Глаз Василиска (Beta)

— Какая странность, это твоя просьба, Томми! Любовное письмо? И для кого же оно?

Арлин Таккер было неловко. Конечно, подделывать чужой почерк её конёк, но то, о чем попросил её Томас Арчер, не выглядело невинной шуткой.

— Какая разница? Я же говорю, это всего лишь розыгрыш, — он уткнулся в копну её волос подойдя к девушке сзади и нежно обняв. Её аромат сводил с ума. Изысканные духи вкупе с модным шампунем создавали воистину вожделенный образ.

— Оно хоть девушке или мужчине? — не унималась Арлин. Близость Томаса её заводила и пугала одновременно. Он вдыхал её напористо и нарочито громко, позабыв о любых рамках приличия. В дальних закоулках библиотеки, где они расположились, в полдень не было ни учеников, ни учителей, но кто угодно мог пройти мимо неприметного стола и застать учеников за пикантным увлечением. Томас опустил голову и коснулся губами её кожи у плеча. Он не ответил, ловким движением губ сдвинул лямку её платья, и обнажил предплечье.

— Ну конечно, почерк вряд ли принадлежит мужчине. Так ты хочешь подшутить над своим очередным соседом? А я знаю его? — Арлин усмехнулась, задрав голову. Дышать становилось всё тяжелее, как и сопротивляться этому сладкому напору. Она вернула лямку на место, но Томаса это не остановило. Скорее раззадорило ещё сильнее. Ему нравилось, когда его жертва сопротивлялась. Любой успех сладок вдвойне, если достигнут с боем.

— Навряд ли, — усмехнулся он, помогая себе руками. Тонкая талия Арлин еле ощутимо дрожала от томных прикосновений. У неё не было мужчины уже долгое время. Осознание этого факта забавило Томаса ещё сильнее. Через завесу аромата духов он уловил её природный запах. Не удивительно, его самого бросало в жар от воспоминаний их случайной близости. Как давно это было? Месяца четыре назад, или больше? Неужели с того времени она больше ни с кем не была?

— Ты опять что-то темнишь, Том, — Арлин нехотя отпрянула от него, хотела взглянуть ему прямо в глаза. Глупая, она свято верила, что Томас Арчер не будет лгать. Его чистое, ухоженное лицо просияло ангельской невинностью.

— Это шутка для Мактурнена, зазнавшегося уродца с Химического факультета. В этом месяце меня угораздило жить с ним в одной комнате общежития, и этот безродный пёс уже задел меня пару раз, — Томас демонстративно сплюнул на пол. Конечно же никакого Мактурнена не было ни в одной с Арчером комнате, ни во всей Академии. Выслушав его, Арлин неуверенно, но вполне решительно кивнула. Она склонилась над листком бумаги, заканчивая начатое дело. Почерк, который она подделывала, был ей не знаком и это значительно упрощало задачу. Арлин замешкалась только на последних словах.

— Это конечно не моё дело, но девушка не будет писать так: 'жду тебя в парке, в полночь у нашего места'.

— Серьезно? — Арчер скрестил руки на груди, ему очень нравилось работать с Жанной. Она была идеальным сообщником. — И как же лучше написать?

— Девушка с хорошими манерами будет писать мужчине: 'жду вас...' — она хищно улыбнулась.

Арчер тихо рассмеялся:

— Конечно, наша воображаемая девушка с самыми хорошими манерами! Ты моя умница, Арли, — он провёл кончиками пальцев вдоль её спины. Корсет сидел плотно, но был перетянут на скорую руку, чтобы быстро его снять. — А что моя умница делает сегодня вечером? Может прогуляемся после отбоя?

Арлин сладко рассмеялась. Идея ей понравилась, но, как и любой форт, сдаваться раньше времени она не спешила:

— А как же твой план? Или мне изменить дату назначенной встречи в твой записке?

— Нет, дату менять нельзя, — всполошился Томас. Резко и неожиданно. Он словно очнулся ото сна и вспомнил истинную причину их встречи, выхватил записку из рук девушки и забрал исходник с которого был скопирован почерк.

— И всё-таки ты мне солгал, — Арлин улыбалась, но эта улыбка не понравилась Томасу, взгляд девушки как сканер, казалось просвечивал до самих костей. Арчер быстро спрятал документы в карман и отходил от стола спиной. — А королева? Она знает о твоей шалости?

Огонёк, который загорелся в глазах девушки почти напугал Арчера, но он отогнал всё нехорошие мысли, вспомнив истинную натуру Арлин Таккер.

— Она будет недовольна, если вдруг узнает. Ты уверен? — Арлин говорила ему вслед не переставая улыбаться. Томас приложил к губам палец, призывая девушку молчать и свернув за угол, исчез.

Часть первая:

На остров надвигается шторм

I

Белая занавеска всколыхнулась под порывом ветра. За открытым окном ночь. Глубокая и тёмная. Гроза катилась за город и лишь изредка напоминала о себе глухими раскатами. Это был недовольный рык уходящего в темноту зверя. Он всё дальше и тише.

Эдгар Фитч открыл глаза. Что-то оборвало его сон посреди ночи. Ему жутко хотелось пить. Фитч шарил рукой по полу, но пальцы натыкались лишь на пустые бутылки из-под вина. Они звенели как колокола на пасху. Он с трудом оторвал голову от подушки. Растрепанные волосы намокли от пота и слиплись на лбу. Фитч откинул старый плед и встал. От хищного порыва ветра занавески вспорхнули как птицы. Они судорожно бились в клетке оконного проёма, касаясь мольберта. В темноте он стоял тут же, у окна. Картина на нём была недописанная. Эдгар Фитч был художником. Не самым выдающимся и не самым популярным. В квартале пейзажистов он снимал маленькую каморку в четырехэтажном доме из красного кирпича и серой, стальной крышей.

Фитч переборол жажду. Какой-то внутренний порыв заставил художника приблизиться к мольберту. Что там? Картина изображала комнату. Его комнату. Вот окно, вот дверь, даже написан мольберт у окна. Приоткрытая дверь. Странно Фитч помнил, что закрывал её на ночь. Что-то потянуло его взять краски и кисточку. Он рисовал, небрежно и грубо, дрожащей рукой. В полной темноте, разрезаемой редкими молниями уходящей грозы.

Мазок попал на холст.

Толстый и некрасивый, излишек краски потёк по холсту. Дверь приоткрылась ещё шире. Почему? Он точно помнил, что закрывал её на ночь. На ключ, на два оборота. Опять эти сквозняки? Или нет? Черная лапа. Кто-то хотел войти?

Мазок попал на холст.

Нет, это не кошка. Слишком высоко для мелкого хищника, на уровне человеческого роста. Она помешала двери закрыться. Но ведь он точно запирал её.

Мазок попал на холст.

Когти. Они оставили след на стене. Четыре рваные полосы. Некто очень хотел войти. Человек? Животное? Существо! Оно уже проникло в комнату, потому что ещё один мазок попал на холст. Шаг, ещё один. Существо шло на двух лапах, как человек, но не являлось человеком. Фитч водил кистью. Он мог бы этого не делать, он хотел все отложить. Он знал, чем все закончится, но Фитч не мог остановится. Что-то внутри его командовало, шептало как наносить мазки, поэтому существо уже близко. Окно, мольберт, намотавшийся на руку край занавески. Когти на длинной лапе. Очень длинной, потому что когти царапали пол.

Мазок попал на холст.

Два жёлтых глаза, совсем близко. Дыхание Фитча сбилось. Красный цвет. Четыре рваные полосы на груди художника. Тяжело дышать. Он знал, что так будет, ему было страшно, жутко, но он не мог остановиться, но не смог удержаться. Алая краска окропила пол.

Существо ушло, оставив тело Эдгара Фитча у окна. Занавески ласкали его мертвое лицо и окрашивались его кровью.

II

— Что здесь Бобби? Опять?

Старший инспектор криминального сыска её величества королевы Анны Четвертой Гордон Фаулер ступал между пустыми бутылками. Под лощенными, натертыми до блеска ботинками прогнулось и скрипнуло несколько половиц. Фаулер прибыл на место преступления через сорок минут после того как растерзанное тело бедного Эдгара Фитча было найдено его ученицей Лилией Батлер. Фаулер откашлялся и вытер платком рот. Инспектор был среднего роста, плотного, но не толстого телосложения, подправленного армейской выправкой. Ему было немного за пятьдесят, лицо обрамляли аккуратные пышные усы и баки, уже покрывшиеся сединой. Инспектор чихнул в шарф. Уже неделю он мучился с простудой.

— Да, мистер Фаулер, опять, — констебль Бобби Эндрюс слегка заикался. Он принял с плеч инспектора плащ, подержал трость. Фаулер поморщился: он оставил на полу мокрые следы. Краска впитывала воду и расползалась по половицам, пряча улики.

— Кто нашел тело?

— Некто Лилия Батлер, ученица покойного Эдгара Фитча.

Фаулер бегло огляделся и приступил к делу. Из окна тянуло свежестью после ночной грозы, он прикрыл его предварительно оглядев подоконник. Никаких следов. Земля в цветочном горшке сырая, а сами цветы: гвоздика и незабудка. Не похоже на набор для вдохновения. Фаулер прикрыл окно занавеской. Все это время инспектор перешагивал тело Фитча и совершенно не обращал на него внимание. Холст.

Полотно измазано красками, преобладал красный цвет. Кисть и палитра лежали на полу. Палитра сломана пополам.

— Покойный был пейзажистом? — Фаулер провел по холсту пальцем и принюхался: поимо стандартных для масляных красок запахов тут присутствовали Белладонна, Ладан и Эвкалипт.

— Совершенно верно. Последнее время дела его шли плохо, двухмесячная задолженность за квартплату, злоупотребление алкоголем. Последняя полноценная картина была продана за тридцать лир, полгода назад.

Констебль использовал блокнот, в который скрупулёзно занёс все данные о покойном.

— Краски? — Фаулер протянул ладонь.

Баночка с синей краской без опознавательных знаков. Под фонариком ультрафиолета на крышке проступил тайный знак: Глаз Василиска. Глаз змеи в раскрытой пасти змеи. Опасные краски поступили в продажу месяц назад. С тех пор полиция нашла уже четыре трупа. У всех художников одни и те же раны. Фаулер присел на корточки перед телом Фитча и одернув покрывало оглядел труп. Картина повторялась. Рваная рана в области груди, четыре ребра сломаны, сердце и лёгкие задеты. Длинна когтей... Фаулер сунул в распоротое тело палец. Длинна когтей четыре дюйма, ширина... Фаулер приставил к ране указательный и средний палец. Нет, слишком много. Полтора пальца, что соответствовало одному дюйму. Все сходилось.

— Так кто, говорите, нашел тело?

Фаулер ловко перехватил у констебля свою трость. Считая шаги шел обратно к двери. Скрип на третьей, шестой и... Восьмая половица чуть продавлена и с трудом возвращалась на место. Что-то попало в стык между досками.

— Леди Лилия Батлер. Ученица мистера... покойного мистера Фитча. Вот уже полгода помогает ему. Все официально.

— Маргаритка и шалфей.

Фаулер повел носом перед кулончиком, который достал из щели между досками. Маленький серебряный полумесяц. Впрочем, цепочка не расстегнулась сама. Была порвана. Фаулер спрятал ее в карман пиджака.

— Леди Батлер в участке?

— Да, с ней констебль Бенгс, отпаивает валерьянкой. Леди... — Эндрюс поправил фуражку и кашлянул. — Леди в положении. Срок примерно девять недель.

Фаулер никак не отреагировал на это. Деловито шевеля усами осматривал покойного. Неоспоримо, что смерть Фитча наступила в результате нападения монстра, но на руках художника были ещё одни отметки. Синяки на левом предплечье. Три тонких полоски. Достаточно тонких, чтобы принять их за след, например, от толстой веревки, но это был отпечаток от чей-то кисти. Фаулер приставил к ним палец. Четверть дюйма, максимум половина. Вполне женский отпечаток, однако сила с которой сжали руку Фитча была отнюдь не женской.

— Пустите свободную прессу! Я имею право!

Дверь в комнату мистера Фитча бесцеремонно распахнулась, влетевший внутрь журналист газеты 'Запретный Лоскут' Джефри Клобсс на ходу расправлял треногу и ставил камеру перед трупом. Фаулер не успел укрыть бедолагу Фитча простыней, но развернувшись сделал выпад тростью. Резко и точно. Её кончик угодил в массивный объектив фотоаппарата. Стекло дало трещину.

— Да как вы смеете?

Наглый фотограф опешил и снял шляпу, прижав её к груди.

— Простите мистер Клобсс, — Фаулер откашлялся в шарф. — Вы очень напугали меня, я ударил не думая, рефлекторно.

— Вы... вы же сломали её! — журналист заикался и карябал стекло камеры ногтем, слово это могло убрать трещины. Высокий человек в светлом твидовом пальто и черных как ночь брюках. Средь жидких волос на узкой макушке проглядывала плешь.

— Мистер Клобсс, у вас есть полицейская аккредитация, чтобы присутствовать на месте происшествия? Насколько я знаю редактор вашей газеты мистер Лэнг не отправлял соответствующий запрос моему начальству, а значит и не получал на то разрешение.

Фаулер опёрся о трость, говорил спокойно и даже дружелюбно. Клобсс обезврежен и без камеры не представлял никакой опасности.

— Убийства пятилетней давности продолжаются! Хватит уже прятать от нас факты! Признайте это!

Журналист встал в позу, но тут же взвыл от боли, поскольку кончик трости Фаулера упёрся в его ботинок, а заодно и в пальцы на ноге мистера Клобсса. Инспектор деловито откашлялся:

— Уважаемый мистер Клобсс, ваши волнения беспочвенны, проклятье Глаза Василиска было уничтожено пять лет назад. Сейчас же мы имеем дело с бытовыми преступлениями. Здесь нет никакого заговора.

Фаулер оттеснил журналиста к двери. Клобсс успел схватить камеру и сложить подмышкой, спрятав за широкой полой плаща. Именно так ему и удалось пронести её мимо оцепления. Инспектор щёлкнул пальцами привлекая внимания дежуривших у лестницы констеблей.

— Мистеру Клобссу нужно подышать воздухом, проводите пожалуйста его вниз.

Констебли исполнили указание и возмущающегося мужчину повели к лестнице.

— Я буду жаловаться! Самой королеве!

— Несомненно, это ваше право, — Фаулер вернулся к насущным делам, плотно прикрыв за собой дверь. Бобби Эндрюс долго мешкал и сомневался, но отважился задать давно мучавший его вопрос:

— Может быть нам действительно стоило предупредить общество?

— Бобби, пять лет назад у нас уже чуть не случилась война. А если бы случилась, то была бы уже не первой.

Фаулер снова склонился над трупом Фитча. Его плоть пропиталась запахом белладонны, алкоголя и красок, но в воздухе витал ещё один аромат. Еле уловимый и одинокий.

— Чертова простуда, — в сердцах произнес Фаулер не обращаясь ни к кому конкретно. Запах знаком, что-то обычное, повседневное и неожиданное для данной обстановки.

— Но сколько людей ещё погибнут, используя эти краски?

Констебль пересчитал флакончики. Их было четыре. Основные цвета, самые популярные. Пять лет назад подобные краски наводнили рынок города художников и выпустили на волю зверя.

— Нам не нужна война, Бобби. Ты же знаешь, что королева Анна очень высоко ценит жизни своих подданных, особенно островитян и ни за что не простит, если мы допустим очередное кровопролитие.

Фаулер наконец определил запах. Это была вишня. Он пошел по его следу, что обрывался в кровати погибшего художника. Тростью инспектор разворошил постельное белье. Чуть наклонился. Запах пота, мужского семени и снова вишня. Отчётливый и приторный. Конечно все перебивала белладонна. Она тут повсюду, даже в коридоре, но этот чуждый для квартиры и убитого художника запах мог вывести инспектора к первым подозреваемым.

— Они всё мстят нам за те картины?

— Да, Бобби, — Фаулер направился к двери, по пути забирая у констебля плащ и шляпу. — Видимо в городе поэтов у кого-то вновь проснулась жажда мести.

— Может быть пошлем им ещё один запрос?

— Нет Бобби, я не думаю, что оттуда кто-то ответит. В прошлый раз нам пришлось избавляться от проклятия самостоятельно и в этот раз придётся.

Фаулер замер перед зеркалом, надел плащ, поправил шляпу.

— Все вещьдоки отправляйте в участок. Краски под особый контроль.

Он вышел в коридор и остановился. Художники превратили этот захудалый постоялый двор в красочную галерею. Впрочем, как и весь город. Все стены коридора были исписаны огромными полотнами картин. Здесь и натюрморты и портреты и пейзажи начинающиеся от величественных горных цепей и заканчивающихся темных влажными лесами. Некоторые картины были настолько старыми, что лак на них потрескался и облупился. За произведениями искусства никто не смотрел, к тому же дожди и соленый воздух сделали свое дело. На стенах потёки воды с прохудившейся крыши. Дом давно не ремонтировался. И конечно же в коридоре царил невообразимый букет из запахов человеческой жизнедеятельности, от кулинарных до отхожих. Запах ладана и белладонны преобладал. Фаулеру пришлось прижаться к стене. На ней так же изображение какой-то миловидной женщины в судейском парике и мантии. Лицом незнакомка очень похожа на Музу. Тот же резкий взгляд и тонкий нос. Как точно её изобразили в облике судьи. Фаулер встряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Он втянул носом воздух. Запах вишни как мимолётное дуновение. Откуда-то сбоку. Странно, но запах не вел на лестницу. Он стелился по коридору и уходил в восточное крыло старого здания. Фаулер водил носом и постукивал тростью минуя ряд однотипных дверей. Все апартаменты на последнем этаже постоялого дома имели одинаковую планировку и отличались завидным аскетизмом. Да и что было ещё нужно творческим людям? Доказано научно, что самые грандиозные и самые ценные работы всегда пишутся на голодный желудок. Фаулер не особо заботился о создаваемом шуме, надеялся, что на звук его шагов кто-нибудь откликнется и обязательно расскажет о чем-то необычном. Такие преступления никогда не остаются незамеченными, особенно в таком специфическом месте.

Вид констеблей полиции почти всегда пугал ранимые творческие души. Вот и в этот раз замки дверей запирались, стоило Фаулеру только поравняться с ними. Оставалось надеяться, что запах вишни приведет инспектора к первой зацепке. Он откашлялся, когда поравнялся с последней дверью восточного крыла. Маленькой и неприметной, потому что на ее внешней стороне во всю длину был изображен огромный черный кот. Он сидел к смотрящему спиной и цепляясь за древесину когтями, потягивался после сна. Вполне реалистично написанная картина. На табличке рядом с дверью была подпись: Бенедикт Марсон. Запах вишни обрывался тут. Прежде чем постучаться, Фаулер шутливо приложил к нарисованным когтям животного два пальца, сверяя их длину.

III

На удивление Фаулера дверь ему открыли. И даже с первого раза. Полуголый, худой мужчина с бледным цветом лица и длинными спутанными прядями темно-русых волос впустил инспектора без лишних слов. Вместо трусов вокруг его бёдер было обмотано грязное, засаленное полотенце.

— Мистер Бенедикт Марсон?

Фаулер прикрыл за собой дверь, но не решился проходить вглубь комнаты.

— Собственной персоной, — Марсон откашлялся и приник к умывальнику. Он болезненно охал и приводил себя в порядок несколько минут. Все это время Фаулер терпеливо ждал, осматривая скромное убранство мастерской Марсона. Крохотная комнатка, такая же как у Эдгара Фича, в дальнем углу кровать, правда белья на ней навалено значительно больше и из-под одеяла проглядывала нога. Тонкая изящная женская. Фаулер повел носом. Запах вишни здесь почти одурманивал. Что-то ещё. Одуванчик. Ни белладонны, ни ладана в комнате не ощущалось.

