|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Религиозно-политическая антиутопия.
Первой ласточкой стал вышедший в 1733 году роман "Мемуары двадцатого века" — книга ирландского писателя Сэмюэля Мэддена. Произведение представляло собой, скорее, сатиру, чем попытку серьезной футурологии. Мэдден был англиканским священником, и роман посвящен опасностям католицизма и иезуитов, изображая будущее, в котором они доминируют.
Эта работа считается самой ранней, посвященной путешествиям во времени, хотя в ней не объясняется, как это было сделано.
Роман представляет собой переписку между британскими представителями в Константинополе, Риме, Париже и Москве и их руководством в Великобритании.
Технология 20-го века не отличается от эпохи Мэддена; основное внимание уделяется политическому и религиозному состоянию мира в будущем.
В истории будущего большая часть мира оказалась во власти иезуитов. В начале 19 века иезуит Павел IX стал папой и захватил временный контроль над большей частью Италии. Восемнадцатый век был временем войны между Испанией, Францией и Священной Римской империей, но ослабленные конфликтом и бесхозяйственностью, все три державы в итоге к середине девятнадцатого века стали вассалами Римского престола. Также под папским контролем находятся обширные владения в Африке, Китае и Парагвае.
Во Франции правит король Людовик XIX, но французское государство слабо, и им управляет его премьер-министр-иезуит. В Константинополе Османская империя пала и была заменена татарской империей. Новый режим проводил либеральную религиозную политику, и к 1997 году деизм и христианство стали доминировать в империи, а миссионеры-иезуиты стали активными и могущественными. Россия является экспансионистской державой, аннексировавшей Финляндию, Польшу и части Персии и Турции; и, хотя она традиционно является врагом иезуитов, в конце 20-го века они также набирают силу там.
* * *
Геополитика будущего.
В 1763 году автор, оставшийся анонимным, издал книгу "Правление Георга VI 1900-1925".
От первой страницы книги до последней проводятся две основные идеи. Первая: Россия — враг будущего; если ей не подрезать крылья, она будет доминировать во всей Северной и Восточной Европе и станет источником проблем мира. К 1900 году она не только поглотила Польшу, Финляндию и Крым, что впоследствии действительно произошло в реальности, но также аннексировала скандинавские монархии, что отнюдь не казалось невозможным для наблюдателя 1763 года.
Вторая: если Россия — великая опасность будущего, то Франция представляет собой большую опасность настоящего. Она непримирима, и она должна быть разбита. Другого способа справиться с ней нет, и после двух ее неспровоцированных нападений Георг VI с поразительной легкостью завершает полное завоевание королевства Бурбонов. При этом Англия проводит там прогрессивные реформы, вызвавшие радость французского народа.
Будущее России достаточно точно предсказано; более того, ее грядущее величие даже преувеличено, поскольку в книге в 1900 году она становится второй, а не третьей морской державой в Европе, а ее сухопутные владения распространяются до Северного Моря.
Турция все еще владеет Константинополем, хотя ее северные границы были урезаны Россией (как и в реальности).
Верховенство в Германии перешло от Габсбургов к Бранденбургскому дому, и Фридрих IX из Гогенцоллернов получил императорский титул в 1900 году. Этот прогноз был вполне реалистичен для эпохи, только что увидевшей славу Фридриха Великого. Но никто не мог предвидеть реального пути Пруссии к возвышению — с уничтожением в 1805 году древней "Священной Римской империи" Наполеоном и созданием шестьдесят пять лет спустя нового Немецкого Рейха Вильгельмом I Прусским. Германия 1900 года автору виделась в увековечении старой империи, а не новообразованным государством. При этом значительную силу новой империи у автора представляли курфюрсты Баварии и Ганновера, герцоги Саксонии и подобные им князья XVIII века.
Объединение Италии было еще одним из событий будущего, которое предвидел автор. В его 1900 году почти весь полуостров находится под властью одного короля. "Наследие Святого Петра уже давно отторгнуто от Церкви, и светская власть пап закончилась." Но два неудачных прогноза сделаны при описании Италии 1900 года. Ее король является не членом рода Савойи, как в реальности, а потомком Карла Неаполитанского — хотя потомки сочли бы невозможным присутствие сицилийского Бурбона на римском троне. Другая ошибка — выживание небольшого Венецианского государства на северо-востоке Италии: вместо дожа в Венеции правит король, и его существование было продлено с помощью Франции, "которая всегда считала себя обязанной вмешиваться в дела Италии".
История Пиренейского полуострова предсказана не так удачно. История девятнадцатого века Испании у автора отмечена процветанием. Португалия завоевана и поглощена в начале века, а Сардиния вернулась под власть Испании. Испании также удалось вернуть Гибралтар, и, по-видимому, Менорку, лишив Британию плацдарма в Средиземном море. Более того, вся испанская Американская империя нетронута: Мексика, Перу и Венесуэла — мирные и спокойные вице-королевства под властью короны испанских Бурбонов.
Бразилия, в результате завоевания Португалии, также стала испанской провинцией. Тем, для кого восстание колоний хорошо известное явление, трудно представить, насколько маловероятным, должно быть, казалось наблюдателю 1763 года, что земли Нового Света когда-либо разовьют национальный дух и оторвутся от своей метрополии.
Испания сохранила и Филиппины, которые являются целью английского вторжения в 1920 году.
Из малых государств Европы 1763 года автор позволил выжить немногим.
Швейцарская Конфедерация все еще существует, но нет других третьесортных держав, кроме королевства Венеция.
Португалия была поглощена Испанией, Швеция, Дания и Норвегия — Россией, в то время как Франция где-то около 1850 года захватила и аннексировала австрийские Нидерланды и Голландию.
Создание полудюжины новых государств на Балканах автору и не снилось. Он делает Султана по-прежнему хозяином всех земель до Дуная.
Французская революция — это событие, о котором у автора нет ни малейшего предчувствия. Франция 1900 года для него все еще централизованная, плохо управляемая и деспотичная страна его собственного времени. "Дворяне были абсолютными господами в своих поместьях, но рабами своего монарха и первыми, кто испытал его ярость", "Парламенты ранее вызывали волнения в этом королевстве своим упрямством в отказе зарегистрировать королевские указы: но теперь этой видимости свободы пришел конец", "Суеверия и энтузиазм" правят низшими классами, умеренные только после 1920 года "большим количеством книг, которые высмеивали и ниспровергали римско-католическую религию". Города во многих провинциях пришли в упадок, государство было наполовину разрушено, но "хитрый политик" король Карл X все еще проводит агрессивную политику своего предка Людовика XIV, удерживая Италию на плаву, наживаясь на проблемах Германской империи и угнетая миллионы недовольных нидерландцев. В союзе с русским царем Петром IV он способен доминировать в Европе, пока, вступив в неспровоцированную войну с Англией, он не потерял и свою жизнь, и свою корону в 1919 году.
В Англии 1900 года во внутренней политике остаются те же фракции восемнадцатого века и парламентская коррупция. Судьба министерств зависит от интриг группы герцогов-вигов, каждый из которых имеет своих сторонников в Нижней палате.
Территория британских Североамериканских колоний была расширена и по ней распространились британские мануфактуры.
Австралия и Южная Африка, естественно, не упоминаются в книге. Первое поселение в первой появилось только в 1788; во второй на момент написания книги была только малоизвестная голландская колония.
Ост-Индская компания по-прежнему процветает, но границы ее территорий нигде не указаны. Мы знаем только, что в царствование Георга VI они включали в себя не только индийские владения, но и бывшие голландские поселения на Яве.
"К 1920 году в британско-американских владениях насчитывалось 11 миллионов душ: они владели, возможно, самой прекрасной страной в мире, и все же никогда не предпринимали ни малейшей попытки избавиться от власти Великобритании". На деле уже в 1899 году в Соединенных Штатах проживало около 70 миллионов жителей, а в доминионе Канада — более 5 миллионов. Действительно интересным фактом в картине автора является то, что он, только что задумавшийся о возможности восстания Соединенных Колоний, затем отклонил ее. Вызвавшее возмущение американцев законодательство Джорджа Гренвилла оставалось будущим, хотя и совсем близким — оно было введено менее чем через год после публикации книги. Другие причины для недовольства американцев уже существовали, но автор считал, что они никогда не станут опасными. "Конституции нескольких частей этой обширной монархии были превосходно разработаны, чтобы держать в постоянной зависимости от метрополии ... Множественность правительств, которые преобладали над всей страной, сделала выполнение такой схемы (т.е. восстания) абсолютно невозможным".
Возможно, еще при жизни автора зрелище Континентального конгресса опровергло его предположения. Есть шансы, что он дожил до известий о Саратоге и Йорктауне и даже увидел посланника Соединенных Штатов Северной Америки, идущего по улицам Лондона. Он, должно быть, вздохнул, подумав о своей собственной восторженной картине милиции Нового Орлеана, сотрудничающей с английскими солдатами при захвате города Мехико.
