9. Кофе с сюрпризом

ИСТОРИЯ ДЕВЯТАЯ:

Кофе с сюрпризом

"Кофе с сюрпризом" - несколько эксцентричный рецепт, который, однако, прекрасно подходит для неторопливого завтрака.

Сперва делаем крепкий кофе методом френч-пресс или в турке; во втором случае сразу процеживаем напиток через фильтр. Можно добавить при варке соли — на кончике ножа, сахара — щепотку, и чёрного перца по вкусу. Затем кладём на дно чашки несколько толстых ломтиков сыра — только не копчёного, не творожного и не слишком острого, лучше всего подходят сорта наподобие "гауды". Быстро заливаем сыр горячим-горячим кофе.

Завтрак готов!

Традиционно "кофе с сюрпризом" подаётся с пресными кунжутными крекерами. Сыр придаёт напитку пикантный сливочно-островатый вкус. А расплавленную массу со дна можно потом намазать на крекер или даже съесть ложечкой просто так.

Приятного аппетита!

Так вышло, что моё романское путешествие затянулось.

На маскарад вместе мы с маркизом так и не попали, но ещё дважды я побывала на празднике в сопровождении Мэтью, Мадлен и Лиама. Это было очень весело, тепло... и как-то по-семейному, но я, признаться, скучала по непредсказуемым выходкам Крысолова, по его пространным рассказам, по мистическим легендам и остроумным репликам. Окна в номере оставались открыты на ночь... однако незнакомец в медной маске так и не воспользовался недвусмысленным приглашением.

Он исчез — как дух или сон, развеянный лучами утреннего солнца.

В особняке, подаренном мне дядей Рэйвеном, я провела почти две недели, а потом не выдержала тишины, уединения и бездействия — и сорвалась в бессмысленно-торопливое путешествие. Маркиз остался в Серениссиме, а мы... Мы проехали вдоль всего Романского полуострова, останавливаясь в разных городах — где на день-другой, где на неделю; пересекли Марсовию, посетив в том числе место гибели Анны де Реми, девы-воительницы, которую некогда сожгли как ведьму, а теперь почитали как святую; и, наконец, после бесчисленных пересадок с поезда на поезд добрались до пролива и сели на паром, отплывающий в Аксонию.

Пожалуй, в железных дорогах я теперь разбиралась не хуже, чем в сортах кофе... Но в Бромли вернулась лишь одновременно с летом — уже в начале июня.

К тому времени ремонт в "Старом гнезде" был завершён. Кофейню отполировали от крыши до подвалов, отладили водопровод, заменили устаревший холодильник внизу более совершенным и безопасным — это оказалось весьма дорогим удовольствием, и, конечно, привели в порядок освещение, изничтожив последние газовые лампы и заменив их электрическими, самыми новыми и модными в Аксонии. В особняке на Спэрроу-плейс проделали всё то же, но в меньших масштабах — кое на чём я решила сэкономить.

Открытие кофейни пришлось на второе воскресенье лета; а на следующий день ко мне заглянул Эллис.

Он пришёл поздно вечером, как обычно, после того, как Мадлен заперла парадную дверь. Постучался с чёрного хода, растормошил вечно сумрачного Георга, похвалил выпечку миссис Хат, беззастенчиво утащив по дороге рогалик с корицей — и ворвался в зал ураганом, сметающим сами представления о приличиях и этикете.

— Виржиния, а вы загорели! — рассмеялся он, снимая кепи и разглядывая меня с расстояния шага — такой же бессовестно-беспардонный, как и всегда, взъерошенный, голубоглазый... с той самой улыбкой, которая могла в любую секунду из солнечной стать пугающе-ледяной. — Наверное, это не комплимент для леди, ведь в моде белокожие неженки, но вам идёт. Море понравилось?

— Очень, — улыбнулась я в ответ. — Кофе с пирожным? Или чего-нибудь посолиднее?

— Обойдёмся кофе. Сегодня я сыт — Натаниэлл приготовил неплохое жаркое, надеюсь, не из своих, гм, пациентов... Слышал, на "Мартинике" произошло нечто занимательное?

— Да, вам бы понравилось, Эллис, — вырвался у меня вздох. — К сожалению, я не могу ничего рассказать.

— И не надо, — отмахнулся он, наконец усаживаясь за стол. — Я читал газеты. Готов спорить, виновата её служанка. Больше некому.

— А почему вы не думаете, что он сам выпал за борт? — Я сделала знак Мэдди, чтобы она принесла кофе и каких-нибудь пирожных.

— Потому что в эту версию слишком уж рьяно вцепились власти и газетчики, — по-лисьи ухмыльнулся Эллис и взъерошил волосы. — Значит, убийца — неудобный человек... Ну, и слишком быстро выдали замуж эту самую служанку.

"Ах, значит Мэй теперь — миссис Кэрриган", — порадовалась я про себя за девушку, а вслух сказала:

— Что ж, в проницательности вам не откажешь. Но продолжать этот разговор я бы не хотела.

— Как пожелаете, — неожиданно легко согласился Эллис. — О, Мадлен, большое спасибо... А что это?

Мэдди, вроде бы отправившаяся на кухню за кофе, вернулась с небольшим бумажным свёртком в руках. В отчаянии оглянувшись на меня словно бы в поисках поддержки, она пихнула свёрток в руки замершему Эллису, выбежала из зала, цокая каблуками, и буквально взлетела по лестнице. Я услышала, как хлопает наверху дверь комнаты и звякает щеколда.

— Интересно, — пробормотал детектив, поддевая ногтем краешек бумажной обёртки. — Надеюсь, там не бомба...

— Что вы, Мэдди не стала бы так рисковать моей жизнью, — вздохнула я, уже догадавшись, что внутри. — И ядовитых змей там тоже нет. Прекратите трусить, Эллис, и открывайте. А я пока схожу за кофе.

— Ну да, — растерянно согласился детектив. — Судя по тому, как у Мадлен пылало лицо, вниз она сегодня не спустится. Не при мне — точно.

Пока я ходила на кухню, Эллис разворошил бумагу и расправил подарок — бхаратский шарф из пашмины, длинный-длинный, в крупную серо-голубую клетку. Мне тут же вспомнился восточный базар в Никее, приморском городке на юге Марсовии. Я приобрела там чудный платок из ярко-синего шёлка, а Мэдди — этот шарф. Собиралась ли она уже тогда подарить его Эллису? Скорее всего, да...

— А как ваши дела? — спросила я, когда неловкое молчание затянулось.

Эллис, торопливо намотав шарф на шею, вцепился в чашку с кофе:

— Неплохо. Мне недавно подкинули замечательную серию краж с убийством, просто подарок какой-то. Представляете, Виржиния, всю зиму кто-то обчищал дома — выносил драгоценности, деньги, иногда меха, но с умом. Приметные вещи не трогал, момент выбирал всегда очень удачно... И примерно две недели назад на задворках очередного ограбленного дома обнаружился труп. Молодой мужчина, романец, учитель музыки, сорок восемь ножевых ранений, большая часть из которых — в область шеи. По моим сведениям, он и есть вор, многое указывает на это. Но у него был подельник... Точнее, подельница.

— Есть улики?

— Подозрения, — уклонился от ответа Эллис. — Позже расскажу подробнее, если пожелаете, конечно. Кстати, как поживает маркиз?

— На следующей неделе возвращается в Бромли, — сообщила я. Эллис повеселел.

— Это прекрасно, просто прекрасно. Гм, чего у вас ещё нового, кроме убийства и ремонта? — Он демонстративно огляделся по сторонам, теребя край шарфа. — Лето проведёте в городе?

— Большую часть. Что же касается нового... — Я задумалась. — Ах, да, чуть не забыла. У меня новая служанка. Девушке уже пятнадцать лет, она обучалась парикмахерскому искусству. Зовут её Юджиния Смолл, и она будет моей горничной. А Магду я перевожу в экономки.

— О, — оживился Эллис. — И как вам эта Юджиния?

— Я пока не смогла ещё оценить её таланты, к работе она приступает с завтрашнего дня, — улыбнулась я. — Но надеюсь на лучшее...

Я неловко осеклась.

Повисло тягостное молчание.

— Эвани, — тихо произнес Эллис в конце концов. Я кивнула. — Знаете, давайте лучше о кражах поговорим. Такая жизнеутверждающая тема!

С работы мы постепенно перешли к другим вопросам — обсудили едва не свершившееся сватовство доктора Брэдфорда к младшей дочери главы Управления спокойствия Бромли, грядущее открытие выставки отреставрированных работ "Неизвестные художники Аксонии" в галерее Уэстов и грандиозный бал герцогини Дагвортской, который я, увы, в этом году пропустила. Новостей накопилось много, но обговорить всё не получилось — заглянул Георг и хмуро напомнил, что у меня вроде бы на завтра назначено две встречи, причём с самого раннего утра, а водитель ждёт на улице уже добрый час.

— Бедняга Лайзо, никакого снисхождения к нему, — фыркнул Эллис, поднимаясь и снова наматывая на шею подаренный шарф. — К слову, он меня здорово выручил в предпоследнем деле, даже не знаю, как его благодарить.

Я улыбнулась, догадываясь, куда клонит детектив.

— Насколько здорово?

— Хайрейнов на десять, — ухмыльнулся он. — На большую сумму я свою жизнь не оцениваю.

— Прибавьте к этому теперь стоимость нового шарфа, — посоветовала я.

Мы посмеялись — и распрощались.

Уже в автомобиле я не преминула расспросить Лайзо, в чём заключалась помощь. С четверть часа он, кажется, изящно насмехался надо мною, уходя от ответа с ловкостью прожжённого дипломата, но потом всё же рассказал правду.

— Эллис в реку свалился. А он как раз в пальто был, штопаном-перештопаном, тяжеленном, вот на дно и пошёл. В Эйвоне бултыхаться — та ещё радость, ну да пришлось нырнуть, не бросать же приятеля, — пожал он плечами небрежно. — Я его на берег вытащил да к матери отволок, сушиться.

— И давно это было? — полюбопытствовала я, мысленно прибавив к премии два хайрейна. Всё-таки купание в зловонных водах Эйвона — уже само по себе героический поступок. — Вы не простудились? Говорят, весна в нынешнем году была поздняя...

— Так это уже, почитай, в мае случилось, недавно совсем, — признался Лайзо. — Аккурат перед тем убийством... — Он улыбнулся — с хитринкой. — Готов спорить, что про убийство Эллис уже всё выложил.

— Вы очень проницательны, мистер Маноле, — скучающим голосом ответила я, на самом деле едва сдерживая смех. — И, полагаю, заслуживаете награды.

Мои слова произвели на него очень странный эффект. Я ожидала, что Лайзо отшутится, как обычно, балансируя на грани между простодушием и фамильярностью. Но он надолго замолчал, пристально вглядываясь в скудно освещённую узкую дорогу, а потом спросил необычно тихим и ровным голосом:

— Леди Виржиния, а что бы вы сказали, если б я уволился?

Меня охватила растерянность.

— О... Полагаю, дядя Рэйвен был бы очень рад возможности приставить к своей беспокойной невесте шпиона-водителя, — отмахнулась я нарочито легкомысленно, однако Лайзо повторил:

— Но что бы вы сказали?

Автомобиль проехал мимо поздно расцветшей рябины, и горло защекотал сладковато-затхлый аромат, одновременно неприятный и притягательный. Я несколько раз глубоко вдохнула, не в силах преодолеть внезапно сковавшую язык немоту, и только потом выговорила:

— Что в данный момент это было бы очень некстати. Мистер Маноле, вы всерьёз собираетесь оставить службу в моём доме, и нужно подыскать вам замену, или...

— Или, — быстро ответил он и дурашливо хмыкнул. — Ай, леди, не берите в голову, ударила мне какая-то дурь под хвост, вот я и ляпнул, не подумав. А так-то, куда я денусь?

— Что ж, вы меня успокоили. — Улыбка у меня вышла натянутая. — На будущее прошу учесть, что заявление об увольнении обычно подаётся за два месяца. Точно также и я предупрежу вас заранее, если решу уволить.

— Ну, спасибо за милость.

— О, это всего лишь государственный закон. Не стоит благодарности.

Разговор оставил тягостное впечатление. Я сама не ожидала, что промучаюсь дурными мыслями почти до утра. Ярко представлялось почему-то, как комнату во флигельке и гараж занимает новый хозяин — седой, немой и смертельно серьёзный мужчина, порекомендованный, разумеется, маркизом. И остаются в прошлом шутливые разговоры по дороге в кофейню и обратно, застенчивые похвалы Магды какой-нибудь мудрёной настойке от боли в суставах, маленькие, но памятные подарки по случаю и без... Я поднялась с постели и достала из верхнего ящика комода ловец снов — ниточки, пёрышки и бусины; затейливая игрушка, не более того. Но отчего-то не хотелось выпускать её из рук, а пальцы скользили и скользили вдоль шёлковой паутины, повторяя узор.

Я обругала саму себя за сентиментальность и отправилась спать. Но даже на следующий день меня продолжала снедать тревога... А пострадал, как водится, ни в чём не повинный человек.

После раннего завтрака и перед встречей с леди Клэймор и леди Вайтберри я решила немного поработать. "Немного" по обыкновению превратилось в "до самого последнего момента". Протоколы судебного заседания читались как увлекательный роман, а остроумные ремарки моего нового адвоката, мистера Панча, могли поспорить в едкости и остроумии с журналом "Новая карикатура". В четверть одиннадцатого я спохватилась, что уже опаздываю, но перед выходом решила заглянуть в спальню, чтобы захватить блокнот с рабочими пометками, сделанными в путешествии...

...и с удивлением обнаружила в комнате перепуганное создание на вид лет четырнадцати от роду.

— Доброе утро, леди, — неловко сделало книксен создание, трепеща ресницами.

Ресницы ей достались, к слову, на загляденье — рыжие, но густые, словно их прорисовали гуашью. Веснушки на носу были на тон темнее, не больше, кожа — что сливки, оттопыренные уши просматривались даже под старомодным чепчиком, а неукротимые кудри выбивались и надо лбом, и у воротника — как медные пружинки. Не девочка — а картинка, добрая праздничная открытка. Правда, из-за зеленоватого оттенка униформы бедняжка выглядела несколько болезненно.

Имя я вспомнила почти сразу.

— Гм... Мисс Смолл, полагаю?

— Юджиния Смолл, — пролепетало создание, моргая часто-часто. Я даже испугалась — вдруг расплачется? — Мне приказано было явиться в девять часов, и...

— Неужели? — нахмурила я брови — и тут же осознала свою промашку. Мне стало стыдно. Бедная девочка больше часа прождала, и это в первый день работы! — Да, действительно. Гм, мисс Смолл... Юджиния, — постаралась я улыбнуться как можно приветливее. — Я понимаю, что тебя, скорее всего, учили несколько другим правилам поведения, но придётся приспосабливаться к моему распорядку. Правило первое — если я увлекусь работой, то могу забыть о некоторых мелочах. Стрижка, укладка или, скажем, завтрак — это мелочи. Правило второе — если я о чём-то забыла, то мне можно напомнить. И правило третье — не тратить время впустую. Если я задерживаюсь более чем на пятнадцать минут — значит, ты должна заняться другой работой, а не просто ждать. И, наконец, главное — не надо бояться. Ты всё запомнила, Юджиния?

Она кивнула так, что стало совершенно ясно — я напугала её еще больше.

У меня вырвался вздох.

— Стрижку переносим на вечер. "Вечер" — несколько условное понятие, он обычно заканчивается, когда ухожу спать, — предупредила я и улыбнулась. — С обязанностями, полагаю, Магда тебя уже познакомила? Прекрасно. И последнее... В этом доме очень поощряется самообразование. Если случится так, что вся работа будет сделана, а время ещё останется — стоит заглянуть в библиотеку и выбрать книгу себе по вкусу. Это ни в коем случае не приказ — просто рекомендация.

Юджиния бледнела, кивала — и лепетала, что всё понимает и "будет стараться наилучшим образом". А потом и вовсе пообещала "никогда больше не разочаровывать леди", и объяснить ей, что виновата в данном случае я — да-да, в Правилах Поведения Идеальных Горничных не всегда пишут правду, и хозяйка иногда оказывается виновата — не было никакой возможности. Стало ясно, что спасти положение может только одно — большая чашка горячего шоколада и задушевный разговор с Магдой.

Вот уж не думала, что от новой служанки поначалу будет куда больше проблем, чем пользы! Или это я заботами леди Милдред настолько отвыкла от слуг, что стала относиться к ним как-то неправильно?

Мне стало смешно.

Действительно, старая графиня Эверсан-Валтер вела необычно аскетическую, и вместе с тем насыщенную жизнь — с точки зрения аристократа — и к тому же приучила свою внучку. Уже несколько лет, со дня пожара и смерти родителей, в особняке на Спэрроу-плейс штат прислуги оставался неизменным. Повар с двумя приходящими помощницами, Магда — горничная, по факту исполнявшая частично обязанности экономки, три служанки "для стирки и уборки", также на ночь уходящие в город, дворецкий — сперва наш старый добрый Стефан, а теперь и мистер Чемберс — и садовник с подмастерьями. Учитывая размеры особняка и то, что значительная часть прислуги на ночь расходилась по домам, в целом получалось не так уж много...

Совсем мало, честно говоря.

— Автомобиль за дверцу держать не надо — чай, сам не убежит, — прозвучало вдруг прямо у меня над плечом, и я вздрогнула.

— Мне что-то послышалось, мистер Маноле?

— Не послышалось, — по-доброму усмехнулся Лайзо. — Садитесь, леди. Потом себя же ругать будете, коли опоздаете. Ну, да и мне наверняка недоброе слово достанется...

— И вы решили получить его здесь и сейчас, за нахальство? Авансом? — вздохнула я обречённо и наконец села. Лайзо закрыл за мной дверь и, обойдя автомобиль, занял место водителя. — Впрочем, в одном вы правы. Я уже опаздываю, и это заставляет чувствовать себя виноватой.

— Не беспокойтесь, не опоздаем. Да вы и не во дворец на приём едете, а к подругам. Разве ж они не поймут?

— О, конечно, поймут. Особенно леди Вайтберри. Будет удивительно, если она вообще прибудет вовремя.

Лайзо только хмыкнул. А я вдруг осознала, что, мысленно перебирая прислугу в доме, не включила его в список. И не потому, что забыла, просто... просто...

"...не воспринимала его как слугу?"

Объяснение меня слегка напугало, и я поспешила выкинуть всё это из головы.

А с леди Вайтберри, к явному удовольствию Лайзо, мы подъехали одновременно. Эмбер, как водится, была облачена в нечто совершенно невообразимое — зауженная книзу юбка до щиколоток, укороченный жакет, а вдобавок ещё и шляпка с пером надо лбом, напоминающая альравские тюрбаны. Впрочем, судя по заинтересованному взгляду, леди Вайтберри также по достоинству оценила и мой наряд — особенно летнее пальто, спереди прямое, на трёх пуговицах, а сзади подобранное декоративным поясом, шёлковый шейный платок с бхаратского прилавка на ярмарке в Никее и шляпку, расшитую мелкими шерстяными шариками.

— Ах, Виржиния, континент определённо повлиял на вас! В самом лучшем смысле! — встретила меня Эмбер комплиментом и рассмеялась. — А ведь я едва не заказала такое же пальто, только бирюзового цвета. Вот был бы фокус!

— Оставим бирюзовый цвет для Глэдис, — улыбнулась я в ответ. — В нём она просто очаровательна.

— К слову, о чарах. — Глаза Эмбер заблестели. — Как вам карнавал в Серениссиме?

— Подсказал ответы на многие вопросы, — отшутилась я, вспомнив неожиданную встречу с Мэй. — А как прошло окончание сезона в Бромли? И бал у Абигейл? Я слышала, там было нечто невообразимое.

— Да-да, невообразимое! Иначе и не скажешь, особенно если вспомнить выходку близнецов. Вот уж чего никто не ожидал от будущего герцога и его брата! Знаете, что они натворили с фейерверками?..

Так, начав беседу ещё на пороге, мы продолжили в гостиной, а леди Клэймор не только с готовностью подхватила разговор, но и добавила новых поводов к размышлению.

Мелькнули и некоторые знакомые фамилии.

— Вы знаете, к Уилфилдам приехала гостья из Колони, некая Грейс Купер, — поделилась известием леди Клэймор. — Представьте себе, она не замужем, но её сопровождает некий мистер Фокс, то ли адвокат, то ли секретарь, но точно не родственник. Говорят, что эта мисс Купер симпатизирует ширманкам. Ума не приложу, как они сошлись с лордом Уилфилдом — он-то ширманок не переносит.

— Вероятно, мисс Купер — подруга леди Уилфилд, — пожала плечами Эмбер. — И леди Уилфилд пригласила её в пику мужу. Я слышала, у них совершенно испортились отношения в последние месяцы, речь даже шла о раздельном проживании.

— Неловкое положение — для всех, включая гостью, — со вздохом согласилась я, а сама задумалась, не послужило ли причиной охлаждения отношений какое-нибудь известие от ныне покойного Чендлера. Наверняка у него были указания, как поступить с письмами для шантажа в случае внезапной смерти. — А эта мисс Купер будет выходить в свет?

Леди Клэймор задумчиво покачнула лорнетом.

— Сложно сказать. С одной стороны, она человек не нашего круга, с другой — леди Уилфилд наверняка захочет похвастаться гостьей перед обществом. О, кстати, возможно, они побывают на открытии той самой выставки в галерее Уэстов, — оживилась леди Клэймор.

— "Неизвестные художники Аксонии"?

— Да-да, Виржиния, именно! Знаете, на прошлой неделе была великолепная статья Луи ла Рона, как раз об этой выставке. А Уилфилды сейчас в Бромли. Они слывут ценителями искусства, так что вряд ли пропустят такое значительное событие, — предположила леди Клэймор. — И если придут на выставку, то приведут с собою и мисс Купер. Тогда мы и посмотрим на неё.

Эмбер заинтересованно наклонилась вперёд, отставив чашку с уже остывающим чаем.

— Вы считаете, стоит посетить галерею на сей раз?

— Стоит, — уверенно ответила леди Клэймор. — Во-первых, это первая выставка, которую от начала до конца вела Джулия. — Мы с Эмбер обменялись понимающими взглядами — конечно, если Глэдис так много сделала в своё время, чтобы помочь Уэстам, то для неё подобный аргумент имеет особую значимость. — Во-вторых, некоторые из представленных работ я уже имела удовольствие видеть на стадии реставрации, и могу сказать, что в них удивительно гармонично сочетаются традиционные методы и свежесть восприятия. Особенно мне понравилась серия видов Бромли и наброски лиц простых горожан... И, в третьих, после окончания сезона не так много происходит интересных событий. Впрочем, вам, Виржиния, наверное, хочется сейчас отдохнуть от развлечений? — с улыбкой спросила леди Клэймор. — Последние месяцы вы провели весьма интересным образом. Путешествие по Романии, верно?

— О, да, — рассмеялась я невольно. — И не только. К слову, о Романии... Вы мне обещали мне преподавателя по романскому языку, но так и не дали рекомендаций.

— Готова предоставить их прямо сейчас, — неожиданно быстро ответила Глэдис. — Преподавателя зовут Паоло Бьянки, и он как раз ищет место. Для вас, Виржиния, это даже лучшее решение — он может работать гувернёром юного баронета Сайера.

— Очень удачно, — обрадовалась я и задумалась, вспоминая своё деловое расписание. — Пожалуй, я могла бы посмотреть на этого мистера Бьянки послезавтра, утром, в кофейне. Как вы думаете, можно такое устроить?

— Вполне, — подтвердила Глэдис. — Я обо всём позабочусь. И, возвращаясь к выставке... Полагаю, баронету Сайеру полезно было бы приобщиться к миру искусства. К тому же выставленные картины окажутся ему близки и понятны. А нравоучительные мифологические сюжеты, например, Мориса...

Мы с Эмбер одновременно вздохнули — и улыбнулись. Глэдис села на своего любимого конька, и беседа об искусстве грозила затянуться надолго.

...Как вскоре выяснилось, это было последнее спокойное утро на многие недели вперёд. Тем же днём я наконец встретилась с мистером Спенсером — и утонула в потоке документов и срочных дел. Благодаря Луи ла Рону в газете появилась крохотная, на несколько строк, заметка о том, что "Старое гнездо" вновь открывается после ремонта — и на кофейню посыпались заказы. Очередь на столики растянулась на два месяца, а зал с самого утра был заполнен так, что яблоку негде упасть. Даже Георг качал головой и приговаривал, что не видел такого лет пятнадцать. Письма приходили не только от постоянных посетителей, но и от тех, кто прежде посмеивался над увлечением леди Милдред. Обратился к нам и Фаулер; скрепя сердце, я назначила день посещения, отодвинув его насколько возможно дальше. В груди моей теплилась надежда, что до тех пор, во-первых, наплыв посетителей ослабнет, а во-вторых, и сам баронет передумает.

В конце концов, он никак не мог похвастаться хорошим достатком — даже простая чашка кофе по-альбийски со сливочным ликёром изрядно облегчила бы его карман.

Впрочем, грех было жаловаться на занятость. Вынужденное безделье на корабле утомляло меня гораздо больше, да и увидеться со старыми знакомыми после длительного отсутствия очень хотелось. Все, кому позволял статус и прочность дружеских уз, навещали особняк на Спэрроу-плейс по утрам, а остальные... с остальными приходилось встречаться в кофейне.

Как и решать дела — например, с гувернёром для Лиама.

Не знаю, что было виновато в маленьком недоразумении, моя собственная рассеянность или досадная случайность, но назначенный для собеседования с будущим учителем час совпал со временем наибольшей утренней загруженности в кофейне. Вскоре после открытия — и ещё до того, как каждый посетитель дождётся своего заказа и приветственного словечка от хозяйки. Обычно в первой половине дня "Старое гнездо" пустовало, и для встреч с друзьями я выбирала именно утро... Но вот на сей раз не учла феноменальной нагрузки на кофейню из-за статьи ла Рона и эффекта новизны после ремонта.

К счастью, умница Мэдди сориентировалась и проводила мистера Бьянки в небольшую комнатку за кухней, рядом с чёрным ходом. Там он и просидел почти до полудня в компании песочного пирожного с яблоком и кофе со сливками и ванилью, не притронувшись ни к первому, ни ко второму.

— Добрый день. Мистер Бьянки, я полагаю? — уточнила я на всякий случай, пройдя в комнатку. Свободного времени у меня было немного, но вроде бы достаточно для собеседования, если учесть рекомендации Глэдис, которым я доверяла чуть более чем полностью.

Увидев меня, романец поднялся и, согласно этикету, поклонился. Движения были неторопливыми, без суеты и дурной услужливости, без скрытой насмешки, свойственной, увы, многим молодым слугам с высоким жалованием и обширными знакомствами. Я бы назвала его манеры деловыми, если бы не некоторая скованность жестов и тревожный взгляд.

— Да, леди Виржиния, — подтвердил мистер Бьянки, сопровождая слова плавным кивком. — Благодарю за приглашение, это большая честь для меня.

— Не скрою, ваши рекомендации меня заинтересовали. Причём карьера гувернёра даже больше, чем всё остальное, учитывая последние обстоятельства. Если я не ошибаюсь, вы занимались обучением и взрослых, и детей в равной мере?

— Да, — вновь склонил голову он. — Два года назад я имел честь помогать сэру Голдингу в освоении романского языка и основ искусствоведения, когда леди Пикфорд отвергла его предложение, посетовав на узкий круг интересов сэра Голдинга.

Я невольно улыбнулась:

— Занятия имели успех?

— Сэр Голдинг — очень благодарный ученик и старательный, — осторожно ответил Паоло Бьянки. — И прилежность его произвела на леди Пикфорд неизгладимое впечатление, о чём, несомненно, свидетельствует её согласие на брак.

Говорил романец немного витиевато, медленно — но чисто. Ни акцента, ни неприличных пауз между предложениями. Мне это понравилось, и не в последнюю очередь из-за желания, чтобы Лиама окружали люди с правильной речью и хорошими манерами.

Ведь до моих уроков романского дело дойдёт ещё нескоро, а гувернёр мальчику нужен прямо сейчас.

— Вижу, с обучением джентльменов в возрасте вы справились великолепно. А как насчёт детей? — задала я следующий вопрос. — Какие методы воспитания вы считаете лучшими?

И пообещала про себя, что если он сейчас примется нахваливать розги, то его не спасут никакие рекомендации леди Клэймор.

Но Паоло Бьянки показал себя весьма разумным собеседником.

— Лучших методов, которые подходили бы всем, не существует, — начал он туманно. — Иногда можно пробудить интерес к учению, подогревая соперничества между двумя учениками. Порою будет полезнее хвалить. Любопытство, гордость и честолюбие тоже могут послужить основой методы. Не стоит забывать и о наказаниях. Жестокостью любовь к учению привить нельзя, однако некоторые дети жёсткость почитают за силу, достойную уважения. К счастью, их не столь уж много... И, увы, есть случаи, когда наказание необходимо, ибо безнаказанность развращает.

Я хотела было уточнить, что именно он понимает под наказанием, но затем вспомнила, как Абигейл сама не раз приказывала замочить розги для своих обожаемых мальчиков. И, к сожалению, поводов хватало. Взять хотя бы тот случай, когда они, находясь под впечатлением от никконского трактата "О казнях", подсыпали своему гувернёру толчёного стекла в суп. К счастью, воспитатель заметил это вовремя, а ведь дело могло кончиться ужасной трагедией! И не только умер бы хороший человек, но и мальчики невольно, по глупости своей, оказались бы запятнанными убийством...

Вряд ли Лиам был способен на такое, однако немного строгости в воспитании ему бы не помешало. По крайней мере, о сестре Мэри-Кочерге он до сих пор говорил с почтительностью, в отличие от большинства приютских преподавателей... Да и я сама, признаться, без всякого ужаса вспоминала пансионат имени Святой Генриетты и любовь некоторых монахинь к вразумлению бунтарок шлепком линейки по рукам или по спине.

— Что ж, согласна. В одном из ваших рекомендательных писем указано, что вы сведущи в математике. Какие математические умения, по вашему мнению, будут наиболее полезны юноше, который выберет стезю адвоката? А доктора?..

Собеседование затянулось. Мистер Бьянки отвечал разумно и обстоятельно, и разговаривать с ним было интересно. Мне не понравилась только его осторожность, бродившая под руку со страхом и лицемерием. Стоило мне высказать хоть малейшее недовольство или даже проявить слишком настойчивый интерес к какому-либо вопросу, как романец начинал изъясняться витиеватыми фразами и цитировать философов (половину из которых, к стыду моему, я не знала), ловко обходя острые углы. Жонглирование словами изрядно утомляло... Однако Бьянки определённо вызывал интерес.

— Итак, не будем затягивать дело — вы приняты, — подвела я итог беседе. — Вас, несомненно, интересуют мелкие формальности, но с ними вы можете обратиться к моему управляющему, мистеру Спенсеру. Я сегодня же дам ему указания.

Разошлись мы с Паоло Бьянки весьма довольные друг другом. Однако кое-кто был от нового гувернёра не в восторге.

— Не нравится он мне, — честно сознался Лайзо вечером, когда мы отъехали от кофейни. Автомобильные фонари разгоняли густую тьму, временами выхватывая жутковато-неправдоподобные образы — искривлённый женский силуэт среди ветвей кустарника, хищно ощетинившиеся копьями-остриями решётки вокруг особняка... Иллюзия, оптический обман, виной которому была усталость и слишком богатое воображение. — Лукавит.

— Неужели? — устало вздохнула я. Сердиться после долгого дня сил не было. — И на чём же основано столь смелое утверждение, мистер Маноле?

— На том самом, что глаза меня редко обманывают, — хмыкнул он. — И есть у этого вашего Бьянки тайна, которую он вам не рассказал. Презабавная, кстати.

— А вы, надо полагать, разгадали его уловки?

— Как сказать, — неожиданно развеселился Лайзо. — Разгадал — не разгадал, а как увидел — сам себе не поверил. Всё думал, может, вы, леди, тоже разглядите, ан нет.

И он многозначительно замолчал.

Я почувствовала себя так, словно откусила кремовое пирожное, а внутри оказался уксус.

— Ваша проницательность, мистер Маноле, достойна похвалы... в отличие от ваших манер. Если вам есть, что сказать — говорите.

— А неужто вы ничегошеньки не заприметили?

— Мистер Маноле, вы заигрываетесь, — холодно произнесла я. Лайзо и бровью не повёл, нисколько не впечатлённый ни тоном, ни словами — впрочем, сколько он уже выслушал от меня угроз, не подкреплённых действиями, только небеса ведали... — Или немедленно объяснитесь, или держите впредь ваши измышления при себе.

— Придержу, — неожиданно легко согласился он. — Придержу, покуда не пойму, злое или доброе этот ваш Бьянки задумал. А вы бы, леди, вот над чем поразмыслили... Вы хоть лицо-то этого пройдохи описать сможете?

В первое мгновение я рассердилась, но потом действительно последовала совету Лайзо, и сильно удивилась, когда поняла, что...

— ...Нет, не могу. Ростом он — кажется, ниже среднего, примерно с Эллиса или даже меньше. Фигура... Коренастый, но в плечах не слишком широк. Одевается вроде скромно, только шейный платок его мне не нравится, слишком пышный. Но вот лицо — не могу вспомнить.

— И то верно... — Лайзо фыркнул. — А знаете, почему? Потому что в глаза он не смотрит и лицо прячет. То голову склонит, то спиной к свету встанет, то в руках что-нибудь блестящее вертеть начнёт. И часы у него из кармашка торчат — тоже от лица отвлекают. Есть ещё кое-какие трюки, но про них я помолчу, уж простите, вам про то знать не надо. Но коли уж Бьянки их знает, я за ним приглядывать буду. Хотите злитесь, хотите — нет.

Мне почему-то стало неприятно. Появилось ощущение, что Лайзо проводит надо мною некий опыт — сумею я разгадать секрет сама, нет ли? Вспомнилась книга о звериных повадках, которую мне в детстве читал отец. Там в одном из рассказов хитрая лиса натаскивала детёнышей, пуская их по следу уже раненного ею зайца. Маленькие смешные лисята путались в запахах и бродили по высокой траве, а "наставница" лениво вышагивала рядом, изредка направляя зверят на верный путь то лёгким укусом, то вот таким же фырканьем, как Лайзо только что.

— Нет, злиться я не буду, мистер Маноле, — преодолев неприязнь, сказала я и отвернулась к окну. Хотела добавить что-нибудь холодно и резко, чтоб осадить, но так и не нашла нужных слов.

Впрочем, моё молчание, кажется, подействовало на Лайзо должным образом.

Вопреки опасениям, знакомство Лиама с гувернёром прошло более чем спокойно. Мальчик, изрядно взволнованный перспективой разочаровать меня и Мадлен скромными успехами в учёбе, всем своим видом выказывал желание сию секунду усесться за стол и углубиться в дебри математики, истории, географии или даже этикета под руководством наставника. Этим он и понравился мистеру Бьянки, который после знакомства сказал, что Лиам — "чуткий и способный юноша".

Думаю, Лиам, узнав, что его назвали юношей, пришёл бы в восторг.

Занятия проводились в библиотеке. Мне очень хотелось присутствовать на них, хотя бы в первое время, но занятость в кофейне не оставила, увы, никаких шансов на исполнение даже такого маленького желания. Впрочем, мальчик был очень доволен и всякий раз поздно вечером, когда я возвращалась из "Старого гнезда", пробирался в мой кабинет и взахлёб рассказывал о чудесах света, исторических казусах или светских курьёзах, с которыми в тот день знакомил его мистер Бьянки. Управляющий Чемберс, Магда и Стефан также отзывались о гувернёре хорошо, и единственным, кто продолжал над ним украдкой посмеиваться, оставался Лайзо.

Пока я закрывала на это глаза.

Что же касается Юджинии, то освоилась она очень быстро. Руки у неё действительно были ловкие, Магда ничуть не преувеличивала, нахваливая племянницу. Стрижку мне освежили — и я сама себя едва узнала в зеркале. Юджиния предложила отпустить волосы подлиннее, до середины шеи, но зато взбить у корней, придавая объём, и подкрутить кончики. Смотрелось это премило, и леди Вайтберри даже попросила у меня имя "нового мастера".

Так как уборкой и прочей чёрной работой занимались младшие горничные под присмотром Магды, то у девочки оставалось свободное время, и я, последовав примеру дяди Рэйвена, постепенно стала вылепливать из неё "секретаря". Благо читать и писать Юджиния умела, а значит, могла помочь хотя бы в сортировке писем. С учётом объёмов корреспонденции, накопившейся за несколько месяцев, это было весьма кстати... И тем забавнее, что, хоть оба ребёнка постоянно крутились рядом со мною, встретились и познакомились они только неделю спустя.

— Леди Гинни, леди Гинни, мистер Бьянки мне сегодня рассказывал про историю северных народов, и представляете, они там поклонялись сразу ну невозможно скольким богам, и там был один, который ну прямо вылитый наш святой Кир Эйвонский, хитрющий-хитрющий только святой Кир мир не хочет погубить, а этот вроде как погубит, и он, представляете, родил коня о восьми лапах! — выпалил Лиам на одном дыхании, влетая в кабинет.

— С восемью ногами, — поправила я машинально, вчитываясь в письмо управляющего фабрикой. Что-то он явно недоговаривал, но вот что... Ладно, если просто утаивал часть прибыли, а если там что-то серьёзное случилось? — Да, насколько я помню, было в северном пантеоне одно божество с весьма своеобразным чувством юмора, которое... Лиам?

Мальчишка, ворвавшийся в кабинет в расстёгнутом жилете, с перекошенным воротником рубашки и взъерошенный, как мокрый воробей, вдруг застыл на месте — и начал поспешно оправлять костюм одной рукою, другой пытаясь пригладить шевелюру.

— Я, это... — пролепетал Лиам, уставившись в одну точку. Щёки у него вспыхнули румянцем, но каким-то странным, пятнистым. — Вы, это... Я пойду, да?

— Почему же, можешь остаться. Мы как раз заканчиваем с письмами. И я совсем не прочь послушать, что тебе сегодня рассказал мистер Бьянки.

— Ну, это... Того, да, — превзошёл самого себя в косноязычии Лиам.

Не знаю, сколько бы ещё я терялась в догадках, если б не повернула голову — и не увидела, как Юджиния точно так же переминается с ноги на ногу и краснеет, то открывая рот, то снова закрывая. Выглядело это смешно, глупо... и настолько трогательно, что даже у такой ледышки, как я, дрогнуло сердце.

— Лиам, — позвала я, и мальчик вздрогнул при звуке своего имени. — Ты ведь ещё не знаком с моей новой горничной и парикмахером? Её зовут Юджиния Смолл. — Опомнившись, она торопливо сделала книксен, резко дёрнув юбки в стороны. — Юджиния, это баронет Сайер... Лиам, — поправилась я с улыбкой, думая, что никогда Лиам не будет относиться к Юджи как служанке.

Во-первых, потому что сам он только недавно был простым приютским сорванцом, а во-вторых... Пусть я и не считала себя романтичной особой — впрочем, некоторые из последних моих поступков эту теорию с блеском опровергали, — но особенный взгляд распознавать умела.

Лиам смотрел именно так.

— А мне осенью четырнадцать будет, — сказал он тихо, сглотнул и переступил с ноги на ногу. — И про восьмилапого коня — правда, а не веришь — у мистера Бьянки спроси, он подтвердит.

— Я верю про коня, — торжественно кивнула Юджиния. Щёки у неё цвели румянцем, тугие пружинки локонов торчали из-под чепца, ногти синели от чернил, а на манжетах красовались зелёные пятна от сургуча, но всё равно она была прекрасна. — Восемь лап — так восемь, почему нет.

И она пожала плечами — совершенно по-взрослому.

У меня вырвался вздох. В ближайшее время следовало озаботиться двумя вещами. Первое — поговорить с Лиамом о том, что принято называть "серьёзными отношениями", и о том, почему Юджиния находится в зависимом положении по отношению к нему, хотя он и младше. Второе — составить вместе с Магдой расписание дня для девочки так, чтобы она могла, кроме выполнения своей работы, ещё и посещать уроки Паоло Бьянки.

"Лапы" у коня, помилуйте Небеса!

Как ни странно, Юджиния мне немного напомнила миссис Хат — точнее, юную Рози Фолк с портрета почти сорокалетней давности, робкую девочку, с опаской выглядывающую из-за плеча леди Милдред. Одно потянуло за собой другое, и я сама не заметила, как вскоре задумалась о бабушкиных дневниках. Часть из них была утеряна во время пожара, но часть осталась нетронутой и хранилась здесь, в особняке. На то, чтобы отыскать записи, ушло несколько дней, но зато потом я обеспечила себя чтением на долгие вечера вперёд.

Леди Милдред вела дневники сумбурно — опишет день, пропустит два, потом неделю будет обходиться одной скупой строчкой в сутки, прервётся на полмесяца — и затем выплеснет на страницы долгую и красочную историю об очередном приключении. Кое-где буквы выцвели и не читались, кое-где текст размыла вода... Не могу сказать, что я с головой окуналась в повествование, забывая обо всём на свете, но отложить тетрадь в сторону каждый раз было трудно.

Кое-где попадались карандашные наброски, сделанные рукой Фредерика Эверсана. Это оказалось для меня сюрпризом — кто бы подумал, что мой дед, о котором ходила слава человека сурового и мрачного, увлекался рисованием! И не просто увлекался — определённо имел талант. Линии даже самых простых набросков были точны и легки, портреты — узнаваемы, а вроде бы схематичные пейзажи буквально оживали, стоило взглянуть на них под правильным углом. Чаще всего лорд Эверсан изображал мелкие детали — высокую причёску бхаратской невесты, браслет на руке у чернокожего жреца, набор для письма старика-никконца, которого невесть каким ветром занесло в провинциальный колонский городок...

Иногда под картинкой ровным почерком леди Милдред был выведен какой-нибудь пустяковый вопрос, обязательно на марсо: "Тот камень — розовый?", "Ты помнишь, за ней шёл слон?" или "Как назывался этот цветок?". За переводом приходилось обращаться к Лайзо; слава Небесам, гипси выполнял мои просьбы, не задавая лишних вопросов и не показывая удивления. Редко, очень редко Фредерик отвечал, тоже коротко и на марсо. Вскоре я даже выучила две повторяющиеся фразы — "Я люблю тебя" и... "Что тебе снилось?".

Да. Последние слова встречались даже слишком часто.

...Этот город на берегу залива совсем не похож на Бромли. Он маленький, грязный, пропахший рыбой до самых глухих подворотен. Люди здесь коричневые от солнца, глаза у них чёрные и равнодушные. Белокожие чужестранцы выделяются так же сильно, как жемчуг среди сажи, вот только жемчугом здесь никто не дорожит.

Но мне почему-то не страшно. Может, потому что я доверяю нашему проводнику, который обязан нам жизнью. Может, потому, что рядом со мною он.

— Что тебе снилось сегодня, Милли?

— Не помню... — Я запрокидываю голову к слепяще яркому небу. Солнце — дрожащая капля раскалённого металла, свод — растрескавшаяся от жара чаша блёклой бирюзы. — Кажется, белый храм в джунглях и какая-то гора... Я расскажу потом, если вспомню, а ты тогда зарисуешь. Хотелось бы увидеть это наяву.

— Обязательно увидим, — говорит он и смеётся. Он не так бережётся от палящих лучей, как я. У него нет шляпок с невообразимыми полями и светлых перчаток, а потому руки и лицо его побронзовели. Кажется, мне это нравится. — Мы увидим всё, что ты захочешь... Что такое, Милли? Заметила что-то интересное?

До рези в глазах я вглядываюсь в силуэты у причала. Против солнца видно плохо... Кто-то высокий и седой, в одном из невероятных здешних одеяний, составленных из многометровых полотнищ ткани — но без единого стежка, без булавки. Рядом с ним — чернокожая девушка в синем платье. Почти таком же, как у меня.

— Послушай... Вон там человек не похож на того странного торговца бусами?

Он щурится, но видит, кажется, ещё хуже меня.

— Не думаю. Он остался за океаном и за материком, в Колони. Ну же, Милли, моя бесценная леди, не пугайся! Подумаешь, всего лишь сумасшедший, который хотел...

Внезапно налетает порыв ветра — и опрокидывает навес над прилавком торговца рыбой. Последние слова тонут в грохоте, ругани на незнакомом языке — и в мерном грохоте океанского прибоя, ставшего вдруг невыносимо близким. Откуда-то взмывает наискось целая стая разноцветных крикливых птиц, проводник машет рукой, а я оборачиваюсь к причалу — и вдруг вижу необычайно чётко лицо седовласого мужчины. Губы беззвучно движутся, но мне хорошо известно, что он хочет сказать.

Продай мне свои сны, Виржиния.

— Эй, ты! — окликаю я. Я удивлена, очень... так, что даже забываю про страх. — Скажи, кто такая Виржиния?

На мой голос оборачиваются все — и Фред, и проводник, и прислуга, и торговец рыбой, и темнокожие детишки, играющие с ракушками в тени...

Лиц ни у кого нет. Только смазанные восково-бесцветные пятна.

...Давно я так не радовалась тому, что всего лишь проснулась.

Позже, когда волнение улеглось, а ко мне вернулась способность разумно мыслить, части головоломки начали складываться. Если посчитать сны достаточно веским доказательством...

От этой мысли стало почти физически больно, и я стиснула ладонями виски. Существовали вещи, которые выходили за рамки человеческого понимания, но признать их существование казалось равносильным тому, чтобы сдаться, отвергнуть свои принципы. А не признать — значит, продолжить обманывать себя.

...если же считать сны достаточно веским доказательством, то вырисовалась стройная гипотеза. Леди Милдред обладала особенностью, схожей с моей — назовём это так. И существовал некий... человек, который считал, что эту особенность можно отнять или купить. Он предложил леди Милдред сделку примерно во время путешествия Эверсанов по Колони. Потом бабушка видела того же человека в приморском городке на юге Бхарата.

А затем, спустя почти сорок лет, эта же странная парочка — седовласый джентльмен и чернокожая служанка — появилась в Бромли. И, похоже, каким-то образом сумела натравить на меня сумасшедшего парикмахера, мистера Халински... Вопрос — зачем?

Я проворочалась в постели до утра, так и не придумав ничего более-менее правдоподобного, и решила обратиться за помощью к Эллису. К счастью, на предложение о встрече детектив откликнулся быстро и охотно — ему и самому не терпелось кое о чём мне рассказать.

— Вы уже от кого-нибудь слышали, что Натаниэлл — гений? Нет? — заявил он сразу же, с порога. Было уже далеко за полночь, миссис Хат и Георг взяли кэб и отправились по домам, и только Мэдди ещё убиралась на кухне. — Так вот, я вам сообщаю. Он заметил то, что другие благополучно пропустили... Ну, и нам повезло, что то дело расследовал тоже Нэйт. У него великолепная память, когда дело касается работы. А ещё он ведёт дневник и записывает интересные случаи.

— И что же обнаружил доктор Брэдфорд? — поинтересовалась я, решив пока повременить со своим вопросом. У Эллиса глаза сверкали от азарта — грех переменять сразу тему, право.

— Похожее убийство. И какое убийство! — торжественно объявил детектив и, неожиданно для себя обнаружив на столе блюдо с пирогом, взял небольшую паузу. Я мелкими глотками пила кофе и чувствовала себя почти счастливой — радость Эллиса была на редкость заразительной. — Двенадцать ножевых ранений, но не разными типами клинка, как в случае с "музыкантом", а одним. Мы тогда предположили, что оружием являлся средних размеров базелярд с одной интересной особенностью... — Эллис задумался, помешивая кофе ложечкой на длинном черенке. — Не знаю, как вам объяснить, не ударившись в занудные термины. О, а можно я позаимствую крем с вашего пирожного?

Мне стало смешно.

— Да, пожалуйста, — кивнула я невозмутимо, и детектив быстро зачерпнул ложкой крем и плюхнул его на своё блюдце, к счастью, уже освободившееся.

— Вот, смотрите, предположим, это сечение клинка... Вы знаете, что такое сечение?

— Эллис!

— Ну, да, я же не с безголовой барышней разговариваю... Так вот, это сечение. — Он быстро сбил крем в относительно ровный вытянутый шестиугольник — две самые длинные грани были сантиметра по три. — Для базелярдов типична вот такая слабовыраженная "алмазная грань", как у мечей, но тот клинок был немного другим... — Эллис, нахмурившись, аккуратно провел ложкой дугу по центру одной из длинных граней и старательно заскрёб по тарелке, вычищая от крема обозначенную линией выемку-полумесяц. Потом детектив сделал то же самое со второй, параллельной гранью. — Вот видите? Обоюдоострое лезвие с двумя лунками. Мы в своё время решили, что орудие убийства не было "боевым" клинком. Скорее, его задумывали как украшение, может, дорогой подарок.

— Базелярд... — Я прикрыла глаза, вспоминая оружейную коллекцию отца и его долгие беседы с дядей Рэйвеном, невольным свидетелем которых становилась. — Это не женский клинок, определённо.

— Да уж, женщины предпочитают отравленные стилеты, — хмыкнул Эллис. — Или шляпные булавки. Убийство неверного любовника шляпной булавкой — уже почти классика, Виржиния! Ну, кроме выбора оружия, в пользу убийцы-мужчины говорило тогда многое — предполагаемый рост, сила удара, нашлись и свидетели... К несчастью, дело раскрыть не удалось. Кто-то хорошенько постарался, чтобы выкрасть улики — и даже тело, прямо из мертвецкой, представляете? Нэйт был страшно расстроен, просто страшно, он с этим покойником уже сроднился, можно сказать, и такой удар... Впрочем, ничего удивительного — убийство явно было внутренним делом "Детей Красной Земли", а они ребята серьёзные, как вы сами убедились в своё время.

Я поспешно поднесла чашку к губам, чтобы скрыть волнение.

Да, "Дети Красной Земли" мне были знакомы даже слишком хорошо. Как и их методы.

Вовлечь в организацию ребёнка, мальчишку, да ещё и не одного...

Эллис механически подбирал с блюдца остатки ванильного крема, облизывая ложку самым кончиком языка.

— Думаете, что и в этот раз замешаны "Дети"?

— Даже не знаю, Виржиния, — вздохнул детектив, отодвигая пустое блюдце. — С одной стороны, раны, нанесённые тем же оружием, с той же силой и преступником такого же роста — предположительно. С другой стороны, я пока не вижу связи между "детками" и учителем музыки, который подрабатывал воровством. Разве что он украл что-то, принадлежащее "деткам". Но беда в том, что мистер Эшли — это владелец дома, в котором была совершена последняя кража — к подпольной организации никакого отношения не имеет. Наоборот, он выражает всяческую поддержку Короне.

— Может, связь есть, но вы не знаете о ней? — предположила я.

— Может быть, — признал детектив. — "Детки" хорошо прячутся, да и покровители у них не из последних. Кронуса, нынешнего лидера, называют даже Пауком — за умение плести сети и ловить в них влиятельных людей... Но я также отрабатываю версию прямой связи учителя-вора с "детками". Эмигрант вполне мог состоять в подобной организации — особенно эмигрант, вхожий в богатые дома.