— Я старший инспектор криминальной полиции её величества Гордон Фаулер. Извините за столь ранний визит. Не ответите на пару вопросов? Как вам спалось сегодня ночью? — Фаулер хмыкнул опершись о трость. Его взгляд скользнул влево, на стену. Она была увешена картинами кота. Именно того, что Фаулер уже видел на двери. Чёрный комок шерсти с характерной отметиной на лбу был изображен в различных позах и различных комбинациях с мебелью. Неизменно ободранной. Следы когтей везде, даже на картине с мягким пуфиком. Фаулер краем глаза увидел её на внутренней стороне двери, у себя за спиной.

— Отлично спаслось, правда недолго, — Марсон кивнул на постель, добавил повысив голос: — Кристина, что за манеры? Поздоровайся с нашим гостем. Это инспектор из полиции, между прочим.

Фаулер с удивлением кивнул появившейся из-под одеяла руке. Она игриво помахала ему пальчиками. Сама девушка не удосужилась показать даже лицо.

— Если получилось так, что вы не долго спали сегодня ночью, не слышали ли вы чего-нибудь необычное? Можно я присяду?

Фаулер ткнул в, как ему показалось, чистый стул, стоящий справа и заваленный обрывками полотен. На них тоже был изображен кот, но по какой-то причине картины были порваны в клочья.

— Да, конечно, — Марсон вытер лицо полотенцем и смахнул мусор в сторону. Прямо на пол. — Сегодня ночью? Что-то необычное?

Он безразлично пожал плечами, сел на край кровати.

— Кристина мы слышали сегодня ночью что-то необычное? Ну кроме твоих дьявольских стонов и криков?

Девушка истерично расхохоталась под одеялом.

— А я тебе говорил, что надо это делать по-тише! Смотри, соседи вызвали полицию! — Марсон яростно откинул одеяло со стороны подушек, но девушки там не оказалось. Одеяло пуховое и очень большое, в таком можно смело играть в прятки. Фаулер несколько минут наблюдал за играми любовников, после чего откашлялся и продолжил:

— Мистер Марсон, меня вызвали не ваши соседи. Сегодня ночью на этом этаже, в одной из комнат у лестницы произошло убийство.

Марсон замер, наконец нащупав Кристину под одеялом и обхватив её за талию.

— Как убийство? Очень неуместная шутка, инспектор, — он повернул в сторону Фаулера голову и подозрительно прищурился. Его любовница так же прекратила смеяться, выглянула из-под одеяла, прикрыв им голую грудь. Фаулер наконец рассмотрел лицо Кристины. На вид ей лет двадцать, изящные, но резкие черты лица, огромные, красивые, но вместе с тем холодные голубые глаза.

— Интересный кот, — Фаулер кашлянул и встал. Изображением животного усеяна вся комната. Фаулер мог поспорить что на мольберте у окна так же недописанная картина. — Ваш питомец?

Фаулер знал, что это не так. В комнате художника нет даже намека на кота. Ну если не считать картин.

— Очень смешно, инспектор. Хотя если можно так выразиться, то это так. Но тогда этот питомец очень любим. Невыносимо любим мной, — Марсон нежно провел пальцами по холсту на мольберте, взялся за палитру, но тут же отложил её в сторону. Его взгляд на мгновение затуманился и прояснился с легкой улыбкой. — Если хотите знать, то это мой автопортрет.

Марсон говорил гордо задрав голову и Фаулер не сомневался в искренности его слов ни на секунду.

— Точно, я должен был догадаться. Он действительно похож, — Фаулер говорил с такой же серьезной интонацией.

— Врёте, — обречённо опустил голову на грудь Марсон.

— Почему? Я говорю откровенно.

— Не похож. Вы же сами сказали, что не догадались сразу. Нет очевидного сходства.

Марсон пытливо сверлил инспектора взглядом, попутно разводя в баночке свеже открытые краски.

— Но мне осталось совсем чуть-чуть, и я завершу свой идеал. Ему не хватает совсем немного, едва уловимого мазка.

Марсон подскочил к мольберту, рассматривал недописанную картину под разными углами и с разных ракурсов.

— Позволите? — Фаулер осторожно прошел к мольберту не снимая ботинок. На картине был изящно выведен кот, сидящий к смотрящим спиной, но без заднего плана. — И чего же по-вашему тут не хватает?

— Бен слишком грустный, в нем нет того азарта и тяги к жизни какая есть во мне, — Марсон приложил к холсту кисть и вымерил горизонт. — А ещё он очень не избирателен в еде. Смотрите, какой он толстый!

Истерический хохот девушки из-под одеяла заставил Марсона со злости кинуть в Кристину кисточкой.

— Простите её, инспектор, мисс Беннет только учится. И хорошим манерам тоже, — Марсон вытирал руку от пролитой краски. Он говорил в пол, еле слышно проговаривая каждое слово. — Кто был убит?

— Мистер Эдгар Фитч. Ваш сосед из...

— Бедняга Фитч, — Марсон замер и встряхнул головой. — Кто это сделал? Эдгар был безобиден, очень добродушный человек...

— Не сомневаюсь, — Фаулер вернулся на стул. — Мы пока не можем точно сказать кто или что убило мистера Фитча, но я возвращаюсь к своему изначальному вопросу: вы что-нибудь слышали этой ночью? Что-то подозрительное? Может кто-то кричал?

Марсон и Кристина переглянулись. Девушка пожала плечами, Марсон тяжело вздохнул.

— Простите инспектор, мы были слишком увлечены собой чтобы замечать что-то ещё. Это несомненно наша вина, да и к тому же шумел дождь, а мы всю ночь провели с открытым окном.

Марсон не врал, капли на полу ещё не высохли, да и недописанный холст, по краям пошел рябью от сырости.

— Как был убит Эдгар? — голос Марсона дрогнул.

— Можно посмотреть ваши краски? — Фаулер долго высматривал баночки, стоящие в коробке под окном. Кажется, ночной ливень их не тронул.

— Конечно! — Марсон поставил коробку перед инспектором и отошёл к окну. — У меня нет ничего запрещенного.

Фаулеру хватило беглого взгляда что бы убедиться в этом.

— А у мисс?

Фаулер тростью отодвинул коробку в сторону. Марсон не пошевелился, смотрел куда-то на улицу и гладил лёгкую щетину на подбородке.

— Мисс Беннет всего лишь моя ученица. Мои краски, это и её краски.

— И все же я хотел взглянуть на её палитру, — Фаулер оставался непреклонен и даже чуть груб, но не выходил за рамки уважительного общения. Кристина надула губки. Фаулеру не нравилось, как она себя вела. В комнате Марсона почти нет бутылок из-под вина или иных горячительных напитков. Это конечно не означало что их не было совсем, но в городе художников эти самые художники искали вдохновение в чем только могли. Марсон тяжело вздохнул:

— Палитра мисс Беннет в сумке, на вешалке.

На стене справа от Фаулера действительно, была прибита планка с крючками, почти в самом углу. Сумка спряталась за старым плащом с порванным по шву основанием. Фаулер даже не пошевелился. Он ждал пока сам Марсон подаст палитру, а заодно покажет и свою.

— Интересные у вас духи, мисс Беннет, — Фаулер поднес аккуратно вырезанную из дерева дощечку к носу. Запах краски, охра, олива.... Все стандартно. — Вишня в этом году не зацвела, насколько я знаю.

— Это из старой коллекции, нашего городского парфюмера Алекса Мейера — Мисс Беннет неестественно широко улыбалась. — Разве душиться вишней стало противозаконно?

— О, конечно же нет, — Фаулер принюхался к дощечке Кристины. Это небрежно выполненная работа: палитра не полностью вырезана из дерева, деревянная лишь окантовка пластикового блюдечка. Запах пластика выделялся на общем фоне, был слишком резким. В остальном запахи с палитры мисс Беннет почти ничем не отличались от запахов с палитры Марсона.

— У нас нет ничего запрещённого, — устало повторил Марсон и налил себе воды.

— Вы спрашивали, как погиб Эдгар Фитч? — Фаулер вернул палитры хозяевам, заговорил откинувшись на стуле и закинув ногу на ногу.

— Будем признательны, — Марсон присел на край кровати, дал попить Кристине. Девушка не переставала улыбаться и не переставала смотреть на Фаулера прямым, вызывающим взглядом. Инспектор откашлялся:

— Мистер Эдгар Фитч был задран диким зверем этой ночью.

Марсон и Кристина Беннет озадаченно переглянулись, но промолчали, ожидая продолжения рассказа. Фаулер не заставил их ждать.

— В комнате мистера Фитча были обнаружены краски. С нестандартной маркировкой.

Фаулер выдержал паузу. И Марсон, и Беннет не сводили с инспектора пристальных, пожирающих взглядов. Фаулер поправил шарф и ещё раз откашлялся:

— На крышках красок мы обнаружили послание из города поэтов.

Марсон шумно выдохнул и ударил себя по коленям. Он задумчиво смотрел в окно. Мисс Беннет укрылась одеялом с головой, смотрела в спину своему наставнику и грызла ногти.

— Вы хотите сказать, что все повторяется снова? — Марсон присосался к чайнику и жадно пил из горла несколько минут. Он побледнел ещё сильнее.

— Я ничего не хочу сказать. Я знаю только то, что сегодня ночью дикий зверь или какое-то иное, но не менее опасное чудовище задрало мистера Фитча огромными когтями. Кстати, на счёт когтей. Мисс Беннет не соблаговолите показать мне свои милые пальчики?

Марсон прыснул слюной, но вовремя осекся:

— Уж не считаете ли вы, что это могла сделать моя ученица?

— Я расследую подобные преступления уже тридцать лет, мистер Марсон и в моей практике случалось находить кровожадных убийц в облике и милых девушек, и дряхлых стариков.

Марсон встал и пропустил Фаулера к кровати. Инспектор протянул руку, призывая мисс Беннет добровольно пройти процедуру сличения. Девушка недовольно фыркнула, но подала руку демонстративно отведя глаза.

— У вашей, кхм, ученицы очень гармонично сложены пальцы, — Фаулер смотрел на них ровно секунду, после чего оставил Кристину в покое и отошёл к двери. — Я бы с удовольствием посмотрел на работы мисс Беннет. У вас есть таковые мисс?

— Да, — Марсон озадаченно закопался в миниатюрном хранилище за кроватью. Он извлёк на свет обмотанный тканью холст. Небольшой, десять на пятнадцать дюймов, размотал его и зафиксировал на мольберте. Пейзаж с подсолнухами поражал обилием деталей и тонкостью линий, но только там, где это требовалось. Исключительно передний план. Весь задник был смазан, вот тут и прослеживалось все нетерпение мисс Беннет.

— Ваш большой палец слишком маленький для долгой концентрации. Поэтому вы стараетесь писать на одном дыхании, в один заход, потому что искренне верите, что порыв, который дарит вам вдохновение больше не повторится, — Фаулер произнес это тихо и в глубокой задумчивости, уловив от картины уже знакомый вишневый аромат. Её покрыли акрилом с примесью вишнёвой смолы.

— Вы совершенно правы, — Марсон смутился и отошёл от инспектора, едва не споткнувшись об угол кровати. — У мисс Беннет очень устает рука.

— Это физиология, от этого никуда не деться. Рука, дарящая воспроизводит лишь собственные недостатки, — довольно кивнул Фаулер, процитировав слова из спорного, но имеющего место труда испанского исследователя.

— Вы тоже читали работу Гильермо Бенетуза? — Марсон от неожиданности приоткрыл рот.

— Костная структура художника в структуре произведения, том второй, — Фаулер не удержался и засмеялся в усы.

— Это очень специфическая литература. Откуда?

— Я же сказал, что в городе художников я расследую преступления вот уже тридцать лет. Профессия обязывает. Но в общем я услышал всё, что хотел. Более не имею причин отвлекать вас от, кхм, занятий.

Фаулер приподнял шляпу, которую так и не удосужился снять, и вышел в коридор оставив Бенедикта Марсона и Кристину Беннет в лёгком недоумении. Фаулер растер пальцы, в которых держал тонкую кисть мисс Беннет. Её указательный и средний пальцы совсем крошечные и никак не подходили под синяки, оставленные на предплечье Эдгара Фитча. На лестнице инспектора остановил констебль.

— Мистер Фаулер, приехал коронер, куда прикажете тело?

— Как куда, в морг! — Фаулер смотрел на носилки. Простыня пропитывалась кровью и становилась красной. — Квартиру опечатать, по краскам я уже давал указания.

Фаулер уважительно кивнул собравшимся и спускался по лестнице. Впереди ещё один допрос свидетеля. Фаулер достал из кармана лунный кулончик. Мисс Батлер наверняка прольет на это преступление больше света.

Пятьдесят шестая параллель её Величества:

Славный сын, чудесный внук и просто талантливый молодой человек по имени Томас Эбенгер Арчер, вышел в коридор академического общежития ровно в полдень. Он улыбался и насвистывал несложную мелодию, демонстрируя всем окружающим свое настроение и полную приподнятость духа. И славному сыну, чудесному внуку и просто талантливому Томасу Эбенгеру Арчеру было от чего иметь ту самую приподнятость. Его обучение подходило к концу и через месяц Томас Эбенгер Арчер будет считаться выпускником-отличником полицейской академии города Абенфорт.

— Эй, Том! Куда ты? Урок беллетристики будет проходить в другом крыле, нам налево.

Его окликнули со спины. Молодой человек в тонком свитере и наглаженных брюках тёмно-оливкового цвета. Томас нехотя остановился, лениво махнул приятелю рукой.

— Марк, Марк, сегодня чудесный день и я не думаю, что случится что-то плохое если, хотя бы на одном своем уроке за весь семестр старик Падервик не досчитается главного отличника своей дисциплины.

Томас похлопал товарища по плечу. Марк Антонио де Тори глупо улыбнулся и довольно кивал каждому слову Арчера. Ведь кому верить, как не отличнику полицейской подготовки. Самому главному отличнику. Всегда верному, всегда точному и твердо знающему свое дело. Марк скромно озвучил свои мысли, чем привел Томаса в дикий восторг. Благодатным жестом, он увлек Де Тори за собой. Впрочем, шли они не быстро, дабы Марк успел добежать до аудитории старика Падервика к началу занятий.

— Ты прав. Дело свое я знаю и в точности мне нет равных, хотя бы до конца этого месяца.

— Ты думаешь бедолага Лавгут не залечит руку к следующим стрельбищам?

Марк сдержанно хихикнул. Лавгут сильно поранился на прошлой неделе, неудачно выпав из седла.

— Я думаю если он залечит руку и снова попробует обставить меня на соревнованиях, в следующий раз не просто вылетит из седла, а угодит прямо под лошадиные копыта и уже не отделается лёгким растяжением связок.

Лишь на короткое мгновение беззаботная улыбка Томаса превратилась в хищный оскал. Осторожный и пугливый, почти неуверенный, но сдержанно ликующий. Марк тихо прыснул в кулак и быстро затряс рыжей, кучерявой головой.

— И не смейся ты так, ты ничего не знаешь! Понял?

Томас отдернул товарища за плечо и потащил в закуток коридора к двери старой кладовки с проржавевшим замком который редко кто открывал. Марк вжался от страха в стену. Теперь он кивал судорожно и пугливо, но смотрел в глаза Томаса со своей обычной собачьей преданностью. Они не были друзьями, по крайней мере так считал Томас. Он сверлил де Тори пронзительным суровым взглядом еще несколько мгновений, после чего не сдержался и приблизившись к тому вплотную, вдруг зашептал на ухо.

— Ты хочешь знать почему я такой весёлый всю эту неделю? Хочешь знать секрет?

— Да! — лицо Марка просияло. Он любил секреты. Особенно хранить. Томас знал об этом и, наверное, именно поэтому решил поделиться с Де Тори своим новым достижением.

— Это касается мистера Уоррена.

— Нашего августейшего наставника, мистера Роберта Уоррена? Сиятельного и праведного? — Марк не на шутку затаил дыхание и разинул рот. Томас был доволен полученным результатом.

— Конечно, именно его. Августейшим? Возможно. Сиятельным? Тоже не исключено, но вот праведным ли? Это вряд ли.

Томас облизнул пересохшие губы и ещё раз оглядел пустой коридор. Курсантов не было. В благочестивой полицейской академии не набирали праздно шатающийся сброд. Только людей из самых приличных семей. Ну если не считать этого выскочки 'Ферзя' Дика и его закадычного дружка Ле Бланка. Томас не мог их терпеть. Ни благородства, ни доброго имени за плечами. Он мог ошибаться, но кажется 'Ферзь' был выходцем из рыболовной артели, а Ле Бланк сыном клерка какого-то низкого пошиба. Томас не общался с ними и даже не наводил никаких справок вследствие природной неприязни. Хлопоты королевы, по его скромному мнению, иногда вызывали не священный ропот как это должно было быть, а истинное недоумение.

— Что ты хочешь сказать? Ты что-то узнал о мистере Уоррене? Что-то не очень хорошее, да?

Томас лишь оскалился в непонятной улыбке. Он не считал это злом. Пытливый разум имеет право на самореализацию. Кажется, именно это имела ввиду королева, когда говорила, что рвение её подданных это будущее всего королевства. У Томаса были способности. Самые выдающиеся. И было рвение. Он неспешно повел Марка по коридору. Покинув общежитие они очутились в главном саду академии, среди мраморных колон обвитых плющом, и диковинных деревьев, среди которых встречались обычные яблони. Они нашли укрытие от знойного солнца в тени раскидистого дуба, на гранитной скамейке.

— Что ты узнал о нем? — Марк понизил голос. Бояться в саду прослушки не приходилось, но привычку, перенятую у Томаса он сохранил и берёг. Очень много он перенимал у своего более смышленого товарища и все это скрупулёзно хранил в своей памяти.

— Наш учитель естественных наук мистер Уоррен, как ты верно подметил августейший и сиятельный имеет маленькую, я бы сказал крошечную слабость, — Томас говорил внимательно осматривая сад за общежитием. На газоне под дальний яблоней расположилась группа с соседнего курса. Двое парней в мундирах и три девушки. Он смеялись, что-то живо обсуждая.

— Не может быть! — снова прыснул в кулак Де Тори, его дальние посетители сада нисколько не заинтересовали, тем более с расстояния он даже не смог определить факультет к которому были приписаны студенты. В академии их больше десяти, при чем уголовный сыск, на котором учились Арчер и Де Тори был самым малочисленным. Во многом это обуславливалось тем, что современные жители Королевства не имели большого желания копаться среди отбросов общества, даже при условии, что их становилось все меньше и меньше. В других случаях сама профессия становилась все менее востребованной. Мудрое правление Анны Четвёртой не то чтобы искореняло преступность, сколько тонко и грамотно разграничивало общество.

— Ты знаешь Элизабет Трелони?

— Неприступную Лизу? Да! Кто же её не знает! — Де Тори придвинулся к Томасу ещё ближе. Нельзя ручаться, что Неприступную Лизу или как ещё её назвали Каменную Лиз знала вся академия, но их факультет и ещё несколько смежных, включая криминалистов знали Лиз наверняка и точно. На последний, уже предвыпускной бал она пришла без кавалера, которому как оказалось за час до этого сломала нос. Бедняга лишь немного распустил руки, да сделал несколько неловких комплиментов. С Лизой шутки были плохи и только теперь Томас понимал почему.

— Не такая уж она и неприступная эта Лиза, по крайней мере наш старик точно знает, как подбирать к людям ключики, — Томас толкнул собеседника плечом и хитро улыбнулся. Де Тори почесал макушку складывая в уме услышанное.

— Подожди. Она и мистер Уоррен?

Арчер прикусил губу и кивнул. Два раза. Он еле сдерживал свое ликование.

— Но ведь личные отношения учеников и учениц запрещены в академии, — Марк поднял на Томаса недоуменный взгляд, он тут же добавил. — Так он же женат! А она? Сколько ей лет? Как и нам? Это же будет скандал!