Автор совершенно не предвидел повсеместного развития технологии, основанной на пару. В его 20 веке трехпалубные парусные корабли сражаются в морских сражениях, а внутренним коммуникациям способствуют прекрасные дороги и бесчисленные каналы. Живший в эпоху расцвета каналов (большой канал "Бриджуотер" начал работу в 1761) автор рассматривал именно их, как великие магистрали будущего. "По рекам, которые раньше были почти бесполезны, теперь плавали большие баржи, что увеличило торговлю бесчисленных городов и зародило во многих местах новые. Прорытые каналы соединились с реками и образовали сообщение между всеми частями королевства. Деревни превратились в городки, а городки стали городами".
Военные операции англичан, занимающие так много места в "Царствовании Георга VI", полностью смоделированы по тактике Фридриха Великого, которая, похоже, была самым тщательным образом изучена автором. В их единственной катастрофе, неожиданном поражении от французов при Орлеане в мае 1919 года, Георг VI копирует Фридриха даже в поражении — битва, похоже, смоделирована по образцу битвы при Хохкирхе. Марши английской армии очень тщательно проработаны. "Освобождение Вены в 1918 году" — это воспроизведение марша Мальборо на Бленхейм, который был единственным прецедентом, имевшимся у автора для операции, охватывающей такую обширную территорию.
Но в некоторых кампаниях лимит дней, отведенных для длительных и сложных операций, слишком мал. Георг VI иногда ухитряется двигаться со скоростью, которая удивила бы самого Наполеона.
* * *
Французская утопия.
"2440 год: Сон, если он когда-либо был" — роман Луи-Себастьена Мерсье, написанный в 1770 году, утопический роман, действие которого происходит в 2440 году.
Роман описывает приключения неназванного человека, который засыпает и оказывается в Париже через несколько столетий. Он бродит по изменившемуся городу и в конце концов оказывается в руинах Версальского дворца. Герой Мерсье отмечает все, что привлекает его внимание в этом футуристическом Париже. Общественное пространство и судебная система были реорганизованы. Одежда граждан удобна и практична. Больницы эффективны и основаны на научных данных. Здесь нет монахов, священников, проституток, нищих, учителей танцев, кондитеров, постоянных армий, рабства, произвольных арестов, налогов, гильдий, внешней торговли, кофе, чая или табака — такие занятия, учреждения и продукты были признаны бесполезными и аморальными, как и большая часть ранее написанной литературы, которая была добровольно уничтожена будущими библиотекарями, которые с гордостью демонстрируют свою библиотеку, сведенную к одной комнате только с самыми ценными произведениями.
(М-да, утопия с сожжением "ненужных и лишних" книг... Да еще и запрет религии, танцев, кондитерских изделий, чая с кофе — так как это все бесполезные и аморальные вещи, да уж, утопия... И вообще непонятно, как можно отменить внешнюю торговлю, как бесполезную либо аморальную?! Хотя... Учитывая, что в будущем мире автора Франция сохранила свои колонии, возможно, ей действительно нет нужды во внешней торговле, все необходимое производится и выращивается на "своей" территории...)
Написанная всего за 18 лет до Французской революции 1789 года, книга описывает будущую светскую, пацифистскую Францию, созданную в результате мирной революции во главе с "королем-философом", который установил систему, напоминающую парламентскую монархию. Будущая утопическая, эгалитарная Франция изображается, как не имеющая ни религии, ни вооруженных сил.
Одной из тем романа является рабство, поддержка его отмены и даже пропаганда некоторой "ограниченной деколонизации", смягченной, однако, взглядом Мерсье на западную культуру (определяемую в первую очередь на превосходном примере французской культуры) и его патриотизмом, который видит Францию как новую, доброжелательную к миру страну.
Другая тема касается гендерного равенства, о котором Мерсье снова писал, как "прогрессивный и консервативный": в его будущем мире браки основаны на любви, развод законен, а приданое отменено; но идеальные женщины "свободны" посвятить себя жизни дома как "хорошие жены и матери".
* * *
Российская утопия.
В 1828 году Фаддей Булгарин, известный ныне, прежде всего как враг Пушкина, издает книгу "Сцена из частной жизни, в 2028 году, от Рожд. Христова".
В 21 веке мира Булгарина Петербург разросся, что, впрочем, предсказать было не так трудно — городам это свойственно со временем, в районе Охты через Неву перекинули висячий чугунный мост... В реальности в начале XX века здесь построен Большеохтинский мост. Однако Булгарин не предвидел железобетона, а "передовым" материалом для строительства мостов считал чугун. Однако, хотя столица увеличилась во много раз, население всей страны почему-то за два века лишь удвоилось, в России 2028 года живет всего лишь 100 миллионов человек.
Император и дворяне в России 21 века по-прежнему существуют. Впрочем, очевидно, что, даже если сам Булгарин и предполагал возможность революции, то такие предсказания тогда просто не опубликовали бы.
Однако все жители России будущего — учились в школах, а все дворяне — в университетах.
В силу этого книги в 21 веке распространены гораздо больше, чем в начале века 19-го, даже среднюю литературу печатают тиражам в десятки тысяч экземпляров. Это скорее походит на 20 век, но распространение компьютеров и интернета в 21-м веке, автор, конечно, не мог предвидеть.
В 21-м веке все образованные люди говорят между собой только по-русски (для дворян начала 19 века это было бы необычно), исчезли воспитывающие детей гувернеры-иностранцы, да и вообще домашнее обучение — теперь дети учатся в специальных учебных заведениях.
Эмансипация женщин за 200 лет привела к тому, что теперь они думают не только о красоте нарядов, как в былые времена, но еще и занимаются хозяйством и воспитанием детей (разумеется, в данном случае речь идет конкретно о дворянках!). Тем не менее, все дворянки 21 века тоже получают хорошее образование.
В России 21 века множество фабрик и мануфактур, и она сама производит, выращивает и добывает все, что только нужно (за исключением пряностей и некоторых лекарственных материалов), ничего не закупая за границей, но много экспортируя.
В другой книге того же Булгарина о будущем, где описывается уже 2824 год, есть дирижабли с паровыми двигателями, но в 21 веке они не упоминаются, внешняя торговля по-прежнему осуществляется с помощью морских кораблей.
Нравственность в России 21 века существенно улучшилась — так, давно не существует взяток, а российская судебная система считается лучшей в мире.
* * *
Чудеса "технологий будущего".
В 1835 году, Владимир Одоевский пишет незавершенную книгу "4338-й год. Петербургские письма".
Главный герой романа — современник Одоевского, который с помощью гипноза ("месмерических опытов") входит в сомнамбулическое состояние и переносится в 4338 год в тело путешествующего по России китайского студента Ипполита Цунгуева.
По миру в то время люди путешествуют на "электроходах" по подземным туннелям (упомянуты Гималайский и Каспийский туннель) или по воздуху на "аеростатах" и "гальваностатах" ("воздушных кораблях"). Освещение осуществляется "гальваническими фонарями". Изображения запечатлеваются с помощью "камер-обскур". Для передачи информации на большие расстояния используется телеграф. Также существует регулирование климата путем перемещения теплого воздуха с экватора по трубам.
"Мы летели очень тихо; хотя здешние почтовые аэростаты и прекрасно устроены, но нас беспрестанно задерживали противные ветры. Представь себе, мы сюда из Пекина дотащились едва на восьмой день! Что за город, любезный товарищ! что за великолепие! что за огромность! Пролетая через него, я верил баснословному преданию, что здесь некогда были два города, из которых один назывался Москвою, а другой собственно Петербургом, и они были отделены друг от друга едва ли не степью. Действительно, в той части города, которая называется Московскою и где находятся величественные остатки древнего Кремля, есть в характере архитектуры что-то особенное. Впрочем, больших новостей от меня не жди; я почти ничего не мог рассмотреть, ибо дядюшка очень спешил; я успел заметить только одно: что воздушные дороги здесь содержат в отличном порядке, да — чуть не забыл — мы залетели к экватору, но лишь на короткое время, посмотреть начало системы теплохранилищ, которые отсюда тянутся почти по всему северному полушарию; истинно, дело достойное удивления! труд веков и науки! Представь себе: здесь непрерывно огромные машины вгоняют горячий воздух в трубы, соединяющиеся с главными резервуарами; а с этими резервуарами соединены все теплохранилища, особо устроенные в каждом городе сего обширного государства; из городских хранилищ теплый воздух проведен частию в дома и в крытые сады, а частию устремляется по направлению воздушного пути, так что во всю дорогу, несмотря на суровость климата, мы почти не чувствовали холода. Так русские победили даже враждебный свой климат!"
Существуют космические путешествия (на необъясненных технологиях), но, похоже, люди еще не залетают дальше Луны.
"Hашли способ сообщения с Луною: она необитаема и служит только источником снабжения Земли разными житейскими потребностями, чем отвращается гибель, грозящая земле по причине её огромного народонаселения. Эти экспедиции чрезвычайно опасны, опаснее, нежели прежние экспедиции вокруг света; на эти экспедиции единственно употребляется войско. Путешественники берут с собой разные газы для составления воздуха, которого нет на Луне."