Я невольно примерила ситуацию на нашего гувернёра, мистера Бьянки. Действительно, репутация работала на него, его наниматели были людьми солидными — чем не идеальный шпион? А если учесть, что убитый "учитель музыки" занимался кражами, то это подтверждало его природную склонность к авантюрам и преступлениям. В том числе и против Короны, почему бы и нет?

— Кстати, как звали этого учителя?

— Убитого? Джорджио Бьянки, — ухмыльнулся Эллис. От удивления я едва не выронила чашку с кофе. — Не бойтесь, Виржиния, это просто совпадение. Мы с маркизом... Святые небеса, как это звучит-то! Словом, мы с маркизом проверили его. Каждый — по своей линии. Между вашим Бьянки и моим — лет шесть разницы, да и внешне они похожи не больше, чем любые два романца. Дело в том, что "Бьянки" — одна и самых распространённых фамилий в Романии. Вроде как "Смит" или "Джонс" у нас.

— Да, понимаю, — согласилась я и запоздало спохватилась: — Так дядя Рэйвен уже в городе?

— Мы связывались с ним по одному вопросу, заодно и Бьянки обсудили, — уклончиво ответил Эллис. — Не сердитесь, Виржиния, вам не идёт. Уверен, что маркиз скоро непременно заглянет к вам. У него дел по горло, знаете ли.

— Знаю, — вздохнула я, признаваясь самой себе, что всё же немного сержусь на дядю Рэйвена. Мог бы хотя бы записку прислать! Тем более если взял на себя труд проверить моего гувернёра. — Это всё, чем вы хотели поделиться, Эллис?

Детектив насупился, видя, что моё любопытство поугасло.

— В общем-то, да, если вы только не желаете услышать подробности обследования тела убитого... Ах, да, Виржиния, вы же тоже со мной хотели о чём-то поговорить? — спохватился он.

Признаться, к тому времени мой собственный вопрос уже вылетел из головы. К тому же обсуждать с Эллисом что-то настолько личное, будучи при этом на него обиженной, мне не хотелось. Однако я пересилила себя и спросила:

— Скажите, какие могут быть мотивы у преступника? Если он... — и кратко пересказала свои домыслы.

Эллис, надо отдать ему должное, не стал смеяться и развивать опасную тему вещих снов. Он задумался на некоторое время, поскрёбывая ложечкой по блюдцу, а потом осторожно подвёл итог размышлениям:

— Если не брать самые фантастические варианты, то наиболее вероятными мне кажутся два. Первый — месть. Леди Милдред в своё время или заполучила то, что ей не предназначалось, или отказалась это "что-то" отдать кому-то, кто в нём нуждался. И мститель, сперва лишив её мужа, сына и фамильного замка, теперь пытается истребить под корень весь род — в вашем лице, Виржиния. Затем он и подбил на преступление парикмахера. Только непонятно, зачем мучиться со столь сложной схемой, когда можно просто, скажем, выстрелить в упор из пистолета. Или не в упор. Второе... Вы обладаете тем же самым, чем обладала и леди Милдред. И подозреваемый хочет заполучить это для себя, и потому создаёт, гм, некие особые условия, в которых возможна передача. И каким-то образом пребывание в смертельно опасной ситуации подходит под определение этих самых "особых условий". Примерно так, — закончил он неловко. — Точнее можно будет сказать, если мы выясним, что именно и на каких условиях пытался забрать тот седовласый джентльмен со служанкой у вашей многоуважаемой бабушки. Кстати, вы не пытались разыскать её дневники с описанием путешествия по Колони?

— Уже, — кивнула я. — Одну тетрадь я прочитала ещё до сна. А две другие... Эллис, они испорчены. И не только они. Среди дневников несколько тонких-тонких тетрадей в жёстком переплёте, испорченных таким же образом.

— И каким же именно образом? — вздёрнул брови детектив. — Сейчас есть много способов восстановить записи, едва ли не из пепла...

— Я не знаю, каким. Заполнены там только первые страницы, причём исключительно пустяковыми описаниями природы... — я помедлила, не решаясь произнести это вслух, потому что не находила рационального объяснения — ...а на остальных — проставлены даты вверху листа. И — всё.

— Невидимые чернила, — мгновенно откликнулся Эллис. — Это же проще простого. Можно использовать простейшие домашние средства, например, лимонный или луковый сок, молоко, слабый раствор уксуса... Есть и более сложные химические соединения, для проявления которых нужны особые реагенты.

Сердце у меня забилось чаще.

— И вы смогли бы определить, что это были за "чернила"? И сделать их видимыми?

— Конечно, — кивнул детектив и нахмурился. — Впрочем, со всякой химией лучше справляется Нэйт. Вот и подбросим ему задачку. Если, конечно, вы доверите уважаемому Доктору Мёртвых дневники своей бабушки.

Это немного охладило мой пыл. Одно дело — отдать записи Эллису, которому я доверяла целиком и полностью. И совсем другое — привлечь постороннего человека. Леди Милдред могла написать о чём-то, что касалось бы только нас с нею... Или, что более вероятно, только её и Фредерика.

— Мне надо подумать, — ответила я наконец, чувствуя себя неловко. Но Эллис всё правильно понял:

— Вот и подумайте. Мы можем даже расшить записную книжку и извлечь, например, только один лист, с которым Нэйт и будет работать, а остальное вы проявите дома самостоятельно, используя готовый реагент. Но не спешите с решением. Всё равно Нэйт сейчас занят по горло.

На сей многообещающей ноте мы распрощались — и не виделись следующие несколько дней. Эллис был занят опросом свидетелей, я же занималась обычной работой и, кроме того, готовила Лиама к выходу в свет. Мы сшили у портного "взрослый" костюм, от которого мальчик пришёл в восторг — ещё бы, вместо детского наряда получить одеяние настоящего джентльмена. Леди Клэймор оказала нам любезность, прислав трактат "О современном искусстве", и Лиам потихоньку начал изучать его под руководством мистера Бьянки. Сам гувернёр не питал иллюзий относительно способности своего ученика за два дня превратиться из маленького невежды в утончённого ценителя, однако улыбался и говорил:

— В любом случае, это будет полезно — юный баронет попрактикуется в чтении сложных слов.

Наверное, именно мягкая, импонирующая мне манера Бьянки комментировать даже самые спорные вопросы сыграла решающую роль, когда я думала, с кем отправиться на выставку. В итоге мы пошли вчетвером: Лиам, мистер Бьянки, Мадлен в качестве компаньонки и я.

День начался с забавного происшествия — у нас с Глэдис оказались похожие наряды. Длинные, немного старомодные, но прекрасно подходящие для не слишком претенциозного мероприятия юбки с цветочным орнаментом — к счастью, совершенно разным — и удлинённые жакеты. Разница была в том, что я предпочла, как обычно, свои любимые фисташково-кофейные тона, а Глэдис — бирюзу и золото. Впрочем, обе мы решили, что Эмбер наверняка оденется так ярко, что на наши костюмы никто и внимания не обратит.

Так и случилось — причём не только из-за её нарядов.

— ...Мисс Купер? Ах, какое приятное знакомство! У вас чудесная шляпка. Перья колибри, кажется, были в моде три или четыре сезона назад? Никогда бы не подумала, что наряды в Колони настолько... консервативны.

Мы с Глэдис переглянулись — редко, редко можно было увидеть легкомысленно-веселую леди Вайтберри расточающей ядовитые комплименты. Уэсты тоже обеспокоенно замерли. В большом холле галереи оставалось не так много народа — спустя полчаса после открытия выставки большинство посетителей уже переместились в дальние залы. Нам же Джулия по старой дружбе обещала особенную программу и рассказ о маленьких тайнах реставрации некоторых картин, потому мы и задержались. Кроме того, Лоренс Уэст хотел лично встретить задержавшихся гостей, среди которых, помимо Эмбер, были Уилфилды и кое-кто из старой аристократии.

— Может, выйти к ней навстречу? — взволнованно предложила Глэдис, вертя в пальцах золочёный лорнет. — В последний раз, когда у леди Вайтберри был такой голос, это закончилось...

— Да-да, сломанной ногой миссис Флетчер, причём никто так и не понял, как шёлковый платок Эмбер оказался на той мраморной лестнице, — тихонько закончила я за неё. Глаза у Лиама восхищённо расширились — ещё не будучи представленным леди Вайтберри, он успел стать, похоже, её поклонником. — Нет, не стоит. Судя по голосам, они с этой мисс Купер уже расстались, и теперь Эмбер поднимается по ступеням. Давайте просто подождём.

— Вы ждите, а мы с Лоренсом пойдём и перехватим Уилфилдов, — рассудила спокойно Джулия. — В конце концов, это наша первая самостоятельная выставка, и мы не хотим, чтобы её омрачали переломы и падения. С вашего позволения, леди, — с достоинством кивнула она и, обменявшись взглядами с нервно улыбающимся супругом, направилась к выходу. Лоренс, разумеется, поспешил за ней.

И почти сразу же в холл вошла чета Вайтберри. Причём обычно спокойный и невозмутимый супруг Эмбер был похож на разбуженного посреди ночи спаниеля — тот же недоумевающий и обиженный взгляд. Умница Мэдди быстро сообразила, что сделать, и отвела Лиама с мистером Бьянки в сторону, якобы заинтересовавшись картиной на противоположной стене.

И вовремя.

Мы едва обменялись приветствиями, когда Эмбер, кипя от возмущения и будучи не в силах больше сдерживаться, заявила громким шёпотом, шлёпнув веером по ладони:

— Эта колонианка совершенно безнравственна! Она... — у леди Вайтберри даже дыхание перехватило от наплыва чувств. — Она флиртовала с моим мужем!

— Обычно флиртуют с тобой, — флегматично согласился барон и поправил очки на носу. — Когда нарушается естественный ход вещей — это отвратительно.

— И что же именно сделала мисс Купер? — поинтересовалась не на шутку заинтригованная Глэдис.

— Пожала ему руку, словно мужчина! — свистящим шёпотом откликнулась леди Вайтберри и распахнула веер, чтобы обмахнуться широким жестом. — А потом задержала её в своей руке на непозволительно долгий срок. И ещё смотрела ему в глаза! Моему мужу! И сделала ему комплимент!

— Мисс Купер всего лишь похвалила у меня дужки очков в виде обезьяньих лапок и пуговицы на жилете в виде обезьяньих голов, — вздохнул барон и опустил взгляд. — Между прочим, обычно их никто не замечает.

До сих пор молчаливо наблюдавший лорд Клэймор адресовал ему сочувственный взгляд:

— Как я вас понимаю! У меня был зонтик с ручкой в виде подковы. А все думали, что на неё просто кто-то сел и погнул.

— Ужасная трагедия. Люди никогда не оправдывают ожиданий, — кротко сказал барон.

И, кажется, он не шутил.

Тем временем в холл наконец вернулись Уэсты в сопровождении Уилфилдов — и гостьи из Колони. А я, хотя никогда прежде не видела эту мисс Купер, сразу поняла, что передо мною именно она, и никто другой.

Девица Купер была невысока, коротко острижена и одевалась возмутительно ярко. Сочетание пурпурного и оранжевого не подходило к её светлым волосам и блёклому лицу. Широкий крой и обильные складки полностью скрывали фигуру, но, судя по манере двигаться и по изяществу запястий, природа наградила мисс Купер хрупким сложением. Кукольные черты лица и прозрачно-зелёный оттенок глаз заставляли гостью из-за океана выглядеть моложе, чем на самом деле — едва ли не ровесницей Дагвортских Близнецов. Но внутреннее чутьё подсказывало мне, что ей не меньше двадцати пяти.

— Женщинам не идёт расчётливый взгляд, — послышался странно высокий голос. — Расчётливость часто делает их несчастными.

— Вы что-то сказали? — обернулась я растерянно, и мистер Бьянки, неизвестно когда успевший подойти, отвёл взгляд:

— Ничего, леди. Простите, пожалуйста, я задумался.

Мисс Купер же явно заинтересовалась нашей компанией и громко обратилась к Лоренсу. Из-за акцента я не поняла толком, что она сказала, но Уэстам это не понравилось. Джулия, солнечно улыбаясь и привлекая для поддержки грузную, одутловатую и недовольную происходящим леди Уилфилд, попыталась увести мисс Купер дальше, к залам, но колонианка звонко рассмеялась и, поудобнее перехватив расшитую бисером и пайетками сумочку, решительно направилась к нам. За мисс Купер кинулся и лорд Уилфилд, знакомый мне по карандашным наброскам Арлин.

Глэдис встала ближе к обожаемому Сеймуру и воинственно уставилась на колонианку в лорнет. Эмбер с независимым видом шагнула вперёд, заслоняя своими юбками супруга. Мадлен утянула Лиама к нам за спины и крепко схватила за плечи, удерживая на месте, а мистер Бьянки встал с нею рядом, по обыкновению потупившись.

Так я внезапно оказалась одна — на острие атаки.

— Добрый день! — громко поздоровалась мисс Купер. Из-за колонского акцента казалось, что у неё во рту ореховые скорлупки, которые мешаются при разговоре. — Вы ведь та самая графиня Эверсан, да? — улыбнулась она и, шагнув ко мне, схватила за руку и крепко сжала. Длинные твёрдые ногти впились в кожу даже сквозь шёлковые перчатки. Я от неожиданности улыбнулась в ответ — по-валтеровски холодно — и тоже с силой стиснула пальцы. — Знаете, вы могли бы стать путеводной звездой для всех нас, так же, как и мисс Ширман! Вы ведь сочувствуете идеям свободы женщин?

— Я не сочувствую женщинам, которые боятся постоять за свою свободу, — ответила я невпопад, и это прозвучало злой насмешкой.

Но колонианку это не смутило.

— Меня зовут Грейс Купер. Мисс Купер, если кому-то интересно — я не замужем, — сообщила она и наклонила голову так, что я испугалась, не свалится ли маленькая шляпка-котелок. — А кто этот мальчик? — бесцеремонно поинтересовалась она, заметив Лиама. У него тут же появился тот же неприятно взрослый взгляд, как тогда, в приюте, в первую нашу встречу. — Случайно не ваш сын? Ах, нет, по возрасту не подходит. Простите за бестактность!

— Это мой воспитанник... дальний родственник, баронет Сайер, — ответила я и попыталась высвободить руку. Бесполезно — хватка у мисс Купер была крепкой. — Сэр, поприветствуйте мисс Купер.

Лиам не подвёл меня.

— Добрый день, мисс Купер. Очень польщён знакомством, — выпалил он, а поклон не отвесил разве что потому, что Мадлен всё ещё держалась за плечи.

— Прелестный ребёнок, — протяжно откликнулась мисс Купер и наконец разжала пальцы. Я подавила желание тут же снять перчатку и вытереть руку платком. — Прелестная компания...

Грейс Купер переводила взгляд с одного человека на другого, и когда она посмотрела на мистера Бьянки, зрачки у неё резко расширились. Мне померещился шёпот: "Снова романец", но за точность формулировки я бы не поручилась. Наконец подоспели и Уилфилды с Уэстами. Лоренс вспомнил об обязанностях джентльмена и начал представлять нас друг другу, как надлежит. Леди Уилфилд, несмотря на нелюбезный вид, оказалась весьма приятной собеседницей, Сеймур и Глэдис успешно увели разговор в области высокого искусства, и выходка мисс Купер вскоре была забыта...

...была бы забыта, точнее. Лично мне о ней ещё долго напоминали маленькие синяки-полумесяцы на руке — от чужих ногтей.

К слову, необычный интерес мисс Купер к Бьянки объяснился очень просто.

На обратной дороге, в автомобиле, я всё мучилась, размышляя, как бы поделикатнее задать гувернёру вопрос о предполагаемом знакомстве с колонианкой. В моём воображении звучало это или по-эллисовски нахально, или обвинительно-зловеще, как у маркиза. На помощь пришёл Лиам, сам того не подозревая — вот уж воистину устами младенца глаголет истина!

— Сэр, а почему у той леди на платье дохлая птица была прикручена?

— Вы, юноша, позор на мои седины, — меланхолично ответил Бьянки, на голове у которого не было ни одного белого волоса. — Мисс Купер — не леди ни по происхождению, ни по поведению. А к платью у неё приколота вовсе не "дохлая птица", как вы изящно выразились, а брошь — чучело колибри на серебряном овале. Полагаю, мисс Купер считает это красивым.

— О-о-о, — задумчиво протянул Лиам, шаркая ногами. После нескольких часов безупречного поведения он с удовольствием навёрстывал упущенное, пользуясь моим попустительством, терпением гувернёра и молчаливым одобрением Лайзо. — А если она в дождь попадёт, то не завоняет случайно дохлятиной? Ой!

Мальчишка потёр быстро краснеющий кончик носа, а мистер Бьянки вновь сложил руки на коленях, словно это не он только что щёлкнул ученика.

— Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть, юноша, это вас не красит, — посоветовал он спокойно. И добавил, улыбаясь в сторону: — Впрочем, мысль о дурном запахе посетила и меня.

— Мисс Купер как знала, — глубокомысленно изрёк Лиам. — Не зря она на вас так и смотрела, так и смотрела... Я думал, подбежит сейчас и в темечко клюнет! Ну, то есть, э-э... Мисс Купер на вас глядела пересолено.

— Пристально? — предположила я, не выдержав.

Лайзо уже, не скрываясь, улыбался.

— Ага, пристально! — обрадовался неожиданной помощи Лиам и затеребил гувернёра за рукав: — Почему так?

— Наверное, она была знакома с кем-то из Романии, — пожал плечами мистер Бьянки. — Для иностранцев мы, к сожалению, все на одно лицо. А если ещё и фамилия окажется похожа, что не редкость... — он многозначительно умолк. — Достаточно сказать, что проступок одного ляжет пятном на репутацию у всех.

И тут меня как иглой кольнуло — а ведь он был прав.

Мистер Бьянки стоял на солидном расстоянии от мисс Купер. Одет он был скромно, причёской не выделялся, разглядеть издалека лицо колонианка бы толком не смогла. Значит, она отметила что-то яркое — бронзовую кожу, резкость черт? Словом, нечто, свойственное всем романцам, а не именно Бьянки.

Утвердившись в этом мнении, я успокоилась. К тому же дома меня ждал сюрприз — коротенькое письмецо от Абигейл Дагворт, в котором она сообщала, что на два месяца переезжает в Бромли, в свой особняк, чтобы "быть поближе к сыновьям". Насколько я поняла из скупых фраз, до герцогини дошли слухи о неподобающих приключениях Дагвортских Близнецов в неблагополучной компании сэра Фаулера. В конце письма Абигейл намекала, что не прочь была бы повидаться до отъезда, хотя бы и в моей кофейне.

Пришлось доставать расписание и искать свободное время и столик. К счастью, на следующей неделе в "Старое гнездо" собиралась заглянуть Глэдис. Подумав, я решила устроить внеочередное собрание нашего "клуба леди", как в шутку мы его называли, и пригласила ещё и Эмбер.

Встреча обещала быть интересной.

А до тех пор мне приходилось довольствоваться работой... И частыми беседами с Эллисом.

Детектив, истосковавшийся за несколько месяцев моего отсутствия по хорошему кофе, заглядывал в "Старое гнездо" через день. Появлялся он или поздно вечером, или уже после закрытия, стучась в двери чёрного хода. Чаще всего — без предупреждения, но иногда отправлял записку... Как сегодня, когда решил привести ко мне ещё одного гостя.

— Добрый вечер, доктор Брэдфорд, — улыбкой поприветствовала я щеголя, явно чувствовавшего себя не в своей тарелке, хотя посторонних в кофейне уже не было. Мэдди заранее накрыла на стол и теперь сидела рядом со мною, всем видом обещая молчаливую поддержку. — О, не смущайтесь, прошу, проходите, Эллис предупредил меня о ваших... стеснённых обстоятельствах.

— "Стеснённые обстоятельства"? Я бы не назвал так пожар в моём доме, — бледно улыбнулся доктор. Эллис тем временем на кухне шумно требовал у Георга "что-нибудь посущественнее этих ваших сладостей". — Сожалею, что побеспокоил вас, леди Виржиния, но мне действительно нужно было хотя бы на несколько часов уйти и дать поработать "гусям", а кладовые наши сейчас завалены, потому что источник возгорания находился рядом, около моей лаборатории и... — Брэдфорд запнулся, явно недовольный тем, что выдаёт служебные тайны, и закончил досадливо: — Словом, вряд ли я в ближайшее время буду снова брать работу на дом. И, право, мне неловко пользоваться вашим гостеприимством...

— Что вы, я ничуть не против, — заверила я его поспешно. — Тем более что мне тоже нужна помощь... В некотором роде. Эллис уже рассказывал о дневниках леди Милдред?

— Упоминал кое о чём, — осторожно подтвердил доктор Брэдфорд, усаживаясь за стол. Судя по голодному взгляду, обращённому против обыкновения не на женский пол, а на кофейник и на блюдо с пирогом, во рту у бедного доктора с утра и маковой росинки не было. Всё точь-в-точь, как написал Эллис. — Невидимые чернила? Немного не моя специализация, но я готов сделать всё, что смогу... Как только разберёмся с этим, простите за грубость, воистину убийственным делом.

— Действительно, так тяжело? — сочувственно поинтересовалась я.

Доктор Брэдфорд с тоской взглянул на пирог, но джентльменское воспитание победило:

— Вы спрашиваете из вежливости или?..

— Ба, старина, это же леди Виржиния, — рассмеялся Эллис ещё с порога комнаты. Детектив был одет легко, но на шее у него болтался подаренный клетчатый шарф. Заметив это, Мадлен вспыхнула и потупилась. — О какой простой вежливости может идти речь? Кстати, Виржиния, это, конечно, не застольная тема, но я всё больше проникаюсь симпатией к тому трупу. С ним что ни день, то новое развлечение! Вот сегодня, например, наш дом едва не сожгли... — Эллис плюхнулся на стул рядом с другом, бесцеремонно пододвинул к себе блюдо с пирогом и придирчиво выбрал самый большой кусок. — Мне это до боли напоминает другое расследование. Правда, тогда труп украли, а не попытались сжечь, но это мелочи, право... М-м-м, какой вкус! Это ведь рубленная говядина с перцем и с... с...

— С брокколи, — подсказала я тихо. Энтузиазма в глазах доктора Брэдфорда поубавилось.

— С брокколи! Чудесно! Просто восхитительно! А я-то думал, что там такое зелёное, навроде трупной слизи?.. Ах, да, о трупах. Домашнюю лабораторию Нэйта чуть не спалили, зато у нас теперь есть первые подозреваемые. — Эллис с видимым наслаждением расправился со своей порцией в три укуса и щедрым жестом подвинул блюдо с пирогом к Брэдфорду: — Угощайся, друг мой, ты многое теряешь. А в подозреваемых у нас — некто Освальд Ривс. Юноша приметный, и свидетели утверждают, что именно он крутился около нашего дома. Честь и хвала наблюдательным соседям!

— Честь и хвала, — согласился доктор Брэдфорд — и наконец рискнул отведать пирога.

Судя по блаженному взгляду, на одного собеседника у нас временно стало меньше.

— Вы уже допрашивали этого Ривса? — полюбопытствовала я.

Эллис печально вздохнул, потеребив шарф на шее.

— К сожалению, нет. Боюсь спугнуть его, но завтра попробую прощупать его сослуживцев и, может, кого-то из друзей. Фамилия кажется мне знакомой... Надо будет проверить, не всплывала ли она раньше в каком-нибудь деле по "деткам". К сожалению, большинство архивов засекречено. Стараниями вашего маркиза, к слову.

— Я думаю, что ради возможности переловить всех "Детей Красной Земли" дядя Рэйвен откроет любые секреты.

Эллис погрустнел:

— Вы недооцениваете вашего ненаглядного дядю Рэйвена, Виржиния. Как он держится за свои тайны!

Ненадолго воцарилось молчание. Потом Эллис, утоливший первый голод и подобревший, вспомнил о том, что давненько не навещал Лиама, и поинтересовался его судьбой. Я добросовестно рассказала и о новом гувернёре, и об уроках, и о первых успехах мальчика в высшем свете — Глэдис сочла юного баронета Сайера "премилым ребёнком", а такие слова из её уст дорогого стоили, особенно если учесть, как требовательно она относилась к собственным детям.

Эллис при этих словах довольно улыбнулся, гордясь бывшим воспитанником приюта.

Напоследок в качестве анекдота поведала я и о так заинтересовавшей Лиама броши из колибри. Заодно пришлось кратко обрисовать и одиозную фигуру мисс Купер. И если над "дохлой птичкой" детектив искренне посмеялся, то колонианка ему не понравилась.

— Странная дама, — задумчиво произнёс он. — Знаете, Виржиния, все эти "распущенные колонианки" — в основном достояние пьес. Если автору нужно вложить в женские уста возмутительные речи а-ля "ширманки", то он делает героиню колонианкой. Но на деле нравы в Колони едва ли не более суровы, чем в Аксонии.

Перед глазами встали обрывки бабушкиных дневников.

А ведь правда — судя по тем немногим записям, общество в Колони было весьма консервативным. Конечно, за сорок лет наверняка многое изменилось, но если рассуждать в целом — образ свободной от устоев колонианки действительно произрастал из аксонских пьес, а не из действительности. Мисс Купер же вела себя подобно ожившей героине комедии — ярко и броско, чуть ли не за гранью дозволенного.

— Вот бы разузнать о ней побольше, — мечтательно протянула я вслух.

Эллис сразу понял, о чём — или, вернее, о ком — идёт речь.

— Тут я не помощник, увы. Попробуйте попросить маркиза, наверняка вам он не откажет... Или вообще пригласите эту самую мисс Купер в кофейню и порасспрашивайте хорошенько, — подмигнул детектив мне. — Только потом обязательно расскажите о результатах. Люблю загадки!

На том мы и расстались.

Сперва подъехал кэб за Георгом и миссис Хат. Затем и уставшая Мадлен, извинившись передо мною взглядом, поднялась наверх, на второй этаж — только и щёлкнул замок на двери, отделяющей жилые комнаты от хозяйственных помещений "Старого гнезда". После этого мне находиться в компании Эллиса и доктора Брэдфорда было уже неудобно, да и время шло к часу ночи. Поэтому я оставила в распоряжении детектива запасной ключ от чёрного хода, ополовиненный кофейник и остатки пирога, показала, где выключается свет — и отправилась домой.

Лайзо дожидался меня в автомобиле, подрёмывая на водительском сидении... точнее, талантливо изображая сон до поры до времени.

— Военный совет окончен? — весело поинтересовался гипси, распахивая передо мною дверцу.

— Больше похоже не на военный совет, а на клуб сплетниц, — отшутилась я, усаживаясь в автомобиль. — Только вместо нарядов и помолвок в центре внимания — трупы и невидимые чернила.

— Невидимые чернила? — смешно выгнул брови Лайзо, но взгляд у него стал острым.

Меня охватили сомнения. С одной стороны, посвящать кого-то ещё в дела леди Милдред и рассказывать о странных снах не хотелось. С другой стороны, я сама уже не раз просила Лайзо переводить отдельные фразы. Да и ловец снов подарил именно он...

Почему-то ярко вспомнилось, точно это было вчера, наше знакомство. Поздний вечер, кофейня, Эллис-интриган, от души нахваливающий своего протеже — и мои собственные противоречивые впечатления. Впервые в жизни я тогда столкнулась с человеком, с первого взгляда вызывающим доверие и притягивающим непреодолимо — и оттого пугающим. После многое произошло. И глупый "приворот" — прощённое вопреки всем принципам маленькое предательство; и выстрел в подвалах сектанта-убийцы — Лайзо закрыл меня собою, рискуя жизнью; и катакомбы метро, где он нашёл меня первым после смерти Душителя...

Лайзо застыл где-то посередине между прислугой и посторонними, объектом восхищения — и опасения, и гораздо легче было довериться тому же доктору Брэдфорду, чем ему.

И всё-таки я доверилась.

— Мистер Маноле, помните ли вы, при каких обстоятельствах достался мне ловец снов... Нет, не так, конечно же, вы помните. Пожалуй, следует начать с того, как мы познакомились с Эллисом. — Я задумалась. — Или даже с пожара, который унёс жизни моих родителей... Нет, всё началось гораздо раньше. С лордом Фредериком Эверсаном моя бабушка, леди Милдред, единственная дочь графа Валтера, впервые повстречалась на балу...

Мне казалось, что сбивчивый рассказ должен занять по меньшей мере несколько часов. Но, верно, в последнее время я слишком много думала обо всём этом — и незаметно для себя привела мысли в порядок. Да и Лайзо, вольно или невольно, помогал свивать нить повествования, задавая правильные вопросы.

— И когда сны изменились, Виржиния?

Уже не в первый раз с начала разговора он опускал обращение "леди", называя меня только по имени, но я осознала это лишь сейчас.

— Когда мне самой захотелось в них вернуться. Я долго отмахивалась от них, принимая за случайные совпадения, за воспоминания... Но после снов о приюте больше не смогла просто закрывать глаза на всё необычное.

Лайзо аккуратно завёл машину на подъездную аллею и заглушил мотор.

— А если взять за точку отсчёта покушение? Как сны изменились после него?

— Вы имеете в виду Халински?

— Да.

— Сложно сказать. Пожалуй... — я задумалась. — Пожалуй, после этого случая они стали запоминаться. До того я очень долго забывала сны... Точнее, в памяти оставались какие-то бессвязные отрывки. Знаете, мистер Маноле, прежде я не смотрела на свои сны под таким углом. Вы задаете интересные вопросы и, кажется, знаете даже больше меня самой, — улыбнулась я, чувствуя неловкость.

Лайзо медленно провёл ладонями по рулю, точно в забытьи, продолжая смотреть в одну точку — где-то за стеклом, в чернильной летней темноте.

— Я-то вот как раз не знаю, леди. Догадываюсь только. А вот тот, кто на вас того парикмахера натравил — он точно знает, что делает. И, видать, не в первый раз это проворачивает. Только я вот о чём подумал... — Лайзо ненадолго замолчал, а когда продолжил, голос его звучал куда тише. — Я подумал, что за сорок лет-то любой живой человек состарится. И тот, седой, из сна вашего... Он не человек или не живой?

Тут-то у меня и потемнело в глазах — от избытка чувств.

Самое жуткое было в том, что Лайзо говорил абсолютно серьёзно, без тени иронии или неуверенности. Так, к примеру, джентльмены в курительном клубе обсуждают назначение нового министра, а дамы на званом ужине — новую шляпку герцогини Альбийской. Нечто достаточно необычное, чтоб выбиваться из рутины, но одновременно земное, близкое, понятное... без сомнений, существующее на самом деле.

— Не живой? — Онемевшие губы едва шевелились.

— Тут пока не посмотришь — не поймёшь, — ответил Лайзо обыденно. — Я б предположил, да вы опять злиться будете, Виржиния. Мол, глупости говорю, суевериями пробавляюсь, — улыбнулся он. А мне почему-то вспомнилось, что глаза у него ярко-зелёные, как дубовый лист на просвет, и таких я больше ни у кого никогда не видела. — Забудьте пока, что я вам наговорил. И правда, что ли, держитесь осторожнее, как маркиз велит. Как-никак, а он о вас заботится, хоть, вижу, вам и не всегда это по нраву.

— Вы защищаете дядю Рэйвена? — рассмеялась я от неожиданности. — Кажется, мир перевернулся.

— Покуда нет, — подмигнуло мне отражение Лайзо в стекле. — А там — кто знает, может, и перевернётся. Вы мне, леди, ту книжку с записями не покажете? Есть у меня одна мысль, да сперва взглянуть надо, проверить кой-чего.

— Записи в кабинете, — ответила я, не сразу поняв, что это прозвучало как приглашение.

Впрочем, почему бы и нет. Прислуга у меня не болтливая.

После ремонта лестницы в особняке стали молчаливыми. Теперь неурочный скрип не выдавал любителей поздних прогулок. Только старинные портреты Валтеров неодобрительно поглядывали со стен в галерее, пока мы шли к кабинету и открывали дверь. Записи леди Милдред хранились в большой шкатулке, в нижнем ящике стола. Книжка с пустыми страницами лежала поверх — её я просматривала последней.

Лайзо раскрыл записи сразу на середине, пролистнул несколько страниц, погладил корешок кончиками пальцев — и изрёк:

— Кажется мне, что нет здесь никаких чернил вовсе.

— Что вы имеете в виду? — спросила я, чувствуя себя простушкой, которую обхаживает на ярмарке хитрая гипси-гадалка. — Зачем тогда ставить даты, если не собираешься ничего записывать? А там везде даты проставлены, вверху страницы.

— А я и не говорил, что там не записано ничего, — ответил Лайзо, глядя на меня поверх книжки, и второй раз за вечер померещились мне зелёные отблески у него в глазах, хотя, конечно, разглядеть цвет в столь скудном освещении никто бы не смог. — Записано наверняка, да только не чернилами. Вы, леди, попробуйте как-нибудь перед сном раскрыть эту книжицу на какой-нибудь странице — и положить под подушку. Только день выбирайте такой, чтоб потом сразу отоспаться можно было. Вдруг что не так, — загадочно произнёс он.

Конечно, в ту ночь до экспериментов с записями так и не дошло. Я отнесла книжку в спальню, положила на полку... А потом и вовсе закрыла в ящике на ключ, от греха подальше. И не столько из-за того, что день завтра обещал быть напряженным и трудным, нет. Где-то глубоко внутри засел липкий, подленький страх, что Лайзо окажется прав. Ведь это бы означало, что у леди Милдред были такие секреты, принять которые я бы пока не отважилась.

А в довершение всех неприятностей в голове перед сном вертелись навязчиво давние слова Зельды:

"Младшенький-то мой с колдовством знается побольше меня..."

Сейчас я готова была поверить, что гадалка не шутила.

К счастью, повседневные заботы оставляли мало времени на досужие размышления.

Наплыв гостей в "Старом гнезде" чуть-чуть спал. После безумия последней недели даже такое небольшое облегчение подарило мне островок покоя — несколько шумных, но уютных вечеров. Тогда миссис Скаровски, встав на стул, громогласно зачитывала свои стихи; Луи ла Рон отпускал остроумные комментарии, вызывая наигранное негодование поэтессы; сын полковника Арча развлекал компанию, цитируя по памяти хроники битвы при Трюфо; жеманно улыбался, красуясь перед новой возлюбленной Эрвин Калле, на сей раз выкрасивший волосы в ярко-алый цвет (точнее, надевший алый парик, но посторонним знать об этом не следовало); снисходительно наблюдали за весельем благородные дамы, ровесницы леди Милдред и её старинные подруги; а Мэдди, улыбаясь, сновала по залу с подносами, но нет-нет, да и поглядывала на часы в ожидании визита детектива.

К ночи я буквально падала с ног от усталости, но душою отдыхала.

Между тем погода устала притворяться доброй и ласковой матерью — и обернулась вздорной, жестокой мачехой. Дохнула на Бромли холодом, исхлестала улицы и крыши дождями, вспучила спокойный Эйвон паводком, а затем, точно смягчившись, стала по утрам заботливо кутать низины густым серым туманом. В день, когда должны были прийти в кофейню мои подруги, и вовсе разразилась страшная гроза, с ветром, громом и молниями. Восемь из десяти попросивших о столике отказались от визита, и лишь самые стойкие поклонники кофе отважились прогуляться по городу.

Но когда какое-то там ненастье останавливало настоящих леди?

Эмбер прибыла за четверть часа до назначенного срока вместе с Глэдис — слегка бледная, вздрагивающая из-за зловещего грохотания в небесах, но очень решительная. Следом подъехала и Абигейл со служанкой, которую сперва хотела оставить в автомобиле — и оставила бы, но Мадлен заступилась за бедную девочку и отвела её в комнатку за кухней.

— Природа сошла с ума! Нет, совершенно точно, сошла с ума! — громко заявила Абигейл, едва переступив порог. Её летнее пальто было цвета пыльной розы, блузка — цвета рассветного неба, и лишь немного более тёмным оттенком радовали глаз юбки, сверху объемные, а книзу зауженные. Розовые перчатки, розовый веер, шляпка того же тона, что и пальто, украшенная гроздьями искусственной малины — герцогиня Дагвортская была верна себе и своим цветам. — Холодно, точно в преисподней! Мне срочно необходим ваш кофе, дорогая Виржиния — тот сладкий, с шапкой из сливок и шоколадом.

— Мадлен сейчас принесёт, — улыбнулась я невольно. — Ах, Абигейл, я так рада вас видеть!

Эмбер, всегда с небрежением относившаяся к этикету, обняла старую подругу, Глэдис ограничилась словесным приветствием, но видно было, что рада она не меньше. Когда восторги первой встречи после долгой разлуки улеглись, и перед каждым оказалась чашечка кофе — "для леди" у Абигейл, имбирно-медовый у Глэдис и лимонный с перцем у Эмбер — мы, наконец, окунулись в любимую женскую стихию.

В сплетни и слухи.

— А вы слышали, как оскандалился недавно один литературный критик, мистер Эндрю Эвассен? — загадочно округляя глаза, сказала Глэдис. Эмбер, очевидно, знавшая кое-что, спрятала смешок за веером. — На званом ужине у одного фабриканта, который известен ненавистью к ширманкам, мистер Эвассен пообещал в запале разгромить стихи самых известных поэтесс Аксонии.

— А зачем? — шумно удивилась Абигейл и нахмурилась напоказ, но глаза у неё блестели — ей было весело. — Глупость какая!

— Мистер Эвассен считает, что стихосложение в частности и литература в целом — не для женских умов, — ответила Глэдис таким голосом, что сразу стало ясно, у кого на самом деле проблемы с рассудком — у критика или у поэтесс. — Итак, он собрал почти шестьсот листов со стихами, в том числе и несравненной Эмили Скаровски, а также мисс Хоуп Линкс и даже леди Элен Брайтстар, выкупил по расписке целый бочонок эля в пабе и закрылся со всем этим в кабинете на целую ночь. А утром он выбежал на площадь Трёх Фонтанов — с всклокоченными волосами, босой и в одних кальсонах, стал бегать кругами, разбрасывая листы с рукописями и выкрикивая хулу. И когда "гуси" приблизились к нему, чтобы успокоить его... или арестовать, не важно, мистер Эвассен закричал: "Я дельфин, я дельфин, море укроет меня!" — и прыгнул в фонтан.

Мы затаили дыхание.

— Фонтан цел? — спросила Эмбер за нас всех.

— У Крылатой Вестницы откололась пятка, — вздохнула Глэдис, покачивая в пальцах лорнет. — А мистер Эвассен жив и здоров, разумеется. Что сумасшедшему сделается?

От смеха у Абигейл разыгрался аппетит, и пришлось отправлять Мэдди за новой порцией пирожных. Пока мы их дожидались, то обсудили кое-какие последние новости под шум дождя и раскаты грома. Приятно было узнать, например, что выставка Джулии прошла более чем успешно и удостоилась самой высокой похвалы. Потом Абигейл по обыкновению начала бранить сэра Фаулера и сетовать на непослушание близнецов. Слушая её, леди Вайтберри хмурилась почему-то всё больше, но видно было, что думает она отнюдь не о дурном влиянии баронета на мальчишек... то есть уже на юношей. И вообще по сравнению с другими днями она необычно много молчала. В конце концов я не выдержала и, дождавшись подходящего момента, спросила, что случилось.

— Лорд Уилфилд пригласил моего супруга присоединиться к сигарному клубу, — призналась Эмбер неохотно.

— Но это ведь хорошо? — неуверенно спросила Абигейл, обмахиваясь веером. Розовые перья мягко колыхались при каждом движении. — Граф Уилфилд — человек влиятельный, репутация у него неплохая, несмотря на все эти слухи о внебрачных отпрысках. А уж сигарный клуб в Дубовых Палатах... Многие мечтают туда попасть! Я была бы не против, если бы мои мальчики там оказались. Ведь этому несносному баронету туда точно не проникнуть!

Я невольно улыбнулась — о чём бы ни зашла речь, Абигейл вернётся к сыновьям и к Фаулеру.

— Против клуба я не возражаю, женщин туда не допускают... — Эмбер неторопливо разложила веер, по одной пластинке, и так же тягуче-медленно сложила его. — Но для этого моему супругу придётся сперва навестить особняк Уилфилдов, чтобы обсудить кое-какие подробности и подписать соглашение. А там сейчас, между прочим, живёт и эта ужасная колонианка!

Веер шлёпнул по краю стола — чашка подпрыгнула на блюдце, а разговоры в кофейне притихли. Эмбер царственно улыбнулась и сделала вид, что это была неловкая случайность.

— Колонианка? — необычайно тихо переспросила герцогиня Дагвортская, и её бледное одутловатое лицо приобрело то выражение, которое принято называть опасным; вроде бы ничего особенного — лёгкий прищур, твёрдая линия плотно сжатых губ, наклон головы, а взгляд уже кажется неприятно цепким.

— Ах, да, вы ведь не знаете, дорогая Абигейл, — задумчиво протянула Глэдис, постукивая лорнетом по тыльной стороне руки. — Скажите, вам о чём-нибудь говорит имя Грейс Купер?

К моему огромному удивлению, Абигейл нахмурилась, неопределённо махнула веером — и произнесла несмело:

— Я могу ошибаться, но, кажется, да. Мне в прошлом году преподнесли одну глупейшую книжицу, что-то вроде "Путешествие одинокой женщины по Аксонии", про опасности в дороге, достопримечательности и прочее. Всё такое пронизанное духом ширманства. Я бы это невнятное сочинение не запомнила, если бы не предисловие Кэролайн Смит.

— Профессор Бромлинского университета и математик? — выгнула Глэдис брови. — Та самая, первая женщина, которая получила учёную степень в Аксонии?

— Да, да! — взволнованно повторила Абигейл и продолжила уже более уверенно: — Автором точно была она, Грэйс Купер, колонианка. С ней что-то не так?

Мы переглянулись.

— Знаете, Абигейл, нам нужно кое-что вам рассказать... — деликатно начала Глэдис и кратко обрисовала происшествие в галерее.

Эмбер к концу повествования истерзала свой веер так, что с него начали облетать пёрышки. Я дождалась паузы и озвучила предположение Эллиса — не называя, впрочем, источник.

— Значит, колонианка. Да ещё ведёт себя, как героиня пьесы, — задумалась Абигейл, глядя на пирожное с орехами, вымоченными в сливочном ликёре. — Необычное сочетание! Я думаю, что у неё есть какая-то позорная тайна, которую она прячет за своими выходками! Ручаюсь за это.

Меня, признаться, безапелляционное утверждение герцогини Дагвортской привело в замешательство. Глэдис и Эмбер, судя по всему, тоже.

— А почему вы так решили? — осторожно осведомилась я.

— Ну как же! — вскинулась Абигейл. — Это же очевидно! Когда человек ведёт себя неподобающе ярко, значит, он что-то прячет или отвлекает внимание от чего-то. Например... например... Вот, незаконнорождённое дитя! — торжествующе оглядела нас она. — Наверняка за поддержкой ширманок эта мисс Купер прячет грехи юности!

— Возможно, — задумалась я. — Или она влюблена в неподобающего человека и прячет свои чувства за мнимой холодностью ширманок.

Эмбер небрежно повела веером и произнесла саркастически:

— Или она только изображает колонианку, а на самом деле шпионит на Алманию.

— Или она только изображает женщину, а на самом деле — переодетый мужчина и алманский шпион, — в тон ей ответила Глэдис, а я поёжилась, вспомнив синяки на руке от слишком крепкого пожатия. — Не стоит увлекаться изощрёнными интригами, наверняка всё гораздо проще. И, кстати, если мисс Купер действительно написала книгу, то разузнать биографию этой девицы ничего не стоит.

Мне в голову пришла сумасбродная идея — привлечь к делу маркиза. К тому же и Эллис советовал нечто подобное...

— Кажется, я знаю, кто может помочь нам. Правда, потребуется время, наверное, неделя или две, — добавила я, вспомнив, что дядя Рэйвен до сих пор не удосужился даже навестить меня.

— Неважно, сколько времени, — отмахнулась изрядно повеселевшая Эмбер. — Пока мы можем попробовать разузнать что-нибудь самостоятельно.

И воцарилось молчание. Абигейл выжидающе смотрела на меня, я — на Эмбер, Эмбер — на Глэдис, а Глэдис — на кофейник. Шумел дождь за окном, изредка тучи разрывали вспышки молний, и тогда оконные стёкла дрожали от грома. Посетители кофейни негромко переговаривались; тихо и хрипловато пела граммофонная пластинка; Мэдди, застыв в коридоре между кухней и залом, поглядывала то на парадные двери, то в сторону чёрного хода. Время тянулось томительно... И так продолжалось, пока Глэдис не улыбнулась вдруг торжествующе своим мыслям и не сказала:

— А я ведь знаю, где мы сможем незаметно проследить за мисс Купер. Самое забавное, что эту идею мне подсказала леди Уилфилд, сама, лично, ещё в галерее... Леди, как вы относитесь к скачкам — точнее, к прогулке после скачек в парке Дэйзи-Раунд, где под открытым небом каждое пятое воскресенье собираются лучшие уличные художники?

— Прекрасная идея, — ни секунды не медля, согласилась Эмбер. — Скачки ведь пройдут в эти выходные?.. О, святые небеса, я не успею заказать новую шляпку!

— Можно сразу отправиться в парк, вход есть не только со стороны ипподрома, — предложила Глэдис. — Меня скачки также не интересуют. К тому же если мисс Купер изменит планы и не появится на ипподроме, то мы зря потеряем целый день.

— Но если она решит не заглядывать в Дэйзи-Раунд после скачек, то мы тоже потеряем время, — возразила герцогиня Дагвортская, понизив голос — атмосфера заговорщичества и общей тайны действовала и на неё. — И к тому же упустим шанс понаблюдать за ней. Кто знает, может, и последний!

Глэдис взмахнула лорнетом:

— Глупости. День, проведённый среди картин, не может считаться потерянным.

— Не могу не согласиться, но хотелось бы гарантий, потому что лорд Уилфилд хотел бы уладить формальности с моим супругом до середины месяца, а мисс Купер...

— Вот если бы узнать наверняка!

Леди Вайтберри и леди Абигейл говорили уже в унисон, леди Клэймор недовольно постукивала лорнетом по запястью, готовя аргументы и контраргументы, и постепенно я начала терять нить рассуждений. Мэдди, для которой из-за отсутствия посетителей почти не было работы, решила поменять пластинку в граммофоне, и вместо размеренной, усыпляющей мелодии зазвучала сумбурно-весёлая. Две престарелые дамы, знакомые ещё с леди Милдред, поднялись и решили уйти, воспользовавшись временным затишьем в грозе, и мне пришлось исполнить долг хозяйки "Старого гнезда" и проводить их. А когда я вернулась, то подруги уже договорились между собою и составили подробнейший план разоблачения ненавистной колонианки, в который тут же принялись меня посвящать.

Разумеется, со всеми бесчисленными подробностями и деталями.

— Подождите, — сдалась я на третьей минуте, с трудом справившись с искушением попросить Мадлен принести мне письменный прибор и тетрадь. — Кажется, я немного запуталась. Имейте снисхождение к человеку, по весьма уважительной причине далёкому от всего светского, и объясните хотя бы для начала — что это за скопление уличных художников в Дэйзи-Раунд?

Лицо Глэдис приобрело такое же выражение, как у некоторых святых-страстотерпцев с особенно талантливых икон.

— Виржиния, только не говорите мне, что не знаете ничего о сэре Джоне Бэйрде и его глухонемой дочери Дэйзи? — не поверила она.

...Пришлось поверить.

История баронета Джона Бэйрда оказалась печальной и романтичной.

Родился он в начале прошлого века. Младший сын владельца не слишком процветающего паба, Джон мог рассчитывать лишь на самое скромное наследство — говоря проще, был бедняк бедняком. И угораздило же его влюбиться первую красавицу городка, неприступную Клариссу Литтл. Причём неприступной её дело не что иное, как суровый нрав папеньки, потомственного офицера и страшного гордеца. Обладая солидным достатком и не менее солидной родословной, он хотел выдать дочь замуж не за кого-нибудь, а за аристократа. Пусть и плохонького, но с титулом...

Или на худой конец за богача.

Сама Кларисса Литтл, как поговаривали, таким раскладом была недовольна. Ещё бы — ей стукнуло уже двадцать шесть лет, "недостойных" женихов папенька отпугивал, а достойные появляться на горизонте не спешили. Неприятная слава старой девы и "вздорной ведьмы" постепенно замещала разговоры о красавице с косами что текучее золото... Потом знающие люди шептали, что однажды Кларисса не выдержала и вышла ночью на перекрёсток, чтобы заключить сделку с потусторонними силами. И страшный человек в алых одеждах, с кленовыми листьями в волосах и выбеленным лицом выставил свою цену за чудо. Какую — никто не знал. Но через месяц бедолага Джон вдруг нашёл у подножья холма клад — сундучок с золотом, выкупил землю и титул баронета, а через год вновь посватался к Клариссе.

И на сей раз суровый отец не отказал в благословении. Ещё бы, ведь жених был "правильный"!

Кларисса Литтл стала леди Бэйрд. В положенный срок она родила прелестную девочку, и счастливые родители не сразу поняли, что не так. И лишь потом они осознали — ребёнок начисто лишён слуха. Разумеется, это приписали "сделке" Клариссы с незнакомцем с перекрёстка. Но так или иначе, а девочка росла подобно другим детям и с возрастом всё хорошела.

Звали её, разумеется, Дэйзи.

Сэр Джон Бэйрд любил дочь без памяти, пожалуй, даже больше, чем всех других своих детей — мальчишек, как на подбор. Он старался сделать так, чтобы она ни в чём не нуждалась и чувствовала себя маленькой принцессой. И когда Дэйзи проявила интерес к живописи — сперва нанял для неё учителя, а затем стал выводить в галереи.

Всё было хорошо, пока на исходе шестнадцатого года девочка не заболела.

Как ни старались врачи, обнаружить корни загадочной хвори им не удавалось. И вскоре стало ясно, что Дэйзи до лета не доживёт. И тогда отец, чтобы порадовать её напоследок, собрал в парке перед особняком столько картин, сколько смог. Увы, на зов откликнулись по большей части бедные художники, но многие из них отнеслись к больной девочке с искренним сочувствием.

Конечно, картины не исцелили Дэйзи. Она умерла в последнюю весеннюю ночь. Но в течение ещё многих лет сэр Джон Бэйрд в благодарность раз в несколько месяцев собирал художников в своём парке и приглашал тех, кто мог заинтересоваться и купить картины. Многое он выкупал сам. Баронет дожил до шестидесяти лет и оставил после себя большую коллекцию живописи — и традицию собирать "уличную выставку" трижды за весну и лето.

А примыкающий к ипподрому парк назвали Дэйзи-Раунд.

— Откровенно говоря, ничего интересного в этой выставке нет, — призналась Глэдис, заканчивая долгий рассказ. — Однако иностранцы, тем более заинтересованные в искусстве, всегда её посещают, ведь ничего подобного на Континенте нет. И леди Уилфилд, большая поклонница уличной живописи, намекнула мне в галерее, что хотела бы похвалиться перед гостьей парком Дэйзи-Раунд.

