и уже давно разыскивал в своем рюкзаке запасную сухую одежду. Сейчас на поляне он щеголял лишь в одних брюках и сапогах. Хорош рыцарь!

Вздрогнув, я все же сбросила с себя плащ. Теплее, конечно, от этого не стало, но его тяжесть хотя бы прекратила давить на плечи, позволив нормально дышать.

— Нужно развести костер, — стуча от дикого холода зубами, проговорила я и достала из сумки брюки и рубашку — вещи решительно непозволительные для девушек высшего общества. Женщина в брюках такая же редкость, как и темные зайцы зимой. Правильнее было надеть хоть сколько-то приличную амазонку(о платье и речи быть не могло), если бы не несколько важных мелочей. Во-первых, длинная юбка амазонки тут же намокнет, что точно не приведет ни к чему хорошему. Во-вторых, девушкам-воинам позволялось беспрепятственно носить штаны и брюки во всех ситуациях, помимо явки к королевскому двору. В-третьих, мне чужое мнение было особенно не интересно. Пусть люди говорят, что хотят. Народ всегда найдет к чему придраться, даже если за твоей спиной вырастут ангельские крылья, а над головой появиться нимб. В конечном счете именно люди доложат тебе, что нимб парит слишком низко(и вообще косит влево), а крылья недостаточно белоснежны. — Я пойду поищу веток посуше, а ты оставайся здесь. Мало ли что.

Далеко углубляться в лес я не стала. Относительно сухие ветки обнаружились уже в дюжине метров от поляны под огромным, на несколько метров выше всех других, старым дубом со столь мощной кроной, что ловкие капли дождя лишь изредка долетали до земли. Сменив влажную одежду на новую, начала собирать основу для будущего костра. Благо хвороста было много и, проходя вокруг толстого, покрытого многолетним мхом, ствола дерева, я быстро набрала в большую охапку все, что хоть как-то могло помочь в сооружении такой спасительной для нас вещи как очаг.

Вдруг я почувствовала, что земля, на которую я наступила, прогнулась подо мной и просто обвалилась куда-то вниз. Всего в одно мгновение. А в следующее мгновение я, не успевшая ничего понять, уже падала вниз, стараясь кое-как уцепиться руками и ногами за осыпающиеся стены тоннеля. Наконец-то падение замедлилось, комья грязи и мелких камней перестали падать сверху. Я открыла глаза, боясь не только пошевелиться, но даже дышать.

Вокруг были лишь холодные земляные стены тоннеля. До поверхности — метра три, не меньше. Под ногами, что уперлись в дошедшие так глубоко корни деревьев, ещё не заржавевшие железные колья. Они зло поблескивали даже в царившем вокруг полумраке, пробуждая желание зажмуриться, погрузившись в непозволительное оцепенение. Это была ловушка для животных. Смертельная и безвыходная клетка для кабанов, оленей, лис и волков. Из таких силков невозможно выбраться, если достиг дна. Железные силки-колья ни за что не дадут шанса на побег или спасение. Они не дадут даже надежду на последнюю мысль. Уж не знаю, скольких лесных жителей поглотила эта охотничья уловка, но сегодня в нее попалась я.

Страх, подступивший к вискам, пришлось отгонять всеми силами. До конца это сделать так и не получилось. Я лишь немного отвела его от себя, надеясь на то, что эта яма не станет погребальной и для меня.

— Рион! — стараясь выкрикнуть имя парня как можно громче, я чуть не задохнулась, глотнув терпкой земельной пыли. Но это была сущая мелочь по сравнению с тем, что ожидало меня внизу. — Рион, помоги!

Выкрикивая имя парня, я старалась прислушаться. Не слышно ли шагов? Или ржания Ковыля, который обязательно почувствовал бы, что со мной что-то случилось, услышал бы мой голос и через толщу земли, что так охотно поглощала все мои мольбы? Но в уши будто залили воск. Ни звука, кроме стука сердца, бьющегося о ребра. Ни слова, кроме собственных мыслей. Ничего. Словно в этом мире я осталась совсем одна. Я и копья в нескольких метрах от меня. Копья и я. А еще соскальзывающие с тонких белесых корней ноги и пальцы, которые до боли, что хоть как-то отрезвляет голову, цепляющиеся за тяжелый, осыпающийся камнями, грунт.

— Рион! — не выдержав, я постаралась сама подтянуться к маленьким корешкам, торчащим немного выше над моей головой. Но ничего не вышло. Даже хуже: чуть не сорвалась вниз. Крепко зажмурившись, постаралась хоть немного себя успокоить, прося Богов о спасении. А когда открыла глаза, то поняла, что мои мольбы были услышаны: над ямой нависал силуэт Риона. Лишь силуэт. Лица было почти не разобрать из-за льющегося сверху тусклого света. Звуки медленно возвращались ко мне, но расслышала я лишь последние, сказанные уверенно, пусть и с замиранием, слова книжника и недалекое ржание Ковыля:

— ... подожди немного, не шевелись! Я тебя вытащу, — фигура парня вновь пропала из моего поля зрения, оставив меня в одиночестве.

В тишине и ожидании прошли несколько минут, готовые растянуться на зыбкую вечность. Я все еще старалась успокоиться и придти в себя, крепче и сильнее хватаясь за корни и земляные стены. Только бы не смотреть вниз. Не видеть в отблесках копий своей смерти, что так близка. Почему он так долго? Почему он не возвращается? Почему...

— Рион! Ты где? Помоги мне, тут внизу колья! — не выдержав, я вновь закричала, надеясь, что обо мне не забыли. — Рион?

Ответом мне была глубокая густая тишина. Опять не было слышно ни Выльки, оставшегося на поляне, ни книжника, на которого так хотелось надеяться и которому до боли в сердце хотелось доверять. И лишь звук дождя, что нещадно бьет по листьям деревьев, траве и всей природе. Только один этот шум угасающей бури и больше ничего.

В голове, как назло, вспыхнули раскаленными добела углями не самые прекрасные мысли. В один миг показалось таким правдивым и ясным знание о том, что все слова книжника о доверии к некоторым людям были ложью, пылью под ногами, а сам Рион давно ушел, скрывшись в дожде, забрав с собой Ковыля и мою глупую надежду. И ни понимание того, что Ковыль никогда не ушел бы без меня, ни то, что еще минуту назад я всем сердцем верила Риону, не смогло оттолкнуть от головы возможность оказаться брошенной всеми.

Чтобы в конец не загнать себя в панику, уперлась взглядом в землю перед собой, рассматривая извилистые трещинки сухой, затвердевшей до цельного камня, ловушки. Стараться не двигаться было трудно. Еще труднее было не смотреть вниз, когда ступня соскальзывала с ломающегося подо мной корня, чудом оказавшегося на такой глубине. Сбитые о землю пальцы отрезвляли еще больше, чем темная ничего не выражающая поверхность с реками и дорогами трещин в паре ладоней от меня.

Когда над головой зашуршала трава, я даже не подняла голову. Мало ли какой ветер забрел этой минутой в лес? В то время, как сердце продолжало верить в приход Риона, стуча словно сумасшедшее, мозг, заплутавший в силках растянувшегося на часы времени, давно смерился с погребением в этой яме.

Следом за шелестом листвы последовал маленький дождь из пыли, а в следующее мгновение я чуть не потеряла равновесие, когда плеча коснулось что-то тонкое, похожее на жгут или змею. Вскинув голову и глубоко вздохнув, я устремила взгляд вверх на взволнованного и растрепанного Риона, держащего в крепко сжатых руках, связанные вместе лошадиные поводья, до этого спокойно покоившиеся на дне моей сумки.

— Я здесь, видишь? — задал странно-нелепый вопрос парень, дернув за свой конец импровизированного троса. От этого движения рядом с моим ухом звякнул крохотный колокольчик — Слушай внимательно! Рядом с тобой весит петля. Ты должна просунуть туда правую руку, голову, а затем и левую руку. Поняла? Только так я смогу тебя вытащить. Постарайся, Вия!

Да уж, легко говорить "постарайся", когда не висишь над остро блестящими в темноте кольями!

Вздохнув и кинув непонятно для чего самой себе, я медленно и осторожно перестала упираться в стену одно рукой. Корни, которым прибавилось тяжести, сухо затрещали, но к тому времени часть задания была уже выполнена. Рука и голова оказались в петле. Только бы следующим шагом на этой самой петле и не повеситься! Продеть вторую руку в силок для человека оказалось труднее. Я несколько раз подряд пыталась отцепиться от стены, но, слыша надрывный стон корней, вновь прижималась к ней. Прошло несколько минут, после чего я все же решилась. Что мне терять? Я либо выскользну сейчас, либо упаду позже. Уж в этом-то Судьбу не обманешь! Быстрый взгляд наверх и в следующую секунду я уже отталкиваюсь от тоннеля и ныряю в петлю.

— Получилось, Рион! Ааа... — в последний момент моя опора все же дала трещину, сломавшись пополам, и я уже голова была лететь в бездну, когда поняла, что падения не происходит. Рион держал веревку! Держал меня! Чтобы облегчить ему ношу уперлась ногами в стену и стала подтягиваться вверх. С такой страховкой было не страшно. Будто крылья за спиной появились. И они ощущались столь явно, что невольно хотелось их потрогать. Или же я просто была счастлива до того, что бояться уже не могла? Кажется, ответ знали лишь всеведущие Боги, к которым было просто глупо обращаться с такими вопросами.

До поверхности оставалось меньше метра, когда Рион, дернув за трос, просто выволок меня наружу. Как только это случилось, я кошкой вцепилась в него и никак не хотела отпускать. Щеки жгло, но не от того, что я осталась жива, а от того, что я о нем думала, как о предателе. Поднять глаза оказалось сложнее, чем взобраться в самую крутую гору. Там, хотя бы, начинаешь задыхаться постепенно, здесь же теряешь весь кислород в легких за одно мгновение.

— Эй, Вия, ты чего? Что-то болит? — ладонь парня мягко скользнула по мои волосам, вызывая ещё больший приступ сердечного удушья. Вот зачем он так? Почему он не может быть другим хоть сейчас, чтобы я не чувствовала себя последней дрянью на этой земле? — Всё уже хорошо. Теперь всё хорошо, слышишь?

-Прости...

— О, Боги, за что ты извиняешься?

— Я... Мне казалось, что ты ушел, бросив меня там. Прости, — я все еще не рискнула поднять глаза на Риона. Должно быть он злиться. Или ему сильно неприятно. А может быть неприятна я. Да и что может быть хорошего в том, что тебе боятся верить?

— Вот глупая девчонка! — меня сильно встряхнули за плечи, заставляя посмотреть на книжника. Он и вправду был зол. По лицу ходили желваки, а во взгляде почти не осталось той мягкости, что светилась там еще сегодняшним утром — Это нормально: бояться в семнадцать лет. Даже для человека из семьи воинов. Даже для того, кто прожил несколько десятков лет. А умирать, — он неожиданно улыбнулся — Умирать не страшно лишь за кого-то. Не бояться ничего только покойники. Поэтому, все хорошо...

Рион вновь прижал меня к себе, а я и не сопротивлялась. Только душе было легко и спокойно, будто она перешагнула через какой-то невидимый рубеж, за которым пряталось солнце. И это солнце светило столь ярко, что невольно вызывало улыбку, заставляло отдаться радости и счастью, что окружали нас.

— Знала бы ты, как я испугался, увидев тебя там. Еще страшнее было возвращаться. Я очень боялся опоздать. Прости меня, Вия, за то, что заставил ощутить эти чувства.

— Спасибо тебе, Рион...

— Ага.

Костер мы все же развели. Правда, перед этим меня долго буравили упреком темные глаза Ковыля. Чтобы успокоить его, пришлось долго объяснять коню, что со мной все хорошо и можно уже не волноваться. В конце концов, мне все же удалось его убедить в правдивости моих слов и Вылька, доверительно толкнув головой в плечо, пошел обдирать траву в метре от нас. Вот же егоза! И как он все понимает?

Огонь костра приятно грел кожу, подсушивая вновь немного отсыревшую одежду и волосы, создавая уют даже глубоко в чаще леса. Горячий цветочный отвар обжигал горло, разливая тепло по венам. И мне совсем не хотелось, чтобы этот миг заканчивался.

Ураган уже стих, унесся вместе со всей своей громогласной мощью вперед, забрав с собой и ветер, и темные тучи и даже дождь. Шум капель теперь исходил лишь от веток и листьев, уставших держать на себе этот груз. Вышедшее из-за облаков солнце будто доказывало миру, что оно все еще существует, быстро выжигая с поверхностей влажные следы недавней непогоды.

— Вия, я могу попросить тебя кое о чём? — Рион, дожевавший свой кусок хлеба, во все глаза уставился на меня. Это был слишком сосредоточенный взгляд, настораживающий и вводящий в некое оцепенение всё мое естество. Будто этим взглядом он хотел заглянуть глубоко в мою душу, раз за разом натыкаясь на преграду в виде железных створок сердца.

— Да, за мое недоверие ты можешь просить всё, что хочешь.

Парень картинно закатил глаза и, улыбнувшись, сказал:

— Опять ты об этом? Вот же упертая девчонка! Но... Я все же хочу кое-что узнать: почему ты здесь? Почему не с семьей, а одна? Ни за что не поверю, что тебя отпустили просто так. Таких чудес не случается.

Грустно улыбнувшись, я кивнула, пытаясь хоть немного смерить нахлынувшие жгучим прибоем соленые воспоминания. Но как бы в действительности мне не хотелось избавиться от них, забыть, стереть в порошок, просто вычеркнуть из жизни, это было не возможно, как и не возможно просто взять и зачеркнуть почти всю свою жизнь.

Прикрыв глаза, я начала рассказ, боясь даже возможности поймать взгляд человека, которому хоть сколько-то была интересная моя жизнь. Воспоминания приходили в голову сами собой, складываясь в невообразимо тонкую и извилистую красную ленту Судьбы.

Не знаю, как для других детей нашего Дома, но для меня родиться в семье мечников было самым кошмарным сном, который, впрочем, никого не спрашивая, решил воплотиться наяву. Я, ненавидевшая с самого детства потери и оружие, была вынуждена смериться с тем, что меч за спиной — это самая необходимая вещь в жизни, что войны за чьи-то призрачные мечты — реальность, что о других путях в жизни и речи не может быть.

В нашей семье военное воспитание детей начиналось в самом начале жизненного пути, а первый меч вкладывался в руки уже в шесть лет. Потому и думать о том, что впереди тебя ждет что-то более светлое, чем пелена кровавых битв, не приходилось. Даже для меня, девушки, исход не поменялся бы. Если только смерть или свадьба вмешались когда-нибудь в эту игру. Другого не дано.

С самого начала я старалась привыкнуть к тому, что Судьба всё давно решила за меня. Занималась так часто и долго, как вообще возможно, слушала наставления учителей, что последний раз сами брались за оружие чуть ли не полжизни назад, жила так, будто мне такой путь в радость. Только вот сердце не обманешь лживыми убеждениями и словами о том, что оружие и слава интересуют тебя больше, чем тот мир за высокой каменной стеной из вековых предрассудков и глупых обычаев. Душа на то и душа, что мудрее головы и желает тебе настоящего, пусть и не всегда правильного, счастья.

Когда мне исполнилось двенадцать я начала выбираться из поместья через тайный ход в маленький городок, находившийся неподалеку. Видела степи и леса, далекие горы и бурные потоки рек с барахтающейся в них серебристой рыбой. Разглядывала людей, совсем не думавших о том, что девчонка в простом, запачканном пылью, темном платье может быть кем-то, кто всё так же изо дня в день берет в руки меч, сражаясь в боях с гвардейцами и младшими рыцарями, которые и не думают хоть немного щадить, уступать. Что залечивает и сводит шрамы, от которых почти невозможно избавиться. Что тайком таскает в комнату книги о путешествиях и давно мечтает о свободе.

В конце концов, я сбежала из дома в седьмой месяц после моего семнадцатилетия. Точнее... Мне помогли сбежать. Мои братья, которых у меня четверо: два старших и два младших. Тарею и Тарису уже по двадцать шесть, а младшим(они дети от второго брака моего отца) всего семь и десять лет. И если бы не они я так и осталась бы за запертыми воротами на всю жизнь. Без мечт и без самой жизни.

— Да уж... — присвистнул Рион, когда я закончила — Ты точно необычная девушка! Погнаться за мечтой не так просто, и, честно говоря, я думал, что один такой сумасшедший! И, все таки, какая она?

— Кто? — удивленно спросила я, совсем не поняв вопроса.

— Мечта же, мечта! Та, за которой ты ушла.

— Если это, конечно, можно назвать этим громким словом, то... Я хотела бы путешествовать. Долго. Несколько лет. Объехать всю нашу империю и соседние страны. А потом вернуться и остаться в столице, открыв небольшую цветочную лавку. Что может быть лучше?

По лицу Риона было видно, как он смутился. Кажется, мой ни к кому не относящийся вопрос поставил его в тупик. Или мне только почудилось, что он как-то странно повел плечами?

— Что такое? Сам же просил мечту. В ней что-то странное?

Парень покачал головой:

— Нет. Во всяком случае, она не менее странная, чем моя. Просто и я вспомнил свою мечту. Знаешь ли, мы в чем-то здесь похожи. Только... Я всегда мечтал стать рыцарем на службе у короля.

— Сумасшедший?

— Да.

И мне действительно казалось, что это было так. Сама прошедшая через все тяготы обучения, я готова была лишь посочувствовать этому упертому парню. Впрочем, он так же смотрел и на мою мечту, ведь нам обоим было ясно, что так просто мой путь, все еще сокрытый в тумане, не сложится. Будут и камни, о которые в кровь расшибаешь ноги, и трудные шаги, которые, как когда-то давно, делаешь впервые. Так странно: воин — жизнь, от которой я так бежала, воин — та жизнь, к которой он так спешил. Мы будто поменялись местами, так и не сумев разлучить эти мечты.