Вместо телефонов для личного общения в мире будущего Одоевского используются "магнетические телеграфы", соединяющие частные дома. Также упомянуты "домашние газеты", издаваемые семьями, в них "помещаются обыкновенно извещение о здоровье или болезни хозяев и другие домашние новости, потом разные мысли, замечания, небольшие изобретения, а также и приглашения". Похоже, эти газеты играют роль современных блогов или страниц соцсетей.
Россия расширилась настолько, что Одоевский упоминает "русское полушарие". Китай является большой развивающейся страной под сильным культурным влиянием России (по-видимому, приняв православие). Про другие страны ничего не упоминается, кроме "одичавших американцев". В 44 веке Россия и Китай объединяют усилия, чтобы избежать столкновения Земли с приближающейся кометой.
"Удивительная ученость, и еще более удивительная изобретательность в этом народе! Она здесь видна на каждом шагу; по одной смелой мысли воспротивиться падению кометы ты можешь судить об остальном: все в таком же размере, и часто, признаюсь, со стыдом вспоминал я о состоянии нашего отечества; правда, однако ж, и то, что мы народ молодой, а здесь, в России, просвещение считается тысячелетиями: это одно может утешить народное самолюбие. Смотря на все меня окружающее, я часто, любезный товарищ, спрашиваю самого себя, что было бы с нами, если б за 500 лет перед сим не родился наш великий Хун-Гин, который пробудил наконец Китай от его векового усыпления или, лучше сказать, мертвого застоя; если б он не уничтожил следов наших древних, ребяческих наук, не заменил наш фетишизм истинною верою, не ввел нас в общее семейство образованных народов? Мы, без шуток, сделались бы теперь похожими на этих одичавших американцев, которые, за недостатком других спекуляций, продают свои города с публичного торгу, потом приходят к нам грабить, и против которых мы одни в целом мире должны содержать войско. Ужас подумать, что не более двухсот лет, как воздухоплавание у нас вошло во всеобщее употребление, и что лишь победы русских над нами научили нас сему искусству! А всему виною была эта закоснелость, в которой наши поэты еще и теперь находят что-то поэтическое. Конечно, мы, китайцы, ныне ударились в противоположную крайность — в безотчетное подражание иноземцам; все у нас на русский манер: и платье, и обычаи, и литература; одного у нас нет — русской сметливости, но и ее приобретем со временем. Да, мой друг, мы отстали, очень отстали от наших знаменитых соседей; будем же спешить учиться, пока мы молоды и есть еще время."
По-видимому, в России будущего установлена ноократия: хотя в обществе есть "простые ремесленники" и "высшее общество", состоящее из министров и сановников, но "высшее общество" отбирают из "отличнейших учеников", которые затем обучаются в "Училище государственных людей". Почётное место занимает в обществе Академия.
Дамы будущего одеты в платья с фестонами "из эластичного горного хрусталя разных цветов", причём в платья "заплавлены" "металлические кристаллизации", растения, бабочки и жуки, а мужчины — в "стеклянные епанчи". Из развлечений будущего автор упоминает игру на клавишном "гидрофоне", выращивание карликовых лошадей, "магнетические ванны" (аналог гипнотических сеансов) и заменяющие вино "ароматные смеси возбуждающих газов".
Похоже, что пища производится искусственно.
"Дайте мне: хорошую порцию крахмального экстракта на спаржевой эссенции; порцию сгущённого азота a la fleur d'orange, ананасной эссенции и добрую бутылку углекислого газа с водородом".
* * *
Эмансипация женщин — вот ключ к решению проблем общества!
"Триста лет спустя" — утопический научно-фантастический роман Мэри Гриффит, опубликованный в 1836 году. Это первый известный утопический роман, написанный американской женщиной.
Роман повествует о герое, который, заснув, был затем погребен под снежным обвалом, и просыпается в 2135 году, раскопанный местными жителями. Впрочем, в конце истории выясняется, что все это было лишь его сном.
В 2135 году люди путешествуют на "локомотивах без пара и газа", машинах, чей принцип действия не объясняется (однако упоминается, что это изобретение сделала женщина), по идеально ровным дорогам с ограждениями в опасных местах, а пароходы в США вышли из употребления с 1850 года, после того, как взрыв котла на одном из них "ошпарил сорок одного члена Конгресса, помимо более чем тридцати женщин и детей и девяти членов экипажа".
В 22 веке корабли на той же неизвестной технологии позволяют обычно добираться от Индии до Восточного побережья США за 20 дней.
"Поля больше не обрабатывались ни лошадью или волом, ни маленькими паровыми двигателями, как это представляли в девятнадцатом веке, а самодвижущимся плугом, имеющим те же механизмы для его движения, что и у машин для передвижения."
"Та же самая сила косила траву, сгребала ее, разбрасывала, собирала и приносила в сарай — та же самая сила разбрасывала семена, пахала, копала, боронила, резала, собирала, молотила, хранила и измельчала зерно — и та же сила распределяла его среди купцов и мелких потребителей. ... Машины делали все — заполняли овраги, выкапывали корни деревьев, пахали холмы, поворачивали водотоки — словом, они полностью вытеснили использование скота любого вида."
Доходы ферм благодаря прогрессу выросли вчетверо.
После эпидемии бешенства в 1860 году в США истребили всех собак и с тех пор показывают их только в зоопарках, как диких зверей, а за ввоз собаки в страну полагаются большой штраф и каторжные работы.
Американская мода 2135 года почти идентична одежде квакеров 300-летней давности, хотя сами квакеры исчезли уже как 200 лет.
Живопись, как искусство, практически вымерла, "сейчас нет хороших художников", зато в скульптуре жители 22 века превзошли древних греков. Плохих актеров в Америке не осталось, теперь все они — звезды по прежним меркам, проходящие специальное обучение мастерству.
Китай открылся для торговли с иностранцами всего сотню лет как, но в 22 веке китайский император покупает фарфор из Франции.
"Следствием этого общения с иностранными государствами является то, что ногам их женщин позволено расти, и они одеваются теперь в европейском стиле. ... У них есть английские и французские, а также немецкие и испанские школы; и произошло значительное улучшение положения низших классов китайцев; но сначала эти великие изменения произошли путем гуманизации женщин. Их форма правления быстро приближается к нашей, но они держались долго и упрямо."
При этом большую выгоду американцам приносит продажа китайцам... льда! Благо, к 22 веку у американцев широко распространились подземные ледники. Как очевидно, в этом будущем не изобрели холодильники...
В США все же было введено прямое налогообложение, за предложение которого во времена героя и автора "человека бы сожгли". Таможенные пошлины отменены во всем мире.
За более, чем 120 лет до 2135 года людям было запрещено массово убивать друг друга на войне, что было признано преступлением. С тех пор международные споры разрешались, как в далекой древности — поединком.
"...если у людей не было другого способа урегулировать свои споры, кроме как пролить кровь, то этот план был самым гуманным, который приносил в жертву только двух или одного человека. Что касается национальной чести! Почему бы не позволить немногим уладить его? Зачем тащить бедных матросов и солдат, чтобы их убивали, как скот, чтобы удовлетворить прекрасные чувства нескольких болезненно построенных умов?"
И причиной такой пацификации стала эмансипация женщин.
"Как только они сами стали равнозначными со своими мужьями — как только они стали на равных в денежных делах, ибо ведь людей уважают пропорционально их богатству, в этот момент исчезли все варварства эпохи."
Ах, наивная Мэри Гриффит...
"Именно тогда, а не до тех пор, война и дуэли прекратились. Мы поражены тем, что читаем. Что! отнять у человека жизнь, потому что он отнял у нас деньги!"
"Нет: отправляйтесь в наши тюрьмы, там вы увидите судьбу убийцы — одиночное заключение, каторжные работы, на всю жизнь! это его наказание; но убийства сейчас очень редки в этой стране. Человек стоит в большем страхе перед одиночным заключением на каторжных работах, чем перед повешением. На самом деле, согласно нашему образу мышления, теперь мы не имеем права, по Божественному закону, отнимать у человека то, за что мы не можем дать эквивалента. Правильно не допустить совершения убийцей еще большего преступления; и мы делаем это, ограничивая его на всю жизнь каторжным трудом в одиночестве."
В Нью-Йорке 2135 года НЕТ зданий выше трех этажей (за исключением древней гостиницы "Астор" сохранившейся со времен автора), потому что строить высокие дома — глупость, что осознали после двух больших пожаров 19 века.
Нью-Йорк и Бруклин стали одним городом.
В США более 200 лет сухой закон, крепкие спиртные напитки запрещены, разрешены только сидр и вино. А табак больше не употребляется нигде в мире.
Что же касается афроамериканцев...
