Рождение Охотника

Давным-давно худощавый спортивный мальчишка назло всему классу, а главное, учителю физкультуры Хасанычу, совершил резкий спурт в начинающуюся метель.

Речь шла просто напросто о том, что после спаренного декабрьского урока физкультуры, приходящегося, как обычно, на длинную лыжную субботу, Хасаныч во всеуслышание объявил:

— Сегодня все — малохольные! Все! И Федченко, и Венедиктов, и Османчук и даже Дольникова с Султанбековой! Весь класс сегодня ползает, как сонные мухи, даже противно смотреть!

Класс, опираясь на лыжные палки, обессилено молчал. Крупные хлопья снега начинали свой медлительный танец. Солнце, на минутку выглянувшее из-за низких туч, посылало откуда-то со стороны пологих гор закатные красные лучи, словно прощалось до завтрашнего воскресенья. Падающий снег казался в этих лучах фантастически нереальным, словно с другой планеты. Например, смертоносным радиоактивным пеплом из Страны Багровых Туч, зловеще планирующим на ровную поверхность пустыни. Пустыней была заснеженная поверхность уральского озера, исчерченная несколькими трассами лыжни. Конечно, замёрзшее озеро не походило на смоляные Чёрные Пески, где экипажу "Хиуса" во главе с мужественным Ермаковым пришлось встретить страшные испытания, но что-то зловещее в этом свете в снежном просторе безусловно было.

— Жалкие пять километров, — продолжал бушевать неистовый Хасаныч, — жалкие пять километров полкласса проползли ниже всяческих нормативов! Те, кто уложился в норматив, выглядят дистрофиками на футболе — так что тоже не хвастайтесь!

Хасаныч скорбно потряс головой в лыжной шапочке с помпоном, с которого слетела уже пристроившаяся там стайка снежных хлопьев, и трагически заключил:

— Позорище на мою голову! Ну, девочки — ладно. А пацанам через несколько лет в армию идти. Как вы там будете выглядеть? А если с полной боевой, да километров тридцать? Что я говорю, старый маразматик? Какие тридцать? Им сейчас и пяти не проползти!

Вот тут-то бес и толкнул в бок хмурого Игоря.

— Шамиль Хасанович, мы же не в армии и не на войне. В армии бы — прошли.

Так, слово за слово, сопровождаемый обидно покорным гулом класса, в целом склонявшимся к мнению "чёрт с ней с гордостью — домой охота! темнеет уже!", разгорелся спор гордого ученика с маловером-учителем. Хасаныч упорно отстаивал пессимистическую точку зрения. Мол, не пройдя и двух километров, даже по короткой "первоклашкиной" лыжне, мальчик Игорь выдохнется, заплачет, начихает на гордость и поплетётся домой, к мамочке.

Игорь запальчиво настаивал на том, что самбист, будущий защитник Родины и даже, — кто знает? — вполне возможно, что и межпланетный космонавт Игорь, — одолеет все пять километров без остановки. Дескать, жилы рвать он не собирается, но идти ровным походным шагом, позволяющим лыжникам наматывать десятки километров, он, Игорь, способен. И можете не сомневаться, многоуважаемый маловер Шамиль Хасанович, у геройского юноши есть порох в пороховницах, неистощимый запас спортивной злости и мужского самолюбия.

Честно говоря, спор мог бы закончиться ничем, как это чаще все и бывает, но Любочка Дольникова, обладатель третьего взрослого разряда по гимнастике, глядя в упор своими прекрасными синими глазищами, захихикала и бросила на ветер оскорбительные слова, повторить которые и язык-то не поворачивается! Мол, мальчишки лишь хвастать и горазды, а сами представляют собой лишь дохловатых птенчиков, которые способны только покуривать на большой перемене за углом школьной теплицы, да и то тайком. Подружки Любы дружно захихикали.

Принципиально некурящий Игорь, имеющий первый детский разряд по самбо, был уязвлён прямо в сердце. Ветреная красавица, предмет тайного обожания и, вполне вероятно, будущий предмет вечной, неземной и пламенной любви, оказалась ледяной статуей. Бесчувственной куклой, пронзившей Игоря своим коварством, несправедливой обидой, нестерпимо гнусной насмешкой... и прочая, и прочая, прочая.