Пришлось отправляться в путь уже совсем скоро. Мокрая после дождя трава мягко щипала ноги, холодом прорываясь через брюки. От прошедшего урагана не осталось и следа. Солнце ярко светило в голубом чистом небе, птицы все так же щебетали свои веселые песни, вода бежала где-то далеко, спускаясь ко дну оврага. И лишь мелкие, поломанные вместе с яркой листвой, веточки да сорванные головки цветов говорили о том, что не так давно здесь бушевала суровая стихия, готовая, шутя, сыграть в игру с твоей жизнью.

Солнце неумолимо скользило к горизонту, ведя за собой, будто на тонких невидимых нитях, неспешно склоняющийся к вечеру день. Мы сильно задержались из-за непогоды, от чего продвигаться приходилось ускоренными темпами. Ночевать на склоне, не дойдя до конечной точки, не хотелось никому. Это было похоже на маленький спор с медленно алеющим солнцем: достигнем ли мы северной части леса к последним закатным лучам? Мы старались не проиграть, все быстрее и быстрее минуя десятки метров, отделявших нас от назначенной цели. Но, видимо, Судьбе было угодно отдать эту победу не нам.

Где-то рядом, со стороны оврага, послышался громкий детский крик. А повернувшись на него и заметив тени, мелькнувшие среди редких коренастых деревьев, мы, не раздумывая, бросились туда. Невольно создавалось впечатление, что сегодняшние приключения сыплются на наши головы словно из рога изобилия. Непогода, ловушка, теперь "это". Все крутилось вокруг нас, явно переполняя день, но бросать ребенка в беде мы ни за что не собирались.

Сапоги нещадно скользили на пологом влажном склоне, заставляя вспоминать, что падать кубарем не самая прекрасная из возможных вещей. Но чем дальше мы спускались, тем яснее могли разглядеть происходящее. В двух сотнях метров от нас бежал мальчишка. Он во весь голос звал на помощь, спотыкался, падал, поднимался и вновь бежал, стараясь не оглядываться. И на это была причина. За его спиной, приближаясь и нагоняя, бежал десяток огромных темных кабанов. Они почти сбивали его с ног, толкая большими мордами в ноги, старались укусить и затоптать, не оставив и следа.

Не зная куда деваться мальчишка, неведомым образом чуть оторвавшийся от погони, в несколько мгновений залез на небольшое приземистое, но не особо крепкое, дерево. Не лучшее место для спасения, но пусть уж так, чем оказаться под копытцами у десятка разъяренных диких свиней. Когда мы подоспели и выхватили мечи они, один за другим, уже таранили ствол дерева своими широкими лбами, от чего оно сотрясалось, сдаваясь под их мощным напором, и шло трещинами, соприкасаясь с клыками.

Секунда, и мой меч быстро атакует ближайшее животное. Рион рядом, совсем близко. Я его слышу, от чего становится спокойнее, а следом бросаюсь к другому кабану. Клинок вспарывает ему шею, и тот, уже на последнем импульсе, пытается броситься на меня, но не делает и шага, заваливаясь на бок. Мое оружие не любит кровь столь же сильно, как и я, но в этот раз оно полностью отдается схватке, вставая на защиту. Раз за разом я наношу удары, что, всё же, по большей части отпугивают. Оттесняю кабанов от дерева, рядом с которым беснуется Ковыль, к которому те и подойти боятся. Убитых лесных свиней, достающих Риону до пояса, уже пять. Остальные отходят, косясь на мечи в наших руках и большие туши собратьев. Будто забыв о мальчишке, они быстро убегают, распугивая визгом лесных ворон и куропаток.

Еще немного подождав, пока они окончательно выберутся из оврага и скроются на южной стороне леса, я обернулась к дереву. Мальчишка все так же, испуганно поджав ноги, сидел на ветке, обхватив ствол руками, и во все глаза смотрел на меня. Было трудно понять, что поразило его больше, погоня или же такое необычное спасение. Чтобы не пугать его сильнее, я просто отбросила пропитавшийся темной кровью меч на землю и сделала шаг на встречу. Догадываюсь, что и без клинка я выглядела не слишком успокаивающе: растрепанные волосы, запачканный свежими алыми разводами плащ, но нужно было сделать все, чтобы ребенок мне поверил.

— Не бойся, — я постаралась вложить в тон столько же уверенности, сколько и тихой ласки. Позади меня от чего-то молчавший Рион чистил о траву свой, кажется, и мой меч, который я уже не видела под своими ногами. — Ты можешь спуститься. Мы ничего тебе не сделаем. Давай.

Мальчишка замер рассматривая меня, а потом кивнул. Неловко от не прошедшего испуга и долгого бега он спустился на несколько веток вниз, спрыгнув на последней. Я лишь подстраховала его, придержав у самой земли. Парнишка, к своей части, не стал шугаться или отшатываться. Он едва держался на ногах, а под изорванной одеждой виднелись синяки и кровавые ссадины. Колени и ладони и вовсе были разбиты в крах.

— Как тебя зовут? — подошедший Рион улыбнулся ему и потрепал по темным волосам. — Откуда ты?

— Саэль, — он шумно шмыгнул носом, утерев его рукавом — Спасибо, что спасли меня. Уж думал, что они меня растерзают. Спасиб! Я из городка к Северу отсюда. Называется Малая Вешера.

— Что ж, — друг улыбнулся еще шире и, подхватив не ожидающего этого Саэля на руки и посадив его на спину Ковыля, Рион вложил мне в руки меч. — Считай нас своим везением. Тут же за много миль ни единой души не сыщешь. К тому же мы направляемся именно туда. Сегодня тебе точно улыбаются Боги!

Слушая тихий рассказ мальчика, у которого не потребовалось долго выспрашивать, что же с ним случилось, мы медленно начали подниматься вверх по склону. Солнце все более клонилось к закату, окрашивая небо в синевато-алый цвет, а лес приближался шаг за шагом. Когда мы, наконец, выбрались из оврага, оставив туши кабанов на съедение лесных обитателей, и почти добрались до северной границы леса, первые звезды уже давно горели в темных небесах.

История Саэля оказалась недолгой. Мальчишка, которому было четырнадцать лет отроду, был сыном лорда-правителя из ближайшего городка. Вчера утром, поспорив со своими же друзьями провести в лесу ночь, отправился в чащу. Как ни старался он придерживаться дорог, а все равно заплутал среди деревьев. Когда солнце уже садилось за горизонт, он понял, что ушел от дома слишком далеко. Ночью уснул в ветвях одного из дубов, а по утру лишь заметил, что не так далеко от дерева расположилось логово диких кабанов. Спускаться было страшно, вот он и сидел на ветке до самого урагана. Переждав его, решил, что спрятавшиеся кабаны не заметят, как он проскользнет мимо них, но не тут-то было. Те не только заметили, но еще и увидели в нём охотника, вот и погнали вперед, то ли, пытаясь выгнать за пределы леса, то ли, стараясь выбить душу из тела. Когда он уже почти отчаялся, решил забраться на ближайшее дерево. Переждать. Авось отстанут? Тут и появились мы.

— Ну ты и поплутал по лесам, дружок! — сказал Рион, когда мы, достигнув леса, располагались на темной поляне. Сам парень собирал валявшийся на периферии хворост, тактично заявив, что с меня веток на сегодня хватит, а я в спешном порядке обрабатывала раны Саэля. Их было много. Десятки, по всему телу, но, к счастью, ни одна из них не была опасна для жизни. Обычные ссадины и царапины, не успевшие загноиться и наполниться заразой. Мальчишка храбрился и улыбался, но все же подскакивал, когда жгучая мазь ложилась на свежие порезы.

Вечерний ужин превратился в домашний балаган. Голодавший полтора дня Саэль совсем не по-дворянски уминал за обе щеки, смеялся над забавными историями Риона и то и дело лез к спокойно жующему траву Ковылю. Последний отмахивался и старался увильнуть от цепких рук мальчика. Мне постоянно приходилось отдергивать то одного, то второго, чтобы они не свели друг друга с ума своими играми.

Сон сморил Саэля быстро. Наевшийся мальчишка довольно закутался в одеяло, положив голову на мои колени, и сразу уснул. Мы еще долго сидели с Рионом у костра и грелись, будто не устав за день.

— В семье полной книжников интерес к историям пропадает после сотой сказки за день, — авторитетно заявил парень и взглянул на меня из под челки — А вот мне любопытно, когда пропадает интерес к боевому искусству в семье мечников? Через год после начала занятий?

— Нет, — я беззлобно усмехнулась — желание теряется после тысячи наставлений, пяти тысяч ударов рукоятью меча по ребрам и одной попавшейся на глаза книге о путешествиях в дальних странах. В конце концов, остается только слово "надо", замешанное на стараниях, и мечта, сотканная не из мечей, а из мириад дорог.

-Ты сумасшедшая...

— Ага.

Глава третья.

Вдалеке показались приземистые городские стены. Они, будто огромные дремлющие змеи, обвивали его, окружая плотным каменным кольцом улочки и скверы, башни соборов и торговые дворы, с десятками палаток и лавок, небольшие деревянные хибарки и маленькие аккуратные усадьбы. Городок Малая Вешера жил в этот послеобеденный час своей размеренной тихой жизнью, на которую не могли повлиять ни известия о знатной сбежавшей из родного дома девчонке, ни, кажется, пропавший сын местного дворянина.

Последний же, собственно, сейчас весело шагал рядом с нами и грыз прихваченное с окраины леса дикое яблочко. По его лицу было видно, что плод совсем не сладкий и еще не дозревший, но Саэль не спешил забрасывать в высокую траву недоеденный огрызок. От чего-то ему нравилась эта удушающая кислота. Так же, как она нравилась и Риону. У меня же скулы начинала сводить лишь от одного взгляда на лица мальчишек и зеленые жесткие фрукты с тонкими розоватыми прожилками в их руках. И как можно есть такую жуткую кислятину? Охх...

Из леса мы вышли около часа назад. Намного раньше того времени, на которое рассчитывали. Только вот городок я увидела не сразу. Он просто терялся на фоне общей степной зелени, в которую так стремился превратиться лес. Проходивший неподалеку пыльный широкий тракт уводил далеко вперед и лишь там, почти на самом горизонте, срастался в единое целое с каменным питоном, окружавшим Малую Вешеру.

Рион и Саэль всю дорогу что-то обсуждали, спорили и смеялись, отдавая остатки яблок довольному Ковылю. Они говорили про военную академию, в которую так хотел на следующий год попасть наш уже пришедший в себя друг. Для меня стало большим удивлением и неожиданностью то, что Рион о ней так много знает и даже проходил там практику.

— Все дело в том, что уезжая в академию, домой ты не сможешь вернуться более трех с половиной лет. Даже на праздники редко кого отпускают повидаться с семьей. И не важно, на какой ступени стоят твои родители. Там это теряет всякое значение. А после первых лет обучения следует перерыв в три месяца, — Рион так увлекся рассказом, что чуть не упал, споткнувшись о затерявшийся в дорожной пыли камень. — Аучч.. На чем я там остановился? Ах, да! Следует перерыв. За это время ты решаешь, продолжить тебе обучение или нет. Хотя и обучением это назвать сложно. Больше похоже на оттачивание навыков, которые в тебя вбили до этого. Вот и все.

— А как же служба? Сражения? Приключения?! — кажется, Саэль и вовсе не обрадовался перспективе всю жизнь провести в попытках достичь мастерства.

— Вот так вот! Обычно второй этап обучения более скучен, чем первый. Вас гоняют по плацу с утра до вечера, пытаясь добиться чего-то нового, выводят в свет и пытаются пристроить на хорошее место по способностям. А это еще года четыре, — я вмешалась в разговор, желая еще больше прояснить ситуацию. — Это, конечно, престижно, но не всегда оправдывает старания. Ведь в конечном счете на королевскую службу можно поступить через экзамен, проводящийся каждые пять лет. И для этого не обязательно сидеть за стенами академии.

Оба молодых человека озадаченно уставились на меня, будто я сейчас говорила на совершенно незнакомом, неведомом никому языке. И неизвестно, что их больше удивило: моя осведомленность или же то, что я вообще нахожусь рядом. За тенью своего разговора Рион и Саэль давно позабыли и где они, и кто идет рядом с ними. В отместку за это Ковыль попытался укусить каждого за плечо, но вовремя одумался, не желая лишаться яблочных огрызков.

— Сестренка, а ты разве училась в академии? — Саэль поднял на меня свои глаза, останавливаясь и придерживая за поводья Ковыля. Я же чуть не рассмеялась от этого вопроса. Ну что за нелепость?

— Нет. Нет, конечно! Ты с ума сошел?! Кто же в военную академию девушку примет? Таких случаев еще не было, даже если претендентку с самого детства учили держать меч в руках, да еще и гоняли сильнее любого мальчишки, — я потрепала его по темным волосам — Но мои старшие братья после своих возвращений от туда могли часами рассказывать о том, что происходило в стенах этого заведения. Слушать их в перерывах между тренировками было чем-то нереальным: смешно, приятно и совсем не хлопотно. Будто читаешь книгу, от которой просто не можешь оторваться. Только смотри: не вздумай передумать. Сам все узнаешь!

Меня обняли. Саэль с улыбкой прижался ко мне, словно и вправду считал сестрой, которой назвал меня впервые сегодня утром, лишь проснувшись и чуть придя в себя ото сна. Это было странно и неожиданно, но вместе с тем так приятно и тепло, что я не смогла запретить ему это. Слишком уж сильно я соскучилась по моим родным младшим братьям, что так же сильно не любили звать меня по имени, применяя именно эту форму обращения, и играючи влезали во все заварушки и шальные истории. Саэль не был столь маленьким, но и покладистым нравом не отличайся. За одно только это утро я успела понять, что ангельский характер — это то, чего от этой задиристой егозы ждать точно не стоит.

Обычно никого не подпускающий ко мне Ковыль ревниво заржал и толкнул Саэля в спину, от чего тот чуть не покатился по земле. Да еще и вместе со мной. Мы просто упали в мягкую траву левее дороги. А если учесть то, что мальчишка до последнего не отпускал поводья коня, то последний тоже едва не грохнулся на нас, замерев на краю земли и камней с непередаваемой мордой. Увидев ее, мы вновь повалились в траву, подставив лица жарким лучам весеннего солнца. На этот раз от хохота. Оставшийся на дороге Рион тоже не сдержал смеха, а не понявший причины столь яркой радости Ковыль лишь громко фыркнул и, дернув за поводья, выскользнувшие из рук Саэля, гордо отправился дальше, показывая, что ближайшую неделю на нежность я могу и не рассчитывать. Степь огласил очередной взрыв смеха.

До ворот Малой Вешеры мы добрались только через несколько часов. У больших деревянных дверей нас встретили двое стражников да старый, забывший уже о своих годах, пес. Увидев Саэля, воины засуетились: один быстро скрылся за воротами, испарившись в неизвестном направлении. "Пошел докладывать", услышала я тихий шепот мальчишки, которого второй воин потрепал по плечу. Рион подтолкнул нас в спину. Нечего, мол, стоять на пороге, будто попрошайки.

Городок и вправду оказался небольшим. Всего десяток улиц, площадь, да храм Богине Солнца. Хорошо сложенные каменные дома тянулись вдоль широких дорог, усаженных кустарниками и деревьями, на окнах пестрела ярко-алыми цветами герань. Помимо этого везде виднелись флаги и гирлянды, готовые зажечься с первыми сумерками. Да и народу на улицах было не мало: Малая Вешера готовилась к празднику. Только вот лица людей не отличались особой радостью. Они будто скорбели о чем-то, продолжая подготовку к торжеству, которое никак не могло их обрадовать. Но, видя идущего рядом с нами мальчишку, все менялись в лице. Словно спадала с них усталость и боль, прожитые годы отступали назад, унося печали прошлых дней.

Когда к нам бросилась одна из женщин, я даже испугалась, до того истошно и одновременно радостно она закричала, заключая Саэля в крепкие объятия. Но этим дело не окончилось. Один за другим горожане, бросавшие свои заботы, подбегали к нам, чуть ли не плача от счастья. Меньше чем за минуту вокруг собралась вся улица. Саэля костерили на чем свет стоит, обнимали, отвешивали подзатыльники и оплеухи. Но мальчишка лишь стоял, улыбаясь всем им, и извинялся, почти не переставая. Так мы выяснили, что наш друг родился в самом дружном и теплом городе на земле.

Рион потихоньку отвел нас с Ковылем в сторону. Не хватало еще, что бы нас придали такой же экзекуции за спасение мальчишки, который, так же, как и все окружившие его люди, незаметно, чтобы не потерять мальчишеского задора, стряхивал с ресниц капли, оставшиеся от давно ушедшего на запад дождя.

Народ постепенно схлынул. Вокруг Саэля остались лишь маленькая горстка смеющихся и что-то наперебой кричащих детей. Все они были младше мальчишки, но шуму производили как десять наших новых друзей. В какой-то момент все они, смеясь, вскрикнули, подпрыгнули и кинулись в рассыпную, боясь не успеть донести счастливую весть о вернувшемся до каждого жителя городка.

Пока мы добрались до дома Саэля, кажется, успели познакомиться и поприветствовать всех обитателей Малой Вешеры. А между тем нужно было понять, что так легко и просто встреча родителей и ребенка, не ночевавшего под родной крышей несколько дней, пройти не может. И все же мы вспомнили об этом слишком поздно. Тогда уже, когда хрупкая светловолосая женщина, до того вся в слезах разговаривавшая у ворот дома с тем самым стражником, что мы видели у ворот, не заметила нас, бросившись обнимать Саэля. Она плакала, не переставая, и все умоляла сына больше не исчезать. А тот и не мог ничего более сделать, как едва слышно шептать ей слово "прости". Раз за разом. Вскоре из-за ворот появился высокий статный мужчина в очках и мятом, местами изорванном костюме. Кое-где к ткани прицепились яркие назойливые колючки. Он был растерян и зол одновременно. Радость и боль отразились на его лице, а в следующее мгновение он в сердцах влепил мальчишке сильную затрещину, и, ни секунды не колеблясь, обнял и жену и сына, прижав их к себе. Так они и стояли втроем, не зная плакать или смеяться от счастья, не слыша тихих извинений Саэля и шепчущих голосов всего остального мира.