"— Это правда, — сказал Гастингс, — я видел очень мало негров; что с ними стало. Вопрос о рабстве был очень болезненным в мое время, и большая часть зла получилась в результате преждевременной попытки ускорить их освобождение. Я боюсь услышать, как это произошло.
— Вам нечего бояться на этот счет, — сказал Эдгар, — потому что все это было организовано наиболее удовлетворительно для всех сторон. Правительство было богато ресурсами и богато землей; они продали землю и на полученные таким образом деньги и известную часть прибавочного дохода в течение десяти лет не только возместили рабовладельцам потерю имущества, но и фактически перевезли все негритянское население в Либерию и в другие здоровые колонии. Южные плантаторы вскоре обнаружили, что их земли могут быть так же легко обработаны трудом белых людей, как и неграми."
Ну-ну...
"— Но большое количество осталось, я полагаю, потому что было бы негуманно заставлять уходить тех, кто предпочитает остаться.
— Все, кто решил поселиться в этой стране, были вольны сделать это, и их права и привилегии были соблюдены; но в течение двадцати или тридцати лет их потомки постепенно переехали к своему собственному народу, который к этому времени прочно утвердился.
— Те, кто остался, когда-либо вступали в браки с белым населением, и были ли они когда-либо допущены в общество?
— Как только они становились свободными, как только их тела освобождались от оков, их ум становился просветленным, и по мере развития их образования они учились правильно оценивать себя. Они не видели никакой выгоды в том, чтобы вступать в брак с белыми; напротив, они узнали путем тщательного исследования, что негритянская раса вымирает в четвертом поколении после брака с белой. Казалось, что они гордятся тем, что сохраняют себя отдельным народом и показывают миру, что их организация позволяет достичь высочайшего уровня умственной культуры. Они также казались совершенно равнодушными к принятию в общество белых людей, поскольку их единственной целью было стать независимыми. Многие из их потомков покинули Соединенные Штаты с большим состоянием. Вы не можете оскорбить чернокожего человека сильнее, чем сказав об их смешанных браках с белыми — они презирают это гораздо больше, чем белые в ваше время.
— Как они относятся к белым людям, которые торгуют с ними в их собственной стране?
— Как? Как христиане — к их чести, они никогда не мстили. Те немногие эксцессы, которые они совершали, когда они были унижены рабством, были полностью вызваны неправильным направлением их энергии; но в тот момент, когда белый человек отказался от своего права на них, в этот момент все злокачественные и враждебные чувства исчезли. Название "негр" больше не является оскорблением, он гордится этим; и он улыбается, когда читает в истории их рабства, как возмущались чернокожие тем, что их называли этим именем. Это процветающий и счастливый народ, уважаемый всеми народами, ибо их торговля распространяется на весь мир. Они никогда бы не достигли своего нынешнего счастливого состояния, если бы стремились получить свободу силой; но, подождав несколько лет, когда лучшие белые увидели, что дух времени указывает на то, что их день свободы близок, они были освобождены из рабства с помощью и добрыми пожеланиями всей страны. Это показало их здравый смысл в ожидании поворота волны в свою пользу; это доказало, что они предусмотрительны и заслуживают наших симпатий."
А вот индейцам не так повезло... Судя по намекам, в США индейцев вообще больше нет, но конкретика неизвестна, так как персонаж не хочет говорить на эту тему.
"Когда наши собственные умы были достаточно просвещены, когда наши сердца были достаточно вдохновлены гуманными принципами христианской религии, мы освободили чернокожих. Какой демон закрыл источники нежного милосердия, когда права индейцев были под вопросом, я не знаю — но я не должен говорить об этом!"
* * *
Технологическая антиутопия.
В 1863 сам знаменитый Жюль Верн написал роман "Париж в двадцатом веке" — который, однако, остался не изданным и долгое время неизвестным.
Книга представляет Париж в августе 1960 года. Главный герой романа — 16-летний Мишель Дюфренуа, получивший высшее образование по специальности "литература и классика", но обнаруживший, что об этом забыли в футуристическом мире, где ценятся только бизнес и технологии. Мишель, чей отец был музыкантом — поэт, родившийся слишком поздно.
Мишель жил со своим уважаемым дядей, месье Станисласом Бутарденом, и его семьей. На следующий день после окончания учебы Бутарден говорит Мишелю, что он должен начать работать в банковской компании. Бутарден сомневается, что Мишель может чего-то добиться в деловом мире.
Остаток того дня Мишель ищет литературу классических писателей 19-го века, таких как Гюго и Бальзак. В книжных магазинах нет ничего, кроме книг о технологиях. Последнее прибежище Мишеля — Императорская библиотека. Библиотекарем оказывается его давно скрывавшийся дядя, месье Гугенин. Гугенин, все еще работающий в искусстве, считается "позором" для остальных членов семьи, и поэтому ему запретили посещать дни рождения Мишеля, выпускные вечера и другие семейные мероприятия, хотя он следил за жизнью Мишеля — на расстоянии. Это первый раз, когда они встречаются лично.
На своей новой работе Мишель терпит неудачу в каждом задании Банка, пока его не назначили в Бухгалтерскую книгу, где Мишель диктует счета бухгалтеру месье Кинсоннасу. Кинсоннас заносит бухгалтерскую информацию в Гроссбух, но говорит Мишелю, что это работа, которой он может заниматься, чтобы прокормиться, иметь квартиру и содержать себя, пока он продолжает работать над таинственным музыкальным проектом, который принесет ему славу и богатство. Страх Мишеля не вписаться в общество устранен; он может быть читателем и по-прежнему работать над своим собственным текстом после работы.
Двое навещают дядю Гугенина, и к ним присоединяются другие посетители: бывший учитель Мишеля месье Ришло и внучка Ришло, мадемуазель Люси. Кинсоннас знакомит Мишеля со своим другом Жаком Обане, который мечтает стать солдатом — мечта, которая невозможна, потому что война стала настолько научной, что солдаты больше не нужны. Только химики и механики способны управлять машинами для убийства, и даже им отказано в этой профессии, потому что "машины войны" стали настолько эффективными, что война немыслима, и все страны находятся в вечном тупике.
Вскоре Мишель и Люси влюбляются друг в друга. Мишель обсуждает женщин с Кинсоннасом, который с грустью объясняет, что то, что когда-то считалось женщиной, больше не существует: из-за бессмысленной, однообразной фабричной работы и пристального внимания к финансам и науке большинство женщин стали циничными, уродливыми, невротичными карьеристками. В ярости Кинсоннас проливает чернила на Бухгалтерскую книгу, и его и Мишеля увольняют. Кинсоннас уезжает в Германию.
В обществе без войны, без музыкального и художественного прогресса нет новостей, поэтому Мишель даже не может стать журналистом. В итоге он живет в пустой квартире Кинсоннаса, одновременно сочиняя превосходные стихи, но живет в такой бедности, что вынужден питаться синтетическими продуктами, получаемыми из угля. В конце концов он пишет книгу стихов под названием "Надежды", которую отвергают все парижские издатели.
По мере того, как 1961 год подходит к концу, вся Европа вступает в беспрецедентно жестокую зиму. Все сельское хозяйство поставлено под угрозу, запасы продовольствия уничтожены, что приводит к массовому голоду. Температура опускается до тридцати градусов ниже нуля, и все реки в Европе замерзают намертво. В отчаянии Мишель тратит последние деньги на фиалки для Люси, но обнаруживает, что она исчезла из своей квартиры, выселенная, когда ее дедушка потерял работу последнего преподавателя риторики в университете. Он не может найти ее среди тысяч голодающих людей в Париже. Он проводит весь вечер, шатаясь по Парижу в бредовом состоянии. Мишель убеждается, что за ним охотится Демон Электричества, но куда бы он ни пошел, он не может избежать его присутствия.
В кульминации истории убитый горем Мишель, лишенный друзей и близких, бродит по замерзшим, механизированным, электрическим чудесам Парижа. Субъективное повествование становится все более сюрреалистичным по мере того, как страдающий художник в последнем пароксизме отчаяния бессознательно кружит по старому кладбищу и, наконец, падает в коматозном состоянии на снег.
В книге подробно описаны такие технологии, как автомобили, работающие на двигателях внутреннего сгорания (названные "газовыми кабинами"), а также необходимая для них инфраструктура, такая как заправочные станции и асфальтированные дороги, системы надземных и подземных пассажирских поездов и высокоскоростные поезда, работающие на "магнетизме" и сжатом воздухе, небоскребы, электрические фонари, которые освещают целые города ночью, факсимильные аппараты ("картинный телеграф"), лифты, примитивные компьютеры, которые могут отправлять сообщения друг другу как часть сети, несколько напоминающей Интернет (описываемый как сложные механические калькуляторы с электрическим приводом, которые могут передавать информацию друг другу на огромные расстояния), использование энергии ветра, автоматизированные системы безопасности, электрический стул и дистанционно управляемые системы вооружения, а также оружие, достаточно разрушительное, чтобы сделать войну немыслимой.