Арчер был доволен собой и кивал каждому слову Де Тори, он светился от счастья.

— Подожди, но как ты узнал? Ты следил за ним? Или за нею?

— Не совсем, — Томас сунул руку в карман пиджака и на мгновение замешкавшись извлёк маленький белый конверт. В такие обычно кладут короткие письма или драгоценную мелочь в виде кольца или серёг. Что-то маленькое, но оттого не менее ценное.

— Любовное письмо? — Де Тори произнёс это на выдохе, осторожно, даже благоговейно взял конверт из рук Арчера. Внутри действительно лежало письмо. Кипенно белый листочек с надписью, сделанной от руки.

— Да, мистер Уоррен и наша Лиз держат связь и назначают свидания оставляя такие письма у камня рядом с академическим прудом, — Томас откинулся на спинку, терпеливо ожидая, когда Де Тори прочитает короткое предложение. Марк присвистнул и почесал лоб.

— Мистер Уоррен назначил Лиз свидание у старой хижины в лесу. Да, это его почерк... — де Тори замолчал и нервно сглотнул слюну, спросил: — и что ты собираешься делать с этим письмом?

— Я подменил его, — спокойно и даже ласково ответил Арчер.

— Как это подменил?

— Подделать почерк Лизы мне не удалось, однако этого и не потребовалось, — щурясь от солнца Томас встал, прошёлся перед Марком деловито сунув руки в карманы брюк.

— Сначала я хотел подшутить над мистером Уорреном, написать что-то от лица Лиз, обозвать его или оскорбить, но у меня родился совсем другой план, — Арчер улыбался ровным рядом белых зубов. И этот оскал не понравился Де Тори.

— Что ты задумал, Том?

— Сегодня вечером мистера Уоррена будет ждать сюрприз, но не в старой хижине лесника, а у фонтана в западном крыле академии.

— Ты что, хочешь встретиться с ним? — от неожиданности Марк привстал, но Арчер осадил его звонким ребяческим смехом. Он стоял над ним худой и острый как сук засохшего дерева.

— И не просто встретиться, а поговорить по душам, показать несколько фотографий. Они не очень четкие из-за темноты, но лица разобрать можно.

Арчер говорил сквозь зубы, нельзя приковывать к себе слишком много внимания.

— Ты будешь шантажировать его! — Де Тори едва не вскочил на ноги. Он побледнел от страха, но страшные по его мнению слова не произвели на Томаса никакого эффекта.

— Я пока не решил, но пока просто хочу посмотреть в его глаза. Увидеть в них страх, может быть удивление, или испуг. Чтобы успешно ловить преступников, надо думать, как преступник, ведь так?

Арчер задумчиво скрестил руки на груди. Именно этому учили их на занятиях по психологии. Думай, как зверь, будь зверем.

— Ты же шутишь, Том? По поводу шантажа?

— Может быть и шучу, — Арчер подмигнул Марку и наконец позволил ему встать. Бесцеремонно выдернул конверт с назначенным свиданием из рук и резким кивком указал Де Тори на выход из сада. Марк шел к главному корпусу на ватных ногах нисколько не сомневаясь, что Томас не шутил.

IV

Артемис Холл был не самым лучшим постоялым двором в городе. Лучшие цены и обслуживание, гласила рекламная табличка на торце здания и конечно же обманывала. За прошедшие годы она выцвела и покосилась. Как и всё в городе художников, когда наступала осень. В силу возраста Фаулер знал не всех владельцев Артемис Холла, а всего троих. Заика Бернс получил дом по наследству. В то время Фаулер только прибыл на остров, был совсем юн и мало что понимал в местом законодательстве. Насколько он помнил Заика Бёрнс не имел с предыдущим хозяином никакого родства. В Артемис Холл он снимал комнату, жил на первом этаже и все что его отличало от остальных постояльцев, это арендная плата, которою Бернс вносил строго по графику и строго в оговоренном размере. Он умер через пять лет после того как получил наследство. Гордон не помнил всех подробностей, но кажется это произошло в том же самом номере, в котором Заика Бернс продолжал жить будучи администратором. То ли по какой-то страной привычке, то ли из-за жадности, ведь апартаменты администратора на втором этаже сдавались по более высокой цене. Уголовное дело тогда не возбуждали, предшественник Фаулера старик Ричмондс изучил отчёт дежурного полицейского и поставил визу об отсутствии состава преступления в причинах смерти заики Бернса. Он умер блаженно во сне от остановки дыхания. Трудно сказать была ли тому виной чья-то подушка или злой взгляд. При Бернсе Артемис Холл приобрел благожелательную славу и почти избавился от вечных соседей бедных художников — клопов. И рекламная вывеска тогда сияла своей новизной. Коситься она начала с предпоследнего владельца. Джонатан Свифт выкупил Артемис Холл у города по солидному чеку и громким обещаниям сделать из постоялого двора настоящую гостиницу с люксовыми номерами, прислугой и ежедневными уборками. Конечно ничего из вышеперечисленного господин Свифт не сделал. Не сделал бы он этого даже при всем своём желании. Островитяне в целом и жители города художников в частности просто не обладали теми денежными средствами, которые бы обеспечили их хорошим и дорогим жильём. Затея мистера Свифта была обречена на неудачу с самого начала, и он понял это слишком поздно. Реставрация Артемис Холла сначала забуксовала, а потом и попросту остановилась. Алкоголь и азартные игры завершили карьеру мистера Свифта как грандиозного архитектор. За долги постоялый двор снова забрал город, а потом обветшавшее, полузаброшенное здание и выкупил нынешний владелец. Мистеру Уильяму Хамблхосту оно досталось за очень скромный чек, да и к тому же с богатым приданым: целым сонмом оголодавших клопов, долгами и весьма сомнительным будущим. Сейчас Артемис Холл представлялся Фаулеру страшным оцепеневшим мертвецом, вдруг поднявшимся из могилы. Без какого-либо желания и без видимых на то причин. Последних двух хозяев Артемиса Гордон знал достаточно хорошо, в особенности мистера Хамблхоста. Человек скромного достатка и не менее скромных амбиций от которого постоянно несло выморенной древесиной, лаком и цветочным чаем. Вопреки заведённой островной традиции, Хамблхост был равнодушен к алкоголю и азартным играм. Иногда Фаулеру казалось, что он был равнодушен даже к Артемис Холлу или слишком консервативен, чтобы что-то в нём менять.

— Инспектор, я бы очень хотел, чтобы произошедшее здесь этой ночью не предавалось огласке.

Хамблхост дождался пока Фаулер окажется один. На ступеньках парадной скопилось много полицейских, но по еле заметному кивку головой старшего инспектора почти весь штат сотрудников бросился оттеснять страждущую зрелищ толпу на каменную мостовую. Рядом с Фаулером остался только Бобби Эндрюс. Выслушав предварительный доклад сержанта, Гордон повернулся к администратору в пол корпуса. Тот говорил отстраненно и лаконично, словно заранее выученными фразами.

— Само собой мистер Хамблхост, информация касательно преступления вообще не подлежит огласке. И кстати я ещё не видел ваших показаний по прошлой ночи, — инспектор одарил администратора хмурым и почти подозрительным взглядом, от чего тот выпрямился по струнке и втянул живот.

— Я уже был допрошен! Сержантом!

— Бобби! — Фаулер окликнул отошедшего помощника. Бобби Эндрюс был самым смышленным из патрульных полицейских. Фаулер пророчил ему скорое повышение, но помогать в этом по своему обыкновению не спешил.

— Инспектор? — Эндрюс взял под козырек. Волевой и решительный взгляд, полная готовность беспрекословно выполнить приказ. Идеальный помощник. Единственное, что сегодня отталкивало от него Фаулера так это аромат пережаренного кофе которым нещадно пропиталась вся его одежда. Сигнал о произошедшем убийстве застиг полицейских рано утром. Эндрюс выпил не меньше трёх кружек. Фаулер отвёл лицо.

— Показания мистера Хамблхоста запротоколировать и приобщить к делу. Сегодня вечером они должны быть в участке, на моем столе.

Эндрюс утвердительно кивнул и отвлекся на приближающийся шум. В оживленный двор въезжала труповозка. Фаулер окинул зевак уставшим взглядом. Оборванцы и бездельники. К сожалению, по правилам города его жителям не обязательно иметь хоть какую-то работу. Фаулер мог читать им нотации, мог производить общественные порицания, но не мог самого главного и самого эффективного: штрафовать за тунеядство. В прошлом все было иначе. Машина подкатила к подъезду постоялого двора, из кабины нехотя вышло двое худосочных мужчин. На них белые халаты, а на предплечьях черные повязки с вышитыми красным двумя цветками лилий. Символ смерти и ритуала погребения. Сирена взвизгнула в последний раз и затихла.

— К эксперту, на вскрытие, — Фаулер ответил на немой вопрос старшего санитара, и пропустил бригаду к двери. Он очень не хотел устраивать представление для толпы, носилки с покойником ждали прямо в фойе 'Артемис Холла' и эти четыре метра, которые придется нести Фитча вручную произведут эффект который сам Фаулер называл отчаянным вздохом счастья. Счастья, что на носилках в этот раз оказался кто-то другой. Толпа затаила дыхание. Санитары исчезли в темноте проема и теперь на крыльце 'Артемиса' остались только старший инспектор, его помощник Боби Эндрюс, и администратор мистер Хамблхост. Вся троица старалась вести себя как можно непринужденно. Из всех выбивался только администратор. Его оцепеневший взгляд буравил пустоту под ногами, а на морщинистом лбу проступила испарина. Фаулер не спеша закурил сигарету, но закашлявшись тут же её потушил. В подозрительной тишине прошла минута, вторая. Спиной Гордон чувствовал на себе взгляды постояльцев, наблюдавших за происходящим из окон первого этажа. Труповозка неожиданно завелась, коротко взвизгнула сиреной и тронулась с места. Толпа ахнула и зашепталась ничего не понимая. Фаулер не смеялся, но смеялись его глаза. Зеваки поняли, что их обманули, и это было неизбежно. Оборванцы, челядь, ничего не желающая, ни к чему не стремящаяся, но никто из них не был обделён ни смекалкой, ни логическим мышлением. Фаулер решительно не понимал эту задумку природы. Наделить человека во истину божественными способностями, но не дать волю использовать их во благо. Труповозка давно скрылась за поворотом, она обогнула здание и теперь грузила бедолагу Фитча на заднем дворе, с черного хода 'Артемис Холла'. Толпа бросилась вправо, к торцу здания где покоилась покосившаяся вывеска. Оцепление было прервано без особого усилия. Фаулер дал соответствующий кивок Эндрюсу, а тот в свою очередь дунул в свисток. Полицейские расступились. Фаулер пересекся взглядом лишь с одним человеком из этой толпы. Невероятно худым мужчиной, с грязным лицом и глазами на выкате. Его густые рыжие брови вскинулись домиком, а уродливые усы дернулись, обнажая в наглой усмешке кривые гнилые зубы. Фаулер опустил печальный взгляд. Это был не человек, а животное, которое вдруг возомнило себя самым умным и самым прозорливым существом на планете. Обманувшим все и вся. Фаулер все же раскурил сигарету. Несколько затяжек острым жгучим дымом привели его в чувство.

— Чертова простуда, — старший инспектор залился кашлем и спрятал лицо в шарфе. — Мистер Хамблхост, мы благодарим вас за содействие. За вашу неоценимую помощь в расследовании и любезно предоставленный черный ход для вывоза тела, я обещаю, что лично посодействую и проконтролирую чтобы полиция города вплотную занялась решением вашего вопроса.

— Очень вас прошу... — тихо хмыкнул администратор подступив к Фаулеру почти в плотную. На короткое мгновение в его толстых коротких пальцах мелькнула фиолетовая купюра. Она тут же оказалась в кармане инспекторского пальто. Фаулер довольно улыбнулся. Как он и рассчитывал любопытные зеваки остались ни с чем. Труповозка шмыгнула между домами черной тенью, увозя труп Фитча в морг. Санитары сработали быстро и без заминок. Фаулер любил работать с профессионалами.

— Проклятие Глаза Василиска снова в городе?

Назойливого журналиста газеты Запретный Лоскут Фаулер все время держал в поле своего зрения. После того как инспектор разбил его фотокамеру, а констебли вытолкали мистера Клобсса на улицу, он больше не лез на рожон. И Фаулер благодарил все высшие силы за то, что в нем наконец-то проснулся здравый рассудок. Настырный журналист в следственных мероприятиях хуже навозной мухи, кружащей над тарелкой супа.

— Мистер Клобсс, вы ошибаетесь, — Фаулер старался говорить, как можно спокойнее. Проклятый кашель смазал последнее слово.

— Моя камера... — журналист хотел сказать что-то ещё, но передумал. Он смотрел на инспектора взглядом загнанного в угол зверя, чего-то мучительно ждал. Фаулер понял, что извинений, но извинятся он не хотел. По объективу камеры разошлась тонкая паутинка трещин. В центре мутное пятно от кончика трости. Камера всё ещё направлена на инспектора, но толку от нее теперь? Фаулер задумчиво втянул носом воздух. Трудно назвать его свежим. В любом уголке города художников, даже на открытой улице пахло так, как пахнет коробка со старыми засохшими красками, случайно найденная на чердаке. Фаулер на самом деле радовался приходящим на остров грозам, они приносили на побережье водоросли и соль. Инспектор поймал солнечный зайчик от соседней крыши. Впервые за утро тучи на небе разомкнули свои ряды, впуская на землю теплые лучи почти осеннего солнца. Ещё одна маленькая радость в копилку Фаулера. Он был уже слишком стар чтобы беспечно не замечать их, но и слишком опытен чтобы радоваться как ребенок. Мир — это очень изменчивая материя. Новоявленного стажёра старший инспектор её величества заметил ещё задолго до того, как тот показался на улице. Деловая походка, теплые шерстяные брюки и пальто. На лице молодого человека, едва достигшего совершеннолетия, застыла лёгкая улыбка в которой смешался целый букет чувств и эмоций. Были среди них и растерянность и надменность и даже злость с испугом. Фаулер не удивился. Почти у всех жителей большой земли такая реакция на местный колорит. Этакая смесь раздражения и досады и первая же мысль: не ошибся ли корабль портом? Выдала стажёра и ещё одна вещь, она ударила Фаулера приторной волной едкого, но не ядовитого запаха. Молодой человек шёл с подветренной стороны. Гордон повёл носом: корабельная смола, соль, дорогие духи. Запахи, которые утренний бриз мог занести сюда только с большой земли.

— Ставлю десять лир, что мистер явно ошибся кораблём, — усмехнулся стоящий рядом с инспектором констебль Билли. Он так же заметил подходящего к ним молодого человека. Прямо сейчас тот замешкался у огромной лужи. Фаулер решил, что он её перепрыгнет, но, оценив ширину преграды скептическим взглядом и деловито хмыкнув, молодой человек всего лишь обошел её стороной.

— И ведь почти не испачкал ботинок, — Билли шептался, еле сдерживая смешок. Незнакомец сокращал расстояние и теперь вполне мог слышать их с инспектором разговор. Впрочем, Фаулер не отказал себе в удовольствии улыбнуться в усы и ответить довольно громко.

— Приятно видеть, что в Абенфорте всё ещё учат не только стрелять, но и думать.

Молодой человек приблизился к крыльцу Артемис Холла и с интересом разглядывал собравшихся на нем людей. Он не успел произнести заранее заготовленную и даже отрепетированную приветственную речь.

— Ваше рекомендательное письмо? — Фаулер протянул руку, бросил небрежно и не глядя, потому что прикуривал сигарету.

Незнакомец смутился, перебросил твидовое пальто с одной руки, на другую. Окинул присутствующих удивленным взглядом и уважительно хмыкнув взял под козырёк:

— Меня зовут Томас Эбенгер Арчер, я прибыл сюда...

— Письмо, черт вас подери! — Фаулер откашлялся. Он не кричал, но уже выходил из себя. Арчер не решился испытывать терпение своего будущего патрона, поэтому элегантно достал заветный конверт из внутреннего кармана жилетки и передал Фаулеру. Инспектор небрежно вскрыл его и щурясь от сигаретного дыма одним глазом, вчитался в строчки.

— Да, он что-то писал мне о моей старости и подходящей замене, — Фаулер глубоко втянул дым и выпустил ароматные клубы.

Арчер никак не отреагировал на это замечание. Он был не глуп, поэтому прекрасно понимал зачем его отправили на остров и почему приставили именно к Гордону Фаулеру. О его вредном и заносчивом характере слагали легенды.

— Я надеюсь, что смогу приступить к исполнению своих обязанностей немедленно?

— Вы приступили к исполнению своих обязанностей, как только сошли в порту с корабля, — грубо отозвался Фаулер. Он небрежно сложил рекомендательное письмо в четверо и спрятал в карман брюк.

— Дядя Стюарт отзывался о вас, как о профессионале, глубоко знающем своё дело, для меня честь, работать с вами рука к руке, — Томас Арчер заискивающе смотрел в лицо Фаулера, но поймать его взгляд не смог.

— Томас, Томас, — говорил Фаулер словно пробовал слово на вкус. — Кто дал вам это имя? Оно очень громоздкое и неприятное.

— Матушка. Она называла меня Томми или Том, — Арчер деловито избежал конфликта, предпочтя не заметить провокацию Фаулера.

— Хорошо, я буду называть вас Арчер и никак иначе, — Фаулер откашлялся, пропуская коронера, но перехватил идущего следом констебля. — Боби, свидетельница, что обнаружила тело в участке?

— Да, мистер Фаулер, мисс Лилия Батлер сейчас c Перкинсоном, даёт показания.

— Отлично. Арчер, готовьтесь, у нас будет допрос. Какую оценку вы имели по дисциплине дознаватель её величества?

— Высшую, сэр!

Фаулер усмехнулся, натягивая шляпу на голову и пряча за поднятым воротником морщинистую шею. Приятный морской бриз опять переходил в шторм и это каждый раз больно ударяло по обитателям острова. Фаулер присвистнул проезжающей мимо дома двуколке. Кебмен остановил лошадей.

— В участок! — Фаулер пропустил Арчера вперёд и фыркнув отказался от его протянутой руки.

V

Маргаритка, шалфей и масло черного тмина. Фаулер удивился и даже сбавил шаг, когда очутился в коридоре полицейского участка. Не ожидая что запаха будет три, он повел носом, чем вызвал неподдельное недоумение Арчера.

— Что-то горит? — Арчер глубоко и громко вдыхал ноздрями воздух, чем невероятно нервировал инспектора. Его новоявленный напарник выдыхал жареным яйцом и тостами, вероятно поданными на завтрак перед прибытием в порт. И все бы ничего, но Арчер выдыхал Фаулеру в щеку. Инспектор раздражённо шевелил усами и морщился, наконец смахнул с себя остатки запаха кожаной перчаткой.

— Арчер, что вы знаете о масле черного тмина?

Фаулер шел в дознавательскую комнату уже не сомневаясь откуда шла эта своеобразная смесь ароматов. Он игриво чеканил шаг и помогал себе тростью. Арчер семенил где-то сзади и к облегчению инспектора не попадал в поле его зрения.

— Это... Это удобрение или приправа?

Арчер был обескуражен вопросом. Фаулер улыбался в усы.

— Не то и не другое.

Дверь в дознавательскую он приоткрыл тростью, медленно и бесшумно, надеясь, что старые петли не издадут никаких звуков. За широким столом сидело двое человек. Констебля Перкинса Фаулер узнал со спины, тот суетился вокруг молодой дамы приятной наружности, но чье лицо было мокрым от слез и красным от переполняющего горя. Лилия Батлер утирала слезы краешком белого узорчатого платка. Фаулер разглядывал её несколько секунд. Петли двери не выдали инспектора. Воспользовавшись паузой, он смог собрать приблизительный психологический портрет Батлер и даже сделать несколько выводов.