— Так он нашелся! — услышала я мягкий тембр за своей спиной и обернулась, встретившись взглядом с необычно пустыми серо-зелеными глазами. Молодой человек улыбнулся одними губами, кивнув мне, и закинул на спину охотничий мешок, упавший с плеча. — Видимо, это вас можно поблагодарить за возвращение Саэля домой, так? Мы прочесали все окрестности, но так и не смогли отыскать его. Спасибо вам.

Тон его голоса был успокаивающим, подобно журчанию первого весеннего ручья, пробившегося сквозь лед. Это располагало, подсознательно и неосознанно заставляло верить. Но где-то на дне сознания создавалось ощущение, будто сердце сильно и властно сдавливает питон, заковывающий теплый, бьющийся в страхе, орган в кольца своего мощного тела. Я все не могла разорвать этот контакт взглядов, когда между нами встал Рион, лишив силы все окружившие меня цепи.

— Не стоит. Мы просто проводили потерявшегося ребенка к дому. Это было совсем не сложно.

— И все же примите нашу благодарность. Даже если не именно мою, так того мужчины, что сейчас стоит рядом с Саэлем. Это его отец. Он лично объехал весь восточный край леса и только с дороги. Надеюсь, вы понимаете, что от его благодарности так просто не отказаться. Да и следует ли? Вы ее заслужили!

Я, наконец, смогла выйти из-за спины Риона, все еще стараясь не смотреть прямо в глаза этому мужчине лет двадцати семи. Он был высокий, обаятельный и темноволосый. Даже через широкую рубашку были видные его сильные руки и проступающие мышцы. Но от чего-то он мне сильно не правился, хотя я так и не смогла объяснить самой себе причину этого беспокойства и недоверия.

— А вы, простите...? — решила я узнать имя нашего незнакомого собеседника, но так и не договорила, снова попав во власть светлых глаз. На этот раз в его взгляде было что-то еще. Не то чарующее, околдовывающее всех и вся спокойствие, а нечто совсем иное. Четкость. Предельная, будто звериная ясность. Он смотрел хищно и... небрежно. Словно я была некой помехой или добычей, загнанной в угол.

Но не тут-то было! И не с такими взглядами приходилось мне сталкиваться на приемах и званых вечерах. Расправив плечи, я уже совершенно без стеснения, волнения и глубинного страха взглянула на него, показывая, что со мной этот фокус не пройдет. Брови мужчины изумленно изогнулись, поражаясь такой дерзости, но он остался спокоен.

— Меня зовут Февран Истер, я глава местной охотничьей гильдии. А теперь простите, мне пора. Рад был встрече, — мужчина вновь кивнул нам и, совсем не ожидая наших имен в ответ, развернувшись, ушел. Я свободно вздохнула. Честное слово, находиться под таким пристально-изучающим взглядом мне давненько не приходилось. После встречи с этим человеком на сердце остались неприятные ощущения, от которых хотелось поскорее отделаться.

Вскоре мы и сами не успели понять, как очутились в удушающе крепких объятьях, сдобренных словами благодарности. Родители Саэля, при всем их высокородном статусе, оказались на удивление душевными и простыми людьми. Никакого жеманства и излишней гордости. Лишь теплый ровный тон и нескрываемая улыбка. Сопротивляться им, почему-то, казалось бесполезным, и мы покорно прошли за ними в дом. Саэль пообещал лично присмотреть за Ковылем, устроив его в конюшне.

Усадьба оказалась светлой и уютной. За окном цвел и дышал солнцем большой сад, а изнутри все напоминало о нескончаемой нежности. Бежевые стены гостиной, где нас усадили в ожидании, будто притягивали к себе солнечный свет, входивший в комнату из больших окон, и взгляды людей. Родители Саэля — лорд Ларче и леди Рована — будто светились от счастья. Казалось, протянешь к ним руку и сможешь захватить в ладонь часть радости. Расспросы их были ненавязчивы и в большинстве своем касались их "непутевого" сына, хотя некоторые из них все же ставили нас в затруднительное положение. Например, о том, кем мы с Рионом приходимся друг другу, пришлось врать, говоря, что мы кузены — дети купцов из столицы. И уж не знаю, как в этом совершенно неподготовленные мы не запутались, но нам поверили.

— Значит, вы направляетесь в Мирион?

— Да, так и есть, — Рион кивнул, в данный момент перехватив инициативу на себя — Мы, правда, думали лишь к вечеру оказаться здесь, но все сложилось даже лучше! Успеем закончить все дела за сегодня и завтра поутру сможем отправиться дальше в путь. Надеюсь, вы подскажите нам постоялый двор?

Отец Саэля рассмеялся на последние слова моего "кузена". Кажется, его забавляло в нас все, начиная от наших отказов от благодарности и заканчивая нашим поведением. Последнее мы старательно поддерживали, разыгрывая перед людьми простоватых купеческих детей. Да и что притворяться, если с этими людьми хотелось быть именно такими? Вечно открытыми, да с душой на распашку. Жаль только, что таковыми мы не были. Обманывать этих замечательных людей нам хотелось меньше всего, но тайна, которую знают несколько человек — знают все. Мы не могли рисковать более, доверяясь каждому. Даже Саэлю мы не сказали всей правды, хотя и лгать не стали. Думаю, проведя с нами столько времени, он и сам стал понимать, что все далеко не так просто, но высказываться на этот счет не стал. У всех нас свои секреты, и он прекрасно это понимал.

— Вы действительно думаете, что мы отпустим тех, кто нашел и вернул нам Саэля, на постоялый двор? Ни за что на свете! Даже не говорите об этом больше. Рион, Виянна, я искренне надеюсь, что вы останетесь у нас. Хотя бы в честь нашей благодарности. Это наименьшее, что мы можем для вас сделать.

— Это... Действительно удобно? — я оглянулась на улыбающуюся Ровану.

— Конечно! К тому же у нас сегодня большой праздник — Ночь света. Вы, должно быть, никогда не слышали о таком? Это ночь памяти предков. Гуляет вся округа. Всё шумно и весело, так, чтобы и в других мирах они узнали о нашей любви. Оставайтесь, пожалуйста. Мы будем рады.

Конечно, мы согласились. После столь долгого путешествия нам действительно требовался хоть день отдыха и безделья. А в нашем случае скорее ночь. К тому же, оставшись здесь, мы могли хоть сколько-то скрыть себя, ведь до прибытия в столицу светиться нам особо было нельзя. Меня ищут по всем подворотням, а Риону просто нужно беречь имя, чтобы добиться того, о чём он так мечтал. Кто знает, как все обернется, раскрой кто, что мы совсем не те, за кого себя выдаем? Маскировок у нас нет, а значит лучше быть настороже.

Выделенная мне комната оказалась небольшой, но светлой и приятной. Такой, какой была вся усадьба, спрятавшаяся среди яблочного сада и цветов шиповника. Большая мягкая постель, теплый ковер, ванная комната и множество душистых растений на подоконнике. О чем еще можно мечтать?

Приняв ванну и хорошенько промыв волосы, за время дороги почти сменившие свой цвет от пыли, я переоделась в платье. Мало ли что могут подумать горожане, насмотревшись на девушку в брюках? Все таки далеко не всем девушкам из высшего общества дозволенно стать рыцарем(еще меньше рвутся вступить в их ряды), и уж тем более нечего говорить о дочери обыкновенного купца. Лучше не рушить созданную легенду, иначе хлопот не оберемся.

Платье было простое, не вычурное. Его зеленоватый цвет отлично сочетался с рыжеватым цветом моих волос, да и вообще создавал приятное впечатление. И выделяться сильно не буду, и дурнушкой не покажусь. Волосы же я заплела в обычную косу. Незачем лишний раз нарушать приличия.

Освободившись, решила помочь Саэлю, которого заставили украшать дом в одиночку. Это было снисходительным наказанием родителей, которые просто души не чаяли в своем ребенке. Помощь была не существенной. Парень и сам не хотел отступаться от своей провинности, чувствуя за собой множество испорченных отцу и матери нервов и благодарность за столь теплый прием даже после всего случившегося.

Улучив минутку, я забежала на конюшню и проверила Ковыля. С ним все было более чем в порядке, все же Саэль сильно постарался, устраивая моего коня здесь. Вычищенный, сытый и важный он довольно стоял в деннике и как-то особенно косил глазом на ржаную лошадку хозяев.

— Теперь, даже немного странно видеть тебя в платье, — сзади послышался голос Риона. Он, улыбаясь, стоял в дверях и опирался на ее косяк. — Вам очень идет, леди Вия.

От подобных речей я рассмеялась, чувствуя неожиданно подкатившую к сердцу легкую грусть.

— Спасибо. Но на самом деле ничего особенного. Просто некоторых девочек с самого детства приучают ходить не только в платьях, но и в латах, а значит посмотреть на них можно с самых разных сторон. Иногда от брюк сложно отучиться. Особенно, если ожидаешь нападение каждую минуту, и боишься, что за каждым поворотом тебя может поджидать враг. Только... Не называй меня "леди". Не здесь. Я только-только стала отвыкать от всего этого.

Рион кивнул.

— Знаешь, — тихо начала я, на несколько мгновений прикрыв глаза — Я до чертиков устала врать и притворяться. Это очень похоже на очередную клетку. Из нее я так и не выбралась.

Мои волосы мягко взъерошила ладонь подошедшего Риона.

— Все наладится. Обязательной. Разве может быть иначе, а?

— Ты прав, — я улыбнулась. Если кто-то говорит об этом с такой уверенностью, должно быть, ему можно верить.

В город мы вышли под присмотром Саэля, назначенного нам в провожатые. До главного рынка города добрались быстро и несколько часов ходили среди рядов и палаток, выискивая нужные нам вещи. Помимо провианта и запасов требовалось найти хорошее седло, для Ковыля и лошадь для Риона. Друг не мог и дальше передвигаться пешком, стирая сапоги одни за другими, подвергая жизнь опасности при нападениях и задерживая нас обоих.

Обойдя конный ряд вдоль и поперек, я заприметила двоих годных скакунов — светлогривых степных лошадей. Но Рион сумел отыскать нечто по-настоящему необычное: затерявшегося среди пестрого табуна темно-серого в яблоках армейского жеребца. Он не был чистокровным, но явно превосходил всех остальных здешних лошадей. Сильные мощные ноги его нетерпеливо вытаптывали землю рядом с привязью, а гордая шея ни на миг не склонялась к земле. При ближайшем рассмотрении мы еще более уверились в том, что этот жеребец — лучший выбор, который только можно сделать.

Хозяином и торговцем оказался отставной капитан гвардии из богатого города на востоке леса. Именно он несколько лет назад привез на свою родину молодую породистую кобылку, чей потомок сейчас и стоял перед нами. Рион даже не пытался сбить цену на коня, хотя для здешних мест она казалась высокой. Всё же за сто пятьдесят золотых можно было бы надолго снять хороший дом или легко самому заняться разведением лошадей мастью попроще. Но друг ничего и слушать не хотел. Я его отчасти понимала, ведь настоящих чистокровных армейцев днем с огнем не сыщешь! Они — гордость и право армии. Поэтому их, пусть и не слишком чистые кровью, дети идут на вес золота. Думаю, во всем крае не нашлось бы жеребцов лучше и краше, чем мой Ковыль и этот шестилетний конь с именем Ховрас.

Выкупленного вместе с седлом коня мы отвели в конюшню в особняке. К тому времени на небе уже начали сгущаться сумерки, а улицы города наполнялись празднично одетыми людьми. Вальяжные дворовые коты, в этот день накормленные до отвала, лениво и сонно лежали на ступенях веранды и широких заборах, дремали на ветках деревьев, мысленно попрекая этих шумных, неугомонных людей. Из них лишь маленькие, не знавшие усталости котята, бросались под ноги прохожим, своей юркостью сбивая с ног. Зажигались небольшие фонарики на фасадах домов, ото всюду звучала музыка и громкий смех. В городе начинался праздник.

Запылившееся за день от блужданий по рынку платье пришлось сменить на другое. Я даже немного пожалела, что не отправилась в город в привычной любимой амазонке. Хотя что уж жалеть? Да и не дело к тому же на праздник как серая мышь являться. Порывшись в рюкзаке нашла хорошую замену: голубое платье простого покроя с атласным пояском и короткими рукавами. Косу расплела, а несколько прядей, постоянно спадающих на лицо, пришлось приколоть заколкой, но в целом убирать я их не стала. Слишком уж любила свои длинные волосы, чтобы прятать их от чужих глаз.

Когда я спустилась, так же сменившие костюмы Рион и Саэль о чем-то увлеченно переговаривались, но увидев меня от чего-то замерли. С чего бы это? В платье ведь мне сегодня видели уже, чему удивляться?

— Сестренка, ты такая красивая! — парнишка уставился на меня так, будто видел впервые в жизни, будто не со мной он еще пятнадцать минут назад смеялся, и словно не я всего день назад в лесу обрабатывала его сбитые в кровь колени и исцарапанные ветками руки. Какая-то странная домашняя и доверчивая радость мелькнула у него в глазах. Я не смогла не улыбнуться. — Оставайся у нас!

— А вот не надо этого! — Рион шутливо отвесил ему легкий подзатыльник, взъерошив и без того непослушные волосы. — Не по вашу честь эта девушка, молодой человек. Для начала подрастите.

Саэль необидчиво и гордо фыркнул, вскинув голову:

— Я, к твоему сведению, уже взрослый. А когда поступлю в академию, то возраст вообще перестанет иметь большое значение. Там равны все. Тогда и посмотрим! — он говорил так грозно и уверенно, что я невольно рассмеялась. Как же много подобных речей я слышала от своих младших братьев...

Весело шикнув на этих двоих, я потащила их к выходу. Незачем пропускать празднество и упускать все больше набирающий силу теплый весенний вечер.

На площади, среди множества танцующих пар, веселящихся людей, музыки и прекрасного женского голоса, поющего немыслимые, но, безусловно, волшебные песни, обитала радость. Она врывалась в мир через смех, полуулыбки, теплые взгляды и нежные объятия. Она жила и играла с пространством, будто была полноправной и единоличной властительницей всего города. В этот час это являлось единственной правдой, в которую могли верить люди. И они верили, поднимая глаза к звездному небу, верили, чуть не плача от сотен счастливых воспоминаний, которые были связанны не с ушедшими, а с живыми.

Безумный вихрь сияющих лиц тут же закружил нас, не желая отпускать ни на миг. Мы долго бродили по площади, все больше окунаясь в царившую тут атмосферу, становясь такими же счастливыми, как и все люди вокруг. Саэль исчез в толпе, пообещав встретиться с друзьями и вернуться. Рион, не долго думая, взял меня за руку и потянул в самый цент площади, лишь шепнув с непередаваемой полуулыбкой:

— Надеюсь, вы не откажите мне в танце, госпожа мечница?

Его слова почти потонули в общем гуле голосов, а в следующее мгновение мы уже кружились в танце. Что ни говори, а Рион с движениями и поклонами справлялся отменно. Я так и не успела ответить, да этого и не нужно было. Меня поняли без слов. Музыка играла чудесная: легкая, чуть замирающая, но от этого еще более волнительная. Казалось, это не мы делаем шаги и поклоны под нее, а она, заранее зная нашу мысль, подстраивается под всеобщий головокружительный танец. Мелодия будто растянулась на маленькую чарующую вечность, в которой мою ладонь держала теплая и крепкая рука Риона, ноги почти не касались земли, а с лица не сходила улыбка. Больше в этот миг нужно и не было.

Вечность закончилась неожиданно быстро. Сменой музыки и громкими поздравлениями. Несколько танцев я стояла в стороне от всех, избегая лишний раз соглашаться на вальсы с совершенно незнакомыми мужчинами. Под веселую кадриль, чуть позже, мы еще танцевали с Саэлем, но только сейчас я поняла, что этот мальчишка всего на дюжину сантиметров ниже меня.

Когда мелодия в очередной раз сменилась на что-то тонкое, тягуче-перекатное, а девушка вновь запела своим завлекающе-мелодичным голосом, я уже стояла рядом с Рионом. В песне говорилось о тоске девушки, которая была навечно заперта в высокой башне. Она день за днем сидела у окна в ожидании избавления, пока один юноша случайно не обнаружил эту лесную твердыню, что скрывала красавицу ото всех. Он влюбился, но, рассказав о своей любви людям, навсегда потерял ту, что посчитали ведьмой, околдовавшей доверчивого паренька. Песня закончилась, но вскоре ее аккорды заиграли вновь. Тут-то и случилось нечто неожиданное.

Сквозь толпу, что будто расступилась перед ним, к нам подошел ни кто иной, как наш недавний знакомый — Февран Истер. Он продрался сквозь танцующие пары подобно ножу, рассекающему воздух, но те так этого и не заметили, продолжая танцевать. Остановившись рядом с Рионом и Саэлем, охотник вежливо улыбнулся и заговорил:

— Не позволите мне украсть вашу спутницу на один танец? — он обращался именно к Риону, а не к кому-то еще. Похоже и до этой темной лошадки, не ведомо почему вселяющей в меня некий страх, дошли слухи о том, кто мы и кем "приходимся" друг другу.

— Если только она того пожелает, — "кузен" повернулся и теперь взгляды всей троицы были направлены на меня. — Виянна?

Я кивнула, поняв, что отвертеться просто так не получится. И если другие молодые люди спрашивали разрешения именно у меня, боясь просто подступиться к Риону, то этот сделал всё наоборот, отрезав пути к отступлению и отказу. А это означало, что мой отрицательный ответ вполне может быть расценен, как личное оскорбление, что приведет к неминуемым и ненужным сейчас проблемам.

Начался танец, но музыки и слов теперь я почти не слышала. Лишь отдаленное глухое эхо, словно через толстую пленку, долетало до моих ушей. В это время всё естество почти вопило мне об опасности, кричало: Ты в ловушке! Беги, беги быстрее. Беги, не оглядываясь! Но теперь я поняла, чем мне так не нравился этот со всех сторон положительный человек.