В книге также предсказывается рост пригородов и массового высшего образования (в первой сцене Дюфренуа посещает массовый выпуск 250 000 студентов), универмагов и огромных отелей. Женщины стали работать и увеличилось число внебрачных детей. Также предсказывается расцвет электронной музыки, описывается музыкальный инструмент, похожий на синтезатор, и замена исполнения классической музыки звукозаписывающей музыкальной индустрией. Прогнозируется, что в индустрии развлечений будут доминировать непристойные театральные постановки, часто включающие обнаженную натуру и откровенные сцены сексуального характера.
* * *
И снова чудеса "технологий будущего".
26 лет спустя, в 1889 году Жюль и Мишель Верны опубликовали небольшой рассказ "Один день американского журналиста в 2889 году" (в настоящее время считается, что это в основном работа Мишеля Верна, основанная на идеях его отца).
В 29-м веке города выросли до населения нередко в 10 миллионов человек (здесь автор сильно недооценил урбанизацию!), в них поддерживается постоянный климат, существуют огромные небоскребы и "аэроэкипажи", пневматические тоннели, скорость передвижения по которым достигает полутора тысяч километров в час, новые аккумуляторы и трансформаторы, решившие энергетические проблемы...
"Люди нынешнего, XXIX века живут как в волшебной сказке, даже не подозревая об этом. Пресыщенные чудесами, они остаются равнодушными к тому, что ежедневно преподносит им прогресс. Вот если сравнить настоящее с давно минувшим, станет ясно, сколь велик путь, пройденный человечеством. Насколько прекраснее показались бы нашим современникам города с постоянной температурой, с улицами шириною в сто метров, домами вышиной метров в триста и небом, которое бороздят тысячи аэроэкипажей и аэроомнибусов!
Что представляют собой рядом с нынешними городами — население их нередко доходит до десяти миллионов — все эти деревушки, поселки, существовавшие тысячу лет назад, какие-то там Париж, Лондон, Берлин или Нью-Йорк, плохо проветриваемые, грязные, по которым передвигались неуклюжие коробки, запряженные лошадьми — да! лошадьми! — просто не верится!
Если бы люди нашего века могли вообразить себе устройство пакетботов и железных дорог с их частыми катастрофами, а также малой скоростью, то сколь высоко стали бы ценить они аэропоезда, в особенности замечательные пневматические подводные тоннели, пересекающие океаны — тоннели, по которым пассажиров перевозят со скоростью полторы тысячи километров в час!
И наконец, разве не полнее наслаждались бы мы фонотелефотом, вспомнив, что наши предки вынуждены были пользоваться допотопным аппаратом, называемым "телеграф"?"
"...наш изумительный Джеймс Джексон. Именно ему мы обязаны новыми аккумуляторами, конденсирующими одни — энергию, содержащуюся в солнечных лучах, другие — электричество, сосредоточенное в недрах земного шара, а третьи — энергию, исходящую из любого источника — водопада, ветра, речного потока и тому подобного. Это он — все тот же Джеймс Джексон — создатель трансформатора, который, подчиняясь движению простого рычага, извлекает энергию из аккумуляторов и возвращает ее в пространство в виде тепла, света, электричества, механической силы, заставляя выполнять нужную работу.
Да! Прогресс начался только с того времени, когда были изобретены эти два прибора. Они одарили человека почти безграничным могуществом. Трудно перечесть случаи их применения! Смягчая зимние холода возвращением избытка летней жары, они совершили настоящий переворот в земледелии. Снабжая авиационные аппараты двигательной силой, вызвали невиданный доселе подъем торговли. Этим двум приборам мы обязаны также производством электрической энергии без помощи батарей и машин, света — без огня и сгорания и, наконец — неиссякаемым источником энергии, значительно расширившим промышленное производство."
Газеты больше не печатают, их слушают.
"Она стала практически осуществимой благодаря неслыханному распространению телефонии. Каждое утро, вместо того чтобы выйти в печатном виде, как в древности, "Ирт геральд" передается "с голоса". Из живой беседы с репортером, с политическим деятелем или ученым подписчики могут узнать все, чем интересуются. Те же, которые покупают лишь отдельные номера, за несколько центов имеют возможность ознакомиться с содержанием сегодняшнего выпуска, зайдя в одну из бесчисленных фонографических кабинок."
Рост продолжительности жизни.
"Современные люди, к счастью, выносливее. Этим они обязаны гигиене и гимнастике, которые увеличили среднюю продолжительность жизни с тридцати семи лет до шестидесяти восьми, а также приготовлению асептических блюд. Ближайшее открытие — его ждут с нетерпением — питательный воздух: он даст возможность питаться... просто дыша."
Средства передачи изображения на расстояние (которое, однако, ошибочно относится к недавним для 29 века изобретениям — на самом деле сам принцип такой передачи был открыт за год до публикации рассказа, о чем, авторы, вероятно не знали).
"Телефон, дополненный телефотом — вот еще одно завоевание нашего века! Если передача голоса посредством электрического тока существует уже давно, то передача изображения — открытие последнего времени. Ценное открытие, за которое Фрэнсис Беннет благословлял сейчас изобретателя, увидев свою жену отраженной в зеркале фонотелефота, хотя их и разделяло огромное расстояние.
Сладостное видение! Несколько утомленная после бала или театра, где она побывала вчера, миссис Беннет еще лежит в постели. Не желая будить молодую женщину, он быстро соскакивает с постели и проходит в свою механизированную туалетную комнату. Две минуты спустя, хотя он и не прибегал к помощи камердинера, машина уже перенесла его, умытого, причесанного, обутого, одетого и застегнутого на все пуговицы, к дверям его кабинета..."
Похоже, что высшее образование в будущем доступно всем (или же философии стали обучать и на более низких ступенях образования).
"— Очень хорошо, дорогой мой! Ваша последняя глава чрезвычайно удачна. Сцена, где молодая поселянка в разговоре с возлюбленным касается некоторых проблем трансцендентальной философии, свидетельствует о вашей тончайшей наблюдательности. Никогда еще так удачно не изображались сельские нравы!"
Межпланетная связь (по-видимому, в мире будущего Вернов большинство планет Солнечной системы населены разумной жизнью). Не ясно, как именно она осуществляется, учитывая, что радиосвязи в рассказе нет (Верны не знали о ней, ее изобретут позже) — возможно, световыми сигналами.
"Здесь сотни репортеров у такого же количества телефонов сообщали в это время подписчикам последние новости, полученные за ночь со всех концов мира. Кроме телефона, каждый репортер имел перед собой серию коммутаторов, позволявших устанавливать связь с той или иной телефотической линией. Абоненты, таким образом, не только могли слышать сообщения, но и видеть происходящие события. Если речь шла о прошлом, то изображения передавались посредством ранее снятых фотографий. Франц Бенет обратился к одному из репортеров-астрономов.
— Что нового, Кетч?
— Фототелеграммы с Меркурия, Венеры и Марса, мистер Бенет.
— С Марса есть что-нибудь интересное?
— Как же! Революция в Центральной империи — победа реакционных либералов над республиканскими консерваторами.
— То же, что и у нас... Ну, а с Юпитера?
— Пока ничего. Непонятна их сигнализация! Быть может, наша до них не доходит?"
Невиданное даже для нашей эпохи развитие "счетных машин".
"Тридцать ученых склонились над счетными машинами. Одни были поглощены уравнениями девяносто пятой степени, другие, словно забавляясь формулами алгебраической бесконечности и пространства в двадцати четырех измерениях, напоминали учеников начальной школы, решающих примеры на четыре правила арифметики."
Телескопы достигли трех километров — не то рефракторы в длину, не то рефлекторы в диаметре зеркала (на самом деле оказалось, что после определенного диаметра дальнейшее увеличение зеркал бесполезно, а увеличение длины рефрактора также не дает больших преимуществ).
"— Что вы хотите, мистер Бенет? Наша оптика оставляет желать многого, — возразил ученый, — и с нашими телескопами в три километра...
— Вы слышите, Пэр? — прервал Серлэя Франц Бенет, обращаясь к его соседу. — Наша оптика оставляет еще многого желать?! Но, может быть, мы имеем, по крайней мере, какие-нибудь сведения с Луны?
— К сожалению, ничего, мистер Бенет.
— На этот раз вы, надеюсь, не станете обвинять оптику? Луна в шестьсот раз ближе к нам, чем Марс, а между тем, с ним у нас связь вполне налажена. Значит, здесь дело не в телескопах.
— А в обитателях луны, — иронически заметил ученый.
— Вы берете на себя смелость утверждать, что Луна необитаема?
— Во всяком случае, та ее сторона, которая обращена к нам."
Реклама с помощью отражения световых лучей прожекторов на облаках.