— Так что такое черный тмин? — Арчер, что все это время оставался за спиной Фаулера с нетерпением ожидал ответа на озвученный вопрос, поскольку так и не нашёл его самостоятельно. Он сказал это тихо, но не шёпотом, голос Арчера тут же донёсся до констебля и важной свидетельницы, они как по команде подняли глаза. Фаулер распахнул дверь и одарил присутствующих добродушной улыбкой.

— Констебль Перкинс, — он пожал полицейскому руку. — А вы, миссис...

— Батлер. Мисс Лилия Батлер.

— Примите мои соболезнования относительно гибели несчастного мистера Фитча, я думаю вы уже успели ответить на все основные вопросы следствия, но я все же хотел уточнить некоторые детали.

Фаулер никогда не славился долгими прелюдиями, он бесцеремонно расположился за столом напротив Батлер, скинул с себя пальто, шляпу и шарф, расположил все это слева от себя, тем самым отгородившись от подсевшего рядом Арчера. Всё-таки жаренные яйца, которые он ел на корабле, были с луком.

— Да-да, конечно, инспектор, — Батлер шмыгнула носом и отпила из кружки горячего чая. Именно с ним так суетился Перкинс, когда они вошли. И судя по всему это была уже не первая чашка.

— Я отвечу на все ваши вопросы.

Батлер говорила это между глотками. Запах черного тмина в маленькой комнатке был густым и почти осязаемым, как рой ос. Наконец его учуял и Арчер.

— Интересные у вас духи, кажется из масла черного тмина? Очень выразительный запах, — комплимент прозвучал несколько неуместно и неуклюже. Арчер старался разрядить напряжённость, но едва ли понимал её природу.

— Ах, да, спасибо, — Батлер смутилась, но охотно одарила Арчера игривой улыбкой.

Фаулер откашлялся:

— И всё-таки вернёмся к делу. Когда вы обнаружили труп?

На глаза Батлер навернулись слезы. Она прильнула к чашке, сделала несколько судорожных глотков.

— Простите нас, мисс, — Арчер оголил свой жакет, расправил рукава рубашки, закатав их до середины предплечья. — Работа в полиции заставляет нас, обычных людей несколько иначе воспринимать такие вещи как смерть. Прошу простить нас за столь грубое описание участи вашего учителя.

— Так во сколько же? — Фаулер оборвал Арчера и стрельнул в него холодными глазами.

— Это было утром, я как обычно пришла к нему домой, сегодня мы должны были начать картину, которая изменила бы всё, всю нашу жизнь! Мой бедный Эдгар...

Батлер захныкала и залпом опустошила кружку с чаем. Она умоляющим взглядом смотрела на констебля Перкинса, что тут же помчался за следующей чашкой.

— Не много ли чая? — сухо отозвался Фаулер. Он нервно пробарабанил пальцами по столу.

— Я не могу пить воду, — навзрыд ответила Батлер.

— А что не так с чаем? — недоуменно привстал Арчер, но Фаулер проигнорировал его вопрос.

— Простите мисс, но я обязан задать вам один очень важный вопрос, — Фаулер смотрел в окно. Со второго этажа участка открывался прекрасный вид на бухту. После дождя на горизонте зависла радуга.

— Задавайте, — Батлер потянулась к ридикюлю, но замешкалась в последний момент. Перкинс вошёл с чаем и поставил чашку на тонкое блюдечко. Батлер невнятно кивнула ему в ответ.

— Вы добровольно прибыли на остров?

— Если вы считаете, что меня кто-то вынудил сделать это, то совершенно ошибаетесь.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Фаулер не отрывал глаз от радуги.

— Да, это было мое добровольное решение.

— К этому моменту вы уже знали Эдгара Фитча?

— Нет, мы познакомились здесь, на острове, месяца три назад.

— Почему вы покинули большую землю?

— Разве это имеет какое-то отношение к тому, что сделали с моим... учителем?

Батлер придвинула кружку с чаем к ридикюлю и незаметно вытащила из него маленький флакончик. Несколько капель упало в горячий напиток, а сама Батлер театрально зарыдала, прикрыв это действие платком. Так же незаметно флакончик был спрятан в руке и убран обратно в ридикюль. Запах масла черного тмина кружил голову и путал мысли. Фаулер поражался как столь хрупкая леди держала себя в руках. Железная хватка. Ещё один мазок к её образу. Стоило догадаться, что перед ними не та женщина, за которую они могли бы её принять с первого взгляда.

— Вы правы, наверное, не имеет, но на вопросы следствия вы обязаны отвечать неукоснительно и честно.

— Ох уж эти правила... — Батлер мешала ложкой пустую воду. Перкинс что-то заикнулся о сахаре, но Батлер лишь покачала головой. Конечно она размешивала не воображаемый сахар, а давала разойтись сделанной на скорую руку настойке, которую заранее купила на черном рынке. Фаулер смотрел в окно и старался дышать как можно реже.

— Мой отец оказался должен крупную сумму денег. Он был слишком азартен, чтобы вовремя остановится.

Румянец сошел со щек девушки, черты лица стали тонкими, а взгляд холодным.

— Подпольный тотализатор?

— Я не знаю, не уверена. Но нам с матерью пришлось не сладко. Отец заложил дом и почти все наше имущество. Даже старый загородный домик с террасой и мезонином где я любила читать книги. После того как отец умер, мы остались буквально ни с чем. Мама нашла себе хахаля. Ей повезло он был уважаемым человеком в обществе, очень не бедный. Он приютил нас у себя. Подлый мерзавец! Днём он играл в доброго отчима, обожал мою мать и баловал меня модными нарядами, а по ночам тайно приходил ко мне в комнату и насиловал, а я боялась даже пикнуть! Мать боготворила его... Когда мне все это надоело, я убежала из их дома, села на корабль и приплыла сюда. Вы довольны?

— Вполне, — тут же отреагировал Фаулер и повернулся к девушке лицом. Её психопортрет окончательно сложился, и инспектор горько вздохнул.

— Вы нашли тело своего учителя, когда пришли к нему утром. Зачем? Насколько мне известно вы в положении и мы не будем долго гадать кто отец ребенка, но все же тем утром вы пришли к нему, а значит уходили. Как часто вы ссорились?

Батлер вжала голову в плечи от такого напора и бестактности, с которой дедуктировал Фаулер.

— Простите инспектор, но это слишком личное. Вы не можете знать кто отец моего ребенка, но все же вы намекаете что я спала с Эдгаром, — её скулы двигались со злостью.

— Можно вашу руку?

Фаулер встал и протянул Батлер ладонь. Она встала вслед за ним и разъяренно смотря инспектору в глаза протянула левую руку. Фаулеру было достаточно короткого взгляда чтобы понять кто именно оставил на предплечье покойного Фитча те следы.

— Отпечатки пальцев с меня уже сняли, — Батлер говорила сквозь зубы и насупившись.

— Я вижу, — Фаулер достал из кармана порванную цепочку с кулоном в виде полумесяца и аккуратно вложил её в ладонь Батлер. — Я полагаю... нет, я уверен в том, что это ваша вещь.

Девушка замерла уставившись на полумесяц, судорожно сглотнула.

— Откуда он у вас? Я думала, что потеряла его на базаре несколько дней назад. Кто-то принес находку в участок? — это была последняя попытка Батлер отвести от себя подозрения. Фаулер сел на место, кивком предложил девушке сделать тоже самое. Она взялась за чашку, но та предательски ударилась о блюдечко в её дрожащей руке.

— Конечно же нет, мисс Батлер. Вы не теряли этот кулон на рынке, я нашел его в квартире погибшего мистера Фитча. Когда он слетел с вас во время очередной ссоры, кулон провалился между половицами. Там он и лежал до сегодняшнего утра. На какой почве вы ссорились с Эдгаром? Он не мог содержать вас?

Казалось Батлер окончательно замкнулась в себе. Она всё ещё держала кулон в руке, смотрела на него со странной тоской и нежностью.

— Это Эдгар подарил мне его. Можно ещё чая?

Батлер отложила пустую чашку и опустила голову. Перкинс потянулся к ней, но трость Фаулера легла на его руку.

— Уважаемый констебль, вы конечно можете принести нашей невольной гостье очередного чая, но знайте, что станете соучастником убийства.

Перкинс вздрогнул и сел на место. Потерянный вид Перкинса и озадаченное лицо Арчера никак не тронули Фаулера. Он совершенно не хотел объяснять им в чем тут дело. Сосредоточил все внимание на Батлер.

— Простите мисс, но у нас пока закончился чай. Ответьте сначала на мои вопросы.

В неловкой тишине Батлер застыла как восковая фигура. Кожа на её лице приняла жёлтый оттенок, мешки под глазами налились синевой.

— Я не желала Эдгару зла. Я не имею никакого отношения к его смерти.

Голос Батлер сел, но принял вполне рассудительный оттенок.

— Скорее всего это правда, — охотно кивнул Фаулер, он сцепил пальцы в замок ожидая услышать что-то крайне важное.

— Он изменил мне, — на выдохе произнесла Батлер, но тут же собралась с мыслями. — Простите, это, наверное, так глупо слышать, находясь в городе художников. О какой верности может идти речь, когда самое важное тут лишь акт творения? Я считала, что у нас с Эдгаром есть будущее. Он был необычайным человеком, творил яростно и почти слепо. Вам бы видеть его за работой, о, это был настоящий дьявол.

От нахлынувших воспоминаний Батлер заерзала на стуле и раскраснелась.

— Простите меня инспектор.

— Ничего страшного. Вы лично застукивали Кристину Беннет в кровати Эдгара? — Фаулер сказал это настолько обыденно, насколько был способен. Батлер подняла на него непонимающий и растерянный взгляд.

— Откуда вы знаете о ней? А, впрочем, какая разница, на постоялом дворе вечно моют всем кости, и видимо их связь с Эдгаром стала известной не только мне одной. К сожалению, я не видела их вместе, и не знаю, что бы сделала если увидела. Может быть все это было и к лучшему. Об измене рассказал мне сам Эдгар. В пылу азарта он не умел держать язык за зубами. Но он даже не попросил у меня прощения.

— Когда была последняя ссора? Вы дрались с Эдгаром? — Фаулер откашлялся в воротник рубашки.

— Позавчера. Он решил выставить меня за дверь, собрал вещи. Мы не кричали. Тонкие стены и любопытные уши научили нас даже разговаривать в полголоса. Никогда не забуду его глаза, когда я вцепилась ему в руку. Он не ожидал. Думал я покорно уйду. Он знал, что я ношу под сердцем его ребенка, поэтому, когда поднял на меня руку, лишь зацепил цепочку с кулоном. Наверное, я очень сильно люблю его поэтому простила тогда. Мы решили немного пожить отдельно, а вчера вечером он позвонил мне. Был очень радостным, взволнованным, смеялся как ребёнок. Он говорил, чтобы я возвращалась утром и помогла дописать картину. Эдгар сказал, что она будет гениальной. Его самой лучшей.

— Какой у вас срок? — Фаулеру пришлось разрушить повисшую тишину. Она выглядела зловещей.

— Восемь недель. Можно мне хотя бы воды?

Фаулер задумчиво хмыкнул, встал, прошёлся к окну.

— Он ничего не говорил о новых красках?

— Нет, но... Я догадалась сама. Когда увидела его тело...

Батлер всхлипнула и потянулась за платком. Фаулер развернулся к ней и напряженно скрестил руки на груди.

— То есть вы знали о Глазе Василиска?

— Да. Я знаю, что это было давно, но Эдгар жил на острове больше меня, он рассказал мне о том, как это произошло в первый раз. Двадцать человек погибло тогда, но кажется полиции удалось остановить чудовище.

— Двадцать два художника было убито. Да, с большим трудом, но я отловил и убил ту тварь.

Фаулер нисколько не стеснялся повторять это раз за разом как можно громче. Все это время Арчер смотрел на своего патрона с лёгким недоверием, не понимая, а иногда не веря в присутствии логики в некоторых словах Фаулера. Но черт возьми, инспектор пока ни разу не ошибся. И как быстро он сумел разговорить эту Лилию Батлер. Сколько же времени на это ушло бы у самого Арчера? Втереться в доверие, припугнуть, часа полтора нудных расспросов и глупых хождений по кругу. Так учили в академии. Фаулер пренебрегал или даже обошел все их наработки в области дознания. Не зря дядя отправил его именно к Фаулеру. Уникальный человек с уникальными методами.

— Я очень хочу пить...

Почти прохрипела Батлер окинув полицейских умоляющим взглядом.

— Я принесу, — Арчер не смог вынести этого взгляда, тем более Батлер рассказала все что знала и смысла мучить её дальше просто не было.

— Стойте, Арчер! — Фаулер раздражённо прикрикнул. Он протянул девушке руку. — Отдайте флакон.

Батлер нервно усмехнулась и закопалась в ридикюле. Флакон был невероятно маленьким. На миниатюрной ладони девушки, попав в углубление между средним и безымянным пальцем он был почти не различим. Лишь содержимое переливалось тёмно-коричневый цветом. Недопитым оставалось три или четыре капли.

— Вы осуждаете меня?

Батлер не положила флакон на ладонь Фаулера, небрежно кинула его в центр стола. Перкинс и Арчер с интересом разглядывали ампулу, пытаясь угадать её содержимое. Фаулер молчал. Он устало кивнул Перкинсу и тот вышел из комнаты дознания.

— Жизнь вашего ребенка исключительно на вашей совести, — Фаулер присел на край стола.

— Да! — неожиданно крикнула Батлер, опалив Фаулера и Арчера горящими глазами. — Только на моей! И никто не будет осуждать меня за это! Кому я буду нужна на острове с ребенком? И вы лучше меня знаете это! Эдгар мёртв, а мне надо жить дальше! Как-то жить тут дальше!

Она расплакалась. Выпустив на волю всех своих демонов, Батлер обессиленно опала на спинку стула и закрыла лицо руками.

— Несомненно. Вам сейчас принесут воду, — спокойно ответил Фаулер. Видеть такие истерики ему не в первой, далеко не в первой. Он снова отошёл к окну. — Значит Эдгар купил краски недавно, несколько дней назад?

— Купил? — недобро рассмеялась Батлер. Арчер заметил, что после того как Фаулер раскусил скорлупу жертвы, в которую девушка так ловко обернула себя, она уже не пыталась примерить её снова. Может быть в глубине души она даже была этому благодарна.

— Откуда у Эдгара деньги. Он был нищим. Уж поверьте мне на слово.

— Да уж, — многозначительно хмыкнул Фаулер. Уж чего-чего, а искать мнимые сбережения островитян было делом самым безнадежным. Он вернул разговор в правильное русло: — Значит краски ему подарили?

— Скорее всего. На вора Эдгар тоже был не похож, — Батлер устало махнула рукой. Когда в дознавательскую вернулся Перкинс с графиком воды, девушка жадно пила её прямо из горла. Арчер с изумлением смотрел на это действо.

— Это яд. Начал действие, — Фаулер кивнул на флакон. Перкинс побледнел и потёр лоб.

— Так что же там? — он взял флакон с темной жидкостью в руки, но Фаулер грубо вырвал его.

— Было бы справедливо призвать вас к ответственности за халатность, констебль! — Фаулер сверкнул глазами, но тут же сменил гнев на милость. Он спрятал флакончик с маслом черного тмина в карман жилетки. — Но боюсь сейчас не время для этого. В городе объявился убийца.

— Я вызову медиков! — Перкинс выпрямился по струнке услышав об наказании, но Фаулер остановил его и перевел внимание на Батлер.

— Только если девушка сама захочет этого.

— Нет! — почти взвизгнула Батлер, схватила ридикюль и вскочила на ноги. Её повело, но Батлер отмахнулась от протянутой Арчером руки. — Со мной все хорошо, мне не нужен медик! Где у вас тут уборная, меня подташнивает.

— Перкинс, проводите мисс в уборную, — высокомерно кивнул Фаулер. — Леди Батлер, я вынужден просить вас оставить адрес по которому вы сейчас проживаете. Если у следствия возникнут дополнительные вопросы, мы с вами свяжемся. И убедительно прошу вас пока не покидать пределы города.

— Как скажите, инспектор! — Батлер одарила Фаулера издевательской улыбкой и скрылась за дверью.

— Почему вы не спросили её о друзьях Фитча? Ведь если кто-то подарил ему краски, то это наверняка был друг, — Арчер не сразу додумался до этого вопроса. Он несколько секунд переваривал услышанное, анализировал показания Батлер, изменения в её поведении и учитывал собственные ошибки.

— Друзья? — Фаулер издевательски хмыкнул, он не торопясь одевал пальто. — Вы в городе художников, Арчер. Здесь все друг другу друзья, но я бы не советовал вам есть с ними из одной миски.

Фаулер надел шляпу и о чем-то задумался.

— Надо бы пообедать, однако, уже полдень.

Инспектор задумчиво хмыкнул и одев шляпу, учтиво попрощался с Арчером.

— Простите, а где в городе достойные заведения? — Арчер на ходу одевал пиджак, взял в охапку пальто. Фаулер обреченно вздохнул. Похоже стажер впился в него всеми зубами. А что можно было ожидать от его дяди? Тот наверняка снабдил Арчера самыми подробным психологическим портретом Фаулера и в этот раз инспектору не отделаться от надоедливого стажёра просто так. Не та масть.

56-ая параллель её величества 2:

В комнате мужского общежития за номером семь, Томас Эбенгер Арчер в тот день провёл больше времени, чем за всю прошедшую неделю. Его стремление к знаниям, навыкам и обструкции померкло по сравнению с той дисциплиной, которую дала ему жизнь и природная внимательность. Любовное письмо, адресованное мистеру Уоррену было найдено им действительно случайно, но уже несколько недель Томас наблюдал за тем, как без всяких на то причин меняется настроение каменной Лиз. Томный взгляд, иногда сбивающееся дыхание и этот блеск на не накрашенных губах. Было очевидно, что у Лизы появился ухажёр, но Арчер даже не мог себе представить какой именно. Он в очередной раз примерил у зеркала тёмно-серый плащ и шляпу-цилиндр. Элегантно и зловеще. Но не то!

— Куда ты так рядишься на ночь глядя?

Метью Райз причмокнул губами и криво усмехнулся. После отбоя ребята страдали от безделья, по большей части лёжа на своих кроватях. Томас мало с кем общался из однокурсников, считал, что на факультете в нынешние времена набиралось слишком много сброда, не имеющего к школе высшего образования никакого отношения. Поэтому пользуясь положением своей матушки долго не задерживался ни в одной комнате, а на выходных так вообще покидал стены Абенфорта.

— Чего молчишь, Арчер? На свиданку собираешься?

Райз не унимался, подначивая к разговору соседей, но худосочный с вечно болезненным лицом и огромными очками малыш Хьюз лишь усерднее углубился в чтение книги по уголовному розыску, а Стенли Вернон, обделенный хорошими манерами бугай, удачно притворился спящим. Свиданию, назначенному мистеру Уоррену в столь поздний час уже никто не мог помешать. Томас сдержанно улыбнулся своему отражению в зеркале. Он повязывал вокруг шеи шелковый серый шарф

— Тонкости наших личных жизней отличный повод для сплетен и пересудов, не так ли?

— Но никто не даёт обет хранить их от друзей, — тут же нашелся Райз и гоготнул. Могло показаться что поздний уход Арчера волновал только его, но это обманчивое ощущение. У всех тут были ушки на макушке. Томас невольно усмехнулся этой до ужаса бестактной, но несомненно смелой попытке выведать подробности. Райз был очень активным молодым человеком, и довольно умным. По крайней мере он умудрялся не пересекать Арчеру дорогу. А что до того, насколько назойливой была эта муха, Томаса это не особо заботило. И к слову он уже закончил свои сборы. На встречу с мистером Уорреном Арчер выбрал темно-карамельный Честерфилд подчёркивающий его сдержанность и серый котелок. Коричневые кожаные перчатки закончили этот портрет.