Он был охотником! Сильным, умным, хитрым и опасным. Одним из тех людей, что вырыли ту самую злополучную яму-ловушку на опушке леса. А если учесть то, что он является главой охотничьей гильдии, вполне возможно та яма — именно его рук дело. Благодаря нему я чуть не оказалась на том свете! На душе стало неприятно. И лишь один вопрос, терзавший теперь голову, заставил меня остаться и продолжить танец, не разорвав объятий. Почему? Почему он не смог найти и спасти Саэля, раз так хорошо и глубоко знает лес?

— Господин Февран... — я подняла взгляд на лицо этого человека, которое уже не казалось таким привлекательным. Скорее псевдо-порядочным, лицемерным и лживым. Теперь, когда разум нашел причину моего страха, хотелось убедиться, что я сделала правильные выводы или наоборот доказать уже почти уверившей в это мне свою ошибку.

— Да? — он, следуя музыке, легко раскрутил меня в танце, будто не замечая того, что я чересчур сильно сжала его ладонь, того, как пробежали у меня по спине мурашки от его прикосновения. А ведь он охотник. Он знает, что такое жертва и ее страх. Знает, просто чует мои подозрения. И наслаждается произведенным эффектом. Вот только как бы эта самая "жертва" не оказалась сильнее него!

— Простите мой вопрос, но... Насколько хорошо вы знаете лес?

— Довольно странно, что вы об этом спрашиваете, — Февран усмехнулся, а в его глазах появилось то, что раньше пряталось за маской благоразумия и холодности. Какой-то пугающий, словно потусторонний огонь, прожег меня изнутри, просочившись вместе с взглядом. — Но я отвечу, коли вам так интересно, Виянна. Я знаю весь лес в радиусе ста лиг. На восток и на запад, на север и на юг. Не будет ложью то, что я единственный, кто заходит в лес на расстояние, которое, по всей видимости, интересует вас. Иначе... Вы бы не спрашивали. Я прав?

— Значит, именно ваша ловушка стоит на южной части лесного оврага, что в лигах двадцати отсюда? — проигнорировав его вопрос, от чего мужчина нехорошо усмехнулся, я спросила о том, что волновало меня.

— Мои ловушки стоят по всему лесу, леди Вия.

Леди? Нет, не может такого быть...

— Тогда почему?

— Что именно?

— Почему ты не помог ребенку, черт побери? — не сдержалась, выдохнула грубость ему в лицо. Я могла забыть о ловушке, о сотнях таких; простить то, что в одной из них легко окончилась бы вчера моя жизнь. Но не это! — Ты ведь знал где он! Знал, потому что не мог не знать. Даже мы сегодня заметили дорогу из сломанных веток и сучьев, которой пробирался Саэль! Почему ты...

— Вы забываетесь! — меня резко оборвали, запястье перехватили и сжали с такой силой, что к утру непременно появятся красочные фиолетовые синяки, а талия неожиданно оказалась слишком плотно прижата к мужчине. Что же мне так не везет с отдыхом и путешествиями? — Хотя я вам отвечу. Все предельно просто. Сами должны понимать, ведь далеко, ох, как далеко, не глупы! Это было не выгодно, — ужасный грязный шепот ударил мне в ухо. — Не выгодно в тот момент. Чуть позже — возможно. Да... Тогда именно меня бы благодарили за спасение, а не вас. А если бы этот мальчишка все же не выжил, то всегда можно предоставить право падальщикам избавиться от тела и заявить, что лес пуст, а, такой любимый и всеми опекаемый, сынок просто сбежал.

— Вы ужасны.

— Как вам угодно, — он ухмыльнулся. Жестко и нагло. И куда подевалось все его ныпущенное спокойствие? Где в этих серых глазах оказался спрятан тот невозмутимый гордый человек, из сегодняшнего солнечного полдня? — Вы можете думать обо мне все, что пожалаете. Но я чувствую ваш страх. А значит... Вы в моей власти и никуда не денетесь, леди.

Не обратив ни малейшего внимания на последние слова мужчины я окинула того призрительным взглядом. До дрожи в руках захотелось его ударить. А еще лучше полоснуть мечом по мышцам на ногах, и, оттащив, бросить в лесу, заставив дожидаться хищников. Но меча рядом не было, и я лишь вырвалась из его цепких рук и жаркого плена пытливого страшного взгляда, которого уже было не скрыть за пеленой холодности и отчуждения. Он показал себя таким, каким он есть и ничуть не раскаивался в этом. Будто гордился тем кромешно темным гнилым маленьким мирком, что назывался его душой. Едва узнав этого человека, я готова была разорвать его на части, бросить самого кабанам на растерзание за все слова и грехи, которые от чего-то он и не подумал спрятать.

Ноги несли меня к Риону и Саэлю. Не затем, чтобы рассказать, раскрыв такую явную тайну. Просто оказаться с ними рядом сейчас мне хотелось больше всего на свете. Но, как на зло, ни тот, ни другой не оказывался в поле моего зрения. Или же я сама была столь рассержена и зла, что так легко могла их не заметить?

Чтобы не ходить кругами по площади, заламывая руки в безуспешной злобе и гневе, я покинула это шумное место, уйдя по улице вверх. На душе скребли кошки, и я надеялась хоть как-то успокоиться если не в тишине, то хотя бы в одиночестве. Только уйдя довольно далеко от музыки и людей, я поняла, что так и не смогла остаться наедине с собой. За мной шли попятам. Шли, пряча свои шаги, словно самый опытный лесной хищник. За моей спиной стоял человек, которого я уже успела возненавидеть и почти проклясть. До чего же я была зла, что не заметила этого?!

— Уж не знаю, леди Виянна Зарийская, кто тот, что так умело притворяется вашим кузеном, но получается не слишком убедительно для тех, кто знает о том, что вас ищут по всей империи, — голос Феврана вновь звучал холодно и беспристрастно — Но избавившись от него и доставив домой одну маленькую беглянку я точно смогу получить хорошие деньги, которых легко хватит мне на безбедную жизнь. Не работая, не думая о косых взглядах и о том, что тебя могут в чем-то попрекнуть. Сказка, а не жизнь. Не правда ли?

Я обернулась, увидев всего в пятнадцати шагах от себя охотника. В голове на сей раз крутились вопросы, на которые у меня ответов не было. Откуда? Как он узнал, кто я такая? Как разгадал наш обман?

— Что за удивление на вашем лице, леди? — шаг вперед с его стороны был твердым и безбоязненным. Я осталась стоять на месте, не двигаясь и продолжая смотреть ему в глаза, которые в темноте стали почти черными. Он продолжал приближаться, совсем не видя и не слыша того, что происходило за его спиной. Похоже, не одна я в пылу чувств могу не замечать мира вокруг. А зря. — Неужели вы думаете, что сыск ваших именитых родителей так легко откажется от попыток вас поймать? Или же вы решили, что листовки с вашим портретом никогда не разошлют по главам ближайших гильдий и городов, чтобы не навредить репутации семьи? Как наивно!

И вправду наивно. Глупо было считать, что меня просто так оставят в покое, отпустят на свободу птицу, что так долго сидела в клетке. Но...

— Значит, лорд Ларче тоже знает обо всем? — я мысленно выругала себя за обман. Если он такой же честный и порядочный человек, каким нам показался, то я и представить не могла, как же неприятно было ему слушать нашу ложь. И к чему меня беспокоит именно это, когда я разговариваю с самым опасным человеком во всем городе?

— Не думаю. Он же простак! К тому же пропавший сын. Он мог просто не проверить почту и повестись на вашу уловку. Хотя это и не важно. Вам лучше согласиться пойти со мной по-хорошему. Иначе будет хуже...

— Не будет!

Я все так же стояла на месте, глядя, как Рион быстрым движением приставил кончик своего острейшего меча к шее Феврана. Тот дернулся, опомнившись, но было уже слишком поздно. Все слова сказаны, а маски скинуты. Я надеялась обмануть охотника, но вышло так, что он обманул сам себя. Зарвавшийся глупец.

— Такого не будет. Вам понятно, или мне повторить это на языке действий и силы?! — голос друга звучал так громко и яростно, что мне хотелось зажать уши руками. Я поняла, что слишком устала и сил больше нет ни на переживания, ни на что-либо еще.

— Вы все равно ничего не докажите! Вы оба! А тронете меня и станете преступниками!

— Не станут, господин Истер. И доказательств более чем достаточно. Хочу заверить вас, что и не только по этому делу, — лорд Ларче вышел из тени здания. А ведь я его и не заметила. Нас плотным кольцом окружила целая толпа людей, готовых по первому слову главы города броситься на помощь Риону. Безумная ночь продолжалась...

Глава четвертая.

Горячие стенки кружки приятно обжигали ладони. Было в этом что-то неподдельно успокаивающее и отрезвляющее. В самый раз для уставшего рассудка и не совсем проснувшегося тела. От отвара поднимался теплый пар, от чего воздух рядом с лицом становился мягче. Я принюхалась. Кажется, смородина и мята. Сразу и не разберешь: слишком силен и явен запах трав и цветов в округе в этот предрассветный час. Нет, ну точно они! Запах детства и незабытых улыбок, оставшийся позади.

За спиной зашуршали приглушенные травой шаги, но я даже не оглянулась, прекрасно зная, что лишь два человека знали о том, где я нахожусь и, тем более, решились бы подойти ко мне. Рядом, подмяв под себя одну ногу, сел Рион. В руках у него была как две капли похожая на мою кружка с тем же самым отваром. Видимо, повариха — пожилая добродушно-пышная женщина — решила успокоить не только мои разгулявшиеся нервы.

Так, в молчании, мы долго сидели, вглядываясь в едва светлеющий горизонт. Тонкие слабые лучи солнца мягко вспарывали синевато-серое небо, еще помнящее о прохладе и спокойствии ночи. И все же небесное светило брало свое, заглушая собой свет постепенно меркнущих звезд. Небосвод становился оранжево-алым, похожим на те самые, еще не зрелые, яблоки, что вчера так живо и счастливо уминали Рион и Саэль. На этот раз столь тонкий и ломкий цвет не вызывал спазмов и неприятных ощущений, скорее наоборот: окончательно расслаблял, даруя свободу нового дня.

Скосила глаза на друга, но он, заметив мой взгляд, лишь улыбнулся в ответ. В утреннем полумраке эта улыбка была похожа на усталую тихую радость. Отчасти это так и было. Ведь на мягких перинах нам вновь не случилось выспаться. Заснули мы, от силы, часа на четыре, не больше. Слишком уж долго ночью пришлось разбираться с охотником. Около полутора часа ушло лишь на то, чтобы дать показания о ловушках в лесу и планах Феврана. Жуткое мучение для человека, который сильно устал и хочет спать. Да только оставлять дело в подвешенном состоянии нельзя. Все равно, что отпустить пойманного хищника, у самого курятника: и кур погрызет и удерет туда, где ни в жизни не достанешь. Дальше было бы хуже, но даже слышавший все управляющий города должен был подкрепить свои действия законом. Вот и получалось, что без наших показаний никак.

— Я сегодня уже заглянул к лорду Ларче, — заговорил Рион, делая первый глоток из кружки — Они все еще работают, хотя и так ситуация более чем ясна. Сейчас дело даже не в наших обвинениях, а в систематизации всех улик. Оказывается, этот Февран давно уже промышлял недобрым, только поймать за руку никак не получалось, а значит и повода для задержания не было. Помимо планов на тебя и незаконной установи капканов в лесу, он еще умудрился оттяпать хороший кусок из казны охотничьей гильдии.

— Всё это обнаружилось за одну ночь? Ни за что не поверю! — воскликнула я, чуть не расплескав отвар. Сонливость как рукой сняло. Мне и сейчас было не слишком приятно говорить и даже думать об охотнике, но все же любопытство и желание поставить все его злодеяния на весы закона брали свое. Кому не интересна судьба человека, чуть не отправившего тебя на тот свет?

— Нет, конечно, — весело хмыкнул Рион — Это было бы реально, если только для королевской гвардии, но не для местного сыска. Хотя, должен признать, и в Малой Вешере люди умеют работать.

— Так откуда же? Неужели они давно подозревали что-то?!

— В точку! — друг сделал еще глоток и, сорвав раскрывшийся утренним лучам ирис, вставил тонкий стебель цветка в мои волосы. Появилось ощущение, что с таким крошечным фиолетово-синим солнцем на голове, я стала похожа на слишком уж прилежную ведьму или травницу. Ни против одного, ни против другого я ничего не имела, поэтому даже не подумала убирать украшение из длинных и немного спутанных волос. — Пей отвар, иначе остынет. Так вот, как я понял, подозрения о чем-то подобном были у лорда Ларче уже давно, с середины зимы. Городок-то небольшой, поэтому капать под Истера приходилось осторожно и маленькой проверенной группой. Конечно, работал наш "умелец" не один, пара его помощников — здоровенные мужики такие за два метра ростом — как раз и копали те самые ловушки в лесу. Ну а вчера... Вчера появился реальный повод прижать его к стенке, а заодно и показать всем горожанам настоящего Феврана, чтобы никто не засомневался в правильности и законности происходящего.

— В итоге мы оказались хорошей приманкой? — я улыбнулась, касаясь губами стенок кружки. Все еще горячий напиток, почти обжигая, скользнул по горлу вниз, разгоняя кровь в венах. Даже в рассветной прохладе неожиданно стало жарко, будто и не было всего минуту назад мурашек от тумана, что стелился по земле, касаясь ног, а мокрая от росы трава не колола кожу.

Рион задорно, теперь я все отчетливее это видела, взглянул на меня, а потом, рассмеявшись, выдал:

— Будто бы тебя это расстраивает, Вия!

— Нет, — я, на мгновение задумавшись, прикинула в голове все мысли и ответила на его невысказанный вопрос, хотя отлично знала, что, в конечном счете, этого не требуется. — Хорошо, если мы смогли в чем-то помочь. Змей нужно вылавливать самостоятельно и вовремя, не дожидаясь, пока они выползут из своей норы и укусят.

— Я тоже так подумал.

Солнце все продолжало выплывать из-за горизонта, раскрашивая вершины окрестных деревьев в неповторимый зелено-золотой цвет. Мы продолжали сидеть на земле и просто молчать, попивая душистый отвар. Мне, вместе с тем как аромат мяты и ягод ударял в голову, вспоминалось раннее, почти забытое окончательно, детство. Небольшие отрывки из потершихся временем картинок и воскрешенных сознанием запахов прошлого. Заросли в саду с темными душистыми ягодами и грядки цветущей травы, что слыла почти сорняком, с холодным и, казалось тогда, колючим названием. Голоса смеющейся матери и старших братьев, которые и сами не так давно взяли в руки свои первые мечи, но уже немного умели с ними обращаться. И хотя отец даже не смотрел в сторону сыновей, считая их не слишком готовыми к академии воинами (мелкие мальчишки, что с них взять?), я приравнивала их к героям. На меня, как часто это бывало, накатили воспоминания. О чем думал Рион, мне было не известно. Но уверенность в том, что если он захочет, то непременно поделится мыслями, не отпускала меня. Я все больше и больше ему верила.

Так мы просидели до полного восхода солнца. Следовало идти собираться к отъезду: седлать коней и прощаться с Саэлем. Расставаться с веселым парнишкой не хотелось. Мы как могли оттягивали минуты, сидя здесь. Но и оставаться в Малой Вешере дольше сегодняшнего утра, не входило в наши планы. За один вчерашний день нас благодарили столько раз, что и не упомнить. Это выбивало из колеи сильнее, чем принятый бой. А значит, нужно было быстрее спасаться от такого внимания. В нашем случае, путем побега, который именовался никак иначе, чем продолжением пути.

Когда мы пришли в конюшню, Саэль уже был там. Он сам, еще со вечера, вызвался позаботиться о питании лошадей поутру. Сейчас Ковыль и Ховрас выглядели до нельзя довольными и сытыми. Они с интересом поглядывали друг на друга из своих денников и часто всхрапывали, показывая то ли свою неприязнь, то ли уважение. Рион и я переглянулись, в душе очень надеясь, что кони поладят.

— Я уже думал, что вы пропали! — юноша, до того, словно воробей, сидевший на деревянной ограде денника, спрыгнул на землю и подошел к нам. С каждым шагом он терялся все больше, улыбка становилась из радостно-веселой все менее живой и открытой. Видимо, ему тоже не слишком хотелось прощаться с нами. — Вам обязательно уезжать так скоро?

Рион кивнул, с улыбкой щелкнув пальцами его по носу, будто Саэль был маленьким ребенком, не иначе. Я его обняла, в очередной раз заметив, насколько он напоминает мне моих младших братьев. Хотя это понимание было уже второстепенным, ведь, в конечном счете, Саэль был именно Саэлем, а ни кем другим.

— Не ввязывайся больше в такие истории, хорошо? — попросила я парнишку, проводя рукой по его растрепанным темным волосам, одновременно с этим догадываясь, что моя просьба не имеет к реальности никакого отношения. В сердце жила уверенность в том, что приключения сваливались, и будут сваливаться на его голову с той же частотой и поспешностью, что и раньше.

— Я постараюсь, сестренка.

Втроем мы быстро управились с лошадьми. Заседлали, проверив все крепления, и нагрузили рюкзаками. Ни Ковыль, ни Ховрас не упрямились. Мой конь, привыкший к длительными переходам, уже застоялся, желая продолжить путь, а Ховрас и вовсе нетерпеливо притаптывал на месте. По сравнению со спокойным, но гордым Ковылем, он казался импульсивным и непослушным. Теперь, глядя на него, я была уверенна: Риону потребуется много сил, чтобы заслужить уважение, доверие и полную покорность этого коня.

Вышли из конюшни. Солнце к этому времени уже полноправно высилось над горизонтом, словно напоминание о том, что нам нужно торопиться. Торопиться, чтобы обогнать Судьбу, что следовала за нами по пятам, часто наступая на пятки и подсказывая: так просто свернуть с выверенной реками времен дороги у нас не получиться. Однако у меня оставалось еще одно важное дело, не закончив которое, покинуть не проторенный путь я просто не смела.