"Соседнее помещение представляло собой обширную галерею длиною в полкилометра — она была целиком отведена отделу рекламы, а какую роль играет реклама в газете типа "Ирт геральд", вообразить нетрудно. Объявления приносят ей в среднем по три миллиона долларов в день, и распространяются они совершенно новым способом. Патент на его применение куплен за три доллара у бедняка изобретателя, который, кстати сказать, вскоре умер с голоду. Итак, это гигантские плакаты, отраженные в облаках, видные на огромном расстоянии. Из этой самой галереи тысяча прожекторов беспрерывно направляет свет в небеса."
От Британской Империи остался только... Гибралтар.
"— Вы могли бы просто выразить протест против аннексии Великобритании, которую произвели Соединенные Штаты...
— "Просто"! — воскликнул директор, пожимая плечами. — Аннексия, произведенная сто пятьдесят лет назад! Неужели господа англичане никогда не примирятся с тем, что, в силу справедливого круговорота вещей на земном шаре, их страна стала американской колонией? Как могло ваше правительство даже предположить, что я затею столь антипатриотическую кампанию? Это было бы чистейшим безумием!
— Мистер Беннет! Согласно доктрине Монро "Америка — американцам", им должна принадлежать только Америка.
— Однако Англия — всего-навсего наша колония, сударь; одна из прекраснейших колоний! Не надейтесь, что мы когда-либо согласимся отдать ее.
— Вы отказываетесь?
— Отказываюсь! А если будете настаивать, мы можем создать казус белли на основании простого интервью одного из наших репортеров.
— Итак — конец! — прошептал в отчаянии консул. — Соединенное Королевство, Канада и Новая Британия принадлежат американцам, Австралия и Новая Зеландия — независимы... Что же осталось из того, что некогда было Англией?.. Ничего!..
— Ничего? — с возмущением воскликнул Беннет. — Вот еще новости! А Гибралтар?"
Быстрая технологичная доставка обедов на дом.
"Как и все состоятельные люди нашего времени, Беннет, отказавшись от домашней кухни, стал абонентом солидного общества "Питание на дому". По сложной сети пневматических труб общество доставляет клиентам множество самых разнообразных блюд. Система обходится, разумеется, недешево, но зато еда отменная, а главное, можно избавиться от невыносимой породы домашних поваров и поварих."
В будущем распространены самолеты, развитие которых Верны, однако, недооценили.
"Аэрокар, чудесная машина тяжелее воздуха, ринулась в пространство со скоростью шестисот километров в час. Внизу мелькали города с их движущимися тротуарами, деревни и поля, прикрытые паутиной переплетающихся электрических проводов."
Цветная фотография.
"...живопись — искусство, которое упало до такой степени, что картина Миллэ "Ангелус" была продана за 15 франков, — и все это благодаря успехам цветной фотографии."
Поиски "изначальной основы" всех химических элементов обещают синтез любых веществ, вплоть до создания разумной жизни.
"— Можно будет с легкостью создать любое вещество — камень, дерево, металл, фибрин...
— Не считаете ли вы себя способным создать и существо человеческое?
— Безусловно!.. В нем не будет только души.
— Только и всего? — с иронией осведомился Фрэнсис Беннет, но все же отправил химика в научную редакцию газеты."
А вот попытка ввести человека в анабиоз на сто лет путем заморозки до -172 градусов провалилась — пожертвовавший собой для эксперимента ученый при попытке разморозки оказался мертвым, и метод был признан еще не совершенным.
Пересадка органов (или, возможно, замена искусственными).
"— Как вы себя чувствуете? Покажите ваш язык! — Доктор посмотрел в микроскоп. — Так, теперь пульс... — Он стал проверять его "пульсографом", — инструментом, напоминающим по своему устройству аппарат, отмечающий колебания почвы. — Превосходно! А желудок? Он у вас работает неважно... дряхлеет... Вам нужно его заменить новым!"
Также в этом мире будущего США насчитывают 75 штатов, очевидно, сильно расширившись (возможно, заняв обе Америки). И это — не считая колоний, таких, как Британия.
* * *
Мир будущего — стим-панк!
В 1905 году никто иной, как Редьярд Киплинг публикует рассказ "С ночной почтой (ИСТОРИЯ 2000 ГОДА н.э.)".
История начинается на мостике дирижабля, пролетающего над Канадой, и описывает приключения пилота и экипажа во время их полета.
В мире 2000-го года Киплинга морское сообщение заменено воздушным — множеством дирижаблей, использующих электричество, с мощными двигателями будущего на неизвестном принципе (хотя упоминаются такие названия, как "бензиновые, радиевые и гелиевые двигатели и генераторы") и способными набрать скорость в 500 километров в час. Используются и небольшие самолеты, но они гораздо менее популярны, так как далеко не столь безопасны, как дирижабли.
"Помните!
Прошло почти столетие с тех пор, как Самолет должен был вытеснить Дирижабль для любых целей.
Сегодня ни один из грузов Планеты не перевозится самолетом.
Менее двух процентов пассажиров Планеты перевозятся самолетом."
Вероятно, ведутся исследования по разгону облаков.
"Опустившись на уровень 500 футов, я обнаружил отряд Трансильванских туристов, устраивающих взрывы десятков крупнейших атмосферных бомб. ... Эта оргия — я не могут дать этому никакого другого названия — продолжалась не менее двух часов, и естественно производила сильные электрические расстройства. ... На мои протесты мне ответили, что эти "профессора" занимались научными экспериментами. Об объеме их "научных" знаний можно судить по тому, что они ожидали произвести (я даю свои собственные слова) "немного голубого неба", если "будут продолжать достаточно долго"."
И упоминается создание синтетических минералов, аналогичных натуральным.
* * *
Антиутопия виртуальной жизни в... 1909 году!
Э. М. Форстер, 1909 год, рассказ "Машина останавливается".
История описывает мир будущего не указанной эпохи, в котором человечество живет под землей. Считается, что на поверхности не осталось жизни и воздух ядовит. У каждого человека есть изолированная стандартная комната, где все телесные и духовные потребности удовлетворяются всемогущей глобальной Машиной. Пища создается искусственно, хотя и похожа на натуральные продукты ("искусственный виноград").
Путешествия разрешены, но непопулярны и редко необходимы — для них надо подняться вверх и лететь на воздушных кораблях (способных облететь мир за четыре дня), куда заходят, по-видимому, через герметичные переходы, не выходя на собственно поверхность земли. Для более близких путешествий применяются электровагоны. Общение осуществляется через своего рода телефоны и видеофоны (достаточно совершенные, чтобы показать лицо человека, но не способные точно передать разницу его выражений), с помощью которых люди осуществляют свое основное в этом мире занятие: общаются, делятся идеями и читают друг другу лекции по разным областям культуры. Число знакомых у каждого человека возросло до нескольких тысяч, но все общение между ними, как сейчас бы сказали — виртуальное.
Два главных героя, Вашти и Куно, живут на противоположных сторонах мира. Вашти довольна своей жизнью. Однако ее сын Куно — бунтарь, любящий смотреть на звезды.
"Кнопками и выключателями были утыканы все стены — кнопки для получения еды, одежды, для включения музыки. Если нажать вот на эту, из-под пола поднимется мраморная ванна, наполненная до краев горячей дезодоризованной водой. Для холодной ванны — другая кнопка. И, разумеется, множество кнопок для общения с друзьями. В этой комнате, совершенно пустой, можно было получить все, что угодно.
Вашти выключила изолирующее устройство, и в комнату ворвались телефонные звонки и голоса: все неотложные вопросы, накопившиеся за последние три минуты, обрушились на нее. Как ей понравились новые продукты питания? Рекомендует ли она их для широкого потребления? Не появились ли у нее за последнее время какие-нибудь новые идеи? Нельзя ли поделиться с ней собственными мыслями? Не согласится ли она в ближайшее время, ну, скажем, через месяц, посетить детский сад?
На большинство вопросов она отвечала с раздражением, столь свойственным людям в этот век бешеных темпов. Она считает, что новые продукты отвратительны. Детский сад посетить не может за отсутствием времени. У нее самой не возникало новых идей, но одну мысль ей только что довелось услышать: четыре звезды и три посредине будто бы напоминают человека; она сомневается, чтобы это представляло интерес. Затем она отключила своих собеседников, потому что пора было начинать лекцию об австралийской музыке.
Громоздкая система общественных сборищ была давным-давно отменена; ни Вашти, ни ее слушатели и не подумали тронуться с места. Она читала лекцию, сидя в своем кресле, а они, тоже оставаясь в своих креслах, имели полную возможность достаточно хорошо видеть и слышать ее."
"На пюпитре рядом с выдвижной кроватью лежала Книга — все, что уцелело от бумажного сора тысячелетий. Это была Книга о Машине. В ней содержались инструкции на все случаи жизни. Если Вашти было жарко или холодно, если у нее болел живот или она затруднялась подобрать нужное слово, ей стоило только раскрыть Книгу, чтобы узнать, какой кнопкой воспользоваться. Книгу издал Генеральный совет, и ее роскошный переплет вполне отвечал вкусам эпохи.