— Господа, я отлучаюсь совершенно ненадолго, всего на полчаса. Важная встреча, — последнее он добавил с надменным пафосом, дернув губой. Впрочем, еле заметно.

— Так всё-таки свидание, Томми? — Райз присвистнул. — И кто же эта избранная? Кому повезло в этот раз?

Ребята заулыбались и даже бугай Вернон привстал на локте позабыв о своей дремоте.

— Сдается мне наш Томми всё-таки запал на кузину Селеджера. Помните, ту картавенькую блондинку с изысканными манерами и томным взглядом, на прошлом балу?

— Как же забыть такую?! Её томный веер был похож на мотылька в тот вечер! И кажется немного пыльцы с её крылышек действительно упали на сердце нашего Томми. Я помню, как ты смотрел на неё.

— Все правильно, в тот вечер я действительно смотрел на кузину Селеджера и все гадал кто же первым заметит её отвратительное поведение и преподаст урок вежливости и благочестия.

Томас задержался у зеркала, ещё раз оценив свой внешний вид. Не слишком зловеще, но подчёркнуто строго. Почти идеально, вот только одна вещь всё ещё смущала Арчера. Он не мог представить, что скажет мистеру Уоррену, когда встретит у пруда. Тот будет явно ошарашен неожиданной развязке, а может быть испугается и достанет оружие. Что будет лучше: позор или смерть? По телу Томаса прошла приятная дрожь. Он предвкушал, как увидит дилемму этого выбора на бледном лице мистера Уоррена. С этой сокровенной мыслью Томас покинул комнату общежития, он больше не слушал подколки своих случайных соседей. Впереди его ждала прелюбопытнейшая встреча и не менее любопытный разговор. Он пришел к пруду в южном сквере Абенфорта за десять минут до назначенной встречи. Выбрал удобное место метрах в пятнадцати от изогнутой ивы и камня, в котором однажды нашел любовную записку. Томас прижался к стволу ясеня и спрятался в его тени. Он правильно рассчитал освещение от кампуса, угол преломления света от водной глади пруда, но вот луна, что так не вовремя вышла из-за туч, могла все испортить. Мистер Уоррен появился на каменной дорожке не заставив себя долго ждать. Минута в минуту. Профессор был невысокого роста, с густыми седыми баками и аккуратно выпирающим животиком под клетчатым жилетом. Он изображал прогулку беспечной и почти равнодушно осматривался по сторонам. Пока не оказался у ивы и заветного камня. Уоррен постоял около него с минуту, хмыкнул пару раз, щёлкнув часами на серебряной цепочке, после чего не выдержал и сел на скамейку неподалеку. Всё, как и рассчитал Томас. Мистер Уоррен сел к нему спиной. Внутри молодого человека все похолодело, а жилы на руках и ногах явственно натянулись. Это его звездный час. Апофеоз всего задуманного. Томас быстро взял себя в руки, унял дрожь, откашлялся, выходя из тени ясеня. До скамейки шагов двадцать, не более. Мистер Уоррен несомненно слышал поступь Арчера, слишком тяжелую и суетливую. И конечно же уже определил, что это не милая Лиз. Впрочем, он не обернулся и никаким жестом не выдал своего замешательства.

— Отличный вечер чтобы погулять под луной, не так ли, мистер Уоррен?

Томас небрежно сел рядом с учителем. В парке слишком мало света, Арчеру не удалось разглядеть на лице Уоррена каких-либо эмоций, тот ещё раз сверился с часами.

— Мистер Арчер, рад видеть вас, право в столь поздний для учеников час. На вас напала бессонница?

Уоррен не улыбался, но вел себя дружелюбно и даже с лёгким налетом азарта в глазах.

— Не совсем, мистер Уоррен, я бы с удовольствием потратил это время валяясь в кровати, но срочные дела заставили меня прибыть в Уинслов магазин. Почти безотлагательно.

Последние слова Томас добавил заносчиво вальяжно. Уинслоу Магазин. Так в шутку, ученики звали южный парк Абенфорта. В центре которого находился памятник одному из прославленных деканов-основателей полицейской академии. Всего их было пять.

— Что же у вас за такое срочное дело, мистер Арчер? Если это не секрет, конечно же.

Это была игра. Доверительный тон, лёгкая ухмылка, почти такая же, как и у самого Томаса. Внутри Арчера разгоралось безумное пламя. Уоррен что-то подозревал, но всё ещё осторожничал.

— В этом семестре, мистер Уоррен, я решил блюсти не только законный порядок внутри кампуса и за пределами Абенфорта, но и взял на себя смелость блюсти чистоту нравов внутри академии.

Последние слова Томас выделил особо.

— Что вы говорите?! — Уоррен придвинулся к Арчеру ближе. Он изобразил неподдельное удивление и интерес, но это снова была игра. — И как продвигаются ваши успехи на этом поприще? Виновные уже обозначены?

— Я как раз пришел сюда повидаться с одним подозреваемым, — Арчер доверительно подмигнул учителю и деловито закинул ногу на ногу.

— Вы ждёте Лиз? Она не придет.

— Я полагаю вы имеете в виду Элизабет Трелони? Одну из моих учениц, четверокурсницу? — Уоррен нетерпеливо задергал ногами. Ростом он был невелик, а скамейка достаточно высока, чтобы ботинки учителя едва касались земли.

— Совершенно верно, — кивнул Арчер, добавив в голос грудного баритона.

— С чего же вы решили что я жду именно её? — Уоррен усмехнулся, но слишком натянуто. На мгновение Томасу показалось что учитель вот-вот спорхнет со скамейки и убежит, но Уоррен закопался в кармане жилетки лишь для того чтобы убрать часы. Он никуда не торопился, откинулся на спинку и сложил руки на груди.

— Ну что ж, не будем ходить вокруг да около, мистер Уоррен. Я признаюсь честно: я нашел ваши любовные письма.

Томас перевел на учителя пристальный взгляд. Уоррен качал головой в такт словам и нисколько не смутился.

— Я считаю этот акт недопустимым в нашем прогрессивном обществе. Он попирает моральные принципы нашего устоя.

Томас злился. Не на безразличную улыбку, вдруг посетившую Уоррена, не на его снисходительные вздохи, а на собственную неуверенность. Томас сам не верил в слова, которые произносил. Учитель терпеливо дождался, когда Арчер закончит и откашлялся:

— Очень любопытно. Я понимаю вас Томас, но что вы теперь будете делать с этим?

— Что лучше? Позор или смерть?

У Томаса перехватило дыхание. Именно на этот вопрос он хотел получить ответ от учителя. Ни деньги волновали его, хотя в данной ситуации мысли о шантаже напрашивались сами собой, ни власть благодаря которой на дисциплине вечно недовольного Уоррена у Томаса могла быть самая высокая оценка. У него все это было. Не было азарта, с которым он смотрел на загнанного в угол человека.

— Ни то, ни другое, уважаемый Томас, — Уоррен поглотил смешок. Он неимоверно злил Арчера.

— Но эта ситуация!

— Какая ситуация? Разве у вас есть доказательства? Да-да, именно доказательства, молодой человек! Письма? Одно из которых откровенная подделка? Я знаю, что мисс Элиза не стала бы распаляться по пустякам такими эпитетами, — бумажка, которую Томасу помогла написать подруга бэти легла на скамейку между пожилым, опытным учителем и молодым, ещё чрезмерно горячим учеником.

— Я не писал этого!

Тут же нашелся Арчер, но в ответ снова услышал этот до ужаса мерзкий смешок.

— Разве сейчас это имеет значение? Уважаемый Томас, вы перешли черту. Провокация не пойдет на пользу ни вам, ни доброму имени ваших родителей. Газетные заголовки будут неутешительными, — Уоррен ещё раз сверился с часами. Томас осознал, что он ждал не Элизу. По старой привычке учитель считал минуты, отведенные каждому ученику на ответ. Именно так Уоррен поступал на своих уроках. Эталон педантичности, которым Томас и восхищался и который презирал одновременно. Сейчас он попал в ловушку. Собственную. Из них двоих академический совет поверит Уоррену. Лучше тихое покрывательство, чем громкий скандал. Но ведь Томас рассчитывал на совсем другое. Он молчал, глядя в черноту пруда.

— Так что лучше, уважаемый Томас Эбенгер Арчер? Позор или смерть?

Томас вздрогнул, как от пощёчины. Учитель обыграл его. Спокойно, четко и без особого напряжения. Томас мог повернуть диалог в шутку, раскланяться, извиниться и пожелать мистеру Уоррену спокойной ночи, но это значило бы только одно — поражение. Арчеру нужно было уйти как победителю, но как это сделать при поражении? Он не спешил, движения были резкими и выверено точными.

— Я думаю этим делом заинтересуется наш академический совет.

Язык не поворачивался во рту, сознание отчаянно кричало Томасу остановится и не загонять себя в угол, но гордость предопределила его участь. Это была последняя карта, которую ещё можно было разыграть и Томас пошел ва-банк.

— Серьезно? — и снова этот смешок, больше похожий на икоту. Глаза Арчера болезненно блеснули, он надел шляпу, учтиво поклонился Уоррену.

— До встречи на собрании старейшин.

— Несомненно, уважаемый Томас, это несомненно!

Улыбка Уоррена растянулась до ушей и приняла хищнический вид. Арчеру было страшно, но он решил идти до конца.

VI

— Ну конечно масло черного тмина используется в медицине, повышение иммунитета, противовоспалительное действие! Полное противопоказание беременным.

Арчер бесцеремонно подсел к Фаулеру, оторвав того от мерного пережевывания бифштекса. По утрам инспектор всегда нагружал организм мясным, чтобы к вечеру лечь спать на пустой желудок. Это держало организм в хорошем тонусе. Обычно Фаулер запивал мясо полусухим красным вином, но в этот раз с ним увязался упрямый Арчер. Инспектора он уже порядком раздражал, однако стоит отметить, что в закусочной стажёр не стал испытывать судьбу и расположился не рядом с Фаулером как тот несомненно ожидал, а за соседним столом. Инспектор сомневался: то ли это проницательность, то ли банальное простодушие. Арчер заказал себе все тоже треклятое жаренное яйцо, немного луковых колец и зелёный горошек в качестве гарнира. Время трапезы Арчер посвятил чтению маленького блокнота. Кожаный переплет которого стягивался тугой бечевкой, а сам блокнот легко помещался в ладони. Вещица не старая, но сделана явно на заказ. Пахла кожей и химическим отбеливателем, которым обработали страницы. Фаулер намеренно не смотрел в сторону напарника дабы не встречаться с ним взглядом. Ещё не хватало чтобы Арчер подумал, что сумел вызвать интерес Фаулера. Однако от инспектора не скрылись те моменты, когда изменялось выражение глаз Арчера, а сам он издавал многозначительное хмыканье. Когда же стажёр подсел к Фаулеру с ликующим видом и рассказал о свойствах масла черного тмина, тому стало все понятно. В блокноте хранились шпаргалки из полицейской академии. Впрочем, Фаулер не похвалил подчинённого. Он даже не думал делать этого. Инспектор проглотил кусок бифштекса, промокнул губы салфеткой и задумчиво поглядел в окно.

— Итого: чтобы сложить все факты воедино, вам потребовалось больше полутора часов. К этому времени мисс Батлер наглотавшись чая с маслом черного тмина получила бы передозировку и отравление, — Фаулер вальяжно откинулся на спинку стула, извлёк из кармана часы на цепочке и сверил время. — Её выкидыш произошел бы двадцать минут назад.

— С чего вы решили что он не произойдет через час или через три часа? Как только мисс Батлер доберется до квартиры, наверняка продолжит своё травление. Почему вы отпустили ее?

Последний вопрос Арчер задал чуть насупившись и понизив голос. Фаулер был готов к этому вопросу. Он отставил тарелку, вытер руки.

— Я не решил ничего из того, в чем вы меня обвинили. Я понятия не имею какая судьба ждёт мисс Батлер и ее не рождённого ребенка. А отпустил её я лишь потому, что сама мисс Батлер должна решить свою судьбу.

— Но ведь она уже решила ее, там в участке, она подливала к себе в чай этот чертов тмин, и если бы вы не помешали ей, она бы исполнила задуманное!

Арчер быстро выходил из себя. Он был молод, горяч и язык его не всегда поспевал за здравым рассудком. Фаулер снисходительно улыбнулся. Такие как Арчер не любили сухие расчеты. Им подавай правду, за которую можно прыгнуть с утеса, разбить лбом стену и гордо умереть.

— Арчер, если бы вы хоть иногда смотрели на время, то несложно подсчитали что мисс Батлер исполнила бы, как вы верно подметили, задуманное находясь в нашем участке. Возможно, смотря вам в глаза и мило улыбаясь. В это время сильнейший антиоксидант в составе масла черного тмина неизбежно вступил бы в химическую реакцию с белковыми соединениями в крови милой мисс Батлер, что непременно вызвало бы мышечные судороги и произвольное открытие матки. Вы действительно хотели вызывать мисс Батлер скорую, и копаться в кровавых сгустках, выходящих из её лона?

Арчер нехорошо икнул от описанных Фаулером подробностей. Нет, конечно же он этого бы не хотел. Так что же? Было бы проще скинуть этот момент на кого-нибудь другого? Улыбчивого булочника из магазина рядом с домом мисс Батлер или её соседку, если таковая имелась? А может быть корчась от боли и судорогах юная леди умрет в своей постели? Арчер невольно вздрогнул увидев словно наяву бледное лицо Лилии Батлер с открытыми не моргающими глазами, заваленное на бок.

— Мне кажется, её надо было хотя бы задержать.

Арчер был не убедительным. От части потому что и сам едва ли верил в то, что говорил. Фаулер не заставил себя ждать и ожидаемо рассмеялся.

— Вы это серьезно? Арчер, да будет вам известно, что мисс Батлер не проходит подозреваемой ни по одному нашему делу. Как вы себе всё это представляете? Запереть в каталажке ни в чем невиновного человека? Тем более мисс, в столь щекотливом положении. Или вы хотите сказать, что масло черного тмина запрещено?

Арчер нервно сглотнул. Ему действительно нечем крыть. Теперь Фаулер говорил намного жёстче.

— Я не знаю, чему именно сейчас обучают в академии, на большой земле. К сожалению, когда я учился там, жизнь выглядела несколько иначе, но дорогой Арчер, да будет вам известно, что здесь, на острове, жизнь течет по-другому и подчиняется своим собственным законам.

— Дядя предупреждал, — Арчер говорил потупив взгляд в стол. Его дядю, уважаемого офицера третьего пехотного полка её величества Стюарта Ричардса Венденберга Фаулер знал не по службе. Венденберг входил в клуб змееносцев, куда за особые заслуги и особым поручительством определяли всех, кто так или иначе послужил короне её величества и на благо государства. Клуб Змееносцев включал в себя не более сотни человек, собиравшихся единовременно лишь один раз. Именно на том приёме Фаулер и познакомился с полковником Венденбергом. Инспектор всегда сторонился подобных встреч и собраний и Венденберг охотно поддержал его. Весь вечер они провели за самым дальним столиком клуба, вели дружелюбную и вполне светскую беседу, а после того как разъехались каждый по своим делам, завязали переписку. Фаулер не мог сказать, что она была доверительной или через чур дружеской, но вполне удобной: не напрягающей и не отвлекающей от дел насущных. Рекомендательное письмо, лежавшее сейчас во внутреннем кармане пиджака Фаулера и выведенное красивым каллиграфическим почерком было написано именно Венденбергом. На самом деле Фаулер так и не прочитал его, и в этом не было нужды. Месяц назад он уже получил письмо с просьбой от старого знакомого. Странно, что Венденберг, военный в третьем колене, не взял племянника под свое крыло. Арчер не захотел сам или этого не захотел Венденберг? Их молчание затянулось и не находя иных тем для разговора, Фаулер вернулся к трапезе. Арчер встал. Инспектор рассчитывал, что мальчишка вернётся за свой стол, но тот неожиданно сел обратно. Обратился к Фаулеру, тщательно подбирая слова и вполголоса.

— Как вам удалось поймать чудовище в прошлый раз?

— Разве вам не рассказывали об этом в академии? — Фаулер поленился откладывать тарелку во второй раз. С его стороны это было некрасиво, но расспросы упрямого стажёра не вызывали в инспекторе ничего кроме скуки.

— Очень бегло, буквально в двух словах.

— Правильно. И знаете почему? — Фаулер даже не смотрел на собеседника. Сочный кусок мяса приковал к себе все внимание инспектора.

— Тайна острова, — Арчер сверлил инспектора взглядом, но тот его упорно игнорировал.

— Совершенно верно. Арчер, что вы вообще знаете об Острове?

— Я знаю не очень многое. Когда-то давно сюда свозили заключённых. Очень много. Здесь для большой земли добывался белый известняк.

— Угу, но это было очень давно, ещё до Анны четвёртой, — Фаулер добил бифштекс и наконец взглянул на Арчера. Инспектор потянулся за кофе и на мгновение замер. Дело в том, что на столе не было скатерти. Дубовый морёный стол был тщательно обработан лаком. Под ним, на древесине и почти во весь объем столешницы располагалась картина. Пейзаж руки мастера Фульчини. Он умер несколько лет назад. Был добродушным, но несколько нервным человеком. Пейзаж изображал залив в нескольких милях восточнее от города. Фаулер знал эти места и неоднократно бывал там. И на закате, и на восходе. Сейчас, под тонким слоем лака, камни у самой воды изменили свой цвет. Полутона посветлели, добавилось несколько отсветов. Солнце вошло в зенит. Инспектору даже не пришлось сверяться с часами.

— Полдень, — громко констатировал Фаулер, засобиравшись. Инспектор скрупулёзно собрал крошки со стола, отправил их в пустую тарелку. Арчер ожил, вспоминая о своём обеде. Он кстати так и не закончил его.

— Куда мы сейчас?

Арчер не был столь скрупулёзным, как инспектор. Стол показался ему грязным с самого начала и без его участия. Однако трость Фаулера ощутимо легла стажёру на щиколотку. Инспектор молча кивнул на стол, отвечая на его немой вопрос.

— Здесь не было убрано, — Арчер демонстративно небрежно смахнул несколько горошин в свою тарелку, с шумом вернул её на стол. Под слоем лака здесь была изображена шахматная партия в самом своем разгаре. По задумке автора, белым намечался мат через три хода. Но любой желающий мог изменить этот исход. Кажется, Арчер никак не отреагировал на картину. Для человека с большой земли это крайне редкое явление. Картинами в городе украшено буквально всё. Даже потолок маленького кафе в котором они обедали. Грозовое небо и парусник, что боролся с ожесточенными волнами под строгий взор смотрителя маяка в сером непромокаемом комбинезоне.

— Мы едем в участок, в морг. Туда привезут тело мистера Фитча.

Арчер дернулся, но Фаулер не опустил трость. Интересно, много ли он знал об острове? Не удивлялся картинам, будто видел их каждый день, но на большой земле это просто невозможно.

— Что опять не так? — Арчер был по-прежнему вежлив, но отчётливо выходил из себя. А ещё вспотел. Фаулер сделал шаг назад

— Вы забыли чаевые.

На столе инспектора Арчер действительно увидел аккуратно сложенную вчетверо купюру. Судя по алому цвету с фиолетовыми нотками это десятка. Не много ли за один простенький обед? Арчер пригладил маленькие усики и выдавил из себя улыбку.

— Ещё одна островная традиция?

— Да и не будем её нарушать. Как вам кстати партия? — Фаулер опёрся о стол, отодвинув тарелку с недоеденным обедом на край. От нее нещадно разило луком.

— Вы про картину? — Арчер нехотя вытащил из бумажника купюру и сложил так же как инспектор.