— Что ж, значит, шансы встретить там мисс Купер действительно очень велики, — подытожила я. — Согласна, попробовать стоит. Только внесём в планы небольшое дополнение...

— Что именно? — заинтересовалась Эмбер.

Я улыбнулась.

— "Кого", моя дорогая. Не "что", а "кого".

Пообещать леди сюрприз было легко, а вот уговорить его...

— Нет, Виржиния. У меня труп разлагается не по дням, а по часам, и к тому же этот мерзавец Эшли предоставил своему водителю Освальду Ривсу железное алиби. А он не только его водитель, между прочим, но и мой главный подозреваемый! Представляете, сколько мне теперь придётся опрашивать слуг, друзей и случайных свидетелей, чтобы выявить несостыковки? Кошмар просто!.. Что? Тарталетка с мясным суфле и оливками? Давайте сразу парочку!

Придвинув к Эллису блюдо поближе, стараясь не обращать внимания на разговоры и смех за ширмой — вечером кофейня была заполнена до отказа — я подкупающе улыбнулась поверх чашечки с кофе.

— Это займёт не больше часа. Подумайте, Эллис — вы отвлечётесь от дел, отдохнёте, может, со сменой обстановки вам в голову придёт гениальное решение...

— Гениальные решения приходят к гениям, — вздохнул Эллис и с силой потёр пальцем над бровью, жмурясь. — Мой удел — нудная методичная работа, сопоставление деталей, допросы, улики, трупы и провокации... И вообще мне нужна не прогулка, а здоровый ночной сон.

— У меня отличный повар, — туманно намекнула я.

Эллис скептически выгнул бровь.

— ...и мне ничего не стоит попросить слуг, скажем, собрать корзинку для пикника. Жаркое в горшочках, свежий хлеб...

— Виржиния, подкупать честного человека едой — унизительно!

— ...копчёные свиные рёбрышки с перцем и картофелем, воздушный пирог с рыбой, марципановые рулетики...

— М-м-м...

— ...коричное печенье, яблоки в сахарной глазури, клюквенный морс...

— Я согласен, — с разнесчастным видом сдался на милость победителя Эллис. — А можно вместо клюквенного морса имбирный чай?

— Конечно, можно, — кивнула я.

Оставалось только улучить минутку и сбежать на кухню, чтобы записать всё то, что мне только что пришлось опрометчиво наобещать.

Так или иначе, это был первый успех в противостоянии с мисс Купер. Мой отец часто говорил, что выбрать правильных союзников — значит наполовину одержать победу.

Чем ближе становилась дата проведения скачек — и нашей вылазки! — тем чаще посещали меня тревожные мысли. Вдруг будет дождь, туман, и выставка не состоится? Вдруг леди Уилфилд передумает вести гостью на скачки? Вдруг колонианка заметит слежку — как мы будем оправдываться тогда?

Но, к счастью, обошлось.

Природа смилостивилась и обошлась без дождей, одним туманом — густым, знобким, а близ Смоки Халлоу ещё и горьким от копоти фабрик. Время от времени облака пробивало настырное солнце, и тогда наконец-то верилось, что вот-вот настанет настоящее лето. Ветер дул с окраин, из-за кромки бромлинского "блюдца", и воздух был напоён не миазмами Эйвона, но запахом леса — и моря, которое мерещилось мне с некоторых пор постоянно.

Кофейню мы с Мадлен покинули вскоре после полудня. Сперва, правда, пришлось заехать в особняк, сменить платье и забрать оговоренную заранее корзину с провизией. Эллис обещал подойти немного позднее, сразу в парк; я слегка волновалась, не разминёмся ли мы, но детектив до сих пор никогда меня не подводил, поэтому оставалось только списать беспокойство на усталость и недостаточность сна. Мадлен, к слову, тоже выглядела не совсем отдохнувшей, хотя в последние дни наплыв посетителей в "Старом гнезде" несколько спал.

— Может, это мне стоит нести корзинку? — спросила я, не выдержав, когда Мэдди запнулась на дорожке и едва не упала — спас положение Лайзо, вовремя подхвативший девушку под локоть. — В конце концов, это и мистер Маноле может сделать, так было бы даже правильнее.

Но Мадлен решительно помотала головой, прижимая к себе корзинку, и сердито сверкнула глазами. На щеках цвёл яркий румянец.

— Я б помог, — тихо сказал Лайзо в сторону, отчего-то улыбаясь. — Да мать меня всегда учила — коли женщина чего решила, отойди с дороги — затопчет.

— Гм? — деликатно кашлянула я, и нахальный гипси сделал вид, будто ничего и не говорил, а мне просто послышалось. Мэдди, осознав, что на корзинку больше никто не покушается, с облегчением вздохнула.

До парка мы добрались быстро. И, увидев его ещё издалека, я пожалела, что никогда не бывала здесь раньше.

В отличие от множества парков в Марсовии и Романии, которые мне довелось увидеть во время путешествия, Дэйзи-Раунд был не регулярным, а пейзажным. С трудом верилось в то, что смертный человек создал такую красоту; казалось, что просто чья-то чуткая рука вписала мосты и беседки в окружающий пейзаж, небрежно расчертив густые заросли красноватыми дорожками. Но, тем не менее, и к вертким ручьям, и к холмам, и к живописным овражкам был причастен человеческий гений. Где-то люди пользовались возможностями рельефа, но кое-где пришлось делать насыпи или наоборот впадины, проводить каналы с неровным руслом и обрамлять тростником тихие заводи. Цветы словно выросли здесь по своей прихоти, и даже сладкие белые розы, оплетающие мшистые валуны, выглядели гостьями из дикого леса.

А в самом сердце парка, недалеко от старого особняка Бэйрдов, на огромной рукотворной поляне раскинулась выставка под открытым небом, излюбленное место уличных художников, ищущих счастья — и коллекционеров, ищущих дешёвые таланты.

— Леди Виржиния, мне как, лучше здесь вас подождать или сопроводить? — поинтересовался Лайзо весело, помогая мне выбраться из автомобиля.

— Судя по вашему дерзкому тону, вы настаиваете на втором варианте, мистер Маноле, — вздохнула я. Мадлен, прижимая к себе корзинку, оглядывалась по сторонам в поисках детектива. — Но лучше побудьте здесь. Тем более корзину мы с собою не берём, верно, Мэдди? Не будет же Эллис бегать с ней по всему парку.

— А тут и Илоро будет? — Лайзо так удивился, что даже вспомнил имя, данное детективу гипси. — Ай, Эллис то есть, — поправился он, увидев выражение лица Мэдди. — Стало быть, дело серьёзное, не простая прогулка? Что ж вы задумали, если не секрет?

Мадлен беззвучно фыркнула и прижала указательный палец к губам, а потом резко отвела в сторону.

— Нет, не думаю, что мистер Маноле проговорится, — ответила я подруге, и затем обернулась к Лайзо: — Ничего серьёзного, развлечение для трёх скучающих леди и одной ревнующей. Будем следить за колонианкой, мисс Купер... Может, вы запомнили, мы встречали её в галерее Уэстов недавно. У мисс Купер была очень запоминающаяся брошь в виде чучелка колибри и сумочка, расшитая пайетками.

— А, эта, — сразу вспомнил Лайзо. — Помню такую девицу. Ну, если увижу что интересное — сразу вам и расскажу.

— Благодарю, мистер Маноле, — кивнула я, улыбнувшись. — Мадлен, идём, нас уже ждут... Нет, корзинку мы не берём!

Провизию мы всё-таки оставили в машине — под охраной Лайзо, который, готова поклясться, тихонько посмеивался. Но вот над нами или над Эллисом — большой вопрос.

К условленному месту я подошла не первой. На скамье под раскидистым дубом уже ожидали леди Абигейл и Глэдис. Неподалёку я заметила и Сеймура, беседовавшего с незнакомым мне джентльменом — значит, Клэйморы прибыли вместе, хотя вряд ли Глэдис рассказала супругу о цели поездки. Герцогиню Дагвортскую же сопровождала только служанка, которую, впрочем, она тут же отослала, как только увидела меня.

— Дорогая моя, наконец-то! — Абигейл, на сей раз облачённая в тёмно-розовый и лиловый цвета, поднялась со скамьи. — Мы не ошиблись, хвала небесам! Мисс Купер здесь, мы её уже видели. Она ушла с ипподрома, не дожидаясь окончания скачек, представляете, какая невоспитанность?! И леди Уилфилд ей потакает, не ожидала такого от женщины её происхождения и воспитания.

— Леди Уилфилд будет делать то, что скажет лорд Уилфилд, — небрежно повела лорнетом Глэдис. — Жаль. Она весьма достойная леди.

— Таков обычный порядок вещей, к сожалению — ведь достоинством леди долго считалось и беспрекословное подчинение супругу, — отмахнулась я, оглядываясь по сторонам. Ни Эмбер, ни Эллиса не было видно, хотя людей вокруг хватало. — Подождём ещё леди Вайтберри или попробуем проследить за мисс Купер?

— Я в сомнениях, — призналась Глэдис. — С одной стороны, не хочется упускать благоприятную возможность — вдруг эта колонианка уйдёт? А с другой... Мы можем и разминуться с леди Вайтберри ненароком.

Мэдди прикоснулась к моему рукаву, привлекая внимание, а затем указала пальцем на себя, на меня, на лабиринт из картин и длинных деревянных реек. Потом она обвела широким жестом Абигейл и Глэдис — и повернула руку ладонью вниз.

— Хочешь сказать, что мы можем попробовать найти мисс Купер, а леди Абигейл и леди Клэймор подождут здесь? — уточнила я. Мадлен с энтузиазмом кивнула — и куда делась сонливость! — Неплохое решение. Как вы считаете?

— Идите, — щедро разрешила герцогиня Дагвортская. — В последний раз мы видели её в северной части выставки, среди каких-то пятнистых пейзажиков.

— Это виды Бромли в стиле импрессионизма! — искренне возмутилась Глэдис. Голубое перо на шляпке гневно качнулось. — Между прочим, весьма любопытные, у этой Купер неплохой вкус, если она ими заинтересовалась... Ах, Виржиния, простите, я увлеклась.

— Ничего, — я улыбнулась. — Зато теперь мы точно узнаем правильное место. Верно, Мадлен?

Оставив подруг, я вместе с Мэдди углубилась в импровизированную выставку. Сделана она была по принципу лабиринта — путаница не слишком широких "коридоров", ограниченных переборками из прибитых к столбам реек. Эти же переборки служили и стендами для картин. Некоторые художники пытались привлечь внимание к своим работам весьма экзотическими способами — яркой одеждой, декламацией стихов... Один высокий и худой, как жердь, седоватый мужчина жонглировал цветными шариками. Подойдя ближе, я увидела, что на его картинах изображены циркачи — девочки-гимнастки, силачи, укротители тигров, канатоходцы... Одно полотно затронуло меня всерьёз. Там была нарисована девушка в старомодном чёрном платье, с подоткнутой спереди почти до колен юбкой и широким-широким воротником на жёстких стержнях. Глаза девушки скрывались за тёмной шёлковой лентой с огромным бантом у виска. Руки были раскинуты в стороны, левая чуть выше правой, с неестественно вывернутой ладонью.

Девушка шла босиком по тонкому канату, и казалось, что вот-вот она потеряет равновесие — и упадёт.

В темноту.

По спине у меня пробежала дрожь, и я отвернулась.

И в этот самый момент Мадлен тронула меня за плечо, привлекая внимание...

...Сквозь незанятое пространство реечной перегородки было видно следующий ряд — как раз с импрессионистскими пейзажами. Я узнала приземистую фигуру леди Уилфилд, затем разглядела и самого графа... А чуть в отдалении от них стояла, беседуя с художником и ослепительно улыбаясь, мисс Купер — в ярком платье, синем с оранжевыми розами, и в расшитом серым бисером удлинённом болеро.

Я захотела подойти поближе и стала оглядываться в поисках прохода, когда меня окликнули знакомым голосом — правда, необычно тихо.

— Не надо, Виржиния. Вас заметят.

— Эллис! — Я обернулась, просияв от радости. Детектив стоял буквально в шаге от дорожки, прячась от публики за развесистым кустом жасмина. — Вы здесь! И уже давно?

— Достаточно давно, — кивнул он, неловким движением поправляя клетчатый шарф, и повторил: — Не ходите за ней. Не так открыто.

— Почему? — удивилась я. — Мисс Купер так наблюдательна?

Из-за облака на мгновение пробилось солнце — слепящая золотая вспышка в мутной пелене.

— Не она, — качнул головой Эллис. — Её спутник. Знаете, она обратилась к нему — "мистер Фокс", такая лисья фамилия... Но он больше похож гадюку с оклендских болот. Чёрную и откормленную... и чуткую к чужим шагам. Будьте осторожнее, Виржиния.

Я вспомнила присланную Финолой Дилейни змею — и содрогнулась.

— Думаете, мисс Купер находится под влиянием... преступника?

— Почему же сразу "преступника", — вздохнул Эллис. — Вы хоть что-нибудь разузнали об этой девице? Происхождение, биографию и прочее? Нет? Ну, конечно, главное — придумать план слежки, созвать толпу дилетантов, а занудной работой пусть занимается кто-нибудь другой... Не обращайте внимания, Виржиния, — поправился он быстро, заметив, как мечтательное выражение лица у Мэдди сменяется многообещающе-мрачным. — Это у меня, так сказать, весенний сплин. Или летний. Вам какой больше нравится?

Не переставая болтать, он увлекал меня всё дальше по лабиринту мира живописи, пока мы, совершив какой-то невероятный манёвр, не оказались с противоположной стороны от "импрессионистского уголка", прямо за щитами из реек. Сквозь щели между вывешенными картинами мисс Купер и её спутника было прекрасно видно — правда, на сей раз со спины.

— Ну, так-то лучше, — удовлетворённо заметил Эллис. — А теперь будем осторожно, неторопливо следовать за ними по параллельной линии без риска встретиться на ближайшем перекрёстке.

Вспомнив, куда вела дорожка, по которой мы с Мэдди с такой горячностью устремились за колонианкой и её таинственным спутником, я покраснела. Совсем немного, но детектив заметил и улыбнулся.

— Вы что-то говорили о биографии мисс Купер? — осведомилась я, чтобы перехватить инициативу. — Очевидно, вы уже в точности всё узнали?

— И даже заглянул в её смешную книжку, — весело согласился Эллис. — И могу сказать вам одно. Если эта девица — фальшивка, то невероятно талантливая и, по меньшей мере, знакомая с оригиналом лично.

— Поясните, — коротко попросила я. — Талантливая — то есть "талантливая актриса, способная сыграть настоящую мисс Купер исключительно правдоподобно и обмануть всех"?

Мэдди ускорила шаг, чтобы поравняться с нами, и вздрогнула, услышав слово "актриса". Детектив взглянул на неё искоса и почему-то понизил голос:

— Да, совершенно верно. Впрочем, склоняюсь к тому, что она всё же настоящая. Аргумент первый — полное внешнее сходство, — начал перечислять Эллис, загибая пальцы. И, как уже много-много раз до этого, в груди у меня на секунду появилось пронзительно-щемящее чувство из-за контраста между аристократически светлой кожей, изящными запястьями и грубой, дешёвой тканью рукава. — Ваш замечательный друг ла Рон, у которого дома целая коллекция газетных вырезок, снабдил меня небольшой статейкой про эту самую Купер и её дружбу с бромлинскими ширманками. Так вот, статья, может, и небольшая, но фотография там была приличная. И женщина из газеты — точь-в-точь как наша Купер, даже дохлая птичка имеется.

— Похоже, колонианка верна своим привычкам, — невольно рассмеялась я. — И одевалась она тогда также ярко?

— С большим вкусом, — не моргнув глазом, ответил Эллис. — С возрастом недостатки усугубляются, очевидно. Кстати, ей уже ни много ни мало — двадцать семь лет...

...Грейс Купер была младшей дочерью весьма состоятельных родителей. С детства её холили и лелеяли, но кумиром девочки стала почему-то не скромная, исполненная достоинства мать, происходившая из младшей ветви аристократического марсовийского рода, и не хладнокровно-расчётливый отец, сколотивший целое состояние на железных дорогах, а меньший из старших братьев, романтичный мальчишка, жаждущий справедливости во всём.

— Надо полагать, свободомыслие привил сестричке именно он, — предположил детектив, издалека сверля глазами спину мисс Купер. И только сейчас — видимо, из-за рассказа о матери колонианки — я обратила внимание на осанку. Держалась мисс Купер практически идеально. — Когда сперва, как в насмешку над чопорными традициями Колони, водил её на собрания тайного клуба своего колледжа — в качестве талисмана, я полагаю, потому что наверняка в детстве Грейс была прехорошенькой. Этакая куколка, представляете?

И, видимо, в качестве талисмана же старший брат взял юную мисс Купер с собой, когда принял участие в студенческих беспорядках.

Взял с собою, забросил в гущу удивительных событий — а сам исчез; он не был найден ни живым, ни мёртвым.

В этой части история становилась туманной. Мистер и миссис Купер использовали всё своё влияние, чтобы найти сына — и успокоить безутешную после потери любимого брата Грейс. К тому времени ей сравнялось пятнадцать, список возможных женихов занимал три листа, не меньше, а Колонь виделась наипротивнейшим местом в мире.

Когда девушка попросила о путешествии на старый материк, родители возражать не стали.

— Она поехала с сопровождением — вот и всё, что сказано в биографической справке в предисловии к книжице, — задумчиво протянул Эллис. — С сопровождением — не с родителями. Что это было за сопровождение, если учесть состоятельность Куперов? Компаньонка, служанка... и телохранитель?

— Мистер Фокс? — тихо спросила я. Эллис кивнул:

— Почему бы и нет? Это объяснило бы многое. И повадки, и абсолютное доверие к нему мисс Купер... А может, он ловкий мошенник, который просто пользуется её состоянием.

Я пригляделась к мистеру Фоксу. Даже издалека было видно, пиджак у него дешёвый — не намного дороже, чем, например, у Эллиса.

"Если это и мошенник, то тратить её деньги на себя он не спешит", — подумалось мне.

— Всё возможно. А с ширманками она связалась во время первого путешествия?

— Тут сколько-нибудь надёжных источников нет, — пожал плечами детектив. — К тому же домой Грейс Купер не возвращалась почти пять лет. Судя по туманным оговоркам в предисловии, она много встречалась с представителями студенческих общин повсюду, от Алмании до Аксонии.

— Искала брата? — предположила я, и Мэдди закивала — эта романтичная версия ей сразу понравилась.

— Или налаживала связи, — загадочно ответил Эллис, явно не собираясь делиться своими соображениями. — В любом случае, вернулась она совершенно другим человеком. В Колони Грейс Купер надолго не задержалась, а через несколько лет дописала книжку о путешествиях и приобрела некоторую известность в кругах ширманок, и теперь ездит по обоим материкам, наслаждаясь жизнью.

За разговором я и не заметила, как ряды картин вдруг закончились. Точнее, закончились только для нас, потому что наш "коридор" был внешним по отношению к тому, по которому шли Уилфилды и их гости. Мы оказались у выхода из галереи под открытым небом, а они...

— Развилка, — прошептал Эллис, с досадой стаскивая кепи. Волосы растрепались — седые перемешались с чёрными, как соль с перцем, и не разберёшь, какой цвет... — Моя ошибка, я должен был запомнить. Но кто же знал, что они вздумают разделиться?

Уилфилды и мисс Купер отправились на новый круг — направо. А мистер Фокс свернул влево, к прорехе в неплотных стенах галереи-лабиринта.

— Нас заметили? — спросила я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. Солнце мелькало в разрывах туч, словно неслось куда-то с невероятной скоростью, но то был обман зрения — на самом деле усилившийся ветер просто сгонял тучи к горизонту.

— Исключено, — мотнул головой Эллис и зажмурился. — Что делать, как поступить... Ох, надеюсь, святой Кир Эйвонский заступится за меня перед вашим маркизом, если что-то случится, — посетовал он вдруг тревожным голосом.

Мэдди от неожиданности беззвучно рассмеялась, и у меня тоже губы дрогнули в улыбке:

— Думаете, вам понадобится помощь святых?

— Понадобится, — неожиданно серьёзно ответил Эллис и посмотрел мне прямо в глаза. — Когда маркиз узнает, о чём я вас попросил... Виржиния, за Фоксом придётся пройти вам, потому что он уже раз видел меня, а мисс Купер, наоборот, знакома с вами. Что бы ни случилось, через полчаса часа встречаемся там же, где я сегодня вас окликнул. И, прошу, будьте очень осторожны! Мадлен, я на вас рассчитываю, — неожиданно подмигнул он девушке.

И, ловко поднырнув под рейку, Эллис оказался на той же линии, где ещё минуту назад была мисс Купер и Уилфилды.

Я оглянулась в поисках мистера Фокса — и почти сразу заметила скучный серый пиджак впереди, на дорожке, среди пресытившихся искусством и медленно прогуливающихся людей. Мадлен сжала мою ладонь.

Мы переглянулись — точно два зеркала развернули друг к другу. Моё любопытство и азарт — и её, и общий кисловатый привкус тревоги, как древесная сырость в свежем воздухе парка.

— Если что, сделаем вид, что возвращаемся к автомобилю, — серьёзно предложила я и поправила шляпку. — За корзинкой.

Вместе с азартом в висках молоточком стучало чувство тревожного сожаления о том, что револьвер остался сегодня в особняке.

Для пасмурной погоды в парке было слишком людно. Судя по нарядам и долетавшим изредка обрывкам разговоров, многие пришли на выставку сразу после скачек. Обворожительные дамы в сопровождении галантных — видимо, выигравших на удачной ставке — кавалеров неспешно прогуливались по извилистым дорожкам; кто-то хотел пройтись вдоль рядов картин и щегольнуть изысканным вкусом, едко отозвавшись о талантах живописцев, кто-то просто наслаждался природой. Тянулись долгие беседы, звучал смех, а ветер доносил отрывки вдохновенной декламации со стороны выставки, и эхо диспутов об искусстве, и даже тонкий, дрожащий голос скрипки... Солнце то выглядывало, то вновь ныряло в ватную пелену, и в быстро меняющемся освещении одно и то же лицо могло показаться то мрачным, то весёлым, а один и тот же цвет — то траурно-чёрным, то сапфирово-синим.

С одной стороны, это было хорошо, потому что в таком хаосе даже мастер заметит слежку не сразу, особенно если сыщицы — две особы столь невинного вида, как мы с Мадлен.

С другой стороны... Как же трудно было не выпустить неприметный пиджак мистера Фокса из виду!

Наверное, если бы не Мэдди, я бы так и отстала. Но она, проследив за секретарём с полминуты, вдруг остановилась и сосредоточенно нахмурилась, явно просчитывая что-то мысленно. Затем посмотрела ещё раз на поляну, на толчею, на разбегающуюся сеть дорожек...

— Надо идти туда? — тихо спросила я, когда Мадлен тронула меня за рукав — очень решительная и даже капельку опасная сейчас, несмотря на слегка старомодное платье в зелёную клетку, легкомысленные рыжие кудряшки-пружинки и смешные куцые пёрышки на шляпке. — Ты уверена?

Она кивнула и, поведя рукой вдоль линии убегающей к лесу дорожки, скрестила указательные пальцы — и потом сжала правую руку в кулак, азартно сверкая глазами. Для того, чтобы расшифровать пантомиму, мне пришлось самой присмотреться к направлению, в котором двигался мистер Фокс, и к пути, который предлагала Мэдди.

— Дорожки пересекутся? — уточнила я. — Вероятно, уже дальше в парке, под деревьями? А он не свернёт никуда?.. — сказала я и осеклась.

В той стороне, куда так целенаправленно шёл мистер Фокс, находилось только одно сколько-нибудь значимое место — ровная площадка недалеко от главного входа в парк, появившаяся совсем недавно. Там с недавних пор принято было оставлять автомобили.

— Лайзо... — прошептала я и, поймав вопросительный взгляд Мадлен, пояснила: — Лайзо ждёт нас в машине. То есть мистер Маноле, — поправилась я, чувствуя, как скулы опаляет румянец. — Не смотри на меня так. Я хочу сказать, что мы можем рассчитывать на его помощь в крайнем случае. И вообще, Фокс может встречаться с кем-нибудь и в парке, а не на той площадке — где угодно, под любым деревом...

Мэдди улыбнулась и, легонько сжав мои пальцы, свернула на выбранную дорожку. Я поспешила за подругой.

На центральной поляне гуляющих было много; но чем дальше в парк, тем меньше их становилось. В тени старых деревьев, под шёпот ветра в листве и скрип узловатых ветвей, опасность из маняще-книжной становилась настоящей, осязаемой. Усугублялось это чувство неуверенностью — я так толком и не поняла, что именно должна увидеть или услышать, наблюдая за Фоксом. Или...

Или Эллис нас просто отослал прочь от истинной опасности?

"Нет, глупости, — пронеслось у меня в голове. Я нахмурилась и ускорила шаг, обгоняя Мэдди. — Эллис же объяснил причину. Да и чем может быть опасна дурно одетая женщина посреди людного парка?"

Представилось вдруг, как мисс Купер замечает Эллиса и начинает вести себя с ним так же, как с сэром Вайтберри. Комплименты, крепкое рукопожатие, неприкрытый интерес... В голове выстроилась цепочка причудливых ассоциаций, и результат меня так насмешил, что я озвучила его вслух, шёпотом — для Мэдди:

— Если Грейс Купер позволит себе флирт с нашим детективом, то познакомим её с доктором Брэдфордом. Полагаю, даже если они друг друга не уравновесят, то мы хотя бы неплохо развлечёмся.

Мадлен замедлила шаг — и рассмеялась беззвучно.

А мне стало любопытно — насколько далеко отважилась бы зайти мисс Купер в своём развязанном поведении с человеком, который сам готов допустить её сколь угодно далеко?

Вскоре тропинка начала резко заворачивать влево. Мы с Мадлен стали идти немного медленнее, чтобы не столкнуться с Фоксом прямо на развилке. Когда вторая дорожка стала видна за деревьями — красный песок, уже порядком втоптанный в землю, и просветы в кронах — и вовсе пришлось остановиться. Я задержала дыхание, вслушиваясь, чтобы хоть по шагам определить, где находится секретарь мисс Купер.

И — ничего.

Шелесты и шорохи, редкие трели птиц — из тех, что поздней весною и ранним летом поют без оглядки на погоду — и скрип узловатых дубовых ветвей на ветру. Это продлилось минуты с полторы, а затем...

— Слышишь? — выдохнула я, оглядываясь на Мэдди. Она серьёзно кивнула и указала пальцем в сторону поляны. — Он сейчас позади? Святая Роберта, если мы сейчас останемся здесь, то он нас точно увидит, а спрятаться...

Как назло, подлесок тут был не особенно густ. И если Мадлен в её зеленоватом платье ещё могла спрятаться, то я, опрометчиво выбравшая весьма яркий оттенок синего, сияла в пасмурном лесу, как клочок неба среди туч.

Шаги приближались. Смокли и взметнулись птицы совсем рядом, порыв ветра хлестнул наотмашь по широкой кроне ивы и полетел дальше, вскользь задевая верхушки деревьев...

— Вперёд, — вдруг осенило меня. — Мы пойдём перед ним, а не за ним. Так он точно не заподозрит слежку, а сворачивать с дорожки здесь некуда.

Не знаю, насколько удачной была моя идея, но времени на размышления не осталось. Мы с Мадлен миновали развилку и сделали вид, будто неспешно прогуливаемся, как и полагается леди и её компаньонке в красивом, совершенно безопасном парке.

Оставались сомнения, что шёл за нами не мистер Фокс, но они вскоре развеялись; Мэдди, незаметно обернувшись и кинув быстрый взгляд из-под полей шляпки, подтвердила жестом, что это был именно он. До площадки, где ждал Лайзо, оставалось ещё несколько минут неторопливым шагом. Но Фокс, похоже, торопился. Понаблюдав за нами некоторое время и убедившись, что мы увлечены разговором — точнее, говорила только я, причём отчего-то исключительно о финансовых делах кофейни, а Мэдди кивала, изображая интерес — он обогнал нас.

Точнее сказать, сперва он нас просто догнал, но сразу обойти не смог. Мы шли неторопливо, как и подобает благородным особам, и тропинка была весьма узкой, а трава по бокам — высокой и мокрой после дождя. Пачкать отглаженные брюки Фокс, как я и рассчитывала, не захотел. Сначала он просто многозначительно сопел и покашливал за спиной, но потом, увидев, что дорогу ему никто уступать не собирается, наконец заговорил:

— Простите, мэм... Вы не пропустите меня? Я очень спешу.

Если б Эллис заранее не предупредил меня насчет Фокса, я бы никогда не подумала, что этот человек с приятным алманским акцентом и нотками смущения в голосе действительно опасен.

— Пропустить? — как бы растерянно откликнулась я и обернулась. — Ах, да, конечно, сэр, прошу прощения, — склонила я голову и подала знак Мэдди. Мы вдвоём посторонились.

— Что вы, мэм, это я должен извиняться за то, что побеспокоил вас.

— О, сэр, не стоит... Доброго дня!

— Доброго дня и вам!

Мистер Фокс прошёл мимо, обернулся, чтобы поблагодарить меня, и вежливо, хотя и слишком глубоко — как слуга — поклонился.

И лишь тогда я впервые, пусть и не слишком тщательно, разглядела его.

Он оказался немного выше меня — ровно на ладонь, учитывая каблуки. Фигура его выглядела соразмерной, хотя и несколько грузной. Вероятно, Фокс был из породы тех мужчин, что в ранней молодости очень много внимания уделяют своему телесному здоровью и силе, но со временем начинают лениться и несколько "оплывают". Впрочем, та же лёгкая полнота позволяет им выглядеть моложе своего возраста. Секретаря мисс Купер выдавали нитки седины в волосах и особое выражение глаз, какое я иногда видела у маркиза и у Эллиса, но никогда — у Лайзо, несмотря на всю его хитрость и коварство истинного гипси-авантюриста. Волосы и глаза у мистера Фокса были определённо тёмные, но оттенок из-за освещения определить не получилось. Квадратный подбородок, пухловатые губы и нос с горбинкой — пожалуй, если бы не оттенок кожи, Фокса бы точно приняли за романца. Под распахнувшимся дешёвым серым пиджаком обнаружился полосатый жилет из ткани с атласным отливом.

Я затруднялась сказать, вызывает ли облик этого человека симпатию или неприятие, но совершенно точно хотелось подойти поближе и приглядеться.

Шаг у мистера Фокса был размашистый, и нам пришлось хорошенько постараться, чтобы и не отстать совсем, и не выдать себя. Но, к счастью, через некоторое время повеяло запахом бензина, а за деревьями показался просвет — край парка и долгожданная площадка для автомобилей.

Я немного замешкалась в самом конце — и обидно упустила из виду Фокса в последний момент. Мэдди жестами предложила прогуляться немного, хотя бы до нашего автомобиля, но пользы это не принесло. Окончательно расстроенная, я уже собиралась приказать Лайзо достать корзинку из салона, когда решилась спросить наугад, не проходил ли мимо один человек — и коротко описала секретаря.

К моему удивлению, Лайзо уверенно кивнул:

— Как не проходить, проходил. Вот прям перед вами из леса выскочил и понёсся, точно ему пятки подпалили. Его тут, у ворот, парнишка один поджидал, лет двадцати, а то и младше. Они сразу и пошли вместе. Куда — тут уж я не смотрел, — пожал он плечами. — А хотите, подожду и гляну? Парнишка-то у одного из автомобилей крутился, видать, из прислуги. Вот я с ним и перемолвлюсь словечком, по-свойски так, — подмигнул Лайзо.

— Вы меня очень обяжете, — серьёзно сказала я.

Лайзо, очевидно, хотел что-то сказать, но покосился на Мэдди — и ограничился белозубой улыбкой. А у меня как камень с плеч свалился.

Всё-таки слежка, тем более слежка бесплодная — не лучшее занятие для леди.

Обратно, к месту встречи, мы возвращались едва ли не бегом, безбожно опаздывая к сроку, назначенному Эллисом. Как в насмешку, ветер окончательно растолкал тучи к краям бромлинского "блюдца", и над городом засияло солнце; после невероятно долгой туманно-сумрачной недели глаза слезились от яркого света и постоянно хотелось чихнуть. Мэдди следовала почти вплотную за мной, обеими руками вцепившись в тяжёлую корзинку, и так выразительно сопела, что я уже заранее сочувствовала любому, кто отважился бы встать на нашем пути.

На поляне пришлось замедлить шаг, чтобы не привлекать лишнего внимания. К счастью, первая волна любопытных — видимо, тех, кто явился на выставку прямо со скачек — успела схлынуть, и я уже не так боялась в спешке налететь на кого-нибудь. Да и Эллиса разглядеть было легче; ещё издалека мы увидели его у того самого жасминового куста, что и час назад. Он стоял, похлопывая свёрнутым кепи по бедру, и всматривался в переплетение извилистых дорожек.

"Святая Генриетта, целый час! — пронеслось у меня в голове. — Наверняка Эмбер давно пришла и теперь сердится на меня за отлучку. Или ищет по всему парку, что ещё хуже..."

— Ничего, — с ходу оповестил меня детектив, досадливо взъерошив рукою волосы на затылке. — Впустую потраченное время... Впрочем, нет, кое-что я узнал. Леди Уилфилд, хоть и ведет себя радушно, но от гостьи не в восторге. А этот надутый граф явно кого-то поджидает... Ну, или просто на встречу опаздывает, он несколько раз доставал из кармана часы и уточнял время. А что у вас?

— Фокс встречался с неким слугой на площадке для автомобилей, — ответила я поспешно, чувствуя себя новобранцем в Управлении порядка. — Я попросила мистера Маноле присмотреться к этому слуге. И ещё мы захватили кое-что для пикника.

Эллис закатил глаза:

— Виржиния, вы настоящая леди — в худшем смысле этого слова. "Слуга" — это старик или ребёнок, женщина или мужчина, блондин, брюнет, лысый, рыжий, кривой, хромой, алманец, романец, аксонец? Или, может, вообще альравский немой носильщик тяжестей? И что конкретно для пикника? Нет, пожевать чего-нибудь бы я не отказался... — и он прикусил язык, покосившись на соблазнительно тяжёлую корзинку в руках у выразительно сощурившейся Мадлен.

— Если бы это была женщина, я бы сказала "служанка", — улыбнулась я. — И лично, к сожалению, мне разглядеть слугу не удалось. Спросите потом у мистера Маноле — полагаю, он снабдит вас всеми необходимыми описаниями, Эллис. К слову, о необходимости. Думаю, нам надо срочно вернуться к моим подругам. Представьте себе, что будет, если клуб леди попытается организовать слежку за мисс Купер?

— Цирк, — едко припечатал Эллис.

Мэдди фыркнула — а потом откинула крышку с корзинки и достала завёрнутый в тонкую салфетку пирог. Взгляд детектива тут же оживился, и на некоторое время мы были избавлены от саркастических комментариев.

Впрочем, ненадолго.

— Какой прелестный сердитый шмель! Или, судя по талии, оса?

Я с любопытством повернулась, чтобы посмотреть, куда указывал Эллис — и обмерла.

Похоже, леди Вайтберри решила оспорить первенство мисс Купер в соревновании на самый яркий наряд.

Силуэт у платья, к слову, по нынешним меркам был не такой уж остромодный — юбка до щиколоток, широковатая сверху и зауженная книзу, скромные длинные рукава и стоячий воротничок под горло. Болеро тоже не отличалось смелостью фасона... Но цвета! Сочетание жёлтого и тёмно-тёмно-коричневого действительно заставляло вспомнить об осах. Характерных полосок, по счастью, как таковых и не было, но тёмное болеро контрастировало со светлым лифом платья, а юбка казалась сшитой из двух перевитых между собою полотнищ разных цветов.

— Оса, — слабым голосом подтвердила я, наблюдая за тем, как несравненная Эмбер расхаживает напротив скамьи, крепко сжимая в руке чёрный зонтик-трость, и что-то энергично объясняет замершим Глэдис и Абигейл. — И, действительно, сердитая. Эллис, у меня появилась внезапно страшная мысль... А мисс Купер случайно не в эту сторону направлялась? — Выражение лица детектива сделалось мученическим. Я поспешно взмахнула рукой, отказываясь от вопроса: — Нет, не отвечайте. Не хочу знать, честное слово!

Вопреки опасениям, бранить меня за задержку Эмбер не стала. Только обернулась порывисто — ворохи яркой ткани, янтарь, золото и чёрная эмаль — и выдохнула взволнованно:

— Виржиния, как долго я вас ждала! Эта женщина... эта женщина была здесь, и она увела моего супруга!

В первое мгновение я, признаться, окаменела.

— Простите, что? В буквальном смысле?

— В самом буквальном! — заломила руки Эмбер, роняя трость. — Лорд Уилфилд захотел с ним поговорить о клубе, они отошли в сторону, потом ещё дальше, и ещё... А я немного отвлеклась, а когда снова обернулась, то они уже были у входа на выставку, и с ними были мисс Купер и леди Уилфилд, и эта Купер хохотала, как фермерская дочка, и значит, речь шла уже не о клубе! О, святые небеса, что же мне делать?

Эллис, который всё это время стоял в шаге позади меня, грустно покосился на корзинку, торопливо обтёр масляные ладони о брюки и выступил вперёд, солнечно улыбаясь:

— Что делать? Конечно, всё рассказать мне. А мы подумаем, что может быть нужно Уилфилду и, возможно, мисс Купер от вашего супруга. Хотя есть у меня подозрение, что это уже проходит не по Управлению спокойствия... Ах, да, я же не представился, — спохватился он и протянул руку для пожатия. — Алан Алиссон Норманн, можно просто детектив Эллис. Кое-кого я уже знаю, а что до остальных — рад знакомству!

Наверное, если бы из кустов выскочил тигр, надел цилиндр и сплясал джигу, это произвело бы меньшее впечатление.

— Что ещё за сумасшедший? — пробормотала Абигейл, багровея.

Глэдис растерянно поднесла лорнет к лицу.

— Мы уже знакомы, — произнесла она растерянно. — Нет, он не сумасшедший. Он... гм, он просто детектив Эллис. Тот, кто раскрыл дело мисс Джулии Дюмон, то есть уже миссис Уэст.

Эмбер оглянулась на неё, затем посмотрела на меня, устало провела по лицу рукою в золотисто-коричневой тончайшей перчатке и вдруг улыбнулась Эллису:

— Значит, вы действительно способны мне помочь?

— Обычно я работаю только с трупами, — сердечно заверил её детектив. — Но что-то мне подсказывает, что в вашей истории они рано или поздно появятся, поэтому я готов сделать исключение. Поэтому успокойтесь, присядьте — и расскажите мне подробно, чем занимается ваш супруг. Он ведь не такой скучный человек, каким хочет казаться, верно? С такой-то блистательной женой.

Слабо улыбнувшись комплименту, Эмбер действительно присела на скамью — и кивнула:

— Да, вы правы. Он очень любит на публике играть домоседа-зануду... но это не совсем так.

Мы с Абигейл и Глэдис молча переглянулись. История эта была нам хорошо известна. Более того, герцогиня вместе с леди Милдред и леди Эрлтон, ныне отсутствовавшей, принимали деятельное участие в судьбе будущей леди Вайтберри. Я тогда находилась ещё в пансионе Святой Генриетты и узнала обо всём позже, как и Глэдис, которая тогда только-только произвела на свет наследника.

Эллису суждено было услышать лишь сокращённую версию — скупой рассказ о том, как барон Вайтберри внезапно увлёкся собственной женой и оставил службу, и о том, что из этого вышло. Нам же, осведомлённым, чудились за тягучими, многозначительными паузами и случайными оговорками целые слои с иным, скрытым от посторонних смыслом.

Невольно отвлёкшись от разговора, я погрузилась в воспоминания.

...Эмбер была изумительно прекрасна сейчас, но в юности, как говорили, очаровывала с первого взгляда — не только красотою, но и скромным нравом. Происходила она из почтенного семейства Мэйнардов. Мать её умерла рано. Отец-барон в дочке души не чаял, старшие сёстры — Берилл, Руби и Даймонд — баловали свою любимицу, как только могли, а единственный брат, хоть и был намного младше, всегда называл её исключительно "маленькой принцессой".

И, конечно, у принцессы был свой принц — троюродный кузен Джервис, белокурый и статный, словно сошедший с гравюры в книге сказок. Его семья жила поблизости, и он частенько встречался с Эмбер. Прогулки на лошадях и древние замки графства Уорхолл, закаты над хрустальными озёрами, чтение вслух старинных романов — на зелёном берегу, под сенью старой ивы... Благовоспитанному, надёжному мальчику без тени сомнения доверяли заботу о маленькой принцессе, и няня если и присматривала за ними, то издалека. Четырёхлетняя разница в возрасте не имела никакого значения в детстве, но когда Эмбер исполнилось шестнадцать, а Джервису — двадцать, это сыграло роковую роль.

Принц вырос, побывал в столице и порядком изменился, но ему по привычке продолжали доверять сокровище Мэйнардов. Правда, ждал он от этих встреч теперь совсем другого... Беззаботные вылазки к самым таинственным и волшебным местам в округе сменились томными прогулками по запущенному саду. Так продолжалось до тех пор, пока Эмбер не вернулась однажды домой без сопровождения, странно бледная и задумчивая.

Подол платья был измазан в земле и немного порван.

"Я оступилась, — пояснила Эмбер, глядя в сторону. — Я такая неловкая..."

Самая старшая сестра, Даймонд, чей характер по твёрдости мог сравниться разве что с камнем, подарившим ей имя, мгновенно всё поняла. Ошиблась она лишь в одном — не рассказала отцу сразу о своих догадках, а решила сперва поговорить с Джервисом. Отпираться он не стал, но откровенно заявил, что "раз по-настоящему ничего не было, то и свадьбы тоже не будет".

Даймонд пообещала, что пожалуется барону Мэйнарду. Джервис струсил и попытался её разубедить, затем перешёл к откровенным угрозам

. А когда понял, что старшую из сестёр Мэйнард не запугать никакими карами, в сердцах бросил:

— Да она сама виновата! Смотрит, как опытная, а потом рыдает... Да она от рождения порченая!

...За эти слова Даймонд выбила драгоценному кузену два зуба одним ударом изящной ручки с фамильным перстнем-печаткой.

...Эти слова послужили причиной того, что отец лишил Джервиса наследства.

...И из-за этих слов Эмбер, которой прислуга обо всём донесла в тот же день, кинулась из окна своей зачарованной башни — но, к счастью, отделалась переломом голени и лихорадкой. А когда снова встала на ноги, то от Принцессы Мэйнардов осталась одна оболочка. Слухи вынудили Джервиса бежать на континент, опасаясь мести... и оставили Эмбер с разбитой вдребезги репутацией.

И кто знает, как повернулось бы колесо Судьбы, если б не дружба рассудительной Даймонд — в то время уже замужней дамы, к слову — с моей матерью, Ноэми. Познакомились они очень давно, ещё в пансионе, и пронесли тёплые чувства друг к другу через годы. Конечно, моя робкая и тихая мать ничего не могла сделать сама... зато она могла обратиться за помощью к леди Милдред.

Говорят, что бабушка тогда выкурила целую трубку, прежде чем ответить, и припечатала:

— Девочку надо вывести в свет. В этом же сезоне, не дожидаясь следующей зимы.

Как показали дальнейшие события, это оказалось верное решение.

Собственного особняка у Мэйнардов в Бромли не было, и Эмбер поселилась на Спэрроу-плейс. Приехала она в крайне подавленном состоянии, и первое время не хотела ни есть, ни пить, ни даже разговаривать. Разумеется, леди Милдред такое не устраивало. Она терпела несколько дней, а затем приказала страдалице явиться в библиотеку. О чём бабушка говорила в течение нескольких часов за закрытыми на ключ дверями, никто так никогда и не узнал, но после этого случая Эмбер преобразилась.

Она научилась смотреть собеседнику в глаза, улыбаться так, словно знает все его мысли до последней и высоко держать голову в любой ситуации.

Разумеется, новая Эмбер произвела фурор.

В очередь за танцем с нею записывались, наверное, ещё до начала бала. Самые известные столичные ловеласы оставили своих дам, пытаясь снискать её милости. Девицы-перестарки засыпали прекрасную дебютантку визитными карточками и приглашениями, надеясь погреться в лучах славы и — кто знает? — завладеть вниманием одного из отвергнутых поклонников... Конечно, и врагов появилось в избытке. Слухи о происшествии с кузеном, как и ожидалось, достигли Бромли в кратчайшие сроки. Но на все сплетни, домыслы и нахальные расспросы Эмбер отвечала спокойно:

— Неужели вы верите, что какой-то провинциальный белокурый херувим мог заинтересовать меня? — и вздёргивала бровь, насмешливо ожидая ответа.

Если же на этом вопрошающий не успокаивался и имел наглость поинтересоваться, при каких обстоятельствах Эмбер упала с башни, она отвечала:

— Ах, эти старые, старые поместья... Знаете, мы, Мэйнарды, владеем этими землями уже семьсот лет, и башня даже старше самого титула. Старые, скользкие камни... Не просто старые даже, а древние — вы ведь понимаете?

После Горелого бунта мало кто из бромлинской знати мог похвастаться исключительно чистой и длинной родословной. Да и действительно благородные по крови и происхождению особы никогда не стали бы опускаться до столь беспардонных расспросов, поэтому намёка на превосходство со стороны Эмбер обычно хватало, чтобы слишком болтливые прикусили язычки.

И всё это было прекрасно — балы, поклонники, новая жизнь и закалённый в горниле невзгод характер... Но Эмбер категорически расхотела выходить замуж. Как-то раз много позже она обронила в беседе со мною:

— В то время мне казалось, что каждый, кто сознаётся в серьёзных чувствах ко мне, чем-то похож на Джервиса. А тот, кто не сознаётся... Вы понимаете ведь, Виржиния?

Я понимала... А леди Милдред, видимо, в своё время понимала ещё лучше и видела дальше. Да, можно оступившуюся принцессу научить держаться как ледяная королева — воспитание и счастливое детство во всеобщем поклонении никуда не делись, достаточно освоить несколько новых приёмов — и новая маска готова. Пикировки с соперницами, влюблённые вздохи поклонников и свита из старых дев служили неплохой опорой. Но когда сезон закончится, новоявленной королеве придётся вернуться снова в своё поместье... К той самой башне, в тот самый сад.

А Эмбер тогда только-только исполнилось семнадцать. Молодость легко учится и не сомневается, вступая на новый путь, но и в отчаяние ныряет также без сомнений и с лёгкостью.

Леди Милдред понимала, что Эмбер нужна была опора, нечто безусловное, непоколебимое, постоянное, кардинально отличающееся от эфемерного восторга поклонников и сиюминутных побед на балах. Кто знает — возможно, бабушка обсуждала этот вопрос не только с подругами, леди Абигейл и леди Эрлтон, но и с сыном; по крайней мере, помощь пришла именно с его стороны. И однажды за завтраком Эмбер услышала вместо привычного разговора о погоде лаконичное:

— Что вы думаете о браке по расчёту? У меня есть на примете человек, который никогда и ни при каких обстоятельствах не напомнит вам о Джервисе.

Такая постановка вопроса, разумеется, не могла не пробудить хотя бы извечное женское любопытство. Эмбер согласилась, чтобы ей представили претендента...

Им оказался барон Вайтберри. И если уж существовал мужчина в Аксонии, меньше всего похожий на Джервиса, то это был именно он — невысокого роста, серый, незаметный, с глазами сонного спаниеля. Барон не стал ходить вокруг да около и при первой же встрече меланхолично сообщил, глядя снизу вверх:

— Я могу предложить вам немногое — состояние, репутацию и уважение, как со своей стороны, так и со стороны высшего света. От вас мне нужно только одно, достопочтенная мисс Мэйнард — сияйте так же, как и сейчас. Ослепляйте... чтобы меня за вашим сиянием не мог разглядеть никто. А все остальные заботы я возьму на себя.

Не знаю, что повлияло на Эмбер тогда сильнее — взгляд сонного спаниеля, такой не похожий на горячие взгляды Джервиса, или это обещание, которое она цитировала потом по памяти много-много раз, но в назначенный срок, после надлежащих ухаживаний и ритуалов барон Вайтберри получил согласие.

Янтарь — не самый яркий камень; он тёплый, спокойный, не сверкает, не блестит. Однако Эмбер, получив такую нужную для неё опору, словно засияла изнутри — и стала солнцем.

Потом случилось очень много всего, и хорошего, и плохого. Первенец Эмбер умер от пневмонии, не дожив и до четырёх лет. Когда же она носила под сердцем второго ребёнка, то случилось несчастье, как принято говорить... Барон ни разу и словом не попрекнул жену. После второго случая он даже оставил службу, чтобы находиться рядом с Эмбер неотлучно. Наверное, это и сблизило их окончательно, превратив брак по расчёту в историю крепкой дружбы, а затем и нежной, трогательной любви.

...Так или иначе, из всей этой истории Эллису требовалось знать лишь одно — три года назад барон Вайтберри оставил службу.

— Понимаете ли, — осторожно произнесла Эмбер, подводя итог короткой истории, — он действительно ушёл со службы. Окончательно. Хотя обычно с такой службы не уходят. Но у него были серьёзные причины... Наше дитя. И были хорошие связи там, — со значением выделила она голосом последнее слово.

Эллис задумался, потом взглянул на меня, на Эмбер...

— О-о-о, — вздохнул он. — Кажется, я понял, почему вы упомянули, что с будущим супругом вас познакомил именно лорд Эверсан... отец леди Виржинии. Скажите, а с маркизом Рокпортом ваш супруг случайно не дружен?

Эмбер довольно улыбнулась:

— Дружен. Хотя в последние годы маркиз гостит у нас крайне редко, — сказала она и бросила на меня взгляд искоса. — У него весьма... много забот.

Детектив на секунду прикусил губу, глотая неуместный смешок.

— Ясно. Скажите, а не может ли быть такого, что ввиду крайней занятости маркиза в последнее время таланты вашего супруга могли вновь, гм, понадобиться?

Леди Вайтберри опустила взгляд, всерьёз задумавшись. А затем ответила, крайне аккуратно подбирая слова:

— Видите ли, о такого рода делах он никогда не говорит со мною... по известным причинам. Но в последние месяцы он нередко уезжает на несколько дней. А ещё мы стали часто присутствовать на званых ужинах и вечерах, выходить в общество, хотя сезон уже давно закончился.

— Очень хорошо, — туманно ответил Эллис и растерянным жестом надвинул кепи ниже на лоб. — Очень хорошо... — повторил он. — Вертится на языке тут одна догадка... Леди Вайтберри, вы не могли бы хотя бы одним словом намекнуть мне, чем именно по долгу службы занимался ваш супруг раньше? Не тем, чем занимается маркиз, я полагаю. И не тем, чем занимался в своё время отец леди Виржинии.