У ворот особняка, в тени раскидистых деревьев, стояли две фигуры. Я поняла, что мне, пусть и неосознанно, не зная о моих планах, облегчили жизнь. Во всяком случае, мне не пришлось будить этих замечательных людей, чтобы только покаяться во лжи. Поравнявшись с воротами, я убедилась, что была права. Нас и правду ждали родители Саэля.

Глубоко вздохнув и взяв себя в руки, я передала поводья Ковыля пареньку и шагнула вперед. Сейчас перекладывать свой долг на Риона я и не думала. Ведь именно из-за меня и моих тайн другу пришлось врать о нашем положении. И если в любом другом случае извинения были бы излишними (защита есть защита), то сейчас я ясно чувствовала потребность их принести. И дело было даже не в статусе родителей Саэля, а в том, что в душе бурлила вина за обман этих людей, которые отнеслись к нам со всей своей душевной заботой.

Заговорила. Не слишком громко, но и не тихо. Медленно, стараясь вытащить все слова из самого сердца. Это были не простые фразы благодарности и покаяния. Мне до боли в груди хотелось, чтобы меня правильно поняли. И, кажется, господину Ларче и госпоже Роване это удалось.

— Девочка, — отец Саэля положил руки на мои плечи. Его лицо озарилось легкой открытой улыбкой человека, который поведал в жизни слишком многое, чтобы отчаиваться в людях из-за желания спасти себя.— Тебе не стоит извиняться. Мы как никто понимаем причину, побудившую вас скрыть правду. Да и мы виноваты в том, что утаили то, что знаем всю правду. Прости и ты нас. К тому же... — он оглянулся на сына, будто боясь, что тот вновь исчезнет — Я и моя жена перед вами в неоплатном долгу. Даже дважды, хотя за Саэля благодарны больше всего на свете. Если когда-нибудь мы сможем отплатить вам двоим за это, то милости ждем ко двору. Наш дом всегда открыт для тебя и Риона.

Я кивнула, не смея отказаться от такой чести. Не принять эту благодарность — значит сказать лорду Ларче, что жизнь его сына ничего не стоит. Величайшее оскорбление для любящего родителя. Такого нам могут и не простить. А за последние дни мы и сами привязались к Саэлю, он стал родным и для нас. Так бывает, Рион сам говорил. Оскорблять же чувства собственного сердца было не зачем. К чему мучить душу тем, чего ей в действительности не хочется?

Нас проводили до самых ворот города. Дальнейший наш путь лежал на северо-запад, а это значит, что впереди нас ждали степи, поля да пастбища. Как рассказала леди Рована, сама выросшая в предместьях столицы, чудеснейшие на всем свете места. Мы с Рионом с трудом могли в это поверить. В голове все еще стоял величественный образ древнего леса, оставшегося позади.

На прощание еще раз обнялись с Саэлем. В эти короткие дни мы и вправду стали небольшой дружной семьей, за что я была безумно благодарна этим двоим. Давно в моем сердце не было столько тепла и нежности, переживаний и радости. Не знаю, повлияли ли эти дорога и побег на мои чувства, но сейчас чувствовала себя свободнее и счастливее, чем за все последние несколько лет.

— Не вешай нос, Саэль! — Рион хлопнул его по плечу. — Еще свидимся.

— И вправду! Все мы дети огня и свободы, а значит — разлучить нас нельзя! — я потрепала парнишку по волосам, целуя на прощание в макушку.

Всего через минуту мы выехали из города, чтобы продолжить путь за ускользающим по небу солнцем, которое так и норовило нас обогнать. Оглянулась я лишь единожды, но тогда северные ворота Малой Вешеры оставались уже далеко позади, а фигура Саэля и вовсе казалась крошечной на фоне общей зелени и построек.

Оставшийся вдалеке лес все меньше напоминал нам о себе, переходя в тихую солнечно-зеленую степь. Не было больше множества огромных вековых стволов деревьев, держащих на своих ветвях увесистую пышную крону. Все чаще встречались кустарники да редкие одиноко стоящие ильмы и березы. Они тянулись высоко к солнцу, откидывая на покрытую зеленью трав землю длинные причудливые тени.

Чем дальше мы отъезжали от Малой Вешеры тем больше понимали смысл слов леди Рованы о том, что степи гораздо интереснее леса. Ни Рион, ни я еще не забыли тех тенистых великанов-дубов, чьи ветки сплелись между собой над головами путников, той красоты изумрудной не выгоревшей травы, но если он завораживал своей медлительной скрытностью, то степь пленяла открытостью всем ветрам и до безумства забавной оживленностью.

В не редеющей траве, шурша и тихо перекрикиваясь на своем неведомом языке, бегали куропатки, до которых, видимо, не добралась еще жестокая рука охотников. За пышными пернатыми хвостами, подобно мышатам, бегали, едва поспевающие недавно появившиеся на свет птенцы. С высоты лошадиной спины были ясно видны их петляющие пути и изредка показывающиеся над травой крохотные головки с теряющимися в перьях маленькими глазами.

В нетронутых облаками голубых небесах летал крупный хищник — орел. Его мощные крылья ловили терпкие хлёсткие потоки встречного ветра, позволяя планировать без единого удара крыльев несколько минут подряд. Делая размашистые круги над нашей головой, он зорко всматривался в зелень трав и тени деревьев. Его взгляд ловил каждое движение в гуще цветов и кустарников. Засмотревшись на него, я совсем утратила связь с реальностью. И лишь когда орел, взмахнув крыльями, спикировал вниз, погнавшись за мелкой добычей, смогла отвести глаза от неба.

Рион ехал рядом, разглядывая степь с не меньшим интересом, что и я. Друга привлекало все, включая самые блеклые и незаметные на первый взгляд мелочи. И светлый цвет трав, и не дюжая яркость цветов, будто вобравших в себя все солнечные лучи, и пугливых животных, замирающих в траве каждый раз, как Ковыль или Ховрас, явно красуясь, подавали голос.

Последний же не только мог громко заржать, но и периодически пытался спихнуть с себя груженные на круп мешки. Книжник ругался, бранил и призывал его к спокойствию, но тот, словно впервые почувствовал свободу. Конь рвался в разгул, то оттягивая на себя поводья, то пытаясь перекусить сдерживающую его прыть узду. Наконец, Риону это надоело.

— Эй, а ну тихо! — он не выдержал, натянув поводья. Ховрас остановился, в недоумении повернув голову. Кажется, ему и в голову не приходило, что он может сделать что-то не так. Свобода была его воздухом и кровью, а кто из нас сможет оставить ветер?

Друг спрыгнул на землю и заглянул коню в глаза. Зеленые зрачки уперлись в темно-карие, почти черные даже при солнечном свете. На несколько мгновений они замерли, не смея шевелиться. Я готова была в тот момент поклясться, что над всем полем повисла тишина. Тонкая, не давящая, почти хрустальная. Не знаю, что за мысленный диалог происходил между двумя этими упрямцами (или же это просто была неожиданная игра в гляделки), но вскоре Ховрас качнул головой и будто виновато всхрапнул, капнув пыльный тракт копытом.

Возможно ли такое вообще? Конечно, и мы с Ковылем прекрасно понимали друг друга. Но это были годы дружбы и привыкания к друг другу. Такое бывает, когда очень много и долго общаешься с животным. Толстые границы различий стираются и прикипают одна к другой, образуя связь. Но здесь... Всего за полминуты?! Ни за что бы не поверила, не увидь своими глазами. Да и что я видела? Просто молчание без единого слова вслух. Ни магии, ни взрывов и молний, ни громких обещаний и просьб. Ничего, что мог бы заметить скупой человеческий глаз. Рассудок буквально кричал о том, что такого просто быть не может и одновременно сам не прислушивался к своим мыслям. Это была невидимая, не слышимая и даже не осязаемая правда.

Тем временем Рион, вытащив из рюкзака зеленое совсем мелкое яблочко, скормил его Ховрасу. Чтобы не расстраивать по пустякам и моего коня, выделил ему тоже фрукт. А в следующую минуту книжник уже вернулся в седло, тронув бока скакуна пятками. Теперь, кажется, он ни сколько не волновался о том, что поводья могут сноровисто вырвать у него из рук, проявив характер и беспокойный нрав.

— Что это было, Рион? — я удивленно смотрела на него, совершенно не понимая происходящего.

Книжник пожал плечами и тихо рассмеялся, ответив:

— Просто я пообещал ему, что при свинском отношении ко мне прелестей жизни он не увидит. Как видишь, меня более чем поняли.

— Не хотелось бы мне оказаться на месте твоего коня! — нисколько не поверив Риону, кивнула я. Он не говорил, но и не врал. А мне все больше хотелось узнать правду.

— Ну какой из тебя конь, а? Кобыыыла!

— Что?

Рион весь трясся от смеха:

— Такая милая маленькая кобылка. Красивая же! Как это может не нравиться?

— Ах, ты! — постаралась дотянуться рукой до друга, чтобы хорошенько намылить ему шею. Только не дотянулась. Жаль-то как! Ну и что, что не подходящее занятие для девушек из высшего общества? Хочется же! И недаром же я столько раз сбегала из дома в город? Приструнить парня, однако, помешало расстояние да Ковыль, отказавшийся подходить к Ховрасу ближе. Сговор?!

— И ты за них, вот же наглость!

Через некоторое время, когда Рион успокоился, а я перестала дуться, словно мышь на крупу, он все же объяснил мне, что такого нужно было сделать, чтобы вразумить коня.

— Пока был маленький, совсем не мог держаться в седле. Лошади меня просто к себе не подпускали. И поделать ведь ничего нельзя было! А лет двенадцать назад к нам в поместье заглянула старушка, то ли воды ей испить, то ли еще чего. Я, честно, и не помню. Древняя такая была, словно ей не семьдесят, а все сто пятьдесят лет! Увидев, как я в очередной раз пытаюсь подступиться к лошади, не взрослому коню даже — жеребенку, начала расспрашивать: что да как. Вот и насоветовала, выслушав, мысленно обращаясь к ним, говорить, что пришел от Эпоны — Богини коней. С тех пор мы с ними ладим, пусть и хитростью. Хотя с того времени каждый конь и не имеет желания затоптать меня, но все равно с каждым приходиться договариваться по-особому.

— Подожди... Так Ковыль так на тебя там мягко реагировал только из-за этого?! — возмущению моему не было придела. Как он мог?

— Нет, клянусь, Вия! — Рион примирительно поднял руки, искренне улыбнувшись — Клянусь, что с твоим конем все сразу как-то наладилось. Может быть потому, что чувствовал, что я не собираюсь причинять тебе вред?

Увидев его растерянное выражение лица, я поняла, что он говорит правду. Да и Ковыль, от чего-то я была в этом уверенна, не стал бы так легко признавать других людей. Даже тех, что представляются друзьями Богини. Да и почему только представляться, раз гнев и ее шалости до сих пор не обрушились на голову моего друга?

Все большее расстояние отделяло нас от теплого дружного городка Саэля. Веселье, счастье и горечь. Сейчас я не могла сказать, чего больше осталось на дне моей души после той ночи в Малой Вешере. Помимо радости за обретенных друзей в сердце сидела грусть. А ведь я прекрасно знала, что так просто меня не отпустят. Не дадут жить собственной жизнью. Попробуют вернуть и всеми силами привязать к дому, как канарейку, обязанную петь для нелюбимых за плен хозяев. Все было ясно с самого начала, с побега, потонувшего в утреннем звоне трав и пыльных дорогах. А я — лишь одна единственная глупая наивная девчонка, совсем не хотела до этого верить в то, что они, моя кровь, смогут действовать такими методами.

Действительно, что за ребячество: зная людей, отрицать, смягчать в мыслях их поступки; надеяться на понимание, когда все старшее поколение семьи принимает лишь язык силы? Язык закаленной стали, рассекаемого клинками воздуха и холода битвы. Интересно, как они объяснили мое исчезновение ищейкам? Ни за что не поверю, что поведали правду о сбежавшей от красивой жизни девчонке! Может быть похищение? Помутнение рассудка? О, нет, не выдадут же они, в конце концов, меня за сумасшедшую! Иначе никакой выгоды нет: ни в жены не продать, ни на поле боя спихнуть. Должно быть что-то другое. Но что?

Неожиданно в голову пришла очевидная мысль: Февран — не последний охотник за наградой. И в этом случае не так важно из-за чего поиски, когда на каждой дороге мне грозит опасность. А ведь в следующий раз их может оказаться больше и, в чем я не сомневаюсь, простыми селянами они не будут. Могу спорить: воины и ищейки найдутся "что надо" на мою голову.

— Рион! — Я так резко обернулась к другу, что и думать забыла о том, что еду верхом на Ковыле. В результате чуть не вывалилась из седла. — Мне... Мне нужно как можно скорее оказаться в столице! Нужно попасть на аудиенцию к принцу! Иначе мне не жить. Во всяком случае, счастливо.

— Погоня? — понятливо хмыкнул книжник — С учетом произошедшего я бы и вправду не надеялся, что тебя оставят в покое. Тут ты права. К тому же, уверен, они знают твой приблизительный маршрут, поэтому ситуация аховая. Остается лишь обходить поселения или не останавливаться в них надолго. Здесь и не разберешь, что лучше: большие города, где есть хоть какой-то шанс укрыться, но много желающих поживиться, или же маленькие поселки, в которых точно нигде не спрячешься. Конечно, тебе можно было бы вновь притвориться мальчишкой, как раньше, только...

— Ковыль, — закончила я за Риона его мысль, прекрасно понимая, к чему он клонит. Коня мне не спрятать и не замаскировать. Слишком он приметный и сразу бросается в глаза. — С таким знаком отличия хоть в старуху переодевайся — все равно раскроют!

— Ох, ну ты даешь! Кобыла, теперь старуха! — друг смеялся в голос, а осознав всю "прелесть" ситуации рассмеялась и я. Образ пожилой женщины, что, кряхтя, залезает в седло к моему Ковылю никак не выходил из головы. — Пока что мы можем лишь еще больше соблюдать осторожность. А через неделю или около того, прибудем в окрестности столицы. Станет чуть легче.

Я кивнула, оценив разумность сказанного. Смысла паниковать и понапрасну гнать коней вперед не было. Именно этого от нас и ждут. Потеряем бдительность и будем пойманы. А проигрывать Судьбе и собственным родителям я не собиралась.

Ближе к вечеру мы добрались до небольшого озера. Вода в нем была зеленовато-черной, будто отцветшей прошлым летом, но чистой и холодной. Видимо, где-то на темном дне били не дающие воде прогреться источники, подпитывающие этот край. Не смотря на прохладу водоема, на его поверхности умудрялись цвести крупные кувшинки и желтые кубышки. Они росли вдоль всего берега, густо переплетаясь стеблями и листьями между собой. Из-за сильного, бросающегося в глаза, контраста светлых белых и желтых цветов на воде водоем казался еще более темным и загадочным даже в теплых лучах закатного солнца.

С одной стороны от озера красовался большой высокий дуб, держащий своими мощными корнями песчаный берег с проплешинами короткой травы. Там мы и остановились, решив, что негоже продолжать путь в темноте, которая подбиралась все ближе.

Оставив разгруженных и расседланных коней у дерева, мы спустились к водоему. Лошадям нужно было отдохнуть после целого дня пути с редкими остановками и перерывами. Поить их рано, а чтобы остыть понадобиться немало времени. Как раз успеем осмотреть берег и разбить лагерь.

Вода и вправду казалась почти черной, настолько глубоким было озеро, в котором лишь в нескольких метрах от берега просматривалось дно. Кувшинки, от чего-то, не стремились закрыться и уйти под воду, ловя последние лучи закатного солнца. Ну что же, природе виднее.

Уже через час мы грелись у костра. Недавно обтерший коней Рион что-то искал в своем рюкзаке, я готовила ужин: отвар из купленных в Малой Вешере трав и картошка в углях с вяленым мясом. Что еще нужно от тихого вечера?

— Знаешь, Вия... — друг неожиданно заговорил, оглянувшись на озеро — А ведь они не закрываются!

— Кто? — я как раз вытаскивала палочкой маленькую картошину: вдруг уже готова!

— Да кувшинки же! Такого не должно быть.

— Они не могут не... закрываться... — посмотрев на темную водную гладь, я примолкла, поняв, что парень прав. Цветы и вправду все еще были на поверхности, смотря раскрытыми пышными бутонами на звезды, сияющие в ночном небе. — Но как?

Рион лишь пожал плечами, показывая, что сказать ему об этом ровным счетом нечего. Да и что можно думать, если ни одним законам природы это не поддается! Не бывает такого, чтобы кувшинки ночевали над водой.

— Может быть, вода особенная? Хотя это от нее и не зависит. Или сорт кувшинок неизвестный, — я промолчала на слова друга, прекрасно зная, что цветы определенно обыкновенные. Точно такие же цвели в пруду рядом с моим старым домом, и перепутать их с другими было просто не возможно. Только не мне, которая вместе с матерью могла часами в детстве рассматривать эти причудливые растения, следить за тем, как они медленно сжимаются и прячутся от ночной прохлады в толще, нагретой за день, воды. — Но... — тут друг сделал многозначительную паузу — Ты ведь знаешь, кому принадлежат кувшинки, да?

Он так пристально посмотрел на меня, что я поежилась, еще раз оглянувшись на озеро.

— Ты имеешь в виду русалок? Это же детские сказки! Истинной магии в нашем мире нет уже больше пятисот лет. Так откуда бы им неожиданно взяться?

— Детские-то детские сказки, но разве были когда-либо легенды, в которых не было доли истины?

Я совершенно не понимала, серьезно ли говорит Рион или шутит. С одной стороны это смахивало на околесицу. Ну, кто поверит в байки о царицах вод? Но если заходить с другого бока ко всей этой истории, то по коже пробегали мурашки от одного взгляда на темное озеро, в котором и сейчас плавали белые цветы, почти горящие светом в ночной темноте.