— Старик Альберт Марсон потратил на нее целый год. — Фаулер задумчиво водил по лаку стола рукой. Картина старая, уже начинающая облезать. Как же давно это было? Десять или пятнадцать лет назад. Инспектор старался не задевать контуры шахматной доски. — Я помню его. В тот год выдалось особо засушливое лето и у нас не уродился ячмень. Остров остался без пива.

— Даже не знаю, — Арчер безразлично хмыкнул, кинул на стол денежную купюру. — Ничего выразительного в картине я не вижу. Мне кажется шахматную партию можно было изобразить намного... интереснее.

Он долго подбирал это слово. Фаулеру все стало понятно. Арчеру не объясняли всех тонкостей островной жизни. Да и кто мог объяснить? Венденберг? Вот уж вряд ли.

— Вы идете?

Арчер окликнул Фаулера уже будучи в дверях. Инспектор был слишком погружен в собственные воспоминания чтобы отреагировать на слова стажёра. Ответил ему почти не думая, наотмашь.

— Я сейчас. Пока поищите кэб.

— Плохие дни инспектор.

Фаулер вздрогнул от тихо подошедшего сзади хозяина кафе. Тот усиленно оттирал столы после обеда и как обычно начал свой нелегкий труд самого дальнего.

— Ох, Мигель, а когда здесь были хорошие дни? — хитро хмыкнул инспектор.

— Гроза надвигается.

— Так ведь только прошла, — Фаулер вежливо подвинулся, пропуская хозяина к столу с шахматами.

— Кости ломит. Кости не обманешь хорошей погодой за окном, мистер Фаулер. Гроза будет. И совсем скоро, — Мигель положил на стол тряпку и замер. — Тот молодой человек, ваш компаньон, он с вами в чем-то не согласен!

Кучерявая голова Мигеля с проплешиной на макушке многозначительно кивала.

— Да, это мой новый стажёр, только что прибыл с большой земли. Мне готовят смену.

Фаулер коснулся ферзя. Избежать мата тут можно было достаточно легко. Фигура дрогнула и исчезла. Инспектор провел пальцем по нужным клеткам и остановился рядом с вражеским конём. Тем самым, что в итоге должен был поставить королю мат. Ферзь появился на клетке спустя короткое мгновение. Сначала его контуры, а потом уже и краска. Невероятно и изумительно, но только не для островитян.

— Хотите поиграть, инспектор? — в глазах Мигеля заиграли огоньки азарта. Он присел, но Фаулер решительно встряхнул головой и надевая шляпу, уважительно кивнул хозяину кафе.

— В другой раз Мигель, сегодня много дел.

— Не ругайте его очень сильно. Он совсем мальчик.

Фаулер остановился в дверях, улыбнулся задумчиво и отстраненно:

— Это так, но он сам приплыл сюда, значит понимал все риски.

— Молодежь растет не такой, какими были мы, в их возрасте — теперь и Мигель задумчиво смотрел в окно. — Неужели наше проклятье идти по собственным ошибкам?

— Они не помнят того, что помним мы. Время имеет склонность размывать реальность, её остроту. Я думаю мы больше не повторим прошлых ошибок. До вечера Мигель.

— Да, да мистер Фаулер. Буду ждать вас, как обычно.

VII

Всю дорогу до городского морга инспектор и стажёр молчали. Фаулер смотрел в окно двуколки почти безразличным взглядом. Впрочем, иногда пейзаж чем-то цеплял старого инспектора. Тогда Фаулер изгибал голову и что-то высматривал. Лично для себя в виде из окна трясущегося на брусчатке кэба Томас ничего не находил. Жители Города Художников не могли вызвать в глазах уважаемого дворянина никакой маломальской симпатии. Это по большей части пьяное отребье, которое согнали на остров дабы видом своим они не смущали приличное общество. Томас не верил в великую идею королевы, а после инцидента в Абенфорте засомневался и в общих человеческих законах. Какой смысл радеть за ценности которыми все вокруг пренебрегают? Мораль и честность? Они давно стали выносится лишь на показ. Старые добрые традиции сейчас это лишь горькие воспоминания. Пользуясь своим положением, властные чиновники прикрывают грешки друг друга. А общество как никогда слепо и глухо. Куда же приведет их всех правление мудрой Анны четвертой? И действительно она такая мудрая, как об этом все говорят? Какой вздор! Да каждый третий на материке уже не верит в прозрачность правления, а тут на острове, этот богом забытый народец. В их глазах остервенелая пустота, и жажда подороже продать свой талант. Алчность и грязь. Но любой готов кричать на каждом углу о мудрости своей королевы. Наверное, Томас слишком громко вздохнул от своего отчаяния или слишком грозно нахмурился, он так или так, но привлек внимание Фаулера.

— Остров не будет с вами церемонится, Арчер.

— Что, простите? — от неожиданности Томас даже подался вперёд. Инспектор говорил не отрывая взгляда от окна. Пейзаж за ним не менялся.

— Вы должны смириться с ним, иначе не выживете.

Неловкая пауза затянулась. У Томаса не было желания развивать больную для себя тему, а зацепиться с Фаулером взглядом не удавалось. Он закинул ногу на ногу и спросил. Негромко.

— Сколько уже убийств произошло? Похоже я прибыл сюда вовремя.

— Убийства на острове обычная тема. У людей, живущих здесь много демонов в голове и иногда они вырываются наружу.

— Это я уже понял, но все же?

— Эдгар Фитч был пятой жертвой.

Фаулер недовольно двигал усами. В произошедшем была и его вина. Томас в этом не сомневался. Маститый, легендарный детектив не допустил бы такого количества жертв.

— А первые? Их убили так же?

— Да, характер ран у всех одинаковый.

Фаулер говорил медленно и словно через силу.

— Следы когтей не обязательно могут оставить только животные. Может быть это дело рук человеческих?

На мгновение инспектор бросил на стажёра испепеляющий, недовольный взгляд. Это был упрёк. Томасу не помог ни осторожный тон, ни робкая улыбка, которая тут же исчезла без следа. В этом взгляде юноша разглядел тот столп высокомерной уверенности, которую так часто видел в академии. Старая школа никак не хотела сдавать позиций.

— Раны от когтей не простого зверя. К сожалению остров действительно кишит дикими животными. В основном они приходят с руин. У нас много хищников, в том числе довольно опасных и, к сожалению, достаточно смелых чтобы подходить к домам жителей по ночам. К тому же не все жертвы были найдены в комнатах у своих мольбертов.

Томас слушал внимательно, еле уловимо подавшись вперёд. Инспектор замкнут и просто так выведать у него информацию о уже имеющихся фактах будет не просто. Конечно в участке стажеру дадут кипу уголовных дел, детально описывающих все преступления, но в этих документах больше воды, чем полезных фактов.

— Вы и вправду думаете, что, то чудовище вернулось?

Томас с неохотой верил во все россказни относительно дела пятилетней давности. Оживший картинный монстр, загубивший два десятка душ вряд ли бы уложился в голове достопочтенного жителя большой земли, но факты остаются фактами независимо от того верим мы в них или нет. Фаулер не ответил. Он вдруг ударил набалдашником трости в стенку за своей спиной. Кэбмен отреагировал мгновенно: лошади заржали и экипаж натужно остановился. Томас наконец разглядел украшение на трости инспектора. Бронзовая голова льва с разинутой пастью. А в пасти лабораторная колба. Описания сходились. В Абенфорте Фаулер действительно обучался на факультете судебной и прикладной химии. Голову льва украшала ветка омелы. Это свидетельствовало о том, что хозяин трости получил в академии высшее знание и по нынешним меркам должен был носить титул Графстора. Титул далеко не для обычного городского полицейского, пусть даже в должности старшего инспектора.

— Мне надо посетить одного знакомого, прежде чем мы приступим к вскрытию.

Фаулер оставил плащ и перчатки в кэбе. Чутье подсказало Томасу последовать за инспектором, но кончик трости болезненно упёрся юноше в грудь.

— Разве я сказал, что нам двоим надо посетить моего знакомого?

Усы Фаулера недовольно задергались, а в глазах застыло раздражение.

— Арчер, вы смотрите за нашими вещами и кэбменом, внутрь иду только я.

Фаулер хлопнул дверью кэба и переступив грязную лужу скрылся в дверях заведения с фасадом, расписанным яркими красками. Это был магазин. Надпись над входом гласила:

'Салонная магия ароматов от уважаемого маэстро Августа Майера.'

Ароматы Майера. Это словосочетание засело в мозгу Томаса. Он уже где-то слышал об этом. Но на большой земле много своих профессионалов купажа и работы островного маэстро вряд ли найдут место на прилавках уважаемых бутиков. Стоп. Он слышал об ароматах Майера не в клубах и не на балах. Об этом преподавали в академии. И там имя Августа Майера было на слуху, вот только в каком контексте? Томас должен был вспомнить...

* * *

— Почему ты боишься его?

— Нам всем надо его бояться.

Марсон стоял у окна и разводил в баночке с засохшей краской растворитель. Труповозка стояла прямо под их окнами, но самого инспектора и его помощников скрывал навес на входе в постоялый двор. Кристина засмеялась, но затем задумчиво осела.

— Я же просил тебя, перестань их грызть, это некрасиво!

Он не смотрел на нее, но безошибочно узнал это клацанье зубов. Оно раздражало.

— Прости, они чешутся, ты же знаешь, — Кристина укуталась в одеяло с головой. Она смотрела в угол комнаты отсутствующим взглядом и вдруг спросила снова: — Почему ты боишься его?

— Он причинит вред, и тебе и мне!

Марсон выходил из себя, отставил баночку в сторону, проверил кончик кисти. Чертова труповозка не уезжала, а людей на улице собралось уже с два десятка. Слухи ползли по городу с завидной быстротой. Как чума на кончиках крысиных хвостов.

— А я его не боюсь, — Кристина встала, не снимая одеяла подкрадывалась к Марсону на цыпочках. Он держал её в поле зрения, но не отворачивался от окна. Где же этот Фитч с вырванным наружу брюхом? Бенедикт сомневался до последнего. Труповозка взвизгнула сиреной и умчалась прочь. Что за чертовщина? Он изгибал голову в надежде увидеть надоедливого инспектора. Но тот словно чувствовал это, тянул время и играл на нервах.

— Очень не вовремя в тебе проснулась смелость, у нас ещё много работы, — Марсон не отреагировал на её прикосновения, хотя они были весьма ощутимы. Настолько, что капля крови пробежала по животу Бенедикта и упала на пол. Он тут же смазал её голой ступней.

— Легче Кристина, нужно быть легче, — он говорил сквозь зубы, изо всех сил стараясь не повышать голос. Она улыбалась и отпустила Марсона лишь тогда, когда получила то зачем пришла. Его поцелуй.

VIII

— Здравствуйте инспектор, какими судьбами?

Август Мейер был маленьким человечком с непропорционально большой головой, маленьким носом и огромными, добродушными глазами. Седина его давно уступила место на голове плеши и сохранилась лишь на висках и затылке. Старик, а на вид ему было не меньше восьмидесяти, достойно боролся за свой внешний вид, стараясь довести его до максимальной презентабельности. Тёмно-серый костюм с иголочки, алая бабочка на разноцветной клетчатой рубашке и очки в дорогой оправе. Гордон выдохнул и через силу набрал в лёгкие воздуха. Он дурманил и опьянял. Ароматов в лавке было столько, что Фаулер даже не пытался определять их. В основном цветочные, много мускуса и химических концентратов.

— Добрый день, мистер Майер. Я к вам по делу, — Гордон выдавил улыбку и сняв шляпу достопочтенно кивнул.

— Какой-то особый заказ? — Майер поправил очки и оглядел инспектора с ног до головы. — Я бы порекомендовал к вашему новому костюму аромат черного дерева. Или вам как обычно? Но учтите сорт ваших любимых яблок в этом году не уродился.

Парфюмер закопал под прилавком, но подошедший Фаулер тактично кашлянул. Вблизи от Майера запах мускуса становился невыносим. Обычно Гордон покупал духи на расстоянии, благо это позволяла городская почта.

— Очень особый заказ.

Когда Майер поднял голову в руках инспектора уже красовалась крышка от баночки с краской. Улика полученная утром в комнате Эдгара Фитча. На крышке, переливаясь всеми цветами радуги, сияла эмблема. Глаз змеи в раскрытой пасти змеи. Майер замер и прищурившись поправил очки.

— Я думал это всего лишь слухи.

— Я тоже надеялся, что это всего лишь стечение обстоятельств, но в этот раз улики не оставили нам выбора. Зло вернулось, Август.

— Зло всегда возвращается, — нервно усмехнулся парфюмер и сняв очки, прикусил заушник. — Значит нужен особый реактив. Что ж, у меня есть уксус черной малины и вытяжка благородной черемухи, а вот всецвет закончился. Придется готовить новый.

Майер прикусил губу от досады. Фаулер откашлялся в шарф и спрятал крышку со знаком Василиска обратно в карман. Он не злился. В подобных ситуация всегда что-то да должно пойти не так. По иному не бывает.

— Сколько надо ждать?

Фаулер говорил сухо, морщась от боли в горле.

— Два или три дня. Мне надо будет посетить Альмейское предгорье на востоке. Всецвет растет на полную луну. Нам повезло, что вы пришли сегодня. Ещё день или два и ждать пришлось бы почти месяц.

— Три дня... — задумчиво повел усами Фаулер, производя в уме какие-то подсчёты. — Ещё два убийства. Как минимум.

— В этот раз чудовище очень активно?

Майер осторожничал, но Фаулер не осек его, а лишь вымученно улыбнулся:

— Когда зло возвращается, оно всегда орудует в полную силу.

— Ваша правда инспектор. Три дня. И... Если вы уже здесь, может быть заберёте свой заказ? Лично. Ведь деньги за него уже заплачены.

Парфюмер достал из-за прилавка небольшую коробку. Она помещалась в ладони и была кипено-белой с красной полосой вдоль и черной поперёк. Фаулер внимательно осмотрел свой заказ, но притрагиваться к нему не стал. Он говорил в шарф, тихо и утробно.

— Пошлите почтой, как обычно.

— Как изволите инспектор. И кстати, — Майер остановил Фаулера, когда тот уже повернул ручку и приоткрыл дверь впуская в лавку лучи солнца и этот ненавистный холодный ветер с морской солью, разъедающей нос.

— Черные гвоздики не уродились в этом году. Эта поставка будет последней. Вы всё ещё уверены что не хотите забрать свой заказ лично? Майер улыбаясь придвинул коробочку на самый край стойки, но Фаулер был непреклонен.

— Что ж, значит прав старина Мигель. На остров действительно надвигается ещё один шторм, — инспектор задрал шарф до самого подбородка и шагнул в открытый проем лавки. — Почтой, Август, все через почту.

* * *

Инспектора не было в поле зрения Томаса Арчера всего минут двадцать, но сколько эмоций испытал юноша за столь короткое время было известно только богу! Арчер же даже не считал их. Яростный гнев сменялся унынием и полным безразличием к сложившимся обстоятельствам. Он знал что дядя отправил его на остров не в качестве поощрения за проявленную в стенах Абенфорта смелость. В сознании жителей материковой части королевства остров навсегда оставался тюрьмой. Грязной и отвратительной. Арчер расположился в дальнем углу кэба, деловито закинув ногу на ногу. Он в задумчивости теребил перчатку на правой руке, то стягивая её с пальцев, то плотно, почти до боли натягивая обратно.

— Вы приехали на остров в самое хорошее время, мистер.

Арчер не сразу отреагировал на голос и совсем не сразу обратил внимание на небритую и слегка опухшую физиономию кэбмена, показавшуюся в окне. Тот заискивающе улыбался. Арчер промолчал, но вспомнив об островных традициях, закопался в кармане. Он подумал, что десяти лир будет достаточно в качестве чаевых. Увидев в руках юноши розовую бумажку, кучер отсмеялся.

— О нет, уважаемый сэр. Милтону не нужны деньги. Не нужны деньги в качестве чаевых. Но, может быть, Милтон мог бы поработать для вас? А вы купили бы его работу?

Кэбмен просиял улыбкой, обнажив ряды кривых зубов. Арчер напрягся, но тут же догадался, о чем тот говорил.

— Вы хотите, чтобы я купил вашу картину?

— Многоуважаемый сэр, вы очень польстили, назвав наброски Милтона картинами, но если хотите, называйте их так. Пока вы ждали уважаемого инспектора Фаулера, очень удобно расположились напротив моего зеркала. Я не удержался и сделал набросок.

Кэбмен протянул блокнотный листок в приоткрытое окно. Арчер взял его еле заметно поморщившись. И без того маленький листок был сложен вдвое, измят и покрыт жирными пятнами.

— Вы... Тоже художник? — Арчер недоверчиво взглянул на набросок. Он так и не решился снимать перчатки.

— Сэр, вы в городе Художников. Здесь пишут все, — кэбмен хрипло усмехнулся. На нем было чёрное драповое пальто с высоким воротником, а в скрюченных пальцах огарок дешёвой сигары.

— И сколько вы хотите за эту... картину?

Арчер выдавил из себя последнее слово, ибо назвать картиной портретный набросок обычным графитным карандашом на клочке бумаги, мог только невежда или слабоумный человек. На самом же рисунке Арчер был изображён по большей части в профиль. Кэбмен сделал набросок, когда юноша смотрел в окно слева от себя. Хоть рисунок сделан небрежно, но вполне четко передавал черты лица и Томас без труда узнал сам себя.

— О, сэр, совсем чуть-чуть, я думаю пятьдесят лир нисколько не уменьшат вес вашего кошелька. А меня вы очень выручите, — заискивающий взгляд стал невыносим, Арчер нехотя расстегнул пуговицы и потянулся к внутреннему карману пальто. Пятьдесят лир не бог весть какие деньги, но платить за набросок незнакомому пьянчуге Томасу едва ли хотелось. Тем более если бы эти деньги послужили хоть какой-нибудь благой цели. Арчер закопался в бумажнике и не заметил, как открылась дверь салона духов и в проёме показался Фаулер. Инспектор ввалился в кэб тяжёлой поступью и без церемоний. Он застал лишь тот момент, когда Арчер сокрушенно покачал головой.

— Простите, сударь, у меня нет пятидесяти лир, только что.

Арчер демонстративно показал бумажник кэбмену и хотел было спрятать его обратно. Фаулер быстро оценил ситуацию, бросил мимолётный взгляд на страницу блокнота, потом на кэбмена.

— Сдачи не надо, — инспектор вырвал сотенную купюру из руки Арчера и подал кучеру.

— Спасибо сэр, вы великодушны!

Милтон одарил полицейских многочисленными кивками. Он расцвел как роза, краской налились щеки и лоб.

— В морг! — скомандовал Фаулер усаживаясь на свое место. Он заметил недовольный, остекленевший взгляд Томаса, хитро усмехнулся в усы.

— Арчер и не забудьте свой подарок.

Инспектор кивнул на рисунок, который так и остался лежать рядом с Томасом. И он не собирался к нему притрагиваться.

— Конечно! От подарков нельзя отказываться, это же не вежливо.

Арчер натянул на лицо улыбку, выделил слово подарок, протянул руку и сжал листок намереваясь скомкать его.

— Аккуратнее, Арчер, уважайте чужой труд.

Фаулер проговорил это глядя в окно. Чистый горизонт и правда заволакивала дымка облаков. Кэб тронулся с места мягко и едва ощутимо. Кэбмен Милтон улыбался глядя на дорогу. Сегодня вечером он обязательно выпьет за здоровье этих двух прекрасных джентльменов.

56ая параллель её Величества 3:

— Тишина в зале! Тишина!