Привстав в постели, Вашти благоговейно взяла Книгу в руки. Она обвела взглядом свое ослепительно сияющее жилище, будто желая убедиться, что ее никто не видит. Потом чуть стыдливо и в то же время растроганно прошептала: "Машина! О Машина!" — и приложила Книгу к губам. Трижды поцеловала она ее, трижды склонила перед ней голову и трижды испытала пьянящее блаженство смирения. Совершив этот обряд, она раскрыла Книгу на странице 1367, где было приведено расписание полетов воздушных кораблей, отправляющихся с острова в южном полушарии, под поверхностью которого она жила, на остров в северном полушарии, где жил ее сын."
Люди отвыкли от живого общения друг с другом...
"Пассажиры сидели по своим каютам, испытывая почти физическое отвращение при мысли о возможной встрече друг с другом и мечтали поскорее снова очутиться под землей. Их было человек восемь или десять — главным образом молодые мужчины, которых развозили из воспитательных учреждений в различные концы земли, чтобы заселить опустевшие комнаты тех, кто недавно умер. Молодой человек, уронивший Книгу, возвращался домой — его посылали на Суматру в целях продолжения человеческого рода. Одна только Вашти совершала путешествие по собственной воле."
Куно рассказывает матери о своем разочаровании в очищенном механическом мире. Он признается ей, что вышел на поверхность Земли без пропуска, найдя неизвестный выход через старую вентиляционную шахту (и оказалось, что к воздуху снаружи можно постепенно привыкнуть). Однако Машина обнаружила его выход, автоматы, похожие на больших червей поймали его и утащили обратно, доставив в его комнату.
"— Ты начинаешь обожествлять Машину, — холодно заметил сын. — По-твоему, я вероотступник, потому что посмел сам найти выход. Вот и Генеральный совет так считает, они пригрозили мне лишением крова.
Вашти рассердилась.
— Я ничего не обожествляю! — воскликнула она. — У меня достаточно прогрессивные взгляды. И вовсе не считаю тебя вероотступником, потому что никакой религии давно уже нет. Машина развеяла все страхи и предрассудки. Я только говорю, что искать свой выход было с твоей стороны... да никаких новых выходов и нет.
— До сих пор принято было так считать.
— Подняться на поверхность можно только через одну из воронок, а для этого нужно иметь пропуск, — так сказано в Книге.
— Значит, то, что сказано в Книге, неправда, потому что я выбрался сам, пешком.
Куно был физически неплохо развит. Иметь крепкие мускулы считалось пороком. Все дети при рождении подвергались осмотру, и, если ребенок внушал в этом смысле слишком большие опасения, его уничтожали. Могут возразить, что это противоречит законам гуманности, но оставить будущего атлета жить было бы тоже не слишком гуманно. В тех условиях жизни, которые диктовались Машиной, он никогда не был бы счастлив; он тосковал бы по деревьям, на которые можно лазить, по прозрачным рекам, в которых ему хотелось бы плавать, по лугам и горным вершинам, где он чувствовал бы себя привольно. Разве человек не должен быть приспособлен к окружающей среде? На заре человечества хилых младенцев сбрасывали с вершины Тайгета, на его закате обрекали на гибель сильнейших — во имя Машины, во имя вечного движения Машины!"
Наконец, Куно добавляет, что видел на поверхности другого живого человека, но Вашти, сочтя его безумным, не верит и возвращается в свою часть "мира".
Однако вскоре жизнь начинает меняться...
"Со времени дерзкой вылазки Куно прошло несколько лет, и эти годы ознаменовались двумя важными событиями в истории Машины. События эти, на первый взгляд революционные, были лишь логическим завершением уже давно наметившихся тенденций, и в обоих случаях оказалось, что общественное сознание уже достаточно созрело для них.
Первым важным событием было упразднение респираторов.
Передовые умы, Вашти в том числе, давно уже считали посещение поверхности земли неразумным. В воздушных кораблях еще был, вероятно, какой-то смысл, но стоило ли из одного только любопытства подниматься на поверхность, чтобы с черепашьей скоростью проехать милю-другую в наземном мотокаре? Этот вульгарный и, пожалуй, даже не совсем приличный обычай не давал никакой пищи уму и не имел ничего общего с традициями, представляющими действительную ценность. Поэтому респираторы были упразднены, а вместе с ними, разумеется, и наземные мотокары. Впрочем, за исключением нескольких лекторов, которые жаловались, что их лишили доступа к предмету их лекций, все отнеслись к новой реформе с полнейшим равнодушием. Ведь, в конце концов, если кому-нибудь и захотелось бы узнать, что представляет собой Земля, ему достаточно было прослушать несколько граммофонных пластинок или просмотреть синемавизионную ленту. Да и лекторы легко примирились со своим положением, как только убедились, что лекция о море не утрачивает своей эффективности от того, что она скомпилирована из других, уже ранее читавшихся лекций на ту же тему.
— Берегитесь оригинальных идей! — заявил один из самых передовых и ученых лекторов. — Оригинальных идей в буквальном смысле слова вообще не существует. Они являются лишь выражением таких чувств, как страх и любовь, то есть проистекают из чисто физических ощущений, а разве можно построить философскую концепцию на столь примитивной и грубой основе? Пользуйтесь заимствованными идеями, идеями из вторых, а еще лучше из десятых рук, ибо в этом случае они будут очищены от таких нежелательных наслоений, как непосредственное восприятие. Не стремитесь узнать что-либо о самом предмете моей лекции, в данном случае о Французской революции. Постарайтесь лучше понять, что я думаю о том, что думал Энихармон о том, что думал Урсин о том, что думал Гуч о том, что думал Хо Юнг о том, что думал Ши Босин о том, что думал Лафкадио Хёрн о том, что думал Карлейль о том, что говорил Мирабо о Французской революции. Благодаря последовательным усилиям этих великих умов из крови, пролитой на улицах Парижа, и осколков разбитых окон Версаля выкристаллизуется идея, которой вы сможете с пользой для себя руководствоваться в повседневной жизни. Нужно только, чтобы промежуточные звенья были достаточно многочисленны и разнообразны, потому что в исторической науке один авторитет всегда уравновешивает недостатки другого. Так, Урсин нейтрализует скептицизм Хо Юнга и Энихармона, а я умеряю излишнюю страстность Гуча. Вы, мои слушатели, можете составить себе более обоснованное суждение о Французской революции, чем я. А ваши потомки получат преимущество и перед вами, потому что им будет известно, что думали вы о том, что думал я, и, таким образом, к общей цепи присоединится еще одно звено. А со временем, — голос лектора зазвучал громче, — появится поколение, которое сумеет окончательно отрешиться от фактов, от собственных впечатлений, поколение, не имеющее своего лица, поколение, божественно свободное от бремени индивидуальных примет, и людям этого поколения французская революция уже будет казаться не такой, какой она была на самом деле, и не такой, какой им хотелось бы ее видеть, они будут воспринимать ее такой, какой она была бы, если бы происходила в век Машины."
"Вторым знаменательным событием было восстановление религии.
И это событие тоже получило выражение в не менее знаменательной лекции. Благоговейный тон заключительной части лекции не оставлял никаких сомнений, и, надо сказать, это нашло живой отклик в сердцах слушателей. Те, кто давно уже втайне обожествлял Машину, теперь заговорили. Они поведали миру о том, какое неизъяснимое чувство покоя нисходит на них, когда они прикасаются к Книге, какое наслаждение они испытывают, повторяя, казалось бы, ничем не примечательные цифры из этого великого труда, с каким восторгом они нажимают на любую, самую незначительную кнопку или дергают шнур электрического звонка.
— Машина, — восклицали они, — кормит и одевает нас, она дает нам кров; мы говорим друг с другом через посредство Машины, мы видим друг друга при помощи Машины, ей мы обязаны всей нашей жизнью! Машина стимулирует мысли и искореняет предрассудки! Машина всемогуща и будет существовать вечно, да здравствует Машина!"
"Приписывать происшедшие перемены исключительно воле Генерального совета было бы неверно — нельзя так узко смотреть на историю развития общества. Правда, реформы провозглашал Генеральный совет, но он нес за них ответственность не большую, чем короли эпохи империализма за империалистические войны. Более того, совет сам действовал под давлением каких-то неодолимых и неведомых сил, которые после очередного поворота в ходе событий сменялись новыми, не менее могущественными. Такое положение вещей весьма удобно называть прогрессом. Никто не осмелился бы признать, что Машина вышла из-под контроля людей. С каждым годом в обслуживание Машины вкладывалось все больше умения и все меньше разума. Чем лучше человек знал собственные обязанности, тем меньше он понимал, что делает его сосед, и во всем мире не оставалось никого, кто разбирался бы, в устройстве чудовищного механизма в целом."