— Успокойся, Вия, — звонко рассмеявшись, произнес Рион — Русалок и вправду здесь, да и, думаю, где-либо еще нет. Россказни о них и вправду стали сказками. Никто давно их не видел! Так с чего бы это нам так повезло, как думаешь?

Я улыбнулась, не особо разделив энтузиазм друга. Все эти истории да цветущее ночью озеро и вправду навевали на меня легкий страх. Слишком много странного и подозрительного. И фантазия тут же перекраивает мысли в реальность, замещая выдуманное вполне осязаемыми ощущениями.

Но, так или иначе, я постаралась выбросить все это из головы, продолжая с переменным успехом пробовать протыкать палочкой картошку, проверяя готовность. Вновь и вновь выходило, что плоды не слишком-то спешили готовиться, хотя и источали небывалый аромат. Все же на голодный желудок и овощи мясом покажутся, что ни говори!

Чтобы хоть как-то убить время подняла с земли Риона и вместе с ним повела лошадей к воде. Они уже отдохнули и холодная вода никак не могла им навредить. Вот только Ковыль и Ховрас от чего-то заупрямились, замерев всего в полуметре от воды. Несмотря на все наши усилия, кони и не думали двигаться дальше. Они били копытами песок и громко призывно ржали, пытаясь отступить назад.

— Да что за чертовщина?! — выругалась я, совсем лишившись желания упорствовать.

— Мы... чертовщина...

Голос за нашей спиной заставил замереть и меня, и Риона. В ночной темноте это могло сойти за еще одну шутку друга, если бы не две не состыковки, не позволявшие мне накинуться с криком на парня. Во-первых, голос был женский. Он — глубокий, проникновенный, с непередаваемой хрипотцой — буквально завораживал и никак не мог принадлежать никому из нас. Во-вторых, позади нас находилась лишь темная гладь озера с фонарями цветов на ней.

Отпустив поводья коней, мы медленно обернулись, чтобы в следующее мгновение чуть не сесть на землю в испуге. И было от чего!

Из воды, по пояс скрываясь в ней, на нас смотрела красивая и совершенно нагая девушка. В тусклом свете костра ее лицо казалось не просто прекрасным, а неподражаемо великолепным, завлекающим и немного хищным. Светлые глаза, не отрываясь, следили за испуганными и ничего непонимающими, что же такое сейчас происходит, нами. Мокрые длинные волосы вились крупными кольцами и спадали на грудь, лишь частично прикрывая стройное тело.

— О, Боги... — я совершенно ошалело смотрела на длинный рыбий хвост, то и дело показывающийся из под воды. Но девушку это, видимо, не волновало. Даже то, что я непроизвольно взяла Риона за руку, никак не повлияло на ее полуулыбку и спокойный взгляд.

— Не Боги, малышка, ты разве слепая? — чуть правее послышался еще один голосок. На сей раз совершенно мягкий и нежный, словно совсем девичий. И над водой показалась голова еще одной русалки. Эта девушка была более хрупкая и маленькая, нежели ее спутница. В русо-зеленоватых волосах красовались ракушки и блестящие в лунном свете чешуйки. А в темных глазах, будто подернутых дымкой, чувствовалось нечто неземное и будоражащее. — Не путай. Мы ведь обидимся!

Над озером послышался громкий смех двух русалок, к общему гулу голосов которых вскоре присоединился и третий. Еще одна девушка всплыла почти у самого берега и улеглась на песчаное дно, не прекращая ни на мгновение с интересом рассматривать нас.

— Ну чего вы застыли как статуи? Отомрите, ребята! — произнесла ближайшая к нам русалка, изящно откинув часть рыжеватых волос на спину и удобно устраиваясь на отмели. Другие подплыли ближе, но сильно сокращать дистанцию не пытались.

— Вы... Настоящие? — Выдохнул Рион, не сводя с них восторженных глаз. Интересно, а помнит ли он, что эти прелестницы с легкостью могут утащить его на дно этого самого озера? В том, что девушкам в этом особых усилий не потребуется, я почему-то не сомневалась.

— Нет, конечно! Мы просто твой личный кошмар на эту ночь, мальчик, — одна из русалок звонко хлопнула хвостом по воде, обдав нас брызгами. Чтобы не сомневались.

Друг теснее прижал меня к себе. С каждой минутой становилось все страшнее. Да и как может быть иначе, если мы всю свою жизнь считали русалок глупым мифом, а тут вдруг столкнулись с ними лицом к лицу. А они еще и смеются над нашей полнейшей озадаченностью, будто видя все наши мысли.

— Что вы собираетесь с нами делать? — задала я вопрос, который уже долго крутился в голове. До сих пор мне не верилось, что все это взаправду. И даже капли воды на руках и одежде не меняли этого.

— Мы? С вами? — теперь удивились девушки, а в следующий миг дружно рассмеялись.— Больно вы нам нужны! Детей не обижаем, пусть они и не маленькие!

— Хотя от мальчишки в нашем тесном кругу мы не отказались бы, — протянула первая заговорившая и обольстительно улыбнулась Риону.

— Прекрати их пугать, Мерир! — хихикнула третья — К тому же: водяной опять испортит все веселье. Будет бухтеть о том, что ему не нравиться постоянное таскание на дно кого попало.

Над озером вновь послышался девичий хохот. Интересно, они всех мужчин, за которых ругался водяной вспомнили, или все еще удивляются нашему поведению? Тут же возникает другой вопрос: как много путников до нас посчитали себя сумасшедшими, увидев эту троицу?

Успокоившись, русалки еще раз попросили нас не бояться до той поры, пока мы не сделаем того, что может их разозлить. О том, что именно может привести их к гневу, они совсем нетактично умолчали. Зато представились: первую заговорившую, как мы уже успели услышать, звали Мерир, расположившаяся у самого берега представилась Латуей, а третья — самая хрупкая и по-детски маленькая, оказалась Диззой. На вид им всем было семнадцать-двадцать лет. Но кто знает, какой на самом деле возраст скрывается за этими милыми, почти божественными личиками? Чувствую, об этом лучше не спрашивать, иначе проблем не оберешься...

— Ну что вы нас пугаетесь, будто чумы? Хотите откуп?

— Откуп? — я озадаченно посмотрела на говорившую Латую. Рион позади меня наливал коням воду из наших запасов и насыпал в большие миски корм. Подойти к воде животные так и не захотели.

— Откуп-откуп. Как в старые добрые времена! Дайте нам что-нибудь, и мы вас не тронем. Отличный договор, не правда ли?

Подумав, я согласилась. Договор и вправду был не плох, ведь именно он мог послужить залогом нашей безопасности. Почему-то я подумала, что уйти и даже убежать мы отсюда этой ночью все равно не сможем. Нас просто не отпустят.

— Тогда, милые девушки, как насчет янтарных бус? — подошедший сзади Рион держал в руке нанизанные на тонкую плетенную веревочку блестящие в свете костра камни. Он слышал весь наш разговор и вперед меня догадался, чем можно задобрить озерных русалок. Подарок пришелся по душе, хотя, думается мне, дело было больше в отношении Риона к ним. Не часто, наверное, этим красавицам приходилось чувствовать себя не хищницами, а простыми девушками. Но даже если это было лишь моими неверными домыслами, на янтарь они отреагировали радостно, сразу разделив камешки между собой.

Пока русалки делили "откуп" друг перенес ближе к берегу нашу еду. Картошка, которую парень достал еще до кормления коней, почти остыла, но была готовой и вкусной. Быстро разделавшись с поздним ужином, мы стали слушать русалок. Рядом с дубом уже спокойные Ковыль и Хорив жевали траву. Девицы же так увлеченно болтали, спрашивали у нас о том и о сём, что я не заметила, как согласилась на то, чтобы мне погадали.

Сев поближе, протянула русалкам левую руку. Мерир тут же схватила мою ладонь и вперилась в нее взглядом. Кожа у нее была обжигающе холодной. Она долго разглядывала линии на моей руке, а потом начала говорить:

— Будущее странное, будто две судьбы переплетаются в одну. Эти судьбы твои, но больно не похожи. Счастье после долгой борьбы... Тебя ждет неоткрытая тайна. И... Совет, лучше послушай, не вспугни сердце: не разочаровывайся в человеке, что обманет. Он тоже часть судьбы.

Из гадания я вынесла мало. Последние слова о прощение и тайне остались в голове, а остальные забылись уже через несколько минут. Должно быть, так было положено.

Спать мы легли с Рионом рядом, да еще и привязали по одной руке к ноге Ковыля. До конца верить русалкам побоялись. Себе дороже! Вдруг им посреди ночи захочется чего-нибудь эдакого! Или они передумают на счет пополнения их дружной веселой компании парой утопленников. Лучше уж перестраховаться лишний раз.

Усталость долго не брала свое. Сказался недавний шок. Ближе к полуночи я забылась тревожной дремотой, и лишь на задворках рассвета провалилась в глубокий крепкий сон.

Поутру от страхов не осталось и следа. Солнце в этом деле — лучший друг и помощник, разгоняющий тревоги в сердце. Проснулись мы совсем не в воде и не на дне озера в обществе грозного водяного, а на том же месте где и заснули. Сверху на нас выразительно смотрел Ковыль, умными глазами пытаясь оценить всю степень нашей вчерашней глупости. Ну вот кто в здравом уме будет общаться с русалками? Если только сумасшедшие или самоубийцы. По взгляду коня поняла, что он никак не может определиться с категорией, в которую входим именно мы, все же больше склоняясь к помеси этих двух составляющих.

Задумавшись о высокопарных рассуждениях Ковыля поняла, что и вправду ненормальная! Ибо кони, конечно, очень умные животные, но, надеюсь, не до того, чтобы между собой обсуждать странности хозяев! Ох, нет, нужно заканчивать с ограниченным сном в четыре-пять часов, иначе и не знаю до чего дойти можно!

Отвязала руку от коня, а затем, чуть подумав, отвязала и спящего Риона. Сейчас-то уже с нами ничего не случиться, так? Утро же на дворе. Разминаясь, я встала и спустилась к берегу озера.

Русалок давно уже здесь не было: спокойная темная водная гладь с вкраплениями светлых кувшинок казалась оплотом спокойствия и мира. Теперь и вовсе могло показаться, что встреча с прекрасными девушками была лишь игрой двух воображений. Но не могло же нам с Рионом привидеться одно и тоже! К тому же... Я заинтересованно наклонилась к воде. На самом краю отмели были отчетливо видны блестящие в солнечных лучах золотисто-зеленые крупные чешуйки. Вот таких точно ни у одной озерной рыбы нет! Хотя бы потому, что ни одна рыба не стала бы плавать с сережкой в чешуе. А ведь в одной из собранных мною чешуек было ни что иное, как тонкое золотое украшение. Интересно, это прихоть русалочьей моды или личный каприз одной из вчерашних девушек?

Вернувшись к проснувшемуся уже Риону показала ему находку.

— А я было подумал, что мне все это приснилось! — пораженно выдохнул парень с любопытством разглядывая полупрозрачные переливающиеся чешуйки.

— Не думаю, — с улыбкой покачала я головой — Кстати, откуда ты вчера взял янтарь? Никогда не замечала у тебя ничего подобного.

— Янтарь — символ нашего дома. Хорошая примета такая, иметь его при себе. Говорят, приносит удачу.

— А вчера силу камня мы видели в действии. Им ведь понравилось! — Рион и я рассмеялись, припомнив, с каким огнем в глазах русалки делили полученный подарок.

Когда мы покидали озеро, спрятанная в кармане чешуя неожиданно потеплела. Не знаю, можно ли было принять это за хороший знак или разрешение унести их с собой, но в голове отчетливо послышался тихий, журчащий горным ручьем смех. Кажется, мы оказались первыми, кому девы вод доверили свою тайну.

Глава 5.

Было тепло. Где-то поблизости уже давно перекрикивались птицы, создавая своим игривым щебетом невероятно приятную и чарующую атмосферу. Сквозь прорехи в крыше на ресницы падал по-утреннему яркий солнечный свет. Не знаю, как долго он пытался меня разбудить, но в какой-то момент я всё же нашла в себе силы разлепить веки. Как оказалось, лишь для того, чтобы снова зажмуриться, так и не сыскав отваги смотреть на голубое небо, с проплывающими на нем ослепительно-белыми облаками. Во второй раз сделать это получилось гораздо проще и быстрее. И все же я еще долго лежала на одеяле, всматриваясь в окружающий мир. Пытаясь запомнить его. Закрепить в сознании в мельчайших деталях. Только бы не упустить этот момент понимания своей принадлежности этому месту.

Мы с Рионом лежали на посеревшем от частых ночевок одеяле. От теплой ткани пахло луговыми травами и Ковылем. Помнится, именно этим покрывалом я обтирала своего промокшего под дождем коня. Сейчас этот запах казался почти родным, домашним. Он говорил слишком о многих, дорогих сердцу и памяти вещах; о тех моментах, которые, должно быть, даже сквозь года проносятся человеком в груди. Или мне только так кажется? Не знаю. Или не хочу об этом думать? Ведь все, что связано с Ковылем, Рионом, Ховрасом и нашим путешествием давно закрепилось в сознании, как что-то теплое и прекрасное. До слез. До желания петь от счастья и чувств, что в определенные минуты переполняют сердце. Когда я начинала думать, что когда-нибудь это закончится, руки начинали подрагивать. Нельзя такие мысли держать в голове. Нельзя!

Друг еще спал. Ему не мешали ни солнечный свет, ни звуки ожившей с приходом дня природы. Лежа на боку, он казался, как это ни странно, чуть старше. Не изгибались в извечной улыбке губы, не появлялись забавные, но невероятно привлекательные, ямочки на щеках. Спокойный, со слегка сдвинутыми от попыток неба его разбудить бровями, сильный и волевой он казался настоящим мечником, а не книжником, которого раз отпустив в военную академию, уже не смогли вернуть назад.

Этой ночью мы заночевали в маленьком, давно состарившемся домике, почти потерявшемся среди высоких яблоневых деревьев небольшого заброшенного сада. Постройка была деревянной, совсем простой и больше напоминала сарай для инструментов. Но нам ли, несколько недель обходившим все крупные поселения, жаловаться на условия? Да и не принц с принцессой, давно привыкли. И к полям, в которых все ночи напролет ветер играет колыбельные своим гостям, и к опушкам рощ, в которых ежики шумят с ранних сумерек до самого утра. Не принц с принцессой, нет, а странные, покинувшие привычную жизнь в погоне за мечтой люди.

Встав с нашего лежака, я потянулась, стараясь размяться. Затекшее за ночь тело никак не хотело слушаться и требовало действий. Не простых движений, а чего-то более серьезного, стоящего, напряженного. Я вновь решила взяться за меч.

Вышла из домика, окунаясь в теплые лучи весеннего солнца. Поутру оно еще не вошло в полную силу, но уже было душновато, хотя воздух, подкрепленный ароматом цветущих яблонь, и вовсе обещал свести с ума. Стараясь не обращать на это внимания, я вновь начала разминку. Потянула мышцы, заставив их с самого начала дня вспомнить, кому они принадлежат. Конечно, они не забыли. Но в последнюю неделю на тренировки с мечом у меня попросту не оставалось времени. Его целиком и полностью занимала дорога. Чарующая, опасная, трудная. Да, все же тяготы пути никак не могли заменить то, что давал меч. Это я давно выучила назубок.

Первые движения мечом — выпады и подсечки. Основа основ. При виде моих действий Ховрас, привязанный вместе с Ковылем к покосившейся веранде дома, резко повернулся в мою сторону и удивленно заржал. Вылька же даже ухом не повел. Мол, что странного-то? Уж он-то на меня с мечом в руках порядком насмотрелся, ничем не удивишь.

Движения сменяют друг друга, но каждое я повторяю несколько десятков раз. В конце концов, мышцы всего тела начинают приятно ныть от нагрузки. Это сладостное ощущение разливается по организму, вызывая улыбку. А между тем я все продолжаю наносить удары по воображаемому противнику. Кажется, что даже вижу его. Тень передо мной делает шаги, уходит от взмахов меча, сама наносит удары, от которых приходится уворачиваться мне. Но это лишь обманка. Мое мимолетное видение, вызванное ежедневными тренировками в стенах родного дома. Они не забылись. Ни одна. И никогда не забудутся. Плац, мечи и копья, луки и цепи, мужчины, которые ни за что не уступят в схватке девушке, нет, даже девчонке.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я остановилась. Но отнюдь не от усталости, а от пристального взгляда Риона, который с интересом разглядывал меня, стоя на пороге дома. Вытерев пот со лба, я повернулась к нему, вопросительно изогнув бровь.

— Доброе утро, — нисколько не смутившись, улыбнулась ему. Друг кивнул, и потянулся к своему мечу, приставленному к порогу.

— На тебя опасно смотреть, когда в твоих руках оружие, — произнес он, погладив выбитый на кожаных ножнах своего оружия орнамент.

— Почему же? Не думала, что со стороны это так плохо смотрится, — я даже удивилась. Не часто услышишь от Риона нечто подобное.

— Как раз таки наоборот, — он мимолетно рассмеялся — Это очень... Привлекательно. Будто смотришь на раскаленный язычок пламени в костре. Хочется коснуться, но знаешь, что как только ты протянешь ладонь, тебя тут же укусит огонь. Смотря на тебя в бою или на тренировке, не важно где, хочется ту же встать перед тобой, оказавшись под властью меча. И понимание того, что после этого выжить будет трудновато, если ты сама не остановишься, ничего не решает. Я не уверен, что это: гипноз или просто инстинкт, но это есть на самом деле.

— Вот ты о чем, — я, наконец, поняла, что имел в виду друг, улыбнувшись. В сознании воскресла яркая картинка из детства. Она обожгла меня своей яркостью, заставив зажмуриться, блаженно замерев на месте.

— Тебе уже это говорили?

— Нет, что ты. В нашем доме подобной фразы никогда бы не прозвучало. Отец уверен, что ни один из ныне живущих мечников не достоин даже того, чтобы называться воином. О похвале и речи не идет.