Выкрикнув что-то невнятное, но пышущее горячим гневом, Игорь рванулся назад, на развилке старта свернув на десятикилометровую лыжню, причудливым зигзагом змеившуюся по заснеженному льду озера. Хасаныч что-то прокричал в ответ, — похоже, звал одуматься и не валять дурака, — но Игорь упрямо сжал губы и только прибавил ходу. Слёзы ярости стыли в уголках глазах.

Солнце скрылось в тучах, стремительно заваливаясь за горы, невидимые в пелене снега и ватной серой облачности. Жизнь становилась чёрной и беспросветно мрачной — отныне и вовеки веков. Игорь упрямо вошёл в ритм и ходко двигался вглубь наступающих сумерек. Сбоку по ходу движения на далёком берегу уже горели цепочки огоньков — микрорайон "Мыс Курчатова" призывно подмигивал новостройками.

Игорь представлял себе, как класс беспорядочно кидается вслед за ним, гремя лыжными палками, мешая друг другу, оступаясь и падая... но Игорь уходит всё дальше и дальше от брошенной им жестокой красавицы Любы, рыдающей сейчас на тёмном пятачке льда, обдутого ветром от снега. Где-то там, в глубине шевелят плавниками сонные окуни и лещи. Люба всем сердцем жаждет пробить лёд и утопиться; плавно лечь на ил рядом с вялыми пучеглазыми раками; умереть от стыда и позора... сгинуть от мысли о том, как люто она оскорбила юного спортсмена.

Трезвая часть его души — наверное, взрослый будущий Игорь — шептала ему, что класс мирно и не спеша покатил к берегу, где поднимется к входу в парк культуры и отдыха, снимет лыжи и в два захода разъедется по домам на автобусе номер двенадцать. Лыжня знакомая, температура воздуха всего-то минус семь градусов спокойного и почти безветренного Цельсия. Ну, а горячий и нервный мальчик Игорь, говорят сами себе одноклассники и вторит им Хасаныч, отмахает пять, а то и десять километров, и спокойно прикатит домой. Между прочим, наш бунтарь вернётся с прекрасным аппетитом, который нагуляет на свежем воздухе.

Так бы оно и было. Не впервые Игорь шёл на лыжах эту дистанцию. Да и весь их класс, не будучи поголовно спортивными дарованиями, вполне мог спокойно, без секундомера, пройти десять километров по лыжне при приятном лёгком морозце. Квёлым класс был сегодня по причине скорее психологической. Классная руководительница Инна Яковлевна, которую обожали девчонки и уважали пацаны, устроила своим подопечным выволочку за сорванный урок английского языка.

Дело было пустяковым, — самая обычная буза, а англичанка была не в духе... да только, как на грех, бедная English Lady пустила слезу и выскочила из класса. Инна Яковлевна, принимавшая близко к сердцу беды своей бывшей ученицы, а ныне молодого педагога, расстроилась. И спустила на класс свору эринний — богинь мщения. Самое печальное во всём этом было то, что класс понимал — он получил по справедливости. "Кто же знал, что у Натальи-англичанки с мужем такое!" — сокрушённо перешёптывались девчонки. "Да пусть не волнуется — бросает своего дурака! — хорохорились пацаны. — Подумаешь, развод! Вон, у нас полкласса неполные семьи. И ничего! С мамкой одной лучше жить, чем ещё и с вечно пьяным батяней!" Однако чувствовали все себя мерзко... что и сказалось на результатах лыжного забега.

И пока класс в ожидании автобуса принимал решение зайти завтра в гости к Наталье Алексеевне и мужественно, по-взрослому попросить прощения и предложить помощь, Игорь скользил по лыжне, постепенно остывая. Пройдя пять километров, он вдруг вспомнил, что у мамы, работавшей в смену, сегодня отсыпной, а завтра — выходной. И не простой выходной, а совпадающий с воскресеньем! По этому случаю, мама намеревалась сварить вкусный борщ с мозговой костью, а завтра с утра отпустить своего сына в кино с условием, что по приходу он поможет ей с генеральной уборкой. Уборка, конечно, дело унылое, но она будет только завтра, а сегодня — борщ! И "Последний из могикан" Фенимора Купера, одолженный Игорю почитать, кстати, всего лишь до понедельника.