"Что касается Вашти, ее жизнь протекала по-прежнему спокойно вплоть до самого дня катастрофы. Она выключала свет и ложилась спать; просыпалась и снова включала свет. Она читала лекции и в свою очередь слушала лекции других. Она обменивалась мыслями со своими многочисленными друзьями и была уверена, что духовно растет. Время от времени кого-нибудь из ее друзей подвергали эвтаназии, и он уходил из-под привычного крова в пустоту, которую человеческий ум не в силах объять. Вашти относилась к этому довольно равнодушно. Иногда, после неудачной лекции, она и сама просила, чтобы ей было разрешено умереть. Но смертность регулировалась в строгом соответствии с рождаемостью, и ей пока отказывали в просьбе."
В это время Куно переводят в комнату неподалеку от Вашти. Он сообщает ей: "Машина останавливается". Но никто не понимает, что значат эти слова.
Сперва люди начинают обращать внимание на появившиеся неприятные мелочи в системах жизнеобеспечения, и власти каждый раз обещают устранить проблемы "в ближайшее время", но постепенно все привыкают и к новому положению.
"Неисправности не были устранены, но человеческие органы чувств, привыкшие приспосабливаться ко всем изменениям в Машине, легко адаптировались и на этот раз. Хриплые вздохи в симфониях брисбенской школы уже не раздражали Вашти: она воспринимала их как часть мелодии. И металлический скрежет в голове ее приятельницы или в обшивке стены не мешал больше этой ученой даме думать. Так же обстояло дело и с привкусом гнили в искусственных фруктах, и с неприятным запахом, который с некоторых пор исходил от воды, наполнявшей ванну, и с хромающими рифмами в поэтических опусах стихотворческой машины. Сначала это вызывало всеобщее недовольство, потом становилось привычным и больше не привлекало внимания. Дела шли все хуже и хуже, но никто не протестовал.
Однако, когда отказал спальный механизм, положение изменилось. Это уже была серьезная неприятность. В один и тот же день во всем мире — на Суматре, в Уэссексе, в многочисленных городах Курляндии и Бразилии — усталые люди, готовясь ко сну и нажав на соответствующие кнопки, убедились, что кроватей нет. Как ни странно, но именно этот день можно считать началом краха цивилизации. В комитет, ответственный за спальную аппаратуру, посыпались жалобы; они направлялись, согласно существующему порядку, в Комитет ремонтного аппарата, а Комитет ремонтного аппарата заверял всех, что их заявления будут переданы Генеральному совету. Однако недовольство все возрастало, потому что человеческий организм еще не привык обходиться без сна.
— Кто-то пытается разладить Машину, — говорили одни.
— Кто-то замышляет захватить власть, хочет вернуть единодержавие, — утверждали другие.
— Виновные должны быть наказаны лишением крова.
— Будьте бдительны! Спасайте Машину! Спасайте Машину!
— Защитим Машину! Смерть преступникам!
Но тут на сцену выступил Комитет ремонтного аппарата и очень тактично и осторожно попытался рассеять панику. Комитет признал, что ремонтный аппарат сам нуждается в ремонте.
Такая откровенность произвела должное впечатление.
— Теперь, — заявил прославленный лектор, тот самый, что занимался изучением Французской революции и каждый новый провал умел изобразить как блистательную победу, — теперь мы, разумеется, не станем надоедать комитету своими претензиями. Комитет ремонтного аппарата уже так много сделал для нас, что сейчас нам остается только выразить ему свое сочувствие и терпеливо ждать, пока ремонтный аппарат будет налажен. Придет время, и аппарат снова заработает, как прежде. А до тех пор нам придется отказаться от кроватей, от питательных таблеток, словом, несколько ограничить свои потребности. Я убежден, что именно этого ждет от нас Машина.
Слушатели, разбросанные на тысячи миль друг от друга, встретили лекцию единодушными аплодисментами. Машина все еще объединяла их. Глубоко в земле, под морями и океанами, под массивами гор, пролегали провода, которые давали людям возможность видеть и слышать — огромные глаза и уши, унаследованные ими от прошлых поколений, и гул этих проводов обволакивал их мысли, придавая им единообразие и покорность. Только те, кто был стар и немощен, продолжали еще проявлять беспокойство, потому что прошел слух, будто механизм эвтаназии тоже вышел из строя и людям вновь довелось узнать, что такое боль.
Но вот стало трудно читать — свет, прежде заливавший комнату, потускнел. Иногда Вашти с трудом различала противоположную стену. Воздух был спертым. Крики протеста звучали все громче, и все более тщетны были попытки что-нибудь предпринять, и все настойчивее взывал к своим слушателям лектор. "Мужайтесь! — восклицал он. — Мужайтесь! Помните о главном — Машина работает! А для Машины и свет, и мрак — все едино". И хотя через какое-то время в комнатах стало светлее, прежнего ослепительного сияния уже не удалось добиться — сумерки спустились на мир. То тут, то там раздавались голоса, которые требовали "радикальных мер", "временной диктатуры" или призывали жителей Суматры самолично обследовать работу центральной электростанции, расположенной во Франции. Однако большая часть населения была охвачена страхом, люди растрачивали последние силы в молитвах, преклоняя колени перед Книгой — единственным осязаемым доказательством всемогущества Машины. Волны страха накатывали и отступали, слухи снова будили надежду: ремонтный аппарат уже почти починен; враги Машины разоблачены; создаются новые "энергетические центры", и Машина будет работать лучше, чем прежде.
Но наступил день, когда вся система коммуникаций совершенно неожиданно вышла из строя — одновременно во всем мире — и мир, как его понимали современники Вашти, перестал существовать."
Машина останавливается полностью. Лишившись всей системы жизнеобеспечения, живущая под землей цивилизация погибает.
Куно приходит в комнату Вашти. Прежде чем погибнуть, они осознают, что человечество и его связь с миром природы — это то, что действительно имеет значение, и что обитателям поверхности, которые все еще существуют, придется возродить человеческую расу и предотвратить повторение ошибки Машины...
* * *
Путь к обществу всеобщего благоденствия.
"Доллар Джона Джонса" 1915, рассказ Гарри Стивена Килера.
Действие рассказа происходит в 3221 году и описывает лекцию по истории, которую читает студентам профессор. Лекция осуществляется по аналогу видеосвязи с разными уголками Земли.
"Устройство, перед которым восседал профессор, по виду напоминало гигантский оконный переплет. Оно состояло из трех или четырех сотен матовых квадратных экранов. Прямо по центру экранов не было: там располагался продолговатый темный участок, ограниченный снизу небольшим выступом. На выступе лежал кусочек мела. Сверху свисал большой бронзовый цилиндр. Именно в него нужно было говорить во время лекции."
Также имеются беспроводные телефоны.
"Из кармана пиджака профессор достал небольшую коробочку с микрофоном и наушником, к которой, однако, не было присоединено никаких проводов. Поднеся микрофон к губам, профессор произнес:
— Алло, алло! Центральную энергетическую станцию, пожалуйста."
У жителей Земли 33 века нет имен и фамилий — они давно заменены буквенно-цифровыми кодами, регистрируемыми в центральном бюро Национального евгенического общества. Да и сами люди изменились со времен 20 века — теперь все они лысые, большеголовые и беззубые.
Денежной единицей стал психоэрг, представляющий собой комбинацию одного психа — единицы эстетического удовлетворения и одного эрга — единицы механической энергии.
Открытие в двадцать пятом веке разновидности рентгеновских лучей — ж-лучей — привело к продлению жизни до 200 лет, так как эти лучи убивали бактерии, вызывающие старение, и были безвредны для человеческого организма.
В 27 веке было открыто, что "направление силы тяжести изменяется на обратное, если тело колеблется в направлении, перпендикулярном плоскости эклиптики, с частотой, равной четному кратному натурального логарифма числа 2." В результате "вибрационные корабли" дали возможность полетов на любую планету Солнечной системы.
Также в этом веке была открыта возможность легко разлагать тела умерших людей на химические элементы, из которых затем синтезировали пищевые таблетки для живых. Вследствие чего отпала необходимость в земледелии и животноводстве, а продовольственная проблема была решена раз и навсегда.
(однако это, само по себе допустимое, фантастическое допущение выглядит полнейшим бредом из-за того, что автор счел, что человечество можно будет прокормить ТОЛЬКО продуктами, сделанными из его же мертвецов, это же просто математически невозможно!)
В 28 веке человечество приняло решение уничтожить Луну, так как та мешала космической навигации.
"...инженеры приступили к демонтажу ночного светила. Они откалывали от Луны часть за частью и отправляли осколки межпланетными грузовыми кораблями на Землю. С Земли осколками с помощью специального взрывчатого вещества зоодолита выстреливали в сторону Млечного Пути, придавая им скорость 11 217 м/с. Эта скорость сообщала каждому осколку кинетическую энергию, достаточную для преодоления земного притяжения на всем пути от земной поверхности и до бесконечности. Смею утверждать, что осколки Луны и поныне несутся в межзвездном пространстве."
Так, за 86 лет Луна была полностью разобрана и уничтожена.
А в 30 веке была отменена частная собственность, и наступило общество всеобщего благоденствия.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