Лицо друга исказилось от удивления. Видимо, ему совсем не приходилось задумываться о том, какие отношения и взгляды могут блуждать в среде владеющих оружием. А ведь отец — один из самых искусных мечников в нашем государстве. Прошедший две войны, последняя из которых закончилась восемь лет назад, он знал и видел все, что может дать человеку призвание нашего Дома. И разбрасываться словами о мнимой гордости, мужестве или мастерстве было для него унизительно. Всеми этими качествами, по его мнению, могли владеть только те, кто уже никогда не вернутся с полей сражений. Те, чьи имена навеки вошли в историю. Даже не он сам. Никто. Никто из тех, кому посчастливилось встретить рассвет на поле битвы уже не годились для него не то, что на роль героев, даже на роль простых солдат. Хотя и тех он уважал. По-своему. Так, как мог уважать других людей человек, который смотря в зеркало, видит в отражении не человека-легенду, а мужчину, который, кое-как научившись владеть оружием, ринулся в бой, но так и не смог остаться там.

— Странно. Но как ты меня поняла тогда? Не думаю, что в моих сумбурных объяснениях много толку.

— 'Как' говоришь, — я глубоко вздохнула, стараясь не выпустить все то, что крутилось в голове после его слов. Но мысли и слова — не соловьи. Их трудно удержать при себе, если они не сидят покорно в хорошо запертой клетке, а бьются чайками в черепной коробке да в сердце, содержимое которых не очень-то хочется прятать от книжника. — Я просто знаю, что это такое. Когда-то давно и мне приходилось испытывать похожие чувства.

— Расскажешь?

Конечно, я рассказала. Скрывать это ото всех — задача не высшей важности. Более того, все это — часть не только моей жизни, но и жизни всего государства. Так чего таить то, что явно, что передавалось из уст в уста всего каких-то десять лет назад с благоговейным шепотом?

Это был октябрь. Не по-осеннему теплый и звенящий жизнью. С деревьев еще и не собиралась облетать пестрая листва, а две империи уже стояли на пороге войны. Мне было семь. И пусть я что-то уже понимала, но не могла ужасаться. Все происходящее казалось мне большой игрой, в которую играют государи стран. Всего лишь карточный расклад, который заведомо определяет победителя и проигравшего.

Тогда наш Дом принимал гостей. Это был очередной древний обычай — устраивать бал по поводу первой битвы войны. Глупая традиция, столь же бесполезная, сколько дорого то время, что все эти воины могли провести рядом с теми, кого по-настоящему любят. В ту осень я еще не думала об этом, и все происходящее представлялось одним большим праздником, устроенным, чтобы почтить Бога Войны.

А ведь праздник был шумным, ярким, чарующим. Он горел огнем фонарей и гирлянд; сыпал искрами от фейерверков и гремел залпами пушек. Повсюду звучала музыка. Не военные марши, призывающие к оружию, а тонкие песни, навевающие мысли о Родине, любимой и родной стороне. Она перемешивалась с теплыми аккордами и нотами музыкальных инструментов нашего Главного зала — Зала мечей, и разносилась далеко за пределы поместья. На том празднике я и увидела его.

Майрес Багряный, как его прозвали в народе, вошел в зал тихо, почти скромно, но его заметили все. А в особенности я, стоявшая в тот вечер у самых дверей залы. Черная мантия с алой подбивкой на нем будто бы горела. Темные жесткие волосы вились крупными кольцами, ниспадая на плечи. А лицо... Лицо, казалось, принадлежало самому Богу мечей и оружия. Никак иначе я не могла объяснить свою завороженность.

Вскоре настало время торжественных традиционных поединков. Он выступал последним, сражаясь с другим, известным и горячо любимым в те времена воином. Я помнила, как в восхищении смотрела за его движениями, не в силах вымолвить не слова. Это был момент слепого поклонения этому божеству, сотканному, казалось мне, из огня и стали, удачи и непоколебимой веры в мир. Я так и не смогла забыть, стереть эту картину из памяти. Даже сейчас она вспыхивала во мне теплыми углями, распаляя сердце.

Утром все разъехались. Где-то на полях сражений уже занимались битвы. По окончании войны я все ждала того, что вновь увижу этого человека, смогу сказать о том, что он дал мне столько желания владеть мечом, сколько не мог дать ни один самый искусный вояка, гонявший меня по плацу. Да только не случилось. Судьбе, как и Смерти, слишком нравятся лучшие. Майрес Багряный так и не вернулся из боя.

— Повезло тебе, — Рион с завистью оглядел приунывшую меня и вытащил меч из ножен. — Я о нем только по рассказам и знаю. Еще портреты, книги, рукописи, но это совсем не то.

— Верю, — я наконец-то смогла улыбнуться другу, оставив где-то за спиной все мысли о невероятном человеке, который когда-то давно взмахом меча взволновал мою жизнь.

— Сразишься со мной?

— С радостью.

С Рионом мы тренировались и до этого несколько раз. Но каждая возможность вновь скрестить мечи казалась мне невероятной удачей. Где еще найдешь мечника, который фехтует столь интересно и неподражаемо? Стиль у друга был собственный. Его явно не учили сто раз на дню выверенным традиционным движениям мечта, не заставляли повторять одно и тоже движение из раза в раз, час за часом, с раннего утра до заката. Чувствовалось, что все, что он несет с собой в бой — только его опыт, лишь его видение боя, подкрепленное годами академии.

Вот и сейчас его предложение родило во мне радость, которую я давно успела позабыть. Она шла из детства, когда меч виделся чем-то прекрасным. Как крыло, что заменяет птице руку, позволяя парить высоко в небе. Он был продолжением меня. И только недавно я осознала, что этого уже никогда у меня не отнять. Меч — часть тела. Сердце и мечты — часть души. И в какой момент они слились в единое целое? Кто знает?

Сходились мы медленно, каждый со своей стороны: Рион от крыльца дома, я — от цветущих деревьев, что высились за моей спиной. Шаг, еще один. Плавный поворот корпуса. Резкий взмах его меча, когда расстояние чуть сокращается, и вот мы сменились местами. Оружия так и не нашли друг друга. Но уже скоро. Скоро!

Выжав несколько мгновений, я пошла на него, легко взмахивая мечом. Сталь, сошедшаяся со сталью, звонко запела, распугивая крохотных птичек в ветвях яблонь. На секунды их голоса стихли, но когда пересвист вновь разнесся над нами, я даже не обратила на это внимание. Всю меня занимал бой.

Звон мечей, блоки и повороты. Мы наносили друг другу удары, не думая, позволяя телу и душе взять этот бой в свои руки. Как ни странно, но по-настоящему достать противника у нас так и не получалось. Обойти блок другого, найти слепую точку и ударить не выходило. Ни у Риона, ни у меня. В конце концов, я просто с этим смерилась, позволив в очередной раз отдать должное мастерству друга.

Этот бой закончился бы ничем, если бы Рион, слишком близко подошедший к одному из деревьев, не зацепился за корягу. Равновесие было потеряно. Он упал, стукнувшись спиной о крепкий яблоневый ствол. В тот же миг острие моего клинка оказалось у самого его горла.

— Вы проиграли, господин книжник, — мой смех разнесся по саду вместе с забавными песнями птиц. Конечно, это была не победа. И даже не маленький перевес сил в мою сторону. Просто не то место, не то время и злосчастная коряга. А ведь в реальном бою она стоила бы ему жизни.

Меч я тут же опустила, бросив его в траву, как обычную железку.

— Думаешь? Мне кажется, я выиграл, — Рион подмигнул мне, расплываясь в улыбке. Эта улыбка была почти детской и шальной. Совсем не той, что обычно клеят себе на лица вельможи и знатные люди. Я знала, что он умеет улыбаться и по-другому, иначе. Но, я легко себе в этом признавалась, видеть это выражение на его лице мне было гораздо приятнее и проще. Она легко позволяла забыть о том, кто мы есть на самом деле.

— И что же ты выиграл?

— Отбитую спину! — лицо друга исказилось наигранной болезненной гримасой, а в следующий миг меня саму утянули на землю. От неожиданности я тихо вскрикнула. Теперь трава щекотала шею и руки. Прямой солнечный свет уже не мог добраться до глаз, путаясь в пышной листве яблонь. Лучи дневного светила мягко проникали сквозь колышущуюся листву. От этого по зелено-голубому озеру над моей головой пробегала рябь. Она ложилась отсветами на наши лица, заставляя на мгновения жмуриться, а затем вновь открывать глаза.

Ежась от терпкого запаха травы и солнечных бликов, мы пролежали на земле минут десять. Но вскоре пришлось вставать и собираться в дорогу. Мы итак потратили приличное количество времени из-за позднего подъема и боя. А ведь планировали еще вчера оказаться в столице! Да только солнце закатилось раньше, чем мы успели хотя бы пересечь этот сад, за которым должен был пролегать большой тракт, ведущий к столице. Путь можно было продолжить и ночью, но в город нас никто бы не пустил до самого рассвета. Что толку было тратить следующий день лишь на то, чтобы выспаться после шатаний по темноте? Вот мы и подумали, что лучше сегодня окажемся в городе часам к трем дня, но успеем хоть что-то, чем ничего.

Покормив коней, мы двинулись в путь, осторожно обходя старые почти не плодоносящие кусты. Чтобы утолить голод жевали ржаные лепешки с козьим сыром, купленным в деревне неподалеку отсюда. Сыр был свежим и мягким, пах молоком, мятой и еще какими-то травами, запахи и привкусы которых я так и не смогла разобрать. Начинавшийся с подступающей жарой день обещал быть хорошим.

Вскоре мы действительно вышли к тракту. По другую сторону от него тянулись густые посадки, заслоняющие обзор. Далеко впереди я видела бок огромной светлой черепахи — города. Конечно же, это была столица — Мирион. Большая часть ее скрывалась из виду, прячась за густыми развесистыми кронами, но и тот клочок белого камня посреди зелени поражал своими размерами. А ведь это только одна сторона города! И есть другая, еще более мощная и высокая, буквально нависающая над морем, которое давно безуспешно бьет и терзает скалу, чья верхушка, должно быть, когда-то была горой, но, еще до прихода сюда людей, перестала существовать.

Над головой летали чайки. Светлобрюхие, серебрянокрылые они разрезали перьями воздух, подобно бумажным самолетикам, которые в детстве мы с братьями запускали с чердака самой высокой башни замка. Пергаментные птицы частенько облетали башню, от чего нам приходилось бежать к другому окну, или кругами спускались на землю. Но все же реже их подхватывал порыв ветра, унося далеко от поместья. Кажется, с тех дней минули не года, а целая вечность. Я давно была далеко от дома. И тут не было ни замков, ни братьев. Лишь отдаленно слышался шелест волн, но моря видно не было. Возможно, оно пряталось за густыми посадками, но просто так представать перед моим взором явно не собиралось.

— А я надеялась, что мы уже выйдем к воде, — немного смерив свой азарт, расстроилась я.

— Так вот от чего последние метры ты чуть ли не бежала! — догадался Рион, перехватив повод моего коня. Я озадаченно уставилась на него, не спеша разжимать пальцы. — Берег сразу за деревьями. Иди.

— Сейчас? Одна? А как же вы?

— Ничего, переживем без тебя десять минут, а потом сами выйдем. А то здесь и глаз полно, и Ховрасу с Ковылем легче будет. Ты ведь никогда не видела моря, я прав? — получив мой несдержанный кивок, друг весело продолжил — Тогда чего стоишь как вкопанная? Беги!

Наконец отпустив повод, я бросилась к зарослям. Они были колючие и жилистые, будто им не хватало влаги, хотя листва стояла зеленая, совсем не опаленная солнцем. Веточки цеплялись за подол амазонки, но я не обращала на это внимания. С каждым моим шагом крики чаек становились все громче, различимее, я уже разбирала набеги волн, которые гребнями обрушивались на берег. Воображение рождало в голове столь нереальные картины, что хотелось плакать. Все это подгоняло меня еще больше, распаляя желание увидеть, почувствовать этот мир.

Когда я выбралась из зелени, то чуть не завопила от восторга. Настолько меня потрясло то, что открылось моим глазам.

Под ногами еще на несколько метров вперед простиралась трава — совсем короткая, но живая и усыпанная мелкими светлыми цветами, но чуть дальше она редела, смешиваясь с золотистым, почти белыми песком, переходящим в... бескрайнее небо. Разумом я понимала, что это вода, что и этой лазурной дали есть конец, но сердце и глаза отказывались верить всем доводам рассудка. Ибо далеко-далеко, где-то на горизонте, море сходилось с небесным океаном. И конца этому не было.

Вышла на песок, слегка качнувшись от соприкосновения коротких сапог со столь податливой и рассыпчатой поверхностью. Не найдя в себе сил оставаться на месте двинулась к воде. Я почти слышала, как ветер погнал золотые песчинки туда, где остались мои следы, желая вновь лишить берег человеческого присутствия.

У самой воды песок темнел от влаги. Отпечатки сапог уносил с собой то подходящий совсем близко, то отступающий морской прибой. Волны ласкали маленькие редкие камни, превращая их в гальку. Один галыш я подняла и сжала в ладони. На ощупь он был совсем круглым, гладким и холодным. Как железо, долго пролежавшее на морозе.

— Нравится?

Я оглянулась на голос, поняв, что за своими блужданиями по пляжу совсем не заметила друга, должно быть, уже давно вышедшего из-за деревьев.

— Спрашиваешь?! Еще бы!

— А теперь посмотри туда, — Рион махнул рукой куда-то за мою спину, в направлении ранее скрытого зеленью города. Посмотрела в указанном направлении и во второй раз за последние минуты изумилась.

Еще далекие стены Мириона в свете солнца казались ослепительно белыми. Высокие, мощные, будто бы высеченные из единого куска мрамора все башни, дома, обзорные вышки и возвышающийся над всем этим дворец больше походили на продолжение скалы, чем на нечто, созданное руками человека. От этого тоже захватывало дух. Море и Белый город, казалось, были созданы друг для друга, чтобы оттенять красоту и величие двух крайностей и раз за разом восхищать умы людей, которые, похоже, и не видели ничего краше в жизни.

— Это невероятно, Рион, — единственное, что я смогла сказать после долгого молчания.

— Я тоже так подумал, когда впервые увидел это. Пойдем.

Оказавшись в седле, мы направили коней по траве в сторону Мириона. Город неспешно приближался, а я, давно позабывшая всю свою дворянскую выдержку где-то в дороге, так и не смогла отвести глаз от его белоснежных стен.

— Вия, у тебя такая искренняя реакция. — Рион повернулся ко мне, поглаживая Ховраса по холке. Конь довольно фыркал на ходу.

— Да, наверное, — я даже устыдилась этих его слов — Понимаешь, в нашей семье девушек не слишком балуют поездками и приключениями. Прогулки по саду в сопровождении нянек и слуг не в счет. Когда на тебя направлены десятки знакомых глаз — все меняется. Еще и спину приходится держать ровно, придерживать юбку, не спотыкаться о камни, когда они сами буквально прыгают под ноги! А проводимые три раза в год официальные поездки в соседние земли тоже предполагают смиренный вид, кротость, собранность. Мол, что это за любопытная мечница, которая не может взять себя в руки при виде чего-то нового?! Конечно, я много бродила одна, но это продолжалось из года в год. Я день ото дня видела леса и горы, наверное, потому и не могу спокойно видеть море. Для меня это нечто неведомое. А потому интересное.

— Да уж, не хотел бы я быть девушкой! Платья, юбки, поездки в каретах.

— Женихи, — я засмеялась, вспомнив, пару историй из недавнего прошлого.

— Что? Подожди! Только не говори, что к тебе сватались, — Рион воззрился на меня, как на дар небесный.

— Всякое было.

Спасибо Ховрасу и удобному седлу — друг все же не свалился на землю. Всю оставшуюся дорогу до города он только и делал, что закидывал меня вопросами, которые я тактично пропускала мимо ушей, и бросал на меня насмешливые взгляды. Тоже мне! Сама я ничего особо веселого в этих историях не видела. Подумаешь: два несносных мужчины пытались просить моей руки. Подумаешь красавцы и богачи. Пара слов, которые не понравились отцу и их выставили за дверь. Это был первый раз, когда я благодарила небо за жуткий характер главы семьи. На этом все сватовство кончилось. И слава Богам за это!

Не прошло и двух часов, как мы оказались у ворот Мириона. Вблизи они не были столь ослепительными, но поражали своей высотой и мощью. Только окружавшая город стена была раз в пять выше обычного человеческого роста. А ведь были здания, что видны из-за нее! И это отнюдь не императорский дворец, шпили которого было видно еще далеко-далеко на дороге.

Нас пропустили без каких-либо проблем. Пошлина в серебряник — и мы уже внутри этого большого улья. В голове тут же едкий голос пропел о том, что никаких вольных манер более я не увижу. Не то место и не то время. Да и люди, по большей части, вокруг не те. Если только Рион, но и он, как я заметила, чуть изменился в лице. Стал собраннее, серьезнее. На лице почти не осталось того юношеского азарта, который пробивался через года, и все его естество. Улыбка никуда не исчезла, но теперь она скорее напоминала лишь обыкновенную дружелюбную маску, которую обычно надевают все, кому хоть немного нужно держать лицо, чем что-то большее. Мне тут же захотелось совершить что-то эдакое, чтобы сдернуть это выражение с его лица, но тут я поняла, что выгляну ничуть не лучше. В витрине магазина я отражалась невероятно гордой и уверенной в себе, в мире и в жизни девушкой. Но была ли я такой на самом деле? Желала бы стать? Ответ на эти вопросы не знала даже я, потому, не задумываясь, выкинула их из головы. Раз уж пропадать, так с верой в то, что все идет так, как должно быть.