Собрание старейшин, на котором юный Томас Арчер предстал в строгом деловом костюме и стрижкой с длинной, зачёсанной назад челкой и выбритыми висками, началось без пяти минут час, сразу после обеда. Девушки почти со всех факультетов смотрели на Томаса с восхищением и нарастающей тревогой. Не мудрено, ведь за последние пятьдесят лет в этих стенах никто не бросал вызов учителям, а тем более по столь пикантным обвинениям. Почему-то сам Арчер был уверен в своей правоте и тревоги не испытывал. Совет, согласно обычаю, проходил в актовом зале университета и собрал зевак, почетных и не очень гостей со всего кампуса. К тишине в зале снова и снова призывал глава деканата. Ламбериус Бриг бил по бронзовому колоколу деревянной колотушкой. Старый пре старый Ламбериус. Навряд ли кто-то из учеников, да и учителей помнил кого-то другого на должности главного декана университета. Когда мистер Ламбериус наконец добился тишины, отложил заветную колотушку. Скрюченные артритом пальцы с трудом сцепились в замок.

— Уважаемые господа и леди, в этот пятничный полдень мы собрались с вами, не для того чтобы обсудить последние новости. Девушки с курса дознавателей, ваши сплетни сейчас неуместны!

Ламбериус унимал разношерстную толпу как умел и все равно сдался, уступив место коменданту общежития южного крыла. Мистеру Ромулу Скригу. Ламбериус едва заметно кивнул ему и опустил глаза, якобы рассматривая заусенец на большом пальце правой руки. Скриг, что все это время стоял в тени высокой спинки резного кресла вышел вперёд, грозно цокнув каблуками. На коменданте был лощенный кожаный жилет, такие же кожаные перчатки с обрезанными пальцами и потертая кожаная шляпа. Его боялись ученики не только южного кампуса, за которым он был закреплён почти пожизненно, но и всего института. И дело тут на учениках не заканчивалось. На грозного Скрига с опаской посматривали даже некоторые учителя.

— Тихо! Молчать всем! — не смотря на грозную и брутальную внешность голос коменданта отличался высоким диапазоном, изредка, но неуместно скатывающимся в фальцет. Именно поэтому в университетской среде за комендантом закрепилось прозвище мистер Скрип. Сам Томас еле сдержал подкатившую усмешку. Ему на собрании уделили особое место в центре зала и особенный стул настолько жесткий, насколько это вообще было возможно. Эти уловки стары как мир. Арчеру было неудобно и больно, но стиснув зубы он терпел. Томас был готов стерпеть что угодно, ради справедливости и порядка. Его оппонент стоял на таком же огороженном месте, по правую руку от Арчера их разделяло пару метров и две натянутые цепи. Сакральные квадраты внутри которых должны был находится и обвинитель, и обвиняемый не пересекались. Участь обвиняемого переносить все невзгоды на ногах не имея возможности присесть. Впрочем, это не мешало Уоррену стоять опершись на тонкую цепь обоими руками и незаметно переносить вес тела с одной ноги на другую. Томаса раздражало эта хитрость. В его случае избежать неудобств не представлялось возможным.

— Томми, — где-то за спиной шептал Марк Де Тори. Арчер не обернулся на его голос, но этого и не требовалось. — У тебя получится, я верю в тебя, уже двадцать лет никто не решался бросать вызов учителям.

Его голос стих вместе с гомоном других учеников. Мистер Скриг взвизгнул так что у Томаса заложило в ушах.

— Смирно! Я объявляю заседание деканата открытым! Проявите уважение к августейшим представителям Университета её Величества Анны Четвертой и всем собравшимся учителям.

Тишина в актовом зале длилась больше трёх секунд. Ламбериус откашлялся и продолжил.

— Итак дамы и господа, с вашего позволения я продолжу. Уже много лет в стенах нашего любимого Абенфорта не возникало конфликтов между учителями и учениками. Наше сегодняшнее собрание весьма серьезное, поскольку серьезно обвинение, которое предъявил нашему уважаемому преподавателю академической словесности Альберту Уоррену один наш очень уважаемый студент. Томас Эбенгер Арчер, вы готовы давать показания? Свидетельствовать под присягой и незримым взором Её Величества Королевы Анны?

— Несомненно!

Арчер с удовольствием поднялся на ноги, потянул затёкшую спину, но резким жестом Ламбериус усадил обвинителя обратно на стул. Комендант Скриг одарил Томаса суровым, почти враждебным взглядом.

— Не стоит нарушать процесс, уважаемый Томас Арчер, не надо больше вставать с места. Вы же знаете правила.

— Простите, уважаемый деканат, такого больше не повторится.

Томас опустил голову, но не из-за глубокого раскаяния, он просто не хотел, чтобы Ламбериус и этот противный Скриг услышали скрежет его зубов. Томас был очень зол. Уоррен тяжело вздыхал, вскоре не выдержал и расстегнул две верхние пуговицы. Идеальный и справедливый суд вершится только тогда, когда обе стороны жаждут его завершения в одинаковых условиях. Правление королевы Анны Четвертой привнесло в жизнь бедных подданных много справедливости. Справедливости и кары. Арчер надеялся получить сегодня и то, и другое.

— Уважаемый мистер Альберт Уоррен, готовы ли вы свидетельствовать под присягой и незримым, но всеохватывающим взором Её величества королевы Анны?

Ламбериус посмотрел на Уоррена с лёгкой, почти снисходительной улыбкой, слово извинялся перед учителем словесности за причиненные неудобства.

— Несомненно, многоуважаемый деканат.

— Ну что же, — Ламбериус причмокнул губами и зачитал текс с белого листа бумаги, что все это время лежал перед ним. — Семнадцатого апреля я, Томас Эбенгер Арчер, уведомляю святейший и достопочтенный деканат Абенфорта в том, что учитель словесности Уоррен Альберт имеет незаконную и порочащую его во всех отношениях связь с одной из своих учениц. Имя её Элизабет Трелони. К данному письму я прилагаю несколько записок весьма пикантного содержания, которые нашел в тайнике у камня университетского пруда. Записки датированы седьмым, десятым и четырнадцатым числом месяца апреля.

Ламбериус не просто затягивал чтение доноса, написанного самолично Арчером, но и зачитывал слова без какой-либо интонации. Томас злился. Заседание превращалось в чтение засыпающего старика какой-то неинтересной книги. Однако во время этого чтения весь актовый зал затаил дыхание. Никто не проронил ни звука даже когда прозвучало имя Трелони. Кстати в разношерстной компании студентов, собравшейся на судилище, Томас так и не разглядел её лицо. Вытянутое как у лошади и грубое, как у дочери лесоруба. Впрочем, это было не важно. Уоррен, учитель, был главной целью Арчера. Его выбор в безвыходной ситуации, его отчаяние.

— Эта записка была написана лично вами, Томас Арчер? — Ламбериус выдержал паузу.

— Да, уважаемый деканат, — и тут Томас не преминул возможностью дать спине небольшую разгрузку, он снова привстал.

— Нет, нет, Арчер, вам запрещено вставать со стула, мистер Скриг, вам придется спуститься и проконтролировать чтобы мистер Арчер больше не нарушал закон.

Вместо ответа, Скриг довольно фыркнул и размашистым шагом добрался до лестницы. Он спрыгнул со сцены актового зала так и не воспользовавшись ступеньками. На секунду замер глядя на щуплую, юношескую фигуру Томаса и обойдя его сзади, перешагнул через цепь. Ученик вздрогнул, когда тяжёлая и крепкая рука сжала его плечо и надёжно прижала к стулу.

— Посмотрите на мистера Уоррена, Арчер. Достопочтенный учитель не нарушает правила, которые установила Её величество Анна четвёртая.

— Я прошу прощения, — невнятно ответил Томас, но был не выслушан.

— Довольно, мистер Арчер. Итак, продолжим: записки, которые вы приложили к своему донесению, вы нашли у Некского пруда?

— Совершенно верно. Любовники обустроили себе тайник в одном из камней рядом с прудом.

— Вы очень спешите с выводами, уважаемый Томас. Я попрошу вас не использовать резких и опрометчивых слов, по крайней мере раньше, чем это будет необходимо.

Арчер кивнул и снова сжал зубы: черт возьми да как ещё можно было назвать эту порочную связь и людей в ней замешанных?

— Не суетись парень, — хватка мистера Скрига ни на мгновение не ослабевала. Сам комендант не сводил уважительного взгляда с членов деканата и мистера Ламбериуса, в частности.

— Итак первое письмо датируется седьмым апреля. Как улика, сие послание будет зачитываться вслух без умолчаний и сокращений, как требует того протокол, утвержденный августейшей канцелярией её Величества. Благо записка не очень длинная.

Ламбериус старчески крякнул и улыбнулся. Он окинул смеющимся взглядом собравшихся, но не нашел поддержки ни учеников, ни учителей. Декан откашлялся и декламировал:

— Элиза, напоминаю тебе, что наши встречи опасны и вредны. Не мучай меня своими желаниями, не изводи томными взглядами. Наш союз не может быть исполнен, по крайней мере в стенах Абенфорта. Предлагаю продолжить наше общение после выпускного экзамена в более спокойной обстановке.

Ламбериус поднял подернувшиеся белесой, старческой пеленой глаза.

— Я полагаю некая Элиза из письма, это и есть мисс Трелони. Что ж, хоть в записке и не указаны фамилии, будем считать, по наставлению мистера Арчера, что это она и есть. Кстати мисс Элизабет Трелони сейчас среди нас? Я что-то не вижу её. Элиза, отзовитесь, пожалуйста.

— Она не пришла, осталась в кампусе, — отчётливый женский голос в тишине зала заставил Арчера встрепенуться. Скриг тут как тут.

— Не стоит делать резких движений, — недобро усмехнулся он.

— Мистер Скриг, пожалуйста пошлите за мисс Трелони человека. Совершенно не справедливо что участница столь интересных событий сегодня не присутствует вместе с нами.

— Прикажете привести её как подозреваемую? — Скриг жестом подозвал к себе помощника.

— От чего же? — не поддельно изумился Ламбериус. Он нащупал вторую записку. Пальцы уже с трудом слушались его, да и по общему тону уважаемого декана чувствовалась его некая усталость от ситуации. Арчер нисколько не напугался от того факта что к допросу подключат Трелони. Девушка не славилась изворотливым умом, да и особыми манерами тоже. В благородном списке Томаса Элиза занимала едва ли не самое последнее место. Дочь лесоруба, что от нее можно было хотеть?!

— Мистер Арчер, надеюсь вы не против что бы мы допросили, а вернее и справедливее было бы сказать: опросили мисс Трелони? — Ламбериус заигрывающее улыбнулся. Томас не придал этому жесту никакого значения, хоть он и был не характерен для августейшего декана. Что мог изменить этот опрос? Вся правда была выложена в записках и трактовать двояко любовные извивания глупо и не уместно. На вопрос Ламбериуса Томас лишь безразлично пожал плечами. Его огорчало только одно обстоятельство: придется сидеть на этом проклятом стуле дольше, чем рассчитывал Арчер. И словно прочитав его мысли, на плечо надавил Скриг.

— Подождем? — он так же скривился в неприятной усмешке. Арчер не придал значения и этому знаку, но уже где-то в глубине его души, пока лишь на неосознанном уровне зазвучал тревожный колокольчик. Они что-то приготовили для Томаса. Что-то, что ему совсем не понравится.

Рисунок Смерти

Расчёт старшего комиссара Гордона Фаулера был прост, поэтому сработал безукоризненно. Таскать за собой молодого стажёра ему совсем не нравилось, но без посещения парфюмерной лавки Августа Майера, а, следовательно, без наставлений по поводу грядущего полнолуния и сбора драгоценных ингредиентов на Альмейском предгорье обойтись было нельзя. Гордон вынуждено тянул время. Труповозка с телом Фитча поехала окружной дорогой. Не самый ближний путь. Он лежал через набережную и скошенный мост Мэдсона, дальше по Старлинг-стрит и городской Тисовой аллее, что плавно переходила в Де Грандер сквер. По мимо этого уважаемому Францу Куттеру, королевскому судмедэксперту, несущему свою вахту на острове уже более двадцати лет, потребуется около часа для вскрытия и занесения в протокол всех улик и умозаключений. Благо сомневаться в причинах смерти бедного Эдгара Фитча не приходилось.

— Вы покинули стены Абенфорта в каком звании? — Фаулер вдруг пристально посмотрел на своего подопечного. Арчер неспешно отложил блокнот, в котором что-то пытливо вычитывал. Поправил перчатки и украдкой взглянул на комиссара.

— В звании сержанта.

Томасу совершенно не хотелось говорить на эту тему. От части потому что Гордон лукавил, и прекрасно знал предысторию Арчера, от части что эта история стала черным пятном на репутации самого Томаса и что ужасней всего, на репутации всей его семьи. Арчер отвернулся к окну, но пейзаж за стеклом кэба нагнал на молодого человека глубокую тоску, тем самым усугубив его самочувствие. Грязь и оборванцы, снующие по улицам в поисках дозы вдохновения. С трясущимися руками и обезумевшим взглядом. Остров — это не место для приятного отдыха и уж совсем не подходящее место для успешного старта карьеры выдающегося детектива. Фаулер понимающе кивнул и причмокнул губами. Он задумчиво смотрел сквозь Арчера. Конечно инспектор знал историю Томаса, но вскользь, не вдаваясь во все её подробности. Да и полковник Венденберг в своем письме к Фаулеру был сдержан и сух. Гордон никогда бы не взялся за это дело, ни мольбы полковника её величества, ни его обещания похлопать за инспектора на большой земле не тронули каменное сердце Фаулера. Его убедило совсем другое письмо. И оно тоже было при нём, только в соседнем кармане пальто. Уже несколько дней инспектор бережно хранил его возле сердца.

— В Абенфорте это не редкость, — вдруг пространно произнес Гордон, словно не обращаясь ни к кому конкретно. Арчер не слушал его, по крайней мере не подавал виду. Упорно смотрел в окно и невольно морщился. — Остров тоже не подарок, но тут есть возможность проявить себя. Здесь огромное поле возможностей.

— Возможностей? — Томас усмехнулся и с наигранным, почти ироничным почтением окинул инспектора взглядом загнанного в угол человека. — В Абенфорте вы получили титул Графстора, а тут даже не смогли дослужиться до суперинтенданта. Так какие же будут возможности для меня?

Арчер быстро взял себя в руки и подавил эту мимолетную слабость. Его было загоревшийся взор потух и остекленел в холодном расчёте.

— В любом случае я не смею жаловаться. Наша величайшая и наимудрейшая королева дала мне шанс загладить свою вину, и я намерен служить её высочеству и своему народу не жалея своих сил.

Арчер гордо задрал подбородок и снова смотрел в окно. Благо узкие мостовые пропали и теперь кэбмен вез своих пассажиров мимо яркого палисадника. За каменной изгородью обвитой плющом утопал в зелени особняк с башнями в викторианском стиле.

— Громкие слова и несомненно правильные, — Фаулер так же любовался видом особняка. Он даже смутно припомнил что бывал в нем. В качестве старшего инспектора и не совсем по лицеприятному делу. Кажется, там было совершено сразу два убийства. Точно. Гордон запомнил это место из-за люстры. Кровь забрызгала её и когда полицейские включили свет чтобы увидеть картину преступления в полной красе, половина прихожей выглядела вполне обыденно, а вот вторая утопилась в багряном зареве. Именно поэтому особняк выглядел не только красиво, но и заброшенно. За палисадником уже давно не следили, так что ростки плюща перемахнули через изгородь и торчали над мостовой как скрюченные пальцы покойника. Фаулер бережно потёр пальцами набалдашник трости. Действительно, откуда ещё Арчер смог узнать о его титуле. Гордон невольно улыбнулся. Это заметил Томас и был очень удивлен: инспектор не улыбнулся еще ни разу за это утро.

— По поводу моего титула вы совершенно правильно заметили. И все что я могу сказать, я уже сказал: в Абенфорте роковые случайности не редкость.

Фаулер усмехнулся, но тут же сорвался на кашель. Резкий и свистящий. Инспектор уткнулся в шарф, побагровел. Арчер, однако не поспешил ему на помощь. Молодому человеку претило прикасаться к Гордону, на каком-то подсознательном уровне. Томас лишь посмотрел на инспектора с серьезной озабоченностью:

— Вам надо обратиться к врачу. У вас очень плохой кашель. В детстве, когда я простужался, матушка всегда давала мне перед сном теплого молока с мёдом. Лучшее лекарство, знаете ли.

— Несомненно, — хрипло отозвался Гордон, сглатывая вязкую как упомянутый Арчером мёд, мокроту. Приступ закончился. Прогресс его выздоровления был на лицо, вот только под затянулся по времени. — Но я привык лечится более современными методами. И я терпеть не могу теплое молоко. Но мы уже приехали. Скажите Арчер, вам приходилось делать вскрытие?

На лицо Томаса упала тень неприятных воспоминаний. Вскрытие животных можно было не считать чем-то неприятным или чрезмерно отталкивающим. Особенно брезгливых абитуриентов отсеивали ещё на вступительных экзаменах, но однажды Томасу "посчастливилось" собственноручно вскрывать покойника. И не простого, а из числа преподавательского состава.

— Приходилось. К сожалению.

Угрюмо отозвался Арчер. Кэб сбавлял ход.

— Почему к сожалению? — Фаулер насторожился, он вдруг подумал, что молодой, опрятно одетый человек просто ошибся с выбором профессии. Это многое бы объяснило, но Арчер не подтвердил эту теорию.

— К сожалению, потому что это работа патологоанатома или судмедэксперта, но никак не детектива.

— Вы считаете, что детективы не должны прикасаться к покойникам или изучать их внутренности? — Фаулер издевательски скривился, но от смеха воздержался. Сегодня его кашель был действительно плохим. Кэб окончательно остановился. У каменных массивных ступеней. Они вели к двустворчатой дубовой двери, вывеска над которой была коротка и лаконична: Морг. Городской.

— Почему? Прикасаться к мертвецам вполне может и должен, а вот копаться в их внутренностях, делать операции и надрезы. Это совсем другая работа.

Фаулер ничего не ответил стажеру. Он задумался и не мешкая вышел из кэба. Сколько раз ему приходилось в грязи, пыли и на глазах случайных свидетелей вскрывать тела бедолаг, чтобы обнаружить следы быстро разлагающегося яда. Бледный Чабрец самый распространенный и самый трудноопределимый яд на Острове. Инспектор улыбнулся, но так чтобы Арчер не увидел этого. Ему будет чрезвычайно приятно смотреть на муки своего стажёра. Человеческое сознание и идеалы ломаются с оглушительным треском, который всегда похож на громовой раскат. И бьёт почти также.

* * *

Городской морг не представлял из себя ничего выдающегося. Это могло показаться странным, особенно на Острове с менталитетом его жителей. Старающихся приукрасить вокруг себя даже безжизненные камни. Картины в городе художников иногда возникали прямо на мостовых. За одну короткую ночь, выписанные в мельчайших деталях. А за следующую такую же ночь пропадающих навсегда под каплями разыгравшейся грозы. Почему-то морг обошла эта неуёмная страсть. Обычные серые каменные стены, минимум источников света. Холод внутри помещений поддерживался почти естественным путем и морг по сути и своему строению ничем не отличался от склепа. Узкие проходы для создания сквозняков, заложенные окна в глубине здания.

— Как здесь можно работать? — Арчер невольно поморщился, когда окинул высокий потолок сужающегося фойе. С главного зала вела всего одна дверь. Фаулер замедлил шаг. Похоже он ошибся. Все же одна картина, но просочилась в это по истине мертвое место. Роза с раскрывшимся бутоном была изображена опытной рукой. И написана чем-то черным. То ли графитным карандашом, то ли кусочком угля. По правилам города невостребованные родственниками тела подлежали сожжению в крематории. Фаулер не долго мучился в догадках что именно это было. Арчер или не заметил рисунка, или просто сделал вид что не заметил. Он задрал воротник рубашки, чтобы защитить от сквозняка шею и толкнул дубовую дверь.