Эмбер постучала кончиком пальца по набалдашнику своей трости — медово-золотому шару из янтаря, затем оглянулась на ряды с картинами, на людей, прогуливающихся по белым дорожкам.

— Что ж... Если говорить одним словом, то это будет слово "церемонии".

Эллис понял — и просиял улыбкой:

— Думаю, это очень удобно для него — в любом обществе становиться всего лишь тенью своей блистательной жены.

— Вижу, мы друг друга поняли, — кивнула Эмбер. — Но, возвращаясь к мисс Купер и...

— Мне интересно, — перебил её Эллис и повернул голову, оглядываясь через плечо на выставку под открытым небом. На фоне бьющего из-за облаков рассеянного света он казался одним из тех никконских рисунков тушью, набросков, что создаются одним движением кисти — длинноногий, в смешном великоватом пиджаке и с уязвимо открытым горлом. Но лично я бы не рискнула воспользоваться этой мнимой уязвимостью; ведь даже если и лопнет струна, столь туго натянутая, то по руке врага она хлестнёт с такой отдачей, что не останется ни одной целой кости. — Хотя интересы мои далеки от ваших, мы, похоже, всё же принесли друг другу пользу. Выбросьте из головы мисс Купер. Если эта девица просто флиртует по привычке или мстит вам за размолвку, то это будет напрасной тратой её усилий — сдаётся мне, что из всех женщин в мире для барона Вайтберри существуете вы и только вы. А если мисс Купер задумала нечто иное... — Эллис сунул руки в карманы пиджака и нахохлился, как мокрый воробей. — Есть у меня одна идея, как получить подтверждение своим догадкам, но для её воплощения мне понадобится ваша помощь, леди. Всех вас, я имею в виду. Более того, — улыбка его стала лукавой, — я намереваюсь самым нахальным образом умолчать о результатах этой маленькой проверки и оставить вас томиться в неведении до тех пор, пока расследование не будет полностью завершено. Так вы мне поможете?

— Разумеется, — ответила Эмбер, не колеблясь.

"Очередная жертва обаяния Эллиса", — подумала я, вспомнив отчего-то давнишний монолог Зельды о характере несносного детектива, и кивнула:

— Сделаю всё возможное, конечно.

Глэдис и герцогиня Дагвортская, хотя и не испытывали особенного воодушевления, однако тоже согласились помочь.

Просьба Эллиса оказалась очень простой — пока не вернулся мистер Фокс, нужно было разбить компанию лорда Уилфилда и развести всех по разным углам, фигурально выражаясь. Леди Абигейл и леди Клэймор взялись за самого Уилфилда, леди Вайтберри — и это даже не обсуждалось — попыталась разлучить мисс Купер и собственного мужа, а мне досталась леди Уилфилд. Мадлен же выполняла крайне ответственное задание — бродила туда и обратно, выглядывая в толпе мистера Фокса.

Пожалуй, в чистом поле или где-нибудь в полупустом салоне на званом ужине мы бы не справились. Но среди множества картин... Право, грех не воспользоваться таким удобным поводом!

Встреча, якобы случайная, и приветствие вышли вполне естественными. Эмбер даже отпустила шпильку в сторону мисс Купер, что-то насчёт туманов, цвета лица и ускользающей молодости. А вскоре после этого леди Абигейл, завязав разговор с лордом Уилфилдом, замедлила шаги, незаметно отделяя его от остальной компании. Затем и мне удалось заманить леди Уилфилд в проулок с забавными карикатурами, якобы разглядев на одной из них крамольное сходство с Его Величеством. А мисс Купер увлеклась пикировкой с леди Вайтберри и, сама того не замечая, последовала точь-в-точь по намеченному Эллисом пути.

Не знаю, впрочем, как у других, а у меня успех явно объяснялся желанием леди Уилфилд на минутку ускользнуть из общества мужа и слишком яркой, говорливой колонианки.

— Да, действительно, — растерянно произнесла графиня, подслеповато щурясь на карикатуру. — Что-то общее с Его Величеством есть. Надеюсь, это случайное сходство.

Художник, богемного вида толстяк в полосатом кепи набекрень, приосанился, всем своим видом показывая, что случайности тут ни при чём, а дёло в его, художника, смелом авторском замысле.

— Неслыханная наглость — делать такое в преддверии свадьбы Его Величества и герцогини Альбийской, — согласилась я, лихорадочно вспоминая последнюю светскую хронику. — В "Бромлинских сплетнях" ведь писали недавно, что радостного события следует ожидать не позднее, чем через полтора года.

— Да, — снова повторила леди Уилфилд, слишком уж пристально глядя на картину. Художник забеспокоился, хотя прозрачно-голубые очи графини не выражали ни грана угрозы, только беспокойство и странную, точно бы застарелую усталость. — Говорят, очень скоро объявят о помолвке, и тогда уже до свадьбы будет недалеко, год или около того. Учитывая возраст Его Величества, это пойдёт только на пользу Короне... И так слишком много слухов бродит о том, что якобы престол после бездетного монарха может унаследовать кто-то из младших принцев. Даже в Парламенте поговаривают о возрастающем влиянии герцога Ширского... Впрочем, не стоит о политике, — спохватилась она запоздало и бросила на меня многозначительный взгляд, давая понять, что этот монолог не был случайной оговоркой.

Пожалуй, впервые я пожалела, что держусь от политики в стороне.

— Не стоит, — послушно согласилась я, чувствуя себя одновременно растерянной, заинтересованной и озадаченной. Мысли перескакивали с одного на другое, и потому становилось ещё тревожнее. Подумалось, например — не приобрести ли для себя другую карикатуру? Может, сходство с Его Величеством на картине, которую мы уже с минуту разглядывали, и было надуманным, но вот персонаж на второй картине совершенно точно напоминал Эллиса, даже волосы были такого же непонятного серо-чёрного цвета, из перемешанных седых и не выцветших ещё прядей. — В такой замечательный день...

— Да, — в третий раз сказала леди Уилфилд, и впалые щёки её отчего-то порозовели. — Знаете ли, леди Виржиния, я всегда хотела сказать вам... а может быть, и не вам... но обязательно сказать, что я не выношу политику. Совершенно не выношу, понимаете?

— Конечно... — начала я было, но графиня продолжила с необычным упорством:

— И не одобряю то, что делает мой муж, хотя по понятным причинам молчу. Я хочу, чтобы мои дети спокойно унаследовали титул, — леди Уилфилд запнулась. — Я лично занималась их воспитанием. Это очень послушные дети.

Тут уже любому стало бы совершенно очевидно, что реплики леди Уилилд имеют двойное дно. Но вот какое именно... Промелькнула мысль посоветоваться с маркизом, раз уж он вплотную занимался связями Уилфилда и покойного Чендлера. Но додумать её я не успела — в отдалении, примерно в той стороне, куда направились супруги Вайтберри и мисс Купер, затянул кто-то песню без складу без ладу. Голос был знакомым — кажется, это пел тот самый художник, который до того жонглировал красными мячиками и зазывал посетителей к своим картинам смешными стишками. Но сейчас в песне речь шла не о картинах, а о несчастной любви — и некоем подлом предателе по имен...

— Бьянки, Бьянки! Ты меня обманул, ты нас всех обманул! Как Рикардо и Фелиппе, как Ромео и Джузеппе, ты такой же, как все эти, нехороший человек! — горланил бесталанный певец.

Я поморщилась — и, взглянув на леди Уилфилд, поняла, что выражения лиц у нас сейчас примерно одинаковые, и мы рассмеялись.

После этого в парке Дейзи-Раунд мы провели ещё около часа. За это время успел возвратиться мистер Фокс, явно не ожидавший встретить меня в компании Уилфилдов, а Эмбер порядком истощила запасы острот. Леди Клэймор тоже развлекалась на свой манер — постоянно обращалась к мисс Купер, пересыпая речь наукообразными словечками и чудовищными конструкциями вроде "Религиозная и светская символика в постимпрессионистских внецикловых картинах Нингена позднейшего периода чудесным образом перемешиваются, вы так не считаете?". Колонианка через некоторое время явно потеряла нить беседы и отвечала абсолютно невпопад, и Глэдис с добрейшей улыбкой воплощённого Терпения поправляла её.

Леди Абигейл и леди Уилфилд явно одобряли это, а вот лорд Уилфилд не на шутку забеспокоился и даже несколько раз попытался прийти своей гостье на помощь — впрочем, безуспешно.

К счастью, начался мелкий дождик и избавил нас от необходимости находиться в обществе друг друга.

Надо ли говорить, что мисс Купер была просто счастлива?

Признаться, я уже почти позабыла о поручении Эллиса, когда он внезапно появился из-за очередного поворота в выставочном лабиринте и сходу увлёк Эмбер в сторону, не обращая внимания на слегка удивлённый взгляд её супруга. Издалека я расслышала только один из вопросов детектива:

— ...а в какой именно момент? Вы уверены?

Но ответила Эмбер слишком тихо.

Затем мы тепло распрощались — и разошлись в разные стороны. Эллис наконец забрал у Мадлен корзинку с провизией и направился вперёд по дорожке, весело посвистывая. Войдя в лес, под сень деревьев, он замедлил шаг, позволяя нам с Мэдди нагнать его.

— Вижу, вы удовлетворены результатами вашего маленького опыта, — констатировала я, заглянув в лицо детективу. Он отсалютовал мне своим кепи:

— Не без этого. Хотя мой карман в процессе и полегчал на пять рейнов.

— И вы расстались с ними безропотно? — удивилась я.

— Не просить же у вас денег на глазах всех этих леди, — фыркнул он. — Меня же растерзают. Взглядами. Кроме того, результат действительно оказался... неожиданным, — признался он.

Я сощурилась. У меня засосало под ложечкой — то ли от нехорошего предчувствия, то ли от чувства голода, ведь после завтрака прошло уже порядочно времени.

Спокойнее было думать, что виноват голод.

— Это связано с поручением, которое вы дали Эмбер?

Детектив кивнул:

— Да. Я заплатил тому горластому художнику, чтоб он спел на любой мотив любую ерундовину, какая ему в голову взбредёт. Но чтобы в песне обязательно присутствовали две фразы: "Все романцы — изменники в любви" и...

— О Бьянки-предателе.

— Именно, — подтвердил Эллис и усмехнулся: — Видите ли, в свете некоторых наблюдений мне показалась интересной одна деталь... Помните, Виржиния, как вы рассказывали о первой встрече с мисс Купер и о реакции на романского гувернёра, мистера Бьянки? Так вот, сегодня я вдруг вспомнил о ней и захотел узнать, кто, собственно, обидел нашу колонианку, все романцы скопом или кто-то определённый. Так вот, ваша чудесная подруга, леди Вайтберри, сказала, что мисс Купер дёрнулась в тот момент, когда прозвучало имя "Бьянки". А если учесть, что романских имён тот певец наворотил в своей песенке целую кучу... интересно выходит, правда?

Меня как холодной водой окатило. Эллис был прав. Я тоже услышала из всей песни только эту строчку, о Бьянки-предателе — но лишь потому, что слышала и сама произносила фамилию гувернёра несколько раз в день.

Получается, что мисс Купер тоже её знала?

Впрочем, строить предположения сейчас было абсолютно бесполезно. Эллис, если и сделал какие-то выводы, то озвучивать их пока не собирался — значит, и спрашивать его смысла нет, всё равно не ответит. Я подумала, не стоит ли рассказать детективу о словах леди Уилфилд, но решила пока этого не делать, прежде чем не посоветуюсь с маркизом. Графиня очевидно намекала на некую тайну, имеющую отношение к политике, а не к обычным преступлениям, и главе Особого отдела туманные намёки явно дали бы куда больше пищи для размышлений, нежели простому сыщику.

Когда мы вышли к площадке для автомобилей, дождь почти прекратился — по крайней мере, в шляпке и в сравнительно тёплом для лета костюме он совсем не ощущался. Лайзо сидел за рулём и почитывал мятую газету. Я невольно улыбнулась — такое чувство, что он отнял её у кого-то с боем. Увидев нас ещё издали, он поспешно свернул газету в трубку и сунул её в ящик для мелочей рядом с сиденьем.

— Задание выполнено, — с удовольствием отчитался Лайзо передо мною, приглашающе распахнув дверцу автомобиля. — Поглядел я на этого вашего Фокса и с мальцом пообщался. Ну и подозрительный паренёк, я вам скажу! Врёт как дышит. Назвался Джимом, и сомневаюсь я, что его матушка хоть раз в жизни так окликнула.

Эллис плюхнул корзину на капот, откинул крышку и внимательно оглядел содержимое. Пирогов там больше не осталось, зато нашлись два яблока в карамельно-коричной глазури, красивые и ароматные — хоть сейчас на витрину кондитерской. Цапнув одно из них, он поманил Лайзо пальцем.

— Иди-ка сюда, поговорим поподробнее. А милые леди пусть посидят в автомобиле, нечего под моросью мокнуть. Потом им перескажешь, если они любопытствовать будут.

На самом деле эта попытка оградить нас от беседы была исключительно формальной — вероятно, Эллис вообще предпринял её для того, чтоб потом отчитываться перед маркизом Рокпортом. С приоткрытой дверцей всё было прекрасно слышно. К тому же Лайзо, разговаривая с детективом, почти не использовал излюбленных своих просторечных словечек и выражений, приберегая их, видимо, для меня лично.

Вот шутник...

Что же касалось дела, то нам было уже не до шуток.

Встреча мистера Фокса и "Джима" продлилась всего несколько минут, но разговор получился бурный. Колонианец сперва выговаривал юноше за что-то, а тот горячо оправдывался. Увы, безрезультатно — в какой-то момент Фокс настолько разозлился, что отвесил собеседнику оплеуху.

— А парень смолчал, — заметил Лайзо, недобро щуря зелёные глаза. — Видимо, старшинство признаёт. Я гнев издали чую, но здесь, Илоро, только страхом пахло, такие дела.

— Да-а, — протянул Эллис задумчиво. От яблока в карамели осталась к тому времени одна веточка, и то порядком измочаленная. — Что-нибудь дельное расслышал?

— Всё обрывки больше, — покачал головой Лайзо. — А целого да верного... Разве что "они не могли пропасть бесследно", а ещё — "это твоя вина, ты и исправляй". Верно, паренёк-то важную штуку потерял. Может, такую, что не в деньгах ценится, а в чём-то подороже.

— Интересно... Кстати, он хоть сказал, кем работает?

— Говорит, на посылках, то да сё, — хмыкнул Лайзо. — Но как хозяин подошёл, "Джим" за руль уселся. Водитель он, что хочешь поставлю на это. Притом автомобили очень любит, и механик из него, думаю, неплохой.

— О! — Эллис оживился. — А хозяина описать сможешь? Номер автомобиля по регистру запомнил?

Лайзо фыркнул:

— Ай, обижаешь! Вон, портрет набросал даже. Поверх статьи, правда, но когда тебя это смущало? И номер записал.

Эллис на радостях полез обниматься — и, кажется, заодно вытер перепачканные карамелью и соком пальцы о свитер Лайзо. Затем важное доказательство — помятая газета с рисунком, скорее, напоминающим дружеский шарж, нежели классический портрет — перекочевало за пазуху к детективу, а Лайзо наконец уселся на место водителя и завёл мотор.

— Что ж, за мистером Фоксом нужно установить слежку, — подытожил Эллис, просунув голову в открытое окошко. — Только у меня нет лишних людей... Впрочем, я знаю, где их раздобыть. А вы, Виржиния, будьте осторожнее с мисс Купер и этим её секретарём... И спасибо за угощение. Вам тоже спасибо, Мадлен, — подмигнул он неожиданно, и Мэдди залилась ярким румянцем, какой всегда бывает у рыжих.

Лайзо махнул рукой, отсылая приятеля — и автомобиль тронулся. Эллис едва успел голову высунуть из окна. Впрочем, он, кажется, был не в обиде, потому что мысли его всецело занимало расследование. Когда я обернулась, чтобы напоследок взглянуть на детектива, то увидела, что он так и стоит на том же месте, уткнувшись в мятую газету, бормочет что-то и в такт словам дирижирует свободной рукой. Корзинка сиротливо притулилась у его ног.

Вид у него при этом был пресчастливый.

В кофейню мы в итоге попали уже около семи — пока я переоделась, пока мы пообедали с Мадлен...Уже перед самым уходом мистер Чемберс сообщил, что принесли почту, очень много, и, судя по имени отправителя и адресу, это касалось восстановления фамильного замка. Но, как назло, именно тем вечером в "Старое гнездо" обещались заглянуть важные гости, и пришлось отложить изучение письма на потом.

...и после не менее насыщенного, чем день, вечера, "потом" благополучно отодвинулось на завтрашнее утро.

— Устаёте сильно, да, леди? — сочувственно поинтересовался Лайзо, разбудив меня, когда автомобиль наконец подъехал к дому. Я и сама не поняла, когда задремала — кажется, только прикрыла глаза на мгновение, и вот уже гипси окликает меня негромко, и нужно обязательно проснуться.

А так не хочется!..

— Нет, — вздохнула я. — Вероятно, погода всему виной, эти дожди так надоели уже. Да и количество дел и планов на ближайшие недели... Откровенно говоря, мистер Маноле, впервые в жизни меня ужасает объём работы.

— Понимаю, — вздохнул он и подал мне руку. Я выбралась из салона, чувствуя лёгкое головокружение. — Вы простите, что спрашиваю... Но дневники-то вы ещё читать не пробовали? Ну, во сне.

Дремота слетела с меня, как по щелчку пальцев.

— Я забыла о них. Представьте себе, совершенно вылетело из головы, — с лёгким удивлением призналась я, пытаясь вспомнить, когда в последний раз всерьёз подумывала проверить теорию Лайзо.

Нет — самая мысль об этом стёрлась, как меловая надпись с грифельной доски, по которой кто-то провёл мокрой тряпкой.

— Не берите в голову, — посоветовал Лайзо от души. Я вздохнула, чувствуя себя немного виноватой. — Когда время придёт — всё получится... Только вы мне скажите тогда заранее, ладно?

— Хорошо, — согласилась я, пропустив мимо ушей даже его фамильярное "ладно".

Кажется, Лайзо искренне беспокоился за меня.

Оказавшись в своём кабинете, я в первую очередь отыскала записную книжку и внимательно изучила расписание дел и встреч на ближайшие две недели. Выходило, что в следующую пятницу я относительно свободна — на утро субботы не назначено ни визитов, ни переговоров, а важных гостей накануне вечером нет. Может, мне стоит уже рискнуть и?..

Когда я заносила в графу планов коротенькое и простое "Воспоминания, сон", руки у меня немного дрожали. Отчаянно захотелось чего-то настоящего, действительного, реального, бесконечно далёкого от мистики...

Например, политики?

Я улыбнулась и поверх всей следующей недели размашисто написала:

"Встретиться с дядей Р."

На следующий день мне пришлось изрядно задержаться дома из-за письма, которое доставили накануне. Кроме вполне ожидаемых финансовых трудностей вскрылись ещё и некоторые трудности юридические. В частности молодой помощник мистера Спенсера, посланный для детального осмотра самого замка и прилегающих территорий, выяснил, что новый священник, отец Адам, получивший в управление этот приход всего около шести лет назад, вырубил часть моего сада на границе с церковными землями и устроил там так называемый "благотворительный огород". Сомневаюсь, что выращенные трудами прихожан овощи в конечном итоге попадали в суп для бедняков — скорее уж, на прилавок одного из ближайших рынков, но как это доказать? Конечно, моё право собственности на тот участок сада было неоспоримым, и иначе как воровством действия отца Адама не назовёшь. Однако просто так приказать снести огород, перекопать землю и вновь засадить её яблонями я не смогу — вдруг деньги правда шли на благотворительность? Тогда общество вряд ли одобрит мой поступок, пусть даже и совершенно законный... И значит, если договориться со священником мирно не удастся, мне придётся обращаться в суд.

А процесс наверняка затянется не на один год — церковь имеет обыкновение горячо защищать даже оступившихся своих сынов.

В итоге я написала два письма: одно для адвоката, другое — для мистера Спенсера с короткой благодарственной припиской его молодому протеже за прекрасно проделанную работу. Это, разумеется, было только началом — вскоре начнутся бесконечные встречи, совещания и переговоры, и тогда у меня точно не останется ни одной свободной минутки. Однако отступать некуда — средства на восстановление замка изысканы, да и ремонт на деле уже начат, и отказ от первоначальной затеи сейчас выйдет очень дорого... во всех смыслах.

— Итак, Юджи, — вздохнула я, когда оба письма были запечатаны, а отчёт перекочевал в ящик стола, запирающийся на ключ. — Передашь корреспонденцию мистеру Чемберсу, он знает, что делать. На сегодня это всё, дальше занимайся своей обычной работой. Или ты можешь присоединиться к урокам мистера Бьянки — если не ошибаюсь, занятия сегодня проходят в библиотеке. Математика и аксонская грамматика... Это было бы весьма полезно.

Юджиния залилась таким ярким румянцем, что если б я не знала об этом её забавном свойстве, то решила бы, что у бедняжки жар.

— Как пожелает леди, — пролепетала она. — Образование очень важно... Конечно, я буду прилежно учиться...

— Что ж, такое трудолюбие достойно уважения, Юджи. Ступай.

Глядя на неё, я вспоминала значение слова "окрылённая".

Вскоре в кабинет постучалась Магда и сообщила, что обед готов, и "если леди пожелает"... Я посмотрела на часы и со вздохом признала, что пора бы уже и "пожелать", иначе вечером в кофейне мне придётся нелегко.

Да и не так часто в последнее время нам с Лиамом удавалось пообедать вместе... Интересно, поднаторел ли он с тех пор в непростой науке этикета?

На ходу вспоминая, с каким трудом в самом начале мальчик учился различать пятнадцать видов вилок и вилочек для разных блюд на "Мартинике", я немного отвлеклась от окружающей действительности — и, когда увидела в галерее, у окна, невысокого мужчину, то сперва испугалась. И только через долгую-долгую секунду сообразила, что это всего лишь мистер Бьянки.

— Добрый день, леди Виржиния, — первым поздоровался он, когда я подошла ближе. — Бесконечно счастлив видеть вас в добром здравии и в неизменно хорошем расположении духа.

— Добрый день, — улыбнулась я. Бьянки по обыкновению был в одном из своих строгих костюмов, коих, по моим наблюдениям, у него имелось четыре или пять, причём цвета так хорошо сочетались между собою, что жилеты можно было смело менять местами и таким образом изрядно разнообразить гардероб. Впрочем, жилеты и шейные платки, как я уже поняла, были тайной страстью гувернёра. Сегодня, к примеру, он выбрал синий платок и серый жилет в тонкую тёмно-голубую клетку. — Как успехи Лиама в учёбе?

— Он любознательный и усердный юноша, и это с избытком искупает его неискушённость во многих сферах науки, — рассеянно похвалил его Бьянки и вновь скосил взгляд на что-то за окном. — Но дела идут хорошо и, полагаю, через два года он обзаведётся широким кругом знаний вдобавок к острому от природы уму.

— Рассчитываю на ваши таланты преподавателя, — ответила я, пытаясь проследить за взглядом мистера Бьянки. — Понимаю, что спрашивать ещё рано, но не проявлял ли уже Лиам интереса к какой-нибудь благородной профессии? Доктор, адвокат, книгоиздатель, дипломат?.. Титул — это очень хорошо, но такому мальчику вряд ли подойдёт жизнь благородного бездельника.

— Полностью согласен с вами, леди. Но пока юноша интересуется, увы, лишь частным сыском. Например, он спросил меня недавно, нет ли каких-либо книг, детально описывающих раскрытие преступления. Я посоветовал ему сочинения сэра Артура Игнасиуса Монро. В вашей библиотеке имеется три тома, если я не ошибаюсь.

— Да, верно, отец был поклонником таланта сэра Монро, — согласилась я. — И, кажется, даже приятельствовал с ним одно время... Мистер Бьянки, простите моё любопытство, но на что вы смотрите всё время? Никак не могу понять.

У гувернёра дёрнулся уголок рта.

— Мне бы не хотелось никого зря пугать, леди Виржиния, но если вы спрашиваете... — Бьянки на мгновение прикусил губу, хмурясь, и легонько постучал пальцем по стеклу. — Обратите внимание вон на того молодого человека в шляпе.

Я шагнула ближе и прищурилась, всматриваясь в указанном направлении. Из-за тумана предметы вдали немного расплывались, но юноша в сером котелке был достаточно близко, чтобы разглядеть его хотя бы в общих чертах.

— На того, что читает газету?

— Именно. Мне кажется, я видел его уже несколько раз.

— Ничего удивительного, — пожала я плечами. — Многим нравится гулять по Спэрроу-плейс. Это очень красивая площадь — фонтан, каштаны, пышные клумбы, старинные особняки, здание Управления Спокойствия слегка в отдалении... Возможно, юноша живёт поблизости. Приехал навестить родственников, например.

— Для обитателя или гостя одного из особняков в округе он слишком бедно одет, — заметил мистер Бьянки. — А для гувернёра слишком молод. Я почти уверен, что встречал его поблизости от вашего дома, леди Виржиния, и в дневное время, и вечером. А в первый раз заметил его на прогулке, в парке Черривинд, где мы с юным баронетом Сайером на практике подкрепляли урок ботаники и учились различать местную флору. Не могу сказать с точностью, но, кажется, это был тот же самый молодой человек.

Признаться, я почувствовала себя немного обеспокоенной. Конечно, юноша с газетой выглядел вполне безобидно, но...

— Парк Черривинд достаточно далеко отсюда. Разумеется, встреча может быть и случайной. Однако сообщите мне, если ещё раз увидите этого юношу, — попросила я. — Не предпринимайте ничего самостоятельно — я сегодня, после завтрака, же напишу знакомому детективу обо всём этом, так что подождём его рекомендаций. А если вы ещё решите отвести Лиама в парк или в музей, то скажите мистеру Маноле, чтобы он вас сопроводил.

Бьянки скромно кашлянул, быстро скосив глаза в сторону юноши в котелке.

— Полагаете, этого будет достаточно? Мистер Маноле не показался мне человеком, достойным... — гувернёр резко замолчал и прикоснулся к узлу шейного платка. — Простите, леди Виржиния, я оговорился. Разумеется, ваш выбор прислуги безупречен.

Мистер Бьянки говорил исключительно вежливо и уважительно, похоже, искренне раскаиваясь в том, что успел сказать — и том, что хотел сказать. Однако я почувствовала себя...

...уязвлённой?

— О, нет, не беспокойтесь, — растянула я губы в улыбке. — Вы не произнесли ничего предосудительного. Каждый может быть введён в заблуждение манерами другого человека. А поведение мистера Маноле, не могу не признать, очень способствует разнообразным заблуждениям, увы. Впрочем, этого человека мне порекомендовали в Управлении Спокойствия, — покривила я против истины. Совсем чуть-чуть — Эллис ведь действительно работал в Управлении. — Так что он сможет уберечь вас от беды.

Я рассчитывала, что мои слова успокоят мистера Бьянки, но он вдруг побелел, а зрачки у него расширились.

— Понимаю, — кивнул гувернёр, уже не просто прикасаясь к шейному платку, а значительно ослабляя узел. — Действительно, мне стоит непременно последовать вашему совету... Простите, здесь, кажется, немного душно.

— Тогда нам следует спуститься вниз, — согласилась я, порядком озадаченная. — И обед уже готов. Мне не следует подавать Лиаму дурной пример и опаздывать к мною же назначенному сроку.

Так или иначе, но юноша в котелке успел испортить мне аппетит самим фактом своего существования. И за супом, и за рыбным жарким, и за десертом я всё время возвращалась мысленно к нему. Конечно, самой пугающей — и прилипчивой — была версия, что юноша следит за мной и подослан, скажем, мисс Купер. Но это слишком смахивало на детективный роман авторства сэра Монро. Гораздо вероятней, что мистер Бьянки просто перепутал его с кем-то из-за головного убора или похожего пиджака. Или, к примеру, что дядя Рэйвен отправил одного из своих подчинённых приглядывать за мною, как неоднократно случалось уже раньше...

Как я ни старалась забыть и успокоиться, таинственный преследователь не выходил у меня из головы. Эллис, хоть и получил мою записку с подробным описанием происшествия, однако отвечать на неё не спешил. Постепенно к предположениям о личности возможного преследователя прибавилось ещё одно — вдруг это был тот самый претенциозный журналист, "Обеспокоенная Общественность"? Не зря давненько не появлялось ни одной статьи за его авторством...

Не было и это затишьем перед бурей?

Неудивительно, что при встрече с дядей Рэйвеном я, едва поздоровавшись, спросила полушутливо-полувсерьёз:

— Признайтесь, это не ваш человек бродит вокруг моего особняка в последние дни? В сером котелке, потёртом пиджаке и с пристрастием к газетам? Он успел уже напугать мистера Бьянки и...

Я осеклась, не договорив.

Маркиз ещё не ответил, но тень в его глазах сказала мне больше, чем хотелось бы.

— Будьте так любезны, драгоценная моя невеста, опишите человека в котелке немного подробнее, — сухо попросил он. — А также обстоятельства встречи, время и степень вовлеченности мистера Бьянки во всё это.

Тон его заставил меня зябко поёжиться и почувствовать себя виноватой без причины.

— Боюсь, я не смогла разглядеть его достаточно хорошо. Могу сказать только, что на вид ему было не больше восемнадцати лет, волосы у него острижены достаточно коротко, цвет тёмный. Не поручусь, правда — чёрный или каштановый... С ростом тоже затруднение — из-за расстояния легко ошибиться, но мне показалось, что пиджак был этому юноше великоват в плечах и по длине.

— Значит, скорее всего, рост средний или маленький, — кивнул дядя Рэйвен. — Что ж, это уже много. А когда вы видели его?

— На днях, — нахмурилась я. Мне казалось, что с тех пор прошло уже больше недели, но это, разумеется, было обманчивое впечатление, сложившееся из-за обилия работы. — Однако мистер Бьянки утверждает, что встречал его не единожды. Вам лучше поговорить с гувернёром, право.

Отчего-то меня не оставляла мысль, что я сейчас очень осложнила жизнь мистеру Бьянки.

— Тогда сообщите ему, что завтра его допросит мой человек... — начал дядя Рэйвен, и я едва не поперхнулась глотком сладкого кофе с мёдом и кардамоном. — То есть, разумеется, поговорит с ним, — поправился маркиз, очевидно, нисколько не раскаиваясь. Я кашлянула, глядя в сторону, и он вздохнул, сдаваясь: — Я пришлю Мэтью. Возможно, не завтра тогда, но в ближайшие дни. Вы ещё кому-нибудь рассказывали об этом юноше в котелке?

— Сообщила Эллису, но от него пока не было новостей.

— Гм, — задумался дядя Рэйвен. — Если отправить слежку одновременно и из Управления, и из моей службы, то можно спугнуть рыбку... Я свяжусь с детективом Норманном сегодня же, согласуем действия. Однако поговорить с мистером Бьянки так или иначе будет не лишним.

— Что ж, оставлю слугам указание впустить мистера Рэндалла, — кивнула я, стараясь выглядеть невозмутимой. Сама возможность "допроса" Бьянки человеком, похожим на меня, как брат-близнец, казалась почему-то невероятно смешной, и трудно было удержаться от улыбки. Интересно, о чём подумает гувернёр? Что Мэтью Рэндалл — незаконнорождённый сын графа Эверсана?

Честно говоря, я бы и сама так решила, если б не знала, что это исключено. Дядя Рэйвен, конечно, никогда не распространялся о биографии своего секретаря, но, легко разгадав подоплёку моего интереса, объяснил, что внешнее сходство — шутка природы, чистая случайность.

"Но эта случайность, признаться, сыграла юноше на руку, когда мне пришлось решать его судьбу", — туманно добавил он тогда. И больше, несмотря на настойчивые расспросы, не рассказал ничего.

— Благодарю за содействие, драгоценная моя невеста, — механически кивнул дядя Рэйвен, очевидно, уже глубоко погрузившийся в размышления о моём предполагаемом преследователе. По крайней мере взгляд, которым маркиз провожал Мэдди, снующую по залу с полным подносом кофейных чашек в руках, был слишком уж мрачным и опасно-цепким. Пожалуй, такого не заслуживали даже миссис Скаровски и полковник Арч, излишне горячо спорящие о том, будет ли война с Алманией или газеты опять врут. Представитель же газет, Луи ла Рон, скромно помалкивал и попивал "огненный" кофе, названный так за сочетание пряного ликёра и красного перца.

— О, не стоит, ведь это в моих интересах. Это я должна благодарить вас, дядя Рэйвен, — совершенно искренне ответила я. И, зацепившись за слово "интересы", вспомнила о странном диалоге с леди Уилфилд на выставке. — К слову, не могли бы вы прояснить кое-что для меня? Кое-что, имеющее отношение к политике, если быть точнее.

— К политике вам лучше отношения не иметь, с вашей-то наследственностью, Виржиния, — с неожиданной горечью откликнулся маркиз, но сразу же добавил: — Прошу прощения. Разумеется, я готов выслушать вас и помочь всем, чем смогу. В чём заключается суть дела?

Фраза насчёт наследственности меня очень задела, но я не подала виду. Во-первых, дядя Рэйвен, вероятно, намекал на деятельность моего отца, о которой был осведомлён больше, чем кто-либо иной, а потому также имел и право судить. А во-вторых, мне — положа руку на сердце — совершенно не хотелось касаться ничего, связанного с политикой. Дело Чендлера оказалось невероятно грязным, даже в высшей степени, нежели Душителя с Лиловой Лентой, Дугласа Шилдса или Финолы Дилейни, и добровольно вмешиваться в нечто подобное опять...

— Не так давно у меня состоялся крайне загадочный разговор с леди Уилфилд, — начала я, подав Мэдди знак унести пустые чашки. — Мы случайно встретились на выставке в Дэйзи-Раунд. Туда привозят картины так называемые уличные художники... Вы знаете, я думаю, как это происходит? — спросила я. Маркиз кивнул. — Словом, там нашлась одна презабавная карикатура, немного напоминающая Его Величество... Мы, разумеется, осудили её, а потом речь зашла о якобы скором объявлении о помолвке между Его Величеством и Герцогиней Альбийской. И леди Уилфилд это очень взволновало.

— Что именно? — быстро спросил дядя Рэйвен, подвигая очки поближе, словно он хотел спрятать выражение глаз за тёмно-синими стёклами. — Что именно она сказала, как показала волнение? Упоминала ли она своего супруга?

— Вы угадали. Она сказала... Гм... "Я не выношу политику и совершенно не одобряю то, что делает мой муж".

— Точно так, слово в слово?

Многие, волнуясь, начинают говорить громче или даже кричать. Дядя Рэйвен, напротив, понижал голос едва ли не до шёпота.

— Почти. Я хорошо запомнила эту фразу... О, благодарю, Мэдди. Нет, ещё кофе не нужно, но я бы не отказалась от бокала чистой воды.

Мадлен подозрительно сощурилась.

Да, кто-то от волнения понижал голос, а кто-то — начинал испытывать жажду.

А близкие люди всегда читают нас, точно открытую книгу.

— Леди Уилфилд говорила что-нибудь ещё? — продолжил расспрашивать дядя Рэйвен, когда Мэдди ушла на кухню.

Я с сожалением покачала головой:

— Да, но, боюсь, всё остальное запомнилось мне гораздо хуже. Леди Уилфилд вроде бы упоминала о возрастающем влияние герцога Ширского... Кажется, в неодобрительном ключе. И том, что объявление о помолвке пойдёт на пользу Короне, и люди перестанут говорить, что престол потом перейдёт к кому-то из младших принцев. А под конец леди Уилфилд несколько раз настойчиво повторила, что её дети — очень хорошие и воспитанные. И добавила: "Я всегда хотела сказать это вам... а может, и не вам".

— Странная фраза, — признал дядя Рэйвен. — Я могу ошибаться, но она означает, что либо всё вышесказанное леди Уилфилд — глупость и пустая светская болтовня с пересказом самых политически опасных сплетен, либо леди Уилфилд осведомлена, несколько больше, чем я считал... Забудьте, Виржиния. Считайте, что я ни о чём сейчас не говорил. Герцог Ширский, значит... Очень, очень интересно.

— И вы даже не поясните мне, что имела в виду леди Уилфилд? — с сомнением выгнула я бровь, но на маркиза это не произвело ровным счётом никакого впечатления:

— Нет, не поясню, — непреклонно ответил он. — Но, возможно, поблагодарю вас. Позже. Если же леди Уилфилд и впредь будет выказывать желание обсуждать с вами подобные вещи, то после, не колеблясь, свяжитесь со мною, драгоценная моя невеста. Я бы посоветовал также в разговоре с графиней изображать неведенье... Но, к счастью, вам такое и не понадобится — в отношении политики вы так чисты и невинны, что любой агнец рядом с вами покажется волком.

Я хотела уж было притворно оскорбиться, но от этого крайне недостойного деяния меня отвлёк звук бьющейся посуды.

— Мой фарфор! — воскликнула я и обернулась, но источник шума от меня заслоняла никконская ширма.

— Тот голубой кофейник не выглядел очень дорогим, — меланхолически заметил дядя Рэйвен, надевая тёмные очки. С его места как раз всё было видно очень хорошо. — Но при желании вы можете взыскать его стоимость с гостьи в поистине ужасающем наряде. Если, конечно, первой это не решит сделать ваша компаньонка.

Тут я, разумеется, не выдержала и поднялась из-за стола так быстро, как позволяли приличия. И хотя первым, что пришло в голову при словах "ужасающий наряд", стало имя мисс Купер, она была последней, кого я ожидала увидеть на пороге своей кофейни. И уж тем более — в липкой луже сладкого-сладкого кофе, среди хрустящих осколков голубого фарфора.

К несчастью, злополучный кофе оказался не только на полу, но и на юбках Мадлен, и блеск в её глазах обещал кровавую расправу... или, по меньшей мере, счёт на десять-пятнадцать хайрейнов.

— Ох, дядя Рэйвен, прошу прощения, но...

— Я понимаю, — улыбнулся маркиз. — У вас есть свои обязанности, у меня — свои. Ступайте, Виржиния. Я тоже скоро отправлюсь по делам. Рад был встретиться с вами, пусть и при несколько тревожащих обстоятельствах.

Надо ли говорить, что после напоминания о слежке я направилась к мисс Купер в самом что ни есть боевом расположении духа, намереваясь выставить её из "Старого гнезда", не разбираясь, кто прав, кто виноват? Однако она сумела меня удивить — и остудить мой гнев, всего одни поступком. Колонианка, отставив расшитую бисером сумочку, опустилась на колени и начала собирать осколки в ладонь, один за другим.

Кофе расплывался по тонкой зелёной ткани перчаток уродливыми пятнами.

— Простите, леди Виржиния, — сказала мисс Купер, глядя на меня снизу вверх прозрачно-зелёными, как морская вода, глазами. — Я, кажется, испортила вам вечер. Пришла без приглашения, насорила...

Это было так немыслимо стыдно, что в первую секунду я онемела. Беспомощно обвела взглядом зал — ироничная улыбка дяди Рэйвена, недоумённо вздёрнутые брови миссис Скаровски, азарт ла Рона, шелест вееров, шепотки и смешки... И, чувствуя себя так, словно позвоночник превратился в идеально прямой железный прут, улыбнулась:

— Ах, что вы, мисс Купер, не стоит беспокоиться. Прошу вас, поднимитесь, и проходите... — Краем глаза я заметила, что маркиз уже поднялся из-за столика и направляется к двери. — Вот туда, за ширму. Осколки, не ваша забота, право... Мадлен, скажите новой служанке, чтобы она прибралась здесь.

"Новой служанкой" называлась девушка на посылках, которую мы брали в помощницы только в самые напряжённые периоды в кофейне. Последний месяц, к сожалению, без дополнительной прислуги обходиться не получалось, учитывая наплыв посетителей. И, хотя обычно она мне казалась лишней в нашей устоявшейся компании, сейчас я очень обрадовалась, что есть кому поручить чёрную работу.

Не Мадлен же просить, право слово — не те обстоятельства.

Оттягивая момент разговора с мисс Купер, я обошла зал, обменявшись словом-другим с постоянными гостями, поставила музыкальную пластинку, чтоб перекрыть шум разговоров — и только потом направилась к столику за ширмой.

Колонианка, к её чести, не стала делать вид, что ничего не случилось. Спрятав перепачканные руки в зелёной перьевой муфте, мисс Купер подняла на меня взгляд и улыбнулась, непривычно мягко и без вызова.

— Наверно, вы гадаете, зачем я здесь... Не буду скрывать — я пришла извиниться.

— Святые Небеса! За что именно? — вырвалось у меня прежде, чем я сумела взять себя в руки.

Но мисс Купер не подала виду, что обижена моей бестактностью. Она продолжала улыбаться, как прежде, хоть на щеках у неё и расцвели красные пятна.

— Поводов достаточно. Вы, наверно, думаете, что я дерзкая и безнравственная особа... Что ж, во многом вы правы. Но, поверьте, я никогда не хотела бы стать вашим врагом. Всё это... чудовищное недоразумение.

Что-то подсказывало мне, что мисс Купер ожидала холодного приёма — а значит, именно такое отношение и следовало продемонстрировать. "Действуй так, как от тебя ожидают, но будь настороже — и узнаешь истинные намерения собеседника", — обмолвился раз мой отец.

Вряд ли он ошибался.

— Недоразумение, — упрямо и намёком на вызов повторила колонианка. — Недоразумение... и мой собственный скверный нрав, как ни прискорбно это признавать.

Глаза её сейчас напоминали жёлтый шартрез и казались почти красивыми; наверное, у мужчин от такого внимательного и вместе с тем смущённого взгляда голову вело, как от одноимённого ликёра, но я скорее почувствовала лёгкое раздражение и — удивительно! — азарт в предвкушении встречи с новой тайной. Видимо, Эллис успел заразить меня детективной лихорадкой.

Я опустила взгляд, выдерживая долгую паузу, и словно бы неуверенно покачнула веером. Взгляды любопытных посетителей кофейни доставались исключительно мне — мисс Купер пряталась за ширмой, и потому приходилось внимательно следить за каждым своим жестом, так, чтобы мнимую слабость разглядела только собеседница. А ведь зрители попались наблюдательные — взять хотя бы Луи ла Рона, который весь подобрался в предвкушении сенсации, или внимательного, как истинный художник, Эрвина Калле... Когда Мадлен принесла напитки и десерт — освежающий лимонно-мятный настой для меня, почти несладкий кофе с мускатным орехом и тёмным шоколадом для Грейс Купер и нежнейшие пирожные из безе, которые невозможно было съесть аккуратно, не раскрошив на тысячу крошек — я посчитала, что пауза длится достаточно и наконец ответила:

— Что ж, возможно, здесь действительно виновато недоразумение. Вы вели себя слишком вольно, но приносить извинения в таком случае нужно не мне, а леди Вайтберри. А всё, что мы с вами сказали друг другу, не выходило за пределы светской пикировки. Полагаю, вы редко бываете в обществе старой знати... "Змеиный яд с возрастом слабеет, а человеческий — густеет", как шутит один мой друг. Пожалуй, в чём-то он прав, — туманно изрекла я, мысленно благодаря Эллиса за коллекцию изречений его бесконечных "сестриц Энн" и "тётушек Бесс", и вновь умолкла, предоставив мисс Купер самой искать зацепки для последующего разговора.

Ей определённо что-то от меня нужно — так пускай попробует завоевать мою благосклонность.

А задать интересующие вопросы я всегда успею.

Нашлась с ответом мисс Купер быстро, но вновь умудрилась скрыть главные свои карты — впрочем, неудивительно, учитывая её образ жизни и возраст. Это пылкого юношу двадцати лет легко разговорить, сыграв на силе чувств, азарте и несдержанности, а интриги женщин — всегда поединок терпения и любопытства, причём любопытство обычно проигрывает.

— Да, вы абсолютно правы, — созналась колонианка, механически потирая указательным пальцем пятнышко на перчатке с тыльной стороны ладони. — В высшем свете я бываю редко. Мои обычные знакомые — люди нового, прогрессивного общества... весьма пренебрежительно относящиеся к условностям. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что прямота часто граничит с грубостью, а смелость — с безвкусицей, но мне уже слишком поздно меняться. Я могу лишь просить принять меня такой, как есть.

Я пригубила мятный настой и любезно улыбнулась — наполовину для Луи ла Рона, который уже добрых пять минут безуспешно пытался отпить из пустой чашки, изображая интерес к беседе с Эмили Скаровски, и наполовину для гостьи.

— Мне простят и более эксцентричное знакомство. Репутация, мисс Купер, в данном случае не пустой звук и не пережиток прошлого.

— Ах, я наслышана, — кивнула она. И спросила: — Тот детектив, мистер Норманн, верно?

Это было неожиданно — так, что я едва не растерялась, и мысленно отругала себя. Не стоило недооценивать мисс Купер. Да, у меня были хорошие учителя, но возраст и жизненный опыт, боюсь, оставались на её стороне.

— Верно, я многим ему обязана... — изобразила я смятение. — Но почему вы упомянули о нём?

— Это первое, что приходит в голову при словах "эксцентричное знакомство", — безыскусно призналась мисс Купер. — Признаюсь откровенно, я расспрашивала о вас... Правда ли, что вы чувствуете настолько обязанной мистеру Норманну, что иногда помогаете ему в расследованиях?

Вопрос явно вырос из старых сплетен, но я похолодела: неужели она догадалась о подозрениях в свой адрес и теперь проверяет мои намерения? В Дэйзи-Раунд мы были очень осторожны, и в худшем случае произошедшее могло показаться местью обиженных леди... но вдруг Фокс рассказал мисс Купер о слежке? В свете нашего с Эллисом знакомства всё это представлялось в совершенно ином свете.

Или же я зря беспокоюсь?..

— "Помощь" — слишком громкое слово в данном случае. Иногда он просит меня об одолжениях... Не слишком часто. И, признаться, после случая с Душителем сыскное дело представляется мне далеко не таким романтичным, как прежде, — призналась я, почти не солгав.

То, что после было ещё дело Чендлера — не только мой секрет.

— Но смелости вам не занимать... — Грейс Купер прикусила губу, замерла на мгновение, а потом вдруг посмотрела мне прямо в глаза, и на сей раз взгляд у неё был отчаянно-испуганным: — Скажите, леди Виржиния, я могу вам довериться?

Звуки в кофейне будто бы разом стали громче, а запахи — ярче.

"Если бы мне пришлось вербовать помощников, я использовала бы ровно ту же самую фразу".

— Да, дорогая, конечно, — сморгнула я призрачную слезинку и, протянув руку через стол, прикоснулась к локтю мисс Купер. — Вы можете. Я буду рада выслушать всё, что вы скажете.

Это была абсолютная правда — я ведь не уточняла, как именно распоряжусь услышанным.

Мисс Купер на секунду опустила глаза... а затем произнесла тихо и твёрдо:

— Я хочу найти своего брата. Долгое время я считала, что он умер, но продолжала искать, и сейчас появилась тонкая ниточка, последняя надежда... Леди Виржиния, чем бы вы готовы были пожертвовать, чтобы вернуть самого дорогого для вас человека? Единственного, кто был для вас настоящей семьёй? Я знаю, вы поймёте, потому что вы... вы ведь тоже всех потеряли?..

Это было как удар мокрым полотенцем по лицу — ошеломляюще больно, унизительно и обидно. Я даже задохнулась в первый момент. Не знаю, отчего — модуляции голоса мисс Купер, её взгляд, кажущийся теперь таким искренним, призрачная ладонь леди Милдред моём на плече, голос отца, мамина улыбка, почти стёршаяся из памяти...

— Да, — выдохнула я, чувствуя, как закипают в уголках глаз настоящие слёзы. — Думаю, я вас понимаю.

Говорят, что талантливые актёры могут заставить зрителя сопереживать даже повторенной в тысячный раз пьесе. Видимо, и оживить старые, позабытые переживания — тоже.

Но даже если Грейс Купер была сейчас искренна... я никогда не прощу ей то, что она сказала.

Никто не смеет использовать мою семью.

— ...Вы мне поможете?

— Конечно, дорогая, — тем же придушенным голосом произнесла я. Мэдди бросила на меня взгляд искоса с другого конца зала, хотя совершенно точно не могла ничего слышать. — Что же случилось с вашим братом?

Признаюсь, мне стало интересно, как история мисс Купер будет отличаться от истории, рассказанной Эллисом.

Оказалось, что не так уж сильно.

Львиную долю повествования, разумеется, занимали воспоминания о том, каким чудесным человеком был юный мистер Купер. Но в целом канва осталась прежней — маленькая принцесса Грейс и её обожаемый принц, бесследно пропавший во время беспорядков, горе, долгие бесцельные путешествия... Отличия начинались позднее.

— Чарли был очень красивым человеком, — призналась мисс Купер. — Он совсем не похож на меня. Я — копия матери, а он пошёл в отца... Я очень любила Чарли и узнала бы его даже через десять лет. И когда увидела одну фотографию в газете, то просто не поверила глазам. Подождите секунду, сейчас покажу...

Мисс Купер раскрыла ридикюль и поставила на стол плоскую шкатулку из светлого дерева.

— Я могу?..

— Да-да. Конечно, откройте.

В шкатулке не было ни секретов, ни потайных замков. Она открылась легко. А внутри лежала одна-единственная газетная вырезка на пожелтевшей, истёршейся бумаге. Несколько строчек на алманском — и мутная-мутная фотография.

— Третий справа, — свистящим шёпотом выдохнула мисс Купер.

Ресницы у неё дрожали — светлые, слипшиеся от влаги.

...Третий справа мужчина и впрямь ничем не напоминал её — высокий, широкоплечий, с чёрными как смоль волосами и резковатыми чертами лица. Он стоял в окружении молодых людей, почти юношей, и улыбался так же открыто и непосредственно, как они, словно время оставило след только на его облике — но не в сердце. Легко было представить, как он тащит младшую сестрёнку в колледж, чтобы похвастаться ею перед сокурсниками, как вступает в тайное общество, движимый высшими идеалами, как вмешивается в мятеж... И как бесследно исчезает на много-много лет, чтобы остаться в памяти друзей нестареющим дерзким призраком.

— Это он?

— Да. Мой Чарли. Я узнаю его где угодно. Это вырезка из статьи о встрече эрбургских студентов с одним из Лиги Свободных Наук, — тихо объяснила мисс Купер. — Мне почти удалось напасть на след Чарли, но ниточка привела в Аксонию, а здесь у меня нет ни друзей, ни связей, кроме Кэролайн Смит. Благодаря помощи общества ширманок удалось разыскать только намёк... Это моя последняя надежда.

— Хорошо... — вздохнула я, словно колеблясь. — Что именно мне нужно сделать?

Мисс Купер отставила опустевшую чашку и бросила взгляд искоса в сторону зала.

— Не здесь. Здесь слишком много людей, а жизнь научила меня осторожности. Поспешность только повредит, — сказала она ещё тише. — Леди Виржиния, не будет ли слишком непочтительно с моей стороны предложить вам продолжить эту беседу где-нибудь в другом месте... в вашем особняке?