Столица не была похожа не на один из виденных мною городов. Дома были высокие — в три-четыре этажа, выбеленные или же песочные, часто украшенные камнем или мозаикой. Почти все они буквально утопали в зелени до первого этажа, а некоторые растения умудрялись неведомым образом прорастать даже сквозь бежевую черепицу крыши. Таких было не много. Видно работникам не раз и не два приходилось совершать подвиги, взбираясь наверх и выпалывая маленькие зеленые клочки травы или яркие пятна цветов. Сразу видно, где именно обычно живет, останавливается или просто проводит время знать. Ничего странного, что город со стороны кажется белоснежным, ведь и вблизи дома не сильно расходились с первым впечатлением. Естественно, что на главных улицах нам не встретилось ничего более простого и человечески-теплого, обжитого. И только проехав несколько кварталов, мы оказались на улицах, похожих на реальность, а не на наспех вырезанные картинки из книги.

Простые здания не так сильно резали глаз обилием лепнины или украшений. Узкие, буквально приклеенные друг к другу, они переплетались наружными деревянными балками и редкой виноградной лозой. В этих домиках обосновались простые жители города: ремесленники, купцы, крестьяне, знахари, алхимики, не получившие аттестатов, а потому работающие за меньшую плату, и многие другие. Тут же на первых этажах теснились многочисленные таверны, магазины, лавки. Маленькие садики были разбиты почти у самых домов, оживляя это и без того интересное место.

Людей, снующих от одной лавки к другой, было море. Но, как это ни странно, никакого отторжения даже после многих недель путешествия они не вызывали! Все выглядело настолько гармонично и правильно, что я неожиданно почувствовала, пусть и на долю секунды, что оказалась дома, где все знакомо и приятно до дрожи в ногах. Легкая улыбка сама собой оказалась на губах. Спрятать ее у меня так и не получилось. Благо, что замечать это было некому. Да и мало ли каким мыслям может улыбаться незнакомка на улице? Что ж, надеюсь, народ здесь не такой любопытный и дотошный, как в более мелких городках империи!

Прежде всего, мы с Рионом нашли ночлег, за пару монет сняв номера в одной из тихих, но уютных гостиниц района. Заботы о конях тут же перехватили конюхи, не желавшие принимать никаких возражений и протестов. Рион вызвался проконтролировать их, а потому я без угрызений совести и лишних волнений смогла подняться к себе в комнату.

Помещение оказалось не слишком большим и светлым, как и весь этот солнечный город. В два не зашторенных окошка бил яркий свет. Рядом с одним из них стоял крепкий ухоженный деревянный стол, будто только неделю назад покрытый лаком, такой же стул, кресло в дальнем углу, совсем у маленького стеллажа с книгами и красиво обтесанными камнями. Напротив окон стояла большая кровать, покрытая стеганным лоскутным одеялом.

Подойдя к книжным стеллажам, я наугад выхватила один из томиков в яркой, бросающейся в глаза обложке. 'Легенды и тайны степных земель' — гласило название, выведенное темными чернилами поверх зеленой бумаги. Улыбнулась. Хорошая литература для того, кто оказался впервые в этих краях, отправилась на маленький прикроватный столик. Я же, повернув ручку узкой дверцы правее от кровати, шагнула в уборную. Следующий час я даже не думала о том, чтобы покинуть ванную, барахтаясь в горячей воде, от которой пахло медом и корицей.

Когда усталость ушла, а волосы и кожа были приведены в порядок, я все же взяла себя в руки и отправилась переодеваться. Уже сегодня для меня намечалось несколько дел, которые не следовало откладывать в долгий ящик. А потому, не дожидаясь того, как волосы высохнут, я расчесалась, и отыскала в вещах последнее чистое и, собственно, пригодное для Мириона платье. Темно-зеленое, с золотым пояском и длинными, расширяющимися к запястьям рукавами, оно было столько же удобным, как и моя любимая амазонка. Как все таки хорошо, что многие вещи в семье мечников делаются с расчетом на то, чтобы было удобно принять бой!

Волосы все же собрала в замысловатую косу. При этом неутихающее желание оставить их распущенными пришлось заталкивать в глубь себя буквально силой. Ну и что, что чистые? Главное, чтобы сейчас ничего не мешало, иначе хлопот не оберешься.

Как оказалось, за дверью комнаты меня уже ждал Рион.

— Ну, что, идем разбираться с нашими делами?

— 'Нашими'? — я немного опешила, надеясь, что это не так явно отразиться на моем лице. — Но я думала, что с этим я справлюсь сама. Поэтому спасибо тебе, но...

— Стоп! Стоп! Стоп! — Рион дотронулся до моего плеча и заглянул в глаза. Для этого ему пришлось чуть наклониться, но это не вызвало у меня даже усмешки. Друг был серьезен как никогда. — Мы же команда. Причем замечательно сработанная. Зачем тебе заниматься одной тем, что мы можем решить вместе?

— Не в этом дело. Но давай поговорим в другом месте. Тут кругом люди.

Книжник кивнул и пропустил меня вперед. Уже через пару минут мы сидели на веранде одного из местных заведений, в ожидании того, что кто-то из нас первым начнет разговор. Сделать это пришлось мне. Слова плохо складывались в предложения. Страх быть неправильно понятой буквально бился в висках.

— Посмотри на свою руку, Рион.

— А что с ней?

Я грустно усмехнулась, поняв, что Рион просто не хочет замечать того, что вижу я. Татуировка, подтверждающая нашу клятву, исчезла с его запястья, как только мы пересекли пороги своих комнат. Теперь, ни он, ни я друг другу совсем не были ничем обязаны. А это значит, что он мог продолжить путь дальше без меня и моих проблем.

— Нить клятвы недавно исчезла. Ты ведь понимаешь, что это за знак? — я едва смогла произнести это, сжав скатерть под столом в ладони. Края ее натянулись, и чашка чая чуть не опрокинулась на мои колени. Расставаться с другом мне хотелось меньше всего на свете. Он стал для меня родным, как мои братья. Сама дальнейшая дорога представлялась мне дальше совершенно туманной и запутанной. Без него.

Рион глубоко вздохнул и на несколько секунд прикрыл глаза. Кажется, он пытался собраться с силами или запастись терпением. По его лицу не возможно было что-либо понять. Или у меня этого не получалось из-за того, что собственные переживания о разлуке затмевали и заглушали все, что я могла понять или воспринять сейчас?

— Глупость это, а не знак, упрямая недоверчивая девчонка, — его голос буквально сочился ядом. Друг впервые на моей памяти шипел и был по-настоящему зол. На меня. На мои слова. При этом он совсем не менялся в лице и это пугало меня еще больше. После долгой паузы он все же открыл глаза и продолжил:

— Кто тебе вбил в голову глупости о том, что нам придется расставаться?

— Но, у тебя служба. Ты же через несколько дней должен будешь получить приказ, ты забыл?

— Так и ты хотела путешествовать, разве нет!

Теперь начинала злиться уже я. Он что, действительно не понимает или только прикидывается? Если последнее, то ему точно не поздоровится! С таким не шутят, даже если ты близкий, возможно, даже самый близкий сейчас, человек!

— Да, но не так! Вспомни, что за мной такая охота, что не поздоровится. Я не могу всю жизнь находиться в бегах или скитаться. Да и шариком на веревочке, который всюду таскают за собой, я быть не хочу.

— Причем тут шарик?! — друг все же не сдержался и повысил голос — Есть вариант, при котором мы можем продолжить идти дальше вместе. Понимаешь? Да или нет? — почувствовав, что мои руки дрожат, он смягчился — Ви-я, ответь. Или почти два месяца дружбы пути прошли просто так? Ну?— А причем тут дружба?— При том, — меня ласково потрепали по голове — Не могу тебя бросить сейчас. И не хочу. Запомнила? Молодец! А теперь слушай внимательно, у меня есть небольшая идея.

Объяснял друг долго, описывая каждую деталь той авантюры, которую ему хотелось провернуть. Мне его мысли казались нереальными. Периодически хотелось прервать его, но всякий раз меня что-то останавливало. Будто крупицы его энтузиазма передавались и мне, проходя под кожу, ныряли в кровеносные сосуды и несли их к сердцу, которое в какой-то момент и вовсе было готово поверить чему угодно.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — Рион как-то заговорщицки придвинулся ко мне, закрывая от посторонних глаз посетителей таверны. Последние уже не первый раз оборачивались к нашему столику, всматриваясь в более чем странную для подобного заведения парочку. В их взглядах явно читался немой вопрос: почему, если парочка, то так недоверчиво смотрят друг на друга, да еще и тона повышают? Нечисто тут дело! Как ни посмотри: что столица, что забытая всеми Богами деревушка в чаще леса — отношение не меняется ни на грош. Людское любопытство да злые языки всюду следуют за человеком. Так и здесь. Небось народ давно построил кучу догадок о том, кто я, кто Рион, и кто мы друг другу. Надеюсь, у них все же нашлось ума не пускать похабные мысли в свои дурные головы.

— Что я думаю? Думаю, что ты совсем рехнулся! — вкрадчиво, но как можно тише ответила я — Не спорю, мне нужно попасть во дворец, представиться принцу, чтобы обозначить себя, как отделившегося от дома человека, в этом ты прав. Только ведь, есть более приемлемые пути. Подумай! Если тебя там ждут, то я буду лишь мешать. Это твоя аудиенция — не моя. А значит, дорога мне туда закрыта. Еще и тебе достанется за то, что привел туда женщину. Да еще и без согласования.

Друг устало выдохнул и несколько измученно посмотрел на меня, должно быть, пытаясь отыскать во мне хоть толику безумия, азарта и надежды на удачу в подобной авантюре. Но тщетно. Вот уже несколько десятков минут к ряду он безуспешно пытался убедить меня в том, что лучшим способом оказаться в поле зрения Его Высочества будет появление на назначенной ЕМУ официальной встрече, на которой Рион хотел представить меня как своего компаньона, что позволило бы нам путешествовать вместе и дальше. Но, как известно: за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.

Все это с трудом укладывалось у меня в голове. И как такому парню, как этот неправильный книжник, пришло на ум такое? Умный же и все понимает. Даже слишком! Ничем хорошим такое точно кончиться не может, как пить дать! Причем ни для него, ни для меня. Огребем по самое 'не балуйся'. Из такого и не вывернешься ведь! Император как-никак. Пусть и будущий. Пусть и под опекой дворянства.

— Ты не понимаешь, Вия! — парень умопомрачительно улыбнулся, насобирав в свой заплечный мешок сердца пары-тройки разносчиц. Мне представилось, как с таким же прекрасными эмоциями на лице Рион мог на каком-нибудь светском рауте рассыпаться в вязких, как мед, комплиментах перед разодетой в пух и прах барышней. От подобных мыслей мой желудок скрутило, настолько неприятной и откровенно пошлой представилась картина. Стало тошно. Но делать нечего. Жизнь — это жизнь. А долгое пребывание в золотой клетке портит людей. И меня тоже. Даже в первую очередь меня, если я могу позволить себе думать, что мой друг, хоть и изредка, бывает лицемерен. — Встречу устроил мой друг. Хороший друг. Янар — замечательный парень! Мы вместе учились в академии. Не скрою, я не знаю, как и за какие именно заслуги он попал к принцу, да еще и стал его правой рукой, но он смог помочь мне. А значит, выручит и тебя. Я верю в это и верю ему. А ты мне?

Я подняла на друга изрядно измученный взгляд, встретившись с его глазами. Искрящимися жизнью, неподдельной любовью к миру, людям, живущим в нем. Интересно, что бы я смогла увидеть в своих глазах? Недоверие? Страх остаться одной? Отстраненность? Переживания о родственниках, что чуть ли не наступают мне на пятки, пытаясь отыскать, поймать и запереть под замком до поры до времени? Пока не понадоблюсь, чтобы сыграть свою глупую роль пешки в делах, которые меня мало берут за душу. Надежду? Веру в будущее, которое обязательно должно расцвести прекрасным цветком где-то на моем пути? А что видел сам Рион? Что он брал себе, глядя на меня?

— Я тебе верю, — я не смогла не улыбнуться, напомнив себе, какой была моя реакция на него в первые часы нашего знакомства. Разум тут же подкинул мне воспоминания о том, как я пыталась понять его скрытые, конечно же, корыстные мотивы. Долетело до меня из недавнего прошлого и понимание, что таковых попросту не оказалось. Мой товарищ был чист, как бывают чисты листы бумаги, которые побоялось тронуть перо картежника или книжника. Иногда мне казалось, что весь он просто соткан из невероятных желаний, отваги и света. Я чувствовала, что его внутренний стержень непоколебим, как бы сильно не старались расшатать его сильные порывистые ветра и пыльные бури. Такой жизненной основой не могла похвастаться даже я. И, где-то в глубине души, мечтала однажды понять, что и за мной стоит та стальная воля, что так рьяно воспитывалась в каждом ребенке Дома мечей, и что так странно досталась книжнику. — Но я боюсь. Не знаю от чего это. Чувствую, что грядет что-то неприятное. Даже опасное. Но никак понять и расшифровать все эти мысли не могу.

— Лишние беспокойства — к седым волосам, — Рион взял мою ладонь в свои руки, стараясь толи успокоить, толи приободрить. — А тебе еще рано, Вий. Даром промучаешься. Что бы не произошло — мы найдем выход из любой ситуации. И проблемы решим. Все. Только дай мне шанс. Вот увидишь: мир добрее и терпеливее, чем кажется на первый взгляд. Он никогда не бросает своих обожаемых детей.

— И где ты этого нахватался?

— Ну, я же книжник.

— И как же я забыла?

Попытка отпустить его так и осталась в прошлом, а уже через несколько минут спустя мы выскользнули из паба на открытую, залитую солнцем улицу. Дышать разом стало легче. Будто в легкие каким-то диковинным устройством вбили литры воздуха. Чистого. Живого. Творящего чудо со всеми, кто его вдохнет.

Легко лавируя между десятками людей, мы шли по улице, стараясь не замечать остальных жителей города. Люди и люди. Смеются, гневаются, ворчат. Бегут по своим делам, зная, что никто не сделает их лучше, чем могли бы они сами.

Изредка я чувствовала на себе взгляды: напряженные, придирчивые, осуждающие, оценивающие. Но тут, среди щебета голосов и света дневного светила, они не казались такими уж неприятными и непримиримыми. Я спокойно могла поднять голову и встретиться со смотрящим взглядом, не страшась, не боясь, где-то в глубине души, уловить в глазах человека оскорбление, адресованное мне, моей сияющей от недавних глотков пьянящего воздуха улыбке. Такая перемена была тщедушна и нелепа. Но то, что она столь резко произошла во мне, расстроило меня еще больше. Нужно было заканчивать играть в игру со своим сердцем, со своей душой. Девочка, которая до дрожи пугается мыслей о возвращении домой, о шпионах Дома и о парящей рядом неизвестности должна была вновь исчезнуть. Как и раньше. Когда я только-только переступила порог родительского дома, поняв, что пути назад уже не будет. Никогда.

Должно быть, все эти мысли как-то отразились на моем лице, от чего Рион спокойным, почти родным движением взял меня за руку, сжав ладонь. Слегка повернувшись к другу и заметив его серьезный взгляд, я улыбнулась, без слов и лишних жестов найдя поддержку в том, кого не должна была подпустить к себе ближе, чем на пролет стрелы. А еще лучше: подпустить и заколоть мечом, вырезав на груди побежденного родовой знак. Просто потому, что воля Дома. Просто потому, что Книжники неизвестно с каких пор не ладят с Мечами. Потому, что некие сумасшедшие люди заставляют следовать своим глупым правилам тех, кому нет до них никакого дела.

И кто сказал, что девушкам везет? Врали.

Неспешным шагом мы дошли до набережной. Светлой, увитой пробравшимся с отвесного склона плющом, который, словно заботливая мать, укутал ближайшие здания, обвил перила лестниц, спускающихся в порт, своими зелеными нитями. Все дороги здесь были выложены желтовато-белым камнем, который не желал нагреваться даже под светом солнца. Он покрылся сетью трещин, проделанных в нем годами и морским бризом, гуляющим из века век по этим берегам, но и не думал превращаться в пыль. Как же много стойких существ и вещей населяют наш мир!

При виде моря меня охватил азарт. На губах непроизвольно заплясала плохо контролируемая улыбка. И было от чего! Ведь до сегодняшнего утра этот бескрайний голубой простор я видела лишь на картинках старых книг по картографии и мореплаванью. Там оно казалось чем-то чуждым моему привычному миру, но теперь предстало как нечто нераздельно связанное со свободой, жизнью. Должно быть, даже сейчас я не была до конца уверена, что волны, темными гребнями накатывающие обломки и выступы скалы, солоноватый запах воды и шум ветра, извечно сопровождающий эту морскую стихию, не привиделись мне, готовые рассыпаться в золотистый песок от одного неосторожного движения, одной неверной мысли.

Прохожих здесь было на порядок меньше. Сказывалось то, что в будний день даже в столице занятый народ не может позволить себе больше минуты отдыха. Зато дети, отсидевшие свои уроки в академиях и крохотных школах при храмах, уже давно резвились здесь, гоняя с места на место отъевшихся птиц.

— Рион, ты не мог... С тобой все в порядке? Ты будто призрака увидел!

Неожиданно, но на мои слова книжник отреагировал быстро, возбужденно и даже резко, будто бы и не он это, будто выпал из реальности на несколько мгновений:

— Русалки, да приведения. Нет! Я нашел то, что многим лучше! Пойдем, — схватив меня за руку и не дав проронить ни слова, Рион потащил меня туда, где со звонким хохотом резвилась детвора.

С каждым шагом по направлению к группе людей я все четче могла разглядеть то, а точнее того, кто так привлек внимание товарища. Это был юноша. Скорее молодой мужчина, неведомо как затесавшийся в это смешливую, кричащую толпу. Не знаю, что это было: интуиция или предвиденье, но подсознание услужливо шепнуло 'Янар'. И в этот миг я поняла, что этот высокий, гибкий парень не может быть ни кем иным, чем другом Риона. И этот самый друг когда-нибудь меня спасет. А потом... А потом утащит в омут. Темный и неизведанный. Потому что я буду любить этого человека всю свою жизнь.