Игорь решил, что соблюсти твёрдость он всё-таки сумел. Пятикилометровая отметка была пройдена, есть хотелось, гнев и возмущение превратились в стойкую, но уже не такую острую обиду, — можно было ехать домой. Обиду хорошо растравлять поздно вечером, когда лежишь в кровати и строишь планы страшной мести. Игорь махнул напрямик, решив одним из ответвлений лыжни пересечь залив озера, подняться "лесенкой" на вздымавшийся берег и прокатиться до остановки. Попутно неплохо получится съехать со знакомой попутной горки. Крюк небольшой, а удовольствие огромное, ага! Лыжня на горке освещённая, спуск полого тянется сквозь сосновый лес. Едешь — только ветерок в ушах посвистывает.

Поднимаясь по довольно крутому берегу вверх, где таинственно размахивали своими могучими ветвями стройные сосны, смутно светлеющие в темноте рыжими стволами, Игорь радостно предвкушал, как вот-вот повернёт к горке. Он уже слышал вопли каких-то мелких ребятишек, оккупировавших спуск. Ишь, как кто-то заливается! Наверняка нос себе расквасил. А может, доверчиво лизнул алюминиевую лыжную палку и теперь в ужасе верещит, силясь отлепиться и слыша жестокосердный хохот товарищей.

...Лыжи будто дёрнули из-под него! Падая вперёд, он машинально вытянул руки, путаясь в палках. Правую руку как-то странно дёрнуло и она сразу же перестала слушаться. Боль пришла в следующее мгновение, когда Игорь только начинал скользить вниз по склону. Несколько раз он перевернулся, сильно ударившись лицом, но боль, вгрызшаяся в несчастную скрюченную руку, затмила всё остальное. В момент последнего кувырка в спине что-то хрустнуло и Игорь с размаху плюхнулся на утоптанный снег. "Вот тебе и сократил путь!" — подумал он. Впоследствии эта мысль много раз приходила к нему в голову.

Всё было плохо. Наверное, всё могло быть ещё хуже, но и сейчас было несладко. Плача от нестерпимой боли, Игорь кое-как освободился от лыж и палок. Левую ногу он, похоже, немного растянул, но по сравнению с рукой боль в ноге казалась сущим пустяком. Бросить лыжи ему даже не пришло в голову — мама купила их совсем недавно. Кое-как связав их одной рукой, помогая себе зубами, Игорь стянул с себя сумку, переброшенную через плечо. В ней лежали зимние ботинки. Мальчик с сомнением посмотрел на них. Переобуваться сейчас, когда каждое движение заставляло подвывать от боли, казалось немыслимым. Но в лыжных ботинках с их скользящими подошвами, ни лезть вверх, ни идти вдоль берега по лыжне, да ещё и тащить на себе груз, было практически невозможно. В любой момент можно было упасть... а об этом было и подумать страшно! Хватало и того, что временами Игорю казалось, что от рвущей его руку боли на глаза наплывает багрово-серый туман; он смутно понимал, что может вот-вот свалиться без сознания.

Нельзя падать, нельзя! А как же Алексей Быков тащил Григория Дауге и Юрковского? Ему тоже хотелось пить, ему тоже было жарко!.. Эх, до чего же хорошая книга "Страна Багровых Туч"!..

Мысли путались. Но одно он понимал твёрдо: надо, надо, надо дотащиться до остановки. Звать на помощь как-то неудобно... что он, не мужчина что ли? Да и люди далеко, за этим чёртовым берегом... ребятня мелкая, бестолковая... бесполезно звать их...

Он всё-таки потерял равновесие и упал уже на пологом участке берега. Пушистые багровые облака окутали его, стремительно теряя цвет до угольно-чёрного.

— ...Эй, эй... парень... ты чего? Вставай, простудишься! Слышишь? Олег Степанович, тут какой-то мальчик лежит, не встаёт!

Игорю повезло. После лыжной пробежки возвращались в спортклуб девушки-волейболистки. Тренер — громогласный и бородатый Воронков, известный всему городу, отрядил двух девчонок срочно бежать к остановке и вызывать "скорую" из телефона-автомата. А если он опять сломан — пулей нестись через рощу к спортклубу и звонить уже от дежурного сторожа. Воронков нёс Игоря на руках, стараясь идти осторожно, а Игорь просил его не забыть взять лыжи и сумку.

Вот так Игорь в одночасье заработал сложный перелом, двустороннее воспаление лёгких и две недели пролежал в детской больнице в полубессознательном состоянии.