Наверное, где-то глубоко-глубоко в душе я ожидала подобного поворота событий, поэтому не слишком удивилась. Только подумала про себя — а не в этом ли состоит истинная цель мисс Купер? Проникнуть в мой особняк, чтобы найти там... Кого или что?

Старинный дом на Спэрроу-плейс после чудовищного пожара, унесшего жизни моих родителей, стал единственной резиденцией семейств Эверсан и Валтер в Бромли. Туда переместились и фамильные реликвии, и рабочие документы отца, и памятные вещички, имевшие отношение к путешествию Милдред, а чудом уцелевшие остатки библиотеки из сгоревшего дома были торжественно присовокуплены к обширной букинистической коллекции деда. Честно признаться, я не всегда могла полностью оценить значимость того или иного предмета, как вышло в свое время с картиной Нингена. И если бы Грейс Купер хотела завладеть, скажем, какой-нибудь особенно важной записной книжкой с секретами "ос" или древним и невероятно дорогим фолиантом, то вполне вероятно, что мне не сразу бы удалось обнаружить пропажу.

К счастью, исключить кражу довольно легко — достаточно попросить Лайзо присмотреть за подозрительной гостьей. Если уж авантюрист и пройдоха не сможет распознать воровку, то кто?

Другое дело, если целью мисс Купер была некая персона.

Например, мистер Бьянки. Или Лиам. Или сам Лайзо — что уж говорить, в определённых кругах он оставался весьма знаменитым, и, догадываюсь, многие бы дорого заплатили за то, чтобы раскрыть его инкогнито. Лиам, приютский мальчишка, в одночасье превратившийся в баронета Сайера, дальнего родича Валтеров — тоже лакомый кусочек для любого шантажиста и просто сплетника. Что же касалось гувернёра, то в моём распоряжении оказались только догадки. Мисс Купер явно знала некоего Бьянки и, возможно, желала удостовериться, однофамилец перед нею или тот самый человек.

— Вы задумались... Наверное, я прошу слишком многого. Приношу извинения.

Голос мисс Купер отвлёк меня от несвоевременно глубоких раздумий, и я смущённо улыбнулась:

— О, нет, ни в коем случае. Я просто искала свободный день в своём расписании. Видите ли, кофейня отнимает очень много времени. Да и прочие развлечения — званые ужины, театр, картинные галереи... Ах, и, разумеется, мой жених, маркиз Рокпорт, — обронила я и быстро взглянула на колонианку. Но она либо не знала о "профессии" дяди Рэйвена, либо в совершенстве владела своим лицом, а потому реакции не последовало.

Мисс Купер понимающе кивнула в ответ и высказалась в том духе, что женщина "нового мира", коей я, без сомнений, являюсь, по природе своей чрезвычайно занята и почти не принадлежит себе — так же, как и самые достойные из мужчин. Мне пришлось перебирать в уме расписание уже по-настоящему. В итоге я назначила встречу на следующее утро после попытки прочитать бабушкин дневник по способу Лайзо. Получив приглашение, мисс Купер ещё немножко почирикала о ненаглядном потерянном брате, а затем, сославшись на дела, поспешила откланяться.

"Хоть попыталась бы сделать вид, что её целью не было пробраться в особняк любой ценой", — подумала я и неожиданно рассердилась. И, когда мисс Купер уже поднялась из-за стола — не выдержала и спросила, желая уязвить её:

— Прошу прощения за любопытство, но кем именно вам приходится мистер Фокс?

— Харальд? — выгнула бровь колонианка. — Он мой любовник.

От неожиданности я смутилась и вспыхнула, как маков цвет, и в итоге не нашлась, что ответить.

Так, намеренно или нет, напоследок мисс Купер нанесла мне сокрушительный удар.

Воистину — коварная противница.

Её появление в кофейне, к слову, наделало немало шуму. Особенно оно взволновало миссис Скаровски, имевшую, как оказалось, "прочные связи" с обществом ширманок в Бромли.

— Нет, не понимаю эту женщину! — экспрессивно воскликнула поэтесса и пригубила холодный кофе с альбийской мятой. — И в особенности — её цели! Такие странные поступки, постоянно, право!

— Что вы имеете в виду? — осторожно поинтересовалась я.

Луи ла Рон, шумно придвинув стул к нашему столу, склонился ко мне и громким, на весь зал, шёпотом сообщил:

— Кажется, я догадываюсь, о чём речь. Мисс Купер до сих пор не изволила навестить клуб прогрессивных женщин Аксонии.

— Верно! — с жаром кивнула миссис Скаровски. — Заглянула мельком на заседание по вопросам образования и достойной работы с полтора месяца назад — а потом как в воду канула!

У меня по спине пробежал холодок. Я отставила чашку с горячим шоколадом, сцепила пальцы в замок, выждала немного, чтобы не показывать излишнюю заинтересованность и затем равнодушно уточнила:

— А разве мисс Купер прибыла не совсем недавно? Говорили, что она была приглашена четой Уилфилд и остановилась в их городском особняке не больше месяца назад.

— Вот чего не знаю, того не знаю, — отмахнулась поэтесса, оглядывая зал поверх тяжелой роговой оправы очков. — Я не слежу за мисс Купер. Меня беспокоит только, что в последнее время она совсем не принимает участия в наших делах! Как будто увлечена чем-то другим.

— Может, она влюблена? — жеманно предположил Эрвин Калле, полуобернувшись. Его нынешняя пассия, хрупкая темноволосая девушка с огромными глазами испуганной лани, робко закивала, выражая всяческое согласие.

Я вспомнила уверенно-равнодушное "Харальд? Он мой любовник" и пожала плечами:

— Не думаю. Мисс Купер не видится мне женщиной, склонной к романтическим безумствам.

— О, ум у неё холодный и смелый, — согласилась поэтесса и вздохнула: — Даже немного завидую ей. Она прекрасно образована, хорошо разбирается в философии Средних веков и в математике. Помню, лет пять профессор Смит... То есть та самая профессор Кэролайн Смит, вы же знаете её? Так вот, даже она была очарована мисс Купер. Такие способности, такая самоотдача в борьбе за права женщин! И что же теперь?

Мне хотелось переспросить, о каком "прекрасном образовании" может идти речь с такими манерами, но я благоразумно промолчала. В конце концов, и миссис Скаровски иногда вела себя очень смело. Взять хотя бы её диспуты с критиками! Она не боялась играть на публику и жонглировать словами — порою весьма крепкими. Пожалуй, безрассудство в поведении и безразличие по отношению к негласным правилам в обществе были только на пользу репутации мисс Купер среди ширманок.

А вот отдаление от борьбы за права женщин ей явно не собирались прощать.

— К нашим рядам примкнуло в последнее время очень много... неблагонадёжных, — веско произнесла миссис Скаровски. Супруг её многозначительно поморщился — видимо, ему довелось повстречаться с кем-то из этих "неблагонадёжных". — Знаете, наши цели просты, но в то же время важны. Мы хотим, чтобы у женщин были равные права с мужчинами — на работу, на участие в выборах, да и в целом... Вы — графиня, леди Виржиния, — немного понизила она голос, будто чувствовала себя виноватой. — Вы словно находитесь над всем этим. Никто не осуждает вас за то, что вы содержите кофейню и самостоятельно ведёте дела. Даже если б не репутация леди Милдред, старой графини Эверсан, это сочли бы за милую причуду благородной леди. Другое дело — женщины неблагородного сословия... — Эмили Скаровски вздохнула. — Помню, в самом начале, когда я только начала издавать стихи и романтические повести, меня обманули — и обобрали! — целых два раза. Гонорар за первую книгу полностью присвоил агент, он же был моим адвокатом. Книга стала невероятно популярна — а я не знала, чем платить за аренду личных апартаментов! Отец же держал слово и отказывался помогать мне прежде, чем я разорву все связи с обществом ширманок. Со второй книги я получила триста хайрейнов! А издатель обогатился на несколько тысяч. И, хотя я была уже очень знаменита, общественное мнение оказалось не на моей стороне. Когда я подала в суд на своего первого агента и на издателя, газеты смеялись надо мною! Если бы не мистер Скаровски, право, не знаю, где я оказалась бы, — с нежностью посмотрела она на супруга.

Раймонд Скаровски тонко улыбнулся — той самой типичной улыбкой хорошо обеспеченных потомственных адвокатов, привыкших выигрывать даже многолетние тяжбы с аристократией.

— Это было интересно, — громко сказал он прекрасно поставленным голосом и умолк, отведя взгляд — очевидно, уже до конца вечера.

Мистер Скаровски искренне считал, что раз ему платят за красноречие, то говорить бесплатно — полная бессмыслица.

"Миссис Скаровски скажет за двоих", — как-то обмолвился он.

— Да, так тяжела доля свободных женщин, — подытожила грустно поэтесса. — И мисс Купер, хоть она и происходила из очень богатой семьи, прекрасно это понимала. Но теперь... Поездка в Алманию поменяла её, и сильно.

Уже второй раз появилось упоминание об Алмании, и мне показалось это важным. В Алмании мисс Купер, по её собственным словам, напала на след пропавшего брата...

Или кто-то навел колонианку на мысль об этом?..

— Скажите, а спутника мисс Купер, мистера Фокса, вы раньше видели? — обратилась я к миссис Скаровски.

Та нахмурила брови и поправила тяжёлые очки на переносице:

— Сложно сказать. Но, кажется, прежде у неё был другой секретарь... Очень старый горбатый мужчина, метис. Он вроде бы работал на её семью многие годы, а затем стал сопровождать молодую госпожу в путешествиях. Он и ещё такая рыженькая служанка, явно альбийка — ума не приложу, куда она подевалась... Может, вернулась в Колонь? Или осталась у родственников здесь, в Аксонской Империи, в Альбе?

— Или сбежала, нахватавшись вредных ширманских идей? — многозначительно усмехнулся Луи ла Рон.

— Да что вы такое говорите! — искренне возмутилась Эмили Скаровски.

И завязалась отменная перепалка — в стиле лучших политических диспутов.

Словом, вечер удался.

Дома я оказалась уже поздно ночью. В кабинет заглянула на секунду — посмотреть, нет ли срочных писем. Таковых обнаружилось ровно одно — аккуратно сложенный пополам листочек с парой строк, выведенных знакомым почерком:

"Дорогая моя беспокойная и наблюдательная Виржиния,

С Р.Р.Р. переговорил час назад, слежка за недотёпой в котелке установлена, ждите забавных подробностей в ближайшие дни.

Ваш навсегда,

Э."

Как ни странно, после этого мне стало намного легче. Я и не отдавала себе отчёта в том, насколько волнуюсь из-за того незнакомца в берете, следившего за особняком. Теперь же Эллис приглядывал за подозрительным юношей, а значит тот не смог бы сделать нам ничего плохого — его тотчас остановили бы.

Пребывая в прекрасном настроении, я написала детективу ответное послание, где подробнейшим образом обрисовала сегодняшнюю нечаянную беседу с мисс Купер и размышления миссис Скаровски. А затем позвонила в колокольчик и вызвала Юджинию — и отдала ей получившееся письмо вместе с наказом завтра отправить его в Управление вместе с какой-нибудь несладкой выпечкой.

— Отправь одного из помощников садовника, — уточнила я. — Все мальчики знают дорогу. Скажи только, что это для мистера Норманна, а доставить нужно весьма срочно.

— И мальчики меня послушают? — робко спросила Юджи, дёргая себя за медно-рыжую прядь волос над виском. Прядка закручивалась пружиной, словно её нарочно завивали.

— Разумеется, послушают. Это же мой приказ фактически. А тебе следует быть смелее — всё-таки ты... — слова "мой секретарь" пришлось пока проглотить, чтобы не пугать лишний раз девочку — ...моя личная горничная. Достаточно высокое положение среди прислуги, чтобы командовать. А теперь ступай.

Юджи забрала письмо и сделала книксен:

— Доброй ночи, леди Виржиния.

Так закончилась длинная-длинная суббота, полная сюрпризов. На следующий день я также отправила записку дяде Рэйвену, почти с тем же содержанием, что и для Эллиса, но ответа ни от того, ни от другого не получила. Зато в понедельник, неприлично рано утром, на пороге уже стоял Мэтью Рэндалл — с устным посланием от маркиза и с явным намерением немедленно переговорить с мистером Бьянки.

— Где я могу его найти? — спросил Мэтью, удостоверившись, что романец в особняке.

— Скорее всего, в библиотеке, — предположила я. — Мистер Бьянки поднимается рано и предпочитает до завтрака читать или готовиться к утренним урокам. Юджи отведёт вас в библиотеку, — искоса глянула я на горничную, и девочка в знак согласия сделала книксен — кажется, ей кто-то сказал, что это универсальный выход из положения в общении с хозяйкой. — Если мистера Бьянки там не будет, Юджи его позовёт. Я могу также приказать, чтобы вам сделали по чашке кофе.

— Это было бы весьма кстати, — признался Мэтью. — Особенно, если кофе крепкий и сладкий. Бессонная ночь, — точно извиняясь, пожал он плечами.

— Что-то по работе? — из вежливости уточнила я, и он кивнул:

— Да, и, боюсь, в ближайшее время будет только хуже. Увы.

— Тогда, может быть, вы останетесь на завтрак?

Мэтью Рэндалл опустил взгляд — тень от ресниц усугубила впечатление от лёгкой синевы под глазами.

— Боюсь, я не достоин такого предложения. Не в моём положении... Простите, леди Виржиния, я, пожалуй, пройду в библиотеку прямо сейчас, если вы не возражаете.

Юджи тут же подскочила к двери, готовая указать дорогу, и Мэтью Рэндалл вышел, оставив меня в полной растерянности. Действительно, не совсем уместное получилось предложение. Я успела уже позабыть, что мы с Мэтью — чужие люди. Он выглядел точь-в-точь, как мог бы выглядеть мой брат-близнец — или как отец в молодости. Даже оттенок волос был таким же насыщенно-кофейным, разве что у Идена никогда они не отрастали до такой длины.

Впрочем, Мэтью такая причёска шла необыкновенно.

Мне очень хотелось присутствовать при разговоре с самого начала, но не получилось — слишком много накопилось за выходные дел. Пока я ответила на все письма, прошло около полутора часов. К счастью, Мэтью Рэндалл ещё продолжал беседовать с мистером Бьянки в библиотеке, со слов умницы Юджинии. До завтрака оставалось немного времени, и я решила присоединиться к беседе — в конце концов, это дело касалось и меня.

Для разговора джентльмены выбрали самый уединённый уголок в библиотеке — в восточной стороне, за длинным высоким стеллажом, уставленным сочинениями по философии. Он располагался в отдалении от входа, но я знала короткий путь. Пол устилали толстые ковры — дед любил тишину, и шаги мои были абсолютно бесшумными... Так получилось, что совершенно случайно я подобралась к беседующим незаметно.

И услышала то, что для моих ушей явно не предназначалось.

— ...Итак, шестнадцать лет назад он покинул родную деревню Санта-Мария-дель-Боске и уехал на заработки в Аксонию, рассчитывая получить место гувернёра, потому что в то время царила мода на учителей-романцев. Однако вскоре он понял, что большого успеха не добьётся, так как склонности к педагогике не имеет, и нашёл более прибыльное занятие, которое и кормило его следующие... давайте-ка посчитаем... шестнадцать лет. Он устраивался на работу в какое-нибудь состоятельное семейство, но никогда не крал ничего у своих хозяев — только у гостей и только в чужом доме. Рекомендации и репутация не позволяли ему проникнуть в высший свет, но среди успешных дельцов он пользовался определённой популярностью, не в последнюю очередь из-за дьявольского своего обаяния. Так продолжалось до тех пор, пока он не попытался обчистить того, к кому даже приближаться не следовало, и не получил в награду удар ножом... Много ударов, точнее. Итак, вам по-прежнему не кажется знакомым ни имя, ни история мистера Джорджио Бьянки?

— Ни в коей мере, — ровно ответил гувернёр. — Однако я нахожу её весьма поучительной.

Мэтью Рэндалл усмехнулся — и было в этой усмешке что-то лисье.

— Тогда спрошу прямо. Кем вам приходится Джорджио Бьянки?

— Тёзкой? — с улыбкой предположил мистер Бьянки.

— Вы когда-нибудь бываете серьёзны? — риторически поинтересовался Рэндалл и с усилием потёр бровь, точно инстинктивно пытался выдавить головную боль. — Поверьте, я не враг вам. Если вы что-то знаете о Джорджио Бьянки, то сообщите мне сейчас. Закон Аксонии охраняет свидетелей.

— А деловую репутацию он охраняет? — парировал гувернёр, уже не так спокойно, как прежде. — Никто не захочет нанимать учителя, который имел дело с Управлением спокойствия. Неважно, справедливо или несправедливо обвинённого, свидетеля или даже случайного прохожего. У нас, в Романии, есть пословица — сколько белое платье ни стирай, а пятна до конца не смыть.

Мэтью слегка изменил позу, непринуждённо откидываясь на высокую спинку кресла и скрещивая лодыжки. Глаза он полуприкрыл, и я не могла бы сказать с уверенностью, было это всё сделано для того, чтобы надавить на мистера Бьянки, или от крайней, предельной усталости.

— Вы очень умелый лжец, Паоло Бьянки. Это комплимент, поверьте — сочетание почти абсолютного самоконтроля и хорошо подвешенного языка встречается редко. Но проходят такие фокусы только с честными людьми. Тот же, кто сам всю сознательную жизнь носит маски, почувствует фальшь без труда. Можете назвать это родственным чутьём, если вам будет угодно, или интуицией. Я чувствую, что вы что-то недоговариваете. И это "что-то" вы сами считаете очень серьёзным. И ещё я чувствую, что вы боитесь, причём не только и не столько меня... Я прав?

Бьянки промолчал. Он медленно провёл мизинцем по золочёному краешку кофейной чашки, словно пытаясь отыскать изъян в идеально ровной окружности,

Я медлила, не решаясь ни уйти, ни выступить вперёд и показаться.

— Кем вам приходится Джорджио Бьянки? — приглушённым голосом повторил вопрос Мэтью. От ровно-терпеливых интонаций меня накрыло ознобом; так мог бы говорить призрак, у которого бесконечно много времени, что бы добиться ответа от живого человека, или плющ, который уже обвил дерево до самой вершины и медленно его душит, или железный капкан, сомкнувшийся на лапе у неосторожного зверя.

— Однофамильцем.

Паоло Бьянки было не так легко сломить, но даже я уже ощущала в его репликах внутреннее напряжение, надрыв, словно он выталкивал слова из себя через силу.

— Так или иначе, мы узнаем правду. Это лишь вопрос времени. Но я даю вам слово, что если вы согласитесь помочь нам сейчас, то не пострадает ни ваша репутация, ни образ жизни.

— Вы уже разговариваете со мной, как с преступником, — горько ответил Бьянки. Голос у него от волнения стал выше и звонче, словно моложе.

Мэтью улыбнулся.

— Не как с преступником, а как с испуганным человеком, который не может решиться на правильный шаг. Я прекрасно осознаю, мистер Бьянки, что безупречных людей не бывает. И так же знаю, что жертва шантажа молчит упорнее шантажиста и беспокоится гораздо сильнее, а обесчещенная женщина чувствует себя преступницей в большей степени, чем насильник, который всегда находит тысячу оправданий.

Гувернёра пробило нервным смехом:

— А теперь вы называете меня обесчещенной женщиной.

— Нет, — снова вздохнул Мэтью и машинальным движением потянул за кончик ленты, стягивающей волосы в низкий "хвост". — Всего лишь пытаюсь аллегорически показать, что, возможно, ваш секрет не так невыносимо ужасен и позорен, как вы думаете... Кроме того, вам очень повезло с нанимательницей на этот раз. Графиня Эверсан-Валтер оберегает своих людей — а вы, кажется, уже стали её человеком.

— Мне льстит подобное доверие, — напряжённо ответил мистер Бьянки.

— Если льстит — не обманывайте его, — серьёзно посоветовал Мэтью. И повторил в третий раз: — Кем вам приходится Джорджио Бьянки?

Паоло отвёл взгляд в сторону.

— Родственником, — выдохнул еле слышно.

Шею у меня точно невидимое кольцо стиснуло.

А Мэтью поднялся с кресла, подошёл к гувернёру и положил ему руку на плечо, глядя в глаза и тепло улыбаясь — так, что сердце плавилось.

— Я вижу, что пока вы не готовы говорить об этом. Когда решитесь — вы знаете, как со мною связаться... И я не забуду вашу помощь. Обещаю.

После этого появиться перед ними, точно ничего не случилось, я не смогла. Вышла так же тихо, как и зашла, и вернулась в свой кабинет. Так или иначе, работы у меня всегда хватало, и она была тем единственным средством, в любое время возвращающим самообладание и умение хладнокровно мыслить.

Вмешаться в расследование и показать, что я подслушивала — немыслимо. Позволить Лиаму находиться в обществе человека, который явно состоял в близком родстве с убитым грабителем — тоже. А если тогда расправились не с тем Бьянки? Что, если за ним придут в мой дом?

"Хватит, — сказала я себе мысленно, когда поняла, что брожу по кругу. — Лиам — разумный мальчик, и вырос он частью в приюте, частью на улице, а не пансионе изящных искусств имени святой Оливии. Ещё можно поспорить, кто на кого окажет дурное влияние".

А если бы мистер Бьянки действительно был бы опасен, то дядя Рэйвен уже давно порекомендовал бы мне сменить гувернёра. И наверняка представил бы несколько вариантов на рассмотрение...

...Мэтью, к слову, покинул особняк, даже не попрощавшись.

Вскоре после этого я сама уехала — в кофейню, до самого вечера. Вернулась уже около восьми часов, очень уставшая, но не от работы — от переживаний. А ведь впереди была долгая беседа с мистером Спенсером и с новым адвокатом, мистером Панчем... Когда она закончилась, мне не хотелось уже ничего, однако я, руководствуясь рекомендациями семейного доктора и собственного здравого смысла, приказала накрыть стол для лёгкого позднего ужина — бульон с клецками, салат, что-нибудь сладкое.

За десертом ко мне предсказуемо присоединился Лиам.

Я, признаться, слушала мальчика рассеянно — наполовину из-за усталости, наполовину из-за тревожных мыслей — и пропустила момент, когда он начал жаловаться.

— ...А уроков так и не было. Вот обидно-то! Мистер Бьянки обещал рассказать, кто опаснее — крокодил или писарь из налогового ведомства, и почему это зависит от обстоятельств.

— Конечно, писарь опаснее, особенно небрежный... Если, конечно, дело происходит не в джунглях Южной Колони, — машинально ответила я и тут же сама рассмеялась: — Святые небеса, Лиам, если все уроки проходят так, то неудивительно, что ты их ждёшь! Так как же получилось, что сегодня мистер Бьянки не стал проводить занятия?

— А у него, эта... хандрень.

— Хандра или мигрень? — обречённо спросила я, догадываясь.

Бедный Бьянки... Закономерный эффект после трудного разговора с Мэтью.

— А обе! — выкрутился Лиам, и не так уж погрешил против истины, вероятно. — Заболел он, в общем. Ну, я Лайзо нажаловался, думал, может, он мне про крокодилов... А Лайзо чего-то покивал, а потом говорит: "Ну, пойду я твоего учителя лечить". Взял какую-то фляжку и давай к мистеру Бьянки стучать. Тот его сначала не пускал, а потом Лайзо говорит: "Я знаю". А чего знает — я уже не расслышал. Тогда Бьянки его пустил. Они про что-то полчаса проболтали, а потом хандрень у него, наверно, вся извелась. Ну, и мистер Бьянки с Лайзо бродить ушли, только с полчаса назад вернулись. Я спросил, где были, а Лайзо говорит — в пабе.

"Хандрень лечили", — добавила я про себя, а вслух спросила:

— Надеюсь, мистер Маноле не был пьян?

— Ой, вы что, леди Гинни, — развеселился Лиам. — Он же вообще пьяный не бывает, он ведь колдун! Как-то раз с Эллисом выпил на спор целую пинту какой-то хитрой настойки. И хоть бы чего! А Эллис один стакан осушил, попенял, что сладко — и под стол сполз. Такие дела.

Над рассказом я посмеялась от души, а после с удивлением обнаружила, что тревога из-за опасного родства Бьянки исчезла абсолютно. Настоящие преступники не получают мигрень после разговора с "осами" и не лечатся потом тёмным элем в компании обаятельных авантюристов. Неважно, какой секрет хранил мистер Бьянки; пусть с этим разбираются люди дяди Рэйвена, или Эллис, или Лайзо, а я просто доверюсь им.

"Но присмотреться к Бьянки не помешает".

В хорошем настроении я отправилась спать — и проснулась также в прекрасном расположении духа. Испортить его не смогла ни серая хмарь, плотно облепившая Бромли от речных низин до респектабельных особняков Вест-энда, ни порция сгоревшего спозаранку безе у Георга, ни приступ утреннего вдохновения у миссис Скаровски, решительно заявившейся в кофейню для декламации свежайших стихов.

Так было до тех пор, пока в "Старое гнездо", между тремя и четырьмя часами пополудни, не ворвался Луи ла Рон в криво застёгнутом жилете.

— Леди Виржиния! — громким шёпотом произнёс журналист. Лицо его побагровело от гнева. — Вы только посмотрите, какой пасквиль они напечатали вместо моей статьи! "Ироничный Джентльмен"! Да бьюсь об заклад, что это наш старый знакомец!

И ла Рон шваркнул об стол смятой газетой.

Заголовок на третьей странице гласил:

"Неподобающие знакомства В ВЫСШЕМ СВЕТЕ...

трагическая ошибка леди N. или коварная атака ширманок?"

Во рту у меня сделалось кисло.

"Сохраняй спокойствие, — сказала я самой себе мысленно, выдыхая на счёт "четыре". — Ты не совершила ничего, заслуживающего порицания, а значит в статье либо туманные намёки, либо откровенная ложь. Первое не страшно, а второе может стать отличным поводом для судебного иска. Мистер Панч будет счастлив разорить какую-нибудь дурную газетёнку".

Лакрично-коричный воздух в кофейне показался мне внезапно невероятно душным, и руки словно ослабели. Я улыбнулась и нарочито медленно разгладила измятые, влажноватые газетные страницы, слегка откинула голову назад и приготовилась высмеять прилюдно статью, если отыщется хоть один малейший повод — а статей, да и любых других печатных изданий, не дающих повода к осмеянию, как известно, не бывает вовсе.

Однако худшие ожидания не оправдались.

На сей раз мистер "Озабоченная Общественность" изменил своим привычкам — и стилю.

"...Аксония всегда стояла на традициях.

Не всякие изменения и улучшения — к благу, о чём бы там ни возвещали разнообразные прогрессивные общества. Когда подходит время перемен, они происходят сами собою.

Иногда разъяснение нелепых, но жестоких ошибок даруется свыше, как показывает воистину поучительный пример святой Роберты Гринтаунской, которая смело обличала женоубийц, тайных семейных мучителей, несправедливых прожигателей приданного и прочих негодяев, а затем, руководствуясь Писанием, на коем искони зиждутся основы государства нашего, изменила вредоносные законы. Увы, она была подло и жестоко убита вскоре после пламенной своей речи в Парламенте и перед королём. Но труды её не пропали даром — женщины с тех пор стали разумнее и свободнее, что не может не делать счастливым всякого неглупого мужчину.

Иногда верную последовательность изменений находит пытливый ум монарха, и как тут не вспомнить знаменитые "Декреты" Катарины Четвёртой, которая всего за несколько лет сумела упорядочить запутанные правила наследования титулов и значительно упростила ход многочисленных тяжб по земельным вопросам! Это воистину стало ещё одной ступенью в истории Аксонии — ступенью, ведущей к большей ясности, свободе, к пониманию мира и своего места в нём, и равно это верно и для леди, и для джентльменов.

Однако то перемены благие, своевременные, полезные... А есть и такие, кои навязываются вздорностью, капризностью, неумеренностью и прочими женскими пороками, и потакать им — воистину неразумное решение.

Как истинный Джентльмен, я, конечно, могу понять стремление женщины, волею судьбы оставшейся без поддержки мужа, брата или отца и без средств к существованию, иметь возможность при необходимости заводить собственное дело или получать благородную работу, не унижающую её достоинства. Опыты таких восхитительных со всех сторон женщин, как профессор Смит из Аксонского университета или миссис Шварц, после блистательного выступления на весенней конференции готовящейся стать профессором университета города Бримм, показывают, что женщина порою вполне может сравняться умом с мужчиною, и оспаривать это было бы глупо..."

Тут я не выдержала и рассмеялась — но не по плану, а потому что мне действительно стало очень смешно. "Может порою" — прелестный вывод! Абигейл наверняка повеселится, если это прочитает. Надо бы ей потом отослать номер.

— Вот видите, леди Виржиния! — сердито задвигал бровями Луи ла Рон. — Я же говорил, что там написана сущая околесица!

— О, мне, пожалуй, рано ещё делать выводы — осталось больше половины статьи, — покачала я головой и вновь углубилась в чтение. Ла Рон замер в ожидании вердикта.

"...или же взять для примера какую-нибудь не слишком высокообразованную, но сметливую в финансовых делах вдовушку трактирщика. Многие помнят, думаю, случай вопиющей несправедливости, когда родной брат усопшего отобрал у его вдовы процветающий паб в столице Альбы. Хотя все соседи и друзья свидетельствовали о том, что ещё при живом муже она в действительности сама управляла пабом, целиком, от приготовления эля до уплаты налогов, заведение отошло к брату покойного. Судья посчитал, что женщина не может быть достаточно самостоятельной, чтоб вести дела настолько большого и успешного паба, а мальчиков-наследников не нашлось, и вдова с пятью дочками осталась без средств к существованию. Ссуды в банке "под дело" вдове тоже не дали. Ей пришлось распродать всё накопленное для её девочек приданное и на эти деньги открыть плохонький паб на окраине!

А ведь всё могло бы обернуться иначе, если б были в Аксонии другие законы, более благосклонные к женщинам.

Однако речь сейчас пойдёт не о сметливых вдовах и не о профессорах, а о ярких бездельных птичках, желающих перенять у мужчин права не на благородные дела вроде работы или учения, а на низменные страсти, кои, надо сказать, и самих мужчин не красят.

И на таких женщин я, даже будучи Джентльменом, смотрю исключительно с Иронией.

Не так давно одна из этих "ярких птичек" впорхнула в наш суетный Бромли и произвела, откровенно сказать, настоящий фурор. Даже если вы чужды светским развлечениям, вы наверняка видели эту особу — назовём её условно мисс К. — где-нибудь на выставке, на скачках или в парке на прогулке. Она неизменно одета ярко, чтобы не сказать вульгарно, и, точно свой личный герб, прикалывает всегда к шляпке или к корсажу брошь в виде маленькой тропической птички. Манеры этой особы смутительны и для женщин, и для мужчин, однако за счёт дерзости своей она привлекает внимание и тех, и других. И если первые увиваются вокруг неё, то вторые — боготворят и считают, что поведение её пример свободомыслия и самостоятельности.

О, ядовитая иллюзия!

На самом деле такое поведение предполагает не свободу, а зависимость самого худшего свойства. От щедрости окружающих, от собственной скандальной репутации и от благорасположения общества.

Взглянем же правде в глаза.

Мисс К. приехала в Аксонию уже больше трёх месяцев назад. Некоторое время она разъезжала по стране, останавливаясь в гостиницах, но затем, видимо, проценты с её состояния поистощились, и она навязала своё общество благородному семейству — для его же блага умолчу, какому, замечу лишь, что гостеприимный хозяин носит титул не меньше графа. Мисс К. тут же завела множество поклонников, от которых не стесняется принимать подарки, притом весьма дорогие. При этом она не делает различия между, скажем, младшим и не слишком богатым сыном виконта и простым по происхождению, но более чем состоятельным владельцем фабрики. Свои улыбки мисс К. обменивает на подарки, а подарки — на деньги. Один из поклонников — к слову, тот самый юный сын виконта — не так давно преподнёс ей медальон своей покойной бабки. И не прошло и недели, как этот медальон оказался в ломбарде! Счастье, что другой незадачливый поклонник мисс К., тронутый горем обманутого юноши, выкупил медальон и через третьи руки передал его обратно владельцу.

История, воистину достойная занесения в реестр поучительных рассказов!

Деньги мисс К. получает от поклонников; но чтобы обзавестись достаточным количеством почитателей, ей нужна слава, заметность. И она получает её, не стесняясь никаких методов — беспардонно набивается в подруги к благородным леди, требует выводить её в свет... Даже ставки на скачках были оплачены по чеку гостеприимных хозяев мисс К.!

Её сложно не заметить. Всюду она представляется последовательницей прогрессивных взглядов мисс Ширман, громко говорит о свободе и независимости для женщин... И многие благородные леди, увы, поддаются гибельному очарованию.

Не так давно мисс К. без приглашения заявилась в гости к...

Ах, увы, звание Джентльмена не даёт мне прямо назвать имя этой несчастной, однако намекну, что происхождение её в высшей степени благородно, род — древен и отмечен прославленными предками; из всех святых ей, полагаю, больше других покровительствует святая Роберта Гринтаунская, которую, без сомнения, восхитила бы разумность этой леди и умение вести дела. Назовём её леди N. Добавлю также, что гостей эта леди принимает обычно не у себя дома, а... Назовём это "салоном", хотя, конечно, это не салон, а некое другое место, отмеченное печатью респектабельности и старины.

Едва переступив порог салона леди N., мисс К. устроила безобразную сцену, привлекая к себе всеобщее внимание. Слухи твердят о разбитом по случайности чайнике, но любой достаточно смышлёный Джентльмен понимает, чего стоит мнимая "небрежность" особ, подобных мисс К.

Позволю себе предположить, что это происшествие было тщательно подстроено.

Итак, завладев всеобщим вниманием столь непотребным способом, мисс К. начала просить прощения и, говорят, едва ли не расплакалась, пав на колени. Увы, добросердечная (и слишком, слишком юная, лишённая заботы старших и благоразумных родственников) леди N. попыталась смягчить неловкость ситуации и предложила мисс К. остаться на чашку чая.

И меня как истинного Джентльмена очень тревожат слухи о том, что якобы за время недолгого разговора мисс К. сумела очаровать леди N. своими якобы "ширманскими" настроениями настолько, что теперь имеет наглость называться публично её подругой, ссылаться на её покровительство и репутацию.

Неужели это попытка Глашатаев Ложного Прогресса подорвать сами устои нашего общества в лице Воплощённой Женственности Аксонии?

Или просто неудачная шутка судьбы?

Осторожнее, леди N.!

Всегда ваш,

пусть Ироничный,

но всё же Джентльмен

Я машинально сложила газетный лист вчетверо и замерла, растерянно разглядывая столик напротив. Туда Мадлен поставила странноватую, но красивую композицию, присланную нынче утром от неизвестного.

Горшочек с живой мятой, сплетённые веточки бузины и руты, а у корней — засохший дурман.

Живое подозрение, сплетение сочувствия с раскаянием и мёртвый, иссохший обман.

Милдред хорошо знала язык цветов.

У склепа Фредерика она посадила розмарин и амарант.

Память и вечная, безнадёжная любовь...

— Что вы думаете, леди Виржиния? — осторожно поинтересовался ла Рон, кивая на газету. — Неправда ли, возмутительно, что он смеет писать о вас в таком снисходительном тоне? Да ещё приплетая эту колонианку!

— Не знаю, — я покачала головой. — Но если говорить откровенно... У меня такое чувство, будто кто-то пытается меня о чём-то предупредить.

Почти наверняка и Эллис, и дядя Рэйвен уже видели эту статью. Однако я при первой же возможности приказала Лайзо купить для них ещё две газеты и отвезти как можно скорее. Ответы пришли в тот же вечер.

Лаконичная записка от маркиза:

"Уже работаю,

Ваш Р. "

И ещё одна записка:

"Так называемый Джентльмен наверняка был в кофейне тем вечером и сидел недалеко от дверей, лицом к ним. Осторожнее, Виржиния — похоже, Вас предаёт человек, которого Вы хорошо знаете и которому доверяете.

P.S. Присмотритесь к женщинам!

Эллис, в спешке"

Свой совет детектив начеркал на обратной стороне черновика отчёта о вскрытии трупа неизвестного. Слово "женщины" было жирно обведено карандашом и обрамлено корявыми стрелочками.

Сначала я только посмеялась — и на всякий случай отправила Эллису записку обратно, вместе с десятком чистых листочков дешёвой бумаги. Вдруг он отчёт испортил по ошибке? Но по прошествии некоторого времени мне стало не до смеха. Я ещё раз мысленно повторила послание детектива и достала карандаш с записной книжкой. На свободной странице вычертила схему зала и по памяти попыталась набросать список посетителей, но без особого успеха. Всё-таки прошло уже три дня... Часть имён можно было восстановить по пригласительным письмам, однако многие из постоянных гостей — именно тех, кому я доверяла — заглядывали без предварительного уведомления.

Миссис Скаровски, ла Рон, Эрвин Калле, полковник Арч с супругой и сыном, подруги леди Милдред...

Нет, если подозревать каждого... Так и до умопомешательства недалеко.

К тому же если считать, что нынешний "Джентльмен" — тот же, кто скрывался под псевдонимами "Озабоченная Общественность" во время истерии вокруг Душителя, "Остроум" в деле о поддельной картине Нингена и "Призрак Старого Замка" в статье о происшествии в замке Дагвортов, то круг подозреваемых сильно сужался.

Откровенно говоря, был только один человек, который мог знать подробности, касающиеся меня, в каждом из этих трёх... ах, нет, теперь уже четырёх — с Джентльменом — дел. Человек, которому я всецело доверяю; тот, кто был в кофейне, когда явилась мисс Купер, и тот, кто мог знать о моей встрече с Эллисом в приюте... Точнее, та.

Мадлен Рич.

— Невозможно, — сказала я вслух и поперхнулась нервным смешком. Воздух вдруг стал царапать горло, как песок. — Просто невозможно. Мэдди бы никогда не...

И тут я вспомнила, что к Абигейл брала с собою не Мадлен, а Магду, и рассмеялась с облегчением. "Призрак Старого Замка" описал события в семейном гнезде Дагвортов так, словно сам там присутствовал. Магда же в свою очередь никак не могла узнать о том, что именно произошло в кофейне, а уж тем более — о достопамятной встрече с Эллисом в приюте.

Значит, ни одна из них не могла быть "Остроумом".

В ту ночь я спала плохо, мучимая чувством вины, и на следующий день едва могла смотреть Мадлен в глаза. Она, кажется, что-то почувствовала, и старалась быть ко мне исключительно предупредительной.

Разумеется, чувство вины от этого только росло, как плесень в сыром чулане. Я порывалась рассказать Мадлен о своих подозрениях и покаяться, но вместе с тем понимала, что от таких "извинений" ей будет хуже, чем от моего молчания. Шутка ли — когда тебя подозревают в предательстве... Но в конце концов я не выдержала. Правда, и прямо не призналась, но нашла способ показать Мэдди, насколько велико моё доверие.

Во время перерыва на чашечку кофе я достала из секретера пресловутую статью за авторством Ироничного Джентльмена и протянула Мадлен.

— Прочитай, — попросила я. — И скажи потом, что думаешь об этом.

Мэдди отставила тарелку с клубничным суфле в обсыпке из горького какао и осторожно, точно спящую ядовитую змею, взяла газету. Сперва быстро пробежалась глазами наискосок от заголовка к финальной точке, затем перечитала уже медленнее. Всё это время я ревниво следила за её лицом, но никак не могла понять, что она чувствует — сердится ли, боится ли?.. Просмотрев текст в третий раз, Мэдди вынула из кармана тонкую тетрадь в четверть обычного листа, карандаш, и старательно вывела:

"Статью писали с чужих слов".

Я ожидала чего угодно, только не этого.

— Почему ты так считаешь?

Мэдди почти беззвучно фыркнула и под первой строкой дописала, с силой вдавливая грифель в бумагу:

"Из-за мисс Купер я разбила голубой кофейник из вашего любимого сервиза. А в статье говорится про чайник".

А ведь действительно!

Эллис, который не присутствовал в "Старом гнезде", когда всё это произошло, счёл упоминание о разбитом чайнике достоверной деталью, включить которую в статью мог только очевидец. Мадлен же сразу вычленила несоответствие.

— Получается, что "Джентльмен" всего лишь опирался на слухи? — произнесла я, подводя итог размышлениям.

Мэдди сосредоточенно кивнула. Затем прикусила на мгновение кончик карандаша, нахмурилась — и дописала под своими предположениями ещё одну фразу:

"Это точно был мужчина".

Честно говоря, я пришла в замешательство — выводы Мэдди разнились с тем, о чём писал Эллис.

— Поясни, пожалуйста, — попросила я осторожно.

А она улыбнулась вдруг солнечно и аккуратно вывела на чистом листе — ровным и лёгким почерком:

"Только мужчина может перепутать чайник и кофейник".

Мне стало смешно.

Конечно, не стоило обобщать так уверенно, но кое в чём Мэдди была права. Мужчины, если, конечно, они не работают в Управлении спокойствия или не состоят на Особой службе, обычно не замечают, шляпка-котелок была на леди или тюрбан, пайетками или бисером расшит ридикюль, чучело колибри приколото к воротнику или волнистого попугайчика... Помнится, даже баронет Фаулер, весьма наблюдательный и умный мужчина, на балу перепутал кринолин с турнюром.

Мужчины прекрасно умеют воссоздать общую картину — но вот к деталям зачастую невнимательны.

— Ты не думала, кто это может быть? Вдруг мы его действительно знаем? — спросила я машинально, не рассчитывая всерьёз на ответ. А Мадлен вдруг отчего-то болезненно скривила губы — всего на мгновение, и потом снова беспечно улыбнулась, но мне стало жутко и знобко.

"Мы должны доверять своим близким, — написала она в самом низу листа, мелко и неразборчиво. — Или жизнь превратится в муку".

Мэдди выронила карандаш, и тут меня поразила мысль — такая пугающая и простая одновременно.

...Мадлен тоже подумала сейчас, что шпионом мог быть кто-то из дорогих ей людей?

— Эллис, — едва слышно выдохнула я. Она вздрогнула, а потом гневно вскинулась и даже писать в блокноте ничего не стала — скрестила руки перед лицом и затрясла головой.

"Этого не может быть, потому что не может быть никогда" — и всё тут.

Кофе мы с нею допили быстро, не глядя друг на друга, и вернулись в зал, а вечером сделали вид, что позабыли об этом разговоре.

У каждой из нас были свои причины.

К счастью, долго тосковать и сомневаться мне не позволили обстоятельства.

Имя им было, разумеется, Эллис.

В среду вечером, примерно около девяти часов, когда в кофейне не осталось ни единого свободного столика, детектив тихо поскрёбся в двери с чёрного хода. Поблизости оказалась только миссис Хат — она-то и впустила страдальца, и поплатилась за свою доброту, едва не лишившись чувств от испуга и уронив себе на ногу железный поднос для пирожных.

Эллис заявился босиком, промокший насквозь и перемазанный чёрной грязью так, что впору было принять его за блуждающего духа топей.

— Святые небеса! — выдохнула миссис Хат изумлённо, глядя как вокруг детектива медленно, но верно образуется маленькое болотце. Мы с Мэдди не менее удивлённо взирали на всё это с порога кухни. — Мистер Норманн, помилуйте, что с вами произошло?

— Не спрашивайте, — кисло улыбнулся Эллис. — Могу я рассчитывать на горячую ванну? Если нет, то легче умереть сразу.

И он оглушительно чихнул.

— А... — протянула я неопределённо, растерявшись.

— Ключ утонул, — мрачно ответил Эллис на незаданный вопрос.

— И?..

— Нэйта дома нет.

— О...

— И с подогревом воды у нас большая беда после клятого пожара. И я утопил свои единственные целые ботинки, — признался он убито. — Пять лет не решался новые купить, и вот ведь...

В коридор заглянул Георг, наконец-то вернувшийся из подвала. Кофейному мастеру хватило одного взгляда, чтобы оценить обстановку.

— Вы ведь не уйдёте сейчас, мистер Норманн? — спросил Георг обречённо.

— Победа или смерть, — процитировал детектив что-то смутно классическое и снова чихнул.

— Мэдди? — оглянулась я на подругу.

Она зарделась отчего-то, но знаками показала, что горячая вода у неё есть, и начала подниматься по лестнице в жилую часть дома. Детектив просиял, словно ему пообещали повышение жалованья в два раза, и последовал за Мадлен, оставляя на полу в коридоре и на полированных ступенях грязные отпечатки босых ног.

— Так что же с вами случилось, Эллис? — не выдержала я и крикнула, пока детектив не закрыл дверь.

— Слежка, — неохотно ответил он. — К счастью, успешная. К несчастью, Эйвон сегодня холодный. И это уже второй раз с начала весны! Бр-р.

В зал в итоге вернулась одна я. Мэдди осталась хлопотать вокруг Эллиса — наскоро постирала его вещи, достала чистое полотенце, приготовила согревающее питьё... Запасливый Лайзо принёс из автомобиля смену одежды — сухие брюки и свитер. Эллису они были безнадёжно велики из-за разницы в росте, но выбирать не приходилось. Георг, стиснув зубы до пугающего хруста, сходил в кладовую и вернулся с парой стоптанных, но относительно целых башмаков.

— Они мне стали малы, — проворчал он в сторону. — Мозоли. Старость — не радость... Держу их здесь на всякий случай, хотя давно пора бы уже выбросить.

Эллис, тонкий и бледный, как дитя подземелий, тонущий в слишком широком свитере и длинноватых брюках, улыбнулся так искренне и благодарно, что Георг засмущался, покраснел и совершил стратегическое отступление на кухню под благовидным предлогом — кофейня ведь ещё работала, и заказов было предостаточно. К счастью, через час или около того посетители разошлись, и мы все смогли перебраться в основной зал, гораздо более тёплый и уютный, нежели маленькая комнатка между кухней и коридором.

Наблюдая, как Эллис прихлёбывает из чашки острый горячий бульон, кутается в свитер из некрашеной шерсти и чихает время от времени, а остальные — миссис Хат, Георг, Мадлен и Лайзо — едва ли на цыпочках ходят вокруг него, я думала, что абсурдней ситуацию придумать сложнее...

...ровно до тех пор, пока в парадные двери не постучали, и на пороге не возник Мэтью Рэндалл, собственной персоной.

На минуту, не меньше, воцарилась мёртвая тишина. А потом Эллис вздохнул, зябко потёр босой ступнёй щиколотку и попросил проникновенным голосом:

— Только на дуэль меня не вызывайте, хорошо?

Мэтью поднял руку, словно хотел расстегнуть воротник рубашки, но на полпути передумал, и загадочно констатировал:

— Значит, вы всё-таки преуспели, мистер Норманн.

— Ну да... — Эллис сморщил нос, готовясь чихнуть. — А-а... а, нет, пронесло. Да, преуспел, но уходить пришлось не самым приятным путём. После дождей в старых туннелях воды по пояс, а на выходе вообще пришлось нырять. Эйвон нынче глубок.

Тем временем Мадлен опомнилась и подскочила к Мэтью, чтобы помочь ему — показать, куда повесить пальто и шляпу. Он поблагодарил кивком, а затем прошёл к столику; я сделала знак, чтобы нам принесли ещё один кофе.

— И когда маркиз может рассчитывать на отчёт? — спросил Мэтью, присаживаясь за столик. Георг поджал губы и отправился на кухню — помогать Мэдди.

— Как только... Чхи! ...как только вы, мой друг, доберётесь до своего обожаемого маркиза, — проворчал Эллис. Свитер у него так и норовил сползти с одного плеча. — Отчитаюсь я прямо здесь и сейчас. В конце концов, Виржиния имеет к этому делу прямое отношение.

Взгляд у Мэтью сделался таким холодным, что я уже подумала — сейчас грянет отповедь пополам с рекомендациями не впутывать леди в дела Управления. Однако ожидания мои не оправдались. Вместо этого грозный секретарь маркиза вдруг улыбнулся и сказал:

— Верно. И мне тоже есть что рассказать. Однако прежде, чем мы приступим... Возможно, кто-то из присутствующих не хотел бы оказаться вовлечённым в расследование? — и он выразительно посмотрел на миссис Хат. Та смущённо потупилась. — А у кого-то есть другая... работа? — добавил Мэтью и взглянул на сей раз в сторону тёмного коридора между залом и кухней.

Я мгновенно догадалась, в чём дело.

— Мистер Маноле!

Лайзо выступил из тени, посмеиваясь и поднимая руки, будто сдаваясь на милость врагу, а потом остановился, ожидая вердикта. Но прежде, чем я успела сказать хоть слово, Эллис вновь оглушительно чихнул и разрешил великодушно:

— Пусть остаётся. К тому же не так важно, уйдёт он или нет. Всё равно к завтрашнему вечеру знать будет больше нашего.

В это время вернулись Мадлен и Георг — с голубым кофейником, близнецом безвременно почившего в битве с мисс Купер, и целым блюдом пирожных. Я обошла зал и убедилась, что окна плотно закрыты шторами, а двери — заперты; Лайзо, делая вид, что его здесь и нет, снова отступил в полумрак коридора. Миссис Хат и Георг степенно удалились на кухню.

Таким образом, за столом нас осталось четверо.

Первым начал рассказ Мэтью Рэндалл.

— Откровенно говоря, леди Виржиния, та статья за подписью "Ироничного Джентльмена" сильно обеспокоила маркиза Рокпорта, — многозначительно произнёс он и сделал паузу, дабы все мы могли осознать степень этой обеспокоенности. — Владелец газеты и оба редактора имели вчера вечером долгую беседу в Управлении спокойствия... разумеется, не с офицерами Управления, — скучным голосом уточнил он, и меня пробрало холодком. — Как правило, этого бывает достаточно, чтобы заручиться безоговорочной поддержкой любых свидетелей. Однако ни владелец, ни старший редактор, как выяснилось, ничего не знали ни о личности "Джентльмена", ни о путях, которыми его статья попала в газету. А второй редактор, отвечающий непосредственно за подготовку к выпуску, наотрез отказался раскрывать свои источники.

Тут Эллис не выдержал:

— Даже после беседы с маркизом лично?

— Боюсь, что так, — сдержанно кивнул Мэтью. — Однако оснований задерживать этих весьма достойных людей и далее у нас не было. Мы договорились продолжить беседу наутро. Я тогда ещё подумал, что всё к лучшему, потому что второй редактор явно колебался и, кажется, готов был намекнуть на личность автора статьи... Однако утром он не явился на беседу.

— Сбежал? — понятливо вздёрнул брови Эллис.

Мэтью усмехнулся:

— Нет. Причина была гораздо более уважительная. Он просто не проснулся. Тихая смерть во сне без видимых причин... насколько можно судить по предварительным результатам вскрытия.

Тишина в зале воцарилась такая, что слышно было, как урчит в подвале новый холодильник. Мэдди сидела неестественно прямо, скомкав юбки у себя на коленях и уставившись в противоположную стену потемневшими глазами. Подозреваю, что я сама вряд ли лучше выглядела, потому что Эллис проворчал что-то о бледности и обмороках, а Мэтью справился о моём самочувствии.