— Работа на острове отличается от того чему вас обучали в академии, — Фаулер придержал дверь тростью. От рисунка нещадно разило гарью. Инспектор осторожно провел по лепестку черной розы пальцем. Рисунок совсем свежий. Вот почему он не помнил его прежде. Последняя жертва проклятия Глаза Василиска обрела в морге своё пристанище три недели назад. Инспектор осторожно принюхался. Ничего кроме золы. Гордон всматривался в рисунок несколько мгновений, не решаясь идти дальше.

— Что там? — Арчер так же не решился продолжить путь в одиночестве. В морге ему было не по себе. Стажёр вернулся к инспектору и с лёгким омерзением рассмотрел рисунок. — Как это мило. Роза за упокой? И что в ней такого интересного?

Интерес, с которым Гордон впился в рисунок глазами, не ускользнул от Томаса. Странное поведение, но он уже привыкал к тому что Остров жил своей собственной, ни на что не похожей жизнью.

— Возможно, что ничего, — Фаулер мотнул головой и откашлялся в шарф. Изображение не двигалось, и не переливалось зловещей, живой чернотой. Арчер смотрел на инспектора с плохо скрываемой иронией. Мальчишке не повезло что он попал на остров при таких обстоятельствах. Фаулеру не хотелось распинаться перед ним объясняя все тонкости местного колорита. Он только надеялся, что стажёр постепенно вникнет в них сам. Инспектор больше не задерживался. Несколько узких, мрачных коридоров вскоре вывели детективов в зал, похожий на оранжерею. Возможно когда-то она ею и была. Окна, увитые плющом и с улицы не видные, на восточной стене уходили к потолку. Хозяин и единственный обитатель морга поднял на вошедших детективов добродушный взгляд.

— Доброе утро Гордон.

— Не такое уж и доброе, — угрюмо откашлялся Фаулер. — Здравствуй Франц. Я думаю мы поспели как раз вовремя?

— Действительно не доброе, как ты говорил? Не хочу видеть тебя чаще одного раза в месяц?

Франц Куттер улыбался. Он был из тех людей, которые не теряли оптимизма, никогда и ни при каких ситуациях. Прибывший на остров двадцать лет назад молодым и не опытным юнцом он прижился тут и вполне сносно нес свое бремя. Остров принимал далеко не каждого с Большой Земли и Гордон был несомненно рад этому. Муза ревниво хранила свой покой, отбирая лишь самых лучших. Сейчас Куттер выглядел достопочтенным мужчиной, его виски не так давно покрылись сединой, телосложение было худым, а грудь впалой, что выдавало в коронере аристократические корни. Тонкие черты лица подчеркивал острый подбородок. Глубоко посаженные глаза излучали осторожное добродушие. Франц стянул с руки перчатку. Тонкая кожаная перчатка для проведения операций была измазана кровью, гноем и чем-то ещё, на вид не внушающим ничего хорошего.

— Это он? — Фаулер приблизился к королевскому коронеру и крепко пожал его руку. Они встретились у стола, на котором под простыней лежал труп. Проступившие кровавые пятна совсем свежие.

— Да, собственной персоной, — Франц услужливо обогнул стол для вскрытия и обнажил лицо бедолаги. Лицо Эдгара Фитча было бледное, отмытое от крови, с запавшими глазницами и чуть приоткрытым ртом.

— Рисунок смерти тот же, что и у остальных пяти жертв: характерные рваные раны от грудины до низа брюшной полости. Сломано пять ребер, задето лёгкое и сердце, правый желудочек. — покрывало сползло к ногам покойного. — В брюшной полости задета печень и селезёнка. Смерть наступила почти мгновенно. Рана рваная, предположительно сделанная когтем животного. Очень крупного. На теле следов пуха или шерсти не обнаружено. Анализ крови показал высокий уровень алкоголя и седативного вещества из Благородной Мяты. Убитый принял её за несколько часов до смерти. Так, что ещё...

— Белладонна, — подсказал Фаулер.

— Да, наша неизменная спутница, — Куттер окинул хмурого инспектора добродушным взглядом, словно хотел, чтобы тот улыбнулся. — Белладонна. Её следы есть на теле. В тканях брюшной полости, в стенке толстой кишки и печени. Очень много в печени. Мозг не вскрывал, думаю тут все итак понятно.

Франц заискивающе улыбался и смотрел на инспектора чуть пристальней, чем это было принято.

— Тот же рисунок... — задумчиво пробормотал инспектор и откашлялся, сделав вид что не замечает навязчивого внимания. Он спрятал опухший нос в шарф, подошёл к трупу и положил руку на раны. Гордон уже осматривал их в номере Артемис-холла, но в этот раз хотел изучить более детально. Простуда скрыла часть запахов. Спирт и Формалин преобладал. Потом кровь, тяжёлая, запекшаяся с признаком начавшегося разложения. Тела в морге могли пролежать довольно долго, температура подобающая для таких мест, да и саркофаги в стене позволяли держать в них покойников в относительной сохранности больше месяца. Фаулер слегка наклонился над Фитчем, втянул холодный воздух больным и от того капризным носом. Запах пота от волос, аромат дешёвого алкоголя изо рта. К сожалению кожа покойного почти не сохранила своих естественных запахов. Инспектор спустился ниже. Туда, где открывались смертельные раны. Запах меди ударил по рецепторам Фаулера почти как молот о наковальню. Гордон даже поморщился от боли, но не отступил.

Франц Куттер, знавший инспектора больше доброго десятка лет, а от того уже привыкший к подобным процедурам, застыл на месте с довольным выражением лица. По мнению королевского коронера никакой загадки в смерти Эдгара Фитча нет. От того правда спокойнее на душе не становилось. Зверь, убивавший островитян пять лет назад появился на пороге города Художников снова.

— Вряд ли мы найдем новые улики, Гордон, я изучил содержимое желудка покойного, но даже там не нашлось ничего стоящего внимания. Это зверь и он вернулся. Проклятие Василиска.

Франц устало стягивал перчатки. Фаулер будто не услышал его слов, опустился к животу Фитча и упорно вдыхал трупные запахи. Ему пришлось расширить рану, как обычно это делал инспектор в таких ситуациях, голыми пальцами.

— Может быть ты уже познакомишь меня с этим прекрасным, блюющим молодым человеком?

Юмор Франца был на таком же тонком острие, как и его вычурные аристократические манеры. Тонкие усики растянулись в улыбке. Чего нельзя было сказать об Арчере, что так и остался безучастным в их разговоре.

— Что? — Фаулер раздражённо прервал свой ритуал и обернулся. Томас еле стоял на ногах, он закрыл нос рукавом, и качался на каблуках, готовый вот-вот упасть в обморок.

— А-а, это мистер Арчер, мой новый стажёр. Оказывается, страдает от чистоплюйства и нехороших запахов. Слабый желудок. Только сегодня прибыл с Большой Земли. А это сэр Франц Куттер, королевский коронер, — Фаулер повысил голос, представляя Франца. Томас находился неприлично далеко от них, да и Гордон не горел желанием провести знакомство двух коллег по всем правилам этикета.

— Старший Королевский Коронер, — Франц рассмеялся, стараясь разрядить обстановку. Инспектор славился прямолинейностью и молодому стажеру можно было только посочувствовать.

Арчер судорожно кивнул Куттеру, но даже не думал подходить к ним. Вид потрохов, разбросанных по столам вызвал в нем такой стоический рвотный рефлекс, что большую часть времени стажёр не сводил глаз с высокого потолочного свода.

— Сейчас молодежь воспитывают не так, как прежде, — мечтательно проговорил Куттер.

— Абенфорт уже не та академия, с порога которой мы начинали свой криминалистический век, — подтвердил Фаулер и снова приник к Фитчу. Гордон безуспешно расширял раны покойного, стараясь уловить запах, который должен был исходить из пораженного ядом нутра.

— Да уж, сколько времени прошло, Гордон, двадцать, тридцать лет, — Франц приложился к фляге, которую все время носил на ремне брюк. Фаулер отвлекся на запах, что уловил носом. Непривычный запах.

— Малоцвет? — он понизил голос, бросил на флягу королевского коронера пристальный, но мягкий взгляд. Потом снова посмотрел на Франца. Тот горько усмехнулся.

— Стареем, мой друг. В наших флягах уже не те напитки что двадцать лет назад. Я полагаю Арчер это ваша фамилия, молодой человек.

Франц старался вести себя непринужденно, улыбался и всячески располагал Арчера к беседе. Он сделал ещё несколько глотков горячего настоя.

— Да, сэр. Меня зовут Томас Эбенгер Арчер, — Арчер говорил сквозь зубы. Страшась рвотного рефлекса он все ещё боялся широко открыть рот.

— Какой милый молодой человек, может быть сделаете пару глотков? — Куттер протянул стажеру свою флягу. Фаулер тут же потерял к ним всякий интерес, склонился над покойным Фитчем и вынюхивал его внутренности как хищный зверь. Слишком мало запахов, слишком слабые. Инспектор судорожно втягивал носом воздух.

— Как поживает Большая Земля? Не был там, наверное, лет пять, а то и больше, — Франц улыбался во весь рот, лишь изредка косясь на Гордона. Фаулер подключил к поиску трость. Он бил по животу Фитча набалдашником из львиной головы, сотрясал мертвую плоть, чтобы уловить исходящий из её нутра запах. Медный запах крови заглушал все и вся.

— На Большой Земле, как вы её называете все хорошо, Абенфорт стоит на своем месте, власть нашей королевы непоколебима и крепка, — Арчер всё-таки заставил себя сделать пару глотков отвара Куттера и к удивлению, почувствовал облегчение. Как заворожённый Томас смотрел на инспектора. Фаулер совершено не заботился о том, как он выглядел в глазах окружающих. Вдруг выпрямившись в полный рост, Гордон просунул пальцы в рану Фитча и яростным рывком разорвал кожу, расширив её. Швы, оставшиеся после вскрытия противно затрещали. Томас вздрогнул от неожиданности и побледнев, взглянул на коронера. Тот лишь устало махнул рукой. На Острове действительно жил зверь и Арчер видел его во плоти. Дядя предупреждал Томаса о некой незаурядности старшего королевского инспектора, но тот даже представить себе не мог таких иезуитских методов. Полная противоположность тому, чему их обучали в академии.

— Я вижу вас заинтересовал метод нашего незаурядного инспектора? — Франц подмигнул стажеру и показательно громко произнес:

— Гордон, ты пугаешь нас, своими странными вынюхиваниями, не мог бы ты пояснить двум обычным смертным, что же ты делаешь? И оставь уже наконец этого бедолагу в покое, незачем уродовать его лишний раз.

Франц смеялся от души. Он любил подшучивать над Фаулером при малейшей возможности, и старший инспектор прощал ему эти детские нападки. Иногда даже охотно смеялся сам над собой, но только не в этот раз.

— Франц, где остальные жертвы?

Голос Фаулера не располагал к милой беседе. Инспектор был взволнован и хмурил брови.

— У меня осталось только двое. Безымянный бродяга, которого нашли под мостом на Лейн стрит и тот молодой художник из квартала ночных муз.

Франц шел к саркофагам в стене. Попутно пряча флагу с отваром Малоцвета за пояс и вспоминая в каких отделениях лежали последние жертвы проклятия Глаза Василиска. Шестой и седьмой номер. Самые дальние отделения, где Франц обычно хранил неопознанные, изуродованные трупы до востребования, но не дольше пяти недель, а также иных "постояльцев" по особому распоряжению старшего инспектора её Величества, но также не более пяти недель. При исключительных случаях — шести недель.

— У художника подходит срок. Послезавтра он отправится в топку. Через десять дней бродяга последует за ним. Сам понимаешь, сроки хранения вещьдоков ограничены.

Еле заметно улыбнулся Франц и заученными резкими движениями отщелкнул замки двух крышек.

— Знаю, знаю, — откашлялся в шарф инспектор. — Чертова, бюрократия!

— Гордон, не я устанавливаю правила, но ты всегда знаешь куда надо написать, чтобы в этом мире что-то сдвинулось с места.

Куттер в очередной раз и с детской непосредственностью обнажил белые ровные зубы. Он выкатил на свет два узких прямоугольника из хромированной, нержавеющей стали лишь отдаленно напоминавшие гробы. Покойники внутри них лежали на боку для экономии места. Куттер ослабил барашки болтов на вершине саркофагов и аккуратно разложил их, превратив в столы. Тела сохранились идеально и почти не имели запаха разложения, однако покрылись синими пятнами, а кожа мертвецов одеревенела. Фаулер начал с художника. Он уложил покойника на спину, склонился над рваными ранами на груди и животе. Шумно втянул носом воздух.

— Это предыдущие жертвы? — Арчер подкрался к ним сзади, почти бесшумно, как бледная тень. Он все ещё прижимал рукав к носу, но отвар Малоцвета сделал свое дело. Томас мог спокойно говорить, да и выглядел уже не так ужасно.

— Совершено верно, Арчер. Перед вами мистер Кайрон.

— Эмиль Кайрон, — подхватил Куттер и отпрянул от стола, судорожно схватившись за фляжку. Аромат от трупа почти месячной давности был не передаваем.

— Спокойней Франц, спокойней.

Фаулер знал, что время для его острот придёт. Рано или поздно. Фаулер водил носом в считанных дюймах от покойника. Глаза Арчера расширялись. Он не мог понять, что именно сейчас испытывал по отношению к инспектору. Отвращение, пренебрежение или восхищение? Такой выдержке и самообладанию можно только позавидовать.

— Это четвертая жертва зверя. Мы нашли его в квартале ночных муз с выпотрошенным пузом. Ни свидетелей, ни улик. Дом, в котором был обнаружен труп, оказался заброшен. Мольберт так же, как и у мистера Фитча был написан лишь на четверть. И опять пуст, как всегда. — Куттер с трудом перевел дыхание.

— Квартал ночных муз? — Арчер отступил к Францу и жадно смотрел на его флягу. Теперь Томас понимал почему в закромах коронера был не алкоголь. Малоцвет. Что ж, надо было запомнить это название. Судя по всему, посещать морг им придется ещё не один раз. На вопрос Арчера инспектор и королевский коронер многозначительно переглянулись. Слово взял Куттер:

— Квартал ночных муз — это особое место где местные жители ищут, кхм вдохновение

— Это бордели, Арчер. На острове их давно легализовали, — Фаулер поспешил закончить фразу, увидев, как молодой человек встрепенулся в негодовании. — Арчер, вам придется запомнить: очень многое что запрещено на большой земле, здесь разрешено и законно. И больше удивляться этому не стоит.

— Закон острова... — задумчиво пожал плечами Куттер. Он вернулся к инспектору. — Что случилось Гордон? Тебе чем-то не угодили трупы?

— Не угодили, — мрачно отозвался Фаулер. — Кайрон был найден в апреле?

— Да, совершенно верно, седьмого числа. Ему осталось полтора дня, просто напоминаю Гордон.

Франц игриво подмигнул Арчеру, но тот не оценил ни жеста, ни шутки.

— Запах... — Фаулер наконец оторвался от тела Кайрона и перешёл ко второму мертвецу, по соседству. Им был неизвестный мужчина, которого описал в своем рапорте обнаруживший его констебль по фамилии Маршалл. Гордон лично читал рапорт и помнил его едва ли не дословно. Все выглядело приблизительно так:

'При обходе набережной ранним утром сего числа и месяца я, констебль Уинслоу Маршалл, услышал под мостом Паркинг авеню рычание собак. У нас в городе с бездомными собаками известная беда, но рык этот показался мне очень странным. В лай он не переходил, но был громким и отчётливым. Под мост я спускаться не хотел, и нужды в этом не видел, пока не заметил, что свора рычащих собак за что-то отчаянно дерётся. Тело неизвестного мне мужчины в лохмотьях, напоминающих рубашку и некогда коричневых брюках отбить у собак оказалось непросто. Голодные твари уж очень не хотели отдавать свою добычу. Вытащить труп на мостовую мне помог констебль Барроу. Он первым прибежал на звук моего свистка. При мужчине не было ни документов, ни других записок. На теле множественные следы собачьих укусов, псы обглодали лицо и руки бедняги, но как только мы перевернули жертву на спину нам сразу стало понятно, что стало причиной смерти несчастного. Никого подозрительного тем утром, ни на мосту, ни около моста я не увидел.'

Фаулер провел рукой по одереневшей коже бездомного, дошел до жутких и глубоких ран. Характерный удар чудовища распорол грудную клетку и часть живота. Лицо же бедолаги, как и было указано в рапорте Маршалла, изувечено до неузнаваемости. Носа и губ не было, так же нет одного глаза, второй еле держался в глазнице. Этому трупу досталось больше всего. Гордон склонился над покойником и втянул носом холодный воздух. Арчер отвернулся, Куттер толкнул его плечом.

— Наш инспектор настоящая ищейка, найдет что угодно. Даже истину в трупе, которому больше месяца. Гордон профессионал своего дела.

Арчер ответил болезненным взглядом. Что-что, а нюхать трупы никак не входило в его планы на ближайшие несколько лет. Стажёр поджал губу. Похоже ссылка на остров будет не просто неприятной, а настоящим адом. Дядя как всегда обманул его.

— Его нет, черт возьми! — вдруг воскликнул Фаулер и подбросив трость в руке, сжал её набалдашник, так, что хрустнули костяшки пальцев. Знак негодования и досады.

— Кого нет? — от удивления Куттер приоткрыл рот и буквально заставил себя подойти к покойнику. Гордон рычал, бросал задумчивый, ничего не понимающий взгляд по сторонам.

— Запах Белладонны исчез. Раньше он держался долго, месяц и больше, — Фаулер тер подбородок. Томас заинтересовался вдруг возникшей проблемой, но не понимал её сути. Он смотрел за инспектором с профессиональным толком, но без участия.

— Возможно запах разложения перебил запах яда, — осторожно предположил Франц, но обошел трупы стороной. Нюхать их он, конечно же не стал.

— Нет. Я точно помню, что запах сохранялся до конца в прошлый раз. Ты не брал пункцию спинного мозга? — Взгляд Гордона был строг.

— В этот раз нет. Характер ран говорит сам за себя, — Куттер не юлил, но теперь задумался так же, как и Фаулер.

— Все правильно... — задумчиво проговорил Гордон и замерев, сунул руку в карман пальто. Он достал маленькую крышечку, которую взял из шестого номера Артемис-холла. Эмблема глаза змеи в пасти змеи блеснула в лучах матового света. Источник которого Арчер так и не смог определить. Под самым потолком висели только белые плотна и кажется светились, что было, конечно, нереальным. Гордон медленно покрутил крышку, после чего поднес к носу. Провел её у лица изыскано, так словно пробовал аромат дорогих духов. Повторил этот жест ещё раз, прикрыв глаза. Когда инспектор открыл их, Арчер вздрогнул. Наверное, вздрогнул и Куттер. Взор Фаулера окрасился животной яростью, он озлобленно дёрнул губой:

— Фраш... — процедил он сквозь зубы.

Арчер понял, что их визит в городской морг на этом закончен, только пока не понимал почему. Инспектор подбросил крышку в руке и спрятал обратно в карман. Он был резок и раздражён, но никто из собравшихся не знал, что Фаулер злился в первую очередь на самого себя.

— Что случилось, Гордон? — Франц поправил очки, покосился на Томаса, словно хотел, чтобы тот поскорее оставил их наедине.

— Арчер, поймайте кэб, срочно! Нам надо ехать! — инспектор осёкся и замолчал, словно вспомнив что-то важное. Он сбавил шаг, поравнявшись с коронером. Стажёр видел их краем глаза. С трудом, но разобрал несколько слов.

— Гордон, ты обещал принести её ещё вчера.

— Прости, что так поздно, — Фаулер что-то вытащил из кармана пальто. Томас напрягся, но удержался от пристального взгляда. Он решил не привлекать к себе внимания. Молодой человек толкнул дверь морга, и на мгновение замер, надевая шляпу. Ампула с вязкой жидкостью выпала из ладони Гордона и исчезла в кулаке Куттера. На Острове действительно творились мутные дела и Томасу было не по себе от того во что его втянули.