— Понимаешь, в бреду я переживал какие-то бесконечные запутанные приключения. Наверное, целые годы... о которых у меня остались самые смутные воспоминания. Но я твёрдо помню, что я был взрослым, — закончил свой рассказ Игорь. — И у меня всё время болела рука, как будто она была сплетена из раскаленной проволоки...

Он замолчал и как-то беспомощно посмотрел на Марину. На кухне было тепло и уютно. Кот давно перебрался в угол, где спокойно спал на свёрнутом в несколько раз одеяле, которое принесла для него Марина.

— И я помню двух ослепительно красивых девочек... и Кота, — собравшись с духом, сказал Игорь. — Слушай, как это возможно? Я всегда старался не вспоминать об этом...

Марина молчала, улыбаясь своим мыслям. Мужчины... как легко случается с ними потерять почву под ногами. Вот только что она видела перед собой уверенного в себе, подтянутого юриста, бывшего военного, человека несколько суховатого, собранного и твёрдого, как стальной механизм. А теперь перед ней сидел маленький мальчик, краснея, рассказавший о самом удивительном в своей жизни событии... и умоляюще глядел на неё. Что она должна ему сказать? Наверное, в глубине души он ждёт, что всё произошедшее с ним сегодня окажется сном... или просто привиделось. Но другая часть его "я" ещё больше страшится того, что Марина сейчас, равнодушно зевнув, скажет, что бред и есть бред. Что в горячке, напичканный лекарствами ребёнок может вообразить себе всё, что угодно...

Внезапно она поняла, что делать. Это решение пришло к ней откуда-то со стороны и она в тысячный раз за сегодня подумала об Иринке. Ничего не говоря, он провела рукой над чашками, где ещё оставался полуостывший кофе.

Чашки плавно взмыли в воздух. Они висели над столом, как эти тысячу раз виденные НЛО на мутных фотографиях. Тёплый порыв ветра прошёлся по кухне. Где-то неподалёку забренчал клавесин. Растворившаяся стена открыла скрывающийся в полутьме бальный зал. Горели всего несколько свечей, да огромная луна смотрела сквозь стёкла окон, отбрасывая причудливые тени от витых оконных решёток. Тихие фигуры скользили по паркету, не обращая внимания на стоящих Охотника и Марину. Вдали горел камин и в одном из кресел смутно виделся Кот, задумчиво возлежавший на подушках с чубуком трубки кальяна в лапе.

— Добро пожаловать в замок Двух Королев, — негромко сказала Марина. — Вы пригласите меня на танец, мой старый друг?

Охотник молча поклонился. Без плаща и шляпы он казался моложе. Даже ужасная, сплетённая из стальных и медных жил кисть руки выглядела не такой страшной. В своей потрёпанной куртке с бахромой по шву и крепких высоких сапогах он, тем не менее, держался спокойно и с достоинством.

— Я не одет для бала, юная принцесса, но ещё помню, как танцуют вальс, — и он подал ей левую, живую руку.

— Похоже, нас никто не замечает, — сказала Марина, кружась в струях мерцающего слабыми искорками воздуха.

— Кот хочет дать нам поговорить спокойно.

— Ты не Игорь, да?

— Я никогда не знал о его существовании. Он создал меня в своём воображении... но я живу долгие годы и он почти не помнил меня. И всё же я — это он, а он — это я, не совпавшие ни во времени, ни в пространстве.

— Куда ты исчез тогда? Мы искали тебя... и я всегда тебя помнила... то есть, почти всегда. Извини.

— Ты тоже не такая там, какая здесь. Но ты — единственная. Ты и твоя сестра... и Карла.

— Карла? Он всё такой же брюзга и зануда?

— Да, он вряд ли менялся. Но и он не осознаёт себя одновременно в двух мирах. Зато ты теперь помнишь всё, что происходит с тобой там и в Королевстве.

— Почти всё...

— Значит, ещё не время.

— Я не хочу уходить...

— А ты и не уходишь никогда. Ты никогда не покидала Королевство...

Королевство... не покидала... ты...

О, это томительное кружение в волнах музыки! Эта свобода, эта невыразимо радостное бытие! Вальс, вальс, вальс... и...

(любовь)

...это пьянящее предчувствие любви...

Конец отрывка из романа "Найти и вспомнить"

Уралов А., Рыжкова С.. Найти и вспомнить (Трон на двоих) (samlib.ru)