— Я чувствую себя прекрасно, благодарю за внимательность, — кивнула я, невольно надевая фамильную ледяную маску Валтеров. Губы точно онемели; от дурных предчувствий чудилось, что стены кофейни медленно, но верно сдвигаются. — Продолжайте, прошу вас. Полагаете, то, что случилось с редактором — совпадение?

— Как знать, — покачал головой Мэтью. Взгляд у него был немного виноватый, в противоположность Эллису, который наблюдал за мною со странной смесью одобрения и напряжённого ожидания. — Мне бы не хотелось беспокоить вас лишний раз, но Рэй... но маркиз Рокпорт настоял на том, чтобы вы всё узнали, причём из первых уст. Он полагает, что это убережёт вас от неосмотрительных шагов, вроде самостоятельного расследования.

Маленькую оговорку заметила, похоже, только я, и это коротенькое "Рэй" меня настолько поразило, что даже душный страх отступил. Уже задним умом я поняла, что Мэтью, скорее всего, нарочно оговорился — ведь из всех присутствующих разве что Эллис ещё называл иногда маркиза Рокпорта "ваш дядя Рэйвен", и то лишь в личном разговоре со мною и в шутку. Так что удивиться неожиданно фамильярному обращению могла только я.

А если ещё вспомнить, что дядя Рэйвен говорил иногда, что удивление — лучшее лекарство от страха...

— Маркиз хорошо меня знает, — двусмысленно ответила я, мимолётом подарив Мэтью благодарную улыбку. Если он настоящий секретарь и доверенный человек дяди Рэйвена — он догадается, за что. — Так что это было верное решение. Признаться, я уже подумывала о том, чтобы попробовать разузнать что-нибудь об этом "Джентльмене" через своих знакомых.

— Ла Рон? — понимающе хмыкнул Эллис.

Я кивнула:

— Именно. Ведь именно он первым связал между собою "Призрака Старого Замка", "Озабоченную Общественность" и ещё нескольких авторов, предположив, что это один и тот же человек. К сожалению, Луи ла Рон может опираться в своих предположениях только на стиль, на схожесть метафор и слога.

— Лучше, чем ничего, — со вздохом признал Мэтью Рэндалл. — Однако не будем углубляться в подробности. Маркиз Рокпорт просил передать, что этим сплетником-журналистом займётся он сам. Не беспокойтесь ни о чём. В конце концов, смерть редактора может оказаться чистой случайностью. Ведь он пропустил в печать скандальную статью, затем привлёк внимание Особой службы...

— Человек немолодой, сердце не выдержало, — с фальшивым сочувствием покивал Эллис. — Не верю я в совпадения, юноша. И вам не советую — ни верить, ни приучать к этому Виржинию. Плохая привычка, как ни крути... Ну ладно, что это мы всё о грустном да о грустном, и даже мной никто уже целый час не восхищается, — продолжил он вдруг весело. Взгляд у него стал лукавым. — В то время как ваш маркиз, Виржиния, сел в лужу, оставшись визуально совершенно сухим, я, напротив, хоть и вымок, зато и рыбку поймал крупную... Догадайтесь, кем оказался тот соглядатай, которого приметил мистер Бьянки?

У меня в голове промелькнула тысяча версий — от "Ироничного Джентльмена" или неудачливого поклонника до пособника Финолы Дилейни, от которой, к слову, давно не было ничего слышно. Но ни один вариант не показался достаточно убедительным, и я только плечами пожала:

— Не имею ни малейшего понятия, — и пригубила великолепный "белый" кофе с ванилью — немного уже подостывший, впрочем.

Эллис выдержал театрально долгую паузу в лучших традициях драматических актрис, поправил окончательно сползший с плеча свитер, принял значительную позу гениального детектива — голова слегка откинула, пальцы левой руки прижаты к виску, взгляд орлиный — и объявил:

— Освальд Ривс.

Признаться, за всеми этими треволнениями я не сразу вспомнила имя. А когда вспомнила, отчего-то ничуть не удивилась:

— Водитель того фабриканта, мистера Эшли?

— Он самый, — удовлетворённо кивнул Эллис. Мэтью, к слову, тоже выглядел ничуть не удивлённым. — Я за ним хвостом три дня таскался. Лично, вот на этих двух ногах! — он с торжествующей ухмылкой похлопал себя по коленям. — Только раз меня Лайзо подменил. И, надо сказать, слежка того стоила. Во-первых, Лайзо опознал в Освальде того самого "Джима", которому мистер Фокс оплеуху отвесил. Во-вторых, я перекинулся парой слов с приятелями Освальда... Что за чудо эти полуночные пьянки, когда всякий, кто купит тебе лишнюю пинту пива — друг навеки, — сентиментально вздохнул Эллис и продолжил уже серьёзнее: — Так вот, выяснилось, что юноша имеет обыкновение по пьяному делу хвастаться раскидистым фамильным древом. Мол, якобы, он прямой потомок древнего альбийского рода, то ли обедневших баронов, то ли виконтов... Чушь несусветная, но верит в это юноша свято. И часто повторяет, что он, мол, достоин большего.

— Интересно, — сказал вдруг громко Мэтью и задумался. Увидев, что Эллис с любопытством смотрит на него, он поморщился и махнул рукой: — Нет, продолжайте пока, детектив Норманн. У меня есть одна мысль по этому поводу, но я выскажусь позже.

Эллис искренне огорчился:

— Вот связывайся с "осами"... Сами-то из тебя все сведения по расследованию вытрясут, как те карты у шулера из рукава, а в ответ хоть бы чем поделились... Я шучу, молодой человек, не сердитесь, — улыбнулся он нахмурившемуся Мэтью. — Рассказывать мне больше особенно не о чем. Сегодня я проследил за Освальдом Ривсом до одного паршивенького притона в самом сердце Смоки Халлоу. Опасное местечко, скажу я вам... Я ожидал, что он будет встречаться с мистером Фоксом, но у юноши было свидание с дамой. И, что очень интересно, даму сопровождали двое молодых людей. И у одного из них была двухцветная кокарда... точь-в-точь, как у "деток".

Мэтью мгновенно подобрался, как лиса, почуявшая след лёгкой добычи.

— Ривс встречался с информатором "Детей Красной Земли"?

— Не поручусь за это, — осторожно ответил Эллис, наконец-то посерьёзнев. Он сразу стал выглядеть старше, словно настоящий возраст проглянул сквозь шутовскую маску. Бесформенный великоватый свитер отчего-то перестал казаться смешным, а узкие босые ступни — трогательно уязвимыми. Я вдруг отчётливо поняла, что он прошёл мокрый и босой от самой Смоки Халлоу, но при этом умудрился не натолкнуться ни на не в меру ретивого "гуся", ни на грабителей, что любят обирать пьяниц и бродяг... Да что там, даже на острый камень ни разу не наступил! — Но преследовали меня эти ребята весьма умело. Если бы не туннели, я бы не смог уйти. И так пришлось пожертвовать ботинками, да упокоятся они с миром... Освальд Ривс определённо связался с опасными людьми. Завтра утром за ним приедут из Управления — надеюсь, к тому времени он сподобится вернуться из трущоб. Мистер Эшли на некоторое время останется без водителя... А я выясню, что это были за умелые ребята, инкогнито какой женщины они охраняли столь рьяно и почему, а также какое отношение имеет всё это к слежке за вашим гувернёром, Виржиния, — обратился он ко мне и тут же повернулся к Мэтью: — А теперь вы, молодой человек. Что вы имели в виду под этим многозначительным "интересно"?

— Ничего особенного... — Мэтью выглядел растерянным. — Вспомнил кое-что... Вы мне показывали как-то рисунок сечения того клинка, которым убили романца-учителя, верно? А сейчас упомянули о том, что у Освальда Ривса альбийские корни... К слову, я тоже родом из Альбы и тоже могу похвастаться неплохой родословной. И мой отец... мой настоящий отец собирал старинное оружие. Я успел хорошо изучить клинки, пока до них не добрался отчим и не распродал... Так вот, о сечении. То, что вы мне показывали, очень похоже на форму традиционного альбийского кинжала. Правда, эти кинжалы редко использовались в бою, да и из употребления вышли пару веков назад... Но если Освальд Ривс действительно происходит из старинного рода — почему бы ему не иметь один такой? Как семейную реликвию?

Эллис откинулся на спинку стула.

— Так вот оно что... Это многое проясняет. Я-то на базелярд грешил... Но если Ривс связан с "детками", а "детки" причастны к тому первому, нераскрытому убийству, а сейчас романца-учителя прикончили точно таким же кинжалом, и ещё один романец-гувернёр работает у Виржинии в доме... Всё становится на свои места.

Я очень-очень медленно сделала глоток уже совершенно холодного кофе и попросила тихо:

— Поясните.

— Тут и пояснять нечего, — откликнулся Эллис и посмотрел мне прямо в глаза: — Вашего Бьянки нужно беречь как зеницу ока. Не знаю, зачем он нужен "деткам", но они не интересуются бесполезными вещами... и людьми. Уж поверьте мне, Виржиния.

На том мы и расстались.

Вернувшись домой, я первым делом вызвала мистера Бьянки и запретила ему покидать особняк без крайней на то необходимости.

— Могу я узнать о причинах такого распоряжения? — скромно осведомился гувернёр, выслушав рекомендации.

— Разумеется, — кивнула я, раздумывая, что можно сказать, а о чём лучше умолчать. — Есть вероятность, что вас перепутали с другим романцем и теперь преследуют по ошибке. И кто знает, на что способны эти люди? Осторожность не повредит. Моей... — я запнулась, вспомнив об Эвани. — Моей близкой подруге небрежность стоила жизни. Лиам к вам очень привязался, и я не хотела, чтобы он в столь юном возрасте познал горечь потери.

Взгляд мистера Бьянки потемнел.

— Я полагаю, что в своём "юном возрасте" он познал даже больше... Однако вы правы. Я воздержусь от поездок и прогулок на некоторое время.

После этого разговора мне стало поспокойнее. В глубине души я больше волновалась за Лиама, который мог пострадать, если оказался бы рядом с гувернёром в неподходящий момент... Но теперь мистер Бьянки пообещал не выходить на улицу, а проникнуть в особняк и сотворить что-нибудь здесь было бы для преступников гораздо сложнее. Во-первых, за домом всё ещё присматривали подчинённые маркиза. Во-вторых, Лайзо чувствовал неприятности за добрую милю и, если бы понадобилось, наверняка бы пришёл на помощь.

Я поймала себя на последней мысли и нахмурилась.

— Что-то вы слишком часто стали полагаться на своего водителя, юная леди, — строго выговорила я самой себе. — Извольте исправиться.

Наверное, именно из-за этого эпизода я нарушила обещание и не сообщила Лайзо о том, что собираюсь попробовать его способ чтения дневников леди Милдред.

Вечером в пятницу разыгралась гроза. На мои планы это повлияло несущественно; однако многие гости предпочли перенести визит в "Старое Гнездо" на более благоприятное время. Удивительно, однако к восьми часам кофейня полностью опустела. Я немного подождала, не придёт ли какой-нибудь случайный посетитель, и заодно изучила отчётность за последний месяц. Летом спрос традиционно возрастал на холодные напитки на основе чая и падал — на сладкий горячий кофе с большим количеством сливок и на сытные жирные пироги. Слегка пересмотрев смету закупок на август, я заглянула в зал, убедилась, что никто так и не пришёл — и с чистой совестью отправилась домой.

В особняке царило сонное спокойствие. Даже неугомонный Лиам утомился за день настолько, что лёг спать ещё в десять часов, не дожидаясь ужина. Я тоже не была голодна, поэтому лишь наскоро перекусила, выполняя требования доктора Хэмптона — лёгкий суп из говядины и грибов со сладким перцем и лемонграссом, немного тушёных овощей и пряный чай с корицей, гвоздикой и яблоками. Время до полуночи пролетело незаметно — письма, скопившиеся за день, планирование следующей недели, очередной отчёт адвоката... Гроза постепенно перешла в один из тех нудных летних дождей, которые идут всю ночь и не столько освежают город, сколько выхолаживают его. Сквозь прикрытые ставни слабо тянуло сыростью, мхом и размокшей пылью, от неуютного электрического света уже резало глаза, а вместо одного почти прозрачного длинноногого паука, украдкой перебегающего от угла к углу, мерещилось то два, а то даже и три.

Я с усилием потёрла виски и наконец призналась себе, что просто оттягиваю ту минуту, когда придётся взять бабушкины записи в руки.

Но сколько можно убегать?

Приготовившись ко сну, я отослала зевающую Юджинию и только затем открыла секретер. Дневники лежали сверху, рассортированные по датам.

"Самый старый взять или лучше новый?"

Не в силах выбрать что-то осознанно, я вытащила одну книжицу наугад. Она, кажется, относилась к колонианскому периоду. Первые листы были аккуратно исписаны от первой до последней строки, и чернила лишь слегка выцвели; но затем записи внезапно обрывались, буквально на полуслове, после описания захолустного колонианского городка далеко на севере, вблизи границы с бывшими марсовийскими колониями. А далее шли пустые страницы, и только сверху стояли аккуратно выписанные даты...

"...Нет, не только сверху", — с удивлением поняла я, присмотревшись. В самом низу, у края страницы, виднелась ещё одна дата, едва-едва намеченная карандашом. День и месяц я разглядеть не смогла, а вот год... за добрых семь лет до путешествия?!

От волнения в груди стало щекотно и холодно.

Долго я просто сидела в кровати, растерянно поглаживая пустой лист — полностью уверенная в том, что заснуть теперь точно не получится. Однако веки начали слипаться сами собою. Я погасила свет в спальне и оставила гореть только свечу с запахом лаванды, помещённую в синий фонарь — один из сувениров, привезённых из Серениссимы, — потом засунула раскрытую книжицу под подушку, легла и зажмурилась.

Дождь так же шелестел и нервно скрёбся в ставни гибкими ветвями деревьев, точно сторукое чудовище...

...точно сторукое чудовище, точно паук-колосс — наш замок и расходящиеся от него во все стороны дороги. Я слышала, как вчера кухарка рассказывала поварятам о таком пауке с развалин на юге. О хищных жвалах, о цепких лапах и ядовитой паутине, о беззвучной охоте и терпеливом ожидании, о беспечных путниках и скаредных купцах, всегда выбирающих короткую опасную дорогу...

А потом пришла мисс Далл и испортила веселье.

Досталось всем. И поварятам — за то, что сидят без дела. И кухарке — за леность и невнимательность. И мне, разумеется — за то, что вместо прилежного изучения Писания я подслушиваю россказни прислуги.

И как мисс Далл не поймёт, что эти самые россказни куда интереснее её глупых историй с моралью?

Я до сих пор злюсь на гувернантку. Не за удар линейкой по спине, не за нудную часовую лекцию о непослушных девочках, а за то, что мне не позволили дослушать сказку. И — вот наглость! — обещали отобрать географический атлас, если я строптивиться буду.

В отместку я сбежала из замка и спряталась на холме, между деревом и белым камнем. Здесь жарко, муравьи копошатся в опасной близости от мысков розовых туфель, но зато видно весь замок и дороги вокруг.

"Интересно, — думаю я, — мисс Далл накажут, если меня не найдут до вечера? Старую гувернантку отец за такое уволил без рекомендаций..."

Я с трудом понимаю, что такое "без рекомендаций", но смутно догадываюсь, что это несоразмерная месть за недослушанную сказку, и раскаиваюсь. Уже собираюсь вернуться, когда вдруг замечаю внизу настоящее чудовище.

По дороге идёт девочка в жёлтом платье. В её корзине — дикие нарциссы, ломкие и бледные.

И у этой девочки кожа цвета горелого сахара.

Долгих десять ударов сердца любопытство борется со страхом. А потом я вспоминаю картинку из географического атласа — пустыня, пятнистая лошадь с длинной-длинной шеей и взаправдашними рогами, красногривый лев и страшный чёрный демон с копьём в руках и с ожерельем из львиных зубов на шее.

Внизу, под картинкой, была подпись — "природа, звери и дикари Чёрного континента".

"Так та страшилка внизу — оттуда? — догадываюсь с замирающим сердцем. — А почему коричневая, а не чёрная? А где копьё? А почему платье жёлтое? А ожерелье из зубов у неё есть?"

Вопросов столько, что они погребают под собой остатки страха. Я сбегаю с холма, высоко подоткнув юбки. Несколько раз падаю, запинаясь о переплетённые травы и о муравейники. Девочку я нагоняю уже у развилки, под огромным ясенем, натрое расщепленным молнией. Хочу схватить за плечо, но вспоминаю снулое лицо мисс Далл:

"Вы ведь леди. Ведите себя соответственно".

Тяжко вздыхаю — и перехожу на степенный шаг.

Дикарка и не думает останавливаться. Она выше меня, а потому ходит быстрее. С манерами леди её не догнать. Я злюсь, подбираю юбки, чтобы снова перейти на бег... а потом раздумываю. Замираю, подбоченившись, и громко зову:

"Стоять, когда с тобой говорит леди!"

Дикарка и правда останавливается — точнее, застывает, как осторожный зверёк. Оборачивается неуловимым движением и смотрит в упор. Глаза у неё серые, такие светлые, что кажутся прозрачными.

"А леди... говорит?"

Я робею.

"Говорю..."

Дикарке, кажется, становится весело.

"А если ты говоришь, то кто же спит на холме?"

Это похоже на игру в загадки. Встаю на цыпочки, щурюсь — но отсюда вершину холма не разглядеть. Белый камень сверкает, как большой кусок льда, а дерево рядом с ним черно, точно сажа. Солнечный ветер срывается со склона, швыряет в лицо колким сухим теплом и запахом сена. Я пожимаю, плечами, стараясь не выдать своего разочарования.

"Если тебе интересно, то идём на холм вместе. Там и посмотрим, кто спит", — великодушно дозволяю я. Дикарка хихикает, прикрыв рот ладошкой. Теперь, несмотря на разницу в росте, мы выглядим ровесницами.

"А ты ведь не знаешь ничего... такая смешная, — улыбается она, и её глаза больше не кажутся страшными. — Наяву мы бы с тобой и не поговорили. Я не знаю вашего языка... — Она вдруг наклоняется и хватает меня за руку. Во взгляде появляется что-то тёмное, отчаянное. — А давай ещё встретимся? Я научу, как. Мне так плохо здесь... такие страшные люди, и никто не знает правильных вещей... И мёртвый человек ходит по головам живых".

К концу её речи я цепенею — ни пошевелиться, ни вздохнуть даже.

Зелёная трава вокруг, синее небо, река — всё вокруг выцветает так быстро, что голова начинает кружиться.

"Мёртвый человек?"

Дикарка хихикает и становится похожей на сумасшедшую.

"Не бойся. Мы его обманем... Вместе... мы его перехитрим".

Она быстро суёт мне в непослушную руку пирожок из корзинки — тёплый, пахнущий маслом, свежим хлебом и черникой — и убегает. Я надкусываю пирожок, но вкуса не чувствую. На кончиках пальцев — и на губах, наверно, тоже — чернеет ягодный сок. Дикарка бежит, высоко поднимая ноги, и длинные юбки ей не мешают. Шея выгнута, точно у оленёнка.

Я медленно разворачиваюсь и бреду в сторону холма. На обратном пути не мешаются ни травы, ни камни, словно они и впрямь часть сна, что-то бесплотное. От земли к небу поднимаются белые искры; ветер продувает насквозь, через жёсткую ткань платья и, кажется, даже через кожу.

На холме действительно спит девочка в голубом платье.

Я.

Вытираю руки о подол, обхожу её по кругу — и только потом сажусь рядом, на кривой корень, выпирающий из сухой земли. Другая я совсем как настоящая. Если приглядеться, то можно даже заметить мамино кольцо-розу на цепочке, спрятанное под воротником. Несмело провожу пальцами по скулам другой себя, дотрагиваюсь до губ...

Другая я распахивает глаза — карие.

Не серые, как у меня, а карие.

"Попалась", — говорит она без улыбки.

Я отступаю и упираюсь лопатками в камень. Он и на ощупь холодный, как лёд... нет, даже холоднее. А мой двойник неторопливо встаёт и отряхивает... уже не платье, а траурный костюм для мальчика. Волосы у неё светлеют с каждой секундой. Когда её пальцы стискиваются у меня на горле, она уже седая, как дедушкин портрет.

Камень за спиной становится мягче пудинга.

"Попалась, глупая наследница", — повторяет она мужским голосом.

Пальцы стискиваются на горле сильнее. Я пытаюсь отступить назад... и понимаю, что могу. Действительно могу.

"Попалась, Виржиния..."

Кто такая Виржиния?

Я плюю в лицо своему двойнику, и в то короткое мгновение, когда он, ошеломлённый, ослабляет хватку — падаю спиной в ледяной камень.

Дышать нечем.

Но, кажется, я смеюсь.

— ...Дыши.

В голосе было столько силы, что я послушалась — и вдохнула наконец.

Грудь обожгло ощущением влажного тепла. Запахи полыни и вербены были такими сильными, что чувствовались на языке, как живая горечь. Темнота вокруг царила настолько густая, что и кошка бы ничего не разглядела.

— А теперь скажи, как тебя зовут.

— Мил... — начала я и осеклась. В голове всё плыло. — Виржиния-Энн, графиня Эверсан-Валтер.

— Ай, молодец... Ну-ка, выпей. Не бойся, тут мята одна и мёд... Вот так, хорошо.

От питья в голове действительно прояснилось; ровно настолько, чтобы понять — я сижу не сама, меня поддерживают. И ладони на моих плечах горячие, как кипяток.

Или это я так замёрзла?

— Вы... — Имя выворачивалось из памяти, как намасленный камень — из рук. К ощущению спокойствия примешивалась ядовитая нота неправильности, тревоги. — Вы...

— Всё хорошо. Теперь всё хорошо. — Меня осторожно обняли и погладили по волосам. — Ох, Виржиния, Виржиния... Не бойся. Я тебя в обиду не дам. Никому. Даже если сам за то головы лишусь...

Не знаю, обострённые ли после кошмара чувства были тому виной, или ночь, или извечное свойство Валтеров размышлять и делать выводы в самый тяжёлый момент... Но я расслышала за его словами то, что он сам хотел бы спрятать.

Страх.

Истинный страх, рождённый близостью смерти дорогого человека.

Мне было знакомо это — и влажноватые ладони, едва ощутимо подрагивающие; и сбившееся с ритма сердцебиение; и горечь самообвинения за беспечность — едва не опоздал, едва не упустил; и невозможность высказать всё, что кипит на душе, дабы не испугать, не ранить ещё сильнее... Когда леди Милдред, блистательная графиня Эверсан-Валтер, приехала сразу после пожара в нашем особняке, чтобы забрать меня из пансиона, её слова имели такой же привкус.

И ощущая сейчас тень этого глубинного страха, я наконец осознала, что чуть не погибла только что, смертью более страшной и мучительной, чем от рук сумасшедшего парикмахера, Душителя или сектантов Дугласа Шилдса. То существо из сна, принявшее облик маленькой леди Милдред, было по сути своей противно этому миру. Смрадный паразит, убийца... нечто, пытавшееся меня сожрать.

Я действительно могла больше никогда не проснуться.

Никогда.

— Лайзо... — имя, будившее столько чувств, чаще далёких от приятности, но всегда живых и настоящих, само льнуло к языку. — Лайзо. Лайзо...

Кажется, сейчас я разрушала безупречную репутацию леди, переступала свои же собственные правила; однако вступило уже в свои права неукротимое желание жить, чувствовать — исконное свойство всех Валтеров, говорят, ведущих свой род от гордых завоевателей-северян с глазами цвета льда и с ветром свободы за правым плечом.

— Всё будет хорошо, — тихо пообещал Лайзо в кромешной темноте, пахнущей вербеной, полынью и ещё — если только это не чудилось мне — вишнёвым бабушкиным табаком, словно леди Милдред сама стояла где-то рядом, одну руку положив на его плечо, а другую — на моё. — Я больше никогда не позволю этому случиться, обещаю.

— Лайзо, — повторила я и с абсолютно ясным пониманием того, что творю, сама обняла его — слугу, авантюриста, безродного гипси... кажется, уже друга. По меньшей мере, друга... — Лайзо... спасибо.

Никогда прежде я не обнимала так мужчину — ни Эллиса там, на крыльце, после страшной, бессмысленной гибели Эвани; ни дядю Рэйвена, который во многом был мне ближе, чем отец. Но сейчас почему-то не хотелось отстраняться; напротив, хотелось сидеть вот так долго-долго — комкая рубашку у Лайзо на спине и уткнувшись лбом в его плечо.

"Кажется, это и называют падением".

— Завтра вы меня уволите? — то ли неловко пошутил, то ли всерьёз спросил он — и дунул мне в затылок, щекотно ероша волосы.

— Вы же умный человек, Лайзо, — ворчливо откликнулась я. — Вот и подумайте. Ошибок я по-прежнему не прощаю.

— Но...?

— Никаких "но". Значит, просто не делайте ошибок.

Он и не сделал.

Лайзо ещё много времени провёл так, обнимая меня. Затем помог сесть, опираясь на подушки, и снова напоил травяным настоем, на сей раз сладковатым, и до самого рассвета сидел рядом, крепко держась за руку. Никаким иным способом прикоснуться ко мне он и не пытался, даже по имени больше не называл. Я же старательно глядела в другую сторону и размышляла — о семейных тайнах, о кошмарном сне и о собственной беспечности. На заре Лайзо молча повесил мне на шею шнурок с маленьким полотняным мешочком, также пахнущим вербеной, и тихо вышел, прикрыв за собою дверь.

Вскоре я заснула без снов и проснулась уже около одиннадцати часов, когда меня разбудила встревоженная Юджиния.

— Прошу прощения, леди, — неловко сделала она книксен, едва не потеряв равновесие. — Пришла мисс Купер и сказала, что вы так договорились. Мистер Чемберс провёл её в Голубую гостиную согласно вашему распоряжению накануне. Что прикажете делать дальше?

— Передайте ей, что я сейчас занята неотложными делами и вскоре спущусь, — ответила я, мгновенно просыпаясь. Вот принесла же нелёгкая! Впрочем, мы действительно договаривались о встрече, хотя и немного позже. — Из Голубой гостиной мисс Купер не выпускать. Передайте Магде... нет, не пойдёт... Найдите мистера Маноле и передайте ему, чтобы он последил за мисс Купер, пока я не подойду, но так, чтобы она не знала. Другие слуги, разумеется, об этом распоряжении также знать не должны. Что же касается меня... Сюда немедленно подать то строгое платье в тонах тёмной фиалки и сирени, к нему — александритовые серьги и колье. В кабинет — свежую газету, кофе и тосты... ещё тот пирог с мясным суфле и базиликом, пожалуй, — добавила я, прислушавшись к себе. — Если мисс Купер будет ожидать терпеливо — принесите ей чай, скажем, второй категории, и бисквиты. Если будет допытываться, когда я наконец спущусь — присовокупите к чаю и бисквитам трактат "О благопристойности" из библиотеки или сочинение церемониймейстера Его Величества Генриха Шестого Педантичного "О праве дворянина", закладку переложить на главу о телесных наказаниях черни.

У Юджинии глаза округлились, а потом она хихикнула и сделала книксен, уже половчее:

— Будет исполнено, леди Виржиния.

Я мысленно похвалила девочку за сообразительность и пообещала себе пересмотреть её жалование, если она продолжит в том же духе.

Спешить на встречу мне было ни к чему. После тяжёлой ночи я могла натворить глупостей или сказать лишнего. Нет, лучше уж сначала как следует проснуться, сделать гимнастику для ума — перечитать светскую хронику и попытаться отделить там правду от вымысла, а вымысел от домыслов, и хорошенько позавтракать.

Что-то мне подсказывало, что после разговора с мисс Купер аппетит мог исчезнуть напрочь.

Примерно между заметкой о поэтическом вечере леди Элен Брайтстар и интригующей статьёй о том, как некие "родовитые юноши", в коих по описаниям легко угадывались Дагвортские Близнецы, пытались инкогнито поучаствовать в гонках на газолиновых автомобилях (подписана статья, к слову, была неким "Ворчливым и Саркастическим, но искренне Вашим", чей слог немного напоминал достопамятного Джентльмена), в кабинет поскреблась Юджиния и робко сообщила, что чай, бисквиты и экземпляр "Прав" отправлены в Голубую гостиную. Я допила кофе, полистала газету ещё с четверть часа, дабы у мисс Купер было достаточно времени для ознакомления с фундаментальным трудом зануды церемониймейстера, и только затем спустилась в гостиную.

— Доброе утро, леди Виржиния, — первой поздоровалась она, поднявшись со стула. — Прошу простить меня за то, что я пришла немного раньше...

— О, что вы, это я должна просить прощения за долгое ожидание, — улыбнулась я.

— Я скоротала время за чтением, благодарю, — указала она веером на "Права". Закладка явно переместилась ближе к началу. — Вы немного бледны... плохо спалось?

— Да, эта гроза так напугала меня, — трагически опустила я глаза.

Мисс Купер вежливо посочувствовала.

Мы обменивались любезностями ещё около получаса — обсудили погоду, вероятный брак Его Величества, достоинства бхаратского чая по сравнению с чжанским и лишь затем приступили к главной теме.

— Помните, я говорила о том, что наткнулась на след моего Чарли? — тихо произнесла мисс Купер наконец. Сегодня она была одета сравнительно скромно — прямое платье в фиолетово-жёлтую клетку, удлинённый жакет, слегка старомодная квадратная шляпка и непременная брошь-колибри. — Так вот, новости оказались неутешительными. Чарли видели в одном закрытом клубе. Мне, женщине и иностранке, было туда не попасть. Да я и не была уверена в том, что он действительно там... К счастью, один человек, чьё имя я не могу назвать, потому что обязана ему слишком многим, сумел чудом получить списки членов этого клуба. Мне должны были передать их с одним слугой, романцем по происхождению... Однако он внезапно начал меня шантажировать и предлагать выкупить эти списки, а затем и вовсе пропал. С помощью всё того же благородного человека я узнала, что романец был убит грабителями. Возможно, списки так и были при нём... Однако тело ведь увезли в Управление спокойствия! — Грэйс Купер взволнованно заломила руки, и повернула голову, позволяя полуденному солнцу обласкать бледный профиль. — Страшно подумать, что могут сделать эти необразованные "гуси" со списком! А ведь это моя последняя надежда... Леди Виржиния, — горячо обратилась она ко мне. — Я слышала, что у вас есть связи в Управлении... Заклинаю вас Небесами, помогите мне узнать, были ли при том романце списки!

Ошеломлённая её напором, я невольно отсела подальше, едва не упав со стула — рассеянность из-за усталости сказывалась.

— Попробую сделать, что смогу, — осторожно пообещала я. — А как звали этого романца?

Мисс Купер опустила взгляд.

— Бьянки. Джорджио Бьянки.

"Она слишком умна или слишком глупа?" — пронеслось у меня в голове в то же мгновение.

Сначала — упоминание о неких списках, да такое, что между строк ясно читается "братец Чарли попал в неприятности, если загадочные бумаги окажутся в Управлении — бедняжке не жить". Затем это имя... Мисс Купер точно провоцировала меня, подкидывая один парадокс за другим. Но, как ни прискорбно признавать, целей своих добивалась — не чувством приязни, так наглостью, постоянно играя на желании противника переиграть её и подцепить на крючок, она манипулировала всеми вокруг.

И мною тоже, увы.

Я позволила ей остаться в кофейне; согласилась на разговор; пригласила в свой дом.

Чего же мисс Купер хотела сейчас?

Пожалуй, если бы я не подозревала её во всех грехах, то после упоминания о романце должна была бы воскликнуть: "Ах, а ведь у меня есть гувернёр, у которого точно такая же фамилия!".

На первый взгляд, ничем опасным это не грозило. Не станет же мисс Купер набрасываться на Бьянки в моём присутствии, а из особняка он выходить не собирается... Да и наверняка она знала уже, что я наняла романца по имени Паоло Бьянки — сплетни в высшем свете распространяются быстро, а доступ к нему благодаря Уилфилдам мисс Купер имела.

С другой стороны... Подтверждая, что на Спэрроу-плейс работает мистер Бьянки и уж тем более показывая его нахальной колонианке, я отнюдь не свою жизнь ставила под удар. Было ли у меня право так поступать? И стоил ли риск возможности понаблюдать за мисс Купер во время встречи?

Эллис наверняка сказал бы "да".

И я решилась.

— Джорджио Бьянки? Какое совпадение! Недавно я наняла гувернёра для своего воспитанника баронета Сайера — мистера Паоло Бьянки, тоже романца. Сейчас прикажу привести его. Юджиния! — позвала я, одновременно дёргая за шнур колокольчика. Умница Юджи, стоявшая всё это время за дверью, выждала некоторое время для приличия и затем юркнула в гостиную с привычным своим книксеном. — Юджиния, позовите мистера Бьянки.

— Сию секунду, леди, — послушно склонила она голову.

Когда Юджи вышла, мисс Купер обернулась ко мне, изображая смущение:

— Что вы, не стоило делать это только ради меня...

— Ах, оставьте, — жеманно махнула я рукою. — Любопытство — вечный женский грех, и я тоже не чужда ему.

А про себя добавила:

"Посмотрим, во что это выльется".

Мистер Бьянки появился очень скоро. Не знаю, сообщила ли ему Юджиния, с кем он встретится, или нет, но в лице его ни один мускул не дрогнул. Бьянки вежливо поприветствовал сперва меня, затем мисс Купер и только затем осведомился церемонно:

— Чем обязан вниманию? Если это касается успехов баронета Сайера в учении, то могу вас заверить, что он справляется с математикой и с аксонской литературой с тем же усердием и успехом, с коим вы посвящаете себя искусству, леди Виржиния.

Я невольно улыбнулась. Мистер Бьянки изволил тонко намекнуть на то, что от математики и литературы Лиам шарахался как от огня.

— Успехи юного баронета мы обсудим позднее. Мистер Бьянки, моя гостья упомянула, что состояла в знакомстве с вашим однофамильцем, и...

И тут произошло непредвиденное.

Мисс Купер вскочила из-за столика, разливая чай по столу, уставила на гувернёра дрожащий палец и произнесла ясно и чётко:

— Это он — преступник!

Ситуация стремительно скатывалась к абсурду.

Мистер Бьянки сохранял абсолютное спокойствие. Юджиния трепетала в дверях простынёй на ветру, явно не зная, куда себя деть. Колонианка продолжала держать палец, как дуло револьвера. Я, казнясь за то, что вообще затеяла это представление, растерянно обвела взглядом Голубую гостиную, наткнулась на внушительный том "Прав дворянина"... и облегчённо вздохнула.

Благословен будь, этикет, дарующий выходы из любой неловкой ситуации.

— Мисс Купер, — произнесла я ледяным тоном, как того требовал "совет за нумером двести девяносто восемь" из достопамятной книги. — Обвиняя моего слугу, вы в некотором роде обвиняете меня. Объяснитесь, будьте любезны, или покиньте мой дом немедленно.

— Этот человек выглядит точь-в-точь как Джорджио Бьянки! — выкрикнула мисс Купер. Взгляд её был расчётливым и холодным, разительно отличаясь от тона.

Мистер Бьянки в ответ на обвинения дёрнулся, как от пощёчины. Мне, в свете того разговора между ним и Мэтью Рэндаллом, стало невыносимо стыдно за эгоистичное желание столкнуть гувернёра с колонианкой и посмотреть, что из этого получится. Мисс Купер я в эту секунду почти ненавидела — уродливый изжелта-фиолетовый синяк на голубых шелках моей гостиной.

— "Выглядит точь-в-точь", как кто-то там — это не доказательство, мисс Купер. — Я продолжила сидеть, выпрямив спину. Настоящая леди сохраняет спокойствие в любых обстоятельствах. — Тем более что мне хорошо известно, что Паоло Бьянки — это Паоло Бьянки, а вовсе не Джорджио Бьянки. Итак, напоминаю, у вас минута, чтобы объясниться, — и я указала сложенным веером на большие напольные часы из серебра и чёрного дерева.

— Я заявлю в Управление спокойствия.

— Будьте так любезны.

— И расскажу всем, что вы укрываете преступника.

— Что ж, извольте.

— Это немыслимая подлость — прятать у себя...

— Это немыслимая наглость — дерзить в вашем положении. Юджиния, позовите мистера Чемберса и мистера Маноле. Пусть они проводят... эту женщину к выходу. Отныне в моих владениях она становится персоной нон грата... Ах, и пусть здесь приберутся.

Затем я вышла из гостиной, сделав знак мистеру Бьянки следовать за собою. Путь мы проделали в полном молчании, и лишь когда оказались в моём кабинете, начали разговор.

Естественно, с извинений.

— Боюсь, моё любопытство стало причиной некрасивой сцены, мистер Бьянки, — вздохнула я, действительно чувствуя себя виноватой. — Уверяю, что я всецело полагаюсь на мнение леди Клэймор о том, что вы в высшей степени благонадёжный человек. Если бы только я знала, чем обернётся визит мисс Купер, то отказала бы ей с самого начала.

Гувернёр стоял неподвижно, неестественно выпрямив спину; выдержка выдержкой, но у всякого терпения есть предел.

— Не вините себя, леди Виржиния, — наконец ответил он, осторожно подбирая слова. — Произошедшее только что — лишь стечение нелепых и неприятных обстоятельств. Все романцы похожи друг на друга из-за цвета кожи и волос, а некоторые похожи даже больше, чем хотелось бы... Однако клянусь, что я никогда не имел намерения совершить преступление ни против вас, ни против кого-либо из аксонского народа, и такое намерение никогда не появится впредь.

У меня вырвался вздох. Клятва была составлена как по какому-то пособию для общения с исчадиями бездны или по юридическому справочнику, что, в общем, то же. "Не имел намерения совершить преступление" — не значит "не совершал преступления", а кроме аксонского народа есть ещё десятки, если не сотни государств и народностей. Разумеется, такое лукавство, пусть и в мелочах, мне не нравилось. Но если рассуждать логически... Искусные недомолвки происходят не от желания обмануть собеседника — прямая ложь гораздо более эффективна, особенно если лжец умелый. Скорее, это уступка собственной совести; когда человек умалчивает о чём-либо и в ответ на прямой вопрос обходится туманными рассуждениями, допускающими двоякое толкование, он словно бы успокаивает себя — раз нет откровенной лжи, нет и преступления, и совесть его чиста. Причём срабатывает это лишь с честным собеседником, ищущим лучшее в каждом человеке — ведь такой же коварный интриган, жонглёр словами будет всегда настороже и станет искать двойное дно в самой обыденной фразе.

Так что можно считать, что мистер Бьянки сделал мне комплимент сейчас.

— Думаю, вы правы, — ответила я гувернёру, вынырнув из путанных своих мыслей. — Мисс Купер обозналась. Тем более что у неё действительно есть повод недолюбливать романцев... Возвращайтесь к занятиям, мистер Бьянки, и выбросьте этот досадный инцидент из головы. Со всеми претензиями мисс Купер я разберусь сама.

Во взгляде мистера Бьянки промелькнула странная тень.

— Благодарю вас, леди Виржиния. Однако... не сочтите за дерзость... я прошу вас — будьте осторожнее. Эта дама показалась мне готовой пойти на крайности.

Я рассеянно переложила часть писем из одной стопки в другую — совершенно бессмысленное действие.

— Что заставляет вас так думать, мистер Бьянки? Вы что-то знаете о мисс Купер? Возможно, слышали, когда работали в предыдущем месте?

— Я бы скорее назвал это дурным предчувствием, — мрачно откликнулся гувернёр и, кажется, на сей раз не солгал ни на гран.

Мистер Бьянки вернулся в свою комнату, чтобы подготовиться к уроку с Лиамом. Я некоторое время приводила в порядок мысли за рутинными делами — сортировкой писем, ответами на предварительные заказы мест в кофейне... Даже юридические документы трогать не стала — не в таком беспокойном состоянии. Чуть позже в кабинет постучалась Юджиния с новой порцией писем. Пока я разбирала их, она стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу, и то и дело прикусывая губу.

— Ты что-то хочешь сказать мне, Юджи?

Она залилась помидорным румянцем и, по обыкновению, спряталась за книксеном.

— Не знаю... важно это или нет... Просто когда я относила книгу в библиотеку, ну, ту книгу, "О правах дворянина"... Там закладка была переставлена. И... я очень извиняюсь... я посмотрела, куда она переставлена.

Я отложила письмо и поощрительно подняла бровь:

— И куда же, Юджи?

— На главу о похоронах, — пролепетала она, совершенно теряя уверенность. — Точнее, про то, в каких случаях леди положено носить траур...

По спине у меня пробежал холодок. Я безразлично улыбнулась, не подавая виду, что слова Юджинии произвели на меня впечатление, вскрыла очередной конверт и заметила:

— Что ж, у мисс Купер весьма эксцентричное чувство юмора. А чувство меры отсутствует напрочь. Не воспринимай это всерьёз, Юджиния. Каждый второй нежелательный гость, коему приносят "Права", считает своим долгом оригинально пошутить в ответ. Дядя Клэр, к примеру, предпочитает мучить меня главой о том, как настоящая леди должна выбирать супруга, если родители не выбрали ей такового. Немногим более остроумная шутка, по моему мнению... А сейчас иди и скажи мистеру Маноле, чтобы через полчаса он приготовил автомобиль. Я собираюсь отправиться в "Старое гнездо".

Юджиния, заметно воспрянувшая духом, пискнула что-то вроде "сию секунду, леди", и умчалась с неподобающей моему будущему секретарю — учитывая способности девочки, это становилось всё более вероятным — поспешностью.

Я же отложила все документы и целых четверть часа сидела неподвижно, уставившись в противоположную стену.

Дышать отчего-то было тяжело.

Откровенно признаться, я опасалась, что после сегодняшней ночи мне будет неловко находиться в обществе Лайзо. Но, увидев его около машины — беспечного, как всегда, в любимом "лётчицком" свитере цвета небелёной шерсти — выдохнула с облегчением. Лайзо нисколько не изменился; так с чего бы меняться нашим отношениям и мне самой?

Впрочем, обходить произошедшее деликатным молчанием я также не собиралась.

— Наверное, мне следует поблагодарить вас за спасение жизни.

Лайзо откликнулся не сразу, точно сомневался, обойтись ли простой формальностью, дабы сгладить возможную неловкость, или ответить смутительно, но честно.

— Вы уже отблагодарили меня более щедро, чем я мог надеяться, — произнёс он наконец без обычного своего наигранно-просторечного говорка. — Хотя я был бы счастлив уже тем, что вы целы и невредимы.

Мне хотелось сказать, что трагическое амплуа ему не идёт, но не стала; похоже, Лайзо говорил от чистого сердца. Вместо этого я призвала на помощь холодную рассудочность и произнесла, точно сомневаясь:

— Счастливая случайность, что вы сумели угадать, что я в беде... или не случайность?

Он неожиданно усмехнулся:

— Был бы рад сказать, что почувствовал неладное и поспешил спасти вас, но ничего подобного, к сожалению. Я проснулся посреди ночи оттого, что услышал, как кто-то пытается вскрыть заднюю дверь... — Лайзо запнулся. — Уж такие вещи я чую, поверьте. Особенно когда лезет чужой. Словом, я проснулся и решил поглядеть, кто это там в двери скребётся. Выбрался через окно, обошёл особняк, встал за спиной у незваного гостя и спросил вежливо, чего ему надо. А он — бежать. Я за ним. Схватил его за рукав, смотрю — ба, старый знакомец, "Джим" из парка! Хотел я его спеленать да посадить в гараж до утра, а там пусть бы Эллис разбирался, да у этого паршивца нож оказался. А я, как назло, и обуться-то не успел, об остальном не говоря. И ладно бы Джим-Освальд толком драться бы не умел, а он неплох оказался...

— Вы не ранены? — перебила я Лайзо. Надо же, Освальд Ривс пытался залезть ко мне в особняк... Да ещё с оружием. Получается, арестовать его Эллис не смог? Ох, не зря мистер Бьянки говорил о плохих предчувствиях.

— Я-то? — с лёгкой обидой переспросил Лайзо. — Чтоб меня да такой сопляк ранил? Это ему надо ещё десять лет учиться ножом вертеть, а потом десять лет по улицам драться. Он отмахнулся, заставил меня выпустить его, через забор перевалился — и по переулку дёру дал. А я решил вернуться и проверить, не было ли у "Джима" подельника. В переулках того "Джима" пускай другие ловят — не один я ваш особняк сторожу.

— Дядя Рэйвен отправил своих подчинённых? — уточнила я, чувствуя одновременно и облегчение, и, по привычке, раздражение — настойчивая забота маркиза сейчас оказалась отнюдь не лишней.

— Ну, не Эллис точно, — уклончиво ответил Лайзо. — Так вот когда я ходил-проверял, то и заметил, что с вами беда. Тут одного взгляда довольно... тем, кто видеть умеет.

Воцарилось неловкое молчание. Я, отвернувшись к окну, разглядывала проплывающие мимо дома и деревья, посеревшие сейчас, когда солнце окончательно скрылось, но видела только отражение Лайзо в слегка запотевшем стекле.

— Почему именно полынь и вербена? — спросила я тихо, машинально касаясь крошечного мешочка с травами под корсажем платья. Сквозь слои плотной ткани оберег не чувствовался совсем, но мне мерещилось иллюзорное тепло.

Свежий, резковатый аромат иллюзией точно не был.

— Ну, если про них как про лекарства говорить, то от запаха полыни и вербены сердцебиение ровней делается, сон спокойнее, страхи отступают, — уклончиво ответил Лайзо. — А неучи суеверные, вроде меня, считают, что эти травки злых духов отпугивают. И мертвецов, — добавил он совсем тихо.

Я вздохнула и отнюдь не аристократически прижалась лбом к холодному стеклу.

— Мистер Маноле, после того, что произошло ночью, глупо было бы с моей стороны называть подобные вещи "суевериями". И ещё более глупо было бы утверждать, что я могу справиться сама со всеми... трудностями.

Перед последним словом я запнулась, едва заметно, но Лайзо уловил паузу и истолковал её правильно.

— Значит, вы у меня просите совета, Виржиния?

Не "леди Виржиния", как меня по привычке зовут все старые друзья, и даже не просторечно-обыденное "мэм".

Днём. При свете солнца. Вне... особых обстоятельств.

Щёки точно жаром обдало.

— Да. Совета.

— Отложите пока эти дневники подальше, — без колебаний ответил Лайзо. — Хоть бы до следующей луны. Над изголовьем повесьте ловец снов. Мешочек с травами держите ближе к телу. А если есть у вас вещь, от которой вам всегда становится тепло и спокойно, то кладите её рядом с кроватью, когда спите.

Я опустила ресницы, вспоминая, есть ли у меня нечто подобное. Пожалуй, бабушкино кольцо — роза чернёного серебра... и браслет, подарок Крысолова.

"Или не Крысолова?" — промелькнула мысль, но я тут же постаралась выбросить её из головы.

Слишком опасная тема. Ведь если сумасбродная и далёкая мечта сольётся с...

"Нет, нет и нет".

— А если эта вещь — украшение, то, возможно, лучше его и вовсе не снимать на ночь?

— Да, лучше, — кивнул Лайзо.

— Благодарю за совет.

Лайзо подъехал к чёрному ходу "Старого гнезда" и заглушил двигатель, затем обошёл автомобиль, распахнул дверцу и подал мне руку, помогая выйти.

— Вы ведь однажды снова откроете дневники леди Милдред? И не откажетесь от них теперь? — спросил он с какой-то болезненной тоской. Глаза у него — хотя облака сгустились, и света теперь отчаянно не хватало — мерцали, как зелёный авантюрин; той самой разновидности, которую ещё называют солнечным камнем.

— Не откажусь. Не смогу.

— Понимаю.

Он задержал мою руку в своей на непозволительно долгий срок.

— Смею надеяться, что хотя бы в присутствии посторонних вы не станете меня называть по имени? — с излишней холодностью спросила я, чувствуя себя всё более неловко.

Сырой ветер с Эйвона шевелил ленты на шляпе и остужал горящие скулы.

Лайзо улыбнулся:

— Вы ведь сами нынче сказали, что я человек умный.

— Вот и хорошо, — я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Дурное, непонятно откуда взявшееся веселье распирало грудь. — Ах, да, у меня для вас будет поручение. Я сейчас напишу два письма, одно для Эллиса, другое для дяди Рэйвена. Доставить их надо будет срочно, только машину не берите и посмотрите, чтобы за вами никто не следил. Если кто-то из адресатов захочет тут же написать ответ, то дождитесь его. Потом до одиннадцати вечера вы будете свободны, затем будьте любезны явиться в кофейню и...

В "Старое гнездо" я вошла уже в обычном своём состоянии — отдавая на ходу тысячу распоряжений, жестом здороваясь с Мэдди, готовясь выслушать отчёт от Георга...

Дядя Рэйвен в ответ на рассказ о визите мисс Купер и ночном происшествии с Освальдом Ривсом прислал мне пространное письмо, суть которого сводилась к тому, что мне нужно быть осторожнее, а "олухов", пропустивших чужака в сад вокруг особняка, он-де, маркиз, накажет соответственно. И охрану удвоит.

Не знаю, что успокоило меня больше — обещание дяди Рэйвена позаботиться о безопасности моего дома или обереги Лайзо, но сон в ту ночь был светлым и добрым; мне снилась леди Милдред, которая читала в библиотеке старинную книгу, выдыхая в пропитанный солнцем воздух клубы вишнёвого дыма.

От Эллиса не было ни слуху ни духу до самого понедельника, когда детектив осчастливил меня ворчливой запиской.

Бесценная моя Виржиния,

Страшно занят трупом Освальда Ривса; терпеть не могу утопленников, да и Нэйт тоже от них в последнее время не в восторге. Рад буду заглянуть на огонёк нынче вечером, за чашкой кофе с пирогом обсудить подробности, тем более что пасьянс начинает складываться, (как говаривала дорогая сестрица Бланш) в общем, начинает складываться, чёрт бы побрал эту мою привычку выдумывать родственников; для знающих правду это уже не смешно.

Всегда Ваш,

Эллис

P.S. Пирог лучше несладкий!

P.P.S. Впрочем, от десерта я тоже не откажусь.

После этой записки я надеялась на долгий разговор с Эллисом за чашкой кофе, но всё вышло не так. Детектив постучался в двери с чёрного хода, торопливо отужинал пирогом и ретировался, рассказав о смерти Освальда Ривса прискорбно мало.

— Время, Виржиния, время, — невнятно бурчал Эллис с набитым ртом, то и дело косясь на большие настенные часы. — Я категорически опаздываю, причём с самого начала расследования. Хорошо иметь репутацию детектива, который работает только "по трупам" — лишний раз на всякие скучные кражи у богатеньких дёргать не будут, но тут, видите ли, трупов уже слишком много. Трупы жертв — ещё куда ни шло. Но трупы свидетелей возмутительно молчаливы, а я такую схему допроса набросал... и теперь она лежит без дела! — Он длинно вздохнул и уставился в свой кофе с таким огорчением, что молочная пенка должна была, кажется, тотчас же скиснуть. — Из того притона в Смоки Халлоу Освальд Ривс не возвращался ни домой, к семье, ни по месту работы. Счастливое совпадение, что мистер Эшли ещё накануне отменил деловую встречу в этот день, и услуги водителя ему не понадобились, иначе мальчишки бы хватились даже раньше... И посмотрите, какое любопытное совпадение — труп Ривса выловили из Эйвона выше по течению, чем располагается Смоки Халлоу! То есть в тот притон Ривс также потом не возвращался, а из вашего дома попал сразу на дно речное. Как полагаете, что это может значить?

Я хорошенько подумала, припомнила слова Лайзо о том, что нежданного гостя "есть кому ловить" за пределами моего особняка... Конечно, имелись в виду люди маркиза Рокпорта, однако Ривса могли ведь ждать не только они.

— Скорее всего, у Освальда Ривса были подельники. И когда они увидели, что попытка взлома провалилась, то решили избавиться от ненужного свидетеля.

— Только ли свидетеля? — с сомнением покачал головою Эллис и вгрызся в румяный бок очередного пирога. — Насколько я знаю "деток", от простых пешек они так поспешно не избавляются. Обычная практика — послать провинившуюся "детку" с трудновыполнимым и определённо самоубийственным заданием. Мол, если повезёт — в ферзи выйдешь, а если нет — что ж, ты, товарищ, погиб как герой. А Ривса убили быстро, чисто и очень надёжно. Вообще если бы Эйвон не вышел из берегов после дождей, то труп мог бы благополучно уплыть из города. Чистая удача, что он запутался в кроне ивы, подмытой течением и рухнувшей частично в воду. Думаю, что Ривс успел поучаствовать во многих опасных делах и имел выходы на верхушку... Либо знал точно того, кто эти выходы имеет. Например, та загадочная женщина из притона — чем не связистка?

"Мисс Купер", — пронеслось у меня в голове, но я решила промолчать. Глупо клеветать на женщину только потому, что личность её неприятна.

— И что вы собираетесь теперь делать? — поинтересовалась я, оставив без ответа вопрос детектива — впрочем, скорее риторический, нежели требующий реакции. — Если учитывать, что Освальд Ривс... Мэдди, Мэдди! — позвала я подругу, заметив, как она прошла мимо нашей комнаты на кухню. — Собери, пожалуйста, Эллису что-нибудь с собой в дорогу. Пироги, к примеру — их сегодня осталось слишком много.

Мадлен кивнула — подпрыгнули рыжие пружинки-кудряшки — и прошмыгнула на кухню. Детектив проводил девушку долгим взглядом, вздохнул и признался:

— Знаете, Виржиния, иногда я подумываю о том, что семья — не такая уж плохая идея... И только из-за пирогов, — улыбнулся он. — Забудьте, впрочем. Что же до моих планов, то в ближайшие дни я собираюсь хорошенько проверить нанимателя покойного Ривса — не нравится мне этот Эшли, слишком уж честный коммерсант. А как удачно он отменил деловую встречу прямо перед убийством водителя! Ещё хорошо бы расспросить друзей и знакомых бедняги Ривса. Да и владельцев притона надо бы потрясти... Есть шанс спугнуть "деток", конечно, но упускать свидетелей я устал. И ещё... — Взгляд Эллиса остекленел на секунду, словно усталость наконец взяла верх. — И ещё, Виржиния. В вашем доме есть что-то, нужное "деткам". И это что-то почти наверняка хранится у кого-то из ваших новых слуг — или у Юджинии Смолл, или, что более вероятно, у Паоло Бьянки. И в этом "чём-то" террористы достаточно заинтересованы, чтобы пойти на риск проникновения во владения невесты главы Особой службы. Я даже не буду советовать вам быть осторожнее, это само собой разумеется... — Эллис продолжал смотреть в сторону, и я поняла наконец, что это не взгляд у него от усталости стекленеет — это он сам избегает встречаться со мной глазами. — Скажу другое, и, зная вас, предположу сразу, что это вам не понравится...

— Эллис, не тяните, — вырвался у меня вздох. — Вот чего-чего, а деликатности за вами никогда не водилось.

Он неожиданно усмехнулся, остро и обидно:

— Иногда нужно немножко пренебречь этикетом, чтобы достучаться до сердца леди. Но здесь другое... Виржиния, прошу вас, сдайте ваших новых слуг людям маркиза. Пусть он с ними разбирается, поверьте, правого от виноватого он отличить может, хоть и несколько травмирующим способом. И, думаю, он уже пришёл к тем же выводам относительно целей "деток", что и я, а если и не трогает Бьянки и мисс Смолл, то лишь потому, что прямых улик нет, а вы склонны всеми силами... защищать границы, так сказать. И посягательство на своих людей воспринимаете как личное оскорбление. А маркиз слишком ценит вас, чтобы оскорблять, и тянет время. И, боюсь, на сей раз его "деликатность"... — между делом вернул мне Эллис шпильку — ...может стать фатальной. Я знаю, на что способны "Дети Красной Земли". И не хочу, чтобы об этом узнали вы, Виржиния.

У меня горло точно обручем перехватило.

Конечно, резон в словах Эллиса имелся. Слишком много линий сходилось в одной точке. И тайны романца, и настойчивый интерес мисс Купер, чей брат, возможно, был замешан в играх "деток", и полуночный визит Освальда Ривса... Но просто так отдать Юджи и мистера Бьянки людям дяди Рэйвена я не могла, даже во имя собственной безопасности.

— Я подумаю над вашим советом.

— Подумайте, — мрачно ответил Эллис, взъерошивая волосы у себя на затылке. — Спасибо за кофе и пироги. Политика — это ужасно. Где уж там мои любимые маньяки-убийцы...

После этого разговор не заладился. Мы промолчали до тех самых пор, пока Мадлен не принесла свёрток с пирогами, а затем распрощались.

Мне хотелось бы выбросить слова Эллиса из головы, но мысленно я всё время возвращалась к ним. Когда говорила с Мадлен; когда ужинала с Лиамом — уже не приютским сорванцом, но аристократом, пусть и проказливым, как оба Дагвортских Близнеца вместе взятых; когда допоздна засиживалась в кабинете, глядя на поблёкший дагерротип матери — словом, каждый раз я начинала думать, что препоручить Бьянки и Юджинию заботам дяди Рэйвена — не худший выход. Ведь если "Дети Красной Земли" отважатся на серьёзные действия, то в опасности будет не только моя жизнь... Дядя Рэйвен несколько раз обмолвился о том, что причиной смерти моих родителей стали политические интриги, в которые был вовлечён отец. Продолжать дурную традицию мне не хотелось.

А с другой стороны...

Теории Эллиса оставались пусть и правдоподобными, безупречно выверенными логически, но всё же теориями. Бьянки я подозревала и сама; но Юджи, Юджиния — чистая душа, добрая девочка, для которой уже одна только беседа с людьми из Особой службы могла стать катастрофой. Да и мало было передать возможных свидетелей в руки дяди Рэйвена. Для того чтобы отвести беду от моего дома, требовалось донести эту новость до сведения "Детей Красной Земли", дабы они поняли, что у меня им искать уже нечего.

Значит, Особая служба должна была забрать Юджинию и мистера Бьянки громко, с помпой.

Значит, конец доброй репутации и девушки, и романца.

После такого мистер Бьянки никогда не найдёт хорошего места для работы; а уж Юджи...

Из-за всех этих тревог я опять стала плохо спать — часто просыпалась, а когда забывалась, то видела тревожные картины, пропитанные ожиданием беды. В ночь со вторника на среду мне приснилась леди Милдред. Она молча курила, стоя у окна, и от запаха вишнёвого дыма становилось легче на душе.

"Если не можешь решить — жди, — произнесла бабушка наконец и обернулась ко мне. Вместо лица у неё, как всегда, было тёмное пятно. — Доверь выбор судьбе. Но потом тогда не сетуй на её выбор".

Проснулась я странно спокойной, точно чувства у меня онемели.

— Действительно, будь что будет, — произнесла я вслух.

Юджиния, затягивающая шнуровку платья у меня на спине, встрепенулась:

— Вы что-то сказали, леди?

— Нет, — улыбнулась я.

Перед самым выходом появился мистер Чемберс и сообщил, что пришёл мистер Рэндалл с сообщением от маркиза Рокпорта.

— В такое время, — вздохнула я, поглядывая искоса на часы. В кофейне мне следовало быть ещё сорок минут назад. — Пусть подождёт в холле. Я спущусь, и поговорим по пути к воротам.

Мистер Чемберс поклонился и вышел.

Лишь взглянув на Мэтью Рэндалла, я улыбнулась. Видимо, он перенимал у дяди Рэйвена не только профессиональные навыки, но и некоторое пренебрежение модой. Нынче джентльмены выбирали скучные костюмы серых и коричневых оттенков. Мэтью же сегодня отдал предпочтение тёмно-зелёному сюртуку немного устаревшего фасона.

Впрочем, я этот цвет любила — он ведь также прекрасно подходил и мне.

— Доброе утро, леди Виржиния, — склонил голову Мэтью. — Я понимаю, что вы торопитесь, и не задержу вас надолго. Маркиз хотел передать только, что охрана вокруг вашего особняка удвоена. Если вы собираетесь предпринять длительную поездку, пожалуйста, сообщите о своих планах заранее. При всём уважении к нашим людям, за автомобилем они угнаться не смогут.

— Разумеется, — кивнула я. — Ещё что-то?

— Мистер Бьянки. Я бы хотел поговорить с ним на днях, когда он сочтёт возможным.

"Сочтёт возможным"... Дядя Рэйвен действительно уважал мои желания и не хотел давить на прислугу даже в такой момент.

— Я побеседую с мистером Бьянки и сообщу, когда он будет готов, — вздохнула я и неожиданно для самой себя спросила: — Он... он действительно свидетель чего-то важного или?..

— Кто знает, — пожал плечами Мэтью Рэндалл и вдруг усмехнулся: — Знаете, что самое интересное в расследовании, леди Виржиния? Ответ на вопрос "почему". "Кто" и "как" обычно становится ясно очень рано... А вот мотивы — единственная тайна, которая исходит из человеческого сердца. Я думаю, что детектив Норманн в конце концов нашёл общий язык с маркизом Рокпортом именно поэтому — ведь им обоим интереснее, "почему", а не "кто" и "как".

В груди у меня потеплело.

"Нашли общий язык", надо же...

— А вам, мистер Рэндалл?

— А я человек нелюбопытный, — без улыбки солгал Мэтью. — Позволите проводить вас до автомобиля?

День сегодня выдался солнечный — впервые за долгое время. От яркого света с непривычки я сощурилась. Дорожка до ворот с утра была тщательно выметена, но ветер успел разметать по камням жёлтые, пожухшие листья, которых с каждым днём становилось всё больше.

Первый знак ранней, затяжной аксонской осени.

Когда до ворот оставалось шагов пятнадцать, не больше, грудь что-то кольнуло. Я машинально прижала руку к корсажу и почти сразу почувствовала, что резко усилился запах вербены.

"Мешочек-оберег развязался?"

С каждым шагом запах становился всё сильнее. Подходя к воротам, я уже удивлялась, как Мэтью его не чувствует. Нос зачесался, как при простуде...

И тут произошло разом несколько вещей.

Я не успела ничего осознать толком, как оглушительно чихнула, складываясь едва ли не пополам.

Что-то грохнуло.

От столба ровнёхонько там, где секунду назад была моя голова, отлетела краска и куски штукатурки.

— Ой, — неподобающим леди образом пискнула я и вовсе присела на корточки.

— Так и сидите, — свистящим шёпотом приказал Мэтью. — За машиной вас не видно.

— Стреляли оттуда, — негромким голосом с отчётливыми металлическими нотками произнёс Лайзо. — Идёте вы или я?

— Я. Присмотрите за леди Виржинией, это важнее.

Мэтью коснулся моего плеча, ободряюще улыбнулся — и сорвался с места, на ходу подавая кому-то знак рукой.

Запах вербены исчез так же внезапно, как и появился.

— Леди Виржиния, вы целы? — тихо спросил Лайзо, опустившись на одно колено. Я вздрогнула от неожиданности — от сознания ускользнуло, когда именно он обошёл автомобиль и оказался рядом со мною.

— Вроде бы цела. А здесь точно безопасно находиться?

— Ну, коли стрелок один был, то да, — признался Лайзо неохотно. — Стреляли-то вон из того сада, кажись, через щель в заборе. Тут мы за машиной сидим, поди-ка попади... А вот если их несколько по округе прячется — тогда беда. Давайте-ка мы с вами обратно домой пройдём. Туфли у вас удобные, бежать сможете? А юбки не помешают?

— Разумеется, не помешают, — ответила я, немного обидевшись. — К вашему сведению, я смогла бы бежать даже в бальном платье. У меня прекрасный портной. Его творения удобны и подходят для любых случаев.

— Да неужто? — с сомнением прищурился Лайзо. — Что, и купаться в них можно? Тут столько ткани, что она враз на дно утянет...

— Я не собираюсь купаться. Вода мокрая. И, кроме того, плавать я не умею, так что размер юбок значения не имеет... И вообще, к чему эти разговоры? — спохватилась я.

— Да так, — откликнулся Лайзо уклончиво. — Просто думается мне, что чем дальше, тем беспокойней у вас жизнь. Вон, уже и маркизовы люди не справляются. Пойдёмте-ка мы и вправду в дом, от греха подальше. До калитки — пригнувшись, а дальше — бегом до самого порога. Особенно не бойтесь, я ведь следом пойду, если в кого и попадут ненароком, то в меня.

— Вы считаете, что меня это должно утешить? — вздохнула я. Лайзо улыбнулся и выгнул бровь; пришлось срочно поправляться: — А кто потом будет оплачивать счета за лечение? Да и водителя сейчас найти нелегко.

— А вам маркиз подсобит, — засмеялся Лайзо, но тут же резко посерьёзнел и коснулся моего плеча. Солнце зашло за край облака, и зелень глаз потемнела, как темнеет к вечеру зелёная вода в заросшем пруду. — Слышите, Рэндалл на кого-то прикрикнул? Что-то мне подсказывает, что лучше момента, чтоб бежать, и не найти.

И мы побежали.

До крыльца было всего ничего, но из-за волнения я устала слишком быстро. Сердце подскочило к горлу. Лайзо действительно не отставал ни на шаг. Стоит замешкаться — и вот его дыхание щекочет шею, стоит неловко взмахнуть рукой — и заденешь грубую пряжу лётчицкого свитера... Я чувствовала себя так, словно у меня внезапно появилась вторая тень, живая и своевольная.

Дверь распахнулась после первого же стука.

— Ох, так и знала, что беда случилась! — запричитала Магда, увидев, что подол моего платья изрядно перепачкан в пыли. — Не зря, не зря грохотало!

Мистер Чемберс стоял в двух шагах позади неё; похоже, дверь распахнул именно он, но потом встревоженная Магда оттеснила его в сторону.

— Это действительно были выстрелы? — обеспокоенно осведомился он.

— Боюсь, что да, — со вздохом призналась я.

— Следует ли нам закрыть ставни и запереть двери в особняке?

— Это будет излишним.

— И что касается автомобиля...

День был непоправимо испорчен.

Уже позже, когда я переоделась в чистое платье и успокоила нервы ромашково-липовым чаем, вернулся Мэтью и сообщил, что стрелку удалось скрыться в кэбе.

— Пути отхода были подготовлены, но меня беспокоит не это, — задумчиво произнёс Мэтью в завершение рассказа. — Уже второй раз ваша охрана упускает преступника. В случае с Освальдом Ривсом это было объяснимо — ночью на дежурстве остался всего один агент, в чьи обязанности входило поднять тревогу, если произойдёт нечто действительно опасное. Ривс же был, скорее, похож на воришку-неудачника, чем на человека, представляющего угрозу для вас. Но сегодня ошибки при преследовании подозреваемого были непростительными для пары "ос", пусть и низкого ранга. Впрочем, это наши внутренние дела, не берите в голову, — улыбнулся он и пригубил кофе из высокой чашки. — Даю слово Рэндалла, что подобное больше никогда не повторится. Я лично займусь теми, кто напал на вас сегодня.

— Благодарю за заботу, — склонила голову я. Мэтью Рэндалл отчего-то вдруг улыбнулся и отвернул голову. — Что такое? Я сказала нечто смешное?

— Ни в коем случае, леди, — откликнулся он охотно. — Я просто подумал, что у вас странная удача. С одной стороны, вы часто оказываетесь в опасных ситуациях. А с другой... Такое чувство, что от смерти и увечья вас хранят высшие силы. Как сегодня, с этим выстрелом.

Я машинально прижала руку к груди, пытаясь нащупать под корсажем мешочек с вербеной.

"Высшие силы", ну разумеется... И как я дошла до такого?

Вскоре Мэтью Рэндалл отбыл, чтобы доложить о произошедшем дяде Рэйвену. Я же почла за лучшее не покидать особняка и до вечера проработала в кабинете. К одиннадцати часам переписка была приведена в идеальное состояние, а Юджиния начала твёрдым, пусть и крупноватым почерком делать опись имеющихся документов. Медленно, но верно хаос, в котором лишь я чувствовала себя как рыба в воде, упорядочивался. И чем дальше, тем больше мне нравилась идея переучивания умницы Юджи на секретаря.

Следующие несколько дней прошли спокойно. Больше никто на мою жизнь не покушался. Дядя Рэйвен хранил по поводу злосчастного выстрела загадочное молчание — вероятно, из-за обилия срочной работы. Поток посетителей в кофейне иссяк, точнее, вернулся в привычное русло. Из старых знакомых в ближайшее время прийти обещались только Дагвортские Близнецы, но приглашение было не подтверждённым, да и Абигейл собиралась вернуться в свой замок в конце месяца, и вряд ли бы она оставила сыновей на попечение одного сэра Фаулера... Словом, я не слишком рассчитывала на их визит. Многие из постоянных гостей, вроде миссис Скаровски или семейства Арч, также покинули Бромли, предпочитая городской гари чистый воздух альбийских предгорий или безмятежность северных озёр. Таким образом, в кофейне даже по вечерам теперь было спокойно, и я наслаждалась неожиданным затишьем, стараясь не думать о том, что однажды оно закончится.

Единственную нотку неопределённости вносили визиты Эллиса. Он мог появиться утром или ближе к ночи, угрюмый и голодный или, наоборот, не по-доброму весёлый, потребовать свою законную чашку кофе, улыбнуться на прощание — и снова исчезнуть, не сказав ни слова. Однажды я взяла в "Старое гнездо" Лиама, надеясь, что ему удастся встретиться с детективом. Но, как нарочно, в тот день Эллис так и не появился.

Зато пришёл на следующий — и с прелюбопытными новостями.

Кэб остановился прямо перед парадным входом в кофейню. Дверца открылась, на мостовую соскочил Эллис и сделал знак вознице подождать. Я собралась было отослать Мадлен за кофе, но это не понадобилось — она уже сама убежала.

— Я только на минутку, — виновато улыбнулся Эллис, ворвавшись в "Старое гнездо" вместе с сырым ветром с Эйвона, запахом жжёной серы и залежалой ткани. — Помните труп Джорджио Бьянки? Так вот, я наконец отыскал его, так сказать, автора. Это был Освальд Ривс, сомнений нет. Часть личных вещей Ривс хранил у своей любовницы, одной вдовы, старше его на добрых лет десять. Связь эту он держал в тайне — видимо, действительно питал к бедной женщине романтические чувства и потому боялся вовлечь её в дела "деток". Однако она сама раскрыла секрет, когда пришла на похороны Ривса. Весьма разумная женщина, к слову, сразу согласилась со мной сотрудничать, — расщедрился на похвалу детектив. — Даже просить не пришлось. Видимо, она о многом догадывалась, а теперь хочет, чтобы я отыскал подельников и по совместительству убийц его возлюбленного и покарал их.

— Вы покараете? — спросила я, с трудом удерживаясь от улыбки, хотя тема к веселью не располагала. Но уж больно потешно выглядел азартный Эллис.

— Конечно! — с энтузиазмом воскликнул он. — Эти "детки" мне задолжали новые ботинки! И заставили второй раз искупаться в Эйвоне... вот уж правда, Виржиния, пусть вас уберегут Небеса и лично Кир Эйвонский от такого сомнительного удовольствия. Но вернёмся к Ривсу. Часть его вещей хранилась у той вдовы. И — истинная удача — среди них был тот самый "базелярд", которым убили Джорджио Бьянки, и кое-какие бумаги, указывающие на тесную связь с "детками". Клинок действительно оказался старинным альбийским кинжалом, как и предположил Рэндалл. Надо будет при случае его поблагодарить... — Эллис задумался. — Или не надо, а то ещё начнёт нос задирать. Знаю я эту талантливую молодёжь. Лайзо, вон, захвалили до полного самодовольства, хорошо ещё, что он вас вовремя встретил... Ну, в общем, это всё, что я хотел сказать. Теперь, когда вина Ривса подтверждена, осталось только прозвонить его связи, где-нибудь да найдётся полезный человек. А там недалеко и до раскрытия истинных мотивов убийства Бьянки, — подмигнул мне Эллис. — Посмотрим, кто первый докопается до правды, маркиз через вашего гувернёра или я своими "скучными", как он изволил выразиться, методами... Ну, я пошёл. Завтра загляну, может.

— Постойте, а как же кофе? — встрепенулась я. Мадлен как раз вошла в зал с подносом. — А к кофе, смотрите, есть два ломтика сырно-шпинатного кекса...

— Уговорили, — вздохнул детектив с видом дебютантки, соблазняемой коварным ловеласом. — Давайте сюда ваши кексы... а кофе... хм...

Нисколько не смущаясь направленных на него взглядов, он прямо на весу налил в чашку кофе и пригубил.

— Нравится? — с улыбкой спросила я, скосив взгляд на Мэдди. Поднос она сжала так крепко, что костяшки пальцев у неё побелели.

— Очень, — искренне ответил Эллис и с тоской обернулся на дверь. Кэбмен на улице уже выразительно притопывал ногой. — Сожалею, но мне уже надо бежать, иначе придётся приплачивать за простой. Чашку я занесу потом, хорошо? И вообще, Виржиния, подумайте о расширении своего дела. Вот некий Мур пару лет назад установил в Колони автоматы по продаже воды с картонными стаканчиками. Наша местная "Лига против пьянства" даже заказывала об этом статью в "Сплетнях", ну, та самая, главу которой потом отравили некачественными элем сговорившиеся любовницы... забавная история была... Так вот, почему бы вам не устроить то же самое?

У меня вырвался смешок.

— Отравление неугодных испорченным элем?

— Это тоже, но лишь в случае, если в Бромли переведутся трупы, и мне станет скучно, — подмигнул Эллис и, взъерошив себе волосы, нахлобучил наконец измятое кепи. — Я говорю о продаже кофе в картонных стаканчиках. Может, вашим завсегдатаям такое и не придётся по вкусу, а вот бродягам вроде меня — очень даже.

Я невольно задумалась. Картонные стаканчики... Никогда не слышала о таком. Может, если проклеить их, то они смогут удерживать холодные напитки, но вот горячие... Разве что добавить слой из резины, как в модных плащах-дождевиках.

Но не исказит ли это вкус?

И где продавать такой кофе? Не в "Старом гнезде" точно, завсегдатаи не простят соседства с "бродягами" — одно дело Эллис, ставший уже местной достопримечательностью, другое — прочие горожане...

"А возможно ли сделать такие же автоматы, но не для продажи воды, а кофе? — всерьёз задумалась я. — Наверное, можно. Ведь если есть холодильный аппарат, то почему бы и не быть нагревательному..."

— У вас такое сосредоточенное выражение лица, что мне становится не по себе, Виржиния, — хмыкнул Эллис, уже придерживая дверь.

Кэбмен на улице страшно вращал глазами и надувал щёки, изображая крайнее нетерпение.

— Не по себе? Это не похоже на комплимент, — поддержала я шутку и добавила уже серьёзно: — К слову, если в будущем у меня получится осуществить задумку с кофейными автоматами, то три... нет, даже пять процентов прибыли я отдам вам. За идею.

— Договорились, — и Эллис отсалютовал мне чашкой с кофе.

Он дружески похлопал возницу по плечу и влез в кэб. Зацокали копыта по мостовой. Я подумала, что давно мне не приходилось видеть таких вот линялых, мышастых и флегматичных лошадей — за какой-то год конки, обычные омнибусы и экипажи всех видов оказались вытеснены машинами, автомобиль-омнибусами и электрическими трамваями, на которые, кажется, только несколько лет назад перестали показывать пальцами как на диковинку. Да и в самой кофейне только недавно мы искоренили последние остатки газового освещения, изрядно осовременив интерьер... Мне вдруг стало интересно, как будет выглядеть "Старое гнездо" — да и сам Бромли, в конце концов! — через полвека.

Город, переливающийся тысячью разноцветных электрических ламп?

Город, над которым скользят лёгкие, стремительные самолёты и парят крутобокие дирижабли?

Город, в котором вместо уютных кофеен с дорогим фарфором — бездушные автоматы и одноразовые бумажные стаканчики?

Я невольно оглянулась с порога на "Старое гнездо". Массивная вывеска, широкие двери, зал, в котором каждая мелочь была устроена по моему вкусу, будь то цвет вышивки на салфетках или сухие букеты в вазах...

— Ну, нет, — проворчала я себе под нос. — Что бы там ни творилось с прогрессом и с модой, но это место я никому не отдам.

Мадлен, до сих пор мечтательно смотревшая вдаль, обняв поднос, встрепенулась и встревоженно поглядела на меня.

— Всё в порядке, — поспешила я успокоить её. — Просто мысли вслух. Однако нам пора возвращаться — не стоит отставлять гостей одних.

Я надеялась, что в кофейне случится что-нибудь интересное, что отвлечёт меня от неутешительных размышлений о покушениях и связи Оскара Ривса с "Детьми Красной Земли". Но и вечер, и следующий день прошли тихо и скучно. Самым ярким событиям стала короткая статья в "Бромлинских сплетнях" о венчании Его Величества и Рыжей Герцогини, которое считалось делом уже решённым. Называлась даже примерная дата грядущего торжества. В конце статьи автор — кстати, по совместительству редактор газеты — пышно и многословно восхвалял монарха, перечисляя его бесчисленные добродетели. И даже мне, более чем тепло относившейся к Короне, было неприятно читать такую неприкрытую лесть.

— Как неблагоразумно, — прошамкал сэр Хофф, старый знакомый леди Милдред, в присутствии, когда ла Рон закончил зачитывать вслух злополучную статью. — Нет, право, совершенно легкомысленно.

— Неужели? — вежливо переспросила леди Клампси, также бывшая приятельницей моей бабушки, но при этом до сих пор на дух не переносившая сэра Хоффа. На мой взгляд, между ними было куда больше общего, чем им хотелось бы — раннее вдовство, внушительный рост, сухие узловатые пальцы и привычка незаметно принюхиваться к поданной еде.

— Да-да! — насупился сэр Хофф, потерявший большую часть зубов ещё в молодости, что служило неиссякаемым источником острот леди Клампси — изрекаемых, впрочем, только в отсутствие оппонента и очень тихим, неуверенным голосом. — Неосмотрительно и беспечно объявлять дату венчания и путь, которым проследуют Его Величество с невестою, настолько... заранее, — запнулся он. — Особенно в свете Того Самого События.

В кофейне воцарилась озадаченная тишина. Кажется, никто, включая меня и Луи ла Рона, не понял, о каком "событии" идёт речь. И только леди Клампси покачала головой, высокомерно и рассеянно одновременно:

— Ах, конечно же, якобы появившиеся на ступнях парадного крыльца в особняке герцогини Альбийской в Бромли комья красной глины? Бросьте, это просто слухи.

— Слухи слухами, а того скверного мальчишку-садовника поймали и сослали на каторгу за эту шалость! — рассердился сэр Хофф. Лицо у него побагровело. — И случилось это аккурат после помолвки. А мальчишка, говорят, грозился, что до алтаря невеста не дойдёт.

— Любовь? — ахнул кто-то.

— Государственная измена, — мрачно припечатал одышливый сэр Хофф — и стал в эту секунду подозрительно похож на дядю Рэйвена.

Уютной атмосферы в кофейне как ни бывало; к счастью, леди Клампси быстро нашлась и заговорила о любимых спаниелях герцогини Альбийской, и беседа постепенно свернула в безопасное русло. И только Луи ла Рон так и остался хмурым; до конца вечера он молча рассматривал статью, а когда ушёл, то по случайности забрал мою газету с собой.

А всего через два дня Мэтью Рэндалл исполнил своё обещание.

Ночью, в самое тёмное и тихое время между двумя и тремя пополуночи, вдруг начался ужасный переполох. Раздался выстрел, затем второй; послышались крики и брань, окрестные собаки захлебнулись лаем. Я, ещё сонная, подскочила к окну и выглянула в щель между ставнями. Из пристройки в саду валил дым; вокруг неё метались люди с фонарями, кто-то носил вёдра с водой, кто-то просто размахивал руками; за забором тоже шумели и бегали. Со вздохом я позвонила в колокольчик и вызвала сонную Юджи, дабы она помогла мне переодеться в домашнее платье, и не прогадала.

Не более чем через четверть часа в двери особняка постучали.

На пороге стоял Мэтью Рэндалл — к моему удивлению, облачённый в мундир.

— Прошу прощения за неурочный визит, леди Виржиния, — повинился Мэтью. — Но дело не терпит отлагательств. Около получаса назад некие молодые люди попытались поджечь ваш особняк, один из злодеев при задержании погиб, но остальных нам удалось схватить. Как ни прискорбно, среди них оказался наш человек. Приношу глубочайшие извинения за этот инцидент... и нельзя ли привлечь слуг к тушению пристройки? За пожарными, конечно, послали, но пока они прибудут...

Стоит ли говорить о том, что в ту ночь я так и не легла спать?

На следующий день в кофейню заглянул сам маркиз и снова извинился — и за то, что пропустил предателя в своих рядах, и за сгоревшую в итоге пристройку. Извинения я приняла и успокоила его, заверив, что в злополучной пристройке не было ничего ценного, кроме садового инвентаря и старой мебели, а особняк нисколько не пострадал. Подобно Эллису, проходить в "Старое гнездо" дядя Рэйвен не стал и от кофе отказался, посетовав на срочные дела. Таким образом, я ничего не узнала о ночном нападении, но начала подозревать, что к нему причастны бывшие друзья Освальда Ривса — "детки".

О новой охране маркиз ничего не сказал. Но потом, наутро, Лайзо долго ворчал вполголоса на загадочных "проходимцев", коих "развелось слишком много", пока потерявший терпение Георг не отправил его на улицу.

Уточнять, кто имеется в виду, Лайзо не стал, не стал, несмотря на все намёки.

Как в насмешку, посетителей в тот день хватало. Я чувствовала себя очень уставшей и время от времени украдкой зевала, отчего спать хотелось ещё больше. Не помогла даже порция крепчайшего кофе с чёрным шоколадом и красным перцем. В итоге у меня совершенно вылетело из головы, что сегодня надо было ждать особых гостей.

А они не замедлили явиться.

Ровно в пять, в назначенное время, перед кофейней остановился блестящий чёрный автомобиль вроде моего, только на дверях у него был выгравирован герцогский герб. А спустя минуту порог переступили двое: в прошлом — воплощённый Ужас всех гувернанток и гувернёров Дэлингриджа, ныне — гроза девичьих сердец Бромли, и навечно — отрада эксцентричной своей матери.

Дагвортские близнецы, Кристиан и Даниэль изрядно выросли за то время, что я не встречалась с ними, и превратились из озорных зеленоглазых мальчишек в лукавых юношей. Но чёрные волосы у них по-прежнему были гладко-гладко зачёсаны на прямой пробор, а в карманах, несомненно, до сих пор лежали платки, в одном углу которых были вышиты кошачьи мордочки, а в другом — инициалы, К.Д. и Д.Д.

Я оставила зал на Мэдди и сама вышла близнецам навстречу, чувствуя, как на губах появляется беспечная улыбка, точно в детстве.

— Какой приятный сюрприз! — громко воскликнула я, когда мы обменялись приветствиями, а каждый из близнецов осчастливил меня классическим светским комплиментом. И потом шепнула украдкой: — Даниэль, Кристиан, я так рада видеть вас здесь... — и только тогда разглядела того, кто стоял за их спинами и, сощурившись, рассматривал убранство кофейни. — Но что здесь делает эта персона?

К несчастью, меня услышали не только близнецы.

— Я здесь, потому что вы дозволили мне явиться. Вот подписанное вами собственноручно письмо. И не надо так выразительно смотреть. Кажется, на балу вы были более любезны, леди Виржиния?

Я медленно перевела дыхание.

Кажется, за то время, пока мы не виделись, сэр Фаулер стал гораздо саркастичнее, нахальнее и самоувереннее, чем раньше.

...а ещё он осунулся — и обзавёлся первой сединой в волосах.

— Что ж, — растерянно произнесла я, пытаясь собраться с мыслями. Вид Фаулера отчего-то вызывал неясную тревогу и ощущение дежавю. Мне уже приходилось видеть такой взгляд — горький, как пережаренный кофе, и такой же тёмный. Но вот у кого... — Что ж, — повторила я чуть громче. — Если приглашение есть, то, разумеется, проходите. Как я могла забыть...

Прозвучало это неловко, но близнецы засмеялись, обращая мою оплошность в шутку. И дышать сразу стало легче, хотя первая седина Фаулера, конечно, никуда не делась, как и ощущение дежавю.

Новых гостей в зале приняли более чем любезно. В основном, конечно, из-за Кристиана Дагворта, будущего герцога. Титул должен был перейти к нему уже в следующем году, после совершеннолетия, потому что наследовался не по линии Абигейл, а со стороны её покойного мужа. Даниэлю достался бы только титул вежливости — как младшему брату, но его это не особенно беспокоило. Дэнни всегда нравилась экономика, а Дагворты владели изрядным количеством фабрик и заводов.

Одно из богатейших герцогств, что ни говори.

Что же касалось Фаулера, то его просто записали в "свиту" близнецов, и таким образом все прегрешения коварного соблазнителя, завзятого дуэлиста и игрока на этот вечер были прощены. Боюсь, что если б баронет пришёл один, то оказался бы в полной изоляции — никто и словом бы не обмолвился с ним, как "не заметили" гости кофейни в своё время и мисс Купер. Но пока Фаулер сидел рядом с близнецами, даже чопорная леди Клампси время от времени удостаивала его дружелюбным взглядом. А уж Эрвин Калле — к слову, подруга у него опять сменилась — и вовсе пребывал в восторге от нового знакомого.

Впрочем, Эрвину всегда нравились яркие типажи.

Я была рада, что близнецы всё-таки заглянули в кофейню. Всегда приятно видеть, когда друзья детства взрослеют, хорошеют, становятся серьёзными — и при этом не отдаляются. Связи между нами изменились, но не ослабели. Пусть за весь вечер нам ни разу не удалось вспомнить былые деньки, но мы по-прежнему понимали друг друга с полувзгляда, а близнецы, обращаясь ко мне, частенько спотыкались на имени, словно вместо "леди Виржиния" хотели произнести короткое "Гинни". О цели визита они заговорили нескоро, уже под самый конец.

— Чуть не забыл! — спохватился Даниэль, прищёлкивая по старой привычке пальцами. Глаза у него заблестели от острого кофе с кардамоном, корицей, гвоздикой и мускатным орехом. Памятуя о вкусах младшего брата, я попросила Георга не сластить напиток — и, кажется, угадала. — Матуш... кхм, то есть один весьма разумный и предусмотрительный человек посоветовал нам ещё до вступления в законные права и получения титула позаботиться о своей репутации. Не то чтобы у нас были с ней какие-то сложности... — Даниэль быстро, но очень выразительно посмотрел на Фаулера, который всё никак не мог справиться с чашкой самого простого кофе с лимоном и мёдом. — Но нужно соблюдать баланс. В знакомствах, в поступках... Словом, я хотел обратиться за помощью к вам. Ведь сложно найти леди с более безупречной репутацией, — заулыбался он.

В переводе на аксонский это означало: "Нас слишком часто видят с Фаулером в сомнительных местах, Абигейл пообещала нам головы поснимать, если мы не исправимся. Как её улестить?"

Впрочем, кое в чём Даниэль был прав — создавать и поддерживать репутацию меня учила сама леди Милдред, которая почти полвека балансировала между титулом "истинной леди" и изрядной склонностью к бунтарским поступкам.

— Благодарю за комплимент. Надеюсь оправдать столь высокое доверие, — склонила я голову, пряча улыбку. Некоторые из завсегдатаев, кто помнил леди Милдред, заулыбались тоже. — Но что именно я могу сделать?

Близнецы переглянулись, и ответил Кристиан:

— Благотворительность.

В первое мгновение я растерялась, но потом меня озарило.

— Да, участие в благотворительном мероприятии — верный способ хорошо зарекомендовать себя в обществе. И, как ни удивительно это звучит, у меня есть на примете то, что наверняка вам подойдёт. Как вы относитесь к детям-сиротам?

Выражение лица Даниэля стало несколько испуганным. Кристиан проглотил нервный смешок и торжественно произнёс:

— С состраданием, конечно.

Леди Клампси умилённо вздохнула, закатывая глаза, а Фаулер хмыкнул и пробормотал в чашку что-то вроде "подрастающие шалопаи всегда боятся мелких".

Я предпочла проигнорировать и то, и другое.

— В таком случае, в ближайшее время я отправлю вам подробное письмо с весьма интересным предложением. Дело в том, что мне не так давно посчастливилось взять под опеку один приют. Дети там очень славные, право, и я пообещала, что устрою благотворительный ужин, чтобы собрать денег на ремонт здания и заодно обратить внимание жителей Бромли на горести сирот. — Тут я сделала подобающую паузу, чтобы все желающие могли сочувственно вздохнуть, смахнуть набежавшие слёзы или иным способом проявить сострадание к бедным детям, чего требовал этикет. И только Фаулер продолжал всё так же мелкими глотками цедить кофе. — Полагаю, будет просто чудесно, если вы поучаствуете в судьбе сирот. Имя герцогов Дагвортских всегда связывали с благородными деяниями. Думаю, вы станете для юношества прекрасным примером сочувствия и милосердия.

Луи ла Рон подмигнул, давая понять, что он возьмётся за освещение грядущего благотворительного ужина в прессе. А Кристиан мужественно ответил за себя и за брата:

— Конечно, для нас будет это честью. Рассчитываем в ближайшее время получить письмо с подробностями.

Я заверила его, что напишу обо всём как можно скорее, но про себя подумала, что со всеми этими тайнами, поджогами и убийствами романцев благотворительный ужин всё же придётся пока отложить.

"Надеюсь, святой Кир на меня не рассердится".

Кажется, последнюю фразу я произнесла вслух, потому что кто-то тут же возмущённо фыркнул. Но кто именно, понять не удалось; звук шёл от подоконника, но там, разумеется, было пусто.

Вскоре близнецы засобирались. На прощание они пообещали заходить чаще, а Дэнни даже незаметно пожал мне руку по-мальчишески — точно в детстве. Я вышла их кофейни, чтобы проводить их немного... и сама не заметила, как они ушли вперёд шагов на десять, а мы с Фаулером остались наедине.

— Наконец-то, — пробормотал он сквозь зубы. — Спасибо, мальчики... — и Фаулер вдруг обернулся ко мне, глядя упрямо и в то же время потерянно, как человек, до смерти уставший от тревог и сомнений: — Леди Виржиния, будьте осторожны в ближайшее время. Не ослабляйте своей... защиты, — он запнулся, почему-то посмотрев на корсаж моего платья и быстро отведя взгляд в сторону. — Я... до меня доходили слухи — а я порой опускаюсь до общения с людьми, мерзкими даже по моим меркам — что некто имеет гнусные планы в отношении вас. Будьте осторожны, хотя бы в ближайшие несколько недель.

Я растерянно кивнула. Сперва мне показалось, что Фаулер намекает на "Детей Красной Земли", но затем появилось ощущение, что к политике его предостережение не имеет ни малейшего отношения.

Где-то я уже видела такой взгляд... Но вот у кого...

— Разумеется, я буду осторожна, — тихо ответила я и добавила громче, глядя при этом в сторону, словно хотела запутать тех, кто мог подслушивать: — Но не придавайте сплетням о поджоге в моём особняке большого значения. Садовник был неосторожен с жаровней, — и я повела веером, указывая на улицу — мокрую, в жёлто-коричневых пятнышках опавших листьев. — Теперь ночами уже холодно, особенно в пристройке... Бедняга всего лишь хотел согреться.

Пока я вдохновенно щебетала, Фаулер одобрительно улыбнулся — точнее, обозначил намёк на улыбку всего лишь одним уголком рта. Но это был самый искренний его порыв, кажется, с самого начала нашего знакомства.

— Рад слышать, — самым скучным светским тоном сказал баронет, обгоняя меня и устремляясь за близнецами. И когда мы с ним поравнялись, шепнул едва слышно: — Иногда люди совершают ошибки. Иногда — выбирают не ту сторону. И если бы только заранее знать... — он оборвал себя и ускорил шаг, так и не попрощавшись.

Я вернулась в смешанных чувствах. В "Старом Гнезде", кажется, этого никто не заметил. Даже обычно наблюдательный Эрвин Калле был всецело увлечён своей новой вдохновительницей. Но когда он уже покидал кофейню, меня словно молнией поразило.

Ноэль Нинген.

Там, на острове-из-снов, у него был такой же взгляд... и такая же странная седина, как у Фаулера.

Эта мысль настолько захватила всё моё существо, что я не успокоилась, пока не написала Глэдис и не спросила у неё, где сейчас можно взглянуть на картину Нингена "Человек судьбы". Подруга направила ответ в тот же день — по обыкновению, несколько небрежную записку со множеством добавлений и исправлений:

"Дорогая моя Виржиния!

К сожалению, граф де Ларнак в прошлом месяце забрал свои картины из Королевской галереи Бромли и увёз их обратно в Марсовию. Среди них, увы, был и "Человек судьбы", что весьма расстроило нашу общую знакомую миссис Д.У. — ещё бы, ведь это была первая её реставрационная работа!

Однако есть у меня для Вас и хорошая новость.

Видите ли, покло (зачёркнуто) друзья, зная о моём увлечении, часто дарят мне (зачёркнуто) нам с Сеймуром различные предметы, связанные с искусством. А в последние годы все к тому же словно помешались на этих пресловутых "цветных фотопластинах Фурмье" — Вы ведь слышали о них, так? Словом, я (совершенно неожиданно для себя, надо добавить) стала обладательницей нескольких альбомов с фотографиями известных картин.

Честно говоря, они ужасны (зачёркнуто)

Изображения не слишком хороши (зачёркнуто)

Качество, увы, оставляет желать лучшего (зачёркнуто)

Из-за несовершенства техники разглядеть многие детали не представляется возможным, но дух картины фотография всё же передаёт. Так что если Вы желаете взглянуть на "Человека судьбы" — буду счастлива пригласить Вас на ужин (зачёркнуто) обед (зачёркнуто) ох уж это ваше расписание! (зачёркнуто) завтрак, скажем, через два дня (зачёркнуто) завтра.

Навсегда Ваша,

Глэдис Эмили Валери Уолш Клэймор

Разумеется, я не преминула воспользоваться любезным предложением.

Глэдис была действительно рада меня видеть. Она призналась, что в последнее время чувствовала себя "немного одинокой". После достопамятной слежки за мисс Купер на выставке в Дэйзи-Раунд барон Вайтберри почему-то отправил супругу в загородный дом, сославшись на необходимость "поправить здоровье", а Эмбер по обыкновению не стала возражать. Герцогиня Дагвортская тоже собиралась вскоре вернуться в замок. Да и в целом жизнь в Бромли замерла в преддверии очередного сезона — все отдыхали, чтобы зимой вновь окунуться в круговерть балов и пышных праздников. До середины июля ещё появлялись время от времени интересные выставки, а кое-кто даже устраивал званые вечера или поэтические чтения, но в августе город словно погрузился в сон, развеять который не смог бы даже самый крепкий кофе.

Впрочем, кофе у Клэйморов не подавали — только лучший бхаратский чай.

— Право, мне стыдно за качество фотографий, Виржиния, — время от времени повторяла Глэдис, пока я листала тяжёлые страницы альбома. В нём наличествовало всего двадцать две работы, и во многих цвета казались искажёнными даже на мой непредвзятый взгляд.

Но "Человеку судьбы", можно сказать, повезло — или фотограф отнёсся к этой работе более аккуратно. Картинка в альбоме была точной копей настоящего полотна, которое мне ранее довелось увидеть в Королевской галерее. Не оставляло ощущение, что Сэран, такой человечный и потусторонний одновременно, вот-вот склонит голову набок и беззвучно рассмеётся.

— Стыдно? О, только если сравнивать с оригиналом, — растерянно откликнулась я, проводя пальцами вдоль обрамления фотографии. От неё исходило живое тепло. — Глэдис, возможно, моя просьба покажется вам странной, но не могли бы вы одолжить мне этот альбом на несколько дней?

— Да, конечно! Я очень рада, что вы наконец заинтересовались искусством, — улыбнулась Глэдис, глядя на меня через лорнет. — А это не та самая картина, перед которой вы...

— Лишилась чувств? — попробовала угадать я — и преуспела. Глэдис кивнула. — Да, та самая.

— А если я спрошу, зачем вам понадобился этот альбом?..

— Мне бы самой узнать, — вздохнула я так печально, что Глэдис невольно рассмеялась.

Спустя два часа мы попрощались, и я покинула особняк Клэйморов, унося с собою альбом, аккуратно завёрнутый в провощённую бумагу. У меня по-прежнему не было мыслей о том, что делать с неожиданным приобретением. Оставалось только положиться на судьбу.

Машина подъезжала к Спэрроу-плейс, когда я уже почти решилась спросить совета у Лайзо. Но внезапно он сам заговорил, и всякая мистика тут же вылетела у меня из головы.

— Леди Виржиния, это, конечно, дело не моё... Но вы сегодня гостей приглашали?

Я сдвинула брови, мысленно раскрывая записную книжку с расписанием на неделю.

— Кажется, нет... А почему вы спрашиваете?

Вместо ответа он указал на ворота, до которых оставалось ещё порядочно.

...Безвкусное сочетание сине-оранжевого платья и жёлтой шляпки-тюрбана нельзя было не узнать, даже издалека.

— Мисс Купер! — удивлённо воскликнула я.

— Похоже на то, — кивнул Лайзо и хитро прищурился. — Ну как, мимо проедем или изволите с ней поговорить?

— Мимо, — ответила я, почти не раздумывая. — Последнюю нашу беседу нельзя назвать... мирной. И у меня отчего-то дурное предчувствие.

— Предчувствие? — фыркнул Лайзо, уже откровенно забавляясь, но я была так добра, что простила ему это, ответив только:

— Всего лишь метафора, мистер Маноле. Если поданная еда выглядит несвежей, любой человек "предчувствует" недомогание, а любой разумный человек попытается этого недомогания избежать.

Но я недооценила решимость мисс Купер.

Когда автомобиль подъехал к воротам и остановился, колонианка с неожиданной ловкостью выскочила перед ним, расставив руки в стороны.

— Я знаю, что вы внутри, леди Виржиния! Я вас вижу! — заявила она едва ли не на всю площадь. — Мне нужно поговорить с вами!

— Зато мне не нужно, — пробормотала я себе под нос. — Мистер Маноле, разворачиваемся и едем в кофейню. Надеюсь, мисс Купер хватит ума не преследовать меня дальше.

Лайзо выполнил мою просьбу безупречно, и, казалось, мы избежали некрасивой сцены... но не тут-то было.

Мисс Купер обежала вокруг автомобиля и снова загородила проезд.

— Леди Виржиния, это крайне важно! — крикнула она. В голосе слышались нотки настоящего отчаяния. — От этого зависит жизнь человека... Я умоляю вас, хотя бы один короткий разговор!

Быстро оглядев площадь, я приняла решение — не самое приятное, но единственно верное.

— Мистер Маноле, пожалуйста, подойдите вот к тем "гусям" и попросите их увести мисс Купер. Сообщите им, что она угрожает графине Эверсан-Валтер.

Это, конечно, была не совсем правда. Однако другого выхода из положения я не видела.

— Дверей ей не открывайте. Мало ли что, — посоветовал Лайзо и выскочил на улицу, под холодную морось.

Я боялась, что мисс Купер раскроет мой план раньше времени, но обошлось — всё её внимание было приковано ко мне, и на какого-то там водителя, бегущего через площадь, она внимания не обратила. Наоборот, стоило мне остаться одной, она подскочила к окну и забарабанила в стекло кулачками. От этого становилось не по себе.

— Леди Виржиния, прошу, выслушайте! — настойчиво говорила мисс Купер, и глаза у неё блестели, как у сумасшедшей. — Они убьют моего брата, если я не заручусь вашим согласием! Прошу вас, помогите мне!

В её голосе было столько неприкрытого, искреннего страха, что я не смогла оставаться равнодушной.

— Если вам действительно нужна помощь, я могу порекомендовать вас надёжному человеку из Управления спокойствия. Или даже из Особой службы, — негромко произнесла я, имея в виду, конечно, Эллиса и Мэтью.

В свинцовых небесах утробно громыхнуло, словно напоминая, что пока ещё летние грозы не уступили окончательно место заунывным осенним дождям.

— Не могу... — почти простонала мисс Купер и обернулась по сторонам, словно выискивая кого-то в холодной хмари; но вокруг были только немые стены особняков, высокие кованые заборы да блестящие от дождя булыжники мостовой. — Леди Виржиния, принесите мне коричневый пакет с зелёным шнурком! Прошу вас!

— А где я должна, по-вашему, взять этот самый пакет... — начала было я, но тут подоспел Лайзо с "гусями".

Мисс Купер, не без некоторого сопротивления с её стороны, взяли под руки и увели прочь. Лайзо же вернулся в машину задумчивым. Узнав, о чём просила колонианка, он помрачнел ещё больше.

— Знаете, леди, вам бы сегодня домой пораньше вернуться... Хочу я кой с кем потолковать, может, что и выйдет. Не дело это.

Я попыталась уточнить, что именно должно "выйти", но Лайзо отмалчивался так упрямо, словно от его стойкости и впрямь зависела чья-то жизнь.

Честно говоря, после всех волнений мне и самой хотелось вернуться домой пораньше... Но правильно говорят: хочешь насмешить Небеса — составь план. На кухне случился небольшой переполох из-за неожиданно загоревшегося полотенца. Мадлен сильно обожгла руку, пытаясь потушить огонь, миссис Хат с перепугу стало плохо с сердцем. Георг пытался одновременно командовать временной служанкой и следить за пирожными в печи — и, конечно, потерпел неудачу и в том, и в другом. Об обещании, данном Лайзо, я вспомнила только около десяти вечера, когда с последствиями маленькой катастрофы удалось справиться.

— Не знаю, каким чудом гости ничего не заметили, — жаловалась я вполголоса Мэдди. День сегодня был тихий, семейный; из постоянной компании не пришёл никто, кроме ла Рона, но и тот откланялся почти сразу, сославшись на срочные дела. — Но всё это благодаря тебе. Не представляю, что бы я делала без тебя.

Мадлен смущённо покраснела — до ушей, как частенько бывает с рыжими белокожими людьми — и сделала решительный жест, словно говоря, что на неё всегда можно положиться.

В этот момент я и заметила, что стрелки уже показывают без четверти десять.

Стало неловко.

Оставив кофейню на Георга и Мэдди, я вышла на улицу. Конечно, Лайзо уже ждал меня — не выказывая, впрочем, ни малейших признаков нетерпения. Когда мы сели в автомобиль, мне почудился слабый запах виски.

— Вы... пили? — спросила я неуверенно.

Лайзо, к моему удивлению, отпираться не стал.

— Для дела надо было, — подтвердил он и усмехнулся: — Ай, от трёх глотков я не запьянею. А вот тому, с кем я пил, лёгкий туман в голове только на пользу будет.

— И кому же? — поинтересовалась я с намёком на неудовольствие.

— Увидите, — загадочно откликнулся Лайзо.

Пока мы ехали, дождь стал сильнее, превратившись в настоящий ливень. Даже за те полминуты, которые требовались, чтобы дойти под зонтом от автомобиля до порога, подол платья у меня основательно промок. Однако любопытство было сильнее любых неприятных ощущений. Едва войдя и избавившись от мокрого плаща, я спросила, где обещанный сюрприз.

— Вы ступайте в кабинет, леди, — посоветовал Лайзо с улыбкой. — А я его приведу.

Вот тут бы мне рассердиться и напомнить "мистеру Маноле" о его положении... Но я понимала в глубине души, что, несмотря на улыбки, ему не до шуток. Напряжение чувствовалось в самом воздухе наподобие гари от пресловутого сожжённого полотенца — вроде бы и проветрили комнаты, но запах всё равно скребёт горло.

К тому же я догадывалась, за кем пошёл Лайзо.

"Эллис говорил, что "деткам" нужен либо мистер Бьянки, либо Юджиния Смолл. Но Юджи не стала бы пить виски с моим водителем".

Картина, представившаяся при этом, была такой нелепой, что я невольно фыркнула.

Мне хватило времени и на то, чтобы переодеться в тёплое домашнее платье, и на то, чтобы приказать отнести в кабинет горячий шоколад с пресным кунжутным печеньем, и на то, чтобы ещё раз пролистать альбом Глэдис... Лайзо постучался в дверь только через полчаса — и, разумеется, он был не один.

За ним вошёл гувернёр. Запах спиртного тут же стал резче; но, видимо, то был просто запах, потому что взгляд у Бьянки был ясным, а движения — плавными и уверенными. Правда, платок совершенно развязался и теперь болтался на шее, как один из неряшливых шёлковых шарфов Эрвина Калле. В руках Бьянки нёс небольшой плоский свёрток, завёрнутый в коричневую бумагу, наподобие той, в которую обернула Глэдис альбом с фотографиями. Бумага была надорвана с одного края, кое-где топорщилась, и удерживал её на месте только шнурок.

Тёмно-зелёный шнурок, немного выцветший от времени и частого использования.

— Так вот что искала Купер, — заметила я вслух сдержанно, стараясь не выдать своей тревоги. — Не извольте беспокоиться, мистер Бьянки, я не собираюсь выдавать вас ей. Догадываюсь, с какими людьми она связана... Вряд ли у вас с ними есть что-либо общее. — Гувернёр сглотнул и кивнул, подтверждая мои слова. — Что ж, если это тот секрет, о котором упоминал мистер Маноле, я не могу вас винить в том, что вы молчали. Я прекрасно понимаю ваши опасения, мистер Бьянки, но в дальнейшем рассчитываю на благоразумие...

Он странно дёрнул головой, словно хотел засмеяться, но смех застрял в горле. Я умолкла.

— Нет, — произнёс он высоким от волнения голосом и почему-то оглянулся на Лайзо. — Это не совсем тот секрет, и... Леди Виржиния... Не "мистер Бьянки", — сказал он совсем тихо и вдруг посмотрел мне прямо в глаза. — Мисс Бьянки... Анна Паола Бьянки, если быть точной. Сестра Джорджио Паоло Бьянки... Человека, который разрушил мою жизнь целых два раза.

Мне стало душно. В глазах заплясали звёздочки. Я немеющими пальцами подхватила веер со стола и принялась обмахиваться.

— Мистер Маноле, отправляйтесь на кухню и сообщите, что я хотела бы... Нет, лучше вы сами принесите сюда графин травяного чая из мяты, лаванды и ромашки. И ещё чего-нибудь сладкого, — прозвучал мой голос точно со стороны. — И дверь пока прикройте поплотнее. Мисс Бьянки, присаживайтесь.

Он... то есть, конечно, она послушалась. Села на стул с жёсткой спинкой, но не на краешек, как скромные девицы, а полностью и немного расслабленно, как обычно делают мужчины. А я вглядывалась в её лицо, пытаясь уловить сходство с женщиной — и не находила. Да, ни усов, ни бороды не было, и не в тщательном бритье дело. Да, черты тоньше и изящнее, чем у многих мужчин, и губы полнее... Но у того же Фаулера тоже полные губы, а у Эллиса — изящные черты, а у Эрвина Калле — большие глаза и ресницы, которым иная девица позавидует! Плечи... Плечи не слишком узки, но ведь под пиджак можно нашить накладки.

Мой взгляд спустился ниже, и я почувствовала, что скулы у меня краснеют.

— Я всегда была дурнушкой, — мягко улыбнулась Паола Бьянки. Теперь с каждой секундой она всё больше казалась мне похожей на женщину, и я не понимала, как не замечала этого раньше. — Это меня погубило однажды, это и спасло.

И мисс Бьянки начала говорить — сперва сбивчиво, затем всё уверенней. Она не останавливалась, даже когда Лайзо вошёл с травяным настоем.

История её сделала бы честь любому модному роману.

Мисс Анна Паола Бьянки происходила из семьи достаточно благородной (пусть и обедневшей), чтобы детство и юность провести в занятиях музыкой, вышиванием и чтением. У неё был брат старше её на шесть лет, Джорджио. Его положение второго ребёнка в семье, не наследующего ничего, кроме обязанностей, решительно не устраивало. Джорджио в отсутствие родителей часто приводил в дом своих друзей, таких же бездельников, ищущих только развлечений.

Один из них, женатый уже торговец лет тридцати, вскружил голову бедной Анне при полном попустительстве старшего брата.

А когда Анна заговорила о ребёнке — испугался и сбежал.

Был страшный скандал. Дитя юная Анна Бьянки в итоге потеряла — может, от волнения, а может, бабка подлила в питьё какого-нибудь снадобья. Джорджио же окончательно рассорился с родителями и был с позором изгнан из дома. Добросердечная мать семейства воспользовалась своими знакомствами и раздобыла для сына рекомендательные письма и некоторое количество денег, чтобы Джорджио мог устроиться в Аксонии гувернёром.

Деньги он взял, а письма — нет. Анна спрятала их в своей шкатулке, не сказав никому.

Полгода спустя стало ясно, что скандал из-за связи с женатым мужчиной не забудется никогда. Отец стал поговаривать о том, чтобы отправить Анну в монастырь...

— Мне хотелось жить, леди Виржиния, — тихо призналась мисс Бьянки. — Жить, как обычный человек, с надеждой на счастье... Святые Небеса, я всегда так любила детей! Когда я поняла, что ещё месяц другой — и меня действительно отошлют в монастырь, как в какой-нибудь поучительной трагедии прошлых веков, я продала все свои серьги и кольца, взяла рекомендательные письма Джорджио, переоделась в мужскую одежду и сбежала.

Девушка-Анна считалась дурнушкой; а вот юноша из неё получился премилый.

— Больше всего я тогда боялась, что Джорджио тоже явится к друзьям матери за поддержкой и раскроет мой обман, — произнесла она, низко склонив голову. — Но, к счастью или к горю, он слишком хотел лёгких денег. Это решило всё.

Сперва Анна называла себя "Джорджио Паоло Бьянки", как было указано в рекомендательных письмах. Но через некоторое время постепенно выкинула первое имя и стала просто "Паоло". Однофамильцев у неё даже в Бромли было предостаточно, и через несколько лет никто бы уже не опознал в успешном гувернёре-романце испуганную девочку Анну.

Никто, кроме родного брата.

Анна впервые натолкнулась на него через десять лет после прибытия в Аксонию. Ей тогда было двадцать шесть, а ему — тридцать два, и своим привычкам он не изменил ни на гран. Джорджио по-прежнему общался с бездельниками, мечтающими о быстром и необременительном заработке. Но, как ни странно, он также считался гувернёром, хотя путь в богатые и знатные семьи, в отличие от Анны, был ему закрыт.

Впрочем, кое-кто оказывал ему поддержку.

— Сначала я не поняла, в чём дело, — ровно сообщила мисс Бьянки. — Джорджио посмеялся надо мной, по обыкновению... А затем пригрозил, что расскажет об этом маскараде моим нанимателям, если я не окажу ему маленькую услугу. А именно — не сообщу, когда точно их близкий друг с семьёй — имя его я не называю по понятным причинам — приедет на несколько дней в гости в дом, где мне тогда довелось работать.

Анна, боясь разоблачения, уступила брату.

У неназванного господина в итоге в доме случился пожар.

Джорджио Бьянки ещё несколько раз просил сестру об "одолжениях". Всякий раз Анна после долгих колебаний соглашалась, потому что страшилась потерять достигнутое положение. А просьбы становились всё более обременительными. Однажды Джорджио приказал ей прийти ночью в определённое место и принести ему одну вещь, которую он до того позаимствовал у некоего фабриканта...

Но всё пошло не так.

Анна немного опоздала — на четверть часа, не больше.

— Джорджио убили, — сказала она негромко, и голос у неё звенел. — Я думала, что почувствую облегчение в миг, когда его не станет. Но всё, что я ощутила — печаль, страх и укоры совести. Судя по тому, что говорили его убийцы, он пытался шантажировать того фабриканта найденными документами, но тот оказался связан со слишком серьёзными людьми. Боясь разоблачения, я всегда одевалась женщиной на встречи с братом, чтобы если меня кто-то и заметил, то не признал бы потом. Но я никак не ожидала увидеть среди убийц Джорджио ещё одну женщину.

— Мисс Купер, — догадалась я.

— Да, — сухо кивнула Анна. — Её. И она тоже меня видела, что весьма прискорбно. Мне удалось сбежать. Некоторое время получилось выиграть за счёт того, что мисс Купер и её подельники искали молодую женщину-романку, а не гувернёра с безупречной репутацией. Сперва я хотела обратиться в Управление спокойствия — и будь что будет. В конце концов, не обязательно было рассказывать всю правду о Джорджио Бьянки. Я могла назваться его кузеном, например, а последний случай представить просто родственной просьбой о помощи... Нет ничего преступного в том, чтобы получить от кузена некий предмет на хранение, а затем принести его в определённое место, верно? Но, к счастью или к горю, я заглянула в тот злополучный свёрток. И прочитала документы... А содержание их оказалось таково, что вряд ли меня отпустят живой — что "осы", что "Дети Красной Земли". Имена, связи... Слишком много грязного, даже для политики.

Я придвинула свёрток к себе и огладила шуршащую коричневую бумагу. Да, это имеет смысл...

— Почему же вы решили рассказать обо всём сейчас, мисс Бьянки?

Она вскинула голову:

— Потому что теперь это не только моя беда. Если я протяну ещё немного... Боюсь, можете пострадать и вы, и юный баронет Сайер. А я... я давно уже устала молчать, — созналась она едва слышно. — За тринадцать лет, за долгие тринадцать лет лишь двое узнали во мне — меня. Это мой брат и... и мистер Маноле. Я могу наряжаться мужчиной, леди Виржиния, но я женщина. У меня есть... мечты.

Она умолкла и отвернулась.

Я не знала, куда смотреть. Было неловко. Но сейчас я не могла позволить себе ни замешательство, ни нерешительность. Мисс Бьянки доверила мне свою жизнь.

Значит, надо действовать разумно и осторожно.

— Не могу сказать, что я всё поняла, — произнесла я и ободряюще улыбнулась: — Однако у нас будет ещё много времени, чтобы поговорить. Вы понравились Лиаму, и менять ему гувернёра я не намерена, — тут я сделала паузу, чтобы у мисс Бьянки было время осознать все намёки. Конечно, убедить дядю Рэйвена будет трудно... Но отстояла же я Лайзо когда-то! — Что же касается этого свёртка, то его следует доставить в Особую службу как можно скорее.

— Я могу отнести хоть сейчас. Не в службу, так Эллису, — тут же вызвался Лайзо, но я мгновенно отвергла его предложение:

— Нет-нет, ни в коем случае. Дядя Рэйвен ни за что не поверит, что вы не заглядывали в свёрток, а учитывая его содержимое... — у меня вырвался вздох. — Отвезти свёрток должна я. Разумеется, не сейчас, а завтра — спешить нам некуда. На завтра же ведь не было назначено никаких выездов или встреч?

Лайзо задумался:

— Нет, вроде бы. Только я должен был мистера... то есть мисс Бьянки свезти в книжную лавку и к портному после того, как вас бы в кофейню доставил. Помните, вы мне говорили, чтоб он, то есть она одна из дома не выходила? Вот, я её и вожу теперь иногда... — Лайзо запнулся. — Правда, теперь думаю, не опасно ли нам завтра ехать? К портному-то загодя визит назначали. Если кто прознал...

— Но ведь поедет не мисс Бьянки, — возразила я. — Думаю, даже "детки" способны издалека отличить графиню от гувернёра, а на меня им нападать незачем.

— Дело ваше, — неохотно согласился Лайзо. — А я б лучше отнёс записку сейчас хоть Эллису, хоть этому вашему маркизу. Пускай едут сами и забирают этот клятый свёрток.

— Ночью, в ливень, нести записку столь опасного содержания? — выгнула я бровь. — Бесспорно, вы ловкий и сильный человек, но если вас подстерегут несколько таких же ловких и сильных, к добру это не приведёт. Нет, зря рисковать не стоит. Никто не знает, что мисс Бьянки рассказала нам правду. Значит, не надо возбуждать лишние подозрения. Будем вести себя так, как если бы никто ничего до сих пор не знал.

Лайзо неодобрительно покачал головой, но спорить не стал.

А мне отчего-то стало так тревожно, что я осушила полную чашку, не чувствуя вкуса, и лишь затем поняла, что это не травяной чай, а остывший шоколад.

Нам стоило немалых усилий уговорить мисс Бьянки лечь спать. После всех откровений она явно не чувствовала себя в безопасности даже здесь, в особняке. Да и мне самой, признаться честно, было не легче. Хотя я заранее отправила слуг проверить, заперты ли двери и ставни, ещё долго мерещились подозрительные шорохи и шёпоты. То ветки скреблись в окно, до принимался вдруг с удвоенной силой барабанить по крыше дождь... Огромный старинный дом казался неуютным и ненадёжным. Ближе к четырём утра я решила уже было, что вовсе не усну, и, надев домашнее платье, прогулялась к книжным полкам. Чтение меня частенько усыпляло...

Но в кресле, под лампой, я почему-то оказалась с альбомом Глэдис в руках.

Страница с "Человеком судьбы" определённо была тёплой — в этом не осталось сомнений.

— И чем мне это поможет? — сонно, нараспев произнесла я. Звук собственного голоса успокаивал. — Баронет Винсент Фаулер из Эннекса и давно умерший художник Эммануэль Нинген... Нет, у них не может быть ничего общего! Так откуда же это странное ощущение?

От волнения и усталости у меня разболелась голова. Я отложила альбом в сторону и, прикрыв глаза, откинулась на спинку кресла. Дождь за окнами шумел всё громче, становясь похожим на монотонный плеск волн. К запаху дерева, пыли и вербены, ставшей уже привычной моей спутницей, примешивалась островатая нотка чего-то неуловимо знакомого. Краска, как в мастерской Джулии Уэст? Или восточные благовония, столь любимые дядей Рэйвеном? Или...

— Не пытайтесь угадать, — проворковал кто-то совсем близко. Голос был нежным, томным; если б не иронические нотки, я бы даже посчитала его слащавым. — Вы всё равно не знаете этих цветов, юная леди.

Тут я должна была бы испугаться, удивиться или рассердиться за вторжение в собственную спальню, но отчего-то не испытала и тени подобных чувств.

Только облегчение.

— Вы пришли, Сэран.

— Рад, что вы запомнили моё имя, — улыбнулся он и покачнул длинной костяной трубкой — такой невозможный, невероятный здесь, посреди обитых зелёным бархатом стен и основательных книжных полок. Волосы ночного гостя, светлые и паутинно тонкие, развевались, точно от невидимого ветра. — А это, по обычаю, влечёт некоторые обязательства с моей стороны... Спрашивайте, юная леди. Если, конечно, вы нашли правильный вопрос.

Вот тут-то я и растерялась. Во рту мгновенно пересохло.

— Я... То есть мне... Скажите, что общего может быть между Винсентом Фаулером и Эммануэлем Нингеном?

Сэран засмеялся и смеялся так долго, пока все тени в комнате не сбились испуганно в одном углу, поглядывая на меня призрачными глазами.

Настырная головная боль сменилась неестественной лёгкостью.

— Это неправильный вопрос, — произнёс наконец Сэран, сощурив глаза. — Но я бы ответил на него, если б знал, кто такой этот Винсент Фаулер. Подумайте лучше.

Стены дрогнули — и поплыли вишнёвым дымом. Я потерянно вглядывалась в изменчивые узоры, пока между изогнутых полок не мелькнул потёртый корешок "Недугов и исцеления".

— Что может истощить человека так же, как те картины — Ноэля Нингена? Так, чтоб было похожее... ощущение? Вроде запаха, только по-другому, — неуклюже закончила я и сконфуженно умолкла.

Но на сей раз Сэран не стал смеяться. Он легко спрыгнул со столика и скользнул ко мне, шелестя переливчатой синей тканью плаща.

— Моего драгоценного Ноэля истощили не картины, — тихо произнёс Сэран, очерчивая кончиками пальцев линию моих скул. — А то, что он делал их живыми. Жизнь не появляется ниоткуда и не исчезает в никуда. Когда кто-то любит жизнь настолько, что её пламя горит в нём необыкновенно сильно, тени могут возжаждать этого пламени. Но даже облекаясь в самое яркое пламя, они остаются лишь подобием жизни... — Теперь его лицо было так близко к моему, что я ощущала призрачный вкус чужого дыхания. — Они всегда хотят большего. Каждый сон ищет своего сновидца. Задайте мне правильный вопрос, юная леди... я буду ждать.

Внезапно он сильно толкнул моё кресло — и опрокинул его.

Я вскрикнула и очнулась в собственной постели, облачённая в ночную сорочку. Альбом лежал у трюмо, раскрытый на странице с "Человеком судьбы".

Часы показывали половину одиннадцатого.

"Хотя бы выспалась — уже не так плохо", — мысленно подытожила я и потянулась к колокольчику, чтоб вызвать Юджинию.

За завтраком выяснилось, что мисс Бьянки поднялась по обыкновению рано и даже успела уже провести для Лиама один урок — конечно, в образе мистера Бьянки. Лайзо тоже проснулся ещё на рассвете, проверил автомобиль и немного прогулялся по окрестностям.

— Моя вина, что людей маркиза я не нашёл, — хмуро объяснил он, когда я вызвала его после завтрака в кабинет. — Всё куда проще было б. Леди, вы уверены, что поехать хотите? Может, всё-таки я отвезу пакет сам?

— Мы уже обсуждали этот вопрос вчера, мистер Маноле, — непреклонно ответила я. — И с тех пор ничего не изменилось. Если дело касается "Детей Красной Земли", то нельзя привлекать к нему посторонних. Святые небеса, я бы даже Управление спокойствия привлекать не стала! Не стану скрывать, дядя Рэйвен по-прежнему ищет повод от вас избавиться. Будьте так любезные, воздержитесь от неосторожных поступков.

— Кто бы говорил! — в сердцах проронил Лайзо и продолжил, пока я не успела возмутиться: — Но коли уж вы всерьёз решили ехать, так пообещайте мне одно. Если случится что-то плохое — стрелять начнут, драться полезут или ещё что похуже, то слушайтесь меня беспрекословно. Велю наземь лечь — ляжете, велю побежать — побежите.

Сказал — и уставился на меня в упор, сощурив потемневшие глаза.

Кажется, он был абсолютно серьёзен.

— Хорошо, — согласилась я, переступая через свою гордость. — Знаете, мистер Маноле, ваше обещание защищать меня звучит несколько... необычно. Но я ценю ваш благородный порыв.

Некоторое время мы смотрели друг на друга, точно соревнуясь, у кого взгляд мрачнее, а потом одновременно рассмеялись. Чувство неловкости отступило.

Затем Лайзо отправился за автомобилем в гараж. Я проверила, как держится на поясе злополучный свёрток, плотно оклеенный со всех сторон провощённой бумагой, накинула на плечи свободную накидку, чтоб спрятать его от посторонних глаз, и вызвала мистера Чемберса.

— Мы уже говорили с вами вчера о том, что на особняк могут напасть, — начала я без долгих предисловий. — Вчера я распорядилась закрыть все ставни и двери. Сегодня этот приказ остаётся в силе. Не пускайте никого, даже если визитёр представится новой служанкой или посыльным от маркиза Рокпорта. Смею надеяться, что в ближайшее время это досадное недоразумение разрешится благополучно.

Мистер Чемберс задумчиво наклонил голову.

— Осмелюсь поинтересоваться... "Недоразумение" случайно не связано с давешним поджогом?

— Связано, — коротко подтвердила я. — Да, пока не забыла. Я настаиваю на том, чтобы ни Лиам, ни мистер Бьянки ни в коем случае не покидали особняк.

— Как пожелаете, леди Виржиния, — поклонился управляющий. Я подумала, стоит ли говорить ему, что ружья в Охотничьей гостиной на самом деле готовы к стрельбе, но затем решила, что не стоит.

Всё-таки "детки" не могут быть настолько неблагоразумными.

Проводить себя до автомобиля я не позволила. Если за мной сейчас кто-то и наблюдал, то показывать беспокойство не стоило. Впрочем, вряд ли гипотетический свидетель сумел бы разглядеть хоть что-то в ватном тумане, опустившемся на город. На расстоянии десяти шагов мистер Чемберс, который пока ещё оставался на пороге, превратился в загадочного незнакомца, в колеблющийся силуэт — точно тень за бумажной ширмой в никконском театре.

На вдохе ледяная сырость обволакивала горло, и любое слово умирало, ещё не родившись. В полнейшей тишине я села в автомобиль, аккуратно расправив накидку, и сохраняла молчание добрую четверть часа. Ридикюль казался странно лёгким.

— Револьвер остался в кабинете, — едва слышно произнесла я наконец, осознав. — И трость тоже.

Лайзо фыркнул:

— Оно и к лучшему. Учитывая ваш характер...

— Смеётесь?

— Это я так выражаю надежду на то, что револьвер нам сегодня не понадобится вовсе, — в тон мне ответил Лайзо. — Едем коротким путём или длинным? Коротким путём мы с мисс Бьянки хотели до портного добираться. А длинным придётся мимо Смоки Халлоу ехать. Впрочем, я те края хорошо знаю.

— Тогда поезжайте длинным путём, — рассудила я. — А с мисс Бьянки вы собирались выезжать в это же время?

— Чуток попозже, — откликнулся Лайзо. — Надеюсь, обойдётся...

Не обошлось.

Дурное я заподозрила, когда услышала в отдалении глухой рокот. Лайзо поморщился.

— Что? — встревоженно спросила я. — Вы что-то заметили?

— Да ничего такого, — уклончиво ответил он. — Тут, по соседней улице, вроде едет автомобиль с газолиновым двигателем. И я вот думаю, что этому автомобилю понадобилось в Смоки Халлоу?

После этого мы поехали быстрее, насколько это было возможно в узких переулках. Автомобиль на газолине, по словам Лайзо, вскоре свернул к набережной Эйвона. Рокот стих, а затем снова начал усиливаться.

— Он едет за нами?

— Возможно, — сквозь зубы откликнулся Лайзо. — Набережная шире, там легче разгоняться. Зря я сюда свернул. Думал, что за домами нас потеряют, электромобиль ведь тихий... Держитесь, леди. Сейчас неаккуратно поедем.

"Неаккуратно" — это было такое милосердное преуменьшение.

Раз — и меня швырнуло вправо. Два — влево. Три — на кочке я подскочила и ударилась головой о потолок. Автомобиль загрохотал так, словно готов был вот-вот развалиться. Пугающе близко проносились в сливочно-густом тумане скособоченные лачужки, какая-то кошка взвизгнула, едва не угодив под колёса...

Но к мосту мы выехали всё ж раньше второго автомобиля. Лайзо, когда увидел его, выругался грязно, а меня так мутило, что я даже не смогла его отчитать.

"Минус два хайрейна за этот месяц", — пронеслась в голове сумасшедшая мысль.

На брусчатой набережной спала целая свора собак. Лайзо нажал на клаксон, в ту же секунду где-то совсем близко взревел газолиновый двигатель... Изрядно снизив скорость, мы въехали на мост под оглушительный собачий лай, и я, к стыду своему, зажмурилась.

— ...твою через корыто! — рявкнул что-то абсолютно несусветное Лайзо, и тут меня с такой силой швырнуло в сторону, что если б я не вжималась так в угол, то наверняка бы разбила голову.

Двигатель взревел ещё раз — такое чувство, что прямо у меня над ухом.

— Что...

— Задержите дыхание! — крикнул Лайзо. — Сейчас!

Я набрала в грудь воздуху — и в тот самый момент автомобиль под чудовищный скрежет начал... заваливаться вбок?

О, Небеса!

Мы же на мосту!

К счастью, испугаться я не успела.

Ещё прежде, чем автомобиль нырнул с горбатого моста в холодные воды Эйвона, Лайзо извернулся пружиной, рванулся на заднее сиденье и сгрёб меня в охапку.

Дальнейшее превратилось в кошмар.

Я запомнила только жуткий хруст, бульканье — а потом вокруг внезапно оказалась вода, ледяная, вязкая. Она была везде — в ушах, в носу, в глазах... я дёрнулась было, но Лайзо сжал мою руку.

"Задержать дыхание. Лайзо сказал — задержать дыхание".

Меня тянуло вниз — с неотвратимой и безжалостной силой. А затем что-то вдруг коснулось бедра, ткань натянулась, и я вдруг стала легче во много раз — лёгкой, как пёрышко. Шерстяная накидка тоже исчезла. Грудь стиснуло, точно обручами, а затем ощущения стали блёкнуть. Пальцы, стискивающие свёрток на поясе, разжались сами собой...

"Не дышать. Не дышать. Не..."

Лицу стало вдруг тепло.

— Дышите, — прозвучал вдруг голос Лайзо необычайно ясно.

...дышать было немного больно.

Я и с трудом открыла глаза. Берег маячил где-то рядом — если, конечно, эта грязная громада и впрямь была берегом. Собственного тела я почти не ощущала; оно словно превратилось в желе. Лайзо ухватил меня, как тряпичную куклу, и погрёб к берегу. Вскоре я очнулась от забытья — и перепугалась насмерть, и забилась, едва не потопив себя и его, но под ногами уже был топкий, опасный ил Эйвона.

А потом кто-то ухватил нас обоих за воротники, встряхнул, как котят, и, одним рывком вытащив из воды, усадил на мостовую. Я вскинула взгляд, ожидая увидеть злодея-великана, но перед нами стоял самый обычный на вид мужчина — высокий, худощавый, в потёртом зелёном сюртуке и в смешной шляпе с двумя обвислыми перьями. Лайзо недоверчиво моргнул, и на лице его появилось странное выражение — смесь удивления, благоговения и досады.

— Вы знакомы? — спросила я хрипло. Грудь резало, словно я толчёного стекла наглоталась.

— Знакомы, знакомы, — хмыкнул наш спаситель. — Как же иначе... Только вот лично давненько не встречались, такие дела.

Я хотела спросить что-то ещё, но тут вспомнила, где видела этого мужчину прежде.

— Вы... Я хотела сказать, что обязательно устрою благотворительный вечер! Я о нём помню!

— Знаю, девочка, — по-свойски подмигнул он. — Меня кой-кто просил за тобой приглядеть одним глазком... Ну-ка, накинь это, негоже девицам в одних панталонах щеголять.

Тут только я поняла, что юбки мои испарились. Пискнула что-то невразумительное, вспыхнула, как маков цвет, но тут на плечи мои лёг зелёный сюртук, мягкий и тёплый, и, как по волшебству, укутал меня до колен.

— Так-то лучше, — покивал довольно наш спаситель, доставая из кармана вычурную трубку. — А теперь бегите-ка отсюда.

Я, кажется, пребывала всё ещё в замешательстве, потому что позволила Лайзо вздёрнуть себя на ноги и увлечь в тёмный промежуток между лачугами. Незнакомец шагнул следом за нами, но когда мне удалось оглянуться в следующий раз, то позади никого не было.

...Никогда не думала, что могу бегать так долго и так быстро.

На ходу сюртук словно бы удлинялся. Полы, которые поначалу едва доставали до колен, вскоре уже хлопали по щиколоткам. Рукава куда-то исчезли, зато появился капюшон. Только цвет оставался по-прежнему насыщенно-зелёным, как мох на корнях дуба.

— Если меня увидят здесь, да ещё так странно одетой, то репутации конец, — пожаловалась я Лайзо, когда мы немного замедлили шаг в очередной подворотне. Голос был хриплый, точно после нескольких месяцев болезни.

— Это последнее, что должно вас сейчас волновать, — ответил Лайзо и сжал крепче мою руку. — Главное, что мы остались живы... чудом. Вот уж действительно чудом, — добавил он и то ли усмехнулся, то ли поперхнулся вдохом. — И много у вас таких... знакомых?

— Не знаю, — откровенно призналась я. — До недавнего времени я вообще думала, что некоторые из них мне померещились. Скажите, мистер Маноле... — я запнулась. После всего пережитого называть его по фамилии было крайне глупо. В конце концов, зову же я Эллиса просто по имени... Да и прежде мне уже случалось обращаться к Лайзо без обычных формальностей. — Скажите, Лайзо, мы бежали, потому что нас кто-то преследовал?

— На мосту были двое с пистолетами, — ответил он, хмурясь. С волос у Лайзо по-прежнему текло, и с одежды тоже... Ботинки его куда-то подевались; на лице было несколько длинных, но, кажется, неглубоких царапин. — Стояли рядышком с ненаглядной вашей Купер... Автомобиль жалко, — добавил он неожиданно. — Хороший был.

То, что Лайзо, чудом выжив, беспокоится о машине, а я — о репутации, показалось таким забавным и нелепым, что меня согнуло пополам, а из глаз потекли слёзы. В боку закололо. Я даже не сразу осознала, что смеюсь, а не кашляю или задыхаюсь, но остановиться не могла очень, очень долго. Лайзо, слава Небесам, не пытался меня обнять — просто держал за руку и был рядом.

— Вы испугались? — негромко спросил он, когда я наконец сумела успокоиться.

— Очень, — призналась я так же тихо. — Каждый раз, когда происходит что-то подобное, мне кажется, что теперь уже меня ничто не сможет напугать. Труп в шкафу у того парикмахера... Халински, кажется? Уже и не помню. Потом призрак у Абигейл... герцогини Дагвортской. Подземелье и смерть Эвани... Катакомбы — мне пришлось тогда застрелить Душителя. А во время путешествия на корабле я едва не свалилась за борт. И всякий раз мне казалось, что страшнее не будет — это предел. Только судьба вновь и вновь доказывает, что я ошибаюсь. А что ещё ждёт впереди?

— Кошмары, которые невозможно представить. Счастье, в которое нельзя поверить, — сказал Лайзо и улыбнулся. — Идёмте, Виржиния. Скоро мы будем в безопасности.

Я взглянула на его ноги, вымазанные в грязи и наверняка сбитые, и кивнула.

"Надо было отправить дяде Рэйвену записку. Или... о, святая Роберта, в особняке же есть телефонный аппарат! — пронеслась неожиданная мысль, и щёки у меня потеплели от румянца. — Стыд какой..."

Но в этом я бы не призналась Лайзо ни за что на свете.

Мы шли ещё около четверти часа. Дважды навстречу попадались люди с одинаково угрюмыми взглядами и вкрадчивыми повадками, но никто не попытался ни заговорить, ни, слава Небесам, напасть. Проходы между полуразвалившимися домами становились всё более тесными. Мостовой и в помине не было; одно время нам пришлось пробираться по жидкой грязи. Наверняка она пахла отвратительно, но после купания в Эйвоне, к счастью, у меня заложило нос, и я ничего не чувствовала. Туман вокруг выглядел не молочно-белым, как по краям бромлинского "блюдца", а изжелта-серым. В нём любые звуки искажались, как на дне каменного колодца, а очертания предметов неузнаваемо изменялись. Будь я одна, то заблудилась бы уже через несколько десятков шагов.

Но Лайзо привёл меня туда, где нам не угрожала никакая опасность.

К себе домой.

...Признаться, я никогда не думала, что однажды увижу Зельду плачущей.

Сначала она не поняла, кого к ней "притащил негодник, гуляка бесстыжий". На голову Лайзо вылился целый ушат брани — будто смрадной эйвонской воды было мало! Конечно, я вспылила и резко ответила. И когда Зельда осознала, что перед ней пусть и порядком перепачканная, но всё же настоящая графиня, то вдруг побелела как мел, а потом осела на пол в многослойном ворохе разномастных юбок и начала причитать, частью по-аксонски, частью на неизвестном языке. Нам стоило немалых трудов убедить её в том, что Лайзо не только не причинил мне вреда, а наоборот, спас. О "Детях Красной Земли" Зельда никогда не слышала, зато уяснила, что автомобиль в воду упал из-за "скверной девки".

— Ужо я ей устрою, — пригрозила она зловеще, растирая покрасневшее лицо. — Ужо она у меня попляшет, или я не Зельда-Гадалка!

Внизу, на плите, у Зельды стояло ведро кипятка, приготовленного для мытья посуды. Прежде мне никогда не приходилось испытывать удовольствие от купания в деревянной лохани, но теперь я вынуждена была пополнить свой запас представлений о жизни простых горожан. Впрочем, после окунания в Эйвон огромное наслаждение приносила любая чистая, тёплая вода.

Нос у меня по-прежнему был заложен, но, как уверял Лайзо, мерзкий гнилостный запах выветрился — возможно, благодаря душистым травяным отварам Зельды.

Платье, вопреки ожиданиям, мне выделили весьма приличное — немного старомодное, серо-синее, но почти новое. Нашлась в доме и шляпка с вуалью. Отказавшись от плотного обеда, я ещё раз проверила притороченный к поясу свёрток с документами и обернулась к Лайзо, тоже успевшему уже вымыться и переодеться в чистое.

— Вы готовы?

— Если вы готовы, — по-светски учтиво ответил он и белозубо улыбнулся. — Кстати, ваш плащ...

— Да, где он? — забеспокоилась я.

Зельда тоже охнула, всплеснула руками, но короткие поиски не принесли результата — плащ словно испарился... или вернулся к своему настоящему владельцу. Лайзо философски пожал плечами, предложил мне одну из материных накидок — и мы с ним вновь нырнули в промозглый августовский туман.

А через какие-то полтора часа кэб подвёз нас к воротам особняка Рокпортов.

Самого маркиза, увы, не было. Зато была миссис О'Дрисколл. Узнав меня, она тут же проводила нас в гостиную и пообещала, что обо всём позаботится. Лайзо прогнать я не позволила; ей это весьма не понравилось, но до самого приезда она пила со мною чай и помалкивала. Огонь в камине потрескивал, будто бы злорадствуя и предвкушая грядущую бурю.

Но буря так и не грянула.

Когда дядя Рэйвен вошёл в гостиную, то сразу произнёс, опуская приветствия и прочие предписанные этикетом формальности:

— Люди, которые совершили это, уже арестованы, включая мисс Купер. К слову, автомобиль вела именно она. А теперь, драгоценная моя невеста, вы, полагаю, отдадите мне свёрток, о котором упоминала мисс Бьянки и который чуть не стоил вам жизни.

Конечно, я кивнула, точно не прозвучало ничего неожиданного, хотя мне очень хотелось повторить некоторые из тех слов, которыми так щедро сыпал на мосту Лайзо.

— И давно вы всё знаете? — поинтересовалась я, отвязывая с пояса злополучный свёрток.

— Три часа. И это были весьма долгие три часа, — спокойно ответил маркиз, но под конец фразы голос у него всё же дрогнул. — Вы не меняетесь, дорогая невеста.

— Позвольте вернуть вам этот комплимент, — в тон ответила я, чувствуя себя немного обиженной. — Вы скажете потом, что было в пакете?

— Скорее всего, нет, — покачал головой он. Взгляд у него потемнел. — И в свой особняк вы сегодня вряд ли поедете. Так как никто не знает, что вы у меня в гостях, то нет ничего зазорного в том, чтобы переночевать здесь. Всё необходимое вам предоставят.

Мне вспомнился оберег Лайзо — ловец снов, оставшийся в моей комнате, над кроватью, и спину защекотал мерзкий холодок.

— Как вам угодно, — согласилась я вслух тем не менее. — Ещё что-нибудь?

— Да. — Голос у дяди Рэйвена заледенел. — Ваш водитель и гувернантка некоторое время проведут в другом месте.

— Некоторое время? Есть ли надежда, что мне не придётся искать новую прислугу? — спросила я, перебарывая дурноту.

На этот раз дядя Рэйвен выдержал отвратительно долгую паузу и лишь затем кивнул:

— Не беспокойтесь, бесценная моя невеста. Обещать я не могу, но сделаю всё возможное.

И только в тот момент, когда маркиз произнёс это, я поняла, как велико было его беспокойство — и как он счастлив, что я вообще осталась жива. Кажется, попроси я сейчас луну с неба — он и её посулит, не то, что вернуть каких-то там слуг, пусть и связанных косвенно с делом "Детей Красной Земли".

Лайзо увели через полчаса. В окно на втором этаже я видела, как к самому порогу подкатил неприметный кэб, из которого выскочили двое крепких на вид мужчин, одетых не по погоде легко. Один из них гулко постучал дверным молотком, и дверь отворилась. Дядя Рэйвен, казавшийся сейчас ещё более высоким и худым, чем обычно, вышел на порог вместе с Лайзо. Состоялся короткий разговор, и все четверо сели в кэб. Лайзо не выглядел обеспокоенным, словно подобное было ему не в новинку. Но когда он забирался на подножку, то оступился и едва не упал; потом сказал что-то негромко, хлопая себя по колену, и возница рассмеялся.

От этого почему-то становилось жутко.

"Не ранен ли он?", — подумалось мне.

Я видела царапины у него на лице — от лопнувшего автомобильного стекла. А если было что-то ещё, серьёзнее и тяжелее?

— Ужин готов, — сухо доложила миссис О'Дрисколл, прерывая мои тягостные размышления. — Я также взяла на себя смелость подобрать приличествующую вашему положению одежду. Если будет угодно, я помогу вам переодеться или пришлю другую служанку. Мистеру Белкрафту и миссис Хат уже сообщили, что несколько дней вы в кофейне появляться не будете.

— Благодарю за заботу, вы очень добры, — ответила я, как полагалось по этикету. На душе было тяжело. — Служанка не требуется, я могу переодеться и сама.

Миссис О'Дрисколл явно не одобрила подобную самостоятельность, но позволила мне делать все, что я захочу.

Ужин прошёл под знаком рыб — холодно, молчаливо и скользко. Меню включало в себя суп из трески, запечённую под овощами и бхаратскими специями форель, горячий паштет из угря с сельдереем и тимьяном, заливное и прочие рыбные изыски. Я даже немного удивилась, когда на десерт подали обычный яблочный пудинг.

А вот предложить беседу миссис О'Дрисколл даже и не подумала.

Немного утолив голод, я попросила принести в гостиную книги из библиотеки. Уточнять, какие именно, не стала, и в итоге осталась наедине с новомодным детективом, хроникой славных деяний Рокпортов от самого правления мифического короля Лоренса и, как ни странно, детской книжкой о приключениях странствующего рыцаря Гая. Кажется, именно её любил читать Энтони Шилдс...

Вспомнив его отца, Дугласа Шилдса, убийцу и сектанта, я содрогнулась.

Несколько раз миссис О'Дрисколл возвращалась в гостиную. Каждый раз повторялось одно и то же — поджимались сухие губы, а голова, как на шарнире, покачивалась сперва вправо, затем влево, и звучало настойчивое предложение пройти в спальню. Я отказывалась; около четырёх часов ночи экономка оставила меня в покое. Сон смежил веки уже после рассвета, когда узкая полоска неба за окном побелела. Тяжёлые видения были наполнены плеском кисельно-вязкой воды и глухим хрустом стекла.

Маркиз вернулся домой к пятичасовому чаю — точнее, к невероятно позднему завтраку.

— Не возражаете, если я присоединюсь, дорогая невеста? — спросил дядя Рэйвен. По болезненно выпрямленной спине и движениям, одновременно скованным и плавным, я поняла, что он невероятно устал. Или перехватил час-другой тревожного сна под утро, или не ложился вовсе.

— Напротив, почту за честь... дядя Рэйвен, к чему эти формальности? — вздохнула я.

Он сделал знак миссис О'Дрисколл; тотчас она вышла из комнаты.

— Полагаю, у вас есть вопросы, — с намёком сказал дядя Рэйвен, снимая очки с синими стёклами. Вокруг глаз были тёмные круги — что ж, вполне ожидаемо, но мне стало стыдно за то, что я сердилась на него.

— Да, конечно. В первую очередь я хочу узнать, что вы собираетесь делать с мисс Бьянки.

Дядя Рэйвен очень медленно пригубил чай с чабрецом, отставил чашку и лишь тогда посмотрел на меня.

— Здесь есть небольшая тонкость, — произнёс он тоном, от которого сразу стало не по себе. — Что я должен сделать — и что бы хотели вы.

— Я уже говорила — надеюсь, что Лиаму не придётся искать нового гувернёра, — быстро ответила я. Маркиз кивнул, словно другого и не ждал:

— Это вполне объяснимо. Но, учитывая все обстоятельства, я бы предложил заменить гувернёра на гувернантку.

— Что вы имеете в виду? — осторожно полюбопытствовала я. Бисквит с маком и тмином у меня на тарелке давно превратился в месиво из ароматных крошек.

— Мистер Бьянки спешно уедет на родину в связи с болезнью матушки, — улыбнулся дядя Рэйвен. — А вместо себя пришлёт кузину. Скажем, вдову. Миссис Мариани, например, Анну Паолу Мариани, урождённую Бьянки. Как вам эта мысль?

— Прекрасно, — благодарно склонила я голову. Действительно, это был бы лучший выход. — Но его кузине понадобится некоторое время, чтобы добраться до Аксонии?

— Всего две недели, ведь предусмотрительный мистер Бьянки, предполагая, что вскоре ему придётся отъехать, заранее написал ей, — в тон мне ответил дядя Рэйвен. — Должен заметить, бесценная моя невеста, что на сей раз я целиком одобряю ваш выбор прислуги. Мисс Бьянки — весьма надёжный и разумный человек. Она стала жертвой шантажа своего брата, но повела себя не в пример достойнее, чем лорд Уилфилд в подобной ситуации.

— О, — только и смогла сказать я, растерявшись. — Дядя Рэйвен, в том пакете были документы, связанные с ним?

— И не только, — неопределённо пожал плечами маркиз. — Многие головы полетят... Я могу рассчитывать на ваше благоразумие?

Это подразумевало, что всё, сказанное далее, должно навеки остаться тайной.

— Разумеется.

— Тогда слушайте. Мисс Бьянки, хотела она того или нет, предотвратила действительно ужасающее преступление. Избавься она тогда от подозрительного пакета — и последствия даже было бы страшно представить даже мне...

От рассказа дяди Рэйвена волосы становились дыбом.

"Дети Красной Земли" готовили взрыв — чудовищный взрыв на пути следования королевского кортежа в день венчания. Взрывчатка была изготовлена в Алмании и уже месяц как ввезена в страну. Трое высокопоставленных офицера из Особой службы оказались предателями — кто-то из-за приверженности идеям "деток", кого-то подкупили... Несколько раз "детки" пытались выйти на загадочного агента, называемого "Распорядителем", но, к счастью, не сумели до него добраться.

— К счастью, у него оказалась очень ревнивая жена, — намекнул маркиз туманно, но я почла за лучшее не уточнять, что он имел в виду.

В свёртке также оказались письма лорда Уилфилда и мистера Эшли.

Граф Уилфилд, похоже, о готовящемся взрыве не знал ничего. Он "всего лишь" поставлял тайные военные сведения, к коим имел доступ, в Алманию, где находилось главное отделение "деток". А вот вина мистера Эшли была куда серьёзнее.

— Детектив Норманн, надо отдать ему должное, раскрыл махинации Эшли ровно за четыре дня до того, как я узнал о пресловутом свёртке, — неохотно признался маркиз. — Свёрток, к слову, Джорджио Бьянки выкрал именно из сейфа Эшли, приняв за драгоценности...

Ниточки постепенно сплетались в гобелен, на котором проступала отвратительная картина.

Эшли оказался одним из "деток" Кронуса и связался с организацией десять лет назад, когда был всего лишь одним из младших сыновей, не претендующим на владение фабрикой. Кронус любезно помог ему без убийств, только лишь с помощью судебных тяжб, подкупа и шантажа, избавиться от остальных претендентов на отцовское наследство. С тех пор они ещё не раз "сотрудничали". И именно мистер Эшли выделил деньги на закупку динамита — с удовольствием, потому что взрыв должен был устранить и одного из его деловых соперников.

— Я знал о вине Эшли, однако пока не торопился с его арестом, потому что боялся упустить главную добычу, — улыбнулся дядя Рэйвен. Зубы у него в этот момент выглядели слишком уж острыми для порядочного лорда. — И опять мистер Норманн оказался прав, когда предупреждал меня о том, что вздорная колонианка, мисс Купер, может использоваться как ширма...

— Что с ней, к слову? — перебила я маркиза. Теперь, после покушения, мисс Купер немного напоминала мне Финолу Дилейни. Ещё одна женщина, жаждущая моей крови... нет, такого не надо.

Маркиз помедлил прежде, чем ответить.

— Она мертва, — сказал он наконец спокойно. — Отравилась этим утром в камере. Яд был в броши в виде чучела колибри. Никогда бы не подумал, что она настолько отчаянная женщина... настолько любящая сестра.

— То есть её брат?.. — я многозначительно умолкла, несколько ошарашенная новостями. Кто бы мог подумать, что проклятия Зельды сбудутся так быстро!

— Чарльз Купер был казнён "детками" как двойной агент, работавший одновременно и на Корону. Разумеется, это секретная информация, поэтому мисс Купер и не смогла отыскать в Бромли своего брата, хоть и получила от разных людей множество подсказок, — сухо произнёс дядя Рэйвен. — Его смерть — отчасти моя вина, хотя лично мы знакомы не были. Он действовал под началом одного из тех негодяев, что оказались предателями. Тело Чарльза Купера было обнаружено в прошлом году...

Я слушала дядю Рэйвена — и постепенно всё становилось на свои места. Похоже, мисс Купер лгала не всегда. Она действительно хотела использовать меня, но не ради "Детей Красной Земли", а для того, чтобы выйти на человека, имеющего отношение к "осам" и найти наконец брата, которого сперва завербовал Кронус в Алмании, а затем здесь, в Аксонии — Особая служба.

— Когда мисс Купер узнала, как и по чьей вине погиб её брат, то сразу согласилась помочь в расследовании. И свидетельство этой женщины оказалось воистину бесценным. Мы смогли арестовать всю верхушку "деток", потому что мисс Купер лично знала Кронуса и, более того... — дядя Рэйвен сделал паузу — ...более того, она была его любовницей.

Тут я догадалась.

— Мистер Фокс.

— Именно, — вздохнул маркиз. — Харальд Фокс. Но его настоящее имя — Льюис Герберт. Ему уже сорок четыре года. Он родился в Бромли, в семье прачки и фабричного рабочего. О юных годах его известно мало, однако в двадцать пять он уже был замечен во время забастовки рабочих на фабрике, где работал его отец. Кинул камнем в управляющего, попал в висок и убил — почти как в Писании, верно? Только правда была не на стороне пращника... Позже скрывался от правосудия у противников королевской власти, постепенно на него вышли агенты алманского влияния. Алмании выгодна слабая, обезглавленная Аксония — особенно сейчас, накануне... Впрочем, это неважно, — сам себя оборвал он. — Последние десять лет Льюис Герберт возглавляет организацию "Дети Красной Земли". Взрыв на пути королевского кортежа должен был стать его триумфом... Мисс Купер немногое успела рассказать, но с Гербертом я этой ошибки не повторю, — добавил маркиз, и прозвучало это зловеще.

Но, конечно, жалеть убийцу я не собиралась. У меня в голове вообще было совсем другое.

— О... Интересно, почему мисс Купер вообще решилась на открытое столкновение, — попробовала я издалека перейти к интересующей меня теме.

Дядя Рэйвен усмехнулся в чашку с чаем, оценив каламбур.

— Приняла вас в тумане за мисс Бьянки и попыталась убить как опасного свидетеля.

— Понимаю. А что теперь будет с мистером Эшли и с лордом Уилфилдом?

— Эшли казнят, без лишнего шума, разумеется. С лордом Уилфилдом придётся ограничиться отчуждением у него места в Парламенте, лишением всяческих привилегий и запретом появляться в Бромли... Вы уверены, что хотели спросить об этом? — ровно осведомился маркиз.

И я сдалась. В конце концов, политика никогда не была мне интересна.

— Что будет с моим водителем?

— Он вернётся к вам завтра, — вздохнул дядя Рэйвен. — Но, признаюсь честно, меня беспокоит то, что этот человек постоянно находится рядом с вами. Авантюристы, подобные ему, склонны преподносить сюрпризы.

— Как и все мы, в той или иной степени, — склонила я голову, пряча улыбку.

Да, эта история оказалась полна сюрпризов. Мистер Бьянки был на самом деле мисс Бьянки; Харольд Фокс — Льюисом Гербертом, точнее, Кронусом — убийцей, главой "Детей Красной Земли" и алманским агентом. Вёл двойную жизнь и Чарльз Купер, и его сестра, и каждый из них заплатил за это свою страшную цену, пусть Грейс и была не так уж виновата, учитывая, что её шантажировали жизнью брата. Дневники леди Милдред таили в себе пугающие загадки, а Лайзо, гипси и авантюрист, оказался единственным, на кого я могла положиться в этом непростом деле.

— И сюрпризы редко бывают приятными, — нахмурился дядя Рэйвен, исходя, вероятно, из печального личного опыта.

— Боюсь, что я пока слишком наивна, а потому надеюсь на лучшее, — призналась я.

— Для настоящей леди это безусловное достоинство, — заверил меня маркиз. — К слову, этот пирог великолепен. Не хочу хвастаться, но, похоже, мой повар превзошёл сам себя.

Я согласилась.

Дядя Рэйвен был абсолютно прав — в обоих случаях.

END

131